Олег Фомин
Ледяные крылья

Часть 1

Глава 1

   Каюта покачивается.
   Океан взволнован, думает Эгорд.
   Вслушивается в глухие бумы, поскрипывания: по деревянному муравейнику бродят жрецы Светлого Ордена. Матросы Орденскому судну не нужны, корабль плывет на магической силе, прочие заботы тоже решаются заклинаниями.
   На трех ящиках лежит матрас, на матрасе – Эгорд. Руки за головой, взгляд изучает узоры на досках и брусьях. На Эгорде белая рубаха, серые штаны, тонкий матерчатый пояс. Одежда просторная, ноги босые. Когда львиная доля жизни проходит в доспехах, хочется свободы, простора.
   Доспехи в углу на каркасе, повторяют форму человека, словно в них вселился невидимый призрак. Чешуйчатый панцирь, слои наплечников, многочисленные пластинки рук и ног, налокотники и наколенники, высокие стальные сапоги… Все сидит так, как сидело бы на Эгорде. Однако ножны пусты.
   Меч лежит рядом с хозяином, пропитанный чарами клинок освещает каюту мягким солнечным светом. Такова участь воина-мага. Обычно мужчины делят ложе с женами и любовницами, а Эгорд вынужден спать с мечом, битва может застигнуть в любую, даже самую спокойную минуту…
   От указательного пальца левой руки начинает исходить тепло.
   Эгорд вытаскивает руку из-за головы.
   Кольцо под названием Око Асимиры мерцает золотым светом.
   – Эгорд, это я, Тиморис, – говорит кольцо.
   – Знаю, что ты, – вздыхает Эгорд. – Никуда от тебя не денешься. Беспокоишь по двадцать раз в сутки…
   – Волнуюсь за друга, между прочим!
   – Океан тоже волнуется. И тоже весьма назойливо. И меня подташнивает. Улавливаешь? Волновался бы в меру, а то, знаешь ли…
   – Ладно тебе! Будешь на острове уже сегодня, давно не виделись, переживаю!
   – Не преувеличивай. Подумаешь, отбыл на месяц, а он уже соскучился, видите ли.
   – Между прочим, из царства демонов твою задницу вытаскивал, рисковал своей! Вдумайся, рисковал не выпить еще бесы знают сколько бочек вина, не полюбить еще армию красоток! А все из-за тебя…
   – Хорошо, хорошо… Как остальные?
   – Да никак. Клесса не вылезает из мельницы, Камалия не вылезает из головы Клессы, Леарит не вылезает из галереи на пятом этаже. Хотя нет, иногда вылезает – полетать над островом. Красиво летает…
   Эгорд вздыхает с мечтательной улыбкой.
   – Верно…
   Тиморис ехидно посмеивается.
   – А по ней-то соскучился, гад! Ну и замашки, приятель, если уж влюбляться – так в богиню, не меньше…
   – Не мели чепуху! И вообще, спать хочу, не мешай…
   – Ладно, не буду нарушать священный покой. И шальные мыслишки о Леарит тоже, хе-хе!
   Эгорд хочет выругаться, но Око Асимиры гаснет. Тимориса на связи уже нет.
   Ничего, отвесит этому остряку подзатыльник совсем скоро, плавание и впрямь подходит к концу. Путешествие вышло размеренное и плодотворное, Эгорд получил много впечатлений. Не говоря о ресурсах.
   Переговоры со Светлым Орденом прошли успешно. Во многом благодаря тому, что во время войны с демонами Эгорд вызволил из плена огромное число жрецов. Светлый Орден одобрил идею Эгорда, выделил часть запасов, снарядил корабль для перевозки груза на остров.
   Водный путь Эгорд коротал наблюдением за красотами океана, чайки изощрялись в выпрашивании чего-нибудь вкусненького, жрецы развлекали беседами на краю палубы или в каюте за кружкой терпкого напитка. Эгорд разговорился со старшим жрецом Халлигом, нашли общий язык. Халлиг помог вникнуть в азы магии телекинеза.
   За тренировками сего искусства Эгорд и провел основную часть плавания. А сейчас нужен отдых, телекинез, как и вся магия Светлого Ордена, выматывает, особенно новичков, хотя Эгорд привык, да и воинский опыт не прошел зря, Эгорд научился быть выносливым и упорным.
   Веки слипаются…
   Но страшная сила заставляет вскочить, Эгорд ударяется головой о потолок, кисть впивается в рукоять меча, острая солнечная сталь покачивается в воздухе, но врагов не находит, Эгорд взмокший, пыхтит словно изрубил сотню демонов.
   Туловище опирается на дрожащую руку, та слабеет, Эгорд падает на матрас, грудь часто вздувается и опускается, ноздри пыхтят…
   Вновь приснился кошмар.
   Даже два.
   Сперва воспоминание, где Зарах отрывает Витору ноги…
   А затем…
   Обычно люди не помнят первые годы жизни, или помнят, но очень смутно, и Эгорд не исключение. Но Эгорд отчетливо помнит ее первые минуты.
   Рад бы забыть, да не выходит.
   Так случилось, что рождение чуть не закончилось смертью, те картинки помнятся хорошо, можно смело за холст, писать маслом, даже без навыков рисования получится. Но смело не выйдет. Эгорд содрогается всякий раз – не телом, так нутром, – когда память вклинивает в поток мыслей первые мгновения жизни. Пустыню в закате, где появился на свет, ее медный оттенок, сине-золотую прослойку между горизонтом и небом, чистым как стекло, песчаные волны по барханам…
   Ммать Эгорда, а тогда еще безымянного окровавленного младенца, выпустила дитя из чрева и умерла. Эгорд так и не узнал, кто она, почему и как оказалась среди пустыни…
   А первым, кого Эгорд увидел, чьи объятия ощутил, был гигантский пустынный скорпион.
   Закованное в черные панцири существо размером с собаку забралось на него, обняло тремя парами конечностей, а четвертая неспешно смыкала и размыкала клешни, огромные, тяжелые, как баклажаны, скорпион будто думал, с чего начать.
   Эгорд надрывно плакал, исходившее от кошмарной мамы холодное тепло – иначе не скажешь! – дико не нравилось, но слабенький новорожденный был бессилен. Не забыть страшного черного лица… Или морды? Нет, все же лицо, но чуждое человеческому, отторгающее. Над фоне закатного света извивался ужасный черный червь, жадно ронял слюну… То был скорпионий хвост, с него капал яд, каким-то чудом ни одна из капель не попала в младенца, все падали в песок, скорпион целил в голову…
   На том жизнь бы и закончилась, но рядом проезжал торговый караван, в его числе была жрица Светлого Ордена, она скорпиона и согнала.
   Когда Эгорд достиг более-менее сознательного возраста, узнал, что жрица нашла его рядом с трупом матери, та была в простой одежде, как раз для той местности, иных вещей не было, но пуповина была перерезана, а клешня пятившегося от жрицы скорпиона блестела от крови. Конечно, у твари и в мыслях не было отделять младенца от мертвого тела, так скорпион начал трапезу, но обрезал на редкость удачно, как опытная повитуха. Жрица назвала малыша Эгордом, что на древнем языке значит «Жизнь, рожденная смертью».
   Детство было ярким. Юный Эгорд часто был свидетелем увлекательных и опасных, порой страшных событий, но судьба щадила от участия. Видел много смертоносных сражений: нападения разбойников, стычки феодалов-соседей, охоту диких зверей на заночевавших в походе путников, а еще эпидемии, стихийные бедствия, не говоря о войнах. Мир никогда не отличался долгим спокойствием, а кроме распрей между людьми, есть войны более кровавые. У мира много могущественных врагов: полудикие племена монстров, темные маги, некроманты, демоны, и все жаждут разрушения, власти.
   Приходилось наблюдать, как демоны убивают людей, темные маги убивают светлых жрецов, пираты убивают мирных жителей, болезни и некроманты убивают все живое, в общем, круговорот смертей в природе. Но Эгорд никогда не оказывался в центре этих ужасных событий, боги хранили, но щедро кормили впечатлениями, вынуждали смотреть широко раскрытыми глазами, замирать от страха, осмысливать.
   Лишь одно событие касалось Эгорда прямо, вызывало слезы, повторялось часто.
   Потеря приемной матери.
   За двенадцать лет детства – двадцать три приемные матери. Каждая окружала любовью и заботой, но, словно по воле заколдованного злого случая, следовала неизбежная разлука. Почти всегда причиной было кровопролитие, от налета разбойников до большой войны, заставляло спасаться, бежать, и хотя Эгорд отчаянно рвался защищать семью, приемная мать делала так, что Эгорд оказывался от нее отрезанным, но спасенным, а она жертвовала ради него благополучием, порой и жизнью.
   Двенадцать лет судьба была похожа на цепочку, но, кроме крутых поворотов на пересечении звеньев, когда приходилось навсегда расставаться с очередной матерью, жизнь была прекрасной, сами звенья нравились.
   С матерями везло несказанно, каждая любила Эгорда как родного, будь то бедная крестьянка или графиня. Мамы одаривали изобилием внимания, было много игрушек, братья и сестры, веселые забавы с друзьями. Рано научился быть благодарным, рвался помогать, даже если не требовалось, частые потери близких из-за войн, налетов, катастроф, других бед вынудили быстро понять: мирная сытая жизнь и тепло окружающих – большая ценность, надо успеть сказать «спасибо» поступками, остаться в памяти людей, пока не случилось новое несчастье.
   С приемными отцами удача не сопутствовала. Окружавшие мужчины были равнодушны, отцовских чувств не проявляли, а если бывало, то лишь чтобы произвести впечатление на приютившую Эгорда даму, мальчик чувствовал фальшь и холод. Конечно, свыкся, но отца все же не хватало, втайне лелеял мечты, где воображаемый отец учил сражаться на деревянных мечах, катал на лошади, они вместе что-то чинили, рыбачили, охотились… Любви было в избытке, но некому было подбодрить по-мужски, научить терпению, стойкости, решительности, закалить волю, характер, не с кем было бороться против своих страхов… И приходилось воспитывать себя самостоятельно. Самого себя подбадривать, поддерживать, воодушевлять, принимать решения. А экзаменом была очередная война, эпидемия, атака бандитов, расставание с матерью.
   Но однажды бесконечную цепочку мам сменил отец.

Глава 2

   То был самый страшный день после дня рождения.
   Корабль с переселенцами, на котором Эгорд и последняя мама хотели уплыть на другой край света, начать новую жизнь, едва успел отчалить, как его поймал спрут.
   Бревна и доски лопались в щупальцах так, что у Эгорда чуть не взорвалась голова, мальчик рухнул в океан, волны понесли прочь от пиршества исполинского кальмара, выбросили на берег острова.
   Мальчик прокашлялся соленой водой, не успел толком осознать, всплакнуть по матери, а глаза уже встретились с гигантским скорпионом!
   Тварь была взрослой, размером с корову, ползла к добыче вдоль берега, лапы вспахивали мокрый песок, давили в прах трухлявые бревна, клешни нетерпеливо расшвыривали попадавшиеся на пути тяжеленные булыжники, а хвост извивался высоко над землей, как кнут разъяренного работорговца.
   Надо было встать, бежать в океан, скорпионы плавать не умеют, а в воде можно было проплыть вдоль берега, вылезти в безопасном месте…
   Но страх убил здравомыслие мгновенно.
   Превратил в затравленного зверька, ноги и руки стали тряпичными, только и могли суматошно дергаться, грести, отталкивать туловище назад, мочевой пузырь опустел, плоть перестала ощущаться, будто Эгорд сделался призраком.
   Глаза от страха были как пузыри, взгляд не мог оторваться от надвигающейся черной смерти, скорпион оказался почти вплотную, огромный как скала, мерзкие жвала шевелились в предвкушении часто-часто, Эгорд увидел в черной клешне выпуклое перепуганное отражение, хвост готов был проткнуть хрупкую жертву насквозь…
   Но из океана на тварь бросился юноша, меч отсек скорпиону хвост у основания, пригвоздил сплюснутую многоглазую голову к песку.
   Юноша навалился всем телом, скорпион отчаянно брыкался, лапы расшвыривали влажные песчаные комья как пух из распоротых подушек, часть песка в этой кошмарной мельнице успела раскалиться, просохнуть, укрыть берег пышным облаком, клешни молотили, оставляли глубокие ямы, а отрубленный хвост извивался в агонии, мог случайно зацепить смельчака ядовитым жалом, но юноша был тверд, прижимал скорпиона к берегу, пока тот не обмяк.
   Так судьба свела с Витором. На погибшем корабле тот был матросом.
   Помог Эгорду подняться, мальчик был скован страхом, не осознавал, что творится вокруг, наверное, казалось, что скорпион заколол и загрыз, но прийти в себя Эгорд все-таки смог… Точнее, вынудило зрелище в океане.
   Спрут доламывал судно, до берега долетал треск. Громадный серый цветок закрывался и сминал «лепестками» корабль как зазевавшуюся бабочку. Не спрут, а серое пламя – медлительное, но плотное, гибкие языки скручивали паруса и мачты как бумагу и соломинки. Волны разносились от этого пира угрожающими ревущими кольцами, вокруг монстра роились тучи брызг.
   А над ним парила черная точка.
   Человеческая фигура.
   Архимаг Темного Ордена. Он и натравил спрута на корабль.
   Но в те минуты на ненависть сил не осталось, сердце было истощено горем утраты, вода на лице помогала скрывать от спасителя слезы.
   Больше не выжил никто, на берег с обломками и вещами выбросило несколько трупов, Эгорд узнал рулевого, остальные исчезли в пучине океана или в брюхе спрута. Храбрый матрос Витор с мальчиком прошлись вдоль берега, собрали, что уцелело: еду, бутылки с питьем, оружие, одежду, веревки, драгоценности…
   Солнце до вечера томно и равнодушно наблюдало, как выжившие хоронили погибших, Витор выцарапал на могильных булыжниках все, что сумел вспомнить о несчастных, Эгорд дрожащими губами произнес молитву, в глазах щипало.
   Витор с первых мгновений появления и затем, когда почти весь день копали ямы, хмурым не выглядел. Грубоватый и веселый – его обычное состояние. Умудрялся шутить, подбадривать раздавленного мальчишку, а если тот сильно замыкался в переживаниях, Витор сурово порыкивал, нагружал юнца работой, чтоб дурью не маялся, от страданий толку ноль.
   В итоге, Эгорд взял себя в руки, успокоился: маму терять не впервой. Ужасно, но привык. Более-менее. Человек, гадина такая, привыкает ко всему.
   Однако ночью у костра, когда Витор мастерил из пластин убитого скорпиона доспехи, Эгорд лежал, свернувшись, на пустом мешке, из глаз на ткань лился теплый соленый ручей, грудь то и дело вздрагивала. Океан рокотал, над головой колыхались пальмовые листья, стрекотали какие-то ночные букашки, ветер подвывал траурно. За спиной пощелкивали инструменты, Витор что-то напевал под нос, как ни в чем не бывало собирал из ремней и черной скорлупы непробиваемую тунику.
   А Эгорд мысленно вопрошал богов: за что? Когда невыносимая череда потерь закончится?!
   – Эй, паренек, – сказал Витор бодро, – примерь обновку.
   Рядом с Эгордом упало что-то, в воздух поднялась тучка песка, мальчик закашлял. Темный, как ночь, предмет оказался доспехами из скорпионьих члеников с хвоста, лап, жвал и других мест, где они мелкие. От мысли, что сущность твари, которой страшится больше всего, будет соприкасаться с кожей, Эгорда передернуло, в памяти вспыхнули мерзкие ощущения, когда скорпион обнимал младенца лапами…
   – Не хочу, – ответил Эгорд. – Давай завтра, сейчас не до того…
   – А до чего?
   Витор уселся рядом, скрестив ноги. Начал теребить мальчика за плечо.
   – Пока не выговоришься, хорошо не станет. Это как после отравы проблеваться. Валяй…
   И Эгорд рассказал. О том, куда они плыли, какой была последняя мама, кто были остальные двадцать две, как складывалась жизнь с каждой, что заставляло бросать семью и бежать… Только умолчал о рождении в лапах скорпиона, о страшной неприязни к ним.
   Витор за это время подбросил хворост в костер не меньше десяти раз, иногда Эгорд прерывался вытереть слезы, иногда останавливал Витор, чтобы накормить сготовленными на огне припасами с корабля, дать промочить горло. На небе успели расцвести звезды и луна.
   Рассказ мальчика подошел к концу, Витор озадаченно почесал в затылке.
   – Вот как… Ну и везунчик, парень!
   – Не понимаю…
   Эгорд подумал, издевается. Выложил всю душу, столько матерей погибло, а он…
   Юноша усмехнулся.
   – Завидую, вот что. Двадцать три мамки, это ж надо, а! А у меня за всю жизнь ни одной…
   – Как?!
   – А так. Семнадцать отцов! Сильных, умных, храбрых, душевных, всем бы таких… а мамки не было. Всегда мечтал…
   Эгорд растерянно опустил взгляд, к ногам подлизывались широкие тонкие пленки волн, на кайме лопались пенные пузырьки, в жидких зеркалах отражались ночные небеса – яркие жемчужины звезд и темная глубина Вселенной.
   – А я мечтал об отце.
   Витор засмеялся.
   – Значит, мы два сапога пара!
   И Витор рассказал Эгорду о своей жизни. О семнадцати отцах, среди них были: светлый жрец, бард, стражник, конюх, кузнец и другие. Витор рассказал о жизни под крылом каждого, и впрямь были храбрые, сильные, каждый был по-своему добр, если не снаружи, то в глубине души. Каждый любил, оберегал Витора, передал каплю силы, отваги, мудрости, доброты… Пока Эгорд слушал, к горлу подступал комок – именно о таких отцах всю жизнь мечтал!
   А еще Витор поведал, что всегда не хватало материнской нежности. Закалка закалкой, но все-таки крайность, когда человека воспитывает только мужская суровость, без женского тепла. Но так сложилось: утешительную женскую поддержку Витор получал разве что от подружек детства по играм, а возмужав – от мимолетных девиц. Покинув дом последнего отца – пещеру мага-отшельника, – Витор бродил по миру с мечом за спиной, истреблял всякую нечисть, по зову сердца или за плату, но часто два мотива совпадали. Тем и жил.
   Витор похлопал по новеньким черным доспехам из больших пластин скорпиона.
   – Вот и сегодня одной нечистью меньше. Хотя не такая уж нечисть, зверюга охотилась, добывала пропитание, винить не за что. И спрут, который корабль слопал, если подумать, такая же невинная зверюга. Настоящая нечисть – темный маг, подчинил волю спрута, натравил… Я подумывал стать светлым жрецом, сражаться с Темным Орденом от имени богов и света, но нет способностей к магии. К тому же, для жреца слишком падок на соблазны. Но меня устраивают и мои соблазны, и мое желание противостоять злу. Если сам не могу быть светом, то хотя бы могу защищать свет от тьмы.
   – Вот бы и мне так, – зачарованно протянул Эгорд.
   – Что?
   – Бродить по миру, сражаться со злом…
   Витор усмехнулся.
   – Дело нехитрое. Научу, если хочешь.
   – Хочу!
   – Тогда надевай.
   Витор кивнул на скорпионьи доспехи из мелких пластинок.
   Эгорд замотал головой.
   – Не хочу.
   – Чего не хочешь? Бороться со злом?
   – Нет, со злом бороться хочу! Надевать не хочу…
   – Почему?
   – Я это… скорпионов… на дух не переношу.
   Витор вздохнул.
   – Боишься, значит.
   Эгорд понуро кивнул.
   – Страх, – сказал воин, – первое зло. Давай, парень, поднимайся, будем с твоим первым врагом биться… Давай-давай, через «не хочу», там легче станет!

Глава 3

   И Эгорд отправился за Витором в странствия, полные опасностей и приключений. Много скитались по миру, Эгорд повидал города, селения, крепости, трактиры, магические башни. Судьба заносила в дремучие леса, топкие болота, красочные и ядовитые джунгли, клыкастые пещеры, раскаленные пески. Везде поджидали логова чудовищ, засады разбойников, а еще были темные маги, демоны, мертвые порождения некромантов. В большинстве случаев Эгорд и Витор выходили победителями.
   В походах и между Витор учил Эгорда сражаться, тот был учеником хорошим, по крайней мере, по мнению Витора, но сам Эгорд доволен не был.
   Из-за скорпионов.
   Научившись побеждать могущественных врагов, Эгорд боялся самых обычных скорпионов, с дамскую туфельку, что уж говорить о гигантских. В битвах с этими тварями Эгорд, как правило, давал трусливую слабину, Витору приходилось вмешиваться, выручать. После позорного поражения от скорпионьего племени Эгорд копил гнев на себя, тот выплескивался в следующих битвах на врагов, Эгорд сокрушал целые отряды с таким безрассудством, что те, кто наблюдали со стороны, считали величайшим храбрецом, героем среди героев… Знали бы, какая постыдная память была причиной геройства…
   Однажды Витор тренировал Эгорда на краю кратера вулкана. Твердь под ногами то и дело угрожающе встряхивалась, из кратера валили черные тучи пепла, трещины на дне кровоточили густой лавой, вулкан готов был в любой момент прорваться, Эгорд и Витор дышали металлическим жаром, по коже катились горошины пота, но клинки звенели снова и снова.
   Витор вновь коснулся лезвием скорпионьего панциря, в котором был Эгорд.
   – Отлично! – хвалил Витор. – Еще раз!
   Мечи вновь скрещивались, Эгорд кидался в атаку с яростью, потому что днем ранее опять напугал маленький скорпион. Сталь прозвенела очередью, излила искры, острие меча Витора ткнуло Эгорда в живот, но глухой звук удара о скорпионьи щитки утонул в новом грохоте: вулкан сердился.
   – Молодец! – выпалил Витор. – Еще!
   Эгорд задыхался.
   – У меня… ничего… не выходит…
   – Ты хорош в атаке, но мало уделяешь внимание обороне. Потому и проигрываешь. Но это поправимо. Продолжим!
   И они продолжили. Продолжение растянулось на долгие и весьма увлекательные годы.
   За это время в какие только приключения не попадали! Пробирались за сокровищами в гнездо виверн, спасали баронессу от брака с графом Дасаном Жабоглотом, выбирались нагишом с праздника диких людоедских племен, ели на пиру Темного Ордена, переодевшись темными магами, чтобы раздобыть тайные сведения…
   Нашли для кузнеца солнечное железо, из него кузнец сковал мечи и два комплекта доспехов, их чешуя была по форме как скорпионьи пластинки прежних доспехов, но не из черного хитина, а сверкающей солнечной стали.
   А еще Витор и Эгорд спускались на морское дно за огненными жемчужинами, подвешивали за ноги на деревьях разбойников в качестве подношения гигантскому лесному божеству одного дружественного народа, добывали свиток с украденной песней для прославленного барда Войлена…
   Эгорд втайне мечтал стать бардом. Нравилось слушать песни в трактирах, на городских площадях, в караванах… Барды везде к месту. Эгорд всерьез готовился стать одним из них, внимательно слушал, сравнивал творчество мастеров, выбирал свободные минутки, дабы сочинять, но Витору почему-то не решался даже намекнуть.
   Часто друзья выполняли задания Светлого Ордена. Жрецы снабжали ценными сведениями, артефактами, лечили раны и болезни, а иногда сопровождали в очередном мероприятии.
   Таких, как Витор и Эгорд, сторонников света, добра и порядка, жизнь которых, однако, не дотягивает до праведной, при Ордене хватает: воины, алхимики, маги, барды, кузнецы, торговцы, – неравнодушные встречаются среди всех слоев. Им Светлый Орден выдает опознавательные мантии – серебристые, на блестящем полотне вышит знак солнца: круг с лучами в виде протянутых рук помощи. Но мантии положено носить, когда приверженец выполняет поручение Ордена или творит благое дело по зову души. Распивать вино по тавернам с девицами на коленях, само собой, лучше в какой-нибудь другой мании или вовсе без.
   Главным врагом Светлого Ордена, разумеется, всегда был и остается Темный Орден. Светлые жрецы и темные маги сотни лет сокрушают друг друга, стороны поочередно склоняют чашу весов к себе, но в целом хранится баланс. Порой шаткий, но все же…
   С мечами, артефактами и священными мантиями Витор и Эгорд истребляли скверну не только в дальних уголках мира. Зло не дремлет даже в сердцевине света, в крупных городах, под самым носом Светлого Ордена. Эгорд и Витор ловили воров, расправлялись с грабителями, отправляли на покой вышедших из-под контроля живых мертвецов, помогали жрецам пресекать страшные замыслы темных магов и, конечно же, убивали демонов, которые телепортировались из потустороннего царства огня и лавы.
   Старг, любимый город. Один из самых крупных на материке. Пришелся по душе не только из-за красоты. Сколько обуви Эгорд стоптал, утопил, сжег, порвал в пастях чудовищ, скитаясь по кровожадным землям, а здесь всегда спокойно, можно об опасностях не думать. По крайней мере, мысли о ноже из-за угла или ловушке под ногами тут не такие навязчивые. В Старге меньше всего происшествий, даже демоны появляются на улицах и в домах крайне редко. Старг – один из самых прочных оплотов Светлого Ордена, здесь очень много жрецов, храмов, людей, которые чтут богов.
   Однажды в судьбе Эгорда случилось плавание, которое изменило его жизнь.
   Путь к рифам сирен вышел крайне опасный – Эгорд висел на волоске от гибели, – но и самый прекрасный.
   Витор спас. Если бы минутой позже, кости Эгорда до сих пор лежали бы на рифах, трескаясь под жаркими лучами и размываясь солеными брызгами океана…
   Эгорд потерпел сокрушительное поражение, но тот случай был единственным, когда Эгорд радовался, что проиграл. Поражение обернулось победой.
   После судьбоносного приключения Эгорд в одночасье, даже с легким сердцем расстался с мечтой стать бардом. Минуты на краю пропасти указали истинное предназначение.
   Магия.
   Причем не какая-нибудь, а магия льда.
   Эгорд крепко взялся за обучение, но, как и в случае с музыкой, учился тайно, Витор ничего не подозревал. Почему скрывал от лучшего друга, который был отцом и старшим братом, сам толком понять не может. Почему-то думалось, Витор осудит или посмеется, хотя Витор всегда понимал, помогал разобраться в себе. Никогда бы не отнесся с пренебрежением к делу Эгорда, если бы только оно не было ерундой.
   Но ледяная магия – не ерунда! Невероятно красивое искусство, к тому же – дарит удивительные возможности. Эгорд добывал и покупал учебники, дневники магов, свитки, клочки бумаги, все источники, что хранили знания о магии льда.
   Любая магия, кроме темной, крайне сложна, без наставника учиться тяжко, но приходилось самому: гордость нашептывала, чтобы покорил сию вершину без поддержки, своими силами. Вчитывался, вникал, зубрил, сравнивал, но решающую роль всегда играет практика. Постоянно был настороже, чтобы выудить удобное время, улизнуть от Витора в место, свободное от чужих глаз, применить выученное заклинание, отточить до совершенства.
   Прошло десять лет приключений и тайных уроков.
   Эгорд овладел не только ледяной магией, но и другими ветвями магической науки, например, ночное зрение и управление погодой, уделил внимание алхимии, смог обучиться изготовлению целебных мазей, зелий бодрости и силы. Удалось зачаровать меч и доспехи, они стали прочнее, устойчивее к холоду и жару, но главное – в них можно было помещать заранее созданные заклинания, чтобы в бою, когда на счету каждый миг, не творить ледяной шар или снежную бурю с нуля, а лишь «спускать с поводка». Правда, применял магию, когда рядом не было Витора. А в паре с ним, дабы себя не выдать, приходилось обходиться мечом, кулаками и подручными средствами.
   Но однажды пришлось себя разоблачить.
   Эгорд и Витор охотились на оборотня. Вышло бы как обычно, если бы не потеря бдительности. До того друзьям попадались только молодые, не слишком опытные оборотни, стало казаться, других и не бывает. Оборотень попался старый, крупнее раза в три. Набросился неожиданно, сбил с ног, охотники растеряли мечи. Эгорд валялся в стороне, а оборотень навис над Витором, лапища уже летела сверху вниз с быстротой сокола.
   И Эгорд превратил огромную клыкастую тушу в ледяную статую.
   Когти уже вошли в кожу под ключицей Витора, еще бы долька мгновения – и вонзились бы в сердце.
   Жрецы Светлого Ордена исцелили Витора от заражения крови, на груди остался красноватый шрам, воин устроил другу и подопечному разговор.
   – Так ты маг? – спросил серьезно.
   Эгорд кивнул. Было почему-то стыдно.
   – И давно это с тобой?
   – Лет десять.
   – А чего молчал?
   – Не знаю…
   Беседа вышла долгая, пришлось выложить эпическую хронику самообучения тайком от всего мира… Рассказ закончился, Витор долго и сурово молчал, задумчивый взор обращался то к земле, то к небу, то за горизонт…
   – Знаешь, дружище… – вдруг сказал весело. – Пора нам осесть!
   И отправились в Старг.
   За жизнь скопилось немало монет, драгоценностей, дарственных свитков, еще чего-нибудь, в общем – безбедная старость обеспечена. Но в странствиях друзья были неприхотливы, тратить особо было некуда, половину вознаграждений за борьбу с нечистью раздали нуждающимся, а другая половина хранится по всему миру в городских банках, недвижимости или просто зарытой под каким-нибудь дубом.
   В Старге купили старинный двухэтажный особняк, когда-то принадлежал знаменитому стихийному магу, хозяин десять лет назад таинственно исчез. Главным богатством дома была библиотека на втором этаже.
   – Вот здесь и черпай знания, – сказал Витор. – Тут и алхимическая лаборатория. Поселюсь на первом этаже, ты – здесь, а мансарды расчистим под площадку для тренировок, будешь отрабатывать магические приемчики.
   Бродячие воины остепенились. Носить серебряные плащи и служить Светлому Ордену продолжили, но лишь в пределах Старга и окрестностей. Всего-то забот – патрулировать улицы одного из самых спокойных городов мира.
   В общем, началась жизнь мирная.
   – Эгорд, – обратился тогда Витор, – поклянись, что больше никогда не возьмешься за меч.
   – Что?
   – Мы прошли вдоль и поперек весь мир, истребили столько злобных тварей, что наберется на имперскую армию, но… путь воина – это путь разрушения. Он закаляет тело и дух, но ничего не создает. А ты, чувствую, рожден для большего, чем резанье глоток и вспарывание животов.
   – Но…
   – В тебе искра творца, зерно божественного замысла, ты должен его осуществить. А меч будет соблазнять вернуться на путь воина, разрушать всегда легче, чем создавать. Поклянись, Эгорд, что не возьмешь меч.
   И Эгорд поклялся.
   Замуровал доспехи и меч за подвальной стеной, погрузился в изучение ледяной магии и алхимии с головой. Библиотека и впрямь оказалась прекрасной, не только внешне, но и содержанием, под выпуклыми разноцветными корешками книг покоились труды магов, бесценный опыт, за каждой страницей кусок чьей-то жизни, отданный мучительным думам, рискованным экспериментам, испытаниям в опасных боях, жарким спорам и разногласиям…
   Заклинания практиковал в мансардах, но зачастую приходилось отправляться за город, в поле: заклинания очень уж обширного действия, сложные, да еще в руках малоопытного самоучки, Эгорд опасался за сохранность дома.
   Меч сменился книгами, но Эгорд оставался грозным воином. Изучение магии в сочетании с навыками воина сделало отличным боевым магом, алхимия подарила неплохие умения лекаря. Служил Светлому Ордену, патрулировал улицы Старга, иногда с Витором, иногда с кем-то иным, а порой один.
   Мастерство день ото дня росло, годы странствий и битв не прошли зря, выносливость и упорство помогали овладевать сложными заклинаниями и формулами.
   Эгорд укрощал лед, проникал в тайны алхимических реакций, жажда познания размывала границы времени, дни и ночи текли незаметно. За два года опытов Эгорд научился создавать ледяные скульптуры любых форм и размеров, может сделать ледяную копию чего или кого угодно с ювелирной точностью, а сам лед обладает удивительными свойствами: может не таять на солнце, преломлять свет как в бриллиантах, и много другое.
   Слава об искусном ледяном скульпторе Эгорде разлетелась по городу быстро, от заказов не было отдыха, делал изваяния для зажиточных и бедных, для садов и дворцов, площадей и бальных залов. Деньги значения не имели, каждый платил в меру чувства благодарности, это куда важнее: по тому, как сильно творение взволновало зрителя, Эгорд судил, насколько хороший он маг.
   Витор и Эгорд, Эгорд и Витор… Больше, чем друзья. Эгорд привык, что их всегда двое. Один без другого словно калека без руки и ноги.
   Но их стало трое.

Глава 4

   Как-то в грозу Эгорд отправился за городские врата на Земляной Гребень, высокий обрывистый холм. По легендам, тот появился во время войны с некромантами: страшное заклинание попало в склон, сожрало часть земли, возник обрыв.
   На вершине росла старая высокая вишня, посадили в честь окончания войны. С Земляного Гребня открывается чудесный вид на леса, но Эгорд взбирался на холм не только ради красот. Земляной Гребень – излюбленное место тренировок, под вишней Эгорд отрабатывал ледяную магию.
   В тот раз сопровождал Витор. Другу нравилось созерцать, как из ниоткуда рождаются с мелодичным перезвоном и хрустом поражающие воображение фигуры льда, как лучи света разливаются из ледяных кристаллов радужным фонтаном. Кроме того, Витор освежал в памяти Эгорда приемы рукопашного боя: магия магией, а простейшие навыки защиты терять нельзя, в конце концов, Эгорд – еще и патрульный.
   С подножия холма заметили, что на вершине, у вишни, на самом краю обрыва, – девичий силуэт: длинные пышные волосы, черные вьюны локонов колыхал ветер, белое платье с короткими воздушными рукавами, узкая талия в зеленом корсете, темно-синяя юбка. Девушка стояла спиной к мужчинам.
   – Кажется, будет прекрасная компания, – сказал Витор мечтательно.
   – Любуется видом с холма? – предположил Эгорд, сам себе не доверяя.
   – Похоже на то.
   – В такую погоду?
   А погода и впрямь была далеко не прогулочная. Ветер завывал, по небу полз тяжелый темный ковер туч, между его лоскутами вспыхивало, раскатывались сердитые рыки с эхом. Дождя пока не было, но водная стихия вот-вот должна была обрушить гнев…
   Начали взбираться. Когда половина холма была преодолена, Эгорд заметил, что незнакомка дрожала, после каждой молнии, каждого громового раската подпрыгивала, едва заметно, словно отчаянно сдерживалась.
   Друзья переглянулись.
   Крадучись зашли со стороны, высокая трава и кусты их прятали, листья качались, открывали силуэт девушки в профиль. Носочки туфель вылезали за край обрыва, лицо было бледное, глаза со смертельным ужасом косились вниз.
   В руке был кухонный нож, лезвие вжималось в запястье другой руки.
   – Хочет свести счеты с жизнью, – сказал Эгорд.
   – Дуреха!
   – Переговоры уже не помогут. Нас заметит, резанет по венам. Или с обрыва. Надо спешить, только осторожно…
   – Берем в клещи, ты отсюда, я сзади. Успеть бы…
   – Если что, перехвачу ледяными оковами.
   Опыт приключений, где хватало и диверсионных вылазок, помог друзьям подкрасться шагов на семь. Девушка резко начала разворот, но за миг до окончания Эгорд и Витор накинулись как рыси на охоте.
   Хрупкая внешность девицы оказалась обманчивой. Спасители не ожидали яростного сопротивления, бестия в невинном облике брыкалась, изворачивалась, Эгорд раз десять ощутил болезненные укусы, по ребрам и черепу прилетали неумелые, но подпитанные злостью удары.
   – Пустите! – кричала девушка. – А-а-а, на помощь!
   – Мы и есть помощь, дура! – орал Витор, но в шлем заряжали кулачки.
   – Помогите, грабят, насилуют!
   Эгорд пытался удержать за плечи, его мотало словно в пасти у гидры.
   – Тише! Кому ты нужна, угомонись!
   – Бандиты, я вас всех… Ррра-а-а-а!!!
   Хорошо, никто не видел. Два бывалых воина, здоровенные мужики, кое-как держали малявку, будто накинули мешок на воронку смерча. Даже обезоружить не могли, нож по-прежнему сверкал в лапке, хотя было видно, что у девчонки боевых умений ноль, сопротивлялась чисто на ярости, какой можно было позавидовать.
   Вершиной позора стало то, что кроха вырвалась, да еще отбросила воинов, те попадали, тут же вскочили, но девчонка уже стояла, затравленно согнувшись, на краю обрыва, личиком к «бандитам», в глазах пылали страх и гнев, девчонка тряслась как костер на ветру, нож вновь был приставлен к запястью.
   – Стойте! Не приближайтесь! А то…
   Очередная молния сверкнула совсем рядом, гром был страшный, девушка вскрикнула, подскочила, Эгорд и Витор тоже, но не от грома, а от опасения, что девчонка по неосторожности надавит лезвием слишком сильно или свалится вниз.
   Но самоубийца ценой героических усилий взяла себя в руки.
   – А то прыгну! Или порежусь!
   Эгорд выставил ладони вперед.
   – Тише!
   – Не двигаемся, – сказал Витор, пригнувшись. – Видишь? Все хорошо… Не делай глупостей.
   – Оставьте в покое!
   – Мы не тронем…
   – Убирайтесь!
   – Хорошо-хорошо…
   Друзья медленно отошли на пару шагов. Некоторое время троица пыхтела, Эгорд и Витор переглянулись, вслушивались в дыхание девушки, оно медленно, неохотно, но все-таки становилось глубоким и тихим.
   – Лишь хотели помочь, – сказал Витор.
   – Прости, что набросились, – сказал Эгорд. – У тебя был решительный вид, думали, если полезем с разговорами, можем не успеть…
   – Не успеть что?! – крикнула девушка.
   – Спасти тебя, – ответил Витор.
   – Ты ведь хотела расстаться с жизнью…
   – Я хотела не это!
   – А что?
   – Не ваше дело!
   – Извини, но верится слабо, – сказал Эгорд. – На краю обрыва, с ножом у запястья…
   – Я не хотела себя убивать! – заявила самоубийца плаксиво, но тут же подавила эти нотки.
   – Тогда…
   – Хотела себя поранить! Ясно?!
   Лезвие от кожи отплыло, свободной рукой девушка развязала торбочку у пояса, дрожащие пальцы извлекли белый рулончик бинтов, флакончики с лекарствами.
   – Вот! – сказала девушка. – Потом бы забинтовала!
   – Но зачем себя ранить?
   – Я… я… крови боюсь! Хотела перестать бояться…
   Девушка опустила взгляд стыдливо, рука вернула лекарства и бинты в торбочку, попала со второго раза, нож тоже опустился.
   – А зачем у обрыва? – спросил Эгорд.
   – Высоты боюсь… хотела тоже… это… побороть…
   Вид девушки становился все несчастнее, блекла с каждым мгновением, даже вроде как уменьшилась.
   На кожу упали первые небесные слезы, окружил легкий перестук капель по живой зеленой мякоти, водяные бусинки заблестели и на щеках незнакомки. Ветер завывал как тоскующий по людской жизни оборотень.
   – Но почему в такую погоду? – спросил Витор.
   – Молний боюсь!
   Девушка села, юбка расстелилась ночной тучкой, нож упал в траву, лицо спряталось в ладонях.
   Эгорд и Витор в очередной раз посмотрели друг на друга, губ коснулись улыбки.
   – И решила трех зайцев одним разом, – подытожил Витор шепотом.
   – Возможно, зайцев больше, – предположил Эгорд.
   Взгляды опять устремились на девушку, друзья подойти не спешили, но осанки были уже прямые, расслабленные.
   Девушка отняла ладони от лица, пальчики стискивали складку юбки, обладательница роскошных черных волос сидела съежившись, поток воздуха играл черными пружинками, смазывал витиеватые линии дождевыми каплями, те блестели еще ярче.
   – Жила дома затворницей, – начала девушка. – Родители любили, боялись выпустить за двор. Была за его пределами редко, даже вела записи, сколько, когда, какие впечатления пережила…
   Вытерла покрасневший носик и продолжила:
   – Мне уже двадцать три, а покидала дом лишь сорок один раз, только пять – в одиночку, да и то отходила недалеко, остальные разы с родителями. Говорили, мир полон опасностей. Воры, грабители, насильники, болезни, бродячие собаки, демоны, темные маги… Лучше сидеть дома, в покое и безопасности. Вот и сидела. Вышивала. Гуляла по саду. Но больше всего читала книжки, родители ими заваливали, просила еще и еще, ничего другого не было, миры на страницах книг заменяли жизнь за пределами дома, читала дни и ночи напролет, мечтала, и было так интересно, увлекательно, так прекрасно!..
   Ее глаза аж загорелись, забыла, что под дождем, на сквозняке, а не дома у камина.
   – В книжках столько приключений, столько удивительных людей, существ, столько красивых мест и событий!.. Казалось, и в жизни это есть, ведь книжки пишут те, кто много повидал, услышал, и я тоже хотела пройти через все это. Хотела приключений, верных друзей, великой любви, чтобы как в книжках, но… высунуть нос из дома боялась, родители твердили без устали: там зло. И я верила… Понимаете? Влюбилась в мир… но жутко его боялась. Боялась выйти наружу, узнать, какой на самом деле… И сейчас боюсь.
   Девушка всхлипывает, лицо искажается гримаской начинающейся истерики, ладошка сердито оттирает щеки.
   – А недавно родителей убили демоны. Чуть с ума не сошла, отрезвило только то, что придется жить без них, совсем одной, вести дела самостоятельно. А ведь не умею даже готовить, родители так заботились, что освобождали от любой работы по хозяйству. Но сейчас их нет… Когда поняла, что одна среди мира, о котором ничегошеньки не знаю, среди незнакомых людей, перепугалась, но страх помог собраться… Соседи помогли похоронить родителей, а я поняла: не обуздаю страхи – сведут в могилу раньше, чем демоны, разбойники, зимние холода и все, от чего пытались уберечь мама с папой…
   Странная незнакомка, пока рассказывала, успокоилась. Сделала перерыв на глубокий вдох-выдох, подобрала нож, кулачок стиснул рукоятку, это, кажется, помогало девушке балансировать на ниточке рассудка.
   – Выбралась из города… Знаете, никогда раньше не покидала Старг! Даже с родителями! Всегда жутко страшилась отдаляться от дома даже на несколько улиц, а выбираться за городские стены, в дикие земли… разве что в ночных кошмарах. Сама не понимаю, как удалось, помню только, по пути раз тридцать хотелось потерять сознание, особенно у городских ворот, когда говорила с привратниками, такие огромные, страшные, как железные големы из книжек!.. Но оказалась за городом и пошла наугад, боялась каждого шороха, каждой тени, в полях трава такая высокая, ужас! А еще гроза, в общем… Увидела красивое вишневое дерево на вершине холма, пошла к нему. Показалось единственным защитником, с ним не так страшно. У него и решила побороть страхи, хотя и без того перебоялась столько, сколько не боялась за всю жизнь. Я ведь не запоминала обратную дорогу! Не представляю, как возвращаться! А тут еще вы!..
   Пока незнакомка рассказывала, Эгорд вспоминал скорпионов. Захватывали стыд и восхищение. Он, мужчина, прошел через лабиринты смертельных передряг, его меч пролил немало крови, но перед скорпионами ноги до сих пор дрожат, а разум пошатывается в темном тумане.
   А девочка, не знавшая жизни, боялась всего на свете, но вместо того, чтобы забиться в подвал, кинулась в бой с безоглядностью слепого берсеркера, да не на один страх – на все сразу!
   – Как ваше имя, храбрая леди? – спросил Витор.
   – Милита, – ответила девушка. – А «храбрая леди»… вы шутите?
   В голосе была обида, агрессия зажатого в угол зверька.
   – Совершенно серьезен, леди, – сказал Витор спокойно и уверенно. – Если бы храбрость можно было раздать солдатам, вашей хватило бы на армию.
   – Не так страшен враг, как страх перед ним, – добавил Эгорд.
   Девушка по имени Милита потупилась, взгляд увяз в траве.
   – Вот как…
   Затем осмелела.
   – А как зовут вас?
   – Я Витор, в прошлом бродячий воин, а ныне – осветленный, то есть воин, служащий Светлому Ордену. Защищаю наш славный город от тех, кого вы небезосновательно опасаетесь.
   Витор галантно поклонился. Эгорд тоже.
   – А я Эгорд. О себе могу сказать то же самое. Уточню лишь, что Витор – мой лучший друг и учитель. Научил держать меч, отвечать ударом на удар, никогда не отчаиваться и…
   Витор хлопнул ученика по плечу.
   – Не прибедняйся, Эгорд. Ты же ледяной маг, да еще алхимик!
   Тот усмехнулся.
   – Еще учиться и учиться.
   Милита более-менее отвлеклась от черных мыслей, в глазах поблескивало любопытство.
   – Вот как…
   Затем опять насторожилась, перед ней возник стальной клюв кухонного ножа, подрагивал, острие смотрело в сторону воинов.
   – А точно не грабители и насильники?.. О них читала в книжках! Учтите, если так, не дамся! Я вас всех…
   – Мы верим, о храбрая леди Милита, – сказал Витор с мягкой улыбкой. – В вашей воинственности имели честь убедиться на своих шкурах…
   – Будьте уверены, впечатлены! – поддержал Эгорд. – И рисковать более не намерены.
   – Но ваши опасения сейчас напрасны. Мы не грабители и не насильники, леди. Подумайте, ну зачем грабителям и насильникам узнавать имя жертвы, называть себя? Им нужно другое. Уверен, об этом тоже читали в книжках, и ради этих темных умыслов они не тратят время на разговоры.
   Какое-то время девушка колебалась, неуверенно кивнула.
   – Вы правы…
   Нож медленно опустился, Милита чуть-чуть подалась навстречу.
   – Но все равно докажите!
   И обратно.
   – Но как, о строгая леди? – спросил Витор.
   – Не знаю…
   Милита выглядела пристыженной, наверное, ей показалось, попросила глупость, растерянный взгляд метался туда-сюда, лишь бы не натыкаться на мужчин…
   И задержался на вишневом древе. Голова была запрокинута, веки приопущены.
   – Вон, видите?
   Милита указала пальчиком.
   – На самой верхушке дерева ветка особенная. На других цветы белые, а на этой слегка розовые…
   – Да, о наблюдательная леди, так и есть, – подтвердил Эгорд.
   – Читала в книжках, мужчины благородные совершают для дам подвиги, – сказала Милита с ноткой важности. – Достаньте для меня ту ветку, господа…
   И, залившись краской, на всякий случай добавила:
   – Пожалуйста…
   Вновь Эгорд и Витор обменялись взорами, в друзьях расцвел добрый смех.
   Витор поклонился.
   – Как будет угодно леди.
   – Желание леди – закон.
   Эгорд размял суставы в пальцах, встал лицом к дереву, руки приподнялись как у дирижера перед симфонией, пальцы сплелись в знаки…
   Руки начали плавный танец, а в голове родилась цепь образов. Воздух вокруг кистей и предплечий стал туманным, синеватым, как в лютый ночной мороз, когда вырывается из двери прогретого дома. Рукава покрылись инеем.
   Рядом с вишней из земли начала расти винтовая лестница. Ледяная.
   Ромбики голубоватого водяного стекла с густым звуком, чем-то средним между хрустом и звоном, бесконечно порождали друг друга, лестница наращивалась, ледяные ступени и перила, красивые как во дворце, обогнули дерево одним витком, подвели к самой макушке.
   Лестница дышала холодным туманом, ветер трепал его как пышные волосы Милиты, капли дождя проходили сквозь него, падали в траву белыми горошинами. Вспышка молнии пронзила лестницу светом, он разлетелся из нее сложной и прекрасной паутиной лучей.
   Громыхнуло.
   Но Милита не вздрогнула, даже не заметила. В больших от удивления глазах блестели отражения ледяного шедевра.
   Витор ступил на лестницу, та медленно, но верно возвышала могучую фигуру воина, каждый шаг отдавался звоном стального сапога по ледяному хрусталю.
   Воин оказывался выше и выше, обошел крону, ветер колыхал серебристые складки плаща, меч в узорчатых ножнах покачивался у бедра на ремешках, взгляд был прикован к веточке с розовыми цветами.
   Наконец, к ней потянулся не только взгляд, но и рука.
   Хрустнуло – и Витор помахал веткой Милите, та смотрела зачарованно, на личике была солнечная улыбка.
   Эгорд сделал пассы, их сопровождали молочно-синие языки холода…
   Ступени с потрескиванием превратились в гладкий желоб. Витор упал в его изгиб спиной, ледяное русло стремительно понесло вниз, придавленный телом плащ скользил бесшумно.
   Витор ловко приземлился рядом с Эгордом.
   Тот прищелкнул пальцами, ладонь сделала отталкивающее движение. Лестница рассыпалась на ледово-снежное крошево, оно сразу же разлетелось снежными птицами, после нескольких мгновений полета ветер разметал их на хаотичные подушки снега, они улетели с каплями дождя, растворились в серой мгле.
   – Давай вместе, – сказал Витор Эгорду.
   – Давай.
   Витор поднял ветку перед собой, Эгорд осторожно сомкнул на ней пальцы поверх кисти друга, оба зашагали к Милите, высокое облачко бело-розовых лепестков замерло под носиком обомлевшей девушки.
   – Просим, леди, – сказал Витор с поклоном и улыбкой.
   – Примите сей скромный дар, – поддержал Эгорд в той же манере, – в знак благих намерений.
   Милита протянула пальчики, передача ветки произошла осторожно, словно хирургический акт: удалили из запуганной девичьей души опухоль страха.
   Юная красавица переводила изумленный взгляд с ветки на Эгорда, с Эгорда на Витора, с того на ветку, и так по кругу. Хлопала ресничками.
   Друзья смеялись.
   – Ну что, о недоверчивая леди, – сказал Витор, – убедились, что в наших помыслах нет дурного?
   Милита просияла.
   – Да… А ведь вы, – обратилась к Эгорду, – ледяной скульптор Эгорд, верно?
   – Так и есть, о догадливая леди, – усмехнулся тот.
   – Делаете ледяные статуи для всего Старга! У соседей в саду есть ваши творения, такие красивые!.. Люблю снег и лед, они восхитительны, только смотрю на них зимой из окна, а так не трогаю, зимой сижу дома… боюсь отморозить кожу… Вот.
   Милита потупила взор, Эгорд и Витор наблюдали с умилением.
   – Но теперь знаю, вы хорошие! – сказала девушка поспешно, как в оправдание. – Вы маг, господин Эгорд, а маги, которые делают такую красоту, не могут быть злыми! А вы, господин Витор, друг господина Эгорда, тоже хороший, у добрых магов не может быть злых друзей!
   Эх, подумал тогда Эгорд… «маги не могут быть злыми»… Если бы так… Вспомнились картины из детства, где в океане буйствовал спрут, ломал корабль на щепки, среди десятков людей погибала и мать Эгорда, спрутом руководил темный архимаг…
   – Вам нравятся эти цветы, леди Милита? – спросил Витор.
   – Конечно! Такой приятный аромат… Господа, жутко неловко, но еще просьба…
   – К вашим услугам, леди Милита, – сказал Эгорд.
   – Не знаю, как вернуться! Снова проходить через те ужасные ворота, говорить с теми страшными привратниками, искать дом… Буду блуждать вечность! Так и умру, на улице, или меня кто-нибудь… Не могли бы проводить?
   – С удовольствием! – сказали Витор и Эгорд хором.
   И рассмеялись.
   Милита хихикнула.
   Лицо и волосы блестели дождевой влагой, вода продолжала лить, промочила платье, ветер заглушал прочие звуки, но Милита уже не обращала внимания, лишь на вспышки и грохот небес плечи иногда отвечали дрожью.
   Витор и Эгорд встали по обе стороны от девушки, каждый выставил по локтю, Милита смущенно прикрыла улыбку ладошкой, затем продела ручки, те оплели могучие треугольники мышц, как нежные вьюнки оплетают стальную ограду, троица неспешно поплыла сквозь траву вниз, скоро Зеленый Гребень и белый силуэт вишни остались далеко позади.
   – О храбрая леди Милита, скажите, а чего вы не боитесь? – спросил Витор ласково.
   Милита задумалась…
   – Не боюсь… читать книжки!
   Воины благополучно провели спутницу через ворота и по улицам.
   Милита и впрямь частенько озиралась в поисках опасности, косилась на прохожих, на каждую тень, но лишь поначалу. Воины отвлекали рассказами о своих приключениях, уж чего-чего, а этого богатства больше, чем накопленных за жизнь сокровищ, хватит заполнить толстыми книжищами целую полку, а то и шкаф.
   Девушка постепенно увлеклась историями об удивительных похождениях, темные призраки страхов не могли завладеть вниманием, между ними и Милитой возник купол красочных иллюзий, Милита на ходу воображала, как Витор и Эгорд сокрушали полчища демонов, пробирались в норы гигантских муравьев за головой королевы, договаривались с гноллами о выдачи пленников за победу над вожаком, помогали герцогу покорить сердце возлюбленной…
   Заслушавшуюся Милиту воины вели как псы-поводыри слепую хозяйку, даже не сразу заметила кусочек родной улицы.
   – Ой, так вон же мой дом!
   Прошли через дворик, скромный, но уютный, в клумбах пестрели пышные кустики с цветами. Дом двухэтажный, нижний этаж широкий, а верхний вдвое меньше, как башенка.
   – Там, – сообщила Милита, – моя комната. Хотя теперь…
   Погрустнела.
   – Теперь… без папы с мамой весь дом мой…
   Через силу встрепенулась.
   – Проходите, господа, будьте как дома!
   Внутри оказалось уютно, но мрачновато. Было заметно, что теперешняя хозяйка пыталась поддерживать порядок, но выходило наполовину: местами поверхности блестели как стекла, местами был налет, в некоторых цветочных горшках земля была черная от воды, а в других светлая, с трещинками. Эгорд сделал вывод, что Милита часть времени проводила в заботах о жилище, но много часов уходило на переживание горя в обнимку с подушкой, книгой и другими предметами, которые помнят прикосновения родителей.
   – Располагайтесь, господа! – сказала Милита. – Этаж в вашем распоряжении… Ой, вы, наверное, проголодались! А есть нечего, да и готовить не умею, только сама и могу свою стряпню глотать, а других заставлять жестоко…
   – Не волнуйтесь, леди Милита, мы…
   – Сварю настойку на лепестках вишни, что вы подарили! У мамы где-то записан рецепт, готовится быстро! Я мигом…
   Эгорд застрял перед книжными стеллажами.
   Под звук шагов Витора, которые то удалялись, то приближались, пока тот осматривал дом, ледяной маг листал страницы, брал и возвращал на место книги одну за другой. В родительской библиотеке Милиты обнаружились не только выдумки и воспоминания, но и труды по разным областям: садоводство, целительство, кузнечное дело, погодные закономерности разных частей мира, звездная карта, язык дриад… Глава семьи был любознательным.
   Милита и впрямь управилась быстро, не успел Эгорд просмотреть корешки, а юная хозяйка, в другом платье, сухом и чуть более торжественном, пригласила за стол, разлила по кружками горячий напиток, змейки пара тянулись высоко, щекотали ноздри, Эгорд узнал аромат вишневых цветов.
   Но после первого же глотка Витор и Эгорд дружно выплюнули, хорошо, фонтаны полетели в разные стороны, а могли и друг на друга.
   – Что? – не поняла Милита.
   Пригубила капельку.
   – Ой… Соль с сахаром перепутала…
   Утонула в кресле, лицо нырнуло в ладони.
   – Ну вот!.. Ничего не умею… д-д-даже…
   Уже плакала.
   Друзья бросились утешать.
   Эгорд, правда, быстро вышел из игры: прошептал несколько успокаивающих фраз, погладил раз-другой и… попятился к книжным шеренгам, позволив Витору расстараться как следует, тот очень даже не возражал. Милита свернулась шариком у него в объятиях, похныкивала, воин бормотал неспешно, но сплошным потоком, нежности лились кисельной рекой, ладонь гладила волосы, другая держала за плечико.
   А Эгорд уткнулся в фолиант «Грибницы будущего» по кровельному делу авторства сразу трех выдающихся мастеров кровли.
   Сия наука пригодилась удивительно быстро: крыша в доме Милиты протекала, и Эгорд с энтузиазмом взялся чинить, захватив под мышку томик «Грибниц…». Правда, часть течи устранил не как советовала книга, а как привычнее и удобнее – льдом. В итоге, крышу украсили около десятка ледяных черепиц. Витор взялся помогать девушке наводить полномасштабный порядок, Милита засуетилась с веником, шустро, как стрекоза, перелетала из одной пылевой тучки в другую, а Витор таскал ковры, забивал гвозди, усаживал хозяюшку на плечи, чтобы та смогла протереть люстру…
   Вечером проводили девушку до могилы родителей.
   Серый лес надгробий блестел от тоскливого дождя, небо заволокло хмарью, Милита стояла перед плитами с именами папы и мамы…
   Глава семейства родился на двадцать лет раньше супруги. Подумать только! Когда была размером с корзиночку, шевелила ручками из пеленок, он уже скакал на коне, сверкал доспехами, размахивал мечом… А погибли в один день, двумя неделями раньше знакомства с Милитой.
   За спиной дочери возвышались Витор и Эгорд. Троица хранила молчание… Ручейки дождя скользили по зеленой ткани Милитиного плаща, в руслах складок. С дерева на капюшон опустился листочек, лежал долго, но стряхнула девичья дрожь, послышались всхлипы. Витор обнял, глаза Милиты долго не хотели отпускать гранитные прямоугольники в радужном облаке цветов.
   Когда вернулись в дом, Милита сказала:
   – Спасибо, господа… Не знаю, что бы делала без вас…
   – Ты сильная девочка, – ответил Витор серьезно. – Только сама не понимаешь. Но поверь, даже если бы нас не было, справилась бы.
   – Вряд ли…
   – Витор прав, – поддержал Эгорд. – Справилась бы. Через слезы, страхи, через «не могу», но все-таки. У тебя прекрасные наставники.
   Эгорд похлопал по стене книжных корешков.
   – Далеко не каждая девушка – даже юноша! – умеет читать, а значит, многие не могут позволить себе учителей, как у тебя. Увлекательные истории дарят мечты, а учебники подсказывают, как мечты достичь. Взять хоть меня! Махал мечом, сил море, а мозгов меньше, чем в орехе, и так почти всю жизнь, а потом стал изучать магию – и теперь легенда Старга. Горжусь ледяными скульптурами куда больше, чем сумасшедшими воинскими выходками. А учился-то по книжкам!
   – А почему взялись за магию, господин Эгорд? – спросила Милита. – Книги подарили мечту?
   – Не совсем книги, – замялся Эгорд с улыбкой, – но в целом права… И не нужно выкать. Просто Эгорд.
   – И просто Витор, – промурлыкал друг.
   Девушка хихикнула.
   – Хорошо. Господа… ой, в смысле… э-э-э… друзья?
   Витор кивнул, уголки губ тянулись к ушам.
   – Уже лучше, – одобрил Эгорд.
   – Э-э… Друзья, не могли бы остаться? По ночам особенно тоскливо, а с вами на душе будет спокойнее. У нас… то есть, у меня камин уютный, греет замечательно!
   Дома у Милиты остался Витор.
   Эгорд вернулся к себе, к своей библиотеке и лаборатории. Ночью в оранжевой мгле свечей колбы забурлили, паровали реагентами, по стеклу стучал дождь, комната наполнилась бумажным шелестом, скрежетом письменного пера…
   Эгорд был рад за друга. Еще на холме почувствовал, что Витор проникся к девочке симпатией куда глубже обычного. Чего таить, и сам влюбился, мужество и женственность в Милите переплелись в восхитительном сочетании, создание с крепким внутренним стержнем, ее борьба с собой и постоянные победы не просто были видны всегда, а излучали свет, Милита выглядела ярче, чем все вокруг.
   Но Витору была нужнее, он был уже немолод. Научивший Эгорда жить, выживать и не терять человеческий облик, такое чудо, как Милита, заслужил. А Эгорд еще успеет, да и путь у него другой. Магический. Надо быть влюбленным в дело, а красивые девушки отвлекают.
   С того дня Витор жил у Милиты.

Глава 5

   Появление Милиты разнообразило жизнь, появилась важная цель – сделать девочку самостоятельной, помочь побороть страхи, вывести в мир, познакомить с интересными людьми, явлениями, событиями, в общем, наполнить бытие затворницы приятными сильными впечатлениями. И, конечно же, научить готовить! С этим приходилось особенно туго. Перестать бояться грозы Милите оказалось проще, чем научиться варить суп. Что ж, у всех свои недостатки.
   Однако мирную жизнь тревожили участившиеся нападения демонов.
   Демоны посещали мир всегда, и продолжают посещать. Телепортируются из царства демонов. Предсказать, когда и где появится демон, нельзя. Портал может открыться на улице, в жилом доме, бывало даже, демоны застревали в стенах, что спасало окружающих. Жуткое зрелище, хотя отчасти забавное.
   Эгорд был свидетелем, как демон появился около каменного строения, кончик хвоста телепортировался в недра стены, демон дергался точно бешеный пес на цепи, рычал, брызгал слюной на визжавших горожан. Эгорд успел вовремя: тварь вырвала хвост с куском стены, тот превратился в смертоносную булаву, но в следующий миг ледяной шар Эгорда превратил демона в небесно-молочную статую в шубе морозного тумана.
   А однажды портал открылся в подвале Эгордова дома, демон вынырнул в помещение, но голова застряла в потолке. Бес исступленно дергался, хвост в агонии перебил много посуды, бочонков, стекла для алхимии, но через минуту-другую незваный гость задохнулся, тело обмяло.
   На то, что демонов стало больше, обратили внимание не сразу, даже Светлый Орден, что ведет хронику вторжений, понял запоздало.
   Число появлений демонов всегда колеблется: в одну неделю семь, в другую восемь, в третью пять, в четвертую девять, а бывает – ни одного. Баланс смещался постепенно, демон за демоном, не забывал иногда падать, и довольно низко, дабы снижать бдительность Ордена и горожан. Но в какой-то момент стало невозможно не сознавать: демоны зачастили. Посетители таверн лишь это и обсуждали, хоть уши затыкай, то же самое делали соседки через забор, пока развешивали постиранные вещи, ну а рынок – настоящий котел слухов и сплетен, словесные испарения разлетались по всему Старгу, накрывали туманом обеспокоенности, страха.
   Эгорд решил проверить опасения, заглянул в архивы Светлого Ордена, осветленные имеют право с дозволения жрецов. Архивариус принес том с пометкой «Демоны», Эгорд засел за чтение… Жила надежда, что вспышка демонической напасти – случайность, все вернется в прежнее русло, но после сводок об инцидентах надежда погасла. Нападений и впрямь было больше. В списке погибших Эгорд нашел родителей Милиты. Демоны атаковали в обувной лавке, растерзали их и лавочника. Хорошо, что Милита не видела…
   Как-то раз Витор и Эгорд патрулировали город, проходили мимо рынка, на окраине мелькнула фигурка Милиты, воины догнали. Милита обрадовалась, будто выкопала клад.
   – А я за продуктами! Сегодня вечером будет новое блюдо, Эгорд научил, но пока секрет.
   – Весь в нетерпении, – засмеялся Витор. – Буду до вечера кусать локти, обгладывать, представлять жареные бараньи ляжки.
   – Жуть какая! Нет, потерпи, родной, будет гораздо вкуснее бараньих ляжек!
   – Верю. С таким-то наставником…
   Витор похлопал по плечу Эгорда.
   – Куда уж мне! – ухмыльнулся тот. – Милита давно придумывает рецепты сама, а на меня ссылается для страховки.
   Троица углубилась в рыночные дебри, настоящее болото для внимания. И денег.
   Народу было как пузырей в кипятке, бурлили, растекались кто куда, за всеми не уследить, красок больше чем на маскараде, льстивые торговцы-ораторы и придирчивые покупатели воевали за выгоду в шумной веселой тесноте. Милита жадно рассматривала прилавки, Витор любовался Милитой, а взгляд Эгорда отлавливал воров, здесь их благодатный оазис.
   Проходили мимо палатки с тканями. Смуглый купец из далеких жарких краев, в богато расшитом цветастом халате, облаке тюрбана с рубином и пышным алым пером, расхваливал товар, руки плавали в широких гостеприимных жестах, речь с обворожительным акцентом изобиловала красивыми метафорами, медовой лестью в адрес потенциальных покупательниц, гурьба девушек зачарованно разглядывала, ощупывала яркие полотна, разлетались охи и ахи.
   Палатку стерегли гноллы-наемники, четверо, по одному на каждый угол. В узорчатых кожаных доспехах, завернутые в синие складчатые накидки, на макушках тоже тюрбаны, синие как тучки, из них торчали высокие треугольники ушей, блестели золотые серьги, за поясами висели в ножнах крест-накрест сабли. Согнутые спины и колени покачивались, хвосты неспешно виляли, гноллы оглядывались, косились, скалились, сверкали рядами влажных зубных кинжалов, словом – бдели. Один, со шрамом через морду, делал это более сдержанно, без лишних телодвижений, другой, самый молодой, разглядывал свои лапы, голова была озадаченно наклонена вбок. Шерсть гноллов была на редкость ухоженной, шелковистой, будто людей-псов полдня купали в мыльной воде, а затем ровняли гребешками. Для гноллов опрятность совсем уж не привычна. Купец расщедрился не только на снаряжение и одежду, но и позаботился о гигиене стражей, чтобы не портили товарный вид.
   Милита изучала прилавок мясной лавочки, кулачки упирались в бока, носик и прищуренный взор плыли вдоль свежего багрового товара. Толстый торговец-мясник в окровавленном фартуке дирижировал тесаком, нахваливал горки мясных деликатесов, мол, все самое свежее, только что с убоя. Милита ткнула пальчиком на бордовую горку.
   – Сколько? – спросила требовательно.
   – Пять серебра, – ответил торговец так, будто хвастался дешевизной.
   – Сколько-сколько?!
   – Пять!
   – Грабеж средь бела дня!
   – Печень молодой гидры, леди! А вы как хотели? Для такого лакомства пять серебра – можно сказать, даром…
   – Да уже видела за три серебра, пойду лучше туда…
   Милита развернулась.
   – Стойте-стойте, леди! Четыре!
   – Вот еще… Буду я переплачивать серебряный, когда рядом за три…
   – Там наверняка обман, леди! Три серебра за печень гидры – чепуха! Вымазали чем-нибудь для вида или морок наложили и впаривают!
   – Три серебра и десять медных. Больше не дам.
   – Хорошо! Для такой красивой леди…
   Милита вновь обернулась к прилавку, важно следила, как мясник заворачивал одну из печенок в бумагу.
   Витор и Эгорд наблюдали чуть поодаль, у первого руки покоились на боках, у второго – на груди, плащи колыхались от пестрых людских потоков, хотя встречались не только люди. Витор наблюдал на любимой с умилением.
   – Моя школа! – сказал довольно.
   Эгорд покивал. Когда девочка в сопровождении воинов пришла на рынок впервые, не то что заговорить – в лицо торговца посмотреть не решалась, глядела в песок и камни мостовой, боялась голову поднять, тряслась.
   Эгорд нахмурился.
   – Витор, глянь ниже…
   Рядом с Милитой крутился низкий тип в рваном сером плаще, лица не было видно под капюшоном, тип смотрел в другую сторону. Пока девушка наблюдала за действиями мясника, у ее пояса сверкнула звездочка, мешочек с деньгами упал в ладонь типа, он поспешил затеряться в толпе.
   – Ямор дери!
   Витор побежал в ту сторону.
   Эгорд заострил внимание на мягких башмаках вора, пальцы прищелкнули. Похожий на тень силуэт почти растворился в живом лесу, но его ноги вдруг пристыли к мостовой, тип нелепо зашатался, изогнулся, руки махали, пытались удержать равновесие. Помог Витор: перчатка впилась в запястье ручонки, что держала мешочек с добычей, вор взвыл, толпа мгновенно отпрянула, вокруг Витора и пойманного на горячем образовался кружок пустоты, взгляды устремились в центр.
   Ноги вора были прикованы к мостовой ледяными наростами, белый с голубыми прожилками лед источал морозный пар.
   Неудачник выл сквозь зубы.
   – Холодно!
   – Ничего, сейчас нагрею, крыса! – прорычал Витор. – Будет жарко как в заднице демона!
   Витор отнял мешочек с деньгами, поспешил к Милите. Та побелела от ужаса, когда обнаружила на поясе лишь обрезок веревочки, хотела от стыда провалиться, мясник вдавливал ее в землю тяжелым взглядом, мол, где деньги, соплячка, время мое тратишь, а товар пропадает!.. Но Витор появился рядом, заплатили вместе.
   Эгорд подошел к вору, тот попытался вырваться из ледяных оков, но это привело к потере равновесия, вор успокоился. Эгорд сдернул с него капюшон.
   – Опять ты, Таракан.
   На ледяного мага снизу вверх испуганно смотрели глазенки с красными сеточками, под одним зрел, как слива, синяк, приплюснутый нос нервно принюхивался, шевелились бурые усики.
   – Я же предупреждал, чтобы духу твоего в Старге не было…
   – Я… меня заставили, господин Эгорд! – взмолился вор по кличке Таракан.
   – Не лги.
   – Я не хотел! Это… само!..
   – Ну да, само в руку прилетело, – вздохнул Эгорд.
   Толпа расступилась, на свободный пятачок вырвались двое стражников в доспехах, на Таракана и Эгорда уставились стальные клювы алебард.
   – Что здесь творится?! – громыхнул здоровенный усатый стражник.
   – Почему… – начал было второй, худощавый, с мальчишеским лицом, но, увидев Эгорда, осекся. – Господин Эгорд!
   Алебарда встала смирно, стражник поклонился.
   – Ты чего? – сердито спросил первый.
   Но второй пихнул его налокотником в панцирь, бухнула сталь.
   – Тише ты!.. Это осветленный… О, господин Витор!
   Поклон в сторону подошедшего Витора, рядом ютилась Милита, дух девушки был надломлен, держался на уверенности возлюбленного.
   Эгорд и Витор принялись растолковывать, что этот вот тип украл у девушки кошелек. Эгорд приказал ледяным оковам разрушиться, но теперь Таракана удерживала за шиворот могучая рука мага. Усатый страж был настроен враждебно, мол, еще надо разобраться, кто у кого украл, а моложавый подталкивал напарника, наступал на ногу, это отдавалось громом на все прилавочное русло.
   – Надо отвести куда следует, – сказал Эгорд Витору.
   Усатый страж выступил вперед.
   – Отведем!
   Таракан со счастливой рожей потянулся к стражу, но Эгорд дернул назад.
   – Нет уж.
   – Что?!
   Стражник стиснул алебарду до скрипа, его загородил худощавый.
   – Простите, господа, он у нас недавно…
   Витор хмыкнул.
   – Мы поняли.
   Любопытные глаза окружали пассивным рваным хороводом, воздух пронизывали галдеж и перешептывание. Худощавый спешно уводил в пучину толпы злого раскрасневшегося напарника, яростно шипел на ухо:
   – …хочешь, чтобы Светлый Орден нам яйца спалил, кретин?!
   Эгорд улыбнулся, притянул вновь попытавшегося удрать Таракана, тот взвизгнул.
   – А почему не отдали стражникам? – робко спросила Милита.
   – С ворами заодно, – объяснил Витор, обнимая за плечи. – Воры обчищают купцов и покупателей, а стражники за долю от добычи закрывают глаза. И вмешиваются, если что не так, покрывают воров. Ну, отвели бы в темницу, подержали бы пару часов для галочки. И выпустили бы косить урожай дальше.
   Эгорд тряхнул насмерть перепуганного Таракана.
   – Я этой блохе давал шанс. По закону полагалось отрубить руку, бросить в тюрьму на год, но я подержал три дня, велел исчезнуть из города. Видимо, зря.
   – Больше не буду, о милосердный господин Эгорд, отпустите! Уберусь за стены Старга сию же минуту!
   Эгорд поволок вора, тот брыкался, извивался, даже пробовал укусить, но зубы вонзились в корку страшно холодного льда, тот, как живой хищный слизняк, мгновенно переполз в рот, Таракан завыл от боли.
   Ледяной маг остановился у палатки торговца тканями.
   Меж пальцев заблестела золотая монета.
   – Найму на десять минут одного из твоих стражей, достопочтенный купец.
   Монетка перекочевала в ладонь торговца, тот понимающе кивнул, бакшиш нырнул за пазуху.
   Эгорд приблизился к гноллу со шрамом на морде.
   – Эй, дружок, есть дело.
   На свет появилась еще монета.
   – Вон на той окраине рынка есть тюрьма. Отведи туда этого шакала. Скажи, чтобы заперли на дюжину дней, так велел Эгорд. Скажи, Эгорд проверит.
   Маг сорвал с пальца вора наперсток с бритвой, что подрезала кошелек Милиты.
   – И проследи, чтобы отрубили этот палец.
   Глазенки Таракана стали глазищами.
   – Н-не надо! Господин Эгорд, смилуйтесь! Чем буду на хлеб зарабатывать?!
   Эгорд усмехнулся невесело.
   – Вот, значит, как это называется…
   Монета опустилась на черную ладонь-подушку, та сжалась в кулак, когти сомкнулись с лязгом. Гнолл осклабился, клыки блеснули на солнце как жемчуг.
   – Могу! Сам! – пролаял наемник.
   В доказательство клацнул челюстями, будто захлопнулся медвежий капкан.
   – Как хочешь, – сказал Эгорд.
   Хватка ослабла, плащ вора тут же оказался нанизанным на когти гнолла.
   Грива ощетинилась, плечи вздулись, морда вытянулась как на охоте, человек-пес потащил отчаянно сопротивляющийся груз широкими пружинистыми шагами, народ растекался словно масло перед острием раскаленного ножа, сабли на поясе позвякивали часто, хвост вилял как у верной собаки, хозяин которой зашвырнул в кусты палку.
   Позже осветленные и их спутница неспешно брели по рынку.
   Милита бороздила потухшим взором истоптанные камни мощеной дороги, Витор нес корзину с покупками, обнимал за плечи, утешал, ласково твердил, какая умница, как смело разговаривала с этим страшным мясником, а что кошелек украли – со всеми бывает, не застрахован никто, тем более, на рынке.
   Эгорд шагал вровень, голова была запрокинута, глаза щурились, помогало заклинание острого зрения…
   Под облаками изящно летели жрецы Светлого Ордена верхом на махаонах – гигантских бабочках с желтыми крыльями в черных узорах и ярко-синих крапинах. За крыльями тянулся шлейф золотой мерцающей пыльцы, та растворялась в воздухе, оседала на Старг невидимым туманом, который защищал горожан от болезней, излечивал тех, кто уже болен, ускорял заживление ран. Всадники виднелись белыми, трепыхающимися как пламя на ветру силуэтами. Просторные жреческие одежды отмечены гербом Ордена – солнцем с протянутыми руками вместо лучей. Эскадрилья летела цепью.
   Летуны возвращались в башню Светлого Ордена, та видна из любой точки города, даже далеко за стенами. Башня из белого камня, с гигантской резьбой, как посох для бога, на вершине – огромная световая сфера, будто солнце, но свет щадящий, как если на настоящее солнце глядеть сквозь черное стекло.
   Заклинание светового щита.
   Каждый жрец Светлого Ордена умеет окружать себя таким щитом. Конечно, менее мощным, соразмерным. А этот создан усилием всех жрецов, поддерживается источником энергии в его недрах. Световой щит защищает самое ценное, что есть в башне, освещает Старг ночью, внушает злодеям, что на них найдется управа.
   Милита более-менее освободилась от уныния.
   – А почему стражники не сидят в тюрьме, если заодно с ворами?
   – Других нет, родная, – вздохнул Витор.
   – А если поставить новых?
   – Ты видела нового. Видела, как вора защищал? Еще не понимает, что дозволено не все. А второй здесь давно, знает, с нами и Светлым Орденом лучше не связываться, уже не наглеет, закон нарушает изредка, когда совсем уж без посторонних глаз. А поставят новых – тем еще надо объяснять, чтобы не борзели, да не словами, а парой-тройкой наказаний. Трата времени. Пока дойдет, из-за них пострадают ни в чем не повинные.
   Милита вздохнула.
   – А нельзя поставить честных?
   Витор улыбнулся печально.
   – Честных мало. Везде честных не расставишь, приходится надевать такие вот красивые плащи, патрулировать огромные территории. Что успеем заметить, то исправим.
   – Неужели миры, где честные и добрые все, только в книжках?..
   – Еще в песнях… Да, мир далеко не совершенен… Но другого нет. Приходиться работать с тем, что есть. По крупицам, по крупицам делать лучше, пусть не у нас, но у потомков будет шанс увидеть мир в тысячу раз прекраснее.
   – Тоже хочу внести крупицу…
   – Будем нести крупицы вместе. Вместе легче и веселее, правда?
   Милита с улыбкой кивнула.
   Шли мимо большой палатки, так отличалась мрачностью. Каркас был из ребер неведомого древнего чудовища, кости белели как гигантские сабли. Между ребрами были грубые стены чего-то черного, похожего на уголь, их пронизывали жилы, в них текла сияющая фиолетовая энергия. Распахнутые острозубые челюсти заменяли вход.
   Привратником был человечий скелет. Кости излучали фиолетовое сияние.
   Напротив стоял человек в дорогой одежде, рядом двое в доспехах, с мощными мечами. Богач держал за узду коня, тот был запряжен в телегу, на ней громоздилась пирамида разноцветных сундуков. Содержимое осталось загадкой, но судя по украшениям из драгоценных металлов и камней, не менее ценное, чем сундуки. Конь фыркал, пятился, быть рядом с черной палаткой явно не нравилось. Охранники отличались только тем, что хранили внешнее спокойствие, но на лицах было написано ясно…
   Богач передал узду скелету.
   Тот развернул туловище к входу, рука подала сигнал.
   Теперь охранники попятились так же, как конь, но их, в отличие от животного, удерживать было некому. Конь выбивал копытами искры, зад толкал телегу, но скелет держал запуганную гору мышц легко, будто вкопанный стальной столб.
   Из темной глубины чудовищных челюстей начали рысцой выбегать… скелеты больших собак. Двойной цепью, в каждой Эгорд насчитал по шесть псов. Кошмарная дюжина была объята фиолетовым огнем.
   Побледневшая Милита вжалась в Витора.
   Собаки расселись шеренгой у ног скелета-привратника. Тот снял с фаланги кольцо с лиловым кристаллом, артефакт опустился в ладонь богача. У охранников подрагивали колени, выдавало звяканье доспехов.
   Богач кольцо надел.
   Псы-скелеты перебежали к нему, закружили вокруг нового хозяина. Тот развернулся, красный плащ хлопнул, богач напористо зашагал в направлении, противоположном пути Эгорда, Витора и Милиты.
   Троица посторонилась.
   Псы на бегу выстроились вокруг богача ромбом, за ними тянулся воздушный фиолетовый след, из пастей и глазниц исходили замогильные звуки, подразумевали рычание: немертвые охранники предупреждали, чтобы посторонние не смели приближаться к хозяину. Охранники же настоящие трусили следом, деморализованные ниже некуда.
   Милиту пришлось уводить, переставлять ножки не могла, обмякшее тельце держалось в крепких объятиях Витора, вздутые ужасом глаза не могли отвернуться от черной палатки.
   – Ш-ш-што это?!
   – Лавка некромантов, родная. Идем.
   – Этот скелет… некромант?
   – Нет, слуга. Некромант в палатке. Хотя какая палатка… В такой крепости можно держать оборону.
   Скелет завел упиравшегося коня на задний двор, тот был защищен от чужих взглядов забором – согнутым в круг хвостом чудовища. Колеса телеги поскрипывали, сундуки исчезли за огромными хвостовыми позвонками…
   Эгорд прошел с друзьями несколько прилавков, со стороны двора разлетелось истошное конское ржание. Милита дернулась, как подстреленная из лука, Витор нежно стиснул.
   Над костяным забором закрутился черный смерч высотой с палатку, ржание перешло в рев. Воронка осела, звуки стихли…
   Со двора вышел привратник-нежить.
   Рядом шел скелет коня. Лиловое сияние окутывало как густой мех, скакун не боялся, не противился. Вышагивал спокойно. Человек-нежить оседлал немертвого коня, тот встал на дыбы, ржание было похоже на эхо. Наверное, таким же эхом отдавался вой чудовища, кости которого стали частью некромантского логова.
   Горожане стали обходить палатку на большом расстоянии, Витор увел Милиту на соседний торговый ряд, Эгорд последовал за ними.
   Милита пришла в себя.
   – Что это было?
   Витор пожал плечами.
   – Сделка. Мы же на рынке.
   – Сделка?
   – Человек купил у некроманта сторожевых собак-нежитей. Такие собачки стоят, мягко говоря, недешево. Убить нельзя, и так мертвые, а разрушить крайне трудно. К тому же, сильнее и ловчее живых собак, легче управлять. Но Милита…
   Витор развернулся к ней, ладони опустились на плечики, воин смотрел девушке в глаза.
   – Пообещай, что не будешь иметь с некромантами дел.
   Милита закачала головой, локоны хлестали туда-сюда.
   – Что ты, любимый! Издали-то боюсь смотреть, сознание теряю, а уж покупать что-то из их рук… Да и откуда у меня столько денег?
   – Все равно обещай… Некроманты страшнее демонов. Давным-давно пытались захватить мир, но потерпели поражение. Сейчас их мало, но каждый сильнее, чем десять темных архимагов!
   – У нас договоренность, – вмешался Эгорд. – Они не нарушают закон, а мы не трогаем…
   – Этим тварям не доверяю, – сказал Витор настойчиво. – Тогда показали истинную суть, и сейчас никуда не делась. Уверен, замышляют против мира новое зло, и однажды пожалеем, что согласились на примирение… Так ты обещаешь, Милита?
   Ответить девушка не успела.
   Вдалеке над лесом голов, причесок, шапок, шляп, капюшонов возник купол прозрачного красного мерцания, заплясали алые искры. Народ закричал, стал разбегаться, от мерцания пошла круговая волна опустошения. Сквозь панические голоса прорвалось рычание…
   Витор выхватил из ножен меч.
   – Демоны!
   Милита сжалась, ладошки припали к губам, преградили путь крику, глаза расширились, в них отразилась далекая красная вспышка, так портал вспыхивает, когда демоны выпрыгивают в мир. Багровые искры разлетелись фонтаном, треснуло, словно бог наступил на молодую рощицу, демон наверняка не один.
   Ладони Эгорда покрылись инеем.
   – Останься с Милитой! – сказал Витору.
   Эгорда понесло навстречу потоку беглецов, больно били в плечи, кого-то животный страх ослепил, врезались в Эгорда напрямую, но ледяной маг бежал против течения, будто через горный камнепад, тело в противовес ударам наклонялось вперед, ноги толкали к источнику красного сияния.
   Выхватил из толпы перепуганного мужчину.
   – Демонов сколько?
   – Много!
   Маг встряхнул за плечи, иней переполз на одежду несчастного.
   – Сколько?!
   – Н-не знаю!.. Трое, кажется! Пусти!
   Эгорд разжал пальцы, мужчину тут же сдуло как скорлупку ореха ураганом, исчез в потоке таких же скорлупок.
   Купол красного сияния осел, сузился: портал закрылся. От места появления демонов все еще отделяла живая стена горожан, по рынку разлетались звуки, смесь рычания и шипения, за ними разбегались опьяневшие от изобилия добычи демоны, Эгорд услышал череду предсмертных людских криков, его серебристые кожаные сапоги застучали чаще, шаги стали шире, камни под ними становились хрупкими, проводили пушистую сеть инея…
   Эгорд вынырнул в пустое пространство, вокруг были только вещи, которые горожане в панике побросали, меж камней и утерянных покупок струились багровые ручейки, Эгорд увидел несколько трупов, над одним копошился демон.
   Худое мускулистое тело блестело ярким багрянцем, словно кожу содрали, из хребта торчали кривые кинжалы гребня, зазубренный хвост извивался алой лентой, на конце сверкал лезвиями треугольник, руки и ноги дергались, рвали жертву когтями, во все стороны стреляли кровавые брызги и кусочки мяса, слышалось чавканье.
   Демон обернулся.
   Половиной морды была стена зубов. Свисали вязкие бордовые нити – слюна с кровью. Глазами были две узкие полоски, в них горели угли.
   Тварь прыгнула, красная туша летела на Эгорда сверху, изрыгала хлюпающее рычание, хвост и язык извивались бешено, очень похоже, как братья, старший и младший.
   С ладони Эгорда сорвался шар снежной бури, следом тянулись снежинки, шар влетел в глотку, язык замер, превратился из красного в бело-голубой, тем же оттенком окрасились зубы и ротовая полость, язык под напором воздуха обломился…
   Эгорд пригнулся.
   Тело демона просвистело над головой совсем рядом, мелькнула тень, Эгорд успел заметить, что демон превратился в лед уже до пояса.
   Туловище звонко разбилось о меч Витора.
   Осколки разлетелись блестящими кометами, задница шмякнулись, покатилась, за ней отпечатывались красные кляксы, ноги замотались в хвост, врезались в тележку, их дергала агония.
   Витор стряхнул с меча кусочки талого льда.
   Эгорд поднялся, Витор оглядывался с беспокойством.
   – Где Милита? – спросил Эгорд.
   – Не знаю…
   Друг и наставник впервые выглядел растерянным, виноватым, как будто вновь стал подростком, впервые оказавшимся в настоящем сражении и наделавшим кучу ошибок. Взгляд швыряло туда-сюда в поисках Милиты.
   – Нас разделила толпа, Ямор их!..
   За палатками и лавочками раздались крики о помощи.
   Эгорд бросился в сторону параллельного торгового ряда, усилием воли на столбах и досках в удобных для мага местах выросли ледяные блюдца, Эгорд взбежал по ним на крышу, прыжок, сапоги ударились о мостовую соседнего ряда.
   Вдалеке пестрела знакомая палатка, где продавали ткани. У подножия были разбросаны окровавленные тела покупательниц. Стайка выживших девушек пряталась за стопками тканей, выложенных роскошными радужными пирамидами, девушки наперебой визжали, демон вонзил когти в спину старой женщины, та пыталась уползти, сухая морщинистая ручка тянулась к Эгорду, упала в лужу крови.
   Демон зарычал в небо.
   Между горами тканей и побоищем выстроилась шеренга гноллов, за ними был купец, в руке поблескивал длинный кинжал с драгоценной рукоятью.
   – Товар! – кричал купец. – Защищайте товар! Чтоб ни капли крови на шелках не было, а то заставлю стирать, как прачек!
   Один из гноллов бросился на демона, завязался бой. Эгорд узнал шрам на морде.
   Торговец хлопнул по плечу молодого гнолла.
   – Следи, чтобы эти, – ткнул кинжалом в прятавшихся за товаром девушек, – не украли, не то сам будешь шить новое!.. И защищай их!
   Не безнадежен, подумал Эгорд.
   Демон уже был исчерчен бордовыми порезами, на саблях гнолла отсвечивали красные мазки. Клинки продолжали танец, гнолл дрался умело, бывалый воин, устрашал рычанием, выпученными глазищами, белой влажной стеной зубов, но на стороне демона были скорость и нечувствительность к боли. На раны тварь внимания не обращала, когти рассекали воздух тройными огненными дугами, хвост хлестал и колол вдвойне быстрее, словно совсем другое, но жаждущее победы демона существо, его атаки были коварны, и коварства хватило сбить гнолла с ног.
   Эгорд выбросил в сторону демона руку, но в момент, когда сложенные в острие пальцы выпускали ледяное копье, мага сшибла какая-то сила, он пролетел, врезался в нагромождения ящиков, удар о землю заставил стиснуть зубы, серебристый плащ взмел облако пыли. Плечо жгло, одежда была разорвана тремя параллельными линиями, края пропитались красным, сочилось из глубоких царапин.
   На месте, где Эгорд стоял несколько мгновений назад, рычал третий демон. Хвост выкручивал кольца как гигантский змей, рычание переходило в вой, демон дрожал от переполнявшей ярости.
   Кинулся на Эгорда.
   Но в полете сбило нечто фиолетовое.
   Демон и сияющий лиловый шар, сцепившись, покатились кубарем, из проемов между лавками и палатками на демона набросились еще два фиолетовых сгустка, все смешалось в красно-фиолетовую кашу, рычание демона прекратилось, он обмяк, и действо замедлилось, уже не бойня, а дележка добычи.
   Демона разрывали псы-нежити.
   Вскоре подоспели другие собачьи скелеты в лиловом огне. Руки, ноги, хвост и голова демона разошлись по стае в первую очередь, дальше был черед туловища.
   Эгорд поднялся, ладонь зажимала рану.
   К пиршеству вышагивал хозяин псов, вперед тянулась рука, на пальце горел фиолетовый кристалл – кольцо. Человек управлял нежитью, подбородок был вздернут, на лице отражалось наслаждение чувством власти.
   Эгорд повернул голову к палатке с тканями.
   Гноллы добивали демона. Ледяное копье все-таки попало: демон валялся в окружении гноллов без ноги, бедро заканчивалось ледяными треугольниками, свет солнца пронизывал разбросанные вокруг осколки.
   Милиту нашли сжатой в комок среди бочек вина, одна была пробита хвостом демона, из нее хлестал темный ручей с малиновой пеной, винная речка перетекала дорогу шипучей змеей, Милита глядела на ее живую спину в щель между пузатыми бурыми боками бочек, девушку трясло…
   Витор и Эгорд осторожно извлекли, ручки и все тело были ледяные. Милита долго не могла прийти в себя, хотя на Витора тоже смотреть было жалко. Эгорд потянулся к поясной торбе с флакончиками целебных зелий, пальцы начали по форме искать бутылек успокаивающего снадобья…
   – Эгорд, ты ранен? – спросила Милита.
   Ее взгляд был прикован к царапинам на плече мага.
   – Ерунда, – сказал Эгорд. – Такие царапины в два счета…
   – Погоди…
   Глаза девушки забегали, начала обрывать подол юбки.
   – Милита, не нужно, лечебная мазь мигом затянет.
   Эгорд приобнял за плечи.
   – Не трогай!
   Девушка яростно стряхнула мужские ладони.
   Витор попытался взять за руку.
   – Родная…
   – Отстаньте!
   Милита заплакала, но слезы сдерживала злая гримаска, девушка рвала кусок платья на бинты, они заматывали плечо Эгорда один за другим, узлы затягивались сердитыми рывками. Эгорд мешать не стал, Витор тоже. Эгорд и впрямь мог остановить кровь, ускорить заживление без всяких тряпок, с помощью магической мази, а светлые жрецы, прибывшие на рынок чуть позже, вылечили за несколько минут, плечо стало как новенькое. Но злому неуклюжему Милитиному лечению не противился.
   – Трусиха… – цедила девушка сквозь зубы. – Ничтожная трусиха…
   – Успокойся, родная.
   Витор обнял снова, Милита, не прекращая бинтовать, попыталась вырваться, но Витор не пустил. Попыталась еще, но слабее… А затем кинулась ему на шею, задрожала, Витор с готовностью спрятал в себе, гладил по волосам и спине.
   – Прости! – повторяла девушка.
   – Все хорошо, девочка…
   Среди окровавленных тел нашлись выжившие, Эгорд занялся врачеванием. Витор и Милита помогали раненых переносить, укладывать, обмывать, за кровавыми хлопотами Милита отвлеклась от самоуничижения. Жрецы света прибыли на махаонах, свежая, еще не растворенная в воздухе пыльца сыпалась с крыльев гигантских бабочек золотым снегом, по рынку танцевал мелодичный перезвон, светлячки впитывались в раны, края разорванной кожи срастались за минуты, те, кто был при смерти, моргали изумленно, глаза блестели ясностью. Пыльца налипла пушистой сияющей подушкой и на царапины Эгорда, скоро не осталось и следа, разве что одежду пыльца сращивать не умела.
   В тот раз рынок атаковали тринадцать демонов. Эгорд и Витор убили одного, еще по одному досталось гноллам и нежити, троих убили стражники, пятеро были сожжены жрецами, одному расплющил голову рыночный кузнец – ударом молота, а еще двое пропали без вести.
   То было самое массовое нападение демонов на Старг за много лет.
   Но после того случая нападения пошли на спад. Почему, не знает никто. Телепортации демонов резко снизились до одного-двух – изредка трех – в неделю, а семидневки вообще без демонов стали не исключением, а нормой. Конечно, было хорошо, люди страдали и гибли реже, но с другой стороны…
   Жизнь стала слишком уж безопасной.
   Счастливой.
   Эгорд думал об опасности меньше, перестал ее ждать, перестал быть готовым, лишь иногда в голове мелькало: надо все-таки быть бдительнее… чуть-чуть… Даже во время патрулирования куда больше занимали красоты города, формы девушек и женщин, мысли, как улучшить ледяное заклинание, куда пойти вечером с Витором и Милитой, счастливые воспоминания и мечты… И такую леность Эгорд замечал не только в себе, но и в Виторе, в стражах, горожанах, даже в светлых жрецах. Даже в Милите! Девочку, боявшуюся каждого шороха, каждой тени, нельзя было отличить от обычных горожан, жила и радовалась жизни. Прекрасно, но…
   Раньше неделя с тремя демонами ощущалась как передышка, а после затишья могла основательно испортить настроение.
   Безопасность избаловала.

Глава 6

   – Эгорд, а бывало, что демоны не нападали вообще? – спросила Милита, когда сидели на дереве в ее саду. На ледяном дереве, его вырастил Эгорд. Зачарованный лед не таял на солнце, не обжигал холодом. Будто лазурный хрусталь.
   – Нет, – ответил Эгорд. – Случались затишья в разных уголках мира, но в других местах демоны выпадали из порталов как градины из туч, эта саранча выжирала целые села, целые кварталы, вместо людей оставались громадные кровавые пятна.
   – Там, где люди, всегда демоны, – изрек Витор. – Люди грешны, а демоны питаются грехами. А еще страхом и ужасом. Как вином.
   Милита подтянула колени к подбородку, обняла рукой, вторая обнимала ствол дерева. Голые пяточки уперлись в берег широченного сука, воздух с высоты казался светлым океаном. Лед был теплый, нагретый солнцем.
   – Страшно жить… – сказала она. – Жить, строить дом, растить детей, по крупицам что-то создавать, зная, что в любой момент может разверзнуться преисподняя, и демоны разорвут не только тебя, но и то, что с таким трудом создавал много-много лет…
   Ветер колыхал ледяную листву, крона гудела подобно колоколу, но гул больше походил на массовый хруст чего-то очень мелкого. Хрустели листики и веточки, лед под напором воздуха трескался густыми белыми паутинками, но скрытая во льду магия тут же сращивала.
   – В этом и есть испытание людей, – сказал Эгорд. – Так боги выдавливают из нас демоническую суть, ведь демон есть в каждом.
   – Боги проверяют, кто из нас кто, – пояснил Витор. – В любой миг могут напасть демоны и все разрушить, проще не создавать, а самому стать разрушителем, как разбойники и темные маги, брать от жизни все, побольше, успеть вкусить все наслаждения, пока жизнь не оборвал очередной демон.
   – Но некоторые из людей, несмотря на такие соблазны, не поддаются, – сказал Эгорд. – Продолжают строить, растить, изучать, открывать, изобретать, создавать. И каждый день сражаются со страхом. Страхом все потерять. Но побеждают, создав еще что-нибудь, хоть самую малость, пусть даже это всего лишь посаженный овощ или приколоченная к забору доска. Главное – оставаться человеком.
   Витор улыбнулся.
   – Как мы.
   – Мы ведь не боимся демонов, верно? – подзадорил Эгорд.
   Милита весело покачала головкой, пышная тучка локонов прошуршала.
   – Верно, – кивнул Витор. – Ты вот, например, многому научилась, даже готовишь теперь вкусно! Чудеса, правда?
   – Да уж! – согласилась Милита со смехом.
   Девочка и правда научилась готовить. Эгорд приложил уйму сил, как на труднейшее заклинание или зелье, но результат все же был. Не самый лучший, но учитывая, что было в начале… В общем, ее кулинарные шедевры начали быть съедобными не только для нее самой, Витор мог не тратить время на кухне, не шататься по тавернам. Зато Милита стала пропадать на кухне, чаще ходить на рынок.
   Витор, Эгорд и Милита гуляли по улицам Старга, друзья брали в патрулирование, показывали достопримечательности, водили по цветочным и кондитерским лавкам, часто гуляли за городом. Витор научил Милиту не бояться лошадей, ездить верхом, это позволило отдаляться от Старга на большие расстояния, видеть поля, леса, холмы, овраги, ручьи, реки, зеленые взгорья, каменистые горы, оттуда можно наблюдать закаты и рассветы. Приютившись на лоне природы, Витор и Милита ворковали, а еще любовались, как Эгорд на фоне солнечного света оттачивал ледяное мастерство, рождались поразительные формы льда, на это можно, как они говорили, смотреть вечно.
   Однажды воины и их маленькая муза отдыхали на балу в честь пятнадцатилетия сына герцога Дегара в его городской усадьбе, что больше похожа на дворец.
   – Поверить не могу, приятель, – говорил Витор, – у тебя сын, и ему пятнадцать! А помнишь, как мы с отрядом удирали от армии Лехама? Похитили его дочку, а на привале умудрились забыть! Пришлось возвращаться, наткнулись на псов Лехама, те ее заметили и почти вернули, но мы успели, отбили – и опять деру!
   – А дуреха спала в кустах, – вспоминал герцог Дегар, – даже носом не повела, разлепила веки только в седле. Вот что значит перебрать с выпивкой, ха-ха!
   Вокруг плыли и кружили в танце пары благородных господ и дам, нарядные, разноцветные, особенно женщины, юбки пышные, сверкающие, как купола фонтанов, которых в бальном зале герцога аж три. Между парами важно расхаживали слуги с подносами, бокалы с шампанским исчезали, стоило пройти через людские дебри от стены до стены, хвать-хвать – и поднос голый…
   Эгорд и Милита наблюдали за Витором и герцогом сквозь пары танцующих, Милита обмахивалась веером, разрисованном под крыло бабочки, кожа поблескивала крошечными бусинками, спина остужалась о колонну.
   – Боишься? – спросил Эгорд.
   – Побаиваюсь, – призналась Милита.
   – Уже лучше. В прошлый раз тряслась, вертелась, головой крутила, как в гуще битвы с демонами, а сейчас ничего. Держишься.
   – Не привыкла, вокруг столько людей, таких нарядных!
   – Вот тебе бокальчик шампанского.
   – Благодарю…
   Милита сделала глоток. Хотела глоточек, но шипучий напиток коснулся губ, и жажда возобладала. Девушка выдохнула, веер замахал шире.
   Смотрели на Витора и герцога, те продолжали со смехом извлекать из памяти свитки ярких воспоминаний.
   – Как хорошо, что вы меня нашли в этом огромном мире, – сказала Милита, в голосе смешались страх и радость. – А могло и не случиться…
   – Не бойся того, что в прошлом. Живи. Переживай счастливые мгновения, пока возможно.
   – Люблю вас! Витор мне ближе, но и ты, Эгорд… На части разрываюсь! Ты столько для меня сделал, не меньше, чем Витор!
   – Это ни к чему не обязывает. Будь с Витором. Ты нужна ему, а он тебе.
   – А ты? Ты не чужой! Не удаляйся от нас из-за меня!
   – Ну что ты. Конечно, буду рядом.
   Эгорд улыбнулся.
   – Хочешь, буду твоим старшим братом?
   – Ой… Правда?
   На личике Милиты тоже расцвела улыбка.
   – Буду учить всему, как самый настоящий старший брат.
   – Прекрасно! У меня не было братьев и сестер…
   – Теперь есть.
   – А я теперь младшая сестра! Ура!
   – Поднимем бокалы!
   Прошло четыре года, Витор и Милита поженились. Свадьба была самым грандиозным ледовым праздником из тех, что устраивал Эгорд. Выкупил площадь рядом с их домом, там был многотысячный бал-маскарад, площадь украсил фонтан с высокой ледяной статуей Витора и Милиты, ледяные он и она обнимались, смотрели друг на друга…
   А спустя год началось нашествие демонов.
   Никто не был готов к столь массовой атаке, все, даже Светлый Орден, обязанный бдеть, привыкли, что демоны появлялись редко. Мир расслабился, разомлел, обрюзг…
   Нашествие вошло в историю как Великая Красная Волна. Уничтожила больше половины населения всех земель, некоторые опустели вовсе.
   Вождь захватчиков, демон Зарах, разорвал Витора на глазах Эгорда, Милита не вынесла смерти мужа, покончила с собой.
   И Эгорд, поклявшийся никогда не брать в руки оружие, вновь надел доспехи, взял меч, отправился за смертью Зараха.
   Но жажда мести переполняла не только его.
   Милита стала нежитью, некроманты снабдили ее оружием и знаниями, желание отомстить за Витора изменило до неузнаваемости.
   Эгорд и Милита проделали долгий путь к Зараху, обретали и теряли спутников, в итоге вождь нашествия был убит, а само нашествие остановлено, но душа Милиты, изъеденная мщением, погрузилась во мрак царства демонов. Девочка сама стала тем, с чем сражалась.
   Война с демонами закончилась, Эгорд узрел смерть Зараха…
   Но покой не пришел.
   Жить в Старге нет сил, город напоминает о Виторе и Милите, которых больше нет. Эгорд и его друзья – Тиморис, Леарит, Клесса и Камалия – отправились за новой жизнью на остров, который Эгорд и Тиморис посетили во время похода на Зараха. На этом острове случилось много прекрасного и ужасного.
   Идеальное место, чтобы начать с начала, но не забыть уроки прошлого.
   Дверь открывается…
   Каюту наполняет шуршание просторных белых одежд, старший жрец Халлиг похож на сгусток морской пены, длинные седые волосы текут по плечам, не понять где кончаются они и начинается ткань. На груди сияет золотой герб Светлого Ордена – солнце и руки вместо лучей. Руки самого жреца покоятся на животе, спрятаны под сомкнутыми рукавами. Мантия укрывает порог, жрец делает легкий поклон.
   – Осветленный Эгорд, остров на горизонте.
   Эгорд встает, ответный поклон.
   – Благодарю.
   – Как себя чувствуете? Последняя тренировка сильно вас измотала.
   – В порядке. Быстро восстанавливать силы умею. Иначе бы не добрался до Зараха.
   – Понимаю.
   – Нужно надеть доспехи.
   – Конечно. Буду ждать наверху.
   Старший жрец Халлиг выходит.
   Выспаться не получилось. Что ж, не привыкать, успеет.
   За короткое время жизнь пронеслась через сознание рваной лентой воспоминаний. В Старге Эгорд и Витор частенько устраивали вечера воспоминаний: перед камином, с винными кубками, в облаках от раскуренных трубок… Каждый вечер лента памяти выходила разной, одни события вспыхивали в подробностях, другие проносились скороговоркой, друзья не ставили целью вспомнить что-то определенное – как получалось, так получалось. За короткий вечер все не упомнить, прожитых событий хватило бы раздать тысяче крестьян, жизнь коих скупа на новое, скучна как хмарь, повторяется изо дня в день. Вот и на сей раз что-то ожило в красках, налипло на глаза, до сих пор видно, а что-то промелькнуло…
   Эгорд надевает доспехи. Хорошо быть магом, можно привести себя в порядок уже после того, как закупорился в сталь. Заклинание гигиены делает тело чистым и свежим, не нужно купаться, обтираться, просыхать, мысленное усилие – и готово! Эгорд приспособил для этого лед. Его тончайшие пленки проскальзывают под одеждой по всему телу, затем Эгорд заставляет его испариться.
   Воин-маг покидает каюту вместе с белыми клубами пара.
   Меч ныряет в ножны, подошвы стучат о ступени, чередой трюмов, проходов и лестниц Эгорд выбирается на палубу, в глаза вонзается дневной свет, уши затопляет пространный шепот океана, его разбавляют крики чаек, реплики жрецов.
   На горизонте узкая полоска с шипами.
   Скалы.
   Новый дом ждет…

Часть 2

Глава 7

   – Эгорд, я кое-что нашел, – говорит Тиморис неуверенно.
   – Где? – спрашивает Эгорд.
   – В подземелье под крепостью.
   – Что там?
   Тиморис в земляной пещере, рука стискивает факел, свет делает тени борозд на стенах похожими на черное болото, а зернистые блики выступов – на островки. Воин держит у лица сжатый в полсилы кулак, на указательном пальце кольцо – оправа из бриллианта, а на месте камня овальный слиточек золота. В Светлом Ордене такой артефакт называют Оком Асимиры. Именно эта легендарная женщина-маг впервые создала подобную штуку для общения на расстоянии. Тиморис называет Око Асимиры «окольцом», даже заразил этим словечком Эгорда.
   В конце пещеры тупик, но рельеф торцевой стены ровнее, чем в других местах, рубцы и выпуклости складываются в сложный и непонятный, но симметричный узор, будто на стене ковер, зачарованный сливаться с окружением как хамелеон, и все это художество по форме напоминает…
   – Дверь, – отвечает Тиморис.
   – В нашем подземелье дверей много, – звучит голос Эгорда из «окольца», золотой овал мерцает магическим светом в такт речи.
   – Но этой раньше не видел.
   Тиморис напряжен как кот перед псом, мышцы вжимаются в изнанку доспехов, ремни и подкладки скрипят, в настенном узоре будто таится страшный зверь, сейчас с треском вырвется из стены.
   – Вот же Ямор, помню точно, здесь была просто стена!.. Или нет?..
   – Тиморис, – вздыхает Эгорд укоризненно. – Если очередной розыгрыш…
   – Клянусь!
   Пауза.
   – Чем?
   – Светлым Орденом!
   – Не верю.
   – Небесами!
   – Не верю.
   – Мирозданием!
   Эгорд вздыхает устало.
   – Тиморис…
   Тот хочет почесать затылок, но в правой руке факел, а левая оседлана «окольцом». Воин озирается, словно ищет подсказку, взгляд задерживается на паре особо круглых земляных бугорков на полу.
   – Грудью Леарит.
   В «окольце» молчание…
   – Что за дверь? – спрашивает Эгорд.
   Тиморис касается «окольца» указательным пальцем, факел в руке покачивается, роняет капельку горящего масла на ногу, Тиморис с приглушенным воплем подпрыгивает, скачет на одной ноге. Не сразу до него доходит, что нога в стальном сапоге, да еще с подкладкой. Воин замирает, миг ступора, затем сплевывает.
   Золотой камешек «окольца», тем временем, наливается светом, словно раскаляется, выпускает солнечные лучики во все стороны, тени на земляном рельефе пещеры уменьшаются, пламя факела на фоне этого света становится тусклым и мелким.
   Переплетения лучей образуют в воздухе живую картину – мачты и палубы, на белоснежных парусах золотой круг, от него тянутся того же цвета лучи в виде рук, подразумевая руки помощи. Символ Светлого Ордена. По палубам ходят жрецы.
   Картина переворачивается, на мгновение мелькает настоящее солнце, кусочек океана, высокие треугольнички рифов, белопенные шапки волн с темной водой и молочными отсветами. Все становится на места, львиную долю обзора заслоняет лицо Эгорда, края наплечников, ворот чешуйчатого панциря.
   – Ты должен взглянуть, – говорит Тиморис, щурясь от света.
   – Тиморис, корабль через пять минут причалит к острову, после разгрузки спущусь в подземелье, посмотрю на дверь. Не трать энергию Ока зря, не умеешь еще заряжать артефакты.
   – Дык это ждать. Изведусь совсем! Нет, глянь сейчас.
   Тиморис поворачивает золотой камешек «окольца» к узорам на стене, подносит к ней факел.
   Через десять ударов Тиморисового сердца из «окольца» спокойный голос:
   – Возможно, просто барельеф.
   – Ну да, как же! И какого беса он здесь? Не говори, что для красоты.
   – Бывшие хозяева нашей крепости любили жить красиво. Такой барельеф вполне в их духе.
   – Эти земляные пещеры – самая окраина подземелья, дикость, чем дальше, тем гаже, а тут вдруг в конце взяли да сделали украшение? Не-е-ет, это художество явно не просто так…
   – Поднеси Око к стене…
   Тиморис подносит ближе, тени в бороздах таинственного узора исчезают совсем, видна каждая крупинка. Тиморис присматривается к сердцевине узора – ветвистой впадине, по форме как…
   – Рука!
   – Магический замок, – ледяным голосом говорит Эгорд. – Только не вкладывай свою! Я должен проверить на ловушки, а то останешься без руки или еще хуже…
   – Что я, совсем псих? Чем буду красоток щупать?!
   – Дождись. Я близко.
   Эгорд поворачивает «окольцо», для Тимориса на миг все опять с ног на голову, но тут же возникает передняя палуба, жрецы света, а дальше – остров.
   Остров приближается, мутный силуэт стремительно набухает, расслаивается на оттенки, как пирог, низ бледно-зеленый, тонкий как блин, зато скалы грозные, неприступные, похожи на сомкнутые щиты воинов разного роста, на главной горе очерчена крепость, под ней Тиморис сейчас и находится.
   Судно вплывает в одну из мелких бухт, образовались на острове после восстания спрутов, когда те молотили щупальцами о берег. Даже не бухты, а бухточки, кораблям обычным причаливать нельзя – сядут на мель, но корабль Светлого Ордена зачарованный, его брюхо окружено своеобразной магической «слизью», она становится видимой лишь при контакте с жесткими преградами, позволяет свободно скользить по земле. При желании можно даже со скоростью гигантской гусеницы пересечь небольшой кусочек суши.
   На берег протягиваются три магических трапа – языки желтой энергии, ее Эгорд использует в защитных сферах. Спускается на остров, стальные сапоги погружаются в песок с хрустом, следом спускаются младшие жрецы, на ветру хлопают мантии, жрецы старшие остаются на судне.
   В пути Эгорд упорно изучал магию телекинеза, сейчас предстоит экзамен – разгрузка корабля.
   Старшие жрецы располагаются цепью, она уходит в дверь под верхней палубой, разветвляется глубоко по трюмам, словно корень. Жрецы начинают шептать, поднимают ладони, те обволакиваются розовым свечением…
   Спустя пару минут из двери по воздуху выплывает объятый таким же розовым светом ящик, за ним еще один, и еще… Цепь ящиков плывет к жрецам, которые у бортов, они направляют ящики на берег – к младшим жрецам и Эгорду, последним остается лишь задать место посадки груза, смягчить приземление. Ящичный «змей» выползает из недр корабля, «сворачивается» на берегу в виде широкой прямоугольной башни.
   Руки Эгорда тоже окутаны розовыми облаками света, по лицу бегут капли, дыхание почти как в бою, но Эгорд сосредоточен, под этим спокойствием пульсирует ликование. Не зря учил все плавание, не зря тренировался, пожертвовал часами отдыха, в итоге обрел гораздо больше – знания и навыки. Принимает от старшего жреца очередной ящик, розовая энергия слегка шипит, испускает белесые хлопья, ящик покачивается, мягко присоединяется к общему нагромождению деревянных кубов.
   Краем глаза Эгорд замечает Тимориса, тот спускается от крепости по горной тропе.
   Тиморис приближается, слышны шаги, непристойные словечки в адрес чаек, гадящих с неба на доспехи. Наконец, подходит.
   – Что это? – спрашивает, тыча подбородком в груз.
   Эгорд опускает ящик в свободную ячейку, это напоминает строительство крепостной стены.
   – Книги и алхимическое оборудование.
   Тиморис делает волевое усилие, дабы не задохнуться.
   – Триста ящиков?!
   – Еще ресурсы для магии и алхимии, продовольствие и одежда.
   – Эгорд, а ты не мог привезти, ну, не знаю… девушек красивых? Дюжину. Хотя бы…
   – Мы перебрались сюда не праздновать.
   – А кто празднует? Для праздника нужно не меньше сотни, а мне всего-то дюжину. Для тихой мирной жизни…
   – Тихо-мирно учи магию и алхимию.
   – Изверг… Ладно, пойду к Леарит, может, даст… урок темной магии.
   – Не советую говорить с ней о подобном.
   – И не собираюсь, – невинно отвечает Тиморис. – Ты что?! Леарит – она святая или вроде того.
   – Младшая богиня света.
   – Во-во, надо запомнить… Как ты сказал, светлая богиня молодости?
   Эгорд кладет на вершину башни последний ящик, на очереди огромные, как телеги, тюки из белой ткани, туго стянуты веревками. Их сгружают у подножия деревянной конструкции, обкладывают со всех сторон, башня словно возведена на белоснежном облаке.
   – Скажи Леарит, груз на берегу. И сообщи о находке в подземелье.
   – Зачем? Она же и так, наверное, знает, она ж всевидящая!
   – Прояви уважение к нашей спасительнице и защитнице, Тиморис. А если она занята и за нами не следит? Такое может быть теоретически, вот и представь, что так и есть.
   Тиморис вздыхает.
   – Мог бы сам ей признаться, что она тебе не безразлична.
   – Что?
   – Ничего, ничего, погода сегодня чудесная…
   – Ну и фантазии у тебя.
   Тиморис удаляется, его кулак грозит в небо, туда же улетают гневные реплики, чайки тоже что-то громко кричат, то ли просто меж собой, то ли ругают Тимориса в ответ. Эгорд малость задет последними словами друга: вроде шут шутом, а видеть насквозь умеет, хотя бы с какой-то стороны… И, гад, озвучивает то, что Эгорд сам себе боится сказать даже в мыслях! Нет, хватит об этом, отвлекает от телекинеза…
   Через пару минут разгрузка подходит к концу, Эгорд принимает от жреца с палубы последний тюк, ладони на расстоянии ведут его по воздуху в общую кладку, груз оседает, розовые хлопья энергии рассеиваются, руки Эгорда опускаются. Он тяжело выдыхает, оттирает лицо, грудь дышит как после битвы с демонами.
   К Эгорду подходит старший жрец Халлиг, хвалит воина-мага. Успехи, если учесть, что познакомился с телекинезом в начале плавания, то есть, две недели назад, поразительны! Многие младшие жрецы освоили эту магию за гораздо большее время. Затем говорят о грузе.
   – Смелая затея, – говорит Халлиг. – Создать здесь колыбель светлой магии, практически, второй Светлый Орден…
   Эгорд переводит взгляд с ящиков и тюков на черные пятна руин в полукольце скал, где когда-то было селение, а затем вверх по горной тропе – на крепость.
   – Есть причины и мотивы.
   Поворачивается к жрецу, легкий, но продолжительный поклон.
   – Благодарю Светлый Орден неоценимую за помощь!
   – Что вы, Эгорд! Мы, Светлый Орден и все, кто противостоял злу, благодарим за спасение мира! Эти скромные дары – лишь капля благодарности.
   – Хочется верить, таких потрясений мир больше не узнает.
   – Но быть готовыми надо.
   – Потому и взялся за эту затею.
   – Станете величайшим из магов, Эгорд, наравне с Асимирой и другими бриллиантами Светлого Ордена!
   – Темный Орден ненасытен, постоянно набирает сторонников из тех, кто слаб духом, а таких много. Трусливый и жадный демон таится в каждом. А уж сейчас, после поражения в войне аппетиты Темного Ордена безумны, как у раненого, но идущего на поправку хищника. У темных магов преимущество, темная магия куда легче светлой и обещает больше. Моя задача – создать золотую середину. Школу, где светлая магия будет по-прежнему непростой в освоении, но гораздо легче, чем в Светлом Ордене. Изнурительная магия и строгие порядки могут отпугнуть новичков, склонить к соблазнам Темного Ордена.
   – Сейчас ваши познания в магии не очень высоки, но замысел мудр. Путь воина научил храбрости и упорству. И хотя немало тех, кто отнесся к вашей затее с сомнением, а кто-то и вовсе не верит, что вы спасли мир, я знаю… Я был в цитадели Зараха среди пленных, видел битву, видел вас вблизи, хоть меня и не помните, нас было много…
   – Благодарю, старший жрец Халлиг! Позвольте показать крепость.
   – С превеликим интересом.
   – Идемте!
   Младшие жрецы и жрицы рядом, все в сборе, ждут указаний. Старшие выбрались из опустевших трюмов, бродят по палубам. Халлиг окликает, те один за другим закутываются в розовое сияние телекинеза, перелетают поверх голов младших на берег, и белоснежная толпа во главе с Эгордом и Халлигом течет к крепости.
   Под ногами и вообще всюду, даже в трещинах на скалах, колышется блеклая, но живая трава. Неприхотливая.
   Крохотный, затерянный в просторах океана, покалеченный войной остров, из построек лишь старая мельница да крепость, вся в дырах и разломах, а жителей лишь четверо: Эгорд, Тиморис, Леарит и Клесса.
   Но это пока. Остров хоть и не блещет красой, но живет и хочет расти, как эта трава.
   Эгорд ведет жрецов по тропе, от сапог отпрыгивают тучки пепла, траву сменяют черные ковры золы, обугленные бревна, доски… Пламя, что бушевало здесь, было порождено магией некромантов, черные следы остались даже голой земле и камнях…
   Тяжкие воспоминания: битва саффлов и скелетов, костяной дракон, архимаг, но больнее всего образ Милиты – жены Витора. После его гибели она превратила себя в нежить, в порыве ненависти сожгла селение, убила всех жителей. Убила Наяду, возлюбленную Эгорда. И хотя Эгорд и его новые друзья расправились с виновником всех бед – демоном Зарахом – и остановили войну, пришлось убить и Милиту, жажда мести превратила ее в демона, одержимого ненавистью и разрушением.
   Война погубила Витора, Милиту, Наяду, и боль потери до сих пор терзает, особенно по ночам…
   На сталь наплечника опускается рука, это жрец Халлиг, от тяжелой ладони по телу и разуму Эгорда разливается успокаивающее тепло, воспоминания отступают. Эгорд кивает Халлигу с улыбкой, жрец отвечает тем же.
   Приглушенные разговоры младших жрецов:
   – Что тут произошло?
   – Темная магия…
   – Много магии! Толпа архимагов неистовствовала, не иначе…
   – И магия некромантов…
   – Будто сам Ямор пировал!
   – Архиличи!
   – Демоны и некроманты вместе?
   – Если так, то…
   – Не к лицу жрецам, – громко пресекает реплики Халлиг, – плодить вымыслы подобно рыночным сплетницам. Особенно в присутствии первоисточника.
   «Первоисточник» слабо усмехается.
   Начинается горная тропа, старших жрецов, в том числе Халлига, вновь охватывает розовая пелена телекинеза, они парят над землей, скользят по тропе вверх, а длинный хвост младших жрецов по неопытности пока что довольствуется ногами.
   Во время плавания Эгорд запирался в каюте один, пробовал поднять себя телекинезом, в результате изнурительных тренировок удалось парить над полом несколько мгновений, после чего потерял сознание… Но с той попытки прошло много дней, силы восстановились, самое время успех закрепить.
   На четверти тропы Эгорд начинает излучать всем телом розовый свет телекинеза, пленка энергии с каждым шагом становится ярче, а уже на середине тропы Эгорд присоединяется к старшим жрецам в полете, парит бок о бок с Халлигом. За спиной аплодисменты, одобрительные возгласы, но, судя по их разреженности, только от старших жрецов, а младшие то ли просто не видят за шеренгой летящих старших, то ли поражены. Они в Ордене от нескольких месяцев до нескольких лет, но ни один пока не может поднять телекинезом себя.
   Склон заканчивается воротами крепости, те полуоткрыты, розовые силуэты, слово призраки, проплывают во двор. Пока подтягиваются младшие жрецы, Эгорд и старшие опускаются.
   Эгорд вспотевший, раскаленный, доспехи нагрелись, перед глазами все качается в мареве полуобморока. Халлиг придерживает за локоть, Эгорд благодарно кивает, рука нащупывает в поясной торбе пузырек с зельем, спешно сдавливает, зубы вгрызаются как в мандарин, по языку и горлу течет горьковатый ручеек.
   Скоро возвращается чувство равновесия, взгляд проясняется.
   Гости проходят в крепость. Эгорд устраивает экскурсию, треугольными коридорами и лестницами, что выложены из треугольных плит, проводит по всем пяти этажам, жрецам предстает будущая библиотека, главные лаборатории алхимии и магии, зал фехтования и магических боев, кухня, комнаты, где будут жить маги-ученики.
   Почти все помещения пирамидальные, с тремя или четырьмя стенами, из тех же треугольных плит. Но экскурсия завершается в зале круглом – с круглым же столом и множеством кресел, здесь удобно проводить собрания.
   Жрецы проверяют кресла на мягкость, расхаживают вдоль стен, любопытные взоры скользят по деталям интерьера, жрецы старшие не утруждают себя делать пеший крюк вокруг стола, а просто перелетают, иногда вместе с креслом, плиты зала отражают розовое сияние. Жрецы переговариваются в парах или больших группах, Эгорд и Халлиг в дверях зала тоже ведут беседу.
   – От лица всех присутствующих благодарю за гостеприимство, Эгорд!
   – Пока больше похоже на заброшенное место, чем на обитаемую крепость.
   – Вопрос времени.
   – Постараюсь время сократить. Крепость в вашем распоряжении, гуляйте, осматривайтесь, располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
   – Есть ли места, куда заглядывать не стоит?
   – Пожалуй, нет смысла идти в башню, может омрачить. Там была тюрьма, где темные маги…
   – Выкачивали из людей жизненную силу?
   – Мне и самому довелось побывать там как пленнику. А когда обследовали башню после гибели хозяев, нашли много скелетов, прикованных к стенам… В том числе, в одеждах Светлого Ордена.
   – Прискорбно…
   – Еще не советую спускаться в подземелье, оно не изучено до конца, могут быть магические ловушки от прежних владельцев…
   – Непременно предупрежу всех.
   – Вот, пожалуй, и все. Ну, и еще… увидите в каком-нибудь полутемном коридоре или помещении, как одну из жриц кто-то совращает, не испепеляйте его, пожалуйста. Это не инкуб из мира демонов, это просто Тиморис. А теперь, с вашего позволения, временно исчезну.
   Эгорд выходит из крепости поспешно, свежий воздух выветривает из груди душную тяжесть, взгляд отдыхает на просторах острова и океана… Привыкнуть к этим стенам будет непросто, они повидали и впитали много плохого…
   Воин-маг потирает золотой слиточек Ока Асимиры, призывает мысленный образ Тимориса… но тот почему-то не отзывается. Эгорд повторяет попытку дважды – безрезультатно. Вот Ямор, чем этот любитель красавиц так увлечен, даже не соизволит коснуться Ока. Остается надеяться, что не совращением жрицы…
   Надо осмотреть таинственную дверь в подземелье, но путь к ней знает только Тиморис.
   Однако есть другое дело, не менее важное.
   Эгорд спускается к берегу, башня из ящиков, объятая облаком тюков, дожидается, когда ее разберут и транспортируют в крепость, но часть груза предназначена не для крепости. Телекинезом Эгорд поднимает два ящика и один тюк, направляется вдоль берега, за скалистый хребет.
   Из-за скал медленно выплывает мельница. Ее воздвиг вождь саффлов Удараг, он был в ту пору человеком и старшим жрецом Светлого Ордена, там жила его дочь и возлюбленная Эгорда – Наяда…
   Мельница высокая, почти как башня крепости, крыша напоминает верхушку гриба.
   Здесь поселился Клесса, бывший генерал армии Зараха, полудемон, в крови которого течет кровь расы авианов, способных от природы управлять водой и льдом.
   Бревен, досок, брусьев, реек и вообще древесины теперь не видно из-за толстой ледяной корки. Мельница скована льдом, земля на много шагов вокруг тоже, еще и присыпана снегом. Ото льда растекается морозная дымка, похожа на гигантский купол. Талая вода испаряется, но магия Клессы намораживает новую ледяную кожу. Свет в гранях водяного стекла преломляется, образует хитроумную геометрию радужных лучей. Мельничные крылья, тоже устланные льдом, вращаются, и пестрый клубок лучей оживает.
   Мельница – самое прекрасное и любимое место на острове. В отличие от крепости, она дарит покой и легкость.

Глава 8

   Правая рука вытянутой в сторону, в шипящих розовых хлопьях, за ней цепочкой плывет по воздуху груз, левая стирает со лба тонкую пленку пота.
   Эгорд поднимается на крыльцо, лед ступеней полупрозрачный, безупречно гладкий, отдается звоном.
   Заходит в дверь, следом вплывают ящики и тюк.
   Внутри мельница тоже сплошь ледяная. Узоры, барельефы, статуи, сталактиты в резьбе, ледяные зеркала, фонари-многогранники… Кристаллами льда можно создать какую угодно игру света, без рубинов, изумрудов и тому подобного.
   Единственное, что покрыто льдом слабо, – колонна мельничного механизма в центре, до потолка. Но сейчас жернова перемалывают не муку, а ледяное крошево, уютный шум от работы круглых плит, шестерен и других деталей мелодичный, как перезвон арф.
   Эгорд поднимается по винтовой лестнице, рука по-прежнему вытянута к грузу, ящики и тюк медленно взлетают по вертикали рядом с башней жерновов. Эгорд выходит на площадку пятого яруса, под самой крышей, три розовых кома переплывают через перила, опускаются на пол.
   – Здравствуй, – произносит Эгорд.
   Клесса в ледяном кресле, солнце сквозь окна льет лучи на ледяные доспехи, от них свет рассеивается тысячами пестрых линий. Распахнутые крылья дремлют на парующих снежных ложах. Четыре черных хвоста, что заменяют ноги, расстелены по полу и стенам, закреплены ледяными оправами, такие длинные, что огибают мельницу по периметру, концы смыкаются на противоположном краю. Птичья голова чуть запрокинута, вместо волос длинные перья, больше напоминают кинжалы, клюв как сталь.
   Веки Клессы медленно поднимаются, хрустит иней, под тенями бровей загораются красные угли… Трудно верить, что это существо, когда-то посылавшее орды демонов рушить города и села, теперь мирное… Но это так. Благодаря Камалии.
   – С возвращением, Эгорд, – с замогильным эхом басит Клесса, из клюва выползают змейки синеватого пара, что не пар, а ужасный холод.
   Эгорд делает шаг вперед, указывает на груз.
   – Привез книги и другие вещи, как ты просил.
   – Благодарю, ледяной друг… Хорошо, что вернулся… Возрождение острова питает мой дух…
   – Как ты?
   – Держусь… Камалия всегда со мной… Если бы не она, давно бы сошел с ума… Она сдерживает мое уныние и жажду разрушать… Она – мой единственный смысл, душа и сердце…
   – Как она?
   Свечение в глазах Клессы становится ярче и жиже, как лава, завораживает и внушает желание опустить веки…
   Эгорд так и делает.
   В мыслях возникает сочная полянка: зелень травы, стайки бабочек, кустарники с ягодами, в листве деревьев поют птицы, пробивается золото лучей, а напротив Эгорда, в двух шагах, – Камалия…
   Жрица изменилась. Волосы укоротились до плеч, стали прямые, нежно-лазурные, как небо, длинную просторную одежду Светлого Ордена сменили облегающие штаны, остроносые сапожки до колен, изящный поясок и туника. Все белое, на тунике знак солнца, за спиной мантия, в руке тонкий, как лучик, посох, его венчает белый вытянутый тетраэдр, внутри сияет крохотное солнышко.
   На него смотрят чистые, как озера, голубые глаза, Камалия улыбается. Обнимает посох, взгляд уходит куда-то вниз.
   «Думала, плен в разуме Клессы будет бременем, наказанием за обращение к темной магии. Меня держал здесь долг жрицы, но оказалось… у него светлое прошлое и еще более светлые мечты. Но кровь демона не дает покоя. Чтобы вытащить его душу из лап темной половины, разбудить светлую, сама отчаянно старалась быть светлой, чтобы воодушевлять его. Бежала от мрачных мыслей, извлекала из глубин себя самое лучшее…»
   Камалия, обнимая посох крепче, переводит взгляд вверх, к зеленым облакам листвы.
   «Мы создали мир из наших воспоминаний и грез…»
   Эгорд прежде не видел Камалию такой счастливой.
   «Ты его любишь. И он тебя».
   Взгляд жрицы возвращается к Эгорду.
   «Рада, что ты вернулся, Эгорд».
   На щеках появляются тени ямочек, Камалия улыбается так солнечно, как никогда ранее, и поляна растворяется в белизне…
   Веки Эгорда поднимаются, белизну сменяет свет более мягкий – отблески ледяного интерьера. Снова Клесса, снова демонический взгляд… но от глаза по клюву тянется линия застывшей влаги…
   – Пора возвращать остров к жизни, – говорит Эгорд.
   Покидает мельницу с приятным трепетом в груди.
   И так всякий раз. Чувство, за которое не жалко сокровищ. Мельница заменяет Эгорду храм со святыней внутри. Там хранится любовь жрицы и полудемона! Побыть рядом с такой реликвией хотя бы пару минут – и это придает силы куда лучше заклинаний и зелий.
   В крепости Эгорд спускается в подземелье, на последний – третий уровень, самый темный и дикий.
   Воистину лабиринт. Найди загадочную дверь, что обнаружил Тиморис, без помощи оного затруднительно.
   Эгорд вновь пробует связаться с другом…
   Результат тот же.
   Разозлиться не удается только из-за свежих впечатлений от мельницы. Где этого шута бесы носят? Воркует с какой-нибудь наивной молоденькой жрицей, пытается разъяснить, что есть такой особый раздел бодрящей магии, требующий участия магов обоих полов… Интересно, он уже сообщил Леарит о доставке груза и найденной здесь двери? Надо спросить ее.
   Но не отзывается и Леарит.
   Это уже ни в какие ворота… Леарит откликается всегда, не обязательно применять Око, достаточно просто позвать мыслью, и Леарит отвечает, а иногда тут же телепортируется к Эгорду. Но чтобы глухое молчание даже на зов Ока…
   На сердце тревога.
   Леарит – богиня, и пусть в земном мире божественная сила уменьшилась, она по-прежнему могущественна, мало что может навредить. Да и что может случиться? На острове, кроме друзей и союзников, никого!
   Но затухать тревога не хочет. Колышется, лижет сердце как язык пламени, Эгорд думает отправиться на поиски, но лучи желто-белого света, что испускает ладонь, находят далеко впереди какое-то препятствие.
   Эгорд осторожным, но быстрым шагом приближается…
   То же самое, что показывал через «окольцо» Тиморис, – покрытая узорами дверь!
   Воин-маг подносит свет ближе.
   Тени в желобках узоров исчезают, Эгорд видит запутанные, как ветви густой кроны, линии. Разобрать рисунки сложно, но Эгорд присматривается, восприятие обострено зельем, выпил у входа в подземелье.
   В узорах различает сцены битв. Человек против человека, один против двух, один против толпы, группа против группы, а в других рисунках все то же, но врагами являются чудовища, среди них демоны и полудемоны, другие страшные твари, возможные разве что в больном воображении.
   Но во всех сценах одну из сторон представляет человек или люди, кто-то сражается на мечах, топорах, копьях, кто-то метает магические снаряды огня, льда, молний, но все сражаются. Вместе паутина узоров изображает грандиозную баталию.
   А в центре обособлена крупная сеть линий, что сплетается в… саффла – смесь человека и спрута.
   В сердцевине картины, на фоне саффла, гладкая стальная впадина в виде человеческой пятерни – замок. Эгорд умеет обнаруживать магические ловушки, но даже без нужного заклинания ясно, что их здесь как опят на пне, вкладывать ладонь в замок – самоубийство.
   Вскоре заклинание обнаружения ловушек подтверждает эту мысль. Даже слишком.
   Через Око Асимиры воин-маг связывается с Халлигом, рассказывает о двери. Жрец понимает с полуслова, уже во время рассказа направляется в подземелье, старшему жрецу с помощью поисковой магии пройти по следу Эгорда легче легкого, воин-маг уже слышит шаги, из тьмы выплывает силуэт в просторных белых одеждах.
   Халлиг внимательно осматривает дверь, прощупывают множеством заклинаний, лицо нахмуренное…
   – Верно, что позвали. Ловушек здесь на сотню незваных гостей.
   – Обезвредить можете?
   – Времени нужно много. Не меньше трех дней, да и то, если за ними не спрятаны другие, а это, скорее всего, так. В общем, не буду утешать, придется возиться около месяца. Опытному в ловушках магу.
   – В любом случае, придется мне.
   – Какие у вас навыки?
   – Обнаруживать могу, но обезвреживать – нет. Что ж, буду учиться, благо Светлый Орден снабдил книгами, артефактами, ресурсами для алхимии… Постепенно, не спеша, ловушку за ловушкой, когда-нибудь управлюсь.
   – Вы талантливы и упорны, Эгорд, но риск велик.
   – Не привыкать. К тому же, выбора нет. Кроме меня, некому. Тиморис не маг, Клесса не специалист по ловушкам, Камалия, возможно, что-то знает, но может лишь советовать, не покидает разум Клессы, а Леарит скована долгом богини – не вмешиваться в дела людей. Ну, а вы, старший жрец Халлиг, и другие жрецы сегодня уплывете.
   – С вашего позволения… остаюсь.
   – Что?
   – Уже сообщил братьям и сестрам. Думаю, опытный светлый маг лишним не будет. Помогу обезвредить ловушки, навести порядок на острове… и в головах, что касается магии. В конце концов, долг жреца – нести свет, помогать нести другим. Согласны приютить?
   – Это честь!
   – Честь для меня. Тем более, среди вас – младшая богиня света. Выполнять долг жреца рядом с ней… Честно говоря, остаться хотят все, но в мире сейчас тревожно, война закончилась только-только, жрецы нужны как воздух. Лечить, строить… Всюду разбойники и мародеры, время падальщиков, а Темный Орден – главнейшая из бед. Темные маги обозлены победой мира над демонами. Пока мир ранен, могут попытаться взять реванш. Одного старшего жреца на острове вполне достаточно, остальные спешат исполнять свою миссию. Провожу их и сразу займусь дверью.
   – Присоединюсь к вам, как только разыщу друзей. Буду рад помочь. Как думаете, что по ту сторону?
   – То, что очень хотели скрыть.
   Эгорд и Халлиг покидают подземелье. Халлиг собирает жрецов, Эгорд решает их проводить.
   Выходят из крепости, спускаются к берегу.
   Рядом с кораблем по-прежнему обелиск ящиков и тюков, жрецы предлагают помочь транспортировать груз в крепость.
   – Благодарю, – отвечает Эгорд, – но будет лучше, если я сам. Телекинез худо-бедно освоил, а ящики помогут навык закрепить.
   – Жаль, что вы не в Светлом Ордене, – вздыхает кто-то из жрецов.
   Эгорд улыбается.
   – Делаем одно дело.
   Жрецы возвращаются на судно, вокруг корпуса начинает мерцать прослойка магии, бухта со всхлипом отпускает корабль, волна взмахивает на прощание платком пены, Халлиг и Эгорд наблюдают за удаляющимся парусами, корабль очень скоро становится корабликом, а затем и вовсе точкой на горизонте.
   – Что ж, за дело, – наконец говорит Халлиг.
   Эгорд кивает.
   – Разыщу Леарит и Тимориса.
   Старший жрец и воин-маг возвращаются в крепость, Халлиг исчезает в подземелье, а Эгорд слоняется по этажам крепости в поисках Леарит. Пробует вновь через Око Асимиры, но тщетно.
   Бродит, как по коридорам и лестницам, по собственным извилинам в поисках догадки, где может быть Леарит. Вероятнее, в зале на пятом этаже. Тот понравился богине с первого дня, там Леарит и поселилась.
   Но почему не отвечает?
   Перед внутренним взором – зал. Большой как храм, для таких строят отдельные здания. Треугольных плиты золотого с черными крапинами камня зачарованы – источают облака мягкого света, заменяют факелы и лампы. Вдоль стен колонны, которые еще и статуи, левый ряд изображает демонов, а правый богов. Одна колонна в пантеоне демонов разрушена Эгордом в порыве злых воспоминаний, изображала Зараха… Колонны в дальнем конце зала главные: с одной стороны владыка демонов Ямор, с другой – верховный бог Малиин. А между ними на просторном помосте со ступенями плещет и бурлит треугольный фонтан, рядом сверкает большой серебристый треугольник стола, высокие мягкие диваны в золотой обивке. Там Леарит проводит время в думах и мысленном наблюдении за островом.
   Пока Эгорд вспоминал элементы зала, ноги привели к его воротам, воин-маг опускает ладонь на линию между створками, те от плавного, но сильного толчка раскрываются, Эгорд входит…
   И спустя пять шагов замирает, ладонь хватается за рукоять меча.
   Посреди зала вращается черная воронка, как та, через которую Эгорд однажды низвергся в царство демонов. Вихрь тьмы похож на глотку червя, всасывает воздух, а с ним и храбрость Эгорда, оставляя ужас.
   За воронкой, у помоста с фонтаном находятся те, кого искал: Тиморис слева, Леарит справа, оба висят в воздухе словно на невидимых виселицах, вокруг них ползают лентообразные черные тучи, оплетают по всему телу, не дают шевелиться, пленники лишь едва заметно покачиваются вверх-вниз.
   – Эгорд, беги! – кричит Леарит.
   – Скорее, Эгорд, – срывается на хрип Тиморис, – уноси ноги!
   Неведомая сила сжимает грудь, доспехи и ребра вминаются в мясо до боли, воин-маг вскрикивает, сила поднимает высоко над полом, швыряет вперед, Эгорд кувырком перелетает через портал как тряпичная кукла, падает с грохотом, чешуя доспехов скользит по плитам, проливает искры, трение останавливает Эгорда между Тиморисом и Леарит.
   Звук захлопнувшихся ворот, зубы стиснуты, воин-маг силится встать. Словно из ниоткуда лезут змеи черной энергии, оплетают тело, от них мерзкое ощущение сухой зыбкости, будто плоть превратилась в песок. Черная пыль поднимает Эгорда на один уровень с Леарит и Тиморисом, лицом к порталу. С этой стороны он такой же устрашающий. Смертоносная голодная бесконечность…
   – Наконец-то все здесь! – эхом разносится рычание. – Будете видеть страдания друг друга…
   Воздух между пленниками и порталом искажается, пол вздрагивает, словно туда спрыгнул огромный голем из прозрачного стекла.
   Магия невидимости.
   Участки огромного – в два раза выше и шире человеческого – тела один за другим выбрасывают черные тучки энергии, становятся видимыми, облако магической пыли втягивается воронкой, обнажает врага.
   Смесь человека и скорпиона…
   Хотя от человека лишь телосложение. Вместо кожи хитиновые пластины, за спиной извивается длинный как хлыст скорпионий хвост, жало разбрызгивает зеленый кислотный яд, на руках массивные клешни, какая-то из них и сжала Эгорду грудь.
   Морда похожа на лицо очень отдаленно: на голове и бровях шипы, глазницы как две глубокие чаши, в их мраке сияют зеленым огнем заостренные глаза, челюсти белые как снег, с них течет слюна, на щеках кривые жвала, их лезвия блестят зеленым ядом, как на жале, подрагивают в жажде вонзиться, впрыснуть смерть.
   Облачен демон в толстые черные доспехи. В нагруднике мерцает, будто звездная ночь, черный кристалл, от него исходит невероятная мощь… Эгорд чувствует: именно этот кристалл – источник энергии портала, оков, да и вообще всей силы демона.
   – Будете умирать долго и мучительно! – рычит демон.
   Эгорд вне себя от гнева.
   – Кто ты?!
   – Хафал Пожиратель Душ!
   Демон обводит клешней пленников.
   – Вы трое убили моего отца, великого демона Зараха!
   Не может быть…
   Перед ним сын заклятого врага, убийцы Витора, виновника войны и многих бед этого мира.
   Хафал разводит клешни, те лязгают как гильотины, хвост хлещет по полу, брызжут каменные осколки.
   – Я отомщу!

Глава 9

   Эгорд дергает частями тела в попытках выбраться.
   Хафал наблюдает с наслаждением, хвост покачивается как кобра, губы натягиваются вокруг челюстей в отдаленное подобие улыбки.
   – Зрелище забавное.
   Воин-маг будто шмель в паутине.
   – Откуда ты?!
   Хафал точит друг о друга лезвия клешней, словно потирает руки.
   – Грешницы попадают в царство демонов, их ждут всевозможные наказания. Одно из них – зачатие от демона. Демоны долго насилуют грешниц, что само по себе мучение, но в них проклевывается семя демона, и начинается самое интересное… Младенец вырастает в утробе за сутки! Медленные, но терпимые мучения, что обычно растягиваются на девять месяцев, сгущаются в часах, которые кажутся вечностью! Ребенок выкачивает из матери силы, после родов та умирает, а тело идет демоненку в пищу. Случается, матери выживают, даже дают отпор голодным чадам, за что получают демоническую силу – первый шаг, чтобы стать демонессами. Но моя мамаша умерла, как и все девки, которых поимел отец!
   – Дерьмо паучье! – кричит Тиморис.
   Ему в живот бьет жало хвоста, звук вспоротого металла, жало резко отстраняется, по доспехам течет красное и зеленое – кровь и яд. Пленник обмякает, в глазах выпученное стекло, рот открывается как у выброшенной на берег рыбы.
   Эгорд в ужасе.
   – Тиморис!
   – Нет! – стонет Леарит.
   Черные дымовые ленты вокруг Тимориса исчезают, мгновение полета, и воин с грохотом падает на спину. Тело в конвульсиях выгибается, руки и ноги дергаются, изо рта пена.
   Порывы тела Эгорда бешеные.
   – Убью!!
   Демон смеется.
   – Ве-е-есело! Мне грозит букашка, которую сам вот-вот раздавлю.
   – Тварь! – задыхается Эгорд.
   Доспехи и волосы Леарит излучают свет, лучи пытаются расщепить оковы, но змееподобные тучи становятся гуще.
   – Кара тебя найдет, демон…
   Хафал подходит к Эгорду, к голове пленника подплывает клешня. Кончик лезвия ложится на скулу… медленно опускается вниз, за ним остается красная линия, набухает и проливается ручейками. Эгорд стискивает зубы, взгляд хочет демона испепелить. Тот режет на другой щеке такую же линию, Эгорд в кровавых «слезах». Демон подносит к его лицу морду, жвала подрагивают в желании коснуться ран, впрыснуть яд, из зеленого светящегося тумана в глазах взирает будто все демоново племя…
   – Заслужить это удовольствие было непросто.
   Хафал бьет Эгорда локтем в живот, перед глазами темнеет, расплывается, тело рефлекторно пытается согнуться пополам, глотку выворачивает кашель.
   Демон ходит кругами, словно разминается. Предвкушает…
   – Дети Зараха, а их была тысяча, подросли, и начали друг на друга охоту. У великого Зараха должен быть только один потомок – самый лучший, самый сильный. Им оказался я, Хафал Пожиратель Душ! Убил всех братьев и сестер, чтобы отец мной гордился, но он не успел. Его убили вы!
   Жало свистнуло в опасной близости от лиц пленников.
   – Я обратился к владыке Ямору, чтобы пустил в земной мир свершить месть. Он сказал, с желанием отправиться туда обращается куча демонов. Ему надоело так, что стал бросать их в темницы, а то и просто рвать на куски без права на возрождение. Но моя причина заинтересовала, ибо с точно такой же просьбой – найти вас троих и убить – обратился кое-кто еще… Милита.
   Весть как холодная вода в лицо, Эгорд на какое-то время отстраняется от происходящего.
   – Владыка Ямор решил провести между нами дуэль, – говорит Хафал, – за право выйти в мир людей и отомстить. Я победил, но стерве удалось выжить и сбежать. С ней разобраться успею… Владыка Ямор не только позволил войти в земной мир, но и подарил доспехи. Демоны и боги при переходе в мир людей теряют огромную часть силы, но эти доспехи не только сохраняют демоническую силу полностью…
   Эгорд пытается применить заклинание льда – не выходит. Пробует снова и снова, меняет заклинания, вкладывает больше энергии… Получается лишь облако безвольных снежинок.
   – …но и подавляют магию, – заканчивает фразу Хафал. – Пока вы рядом со мной, ваши заклинания – ничто, а вы сами – ничтожные черви. Размажу как трех тараканов… Точнее, уже двух!
   Эгорд смотрит на Тимориса, тот выгнут неестественно, руки и ноги еще дергаются, но слабо, у живота лужа крови, рядом с головой широкое пятно пены, глаза такие, что заглядывать страшно…
   На плече Эгорда смыкается клешня, вынуждает вернуть взгляд к Хафалу, ярость не может вылиться в удары мечом, сжигает изнутри. Клешня сжимается, уши давит скрип мнущегося наплечника, Эгорд чувствует боль, но ярость ее поглощает. Сын Зараха сушит лицо воина-мага жаром дыхания, изо рта демона острая пепельная вонь. Клешня смыкается еще, наплечник разрезан как бумага, лезвия начинают погружаться в плоть.
   Со стороны Леарит демону в щеку вонзается пара белоснежных лучей.
   – Прекрати! – кричит богиня.
   Ее глаза сияют таким же светом, он пытается вырваться лучами повторно, но не выходит. Леарит выдыхает, голова склоняется на грудь, свет в глазах гаснет, обнажаются зрачки, в них блестит отчаяние…
   Лучи оставили на щеке демонакрохотный черный след.
   – Приятно видеть вашу беспомощность.
   Хафал задумывается.
   – Знаешь, человек, если изуродую тебя, умрешь и не увидишь страдания девки, а она хоть тебе и подружка, но не сможет мучиться из-за твоей смерти сильно. Она богиня, у ее породы, как и у демонов, чувство боли притуплено. Но если обрублю конечности сначала ей… Ты привязан к этой небесной суке больше, чем она к тебе, потому испытаешь столько боли, что буду в восторге! А она сдохнет не сразу, успеет глянуть, как режу тебя на куски, поэтому…
   Клешня отпускает руку Эгорда, демон переходит к Леарит.
   Ужас заставляет забыть о раненом плече, Эгорд пытается вырваться как заживо погребенный из могилы.
   Видел Леарит в плену, помнит, как богиня была прикована к полу в тюрьме демонов, как переливались серебром доспехи, сияли, как солнце, волосы, помнит, как не уставала бороться, пыталась порвать оковы, хоть и знала, что бесполезно. Поддерживала Эгорда, помогала не забыть себя, сохранить дух непокорным. Вот и сейчас Леарит прекрасна, неизменна, как боевое знамя. Какой бы хаос ни творился на поле битвы, знамя должно возвышаться, вдохновлять до конца.
   Хафал захватывает ее плечо клешней.
   Эгорд пытается себя раскачать, дергается изо всех сил, руки, ноги и голова словно хотят от туловища оторваться.
   Клешня сжимает руку Леарит, звук разрезаемого металла…
   Эгорд рычит, ревет, но высвободиться не может.
   Полумесяцы клешни сближаются еще, Леарит вскрикивает, брызжут красные капельки, одна из них на челюсти Хафала, он слизывает.
   – Да-а-а-а-а…
   Внутри Эгорда что-то надламывается, словно мир только что рухнул, а затем – взрыв ярости.
   В голове проносятся заклинания: ледяные, световые, телекинетические, все-все, что изучил за долгую и бурную жизнь. Безумный хоровод не может остановиться, Эгорд применяет заклинания без разбора, рвет их на лоскуты, сшивает по-разному, обрушивает этот бред на оковы.
   Безумие нарастает, Эгорд пытается спешно собрать из заклинаний одно глобальное, не понимая, что это даст. Может, просто хочет сойти с ума, совершить самоубийство, перегрузив разум…
   Дымовые змеи вокруг Эгорда с призрачным визгом растягиваются и… исчезают.
   Воин-маг приземляется на ноги.
   Клешня богиню отпускает. Леарит откидывает голову назад, по доспехам течет кровь. Клешня тоже в крови, Хафал поворачивается к Эгорду.
   – Вот как…
   Делает в его сторону шаги, ноги грохочут, хвост извивается.
   – Так даже интереснее!
   Воин-маг тянет ладонь к поясу, где меч, но Хафал с разворота бьет боком хвоста, Эгорд отлетает к фонтану, падает в его нишу, упругие хрустальные языки расплескиваются, излизывают ступени помоста, стол и стены, прикосновение воды как холодная освежающая пощечина на все тело.
   Эгорд прокручивает в голове формулы заклинаний, вода скапливается в летающие шары, они вытягиваются, превращаются в ледяные копья. Их стая залпом выстреливает в демона. Хафал закрывается клешнями крест-накрест, копья вдребезги, осколки осыпаются под ноги.
   Демон хохочет.
   – Человечек! Рядом с этим кристаллом даже самая сильная людская магия ничтожна. Бессильна даже богиня! Победить меня может лишь демон!
   Потолок над Хафалом превращается в белый лед, потрескивает, обрастает ковром колючек, пышет небесно-молочными клубами морозного воздуха. Площадь оледенения быстро разрастается, над Хафалом широченный пласт льда.
   Он с грохотом разбивается на глыбы, вместе с ними на Хафала падает Клесса, тело полудемона придавливает чистокровного сородича к полу, три щупальца скручивают клешни и скорпионий хвост, четвертое оплетает Хафалу ноги.
   – Демон, говоришь…
   – Пусти!
   – Тогда я рад… что демон хотя бы наполовину…
   Клесса расправляет крылья, от них ветер.
   – …и могу очистить мир… от такой гнили, как ты!
   Щупальца поднимают Хафала над полом и ледяными осколками, тот рычит, пытается вырваться, как недавно дергался Эгорд.
   – Уничтожу!!! – орет сын Зараха.
   Из кристалла в нагруднике лезут черные змеи дыма, такие же, что скручивают Леарит. Бутоном дугообразных траекторий змеи разворачиваются к Клессе, сотни черных призрачных челюстей впиваются в могучее тело, укусы самые настоящие, блестят, кровоточат.
   Стая тьмы набрасывается и на Леарит. От дымовых зубов на доспехах остаются вмятины, скоро доберутся до плоти.
   К Эгорду тоже летят змеи, но тот сосредоточен на кристалле в груди Хафала.
   Ладони воина-мага окутывает розовое сияние, с упором на согнутую ногу вытягивает с туловищем далеко вперед, к черному бриллианту. Ярость перемешана со спокойствием, дает бешеный поток энергии, разум методично извлекает из памяти выточенное в тренировках заклинание, ярость вливается в него как жидкий металл в форму.
   Змеи подлетают вплотную, начинают кусать, по телу вновь гадкое чувство зыбкости, но все внимание на кристалл. По лицу бегут горячие капли, бело-розовый свет ладоней насыщенный, шипение змей заглушено шипением энергии, и такие же розовые хлопья набухают на кристалле…
   Перекачанные магией ладони сжимаются в кулаки, резкое движение назад, как если бы Эгорд вырывал застрявший в стене меч, кристалл из оправы в нагруднике с треском вырывается.
   Хафал взвывает, выгибается как лук, Клесса держит с трудом. Змеи оставляют жертв, начинают метаться в панике, не понимают, куда делась связь с хозяином, кому подчиняться. Кристалл парит в розовых облаках телекинеза, Эгорд плавно сближает ладони, затем резкое движение – так обычно комкают снег, – и кристалл звонко лопается, осколки брызжут по залу.
   Доспехи демона превращаются в пепел, змеи разрываются на обычные дымные лоскуты, втягиваются порталом, воронка визжит как свинья, которую режут, скручивается в клубок размером с арбуз, затем с орех, исчезает.
   Леарит загорается солнечным светом во много раз ярче, спина выпускает сотканные из мощнейшей энергии крылья, раны заживают, доспехи восстанавливаются.
   Хафал рычит, дергается словно живой кокон, который изнутри прогрызают десятки молодых пауков, с демоном происходят болезненные метаморфозы. Клесса отпускает, Хафал падает, корчится на полу так же, как корчился Тиморис, но гораздо мучительнее.
   Эгорд бросается к другу.
   Богиня на крыльях тоже устремляется к Тиморису, но через брешь в потолке с неба бьет молния, глыба льда между богиней и умирающим человеком разрывается, летящие обломки в объятиях трескучих сеточек электричества тают, на пол проливается парующий кипяток. Леарит вынуждена остановиться.
   – Боги запрещают вмешиваться…
   Эгорд падает на колени рядом с Тиморисом, пальцы судорожно роются в торбе у пояса, на свет появляется пузырек толстого стекла с лиловым соком внутри, похож на волшебную сливу. Воин-маг срывает колпачок, фиолетовый ручей стекает по пересохшим губам Тиморису в рот, его глаза по-прежнему бессмысленные, как у рыбы…
   Ворота зала распахиваются, вбегает Халлиг.
   – Халлиг, сюда! – кричит Эгорд.
   Белый силуэт приближается, знак солнца на груди быстро превращается из золотой точки в круг золота с руками помощи вместо лучей, Халлиг бегло осматривает разрушения и присутствующих, без лишних вопросов оказывается рядом с Эгордом, ладонь жреца опускается Тиморису на лоб.
   – Что с ним?
   – Отравлен ядом демона, – говорит Эгорд. – Дал противоядие, не знаю, поможет ли…
   Ладонь Халлига начинает излучать свет, жрец опускает веки…
   – Яд очень сильный… Вылечить смогу, но нужно все мое внимание.
   – Конечно, – шепчет Эгорд, осторожно отстраняется, – только бы выжил…
   Мир перед Эгордом покачивается, лицо мокрое, упрекает себя, что за годы изучения магии так и не выучил даже самого простого заклинания исцеления. Гнев держит, Эгорд оборачивается к Хафалу.
   Демон еще дергается в агонии, но слабо, согнут как младенец в утробе. Размеры сдулись до человеческих, хитиновые пластины сохранились местами, но большая часть тела покрыта очень смуглой, красноватой, но все-таки кожей. Клешни превратились в пятипалые кисти, морда стала чуть менее демонической: шипы и жвала укоротились, зубы тоже, глазницы уже не столь глубокие, в сияющей ядовитой зелени глаз очертились зрачки. Но хвост, хоть и короче, такой же опасный, похлестывает плиты, отпечатываются зеленые кляксы.
   Хафал смотрит на свою руку, пальцы с дрожью подгибаются как лапы умирающего скорпиона.
   – Ничтожное тело! Как вы, людишки, живете в такой слабой плоти? Ненавижу…
   Горло Хафала сжимает рука Эгорда, поднимает в воздух.
   Ноги демона слабо дергаются, пытается разжать хватку бывшего пленника, но превращение ослабило крайне, сейчас грозного сына Зараха может забить палками стайка мальчишек.
   Хвост атакует, но в мизинце от лица Эгорда жало замирает, хвост покрывается скорлупой льда, корка переползает на тело демона, лед растет, вмерзает в пол. В ледяной оправе Хафал почти не шевелится, ножны Эгорда с лязгом покидает меч, в горло демона упирается острие.
   – Убей, Эгорд, – говорит Клесса.
   – Зло должно быть истреблено, – влетает в сознание голос Леарит.
   Жажда мести наполняет, но Эгорд сдерживается, иначе бы жажда свела с ума. Перед глазами вереница видений: как умирал Витор, как покончила с собой и превратилась в нежить Милита, как погибли жители острова вместе с Наядой, а затем и ее отец Удараг, как мерзко хохотал Зарах…
   Воин-маг надавливает на рукоять, острие входит в плоть, по шее Хафала сбегает капля крови. Хочется, чтобы подох не сразу: помучился, осознал неизбежность…
   Но сыну Зараха не страшно. Взгляд полон издевки.
   – Убей, – смеется Хафал, почти как Зарах. – Нас много, вместо меня придут другие!
   Эгорд помнит, что чувствовал после смерти Зараха. Не спал ночами, заливал кошмары вином, бродил по улицам заново отстроенного Старга в унынии, воображение тысячу раз воскрешало Зараха, а затем убивало со зверством, какому позавидуют демоны. Порой Эгорд выходил ночью в поле, его заклинания создавали ледяные копии Зараха, воин-маг рубил, ломал, крушил, топтал, жег светом, но гнев отпускал ненадолго.
   Эгорд убил Зараха… но не отомстил.
   И теперь боги подкидывают того, в чьих жилах кровь заклятого врага, делают щедрый дар, шанс исправить ошибку – отомстить по-настоящему!
   – Эгорд, в чем дело? – спрашивает Леарит вкрадчиво.
   Клесса вздымает крылья, будто громадные тесаки палача, в движениях читается желание прикончить Хафала лично.
   – Почему медлишь?
   Эгорд на какое-то время перестает видеть Хафала и все вокруг, погружен в себя…
   Поднимает голову.
   Клинок от горла демона отплывает, Эгорд приказывает льду рассыпаться, Хафал падает в ледяное крошево, оно хрустит под тяжестью тела, Хафала трясет кашель, слабость сгибает в кольцо.
   Эгорд смотрит на демона с интересом и холодом алхимика, который взирает на подопытную крысу.
   – Его нужно запереть.
   Дыхание Клессы задерживается, в тишине едва слышно гудят исцеляющие заклинания Халлига. Воин-маг смотрит, как старший жрец творит магию над Тиморисом, тот накрыт пузыристым коконом мягкого света, будто внутри огромной капли меда…
   – Зачем? – говорит Клесса. – Эгорд…
   Плиты пола, где возвышается Эгорд, медленно наливаются светом, это подлетела сзади Леарит, наплечник воина-мага нагревается от опустившейся на него ладони.
   – Эгорд, что ты задумал?
   Клинок возвращается в ножны.
   – Месть.

Глава 10

   Халлигу пришлось отвлечься от обезвреживания ловушек в подземелье, третий день тратит половину времени на выхаживание Тимориса. Тот лежит в своей комнате под коконом исцеляющей энергии, Халлиг регулярно подпитывает, Эгорд помогает.
   В процессе лечения старший жрец учит воина-мага целительным заклинаниям, крайне сложные, но за страстным желанием вернуть Тимориса сложность Эгорд почти не замечает. Халлиг не устает дивиться упорству и выносливости ученика, тот вникает быстро, спустя несколько часов творит заклинание на уровне, какой младшие жрецы достигают не раньше, чем за неделю.
   Тиморис медленно, но верно идет на поправку. Первый день валялся без сознания, на второй глаза открылись, был как сонная черепаха, молчал, но происходящее воспринимал, а к вечеру губы смогли изогнуться в улыбке. Сегодня начал ворочать языком, сумел выговорить «Ямор вас дери», «мать бесова» и «девочки».
   Старший жрец делает для себя посох. Его можно начинить энергией и заклинаниями, а также наделить способностью заряжаться от окружающего мира самостоятельно, без внимания хозяина. У Эгорда роль посоха играет меч, именно благодаря нему создавать сложные заклинания воин-маг способен за мгновения и без титанических усилий.
   Демона бросили за решетку на втором подземном этаже. Уж чего-чего, а тюрем в подземелье с избытком, там бывшие хозяева крепости держали друзей Эгорда – саффлов, те сейчас являются частью разношерстого народа под названием Сумеречные.
   Хафал очнулся к ночи. Все темное время суток по крепости разносилось рычание и вой. Даже когда Эгорд лечил Тимориса, ступни ощущали, как пол дрожит: плиты проводили эхо от ударов Хафала по решетке и стенам камеры.
   Яд этой твари невероятно сильный. Чтобы справиться с ядом Зараха, довольно было осушить пузырек с противоядием, но дрянь, что отравляет кровь Тимориса, покидает его крайне неохотно, в течение дней, под напряженной и ювелирной работой двух магов…
   Сейчас Хафал более-менее успокоился, вряд ли от душевных перемен – просто вымотался, пить и есть пока не дают. Однако время от времени демон молотит по стенам, те расцвели черными трещинами, пропитались зеленой влагой от ударов жала, кое-где даже обвалились, возникли насыпи и ниши, но подземелье внутри горы – гигантская каменная толща. Чтобы пробить выход, надо раскрошить десятки метров сплошного гранита, все равно что жуку пытаться прогрызть брюхо дракона.
   Прутья решетки во вмятинах и царапинах, Халлиг на всякий случай их зачаровал, чтобы не гнулись и при каждом ударе шарахали демона молниями. Но того боль разрядов не пугает, он хлещет по клетке хвостом, а то и врезается всей тушей, хотя согнуть и впрямь не удается.
   Хафал валяется на полу ничком, тело от дыхания вздымается и опускается, хвост шевелится вяло, как старая змея, пальцы вонзаются в раскрошенную твердь, зачерпывают, сжимают горсти до хруста.
   Сквозь прутья взирают Эгорд и Леарит.
   Руки воина-мага сложены на груди, доспехи покрыты пленкой изморози, так случается, когда Эгорд погружен в холодные расчетливые думы, взгляд сосредоточен на демоне.
   Богиня парит в облаке света, серебро волшебных доспехов переливается живыми бликами, участки из твердых становятся жидкими и обратно, подстраиваясь под движения. Волосы разлиты по спине, плечам и груди как ручьи солнечной лавы, глаза меняют цвет, неуловимо – как бриллианты в лучах.
   Леарит переводит взор на Эгорда.
   – Твоей задумки по-прежнему не понимаю, – говорит мягко. – Зачем тебе Хафал-пленник?
   – Отомстить.
   Молчание…
   – Намерен пытать?
   Эгорд создает на ладони миниатюрную статуэтку Хафала изо льда, пальцы сжимаются в кулак, фигурка лопается, треугольнички водяного стекла звенят о стены, испаряются в лучах Леарит, пламени настенных факелов и чарах решетки.
   – В каком-то смысле.
   – Эгорд, это не…
   – Не выход, понимаю, но и ты пойми, Леарит…
   Воин-маг поворачивает лицо к богине.
   – Можно сколько угодно бегать от себя, да толку мало. Язва в душе не заживает, ноет, и просто не замечать – не лекарство. Если с душевной бедой не разобраться сейчас, рано или поздно прорвет, и то, как это случится, вряд ли понравится и мне, и тебе, и остальным… Такое нельзя оставлять на потом. Зарах мертв, но покоя нет, чувствую ясно, а значит, месть не свершилась. Убийство Зараха решило много проблем для мира, но не погасило огонь в моей груди. А теперь я понял, что должен сделать.
   – Но что?
   – Если получится, слова будут лишними – увидишь. А если нет… Что ж, исполню то, чего хочется всем, – убью демона. А пока… доверься мне, Леарит.
   Богиня плавно взмахивает ресницами, на губах рождается мягкая улыбка. Леарит кивает, ладонь опускается Эгорду на плечо, ее окутывает аура света.
   Эгорд рад, что Леарит не стала задавать вопросов, сомневаться, ей хватило мгновения понять и принять его волю. Сердце наполнено благодарностью, хочется накрыть ее ладонь своей, но Эгорд сдерживается. Кивает, улыбается в ответ.
   Взгляды вновь обращены к Хафалу, но мыслями воин-маг с Леарит…
   Из глубин памяти всплывает Наяда. Эгорд не может, да и не хочет ее забыть, одни из самых прекрасных эпизодов жизни, но воспоминания о Наяде, как барьер, возникают перед глазами всякий раз, когда Эгорд смотрит на Леарит или думает о богине слишком долго. Чувствует, что Леарит ему небезразлична не только как друг и соратник… но играть с мыслями боится, гонит прочь. Если мысли будут слишком яркими, живыми, прочувствованными, Леарит может случайно прочесть, к тому же… между ним и богиней – Наяда. Жизнь продолжается, не надо цепляться за прошлое слишком отчаянно, но через образ Наяды переступить Эгорда не решается. Не хочет оскорблять память о ней. Мысль о Леарит как о девушке отдается в сознании эхом предательства…
   Да и Эгорд – слабый человек, не ровня богине.
   На следующий день Тиморис выздоравливает окончательно, Эгорд находит его на берегу, тот, уперев ладони в бока, созерцает волнующийся горизонт океана, по сапогам лижут прозрачные водяные языки, на металле остаются белые разводы соли. Воин выглядит непривычно задумчивым, брови нахмурены, взгляд заостренный…
   Эгорд становится рядом, руки складываются на груди, поза обретает такую же величественность, в свете вечерних сумерек оба воина как медные изваяния братьев-философов. Крики чаек и шум волн неспешно ведут счет времени…
   – Как себя чувствуешь? – спрашивает Эгорд.
   Молчание…
   – Странно, – наконец отвечает Тиморис.
   – И в чем странность?
   Тиморис усмехается.
   – Чудак! Если б знал, не чувствовал бы странно.
   Эгорд улыбается.
   – Логично.
   – По крайней мере, на здоровье не жалуюсь. Вы с Халлигом крутые маги, снимаю шляпу. То есть, шлем.
   Друзья смеются, жидкое золото заката течет по гребням волн, верхушка неба едва заметно начинает перекрашиваться в розовый.
   Эгорд вздыхает.
   – Не каждый день зависаешь между жизнью и смертью.
   – Я человек простой, душу исцелить – дело плевое. Бутылку винца да пару-тройку девочек… Нет, дюжину! И буду как огурец.
   Эгорд улыбается, качает головой: можно быть спокойным, Тиморис в порядке. Тот пихает Эгорда локтем в бок.
   – Просил же, привези девочек, так нет же, друг Тиморис, иди лучше потискай томик светлой магии! Жестокий человек, Ямор тебя…
   – Между прочим, перед отплытием жреческих судов по крепости гуляло как раз около дюжины светлых жриц.
   – Серьезно?! Вот же… Хафал, Ямор его дери! Не мог нагрянуть чуть позже, мститель тухлый! Эгорд, какого беса ты оставил его в живых?
   – Помучить.
   – Да-а-а?
   – Не так, как представляешь пытки ты, но поверь, Хафалу будет больно. Только не сразу, надо подождать.
   Лицо Тимориса искривляется довольной гримасой.
   – Что-то задумал, да?
   Эгорд кивает.
   Друг похлопывает по плечу.
   – Ладно, выпытывать не буду. Надеюсь, тратишь время не зря.
   Минут через десять подошвы Эгорда звенят о ледяной хрусталь ступеней на мельничном крыльце, воин-маг запрокидывает голову, смотрит на замшелые от инея крылья, те пролетают в облаках мороза.
   Клесса, как обычно, на самом верхнем ярусе, вдоль стен в ледяных оправах покоятся щупальца, Эгорд неспешно поднимается, Клесса в привычной полудреме, на границе между реальным и мысленным мирами, полотна крыльев отдыхают в ледяных нишах, перья как кинжалы в ножнах колючего снега. Сквозь прорези клюва струится холодное дыхание, под веками клубится огонь.
   На полках изо льда теснятся книги, на ледяном столе шеренги и колонны разноцветных реактивов в колбах, паутины трубок, стопка книг, развернутые свитки…
   – Здравствуй, – говорит Эгорд.
   Голова Клессы со звуком лопающейся ледяной корочки приподнимается.
   – Приветствую, ледяной брат.
   – Извини, что не заходил. Лечение Тимориса отнимало время, нужно было заниматься обустройством крепости, следить за демоном…
   Дыхание Клессы замирает. Мгновения тишины…
   Из ноздрей и клюва вновь течет морозный туман.
   – Все хорошо, я не одинок.
   – Тебя, наверное, разозлило мое намерение оставить Хафала в живых, тем более, пленил его и спас всех именно ты, но…
   – Все хорошо, Эгорд… Я ведь тоже был демоном. И сейчас… Жажда крови порой охватывает, но Камалия направляет в полезное русло… Во время войны Камалия могла меня убить, и была бы права, но оставила в живых… Извини за разрушенный потолок.
   – Не бери в голову. Запечатал пробоину льдом, теперь в зале гораздо светлее и красивее.
   Клесса выдыхает облако холода, оно уплывает через окно, его пронизывают малиновые вечерние лучи.
   – Порой только плохое и может натолкнуть на хорошую мысль.
   Наблюдают, как за растворяются в уличном воздухе витки морозного тумана.
   – Может… у тебя и получится.
   Эгорд пожимает плечами.
   – Время покажет.
   – Желаешь видеть Камалию?
   – Да.
   Помещение проваливается во тьму, лишь глаза Клессы сияют огненно, но затем плавно исчезают, а вокруг стремительно светает.
   Эгорд на зеленой полянке, трава чуть выше щиколоток, сверкает золотым жемчугом росы, на пестрых цветках помахивают крыльями не менее пестрые бабочки, поляну окольцовывает гурьба деревьев, лучи пронизывают мясистую листву, воздух разрисован желтыми и зелеными полосками света.
   В центре крошечный пруд с сияющей розовой водой, его окружают светло-серые камни, напоминают гигантские горошины и бобы, облеплены островками зеленого мха.
   На камне сидит Камалия, ладонь зачерпывает дрейфующую на воде розовую кувшинку, та прозрачная как призрак, жрица подносит волшебный цветок к лицу, рассматривает со всех сторон…
   Ладонь подкидывает, а губы слегка дуют на лепестки, кувшинка взлетает, парит, на нее усаживаются три бабочки.
   Камалия обращает лицо к гостю, волосы цвета неба покачиваются, проводят блики.
   – Здравствуй, Эгорд.
   Улыбка.
   Такая же касается губ Эгорда.
   – Здравствуй.
   Жрица с последней встречи не изменилась. Под белой мантией белая облегающая одежда, на груди знак солнца – золотой круг в лучах, похожих на протянутые руки. К камню прислонен изящный белоснежный посох, его венчает продолговатый тетраэдр, внутри ярко светит звезда.
   – Сын Зараха пытался вас убить, но ты пощадил… как я пощадила Клессу.
   – Это не пощада. Наоборот.
   – Что хочешь делать?
   – Мстить.
   Камалия смотрит на Эгорда.
   – Не знаю, что ты задумал, могу лишь догадываться… Но верю, что справишься и с этим противником. Не позволяй злу поглотить тебя, как случилось с Милитой.
   Эгорд кивает в легком поклоне.
   Жрица с камня поднимается, пальцы оплетают посох. Его тетраэдр описывает над головой круг, за ним тянется след золотых искорок, хрустальный перезвон, искорки разлетаются как тополиный пух, оседают на плечах и волосах Камалии, на травинках, лепестках, листьях, от касания с розовой водой превращаются в новые призрачные кувшинки.
   Золотые светлячки ложатся и на Эгорда, тот ощущает волну прохладного щекочущего умиротворения…
   Жрица улыбается.
   – Да хранят тебя боги.
   – Благодарю, Камалия.
   На пальце Эгорда начинает мерцать Око Асимиры.
   – Эгорд, у нас проблемы, – говорит «окольцо» голосом Халлига.
   – В чем дело?
   – Демон сбежал.
   Если бы не успокаивающее действие искорок, Эгорд бы выругался.
   – Как случилось?
   – Лучше тебе взглянуть. Я у его камеры.
   – Сейчас буду.
   Эгорд переводит на Камалию виноватый взгляд, та легонько кивает.
   – Буду ждать, Эгорд. Береги себя!
   Спрятанное за листвой солнце обрушивается в стремительном закате, лучи резко наклоняются, их окрашивает багр, поляна и жрица в оттенках клубники, выцветают мраком, в черной глуби загораются глаза Клессы, появляется он сам, ледяное помещение, Эгорд слышит работу мельничного механизма.
   – С демоном будут проблемы, – говорит Клесса.
   Воин-маг вздыхает.
   – Уже.
   Вскоре ноги несут по горной тропе к крепости, наплечники громыхают, чешуйки панциря дружно позвякивают, воин-маг на ходу осушает флакон бодрящего зелья.
   Как это отродье скорпиона могло сбежать?! Прутья зачарованы, стены, пол и потолок пробить нельзя, Эгорд специально подобрал камеру с края подземелья, ее со всех сторон, кроме решетки, окружают гранитные слои непреодолимой каменной толщи.
   Надо предупредить Тимориса, а то Хафал наверняка воспользуется шансом повторить возмездие…
   Воин-маг пытается связаться с другом через «окольцо», но по ту сторону вновь безмолвие.
   На сей раз Эгорд сдержаться не может, по склону разносится череда крепких словечек, Эгорд ускоряет бег.
   Крепость заглатывает фигурку в доспехах, Эгорд пикирует по лестнице на второй этаж подземелья, перед глазами разворачиваются плиты коридоров, дергаются повороты, нужный коридор тянется долго, пылают зачарованные несгораемые факелы, отсветы растягиваются на тюремных прутьях, арочные решетки как челюсти. В конце поворот, за ним Эгорд чуть не врезается в спину Халлига.
   Старший жрец творит заклинание.
   Пасть камеры, где был Хафал, пуста, решетка поднята, в задней стене пробоина, черную дыру окаймляет пышная борода обломков.
   – Не может быть, – шепчет Эгорд.
   – Выходит, может, – говорит Халлиг, не переставая ткать заклинание. – Не думаю, что демон крошил стены, чтобы сбежать. Просто выплескивал гнев. Но за стеной оказался не очередной слой камня, а пещера.
   Халлиг заканчивает сплетать из солнечных нитей человекоподобную фигуру, Эгорд узнает в световом големе Хафала, копия демона из светящихся контуров расправляет хвост, шевелятся лезвия жвал.
   – Поисковый фантом, – объясняет жрец. – Поможет пройти по следу настоящего.
   Солнечный призрак подбегает к бреши, кулаки и хвост начинают яростно бить пустоту, как если бы стена была на месте. Фантом показывает события прошлого: Хафал точно так же молотил камень, рычал в потолок, только фантом делает все без звука.
   Призрак демона отскакивает назад, на морде читается враждебное удивление, наверное, так Хафал отреагировал на обрушение стены, удивление сменяется довольной и коварной ухмылкой, фантом бросается в черную глотку.
   Халлиг срывается с места.
   – За ним!
   Руки воина-мага покрываются инеем, готовы в случае чего метать лед, Эгорд следует за исчезающей во тьме белой мантией.
   Резко сдавливает чернота, Эгорд первые секунды не ориентируется, просто бежит за мелькающим куском ткани, глаза постепенно привыкают, свет от нитей фантома выхватывает ломаные линии пещеры, та извивается, норовит ударить по голове выступами низкого потолка, каменная кишка уходит вниз.
   Бегут цепью: Эгорд за Халлигом, Халлиг за призраком, на более-менее прямых участках Эгорд видит только темный силуэт жреца, как луну на фоне солнца во время затмения, фантом виден лишь короной лучей, но на крутых поворотах Эгорд успевает заметить золотую фигуру бегуна, широкий размах рук и ног, танец хвоста…
   Вырываются на широкую земляную площадку, освежает шипение подземной реки, горбатая бурлящая спина водяной змеи пересекает площадку поперек, уползает в тесный провал, а начинается водопадом в два человечьих роста. Призрак могучим прыжком перелетает реку, солнечные лапы мчат по еще одной земляной площадке, к входу в другую пещеру.
   Халлиг останавливается, взор обращен к водопаду.
   Эгорд обгоняет, сапоги уже вминают в берег камушки рядом со следами настоящего Хафала, воин-маг оборачивается.
   – Халлиг, в чем дело?!
   Жрец сбит с толку, по суровому выражению лица видно, что пытается собраться, кисть тычет в вал падающей воды.
   – Там что-то есть.
   – Но Хафал ушел дальше!
   – Не понимаю… Эгорд, за водопадом какой-то мощный источник энергии.
   – Но Хафал…
   – Беги один! Я должен узнать, в чем дело! Да хранят тебя боги!
   – Будь осторожнее!
   В голове Эгорда роится всевозможная ругань, он бросается через реку, под ногами намораживается ледяной мост, воин-маг спрыгивает на другой берег, фантом меркнет под тенью пещерного рта, Эгорд, не щадя дыхания, грохочет сапогами, от них стреляют клочья земли, призрак исчезает за поворотом.
   Проклятье!
   К пещере тянется цепь глубоких вмятин, следов Хафала, Эгорд несется по ним.
   Влетает в гигантское черное пятно входа, утяжеленное сталью тело врезается в поворот, под гром пластин на плечи и шлем осыпается земля, Эгорд кашляет, взгляд успевает задеть ауру света в левом из трех ответвлений, за поворотом, воин-маг кидается туда.
   Погоня как нить, натянутая до предела: если разрыв увеличится чуть-чуть, нить лопнет, продолжать погоню станет невозможно. Бесконечная череда поворотов, на каждом Эгорд успевает разглядеть в конце коридора слабое эхо света, в то время как источник скрыт за поворотом глубоко, почти недосягаемо, и расслабиться нельзя даже на миг. Эгорд глотает пыль, задыхается, таранит стены, швыряет тело во мрак, нет времени даже нащупать в торбе зелье силы, сердце вот-вот выскочит…
   Очередной поворот, коридор, в глаза врывается комок света, Эгорд мысленно ликует, частота шагов слегка уменьшается. Коридор переползает поперек корень какого-то растения, и Хафал, скорее всего, споткнулся, фантом сию неловкость послушно повторил. Эгорд подбегает, призрак поднимается, голова в ярости дергается, хвост угощает стены парой ударов, Хафал-близнец возобновляет бег в момент, когда Эгорд перепрыгивает корень.
   Наконец-то!
   Темп можно сбавить, воин-маг распечатывает пузырек зелья, выпивает, по всей полости рта леденящая сладость, силы возвращаются быстро.
   За поворотом сумрачный свет с поверхности, фантом и Эгорд приближаются, узкий лаз обложен здоровенными валунами, призрак с ловкостью паука выкарабкивается, воин-маг менее умело лезет следом.
   Под череп вливается гул ветра, Эгорд выпрямляется, край неба кровоточит, остальная бездна от запада к востоку плавно синеет, у кромки скал мерцают первые звезды, за спиной высится гора, необъятная каменная туша увенчана черным силуэтом крепости, Эгорд выбрался у подножия, по другую сторону от тропы, эта половина утоплена в тени.
   Солнечные линии фантома извиваются далеко справа, прыгает с камня на камень, огибает гору, ноги толкают воина-мага в том же направлении, на гранитных глыбах следы: смятая пленка лишайника, безобразные ямки от кислоты, брызнувшей с жала.
   Свет Хафала-двойника становится тусклым: энергия кончается!
   Вновь пробует связаться с Тиморисом, в ответ молчание.
   Только не это…
   Воин-маг удваивает скорость, расстояние между ним и фантомом сокращается, последний несется вдоль подножия в тени горы точно по следам оригинала, золотая цепь хвоста виляет, жало разбрызгивает медные капли, имитация ядовитой кислоты летит в углубления от кислоты настоящей. Призрак меркнет еще и еще, очертания истончаются, уже коричневые. Заклинание может погаснуть до того, как фантом доведет до цели, а вереница следов отчетлива не везде…
   Шагах в двадцати дальше – высоченная глыба, следы заворачивают за нее, кусок земли там захвачен остатками закатного света, Эгорд видит на той земле широкие бордовые кляксы.
   Нет!
   Фантом добегает до поворота, встревает так же резко, как Эгорд, лапы разводятся, туловище на полусогнутых подается чуть назад, так Хафал удивился, когда встретил кого-то сразу за глыбой. Призрак хищно сгибается, жвала в разные стороны, хвост начинает метаться бешеной гадюкой, угасающий фантом прыгает за каменный занавес.
   Так и началась битва, судя по бордовым пятнам, уже отгремевшая.
   Рука обрастает льдом, ножны с лязгом опустошаются. Эгорд разрубит Хафала на мелкие кусочки, плевать на идею долгой изощренной мести! После того, что тварь сделала, Эгорд сначала отрубит конечности, пластик за пластиком, словно кухарка морковь, а затем добьет как-нибудь мучительно, чтобы умирал еще час!
   Воин-маг выбрасывается на свет, готов увидеть изуродованный труп Тимориса, принять атаку демона.
   – О, Эгорд! – слышит знакомый голос, запыхавшийся, но радостный. – Ты чуток опоздал.
   Тиморис на корточках, живой и здоровый, лицо в каплях, но довольное, пучок сухой травы в руке протирает саблю.
   – А я только что уложил это чучело спать.
   Воин досадливо потряхивает кистью, сустав ноет после мощного удара.
   – Не такое уж оно грозное, разве что чаек пугать.
   Эгорд наваливается на глыбу, руки повисают как тряпки, от резкого перепада с катастрофы на облегчение мышцы вмиг ослабли.
   – Тиморис…
   Между друзьями валяется Хафал, без сознания, вроде бы живой, тело растянуто навзничь. Кончик хвоста отрублен.
   – Нет, без крутых доспехов тоже дерется неплохо, – уточняет Тиморис, задумчивое выражение сменяет ухмылка. – Но очень уж хотелось поквитаться за вспоротое брюхо.
   Губы Эгорда растягивает улыбка, голова запрокидывается на камень.
   – Эгорд, а что делать с этим?
   Тиморис брезгливо, будто дохлую крысу, вынимает из травы обрубок хвоста, тот покачивается, крюк жала роняет зеленую каплю.
   Эгорд морщится, наводит на обрубок ледяную руку, опасный трофей заключается в прозрачную голубую сферу, она падает, но Тиморис успевает подхватить, рожа изумленная. Воин-маг с неохотой отталкивает себя от глыбы, ноги грохочут, плетутся к Тиморису, меч возвращается в ножны.
   – Надо отнести в лабораторию.
   Тиморис пожимает плечами.
   – Да на здоровье. Тоже мне, добыча! Я бы на правах победителя выпытал рецепт какого-нибудь демонического пива… Хотя нет, ну его! От этого пойла еще рога вырастут!
   Протягивает ледяной шар Эгорду, тот тянет руки принять, но на пальце мерцает Око Асимиры, воины замирают.
   – Эгорд, – говорит «окольцо» голосом Халлига, – отзовись.
   – Слышу, Халлиг.
   – Ты в порядке?
   – Да. Демон с нами. Со мной и Тиморисом, временно не опасен. Тиморис обезвредил в одиночку, даже не пришлось вмешиваться.
   – Вот такой я грозный! – докрикивает Тиморис до «окольца», физиономия довольная.
   – Хвала богам! – выдыхает жрец, но затем сообщает тревожно: – Я нашел кого-то…
   Эгорду передается тревога, довольную гримасу Тимориса сменяет недоумение.
   – Кого? – спрашивает воин-маг.
   – Не знаю… Тебе лучше взглянуть, возвращайся к реке.
   – Сейчас буду.
   Эгорд наращивает вокруг запястий, лодыжек и поясницы Хафала оковы крепчайшего магического льда, обычными усилиями не сломать, разворачивается, сапоги громыхают в сторону глыбы, за поворот, по цепочке следов.
   – Эй! – слышит Тимориса. – А мне что делать?
   – Отнеси жало в мою комнату, демон не сбежит.
   Спустя четверть часа Эгорд выходит на площадку перед подземной рекой, шипит вода, течение поблескивает волокнами, ледяной мост тоже рассеивает свет, но неподвижный, в виде лучистых звездочек, на берегу силуэт в складках: белые выпуклости, тени впадин, золотой знак солнца. Посох теснит черноту солнечными стрелами.
   Эгорд приближается.
   – Кого нашли, Халлиг?
   Жрец создает световой щит, его будто заворачивает в себя гигантский золотой еж, Халлиг разворачивается к реке.
   – За водопадом. Советую сделать так же.
   Воин-маг прячется в солнечную сферу, идет за жрецом, они проходят сквозь водопад, шипит испаряющаяся вода, лозы тумана расступаются, Эгорд видит Халлига, тот уже без щита, Эгорд гасит свой.
   Пещера. Из стен торчат голубые кристаллические минералы.
   Халлиг шагает вперед, Эгорд за ним.
   – Здесь и впрямь очень мощный источник энергии, – говорит жрец. – Энергии ментальной. Мы плыли к острову, и ты рассказывал о саффлах, существах, в жилах которых смешалась кровь людей и спрутов. Рассказывал, что способны управлять эмоциями и мыслями, насылать галлюцинации, подавлять волю… Подозреваю, сила, скрытая здесь, именно такого рода. Когда я пересек водопад впервые, окутала сонливость, сила повлекла к себе, желание шагать вперед приходилось сдерживать…
   Последняя вереница слов проникла в сознание Эгорда расплывчато, тело отяжелело, словно бодрящее зелье воин-маг не пил, хочется зевнуть, сомкнуть веки, спина Халлига размытая, покачивается…
   Жрец оборачивается, посох целится Эгорду в лоб, тот отшатывается, ладонь заслоняет глаза от света, но в следующий миг сонливость исчезает.
   – Но я укрылся за ментальным щитом, – говорит Халлиг, – и морок отступил.
   Разворачивается, складки одежды хлопают, Эгорд опускает ладонь, продолжает следовать за жрецом.
   Выходят в просторную полость, стены усеяны голубыми продолговатыми кристаллами, те растут пучками, свет посоха скользит по граням, проходит сквозь, кристаллические грибницы расплетают лучи на разноцветные локоны, дальняя стена и вовсе сплошной кристалл.
   – А здесь нашел ее.
   Халлиг уступает дорогу, Эгорд вышагивает вперед, глаза расширяются.
   – Не может… быть…
   У стены-кристалла в облаке лазурного света парит девушка. Тело покачивается вверх-вниз, веки опущены, голова запрокинута, руки в стороны, ноги чуть подогнуты, девушка в состоянии магического сна.
   Платье и волосы колышутся медленно, невесомо, будто девушка плавает в воде, радужные узоры платья переливаются, меняются, в них узнаются то кораллы, то рыбы, то медузы, ракушки, морские звезды, нити водорослей…
   А лицо обладает удивительным свойством ускользать из памяти.
   – Наяда!

Глава 11

   Неизвестное магическое поле попытке забрать девушку не препятствует, Эгорд осторожно берет на руки, под световым щитом выносит за водопад.
   Наяда легкая, чуть теплая, почти прохладная, тело будто граничит между живым и мертвым, между человеком и призраком.
   Халлиг шагает впереди, возвращается к пролому в бывшей камере демона, Эгорд следует за белой спиной, осознает мало…
   Сон, бредовый сон…
   Но проснуться не выходит.
   Эгорд относит Наяду в одну из лучших комнат, девушку принимает облако простыней, одеял и подушек. Халлиг при помощи заклинания исследует ее здоровье, спящую накрывает пленка света, Эгорд наваливается на шкаф, дрожащая конечность копается в торбе, вскоре о зубы стучит стеклянное горлышко, воин-маг выпивает зелье…
   Сознание складывается в нечто единое, разум возвращает способность мыслить.
   Внимание приковано к девушке в морском платье.
   Наяда.
   Как такое может быть? Она погибла… Милита убила!
   Но ведь труп Эгорд не нашел.
   Как же Наяда спаслась? И что за место там, за водопадом?
   – Девушка ослаблена, – заключает Халлиг, – много месяцев без еды и воды, но странная магия, что держала в глубоком сне, расходовала ее силы крайне экономно, признаков истощения и обезвоживания нет, угрозы жизни тоже. Думаю, надо просто ждать, когда проснется, остатки усыпляющей магии в ближайшее время себя исчерпают.
   Эгорд кивает, взгляд не может оторваться от переливов на платье, от удивительного лица, так хочется удержать в памяти, но стоит глаза закрыть, представить… Ничего.
   – Ты ее знаешь, – догадывается Халлиг.
   – Да…
   Жрец поднимается.
   – Что ж, надеюсь услышать эту часть истории, но сейчас надо возвращаться к делам. Все, что мог, сделал. Останешься тут?
   Эгорд кивает.
   Халлиг берется за ручку двери.
   – А что с демоном?
   Эгорд сбивчиво рассказывает, где Хафал, просит запереть в более надежной камере, зачаровать не только решетку, но и стены. Жрец кивает, дверь за ним захлопывается, Эгорд остается с Наядой наедине.
   Опускается в кресло рядом с постелью, нежные, как лепестки, пальцы оказываются в железной мужской руке. В окна дышит океан, стрекочут ночные насекомые, долетают голоса чаек…
   Так проходит ночь.
   Веки разлепляются, воздух наполнен медовым утренним светом, голова Эгорда на краю постели, рука держит пальцы Наяды, он сам на коленях, ноги напитаны прохладой пола, взгляд упирается в девичью талию, в синеватые меняющиеся узоры на платье, метаморфозы завораживают, время словно остановилось…
   – Платье подарил отец, когда мне было пять, – вкрадывается женский голос. – Оно волшебное, живое… Росло вместе со мной.
   Эгорд голову поднимает.
   Волосы Наяды раскиданы по подушке, лицо склонено к Эгорду, из-под ресниц смотрит морская глубина.
   Эгорд заключает девушку в объятия.
   – Наяда…
   Хочется стиснуть, но доспехи прижимаются к платью осторожно, вдохнуть страшно: чешуя выгнется, сдавит хрупкое тельце. Руки Наяды ложатся воину-магу на спину, едва ощутимый бугорок скулы прижимается к щетине.
   Минуты растягиваются, мир уменьшен до симфонии двух дыханий: Эгорд прислушивается к этим прекрасным волнам, его грудь опускается, когда вздымается грудь Наяды, и наоборот…
   Наконец, Наяда заглядывает Эгорду в глаза.
   – Я должна была умереть…
   – Ты жива, любимая.
   Воин-маг проводит пальцами по щеке, розово-молочная кожа отзывается упругостью. Взгляд девушки робко проскальзывает по комнате.
   – Где я?
   – В безопасности.
   – На острове?
   – Да. В крепости.
   В глазах Наяды рождается испуг.
   – Но маги…
   – Не бойся. Магов больше нет. Здесь только я и мои друзья.
   Это не совсем так, но говорить про демона пока смысла нет, главное, чтобы Наяда успокоилась.
   – Любимая, помнишь, что с тобой случилось?
   Наяда погружается в задумчивость…
   – Да… Припоминаю… Не знаю, что это было, но как было, помню…
   Эгорд извлекает из торбы горстку флаконов с разноцветными зельями, хрусталь позвякивает, крышечки отрываются с тихим «чпоком», воин-маг поит возлюбленную полезными и приятными на вкус жидкостями, сонливость Наяду покидает, веки моргают чаще, взгляд становится собранным.
   – Любимая, обещаю, расскажу все, но сперва расскажи, что было с тобой после того, как твой…
   Эгорд глотает слово «отец». Рано. На девочку и так свалилась гора неожиданностей, ни к чему добивать еще и тем, что отец был превращен в монстра.
   – …как то чудовище лишило тебя сознания.
   Наяда сосредоточенно вспоминает, Эгорд садится сбоку, нежно, но плотно прижимает девушку к себе, словно хочет стать ее щитом от всего на свете, даже от пылинок и сквозняка, чтобы не мешали вспоминать.
   – Очнулась в доме старосты, – начинает Наяда. – За мной ухаживали его служанки старосты, а потом пришел он сам. Не кричал, но тон был очень суровый. Деймус говорил, что понимает мое стремление помочь тебе, но осуждает. Мой поступок едва не сорвал планы магов, поставил под угрозу жизнь селения. Сообщил, что маги все-таки забрали тебя и твоих спутников, а потом сказал, чтобы шла мыть посуду, которая осталась после пиршества. И ушел. Часа два проревела, успокоилась и пошла мыть, лишь бы не оставаться наедине с мыслями…
   Наяда умолкла, наверное, вытягивает из памяти следующую ленту воспоминаний, Эгорд мерно гладит плечо.
   – Когда перемыла часть посуды, – продолжает Наяда, – пришел Луф, хозяин таверны, и велел передохнуть, а заодно сходить за гору, набрать на противоположном склоне шипучих ягод. Я обогнула гору, забралась на склон, стала искать кустики с ягодами, ощипывать, а когда корзинка заполнилась наполовину, услышала грохот и рев. Думала, опять взбесился один из береговых спрутов, с ними время от времени бывает. Но из-за горы в небо пополз дым, услышала крики. Побежала обратно, а когда стало видно селение, увидела дома в огне. Огня и дыма было так много, целая огненная крепость, чуть сознание не потеряла от ужаса…
   Воспоминания заставляют девушку сжаться, напрячь мышцы, тело становится твердым как деревце, Эгорд прислоняет губы к виску, обнимает девушку чуть сильнее, она вжимается в доспехи, словно пытается утонуть в почему-то оледеневшем болоте.
   Но сколь бы ни было велико упорство, напрягаться сверх меры долго не выйдет. Более-менее Наяда расслабилась.
   – Сквозь толщу пожара разглядеть было трудно, – доносится из-под волос меланхоличный голос. – Видела белые фигурки людей, разбегались кто куда, хаос полный, но кольцо огня не выпускало. Но самое страшное, над пожаром летал костяной дракон! Драконий скелет, кости горели фиолетовым пламенем… О боги, Эгорд, сама себе не хочу верить. Сошла с ума, заставляю тебя выслушивать бред…
   Эгорд покачивает девушку в объятиях.
   – Тшш… Все хорошо, это в прошлом. Просто образы из памяти… Расскажи, что было дальше.
   Через какое-то время Наяда продолжает:
   – Дракон заметил меня. Я выронила корзину, побежала назад, за гору, сломя голову, думала, конец. Бегство помню плохо… Когда ощутила спиной порыв воздуха от крыльев, обезумела совсем, помню только свой крик. Свет резко сменился тьмой. Подумала, что оказалась у дракона в пасти, или он просто клюнул тяжеленной костью по голове, и я умерла. Но постепенно дошло, что сижу на каменистой земле в пещере, вжимаюсь в стену, заткнув уши, а дракон ревет, пытается разбить узкий вход. А потом случился обвал, грохот бы страшный. Тьма стала плотнее, я скрутилась как ежик, что-то подвывала, но опустилась тишина, и я замолчала, наверное, просто от бессилия…
   Наяду сковало молчание, дышит судорожно, губ касается еще одна бутылочка с волшебным зельем, Эгорд заботливо вливает в рот новую порцию спокойствия и собранности.
   Наяда обнимает колени.
   – Пошла на ощупь. Тьма была кромешная, холод, сырость, запах земли. Много раз утыкалась в тупики, разворачивалась, опять шла куда-то… Иногда оседала порыдать, но скоро от такой роскоши пришлось отказаться, начала мучить жажда, переводить воду в слезы стало расточительно. Не знаю, сколько длилось, кажется, вечность, готовилась к медленной изнурительной смерти, но в какой-то момент услышала шум реки. Вышла на открытое пространство, увидела реку, синюю бурную полосу в пене, и водопад того же цвета. Рассудок помутился, как тогда, с драконом, только теперь от радости.
   Девушка перевела дыхание.
   – Когда напилась, лежала на берегу. Не сразу осознала, что могу видеть, и насторожилась. Вокруг хоть и был простор, но это по-прежнему оставалось замкнутой пещерой, свет проникать не мог. Тем не менее, реку видела. Взялась гадать, где источник света, и тут дошло… Водопад! Точнее, то, что за стеной воды. Вдруг ощутила…
   Ее тон резко изменился.
   – Ощутила, что сильно хочу спать. И в то же время, очень захотелось узнать, что по ту сторону водопада… Зашла в воду… Дальше помню плохо. Сознание плыло, на душе стало приятно, спокойно… Будто взял на руки бог и убаюкивал как младенца. Это иногда сопровождалось странными видениями: какие-то комнаты, коридоры, лестницы, пещеры… Их было очень много, не запоминала, но главное – был покой… Бесконечный покой…
   Молчание.
   – А затем проснулась здесь.
   Волосы Наяды вздрогнули, перед Эгордом оказалось лицо, в глазах блестят слезы.
   – Эгорд, что это было? И откуда взялся дракон? И почему…
   Ее лицо падает в ладони.
   – Ничего не понимаю!
   Сталь наколенников грохнула о пол, воин-маг перед Наядой как в храме перед статуей богини, руки прижимают всхлипывающий комочек к прогретой могучим телом чешуе.
   – Тшш, успокойся, милая, все позади. Взгляни на меня.
   Нежно отнимает девичьи ладони от покрасневших щек, на него смотрят два озера, ресницы как прибрежная осока.
   – Любимая, клянусь, расскажу все, как на исповеди! Но сейчас ты ослаблена, надо хотя бы чуть-чуть набраться сил. Помни главное: ты в безопасности. Никуда не исчезнешь. И я тоже.
   Эгорд улыбается.
   Губы девушки не сразу, но улыбку перенимают, с подбородка падает последняя капелька, Наяда шмыгает носиком, вытирает лицо. Кивает.
   Стук в дверь.
   – Я сейчас, любимая.
   Эгорд целует.
   За дверью с видом пожилого придворного дожидается Тиморис, руки обхватывают широченный поднос, на нем громоздятся яства. С краю свежий пористый хлеб, нарезан, парует, пласты изогнуты тяжестью собственной влаги, по другую сторону овал кастрюли, из-под крышки тоже вьется пар, наверное, какой-то суп. В центре на облаке зелени огромная жареная рыба поблескивает жирком и корочкой. Чашки с салатами, ваза с фруктами, темная бутылка вина, бокалы, кружка меда, хрустальный графин с водой, а в промежутках напихана еще уйма всего. Тиморис будто великан, поднявший гору.
   – Представить не можешь, чего мне стоило не сожрать все это самому, – говорит с каменной рожей. – Так старался, что теперь могу медитировать сутки кряду на вершине какой-нибудь скалы… Это настоящий подвиг, Ямор тебя дери!!!
   – Тише! Откуда такие богатства?
   – Рыбка и прочая морская живность местные, рыбалка, знаешь ли, успокаивает, а мне это нужно было позарез, очень уж хотелось прибить эту скотину Хафала, когда мы с Халлигом тащили его в тюрьму. Еще брыкался, гад! Остальное с корабля. Распаковал один из тюков, наши друзья из Светлого Ордена, оказывается, позаботились, чтобы мы не сдохли с голоду, страстно вчитываясь в учебники. Кстати, среди груды книг нашелся томик кухонной магии. Представь себе, кое-что у меня таки получилось! Не без помощи Халлига, но все же. Результат перед тобой.
   Тиморис с улыбкой шимпанзе обводит носом островок чревоугодия.
   Эгорд озадаченно потирает лоб.
   – Вот как…
   – А то сам ведь не додумаешься девушку покормить. Воркуете, воркуете всю ночь, уже, наверное, под юбку залезть успел…
   – Тиморис…
   – Чего? Не возмущайся, бери, пока дают…
   – Тиморис!
   – Да я про поднос! Бери уже, а то я не железный, слюнями подавлюсь.
   Эгорд осторожно заносит гору вкусностей в комнату, Наяда улыбается, но затем уголки губ чуть ниже, взгляд погружается в себя. Эгорд понимает: смотреть приятно, но есть и пить совсем не хочется, страшные воспоминания утягивают девушку в пучину памяти. Поднос опускается на кровать, Наяда робко отодвигается. Воин-маг садится с другой стороны, отрезает дальнейший путь отступления, девичьи плечи укрывает рука.
   – Любимая, надо поесть. Знаю, не хочется, но тело твое ослаблено.
   – Но правда не хочу…
   – Так кажется. Тело все еще думает, что оно в опасности, в плену, и замыкается в себе, шлет ложное чувство, чтобы не мучилась. Но все уже позади.
   – Не знаю…
   – Милая, хотя бы выпей воды. Чтобы я не беспокоился.
   – Хорошо.
   Хрустальная пробка со звоном выпрыгивает из горлышка графина, Эгорд наливает воду в бокал, Наяда делает глоток за глотком медленно, но стеклянный пузырь опустошается до дна, девушка отставляет, по вздоху Эгорд чувствует, что Наяде приятно.
   – Вот, заешь.
   Подносит к губам девушки ломтик жареной рыбы с кусочком золотистой корочки, тот нерешительно исчезает, впрочем, нерешительность постепенно сменяется вдумчивостью. Эгорд подносит второй, Наяда жует чуть быстрее, внимание направлено на вкус целиком. Третий кусочек отщипывает сама. Четвертый, пятый… Вскоре девушка уплетает за обе щеки, чмоканье, глотание и хруст не утихают ни на миг, глазки разбегаются, Наяда пытается есть и пить все сразу, не видит ничего, кроме подноса, даже если рядом окажется совет старших жрецов, не заметит, такому аппетиту позавидует волчонок.
   Эгорд наблюдает с умилением, дыхание замерло, боится нарушить чудесную картину…
   Наяда поворачивает глаза к нему.
   – Эгорд, а почему не ешь ты?
   – Все тебе.
   Девушка от съестного изобилия отстраняется.
   – Тогда не буду…
   Эгорд отрывает кусочек рыбы, кладет в рот, челюсти двигаются, Наяда с детской улыбкой кивает, возвращается к пиршеству с двойным энтузиазмом, Эгорд любуется, то и дело что-нибудь пощипывает, покусывает, попивает…
   В какой-то момент обнаруживается, что есть и пить больше нечего.
   – Уф, наелась! – выдыхает Наяда. – Спасибо, что помог, одна бы не осилила…
   Эгорд гладит ее по волосам, смеется.
   – Осилила бы. Вон как наворачивала, ни крошки не осталось.
   – Но две трети съел ты!
   – Серьезно?
   – Да! Ох, Эгорд, я бродила по пещерам в темноте, потом угодила не понятно куда, даже не помню ни капельки, была там не помню сколько, подозреваю, долго… но и то проголодалась меньше! Что же тебя так измотало, родной?
   – Светлая магия, – вздыхает Эгорд. – И правда, все время отдаю ей, питаюсь первым, что под руку подвернется, как правило, зельями…
   Эгорд, как и обещал, начинает рассказ. Хотел сразу о событиях на острове, но при мысли, что надо рассказать о гибели жителей от руки «сестры» Эгорда, о том, что отец Наяды был превращен магами в чудовище, а потом убит все той же «сестрой»…
   Воин-маг начал издалека. Рассказал о довоенном времени, как жил в Старге, занимался алхимией, делал прекраснейшие ледовые скульптуры, которыми Старг славился, рассказал о лучшем друге Виторе и его жене Милите, которая называла Эгорда старшим братом… Но началась война с демонами, Витор погиб в бою с их лидером – демоном Зарахом, а Милита ради мести убила себя и превратилась в нежить. Эгорд тоже поклялся отомстить за Витора, сквозь полчища демонов, расчищая путь льдом и мечом, шел за головой Зараха.
   Но сколько бы Эгорд ни оттягивал, а к тому, что случилось на острове, рассказ все равно подползает.
   – Так, значит, – говорит Наяда с нерешительностью, что переходит в ужас, – костяной дракон, что убивал моих соплеменников и загнал меня в пещеру… твой?
   – Он доставил нас троих на остров, но подчинялся только Милите.
   – Но… за что, Эгорд?!
   У воина-мага в груди дрожь, сейчас Наяда либо поймет, либо возненавидит.
   – Расскажу по порядку…
   И Эгорд рассказывает. Часть событий Наяде известна, сама свидетель и участник, это задачу упрощает. А дальше… Плен в крепости магов. Побег. Сожжение общины. Битва с саффлами и архимагом. После того, как Милита сожгла селение, их с Эгордом пути разошлись. Нельзя было не рассказать и о вожде саффлов по имени Удараг. И о том, кем он был до трансформации.
   Пока Эгорд говорил, из глаз Наяды выкатывались слезы, с каждой каплей воин-маг вздрагивал, словно это не капля, а огромный валун несся по склону горы: пронесется мимо или раздавит?
   Но от последних слов девушка вскинула голову, глаза открыты широко, смотрят на Эгорда, блеск на влажных пленках колышется.
   – Что?
   Эгорд стискивает зубы, вдох судорожный. Слишком много потрясений за один раз для такой хрупкой девочки. Больно от необходимости причинять боль Наяде, но откладывать на потом нельзя.
   – Папа жив?! – почти кричит Наяда.
   Эгорд извлекает из торбы флакон.
   – Выпей это.
   – Эгорд, ответь!
   – Отвечу, когда выпьешь.
   Наяда голову опускает, веки тоже, в тени волос сверкают две белые падающие звездочки.
   Через минуту после опустошения флакона девушка успокаивается.
   А Эгорду приходится поведать, что Удараг и другие саффлы отправились с ним в логово Зараха. Они встретили Милиту, заключили с ней перемирие, но позже, когда Зарах сбежал, она сошла с ума, начала всех убивать, и пришлось отправить ее на покой. Но Удараг эту битву не пережил.
   Наяда уронила лицо в ладони.
   – Папа!
   Эгорд обнимает, комочек тепла вздрагивает, но рыдание недолгое: зелье еще действует. Воин-маг отвлекает девушку последней частью истории, где отправился в царство демонов, провел несколько месяцев в тюрьме вместе с младшей богиней Леарит… А когда все закончилось, он, Тиморис, Леарит, Клесса и Камалия перебрались на остров, чтобы создать в крепости школу магии. Светлый Орден благословил, снабдил ресурсами, а старший жрец Халлиг даже остался на острове помогать.
   – Он тебя и нашел в той пещере с кристаллами, – заканчивает Эгорд. – Парила в воздухе под действием каких-то чар. Я отнес тебя сюда, чары со временем рассеялись.
   Молчание…
   Эгорд дышит, уткнувшись носом в волосы Наяды.
   – Пока говорил, слушал себя, и с каждой минутой верилось меньше и меньше. Рассказ похож на выдумку, легенду, трактирную байку, только не на правду. О боги, если бы я не был в центре этого безумия, сам бы не поверил, обсмеял бы рассказчика или развернулся бы, ушел, не желая слушать бред. А теперь остается лишь удивляться, что это произошло со мной… С нами. Прости, любимая. Обрушивать на тебя столько всего сразу жестоко. Не знаю, как вынесешь, поверишь ли, осознаешь, но обещал рассказать все. Вот и рассказал.
   – Ты говорил про богиню…
   – Да. Леарит. Ее зовут Леарит.
   – Она тоже здесь?
   – Да.
   – Настоящая богиня?
   Эгорд усмехнулся.
   – Хоть и младшая, но самая настоящая.
   Перед внутренним взором вспыхивает образ Леарит. Даже при мысли о богине наполняет восхищение, а уж когда видит воочию, старается и вовсе не дышать, дабы слышать, как шелестит исходящая из Леарит светлая энергия, как текут вдоль тела полужидкие серебристые доспехи. Сотканные из чистейшего нежного света крылья и волосы, играющие радужными переливами бриллианты в глазах…
   Что-то вынуждает прекрасный образ померкнуть, Эгорд запрещает думать о Леарит слишком долго, теперь есть Наяда, нужно думать о ней…
   – Если человек и может говорить неправду, – шепчет Наяда, – то богиня не может…
   – Хочешь, позову ее?
   – Нет.
   Наяда поднимает лицо, Эгорд снова пытается внять каждую его черточку, собрать воедино, но портрет из памяти ускользает. Это лицо можно помнить, только пока на него смотришь. Лишь темная глубина глаз помнится всегда.
   – Я верю, Эгорд.
   Наяда улыбается, ее окружает растерянность.
   – И впрямь много всего, но я верю. И попытаюсь принять. Я люблю тебя.
   Они обнимаются.
   – Я тебя тоже, родная.
   В дверь стучат.
   Эгорд объятия осторожно разрывает, выходит, это снова Тиморис. На сей раз встревоженный.
   – В чем дело? – спрашивает Эгорд.
   – У нас гости. Незваные и, подозреваю, с лихими намерениями. Целый корабль.
   – Что?
   – Все, завязывай щупать красотку, идем. Увидишь сам. Халлиг уже знает, опять пришлось отвлечь беднягу от той любопытной дверки в подземелье. Дожидается нас.
   – А Леарит?
   – Как обычно, в зале на пятом этаже. Боги вмешиваться ей запрещают. Придется отдуваться нам, троим.
   Эгорд вздыхает устало.
   – Как много всего и сразу…
   Тиморис усмехнулся.
   – Такова доля героя. Спасая мир, привлек к себе внимание этого самого мира, теперь не отцепится.
   – Ладно, обожди минутку, великий мудрец…
   Эгорд возвращается в комнату, прикрывает дверь. Наяда, обнимая колени, смотрит искренними глазами, в них робкая мольба не покидать, побыть рядом еще чуть-чуть.
   – Любимая…
   Эгорд опускается перед ней на колени, стальные перчатки заключают в объятия нежные и белые, словно очищенные от коры ветви, пальцы.
   – Я должен идти.
   Наяда готова заплакать.
   – Это не ждет?
   – Всей душой желаю, чтобы ждало, но нет. На острове много проблем, кто-то должен их решать, иначе сами постучат в дверь.
   Дверь потряхивает от настойчивого стука.
   – Вот и они, – говорит Эгорд.
   – Конечно, любимый, иди. Не буду бояться, буду ждать… Только прошу, возвращайся!
   – Обещаю, что вернусь, родная!
   Поцелуй оборвался новой серией стука.
   Эгорд укладывает Наяду на кровать.
   – Тебе нужен отдых.
   Вскидывает руки, их окутывает желтое сияние, передается Наяде, постель с девушкой затуманило облаком света, оно постепенно становится густым, но ясным и прозрачным, как свежий мед, Наяда словно внутри еще не застывшего желе, золотые потоки тысячами нитей танцуют вокруг изящной фигурки. Протяжный низкий звук, похож на замедленное бульканье. Наяда в капле свете выглядит спокойной, ресницы опускаются и поднимаются неспешно, словно краешки зонтиков у медуз.
   – Исцеляющие чары, – объясняет Эгорд ласково. – Будут питать тело, успокаивать, залечивать мелкие болезни, которые даже не чувствуешь.
   Наяда с улыбкой кивнула.
   Эгорд разворачивается, сапоги стараются не греметь, ладонь опускается на дверь.
   На пороге Эгорд задержался. Желание обернуться, взглянуть напоследок берет верх, Наяда смотрит на него так же безмятежно.
   – Люблю тебя, Наяда.
   Порывается выйти, но слышит:
   – Жемина.
   Замирает.
   Лицо поворачивается к девушке.
   – Что?
   – Мое имя Жемина. Я тоже тебя люблю, Эгорд. Возвращайся.
   Уголок губ Эгорда медленно поднимается…
   – Жемина, – шепчет тягуче, будто пробует на вкус.
   Чуть ли не каждая третья крестьянская семья называет дочку Жеминой. Есть легенда, что однажды какой-то богатый и могущественный человек взял в жены простую крестьянскую девушку с таким именем, с тех пор селения заполнились Жеминами, родители по сей день надеются, что так уготавливают дочерям необычную судьбу.
   Эгорд кивнул.
   Дверь за ним закрывается с мягким стуком. На миг показалось, будто с ним оборвалось нечто крайне важное. Оборвалось безвозвратно.
   – Наконец-то! – ворчит Тиморис. – Думал, будешь прощаться до ночи, делать наследника, завещать бедняжке носить на могилу цветочки…
   – Не зуди.
   – Ой, какие нежные! Ничего, скоро начешут так, что мой зуд покажется ласками королевской наложницы.
   Воины шагают по треугольному коридору, Эгорд скользит взглядом по золотистым треугольникам плит. Строгие линии крепости с каждым днем нравятся больше, есть в них что-то… целеустремленное. Даже огни факелов, хоть и рваные, пляшущие, но похожи на треугольники. Обычные квадратные коридоры и плиты с четырьмя углами внушали бы обыденность, а острые формы напоминают, что Эгорд поселился здесь с четкой целью, не тратить время впустую, быть в деле.
   Спускаются по лестнице, в другом коридоре встречает Халлиг.
   – Ну как? – спросил Эгорд.
   Жрец взбудоражен.
   – Крайне любопытно! Дверь в подземелье запечатана интересными заклинаниями, не видел ничего подобного. Считалось, что заклинания Темного Ордена давным-давно известны и собраны в одной книге, но эти ловушки – нечто уникальное, можно сказать, что…
   – Мы про корабль, – перебил Тиморис.
   – А-а-а, ну… ничего особенного. Обычные пираты. Сходят на берег, осматриваются. Ведут себя осторожно, но уже начали наглеть. Да вот, взгляните сами.
   Следующий коридор пронизан треугольными окнами, напоминают бойницы.
   Хорошо виден размотанный по склону язык тропы, черные пятна на месте сгоревшего селения, просторная равнина с холмами и берег. В него, как гарпун в брюхо кита, вонзен протяжный корабль с черными парусами, тоже треугольными.
   И эти целеустремленные.
   Цель у них – грабить.

Глава 12

   Эгорд, Халлиг и Тиморис спускаются с горы по тропе, обувь оставляет позади протяжный пылевой шлейф, его живые клубы золотит свет солнца.
   Дневная звезда то прячется, то появляется из-за быстро плывущих облаков, ватную вереницу несет сильный ветер. Колышет волосы, щекочет лоб, Эгорд дышит соленой свежестью, под доспехами играют мурашки. Ветер треплет пучки блеклой травы, иногда удается заметить летающие черные пылинки – пепел сгоревшего селения. Значительную часть вымыло дождями, унесло тем же ветром, другая часть стала землей, заросла травой, но зримые напоминания о трагедии все же остались.
   Вдалеке черный силуэт пиратского корабля, отсюда похож на обгоревшую щепку.
   – Обыкновенные пираты, подумаешь, – успокаивает себя Тиморис. – Сделаем с закрытыми глазами!
   Впрочем, не так уж встревожен, в самом деле уверен, что бой будет легким.
   – Недооценивая врага, повышаешь его шансы на успех, – предупреждает Халлиг.
   – Учись, друг, – советует Эгорд.
   Тиморис отмахнулся.
   – Да ладно, – протягивает с широкой улыбкой, – орду демонов перебили, а здесь какая-то вшивая кучка.
   – Так то демоны, – говорит Эгорд. – А это люди.
   – И в чем разница?
   – Сейчас поглядим. Но помни, демоны когда-то были людьми…
   – И что?
   – Просто не теряй бдительность, храбрый воин, – мягко вмешивается Халлиг.
   Тиморис ухмыляется.
   Склон сменяется низкими холмами, равниной, трава высокая, злаковые кисти скользят по доспехам, шуршат, поле изгибается волнами, свет и тени на его поверхности переливаются в такт завыванию ветра.
   С каждым шагом корабль увеличивается, все более и более грозный. Похожее на клинок судно из черно-серого дерева, оттенок заставляет трепетать, в то же время внушает мнимое ощущение ветхости, хотя разумом Эгорд понимает: корабль крепок не меньше, чем скалы. Черные треугольники парусов напоминают гребень древнего чудовища, мачты и реи словно ожидающие жертв виселицы, флаги развеваются длинными гибкими языками тьмы, по бокам густые щетины весел.
   Троица движение замедляет…
   На носу у края палубы гордо возвышается, судя по всему, капитан. Руки сложены на груди, одна нога согнута, повернута коленом в сторону, сапог упирается в перила борта, из-за спины торчат длинные рукояти сабель, доспехи наполовину задрапированы в черные ткани, нижняя часть лица скрыта такого же цвета маской, на голове тюрбан.
   Под тенью паруса на середине корабля – силуэт в сером плаще, тело под прямыми складками, не разглядеть ни рук, ни ног, незнакомец по форме как свеча, а там, где у свечи должно быть пламя, торчит острие капюшона, из него смотрит темное пятно…
   И наконец – третья фигура, самая загадочная, притягивает взор. Тоже в плаще, но ярко-красном, как магма. Высится над парусом – на узенькой рее как на твердой надежной земле, равновесие непоколебимо, даже ветер, выгибающий длинные – раза в полтора длиннее хозяина – полы плаща, не может пошатнуть неизвестного. Наверное, так бы выглядела красная летучая мышь на ветке, решившая отдохнуть не вверх ногами, а по-птичьи, головой к небу. Кстати, голова тоже под капюшоном, из его тьмы горят кровавым огнем острые глаза, их жуткий свет виден даже на таком расстоянии.
   На корабле – только эти трое: капитан в маске и тюрбане, серый плащ и красный плащ. Смотрят в сторону крепости, давно заметили идущих от нее людей. Сам же корабль словно вымер…
   Зато от берега по-хозяйски разбредается горстка пиратов. Четверо вдоль водяной кромки: парочка влево, парочка вправо, – а вглубь острова, навстречу Эгорду, еще трое. И, похоже, в отличие от наблюдателей с корабля, их не очень-то заботит, что творится вокруг, все еще не замечают Эгорда и его спутников, переговариваются, хохочут, будто высадились не на чужую незнакомую территорию, а в порту с трактирами и шлюхами. Кажется, пьяны до зеленых бесов.
   Видок еще тот… Словно крыс превратили в людей, нарядили в какие-то обноски из старых сундуков, вооружили первым, что под руку подвернулось, и пустили на все четыре. Такой вид больше подходит не пиратам, а рабам-гребцам.
   Тиморис осматривает на себе драгоценные артефакты, ими снабдил Эгорд, а Эгорда, в свою очередь, снабдил Светлый Орден, ящики с магическими вещами заполняют несколько складских помещений крепости.
   – Эгорд, – говорит Тиморис, разглядывая один из амулетов на шее, – а эти причиндалы действительно могут уберечь от стрел, копий и тому подобного? Что-то сомнительно…
   – Для того их и делали.
   Эгорд тоже увешан браслетами, амулетами, другой красотой. Не только украшают, но и несут полезные свойства, как Око Асимиры. И свойства эти вот-вот пригодятся.
   – Что-то больно много, – жалуется Тиморис. – Бренчат как бубенцы на корове! Зачем столько? Будут мешать махаться…
   – Защитные артефакты недолговечны, – объясняет Халлиг, – могут выдержать пару-тройку ударов, а то и вовсе один. Кроме того, на каждый тип урона своя магическая защита, на всякий случай артефактами надо запасаться впрок.
   – Все равно как-то слишком, – ворчит Тиморис, – надо бы…
   Договорить Тиморис не успел, в грудь прилетело метательное копье, но вместо того чтобы пронзить, выпустить кровавый фонтан, копье исчезло, амулет, который Тиморис теребил и буравил недовольным взглядом, разлетелся на кусочки со стеклянным звоном и белыми искрами, Тиморис подпрыгнул как заяц.
   Бредущая навстречу пиратская тройка наконец заметила хозяев острова, один даже метнул копье, но теперь пиратов осталось двое, а метатель свалился в траву, из трупа торчит его же копье.
   – Надо бы слушать старших, – заканчивает за Тимориса Эгорд.
   – Амулет зеркальной защиты, – объясняет Халлиг. – Вещь отличная, но зеркальная защита требует много энергии, больше одного удара артефакт не выдерживает.
   – Ямор дери! – срывается Тиморис на хриплый визг. – Халлиг, дай еще мешок этих погремушек!
   Пираты перепугались, инцидент заметили и те четверо, что разошлись вдоль берега. Разведчики тут же пустились в бегство на корабль, от их неспешности не осталось и намека, удирают чуть ли не на четвереньках, как дрессированные псы по команде. Лихо запрыгивают на судно, исчезают, словно за бортом не палуба, а яма.
   Теперь из врагов присутствуют лишь трое: капитан, серый и красный плащи. В тех же позах, невозмутимы точно статуи. Наблюдают…
   Эгорд, Халлиг и Тиморис останавливаются где-то в полусотне шагов от корабля. Две троицы смотрят друг на друга безмолвно, внешне спокойны, но ладонь Эгорда лежит на рукояти меча, Халлиг сжимает посох обеими кистями, а пальцы Тимориса дергаются от желания выхватить сабли.
   Океан дышит ветром…
   Наконец, фигура в красном плаще на рее оживает, магматический взгляд опускается вниз, голова медленно кивает силуэту в сером плаще. Капюшон того поворачивается в сторону, сгусток тьмы кивает капитану. Капитан смотрит на силуэт в сером, кивает в ответ.
   Возвращает взгляд на Эгорда.
   Рука делает широкий резкий мах сверху вниз.
   С корабля на берег с дикими воплями высыпается лавина пиратов! Десяток за десятком, легко одетые гребцы с плохим оружием, хорошо снаряженные разбойники. Все темные, как судно, злые, кричащие, глаза выпучены и заточены, в них горит жажда убивать, разорять, отнимать, сверкает волна кривых клинков, орда льется и льется как масло из пробитой бочки, толпой уже затоплен берег, не меньше сотни головорезов текут к трем защитникам острова, окружают плотным кольцом.
   Над полем гуляют тучи взбитой ногами пыли. Пираты теснятся как рыбины в сети, толкаются, выжженная солнцем кожа блестит, не менее ярко отсвечивает сталь доспехов, сабель, гарпунов, крючьев, кинжалов. Полуголые гребцы задорно потряхивают дубинами, лодочными веслами, цепями, ржавыми клинками, рожи затемнены бородами и щетинами, изуродованы шрамами, многие черепа повязаны черными платками, уши в золотых и серебряных серьгах, всюду жадные беззубые улыбки.
   Пираты улюлюкают, издают мерзкие протяжные звуки, будто облизываются, перезвон клинков, покачиваются густой массой, как трава. Эти гиены в полной уверенности, что как только накинутся на трех людишек всей толпой, изрубят за пару мгновений. Потому не торопятся. Предвкушают, получают удовольствие…
   Эгорд и его друзья стоят треугольником, плечи иногда соприкасаются, все трое хранят спокойствие, Эгорд переводит холодный взгляд с пирата на пирата.
   Из толпы кричат:
   – Попались, ребятки!
   – Не ваш сегодня денек.
   – Удача повернулась к вам задницей!
   – А к нам сиськами, ха-ха!
   – Нехилый у вас домишко, мы там пороемся от души!
   – Добро ваше не пропадет, не беспокойтесь.
   – Еще и вас переживет!
   Боевой гнев пиратов постепенно переходит в расслабленное веселье, падальщики ведут себя так, словно победили, возвышаются над трупами, ленятся взять добычу. Эгорда окружает хохот, издевательские возгласы, пираты кривляются, чешут пузо и пах, некоторые даже позевывают, оглядывают остров как хозяева.
   – У вас, наверное, и женушки имеются!
   – Мы им горевать не дадим, быстро утешим, ха-ха!
   – Неделю будем утешать без продыху, честное слово!
   Эгорд обеими руками делает жест, будто приподнимает нечто широкое и тяжелое. Земля начинает подрагивать, вокруг разбойников вырастает толстая стена бело-голубого льда, воздух внутри ледяной крепости мгновенно холодеет, трава покрывается инеем, а стена продолжает расти, пираты затравленно пригибаются, суетятся в панике.
   – Что за бесовщина?!
   – Он маг!
   – Их всего трое, мать вашу!
   – Нам конец…
   Сотня голов запрокинута к ледяным кольям, что венчают стену, а та все растет и растет, чайки с криками разлетаются, гигантский колодец льда погружает людей в густой синеватый сумрак.
   Эгорд руки опускает, правая сжимает рукоять меча, клинок лязгает, пронзает полумрак ослепительным бликом.
   Воин-маг делает выпад, стальное жало меча обрастает льдом, к концу выпада ледяное копье с клинка срывается, пронзает грудь пирата-арбалетчика, тот с воплем отлетает назад, сшибает еще одного. Тиморис выхватил сабли, блестящие острые дуги описали вихрь в сторону пиратской гущи, на инеевый ковер упали отрубленные головы, снег заливает багровое. Халлиг вскинул посох, набалдашник выстрелил белым лучом, внушительных размеров пират вспыхнул солнечным силуэтом, теперь это облако пепла, в ноздри Эгорда бьют запахи крови и паленого мяса.
   Три гордые фигуры возвышаются посреди темной массы согнувшихся в страхе звероподобных людишек.
   Лишь сейчас до пиратов дошло, что их убивают как свиней на бойне. Инстинкт загнанных крыс, морды меняют испуг на злость, пираты с криками бросаются в атаку.
   Клинки скрещиваются.
   Эгорд кружит между врагами, уклоняется от ударов, возникает там, где не ждут, меч рубит, режет и колет быстрее пиратского оружия, все ситуации, все вражеские приемы давно знакомы, повторяются уже который раз, ничего нового, потому предсказуемы, не несут особой угрозы.
   Тиморис тоже это ощущает, сабли порхают как крылья стрекозы, оставляют противников в недоумении, бессильном гневе, со смертельными ранами, пираты после встречи с ними оседают, падают ничком или навзничь, а то и вовсе разваливаются на части. Тиморис обращается с холодным оружием даже лучше Эгорда, ведь не маг, потому рассчитывать приходится только на силу, ловкость и смекалку, Тиморис вынужден владеть телом мастерски, иначе бы до сегодняшнего дня не дожил.
   От Халлига то и дело разлетаются лучи слепящего света, пираты один за другим вспыхивают, рассыпаются в пепел. Но старший жрец хорош и в ближнем бою, сильные руки раскручивают посох над головой, белая жердь сбивает с ног, отбрасывает порой до трех бандитов сразу, а те сбивают других. Кроме того, жрец наложил на себя и друзей световые щиты, так что стрелы, болты, дротики, прочие коварства сгорают в сияющем жаре прежде, чем успевают достигнуть цели. В сумраке ледяной крепости сферы испускают тысячи лучиков, троица похожа на золотых ежей.
   Среди пиратов попадаются бойцы умелые, чувствуется опыт, но на этот случай есть защитные артефакты, всегда на страже, пропущенные удары принимают на себя, а то и возвращают атакующим. К тому же, у Эгорда верный друг – лед, его снаряды вспарывают врагов на расстоянии, превращают в лед их самих, из земли время от времени бьют ледяные сталагмиты.
   Ярость пиратов гаснет, когда осознают, что их осталась горстка, возвращается страх, разбойники панически озираются, но те, кто еще несколько минут назад кичились вместе с ними мощью и лихостью, лежат тяжелым кровавым ковром, всюду торчат багровые обрубки, кочки из плоти, костей и стали напоминают вязкое болото. Выжившие хотят убежать, но вокруг темная ледяная тюрьма.
   Эгорд ловит момент, когда все они, числом восемь, топчутся на месте, не зная, что делать, и поднимает левую руку, пальцы похожи на тянущиеся вверх шипы. Одновременно с этим из земли под пиратами вылезают прозрачные волнистые щупальца льда, оплетают ноги.
   Через короткое время ледяную крепость украшают восемь статуй водяного стекла…
   Кисть Халлига выпустила восемь тоненьких белых лучей, каждый вонзился в свою статую, те бурно стекают горячей водой на землю, затопляют дно крепости, кровоточащие тела окашивают воду в красный, воздух наполняется подушками белесого пара.
   Эгорд, Тиморис и Халлиг стоят в опускающейся тиши без движений…
   Наконец, меч воина-мага взмахивает, избавляясь от кровавой росы, звонко ныряет в ножны, Эгорд поднимает руки.
   Большой и средний пальцы обеих прищелкнули.
   Стены ледяной крепости надрываются трещинами, белая паутина мгновенно расползается по всей поверхности льда, хруст такой, что Тиморис стискивает зубы, втягивает голову в плечи. Земля снова дрожит, труп, на котором стоит Халлиг, тонет в обагренной воде, жрец перепрыгивает на более высокую мясную кочку в доспехе, не замочить полы одеяния.
   Стены осыпаются белыми крошками, похожими на туман.
   Эгорд делает шаг вперед, руки резко в стороны, будто что-то раздвигают.
   Ледяная крепость с нарастающим гулом обрушивается, похоже на то, как раскрывается чаша цветка, глыбы в едином падении сотрясают землю, по бело-голубым руинам расползаются круговые волны ледяной пыли. Та чуть рассеивается, Эгорд вновь видит черный корабль.
   Незнакомцы в сером и красном плащах там же – под парусом и над ним. В тех же невозмутимых позах. Под красным капюшоном горят, как разломы с магмой на дне, глаза.
   Но капитана нет.
   Куда исчез? Среди пиратов, кажется, не было…
   В любом случае, надо разобраться с этими двумя.
   – Тиморис, жди на берегу, – говорит Эгорд.
   – С какой стати?! – возмущается тот. – Что, саблями машу плохо?
   – Превосходно. Но кожей чувствую, эти двое – могущественные маги. У сабель против них шансов мало.
   – Думаю, Эгорд прав, – вмешивается Халлиг осторожно.
   – Да вы сговорились! – обижается Тиморис. – Вот же демократия, Ямор ее! Два мага против одного рубаки. Теперь в любом споре буду задавлен числом. О боги, пошлите мне такого же рубаку, как я! Желательно девушку…
   – Подождешь на берегу? – просит Эгорд.
   – Ладно, Ямор с вами… Идите, веселитесь…
   Эгорд и Халлиг неспешной, но твердой поступью шагают вперед, под сапогами хрустит лед, его хаотично наваленные ступени приподнимают над полем, выводят к песчаному лезвию берега, на ледяном гребне Эгорд и Халлиг останавливаются, возвышение из блестящих глыб почти сравняло их с палубой и загадочным типом в сером плаще. Он и незнакомец в красном следят за островитянами.
   Воин-маг и жрец косо переглядываются, кивают.
   Обоих мгновенно окутывают световые щиты, розовое сияние телекинеза устремляет на корабль со скоростью конного галопа, в полете Эгорд выхватывает меч, посох Халлига наливается испепеляющим светом.
   Но прежде чем ноги успели коснуться палубы, личность в сером развернулась, плащ извился в бегстве как хвост ящерицы, неизвестный прыгнул за борт.
   Из воды с шипучим фонтанным взрывом выныривает наискось нечто огромное, стрелообразное, объято хлопьями яркого фиолетового свечения. Беглец приземляется на него, громадный снаряд расправляет крылья, длинный хвост рассекает воздух как хлыст, лицо Эгорда расстреливают жгучие капли…
   Костяная виверна.
   Подушки фиолетового света перемешиваются вокруг белых костей, виверна по форме как дракон, но тоньше, изящнее, без плоти эти качества удвоены. Фаланги крыльев невероятно протяжные, тонкие, как два веера, сотни плоских позвонков хвоста позволяют извиваться с грацией шелковой ленты, череп вытянутый, что-то среднее между крокодилом и птицей, и все это дышит сияющим фиолетом, в мешке ребер сияние густое до белоснежности.
   Виверна испускает замогильный рев, неизвестный в сером плаще улетает на мертвом летуне к горизонту. Над ним в ту же сторону улетает фигура в красном плаще: из складок торчат изящные кожаные крылья, выгибается хвост, все это тоже красное, даже ярче одежды.
   Некромант и демон.
   Эгорд и Халлиг наблюдают за уменьшающимися силуэтами. Меч возвращается в ножны медленно, словно Эгорд ждет, что демон и некромант все-таки вернутся, вступят в битву, но нет. Улетают. Халлиг тоже в замешательстве, свет посоха гаснет постепенно, будто с неохотой. Солнечные щиты меркнут, истончаются до тонкой пленки, но все же остаются, мало ли что…
   – Некромант и демон, – говорит Халлиг.
   – Да…
   – Некроманты никогда не имели дел с демонами, хоть те и пытались склонить их на свою сторону. Даже во время нашествия Зараха, когда превосходство демонов было очевидно, некроманты присоединиться и урвать кусок пирога не пожелали. Враждуют с этим миром так же, как и демоны, но у них своя вражда. Демоны для них – такие же враждебные твари, как и люди. Некроманты жаждут править миром одни или не править вовсе. Союз с кем бы то ни было не устраивает.
   – Теперь, как видишь, устраивает.
   – Вижу… Если так, дело плохо. Быть может, неожиданная победа над демонами показала некромантам, что людей не покорить без помощи, и теперь их стратегия изменилась?
   – Не исключено… Но почему решили начать именно с нас?
   – Ты и твои друзья переломили ход войны в пользу людей. И сейчас, на этом острове, ты пытаешься создать еще одно сердце светлых сил. Мир давно обратил на вас внимание, следит пристально. И будет следить, пока не перестанете быть влиятельной силой. Такова участь могущественных героев. Будь готов, Эгорд, это нападение – лишь начало.
   Эгорд вздохнул.
   – Ничего другого не остается. Выбрал этот путь сам.
   Демон и некромант уже далеко, две мерцающие точки у горизонта…
   – Ты прав. Только начало. Потому эти двое не стали вступать в бой. И не собирались. Лишь оценили наши возможности, пустив вперед людей.
   – Надо сообщить Светлому Ордену.
   – Да, но сперва осмотрим судно. Вдруг найдем что полезное, да и сам корабль пригодится.
   Воин-маг и жрец прохаживаются по палубам, Эгорд шагает осторожно, взгляд внимательный, уши улавливают скрип досок, похлопывание парусов, шелест волн…
   Скорее всего, корабль пуст, но привычка быть настороже впиталась в многочисленных схватках, ей Эгорд обязан жизнью, лучший способ отдать должное – прибегнуть к ней вновь.
   Эгорд и Халлиг спускаются в трюмы…
   В полумраке от солнечной скорлупы щитов исходит много лучиков, те лижут влажные дощатые стены, замшелые бревна, тюки с добычей, занавески сетей и цепей. Бочки источают запахи рома, Эгорд проходит мимо чана с трепыхающимися рыбами…
   Трюмов целый лабиринт, приходится разделиться: Халлиг остается изучать этот уровень, Эгорд спускается ниже…
   Здесь работали гребцы. Укрепленное деревянными колоннами помещение как низкий, но протяжный зал, с обеих сторон ряды весел и скамеек, на некоторых валяются полуголые истощенные мертвецы…
   Эгорда резко толкает какая-то сила, не больно, но сопротивляться ей нельзя, как порыву урагана, воин-маг успевает лишь моргнуть и осознать, да и то смутно, что его обняло нечто светлое, теплое, как гигантские крылья…
   Глаза открываются.
   Эгорд понимает, что лежит на осколках льда, на бывшей ледяной крепости.
   Голова приподнимается, взору предстает корабль…
   Точнее, то, во что корабль стремительно превращается, – огромный, как усадьба, шар тьмы, бешено ревет, крутится, Эгорд видит черные потоки не то дыма, не то жижи. Часть судна уже стала черной массой, страшная сфера засасывает все вокруг, исчезают несколько отчаянно трепыхающихся чаек, полотна парусов, веревки, доски, весла… Выеденное, как арбузная корка, основание корабля выгибается луком, с оглушительным треском ломается, черная звезда пожирает…
   А затем вдруг сжимается до размеров яблока, взвывает с особым гневом, как умирающий дракон, и исчезает.
   Шар съел и часть воды. После того как он исчез, яма в синей толще со всех сторон заливается водой, на дыбы с грохотом встает высоченная водяная колонна, ее шапка расстреливает пространство облаком капель, на берег проливается шипучий дождь из пены, Эгорд прикрывает лицо ладонью, сталь доспехов мокрая.
   Воин-маг поднимается, перчатка стряхивает с наплечника лоскуты прибрежных водорослей, с сапога на лед сваливается краб.
   – Эгорд!
   Со стороны берега на глыбу льда вскарабкивается Халлиг, насквозь мокрый, рука держит посох слабо, вокруг жреца танцуют огоньки энергии только что свершенного заклинания. Глаза блестят радостью.
   – Ты жив, Эгорд! Я думал, тебя тоже…
   Воин-маг направляется к Халлигу, голова кружится. Рука на ощупь развязывает поясную торбу, роется среди звонких флакончиков, другая рука помогает балансировать на пути к жрецу.
   Встретившись, воин-маг и жрец помогают друг другу не упасть, Эгорд вкладывает в ладонь Халлига пузырек бодрящего зелья. Жрец с опорой на посох вынимает пробку.
   – Успел телепортироваться…
   Выпивает одним глотком, дыхание шумное.
   Эгорд вырывает пробку из флакона зубами, пьет.
   – Это была ловушка, – продолжает жрец. – Вот почему они улетели… Рассчитывали, что попадемся. Честно говоря, они были близки к истине. Пара мгновений, и я бы сгинул в той черноте вместе с кораблем. Вот с подобной гадостью и приходится иметь дело в подземелье, где та загадочная дверь. Такими подвохами засеян каждый участочек, а ты еще хотел обезвреживать сам…
   Эгорд чувствует, силы восстанавливаются, линии обретают четкость, разум чист. Взгляд устремлен туда, где корабль был только что.
   – Да-а-а, жестко…
   – А как удалось выбраться тебе? – спрашивает Халлиг. – Неужели тоже владеешь телепортацией?
   Эгорд качает головой.
   Брови жреца нахмурились.
   – Тогда как?
   – Понятия не имею… Что-то выбросило меня оттуда, даже понять не успел…
   Эгорд озирается.
   – А где Тиморис?
   Звон стали. Еще и еще, со стороны крепости.
   Эгорд и Халлиг поворачивают головы, вид загораживают ледяные камни, воин-маг и жрец бегут на шум, но в лучах солнца лед успел подтаять, оба то и дело поскальзываются.
   Эгорд взмахивает рукой, будто засеивает пашню пшеницей, скользкие ступени льда покрываются белым мхом инея. Теперь подошвы сцепляются с опорой, перепрыгивают с глыбы на глыбу уверенно.
   Взбираются на гребень.
   Среди кусков льда и высокой колышущейся травы Тиморис парой сабель отбивается от трех пиратов. Те перепачканы кровью и водой, в царапинах, уставшие, но злость придает силы, разбойники напирают с безоглядной решимостью. Видимо, притворились мертвыми, а когда ледяная башня пала, вздумали по-тихому смыться, но наткнулись на Тимориса.
   Воин пронзил саблей грудь пирата, стальной багровый клюв вылез из спины, юркнул назад. Второму пирату Тиморис прошил живот, бандит согнулся пополам, медленно заваливается набок.
   Но пока Тиморис занят вторым, третий сбивает с ног, воин падает навзничь.
   Пират с дикой улыбкой бросается с топором на поверженного, Эгорд и Халлиг кидаются на помощь.
   Через шею разбойника пронеслось что-то плоское, вращающееся, мощный ритмичный свист. Голова пирата подпрыгнула, тупое выражение лица переворачивается, волосатый мясной мяч исчезает в траве.
   Срез на горле выпускает фонтанчик, тело оседает на колени, кожаный нагрудник бухается на ледяную плиту рядом с ногами Тимориса, полупрозрачный голубоватый холмик заливают красные ручьи.
   Шагах в двадцати от места битвы… капитан.
   Черный тюрбан, его складчатый хвост оплетает нижнюю часть лица, исполняя роль маски, извивается на ветру, Эгорд различает полоску смуглой кожи, прищуренные глаза.
   Капитан ловит вернувшийся снаряд, это одна из сабель, по красивой паутине желобков на золотом клинке стекает кровь. Узор магический, оружие явно зачарованное, доказано наглядно: простая сабля не может летать с легкостью, рубить столь точно, да еще возвращаться в руку хозяина.
   Эгорд растерянно улыбается, думает, капитан по какой-то причине перешел на их сторону, хоть и не понятно, с чего вдруг. Но капитан выхватывает из-за спины вторую саблю, его поза становится напряженной, как у хищника перед броском, уголки глаз у переносицы заостряются.
   Улыбка Эгорда гаснет.
   Фигура в сверкающих доспехах и черных тканях срывается в сторону лежачего воина, капитан хрипло ревет, голос высокий, звучный. Несется с сильным наклоном вперед, отведенные назад, точно крылья, сабли служат противовесом.
   Тиморис меняет радостную физиономию на испуганную, глаза расширяются, едва успевает вскочить. Две пары сабель сшибаются в роднике огненных искр, Тимориса отбрасывает на три неуклюжих широченных шага, устоял с трудом.
   Обмен ударами, Тиморис только и успевает отбиваться, уклоняться, изворачиваться, а если удается вклинить робкую контратаку, это лишь везение. Капитан быстрый и ловкий как воздух! Эгорд и Халлиг подбегают, шагах в десяти от дуэлянтов приходится встать, дабы не попасть под ураган лезвий.
   – Тиморис, тебе помочь? – осведомляется Эгорд.
   – Спасибо… я… сам… – вставляет Тиморис между ударами.
   Халлиг подается чуть вперед.
   – Один мой луч, и…
   – Нет! – отрезал Тиморис. – Он мой!
   Старший жрец смиренно отступает.
   Эгорд следит за танцем сабель, это как пытаться держать взгляд на порхающих стрекозах.
   Капитан худой, доспехи и ткани скрывают, но от внимательного взора не утаишь. Мышцы капитана крепки, вереницы сражений превратили плоть в железо, однако мяса на костях немного. Даже в доспехах капитан удивительно строен, изящен. Тело как связка оживших хлыстов, удары хлещут и хлещут.
   Тиморис выдыхается, лицо брызжет каплями, лишь опыт позволяет противостоять молодому яростному напору. Да, капитан еще и молод, Эгорд чувствует по рычащим и ревущим кличам, тот издает при каждой атаке.
   Сабли прекрасные, шедевр оружейного искусства! Длинные резные рукояти, торец каждой венчает сочный, будто клубника, рубин, кристаллы огромные, можно бить как кинжалами. Клинки из золота, ближе к остриям расширяются, в витиеватых узорах течет магическая сила, делает золото легче перышек.
   На лице Тимориса проблеск идеи.
   Он выпускает сабли, те падают в траву, руки приподнимаются, Тиморис подставляет туловище под удар. Сабли капитана, подобно ножницам, смыкаются на доспехах воина, силы вполне хватило бы разрубить, но один из амулетов на шее Тимориса лопается, как разбившаяся вдребезги вазочка, сабли отскакивают, по ним шустро проползают молнии, охватывают капитана, того трясет словно впавшего в транс шамана.
   Тиморис отшатывается, затем бросается на капитана, оба падают, сцепившись, катаются по земле, будто клубок взъяренных псов.
   Эгорд и Халлиг смущенно наблюдают, как Тиморис и капитан, позабыв все на свете, кувыркаются, молотят друг друга, царапают, разбрасывают клочья земли с травой, рычат, хрипят…
   Капитану удается оседлать Тимориса, с ревом обрушивает на лежачего кулачный град, но Тиморис сбивает с врага тюрбан, тот падает, утягивает с собой маску, на свободу вываливается пышная тяжесть длинных черных, как тьма в пещере, локонов.
   Халлиг присвистнул.
   Тиморис оцепенел, глаза как у совы, проглотившей булыжник. Эгорд подозревает, что и у него самого такие же…
   Девушка!
   Кожа красавицы как черный чай, куда добавили капельку молока, но смуглянка не похожа на коренных обитателей пустынь и джунглей, скорее на жителей Старга, Вегвинда и подобных городов. От долгих странствий кожа на солнце выгорела. Карие глаза сверкают гневно, воительница рычит, бьет, Тиморис защищается вяло, на рефлексах, не может побороть изумление.
   – Ненавижу тебя, ненавижу! – кричит капитанша. – Подонок, сволочь, гад!
   – П-погоди! – заикается Тиморис.
   – Бабник ничтожный! – взвывает девица. – Как ты мог бросить нас с мамой?!
   – Я не…
   – Она тебя любила! Доверяла! А ты бросил, как последний трус!
   – Но…
   – За двадцать лет ни весточки, ни намека! Думали, погиб, или держат в рабстве, или… А ты просто сбежал, чтобы куролесить дальше!
   Руки Тимориса опускаются.
   – Велира…
   – Убью, сволочь!
   Девушка молотит кулаками нагрудник Тимориса, раз за разом, словно капризная принцесса подушку.
   – Убью!
   И, как самая настоящая принцесса, вдруг падает Тиморису на грудь, лицом в свои предплечья, и плачет. Плечи и волосы на каждом хныке вздрагивают…
   Эгорд чешет перчаткой в затылке, Халлиг совершает со лбом тот же ритуал набалдашником посоха.
   Голова Тимориса запрокинута к небу, воин в глубокой прострации…
   Ладонь подползает к волосам рыдающей девушки, пальцы осторожно, словно боясь обжечься, гладят.
   – Не плачь… дочка…

Глава 13

   В небе над островом парит серебристая крылатая фигура, крылья белоснежные, из жидкого солнечного света, но он не слепит.
   Эгорд любуется полетом Леарит, наверное, минут десять. Дел в лаборатории гора, но отпустить чудесную картину за окном не может. В полете богине очень идут облака, особенно в рассвет или закат, цветные как фрукты, в этих светлых сумерках волшебные доспехи Леарит радужные, даже в безупречной белизне крыльев можно заметить то земляничный, то медовый, то еще какой-нибудь флер.
   Но сейчас в самом соку день, облака белые, как крылья богини, лазурные тени придают паровым дворцам пышность, Леарит среди них точно фея…
   Эгорд вздыхает.
   Надо возвращаться к работе. И так потерял кучу времени, с Халлигом очищали берег от трупов и льда. Точнее, льдом занимался только Эгорд – заставлял глыбы таять, испаряться, потому сейчас роскошная облачность. А Халлиг один за другим испепелял тела пиратов.
   Буйную девицу пришлось усмирять силой: излив слезы, вроде бы успокоившись, при попытке Эгорда и Халлига подойти ближе разошлась пуще прежнего, Тимориса чуть не задушила, кинулась на Эгорда как кошка. Воин-маг сковал ледяной коркой, Халлиг наложил усыпляющие чары. Грозная предводительница пиратов не откроет глаза до завтра. Тиморису была доверена почетная миссия отнести внезапный гостинец из его бурной биографии в жилую комнату, уложить в кровать, а затем объяснить, как угораздило в один миг стать отцом, да еще такой бестии в человечьей шкуре.
   Халлигу тоже любопытно, но он умчался на зов долга в подземелье – обезвреживать ловушки. Занят этим почти все время, его способностью целиком отдавать себя делу Эгорд восхищается, даже завидно.
   Воин-маг возвращается к работе.
   На лабораторном столе, в магическом круге, исчерченном внутри и снаружи рунами, покоится ледяная стрекоза. Белесо-голубая статуя величиной со щенка, на выпуклостях белые блики, Эгорд видит в гранях свои отражения, прозрачные ледяные крылья тонкие, острые, как кинжалы, переливаются радугой. По соседству сверкает алхимическая установка из колб, трубок, горелок, в стеклянных сосудах жидкости разных цветов: одни покоятся, другие бурлят, над третьими густая кремовая дымка. Самая большая колба подогревается слабым пламенем горелки, наполнена зеленой пузырящейся жидкостью, в ней плавает жало Хафала.
   Тиморис в кресле неподалеку, подбородок в ладони, взгляд упирается в колбу, но видно, что думает не о ней. То ли задумался слишком глубоко, то ли просто ничего не соображает… С непривычки даже жутковато. Веселая придурошная рожа идет ему куда больше.
   – Мать Велиры была моей первой, – после долгого молчания говорит Тиморис. – Ее звали Жемина.
   Эгорд вздрогнул.
   Жемина? Так зовут Наяду…
   Но имя распространенное, многие сельские семьи называют дочерей Жеминами.
   Медленный выдох, Эгорд вновь сосредотачивается на стрекозе.
   – Мы с Жеминой росли в глухом селении, – продолжает Тиморис, – но я уже тогда любил как следует погулять, искал приключения на задницу, хотя больше, чем на несколько дней, родное село не покидал. А когда мне было шестнадцать, Жемина сказала, что теперь мы семья, у нас будет ребенок… Чуть в обморок не грохнулся. И вовсе не от счастья. Не очень-то рвался покидать родные места, но когда осознал, что навсегда привязал себя к этому месту, к этой женщине…
   Тиморис умолк. Наверное, переваривает воскресшие с новой силой воспоминания. Эгорд хочет обернуться, взглянуть на друга, но сосредоточен на заклинании телекинеза, нужно довести до конца.
   Направляет заклинание на стрекозу, сейчас оно не требует много энергии, зато крайне сложное, нужна ювелирная точность…
   Через минуту хлопья розового сияния окутывают стрекозиные крылья. Две пары пестрых ледяных лепестков в сияющей розовой вате, та слегка шипит…
   Эгорд придвигает к себе сундучок, щелкает замочек, внутри блестит россыпь золота и бриллиантов: многочисленные Очи Асимиры, они же «окольца», артефакты для общения на расстоянии.
   Воин-маг берет один.
   Ледяное заклинание вживляет «окольцо» в голову стрекозы. Бриллиантовая оправа сидит во льду будто зуб в десне, а овальный золотой слиточек поблескивает снаружи, как глаз.
   – В общем, – говорит Тиморис, – продержался полгода. Мирился с тоскливой участью, да и ничего не оставалось, приходилось вести себя семьянином, перед Жеминой и всем селом, чтоб не плевали в спину, хотя некоторые злорадствовали, что на меня, гуляку, свалилась обуза. Внешне держался, даже делал вид, что бодрячком, но в душе была слякоть. Казалось, останется до конца моих дней… Однажды привел Жемину к светлой жрице, та напоила ее целебными зельями, предсказала, будет дочка. Жемина от счастья сияла. Ночью спросила, как хочу назвать девочку. А мне было все равно, думал не о ребенке, не о Жемине… Страстно хотелось сбежать из этого места, от судьбы, и гори все огнем! Ну, я и сказал: «Велира». Слышал в таверне, на языке какого-то древнего народа значит «Свобода». А Жемина обрадовалась, сказала, так и назовет, непременно…
   Тиморис тяжко вздыхает.
   – Следующим днем отправился с ребятами на покос, далеко от селения, и нас накрыла лавина разбойников. Они уже были с крупной добычей, искали место, где залечь на дно, мы просто под руку подвернулись. Но я воспользовался. Как-никак, разбойники, случается всякое: убивают, берут в плен, люди пропадают без вести…
   Эгорд орудует алхимическим агрегатом, тот бурлит, пыхтит испарениями, воин-маг то и дело что-нибудь регулирует, пальцы как ловкие лапы паука, колдующего над сетью, перезвон стекла. На одном конце агрегата варится в зеленой воде жало Хафала, на другом мензурка, туда из трубки капля по капле стекает вещество, такое же зеленое, но фосфоресцирует.
   – В общем, я сбежал, – говорит Тиморис упавшим голосом. – А затем пустился во все тяжкие. Жизнь началась веселая, много приключений, вина, красивых девушек, скитался по всему свету… Только не говори, что поступил как свинья, сам знаю! Один из самых низких поступков в моей жизни. Как вспомню, сразу хреново делается. Это потом, когда нагулялся, женился на Ивиссе, понял, как хорошо, когда рядом любимый человек, о котором можно заботиться, который заботится о тебе, как вообще здорово, что над головой мирное небо, и все такое… А тогда по-настоящему испугался, думал, умру, сгнию заживо, если обзаведусь семьей…
   Эгорд, листает алхимический справочник.
   – Боги тебя услышали.
   – Ты о чем? А, что сбежал… ну да.
   – Нет. Во время похода на Зараха ты обмолвился, что после войны разыщешь всех детей, которых наделал до женитьбы. Дал обещание и забыл. А боги напомнили. Дочка нашла тебя сама.
   Тиморис невесело усмехнулся.
   – Да уж… Представить не мог, что дочь взрослая, да еще такая… Встретил бы где-нибудь в трактире, сразу положил бы глаз. Ямор меня, неужели прошло столько времени?! Интересно, Жемина еще жива?.. Пойду напьюсь…
   Тиморис выходит.
   Вот, значит, как… Дочка Тимориса подросла, отправилась на поиски отца. В такие странствия, как правило, по доброй воле не отправляются, вряд ли первая любовь Тимориса жива. К тому же, скитания закалили тело и характер Велиры, но очернили душу, девчонка связалась с разбойниками, демонами и некромантами. За выживание в жестоком мире приходится платить.
   Велира появилась весьма кстати. Эгорд и рассчитывать не смел на такую удачу…
   Мензурка наполнилась зеленой светящейся жидкостью почти до краев. Эгорд подставляет под агрегат пустую, а с полной передвигается к ледяной стрекозе. На него смотрит золотой глаз «окольца». Крылья по-прежнему сияют розовыми облачками.
   Эгорд слабо усмехнулся.
   Добавил стрекозе четвертую пару лапок – с крупными, как орехи, клешнями, а длинное сегментированное брюшко чуть изогнул вверх, увенчал жалом. Стрекоза больше похожа на крылатого скорпиона.
   Из мензурки на источающую мороз статуэтку падает капля.
   Воин-маг шепчет заклинание…
   Зеленая капля растекается по ледяной спинке, вмерзает и… прорастает во льду ломаными кристальными корнями, стрекоза постепенно, с хрустом превращается из голубой в зеленую.
   Эгорд приводит в действие паутину заклинаний…
   Крылья стрекозы начинают шевелиться, тонкие пластинки льда у оснований трескаются, белесые сеточки разломов тут же срастаются, эти два процесса чередуются, набирают скорость, обеспечивают хрупкой кристаллической структуре пластичность, стрекозе помогает энергия телекинеза.
   Вскоре крылья трепещут как у настоящей стрекозы.
   Ладонь с плавностью медузы делает движение, словно подбрасывает нечто невесомое. Лапки стрекозы от стола отталкиваются, создание из зеленого льда поднимается в воздух, зависает на уровне лица.
   Эгорд торжествующе улыбается.
   Теперь лед стрекозы ядовитый, как жало Хафала. Даже слабый укол сразит любого живого врага из плоти и крови.
   Осталось наложить еще одни чары. Творить их самостоятельно Эгорд пока не умеет, потому заранее извлек из запасов, которыми снабдил Светлый Орден, магический свиток. Пальцы разворачивают, пергамент с шелестом открывает взору нагромождения рун, из этих дебрей Эгорд читает вслух одну строчку – ключевую фразу на древнем языке, она приводит записанные на свитке чары в действие. Свиток рассыпается синей пылью, та змейкой летит к стрекозе, окутывает как тучка…
   Стрекоза вместе с пылью постепенно исчезает.
   Но на самом деле она здесь, просто теперь невидимая.
   Вскоре Эгорд спускается на второй подземный этаж. Халлиг проверил: за большей частью помещений никаких пещер – непроходимые каменные толщи. В одну из самых изолированных камер поместили Хафала, для надежности защитными чарами укрепили не только решетку, но и стены. Демон все равно их бьет, ответные удары молний не страшат, уж что-что, а боль эти твари терпеть могут, но сейчас трещины и вмятины от его яростного напора незначительные.
   Воин-маг петляет по треугольным коридорам между темными каменными пастями со стальными прутьями вместо зубов, стены тюремного лабиринта из зеленоватого камня, на плитах мох, лишайник, плесень, с потолка свисают паутинки, вьюны, даже огонь в настенных чашах какой-то зеленоватый.
   Камера демона.
   Хафал сидит на полу, спина прислонена к боковой стене. Нога вытянута, другая согнута, на колене покоится, как телескоп на треноге, правая рука, кисть свисает безвольно. Пальцы левой мерно пощелкивают по каменной тверди, словно считают мгновения. Хвост лежит длинной дугой, извивается медленно, будто в воде, почти касается противоположной стены.
   Успело отрасти новое жало. Его кривой кинжал сочно блестит, как и пластины на всем теле, хотя в камере сумрачно, сюда проникает лишь эхо коридорных огней.
   Голова чуть склонена к груди, та медленно набухает и сдувается, шипит глубокое дыхание. Лицо более-менее спокойное, но мрачнее тучи, Хафал выглядит усталым. Из-за жвал разглядеть непросто, Эгорд улавливает тень злого оскала, вокруг глаз в полутьме светит зеленая аура, их уголки хоть и притупились, но все же сохранили гневную остроту.
   Демон замечает Эгорда.
   – Ты…
   Хвост приподнимается, некоторое время танцует без действий, словно размышляет, ударить или нет…
   Наконец, бьет по прутьям, чисто символически, по хвосту пробегает белый трескучий разряд охранных чар, столь же слабый, как и удар демона, Хафал даже не вздрогнул. Косится на Эгорда с ненавистью, плотно сжатые челюсти блестят жемчужной стеной, спустя несколько мгновений горящий зеленым огнем взгляд возвращается пассивно буравить камешки на полу.
   – Одиночество понуждает к задумчивости? – интересуется Эгорд.
   Демон молчит.
   Воин-маг разглядывает трещины и выбоины в полости камеры: скромные, все-таки защитная магия делает свое дело, зато много, как травы в саду, узник расстарался на славу. Долбил все время, ярость стихала лишь, когда с ног валило изнеможение. Выносливая тварь. Хорошо, не кормили и не поили, а то буянил бы до сих пор.
   – Почему не убьешь? – бурчит Хафал. – Зачем держишь здесь?
   Эгорд делает шаг к прутьям.
   – Ты ведь не убил нас сразу, а связал, тянул время.
   Низкое рычание демона.
   – Хочешь пытать…
   – Твой отец убил моего друга. И не только. Из-за него погибли многие, кто мне дороги. Даже после его смерти меня душит жажда мести. Ты явился сюда из-за той же жажды, должен понимать.
   – Значит, мстишь…
   Демон смотрит на Эгорда с издевкой.
   – Стараешься дерьмово. Ни голодом, ни болью меня не проймешь. Даже в этом мире, в этом ничтожном теле я сильнее, чем кажется.
   Смеется.
   – Хоть на кусочки режь, все равно не услышишь моих стонов. Буду хохотать, плевать в твою красную от досады рожу!
   Смех обрывается, губы подергивает оскал.
   – Но я выберусь, порежу вас троих на кусочки. И уж вы-то, людишки, точно будете орать, молить о смерти! Жаль, с богиней это не пройдет, но ничего… Отыграюсь на другой сучке. Вас уже не трое, а больше… Да-а-а, я давно учуял. В крепости появился кто-то еще… Женщина… И чую, ты за нее переживаешь.
   Эгорд напрягся. Демон говорит о Наяде…
   Мразь!
   – Это хорошо, – тянет Хафал с удовольствием. – Значит, будешь корчиться в муках, когда буду ее драть у тебя на глазах, разрывать на куски… А потом разделаюсь с тобой!
   Воин-маг берет себя в руки. Не надо идти на поводу у всяких отродий, не мальчишка. Мастера изощренных угроз – слабаки, ничего, кроме как жалить словами, им не остается.
   Эгорд улыбается.
   – Слабоват ты для побега. А для битвы со мной – тем более.
   Приказывает одному из прутьев подняться, тот потрескивает молниями, словно рассержен, но в потолок втягивается. Эгорд делает подманивающий жест, из коридора к пальцам подплывает в розовом облаке телекинеза фляжка с водой и грибница из высоких грибов с круглыми синеватыми шляпками, не меньше двух десятков. Мерцающие пещерные грибы. Съедобная штука. В сыром виде, правда, на вкус так себе, но очень питательные. Эгорд часто ими подкрепляется, когда работы через край, а готовить времени нет.
   Еда и питье заплывают в камеру, опускаются в центр, прут возвращается на стражу.
   – Чтобы мстить, нужны силы.
   Хафал косится на еду, к тюремщику обращается зеленый огонь глазниц, оттуда смотрит ярая враждебность.
   – Что это значит?
   – То и значит.
   Демон усмехнулся.
   – Играешь в благородство, человечишка?
   Хвост отталкивает фляжку и грибницу в дальний угол, там густая тьма, шляпки слабо светятся, как воздух в лунную ночь.
   – Жри сам!
   Лапы скрещиваются на груди, демон голову отворачивает, глаза вновь хмуро смотрят в пол.
   Гордый, думает Эгорд. Это хорошо.
   Улыбается.
   – Да я и жру. Почти каждый день. С голодухи очень даже вкусные грибы. Не вороти нос. Надеюсь, когда столкнемся в битве, мне будет мстить достойный противник, полный сил, а не жалкий истощенный червяк.
   – Зачем тебе это?
   Эгорд пожимает плечами.
   – Надо же как-то пытать. Я же мщу. Боль тебе нипочем, голод и жажда тоже. А вот есть с рук того, кого страстно хочешь убить… Неплохая пытка, верно?
   – Р-р-р!
   – А еще весьма хороша пытка мыслями. Думать демоны не привыкли, а тут ничего другого не остается…
   – Ничего, меня вполне развлекают мысли, где разматываю кишки тебе и твоим дружкам!
   – Слишком уж однообразно.
   – В потрохах не только кишки!
   – Все равно скука. Если не надоело, так надоест. Стены крепкие, сидеть долго…
   – Гр-р-р-р!
   – Но я не так жесток, как ты. И дабы не скучал…
   Снова жест, будто кого-то подманивает. К Эгорду подплывает еще одно розовое облако телекинеза, на сей раз большое, размером с человека, пышное, пучки энергии сочные, а внутри… девушка.
   В свете магической энергии ее доспехи ярко блестят, выпукло отражают Эгорда и коридор, поверх стали складки черной ткани, еще более черные волосы свисают плотным занавесом, голова уронена на грудь. Девушка без сознания. Кожа почти такая же смуглая, как у Хафала, только без красноватого оттенка.
   Демон поднимается, шаг к решетке, в зелени глаз вожделение.
   – Дабы не скучал, – говорит Эгорд, – вот тебе подружка. Будет с кем коротать время.
   – Давай ее мне!
   – Нет, приятель. Слишком жирно будет.
   Воин-маг опускает Велиру в камеру напротив. Прутья с дружным гулом ползут вниз, смыкаются с полом. Надо попросить Халлига, чтобы и сюда наложил щиты, хотя бы на решетку. На всякий случай. А то вдруг девчонка умудрится снять доспехи, пролезть меж прутьев.
   – Эй! – возмущается Хафал. – А коротать время?!
   – За разговором, – уточняет Эгорд.
   – Р-р-р!
   Демон бьет по решетке хвостом сильнее, чем в прошлый раз. Сетка молний волной прокатывается по хитиновым пластинам, треск такой, будто дракон придавил кучу сухих веток, но и сейчас демон остался к разряду равнодушен, куда больше задело, что пользоваться красоткой не дадут.
   – О каких бесах, Ямор тебя, с ней говорить?! Девки нужны, чтобы их во все щели…
   – Ничего, – перебивает Эгорд, – бесы будут. Представляешь, она тоже хотела нас убить. И тоже из мести. Прям эпидемия, расплодилось мстителей как блох. Завтра проснется. Не скучай.
   Эгорд возвращается в лабораторию.
   Нужно доделать стрекозу: основная работа закончена, остались мелочи: наладить управление, повысить устойчивость к теплу и свету, устранить ядовитые испарения, и прочее.
   Хочет сесть за стол, но внимание вновь перехватывает картина за окном…
   Леарит делает над островом очередной круг.
   Эгорд подходит к окну. Лицо к небу, губы выгибаются улыбкой.
   Леарит, как всегда, прекрасна. Крылья жидкого белого света отчетливо переливаются даже на фоне безупречно белых облаков, фигурка словно выточена из зеркального серебра, волосы колышутся протяжными солнечными лентами…
   Как все-таки хорошо, что Леарит поселилась здесь. Пускай боги и запрещают ей вмешиваться в ход событий, но одного ее присутствия достаточно, чтобы дух Эгорда оставался крепким. Кроме того…
   Бах!
   Из глубины небес в Леарит вонзилась молния!
   Далекий женский крик, богиня падает. Крылья расслаиваются на заостренные солнечные волокна, каждое быстро укорачивается, нити извиваются в попытках соединиться, удержать хозяйку в воздухе, но падение ускоряется!
   Воин-маг прыгнул в окно.
   Под подошвами в воздухе возникают и рассыпаются ледяные островки, Эгорд прыгает с одного на другой, превращая падение в стремительный бег к месту, куда рухнула Леарит.
   Земля!
   Эгорд перекатывается, вскакивает, переполненное страхом за Леарит сердце мчит к куполу света за шеренгами травы.
   Сквозь колосья виден светлый силуэт…
   Леарит лежит на спине, руки и ноги беспорядочно согнуты, сияющие лоскуты божественной энергии недавно были крыльями, а теперь жалобно трепыхаются на россыпи камней.
   Эгорд бежит к девушке, до нее десятка два шагов…
   На богиню проливается град молний.
   Эгорд на бегу падает, наколенники и ладони вминают почву.
   Молнии заставляют остатки крыльев истончиться, те как иссушенные мертвые щупальца, кожа Леарит превращается в уродливые ожоги. В пепел. Богиня кричит, тело с ужасающей гибкостью корчится, шторм молний хлещет и хлещет, грохот, будто великан сжимает остров в кулаке, а тот ломается как сухарь.
   Эгорд тянет в сторону страдающей девушки руку.
   Душу, как канат, перетягивают жажда защитить и понимание, что одна такая молния для Эгорда – смерть. Бессилие причиняет боль. Как в день, когда Зарах разорвал лучшего друга пополам, а Милита от горя покончила с собой…
   Эгорд поднимает лицо. Небо продолжает беспощадно лить молнии, сквозь облака, из глубины, где ночью рождаются звезды.
   Над Леарит тучи сизого дыма, крики уже глухие, словно умирает привидение, но боли в них не меньше, оголенные сухожилия, жилы и мясо лопаются, чернеют, сыплется и разлетается прах, оголяет кости…
   Молнии стихли.
   Но грохот въелся в уши, под черепом до сих пор гремит с просторным эхом, глас небесной ярости в голове утихает с неохотой.
   Эгорд подползает к тому, что осталось от Леарит.
   Поднять глаза мужества не хватает…
   Глаза слезятся от запаха паленой плоти, земля черная, горячая, там, где били молнии, дымятся ямки, на траве язычки пламени, раскаленные камешки мерцают оранжевым.
   Со стороны богини вновь мерцает свет.
   Эгорд голову поднимает, в обзор вплывает прожженная до костей рука. Обугленная надкостница белеет, зарастает новыми мышцами, целебное сияние вокруг кисти медленно, но верно насыщается, слой за слоем наращивает живую ткань. Наконец, появляются островки новорожденной кожи.
   Доспехи Леарит накалены докрасна, словно только что вынуты из кузнечного горна, богиня стремительно излечивается в коконе сочного света. Пленки сухожилий, красная влажная плоть, вены, артерии, капилляры – все скрывается под новой кожей, чистой, как лепестки вишни.
   Эгорд подкрадывается, берет ладонь Леарит, его лицо попадает под застывший взгляд богини.
   Ее бриллиантовые глаза оживают. Теперь она смотрит не сквозь, а на него.
   – Боги наказывают…
   – За что?! – дрогнул голос Эгорда.
   Леарит слабо улыбается.
   – За то, что спасла… тебя.
   – Спасла?
   Корабль… Черная сфера…
   – Так это ты увела меня с корабля?
   Леарит проводит пальцами по его щеке.
   Эгорд берет богиню на руки, несет к крепости.
   Леарит обнимает его шею, голова богини лежит у него на плече, веки опущены. Опаленные волосы растут, напитываются белым светом. Сила крыльев тоже восстанавливается, но сейчас крылья ни к чему, их мощь копится под доспехами. Те все еще раскаленные, мерцают красным, но Эгорд покрывает свои доспехи ледяной коркой, от контакта со сталью Леарит корка тут же испаряется, но нарастает снова, остужает, за Эгордом вдоль горного склона тянется пухлая паровая гусеница, уползает в небо…
   Зал на пятом этаже.
   После битвы с Хафалом Эгорд заштопал пробитый потолок льдом, наложил паутину чар. Теперь зал утопает в дневном свете, лед окрашивает веера и бутоны лучей в цвета радуги, рассаживает их в даже самые темные уголки.
   Воин-маг пересекает зал до широкого треугольного фонтана, брызги шипят успокаивающе, рядом серебристый треугольный стол, Эгорд укладывает богиню на один из диванов в золотой обивке.
   Опускается на колено, пальцы сплетаются с пальцами девушки в замок.
   – Как ты, Леарит?
   Ресницы богини мягко опускаются, поднимаются, бриллиантовые грани в глазах играют разноцветными бликами.
   – В порядке.
   – Что сделать для тебя?
   – Продолжай следовать цели.
   – Это ради всего мира. Но что сделать для тебя?
   – Я богиня. Благо мира – мое благо.
   Эгорд рассматривает переливы глаз внимательно. Показалось, мелькнул какой-то особый блеск – и будто не было ничего. Богиня словно подмигнула так, чтобы боги не заметили, не подслушали… Или в самом деле показалось?
   – Делай мир лучше, Эгорд, и мне будет хорошо.
   Воин-маг кивнул.
   Ближе к ночи возвращается в комнату, где ждет Наяда… То есть, Жемина.
   Она тут же бросается на шею, но обтекает нежно, как теплая морская волна с пеной. Эгорд укоряет себя: в течение дня почти не вспоминал о Наяде. То есть, о Жемине. Как же трудно привыкнуть! Но Эгорд зол на богов за то, что сделали с Леарит… Непослушная голова! Сейчас перед ним не Леарит, а Жемина, надо думать о ней. Эгорд ведь считал, она погибла, а она чудом выжила, такая удача бывает раз в сто лет…
   – Прости, родная.
   Эгорд приподнимает любимую, осторожно кружит у двери.
   – День выдался суматошный, надо было успевать все. Я свинья, ни разу не зашел…
   – Ничего, милый.
   Жемина отлипает от его плеча, заглядывает в лицо, по щеке Эгорда проскальзывает ручка, легкая, чистая, как медуза, порой кажется такой же полупрозрачной.
   – Главное, что вернулся. Живой и невредимый.
   Эгорд опускает.
   – Скучала?
   – Немного. Но меня развлекал твой забавный друг, кажется, Томатис…
   – Тиморис.
   – Да, он самый. Малость назойливый, от него разило выпивкой, но…
   Эгорд усмехнулся.
   – Это он умеет.
   Бедный Тиморис. Свалилось же отцовское бремя…
   Личико Жемины, как всегда, уплывающее из памяти, становится встревоженным.
   – Эгорд, мы теперь будем вместе всегда?
   – Конечно, любимая!
   Жемина расцветает.
   – Как настоящая семья?
   Эгорд улыбается.
   – Будешь хранить домашний очаг, а я буду защищать крепость, пропадать в делах острова. Настоящая семья.
   – Только прошу, Эгорд, пропадай реже. А то этот самый… как его…
   – Тиморис.
   – Вот-вот… замучает болтовней до смерти.
   Эгорд вновь усмехнулся.
   – Постараюсь.
   Сумеречный пейзаж за окнами темнеет, горизонт истлевает, просыпаются ночные насекомые и птицы. Океан мерно дышит, на волнах начинает поблескивать лунный свет, воздух темно-синий, чистый, тяжелый, как вода, а когда луна прячется за шторами туч, воздух кажется густым, можно есть ложками…
   Под пение океана и шушуканье островной живности Эгорд и Жемина говорят о том, как сильно друг друга любят, на языке тел. Хорошо, что воздух прохладный, даже такого воздуха влюбленным хватает едва. Эгорд задыхается, Жемина обнимает бедрами, вдыхает жадно после каждого стона, громче и громче, крики становятся похожими на крики Леарит, когда ее били молнии. Почему-то это пугает Эгорда лишь слегка, а затем словно вырастают крылья, открываются свежие силы. Лишь бы Жемина и дальше стонала как Леарит… Леарит… Леарит!..

Часть 3

Глава 14

   По лаборатории витает экзотический терпкий запах. Светлый Орден вновь приятно удивил тем, что обнаружилось в запасах. В ящике с пищевыми продуктами Эгорд нашел мешочек, внутри крупные бурые зерна. Вышивка гласит, что зерна нужно измельчить, две чайные ложки залить кружкой воды и довести до кипения. Рекомендуется добавить сахар. Странный напиток называется «кофе».
   Эгорд восседает в кресле, сапоги закинуты на край стола крест-накрест, рука периодически подносит к губам кружку черного горячего зелья, ноздри втягивают ароматный пар, другая упирается локтем в мягкий подлокотник, указательный палец повернут так, что Око Асимиры раскрывает световой зонт перед глазами.
   Воин-маг наблюдает за тюрьмой…
   Невидимая ледяная стрекоза с «окольцом» вместо глаз справляется со шпионской задачей. Полет бесшумен, маленькое создание способно висеть как люстра, а может выписывать витки, даже не составляет труда сложить крылья и прошмыгнуть между прутьями.
   Под боком у Велиры ютятся мерцающие пещерные грибы и фляжка с водой, Эгорд принес ранним утром. Пленница еще спит, но уже слабо ворочается, на лице цвета кофе, разбавленного молоком – кстати, надо будет попробовать, – гримаса раздражения.
   Понять можно: воздух то и дело сотрясают удары по камню, иногда их разнообразят удары по металлу и треск электричества…
   Хафал занят излюбленным делом – лупит во все стороны. До этого наблюдал за Велирой, облизывался. Пытался разбудить рычанием, мол, поднимай задницу, ты… и дальше следовали оскорбления. Но тщетно. Наконец, не выдержал – начал крушить без разбора, надо же куда-то деть бурлящую в крови силу.
   По камере разбросаны осколки фляжки, воду демон выхлебал, наверное, когда Эгорд еще спал. Грибов нет. Видимо, тоже употреблены по назначению. Отсюда и силы.
   Наконец, сон Велиры дает трещину.
   Бывшая предводительница пиратов приподнимает туловище на руках, голова встряхивается, как у сердитой пантеры, что прогоняет мух, черная грива хлещет по доспехам на плечах и спине, локоны свисают до пола, веки опущены, белые зубки стиснуты в оскал, на лице черная сеть упругих злых морщин.
   Под грохот ударов ладонь хватается за голову.
   – По башке постучи, урод!
   Жало Хафала замерло в мизинце от стены, демон оборачивает голову, глаза похожи на огромных зеленых жуков, затем сужаются, уголки как наконечники дротиков.
   – Что?!
   Демон разворачивается, грудь колесом, пара тяжелых шагов к решетке, хвост с угрожающим свистом извивается.
   – И кулак в рот сунь! – добивает Велира.
   Веки девушки поднимаются, лицо к решетке…
   – Демон!
   Велира вскочила, поза как у кобры перед броском, даже волосы стали пышнее, как у оной змеи воротник. Руки через голову за спину, но сабель не находят. Миг яростной растерянности, кулаки от досады стискиваются до дрожи, бестия издает вопль, руки рассекают воздух сверху вниз, как топоры палачей, выпускают пальцы, те кажутся ржавыми, но крепкими крюками.
   Лапы Хафала распахиваются как широкие врата, в зеленоватом полумраке рельеф мускулов и пластин.
   – Как смеешь, сука?! Я великий Хафал Пожиратель Душ, сын Зараха!
   – Огрызком не маши, дерьмо паучье, в глотку себе запихни!
   – Как посмела надеть доспехи, шлюха?! Твое дело ноги раздвигать и у мужиков брать!
   Велира с воплем ударила ступней по клетке, пропитавшие металл чары отозвались волной белых трескучих веток, воительницу отбросило к дальней стене, доспехи грохнули, стена оттолкнула к центру камеры. Черные ленты тканей и локонов распластаны в разные стороны.
   Хафал извергает в потолок хохот, лапы уперты в бока, хвост танцует в ритме грозовых «ха».
   Велира медленно поднимается, вид такой, будто в ее власти устроить конец мира.
   Нахохотавшись, демон опускает голову, в сияющей зелени глазниц горит веселье, презрение и долька снисхождения, так император смотрел бы на раба, подающего надежды стать гладиатором.
   – Еще хочешь, девка?
   Велира изящной, очень женственной походкой плывет к решетке, хотя лицо остается сердитым.
   – Угу, напугали…
   Небрежно пнула прут.
   По телу опять молнии, мелкие и тусклые, но именно такие заставили ее выронить сабли в битве с отцом, а сейчас девушка упорно делает вид, что не чувствует вовсе, и ей удается, хотя по тому, как напряглись мышцы, вздулись жилки, потекли ручейки пота, Эгорд замечает героические усилия.
   Хафал, видимо, тоже обратил внимание, взгляд более надменный, но в нем мимолетный проблеск хвалы.
   Велира фыркает.
   – Моя тетка – и та била сильнее.
   Демон усмехнулся.
   – А ты иди ко мне. Отшлепаю сильнее тетки, будешь довольна, ха-ха!
   – Это я тебя отшлепаю…
   Пиратка осматривает решетку по краям.
   – …когда выберусь.
   – Можешь пролезть между прутьями. Только надо раздеться.
   – Не дождешься, таракан!
   – Скорпион, дура! Великий Хафал, сын Зараха!
   – Да уж, великий… В тюрьме величие особенно заметно.
   – Заткнись, девка! В мире демонов мне не было равных среди…
   – Мне тоже много где не было равных! Что-то неравенство не спасло, барахтаемся тут как селедки в бочке…
   – Р-р-р! Тебе не было равных разве что в объеме сисек и…
   – Заглохни!.. Видел он будто… У меня все под доспехами!
   Хафал ухмыльнулся.
   – А ты оголись, оценю.
   – Пошел ты…
   Увлекшись наблюдением, Эгорд едва успел заметить частый и тяжелый стук шагов за дверью. Палец коснулся «окольца», световой купол с живым изображением тюрьмы гаснет, Эгорд убирает ноги со стола, в лабораторию врывается Тиморис. Злой как бес.
   – Эгорд, Ямор тебя дери! Зачем бросил мою дочь в темницу?!
   – Успокойся…
   – Я даже поговорить с ней не успел!
   – Говорить вряд ли бы захотела. Скорее всего, опять вцепилась бы тебе в горло.
   – Не решай за нее! Эгорд, она же ничего не сделала!
   – Вообще-то пыталась нас убить. Да еще привела армию пиратов с демоном и некромантом, не заметил?
   – Велира запуталась! Сама не понимает, что творит, все из-за меня, ей надо…
   – Остыть. А в тюрьме как раз прохладно. Хочешь говорить? Пожалуйста. Через решетку.
   – Эгорд…
   – Извини, выпустить не могу. Она плохо себя контролирует, гнева больше, чем мыслей. У нас с Халлигом дел горы, некогда думать еще и о том, что твоя дочка учудит нам на беду. Пусть посидит, подумает, а то отвыкла, пока саблями по миру махала.
   Тиморис сник.
   – Не переживай, – утешает Эгорд. – Никто ее не пытает, просто сидит в камере, там вполне терпимо. Уверен, на своем суровом пути девчонка жила и в менее удобных условиях, причем добровольно. Не суетись. Кофе хочешь?
   Тиморис вздохнул.
   – В морду тебе дать хочу…
   Уходит вяло, сгорбившись как зомби. Дверь закрывается с тихим бумом.
   Сапоги возвращаются на стол, Эгорд ерзает в кресле, устраивается с еще большим комфортом, из Ока Асимиры вновь выстреливает конус лучей, их острия сливаются в цветную картинку.
   Велира сидит на полу у дальней стены камеры, тело повторяет прямой угол. Зубки обкусывают шляпку мерцающего пещерного гриба, губы то и дело присасываются к овальному костяному пузырю с водой. У бедра наломаны кучкой другие грибы, Велира ест жадно, с раздражением.
   На другом берегу коридора Хафал бродит по камере туда-сюда, лапы на боках, хвост лениво похлестывает по стенам и прутьям, белые искры пляшут по демону, но тот внимания не обращает.
   Часа два Эгорд следит, как Хафал и Велира слоняются из угла в угол, томятся, прислонившись к стене, иногда перекидываются колкостями, руганью. Эгорд ждет, что скука вынудит Велиру рассказать хоть что-то о себе, больше всего интересует, конечно же, связь с некромантом и демоном. Но пока все по кругу: Хафал насмехается, презирает, Велира отвечает ненавистными выпадами. Но демон старается сильнее, порой из кожи вон лезет, а разбойница огрызается без особого азарта, как будто мыслями не здесь.
   Какое-то время царит молчание, Хафал от нечего делать лежит в центре камеры, руки за головой, жало тычет в потолок. Велира тоскует с коленями в обнимку…
   Вдруг девушка поднимается, пальцы расстегивают ремень на поясе, бляшка звенит.
   Хафал поворачивает к соседке голову.
   – Отвернись, – сказала Велира.
   Хафал ложится набок, мордой к пленнице, лапа подпирает скулу, сегментированный кнут начинает извиваться как любопытная змея.
   – Зачем?
   – Отвернись, – повторила Велира настойчиво.
   Демон подскакивает, расслабленной манерой победителя приближается к решетке, жвала раскрываются, обнажают белоснежную влажную ухмылку.
   – Что, между ног скоро лопнет? Ха-ха, попила водички от души! Не терпи, сливай, я погляжу…
   Скрещивает руки на груди, взгляд надменный, сияние глаз ядовитое, Хафал посмеивается, рычит в предвкушении.
   – Ну, чего медлишь? Долго не вытерпишь, и так, наверное, терпишь не первый час, ха-ха! Давай, скидывай железки и на корточки…
   Лицо Велиры мрачнеет, становится каменным, в его тенях стынет равнодушие, взгляд ледяной как у смерти. Такое бывает у старых пророчиц, которые знают будущее наверняка, потому ничего не чувствуют, ибо это все равно ничего не изменит.
   Велира, придерживая ремень, подходит к решетке.
   – Отвернись.
   Столь холодных повелительных интонаций от нее слышать не доводилось.
   Но Хафал жутких перемен, похоже, не замечает, ему весело, смеется громче и несдержаннее, хвост вертится как язык бодрого пламени.
   – Ха-ха-ха, ну можешь прям в штаны, будет не совсем приятно! Грозная воительница обмочилась, ха-ха! Так и будешь ходить с мокрыми портками и…
   Из уст Велиры начинает исторгаться такое, что хохот демона тухнет за несколько мгновений, как костерок под ливнем.
   Чашка из пальцев Эгорда выпала, треугольная плита пола со звоном разорвала ее на осколки, но Эгорд не видит, только слышит, да и то глухо, внимание поглощено словесным штормом Велиры.
   Хорошо, рядом нет Тимориса. Хоть и мастер трехэтажного мата, но даже если бы напился, подрался, разгулялся как следует, все равно, услышав это, вмиг бы протрезвел, залился краской. Даже в царстве демонов Эгорд не мог предположить, что бывает такая ругань, тяжелая, шквальная, как густая грохочущая лавина закованных в металл всадников.
   Хвост Хафала, что весело извивался, замер, медленно оседает, будто мужское достоинство после бурной ночи, даже, вроде бы, становится меньше. Лапы с груди соскользнули, повисли безвольно, жвала обмякли, уголки глаз опустились, зеленое сияние теперь тусклое как болотная вода, рот приоткрыт.
   Ураган слов оборвался.
   Велира дышит громко, пластины доспехов со скрежетом раздвигаются и смыкаются, на коже блестят росинки, взгляд по-прежнему ледяной. От разбойницы веет уверенностью, что если Хафал не послушается и сейчас, она обрушит на его скромный мозг речь куда более увесистую, заставит решетки рассыпаться пеплом, а демона пригвоздит к стене.
   Взгляд Хафала опускается с туповатым видом, лапа нерешительно чешет в затылке. Демон пожимает плечами.
   – Ну… так бы сразу…
   Отворачивается.
   Спина сгорбленная, как у набедокурившего мальчишки, которого родители поставили в угол. Эгорд тоже отворачивается вместе с креслом, запоздало вспоминает, что смотрит на происходящее через «окольцо», картинка повернулась вместе с Эгордом, ничего не изменилось. Но невидимая ледяная стрекоза сейчас все равно глядит на демона.
   Хвост с осторожностью забитого слуги подметает пол, Хафал нервно притопывает, воин-маг ловит себя на том же. Демон делает вид, что рассматривает трещины и выбоины на стенах, на самом деле вслушивается в звуки за спиной: звенит бляшка ремня, гремят доспехи, шуршат ткани…
   Предводительница пиратов, однако! А с чего бы сотне матерых головорезов, да еще голодных, как звери, до женской плоти, возводить девчонку в авторитет, беспрекословно подчиняться, вместо того, чтобы пустить по кругу? С волками жить – по-волчьи выть, а чтобы волками править, да еще волчице, нужно уметь завывать страшнее самой лютой вьюги. Чтобы не распускали слюни, не думали о том, что у нее под доспехами, а крепче затягивали канаты, таскали бочки, следили за горизонтом.
   Вот девчонка и научилась. Иначе бы не выжила.
   Хафал делает тайную попытку повернуть голову, скосить взгляд…
   – Рано! – рявкнула Велира.
   Любопытная башка тут же вернулась на место. Демон порыкивает…
   Эгорд свободной рукой творит заклинание, осколки чашки взлетают в розовых пеленках телекинеза, плавный полет, выпуклые белые кусочки глотает тень в мусорном ящике.
   Хафал с несвойственным ему терпением дожидается… Наконец, за его спиной опять шелест материи, звенит сталь, щелкает ременная пряжка.
   – Все, – оповестила Велира.
   Следующие часы протекают в молчании.
   Велира сперва, как обычно, то слонялась из стороны в сторону, то сидела у стены в кислой задумчивости, то лежала с закрытыми глазами, свернувшись, как младенец в кроватке. А затем решительно поднялась, начала отрабатывать приемы рукопашного боя. Девушка удивительно ловкая, гибкая, даже в доспехах прыгает, вертится и разит, словно помесь кобры с саранчой, Велира бьет воображаемых врагов налево-направо, и, судя по бешеной мельнице движений, их количество растет, воительница не щадит ни их, ни себя…
   Хафал бездельничает, делает вид, что все равно, но горящие зеленые жемчужины иногда подплывают на край глаз, узреть изящный и подвижный, как пламя, силуэт в противоположной камере, правда, тут же юркают на другой край, когда кажется, что Велира заметила…
   Картинка расплывается, вместо тюрьмы возникает лицо Халлига, позади стеллажи с книгами.
   – Эгорд, совет жрецов Светлого Ордена с минуты на минуту предоставит нам слово. Я и Леарит ждем в библиотеке.
   – Иду.
   Воин-маг погасил «окольцо», плащ от рывка к двери хлопнул, обогнул косяк с шорохом. Когда дверь закрывается, Эгорд уже далеко, воздух около него превращается в ветерок, пламя настенных чаш низко кланяется по направлению шагов.
   Вскоре Эгорд в библиотеке, стеллажи выстроены подобно лучам солнца, как на гербе Светлого Ордена, в центре просторная площадка, половину занимают столы и кресла для чтения, но самый центр свободен, там и расположилась троица: Халлиг держит перед собой Око Асимиры, рядом Эгорд, за их спинами Леарит.
   Богиня в разговор не вмешивается, она раза в полтора выше обычного, свет волос, кожи и доспехов более яркий, дабы внушить тем, кто по ту сторону «окольца», что слова Халлига и Эгорда, сказанные в ее присутствии, имеют больший вес.
   В световом полумесяце «окольца» виден зал советов Солнечного Посоха, главной башни Светлого Ордена в мире, ступенчатые кольца трибун почти пустые, заполнены лишь первые два ряда. Эгорд бы насладился красотой зала, но сейчас не до того, совет длится уже не первый час.
   Слово островитянам дали совсем недавно, Халлиг рассказывает о нападении пиратов во главе с некромантом и демоном, ему как члену Ордена поверят больше, а Эгорд лишь поясняет. Приходится также рассказать о нападении Хафала, Эгорд старается быть кратким, о сыне Зараха распространяться не хочется…
   – Вот как…
   Низкий голос принадлежит верховному жрецу Далорену, именно через его «окольцо» ведутся переговоры, оно смотрит на трибуны, потому самого верховного не видно.
   – Что с теми, кого вы захватили?
   – Капитан пиратского судна и сын Зараха заперты в темнице, – отвечает Эгорд.
   – Зачем?
   – Для допроса.
   – Результаты?
   – Пока нет.
   В зале только старшие жрецы, Око Асимиры улавливает шепот, похож на шелест деревьев в лесу. Эгорд узнает некоторые лица: эти жрецы радели за то, чтобы отдать спасителям мира зерно богатств Ордена, хотя после войны каждое зерно на счету. Слева сидит старший жрец Юннан, был на корабле, который доставил Эгорда, Халлига и запасы Ордена на остров… А вон старшая жрица Чаруна, ее в числе многих Эгорд освободил из плена в логове Зараха…
   – Что ж, осветленный Эгорд, – говорит верховный жрец Далорен, – думаю, догадываетесь, что Орден не может оказать помощь больше той, что уже оказана. Война истощает, а недавнее нашествие демонов было самым мощным за всю историю. Как видите, трибуны Солнечного Посоха почти пустые. Многие наши братья и сестры погибли, другие заняты исцелением мира, несут свет туда, где демоны его погасили. И мы, закончив сей совет, к ним присоединимся.
   – Вы правы, верховный, – говорит Эгорд, – не смеем просить помощи, другим куда нужнее. Но считаем необходимым держать Орден в ведении.
   – Этот шаг разумен, – говорит верховный. – Некромант и демон вместе… Весть тревожная. Раньше демоны и некроманты в союз не вступали, и если это случилось, надо быть готовыми. Зло знает, мир ослаблен, и чтобы не упускать такой редкий момент, Темный Орден, некроманты и остатки армии демонов могли объединиться. Возможно, попытаются добить раненый мир, а значит – времени терять нельзя, нужно копить силы, укреплять оборону.
   – Да, верховный.
   – Что касается ваших пленников…
   Далорен задумался. Эгорду молчание не нравится.
   – С капитаном поступайте на свое усмотрение, а сына Зараха убейте.
   – Но…
   – Как можно скорее. В жилах этой твари кровь Зараха, коварного тирана, ему почти удалось захватить и уничтожить мир! Отродье Зараха представляет угрозу, оставлять в живых даже ради ценных сведений, которые вряд ли выдаст, крайне опасно.
   Эгорд старается не показывать смятения, дыхание подрагивает, кулаки стиснуты…
   Так и знал, до этого дойдет! Эгорд должен подчиниться, но убийство Хафала идет вразрез с планом мести. Хафал нужен живым. Месть нужна как воздух, ради нее Эгорд и отправился на охоту за Зарахом, ради нее спас мир, месть должна быть завершена!
   Но об этом лучше помалкивать…
   На спину ложится ладонь богини, воин-маг чувствует тепло, оно разливается по телу и сознанию.
   «Эгорд, я вмешаюсь», – голос в голове.
   «Нет», – думает Эгорд решительно.
   – Как осветленный, обладатель плаща и носитель нашего знака, исполните мою волю, – говорит верховный жрец в тоне просьбы. Но добавляет повелительно: – Убейте сына Зараха!
   Эгорд кивнул.
   После окончания переговоров Око Асимиры гаснет, Эгорд погружается в мрачное безмолвие, подбородок опущен, крылья наплечников кажутся более тяжелыми, холодными. Поры и трещинки в треугольных плитах под ногами и щели на стыках затоплены тенями.
   – Что намерен делать? – интересуется Халлиг.
   – Убивать Хафала не буду, – отвечает Эгорд. – Железно. Он нужен…
   – Неподчинение Ордену. Могут лишить звания осветленного, если узнают. И этот плащ уже не наденешь.
   Воин-маг кивнул.
   – Именно. Если узнают… Постараюсь, чтобы не узнали. Или узнали как можно позже. Да и не ради звания и куска ткани служу Ордену, а ради света.
   – Верно, – говорит Халлиг. – Мы служим Светлому Ордену, но Орден служит богам, ведь так? А среди нас богиня, хоть и младшая, и ее мнение отличается от мнения Ордена. Точнее, от мнения верховного жреца Далорена. Ну, а я… Что я? У меня дел невпроворот, ловушек в подземелье целая плантация, с утра до ночи только и делаю, что обезвреживаю, могу не замечать, что творится вокруг… Кстати, пора возвращаться к ловушкам.
   Халлиг уходит.
   «Эгорд, почему не позволил вмешаться? – спрашивает Леарит мысленно. – Я бы переубедила».
   – Боги вновь наказали бы тебя, – отвечает Эгорд.
   И тоже уходит.

Глава 15

   Голова полна тревожащих мыслей, и об отношениях с Леарит, и о новой трещинке между ним и Светлым Орденом, пока слабой, но все же очевидной. Кто знает, вдруг трещинка разрастется до пропасти?
   Чтобы об этом не думать, воин-маг возвращается в лабораторию, к слежке за пленниками с помощью стрекозы-шпионки.
   Вернувшись, Эгорд начал создавать ледяную чашку, копию той, что разбилась. Творит заклинание, белесо-небесный лед впитывает густую паутину чар против жара, затем Эгорд заваривает кофе.
   Велира и Хафал скучают, разбойница иногда разминается акробатическими трюками, демон оценивает как бы безразличным высокомерным взглядом, тут же отворачивается, но для настоящего безразличия оценивает слишком уж часто…
   Эгорд чуть снова не уронил чашку: в коридоре появился Тиморис!
   Вид у воина неуверенный, шаги резко меняются с широких солдафонских на крошечные, как на пороге мышиной норки. Тиморис пошатывается, щеки горят алым: долго целовался с бутылкой.
   По прутьям бьет огромный скорпионий хвост, вспыхивают белые змейки молний, красный кончик Тиморисового носа обращается на шум.
   – Ты! – взвыл Хафал. – Р-р-р-р-р!
   – А-а-а, это ты, таракан, – протягивает Тиморис пьяно.
   – Я скорпион, придурок!
   – А я человек-умник. – Тиморис икает, пошатываясь, отвешивает поклон. – Приятно познакомиться!
   – Жаль, тебя тогда не вспорол насквозь!
   – А тебе надо было отрубить не хвост, а другое! Хотя, смотрю, и так нет…
   – Я скорпион, у меня под пластинами, и больше твоего, червяк!
   – Трепло! – плюнул Тиморис, не выговорив половину согласных, покачивает пальцем. – Еще моего не видел…
   – Зачем пришел? – оборвала Велира.
   Тиморис тут же умолк, голова повернулась в другую сторону, спина выпрямляется, воин даже слегка трезвеет, рука прячется за спину, кулак второй подплывает к губам, Тиморис нерешительно прочищает горло, переминается с ноги на ногу.
   – Дочка, я это… пришел…
   – Вижу, что пришел! Зачем?!
   – Ну… поговорить… узнать… как ты это…
   – Узнать, да?
   Велира подходит к решетке.
   – Ну так знай…
   Вспыхивает новая пламенная речь. Эгорд думал, после прежней любые словесные язвы нипочем. Размечтался… Похоже, для папочки Велира приберегла самое «вкусное».
   Челюсть Тимориса с каждым залпом слов опускается ниже, пьяная пунцовость на щеках белеет, брови выгибаются как луки. Опытный воин кажется подвешенным на гвоздь тряпичным манекеном для отработки ударов.
   Хафал заслушался, на сей раз получает наслаждение. Наблюдать, как палки летят не в тебя, а в кого-то другого, приятно. А уж если летят во врага…
   Велира умолкла.
   Время отмеряется сердитым шипением вдохов и выдохов, Велира опять раскалилась, губы подрагивают, фаланги пальцев тоже, наверное, хочет вгрызться зубами и ногтями в горло папаши…
   Тиморис бесшумно, как древнее привидение, разворачивается, ноги плетутся прочь, звуки шагов медленно растворяются в тишине…
   Велиру вынуждает успокоиться слабость.
   Ладонь тыльной стороной скользнула по лбу, капельки пота оросили прутья. Спрятанные в металле чары отзываются белыми искорками, взвиваются испарения. Веки слипаются, девушка падает спиной на боковую стену.
   – Лихо ты его! – восхищается Хафал.
   Велира слабо усмехнулась.
   – Не таких уделывала…
   Ближе к ночи оба бездельничают. Велира неспешными грациозными шагами нарезает по камере круги, потряхивает волосами, словно взбалтывает застоявшиеся в голове мысли. Хафал сидит у боковой стены, лапа поднимает с пола камешки, лениво швыряет. Взгляд периодически поворачивается к силуэту девушки…
   Зеленое пламя в глазницах колышется медленно. В ритме ее шагов.
   – Тебя как зовут? – спросил демон.
   Молчание.
   – Велира.
   Молчание.
   – Велира?
   – Да.
   Молчание.
   – Ясно… А меня…
   – Да знаю, знаю. Только и орал весь день: «Я Хафал, великий Хафал!»…
   Демон хмыкнул.
   – Ну да…
   Ночью Эгорд забрался на крышу башни.
   Здесь был огромный пролом. Когда-то Эгорд, Тиморис и Милита сбежали из плена через эту брешь верхом на костяном драконе. Теперь дыра зашита льдом, в мансарду проникает гораздо больше света, днем – солнечного, а сейчас – лунного.
   Воин-маг лежит рядом с ледяным островком крыши, взгляд путается в паутине звезд…
   Эгорд забирается сюда ночами отдохнуть от всего.
   Даже от себя.
   Жемчужный ковер во тьме неба дает простор для воображения, из ярких бусин можно сочинять какие угодно созвездия, как скелеты для образов…
   Перед сном Эгорд навестил в подземелье Халлига.
   – Как успехи?
   – Исследовал пещеры, где гонялись за Хафалом и… где нашли твою подругу.
   Эгорд напрягся.
   – И?
   – Кристаллы за водопадом – мощные источники энергии. Умеют защищаться. Пробовал извлечь один, не вышло. Пробовал разрушить – чуть не поплатился. Защищаются ментально, насылают видения, те могут сделать что угодно: напугать до полусмерти, свести с ума яростью, усыпить… Но меня калечить или вынуждать к опрометчивым поступкам не стали, только предупредили, чтобы не лез…
   – Предупредили?
   – Воскресили скверное воспоминание из моего прошлого. У каждого есть такие, хочется забыть навсегда…
   Эгорд кивнул.
   Действительно, есть… Эгорд пытается не думать о дне, когда кошмарный скорпион Зарах убивал Витора, а Эгорд, боявшийся скорпионов, вместо того, чтобы кинуться на помощь… Нет, не думать!
   – В общем, – продолжает Халлиг, – сравнил местоположения пещеры с кристаллами и той двери. Они рядом…
   – То есть…
   – Там скрыто «нечто». И дверь расположена перед этим «нечто», а пещера, где была девушка, – за этим «нечто».
   – А «нечто»…
   – Не знаю. Могу лишь сказать, там источник невероятно огромной силы. Похожей на ту, что в кристаллах.
   – Мощный источник ментальной энергии?
   – Скорее всего.
   – Просто энергия в чистом виде? Склад энергии?
   – Может быть… Не знаю. Надо разобраться с ловушками, тайна прояснится, когда войдем внутрь.
   Эгорд возвращается из подземелья, от земляных стен третьего подземного этажа веет сыростью, висячие корни шуршат по наплечникам, иногда запутываются в стальных крыльях, кокон ледяных чар вокруг Эгорда превращает живые веревки в сосульки, лед ломается, за спиной с хрустом осыпается ледяное крошево.
   На втором подземном решает пройти через коридор, где камеры Хафала и Велиры, «окольцо» показывает, что пленники спят: Хафал на животе, Велира – свернувшись в клубочек.
   Чтобы шаги не разбудили, Эгорд проплывает по воздуху на телекинезе, взгляд обращается влево, затем вправо.
   В самом деле, спят. В тех же позах, что показывала ледяная стрекоза.
   Трудно поверить, что все складывается так, как задумал. Даже лучше. События развиваются быстрее, чем смел рассчитывать, а значит, месть близка… Только бы не сорвалось!
   Эгорд возвращается в комнату Наяды.
   То есть, Жемины…
   Дверь приоткрыта, Жемина за столом читает книгу, босые ножки сомкнуты в белесое острие, подогнуты, волосы отведены за ушко, ветерок шевелит, как придонное течение шевелит водоросли, половина лица подставлена жару и свету подсвечника, огненный трезубец потрескивает, плачет воском, его запах выплывает из комнаты.
   Платье переливается красками подводных глубин, в бликах и темных желобках ткани возникают и растворяются миражи рыбок, кораллов, медуз, осьминогов, черепах, кальмаров…
   Жемина перелистывает, шелест сопровождается вздохом, подбородок упирается в кулачок, улыбка мечтательная, но есть в ней горьковатая тень.
   Эгорд входит.
   Жемина обращает лицо к двери, горькая тень исчезает, девушка улыбается радостно.
   – Эгорд!
   Кресло опустело, ручки смыкаются вокруг шеи воина-мага, на губах звучит поцелуй.
   – Не скучала?
   – Конечно, скучала.
   – Прости. Дела, дела…
   Жемина вздыхает, взгляд опускается, уплывает в сторону.
   – Понимаю…
   – Чем занималась?
   Жемина пожимает плечами.
   – Так, мелочами… Нашла кухню и кладовую, готовила весь день.
   – Вот как!
   – Да. Хотела тебя накормить, когда придешь, но ты не появлялся, все съел твой друг. Забыла имя, Уморис, кажется…
   – И что, съел все-все?
   Жемина усмехнулась.
   – Почти. Весь день был пьяным, не расставался с бутылкой, а вечером пришел трезвый и такой мрачный, раздавленный, лучше бы оставался пьяным. Съел еще больше, но, по-моему, вкуса не ощущал, даже не видел перед собой. Если бы вложила ему в ладонь дохлую ворону, съел бы так же, как и остальное… Что с ним?
   – Семейные проблемы. Родная, хочу спросить о пещере…
   – Пещере?
   – В которой ты пряталась от костяного дракона. Скажи, раньше там была?
   – Нет… Никто из селения туда не совался.
   – Почему?
   – Страшно… Мало ли, зверь какой или обвал, или еще чего… Я говорила, маги, жившие в крепости, продлевали нам молодость, лечили раны и болезни, защищали от пиратов, делали погоду хорошей, урожай богатым… Когда жизнь благополучная и может тянуться долго, охота лезть во всякие темные непонятные места быстро пропадает даже у смельчаков. Никому не хочется терять вечную сытую жизнь из-за какой-нибудь глупости.
   Жемина проводит ладонью по щетине Эгорда.
   – Колючий… Хочешь есть, родной? На кухне осталось. Надеюсь, твой друг туда больше не заходил, могу разогреть…
   – Честно говоря, устал как лошадь на пашне…
   – Будешь спать, родной?
   – Да, наверное…
   – Хорошо, давай ложиться.
   Но и в постели не отпускают мысли. Обнимает Жемину, а в голове вовсе не Жемина.
   Думает о темных магах, владевших островом… С их гибелью многие тайны этого места навсегда похоронены. Хотя из погибшей тройки темных магов интересен только архимаг, Эгорд почти уверен, инициатива исходила от него, а парочка недалеких магов с низменными запросами была, что называется, за компанию.
   Однако то, что говорила Жемина и жители сгоревшего селения, не вяжется с Темным Орденом. Из их слов выходит, темный архимаг построил из скалы крепость, даровал островитянам вечную молодость, лечил болезни и раны, обеспечивал урожаи, погоду…
   Этого быть не могло.
   Темная магия не способна строить, приносить благо, лечить… Конечно, в логове Зараха Эгорд был свидетелем тому, как темные архимаги лечили рабов, но эффект временный, больше похож на иллюзию, чем на настоящее лечение. А местный архимаг не просто лечил, а даровал вечную молодость. Такое не под силу даже светлой магии!
   Эгорду уже приходила идея, что этот темный архимаг – бывший жрец Светлого Ордена. Скорее всего, даже старший жрец. Соединил светлую и темную магию…
   Но все равно… как-то уж слишком.
   Постройка крепости, благополучие острова, бессмертие, могущественная раса саффлов…
   Слишком много достижений для одного темного архимага, пусть даже бывшего светлого.
   Что-то подсказывает, за дверью в глубине подземелий прячется разгадка.
   Но получится ли взломать? Халлиг в последнее время мрачноватый, отстраненный, наверное, каждая новая ловушка сложнее предыдущей, опасается, что не сможет снять все. Но все магические ловушки Темного Ордена, даже самые сложные, записаны в Темную Книгу, Светлый Орден знает ключ к каждой. Значит, Халлиг столкнулся с ловушками неизвестными? Ну вот, опять: откуда архимаг мог знать уникальные ловушки? Изобрел сам? Вряд ли…
   Те, кто создает что-то новое, идут в Светлый Орден. А Темный тем и соблазнителен для всяких отбросов, что все его заклинания давным-давно собраны в Темную Книгу, не меняются уже много веков. Это заклинания разрушения, но они просты и легки в освоении, как раз для тех, кто жаждет власти, наживы, но не хочет ничем жертвовать, прикладывать больших усилий.
   Пелену мыслей нарушает голос:
   – Спокойной ночи, Эгорд.
   Нет, надо обезвредить ловушки, Ямор их дери! Узнать, что за дверью, во что бы то ни стало!
   – Спокойной ночи, родная…
   Протяжный вздох.

Глава 16

   Эгорд создал еще двух стрекоз. Таких же ледяных, ядовитых, незримых. Можно не дергать одну-единственную от Хафала к Велире. Первая наблюдает за демоном, вторая – за разбойницей, третья обозревает коридор.
   Стену в лаборатории украшают крест-накрест сабли Велиры, Эгорд любуется, клинки как золотые крылья, рубины на концах рукоятей блестят подобно демоническим глазам. Воин-маг следит за потоками энергии, что текут по узорным желобкам. Где девчонка раздобыла такую красоту?
   Велира вновь отрабатывает боевые приемы и акробатику, кошачья гибкость приковывает внимание, Хафал не удержался, тоже начал хвастаться умениями, удары не такие быстрые, зато силы много, демон, в отличие от пиратки, бьет не воздух, а стены и решетку, в камере грохочет буря молний, частые вспышки заставляют Эгорда щуриться.
   – У меня выходит лучше, – заявляет Хафал.
   – Я быстрее, – парирует Велира.
   – Я сильнее. А мой хвост быстрее твоих ручек и ножек!
   – Да я твой шнурок поймаю и намотаю!
   – Р-р-р-р!
   – Сойдись мы в бою, я тебя мордой в пол…
   – Жду не дождусь, когда встретимся, уложу и ноги тебе раздвину!
   – Перебьешься!
   – А потом три дня без продыху…
   – Надо у тебя его оторвать!
   – Что, в самом деле дочка того кретина? Понятно, в кого такая языкастая! Этим бы языком да мой…
   – У самого язык три метра!
   Хафал ржет.
   – Куда уж мне до тебя, букашка, ха-ха!
   – Таракан!
   – Скорпион, дура!
   Ругань быстро переходит в такую, от которой вянут уши. Велира кричит, демон рычит, пытаются друг друга переорать, Хафал подкрепляет угрозы хвостом по прутьям, воздух с треском разламывают белые трещины, но Велира перебарывает тяжеловесными оскорблениями, иной раз заворачивает такое, Эгорд присвистывает…
   Демон вздохнул.
   – Ладно, извини.
   Велира осеклась. Глаза стали огромными, краснота на лице гаснет.
   – Чего?
   Кажется, даже пошатнулась…
   Хафал взрывается хохотом.
   – Попалась, дура! И на твой язык есть задница, ха-ха!
   – Да пошел ты, дерьмо с хвостом! – кричит Велира, затем вдруг тоже начинает смеяться.
   Вскоре облачка пыли опять разгоняются тренировочными ударами, Велира и Хафал соревнуются, у кого лучше, но без горячей агрессии, иногда демон даже снисходит до скупой похвалы, мол, ничего так, для девки сойдет, если бы он, великий Хафал, был тяжело ранен, были бы шансы победить. Крохотные…
   Велира в долгу не остается, хвалит внушительную силу демона: если бы двигался не со скоростью черепахи, то убил бы одним махом. Порой обмен колкостями перетекает в ругань, но быстро сливается в грязные шутки, смех, после пленники вновь оттачивают боевое мастерство.
   – Разорву этого ледяного червяка Эгорда! – смакует слова Хафал. Кулачищи со свистом наносят прямые удары. – Как отец, великий Зарах, разорвал его дружка Витора! Там, в небытие, отец почувствует смерть врага, будет доволен!
   Ноги толкают, обрушиваются вперед с мощью, по тюрьме разносится дрожь.
   – Потом скручу эту небесную шлюху Леарит, отымею так, что будет молить о смерти, и сожру до последней косточки, рррааа! Оторву щупальца предателю Клессе, этот петух посмел напасть со спины! Засуну жало в клюв, пробью птичьи мозги, черепушка во все стороны брызнет!
   Но смертоноснее всего разит хвост. Колет быстро, а с разворота подобен волне, разбросала бы отряд людей, хвостовые атаки далекие, размашистые, задевают чары на стенах и прутьях, камера надрывается электричеством, пульсирует, мерцает, как сердце, оплетенное белоснежными жилами.
   – А на десерт продырявлю твоего папашу, девка!
   – Не вздумай! – рявкнула Велира. – С другими делай, что хочешь, а отца не тронь! Он мой!
   Разбойница демону не уступает, недостаток силы восполняется скоростью, руки бросаются как змеи, ноги выписывают ураганные петли, головокружительные прыжки через голову делают волосы похожими на толстый черный кнут, очерчивает в воздухе полумесяцы, иногда удары звучат о стены, трескучих разрядов Велира не боится, скрывает боль…
   – Переломаю этому пьянице все кости! Будет корчиться, скулить!..
   Удары быстрее, руки мелькают, сливаются в прозрачный веер.
   – А я!.. Буду!.. Бить!.. Ломать!..
   Серию венчает сокрушительный удар ногой по полу, словно палач обрушил топор, камешки подпрыгивают как распуганные кузнечики, разносится серая волна пыли, ее пухлые края вминаются в стены и решетку, вспыхивают, осыпается пепел.
   Велира села на шпагат. Нога, что впереди, сгибается в колене, девушка изящно подпрыгивает, приземляется бесшумной пантерой. Но тут же оседает на колени, кулачки упираются в плиты, дыхание тяжелое, с подбородка и носа капает, взгляд спрятан в тени черных витиеватых занавесов.
   – Пущу кишки… За то, что бросил меня и маму…
   Хафал бродит по камере, могучая фигура и хвост обозначены тусклыми отблесками хитиновых пластин, зеленый огонь глаз яркий, сочный, глазные линии четкие, демон изучает Велиру. Оскаленные челюсти блестят слюной, белой эмалью, жвала разведены широко, можно считать улыбкой.
   – А ты мне нравишься, девка. Или как там тебя… Велира! Так и быть, твоего жалкого папашу дарю, можешь делать из него любой фарш, даже интересно глянуть, что выйдет, ха-ха! Здесь вроде бы ошивается один из этих, которые лижут задницы богам… Старший жрец! Что значит, лижет старательнее других, ха-ха! Мишень для моего жала. И бурдюк для яда.
   Хвост резко взмахнул, с темной острой дужки на ядовитой железе сорвались крупные горошины, на полу звучно отпечаталась шеренга зеленых клякс, с шипением взвиваются дымные змейки, зелень исчезает, обнажает маленькие кратеры, поверхность ямок безобразная.
   Хафал встает напротив Велиры, грудь выпячивается.
   – Ну, чего не благодаришь, не говоришь, какой щедрый?
   Разбойница фыркнула.
   Колени и кулаки от пола отрываются, спина вновь прямая, локоны при повороте головы колышутся, лицо обращено к Хафалу.
   – О, ты так щедр, великий Хафал. Даже позволяешь дышать с тобой одним воздухом! Смердишь как помойный таракан, но рядом с твоей щедростью почти не чуется!
   Демон, вопреки ожиданиям Эгорда, извергается не яростью, а хохотом, ручищи уперты в бока, зычные «ха!» вздувают и подбрасывают туловище, стряхивают с потолка крошки.
   Скоро вновь неспешно нарезают круги по камерам, конечности машут, иногда в прыжках и разворотах, но похоже не на оттачивание приемов, а на разминку, чтобы кровь не застаивалась.
   По ходу травят пошлые анекдоты. После каждого обоих сотрясает смех, Эгорд, к своему стыду, иногда тоже прыскает, губы вжимаются друг в друга, стараясь не размыкаться, но смех выходит носом, воин-маг чуть не решил срастить губы инеем, а уши закупорить льдом, слишком уж распустился. Хотя некоторые из этих шедевров грязного юмора рассказывал Тиморис. Вот уж точно – дочь своего отца!
   А Велиру и Хафала несет, соревнуются, кто кого перепошлит, с каждым анекдотом кажется, ниже некуда, но буря хохота стихает, начинается следующий, и Эгорд убеждается, что далеко не знаток низов.
   – Ну даешь, девка! – восхищается Хафал. – Надо запомнить!
   Велира смеется.
   – Твоей дырявой башкой только запоминать.
   – У самой в башке дырка с языком! Засунуть бы туда чего-нибудь, ха-ха!
   – Попробуй, если не жалко. Зубки у меня острые, щелк – и нечем будет перед бабами хвастать!
   – Щелкать не захочешь, понравится!
   – Рискни.
   – Рискнул бы, – демон кивает на прутья, – да железки мешают…
   – Вечно тебе что-то мешает, то погода, то железки, только и можешь трепаться.
   – Тебя бы, девка…
   И началось. Очередной раунд ругательных единоборств. Светлые жрецы от таких речей сошли бы с ума, а эти двое, сидя на полу, перебрасываются отборной бранью со счастливыми рожами.
   На щеках Велиры даже сквозь смуглый оттенок проглядывается румянец, зубы сверкают в улыбке, а зеленое пламя в глазах демона пылает втрое ярче, хоть сухие ветки от них поджигай, зрачки мерцают звездами, хвост играет с собачьей радостью.
   Нормальным людям от их слов захотелось бы удавиться, но Велира и Хафал ругают друг друга страстно, будто не ругань, а ласки любовников…
   Время пришло, думает Эгорд.
   Утром Велира спит как убитая, Хафал подремывает…
   В коридоре по обе стороны от решеток начинают расти метровой толщины стены белого льда, дышат морозными хлопьями.
   Гудит сталь, решетки поднимаются, это сопровождается потрескиванием молний.
   Голова Велиры поднимается, сквозь сцепленные ресницы девушка пытается понять, что происходит, вид исчезающих прутьев и растущих стен льда заставляет веки распахнуться, воительница грациозно подскакивает.
   Хафал уже на ногах, хвост оживает, от его текучих петель исходит угроза, демон скалится, разводит челюсти, на фоне темной пасти очерчиваются клыки, цветом такие же, как ледяные стены. Те с треском упираются в потолок, о решетках напоминают лишь торчащие сверху стальные колья.
   Две камеры и кусок коридора стали одним помещением.
   Тишина, холодный туман расползается понизу, белые ленты, закручиваясь, влетают в камеры, через пелену заостренные глаза горят зеленью более выразительно…
   Демона и молодую красивую женщину больше ничего не разделяет.
   Пленники понимают, чувствуют другу друга без слов, как хищник и жертва, хотя жертва весьма опасная, но все же в обороне, хозяином положения ощущает себя Хафал.
   Начинает медленно шагать к Велире, походка балансирует между гордой и подкрадыванием, хвост качается змеюкой.
   Девушка вышагивает навстречу, в приподнятых плечах просматривается напряжение, волосы чуть пышнее, наэлектризованные, дикая своенравная кошка, не иначе. Пальцы колышутся, готовы в любой миг затвердеть, стать когтями или сжаться в кулаки…
   Демон закрадывается вдоль стены, воительница огибает врага вдоль противоположной, лед дышит в спины, на сталь и хитин оседает роса, под ногами хрустят снежинки. Охотник и трудная добыча хотят по кругу, две пары глаз прикованы друг к другу, в одних пылает светло-зеленый яд, в других поблескивает густая темная смола.
   – Хочешь сопротивляться? – говорит Хафал тихо.
   На смуглом девичьем лице не дрогнул ни один мускул.
   – Хочу.
   – Так даже интереснее!
   Щелчок как от хлыста, хвост помог демону прыгнуть вперед, руки тянутся к Велире, жвала и челюсти раскрыты, яд в глазах вспыхивает, выливается, за уголками глаз вьются два светящихся зеленых шлейфа.
   Девушка отпрыгивает с перекатом в сторону, Хафал успевает свернуться в хитиновый шар, блестящее бурое ядро с грозовым треском таранит лед, затем катится к Велире, миг – и превращается в Хафала, вновь хлесткий бросок. Велира двойной дугой отпрыгивает назад.
   И так снова и снова: демон кидается, разбойница отскакивает.
   Но в очередной раз Хафал оказался слишком близко, Велира отпрыгнуть не успела, приходится уклониться от хватающей лапы, затем от второй, демон наступает, рычание отдается эхом, ручищи выбрасываются к жертве, но кулаки стискивают лишь пустоту, Велира проворная, изворотливая, ускользает и исчезает.
   Скорпион зажимает в угол, лапа вновь летит наотмашь в жажде поймать, девушка под лапой перекатывается, нога со свистом очерчивает по полу широкий круг, подсечка сваливает, плиты от удара Хафаловой туши вздрагивают.
   Демон распластан как морская звезда, хвост колышется, голова медленно вертится влево, вправо, пытается понять, что произошло. Наконец, запрокидывается, взгляд цепляет Велиру, девушка возвышается с видом победительницы, готова к новому бою, локоны на сквозняке шевелятся.
   – Интересно? – любопытствует пиратка.
   Хафал порыкивает довольно.
   – Еще как!
   Резко переворачивается на четвереньки, ноги Велиры скручивает хвост.
   Та лишь успела расширить глаза, бахнула сталь доспехов, вскрик, воительница растянута в позе висельника, зубы от встречи затылка с полом стиснулись.
   Запястья прикованы к тверди ладонями Хафала, голени сжимает хвостовая петля, сегменты живого каната ползут вокруг стальных сапожек кольцами, с жала дымят ядовитые испарения. Демон придавливает Велиру всем телом, на черные пружины волос капает слюна, белоснежный оскал сияет, смуглянка пытается вырваться, яростно ревет, но это все равно что пещерный ветер пытался бы скинуть гору.
   – Долго этого ждал, – говорит Хафал с наслаждением. – Порву твои доспехи как бумагу! А потом… р-р-р!..
   Велира находит силы сквозь гнев усмехнуться.
   – Ни о чем другом думать не можешь?
   – Я демон. Мои мысли низкие, простые, понятны каждому волку, каждой блохе…
   Велира дышит часто, ее трясет, на лбу отсвечивают прозрачные крапинки.
   – Какой искренний.
   – Люди хотят простых удовольствий. Силы, власти, мяса, женщин… Только заворачивают желания в красивые слова… Но я честный демон!
   – И то хлеб… Ждал, говоришь, долго?
   – Очень!
   – Ничего, подождешь!
   Мышцы девичьего тела слились в единое гибкое движение, прижатая Хафалом, Велира изловчилась выгнуть правую ногу влево, занести на плечо демона, колено согнулось на шее.
   Велира с ревом делает резкое движение – и демона из «ножниц» вышвыривает.
   Тот вскочил, но на него проливается град ударов, воительница боевито кричит, черное пламя волос хлещет туда-сюда в неукротимой ярости, кулаки бьют в голову, грудь, живот, Хафал пятится, защищаться не успевает. Вряд ли удары причиняют ущерб, но их рой не дает собраться.
   Хищник и жертва поменялись местами.
   Извивающийся в панике хвост пускается в молниеносную атаку, но Велира исполняет свежее обещание – захватывает рядом с жалом, наматывает на предплечье.
   Рывок на себя.
   Демон перевернулся в воздухе, спина грохнула о пол.
   Моток хвоста Велира отбрасывает.
   Взбешенный Хафал вскакивает, линии арены начинают дребезжать от пронзительного рычания, с губ демона летит пена, пасть и жвала распахнулись широко, огонь в глазницах как зеленая лава.
   Тяжелая мясная скала кидается к девушке.
   Бах!
   Бах!
   От боя ступней ледяные стены хрустят.
   Велира совершает прыжок через голову назад, гибкий упругий полумесяц заряжает стальным носком сапожка Хафалу в челюсть.
   Демон кувырком улетает к себе в камеру.
   Хватит.
   Эгорд направил волю, и стены льда с оглушительным треском разламываются на глыбы, нагромождения ледяных камней рассыпаются, крупные осколки множатся на мелкие, белый щебень разливается огромным толстым ковром, вверх устремляются витки белесого холода.
   Гудят опускающиеся прутья, потрескивают искры.
   К моменту, когда Хафал вновь бросился к Велире, его остановила решетка. Разбойница попыталась выскользнуть из своей камеры, тоже не успела.
   Демон в бессильном гневе молотит металлические стволы, те плюются молниями, но пленник лишь увеличивает напор, злость выливается в тараны бревнами из плоти и костей, режущие волны хвоста, кислотные брызги. Девка расправилась с ним, великим Хафалом, как с глупой собакой!
   Велира уселась. Левая нога вытянута вперед, правая согнута, на колене лежит рука, на другую опирается туловище. Тыльная сторона ладони смахнула со лба капли, девушка вздыхает устало, на лице спокойствие, даже удовлетворение. Велира хорошенько взлохмачивает волосы, плавно покачивает головой, локоны растягиваются и сплетаются в черный хвост, тот извивается в такт качению.
   Хафал обрушил на прутья торцы кулаков, защитные чары кусают разрядами, прошивают могучее тело трескучими потоками, но демон руки не убирает, наоборот, лапы вцепились, зачарованная сталь рыдает искрами, будто демон сжал сочные апельсины.
   Велира осматривает на доспехах шершавые впадинки: следы ядовитой кислоты. Хорошо, не попала на кожу, а то корчилась бы с пеной у рта…
   – В тебе слишком много яда, – замечает девушка.
   – Молчи, сука! – рыкнул демон.
   – Не сердись. Ты очень сильный, бьешься хорошо.
   – Р-р-р-р-р!
   – Хочешь злиться – злись на того, кто с нами играет.
   Велира осматривает пространство вокруг.
   Взгляд задержался там, откуда наблюдает ледяная стрекоза. Эгорд с тревогой думает, что чары невидимости начинают рассеиваться…
   Но нет, отвернулась.
   – За нами как-то следят, – говорит девушка. – Подслушивают, решетки двигают… Это они виноваты. Хотели тебя подразнить.
   – Р-р-р!.. Даже знаю, кто! Раздавлю эту ледяную гниду!
   – Кстати…
   – Заткнись!
   – Хорошо, хорошо…
   Велира пожимает плечами, на губах улыбка.
   В камеру попал краешек ледяного обвала, кусочки рядом с прутьями чары молний растопили, в лужах отражается потолок. Но много льда осталось, теперь Велира владеет горкой кристаллов, куда ценнее бриллиантов, умеют не только блестеть, но и утолять жажду.
   Давно опустевшая фляжка переместилась из пыльного темного угла в ладонь, девушка насыпает в сосуд ледяные крошки, те бренчат, девушка всыпает горсть за горстью, глаза внимательно следят за белыми потоками. Велира зачерпывает снег, зубки в ледяной пух осторожно вонзаются, подгребают в рот, остаток умывает лицо.
   Хафал с неохотой опускается на колени, хвост укладывается дугой. Прищуренный взор окрашивает воздух и плиты пола в зеленый сумрак.
   Демон дышит глубже.
   – Успокоился? – подала голос Велира.
   В ответ молчаливый оскал…
   – Придушить бы тебя, – буркнул демон.
   Пиратка усмехнулась.
   – Уже пытался.
   Хафал сердито вздохнул.
   – Пытался не это, дура.
   Велира смеется.
   – Гноллу ясно, что не это. Не переживай, мне понравилось.
   – Если б не выделывалась, понравилось бы больше.
   В демоне берет верх пошлое начало, злость сменяется хохотом.
   Велира посмеивается.
   – Ну, не знаю, не знаю…
   – Не брыкалась бы – узнала, ха-ха!
   Демон начинает грызть осколки льда как орешки, жвала выбирают с лапы самые крупные, отправляют в пасть, челюсти перемалывают с хрустом, будто ломаются камни.
   Велира становится задумчивой.
   – Ты чуть не сделал то, от чего любая рыдала бы, ненавидела, просыпалась от кошмаров, руки бы на себя наложила… А я почему-то даже не сержусь…
   – Жалеешь, что не далась? – ерничает демон.
   Но Велира пропустила мимо ушей.
   – Ненавидишь обычно того, кого боишься. А боишься того, кто сильнее, кому не можешь дать отпор. Но стоит научиться отражать удары, бить в ответ…
   – Какая умная, аж тошно.
   – …и враг уже не страшен. Относишься спокойно, с пониманием. Жалостью…
   Хафал чуть не поперхнулся.
   – Жалостью?..
   – Ты кажешься даже забавным.
   – Забавным?!
   Велира улыбается.
   – Почти ребенком.
   Лапа сжалась в кулак, ледяные осколки крошатся в песок.
   Хафал вскочил.
   – Тварь!
   Хвост высек о щит молнию, такой хватило бы сжечь разом вековое древо, Велира вздрогнула.
   – Забавный?! – взревел Хафал. – Ребенок?!
   Решетку сотрясает кулачная лавина, так демон не буйствовал даже в первые дни заключения, Эгорд опасается, что магический щит не выдержит. На лице Велиры испуг, не понимает, чем так взбесила.
   Ударом хвоста Хафал череду атак прекратил, дыхание свирепое, ноздри шипят.
   – Забавный, да? – говорит, задыхаясь. – Тогда слушай… Мой отец, забавный демон Зарах, перетрахал столько девок, хватило бы населить пустынный мир, и от этих забав наплодилась орда демоненков, среди них был я, забавный ребенок Хафал. Знаешь, как рождаются демоны? Вырастают в чреве за сутки! Мамаша забавно корчилась от боли… А потом я забавно разорвал живот, вылез и забавно ее сожрал! А когда подрос, забавно убил тысячу братьев и сестер! Забавно, правда?
   Велира, железная пантера, теперь как привидение. Глаза открыты широко. Ушла в себя глубоко, в куда более мрачную тюрьму, чем эта.
   – Не смей называть мужчину забавным, смешным, а тем более ребенком, поняла?! Даже если мелкий тощий гоблин! Он воин, ясно?! Самый сильный, храбрый, за ним как за стеной! Вбей это в свою тупую башку!
   Веки девушки опустились, губы стянулись в узкую полоску. Велира сглотнула громко, целый ручей. Столько соли, а не подавилась. Капитанша пиратов к соленой воде привыкла…
   – Я тебя хотел, – говорит демон, – а сейчас хоть голой танцуй, весь пол заблюю!
   Сплевывает под ноги.
   – На тебя теперь и одетую смотреть гадко.
   Разворачивается к дальней стене. Опять гром от кулаков, ступней и хвоста. Хафал будто вернулся в день, когда проснулся здесь впервые, ярость свежая, много, как горячей крови в жилах, обжигает, просится наружу.
   Бах!
   Бах!
   Бабах!
   Скалятся молнии, треск, щит спасает плиты от разрушения, но все же мелкие каменные зернышки в оправах усидеть не могут, вываливаются. С каждым ударом звучит рык, кусают жвала, челюсти стиснуты как магнит и железо, блестят влагой, демон бьет упорно, поворачиваться к соседней камере не желает.
   Велира, к удивлению Эгорда, молчит. Раньше на грубость реагировала тройной грубостью, а теперь застыла. Вот что значит задеть за живое…
   Хотя если задеть за живое Велиру, должна взорваться так, что Хафал пожалеет сто раз, но на то и скорпион, хоть в бою, хоть на словах: не просто задел, а еще влил яд.
   Велиру сковало, как сковало ее отца, когда демон проткнул его жалом.
   Девушка медленно отворачивается, ложится набок. Тело сжимается в клубок, колени к подбородку, руки прячутся между туловищем и бедрами, слово там зажженная свечка, искра жизни, надо уберечь от сквозняка, иначе смерть.
   Невидимая ледяная стрекоза вглядывается в лицо.
   Волосы как ночь, глаза закрываются, из-под век выбегают капли.
   Прошло много времени. Хафал выплескивает гнев на ни в чем не повинную стену, Велира точно горный валун, как тысячу лет назад, так и сейчас лежит в одном и том же положении, даже ресницы не подергиваются.
   Эгорд встревожился: не умерла ли? Решился войти в контакт. Стрекоза незаметно, как ветерок, спихивает локон на лицо…
   Живая – носик поморщился.
   Ситуация не меняется, Хафал злится, бьет стену, Велира где-то в себе, каждый зациклен на своем чувстве…
   Долго наблюдать за этим тупиком Эгорд позволить себе не может, дел много. Лучистая картинка из Ока Асимиры гаснет, воин-маг оставил только звук, да и тот приглушил, дабы удары не раздражали.

Глава 17

   В лаборатории Эгорд занимается изготовлением зелий. Все-таки предполагается, что скоро на острове будет школа магов, спрос на зелья от ран, усталости, страха и другие будет бешеный, после тренировок тем более, обучение магии без опасных практик – не обучение.
   Еще Эгорд создает новых стрекоз из ядовитого зеленого льда, очень уж полезные: видят все, могут заглянуть куда угодно, да и в случае нападения будут превосходными стражами – глазу не видны, быстры как молнии, а укусы смертельны. Спасибо Хафалу за формулу столь убойной отравы.
   На столе раскрыта книга в синем переплете, страницы усыпаны звездной пылью, словно бриллианты перемололи и облепили этой мукой бумагу. На развороте начало главы, рассказывается, как овладеть заклинанием невидимости. Изучить придется, ибо свитков на всех стрекоз не хватит, а стрекозы должны быть незримы, лучше, чтобы о них никто никогда не знал, а то, к примеру, Тиморис может запротестовать. Хотя Леарит наверняка знает, но ей вмешиваться запрещено…
   Удары в «окольце» звучат реже.
   Демон и правда успокаивается, бьет не постоянно, а время от времени – походит кругами, ударит, затем еще круг, серия ударов, два круга…
   Наконец, уселся к боковой стене.
   Тело повторяет форму угла, затылок прислонен к плите, рука лежит на согнутом колене, упирается в него локтем, хвост пассивно извивается, шуршит о пол. Во взгляде злость, демон упрямо делает вид, что, кроме него, в тюрьме ни души.
   Велира по-прежнему свернута как мертвая пчела.
   Эгорд с головой погружается в хлопоты острова. Обустраивает крепость для будущих магов, навещает Клессу, тот попросил новые ингредиенты для своей ледяной лаборатории. Еще надо вразумить Тимориса, совсем раскис, бедняга…
   Тимориса нашел на кухне, тот не просыхает, обмякшая туша клеится к столу, рядом дворец из бутылок разной высоты, пустые валяются под ногами.
   – Где раздобыл? – допытывается Эгорд. – Я же все вино уничтожил, чтоб ты наконец протрезвел!
   – Новое сделал! – хвастает Тиморис заплетающимся языком.
   – Как?
   – А так!
   Тиморис помахивает томиком кухонной магии.
   – Сам? – спросил Эгорд недоверчиво.
   – Ага! Даже Халлиг не понадобился. Чему только не научишься ради… ик!
   Несчастный папаша отрыгнул.
   Эгорд нахмурился.
   – А делал из чего?
   – Из воды!
   – Воды?
   Тиморис кивнул самодовольно, голова чуть не отвалилась.
   Эгорд задумался.
   – Вино из воды… Ну прям бог пьяниц. Они на тебя молиться будут.
   – Да я вообще святой!
   Эгорд вздохнул.
   – Лучше б выучил что полезное. А то был воин, а сейчас свинья.
   – А я и есть свинья. И в данном случае это, – Тиморис тычет в бутылки, – самое полезное!
   – Труд сделал из свиньи человека.
   – Это к чему?
   – Поразмыслить на закуску.
   Ближе к вечеру воин-маг закончил работу над ледяным элементалом.
   Давно надо было, но руки дошли только сейчас. В крепости не хватает слуг, полно забот типа перенести груз из одной точки в другую, а ледяные элементалы подходят идеально: сделать таких Эгорду огромных усилий не требуется, а трудиться и воевать умеют, жрать не просят, молчат. Красота!
   Одного Тимориса в качестве носильщика маловато, да и сдал в последние дни. Эгорд раньше носил ящики, тюки, бочки, стопки книг, но времени хватать перестало, а ледяные стрекозы могут переносить только крошечные грузы: колбы, свитки, мелкие артефакты. Родичи Клессы, авианы, используют ледяных элементалов широко, для них это естественно, как у людей пользоваться трудом лошадей.
   Ночью Эгорд вновь отдыхает на башенной крыше. Разлегся рядом с гигантской ледяной заплаткой, что закрывает пробоину, сделанную когда-то костяным драконом…
   Спину греет серебристый узорчатый плащ осветленного. Скоро Светлый Орден запретит Эгорду его надевать, а то и вовсе изымет, когда узнает, что осветленный ослушался, не убил Хафала. А узнает скоро. Светлый Орден обещал привезти на корабле первых учеников для новой школы. Жрецы обязательно изучат каждый уголок, прежде чем доверят странной школе молодые умы. Заглянут и в тюрьму, тогда-то и поднимется буря негодования.
   Мало того, Орден еще не знает, что на острове живет Клесса. Ходят слухи, мол, живет здесь какое-то загадочное существо с авианской кровью, но что полудемон, да не какой-нибудь, а Клесса – тот самый, который отправлял армады демонов крушить города, не знает никто из жрецов. Кроме Камалии и Халлига.
   Последнему Эгорд признался еще на корабле, но только ему: единственный, кто в частных беседах вызвал глубокое доверие. Другие старшие жрецы излишне фанатичны, про молодняк и говорить нечего…
   Тревожные мысли выветривает прекрасная картина в ночном небе. Звезды рассыпаны густо, на их фоне плывущие тучки очень четкие.
   Из-за одной изящно вылетает силуэт с крыльями.
   Леарит!
   Эгорд вдыхает резко, чуть выгибается, будто неведомая сила тянет в небо.
   Фигурка из серебра на звездном полотне изгибается бесшумно, похожа на рыбку с огромными нежными плавниками… Вот бы и ему в небесный океан, плавать рядом, кружиться у луны…
   – Эй, – донеслось из «окольца».
   Эгорд отвлекся, палец коснулся золотого слиточка, оттуда взрос бутон лучей, Эгорд прищуривается, лучи сложены в объемную картину.
   – Эй, – повторил Хафал.
   Демон сидит у боковой стены, голова слегка повернута к соседней камере, Хафал вроде бы хочет повернуть полностью, да гордость не велит.
   – Ну… я это… погорячился, не дуйся…
   Велира не реагирует, как застыла могильным камнем, так и стынет, свернута в подобие младенца. Волосы раскинуты черным веером. Глаза закрыты, щеки высохли.
   Может, спит?
   Демон оскалился, цедит сквозь зубы, не разобрать, голова отдернулась в другую сторону, сияющие зеленью глаза стали острее. Хафал злится, и на Велиру, которой будто бы нет, и на себя: не ожидал, наверное, что когда-нибудь ляпнет такое. Он, демон, оправдывается, да не перед Ямором, а какой-то девкой!
   Но…
   Видимо, некое иное чувство накопилось и перевешивает – Хафал осторожно, через «не хочу», поворачивает лицо к Велире. Не совсем, так, наискось, вроде как небрежно, но все же…
   – Ну… вспылил… от неожиданности… Меня никто не называл забавным! Скотиной называли, извергом, кровожадной тварью, но чтоб забавным… Да не молчи ты, Ямор тебя!
   Кулак ударил торцом в решетку, прут с треском выпустил белую разлапистую ветку.
   – Обругай хоть, что ли! Хватит тоску нагонять, и так от скуки можно повеситься! Скажи, что тварь, урод, дерьма кусок, таракан! Чего растеклась как сопля?!
   Молчание.
   – Да подыми задницу, а!
   Хвост ударил по прутьям со всей силы, тяжелая мясная лента утянула тело, демон уже на ногах, пластины от вспышки электричества на миг окрасились белизной, словно из снега. Жвала разведены как жадные ножницы, губы дрожат, из глаз льется густой, как лава, зеленый свет, Хафал смотрит в камеру напротив, на валун из стали и ткани, в который превратилась дерзкая предводительница пиратов.
   Велира не шевелится.
   – Я тебя унизил, давай, ответь, чтоб застыл как вкопанный!
   Молчание.
   – Ну хочешь, разозлю? Скажу, что снова тебя хочу?
   Демон и впрямь изрекает волну напористых комплиментов. От таких любая пришла бы в ужас, залилась краской, назвала хамом и извращенцем.
   Велира молчит.
   Не шевелится.
   – Р-р-раааа!!!
   Хафал избивает решетку, приходится убавить громкость в «окольце», треск защитных чар дерет слух. Скорее всего, на это демон и рассчитывает – чтобы Велира пришла, наконец, в движение, закрыла уши. Сталь и молнии грохочут, Хафал рычит…
   Но Велире все равно.
   Демон навалился на боковую стену, тело соскальзывает к полу, растекается, хвост падает как безжизненная толстая цепь.
   – Дура…
   Взгляд к полу, на выщербленные каменные треугольники опускается тусклый зеленый свет, в сумраке фигуру демона-скорпиона можно видеть только по линиям бликов на выпуклых хитиновых пластинах.
   Обломки ледяных стен давно растаяли, испарились, о них напоминают зеркала луж и похолодевший воздух, в нем хорошо видно горячее дыхание, мощные струи пара заканчиваются пухлыми подушками, демон пыхтит с каждым разом чуть медленнее, тише… Пальцы царапают пол, остаток свирепой энергии уходит в камень, ядовитая булава на хвосте поколачивает, выбивает ритм.
   Всюду крошечные ямки – следы кислотных брызг, Хафал рассматривает, словно пытается увидеть в рытвинках подобие созвездий, как Эгорд коротает время созерцанием ночного неба…
   – Это правда?
   Хафал и Эгорд вздрогнули. Голос Велиры!
   Не сразу, но демон выдавил:
   – Что?
   Молчание.
   Демон усмехнулся.
   – То, что говорил сейчас о твоих сиськах и заднице?
   – Нет, – голос Велиры бесцветный, – что говорил о себе. Правда?
   Хафал тихо, но с удовольствием порыкивает.
   – Мой отец, великий Зарах, мною гордился бы! Мне далеко до его великих разрушений, до его жестокости, но он бы оценил!
   Молчание.
   – Ты монстр, – говорит Велира меланхолично. – Ненавижу тебя.
   Демон усмехнулся.
   – …сказала невинная принцесса. Кто бы говорил!
   Молчание.
   Долгое…
   – Думаешь, – разбавляет тишину Велира, – стала главарем разбойников от хорошей жизни?
   Теперь молчит демон. Сопение прерывистое, сердитое…
   – Мой отец, – говорит Велира, – бросил маму, когда я даже не родилась. Некому было защитить, когда разбойники напали на деревню… Пришлось стать такой, чтобы не умереть как мама. Плыла отомстить отцу. За то, что нам с мамой пришлось выживать вдвоем. За то, что маму убили, что пришлось стать такой же, как те, кто ее убивал. Сильной, жестокой… Но твой отец куда хуже моего, а ты им гордишься!
   – Дура! – рычит Хафал. – Тебя жизнь из сопливой девчонки сделала демонессой! Раньше тобой пользовались все, кому не лень, а теперь решаешь сама, кому давать так, а кому – в рожу! Ха-ха, лихо мне в челюсть зарядила!.. А мой отец был настоящим великим демоном, переимел гору баб, наплодил нас, своих детей, и ему было на нас плевать, так и должен вести себя демон! На кой мы ему?! Наделал – и пошел сеять хаос, разрушение! Чтобы заслужить внимание отца, нужно было сделать что-то великое, и мы, его сыны и дочери, стали воевать друг с другом за право стать единственным наследником, самым сильным, самым жестоким… И победителем вышел я, Хафал Пожиратель Душ! От моего жала пали все братья и сестры, хотел предстать перед отцом, поведать об этом, но появились те трое!.. И убили отца! Я их уничтожу!!!
   Демон вбил кулаки в пол, разлетелись острые камешки.
   – Чудовище, – пробормотала Велира.
   – А ты такая же сопливая девчонка, как все людишки! Думал, особенная, а на самом деле…
   Молчание.
   – Устала от всего, – шепчет Велира. – Добраться бы до края мира, где никого нет, да жить в тишине и покое…
   – Р-р-р!.. Дура…
   Хафал рычит под нос, дыхание мощное, зеленый огонь под бровями раскален почти добела, из этих ламп разлетаются зеленые сияющие пылинки…
   Жвала пощелкивают, волны хвоста лижут пол, но затишье ведет к тому, что злость, какой бы ни была сильной, остывает.
   Хафал дышит глубже, тише, хотя губы еще натянуты оскалом.
   Велира по-прежнему как глыба гранита, выражение на лице каменное, глаза закрыты.
   Демон сердито вздыхает.
   Поднимается.
   – Совсем расклеилась, смотреть тошно! С голодухи, наверно.
   Шагает в темный угол.
   – Я-то ладно, демон, а вы, людишки, без еды чахните быстро.
   В углу грибница мерцающих пещерных грибов. Несколько дней назад Эгорд принес демону поесть, тот в гневе оттолкнул грибы в угол. Видимо, в трещины на полу просыпались споры. Начал расти грибной бутончик. Сейчас грибы уже взрослые, шляпки во тьме излучают уютную синеву.
   Лапа грибницу вырывает, глухой хруст.
   Хафал подходит к решетке.
   – На, поешь. Может, хоть ныть перестанешь…
   Просовывает лапу меж прутьев, чары трещат, мускулы и хитин пронизывают молнии, достается и грибам. Демон прицельно закидывает грибницу в проем между прутьями Велириной камеры. Питательный снаряд вновь обжигают белые плетки энергии, на расстоянии вытянутой руки перед носом девушки грибы шмякаются уже основательно прожаренными: потемнели, блестят, исходит сизый дымок.
   – И больше не называй забавным! Тоже мне, нашла шута…
   Хафал вернулся к насиженному месту, твердая от хитина туша плюхнулась у стены громко, хвост укладывается через плечо на грудь, щека прислоняется к плите, демон пытается дремать.
   Долгие минуты безмолвия.
   Рука пленницы разгибается, пальцы обхватывают еще горячий узел, где ножки грибов срослись, Велира подтягивает пищу к себе. Ресницы чуть расцеплены, ноздри едва заметно шевелятся.
   – Спасибо.
   Хафал с запозданием напрягся. Осмысливает…
   Тихий рык, мышцы вновь обмякли, демон возвращается в дрему.
   – Эгорд…
   Плечо воина-мага вздрогнуло от прикосновения, теплого, почти горячего, жар прошел даже сквозь сталь наплечника. «Окольцо» гаснет, перед глазами вновь звездное небо. Лицо пропитано прохладой ночи, спина от долгого лежания на крыше затекла, Эгорд совсем забыл, где находится.
   Голова поворачивается вправо.
   Леарит!
   Крылатая дева над Эгордом, присела на колено. В лунном свете особенно прекрасна. Словно вылеплена из той же светящейся глины, что и луна: кожа, волосы и крылья из бело-нефритовой сферы, а живые доспехи из нежно-серых пятен. В глазах бриллиантовые огоньки.
   – Эгорд, знаю, ты поглощен целью, но… она ждет тебя.
   – Кто?
   – Ты знаешь.
   Леарит выпрямляется, Эгорд видит крылатый силуэт в глубокой перспективе.
   Богиня бесшумно улетает к плывущему высоко архипелагу туч, плотных, черно-синих, с сияющими кромками.
   Эгорд смотрит вслед с непонятной тоской… Точнее, понятной, но что-то вынуждает обманывать себя.
   Возвращается в комнату Жемины. Та под одеялом, лицо к окну, на белой ткани широкая темная полоса волос, морское платье висит на кресле.
   Только сейчас воин-маг чувствует: устал смертельно. Но приходится найти силы снять доспехи, одежду, да еще с помощью магии, чтобы заглушить звуки, не будить возлюбленную.
   Возлюбленную…
   – Вернулся? – подает голос Жемина.
   – Не спишь?
   – У меня нет привычки говорить во сне.
   Губы Эгорда тронула слабая усмешка.
   – Ну да…
   – Тебя не было несколько дней.
   – Закрутился, устал как не знаю кто…
   Забирается под одеяло. Веки тяжелые, липкие, горячие, как расплавленный свинец.
   – Чем занималась?
   Молчание…
   – Читала, готовила, вышивала… Не делай вид, что интересно.
   Встревожиться по-настоящему мешает лишь усталость.
   – Родная, что-то не так?
   Эгорд кладет ладонь ей на плечо.
   – Не надо, – сказала Жемина.
   С задержкой, но ладонь возвращается.
   Веки не поднять, Эгорд дышит тяжело.
   Все же рад, что Жемина не требует внимания. Сил нет ни на любовь, ни на расспросы, ни на утешения.
   – Спокойной ночи, родная.
   Ответа нет.

Часть 4

Глава 18

   Утро пасмурное.
   Стадо туч размером с остров приползло с рассветом, как по какому-то злому року нависает прямо над одиноким клочком суши. Берега, скалы, крепость, – все утоплено в тени, хотя вдоль горизонта сияет солнечная диадема. Прошли часы, а тучи все висят, уползать не желают, хотя ветер гонит по океану резвые волны, на равнине треплет траву, крылья мельницы движутся бодро.
   Мало того, что спал плохо и покинул комнату Жемины в скверном настроении, так еще и погода строит пакости. Хорошо начинается денек, Ямор его…
   По закону подлости скоро «обрадует» еще что-нибудь.
   И действительно.
   На девятой попытке наложить на новую ледяную стрекозу заклинание невидимости, что зубрил несколько дней, в лабораторию вошел смущенный Халлиг, сообщил, что с последней ловушкой, которая стережет таинственную дверь в подземелье, сделать нельзя ничего.
   Старший жрец разводит руки.
   – Прости, Эгорд.
   Пожалуй, еще не доводилось видеть его выбитым из колеи.
   – Как же так? – недоумевает Эгорд.
   – Обезвредил почти все, остались две. Предпоследнюю сломал, нужно лишь дать ей сработать, она выпустит огненных элементалов, те разбегутся, прогорят, и ловушки не будет. Но последняя…
   Халлиг в замешательстве. Набалдашник посоха чешет лоб.
   – Последнюю изучил… насколько возможно, и… В общем, сдаюсь. К ней не подступиться ни с какой стороны. Не понимаю, где темный архимаг раздобыл столь искусные охранные чары?.. Загадка… Может, и прояснилась бы за дверью, но через нее не пройти. Кто вложит руку в замок – мгновенно сгорит. Лишь тогда ловушка исчезнет. Думал, может, поймать какого-нибудь демона, подвести к двери, чтобы руку вложил, но и это не поможет. Ни ловушка, ни замок на демона не среагируют. Да простят меня боги, что же может скрываться за такой предусмотрительностью?!
   – Не отчаивайся. Считай, судьба просит тебя отдохнуть. Дни и ночи не вылезаешь из подземелья, возьми перерыв, прогуляйся по острову, проветри голову, может, посетит идея…
   Жрец вздохнул.
   – Ничего не остается.
   Халлиг повернул к выходу, Эгорд возвращает внимание к ледяной стрекозе, заклинание невидимости надо довести до ума…
   Входит Тиморис.
   Потрепанный, но в глазах ясность. Хмурая, но ясность.
   – Эй, ребята, мне одному кажется, что тучи над островом какие-то странные?
   Эгорд прищурился.
   Неужели именно это заставило горе-папашу протрезветь?
   Что ж, тогда с тучами впрямь что-то не так, нужно взглянуть. Конечно, подпортили рано утром и без того не сахарное настроение, но затем Эгорд погрузился в лабораторные хлопоты, стало не до погоды.
   Воин-маг высунул голову в окно…
   Ямор грешный, а Тиморис-то прав!
   – Халлиг, взгляни.
   Вскоре из окна торчат уже две головы.
   – О боги, – прошептал Халлиг.
   Тон в голосе Эгорду не нравится.
   – В чем дело?
   – К нам опять гости…
   Посох тычет в небо. Эгорд проводит взглядом вдоль указанного направления.
   Тучи стремительно сгущаются, недавно были серые, а теперь пепельные. Если так будет продолжаться, остров поглотит преждевременная ночь, тучи станут черными как уголь…
   Но у горизонта тучи исчезают, сперва посветлели воды океана, уже освобождается от сумрака берег. Тучи будто стремительно сжимаются в плотный шар, оттого и темнеют, и центр сжатия где-то над крепостью.
   Вместе с тем, тучи опускаются, стало заметно не сразу, но теперь на остров словно падает еще один остров, темный как жадная пасть смерти…
   – …и это серьезнее пиратов, – закончил Халлиг.
   Центров сжатия, как выясняется, много, десятков семь. Эти темные очаги втягивают в себя то, что раньше казалось тучами, чернеют, уменьшаются, летят вниз, но не безвольным камнепадом, а плавно, будто у черных сфер есть цели.
   Из окна лаборатории торчат уже три головы.
   – Ямор меня, что за бесятина?! – орет Тиморис.
   Халлиг стискивает посох до скрипа.
   – Темный Орден.
   Небо прояснилось. То, что было тучами, окончательно собралось в шары тьмы, черный рой несется к земле.
   Самый быстрый шар долетает до вершины стены, что окружает крепость, черная вращающаяся масса превращается в фигуру человека, на черной сутане блестят вышивки змей и пауков, лицо такое, будто разбойника помыли, причесали, словом, попытались сделать подобие человека.
   Одна за другой сферы достигают опоры, гигантские черные клубки становятся темными магами. По склону горы, равнине и скалам около дюжины рассеиваются черными колышущимися пятнами, столько же исчезает за гребнем, где прячется мельница. Трое осаждают стены крепости, трое приземляются во дворе, три сферы тьмы ныряют в окна пятого этажа.
   – Ямор их дери! – крикнул Тиморис.
   Воины и жрец выбегают из лаборатории.
   – Халлиг, перекрой двери и коридоры световыми щитами, сколько сможешь! – командует Эгорд. – И защити Жемину!
   – А куда ты? – спросил Халлиг.
   – Мы с Тиморисом в подземелье! За подмогой…
   – Подмогой? – спросили Халлиг и Тиморис вместе.
   – Некогда объяснять. Закупорь все входы и выходы, выиграй время!
   – Хорошо!
   Белая мантия с хлопаньем улетает вглубь треугольного коридора, Эгорд тянет Тимориса в противоположную сторону.
   – Бежим вниз!
   – Что за бесову подмогу собрался искать в подземелье?!
   – Быстрее…
   – Ямор тебя, Эгорд, погоди, за тобой бежать – ноги ломать!
   Коридорами и лестницами воин-маг несется вниз, мелькают треугольные проемы, источники света всюду разные, то чаши с огнем, то солнечные сферы, то стены, зачарованные излучать свет… Надо бы поколдовать, чтобы свет на каждом этаже был окрашен по-своему, а то слишком усердное копошение в колбах и книгах делает рассеянным, Эгорд порой забывает, на каком этаже…
   Вот же Ямор, крепость атаковали темные маги, а он думает, как обустроить жилье! С лабораторной работой совсем отстранился от мира сего. Ладно, хоть Тиморис за спиной матерится, зычный голос приводит в чувство.
   А вот и подземелье, второй этаж.
   Стены от мха и лишайника зеленоватые, с потолка свисают корешки, мимо с обеих сторон проносятся решетки…
   – Ха, какие гости! – рычит из камеры справа.
   – Почтили-таки присутствием, – женский голос из камеры напротив.
   Эгорд бежать прекратил, в спину врезался Тиморис, воин-маг по инерции делает несколько шагов, взгляд изучает Хафала, затем Велиру.
   Приказывает решеткам подняться.
   – Полагаю, скука и тоска изжевали вас как следует, – говорит, пока прутья с железным урчанием ползут вверх. – Заслужили разминку.
   Слышно, как Тиморис медленно пятится.
   – Эгорд, ты че творишь?!
   Велира и Хафал подкрадываются к освобождающимся проходам.
   – Они же нас на фарш пустить хотят! – кричит Тиморис.
   Эгорд выдал ледяную улыбку.
   – Очень надеюсь.
   Прутья втянулись в потолок, лишь торчат сверху стальные зубы.
   – Вы свободны.
   Пленники переглянулись, удивление сменяют темные морщины злости, тела как у хищников перед броском.
   Хафал и Велира с воплями прыгнули на Эгорда.
   Розовая вспышка телекинеза мгновенно унесла воина-мага назад, Эгорд задел Тимориса, тому удалось не потерять равновесие, Хафал и Велира столкнулись друг с другом, закрутились в мимолетный вихрь, упали в объятиях друг друга.
   На мгновение взгляды разбойницы и демона пересеклись, в следующий миг оба уже на ногах, бок о бок, дышат свирепо, Хафал напротив Эгорда, Велира напротив отца.
   – Желаете отомстить сейчас? – интересуется Эгорд. – Ну попробуйте.
   – Может, не надо, а? – жалобный голос Тимориса. – Дочка, давай мирно погово…
   – Ррра!!!
   Демон и пиратка бросились в бой.
   Эгорд окружил себя световым щитом, яростный шквал ударов вынуждает хозяев крепости отшагивать назад…
   Хафал пробует на Эгорда накинуться, ужалить, но воин-маг не подпускает. Когда демон прыгает, тот выставляет вперед ладонь, и перед Хафалом в воздухе возникает огромная ледяная копия ладони, Хафал врезается, ладонь вдребезги, но демона отталкивает. Куда более опасен хвост, толстая цепь бурых пластин извивается, хлещет, уколы как молнии, ледяные ладони перехватывать не успевают, но рядом с Эгордом жало натыкается на прозрачную золотую толщу жидкого света, хвост отдергивается, на блестящем хитине появляется черное тусклое пятно.
   Тиморис отбивается от дочери. Кажется, проигрывает, рожа несчастная, отбивается слабо, нелепо, Велира бьет как демонесса, в дожде ударов молодая сила, упругость, разбойница издает яростные вопли, теснит…
   Проходит время.
   Все взмокшие, но на Тиморисе и Эгорде лишь мелкие крапинки, а Хафал и Велира красные как угли, с каждым движением разбрызгивается ройчик тяжелых блестящих капель, пот заливает сталь доспехов и хитиновые панцири.
   Удары Велиры уже не такие быстрые, сожгла много сил на лишнюю ярость, на ненужные движения, выглядели эффектно, но Тиморису было легко уклониться или отвести, силы берег, делал только движения, что были нужны, и теперь из обороны перешел в наступление. Растерянность на лице сменилась суровым уверенным выражением, горе-папашу сменил строгий воспитатель, видимо, понял: вразумить дочь можно лишь на деле. В полную силу не лупит, но и не стесняется угощать дочку синяками и ссадинами.
   Велира бесится, но вернуть превосходство не может, отцовские кулаки пошатывают, заставляют хвататься за стены и решетки, отступать.
   Эгорд наносит кулаками прямые и боковые на недосягаемом для ответных кулачных ударов расстоянии, рядом с демоном возникают гигантские ледяные кулаки, белоснежно-небесные кометы разбиваются о твердую скорпионью тушу, перезвон осколков, сверкают, пляшут по коридору вдоль, поперек и наискось, а кулаки льда появляются вновь и вновь там, где Хафал не ждет.
   Демон согнулся от удара под дых, удар в челюсть подбросил и разогнул, прямой в грудь отшвырнул. Демон удержался на ногах с трудом, пробует собраться.
   Но контратаку вновь отразила ледяная ладонь, а хвост опалился о лучистую сферу магического щита.
   Кулак Эгорда рассек воздух снизу вверх, как если бы в челюсть. Из пола перед Хафалом мгновенно вырос изогнутый ледяной бивень, Эгорд целился так, чтобы не вспороть, а только скользнуть по краю, но и того хватило, чтобы демон с переворотом через голову врезался в потолок, гора мускулов в толстых пластинах с грохотом впечаталась в пол.
   Отцовский удар чуть не сбил Велиру с ног. Чтобы не упасть, девушка схватилась за край камеры, не заметила, что отступление вернуло ее к своей камере, или забыла, что на камере чары.
   Тело прошили белые нити разряда, Велира вскрикнула, ее отбросило к Хафалу, упала рядом.
   Тиморис становится вровень с Эгордом. Воин-маг сжимает руку в кулак, ледяной сталагмит рассыпается. Обломки расплетаются на белесую проволоку холодного тумана, тот оседает на плиты пушистым инеем, конденсатом.
   Хафал и Велира кое-как поднимаются на колени, слепо ищут пальцами опору вокруг, но находят лишь другу друга…
   Помогают друг другу встать.
   У обоих носы пыхтят, рты разинуты, только что языки не вываливаются, еще немного – и ребят вывернуло бы наизнанку. Ярости во взглядах хоть отбавляй, но сил не осталось.
   А Эгорд и Тиморис даже не сбили дыхание.
   – Вы нам еще не противники, – вынес приговор воин-маг.
   Хафал сгорблен, лапа упирается в бедро, другая перекинута через плечи Велиры.
   – Чтоб ты замерз в собственной моче, ледяной червяк!
   Взор Велиры пронзает отца.
   – Ненавижу! Маму убили, пока ты шлюх трахал где попало…
   Тиморис сглотнул, но лицо остается каменно-хмурым.
   – Но злости не занимать, это хорошо, – говорит Эгорд невозмутимо. – Знаю, что такое месть, и понимаю, что чувствуете… Однако вашего опыта пока хватит разве что кромсать толпы всяких отбросов вроде разбойников, дикарей, некоторых чудовищ. В лучшем случае – темных магов.
   Тиморис косится на Эгорда с любопытством.
   – К чему ведешь, ледышка? – рычит демон.
   Эгорд смотрит на него пристально, уголок губ приподнялся.
   – Мы вам пока не по зубам, но это поправимо. Было бы желание, а у вас есть, еще какое, аж глаза горят… Хотите отомстить, верно?
   – Хотим! – громыхнул демон. – Окажись в моих лапах, я тебя… р-р-р!
   – И как это сделать? – спросила Велира сердито.
   Молодец девчонка, думает Эгорд, смекнула, к чему дело идет…
   – Отточить боевые умения на тех, кто слабее.
   Демон и пиратка даже дышать перестали, в тишине слышно, как замедляются ритмы сердец, на едином протяжном выдохе спины медленно выпрямляются, Хафал расправляет плечи.
   – Например?
   Эгорд выдерживает паузу.
   – Темный Орден.
   Глаза Велиры стали чуть больше, Хафаловы, наоборот, заострились, верхняя губа с одной стороны приподнялась, блестят клыки, жвала разведены как кошмарные ножницы. Девушка косится на демона, словно он ее муж, а она надеется на его решение.
   – Когда? – спрашивает Хафал.
   – Сейчас. Темные маги только что атаковали крепость.
   Демон едва слышно порыкивает.
   – Хочешь расправиться с врагами моими лапами!
   – Даже в одиночку перебил бы всех, но решил приберечь для вас.
   – Зачем?
   Эгорд пожал плечами, легкая усмешка.
   – Я ведь тоже мщу.
   – Р-р-р…
   – Когда заклятый враг, мечтающий вгрызться мне в горло, убирает с моего пути всякий мусор…
   – Р-р-р-р-р!
   – Тебе это нужно, Хафал. Без тренировок меня не одолеть, а это твоя главная цель. Да и тебе, девочка, не поквитаться с отцом, пока не научишься побеждать менее серьезных противников.
   – Ледяной червяк! – рычит демон. – Будь я в прежнем теле…
   – Прежнего тела нет, Хафал, – отрезал Эгорд. – Здесь не царство демонов, мир людей жестче. Хочешь добиться хоть чего-нибудь, придется учиться жить в этом теле.
   Демон похож на гигантские кузнечные меха, вздувается, выпускает горячий воздух, жвала сводятся и раздвигаются. В нем растет жаркое ядро бешенства, его огонь сияет через глаза. Хвост качается голодной разозленной коброй…
   И медленно оседает. Мышцы демона с явной неохотой, но расслабляются.
   – Ямор!.. тебя!.. Клянусь отцом, великим Зарахом, о своей затее пожалеешь… Стану сильнее, и однажды…
   Хвост подплыл к морде. Дугу жала очерчивает бегущая от корня к острию зеленая капелька яда. Лезвие заслонило нижнюю половину глаз, купола зеленого света глядят словно из-за горизонта.
   – Однажды это жало вспорет тебя насквозь.
   Капелька сорвалась вниз, миг полета, и от пола взвивается кислотный дымок, в плите разрастается язвочка.
   – Разделаюсь с тобой сам, один на один, но, в отличие от тебя, ледяной маг, не побрезгую ударом в спину. Так что берегись. И бойся за своих девок…
   Демон улыбается, в линиях рта смесь ненависти и коварства.
   – Их тоже без внимания не оставлю…
   Эгорд хранит спокойствие.
   – Так ты согласен?
   – Показывай, где эти вшивые темные.

Глава 19

   Воин-маг поднял руку с Оком Асимиры, палец коснулся золотого слиточка, мысли призывают образ Халлига.
   – Халлиг, как обстановка?
   – Я у комнаты Жемины, – отвечает голос жреца. – Она внутри. Я запечатал окно и дверь световыми щитами, самыми плотными. Коридоры, лестницы и другие проходы тоже, но сил и времени на все не хватило, темные скоро их уничтожат. Поспеши, Эгорд!.. Подмога в пути?
   Эгорд улыбнулся.
   – Да.
   Хафал шевелит губами что-то вроде «удавлю гада».
   – Дождись, будем скоро, – сказал Эгорд.
   – Основной удар принял на себя Клесса. Не знаю точно, что за стенами крепости, но даже отсюда слышны звуки битвы. И в крепости темных много, один вряд ли справлюсь, поэтому… О боги, уже!
   – Халлиг?
   – Во имя света!!!
   – Халлиг!
   Связь обрывается.
   – За мной, – скомандовал Эгорд.
   Вновь замелькали коридоры, повороты, источники света, лестницы…
   Выбегают из подземелья, решетки сменяются дверьми.
   Эгорд не исключает, что Хафал попытается исполнить обещание удара в спину уже сейчас. Демон бежит рядом злой, наверняка подумывает о том же, хвост извивается, жало чуть вздернуто.
   Тиморис и Велира бегут позади такой же парочкой. Он косится с опаской, она – яростно, однако хрупкое перемирие все же держится…
   Приближается открытая нараспашку лаборатория.
   – Стойте!
   Эгорд остановился напротив входа, глаза щурятся от лучей светового щита, что закупоривает окно. Халлиг успел и здесь… Только бы выжил, надо спешить!
   Рука тянется к лаборатории. Из дверного проема вылетает розовое облако телекинеза, внутри – скрещенные золотые сабли.
   – Это твое.
   Сабли подплывают к Велире, рукоятки сливаются с ладонями, сияние исчезает.
   Воительница взмахивает саблями, те порхают как дрессированные огненные зверьки.
   Клинок ударил о клинок, вспышка искр, смуглянка остро взирает на Эгорда сквозь крылатый золотой крест.
   – Впечатляет, – сказал воин-маг одобрительно. – Надеюсь, впечатлит и врагов.
   Девушка улыбнулась.
   – Грозная выросла доченька, – одобрил Тиморис.
   Улыбка сменяется бледным узлом, ненавидящий взгляд заставляет папашу стереть ухмылку.
   Черноволосую красавицу загородил Хафал.
   – Хватит языками молоть, черви!
   Эгорд вновь протянул кисть к лаборатории, оттуда с быстротой стрекозы вылетело розовое облачко, на сей раз крохотное, в перчатку со шлепком нырнул стеклянный флакончик с бордовым зельем.
   – А это тебе.
   Воин-маг кинул демону.
   Тот поймал.
   – Что за дерьмо?
   – Не так грубо, все-таки тебе его пить…
   – Что?!
   – Не отрава, ее в тебе и так с избытком. Зелье вернет часть демонической силы. За мной!
   Пока бежали, Эгорд услышал за спиной звон, так разбивается стекло. Хафал или выбросил зелье, гордо решив не пить с рук врага, или все-таки осушил и отбросил пустой флакон…
   Ах Велиры и матерный возглас Тимориса позволяют думать, что все-таки пустой.
   Эгорд на бегу оглянулся.
   Хафал скалит зубы, порыкивает довольно, глаза сияют раскаленной зеленью. Тело укрупнилось, хвост и жало более длинные, мускулы как глыбы горного обвала, каждая хитиновая пластина толщиной с фолиант исторических хроник от начала времен, кровное равновесие в человеке-скорпионе сместилось к скорпиону.
   Но главное – кисти превратились в массивные клешни, похожи на клювы чудовищных птиц, верхние половины громадные как перезрелые дыни, нижние мельче, напоминают когти. Острые бурые овалы щелкают, блестят словно из стали, такими бы заряжать катапульты да пробивать стены крепостей.
   – Моя сила! – рычит демон.
   – Можешь в любой момент призывать ее, – объясняет Эгорд. – Но иссякает быстро, до следующего превращения надо будет ждать.
   – Эгорд, а ничего, – говорит Тиморис, – что он этой силой может тебя же…
   – Не выйдет, только время зря потеряем. Пусть лучше покажет себя с темными, посмотрим, из какого теста.
   – Р-р-р!
   Дверь комнаты, где Халлиг запер Жемину, светится пухлой желтой оболочкой, кокон света напоминает желе, пульсирует, из него торчат белые кинжалы лучей. У порога, под шипами солнечной черепахи ютится горка пепла.
   Эгорд задержал дыхание.
   Остается надеяться, что пепел темного мага, а не…
   Жреца нет.
   Эгорд озирается, но коридоры пусты, лишь в том, что ведет к лестнице, на полу такой же серый холмик.
   Тиморис пнул дверной косяк.
   – Опоздали!
   – Осторожно, не задень щит света, а то станешь таким же.
   Воин-маг кивнул на пепел под дверью.
   – Эгорд, только не говори, что эта кучка была Халлигом…
   – Не говорю.
   Указательный палец потянулся к «окольцу».
   Страшно, что ответом может стать молчание, но узнать, что случилось, надо.
   Однако в этот момент в конце коридора, где покоится пепельный конус, появился низкий черный силуэт в серебристой паутине узоров.
   Адепт Темного Ордена.
   Гоблин.
   Весла ушей приподнимаются, щеки, и без того впалые, темнеют, лоб растрескивается черными бороздами, длинный как комариная игла нос суетно вертится, взгляд рыщет по полу, костлявые пальцы загребают крошки от стен. Подносит ко рту, похожему на крысиный, шепот в пригоршню, окаймленные веерками морщин глаза смотрят на четверку.
   Последние слова заклинания на выкрике, темный маг швырнул горстку камешков вглубь коридора.
   В полете гранитные зерна растут, из них лезет густая серая шерсть, на плиты приземляются мохнатые пауки размером с собак, полет без задержки перетекает в стремительный бег, в страшном танце лапы несут брюхатых тварей на группу двуногих, жвала жадно трепещут.
   Но им навстречу выбегает тот, у кого тоже есть жвала.
   Ноги демона грохочут, за глазами тянутся две сияющие зеленые ленты, Хафал рычит, несется с наклоном вперед, хвост как противовес, жало покачивается над головой, в авангарде валуны клешней, щелкают как тугие механизмы капканов.
   За демоном в той же стремительной манере бежит Велира, смуглянку в доспехах уравновешивают широкие золотые клинки сабель, волосы летят черной кометой.
   Тиморис подался следом, рука сделала жест, что-то среднее между махом на прощание и попыткой ухватить.
   – Дочка, осторожнее!
   – Пошел ты!
   Рука опускается, незадачливый отец делает шаг назад.
   Клешня со всей дури протаранила паука в головогрудь, серый восьмилапый комок с визгом, похожим на свинячий, отлетает назад кувырком, сшибает другого.
   Вторая клешня с лязгом разрубила еще одну тварь между головогрудью и брюхом, фонтанчиком разбрызгивается густая зеленая кровь, половины убитого монстра спустя мгновение рассыпаются пылью, пол затуманивают серые пухлые волны.
   Третьего паука встретило жало, оба летели друг на друга быстро, арахнид оказался нанизанным до трети длины хвоста, жало и овалы сегментов вымазаны зеленым, в следующий миг легкий хлопок – и визжащая разлапистая пакость взорвалась тучей пыли.
   Четвертому пауку удалось проскочить мимо Хафала, но ловкача превращают в пылевое облако сабли Велиры.
   Демон и пиратка встали рядом, движения смешались в вихрь ударов, Эгорд будто вновь наблюдает через Око Асимиры тюрьму, где пленники отрабатывают боевые приемы, но на деле впечатляют куда больше, демон протяжно рычит, смуглянка издает короткие воинственные крики, в празднике ярости кажутся единым целым, паучья лавина разбивается о них как воды океана об утес, коридор тонет в подушках пыли.
   За плечо теребит Тиморис.
   – Эгорд!
   В коридоре, что справа, еще один темный маг. Человек. Лицо пересекает наискось широкий красноватый желоб шрама. Глаза злые, редкие седые волосы встали дыбом, как шапка свежего пушистого снега.
   В конце левого коридора возникла третья фигура в черной сутане.
   Архимаг.
   Черное одеяние роскошное, яркие узоры серебра, на шее черный амулет в виде паука, в кулаке посох из позвоночника какого-то зверя, голову венчает рогатый шлем, костяные кольчатые дуги едва не царапают остриями потолок, от них исходит красное сияние: источники темной магии. Лицо как у степного кочевника, глаза – узкие полоски.
   Под шум битвы демона и его подруги против пауков Эгорд начинает шагать к архимагу, позади слышно, как такие же шаги делает Тиморис навстречу темному со шрамом.
   Эгорд ускоряется, теперь уже не шаг, а бег. Рогатый раскручивает посох, из глазных полосок выбивается оранжевое пламя, набалдашник из козлиного черепа пожирает глазницами Эгорда, в разинутых челюстях закручивается шарик черной силы.
   Воин-маг успел вырастить перед собой ледяную стену, козлиная пасть выплюнула черный луч, гигантский ледяной зуб разорвало на парующие куски, воин-маг пронесся сквозь облако пара и осколочный рой.
   Лучи смерти один за другим покидают набалдашник, Эгорд бежит перед вырастающими и разбивающимися стенами льда, грохот такой, будто крепость рушится, за спиной остаются лужи, насыпи ледяного щебня, белый душный туман.
   Эгорд добежал до середины коридора, последний холодный щит лопнул под напором линейной черноты, воин-маг прыгнул вперед и чуть вбок, тело летит параллельно полу.
   Новая порция смерти прошила пространство, но мимо Эгорда, а тот в полете вышвырнул из ножен меч, клинок вспыхнул розовым пухом телекинеза, острая сталь рванула вперед, как спущенный с поводка боевой пес…
   Падение Эгорда смягчает возникший под ним пологий ледяной трамплин, по скользкой тропе доспехи скользят легко, как птица по воздуху.
   Эгорд перекатился, ноги и спина распрямились в шаге от архимага.
   Перчатка обхватила рукоять меча, клинок вылез из груди осевшего на колени архимага, вражий подбородок залит кровью, пламя в глазах угасает.
   Посох из ладони вывалился, глухой стук.
   Глухо отозвалось и павшее ничком туловище, сапоги Эгорда между рогами шлема.
   Воин-маг стряхнул с меча кровь, оружие вернулось в ножны.
   – Являться в гости без приглашения – дурной тон.
   Позади белесая пелена, куски льда расплетаются на пар, Эгорд бежит через теплую мглу, от каждого шага вода разбрызгивается, в мутной завесе лучи светового щита на двери Жемины. Бедняжке страшнее всех, сидит закупоренная, как в склепе, слышит весь этот гром, не понимает, что творится, надо зайти, успокоить…
   Туман редеет.
   Пол и стены коридора, где была битва с пауками, устланы коврами пыли. Обрывки и обрубки гоблинского тела в черных лоскутах, много темных пятен, поблескивают озерца, в самом большом лежит голова с торчащими ухом и носом, язык вывалился, из шеи торчат трубки вен, артерий, пищевода…
   Хафала и Велиры нет.
   В коридоре, где Тиморис сражался против темного со шрамом, тоже тихо. Тиморис сидит у стены, под чашей с огнем, дыхание тяжелое, у ног валяются сабли. Чистые…
   От темного мага остались только кусочки сутаны.
   Эгорд подходит.
   – В чем дело? Ох, ты ж, Ямор…
   Доспех на голени друга оплавлен, штанина сгорела, багровым блестят ожоги.
   Эгорд склонился над раненой конечностью, ладони зависли почти вплотную, концентрация на цепочке образов, шепот заклинания…
   Голень начинает испускать медовый свет, ее окутывает толстая пленка целебной энергии.
   – Как ты победил? – спросил Эгорд.
   – А я не побеждал… Несся на него, он швырял всякую гадость вроде огненных шаров, лавовых комет, я не вглядывался, только успевал уклоняться, отскакивать да голову нагибать. Какая-то из его гадостей задела-таки ногу, я упал на колени, в этот момент надо мной пролетел черный луч – и прямо в эту сволочь, испепелил вмиг!
   Эгорд холодеет.
   Друг, прошедший войну с демонами, вытащивший его из преисподней, едва не погиб от глупой случайности – луча архимага, от которого Эгорд увернулся в прыжке.
   – Чего тебя перекосило? – спросил Тиморис.
   – Учил бы ты магию, дружище. На одних сабельках далеко не ускачешь, а прикрывать каждый раз твою спину не смогу.
   – Но-но! – возражает Тиморис. – Я, между прочим…
   – Знаю, знаю.
   – Что знаешь?
   – Язык у тебя длинный. Вставай.
   Ожоги зажили, из дырок в штанах светится здоровая, как у младенца, кожа.
   – Эй, а где шерсть?! – возмутился Тиморис.
   – Какая шерсть?
   – На ногах! Я же мужик, а у мужика ноги волосатые, как у обезьяны, красоткам нравится!
   – Ничего, отрастет.
   Эгорд рывком поднял Тимориса за руку.
   – Да и хвастаться не перед кем, твои возможные обожательницы остались на большой земле.
   Тиморис усмехнулся.
   – Мотался на корабле туда-сюда и не мог привести девиц, порадовать друга…
   Животрепещущую тему прервало громкое шипение, так обычно шипят выбросы магической энергии.
   Воины повернулись к солнечному щиту, что стережет дверь Жемины.
   Рядом катается по полу Халлиг. От него разлетаются гибкие мурены света, такие бывают, когда кто-то телепортировался. Края белых жреческих одежд поедают язычки пламени, Халлиг вскочил, спешно топчет, по оранжевым змейкам хлопают ладони.
   Эгорд и Тиморис подбегают.
   – Халлиг!
   Воин-маг помогает затушить с помощью миниатюрной метели, тлеющие полы и прорехи зарастают инеем. Старший жрец опирается рукой на стену, другая половина тела держится на посохе.
   Тиморис придерживает.
   – Что случилось, где был?!
   – Ждал вас тут, но темные подоспели раньше. Пришлось бежать, одного сжег щит на двери, второго спалил мой посох, но их было слишком много. За мной была погоня, сбежал в подземелье, на третий этаж…
   Халлиг стирает со лба капли, пересохшие губы складываются в улыбку.
   – Помнишь, Эгорд, я говорил, что предпоследнюю ловушку взломал, осталось лишь спустить…
   – Та-а-ак…
   – Вот и спустил, хе! Затаился у нашей загадочной дверки, дождался, когда побольше темных спустится до самого низа. Как только первый до меня добрался, я влез в ловушку и сию же секунду телепортировался сюда.
   – А темные?
   – Не знаю… Пробыл там лишь мгновение, а меня вон как зацепило.
   Халлиг демонстративно обводит взглядом искалеченную одежду.
   – Ловушка выпустила огненных элементалов, должны были разбежаться по лабиринту, наброситься на первых встречных. Смею надеяться, им удалось.
   – Разделяю твои надежды, – сказал Эгорд.
   – Слушайте, а как же Леарит? – вмешался Тиморис. – Почему о ней никто не беспокоится?
   – Леарит в патовой ситуации, – объясняет Эгорд. – Темным не по зубам, они для нее не опаснее мошек, но богине запрещено вмешиваться в земные дела, помочь не может. Ей остается лишь сидеть в своем любимом зале на пятом этаже, следить за событиями.
   – А что за подмога, которую вы обещали? – любопытствует Халлиг.
   Эгорд улыбнулся.
   – Унеслась в поисках добычи.
   Тиморис тычет в Эгорда.
   – Представляешь, этот безумец выпустил демона и мою доченьку и уболтал перебить всех темных!
   Халлиг смотрит на воина-мага…
   Кивнул.
   – Если держал в плену, вместо того чтобы просто убить, то рано или поздно должен был освободить. А вот зачем… Воздержусь от поспешных выводов.
   Эгорд и Халлиг друг другу осторожно улыбаются.
   – Эй, чего лыбитесь? – недоумевает Тиморис. – Пока языки чешем, на острове хозяйничает толпа уродов в черных простынях!
   – Ты прав, – говорит Эгорд. – Проверьте крепость, нет ли еще темных. Если чисто, отправляйтесь к мельнице. Основной удар принял Клесса, ему нужна помощь.
   – Хорошо, – сказал Халлиг.
   – А может, пернатый справится сам? – вставил Тиморис неловко.
   – И держитесь вместе, – добавил Эгорд. – Если нападут Хафал с Велирой, постарайтесь не убивать. Очень прошу. Перекройте им путь и бегите.
   Халлиг кивнул.
   – А ты?
   – Проведаю Жемину, – сказал Эгорд.
   – Во дает, – восхищается Тиморис. – У нас тут бойня, а он по бабам… Мужик!
   Жрец и воин углубляются в треугольное горло коридора, фигуры все меньше, барабаны шагов затихают.
   Сабли Тимориса и белое пламя жреческих одеяний исчезли за поворотом.
   Эгорд приказывает световому ежу на двери втянуть лучи и раскрыться.
   Перчатка сжалась в кулак, осторожный стук…
   Дверь вылезла из проема натужно, но с облегчением, будто открыли шампанское, петли робко скрипят, в просвете возникают спокойные краски волшебного морского платья, призрачная кожа, легкие густые водоросли локонов, лицо, черты которого ускользают из памяти…
   Наяда. Разум упорно отказывается называть Жеминой.
   Под глазами блестят разводы от стертых слез.
   – Любимая…
   Эгорд делает шаг через порог, Жемина в то же мгновение отступает.
   – Эгорд, в чем дело? – спрашивает дрожащим голосом. – Халлиг сказал, напали темные маги…
   – Так и есть, родная. Но мы побеждаем.
   Воин-маг раскрыл объятия, Жемину упрашивать не надо, перепуганная, измученная тревогами девушка нырнула в стальную грудь, словно хочет утопиться, хрупкую спинку обхватывают ручищи из металла и ледяных чар.
   – Пришел убедиться, что с тобой все хорошо.
   Молчание…
   – Мне нужно идти, милая. Очистить от темных весь остров.
   Жемина медленно отстраняется.
   – Не бойся, вернусь даже без царапин, – пытается быть светлым Эгорд. – Главное, с тобой все хорошо.
   – Ничего хорошего, – сказала Жемина чужим голосом, как больная при смерти.
   Внутри что-то провалилось, словно монстр, сотканный из пустоты, одним мощным хватом отожрал кусок мяса, и теперь на месте сердца, легких, живота засасывает оставшуюся плоть холодная черная пропасть…
   – Что это значит, любимая?
   Из глаз Жемины на Эгорда смотрит тьма океанской бездны.
   – Я хотела не этого. Люблю тебя, Эгорд, но не жизнь, что тебя окружает. То сутками пропадаешь, а я маюсь в одиночестве, нелюбимая и ненужная, то нападают темные, и я трясусь от страха за тебя и за себя… Не хочу жить так!
   – Любимая!..
   – Молчи! Ты не любишь…
   Жемина пытается быть яростной, но ярость быстро гаснет, на девушку смотреть жалко, обнимает себя за локти, голова втягивается в плечи, по телу озноб, будто стала меньше, как заблудившая в лесу девочка.
   – Лучше бы все как раньше, – бормочет под ноги. – Лучше бы этой крепостью правили темные. Все мои односельчане были бы живы, спокойно жила бы на мельнице еще сто лет…
   – Что?
   – Лучше бы ты не появлялся в моей жизни.
   Эгорд не верит. Вынес бы нападение сотни магов, новую войну с демонами, но чтобы вот так…
   Это даже не удар в спину, чем грозил сын Зараха, это…
   Жемина сейчас разрыдается, но нечеловеческим усилием сглатывает море слез, губы сжались в бледную полоску, девушка пытается быть железной.
   – Тебе пора на битву. Славной победы.
   Будто сказала: «Пропади ты пропадом».
   Эгорд выходит, дверь закрывается…
   Полминуты на восстановление защитного светового купола. Теперь Жемина под непроницаемым коконом, будто не здесь, а где-то в другом мире…
   И от этого чуть легче.
   Закалка ледяного мага позволяет держать себя в руках. Уж что-что, а холод переносить обязан, еще и силы из него черпать. Так даже лучше, после такой встряски разум старается заглушить эмоции, не растаять от горечи, морозная ясность мыслей сейчас нужна.
   Страдать будет потом…

Глава 20

   Эгорд на башенной крыше.
   Солнце светит ярко, ветер похлопывает тканью плаща. С высоты остров как полость чаши. Эгорд словно взирает на живую карту военных действий. Далеко внизу суетятся черные пятна: маги, присягнувшие тьме. Шустро мелькают, как насекомые, огненные шары, сгустки лавы, черные лучи.
   А высоко в небе кружат два знакомых силуэта – демон и некромант.
   Демон в красном плаще с капюшоном, из-под свободно волнующихся складок торчат кожаные крылья, вьется лента хвоста. Некроманта в сером плаще видно плохо из-за костяной виверны, белый скелет разбрызгивает пучки фиолетовой энергии…
   Кто эти двое?
   Что заставило их объединиться?
   Легкое касание пробудило «окольцо», в букете лучей Эгорд видит остров глазами невидимой ледяной стрекозы, та кружит сейчас где-то в небе. Усилиями воли воин-маг переселяет взгляд из одной стрекозы в другую, летучие разведчики рассеяны по всем уголкам этой земли: в полях, скалах, пещерах, у горного склона, внутри и снаружи мельницы.
   И в крепости.
   Зоркие «окольца» стрекоз заменяют им глаза, прошивают вниманием каждый этаж: комнаты, залы, хранилища, паутины коридоров…
   Эгорд вселился в стрекозу, что патрулирует второй этаж тюрьмы. Крылатая стражница пролетает у черного провала, где ступени лестницы, ведущей на самое дно подземелья.
   В этот момент оттуда вырвался человек, его поедает густое воющее пламя, черная сутана тает, рассыпается, дыры с огненными челюстями пожирают со всех сторон, пламенные полотнища бьются как под порывами сильного ветра, хотят разбежаться, но их держат огненные корни, врастают в человечье мясо глубже и глубже.
   Темный маг истошно кричит, тело катается бревном, но в итоге ненасытная стихия заставляет умолкнуть, обмякнуть. В оранжевом облаке кости сияют как обугленные поленья, кружит пепельный снегопад.
   Огненный элементал настиг жертву.
   Другие темные, которые забрели на третий этаж подземелья в погоне за Халлигом, скорее всего, встретили ту же судьбу…
   Следующая стрекоза.
   Во дворе темные маги против Халлига и Тимориса.
   Воин окружен световым щитом, на нем бренчат артефакты. Сильный и ловкий, перепрыгивает от мага к магу, после встречи с ним каждый из темных в лучшем случае сбивается с толку, не может какое-то время собраться для нового заклинания, а в худшем – падает замертво.
   Старший жрец охраняет главные ворота здания, не забывает время от времени подзаряжать щит Тимориса, посох стреляет белыми лучами, рассыпает то одного, то другого невезучего адепта тьмы в пепел.
   Темный закрадывается Халлигу за спину, из черной энергии готовит порцию смерти…
   Эгорд оставил стрекозу наблюдать, а стрекозе, что рядом, приказал наброситься. Ледяное насекомое вгрызлось лапками, жвалами и хвостиком в рожу темного, плотный контакт частично рассеивает невидимость, стрекоза теперь будто призрак. Темный с криком схватился за лицо, пальцы пытаются отодрать зеленую тварь, сутана в панике крутится.
   Темный упал на мощеную дорожку рядом с клумбами, оцепенел, лишь конечности подергиваются.
   Ядовитый лед ожидания оправдал.
   На краю взгляда наблюдающей стрекозы Эгорд увидел предвестье чего-то подлого, стрекоза обращает Око Асимиры в ту сторону – к вершине стены.
   И действительно, там планирует атаку темный маг, ладони скапливают черноту, выстрелить лучом смерти, не спасет даже световой щит, слуга Темного Ордена целится в Халлига.
   Воля Эгорда – и стрекоза-созерцатель взмыла ввысь. В «окольце» маленький, удаленный человечек в колышущихся одеждах цвета золы за какие-то мгновения разросся до великана.
   Щетинистый подбородок, удар, крик.
   Темный слетел со стены, будто зарядили кулаком в нижнюю челюсть, полотно тьмы описывает в полете дугу, маг переворачивается через голову, та болтается в неестественной свободе.
   Туша упала на склон горы уже без жизни, обмякший мясной мешок катится, пробуждаются пылевые гусеницы, хрустят ломкие кустарнички, мертвый маг прокатывается недалеко от Хафала.
   На просторе, где не сковывают тесные тюремные плиты, ловкость демона возросла. Словно собранный из бурых стальных бобов огромных размеров, силуэт Хафала с помощью прыжков, перекатов, разворотов перемещается в воздухе как рыба в воде, быстро и грациозно, движения чередуются с плавного на резкое и обратно, в резких – сокрушительная мощь, на ее пути лучше не оказываться.
   Темные кидаются колдовскими сгустками, умирают с частотой ударов кузнечного молота по наковальне, Хафал широченными шагами и прыжками возникает то рядом с одним, то прямо перед вторым, то за спиной у третьего, в промежутках уклоняясь от снарядов.
   Клешня отстригла очередному магу обе руки.
   Хафал прыгнул по склону вниз, машина мышц свернулась шар хитиновых панцирей. Медное ядро с грохотом катится вдоль тропы, выкорчевывает камни, сминает хрупкие черные соломинки под названием «темные маги», те либо кувырком отлетают, либо становятся плоскими и красными, соскальзывают как отбивные с разделочной доски…
   Два мага-стрелка в стороне от очага боя – у стен крепости, на огромных серых валунах, с безопасных насестов метают магические снаряды, пытаются попасть в Хафала.
   Одна за другой их головы подпрыгнули, срезы шей выпускают кровавые родники, обагренные сабли Велиры в полете крутятся.
   Рукоятки вернулись в ладони хозяйки, смертоносное золото стряхнуло кровь.
   Велира соединила рукоятки рубиновыми торцами, узоры на клинках выплеснули магическую силу, сабли превратились в золотую летучую мышь.
   В полете «крылья» не двигаются, как у парящего ястреба, Велира держится за слитую рукоять, тянется словно хвост, словно гибкая ленточка за бумажным змеем. Золотые крылья несут девушку по широкой кривой к Хафалу, тот яростно сражается за холмами в кольце темных.
   Равнина.
   Кольцо темных сжимается вокруг человека-скорпиона, каждый передвигается осторожно, из стороны в сторону, иногда украдкой, пригнувшись. Темные приближаются, но никто не хочет быть в центре, там пирует смерть, ножом и вилкой ей самозабвенно служит Хафал.
   Клешня прямым тараном превратила грудную клетку мага в винегрет, тот, закрывшись пополам как книга, отлетел, напоролся на ветки сухого дерева.
   Около демона поросший мхом огромный камень, такой не всякая лошадь вытянет, а Хафал пнул как по мячу, серый мохнатый метеорит расплющил сразу двух неудачливых темных.
   На одного из подкрадывающихся пикирует золотая летучая мышь и комета пышных черных локонов.
   Темный маг с визгом исчез в траве, на его месте вспрыгнула Велира. В каждой руке по сабле, на золоте поблескивают красные ручейки.
   – Опять ты! – рыкнул демон.
   Велира уклонилась от огненного шара, метнула саблю.
   – Одного тебя растопчут!
   Хвост разрубил следующего мага, демон развернулся к пиратке.
   – Гр-р-р! Щас растопчу тебя!
   В ладонь девушки, вертясь со свистом, вернулась сабля, на клинке свежая кровь.
   – Топчи лучше этих.
   – Помощь не нужна!
   – А компания, чтоб не скучал?
   – И так весело, ха-ха!
   Битва разгорается с новым жаром.
   Хафал и Велира сражаются вместе, порой даже сообща – он ранит, она добивает. Хафал будто делает ей подарки в виде ослабленных врагов, а Велира красуется, тешит демонический взгляд эффектной расправой, как танцовщица завораживает султана изысканными движениями.
   Эгорд помогает через крылатых шпионок, стрекозы облепляют магов, вонзают зеленые льдинки, ядовитые зернышки тают в крови, растекаются по жилам, мышцы темных немеют, маги исчезают в траве, могут лишь дрожать, пускать пену, а призрачные зеленые стрекозы, оторвавшись от жертвы, вновь обретают невидимость…
   Самое ужасное побоище – у мельницы.
   Десятка три темных окружили Клессу, проливают на него дождь заклинаний, бросаются в ближний бой с черными колдовскими мечами из текучей грязи, что не грязь, а концентрированная темная сила.
   Клесса будто в сердцевине пчелиного роя, где не только темные, но и сотня всяких тварей из неживой материи, вроде пауков, что нашептал гоблин. Тут и собственно пауки из камней, и песчаные осы, и угольные мухи, и кобры, сплетенные из травы, и деревянные ящерицы, и все – огромные.
   Хотят задавить числом.
   Демоническая сущность овладела Клессой полностью. Закованная в ледяную корку земля вокруг мельницы усеяна останками големов, трупами магов. На снегу отрубленное чешуйчатое щупальце, одно из тех, что заменяют Клессе ноги, из гигантского хлыста течет синяя кровь. Остальными тремя Клесса пронзает с такой силой, что жертва оказывается нанизанной до середины, точно на вертеле. Скручивает кольцами, как змей, и сдавливает, выжимает из тела истошный вопль, багровый сок брызжет как из персика, бросок – и мокрую кожуру в черной сутане подхватывает океан. А бывает, щупальце сворачивается в петлю, Клесса накидывает аркан на врага, швыряет в другого.
   Темный подлетел сзади верхом на песчаной осе, прыгнул сверху, грязевые сабли отрубили демону крыло.
   Полотно из черных и красных перьев, облепленных инеем, падает медленнее, чем отрубивший его темный. Когда он упал, крыло рухнуло на него страшной тенью, прихлопнуло как комара.
   Клесса воет, пробуждаются резервы ярости, глаза магмы вспыхивают, безумные, кровожадные, как во времена, когда командовал армией демонов.
   Крылом, что уцелело, бывший генерал Зараха раскидал очередную волну искусственных тварей, клюв распахнулся, демон изрыгает клубы морозного тумана, плотные белые облака превращаются в ледяные скалы, внутри можно различить застывшие очертания големов и магов…
   Что-то сбило Эгорда с башни, увлекся наблюдением через «окольцо», не заметил опасность.
   Эгорд падает, мир начинает кувыркаться.
   Но не страшно, будто смотрит на этот хаос не своими глазами, а в кресле лаборатории, за чашкой кофе, через Око Асимиры…
   Падение замедляет снежная воронка, колесо кувырков удается остановить, магическая вьюга загибает направление полета, ее создатель будто скользит с ледяной горки.
   Стальные подошвы ударились о камни. Между ними светло-коричневые травинки, журчит прозрачная живая веревочка ручейка.
   Эта сторона горы более темная, отсюда не видно берегов, зато позируют во всей таинственной суровой красе скалы. Настоящие джунгли скал. Эгорд изучил их мало, не было времени…
   Звуки битвы добираются с трудом, глухим эхом.
   Далеко в вышине – крепость.
   От нее к Эгорду круто снижаются некромант на виверне-нежити и крылатый демон в красном плаще.
   Только что были пятнышками, но горстка мгновений – и воин-маг чувствует порыв ветра от костяных крыльев, виверна усаживается на большом старом дереве, крона просыпает сухие слезы веток, всадник смотрит из тьмы под серым капюшоном глазами снежного фиолета.
   Демон бесшумно, с изящным присестом, как на балу, приземлился напротив Эгорда. Выпрямился. Даже за алыми складками плаща проступают изгибы великолепной осанки. Длинные кожаные листы крыльев поднялись будто обелиски из вулканической породы, демон вышагивает к Эгорду кошачьей походкой, багровые пальцы с коготками подцепили края капюшона, ткань сплывает по волнистой реке локонов цвета глубокой ночи.
   – Милита, – произнес Эгорд. – Подозревал, что ты, но была надежда…
   – Она далеко не первая, кого я убила.
   Глаза сияют только что отлитыми железными ядрышками, губы блестящие, тугие как вишни, малиновая кожа пронизана сеточкой жил, внутри течет магма, лицо как под живой оранжевой вуалью. Подбородок надменно приподнят, стрелочка губ слегка повернута вверх.
   – Все-таки связалась с некромантами, – говорит Эгорд. – Хоть Витор и просил этого не делать…
   – Ради него, «старший братец», – ответила Милита с наигранной невинностью, резко перешедшей в язву.
   – Сомневаюсь.
   – По крайней мере, в начале. Но пока была личем… Видишь ли, некроманты избавили от того, от чего страстно желала избавиться всю жизнь. От страхов. Немертвые абсолютно их лишены. Не боятся ни боли, ни смерти. Боль испытывать не могут, а через смерть уже прошли. И я благодарна за этот подарок…
   – Демонам тоже благодарна?
   Бордовые крылышки ресниц взмахнули, Милита смеется.
   – Демоны не только схожи с некромантами в бесстрашии перед болью и смертью. Они вернули мне способность получать наслаждения. Ох, Эгорд, если бы знал, какое удовольствие жить в этом сильном, легком, горячем теле… Даже делать ничего не надо, блаженствуешь только от того, что чувствуешь каждую его частичку! Словно каждый мой кусочек плоти и каждая капелька крови – это он и она, которые занимаются любовью, и я вся скроена из миллионов таких любовников… Жизнь демонов прекрасна, свободна и беспечна. Об этом и мечтала, когда была слабым запуганным человечком.
   Кулаки воина-мага стиснулись до треска перчаток, кольчужная ткань и пластинки покрылись мохнатыми корешками льда.
   – В сравнении с дарами некромантов и демонов мы с Витором для тебя – никто. Ничем толком не помогли, не избавили от страхов, всего лишь любили, кому это нужно…
   – А сам-то ты, Эгорд, ценишь тех, кто тебя любит?
   В груди дрогнуло.
   Жемина…
   Эгорд о ней забыл. Забыл о той, кто всегда о нем думает, кто любит и ждет его возвращения…
   – Когда Зарах убивал Витора, – говорит Милита, – ты не очень-то рвался спасать лучшего друга!
   – А ты не очень рвалась спасать любимого мужчину! Мы были там оба…
   – Да, оба хороши, – протягивает демонесса философски. – Показали, какие на самом деле… Но я любила Витора. Как умела, но любила. Да и тебя тоже, старший братец…
   Эгорд невесело усмехнулся.
   – Сперва натравила пиратов, сейчас – Темный Орден… Это, видимо, знаки любви и внимания.
   – Когда ты не дал мне расправиться с Зарахом, и правда жаждала изорвать тебя на кусочки, даже просила Ямора отпустить в земной мир, чтобы убить тебя, твоего болтливого дружка и эту небесную подстилку Леарит, но царь не позволил… Со временем успокоилась, даже начала забывать, но когда этот неудачник Хафал облажался, Ямор призвал меня, сказал, чтобы довела начатое…
   Милита улыбнулась с горечью.
   – Знаешь, Эгорд, тебя даже жаль, но ничего не поделать. Хочется отблагодарить демонов за то, что подарили бытие без страхов, и если Ямор просит твоей смерти, я постараюсь. Он, видишь ли, считает, что немного поспешил, когда отпустил вас. Недооценил твоих возможностей, говорит, вы становитесь слишком опасными для некого… равновесия.
   – Некроманты думают так же?
   Эгорд кивнул в сторону дерева, откуда следят накачанный фиолетовой энергией скелет виверны и ее хозяин в сером плаще.
   – Почему этот некромант с тобой?
   Милита изменилась, у переносицы выступила черная звезда морщин, голова наклонилась вперед, локоны спрятали скулы в тень.
   – Не твое дело, братец. Пора отдавать долги.
   Демонесса изящно отводит коготками края плаща, алая ткань оседает на камни.
   На Милите черные доспехи, такие же, какие были на Хафале, когда тот держал Эгорда, Тимориса и Леарит в плену. В центре нагрудника мерцает, как звездное небо, кристалл, от него исходит великая мощь.
   – Ямор подарил эти доспехи. Не только сохраняют демоническую силу в земном мире, но и…
   Эгорд выбросил к Милите руку, пытается сковать демонессу толстой ледяной оправой, но все, что удалось, – покрыть лодыжки тоненьким слоем изморози, ледяная вата от близости с телом, которому кровь заменяет лава, испарилась.
   Милита смеется.
   – Но и подавляет людскую магию. Теперь ты беспомощен как ребенок, а я…
   Земля начинает дрожать.
   Вокруг Эгорда появились летучие змеи дыма, руки и ноги уже скручены, дымные оковы поднимают Эгорда, он словно распят на невидимой виселице. Вырваться не пробует. Знает, что бесполезно. По крайней мере, без ярости. А разозлиться на Милиту как на Хафала, чтоб закипело, мешают воспоминания.
   Гору трясет, вода из ручейка выплескивается, по склону катятся валуны, скользят ковры булыжников.
   Милита увеличивается вместе с доспехами, пластины дышат пепельными клубами, заточенная в них сила едва удерживается в столь тесном вместилище. Меняются и черты демонессы, в ней становится больше от демона, линии хищные, как у красного дракона, жилы вздуваются от потоков магмы, жидкий металл сияет бело-золотым, местами сеть сосудов разрывается, лава вытекает, налипает горящими островками, скоро на их месте будут стальные корки.
   Глаза как пара солнц, что светят за пеленой хмари.
   – Я такая же сильная, как в царстве демонов!
   Оковы дыма растягивают Эгорда, в суставах жжение, зубы стиснуты, доспехи скрипят. Земля вокруг Милиты и Эгорда растрескивается, разломы выпускают тугие струи лавы, гул страшный, оранжевые сияющие колонны венчаются пухлыми шапками, брызги весом с кабана, упав, раскидывают камни, лавовые озера пожирают траву и кустарники, те вспыхивают суетливым пламенем.
   Жарко как в царстве демонов, на лице виноградины пота стекают к подбородку, Эгорд не может сдержать хриплый стон, тело горит снаружи и изнутри, кажется, вот-вот останется лишь кожа, да и та рассыплется пеплом…
   Милита смеется.
   – Ты умрешь, Эгорд!
   Пот заливает глаза, стон переходит из хриплого в пронзительный.
   Крылья Милиты расправились, хвост в бешеном танце, демонесса парит в нескольких метрах над землей.
   – Умрет и твой дружок Тиморис!
   Костяная виверна встала на дыбы, сук под ней со скрипом прогнулся, крылья хлопают друг о друга внутренними полотнами, рассеивают пучки фиолетовой маны, виверна словно отпускает овации, череп на длинной шее запрокинут к небу, нежить воет будто в восхищении.
   Некромант невозмутим, только плащ колышется, глаза под мраком капюшона светят белоснежно.
   Милита демонстрирует улыбку-оскал.
   – А еще сдохнет эта небесная шлюшка Леарит, ха-ха-ха!
   На нее обрушилась раскаленная белокрылая звезда, Эгорд прищурился, в ядре звезды женский силуэт в доспехах из серебра.
   Леарит придавила Милиту к земле коленом в живот, ладонь держит за горло, демонесса кричит, хвост и кожаные паруса отчаянно бьют о камни, но туловище прижато намертво. Крылатая богиня словно статуя льда, пронизанная миллионами лучей, столь чистые бывают либо в пустынях, где воздух плавится, либо в заснеженных ледниках на краю мира, либо в небе, за облаками, там солнце близко, как лицо любимой в объятиях.
   А Милита под ней точно пламя, языки изгибаются, трепещут в жажде оторвать корни от того, что горит, освободиться…
   Но рядом с кристаллом в нагруднике Милиты сила богини угасает, аура света слабеет, солнечные волокна, из которых сплетены крылья, укорачиваются, держать демонессу все труднее, хоть и старается хранить величие.
   Пока сила не истекла совсем, Леарит свободной ладонью вцепилась в кристалл, тянет на себя. Черные доспехи Милиты сопротивляются как живые, выпускают плотные пепельные клубы, змеи дыма штурмуют серебряную защиту богини, пытаются скрутить.
   На лице Леарит напряжение, крылья исчезли, баланс сил вот-вот сместится к демонессе, та сбросит богиню, сможет растерзать когтями, заколоть хвостом, утопить в лаве, приказать дымным змеям сожрать.
   Кристалл из нагрудника вырвался.
   Милита протяжно кричит, дым рассеивается, Эгорд, ощутив свободу, с грохотом ударился о камни, на четвереньках устоять удалось, в теле слабость, под доспехами холодная пустота, будто ни мышц, ни нервов, в глазах муть…
   Богиню сбила всей массой костяная виверна, Леарит отлетела, выпрыгнувший из ладони кристалл поймал всадник в сером плаще.
   Виверна, оставив за собой сочный лиловый шлейф, резко развернулась к Милите, хвост взмел волну камней и пыли.
   Демонесса на земле стонет, выгибается, как когда-то Хафал…
   Леарит!
   Она сейчас упадет в разлом с лавой!
   Эгорд не понял, как ему удалось прыгнуть так далеко, может, телекинез, может, метель, заклинания смешались из лоскутов в капле времени, как при битве с сыном Зараха. Воин-маг успел захватить богиню в кольцо объятий, обоих пронесло над лавовым котлом, у его берега человек и богиня упали.
   Эгорд на спине, встряска, несмотря на боль, приятная, чувствительность возвращается, доспехи от близости с расплавленным металлом нагрелись. Леарит где-то рядом, справа, пальцы сквозь перчатку ощущают тепло божественной руки.
   Перед глазами – небо…
   Из-за края светло-голубой бездны плавными толчками выплыл в облаке лилового пламени скелет виверны. Некромант-всадник держит Милиту, наспех укутанную в красный плащ, на коленях. Демонесса обмякшая, висит у него на плече.
   Крылатый силуэт углубляется в небесную лазурь, уже крохотный как насекомое, фиолетовый светлячок летит от острова прочь, приближение к горизонту заставляет исчезнуть…
   – Леарит, ты в порядке? – спросил Эгорд как в трансе.
   Молчание.
   – Конечно, я же богиня, – ответила Леарит мягко.
   – Опять меня спасла. Боги накажут…
   – Главное, ты жив.
   – Леарит…
   – Надо узнать, что с остальными, – аккуратно перебила богиня.
   Воин-маг заставляет себя протрезветь.
   – Конечно.
   Поднимаются.
   Через «окольцо» и ледяных стрекоз Эгорд рассматривает остров и крепость.
   Темные побеждены, Халлиг и Тиморис сообщили, что некоторым удалось бежать, но куда – загадка. Быть может, как и некроманта с Милитой, их уже на этом клочке суши нет, а может – скрылись в скалах. В любом случае, особой угрозы не несут, им бы раны зализать.
   Хафал с Велирой, судя по всему, сбежали туда же… Интересно, что выйдет: союз с остатками темных или охота на них с целью продолжить тренировку? Впрочем, сейчас задачу выполнили, от клешней и золотых сабель пало много псов Ордена.
   Леарит вернулась в небо.
   Пока Эгорд переставляет уставшие ноги по горе, холмам и равнине на пути к мельнице, взгляд отдыхает на ее далекой фигурке.
   С горы по тропе спускаются Халлиг и Тиморис, их с Эгордом дороги шаг за шагом намерены пересечься, но без спешки. Неторопливость – самый первый и желанный трофей после битвы.
   – Где пропадал, парень? – говорит Тиморис измученно, но с радостью. – Отсиживался, пока грязную работу работали. Хоть бы подсобил, что ли…
   Эгорд хочет сказать, что подсобил, но о стрекозах лучше помалкивать.
   – А Хафал с твоей дочерью чем не помощь?
   – Ну да, сейчас помогли, а теперь ищи их, – ворчит друг. – Затаились, и ходи теперь, бойся жала в спину! Или сабелька золотая прилетит по мою голову…
   – Скорее всего, бежали в скалы, – сказал Халлиг.
   Вид у него изрядно потрепанный, но спокойный.
   Эгорд ведет спутников к мельнице, в траве мелькают окровавленные сутаны.
   – Ничего, пусть наслаждаются свободой. Да и в скалах не очень-то разгуляешься. Та же тюрьма, только чуть просторнее.
   – С острова не сбегут точно, – сказал Халлиг.
   – Это и беспокоит, – не унимается Тиморис. – Сомневаюсь, что они хотят сбежать. У них тут, как бы сказать… неоконченные дела. У каждого дела две ноги, две руки и голова. Смею предположить, ребята жаждут отделить их друг от друга…
   Эгорд слушает вполуха.
   Снежно-ледяной покров вокруг мельницы устлан трупами темных и прахом големов. Пепел, песок, земля, трава, щепки, камушки, куски тел в черной узорчатой ткани, бордовые брызги и пятна… Хватит сделать новый слой почвы, плодоносил бы как королевский сад! Осталось вскопать, хотя лопата утонет, так и не достав штыком до снега.
   В каше выделяются отрубленные щупальце и крыло, гигантские, кровь вокруг темно-синяя, как чернила.
   Над утраченными конечностями возвышается хозяин.
   Клесса парит на медленных волнах щупалец, от мощных вдохов-выдохов ледяные доспехи надрываются белыми трещинами и срастаются. Сквозь ноздри пышут облака мороза. Под шершавыми от инея веками – ртутно-красные сферы. Даже с тремя щупальцами и одним крылом Клесса кажется симметричным.
   Эгорд вглядывается.
   И впрямь: на месте отсеченного щупальца мерцают призрачные контуры этого самого щупальца! С крылом то же самое. Будто некий художник набросал в воздухе эскизы недостающих частей тела.
   А затем…
   Эгорд, шаги которого замедлились до черепашьих, вовсе замер. Тиморис негромко ругается.
   – О боги! – прошептал Халлиг.
   Отрубленные крыло и щупальце кристаллизуются, что-то среднее между льдом и бриллиантами, распадаются на тысячи кристаллов размером с орех, те рассыпаются на зерна, зерна на пыль. Рой частичек нежными лентами плывет к контурам крыла и щупальца, заполняет внутри них пустоту.
   Бриллиантовая пыль соединяется в зерна, зерна в орехи…
   Вскоре Клесса стал обладателем великолепных кристаллических конечностей. Те превращаются в плоть, новорожденное щупальце покрывается черной чешуей, крыло – черными и багровыми перьями. От прежних не отличить.
   Демон-полукровка здоров, как до начала битвы.
   Он и троица приближаются друг к другу.
   – Ничего себе! – воскликнул Тиморис.
   – Клесса, как такое возможно? – спросил Эгорд потрясенно.
   – Благодаря Камалии. И вам.
   Троица взобралась на ледяной утес, тот возник от дыхания Клессы, под толщей холодного хрусталя погребен темный маг с выражением на лице, будто пожалел, что в эту затею ввязался. Но даже на вершине ледяного помоста Эгорду, Тиморису и Халлигу приходится взирать на Клессу снизу вверх.
   – Как это понимать? – спросил Эгорд.
   – Ресурсы Светлого Ордена, которые ты принес, я переместил к себе в голову.
   – В голову?! – почти хором воскликнули люди.
   – Так же, как когда-то переселилась в меня Камалия. Книги, артефакты, лаборатория, ингредиенты… Это нужно ей, чтобы заниматься магией и алхимией. Внутри меня, в нашем с ней мире. Она хочет помогать держать в узде мою демоническую жажду. А мне хочется чувствовать Камалию лучше. Наша связь с каждым днем крепнет, сливаемся в целое. Камалия уже способна влиять на материальный мир… Она поклялась остаться во мне, и хотя мы создали прекрасный мир из мыслей, не хочу, чтобы она ощущала себя в тюрьме. Но выходить Камалия не желает, да и мне, честно говоря, так спокойнее. Пока она во мне, ее жизнь под моей защитой, а меня мало кто может победить. Да и мне лучше одному не оставаться…
   Вокруг головы Клессы начинают кружиться звездочки.
   Искорок все больше, они соединяются в линии. В созвездие высотой с человека.
   Эгорд узнает…
   – Камалия!
   – Здравствуй, Эгорд, – говорит жрица эхом. – Здравствуй, брат Халлиг. Здравствуй, храбрый воин Тиморис.
   Тиморис схватился за шлем, рожа от улыбки широкая.
   – Ну даешь, подруга!
   – Приветствую, сестра, – откликается Халлиг с добротой. – Рад, что нашла свое место и призвание.
   Камалия почти настоящая, лишь немного прозрачности, девушка парит перед Клессой на уровне его туловища, ножки подогнуты, привидение покачивается вверх-вниз, этому ритму вторят маятники синих прямых волос. Белые складки кожаных сапог, облегающих штанов, туники. Золотая эмблема солнца и лучей-рук. Длинная реечка посоха с вытянутым ромбом на конце, внутри миниатюрное солнышко.
   Камалия плавно описала вокруг Клессы виток, зависла у его плеча.
   – Я правда на своем месте.
   Эгорд смотрит ей в глаза.
   – Ты стала совсем другой…
   – Я нужна Клессе. А он нужен мне. В нашем мысленном мире спокойно и светло. Помогаю ему хранить добрую половину от демонической. Теперь могу еще и лечить.
   – А прикасаться к предметам можешь? – любопытствует Тиморис.
   – Иногда.
   Камалия впиталась в Клессу, призрачная фигурка появилась у другого плеча.
   – Могу пролетать насквозь.
   – Главное, ее невозможно ранить или убить, – говорит Клесса. – Даже если коснется смерти, погибнет лишь это воплощение, Камалия тут же создаст новое.
   Эгорда накрыла волна тоски.
   Милита…
   Такая жизнь «младшей сестренке» подошла бы. Витор спрятал бы у себя в голове, в мире мыслей Милита создала бы Вселенную без страхов, жила бы в полной безопасности, хранила бы душу Витора, а он хранил бы ее в себе, как второе сердце…
   – Буду за вас молиться, – сказал Халлиг.
   – Только за Камалию, – поправил Клесса. – Боги людей не одобрят молитву за демона.
   – Демон лишь наполовину.
   Призрак Камалии развернулся к Клессе, прозрачная ладонь опустилась на широкую, как доспех могучего воина, грань клюва. Ледяной дыхание демона замерло, словно боится обморозить нежную ладошку, тяжелые веки опустились, Клесса пытается прикосновение ощутить…
   – Молюсь за тебя каждый день, – прошептала Камалия.
   Грубой, будто высеченной из гранита ладонью Клесса проводит вдоль щеки жрицы, тонкой, прозрачной, как лепесток.
   – Сердце мое…
   Эгорд наблюдает.
   Перед ним то, что никогда не будет доступно ему.
   Он – лед.
   Разум выше чувств.
   Воин-маг спешит уйти, сказал, что нужно проверить остров, не осталось ли где темных магов и големов. Тиморис увязался следом, но Эгорд дал задание – очистить крепость от трупов. Точнее, свалить во дворе, а Халлиг сожжет.
   Эгорд огибает гору по склону, шаги вялые.
   Хочется побыть одному…
   Идея плохая, обычно так легче не становится, болото серых мыслей затягивает, полезнее заняться делом, отвлечет. Но ничего поделать Эгорд не может.
   Видимо, наступила потребность.
   Воин-маг отвлекает себя созерцанием полета Леарит. Богиня как раз пролетает над ним, высоко-высоко…
   Бах!
   Из недр ясного неба в Леарит ударила молния.
   Богиня падает, серебро доспехов проводит отсветы, руки и белоснежные волосы тянутся следом безвольно, крылья расслаиваются на солнечные языки, будто жгутики пикирующей на дно океана медузы.
   Еще молния! Крик.
   Ноги несут так, что земля не ощущается, Эгорд рычит, всему, что под сапогами, нет пощады: камни разлетаются как осколки от взрыва, мох проседает на глубину, куст превращается в лепешку щепок. Злая сила мчит, наверное, так же бежали по лабиринту подземелья огненные элементалы в поисках добычи.
   Взор прикован к падающей фигурке…
   Снежная воронка бросила воина-мага вверх, руки подхватили тело богини, на розовом облаке телекинеза Эгорд приземлился там же, где случилась битва с Милитой. Лава успела подстыть, темно-красная, как запекшаяся кровь.
   Две пары глаз встретились.
   Эгорд прячет себя и Леарит под тесный, но очень толстый ледяной купол.
   Молния сообщила о себе кошмарной силы ударом, уши ломит, челюсти как магнит и железо, лицо воина-мага перекосилось от боли и гнева. Внутренняя поверхность купола побелела от паутины трещин, Эгорд подпитывает ледяную полусферу энергией, стены срастаются, под пузырем уютная синева, тут бы наслаждаться бы покоем, а не держать оборону.
   Молния за молнией обрушиваются на ледяной щит, разлетаются в шипящем пару глыбы обломков, но Эгорд не устает заращивать купол толстым льдом. грохот перестал доставлять боль, слух привык.
   – Эгорд… Боги наказывают меня. Не бери на себя эту боль…
   – Никто, – хрипит Эгорд, – не смеет причинять тебе… Даже боги.
   Чувствует, что сходит с ума в каком-то едином, верном направлении, и ему нравится, как узнику в высокой башне, который взломал решетку и прыгнул в пропасть ради вожделенных мгновений свободы. Земля от его магии промерзла будто на крайнем севере, Эгорд питает купол, как корень – дерево. Капли пота превращаются в снежинки и градинки.
   – Не позволю! – рыкнул Эгорд.
   Он и ледяной купол как одно существо, воин-маг пронизывает его плоть ледяными нервами, чувствует колебания, сдвиги, разломы, чувствует боль, когда куски ледяного мяса вырываются клювами молнии. Но от этого ярость лишь распаляется, Эгорд наращивает новые слои льда, купол становится вдвое, втрое толще. Чем чаще и напористее бьют белые копья, тем больше холодный синий гриб разрастается, воин-маг выжирает из себя силы жадно, только бы ледяной панцирь становился выше, если понадобится, вырастит гору до небес, вспорет вершиной надменных божков, возомнивших себя судьями!
   Никто не смеет трогать Леарит, никто!!!
   Буря молний оборвалась.
   В гудящей тишине Эгорд и Леарит смотрят друг другу в глаза, сквозь толщу льда звучит рокот океана, громко, отчетливо, будто берег совсем рядом… Не сразу Эгорд осознал, что это его собственное дыхание.
   Зубами стянул перчатку, пальцы проскальзывают по щеке богини, теплой как лучи рассвета.
   – Леарит…
   Кисть Эгорда обняла солнечная ладонь.
   – Мы не должны, Эгорд.
   – Но ведь хотим.
   – Между нами не только боги… Она тебя любит.
   – Леарит!..
   – Против богов пойти готова, но против любви… Прости.
   Эгорд едва держится, чтобы не обнять.
   – Ты так близко, Леарит… И так далеко…

Глава 21

   На следующий день, когда островитяне закончили устранять последствия атаки Темного Ордена, Эгорд прогуливается по тропинке, что ведет в скалы.
   Самая неизученная часть острова. И самая большая – две трети площади, если считать чистую горизонталь, а сколько пещер, каньонов, подземных озер…
   Хорошо, есть стрекозы.
   В одиночку исследовать эти богатства времени не хватит, а надо. Скоро на остров прибудут первые ученики, нужно исключить как можно больше факторов риска.
   Пока ноги поднимают по крутой тропинке, воин-маг смотрит в букет лучей Ока Асимиры. Здесь никто не видит, можно позволить себе наблюдать за островом через стрекоз. Наверное, нечто подобное испытывают боги, что зрят все и сразу.
   Очередная стрекоза, куда переселился взгляд хозяина, пролетает вдоль берега. Океан дышит громко, умиротворенно, волны высотой с собак бросаются на песчаную гладь, вылизывают, остаются разводы пены.
   На берегу – Тиморис.
   Сидит на бревне, рядом – башенка толстых книг до колен. На бедрах тоже книга, раскрытая. Воин читает.
   Эгорд верит с трудом.
   Стрекоза-невидимка подлетела, в «окольце» мелькают книжные корешки, Эгорд вчитывается…
   Учебники светлой магии!
   Рожа Тимориса нахмуренная, нижняя челюсть вперед, из теней под бровями сузившиеся глаза буравят строки, воин читает крайне медленно, но упорства не занимать.
   Снял шлем, гребень пятерни вспахал промокшие волосы, тыльная сторона ладони стерла со лба капли, долгий выдох, щеки вздулись…
   Другая ладонь хлопнула по толще страниц, губы стянулись в кривой узел, голова набок, глаза озадаченные как у совенка, впервые увидевшего гусеницу, Тиморис чешет в затылке.
   – Дааа, – бормочет, – без бутылки не разберешь…
   Зевает как бегемот, веки плавают вверх-вниз, похоже, первый ученик новой магической школы сейчас уснет, с книжищей на коленях, подбородок опускается на грудь, веки слипаются.
   Шум волн отмеряет время, Эгорд вслушивается, готов услышать храп…
   Но плечи друга расправились, встрепенулся как петух, лицо вновь серьезное, взгляд поехал по строчкам. Вдумчивый. Упорный.
   Эгорд улыбается.
   Ноги привели на выщербленное плато, носки стальных сапог размешивают крошки, ветерок треплет пучки выцветшей травы. «Окольцо» погасло, хочется посмотреть своими глазами.
   Воин-маг бродит, озирается, природа соткала хитроумную сеть ниш и переходов: ровные площадки, огромные каменные желудки, угловатые расщелины, пещерки с зубами сталактитов и сталагмитов, как глубоководные рыбы, каменные ключицы над пропастью, витиеватые карнизы… Иногда Эгорд забредает в тупики, но проблему решает телекинез, ледяные ступени или иная магия.
   На одном из плато, откуда хороший вид на крепость, на Эгорда напал сын Зараха. Как и обещал, со спины.
   Но Эгорд был готов, защитные и предупреждающие чары всегда с ним, воин-маг отразил коварный удар хвоста мечом с разворота, плоской стороной клинка.
   На свободе человек-скорпион – противник более грозный, хотя для Эгорда по-прежнему не опасен, если не терять бдительность. Не прошло и нескольких минут, а плато уже засеяно ледяными осколками, те продолжают сыпаться, звенеть, демон молотит, таранит ледяные наросты клешнями, хвост извивается, рассекает, жало брызжет ядом, даже не верится, что Хафал может быть таким быстрым.
   С края, на высоченном валуне, в позе дикой кошки наблюдает Велира, ветер играет черным костром волос. В кулаках стиснуты рукоятки, клювы сабель упираются в камень, напоминают передние лапы богомола.
   – Помочь? – крикнула пиратка.
   – Не вздумай! – рычит Хафал, не прекращая наступать. – Он мой!
   Эгорд и Хафал пыхтят, по коже катятся капли, но меч и клешни звенят снова. Битва гонит по жилам горячую кровь, Витор вот так же учил Эгорда сражаться.
   Воин-маг снова уткнул острие меча в скорпионий панцирь.
   – Отлично! Еще раз!
   Клинок скрещивается с жалом, Хафал кидается в атаку с яростью, под колючими бровями пылает ядовитое пламя, челюсти и жвала щелкают. Сталь звенит, изливает искры.
   Меч ткнул сына Зараха в живот, но звук удара о хитиновые щитки утонул в рычании.
   – Молодец! – выпалил Эгорд. – Еще!
   Хафал задыхается.
   – Червяк ледяной!.. Ты… сильнее… пока…
   – Ты хорош в атаке, но мало уделяешь внимание обороне. Потому и проигрываешь. Но это поправимо. Продолжим!
   И они продолжили. Продолжение растянулось на долгие и весьма увлекательные минуты, до момента, когда рядом с очагом дуэли вспыхнул свет, разлетелись сочные белые ленты, открыв столь же чистую белизну жреческих одеяний.
   Халлиг! Вновь телепортировался.
   Посох нацелился на демона, тот мощным прыжком отлетел, лапы ударились о поверхность валуна рядом с Велирой, хвост извивается упруго, как металлический. Две пары смотрят друг на друга в воющем безмолвии, Эгорд и Халлиг внизу, Хафал и Велира сверху…
   – Еще встретимся! – прорычал демон.
   Прыжком через голову исчез в каньоне. Велира соединила сабли в золотые крылья, те уносят владелицу следом.
   – Не сомневаюсь, – сказал Эгорд с улыбкой.
   Старший жрец глубоко вздохнул, посох выровнялся по вертикали.
   – Как здесь оказался? – спросил воин-маг.
   – Увидел из окна крепости. Что ты тут искал?
   – Просто гулял.
   Молчание.
   – Все собирался спросить… – наконец заговорил жрец. – На корабле ты рассказывал, как дико боялся скорпионов. А сейчас боишься?
   Эгорд качает головой.
   – Нет.
   – Почему?
   Воин-маг с мелкой судорогой выпускает из легких яд.
   – Из-за глупого страха бросил в беде лучшего друга, отца и учителя. А «младшая сестренка» стала демоном… Самое страшное уже случилось, и бояться смысла нет. Остается только с этим жить.
   Молчание.
   – Иногда полезно, – говорит Халлиг, – упасть на дно.
   – Зачем?
   – Оттолкнуться для взлета.
   Эгорд и Халлиг встали на краю плато, два взора устремлены на замутненную дымкой расстояния крепость, воздушная река теребит одежду и волосы…
   – Как дела с последней ловушкой? – спросил Эгорд.
   – Похоже, тайна за дверью так и останется тайной.
   – Обидно.
   – Не то слово…
   – Пойду взгляну, может, что в голову придет…
   – Только не клади руку в замок. Сгоришь мгновенно.
   Спустя полчаса Эгорд на третьем этаже подземелья, на окраине черного лабиринта. В начале коридора, что заканчивает таинственной дверью.
   В ледяном кресле. Взращенная из фантазии мебель дышит туманом, лед выпускает мягкие лучи цвета океанской пучины, от основы расползлись кольчатые ледяные корни, пролегли вдоль стен, кончики мерцают в самой глуби коридора, около двери. Из этих червей льется такой же свет, земляное горло будто затоплено призрачной водой.
   Сквозь десятки метров задумчивый взгляд Эгорда упирается в паутину дверных узоров и блестящую серебристую впадину в форме человеческой кисти – замок.
   На его дне залегла смертельная, непреодолимая ловушка…
   Что делать?
   От бесплодности размышлений взгляд стал сонным. Упершись в ледяной подлокотник, воин-маг трет подбородок, другая ладонь сжимает до треска и разжимает соседний подлокотник, нога вытянута, вторая – подогнута…
   – Эгорд…
   Голова сделала пол-оборота, глаза косятся в сливовый сумрак.
   Из темноты робко выплывают очертания волшебного морского платья. На предплечье Жемины висит корзинка.
   – Принесла покушать.
   Эгорд вздыхает, внезапно на душе стало тепло и спокойно, наверное, это и есть капелька семейного счастья, когда человек кому-то нужен, о нем помнят и заботятся.
   – Спасибо, родная. А я совсем увяз в тайнах, нет сил выпутаться… Ты вовремя. Правда.
   Жемина ответила улыбкой.
   – Я рада.
   Подошла к ледяному креслу, присела напротив Эгорда, ему на колени опустилась корзинка. Внутри выпечка, исходит парок и ароматы, пробуждающие голод, рядом горшочек, накрыт тугой тканью, горловина перетянута веревочкой.
   – Поешь, любимый.
   – Давай вместе, родная. Посиди со мной.
   Эгорд отставил корзинку на подлокотник, объятия раскрылись, Жемина пересела Эгорду на колени, воин-маг приказал доспехам выделить тонкую пленку света, чтобы девушка не замерзла, та вжимается в широкую сияющую грудь, Эгорд обнимает.
   – Прости, – шепчет Жемина. – Наговорила вчера много дурного…
   – Моя вина.
   Огрубевшие ладони гладят нежный шелк волос, кремовую кожу на плечах и ткань удивительного платья, где отражается живой морской мир, взгляд снова тонет в глубине коридора, в синем от света ледяных щупалец воздухе, упирается в тупик. Самый глухой в жизни тупик в виде серебристого желоба-руки.
   – Ломаю голову над этой дверью, будь она неладна. Ее охраняло столько ловушек, подумать страшно. Халлиг обезвредил почти все, но последняя…
   – Знаю, – говорит Жемина. – Он жаловался и мне. У него был несчастный вид, будто погиб близкий человек… Какие все-таки люди разные. Каждого волнует что-то, к чему другие равнодушны.
   – Я такой же.
   Жемина подняла голову, по щетине Эгорда скользят подушечки пальцев.
   – Ничего, сейчас поедим, со свежими силами что-нибудь придумаем.
   Время обеда.
   Прочь все тайны, заговоры, проблемы, даже потрясатели миров, властелины и герои хотят простых милых радостей, хотя бы иногда.
   Жемина извлекает из корзины лепешку за лепешкой, каждая с сочной прослойкой мяса и овощей, тесто от малейшего прикосновения хлюпает, Эгорд любуется неспешным танцем пальчиков, Жемина отщипывает кусочки, кладет уставшему магу на язык, лоскутки поменьше робко амкает сама.
   Эгорд жует неторопливо, взгляд отдыхает на очертаниях хранительницы уюта, порой нельзя удержаться от желания самому оторвать кусочек, покормить очаровательное создание, с губ на губы то и дело перепархивает улыбка, поцелуи со вкусом специй. Запивают горячим супом из горшочка, выдувают из темной глиняной полости клубочки пара, отхлебывают с журчанием…
   Опустевшие горшочек и корзинка покоятся на ледяной плите подлокотника, из него, как и из всего трона, торчат молочно-синие колья, всюду снежный мох, пелена мороза…
   Но в кресле, внутри холода – теплая сердцевина: Эгорд и Жемина обтекли друг друга в капле медового сияния, единое целое, как два комочка воска, темный и светлый, слепленные в овал.
   – Странно… – бормочет Эгорд. – Пока думал, что ты мертва, мечтал о тебе с отчаянной тоской, страдал, грезил… А когда чудом нашлась, живая и невредимая, я погрузился в дела, начал о тебе забывать…
   – Ты герой, Эгорд, – отзывается Жемина тихо. – А я обычная девушка.
   Что ответить, Эгорд не знает.
   – В каждом человеке живут двое – простой и герой – говорит Жемина. – Разница лишь в том, сколько в каждом от простого, а сколько от героя. В женщинах больше простого. Все мы от природы простушки. А мужчин тянет быть героями. Рождены для подвигов, жаждут совершать необычное, великое, менять мир, быть в центре удивительных, опасных событий, где могут доказать суть героя. А женщинам хочется покоя, одинаковых светлых дней, простых радостей, тихого семейного счастья, не ввязываться в великое и опасное, а просто любить, быть любимой, как можно дольше…
   – Жемина…
   – Я, наверное, самая обычная девушка на свете. Хочу простого, как все. Растить детей, вышивать, возиться на кухне, поливать цветы, гулять с любимым на природе… Даже имя самое обычное – Жемина. Так зовут чуть ли не всех сельских девушек.
   – Родная, ты не можешь быть обычной. В тебе столько всего… удивительного! Знаешь, твое лицо невозможно запомнить! Держится в сознании, пока на него смотришь, но стоит отвернуться – ускользает из памяти как песок из пальцев…
   Жемина тихо усмехнулась. Эгорд не понял, что это было – забава или горечь.
   – Мое лицо невозможно запомнить не потому, что я особенная. Оно самое обычное. Ты видел его черты в лицах тысяч женщин. Поэтому запомнить нельзя, как нельзя запомнить утекающий из пальцев песок. Каждая песчинка особенная, но песок всегда одинаков.
   – Разве обычная может говорить такие необычные слова?
   – Это говорит зернышко. Увы, лишь зернышко, которое ты назвал Наядой. Прорастает крайне редко, когда сильно припечет. Большего природа не дала. Даже это платье гораздо удивительнее, чем я.
   Жемина проводит ладонью по волшебной переливчатой ткани, в ней плавают зыбкие цветные миражи: рыбки, медузы, черепашки, моллюски в раковинах, водоросли, кораллы…
   – В это зернышко ты влюбился… когда оно цвело. А цвести заставила близость смерти, близость необратимых великих перемен. Мы все такие, что герои, что простые. Становимся прекрасными только на краю пропасти.
   Молчание. Кажется, что сердце бьет об изнанку чешуйчатого нагрудника словно булава по гонгу.
   – Ты ведь любишь ее.
   Эгорд задержал дыхание.
   – Что?
   Жемина подняла взгляд, воин-маг падает в темноту бездонных глаз, нежные, словно аквариумные рыбки, пальчики плывут по его взмокшему лбу, ласково поправляют челку.
   – Ты герой, Эгорд. Рожден для великих свершений… И тебе нужна такая же героиня. Сильная, смелая, удивительная, которой сможешь восхищаться, ради которой захочешь совершать подвиги… и которая ради тебя тоже будет совершать подвиги… Ты любишь ее. И она любит тебя.
   – Жемина…
   – И я люблю тебя, так сильно, как могу… Простая тихая девушка.
   – Жемина!..
   – Какой подвиг может совершить простая тихая девушка ради любимого героя?
   Ладони Жемины, как теплая вода, обтекают лицо Эгорда.
   – Уйти с его дороги.
   – Жемина, что ты такое гово…
   Девушка приложила пальчик к его губам.
   Улыбнулась.
   – Не называй меня так. Я Наяда.
   Эгорд улыбнулся в ответ. Так не пьянило даже лучшее вино…
   Он тоже обволакивает ладонью половинку ее личика.
   – Ты не можешь быть обычной, Наяда. Обычная не может быть такой прекрасной, как ты сейчас! Сейчас даже о ней не думаю – только о тебе…
   Наяда улыбается еще теплее.
   – Значит, где-то рядом – пропасть.
   Эгорду становится страшно.
   – Любимый…
   – Да, Наяда?
   – Обещай…
   – Что?
   Молчание.
   – Что будешь любить ее так же сильно, как я тебя.
   И, не дав вставить слово, подарила поцелуй. Эгорд забывается, ничего нет, кроме сладкого мгновения, сознание хочет свернуться клубочком…
   Наяда от Эгорда резко оттолкнулась, в прыжке-полете разворот, силуэт быстро становится меньше, волосы и платье трепещут, тянутся следом как языки синего пламени.
   Бежит к двери.
   – Наяда, нет!
   С ледяным треском Эгорд из кресла вырвался, ноги несут за ней, но уже ясно, что не догнать. Девушку словно подменили, на бегу скинула туфли, мчится легко и быстро, не касаясь земли, как ветер.
   – Стой!
   Эгорд приказывает ледяным щупальцам схватить. Те разрастаются кустами льда, тянутся за беглянкой, ветви сжимают с обеих сторон, путь преграждает плотная голубая клетка, но когда щупальца к Наяде прикасаются, тут же превращаются в воду, проливаются на землю, Наяда бежит сквозь стены водопадов без потерь скорости.
   Платье! Волшебное платье защищает хозяйку!
   Эгорд в гневе, корни жирнеют, ветвятся гуще, воин-маг хочет пересилить количеством, чтобы платье не успевало превращать лед в воду, но Наяда с яростными криками перепрыгивает, вырывается, таранит всем телом, ледяные осколки разлетаются вперемешку с кровавыми брызгами.
   – Наяда!!!
   На последнем рывке девушка прыгнула к двери, летит как птица, рука впереди.
   Ладонь попала точно в желоб.
   Пых!
   Все случилось мгновенно. Не сразу удается осознать, что Наяды нет. Только облачко пепла танцует перед дверью, которая щелкнула… и с гулом начала подниматься. Из вырастающего проема льется молочно-лазурный свет, как из пещеры с кристаллами, где Эгорд Наяду нашел…
   Путь свободен.
   Тайна, узнать которую Эгорд и Халлиг пытались дни и ночи, сдалась, покорно ждет, когда раскроют…
   Но Эгорд не спешит.
   Опустошение свалило на колени. И подумать не мог, что пустота бывает такой тяжелой.
   Эгорд упал на четвереньки, но черная бездна тяжелеет, вминает несчастного дурака в мерзлую землю, пальцы грызут твердую как камень опору, Эгорд утыкается в нее лицом как в мамин передник, беззвучно рыдает, но ответом лишь холод.
   Ледяной холод.
   Как в первые минуты жизни, когда плакал в слепой жажде утешения, но вместо материнского тепла выпросил холодные объятия скорпиона.
   Витор, Милита… А теперь Наяда. Снова предал, снова!
   Ради чего?

Глава 22

   Одним богам ведомо, сколько Эгорд провалялся как мертвец, прежде чем нашел силы подняться. Заходить в долгожданный дверной проем в конце коридора не стал. Развернулся, побрел прочь…
   Кое-как выбрался из подземелья и теперь слоняется по крепости без цели, впрямь как ходячий труп, как тупая мысль по сонным извилинам.
   И так прошла вечность.
   Бессмысленность привела к воротам зала на пятом этаже. Не сознавая, зачем, Эгорд открывает…
   Два ряда колонн, с одной стороны изваяния демонов, с другой – богов, подпирают длинный потолок, в конце помост, плещет фонтан…
   Но ледяной остров, что закрывал брешь в потолке, отсутствует. Вместо него – широченный, как сама брешь, столп света, льется с неба, пол от контакта с ним белый как снег, Эгорд прищуривается, внутри столпа световые линии бегут сверху вниз как речные потоки.
   Перед этой белоснежной колонной спиной к Эгорду на коленях стоит Леарит, голова смиренно преклонена.
   А в сердцевине светового потока парит… еще одна младшая богиня!
   В таких же серебристых полужидких доспехах, как на Леарит, из-за плеч волнуются белые полотна крыльев из чистой энергии солнца. Только волосы другие – черные. Локоны как сабли разной длины, закрывают половину лица. И лицо другое. Столь же красивое, но суровое. Даже надменное.
   – Сестра Леарит, – обращается незнакомая богиня, – ты нарушила волю богов не вмешиваться в дела людей, отправилась в царство демонов и спасла от Зараха смертного по имени Эгорд.
   – Да, сестра Асимира.
   Асимира! Та самая, что когда-то была жрицей Светлого Ордена, и ныне все, кто причастен к светлой магии, имеют честь носить созданный ею артефакт, что получил ее имя! А теперь она – младшая богиня…
   – Боги наказали тебя отречением от небесного царства, тебе запрещено появляться среди богов, но ты продолжила нарушать их запреты и, в конце концов, спасла смертного Эгорда от гибели на корабле.
   – Да, сестра.
   – Боги наказали тебя, но в битве с демоном спасла его вновь.
   – Да, сестра.
   – Если над смертным Эгордом еще раз нависнет гибель, ты спасешь?
   Молчание.
   – Да, сестра.
   В руках Асимиры вспыхнул солнечный меч. Таким клинком Леарит сразила Зараха, но сейчас мощь этого оружия, скорее всего, предстоит испытать на себе самой Леарит.
   – И боги, и я ожидали такой ответ, – сказала Асимира. – Сестра Леарит, боги приговаривают тебя к лишению божественной силы. Станешь смертной, как тот, кого так ревностно спасала.
   – Нет! – крикнул Эгорд.
   Бросился к месту судьбоносного разговора, но не пускает какая-то невидимая стена, Эгорд пытается сковать Асимиру льдом, но магия не работает!
   – Успокойся, Эгорд, – шепчет Леарит, не оборачиваясь. – Так надо.
   Из ее спины проклевываются вьюнки света, растут, из них сплетаются крылья. Как паруса яхты…нет, уже фрегата. Ткань энергии сочится белизной.
   Крылья достигли предела, поперечное пространство зала едва умещает, богиня на их фоне как маковое зернышко в кувшине с молоком. Леарит потускнела, размерами как обычный человек, доспехи утратили текучесть, твердые, разграничены на пластины, волосы тоже померкли, теперь просто волосы цвета золотой пшеницы, красивые, но такие есть у земных девушек.
   А вся божественная сила перетекла в крылья.
   Они поднимаются плавно, насколько возможно, но даже от такой плавности воздух пришел в движение, Эгорд упер ногу назад, прикрылся ладонями, чтобы не упасть. Крылья обрели вертикальное положение, слились в высоченный белый костер, Леарит согнулась буквой «с», как в рабском поклоне, похожа на фундамент обелиска…
   Меч Асимиры у самых корней крылья отрубил.
   Все исчезло в белом, волна освободившейся энергии отшвырнула Эгорда за ворота, он ударился о стену, упал, веки стиснулись, но под ними все равно пугающая белая бесконечность, Эгорд моргает, но слепота растворяется медленно.
   Пальцы нащупывают стену, ладони шагают по плитам вверх, за ними поднимается Эгорд. Кулак протирает по обе стороны от переносицы.
   Ориентироваться по линиям стало более-менее возможно, в шатающийся обзор попал край арочного прохода, Эгорд толкнул себя к нему, тело качает, но воин-маг успел схватиться за петлю створки.
   Взгляд к центру зала…
   Леарит лежит ничком без крыльев… и, кажется, без сознания.
   Меч из рук Асимиры исчезает.
   – Отныне можешь вмешиваться в дела людей сколько хочешь.
   Чуть позже добавила:
   – И сколько сможешь.
   Потоки света внутри столпа сменили направление, текут вверх, туда же улетает Асимира.
   За гранью бреши исчезли черные сабли локонов, белоснежные крылья, серебристая фигура. Световая колонна сужается до лучика, уносится следом за богиней…
   Воин-маг с грохотом упал на колени рядом с Леарит.
   Над головой – небо, облака с пухлыми осветленными боками, из бреши в зал дует ветерок. Фонтан плещет так же звонко…
   Эгорд девушку осторожно перевернул, взял на руки.
   Нет, все же частичка божественной силы в ней сохранилась. В золотых волосах слабое мерцание, доспехи и кожа пусть и человеческие, но осталась пронзительная чистота, ее трудно встретить в этом несовершенном мире.
   Эгорд с трепетом изучает каждую черточку лица, улыбнуться помогла крошечная, едва заметная, как цветочная пыльца, родинка на щеке, сухие штришки на еще влажных губах, призрачные веерки морщинок у глаз, подрагивающие ресницы…
   – Леарит…
   Ее веки поднимаются.
   – Почему ты сказала «да»? Ведь тебе могли оставить силу…
   – Не могу лгать. Я ведь богиня… была… Но теперь обычная.
   Внутри у Эгорда рвется свежая рана.
   Обычная…
   Только что обычная девушка добровольно ушла из его жизни, чтобы не обременять обычностью. Не прошло и часа, а ее место заняла другая.
   Тоже обычная. Теперь обычная…
   Леарит уже не может читать мысли. Вот и хорошо.
   Эгорд улыбнулся.
   – Для меня ты по-прежнему богиня.
   И в ответ улыбка.
   – Ни о чем не жалею… Люблю тебя, Эгорд.
   Глаза Леарит, как и раньше, бриллиантовые, в них переливаются радужные блики. Она и правда все еще богиня.
   – Жаль только, – шепчет Леарит печально, – больше не смогу летать…
   – Сможешь.
   Эгорд запрокинул голову к небу.
   Чистая глубина с пышными белыми подушками, тихая и безжизненная… вроде бы.
   Но воин-маг знает, оттуда всем скопом, как зрители на трибунах гладиаторской арены, наблюдают те, кто отнял у Леарит неуязвимость и бессмертие.
   – Она будет летать!
   Из его спины начал расти лед.
   Изогнутые синие полосы тянутся влево и вправо, множатся, переплетаются, ветвятся, Эгорд вливает в рост столько сил, что щеки впадают, их сковывает маска замерзшего пота.
   Два ледяных пласта все шире и шире, высыпают избыток энергии в виде снежинок, утолщаются, из кристалликов инея на поверхности вырастают ледяные перья, между и вокруг них клубится туман холода.
   Эгорд чувствует каждый кусочек водяного хрусталя, каждое перо…
   Крылья шевелятся, лед у основания трескается, но тут же сращивается, опять трескается, вновь срастается, и так каждый миг, хрустят гибкие движения. Живая белая грибница трещин расползается по всей ледяной плоти, проникает в каждое перышко, Эгорд управляет всей этой сложностью как дирижер, тонкие кинжалы льда разминаются, крылья помахивают с хрустом.
   Ледяные навесы такие же огромные, какими были крылья Леарит.
   Из перьев выделяются сияющие розовые пушинки, треск с шипением, крылья в облаках телекинеза.
   Эгорд прижимает Леарит к себе нежно, но крепко.
   Крылья вздыбились, конечные перья со звоном примкнули друг к другу, сокрушительный удар двух гигантских ледяных полотен бросил Эгорда с Леарит на руках ввысь, конечные перья вновь соприкоснулись, но уже внизу.
   Воин-маг словно комета с синим ядром, за ней тянется пышное розовое пламя, воздух разносит по острову и за пределы рев стремительного взлета.
   Эгорд накрыл себя и, прежде всего, Леарит куполом светового щита, его края на бешеной скорости растягиваются, воин-маг и очеловеченная богиня словно внутри разноцветной капли.
   Облака пугающе быстро падают…
   В момент столкновения с ними мир исчез в тумане, а затем – открылась изнанка небес.
   По эту сторону небо гораздо более необъятное. Белоснежные паровые дворцы далеко внизу, уменьшаются, солнце хищное, лучи как ножи, но в то же время – одинокое, беспомощное, не царь мира, а пустынный паломник, можно видеть бледное лезвие луны.
   Крылья расправились резко.
   Эгорд парит над королевством воздушных замков. Остров кажется горсткой камешков на бескрайной синей равнине.
   Шея Эгорда оплетена руками Леарит. Девушка откинула голову, позволяет разреженному воздуху ласкать кожу, играть лентами волос. С закрытыми глазами улыбается.
   Смеется.

2014 г.

Олег Фомин Ледяные крылья