Вчера была у Димы
Татьяна Пушкарёва

   © Татьяна Пушкарёва, 2014
   © Татьяна Пушкарёва, фотографии, 2014

   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

   «Не надо заводить архива, над рукописями трястись», – учил нас поэт. Сам он, наверное, так и жил. Но после него, кроме книг, остались письма, записные книжки, дневники – собственные и современников, фотоальбомы с пожелтевшими карточками. Вот уже и набралось на архив.
   Наши письма – электронные. Наши дневники – сетевые. Наши записные книжки – в мобильных телефонах. Наши фотографии – набор пикселей. Кто разыщет свидетельства современников о наших днях спустя 10 лет? А через 50? Какой сервис будет вечно хранить терабайты информации? А если и будет, то кому будет её открывать? Как исследователь узнает, что объект его интереса вёл записи на такой-то платформе, а для переписки использовал такой-то электронный адрес?
   Мы, создавшие здесь и сейчас больше свидетельств о деталях своей жизни, чем многие предыдущие поколения, рискуем потерять их навсегда через совсем небольшой промежуток времени. Хочу сохранить хоть что-нибудь.

Предисловие

   Ветки комментариев приносили богатый урожай. В прежнем («нонеча не то что давеча, кхе-кхе») Живом Журнале люди дружили, ссорились, писали книги, влюблялись, становились знаменитыми. Мне ЖЖ принёс, пожалуй, лучшую дружбу в моей жизни.
   Не могу найти в электронном теле мира начало переписки, поста или комментария, в котором Дима искал нового секретаря. Даже своего письма, в котором я, смутно припоминаю, извинялась за настойчивость и говорила, что, наверное, Дима шутит и как же, как же – давать ключи от квартиры незнакомой мне, даже этого письма я не нахожу в своём архиве. А Димин ответ, от 20 августа 2008 года, тут как тут, не затерялся (счастье!).
   «Нет, я как раз серьезно.
   И я могу доверять так (действительно) незнакомому человеку.
   Все что я делал в жизни правильного, я делал, доверяя интуитивно.
   И никогда не жалел впоследствии.

   Если вернуться к вашему возможному решению, то это, разумеется, речь идет о 12 часах в месяц, и это, конечно, такой просто приработок.
   А. я плачу 10 тысяч. Рублей.
   Но он действительно сейчас почти всегда не может. Да и договаривались мы с ним на лето только. Точнее он сам предложил. Я ему очень за все благодарен. Он прекрасный.

   Я насколько понял, у вас есть маленькие дети.
   И вы работаете в офисе.
   Так что я понимаю, если, допустим, что-то получится, то это ваше время, уделенное мне и Чуне, может быть строго ограниченным.
   Но мне и не нужно много.
   Более того – мне как раз удобнее, чтоб все происходило без меня (физически), по преимуществу. Я привык быть один.

   Давайте так.

   Если вам все это мое предложение про „полусекретарство“ не скучно, и если вы что-то на 40 процентов взвесите – давайте мы с вами пересечёмся и просто поговорим.

   На всякий случай мой телефон – 8………9.

   Я с 12 до 18 на записи.
   Если вы решитесь поговорить, мы можем где-то пересечься и выпить кофе.
   Можете просто послать мне смс, и я вам перезвоню.

   Спасибо вам в любом случае.»

   Когда я его читала, у меня в прямом смысле слова кружилась голова. Поверить в то, что Дмитрий Воденников, Король поэтов, любимый автор, сногсшибательный красавец, дерзкий собеседник, капризный нарцисс, может вот так запросто дать свой телефон и предложить выпить кофе мне было трудно. Ну что вы хотите, я же простая деревенская девочка (наросшие на мне к тому моменту тридцать с лишним лет ничего не меняли).
   И мы встретились, и пили кофе, и на первой же встрече я практически расплакалась, когда Дима расспрашивал меня о предыдущем, на тот момент недавно распавшемся по моей инициативе браке. Как я говорила о жалости к тем, оставленным нами, и Дима эту тему подхватил – он ведь тоже из любителей расставаться, обрывать отношения, ускользать, оставаться в одиночестве.
   Спустя неделю кофе мы пили уже на Диминой кухне. Он показывал мне, что и как устроено в его доме. Например, в блестящем металлическом пузатом чайнике нельзя было греть воду. Он был для красоты. «Я серьёзно», – уточнил Дима, видимо, уловив в моих глазах тень недоверия. Бутафорской оказалась и вытяжка на над плитой – труба от неё просто упиралась в стену, Дима пользовался ею как светильником – на ней было несколько мягких лампочек.
   Обговорили детали моих еженедельных визитов, время, обязанности. Дима попросил меня покупать для дома цветы. На мой вкус, только не длинные крупные розы, в которых почти нет никакой жизни. По сезону что-нибудь: весной тюльпаны, осенью хризантемы. И эта просьба окончательно утвердила меня в моём решении. Потому что в моих смутных мыслях о «секретарстве» присутствовала картинка, как я ставлю на залитый солнцем стол букет в простой вазе. Такое совпадение образа и действительности сильно на меня подействовало тогда.
   Раз в две недели Дима отправлялся «в ночное». Выпуск номера «Русской жизни», где он был литредактором всегда доделывался в ночи. Я приходила в эти дни побыть с Чуней, выгулять, развлечь, немного убрать в квартире, принести газет для чуниного лотка. Между этими визитами были субботы или воскресенья – по договорённости. Мы действительно мало пересекались в первое время. И почти не общались. Постепенно ситуация менялась. В конце концов мы подружились, и в иные мои визиты квартира оставалась в запустении. Зато было много разговоров, музыки, книг.
   Некоторые разговоры я записывала по свежим следам. Так и получился этот рваный дневничок за год.

28.02.2009

Дима валялся на кровати, капризничал в шутку, как обычно говорил, что никто его не любит и все его предали. Показывал мне новые очки (предыдущие поломались), примерял, жаловался, что они выглядят слишком тёмными. Лукаво глядя на меня, протирающую шкаф от пыли, стоящую в ногах его кровати, сказал: «Мне кажется, что вы относитесь ко мне как к дедушке. Да, Таня, вы же относитесь ко мне как к дедушке?» Отрицая это, я рассказала о своём дедушке – высоченном суровом старике, инвалиде войны, у которого периодически случались припадки наподобие эпилептических: последствия ранения в голову.
Дима тоже стал вспоминать детство. Рассказал такой эпизод. У его бабушки Таты было ситцевое платье в мелкий цветочек. Оно считалось выходным – в нём совершались походы «в люди». Однажды она его куда-то положила и не могла найти. В тот период Дима ходил заниматься в студию при театре (не поняла в потоке речи – при каком), и бабушка, пытаясь найти платье и не находя его, приговаривала: «Знаю, знаю, его Димка в театр снёс». Смеясь, Дима вспомнил о периоде, когда у него жил Р. Р., хотя только что приехал в Москву и даже ещё не снял квартиры, успел обзавестись пассией. Как-то Дима рылся в тумбочке в ванной, искал стиральный порошок. И никак не мог найти – на самом деле на полке стоит много разных моющих средств, Дима мог просто не замечать стоящей там пачки. Но он в сердцах воскликнул: «Знаю, знаю, его Р. Ульянке снёс». По его словам, когда он это произносил – интонация была ровно такая же, как у бабушки.

7.03.2009

   Когда я пришла, Димы не было – мы прогулялись с Чуней, я помыла ей лапы, открыла дверь в кухню и комнату (оставляя её одну, Дима закрывает её в прихожей, чтобы она не учудила чего-нибудь в других помещениях – в прихожей же кроме её мисок, лежачка и игрушек ничего нет). Зайдя в комнату, заметила на комодике новую книжку – мемуары о Пастернаке. Присела тут же и стала листать, увлеклась. Минут через 20 зазвонил мой телефон – Дима интересовался, пришла ли я, погуляла ли с Чуней и чем занимаюсь. Отчитавшись, я поняла, что чем-то я не тем занимаюсь.
   Стала убирать. Дима вернулся минут через 40. Пообедал, сидел за компьютером, пел песни Пугачёвой, пока я протирала пыль. Потом я помыла пол в кухне, он перебрался туда, чтобы я сделала то же самое в комнате, но не дошла – мы заговорили о Мандельштаме (Дима настаивал на том, что я обязательно должна прочитать мемуары Эммы Герштейн, в конце концов даже дал мне их – поначалу не хотел, боялся, что я её не верну, были случаи, у кого ж не было таких случаев?!). Дима говорил очень хорошо о том, что Мандельштам умеет передавать состояние весны, мая. Цитировал. А вот Пастернак, по его словам, был не весенний, у Пастернака был совершенно иной талант – передавать движение воздуха, атмосферу (весь разговор начался собственно с того, что Дима напевал: «никого не будет в доме, кроме сумерек»). Тут я призналась, что мне Пастернак значительно ближе и понятнее, чем Мандельштам. Ровно как мне значительно ближе и внятнее Ахматова, чем Цветаева. Тут Дима спросил, как я отношусь к Ахматовой. Я призналась, что с неё для меня началась поэзия как таковая. Поэтому я люблю Ахматову. Дима рассказал мне, что в среде интеллектуалов её принято ругать. И есть за что. Есть. Но и ему она очень близка.
   Говорил о том, что во многих её стихах встречается поразительная поэтическая глухота. Как он выразился «глухота табуретки». Приводил в пример строки из «Поэмы без героя»:

     Все вы мной любоваться могли бы,
     Когда в брюхе летучей рыбы,
     Я от злой погони спаслась
     И над Ладогой и над лесом,
     Словно та одержимая бесом,
     Как на Брокен ночной неслась.

   «Кто бы мог любоваться», – вопрошал Дима, – «Чем? И это брюхо рыбы и погоня. Какая погоня?» Впрочем, о погоне оговаривался, что нужно уточнить факты, может быть там было какое-то преследование истребителями. Но если не было… – просто смешно. И Брокен этот… Какая в этой строфе выспренность, нелепость.
   Но читал и другие куски из поэмы, которыми восхищался. Их, по его определению, не хрустальностью даже, а стеклянностью, пронзительной пластикой. Отмечал вот эту строфу:

     Мой редактор был недоволен,
     Клялся мне, что занят и болен,
     Засекретил свой телефон…
     Как же можно! три темы сразу!
     Прочитав последнюю фразу,
     Не понять, кто в кого влюблен.

   И далее:

     Но была для меня та тема,
     Как раздавленная хризантема
     На полу, когда гроб несут. \комментарий Димы: отличная картинка; при его любви к цветам – очень понятный комментарий\
     Между помнить и вспомнить, други,
     Расстояние, как от Луги
     До страны атласных баут.
     Бес попутал в укладке рыться…
     Ну, а все же может случиться,
     Что во всем виновата я.
     Я – тишайшая, я – простая, —
     «Подорожник», «Белая Стая». \Дима: гениально – вплести названия сборников!\
     Оправдаться? Но как, друзья!?
     Так и знай: обвинят в плагиате…
     Разве я других виноватей?..
     Правда, это в последний раз…
     Я согласна на неудачу
     И смущенье свое не прячу
     Под укромный противогаз.

   Это Дима читал уже по книжке, за которой стремительно метнулся из кухни в комнату. Пили чай. Дима зачитывал стихи разных лет. Жаловался, что у него нет хорошего сборника стихов Ахматовой, чтобы там были поздние стихи. Отмечал такую особенность в стихах Анны Андреевны: первая строфа или несколько строк во многих стихотворениях очень сильные, видно, что они «приходили», а остальная часть стиха дописывалась и вымучивалась. «Лучше бы она их составляла из этих сильных строф. Ну и что, что они были бы о разном?»
   Рассказывал о чувстве своего глубинного родства с Ахматовой. Об одном своём телефонном разговоре с питерским другом, в котором Дима полушутя высказал мысль о том, что в него переселилась душа Анны Андреевны, ведь он родился уже после её смерти. Спустя два года всего лишь.
   Уже в шутку говорил о том, что поскандалить, видно, Анна Андреевна умела. Запятая в стихотворении «А, ты думал я тоже такая» придаёт совершенно иную интонацию. Раньше не замечал ни он, ни я такой интонации, этой запятой. Но получается, действительно, очень скандально по тону, если читать это отдельное торжествующе-презрительное «Ааааааааа».
   Порадовал Диму финал стихотворения, строка: «А что теперь». Сюда же мы припомнили «Он любил три вещи на свете», которые заканчиваются тоже таким многозначительно-недобрым замечанием «А я была его женой».
   Также строгость интонации, некоторый даже грубый обрыв предыдущей речи собеседника в стихотворении «Не в лесу мы, довольно аукать».
   Впрочем, это было уже скорее веселье и фанфаронство, а не глубокий анализ. Но у Димы, конечно, потрясающее чувство интонации стиха, его строения. И мне было интересно послушать, как он читает Ахматову – он же отлично умеет читать стихи. Я бы сказала, гениально.

25.06.2009

   На прошлой неделе в пятницу ездили к Диме вместе с Аристархом. У Димы поломался компьютер, а Арик [1 - муж автора, Аристарх Загородников] же у нас компьютерный гений – без всякой иронии, так и есть. Ехали после работы, поскольку откладывать до субботы было невозможно, компьютер у нас у всех – рабочий инструмент, а у Димы его не было уже два дня. За тестированием проблем, переустановкой операционной системы, переноса всех данных со старого винта, в котором нагнулась файловая система, провозились до утра. Ужасно все устали, были уже нездорово весёлые. И в пять часов, на рассвете, перед нашим уходом Дима сказал: «Считайте, что это была новогодняя ночь». И впрямь было в этой ночи и особенно в последующем дне, когда мы-таки проснулись часам к 12, что-то праздничное и радостное.
   Меня во всём этом порадовало, что Дима и Арик познакомились, в целом понравились друг другу, хотя оба люди непредсказуемые и сложные. Я всё боялась, когда мы ехали, что в каком-нибудь месте у кого-то из них откажет чувство юмора иль ещё чего. К счастью, оба они были в хороших своих периодах. Много говорили, Арик просвещал нас «тупых гуманитариев», как мы сами же себя и рекомендовали.
   Гоняли чаи (на самом деле Дима и Арик – кофе), съели все воденниковские котлеты (впрочем, специально купленные к нашими приезду, хотя я и не ем котлет, поэтому на мою долю достались помидоры, персики и полбанки сгущёнки).
   Кстати, о сгущёнке. О ней надо рассказать отдельно. Дима старается не есть после шести часов вечера. Говорит – диета. Когда я в первый раз это услышала, то, конечно же, спросила, что за диета, зачем. То он томно и капризно, и именно тем тоном, какой нельзя воспринимать серьёзно, сказал: «Танечка, но я же звезда». В общем, не ест человек и не ест, кто я такая, чтобы быть против этого. Но есть у Димы слабость к сгущёнке. И съесть он её может много. Чтобы хоть как-то избегать этого, Дима подгадывает покупку соблазнительной баночки к моему приходу. Мы съедаем банку сгущёнки пополам и всегда дружно выражаем недоумение по поводу людей, которые не едят сгущёнки, едят её с чем-то (хлебом там или кладут в чай). Более того, Дима рассказывал о своих знакомых, которые удивлялись, что он вот так поглощает сгущённое молоко. Их мы тоже подвергаем всяческим словесным гонениям и так слегка утешаем свою совесть, которая с каким-то беспокойством относится к этим пиршествам. Видать, шевелятся какие-то библейские предания про то, что обжорство – это тоже грех. Иначе с чего мы так дружно уговариваем друг друга, выбирая из креманок ложками свои полбанки, что нет в этом ничего ни странного, ни предосудительного, ни вредного.
   Да, эссе в «Русскую жизнь» (в последний номер) должно называться совсем не так. Не «О счастье», а «Мякиш счастья». Мы с Димой правили удалённо, как обычно, по ICQ, и он прислал сначала исправление на новое название, а потом прислал новый подзаголовок со старым заголовком… Ну я и поставила старый заголовок. Опять. Вместо нового. Дима был очень расстроен, ибо обнаружил это, когда уж и номер сверстали и в интернет выложили. Если меня извиняет то, что в этот день у меня болела до полуобморока голова, то она болела. В тот же день, это был вторник, папа Димы попал в реанимация с предынфарктным состоянием, в общем, для нас, для кенгуру, это был плохой день.

17.09.2009

   Что-то подзабросила я свой мемуарчик, а произошло много разных событий за это время.
   Например, Дима получил новый загранпаспорт. Сначала он паниковал, что будет много возни и суеты с ним, дескать, не лучше ли заплатить посредникам, чтобы они всё сделали. Но заплатить пришлось бы тысяч 10—15, это много, учитывая, что закрылась «Русская жизнь», в которой Дима был литредактором и для которой писал эссе. Отвалились ещё какие-то заработки и осталась одна зарплата с радио, а она не так уж велика. Расходы на меня мы с Димой сократили ещё в начале лета – теперь мне Дима платит за моё «секретарство» 5 000. Поначалу Дима отказывался, чтобы я приходила к нему каждую неделю за такую плату, но потом согласился – потому как за две недели квартира сильно «приходит в упадок, всё тускнеет». Так вот, я уговорила Диму не заниматься ерундой, а получить паспорт обычным порядком. Что он вполне успешно и сделал. Суету и беготню с заполнением анкеты, получением заверенной копии трудовой на работе и изготовлением фотографий начали в понедельник (я прислала Диме ссылку, откуда скачать анкету и как её заполнять), А. приехал и заполнил её, Дима съездил на работу и сделал копии, прислал анкету мне на распечатку… – в общем, в четверг Дима уже благополучно сдал все документы, а через месяц (в начале августа, а не в середине, как обещали) паспорт был на руках. Где бы мне для получения своего загранпаспорта взять энергии, собранности и спокойствия – Диму-то я хорошо утешать могу.
   Паспорт был нужен для поездки в Италию. Поездка планировалась с Р., но в конце концов Дима поехал с Н. Они поселились в Риме, но сделали несколько вылазок – в Тоскану, например, и Венецию. Незадолго до поездки, с начала лета где-то Дима увлекся живописью. Не в том плане, что стал рисовать, а в том, что стал ходить в музеи (Третьяковку, Пушкинский – по нескольку раз и в тот, и в другой) и смотреть-смотреть. Произошло это, если я не ошибаюсь, с подачи Дмитрия Бавильского [2 - Дмитрий Бавильский – писатель, литературовед, критик, журналист (http://paslen.livejournal.com/).,] который в своём ЖЖ сделал небольшой, очень ёмкий пост о Ге. Конечно, в Италии Дима с Н. не обошли вниманием живопись, соборы, исторические места. Дима рассказывал о удивительной соразмерности всего, что построено в Италии. Об удивительных римских дворцах, площадях, о высоком духе торговли, который там царит. Это не мелочный и не суетливый дух, это не стремление получить выгоду. Это торговля с чувством собственного достоинства, торговля товаром, на который всегда – во все времена – будут покупатели. Потому что это торговля красотой, торговля духом. Он говорил, что понимает, чем так были уязвлены русские художники, чем они болели, посетив Италию, и каким тусклым и блеклым кажется всё, созданное до русского модерна – особенно на фоне итальянской живописи. Конечно же, про другой свет, про другой цвет тоже упоминал. Впрочем, на днях (буквально позавчера-вчера) Дима давал письменное интервью Бавильскому для «Часкора», наверняка, он рассказал там про это.
   Ещё Дима ходил на Триера, на «Антихриста». Не ругал, говорил, что в интеллектуальном отношении очень прозрачное кино. Не в смысле, что тупое, а в том, что идея представляется очень чётко, ясно, трактуется однозначно.
   Другим событием, о котором мы говорили была книга Марты Кетро [3 - Марта Кетро – писательница, популярный блогер, колумнист (http://marta-ketro.livejournal.com/).] «Госпожа яблок». Мы с Мартой живём на соседних станциях метро, слегка общаемся в ЖЖ, а в прошлом году, когда в «Русской жизни» вышло эссе «Исповедь китайского лиса-оборотня», мы с Мартой познакомились лично. Развиртуализировались, как говорится. Мы все в нашем безумном ЖЖ-сообществе nikogda_neumrem были так или иначе затронуты этим эссе, я на этой волне предложила Марте диск с мультфильмом «Девочка-лисичка», тут мы и познакомились.
   Марта говорила, что как раз раздумывает на тему обмана. Вымысел, построение мира из выдумки, вранье не как способ чего-то добиться, не как способ получить выгоду, а ложь как мирообразующий элемент – вот что волновало её. И Марта сказала тогда, что Димина статья просто поразила её – созвучностью и своевременностью. Она даже некоторое время помучалась тем, что, дескать, Дима всё за неё сказал, но потом отмахнулась. И прибавила: «Мне же лучше, синопсис писать не надо будет». В то же время в нашем сообществе шло строительство Города (об этом надо написать подробнее и сохранить оттуда тексты). В Городе у каждого был собственный дом и герой. У Марты этим героем – одним из – стала Мардж, которая затворилась в имении «Орешек» и ни с кем из горожан не контактировала, да и добраться до «Орешка» было непросто.
   И вот у Марты выходит новая книжка, ей дают 20 авторских экземпляров, и она решает раздать их знакомым. Как она сама сказала «людям, которые мне нравятся». И неожиданно предложила мне встретиться, чтобы подарить мне экземпляр (я-то на самом деле собиралась прикупить, когда появится в «Библио-Глобусе»). Я не ожидала, что попаду в эту категорию лиц – не так уж близко мы знакомы, но отказываться не стала. Марта передала мне две книжки – одна для Димы.
   С Мартой мы очень хорошо посидели в этот раз. Посплетничали – не без того. Обсудили новый замысел Марты, который должен стать третьей частью «Госпожи яблок» – условно пока это называется «Магички», повесть о женской литературной традиции, которая воплощает в себе древнюю магическую линию. Чистая беллетристика, как сказала Марта, которую можно написать только на голубом глазу, поскольку вопрос о воздействии текста (включая НЛП, стоп-слова и пр.) – совершенно необъятен.
   Димин экземпляр я при следующей поездке к нему (в прошлую субботу -12.09.2009) благополучно забыла дома, поэтому мы встречались с ним в понедельник: Дима подъехал на «Чистые пруды», а я вышла с работы – прогуляться и пообедать. В результате пообедали вместе с Димой в каком-то суши-заведении на Чистопрудном. Сейчас Дима ест нормально один раз в день – приблизительно в обед, в остальное время – фрукты, преимущественно яблоки. Обсудили это. Говорил, что так чувствует себя очень хорошо. Главный эффект не в том, что он немного похудел, а в том, что перестал чувствовать себя помойкой (лето Дима провёл на раздельной диете). От физической помойки перешли к психологической. Дима говорил о своих отношениях с кем-то – не знаю с кем, никогда не лезу в личные отношения людей, если они сами о них не распространяются. Основная мысль нашего общения состояла в том, чтобы стремиться к личной безупречности, чтобы не предавать себя и других, не превращать отношений в помойку ложью. Упоминал Дима, о какой-то влюблённости, о женщине, с которой у него установились странные отношения – у них нет и не было физической близости, но общаются они как любовники. Ему это не нравится. Он решил от этого отказаться и как раз думал, как это сделать так, чтобы не обидеть никого, чтобы не лгать и чтобы не получилось так, что человек перестанет быть для него прекрасным и удивительным только потому, что они перестанут быть близки. Дима говорил: вот я скажу вам: Таня, вы удивительная. А потом, когда вы решите, что не можете мне помогать, уйдёте из моей жизни, и я перестану считать вас удивительной, это получится, что я Вас просто использовал, манипулировал вами. Человек остаётся таким же, когда ты прекращаешь с ним отношения. Об этом нельзя забывать, это важно сохранить.
   Вот так примерно обстоят наши дела с Димой. Он, конечно, сильно мне помогает – я отогреваюсь рядом с ним, потому что не знаю ни одного другого человека, который может быть таким честным, благодарным, открытым. Это прочищает всё, что может прочистить – взгляд, восприятие жизни.

22.09.2009

Долин в «Трамвае» (Баранов, Долин, я, Шагабутдинов) – это Леонид Доллен. Дима об этом сам написал. Надо всё-таки как-то сохранить посты из всех наших безумных сообществ в ЖЖ.

26.09.2009

   У нас дома сплошная разруха, поломалась стиральная машина, посудомоечная машина, нужно было купить детям пианино для занятий в музыкалке, ну и естественно всякие еженедельные дела вроде покупки продуктов, небольшой уборки и т. д. Кроме стиральной машины, за починку которой мастер захотел восемь тысяч рублей при том, что новая стоит почти столько же, решили все вопросы. Но к Диме из-за всех этих «радостей» поехать не удалось.
   Посему стоит записать прошлонедельное. На 20.09 Диму пригласили на телевидение обсудить фильм. Дима согласился. Фильм оказался научно-популярным, про звёзды. Но отступать было уже некуда. Дима писал об этом в ЖЖ, а когда я приехала к нему, то он как раз пребывал в угнетённом состоянии – терпеть не может вечерних выездов из дому (выезжать надо было в 17.20), даже несмотря на то, что машина была и туда, и обратно.
   Пока Дима не уехал мы стихийно заговорили сначала про темперамент, про секс, про связанные с этим потребности. Вспомнили Тайшу Абеляр, которую недавно читали (мне, собственно, Дима дал «Магический переход», хотя я её в юности уже читывала). Дима говорил, что вероятно для Т. А. был выбран и указан правильный путь (отказ от секса), но ведь и есть другие женщины. Которые вероятно могут силой своего желания, своей жажды, своей одарённостью, страстностью выжигать в себе этих «энергетических червей», о которых Тайше рассказывала Клара. И Дима когда говорил о таких женщинам заговорил, то обронил «такие, как моя Оля». Я по этим маленьким-маленьким штришкам узнаю о ней больше, чем если бы, наверное, мне кто-то связно и подробно рассказывал о ней.
   Разговор зашёл о Кастанеде. И Дима припомнил, что говоря о подлинном знании Дон Хуан говорил о нём, как о пыльце бабочки, которую та рассеивает. Но если вдуматься, что такое «столб света», о котором так много говорит Дима в своих стихах и эссе. Ведь столба света нет – есть только пылинки, которые делают столб видимым, направленным. И что такое пыльца бабочки, не та ли самая пыль, пляшущая в луче? Дима говорил о своём пути в литературе, как о мистическом и уникальном опыте. Он считает, что мало кто ходил этим путём, а уж в современной литературе и вовсе нет никого.
   Потом мы свернули на мои визионерские детские видения. И в общем-то решили, что моя нынешняя тоска по творчеству (я несколько раз говорила Диме, что чувствую себя бездарной, неспособной на творчество, что не попытаюсь написать – всё ерунда, фотографирую – а оно весьма средненького уровня, главное, что я сама это вижу), это не желание творчества как такового, а поиски того самого божественного света, который мне привиделся в детстве. И Дима говорил, что, пожалуй, оно и неплохо, что с творчеством у меня не задаётся. Потому что творчество – это такой же вид деятельности, как и любой другой. Он может стать занятием на долгие годы, но вдруг потом может выясниться, что нет в нём подлинного, настоящего, того так необходимого знания. А если такого обманчиво осмысленного занятия нет, то путь, настоящий мистический путь, может найтись раньше.
   В моём случае, думаю, не найдётся никакого мистического пути, ибо я боюсь. Творчества, мистики, магических и других практик – мне кажется, что небольшое углубление в эти области лишит меня рассудка. По-настоящему. Я боюсь безумия.

8.02.2010

   Вчера, после двухнедельного перерыва, была у Димы. Очень рада, соскучилась жутко. От него идёт мощный – неравномерный, порывами, но мощный – поток силы. Без неё трудно.
   За это время у Димы появилась новая видеокамера. До этого он снимал на мобильный. Из более ранних видео (летних из Италии и с дачи) Дима сделал несколько интересных роликов, теперь с новыми силами снимает друзей. Силы здесь – обновлённая техника, а не физическая сила, потому что физически он как раз довольно слаб: спина даёт о себе знать постоянно, а в конце января он сорвал свой желудок – алкоголем, финал был на ДР мачехи, 31 января. Теперь – кашка, альмагель, режим.
   Вчера снимали меня. Получился очень нежный клип. Достаточно статичный. Я сижу, сижу, сижу, позирую, изображая вермееровскую девушку с жемчужной серёжкой. А потом Дима показывает разнообразные части своего дома – картины, трость, фотографии. Одна из фотографий – Дима, сестра, мама. Младшего она держит на колене, Юля стоит рядом. Потом, когда речь зашла о том, как назвать этот ролик, Дима сказал «Пусть будет Таня и Таня – никто не знает, что мою маму тоже звали Таней. А комментарии закрою, чтобы никто не спрашивал, кто вторая Таня.» Потом решил не закрывать комментарии, но чтобы снять вопросы назвал его «Таня-Таня. Колыбельная для Вермеера».
   В этой «Колыбельной для Вермеера» до сих пор стыдно – так должно было называться одно Димино эссе в «Русской жизни». Но мы правили по ICQ, в результате исправлений заголовка, подзаголовка, пересылок вариантов туда и обратно, я оставила первый вариант заголовка «О счастье». Жаль, «Колыбельная» – куда лучше. Впрочем, так мы не создали кольцевой композиции в эссе, именно она бы и получилась, название и финал сомкнулись бы.
   У Димы был NN. Его музыка используется в нескольких Диминых треках. Очень светлый юный мальчик – 19 лет, студент актёрской студии (школа-студия МХАТ). Я сделала несколько хороших фотографий с ним. Фотогеничный, жестикулирует отлично.
   Кстати, «отлично» – это Димино слово. Он его умеет произносить так, что начинаешь радоваться и веришь в то, что получилось сделать что-то действительно хорошее.

21.02.2010

   Собиралась ехать к Диме сегодня – неторопливо, планируя зайти в магазины, купить кондиционер для белья, газет, какую-нибудь вкусную штуку к чаю (мы любим поболтать за чаем – в остальное время я что-нибудь делаю и разговоров со мной особенно не поводишь).
   Как раз достала рубашку, чтобы погладить её, когда дети уйдут в музыкалку, но не успела – звонок. Номер Димин, но голос незнакомый. Оказывается – NN. Говорит, что Диме очень плохо, высокая до 39 температура, что они едут с дачи С. и Дима хотел бы видеть меня, сразу как они приедут.
   Я прихватив детей – нам немного по пути – побежала.
   Приехала как раз вовремя – фактически перешла дорогу перед машиной С. С. предположила, что это ангина, сказала, какие лекарства давала Диме. На чём мы стремительно и попрощались.
   Потом была скорая. Ангину подтвердили. Полоскания, антибиотик, спрей для горла. NN сбегал в аптеку за фурацилином и фарингосептом. Глотать Дима практически не мог. Но таки напоила его чаем, ещё раз дала терафлю, потому что 38,3, озноб, дрожь, судорожные вздрагивания. Нашла в аптечке «Стрепсилс» – и таблетки, и спрей. В общем, кое-как состояние стабилизировали. В какой-то момент пришлось сидеть рядом с Димой, держать его за руку, гладить по голове. Исключительно трогательный и интимный момент. За полтора года дружбы мы, по-моему, и трёх раз руки друг другу не пожали, да один раз чмокнули друг друга в щёки – в «Практике», когда я принесла за кулисы цветы. А тут гладила, перебирала волосы. Вообще с первого момента, как они приехали, из меня прямо-таки лезла невыносимая нежность, хотелось сгрести Диму в охапку, вместе с пледиком, жаром, болью и качать его на руках, закачивать, утишать боль. Ну вот хоть погладила по голове, руку подержала на лбе.
   К вечеру сбегала в магазин, купила куриную ногу, сварила бульон. Дима даже поел. Совсем немного, но это его должно поддержать.
   Пока варился бульон сидела рядом с постелью, говорили. О любви. О прекрасном NN. О книге Лидии Чуковской (я вернула первый том и взяла второй).
   В общем, день выдался очень беспокойным, но содержательным.

9.03.2010

   Вчера провела у Димы отличный вечер. Сначала у нас был сеанс психотерапии, Дима же всегда спрашивает о самом главном и отвечать ему нужно правду. Потому что неправду он чувствует и может поставить вопрос так, что сам ты тоже начинаешь слышать эту неправду. А я так и вовсе человек по сути своей правдивый. Рассказала ему много интересного о женской физиологии и моих, связанных с нею, проблемах.
   Потом пришёл NN. Принёс печенья какого-то, йогуртов для Димы. У меня с собой были две бутылки безалкогольного вина. Специально купила, чтобы угостить Диму, может быть, он будет пить именно его, а не просто вино, которое ему и не очень-то нравится и приводит к не самым радужным вещам (тут следовало бы сослаться на запись о квартирнике Саши Непростого, но я ничего не записала тогда, вкратце – Дима был очень пьян, истеричен, целовался с кем ни попадя, капризничал, из гостей я его фактически увела, наверняка породив этим какие-нибудь сплетни о наших с ним отношениях – на самом деле всегда дружеских и ни разу не перешедших этой грани).
   С подачи NN разговор зашёл обо всяких апокалиптических предсказаниях. Дима отозвался очень негативно обо всех подобных слухах и толках: с 94 года только и слышно о каком-нибудь очередном конце света и всё никак не кончится, а сколько таких предсказаний было раньше!
   Я попыталась объяснить, как это видится мне. Во-первых, что жизнь со всею непреложностью даже после какой-то катастрофы мирового масштаба будет пытаться восстановить привычный для неё строй. И – второе – каждый человек будет в изменившихся обстоятельствах делать то, что он делал и до этого. К сожалению, перерождения всеобщего, обновления (то, о чём так любят тосковать апологеты апокалипсиса) не произойдёт. Ну у единиц, вероятно.
   Дима поддержал обе мои мысли и сказал, что у каждого свой личный путь. И когда люди кричат о том, что мир погиб (или вот как любили говорить в девяностых о гибели литературы), скорее всего, это не мир разрушен, а у человека что-то разрушилось. Проблема в человеке, а не в окружающем. У каждого свой личный путь, и не надо переносить и расширять свой опыт на всех. Дима сказал, что вероятно никто не считал в его строках в НЛУВН [4 - Неоконченная поэма «Небесная лиса улетает в небеса»] это мысли, но они именно об этом. Цитировал отрывок из поэмы:

     …А под нами уже разлеглась, без границы, прекрасная осень,
     август-сентябрь, Россия, Париж и Мадрид:
     они засыпают, а думают, что плодоносят,
     у них от твоих причитаний – во рту и в подвздошье – болит.

     Но потом – на всеобщих ветвях – непременно затеплится глобус
     новогодний, дешевый, поддельный, китайский, земной.…
     По личным небесным дорогам несется небесный автобус:
     ты чужой Париж не трогай – он прощается с тобой.

   С пропусками, потому что спешил высказаться, но с особым акцентом на словах «личный» и «чужой» – по личным небесным дорогам несётся небесный автобус: ты чужой Париж не трогай – он прощается с тобой.
   Пока мы беседовали и пили (Дима предложил мне покурить, я не отказалась – последний раз со мной эпизод курения был лет шесть назад) то NN, то Дима включали видеокамеру и снимали. К концу вечера (я всё же убрала на кухне и в ванной) они смонтировали ролик. Я там очень странно выгляжу, слегка заплаканная, с сигаретой, с растрёпанными волосами. Но он очень трогательный.

12.03.2010

Дима опять слёг с ангиной. В обеденный перерыв носилась к нему – отвезла немного продуктов, кино, которое он просил. Приехав, обнаружила лежащим на кровати под одеялом с температурой 38. Дала жаропонижающего. Полоскание для горла. Оставила заботам NN и поскакала обратно работать. Как же мне не хватает времени на то, чтобы заботиться о друзьях и фотографировать!

23.03.2010

В минувшее воскресенье (21.03.2010) заезжала к Диме с Анкой – грех не записать эту дату хотя бы для неё. Потому что не каждую десятилетнюю девочку знакомят с великими поэтами. Были мы не долго – оставили кино, гиацинтов (не могла не принести Диме цветов, тем более весенних, душистых), немного газет для Чуни, выправили звук на компьютере (чтобы Дима мог смотреть кино с большого монитора, а не с ноутбука). Мы с Анной шли с фотовыставки фотографов-анималистов и из книжного магазина. Разговор зашёл о книгах и читают ли они у меня. Читают, конечно. Странное, но читают и помногу. Анка рассказала Диме про свою любимый книжный сериал «Коты-воители», про племена, предводителей, лекарей и прочие подробности этого бесконечного произведения. Дима впечатлился и говорил, что на самом деле, «если бы в нашем детстве были какие-нибудь „Коты-воители“, то неизвестно, читали бы мы этих Томов Сойеров» (я перед этим упомянула, что классическую детскую литературу типа Тома Сойера они читать не хотят). Дима поснимал нас немного. Я выпила чашку чаю, вымыла пепельницы, и мы убежали. Но Дима как-то радостно благодарил нас за визит, видимо, грустновато уже сидеть дома, но необходимость долечиваться никуда не выпускает.

4.05.2010

   В субботу, 1.05.2010, была у Димы после двухнедельного перерыва (двухнедельные перерывы стали уже обычными – но мне это не нравится).
   В этот день к Диме должны были прийти Р. с невестой, у них 9-го мая свадьба. Поэтому полноценной уборки не получилось – я только успела протереть пол на кухне, вымыть раковину и смахнуть пыль – опять же только на кухне.
   Но главное, что мы успели пообщаться. Немного до прихода ребят и немного потом. До прихода Р. и А. мы говорили о психических состояниях – Димином и моём. Дима рассказывал, что он сейчас в полном раздрае. Не знает, что делать и не понимает, чего хочет. Рассказывал, о странной раздражительности, которая накрывает периодически. Причём эта раздражительность почти садистская. Ласковое занудство. Дима рассказывал, как он донимал NN, которые имел неосторожность, собрав свои вещи (NN часто ночует у Димы), оставить на стуле брюки.
   Жаловался на некоторую депрессивность. Но, посовещавшись, мы решили, что никакой депрессии нет – ни у меня, ни у него. Потому что для депрессии очень уж большие перепады настроения. И одна из крайних стадий этих перепадов – ослепительное счастье.
   Обсуждали фильм «Часы». Я посоветовала его Диме за несколько дней до нашей встречи. Посмотрел. Очень понравилось. Дима нашёл сходство у себя не с Вирджинией Вульф (хотя её прощальное письмо нашло отклик в нём), а с Лаурой Браун. Женщина, у которой внешне всё в порядке. Все её любят – муж, ребёнок, она ждёт второго… Но она хочет покончить с собой. Ни с чего. Потому что ад, он же внутри. Вот Дима и говорил про вот этот внутренний ад.
   Ещё его мучают какие-то отношения. Я не знаю, что там у него и с кем. Но он говорит об отношениях, которые есть, от которых он устаёт, об одиночестве, которое проще, но бесплодно. О творческом бессилии. Ведь, говорит он, когда я остаюсь один сейчас, я же не пишу. Я смотрю по три фильма в день. Т. е. просто заполняю пустоту. Когда пишешь, когда стихи приходят, смотреть по три фильма подряд не станешь. Так что дело не в том, что кто-то рядом. Если бы писать, то в общем-то, никто не помешал бы. И, наверное, он прав.
   Поскольку я сталкиваюсь с теми же проблемами (рассказывала о желании, с одной стороны, бросить работу, а с другой стороны, о понимании невозможности безусильного лёгкого бытия, ведь мы же не дети, на нас ответственность), то Дима очень сильно одобрил и выделил мою фразу о том, что самое ужасное в нашем текущем состоянии то, что мы воспринимаем ситуацию многосторонне. Нет возможности принять одну точку зрения. Всегда заметны несколько аспектов. И именно это отравляет. Не позволяет принять решения, выработать какого-то чёткого видения и линии жизни.
   Я говорила Диме, что, может быть, схожу к врачу. К психотерапевту или психологу. Потому что невозможно же чувствовать себя несчастной, если на самом деле всё хорошо.
   Р. и А. принесли сыров нескольких видов (латвийских и бельгийских – они вернулись из путешествия по Латвии (А. оттуда родом и там живёт её семья) и Бельгии), Дима купил водки, помидоров-огурцов и сока, я с утра выпекла хлеб и привезла его с собой. В общем, у нас был обед во вполне пейзанском духе. Хлеб, сыр, овощи. Я, конечно же, не пила, наблюдала со стороны. Правда, наблюдать было особо нечего – к счастью, поведение ничьё не поменялось от выпитого. Как шёл разговор – неровный – так и шёл.
   После ухода ребят я сливала Диме кино, рассортировывала для Чуниного туалета газетки. Ещё немного говорили. Сгущались сумерки. Дима слабый – говорит, что сейчас очень устаёт от людей. Ему нравится общаться, но устаёт, начинают раздражать, он почти выпроваживает гостей. Лежал. Жаловался на то, что чувствует красоту апрельских и майских дней, эту сгущающуюся зелень, сгущающуюся энергию. И не может писать. И это его ранит, царапает.
   С другой стороны, говорил он, невозможно выразить то, что он чувствует. Потому что были абсолютные гении – ну пусть не слова – пусть Моцарт, он выразил, он создал гениальные творения, но мы от того, что он создал, не перестаём чувствовать это сгущение, это томление. И всё, что создаётся нами тоже не выражает в необходимой мере.
   Мне 41 год, сказал Дима, и я написал 4 или 5 раз про это. И выразил достаточно точно. Но не до конца.

20.06.2010

   Вчера после большого перерыва, месячного, – сначала я уезжала в Ростов, потом Дима в Париж – мы наконец-то встретились. Я, как обычно, ездила к нему домой. В этот раз уборкой не занимались, просто радовались тому, что видимся.
   Дима стал готовить еду. Это новый виток. Раньше он достаточно болезненно относился к необходимости громоздить на плиту кастрюли и сковороды. Помню, когда я впервые приехала к нему после нашего знакомства, он обвёл рукой плиту, мойку, вытяжку и сказал: «Это всё декорация. Вытяжка не работает. Чайник тоже бутафория, воду в нём греть нельзя. Не смейтесь, это правда». Так и есть – воду для чая и кофе мы всегда греем в турке, чайник же – металлический, блестящий – я всегда вытираю от пыли, начищаю, но никогда не наливаю в него воды. А в этот раз сварил рис в пакете, пожарил грибов (вёшенок и лисичек), покрошил зелени, порезал большой помидор… В общем, мы отлично пообедали. Я поучаствовала в этом празднике тем, что принесла свежеиспечённого хлеба (у меня же дома хлебопечка).
   Чтобы закрыть тему еды. Сегодня обедали со Светой Лин [5 - Светлана Лин – соавтор книги «Вкусный обед для равнодушных кошек», близкая подруга ДВ.]. Вспомнили Диму, конечно же. Я сказала ей, что он стал готовить. «Да, я знаю, – ответила Света. – Я была у него в гостях, и он приготовил мне супчик. Я была ужасно растроганна. Потому что сколько лет я его кормила, сколько лет. Семь. А он мне только однажды – помню, тогда мы работали над книгой, в какой-то запарке – он сварил мне одно яйцо. Да. Одно яйцо. А тут супчик. Очень трогательно». Дима мне говорил о супчике. И о шарлотке.
   Много разговаривали. Сначала я рассказала о нашем форс-мажоре (мама мужа попала в больницу с инсультом), потом Дима говорил о Париже.
   Перед поездкой он сходил к психотерапевту (был очень раздражительным, перескакивал с темы на тему, и вообще как-то странно себя чувствовал), врач назначил ему лекарства. И в Париж Дима поехал на фоне приёма этих лекарств. Там он их, правда, дня через три бросил принимать, потому что пил много вина.
   Париж показался ему и маленьким (исторический центр, который представляет какой-то интерес), и не таким уж прекрасным.
   Говорил о людях, которые не смотрят на лицо, держатся отстранённо. Только в декольте Н. пялились до неприличия. Правда, и в Риме, вспомнилось, было нечто похожее. Мы в разговоре решили, что это по причине большого туристического потока. Местным смотреть на туристов никакого интереса – слишком их много, а туристы тоже смотрят большей частью на достопримечательности, а не на людей.
   Дима дважды был в Лувре. Один раз с экскурсией. Второй раз сам. Жалел, что не сходил туда сам раньше – надо было, говорил, раза четыре самому сходить, чтобы получить более-менее полное представление. «Джоконда» не произвела на него особого впечатления. Вернее, его разочаровало то, что она за стеклом, оградой и её невозможно посмотреть по-настоящему – приблизиться, ощутить (про какого из импрессионистов, которые есть в ГМИИ, Дима говорил, что когда приближаешься к его картинам, подходишь почти вплотную, на лице ощущаешь жар, физическое тепло).
   После обеда мы переместились из кухни в большую комнату, Дима прилёг, а я поковырялась в компьютере – у него проблемы с браузером, но я их не поборола, пусть пользуется двумя другими (установила их).
   Говорили о счастье и о том, кто и чем хотел бы заниматься, если бы не было необходимости работать.
   Дима сказал, что уже очень устал от радио. То есть раньше даже если бы там не платили бы денег, то он бы вёл эти передачи, потому что было интересно и хотелось их делать. А сейчас он всё делает, и делает хорошо, но уже без желания. Держит там, конечно же, стабильная зарплата и наличие какого-то статуса, уже неинтересного и ненужного.
   Говорил, что иной раз очень хочется сказать: «Ребята, это был последний выпуск программы, больше я записываться не буду», встать и уйти. Это, конечно, будет для всех шоком и ударом, но хочется однажды взять и выйти навсегда. Очень понимаю такие желания, сама регулярно борюсь с ними.
   Хотелось бы Диме не путешествовать, а иногда ездить куда-нибудь. Просто иметь возможность взять и поехать. В тот же Париж, например. На несколько дней – не на неделю, не с экскурсией. Просто сходить в Лувр.
   Лейтмотивом встречи было Димино высказывание: «У меня осыпается матрица». Дима забывает слова, начинает что-то говорить и перескакивает на другие темы. Жалуется, что видит всё очень чётко, но ни на чём не может остановиться, сфокусироваться, всё ярко, но как бы проплывает.
   Очень худ. Красив. Остёр, но худоба производит впечатление почти болезненной.
   Ехали вместе в метро – я домой, а он в ТЦ на «Охотном ряду». Хотел купить себе безникотиновые внутренности для электронной сигареты (да, Дима теперь курит электронную сигарету) и заодно зайти в Летуаль за каким-нибудь парфюмом (у него каким-то образом образовались летуалевские купоны на три тысячи). В вагоне метро группа пенсионеров, сидя в рядок на лавке, распевала хором песни. Что-то вроде «Ой цветёт калина» и «Огней так много золотых на улицах Саратова».
   Я сказала: «Интересно, когда мы будем пенсионерами, что мы будем петь в вагоне метро хором» – «Наверное, это же и будем петь. Хочется, конечно, сказать, что мы не будем ездить в метро, но надежды на самом деле на это мало» – «Беспощадная ясность сознания не позволяет так обольщаться?» – «Да, именно она – беспощадная ясность сознания». Но этот разговор не был грустным, мы с Димой были как-то болезненно веселы и возбуждены. На том и попрощались.

29.06.2010

   Вчера была у Димы – в воскресенье было очень жарко и растёрла ногу, пришлось перенести всё на понедельник. Надеялась, что мы спокойно будем наводить порядок в доме, но увы и ах. Дима зазвал в гости Женю Гранильщикова с прекрасною Алёной, чуть позже к нам присоединился С. Ф.
   Женя фотографировал Диму для своей новой серии – люди на фоне стен. Я тоже набилась на фотосессию, но вчера не сложилось – за один раз двух человек отснять не так просто, и была нужна другая стена, не та, на фоне которой снимали Диму.
   С. Ф. – высокий (не меньше двух метров) парень двадцати лет, голубоглазый, с крупным красивым лицом, немного наивный и немного нервный. Он написал Диме сообщение «Вконтакте» как раз в тот момент, когда у Димы была бессонница. Они пообщались в интернете, Дима принял решение познакомиться с С. Как сказал Дима, С. написал, что он влюблен в ДВ в какой-то мере, даже, можно сказать, любит. И «я решил, что пусть он увидит, кого любит». Я подтвердила, что легко любить на расстоянии. Вчера они виделись второй раз. С., по-моему, был слегка шокирован.
   Дима продолжает развивать тему с осыпанием у него матрицы. Теперь он радостно говорил всем, что у него Альцгеймер. Так радостно и так часто, что С., выйдя со мною от Димы, спросил, правда ли это? Пришлось сказать, что пока нет. Альцгеймер нет, но некоторая развинченность, психозность есть.
   Дима опять готовил рис и грибы (шампиньоны), пили: ребята – шампанское, мы с Димой – безалкогольное рейнское.
   Особо содержательных разговоров не вели, потому что когда так много людей, то очень сумбурное общение получается.
   Удивили С. тем, что слово «смешной» – это положительная характеристика.
   Дополнение про встречу после Парижа:
   1. Проститутки в Париже. Во время какой-то прогулки Дима забрёл в квартал проституток. Произвели огромное (неприятное) впечатление. «Они некрасивые, прямо страшные. И вся эта одежда – декольте, чулки, короткие юбки – эта униформа, за которой не видно человека. Как будто прячутся за всем этим. Но страшные, некрасивые. Всё-таки тело сильно связано с внутренним миром. Никогда этого не чувствовал так сильно.»
   2. Еда. Ругал луковый суп. Ел два раза, ужасная гадость, на его вкус. Пил много белого вина, очень нравилось. Пирожные. И всегда к ним был пристрастен, но во Франции, сказал, они были потрясающе вкусные. Особенно «макарон» (макароны встречаю я на русских сайтах именно в этом значении, потому что то, что для русских макароны, то для французов-итальянцев – паста).

12.07.2010

   Вчера была у Димы, пишу, как водится, на следующий день, воспользовавшись тем, что в половине здания отключили электричество – нам повезло, у нас работают компьютеры, а интернета, необходимого для работы, нет, сервера находятся в той части здания, где нет электричества.
   У Димы появилось новое увлечение – кексы. Он печёт разнообразные кексы, кормит друзей, носит выпечку сестре. Печь и пробовать ему нравится очень сильно, но съедать такое количество сладкого он не готов. Поэтому, когда я вчера приехала, то не только отведала вкусного кекса (с морковью, цукатами (сушеный кизил в том числе), орехами), но и половину увезла с собой.
   Кроме меня, у Димы был С. Ф. Дима, как часто бывает, подначивал С., шутил (временами достаточно грубо, С. даже поинтересовался у меня, почему у Димы такой грубый юмор, но ничего утешительного я ему не сказала).
   Поговорить о чём-то интересном нам не удалось – Дима пёк, я убирала в квартире, к тому же присутствие С. не располагало вести серьёзные разговоры. Но я пофотографировала. У меня большая коллекция фотографий ДВ в домашней обстановке. Часть из них даже не стыдно показывать людям. Три из вчерашних (я выкладывала в сообществе в ЖЖ) Дима даже добавил во «ВКонтакт».

   ***
   Из более ранних разговоров хочу привести одну фразу, которую пока помню.
   Однажды Дима сказал мне «Я думаю, что никакого конца света в 2012 году – в смысле большого БУМ! – не будет. Мне кажется, просто начнётся новое время. Другое, новое время.» Я почему-то не спросила, какое, что это будет за новое время, теперь жалею.

25.07.2010

   В воскресенье (25.07.2010) была у Димы. В квартире царит разруха – в комнате начат ремонт. Вся мебель сдвинута в центр, накрыта полиэтиленом, обои содраны, на полу пыль и строительный мусор. Ремонт делается силами NN, Н., (впервые видела этого юношу) и С. Ф. (в этот день он впервые пришёл помогать ребятам).
   Кухню Дима хранит от ремонта – он сейчас фактически живёт в ней. Я помогла ему в этом – вытерла везде пыль, протёрла полы, почистила чайник и раковину.
   Он отдал старый коричневый шифоньер Юле (сестре), ещё что-то, похоже, выкинул. Хочет также избавиться от старого письменного стола. Планирует устроить рабочий уголок с нарисованным деревом на стене (М. М. сейчас делает эскизы), стены будут кремово-бело-жёлтые и голубые. Новый письменный стол – красным. Новый комод и книжные шкаф белыми. Подобрали на сайте Икеи шкафы-полки, составили из них комплект, вместительный и изящный одновременно. Но надо, конечно, смотреть вживую, как эта мебель смотрится, иногда нарисовано хорошо, а на самом деле – не очень.
   Дима взял кредит на ремонт – это, конечно, чудовищно, но я не стала комментировать и высказываться по этому поводу. Ну не люблю я кредитов, что поделать. И мне кажется, что можно на какие-то глобальные вещи брать взаймы – на учение, лечение и жильё. На остальное всё-таки надо копить или не покупать вовсе.
   Здоровье у Димы опять не очень – в воскресенье опять побаливало горло и это после того, как на позапрошлой неделе (9—10.07 началось) у него была очередная ангина. Уж которая в этом году.

   ***
   Из старых разговоров. Дима рассказывал, что в последние годы к нему очень многие люди пришли через интернет. «Если бы не интернет, у меня не было бы Н., С., вас, NN. Нет, NN был бы в любом случае».

14.09.2010

   В эти выходные (11—12.09.2010) к Диме не ездила – сначала домашние мои радостно вокруг меня прыгали, и надо было решить то один, то другой хозяйственный вопрос, а в воскресенье я сама по себе к трём дня устала, прилегла, да и проспала несколько часов. Потом уж куда-то ехать было не время.
   Сегодня собираюсь, после Вериного похода в музыкалку.
   Август прошёл под знаком головных болей. Однажды застала такой плохой день – Дима ходил в гости к родителям, выпил зачем-то красного вина, хотя прекрасно знает, что оно на него действует не лучшим образом. Дима лежал на кровати, уже приняв, некоторое количество лекарств, а боль не отпускала. Я уж и шею ему мяла, и голову массировала. Без толку. Оставалось только сидеть рядом, приносить воды, да прикладывать ко лбу руку, когда она становилась попрохладнее (в эти дни стояла ужасная жара, сегодня в это как-то слабо верится, но тем не менее).
   Боли приходили и уходили, Дима несколько раз ходил на консультацию к врачам, в конце концов дошло до того, что 22-го NN вызвал Диме скорую и его госпитализировали с подозрением на инсульт. Потому что кроме головных болей нарушилась речь, онемела рука. Инсульт, к счастью, не подтвердился. Но всю следующую неделю он провёл в больнице. Два дня было совсем плохо – никакое обезболивание не помогало. Потом прибавились капельницы – для укрепления сосудов. К четвёртому дню стало лучше, но не идеально. Самым плохим было то, что лекарства действовали неравномерно. Иногда хорошо помогали, иногда почти не помогали. Состояния бывали полубредовыми. Дима в конце концов попросил обезболивать по требованию, т. е. не вводить лекарства всё время. Диагноза же никто ему так и не поставил никакого. 29-го приезжала к нему в больницу – застала у него Н. Е., NN уже не было. Дима был заплаканный и нервный. Соседа по палате в тот момент выписали, и он больше суток лежал один – ему так, конечно, было удобнее. На кровати были разбросаны разные книжки – от каких-то научно-популярных по психиатрии до детективчика в мягкой обложке (подхватил на месте – в больнице). Но чтение штука утомительная для глаз и головы, оставила свой ноут и лёгкое кино – два фильма по Пратчетту: «Опочтарение» и «Санта-Хрякус». Впрочем, сильно эта техника Диме не пригодилась, на следующий день он решил выписываться. И выписался. Уколы ему в случае необходимости сможет делать одна из соседок по подъезду. Следующая неделя была относительно неплохой, изводящих болей не было.
   В воскресенье (5.09.2010) и вовсе был отличный день. И погода была прекрасной – солнечной, прохладной, ясной. Позвонила Диме, как водится, перед выездом, по пути к метро. А он радостно сообщил, что всё хорошо и вышел с NN и Н. Е. за покупками – хотят варить борщ, интересовался, что купить для него. Я назвала набор необходимых продуктов, да и поехала. Варили борщ, Дима уходил стричься, а мы с Н. Е., доварив, не стали сильно утруждаться – я немного оттёрла кухню, но по пути болтала безудержно: вспоминала свою эпическую работу в «Интеллекте» и особенно эпизод под условным названием «Как я дала письменность туркменскому народу».
   Дима вернулся, мы ели борщ – нахваливал, сказал, что теперь именно такой и будет себе готовить (вегетарианский).
   А, вот ещё – где-то в начале августа Дима совсем бросил курить, даже электронную сигарету. Сказал, что как раз курение электронной сигареты помогло ему осознать, насколько это глупо. То есть, когда он курил настоящие сигареты, он мог говорить, что да, никотин – это наркотик, мне нравится употреблять наркотик, это мой выбор. А когда сигарета стала электронной, а потом электронной безникотиновой, стало ясно, что нет в этом никакого выбора, что взрослый человек просто сосёт соску. Это же смешно. Нелепо. И даже постыдно. Дима вспоминал в тот раз, что со всей ясностью нелепость и постыдность курения стала ясна ему перед поездкой в Италию. Они с Н. собирались поселиться в отельчике, но по предварительным данным курить в номере было нельзя (Н. тоже курит). И вот они «взрослые люди, с определённым статусом, не какие-то там подростки или бомжи» серьёзно обсуждали, нельзя ли будет курить в форточку. Проблему они для себя потом решили, конечно – просто выходили на улицу, сидели на крылечке в сумерках, это было даже здорово. Но вот само это обсуждение и ситуация – запали. Дима в тот момент читал Алана Кара «Лёгкий способ бросить курить», не для того, чтобы как-то закрепить тот факт, что он уже бросил, а из чистого интереса – почему же эту книгу все так хвалят (например, Тёма Лебедев). Но так и не нашёл. Потому что книжка, по его мнению, насквозь манипулятивная. И, как водится, в американских книжках – с настойчивостью, достойной лучшего применения, там долбят одну и ту же мысль. Я с этим мнением согласна, ибо читала книжку раньше – тоже ради голого интереса, я ж не курю.

16.09.2010

   Во вторник (14.09.2010) мне удалось-таки выбраться к Диме, уже к вечеру – водила Веру в музыкальную школу, не столько ради Веры, сколько ради того, чтобы предупредить преподавателя, что Анна не сможет прийти на занятия. Но получилось хорошо, поскольку к Диме в этот же вечер собирался Р., как раз собрались все вместе, пообщались.
   Сначала я думала, что беседа будет поверхностной – как-то мне лучше удаётся принимать участие в беседах один на один. Но нет – разговор был долгий и насыщенный.
   Начали, как водится, с лёгкой темы, даже смешной. Я принесла новую книжку Юли Идлис «Рунет. Сотворенные кумиры»– я её показывала Диме, когда он лежал в больнице, и он тогда проявил желание почитать её. Особенно из всего списка персон выбрал почему-то Сталика Ханкишиева, сказал: «О, про Сталика я бы почитал, он же как-то скандально известен, да?». Опять же там есть Марта, достижениям которой – выходом новой книжки или участием в сборнике – мы не можем не радоваться. В общем, на том и порешили, что когда я дочитаю – дам Диме. Принесла. Говорю: «Дима, я же принесла Вам книгу, которую Вы хотели почитать». Смотрит не понимающим взглядом. «Какую книжку? Я хотел?» – «Ну да, „Рунет“, про Сталика хотели, в больнице вы его отметили как-то особенно», – приношу книжку из рюкзака. – «Я хотел про Сталика почитать? Он же кулинар, да?» – напрочь не помнит, что именно и про кого он хотел читать, даже факта интереса к самой книжке не помнит. Полистал. Решил оставить. Тут книгу взял Р., открыл, почитал про автора и остался очень недоволен. Мы стали пытать его, чем же он недоволен. В конце концов, пришли к выводу, что он просто завидует Юле. Конечно, Юля вон и кандидат филологических наук и книжки пишет, не то, что мы неудачники. Р. отнекивался, его реплики-отказы и Димины нападки были очень смешными. Сам Дима первый начал с них хохотать и хохотал буквально до упада – падал Р. на колени (они сидели на диванчике на кухне). В конце концов, Р. обречённо согласился – ну хорошо, пусть я завидую, «хотя мы с Вами, Дима, довольно много об этом говорили, и тогда пришли к выводу, что я не завистлив». Дима же сказал, что он много работал с чувством зависти, поскольку всегда был и тщеславен, и завистлив. Называл зависть очень распространённым человеческим чувством. Работал с завистью – это не фигура речи – Дима действительно прорабатывает различные стороны своего Я, чтобы избавиться от тех или иных недостатков.

   На этом мои заметки обрываются. Думаю о том, что не худо было бы обработать массив информации, который накопился в сообществах ЖЖ. Но там – коллективное творчество. К тому же часть контента содержится в комментариях, картинках, видео, музыке. Пока я не вижу способа размотать этот клубок и сделать из него аккуратные записи. Может быть, придёт и их время.