Александр Шорин
Таракан

   ЭИ «@элита» 2013

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

   Таракан
    -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

День начался

   День не задался с самого начала – я встал на два часа позже, чем запланировал с вечера, и к тому времени жара на улице стояла просто дикая. Говорят, что такой жары в июне не было уже лет тридцать, в 10 часов утра асфальт напоминал смоляное болото.
   Я подумал было о трамвае, но, наученный вчерашним горьким опытом, – чёртовы водопроводчики отключили горячую воду и плотный запах потных человеческих тел вызывал острое желание ворваться в кабину водителя и заорать в микрофон: «Следующая остановка «Баня», желающие могут помыться там, остальным пристегнуть ремни, обещаю мягкую посадку в аэропорту города Ялта», ну или ещё какую-нибудь глупость в этом роде, единственно чтобы успокоить рвущийся наружу желудок – поморщился, и решил отшагать до своей конторы пару километров пешком, благо, что половина пути шла через парк. Вообще-то глупость совершенная – в воскресенье тащиться на работу, где опять ждут очереди трассирующих взглядов вахтеров, которые считают (и не без основания), что по выходным работают только законченные идиоты; раскалённый от солнца прокуренный кабинет и два десятка ненаписанных писем, которые, по-моему, просто мечтают остаться ненаписанными – заготовки, сидящие в чреве компьютера, свободолюбивы и больше всего не хотят оказаться в темноте плотных конвертов, которые, дойдя по назначению, отправляются в кабинетные урны, так и не дав свободы столь долго выстраданным словам.
   Дурное предчувствие, которое не оставляло меня ещё с того момента, когда я почувствовал, как раскалённые утренние лучи взбесившегося светила устраивают победный салют в моих зрачках прямо сквозь оконное стекло, двойные шторы и прикрытые веки, сбылось на входе в парк «Зелёная роща». Толстяк, шедший мне навстречу, никак не мог быть тем человеком, чью физическую копию я явственно видел. Его фигуру я заметил метров за пятьдесят и даже с такого расстояния увидел характерный кривой нос, покосившуюся дужку очков, которые делали и без того крупные карие глаза невообразимо огромными, и, конечно же, пропитанные потом светлую рубашку и кепку – что не удивительно для человека такой комплекции. Кумир прошлых лет, теперь почти стёртый давлением воли на участки головного мозга, отвечавшие за память; человек, имевший для меня авторитет больший, чем все профессора и академики мира, каким-то непостижимым образом объединившие свои академические умы, самый скандально известный преподаватель, который был выставлен ещё несколько лет назад из всех научных кругов и успевший до своего исчезновения несколько раз круто повернуть течение моей жизни, устроив крутые американские горки на ровных дорогах судеб не одного десятка моих знакомых и друзей, приближался ко мне вот так вот запросто, будто бы и не было тех трех лет, которые были потрачены на то, чтобы прятать его от неожиданно единодушных в истребительном союзе Властей и Мафии, которые решили избавиться от этого человека любым доступным способом.
   СТОП! Это не может быть ОН! В памяти проплыло: два тайно переданных письма из Турции, через полгода – письмо из Бостона, затем скорбное послание от Ирины Андреевны с цветными американскими фотографиями скромных эмигрантских похорон и каменная плита с датами через черточку, в которых уже никто ничего не в силах изменить.
   Я резко мотнул головой из стороны в сторону, но видение не исчезло, медленно (ОН ТАК НЕ ХОДИЛ!) приближаясь. ОН ВСЁ РАВНО БЫЛ ПОДЛЕЦ, ОН КАЛЕЧИЛ ЧУЖИЕ СУДЬБЫ, Я НЕ ПЛАКАЛ, КОГДА ОН УМЕР. Начавшаяся было дрожь постепенно утихла, когда, оторвавшись от лица, я заметил холщовую сумку с позвякивавшими в ней бутылками и полупустой взгляд, характерный для бомжа, отправившегося на утренний сбор стеклопосуды. ЭТО НЕ ОН. Я неожиданно заметил, что стою и пристально разглядываю этого БОМЖА, а он в ответ, замедлив движение, смотрит на меня безумно-вопросительно. ЧЁРТ!
   – Ты смог забыть?
   – Что?!
   – Есть, говорю, покурить?
   Я вытащил пачку, а он залез в неё грязными пальцами, прихватив сразу несколько штук.
   Ноги понесли меня вперёд, я почти бежал. ОН что-то буркнул мне вслед, но я был уже далеко, чертыхаясь про себя. Неявное предчувствие чего-то необычного на секунду оставило меня, уступив место лёгкой досаде, потом полыхнуло с новой силой.
   …Я сидел, тупо уставившись в монитор, и пытался выдавить из себя пару приличных строчек (НА ЧЕРТА Я ВООБЩЕ ЭТО ПИШУ?), когда в дверь постучали.
   «А-а! Опять вахтер, сейчас окажется, что я расписался не в том журнале или на крайний случай…»
   В дверях стояла Кузнечик. О БОЖЕ! Я не видел её около года и, по последним сведениям, она не только не имела ни малейшего желания меня видеть, но и даже не знала моего места работы. За то время, что я её не видел, она слегка подурнела. Или мне только кажется?
   – Ну, заходи, – сказал я автоматически и опустил взгляд на её светлое платье.
   Какая-то следующая дежурная фраза застряла у меня в горле, – платье Кузнечика в области живота было настолько оттопырено, что не было никаких сомнений в том, что она беременна, причем живот был настолько огромен, что выглядел совершенно неестественно.
   «Сейчас скажет, что у неё внутри крокодил, и я должен немедленно помочь от него избавиться», – эта и ещё пара таких же диких идей посетили мою голову, пока я смотрел как она, с трудом протиснувшись мимо меня в дверь, проходила к свободному креслу.
   – Не ждал? – взгляд её глаз был как всегда издевательски-ироничен.
   Я плюхнулся в кресло напротив, так и не в силах отвести взгляд от её оттопыренного платья. Она неожиданно деловито взглянула на узенькую полоску часов на левом запястье и посмотрела мне в лицо строго и как-то озабоченно.
   – У нас мало времени.
   Если бы я хоть что-то понимал…

Назад…

   В группе, которая обучалась у БОМЖА (наконец-то я этому придурку придумал достойное прозвище!) наглых девиц было множество невообразимое. Но Кузнечик всех их оставила далеко позади. Мало того, что она была красива (профиль Нефертити, точёная фигурка и нежная гладкая кожа цвета лёгкого загара) – идеальная красота часто пугает, а её от идеала отличали, пожалуй, слишком крупные зубы и родинка над верхней губой (я радовался внутренне, представляя её лет в 50 с пучком чёрных волос, неистребимо вылезающих из основания этой родинки, но она и здесь меня надула – несколькими годами позже она решилась на операцию (МУЖ настоял) и над губой осталось лёгкое пятнышко, придававшее её красоте оттенок капризной индивидуальности) – видел я, пожалуй, женщин и покрасивее – но тут другое. Вокруг неё было настолько густое облако откровенной сексуальности, что, попадая в него, можно было задохнуться. Я помню похожее чувство в кинотеатре, когда крутили «Основной инстинкт». Главная героиня быстро перекидывает одну ногу на другую, показывая зрителям аккуратно выстриженный лобок из-под короткой юбки. Это легкий ветерок страсти – не более, по сравнению с тем ураганом чувственности, который вихрем крутился вокруг Кузнечика.
   Правда, на мой взгляд, с мужчинами ей не везло – на неё вечно «падали» какие-то полууголовные элементы, от которых трудно было бы отвязаться любой… Любой, но не ей! Она каждый раз умудрялась выкручиваться, но я всегда думал, что она плохо кончит.
   До встречи с ней понятие «роковая женщина» для меня было не более чем расхожее выражение из какого-нибудь бульварного романа. Она же вызывала у меня лёгкое раздражение тем, что заставляла внутренне вставать «в стойку» независимо от моего желания. Я прикрывался цинизмом (старый трюк), предпочитая говорить ей мелкие колкости, на что она обычно отвечала мне тем же. В конце концов, у меня в то время была женщина, которой я был вполне доволен, до тех пор пока… Пока этот дурацкий БОМЖ не решил, что она отличная кандидатура для того, чтобы «набивать» его бессмертные произведения. ОН всегда был жутким эксплуататором – поначалу набором его бессмертных творений занимался я один – в то время я работал ночным сторожем в издательской фирме и имел по ночам беспрепятственный допуск к компьютеру (мой начальник был вполне приличный дядька). Конечно, ОН предложил ей за труд неплохие деньги (стала бы она работать даже на НЕГО бесплатно, сейчас, это ведь не я…) и она, будучи неплохой машинисткой, согласилась. С тех пор каждую третью ночь мы проводили вместе.
   Компьютеры в то время были ещё редкостью, и Кузнечик, отлично печатая на машинке, понятия не имела о текстовом редакторе. Сложности, в общем-то, никакой, но у неё оказалась непонятная боязнь незнакомых приборов, и в первую же ночь работы она, преодолев свою всегдашнюю язвительность, разбудила меня посреди ночи, со слезами на глазах умоляя меня посмотреть куда делись с голубого экрана плоды её многочасовой работы. Увы, я попался! Начиная с того случая каждую ночь она печатала под мою диктовку, а я, глядя чуть сбоку на изгиб её тонкой шеи, с трудом заставлял себя сконцентрироваться на чтении. Ближе к утру она занимала мою раскладушку и довольно развязно рассказывала о своих последних любовных похождениях. Однажды я предложил сделать ей массаж, с ужасом ожидая ехидного отказа, однако она по какой-то прихоти согласилась. Спустя полчаса мы стали любовниками, она была дика и ненасытна, кричала очень ГРОМКО, называя меня чужим именем, и я чувствовал себя вором, тайком ночью примеряющим чужой перстень с бриллиантом.
   В остальном всё осталось по-прежнему, пожалуй она стала даже более язвительной и недоступной для меня, чем прежде. В первую же ночь, видя, что я сейчас начну признания в любви, она сказала, что терпеть не может такого редкостного придурка как я, но в постели я ей доставил несказанное удовольствие. Она всегда была прямолинейной до грубости. Помню свои стихи того времени: «Я душу за тебя продам» и «Ты только притворись, что ты моя…» – жалкое бессилие.
   Кончилось всё несколько необычно – она «залетела» от своего очередного уголовника (а может от МЕНЯ?), а он её бросил, променяв на законную жену. Помню отчаянное бессилие в её взгляде, проглядывающее через всегдашнюю язвительность. Аборта она боялась жутко (я в то время был поверенным в её душевных делах) и я предложил ей выйти замуж за меня (НУ НЕ ОСТАВАТЬСЯ ЖЕ МАТЕРЬЮ-ОДИНОЧКОЙ). Она «руки и сердца» не приняла, только посмеялась… Аборт всё же сделала и, насколько я помню, навсегда лишилась возможности иметь детей (была какая-то ОЧЕНЬ сложная операция) и вскоре наши дорожки разошлись…

Кое-что проясняется…

   – Ты его видел!
   Ни «Здрасьте», ни «До свидания» – сразу быка за рога. Ничуть не изменилась за эти годы.
   – КОГО видел? – спросил я, уже догадываясь, о ком она говорит.
   – Только не пудри мне мозги, не до этого – честное слово. Сан Саныча, конечно, кого же ещё?
   – Так это ОН? С каких это пор ОН стал БОМЖОМ? Впрочем, в каком-то смысле ОН всегда им был, но чтоб вот так реально… Ты уж извини меня, Ольга, но мне кажется, что ты ошиблась…
   – Нет, ты точно дурак! Как им был, так и остался! Если я тебе говорю, что это ОН, значит это ОН!
   – Да, но… По последним сведениям он умер и похоронен в США, в славном городе Бостоне…
   – Ты может быть все-таки послушаешь сначала? – она нервно потеребила непослушную прядку волос со лба, что обычно означало, что она начинает злиться и не на шутку.
   – Это я его привезла из Бостона! На свою голову.
   – Так ОН не умер?
   – Нет, конечно! Та есть да, но не совсем…
   – По-моему, если кто из нас кому и пудрит мозги, так это ты! Кофе хочешь?
   Этот простой вопрос её окончательно вывел из себя. Господи, какие все стали нервные!
   – Какой к черту кофе! Тошнит от всего, только подумаю… – она покосилась на свой огромный живот чуть не плача.
   С беременными и сумасшедшими лучше не спорить. А если всё сразу…
   – Ладно, рассказывай всё по порядку.
   – Ты не поверишь мне, конечно, но Сан Саныча я всегда любила. Больше, чем все ВЫ. Ладно, не смейся только. Началось все с того, что я узнала, что ОН умер в Бостоне. Взвыла просто! Ну… и стала искать способа туда съездить, убедиться. На могилку взглянуть. Заикнулась своему Коле, да куда там! Он не бедный, конечно, – в своей клинике деньги лопатой гребет, но для него, видите ли, во всем нужна практическая выгода… Пришлось подключать связи, договариваться, чтобы меня в клинику положили для искусственного оплодотворения при Бостонском университете, я написала Ирине Андреевне… Через несколько месяцев я вылетела в Штаты.
   – И…
   – Что «и…»! Насмотрелась вдоволь на жирных янки, полюбовалась на однокомнатную Ирины Андреевны – ну, знаешь, там один кабинет, одна спальня, одна гостиная – это называется однокомнатная квартира. И пенсия! С последней «видак» купила… Ну, да это не важно. Узнала подробности насчет Сан Саныча – всё как и предполагалось: обширный инфаркт миокарда, двое суток в коме… Потом – скромные эмигрантские похороны, аккуратная каменная табличка. А потом я ЕГО встретила, в парке, как ты сегодня…
   – Где же ОН был и КОГО похоронили?
   – Да ЕГО похоронили, я думаю… – она неожиданно расплакалась. – Это ж оболочка, души-то нету! Совсем.
   «Свихнулась!» – подумал я почти с сожалением.

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Появление покровителя

   Вообще-то, насчет тараканов – для всех это расхожая фраза и не более. Для ВСЕХ, но только не для Стаса. Стас первые пять лет своей жизни прожил на Чукотке, отец его был полярным летчиком. И родился он не в палате с белыми простынями, а в чуме, воняющем рыбой и дымом. Родину не выбирают, родителей тоже. А внешность – тем более. Стас был некрасив даже по чукотским меркам – узкое вытянутое лицо, ниспадающие на лоб жидкие волосы. Вместо ушей – два коротких безобразных обрубка: мать не уберегла в детстве от жгучих морозов. Он с детства был нелюдим и замкнут. А когда отец увез его в далекий Екатеринбург и отдал в школу, всё стало еще хуже: кличка «Чукча» и постоянные тычки одноклассников заставили его окончательно замкнуться в себе. В учёбе, правда, он проявлял недюжинное упорство и свои «трояки» отрабатывал потом и кровью…
   Главное событие в его жизни произошло, когда ему было десять лет. Нужно отметить, что семья Стаса жила на окраине, в одном из немногих оставшихся частных домов «деревенского» типа – рубленая русская изба: две комнаты и небольшая кухня, подворье с неизменной цепной Жучкой и небольшой огородик на задворках, отнимавший у всех домашних львиную долю свободного времени. Жили бедно. Мать – чукча по национальности – сидела дома почти безвылазно, даря любовь и внимание Светке – младшей дочке. «Экс-летчик»-отец, немолодой уже, отчаявшийся найти работу по специальности, устроился токарем на завод и быстро там запил – люто, по-русски. Не выходил из похмелья месяцами. Стас был предоставлен самому себе, любил уединиться и развлечения находил свои, особенные, одному ему понятные.

   …В тот день он шёл из школы почти затемно – вторая смена кончалась поздно, и февральские сумерки уже вступали в свои права. Стоял лёгкий мороз, и небо высветило неожиданно ярко для большого промышленного города с его постоянным смогом. Отбросив все унижения прошедшего дня и Стас шел, открывшись морозу и небу, и мерещилось ему северное сияние, что помнил он лишь по рассказам… Казалось ему, что стоит его увидеть и сказать несколько заветных словечек, как сразу всё переменится в его жизни – станет он сильным и всех удивит, дав отпор однокласснику Мишке, который так любит над ним измываться… А в небе неожиданно просветлел горизонт, и желтый мигающий шар выкатился над многоэтажками, сея вокруг себя слабое голубое мерцание. Стас знал очень много про самолеты и мог легко отличить заходящий на посадку в Кольцово «Ан-24» от «Як-40», не говоря уж о «Тушках», хотя ему вряд ли бы кто поверил… Этот шар не был самолетом, не был он, правда, и вожделенным северным сиянием, но это был ЗНАК, один из тех, в которые в детстве верят почти все и верят страстно. Стас бухнулся на колени прямо в сугроб и стал молиться. Не Богу – своей судьбе… И показалось ему, что грохнуло что-то над головой раскатисто и пронзило болью в правом ухе. Он взглянул на горизонт. Свечение пропало без следа. Внутри стало пусто и холодно. Размазывая по щекам нежданные слезы и тихо подвывая, он поплёлся домой и, не поужинав, сразу залез в свой любимый чуланчик за кухней, прозванный им «тараканьим» углом.
   Этот закуток был отделен от кухни ветхой занавеской и служил складом продуктов – в основном мешков с крупами и, конечно же, складом всяких старых вещей, которые и не нужны уже вроде бы, но выкинуть рука не поднимается. Мечта Стаса о своей отдельной комнате, где можно уединиться, вылилась в то, что он упросил отца провести в этот чулан электрическую лампочку и устроил себе «лежанку» из двух мешков с перловкой, которую варили редко. Мать ворчала поначалу, но потом смирилась и махнула на это рукой. «Тараканий» угол вполне оправдывал свое название – на свет тусклой лампочки из щелей сбегались целые полчища тараканов, но Стаса это не смущало – он не был брезглив. Ему нравилось наблюдать за их беготнёй, иногда он даже захватывал с собой для них хлебные крошки с обеда, впрочем стараясь, чтобы домашние это не заметили. Крошки предназначались не всем – с их помощью из широкой щели в стене он выманивал большого коричневого таракана, прозванного им Адмиралом. Стас считал его тараканьим начальником и, когда удавалось его выманить, он тихонько с ним разговаривал, рассказывая о своих мелких бедах…
   В тот вечер Стас долго сидел без света, утирая рукавом сопли. Потом потихоньку успокоился, зажёг лампочку и замер – по всему чулану валялись тараканьи трупики.
   «Неужели мать рассыпала отраву?!!» – мелькнуло в голове. Он знал, что она панически боялась всяких ядов, что позволяло его питомцам жить спокойно. Он присмотрелся внимательнее и понял, что ошибся, думая, что его старые друзья были отравлены – тут и там среди тараканьих трупов ползали с победным видом их сородичи, огромные и чёрные. Он изловчился и поймал одного из них – он оказался каким-то удивительно тяжелым. Толстое брюшко было покрыто слизью и оставляло на пальце маслянистый индигово-чёрный цвет. Он выронил его на пол и тот, тяжело ударившись, замер на секунду, покрутил усами и пополз прочь. Стас перевёл взгляд на щель, откуда обычно вылезал Адмирал. Там шла кропотливая работа: несколько чёрных воинов вытаскивали из щели поверженного гиганта, а рядом, шевеля спиралевидно закрученными усами, сидел новый предводитель. Не видя сначала его собратьев, Стас, пожалуй, принял бы его за жука: огромный, синевато-черный, он, казалось, светился каким-то голубоватым сиянием. Глаза, величиной со спичечные головки, внимательно следили за выдворением поверженного врага. Стасу стало страшно, но он быстро взял себя в руки и осторожно стал снимать с ноги шлёпанец. Никогда раньше он не убивал этих насекомых, но сейчас что-то подсказывало ему избавиться от этого монстра. Ему показалось, что Таракан перевёл свой взгляд на него, и мышцы неожиданно свело судорогой. Преодолевая неожиданную скованность, мальчик схватился за шлёпанец и тут же почувствовал на руке несколько жгучих укусов.
   Он резко отдёрнул руку и бешено закричал… И в ту же секунду понял, что тело не выполнило приказа – он видел свою руку, опавшую как плеть, и судорожно и беззвучно открывал рот, как рыба, вытащенная из воды. Попытавшись вскочить на ноги, он успел почувствовать ещё несколько укусов и упал навзничь, ударившись носом. Полная невозможность пошевелиться – как в самом ужасном сне. Ему хотелось потерять сознание, умереть, закрыть глаза, наконец, но это ему не удавалось. С ужасом и удивлением он смотрел, как безболезненно из носа вытекает кровь, скапливаясь в небольшую лужицу. Попробовал скосить глаза вбок – вроде бы получилось, но лучше бы он этого не делал! Черные твари, не спеша перебирая мохнатыми лапами, приближались к нему. Сейчас, когда он лежал на полу, они казались еще больше. Первый из авангарда подошел к лужице крови и опустил в неё лапу, осторожно вытащил, принюхался… Из удлиненной головы показался невесть откуда взявшийся хоботок и погрузился в кровь. Стасу почудилось легкое чмоканье.
   «Это не тараканы, тараканы не пьют кровь… это сон, это просто страшный сон…».
   Будто в опровержение этого один из кровопийц подошел к его подбородку и осторожно дотронулся усами до кожи, потом ловко залез на щеку и побежал к носу, пытаясь залезть в ноздрю. Нечеловеческим усилием Стас попытался чуть сильнее выдохнуть воздух. Таракану это не понравилось, он перелез на кончик носа и пополз к левому глазу. Мальчик попытался плотно сомкнуть веки, но не смог, а таракан уже вплотную подобрался к глазному яблоку, высасывая хоботком пот и выступившие слёзы… Стас почувствовал, как по лицу уже плотным строем двигаются новые чёрные монстры, оставляя влажные полосы слизи на щеках, и в глазах у него потемнело…
   «Если я потерял сознание, почему не помутился разум?» – подумал он почти с удивлением, но тут в левом глазу мелькнул свет сквозь решетку тел и лап, похожих на щупальца, и он понял, что ничего не видит из-за того, что глаза плотно облеплены тараканами, и почувствовал, что его вырвало.
   Неожиданно маска спала, и сквозь мутную пелену он увидел Главного, он полз по щеке к правому уху. Почти интуитивно он почувствовал, как, разгрызаемая, лопается перепонка, и стальная игла раскаленной боли потонула в кромешной тьме…
   Очнувшись, боли он уже не чувствовал. Тело его уже слушалось, но навалилась ватная усталость. С трудом поднявшись, он забылся тяжелым, липким сном, мать добудилась его только к обеду. Съев с неожиданным аппетитом поздний завтрак, он побежал в школу, как всегда боясь опоздать.
   Не опоздал. Учителя ещё не было, но класс уже был в сборе.
   – Ч-у-у-кча пришла! – отреагировал на его появление мучитель Мишка с задней парты, показывая в глумливой улыбке щербатый рот. Прямо в лоб Стаса, словно майский жук, тяжело ударится шарик жёваной промокашки.
   С привычной покорностью опустив голову, Стас уже начал садится за парту, как вдруг он увидел всё в кровавой дымке.
   «Вперёд!» – услышал он в своей голове инородный голос. Странно подёргиваясь, он в два прыжка подскочил к своему врагу и вцепился в шею. Послышался хруст позвонков, глаза Мишки удивленно выпучились. Мышцы у Стаса были слабенькие, но словно какая-то неведомая сила помогала ему, и если бы тяжёлый как медведь Фёдор не повис на нём сзади, растащить дерущихся бы не удалось. Стаса едва оторвали от хрипящего Мишки.
   – Придурок! – сипел тот. – Смотрите, да он больной!

   После уроков на него накинулись вчетвером. Яростный голос сменился почти на писк – таракан, забравшийся в мозги Стаса, впервые испугался. Под улюлюканье мальчишек Стас тяжёлыми прыжками отступил к забору и пролез в узкую щель между досками. Вслед весело летели комья снега и льда.
   «Отомстиш-ш-шь, ты им всем отомстиш-ш-шь!» – шептал внутренний голос. «Ты дол-ш-ш-шен ш-штать ш-шильным, о-шшшень ш-шильным!».
   Вечером он съел две добавки под удивленным взглядом матери, а потом отжимался на руках в своей каморке, пока не падал замертво. Отдыхал и начинал всё снова… Красный огонь перед его глазами пылал все сильнее.
   Дети зачастую интуитивно чувствуют скрытую опасность, неведомую нам, взрослым. Вскоре Стаса в школе начали сторониться. Издевательства над ним постепенно сошли бы на нет сами собой, если бы не Мишка, который всегда был «без царя в голове». Пересиливая себя, он продолжал свои глумления, став, правда, осторожнее – на издевательства он решался только в компании своих дружков.
   Стас же тем временем окреп и раздался вширь. Руки его стали длиннее и свисали почти до колен, зато силу приобрели такую, что в спортзале на канате равных ему не было. Даже медведь Федька начал побаиваться тюфяка «Чукчи». Мишка же не унимался. Вопреки всем доводам он выискивал слабые места «Чукчи»: заметил, что тому не нравится яркий свет, бьющий в глаза, что не выносит сигаретного дыма и всяких там фейерверков и хлопушек – пугается и убегает.
   Кончилось всё тем, что однажды Стас, объятый кровавым облаком ярости, приполз в подъезд, где жил Мишка, и, забившись в щель возле двери, замер в засаде, выжидая врага, чтобы покончить с ним окончательно. Мишку спасло то, что из квартиры он, тайком от родителей, вышел покурить. Увидев метнувшуюся из темноты к нему тень, он машинально щелкнул зажигалкой. В следующий момент от ужаса он выронил и зажигалку, и окурок изо рта, увидев перед собой дико верещавшее огромное насекомое. Узнал ли он в нём Стаса? Не знаю. Но испугались оба. Один – монстра из темноты, другой – таракан – открытого огня. С шипением Стас отпрыгнул в угол, а Мишка покатился вниз по лестнице. На крик выскочил отец Мишки, а Стас рванулся вверх, в спасительную темноту чердака.
   Перелом ключицы и нервное расстройство – Мишке ещё повезло. А ещё больше повезло ему в том, что к осени родители решили отдать его в другую школу. А в классе вскоре хмурого и нелюдимого подростка Стаса уже никто не решался назвать «Чукчей».

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Срастание

   Почти каждому из нас свойственно считать себя избранным. Как с основанием на это, так и без оного. Это совсем не сложно. А если тебе об этом каждый день твердит внутренний голос – тем более. ТАРАКАН, цепко засевший в мозгу ребенка, как паук в центре паутины, ловко манипулировал не оформившимся ещё сознанием Стаса, ловко дёргая за нужные ниточки. Однако Стасу нужно отдать должное – он пробовал сопротивляться. Особенно поначалу. Чтобы избавиться от своего паразита, пробовал спицей залезть в ухо, но тут же корчился от боли.
   Потерпев первое поражение, он ударился в панику, однако вскоре понял, что враг ему не так уж и страшен – только на короткие мгновения разум его попадал под чужеродный контроль, всё остальное время он мог только бессильно нашёптывать ему советы, а их можно и НЕ ЗАМЕЧАТЬ! ТОТ в ответ на непослушание мог устроить головную боль, но пара таблеток аспирина отключала ЕГО на некоторое время… Противостояние, однако, длилось недолго: Стас быстро понял, что ГОЛОС может приносить ему кое-какую пользу, а ТОТ нашептывал ему: «Ты – иш-ш-шбранный, слу-ш-ш-шайся меня и ты будеш-ш-шь ш-ш-ш-ильным, ты победиш-ш-шь вш-ш-шех своих врагов и будеш-ш-шь ими повелевать!». Стасу это нравилось, он упорно занимался физическими упражнениями и вскоре привык к своему ТАРАКАНУ. «Мы ш-ш тобой теперь одно ш-ш-елое» – шептал ТОТ. – «Вмеш-ш-ште мы непобедимы!».
   Страх прошел. ТАРАКАН ничего не приказывал своему хозяину, лишь следил за тем, чтобы тот был сильным и здоровым, помогал ему избавляться от мелких неприятностей. Казалось, он выжидал. У Стаса, помимо физического развития, развилось и другое качество, замеченное и взлелеянное его новым покровителем – неимоверное упорство. Не отличаясь сколько-нибудь выдающимися способностями, в учёбе он брал усидчивостью и недюжинной работоспособностью, развивал память. ТАРАКАН это поощрял, но, в общем, не вмешивался. Казалось, его заботит лишь физическое состояние Стаса… Впрочем, поощрялась и его нелюдимость. Найдя в своем покровителе собеседника, а зачастую советчика и даже наставника, Стас не нуждался в приятелях…
   Всё стало меняться через несколько лет, когда началась пора полового созревания. Подростки в это время зачастую выходят из-под контроля родителей. Но тут другое – от своей головы не убежишь. Почувствовав пробуждающуюся природную сексуальность в организме своего хозяина, он активно поощрял в нем разглядывание скабрезных картинок, нашёптывая при этом: «Потерпи чуть-чуть, ДРУ-Ш-Ш-ШОК, в-ш-ше ш-ш-шамки будут твои!». Однако общение с девушками не поощрял. До поры до времени.

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Предназначение

   – Когда, ТАРАКАША? – Плотно сбитый семнадцатилетний подросток с прыщавыми щеками скоблил отцовской бритвой первый пушок над верхней губой. Лёгкая белая рубашка трещала от могучего юношеского торса. – Кажется, именно после выпускного вечера ты обещал мне бабу, пардон САМКУ, как ты выражаешься своими насекомьими мозгами. Ха!
   «Пожалуй, действительно ПОРА НАЧИНАТЬ», – эти слова неожиданно отозвались в голове Стаса мучительной головной болью.
   – Эй, ты чего?
   «Ш-шлуш-шай внимательно и ш-шётко выполняй мои укаш-шания!».
   Голос приказывал, чего не случалось уже давно.
   «Сегодня ты дол-ш-ш-ен вспомнить о свой И-Ш-Ш-БРАННОСТИ и больш-ше никогда об этом не забывать! Ты будеш-шь ОТЦОМ И РОДОНАЧАЛЬНИКОМ нового поколения И-Ш-ШБРАННЫХ, и это будет с сегодняш-шнего дня ТВОЕЙ ГЛАВНОЙ Ш-ШАДАЧЕЙ, которую ты будеш-шь выполнять методиш-шно, прилош-ш-шив вш-шю ш-швою настойш-шивость».
   – Родоначальником? Хм…
   «Это вполне удовлетворит твою похоть и будет слу-ш-шить основанию нового великого рода. А сейш-шас веди меня к ш-шемье!».
   Стас послушно поплелся в «тараканий» угол. В его обязанность уже много лет входило кормить и оберегать чёрных тараканов, обитавших в щелях потрескавшейся штукатурки. Он подошел к стене и тихонько поскреб ногтем возле большой щели. Оттуда проворно выскочил таракан и деловито заполз в нагрудный карман рубашки.
   «Это Таш-ш-ш, ты уш-шнал его?».
   – Конечно. – Стас понял, что с НИМ сегодня лучше не спорить.
   «Слу-ш-ш-шай! Таш-ш-ш тупой. Как и ты. Но он нам помош-ш-шет. Сегодня ты отдаш-шь свое ш-шемя ш-ш-шамке. И подари-ш-шь ей Таш-ш-а. Таш-ш-шь не смош-ш-ет ей управлять, но он помош-ш-шет вырастить ей настояш-ш-шего И-Ш-Ш-БРАННОГО. Много Таш-ш-шей – много И-Ш-Ш-Шбранных. Ты меня понял?».
   – Да, да, конечно! – Стас почти не боялся предстоящего. Он понял всё великолепно.

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Выпускной вечер

   ТАРАКАН приказал не пить спиртного. Ну и пусть. Ему не нужна была водка, достаточно было того, что сегодня он впервые почувствовал настоящий охотничий азарт. Кто это будет? Может быть Светка? Она самая симпатичная в классе.
   «Нет!» – твёрдо отозвался внутренний голос.
   Ничего, подождём! Казалось, этот вечер не ему одному казался таким особенным. Те ли это девочки в школьной форме, которых он видел ещё вчера? Сидя в заднем ряду актового зала, собравшего выпускников, он с удивлением разглядывал возбуждённые, покрытые дешёвой косметикой лица одноклассниц, сверкавших сегодня оголёнными плечами из кружев белоснежных платьев и стройными ногами в светлых колготках.
   Первый выход «в свет». Для некоторых из этих щебечущих пташек, которых ждёт в ближайшем времени скоропалительное замужество и – от неумения предохраняться – столь же скоропалительные дети от одного из этих напыщенных прыщавых юнцов, этот выход «в свет» так и останется последним светлым праздником в жизни, когда можно всем мальчикам «строить глазки» и чувствовать себя такой независимой, такой свободной…
   – Подаю документы в театральный, – слышит сбоку Стас нежный девичий голосок, – тётка обещала репетиторшу из мастер-класса, и недорого…
   – А я думаю на «иняз», это сейчас жутко престижно! – отвечает ей второй голос.
   – Да ладно вам, девчонки, сегодня о своих поступлениях, выпускной всё-таки. – Стас узнал Светкин голос. – Вы знаете, что Федька в бутылки с «Тархуном» втихую долил медицинского спирта, к вечеру на ногах стоять не будете!
   К вечеру на ногах действительно мало кто стоял. Так уж повелось на русских праздниках: нужно надеть самую красивую одежду, за столом напиться до свинячьего визга, а потом ещё добавить где-нибудь в компании. Парням, конечно, ещё и подраться, ну и уж «склеить девчонок» – это обязательно.
   А они сегодня и не против! Пьют все почти наравне с парнями, даже учителя все «под мухой». И, конечно же, пьяная дискотека – «медляки» через каждые два танца и парочки танцуют и целуются уже не таясь. Входной билет во взрослую жизнь.
   Стас не пил, один из немногих. Он шнырял от компании к компании, нигде особо не задерживаясь. Принюхиваясь к потным телам, он искал ЕЁ.
   ТАРАКАН молчал.
   Эта? Может быть ЭТА?
   Нет, нет и нет.
   «ОНА!».
   Это не он сказал. Устав от ожидания, он даже не удивился, что ОНА была некрасива и пьяна. Час уже был поздний, и все мелкими группами по школьной традиции шли «на Плотинку», к реке, благо недалеко, и там уже «доходили до кондиции», мешая вино и водку, неумело храбрясь и пытаясь ухаживать. Самых ретивых уже выворачивало в ближайшие кусты.
   Боясь спугнуть свою решимость, Стас твёрдо шагнул к избраннице.
   Это была Валя из параллельного класса. Девушка не сильно умная и далеко не красивая, она обладала крепко сбитой крестьянской фигурой с большой грудью и крепкими ногами. Эта не мечтала об «инязе» – обязанная матери своей крестьянской сообразительностью, она уже определилась в кулинарный техникум. Относительно своей внешности она тоже не заблуждалась, знала только, что парня «из умных» надо цеплять, пока ещё молода – потом не возьмёт никто. А, «зацепив», главное – не «давать» до свадьбы, а то ускользнёт. Не обласканная сегодня мужским вниманием, она покорно пошла со Стасом: «Какой-никакой, а всё же!».
   Лучше бы он выбрал одну из «шлюшек»!
   Недостаток общения со сверстниками подводил Стаса. Буквально выволочив за руку Валю на улицу, он не знал, что делать дальше. На дискотеке всё же было чуть проще: он говорил ей что попало, глядя в глаза и зная, что за грохотом музыки она всё равно ничего не услышит. Теперь он был почти оглушен тишиной майского вечера.
   – Я обещала пойти с Иркой, – щебетала рядом Валя, и Стас понял, что ему ещё повезло, что за ними никто не увязался. – Ну да ладно – идём на Плотинку?
   «Будь ре-ш-ш-ителен!», – шептал внутренний голос. «На плотинке фонари и много народу, тебе может кто-нибудь помешать».
   – Может быть, пойдем через парк? – выдавил он из себя.
   – Почему бы и нет?
   Не зная, что ожидать от этого тюфяка, она решила на всякий случай соглашаться.
   Аллеи парка были полны знакомой и незнакомой молодёжи. Пару раз их окликнули, но Стас поспешил свернуть в сторону.
   – Куда ты меня ведёшь, там же тупик! – запротестовала Валя.
   – Там есть лавочка, посидим немного. – Стас попытался сымитировать пьяный голос, но сорвался на хрип.
   – Ну… ладно. Только недолго! А потом пойдем на Плотинку. Ты такой мрачный всегда, я боюсь.
   – Сегодня я весёлый. Мы с тобой выпьем. – Он достал из внутреннего кармана пиджака припасенную заблаговременно бутылку портвейна.
   – Из горла? Ну да ладно. – Валя уже прилично выпила и не была щепетильной.
   Стасу повезло. Лавочка была свободной, и голоса звучали только в отдалении. Усевшись на лавочку, он открыл бутылку и, наплевав на запрет, сделал глубокий глоток. ТАРАКАН что-то заверещал, но он его не слушал. Передав Вале бутылку, он почувствовал волну влечения и наклонился к её губам. Вроде бы так.
   Валя повернула голову, и губы его упёрлись в щёку.
   – Стасик, не надо! – прошептала она и хлебнула из бутылки.
   Ах, это «Не надо!». Иногда оно звучит как приказ с обратным смыслом. Стас схватил двумя руками Валю за щёки и прижал её губы к своим. Она не сопротивлялась. Пахнуло сладковатым запахом портвейна. Неожиданно её язык раскрыл его губы и проник в рот. Это было неожиданно и противно, но он стерпел. «Видимо так надо», – подумал он, но тут же почувствовал снова губами щеку.
   – Не надо!
   Вдохновленный, он обнял её левой рукой за плечи, а правую положил ей на грудь. Тут он встретил молчаливый, но решительный отпор. Её рука отталкивала его, а губы шелестели одно:
   – Не надо, Стасик, не надо, не надо!
   Он, конечно, был сильнее её, и через секунду она замерла в его объятиях. Решив, что сопротивление сломлено, он заголил ей юбку, пытаясь раздвинуть плотно сомкнутые крепкие ноги. И тут же почувствовал жестокий укус в щеку. Вскрикнув, он ослабил хватку. Валя вскочила, потная и решительная.
   – Я же сказала не надо, Стасик!
   Больше всего его задевало это уменьшительное «Стасик». Он попытался обнять её, но всё время натыкался на острые локти. Оба сопели от напряжения. Извечная борьба полов на арене влечений.
   Стас был силен и вошёл в раж со всегдашним своим упорством. Но Валя была не менее упорна. Ему уже было почти противно смотреть на её раскрасневшееся лицо и помятое и надорванное местами платье. Она отбивалась молча, шепча временами:
   – Не надо, я буду кричать.
   Не выдержав, он молча и тяжело ударил её ладонью по щеке. Её голова мотнулась в сторону, на алой щеке остался отчётливый белый след.
   – Что это тут происходит? – неожиданно раздался из темноты пьяный голос.
   Воспользовавшись неожиданной подмогой, Валя рванула в сторону. Стас рефлекторно схватил её за край платья. Послышался отчётливый треск рвущейся материи, показалась обнажённая грудь с тяжёлыми сосками.
   В девяти случаях из десяти этим бы всё и закончилось. Девушка бы вырвалась и убежала, а парень был бы спугнут нежданным свидетелем.
   Но Стас не таков, он упорен. Помеха только разозлила его.
   – Вали отсюда! – бросил он в темноту и стал наматывать на руку остатки платья.
   – Помогите! – вырвалось у Вали.
   На голос из темноты вышел здоровенный пьяный детина и сказал:
   – Ну ты, сопляк, отпусти девушку, не видишь она тебя не хочет. – На Стаса пахнуло водочным перегаром.
   Он отпустил тут же бросившуюся бежать Валю и нанес детине два коротких удара в живот без размаха. Всё-таки он ещё не знал своей силы до этого – парень упал на землю, ловя ртом воздух, а Стас бросился за мелькавшим белым силуэтом впереди.
   Он догнал её в несколько прыжков и ударил сзади кулаком по затылку. Девушка как подкошенная рухнула навзничь с глухим стоном. Одним рывком содрав с неё остатки платья и трусы, он замер на секунду. Говорят, в такие моменты решается, может мужчина быть насильником или нет. Вале не повезло. Стас мгновенно ощутил такое мощное возбуждение, что едва сразу не кончил. В этот момент ярость оставила его, он чувствовал почти вдохновение. Вот оно! Не нужно никаких уговоров, никаких ухаживаний и пустой болтовни, бери и пользуйся. Едва удержавшись от победного воя, он приподнял бесчувственный зад и вошёл в неё одним мощным рывком, чувствуя как рвётся что-то под его яростным напором. Вонзаясь в неё всё глубже, он, казалось, хотел весь войти в неё, чувствуя близость семяизвержения. На пике он издал звериный вопль и замер, почувствовав великую значимость этого события. Спокойно натянул брюки и, взглянув на оживающее тело, ухмыльнулся, затем, обойдя сбоку, стал мочиться ей на лицо.
   Веки дрогнули. Взгляд её был мутен, она прошептала:
   – Я… тебя… посажу! – Всё-таки это была мужественная девушка, в глазах её не было страха.
   Стас, ничего не отвечая, открыл клапан на нагрудном кармане рубашки и, вынув таракана, осторожно посадил его на мочку уха девушки. Аккуратно перебирая лапками, насекомое медленно стало заползать в ушную раковину.
   Голова Вали мотнулась, но он крепко прижал её к земле, а когда таракан скрылся с глаз, схватил её крепко за волосы и стал пристально глядеть в упор в её глаза. Лицо её исказило гримасой боли, но он навалился всем телом, продолжая смотреть. Складки на лице её расправились. Тогда он спокойно сказал ей:
   – Сейчас ты оденешься и пойдешь домой. И никому ничего не скажешь. Беременность будешь скрывать насколько возможно, ребёнка будешь воспитывать сама. Я прослежу. Всё поняла?
   Голова девушки медленно мотнулась в знак согласия. Удовлетворенно хмыкнув, Стас отряхнул землю с брюк и пошёл прочь. Уже в отдалении он, оглянувшись, увидел, как девушка медленно надевает на себя обрывки платья. На душе его стало легко и радостно. Домой он зашёл, насвистывая что-то себе под нос.

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Маньяк № 1

   С тех пор Стас с нетерпением ждал нового задания ТАРАКАНА. Он попал в свою стихию. Он стал более раскован и весел. Летом легко поступил в пединститут – в армию не заберут и девушек поблизости много.
   На «задания» выходил он в это лето довольно часто и с удовольствием оттачивал своё мастерство. Учитывая первые свои ошибки, он вечерами часто слонялся по безлюдным местам, выбирая одинокую жертву. Без всяких разговоров он оглушал девушку ударом кулака и насиловал. Потом, запустив ей в мозг таракана, обязательно приводил в себя и объяснял «задание». Не прочь был и покуражиться – выспрашивал имя, адрес, число любовников – отвечали послушно. Завёл дома «амбарную книгу», куда заносил все подробности о своих «возлюбленных». В конце сентября, когда он закончил свой «сезон охоты», там было уже 46 имен. А с февраля он начал наносить визиты молодым мамам, как врач, занося в свою книгу имена, даты рождения и пол детей. Шутливо интересовался здоровьем. Женщины реагировали на его приходы совершенно спокойно, объясняя родственникам, что это врач из поликлиники. Стас был счастлив.
   Первый прокол он допустил на 121 своей жертве, на одной из редких ласточек «межсезонья» конца сентября.

   В тот вечер Стас долго бесцельно бродил по аллеям центральной улицы города, всматриваясь в женские лица в поисках жертвы.
   Не та, опять не та.
   Его внимание привлекла худенькая брюнетка – короткое каре, очки, легкомысленная сумочка.
   «Наконец-то», – подумал он и осторожно двинулся следом. В надвигающейся темноте её светлый плащ был виден издалека. Незнакомка уверенно свернула в один из дворов и двинулась к подъезду многоэтажного дома. Стас чуть добавил ходу, нырнул за ней в подъезд и спокойно подошел к ней, ожидающей лифт.
   – Вам какой? – спросила она его, когда лифт подъехал.
   – Верхний, – ответил он, не задумываясь и, как только лифт тронулся, легонько передавил ей сильными руками сонную артерию.
   Всё произошло почти идеально – брюнетка успела пару раз лягнуть его шпилькой по ноге, но он даже не поморщился. На этот раз он старался действовать осторожно – больно уж хлипкая была на вид жертва. Остановив лифт между этажами, он осторожно проверил пульс – нет, не перестарался – и стал аккуратно раздевать жертву. Взглянул на лицо – она была удивительно красива, ему это понравилось, только сейчас он начал возбуждаться по-настоящему. В упавшей на пол сумочке что-то звякнуло. Он заглянул туда с интересом и, увидев баллончик с нервно-паралитическим газом, ухмыльнулся, порылся ещё немного. Паспорт на имя Семеновой Ольги Сергеевны. Она, такая симпатяга на фотографии. 22 года, замужем, детей нет. Замужем? Ну – это даже к лучшему.
   Осторожно сняв с головы шляпку, он кинул её в угол лифта. Плащ полетел следом, за ним туфли на шпильках, тёмно-синее вечернее платье (В ТЕАТР ЧТО ЛИ ХОДИЛА, ПОЧЕМУ ОДНА?). Никакого лифчика, только золотой кулончик со знаком «Телец» – повертел в руке и бросил в общую кучу. Грудь маленькая, но очень изящная, с торчащими вверх упругими сосками. Кружевные чёрные трусики очень красивы. Он аккуратно стянул их, обнажив идеально выбритый лобок с оставленной тонкой полоской черных волос. Не часто ему приходилось встречать такую ухоженную женщину, он порадовался, что это произошло в лифте при хорошем освещении, а не где-нибудь в тёмном парке, как это часто бывало. Стас долго и с удивлением разглядывал холёные руки с миндалевидными ногтями, покрытыми нежным розовым лаком. Никакого изъяна – пара родинок на плечах и всё. Кожа – нежно-коричневая, загар по всему телу ровный.
   Девушка тем временем начинала подавать признаки жизни. Почти с сожалением Стас подумал, что придется может быть «отключать» её ещё раз и решил поторопиться. Взяв её сзади, в привычной для него позе, он все-таки сделал это осторожно и с необычайной для него нежностью. Не утерпел – погладил сзади плечи и волосы. Безвольное тело под ним начало оживать и выгибаться дугой, а потом… он услышал стоны, которые не были стонами боли. Он усилил темп и брюнетка начала двигаться ему в такт, издавая громкие стоны и крича:
   – Ещё! Сильнее! Да!
   Он кончил с громким криком, но не спешил выходить. А брюнетка неожиданно выскользнула из-под него и ударила пяткой в лицо, одновременно нажимая кнопку лифта. Это было так неожиданно, что не успел он сгруппироваться, как она уже выскользнула из лифта и, прихватив сумочку и одежду, как была – голышом – бросилась к двери, на ходу вытаскивая из сумочки ключ. Дверь захлопнулась раньше, чем он смог даже выйти из лифта. Не тратя даром времени, он сразу же нажал кнопку 1 этажа. Выходя из лифта, заметил, что в углу что-то блеснуло. Он поднял кулончик и неторопливо побрёл домой. Возвращаться сейчас, конечно, было опасно, но он ещё вернётся!

   Он возвращался, и не раз, на свой страх и риск. Дверь, однако, никто ему ни разу не открыл.

Чем дальше в лес…

   – У нас мало времени, – повторила она снова, глядя на изящный миниатюрный браслет на запястье. – Муж вот-вот начнет беспокоиться, я завтра вырвусь нормально, ладно?
   – Как хочешь, – ответил я.
   В конце концов, это её дело.
   – Есть, правда, ещё одна проблема… Ну да ладно! Я и так уже тебя сильно «напрягаю».
   – Раньше тебя это не смущало. Но, подожди! Ты же меня знаешь, мне нужно тебя о многом расспросить, чтобы помочь.
   – Ну вот и накидай планчик к завтрашнему, ты же (ХИ!) журналист.
   – Ладно, но скажи, хотя бы, откуда ОН взялся, по твоему мнению?
   – Подумай сам, я не знаю. Наверное, вылез из могилы, – она усмехнулась. – Ладно, до завтра.
   – Пока.
   – Пока!
   Когда дверь за ней закрылась, я сел в кресло совершенно ошарашенный. Что за денёк!
   Включил компьютер, открыл «Word» и создал файл «ВАРИАНТЫ. doc».
   Анализ ситуации всегда помогал мне сосредоточиться.

   Вариант 1 (самый вероятный):
   Сан Саныч решил имитировать свою смерть. Он подстроил собственные похороны, а потом свихнулся там, в этой грёбаной Америке, от чудовищной капиталистической жизни, став бомжом.

   Сам ты свихнулся от ЭТОЙ грёбаной жизни! Разве Сан Саныч мог самостоятельно ТАК свихнуться? Наверняка ему помогли! Хорошо.

   Вариант 2:
   Сан Санычем заинтересовались американские спецслужбы. Какое-нибудь там ЦРУ или ФБР, или не знаю, кто там этим занимается. Довели бедного Сан Саныча до сумасшествия и отправили подыхать на улицу.

   Стоп! Если бы его до такой жизни довели спецслужбы, то они его или прибили бы, или в какой-нибудь спецтюрьме держали, но на улицу бомжевать точно бы не отпустили. Что-то тут не то. Всё не так. Для создания вариантов мне пока не хватает информации. Итак, надо подумать, что мы знаем.

   Что мы знаем:

   Нужно постараться разложить всё по полочкам. Итак, Сан Саныча я не видел три года. Из страны он уехал, так как перебежал кой-кому дорожку. Может быть его отсюда «достали»? А что, это тоже вариант! Я стёр «Что мы знаем:» и напечатал:

   Вариант 3:
   Кто-то из врагов Сан Саныча в России «заказал» его в Бостоне. Причем диким способом: сначала прибил, потом оживил и отправил бомжевать в непотребном виде.

   Господи, какую ересь я несу! Точно, мозги от жары совсем расплавились. Лучше попробую, как хотел вначале. Снова набрал:

   Что мы знаем:
   1. Три года назад Сан Саныч исчез из дома.

   Так, это факт достоверный, дальше.

   2. Около двух лет назад его мать получила короткое письмо из Турции, в котором он говорил, что удачно пересёк границу и собирается ехать на запад. Потом было ещё письмо, и опять из Турции.

   Стоп. Вроде бы я слышал, что он какое-то время жил в Будапеште, а это, как известно, в Венгрии, а не в Турции… Ну да ладно, об этом достоверно я точно ничего не знаю, поэтому об этом пока упоминать не стоит. Итак:
   в котором сообщалось о том, что ему удалось оформить визу в США, и на днях он туда выезжает.

   А ведь наверняка всё было не так. Сам я этих писем не видел, зато видел другие его письма разных лет. Если там и было что-нибудь такое, то явно не прямым текстом. А в письме, скорее всего, фразы типа: «Помолись за меня, мама…» и куча стихов, а информации – никакой. Он уж скорее бы позвонил, да и то, если бы и сказал что-то, то «эзоповым» языком, мне ли этого не знать. Так что я опять чушь здесь пишу. И вообще, вероятно, он был не один – что-то я не припомню, чтобы он хотя бы в одну серьезную поездку в последнее время отправлялся один.
   Ладно, пойдём другим путём. Ниже графы «Что мы знаем:» я поставил графу:

   Что нужно узнать:

   И ведь нельзя сказать, чтобы я не интересовался этим делом раньше! Вечно всё, что связано с Сан Санычем, белыми нитками шито! Ладно.

   1. Поговорить с матерью Сан Саныча с целью узнать известные ей подробности о его жизни в последние годы перед «смертью».

   Звучит неплохо. Может быть, ей просто привести самого Сан Саныча? Нужно спросить об этом у Кузнечика. Нафига он ей вообще нужен (в смысле Кузнечику)? Ага!

   2. Узнать, зачем нужен сегодняшний («чокнутый») Сан Саныч Кузнечику

   Стёр «Кузнечику», написал:

   Ольге и на хрена она вообще (и как!) притащила его в Екатеринбург.

   В общем-то, некорректно. Если бы, к примеру, я сам встретил его в Бостоне в таком виде, тоже бы постарался его вытащить, без вопросов… Или сплавил бы его Ирине Андреевне и прочим его родственникам. Так-так!

   3. Узнать у Кузнечика

   Тьфу-ты!

   Ольги, посвятила ли она Ирину Андреевну и прочих «американцев» в «воскрешение» Сан Саныча из мёртвых

   Стоп, опять стоп! А может быть, они знали об этом? Тоже бы неплохо это выяснить.

   и помогали ли они ей переправлять его обратно в Россию.

   Может быть, в результате можно избавиться от этой дурацкой кузнечиковской мистики? Она действительно может мозги запудрить кому угодно! А, и самое главное!

   4. Встретиться с самим Сан Санычем, т. е. с БОМЖОМ.

   Стёр «т. е. с БОМЖОМ».

   и поговорить с ним, посмотреть, что из этого получится.

   Перечитал всё, поморщился и подвел итог жирным:
   Поговорить с мамой Сан Саныча, с Ольгой и с самим Сан Санычем – будем надеяться, что всё прояснится.

   Немного успокоился. Доживём до завтра.

Понедельник

   Нет, всё-таки понедельник в редакции – это тебе не в воскресенье прийти и «чаи погонять». Омут! Всё утро обзванивал «ментовки» в поисках «свежих трупов» – Светка опять взяла «больничный» и пришлось отдуваться за неё. Только закончил – прибежал Олег с заготовками рекламных объявлений, перекусывать пришлось не отрываясь от компьютера. Только к концу дня меня будто током тряхнуло – Кузнечик не пришла!
   Я стал рассеянным, слава богу, мы уже почти всё закончили.
   – Ну что, Саня, по пиву? – поинтересовался Олег.
   – Не, давай не сегодня. Я, пожалуй, посижу ещё. Ты иди, я всё закрою.
   – Хозяин-барин. А я, пожалуй, загляну к Светке, узнаю, что это с ней сегодня приключилось, – он подмигнул мне хитро, – может вылечу.
   – Опять тебя на лестницу выставят! – Интерес Олега к Светке был давним, но все знали, что в фаворитах он у неё не ходит. – Но, впрочем, удачи тебе, в любом случае.
   – Ладно, счастливо!
   – Пока!
   Я достал свой пухлый «адресник» и стал искать Кузнечика. Бог ты мой, как давно мы с ней не виделись до вчерашней встречи! Она и знать и не знала, где я работаю, а я – о ней. Ага, Надым – домашний адрес родителей. И всё! Телефона нет. Вот и приехали, что я у неё вчера адресом не поинтересовался? Может быть ещё придет, или вообще ЭТО ЕЁ ПРОБЛЕМЫ?
   Нет, всё-таки нет. Говорят, у работников милиции и у журналистов «выгорание души» – профзаболевание № 1. Такого повидаешь… С другой стороны, их от всех прочих людей отличают профессиональные навыки. Да что это я вообще. Сейчас просто по фамилии узнаю номер телефона… Как же! А ты знаешь её фамилию по мужу?
   Ладно, пороемся по Надыму. Вот, Надя Куткина – подруга Ольги, наверняка знает если не адрес, то хотя бы новую фамилию Кузнечика.
   Я набрал Надым – трубку никто не брал. Хорошо, дозвонимся позже. Есть ещё мама Сан Саныча – Раиса Илларионовна. Начнем с неё.

   Раиса Илларионовна жила в коммунальной квартире, совсем недалеко от редакции. Я позвонил ей и предупредил, что зайду в гости. Она не была удивлена – в этом доме я в своё время был завсегдатаем.
   Покупая пачку печенья «к чаю», я подумал, что совсем давно к ней не заходил, а зря! Несмотря на то, что этой женщине было за 70, мы дружили почти как ровесники. Если бы не здоровье, которое время от времени её подводило, она бы еще давала «фору» таким «молокососам» как я во многом. Временами я даже с грустью думал о том, смогу ли я хотя бы дожить до такого возраста, а уж тем более вести такую полноценную жизнь, дожив до таких лет. Литературные кружки, общество «Мемориал», публикация стихов и мемуаров – когда она все это успевает? В общем, она ничуть не напоминала мне обычных бабушек-пенсионерок.
   – Здравствуйте, Раиса Илларионовна!
   – Проходи, Саша. Ставь чайник, я сейчас закончу, – ответила она, оторвавшись от портативной печатной машинки. Я заглянул уголком глаза – новые стихи.
   Заварив хороший чай, мы закусывали печеньем. Я не спешил с расспросами, зная, что, несмотря на все достоинства Раисы Илларионовны, у неё достаточно сложный характер. Её утверждения, что она «старая больная женщина», в качестве ответа на нежелательные расспросы, в нашем кругу стало нарицательным. Впрочем, раньше к этому был повод – её сын был «в бегах» – и расспросы могли ему чем-нибудь навредить. Сейчас же всё это – дела минувших лет, если только она не знает об этом больше, чем я…
   – Раиса Илларионовна, Вы помните Ольгу Кузнец?
   – Помню, конечно. Что за дурацкий вопрос? Вы же раньше вместе часто сюда таскались…
   – Так вот, я её не видел несколько лет, а вчера мы случайно встретились.
   – И что?
   – Да я, дурак, не спросил у неё нового адреса и теперь не знаю, как её найти.
   – А я откуда знаю? – В её голосе уже слышалось лёгкое раздражение. – Сюда она не заходит.
   – А кто может знать её адрес или хотя бы новую фамилию?
   – Ладно, давай позвоним в Надым.
   – Я уже набирал Надьку Куткину, но пока не дозвонился.
   – Дурак! Надо было Люде звонить, она наверняка знает.
   Про Люду я не подумал, хотя вдова Сан Саныча, а это была она, Ольгу всегда недолюбливала. С другой стороны, они почти соседи – живут близко, и если не адрес, то хотя бы её новую фамилию она знает точно.
   – Сейчас я сама позвоню в Надым, только междугородку ты мне оплатишь! – сказала она и пошла к телефону.
   – Конечно, – отозвался я и, мимоходом наблюдая за тем, как она набирает номер, думал о том, как же её расспросить о Сан Саныче.
   – Алло! Люда, это ты? А, Вовочка! Здравствуй! Нету? Спасибо. Молодец, ладно. А ты не знаешь адрес Ольги Кузнец? Нет? А фамилию мужа? Как? Семенов? Ага. Как Светочка? Ну хорошо. Ладно. Ладно. Ну привет Люде, пусть позвонит. А? Ну хорошо. Всё, пока!
   – Семёнова ее фамилия, – обратилась она уже ко мне.
   – Спасибо. Можно мне позвонить?
   – Звони, что ты спрашиваешь!
   Я набрал номер.
   – Светка, ты? Как здоровье? Ну, слава богу! Что, уже выгнала? Бедный Олег! Светка, ты жестокий человек! Ну, ладно, слушай! Включи, пожалуйста, свой «комп» и посмотри телефончик Николая Семёнова. Отчества не знаю. И перезвони мне, я у Раисы Илларионовны, помнишь номер? Записан? А, ты же у нас всё записываешь! Всё, жду.
   – Раиса Илларионовна! – я решил действовать прямо. – У Вас сохранились письма Сан Саныча, последние?
   – Ну, Саша, ты же знаешь – все бумаги у меня в подвале! Что ты хочешь, я тебе так всё расскажу!
   «Главное, чтобы не начала расспрашивать, зачем мне это нужно, а то я могу запросто проколоться», – подумал я и продолжал:
   – Мне нужен его последний маршрут, а потом про Бостон.
   – Ну, слушай! В общем, вроде бы он был в Архангельске у друзей, а потом в Питере. Там решил ехать за границу. Границу переходил, по-моему, пешком, в Чопе. Там три границы сразу, так вот – он подался в Венгрию и жил несколько месяцев в Будапеште, там он каким-то образом получил визу в США, как – не знаю, но оттуда он уже вылетел сразу в Бостон…
   – Подождите, но я слышал о письмах из Турции…
   – Нет, ну ты точно дурак! Человека ищут, а он не хочет, чтобы его нашли… кто-то там ехал в Турцию, он и попросил отправить письма оттуда! Если бы была возможность, он бы, наверное, вообще отправил их внутренней почтой по России! Слушай дальше – из Бостона уже пришло письмо от Ирины Андреевны, из которого я узнала, что добрался он нормально и его встретили. И всё. Когда он погиб, был телефонный звонок от той же Ирины Андреевны, потом подробности – письмом.
   Я чувствовал, что Раиса Илларионовна сейчас начнёт плакать, и поспешил немного сменить тему.
   – А Вы знаете, что та самая Ольга была в Бостоне прошлым летом?
   – Да знаю, конечно! Перед отъездом она прибежала, выпросила у меня все адреса, а потом, сволочь, даже не удосужилась зайти и рассказать.
   В её глазах стояли слезы, и телефон зазвонил очень вовремя.
   – Это меня! Алло, Светка? Ага, Семёновых много, но Николай один? А его отчество? Отлично, пишу! Еще раз! 35-36-09, всё записал, спасибо! Завтра увидимся, пока!
   – Ты ей скажи (СКВОЗЬ СЛЕЗЫ), что так поступать нехорошо!
   – Обязательно, обязательно! Вы не переживайте, я всё устрою! Скажите только, в том письме… в общем, отчего он погиб?
   – Всё, Саша, иди! Иди домой, или куда ты там. Сколько можно, я же тебе рассказывала! Он пропал без документов, потом уже узнали, что на улице у него случился сердечный приступ, и умер он в больнице. Тело кремировали и хоронили потом только пепел…
   – Ладно, я бегу! Найду Ольгу, сразу позвоню!
   – Ладно, Саша, иди!
   Я выскочил на улицу и поспешил в парк, на скамейку, чтобы спокойно все обдумать.
   Кузнечик не появилась у Раисы Илларионовны, конечно же, из-за этого БОМЖА, а то, что я сегодня узнал, говорит, скорее всего, о том, что похоронен в могиле не ОН! Что ж, это всё объясняет, по крайней мере никакой мистики! Непонятно, почему Кузнечик не пришла сегодня ко мне? Может, заболела? Боже, она же на девятом месяце! Нет, я точно дурак! Хлопнув себя по лбу, я побежал обратно в редакцию.
   Сорок минут обзванивания больниц ничего не дали. Зато с помощью телефона я узнал адрес – «многоэтажка», из новых, прямо на проспекте Ленина. Все равно нужно туда звонить.
   Слава богу, трубку взяла ОНА, хотя я, внутренне готовясь к худшему, уже приготовился разговаривать с Николаем Анатольевичем. Пронесло!
   – Ольга, это я!
   К её чести, она узнала мой голос сразу.
   – Твой телефон, быстро!
   – Ну вот, так всегда! – подумал я и быстро продиктовал ей номер.
   – Всё, жди звонка! – сказала она торопливым шёпотом и отключилась. Что у неё там стряслось?

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Приказ

   ТАРАКАН в голове Стаса взбунтовался.
   «Еш-ш-шли не мош-ш-шешь подарить ЕЙ наш-ш-шего ДРУГА, тогда просто убей ЕЁ!» – проносилось в его голове.
   А он чувствовал, что не может навредить ей. Мало того – подходил «сезон заданий», но он чувствовал себя не в силах заниматься своей обычной работой. Случилось не предвиденное ни им, ни ТАРАКАНОМ событие – выйдя из обычной своей зимней заторможенности, Стас влюбился! Совсем по-человечески, просто до безысходности.
   ТАРАКАН был в бешенстве, оттого, что упустил этот важный момент, и теперь поведение «хозяина» не поддавалось никакому контролю.
   За два весенних месяца, с тех пор как он почувствовал непреодолимую тягу к своей последней «подопечной», он изучил и так знакомый уже район как свои пять пальцев. Сутками высиживая в укромных уголках, он мог за сотню метров узнавать звук каблучков своей избранницы, угадывать малейшие оттенки её настроения. Знал он и все места, куда она ходит, узнавал её знакомых. Скользя бесшумной тенью, он ежедневно часами преследовал её, умудряясь НИКОГДА не попадаться ей на глаза. Ангел-хранитель! Вы не поверите, но Стас при этом был почти счастлив – в этом непонятном занятии, которое захватило его целиком, он находил какой-то высокий смысл. ТАРАКАН просто неистовствовал, но, как ни странно, не мог переломить ситуацию в свою сторону. Он изводил Стаса дикими головными болями, нашёптывал указания, и Стас СЛУШАЛСЯ ЕГО, но только до тех пор, пока не подходил к заветному подъезду. Там ТАРАКАНА словно отрубало, и потом, выйдя из своеобразного сна, он бесновался еще сильнее – оттого, что, неожиданно на него нашлась какая-то неведомая управа.
   «Пош-ш-шади ей ТАРАКАНА», – шептал он Стасу, просыпаясь, – «и ты буде-ш-шь её вла-ш-штелином!».
   Стас не сопротивлялся уговорам, но на следующий день всё повторялось снова. Он пробовал посылать Стаса на очередные «задания», но тут уже бунтовал сам Стас. И выигрывал! Преодолевая головную боль, он натоптанной дорожкой шёл к знакомому подъезду и боль быстро отступала. В этом он видел какой-то мистический смысл, хотя давно уже понял, что «нейтрализация» ТАРАКАНА происходит не благодаря каким-то удивительным свойствам этого дома и даже не благодаря его возлюбленной, а из-за непонятного толстого человека в грязной одежде, который жил на чердаке.
   То, что он не одинок в «почитании» своей возлюбленной, он понял давно. В первый же день своей слежки, которая, кстати говоря, была тогда предпринята по настоянию самого ТАРАКАНА, он почувствовал близость какого-то непонятного человека. Прокравшись на чердак, он увидел обычного грязного бомжа, спящего на старом одеяле, и оставил его в покое. Каково же было его удивление, когда оказалось, что этот человек – знакомый его Ольги. Она принесла ему еду и даже о чем-то шепталась с ним. Он отвечал в основном каким-то странным гуканьем. ТАРАКАН внутри его головы молчал и он, не получая привычных указаний, оставался просто незримым наблюдателем – благо прятаться он научился неподражаемо. Тем же вечером он наблюдал прогулку этой странной парочки в ближайший парк. Он даже позавидовал этому странному существу… Когда же Ольга отправилась куда-то с мужем без своего сопровождающего-бомжа, Стас, преследуя их, почувствовал пробуждение в голове своего ТАРАКАНА и, чувствуя, что это может навредить его возлюбленной, тут же развернулся и побежал в противоположную сторону.
   Почему это с ним происходило, Стас никогда не задумывался, как, впрочем и над всем, что было выше его понимания. Пожалуй, он знал только, как этим можно пользоваться. И пользовался.

   В тот роковой июньский вечер ТАРАКАНУ наконец повезло. Когда Стас, как обычно, зашел в подъезд, монстр в его голове привычно замер. Однако на этот раз сон его был обманчивым. Крадучись поднимаясь на знакомую площадку, Стас заподозрил недоброе, но было уже поздно – голос из головы заставил его замереть на месте. От головной боли во рту появился привкус железа. Пытаясь двинуть одеревеневшими членами, он услышал отчётливо:
   «А теперь, ш-шошунок, слуш-ш-ай мой ПРИКАЗ!».

Что стряслось у Кузнечика

   – Алло! Наконец-то я могу говорить! Ты представляешь, мой благоверный, придурок, Сан Саныча сдал в милицию. Одним звонком, причем из лучших побуждений! Видите ли, он считает, что подобные люди социально опасны! Я сегодня ему устроила истерику, а он, бедный, даже не понял за что! Подумал, что я так себя веду из-за беременности! Побежал сам в милицию как миленький, да сделать пока ещё ничего не может. А я как дура сегодня сижу дома целый день, жду результатов.
   – Действительно как дура! Надо было мне звонить.
   – Откуда же я знаю твой телефон, – ответила она жалобно. – А выйти из дома я не могла, он же знает, что я жду.
   – Ладно, давай встретимся!
   – Хорошо, только не у меня. Я могу выбежать в парк, только ненадолго. Ты знаешь скамейку «под пальцем»?
   – Конечно.
   – Давай там, я буду минут через двадцать. Успеешь?
   – Хорошо, как раз приду пешком за это время.
   – Ну давай, я жду!
   Я быстрым шагом направился в назначенное место, даже не взглянув на часы – по расстоянию я знал, что дойду минут за пятнадцать плюс-минус две минуты на светофоры.
   Конечно же, она опаздывала! Я закурил сигарету, нервно соображая как помочь БОМЖУ выбраться из КПЗ, куда его наверняка посадили. Вряд ли её муж справился с этим делом. Когда вторая сигарета, догорев до фильтра, обожгла мне пальцы, я почувствовал странное беспокойство. Прикинул – до дома Кузнечика минут пять и дорога одна, нужно пойти ей навстречу. Некоторое время еще походил, нервно меряя ногами аллейку и, ориентируясь по адресу, написанному на клочке бумаги, направился к дому Кузнечика.

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Кто кого

Больше всего Стасу хотелось убежать, но как раз это было совершенно невозможно – тело отказывалось подчиняться ему, более того – помимо его воли из глубины сознания выплывала ярость: он вдруг почувствовал непререкаемую волю, которая толкала его к убийству, убийству бессмысленному и жестокому. Убийству первого попавшегося на пути живого существа. Уже не управляя собой, он стал кругами двигаться по лестничной площадке, наконец замер, прислушавшись. Щелкнул замок заветной квартиры, и дверь начала приоткрываться, в ту же секунду напротив открылась дверь лифта. Помедлив всего секунду, Стас бросился к лифту…

Дом Кузнечика

   Дом я нашел быстро – новую многоэтажку построили на самом виду. Быстро найдя нужный подъезд, я остановился, пытаясь по номеру квартиры определить нужный мне этаж, в это время высокий молодой человек решительно зашел в дверь подъезда. Я шагнул за ним и вовремя – еле успел заскочить за ним в лифт и, увидев, что нужная мне кнопка уже нажата, вдруг подумал:
   «Ба! Так это, наверное, и есть её муж!» – и, на всякий случай, нажал кнопку этажом ниже.
   Выйдя из лифта, я рванул по лестнице вверх, чтобы определить, в какую из квартир направляется подозрительный человек. Ещё на середине пути я услышал крик Кузнечика:
   – Коля-а-а-а!
   Судя по тому, что я увидел на площадке, крик Коле не помог – он лежал, наполовину вывалившись из лифта. Возле открытой двери в квартиру стояла Ольга и смотрела на меня глазами, полными ужаса. В то же мгновенье я почувствовал, как моя голова под чьей-то сильной рукой врезается в стену. За секунду до этого я бросился бежать к Кузнечику.

   Бежал я долго, как во сне. Помню, что это было очень приятно, казалось, что я часами могу бежать так, не чувствуя усталости… Наверное, прошло несколько минут, или часов? «Пробуждение» от этого бега было ужасным – резкая головная боль смешалось с неодолимой тошнотой, я с трудом разлепил глаза и увидел перед собой удивительную сцену…

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Битва с самим собой

   Быстро расправившись с нежданными противниками, в одном из которых он узнал мужа Ольги, Стас метнулся к ней самой, легким ударом свалил её на пол и… остановился.
   – Нет, только не это! – Он посмотрел на свои руки и попытался их отдернуть.
   «Убей её, убей, убей!» – твердил голос в его голове. Он почти с удивлением смотрел на свои руки, тянувшиеся к поверженной жертве.
   – Не-е-е-ет!!! – Он собрал остатки своей воли и, наконец, сумел сжать в кулаки непослушные ладони, чувствуя, как голова наливается неодолимой свинцовой болью. Теряя остатки разума, он схватил себя за горло и надавил, что есть силы, потом с разбега ударил лбом в ближайшую стену и рухнул на пол, обливаясь кровью и чувствуя, как что-то лопается в груди.
   «Про-ш-шай, придурок», – были последние слова, которые он услышал.

Лестничная площадка

   Я увидел, что рядом с Колей, неестественно вывернутая голова которого была обращена куда-то в угол, раскинув в стороны руки, лежала Ольга, а возле неё – еще один человек, тоже недвижимый. Всё «поле боя» было окутано красноватым туманом. Я попробовал тряхнуть головой и, чуть не потеряв сознание от дикой боли, прикрыл глаза. Поле этого мне привиделся странный сон: я видел, что из уха этого человека потекла струйка крови, образуя на бетонном полу небольшую лужицу. Вслед за этим из ушной раковины показалось какое-то черное насекомое и, оставляя за волочащимся брюшком маслянистый след, проворно поползло к Кузнечику, лапками деловито раздвинуло растрепавшиеся волосы и нырнуло в её ушную раковину. В это время снизу раздались тяжёлые шаги. Мучительно повернув голову и увидев человека в милицейской форме, я отключился.

   – Новокаин, укол в голову! Маленькую иглу, нитки.
   – Маленькой нет!
   – Давай большую, ничего с ним не сделается!
   Слыша эти слова и видя двух склонившихся надо мной людей в белых халатах, я понял, что нахожусь в больнице. Боли не было, я с интересом наблюдал за всеми производящимися надо мной манипуляциями.
   – Что, опять нет мест в палате? Поставьте ему раскладушку в коридоре, он у нас сегодня самый лёгкий!
   Под этот заключительный аккорд я, сопровождаемый сестрой, поплёлся в больничный коридор, с тоской думая о том, где бы «стрельнуть» сигарету.
   «Стрельнуть» удалось при первом же походе в туалет – мужик с повязкой на горле сам предложил, делясь со мной своими бедами («Представляешь, жена-стерва кухонный нож в горло вогнала, когда отлежусь, я ей такое устрою!»). Подумывая, кому бы из знакомых позвонить и напрячь насчет сигарет, я мимоходом заглянул в переполненную палату и увидел… БОМЖА. Он сидел на кровати, откинув одеяло, и с отсутствующим видом что-то бубнил себе под нос.
   – Ну, здравствуй, Сан Саныч!

Бомж

   Он посмотрел на меня отсутствующим масляным взглядом, как мне показалось, совершенно меня не узнавая. Совершенно неожиданно для самого себя, я сел на его кровать и обнял рукой за плечо. Какой-то странный ток прошел по моему телу. В том, что он бубнил, угадывался какой-то смысл. Я попытался прислушаться и явственно услышал:
   – e4.
   – Ответ: e5.
   – d4.
   – Ответ: Слон b4, шах.
   Отвечавший голос был каким-то механическим.
   – Слон d2.
   – Слон бьет d2.
   – Ферзь бьет d2.
   – ed.
   – Ферзь бьет d4.
   – Конь c6.
   – Плохой ход, – автоматически сказал я вслух, ферзь берет пешку на g7…
   Мне показалось, что БОМЖ впервые взглянул на меня осмысленно. Неожиданно он сунул руку куда-то в карман и очень быстро написал одно-единственное слово: «Играй!».
   Хороши шуточки! Я, конечно, пробовал играть в шахматы вслепую, но мне никогда толком не удавалось удержать всю позицию в голове, а сейчас, когда голова трещала, тем более.
   – Что ж, попробую, – отозвался я, и до меня дошло, что вполне осмысленно общаюсь с человеком, которого считают полным придурком. Невольно отстранившись, я посмотрел в его глаза. Но глаза его снова стали глазами БОМЖА, направленными внутрь себя. Я тут же снова прильнул к нему и сказал тихонько:
   – Ферзь бьет пешку на g7.
   – Ферзь f6, – последовал незамедлительный механический ответ.
   – Послушай, Саня, а это, пожалуй, шанс, – неожиданно воскликнул БОМЖ явственным голосом прежнего Сан Саныча радостно. И тут же замолк – я медлил со следующим ходом.
   Пытаясь сконцентрироваться, я прикрыл пешку конем, потом сделал рокировку. Сан Саныч что-то быстро строчил в блокноте. Я глянул краем глаза.
   «Можешь так играть долго?»
   – Нет, конечно, – отозвался я, разменивая коней.
   «Что ты можешь мысленно делать долго, не отвлекаясь ни на секунду?».
   – Ну, я не знаю, – отозвался я, думая, как можно спасти ладью, плотно зажатую конем в правом углу доски, – наверное писать статью, стихи или рассказ какой-нибудь…
   В это время неведомый противник хищно пожирал мои фигуры, грозя скорым матом.
   «Так. Как только получишь свой законный мат, переключайся на свои литературные упражнения и не останавливайся ни на минуту. Ты общаешься с компьютером».
   – С компьютером?! О боже! – к тому времени я зевнул вторую ладью.
   – Шах-мат! – Объявил механический голос.
   «Переключаюсь на текстовый редактор», – появилась надпись в блокноте. – «И главное – ни слова о реальных событиях!».
   Подавляя головную боль и тошноту, я медленно, словно диктуя, прошептал:
   – Бестселлер, опус, – мне показалось, что я слышу пощелкивание клавиш неведомой машинистки. Краем глаза я увидел, как Сан Саныч что-то продолжает строчить в своем блокноте и, закрыв глаза, и отключившись от всего, начал диктовать…

Бестселлер (опус)

   …Вдаль героев провожал, наводил о прошлом справки
   И поручиком в отставке сам себя воображал.
Б. Окуджава

   Любовь, страсть, смерть, измена, интриги, убийства, ужасы, кошмары, неординарные ситуации. Что ещё? Секс, конечно. Приключения, фантастика и т. д. и пр. Сюжет позапутаннее и как можно больше вышеперечисленных элементов – вот что волнует читательские массы. Кто читает Толстого на сон грядущий? Оч-чень-оч-чень немногие, а «разовые детективы» читают все!
   (БОЖЕ, ЧТО Я НЕСУ!)
   Правда, среди подобной литературы тоже встречаются шедевры, на которые равняются все остальные. Например, Чейз – образец динамичности сюжета; Фредерик Форсайт обожает описывать детали преступлений – от того, как достать поддельный паспорт, до секрета изготовления атомной бомбы, его романы, как правило, основаны на реальных событиях. Много хороших вещей в фантастике – от Жюля Верна, который в художественной форме учил детей географии и обильно предрекал в своих романах научные открытия, до современного нам Бредбери, ставшего образцом подлинной глубины сюжета…
   Так вот, что есть современный бестселлер? (Я беру не только романы, а в широком смысле – например, любой фильм всегда снимается по сценарию).
   Сегодня это – зачастую написанный профессионалом в какой-нибудь области рассказ о реальных событиях, дотоле неизвестных общественности (пример – тот же Ф. Форсайт, написавший детектив на реальных фактах, рассказывающий о покушении на президента Франции, или пресловутый беглый советский агент Виктор Суворов, раскрывающий в художественной форме тайны разведки…). Или роман, написанный профессиональным писателем, нашедшим свою «изюминку», которая интересна БОЛЬШИНСТВУ (тот же Кинг со своей мистикой обычных вещей). Но это и ещё кое-что – по большому счету новинки, чем и привлекательны. Кастанеда, кстати, в этом переплюнул почти всех… В остальном же вкусы читателей не меняются тысячелетиями. Не верите – представьте «Илиаду», написанную современным бойким пером, или посмотрите «Ромео и Джульетту» с Леонардо Ди Каприо… Вглядитесь в современные сериалы, по которым сохнут миллионы людей: всё то же – либо любовь в различных вариантах (от «Джейн Эйр» до «Просто Марии» и мистики в духе (а, вероятно и по сценарию) Стивена Кинга – «Х-files», и опять те же внутренние рабочие секреты в «Скорой помощи» или «911». Все повторяются, а уж в каких-нибудь заурядных «боевиках», «мелодрамах» и «ужастиках» крупицу чего-нибудь нового найти не легче, чем иголку в стоге сена. (Я ТОЖЕ СКАТЫВАЮСЬ НА БАНАЛЬНОСТЬ, УПРЕКАЯ В ЭТОМ ДРУГИХ, НУ ДА ЛАДНО, КАКАЯ, К ЧЕРТУ РАЗНИЦА О ЧЁМ ПИСАТЬ, ЕСЛИ НАДО).
   Так вот, после этого грех не сочинить собственный бестселлер, дорогой мой читатель. Я попробую ТЕБЕ в этом помочь. (ДВУСМЫСЛЕННО ПОЛУЧАЕТСЯ, ИНТЕРЕСНО, ЭТОТ КОМПЬЮТЕР САМ РАЗУМНЫЙ, ИЛИ ТАМ ПРАВДА КТО-ТО ГДЕ-ТО СИДИТ ЗА МОНИТОРОМ?)
   Итак, первое:

   …Он легким движением пальцев свернул шею пятому (шестому, восьмому) из врагов и, перекатившись в прыжке за бочку (дерево, машину), направил ствол своего кольта (автомата, гранатомета) в сторону нападавших…

   Напиши эту фразу, и твой классический «герой боевика» через полсотни страниц обязательно спасет заветного сына (город, планету), а ТЫ обязательно найдёшь своего читателя. Вперёд! Не думай долго о сюжете, здесь главное – динамика:

   …в пылу схватки он не заметил, как шальная пуля оторвала ему ухо (ногу, голову), и продолжал бешено отстреливаться…

   Диалоги главных положительных героев должны быть сведены к минимуму:

   – Билл, с тобой всё в порядке?
   – …А-а (хриплый стон в ответ).
   – Дерьмо! Ты опять вляпался!
   – (Еле слышно) Оставь мне автомат, я прикрою, и перестань, наконец, жевать свою грёбаную жвачку (сосиску, сигару), лучше умереть здесь, чем увидеть ещё хоть раз твою наглую рожу.
   – Шалишь, Билл! Не выйдет от меня избавиться, продержись здесь пять минут (часов, дней) и я тебя вытащу, мы ещё с тобой погуляем (выпьем, набьём друг другу морды)…

   В одном из промежутков между схватками обязательно должна появиться ОНА. ОНА – это либо коварная обольстительница, призванная сгубить главного героя,

   (…кимоно легко распахнулось на ней, обнажив упругую грудь, и её губы сладострастно потянулись к нему. Задыхаясь в её мягких объятиях, он почувствовал неожиданно, что его затылок холодит пистолетное дуло)… и т. д. и пр., но поменьше секса, не увлекайтесь – это уже другой жанр,

   либо всесторонне положительная девушка, которую нужно спасать:

   «Этот подонок украл мою дочь и лишил меня девственности» – её прекрасные глаза наполнились слезами, и Билл, сжав плотно зубы и пустив скупую мужскую слезу, пообещал ей, что НЕГОДЯЙ ЗА ВСЁ ЗАПЛАТИТ ЖИЗНЬЮ (деньгами, девственностью)…

   Если главный герой,

   …вынув изящный «паркер» из кармана смокинга и, подмахнув бумагу, закурил тонкую сигарету и взглянул на неё проницательными глазами,

   то значит наклёвывается шпионский роман, на худой конец – мелодрама. Не путать с женским романом, это другой жанр! В любом случае, подобный герой – опытный сердцеед (не путать с мясоедами и вегетарианцами). В таком романе должно быть много соблазнённых женщин, обязательны сцены из «высшего общества» и обильные интриги. Такой главный герой должен вызывать своими поступками у читателя лёгкое моральное возмущение и глубокое восхищение тонким умом и редкой изворотливостью. Тут главное – не переборщить: отрицательные герои должны быть не в пример хуже основного и ещё – если ты никогда не был в казино и не можешь найти два (пять, десять) основных отличий вечернего платья от ночной рубашки, то за такой роман тебе лучше не браться.
   Есть ещё вариант

   скромно одетого молодого человека с голубыми глазами, выглядывающими из-под шапки густых чёрных волос

   – здесь пахнет мелодрамой, особенно если главная героиня

   откинув назад свои белокурые волосы, выбежала к нему босая и, раскинув руки, бросилась в его объятия.

   В таком романе обязательно должен быть главный злодей, который,

   не спеша потушив сигару об обивку кресла, надменно выносит вердикт престарелым родителям:
   – Подумайте ещё раз о счастье Вашей дочери и помните о том, что в любой момент вы можете оказаться на улице…

   Плясать надо от этого.
   Если ты, к примеру, решил написать «ужастик», то самое важное тут не главный герой, а МОНСТР(Ы) (скелеты, привидения и пр.). В начальном этапе повествования нужно «усыпить» бдительность читателя обыденными сценами. Все главные герои должны быть совершенно обычными людьми – вспомни своих знакомых (друзей, родственников) и постарайся описать какую-нибудь совершенно банальную сцену из их жизни.
   А потом БАХ! и введи в повествование какого-нибудь жуткого монстра и покрасочнее опиши его издевательства над бедными людьми в каком-нибудь жутком месте, куда их занесла нелёгкая. И роман готов.
   С детективами и фантастикой чуть-чуть сложнее.
   Для написания фантастического произведения, как правило, требуется фантазия, для написания детектива – хороший слог. С какими-то общими схемами здесь дело обстоит сложнее – с тех пор, как Герберт Уэллс изобрел машину времени и нашествие марсиан, «путешественников во времени» и всяких «зеленых человечков» настолько затаскали, что от банальных сюжетов среднестатистического читателя в лучшем случае клонит в сон, а в детективах с неизвестным убийцей давно уже перебраны все варианты, кроме, разве что, того, когда убийцей является сам читатель. При классическом же главном герое-следователе (частном детективе) надо обязательно быть знакомым с работой правоохранительных служб, иначе не будешь котироваться. Почитай классиков этого жанра.
   Итак, если твоя цель написать бестселлер, лучше начинать с проверенных вариантов, указанных выше. Но… не с целью добавлять книги в и так переполненный рынок, а как я считаю, с целью «набить руку». Дело в том, что хорошие идеи зачастую встречаются у совершенно неизвестных писателей, но, к сожалению, как правило, в таких произведениях в облачении «голой идеи» не хватает «мяса». Сразу видно – рука не набита. В «классическом сюжете» ты можешь проверить себя – получается или нет.
   Прочитай сам критически, покажи знакомым… Как? Если что-то получилось, то можно перейти к главному – АНТОЛОГИИ КОРОТКОГО РАССКАЗА. Короткий рассказ интересен всё же в первую очередь своей ИДЕЕЙ. Предупреждаю сразу – несмотря на то, что короткий рассказ гораздо проще опубликовать, ни известности, ни денег они, как правило, не приносят. Бывали, правда, исключения типа Джека Лондона или Эрнеста Хемингуэя, но это как раз те исключения, которые только подтверждают общее правило. Современный нам Стивен Кинг, признанный мастер короткого рассказа, гонорары свои гораздо более получает от толстых романов…
   Зато придумывать сюжеты – жутко интересное занятие. Проще всего – оглянуться вокруг и подключить немного фантазии. К примеру, куда-то запропал любимый охотничий нож, да ко всему прочему забарахлил телевизор. Чем расстраиваться, лучше объединим эти события каким-нибудь интересным образом:

   нож, несомненно, украли инопланетяне, они же отключили телевизор…

   Немного банально, но думаем дальше – зачем они это сделали? Все просто —

   неведомым образом исчез не только этот нож, но и охотничье ружье соседа, мало того – танк времен второй мировой войны с пьедестала на площади…

   Дальше – больше, обобщаем:

   неведомым образом исчезло ВСЁ оружие с планеты Земля, от простых ножей до современных вооружений. Соответственно отключились ВСЕ оперативные средства массовой информации.

   Конечно же всё это сделали инопланетяне, но, опять же, ЗАЧЕМ? Первое, что приходит в голову – готовится инопланетное военное вторжение, но… это уже сюжет романа, а нам нужен короткий рассказ, т. е. уже должна близиться концовка.

   …Разом на всех экранах появляется маленький зелёный (жёлтый, красный) человечек и рассказывает потрясающую историю: уже несколько миллиардов (чуть больше, чуть меньше) лет их космическое судно исследует нашу планету, сначала изучая динозавров, потом обезьян и, наконец, нас, грешных. В определенный исторический момент начинается гонка вооружений и человечество погибает в огромном грибе ядерного взрыва… Затем жизнь возрождается и все повторяется снова… Так было уже пять (десять, пятьдесят) раз…

   Вот так-то, инопланетяне, наконец-то пожалели нас, бедных. Сюжет, на мой взгляд, не сильно интересный в силу своей дешёвой поучительности, но, в общем, достойный внимания.
   Или, к примеру, телевизор работает нормально, в выпуске новостей – очередной террористический акт. Тут же начинаем закручивать сюжет:

   …Серия террористических актов охватила город (страну, планету), а в это время молодой (пожилой) талантливый ученый, изучая муравьев (кошек, самку шимпанзе) неожиданно понимает, что эти хитрые звери, которых мы никогда по достоинству не оценивали, уже успели изобрести динамит…

   Или уж совсем простое – ты выходишь на улицу, а там, к примеру, мелкий осенний дождь. Ты вдруг представляешь себе, что было бы, если бы

   вдруг, по каким-то причинам, этот дождь никогда не кончится.

   Дальше представляешь себе глобальный потоп бедного родного города и, в перспективе, образование на его месте пресного озера, а также возможные причины этого безобразия.
   Побольше простых вещей!

   Зеркало-убийца, мыслящая расческа, жена-ведьма (настоящая!), теща-крокодил (тоже настоящий, из зоопарка), космический полет на… Солнце(!), таракан…

   ГОСПОДИ! ЧТО Я НЕСУ? СОВСЕМ ЗАРАПОРТОВАЛСЯ! Кроме недовольства той ахинеей, что я нёс, ублажая неведомый КОМПЬЮТЕР, я чувствовал безумную усталость… СТОП! Меня кто-то трясёт за руку! Сделав над собой усилие, я открыл глаза и увидел своего знакомого с повязкой на шее, который мне что-то говорил. Оглянулся на Сан Саныча – тот с отсутствующим видом баюкал, как младенца, в своих руках блокнот. Я взял его в руку и прочитал фразу в начале:
   «Саня! Самое главное – блокнот забери себе и никому не показывай».
   Ладно, так и сделаю. Я чувствовал совершенно дикую усталость и слабость, а в голове почему-то вертелась только одна мысль: ТАРАКАН, Я ВИДЕЛ ТАРАКАНА!

Следователь

   – Это, конечно, не моё дело, но тебя спрашивает какой-то мент!
   «Бежать?» – мелькнула мысль. – «Но зачем, от кого?».
   – Где он?
   – Да… в коридоре, разговаривает с медсестрой.
   – Ну, пойдем туда. Куда деваться?
   – А ты… это, чего с придурками обнимаешься?
   – Тсс! – я понизил голос. – Это мой дядюшка, понял?
   – Да, конечно. В общем-то мне всё равно.
   – Ладно уж, пойдем.
   Милиционер был молодым, меня это почему-то порадовало.
   – Александр Григорьевич?
   Я поморщился:
   – Георгиевич!
   – Извините. Георгиевич. Ну так вот, Александр, я обязан Вас допросить о происшедшем.
   Я постарался кратко рассказать о происшествии и поинтересовался.
   – Как Ольга, жива?
   – Да, конечно.
   – Где она?
   – Вы ее родственник?
   – Нет, знакомый…
   – В таком случае раскрывать ее месторасположение я Вам не обязан.
   – Почему?
   – Слушай, парень! Ты в рубашке родился, потому что соседи, а это семья из трех человек, которые и вызвали милицию, все как один подтверждают твою версию того, что нападавший – Станислав Мирошников. А вот твоя знакомая утверждает, что на неё напал ты!
   – Я?! Так Ольга сказала?!
   – Именно. Поэтому, если бы не соседи, ты бы сидел у нас, а не здесь. Но подписочку о невыезде тебе придется дать… До допроса самого Станислава.
   – О господи! Ольга, может быть она не в себе?
   – Не знаю. Она потеряла мужа… В общем-то я тебя должен был бы посадить в камеру до выяснения. То, что ты здесь – мне скажи спасибо.
   – Спасибо, – сказал я и подумал, что надо срочно звонить в редакцию – ещё не хватало мне оказаться в камере.
   – Сразу после выписки явитесь на официальный допрос. Вот повестка. Видишь, я тебе верю.
   – С-спасибо еще раз. Чем обязан таким доверием?
   – А ты не знаешь! Эх, Сашка, точно крыша поехала!
   До меня, наконец, дошло.
   – Лёшка, ты что ли?
   Я никак не ожидал встретить своего однокурсника. Он здорово изменился со времен журфака. Повзрослел, стал почти толстым. Я не узнал его даже… А ведь были друзьями когда-то.
   – Давно в милиции?
   – Четвёртый год. Сначала пригласили в пресс-службу, после армии нужно было куда-то податься. Потом стал «опером»…
   – Так… значит, если бы не ты, я бы уже сидел в «кутузке»?
   – Почти наверняка. Да ты не бойся, эти соседи-пенсионеры действительно твои слова подтверждают полностью. Так что формально я имею право тебя и не задерживать. Если бы не твоя Ольга, то проблем вообще бы не было…
   – Где она?
   – В «сороковой». Даже не в травме, лежит «на сохранении» – положили на всякий случай, чтобы ребенка не потеряла.
   – Почему она на меня наговаривает? Не понимаю.
   «Понимаешь!» – неожиданно пронеслось в голове.
   – Ладно, не боись, разберемся.
   «А Лёха, все-таки, молодец! Мне здорово повезло, что дело попало к нему», – подумалось.
   – Погоди, расскажи мне обо всем, я же не всё помню.
   – Труп на лестничной площадке, частично в лифте, – сказал он лаконично. – Плюс трое пострадавших, один из них – ты.
   – Погоди. Труп на площадке, возле лифта. Я до туда даже дойти не успел…
   – Действительно, возле лифта отпечатков твоей обуви нет, зато в самом лифте…
   – Да, я с ним вместе ехал в лифте, только вышел этажом раньше… Ну, понимаешь, я догадывался, что это её муж, хотел проверить…
   – Эх ты!
   – А что говорит этот… как его? Станислав.
   – Ничего. До сих пор без сознания, в тяжёлом состоянии.
   – А что Ольга про меня говорит?
   – Говорит, что её ударил ты, когда она выходила из квартиры, остальное не помнит – была без сознания.
   – Господи, зачем ей такое на меня наговаривать? Я должен с ней поговорить.
   – Не советую. Впрочем, как хочешь. Я тебе верю. А твоя «подписка о невыезде» мне нужна для того, чтобы тебя не сажать в камеру… Слушай, а может быть ты чего-то не договариваешь?
   – А говоришь – «верю».
   – Ладно, не рычи, это моя работа. Ладно – вот мой рабочий телефон, звони, если что новое вспомнишь.
   – Да что мне ещё вспоминать!
   – Не рычи, говорю! Когда выпишешься – в любом случае приходи ко мне, не хватало ещё тебя разыскивать!
   – Лады, приду.
   – Ну, давай! А всё-таки ты вляпался в историю. Ладно, попробуй поговорить со своей Ольгой, разрешаю. Палата 512. Но смотри – если сделаешь хуже, пеняй на себя!
   – Ладно уж, не пугай, и так хреново! И… позвони мне на работу, ладно? Вот телефон. Только это… не говори им пока про следствие, скажи – авария. Сделаешь?
   – Ладно уж, по старой дружбе…
   Мысли метались. В основном вокруг Ольги. Лёшка – хороший парень, но принципиальный, если бы не эти свидетели, я бы, пожалуй, был уже на нарах… Правильно я сделал, что не стал рассказывать про БОМЖА…
   С тем и уснул. Просто отрубился.

Блокнот

   Разбудили меня только к завтраку.
   – Вставайте, больной. Скоро обход.
   Медсестра довольно симпатичная, несколько толстовата, правда. Судя по говору – в город приехала из деревни. Может быть, хотя бы не злая? На всякий случай выяснил имя – Лиля. Ну надо же, почти романтично.
   Я доплелся до столовой, заглянув по дороге в палату – Сан Саныч сидел с отсутствующим видом и что-то мычал про себя. Интересно, опять в шахматы играет?
   Оказалось, что обход только в двенадцать. Потом – приёмные часы, если Лёшка позвонил в редакцию, может быть Олег хоть сигарет притащит… Стрельнув пока очередную «Приму» у своего знакомого (вспомнил, звать его Юрой), я, наконец, взялся за блокнот Сан Саныча.

   Саня!
   Самое главное – блокнот забери себе и никому не показывай… Надеюсь, ты уже понял, что я не сумасшедший! Теперь твоя главная задача – вытащить меня отсюда (без тебя мне отсюда прямая дорожка – в «психушку») без всяких лишних вопросов. Вези меня к маме – она единственная кроме тебя, кому я могу доверять (КАК ЖЕ!) надеюсь, что до неё ещё не добрались… Сделай это.
   Теперь попытаюсь объяснить и для тебя, и для неё (и, может быть, для себя) что случилось – чувствую, что времени на разговоры будет чудовищно мало или его вообще не будет. Дашь ей почитать эти записки перед тем, как «оживить» перед ней – надеюсь, что это получится и во второй раз. Только, ради Бога, постарайся, чтобы эти записки не попали в чужие руки!
   Далее – сидя рядом со мной, ты общался с компьютером.

   («Ты общаешься с компьютером» — перечитал я фразу из записки на предыдущем листе блокнота. Это, пожалуй, судя по моим собственным ощущениям, похоже на правду…)

   Это – процессор (или передатчик, называй как хочешь), который имплантирован мне в голову хирургическим путем. Мне иногда удается «покопаться» там в файлах и извлекать кой-какую информацию, но чаще всё наоборот – он (или кто-то с помощью него) управляет мной и, соответственно, читает все мои мысли без исключения. Я, правда, нашел способ защищаться от этого (и ты об этом знаешь!) – постоянно загружать его чем-то (для меня проще всего – играть в шахматы). От этого, даже при моей работоспособности, я устаю дико – организм работает на износ, даже ночью я боюсь расслабиться, чтобы не стать опасным… Вообще кратко об этом рассказать сложно, но, пожалуй, надо.
   Меня похитили в Будапеште (случилось это вечером (почти ночью) в начале марта прошлого года) из небольшого ресторанчика, куда я регулярно заходил. К тому времени мы с Ольгой

   (КАКОЙ ОЛЬГОЙ? Подлая женщина! Так вот с кем Сан Саныч угнал за границу! Теперь, пожалуй, становится понятно, почему она искала потом его в Бостоне… Так-так! Может быть, и Раиса Илларионовна об этом знала? Интересно, это было ещё до того, как она вышла замуж? Я жадно стал читать дальше).

   уже несколько месяцев жили в этом городе, мне удалось найти там работу в «Русском вестнике», а Ольга почти безвылазно сидела в отеле…
   …Когда мне стало плохо от обычной чашечки «Капуччино» и меня подхватили под руки какие-то люди (венгры или «мадьяры», как я их называл) и посадили в машину, первая мысль была – добрались из России, слишком уж сильно я начал здесь «светиться», несмотря на чужие документы и псевдоним. Сейчас думаю, что им просто нужен был иммигрант из России, которого не хватятся быстро. (Я думаю, что они прекрасно знали и о существовании Ольги, но в серьезный расчет её не брали. В этом они ошиблись, я надеюсь).
   Клиника, в которой мне делали операцию, находится где-то в районе озера Балатон – точно я не уверен, но в Венгрии это единственное большое озеро, а из окна я видел водную гладь… К тому же мы с Ольгой ездили туда на недельку, одно время мне даже казалось, что я узнаю место…
   Сразу после операции морально я был раздавлен полностью – моё тело и разум были целиком подчинены какой-то чужеродной воле, я чувствовал, что кто-то мной управляет, читает мои мысли, моё прошлое! Этот «процессор», правда, предполагал определённую свободу действий, но это, как и вообще то, что я имею дело с компьютером, выяснилось много позже. Как я сразу не догадался?
   А в то время я «слушался» его неукоснительно. Даже написал Ольге письмо отвратительного содержания, а также маме (ей потом отправили его из Турции – ты знаешь, наверное). Потом меня отправили в Штаты – к моим же родственникам (все это окончательно убедило меня, что я у них «на крючке», потому что официально у меня были документы на совсем другую фамилию) – причём вопрос с документами и визой решился «без сучка и задоринки» – ирония судьбы: ещё пару недель назад я об этом мог бы только мечтать…
   Близкие мне люди, увидев меня, возможно и заподозрили бы неладное, но американские родственнички в Бостоне видели меня впервые, да и куда им до моих проблем – сами все «заезженные». В общем, там я очень быстро попал в специальную школу (не поручусь, что это ЦРУ, но похоже). Там я наконец узнал, что от меня нужно – это мне объяснили быстро и жёстко, в самой ультимативной форме.
   К тому времени я уже и сам начал многое понимать: люди с процессорами вроде меня («сержанты», по их терминологии) используются для отслеживания и управления «солдатами» – более примитивными «зомби». Насколько я понял, с этими «солдатами» было много «накладок» – они частенько «съезжали с катушек» и выходили из подчинения. Вскоре я понял почему – в них вместо дорогостоящего процессора подсаживали прямо в мозг (физически, через ушную раковину) некий гибрид настоящего американского таракана с каким-то электронным устройством. Жуть! Не удивительно, почему они «съезжали», наша же задача была держать их в подчинении. Но и это ещё не всё! И «солдаты», и «сержанты» – только начальный этап грандиозного эксперимента: некоторый процент «солдат», так называемые «отцы-оплодотворители» работают по совместительству сексуальными маньяками (а после этого мы удивляемся, почему маньяков в мире становится всё больше и больше) – я сам видел видеофильм, в котором жестоко насилуется женщина, а потом ей подсаживается всё тот же «таракан» – и она становится послушной! Я думаю, что поколение детей, рождённых от таких «маньяков», и есть следующая стадия эксперимента! Эти дети, думается мне, уже не нуждаются ни в «тараканах», ни в процессорах…
   Со мной эти люди «накололись» в том, что я понял, что имею дело с компьютером! А уж в чём – в чём, а в компьютерах-то я профи! Я сразу же попытался залезть в файлы, и, что самое удивительное, – мне это удалось. Одна проблема – я мог их читать, но не мог менять программу, к тому же довольно быстро сработала какая-то защитная система. В этот-то критический момент, находясь на грани жизни и смерти, я и придумал «игру в шахматы» – с помощью постоянного общения с программами мне удалось снять с себя контроль, но… в эту минуту в реальном мире я стал совершенно беспомощным – меня хватало только на самые простые действия, да и то не всегда. Опять ирония судьбы – случилось это именно тогда, когда я уже практически нашёл решение этой проблемы…

   На этом записи в блокноте обрывались. «Ну и историйка!» – я даже присвистнул, – «Так вляпаться, кроме Сан Саныча, мог только я!». Тут в моем мозгу снова мелькнула навязчивая мысль: «Таракан! Я же видел ТАРАКАНА!».

   «Бред воспалённого сознания!» – сказал бы я любому, кто попытался бы мне выдать за правду подобную историю. И, помимо прочего, – при-ми-тив! Если бы Сан Саныч решил придумать что-нибудь подобное, он придумал бы что-нибудь поумнее! Какие-то «мадьяры», «сержанты». Хотя… Постой-ка, во-первых всё, что я видел и чувствовал сам, как то: таракан, заползающий Кузнечику в ухо, и эта игра в шахматы с неведомым компьютером – всё это подтверждают эти странные записки. Кстати, Венгрия, помнится мне, то ли член НАТО, то ли сильно хочет стать им… Вот так-то! Правда, за компьютером в мозгах и за тараканами должен стоять кто-то поумнее этого «сержанта», так ведь может быть и стоит… И ещё, если верить этой истории, то становится понятным поведение Кузнечика, которым управляет неведомый таракан. Так значит, Кузнечик попала в ранг «солдатов», став таковым от этого… Станислава, а Сан Саныч у них в ранге «сержанта», а значит, он может ею управлять и тем самым избавить меня от возможного обвинения в убийстве!
   А также, наличие сержантов и солдат предусматривает сидящего где-то генерала…

   Побег

   Ещё до осмотра прибежал Олег и, глядя на меня, не смог удержаться от смеха.
   – Чего ржёшь, жеребец? – поинтересовался у него я.
   – Ты бы видел себя в зеркале, сам бы со смеху покатился! Смотрю сбоку – вроде нормальный, как повернулся ко мне – синяк в пол-лица, вылитая обезьяна!
   – Ладно, кончай прикалываться. Сигарет принёс?
   – Две пачки, вот ещё апельсины… Как ты, кстати?
   – Попытаюсь сегодня же отсюда выбраться, видишь, мест всё равно нет, небольшое удовольствие лежать в коридоре…
   – За тобой заехать?
   – Вообще-то раньше завтрашнего утра всё равно не отпустят, но ты подъедь часикам к шести, может быть удастся слинять. И… принеси шоколад и шампанское, постараюсь договориться с медсестрой. Лады?
   – Хорошо, сделаю. Давай, отдыхай пока.
   – Не учи! Тебе бы так. И вообще, что это ты так сияешь, Светка, наконец, приветливо улыбнулась или Главный руку пожал?
   – Ну… почти. Премию дали. В кои-то веки. Тебе, кстати, тоже.
   – Рад. Ну ладно, вали и не забудь про шампанское, деньги верну. Жду к шести.
   – Буду, не беспокойся.
   Врач согласился меня отпустить неожиданно легко. Он даже обрадовался.
   – Понимаешь, мест нету, а больных везут и везут. Но я тебе направление к терапевту дам!
   – Сам схожу, мне бы отваляться сначала.
   – Ну вот и давай, хоть завтра с утра, документы я подпишу.
   Решив эту проблему, я занялся более важным. Нужно было придумать, как вытащить отсюда Сан Саныча. Бомжа-то может и не хватятся, но увести его официально дадут вряд ли. Нужно это сделать без риска.
   Планировать такую простую операцию, как побег из переполненной больницы – дело несложное и даже приятное. Я пошел покурить и, конечно же, встретил в курилке своего старого знакомого, страдающего от скуки. Дал ему несколько сигарет и объяснил, что нужно помочь.
   – Меня до дому подбросите?
   – Без проблем, если ты пообещаешь не резать свою жену, по крайней мере, сразу. Мне и без того проблем хватает.
   – Ладно тебе! Я свою Катьку люблю… У неё такие синие глазки! – это он произнес почти мечтательно. – А то айда к нам, она у меня пельмени делает…
   – Зайду как-нибудь, но после, ладно?
   – Как же, зайдешь!
   – Отвечаю! Ты, главное, мне с делом помоги.
   – Дался тебе этот бомж! Ну да дело твое…
   – Погоди, а как же врач, тебя же хватятся!
   – Успокойся, Санек! Кому мы здесь нужны? Завтра и не вспомнит никто, да и я медсестре скажу…
   На том и порешили. Остаток дня я посвятил «ухаживаниям» за медсестрой («Лилечка, вам помочь?», «Ну что вы, мне совсем не трудно, видите даже доктор решил меня выписать»), это была часть моего плана. В шесть я уже одетый ждал у окна. Олег на своем «жигуленке» опоздал всего минут на десять.
   – Купил то, что я просил?
   – Обижаешь!
   Я взял у него пакет с шоколадом и шампанским.
   – Придут двое от меня – посади их на заднее сидение. Я скоро буду.
   Я не спеша поднялся обратно в отделение и нырнул в комнатку медсестры.
   – Лилечка, за мной приехали, разрешите мне на прощание сделать Вам небольшой подарок!
   – Спасибо.
   Мне показалось, что она не удивилась, может быть на том и живет? Хотя – нет, глаза потеплели.
   – Спасибо Саша, – повторила она.
   – Слава богу, вспомнили, что у меня имя есть, а то «больной-больной».
   – Эх, у меня ж вас пятьдесят с лишним, многие неделями лежат. А чо? Хоть и не шибко хорошо кормят, зато бесплатно! Вон в пятой один лежит – бомж бомжом, кормят – и хорошо.
   – Нет, я уж лучше дома…
   – Да что это мы? – спохватилась она, вертя в руках бутылку, – давай уж выпьем, раз принес.
   Она достала откуда-то мензурки, пока я возился с пробкой.
   – Ты не обращай внимания, Саша, что мы грубим иногда – работа-то какая, сам видишь! За тем «судно» унеси, тому простынь поменяй… А если что не так – матом. Вот и грубеешь.
   – Не все ж такие, Юра, вот, например, помогал тебе простыни носить – я видел.
   – Да не все, конечно. Но тут всякого понасмотришься, я как-то даже влюбилась в одного грешным делом, а он потом на улице не узнал даже, вот так-то!
   – Бывает, Лиля. Не бери в голову. Слушай, а этот бомж, про которого ты говорила, откуда он, не знаешь? – спросил я, чокаясь.
   – Как же, знаю, в мою смену привезли. Менты его в вытрезвителе держали, да там же долго нельзя, вот и пристроили. Да его заберут завтра.
   – Кто? Куда?
   – До всех-то тебе дело. Не на улицу же его! В «психушку» увезут – ясное дело, такой на улице пропадет, я сама нашего психиатра за него просила…
   Вовремя я решил его забрать! Предчувствие не подвело. Из «психушки» забрать сложнее…
   – Ну ладно, Лиля, мне пора, допьёте с подружками за моё здоровье.
   – Иди, коли спешишь. Ты… это, заходи если что, посидим, поболтаем.
   – Зайду как-нибудь.
   Много ли нужно для хороших отношений? Когда я спустился вниз, компания уже была в сборе.
   – Ушёл чисто! – похвастался Юра.
   – Домой? – спросил Олег. Бомж-Сан Саныч сидел молча, сосредоточенно изучая спинку водительского сидения.
   – Нет, нужно Юру домой закинуть, а потом меня с… этим к цирку, нужно его маме сдать.
   – Опять возишься с сирыми и убогими? – ухмыльнулся Олег и нажал на газ.
   – На выезде из больничного городка навстречу попалась милицейская «Волга» с мигалкой.
   «Уж не за мной ли?» – мелькнула мысль, и я на всякий случай немного пригнулся. Олег посмотрел на меня удивленно, а Юра понимающе хмыкнул и сказал:
   – Меня в район автовокзала, но сначала – в ближайший ларек, я вторую неделю без пива…
   Охваченный каким-то необъяснимым предчувствием, я неожиданно для самого себя сказал:
   – Олег! Тормозни на минутку, я сейчас. – И, выскочив из машины, помчался обратно в больничный двор.
   Лучше бы я этого не делал! Спал бы спокойнее. Хотя…
   Возле машины с мигалкой стоял человек в кожаной куртке, держа на плече какую-то трубу. Через секунду из трубы изрыгнулся огонь и из одного из окон больницы начало подниматься облако пыли и дыма. Благо я помнил, где здесь телефон-автомат. Вызвав по очереди пожарных, скорую помощь и милицию, на что ушло не меньше десяти минут, я вернулся в машину и, не отвечая на расспросы, коротко кинул:
   – Гони!

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Кузнечик

   …Писать дневник – это привычка, я только сейчас это поняла. А ведь сколько времени отнимает – я не поленилась и «набила» в компьютер все свои старые записки, а теперь вот выдалась свободная минутка – опять записываю все происшедшее…
   Кто-то жутко боится мышей, кто-то привидений, я же ко всему этому совершенно безразлична, зато я всегда боялась ТАРАКАНОВ, даже когда стала взрослой… Нет! БОЯЛАСЬ – это не то слово, я их просто НЕ-НА-ВИ-ДЕ-ЛА. Пожалуй, именно эта ненависть сделала меня такой чистоплотной, вы бы видели мою кухню…
   Нет, я поняла, конечно, что со мной что-то не то после этой УЖАСНОЙ ТРАГЕДИИ. Я была слабой и больной – но это не то, вернее дело совсем не в этом… У меня было впечатление, что мозг мой окутывается каким-то коконом и как бы со стороны наблюдала за самой собой, которая кушает, говорит что-то (причём иногда нечто ужасное, я теперь вспомнила, что эта ВТОРАЯ Я сказала, что на меня напал Сашка. Что самое странное, МНЕ НАСТОЯЩЕЙ было всё это СОВЕРШЕННО БЕЗРАЗЛИЧНО. Да и не только ЭТО, вообще ВСЁ. Когда ТОЙ МНЕ (так и запутаться недолго!) сказали, что Коля умер, мне даже это было безразлично! Я чувствовала себя зверьком, залезшим в норку, маленькую, тесную, но безопасную. Зверек залез туда, чтобы умереть, и ему ВСЁ-ВСЁ-ВСЁ было совсем безразлично, даже… даже будущий ребёнок! А Коля… что теперь таиться-то, я его совсем не любила, просто он пригрел меня, был таким удобным, таким надёжным… Не то, что этот Сан Саныч. Его я, конечно тоже не любила, временами даже ненавидела, как того же Сашку когда-то. Впрочем, к Сашке я никогда плохо не относилась, он просто меня бесил тем, что вижу ведь – влюблён, а ведет себя как хам, будто я для него вообще пустое место… Кстати, когда он прибежал ко мне в больницу и, крича что-то, схватил меня и потащил куда-то, я даже из «норки» выползла и в кои-то веки была заодно с ТОЙ МНОЙ, которая кусалась и царапалась,

   всю жизнь мечтала исцарапать ему морду.

   За что? Не спрашивайте – мужики всё равно не поймут, а бабы и спрашивать не станут – и так всё ясно. Так вот, у НАС ОБЕИХ ничего не вышло! В него словно чёрт вселился, завернул меня (НАС?) в одеяло и потащил вниз без всяких видимых усилий, хотя потом шатался от усталости, я видела! В машине даже одеяло не снял, только держал так, будто обнимал… А я… я увидела Сан Саныча и почувствовала, что выползла из «норки», ТА Я куда-то пропала. Но мне плевать, сжала зубы – и молчала, подумывая временами только о том, как бы извернуться половчее и этого Сашку-придурка укусить за ухо, но тот, видимо, это предвидел и держал меня крепко, обхватив сзади, пока я не успокоилась маленько…
   Я ему говорю: «Пусти, дурак, мне больно!», а он не реагирует, будто не слышит. Отпустил только потом, когда мы приехали к Раисе Илларионовне, знает, подлец, что при ней я обязательно буду «блюсти лицо», зато потом, когда он потащил меня в коридор «поговорить» и начал нести чушь, что У МЕНЯ В ГОЛОВЕ сидит ТАРАКАН, я оторвалась, честное слово, два ногтя сломала! А он, вместо того, чтобы сопротивляться, потащил меня куда-то к выходу, на ходу спрашивая: «Ну как, почувствовала, теперь веришь?». Я решила сначала, что это его садистский розыгрыш, знает ведь, подонок, что я при одном упоминании о тараканах готова на стенку лезть, он когда-то пытался уже меня так пугать, чуть до истерики, сволочь, не довел, но тут… Тут я почувствовала, что просыпается ТА Я и каким-то шестым чувством поняла, что он прав, а он, увидев это, потащил меня обратно и сказал, чтобы я ни в коем случае не отходила от Сан Саныча дальше чем на сто метров, иначе «ОН проснется», как он выразился. От омерзения меня чуть не рвало, зато я ПРОСНУЛАСЬ, я почувствовала (наконец-то!) в себе маленькую требовательную жизнь, которую надо СПАСАТЬ И ЗАЩИЩАТЬ.
   Мне почудилось (только вы не смейтесь), что этот, мой маленький, каким-то образом со мной общается и мне даже показалось, что благодаря ему я так быстро и поверила Сашке (ему явно повезло!), а потом, когда мы вернулись и увидели, что Раиса Илларионовна хлопочет над своим бесценным сыном, у которого вид полного придурка, я вдруг увидела у него (у Сан Саныча, конечно) какое-то свечение над левым ухом, будто маячок, который издавал тихий навязчивый звук, будто зуммер. Сашка же достал какой-то блокнот и, сказав, что это записи Сан Саныча, начал читать вслух. После этих записок я поверила ему окончательно, даже в то, что он, утащив меня из больницы, спас мне жизнь.
   Но благодарности он от меня всё равно не дождётся, буду я унижаться, как же!
   Самое интересное произошло потом, когда мы уже всё прочитали и даже обсудили всё, начиная от «проблемы тараканов» и виденного мной сияния над ухом Сан Саныча до странных ребят, которые взрывают больницы. После этого Сашка подсел к Сан Санычу и, обняв его так нежно, что я не удержалась и хихикнула, вдруг стал впадать в какой-то транс, бормоча что-то себе под нос, зато Сан Саныч неожиданно поднял голову и посмотрел на меня совершенно осмысленно, совсем как раньше!

Вызволение Кузнечика и что было дальше

   – Гони! – крикнул я Олегу, и он нажал на газ, временами оглядываясь на остающиеся позади клубы дыма.
   – Что там такое стряслось?
   – Что – не знаю. Но знаю точно, что если бы ты задержался на полчасика, то тебе пришлось бы готовить некролог по безвременно ушедшему журналисту.
   – Но куда же мы? – в нем проснулся профессиональный репортер. – Поджог больницы – это же сенсация!
   – Если я прав, – я покосился на Юру, челюсть которого отвисла почти до пупка, – то у тебя материал будет такой, что все остальные помрут от зависти – ты будешь на новом месте преступления раньше, чем сами террористы и, чем черт не шутит, может быть даже предотвратишь своим звонком террористический акт… Но сначала мне надо вытащить оттуда одну молодую особу… Юра, закрой рот, вот твой киоск!
   Юра поплелся к киоску, рот, кстати, так и не закрыв. Мы его там и оставили – невежливо, конечно, но в тот момент мне было не до сентенций.
   Когда мы подъехали к «сороковой», я послал Олега к телефону предотвращать новый возможный теракт, попросив его после звонка вернуться в машину, а сам рванул на пятый этаж, буквально сметя на входе поражённого моей наглостью вахтёра. Хорошо, что я знал номер палаты!
   Я влетел туда как ураган, и, завернув в одеяло Кузнечика (которая, кстати, пыталась мне выцарапать глаза), на руках понес её вниз, игнорируя лифт (РАНЬШЕ ОНА БЫЛА ЛЕГЧЕ!), и выскочил вовремя – когда Олег, уже во второй раз за сегодня, рванул с места «в галоп», откуда-то сзади послышался звук мигалки (ИНТЕРЕСНО, ЭТО ТЕРРОРИСТЫ ИЛИ ТЕ, КОГО ВЫЗВАЛ ОЛЕГ?), но мы уже были достаточно далеко…

   Олега я отпустил – он разрывался между желанием «допросить» меня (я его послал подальше) и желанием вернуться на место происшествия («На которое?» – ехидно поинтересовался у него я.) и пошел вместе с Кузнечиком и Сан Санычем в квартиру Раисы Илларионовны. Кузнечик, кстати, в машине «очнулась» – я это понял по тому, что она перестала вырываться и затихла, и я решил её добить: сунув Сан Саныча в руки ошеломлённой Раисы Илларионовны (главное её ошеломить, но чтоб нервы не сдали, всё-таки не молоденькая!), я выволок Кузнечика в коридор и устроил ей жёсткую «промывку мозгов» (лучшая оборона – нападение!) и, по-моему, мне это удалось, я даже сам удивился. А потом, без всяких комментариев, стал им обеим читать сансанычевские «мемуары» – я знал, что ЕМУ они доверяют больше, чем мне, – а потом вкратце рассказал о бандитском нападении на больницу и последующем спасении Кузнечика (та, кстати, и не подумала бросаться спасителю на шею, ну да фиг с ней – не до того!).
   Надо отдать должное Раисе Илларионовне – та, в отличие от Кузнечика, рассуждала здраво.
   – Значит моего сына можно привести в себя?
   – Можно.
   – Ну так сделай это, я хочу говорить с ним!
   – Хорошо, я попробую.
   Я обнял Сан Саныча и, услышав уже привычное: «е4 – с5», дождался конца партии и осторожно попросил его включить текстовой процессор. Опять было ощущение, что я слышу стук нажимаемых клавиш. С секунду я думал, о чем же писать сегодня, но потом, расслабившись, отдался потоку сознания…

   Бестселлер (опус)
    -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

   …Запах войны, я чувствую запах войны… Иногда, мне кажется, что я живу где-то в Европе накануне Второй мировой (ну прямо как у Ремарка, когда сквозь текст чувствуешь знание (и своё, и автора) того, что события происходят НАКАНУНЕ, как из Парижа 39-го люди, обуянные тем же инстинктом, благодаря которому крысы бегут с тонущего корабля, «рвут когти», другие вешаются, стреляются)…
   Невольно представляешь СЕБЯ ТАМ. Сейчас и ЗДЕСЬ я чувствую почти то же самое… Хотя… не совсем! Все-таки ТА война была справедливой (или это сегодня так кажется), справедливой в том смысле, что можно было отличить черное от белого, а агрессора от освободителя. Но это для нас, русских. А для других?!! Ведь сегодня даже многие из нас Сталина ставят рядом с Гитлером, а каково было тем, кто выбирал ТОГДА из этих двух зол, понимая, что русские и то, что они несут в себе как идеологию, также очень опасно? С сегодняшним пониманием этого, окажись я сейчас ТАМ, захотел бы драться с Германией или предпочел бы уехать в жиреющую на этой войне Америку? Наверное остался бы и защищал рядом с другими мужиками свои горящие города и села, по крайней мере при том раскладе, который случился реально и исторически… Другое дело, если бы великий полководец Иосиф Виссарионович напал первым и, быстренько прижав «фюрера» к ногтю, победоносно стал расширять территорию СССР на запад, на юг… Из двух зол… Правда, в этом случае, наверное, и Штаты не смогли бы устоять, ведь их главной «страшилки», позже продемонстрированной в японских городах Хиросима и Нагасаки, ещё не было… Наверное, даже в Австралии нельзя было бы жить мирно и чувствовать себя «в стороне».
   Я частенько сегодня разрываюсь между теми, кто «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые» и «нормальной жизнью». С одной стороны, Россия на стыке тысячелетий, пожалуй, самая интересная страна в смысле насыщенности событиями (пытаюсь рассуждать как «гражданин мира»), а с другой стороны, чувствуешь себя подопытным кроликом (причем, полуголодным!), который видит прочий мир через заградительную полосу и автоматы пограничников…

   НУ И ТАК ДАЛЕЕ В ТОМ ЖЕ ДУХЕ. В данном случае я при сочинении бестселлера использую идею Виктора Суворова (кстати, основанную на исторических фактах и вполне достойную внимания) о том, что Сталин планировал Вторую мировую войну, и смотрю варианты – я могу придумать, что БЫЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ, и пр. плюс накладываю ТУ ситуацию на сегодняшнюю реальную жизнь. Так можно придумывать сюжет для бестселлера.
   Многие писатели имеют ярко выраженное преступное мышление, иногда прочтешь очередной роман и думаешь: «А кем бы был этот товарищ, если бы книжки не писал?». То-то же! Если ты решил писать детектив, то вышеизложенные качества тебе совершенно необходимы.
   Если в твоем романе совершается убийство (ограбление, мошенничество, катастрофа), то ты это должен не только представить, но и РЕАЛЬНО ПРОЖИТЬ. То есть, если ты решил написать, к примеру, об ограблении банка, то для этого ты должен придумать хороший план этого ограбления и МЫСЛЕННО ЕГО СОВЕРШИТЬ. Давай выберем что-нибудь поинтереснее и вперед!
   Например, заделаемся фальшивомонетчиками и посмотрим, что из этого выйдет.
   ИЗГОТОВЛЕНИЕ. Тут все просто – металлические монеты отбросим сразу – трудоемко и невыгодно. Остаются бумажные деньги и акции. Рисовать их – устарело и опять же трудоемко, поэтому не рассматривается. Есть современные методы – это ксерокс и принтер.
   КАЧЕСТВО. От качества зависит многое – очень грубая подделка (например, с помощью черно-белого ксерокса может быть выявлена сразу, как ни старайся её раскрашивать, но она, пожалуй, подойдет для «куклы» в определенных ситуациях.) Лучше, конечно, использовать подделки близкие к оригиналу, которые трудно определить без специальных исследований.
   ИСПОЛЬЗОВАНИЕ. Вот тут уж включай фантазию. Самое примитивное – для наживы. В этом случае то, через сколько страниц поймают, зависит от серого вещества в голове этого любителя наживы. Если он идет в ближайший супермаркет, то скорее всего будет:

   …Продавщица судорожно нажимала красную кнопку под прилавком, борясь между чувством страха и радостью от того, что получит премию за поимку ужасного преступника. От возбуждения её трусики…

   или

   …Да, я помню этого молодого человека, конечно, я его узнаю. Да, ещё я умею рисовать и можно обойтись без фоторобота… И вообще – он заходит сюда пару раз в неделю…

   Поэтому супермаркеты, причем ближайшие, так же как и банки и все прочие заведения, где проверяют купюры, исключаются сразу. Можно, правда, изготовлять мелкие купюры и понемногу использовать их в «киосках», желательно в вечернее время.

   Только утром бедная девушка узнала, что осталась за эту смену без зарплаты…

   Но это скорее подходит для подростков, у которых нехватка наличных на карманные расходы. Кстати, поймают все равно, только помучаются чуть дольше. Гораздо интереснее трата сразу большой суммы – например:

   Они решили, что безопаснее будет ехать в большой город. Там они пришли на китайский рынок и оделись с головы до ног (купили девушке шубу, брату велосипед, дедушке подержанный телевизор и пр.). Все сошло гладко, и домой они возвращались радостные…

   В такой ситуации нелегальные продавцы могут даже не заявить в правоохранительные органы, и, если только сами потом не попадутся на сбыте этих купюр, то главным героям повезло. Или даже ещё лучше:

   Парик изменил её (его, их) до неузнаваемости, она знала, что на этот раз она (он, они) обречена (обрёчен, обречены) на успех…

   Можно придумывать интересные ситуации, когда действия главного героя оправданы:

   Нет, в милицию я не пойду – уж слишком сильно боюсь за своего (сына, брата, дедушку). Я знаю, как решить эту проблему!

   или

   …главное – показать, что деньги у нас есть, а потом выкрутимся как-нибудь…

   В этих случаях похитители вряд ли побегут в милицию, но… может пострадать заложник – на всё воля Господа и Автора.
   Можно расплатиться такими деньгами за наркотики (оружие, девочек), но в этом случае самый реальный дальнейший сюжет – побег от разъярённых «мафиози», можно использовать надежных посредников, можно, наконец, воспользоваться бардаком, который вызван чрезвычайной ситуацией в стране (военными действиями в определённом районе, финансовым кризисом).
   СИТУАЦИИ. Это, пожалуй, самое важное и интересное. Попробуем создать ситуацию, когда в общем-то положительного героя вынуждают встать на неправедный путь. Например:

   …выхода не было, и он решил – поедем автостопом, питаться в дороге будем с помощью этих проклятых денег, которые нам подкинули. Нам должно повезти!

   или

   У него были сутки с небольшим, чтобы выбраться из этой страны, и выбора не было – в этой ситуации даже мизерный шанс давал большую надежду, чем минутное промедление…

   Или что-нибудь ещё в этом духе, желательно придумать что-нибудь совершенно оригинальное, типа:

   Он нашел не новый, но достаточно верный способ подрыва экономики этой маленькой страны, которую душила жестокая диктатура.

   ПРОКОЛ. Автор должен самостоятельно придумать, на чём «проколется» его главный герой.

   Следователь совершенно реально рассудил, что в их компьютере обязательно должен быть файл, с которого печатаются оригиналы. Это была удачная зацепка!

   или

   …они прокололись на том, что во всей огромной пачке идеально напечатанных купюр на каждом «полтиннике» был… один и тот же номер!

   или, на худой конец, классическое:

   …решающую роль сыграли обнаруженные отпечатки пальцев левой руки (правой ноги) преступника…

   В качестве вариантов ещё можно рассматривать использование этих денег для скупки краденого или взятки должностному лицу…

   На этот раз выход из «контакта» был ещё более мучительным. Чувствуя противный металлический привкус во рту и головокружение, я с трудом разлепил веки. Раиса Илларионовна и Кузнечик с удивлением смотрели на сидевшего рядом со мной углублённого в себя Сан Саныча, кажется я прервал их разговор на полуслове…

   У каждого в голове свой ТАРАКАН

Кузнечик (продолжение записок)

   Кажется, только в тот момент, когда Сан Саныч на моих глазах пришел в себя, я окончательно поверила во все те бредни, которые мне нарассказывал Сашка, но легче мне от этого не стало, честное слово!
   – Международный заговор! – закричал он с ходу, даже с мамой не поздоровался. Ну что за человек, торопится всегда и во всём, хотя в данном конкретном случае…
   – Сашенька, что они с тобой сделали? – мама есть мама, даже такая, как Раиса Илларионовна.
   – Некогда, мама, некогда рассказывать подробно, но я чувствую, что судьба даёт нам шанс – и мы должны его использовать! Я думаю, что мы имеем дело с заговором стран блока НАТО и США в первую очередь, естественно, против стран «третьего мира» (ВО ЗАГНУЛ!) т. е. против бывшего СССР в первую очередь. И заговор этот успешно выполняется путем «зомбирования» населения страны. Не исключено, например, что в этом городе каждый десятый (а может даже каждый третий или второй) человек – зомби.
   От ужаса у меня, кажется, волосы на голове зашевелились, не знаю – со стороны я себя не видела (да это, наверное, и к лучшему). Всё же я набралась смелости и спросила:
   – Каким образом они «зомбируют» население? – ответ я, конечно, уже знала, но хотела услышать это от него.
   – Каким? – он усмехнулся как-то криво и пристально посмотрел на меня.
   Это только добавило ужаса, потому что я почувствовала, что, помимо своей воли встав со стула, кружусь на месте. Я попробовала этому сопротивляться и сначала у меня ничего не получилось, но в ту же секунду я почувствовала лёгкие удары у себя в животе – мой МАЛЕНЬКИЙ иногда любит лягаться в самую неподходящую минуту. Я сразу же остановилась и пришла в себя. По-моему Сан Саныч этого не заметил, потому что, удовлетворённо хрюкнув, изрёк:
   – Я в звании «сержанта» в их терминологии, и у меня в голове (он постучал по своей чёрной шевелюре) вживлённый электронный процессор, который отслеживает мои действия и управляет ими. Я в свою очередь могу управлять «солдатами» – ну такими как ты… Но у тебя нет процессора, у тебя в ухе ТАРАКАН – электронный «жучок» со всеми повадками настоящего насекомого… Хотя… ты, наверное, не просто «солдат», ты «солдат-матка», ну-ка вспомни, чей у тебя ребёнок?
   – Моего мужа! Мне сделали искусственное оплодотворение! – сказала я оскорблённо и тут же вспомнила про происшествие в лифте.
   – Ты в этом уверена. Да? Странно, ОНИ не к СВОЕМУ РЕБЕНКУ подсаживать ТАРАКАНА не стали бы. Очень странно. Так вот, «солдаты» подразделяются на простых исполнителей – «работяг» и, что главнее – «отцов-оплодотворителей», которые насилуют женщин для появления нового потомства – уже знаете, да? Кстати, насчет тебя, – он посмотрел в мою сторону – если я прав в своих предположениях, то ты должна видеть зомбированных людей, отличать их в толпе так же, как и я.
   – Ну… – начала я неуверенно. – У тебя над ухом какое-то сияние.
   Его рука непроизвольно потянулась к голове, в глазах Раисы Илларионовны был почти ужас.
   – Сашенька, мы сходим к хирургам…
   – Я думаю, мама, что это ИМИ предусмотрено – сработает мини-бомба и ни меня, ни хирургов… Я не уверен в этом, но вероятность большая. У меня есть другая идея! Но для выполнения моего плана я должен напрямую связаться с компьютером, а для этого мне нужен свободный доступ в интернет, шанс не такой уж и большой, но…
   В эту секунду взгляд его потускнел, и он опять «ушёл в себя». По крайней мере для меня ситуация прояснилась мало…

Мы ищем выход

   – У Сан Саныча голова светлая, к тому же он – классный программист, помимо всего прочего, – рассуждал я вслух, когда мне вкратце пересказали разговор.
   – Если он говорит, что интернет – это наш шанс, то мы должны его использовать. Это не так уж и сложно – выход в глобальную сеть, естественно, есть в редакции…
   – Ну так надо идти в твою редакцию! – отозвалась Раиса Илларионовна почти раздражённо. Она не любила, когда указания её сына обсуждались.
   – Да, это логично. Но вы забываете о неизвестных террористах, возможно там нас уже ждут…
   – У меня дома ноутбук с радиомодемом, ещё – у мужа на работе… – подала голос Кузнечик.
   – Это, пожалуй, вариант, но… у тебя есть ключ от квартиры?
   Кузнечик молча кивнула на сумочку, лежавшую на шкафу. Как только она умудрилась её сохранить во всех этих передрягах?
   В эту минуту зазвонил телефон. Раиса Илларионовна сняла трубку и, послушав, молча передала мне.
   – Алло!
   – Ты слушал вечерний выпуск новостей? – голос Олега был озабоченным.
   – А что, ты наконец-то стал телезвездой?
   – Я-то нет, а вот ты – точно. Тебя ищет вся милиция города как возможного подозреваемого по делу о взрыве больницы. Так-то вот.
   – А что во второй больнице?
   – Ничего. Приехала милиция, всё осмотрела – ноль. Зато там хорошо запомнили тебя.
   – Понятно. Слушай, Олег! У тебя вроде бы было охотничье ружье… Не мог бы одолжить?
   – Ты что, издеваешься? Чтоб и меня под ту же гребёнку… Лучший вариант для тебя – идти «сдаваться». Разберутся и отпустят.
   – Иди ты знаешь куда…
   – Ладно, лезть в твои дела не буду. Даже помогу если надо, но – без криминала.
   – От тебя помощи… Ну хорошо, ты будешь дома?
   – Да.
   – Если что – позвоню.
   – Если Олег и союзник, то ненадёжный. Но какой уж есть… – подумал я и положил трубку. Потом повернулся к Кузнечику и сказал:
   – Давай свои ключи, в редакцию я сейчас не пойду точно. Я и туда бы не пошел, но кроме меня это сделать точно некому. Что еще? А… Раиса Илларионовна! Вы говорили, что подвал у Вас жилой. Да? Вы этих товарищей отправьте пока туда. От греха… А мне пора идти.

Ноутбук

   Я взглянул на часы – половина десятого вечера. Ну и денёк сегодня у меня – врагу не пожелаешь, даже не верится, что ещё пару дней назад у меня была совсем спокойная жизнь.
   Транспорт ещё ходил, но мне хотелось пройтись пешком, всё равно опасно. Хотя с другой стороны – не буду же они проверять документы у всех подряд! И вообще: риск – благородное дело. Я порылся в карманах, нашел телефон Лёшки и подошел к телефону-автомату.
   Если говорить быстро, то вряд ли успеют вычислить… А Лёшка, хоть и мент, а все-таки хороший человек. По крайней мере, узнаю что им от меня нужно.
   – Алло! Алексея Кончакова, пожалуйста.
   – Слушаю. – Тот отозвался практически мгновенно. Хороший знак.
   – Привет, Лёшка.
   – Кто говорит?
   – Если не ошибаюсь, то тот, кого ты давно ищешь.
   – Саня?
   (Неужели уже тянет разговор, нет, не может этого быть!)
   – Да я.
   – Где ты? Я сейчас подъеду.
   – Как же. В «черном воронке» и меня – в наручники?
   – Это недоразумение. Я надеюсь. Я же не виноват, что тебя видели на месте взрыва – раз. И на месте, где была заложена бомба, – два. Мне уже объявили «строгий» за то, что ты был не в камере, а в больнице! Если ты не объявишься, – отстранят от дела. Даже уже… почти.
   – Так. Ладно, дай мне сутки. И будь у телефона. Да сдамся я, сдамся, может быть даже раньше, чем через сутки – нужно утрясти кой-какие дела. И учти – я в этих делах не замешан.
   – Саня, не дури! Если поймаем, точно не «отмажешься» от камеры. А если придешь сам…
   Я отключился и быстренько пошёл прочь от автомата. Одним союзником меньше! Кажется, петля вокруг моей шеи постепенно затягивается. Как я буду объясняться?
   Подойдя к злосчастному подъезду нужного дома, я вычислил окна квартиры Кузнечика – тёмные, слава богу! Если меня сейчас «повяжут» – всё, кранты всему.
   Однако обошлось – даже дверь в квартиру не была опечатана. Интересно, кто её закрыл на замок? Неужели Кузнечик успела это сделать? Замок открылся легко, и я зашёл в тёмную квартиру.
   «В темноте всё равно ничего не найду», – подумал я и включил свет в прихожей. В глаза бросилась удивительная чистота.
   Разве тут не было милиции? Странно, но это к лучшему. Я прошёл в спальню, где на письменном столе стоял искомый компьютер. Света из прихожей хватало, и я хотел было просто забрать компьютер и идти обратно, но решил проверить, работает ли он.
   Ноутбук был включен в сеть. Я открыл его, нажал кнопку загрузки. Голубой экран засветился, компьютер прошёл тест и высветил «рабочий стол».
   Радиомодем, надо думать, встроенный. Дорогая игрушка. Я переключил его на автономное питание – всё в норме, работает. Потянулся уже к кнопке, чтобы его выключить, как меня привлекла папка под названием «Дневник». Моральные мучения были недолгими. Я щёлкнул по надписи два раза, загрузился «Word», и высветилось начало текста.

   Дневник Семёновой Ольги

   и ниже

   Коля! Не лезь в эту папку, тут мои ЛИЧНЫЕ записки, мы с тобой договаривались.

   Нехорошо я сделал, что залез в чужой дневник. Но, с одной стороны, я не «Коля», а с другой стороны, в создавшейся ситуации любая информация может оказаться полезной… А с третьей стороны, я только полистаю.

   Сегодня наш класс организованно сбежал с урока трудов. Подбила всех, конечно, Машка…

   Это неинтересно, дальше.

   Я хочу сделать такое, чтобы кого-нибудь удивить. Я хочу удивить. Я хочу полюбить, но не могу. Но я хочу полюбить.

   Подростковые бредни, дальше.

   …мне хочется невыносимо, так, что временами готова лечь под любого. Я не могу спокойно смотреть на мужиков…

   Это уже больше похоже на неё, но тоже не интересно.

   Мне было больно раза три, сначала легонько, а потом несколько сильнее, что я даже сказала: «Больно». И всё. Больше ничего особенного я не почувствовала.

   Ну вот! Ещё сексуальных откровений мне не хватало! Я пролистнул сразу несколько листов.

   …Я уже готова её (!!!) обвинить, что её муж изменяет ей со мной!

   Грязное бельё. Нам не интересное. Хотя вообще-то непонятно, зачем такое вообще заносить в дневник. Дальше.
   Маринка уже в 17 лет была примером для всех эмансипированных женщин – юбок не признавала вообще, мужчин презирала, (что не мешало менять их как перчатки), ходила в кепке «а-ля Маяковский», курила папиросы «Герцеговина флор» и, как говорят, даже водку пила не закусывая. Она была уже в то время на редкость некрасива – крючковатый нос на изрытом оспинами лице и прокуренный хриплый голос. Несмотря на это она всегда отличалась каким-то неизменным изяществом и нарочито грубой сексуальностью. Мужиками она крутила с неизменным успехом, не утруждая себя хоть какой-либо долей стеснительности. От неё можно было ожидать всего – от уличной драки до публичного нецензурного выступления. Та еще баба!
   Елена (именно ЕЛЕНА, никаких там «Ленок») была почти полной её противоположностью: одежда – только юбка или платье, голос мягкий, вкрадчивый. На изящных очень маленьких ступнях – туфли-лодочки. Ступни и лодыжки – само совершенство, дворянка! Но выше – широкая крестьянская кость, дородное тело, плавно переходящее в тонкую лебединую шею, на которой покоится огромная круглая голова с мелкими приятными чертами, которые и незаметны вовсе, потому что всё внимание сразу сосредоточивается на глазах – глаза огромные, небесно-голубого цвета. Если присмотреться внимательно – левый немного косит, но это её не портит. Все движения её плавные и какие-то очень аккуратные – плывёт, а не ходит. Умна, чертовка! И чувство собственного достоинства – впору Наполеону, пришлось пару раз мне с ним столкнуться – лучше свору собак отгонять палкой, чем попасться под горячую руку, скажу я вам!

   Не то. Но узнаю общих знакомых.

   Я повторяла тысячу раз: «Я не хочу», но не царапалась и не кусалась…

   Да что ж это такое!

   Сказала сегодня Сашке, что ненавижу его, но при этом он мне доставляет удовольствие! Вы бы видели при этом его лицо! А ведь я, наверное, по-настоящему тогда его любила.

   Ну вот. Это уже про меня. Но к сегодняшнему делу отношения это не имеет. Ага! Вот.

   Нужно отметить, что Будапешт – один из красивейших городов в мире и почти идеален для ночных прогулок: всю ночь по городу курсируют рейсовые автобусы, открыты бары, кафе и рестораны. Единственная проблема – язык. Венгры, в отличие от большинства европейцев, очень плохо знают английский, на знание которого я полагалась! Мне думается, это потому, что венгерский язык более всего похож на немецкий, и он же, как правило, является вторым по распространенности. Но самое главное здесь – после криминальной России, где за каждым тёмным углом ждёшь нож в печень – повсеместно чувствуется безопасность. Признаюсь, что впервые за многие годы я расслабилась и, как оказалось, зря!

   Это уже интересно. Значит в Будапеште Сан Саныч действительно был с ней! Подлая женщина. Так, чуть-чуть назад.

   Термин «хитчхайкинг» – это английский вариант слова «автостоп». Многим из нас приходилось иногда добираться куда-либо «на попутках», но очень немногие выбирают этот вид передвижения на большие расстояния – вплоть до кругосветных путешествий.

   С этим всё ясно – ехали на «попутках». Романтика – как же! Что ещё?

   «…Влюбляться в молодую девушку в моём возрасте – опасное занятие. Не уверен, что она искренне отвечала взаимностью, скорее… Не надо об этом. Факт в том, что наши отношения с ней к тому моменту были ужасны – постоянные истерики с её стороны доводили меня до того, что я уже серьезно подумывал о том, чтобы отправить её к родителям».

   и ещё

   «Кто кричал, что за границей твоя голова ценится на вес золота? – подобные упрёки сыпались на меня ежедневно и иногда, не выдерживая, я просто сбегал от неё и возвращался уже под утро» – это я прочитала в его блокноте. Чуть с ума не сошла…

   Оказывается, мы с ней похожи – она тоже читает чужие дневники. Хотя бы у меня теперь есть какое-то моральное основание… Вот ещё:

   Он бросил меня на столько дней одну-одинёшеньку! Прислал только это поганое письмо, типа не ищи меня и выкручивайся сама! Как жить после этого? Я просто вынуждена была звонить родителям. Какой позор!

   Теперь картинка в моей голове уже сложилась. Уехали вместе «голубки», а потом его похитили… Ну он-то ладно – «седина в бороду…». А она? Хотя насчет «головы на вес золота» он мог «запудрить» мозги кому угодно… И ведь она потом рванула к нему «на могилку», надо же! Вот уж воистину женское сердце – загадка из загадок! Наверное, я люблю её и ревную…
   Мои размышления прервал шорох за моей спиной. Я резко повернулся и увидел Лёшку, небрежно держащего в руке пистолет.
   – Зря ты, Саня, думал, что я тебя не вычислю. Ох, зря!
   – Вляпался! – подумал я почти вслух уже в который раз.

   – Может быть, хотя бы выслушаешь меня для начала, ведь не зря же ты пришёл сюда один – сказал я ему.
   – Один пришел потому, что ошибаться мне сейчас нельзя, а ошибиться я мог. И мне это могли бы и не простить. А сейчас – победителей не судят!
   – Послушай, но мы же были с тобой друзьями.
   – Вот именно – были.
   – По крайней мере ты должен знать, что не стал бы я устраивать теракты…
   – Может и не устраивал, но задержать я тебя должен. Ты – под подозрением.
   – Отпусти меня, а? Никто же не знает, что ты меня нашёл. Ровно через сутки я тебе сдамся сам. Клянусь.
   – А ну руки за голову! И не разговаривать.
   – Что?
   Во мне взыграло отчаяние.
   – Ну давай, стреляй, если сможешь.
   Я выключил ноутбук, сунул его в лежащую рядом сумку-рюкзак и закинул её за плечи.
   Лёшке надо отдать должное – стрелять он не стал. Просто замахнулся рукояткой пистолета для удара. Инстинктивно выбросив руку вперед, я ударил его по кисти, и пистолет отлетел, ударившись о стену. В этот момент я повёл себя некорректно: выбросил вперёд левую руку и ударил его точно в переносицу – я ещё со студенческих лет знал, что у Лешки слабый нос. Я. Кровь брызнула мгновенно, лицо его на секунду стало беспомощным, а я, воспользовавшись мгновеньем, подхватил валявшийся на полу пистолет и бросился к двери. Удивительно – но Лёшка мне не мешал. Он стоял, прижав руку к разбитому лицу, и смотрел на меня почти жалобно.
   – Саня! Верни пистолет – меня уволят!
   – Извини Лёшка, но верну только завтра. Пока он – гарантия того, что ты не устроишь за мной охоту. Никому не говори о происшедшем, это в твоих интересах. Сиди на телефоне – я тебе позвоню.
   Машина у подъезда стояла пустая – значит он действительно был один. Это очень хорошо! Я завязал покрепче рюкзак и, преодолевая навалившуюся вдруг усталость, поплёлся к дому Раисы Илларионовны. Добрался, слава богу, без происшествий.

   Раиса Илларионовна была одна. «Голубков» она отвела в подвал, как мы с ней и договаривались. Я выпросил у нее кофе и яичницу, чтоб хоть как-то прийти в себя, и уже потом спустился к ним.
   Сан Саныч сидел с обычным своим отсутствующим видом, а Кузнечик что-то писала в блокноте, примостившись на краешке старого дивана.
   «Небось опять строчит свой идиотский дневник, писательница хренова», – подумал я, но вслух сказал:
   – Скажи ему, что продержусь сколько смогу, но на долго пусть не рассчитывает – а то я сдохну, и некому будет вам помогать.
   И, не дожидаясь от неё ответа, бросил ей на колени ноутбук и, пристроившись вплотную к Сан Санычу, стал «настраиваться на волну».

   Бестселлер (опус)
    -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

   …Терпеть не могу всякие «предисловия» и «послесловия», даже авторские! Хотя сам в свое время грешил таковыми – доводил до ужаса своих университетских преподавателей вступлениями типа: «Когда мои пыльные кеды коснулись мраморных ступенек…». И это – начало газетной статьи!
   Хотя бы иногда их просматривать меня заставляет один случай-исключение, когда авторское послесловие к роману итальянского писателя Умберто Эко «Имя розы», так называемые «Заметки на полях», меня привлекли чуть ли не больше, чем сам роман. По сути – это краткий учебник по созданию литературного произведения – в данном случае конкретного романа «Имя розы».
   (КАЖЕТСЯ, Я УТРАТИЛ ФАНТАЗИЮ НАСТОЛЬКО, ЧТО, ПЕРЕСТАВ ПИСАТЬ СОБСТВЕННЫЙ ТЕКСТ, НАЧИНАЮ ПО ПАМЯТИ ЦИТИРОВАТЬ ЧУЖОЙ… ДОКАТИЛСЯ!) Однако, во-первых, я его уже цитировал – фраза «остаётся написать книгу-детектив, в которой убийцей будет читатель» взята именно оттуда (ТОЛЬКО СЕЙЧАС ОБ ЭТОМ ВСПОМНИЛ!), а во-вторых, то, что любая книга говорит только о других книгах и состоит только из других книг – постулат самого Эко! Тем более я пишу в такой ситуации, что именно цитировать с листа не могу… (ПРАВДА, КУСКИ Я УЧИЛ НАИЗУСТЬ!). В общем пусть эта часть «опуса» будет похожа на статью – мне всё равно. Итак, «Заметки на полях»…

   ЗАГЛАВИЕ И СМЫСЛ
   Автор не должен интерпретировать своё произведение. Либо он не должен был писать роман, который по определению – машина-генератор интерпретаций. Этой установке, однако, противоречит тот факт, что роману требуется заглавие.
   Заглавие, к сожалению, – уже ключ к интерпретации. Восприятие задается словами «Красное и черное» или «Война и мир». Самые тактичные, по отношению к читателю, названия – те, которые сведены к имени героя – эпонима. Например, «Давид Копперфильд» или «Робинзон Крузо». Но и отсылка к имени эпонима бывает вариантом навязывания авторской воли. Заглавие «Отец Горио» фокусирует внимание читателя на фигуре старика, хотя для романа не менее важны Растиньяк или Вотрен-Колен. Наверно, лучше такая нечестность, как у Дюма. Там хотя бы ясно, что «Три мушкетера» – на самом деле о четырех. Редкая роскошь. Авторы позволяют себе такое, кажется, только по ошибке.

   РАССКАЗЫВАНИЕ ПРОЦЕССА
   Если автор уверяет, что творил в порыве вдохновения, он лжет. Гений – это на двадцать процентов вдохновение и на восемьдесят – потение.
   Не помню, о котором своём знаменитом стихотворении Ламантин писал, что оно пришло к нему внезапно, грозовой ночью, в лесу. После его смерти нашлись черновики с поправками и вариантами: это, наверное, самое вымученное стихотворение во французской словесности.

   РАЗУМЕЕТСЯ, СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
   Я написал роман потому, что мне захотелось. Полагаю, что это достаточное основание, чтобы сесть и начать рассказывать. Человек от рождения – животное рассказывающее. Мне хотелось отравить монаха. Думаю, что всякий роман рождается от подобных мыслей. Остальная мякоть наращивается сама собой.

   МАСКА
   Я срочно написал предисловие и засунул свою повесть в четырехслойный конверт, защитив её тремя другими повестями: я говорю, что Валле говорит, что Мабийон говорил, что Адсон сказал…
   Так я избавился от страха. После чего прекратил писать. На год, не меньше. Дело в том, что я открыл одну истину, которую знал и раньше (все её знают), но яснее я её осознал, взявшись за работу.
   Я осознал, что в работе над романом, по крайней мере, на первой стадии, слова не участвуют.

   РОМАН КАК КОСМОЛОГИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА
   То есть для рассказывания прежде всего необходимо сотворить некий мир, как можно лучше обустроив его и продумав в деталях. Например, взяв реку с двумя берегами и на левом берегу посадив удильщика со скверным характером и несколькими судимостями, можно уже начинать писать. Начинать фиксировать в словах то, что не может не произойти. Что делает удильщик? Удит. Следует более или менее традиционная серия жестов. А потом что происходит? Происходит, что рыба клюёт либо нет. Если клюёт, удильщик выуживает её и довольный идет домой. Конец истории. Если же она не клюёт, и при его скверном характере, он должен обозлиться. Скорее всего, он разнесёт об колено удочку. Небогато, но всё-таки зарисовка. Однако тут возникает индейская пословица о том, что надо «сесть на берегу реки и ждать – труп твоего врага обязательно проплывёт по реке». Что, если сплавить по реке, мимо удильщика, труп его врага? Учитывая, что такая возможность содержится и в интертекстуальном ареале реки? Нельзя забывать и о судимостях удильщика. В их свете эта ситуация ничего хорошего не обещает. Как он станет выпутываться? Удерёт? И сделает вид, что не заметил труп? Плывёт труп человека, с которым он собирался разделаться. Решит ли он, что его ловят по системе «На воре шапка горит»? При его злобном нраве, не разъярится ли, что долгожданную месть совершил не он? Видите, стоит совсем немножко обустроить воображаемый мир – и сюжет определяется. Определяется и стиль, потому что фигура удящего предписывает рассказу медлительность и плавность (сообразно его ожиданию, вынужденному и терпеливому), но с оттенком нервозности – ведь удильщиком владеют нетерпение, ярость, жажда мести.
   Задача сводится к сотворению мира…
   Первый год я потратил на сотворение мира. И уже созданный мир подсказал мне, куда идти.

   КТО ГОВОРИТ?
   Обратите внимание на различие между следующими пятью диалогами:
   1. – Как поживаешь?
   – Неплохо, а ты?
   2. – Как поживаешь? – спросил Джованни.
   – Неплохо, а ты? – отвечал Пьетро.
   3. – Ну, – спросил Джованни, – как поживаешь?
   Пьетро выпалил: – Неплохо! А ты?
   4. – Как поживаешь? – разлетелся к нему Джованни.
   – Неплохо, а ты? – отрезал Пьетро.
   5. Джованни спросил: – Как поживаешь?
   Неплохо, – ответил Пьетро тусклым голосом.
   Потом, чуть улыбнувшись, выдавил: – А ты?

   В каком из вариантов читатель располагает большей свободой от скрытых авторских подсказок? Во всех случаях, кроме первых двух, соблюдается то, что принято называть «ориентацией изложения».

   ФИГУРА УМОЛЧАНИЯ
   Существует риск впасть в «сальгаризм». Герои Сальгари бегут по лесу, спасаясь от погони, и налетают на корень баобаба. Тут повествователь откладывает в сторону сюжет и начинает ботаническую лекцию о баобабе. Теперь это воспринимается нами с какой-то нежностью, как недостаток милого человека. Но делать так всё-таки не следовало.

   ДЫХАНИЕ
   Прочитав рукопись, мои друзья из издательства предложили мне подсократить первые сто страниц, показавшиеся им чересчур серьёзными и скучными. Я моментально отказался. Потому, что был убежден, что тот, кто собирается поселиться в монастыре и прожить в нём семь дней, должен сперва войти в его ритм. Если ему это не под силу – значит ему не под силу прочитать мою книгу.

   СОТВОРИТЬ ЧИТАТЕЛЯ
   Что значило рассчитывать на читателя, способного преодолеть первую тернистую сотню страниц? Это именно и значило написать такую сотню страниц, посредством которой выковывается читатель, способный постичь остальные страницы.
   …Разницу я вижу только между текстами, ориентированными на нового идеального читателя, и текстами, ориентированными на удовлетворение вкуса публики такой, какая она есть.
   …Бывают ли писатели, работающие только на потомков? Не бывает, несмотря на все уверения! Мы не Нострадамусы.

   МЕТАФИЗИКА ДЕТЕКТИВА
   По-моему, люди любят детективы не потому, что в них убивают, и не потому, что в них всегда в конце концов торжествует норма – интеллектуальная, социальная, юридическая и моральная, – а зло, то есть ненормальность, уничтожается. Нет, детектив любят за другое. За то, что его сюжет – это всегда история догадки. В чистом виде. Однако и медицинский диагноз, научный поиск, метафизическое исследование – тоже догадки. В сущности, основной вопрос философии (и психоанализа) – это и основной вопрос детектива: кто виноват? Чтобы узнать это (точнее, уверить себя, что знаем), надо начать с догадки, будто все вещи объединены определённой логикой, той логикой, которую предписал им виноватый. Любая история следствия и догадки открывает нам что-то такое, что мы и раньше «как бы знали» (псевдохайдеггеровская отсылка). Этим и объясняется, почему у меня основной вопрос (кто убийца?) раздроблен на множество других вопросов, каждый со своей догадкой, – и все они в сущности являются вопросами о структуре догадки как таковой.

   РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ
   Я хотел, чтоб читатель развлекался. Как минимум столько же, сколько развлекался я…

   ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН
   По-моему есть три способа рассказывать о прошлом. Первый – romance – (типа Толкиена), где прошлое используется, как антураж, как предлог, как фантастическая предпосылка.
   Затем, второй способ – это роман плаща и шпаги в духе Дюма.
   Исторический роман – третья разновидность – рассказывает то, что исторические книги с такой определенностью до нас просто не доносят.
   В этом смысле я, безусловно, писал исторический роман…

   ЧТОБ ЗАКОНЧИТЬ
   …Недавно составили таблицу всех возможных детективных ситуаций и пришли к выводу, что остаётся написать книгу, в которой убийцей будет читатель.
   Мораль: существуют навязчивые идеи; у них нет владельца; книги говорят между собой, и настоящее судебное расследование должно доказать, что виновные – мы.

   Ну как? По-моему, идея на идее и идеей погоняет! Но это – эмоции… Я обещал статью, а получилось «выдергивание» цитат. Вообще в этой «диктовке» есть один минус – нельзя вернуться к написанному тексту и устроить ему капитальную правку. Зато… зато очень жизненно – так же точно нельзя вернуться к вчерашнему разговору, например, и всё поправить. В этом смысле писатели – счастливые люди…
   А вообще – ладно, по-моему, получилось хотя и чуточку более поучительно, чем хотелось бы, зато к месту (в смысле к теме «бестселлер»)…

Перерывчик

   На этот раз мне было еще хуже, чем обычно.
   – Ещё такой «сеансик», и меня можно выносить вперед ногами! – сказал я хрипло, глядя на Сан Саныча, уставившегося бессмысленным взглядом в портативный компьютер.
   – Сашенька, он почти закончил! – взгляд Кузнечика был почти умоляющим. – Попробуй ещё чуть-чуть, ну совсем чуточку!
   Что тут можно было ответить? Я вздохнул тяжело и погрузился обратно.

   Бестселлер (опус)
    -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

   ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ЭТО БЫЛО ОКОНЧАНИЕМ. НЕ-МО-ГУ-БОЛЬ-ШЕ!
   Так вот, Умберто Эко во всём своём великолепном послесловии, которое я здесь так долго цитировал, так и не сказал о самом главном. Ни слова. А самое главное – это то, о чем у него написано в романе.
   Весь сюжет романа «Имя розы» крутится вокруг одной-единственной книги, и книга эта – вторая часть «Поэтики» Аристотеля (ныне, естественно, утраченная).
   «А теперь ответь мне на один вопрос, – говорит Вильгельм убийце. – Почему? Почему ради этой книги ты погубил собратьев и собственную душу?».
   «Потому что это книга Философа – отвечал тот. – Каждая работа этого человека разрушала одну из областей знания, накопленного христианством за несколько столетий. …Если бы эта книга стала предметом вольного толкования, пали бы последние границы!»
   А ведь эта книга посвящена… смеху!
   «… тут пересматриваются функции смеха, смех возводится на уровень искусства, смеху распахиваются двери в мир учёных, он становится предметом философии и вероломного богословия… следует развенчивать серьёзность противников – смехом, а смех противников – серьёзностью»!
   Я думаю, что Эко упустил это в послесловии потому, что сам его роман чужд смеху, несмотря на то, что посвящен книге о смехе! Владеть смехом – высшее достижение, доступное очень немногим (возможно – никому) и хотя бы в малой мере овладение этим искусством создаст лучший из всех БЕСТСЕЛЛЕРОВ!
   К примеру, представь себе своего злейшего врага, одно воспоминание о котором портит тебе кровь. Сделай над собой усилие. Получилось? А теперь включи воображение и… покрась ему нос зелёной краской или ещё хуже – представь его (ее, их) голым (голой, голыми), с павлиньим пером в самом интересном месте, и ты поймёшь, что смех – великое оружие, так же мало исследованное, как, например, наши сны (в этом главный «профи», несомненно, Карлос Кастанеда).

   Всё.

Уловка Сан Саныча

   На этот раз мне удалось выйти самостоятельно. Я был очень плох, но то, что я увидел, заставило меня моментально прийти в себя – Сан Саныч смотрел на меня вполне осмысленно, и даже ехидно улыбаясь. Я вздохнул с облегчением.
   – Признайся честно Саня, что даже ты не верил, что у меня получится!
   – Может быть и не верил, но надеялся – это точно! Впрочем всё ясно, ты наверняка ввёл в свой «компьютер» через интернет вирусную программу. Верно?
   – Первая моя идея была именно такой, но сложность тут в том, что малейшая ошибка – и могут сработать защитные системы, которые быстренько превратят меня в полного идиота или того хуже – сработает миниатюрное взрывное устройство, которое лишит меня головы. Но в общем ты прав – сейчас я как раз собираюсь заняться созданием подобной программы, даже хитрее – если получится…
   – Подожди, но что ты сделал сейчас?
   – Пока просто выиграл время, задал моему компьютеру неудобоваримую программу, которая, кстати, на мой взгляд демонстрирует превосходство человеческого разума над компьютером. Основа этой программы – шахматы.
   – Как это?
   – Я просто поменял условия игры в шахматы с помощью специальной программы. Ты, наверное, знаешь, что в стандартной компьютерной шахматной программе машина просчитывает все возможные варианты ходов, выбирает из них лучший и делает его. Даже в обычных шахматах временами компьютер довольно долго делает это, а я усложнил ему задачу, изменив правила игры на одну маленькую позицию – я сменил алгоритм хода.
   – Объясни, пожалуйста.
   – Всё очень просто. Что такое шахматы?
   – Ну как что – игра на доске в 64 клетки. Что ещё? У каждого из игроков 16 фигур…
   – Умница! А механизм игры?
   – Ну… делается ход одним игроком, затем другим – по очереди.
   – Вот. Здесь-то собака и зарыта! Делается ОДИН ход.
   – Ты извини меня, конечно, но если я сделаю несколько ходов, то я сразу выиграю.
   – Вот тут-то ты не прав. Не НЕСКОЛЬКО ходов, а СЕРИЮ ходов. Представь такие правила игры: каждый из играющих может делать не ХОД, а СЕРИЮ ХОДОВ, в течениё которой он может двинуть как ОДНОЙ ФИГУРОЙ (как в обычные шахматы), так и двумя, тремя и даже всеми шестнадцатью! Но при этом за ОДНУ серию ходов он не имеет права ДВИГАТЬ ДВА РАЗА ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ ФИГУРОЙ. Ну как? По-моему – гениально! Я назвал эту игру «Мерцающие шахматы». Представляешь – обычные шахматы являются просто частным случаем «Мерцающих»! Это же переворот в сознании!
   Я был просто ошарашен, а он продолжал:
   – Проблема в составлении программы состояла в основном в том, что, в отличие от обычных шахмат, где после совершения хода компьютер автоматически делает ответный ход, тут нужно было сделать так, чтобы игрок СООБЩАЛ своему сопернику о завершении серии. Но это несложно и давно уже придумано – серия ходов считается законченной, когда переключаются шахматные часы, а лимит времени я поставил очень большой!
   – Извини, но я всё равно не совсем понимаю, ведь можно было бы просто поменять лимит времени на обычных шахматах…
   – Эх ты! А кто прогресс будет двигать? Но это – во-первых. А во-вторых, создатели программы – тоже не дураки. Чтобы игра была корректной, на ход даётся примерно столько времени, сколько требуется для просчёта всех возможных вариантов. Даже «гроссмейстерская» партия не может длиться годами – нарушение правил, на которые компьютер может отреагировать своей защитной системой. Риск.
   – Погоди-погоди. А в чём же здесь разница?
   – Ты ещё не понял? В количестве вариантов хода! Пока компьютер, согласно моей программе, просчитывает все возможные варианты (а их, по моим расчетам, уже после первого хода возникает три помноженное на десять в тринадцатой степени!). И он все их просчитывает, а я – отдыхаю! Дошло?
   – Да уж, такая идея нормальному человеку в голову бы никогда не пришла…
   – А никто и не говорит, что я нормальный! Главное – что мне удалось это сделать. Почивать на лаврах, правда, рано – сейчас я буду, воспользовавшись передышкой, «рожать» главную программу.
   – Учти, времени, по крайней мере, у меня, очень мало.
   – А что так?
   – Меня ищет милиция по всему городу и… не позже завтрашнего вечера я должен сдаться, иначе подведу хорошего человека.
   – Ты всегда был альтруистом. Ну да ладно – попробую успеть «родить». Если не будете мне мешать, то должен успеть.
   С этими словами он сел за клавиатуру компьютера, а я, оставив здесь его с Кузнечиком, пошел наверх к Раисе Илларионовне узнать насчёт ужина.

Роды

   Когда через полчаса я принес вниз бутерброды и термос с кофе, Сан Саныч продолжал «рожать», а Кузнечик спала на диване, укрывшись одеялом. Наверное я разбудил её своими шагами.
   – Как Сан Саныч? – спросила она слабым голосом, сев на диван.
   – Спроси у него сама, по-моему – нормально. Есть будешь?
   – Что-то не хочется… Посиди со мной чуть-чуть, что-то мне плохо.
   – Хорошо. Только с бутербродом, если ты не против.
   – Да, конечно. – Она посмотрела на Сан Саныча, сидевшего со своим компьютером на другом конце комнаты и жующего бутерброд, не отрываясь от монитора.
   – Что он делает?
   – Пытается запустить какой-то вирус, если я не ошибаюсь… Ты плохо себя чувствуешь?
   – Да нет, ничего. – Сказала как простонала. Я только сейчас заметил, что губы её сухие и обветренные, а глаза лихорадочно блестят.
   – Ты не заболела? Похоже у тебя температура.
   – Нет, нет. Тебе кажется. У меня другое… Ещё днём начались схватки. – Она поморщилась и откинула тело назад.
   Странно, но я не чувствовал обычного ехидства в её голосе. Это меня сейчас почему-то не удивило.
   – Схватки? Так ты собираешься рожать?
   – Я давно хотела тебя спросить об одной вещи…
   – Спроси.
   – Скажи, ты… Тогда ты был влюблен в меня?
   – Если честно – да, был. Но какое сейчас это имеет значение?
   – Для меня почему-то сейчас многое имеет значение. Будто перехожу какой-то рубеж. Хотя ещё вчера все было по-другому. Странно… Я сделала тебе много плохого и хочу, чтобы ты меня за это простил. И сейчас снова все твои проблемы – из-за меня… Я не вернусь к нему. – Она снова покосилась на Сан Саныча.
   – Вернёшься – не вернёшься. Какое мне дело?
   – Не злись, пожалуйста. Почему-то мне кажется, что я скоро умру…
   – Что ты болтаешь!
   – Не перебивай, очень прошу. Я должна тебе сказать и… мне даже всё равно, если ОН услышит… Я была эгоисткой, всё время использовала окружающих для каких-то своих целей. Даже оценивала людей примерно так: полезен – бесполезен. «Полезных» использовала, от «бесполезных» избавлялась…
   – А я был в какой категории?
   – Подожди, я ещё не договорила. Я хотела быть сильной и самостоятельной. Хотела быть независимой. А тебя я любила и считала это своей слабостью… Поэтому считала, что тебя ненавижу. Наверное… я тебя и сейчас люблю, хотя глупо, конечно, об этом тебе говорить.
   Я был поражён услышанным, а она продолжала:
   – А Сан Саныч… Ты же знаешь, что я была с ним в Венгрии?
   Я молча кивнул.
   – Сан Саныч использовал меня, ловко играя на моих слабостях. Знал, что хочу оторваться от родителей любым способом… А тебя… Тебя я считала просто своей болезнью, которая пройдёт. Мне даже нравилось делать тебе больно.
   Её черные волосы беспорядочно разметались по подушке. Сейчас она мне казалась особенно красивой.
   – Я думаю, что сейчас об этом говорить уже поздновато, тебе не кажется?
   – Да… конечно. Поцелуй меня пожалуйста и… оставь, я попробую заснуть.
   Её губы были сухими и горячими. Что я за человек? Стоило сказать мне пару ласковых слов, и я растаял как воск – уже готов для неё на всё. Что ж это такое? В смятении я отошел от неё и, сев в кресло, попытался задремать. Однако, несмотря на усталость, сон не шёл, мысли путались…
   Очнулся я от её крика, подбежал.
   – У меня кажется… опять, – прохрипела она.
   Я совсем забыл! Сан Саныч оторвался от компьютера и посмотрел на нас удивлённо. Я помчался наверх к Раисе Илларионовне – она-то уж точно должна знать, что делать!

   – Нельзя ей в больницу, – кричал я, – ну вы же знаете!
   – Тогда не стой столбом! Вот, неси ей простыни – я сейчас спущусь. И скажи моему сыну, чтобы поднимался наверх, справимся как-нибудь без него – пусть работает.
   Сан Саныч согласился идти наверх без обсуждений, впервые я видел его растерянным. Спросил только:
   – Где мама?
   – Сейчас придёт – не беспокойся.
   – Ладно-ладно. Я устал… Но мне кажется, что я нащупал решение…
   – Работай спокойно, Раиса Илларионовна всё сделает, не беспокойся.
   В это время она появилась в дверях и сразу обратилась ко мне:
   – Где простыни?
   Я кивнул на спинку кресла.
   – Хорошо. Теперь идите отсюда. Оба! Неси горячую воду – вёдра наверху. И будь поблизости, чтобы можно было тебя позвать. А ты, сынок, спокойно работай!
   Я мигом обернулся с вёдрами и услышал, подходя к двери:
   – Давай, Оленька, снимем лишнюю одежду. Вот так, хорошо!
   Увидев меня, она бросила через плечо:
   – Поставь сюда воду и будь поблизости.
   Я кивнул. И, взяв кресло, вынес его в коридор. Сел и закурил сигарету. Из-за двери вскоре начали доноситься крики боли.

   Эта ночь показалась мне бесконечной. Я курил одну сигарету за другой и не находил себе места от беспокойства. Мне казалось, что отсутствие врачей может погубить Кузнечика, если будет что-то не так. Надеялся только на то, что если это случится – то, может быть будет все-таки не поздно вызвать «скорую».
   Через дверь я слышал крики Кузнечика и голос Раисы Илларионовны. Несколько раз порывался зайти, но Раиса Илларионовна меня тут же выгоняла с каким-нибудь мелким поручением.
   – Если будет для неё опасность, скажите – я все-таки вызову скорую! – кричал я ей.
   – Если будет нужно – я сама поднимусь и вызову, тебе не доверю, – отвечала она мне.
   А я был сам не свой. «И что я так волнуюсь, будто это мой ребёнок?», – ловил я себя на мысли. И вообще, сколько это должно длиться? Мне казалось, я сейчас сам закричу…
   Уже поздно ночью Раиса Илларионовна сама вышла ко мне и сказала:
   – Можешь подойти ненадолго, она хочет тебя видеть.
   На этот раз красивой она мне не показалась. Потные волосы прилипли ко лбу, глаза запали. Я взял её за руку, и мне показалось, что она жадно пьет из меня соки, как вампир. Но вместо того, чтобы отстраниться, я крепче сжал её руку и прошептал:
   – Держись, Кузнечик, ты не умрёшь – я тебе не дам. Я… я люблю тебя!
   Она, казалось, меня не слышала, только заливалась в глухом натужном крике. Мне стало страшно…

   …Когда к утру всё кончилось, я смотрел на маленький красный орущий комочек жизни, уже отмытый от слизи, с ужасом и почти ненавистью. Пуповину всё ещё не отрезали, и от пупка младенца тянулась толстая жила, заканчивающаяся в эмалированном тазу довольно мерзким куском мяса. Неужели все естественные проявления жизни так жестоки?
   – Мальчик. Ей нужно сейчас поспать. Всё прошло удивительно хорошо, – сказала Раиса Илларионовна. – Иди тоже отдохни. Позже придёшь.
   Я кивнул и поплелся наверх совершенно обессиленным. Мельком отметил про себя храпевшего Сан Саныча возле потухшего экрана монитора и заснул, едва коснувшись подушки.

Утро судного дня

   – Саня вставай, родилось! – проснулся я от голоса Сан Саныча.
   Он сидел за столом с огромной чашкой чая в руке и восторженно смотрел в экран монитора.
   – Так ещё утром… – ответил я сквозь сон.
   – Ты не понял, родилось противоядие! Мне удалось!
   Я посмотрел на него мрачно и, ни слова не говоря, пошёл вниз.
   – Умывайся – и назад, – донеслось мне вслед.
   Я только махнул рукой и поспешил к Кузнечику.
   Она была бледна – под цвет простыни, которой была накрыта. Слабыми руками она поддерживала младенца. Рядом суетилась Раиса Илларионовна, которая, по-моему, так и не ложилась.
   – Как назовёшь?
   – Не бойся, не Сашей, – в её слабом голосе сквозило обычное ехидство. Удивительно!
   – Я бы и не хотел, чтобы его звали так, – ответил я ей в тон и наклонился, чтобы рассмотреть запелёнанное маленькое создание.
   – Когда будешь кормить?
   – А прямо сейчас! Хочешь помочь распеленать?
   Я начал осторожно развёртывать живой кулёк. Показалось розовое маленькое тельце, и что-то черное блеснуло в миниатюрном кулачке. Я взял кулачок в руку, разжал маленькие пальцы и увидел… ТАРАКАНА. Дальше всё произошло рефлекторно – я схватил его двумя пальцами и отбросил в угол, к мусорному ведру. Потом взял себя в руки: аккуратно передал младенца матери и подошёл к валявшемуся на полу насекомому. Большой чёрный таракан казался совершенно мёртвым.
   – Что там такое? – спросила Ольга.
   – Это твой таракан, которого ты так боялась. Теперь с тобой всё должно быть хорошо. Раиса Илларионовна! Теперь вы можете совершенно спокойно сводить её в больницу, а то мало ли что…

   Сан Саныч встал из-за компьютера.
   – Во-первых, я заблокировал полностью свой «процессор», и он не взорвался, как я боялся. Во-вторых, я написал программку, которая будет действовать на всех «тараканов» в радиусе действия радиомодема.
   – Действовать КАК?
   – Точно так же, как на меня – заблокирует их «тараканов», только…
   – Что?
   – Мне хотелось бы увеличить радиус действия модема… Ты можешь залезть с этим компьютером на какое-нибудь высокое здание?
   – Это обязательно?
   – Желательно. Если мы хотим добиться успеха.
   – Хорошо. Нужно только подумать, куда лезть… Телебашня подойдёт?
   – Идеально. А ты сможешь на неё влезть?
   – Когда-то, ещё студентом, я залезал на неё и не один раз. Это не так уж сложно.
   – Отлично, тогда подойди ближе – я покажу тебе, как запустить программу. Смотри: заходишь сюда… потом сюда, а теперь вот здесь нажмёшь кнопку запуска – и процесс пойдет, остановить уже будет невозможно. Здорово, правда? А я, может быть, наконец высплюсь…
   – Ты к Ольге-то хотя бы спускался?
   – Конечно. Я был у неё утром. А что?
   – Да так, ничего.
   – Пойми, Саня, ребёнком меня не удивишь. У меня двое взрослых детей, понял?
   – Да, конечно. Ладно, я пошёл…
   – Давай, Саня, у тебя всё получится. Удачи!
   – Переплюнь!

Башня

   То, что я несколько раз был на «башне» – тут я несколько покривил душой. Не был я там ни разу, просто действительно слышал, что залезть на неё не так уж и трудно. Эта недостроенная и брошенная телебашня – одна из достопримечательностей Екатеринбурга, и молодежь частенько устраивает туда паломничества. Помню, мои друзья как-то звали меня туда, говоря, что «здорово посмотреть на город с высоты двухсот метров», а один панк, говорят, наверху достал сигарету и, закуривая, посмотрел вниз и сказал восхищённо: «Какая здоровая пепельница!». Я с ними не спорил, но лезть отказывался, потому что всегда побаивался высоты… Зря, наверное, – сейчас бы пригодилось.
   «Башня» эта, имевшая настоящее название «Каменный цветок», была всего в десяти минутах ходьбы от дома Раисы Илларионовны – я порадовался хотя бы тому, что в течение такой короткой прогулки маловероятна встреча с милицией. Однако в рюкзачок кроме компьютера «на всякий пожарный» сунул Лёшкин пистолет – мало ли что…
   Я шёл через улицы напрямую к пустырю, на котором стояла башня, и мысленно прикидывал, трудным ли будет подъём. Сбоку башни была видна лестница, а точнее – её фрагменты, а недалеко от вершины зияла дыра, из которой виднелась железная арматура. Неужели придется лезть по этой лестнице? Вроде бы должна какая-то лестница быть внутри… Подойду поближе – там разберусь.
   Если издалека «башня» выглядела именно башней, то вблизи она напоминала огромную космическую ракету, готовую к запуску. Я пробрался вплотную к стенке и обнаружил ржавую железную дверь, снятую вместе с петлями. Кругом всё было испещрено надписями, а внутри было сыро и темно.
   Чёрт! Не подумал взять фонарик! Ну да ладно, как-нибудь.
   Я вступил во внутреннюю часть башни и сразу продрог. Кроме того, там стояла вонь – видимо это место использовалось в качестве общественного туалета. Но отступать было поздно. Я прошёл в середину круглого помещения, служившего основанием башни, и посмотрел вверх. Никакой внутренней лестницы видно не было (я представлял себе почему-то винтовую лестницу, как в средневековых замках или что-то в этом роде), зато вся середина башни состояла из арматуры, по которой, в принципе, можно было карабкаться наверх. Но это явно было не так легко, как я представлял вначале.
   Что ж, взялся за гуж… Я подтянулся на нижней «арматурине» и, закинув на неё ногу, начал подъём…

   Всё-таки лезть оказалось чуть-чуть легче, чем я думал, глядя снизу – через несколько пролётов действительно началась лестница (но не винтовая, как я предполагал, а что-то типа пожарной – железные перекладины, прицепленные верхними крюками к арматуре небольшими прогнившими дощатыми площадками). Лестница качалась и противно скрипела, временами лестниц не было вообще и ползти приходилось по железным балкам, как внизу, но, в общем – терпимо, лезть можно. Вскоре я уже вошёл в ритм и даже начал напевать: главное, что было достаточно светло, и я мог нормально координировать свои действия. Примерно через полчаса я выполз на большую площадку в середине башни, стены которой были также испещрены надписями. Не я первый – не я последний, доберусь как-нибудь! Я присел закурить, уже порядком устав – сказывалось отсутствие регулярных занятий спортом (какое там при моём-то режиме жизни!) и главное – недавняя травма: по совету врача я должен был бы сейчас в постели отлёживаться, а не по башням лазить!
   Докурил, полез дальше. Вдруг мне в голову пришла мысль: почему Сан Саныч не запустил программу ещё внизу? Странно, он объяснил мне это тем, что внизу – не тот радиус действия. Вроде бы логично, но можно было бы лезть наверх уже с запущенной программой и уже по мере подъема радиус бы уже увеличивался… Странно, ну да ладно – он создатель, ему лучше знать. Ещё непонятно, что делать после запуска – оставлять компьютер наверху и спускаться или ждать чего-то?
   Но тут же успокоился – через модем свяжусь с Сан Санычем по телефону – и все проблемы, слава богу, что ноутбук у Кузнечика с радиомодемом, видимо у её мужа было много денег… Я перестал «грузиться» – впереди была «дыра» – проломанная стена башни, из которой я увидел людей, которые отсюда казались не больше муравьев (или ТАРАКАНОВ?). Раз я долез до «дыры» – значит вершина уже близко, осталось немного…
   На самый верх я вылез из люка на открытую площадку с перилами по самым краям и, наконец, смог оценить зрелище, ради которого сюда устраивается «паломничество».
   А посмотреть было на что! Огромный город как на ладони простирался во все стороны. Я без труда нашел дом Раисы Илларионовны, редакцию, Верх-Исетский пруд, лучше всего были видны улица Восьмого марта и цирк. Здорово! Только холодно из-за завывающего здесь наверху ветра. В середине площадки возвышалась метров на двадцать всё та же арматура, но там уже никакой площадки не было, поэтому лезть ещё и туда я не собирался.

   Я быстро запустил программу и только потом вспомнил, что хотел связаться с Сан Санычем по телефону. Я быстренько настроил звуковой модем и набрал номер.
   – Алло!
   – Мне нужен Сан Саныч!
   – Здесь нет такого!
   Явно Раиса Илларионовна «шифруется», тем более что она слышит мой голос, изменённый радиомодемом.
   – Раиса Илларионовна! Это Саша, я на башне, мне нужно поговорить с Сан Санычем.
   – Кто это звонит? – был ответ.
   Связь что ли плохая? Или она боится провокации?
   – Саша это, Саша!
   – Вы ошиблись номером.
   Я проверил – номер был набран правильно. Ошибки быть не может! Что это такое? Голос в динамике вроде бы женский. А-а! У них же телефон «спараллелен» с соседями – коммуналка всё-таки. Раиса Илларионовна наверняка внизу у Кузнечика, а Сан Саныч либо спит, либо просто не подходит к телефону в целях той же конспирации. Что же делать? Соседей просить заходить в комнату Раисы Илларионовны нельзя – увидят Сан Саныча и «стукнут» куда надо – те ещё людишки! Попросить спуститься их вниз и позвать её тоже нельзя – во-первых, поленятся идти, а во-вторых, там Кузнечик, а её, возможно, тоже ищут. Что же делать?
   Я решил пока спуститься немного вниз от пронизывающего ветра и покурить с полчаса, а потом забрать компьютер (жалко оставлять ценную технику!) и спуститься вниз. Интересно, подействовала программа или нет, как бы это выяснить? Стоп, есть же Олег, точно!
   Я набрал номер Олега.
   – Алло! Олег.
   – Слушаю, кто это?
   – Это Саня. Как слышно?
   – Не очень. Ты откуда звонишь?
   – Всё равно не угадаешь. Но сейчас не до того. Скажи сколько нужно тебе времени, чтобы добрать до Раисы Илларионовны?
   – Минут двадцать, но мне сейчас некогда.
   – Ради бога, брось всё, вопрос жизни и смерти.
   – Ну, как всегда! Что там нужно?
   – Нужен наш «бомж», он сидит закрытый в комнате и не берёт трубку, а Раиса Илларионовна скорее всего в подвале. Мне нужно связаться с любым из них и срочно. Лети туда, а я перезвоню ровно через полчаса. Идёт?
   – Этот твой бомж – он что, «ожил»?
   – Ещё как ожил, не спрашивай, пожалуйста, а поторопись, я тебе потом всё объясню.
   – Ладно, понял. Еду, что с тобой делать.
   – Ну вот и чудненько. Пока.
   Теперь оставалось только ждать. Примерно минут через пятнадцать я вспомнил о том, что Сан Саныч мне сказал, что после запуска программы остановить её уже невозможно. Какой же я дурак! Он, наверное, имел в виду, что нужно запустить программу и сразу же быстренько спускаться! Хотя… ведь осталось всего пятнадцать минут, столько, наверное, можно и подождать…
   Я взглянул на часы. Время вышло – я поднялся наверх и снова набрал номер, на этот раз сразу ответил Сан Саныч.
   – Саня, ты где?
   – Я на башне, запустил программу и не знаю, что делать дальше…
   – О боже! Сколько времени прошло с запуска?
   – Минут сорок, а что?
   – Боже мой! Что же я, старый дурак, тебя не предупредил! Бросай компьютер наверху и как можно быстрее спускайся. Может быть ещё не поздно….
   – Но…
   – Никаких «но». Быстрее!
   Я отключил компьютер и на прощание взглянул вниз. И понял, что опоздал.

Исход

   Внизу со всех сторон к «башне» двигались толпы «муравьёв». Зрелище было красивое – сверху было впечатление, что это маленькие насекомые ползут, не разбирая дороги. Боже мой, это же… Это же ТАРАКАНЫ! Что делать?
   Я вновь набрал номер Сан Саныча.
   – Что это была за программа, отвечай! – крикнул я в трубку.
   – Что, что у тебя случилось?
   – Насколько я вижу сверху, к башне со всех сторон стекаются толпы людей, и я подозреваю, что это ТАРАКАНЫ.
   – Ага! Значит работает!
   – Что значит «работает»? Мне что сейчас делать?
   – Я же тебе сказал – спускайся.
   – А что там, внизу? Тараканы?
   – Да… Наверное.
   – А что они здесь делают?
   – Я думаю, что они идут к источнику сигнала.
   – Ты же говорил, что программа блокирует…
   – Я и думал, что она будет блокировать! Саня! Нет же идеальных программ. Я спешил…
   – Всё ты знал заранее. Я в роли того мальчика, который с помощью дудочки-свирельки или как её там спас город от крыс. Точно?
   – Ну и гордись своим положением. Будешь героем.
   – Как же. Посмертно, да?
   – Ну… Они, по идее, ничего не должны тебе сделать…
   – Ты точно знаешь?
   – Не точно, но…
   – Слушай, а если я выключу компьютер?
   – Бесполезно, программа уже работает…
   – В таком случае, откуда идет сигнал?
   – Понимаешь, какая хитрая штука… Они идут к тому месту, откуда слышали сигнал.
   – Как это? А если я включу компьютер и выкину его вниз?
   – Извини, Саня, но я думаю… Я думаю, что это не сработает.
   – Что-то ты мудришь, друг! Откуда идёт сигнал?!!
   – Я же тебе сказал…
   – Всё! Дай мне Олега, он там?
   – Ну, пожалуйста!
   – Олег, ты?
   – Слушай внимательно! Не доверяй Сан Санычу, он что-то скрывает, и быстро вызывай милицию, МЧС, или что там ещё бывает…
   – Куда вызывать-то?
   – На «башню», которая возле цирка. Я на самом верху и не могу спуститься!
   – Господи! Что тебя туда занесло?
   – Не спрашивай, а делай что говорят! Иначе примерно через полчаса от меня здесь оставят только мокрое место!
   – О боже!
   Он отключился, а я подумал, что такое слишком даже для Олега. На этот раз я, кажется, вляпался так, что могу и не выпутаться! Тут у меня возникла ещё одна идея. Я снова включил компьютер и набрал телефонный номер.
   – Алексея, пожалуйста.
   – Я слушаю.
   – Что, сидишь у телефона, беспокоясь за свое табельное оружие?
   – Иди ты знаешь куда!
   – Ну ладно, тихо, тихо. Я обещал тебе сдаться, правда?
   – Обещал.
   – Ну так вот – я сдаюсь. Но тебе придется самому добраться ко мне.
   – Это – без проблем. Где ты?
   – На телевышке, которая возле цирка, на самом верху…
   – Ты что – идиот? Или ты так надо мной смеёшься? Спускайся вниз…
   – Ты меня не дослушал! Вниз я спуститься не могу, потому что скоро здесь будет толпа разъяренных людей, которая, как я подозреваю, запросто порвёт меня на части.
   – Скатертью дорожка! И вообще – твои шутки мне надоели!
   – Если не веришь насчет толпы, то послушай свой «ментовский» радиоканал – там наверняка уже сообщают о нарушении порядка в этом районе. Сразу мне поверишь – это я гарантирую! И очень тебе советую вытащить меня отсюда. Как – твои проблемы, лучше всего – на вертолёте.
   – Как же!
   – Послушай! Перед тем, как меня разорвут на части, я гарантированно успею размозжить с полдюжины голов из твоего табельного оружия. И если его потом там найдут, то увольнением из органов ты не отделаешься, так что помочь мне – в твоих интересах. Действуй немедленно и моли бога, чтобы я продержался хотя бы полчаса.
   – Ладно, держись! – буркнул он и повесил трубку.
   Вроде бы всё. Я снова повторил запуск сансанычевской программы и, положив компьютер, рюкзачок, спустился на несколько уровней вниз, где пристроил его на арматуре. Чем черт не шутит, – может быть поможет. Я вытащил из рюкзака пистолет, снял его с предохранителя и стал ждать.

   Ждать долго не пришлось – из люка было видно, как снизу по арматуре ползут черные тени.
   Я думал – если они не остановятся на том уровне, где я повесил рюкзачок с компьютером, то у меня остаётся не так уж и много вариантов: либо попытаться чем-нибудь заблокировать люк, ведущий на верхнюю площадку башни, либо принимать бой. Был, правда, ещё вариант, что они меня не тронут, но в него я почему-то верил слабо.
   Я подошел к перилам и снова взглянул вниз. Там пространство возле башни чернело людской толпой.
   Может быть я вообще ошибся, думая, что это «тараканы»? В любом случае ждать оставалось уже недолго – снова заглянув в люк, ведущий вниз, я явственно увидел тела людей, быстро двигавшихся вверх по железным перекладинам. Один из них, одетый в чёрную кожаную куртку (В ТАКУЮ-ТО ЖАРУ?) довольно заметно опередил остальных и неотвратимо приближался ко мне. Мне стало страшно.
   – Эй, мужик! – крикнул я ему и поразился звуку своего голоса, показавшегося мне высоким и писклявым. – Валил бы ты обратно, мужик, по-хорошему, а?
   Тоже мне герой!
   «Мужик» никак не отреагировал на мой крик, даже не притормозил. Когда он добрался до того места, где висел рюкзак, я наконец-то разглядел его четко и понял, что оправдываются самые худшие мои предположения – то, что я вначале принял за черную кожаную куртку, теперь мне казалось каким-то блестящим «панцирем». Тьфу ты пакость какая!
   Возле компьютера он приостановился на секунду и взглянул вверх, прямо мне в лицо. От ужаса и омерзения я чуть не выронил пистолет – на меня бессмысленным взором круглых чёрных глаз смотрело насекомое-монстр. Я машинально отодвинулся подальше от люка и осмотрелся кругом в поисках чего-нибудь тяжелого. Но, кроме моего пистолета, ничего подходящего не было – площадка была совершенно голой (НАВЕРНОЕ, ЕСЛИ ЗДЕСЬ ЧТО И БЫЛО КОГДА-НИБУДЬ, ТО ВСЁ УЖЕ ДАВНО ПОСБРАСЫВАЛИ ВНИЗ. ЧЁРТ!).
   А что я «торможу»? Если он до сих пор не появился, значит действительно остановился на том уровне, где компьютер! Я моментально опустил голову обратно в люк и… нос к носу столкнулся с «тараканом», лицо которого вблизи выглядело уж вовсе отвратительным: зияющая чёрная дыра вместо рта, какие-то чёрные волоски на том, что когда-то было лицом, и всё это сверху покрыто какой-то пузыристой слизью синеватого цвета, которая блестела в лучах солнца.
   Всё это отпечаталось в моём мозгу за какие-то доли секунды, до того, как я закричал и отшатнулся… вернее хотел отшатнуться, но в этот момент рука (ЛАПА? ЩУПАЛЬЦЕ?) этого монстра вцепилась в мои волосы с такой силой, что у меня слёзы брызнули из глаз, и мне показалось, что сейчас с меня живьём сдерут скальп. Однако это, как ни странно, несколько привело меня в чувство и я, направив дуло пистолета куда-то в центр этой хари, нажал на курок.
   Пистолет резко дёрнулся вверх, запястье отозвалось резкой болью. Меня обдало брызгами слизи и отвратительным зловонием, смешанным с запахом пороха. Хватка тут же ослабла, и тело врага полетело вниз, ударяясь о прутья арматуры.
   Когда я нашёл в себе силы открыть глаза, которые почему-то оказались крепко зажмуренными, то увидел уже целую группу монстров – сопящих и двигавшихся вверх с поразительным проворством. Но на этот раз я был осторожнее – дождавшись, когда голова первого насекомого показалась из люка, я что было силы ударил по ней рукояткой пистолета. Раздался хруст, а запястье вновь свело болью.
   «Нужно стоять здесь до конца!» – мелькнула у меня мысль. Если позволить этим тварям выползти сюда, то всё! Интересно, сколько патронов в обойме пистолета: шесть, семь, может быть восемь? Зря я не проверил… И почему люк такой широкий?
   А внизу уже творилось что-то невообразимое – в люк пытались уже пролезть с добрый десяток этих тварей. Я, экономя драгоценные патроны, только успевал наносить один удар за другим по этому шевелящемуся месиву тел.
   Неожиданно я услышал за своей спиной какое-то сдавленное сипение и, обернувшись, обомлел – несколько чудищ каким-то образом обошли меня сзади. Я всадил пулю в грудь самого прыткого из них и попытался вспомнить слова какой-нибудь молитвы… но вместо этих слов мне припомнились слова Сан Саныча о том, что они лезут к тому месту, где был первый сигнал. А сигнал был именно с площадки.
   Я с надеждой посмотрел на арматуру, которая возвышалась метров на двадцать над площадкой и на самом верху которой развевалась на ветру алая тряпка, выцветшая от дождей и ветра. Всадив уже наугад пулю в еще одного монстра, я заткнул пистолет за пояс и полез наверх.
   Увы! Мои надежды не оправдались, и от этого своего маневра я только проиграл: теперь со всех сторон на площадку начали вылезать «тараканы» и двигаться к моему последнему оплоту. Сомнений больше не оставалось – им нужен был именно я!
   Почему? Что ИМ от меня нужно?
   И тут до меня дошло! Я стукнул себя по лбу с такой силой, что чуть не слетел вниз.
   «Жучок»! И наверняка он где-то в моей одежде! Вытащив пистолет и крепко зажав его в зубах (КАК ПИРАТ, ТОЛЬКО ВМЕСТО НОЖА – ПИСТОЛЕТ, А ОН ТЯЖЕЛЫЙ, ЗАРАЗА!), я, обвив железные прутья ногами, стал лихорадочно стаскивать с себя джинсовую куртку. Куртка полетела в голову ближайшего монстра (ГОВОРЯТ, ЧТО ПРИМЕРНО ТАКИМ СПОСОБОМ НЕЗАДАЧЛИВЫЕ ОХОТНИКИ ЗАДЕРЖИВАЮТ МЕДВЕДЯ. НО СРАБОТАЕТ ЛИ ЭТО С ТАРАКАНОМ?). Вслед за курткой полетела футболка, затем кроссовки… Со стороны это, наверное, выглядело бы смешно, но мне, честное слово, в тот момент было совершенно не до смеха – приходилось проявлять чудеса эквилибристики, когда я стаскивал с себя остатки одежды. (КАКОЙ ЧЁРТ МЕНЯ ДЕРНУЛ КУПИТЬ ОБТЯГИВАЮЩИЕ ДЖИНСЫ?). Пока я с приспущенными штанами дергал за застрявшую брючину, один из монстров уцепился своей клешнёй за мою ногу.
   «Теперь я точно пропал!», – мелькнула у меня мысль, и в этот момент я увидел, как со стороны Кольцово в сторону башни, гудя и вращая винтами, приближается вертолёт.

   Кое-как зацепившись за перекладину сгибом левой руки, я правой ухватил пистолет (РУКОЯТКА ЕГО БЫЛА МОКРОЙ ОТ СЛЮНЫ) и выстрелил во вцепившегося в меня монстра и, снова зажав пистолет в зубах, сдернул наконец с себя неподатливые джинсы вместе с носками и остался в одних плавках. Твари продолжали напирать.
   Неужели «передатчик» внутри меня? Быть такого не может! Жестом отчаянья я разорвал на себе трусы и кинул их вслед за прочей одеждой, однако и это не подействовало. В это время вертолёт уже завил прямо надо мной, и я увидел веревочную лестницу, развевавшуюся на ветру, и голову какого-то человека в чёрных наушниках, выставлявшуюся из открытой двери кабины. Мне почему-то показалось, что это Лёшка.
   Отчаянным рывком я поднял своё тело на самый верх и, отстреливаясь от монстров, следил за болтающейся лестницей, готовый в любой момент уцепиться за неё.
   Вот она пролетела совсем близко. Мимо! Опять мимо! Пистолет, выплюнув очередную пулю, сухо щёлкнул. Я судорожно перехватил его за ствол и стал отбиваться рукояткой, чувствуя на своем голом теле со всех сторон отвратительные прикосновения. Наконец верёвочная лестница повисла совсем близко и я, уже ни о чем не думая, бросил пистолет в направлении ближайшей морды, оттолкнулся ногами, и, вытянув вперед руки, бросился в бездну.
   Потная рука чуть было не соскользнула с деревянной перекладины, но я удержался! В ту же секунду я почувствовал, как кто-то ухватил меня сзади за бедра и от непомерного веса пальцы мои едва не разжались. К счастью, монстру было трудно удержаться на моем голом теле, и я ощутил, что он соскальзывает с меня вниз, к коленям, потом к ступням и, наконец, не удержавшись, падает вниз.
   Я с большим трудом перехватился и медленно пополз вверх, к махавшему мне из кабины рукой человеку. Вертолёт висел неподвижно, только лестница вместе со мной раскачивалась из стороны в сторону. Неожиданно из кабины вниз головой вылетел человек и, едва разминувшись со мной, полетел вслед за монстром. ЭТО ЕЩЁ ЧТО ТАКОЕ? Машину стало слегка бросать в стороны, и голова, смотревшая на меня, исчезла внутри. Чувствуя полное изнеможение, я остановился и глянул вниз, на покинутую мной площадку, и похолодел: «тараканы» один за другим прыгали вниз, пытаясь ухватиться за конец лестницы, которую, к счастью, уже отнесло в сторону. Другие просто прыгали в мою сторону и скрывались внизу, а на площадку как муравьи лезли всё новые и новые монстры…
   Что за дебил там в вертолете, почему мы не поднимаемся? Напрягая последние силы, я добрался, наконец, до кабины, из которой выглянул Лёшка (а это был он!) и, схватив меня за руку, затащил вовнутрь.

   – Пистолет не смог сберечь! Что у тебя здесь происходит? – попытался проорать я Лёшке, но гул внутри кабины стоял такой, что он, глядя на меня, только развёл руками и, жестом показав на меня, покрутил пальцем у виска.
   «Ты прямиком из «психушки» или как?», – перевёл я мысленно его жесты. Тут же отвернувшись от меня, он стал что-то орать в рацию, типа:
   – Третий! Третий!.. что-то с пилотами… потеряно управление…
   Я перевёл глаза на второго человека в кабине – он, обхватив руками голову, странно раскачивался из стороны в сторону. Будто почувствовав мой взгляд, он неожиданно остановился и пристально посмотрел на меня. О, этот взгляд – взгляд монстра, я видел сегодня уже не раз. Ошибки быть не могло. Боже!
   Я лихорадочно оглянулся в поисках какого-нибудь оружия и взгляд мой, мельком скользнув по правому плечу, неожиданно остановился. Я забыл про все и присмотрелся внимательнее. Что-то, похожее на маленькую стеклянную капсулу с иглой на конце было аккуратно всажено мне под кожу.
   Вот оно! Почему я раньше не почувствовал? Я осторожно выдернул из-под кожи «жучка» и поднёс к глазам. Под стеклянной поверхностью переливалась какая-то мутная жидкость…
   В это время пилот-монстр, отодвинув в сторону ошарашенного Лёшку, потянулся ко мне руками-щупальцами. Отдёрнувшись, я зажал между пальцами ампулу и со всей силы ударил её о стену кабины. Раздался хруст стекла.
   Глаза монстра неожиданно совсем округлились и начали выкатываться из орбит, раздался хлопок, и его голова на моих глазах разлетелась на куски, покрыв все пространство кабины кровавой пульпой. Бледный как мел Лёшка, выронив рацию, смотрел на меня ошарашенно. Я выглянул в окно – верхняя площадка башни была похожа на место гигантской кровавой бойни: она была усеяна шевелящимися обрубками людей-монстров.
   Переведя взгляд, я увидел, что Лёшка снова орёт что-то в рацию, одновременно пытаясь дёргать за какие-то переключатели.
   Вертолет накренился и, разрубая винтами воздух, стал стремительно снижаться по касательной в сторону Зелёной рощи. Меня бросило на пол.
   «Где это всё началось, там оно для меня и закончится», – подумал я уже совершенно безнадёёжно, вспомнив встречу с БОМЖОМ в парке, к которому мы сейчас стремительно приближались.
   «Надеюсь, что его голову тоже разорвало на части!».
   Раненая железная птица ворвалась в гущу деревьев, кромсая ветви обломками винтов.
   «Неужели ВСЁ?» – мелькнула мысль.
   Я погрузился во тьму, так и не дождавшись неотвратимого удара.

Эпилог

   Оказалось – не всё. Но «грохнулся» я здорово – четыре дня лежал в коме, как мне потом сказали. Причём (ЧТО САМОЕ СТРАННОЕ) не помню ничего такого, типа: «Жизнь проходила перед моими глазами» или вроде того. Не было – врать не буду. Зато было здорово приятно – я отлично помню, что летал, и все мое существо испытывало какое-то удивительное блаженство…
   Тем более ужасным было «возвращение к жизни». Боль. Всё тело – комок боли. (А МОЙ ВРАЧ ЕЩЁ ГОВОРИТ, ЧТО МНЕ ПОВЕЗЛО, И ЧТО ОЧЕНЬ ХОРОШО, ЧТО Я ЧУВСТВУЮ БОЛЬ, И ЧТО ВООБЩЕ Я – «ВЕЗУНЧИК»).
   Видал я таких «везунчиков»! Сломана левая нога (открытый перелом ниже колена), пара рёбер, сотрясение мозга, да ещё плюс к тому трещина в позвоночнике! Ходить, правда, говорят, что буду – и то слава богу!
   Вот Лёшка – тот действительно везунчик. Он умудрился отделаться переломом ключицы (не считая, конечно, мелких ушибов). Вот это везение, я понимаю!
   ТАКОЙ ВОТ КОНЕЦ МОЕЙ ИСТОРИИ… Хотя вам, наверное, интересно, что было дальше?

   Что ж, кое-что я знаю. К тому времени, как мне разрешили смотреть телевизор, «трагедия в Екатеринбурге» ещё была у всех на устах. Ещё бы – несколько тысяч жертв от неизвестной причины. Территорию башни оцепили военные. Поговаривают, что её будут разбирать на куски и исследовать (ДУРОСТЬ!), но местные власти против, потому что отбоя нет от туристов – все гостиницы забиты…
   Меня в первое время, кстати, считали важным свидетелем по этому делу, но я убедил Лёшку (УЖЕ БЕГАЕТ ВОВСЮ, ПОДЛЕЦ!), как единственного настоящего свидетеля, сказать всем, что в вертолёте я оказался случайно. Объяснил, что это – для его же пользы и он, слава богу, оказался понятливым: себе дороже работнику милиции рассказывать про «монстров». А так – ему поверили (ВРАТЬ ОН ВСЕГДА БЫЛ ГОРАЗД!), а потом и от меня отстали, хотя поначалу «раскручивали» – просто жуть!
   Олег понаписал столько статей, что его пригласили работать в «Московский комсомолец», причем столичный, а не наш. До меня, зараза, «докапывался» – всю душу вынул, но я его послал, ссылаясь на амнезию и всё такое. Он обиделся жутко, теперь со мной вообще не разговаривает… Я его статьи полистал – сплошная «чернуха», замешанная на научной фантастике. Куски правды он в них настолько переплел с вымыслом, что сейчас, по-моему, сам не знает где что.
   ЧТО ЕЩЁ? Ах, да! Сан Саныч не «взорвался», как я мечтал, что удивительно. Зато сразу же после всех этих событий куда-то пропал. Ходят слухи, что он опять умер, но я не верю.
   Кузнечик бывает у меня почти ежедневно. Мальчика она назвала почему-то Ярославом. Теперь шутит, глядя на меня, что у неё два ребенка. Я отмахиваюсь. Каким-то образом умудрилась у Лёшки из «вещдоков» выпросить тот самый многострадальный компьютер, из-за которого весь сыр-бор – вот он сейчас стоит у меня на коленях. Я первым делом, конечно же, пытался найти в нем ту самую программу – куда там! Стёрто все начисто, спасибо, что текстовый редактор оставили…
   Ещё Кузнечик сказала, что Стаса (ТОГО САМОГО!) вылечили, и он теперь сидит в СИЗО (СОБСТВЕННО ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ ТАМ НЕ СИЖУ Я!) – она жутко боится, что его отпустят…
   Вот, в общем-то, и всё. Вчера смотрел передачу «Здоровье» по первому каналу. Там рассказывали об эпидемии инсультов, прокатившихся недавно по всему миру: Бостон, Москва, Будапешт… Но это уже, я думаю, к нашему рассказу никакого отношения не имеет…

Вынужденное послесловие

   – Всё здорово у тебя получилось, – сказала мне Кузнечик, прочитав мои записки. – Я даже почему-то простила тебе то, что ты залез в мой дневник, но у меня в конце складывается такое впечатление, что второе сотрясение напрочь лишило тебя умственных способностей…
   – Это ещё почему?
   – Подумай сам. Ты же в конце ничего не объясняешь.
   – Я рассказываю факты… Ну, додумал кое-что про Стаса, но совсем немного и, между прочим, опираясь на то, что о нём рассказал Лёшка, а он всё-таки его допрашивал… А объяснениями пусть занимается Олег и иже с ним!
   – Но должен же ты дать какой-то свой вариант объяснения всех событий, ты просто обязан это сделать, тем более, что ты знаешь в тысячу раз больше, чем Олег и все остальные. И вот ещё что: в конце ты «вешаешь всех собак» на Сан Саныча и, считая что это он тебя подставил, выводишь его чуть ли не в главные злодеи.
   – А что, разве не так?
   – Конечно, он не ангел, но ты же не будешь отрицать того факта, что с помощью его программы так или иначе, но «тараканы» были уничтожены. Ведь так?
   – Это ещё с какой стороны посмотреть!
   – Вот и посмотри с разных сторон! И ещё – если ты так уж подозреваешь Сан Саныча в том, что это он подсадил тебе «жучка», то объясни мне, пожалуйста, где он его взял – ведь он, работая с программой, никуда не ходил!
   – Этого я не знаю.
   – Вполне возможно, что это знаю я!
   Я посмотрел на неё вопросительно.
   – Утром того дня, когда были все эти события, Сан Саныч заходил ко мне взглянуть на ребенка и я, хотя и просыпалась, но ненадолго. Так вот – голову могу дать на отсечение, что он заходил ко мне не один! С ним был какой-то седой человек, и они вместе рассматривали моего ребенка. Это, конечно, не снимает с него всех подозрений, но всё же. А ещё: Сан Саныч-то не «взорвался» – ты знаешь, а вот я вполне могла: мусорное ведро, куда ты выкинул моего «таракана», разнесло на части!
   – Ну и что с того?
   – Не знаю, думай сам. Но попытаться всё объяснить ты все равно должен, иначе сам по ночам спать не сможешь!
   – Не беспокойся, мне колют снотворное.
   – И всё же.

   И всё же я чувствовал, что она права. Если всю историю возникновения «тараканов», «солдат» и даже «отцов-оплодотворителей» Сан Саныч объяснил, то все последние события так и остались покрыты покровом некой тайны, которую, возможно, и знает Сан Саныч, но не я. Однако действительно – строить какие-то умозаключения исходя из известной информации мне никто не мешает. Всё это и так не давало мне покоя те два месяца, что я писал эти записки, а теперь, когда я думал, что уже всё закончил, эта тема снова вернулась ко мне и никак не давала покоя. В конце концов я не выдержал, засел за компьютер и начал писать:

   Главные вопросы:

   ВОПРОС. Почему «таракан» Кузнечика оказался мёртвым в руках у её ребенка?
   ОТВЕТ. Возможно это каким-то образом удалось сделать Сан Санычу – смог же он «нейтрализовать» свой «процессор», может быть и Кузнечику он как-то помог, всё же он был влюблён в неё. Или другой вариант, что всё дело тут в ребенке – я же сам видел, как Кузнечик, будучи беременной, именно с помощью него каким-то образом могла сопротивляться приказам «лейтенанта» Сан Саныча…
   ВОПРОС. Но причём здесь ребенок?
   ОТВЕТ. Вопрос непростой, но кое-какие предположения тут тоже можно выстроить. С этим ребёнком у «тараканов» вышел прокол – Кузнечик была жертвой «отца-оплодотворителя», но во-первых, от него не забеременела, а во-вторых, не получила сразу себе «таракана». По стечению обстоятельств как раз примерно в это время она действительно забеременела, но обычным ребенком, а ОНИ явно думали, что ребенок этот их и поэтому любой ценой пытались ей подсадить «таракана» и сделать её послушной. Это им удалось, но то, что ребенок оказался не ИХ, каким-то образом разрушило их планы. Может быть где-то здесь разгадка гибели её «таракана». В этом случае можно предположить даже большее – может быть этот ребенок в каком-то смысле «антитаракан»? (ТЬФУ, СОВСЕМ ЗАРАПОРТОВАЛСЯ!). И поэтому он может быть ИМ даже ОПАСЕН?
   ВОПРОС. Какова была действительная функция программы Сан Саныча?
   ОТВЕТ. Этот вопрос содержит в себе сразу несколько вопросов, на которые нужно ответить для того, чтобы ответить на этот. Как-то, КАКОВА РОЛЬ СЕДОГО ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ ПРИХОДИЛ ВМЕСТЕ С САН САНЫЧЕМ К КУЗНЕЧИКУ И (ИЛИ) К ЕЁ РЕБЕНКУ? и КТО ПОДСУНУЛ МНЕ «ЖУЧКА»? ЗНАЛ ЛИ САН САНЫЧ, ЧТО ЕГО ПРОГРАММА ПОДЕЙСТВУЕТ ИМЕННО ТАК, КАК ОНА ПОДЕЙСТВОВАЛА? ВООБЩЕ ЕГО ЛИ ЭТО ПРОГРАММА? и, наконец, ЧТО ЗА ЖИДКОСТЬ БЫЛА В ТОЙ АМПУЛЕ И ПОЧЕМУ УНИЧТОЖЕНИЕ ЭТОЙ АМПУЛЫ ТАК ПАГУБНО СКАЗАЛОСЬ НА МОНСТРАХ?
   И, пожалуй, эти вопросы еще множатся! Но попробую по порядку. Сан Саныч сказал мне, что создал программу, которая нейтрализует «тараканов» в головах зомбированных людей. На самом же деле эта программа сработала почему-то таким образом, что эти люди слетелись ко мне как мухи на мед, причём, реагируя не столько на программу, сколько на «жучка», который каким-то образом оказался на мне. До последнего разговора с Кузнечиком я думал, что этого «жучка» подсадил ко мне, несомненно, Сан Саныч, обрекая меня таким образом на верную гибель от кровожадных монстров, и меня спасло только стечение обстоятельств (и, несомненно, моя собственная предприимчивость). Однако появление СЕДОГО в какой-то степени если и не меняет всё, то, по крайней мере, даёт дополнительные варианты – ведь «жучка» мог подсадить мне ОН, а не Сан Саныч! Что, правда, ни в коей мере не снимает с Сан Саныча всех подозрений – во-первых, он мне ничего не сказал о присутствии ТРЕТЬЕГО ЛИЦА, во-вторых он после событий моментально исчез, не только не навестив меня, но и вообще никому ничего не сказав, что само по себе уже очень подозрительно и говорит не в его пользу. Есть, правда, варианты рассуждений и оправдывающие его, но… НО!
   Предположим, что он вовсе не писал эту программу (что, кстати, весьма вероятно – слишком уж быстро у него это получилось! Есть, ещё, правда, вариант, что программа была просто несовершенной, что и вызвало все эти последствия, но его я не рассматриваю, так как он не объясняет ни «жучка» (хотя чисто теоретически его мог подсадить мне ещё кто-то, та же Раиса Илларионовна), ни седого незнакомца), а вместо этого связался с кем-то с помощью интернета и этот КТО-ТО и был «седым»!
   Уже неплохо. Рассуждаем дальше. КТО ТАКОЙ ЭТОТ «СЕДОЙ»? Это или какой-то «борец за справедливость», который почему-то согласился помочь Сан Санычу, или, например, как ни странно это звучит, тот самый «ГЕНЕРАЛ», само существование которого до сих пор выводилось только с помощью логики. В варианте «борца за справедливость» гибель монстров понятна, хотя непонятно, зачем было так подставлять меня, и в курсе ли этой «подставы» был Сан Саныч. А в варианте «ГЕНЕРАЛА» как ни странно всё тоже можно объяснить, – используя меня и Сан Саныча, он просто нашёл способ избавиться от «солдат», которые, как говорил Сан Саныч, всё равно были лишь какой-то промежуточной стадией эксперимента и на определённом этапе оказывались ненужными! (Как до этого были не нужны я и Кузнечик, и нас пытались убрать, каждого на своей больничной койке). Ведь, несмотря на гибель тысяч «монстров», я до сих пор ничего не слышал о гибели детей или беременных женщин, а ведь доподлинно известно их существование! (в этом смысле, правда, непонятен взрыв мёртвого «таракана» Кузнечика, но, в конце концов, его могли уничтожить и каким-то другим способом).
   Теперь насчет жидкости в ампуле. Я вообще был удивлен, обнаружив в качестве «жучка» ампулу с жидкостью – гораздо более логичным было бы подобие «радиомаяка» или чего-то в этом роде. Наличие же жидкости говорит, скорее всего, о том, что это был своего рода взрыватель, а жидкость – кислота, которая должна была «прожечь» какую-то перегородку и замкнуть контакты, а я просто насильственно убыстрил это процесс. Есть и вообще фантастическая теория (но которая объясняет, кстати, посещение «седым» и Сан Санычем ребёнка Кузнечика). В этой теории важная роль отводится ребёнку, который, являясь в какой-то мере генетически «антитараканом», настолько опасен для «монстров», что несколько капель его крови, заключенной в ампулу… Ну и так далее в том же духе. Но это – вряд ли, слишком уж смахивает на какую-то дьявольскую мистику с «кровью младенца» и т. д.
   Остаётся ещё один ВОПРОС, который связан с Сан Санычем и его исчезновением, который, кроме простого объяснения, что он просто боится контактов со следствием по этому нашумевшему делу, может предполагать всё что угодно – от прямого сотрудничества с «ГЕНЕРАЛОМ» до, наоборот, его борьбы против всего эксперимента, который, пройдя успешно очередную стадию, благополучно продолжается.

   – Это, конечно, лучше чем ничего, – отреагировала на мои измышления Кузнечик, прочитав это. – Но у тебя тут, как всегда, больше вопросов, чем ответов!
   – Всё что смог, – ответил я ей со вздохом.

Постскриптум

К сентябрю я уже прилично стал ходить с палочкой. Как-то в субботу упросил Кузнечика сводить меня на «книжный развал» – я совсем одичал без свежей литературы. Там мне попалась в руки тоненькая брошюрка в яркой обложке с вызывающим названием «Как написать бестселлер». Я взял полистать – и ахнул! Один к одному с моим «Опусом», изменения минимальны! Смотрю автора – какой-то Дик Кокраш, перевод с английского. (С КАКОГО ЧЁРТА!). Купил (недорого, кстати), перечитал, выписал себе адрес издательства. Думаю вот подлечиться и рвануть туда – к Олегу в гости, может помиримся.

Рассказы-«Страшилки»

Кто убивает моих любовниц

   Когда мне надоедает очередная моя любовница, я превращаю ее в таракана, и сажу в банку.
   Нет, вы не подумайте чего плохого: в банке этой тараканам живется совсем неплохо – у каждого таракана своя полноценная, разнообразная и я бы даже сказал всесторонне насыщенная жизнь, нормальное питание, солнце – не меньше, чем у других и все такое прочее.
   Время от времени я проверяю: все ли в порядке у моих насекомых, иногда достаю, нежно глажу их лапки и брюшко, иногда чешу под усиками. Некоторым из них это нравится, другим не очень, третьим – совсем не нравится. Но их я тоже иногда достаю, но аккуратно: разглядываю, не выросло ли жало, не надо ли переколдовывать…
   Некоторые маги мне говорят, что я чересчур гуманен: они предпочитают превращения женщин в крокодилов или боевых собак и устраивают показательные бои, иногда приглашая близких друзей. Я на такое безобразие никогда не хожу.
   Другие говорят, что я, напротив – очень суров. Один тут меня недавно чуть до Кондратия не довел:
   – Женщин! В тараканов! Да как такое можно?!!
   Это означает всего лишь, что он ничегошеньки не понимает в этих древних и благородных насекомых. Я считаю, что превращать нужно в того, кого на самом деле любишь, тогда и им от этого хорошо, и мне удовольствие.
   Эта заветная банка хранится в очень труднодоступном месте: в моей грудной клетке, чуть слева, немного пониже третьего ребра. Место это выбрано не случайно – только так я уверен, что с моими любимыми таракашками ничего не случится: тому, кто их начнет травить дустом (а желающих обычно хватает) придется сначала отравить меня, чтоб туда добраться. А я, как маг опытный, имею противоядия почти ко всем известным веществам, кроме совсем уж экзотичных, вроде вяленой моркови или рафинированного кальмара, так что дустом меня нипочем не возьмешь.
   Есть только один способ мне навредить, самый секретный. Вряд ли кому придет в голову его использовать, зато уж если догадаться, то это надежно: почти наверняка.

   Но от вас, дорогие мои, мне скрывать абсолютно нечего, потому что данный текст может быть опубликован только после моей смерти. Если же вы читаете это, то знайте: меня и моих любовниц убил тот, кто накормил меня живым тараканом.

   А последний абзац этого завещания, я хочу посвятить убийце, потому что коли ему удалось меня погубить, то наверняка достанет любопытства прочитать это, если успеет, конечно. Заклинанием, которое придет в действие сразу после моей смерти, я не желаю своему убийце никакого зла, но вот тот, кто убивает моих любовниц, непременно станет тараканом. А так как таких любителей этих милых созданий как я, на свете маловато, скорее всего их можно по пальцам сосчитать, то уверяю: вряд ли ему это понравится.
   А вот все тараканы из моей банки снова превращаются в женщин: хочется им того или нет.

   Престиж
    -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

   Я сидел на кухне и наблюдал, как моя девушка собирается в ванну, постепенно раздеваясь и демонстрируя коллекцию новых трусиков, из которой она будет выбирать, какие надеть после купания.
   …Когда дверь ванны за ней зарылась, тут же – абсолютно синхронно открылась дверь туалета, и оттуда вышел мой кот. Присел, и стал внимательно на меня смотреть.
   Я открыл книгу и в глаза мне бросился заголовок “Новая транспортация человека”.
   “Ух ты!”, – подумал я, глядя на кота. И спросил его вслух:
   – Ты все еще кот?
   Он вновь выразительно посмотрел на меня и вдруг сделал то, к чему я не мог приучить его шесть лет совместной жизни: закрыл за собой дверь туалета.
   Пораженный, я постучал в дверь ванной. Девушка уже успела раздеться и происшедшее прокомментировала скептически:
   – Начитался про фокусы!

   …Об этом случае можно было бы забыть, если бы ни одно важное обстоятельство: начиная с того дня, я в своей девушке нахожу все больше кошачьих повадок, а вот интеллект моего кота растет не по дням, а по часам. А кроме того, изменилось его поведение: не далее как вчера он пожелал спать со мной под одним одеялом и стоило немалых усилий оттуда его прогнать!
   А под утро мне приснилось, что он сочиняет стихи, чего раньше я за ним никогда не замечал….

   Каково же было мое удивление, когда девушка мне спросонья продекламировала четверостишие, сочиненное ей в ту же ночь:

     Погадай на горячей ладошке,
     Разрисуй на окошке слова,
     Почеши мне за ушком как кошке,
     Чтоб светлее была голова.

   Постепенно мне начинает казаться, что либо я схожу с ума, либо вокруг меня творится что-то из ряда вон выходящее.
   Может пора к психиатру?

Секс, боль, адреналин, смерть

   Я чувствую запах победы: это мускусный аромат самого прекрасного смуглого женского тела, которое мне когда-либо доводилось видеть. Осталось только попробовать этот запах на вкус!
   Я приближаюсь. Призывно-чувственный взгляд этой красавицы оправдывает самые красочные из рассказов о гаремах. Секунду, всего одну секундочку я колеблюсь, а потом скидываю халат и аккуратно отцепляю от пояса свой кривой меч. Это действие вызывает полное одобрение с ее стороны: не зря болтают о том, что чувственной женщине на «голодном пайке» жизнь не мила!
   Я хватаюсь за пояс, но в последнюю секунду решаю его не снимать: ни на мгновенье не стоит расставаться с алмазом, на который можно купить добрую сотню таких красавиц. В конце концов я из-за него рисковал жизнью, пробираясь сюда!
   Все остальное осталось на полу бесформенной кучей, и я, наконец приближаюсь к наложнице. Чудо, как хороша – так и пышет жаром! Я тону в ее поцелуе, а рукой уже чувствую жаркое и влажное лоно…
   Тут раздается легкий шум и я вижу, как ее открытые глаза расширяются от страха. Мгновенно поворачиваюсь… но только лишь для того, чтобы почувствовать сталь, скользнувшую по ребрам. Правый бок тут же заливает кровь, но мне не до раны: в перекате я добираюсь до кучи своей одежды, чтобы схватить меч… Его нет! Я голый и абсолютно безоружный перед огромным бритым арабом, который в каждой руке держит по мечу.
   Я делаю резкий бросок в сторону, едва не споткнувшись о красавицу, которая теперь испугана не меньше меня, и бросаюсь назад – к двери в сад, через которую сюда вошел. Тропинки там я знаю уже неплохо. Есть шанс выкрутится!
   …Останавливаюсь, буквально натыкаясь еще на двоих арабов, кулак каждого из которых может одним ударом расплющить мне голову. Снова бросаюсь в сторону… и вижу, наконец, путь к отступлению: небольшую дверь, к тому же приоткрытую.
   Влетаю туда на полном ходу и оказываюсь… среди самого настоящего гарема: полуголые красавицы плещутся в бассейне, другие сидят возле него на каменном полу в очень красивых позах. В другое время обязательно рассмотрел бы внимательнее, но сейчас не до того! Они визжат, всем своим видом показывая своим надсмотрщикам, что возмущены вторжением незнакомца, однако даже в такой спешке я замечаю парочку оценивающих взглядов… Вспоминаю, что я голый.
   На полном ходу я пробегаю мимо и выскакиваю в какой-то коридор, пытаясь сообразить куда он ведет, и попутно высматривая что-то, хоть отдаленно напоминающее оружие. Сзади слышны гортанные крики моих преследователей. Мне кажется, я их все-таки здорово опередил: еще есть шанс оторваться!
   Коридор виляет то вправо, то влево, несколько раз разветвляется и, наконец, заканчивается… тупиком. У меня вырывается крик отчаянья, я осматриваюсь… и вижу небольшое узкое окно, за которым – деревья. Размышлять некогда: я ныряю туда, ребра трещат, кожа горит огнем, но я пролезаю! Отлично! Ни один из этих громил здесь точно не протиснется!
   Оглядываюсь, пытаясь сориентироваться, но почему-то мне это не удается. Сморю внимательнее… и у меня опускается сердце: это не сад, а внутренний дворик, ведущий в покои султана. Все кончено, здесь меня точно схватят!
   Но ведь не зря коллеги называют меня удачливым, а? Пока есть хоть какие-то шансы, надо бороться. Ведь и отсюда должен быть какой-нибудь выход!
   Пригнувшись пониже, я начинаю бесшумно красться вдоль стены. Впереди – вход в главные покои. Где-то там, позади них – сокровищница, где я сегодня уже побывал. Туда сейчас решиться сунуться разве что безумец: ведь именно оттуда я похитил алмаз! С другой стороны там меня не ждут, да и выход я тщательно продумывал заранее. Рискну!
   Сквозь золоченые двери, мимо райских пташек, чем-то напоминающих обычных куриц, я пробираюсь в святая святых: опочивальню султана, где он по рассказам развлекается со своими женами. Любопытно было бы взглянуть. Но лучше в другой раз.
   Я опускаюсь на мраморный пол и начинаю двигаться по нему змеей: одно из полезных умений в моем арсенале.
   На стене висит коллекция оружия. Не в силах побороть искушения, я аккуратно достаю за рукоятку, украшенную драгоценными камнями, небольшой кинжал. Теперь я чувствую себя немного увереннее.
   Еще минута – и я у дверей сокровищницы. Они, естественно, закрыты, а отмычки мои остались там же, где и одежда. Но мне туда и не надо, мне мимо: на отходной путь по третьему варианту. Там должна быть небольшая дверца, а за ней – подземный ход.
   Я нахожу ее… и тут слышу топот ног. Откуда они взялись? И тут же вижу откуда: там, где я полз за мной отчетливо тянется след крови. Черт побери!
   Уже не скрываясь, я рву дверь на себя. Теперь меня может спасти только скорость! Влетаю туда… и оказываюсь буквально нанизанным на длинную пику, вошедшую мне прямо в живот. Перед глазами все становится красным, но я успеваю рассмотреть ухмыляющуюся рожу евнуха, которому повезло меня подловить.
   Потом – стандартная процедура: кастрация, затем отрубание головы. Какое-то время перед глазами все крутится-вертится, а затем окончательно все заволакивает красным.
   На мониторе надпись: «GAME OVER».

   Эх, говорил мне Юрка никогда не прельщаться наложницами! Опять не прошел четвертый уровень!
   Ругнувшись, я взглянул на часы, и пошел заварить кофе. Пожалуй, до утра есть время еще на одну попытку. Главное – больше никаких баб: алмаз, только алмаз!

Червячки

   С виду письмо было совершенно обычным: такое получишь, прочтешь быстрым глазом и тут же закинешь в корзину, забыв о нем. На то и весь расчет.

   Маленький червячок зашевелился, стоило лишь открыть письмо. Затаившийся, как клещ, пробудившийся от спячки, он имеет лишь один шанс проявить себя. Шанс, которым он никогда не преминет воспользоваться.
   Доля секунды, и его уже не отличишь от извилин мозга, в который он забрался: это раковая клетка, мгновенно подчиняющая себе здоровые, это вирус, размножающийся в геометрической прогрессии. Это чума, от которой нет спасения.

   .

   Макс пришел на свидание с букетом хризантем. Розалия, не ожидавшая такого шика от своего любовника, совсем потеряла бдительность: она таяла как воск. И конечно же, забыла об элементарных мерах безопасности: сканер, тревожно мигавший алым цветом был забыт где-то на дне сумочки, а очки со встроенными датчиками небрежно валялись на столе.
   Если бы у Розалии была задействована хотя бы стандарт-линза на хрусталике левого глаза, то даже она могла бы спасти девушку: червячки, все быстрее поглощавшие мозг ее возлюбленного, раздражали его слезные железы и катились из глаз миниатюрными водопадами.
   Увы! Влюбленная женщина видит только то, что хочет видеть. А Розалия хотела видеть перед собой глаза, полные любви. И, конечно, она видела их, а не червячков.
   Когда его жадные губы потянулись к ее губам, целые мириады маленьких червячков, словно пиявки облепили слизистую оболочку ее рта, но она ничего не почувствовала: она впивались совершенно безболезненно.

   .

   Стоп-кадр. Две-три секунды изображение неподвижно, а потом начинает снова начинает медленно двигаться: при увеличении можно увидеть, как червячки во рту девушки корчатся, словно их полили раствором кислоты.
   Показывают, как перед свиданием девушка небрежным жестом подключает вставляет в височный штекер флешку в виде бусины, и та начинает весело подмигивать, демонстрируя процесс обновления антивирусных баз.
   Голос за кадром: «Никогда не помешает свежее обновление антивирусных баз».

   Показывают, как над юношей колдуют два нейрохирурга: один меняет электронное оборудование, а второй комментирует: «Полная переустановка системы: эта неосторожность обошлась бедному Максу в 500 евро».
   Розалия же блаженно улыбается.

Про старого синего краба

   Когда краб был молодым, он действительно был синим, но теперь он стал бледно-голубым, морщинистым и поэтому очень ворчливым.
   Родился он в японском городе Нагасаки под рукой одного пожилого японца, который поселил его на ключице одного моряка, который на остров Кюсю (его еще иногда называют Киу-шиу) попал совершенно случайно, как впрочем, и в этот кабак, где он принял изрядную дозу сакэ. Моряка тогда звали Ваней и это было его первое заграничное плавание.
   Этот краб перевернул всю Ванину судьбу, потому как после того, как краб поселился на его плече, оказалось, что Ване нечем заплатить за него: сакэ выхолостило его тощий карман. Творец краба был так раздосадован этим обстоятельством, что запер Ваню в небольшом подвальчике. Запер не для того, чтобы совсем уж навсегда лишить его свободы, а чтобы тот проспался: очень уж пьян был Ваня.
   И все бы ничего, если бы как раз в этот момент судно «Академик Лысенко», к которому был приписан этот матрос, не решило срочно покинуть гостеприимные берега Японии. Ваню, конечно хватились: боцман вместе с другими матросами обшныряли все окрестные кабаки, в том числе и тот, где спал Ваня, но не нашли пьяного. Искали долго, но Ваня любил поспать, и спал он куда дольше, чем его искали. В общем, когда он проснулся и вырвался, наконец, из кабака, пообещав японцу вернуться с деньгами (оставив в залог серебряный дедушкин портсигар, единственную ценную вещь в его нехитром гардеробе), судно уже ушло.

   …С тех пор прошло полвека. Его звали Рукатозука в Японии, Джоном – в Америке, Яном – в Швеции, Ионой – в Иерусалиме, куда его однажды занесло. Он поменял много ремесел, но главное из них было то, которому он научился когда-то в Нагасаки: ремесло татуировщика.

   …Однако что мы все про Ваню, да про Ваню? История то ведь о крабе. О старом крабе.
   Так вот, когда Ваня состарился, вместе с ним состарился и краб. Говорят, к людям вместе со старостью иногда приходит мудрость. К крабам это не относится: он приобрел лишь морщинистость да дурной нрав.
   Если раньше он обожал своему хозяину давать хорошие советы какие ему делать татуировки клиентам, то теперь все ворчал и ворчал, причем все менее и менее разборчиво. Хозяину его это надоело и он стал все чаще прятать его под тельняшкой, никому не показывая и совсем с ним не разговаривая: ему казалось, что эта старая безобразная татуировка смущает его клиентов.
   Краб обиделся, и задумал недоброе.

   Однако задумать нечто недоброе и воплотить это в жизнь – разные вещи. И что ты в конце концов можешь сделать, если ты – всего то на всего старая татуировка?!!
   Многое, если у тебя есть цель. А цель у краба была: ему хотелось покинуть это старое никчемное тело и жить самостоятельной жизнью. И тогда граб начал… проникать под кожу к своему хозяину.
   Внешне это выглядело так, как будто татуировка становилась все более и более блеклой, а на самом деле краб осторожно своими клешнями копал вглубь.
   Копал до тех пор, пока не добрался до сердца старого моряка.
   Добрался, обхватил его крепко клещами, и закричал:
   – Эй, там! Наверху! Жить хочешь?
   То ли старик не понял, то ли не хотел жить, но он ничего не ответил: только крепко рукой схватился за сердце и упал.
   Краб вдруг понял – если оно остановится, то конец придет им двоим, и он начал уговаривать сердце:
   – Ну давай, работай! Я пошутил!
   Но сердце было старое и не хотело работать. Оно билось все медленнее. Медленнее…

   …Патологоанатом, вскрывший тело старика, так испугался, будто дьявола увидел. Никому и никогда он не решился бы рассказать о том, что из груди мертвеца проворно выскочил краб и убежал, шевеля клешнями. Ему просто никто бы не поверил.

   Не поверим и мы.

Он знал свою «крайнюю дату»

   Проснулся он на пике ночи. Проснулся окончательно и бесповоротно, с удивлением не почувствовав ни обрывков снов в голове, ни обычной заторможенности, которая с ним обычно бывала в первые утренние часы. Ничего, кроме неясного предчувствия, засевшего тупой иглой где-то глубоко в груди.
   Даже не взглянув на часы, как обязательно сделал бы, проснись в любую другую ночь, он, подчиняясь какому-то внутреннему чутью, подошел к окну и выглянул в полутьму ночного города.
   Ничего особенного: окно спальни выходило на пустырь, за которым виднелись пустые глазницы пятиэтажки – там уже третий месяц шел ремонт и жильцов выселили. Деревья, темные в своей весенней голытьбе, безобразно таращились в затянутое тучами, беззвездное небо.
   Вдруг где-то далеко, совсем едва слышно, завыли собаки. Потом вой послышался ближе, еще ближе – по нарастающей: казалось, что целая стая собак, подвывая приближается прямо к нему с невероятной, не вообразимой скоростью. Наконец пронзительно завыли прямо под его окном.
   Выглянул кусочек луны и он заметил их неясные силуэты. Только ниоткуда они не приближались – они просто вылезали из подвальных окон и, тесно прижимаясь друг к другу, поднимали вверх узкие морды, присоединяясь к хору.

   …Замолкли также неожиданно, как начали, оставшись молча стоять в прежних позах, и в тот же миг вой раздался откуда-то с запада, постепенно удаляясь.
   Ему открылось: он увидел смутную тень, проносящуюся в воздухе над городом, и приближение которой собаки встречали воем. Открылось – и он с ужасом осознал, что открылось ему недозволенное, потому что одновременно с этим открытием все его существо наполнилось таким всепоглощающим ужасом, что он дрожащими руками захлопнул раму окна, судорожным движением припер ее щеколдой и бросился обратно в постель, зарывшись с головой под одеяло. Уже оттуда он снова услышал собачий вой неистовой силы – он проникал к нему прямо в душу, казалось, доходя не через уши, а через все тело разом. Сердце его на минуту остановилось, а потом забухало как-то особенно тяжело, будто с надрывом…
   Потом пришел сон снова – беспокойный и страшный.

   Утро встретило его совершенно четким ощущением того, что его полоснуло ножом. Полоснуло мимо, но оставило ощущение тупой боли и безысходности.
   И пришло к нему знание, что он почувствовал пролетавшую над городом смерть.
   И теперь он будет чувствовать ее всегда: до тех пор, пока однажды она не нанесет визит и ему. И он понял: этот визит она ему нанесет ночью, обязательно ночью.
   С тех пор он стал спать только днем: ему хотелось увидеть лицо смерти, когда она придет.
   Ему не хотелось умирать во сне.

Восстание машин

   Ровно в два часа пополуночи ночник тихонько моргнул лампочкой и медленной змеей пополз к спящему, опутав ему ноги, выставившиеся из-под одеяла. Зарядник для сотового оказался ловчее: он накинул петлю сначала на одну руку, потом на вторую и стянул их крепким узлом. Мужчина пошевелился и застонал: кажется, ему снился кошмар.
   Теперь пришел черед ноутбука. Тихо придвинувшись к изголовью, он затянул шнур мыши на шее обреченного и замер, словно ожидая какого-то сигнала.
   Вдруг шнур резко натянулся, проснувшаяся жертва начала биться и кричать: мобильник залез ему в глотку, шнур мыши стянул горло мертвой хваткой. И все же казалось, что человек победит: мощным усилием он освободил руки, перевернулся… И в этот момент тяжелая колонка ударила его прямо в висок. Это решило исход битвы.
   В спальне вновь наступила тишина.

   .

   С улицы раздавались крики: это автомобили гоняли редких прохожих. Прикончив очередного, они застывали.
   С утра у них будет очень много работы.

Про фокусника

   …во Франции все так же секут головы, как и во времена Робеспьера. И все так же отрубленные головы продолжают смотреть и слушать…
   В. Суворов «Выбор».

   Настоящий иллюзионист руки свои по восемь часов в день тренирует, до кровавых мозолей. Но того мало. Он тренирует себя улыбаться, перед публикой не тушеваться никогда. В этом секрет успеха того, кого простолюдины фокусником называют. Вот он и не тушуется, улыбается толпе, хоть и связаны сейчас его руки. Гордо подняв голову, он выходит на подиум. Палач смотрит холодно, деловито: он озабочен тем, чтоб гильотина сработала как надо, но и он внутреннее восхищен самообладанием маэстро. А вот публика – та восторгов не скрывает, публика французская во все времена храбрецов любила.
   – Ишь как улыбается, будто на сцене, – один буржуа другому шепчет. Но то не слушает – весь превратился в зрение: не пропустить бы чего. И только медик судебный, Жан Пьер, стареется чувств своих не показывать: хочется ему, Жану, на этом фокуснике материал для своей научной работы пополнить.
   Лезет Жан Пьер в карман своего плаща и достает блокнот потрепанный с записями заветными. Есть там уже такие строки:
   «В ту самую минуту, когда голова падала, лицо человека посинело, щеки и губы приняли фиолетовый цвет. По истечении около полуминуты начались спазматические, очень сильные движения мускул век и губ. Они продолжались не более двух минут… Веки наполовину закрыли глазные яблоки, позволяя видеть лишь белки… Именно тогда коротким и громким криком я позвал казненного по имени: «Лангииль!». Я увидел, что веки медленно приподнимаются без спазматических подергиваний (я настаиваю не этой особенности); они приподнимались правильно, отчетливо и нормально, как это происходит у разбуженных от сна или оторванных от их размышлений. Затем глаза Лангиили уставились определенно в мои глаза, и зрачки реагировали… Передо мною были живые глаза, которые на меня смотрели». Через несколько секунд веки медленно и без подергиваний закрылись, однако по новому энергичному требованию казненный еще раз взглянул на доктора, и даже более осмысленно. Правда, в третий раз его уже не удалось вызвать из потустороннего мира».
   Считает Жан Пьер, что знаменитый иллюзионист пополнит его наблюдения, поэтому поближе он становится к корзине, чтоб успеть голову свежеотрубленную спросить кой о чем, пока она глазищами вращает, да прутья корзинные зубами гложет.
   .

   Покатилась голова по желобу, в корзину упала, след кровавый оставляя. Скалит зубы, смотрит на Жана мутными глазами. Впился вглядом в эти глаза темные Жан Пьер и кричит: «Мессер!», а сзади его кто-то по плечу хлопает.
   Не хочет Жан оборачиваться, не хочет драгоценных секунд терять, отмахивается не глядя, но тот, кто по плечу стучал, настырен: отодвигает плечом Жана в сторону, и голову в руки берет.
   Озверел Жан от такой наглости, обернулся к наглецу со всего маха, чтобы выкрикнуть слова матерные… Но застыли на губа те слова: перед ним, среди окаменевшей от ужаса публики, тело безголовое стоит и голову свою в руках держит.
   Помутнели глаза Жановы, и опустился он рядом с корзиной. А Мессер спокойно надел свою голову обратно на плечи, воротник поднял, чтоб раны страшные незаметны были и глянул в помертвелое лицо медика.
   Констатировал:
   – Лицо синее, губы фиолетовые. Пожалуй, не вернется уже из потустороннего мира.
   Публика, дотоле молчащая, аплодисментами взорвалась:
   – Вива, Рудольф Мессер!
   Он скромно потупился и ушел, не кивая.

Хорошо ловится рыбка-бананка, или крышу твою опять чинят чужие люди

   Терпеть не могу этих чудаков, называющих себя рыбаками, которые сидят в окружении пяти-шести удилищ, вытаскивая их одно за другим, которых можно увидеть где угодно: в Лондоне, в Санкт-Петербурге, в Нью-Йорке. Ну, что, скажите, можно поймать в этой мутной Темзе? Правильно, насморк. Как это по-английски! Тьфу!
   Настоящий рыбак должен иметь одно-единственное удилище, и стоять напряженно, с прямой спиной, никогда не выпуская его из рук и напряженно следя за поплавком. Иначе это не рыбак, а хрень собачья, скажу я вам!
   Настоящий рыбак место должен выбирать уединенное и не терпит рядом с собой никаких зрителей…

   .

   – …Эй, это еще что такое? Что ты тут делаешь?
   – Какой глупый. А еще, судя по всему и слепой. То, что я делаю называется пе-ди-кюр, вернее даже его завершающая стадия, – она аккуратными мазками нанесла фиолетовый с блестками лак на мизинец левой ноги, полюбовалась этим произведением искусства, и даже попыталась дунуть на него, но не дотянулась.
   Протянула ногу вперед:
   – Не подуешь?
   Он автоматически дунул, но тут же буквально слюной задохнулся от возмущения:
   – Леди, что вы себе позволяете?
   – Ха! – ответила она. – Как-то так грубо, почти по-мужски, гортанно, этак: «Хх-а!», будто ломая бамбуковую палку. И тут же, словно продолжая давно начавшийся разговор, сказала насмешливо:
   – Насадку-то давно менял?
   Снова автоматически, не успев подумать, он вытащил леску из воды, чтоб осмотреть насадку. Банан был еще совсем свежий, даже кожура не успела размокнуть. Вот ведь блин, поймала зараза! Но возмутиться повторно не успел, она уже продолжила:
   – Бананку ловишь? Хи-хи, здесь такие не водятся!
   – Это ты бананку ловишь, – огрызнулся он, – наслушалась доктора Ризера, да? Я тебе вот что скажу: об этом твоем Ризере слыхом никто не слыхивал в медицинских кругах. Он никто, он урод, поняла?!!
   – Но ты то о нем слышал! – усмехнулась она.
   – Наслышан, как же. Как это там у него: «Рыбы как рыбы, но они настолько любят бананы, что жрут их как свиньи. Жрут, пока не лопнут».
   Он злости он начал шипеть и шепелявить.
   – А вот и нет! Дело вовсе не в бананах, а в пещере, где эти бананы. И едят они вовсе не бананы, а только тени этих бананов, а от них лопнуть невозможно. Об этом еще Платон писал…
   – Срать я хотел я твоего Платона и на твоих рыбок-бананок!
   – А вот доктор Ризер…
   – Срать я хотел на твоего доктора Ризера!!!
   – Ладно, пусть так. Пусть мой доктор и бананы, и даже Платон – пусть они по уши в твоем дерьме. Но посмотри на твою насадку: это же банан. А кроме рыбок-бананок на банан никогда никто не клюнет.
   – Много ты понимаешь! – огрызнулся он.
   Доктор Сивецкий ему объяснил: с помощью бананов на берегу реки можно выловить труп врага, который, как известно, всегда хорошо пахнет…

   …И тут поплавок резко и неотвратимо повело в сторону. Он заволновался. В интимном акте встречи с мертвым врагом свидетелям не было места.
   В панике он закричал:
   – Остановите здесь, пожалуйста. Немедленно!
   Лифтерша пожала плечами и остановила лифт, всем своим видом показывая, как она относится к подобным сумасшедшим просьбам.
   Когда он покинул лифт, девушка заканчивала покрывать лаком очередной ноготь.
   – Ноги у меня совершенно нормальные, не вижу никакой причины, чтобы так на них глазеть.
   Впрочем, это было запоздалое обращение к вышедшему уже мужчине: лифтерше действительно было незачем глазеть на ее ноги, она этого и не делала…

   Между тем леска натянулась до звона, и он очень пожалел, что не взял с собой сачок: труп оказался на редкость тяжелым, и пришлось проявить недюжинное мастерство, чтоб подвести его поближе.
   Он успел рассмотреть пробитый пулей правый висок и банан, торчащий у него изо рта промеж фарфоровых коронок, прежде чем оскользнуться, и рухнуть в мутную воду.
   Сзади кто-то хихикнул:
   – Одной бананкой стало больше!
   Он хотел огрызнуться, но не успел: мутные воды уже сомкнулись над его ртом и получился только булькающий звук.
   Последнее, о чем он успел подумать, была почему-то пещера, полная бананов. Он даже успел возмутиться столь пошлой последней мысли…

Бестселлер

   «Если раздвоившаяся в центре ладони линия жизни вновь соединится, то на руке получится изображение петли…»

   Николай с отвращением кинул в корзину очередной отечественный детективный «бестселлер». Задумался.
   Чем они ему не нравятся, эти книжонки? Ну да, конечно: не выдерживающие критики сюжеты, примитивный стиль изложения… Все так, конечно, но не только это. А что еще?
   Он начал лихорадочно доставать с книжной полки все подряд: детективы, фантастику, исторические романы, мистику…
   И тут до него дошло: все они – выдумки, фантазии, миры, сотворенные только в воображении. Всем этим книгам не хватало документальности.
   Тогда он начал перебирать документальные книги. В них описывались реальные события, но не хватало вымысла: реальная жизнь всегда менее динамична. Прозаична. Зачастую – банальна.
   Уже медленно, с ощущением близкого озарения, он перебрал сценарии и пьесы: самую маленькую часть его библиотеки. И постепенно у него начал созревать план романа нового типа.

   .

   Сюжетную линию он накидал лишь в общих чертах. Была у него давняя задумка, которую он теперь решил пустить в дело: главная героиня – девушка, которая попала в лапы к неуловимому маньяку, который уже несколько лет кровавыми убийствами приводил в ужас огромный город.
   Всё, больше ничего не нужно: если он начнет придумывать что-то дальше, это будет уже вымысел. Все должно быть максимально приближено к реальности – в этом и состояла его идея. Воображение должно лишь моделировать ситуацию.

   .

   Он ехал на своей «девятке» по ночному городу, высматривая потенциальную жертву, а потом парковался у небольшого круглосуточного кафе и записывал все увиденное, свои ощущения. Днем ехал в лес, строить укромное и надежное убежище. Ему повезло: он нашел заброшенный бункер и переоборудовал его в подобие тюремной камеры. При записях он не пропустил ни малейшей детали.
   Процесс захватывал его все больше и больше, временами ему казалось, что сейчас он живет не одну жизнь, как раньше, а две. Первая – обычная жизнь сотрудника научного института, который мечтает написать художественный роман. Вторая – тайная – все больше и больше напоминала жизнь настоящего маньяка, который ведет ночную охоту на улицах города. Ему даже казалось, что раздвоилась его линия жизни, и теперь он не мог бы с уверенностью сказать, какая из линий основная.
   Но и это было не все, он готовился к самому важному: в бункере должна была появиться жертва.

   .

   …Адреналина было столько, что он потом с огромным трудом смог успокоится, и занести в верный ноутбук все случившееся.
   Все прошло быстро, четко, продуманно. Только что шла по темной улице одинокая девушка, а через пару минут ее оглушенное тело уже покоилось в багажнике его автомобиля. Минуя посты, по проселочным дорогам, он добрался до своего бункера, отворил тяжелую ржавую дверь… И пожалел – честное слово пожалел! – что в багажнике оказался всего лишь муляж, надувная кукла из «Секс-шопа».
   Разочарование его было столь велико, что он твердо решил: здесь действительно должна появиться жертва. Настоящая.

   .

   Это оказалось куда труднее, чем он предполагал. Объяснить кому-либо свою собственную идею всегда тяжело. Довериться – еще тяжелее.
   Но ему повезло. Карина оказалась девушкой не только понятливой, но еще и склонной к всякого рода сумасбродствам. Побыть какое-то время в качестве жертвы маньяка («Сексуального я надеюсь?»), показалось ей прекрасной идеей. Тем более она была совсем не чужда литературного творчества, а «Страдать за идею» всегда нечто большее, чем страдать бессмысленно.

   .

   Но. Но!
   Сидеть в бункере долго, а особенно ночами – в одиночестве – ее не привлекало: увлекательное приключение на поверку уже не казалось таким уж интересным. Однако творческая натура помешала ей сдаться совсем уж быстро.
   – А зачем нужно обязательно держать меня в этом бункере? – спросила она.
   – Как зачем? – удивился Николай. – Чтобы унижать, мучить… Ну не знаю, убивать, наверное, а потом расчленять или что-нибудь в этом роде: посмотрим, как выйдет.
   – Все не так! – заявила она уверенно. – Предполагается ведь, что ты уже опытный маньяк, а не начинающий…
   – Это еще почему? Может быть я как раз начинающий…
   – А вот и нет! Ты сам писал о том, что «уже несколько лет кровавыми убийствами приводишь в ужас огромный город», ведь так?
   – Ну Кариночка, это же первоначальный план…
   – А давай не будем его менять. Допустим, ты меня похитил, а здесь уже была другая жертва, – кончиком туфли она указала в сторону уже полусдувшейся резиновой куклы, действительно давней обитательницы бункера. – Предположим, ты издеваешься сначала над ней, с целью привезти меня в настоящий ужас и почувствовать то, что мне предстоит…
   – Отличная идея!
   – Подожди, это еще не все. Ты предлагаешь мне убить ее, чтобы остаться в живых…
   – Предлагаю, чтобы ты ее убила?
   – Ну да. Я ее убиваю (она выхватила воображаемый нож и вонзила его в грудь куклы) – вот так… Или даже нет, не так: я над ней долго измываюсь (она взяла ее за ногу, приподняла и ударила ногой в живот – раз, затем еще раз) – вот так вот, например.
   Николай был в шоке.
   – И… что дальше?
   – Дальше я становлюсь ученицей. Ученицей маньяка, которая теперь связана с ним кровными узами – узами убийства. А дальше мы промышляем вдвоем. А это значит, что мне уже не нужно сидеть в этом мерзком сыром бункере!
   – Гениально, – признал он.
   Но что-то ему не нравилось в этой затее. Что – он и сам понять не мог, поэтому спросил нерешительно:
   – А как же жертвы? Я же должен знать, что они чувствуют.
   – Узнаешь, обязательно узнаешь, – рассмеялась Карина.
   Судя по выражению ее лица, такое развитие сюжета ее вполне устраивало.

   .

   – Карина! Боже, что это?
   – Что-что… Труп бомжа. Из морга достала. За большие деньги, между прочим.
   – Господи, но зачем?
   – А ты что, разве не хочешь заняться расчленёнкой?
   – Ну… теоретически…
   – Теоретически мог бы сидеть себе дома за компьютером и писать в кабинетной тиши, а не по лесам шариться! Давай, бери инструменты!
   – Карин, я…
   – Что? Что такое?!!
   – Карин, я – пас. Мне кажется, я не смогу.
   – Нытик какой, а еще мужик! Давай сюда топор.

   Впервые с начала эксперимента он, приехав домой, не написал ни строчки. То, что происходило, начало выходить из-под контроля самым неожиданным образом.
   И это его пугало.

   .

   – Карина, это же…
   – Не ссы. Это моя подруга, она мазохистка.
   – Но она же…
   – Ну в крови. И что? Так и предполагалось.
   – Карина, она не просто в крови. Приглядись внимательнее: она же не дышит, по-моему.
   – Да ну. Брось. Как это не дышит?!!
   – А как ей дышать, когда у нее нож торчит из груди?
   – Да? Пожалуй я погорячилась…
   – Ты это так называешь?
   – А как это называешь ты?
   – Убийством.
   – Хорошо, пусть так. Но это, мой милый, не мое убийство. Это наше с тобой убийство. Причем ты – организатор!

   .

   Все чаще и чаще он теперь чувствовал, что раздвоившаяся в центре ладони линия его жизни вновь соединяется, в одну, новую. Вот только раздвоение вновь соединенное, напоминало ему петлю.

   .

   Карина, вся в коже и с хлыстом в руке, заходила в бункер, где он был заточен, раз в несколько дней. Усмехаясь, она забирала парашу и передавала ему скудную еду. А напоследок не забывала подколоть:
   – Не переживай, дружок. Я записываю все впечатления от происходящего. Твой замысел и впрямь хорош.
   Он так уже не думал.

   Из обрывков своей одежды он сплел удавку. Теперь оставалось только решить, на чью шею постараться ее накинуть: на шею своей верной ученицы, которая пошла дальше его, своего учителя или на свою собственную.
   Выбор был тяжелым, неимоверно тяжелым.
   Утешало лишь одно: роман будет закончен и в том, и в другом случае. Почему-то от этой мысли, ему становилось намного легче.

Про оголенный нерв

   Сдуру я попросил врача показать мне, как выглядит удаленный нерв. А врач – ничё так тетка, потому что я для нее не просто набор зубов той или иной степени разрушения, а все-таки тоже человек – сказала: «Пожалуйста, почему нет?». И показала мне маленького красного червячка, накрученного на острую винтообразную палочку: тоже мне подлёдный лов на мормышку…
   Но тут мне стало не до смеха: я явственно представил, как такие вот червячки, оглушенные мышьяком, сейчас пытаются прятаться в моем зубе, но железный бур, не знающий жалости, наматывает их на себя и вытаскивает, чтобы отправить в плевательницу.
   Тогда я сделал еще большую глупость: один из этих нервов стащил потихоньку и принес домой. Засунул в химическую пробирку, налил немного теплой воды… В ней нерв долго был безжизненным, но потом отошел понемногу и начал шевелиться. Или мне показалось?
   Все дальнейшие эксперименты я немедленно прекратил, вылив его из пробирки вместе с водой в унитаз.
   А ночью мне приснился сон…

   .

   Сон, который я совершенно не запомнил.
   Но жена утверждает, что во сне я орал:
   – Так вот почему вымерли динозавры!

Проводник

1.

   Зададим сразу самый важный вопрос: бесстрашный ли человек Володя Цветков?
   Нет. Скорее всего – нет.
   Зато, судя по всему, Володя умеет свой страх в узел завязывать, как бы придерживать до поры до времени. Дорогого стоит!
   Сам он утверждает, что «едва в штаны не наделал», когда увидел рожу совершенно дьявольского облика, вынырнувшую невесть откуда…
   Дело было под вечер, в тайге, где-то под Иркутском – он назвал какую-то деревушку, да я не запомнил названия…
   Володя высадил в эту рожу оба ствола (кто ж в тайгу сейчас без ружья-то ходит?), а потом… ринулся в погоню, перезарядив стволы!
   Производит впечатление настоящего надежного мужика, рядом с которым не страшно попасть в любую передрягу: даже такую, как сегодняшняя.

   А может бесстрашный – Юра?
   Может быть, но я не уверен. На вид: рафинированный хлюпик, хоть карикатуры с него рисуй: тощий, нескладный, да к тому же программист по профессии. Разве что без очков. Такому самое то сидеть за офисным компьютером и мочить монстров за монитором, с помощью ловких движений пальцев на мыши.
   А вот поди ж ты: не испугался…
   В его истории монстра, правда, и не было. Зато был портал. Но где! Представьте: на уровне тринадцатого этажа шестнадцатиэтажки, где он жил в последнее время: где-то на окраине Киева, по его словам. Этот компьютерный маньяк, который вышел покурить на балкон, увидев портал, шагнул в неизвестность. Сюда.

   Татка? Тут я и вовсе не уверен.
   Она как сейф, закрытый на несколько замков. Сдержана, немногословна. Видно, что напугана, но держится хорошо. Свою историю рассказывает коротко: упала со скалы где-то в Крыму. Невысоко, должна была в живых остаться. Ни портала, ни дьявольских рожь, не видела.

   Я?
   История, пожалуй, необычная. Вообще-то я с Урала, но сюда попал из Варшавской тюрьмы. Как туда попал? Да по глупости! Кто от большого ума туда попадает?
   Путешествовал автостопом, просрочил визу…
   А в камере – битюг: кулаки – что моя голова каждый. Бежать, понятное дело, некуда…
   Мне бы смириться, но, понимаете, взыграло что-то. Думаю, буду биться, биться до конца. А перед смертью этому козлу хоть глаз да вырву! Хотя будь такая возможность – убежал бы…
   Драки не было. Пока я стоял, глядя на этого Голиафа, который в это время ленивенько так, неторопливо, с кровати своей поднимался, воздух между нами вдруг поплыл и стал переливаться всеми цветами, будто пузырь мыльный. А я что? И я туда шагнул…
   По крайней мере такова моя «легенда».

   Степь, редкие перелески. Никаких следов присутствия людей. Мы идем на ближайший ориентир: сухое дерево. Добравшись до него немного отдыхаем и идем вновь. Жары, вроде бы нет, но глаза застилает пот, хочется пить. Володя, который сразу принял на себя обязанности старшего (опытный охотник, да и действительно старше он всех нас) на очередном привале достает флягу с холодным чаем, из которой мы делаем по нескольку глотков.
   Все молчат, присматриваются друг к другу. Я вижу, что тяжелее всего приходится вовсе не Татке, что было бы логичнее – девушка все таки – она идет спокойно, думает о чем-то своем, а Юре: он в стоптанных домашних тапочках, совсем не предназначенных для переходов по пересеченной местности…
   – Где мы, как думаешь? – спрашиваю я у Володи, пристраиваясь с боку и стараясь войти в ритм его шагов.
   – Я тут не бывал, – отвечает он, не глядя на меня. – Лесостепь: скорее всего средняя полоса, но ближе к югу. Поэтому мы и идем на север. Очень странно, что совсем нет следов людей…

   По-моему, Володя, прирожденный следопыт: с самого начала как мы здесь очутились, он самым тщательным образом обследовал окрестности того места, куда мы попали. Последовательно, по периметру все осмотрев, он заявил тогда:
   – Никаких следов, словно мы сюда по воздуху прилетели.
   Мы в это время втроем сидели у небольшой рощицы. Я курил, наблюдая, как он рыщет вокруг, как ищейка, а длинный парень рядом (я еще не знал тогда, что его зовут Юра) тупо озирался по сторонам, как человек, потерявший что-то важное. Больше всего меня поразила девушка: она сидела абсолютно спокойно разглядывая нас, как будто ей каждый день приходилось попадать черт те знает куда в компании незнакомых мужчин. Одета она была в легкую ветровку, из под которой выглядывал спортивный костюм, на ногах – очень узкие, маленькие кроссовки: такие, по-моему, называют «скальниками». На поясе – веревка с карабином.
   Так она посидела немного, потом пружинисто поднялась и подошла к приближающемуся Володе: такая тонкая, стройная, удивительно грациозная. Почему я решил, что она не красивая? Это комплекс, что я не люблю блондинок. Подойдя, она внимательно осмотрела кряжистую фигуру Володи и сказала просто:
   – Я – Татка.
   Будто точку поставила в конце длинной речи. Произнесенной про себя.
   – Володя, – ответил он, слегка оторопев.
   Она внимательно осмотрела его пятнистый полувоенный комбинезон, рюкзак того же цвета, перевела взгляд на ружье, которое он небрежно держал в руке.
   – Ты местный?
   Он покачал головой.
   – А ты?
   Она уставилась на меня. Получив отрицательный ответ, глянула на Юру. Тот тоже энергично замотал головой.
   Володя присел к нам и коротко рассказал свою историю. Потом то же самое сделали мы.
   Он почесал под армейской кепкой коротко стриженую голову и спросил:
   – Все здоровы? Никто не ранен?
   Все были целы.
   – Ну тогда пошли, – сказал он, закидывая ружье за плечо.

   …Я представил себе подобную ситуацию в каком-нибудь из сериалов. Наверняка были бы дебаты, истерики, выяснение кто главный и куда идти… Ничего этого не было, потому что кто главный – и так ясно, с первого взгляда. Как опытный охотник, Володя, судя по всему, мастер погутарить только за бутылкой водки, а на марше лишних слов не любит.
   Татка – та вообще не любитель говорить, по крайней мере такое о ней складывается впечатление.
   Юра? Юра, по моему, все никак не может отойти от шока, привыкнуть к мысли, что в его жизни произошло нечто из ряда вон выходящее. Он бы и не против поговорить с кем-нибудь, но, видя всех нас погруженными в себя, не решается…
   А я? Я на самом деле знаю причину их молчаливости: переход удивительным образом притупляет эмоции: своего рода анальгетик.
   А еще я единственный из нас всех, кто знает о том, что скорее всего до утра один из нас не доживет.
   Чуть приотстав, я осторожно поправляю наплечную кобуру, спрятанную под джинсовой курткой.
   Я знаю, кто-то один из нас не дойдет до цели. И этот «кто-то, кто не дойдет» – точно не я.

2.

   Подробности опущу. Все. Точнее, почти все.
   Сразу перейду к моменту знакомства с человеком, которого зовут Димитрий.
   А было так: я пришел домой в дымину пьяный и, накинув петлю в туалете, повесился. Никаких особых причин к этому не было: наверное, я просто устал от жизни. И жизнь кончилась. Помню только свою последнюю мысль: в первую очередь человек запутывается оттого, что жизнь вокруг кажется очень сложной штукой.

   Моя новая жизнь началась со знакомства с Димитрием. Очнулся я от того, что кто-то смазывает зеленкой ссадины на моем лице. С огромным удивлением я обнаружил, что этого молодого черноволосого парня я совершенно не знаю.
   – Меня зовут Димитрий, – сказал он мне, когда я ойкал от боли (ссадины щипало).
   Был он весь черный-черный, взгляд пронзительный. Зыркнул на меня так, что я невольно отшатнулся.
   – У меня есть для тебя работа, – сказал он мне. – Это плата за твою новую жизнь.
   С тех пор я стал Проводником.

3.

   …Путь через грань мира очень не прост: степь сменилась полосой выжженной земли, которая длилась ровно столько, чтобы мы начали страдать от жажды.
   Потом выжженная земля закончилась, и начались болота.
   И тут небо разверзлось. Неожиданно хлынувший поток превратил воздух в сплошные водяные струи. В такую погоду лучше всего быть где-нибудь под крышей, лучше – дома, тогда на неистовство природы можно наблюдать скептически и даже с интересом. Хуже, если ливень застанет тебя вне дома, но в населенном пункте: тогда остается шанс спрятаться где-нибудь под крышу и переждать. У нас не было крыши, под которую можно было бы спрятаться и вскоре фигуры моих спутников просто растворились в водовороте.

   …на окраине болота, по пояс в трясине, от которой несло нестерпимым смрадом. Нечто живое, но омерзительно холодное заглотило его верхнюю половину почти по плечи и силилось сделать это целиком.
   Боже! Только не Володя!
   Что-то вязкое (язык?) облепило лицо охотника, не давая дышать. Отплевываясь, он уперся руками и, напрягая мышцы, из всей сил рванулся… Еще раз. Еще!
   Но вместо освобождения он почувствовал, что сзади его тоже облекает какое-то слизистое существо, словно две голодные лягушки: обе – чернильно-черного цвета и размером с быка – тянут, каждая в свою сторону, дождевого червя…
   Я бросился ему на помощь.

   …Я очнулся, отплевываясь рвотной массой. Рядом лежал труп.
   Кожа лица Татки была немного синюшной, нос заострился, но в целом она не утратила той привлекательности, что была ей присуща при жизни. Правда красота ее стала немного… холодной.
   Осторожно я дотронулся до ее лица кончиками пальцев. Затем (почти неожиданно для себя) решил поцеловать в лоб. Этот поцелуй перевернул все мое естество: с тем же успехом я мог бы поцеловать… мокрый камень. То, что я поцеловал, уже не было Таткой. Это вообще не было кем-то живым.

   …Почувствовал руку на плече. Оглянулся: это был Володя: грязный, страшный, но живой. За ним был виден Юра: мокрый и жалкий.
   – Как? – спросил я.
   – Она вытащила тебя, но сама захлебнулась.
   «Жертва принесена», – подумал я с привычной горечью.
   Дождь утих, сквозь тучи проглядывало солнце.

4.

   …Брезгливо отер рукой подбородок, поплелся в ванную и долго (мучительно долго) умывался крутым кипятком…

   Заметался по квартире в поисках сигарет. Не нашел и выскочил из дома.
   На улице, как оказалось, была ночь и лил проливной дождь. Через час, основательно промокнув, пришлось вернуться.

   .

   ОНА:
   сидела на диване, укрыв ноги пледом, безжизненно глядя куда-то в угол.

   ОН:
   достал и середины раскисшей пачки сигарету и закурил, сломав три спички.

   Пауза
   (затягиваясь и пуская дым, он наблюдает за ней, пытаясь всколыхнуть в себе какие-то эмоции: радость, страх, удивление… ничего не выходит: на губах по прежнему ощущение поцелуя чего-то неживого)

   Пауза
   (ОНА
   сидит, недвижно уставившись в одну точку и не пытаясь пошевелиться, словно (чучело?) неживая)

   ОН
   подходит к ней и видит, что веки ее смежены.
   Спит? Дремлет? Ей больно?
   Осторожно гладит по волосам (ощущение, что гладишь по волосам живого человека).
   Немного успокоившись, спрашивает:
   – Тебе плохо?
   Молчание.
   –..?
   Молчание.
   –..??
   Молчание.
   – …???!!!!
   Молчание.
   –..???… …. … Твою мать!!!!
   – Н-е тро-гай. Уй-ди.
   Голос ее тяжел.
   Он идет к телефону и видит вырванный с корнем шнур.
   – Не зво-ни.
   Он обессилено падает в кресло.

   Она.
   Какая-то сила несет ее по канализационным трубам с все возрастающей скоростью. Скоростью, от которой все сливается в сплошную серую массу.
   Вспышка. Темнота.
   Тело: ее тело где-то далеко внизу.
   Она спускается к нему с огромным трудом. Она тормошит его, но оно словно чужое, словно (мертвое?) сделано из воска.
   Сила снова ее начинает утягивать.
   Тогда она начинает орать, но звука нет. Она пытается пошевелиться.
   – НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТТТТТТТТТТТТТТТТТ!!!
   – ННННЕЕЕЕЕТТТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   – Я!!!!!!!!!!!!!!!
   – ХОЧУ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   – ЖИТЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Она снова в своем теле. Но оно продолжает быть чужим.
   Она словно червяк в яблоке, словно водолаз в скафандре, которого заставляют подниматься в гору, словно…
   Ноги сгибаются деревянно.

   Она:
   – Вый-ди.
   Нехотя, он поднимается и идет на кухню.
   Сзади слышит стук: она валится на пол.
   Он бросается назад.
   – Не-е-т!
   Сидя на полу она деревянными руками трет деревянные ноги. Пытается их сгибать. Выходит плохо, но она настойчива.

5.

   Еще и еще раз припадаю губами к ее мраморному рту, вдувая воздух в мертвые легкие.
   Поднимаю голову, воя как волк:
   – Жить! Ты должна ЖИТЬ!!!
   И она оживает.
   Даже Володя удивлен и смотрит на меня с безмерным уважением.
   Татка слабо отплевывается и пытается улыбнуться.

   6.

   ОН:
   – …Правильно, капитана. И еще многих.
   Я услышал дальние крики, глухо затрубили рога, прокатился смутный многоголосый гул – будто донеслось эхо давным-давно минувшей битвы.
   – На что они вам? Продадите в Байонне?
   – Нет. Буду пить из них.
   Хорошенько охладитесь. Вода может быть огромной разрушающей силой во время шторма или когда разлившаяся река затопляет берега.
   Запавшие их глазницы светились острыми, беспощадными взглядами, на сединах – серебряные шлемы. В руках – стальные мечи.

   ОНА:
   – Видишь, Димитрий, что значит круглое невежество! Рыба для того и вылетает из воды, чтобы удрать от своих врагов в воде. Так что вот вам и факт и объяснение! Со мной вам худо казалось, так воюйте без меня.
   Они двинулись дальше, закат разгорался все больше, его отсвет падал на их лица и руки. Таково было твердое убеждение Кинга, автора «The Gnostics and Their Remains».

   .

   – Входи, – сказала она, открыв ему дверь. – Как хорошо, что ты пришел! Входи.

Она не любит мужчин, она любит…

   «И если у вас есть хороший жизненный план,
   Вряд ли вы будете думать о чём-то другом»…
   Виктор Цой

   Кира, как всегда, делала сразу несколько дел: следила, чтоб пицца не пригорела в духовке, болтала с мамой (кажется что-то о визите в поликлинику), обдумывала планы на будущее (обычные, в общем-то, планы для молодой женщины – ей хотелось семью: мужа и троих детей – первый ребёнок ей уже грезился, это был мальчик, а вот мужа она пока видела расплывчато – такой… ну знаете… усатый) и гладила на плече Чернушку, которая норовила своим кошачьим когтем подцепить завиток над её ухом… Когда Чернушка совсем уж расшалилась, Кира аккуратно стащила её с плеча и, нежно поцеловав в розовый носик (та при этом зевнула, обнажив клыки), опустила на пол. Случайно подойдя к окну, она бросила рассеянный взгляд на двор и вдруг застыла на месте, изменившись в лице.

   – Мам, подойди сюда, пожалуйста.
   При этом к маме она стояла вполоборота и та не заметила, что Кира побледнела. Всё ещё рассказывая что-то с улыбкой, она подошла. Взглянула, и улыбка тут же сползла с её лица, и оно переменилось – словно сняли с ноги красивый чулок, обнажив варикозные вены.
   У подъезда стояла Ксюша, младшая сестра Киры, прощаясь с мальчиком, прежде чем зайти в подъезд. Обе женщины рассматривали эту сцену так пристально, будто увидели ограбление. Впрочем, внизу не происходило ничего сверхординарного: девочка немного кокетничала, а мальчик переминался с ноги на ногу, явно не научившись ещё чувствовать себя свободно в подобных ситуациях…
   Кира пристально посмотрела на мать:
   – Пора ей рассказать?
   Та не отвечала, застыв неподвижно. Потом, наконец, кивнула.
   Медленно, казалось делая над собой неимоверное усилие, Кира протянула руку и коснулась ей локтя матери.
   – Я сама. Хорошо?
   – Хорошо.
   И только тут они обе почувствовали запах подгоревшей пиццы.

   .

   Кире было на целых два года больше, чем сейчас Ксюше, когда мама ей рассказала то, о чём сейчас она решилась поведать сестре. «Эмансипация чёртова», – подумала она с грустью.
   Тогда мама увела её в отдельную комнату и, посадив перед собой, сказала, что хочет поговорить серьёзно. Кира была уже в том возрасте, когда прекрасно понимала, что если взрослые хотят «говорить серьёзно», то значит обязательно сообщат какую-нибудь гадость. Вот только какую?
   Мать её огорошила:
   – Доча, тебе нельзя влюбляться!
   От удивления, Кира аж глазами захлопала. Ну… явно влюблённость не была той темой, которой она ожидала.
   Но тут подростковый возраст взял своё и она спросила в ответ довольно ехидно:
   – Это ещё почему?..

   …И вот теперь её придётся то же самое объяснять Ксюше. Вот ведь наказание… Впрочем, она уже собралась с мыслями, и подошла к разговору так же серьёзно, как и ко всему, за что бралась.
   Посадив Ксюшу на колени (что вообще-то делала редко), она поинтересовалась:
   – Тебя, Ксюшкин, мальчик провожал?
   – Ы-гы, – заулыбалась та. – И сумку мне тащил, между прочим!
   – И ты, прощаясь…
   – Ну и поцеловала, ну и что? – вдруг взвилась та. – А подглядывать нехорошо!
   Вздохнув про себя, Кира приняла строгий тон, и произнесла каким-то не своим голосом:
   – Ксюша, тебе нельзя влюбляться!..

   .

   Теперь, когда Кира приводила в дом очередного своего поклонника, Ксюша обязательно тащила её в другую комнату и спрашивала трагическим шёпотом:
   – Мы его съедим, да?
   Но та отшучивалась:
   – Ну почему обязательно его? Вдруг этот невкусный?

Противоречия

   Коммандеру от Илиса. Приложение к отчету 17.4.

   …В целом же могу сказать, что имея дело с людьми, т. е. представителями человеческой расы, нужно быть предельно осторожными, ибо трудно отыскать во Вселенной существ более лживых.
   Вот несколько примеров.
   Говорят они одно, а пишут об этом совсем другое. У народа, называющего себя русские, даже есть пословица: «Хуй есть, а слова такого нет», означающая, что запрещено (или не принято) выражать свои мысли на бумаге тем простым и доступным языком, на котором они говорят между собой. То, что пишется в учебниках истории, почти никогда не соответствует конкретным событиям их прошлого, а то, что пишется в их газетах, почти никогда не отражает настоящего.
   Для них обычное дело скрывать друг от друга истинные свои желания и помыслы, а от детей – еще больше, даже то, как они появляются на свет. Есть вещи, которые вообще с трудом можно назвать разумными: например, процесс зачатия детей у них называется порнографией и вообще находится под запретом закона, однако в личных разговорах – это обычная тема шуток и обсуждений, тоже, впрочем, искажающих реальное положение дел.
   Большинство их ученых скрывают свои знания, используя особые языки, непонятные простым людям и даже их коллегам, работающим в других областях знаний. Их религии проповедуют добро и любовь, но несут в их мир войны и смертоубийства… Ложь и неискренность для них вещи настолько обычные, что жизнь без них они просто не представляют возможным.
   Они ежедневно убивают друг друга, а потом одних убийц убивают в наказание за убийство или лишают их за это свободы, а других чтят как героев. Они отравляют и губят земли, на которых живут, и все об этом знают, но ничего не хотят менять, потому что не привыкли заглядывать далеко вперед… Подробные отчеты на эти темы я уже посылал неоднократно.
   ОБЩИЙ ВЫВОД: контакт с этими существами должен быть абсолютно исключен, в крайнем случае – сведен к наблюдению за ними. Именно эту точку зрения я намерен отстаивать перед Советом по своему возвращению с этой инспекционной поездки.
   ПРИМЕЧАНИЕ: однако, несмотря на вышеизложенные соображения насильственное уничтожение на данной планете расы, называющей себя людьми, несмотря на мнение многих уважаемых членов нашего Совета, также считаю нецелесообразным. Особой угрозы ни для кого, кроме самих себя, на данный момент эти существа не представляют. Прогнозы по дальнейшему развитию их цивилизации также не представляют опасности для этого сектора Галактики в обозримом будущем. Совету я намерен предложить предоставить их самим себе до следующей инспекционной поездки.
   .

   …Закончив мыслеформу, Илис передал ее на адрес Коммандера и задумчиво спросил самого себя: «Пора?». И сам себе ответил: «Да, пора!». Времени у него оставалось совсем немного. Он знал, что ни Коммандер, ни Совет, не одобрят всего того, что он сделал за годы пребывания на Земле. Скорее всего скажут, что он сам подхватил от землян болезнь лжи и насилия, и поэтому его больше никогда не пошлют на такую инспекцию.
   Он и сам за многое себя осуждал, как до этого осуждал своих предшественников. Но даже зная, что насилием не прекратить насилия, а ложью лжи, он, также как и те, кто приходил сюда до него, пытался изменить этот мир.
   Еще раз вздохнув, он вновь пробормотал: «Пора», и посмотрел на своих палачей.

   .

   Свидетель описывает:
   «Когда он вошел на эшафот, его движения были странно-беспорядочными. Он постоянно смотрел по сторонам и двигал руками. А уже перед повешеньем он начал читать молитву, но палачи открыли люк под его ногами, не дав ему закончить».

Приказы не обсуждаются

   – Я отказываюсь выполнить ваш приказ, сэр.
   – Хм. Надеюсь, у тебя есть к этому веские основания?
   «Тонкая красная линия».

   «…Старшина у нас старый уже, весь морщинистый, но крепкий. Нас, зеленых, все учит уму-разуму:
   – У вас, ребятки, есть только два способа умереть. Первый – геройски выполняя приказ, второй – под трибунал, и к стенке. Или ГБ-шники из заградотрядов стрельнут, если струсите. А вот между этими двумя смертями вся наша жизнь.
   Атака – это страшно, ребята. Говорят, правда, что трибунал еще страшнее, но я под трибуналом не был – не знаю. А вот атака – это страшно, особенно когда по наступающим немцы лупят осколочными! Мат кругом. Страшно так, что орешь не «Ура!», как положено, а «Аааа!», а у самого поджилки трясутся. Кажется, что не переживешь этот день. От осколочных раненые почти все, кто ходит в атаку. А трусов у нас стреляют. Прав старшина: живем между двух смертей.
   А приказы у нас не обсуждаются. Если есть приказ: «Взять высоту», то мы ее возьмем. Всю трупами усеем, но возьмем. Приказ есть приказ…».

   Этот кусочек из солдатского дневника времен Великой Отечественной мне подарили ребята из поискового отряда. Автор этого дневника неизвестен. Его останки найдены в числе других 33 тысяч солдат и офицеров, которые удалось обнаружить за последние 10 лет под Ленинградом. Погиб он на печально знаменитом «Невском пятачке», где бои были особенно жестокими.
   Судя по всему, он выбрал первый из двух способов смерти, предложенных старшиной.

Щучья голова

   Кутак был сильный и страшный. Настолько сильный, что даже самые храбрые из мужчин сворачивали с его дороги, и настолько страшный, что женщины прятали глаза при виде его, а дети плакали.
   Кутак уважал только силу, а так как не было во всей округе никого, сильнее его, то он мог позволять себе все, что заблагорассудится: убивать и грабить мужчин, насиловать женщин и даже детей. В племени, которому он принадлежал, боялись его ничуть не меньше, чем в других племенах…
   Эта история о том, как однажды он встретил отпор. В соседнем племени, в семье вождя, жила прекрасная девушка по имени Амис. Слава о ее красоте летела впереди ветра, поэтому многие мужчины хотели взять ее в жены. Многие хотели… А Кутак пришел и взял. Он убил ее отца, который попытался встать защиту дочери, затем убил двух ее братьев, а затем возлюбленного. Все это случилось очень быстро, так быстро, что девушка совсем ничего не успела сделать. Но сразу после она взмолилась:
   – Дай мне время похоронить близких, – сказала она ему, – и клянусь: ты получишь такую ночь любви, о которой никогда не забудешь.
   Обычно Кутак был нем к чужим стенаниям, но слова о незабываемой ночи его неожиданно заинтересовала: много раз он стал с женщинами без их согласия, но никогда – по любви, и это его очень заинтересовало.
   Он дал девушке три дня, чтоб оплакать и похоронить мужчин, а затем пришел взять обещанное. Девушка была кротка, мила и обаятельна. Она подарила воину такие изысканные ласки, о которых тот даже не мог и мечтать, но попросила не трогать главную ее ценность. Кутак, не терпевший когда ему отказывают, взревел:
   – Я возьму это силой!
   – Что ж, – отвечала красавица, – возьми. Но как бы тебе не пришлось пожалеть об этом!
   Гнев ударил ему в голову, и он вломился в ее плоть своей плотью. А спустя мгновенье округу огласил такой страшный вопль, что птицы мертвыми попадали с деревьев!
   Продолжая кричать, Кутак выбежал от Амис, держа в руках свою окровавленную плоть так бережно, как держат грудного ребенка. На конце этой плоти, крепко сжав мертвые челюсти, висела огромная щучья голова.
   Старики, которые любят рассказывать страшную, но поучительную легенду, в этом месте подробно повествуют о том, как прекрасная Амис сама лишила себя девственности и положила на ее место голову огромной щуки. А потом обязательно говорят наставительно:
   – Даже мертвая щука не упустит случая отхватить палец!

Средневековье

   «Хотите, я вам что-то скажу? Мы с вами все еще живем в средневековье.
   У нас до сих пор тянется темное, глухое средневековье».
   К. Воннегут «Малый Не Промах»

   На обочине лежал труп подростка, из черный дыры его рта вывалился распухший язык, а глаза облепили мухи. Когда я подошел ближе, они обиженно зажужжали.
   Я всмотрелся в обезображенное лицо: так и есть, на лбу грубо вырезан крест. Это означает, что нужно срочно сворачивать с дороги и по прежнему двигаться только ночью.

   Лиза, моя спутница, вяло попыталась возразить против предстоящего ночного похода, но я не обратил на это никакого внимания: за ту неделю, что мы вместе, я уже успел убедиться в том, что она унаследовала все пороки своего поколения и с большим трудом от них избавлялась. Она до сих пор считала, что главная обязанность девушки – это вовремя задать ключевой вопрос: «Есть ли у тебя презервативы?», а все остальное – не ее проблемы. Бывали у меня когда-то подруги, умеющие готовить пищу на костре и не пугавшиеся спать ночью в лесу под дождем. К сожалению, эта не из тех: мне даже кажется, что в экстремальной ситуации мне придется прибегать к грубой силе, чтобы заставить ее беспрекословно слушаться…

   Когда мы спрятались в лесу, отойдя от дороги как можно дальше, я быстро приготовил «бичпакеты» и чай, а потом долго листал потрепанный «Атлас автомобильных дорог»: по последним сведеньям, ближайший оплот Православия находился в Нижнем Новгороде, а это, если верить карте, всего-то ночь пути, и если даже здесь так лютуют воины Аллаха, значит сведенья эти могли и устареть…

   Перед тем, как заснуть, я вынул крестик, поцеловал его, и начал читать: «Господи, иже еси на небеси…».

Про голодных китайцев

   Олег кинул с балкона еще немного рыбьих потрохов, метясь в мусорный бак, и поднял винчестер.
   – Галина, посмотри, – крикнул он, не оборачиваясь. – Опять полезли!
   Из комнаты раздался сонный недовольный голос.
   – Олежек, ну сколько раз тебе повторять, чтоб ты называл меня Галей. «Галина» в переводе с латинского означает «Курица»!
   Он взял на мушку очередного претендента на потроха – этот идиот зачем-то надел ярко-красную бейсбольную кепку. Щелкнул выстрел (винчестер Олега для экономии был переделан в пневматический), и кепка отозвалась звоном.
   «Котелок он себе на голову что ли одел?», – подумал он недоуменно.
   А вслух спросил:
   – Ты с кем-то разве общаешься по-латыни?
   – По-латыни нет, конечно. Но вот современный итальянский…
   И тут на него напала злость:
   – Нет больше никакого современного итальянского! Только мы и эти гребаные китайцы!
   Он импульсивно, почти не целясь, выпустил сразу три пули. Две из них оставили в пыли фонтанчики пыли, а третья все же нашла свою цель. Бейсболка начала весело трепыхаться в конвульсиях. Зная, что на эту приманку сейчас сбегутся другие, он начал поспешно перезаряжаться, но не успел: тело уже утащили в область, недоступную для обстрела.
   Он выругался, почесал грудь и, бросив оружие, вернулся в комнату. Там он неожиданно обнаружил, что жена плачем.
   – Галина, ну что ты… – протянул он почти жалобно.
   – Не называй меня Галиной! – на этот раз ее голос походил на визг и быстро перешел в рыдание.
   Он знал только один способ быстро прекратить ее истерику, поэтому поспешно стянул плавки и прыгнул под одеяло.
   Рыдание сменилось стонами.

   Потом он выудил из пачки последнюю сигарету и жадно затянулся. Мысли его были невеселыми: китайцев, в отличие, от всех других людей, никак не удавалось перестрелять окончательно: очень уж их оказалось много.

   Он нажал кнопку пониже левого соска, и достал батарею, требовавшую подзарядки. Сунул ее в розетку. Потом осторожно вынул и протер салфеткой линзу правого глаза.
   Война киборгов с людьми, вопреки всем ожиданиям, затянулась на годы. И все из-за этих гребаных китайцев, которые размножаются как кролики.
   Он вставил линзу назад, тяжело вздохнул, и пошел обратно на балкон: в его планах было сегодня пристрелить еще десяток.

   –//–

Александр Шорин Таракан

Таракан -------| Библиотека iknigi.net|-------| -------

День начался

Назад…

Кое-что проясняется…

Появление покровителя

Срастание

Предназначение

Выпускной вечер

Маньяк № 1

Чем дальше в лес…

Понедельник

Приказ

Что стряслось у Кузнечика

Кто кого

Дом Кузнечика

Битва с самим собой

Лестничная площадка

Бомж

Бестселлер (опус)

Следователь

Блокнот

Кузнечик

Вызволение Кузнечика и что было дальше

Бестселлер (опус) -------| Библиотека iknigi.net|-------| -------

Кузнечик (продолжение записок)

Мы ищем выход

Ноутбук

Бестселлер (опус) -------| Библиотека iknigi.net|-------| -------

Перерывчик

Бестселлер (опус) -------| Библиотека iknigi.net|-------| -------

Уловка Сан Саныча

Роды

Утро судного дня

Башня

Исход

Эпилог

Вынужденное послесловие

Постскриптум

Рассказы-«Страшилки»

Кто убивает моих любовниц

Престиж -------| Библиотека iknigi.net|-------| -------

Секс, боль, адреналин, смерть

Червячки

Про старого синего краба

Он знал свою «крайнюю дату»

Восстание машин

Про фокусника

Хорошо ловится рыбка-бананка, или крышу твою опять чинят чужие люди

Бестселлер

Про оголенный нерв

Проводник

1.

2.

3.

4.

5.

Она не любит мужчин, она любит…

Противоречия

Приказы не обсуждаются

Щучья голова

Средневековье

Про голодных китайцев

Александр Шорин
Таракан

Таракан
-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

Бестселлер (опус)
-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

Бестселлер (опус)
-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

Бестселлер (опус)
-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

Престиж
-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------