Василий Сафрончук
Политика и дипломатия

   © Сафрончук В. С., 2011
   © Сафрончук З. А., 2011
   © Издательство ИТРК, 2011

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.


//-- * * * --//

   Настоящее издание задумано и осуществлено вдовой автора Сафрончук Зоей Андреевной с поддержкой родных и близких друзей.

Вступительное слово вдовы Василия Степановича Сафрончука

   На Украине в селе Лозоватка, в Днепропетровской области (бывшей Екатеринославской губернии, а с 1939 г. на территории Кировоградской области), в крестьянской семье Сафрончуков 16 февраля 1925 года родился первенец, которого назвали Василием. Мать – Ольга Илларионовна, а отец – Степан Яковлевич. В семье было четверо детей – старшие сыновья Василий и Иван. В начале 30-х годов отец работал председателем колхоза.
   Вася рано научился читать и писать. Всю жизнь он был отличником: и в школах, и в артиллерийском училище и позже в МГИМО, в аспирантуре.
   Вот что написал ветеран внешней разведки, почётный сотрудник госбезопасности И. Соболев о довоенной дружбе детства:
   «Лучшим рассказчиком всегда был Вася Сафрончук. Он же выступал и в роли арбитра при различных возникавших коллизиях. Восточная мудрость, вышедшая из-под пера Шота Руставели: «Из кувшина может вытечь только то, что было в нём», помогает нам разобраться «как наполнялся кувшин» Васи Сафрончука. Никто не оспаривает того положения, что именно в годы детства и отрочества в основном формируется характер и мировоззренческие принципы человека…
   Начавшаяся 22 июня 1941 года война раскидала по разным местам всю нашу дружную компанию. Я в 1942 году поступил в Ленинградскую военно-морскую спецшколу и потом закончил Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе в Ленинграде. Когда приезжал в отпуск в Москву с Василием всегда встречался. В одну из таких встреч (Василий уже был студентом МГИМО) в разговоре об изучаемых предметах он, смущённо сказал: «Знаешь, я с большим интересом читаю Маркса, чем Пушкина». Привожу эти слова Василия как яркое выражение его глубочайшего понимания и любви к марксистской теории уже в студенческие годы.»
   Школьные годы Василия Сафрончука прошли в столице нашей Родины – в Москве. Первое социалистическое государство крепло и развивалось, находясь в капиталистическом окружении, что накладывало свой отпечаток на внутреннюю жизнь страны и всех ее граждан. А в мире назревали глубокие глобальные изменения, связанные с распространением фашистской угрозы.
   В 1940 году 14-летний юноша Василий Сафрончук окончил 7 классов средней школы. В Таганском районе на юго-востоке Москвы, где жила семья Сафрончуков, находилась 5-я Московская артиллерийская спецшкола. В. Сафрончук стал учащимся 8-го класса этой школы.
   А когда грянула Великая Отечественная война, жизнь миллионов советских людей резко изменилась.
   Василий Сафрончук продолжил учебу в Омской обл., куда была эвакуирована в 10.1941 г. школа, и окончил 10 классов в 1943 году.
   В этом же 1943 году Василий Сафрончук был зачислен курсантом в Краснознаменное Одесское артиллерийское училище (ОАУ), находившегося в эвакуации в Свердловской обл., и стал считаться, как все курсанты, участником Великой Отечественной войны. После окончания в начале весны 1945 г. ОАУ по специальности звуковой разведки он был направлен на фронт в распоряжение штаба 1-го Украинского фронта (1УФ), одного из сорока трех фронтов Советских Вооруженных Сил. [5, т.28, c.103–104].
   1-й Украинский фронт входил в Центральную группу войск (ЦГВ) советско-германского стратегического направления. В состав 1УФ входила 5-я Гвардейская Армия (5 Гв. А) под командованием генерал-лейтенанта А. С. Жадова, в состав которой входила закаленная в боях бригада – 155-я Армейская артиллерийская пушечная Новороссийско-Севастопольская, ордена Ленина, Краснознаменная, ордена Суворова бригада, командовал которой Герой Советского Союза полковник С. Е. Кузьмин. В составе, одного из полков было несколько огневых дивизионов и дивизион артиллерийской инструментальной разведки (АИР), командиром последнего был майор Полищук. Батареей командовал старший лейтенант Бондаренко. Командиром взвода звуковой разведки этой батареи и стал Василий Сафрончук.
   Как пишет в одном из фрагментов воспоминаний Василий Степанович: «Я попал на фронт на заключительном этапе Великой Отечественной Войны, когда Красная Армия вела ожесточенные бои на территории Германии… Принимал участие в боях на территории Польши, Германии и Чехословакии…».
   После окончания войны Василий Степанович писал:
   «…Я закончил войну командиром взвода 155-й Армейской, Артиллерийской, Пушечной Новороссийско-Севастопольской, ордена Ленина, Краснознаменной, Ордена Суворова Бригады. Последней операцией, в которой мне пришлось участвовать, была операция по освобождению Праги. Наша 5-я Гвардейская Армия, которая была в составе 1-го Украинского Фронта пришла на помощь восставшим жителям столицы Чехословакии. К счастью, нам не пришлось открывать огонь по Праге, т. к. она была освобождена 3-й и 4-й танковыми армиями нашего фронта. Тем не менее, огневые дивизионы бригады были развернуты у поселка Кралупы, в 20 км от Праги и были готовы открыть огонь, если понадобится…».
   «…В 1946 году наша 155-я армейская артбригада, входившая в Центральную группу войск, дислоцировалась в советской зоне оккупации Австрии, недалеко от г. Кремс.»
   В рамках расформирований при послевоенном сокращении войск в 1947 году В. С. Сафрончук заканчивал военную карьеру командиром взвода управления одной из батарей 2032-го гаубичного артполка 159-й корпусной артиллерийской бригады ЦГВ.
   После военной службы В. С. Сафрончук вспоминал:
   «Я поступил в МГИМО в 1947 году после демобилизации из армии. С демобилизацией мне в известной степени повезло. Весной 1947 года, 2032 артиллерийский полк 159 корпусной артиллерийской бригады входил в Центральную группу войск и стоял в гор. Папа в Венгрии. Я проходил послевоенную службу командиром взвода управления одной из батарей полка. Где-то в середине марта в Генштабе было принято решение о расформировании бригады. Меня вызвал зам. командира полка по политчасти капитан Голуб и сообщил: «Я просмотрел Ваше личное дело и видел, что Вы окончили спецшколу с золотым аттестатом. По всем предметам у Вас пятерки. Вы можете поступить в любой вуз страны без экзаменов. Зачем Вам киснуть в армии в мирное время. Военная академия Вам в ближайшее время не светит, Вы молодой человек. Я могу уволить вас в запас в связи с расформирования бригады с хорошей характеристикой. Подумайте. Даю Вам время до утра». Я не стал думать до утра и тут же дал согласие на увольнение в запас. Капитан, как обещал, оформил необходимые бумаги и через несколько дней я отправился домой в Москву.
   По приезде домой я посетил райвоенкомат и стал на учет, как офицер запаса. До экзаменов в вуз было еще несколько месяцев. Я стал работать молотобойцем на Московском монтажно-сварочном заводе, который был в двух шагах от моего дома. Я был артиллеристом, любил математику и другие точные науки и первоначально хотел учиться в МВТУ им. Баумана. К тому же там учился мой бывший командир и фронтовой товарищ – чеченец капитан Алексей Хабахпашев. Я навестил его в один из дней в общежитии. Он целиком поддержал мое намерение. Сам он учился уже на третьем курсе, с которого ушел на фронт в 1941 году.
   Однако этим намерениям не суждено было осуществиться. Знакомая девушка уговорила меня подать заявление в Московский государственный институт международных отношений (МГИМО), о котором в Москве тогда мало кто знал. Но там меня ждала неожиданность. Оказалось, что даже круглые отличники – золотые медалисты должны сдавать экзамены по иностранному языку. А у меня с языком были сложности. До поступления в артиллерийскую спецшколу в 1940 года, в обычной средней школе с 5-го по 7-й класс я учил английский, в 8-м классе спецшколы – тоже. Но после начала войны во всех спецшколах перешли на изучение языка врага – немецкого и в 9-м и 10-м классе я занимался немецким языком и имел по нему в аттестате отметку «отлично». Тем не менее, я рискнул сдавать единственный вступительный экзамен по английскому языку. С помощью моего школьного товарища Славы С. – слушателя ВИЯКа я две недели вечером, после работы освежал по самоучителю знания английского и где-то в середине августа отправился на экзамены. На них я с треском провалился – получил «двойку». Принимавшая экзамен преподавательница даже спросила у меня, на каком языке я с ней разговаривал, до того невразумительным был мой английский. Потеряв всякую надежду поступить в МГИМО, я решил пока не поздно податься в МВТУ. Однако меня все же вызвали на приемную комиссию МГИМО. За столом комиссии сидели высокие мидовские чины и руководство института. Председатель комиссии, начальник Управления кадров МИД Струнников П. Ф. внимательно прочитал мое личное дело и спросил: «У Вас в выпускном школьном аттестате по немецкому языку стоит оценка «отлично». Почему Вы сдавали английский?». Я ответил, что немецкий язык я не люблю, что до спецшколы я учил английский и думал, что знаю этот язык. «Вот авантюрист, – сказал Струнников, обращаясь к членам комиссии. – Впрочем, нам такие нужны. Предлагаю принять его в институт». Для большей убедительности он зачитал выданную мне на заводе партийно-производственную характеристику. В ней говорилось, что, как молотобоец, я работал по-стахановски, сдал экзамен на кузнеца, был активным общественником. Итак, я был принят в институт, уволился с завода, получил напутствие не порывать с коллективом и 1-го сентября приступил к занятиям.
   В дальнейшем особых трудностей ни по языку, ни по другим предметам я не испытывал, учился довольно хорошо, хотя мне это давалось не легко. Кроме того, много времени уделял общественной работе: был парторгом курса, членом парткома института. На четвертом и пятом курсах был сталинским стипендиатом. Занимался с огромным интересом, старался не пропускать ни одной лекции и ни одного семинара. Из всех гуманитарных вузов страны МГИМО, пожалуй, не имел себе равных по уровню профессорско-преподавательского состава. У нас читали лекции и вели семинары крупнейшие в стране специалисты и ученые с мировым именем. Так лекции по истории международных отношений и внешней политики России и Советского Союза читали академики Е. Тарле, Л. Иванов, доценты Л. Никифоров и Ф. Волков, по всеобщей истории – академик Н. Баранский, член-корреспондент АН СССР А. Ефимов, по истории США – проф. Л. Зубок, по теории Государства и Права – академик Трайнин и проф. Карева и др.
   Меня с самого начала увлекла политэкономия, которую нам начали преподавать на втором курсе. Мы изучали ее не по учебникам, которых не было, а по первоисточникам – трудам Маркса и Ленина. Меня прямо-таки покорила железная логика и страстный стиль «Капитала» Маркса. Усваивать азы марксистской политэкономии нам помогали талантливые преподаватели.
   Особенно интересными и запоминающимися были лекции доцента Е. Соколовской, которая буквально втолковывала в наши головы наиболее трудные положения «Капитала». Оригинальными были лекции по политэкономии социализма проф. Н. Сидорова. В то время еще не было учебников по политэкономии социализма и его лекции были единственным учебным материалом по этому разделу политэкономии. В 1951 году была опубликована работа Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» и все дискуссии разворачивались вокруг нее.
   Учебе помогало то, что на курсе была товарищеская, очень дружная обстановка солидарности и взаимопомощи. Примерно треть студентов курса составляли бывшие фронтовики.
   Я защитил дипломную работу, сдал все выпускные экзамены на отлично и получил диплом с отличием по специальности «историк-международник». После окончания в 1952 году МГИМО я поступил в аспирантуру.
   Встал вопрос: куда идти работать? Тогдашний ректор МГИМО Л. Н. Кутаков предложил мне «пойти в науку», то есть остаться в аспирантуре. После недолгих раздумий я согласился и стал готовиться к экзаменам, но не по специальности, указанной в дипломе, а по кафедре политэкономии. Меня в то время интересовала проблема межимпериалистических противоречий, и я решил писать кандидатскую диссертацию на тему: «Борьба английских и японских монополий на рынках Азии и Дальнего Востока». Моим научным руководителем стал проф. А. А. Арутюнян, который в то время заведовал Отделом международных экономических организаций МИД и по совместительству работал на кафедре политэкономии МГИМО. По его инициативе я попал в первую в своей жизни загранкомандировку. Арутюнян формировал советскую делегацию на 11-ю сессию Экономической комиссии для Азии и Дальнего Востока, которая проходила в начале 1954 года в гор. Канди, Цейлон (так тогда называлось государство Шри-Ланка). Он включил меня и другого аспиранта Серго Микояна в состав делегации в качестве переводчиков. Само длительное путешествие в отдаленный уголок южной Азии было чрезвычайно для нас интересным. Мы добирались до Колобмо самолетами три дня, делали по пути остановки в Вене, Риме, Каире, Исламабаде и Дели. На обратном пути мы провели в Риме несколько дней и оттуда добирались до Москвы поездом. Интересно, что когда мы летели туда, то в Каирском аэропорту висел портрет генерала Нагиба, а когда возвращались обратно, то увидели портрет Гамаль Абдель Насера.
   Осенью 1955 года, после окончания аспирантуры МГИМО и получения ученой степени кандидата экономических наук, я был зачислен на работу преподавателем кафедры политэкономии Западного факультета. Некоторое время спустя меня вызвал директор института Лобанов и декан факультета Никифоров, и предложили мне одновременно с преподавательской работой заняться и административной – стать заместителем декана Западного факультета по работе со студентами-иностранцами. Надо сказать, что к тому времени число таких студентов в МГИМО перевалило за триста. В работе с ними была некоторая специфика, а иногда возникали и определенные проблемы. Для улучшения воспитательной работы с этим особым студенческим контингентом, ЦК КПСС принял решение ввести в тех вузах, где обучалось большое число иностранных студентов, должность заместителей деканов и даже проректоров для работы с ними. Меня это предложение не очень обрадовало, так как не хотелось оставлять преподавательскую и научную работу. Но директор и декан заверили меня, что мне будет оставлена возможность продолжать работу на кафедре политэкономии на полставке, читать лекции, вести семинары и т. п. Только будет сокращена моя преподавательская нагрузка. После некоторых раздумий я принял это предложение.
   В институте в то время обучались студенты только из социалистических стран: Албании, Болгарии, Венгрии, Вьетнама, ГДР, КНР, Монголии, Польши, Чехословакии. Самой большой была группа китайских студентов – более 70 человек, самой небольшой – группа албанских студентов – 9 человек. Отбором студентов для учебы в МГИМО занималось партийное и государственное руководство социалистических стран. Подбирались наиболее надежные в политическом отношении юноши и девушки, как правило из рабочих семей, члены партий или союзов молодежи, часть из них имела опыт работы в партийных и молодежных организациях. Все вновь прибывшие студенты-иностранцы один год учились на подготовительном курсе, где, в основном, изучали русский язык. Руководство института стремилось создать для иностранных студентов подходящие бытовые условия: несмотря на острую нехватку мест в общежитиях для советских студентов, студенты из братских стран расселялись в благоустроенных общежитиях, им платили приличную по тем временам стипендию. При этом был дифференцированный подход: студенты из Китая, Вьетнама и КНДР получали пятьсот рублей в месяц, а из европейских социалистических стран – девятьсот.
   В общежитиях студенты-иностранцы жили не обособленно, а вместе с советскими студентами, чтобы облегчить им задачу освоения русского языка и оказывать помощь в быту, подготовке к занятиям и т. п. Иностранные студенты были организованы в землячества как в рамках институтов, так и в масштабах Москвы. В землячествах были свои партийные организации. Через землячества осуществлялась связь с посольствами. Надо сказать, что посольства оказывали помощь институту в работе с их студентами, помогали разрешать трудности и снимать возникавшие недоразумения. Эти недоразумения носили иногда курьезный характер. Так, корейским студентам однажды показалось, что лектор по истории стран Азии и Дальнего Востока профессор М. Капица в одной из своих лекций неуважительно отозвался о вожде корейского народа Ким Ир Сене. Они «сигнализировали» об этом в посольство, и посольство направило жалобу в отдел ЦК. Мне пришлось объясняться в отделе. Используя конспекты наиболее добросовестных советских студентов, удалось доказать, что это было недоразумение, возникшее на почве слабого знания корейцами русского языка.
   В другом случае, сын высокого государственного руководителя Албании пожаловался в посольство на то, что на него поместили карикатуру в институтской стенной газете «Международник». Пришлось объяснять посольству, что такое дружеский шарж. Этот парень откровенно спал на лекциях и даже храпел. «Международник» поместил рисунок с выразительной надписью: «Вся жизнь в борьбе… со сном». Тем не менее, редактору «Международника» Э. Плетневу для острастки был объявлен выговор по партийной линии за внесение осложнений в отношения с дружественной страной.
   Общеобразовательный уровень студентов из европейских социалистических стран был выше, чем студентов из Китая, Монголии, КНДР и Вьетнама, которым учеба давалась с большим трудом, чем студентам из европейских соцстран. Но через год-два они упорным трудом преодолевали этот разрыв. Особенно прилежно занимались студенты из Китая, делая особый упор на изучение марксизма-ленинизма. Вся обстановка в МГИМО и жизнь в Советском Союзе способствовала воспитанию студентов-иностранцев в духе пролетарского интернационализма и солидарности трудящихся. Для них организовывались экскурсии на заводы, в колхозы, они вместе с советскими студентами принимали участие в осенних полевых работах.
   Выпускники МГИМО высоко ценились в братских странах. Многие из них впоследствии занимали высокие посты на дипломатической службе, в государственном и партийном аппарате, стали видными общественными и государственными деятелями. Приведу лишь несколько фамилий: министры иностранных дел Болгарии Младенов (он одно время был даже президентом страны) и Чехословакии – Яромир Иоганнес, заместители министра иностранных дел ГДР Гарри Отт и Грабовски, секретарь ЦК ВСРП Матиас Сюреш и др. Выпускникам института из Китая несколько не повезло, помешала «культурная революция» [1 - «Культурная революция» в КНР: политика «большого скачка» и «народных коммун»(1958), репрессии против критиков Мао Цзэдуна, чистка в армии (1959-65), «огонь по штабам» с помощью хунвейбинов и цзаофаней (1966-69), 9-й съезд Коммунистической партии Китая (4.1969) с восхвалением «идей Мао Цзэдуна» и оправданием «культурной революции», некоторая нормализация отношений с рядом стран (1969-72) [5, т.12, с. 218–219]]. Тем не менее, некоторые из них стали видными дипломатами (военный атташе миссии КНР при ООН генерал Ду, советник миссии КНР при ООН Хэ Лилян).
   В 1957 я с группой преподавателей МГИМО выехал на учебу в аспирантуру Лондонской школы экономики и в следующем году вернулся для продолжения работы в институте. К сожалению, тогдашний ректор Д. Рыженко поручил мне по совместительству руководить издательством ИМО. Меня такая комбинация не устроила, и я решил принять предложение Управления кадров МИД о переходе на дипломатическую работу. В январе 1959 года я отбыл в совпосольство в Лондон на должность советника по экономическим вопросам».

   Затем все назначения для работы за рубежом на протяжении всей дипломатической карьеры чередуются с работой В. С. Сафрончука в центральном аппарате министерства иностранных дел. В частности, после возвращения из Лондона он становится советником, исполняющим обязанности зама, а затем и заместителем заведующего 2-м Европейским отделом МИД СССР (2ЕО). Советником 2ЕО Василий Степанович был в отделе, которым заведовал В. С. Лавров – нынешний Министр иностранных дел РФ.
   В 1967 году В. С. Сафрончук назначается послом в Республику Гана и как приведено в лаконичной справке Дипломатического словаря о В. С. Сафрончуке: «…советский дипломат, имеет ранг чрезвычайного и полномочного посла… в 1967-71 – посол СССР в Гане…» [11, т. III, с.18].
   Гана – государство на побережье Гвинейского залива в Западной Африке [8]. В конце 17–19 вв. – государство Ашанти [5, т.2, с.471], название которого сохранилось в одной из 8 областей Ганы [5, т.6, с. 96–103]; бывшая британская колония Золотой Берег, завоевавшая независимость и ставшая членом ООН в 1957 г.; государство Гана, в состав которого помимо Золотого Берега вошла подопечная территория ООН Британское Того [30, с.226], было 1.7.1960 провозглашено республикой. Президентом Ганы стал К. Нкрума, а в 8.1960 в Аккре – столице Ганы состоялось подписание бессрочного Соглашения о культурном сотрудничестве между СССР и Республикой Гана [33, 1960 г., с.143]. Внутренняя обстановка в стране была сложная: «… Борьба против империализма и его агентуры осложнилась значительными экономическими трудностями…». 24.2.1966 Нкрума был смещён, власть перешла к генералу Анкру [5, т.6, с.99].
   В 1971 году В. С. Сафрончук направляется на работу в Постоянное представительство СССР при ООН в г. Нью-Йорк и становится заместителем постпреда Малика А. Я.
   В период 1976–1979 В. С. Сафрончук опять работает во 2ЕО МИД СССР, а в период 1982–1985 гг. – заведующим Отделом стран Среднего Востока МИД СССР [11, т. III, с.18].
   О некоторых случаях из дипломатической практики этого периода Сафрончук позднее писал:
   «В 1959 году я перешел на дипломатическую работу, стал советником по экономическим вопросам Совпосольства в Лондоне. Так случилось, что из более чем сорока лет моей дипломатической службы (я ушел в отставку в 1992 году) 17 лет так или иначе были связаны с ООН. Я работал два срока первым заместителем Постоянного представителя СССР при ООН, входил в состав советских делегаций на многих сессиях Генеральной Ассамблеи ООН, представителем Советского Союза в Комитете по борьбе с расовой дискриминацией и т. д. В 1986 году я был командирован на работу в Секретариат ООН и 1 января занял пост заместителя Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета безопасности. На этом посту я оставался до середины 1992 года.
   Наиболее яркие воспоминания у меня остались от работы в ООН на посту зам. постпреда. Мне посчастливилось работать с такими выдающимися советскими дипломатами, как Я. А. Малик и О. А. Трояновский. В западной печати посла Малика иногда называли «мистером вето», обвиняли в том, что он злоупотреблял правом вето, тем самым тормозил работу Совбеза и срывал принятие решений, направленных на урегулирование конфликтов и т. п. Нет ничего более далекого от правды, чем эти обвинения. В любом случае, Малик применял вето только по указанию Центра и только тогда, когда это требовалось для защиты государственных интересов СССР, защиты наших союзников и друзей от внешней агрессии и вмешательства в их внутренние дела.
   Малик даже в какой-то степени гордился тем, что ему иногда приходилось пользоваться правом вето. «Вот этой самой рукой, – говорил он, – я голосовал против резолюций Совета Безопасности 76 раз, при израильской агрессии и т. п., чтобы защитить наши позиции на мировой арене, интересы других социалистических стран и оградить дружественные нам неприсоединившиеся страны от угрозы империалистической агрессии». Малик дважды был Постпредом СССР в СБ – в 1948-52 гг. и 1967-76 гг. Анализ наложенных им в это время вето показывает, что он использовал этот инструмент, для того, чтобы обеспечить прием в члены ООН европейских стран народной демократии и МНР, предотвратить вмешательство во внутренние дела Чехословакии, остановить обострение ситуации во время Берлинского кризиса 1948 года, ускорить предоставление независимости Индонезии и другим колониальным странам, остановить американскую агрессию против КНДР, помочь международному признанию Бангладеш, поддержать справедливую борьбу арабских народов против израильской агрессии.
   Советский Союз активно применял право вето в Совете Безопасности в 50-е и 60-е годы, когда у Запада было «карманное большинство» в Генеральной Ассамблее и в СБ. Однако, в 70-е и 80-е годы положение кардинально изменилось. Большинство перешло в руки социалистических и неприсоединившихся стран, и США, Англия и Франция стали все чаще использовать вето. Общий итог за 1946–1990 годы таков: западная тройка применяла вето 133 раза, а Советский Союз – 124 раза. С 1990 года постоянные члены Совета Безопасности, в том числе Россия, практически перестали пользоваться правом вето. Но Западу оно и не нужно, он опять контролирует большинство голосов в СБ. А вот России не следовало бы забывать про это эффективное дипломатическое оружие.»
   В дипломатической биографии Василия Степановича Сафрончука можно выделить четыре периода, связанных с длительными загранкомандировками по линии Министерства иностранных дел (МИД) СССР: работа в посольстве СССР в Великобритании (2.1959-11.1963), работа в качестве Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР в Гане (12.1967-9.1971), работа в качестве советника-посланника в советском посольстве в Афганистане (5.1973-7.1982) и работа при ООН и в качестве международного сотрудника ООН в Нью-Йорке (5.1985-5.1992).
   Дипломатические отношения России и Афганистана были установлены в 1921 году и был подписан первый советско-афганский договор о дружбе.
   Афганистан был одной из 12 стран, с которым у СССР была сухопутная граница, протяженность которой составляла 2350 км. Сейчас Россия не имеет непосредственно границы с Афганистаном, который помимо КНР, Индии, Пакистана и Ирана теперь граничит с Туркменистаном, Узбекистаном и Таджикистаном [5, т.24, кн. II, c.9], [9, c.30–32], [15, т.1, с.156;т.3, с.540].
   В МИД СССР Турция, Иран и Афганистан – предмет деятельности Отдела стран Среднего Востока (ОСВ). В. С. Сафрончук работал заведующим ОСВ в 1982-85 гг., имея уже опыт работы зам. заведующего 2-м Европейским отделом (1966-67 и 1976-79 гг.). 1-е посещение Кабула В. Сафрончуком в 1977 г. было продиктовано подготовкой текущих вопросов, связанных с Афганистаном, к работе советской делегации на 32-й сессии Генассамблеи ООН.
   В. С. Сафрончук работал под руководством министра иностранных дел СССР А. А. Громыко в течение 20 лет (1965–1985). С 16 по 20 марта 1965 г. состоялся официальный визит А. А. Громыко в Великобританию [12, Вып.10, с.59], в состав делегации входили А. А. Рощин, Б. Д. Макашев, В. М. Фалин, В. М. Суходрев и В. С. Сафрончук, будучи советником посольства СССР в Англии. Деловые качества и способности В. Сафрончука, видимо, способствовали тому, что в процессе дипломатической карьеры расширялся круг его задач и обязанностей, В. Сафрончук стал заметным специалистом по Афганистану.
   Уже после выхода на пенсию обилие информации, накопившейся за долгую и разнообразную дипломатическую жизнь, стало искать выхода у творчески мыслящего человека. Сначала это были дневниковые записи, о чем свидетельствуют авторские файлы «Из кабульского дневника», «Из афганского дневника». Потом стал появляться углубленный анализ отдельных сторон интересующей автора темы. Этнические и племенные напряженные отношения в Афганистане и их воздействие на регион». По всей видимости, шло накопление материалов для брошюры или книги. Характерны в этом смысле его записи «Энгельс об Афганистане». Вероятнее всего наименование такой работы было бы «Записки дипломата». Это нашло свое отражение и в опубликованных статьях на эту тему в журналах «Азия и Африка сегодня» №№ 6, 8, 10 за 1996 и №№ 1, 5 за 1997 под рубрикой «Записки дипломата».

   Вершиной дипломатической деятельности Василия Степановича Сафрончука была должность заместителя Генерального секретаря Организации Объединенных Наций.
   После завершения в 1971 году работы в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР (ЧиПП) в Республике Гана и работы в центральном аппарате Министерства иностранных дел СССР В. С. Сафрончук направляется на работу в Постоянное представительство Советского Союза при ООН (ПП СССР).
   С 1971 по 1976 гг. он являлся заместителем Постоянного представителя СССР при ООН Малика Я. А., а при втором назначении в 1985–1986 гг. – первым заместителем Трояновского О. А.
   В. С. Сафрончук участвует в подготовительных работах МИД СССР и в очередных и чрезвычайных сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. Во время 33-ей сессии ГА ООН в 10–11.1978 г. он представляет СССР в работе Пятого комитета по административным и бюджетным вопросам.
   Как отмечает в своих воспоминаниях коллега Василия Степановича ЧиПП Владимир Викторович Шустов: «…С полным основанием он заслужил среди своих коллег и иностранных партнеров репутацию одного из лучших специалистов по ООН.» [17, Мж, 4-2006, с.56]
   После завершения службы штатным сотрудником ООН и с выходом на пенсию, Василий Степанович был полон планов отразить те бурные исторические процессы, свидетелем которых он был, в книге, что видно при анализе его архива. Одна из глав (Гл.7) задуманной книги имела название «Долгий путь к женевским соглашениям», в которой автор вспоминает о ходе процесса политического урегулирования ситуации вокруг Афганистана, участником которого он был. «Личным представителем» Генерального секретаря ООН К. Вальдхайма на этих непрямых переговорах между Кабулом и Исламабадом вначале был перуанский дипломат Перес де Куэльяр.
   В 1981 году Хавьера Переса де Куэльяра избирают на 36-й сессии ГА ООН пятым Генеральным секретарем ООН (ГС ООН) на 1-й срок (1982–1986). Заместителем ГС ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности становится В. А. Устинов.
   В 1986 году на 41-й сессии ГА ООН Перес де Куэльяр был избран на 2-й срок (1987–1991). Заместителем ГС ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности назначается В. С. Сафрончук.
   В журнале «Хроника ООН» [34] по этому поводу появилась заметка с портретом В. Сафрончука «Новое назначение», в которой сообщалось:
   «Генеральный секретарь ООН назначил на пост Заместителя Генерального секретаря по политическим вопросам и делам Совета Безопасности представителя Союза Советских Социалистических Республик В. С. Сафрончука, приступившего к работе с 1 января 1987 года.
   С мая 1985 года – первый заместитель постоянного представителя СССР при ООН в Нью-Йорке… В. Сафрончук имеет ученую степень кандидата наук. Является соавтором ряда книг по международным и экономическим проблемам, имеет многочисленные публикации по этим вопросам». Соответствующая информация появилась и в нью-йоркской газете «Бюллетень дипломатического мира» [36, c.2].
   За пять лет (1987–1991 гг.) состоялись несколько очередных и специальных сессии ГА ООН. Совет Безопасности ООН (СБ) готовил необходимые документы для их работы. Работая на постоянной основе, СБ занимался всеми вопросами по поддержанию международного мира и безопасности в различных регионах мира. Вновь возникающие, постоянно тлеющие или затухающие конфликты и связанные с ними проблемы являлись предметом деятельности СБ: Ближний Восток, Кипр, Намибия, Ангола, ЮАР, ирано-иракский конфликт, женевское соглашение по Афганистану, Центральная Америка, последствия фолклендского кризиса, вопрос о Западной Сахаре, агрессия Ирака против Кувейта и санкции ООН; а также – вопросы о захвате заложников, маркировке взрывчатых веществ, гибели самолётов, выборы или довыборы в органы ООН, членство в ООН: Намибии, Лихтенштейна, КНДР и Южной Кореи, республик Балтии (после развала СССР), Микронезии.
   За эти годы В. С. Сафрончук посетил по разным поводам и в составе разных делегаций целый ряд стран: Аргентину, Великобританию, Венесуэлу, Грецию, Египет, Индию, Канаду, КНДР, Кубу, Мексику, Намибию, Норвегию, Польшу, Таиланд, Филиппины, Финляндию, Францию, ФРГ, Чехословакию, Швейцарию, Эфиопию и Японию.
   Генеральным секретарем ООН в 1992–1996 гг. был Бутрос Бутрос-Гали, министр иностранных дел Египта.
   В связи с назначением на штатную должность в ООН В. С. Сафрончуком был подписан контракт на 3 года (как там принято), по истечении чего ГС ООН попросил его согласия на продление контракта до окончания своего 2-го срока.
   В общей сложности Сафрончук В. С. находился в загранкомандировке по линии МИД России с 5.1985 по 5.1992 гг., после чего вернулся в Москву и вышел на пенсию в возрасте 67 лет.
   После выхода на пенсию у Василия Степановича появилась возможность воплотить в реальность давно видимо вынашиваемое стремление «рассказать людям» о том времени и событиях, в которых проходила его жизнь.
   В последующие годы Сафрончук активно принимает участие в публикации материалов в различных средствах массовой информации и больше всего в газете «Советская Россия» в которой до 2003 года было опубликовано 539 его статей.
   Василий Степанович выступал как автор отдельных статей на актуальнейшие темы текущей политики с использованием обширных познаний в политике, истории и экономики.
   Им была задумана и осуществлена целая серия аналитических статей под общей шапкой «Россия, которую мы потеряли, а Березовский, Гусинский, Потанин и Ко приобрели» под точным и знаковым, характерным для сегодняшней России, наименованием «Олигархия» (рабочее наименование первой статьи «Капитал, его препохабие… Всего за период с 6.1.1997 по 16.4.1998 было опубликовано 16 статей этой серии.
   С 1996 г. начинается поиск постоянной рубрики в СР для статей В. Сафрончука, сначала – «Заметки по поводу» (№ 11290); затем – «Мнение…» (№ 11294), «Заметки…» (№ 11296), «Слово… (№ 11688)…обозревателя» и др., пока не остановились на еженедельной рубрике «Василий САФРОНЧУК. Обозрение» (с № 11600 от 27.01.98, вт.), которая появлялась в газете регулярно вплоть до 2.12.2003 г.
   Неоднократно в авторских статьях присутствует приписка с просьбой перечислить гонорар за статью в фонд поддержки народной газеты.
   «Советская Россия» дважды присуждала премию «Слово к народу» дипломату Василию Сафрончуку – за популярные комментарии острых ситуаций и событий в мире и стране.
   В. Сафрончук был членом редколлегии газеты «Советская Россия» и его активная работа с коллегами по перу способствовала росту тиражей издания. С 1997 года ежегодно росли тиражи газеты «Советская Россия» достигли в 2003 году 300 тысяч экземпляров.
   Василий Степанович оставался до конца своих дней коммунистом. Он считал, что идеалы справедливости все равно восторжествуют. Все народы мира и во все времена мечтали о справедливой, счастливой жизни.
   Василий Степанович, как это не высокопарно звучит, был настоящим русским патриотом, государственным человеком. Очень доброжелательным, мужественным, честным. Мы прожили с ним счастливую жизнь (около 30 лет вместе). Умер он, не дожив четырех месяцев до 80 лет в ясном уме, но парализованным правой стороной. Вася мужественно переносил страшные боли.
   Светлая память о Василии Степановиче останется в сердцах многих людей, которые его знали лично. А родственники все его боготворили. Хочу сказать большое спасибо родственникам, которые мне помогли в составлении и выпуске настоящего издания: Ульяновым, Сафрончукам, Смольковым и всем, кто прошел свой жизненный путь рядом с Василием Степановичем и сохранил его в своей памяти и воспоминаниях.

Сафрончук Зоя Андреевна

Часть I. Россия в эпоху глобализации

Вместо предисловия

   Приступая к рассмотрению столь неисчерпаемой темы, как глобализация, необходимо, прежде всего, условиться о терминологии. Термин «глобализация» означает процесс развития интегрированного мирового хозяйства, в котором экономика отдельных стран составляет лишь звено единого мирового целого. Этот процесс основывается на развивающемся и углубляющемся международном разделении труда.
   Разумеется, этот процесс начался не в последнее десятилетие, когда возник термин «глобализация», а гораздо раньше. Его начало восходит к зарождению человеческой цивилизации и последовавшими за ним завоевательными войнами, образованием и распадом рабовладельческих империй. Следующим этапом глобализации стало развитие мирового рынка на базе капиталистического способа производства, но в условиях свободной конкуренции.
   Начало ему положили великие географические открытия и осознание того факта, что земля является шаром. Второй этап тоже сопровождался завоевательными войнами и образованием колониальных империй: британской, французской, испанской, португальской, голландской, российской и т. п. Этот этап описали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Коммунистическом манифесте»: «Крупная промышленность создала всемирный рынок, подготовленный открытием Америки.
   Всемирный рынок вызвал колоссальное развитие торговли, мореплавания и средств сухопутного сообщения. Это, в свою очередь, оказало воздействие на расширение промышленности и в той мере, в какой росла промышленность, торговля, мореплавание, железные дороги, развивалась буржуазия, она увеличивала свои капиталы и оттесняла на задний план все классы, унаследованные от средневековья… Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продукции гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи» [2 - К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Издание 2-е, том 4-й, с. 426–427.]. Маркс открыл и духовную глобализацию: «Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более невозможными и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература» [3 - К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Издание 2-е, том 4-й, с.428.].
   Третий этап глобализации проходил на базе монополистического капитализма и был определен В. И. Лениным, как империализм. Его основные признаки: перерастание конкуренции в монополию, срастание промышленных монополий с банковскими и образование финансового капитала, экспорт капитала и образование международных монополий, завершение территориального раздела мира и начало борьбы за его передел. Некоторые исследователи склонны считать, что нынешний этап глобализации является стадией в развитии империализма, как его определил В. И. Ленин. В определенном смысле это правильно, ибо качественно глобализация на нынешнем этапе не внесла ничего принципиально нового, кроме революции в средствах связи и информации, которая породила всемирную сеть Интернета.
   Таким образом, мы видим, что основные этапы глобализации совпадают с историческими рамками двух способов производства: феодального, капиталистического и его высшей стадии – империализма. Современную стадию глобализации, начало которой положила Великая Октябрьская Социалистическая Революция, можно, однако, обозначить как этап сосуществования капиталистического и социалистического способа производства. Некоторые ученые полагают, что человечество достигло такой ступени развития, когда неконтролируемый рост хозяйственной деятельности человека, свойственный капиталистическому способу производства, рост производства и населения земли привел к антропогенной, то есть вызванной деятельностью человека перегрузке Земли. Ведь Земля имеет конечные размеры и конечные ресурсы. Граница возможностей Земли по антропогенной нагрузке, считают они, перейдена и мировой экономический рост, происходящий за счет расходования ресурсов Земли и разрушения биосферы, должен быть прекращен и трансформирован в гармоничное развитие человечества, которое пределов не имеет [4 - А. П. Федоров. Введение в глобалистику. Москва 1997 г., с. 6–7.]. Однако, как показал опыт последних десятилетий, эта задача не под силу капитализму. Все усилия ООН прекратить разрушение окружающей человека среды были сорваны транснациональными корпорациями, особенно американскими монополиями, в угоду которым были похоронены даже те весьма скромные меры, которые были намечены в рамках ООН международными конференциями в Рио и Киото. Поэтому единственным выходом для человечества из грозящей ему катастрофы может быть экологический социализм, устанавливающий гармоничное взаимодействие биосферы и человечества путем оптимального управления мировой системой.
   Вторым основным противоречием нынешнего этапа глобализации является противоречие социально-экономического характера. Если первое противоречие можно рассматривать как конфликт человека и природы, то второе является конфликтом внутри человеческого общества. Он выражается в растущем углубляющемся разрыве в уровнях экономического и социального развития между развитыми и развивающимися странами, богатым Севером и бедным Югом, развитым Западом и отсталым Востоком, процветающим «золотым миллиардом» и погружающимся в нищету громадным большинством населения земли. На этот счет существует обширная статистика, но мы приведем лишь самые общие сведения. Запад, имея менее 15 % населения Земли, контролирует более 70 % мировых ресурсов, производства, торговли и потребления. Еще более велик разрыв в пользовании наиболее современными средствами информации. В конце 90-х гг. 88 % пользователей Интернетом жили в развитых странах, на долю которых приходится 15 % населения Земли. Разрыв в уровне жизни и распределении богатства не только велик, но и все время увеличивается. Разрыв доходов между пятью богатейшими и пятью беднейшими странами мира был 30:1 в 60-м году, 60:1 в 90-м и 74:1 – в 97-м году [5 - «Независимая газета», 11.10.2000 и 21.02.2001.]. Именно этот углубляющийся разрыв между бедными и богатыми странами вызывает столь бурные протесты антиглобалистов, ибо они считают его следствием глобализации.
   Термин глобализм означает каждое данное состояние процесса глобализации, ее статическое состояние. Термин глобалистика означает науку о глобализации. Наиболее полное определение глобалистики дал российский ученый А. Федоров: «Глобалистика – наука, изучающая наиболее общие, объективные закономерности развития человечества и модели управляемой мировой системы в синтезе, единстве и взаимодействии всех трех основных сфер человеческой деятельности – глобальной экологии, социальной и экономической – в эпоху антропогенно перегруженной земли» [6 - А. П. Федоров. Введение в глобалистику. Москва 1997 г., с. 7–8.]. А. Федоров считает, что глобалистика, как наука, родилась, как защитная реакция человека и его разума на угрозу гибели в глобальной экологической катастрофе. Она, по его мнению, является синтезом четырех наук – глобальной экологии, социологии, экономики и философии.
   Укажем еще на два термина – глобалисты (которых иногда называют мондиалистами) и антиглобалисты (их иногда называют глобофобами). Глобалисты – это те, кто считают процесс глобализации неизбежным следствием развития международного разделения труда и интеграции мировой экономики в хозяйственный единый глобальный комплекс. При этом они полагают, что капитализм является вполне адекватным способом производства для глобализации. Антиглобалисты – это те, кто хотя и считают процесс глобализации объективно неизбежным процессом, выступают против тех форм, в которых он протекает. Такими формами они считают транснациональные корпорации (ТНК), т. н. «семерку», Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк (ВБ), Всемирную торговую организацию (ВТО). Именно совещания этих международных организаций вызывают наиболее решительные, вплоть до насильственных, выступления антиглобалистов. Антиглобалисты выступают против тех последствий, к которым ведет глобализация в этих формах. Они против того, чтобы глобализация вела к обогащению небольшой части человечества, т. н. «золотого миллиарда», за счет обнищания и деградации большей части человечества. В политическом плане движение антиглобалистов носит очень пестрый характер. Оно объединяет часть коммунистов и социалистов, анархистов, защитников окружающей среды, профсоюзы, молодежные и женские организации, правозащитников, нацменьшинства и другие группы политически активных людей. У каждой группы недовольных и протестующих против глобализации есть свои организации и свои приоритеты. Какой-то единой антиглобалистской организации с четкими целями и приоритетами нет. Наиболее заметными из существующих антиглобалистских организаций являются следующие:
   – «Глобальные акции народов против свободной торговли и ВТО». Это – одна из наиболее влиятельных антиглобалистских организаций. Ее члены принимают активное участие почти во всех акциях протеста. Но они сторонники «мягких» акций протеста, то есть против применения насилия.
   – «Глобальное сопротивление». Эта организация базируется в Великобритании, ее председатель – Шон Дэй. Она тоже против насильственных действий, ее лозунг – «Другой мир возможен!». Среди прочих примеров всемирной несправедливости организация приводит мизерную зарплату российских рабочих – 11 центов в час.
   – «Федерация анархистов». Это – одна из наиболее радикально настроенных группировок. Ее цель – создание новой бесклассовой социальной системы. Во главе угла – борьба рабочего класса и достижение положительных изменений путем революционных переворотов.
   – «Друзья планеты». Эта организация, в основном, озабочена экологией.
   Она активно сотрудничает с японскими экологами, совместно с ними осуждает Дж. Буша за выход из Киотского протокола. Участвует почти во всех европейских акциях протеста.
   – «Евразия» – общероссийское общественно-политическое движение, объединяющее представителей мусульман, иудеев и православных, проживающих в России. Движение основано на т. н. «неоевразийской» теории, антизападной, по сути, и подчеркивающей уникальность России в мировом сообществе.
   – «Хранители радуги» – объединенное экологическое движение России и Украины. Оно не против глобализации, а против того, как она осуществляется. Как и его западные единомышленники [7 - «Независимая газета», 11.10.2000 и 21.02.2001.], движение требует закрытия МВФ, роспуска ВТО, списания долгов бедных стран, введения закона против финансовых спекуляций и реформирования или дробления ТНК [8 - «Независимая газета», 11.10.2000 и 21.02.2001.].
   В последующих главах будут рассмотрены различные социальные доктрины глобализации и их практические воплощения, рассмотрены влияние и роль России и других мировых центров в многополярном мире в эпоху глобализации, русская альтернатива нынешнему варианту глобализации, как более справедливый и гуманный путь развития человечества, место и роль России в системе международных отношений.

Глава первая. Вечный бой

Универсальные социальные доктрины и их историко-политические воплощения

Глобализация – в том виде, в котором ее пытаются реализовать сегодня закулисные творцы «нового миропорядка» – с Интернетом и Международным валютным фондом, «золотым миллиардом» привилегированных потребителей и «гуманитарными интервенциями» НАТО [9 - НАТО – Организация Североатлантического договора.] – явление сравнительно молодое. Будучи законным порождением научно-технической революции, она и возникла на ее гребне, во второй половине двадцатого века. Но исторические, философские и религиозные корни этого явления на самом деле гораздо глубже, чем принято думать…

И это пройдет…

   Возможно, нынешние архитекторы нового мирового порядка искренне уверены, что, перекраивая мир по своим либеральным лекалам, они, подобно языческим богам-демиургам, творят новую Вселенную, идут, как первопроходцы, новыми, неизведанными путями. Но история утверждает, что в действительности это не так.
   Таинственные глубины истории всегда манили человеческую любознательность. На пространстве веков рождаются и умирают великие империи, расцветают и гибнут утонченные культуры, достигают вершин могущества и славы государства и народы, обращаясь затем во прах под воздействием неумолимого потока времени, неторопливо текущего из доисторической тьмы и лишь легкими водоворотами отмечающего события, кажущиеся их современникам бесконечно важными.
   Являясь по природе своей существом, стремящимся к свободной и неограниченной жизнедеятельности, человек не терпит бессмысленного и бесцельного существования. Его неутолимая жажда совершенствования и переустройства собственного бытия, жажда познания и практического освоения всего грандиозного Мироздания лежит в основе того факта, что жизненная сила, бурлящая в человечестве, издревле облекалась в форму универсальных религиозных доктрин, философских концепций и социальных схем.
   Рожденные и отшлифованные общественной практикой, устойчивые мировоззренческие архетипы изначально становились существенным фактором исторического процесса, от века ложились в основание различных глобальных проектов, ядро которых складывалось вокруг огромных территориальных, экономических, культурных, национальных и конфессиональных общностей, получивших у историков наименование «цивилизаций».
   Оглянемся назад, и нашему взору предстанет длинная череда великих цивилизаций – сменяющих друг друга, соперничающих друг с другом за духовное и политическое влияние на Ойкумену, за право возглавить и повести за собой народы и племена Земли.
   «Вместо безрадостной картины линейной истории, – писал Освальд Шпенглер в своем знаменитом труде «Закат Европы», – я вижу настоящий спектакль множества мощных культур, с первозданной силой расцветающих из лона материнского ландшафта, чеканящих каждая на своем материале – человечестве – собственную форму и имеющих каждая собственную идею, собственные страсти, собственную жизнь, воления, чувствования, собственную смерть» [10 - О. Шпенглер. Закат Европы. М.1993, с.151.].
   Эти могучие цивилизации, эти обширные культуры потому и остались в нашей памяти, потому и заслужили у потомков название великих, что каждая из них предлагала человечеству свой универсальный проект устройства мира. И нынешняя «глобализация» есть не что иное как очередной мондиалистский сценарий, на сей раз написанный стратегами господствующей ныне западной цивилизации.
   Мало-мальски подробное рассмотрение многовековой истории глобальных проектов в рамках одной книги, конечно, невозможно. Но общее понимание тех фундаментальных закономерностей, которые лежат в основе их развития, необходимо для объективной и непредвзятой оценки современной эпохи. Поэтому мы ограничимся кратким очерком «истории глобализации» в ее наиболее ярких и наглядных проявлениях.
   Великие языческие империи древности, христианское мессианство, европоцентризм позднего средневековья, социализм, фашизм и современный либерализм – такова их историческая последовательность, охватывающая несколько последних тысячелетий мировой истории.

Нет ничего нового под солнцем?

   Любая религия универсальна по определению. В язычестве бытие Вселенной во всем его разнообразии оказывается результатом драматического взаимодействия бесчисленного сонма сверхъестественных существ между собой и с людьми. В монотеистических религиях отношения человека с Высшей Силой, с Абсолютом – не могут быть ограничены ни временем, ни пространством, ибо Единое Божество по природе своей бесконечно и всемогуще. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в основание древнейших глобальных проектов мироустройства были положены универсальные религиозные доктрины.
   На протяжении долгих тысячелетий повсеместной духовной основой существования человечества являлось язычество. Именно в рамках языческих сакральных доктрин и сопутствовавших им философских теорий происходила мировая борьба древних цивилизаций за лидерство, за возможность практически реализовать собственный порядок мироустройства.
   Но, обратившись к рассмотрению древнейших форм глобализации, получивших свое наиболее яркое воплощение в эллинизме греко-римской цивилизации, мы сразу же столкнемся с поразительными аналогиями, связывающими седую древность с современной нам действительностью.
   «Экспансия Запада по всему миру, – отметил еще в 1947 году Арнольд Тойнби, – имеет свой аналог в истории греко-римского мира… Если брать чисто пространственное измерение, греко-римская культура разлилась в свое время ничуть не менее широко, чем наша западная во времена нынешние… В ту эпоху греки вполне могли похвастать, как и мы ныне, что их всепроникающая культурная радиация пронизала все современные им цивилизации планеты». Даже «мрачная повесть о жестоком угнетении и мятежах в ранние периоды истории столкновений мира с греками и римлянами откликнулась эхом в знакомых нам главах современной истории столкновения мира с Западом» [11 - А. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. СПб., 1995, с.189, 190.].
   Воистину прав был мудрый Экклезиаст, когда восклицал: «Нет ничего нового под солнцем!». Проходят эпохи, меняются общественно-экономические формации, теснят друг друга царства и вожди, революции и войны неузнаваемо меняют мир, но непреложным остается главный закон: любая цивилизация предлагает человечеству свой глобальный проект мироустройства. Более того – наличие собственного универсального сценария глобализации есть существенный признак цивилизации как исторического явления. Ибо только вокруг великих универсальных идей складываются те самобытные и духовно самодостаточные культурные общности, которые и лежат в основе развития мировой истории…
   Первоначально суровая древность предложила человечеству культ Силы, культ воина-героя, бросающего вызов целому миру и утверждающего свою всесокрушающую волю на пьедестале из поверженных врагов. Со временем эта воцарившаяся Сила пожелала облагородить свой жестокий облик и, подчинив себе Красоту, родила религиозно-эстетический идеал античности, чья культура завоевала мир еще до того, как римские легионы утвердили свои штандарты на границах необъятной империи.
   Обожествление Силы, хотя бы и скрывавшей под золотой маской эллинизма черты свойственной ей грубой жестокости, неизбежно привело Древний Мир к отрицанию человеческой Свободы, к крайним формам тоталитаризма, предполагавшего право государственной власти – этой второй ипостаси обожествленной Силы – безусловно распоряжаться «всей совокупностью жизни граждан» [12 - Проф. А. П. Лебедев. Эпоха гонений на христиан. СПб., 1904, с. 6–7. Вообще миф об античности как о «царстве свободы» имеет мало общего с исторической действительностью. Он восходит к эпохе европейского Возрождения, во время которой эллинизм стал локомотивом освобождения западноевропейской культуры от традиционных форм католической религиозной философии и церковного искусства.]. «Идеальное государство» Платона и «Политика» Аристотеля по сей день служат яркими примерами философского обоснования религиозно-государственного деспотизма, живым символом которого со временем стал римский император, одновременно военный вождь, «живой бог» и pontifex maximus античной Вселенной. Идею, которую он олицетворял своим величием и блеском, лаконичнее всех выразил Цицерон, провозгласивший, что «государство родило нас, государство воспитало нас – для того, чтобы высшие и лучшие силы нашей души, разума и рассудка употребить в свою собственную пользу»… [13 - Цит. по: Проф. А. П. Лебедев. Эпоха гонений на христиан. СПб., 1904, с.7.].
   Именно подавление личной Свободы предопределило крах греко-римского глобализма. Самодостаточность Силы оказалась мнимой, а притягательность ее эстетической формы – недолговечной. Объединив почти все современное человечество в рамках общей культуры и государственности, эллинизм не смог удовлетворить его духовную жажду, его стремление к свободному самопожертвованию и альтруизму, его тоску по небесной Святыне милосердия и любви…

Пассионарный толчок и христианский коммунизм

   Утеря греко-римской цивилизацией ее ведущих позиций в мире и чудесное – по историческим меркам почти мгновенное – рождение иной, христианской Вселенной, положило начало новой эпохе всемирной истории. При этом именно универсальность и всечеловечность христианских идеалов предопределила скорую победу нового мировоззрения. «Нет уже ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного… ибо все вы одно» [14 - Цитата, по: «Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета». Библейские общества. Москва.1995; «Послание к галатам святого апостола Павла»(Гал), с.1276, Гал.3, 28: «…Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного;… ибо все вы одно…».] – взывали апостолы к человечеству. «Да будут все едино» [15 - Цитата, по: «Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета». Библейские общества. Москва.1995; «От Иоанна святое благовествование» (Ин); с.1154, Ин.17, 21: «… да будут все едино…».] – этот евангельский призыв можно смело назвать самым лаконичным изложением христианского варианта глобализации, на многие столетия определившего ход всемирной истории.
   Но в отличие от Древнего Мира, христианство не могло и не хотело удовлетвориться внешним, механическим единством народов и племен, спаянных в общую имперскую конструкцию силой беспощадной государственной власти. Сила нравственных идеалов, сила надмирных святынь превратилась в главный двигатель христианства первых веков новой эры. Эта великая сила зажгла сердца миллионов людей жаждой высшего совершенства и высшей праведности, которая на исторической сцене воплотилась в пассионарный толчок огромной мощи [16 - Отметим, что теория этногенеза и пассионарности Льва Гумелева часто помогает высветить немаловажные особенности исторических процессов, которые остаются трудноуловимыми для иных, классических методов исторического анализа. См., напр. «Этногенез и биосфера земли».Л., 1990.], самым радикальным образом изменивший картину мира.
   «Государственному крепостничеству» поздней античности христианство противопоставило пламенный пафос личной свободы, прочно соединенный с самоотверженным правдоискательством. «Познайте Истину, и Истина сделает вас свободными» – возвестил церковный призыв [17 - Иоан.8, 32. Вообще стоит отметить, что в первохристианскую эпоху церковь явила себя силой вполне революционной: ее воздействие радикальным образом изменило и материальную, и духовную жизнь огромных масс людей. Там же, с.1140; Ин.8, 32: «…и познаете истину, и истина сделает вас свободными…».]. В ответ тысячи мучеников кровью засвидетельствовали, что скорее расстанутся с самой жизнью, чем с драгоценной духовной свободой, обретенной благодаря новому вероучению.
   Безбрежный религиозный синкретизм и духовная леность античного декаданса были решительно вытеснены христианским пафосом всемирного мессианства: «Посылаю вас, как овец среди волков, – напутствовала молодая церковь своих приверженцев. – Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить… Идите и научите все народы» [18 - «От Матфея святое благовествование» (Мф); с.1023, Мф.10, 16: «…Я посылаю вас, как овец среди волков…»; Мф.10, 28: «…И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить…»; с.1051, Мф.28, 19: «…Итак идите, научите все народы…».]. И легионы добровольных миссионеров отправились «во все концы земли», невзирая ни на какие лишения и опасности.
   На таком фоне соблазны растлевающей роскоши, мирского величия и славы померкли перед христианским пафосом добровольной нищеты и жертвенности. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» [19 - «От Иоанна святое благовествование» (Ин); с.1151, Ин.15, 13.] – этот евангельский идеал и по сию пору являет собой наиболее емкую формулировку бескорыстного альтруизма, без которого немыслимо человеческое бытие.
   «Христианство не входило в компромиссы, – резюмировал Лев Тихомиров, один из наиболее глубоких и самобытных русских мыслителей начала ХХ века. – Оно жило не для безопасности и благосостояния членов церкви, а для того, чтобы всех людей привести к Единому Истинному Богу». От этого служения высшим целям «христиан не могли оторвать ни гонения, ни милости, ни величайшие усилия языческого философского гения» [20 - Лев Тихомиров. Религиозно-философские основы истории. М., 1997, с.248.].
   Естественной составной частью такого пассионарного мировоззрения стал социальный идеал, который позднейшие исследователи назвали «христианским коммунизмом». Миру, «лежащему во зле», и государству, стоящему на страже мирских пороков, раннее христианство противопоставило пафос социальной справедливости и соборности, доходивший в апостольских общинах до полного отрицания частной собственности [21 - «Деяния святых апостолов» (Деян); с.1166, Деян.4, 32: «…У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее…».].
   Мученик Иустин Философ, обращаясь к римскому императору Марку Аврелию (161–180 гг.) так описывал устройство первохристианского общежития: «Прежде мы более заботились о снискании богатства и имений, ныне и то, что имеем, вносим в общество и делим со всяким нуждающимся. Достаточные у нас помогают бедным… Собранное хранится у предстоятеля, который имеет попечение о сиротах и вдовах, о всех нуждающихся по болезни или по другой причине, о находящихся в узах, вообще печется о всех, находящихся в нужде…» [22 - Сочинения древних христианских апостолов. СПб., 1896, с.32.].
   Таким образом, пассионарный взрыв, сопровождавший возникновение христианства, самым радикальным образом изменил базовые ценности, лежавшие в основе Древнего Мира.
   Утверждение христианства в качестве государственной религии совпало с началом формирования феодальной общественно-экономической формации. В свою очередь, «охристианившаяся» власть провозгласила одной из своих главных целей – пусть зачастую формально, но все же – поддержку нравственных евангельских святынь. В новую эру человечество вошло с новыми идеалами во всех областях своего бытия – от экономики до политики.

Борьба миров

   Эпохой становления мировой христианской цивилизации стали три первых столетия новой эры. Ее державную основу составила мировая империя Рима, национальную базу – полиэтническая общность, унаследованная от греко-римской эллинистической культуры; фундамент общественных форм самоорганизации – соборность, то есть коллективизм, опирающийся на мощную духовную традицию, в которой категории выгоды и пользы занимают подчиненное положение по отношению к нравственным идеалам и нормам общественной морали.
   Окончательное становление классических форм христианской цивилизации относится к V–VII векам. В царствование императора Юстиниана получает свое правовое воплощение теория «симфонии властей», прочно увязывающая мировоззренческие основы народного общежития с его государственными, державными принципами. Вселенские соборы в ходе многовековой борьбы с терзавшими Византию ересями формулируют целостное и универсальное вероучение – догматически выверенное и философски отшлифованное, предлагающее непротиворечивые и внятные для своего времени ответы равно на потребности общественного и семейного устроения, личного духовного совершенствования и государственной идеологии.
   Одновременно в результате распада Западной Римской Империи, «великого переселения народов», нашествия гуннов и активизации «варварских» этносов по всей территории Европы она на несколько веков превращается в своеобразный «этнический котел», кипящий племенными конфликтами и войнами, завоевательными походами, конфессиональными противоборствами. Результатом всего этого становится неуклонная территориальная экспансия христианской цивилизации, проникающей даже в Индию и Сибирь. Она превращается в безусловную доминанту исторического развития, решительно тесня языческие окраины, вбирая в себя все новые и новые народы, вплавляя в свой состав многоцветье национальных культур, обычаев, языков.
   Но бурный рост и форсированное развитие любой достаточно сложной системы неизбежно сопровождается обострением внутрисистемных противоречий, становящихся естественным следствием многообразия и разнохарактерности составляющих ее элементов. К тому времени, когда границы христианского мира раздвинулись далеко на север и восток, различия между его западной и восточной частями приобрели характер открытого мировоззренческого конфликта – Великой Схизмы (раскола) IX–XI веков.
   Догматическая форма богословских споров в данном случае не имеет значения. Важно то, что постепенно накапливающиеся на Западе общественные изменения в какой-то момент превысили критически допустимый уровень и разорвали его связь с исходными культурно-религиозными традициями. Произошла постепенная, эволюционная, но вполне очевидная смена фундаментальных ценностей, лежащих в основе религиозных, экономических и политических идеалов Запада.
   Западная Европа начала неспешный процесс оформления в самостоятельную цивилизацию, отличную от исходной – первохристианской. Эта новая по тем временам геополитическая и этнокультурная общность известна сегодня под общим наименованием «Западный мир». 1054 год – год окончательного раскола католичества и православия – можно вполне обоснованно считать датой исторического рождения современного Запада.
   Другим событием, принципиально изменившим картину мира и внесшим важнейшие коррективы в дальнейшую историю человечества, стал расцвет мусульманской цивилизации. Она создала мощный, конкурирующий с христианством центр религиозного, государственного, идеологического и культурного притяжения, выдвинув собственный глобальный проект исламской теократии в рамках всемирного Халифата.
   Возникнув в VII веке на Аравийском полуострове среди кочевых арабских племен, ислам быстро распространился по всей южной и восточной оконечности Средиземноморья. Волна мусульманских завоеваний неудержимым потоком прокатилась по Ближнему и Среднему Востоку, Средней Азии, Африке, затронула юг Европы.
   По мере развития и расширения мусульманского мира его этническая база расширялась за счет тюркских народов, персов, африканцев и даже славян.
   Этот процесс затянулся на многие столетия, но уже применительно к началу второго тысячелетия нашей эры правомерно говорить о том, что судьбы мира решались в ходе своеобразной «борьбы миров» – во взаимодействии между тремя цивилизациями: христианской [23 - Византийской, или православной, ядром которой со временем стали славянские племена, объединенные в рамках российского государства.], западноевропейской [24 - Результатом многовековой эволюции ее фундаментальных ценностей является нынешний либерализм.] и мусульманской [25 - История исламской цивилизации, особенно в связи с ее ролью в российской истории и растущим влиянием на современную мировую политику, требует, конечно, подробного и тщательного рассмотрения. Такое рассмотрение выходит далеко за рамки данного труда, поэтому здесь мы ограничимся лишь самыми краткими тезисами, обойтись без которых просто не представляется возможным.], каждая из которых предлагала человечеству собственный глобальный проект мироустройства. Существовали, конечно, и другие, порой весьма древние цивилизации, подобные, скажем, индуистской, но будучи в ту эпоху, так сказать, «дремлющими», они не оказывали значительного влияния на главный вектор мирового исторического развития.

Юность дракона

   Едва успев родиться, молодая западная цивилизация тут же проявила свой амбициозный нрав. Наиболее рельефно он отразился в мощном взрыве ее милитаристской активности, на протяжении нескольких столетий потрясавшей континент и принявшей форму знаменитых крестовых походов.
   Слов нет, суровый и воинственный характер эпохи не располагал к миротворчеству, и кровавые походы вовсе не явились исключительной прерогативой западноевропейских феодалов. Но тем не менее в походах «за освобождение Святой Земли» явили себя некоторые специфические черты, чрезвычайно характерные именно для цивилизации Запада.
   Во-первых, это доведенный до крайности прагматизм, ориентированность на собственную пользу, на материальную выгоду. Крестовые походы показали, что для Запада идеальные, религиозные цели – освобождение Гроба Господня – являлись в значительной мере лишь прикрытием вполне «земных» экономических и политических интересов.
   В XII–XIII веках Европа превратилась в огромный вооруженный лагерь, высылавший на восток многочисленные армии крестоносцев. Но как только выяснилась вся трудность стоявшей перед ними задачи, агрессия была перенацелена против православной Византии. Ее апогеем стало взятие и беспощадное разграбление крестоносцами Константинополя в 1204 году, выделявшееся по своей жестокости даже на фоне кровавых событий того сурового времени.
   Во-вторых, отличительной чертой молодой цивилизации уже стал воинствующий эгоцентризм, связанный с поразительным высокомерием и нетерпимостью к «чужим» мировоззренческим ценностям.
   Крестовые походы проводились с благословения Ватикана не только против иноверческого мусульманского Востока, но и против православного мира. О Константинополе мы уже сказали, но кроме этого широко известного факта есть множество других, не менее впечатляющих. Уже в 1147 году папа римский Евгений III благословил «первый крестовый поход германцев против славян». Длительная и кровопролитная борьба католических военно-монашеских орденов против земель северо-западной православной Руси, последовавшая вслед за этим, являет собой пример достаточно яркий и убедительный.
   Дальнейшая эволюция Запада укладывается в простую, но емкую схему: «от секуляризации к глобализации». Пять эпох, сменяя друг друга на протяжении шести последних столетий, превратили некогда христианский Запад в оплот современного неоязычества и гегемонизма, во всемирного проповедника безнравственности и вседозволенности, в источник вопиющего социального неравенства, в беспощадного эксплуататора подавляющей части населения Земли.
   Эпоха Возрождения – эпоха Реформации – эпоха Просвещения – эпоха Индустриализации – эпоха Глобализации: таковы главные этапы эволюции западной цивилизации, влекущей ныне все человечество вслед за собой в Новый Вавилон, основанный на полном и окончательном забвении тех великих идеалов, которые вдохновляли человечество на труды и подвиги в течение двух последних тысячелетий.

Заря капитализма

   Эпоха Возрождения (XIV–XVI века) в жизни западной цивилизации представляет собой своего рода стратегический рубеж, существенно важный «переходный период», результаты которого заложили основы нового мировоззрения, которое в конечном итоге приняло современную форму «демократического либерализма», являющегося важнейшей идеологической опорой глобализации в рамках «нового мирового порядка».
   Что же возрождала «эпоха Возрождения»? На первый взгляд – античную эстетику в области живописи, скульптуры и архитектуры. Но со временем изменения оказались гораздо масштабнее и глубже. В странах Европы процессы, характерные для Возрождения, происходили в разное время и с неодинаковой интенсивностью, но несмотря на это, вполне можно выделить их основные принципиальные черты.
   – В области мировоззренческой и религиозной это прежде всего ускоренное развитие процессов секуляризации общественной жизни и торжество механически трактуемого рационализма в качестве главного инструмента познания окружающего мира. Проще говоря, «идеальные», возвышенные мотивы жертвенности, служения и долга теряют свое определяющее для практической жизнедеятельности значение, уступая место категориям «пользы», «целесообразности», «выгоды» и им подобным. Соборность уступает место безграничному индивидуализму, «симфония властей», давно подорванная соперничеством Ватикана со светскими государствами, навсегда исчезает с европейской политической сцены.
   – В культуре эпоха Возрождения, как и всякая переломная эпоха, богатая взрывами страстей, потрясенная крушением старых идеалов и воздвижением новых кумиров, характеризуется всплеском художественного гения, навеки связанным с именами Леонардо да Винчи и Тициана, Рафаэля и Микеланджело, Данте и Петрарки. Но вспышка эта оказывается не столько зарей новой эры, сколько последним отблеском старой, в которой поиск утраченных святынь подвигал человека к творчеству высочайшего накала – в стремлении вернуть хотя бы на миг «утерянный рай» красоты и гармонии, благодатного покоя и нравственного совершенства.
   Весьма показательным подтверждением тому является быстрое угасание огромного творческого импульса итальянского «Высокого Возрождения». Техническое и композиционное совершенство, достигнутое Боттичелли и Рафаэлем, быстро выродилось в известное любому искусствоведу течение «маньеризма» – пустое, холодное и бездуховное. В сухой и бесплодной атмосфере «нового времени» легко и свободно дышалось только коммерсантам и схоластам; для подвижников и художников она оказалась губительной и непригодной.
   – В хозяйственной практике эпоха Возрождения закладывает основы современной системы финансово-экономических отношений: разделение труда, появление первых мануфактур, начало формирования капитализма как системы. С этого момента в западной цивилизации начинает набирать вес тот тип производительных сил и производственных отношений, который три столетия спустя с беспощадной ясностью и точностью исследовали К. Маркс и В. Ленин.
   – В геополитической области происходит активное становление тех реальностей, которые во многом вплоть до сего дня определяют мировой баланс сил. Открытие Нового Света дает толчок форсированному становлению и обостренному соперничеству колониальных держав, опирающихся на контроль над морскими пространствами в своей экономической и территориальной экспансии. С другой стороны, свержение татаро-монгольского ига, объединение Руси в мощное централизованное Московское царство и завоевание Ермаком Сибири знаменуют появление на просторах Евразии влиятельного материкового «центра силы».

Бог любит богатых?

   Эпоха Реформации (XVI–XVII века) развила и усилила обозначившиеся ранее стратегические тенденции развития западной цивилизации. В экономике Запада она являет собой картину быстрого роста того комплекса внутрисистемных отношений, который характерен для капиталистической общественно-экономической формации. В мировоззренческом и религиозном плане она примечательна, прежде всего, расколом католической церкви, ставшей для стремительно «модернизирующегося» общества уже слишком «консервативной», и появлением протестантизма, впервые сделавшего попытку теологически обосновать идеологию меркантилизма и индивидуализма.«Бог любит богатых», «Богатство и успех в земной жизни есть свидетельство избрания Божия» – такие и им подобные утверждения протестантизма до сей поры занимают самое почетное место среди «духовных» ценностей Запада.
   Активное становление мировой колониальной системы, сопровождающее подъем материального благополучия Европы за счет ограбления заокеанских земель, знаменует первую решительную заявку западной цивилизации на глобальное мировое лидерство. В процессе расширения своих колониальных владений она вплотную сталкивается с незнакомыми ей доселе культурами – индейской (в Америке), конфуцианской (в Китае), индуистской, африканской и другими. И здесь-то во всей своей откровенной циничности и жестокости являет себя алчная и незамысловатая основа западного «менталитета». «Все, что вижу, – мое, кто мешает – убью» – так можно вкратце сформулировать главный лозунг европейских поселенцев на новых землях.
   «Эпоха великих географических открытий» стала одновременно эпохой невыразимых страданий для миллионов «дикарей», во всей полноте ощутивших на себе «благотворное» влияние «цивилизованного мира». Беспощадное уничтожение коренных жителей Нового Света, завершившееся исчезновением с лица земли целых народов и племен, – лишь один из многочисленных примеров этого варварского геноцида, планомерно и хладнокровно осуществлявшегося во всех уголках земли.
   На этом фоне особенно разительным контрастом выглядит характер развития православной (славянской) цивилизации, вступившей примерно в этот же период – в лице России – в стадию своего активного территориального расширения. Завоевание Сибири Ермаком, почти бескровное, быстро сменяется мирной хозяйственной и культурной экспансией россиян, предпочитавших торговлю и постройку храмов карательным военным экспедициям. Достаточно вспомнить, что под защитой русской государственности за четыре столетия, прошедших с той поры, не исчез, не потерял своей самобытной культуры ни один – пусть самый малый – народ…
   Эпоха Просвещения (XVIII век) стала очередным закономерным шагом в движении Запада по пути, указанном Реформацией. Именно последовательное движение в этом направлении предопределило всесторонний экономический, политический и моральный кризис Европы, давший начало революционным процессам и закономерно завершившийся Великой Французской революцией. Этот социальный взрыв знаменует собой в жизни западной цивилизации весьма существенную веху: европейский континент вступает в полосу общественных катастроф, в огне которой догорают остатки «традиционной» христианской Европы.
   Что же касается «просвещения», то оно, дав наименование самой эпохе, свелось в основном к окончательному утверждению рационализма и индивидуализма в качестве ключевых ценностей западной жизни. Бурное развитие естествознания положило начало торжеству позитивизма в мировоззрении, поработившего своей мнимой универсальностью даже столь тонкие и деликатные области «идеальных» человеческих проявлений, как этика и мораль.
   В области глобальной политики главными характеристиками периода можно признать: во-первых, прогрессирующее ослабление мусульманской цивилизации, шаг за шагом сдававшей свои позиции во многовековом противостоянии как с Западом, так и с Россией; во-вторых, неуклонное усиление русской государственности, мало-помалу превратившейся в мощный противовес гегемонистским устремлениям западного мира, в главного стража мирового геополитического равновесия…
   Эпоха индустриализации (XIX – первая половина ХХ века) окончательно придала западной цивилизации форму того, что принято называть «мировой системой капитализма». Это название удачно отражает как общественно-экономическую основу Запада, так и его претензии на роль безусловного глобального лидера на планете.
   Весь девятнадцатый век проходит под знаком лихорадочного индустриального развития Европы и США, ожесточенного соперничества колониальных империй за дешевые рынки сырья и рабочей силы, сопряженного с невиданными прежде темпами милитаризации общества и его морального упадка. В начале ХХ столетия Запад вступает в высшую стадию капитализма. Империализм, эволюция которого менее чем за полстолетия привела человечество к двум мировым войнам, в конечном итоге стал отправной точкой тех современных политических, экономических и социальных процессов, которые составляют главное содержание современной глобализации.

Третий Рим против нового Вавилона

   Когда Запад «отпочковался» от некогда единого христианского мира, хранителем его изначальных «небесных» ценностей осталась православная Византия. С тех пор давление на нее со стороны западных народов и государств не прекращалось вплоть до падения Константинополя. Но особенно тяжело приходилось Византийской империи после того, как на восточные ее рубежи обрушились передовые отряды непрестанно расширявшейся исламской цивилизации.
   В 1453 году эта неравная борьба на два фронта закончилась падением Константинополя, взятого войсками турок османов. Но государственному краху Вечного города предшествовала добровольная духовная капитуляция его вождей. Видя угрозу турецкого завоевания, император Мануил Палеолог и патриарх Иосиф решились просить помощи у Запада во главе с папой римским. Запад поставил условием унию, то есть воссоединение православия с католицизмом что, по сути, означало отказ всего православного мира от своей цивилизационной идентичности.
   Император с патриархом согласились на это кабальное условие. И вот 9 апреля 1438 года к работе приступил печально знаменитый Ферраро-Флорентийский собор, на котором папа и император совместно принуждали православных представителей подписать определение о соединении церквей. Определение подписали, но Запад обманул своего нового союзника: никакой помощи от Рима Константинополь не получил [26 - Какая поразительная аналогия с современными событиями! Разве государственный крах Советского Союза не случился вслед за духовной, идеологической капитуляцией вождей «перестройки», которые так же, как и их предшественники в XV веке, пошли на поклон к Западу и решили оплатить его «помощь» отказом от самих себя, от родных святынь и героических деяний предков? И разве Запад, как и тогда, не обманул доверившихся ему российских политиков?]. Что же касается соединения церквей, то категорически против этого выступила Россия [27 - Россия – использование автором обобщающего термина «Россия» также, например, как этот термин используется в некоторых классических исторических источниках: «Энциклопедический словарь. РОССИЯ. Издатели: Ф. А. Брокгаузъ (Лейпцигъ) и И. А. Ефронъ (С.-Петербургъ). С.-Петербургъ. 1898., Лениздат. 1991, 880с.» (с.446–463, 877); «Н. М. Карамзин. История государства Российского; Сборник № 1 вырезок из ж. «Москва», за 1988 г., №№ 1-12, л.1-629; № 12, с. 83–135, сноска: Окончание 5-го тома., начало – в № 10, 11; «Том V. Глава III. Великий князь Василий Васильевич Тёмный. Г.1425–1462» (с.84–87, 92–95, 99-101, 121, 122, 130). Хотя применение данного термина может быть оспорено профессионалами-историками: «Россия – название, обозначающее страну и гос-во… В рус. памятниках назв. «Р.» в смысле обозначения страны эпизодически прослеживается с кон.15 в., но до кон.17 в. она чаще именовалась Русью, Русской землёй или Московским гос-вом. С сер.16 в. «Р.» или «Росс. царством» начали называть всю совокупность земель, вошедших в состав централизов. гос-ва во главе с Москвой…». См.: [ «Советская историческая энциклопедия», т.12, Репарации-Славяне, с.210, 356–360] и [ «Большая Советская Энциклопедия», т.22, Ремень-Сафи, с. 309–310]. В других источниках для данного периода (автор ведёт речь о 1438 г.) применены различные синонемы: Великое княжество Московское, Государство всея Руси, Древняя Русь, Московская Русь, Московское государство, Московское княжество, Русская земля, Русское централизованное государство, Русь, Северо-Восточная Россия. «Считается, что в правление Иоанна III появилось сначала за пределами Руси, а затем и в самой стране название нашего государства – Россия». См.: [ «Б. Г. Пашков. Русь. Россия. Российская империя. Хроника правлений и событий 862-1917 гг.» Изд.2-е, ЦентрКом, Москва, 1997, 640с.;Раздел: Россия Рюриковичей (1462–1613). п.49.Государь державный великий князь Иоанн III Васильевич (1462–1505 гг.), с.172]. Другие примеры: «…В 1425 г. умер великий князь Василий I Дмитриевич, обеспечивший 20-летний мир на Руси и превративший Древнюю Русь в Россию… К к. XV в. Иван III – «великий собиратель русской земли» – сформировал нового русское государство… На смену Великому княжеству Московскому «пришло государство всея Руси…». См.: [ «А. Г. Сергеев. Правители государств и отцы церкви Европы за 2000 лет.» Изд. «Посад», 1997, 736с.](с.340, 351). «12 ноября 1480 г… Русь стала независимым государством… день независимости России». См.: [ «А. И. Журавлёв. Кто мы, русские? Серия «Золотой фонд». Ростов-на-Дону. Феникс.2007. 192стр.] (с.188). «…План составлен в 1610 году… Перевод экспликации…: «Москва или Московия, столица Белой Руси (Великого княжества Московского), по величине причисляемая Ботером к четырем крупнейшим городам Европы, следует четвертой за Константинополем, Парижем и Лиссабоном…». См.: [ «Памятники архитектуры Москвы. Кремль. Китай-город. Центральные площади. Москва. «Искусство».1983. 504с.](с.56).], приобретавшая в православном мире все больший вес, и решения «разбойничьего» собора так и остались на бумаге.
   В России падение Византийской империи произвело серьезные изменения в национальном и государственном самосознании. Новое мировоззрение Руси наиболее ярко и концентрировано оказалось выраженным в теории «Москвы как Третьего Рима», впервые четко сформулированной монахом Псковского Елеазарова монастыря Филофеем в своих посланиях к великим князьям Василию III, Ивану IV и дьяку Михаилу Мунехину в конце XV века [28 - Подробнее об этом см. Геннадий Зюганов. География победы. Основы российской геополитики. М.1997, с. 117–130.].
   Главная мысль Филофея, с той поры прочно лежащая в основе всех исторический форм так называемой «Русской идеи», заключается в том, что Россия является законным историческим наследником великой цивилизации, восходящей к Риму апостольских времен и окончательно оформившейся в рамках Византийской империи. Теперь, когда оба Рима – первый, древний, и второй – Константинополь – являвшиеся хранителями идеалов и святынь этой древней цивилизации и властными держателями мирового порядка, пали под напором внешних и внутренних врагов, Москва естественным путем становится их преемником и наследником.
   К концу XV века централизация русского государства, завоевание Сибири и поставление «своего», русского патриарха завершили оформление России в качестве законного державного, духовного и геополитического наследника Рима и Византии – главной опоры христианской, а отныне славяно-православной цивилизации.
   «Русская идея» как идея посильного воплощения на земле «небесных» идеалов социальной справедливости и братства народов окончательно утвердилась в сердцах русских людей. С той поры и до сего дня, говоря словами митрополита Иоанна, «история русского народа есть история его призвания к этому великому служению, история сознания и добровольного вступления в служение, история борьбы народа с искушениями, соблазнами и гонениями, грозившими извратить идею служения или воспрепятствовать ему» [29 - Митрополит Иоанн. Одоление смуты. СПб., 1995, с.18.].
   В течение последующих трех веков, по мере того, как исламская цивилизация постепенно застывает в своем развитии и не представляет уже собой сколь-либо серьезную угрозу западному доминированию, а остальные мировые культуры оказываются неспособными противостоять военной, экономической и идеологической экспансии Запада, именно славянская цивилизация в лице России, предлагающая человечеству собственный проект мироустройства, приобретает в мировой политике особое значение.

Социализм: «развитой», «реальный»… русский?

   Анализ изначальной мировоззренческой природы «русской идеи» помогает многое понять и в истории развития российского революционного движения, и в характере Великой Октябрьской Социалистической Революции, и в истории возвышения и распада Советского Союза.
   История свидетельствует: российское государство росло и общественная стабильность крепла, пока у Москвы хватало сил удерживаться на пути самобытного развития, сохранять свою уникальную цивилизацию, идти собственным историческим путем – заимствуя при необходимости лучшие достижения соседей, но не смешиваясь с ними, не допуская господства чужеродных идей и ценностей в душах и умах соотечественников.
   Любое отступление от этого золотого правила оборачивалось неминуемой смутой: государство утрачивало эффективность и прочность, общество, раздираемое внутренними противоречиями, превращалось в источник бесконечных идеологических и политических конфликтов, ясное национальное самосознание народа меркло под грузом безначалия и бушующих страстей. Так было в начале XVII века, когда «олатинившееся» боярство едва не разорвало Русь между Польшей и Швецией, так случилось и в конце XX столетия, когда номенклатурные перерожденцы развалили СССР в погоне за либеральными прелестями «западного образа жизни».
   Вот и в XIX веке всплеск революционного движения стал ответом русского общества на прогрессирующее перерождение правящего класса, на неспособность правящей элиты удержать страну в рамках ее самобытного, некапиталистического пути.
   Собственно говоря, процесс такого перерождения берет свое начало еще в допетровских временах. Но до тех пор, пока государство и общество находили в себе силы если не прекратить, то хотя бы замедлить «капитализацию» России, у страны еще оставался шанс на мирное, эволюционное развитие.
   Когда же Российская империя под руководством вырождающегося дворянства и прозападно настроенной бюрократии окончательно изменила своему историческому призванию, вступив на путь капиталистического развития, грянула Октябрьская революция. В результате социализм и советская власть стали в России новой исторической формой вековой «русской идеи», сохранив ее главные качества: альтруизм, коллективизм, жертвенное мессианство, жажду праведности и социальной справедливости.
   Именно эти ценности были положены в основу универсальной социалистической идеи, которая в ХХ столетии коренным образом изменила историю всего человечества. При том глобальная роль Советского Союза, воистину ставшего локомотивом этих эпохальных перемен, явилась результатом последовательного исторического развития российской цивилизации.
   Такая стратегическая последовательность, тем не менее, сопровождалась многочисленными внутренними противоречиями и конфликтами, драматической борьбой различных идеологических течений и политических группировок. Нет ничего удивительного в том, что страшные социальные и военные катаклизмы, сотрясавшие Россию в начале ХХ века, сильно повредили исторической преемственности Советской России по отношению к России дореволюционной. В пылу борьбы, в водовороте ожесточенного противостояния, в азарте строительства нового мира оказались забытыми и ослабли или уничтожены многие традиционные устои русской жизни и российской государственности.
   Так, в очевидном и болезненном противоречии с вековыми обычаями оказались беспричинное государственное богоборчество под лозунгами «народного просвещения» и поощрение русофобии под личиной «пролетарского интернационализма». Соблазн тоталитарной государственности, подавление личной свободы лишь усугубили непонимание сановными бюрократами национальных и религиозных особенностей российской цивилизации [30 - Вспомним знаменитое высказывание Андропова, в 1983 году заявившего с высокой партийной трибуны, что «мы до сих пор не знаем общества, в котором живем».]. Отрицание геополитики и цивилизационного подхода к истории резко сузили методологические возможности Кремля по анализу и оценке изменений, происходящих в мире. Все это в итоге и создало предпосылки для катастрофы 1991 года.
   Какой только социализм не объявляли построенным идеологические догматики «от марксизма», навсегда застрявшие умом в XIX веке! – И «развитой», и «реальный», и «демократический», и «с человеческим лицом». Не было лишь одного, главного – Русского Социализма, который смог бы гармонически соединить в себе наши многовековые национальные традиции и лучшие достижения советской эпохи.
   А между тем только такой сплав традиции и новаторства мог обеспечить стране стабильное и поступательное развитие на подходе к третьему тысячелетию…

Фашизм, либерализм, апокалипсис…

   Первым ответом капиталистического мира на глобальный вызов социализма стал фашизм. Фашистские партии, как грибы, начали появляться по всей Европе практически сразу же после Октябрьской революции. При этом весьма показательно, что многие фашистские движения первоначально пытались «перехватить» социалистические лозунги. Это объясняется довольно просто: к началу ХХ века, после мировой бойни, опустошившей Европу, язвы капитализма стали настолько очевидны, что иных лозунгов, кроме социалистических, способных привлечь народное доверие, на континенте просто не было. Потому-то будущие фюреры и дуче завоевывали популярность социальных низов безудержной, популистской критикой капитализма, беспардонно «позаимствованной» у марксистов и социалистов.
   Само название «фашизм» происходит от латинского слова «fascio», что значит – пучок, связка прутьев. Декларируя таким образом необходимость общенациональной солидарности как основы общественной жизни, фашизм первое время маскировался под личиной незатейливого «народно-демократического» мировоззрения, набирая очки на призывах к национальному единству перед лицом «международного буржуя» и других, внешне вполне «социалистических» лозунгах.
   Но внутренне социализм и фашизм были непримиримо антагонистичны.
   Социализм Советской России покоился на могучем многовековом фундаменте русской соборности, на «небесных» идеалах православной цивилизации, от века провозглашавшей коллективизм, братство и социальную справедливость основными, базовыми ценностями в «земной» жизни народов и государств.
   Фашизм же попытался совместить извечный эгоизм и рационализм западной цивилизации с проповедью агрессивного национализма. В экономической области этот уродливый идол утверждался на прежнем постаменте капиталистического рынка. Стоит ли удивляться, что идеологическая химера, вскормленная такой гремучей смесью, дала страшный плод расизма и человеконенавистничества?
   Распухший на питательной почве многовекового западного самомнения, национальный эгоизм потребовал удовлетворения – «жизненного пространства», «подчинения неполноценных», «господства арийского гения» – и Европа полыхнула новой мировой войной. Там и сям зачадили трубы Освенцима, Дахау и Бухенвальда – рациональный подход к войне требовал поставить уничтожение «неполноценных» народов на промышленную основу…
   Победа Советского Союза в Великой Отечественной привела к созданию мировой системы социализма. Запад ответил на это «холодной войной». Идеологической основой западного антисоветизма и русофобии на этот раз стал либерализм, включающий в себя все тот же «джентльменский набор» исконных буржуазно-капиталистических ценностей, за вычетом национализма, исключенного западными стратегами из «приличного общества» за преступления против человечности, совершенные фашизмом.
   Суть нового мировоззрения предельно проста:
   Целенаправленно развиваясь с древнейших времен, утверждают идеологи либерализма, человеческое общество последовательно проходило разные стадии совершенствования своего политического и культурного устройства. Ныне этот процесс близок к своему торжественному завершению, ибо западная цивилизация выработала, наконец, универсальные и не подлежащие дальнейшему изменению формы человеческого существования. Они основываются на либерализме и демократии – двух фундаментальных мировоззренческих опорах этого совершенства. Скоро должен наступить «конец истории», ибо всемирное торжество либерально-демократических (читай: буржуазно-капиталистических) ценностей предопределит достижение человечеством некоего стабильного, неподвижного, идеального состояния, венчающего собой весь всемирно-исторический процесс.
   Эта теория «конца истории», сформулированная американским ученым Френсисом Фукуямой в конце 1980-х годов, до сих пор является важнейшей идеологической основой глобализации. В середине 1990-х годов, учитывая «новые реальности, сложившиеся после распада СССР», ее дополнил и развил другой известный американский исследователь, профессор Самюэль Хантингтон.
   Фукуяма сформулировал точку зрения западной «элиты» на то, каким должен стать «новый мировой порядок» (НМП) на планете. Хантингтон анализирует другой аспект процесса: какие проблемы предстоит решить архитекторам НМП в ходе глобализации, чтобы утвердить избранную ими модель мироустройства.
   «Мировая политика, – считает он, – вступает в новую фазу, в которой основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика. Великие раздоры в среде человечества будут порождены культурно-историческими различиями. Это столкновение цивилизаций и станет доминирующим фактором в глобальной политике» [31 - Концепцию Хантингтона и ее обсуждение российскими учеными см. напр., в журнале «Общественные науки и современность» № 6, 1994 г.; №№ 3, 4, 1995 г.].
   В обозримой перспективе, делает вывод Хантингтон, локальные конфликты получат устойчивую тенденцию к перерастанию в крупные военные столкновения там, где они происходят на линиях соприкосновения между различными цивилизациями. Следующая мировая война, если таковая произойдет, будет войной между цивилизациями.
   Далее он задает главный вопрос: каковы будут последствия такого развития событий для Запада и как он должен действовать, чтобы сохранить в этих условиях мировое лидерство?
   Первым делом, по мнению профессора, западная цивилизация должна обеспечить свое максимально возможное внутреннее единство, особенно важно усилить всестороннее сотрудничество между ее европейской и североамериканской частями. В сферу монопольного влияния Запада должны быть включены те государства Восточной Европы и Латинской Америки, которые близки ему по культуре и менталитету; в других странах должна быть обеспечена приоритетная поддержка тем общественным группировкам, которые ориентируются на западную модель развития; поддержка должна быть гарантирована также международным организациям, являющимся проводниками западных ценностей и интересов.
   Западу надо всемерно ограничить военное развитие «потенциально враждебных цивилизаций», при всякой возможности использовать возникающие между ними разногласия и конфликты, «проявить умеренность в сокращении западных военных возможностей», а проще говоря – свернуть процессы разоружения.
   Таковы рекомендации Хантингтона на ближайший период. В долговременной же перспективе, говорит он, баланс сил будет определяться способностью Запада сохранить свое технологическое преимущество, несмотря на возрастающую конкуренцию соседей, которые станут стремиться совместить собственные традиционные культурные и религиозные ценности с современными достижениями в области материального производства…
   Не надо быть провидцем, чтобы понять: сформулированная таким образом стратегия либеральной глобализации ведет человечество к катастрофе. Апокалипсис «войны между цивилизациями» становится все реальнее. Мы должны ясно отдавать себе отчет в грозящей нам опасности. И как можно быстрее сформулировать свой – русский ответ – на угрозы XXI столетия…

Глава вторая. Россия и мировые центры сил

Многополярный мир в эпоху глобализации и манит, и страшит…

   На рубеже веков будущее нашего мира по-прежнему исполнено и надежд, и угроз

   На переломе веков человечество вступает в новую эпоху. Стремительное развитие науки и революционных технологий на глазах меняет нашу жизнь. Новизна властно вторгается и в большую политику, и в быт каждого отдельного человека.
   Мир невероятно усложнился. Континенты, нации и государства переплелись столь тесно и прочно, что их взаимозависимость возросла многократно, сплавив человечество в единый технотронный организм, чутко реагирующий равно на политический кризис в Москве и финансовый обвал в Бангкоке. Все унифицируется, стандартизируется, глобализируется…
   Это колоссальное давление общепланетарных, космополитических реальностей нового века вызвало – не могло не вызвать – повсеместную и бурную реакцию. Чувствуя угрозу своей исторической самобытности, народы Земли ответили на вызов глобализма резким ростом национального и религиозного самосознания, повсеместным усилением тяги к своим многовековым, традиционным корням. Проснулись и во весь голос заявили о себе новые мировые центры сил, сформировавшиеся на базе древних цивилизаций, навсегда, казалось, погребенных под многослойной коростой идеологических догм биполярного мира.
   Многополярность и глобализация – вот главное противоречие грядущей эпохи. От того, каким путем оно разрешится, зависит судьба мирового сообщества в двадцать первом веке.
   Пока вопросов гораздо больше, чем ответов. Пока будущее таит в себе как надежду, так и угрозу. Оно и манит нас невероятными возможностями новой, постиндустриальной, информационной, космической эры, и страшит призраком глобальной диктатуры, мрачной перспективой жестокой борьбы за передел мирового влияния, возможностью кровопролитных и беспощадных межнациональных, межрасовых, межрелигиозных конфликтов.
   Сумеем ли мы удержаться на той грани, когда фантастические плоды научно-технической революции, объединяя людей, сближая народы и облегчая нам жизнь в глобальном мире третьего тысячелетия, в то же время не будут использованы архитекторами «нового мирового порядка» для очередной, гибельной попытки завоевать мировое господство? Удастся ли нам обратить уникальное многоцветие многополярного мира в его величайшую духовную драгоценность, бережно развить все самобытные проявления национального народного гения, одновременно удержав под контролем международный терроризм и экстремизм, стремящиеся столкнуть мир в пучину бессмысленной войны «всех против всех»?
   И, наконец, как быть России, ослабленной и разоренной демократической вакханалией последних лет? Как ей найти собственный, безопасный и верный путь между Сциллой глобальной диктатуры и Харибдой международного хаоса, которые грозят поглотить нас в бурном море современной мировой политики?
   Для ответа на эти вопросы следует в первую очередь разобраться в том, какие силы действуют в современном мире, то сплавляя его в единый конгломерат, стягивая жесткими обручами транснациональных финансовых и информационных империй, то раздирая язвами жестоких международных конфликтов. Надо постараться хотя бы в самых общих чертах определить основные объективные характеристики глобализации и многополярности – основных конкурирующих тенденций современной мировой истории.

Наука, деньги и промывание мозгов

   Основные характеристики западного сценария глобализации

   Даже при первом знакомстве с проблемой нетрудно убедиться, что все успехи современного глобализма связаны с научнотехнической революцией. Наука становится главной движущей силой нашего мира. Именно она, начиная с конца девятнадцатого столетия, каждые двадцать-тридцать лет радикально меняет картину мира, в котором мы живем. Вот и сегодня новые «правила игры» в глобальном мире формируются в первую очередь под влиянием тех гигантских возможностей, которые открывают новые технологии во всех важнейших областях человеческой деятельности: в образовании и культуре, промышленности и сельском хозяйстве, финансовой сфере и военной стратегии, геополитике и религии.
   Так, например, финансовая деятельность, то есть управление денежными потоками, за последние годы превратилась едва ли не в главный двигатель глобализации. Произошло это потому, что развитие электронных средств коммуникации открыло возможность практически мгновенно перемещать гигантские капиталы с одного конца планеты на другой.
   Само по себе это, конечно, неплохо. Но сегодня такие, перекатывающиеся по всему миру в погоне за максимальной прибылью финансовые волны грозят смыть и государственные границы, и суверенитет, и национальную независимость народов. А это создает предпосылки для нагнетания международной напряженности и ожесточенных конфликтов.
   Кроме того, получив невиданную ранее мобильность, деньги перестали быть жестко связаны с реальным сектором экономики, с материальным производством. Сегодня, даже по самым оптимистическим подсчетам, в этих сферах занято не более восьмидесяти процентов финансовых средств [32 - По некоторым данным и вовсе не более 2, 5 %. См., напр. Петр Хомяков. Россия – цивилизация севера. «Независимая газета», 08.06.2001, с.8.].
   Остальные девяносто процентов денег задействованы в области «торговли воздухом», то есть чистой спекуляции, не имеющей ни малейшего отношения к производству товаров и услуг.
   Таким образом превращение финансов в самодовлеющую систему или, проще говоря, подавляющее господство спекулятивного капитала – важнейшая характеристика современной глобализации.
   Одновременно с этим еще одной существенной характеристикой нового глобального мира является постоянное сокращение числа занятых производительным трудом. И это не случайно. Когда деньги воспроизводят сами себя, минуя товарную стадию, то привлекательность вложений в материальное производство уменьшается. Кроме того, новые технологии позволяют резко повысить его эффективность при сокращении числа работающих, а следовательно – и фонда заработной платы.
   В результате человечество уже в самое ближайшее время лицом к лицу столкнется с гигантской по сложности задачей: куда девать «ненужные» рабочие руки? Специалисты считают, что при сохранении нынешних тенденций в грядущем веке для функционирования мировой экономики будет достаточно двадцати процентов трудоспособного населения [33 - Г.-П. Мартин, Х. Шуманн. Западная глобализация. Москва, 2001, с.20.]. «Конечно, – говорит по этому поводу американский писатель Джереми Рифкин, автор книги «Конец занятости», – у тех восьмидесяти процентов, которые останутся не у дел, будут колоссальные проблемы».
   Статистика показывает: в мировом масштабе армия безработных «пролетариев», лишенных возможности заработать на жизнь из-за жестокости и несправедливости «международного разделения труда», постоянно растет. При этом от людей невозможно скрыть, что их труд стал не нужен не потому, что они ленивы или малоквалифицированны, а потому, что архитекторы «нового мирового порядка» избрали такую модель глобализации, при которой предусмотрено удовлетворение потребностей и соблюдение прав лишь малой части человечества – «золотого миллиарда», а остальным отведена роль унтерменшей, людей второго сорта.
   С этой бесчеловечной моделью НМП непосредственно связана и проблема культурной деградации, которую неизбежно несет с собой нынешняя модель глобализации под диктовку Запада. Ведь пресловутая масс-культура, заполонившая ныне едва ли не весь мир, есть не что иное, как простейший способ «промывки мозгов», необходимой для отвлечения социальной энергии угнетенных масс в безопасное русло примитивных развлечений и грубых чувственных удовольствий.
   Американский ученый Бенджамин Барбер специально занимавшийся исследованиями этого феномена, уверенно заявляет, что победа «глобальной культуры» связана с тем, что она систематически и целенаправленно потакает человеческим недостаткам:«нашей апатии, лени и тяге к расслаблению. Дисней, Макдональдс и MTV рассчитаны именно на удовлетворение стремления к легкому, быстрому и простому»... [34 - New Perspectives Quarterly, Fall 1995, p. 13–17.].
   “Песнопения Мадонны и Майкла Джексона – это призыв муэдзинов нового мирового порядка”– вторит ему калифорнийский футуролог Натан Гардела [35 - New Perspectives Quarterly, Fall 1995, p. 2.].
   О том, насколько серьезно «прорабы глобализации» озабочены проблемой зрелищ и развлечений, необходимых для успешной манипуляцией массовым сознанием, говорит хотя бы тот факт, что американская киноиндустрия, производящая многие сотни фильмов ежегодно, тратит на один только художественный фильм в среднем 59 миллионов долларов! А средний американский телезритель в ближайшем будущем должен получить возможность принимать на своем телевизоре 500 различных каналов, рассчитанный каждый на свою «групповую мишень» – любителей того или иного вида развлечений [36 - Г.-П. Мартин, Х. Шуманн. Западная глобализация. Москва, 2001, с.36.].
   Впрочем, млеть, сидя дома на диване, от мультяшных героев и сексапильных голливудских красавиц – это, по мнению закулисных дирижеров глобализации, удел «быдла», тупой и темной массы, не посвященной в тайны управления человечеством. Настоящие «хозяева жизни», предпочитающие до поры до времени не высовываться из-за кулис, заняты делами серьезными и важными – они перекраивают мир и перераспределяют его богатства по своим глобальным лекалам.
   Здесь, в лабораториях политических алхимиков XXI века, в аналитических центрах спецслужб и элитных международных клубах, вырабатывается стратегия и идеология новой планетарной гегемонии, скрывающей за маской демократии и либерализма беспощадные бельма диктатуры, признающей только силу, деньги и власть, которую они дают. Поэтому еще одной характерной чертой глобализации является новый виток геополитической борьбы и гонки вооружений, спровоцированный Соединенными Штатами в погоне за миражами «бесспорного глобального лидерства».
   Но торжество «глобализации по-американски» невозможно до тех пор, пока геополитическое «сердце мира», бьющееся в глубине континентальной Евразии, остается неподконтрольным Вашингтону. Победа «нового мирового порядка» недостижима, покуда Запад не добился тотального военного превосходства над всеми своими соперниками и конкурентами. А это предопределяет и особую политическую взрывоопасность нашего времени, и нашу особую ответственность за то, чтобы не допустить стихийной реализации его огромного конфликтного потенциала.

Нерациональные и неперспективные?

   Основы многополярности современного мира

   Многополярность современного мира есть факт. Его можно по-разному оценивать, но игнорировать реально существующую многополярность столь же глупо, сколь и непрактично. Более того, следует признать, что в его основании лежат фундаментальные экономические, культурные, религиозные и геополитические закономерности с глубочайшими, многовековыми – а порой и многотысячелетними – историческими корнями.
   В некоторых областях многополярность мира как бы изначальна «задана» самой природой. И это касается не только геополитики, по определению зависящей от географических факторов: ландшафта, береговой линии, горных хребтов и т. д. Так же дело обстоит и в такой, казалось бы, предельно «глобализированной» области, как мировая экономика. Здесь человечество тоже буквально обречено на существование нескольких самостоятельных хозяйственных полюсов.
   Дело в том, что на протяжении большей части мировой истории люди даже не подозревали, что на рубеже ХХ и XXI веков у архитекторов «нового мирового порядка» появятся свои соображения, как должна функционировать глобальная экономическая модель. И поэтому селились, растили хлеб, строили города и добывали руду не там, «где надо», а там, куда их направляло прихотливое историческое течение с его бесконечными бурями и катаклизмами, войнами и эпидемиями, переселением народов и крушением цивилизаций.
   В результате, по меркам формирующегося ныне глобального рынка, человечество оказалось распределено по земной поверхности крайне «нерационально». Так, скажем, миллионы людей, издавна занимающихся земледелием, живут там, где производство сельхозпродукции по мировым меркам нерентабельно. Или, например, целые народы искони проживают на территориях, которые в условиях «дикой глобализации» просто неконкурентоспособны – то есть практически не востребованы в той глобалистской модели международного разделения труда, которую ныне навязывает нам всем Запад во главе с США. А в таких «бесперспективных» районах сегодня проживает, ни много, ни мало – больше половины земного населения! Это три с лишним миллиарда человек, которые живут ниже официально определенного ООН порога нищеты, т. е. имеют ежедневный бюджет менее 2 долларов [37 - Россия не вписывается в концепцию мировой бедности. «Известия» от 20.07.2001 г., с.1.].
   Но люди выживают даже в таких условиях. И собираются жить дальше именно там, где они родились, где похоронены их предки, где будут в дальнейшем жить их дети и внуки. Ведь заселяли они эти «неперспективные» территории на протяжении многих веков, поливая их потом и кровью, с великим трудом создавая на них национальные суверенные государства, которые вряд ли теперь безропотно согласятся с ролью «неперспективных деревень» хрущевской эпохи.
   Кстати, с этой точки зрения Россия – особенно «нерациональная» страна. По мере усиления глобалистских претензий США западные политологи и аналитики как-то внезапно выяснили, что русский человек в течение последней тысячи лет созидал и обустраивал свою Великую державу, совершенно не считаясь с интересами заправил нынешнего «глобального рынка». Видимо, именно поэтому Маргарет Тэтчер еще в конце 80-х годов с пугающей откровенностью заявила, что «на территории СССР экономически оправдано проживание лишь 15 миллионов человек» [38 - А. П. Паршев. Почему Россия не Америка. Москва, 2000 г., с.5.].
   И действительно, с точки зрения чистой выгоды, огромные просторы России, на две трети находящиеся над вечной мерзлотой, совершенно непригодны ни для сельскохозяйственного производства, ни для высокотехнологичных отраслей промышленности.
   У нас слишком суровые природные и климатические условия. Достаточно сказать, что годичный перепад температур в России колеблется от 70 градусов в ее европейской части до 100 градусов в Сибири, тогда как в Западной Европе, например, этот показатель не превышает 40–50 градусов [39 - А. П. Паршев. Почему Россия не Америка. Москва, 2000 г., с.47.].
   Так что мандарины гораздо дешевле выращивать в Испании, пшеницу – в Аргентине, картошку – ну, хотя бы в Голландии… Следуя той же логике, у нас невыгодно и машиностроение – слишком много надо вкладывать в инфраструктуру и слишком сильно тратиться на эксплуатацию… Невыгодно и приборостроение, и вообще львиная доля промышленности, как тяжелой, так и легкой. В какой-нибудь Малайзии или в Тайланде, где средняя температура января и июля примерно одинакова и держится на уровне 25–28 градусов, издержки любого производства в сравнении с Россией будут всегда значительно ниже.
   Единственный конкурентоспособный товар, с которым Россия может выйти на мировой рынок в условиях «дикой глобализации», это ее ресурсы – газ, нефть, лес, алмазы… Но для исправного функционирования тех секторов промышленности, которые призваны обеспечить бесперебойную доставку этого сырья богатым западным потребителям, нынешнее население России явно избыточно.
   Отсюда и родилось людоедское утверждение Тэтчер о 15 миллионах «экономически оправданных» жителей СССР. Сейчас некоторые западные «русологи», смилостивившись, подняли «русскую квоту» до 50 миллионов. Однако сути дела это не меняет: победа нынешней модели глобализации означает для России медленное экономическое удушение по всем правилам «свободного рынка», а для нашего народа – деградацию и вымирание в полном соответствии с рецептом «железной леди». Даже западные эксперты признают, что уже сейчас жители России примерно в сорок раз беднее американцев: если у нас порог нищеты находится на уровне 38 долларов в месяц, то в США он составляет… 1500 долларов! [40 - Россия не вписывается в концепцию мировой бедности. «Известия» от 20.07.2001 г., с.1.].
   И в таком положении оказалась не одна Россия. При этом надо отметить, что вне глобальной экономической системы «нового мирового порядка» с его принудительной свободой передвижения капиталов и товаров, практически все «неперспективные» страны вполне жизнеспособны, а некоторые даже могут успешно конкурировать с государствами «золотого миллиарда» по целому ряду важнейших экономических показателей. Быть может, именно поэтому их и предполагается удушить в железных объятиях «глобального рынка»?..
   Как бы то ни было, такое положение вещей предполагает, что страны, не входящие в элитный клуб «золотого миллиарда», будут стремиться так или иначе защитить свои национальные рынки, сохранить свои национальные экономики. Учитывая, что среди этих стран есть такие гиганты как Индия или Китай, можно достаточно уверенно сказать, что на планете в обозримом будущем сохранятся и автономные, независимые от пресловутого «мирового правительства» центры хозяйственной активности.
   Именно они и станут в XXI столетии экономической основой многополярного мира.
   Его культурную, мировоззренческую основу составят несколько крупнейших мировых цивилизаций с древней историей, самобытными национальными традициями, религиозными святынями и общественными идеалами. Не случайно уже со второй половины прошлого века исследователи наблюдали постоянный и повсеместный рост национального и религиозного самосознания народов. После падения биполярного мироустройства, когда жесткая идеологическая схема противостояния двух сверхдержав ушла в прошлое, процессы национальной и религиозной самоидентификации народов и государств получили по всему миру дополнительный импульс.
   У нас, в России, драматические события последних 10–15 лет особенно ясно показали, какого яростного накала может достичь борьба людей за право жить в соответствии со своими традиционными понятиями о добре и зле, справедливости и законе, общественной морали и нравственности. И пока нет никаких оснований предполагать, что в глобальном масштабе ситуация выглядит иначе. А это значит, что культурная, религиозная, цивилизационная многополярность в нынешнем столетии останутся важнейшими факторами, определяющими течение мировой политики и истории…

Кто есть кто

   Основные игроки на глобальной сцене нового столетия

   Таким образом, в XXI веке России придется действовать в мире, раздираемом двумя противоречивыми тенденциями: глобализацией и многополярностью. В мире, в котором на глобальной политической, экономической и военно-стратегической сцене будут действовать несколько основных игроков, у каждого из которых свои собственные задачи и цели. В мире, в котором итоговый вектор большой политики будет вырабатываться под воздействием различных, глобальных и региональных, центров сил и полюсов влияния. В мире, где технотронные реальности постиндустриальной эпохи будут взаимодействовать с древними религиозными традициями, а универсальные общечеловеческие ценности – с многоцветием национальных культур, обычаев и нравов.
   Это будет сложный и конфликтный, динамичный и непредсказуемый мир. И нам надо научиться не просто жить в этом мире, надо надежно обеспечить безопасность страны, гарантировать конструктивное развитие ее культуры и экономики, мир и согласие в обществе, процветание граждан.
   Пока все аналитики и политологи сходятся на том, что главными действующими лицами на мировой арене XXI века станут США, объединенная Европа, Россия, Китай, Индия и исламский мир. С каждым из них нам предстоит жить бок о бок, сотрудничать при решении глобальных проблем и одновременно конкурировать, соперничать в стремлении стать лидером новой глобальной эпохи.
   Для того чтобы успешно решить эти сложнейшие задачи, нам необходимо очень вдумчиво и тщательно разобраться: каковы основные характеристики, цели и интересы наших главных партнеров и соперников? И затем, исходя из полученного результата, выработать собственную линию поведения: искать зоны согласия и распутывать узлы противоречий, согласовывать интересы и бороться за лидирующие позиции на международной арене.
   Важнейшим партнером и соперником России в ближайшие десятилетия, безусловно, останутся Соединенные Штаты Америки. Оказавшись после разрушения СССР единственной сверхдержавой на планете, США достигли такой огромной мощи, что их влияние сегодня серьезно ощутимо во всех уголках Земли. Без американского присутствия, без учета мнения Вашингтона сегодня в мире не решается ни один сколь-либо значимый вопрос.
   Нравится нам это или нет, но с таким положением вещей следует считаться. И ясно понимать, что главная, стратегическая цель Соединенных Штатов заключается в том, чтобы сохранить и укрепить свое глобальное лидерство во всех важнейших областях, от экономики и геополитики до науки и культуры. Именно стремление к этой заветной цели будет определять американскую стратегию – как на международной арене в целом, так и в отношениях с Россией в частности.
   «Мы не хотим борьбы на равных, мы хотим иметь возможности, которые обеспечат нам решающее преимущество, – заявил в 1997 году министр обороны США Уильям Коэн в своем докладе президенту и конгрессу. – Мы переживаем эпоху стратегических возможностей… Без такого превосходства наша способность осуществлять глобальное лидерство окажется сомнительной» [41 - Всесторонний обзор состояния и перспектив развития вооруженных сил США. Доклад министра обороны США президенту и конгрессу. Перевод. М., 1997 г., с.6, 12, 17.]. Если сопоставить эти тезисы с недавним утверждением госсекретаря США Кондолизы Райс, заявившей в феврале сего года в интервью французскому еженедельнику «Фигаро»: «Я искренне считаю, что Россия представляет опасность для Запада вообще и для наших европейских союзников в частности» [42 - Цит. по: К нам едет Кондолиза Райс. «Независимая газета», 24.07.2001 г., с.8. Впоследствии Райс развила свою мысль об опасности, которую являет собой Россия, добавив: «Я не устаю повторять, что сегодня главная угроза, нависшая над миром, исходит от загнанной в угол России».], то нам есть, о чем задуматься, анализируя возможное развитие событий в российско-американских отношениях.
   Что касается Европы, то, говоря языком Льва Гумилева, она по большей части безвозвратно растратила былую пассионарность. Если Америка искренне убеждена в своей мессианской роли глобального лидера и, соответственно, в своем праве учить всех и вся, как им следует жить, то Европа, объединяясь под сенью ЕС [43 - ЕС – Европейский Союз.], ищет прежде всего комфорта, безопасности и покоя. Отсюда и стремление европейцев слегка дистанцироваться от своих беспокойных заокеанских союзников, и прорывающееся порой раздражение американской бесцеремонностью.
   Отсюда же и более настойчивое, чем у американцев, стремление сохранять конструктивные отношения с Россией. Российским политикам следует это понимать и в максимальной степени использовать такое стремление для укрепления позиций нашей страны как на европейском континенте, так и во всем мире [44 - Один из ведущих британских политологов, директор Центра европейских реформ Чарльз Грант недавно выпустил в свет книгу «ЕС-2010: оптимистический взгляд в будущее». В ней автор утверждает, что к 2010 году Европейский Союз станет «сверхдержавой наравне с США», а в отношениях между ними «будут как и прежде, присутствовать элементы напряженности», хотя они сумеют неофициально достичь взаимопонимания «в том, что касается разграничения сфер внешнеполитической ответственности». России к этому времени он пророчит статус ассоциированного члена ЕС.].
   Но столь же ясно следует понимать, что исторически сложившийся стратегический союз Европы и Америки, основанный на единстве их мировоззрения, экономических и геополитических интересов, обладает достаточным запасом прочности, и при всех нюансах отношений Нового и Старого Света является эффективным и жизнеспособным. С такой точки зрения вполне очевидно, что в обозримой перспективе России на мировой арене придется иметь дело с Западом, как с единым целым.
   Проще говоря, любые попытки «вбить клин» между Европой и Америкой следует признать контрпродуктивными. А потому, не питая на сей счет никаких иллюзий, надо постараться выстроить с ними максимально конструктивные отношения.
   Для этого необходимо прежде всего ясно и доходчиво объяснить Западу, в чем заключаются наши национальные интересы и на каких принципах собирается Россия строить с ним свои отношения. Эти принципы просты: равенство, взаимовыгодность, невмешательство и независимость. Мы будем всячески избегать любой конфронтации, любого противостояния, любых конфликтов. Но никому не позволим вмешиваться в наши дела и указывать нам, как жить.
   Если Россия сумеет убедить Запад, что в рамках этих основополагающих принципов ее политика будет предсказуемой и стабильной, а Запад сумеет убедить Россию, что не стремится к ее ослаблению и вытеснению из мировой политики, то у нас есть все основания рассчитывать на долговременные и взаимовыгодные отношения. Любить друг друга нам вовсе не обязательно. Важно научиться мирно и конструктивно сосуществовать в новом, глобальном и одновременно многополюсном мире.
   Это особенно необходимо, так как новая эпоха ставит перед нами массу общих проблем: борьба с терроризмом и болезнями, защита окружающей среды, климатические изменения, спровоцированные техногенными факторами – вот лишь некоторые области, возможность плодотворного сотрудничества в которых вполне очевидна. Я уж не говорю о культурной и научной сферах, в которых мы можем существенно обогатить друг друга.
   Россия не раз доказывала свою готовность к такому развитию событий. Теперь дело за малым – добрую волю должен проявить Запад. Пока, глядя на расширение НАТО, агрессию в Югославии и американскую инициативу по ПРО [45 - ПРО – противоракетная оборона.], в благие намерения западных стратегов верится с трудом…

Великое пробуждение

   Китайский полюс глобального мира

   На протяжении большей части своей многотысячелетней истории Китай, сравнительно с другими современными ему государствами, представлял собою мировую державу первого ранга. И когда Афины боролись со Спартой, и когда Римские легионы завоевывали Галлию, Китайская империя вполне могла соперничать с ними по своей экономической, политической и военной мощи. Даже самые закоренелые сторонники «западного превосходства» сегодня признают, что вплоть до начала XVII века Китай занимал ведущие позиции в мире по производительности труда и уровню жизни [46 - З. Бжезинский. Великая шахматная доска. М.1998 г., с.189.]. При этом китайская цивилизация, – в отличие от христианской и мусульманской, которые «рассредоточены» в рамках нескольких десятков государств, – всегда сохраняла свое национально-государственное единство.
   С такой точки зрения упадок державной мощи Китая, начавшийся после «опиумных войн» середины XIX века и вскоре превративший страну в полуколонию, разделенную на «сферы влияния» между более удачливыми конкурентами, может рассматриваться как досадный эпизод, кратковременный и малозначимый. И действительно, с последней четверти ХХ столетия Китай вступил в пору нового подъема, обретшего за последние десять-пятнадцать лет форму настоящего научно-технического и промышленного прорыва.
   Сегодня темпы экономического развития страны дают основание для прогноза о том, что в течение двух ближайших десятилетий Китай может превратиться в державу, равную по своим глобальным возможностям Соединенным Штатам Америки.
   В упоминавшемся уже докладе министра обороны США говорится о том, что «после 2015 года можно ожидать появления крупной региональной державы или даже равной нам по мощи мировой державы… Китай имеет потенциал для того, чтобы стать такой державой» [47 - Всесторонний обзор состояния и перспектив развития вооруженных сил США. Доклад министра обороны США президенту и конгрессу. Перевод. М., 1997 г., с.13.]. С геополитической точки зрения такие возможности вполне могут открыться перед ним в случае воссоединения с Тайванем, укрепления союзнических отношений с Пакистаном, объединения под патронажем Пекина двух Корей и включения в китайскую зону влияния стран Юго-Восточной Азии.
   В то же время надо признать, что это великое будущее Китаю пока вовсе не гарантировано. Перед страной стоит целый ряд сложнейших проблем, от решения которых в значительной степени зависит и ее будущая судьба. Это в первую очередь проблемы сохранения темпов роста, политической стабильности, энергетической и продовольственной независимости, демографической регуляции и бедности населения.
   Мировой опыт показывает, что сохранить такие высокие темпы роста, которые развил в последние годы Китай, очень непросто. Кроме того, экономические преобразования сложно вести в отрыве от политических реформ, а чем могут такие реформы закончиться, если ими займутся политики-«западники», мы в России хорошо знаем. Да и события 1989 года на пекинской площади Тяньаньмынь уже показали, что силы, подобные тем, что разрушили Советский Союз, действуют и в Китае.
   Что касается экономики, то в условиях быстрого роста ВВП [48 - ВВП – валовой внутренний продукт.] китайская энергетика оказывается неспособной самостоятельно обеспечить потребности производственных мощностей. И несмотря на то, что руководство страны действует в этой области весьма энергично, все же в ближайшие годы зависимость Китая от импорта энергии будет, скорее всего, возрастать. Например, если сейчас китайский рынок потребляет ежегодно 25 млрд. кубометров газа в год, то к 2010 году запланирован рост этого показателя до 70–80 млрд кубометров [49 - Да, азиаты мы. «Известия», 26.07.2001 г., с.5.]. Такая же ситуация складывается и с производством продовольствия: постоянное увеличение населения Китая делает его все более зависимым от закупок продуктов питания на внешнем рынке.
   Что касается уровня жизни населения, то он резко отличается в зависимости от регионов, и это не может не создавать дополнительного напряжения, затрудняющего развитие страны. В торговых прибрежных районах и крупных городах доходы людей гораздо выше, чем во внутренних областях, где, по подсчетам американских стратегов «нового мирового порядка», насчитывается более 100 миллионов безработных, число которых продолжает расти [50 - З. Бжезинский. Великая шахматная доска. М.1998 г., с.192.].
   Однако, несмотря на все эти сложности, Китай оказывает все возрастающее влияние на мировые дела. От того, куда направит он в ближайшие десятилетия свою растущую мощь, во многом зависит и вся картина глобального мира XXI века.
   Поэтому Россия должна быть серьезно озабочена тем, чтобы обеспечить максимально дружеские, если можно – союзнические отношения со своим великим соседом.
   Сегодня это представляется делом вполне реальным. Ситуация в мире складывается так, что целый ряд объективных факторов благоприятствуют российско-китайскому сближению.
   Во-первых, обе страны, находящиеся в процессе сложных преобразований, кровно заинтересованы в том, чтобы иметь добрые отношения со своими соседями. Любая напряженность в этих отношениях только повредит нашим интересам – это, думается, сегодня равно хорошо понимают как в Пекине, так и в Москве.
   Во-вторых, техническая помощь России необходима Китаю для модернизации его промышленности и вооруженных сил, а поддержка Китая на международной арене очень желательна для серьезно ослабленной позорным десятилетием «ельцинизма» России.
   В-третьих, обе страны имеют огромный – правда, пока плохо используемый – потенциал торгово-экономического сотрудничества [51 - В 2000 году товарооборот между Россией и Китаем составил 8 миллиардов долларов, тогда как между Китаем и США – 100 миллиардов! Этот дисбаланс, к сожалению, ослабляет возможный российско-китайский союз и дает в руки Америки серьезный рычаг для сдерживания процессов сближения Москвы и Пекина.].
   Наконец, в-четвертых, и Россия, и Китай как самостоятельные цивилизации и мировые центры силы, равно заинтересованы в предотвращении американской глобальной гегемонии и диктатуры «золотого миллиарда» в рамках пресловутого «нового мирового порядка». И если Россия после развала СССР только начинает сегодня искать свою самостоятельную линию поведения, то в Китае это поняли уже давно.
   Еще десять лет назад германский журнал «Шпигель» опубликовал данные полученного им секретного исследования Академии общественных наук Китая. Согласно этому исследованию, «в начале XXI века конфликт между США и Китаем прорвется наружу» [52 - См. «Новое время», 1995 г., № 16. КНР против США. с.23.]. Четырьмя годами позже практически та же мысль была повторена в исследовании сотрудника Министерства иностранных дел Китая Сон Юмина. «Стратегической целью США, – говорится в этом документе, – является стремление к господству во всем мире, и они не смогут смириться с появлением другой крупной державы на Европейском или Азиатском континенте, которая будет представлять угрозу их лидирующему положению» [53 - Song Yimin. A Discussion of the Division and Grouping of the Forces in the World After the End of the Cold War. International Studies. 1996. № 6–8, р.10.].
   Итак, сегодня налицо совпадение ключевых интересов России и Китая по многим стратегическим направлениям. Со стороны России было бы неразумным не использовать такой благоприятной ситуации для укрепления российско-китайских отношений. При этом надо иметь в виду, что и Запад тоже внимательно следит за их развитием, весьма опасаясь возможного стратегического альянса Москвы и Пекина.
   В качестве альтернативы российско-китайскому сближению некоторые западные политологи предлагают США пойти на «приспособление и самоограничение», а в качестве «отступного» включить в зону влияния Китая в XXI веке весь российский Дальний Восток, Среднюю Азию и Казахстан [54 - З. Бжезинский. Великая шахматная доска. М.1998 г., с.200, 202, 221–222.]. Поэтому сегодня вопрос стоит так: или мы сумеем выстроить с Китаем взаимовыгодные политические, экономические и военно-стратегические отношения, или наши геополитические соперники приложат все силы для того, чтобы «умиротворить» набирающий силу Пекин за счет российских интересов и даже территорий. В свою очередь, и Китаю не следует забывать, сколь изнурительным и контрпродуктивным оказывалось для него противостояние с Россией всякий раз, когда нашим общим недоброжелателям удавалось добиться обострения российско-китайских отношений.

Наследники Тамерлана

   Исламский мир в тисках глобализации

   Исламский мир в начале XXI столетия представляет собой цивилизацию, разорванную в мощных полях геополитических и этнических противоречий, активно подогреваемых Западом извне. Однако было бы опрометчивым делать уверенные прогнозы о том, насколько долговременна такая ситуация.
   История долгое время была весьма благосклонна к мусульманам. Арабские завоевания, оформленные к середине VIII века в халифат Абассидов, создали мировой центр силы, который смело вступил в борьбу за глобальное лидерство. В разное время грозные имена исламских владык – Мелик-шаха и Тамерлана, Саладина и целой чреды воинственных Османидов наводили трепет на окрестные народы и племена.
   Однако с середины XVIII века державная мощь исламского мира, воплощенная к тому времени в его многовековом лидере – Оттоманской империи – начинает угасать. Стремительное развитие Европы и России не оставляет Стамбулу реальных шансов, и поражение Блистательной Порты в первой мировой войне знаменует собой крушение важнейшего мусульманского геополитического полюса, восстановить который исламский мир не сумел и по сию пору.
   Тем не менее, это не значит, что мусульманская цивилизация смирилась с таким положением вещей. Стремление преодолеть государственно-политическую разобщенность, консолидироваться, изжить внутренние расколы и выступить в борьбе за глобальное лидерство единым фронтом сегодня сильно в нем, как никогда раньше. Притом все более ясное понимание того, что именно Запад является главным препятствием на этом пути, стимулирует широкое распространение антизападных, особенно антиамериканских настроений в широких народных массах исламских государств – даже там, где находящаяся у власти элита вполне лояльна к Западу.
   Зная это, американцы предприняли все возможные усилия, чтобы интегрировать наиболее опасные с геополитической точки зрения страны исламского мира в свою глобальную схему. И им многое удалось сделать в этом направлении: включение Турции в НАТО, налаживание «особых отношений» с Египтом, размещение в арабских странах Персидского залива своих военных баз и воинских контингентов значительно усилили влияние США в этих регионах. Той же цели служит и политика США в ближневосточном конфликте.
   Но с 80-х годов прошлого века, после исламской революции в Иране, в мусульманском мире активизировались процессы поиска новых геополитических лидеров, способных возглавить его в условиях новой эпохи глобальных американских притязаний, вернуть ему былую самостоятельность и сформулировать свою собственную универсальную модель глобализации. «Ислам – это глобальное знание, обращенное ко всем людям, – говорит нынешний президент Ирана Мохаммед Хаттами. – Знание, подчеркивающее сущностное равенство людей и отрицающее различие по географии или по крови…» [55 - Мохаммед Хаттами. Надеюсь, что закончилась эра злобы и насилия. «Независимая газета», 15.02.2001 г., с.1.].
   Пока эти попытки не увенчались успехом, однако они выявили несколько наиболее пассионарных исламских государств, стремящихся отстоять свой самобытный путь развития и одновременно повлиять на мировую политику. И если взаимодействие с мусульманским миром как с единым целым затруднено, то ничто не мешает России активно и плодотворно сотрудничать с этими государствами, равно как и с теми исламскими странами, доброжелательные отношения с которыми являются частью советского геополитического наследия. Например, Сирия, Ливия, Ирак и другие арабские страны, традиционно ориентировавшиеся в прошлом на СССР, и сейчас были бы рады развивать самые тесные отношения с Россией, видя в ней силу, способную хоть как-то сбалансировать избыточное влияние США в этом регионе.
   Важнейшим стратегическим партнером России в исламском мире может стать Иран, особенно важный для евразийской геополитики в силу уникального географического положения, превратившего эту страну в связующее звено между Дальним и Ближним Востоком, Средней Азией и Индостаном. Учитывая наши крепнущие экономические связи, а также то, что Иран отвергает ваххабизм, а его руководство постоянно призывает к созданию в рамках многополярного мира «новой модели международных отношений, основанной на диалоге между культурами и цивилизациями» и к «отказу от желания достигнуть господства» [56 - Мохаммед Хаттами. Надеюсь, что закончилась эра злобы и насилия. «Независимая газета», 15.02.2001 г., с.2.], российско-иранское партнерство могло бы стать серьезным фактором в мировом раскладе сил XXI века. Именно поэтому американцы так настойчиво добиваются свертывания российско-иранского сотрудничества, а архитекторы «нового мирового порядка», подобные Бжезинскому, откровенно обеспокоены тем, что «враждебность Ирана по отношению к США склонила Тегеран занять, по крайней мере тактически, промосковскую позицию»… [57 - З. Бжезинский. Великая шахматная доска. М.1998 г., с.162.].

От Мадраса и до Гималаев…

   Индия как региональная сверхдержава

   Еще одним важным полюсом нового мира может со временем стать Индия. Ее экономика стабильно развивается, а вступление в клуб ядерных держав дает ясное подтверждение тому, что эта великая страна не собирается мириться с ролью второстепенного игрока на мировой сцене. Это признают сегодня даже на Западе, традиционно подозрительно настроенном по отношению к усилению мощи любой незападной страны. Так, например, директор Центра европейских реформ Чарльз Грант в своей уже упоминавшейся книге «ЕС – 2010: оптимистический взгляд в будущее» предполагает, что к 2010 году «Индия, наравне с Китаем и Россией, в некоторых отношениях станет подобием сверхдержавы». При этом особенно важно, что геополитические и военно-стратегические интересы Индии нигде не пересекаются с интересами России, что создает прочную, объективную базу для успешного партнерства двух наших стран.
   Если, например, в отношениях Москвы и Пекина возможны, как показала история, периоды охлаждения, связанные, скажем, с пограничными проблемами (сейчас, слава Богу, практически решенными в недавно подписанном Договоре), то в отношениях Москвы и Дели трудно представить себе возникновение серьезных факторов, способных эти отношения охладить. А потому развитие и экономического, и политического, и военно-технического сотрудничества России с Индией отвечает долговременным стратегическим интересам обоих государств.
   И плоды такого сотрудничества уже налицо. Индия является одной из немногих стран, с которыми Россия осуществляет успешные совместные проекты в области высоких технологий, а не в традиционной для себя сырьевой или энергетической сферах.
   Убедительным подтверждением реальных успехов в этой области стала, например, созданная недавно на совместном российско-индийском предприятии «БраМос» сверхзвуковая противокорабельная ракета, по своим характеристикам являющаяся одной из лучших в мире. Эта ракета создана в рамках долговременной совместной программы сотрудничества, рассчитанной до 2010 года, а участие Индии в этом проекте может позволить России вступить на богатые рынки вооружений Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока, до сих пор ориентировавшихся на западных поставщиков.
   Что касается геополитических интересов Индии, то прежде всего она заинтересована в благоприятном для себя решении многолетнего конфликта с Пакистаном. Именно этот конфликт на протяжении долгих десятилетий сдерживает рост ее влияния в регионе и мешает превращению Индии в полноценный мировой центр силы, что является естественной стратегической целью этой страны с момента получения ею независимости в 1947 году. Отрадно, что и здесь долговременные российско-индийские интересы практически совпадают, ибо Россия сегодня жизненно заинтересована в формировании полноценной и дееспособной структуры многополярного мира, способной эффективно решать региональные проблемы и противодействовать любым попыткам глобальной диктатуры, от кого бы они не исходили.

Выводы

   1. Глобализация и поляризация, объединение и многополюсность – две объективные тенденции развития современного мира. Именно они в своем диалектическом единстве и борьбе определят его облик в грядущем столетии.
   2. Важнейшей задачей современных политиков и государственных деятелей является недопущение антагонизма между этими могучими тенденциями мировой истории, ибо он чреват страшными, разрушительными катаклизмами, грозящими охватить всю планету.
   3. Главными условиями конструктивного развития процессов глобализации являются:
   – отказ Запада во главе с США от попыток силового закрепления своей роли глобального лидера или, проще говоря, от стремления к завоеванию мирового господства;
   – справедливое перераспределение мировых ресурсов между странами «золотого миллиарда» и остальным населением Земли;
   – добровольное объединение усилий человечества перед лицом глобальных угроз новой эпохи: террористической, экологической, демографической и т. д.
   4. Главными условиями конструктивного становления многополярного мира являются:
   – возрождение российской государственности после «демократической революции» 90-х годов ХХ века;
   – создание на базе ООН обновленной и дееспособной системы поддержания международной стабильности;
   – эффективное сотрудничество основных «центров силы», ведущих современных цивилизаций в решении региональных конфликтов, таких как Ближневосточный, Балканский, Корейский и им подобных.
   5. Важнейшие национальные интересы России в глобальном и одновременно многополюсном мире предусматривают:
   – восстановление ее естественного геополитического статуса, воссоздание на территории бывшего СССР обновленного союза государств в рамках единой евразийской цивилизации;
   – достижение стабильных и равноправных отношений с Западом в целом, при понимании приоритетности в рамках таких отношений российско-европейских связей;
   – достижение долговременного стратегического партнерства с Китаем и Индией в решении как региональных, так и глобальных проблем;
   – всемерном развитии сотрудничества с ведущими странами исламского мира.
   На обеспечение этих интересов, на решение этих задач должна быть направлена сегодня вся наша энергия. И тогда нынешняя, временная слабость России скоро пройдет, и наша страна вновь займет достойное, по праву принадлежащее ей место в ряду ведущих мировых держав.

Глава третья. Русская альтернатива

Россия может и должна предложить человечеству свой, справедливый и гуманный путь вхождения в глобальный мир

Отправная точка

   «Глобализацию по-американски» критикуют все. Критикуют много и справедливо. Но даже самая справедливая критика теряет смысл в отсутствие альтернативной положительной программы. Поэтому ответственные политики России сегодня просто обязаны предложить общественному мнению – как российскому, так и мировому – свой вариант конструктивных ответов на главные вызовы грядущей эпохи.
   Для этого необходимо сформулировать хотя бы основные тезисы стратегии гармоничного вхождения России в глобальный мир. Конечно, детальная разработка такой стратегии не под силу одному автору. Не под силу она и отдельно взятому коллективу специалистов, сколь бы профессионален и авторитетен он ни был. Исторический опыт России показывает: на крутых виражах истории только соборный, общенациональный разум нашего народа способен принять точное и взвешенное решение по столь важному вопросу.
   Для того чтобы это произошло как можно скорее, основным политическим силам страны необходимо публично высказать свои предложения, гласно сформулировать свои подходы к проблеме. К сожалению, до сих пор ни Кремль, ни правительство, ни поддерживающие их политические партии этого не сделали. Связную и последовательную программу вхождения России в глобальное мироустройство могут предложить обществу лишь народно-патриотические силы. На протяжении последних лет различные элементы этой программы были зафиксированы в документах КПРФ [58 - КПРФ – Коммунистическая партия Российской Федерации.] и НПСР [59 - НПСР – Народно-патриотический союз России.], в выступлениях и публикациях их лидеров, в аналитических разработках наших политологических центров.
   Сегодня, похоже, пришла пора собрать эти разрозненные элементы воедино с тем, чтобы положить начало практическому обсуждению самобытного российского пути в эпоху глобализации. Думаю, не требуется специально пояснять, что предлагаемая вниманию читателей работа ни в коей мере не претендует на исчерпывающую полноту. Я буду считать свою задачу выполненной, если она станет отправной точкой для конструктивной дискуссии о путях и способах возрождения Великой России в условиях новых мировых реальностей двадцать первого века.

Мировой маятник Евразии

   Прежде, чем говорить о конкретных деталях «глобализации по-российски», необходимо сделать несколько предварительных замечаний – кратких, но важных.
   Первое. Всем нам следует признать неизбежность процессов глобализации и прекратить бесплодные изыскания на тему, «как этого не допустить».
   Колесо истории не имеет обратного хода.
   Глобализация в той или иной форме естественна и неизбежна, ибо она является объективным результатом научно-технического прогресса, остановить который просто невозможно. В известном смысле глобализация есть следствие извечной тяги человечества к познанию мира, к господству живого разума над мертвой и косной материей, к наиболее полному использованию природных ресурсов окружающей среды для удовлетворения человеческих нужд и потребностей.
   Второе. Признавая неизбежность глобального мира, надо отдавать себе отчет, что в этом случае важнейшим вопросом современности становится вопрос о том, какая форма глобализации восторжествует? Будет ли это планетарная диктатура «золотого миллиарда», или человечество все же найдет в себе силы избежать очередного разрушительного витка борьбы за мировое господство? От ответа на такой вопрос зависят судьбы наших потомков на много поколений вперед.
   Третье. Надо ясно понимать, что конфликтный потенциал у нового глобального мироустройства будет ничуть не ниже, чем у прежнего, биполярного мира эпохи «холодной войны». Большая часть зреющих противоречий являются следствиями попытки Запада навязать всему человечеству свой проект глобализации, а точнее говоря – свою планетарную гегемонию, увековечивающую и легализующую вопиющий разрыв в качестве жизни между «развитыми» странами и подавляющим большинством остального, «второсортного» населения Земли.
   Так, уже сегодня 358 богатейший людей мира владеют богатством большим, чем половина беднейших жителей планеты! [60 - Г.-П. Мартин, Х. Шуманн. Западная глобализация. Москва, 2001, с.46.]. Причем это баснословное богатство основано не на производстве товаров и услуг, а на бессовестных спекуляциях: в современном мире лишь 2, 5 процента финансовых операций обслуживают реальный сектор экономики, а остальные 97, 5 – направлены на добывание денег «из воздуха»… [61 - Петр Хомяков. Россия – цивилизация севера. «Независимая газета», 08.06.2001, с.8.].
   Четвертое. В условиях ускоряющегося роста земного народонаселения главным содержанием возможных конфликтов в эпоху глобализации станут битвы за ресурсы: за энергию и полезные ископаемые, за продовольствие, за чистую воду и свежий воздух. Россия, являющаяся обладательницей крупнейших в мире запасов газа, леса, пресной воды, чернозема, огромных залежей угля, нефти, руды, фосфатов и многих других стратегических видов сырья, в этой ситуации оказывается в самом центре мировых противоречий. Но наиболее жесткой и бескомпромиссной в условиях постиндустриального общества станет, скорее всего, битва за информацию – то есть за качество образования и науки, за эффективность технологий, за привлекательность культуры и общественных идеалов. Исходя из этого и следует определять стратегию и цели нашей страны в новом, глобальном мире.
   Пятое. Не будем обманывать себя. На первом этапе глобализации для России, крайне ослабленной десятилетним демократическим погромом, главная цель – выжить, сохранить свою суверенную государственность, великую культуру и традиционную духовность.
   За последние десять лет промышленный потенциал нашей страны уменьшился вдвое, уровень реальных доходов населения – вчетверо, военные расходы сократились более чем в десять раз, а госбюджет стал примерно таким же, как у Финляндии! В стране 12 миллионов наркоманов, и это при том, что здоровыми у нас рождаются всего 20 процентов младенцев. По данным ООН, Россия находится сегодня на 62-м месте в мире по уровню развития человеческого потенциала!
   В этих крайне неблагоприятных условиях нам нужно мобилизовать все силы, чтобы остаться полноправным, независимым, активным субъектом мировой истории и политики, а не безвольным объектом «освоения» и соперничества великих держав XXI века. Только решив эту задачу успешно, причем – в кратчайшие сроки, можно рассчитывать на дальнейшее полномасштабное российское возрождение.
   Шестое. Одна из главных особенностей глобальной эпохи заключается в том, что борьба за лидерство в новом мире будет происходить теперь не между отдельными странами, не между политическими союзами, выстроенными по идеологическому признаку, как это было доселе, а между огромными конгломератами родственных этносов и культур, то есть между цивилизациями. Выжить в этой жесткой конкурентной борьбе смогут только те народы и государства, которые сумеют совместить свои многовековые религиозные, культурные ценности и общественные идеалы с технологическими прорывами и научными прозрениями XXI века.
   Поэтому обновленная, возрожденная Россия сможет занять достойное место в глобальном мире третьего тысячелетия только в том случае, если она войдет в него как лидер великой и самобытной евразийской цивилизации, славяно-православной в своей исторической основе, но доныне способной на уникальный державный синтез и с исламской, и с буддийской, и с другими традиционными азиатскими культурами, издавна существующими на гигантских просторах евразийского «сердца мира».
   В таких условиях сама жизнь толкает Россию к реализации стратегии геополитического и межцивилизационного балансира, своеобразного «мирового маятника», уравновешивающего своими движениями опасные перекосы в балансе сил между основными цивилизациями современности. Именно с такой точки зрения следует определять те конкретные, практические задачи, которые нам надо решить для выживания и возрождения страны в области государственного строительства, международных отношений, обороны, геополитики, культуры, религии, экономики, социальной и национальной проблематики, развития средств массовой информации и коммуникации.
   Седьмое. Реализация предложенной стратегии предполагает одновременное и решительное продвижение по трем главным направлениям:
   – восстановление дееспособной российской государственности, способной стать эффективным инструментом для скорейшей выработки новых, взаимовыгодных форм реинтеграции постсоветского пространства;
   – создание на базе такой реинтеграции новой формы евразийского геополитического союза, в котором возрожденная Россия играла бы роль цивилизационного ядра и общепризнанного лидера;
   – успешное вступление обновленной таким образом древней евразийской цивилизации в равноправную конкуренцию с другими мировыми «центрами сил».
   Решение трех этих задач будет означать, что Россия нашла свое место в глобальном мире и способна в условиях нового тысячелетия гарантированно обеспечить свои национальные интересы и процветание своего народа, а также защиту и поддержку своих друзей и союзников на международной арене.

Одоление смуты

   Итак, отправной точкой для гармоничного вхождения России в активно формирующийся ныне глобальный мир должно стать возрождение российской государственности. Но для того, чтобы понять, каким путем следует нам вести державное строительство в XXI столетии, надо сначала разобраться в том, как и почему произошло крушение исторического и геополитического предшественника нынешней Российской Федерации – Советского Союза.
   Мне уже приходилось писать, что вкратце методику развала СССР можно сформулировать следующим образом: «раскол – конфликт – тупик – взрыв – обвал». Сперва в правящую политическую группировку вносится семя раскола. Затем соперничающие фракции искусственно поляризуются по отношению к заданной идеологической паре: коммунизм – демократия; космополитизм – национализм; рынок – план и т. п. Противоречия целенаправленно подогреваются, превращая противостояние в открытый конфликт. Далее следует политический тупик, затем жестокий кризис, в ходе преодоления которого одна из группировок ликвидируется…
   Именно в рамках этой грязной политической технологии стала возможной катастрофа развала СССР и трагедия «черного октября» 1993 года. Логика подсказывает, что теперь необходимо самым активным образом приступить к реализации противоположной, созидательной программы, которая неизбежно должна происходить по формуле «консолидация – централизация – мобилизация – реинтеграция – возрождение».
   Что это значит? Это значит, что главными этапами одоления нынешней смуты должны стать:
   – Консолидация, т. е. объединение всех здоровых общественных и политических сил, преодоление бесчисленных идеологических и политических расколов, доставшихся нам в наследство от катастрофической эпохи ельцинизма;
   – Централизация и очищение государственной власти, обессиленной грызней политических кланов в Москве, местническими амбициями региональных баронов и страшной язвой коррупции;
   – Инвентаризация и мобилизация всех ресурсов, еще оставшихся у нас после «перестройки» и «демократической революции»;
   – Использование этих ресурсов для скорейшей реинтеграции России с государствами, образовавшимися на постсоветском пространстве и возрождения, таким образом, новой формы многовекового союза народов, сложившегося в рамках исторического становления российско-евразийской цивилизации.
   К сожалению, практические действия нынешних руководителей страны дают основания считать, что они избрали для России иной путь. Несмотря на обильную патриотическую риторику, на деле по многим ключевым направлениям продолжается старая, порочная политика ельцинизма, уже не раз доказавшая свою бесперспективность и пагубность для страны.
   Судите сами. За последний год – сколько правильных и красивых слов было сказано представителями исполнительной власти на всех уровнях о «необходимости консолидации и объединения» для решения острейших проблем страны! А что на деле? На деле одобрена реформа энергетики «по Чубайсу», а правительство усиленно проталкивает через Думу новый Земельный кодекс, открывающий возможность для разбазаривания русских земель, новый, феодальный КЗОТ [62 - КЗоТ – Кодекс законов о труде.], попирающий основные права трудящихся, лишающий их права на отпуск, восьмичасовой рабочий день и защиту от хозяйского произвола.
   Одновременно дается старт очередной разрушительной «реформе» жилищно-коммунального хозяйства, в рамках которой плата за жилье взлетает до небес. В результате уже сегодня 40 процентов россиян не в состоянии оплачивать коммунальные услуги и содержать свою квартиру!
   Разве могут такие действия, совершаемые против воли подавляющего большинства населения страны, объединить общество?
   Далее. Кремль прилагает массу усилий для централизации государственной власти. Созданы федеральные округа, реформирован Совет Федерации, в высоких сановных кабинетах все чаще раздаются слова о «единой и неделимой» России. Само по себе это, конечно, не может вызывать возражений. Однако давайте посмотрим, на что тратится обретенный таким образом властный ресурс? На создание очередной карманной «партии власти», политической наследницы гайдаровского «демвыбора» и черномырдинского «нашего дома»! На формирование в Думе и Совете Федерации послушного большинства, готового по первой команде штамповать любые решения, спущенные сверху! На реализацию очередного витка разрушительной «либерализации экономики», который Греф проводит под аплодисменты Чубайса, Гайдара и Немцова!
   При этом в Чечне продолжается затяжная партизанская война, по всему югу России гремят взрывы и гибнет мирное население, а в Приморье зимой люди в буквальном смысле замерзают насмерть. Выборы приморского губернатора превращаются в постыдный фарс, в Туле весь «административный ресурс» центра бросают на то, чтобы не допустить переизбрания губернатора-коммуниста Стародубцева, а «свои» главы регионов получают возможность беспрепятственно избираться на третий срок.
   Так скажите, кому и зачем нужна такая «централизация»? Чьи интересы будет отстаивать центральная власть, добившись новых, еще больших полномочий? Гусинского и Березовского сменили Мамут с Абрамовичем, а половина населения России как жила за гранью нищеты, так и живет…
   Теперь о мобилизации ресурсов. Сколько страшилок рассказано нашими политическими противниками о «возвращении к жесткому планированию» и «тоталитарному государству», без чего, якобы, невозможно реализовать мобилизационный режим работы российской экономики. А ведь на самом деле этот режим предназначен прежде всего для ускоренного создания в России эффективной и конкурентоспособной экономической модели, жизненно необходимой для нормального вхождение в формирующийся глобальный рынок.
   Но создать такую модель в условиях повальной коррупции и безнаказанного разграбления страны невозможно. Тем более что отток капиталов из страны растет год от года, достигнув в прошлом году рекордного уровня в 30 миллиардов долларов!
   Потому-то и необходима тщательная инвентаризация всего, что «прихватизаторы» еще не успели украсть, а затем решительная мобилизация усилий на ключевых направлениях прорыва в постиндустриальный мир третьего тысячелетия. Однако до сих пор все усилия народно-патриотических сил в этом направлении сталкиваются с жесточайшим сопротивлением тех, кто привык за последние годы обильно ловить золотых рыбок в мутной воде грабительских «реформ»!
   Неудивительно, что в таких условиях процесс реинтеграции постсоветского пространства идет крайне медленно, несмотря на то, что за последнее десятилетие во многих государствах СНГ [63 - Ленинград.]уже осознали бессмысленность произошедшего раскола и готовы к максимально тесному сотрудничеству с Россией. А ведь одним из основных признаков глобализации является усиление взаимной зависимости народов и государств! В нашем случае это означает, что продолжающийся кризис российской государственности и экономики является главным препятствием на пути к ликвидации последствий развала СССР и созданию обновленного братского союза народов и государств Евразии!

«Старший брат» возвращается?

   Каким же должен быть этот союз? От ответа на такой вопрос во многом зависит весь облик того глобального мира, в котором придется жить нашим детям. Пока, конечно, трудно говорить о конкретных деталях, но, тем не менее, некоторые базовые черты новой формы евразийской цивилизации можно определить уже сейчас.
   Так, сегодня не вызывает сомнений, что в XXI столетии государственно-политическая форма евразийского суперэтноса будет иной, нежели у великого предшественника нынешней России – Советского Союза. История не повторяется, в одну и ту же реку невозможно войти дважды. Как бы не болела наша душа о разрушении этой великой державы, сама жизнь доказывает, что грядущий глобальный мир с его новыми вызовами требует свежих, нестандартных решений многочисленных стратегических проблем, стоящих ныне перед нашей страной и российским народом.
   Тотальная идеологизация и гипертрофия государства, подточившие СССР изнутри, губительны для свободной личности, без инициативы и энергии которой невозможно поспеть за стремительными переменами технотронного века с его общепланетарными вызовами и проблемами. Не менее пагубными для гармоничного развития общества являются такие уродливые явления как русофобия и государственное богоборчество, в разные периоды нанесшие непоправимый ущерб духовному здоровью нашего народа и межнациональному миру в стране. А изматывающее противостояние с Западом, превратившееся со временем из разумной геополитической необходимости в самодовлеющую догму, наглядно продемонстрировало несостоятельность конфронтационной политики и психологии «осажденной крепости».
   Но это вовсе не значит, что огромный положительный опыт СССР останется невостребованным в новом мире. Мы непременно возьмем с собой в будущее всепоглощающую жажду социальной справедливости, вдохновившую наших дедов и отцов на великие свершения советской эпохи. Мы восстановим и укрепим дружбу братских народов, лежащую в основе могущества нашей державы, закаленную в сражениях Великой Отечественной и преступно разрушенную могильщиками Советского Союза. Мы добьемся возрождения общенационального единства, которое утверждается на превосходстве общественных интересов над личными и превращает народ в несокрушимую соборную общность, движимую едиными идеалами и стремлениями, возвышает его до нравственных высот подлинной святости и чистоты.
   Но все это необходимо совместить с новыми формами государственно-политических, межнациональных, межрелигиозных и общественных отношений. Только тогда российское возрождение станет стремительным и необратимым.
   А то, что такое возрождение состоится, несомненно. Неизбежность воссоздания очередной державной формы тысячелетней российской – или, что то же самое, евразийской – цивилизации не вызывает сомнений.
   Более того, уже сейчас с высокой степенью вероятности можно определить некоторые ее ключевые характеристики.
   Итак:
   Национальное ядро обновленной Евразии составит прочный союз трех самобытных ветвей великого русского народа – великороссов, белорусов и украинцев. Вокруг этого двухсотмиллионного мононационального ядра и будет развиваться уникальный евразийский суперэтнос, основанный на многовековом славянотюркском симбиозе, к которому, в свою очередь, смогут присоединиться все, кто готов связать свою судьбу с судьбой России.
   Сколько желчи и сарказма выплеснули в свое время ненавистники русского народа, высмеивая и пороча его роль «старшего брата» в единой семье наших народов! И что же? Прошло десять лет, и теперь уже вполне очевидно: «старший брат» возвращается. Ибо без русского национального возрождения невозможно ни экономическое, ни политическое, ни духовное возрождение большинства «постсоветских государств», ни их гармоничное вхождение в глобальный мир нового века…
   Державным ядром нашей цивилизации станет та или иная форма тесного союза России, Украины и Белоруссии. Ее культурной основой – сочетание традиционных национальных культур, свободно развивающихся и взаимодействующих друг с другом. Религиозно-нравственный фундамент евразийского суперэтноса, как и раньше, составят, в основном, православие и ислам, которые должны получить максимальную государственную поддержку в деле духовного возрождения наших народов.
   Геополитическим результатом таких процессов станет восстановление контроля над континентальным ядром Евразии – Хартлендом, или «сердцем мира». Для будущего развития России, ее союзников и друзей этот момент принципиально, критически важен, ибо лишь опираясь на огромные ресурсы Хартленда, мы сможем быть конкурентоспособны в условиях глобального мира третьего тысячелетия. Причем речь идет, конечно, не только о сырьевых ресурсах. Контроль над континентальной Евразией – это и новые транспортные коридоры, и новая энергетика, и уникальные возможности для развития высокоэффективных технологий – например, аэрокосмических…
   Особенно важно, на мой взгляд, отметить тот факт, что уже сейчас мы имеем все необходимые международно-правовые механизмы для резкой активизации процессов политического оформления и структурирования новой формы евразийской цивилизации.
   Во-первых, несмотря на многочисленные мрачные прогнозы, продолжает свое существование Содружество Независимых Государств. Конечно, его эффективность далека от идеала, но тем не менее именно СНГ по своей конфигурации точнее всего совпадает с географическими границами исторической России-Евразии.
   Во-вторых, внутри самого СНГ постепенно формируется интеграционное ядро, политическую основу которого сегодня составляет союз Российской Федерации и Белоруссии, а экономическую – Евроазийское экономическое сообщество, образованное на базе Таможенного соглашения между Россией, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном.
   В-третьих, Россия в последнее время все увереннее развивает двусторонние связи с соседями. Так, например, хорошие перспективы имеет двустороннее сотрудничество нашей страны с Молдавией, Арменией, Азербайджаном, а временные трудности российско-грузинских отношений связаны лишь с корыстными интересами клана Шеварднадзе, а не с какими-либо объективными причинами.
   Таким образом, не будет преувеличением сказать, что если мы сумеем грамотно и своевременно использовать весь спектр возможностей, которые открываются сегодня перед нами, то уже нынешнее поколение может увидеть возрождение России в ее новой державной форме – цементирующего ядра и общепризнанного лидера евразийского «сердца мира». Притом важно отметить, что сегодня Россия имеет полную возможность укреплять отношения со своими партнерами на новых принципах, главными из которых являются добровольность, взаимовыгодность и прагматизм.

Место под солнцем

   Но преодоление последствий развала СССР само по себе не решит всех наших проблем. Геополитическая и экономическая реинтеграция постсоветского пространства лишь создаст необходимые предпосылки для полноценного участия России в процессах глобализации мировой экономики и политики. На международной арене евразийской цивилизации во главе с Россией придется столкнуться с целым рядом серьезнейших вызовов и угроз, достойный ответ на которые потребует напряжения всех наших сил.
   Историческое поле общечеловеческого развития с незапамятных времен изрыто разнообразными трещинами и разломами. Они-то и станут, очевидно, передовыми рубежами в том соперничестве цивилизаций, которое определит облик глобального мира в XXI столетии.
   К наиболее серьезным, болезненным и широко распространенным разломам, которые в обозримом будущем будут оказывать максимальное влияние на мировую политику, можно в первую очередь отнести следующие:
   – геополитические: борьба за контроль над евразийским «сердцем мира» между океанскими и континентальными державами;
   – социально-экономические: «богатый Север – нищий Юг»;
   – расовые и этнические, межнациональные;
   – межконфессиональные и межрелигиозные;
   – внутрисистемные в рамках родственных культур.
   Геополитические разломы.
   В нынешнем виде они начали формироваться еще в XVI веке, когда Великобритания, подтверждая свой гордый титул «владычицы морей», сокрушала континентальных соперников в борьбе за господство на морских коммуникациях и первенство в заокеанских колониях. Тогда же лихие ватаги Ермака, положив начало присоединению Сибири к Русскому государству, заложили тем самым основание для государственной консолидации гигантских просторов Евразии в рамках единого русского государства с ярко выраженным сухопутно-континентальным характером.
   К середине ХХ века геополитическое напряжение разлома «атлантизм – Евразия» достигло своего апогея, отлившись в формы «холодной войны», в рамках которой США, как геополитический наследник британской империи, противостояли Советскому Союзу, олицетворяющему евразийскую геополитическую реальность.
   Крах биполярного мира вывел атлантистов во главе с Соединенными Штатами в единоличные глобальные лидеры. Тем не менее они вряд ли могут праздновать победу. С одной стороны, непомерное напряжение сил, потребное для поддержания лидирующего положения в мире, подтачивает внутреннюю жизнеспособность Америки, а с другой – отсутствие второго глобального центра силы привело к тому, что геополитический рисунок планеты обрел новый вид, чреватый для Запада новыми большими проблемами.
   Оставшегося сегодня в гордом одиночестве силового поля Соединенных Штатов может оказаться явно недостаточно, чтобы навязать свою волю всем и вся. Дремавшие до поры до времени альтернативные центры силы постепенно начинают оказывать все большее влияние на ход мировой политики. Китай и Индия – яркие тому примеры. Там же, где единая государственность отсутствует – как, скажем, в случае с мусульманским миром – на волне отторжения американского гегемонизма возникают объективные предпосылки для ускоренного развития центростремительных, консолидирующих тенденций.
   В этих условиях России, как естественному лидеру самостоятельной евразийской цивилизации, крайне важно умело адаптироваться к быстро меняющейся ситуации на мировой арене. Нам следует в кратчайшие сроки выработать правильную стратегию вхождения в формирующийся – на фоне конкуренции цивилизаций и продолжающейся научно-технической революции – глобальный мир нового столетия. Наше уникальное географическое положение вкупе с еще сохраняющимися военно-стратегическими, экономическими и политическими возможностями диктует нам вариант, в основу которого должно быть положено стремление российской державы вернуть себе традиционную многовековую роль своеобразного «геополитического балансира» – гаранта мирового равновесия сил и справедливого учета взаимных интересов.

   Социально-экономические разл омы.
   На пороге XXI столетия стало окончательно ясно, что цивилизация Запада развила недопустимо высокие темпы потребления невозобновимых ресурсов планеты, разрушения окружающей среды и эксплуатации дешевой рабочей силы в экономически «отсталых» странах и регионах. Уже сейчас граждане т. н. «развитых стран», составляющие менее 20 процентов мирового населения, потребляют более 70 процентов производимой на планете энергии, 75 процентов обработанных металлов и 85 процентов деловой древесины [64 - UNDP-Bericht 1994, UN-Forschungsinstitut fur soziale Entwicklung (States of Disarray 1995).]. Притом прогнозы показывают, что к 2020 году их энергопотребление еще удвоится! Средний американец к этому времени будет потреблять ресурсов в 10–15 раз больше чем, например, средний китаец.
   Все это грозит миру, по меньшей мере, двумя глобальными катаклизмами.
   Во-первых, экологической катастрофой, которая коснется, прежде всего, экономически неблагополучных областей планеты, превращающихся постепенно в свалку ядовитых отходов и зону вредных «первичных» производств, обеспечивающих высокие жизненные стандарты «золотого миллиарда» потребителей в странах Запада.
   Например, ученые предупреждают, что ближайшие двадцать лет выделение вредных промышленных газов, провоцирующих «парниковый эффект», возрастет на 90 процентов. На Соединенные Штаты, в которых проживает всего 4 процента населения Земли, приходится более четверти этих вредных выбросов. И тем не менее, в нынешнем году США демонстративно вышли из Киотского протокола, налагавшего на них хоть какие-то ограничения в этой области!
   Во-вторых, мощнейшими конфликтами и смутами по линии разлома «богатый Север – нищий Юг», предсказать результаты которых сегодня, наверное, не возьмется никто.
   Если на заре индустриальной эры, когда в странах мира преобладали локальные «внутрисистемные» межклассовые противоречия, социальное неравенство вызывало революционные взрывы огромной разрушительной силы, то можно себе представить, каков будет заряд глобального «межсистемного» катаклизма, порожденного беспрецедентным разрывом в качестве жизни населения «развитых» и «развивающихся» стран, если не будут приняты меры по пересмотру нынешнего, несправедливого мирового экономического порядка.
   А социальная пропасть между тем все углубляется. Сегодня «золотой миллиард» распоряжается уже 84, 7 процента мирового ВНП [65 - ВНП – валовой национальный продукт.], на представителей этой новой «расы господ» приходится 84, 2 процента мировой торговли и 85, 5 процентов сбережений на банковских счетах [66 - ВНП – валовой национальный продукт.]. И в то же время 95 процентов прироста мирового населения приходится на беднейшие страны! [67 - Г.-П. Мартин, Х. Шуманн. Западная глобализация. Москва, 2001, с.48.].
   «История человечества достигла водораздела, – сказала, выступая несколько лет назад на конференции ООН [68 - ООН – Организация Объединенных Наций.] по развитию, премьер-министр Норвегии Гру Харлем Брундтланд, – за которым изменение политики становится неизбежным. Более миллиарда человек, не имеющих сегодня возможности удовлетворить основные потребности… требуют революции. У нас еще есть возможность предотвратить опасность, хаос и конфликты, которые в противном случае неизбежны».
   Однако, несмотря на понимание грозящей опасности, Запад, похоже, стоит перед практически неразрешимой задачей. Для того чтобы остудить накал страстей и отодвинуть кризис, он должен пойти на самоограничения, которые противны самому духу западной цивилизации, ее фундаментальным экономическим и мировоззренческим ценностям, полагающим в бесконечном расширении потребления товаров и услуг главную цель человеческого существования.
   В таких условиях России чрезвычайно важно определить разу мную меру интеграции в «мировую хозяйственную систему» и «международное разделение труда». Излишнее рвение в этом деле может породить опасную зависимость страны от внешних факторов. Обилие природных богатств, экономический и интеллектуальный потенциал дает нам уникальную возможность хозяйственной автономии, которая, помимо своего благотворного влияния на прочность национальной безопасности, позволяет как бы «остаться в стороне» от зоны главного социально-экономического разлома современности.
   Сказанное отнюдь не означает призыва к хозяйственной автаркии. Мы не можем не учитывать тенденций современности, обуславливающих интеграционные процессы на реги-ональном и глобальном уровнях. Вопрос заключается в том, чтобы развивая к своей выгоде внешние связи, участвуя в международном разделении труда, не потерять чувства меры, не преступить грань, за которой угроза утери экономической самостоятельности страны становится реальной. Нам надо постараться устроиться так, чтобы в максимальной степени использовать все выгоды глобализации мировой экономики, одновременно избежав, по возможности, ее разрушительных последствий.

   Этнические и конфессиональные разломы.
   Их дестабилизирующее и разрушительное воздействие сегодня знакомо в России всем. Межнациональные конфликты, как показывает опыт, отличаются особой ожесточенностью, непримиримостью и способностью к самовоспроизводству даже после полного, как представляется на первый взгляд, их урегулирования. Наличие многочисленных очагов расового и этнического противостояния в нынешнем мире заставляет с особым вниманием отнестись к их возможным последствиям.
   Фактически на планете нет ни одного мало-мальски значительного региона, который не был бы заряжен потенциалом межнациональной розни. Но особой величины этот потенциал достигает там, где линии этнических разломов совпадают с границами, разделяющими цивилизации и культуры. И наоборот – общие мировоззренческие архетипы сглаживают национальную обособленность, сдерживают противоречия и нейтрализуют их разрушительный заряд.
   Религиозная мозаика мира нынче весьма прихотлива и разнообразна. Тем не менее в ней можно выделить семь основных конфессиональных блоков, соперничество которых будет определять ситуацию в этой области. Вот они: православие, католицизм, ислам, буддизм, конфуцианство, иудаизм, язычество и причудливая смесь оккультизма с прагматизмом, составляющая духовную основу жизни современного Запада.
   Линии религиозных разломов имеют огромный конфликтный потенциал. Достаточно указать на длящееся 1300 лет соперничество ислама и христианства, на многовековое противостояние индуистов и мусульман или «холодную войну» иудаизма и православия, чтобы оценить устойчивость феномена религиозных противоречий и масштаб их влияния на историю. С точки зрения безопасности и государственной стабильности в области национальных и религиозных отношений Россия должна быть заинтересована, прежде всего, в трех вещах.
   Первое: в том, чтобы максимально сгладить межрелигиозную напряженность внутри славяно-тюркского геополитического симбиоза. Для этого необходимо принять все возможные меры с целью ограничения воздействия экстремистских религиозных сил – в первую очередь ваххабитов и талибов – на континентальное ядро Евразии.
   Второе: ни в коем случае не допустить осложнения межконфессиональных отношений с внешним миром, в особенности – с исламской цивилизацией, к чему ныне усиленно подталкивают нас некоторые западные «доброхоты». Если это, не дай Бог, случится, ни одна из стратегических задач устойчивого развития Российской Федерации не сможет быть осуществлена.
   Третье: разработать государственную конфессиональную политику, которая обеспечила бы в России защиту и поддержку традиционных религий, распространенных на территории страны и ставящих соборные, морально-этические ценности выше индивидуалистических и меркантильно-потребительских.

   Внутрисистемные разломы.
   Ни одна из существующих ныне цивилизаций не может похвастать полным внутренним единством. Каждую из них беспокоит свой «гвоздь в сапоге» – проблема внутрисистемных разломов, связанная с историческим своеобразием «составных частей».
   Запад умело, расчетливо и изощренно играет на этих противоречиях, сохранение которых только и может обеспечить ему успех собственной модели глобализации, предполагающей его закрепление в роли единоличного глобального лидера.
   Впрочем, он и сам не свободен от этих разломов. Для примера можно указать на «немецкую проблему», связанную с огромным потенциалом объединенной Германии. Общий европейский смокинг оказывается для нее маловат, и это всерьез беспокоит соседей и союзников. В свою очередь объединенная Европа начинает все более ясно сознавать, что ее интересы далеко не всегда совпадают с интересами Дяди Сэма. Так, введение единой евровалюты – лишь первый шаг в ее грядущей жестокой борьбе с мировой финансовой диктатурой американского доллара.
   Еще хуже обстоят дела других цивилизаций. Противостояния «Иран – Ирак», «Иран – Турция» и множество им подобных дают представление о степени разобщенности мусульманского мира. В то же время фундаменталистские религиозные течения представляют собой наиболее влиятельный центростремительный фактор, являясь носителями мощных интеграционных тенденций. Можно только догадываться, какова будет энергия «термоядерной реакции» государственно-политического синтеза арабского мира, если он все же произойдет вопреки всем стараниям западных политиков, дипломатов и генералов.
   Есть свои внутренние разломы и у других цивилизаций. Вполне естественно, что в таких условиях Запад кладет в основу политики древний, как мир, жесткий и циничный принцип: «Разделяй и властвуй». В полной мере это ощутила на себе и наша цивилизация, кровоточащие разрывы которой стали неизбежным следствием Беловежского сговора. Сегодня, по прошествии десяти лет после этого преступления, уже можно уверенно сказать: США делали, делают и будут впредь делать все, чтобы затруднить, а если можно – то и сорвать процессы российской национально-государственной регенерации. Мы же, со своей стороны, должны ясно понять, что не решив этого первоочередного вопроса, ни на шаг не продвинемся в решении всех остальных проблем России.

Этапы большого пути

   Каковы же должны быть ответы России на вызовы, связанные с проблемами глобализации, проходящей, как это уже вполне очевидно, в условиях острой конкуренции различных цивилизаций и культур за первенство в новом глобальном мироустройстве?
   В первую очередь нам следует приложить максимум усилий для того, чтобы сохранить те международно-правовые основы стратегической стабильности, которые были выработаны еще в эпоху биполярного мира. В первую очередь это касается всей системы договоров, сложившейся вокруг ядерных вооружений и опирающейся, как на фундамент, на Договор о противоракетной обороне от 1972 года.
   Область стратегических вооружений – единственная, в которой Россия по-прежнему остается сверхдержавой, обладающей равными возможностями с США. И хотя после бездумной ратификации СНВ-2 [69 - Gorillaz – Feel Good.]этот паритет поставлен под угрозу, пока он все же еще не разрушен окончательно. Его сохранение и укрепление – главная гарантия того, что с нашими интересами, несмотря на системный кризис российской экономики и государственности, Запад будет считаться при формировании нового глобального мироустройства. А значит, мы должны быть готовы продемонстрировать твердую решимость отстаивать позиции в этой области с использованием всех имеющихся в нашем распоряжении средств и способов.
   Далее. Опираясь на свою роль одного из главных гарантов мировой стратегической стабильности, Россия должна приложить все силы, чтобы не допустить развала сложившейся вокруг ООН системы международных отношений. Разрушение этой системы неизбежно повлечет за собой торжество хаоса и произвола. Агрессия НАТО против Югославии ясно показала, какие страшные опасности для всей планеты таит в себе желание Запада во главе с США освободиться от норм международного права там, где они мешают установлению их глобальной диктатуры. Если эпицентр мировой политики окончательно переместится из ООН в теневые лаборатории западных архитекторов «нового мирового порядка», подобные Бильдербергскому клубу или Трехсторонней комиссии, то это грозит всему человечеству величайшими политическими катаклизмами и социальными потрясениями.
   Одновременно России следует постепенно интегрироваться во все ключевые международные структуры, созданные на базе глобализационных процессов – будь то торговые, финансовые или экологические организации. Главное не забывать, что такая интеграция не самоцель, а лишь средство к скорейшему решению своих собственных проблем и оправдано лишь в том случае, если способствует возрождению страны.
   При этом надо ясно понимать, что сегодня большинство таких организаций находятся под контролем стран «золотого миллиарда» и служат их интересам. А это значит, что ни в ВТО [70 - ВТО – Всемирная торговая организация.], ни в МВФ [71 - МВФ – Международный валютный фонд.] нам никто льготных условий не создаст и добровольно своим «куском пирога» не поделится. Статистика свидетельствует: несмотря на бурный рост числа различных глобалистских экономических и финансовых структур, за последние сорок лет разрыв в уровне жизни между богатейшими и беднейшими государствами вырос более, чем в два раза [72 - UNDP-Bericht 1994, UN-Forschungsinstitut fur soziale Entwicklung (States of Disarray 1995).].
   Следовательно, для того, чтобы уравновесить влияние Запада, России жизненно необходимо целенаправленно продвигаться по пути создания альтернативной сети торговых, финансовых, политических, военных и иных союзов с ключевыми цивилизациями Евразии – Индией, Китаем, нашими проверенными партнерами из числа арабских стран. Активность и многовекторность российской внешней политики в сложившихся условиях – главный залог успеха.
//-- * * * --//
   Таким образом, программу гармоничного вхождения России в глобальный мир третьего тысячелетия можно с известной долей условности разделить на три этапа.
   Ее первый этап – «Одоление смуты».
   Главная цель этой фазы российского возрождения – преодоление последствий развала СССР и «демократического» погрома России.
   Основные задачи, которые необходимо при этом решить, таковы:
   1. Укрепление единого, централизованного российского государства.
   2. Воссоздание евразийского геополитического союза – исторического наследника Российской империи и СССР.
   3. Всесторонняя консолидация евразийской цивилизации вокруг российского ядра.
   Второй этап программы глобализации по-российски может быть обозначен как «Балансировка «мирового маятника»».
   Его главная цель – справедливое перераспределение политического влияния, доступа к ресурсам и качества жизни народов и государств, культур и цивилизаций в условиях постоянного усиления их глобальной взаимозависимости.
   Для решения основных задач на этом этапе будет необходимо:
   1. Установить стратегический союз России с «центрами сил» основных евразийских цивилизаций, в первую очередь с Китаем и Индией. Всемерно развивать наши партнерские отношения со странами исламского мира.
   2. Добиться от Запада, во главе с США, отказа от попыток силой навязать всему мировому сообществу свой дискриминационный вариант глобального мироустройства.
   3. Заложить основы нового мирового баланса сил, основанного на многополярности и равноправии.
   Третий, «строительный» этап российской программы глобализации должен предполагать создание эффективных механизмов поддержания мира и стабильности в условиях нового, глобального и одновременно многополярного мироустройства.
   Главной целью на этом этапе станет оформление новых и обновление старых международных структур, гарантирующих в рамках единого глобального мира каждому народу и государству максимальную безопасность, социальную справедливость в распределении ресурсов и свободу самобытного развития.
   Основные задачи при этом можно сформулировать так:
   1. Создание на базе ООН обновленной системы глобальной безопасности.
   2. Создание аналогичных региональных структур. В Европе, например, они могут быть созданы, опираясь на опыт и структуры ОБСЕ [73 - ОБСЕ – Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе.], а в Азии их зародышами могут стать соглашения, подобные тем, что легли в основание Шанхайской организации сотрудничества.
   3. Учреждение эффективных – и, что особенно важно, равноправных – «отраслевых» международных организаций, призванных объединить усилия всего человечества для борьбы с глобальными вызовами новой эпохи: экологическим, климатическим, демографическим, сырьевым и т. д.
   Исторический опыт позволяет предположить, что если вышеперечисленные задачи будут решены хотя бы наполовину, то достижение нового качества международного сотрудничества и глобального взаимодействия народов и государств может быть достигнуто уже в ближайшее десятилетие. И Россия должна сыграть в этом благородном деле одну из главных ролей!

Глава четвертая. Некоторые практические выводы в области внешней политики России

   Анализ глобализации, разумеется, не может быть самоцелью. Осмысление этого явления должно быть подчинено, прежде всего, выработке представления о том, какой должна быть внешняя политика России во все более усложняющемся мире. Тем более что нас постоянно спрашивают, какие подходы к международным отношениям исповедует КПРФ. Внешняя политика (вопреки распространенному мнению не есть что-то элитное, доступное и интересное ограниченному числу людей. Внешнеполитические решения влияют как на жизнь нации, так и на жизнь каждого отдельного гражданина, осознает он это или нет. Поспешный уход наших войск из Восточной Европы привел к многомиллиардным потерям российской собственности за рубежом. Участие России в санкциях ООН (по сути дела, в натовских санкциях) против Ливии и Ирака привело к колоссальным потерям, оцениваемым примерно в 18 миллиардов долларов. А расширение НАТО на Восток неизбежно вызовет необходимость укрепления обороноспособности России, то есть дополнительные расходы. Но этого можно было бы избежать, если бы с начала 1990-х годов российское руководство не проводило бы политики попустительства экспансии НАТО.
   Чтобы определиться с нашей внешнеполитической линией, полезно было бы задать ряд простых вопросов: пошла ли «интеграция в мировое сообщество», объявленная в начале 1990-х годов основной целью правящей группировки России, на благо нашей страны? Ведь смысл международных связей любого государства – в создании наиболее благоприятных условий для внутреннего развития страны. Удовлетворяет ли российская внешняя политика этому требованию?
   С этим вопросом связан и ряд других: изменился ли характер международных отношений после разрушения Советского Союза? Стал ли мир вообще более безопасным, справедливым, более удобным для жизни человечества? Соответствуют ли глобализационные тенденции интересам России или противоречат им? Ответ на все эти вопросы будет негативный. Но давайте рассматривать все последовательно.

Состояние мира

   Окружающий нас мир после разрушения СССР не стал более безопасным. Его сотрясает сейчас гораздо больше конфликтов, чем когда-либо во второй половине ХХ столетия. Значит, дело было не в конфронтации двух сверхдержав, как это изображалось в нашей стране и за рубежом в конце 1980-х годов. Скорее, наоборот, с разрушением Советского Союза была разрушена система сдержек и противовесов, созданная великими лидерами держав-победительниц – Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем. Равновесие в мире резко нарушилось. Началась попытка нового передела мира в пользу группы западных стран, прежде всего США.
   «Рыночные силы» за десять лет господства в мировой экономике показали неспособность решать задачи устранения нищеты, безработицы, снижения преступности, предоставления образования и здравоохранения. По данным ООН треть трудоспособного населения планеты не имеет работы или работает неполный рабочий день. «Золотой миллиард» богатеет, четыре с лишним миллиарда остальных жителей планеты скатываются во все большую нищету. Неравноправие мира усиливается, все больше захватывая и населения стран «золотого миллиарда», где также углубляется пропасть между богатыми и бедными. Средний класс в этих странах постепенно разоряется. Все это не может не вызвать роста напряженности в мире, чреватого распространением региональных и даже глобальных конфликтов.
   Во внешнеполитической философии западных стран не произошло принципиальных изменений. С исчезновением мифа о «советской военной угрозе» Запад не пошел на разоружение. Он по-прежнему делает ставку на силу, как основной инструмент обеспечения своих внешнеполитических и внешнеэкономических интересов. Идет поиск нового «образа врага», чтобы оправдать усиление военной мощи США. С 11 сентября 2001 года этим врагом считается международный терроризм и Асама бен Ладен. Но это лишь для отвода глаз. Мы отчетливо видим, что одним из основных источников опасности для западных стран по-прежнему считается Россия.
   Американский военный бюджет на 2001–2002 гг. превысил 300 миллиардов долларов. Это гораздо больше, чем во времена противоборства между США и СССР. Против кого готовится воевать Америка? Идет расширение НАТО, принята новая стратегическая концепция альянса, в которой НАТО присвоило себе право на вооруженные действия за пределами стран-членов блока и без мандата Совета Безопасности ООН. Существование столь мощной военной группировки «миротворчеством» или потребностями борьбы с международным терроризмом не объяснишь. Экспансия НАТО направлена в перспективе против самого широкого круга стран Азии, Африки и Латинской Америки. Совершенно ясно, что в новом стратегическом противостоянии «Север» – «Юг» страны «Севера» (читай: «Запада») будет подавлять сопротивление «Юга» (читай: «Юга» и «Востока») силой оружия. Действия НАТО против Ирака и Югославии подтверждают это совершенно четко.
   Растущая пропасть между меньшинством в процветающих странах и обнищавшим большинством населения планеты позволяет говорить о «глобальном апартеиде» как об основной форме «нового мирового порядка». Например, развитые страны, особенно США и Европейский союз, принимают жесткие меры контроля над иммиграцией не только из Африки и остального «третьего мира», но и из стран Восточной Европы. Те же силы, которые десятилетиями настаивали на праве каждого покидать свою страну, после 1991 года резко ограничили возможность реализовать это право.
   Но больше ли у «глобального апартеида» шансов сохраниться, чем это было у «местного апартеида» в Южной Африке, который все же просуществовал более 40 лет, позволив белому меньшинству загнать черное большинство в бантустаны и беспощадно эксплуатировать его. Примут ли 10–15 % населения Земли – «белые мира» (не обязательно с белым цветом кожи) более рациональное решение, нежели принятое в конце 1940-х годов южноафриканскими белыми решение о создании системы апартеида? Может ли быть своевременно найдено мирное решение проблемы неравноправия в мире или только крупные «беспорядки», вернее, растущее сопротивление «третьего мира» сделают его неизбежным? «Крепость Европа» вряд ли защитит себя от вторжения безработных и голодных, приток которых уже начался…
   В конечном счете, апартеид в ЮАР привел к катастрофическим последствиям для самого белого меньшинства. Подобные же последствия начинает испытывать и Израиль, который не только отверг идею создания единого государства, где вместе жили бы в мире и арабы и евреи, мусульмане, христиане и иудеи, но и пошел по пути разделения населения за счет создания израильских поселений на оккупированных землях. По-видимому в глобальном масштабе ситуация будет схожей, и это станет очевидным гораздо быстрее, нежели в Южной Африке.
   Ведь меняется глобальная расстановка сил. Давление Запада, попытки США и их союзников навязать «новый мировой порядок», вызывает ответную реакцию остальных стран. Человечество, несмотря на кажущееся подавляющим экономическое, политическое и военное господство США, отнюдь не смирилось. Бурными темпами развивается экономика Китая, Индии, Вьетнама, занимающих самостоятельную позицию по ключевым вопросам современности. Страны Латинской Америки по ряду вопросов выступают с жесткой критикой США и их союзников. Огромный арабский мир намерен твердо отстаивать свои позиции в противоборстве с Израилем, за которым стоит США. Активно занимаются укреплением единства страны Африки, создающие Африканский союз.
   Одновременно быстро нарастают противоречия между США и Западной Европой. Американцы провоцируют конфликты на Балканах, чтобы дестабилизировать Европу. Да и сама Америка, экономика которой в значительной степени держится на весьма шатком основании глобальных финансовых пирамид, вполне может в обозримом будущем оказаться в кризисном состоянии.

Состояние внешней политики России

   Насколько соответствует политика России этим быстро меняющимся внешним условиям? После разрушения Советского Союза в декабре 1991 года Россия стала правопреемницей СССР. Однако новое российское государство обладает почти вдвое меньшим по численности населением, нежели СССР, значительно меньшей территорией. Оно утратило огромное число крупнейших предприятий и стратегических военных объектов, лишилось крупных портов на Черном и Балтийском морях. В результате «реформ» ВВП России сократился почти на 50 %, вооруженные силы России оказались полуразрушенными и деморализованными.
   Означало ли это, что Россия была объективно обречена на роль державы «второго сорта»? Нет, не означало! Наша страна по-прежнему располагает самой большой в мире территорией с колоссальными запасами полезных ископаемых, имеет одно из самых крупных по численности и высокообразованное население, обладает немалым промышленным и научным потенциалом, сохраняет ядерный паритет с США, который, собственно говоря, во многом определял статус нашей страны как великой державы. То есть сохраняются многие объективные предпосылки для того, чтобы Россия продолжала играть весомую роль в мире.
   Однако этого не происходит. Почему? По-видимому, решающую роль тут играет субъективный фактор – стратегия российской правящей группировки. А она по-прежнему придерживается принятого в 1991 г. и давно обанкротившегося курса на «интеграцию в мировое сообщество», который привел к экономической зависимости России от Запада и к подчинению внешней политики России интересам западных стран. Руководство России почти полностью утратило государственную волю.
   Роль российской дипломатии в качестве младшего партнера дипломатии западной особенно явно и неприглядно проявилась после 1992 года в ходе кризиса на Балканах, в отказе от сотрудничества с Ираном, в поддержке санкций против Ливии и Ирака. В разряд столь же позорных «успехов» внешней политики «демократической» России нужно отнести поспешный вывод войск из Германии и постыдное бегство российской армии из Прибалтики, где в полной власти русофобских режимов остались сотни тысяч наших соотечественников, а сами прибалтийские страны превращаются в плацдарм для враждебных акций против России. Столь же наглядно роль России в качестве пристяжной Запада проявилась и во время т. н. антитеррористической операции против Афганистана.
   Под давлением Запада постепенно разрушался СНГ, создававший хоть какие-то условия для экономической и политической интеграции стран, входивших в состав СССР. Правящая верхушка России отталкивает Белоруссию, Приднестровье, Абхазию, Аджарию и Южную Осетию, стремившиеся к более тесной связи с Россией. Одновременно Кремль не препятствует втягиванию Украины, Грузии, Азербайджана и некоторых среднеазиатских республик в НАТО через программу «Партнерство ради мира».
   Пользуясь терактами в США 11 сентября 2001 года, Запад усиленно заталкивает Россию в противоборство с мусульманскими странами. Им активно внушается мысль, что в России подавляется ислам, а в самой России внедряется идея о том, что ислам враждебен ей, что за террористами в Чечне стоят силы мусульманского мира. Одновременно в Москве сдерживается развитие крайне важных для России экономических, политических и военных связей со странами Среднего и Ближнего Востока. Практически утрачены завоеванные Советским Союзом позиции в Африке. Предательство союзников (Наджибулла, Хонеккер, Милошевич и многие другие) – один из самых позорных эпизодов в истории России.
   1991–2001 гг. – это период полной внешнеполитической катастрофы России. В чем её подоплека? Ведь она происходит не сама собой, по воле неких потусторонних сил. Убежден, что саморазрушительная внешнеполитическая стратегия вполне логично проистекает из столь же разрушительной стратегии в области экономики, науки, образования и культуры России. Изначально порочной была идеология тех, кто захватил власть осенью 1991 года. Она была направлена на решение сугубо идеологических задач создания любой ценой прослойки богатых как опоры нового политического строя и «интеграции в мировое сообщество» – встраивания правящей верхушки России в мировую глобализаторскую элиту.
   Превратившись в самоцель, эта «интеграция» привела к «дезинтеграции» – к разрушению экономики, к резкому падению уровня жизни народа, к принятию решений, заведомо противоречащих интересам страны, в частности, к холуйски бездумному осуществлению «советов» Международного валютного фонда, (хотя уже существовал обширный печальный опыт других стран, внедрявших у себя рекомендации МВФ). Западные кредиты и займы, полученные правящей группировкой России в уплату за разрушение Варшавского договора и Советского Союза, на пользу России не пошли. Они были разворованы.
   А ведь именно иллюзии западных крупномасштабных капиталовложений якобы для модернизации российской экономики лежали в основе резкой перемены внешнеполитической стратегии в начале 1990-х годов. Но вместо модернизации мы получили долговую петлю. Одновременно Россия по сути дела оказалась во внешнеполитической изоляции.
   Все, как говорится, познается в сравнении. Внешняя политика Советского Союза не была свободна от недостатков. Но она в целом гармонично сочетала государственные интересы СССР и классовые интересы подавляющего большинства ее населения. СССР обладал эффективным внешнеполитическим механизмом, четкой системой взглядов и целей, огромным авторитетом в мире, опирающимся на мощную экономику и боеспособные вооруженные силы.
   Но уже внешняя политика М. Горбачева была чистейшей воды авантюризмом, основанным на стремлении одним махом решить сложнейшие мировые проблемы во многом за счет односторонних уступок Западу. В конечном счете, то, что начиналось как идеализм, привело к сознательному крупномасштабному предательству интересов нашей страны.
   В 1991–1995 гг., во времена ельцинского министра иностранных дел РФ А. Козырева (ныне директора крупной американской фармацевтической компании), МИД РФ фактически стал придатком Госдепартамента США. В ходе «реформ» был нанесен тяжелейший удар по кадрам. Из МИДа РФ вытеснены опытнейшие дипломаты, продолжает деградировать школа советской дипломатии – одна из лучших дипломатических служб в ХХ веке.
   По ельцинской Конституции сведена до минимума роль парламента в осуществлении внешней политики. Ныне сделана ставка на личную дипломатию главы государства и главы МИД. Такая дипломатия эффектна, но никак не может заменить слаженную работу государственной внешнеполитической системы. А такая система по существу разрушена. Совет безопасности и МИД РФ не справляются с координацией работы государственных органов. Линия МИД зачастую вызывает отторжение других участников внешнеполитической деятельности. Говорить об их слаженной работе не приходится. Разрушены механизмы внешнеполитической информации и пропаганды. Россия даже не может толком объяснить миру суть конфликта в Чечне.
   Решения по внешнеполитическим вопросам принимаются в Кремле келейно, узкой группой должностных лиц, практически неподотчетных обществу. Они принимаются без глубокой проработки с точки зрения интересов России и отражают зачастую противоречивые интересы конкурирующих групп в окружении президента РФ. Преданность государственным интересам подменяется лояльностью лично главе государства. А это не одно и то же.
   Конечно, состав лиц, персонифицирующих внешнюю политику России, меняется. На смену обанкротившемуся А. Козыреву главой МИД РФ был назначен Е. Примаков. Затем этот пост перешел к И. Иванову, работавшему первым заместителем и у А. Козырева и у Е. Примакова. Смена лиц создает впечатление динамики. Но основная ориентация внешней политики РФ после 1991 года сохраняется. Да и ключевые фигуры «козыревской команды» уверенно сохраняют свои позиции в МИДе, как сохраняется и линия на вывоз капитала, инфляционное ограбление народа, дальнейшую приватизацию промышленности.
   Либеральная концепция экономики, унаследованная В. Путиным у его предшественника (вместе с ведущими членами экономической команды), ведет к краху промышленности и сельского хозяйства, к развалу вооруженных сил (под предлогом того, что страна якобы не может их содержать). Это резко ослабляет возможность проведения самостоятельной линии на международной арене, подтверждая самую тесную связь между внутренней и внешней политикой.
   Разговоры о «прагматизме» и «приоритете национальных интересов» как об основах новой философии внешней политики являются по сути дела ширмой, призванной замаскировать сохранение прозападной ориентации внешней политики России. Никакой «приоритет национальных интересов» не помешал правящей группировке России сначала «сдать» Западу Югославию – нашего единственного стратегического союзника в Восточной Европе, а затем и дать согласие на похищение лидера этой страны по заказу натовского «трибунала» в Гааге. «Прагматизм» же начал проявляться в том, что высшее государственное руководство начало заниматься откровенным лоббированием внешнеэкономических интересов отдельных олигархических групп.

Социальная опора нынешней внешней политики

   В чем причина политики, столь явно противоречащей интересам России? Внешняя политика, по определению, отражает интересы правящих классов или социальных групп. В России она отражает, прежде всего, классовые интересы незначительной по численности (2–3 % населения страны), но обладающей гипертрофированным влиянием на власть компрадорской прослойки – торгового, экспортно-импортного бизнеса и банковско-ростовщического капитала, – захватившей в ходе приватизации «по Чубайсу» экономику и природные ресурсы страны.
   Эта прослойка фактически переориентировала использование ресурсов страны в пользу иностранных государств. Она находится в зависимости от западных стран, поскольку там располагаются рынки сбыта, и там же оставляются доходы от вывоза природных ресурсов. Запад в интересах сохранения столь выгодного для него положения закрывает глаза на зачастую незаконный характер вывезенного капитала. Правящая группировка России по сути дела является частью сил, управляющих процессом глобализации. Однако российский компонент находится в неравноправном, подчиненном положении. От него никак не приходится ожидать защиты интересов России. Более того, компрадорская прослойка является частью сил, ущемляющих интересы России.
   Например, много говорят о дикой дискриминации русского населения Прибалтики. Однако крайне редко говорят о том, что экономической опорой русофобских режимов там является оплата за транзит российских товаров, прежде всего нефти, через порты Прибалтики. Под эти грузопотоки давно можно было бы построить новые российские порты на Балтике и избавить Россию от зависимости от Латвии, Эстонии и Литвы. Однако это не делалось в интересах российских экспортеров и перевозчиков, действующих в самом тесном контакте с антироссийскими лидерами Прибалтики.
   Если внешнюю политику России в значительной мере определяли такие деятели (с двойным гражданством) как гг. Березовский и Гусинский, то можно представить себе, насколько сильно она отклонялась от истинных интересов России. Открыто говорят о том, что ряд постов в правительстве и администрации президента закреплен за представителями тех или иных олигархических групп.
   Естественно, что внешнеполитическая философия правящей группировки имеет явный евро-американский уклон. Поэтому она не препятствует втягиванию в Европейский Союза стран Восточной Европы, а также бывших республик СССР, то есть вытеснению России с ее традиционных рынков. Она не намерена противодействовать дальнейшей экспансии НАТО на Восток. Эта группировка выступает за вступление России во Всемирную торговую организацию, что позволит ей усилить вывоз природных богатств России, хотя членство в ВТО резко негативно скажется на отечественной обрабатывающей промышленности.
   Существует и другая группа тех, кто захватил контроль над российской экономикой. Она связана с промышленностью и имеет разнонаправленные интересы с прослойкой, занимающейся расхищением природных ресурсов. Эта группа понимает опасность вступления России в ВТО, втягивания соседних стран в ЕС, угрозы, которые представляет расширение НАТО. Однако государственный аппарат ныне отражает интересы, прежде всего, первой и, в гораздо меньшей степени, второй части «хозяев» экономики России.
   Основная проблема и слабость правящей группировки России – краткосрочность и наднациональность ее мышления. Нет стратегического видения будущего мира и места России в этом мире. Сегодня совершенно ясна иллюзорность расчетов на то, что Россия может попасть в число стран «золотого миллиарда». Просто потому, что этот «миллиард» опирается на ограбление природных, экономических и интеллектуальных ресурсов всего мира. Все уже распределено и даже «демократической» России в этом грабеже доли нет, и не предвидится.
   Соответственно, нет шансов и у российской правящей группировки стать членами всемирной суперэлиты. Ни в коллективном, ни в индивидуальном виде. Жалкая судьба гг. Березовского и Гусинского, переселившихся за рубеж, подтверждает это весьма убедительно. Они, очевидно, неплохо устроились в чисто бытовом плане, учитывая размеры их богатств, переведенных за рубеж. Но не приходится сомневаться, что в политическом и социальном плане западные элиты жестко отторгают российских нуворишей, происхождение капиталов которых носит сомнительный, если не воровской характер. Несмотря на объективный характер экономических процессов, субъективный фактор по-прежнему имеет немаловажное значение.
   В этом плане проявления внешнеполитической независимости в Кремле зачастую отражает не столько заботу о национальных интересах, сколько желание правящей группировки выторговать себе место во всемирной элите.
   Поскольку признаки национальной катастрофы становятся все более грозными, более дальновидные силы в правящей группировке пытаются выправить положение. Президент Путин делает слабые, половинчатые шаги по восстановлению внешнеполитической независимости России, пользуется патриотической риторикой. Но, не обладая самостоятельной политической опорой, В. Путин ведет себя непоследовательно. Его внешняя политика имеет противоречивый характер. Отдельные эффектные жесты, призванные продемонстрировать внешнеполитическую самостоятельность российского руководства, не могут скрыть сохраняющуюся зависимость Кремля от Запада. Проталкивание г-ном Путиным целой серии антинародных законов перед встречей «семерки» в Генуе в июле 2001 года подтверждает это весьма убедительно.

Угрозы безопасности России

   Характер внешней политики во многом зависит от характера отношений с соседями. Одно дело – Австралия, у которой практически нет соседей. Другие дело – Россия с самой протяженной в мире границей. Особую озабоченность вызывает отношения с соседями на Западе. Возможно когда-то, в конце 1980-х годов, на Западе и подумывали об политической и экономической интеграции ослабленного горбачевскими «реформами» СССР и ельцинской России в т. н. «мировое сообщество» – клуб процветающих государств Запада. Но быстрый распад СССР, а затем и России побудил Запад отбросить маску доброжелательства. На первое место выдвинулись давние цели ослабления, а возможно и раздробления России – исторического соперника Запада, а также получения неограниченного доступа к природным ресурсам России и инфраструктуре, позволяющей поставить эти ресурсы на службу Запада. Все это полностью лежит в русле процесса глобализации.
   Осознание этого должно определять и нашу внешнеполитическую линию. Мы иногда еще мыслим опытом 1941 года: пересечение границ крупными массами войск, захват территории, оккупационный режим… Но сейчас это не всегда требуется. В эпоху глобализации действуют иные механизмы. Иностранные валюты свободно пересекают границы, подрывая экономическую, а затем и политическую независимость любой страны, функции войск вторжения прекрасно выполняют иностранные банки и транснациональные корпорации, функции оккупационного режима выполняют агенты влияния из числа граждан России. Если лица типа Чубайса владеют контролем над энергосистемой страны, то нужно ли посылать американскую морскую пехоту для захвата наших электростанций?
   Военные угрозы «традиционного» характера нельзя снимать со счетов. Расширение НАТО означает возникновение самой сильной военной опасности для России после 1941 года. В условиях развала Сухопутных войск, ВВС [74 - ВВС – Военно-воздушные силы.] и ВМФ [75 - ВМФ – Военно-морской флот.] России способность российских вооруженных сил отразить внешнюю агрессию резко понизилась. Стратегические ядерные силы (СЯС) сохраняют свой сдерживающий потенциал. Однако катастрофическое положение дел с созданием новых систем доставки ядерных зарядов на смену стоящих ныне на вооружении МБР [76 - МБР – межконтинентальная баллистическая ракета.], сделает к 2010 году способность России к ядерному сдерживанию весьма сомнительной.
   Намерение США создать национальную систему ПРО может привести к окончательному обесцениванию ядерного потенциала России. Тем более что российское руководство готово взять курс на резкое сокращение СЯС. Наша страна опасно приблизилась к одностороннему ядерному разоружению. Предложение российского руководства о снижении числа боеголовок до 1, 5–2 тыс. фактически стимулирует создание системы ПРО. Что все это будет означать в условиях подавляющего преимущество НАТО в обычных вооружениях, вряд ли нужно объяснить, особенно с учетом опыта Югославии и Ирака.
   Вместе с тем, возникают и военные угрозы «нетрадиционного» характера. События в Косове, в Чечне, а затем и в Македонии – это отнюдь не просто сепаратизм. На деле Запад применяет новую стратегию вооруженного вмешательства во внутренние дела суверенных государств, используя подготовленные при участии его спецслужб военные формирования, созданные по этнически-религиозному принципу и занимающиеся дестабилизацией недружественных Западу государств под видом «национально-освободительной борьбы». Разумеется, Запад использует уже существующие внутренние противоречия. Но их раздувание, создание вооруженных и оплачиваемых извне армий «мятежников» позволяет говорить о внешней агрессии с использованием наемнических формирований.
   Огромную угрозу национальной безопасности представляют навязываемые России программы, ведущие к дальнейшему разрушению экономики и, соответственно, обороноспособности России.
   К новым угрозам нужно отнести массированное информационно-пропагандистское воздействие через российские СМИ [77 - СМИ – средства массовой информации.]. Оказавшись под контролем агентов влияния Запада, СМИ, особенно телевидение, стали инструментами колонизации России. Созданы предпосылки для массовой манипуляции народным сознанием. Последовательно уничтожается национальный дух России, идет скрытая агрессия против православия, в молодежную среду внедряются западная масс-культура, отрывающая молодежь от национальных корней, и наркотики. Все это представляет не меньшую опасность для нашей страны, чем НАТО.
   Экономическая блокада, информационно-пропагандистское и военное давление извне, создание «оппозиционной» прессы и «демократических» политических организаций – все эти технологии, примененные против Югославии, сейчас отрабатываются на Белоруссии и исподволь готовятся против России. Мы имеем дело с ползучей агрессией. И угроза России по-прежнему исходит, прежде всего, с Запада. Таким образом, сам по себе характер внешних угроз требует от России активной внешней политики, прежде всего, на западном направлении.

Отношения с западными странами

   Западный мир в силу его экономической, политической и военной мощи неизбежно остается крупнейшим игроком мировой политики. Отношения с Западом будут во многом определять параметры внешней политики России. Мы за самое широкое сотрудничество с западными странами. Но это сотрудничество должно строиться на иной основе, нежели последние десять лет. Самоуничтожительная попытка добиться «интеграции в цивилизованное сообщество» потерпела полное фиаско. Западная Европа и США не только отказались принять Россию в «клуб избранных», но и отгораживаются от нас протекционистскими и визовыми барьерами.
   …Кен Ливингстон, мэр Большого Лондона, писал еще в 1993 г.: «Даже капиталистическая модернизированная Россия была бы мощным соперником США и Западной Европы. Запад поддерживает предложения МВФ, рассчитывая, что их результатом окажется до конца этого столетия хилая и ослабленная Россия и такой она войдет в будущий век» [78 - В авторском файле отсутствует источник цитаты, а имеется метка «i».]. Судя по ситуации в России, можно констатировать, что он оказался прав.
   Профессор Международного университета во Флориде Андре-Гюндер Франк, которого трудно заподозрить в симпатиях к бывшему СССР, писал: «В течение десятилетий западные эмбарго и другие препоны развитию Востока прикрывались фиговыми листками идеологии «холодной войны». Однако и теперь многие элементы той же самой политики Запада, в том числе ограничения в торговле, установленные КОКОМ [79 - КОКОМ – международная организация 17 стран «Координационный комитет по экспортному контролю в СССР и другие соцстраны» (Париж, 1949).], продолжают применяться в интересах конкуренции… Разговоры о «новой экономической помощи» Востоку – не более чем дымовая завеса для продолжающейся реальной эксплуатации последнего через обслуживание долгов – потоков денег из все более нищающего Востока в «кладовые банков на Западе». На каждый доллар, полученный Россией от Запада (который еще надо будет вернуть!), в «кладовые банков» на Западе поступает (и безвозвратно), по меньшей мере, пять, а то и десять долларов из России.
   Одновременно Россию пытаются втянуть в схемы, создающие иллюзию нашего участия в «мировом правительстве», хотя в «семерке» Россия имеет явно неравноправное положение. В интересах ли России евро– и америкоцентризм, подчинивший интересы России глобалистским тенденциям? Нужно ли нам стремиться к вступлению во Всемирную торговую организацию? С одной стороны, нас уверяют в особой выгоде в присоединении к ВТО, снимающей барьеры на пути торговли. С другой, – членство в ВТО угрожает окончательным разрушением нашей промышленности и сельского хозяйства. Должны ли мы сохранять дорогостоящее членство в институтах типа Совета Европы и ОБСЕ лишь для того, чтобы демонстрировать свою «европейскую идентичность»? Ведь Россия практически ничего от этого не получает, например, в плане предотвращения дискриминации наших соотечественников в той же Прибалтике. А вот вмешательство в наши внутренние дела со стороны этих организаций стало обыденным явлением.
   «Романтический» период в отношениях с Западом должен был закончиться еще в 1997 году с принятием в НАТО Польши, Венгрии и Чехии, что привело к резкому ухудшению военно-стратегического положения России. Однако попытки сохранить иллюзии «партнерства» продолжались. Агрессия НАТО против Югославии была ушатом холодной воды и наиболее ясным доказательством того, что «холодная война» против России продолжается в новых формах и со все возрастающей силой.
   Этого ушата хватило ненадолго. Возобновлено сотрудничество с НАТО. В Москве открыт Информационный центр альянса. Если в Кремле пекутся о национальных интересах, то хотелось бы знать, каким интересам России отвечает создание в Москве еще одного пропагандистско-разведывательного подразделения НАТО. В Кремле проявляют явное неуважения к российскому общественному мнению, которое рассматривает НАТО как непосредственную угрозу России.
   Различие интересов России и западного мира подчеркивается решением США о создании национальной системы противоракетной обороны. Оно предопределено объективно… Дж. Буш в отличие от Б. Клинтона представляет не финансово-спекулятивный, а реальный военно-промышленный сектор американской экономики, нуждающийся в заказах. Американский ВПК [80 - ВПК – военно-промышленный комплекс.] уже создал огромные мощности для производства этой системы. Сверхдоходы, получаемые США от их ведущего положения в мировой валютно-финансовой системе, от участия в глобальных «пирамидах» распирают Америку, и они находят выход в увеличении военных расходов, в том числе и на систему ПРО.
   Запад, к сожалению, понимает, прежде всего язык силы. Речь, разумеется, идет не о конфронтации, а скорее о сдерживании западной экспансии. Нужна инициативная, при необходимости наступательная и жесткая политика, опирающаяся на сохраняющийся у России промышленный, научный и военный потенциал, на умелое использование противоречий западного мира.
   Западный мир не един. Идет борьба между двумя валютами – евро и долларом. Западные компании сталкиваются в жестком противоборстве. Есть стремление создать объединенные вооруженные силы Европы, не зависящие от НАТО. Но вряд ли можно особенно уповать на это. Именно в моменты противоборства с Россией западный мир умеет прекрасно объединяться.
   Однако, было бы неверно не замечать, в частности, укрепление антиглобалистских сил в Северной Америке и Западной Европе. Бурные события в Генуе в июле 2001 года вокруг встречи «большой семерки» говорят об этом более, чем убедительно. Речь идет о растущей неудовлетворенности значительных слоев западноевропейцев и американцев своим будущим, о все более широком признании тупиковости капитализма. К середине 80-х годов в апартеидной ЮАР все больше белых начали осознавать бесперспективность апартеида. И это было началом его конца.

Выбор союзников

   Основными функциями внешней политики является отражение внешних угроз и приобретение друзей. Если с подготовкой к отражению вполне реальных внешних угроз дело обстоит из рук вон плохо, то еще хуже дело с восстановлением утерянных дружественных отношений и приобретением новых друзей.
   И дело не в зловредности былых союзников. Экономическая катастрофа России в результате «реформ», непоследовательность и непредсказуемость её внешней политики лишают «демократическую» Россию какой-либо привлекательности в глазах ее соседей и бывших союзников. Если уже единственный союзник России в Восточной Европе – Югославия – был «сдан» Западу, а Белоруссию, Приднестровье и ряд других государственных образований, тянущихся к России, Москва буквально отталкивает, то вряд ли кто-то будет стремиться к восстановлению добрых отношений с Россией.
   Но, решая проблемы надежности России как партнера, мы одновременно должны искать союзников в более широком мире. Глубоко убежден, что будущее российской внешней политики во многом лежит на Юге и на Востоке, в Азии, Африке и Латинской Америке, где живет подавляющее большинство населения нашей планеты.
   Посмотрим, однако, на дело сначала с другой стороны. Есть ли у этих стран потребность в расширении и укреплении отношений с Россией? Кому-то может показаться неудачным опыт отношений СССР и развивающихся стран, направленных, как нам хотелось, на создание новой модели международных отношений – подлинно равноправных в политическом отношении и основанных на взаимной выгоде в отношениях экономических. Да, у нас не все получилось. Но сегодня даже те в «третьем мире», кто раньше не очень симпатизировал нам, с сожалением вспоминают о сбалансированной системе международных отношений до 1990 года, которая позволяла малым странам сохранять подлинную независимость, о той роли, которую играл в этой системе Советский Союз.
   Мир сопротивляется. То, что называют «международным терроризмом» – зачастую является реакцией миллиардов обездоленных людей, пусть и в крайних формах, на несправедливость «нового мирового порядка». Можно ли, например, считать «террористами» палестинцев, берущихся за оружие в условиях отказа Израиля от выполнения соответствующих решений ООН?
   Эти рассуждения имеют отнюдь не теоретический характер. Дело в том, что борьба против «международного терроризма» подается как одно из ведущих направлений сотрудничества между Россией и Западом. Не втягивают ли нас исподволь в подавление освободительного движения «третьего мира»? Ведь истинный источник «международного терроризма» – несправедливый экономический обмен между Севером и Югом. Должны ли мы стать на сторону Запада, защищающего свое право продолжать грабить «третий мир» или мы должны объединить усилия со странами Азии, Африки и Латинской Америки в стремлении к более справедливому устройству мира?
   Особое внимание должно быть уделено отношениям России с мусульманским миром. У русских испокон веков добрый опыт совместной жизни с народами, исповедующими ислам. Поэтому попытки столкнуть православие и ислам осуществляются, прежде всего, извне. Цель – обратить огромную энергию мусульман, остро страдающих от «нового мирового порядка», на Россию, чтобы отвести внимание от реальных виновников их бед – Запада. Западные страны почти неприкрыто натравливают на нас исламских фундаменталистов. Пакистан, Турция, Саудовская Аравия, оказывающие поддержку бандформированиям в Чечне, – это ближайшие союзники США. Мы сталкиваемся не с освободительной борьбы чеченского народа, а с крупномасштабной международной операцией, в которой ЦРУ [81 - ЦРУ – Центральное разведывательное управление США.] играет явно не последнюю роль.
   Россия тоже стала жертвой глобального апартеида. Поэтому совершенно объективно наши интересы лежат в укреплении связей со странами, испытывающими сходные проблемы политического диктата, давления информационно-пропагандистской машины Запада, экономического шантажа и неравноправного экономического обмена, возрастающей опасности военной интервенции. Россия не будет претендовать на роль лидера «третьего мира» или рассматривать эти отношения через призму соперничества с США и Западом. Однако мы являемся стратегическим союзником этого огромного мира в борьбе за создание более справедливой системы международных отношений, прежде всего экономических.
   В последнее время наметились признаки поворота российского руководства в сторону более широкого мира, укрепляются связи с Китаем, КНДР, Индией, Кубой. Но новые тенденции только обозначены. Они еще должны наполниться новым содержанием. Этот процесс занимает годы и нуждается в постоянном внимании, чтобы добиваться конкретных результатов. Пока нет ощущения, что за обменами государственными визитами стоит реальная долгосрочная программа.
   Мы за широкое развитие отношений с нашими давними друзьями и партерами – Китаем, Вьетнамом, Кубой, Индией, Ираком, Ираном, Сирией; за тесное сотрудничество России с Движением неприсоединения, Организацией Африканского Единства (Африканским Союзом), Лигой арабских стран, Организацией американских государств, Азиатско-Тихоокеанским экономическим форумом и другими региональными организациями.
   Круг наших союзников на деле гораздо шире, чем наши давние партнеры на Востоке и Юге. С принципиальными изменениями в состоянии мира возникают и новые силы, которые могут стать нашими партнерами.
   Кстати, вовсе не факт, что наши бывшие союзники по Варшавскому договору, которые, как это свойственно неофитам, больше католики, чем Папа Римский, будут вечно придерживаться жесткой антироссийской и проамериканской позиции. Страны Восточной Европы, которые стремятся под крыло НАТО, вряд ли получат статус полноценных членов «золотого миллиарда». Скорее наоборот. Уже сейчас ясно, что и в НАТО и в ЕС им уготована роль стран второго сорта. Столь же ясно, что на бескорыстную финансовую помощь или на свободный доступ на западные рынки они рассчитывать не могут. Будущее их экономик лежит в восстановлении традиционных связей с Россией, издавна являющейся их крупнейшим рынком.

Основы будущей внешней политики

   Жизнеспособная внешняя политика России, по моему убеждению, должна отражать, прежде всего, интересы подавляющего большинства народа, которое по-иному оценивает внешнеполитические проблемы, нежели правящая группировка. Достаточно сказать, что именно жесткое сопротивление «снизу» не позволило Ельцину и его команде совершить величайшее предательство – передачу Курильских островов Японии. Общественное мнение неожиданно для правящей группировки (и их западных менторов) столь жестко отреагировало на агрессию НАТО против Югославии, вынудив Кремль, по крайней мере, на словах осудить эту агрессию. Быстрый рост антиамериканизма и антизападных настроений в обществе в целом также подтверждают глубокую разницу во внешнеполитических интересах народа и прозападной правящей элиты.
   Ясно, что внешних инвестиций, по крайней мере, в тех объемах и на тех условиях, которые нужны нам для восстановления народного хозяйства после разрушительных «реформ», нам не дождаться. Только окончательно оторвавшиеся от жизни горе-теоретики – либералы способны возлагать надежды на то, что «заграница нам поможет».
   Народ убедился, что попытка опереться на иностранные инвестиции ничего кроме финансовой кабалы нам за последние десять лет не дала. Источники капиталовложений необходимо искать, прежде всего, внутри России – одной из потенциально богатейших стран мира. Анализ этих источников выходит за пределы этой статьи, но любой грамотный экономист, да и просто человек со здравым смыслом мгновенно назовет дюжину внутренних источников капиталовложения. Для нас важно другое – только такой подход позволяет обеспечить подлинную внешнеполитическую независимость.
   С этим тесно связан и другой вопрос. Это хорошо, что сейчас идет восстановление сотрудничества с нашими давними друзьями и партнерами. Но какова основа этого сотрудничества? Политические декларации стоят не больше бумаги, на которой написаны, если они не подкреплены более серьезной материей. А это, прежде всего, экономическое сотрудничество. Можно ли в условиях хаоса, по-прежнему творящегося в экономике России, рассчитывать на то, что политические связи получат прочную экономическую подпорку? Чуть ли не главной фактор ослабления внешнеполитического авторитета России – это экономическая стратегия Гайдара-Грефа. Без отказа от этого курса, обрекающего Россию на вспомогательную роль в системе глобализации, говорить о независимой внешней политике бессмысленно.
   Необходимо тщательно взвесить преимущества и недостатки международного разделения труда, найти разумное сочетание политической открытости к внешнему мире и осторожному отношению к открытости экономической. У нас уникальная страна по размерам, по климатическим условиям, по истории, и, соответственно, по характеру народа. Мы не за самоизоляцию. Но пытаться вогнать нас в прокрустово ложе «цивилизованного мира» – самоубийственно. Это было ясно и до 1991 года. Теперь мы получили убедительное доказательство и на практике.
   С этим связано и наше отношение к идеям политической глобализации. Для нас неприемлемы концепции, ведущие к ломке национальных государств, концепции «гуманитарной интервенции», «ограниченного суверенитета».
   При определении наших подходов к отношениям, прежде всего с западным миром, мы должны иметь в виду глубокие цивилизационные различия между нами. Индивидуализм Запада, основанный на протестантской этике, неизбежно вступает в противоречие с коллективистским, соборным духом России, основанным на православной этике. Защита наших духовных ценностей от попыток навязать нам чуждые ценности представляется не только частью идеологического противоборства, но, несомненно, является важным фактором, определяющим внешнюю политику.
   Западная цивилизация ведет себя агрессивно, и пытается подавить все остальные. Есть у нас, разумеется, различия и с другими ведущими цивилизациями. Но с ними проще находить взаимопонимание. Собственно говоря, нужно быть слепым, чтобы не видеть, что именно идеологические подходы определяют некоторые внешне иррациональные действия западных политиков. Так, разрушение Югославии, дестабилизация Балкан, вопреки интересам самих европейских стран, во многом вызваны давлением католицизма, стремлением Ватикана решить в свою пользу свой многовековой спор с православием.
   Мы исходим, прежде всего, из идеи многообразия человеческого мира. Сегодня уже хорошо известно, что западная модель производства и потребления, которую пытаются выдать за универсальную, в принципе не может быть осуществлена в масштабах всего мира ввиду ресурсных и экологических ограничений. Политический авторитет Советского Союза определялся не только экономическим потенциалом и военной мощью. Наша страна была носителем новой, привлекательной идеологии, которая давала огромному числу людей в мире пример решения жизненно важных проблем – ликвидации неграмотности и безработицы, обеспечения всеобщего среднего образования, бесплатного здравоохранения, дешевого жилья, обеспечивала братские отношения между народами, входящими в состав СССР.
   Теперь же, когда «демократическая» Россия превратилась в страну с бандитской «рыночной» экономикой, коррупцией, резким падением всех жизненных стандартов, ожидать прежнего уважения к ней не приходится. В этом смысле президент Путин прав, когда он говорит о совершенно новой стране. Вот только согласится ли сама Россия на статус второразрядной страны в неестественных урезанных границах с 20 миллионами соотечественников, в одночасье оказавшимися за границей и живущими в условиях дискриминации? Согласится ли народ отказаться от восстановления мощной державы, созданной его потом и кровью, мудростью его лидеров, начиная с Петра и кончая Сталиным?
   Восстановление морального престижа, чувства национального достоинства – это необходимая часть восстановления России как великой державы. Для этого необходимо признать, что эра социализма в нашей стране не была исторической случайностью, а именно той эпохой, которая привела ее к подлинному величию. А вот нынешняя «демократическая» Россия действительно является случайной исторической загогулиной.
   При всей масштабности потрясений, вызванных развалом СССР, говорить о полном поражении социализма не приходится. Проигран бой, но отнюдь не проиграно историческое противоборство между силами, выступающими за социальную справедливость и силами грабительского «свободного рынка». Социалистическая идея сохраняет притягательность. Это проявляется и в успехах социалистических стран – Китая, Вьетнама, Кубы – и в попытках классовых организаций буржуазии (прежде всего, социал-демократов) использовать социалистическую риторику для защиты своих интересов. Поэтому восстановление социализма в России после полного провала «капиталистического эксперимента», несомненно, будет служить упрочению ее внешней политики. Более того, именно социалистическая идея создает основу для подлинно равноправных международных отношений.
   Из расчетов западных геополитиков выбрасывается, как правило, главный фактор – народ. Пример – феноменальная устойчивость Кубы, которая после предательства горбачевского и ельцинского руководства в начале 1990-х годов по всем западным меркам должна была рухнуть. Однако этого не произошло, ибо политика руководства Кубы опирается на твердую поддержку народа. Сейчас Куба является одним из наиболее влиятельных членов мирового сообщества, проводящим смелую независимую внешнюю политику.
   Мы убеждены, что и внешняя политика России должна определяться интересами подавляющего большинства народа. Попытка «интеграции в мировое сообщество» вогнала народ в нищету. И людям небезразлично: продолжится ли «сдача» национальных интересов страны, будь то непрекращающаяся возня вокруг Курил или опасность отторжения Калининградской области, или, наконец, возобладает подлинно государственный подход к внешней политике.
   КПРФ иногда упрекают в отходе от классовых позиций, в чрезмерном акценте на патриотизме, на общенациональных интересах. Некоторые склонны обвинять партию даже в национализме и забвении интересов рабочего класса. Это результат непонимания диалектической связи между классовым содержанием национального вопроса и национального содержания классового вопроса.
   Социальная структура российского общества такова, что хищническая компрадорская прослойка чрезвычайно тонка и составляет не более 2–3 % населения страны. Сюда можно добавить и «обслугу» этой прослойки, которая может составлять 8-10 % населения. Подавляющая часть народа лишена собственности на средства производства и в этом смысле имеет пролетарский или полупролетарский характер. Таким образом, выступая за общенациональные внешнеполитические интересы, мы выступаем и за интересы колоссального пласта людей наемного труда – рабочего класса, крестьянства и трудовой интеллигенции.
   Несмотря на утверждения о «деидеологизации» внешней политики, ее классовый характер стал очевиден, как никогда. Эта политика неприкрыто ведется в интересах небольшой кучки олигархов, связанных с Западом и зависит от него. Поэтому и нынешняя внешняя политика по определению не может быть иной, нежели зависимой от Запада. Выступая в поддержку национальной промышленности и сельского хозяйства, против диктата международных финансовых институтов, мы выступаем с классовых позиций, защищая рабочий класс и крестьянство, защищая их право на труд.
   Наше противостояние грабительской глобализации, расширению НАТО отвечает интересам гораздо более широких слоев трудящихся всего мира. И в этом смысле они имеют интернационалистский характер.

Ключевые внешнеполитические задачи

   При всем значении отношений России с «дальним» зарубежьем главной задачей российской внешней политики в ближайшие годы будет восстановление связей с ближайшими соседями, недавно входившими в состав СССР. Наше стремление к широкой интеграции с бывшими республиками СССР определяется отнюдь не ностальгическими воспоминаниями о Советском Союзе или «имперскими амбициями». Оно определяется, прежде всего, необходимостью восстановления экономической кооперации, разрушение которой губительнейшим образом сказывается на всех без исключения нашей братской семьи народов.
   Необходимо восстановление единого оборонного пространства, ибо ни одна республика, включая Россию, не в состоянии в одиночку обеспечить надежную обороноспособность и охрану границ. Необходимо восстановление единого культурного пространства, ибо без уже прочно сложившегося взаимообогащающего влияния культур различных народов, входивших в СССР, каждая из этих культур упадет под мощным натиском чуждой всем нам бесчеловечной западной масс-культуры.
   На самом деле нас связывает бесчисленное количество связей в области науки, образования, да и просто человеческих отношений. Разрыв их оказался крайне болезненным для десятков миллионов людей. Решение огромного числа проблем, возникших с распадом СССР, просто невозможно без добровольной, разноскоростной и многовариантной интеграции. Собственно говоря, внутреннее историческое чутье народов подсказало необходимость продолжать жить в едином государстве. Отсюда итоги референдума в марте 1991 года.
   Проблема заключается, прежде всего, в нежелании политических элит и нуворишей – очень узких прослоек – отказаться от своих привилегий и возможности продолжать расхищать общенародное достояние. Наша задача заключается в преодолении сопротивления этих элит и нахождении форм наиболее естественного, безболезненного преодоления искусственных границ между нашими братскими народами. Убежден, что в этом заинтересованы народы всех стран, включая Прибалтику. Печальной опыт «самостийного» развития последних 10 лет неизбежно вынуждает по новому смотреть на опыт (и преимущества) нескольких веков совместной жизни.
   Поэтому особое внимание нужно уделить тем, кто уже сегодня выражает стремление к воссоединению с Россией – в Белоруссии, Молдавии, Приднестровской Молдавской Республике, Армении. Сценарий их «отталкивания» один. И это вызывает много вопросов к тем, кто формулирует внешнюю политику России, как в Кремле, так и в МИДе.
   Ключевое значение для России имеют добрые отношения с Украиной. Убежден, что нынешнее охлаждение этих отношений имеет сугубо конъюнктурный характер. Невзирая на попытки столкнуть нас лбами, несмотря на амбиции лидеров, русские и украинцы – по сути дела одна нация. Поэтому раскол не может продолжаться долго. Но и сам он не закончится. Надо активнее работать на сближение.
   Страны Прибалтики ближе всего подошли к вступлению в НАТО. Если это случится, то натовские войска выйдут на наши границы в угрожающей близости от основных, административных, и промышленных центров России. Возможностей предотвратить такое развитие событий больше, чем достаточно. Прежде всего, экономических.
   Заявлено, что защита русского населения отнесена теперь к высшим внешнеполитическим приоритетам. Но что-то не особенно видно этого «приоритета» в действии. Да и не защищать наших людей нужно, а поддержать. Тогда они сами себя защитят, да и интересы России тоже.
   Тема принадлежности Курильских островов должна быть закрыта. Их неоспоримая принадлежность России определена итогами 2-ой мировой войны, в которой Япония, начавшая войну и потерпевшая поражение, пошла на безоговорочную капитуляцию. Исторические экскурсы, кто раньше открыл и освоил эти острова, имеют значение, но не решающее (хотя и здесь российский приоритет очевиден). Но даже не это главное. Принцип территориальной целостности свято соблюдается всеми странами мира, ибо это основа государственности. Не может быть и речи об уступках территории России.
   В этом же ключе мы обязаны рассматривать ситуацию, возникающую на противоположном краю России – вокруг Калининградской области. Мы не можем не видеть, что идет попытка ползучего отторжения этой области от России. В отличие от Японии, которая пытается решать эту проблему одним махом, Западная Европа, и в особенности Германия, стремятся постепенно «кооптировать», а вернее поглотить Калининградскую область за счет постепенного разрыва ее связей с Россией, снижения жизненного уровня ее населения.

Выводы

   Внешнеполитическая стратегия России после 1991 года не может оцениваться иначе как катастрофа, как бесконечная череда ошибок, преступлений и поражений. Глубоко порочной оказалась стратегическая установка на «вхождение в цивилизованное мировое сообщество» – вступление в клуб богатых стран Запада. Ничего кроме резкого ослабления международных позиций России, утери друзей и союзников, утраты авторитета в мире «интеграция в мировое сообщество» не принесла.
   Жизненные интересы России объективно вступают в противоречие с интересами создаваемого западного сверхобщества, с его политикой глобализации. Борьба против глобального апартеида будет во многом определять международные отношения в XXI веке. Мир, если он хочет уцелеть, а не погибнуть от алчной гонки за природными ресурсами, умножающей число военных конфликтов, от западного потребительства, создающего опасность экологической катастрофы, должен будет и придет к формированию новой системы. Она не возникнет в одночасье, как результат некого коллективного или индивидуального озарения. Ее нужно создавать в длительной работе и заниматься этим нужно именно сейчас, когда в нынешнем полубезумном мире все, казалось бы, готовы пойти войной друг на друга.
   Возрождение России, выздоровление от болезни «антикоммунизма» идет гораздо быстрее, чем этого можно было ожидать еще 10 лет назад. Неизбежные перемены в России естественно окажут влияние на обстановку в мире. Одним из решающих условий восстановления подлинно независимой внешней политики России является отстранение от кормила власти нынешней компрадорской группировки, приход к власти подлинно народного демократического и патриотического правительства.

Часть II. Россия и Афганистан [82 - Файл со статьёй для газеты «Советская Россия» создан 22.11.2001 г. Подпись: Василий Сафрончук, Чрезвычайный и Полномочный Посол в отставке. Заместитель Генерального секретаря ООН в 1987-92 г.г..]

   Мне пришлось заниматься проблемой политического урегулирования ситуации вокруг Афганистана в разное время в различных качествах: в 1980–1982 годах как советнику-посланнику советского посольства в Афганистане, в 1982–1985 годах как заведующему отделом стран Среднего Востока МИД СССР, в 1985–1986 годах как заместителю постоянного представителя СССР при ООН и в 1987–1992 годах как заместителю генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности.

   История отношений между Россией и Афганистаном измеряется двумя веками. До Октябрьской революции, во времена царской России, территория Афганистана была полем соперничества между Россией и Великобританией. Это соперничество прекратилось после заключения между ними соглашения в 1907 году о разделе сфер влияния на Среднем Востоке. По соглашению Афганистан превращался в буферное государство между Россией и Британской Индией и оставался в сильной зависимости от Англии. После революции Советская Россия стала первой страной, признавшей независимость Афганистана, и оказала ему военную помощь в третьей войне с Великобританией в 1919 году. С тех пор отношения между Афганистаном и Советским Союзом носили дружеский характер. В 1921 году был подписан Договор о дружбе. В 1978 году был заключен Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. На основании этого договора в 1979 году в Афганистан был введен ограниченный контингент советских войск, а в 1989 году Советский Союз, выполняя Женевские соглашения, вывел свои войска и в стране началась гражданская война.
   Россия и среднеазиатские страны СНГ – Узбекистан, Таджикистан и Киргизия настороженно встретили установление фактической власти талибов почти на всей территории Афганистана. Эта настороженность усилилась после захвата талибами в 2000–2001 годах северных провинций и выхода их отрядов на границу с Туркменией, Узбекистаном и Таджикистаном. Москву, Ташкент и Душанбе не успокаивали заявления руководства талибов, что они не имеют каких-либо захватнических намерений в отношении постсоветской Средней Азии. Неудивительно, что Москва после 1997 года стала оказывать негласную помощь Северному альянсу поставками вооружений. Талибы неоднократно заявляли протесты Москве по этому поводу. Но Москва вплоть до недавнего времени отрицала, что помогает альянсу.
   Положение коренным образом изменилось после 11 сентября 2001, когда Россия примкнула к антиталибской коалиции, возглавляемой Соединенными Штатами. Президент Путин 24 сентября официально заявил, что Россия и её среднеазиатские союзники окажут содействие коалиции, в том числе предоставят ей своё воздушное пространство для пролёта самолётов с гуманитарными грузами. Он также заявил о намерении России расширить сотрудничество с международно признанным правительством Афганистана, возглавляемым Раббани, и оказать ему дополнительную помощь в форме поставок вооружений и боевой техники. Фактическое содействие России и республик Средней Азии коалиции и правительству Раббани вышло далеко за рамки, объявленные президентом Путиным. Американским ВВС предоставлены военные базы на территории Узбекистана и Таджикистана. С начала этого <2001> года Северному альянсу поставлено оружия на 167 млн. долларов.
   Россия принимает также самое активное участие в поисках путей политического урегулирования ситуации в Афганистане и поддерживает усилия ООН, Совета безопасности и Генерального секретаря в этом направлении. Москва выступает за создание в Афганистане коалиционного правительства на широкой этнической и политической основе. Но она против участия в таком правительстве представителей движения «Талибан». Москва, однако, считает настоятельно необходимым включение в правительство представителей пуштунских племён. Сейчас трудно сказать, удастся ли ООН создать такое правительство. Предыдущий опыт, в начале 90-х годов был неудачным. Этнические и религиозные распри между группировками, представлявшими пуштунов, таджиков, узбеков, хазарейцев и другие этносы не дали возможности ООН создать в то время коалиционное правительство. В стране возобновилась гражданская война. Тем не менее, 26 ноября <2001> в Берлине при посредничестве ООН созывается конференция представителей правительства Раббани и не входящих в него различных афганских группировок. Она покажет, удастся ли ООН создать правительство национального единства Афганистана и обеспечить мир многострадальному афганскому народу.
   Нам кажется поспешным вывод об окончательном военном поражении талибов. Не исключено, что, оставляя контролируемые ими районы, талибы хотят сберечь живую силу, отсидеться в малодоступных горных районах, переждать американские бомбардировки. Затем, когда сложатся более благоприятные условия, перейти в контрнаступление. У талибов может быть стратегия, рассчитанная и на более длительную перспективу. Они, возможно, надеятся, что попытки ООН создать коалиционное правительство Афганистана без их участия закончатся провалом, что даст им возможность со временем восстановить контроль над страной.

Афганистан времен Тараки [83 - Данный фрагмент воспоминаний приводится в редакции публикации в журнале «Международная жизнь», декабрь 1990 под рубрикой «Связь времён» на стр.1, 3, 86–96: с.1: В. Сафрончук. Афганистан времен Тараки, с.86; с.3: Vasili Safronchuk. Afganistan of the Taraki Time, p.86; с.86, сноска: Василий Степанович Сафрончук – Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР, в настоящее время – заместитель Генерального секретаря ООН; с.96, сноска: В следующем номере «Международной жизни» публикуется вторая статья В. Сафрончука «Афганистан времен Амина»]

   15 апреля 1988 года в своем кабинете на 35-м этаже небоскреба на Ист-Ривер (город Нью-Йорк), где размещается Секретариат ООН, я не без интереса смотрел прямую телепередачу из Женевы о подписании пакета соглашений, относящихся к политическому урегулированию положения вокруг Афганистана. Вся церемония продолжалась ровно 17 минут, а переговоры через личного представителя Генерального секретаря ООН о соглашениях длились без малого семь лет. В то время как пакеты соглашений поочередно подписывались представителями Афганистана, Пакистана, СССР и США, память отбросила меня на десятилетие назад.

   …Где-то в начале апреля 1979 года меня вызвали прямо из президиума научно-практической конференции МИД к министру иностранных дел.
   Оставив теоретические занятия, я направился из конференц-зала МИД на седьмой этаж в кабинет министра. По пути я пытался определить, что могло быть причиной столь срочного вызова. Будучи в то время заместителем заведующего Вторым европейским отделом, я перебрал в уме текущие проблемы советско-английских отношений, но так и не смог прийти к выводу, какая из них могла попасть в поле зрения министра.
   Войдя в кабинет, я был весьма удивлен, увидев там кроме А. А. Громыко заведующего отделом загранкадров ЦК КПСС Н. М. Пегова. Андрей Андреевич пригласил к маленькому столику у своего письменного стола, за которым сидел Пегов, и сказал, что руководство МИД и отдела загранкадров хотело бы предложить мне поработать в посольстве в Кабуле в качестве советника-посланника.
   Это предложение, откровенно говоря, меня удивило и озадачило, и я не мог не сказать этого руководству. Дело в том, что в течение 20 лет работы на дипломатическом поприще мне никогда не приходилось заниматься проблемами Афганистана и Востока вообще. Правда, до этого дважды – в августе 1977 года и в сентябре 1978 года – я посетил Кабул, но целью визитов были рутинные консультации в связи с регулярными сессиями Генеральной Ассамблеи ООН, разъяснение позиций Советского Союза по основным вопросам, стоящим в повестках дня этих сессий. Я имел возможность встречаться и беседовать с руководителями внешней политики Афганистана того времени – Мухаммадом Наимом в 1977 году и Хафизуллой Амином, который после военного переворота в апреле 1978 года был назначен заместителем премьер-министра и министром иностранных дел страны в правительстве, сформированном Народно-демократической партией Афганистана (НДПА). Разумеется, перед поездками в Кабул я, как водится, знакомился со справочными материалами об Афганистане, его внешней политике, но лишь настолько, насколько этого требовали цели моей миссии. Правда, после поездки в сентябре 1978 года, знакомства с Амином и другими деятелями нового режима Афганистана из чистого любопытства я стал более внимательно следить по газетам и сообщениям ТАСС за развитием событий в этой стране. Помню, что во время второй поездки, хотя я имел довольно поверхностные наблюдения, на меня большое впечатление произвели и сама страна, и ее своеобразный и гордый народ, а главное, смелость и даже дерзость той задачи, которую поставила перед собой НДПА после свержения полуфеодального режима Дауда, – направить Афганистан по пути некапиталистического развития. Из последних сообщений международных агентств я был осведомлен и о том, что новому афганскому правительству приходится сталкиваться со все большими трудностями и растущим сопротивлением тем социально-экономическим мероприятиям, которые оно пыталось проводить в жизнь. В марте 1979 года в провинции Герат произошло впервые после переворота довольно крупное вооруженное выступление мятежников, поддержанное из-за границы, в основном из близлежащего Ирана, в ходе которого погибло и несколько советских специалистов.
   Заметив мое легкое замешательство, министр пояснил, что в мои обязанности будет входить оказание помощи афганскому МИД и правительству ДРА во внешнеполитических вопросах в целях координации усилий наших стран на международной арене. Афганцы просили, заметил он, чтобы мы направили советника, хорошо ориентирующегося в вопросах работы ООН и свободно владеющего английским языком.
   Министр спросил, знаю ли я кого-либо из нынешних афганских руководителей лично. Я ответил, что во время последнего посещения Кабула в сентябре 1978 года встречался и беседовал с X. Амином, который тогда занимал посты заместителя премьер-министра и министра иностранных дел Афганистана. Он добавил, что мне дается время подумать над предложением, но времени на раздумья немного – до завтрашнего дня: просьба афганской стороны носит срочный характер.
   Позже мне стало известно, что предложение назначить меня советником-посланником в советское посольство в Кабуле исходило от посла СССР в Афганистане А. М. Пузанова. Сам Александр Михайлович впоследствии при встрече со мной в Кабуле на мой вопрос, почему он предложил именно меня, заведомо зная, что я не востоковед и не имею никакого опыта работы в данном регионе, ответил, что просьба исходила лично от министра иностранных дел X. Амина, а какими соображениями руководствовался при этом X. Амин, ему неведомо. Единственно, на что упирал афганский министр, по словам Александра Михайловича, так это на то, что хотел бы вести беседы по внешнеполитическим проблемам с советником-посланником на английском языке. Впоследствии некоторые наши товарищи использовали эту мотивировку Амина для создания версии о том, что он якобы с самого начала активно готовился к установлению тесных связей с США, активно совершенствовал английский язык. Он-де намеренно не хотел, чтобы советник-посланник совпосольства в Кабуле, ведающий внешнеполитической проблематикой, владел местными языками – пушту и дари, дабы в его присутствии вести разговоры со своими людьми на одном из этих языков, держа в неведении советника-посланника. Позже, в ходе частого общения с Амином, я установил, что он действительно неплохо владел английским языком, но это не должно было кого-либо удивлять, ибо X. Амин получил высшее образование в Колумбийском университете США, где готовил докторскую диссертацию по педагогической проблематике. Он предпочитал говорить на этом языке, но я в этом не усматривал ничего особенно криминального – при его уровне владения языком это было удобно и экономило время. Кстати, он очень редко при мне говорил со своими подчиненными на местных языках – пушту и дари, хотя и слыл крайним пуштунским националистом.
   После разговора с А. А. Громыко и Н. М. Пеговым прошел месяц, в течение которого я активно готовился к новой работе в стране, которую я мало знал и в проблемах которой слабо разбирался. Я собрал тот минимум литературы, который был в библиотеке МИД и отделе стран Среднего Востока, по истории, экономике, внешней политике Афганистана. Кроме того, знакомился с тассовскими сообщениями о событиях в стране, беседовал с товарищами, которые вплотную в то время занимались афганскими проблемами. Разумеется, я отдавал себе отчет, что никакая литература и беседы со знающими людьми не могут восполнить отсутствие личного опыта работы в стране, незнание восточной специфики и местных языков. Я по имеющимся записям старался восстановить те беседы, которые вел с бывшим и.о. министра иностранных дел ДРА Мухаммадом Наимом и тогдашним министром ДРА X. Амином во время поездок в Кабул в августе 1977 и сентябре 1978 года.
   Консультации по вопросам повестки дня 32-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 1977 году проводились мной, как это принято, на уровне заведующих соответствующими отделами МИД ДРА и заместителя министра, а в заключение я вместе с послом СССР А. М. Пузановым был принят Мухаммадом Наимом, двоюродным братом президента Дауда, исполнявшим обязанности министра иностранных дел. Наим был официален и вежлив, внимательно выслушал мое краткое сообщение об итогах консультаций и никак его не комментировал. Сказал лишь, что правительство Афганистана с удовлетворением отмечает, что есть основа для сотрудничества наших двух стран на предстоящей сессии.
   Несколько в ином ключе протекала год спустя, уже после апрельского переворота и прихода к власти НДПА, наша с А. М. Пузановым беседа с премьер-министром и министром иностранных дел ДРА Хафизуллой Амином. Выслушав мой рассказ о том, как проходил мой обмен мнениями по вопросам повестки дня 33-й сессии Генеральной Ассамблеи, он спросил, насколько близки позиции ДРА и СССР по основным политическим и экономическим вопросам сессии. Я ответил, что по проблемам борьбы за разоружение, укрепления международной безопасности, борьбы с остатками колониализма и расизма, поддержки национально-освободительных движений наши позиции близки или практически совпадают. Отмечены различия в подходах к решению проблем экономического развития, помощи развивающимся странам, не совпадают наши позиции по бюджетно-административным аспектам работы ООН. Мы, естественно, понимаем, что Афганистан как развивающаяся страна и член Движения неприсоединения в этих вопросах стоит ближе к позициям ДН, а не социалистических стран, и считаем это естественным. На этом месте X. Амин прервал меня: «Я не считаю это естественным. После Апрельской революции Афганистан встал на путь строительства социализма, политически он сейчас ближе к социалистическим странам, чем к ДН». X. Амин многозначительно и, как мне показалось, зловеще посмотрел на присутствовавшего на беседе руководителя афганской делегации, политического заместителя министра иностранных дел Шах Мохаммад Доста и строго спросил: «Товарищ Дост, как могло получиться, что вы не учли в ходе консультаций принципиальных изменений во внешней политике Афганистана, происшедших после Апрельской революции?».
   Надо сказать, что Ш. М. Дост не стушевался под грозным оком своего руководства и довольно твердо сказал, что он исходил из того, что революция в Афганистане является национально-демократической, он продолжает оставаться членом Движения неприсоединения, и внешняя политика ДРА не претерпела существенных изменений за тем исключением, что отношения с СССР стали более дружественными, чем при президенте Дауде и короле Захир Шахе, и рамки сотрудничества между нашими странами расширились.
   «Товарищ Дост, – заметил на это вслух Амин, – сравнительно молодой член НДПА, у него нет достаточного марксистского образования и революционной закалки и он многого не понимает в характере Апрельской революции».
   В этом месте разговора А. М. Пузанов легонько толкнул меня в бок и шепнул на ухо, чтобы я не спорил с заместителем премьер-министра. Между тем X. Амин при нас дал указание Ш. М. Досту привести позицию Афганистана по всем вопросам повестки дня 33-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в полное соответствие с позицией социалистических стран.
   Надо отдать должное Досту и его коллегам в МИД ДРА, они не очень рьяно выполняли это указание Амина в ходе 33-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, и делегация ДРА в целом придерживалась линии ДН. Помню, однако, какой фурор вызвало на сессии поведение представителя ДРА, когда он, проследив по табло, как проголосовали представители социалистических стран, нажал на кнопку «нет» при голосовании по бюджету ООН, в то время как все неприсоединившиеся страны, включая социалистические неприсоединившиеся страны (Куба, Вьетнам), проголосовали за него.
   25 мая 1979 года рейсом Аэрофлота я в третий раз прилетел в столицу Афганистана, на этот раз в долгосрочную командировку. Я каждый раз любовался величественной картиной, открывавшейся всякому, кто на самолете пересекает границу СССР и Афганистана, с извивающейся внизу рекой Аму-Дарья, отрогами Гиндукуша, его главным хребтом, покрытым вечным ледником. Самолет при снижении буквально ввинчивается в желто-зеленую чашу между гор, где расположен Кабул и его окрестности. Человека, впервые посещающего Кабул, сразу же поражают резкие контрасты этого древнего города: современные административные здания соседствуют с минаретами мечетей и глинобитными домиками жителей столицы; многокрасочный и богатый восточный базар и рядом вполне современный универмаг западного образца; человек в тюрбане, неспешно едущий по своим делам на ослике, и обгоняющий его «Мерседес»; широкие, хорошо заасфальтированные проспекты и змейкой убегающие от них вверх в холмистую возвышенную часть города едва проезжие дороги и тропинки. Впоследствии я понял, насколько трудным делает само географическое положение Кабула обеспечение его безопасности. В город можно скрытно проникнуть с близлежащих гор тысячами путей, легко обходя главные дороги, ведущие в него, и стоящие на них армейские и полицейские заставы.
   Я был приятно удивлен, обнаружив в посольстве СССР в Кабуле и торгпредстве многих товарищей, которых я знал по прежней работе как в Москве, в центральном аппарате МИД, так и в советском посольстве в Лондоне, в представительстве СССР при ООН в Нью-Йорке и других местах, где мне приходилось бывать, в том числе и представителей различных ведомств. Потом, проработав в Кабуле несколько месяцев, я часто задавал себе вопрос: насколько правильно могли оценить обстановку в стране люди, которые никогда раньше не занимались ее проблемами, не знали местных языков, не знали специфики Востока и Азии? Единственными, так сказать, профессионалами были некоторые сотрудники посольства, особенно из числа работников отдела стран Среднего Востока. Я с благодарностью вспоминаю советы, которые я получал от советника-посланника Ю. К. Алексеева, советников В. С. Ожегова и Л. С. Облова, некоторых младших дипломатов. Я поражался диапазону их знаний по Афганистану, по истории, экономике, национальным обычаям, завидовал той легкости, с которой они входили в контакты с местными деятелями.
   Однако, увы, этого нельзя было сказать обо всех сотрудниках посольства, не говоря уже о представителях ведомств. Вообще у нас в некоторых кругах бытует мнение, что дипломату профессионализм ни к чему и его можно направлять на работу то в одну, то в другую страну, причем в страны различных континентов, диаметрально отличающиеся друг от друга историей, социально-экономическим укладом, не говоря уже о языке. В этой связи я в Кабуле часто вспоминал историю о том, как на десятой сессии Экономической комиссии для Азии и Дальнего Востока в 1953 году в городе Канди (тогда Цейлон) [84 - Канди – административный центр Центральной провинции Шри-Ланки (до 1972 – Цейлона) [30, с. 203–204]], где мне довелось работать переводчиком, была создана рабочая группа для выработки определения «эксперт», и кто-то в шутку выдвинул такое определение: «эксперт – это человек, знающий очень много об очень малом, продолжающий изучать свой предмет, узнавая все больше и больше о все меньшем и меньшем до тех пор, пока не узнает практически все фактически ни о чем». Тут же в противовес другой шутник предложил следующее определение дипломата: «человек, знающий очень мало об очень многом, продолжающий расширять свои знания, узнавая все меньше и меньше о все большем и большем до тех пор, пока он не узнает фактически ничего практически обо всем».
   27 мая посол СССР в Афганистане А. М. Пузанов представил меня X. Амину, который к этому времени стал гораздо более заметной фигурой в НДПА и стране, заняв в марте 1979 года пост премьер-министра, но сохранив за собой и портфель министра иностранных дел. Амин при первом знакомстве, как правило, производил на всех приятное впечатление. Среднего роста, плотный, с четко выраженными этническими чертами пуштуна, подвижный и вежливый в обращении, он, если хотел, мог с первых минут очаровать любого собеседника.
   Однако кое-какие черты в поведении Амина, особенно в его высказываниях, сразу же настораживали, вызывали сомнение в его искренности. Впоследствии я неоднократно замечал, что в беседах с советскими представителями, то ли наедине, то ли в присутствии своих людей, Амин демонстративно подчеркивал свое дружеское отношение к Советскому Союзу и советскому народу, а также якобы свою твердую приверженность марксистско-ленинской идеологии. Однако после того, как я провел с ним несколько встреч и бесед, у меня сложилось твердое мнение, что марксизм Амин приемлет только на словах, формально, а на деле является заурядным мелкобуржуазным деятелем и крайним пуштунским националистом.
   В чем Амин был по-настоящему силен, так это в области политических интриг. Он имел совершенно неограниченные политические амбиции и жажду власти и ради удовлетворения этих амбиций не гнушался ничем, был готов пойти на любые преступления против своих товарищей по партии, против народа. Квазимарксистская фразеология применялась им лишь в целях камуфляжа, чтобы ввести в заблуждение собеседников, особенно из числа представителей соцстран. Надо сказать, что в значительной степени это ему удавалось, многие принимали его слова за чистую монету.
   За полтора года после вооруженного переворота 27 апреля 1978 года X. Амин проделал путь от заместителя премьер-министра до генерального секретаря ЦК НДПА и председателя Революционного совета ДРА, то есть главы правящей партии и государства.
   Разумеется, все, что произошло в Афганистане после апреля 1978 года, ту трагедию, которую пережил афганский народ в 1978–1988 годах и продолжает переживать и сейчас и которая обернулась кровоточащей раной и для советского народа, нельзя объяснить только тем, что власть в стране сумел на какое-то время захватить беспринципный политический авантюрист. Очевидно, были какие-то глубинные причины того, что страна, которая вполне созрела для национально-демократической революции и разложившуюся правящую феодально-бюрократическую верхушку которой удалось без особого труда свергнуть путем военного переворота, не смогла пойти по пути, который был ей предназначен, по пути реалистических и доступных в тех условиях социально-экономических преобразований. Корни этой трагедии уходят в глубокое прошлое Афганистана, объясняются уникальным разноплеменным характером афганского общества, его стратегическим географическим положением и многими другими факторами, не поддающимися учету.
   Но были обстоятельства и субъективного характера – ошибки и просчеты в оценках обстановки в Афганистане накануне апрельского военного переворота 1978 года как самой НДПА, так и дружественных ей партий. Явно нереалистической и несамокритичной оказалась оценка НДПА ее собственных возможностей в деле строительства нового общества в Афганистане. Сравнительно легко свергнув режим Дауда и захватив власть, НДПА оказалась далеко не на высоте тех исторических задач, которые она перед собой поставила, переоценила свои возможности в деле влияния на массы. Партия так и не стала единой политической организацией, ее раздирала фракционная борьба, причем не по вопросам принципиального характера, а проистекавшая из личных амбиций ее лидеров.
   С тех пор, как я последний раз посетил Кабул в сентябре 1978 года и первый раз встретился с Амином в Афганистане, произошли события, которые привели к углублению раскола в рядах НДПА и к таким перекосам в ее внутренней политике, которые значительно сузили ее социальную базу. Сотрудничество между «Хальк» и «Парчам» после захвата власти 27 апреля 1978 года продолжалось недолго. Люди из окружения Амина рассказывали мне, что уже на первом заседании Политбюро ЦК НДПА и Ревсовета наметились две линии – линия Тараки-Амина и линия Бабрака Кармаля. Халькисты настаивали на проведении немедленно радикальных преобразований – земельной реформы с конфискацией (без выкупа) излишков земли крупных землевладельцев, ограничения влияния религиозных деятелей, светскости образования. Парчамисты же предлагали более гибкий и осторожный подход, особенно в том, что касается отношений с мусульманским духовенством, масштабов и темпов земельной реформы, не склонны были идти на меры, которые нарушали вековые обычаи населения страны (например, отмена калыма за невесту, введения совместного обучения юношей и девушек).
   Весьма необдуманным считали они и введение красного флага как государственного флага страны. Впоследствии красный флаг был оставлен как знамя партии, а в качестве государственного был введен более традиционный черно-красно-зеленый флаг.
   Амин сумел убедить Тараки, что парчамисты в правительстве тормозят «революционные преобразования». Ему удалось дискредитировать ведущих деятелей «Парчам», часть из которых были сняты с партийных и государственных постов и направлены послами за границу (Б. Кармаль, А. Ратебзад, Н. А. Нур и другие), а некоторые были через какое-то время обвинены в антинародной, контрреволюционной и заговорщической деятельности и арестованы. Такие же обвинения несколько позже были предъявлены и деятелям НДПА, направленным ранее на работу за границу. Они отвергли эти обвинения как сфабрикованные и отказались возвратиться на родину, попросив политического убежища в странах, где они были аккредитованы.
   В своих выступлениях Амин в первые месяцы после апрельского переворота шел гораздо дальше положений программы НДПА о содержании первого этапа национально-демократической революции в Афганистане. Его явно заносило левее того, что могло быть осуществлено в стране в тех условиях.
   Между тем программа НДПА предусматривала создание на первом этапе революции национально-демократического правительства, опирающегося на объединенный национальный фронт всех прогрессивных, демократических и патриотических сил. Программа поясняла, что в состав такого фронта должны войти рабочие, крестьяне, прогрессивная интеллигенция, ремесленники, мелкая и национальная буржуазия. Основной целью национально-демократического этапа революции, подчеркивается в программе, являются ликвидация феодального строя и переход на некапиталистический путь развития. Следует сказать, что генеральный секретарь ЦК НДПА и председатель Ревсовета Н. М. Тараки в своих выступлениях более точно характеризовал содержание и цели Апрельской революции как национально-демократической.
   Нельзя сказать, что это «забегание вперед» у Амина было случайным делом или следствием неточности в формулировках, которые проскальзывали в его публичных выступлениях. А выступал он довольно много, по нескольку раз в неделю, перед самыми различными аудиториями – старейшинами племен, армейским партийным активом, преподавателями и студентами вузов, национальными предпринимателями и торговцами, на многочисленных пресс-конференциях перед афганскими и иностранными журналистами.
   Я по роду работы обычно обсуждал с ним проблемы внешнеполитического характера, как глобальные, так и региональные, но не было ни одной беседы с Амином, а я встречался с ним минимум один раз в неделю, когда бы не затрагивались и принципиальные вопросы внутреннего характера, относящиеся к развитию революционного процесса в Афганистане, его своеобразию, особенностям. Амин имел обыкновение проверять свои политические концепции на советских собеседниках, упорно отстаивал свои позиции, иногда соглашался с ними, но во многих случаях настаивал на своем.
   Коренным и, как потом выяснилось, далеко не случайным было заблуждение Амина относительно характера афганской революции, ее движущих силах, текущих и перспективных задачах. Я помню, например, как Амин категорически не согласился с характеристикой афганской революции, данной в статье Р. А. Ульяновского «О странах социалистической ориентации», опубликованной в журнале «Коммунист» (1979 г., № 7). В этой статье ДРА как страна социалистической ориентации была отнесена к группе стран, где формой власти является национально-демократическое государство, и была упомянута в одном ряду с ЛНДР, Социалистической Республикой Бирманский Союз [85 - Бирма [12, Вып.24, с.207], с 6.1989 Мьянма/Союз Мьянма [12, Вып.34, с.313]], Гвинейской Республикой, НДРЙ [86 - НДРЙ – Народная Демократическая Республика Йемен; в 5.1990 объединилась с Йеменской Арабской Республикой (ЙАР), образовав Йеменскую Республику [12, Вып.34, с.275]], Народной Республикой Конго, САР, Социалистической Эфиопией и др. X. Амин безапелляционно заявил, что ДРА необходимо причислять к странам, где переход к социализму, минуя стадию развитого капитализма, совершается в условиях народно-демократического государства (СРВ, КНДР, Куба) и где у власти находятся марксистско-ленинские партии. «Как может товарищ Ульяновский ставить ДРА на одну доску с Эфиопией, где авангардная партия начала создаваться лишь после захвата власти, в то время как в Афганистане марксистско-ленинская партия была создана еще в 1965 году, то есть за 13 лет до революции, имеет опыт работы в легальных и нелегальных условиях?» – спросил Амин.
   Помнится, я обратил внимание Амина на то место в статье Ульяновского, где говорилось, что в ряде стран социалистической ориентации, в том числе в Афганистане, наметилось новое явление – в них провозглашена ведущая роль рабочего класса, а правящие партии этих стран провозгласили своей идеологией научный коммунизм. Но это, подчеркивал Ульяновский, скорее указание на ближайшую возможную перспективу, чем на утвердившуюся реальность. Про себя я подумал, что для Афганистана эти «провозглашения» не были указанием даже на ближайшую возможную перспективу.
   На X. Амина эти доводы не подействовали, и он остался при своем мнении, что ДРА при характеристике происходящего в ней революционного процесса должна приравниваться к Кубе, Вьетнаму.
   Надо сказать, что, признавая первенство Н. М. Тараки в области теории и практики революционного движения в Афганистане, X. Амин считал себя вторым по величине теоретиком в НДПА. Он имел обыкновение вырывать из контекста отдельные высказывания В. И. Ленина и догматически трактовать их применительно к афганской действительности. Так, он в беседах довольно часто ссылался на мысль В. И. Ленина о том, что с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут перейти к советскому строю и к коммунизму, минуя капиталистическую стадию развития.
   «В Афганистане, – заявил Амин в одной из бесед в конце июня, – опираясь на помощь социалистических стран, мы можем перейти от феодализма к коммунизму, минуя капитализм и социализм. Это будет нашим вкладом в развитие марксистско-ленинской теории национально-освободительного движения».
   Попытки доказать Амину, что «миновать капитализм» в Афганистане практически невозможно по той причине, что в стране уже имеется некоторый развитый капиталистический уклад, банки и акционерные компании, успеха не имели.
   Не менее характерными были и рассуждения Амина о требованиях, которые предъявляются в НДПА при приеме новых членов партии.
   Прежде всего, говорил Амин, мы требуем от поступающих в партию признания первичности бытия и вторичности сознания, то есть принимаем в партию только материалистов. Вторым критерием, по его словам, является советизм, иначе говоря, признание руководящей роли КПСС в мировом революционном движении. На вопрос, требуется ли от членов партии согласие с ее программой и уставом, Амин отвечал, что главное – это материалистическое мировоззрение, а программа усваивается в ходе практической работы.
   Нечего и говорить, что такого рода незрелые рассуждения Амина, как в беседах, так и в публичных выступлениях, лили воду на мельницу тех, кто с самого начала приклеил правительству, возникшему в Афганистане после апрельского переворота 1978 года, ярлык «марксистского режима». Уже этого было достаточно, чтобы восстановить против новой власти значительную часть верующего мусульманского населения страны.
   Сектантство и догматизм Амина особенно наглядно проявились в его подходе к проблеме создания Национального отечественного фронта Афганистана. Этот вопрос сильно занимал его в период с мая по август 1979 года, когда со всей остротой встала задача сплочения всех патриотически настроенных слоев афганского общества, включая национальную буржуазию, вождей племен, лояльных народной власти землевладельцев перед лицом усиления нажима со стороны контрреволюции, получавшей возрастающую поддержку из-за границы, имевшую базы в Пакистане и Иране.
   Вопреки тому, что говорится в программе НДПА о задачах и составе объединенного национального фронта, X. Амин в беседах с представителями социалистических и других дружественных стран настойчиво проводил мысль о том, что в ДРА нет объективной основы для создания НОФ, поскольку-де в стране до и после завоевания власти НДПА не было и не существует других политических партий, кроме НДПА, которая является «единственной, общенациональной, революционной, патриотической и демократической партией». Апрельская революция, утверждал далее Амин, была совершена исключительно под руководством НДПА, и никакая другая политическая группировка не предприняла даже малейших усилий для победы революции.
   Амин при этом отказывался рассматривать опыт национальных и отечественных фронтов в странах народной демократии после второй мировой войны лишь на том основании, что в этих странах немарксистские политические партии существовали еще до войны, и они в той или иной форме принимали участие в антифашистской борьбе, и поэтому было логичным их объединение в рамках национальных фронтов.
   «Не прикажете ли вы нам, – спрашивал Амин, – создать теперь, спустя год после захвата власти, партию национальной буржуазии, крестьянскую партию или, скажем, партию племен, чтобы потом объединить их в национальный фронт? Нет, мы не пойдем по этому пути, – горячо доказывал он. – НДПА ни с кем не намерена делить политическую власть, она сумеет сплотить вокруг себя все национально-демократические силы Афганистана и обеспечить их единство для защиты завоеваний революции».
   Отвергая идею национального фронта, X. Амин, а вместе с ним и Тараки, во-первых, игнорировали реальность, ибо в Афганистане до и после революции существовали политические группировки, партии и организации, с которыми необходимо было объединить усилия для осуществления антифеодальных преобразований. Все они стояли на платформе национализма и мелкобуржуазного радикализма. Некоторые из них, например Революционная организация трудящихся Афганистана (РОТА) или «Шолае Джавид» («Вечное пламя»), претендовали даже на то, чтобы называться марксистскими партиями.
   Во-вторых, Амин отказывался понимать или не понимал того обстоятельства, что хотя НДПА при поддержке армии могла одна свергнуть довольно непрочный режим Дауда, но отстоять в одиночку завоевания революции в борьбе с внутренними и внешними врагами ей было явно не под силу. Видимо, весь расчет с самого начала строился на том, что это удастся сделать при поддержке Советского Союза и других социалистических стран. Надо сказать, что уже на том этапе, задолго до ввода советских войск в Афганистан, явственно проглядывался этот иждивенческий настрой тогдашних афганских руководителей. Впоследствии, после ввода войск, этот настрой получил свое дальнейшее развитие, вплоть до тезиса, который в открытую проповедовал тогдашний секретарь ЦК НДПА Махмуд Барьялай – «советские за все в ответе».
   Вскоре после гератских событий марта 1979 года Тараки и Амин стали настойчиво ставить перед советскими представителями вопрос о необходимости ввода ограниченного контингента советских войск. Помню, что Амин уже в одной из первых бесед со мной в июне 1979 года попросил довести до советского руководства его и Тараки просьбу о том, чтобы оно направило в Афганистан небольшой воинский контингент (два-три батальона) для охраны некоторых военных коммуникаций и аэродрома в Баграме. Я ответил, что не компетентен и не уполномочен обсуждать вопросы двусторонних отношений, но, полагаю, что такого рода просьба не будет удовлетворена, поскольку присутствие иностранных войск на территории Афганистана может быть использовано врагами афганской революции для ее дискредитации, будет истолковано как признак слабости режима, как свидетельство того, что новая власть не пользуется поддержкой народа.
   Я рассказал об этом разговоре послу А. М. Пузанову. Он заметил, что, Х. Амин прекрасно знает, как и через кого передавать такие просьбы, но наивно полагает, что чем большему числу советских представителей он будет говорить об этом, тем скорее они дойдут до советского руководства. Насколько мне известно, в то время на эти обращения Тараки и Амина из Москвы поступили твердые негативные ответы.
   Вместо сплочения вокруг НДПА всех патриотически настроенных слоев населения для организации отпора контрреволюции Амин и его ближайшее окружение своими сектантскими действиями, террором и репрессиями против своих же единомышленников и соратников по партии все больше углубляли пропасть между собой и афганским народом. Между тем в беседах и публично Амин продвигал тезис о том, что 95 процентов населения поддерживают революцию, что в стране нет гражданской войны, что основное сопротивление революции исходит из-за границы – из Пакистана и Ирана. Это была совершенно нереалистическая оценка положения.
   Итак, идея национального фронта для организации отпора контрреволюции была Амином и Тараки отброшена. Вместо этого Политбюро ЦК НДПА на своем заседании в середине июля 1979 года приняло постановление о создании Национальной организации защиты революции. По смыслу постановления организация должна была объединить все прогрессивные и патриотические силы народа независимо от партийной, религиозной, национальной и социальной принадлежности. В нее организационно должны были войти НДПА, профессиональные союзы рабочих, крестьянские комитеты, комитеты защиты революции, народная организация молодежи, народная организация женщин, союз журналистов, творческие союзы интеллигенции, экспортно-импортные союзы. Даже из состава ее было видно, что она мыслилась не как политическая, а как общественная организация. К тому же большинство из перечисленных в ней компонентов существовали только на бумаге или были в процессе становления.
   В соответствии с постановлением на местах стали создаваться провинциальные, городские, районные и уездные советы и комитеты организации, которые, по идее, должны были мобилизовать народ на защиту завоеваний революции, ликвидацию террористических банд, развитие народного хозяйства, увеличение производства промышленной и сельскохозяйственной продукции, улучшение торговли. К началу декабря 1979 года работа на местах, как сообщалось, была завершена и было проведено всеобщее собрание делегатов от всех входящих в нее организаций, на котором был избран Центральный совет. На него была возложена задача координировать действия всех патриотических сил. Даже из этих фактов видно, что ее создание, по существу, имело характер формально-бюрократического процесса, оно шло сверху вниз, не было результатом революционной самодеятельности масс, не всколыхнуло народ, а следовательно, не привело к существенному расширению социальной базы режима и к перелому на фронте борьбы с вооруженной оппозицией. Более того, к концу 1979 года военное положение республики еще более осложнилось.
   Всем, кто наблюдал развитие событий в ДРА в 1979 году, не могло не внушать тревогу и положение в самой правящей партии – НДПА. Раскол между двумя основными фракциями партии «Хальк» и «Парчам» продолжал углубляться. Это было результатом интриг Амина и сосредоточения им в своих руках все большей власти. Как уже говорилось выше, в июле-августе 1978 года Амину удалось устранить из правительства видных деятелей «Парчам» – Кармаля, Кештманда, Нура, Ратебзад. В августе 1978 года были арестованы по обвинению в заговоре министр национальной обороны Абдул Кадыр, начальник генерального штаба Шехпур и ряд других видных военных деятелей, а также министр общественных работ Мухаммад Рафи. Напомню, что начальник штаба ВВС полковник А. Кадыр был руководителем переворота 27 апреля 1978 года, он сделал первое заявление по кабульскому радио о низложении Дауда и о переходе власти к Революционному совету вооруженных сил, который просуществовал до 30 апреля, когда был создан Ревсовет ДРА. В 1979 году процесс ослабления положения парчамистов в правительстве и в армии продолжался.
   В конце марта, вскоре после гератских событий, решением Ревсовета ДРА Амин был назначен премьер-министром ДРА и ему было поручено сформировать новое правительство. Разумеется, что при формировании такового Амин, оставив за собой и пост министра иностранных дел, прежде всего постарался укрепить позиции халькистов. Его заместителем был назначен один из наиболее преданных ему людей доктор Шах Вали, сохранивший за собой и пост министра здравоохранения; посты министров финансов и информации и культуры заняли видные халькисты А. К. Мисак и X. М. Катавази. Правда, парчамистам удалось получить пост министра обороны, на который был назначен герой апрельского переворота Аслан Ватанджар, но, как мы увидим, он оставался на этом посту всего несколько недель. Одновременно декретом Ревссовета был создан Высший совет обороны ДРА, председателем которого стал Тараки, а его заместителем – Амин. В конце августа последовала еще одна реорганизация высших органов власти ДРА – декретом Ревсовета ДРА Тараки взял на себя руководство всеми вопросами, связанными с обороной, а также командование вооруженными силами страны. В декрете было примечательное положение о том, что «премьер-министр Амин будет осуществлять на практике указания председателя Революционного совета по этим вопросам и руководить деятельностью министерства обороны». Сие на практике означало, что Амин стал фактически министром обороны, а недавно назначенный на этот пост Ватанджар был переведен на пост министра внутренних дел. Чтобы немного разгрузиться, Амин передал портфель министра иностранных дел своему ставленнику Шах Вали.
   Итак, произошла очередная реорганизация правительства и дальнейшее ослабление позиций «Парчам» в правительстве и армии. В дипкорпусе в Кабуле было отмечено, что каждой новой реорганизации правительства предшествовало крупное выступление контрреволюции. Так, мартовская перестановка в правительстве последовала вскоре за мятежом в Герате, августовская имела место после контрреволюционного вооруженного выступления 23 июня в самом центре Кабула, близ базара Чандаваль и вооруженного мятежа 6 августа в одной из частей афганской армии. В ходе этого мятежа была предпринята попытка захватить старинную крепость Балахисар, расположенную на юго-восточном склоне горы Шир-Дарвиз в самом Кабуле. С этой крепости можно держать под прицелом основные кварталы и улицы столицы. Существовала версия о том, что упомянутые вооруженные выступления были либо спровоцированы Амином, либо он знал о них заранее и использовал их как предлог для сосредоточения в своих руках еще большей власти. Разумеется, официальным объяснением и мотивом реорганизаций правительства была ссылка на то, что необходимо «дальнейшее совершенствование руководства борьбой народа и вооруженных сил Афганистана против контрреволюции».
   Как показало дальнейшее развитие событий, Амин был далек от того, чтобы удовлетвориться достигнутым. Он стремился к тому, чтобы сосредоточить в своих руках всю власть и превратить НДПА в ширму своей личной диктатуры.

Афганистан времен Амина [87 - Публикуется в редакции текста журнала «Международная жизнь», Январь 1991, стр.124–142; сноска: Василий Степанович Сафрончук – Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР, в настоящее время – заместитель Генерального секретаря ООН. Продолжение. Начало см.: «Международная жизнь», 1990 г., № 12.]

   Заняв в марте 1979 года пост премьер-министра и фактически возглавив министерство обороны, X. Амин не прекратил заниматься вопросами внешней политики страны. Он даже усилил свой контроль над ними, сохранив за собой на некоторое время портфель министра иностранных дел.
   Весной и летом того года его основное внимание и значительная часть его времени занимали проблемы отношений Афганистана с соседями – Пакистаном и Ираном. Весьма озабочен он был и отношениями с Соединенными Штатами, которые значительно ухудшились после убийства посла США Даббса в отеле «Кабул» исламскими экстремистами. Его главные усилия направлялись на то, чтобы убедить руководство соседних стран не оказывать помощь различным группировкам муджахеддинов, которые сразу же после апрельского переворота начали вести с территории Пакистана и Ирана подрывную деятельность против Афганистана. Амин, в отличие от Тараки, старался избегать, по крайней мере, в своих публичных выступлениях, обвинений в адрес официальных кругов Исламабада и Тегерана в том, что они предоставляют свои территории для баз вооруженной афганской оппозиции. Обычно он ссылался на неблаговидную роль «реакционных исламских кругов» этих стран. Более того, в ряде выступлений летом 1979 года Амин прямо обращался к руководству обеих стран нормализовать отношения. Так, выступая в Кабульском университете 24 августа на Международной конференции солидарности с народом Афганистана, Амин заявил: «Мы полностью уверены, что вражда с народом Афганистана не отвечает интересам наших пакистанских и иранских соседей. Мы стремимся к нормальным добрососедским отношениям с Пакистаном и Ираном». Далее Амин предложил правительствам обеих стран провести переговоры на любом уровне с целью устранения разногласий, сообщил, что правительство Афганистана пригласило президента Пакистана Зия-уль-Хака и министра иностранных дел Ага Шахи посетить Афганистан, чтобы обсудить интересующие обе стороны вопросы. «С этими же намерениями, – сказал Амин, – ДРА готова вести переговоры и с правительством Ирана».
   Еще до этого, в середине июня, министр иностранных дел Афганистана Ш. М. Дост по указанию Амина посетил Исламабад и пытался завязать диалог с пакистанским руководством. Хотя сам Дост в интервью по возвращении в Кабул назвал свою миссию «продуктивной», реальных результатов она не дала. В дипломатических кругах Кабула в то время циркулировали слухи, что Дост, будучи парчамистом, не был заинтересован в успехе своей миссии и особого рвения к выполнению задания Амина не проявлял.
   Пакистанское руководство между тем с самого начала крайне настороженно относилось к новому режиму в Афганистане. Надо сказать, что и до апрельского переворота отношения между этими двумя соседними странами носили натянутый характер, в основном из-за пуштунской проблемы. Кабул в свое время не согласился с разделом Британской Индии на два государства, при котором в состав Пакистана были включены территории, населенные пуштунами (Северо-Западная пограничная провинция), не признавал долгое время Пакистан как государство и голосовал против приема Пакистана в ООН. Исламабад, в свою очередь, предоставлял территорию Пакистана для группировок и отдельных деятелей, выступавших против правительства Кабула. После апрельского переворота, который режимом Зия-уль-Хака был воспринят как «марксистский» и «антиисламский», эта неприязнь еще более усилилась. Этому всячески способствовал и тогдашний посол Пакистана в ДРА Риаз Пирачи, который в своих донесениях в Исламабад намеренно сгущал краски, добавляя к вышеперечисленным эпитетам еще и «просоветский». Амин посла не любил, не без основания полагая, что он намеренно дезинформирует свое правительство. Не помогало делу нормализации отношений и то обстоятельство, что Амин, в свою очередь, через своих эмиссаров поддерживал связи с лидерами оппозиционных партий в Северо-Западной пограничной провинции, в частности с Народно-прогрессивной партией, Национально-демократической партией, оппозиционными лидерами белуджей, негласно принимал представителей этих партий в Кабуле. В Исламабаде весьма настороженно следили и за зигзагами Амина в «пуштунском вопросе», который, как отмечалось выше, был и остается больным вопросом в афгано-пакистанских отношениях. Но надо сказать, что, поддерживая негласные контакты с вождями некоторых пуштунских племен по ту сторону границы, X. Амин и Н. М. Тараки вели себя в этом вопросе довольно осмотрительно. Они, например, несколько приглушили празднование традиционного «Дня Пуштунистана» в сравнении с тем, как этот день отмечался при короле Захире и президенте Дауде. Правда, в частных беседах Амин говорил, что революционный Афганистан никогда и ни при каких обстоятельствах не признает «линию Дюранда» государственной границей. «Любой правитель Афганистана, который признает эту линию как границу, – сказал мне как-то Амин в одной из бесед, когда речь зашла о «линии Дюранда», – будет рано или поздно убит как предатель пуштунского народа». При этом Амин расстелил на полу своего кабинета карту, являющуюся приложением к договору, подписанному в 1893 году тогдашним эмиром Афганистана Абдуррахман-Ханом и английским представителем Дюрандом, и обратил мое внимание на то, что, хотя она парафирована Дюрандом – его подпись отчетливо просматривалась на этом видавшем виды документе, – подписи Абдуррахман-Хана на ней не было. «Даже получив от англичан за свое предательство три миллиона фунтов стерлингов, – заметил Амин, – он не решился поставить свою подпись под этим позорным документом». На мой вопрос, есть ли у него уверенность в том, что на втором экземпляре карты, хранящемся в Форин офисе, тоже нет подписи короля, Амин не ответил. Настораживало Исламабад и то обстоятельство, что в своих публичных выступлениях Амин, говоря о «моем народе», то есть о пуштунах, как правило, отмечал, что «он расселен на территории от Аму-Дарьи до Инда». Такие заявления, да еще с подачи Риаза Пирачи, очевидно, воспринимались в Исламабаде как покушение на территориальную целостность Пакистана. Пакистанского посла не успокаивали дававшиеся ему Амином разъяснения, что в данном случае он имеет в виду то обстоятельство, что пуштуны, будучи кочевниками, вместе со своим скотом мигрируют в пределах от Аму-Дарьи до Инда.
   Что касается отношений с США, то они после апрельского переворота носили сложный характер и прошли несколько стадий. Хотя сам переворот был воспринят в США как левый и «просоветский», они не спешили круто менять свою линию в отношении нового режима, настороженно приглядывались к нему. Первое время США продолжали оказывать Афганистану экономическую и техническую помощь как на двусторонней основе, так и по линии Всемирного банка и Международного валютного фонда. Положение резко изменилось после захвата и убийства 14 февраля 1979 года американского посла Адольфа Даббса. Есть несколько версий того, кто и в каких целях захватил Даббса. Амин утверждал, что его похитили исламские правые экстремисты. Представители посольства США в Кабуле утверждали, что Даббса захватили боевики левоэкстремистских группировок, отколовшихся в свое время от НДПА («Шолае Джавид», «Сетаме Мелли»), с тем чтобы обменять его на своих людей, арестованных и брошенных в тюрьму Амином. Амин лично руководил операцией по вызволению американского посла и провел ее далеко не лучшим образом. Он игнорировал все обращения посольства США с просьбами тянуть время, вести переговоры с террористами. Гибель Даббса через несколько часов после захвата в гостинице «Кабул», причем неизвестно, то ли от пули террориста, то ли от автоматной очереди одного из штурмовавших номер афганских солдат, отказ Амина провести расследование этого темного дела с участием американских экспертов – все это сильно и надолго испортило отношения Афганистана с США. Американская администрация резко сократила присутствие США в стране, полностью прекратила оказание экономической и технической помощи. Последующие попытки Амина восстановить отношения с США как в период, когда он был премьер-министром, так и потом, когда он, устранив Тараки, стал генсеком НДПА и председателем Ревсовета, успеха не имели. До ухода Амина с политической арены официальные круги США питали к нему недоверие и неприязнь. Американская печать все время муссировала сообщения о нарушениях в Афганистане прав человека, незаконных арестах по приказу Амина невинных людей, тюрьмах, переполненных противниками режима и т. п.
   Остальными проблемами внешней политики Афганистана Амин занимался в самом общем плане, не вникая в детали и оставляя решение текущих вопросов на усмотрение своих замов. Разумеется, он держал в своих руках главные кадровые вопросы, такие, как назначение послов, заведующих отделами МИД, и т. п.
   У него была своеобразная манера вести беседы на внешнеполитические темы: он их вел «по азимутам», то есть по основным проблемным направлениям. При этом тематика бесед определялась заранее и обычно была довольно общей – «континентальной». Премьер-министр просил давать ему информацию о событиях на континентах – в Азии, Африке, Америке, Европе. Расставаясь после очередной беседы, он обычно говорил: «Следующий раз поговорим о том, что происходит в Европе (Азии, Америке и т. д.)». Когда речь шла о том или ином континенте, Амин обычно просил характеризовать положение по группам стран: социалистические, развивающиеся, капиталистические. Он следил за региональными конфликтами, правительственными кризисами и другими очагами напряженности и острыми ситуациями. Иногда беседы начинались с краткого обзора международных событий за неделю. Амин проявлял большой, но, как мне казалось, показной интерес к национально-освободительным движениям, успехам левых сил на парламентских выборах и т. п. Но все это было, так сказать, фасадной стороной работы Амина как руководителя внешнеполитического ведомства, призванной продемонстрировать собеседнику широту политических взглядов Амина, его интерес к мировым делам, симпатии к революционным и освободительным движениям. На деле же его занимали, как отмечалось выше, практические проблемы отношений с соседними странами.
   Амин уделял большое внимание формированию аппарата министерства иностранных дел, заполнению его преданными ему лично людьми, в том числе своими родственниками. Вскоре после моей первой встречи с ним в конце мая 1979 года он представил мне симпатичного молодого человека, заявив, что это его племянник Асадулла, и сказал, что он занимает пост первого заместителя министра иностранных дел. «Асадулла является молодым членом НДПА, – сказал Амин, – но он пользуется полным доверием руководства партии и правительства ДРА, имеет опыт революционной борьбы в подполье и необходимую политическую закалку». Как мне рассказали впоследствии, «опыт революционной борьбы» А. Амина сводился к тому, что он был связным между дядей и партийными ячейками НДПА в армии накануне переворота. Это он вместе с сыном X. Амина Абдуррахманом передал по конспиративной цепочке офицерам – членам НДПА пароль, явившийся сигналом к вооруженному выступлению против режима Дауда.
   Впоследствии по работе мне неоднократно приходилось встречаться и беседовать с Асадуллой Амином. Это был внешне очень располагавший к себе молодой пуштун – среднего роста, крепкого сложения, смугловатый, с постоянной широкой улыбкой на лице. Он совсем недавно закончил медицинское училище и какого-либо опыта работы на внешнеполитическом поприще не имел. Он, впрочем, не имел и медицинской практики. Представляя мне своего племянника, X. Амин выразил надежду, что в ходе практического сотрудничества я помогу ему в деле становления его как внешнеполитического работника.
   Надо сказать, что эта работа оказалась не из легких, ибо Асадулла с трудом изъяснялся по-английски. Не зная совсем русского языка, он тем не менее категорически отказывался вести деловые беседы через переводчика на своем родном языке – пушту – и требовал, чтобы разговор шел на английском языке. Я начал догадываться, почему Амин так настаивал, чтобы советник-посланник советского посольства СССР в Кабуле, занимающийся внешнеполитическими проблемами, владел английским языком. Ему, помимо всего прочего, нужен был наставник для племянника.
   В таких условиях вести содержательные беседы с вновь испеченным заместителем министра иностранных дел было весьма трудно. Поэтому, когда речь шла о важных и сложных делах, я прибегал к услугам переводчика. Но важных, а тем более сложных внешнеполитических дел Асадулла не любил. Все его помыслы сводились к планам «революционной реорганизации» МИД Афганистана, с тем чтобы, как он выражался, «очистить МИД от ставленников феодально-бюрократического режима Дауда». Каждый раз при встречах он демонстрировал различные варианты графических схем структуры министерства и интересовался моим мнением. Я, естественно, проявлял мало интереса к этой проблематике и ограничивался общими замечаниями, вроде того, что организация и структура МИД любой страны должна исходить из приоритетов ее внешней политики, исторической традиции, ее кадровых возможностей и т. п.
   Зато Асадулла любил посещать всякие представительские мероприятия, участвовать в различных протокольных встречах и церемониях. Он, например, 26 мая 1979 года неплохо, с профессиональной точки зрения, организовал и провел по указанию Амина обмен ратификационными грамотами по Договору о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве между ДРА и СССР, подписанному 5 декабря 1978 года. Это было первое дипломатическое мероприятие, которое мне пришлось посетить буквально на следующий день после приезда в Афганистан.
   Вся практическая повседневная работа по осуществлению внешней политики страны лежала на плечах второго политического заместителя министра иностранных дел Шах Мухаммад Доста – опытного кадрового дипломата, с которым мне по ходу работы приходилось встречаться довольно часто. Дост был назначен заместителем министра вскоре после апрельского переворота 1978 года, а после устранения Амина в конце 1979 года стал министром иностранных дел и проработал на этом посту до 1987 года. Несмотря на то, что он является однофамильцем основателя афганского государства эмира Доста, Ш. М. Дост довольно скромного происхождения. Благодаря своим способностям и трудолюбию Ш. М. Дост в 1956 году успешно окончил Кабульский университет (факультет права и политических наук) и с тех пор работал на различных постах в центральном аппарате МИД Афганистана и его загранпредставительствах: вторым секретарем в посольстве в США, первым секретарем в посольстве в Исламабаде, заместителем протокольного отдела МИД. Правда, в 1965 году он некоторое время работал помощником премьер-министра Афганистана. В составе афганской делегации Дост участвовал в работе 6-й Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран в Гаване.
   С Достом работать было легко и приятно – он свободно владел английским языком, помимо своего родного языка – дари, говорил также на пушту и урду. Ш. М. Дост хорошо разбирался в международных делах, был в курсе основных направлений внешней политики Афганистана, неплохо ладил с аппаратом МИД, умел расположить к себе собеседника. Он отличался также большой скромностью в быту. Имея жену и четверых детей, министр занимал небольшую четырехкомнатную квартиру в панельном пятиэтажном доме.
   Через некоторое время я заметил, что Ш. М. Дост не пользуется доверием X. Амина. Как-то в одной из бесед он сказал, что его второй заместитель не является «достаточно идейно закаленным», что его мало знают в НДПА. X. Амин совершенно прозрачно намекнул на то, что собирается отстранить Доста от работы в МИД, оставив своего племянника единственным заместителем министра. Полушутя-полусерьезно я заметил, что если Ш. М. Дост уйдет из МИД, то это учреждение придется закрыть, так как он ведет практически всю повседневную работу по руководству МИД, и без него МИД не сможет функционировать. X. Амин на это ответил, что Ш. М. Дост является простым исполнителем его воли.
//-- * * * --//
   Как отмечалось выше, в результате реорганизации правительства ДРА в июле позиции халькистов – сторонников Амина усилились, а парчамистов и халькистов, не симпатизировавших Амину, ослабли. Ватанджар был передвинут с ключевого поста министра обороны на пост министра внутренних дел; Зерай сменил портфель министра сельского хозяйства и земельной реформы на менее значительный портфель министра общественного здравоохранения; Маздурьяр пересел с кресла министра внутренних дел в кресло министра границ.
   Разумеется, это не могло пройти незамеченным. Стало усиливаться подспудное недовольство в обеих фракциях НДПА сосредоточением столь многих функций в руках Амина и укреплением его личной власти. Некоторые из членов ЦК НДПА, такие, как Панджшери, Ватанджар, Гулябзой, и другие, стали открыто критиковать Амина на заседаниях Политбюро и ЦК за его диктаторские замашки, не скрывали тревоги в связи с его стремлением захватить всю власть в свои руки. Амин же под прикрытием культа Тараки как «вождя партии и народа» и раздувая свой культ как второго человека в стране – «командира Апрельской революции», стал исподволь готовить почву для расправы с теми, кто пытался поставить преграду на его пути к вершинам власти.
   Была пущена в ход версия «заговора банды четырех» – Ватан-джара, Гулябзоя, Маздурьяра и Сарвари – против руководства партии и лично против Амина. Надо сказать, что эта четверка действительно пыталась раскрыть глаза Тараки на истинные замыслы Амина, подвести Тараки к мысли о необходимости либо полного удаления Амина из руководства, либо перемещения его на менее важный пост. Тараки же, введенный в заблуждение тем, что Амин активно раздувал культ его личности, проявлял нерешительность в этом деле, открыто не поддержал те силы в партии, которые добивались смещения Амина. Надо сказать, что Тараки при всех его положительных качествах государственного и политического деятеля были свойственны отсутствие интереса к делам организационного и практического характера, недостаток твердости при принятии кадровых решений. Он настолько уверовал в свой авторитет, чему в немалой степени способствовал Амин, что не мог и в мыслях допустить, чтобы кто-либо в партии мог выступить против него, тем более бросить ему вызов как руководителю.
   Между тем Амин, публично славословя Н. М. Тараки, закулисно, особенно в беседах, в том числе и с советскими советниками, пытался посеять сомнения в компетентности генерального секретаря ЦК НДПА, всячески выпячивал слабые стороны его как организатора, настойчиво проводил мысль о том, что Тараки-де не совсем идейно убежденный «марксист-ленинец».
   Помню, как незадолго до отъезда Н. М. Тараки 1 сентября в Гавану на 6-ю Конференцию глав государств и правительств неприсоединившихся стран X. Амин в беседах со мной несколько раз поднимал вопрос о содержании проекта выступления руководителя делегации ДРА. Он сетовал на то, что Тараки не принимает его советов и поправок, якобы направленных на то, чтобы сделать выступление более антиимпериалистическим; усилить в нем критику политики США, более определенно выразить поддержку политике социалистических стран и стран социалистической ориентации. Он даже пытался проводить мысль о том, что Тараки не совсем лоялен по отношению к СССР и другим «братским странам».
   Я в тактичной форме пытался разъяснить Амину, что внешняя политика Афганистана, являющегося неприсоединившимся государством, как мне представляется из того, что говорит сам Амин, изложена в докладе Тараки достаточно объективно, взвешенно и отражает реалии, а не надуманные положения и забегающие вперед лозунги. Но Амин продолжал утверждать, что доклад Тараки «слабый», идеологически не заостренный, «игнорирует» позиции прогрессивных сил и т. п.
   Примерно с середины августа в первичных организациях НДПА, особенно халькистских, стало циркулировать письмо, составленное и разосланное по указанию X. Амина, в котором утверждалось, что в партии зреет заговор против «командира Апрельской революции». В письме назывались имена участников заговора: С. М. Гулябзой, Ш. Маздурьяр, А. Сарвари, М. А. Ватанджар. Говорилось также, что «товарищ Тараки» не принимает мер против заговорщиков, более того, делались намеки на то, что он смотрит на это дело сквозь пальцы. В письме, естественно, замалчивались заслуги «четверки» в деле совершения апрельского военного переворота 1978 года.
   Между тем заслуги этих четырех членов ЦК НДПА были хорошо известны в партии; все они были не робкого десятка. Мне приходилось с ними не раз встречаться, и у меня сложилось о них мнение как о людях честных и принципиальных, преданных своему народу и делу, которому они служили. Полковник Мохаммад Аслан Ватанджар, родившийся в пограничной провинции Пактия в 1946 году в семье пуштуна-кочевника, окончил военное училище по специальности танкиста, принимал активное участие в свержении короля Захира в 1973 году, режима Дауда в 1978 году. При Дауде он был командиром танкового батальона. Именно этот батальон сыграл решающую роль при штурме дворца Дауда, и танк, в котором Ватанджар штурмовал дворец, был после переворота установлен на постаменте на площади перед зданием дворца. Сразу же после переворота Ватанджар был назначен заместителем премьер-министра и министром связи. Затем последовательно занимал посты министра внутренних дел, обороны, связи; член ЦК НДПА и Политбюро ЦК НДПА, член Революционного совета ДРА.
   Саид Мохаммад Гулябзой родился в провинции Пактия в 1945 году. Окончил военный колледж ВВС, принимал участие в свержении короля Захира, был назначен помощником командующего ВВС; участвовал в апрельском перевороте 1978 года. Именно через него X. Амин с помощью своего племянника передал верным НДПА офицерам сигнал к вооруженному выступлению против Дауда. После переворота был назначен министром связи. После устранения Амина занял пост министра внутренних дел ДРА, член ЦК НДПА и Ревсовета ДРА.
   Подполковник Шерджан Маздурьяр родился в 1945 году, окончил военную академию в Кабуле, принимал участие в свержении короля Захира в 1973 году. После апрельского переворота 1978 года командовал центральным гарнизоном и 4-й бронетанковой дивизией; в марте 1979 года был назначен министром внутренних дел, а в июле 1979 года перемещен на пост министра границ и по делам племен. После свержения Амина занимал пост министра транспорта и туризма; член ЦК НДПА и Ревсовета ДРА.
   С четвертым участником «четверки» – Асадуллой Сарвари мне по работе встречаться не приходилось. Мне одно было известно, что он был довольно близок к Н. М. Тараки, после апрельского переворота 1978 года руководил силами безопасности, был введен в состав ЦК. После устранения X. Амина от власти А. Сарвари некоторое время входил в состав правительства, возглавлявшегося Б. Кармалем, затем, работал послом в Монголии.
//-- * * * --//
   Особенно активно X. Амин стал раздувать кампанию против «банды четырех» в период отсутствия Тараки, когда тот находился в Гаване на конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран. В беседах в это время он неизменно стремился дискредитировать Ватанджара, Гулябзоя, Маздурьяра и Сарвари, говорил, что они плетут заговор против него, X. Амина, хотят его крови и т. п. В дипкорпусе Кабула стали циркулировать слухи о том, что вот-вот должен произойти переворот.
   Разумеется, такое положение дел в НДПА и руководстве страны вызывало озабоченность в Советском Союзе, ибо оно сказывалось негативно на боеспособности вооруженных сил ДРА, подрывало доверие народа к НДПА, дезориентировало партийные кадры. Впоследствии, когда я уже работал в Москве в отделе Среднего Востока, мне рассказывали, что, когда на обратном пути из Гаваны 12 сентября Тараки сделал кратковременную остановку в Москве, его предупреждали об интригах Амина против руководителей НДПА и против него лично. H. М. Тараки не придал значения этим предупреждениям, заявив, что он «беспредельно верит товарищу Амину, своему верному ученику и соратнику». Последующие события показали, как сильно заблуждался Н. М. Тараки в своей оценке X. Амина и как жестоко был за это наказан.
   По каким-то каналам X. Амину стало известно о предупреждениях, высказанных Н. М. Тараки, и это еще в большей степени подтолкнуло его к форсированию событий, приведших в конечном счете к устранению Тараки.
   Конфликт между Тараки и Амином достиг своего кульминационного пункта 14 сентября 1979 года. По указанию из Москвы в этот день посол СССР в Кабуле А. М. Пузанов посетил председателя Революционного совета ДРА, с тем чтобы предпринять еще одну попытку примирить его с X. Амином. Он попросил Тараки, чтобы в беседе принял участие и Амин. Тараки позвонил X. Амину, однако премьер-министр сначала наотрез отказался участвовать в беседе, заявив, что он не уверен в своей безопасности, если беседа будет проходить в рабочем кабинете Тараки в Доме народов. Последний резонно заметил, что у Амина нет никаких оснований беспокоиться о своей безопасности, тем более что беседа будет проходить в присутствии советского посла и главного военного советника. Амин, однако, долго колебался и после долгих уговоров посла и Тараки согласился приехать в Дом народов, который располагался в двух-трех минутах езды на машине от канцелярии премьер-министра. Он, однако, предупредил, что приедет со своей охраной, так как не доверяет охране Тараки. Последний был вынужден согласиться с этим ультимативным требованием.
   По словам одного из очевидцев, события развивались далее следующим образом. Примерно через пять минут после телефонного разговора Н. М. Тараки с X. Амином послышался шум подъехавшего к Дому народов кортежа автомашин. (Став премьер-министром, X. Амин обычно передвигался по городу в группе машин – две впереди с охраной, затем машина X. Амина с телохранителями и замыкали опять две машины с охраной). Затем послышались шум хлопающих дверей автомашин, шаги нескольких человек в прихожей и топот по лестнице на второй этаж, где размещался кабинет Тараки. Через несколько секунд после этого Тараки, совпосол, присутствовавший на беседе главный военный советник генерал Е. и переводчик услышали автоматные очереди. А. М. Пузанов инстинктивно подался с креслом вперед, прикрывая сидевшего рядом Н. М. Тараки. Генерал встал, подошел к окну и, отодвинув занавес, стал наблюдать за происходящим во дворе. Последовало еще несколько очередей из автоматов. Генерал сказал, что, судя по всему, идет бой между охраной Тараки и телохранителями Амина. Через несколько секунд он добавил, что Амин с телохранителями уходят вдоль забора Дома народов, отстреливаясь из автомата, а остальная охрана на машинах, тоже отстреливаясь, покидает двор Дома народов. Никто в кабинет Тараки не заходил. Посидели несколько минут молча. Тараки развел руками, как бы говоря: «Ну что я могу поделать?». Послу и военному советнику после этого не оставалось ничего другого, как покинуть кабинет Тараки, попрощавшись с ним, и отправиться в посольство. Председатель Революционного совета в течение всего этого времени сохранял спокойствие, лишь немного побледнел. Уходя, посол и генерал увидели на лестнице следы крови, в стенах пробоины от пуль, но убитых и раненых не было. Впоследствии было установлено, что в ходе перестрелки был убит начальник канцелярии председателя Ревсовета Тарун и смертельно ранен начальник охраны Амина Наваб Али.
   Есть версия, что Тарун был человеком Амина и был им специально приставлен к Н. М. Тараки, чтобы постоянно следить за ним. Эту версию подкрепляет то обстоятельство, что Амин устроил государственные похороны Таруну и Навабу Али. Для увековечения его памяти город Джелалабад был переименован в город Тарун.
   Я подробно излагаю этот драматический эпизод со слов очевидца, чтобы дать возможность читателям сравнить этот рассказ с версией, которую через несколько дней довел до дипкорпуса по указанию Амина министр иностранных дел Шах Вали.
   По наблюдениям очевидцев, вскоре после того, как совпосол покинул Тараки, Дом народов по всему внешнему периметру был оцеплен войсками, подкрепленными танками и бронетранспортерами. Из этого делался вывод, что Н. М. Тараки фактически был взят под домашний арест. Поползли слухи, что в министерстве идет заседание ЦК НДПА и Ревсовета ДРА. Все попытки совпосольства узнать, что происходит за стенами Дома народов, успеха не имели. Поскольку 15 сентября у меня была намечена очередная встреча с X. Амином, утром я позвонил в его секретариат и спросил, могу ли я, как условились, прийти к нему в 14 часов 30 минут? Один из его помощников ответил, что товарищ Амин в это время будет сильно занят, но может принять меня завтра во второй половине дня. 16 сентября в 2 часа 30 минут X. Амин принял меня в своем кабинете в министерстве. Подъезжая к зданию, я заметил необычно усиленную охрану, и при проезде КПП меня долго держали, проверяя мои документы и согласовывая что-то по телефону. (До этого меня обычно пропускали к X. Амину без задержек и без проверки.) Меня провели к X. Амину без задержки в «предбаннике», и беседа продолжалась всего несколько минут.
   Он был несколько взволнован, выглядел усталым и бледным. Было такое впечатление, что он несколько дней не спал. X. Амин поведал, что только что закончилось заседание ЦК и Ревсовета, принявшее важные решения, которые будут сегодня переданы по радио и завтра опубликованы в печати. В доверительном плане он сообщил, что Н. М. Тараки по его просьбе, в связи с ухудшившимся состоянием здоровья, покидает пост генерального секретаря ЦК НДПА и председателя Революционного совета ДРА. На оба эти поста избран он – X. Амин. Вечером в тот же день по кабульскому радио было передано следующее сообщение:
   «Сегодня состоялся чрезвычайный пленум ЦК Народно-демократической партии Афганистана под председательством члена Политбюро ЦК НДПА, секретаря ЦК НДПА Шах Вали. Пленум рассмотрел просьбу Н. М. Тараки, в которой он сообщает, что по состоянию здоровья не может продолжать исполнять партийные и государственные обязанности. Пленум решил удовлетворить эту просьбу. Пленум избрал генеральным секретарем ЦК НДПА секретаря ЦК НДПА, премьер-министра ДРА X. Амина. Состоялось чрезвычайное заседание Революционного совета ДРА, на котором председателем Революционного совета был избран генеральный секретарь ЦК НДПА».
   Итак, Хафизулла Амин стал руководителем правящей партии, главой государства и сохранил за собой пост премьер-министра страны.
   Через два дня Амин выступил с обращением к народу, в котором подтвердил намерение его правительства вести Афганистан по некапиталистическому пути развития. Говоря о внешней политике, Амин сказал, что она будет и впредь основываться на принципах мирного сосуществования, неприсоединения, уважения территориальной целостности и национального суверенитета, положениях Устава ООН. «Защита дружбы между народами Афганистана и Советского Союза, – подчеркнул Амин, – которая с честью прошла более чем 60-летнее испытание временем и поднялась до уровня братства, стала неотъемлемой частью патриотизма трудового народа Афганистана, и каждый сознательный житель страны полностью понимает ее значение».
   Объявленное намерение Амина развивать дружественные отношения с Советским Союзом было подтверждено им и в ответной телеграмме на поздравление, полученное от советских руководителей. Надо сказать, что оба эти документа были составлены почти в одинаковых выражениях. В них, в частности, выражалась уверенность, что братские отношения между Советским Союзом и Афганистаном (в телеграмме Амина «между Афганистаном и Советским Союзом») будут и впредь успешно развиваться на основе Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, в интересах народов обеих стран, на благо мира в Азии и во всем мире. Вскоре, однако, произошли события, которые посеяли сомнения у советской стороны относительно искренности заверений, дававшихся Амином. Но прежде чем говорить об этих событиях, следует рассказать о тех переменах, которые произошли в МИД Афганистана после переворота 14 сентября.
   Став главой партии, государства и правительства, X. Амии, естественно, не мог уделять вопросам внешней политики столько же времени, как прежде. Шах Вали, назначенный при реорганизации правительства еще в июле министром иностранных дел, теперь заработал в полную силу. Он стал руководить всей текущей оперативной деятельностью МИД, согласовывая принципиальные вопросы и более или менее важные текущие дела с Амином. Шах Вали был верным подручным Амина, пользовался его полным доверием. Не случайно именно ему Амин поручил вести заседания ЦК НДПА и Ревсовета ДРА, на которых Амин был избран генеральным секретарем ЦК, председателем Ревсовета и председателем Совета министров ДРА. Именно он предложил кандидатуру Амина на эти высокие посты. На тех же заседаниях сам Шах Вали был введен в состав Политбюро ЦК НДПА, избран секретарем ЦК, назначен заместителем премьер-министра и председателем Экономической комиссии Совета министров ДРА. Он, бесспорно, стал вторым лицом в партии и в стране, оттеснив на задний план людей гораздо более крупного политического масштаба.
   Отношения с Шах Вали с самого начала у нас не сложились, носили чисто официальный характер. Министр был человек скрытный, немногословный, держался сухо, никогда не выходил за деловые рамки беседы. В отличие от Амина, он не любил разговоров на отвлеченные темы, особенно с политической и идеологической начинкой. Тематику своих бесед с иностранными представителями он обязательно согласовывал с Амином, действовал только по его поручению, своей инициативы не проявлял. Короче, Шах Вали был неинтересным собеседником. К тому же и внешне он был малосимпатичен: среднего роста, рыхловато-полный, с круглым одутловатым лицом, глаза навыкате, нижняя губа все время брезгливо оттопырена.
   Официально я по-прежнему оставался советником-посланником посольства СССР в ДРА, а неофициально – советником МИД Афганистана. Однако я довольно редко встречался с министром, гораздо чаще я продолжал встречаться с Амином. Я чувствовал, что Шах Вали тяготится советским советником. Вскоре после сентябрьского переворота я как-то в одной из бесед с X. Амином сказал ему, что, как мне представляется, МИД ДРА и лично министр иностранных дел не нуждаются больше в иностранных советниках. Поэтому мне целесообразнее вернуться домой и перейти на другую работу. Амин с этим категорически не согласился. Сказал, что, может быть, Шах Вали и не нужен советский советник, но он, Амин, хотел бы продолжать регулярные встречи со мной. Добавил, что хочет быть в курсе важнейших международных событий и периодически обсуждать со мной в крупном плане проблемы мировой политики. Встречи наши продолжались, как и прежде, но беседы стали носить еще более отвлеченный политико-философский характер. Практических аспектов внешней политики Афганистана X. Амин почти не касался. В МИД Афганистана между тем произошли некоторые кадровые изменения. Племянник и зять X. Амина Асадулла с поста политического заместителя министра иностранных дел был перемещен на пост руководителя органов государственной безопасности, печально известного Агентства рабочей разведки (сокращенно на языке дари – КДМ). До сентябрьского переворота это учреждение носило более нейтральное название – Администрация по защите афганских интересов (АГСА) и возглавлял ее Сарвари. Кроме того, Асадулла возглавил кабульский городской комитет НДПА и был введен в состав ЦК НДПА. Асадулла вполне оправдал надежды своего дяди и тестя. В дипкорпусе ходили рассказы, что он, искореняя всякую оппозицию X. Амину, по малейшему подозрению арестовывал и сажал в тюрьму Пули Чархи сотни невинных людей, подвергал их изощренным пыткам, добиваясь нужных признаний. По старой памяти А. Амин продолжал посещать дипломатические приемы, но от него все присутствовавшие старались держаться подальше или, увидев, обходили стороной. Те же, кто вольно или невольно вступал с ним в контакт, утверждали, что его руки пахнут кровью.
   X. Амин расставил и друзей своих близких и дальних родственников и соплеменников на важных государственных и партийных постах. Его сын Абдуррахман стал заместителем председателя Организации молодежи Афганистана. Узами родства с X. Амином были связаны и назначенные после 15 сентября министры Мохаммад Факир (внутренних дел), Зариф (связи) и начальник генштаба Мохаммад Якуб. Объективности ради следует сказать, что назначения на высокие посты по родственному и племенному признаку продолжались и при Бабраке Кармале. Сотрудники МИД – члены НДПА рассказывали мне, что штаты министерства формируются в основном из четырех семей – самого Кармаля, его младшего брата Барьялая, члена Политбюро А. Ратебзад и Ш. М. Доста. Я как-то спросил у Доста: правда ли это? С присущей ему откровенностью и прямотой Ш. М. Дост ответил утвердительно и дал следующее разъяснение этому явлению: «Проверенных и надежных кадров из числа рабочих и крестьян – членов НДПА у нас нет, поэтому на чувствительные и важные посты мы назначаем родственников, которых мы хорошо знаем, которым доверяем». Когда я рассказал об этом А. А. Громыко, он заметил, что нам не следует вмешиваться в кадровую политику афганцев. «Это Восток, – сказал он, – и у них свои обычаи».
   В октябре произошли события, которые произвели сенсацию в дипломатическом корпусе и посеяли в Москве сильные сомнения в искренности заявлений X. Амина о дружеских чувствах в отношении Советского Союза. Рано утром 8 октября меня вызвал А. М. Пузанов и, сообщив, что министр иностранных дел Шах Вали созывает в 10 часов утра совещание послов социалистических стран, попросил меня пойти на это совещание, поскольку у него на это же время назначена встреча с X. Амином. В назначенный час я явился в МИД и увидел в приемной министра послов и посланников социалистических стран, аккредитованных в Кабуле, включая послов Югославии и Китая. Последнее обстоятельство меня несколько удивило, ибо афганское руководство знало о политических разногласиях принципиального порядка между странами Варшавского Договора (в Кабуле были послы Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и Чехословакии и, кроме них, посол МНР) и Китаем и Югославией и обычно никогда не собирало их вместе, когда речь шла о какой-либо информации.
   Но я поначалу не придал значения этому обстоятельству, подумав, что совещание созвано по какому-либо протокольному вопросу. Через несколько минут выяснилось, что я заблуждался на этот счет. Нас пригласили в конференц-зал, и ровно в 10 часов в зал вошел Шах Вали и поздоровался с присутствовавшими кивком головы. Открывая совещание, он сказал, что пригласил послов «братских социалистических стран», чтобы по поручению Амина проинформировать их об итогах сентябрьского пленума ЦК НДПА и о некоторых предшествовавших пленуму событиях. Шах Вали далее рассказал, что четыре члена ЦК НДПА: Ватанджар, Гулябзой, Маздурьяр и Сарвари с весны 1979 года начали плести заговор против «командира Апрельской революции» X. Амина. Вначале они через Тараки пытались добиться смещения X. Амина с поста премьер-министра и вывода его из состава Политбюро ЦК НДПА, однако им это не удалось сделать, так как партия, по словам Шах Вали, не поддержала заговорщиков. Тогда они стали вынашивать планы физического устранения X. Амина и устроили несколько покушений на его жизнь. Однако Амин и «его верные соратники» сорвали эти планы, а армия и партия сохранили ему верность. X. Амин, сказал министр, несколько раз обращал внимание Тараки на происки «четверки» и требовал принятия мер против них, но бывший генеральный секретарь ЦК НДПА не только не сделал этого, но фактически потакал заговорщикам. После этого Шах Вали сделал многозначительную паузу, придал своему лицу зловещее выражение и заявил буквально следующее: «К нашему великому сожалению, заговорщикам помогал посол дружественной Афганистану державы – Советского Союза – А. М. Пузанов. Он помог Н. М. Тараки заманить в ловушку X. Амина, и только его смелость и находчивость помогли ему избежать смерти. Во время перестрелки погибли «верные соратники X. Амина» Тарун и Наваб Али». При этих словах министра руководители миссий социалистических стран, как по команде, повернулись в мою сторону, видимо, ожидая реакции. Надо было видеть выражение их лиц. Но Шах Вали, не переводя дыхания и не давая мне раскрыть рта, начал излагать свою версию того, что произошло в резиденции Н. М. Тараки 14 сентября. При этом он сместил акценты таким образом, что А. М. Пузанов оказался чуть ли не главным действующим лицом разыгравшейся там трагедии. По словам Шах Вали, совпосол лично позвонил X. Амину и пригласил его на беседу к Тараки; он также якобы лично дал ему заверения в том, что гарантирует его безопасность. Получалось так, что именно совпосол заманил X. Амина в ловушку. Далее Шах Вали рассказал, что после провала заговора «четверка» скрылась в совпосольстве и оттуда пыталась связаться с некоторыми частями кабульского гарнизона, чтобы поднять их против Амина, но войска сохранили верность «командиру Апрельской революции». Заговорщики, заявил он, по-прежнему скрываются в совпосольстве.
   На этом месте я прервал Шах Вали и спросил его, был ли он лично свидетелем тех событий, о которых он рассказывает, был ли он в кабинете Тараки, когда совпосол разговаривал с Амином по телефону? Не может ли он также сказать, на каком основании он утверждает, что «четверка» скрывалась в совпосольстве и оттуда вела разговоры с командирами частей кабульского гарнизона? Может ли он чем-либо доказать достоверность сообщенной информации? Шах Вали задумался на несколько минут. Затем он заявил, что лично не был свидетелем этих событий. О них ему рассказал «товарищ Амин». По выражениям лиц присутствующих было видно, что неопределенный ответ Шах Вали на поставленные вопросы посеял у них сомнения в правдивости того, что он говорил. Настораживало и то обстоятельство, что у министра не было никакого письменного текста. Было видно, что он излагал заученную наизусть версию. То ли у него не было больше чего сказать, то ли Шах Вали был сбит с толку вопросами, но он замолчал, и совещание на этом закончилось. Дождавшись, когда все разошлись, я подошел к министру и спросил его, отдает ли он себе отчет в том, что его заявление и измышления относительно роли совпосла в событиях 14 сентября могут иметь непоправимые негативные последствия для отношений Афганистана с Советским Союзом? Шах Вали ответил, что он сделал заявление по поручению X. Амина, и тот, видимо, взвесил последствия информации, сообщенной послам социалистических стран.
   Когда я вышел из здания во двор министерства, главы миссий Болгарии, ГДР, Венгрии и Польши окружили меня и спросили, как расценивать утверждения Шах Вали относительно совпосла? Я ответил, что эти утверждения беспочвенны, посоветовал им не торопиться с выводами. Сказал, что, видимо, А. М. Пузанов сам встретится с ними и расскажет, что в действительности произошло в резиденции Тараки 14 сентября.
   После этого я поспешил в посольство с тем, чтобы информировать А. М. Пузанова о том, что произошло. Следует ли говорить, что посол был буквально взбешен. «Теперь я понимаю, – сказал он, – почему X. Амин вызвал меня к себе как раз в то время, когда Шах Вали встречался с послами и поверенными в делах социалистических стран. В моем присутствии Шах Вали не мог бы сделать такого заявления».
   Информация о встрече Шах Вали с руководителями миссий социалистических стран и реакция на нее с моей стороны через несколько часов стали известны посольству США, а вскоре и всему дипломатическому корпусу. В этом я имел возможность убедиться позже.
   В 1983 году, уже когда я работал в центральном аппарате, мне попались в руки опубликованные МИД Ирана сборники документов, захваченных иранскими «стражами революции» в американском посольстве в Тегеране в ноябре 1979 года. В числе документов были и шифртелеграммы поверенного в делах США в Кабуле Брюса Амстютца, отправленные им в 1979 году (в копиях они направлялись послу США в Тегеране). В телеграмме № 7444 от 11 октября Амстютц, сообщая о встрече Шах Вали с послами и поверенными в делах соцстран 8 октября, довольно точно изложил как суть заявления министра, так и мои вопросы.
   Видимо, не случайно на следующий день после встречи Шах Вали с послами и посланниками социалистических стран было объявлено о кончине Н. М. Тараки якобы от тяжелой болезни. На самом деле, как стало известно уже после устранения X. Амина, бывший генеральный секретарь ЦК НДПА по приказу X. Амина был удушен подушками его охранниками.
//-- * * * --//
   Посол понимал, что после того, что произошло, он фактически объявлен Амином персоной нон грата. Естественно, что в тот же день он информировал центр о выходке X. Амина. Действительно, через две недели, в конце октября, из Москвы пришло указание запросить грамоты на нового посла СССР в ДРА – Фикрята Ахмеджановича Табеева.
   Получив это указание, А. М. Пузанов поручил мне посетить X. Амина и запросить агреман на Ф. А. Табеева. Как водится, я при запросе агремана передал X. Амину биографическую справку на нового посла. Председатель Ревсовета был явно обрадован сообщением о назначении нового посла и не скрывал этой радости. Ему явно импонировало, что Ф. А. Табеев являлся видным государственным и партийным деятелем: членом Президиума Верховного Совета СССР, первым секретарем Татарского обкома КПСС, членом ЦК КПСС. Он заявил, что дает агреман на назначение Ф. А. Табеева послом СССР в ДРА, и попросил немедленно информировать об этом Москву.
   Реакция X. Амина показалась мне до неприличия поспешной, и я спросил его, не намерен ли он посоветоваться с членами Ревсовета ДРА и МИД прежде чем давать формальное согласие на назначение нового посла. Заметил также, что в международной дипломатической практике принято выдерживать определенный интервал между запросом агремана и его выдачей, ибо послу обычно нужно время на сборы, проведение связанных с отъездом протокольных мероприятий и т. п. Во всяком случае, необходимо официальное согласие на прием нового посла в письменном виде.
   Но X. Амин был непреклонен, сказал, что сегодня же направит официальную ноту и считает, что на все формальности, связанные с отъездом А. М. Пузанова, должно уйти не более недели. Он хотел бы, чтобы новый посол прибыл и вручил верительные грамоты до 62-й годовщины Октября. Надо сказать, что X. Амин, видимо, понял, что его поспешность в отношении выдачи агремана на нового посла выглядит бестактной в отношении А. М. Пузанова, и формальное согласие пришло в форме ноты через неделю.
   X. Амин правил Афганистаном 100 дней, но надо отдать ему должное – государственная машина при нем заработала гораздо активнее, чем при Тараки. Были разработаны и утверждены 10-летняя программа развития экономики и 5-летний план. 66 процентов средств для выполнения плана обязались предоставить Советский Союз и другие социалистические страны. Была создана и заработала конституционная комиссия, которой было поручено к 15-летию НДПА, то есть к 1 января 1980 года, подготовить проект конституции ДРА. Председателем комиссии, как и следовало ожидать, был избран X. Амин. Надо сказать, что он принял активное личное участие в разработке проекта конституции.
   Но при всем при этом гипертрофированная личная власть X. Амина, его указы и распоряжения стояли выше обычного национального законодательства. Поэтому именно партийно-правительственной власти, а не парламенту принадлежали доминирующие позиции во всех сферах политической практики. И поэтому же, как и в других делах, его явно заносило влево.
   Убийство Тараки как раз знаменовало начало того жесткого курса, который можно было бы характеризовать как «кто не с нами, тот против нас».
   В одной из бесед в конце октября X. Амин сказал мне, что конституция должна закрепить политическое и государственное устройство Афганистана как социалистического государства. В его рамках все национальности, проживающие на территории Афганистана, – пуштуны, туркмены, узбеки, таджики, хазарейцы – получат право на самоопределение. Соответственно ДРА будет состоять из следующих республик: Афганская Социалистическая Республика Пуштунистан, АСР Таджикистан, АСР Узбекистан, АСР Туркменистан, АСР Хазаристан.
   Я обратил внимание на то, что в составе СССР уже имеются Узбекская, Таджикская и Туркменская социалистические советские республики и создание таких же национальных социалистических республик в рамках Афганистана может создать определенные политические проблемы как для Афганистана, так и для Советского Союза. Надо сказать, что советским экспертам по государственному праву, оказывавшим помощь афганским друзьям в разработке проекта конституции, с большим трудом удалось убедить Амина отказаться от этой государственной структуры.
   X. Амин воплотил в жизнь решение Политбюро о создании Национальной организации в защиту революции (НОЗР), которое было принято еще при Тараки в июле 1979 года. Им были также приняты меры к укреплению боеспособности армии, и в начале осени 1979 года ей удалось несколько потеснить отряды муджахеддинов в провинциях Пактия и Пактика. Однако стоило основным силам правительственных войск отойти, как силы вооруженной оппозиции восстановили свои позиции в этих провинциях, и все вернулось на круги своя.
   Неудивительно, что X. Амин все чаще и чаще обращался к Советскому Союзу с просьбами о вводе войск для оказания помощи афганской армии. Его замысел состоял в том, чтобы советскими частями заменить ненадежные части в Кабуле. Тем самым он надеялся убить двух зайцев: укрепить оборону столицы и отправить нелояльные части на фронт борьбы против мятежников. Амин также рассчитывал с советской военной помощью сохранить контроль над стратегическими дорогами, аэродромами и другими жизненно важными объектами.
//-- * * * --//
   В области внешней политики X. Амина по-прежнему преимущественно занимала проблема отношений с Пакистаном. Еще во время поездки Н. М. Тараки в Гавану в этих целях была организована его встреча с президентом Пакистана Зия-уль-Хаком. В ходе беседы с ним Тараки в очень осторожной форме попытался выяснить, согласится ли Пакистан прекратить поддержку муджахеддинам в обмен на признание Афганистаном «линии Дюранда» в качестве границы. Зия-уль-Хак занял уклончивую позицию. Из бесед с сотрудниками пакистанского посольства в Кабуле можно было заключить, что эта уклончивость Зия-уль-Хака по столь важному для Пакистана вопросу объяснялась тем, что в Исламабаде шла подспудная борьба между теми, кто был склонен пойти на эту сделку и тем самым нормализовать отношения с Кабулом, и теми, кто надеялся, что, сохраняя напряженность в отношениях с Афганистаном и продолжая оказывать помощь вооруженной афганской оппозиции режиму Тараки-Амина, Исламабад может, рассчитывать на большую военную и политическую помощь США. Впоследствии, после устранения Тараки, X. Амин, по существу, дезавуировал зондаж, проведенный им в Гаване, и использовал встречу Тараки с Зия-уль-Хаком в Гаване для дискредитации бывшего генерального секретаря ЦК НДПА.
   В своем первом публичном выступлении после сентябрьского переворота он, не называя Тараки по имени, сказал следующее: «История ясно показала, что, когда тот или иной правитель Афганистана вынашивал намерения заключить секретную сделку, затрагивающую национальные интересы пуштунов и белуджей, его с позором уничтожали». В дипкорпусе сразу же поняли, что в данном случае речь шла о Тараки, тем более что с подачи сотрудников пакистанского посольства в Кабуле было известно, что проблема «линии Дюранда» затрагивалась в беседе Тараки с Зия-уль-Хаком в Гаване в контексте прекращения инфильтрации из Пакистана в Афганистан отрядов вооруженной оппозиции. Тараки предложил президенту Пакистана закрыть границу. Он намекнул на то, что ДРА признает «линию Дюранда» в качестве государственной границы, если пакистанские власти закроют ее для мятежников. Зияуль-Хак якобы ответил, что можно было бы принять меры по закрытию границы и с афганской стороны.
   Как бы то ни было, но публичное дезавуирование того, что говорил Тараки Зия-уль-Хаку, не способствовало улучшению отношений между двумя странами. Отношения эти были и без того напряжены в результате ареста в июле в Кабуле пакистанского дипломата, которому были предъявлены обвинения в шпионаже. В дипкорпусе ходила версия, что захват пакистанского дипломата и его публичное признание в шпионаже были организованы Амином, чтобы осложнить намечавшуюся встречу Тараки с Зия-уль-Хаком в Гаване и дать возможность Амину присвоить себе все лавры за нормализацию отношений с Пакистаном.
   В упомянутом выступлении X. Амин, прямо обращаясь к руководству Пакистана, заявил, что Кабул заинтересован в устранении «недоразумений» в отношениях с Исламабадом, и выразил надежду, что Зия-уль-Хак и министр иностранных дел Ага Шахи смогут в ближайшее время посетить Кабул. Приглашение было официально передано по дипломатическим каналам Зия-уль-Хаку и Ага Шахи. В Исламабаде, как и следовало ожидать, не реагировали на это приглашение.
   Тем не менее в последние недели своего пребывания у власти X. Амин не оставлял попыток сблизиться с Пакистаном. Через своих эмиссаров он несколько раз напоминал Зия-уль-Хаку о приглашении, намекал, что Кабул будет готов пойти на большие уступки ради установления дружественных отношений с Исламабадом. Пакистанский президент тянул с ответом, но в начале декабря неожиданно дал согласие на визит в Кабул министра иностранных дел Пакистана Ага Шахи. Визит Ага Шахи намечался на 22 декабря, но в последний момент был отменен. Самолет с Ага Шахи на борту не приземлился в кабульском аэропорту, а направился в Тегеран. В Кабуле это было объяснено плохими погодными условиями. Об истинных причинах в то время гадал весь дипкорпус. Можно предположить, что причиной отмены в последний момент визита Ага Шахи в Кабул было ожидание того, что Амин вот-вот будет устранен от власти.
   Вторым приоритетным направлением внешней политики Амина в период его «ста дней» были отношения с США. Через два дня после переворота, 17 сентября, X. Амин принял поверенного в делах США Брюса Амстютца и выразил готовность устранить недоразумения в отношениях с США и нормализовать их. Он также посетовал на то, что американские средства массовой информации в недружественном плане освещают проблему соблюдения прав человека в Афганистане. Амстютц, судя по его депеше в госдепартамент об этой беседе, реагировал на заявления Амина весьма сдержанно и ничего конкретного Амину не обещал. Направляя министра иностранных дел ДРА Шах Вали в качестве главы афганской делегации на 34-ю сессию Генеральной Ассамблеи ООН, X. Амин дал ему указание встретиться с возможно более высоким представителем США и передать ему искреннюю заинтересованность правительства Афганистана в нормализации отношений с США и возобновлении американской экономической помощи. Шах Вали встречался в Нью-Йорке с заместителем госсекретаря США Д. Ньюсомом.
   В качестве жеста доброй воли в отношении США X. Амин дал разрешение на превращение афганской авиационной компании «Арьяна» в совместное афгано-американское предприятие с равным долевым участием. Связанные с этим мероприятия были проведены с большой помпой и широко освещались афганскими СМИ. Хотя американские официальные круги вели себя довольно сдержанно в отношении попыток зондажа, предпринимавшихся Амином, они, тем не менее, решили продолжать контакты с ним. В начале октября в Кабул прибыл заместитель главы американской миссии в Дели Арчер Блад якобы для того, чтобы подменить Брюса Амстютца на время его отпуска. Он пробыл в Кабуле четыре недели и имел за это время несколько встреч и бесед с X. Амином.
   Некоторые западные исследователи, пишущие об истории Афганистана того периода, выдвигают версию, что усиленные попытки Амина в сентябре-декабре 1979 года найти точки сближения с США якобы насторожили Москву, и опасения, что Амин слишком далеко зайдет в этом процессе, стали одним из факторов, которые способствовали принятию Советским Союзом решения о вводе войск в Афганистан.
   Я в этот период часто встречался как с X. Амином, так и с Б. Амстютцем и другими сотрудниками посольства США в Кабуле, и у меня не сложилось впечатления, что наступил какой-то перелом к лучшему в отношениях Афганистана с США. Б. Амстютц относился к пассажам X. Амина весьма недоверчиво, и его больше заботили продолжавшиеся грубые нарушения прав человека в Афганистане, а также расширявшиеся масштабы сотрудничества между ДРА и СССР в экономической, политической и военной областях, усиливавшееся советское присутствие в Афганистане. Впоследствии в своей книге «Афганистан. Первые пять лет советской оккупации» Б. Амстютц, касаясь этой темы, писал: «Фактически Амин во время своего пребывания у власти никогда не имел хороших отношений с правительством США. Несмотря на то, что он учился в США и на американскую стипендию, Амин не имел проамериканских чувств. Это его отношение к США, возможно, объяснялось его левыми взглядами, а возможно, тем, что он провалился на докторских экзаменах в Колумбийском университете. Будучи заместителем премьер-министра и министром иностранных дел, затем премьер-министром и наконец президентом, Амин предпринимал очень мало усилий, чтобы завоевать доверие и получить поддержку США» [35, с.44].
   Арчер Блад, как это видно из его телеграмм о беседах с Амином, в основном интересовался, в каких объемах Советский Союз оказывает Афганистану военную и экономическую помощь, а X. Амин пытался доказать ему, что без этой помощи ДРА не может устоять в борьбе против вмешательства извне и военной интервенции. А. Блад весьма скептически воспринимал заверения Амина, что эта помощь со стороны Советского Союза ничем не обусловливается. Тем не менее активизация официальных контактов США с X. Амином вызвала озабоченность в Исламабаде, и госдепартамент был вынужден 29 октября дать послу США в Пакистане следующее разъяснение: «Максимально, на что мы рассчитываем, идя на диалог с афганцами, так это на то, чтобы выяснить возможности менее конфронтационных отношений, и у нас нет большого оптимизма относительно того, что даже эту скромную цель мы достигнем».
   Надо сказать, что моей работе в Афганистане в 1979 году уделялось внимание западной печатью. Впоследствии моя роль в событиях того периода по-разному трактовалась в различных работах по истории Афганистана того периода. Как правило, эта роль явно преувеличивалась. Ряд авторов, например, утверждал, что я был чуть ли не проконсулом Советского Союза в Кабуле. Наиболее распространенной версией были утверждения о том, что-де Сафрончук был направлен в Кабул, чтобы расширить политическую базу режима, установившегося в стране после апрельского переворота. Мне приписывались усилия, направленные на то, чтобы склонить Тараки и Амина к созданию широкого фронта политических партий и организаций, на который могло бы опереться правительство в борьбе с контрреволюцией.
   Нечего и говорить, насколько далеки от истины были эти измышления западных комментаторов и исследователей. Я всего-навсего был лишь советником-посланником совпосольства, курировавшим вопросы внешней политики Афганистана. Несколько лет спустя в мои руки попал американский еженедельный журнал «Нью-Йоркер» с пространной статьей об Афганистане, написанной двумя известными исследователями проблем этой страны – Ричардом Барнетом и Экбалем Ахмадом. Как и все другие авторы, они явно преувеличили мою роль в афганских делах в 1979 году. Но я не без удовлетворения прочитал следующий пассаж статьи: «Признание советскими дипломатами и дипломатами других стран коммунистического блока в Кабуле риска, связанного с советским военным вмешательством (в Афганистан. – В.С.), говорит о том, что у кремлевских лидеров не было недостатка в советах экспертов. Они, однако, игнорировали эти советы» [38, с.62].
//-- * * * --//
   В середине ноября 1979 года я окончательно пришел к выводу о том, что мое дальнейшее пребывание в стране является излишним и что я нужен Амину лишь как собеседник на внешнеполитические темы и как дополнительный канал передачи различных просьб в Москву.
   Я решил направить в центр мотивированную просьбу о своем отзыве. В телеграмме А. А. Громыко я помимо прочего сослался на то, что X. Амин не нуждается в советах в вопросах международных отношений, подчеркнул, что в области внешней политики Афганистана у нас нет каких-либо проблем и налажена хорошая координация. В чем Амин действительно нуждался, так это в авторитетных и квалифицированных советах в области внутренней политики, и эту задачу могли с успехом выполнять совпосол и представитель ЦК КПСС. Я также подчеркнул, что мы не должны принимать всерьез левую псевдомарксистскую фразеологию X. Амина. Он является всего-навсего мелкобуржуазным пуштунским националистом. Я в этом не видел никакой беды, ибо был убежден, что, пока Амин остается у власти, дружественные отношения между нашими странами сохранятся. Я считал, что не будет никакой трагедии и в том случае, если власть Амина падет и ему на смену придут националисты правого толка. Афганистан останется неприсоединившимся государством, а существующие географические и геополитические реалии заставят их поддерживать корректные отношения с Советским Союзом.
   Вскоре я получил от А. А. Громыко лаконичный ответ: «Согласны», – и начал собираться домой. 22 декабря я нанес прощальный визит X. Амину. Он к этому времени перебрался из Дома народов в резиденцию афганских королей на окраине Кабула – в районе Даруламан. Для начала X. Амин предложил мне совершить небольшую прогулку по дворцу Касрэ Дарул. Он не без гордости показывал мне роскошные покои, обратил мое внимание на сработанную из цельной глыбы малахита ванну, демонстрировал технические устройства, призванные обеспечить безопасность его и его семьи, и так далее.
   Ни я, ни Амин в то время не могли предположить, что произойдет ровно через пять дней – 27 декабря. X. Амин был удовлетворен тем, что в Афганистан началась переброска отдельных частей Советской Армии, и выражал признательность за эту помощь со стороны Советского Союза. Он думал над тем, как объяснить афганскому народу и мировой общественности начавшийся ввод советских войск. Амин предложил формулировку – «для охраны объектов советско-афганского сотрудничества». Советская сторона обратила его внимание на то, что эта формулировка не дает оснований для ссылки на статью 51 Устава ООН, которая предоставляет члену ООН право применять меры для индивидуальной и коллективной самообороны в случае вооруженной агрессии против него. Мы по-дружески расстались с X. Амином. Он был бодр и оптимистичен в отношении будущего страны и афгано-советских отношений. Мне и в голову не могло прийти, что всего через несколько дней X. Амина ждет трагический конец.
   Через несколько дней начался массированный ввод в Афганистан советских войск, а сам Амин погиб в результате вооруженного выступления против него оппозиционных сил внутри НДПА. В то время я уже был в Москве, но мне пришлось читать и слышать от очевидцев несколько версий того, что произошло во дворце Касрэ Дарул вечером 27 декабря. Наиболее достоверной мне представляется следующая версия, которая вполне соответствует характеру и темпераменту X. Амина. Чтобы избежать кровопролития и захватить X. Амина живым, политические противники X. Амина решили с помощью его личного врача и повара усыпить его. Однако у Амина в этот день было расстройство желудка, и он очень мало ел, не притрагивалась к еде и его супруга, которая ждала сына. Все остальные, кто был приглашен на обед и ел, получили изрядную дозу снотворного, были на сутки усыплены и проснулись уже в тюрьме Пули Чархи.
   X. Амин, почувствовав действие снотворного, заподозрил неладное и приказал врачу прочистить ему желудок и поставить капельницу. Во время проведения этих медицинских процедур послышалась артиллерийская канонада и приближающаяся ружейно-пулеметная перестрелка. Он поручил командиру охраны выяснить в главном штабе афганских войск, расположенном недалеко от дворца, что происходит.
   Тот через несколько минут доложил, что на подступах к дворцу идет бой гвардейского полка охраны Амина с какой-то частью «дружественной армии». Солдаты этой части говорят на ломаном языке дари. X. Амин в это не поверил и приказал штабу немедленно связаться с командованием советского воинского контингента и попросить помощь. Он был уверен, что против него восстали некоторые части кабульского гарнизона. Амин пытался успокоить членов своей семьи, сказав им, что скоро им на помощь придут солдаты Советской Армии.
   Между тем канонада и перестрелка приближались, и стало слышно, что бой идет уже во дворе, а вскоре и на первом этаже дворца. Связь с советским командованием так и не удалось установить. Тогда Амин вырвал из предплечья шприц капельницы, взял в руки автомат Калашникова и приказал личной охране обороняться до подхода помощи. Надо сказать, что охрана вела бой до конца и была вся перебита. Все ближе слышались крики: «Амин, где ты, Амин, сдавайся!» Когда солдаты в форме афганской армии ворвались в спальню Амина, тот отстреливался, но упал, сраженный очередью из автомата.
   Авторы, описывающие последний бой X. Амина со слов оставшихся в живых членов его семьи, утверждают, что операцией руководили Сарвари и Гулябзой. Жена Амина узнала их по голосу, когда они подавали команды. Автоматчики, ворвавшиеся в спальню Амина, в первую очередь прошили из автоматов встроенные шкафы и, сами того не сознавая, убили врача, который спрятался в одном из этих шкафов.
   Так закончились 100 дней правления X. Амина, и началась самая трагическая страница в отношениях между СССР и Афганистаном.

Афганистан при Бабраке Кармале и Наджибулле

   От редакции журнала:
   Более семи лет назад советские войска были выведены из Афганистана. Однако пожар войны не затухает там до сих пор. Превратившись в войну междоусобную, клановую, гражданскую, она в то же время затрагивает интересы и сопредельных Афганистану стран, России на ее южных рубежах. Политологи, ученые, дипломаты сегодня пока что гадают, когда и как эта война завершится. Конца ей не видно…
   Но было начало этой длительной, кровопролитной войны. Каким оно было? Об этом ныне пишут в своих воспоминаниях многие участники тех событий. К их числу относится Василий Степанович Сафрончук, бывший с мая по декабрь 1979 года неофициальным советником премьер-министра Афганистана Хафизуллы Амина, а затем в течение довольно продолжительного времени советником Министра иностранных дел этой страны Шах Мухаммеда Доста. Позже, занимая ответственные должности заведующего отделом стран Среднего Востока МИД СССР и заместителя Генерального секретаря ООН с 1987 по 1992 год, он был активным участником переговорных процессов по афганскому урегулированию.
   Предлагаемые ниже записки известного российского дипломата освещают некоторые неизвестные широкому читателю страницы истории советско-афганских отношений при Бабраке Кармале и Наджибулле, позволяют в определенной степени понять причины возникновения и продолжения афганской катастрофы.
//-- Ж.1 [88 - Публикуется в редакции текста журнала «Азия и Африка сегодня», 1996, № 6, с. 8–15: с.8: предисловие редакции журнала, фото В. Сафрончука и 1-я сноска; с.9: фото «В начале декабря 1978 года Л. И. Брежнев встретился с Генеральным секретарем НДПА, председателем Революционного Совета ДРА Н. M. Тараки» и 2-я сноска; с.10: фото «Во время пребывания Н. M. Тараки (четвертый слева) в Москве в декабре 1978 года ему был представлен в Кремле дипломатический корпус.В составе афганской делегации был и Хафизулла Амин (третий слева), менее чем через год узурпировавший власть в сентябре 1979 года»; с.11: фото «Переговоры в особняке МИД СССР. На снимке: А. А. Громыко (второй справа), Г. М. Корниенко (третий слева), В. С. Сафрончук (второй слева)»; с.12: групповое фото «Вездесущая ребятня окружила советских и афганских солдат»; с.13: фото «Советский посол Ф. А. Табеев (первый слева), премьер-министр ДРА С. А. Кештманд (в центре) и секретарь ЦК НДПА Н. А. Нур на одном из приемов»; с.14: групповое фото «Бабрак Кармаль (третий справа) и Наджибулла (первый справа) на встрече с советскими и афганскими военачальниками в 1980 году. Фото из архива автора и Л. Миронова»; с.15.] --//
   Который год идет необъявленная война на таджикско-афганской границе между таджикской непримиримой оппозицией, поддерживаемой афганскими «борцами за веру», и российскими пограничниками, подкрепляемыми армейскими частями 201-й дивизии. Гибнут российские и таджикские солдаты, страдает мирное население по обе стороны границы.
   Невольно возникает вопрос – может быть решение советского руководства ввести войска в Афганистан в конце декабря 1979 года в конечном итоге было правильным? Ведь это делалось для поддержки дружественного СССР режима Бабрака Кармаля – Наджибуллы. Пока этот режим находился у власти наша южная граница была в безопасности. Как тогда говорили, она была границей дружбы. Кроме того, вывод советских войск не привел к национальному примирению в Афганистане. Междоусобная война стала еще более ожесточенной и кровавой. По всем меркам за три года после 1992 года в Афганистане погибло больше народа, чем за девять лет пребывания советских войск в этой стране. Но, с другой стороны, история отношений Советского Союза (а до него России) с нашим южным соседом дает все основания полагать, что, если бы мы не вводили войска в Афганистан, то он оставался бы дружественным нам, нейтральным неприсоединившимся государством, каким был при эмире Аммануле, королях Надир Шахе и Захир Шахе и президенте Дауде. Именно ввод советских войск и насаждение в Афганистане марионеточного режима создали питательную почву, на которой возрос воинствующий, антирусский исламский фундаментализм и экстремизм, который сейчас аукается на афгано-таджикской границе и в Чечне. Более того, Афганистан поставляет натренированных в боях с советской армией боевиков для отрядов исламских экстремистов и террористов в Алжире, Судане, Египте, Ливане и других местах.

Вопросы без ответов

   Для того, чтобы прояснить ситуацию, необходимо вернуться к истокам вооруженного вмешательства в дела Афганистана, проследить, как оно развивалось, и посмотреть, как нам удалось выбраться из этой авантюры. Некоторые факты и обстоятельства, относящиеся к советской вооруженной интервенции в Афганистане, в последние годы стали достоянием гласности. Однако на ряд важных вопросов до сих пор не получены ответы: как и кем было принято решение о вводе войск в Афганистан, были ли разногласия по этому вопросу внутри советского руководства и как они проявлялись, когда советское руководство осознало, что, введя войска в Афганистан, оно совершило роковую ошибку, когда и кем было принято решение добиваться политического урегулирования афганской проблемы, вывести войска на этой основе, были ли внутренние разногласия по поводу времени вывода советских войск из Афганистана? [89 - Сноска (в журнале 1): Ответ на эти вопросы в какой-то мере дан в статье Ю. Ганковского «Кто, где, когда принял решение о вводе советских войск в Афганистан» – см. «Азия и Африка сегодня», 1994, № 5.]
   История политического урегулирования вокруг Афганистана представляет интерес и с другой точки зрения. Оно было достигнуто при посредстве Генерального секретаря ООН. Это был первый успех международной организации после окончания холодной войны. Впервые за всю историю своего существования ООН удалось положить конец иностранной военной оккупации суверенного государства путем «тихой дипломатии». Был отработан сложный механизм взаимодействия между Генеральным секретарем ООН, Советом Безопасности и Генеральной Ассамблеей, который потом с успехом применялся при решении других аналогичных конфликтных ситуаций. К сожалению, в процесс урегулирования не были вовлечены оппозиционные афганские группировки. Поэтому урегулирование не стало всеобъемлющим, оно разрешило только одну проблему, хотя и довольно важную – проблему иностранной оккупации. Вместе с тем, внутренний конфликт, имеющий этнические и политические корни, остался не решенным, и кровавая гражданская война в Афганистане продолжается по сей день, причем с еще большей интенсивностью. Более того, эта война перекинулась в Таджикистан.
   Принято считать, что распад Советского Союза был подготовлен перестройкой и ускорен провалом августовского путча 1991 года. Но первым шагом на этом пути стало вторжение советских войск в Афганистан. Катастрофа в Афганистане наглядно продемонстрировала кризис советской модели социализма, необходимость коренной ее реформы, уязвимость советской военной машины. По существу США руками афганских моджахедов нанесли такой удар по Советскому Союзу, от которого он уже не смог оправиться. Семена развала СССР были посеяны на афганской почве, обильно политой кровью советских солдат и сражавшихся с ними афганцев.

Вызов к А. Громыко

   …Вернувшись из Афганистана в Москву в конце декабря 1979 года, я ушел в очередной отпуск [90 - Своими впечатлениями от первой командировки в Афганистан я поделился в журнале «Международная жизнь» в номерах за декабрь 1990 – январь 1991 года.]. После напряженной и наполненной стрессами работы в Кабуле моя жена и я нуждались в основательном отдыхе и лечении и решили провести отпуск в одном из подмосковных санаториев. Однако отдыхал я недолго. Третьего января 1980 года мне позвонил помощник министра иностранных дел СССР И. Ипполитов и сказал, что на следующий день в девять часов утра надо явиться к А. Громыко. Попытался выяснить у него причину столь срочного вызова, но успеха не имел. Я был уверен, что моя миссия в Афганистане закончилась и меня никогда больше не направят в эту страну. Очевидно, что после вторжения советских войск в Афганистан и физического устранения Амина, неофициальным советником которого мне довелось работать с мая по декабрь 1979 года, я должен был быть персоной нон-грата для режима Бабрака Кармаля. Меня это, откровенно говоря, мало волновало. В конце концов я был в Афганистане во временной командировке и горел желанием вернуться на прежнюю работу – во Второй европейский отдел.
   В то же время я был весьма озадачен тем, что И. Ипполитов посоветовал захватить загранпаспорт. На следующий день ровно в девять часов утра я явился в МИД и сразу же направился на седьмой этаж, где расположен кабинет министра и его канцелярия. Около лифта меня остановили начальники двух мидовских управлений – кадрового и консульской службы – и без каких-либо объяснений забрали мой загранпаспорт. Такое начало не предвещало ничего хорошего, и несколько настороженный я вошел в комнату помощников министра. Те, однако, встретили меня приветливо, и от сердца несколько отлегло.
   В кабинете А. Громыко уже было несколько человек: два первых заместителя министра – Г. Корниенко и А. Ковалев, заведующие отделами Международных Организаций и Стран Среднего Востока В. Петровский и В. Болдырев, а также помощник министра В. Макаров. Министр сухо, кивком головы, ответил на мое «здравствуйте», и я занял один из свободных стульев. Открывая совещание, А. Громыко сказал, что в связи с вводом советских войск в Афганистан западные державы, особенно США, пытаются оказать давление на Советский Союз и правительство Демократической Республики Афганистан. С этой целью они инспирировали некоторые неприсоединившиеся страны потребовать срочного созыва заседания Совета Безопасности. Не исключено, что те же страны могут потребовать созыва чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН для обсуждения «афганского вопроса». Важно, подчеркнул министр, хорошо подготовиться к этой сессии и разработать соответствующие указания советской делегации, которую возглавит постоянный представитель СССР при ООН О. Трояновский. Последовала небольшая дискуссия об основных положениях документа, Громыко дал несколько советов на этот счет и закрыл совещание.
   Однако он попросил Г. Корниенко и меня остаться. Андрей Андреевич сказал, что недавно назначенный министр иностранных дел ДРА Шах Мохаммед Дост обратился с просьбой, чтобы я оказывал ему помощь в ходе предстоящей сессии в Нью-Йорке. Ш. М. Дост знал меня лично и был осведомлен о том, что я имел опыт работы в ООН. Учитывая, что новое правительство Афганистана действительно не имеет опыта в международных делах, заметил министр, ему надо помочь. Я понял это как указание и молчаливо согласился с поручением. Только теперь стало ясно, зачем понадобился мой загранпаспорт. Когда я выходил от Громыко, меня опять перехватили руководители консульской и кадровой служб. Первый вернул мой загранпаспорт уже с американской визой, а второй вручил билет первого класса на рейс Аэрофлота от Москвы до Нью-Йорка и обратно с командировочным предписанием. Я немало подивился: ведь обычно требовалось не менее двух недель, чтобы получить американскую визу и оформить авиабилет. Они же проделали это в течение часа.

Уязвимые места советской позиции

   Остаток дня я провел в министерстве, приняв участие в составлении проекта указаний советской делегации. За исключением некоторых деталей он воспроизводил нашу официальную позицию: советские войска вошли в Афганистан по приглашению его правительства для оказания помощи в отражении внешней агрессии, они находятся там временно и будут выведены как только прекратится вооруженное вмешательство извне, советские войска введены в Афганистан на основании ст.51 Устава ООН в осуществление его права на самооборону и ст.5 Советско-афганского договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, подписанного в 1978 году. В указаниях подчеркивалось, что этот вопрос касается лишь Советского Союза и ДРА, и любая попытка вынести его на обсуждение в ООН является нарушением их суверенитета и вмешательством во внутренние дела Афганистана.
   Разумеется мы понимали, что в этой позиции имеются уязвимые места и ее нелегко будет отстаивать в ООН. Во-первых, законность правительства Бабрака Кармаля может быть поставлена под сомнение, так как оно было образовано после, а не до ввода советских войск в Афганистан. Во-вторых, хотя прежние афганские лидеры Тараки и Амин несколько раз обращались к советскому правительству по поводу направления советских войск в Афганистан для оказания им помощи в борьбе с повстанцами, эти просьбы не носили официального характера и не были подкреплены каким-либо документом или оформлены соглашением между двумя странами.
   Я припоминаю, что в декабре 1979 года посол СССР в Кабуле Фикрят Табеев получил указание из Москвы выработать совместно с афганской стороной проект совместного заявления относительно ввода советских войск. Следует отметить, что в первом варианте обращения, представленном Амином, говорилось, что советские войска приглашаются для защиты совместных объектов советско-афганского экономического сотрудничества. В том проекте не содержалось каких-либо ссылок на внешнюю угрозу или иностранную интервенцию. То есть Амин понимал, что главную опасность для его режима представляло вооруженное сопротивление внутри страны, а не агрессия извне. Ф. А. Табееву с трудом удалось убедить Амина, что охрана совместных объектов не является достаточно весомой причиной для приглашения иностранных войск на основе статьи 51 Устава ООН. Амин собирался составить новый, более убедительный текст, но было уже поздно – начался массированный ввод советских войск, а сам Амин был убит. Так что напрасно искать в советских или афганских архивах документ, который бы служил международно-правовым основанием для ввода советских войск в Афганистан. Очевидно, что те, кто принимали это решение, не придавали значения дипломатическим тонкостям. Между тем, отсутствие должным образом оформленного соглашения на этот счет было главным аргументом тех, кто в течение десяти лет выступал против ввода советских войск в Афганистан.
   В-третьих, не выглядела убедительной и ссылка на статью 51-ю Устава ООН, ибо государство, которое действует на ее основе, должно немедленно уведомить Совет Безопасности ООН о шагах, предпринятых в соответствии с этой статьей Устава ООН в осуществление своего права на индивидуальную и коллективную самооборону. Кабул этого не сделал, да и не мог сделать.

Изоляция и осуждение

   На следующий день я вылетел рейсом Аэрофлота в Нью-Йорк и в тот же день вечером распаковал свой чемодан в гостинице Лексингтон, расположенной на одноименной улице, недалеко от здания миссии СССР при ООН.
   Созыву чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи предшествовали два заседания Совета Безопасности 5-го и 7-го января 1980 года, созванные по требованию шести непостоянных членов Совета для рассмотрения «афганского вопроса». На первом заседании постоянный представитель СССР О. Трояновский пытался блокировать этот процесс. Он заявил, что ввод советских войск в Афганистан по приглашению его законного правительства относится к исключительной компетенции этого правительства и его рассмотрение в СБ было бы вмешательством во внутренние дела суверенного государства. Однако вопреки возражениям советского представителя «афганский вопрос» был внесен в повестку дня, и состоялась нелицеприятная для Советского Союза дискуссия. На заседании 7 января 1980 года на рассмотрение Совета был вынесен проект резолюции, в котором осуждалась вооруженная иностранная интервенция в Афганистане и содержалось требование немедленно и безоговорочно вывести все иностранные войска из этой страны. Когда этот документ был поставлен на голосование, О. Трояновский, руководствуясь полученными указаниями, наложил на него вето.
   Исчерпав свои возможности в Совете Безопасности, застрельщики обсуждения «афганского вопроса» в ООН, наиболее активную роль среди которых играл Пакистан, перенесли его на чрезвычайную сессию Генеральной Ассамблеи, где, как известно, вето не действует. Правда, ее резолюции не имеют обязательного характера и носят характер рекомендаций.
   VI чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН была созвана 14 января 1980 года. Надо сказать, что никогда еще в истории ООН Советский Союз не был так изолирован и его политика не подвергалась такому осуждению, как на этой сессии. Оратор за оратором выходили на высокую трибуну и выражали свое неодобрение или прямое осуждение советской акции в Афганистане. Наряду с западными державами, традиционными идеологическими противниками Советского Союза, на сей раз в числе его критиков оказались большинство развивающихся и неприсоединившихся стран. Выражали сожаление по поводу ввода войск в ДРА и некоторые дружественные Советскому Союзу неприсоединившиеся страны, получавшие советскую военную и экономическую помощь и имевшие с СССР договоры о дружбе и сотрудничестве. В поддержку высказались лишь союзники по Варшавскому договору, кроме Румынии. Но в общем хоре осуждения их голоса звучали слабо и, надо сказать, мало убедительно.
   14 января 1980 года резолюция, осуждавшая вооруженную интервенцию в Афганистане, была одобрена 104 голосами (против 18, при 18 воздержавшихся). В резолюции ЕС-6/2 Генеральная Ассамблея призвала все государства уважать суверенитет, территориальную целостность, политическую независимость и неприсоединившийся характер Афганистана и воздерживаться от какого-либо вмешательства в его внутренние дела, потребовала немедленного, безусловного и полного вывода иностранных войск, попросила все страны, которых это касается, помочь созданию условий, необходимых для добровольного возвращения на родину афганских беженцев. Наконец, Генассамблея обратилась к Совету Безопасности с просьбой рассмотреть пути и средства, которые могут содействовать выполнению этой резолюции.
   Пожалуй, за всю историю ООН Советский Союз никогда не переживал такого морально-политического поражения. Ему пришлось испытать подобное унижение еще одиннадцать раз, вплоть до 1989 года, когда в соответствии с Женевскими соглашениями войска были выведены из Афганистана. Следует отметить, что в течение всего этого периода число голосов, поданых за афганскую резолюцию, равно как и число голосовавших против и воздержавшихся, практически не изменялось. Неизменно страны Варшавского договора, кроме Румынии, выступали против резолюции. Против голосовали также некоторые другие дружественные Советскому Союзу страны, которые в то время было принято называть странами социалистической ориентации: Ангола, Эфиопия, Мозамбик, Южный Йемен, Вьетнам и другие. Воздерживались и отдельные близкие Советскому Союзу арабские страны, а также Индия и Финляндия. Следует также отметить, что ни в одной из 11 резолюций по Афганистану Советский Союз не упоминался по имени, в них осуждался ввод «иностранных» войск. Это была уступка соавторов резолюции тем неприсоединившимся странам, которые были против открытого осуждения Советского Союза. В противном случае они не поддержали бы резолюцию, и она собирала бы гораздо меньшее число голосов «за».

Жесткий прессинг

   Возвратившись в Москву сразу же после завершения чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН по Афганистану, я возобновил отдых и лечение в подмосковном санатории. Приученный за долгие годы дипломатической работы постоянно следить за международными событиями, я ежедневно прослушивал сообщения и комментарии западных радиостанций о развитии ситуации в Афганистане и вокруг него. Судя по ним, политический и экономический нажим на Советский Союз усиливался. 23 января 1980 года президент США Джимми Картер в ежегодном послании Конгрессу о положении страны пригрозил применить против СССР любые меры, включая военные, если он создаст угрозу безопасности в Персидском заливе. В США объявили о призыве резервистов. Ранее Белый дом отозвал из Москвы «для консультаций» своего посла Уотсона. Был расторгнут контракт на поставки Советскому Союзу зерна и ограничен промысел советских рыболовных судов у восточного побережья США. Сократилось воздушное сообщение между США и СССР. Вашингтон потребовал закрытия советского генерального консульства в Нью-Йорке и закрыл свое генконсульство в Киеве. США пытались также организовать бойкот летних Олимпийских игр в Москве в 1980 году. Однако Ассоциация национальных олимпийских комитетов, равно как и Международный олимпийский комитет, отклонили призыв к бойкоту игр в Москве и переносу их в другое место.
   Надо сказать, что, хотя другие западные страны в целом осудили ввод советских войск в Афганистан, их отношение к этой акции было более спокойным, чем реакция США. Так, Англия объявила, что не будет возобновлено торговое соглашение с СССР и будет ограничен доступ Советскому Союзу к передовой технологии. Вместе с тем, министр иностранных дел Англии лорд Кэррингтон заявил 12 февраля 1980 года, что «мир ничего не выиграет от возобновления холодной войны… и надо сохранять открытыми каналы связи с Советским Союзом». Аналогичную позицию заняла Франция. В интервью 27 февраля президент Жискар д`Эстэн, соглашаясь с оценкой событий в Афганистане, данной Картером, отметил, что контакты с Москвой следует поддерживать и что «угрожающе шумные, но бесцельные декларации не помогают делу». Еще более определенно на этот счет высказался канцлер ФРГ Шмидт. Третьего марта на пресс-конференции в Вашингтоне по итогам своего визита в США и переговорам с президентом Картером он подчеркнул, что в афганской ситуации необходимо учитывать интересы Советского Союза. Москва, заметил канцлер, должна быть уверена, что если она выведет армию из Афганистана, то никто другой свои войска туда не введет. Страны ЕЭС сразу же стали делать упор на необходимость поисков путей политического урегулирования ситуации вокруг Афганистана с учетом интересов Советского Союза. 20 февраля 1980 года на римской встрече министров иностранных дел «десятки» Кэррингтон выдвинул идею нейтрализации Афганистана как неприсоединившегося государства, подкрепленной международными гарантиями.
   Чтобы ослабить этот массированный нажим на Советский Союз, Л. Брежнев в своем выступлении 22 февраля 1980 года заявил, что Советский Союз готов вывести свои войска из ДРА, если прекратится вооруженное вмешательство в ее дела и будет гарантирован ее нейтралитет. Реакция США была сдержанной. Представитель Белого дома заявил, что пока слишком рано говорить, является ли заявление советского лидера «приглашением начать переговоры». Президент Картер, выступая 26 февраля перед редакторами провинциальных газет и как бы отвечая Брежневу, поддержал идею нейтрализации Афганистана, но подчеркнул, что главным условием является вывод советских войск.

Сомнения министра

   В начале марта 1980 года, когда закончился мой отпуск и я собирался возобновить работу во Втором европейском отделе, меня опять вызвали к А. Громыко и снова в связи с Афганистаном. Министр явно был в плохом настроении. Если в переговорах с иностранными деятелями глава внешнеполитического ведомства всегда тщательно скрывал свои эмоции и его лицо, как у хорошего карточного игрока, было абсолютно непроницаемым, то в общении с подчиненными он не стеснялся давать волю чувствам.
   По настроению министра было видно, что дела в Афганистане у нас шли неважно. Советское руководство явно не ожидало, что СССР подвергнется столь массированному нажиму и попадет в такую глубокую яму международной изоляции. Афганская авантюра причиняла стране все больший экономический ущерб, советские войска в Афганистане несли потери, а сопротивление навязанному стране режиму Бабрака Кармаля принимало все более широкий и ожесточенный характер. Сработала давняя афганская историческая традиция – сопротивляться иностранным оккупантам, кто бы они ни были и откуда бы они ни пришли.
   До ввода советских войск моджахеды, то есть «борцы за веру», воевали против «безбожного марксистского режима Амина». Амин был жестокий деспот и кровавый диктатор, физически уничтожавший всех, кто стоял на его пути. Но он был «свой», афганец, к тому же пуштунский националист. Партийные деятели со Старой площади (Б. Пономарев, Р. Ульяновский), которые рекомендовали заменить Амина, делали ставку на то, что Бабрак Кармаль, как интеллигентный, либеральный и гибкий деятель, будет более приемлем для афганского народа. Но они жестоко просчитались. Тот факт, что Бабрак Кармаль прибыл в обозе советских войск и сидел на советских штыках, делал его заранее обреченным, ибо он с самого начала носил несмываемое клеймо иностранной марионетки. Конфликт, который после апрельского переворота 1979 года имел внутренний характер, после ввода советских войск приобрел иное звучание – гражданская война превратилась в «джихад», то есть в священную войну против иностранных оккупантов и их ставленника Бабрака Кармаля.
   Я думаю, что Громыко был первым среди высших руководителей страны, который понял, что, направив войска в Афганистан, советское руководство совершило ошибку катастрофических масштабов. Сразу же после VI чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН он начал думать, как выпутаться из афганской авантюры дипломатическим путем. У меня также есть основания полагать, что А. Громыко был единственным членом Политбюро, который испытывал сомнение, когда принималось решение о вводе войск. В этом плане я не совсем разделяю мнение моего хорошего друга Анатолия Адамишина, который в своих дневниковых записях, опубликованных в «Независимой газете» в сентябре 1994 года, утверждает, что это решение лежит на совести «трех старцев» – А. Громыко, Д. Устинова и Ю. Андропова. Громыко просто открыто не выступил против и, разумеется, не подал в отставку, когда оно было принято.
   Я знал А. Громыко и работал под его руководством с 1965 по 1985 год. Это был законченный политический оппортунист, и карьерные соображения у него всегда брали верх над основными принципами политики. Неудивительно, что он оставался на самых высоких дипломатических постах более 40 лет, в том числе на посту министра иностранных дел почти 30 лет – с 1957 по 1985 год, хотя за это время сменились несколько генеральных секретарей ЦК КПСС: Хрущев, Брежнев, Андропов и Черненко. Будучи наиболее опытным и сведущим в международных делах, Громыко лучше, чем кто-либо другой из советских руководителей, предвидел возможные негативные последствия ввода советских войск в Афганистан. Поэтому он испытывал большие сомнения и колебания относительно этой акции.
   Мои коллеги в МИДе рассказывали, что летом 1979 года была создана специальная рабочая группа из представителей секретариата ЦК, МИД и силовых ведомств для изучения просьбы Тараки и Амина направить в Афганистан советские войска и подготовки соответствующих рекомендаций для Политбюро ЦК КПСС. В группу вошли эксперты высокого уровня из секретариата ЦК КПСС, МИД, КГБ, Минобороны. Представители МИД в группе, ссылаясь на мнение ученых-востоковедов, высказывались против ввода наших войск в Афганистан. Они напомнили членам группы о катастрофических последствиях неоднократных попыток Англии в XIX и начале ХХ века завоевать Афганистан и предупредили о возможной резко отрицательной международной реакции на ввод наших войск, в том числе и со стороны дружественных Советскому Союзу неприсоединившихся стран, особенно исламских.
   Но эти аргументы не возымели действия. По ходу работы группы другие ее члены все больше склонялись к тому, чтобы удовлетворить просьбу «афганских друзей» (последние обращались с такой просьбой в 1979 году двенадцать раз), и в конце концов их точка зрения одержала верх. Поскольку позиция экспертов МИД мешала принятию согласованных рекомендаций, группа перестала собираться и умерла своей смертью.
   Мне также рассказывали, что на одном из узких совещаний, вскоре после ввода советских войск в Афганистан, министр иностранных дел СССР, касаясь моей работы в Афганистане, заметил, что «Сафрончук давал правильные советы». Не знаю, какие мои советы он имел в виду, но в своем последнем сообщении из Кабула в середине декабря 1979 года я писал в МИД, что с Амином надо продолжать работать. Я также отмечал, что, хотя Амин претендует на то, что он марксист-ленинец, на деле он – мелкобуржуазный пуштунский националист. Но я полагал, что это обстоятельство не должно препятствовать развитию дружественных отношений между нашими странами. В худшем случае мы будем иметь афганский вариант Ким Ир Сена. Я также считал, что не будет особой беды, если режим Амина падет и ему на смену придут афганские националисты правого толка. Я был убежден, что Афганистан останется неприсоединившимся государством, а существующие географические и геополитические реалии заставят его правительство поддерживать добрососедские отношения с Советским Союзом. Мне говорили, что мои оценки Амина и его политики, а также советы продолжать работать с ним весьма настороженно воспринимались в аппарате ЦК, в КГБ и Министерстве обороны. Один мой хороший и давний знакомый как-то сказал, что последние недели работы в Кабуле в декабре 1979 года я «ходил по острию бритвы».
   Не хочу, чтобы сложилось впечатление, что я открыто выступал против ввода советских войск в Афганистан. Чиновничья психология, боязнь потерять работу, забота о безопасности семьи и другие соображения удерживали меня, как, впрочем, и многих моих коллег, от того, чтобы открыто высказать собственное мнение.
   Можно предположить, что, когда А. Громыко увидел, что в Политбюро ядро наиболее влиятельных его членов – Ю. Андропов, Д. Устинов и М. Суслов – выступило за направление советских войск в Афганистан и склонило на свою сторону Л. Брежнева, он, хотя и неохотно, присоединился к ним. Громыко, конечно, отдавал себе отчет в возможных пагубных для Советского Союза последствиях этого решения, но он был реалистом и понимал, насколько рискованно выступать против людей, контролирующих силовые министерства и партийный аппарат. Подавляющее большинство в ЦК КПСС составляли представители армии, КГБ, военно-промышленного комплекса и партийного аппарата, а представителей МИД там была небольшая горстка, причем многие из них вышли из партийного аппарата. Более того, чтобы его не заподозрили в колебаниях, Громыко впоследствии на всех стадиях с большим рвением защищал и оправдывал решение о вводе советских войск в Афганистан. Он также возглавил комиссию Политбюро по Афганистану.
   Справедливости ради надо сказать, что при всем своем оппортунизме Громыко был честным человеком и твердо придерживался своих убеждений. Выйдя из народных низов, он в сравнительно молодом возрасте стал послом, затем министром иностранных дел, а впоследствии достиг высших государственных и партийных постов, войдя в 1976 году в состав Политбюро. А. Громыко был по-своему незаурядной и даже выдающейся личностью, хотя и не такой яркой, как его предшественники – Л. Троцкий, Г. Чичерин и М. Литвинов. Верное служение партии и государству он сделал делом всей своей жизни. Громыко был твердым коммунистом и искренне верил, что коммунизм является светлым будущим всего человечества. Будучи хорошим дипломатом, он в совершенстве владел искусством ведения переговоров. Но иногда ему явно не хватало гибкости, недаром на Западе его окрестили «Мистер нет». Впрочем, последнее качество было скорее следствием жесткости инструкций нежели врожденным недостатком. Им, как известно, отличались все советские дипломаты.

Новое назначение

   Итак, приехав утром в здание МИД на Смоленской площади, я направился в приемную министра и через некоторое время был приглашен в его кабинет. А. Громыко сказал, что есть просьба афганского правительства и лично министра иностранных дел ДРА Ш. М. Доста о том, чтобы я продолжал оказывать ему помощь в международных делах, особенно касающихся ООН. «Официально, – добавил министр, – вы будете оформлены как советник-посланник посольства СССР в Кабуле, но негласно вы будете советником афганского МИД. В посольстве вы тоже будете заниматься проблемами внешней политики ДРА, за исключением двусторонних отношений ДРА с Советским Союзом».
   Одной из важных задач, заметил министр, является расширение международного признания ДРА, особенно нормализация ее отношений с соседями – Пакистаном и Ираном. Развивая идею, выдвинутую в феврале 1980 года Л. Брежневым, министр сказал, что надо добиваться прекращения использования территории сопредельных государств для вооруженного вмешательства в дела Афганистана. Кабулу надо убедить соседей, что урегулирование отношений с ними на такой основе создало бы условия для вывода советских войск.
   Имея некоторый прежний опыт работы в Афганистане, я про себя подумал, что главная задача Бабрака Кармаля состоит в том, чтобы убедить свой собственный народ признать его режим законным правительством Афганистана. Как бы отвечая мне, министр заметил, что это – нелегкая задача, поскольку соседи, особенно Пакистан, пытаются использовать пребывание советских войск в Афганистане для получения американской экономической и военной помощи. Надо подумать над тем, какие стимулы можно использовать, чтобы заинтересовать Исламабад прекратить вмешательство в дела Афганистана. Необходимо разработать и средства политического и дипломатического давления на Пакистан.
   Те, кто знаком с манерой Громыко беседовать со своими подчиненными, знают, что его «рассуждения вслух» были своеобразной манерой давать установки по разработке тех или иных документов (проектов записок в ЦК КПСС, указаний совпослам, его выступлений и т. п.) и обычно старались как можно точнее записывать его мысли. Министр не любил повторять сказанное и очень сердился, когда некоторые не улавливали указаний с первого раза. Суть его рассуждений сводилась к тому, что нужно выиграть время для укрепления режима Бабрака Кармаля, по возможности нейтрализовать Пакистан и Иран, создать условия для вывода в последующем советских войск без потери политического престижа. В заключение Громыко высказал пожелание, чтобы я как можно скорее вылетел в Кабул.
//-- Ж.2 [91 - Публикуется в редакции текста журнала «Азия и Африка сегодня», 1996, № 8, с. 25–32: с.25: сноска – Продолжение. Начало см. «Азия и Африка сегодня», 1996, № 6; с.26: фото «Семья посла СССР в ДРА Ф. Табеева»; с.27: фото «Президиум джирги (общего собрания) в зале «Салам-хана». В первом ряду высшие партийные и государственные деятели ДРА. 1981 год»; с.28: фото «Б. Кармаль обходит почетный караул перед отлетом в Москву. 1981 год»; с.29: фото «На одном из приемов в советском посольстве в Кабуле. Второй слева – В. Сафрончук»; с.31: фото «Жестикуляция – излюбленный прием ораторского искусства Наджибуллы. Фото Л. Миронова»; с.32: (Продолжение следует).] --//
   В начале марта 1980 года, на следующий день после беседы с А. Громыко, я вылетел в Афганистан. Началась моя вторая миссия в Кабуле. То, что я увидел в аэропорту и по пути в наше посольство, которое расположено на другом конце города, в районе Дар-уль-Аман, меня поразило. Даже внешне было заметно, что Афганистан перестал быть суверенным государством и превратился в оккупированную страну. Признаки советского военного присутствия наблюдались повсеместно. Столичный аэропорт полностью контролировали советские отборные воздушно-десантные части, по всей территории расположились закамуфлированные советские боевые и транспортные самолеты и вертолеты, палатки и временные казармы. Иммиграционные и таможенные формальности проводились под наблюдением советских специалистов. На улицах города полно военных грузовиков, причем даже с советскими номерными знаками, перекрестки контролировались советскими армейскими патрулями на бронетранспортерах. Даже обычное уличное движение регулировалось военными. Было такое впечатление, будто Кабул – прифронтовой город. У ворот посольства с внешней и внутренней стороны стояли танки и БТРы.

Скептицизм посла

   Как и в первую командировку, меня разместили в жилом городке посольства, в довольно комфортабельной, хотя и малометражной квартире. Через несколько дней мое имя было включено в список дипкорпуса как советника-посланника в ранге посла. Сразу же по прибытии я нанес визит послу СССР в ДРА Фикряту Ахмеджановичу Табееву, с которым я познакомился еще в первый приезд в Афганистан. Он тепло, по-дружески принял меня, сказал, что в общих чертах информирован о целях моей миссии и готов взаимодействовать и помогать. Я пересказал ему нашу беседу с Громыко и конкретно соображения министра относительно политического урегулирования ситуации вокруг Афганистана и подготовки условий для вывода советских войск. Посол отнесся к этому весьма скептически: «Василий Степанович, – сказал он, – я хочу быть с тобой откровенным. Афганская проблема в основе своей – внутренняя. Согласно оценке наших военных специалистов, внешний компонент сопротивления режиму составляет лишь 20 процентов сил, сражающихся с правительственными войсками, поддерживаемыми нашей армией. Основа же сопротивления – это внутренние силы. Многие полевые командиры моджахедов не связаны с политическими группировками, базирующимися в Пакистане».
   Табеев, однако, согласился, что прекращение помощи, получаемой мятежниками из-за границы, через Пакистан, Иран и Китай, может изменить баланс сил в пользу Кабула. Тем не менее, достижение политического урегулирования и перекрытие каналов помощи моджахедам с территории этих государств в существующих условиях, заметил он, представляется утопией. «Я регулярно читаю присылаемые МИДом для ориентировки материалы и шифровки советского посла в Исламабаде В. Смирнова и вижу, что правительство Пакистана использует создавшуюся ситуацию максимально для собственной выгоды, оно стремится получить от США возможно большую экономическую и военную помощь, и такая поддержка уже обещана. Чем дольше советские войска будут оставаться в Афганистане, тем больше американского оружия и помощи он будет получать. Разве это не ясно? – спросил Табеев. – И у Ирана есть свои выгоды от войны в Афганистане, – продолжал он. – Поддержка Тегераном сопротивления в Афганистане хорошо вписывается в хомейнистскую концепцию всемирной исламской революции». Несмотря на проявленный скептицизм, посол пожелал мне успеха в осуществлении моей миссии и еще раз подчеркнул, что я могу рассчитывать на его поддержку.
   На следующий день я отправился в МИД ДРА. Здесь меня тоже поразили перемены. Я встретил двух наших советников – по экономическим и международно-правовым вопросам. Оба были хорошо знакомы мне, ибо мы учились на одном курсе в МГИМО и вместе работали в МИД СССР. Они были направлены в афганский МИД по просьбе министра иностранных дел ДРА Шаха Мухаммада Доста. Познакомился я с двумя преподавателями из Дипломатической академии МИД СССР, которые читали лекции и вели семинары по истории международных отношений, международному праву и дипломатической практике в местной Дипломатической школе. Меня впоследствии тоже эпизодически привлекали к этой работе.
   Нет сомнения, что наши специалисты оказывали нужную помощь в подготовке кадров для МИДа и других ведомств ДРА. Но меня с самого начала смущало одно обстоятельство. Советские советники и преподаватели были вооружены пистолетами «Макаров». Они этого не скрывали, более того, многие, похоже, даже гордились доверенным им оружием и носили его на манер Джеймса Бонда – на портупее под мышкой. В своих кабинетах в МИДе в жаркое время советские эксперты, естественно, снимали пиджаки, и входившие в кабинет афганцы с опаской поглядывали на торчавшие у них под мышкой пистолеты. Сами они не были вооружены. На мой взгляд, это была излишняя предосторожность в городе, битком набитом советскими войсками, не говоря уж о том впечатлении, которое оружие производило на афганцев. Кроме того, все советские сотрудники, работавшие в МИД ДРА, за исключением советника по международно-правовым вопросам – участника Великой Отечественной войны, не имели опыта обращения со стрелковым оружием. Я не исключал, что они сами могут стать жертвой неумелого обращения с пистолетом.

Тайна Ш. М. Доста

   В тот же день я встретился с министром иностранных дел Ш. М. Достом. Он принял меня в просторном кабинете, который раньше занимал Хафизулла Амин и в котором я часто бывал в 1979 году. Мы вспомнили о тех днях, когда Дост был заместителем министра иностранных дел в правительстве X. Амина и я встречался с ним даже чаще, чем с самим Амином, практически каждый рабочий день, и мы подолгу беседовали. Дост поведал мне небольшую тайну. Он сказал, что каждый раз старался задержать меня до конца рабочего дня, даже если не было особых дел. «Вы и не догадывались, что Ваше пребывание в моем кабинете было гарантией моей личной безопасности. Я знал, что головорезы Амина не могут схватить меня, пока Вы со мной. После работы я сразу уезжал домой, где чувствовал себя в относительной безопасности, поскольку с семьей живу в городке вместе с советскими специалистами». Мы вместе горько посмеялись над этой хитростью Доста.
   В последующие дни мы провели с министром серию встреч, в ходе которых обсуждали возможные подходы к проблеме нормализации отношений ДРА с Пакистаном и Ираном. Я дал понять Досту, что в Москве считают важным завязывание диалога с Исламабадом и Тегераном для достижения соглашения о прекращениях вмешательства в дела Афганистана. Это подготовит условия для вывода советских войск. Министр положительно реагировал на эту идею, но высказал ряд замечаний и оговорок. Он подчеркнул, что ДРА заинтересована в нормализации отношений с соседями. Бабрак Кармаль несколько раз выступал с такими предложениями. Но в Исламабаде и Тегеране на это не реагируют, заявляя, что не признают правительство ДРА. Между тем в Кабуле остаются посольства Пакистана и Ирана, и афганское правительство не мешает их работе, хотя они бойкотируют МИД ДРА. Кабул готов вести переговоры с Исламабадом и Тегераном, но только напрямую, без посредников. Это важно для международного признания ДРА. Что же касается вывода советских войск, то на этом этапе, сказал Дост, о нем говорить преждевременно. Афганские вооруженные силы еще слишком слабы, чтобы в одиночку противостоять внутренним и внешним врагам. Понадобится еще несколько лет для повышения с советской помощью их боеспособности до такого уровня, чтобы они самостоятельно могли выполнять эту задачу.
   Отвечая на мой вопрос о возможной роли ООН в предполагаемых переговорах с Ираном и Пакистаном о политическом урегулировании, Дост отметил, что Генеральная Ассамблея ООН заняла «враждебную» позицию в отношении ДРА, приняв известную резолюцию. Поэтому вряд ли можно рассчитывать на беспристрастное посредничество с ее стороны. Дост все время оговаривался, что высказываемые им взгляды – его личное мнение и принимать решения по затронутым нами вопросам будут Бабрак Кармаль и другие лидеры: министр обороны М. Рафи и глава службы безопасности Наджибулла. Он сказал, что постарается убедить их в целесообразности поиска путей политического урегулирования, но дал понять, что это будет нелегким делом.
   13-14 марта 1980 года Ш. М. Дост был с визитом в Москве в связи с подписанием советско-афганского соглашения об условиях пребывания советских войск в Афганистане и имел беседу с А. А. Громыко. Последний постарался убедить Доста в необходимости политического урегулирования афганской проблемы. В опубликованном выступлении на завтраке в честь Доста Громыко снова сделал акцент на этом вопросе. Он, однако, подчеркнул, что поисками путей решения проблемы нельзя заниматься всерьез, если «игнорировать суверенитет Афганистана, его законное правительство, необходимость прекращения всех форм вмешательства во внутренние дела Афганистана».
   Вскоре после возвращения из Москвы Дост сообщил, что концепция урегулирования в общих чертах принята афганским руководством и ему, Досту, поручено вступать в необходимые для этого контакты и вести переговоры. Разумеется, вся эта работа будет осуществляться при тесных консультациях с советскими товарищами, добавил он.

Глухая стена

   Однако консультации с афганскими руководителями были одной стороной проблемы. Не менее важно было знать, как отнесутся к предложению провести переговоры о политическом урегулировании Пакистан и Иран. Все попытки правительства Бабрака Кармаля вступить в контакт с Пакистаном [92 - Описка в журнале: «…с Тегераном и Ираном…».] и Ираном наталкивались на глухую стену. Правящие круги этих стран не хотели иметь дела с правительством, которое они не без основания считали марионеточным. Пакистанское и иранское посольства в Кабуле, следуя указаниям из своих столиц, продолжали уклоняться от контактов с МИД ДРА по политическим вопросам. Сами они вообще не обращались в МИД, а ноты, направлявшиеся в эти посольства, неизменно возвращались в нераспечатанных конвертах. Не имели успеха и попытки афганских дипломатов выйти на пакистанских и иранских представителей в различных международных организациях – в ООН, на встречах в рамках Движения неприсоединения и т. п. Последние их, как говорится, в упор не замечали. Членство Афганистана в Организации Исламской Конференции вообще было приостановлено.
   Единственным каналом зондажа отношения Исламабада и Тегерана к идее политического урегулирования путем переговоров между ними и Кабулом были совпосольства в Пакистане и Иране. Однако и там результаты были разочаровывающими. Правительства Пакистана и Ирана наотрез отказались вести переговоры с Кабулом. При этом они дали понять, что готовы иметь дело с Москвой, но лишь после вывода советских войск. В Исламабаде нашему послу Виталию Смирнову было заявлено, что Пакистан не признает законность режима Бабрака Кармаля до тех пор, пока в Афганистане будут находиться советские войска. Пакистанское правительство категорически отклоняло обвинения в том, что оно оказывает помощь афганским мятежникам, предоставляя им базы на своей территории и снабжая их оружием. Оно не уставало повторять, что сопротивление режиму Бабрака Кармаля носит внутренний характер. Что касается Пакистана, то, по словам его руководителей, он из гуманных соображений лишь предоставляет убежище афганским беженцам – жертвам гражданской войны. Никаких выгод Пакистан из этого не извлекает, наоборот, несет большие расходы. Оружием моджахеды снабжают себя сами, добывая его в боях с афганской армией. Кроме того, многие части и подразделения афганской армии со своим вооружением переходят на сторону моджахедов. Президент Пакистана Зия-уль-Хак в мартемае 1980 года несколько раз приглашал международную комиссию посетить лагеря афганских беженцев под Пешаваром, чтобы убедить мировую общественность в том, что, вопреки утверждениям Кабула, поступающая туда помощь используется только в гуманитарных целях.
   Надо сказать, что после ввода советских войск в Афганистан поток беженцев из страны значительно возрос и, по данным Исламабада и Тегерана, к концу 1982 года в Пакистане их насчитывалось 3, 5 миллиона, а в Иране – 1, 5 миллиона. Правительство Кабула заявляло, что эти данные сильно завышены. Ш. М. Дост в одном из своих интервью в 1981 году сообщил, что в Пакистане находится не более 800 тысяч беженцев, а в Иране – 500 тысяч. Он обвинил Исламабад в том, что тот искусственно, из корыстных соображений завышает данные о беженцах, включая в их число скотоводов-кочевников, сотни тысяч которых в зимний период перекочевывают со своим скотом с альпийских лугов в предгорьях Гиндукуша в долину Инда. Тегеран же включал в число беженцев около миллиона сезонных афганских рабочих-мигрантов.
   Дело в том, что Управление Высокого [93 - Исполнительный комитет Фонда ООН для помощи беженцам; с 1.1.1959: Исполнительный комитет по программе Верховного комиссара ООН по делам беженцев (Executive Committee of the Programme of the United Nations High Commissioner for Refugees) [21, c.66]; на I.1974: Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев [5, т.18, c.477]] комиссара ООН по делам беженцев (ВКДБ) выделяло на содержание афганских беженцев значительные средства, и большая их часть оседала в карманах пакистанских чиновников и всякого рода посредников. Кормушкой ВКДБ пользовались и главари базировавшихся в Пакистане оппозиционных Кабулу политических группировок. Они переправляли часть получаемых по каналам ВКДБ продовольствия и медикаментов отрядам мятежников на территории Афганистана.
   Что касается Тегерана, то там не только не отрицали, что поддерживают моджахедов, но и гордились этим. Иран считал себя обязанным оказывать помощь «борцам за веру», ведущим священную войну против «неверных» и иностранных оккупантов.
   Итак, было очевидно, что идея политического урегулирования путем прямых переговоров между ДРА и Пакистаном и Ираном повисла в воздухе, не находя поддержки у соседей Афганистана.

«Линия Дюранда» как козырная карта

   В Москве стали думать над тем, что делать дальше, как все же втянуть Пакистан в переговоры с ДРА, заинтересовать его в нормализации отношений с Кабулом. Эксперты МИД по Афганистану напомнили руководству, что между Пакистаном, который до 1947 года был частью Британской Индии, и Афганистаном существует острая нерешенная пограничная проблема почти вековой давности. Со времен правления короля Аммануллы Кабул не признавал границы с Пакистаном, проходящей по так называемой «линии Дюранда». Сразу же после победы над Англией в третьей англоафганской войне и провозглашения независимости Афганистана в 1919 году Амманулла объявил, что эта граница, навязанная английским резидентом Дюрандом в 1892 году тогдашнему эмиру Афганистана Абдуррахманхану, является незаконной. Были свидетельства, что эмир получил за это от англичан взятку в четыре миллиона фунтов стерлингов. Эта проблема является для Афганистана настолько принципиальной и важной, что, когда после раздела Индии в 1947 году Пакистан был объявлен независимым государством, Афганистан не признал его и голосовал против его приема в члены ООН.
   В Исламабаде, естественно, кровно заинтересованы в том, чтобы добиться оформления «линии Дюранда» в качестве официальной границы. Непризнание этой границы постоянно подпитывает национализм воинственных пуштунов, которых «линия Дюранда» делит на примерно две равные части и которые мечтают о «великом Пуштунистане» как независимом государстве. Административно пакистанские пуштуны имеют автономию в рамках Северо-Западной пограничной провинции. Перспектива отделения СЗПП в рамках независимого Пуштунистана – кошмар, который постоянно мучает правящие круги Пакистана. Осуществление этой идеи явилось бы еще одним шагом на пути распада Пакистана после отделения Восточной провинции в 1972 году.
   При короле Захир Шахе и президенте Дауде Кабул старался держать на плаву пуштунскую проблему. Ежегодно в стране с большой помпой отмечался «День Пуштунистана». Тараки и Амин, будучи пуштунскими националистами, тоже поощряли пакистанских пуштунов к отделению. Но они мечтали объединить пуштунов в рамках Афганистана. Амин вообще считал Пакистан искусственным образованием. «Что такое Пакистан? – спрашивал он меня в одной из бесед летом 1979 года. – Такого государства нет, ибо нет пакистанской нации, которая бы имела признаки, указанные Сталиным в работе «Марксизм и национальный вопрос». Единственное, что лежит в основе пакистанского государства, – это ислам. Но Сталин не упоминает религию как признак нации. Таким образом, по Сталину, Пакистан не является государством», – заключил Амин. Его не смущало, что в данном случае он валил в одну кучу понятия «нация», «народ» и «государство».
   Таким образом, были основания надеяться, что Исламабад можно заинтересовать в признании правительства Бабрака Кармаля и нормализации отношений с ним, если предложить взамен признание «линии Дюранда» как государственной границы.
   Мне было поручено сугубо неофициально прощупать мнение Доста на этот счет. В одной из бесед с ним в апреле 1980 года я мимоходом, как бы выясняя кое-что для самого себя, затронул вопрос о границе с Пакистаном. Министр довольно пространно поведал мне историю «линии Дюранда». Я спросил у него, обсуждалась ли правительством когда-либо возможность признания «линии Дюранда» ради нормализации отношений с Исламабадом. Дост сразу же насторожился и сказал, что проблемы границы не входят в его компетенцию и он не может обсуждать их даже в неофициальном порядке. Этими делами занимаются исключительно глава государства, министр обороны и руководитель службы безопасности. Он предложил, чтобы я сам при очередном посещении Бабрака Кармаля коснулся этой темы (мы иногда вместе с Достом ходили к Бабраку Кармалю, чтобы высказать ему наше мнение по некоторым внешнеполитическим вопросам).
   Я не ожидал, что мой вопрос вызовет столь бурную реакцию афганского лидера, хотя знал, что Кармаль по характеру весьма эмоционален и раздражителен. «Я не хочу войти в историю как предатель, – заявил он. – Мои пуштунские братья веками мечтали объединиться в одно независимое государство. Признание «линии Дюранда» как государственной границы навеки раскололо бы пуштунов и сделало бы эту мечту неосуществимой». Лицо Кармаля побагровело от возмущения. Он достал из своего сейфа какой-то рулон и развернул его на длинном столе для заседаний. Это оказалась крупномасштабная довольно потрепанная временем карта границы Афганистана с Британской Индией. Я сразу вспомнил, что ее показывал мне Амин в 1979 году. Затем Кармаль почти дословно повторил то, что рассказывал тогда Амин. Эта карта – приложение к секретному протоколу, подписанному эмиром Абдуррахманханом и английским резидентом в Северо-Западной провинции Британской Индии Дюрандом. Она завизирована Дюрандом, но на ней нет визы афганского эмира. «Даже получив четыре миллиона фунтов стерлингов от англичан, – заметил Кармаль, – Абдуррахманхан не решился поставить свою подпись на этой позорной карте». «Если же я признаю эту линию, прочерченную Дюрандом, как государственную границу, то меня убьют собственные телохранители-пуштуны», – сказал он. Эмоциональный всплеск Кармаля означал, что дальнейшее обсуждение данной темы бесполезно. В этой связи следует заметить, что Исламабад впоследствии, в ходе женевских переговоров (об этом речь пойдет ниже), не раз увязывал заключение соглашения о невмешательстве в дела Афганистана с признанием границы по «линии Дюранда».

«Хвост, который вертит собакой»

   Итак, мы опять зашли в тупик, на сей раз по вине афганской стороны. Надо сказать, что и в дальнейшем Кабул упорно настаивал на ряде заведомо неприемлемых для Исламабада требованиях и условиях, которые без нужды затягивали переговоры о мирном урегулировании. По этому поводу я часто вспоминал английскую поговорку о «хвосте, который вертит собакой». Так, почти целый год ушел на то, чтобы убедить Кабул начать непрямые переговоры с Исламабадом через представителя генерального секретаря ООН. При этом несколько недель было потеряно из-за того, что Кабул настаивал, чтобы этого представителя называли «личным», а не «специальным». Впрочем, возможно, я преувеличиваю негативную обструкционистскую роль правительства Бабрака Кармаля. В затяжках, конечно, была повинна и Москва. Под давлением министерства обороны МИД СССР тоже не спешило начинать переговорный процесс. Надо было выиграть время для повышения боеспособности афганской армии.
   Учитывая создавшуюся тупиковую ситуацию, в Москве решили извлечь хотя бы какой-то политический и пропагандистский выигрыш, заявив о готовности Советского Союза вывести «ограниченный контингент советских войск» из Афганистана после политического урегулирования положения вокруг Афганистана путем прямых переговоров ДРА с Пакистаном и Ираном и прекращения вмешательства и вооруженной интервенции с их стороны. Чтобы поднять политический престиж Кабула, было решено облечь это предложение в форму заявления правительства ДРА. В начале мая из Москвы поступили тезисы, на базе которых Дост с нашей помощью выработал проект текста заявления. Надо сказать, что это был весьма трудоемкий процесс. Дело в том, что руководство ДРА, опасаясь, что Москва может оставить его один на один с народом и вооруженной оппозицией, старалось задвинуть предложение о выводе войск как можно глубже и обставить его всякими оговорками и условиями. Каждое положение документа согласовывалось с Бабраком Кармалем и больше времени уходило на челночные поездки Доста к нему, чем на работу над документом. Надо сказать, что Кармаль вообще был менее сообразителен, чем Амин, до него все доходило очень туго. К тому же он был довольно упрям и не отличался гибкостью мышления. Кроме того, принципиальные изменения надо было согласовывать с Москвой.
   Заявление правительства ДРА о принципах политического урегулирования было опубликовано 15 мая 1980 года одновременно в Кабуле и Москве. В заявлении подчеркивалась решимость правительства ДРА добиваться политического урегулирования ситуации вокруг Афганистана политическими средствами, путем переговоров. Исламабаду и Тегерану Кабул предлагал провести переговоры с целью развития дружеских отношений и взаимовыгодного сотрудничества Афганистана с Ираном и нормализации отношений с Пакистаном. Предлагалось с этой целью выработать в процессе переговоров соглашения, содержащие такие общепринятые принципы, как уважение суверенитета, готовность развивать отношения на базе добрососедства и невмешательства во внутренние дела, равно как конкретные обязательства о недопустимости какой-либо вооруженной или враждебной деятельной с территории друг друга. Подчеркивалось также, что по достижении таких соглашений между Афганистаном и его соседями правительство ДРА было бы готово рассмотреть другие вопросы двухсторонних отношений, включая те, которые «долгое время оставались предметом разногласий». Последние слова были весьма туманным намеком на то, что, если будут найдены взаимоприемлемые решения по вопросам невмешательства и отказа от интервенции, то Кабул будет готов рассмотреть возможность признания границы с Пакистаном. Это максимум того, что удалось выжать из Бабрака Кармаля. Но намек был настолько туманным, что в Исламабаде на него не клюнули. Кроме того, эти слова были адресованы как Пакистану, так и Ирану, что делало их еще более туманными. Правительство ДРА далее заявило, что понадобятся соответствующие политические гарантии афганско-пакистанско-иранских трехсторонних или двусторонних соглашений, которые должны стать неотъемлемой составной частью политического урегулирования. В качестве возможных гарантов в заявлении были названы Советский Союз и США.
   Ключевой частью документа была фраза о том, что в контексте политического урегулирования должен быть решен вопрос о выводе советских войск. Было четко заявлено, что прекращение и гарантированное невозобновление военной интервенции и других форм вмешательства во внутренние дела Афганистана устранят причины, которые вынудили правительство Афганистана пригласить советские войска. Тем самым намекалось, что в практическом плане проблема вывода «ограниченного контингента» советских войск из Афганистана может обсуждаться, как только будет решен вопрос о международных гарантиях соглашений, которые должны быть заключены между Афганистаном и Пакистаном, Афганистаном и Ираном.
   Наконец, в заявлении подчеркивалось, что вопросы, затрагивающие интересы Афганистана, не могут обсуждаться в обход правительства ДРА и без его участия.

Обструкционисты и реалисты

   Как я уже отмечал, разработка окончательного текста заявления была нелегким делом. Кармаль и Дост буквально в лупу рассматривали каждое слово документа, первоначально составленного ими на основе присланных из Москвы тезисов, но затем существенно измененного в Москве, чтобы сделать его убедительным и более приемлемым для Пакистана и Ирана, а также для неприсоединившихся стран. Оба афганских лидера пытались убрать из заявления даже намеки на возможность вывода советских войск, старались включить в него как можно больше хлестких словечек и выражений в адрес Исламабада и Тегерана, короче говоря, сделать его возможно более жестким, а это заранее обрекало документ на неудачу. Надо сказать, что такая обструкционистская линия афганского руководства негласно поддерживалась некоторыми ответственными работниками министерства обороны, КГБ и аппарата ЦК КПСС, а также представителями этих ведомств в Кабуле. Они вообще не принимали заявление всерьез, считали его чисто пропагандистским документом, призванным лишь выиграть время. А. Громыко и его первый заместитель, Г. Корниенко, наперекор твердолобым в Кабуле и Москве, старались сделать заявление возможно более гибким и, в конце концов, одержали верх. Они, будучи реалистами, рассчитывали, что предложения, содержащиеся в этом политически взвешенном документе на каком-то этапе могут стать отправной точкой для начала переговоров о политическом урегулировании, найдут отклик в ООН, Движении неприсоединения и в Организации Исламской Конференции. Не случайно заявление было опубликовано накануне встречи ОИК на министерском уровне и до XXXV сессии Генеральной Ассамблеи ООН, в предварительную повестку дня которой уже был включен «афганский вопрос». Этот расчет оказался правильным.
   Главную роль в выработке заявления от 15 мая 1980 года и в процессе политического урегулирования положения вокруг Афганистана вообще, безусловно, играл Г. Корниенко. Будучи заместителем Громыко как председателя Комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану, он координировал повседневную практическую работу по этому направлению. Имея высокий авторитет в ЦК КПСС, министерстве обороны и КГБ, Корниенко последовательно проводил линию на решение афганской проблемы политическими и дипломатическими средствами, несмотря на подспудное сопротивление в этих сферах. Он был один из немногих, кто всегда отстаивал свое мнение, даже если оно расходилось с точкой зрения руководства.
   Ему приходилось преодолевать сопротивление и с другой стороны. Я был участником многих встреч Г. М. Корниенко с Ш. М. Достом и другими афганскими руководителями и поражался терпению, выдержке и такту, с каким он шаг за шагом подталкивал их к урегулированию. Я убежден, что не будь Георгия Марковича, нас постигла бы в Афганистане та же участь, что американцев во Вьетнаме: мы потерпели бы открытое военное поражение, поспешно бы отступили, неся большие потери, и вынуждены были бы эвакуировать сотрудников посольства и советских специалистов с помощью вертолетов.
   Воздействие заявления от 15 мая не замедлило сказаться. 17–21 мая в Исламабаде состоялась конференция ОИК на министерском уровне. Открывая конференцию, Зия-уль-Хак предложил, чтобы ОИК занялась поисками путей политического урегулирования афганской проблемы. Эту идею поддержали другие ораторы. Правда, разгорелся спор, вступать при этом в контакт с «режимом Кабула» или нет. Как и следовало ожидать, в принятой конференцией резолюции осуждалась оккупация Афганистана и содержалось требование немедленного и безусловного вывода иностранных войск (как и в резолюции Генассамблеи ООН, Советский Союз при этом не упоминался). Эти требования повторялись в документах ОИК вплоть до 1989 года.

Инициатива ОИК

   Резолюцией конференции предусматривалось создание комитета в составе министров иностранных дел Пакистана и Ирана и генерального секретаря ОИК, которому поручалось вступить в контакт с Москвой и Кабулом для поисков решения афганской проблемы (в первоначальном проекте Кабул не фигурировал, но дружественные Советскому Союзу и ДРА страны настояли на включении его в переговорный процесс). 7 июня 1980 года в Тегеране состоялось первое заседание «комитета трех», после которого генеральный секретарь ОИК Хабиб Шатти сообщил, что в ближайшее время комитет намерен приступить к практическим действиям на предмет поисков путей урегулирования. Он, однако, подчеркнул, что это не означает признания кабульского режима. Шатти также сказал, что члены комитета намерены вначале встретиться с представителями афганского сопротивления.
   Действительно, 22 июня министры иностранных дел Пакистана и Ирана Ага Шахи и Готбзаде и Шатти провели в Женеве широко разрекламированную встречу с лидерами «Альянса афганских моджахеддинов». Последние после встречи опубликовали заявление, в котором протестовали против переговоров с Советским Союзом и Кабулом, требовали разрыва отношений с ними и оказания помощи альянсу в борьбе с советской оккупацией. Но «комитет трех» в ответном заявлении подтвердил свою решимость продолжать поиски путей мирного урегулирования и не дал никаких обещаний альянсу относительно помощи.
   В Кабуле инициатива ОИК была встречена с большой настороженностью. Принимая идею политического урегулирования, Бабрак Кармаль и его окружение прежде всего надеялись добиться признания, особенно со стороны Пакистана и Ирана. Это было их главной целью. В выводе советских войск они по-прежнему не были заинтересованы и старались отодвинуть его как можно дальше. Обещание вывода войск режим Кармаля скорее использовал как приманку, чтобы заинтересовать соседние государства в нормализации отношений, а не как серьезное предложение.
   Обсуждая в беседе со мной резолюцию ОИК по Афганистану и заявления членов «комитета трех», Ш. М. Дост подчеркнул, что в позиции ОИК для ДРА совершенно неприемлемы, по меньшей мере, два элемента: во-первых, отказ ОИК признать ДРА и восстановить ее членство в организации, во-вторых, фактическое признание контрреволюционных группировок, базирующихся в Пешаваре, как участника переговоров. Эти слова министра свидетельствовали о том, что Кармаль и его окружение испытывают подспудно опасения, как бы Москва за их спиной не завязала контакты с оппозицией.
   Думая об этом задним числом, я полагаю, что упорное нежелание Кабула (поддержанное нами) признать организации вооруженной афганской оппозиции как одну из сторон в политическом урегулировании было одним из кардинальных просчетов. Конечно, в то время Москва и Кабул надеялись на военную победу и признание моджахедов было для них как кость в горле. Позже, когда стала ясна бесперспективность афганской авантюры, когда Кармаля сменил Наджибулла, Кабул пытался все же вступить в переговоры с оппозицией, предложив в целях национального примирения создать коалиционное правительство. Но ее лидеры, уверенные в своей победе, отклонили это предложение.
   Я пытался убедить афганского министра, что главное состоит в том, чтобы завязать переговоры об урегулировании. Начало переговоров с участием представителей ДРА было бы первым шагом в направлении признания ДРА «де-факто» другими участниками переговоров – ОИК, Пакистаном и Ираном. Я постарался развеять опасения Доста насчет возможности признания ОИК пешаварского альянса, обратил его внимание на то, что лидеры альянса не были даже приглашены на конференцию (они были включены министром иностранных дел Готбзаде в состав иранской делегации).
   Дост ответил, что переговоры при посредничестве ОИК возможны только в том случае, если она признает ДРА, то есть восстановит ее членство в организации и откажется от контактов с пешаварскими группировками. По его мнению, более подходящим посредником было бы Движение неприсоединения и некоторые наиболее влиятельные его члены, такие, например, как Индия или Куба. Действительно, в рамках ДН у Кабула не было проблемы признания и его представители имели широкие возможности для дипломатических контактов с другими странами, особенно странами так называемой «социалистической ориентации» (Эфиопия, Демократическая Республика Йемен, Мозамбик, Мадагаскар, Сирия и др.). Однако и на форумах ДН представители Пакистана и Ирана демонстративно уклонялись даже от неофициальных встреч с делегатами ДРА. По просьбе Кабула Мальмьерка Пеоле, министр иностранных дел Кубы, которая в 1979–1982 годы была председателем ДН, предпринял в апреле 1980 года поездку в регион, посетил Исламабад и Дели. Он встречался с Индирой Ганди, Фам Ван Донгом и замминистра иностранных дел СССР Н. Н. Фирюбиным. На этих встречах обсуждались возможные пути политического урегулирования афганской проблемы. По ориентировкам, которые совпосольство в Кабуле получало из Москвы, было видно, что Пеоле отнесся к своей миссии довольно формально, особого рвения не проявлял и каких-либо ощутимых результатов не достиг. Правда, после встречи с Индирой Ганди он заявил журналистам, что продолжит усилия в рамках ДН по нормализации положения в регионе. В Кабуле остались недовольны итогами поездки кубинского министра в регион и были обижены тем, что он, побывав в Пакистане, уклонился от посещения ДРА.
//-- Ж.3 [94 - Публикуется в редакции текста журнала «Азия и Африка сегодня», 1996, № 10, с. 68–69: с.68: Продолжение. Начало см. «Азия и Африка сегодня», 1996, № 6, 8; с.69: фото «Показушное общение с детьми было обычаем для руководителей-коммунистов. Фото Л. Миронова», (Продолжение следует);]. --//

Вызов в Москву

   10 июня 1980 года меня попросил зайти Ф. А. Табеев. Он сообщил, что по распоряжению Громыко я должен немедленно вылететь в Москву. На мой вопрос о причине столь срочного вызова посол сказал, что, насколько он понял, министр хочет, чтобы я информировал его о том, что конкретно делается правительством Бабрака Кармаля в плане поисков путей политического урегулирования положения вокруг Афганистана. Табеев посоветовал мне не мешкать. «Я обещал министру, что ты завтра будешь в Москве», – сказал он. – Поскольку рейса «Аэрофлота» в Москву ни сегодня, ни завтра нет, я договорился с командующим 40-й армии, чтобы тебя доставили сегодня на военном транспортном самолете в Ташкент. Там тебя встретят и разместят в гостинице. Билет на первый завтрашний рейс «Аэрофлота» из Ташкента в Москву уже заказан».
   Во второй половине того же дня я вылетел в Ташкент на винтовом «Антонове» с каким-то военным грузом и несколькими офицерами-отпускниками. Сидели мы на металлических скамьях для десантников, покрытых солдатскими матрасами. Полет продолжался больше трех часов (ТУ-154 летит один час с небольшим). Время прошло незаметно, офицеры общались между собой, а я любовался величественной панорамой Гиндукуша на закате солнца. На следующий день я вылетел из Ташкента в Москву, но самолет из-за погодных условий был вынужден сделать промежуточную посадку в Актюбинске и в конце концов приземлился не в Шереметьево, а в Домодедово. Я добрался домой только к вечеру и сразу же сообщил помощникам министра о приезде. Они сказали, что министр примет меня утром.
   А. Громыко, действительно, в первую очередь интересовало, что делается афганским правительством для продвижения предложений, содержащихся в заявлении от 15 мая. Он с раздражением реагировал на мою информацию о том, как в Кабуле восприняли решения ОИК, подчеркнул, что афганским друзьям явно не хватает гибкости и посольству это дело надо поправить. Я понял это как замечание в свой адрес. Обращаясь к присутствовавшему на беседе Г. Корниенко и ко мне, министр сказал, что следует подумать о более активном использовании механизма ООН для поисков политического решения афганской проблемы. Смысл его высказываний сводился к тому, что необходимо продолжать давать отпор пропагандистской шумихе в ООН вокруг Афганистана, но главные усилия направить на то, чтобы убедить Генерального секретаря ООН Вальдхайма помочь процессу политического урегулирования. Я заметил, что в этом надо убедить и Кабул, поскольку там после принятия резолюции Генеральной Ассамблеи по афганскому вопросу считают ООН враждебной организацией. Министр воспринял мою реплику как шутку. Добавил, что афганским руководителям надо посоветовать более активно работать в ООН.
   Я вернулся в Кабул первым рейсом «Аэрофлота», захватив семью, ибо понял, что пробуду в Афганистане еще долго. Впоследствии мне неоднократно приходилось совершать челночные поездки Кабул-Москва-Кабул. В ходе XXXV-ой и XXXVI-ой сессий Генеральной Ассамблеи ООН в 1980–1981 годах во время общей дискуссии и при обсуждении афганского вопроса четыре раза летал в Нью-Йорк через Москву. Обычно до Ташкента я добирался на военном самолете и оттуда – рейсом «Аэрофлота» – до Москвы. Иногда, правда, мне удавалось лететь до Москвы прямым рейсом, при этом каждый раз о моей доставке Табееву приходилось договариваться или с командующим 40-й армией, или с главным военным советником, или с главным представителем КГБ. Как это ни странно, у посла, хотя он и считался главным представителем СССР в Афганистане, не было самолета для своих служебных нужд, а все вышеперечисленные представители ведомств имели. Поэтому, когда Табееву надо было по тому или иному делу лететь в Москву, Ташкент или в какое-либо место в самом Афганистане, он вынужден был просить этих товарищей об услуге, причем именно просить, а не требовать. Я, правда, не помню случаев отказа, но задержки были, особенно когда просьбы касались меня. В моем случае, самолет, естественно, предоставлялся не персонально, а использовалась та или иная оказия. Желающих лететь, как правило, было больше, чем мест в самолете.
   Мне запомнились полеты с главным представителем КГБ Борисом Семеновичем Ивановым. По комфортабельности они были на порядок выше, чем в первом классе лучших западных авиакомпаний. Сам Иванов и другие важные лица располагались в отдельном удобном салоне специально оборудованного Ту-154. Самолет, имея дополнительные баки с горючим, долетал до Москвы без посадки за три с половиной часа. Время проходило незаметно в интересных беседах. Лайнер приземлялся во «Внуково-1» и подруливал к специальному крылу аэровокзала. Черные лимузины подъезжали прямо к трапу, и пассажиры покидали аэропорт, не проходя пограничного контроля и таможенного досмотра.

Как я чуть было не прыгнул с парашютом

   В нескольких случаях я отправлялся из Москвы в Кабул самолетами Министерства обороны из подмосковного военного аэропорта. Однажды мне довелось лететь в Кабул с В. В. Терешковой. Ее пригласили для участия в выездной сессии международной организации [95 - В авторском тексте ВФДЖ.]. Летели на самолете И-18 с остановкой в Ташкенте. Однако в Ташкенте погода испортилась, и мы застряли. Боясь опоздать на открытие сессии, Терешкова предложила лететь, не взирая на погоду. «Над Кабулом мы спрыгнем с парашютом, а самолет вернется в Ташкент», – сказала она. «Валентина Владимировна, – взмолился ее референт, – я никогда в жизни не прыгал с парашютом». У меня был другой вариант – позвонить в Кабул Табееву и через него передать просьбу отложить открытие конференции, ссылаясь на форс-мажорные обстоятельства. Референт горячо поддержал мою идею. После некоторых колебаний Терешкова согласилась. Так я упустил единственный в своей жизни шанс прыгнуть с парашютом.
   Надо сказать, что вообще старшинство совпосла, особенно в первые месяцы после ввода войск было номинальным. Главные советники, представители силовых ведомств – Министерства обороны, КГБ, МВД, а также главный партийный советник – представитель ЦК КПСС имели прямую связь по ВЧ и канал телетайпной шифросвязи со своим руководством, независимые от посольства (связь, осуществлявшаяся через спутники, была технически очень высокого качества). Каждый из них выходил напрямую на самое высокое афганское руководство – Бабрака Кармаля, премьер-министра. Свои сообщения в центр они, как правило, не согласовывали с послом. Более того, было своеобразное соревнование – кто первый доложит в Москву полученную им информацию. Она, естественно, сопровождалась собственными оценками, выводами и предложениями. И все это шло, не просеиваясь, сразу в Политбюро, по так называемой большой разметке. Неудивительно, что Политбюро получало противоречивые, путанные сведения, а иногда и дезинформацию. Что касается выводов и предложений, то они часто имели густую ведомственную окраску и не всегда отражали общегосударственные интересы. На базе такой далеко не объективной информации и ошибочных оценок Политбюро принимало решения, которые оказывались невыполнимыми и все глубже затягивали нас в афганскую трясину.
   Я не хотел бы создавать впечатление, что представители ведомств были некомпетентными или недобросовестными. Все они были уважаемыми и заслуженными людьми. Каждый из них в своей области обладал большим опытом партийной, хозяйственной, военной, разведывательной, контрразведывательной и правоохранительной работы. Но их беда, а не вина, состояла в том, что они не понимали афганских реалий и механически переносили советский опыт на афганскую почву.
   Наиболее компетентным представительством было совпосольство. Оно было укомплектовано высококвалифицированными кадрами востоковедов, большинство из которых имели многолетний опыт работы в Афганистане и сопредельных странах, в совершенстве владели местными языками. Сам посол Табеев хорошо понимал Восток, его традиции и обычаи. Он был гибким дипломатом, умел ладить с афганским руководством. Но был и достаточно требовательным к нему.

«Разъяснения» из Москвы

Во время одного из своих приездов в Москву я обратил внимание Корниенко на эту разноголосицу в поступающей из Кабула информации и предложил усилить роль посла и посольства как координирующего центра. В частности, дать послу чрезвычайные полномочия, подобные тем, которые давались чрезвычайным комиссарам, направляемым на самые опасные участки фронта во время гражданской войны. По совету Корниенко, я высказал соображения Громыко. Моя информация удивила министра. «Разве представители ведомств в Кабуле не знают, – сказал он, – что посол является старшим представителем СССР и они подчинены ему и обязаны согласовывать с ним свои действия и информацию. Если они этого не знают, мы им это разъясним». Я заметил, что, может быть они это и знают, но на практике данный порядок не соблюдается. Представители ведомств имеют ранги замминистров, некоторые из них работали секретарями обкомов и считают себя по уровню не ниже, чем совпосол.
Тем не менее, «разъяснения» были даны и сообщения из Кабула по вопросам принципиального характера, требовавшим решений Политбюро, стали отправляться за подписью посла и представителей ведомств. Их подписывала либо «четверка», то есть совпосол и представители ЦК, КГБ и Министерства обороны, или «пятерка» – те же плюс представитель МВД. Но это, на мой взгляд, была половинчатая мера и проблемы единоначалия она не решала. Я уверен, что, если бы Табееву были представлены чрезвычайные полномочия, и вся наша работа в Афганистане была более централизована, то мы избежали бы многих ошибок и ушли из Афганистана скорее и с меньшими потерями.
//-- Ж.4 [96 - Публикуется в редакции текста журнала «Азия и Африка сегодня», 1997, № 1, с. 36–41: с.36: Продолжение. Начало см. «Азия и Африка сегодня», 1996, № 6, 8, 10; с.37: фото «Генеральный секретарь ООН Перес де Куэльяр (слева) и автор статьи (справа) на пленарном заседании Совета Безопасности ООН»; с.38: фото «Личный представитель Генерального секретаря ООН Диего Кардовес – участник многочисленных переговоров по Афганистану»; с.39: групповое фото «Детский праздник на стадионе Кабула.1986 г.»; с.40: фото «Бабрак Кармаль и маршал Советского Союза С. Л. Соколов на торжествах по случаю вручения наград ДРА воинам Тульской дивизии ВДВ»; с.41: групповое фото «В строительстве Центра племен в Джелалабаде принимали участие советские воины. Фото Л. Миронова», (Продолжение следует);]. --//

Долгий путь к женевским соглашениям

   Мне пришлось заниматься проблемой политического урегулирования ситуации вокруг Афганистана, как отмечалось выше, в разное время в различных качествах.

   Часть первого периода была, так сказать, период генезиса проблемы, когда нащупывались пути и способы урегулирования и прокладывались переговорные каналы, приемлемые для сторон, вовлеченных в конфликт – Демократической Республики Афганистан, которую поддерживал Советский Союз, и Пакистана, которого «подпирали» США и другие западные державы. На эту подготовительную работу ушло больше года и собственно переговоры, как таковые, начались лишь осенью 1981 года. Поскольку правительство Пакистана наотрез отказалось от контактов с правительством ДРА, переговоры носили непрямой характер и велись через личного представителя генерального секретаря ООН. Вначале это был заместитель генсека перуанский дипломат Перес де Куэльяр. Но в 1981 году его избрали Генеральным секретарем ООН, и он назначил личным представителем на переговорах по Афганистану своего заместителя – эквадорского дипломата Диего Кордовеса.
   Кабул и Исламабад несколько месяцев препирались между собой из-за того, быть ли представителю генсека ООН на этих переговорах «специальным» или «личным» ее представителем. Вначале правительство Бабрака Кармаля вообще отвергало какое-либо посредничество ООН, поскольку считало ООН «враждебной» ДРА организацией из-за резолюций по «афганскому вопросу». Оно настаивало на прямых переговорах с Пакистаном. А Исламабад, который инициировал эти резолюции, наотрез отказался вступать в прямые контакты с Кабулом и настаивал на посредничестве ООН.
   Правительство Пакистана без всяких на то оснований полагало, что любые прямые контакты с Кабулом, а тем более переговоры с ним, означали бы признание правительства Бабрака Кармаля. Понадобилось несколько недель, чтобы уговорить Кармаля согласиться на посредничество ООН. Но Кабул стремился придать этому посредничеству сугубо неофициальный характер и настаивал, чтобы представителя генсека на переговорах называли «личным», а не «специальным», хотя это значительно снижало эффективность посредничества, сводило роль генсека к оказанию добрых услуг. Исламабад же, в пику Кабулу и в целях придания посредничеству ООН официального характера, хотел, чтобы это был специальный представитель. Понадобилось еще несколько недель, чтобы решить эту проблему. В Исламабаде в конце концов согласились на «личного представителя». На эти чисто процедурные дела ушел почти год. Было ясно, что Бабрак Кармаль шел на все тяжкие, чтобы оттянуть начало переговоров, и Москва ему и в этом подыгрывала, чтобы выиграть время для укрепления нового режима в Кабуле и повышения боеспособности армии. С самого начала стороны в переговорах преследовали прямо противоположные цели. Кабул стремился добиться от Исламабада обязательств в письменной форме о прекращении всех форм вмешательства и вооруженной интервенции с пакистанской территории и только после этого был готов обсуждать с Москвой вопрос о выводе советских войск. Исламабад же настаивал на том, что сопротивление в Афганистане носит чисто внутренний характер. Он категорически отвергал обвинения в том, что территория Пакистана используется для вмешательства во внутренние дела ДРА. Москва и Кабул твердо стояли на том, что вопрос об условиях и времени вывода советских войск должен решаться лишь правительствами Советского Союза и Афганистана, и ООН или кто-либо другой не должны в это вмешиваться. Поэтому сразу же создался заколдованный круг, который удалось прорвать лишь через несколько лет.

Начало положено

   Формально переговоры начались в августе 1981 года, когда Перес де Куэльяр, назначенный еще 11 февраля Вальдхаймом его личным представителем, совершил две челночных поездки в Исламабад и Кабул (с февраля по август Кабул все еще упирался, настаивая на прямых переговорах с Исламабадом). Он провел несколько встреч с министрами иностранных дел Пакистана и ДРА – Ага Шахи и Шах Мохаммедом Достом. Находясь в Кабуле, Куэльяр через своего помощника итальянца Жанни Пико контактировал с совпосольством, чтобы информировать его о беседах с Достом и другими афганскими руководителями. Куэльяр справедливо полагал, что он может оказать воздействие на несговорчивый Кабул только через Москву. Эти контакты шли через меня как посланника, ведающего внешнеполитическими вопросами. Перес де Куэльяр и Пико из сообщений западной печати, видимо, знали, что я был неофициальным советником МИД ДРА под крышей посольства, но виду не подавали. Информацию о беседах с Куэльяром я, разумеется, получал и от Доста и имел возможность сравнить получаемые данные.
   Перес де Куэльяр, как и впоследствии Кордовес, осуществляли свою миссию добрых услуг на основе мандата, который ежегодно возобновлялся резолюциями Генеральной Ассамблеи ООН по «афганскому вопросу». Парадокс состоял в том, что Советский Союз, ДРА и дружественные им страны неизменно голосовали против этих резолюций. А Перес де Куэльяр столь же неизменно ссылался на эти резолюции и ежегодно докладывал Генеральной Ассамблее о выполнении ее мандата, то есть о ходе переговоров между Кабулом и Исламабадом. Упомянутые резолюции содержали основные принципы урегулирования афганской проблемы: 1) обеспечение суверенитета, территориальной целостности, политической независимости и неприсоединившегося характера Афганистана, 2) право афганского народа определять свою собственную форму правления и выбирать его экономическую, политическую и социальную системы без внешнего вмешательства, подрывных действий, принуждения и ограничений в какой бы то ни было форме, 3) немедленный вывод иностранных войск из Афганистана, 4) создание необходимых условий, которые бы дали возможность афганским беженцам добровольно, с честью и достоинством и в условиях безопасности возвратиться в свои дома.
   В ходе своих челночных поездок Куэльяру с большим трудом удалось согласовать со сторонами следующий примерный набросок предварительной повестки дня переговоров: вывод советских войск из Афганистана; обязательство сторон воздерживаться от вмешательства во внутренние дела друг друга; международные гарантии невмешательства; возвращение беженцев. Сам порядок перечисления вопросов был предметом длительных споров. На базе этих пунктов в Нью-Йорке в сентябре и ноябре 1981 года, во время очередной 36-й сессии Генеральной Ассамблеи состоялся первый сугубо неофициальный обмен мнениями между Достом и Ага Шахи через Вальдхайма и Куэльяра. Обмен носил чисто процедурный характер: афганская сторона вернулась к своей прежней позиции и настаивала на прямых переговорах с Пакистаном, но Ага Шахи категорически уклонялся от прямых контактов с Достом. В порядке уступки Дост предложил, чтобы переговоры велись с ним не как с представителем правительства ДРА, а как с представителем НДПА. Но и это предложение было отклонено Ага Шахи. Кроме того, Дост настаивал либо на исключении из повестки дня вопроса о выводе войск, либо на переносе его в самый конец. Он подчеркивал, что этот вопрос может обсуждаться лишь Афганистаном и Советским Союзом и только после того, как будут решены другие вопросы, особенно вопрос о прекращении вмешательства в дела Афганистана. Единственно о чем договорились министры, так это продолжить обмен мнениями через личного представителя генсека ООН.
   Надо сказать, что афганская сторона продолжала добиваться перехода к прямым переговорам все последующие годы. Упорство же, с каким пакистанская сторона уклонялась от этого, вызывало иногда недоумение. Помню, как А. А. Громыко в беседе с Ага Шахи в Нью-Йорке в конце сентября 1981 года в твердой форме дал понять пакистанскому министру, что о выводе советских войск из Афганистана не может быть и речи до прекращения использования «афганской контрреволюцией» территории Пакистана для вмешательства во внутренние дела ДРА и вооруженной интервенции. Он пытался убедить его, что прямые контакты являются гораздо более эффективным средством ведения переговоров и вовсе не означают признания другой стороны. Прямые переговоры ведутся не только не признающими друг друга, но даже воюющими сторонами, говорил Громыко. Их ведут, например, американцы и вьетнамцы. Кроме того, Афганистан и не нуждается в признании его Пакистаном, он имеет отношения с десятками стран, является членом ООН. Позиция Пакистана представлялась тем более непонятной и нелогичной, что он имел посольство в Кабуле и никогда формально не разрывал отношений с Афганистаном.
   На другой день после беседы с Ага Шахи А. А. Громыко встречался с афганским министром и советовал ему проявлять большую гибкость в переговорах с пакистанцами, не увлекаться процедурными вопросами, быстрее переходить к вопросам по существу. Вместе с тем, Громыко соглашался с Достом, что надо «подальше передвинуть» вопрос о выводе войск, сосредоточившись вначале на прекращении вмешательства в дела Афганистана с пакистанской территории. Нашего министра несколько коробило от заявлений Доста, что ООН – «враждебная ДРА организация», он советовал ему активнее использовать посредничество личного представителя генсека. Мне пришлось принимать участие в этих и последующих беседах Громыко с афганским и пакистанским министрами иностранных дел в Нью-Йорке и в Москве. Надо сказать, что А. А. (как в своем кругу называли министра ответственные сотрудники МИД) последовательно и твердо требовал прекращения вмешательства с пакистанской территории в дела ДРА и решительно отклонял любые попытки «ставить телегу впереди лошади», то есть обсуждать вопрос о выводе советских войск до прекращения такого вмешательства. В то же время он упирал на необходимость политического урегулирования афганской проблемы, полного использования в этих целях возможностей генерального секретаря ООН. Он требовал от афганской стороны, не отступаясь от принципиальных позиций, проявлять большую гибкость, не тратить время на второстепенные вопросы. Надо, однако, признать, что Москва, как и Кабул, была заинтересована, особенно в начальный период, в затяжке переговоров, чтобы выиграть время для укрепления правительства Бабрака Кармаля.

От добрых услуг к активному посредничеству

   Осенью 1981 года на 36-й сессии Генассамблеи Перес де Куэльяр был избран генеральным секретарем ООН. Первого января 1982 года он назначил своим личным представителем на афгано-пакистанских переговорах Диего Кордовеса. Именно Кордовес сыграл решающую роль в том, что, несмотря на огромные политические и процедурные трудности и препятствия, в конце концов удалось довести переговоры по афганскому урегулированию до успешного завершения. По роду работы мне много раз пришлось встречаться с этим симпатичным жизнерадостным эквадорцем и у меня сложилось мнение о нем, как о незаурядном дипломате. Мы много лет поддерживали дружеские отношения и самые тесные и регулярные деловые контакты. Кордовес практически всю свою сознательную жизнь проработал в секретариате ООН и прошел путь от сотрудника младшего ранга до заместителя генерального секретаря. Он принимал участие в разрешении многих конфликтных ситуаций. Основным его качеством был неистребимый оптимизм и вера в конечный успех переговорного процесса. У него никогда не опускались руки казалось бы даже в самых безвыходных ситуациях. Он отличался неистощимой фантазией в деле поиска компромиссных решений и обладал завидной силой убеждения. К недостаткам Кордовеса следует отнести его чисто латиноамериканскую горячность и вспыльчивость, а также высокое самомнение. Но он быстро отходил и, когда требовалось, проявлял завидную выдержку и терпение.
   Кордовес принялся за дело с присущей ему напористостью и добросовестностью. В апреле 1982 года он выехал в свою первую челночную поездку в регион, посетил Исламабад, Кабул и Тегеран. В отличие от осторожного Переса де Куэльяра, Кордовес, по существу, превратил миссию добрых услуг в активное посредничество. Посещение Тегерана было вызвано тем, что Кордовес пытался подключить к переговорному процессу правительство ИРИ. На территории Ирана тоже находились базы афганских моджахеддинов и лагеря афганских беженцев, и без участия Ирана урегулирование не могло быть всеобъемлющим. Правительство Ирана оказывало активную материальную и военную поддержку афганским «борцам за веру» и не скрывало этого.
   Кабул с самого начала стремился вести переговоры с Пакистаном и с Ираном как двухсторонние, так и трехсторонние. Тегеран, однако наотрез отказался от таких переговоров, даже при посредничестве ООН. В то время позиция Ирана по афганскому вопросу определялась двумя противоречивыми факторами: открыто враждебного отношения к нему США и симпатиями Ирана к «афганскому сопротивлению». Первый фактор заставлял Тегеран с большой настороженностью относиться к усиливающемуся влиянию США в Пакистане на почве совместного вмешательства в дела Афганистана. Поэтому Иран, поддерживая афганских моджахедов, сохранял официальные дипломатические отношения с «марксистским режимом» Бабрака Кармаля, правда, несколько снизив их уровень (до уровня поверенного в делах). Кроме того, поддержка Тегераном моджахедов носила выборочный характер – она оказывалась лишь проиранским группировкам, имевшим влияние на шиитское население Афганистана (таджиков и хазарейцев).
   Наконец, иранские власти стремились предельно конспирировать свою помощь моджахедам, постоянно отрицали свое вмешательство в афганские дела, держали афганские группировки, базировавшиеся на их территории, под своим строгим контролем. Из разрозненных афганских группировок Тегеран создал единую организацию – «Корпус стражей исламской революции Афганистана» (КСИРА), по образу и подобию соответствующей иранской организации – КСИР. Деятельность афганских группировок координировалась «Отделом национально-освободительных движений КСИР» и «Штабом исламской революции Афганистана КСИР». Вот почему неудачными оказались все попытки ЦРУ и пакистанских спецслужб создать единую организацию «афганского сопротивления», которая объединяла бы все группировки, базировавшиеся на территории Пакистана и Ирана. Это объясняет и отношение Ирана к переговорам по афганскому урегулированию. В Тегеране считали, что без участия в них представителей сопротивления это – пустая затея, а свое участие в переговорах считали ненужным. Вместе с тем, Тегеран пожелал, чтобы его держали в курсе. Сложился такой порядок, что Кордовес после своих челночных поездок в Исламабад и Кабул заезжал в Тегеран, чтобы проинформировать руководство о происшедших встречах.

Разные подходы в США

   Особо стоит сказать об отношении США к политическому урегулированию афганской проблемы. Известно, что Вашингтон сразу же после ввода советских войск в Афганистан стал оказывать активную помощь деньгами и оружием афганским моджахедам. Об объемах американской поддержки в свое время много писалось в западной и советской печати. Данный вопрос регулярно обсуждался в Конгрессе США, который ежегодно выделял значительные средства на поддержку афганских моджахедов. Вначале они поступали по тайным каналам ЦРУ, а потом и в открытую. Неудивительно, что США сразу же заняли настороженную позицию в отношении политического урегулирования ситуации вокруг Афганистана и неодобрительно отнеслись к переговорам между Пакистаном и Афганистаном. Впоследствии из бесед с американскими дипломатами в ООН у меня сложилось впечатление, что в различных звеньях американской администрации и в Конгрессе по-разному относились к этой проблеме. В Пентагоне и ЦРУ и слышать не хотели о переговорах с Афганистаном и настаивали на оказании неограниченной военной помощи моджахедам, в том числе и поставками современного вооружения, такого, как противовоздушные ракеты «Стингер».
   Сторонников войны в Афганистане «до последнего афганца» в США называли «кровопускателями», то есть людьми, которые в порядке реванша за Вьетнам стремились нанести советским войскам руками моджахедов максимальный урон. Несколько иную позицию по этому вопросу занимал Госдепартамент. Руководствуясь более широкими интересами отношений с СССР как с основным противником США, с которым в то время велись активные переговоры об ограничении стратегических вооружений, Госдеп не хотел до предела обострять отношения с Советским Союзом из-за Афганистана и после некоторых размышлений согласился с идеей политического урегулирования афганской проблемы путем афгано-пакистанских переговоров через посредство личного генсека ООН. Сторонников этой линии называли «переговорщиками». Правда, Госдеп настаивал на том, чтобы в ходе переговоров обсуждались лишь сроки вывода советских войск и «предоставление афганскому народу права на самоопределение». В Конгрессе, соответственно, сложились две группировки – сторонников неограниченной военной помощи моджахедам и более трезвой группы конгрессменов и сенаторов, которые не возражали против поисков политического решения. Наибольшей непримиримостью отличались сенатор Хелмс, конгрессмен Соларц и другие. Этот водораздел прослеживался и в научных кругах и средствах массовой информации. Следует, например, отнести ко второй группе старшего научного сотрудника фонда Карнеги в Вашингтоне, известного американского специалиста по региону Азии и Дальнего Востока Селига Харрисона и профессора Колумбийского университета Рубина Барнетта, специалиста по региону Южной Азии. В своих статьях и выступлениях в комиссиях конгресса в 1981–1988 годах они отстаивали точку зрения о том, что долгосрочным интересам США больше соответствует политическое урегулирование афганской проблемы путем достижения договоренностей между США и СССР, Афганистаном и Пакистаном. А к решительным противникам политического урегулирования из числа «кровопускателей» надо причислить тогдашнего постоянного представителя США при ООН Джина Кирпатрика и известного антисоветчика, бывшего советника президента Картера по вопросам национальной безопасности Збигнева Бжезинского. В ведомственном плане к урегулированию больше склонялся госдепартамент США, а Пентагон и ЦРУ были его противниками и выступали за оказание неограниченной военной помощи афганским моджахедам.
   Бывший посол США в Исламабаде Рон Спайерс, который в 1989–1992 годах был одним из заместителей генсекретаря ООН и с которым я поддерживал регулярные контакты, рассказывал мне, что различие в подходах Госдепа и ЦРУ к афганской проблеме находило отражение и в работе его посольства. Делами урегулирования ведал он, посол, и поддерживал по этому вопросу контакты с министром иностранных дел Пакистана Якуб Ханом, а делами военной и другой материальной помощи моджахедам занималась резидентура ЦРУ через военную разведку Пакистана и ее шефа генерала Аслан Бега. «Они занимались своим делом, а я своим, и мы, как правило, информировали друг друга лишь в самых общих чертах, – рассказывал Спайерс, – и докладывали своим боссам по отдельным каналам связи». Напомню, что такой же ведомственный подход был характерен и для советского посольства в Кабуле – вопросы военной помощи режиму Бабрака Кармаля проходили по линии представителей минобороны и КГБ, а проблемами политического урегулирования занимался посол Ф. Табеев, который передоверял это мне. Каналы связи тоже были независимые. Правда, насколько я могу судить, в нашем случае координирующая роль посла была выше.
   Результаты первой челночной поездки Кордовеса в регион в апреле 1982 года оказались более, чем скромными. Тем не менее, в Исламабаде и Кабуле он был принят на самом высоком уровне – президентом Зия-уль-Хаком и Бабраком Кармалем, провел детальные переговоры с министрами иностранных дел – Якуб Ханом и Шах Мохаммедом Достом. В итоге Кордовесу удалось согласовать примерную повестку дня переговоров, а также уговорить Кабул пойти на переговоры при его посредничестве. Надо сказать, что тогдашнее афганское руководство, особенно Бабрак Кармаль, не без нашей поддержки продолжало упорно настаивать на прямых переговорах, хотело свести роль представителя ООН к пустой формальности, то есть к роли почетного председателя.

«Коридорная» дипломатия

   Первый раунд переговоров проходил в Женеве с 10 по 24 июня 1982 года. С пакистанской стороны в них участвовал министр иностранных дел Якуб Хан, с афганской – Дост. Переговоры проходили на первом этаже женевского Дворца наций в обстановке большой секретности. Пакистанский министр поставил жесткое условие – полностью исключить возможность какой-либо, даже случайной, его встречи с Достом. Поэтому Кордовес, поломав изрядно голову, договорился, чтобы весь процесс проходил в двух комнатах, соединенных длинным коридором. Посредине коридора находилось еще одно помещение. В одной из двух крайних комнатах размещалась афганская делегация, в другой – пакистанская. В серединной комнате разместился сам Кордовес со своими сотрудниками, и в нее он поочередно вызывал министров для переговоров. Было четко условлено, что Дост мог начать движение в комнату Кордовеса только, когда Якуб Хан уходил из нее и наоборот. Иногда кому-то из министров доводилось видеть спину своего партнера. Кордовес как-то показал мне всю эту комбинацию. Он очень гордился ею. Она получила название «переговоров на близком расстоянии» (proximity talks). Делегации, естественно, разместились в разных гостиницах.
   К тому времени мое положение изменилось. В апреле 1982 года мне было предложено вернуться в Москву и возобновить работу в аппарате МИД в качестве заведующего отделом стран Среднего Востока. Надо сказать, что еще в начале года, во время одной из поездок в Москву, я попросил Г. М. Корниенко перевести меня на работу в центральный аппарат МИД. Я полагал, что мои задачи как советника МИД ДРА исчерпали себя. К тому времени министр Дост, бывший еще до Апрельской революции на дипломатической работе и проработавший на посту министра иностранных дел уже более двух лет, приобрел достаточный опыт и авторитет в руководящих кругах ДРА, не нуждался больше в повседневной советнической помощи и опеке с нашей стороны, и ему надо было предоставить возможность поработать самостоятельно. Хотя мы и принимали меры конспирации, присутствие советского советника в МИД ДРА не могло остаться незамеченным и использовалось для дискредитации внешней политики Кабула. Кстати, сам Дост не видел в этом ничего особенного, он утверждал, что в МИД Афганистана и до революции были иностранные советники – англичане, немцы и другие. Надо сказать, что и при остальных афганских руководящих деятелях – от Бабрака Кармаля до рядового министра находились наши советники, а иногда и целые группы специалистов. Наличие советского советника стало своего рода мерилом престижа того или иного деятеля. Особенно много их было в армии – от командира батальона и выше. Может быть, на начальном этапе подобная форма была необходимой. Но потом это стало приносить вред, отучало афганские руководящие кадры от самостоятельности. В ходу была поговорка: «Шурави (советские) за все в ответе».
   Для меня было неожиданностью назначение на пост руководителя отдела стран Среднего Востока. Большую часть своей работы в МИД, как в центральном аппарате, так и за границей, я проработал на западном направлении и никогда не считал себя специалистом по Востоку, не знал восточных языков. А в ведение ОСВ, помимо Афганистана, входили такие страны, как Иран и Турция. Моим предшественником был опытный востоковед Вил Константинович Болдырев, в совершенстве владевший персидским языком, глубоко знавший проблемы региона. Его назначили послом в Иран.
   Для связи с Достом по проблемам политического урегулирования, по моему предложению, был назначен заведующий афганским сектором ОСВ С. П. Гаврилов, свободно говоривший на пушту и дари. Я каждый свой приезд в Москву консультировался с Гавриловым, ибо в отделе никто, кроме него, так глубоко не разбирался в афганских проблемах. Надо сказать, что Гаврилов отличался нестандартностью мышления, смело высказывал свое мнение, при этом знал себе цену и был ершист. Он считал, что ввод наших войск в Афганистан был трагической ошибкой и глубоко переживал эту трагедию. Гаврилов был невысокого мнения о «революционном» афганском руководстве, но Доста уважал, считая его профессионалом. Стас должен был выехать в Женеву в качестве наблюдателя на первом раунде афгано-пакистанских переговоров и для поддержания связи с Достом. Он был очень рад новому назначению, это была его первая поездка на Запад, и он тщательно готовился к ней. Однако, афганский министр настоял, чтобы в Женеву прибыл я, так что нам пришлось отправиться туда вместе.
//-- Ж.5 [97 - Публикуется в редакции текста журнала «Азия и Африка сегодня», 1997, № 5, с. 37–41: с.37: Продолжение. Начало см. «Азия и Африка сегодня», 1996, № 6, 8, 10;1997, № 1; с.38: фото «Министр обороны ДРА генерал Абдул Кадир (третий слева) с группой советских советников»; с.39: фото «Лагерь беженцев под Кабулом»; с.40: фото «Бабрак Кармаль (в центре) в президиуме съезда кооператоров ДРА»; с.41: (Продолжение следует).] --//
   9 июня 1982 года мы с С. П. Гавриловым рейсом Аэрофлота прибыли в Цюрих и оттуда местным рейсом добрались до Женевы. Воспользовавшись гостеприимством постпреда СССР при женевском отделении ООН М. Д. Сытенко, разместились в небольшой, но уютной гостинице представительства. Дост и сопровождавшие его афганские дипломаты прибыли накануне и остановились в самом дорогом отеле города – «Интерконтинентале». Советское постпредство было буквально в двух шагах от Дворца наций, где велись переговоры, и в пяти минутах ходьбы от отеля «Итерконтиненталь». Мы встречались с Достом либо в отеле, либо в постпредстве. Переговоры начинались в десять утра и продолжались, с обеденным перерывом, до шести часов вечера.

   Еще в ходе челночной поездки Кордовеса в Кабул и Исламабад выявилась несовместимость позиций сторон по порядку обсуждения вопросов повестки дня. Пакистанская сторона настаивала на обсуждении, прежде всего, вопроса о выводе войск, а афганцы вообще не хотели обсуждать эту проблему, подчеркивая, что она может быть предметом только двухсторонних переговоров между правительствами ДРА и Советского Союза, и выносили на первый план вопрос о прекращении вмешательства в дела Афганистана с пакистанской территории. В качестве второго вопроса пакистанский министр иностранных дел Якуб Хан настаивал на обсуждении проблемы возвращения беженцев. Чтобы выбраться из этого тупика, Кордовес ввел в оборот понятие «всеобъемлющего политического урегулирования», то есть предложил рассматривать все вопросы вместе и одновременно, во взаимосвязи и взаимозависимости. В конце концов обе стороны на это согласились и 15 июня приступили к работе.
   Разумеется, выбранная Кордовесом процедура переговоров (подробнее о ней речь шла выше) была далеко не идеальной. Тратилось впустую много времени. Кроме того, при передаче высказываний одного министра другому имели место вольные или невольные, преднамеренные или непреднамеренные искажения позиций сторон и приходилось улаживать возникающие в связи с этим недоразумения. Дост много раз говорил Кордовесу, что если бы он встречался с Якуб Ханом лицом к лицу, то переговоры шли бы в три раза быстрее. Но, по словам Кордовеса, пакистанский министр об этом и слышать не хотел. Министры впервые увидели друг друга только через шесть лет, в феврале 1988 года, при подписании Женевских соглашений. Откровенно говоря, мне иногда казалось, что Кордовес не очень настойчиво добивается перехода к прямым переговорам и держится за созданный им громоздкий механизм, чтобы сохранить свой контроль за ходом переговорного процесса. Он даже отклонил просьбу Доста организовать «случайную» встречу с Якуб Ханом, скажем, в коридоре Дворца наций.
   С самого начала переговоров Якуб Хан категорически отвергал утверждения Доста о вмешательстве Пакистана в дела Афганистана и настаивал на том, что «сопротивление» носит внутренний характер. Он, правда, не мог отрицать факты использования мятежниками пакистанской территории, наличие там их баз, доставки западного оружия в ДРА через Пакистан. Наша военная разведка располагала точными данными на этот счет, полученными со спутников и по агентурным каналам. У Доста были и карты, с нанесенными на них опорными пунктами моджахедов на пакистанской территории, складами оружия, а также много снимков захваченного у мятежников оружия и военного снаряжения с западными маркировками, полученного через Пакистан, и другие материалы, которые трудно было опровергнуть. В порядке оправдания Якуб Хан утверждал, что пакистанские власти якобы не контролируют положение в северозападных районах страны, населенных пуштунскими и белуджскими племенами. Но Дост, который много лет проработал афганским консулом в Пешаваре и был хорошо осведомлен о положении в Северо-Западной пограничной провинции Пакистана и Белуджистане, без труда разбивал эти аргументы Якуб Хана.
   Согласившись в конце-концов с фактами вмешательства, пакистанский министр заявил, что он, тем не менее, не может признать их публично, ибо это было бы «признанием вины». Чтобы преодолеть это препятствие, Кордовес предложил проект документа о невмешательстве, который по форме был обоюдным, но Афганистан ни к чему не обязывал, так как с афганской территории никакой антипакистанской деятельности не велось.

Снова «линия Дюранда»

   Обсуждение вопроса о невмешательстве дало пакистанской стороне повод для постановки вопроса о признании Кабулом «линии Дюранда» в качестве государственной границы между Пакистаном и Афганистаном. Как я уже отмечал, для правительства ДРА это был трудный вопрос. Оно опасалось, что признание «линии Дюранда» могло бы навеки поссорить его с пуштунскими племенами по обе стороны границы. Поэтому Дост сразу же отклонил попытки привязать проблему урегулирования положения вокруг Афганистана с вопросом об афгано-пакистанской границе. А Якуб Хан стремился добиться именно этого. Он резонно утверждал, что прежде чем вести речь о прекращении вмешательства через границу, необходимо договориться о ее взаимном признании. Как передавал мне Кордовес, ссылаясь на беседы с Якуб Ханом, пакистанская сторона давала понять, что готова для решения вопроса пойти на самые серьезные уступки. Так, Якуб Хан просил Кордовеса довести до сведения Москвы, что если Кабул официально, в двухстороннем договоре признает «линию Дюранда» в качестве границы, то Пакистан сделает все, чтобы его территория никогда и ни в какой форме не использовалась для вмешательства в дела Афганистана. Он заверял, что все базы, склады с оружием и лагеря моджахедов в Пакистане будут закрыты, их лидеров вышлют из страны, запретят поставки оружия моджахедам через Пакистан, прекратится антиафганская пропаганда и т. п. Пакистан, по словам Якуб Хана, был готов в этих целях применить даже военную силу. Сам же Дост информировал меня об этом весьма скупо, намеками, подавая вопрос в таком свете, что пакистанцы, дескать, «хотят променять бандитов на границу», но верить им нельзя. Кроме того, говорил Дост, проблема границы может обсуждаться только в двухстороннем порядке и только путем прямых переговоров, без участия ООН. Очевидно, что у него были очень жесткие инструкции Кармаля на этот счет.
   Подспудно в рассуждениях Доста проскальзывала озабоченность тем, как бы Москва, поверив этим обещаниям Якуб Хана, не начала выводить войска до того, как правительство Бабрака Кармаля окрепнет, а афганская армия будет сама в состоянии обеспечить безопасность режима. В Кабуле этого панически боялись. Но противоречивость ситуации состояла в том, что, чем дольше в стране оставались советские войска, тем сильнее подрывалось доверие народа к правительству.
   Я информировал Центр о возникших трудностях, и Москва согласилась с мнением Доста. Мне же велено было руководствоваться решением инстанции по вопросу об афгано-пакистанской границе от 10 марта 1980 года. В нем признавалось, что данный вопрос исторически для Афганистана – сложный. Его конечное урегулирование прямо связано с развитием обстановки в самом Афганистане и вокруг него. Соответственно, ДРА было бы нецелесообразно еще до того, как выявится истинная позиция Пакистана, связывать себя заявлением о готовности признать «линию Дюранда». По тактическим соображениям афганцам выгоднее использовать сложившуюся ситуацию для получения максимальных уступок по интересующим их проблемам. Доста такой наш подход вполне устраивал.
   Помню, когда уже позднее, 11 июля я вместе с Достом информировал Бабрака Кармаля об итогах первого раунда переговоров в Женеве, он очень насторожился, узнав, что Якуб Хан поднял вопрос о признании «линии Дюранда». Но согласился, что если пакистанцы возьмут на себя обязательства по прекращению использования своей территории для вооруженного вмешательства в дела Афганистана и примут практические меры по ликвидации военного и политического присутствия организаций мятежников в Пакистане, то можно будет дать согласие на обсуждение вопроса о признании границы. Кармаль подчеркнул, что надо сохранять бдительность в отношении пакистанцев, поскольку они коварны, изворотливы, непоследовательны и могут в любое время изменить позицию. Он также сказал, что важно учесть мнение вождя пакистанских пуштунов Вали Хана.

Проблема афганских беженцев

   Вторым пунктом, который больше всего интересовал пакистанскую сторону на переговорах, был вопрос «о свободном и беспрепятственном» возвращении афганских беженцев, находившихся на территории Пакистана, в основном в приграничных районах. Исход афганцев в Пакистан был следствием гражданской войны и носил массовый характер. Поток беженцев усилился после ввода в Афганистан советских войск и, по оценкам Исламабада, к середине 1982 года их число достигло трех миллионов человек. Тема беженцев активно использовалась правительством Пакистана и Западом в пропагандистских целях как показатель того, что народ Афганистана не приемлет правительство Кармаля. Кабул же утверждал, что Исламабад сильно завышает количество афганских беженцев, ибо в их число безосновательно включаются пуштуны-кочевники, сезонно перебирающиеся со своим скотом летом – в предгорья Гиндукуша, а зимой – в долину Инда, то есть в Пакистан. Кабул оценивал число «подлинных беженцев» от 800 тысяч до полутора миллионов человек. Кроме того, Кабул подчеркивал, что контрреволюционные банды силой перемещают афганских граждан в приграничные районы Пакистана и вопреки их воле удерживают там с целью пополнения своих рядов. Правительство ДРА неоднократно объявляло амнистию, приглашало беженцев вернуться в места их постоянного проживания, обещало оказать помощь в восстановлении жилищ.
   Афганскими беженцами занимался Верховный комиссариат ООН по делам беженцев (ВКДБ). Из бюджета ВКДБ ежегодно выделялись десятки миллионов долларов. Однако при попустительстве пакистанских властей положение в лагерях афганских беженцев контролировалось не представителями ООН, а моджахедскими группировками, штаб-квартиры которых находились в Пешаваре. В западной печати часто появлялись сообщения, что распределением средств, выделяемых на содержание лагерей, занимались главари этих группировок, при этом они изымали значительную долю на свои нужды. Заинтересованность же пакистанских властей в репатриации афганских беженцев объяснялась тем, что по пакистанским законам беженец, остающийся на территории Пакистана более 12 лет, автоматически становится гражданином Пакистана.
   Несмотря на некоторые нюансы в позициях сторон, договоренность по вопросу беженцев была достигнута сравнительно быстро. Уже в ходе первого раунда переговоров Кордовесу удалось согласовать приемлемый для обеих сторон проект соглашения об условиях их добровольной репатриации. Единственная трудность возникла при определении условий доступа представителей ВКДБ на места проживания возвращающихся беженцев, чтобы проверить ход выполнения условий соглашения. Кабул стремился всячески ограничить их число и свободу передвижения, чтобы оградить себя от шпионажа. Процесс репатриации беженцев должен был согласовываться с графиком вывода советских войск из Афганистана.
   Что же касается международных гарантий соглашений между Афганистаном и Пакистаном, то этот пункт в ходе переговоров не вызвал особых затруднений. Стороны довольно быстро договорились, что гарантами будут Советский Союз и Соединенные Штаты Америки.
   Однако главный для Пакистана и Запада вопрос – о времени и порядке вывода советских войск – афганская сторона, при нашей поддержке, отказывалась обсуждать до тех пор, пока не будет достигнута договоренность о прекращении вооруженного и всех других форм вмешательства во внутренние дела Афганистана с территории Пакистана. К тому же, подчеркивала афганская сторона, вопрос о сроках вывода войск касается только ДРА и Советского Союза и будет решаться ими, когда прекратится вмешательство и интервенция и будут выработаны международные гарантии того, что они не повторятся. Подходить иначе значило ставить телегу впереди лошади. Кордовес вполне понимал этот аргумент и, чтобы вывести переговорный процесс из тупика и обеспечить его продолжение, использовал такое понятие как «всеобъемлющее политическое урегулирование».
   29 июня Дост возвращался в Кабул. В Москве он сделал остановку, здесь с ним встретился Г. М. Корниенко, и между ними состоялась обстоятельная доверительная беседа по итогам переговоров в Женеве. Дост говорил о противоречивости пакистанской позиции. С одной стороны, Исламабад под давлением общественного мнения внутри страны и за рубежом вынужден идти на переговоры, с другой, его военные круги не хотят форсировать этот процесс, так как, спекулируя на создавшейся ситуации, получают от США оружие и деньги.
   Надо сказать, что Корниенко всегда относился к Досту с подчеркнутым уважением и пониманием, проявлял в беседах с ним большой такт, избегал давать афганскому министру прямые советы, исподволь подводил его к необходимым выводам. Неоднократно Дост, направляясь в Женеву или в Нью-Йорк, или возвращаясь в Кабул, останавливался в Москве, где заместитель министра иностранных дел СССР встречался с ним для обстоятельных бесед. Эти встречи стали своеобразной традицией.
   Шах Мохаммад Дост очень ценил эти доверительные дружеские контакты. Мне казалось, что и Корниенко получал определенное удовольствие от неофициальных встреч с ним. Корниенко не только получал нужную информацию, но и, что очень важно, мог почувствовать настроение афганского министра. Несколько раз Дост посещал Москву с официальными визитами, и его, естественно, принимал А. А. Громыко. Тут уже обстановка была иная. Не было той доверительности и теплоты, как при встречах с Корниенко.

В поисках выхода из тупика

   Об итогах первого раунда переговоров в Женеве я доложил по возвращении в Москву 28 июня А. А. Громыко. Он дал указание разработать такую формулировку по вопросу о границе, которая бы позволила вывести переговоры из тупика. Мне было велено поскорее отправиться в Кабул, чтобы в консультациях с афганским руководством выработать приемлемые для нас и афганских друзей предложения по границе, равно как и по другим аспектам урегулирования, то есть подготовиться к следующему раунду переговоров в Женеве, который был намечен Кордовесом на июль-август.
   3 июля я вылетел в Кабул. Почти неделю пришлось вести интенсивные беседы с президентом Бабраком Кармалем, председателем Совмина ДРА Султаном Али Кештмандом, министром Достом и Наджибуллой, который в то время руководил службой безопасности ДРА. Поскольку первый раунд переговоров уперся в вопрос о признании границы, много времени заняла выработка позиции по этому пункту. Дост сам не решался выдвигать какие-либо конкретные идеи, но сопровождал меня во время всех встреч с афганскими руководителями. Об одной из бесед с Кармалем я рассказывал выше. В рассуждениях Кештманда и Наджибуллы еще явственнее, чем у Кармаля, чувствовалась озабоченность тем, что признание границы может повести к слишком быстрому достижению договоренности с Пакистаном о прекращении вмешательства и, как следствие этого, к скорому выводу советских войск из Афганистана.
   Кештманд, например, предполагал, что даже если все находящиеся на территории Пакистана базы и центры подготовки, а также склады с оружием будут ликвидированы, вывод советских войск может привести к восстанию внутри страны, с которым правительству ДРА не справиться. «Иными словами, – говорил Кештманд, – Исламабад готовит ловушку, заманивает». Кроме того, считал он, Пакистан любой ценой добивается признания «линии Дюранда», так как только таким образом его власти могут помешать самоопределению пуштунов и сохранить контроль над Северо-Западной пограничной провинцией. Граница, подчеркивал Кештманд, слишком большой приз для Исламабада, и взамен надо требовать не только прекращения враждебных действий с территории Пакистана, но и предоставления ДРА права беспрепятственного транзита через территорию Пакистана к портам Индийского океана. Премьер-министр, разумеется, постоянно отмечал, что обсуждать проблему границы можно только на прямых переговорах, ибо это – сугубо двухсторонняя проблема. Кештманд всякий раз подчеркивал, что выработка позиции по этому вопросу должна носить сугубо конфиденциальный характер. С афганской стороны в это дело могут быть вовлечены только Бабрак Кармаль, он, Кештманд, и Шах Мохаммад Дост.
   Во время пребывания в Кабуле я получил для ориентировки информацию о беседе А. А. Громыко с послом США в Москве Артуром Хартманом, который поднял вопрос о пребывании советских войск в Афганистане. Министр в твердой форме сказал послу, что прежде всего необходимо положить конец вторжениям в ДРА вооруженных банд, засылаемых, главным образом, из Пакистана и, в меньшей степени, из Ирана. Если такая интервенция будет прекращена при соответствующих гарантиях, если будет мир между Афганистаном, Пакистаном и Ираном, то советские войска вернутся домой. В противном случае они останутся для защиты ДРА. Хартман в ответ сослался на усилия Генерального секретаря ООН по урегулированию афганского конфликта и неофициальные контакты правительств Пакистана и Афганистана, а также отметил, что США и СССР могли бы параллельно проводить обмен мнениями по этому вопросу в интересах устранения возможных расхождений между Москвой и Вашингтоном. По его словам, Госдепартамент США готов направить для этого своих экспертов в Москву.
   Это предложение американцев меня удивило. Вся имевшаяся в нашем распоряжении на то время информация из советских посольств в Вашингтоне и Исламабаде и постпредства СССР при ООН в Нью-Йорке свидетельствовала о том, что США всячески мешали усилиям генсека ООН по организации переговоров по мирному урегулированию положения вокруг Афганистана. Они также оказывали давление на Исламабад, чтобы отговорить пакистанские власти от всяких контактов с Кабулом до тех пор, пока не будут выведены советские войска.
   Во время поездки в Кабул удалось согласовать основные параметры афганской позиции для следующего раунда переговоров с Пакистаном. По границе афганская сторона решила занять промежуточную позицию: от переговоров не отказываться, но подчеркивать, что они должны быть только прямыми, без какого-либо ооновского посредничества, и их итоги должны быть оформлены отдельным сугубо двухсторонним документом. По приезде в Москву я узнал, что меня назначили заведующим отделом стран Среднего Востока, который ведал отношениями Советского Союза с Афганистаном, Ираном и Турцией. 25 июля я приступил к выполнению моих новых обязанностей. На пост наблюдателя от СССР на афгано-пакистанских переговорах в Женеве я рекомендовал назначить С. П. Гаврилова, и это предложение было принято. С тех пор я, хотя и продолжал заниматься этой проблемой, уделял ей меньше времени, ибо больше приходилось заниматься вопросами отношений СССР с ДРА в полном их объеме…
   15 апреля 1988 года в Женеве был подписан пакет соглашения о политическом урегулировании положения вокруг Афганистана. В 1989 году СССР выполнил женевские соглашения, вывел свои войска, и в Афганистане началась Гражданская война.

Афганистан: что дальше? [98 - Публикуется по авторскому файлу «Рос-Афг. doc» (от 22.1.2003), подготовленному как статья для газеты «Советская Россия».]

   К настоящему времени <январь 2002> военную фазу антитеррористической операции в Афганистане можно считать завершенной. Силам антиталибской коалиции, основной костяк которых составляют вооруженные силы США, удалось за сравнительно короткий срок сломить сопротивление талибов и аль-Каиды. Их отряды разгромлены и мелкими группами ушли в недоступные места, их опорные пункты и другие элементы инфраструктуры уничтожены. Можно предположить, что большинство рядовых бойцов талибов и аль-Каиды спрятали оружие и растворились в местном населении в зоне племен. Однако, основная цель операции – поимка лидера талибов муллы Омара и главаря аль-Каиды бен Ладена не достигнута. Скорее всего, их уже нет в Афганистане.
   Теперь на первый план выходят задачи восстановления экономики страны, почти полностью разрушенной в результате гражданской войны, продолжавшейся без малого почти 25 лет. Но для этого необходимо обеспечить мир и политическую стабильность в Афганистане. Это нелегкая задача, учитывая сложный этнический и конфессиональный состав населения страны. В Афганистане проживает более 60 национальностей, народностей и этнических групп, в их числе пуштуны – самая крупная этническая общность – более половины всего населения. Кроме того там живут таджики – вторая по величине группа, составляющие 25 процентов населения, хазарейцы (10 процентов), узбеки (6 процентов), туркмены и другие этнические группы. Все афганцы – мусульмане. 85 процентов из них исповедуют ислам суннитского толка, 15 процентов – шииты. В Афганистане присутствуют сунниты и шииты всех возможных направлений и сект. Больше половины населения говорит на языке пушту, 35 процентов – на дари, 11 процентов на различных диалектах турецкого языка, 4 процента – на других языках. С момента образования афганского государства в XVIII веке единство страны держалось на союзе пуштунских племен, ханы и эмиры которых правили Афганистаном из Кабула. Было только два исключения: девять месяцев в 1929 году правил таджик – Бачао Сакао [99 - «…17 января в Кабул вошли отряды под командованием Бачаи Сакао, которого вскоре провозгласили эмиром… 15 октября Надир-хан… был провозглашен падишахом (королем) Афганистана…» [9, с.35]] и в 1992–2001 – таджик Бархуддин Раббани. Но Раббани был чисто номинальным главой государства, его власть распространялась только на северные районы Афганистана. Когда у власти в Кабуле в 1978-92 гг. была Народно-Демократическая партия Афганистана (НДПА) президентом был пуштун Тараки. Его сменил пуштун Амин, ему на смену пришел наполовину пуштун Кармаль и его сменил пуштун Наджибулла. Однако, даже НДПА, которая была основана на принципах одной марксистской идеологии, не удалось преодолеть этнические и племенные разногласия. Она была расколота по этническому признаку на две фракции – «Хальк» (пуштуны) и «Парчам» (в основном, таджики, узбеки и хазарейцы). Этот раскол и стал одной из причин того, что НДПА не смогла удержаться у власти. Талибам удалось сравнительно легко установить свою власть в Афганистане потому, что они в основе своей были пуштунами – суннитами. Если бы не американское военное вмешательство они могли бы оставаться у власти неопределенно долгое время.
   Попытка преодолеть извечный этнический раскол афганского общества была предпринята созданием при посредничестве ООН временного коалиционного правительства Афганистана. Во главе правительства поставлен представитель одного из влиятельных афганских племен Хамид Карзай. А созыв Лоя Джирги – афганского парламента поручен бывшему королю Афганистана пуштуну Захир Шаху. Тем самым ведущая роль отведена пуштунам. Вместе с тем на ключевые посты в правительстве были назначены представители Северного альянса – таджики, узбеки и хазарейцы. Только время покажет, насколько успешной окажется эта попытка. Но уже сейчас наблюдаются трения между группировками, представленными в правительстве.
   Преодоление этнического раскола и успех демократических преобразований в Афганистане во многом будет зависеть от темпов восстановления афганской экономики. Правительство Карзая считает, что в течение предстоящих 10 лет для этого потребуется 45 млрд. долларов. По более скромной оценке ООН на эти цели понадобиться 15 млрд. долларов. На международной конференции стран и организаций-доноров в Токио 20–21 января участники обязались предоставить Афганистану в течение предстоящих двух лет более 4-х млрд. долларов. Теперь вся проблема состоит в том, чтобы наиболее рациональным образом использовать эти средства. Потребности страны в гуманитарной помощи – огромны. Более чем миллиону афганцев грозит голод, не хватает не только продовольствия, но и питьевой воды. Ощущается острая нехватка медикаментов, миллионы семей нуждаются в жилищах. Но огромные средства нужны для восстановления инфраструктуры: дорог, мостов, ирригационных систем, линий электропередач, электростанций и т. п. Без воссоздания инфраструктуры, без восстановления промышленных предприятий невозможно обеспечить занятость трудоспособного мужского населения страны. А без этого невозможно разоружить отряды различных этнических группировок. По оценкам, в Афганистане более 700 тыс. вооруженных людей.
   В не малой степени успех в деле реконструкции Афганистана будет зависеть от того, насколько к выполнению этой задачи будут привлечены соседние с Афганистаном страны – Россия, Индия, Иран, Китай. Только они имеют опыт плодотворного экономического сотрудничества с Афганистаном. К сожалению, как раз эти страны оказались как бы на обочине в деле возрождения Афганистана. Нам постоянно напоминают о присутствии советских войск в Афганистане в 1979-89 гг. Но забывают о том, что с помощью Советского Союза в 1960-89 гг. в Афганистане были построены десятки крупных промышленных предприятий, несколько гидро– и теплоэлектростанций, ирригационных систем. При советском технико-экономическом содействии освоены газовые месторождения на севере страны, начата разведка на нефть, построены несколько автомагистралей, в том числе шоссе, связывающее Север и Юг страны с туннелем через перевал Саланг.
   В то время, как американские самолеты продолжают разрушать инфраструктуру Афганистана, Россия приступила к ее восстановлению. Российскими и французскими специалистами восстановлен туннель через перевал Саланг, что дало возможность возобновить движение по трассе Север-Юг. В Кабуле российские специалисты создали гуманитарный центр с госпиталем на несколько сот коек и т. п. Премьер-министр Карзай при встрече с российским представителем на токийской конференции выразил пожелание, чтобы Россия сосредоточила свои усилия на таких направлениях помощи Афганистану, как снабжение электричеством, строительство ирригационных сооружений, разминировании. Россия также собирается помочь афганцам восстановить объекты, построенные при содействии Советского Союза. А это, практически, все крупные предприятия страны. За годы сотрудничества между Афганистаном и СССР в Советском Союзе подготовлены десятки тысяч специалистов: инженеров, техников, квалифицированных рабочих, врачей и т. п. Большая их часть сейчас живет в России на положении иммигрантов. Если бы в стране для них были созданы благоприятные условия, они могли бы вернуться домой и принять участие в восстановлении страны.
   Россия готова и к широкому международному сотрудничеству в деле послевоенной реконструкции Афганистана как с соседними с ним странами, так и с другими государствами. Можно было бы подумать о перспективных программах прокладки через Афганистан важных транзитных магистралей из Азии в Европу. Интерес могли бы представить и проекты прокладки газо– и нефтепроводов через территорию Афганистана. Но такие проекты возможны только при активном привлечении к ним других соседних с Афганистаном стран. В этих целях можно было использовать Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), в которую входят Россия, Китай, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан и Киргизия. Возможно, надо будет подумать о создании более широкого объединения с участием Индии, Ирана и Пакистана. Разумеется, все это возможно только при условии прекращения войны в Афганистане, вывода оттуда иностранных войск, восстановления статуса Афганистана как демократического, неприсоединившегося, нейтрального государства.

Часть III. ООН в изменяющемся мире

//-- Ж.1 [100 - Публикуется в основном в редакции текста журнала «Международная жизнь», № 9, 1994 г., с. 63–71. В сноске на с.63: Василий Степанович Сафрончук – Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации. Текст уточнен по отноименной статье [19, с. 152–164]] --//
Так случилось, что пятнадцать из тридцати лет своей работы на дипломатическом поприще автор этих строк был, так или иначе, связан с Организацией Объединенных Наций, работая в Постоянном представительстве Советского Союза при ООН и в ее Секретариате. Причем я участвовал в ее деятельности как в годы холодной войны (1971–1976 гг.), так и в период, непосредственно последовавший за ней (1985–1992 гг.).
В свой первый приезд в Нью-Йорк я работал заместителем постоянного представителя СССР при ООН, а во второй – вначале опять заместителем советского представителя, затем, с 1 января 1987 года, более пяти лет был заместителем Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности. В промежутке между этими двумя периодами я неоднократно входил в состав советских делегаций на сессии Генеральной Ассамблеи.

Организация объединенных наций на пороге XXI века

   Сейчас, в год пятидесятилетия Организации Объединенных Наций, в моей памяти оживают наиболее значительные и яркие события, участником или свидетелем которых мне пришлось быть. Я также невольно задумываюсь над тем, какую роль может играть ООН в будущем. Мне все чаще приходит в голову мысль, что именно эта организация, может быть, является единственной надеждой земной цивилизации на выживание.
   ООН не имеет своего суверенитета, он принадлежит государствам-членам. Но за неимением мирового правительства ООН – самое лучшее из того, чем располагает мировое сообщество. Если бы государства – члены организации согласились ради общего блага уступить ей часть своего суверенитета, то она могла бы в не столь отдаленном будущем, скажем, к середине XXI века, стать чем-то вроде мирового правительства.
   Фактически ООН уже выполняет некоторые такие функции. Она начала заниматься проблемами, которые, согласно Уставу, входят во внутреннюю компетенцию государств: наблюдение за выборами, чтобы обеспечить их свободный и справедливый характер, формирование временной администрации в странах, которые либо только что обрели независимость, либо переходят от диктатуры или анархии к демократии, наблюдение за соблюдением прав человека и т. п. По существу, в системе ООН, как в эмбрионе, уже заложены основные компоненты, есть своего рода законодательный орган – Генеральная Ассамблея. Роль правительства выполняет Совет Безопасности, избираемый Генеральной Ассамблеей, занимающийся текущими вопросами поддержания мира. Есть Международный Суд. Сложился корпус международных служащих – Секретариат ООН. Специализированные организации ООН – ЮНИДО, ФАО, ВОЗ, ЮНЕСКО, ЮНЕП и другие являются как бы своего рода мировыми «министерствами» промышленности, сельского хозяйства, здравоохранения, культуры и науки, охраны окружающей среды и т. п.
   Имеются элементы всемирной банковской системы – Международный валютный фонд и Международный банк. Наконец, ООН располагает вооруженными силами и полицией, выделенными в ее распоряжение членами Организации. Этими силами командуют назначаемые Генеральным секретарем, по согласованию с Советом Безопасности, генералы. В 1993 году общая численность войск OOH и полиции, задействованных в 30 странах мира, превысила 60 тысяч человек.
   Следует отметить, что расходы по содержанию этого «мирового правительства» в сотни раз меньше, чем вместе взятые бюджеты стран – членов ООН. Несмотря на периодически поднимаемую в западных странах шумиху по поводу якобы раздутого бюджета ООН, он составляет менее одной сотой процента от совокупного бюджета членов организации. Еще меньшую долю составляют «военные расходы» ООН. Так, в 1992 финансовом году общие расходы ООН на операции по поддержанию мира составили около 3 миллиардов долларов, а военные расходы государств – членов ООН превысили 1 триллион долларов.

В Секретариате ООН

   В ноябре 1986 года, после того как я проработал в Постоянном представительстве СССР при ООН полтора года, руководство МИД СССР решило перебросить меня на работу в Секретариат ООН. В начале ноября заместитель министра иностранных дел СССР В. Ф. Петровский, возглавлявший советскую делегацию на 41-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, сказал мне, что если я согласен, то моя кандидатура может быть предложена Генеральному секретарю ООН на замену В. А. Устинова, который с 1981 года занимал пост заместителя Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности. Петровский добавил, что министр Э. А. Шеварднадзе, в принципе, согласен с этим перемещением. Он добавил, что до официального объявления о моем новом назначении эта информация является сугубо конфиденциальной.
   Тут я должен пояснить, что, согласно Уставу ООН, Генеральный секретарь ООН как главное должностное лицо Организации назначает сотрудников Секретариата ООН в соответствии с правилами, устанавливаемыми Генеральной Ассамблеей ООН. Устав также предусматривает, что при найме персонала Секретариата и определении условий службы следует руководствоваться главным образом необходимостью обеспечения высокого уровня работоспособности, компетентности и добросовестности. Одновременно Устав требует, чтобы должное внимание при этом уделялось подбору служащих на возможно более широкой географической основе.
   Однако на практике эти требования Устава никогда точно не соблюдались, особенно в тех случаях, когда речь шла о высоких постах в Секретариате. Со времени создания ООН сложилась практика закрепления некоторых высоких постов в Секретариате ООН за определенными странами или группами стран. Некоторые из таких постов фактически стали «наследственными» в том смысле, что граждане некоторых государств стали занимать их на постоянной основе. Так, по негласной договоренности между СССР и западными державами пост заместителя Генерального секретаря по делам Генеральной Ассамблеи традиционно замещался гражданами США, а пост заместителя по политическим вопросам и делам Совета Безопасности был закреплен за гражданами СССР. Позиции замов генсека по руководству операциями по поддержанию мира и по административно-бюджетным вопросам неизменно занимались представителями западных стран – постоянных членов Совета Безопасности.
   Когда в 1972 году было восстановлено членство Китая в ООН, был учрежден пост заместителя Генерального секретаря по вопросам технического сотрудничества и развития, чтобы удовлетворить интересы Китая. В 60-е и 70-е годы в члены ООН были приняты более ста получивших независимость стран Азии, Африки и Латинской Америки [101 - В 60-е и 70-е годы было принято в ООН 69 государств и общее число членов ООН на 1.1.1980 стало 152 [12, Вып.24, с.393]] и были созданы несколько десятков постов заместителей и помощников Генерального секретаря, чтобы удовлетворить их амбиции. Под эти посты было организовано и соответствующее число административных подразделений Секретариата.
   Значительная часть этих постов и подразделений создавалась лишь для удовлетворения политических амбиций новых членов ООН и не могла быть оправдана какими-либо разумными административными соображениями. В результате численность сотрудников Секретариата ООН неоправданно возросла в несколько раз и соответственно увеличились бюджетные расходы. Надо сказать, что представители Советского Союза последовательно выступали против этой порочной практики и на этом основании из года в год голосовали против утверждения неоправданных бюджетных расходов.
   Я, помню, что, будучи членом межправительственной группы экспертов, назначенных в 1986 году Генеральной Ассамблеей для разработки рекомендаций по повышению административной и бюджетной эффективности ООН, я предложил сократить вдвое число постов на уровне заместителей и помощников Генерального секретаря. Мое предложение было немедленно и решительно отклонено экспертами из развивающихся стран. Бывший посол Советского Союза в США А. Ф. Добрынин, работавший в 1958–1959 годах заместителем Генерального секретаря ООН, был буквально ошарашен, когда я сообщил ему однажды, что у Генерального секретаря ООН 38 заместителей и помощников. «В мое время, – заметил Анатолий Федорович, – я и мой американский коллега делили Секретариат ООН пополам и вдвоем вполне справлялись с ним».
   Я иногда задавался вопросом: почему пост заместителя Генерального секретаря ООН по делам Совета Безопасности западные державы уступили Советскому Союзу, а США удовлетворились постом заместителя по делам Генеральной Ассамблеи? Ведь по всем меркам Совет Безопасности является более важным органом, чем Генеральная Ассамблея. Именно на него возложена ответственность за поддержание международного мира и безопасности, и его решения по этим вопросам носят обязательный характер, в то время как решения Генеральной Ассамблеи всего лишь рекомендации.
   Некоторые знатоки процедуры работы СБ ООН утверждают, что пост заместителя генсека по делам СБ при всей его кажущейся значимости и престижности не имеет политического веса. Они считают, что зам. генсека по делам СБ не может повлиять на процесс принятия Советом его решений. Правда, как фактический секретарь СБ зам. генсека консультирует Совет и его председателя по вопросам процедуры. Но СБ является хозяином своей процедуры и может легко игнорировать его советы. Неудивительно, что правила процедуры Совета Безопасности, утвержденные еще в 1946 году, все еще являются временными. Кроме того, каждый постоянный член СБ имеет право вето и может блокировать любое неприемлемое для него решение, в том числе и по процедурному вопросу.
   В Генеральной Ассамблее положение иное. Там решения принимаются большинством голосов, а по важным вопросам – большинством в две трети голосов. Поэтому процедурные аспекты в работе Ассамблеи играют более важную роль. Соответственно и роль зам. генсека может быть более весомой, его советы председателю Генеральной Ассамблеи по процедурным вопросам могут повлиять на итоги голосования.
   Я не совсем разделяю эту точку зрения. Может быть, это было правильно в 40-е и 50-е годы, когда западные страны в необходимых случаях могли «организовать» в Генеральной Ассамблее требуемое большинство голосов в поддержку своей позиции, манипулируя, если нужно, правилами процедуры. Но после того, как в 60-е и 70-е годы в Ассамблее сложилось устойчивое и непослушное Западу большинство неприсоединившихся и развивающихся стран, ситуация коренным образом изменилась. Эти страны, имея две трети голосов, располагают по существу, коллективным вето в Генеральной Ассамблее, которое нельзя преодолеть никакими процедурными уловками. Это изменение ситуации в Ассамблее было наглядно и самым драматическим образом продемонстрировано в 1972 году, на XXVII сессии при голосовании по вопросу о восстановлении членства Китая в ООН. Ни манипулирование правилами процедуры, ни «разъяснения», которые давал юридический советник ООН, грек Ставропулос, не смогли помешать восстановлению законных прав Китая в ООН.
   С другой стороны, на своем собственном опыте я убедился, что советы зам. генсека по процедурным вопросам могут и в Совете Безопасности повлиять на принятие решений.
   Петровский дал мне два дня подумать над его предложением. Вначале я был несколько насторожен перспективой стать международным чиновником. На протяжении всей моей дипломатической карьеры, то ли занимаясь двусторонними отношениями, то ли работая в миссии СССР при ООН, я представлял свою страну – Советский Союз, выступал от ее имени, защищал ее интересы. Я всегда ощущал за спиной свою страну, мог при необходимости рассчитывать на ее поддержку, что бы со мной ни случилось. Никогда прежде я не думал работать в международной организации, где я никого не буду представлять или что-либо защищать. Я не мог представить себя в роли безликого и безголосого международного чиновника.
   Я знал, что каждый, кто поступает на работу в Секретариат ООН, дает так называемую «клятву лояльности» Организации, и у меня возник вопрос, как я буду поступать в тех случаях, когда моя лояльность ООН в том или ином вопросе будет вступать в противоречие с интересами моей страны – СССР. Чьим интересам я должен буду отдавать предпочтение в таком случае? Я попытался вспомнить случаи, когда резолюции, принимавшиеся в ООН, противоречили интересам Советского Союза. Таких случаев оказалось немного – резолюции по «афганскому вопросу», по южнокорейскому самолету, по некоторым бюджетным вопросам. В остальном решения ООН не вступали в противоречие с принципами внешней политики СССР. Действительно, Советский Союз обычно поддерживал более 90 процентов резолюций, принимавшихся Генеральной Ассамблеей и другими органами ООН. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что для советского сотрудника Секретариата ООН возможность конфликта интересов является весьма маловероятной. Я сказал Петровскому, что согласен перейти на работу в ООН.
   Еще до перехода на работу в Секретариат ООН я знал, что, хотя служащие ООН и присягают на верность организации, они не прекращают связей со своими правительствами. Статья 100-я Устава ООН предусматривает, что при исполнении своих обязанностей Генеральный секретарь ООН и персонал Секретариата не должны запрашивать или получать указаний от какого бы то ни было правительства или власти, посторонней для Организации. Она также требует, чтобы они воздерживались от любых действий, которые могли бы отразиться на их положении как международных должностных лиц, ответственных только перед Организацией.
   На практике, однако, эти положения Устава не всегда соблюдаются в полном объеме. Часто они даже нарушаются. Можно различить грубые и незначительные нарушения Устава в этом отношении. Западные страны, граждане которых занимают ряд важных позиций в Секретариате ООН, ведут себя гибко и практикуют незаметные на поверхности формы нарушений статуса международных служащих. Миссии этих стран при ООН поддерживают контакты со своими гражданами в Секретариате ООН на более или менее регулярной основе. Они получают от них информацию и советуются с ними, но таким образом, чтобы это не бросалось в глаза. Обычно сотрудники западных миссий в этих целях встречаются со своими гражданами в ООН. Очень редко и только в экстренных случаях они вызывают их к себе.
   По-иному вели себя Советский Союз и его представители при международных организациях. Они относились к своим гражданам, работавшим в секретариатах международных организаций, как к обычным советским служащим. До 1991 года советские граждане направлялись в секретариаты международных организаций на основе временных контрактов в порядке прикомандирования. При этом сохранялась их связь с теми советскими организациями, где они работали ранее, и после окончания командировки они возвращались на прежнее место работы.
   Каждый месяц советский сотрудник Секретариата был обязан сдавать в кассу представительства свою зарплату и взамен получал там жалованье, соответствующее жалованью дипломатического сотрудника миссии того же ранга. Так, советский заместитель Генерального секретаря ООН был приравнен по зарплате к послу, ему полагались автомашина с водителем, прислуга и некоторые другие блага. Помощник Генерального секретаря ООН приравнивался к первому заместителю постоянного представителя, Д-2 – к заместителю постоянного представителя, Д-1 – к старшему советнику миссии и т. д. Советские служащие, командированные на работы в секретариаты не из МИД, а из других советских министерств и ведомств, приравнивались к дипломатам на основе тех постов, которые они занимали в соответствующих министерствах. При определении уровня зарплаты различных категорий советских сотрудников Секретариата ООН им в разной степени, в зависимости от ранга, компенсировались расходы на жилье, мебель, коммунальные услуги, транспорт и другие нужды.
   Нельзя сказать, что эта система материального обеспечения советских сотрудников секретариатов международных организаций была несправедливой или полностью неоправданной. Она вполне соответствовала социалистическому принципу равной оплаты за равный труд и обеспечивала более или менее достойный уровень жизни советских международных служащих за границей. Этот уровень был гораздо выше, чем уровень советских служащих такой же квалификации, работавших дома, в Советском Союзе. Следует также отметить то обстоятельство, что тот или иной советский служащий оказывался на работе в международной организации вовсе не в результате его личных усилий, не устраивался на работу сам. Все они направлялись правительством СССР и подбирались с учетом их деловых качеств и политической благонадежности.
   Как отмечалось выше, они временно командировались на работу в международные секретариаты советским правительством. Такой порядок имел для них то преимущество, что снимал с них всякую заботу о трудоустройстве – по окончании работы в той или иной международной организации они автоматически возвращались на прежнюю работу в Советском Союзе, зачастую с повышением. При этом работа в международной организации засчитывалась в их трудовой стаж. В конце 80-х годов участились попытки некоторых советских международных служащих без согласия правительства переходить с временных на постоянные контракты. Это всячески поощрялось руководством международных организаций, особенно когда речь шла о сотрудниках высокой квалификации. Однако с морально-этической точки зрения такую практику своеобразной «утечки мозгов» вряд ли можно было оправдать. Насколько мне известно, некоторые другие социалистические страны также практиковали прикомандирование своих граждан на работу в Секретариат ООН и облагали их соответствующим налогом.
   В стенах ООН и в печати западными представителями периодически инспирировалась шумиха по поводу противоречившей Уставу ООН, но оправданной по советским стандартам практики командирования советских специалистов на работу в Секретариат ООН и другие международные организации. Но эта шумиха вовсе не свидетельствовала об озабоченности их материальным положением. Она инспирировалась западными спецслужбами и была нацелена на то, чтобы подорвать лояльность советских служащих к их родине и правительству и тем самым облегчить их вербовку.
   Так или иначе, Советский Союз был вынужден в 1990 году отказаться от этой практики. Между прочим, западные страны (в печати назывались Канада и ФРГ) тоже «приравнивали» своих граждан, занимавших высокие посты в Секретариате ООН, но приравнивали наоборот – они доплачивали им, чтобы сделать работу в ООН достаточно привлекательной для видных бизнесменов и правительственных служащих.
   Каждому советскому сотруднику Секретариата вменялось в обязанность поддерживать постоянную связь с миссией СССР при ООН, снабжать ее информацией по вопросам, которыми ведал этот сотрудник. Миссия требовала, чтобы сотрудники заблаговременно информировали ее о мероприятиях и документах, готовившихся в различных подразделениях Секретариата. Советские сотрудники регулярно передавали миссии копии документов, готовившихся в Секретариате, до их официального опубликования.
   Создавались совместные группы сотрудников миссии и Секретариата, работающих над одинаковыми политическими, экономическими, социальными, административно-бюджетными и правовыми проблемами, которые назывались объединенными референтурами. Иногда создавались временные рабочие группы для проработки наиболее сложных вопросов.

Перес де Куэльяр: образец совершенного дипломата

   20 ноября 1986 года постоянный представитель СССР при ООН Александр Белоногов официально представил Генеральному секретарю ООН мою кандидатуру на пост заместителя генсека по политическим вопросам и делам Совета Безопасности. Перес де Куэльяр принял решение по этому вопросу на удивление быстро – 26 ноября был опубликован официальный пресс-релиз о моем назначении на этот пост с 1 января 1987 года. Быстрота, с которой Перес де Куэльяр принял решение и опубликовал его, видимо, объяснялась тем, что мы хорошо знали друг друга еще с начала 70-х годов, когда он был постоянным представителем Перу при OOH, а я – заместителем постоянного представителя СССР. Мы особенно хорошо познакомились в 1973–1974 годах, когда Перу была непостоянным членом Совета Безопасности.
   Перес де Куэльяр был председателем Совета Безопасности в июле 1974 года во время драматических событий на Кипре, последовавших за государственным переворотом, свержением законного правительства президента Макариоса и вторжением турецких войск на Кипр. В то время мы встречались практически каждый день, а иногда и по нескольку раз в день. По указанию из Москвы, я пытался привлечь внимание Совета Безопасности к положению на Кипре. Это было довольно трудно сделать, учитывая что постпред Кипра, посол Зенон Россидес, занял вначале выжидательную пассивную позицию и не требовал созыва Совета. Мы с Куэльяром пытались найти выход из создавшегося процедурного тупика. Несмотря на пассивность Россидеса и скрытое сопротивление западных держав – членов Совета Безопасности, Перес де Куэльяр все же созвал заседание Совета и начались интенсивные поиски путей политического урегулирования кипрского кризиса.
   Через несколько лет, когда советские войска вошли в Афганистан, Перес де Куэльяр как специальный представитель Генерального секретаря ООН (в то время Курта Вальдхайма) играл активную роль в организации переговоров по политическому урегулированию положения вокруг Афганистана. В качестве наблюдателя от Советского Союза я встречался с Куэльяром в Кабуле, куда он приезжал осенью 1980 года для переговоров с афганскими руководителями. Мы возобновили наше знакомство в мае 1985 года, когда я прибыл в Нью-Йорк на работу в миссию СССР при ООН. В 1985–1986 годах я часто исполнял обязанности постоянного представителя СССР при ООН и регулярно встречался с Пересом де Куэльяром, выполняя различные поручения и указания Москвы либо по собственной инициативе и обсуждал с ним различные проблемы, стоявшие перед ООН.
   Наши встречи, естественно, участились и стали более регулярными, когда я стал его заместителем по политическим вопросам и делам Совета Безопасности. Перес де Куэльяр отлично понимал, что он, как Генеральный секретарь ООН, может играть активную роль, только тесно взаимодействуя с Советом Безопасности, особенно с его постоянными членами. Я, как фактический секретарь Совета Безопасности, стремился оперативно информировать Куэльяра о том, что происходит за кулисами Совета, о позиции различных членов Совета по вопросам, стоящим в его повестке дня. Когда было необходимо, я не стеснялся советовать ему, как подтолкнуть Совет к тем или иным действиям, с тем чтобы полнее использовать миротворческий потенциал Генерального секретаря ООН.
   В свою очередь, Перес де Куэльяр, зная, что я поддерживаю постоянный дружеский контакт с руководством миссии СССР при ООН, стремился через меня, в порядке зондажа, доводить до Москвы те или иные идеи, которые он не хотел ставить в официальном порядке. Со своей стороны Москва тоже иногда прибегала к моим услугам, когда ей нужно было неофициально довести до Куэльяра те или иные соображения. Перес де Куэльяр живо интересовался бурными событиями, происходившими в Советском Союзе в годы перестройки, характеристиками различных деятелей, появлявшихся на политической авансцене Советского Союза в тот период, прогнозами возможного дальнейшего развития событий. Я, по возможности, стремился удовлетворить его интерес, снабжая информацией и материалами.
   Я имел возможность сопровождать Переса де Куэльяра во время его некоторых поездок за границу, участвовать во многих его встречах и беседах с государственными деятелями разных стран, быть свидетелем того, как он вел себя в различных, часто непростых, ситуациях. Не могу претендовать на то, что относился к числу его ближайших сотрудников, входил во внутренний круг его доверенных лиц и советников. Но я часто наблюдал Переса де Куэльяра с близкого расстояния, и у меня сложилось вполне взвешенное представление о нем как о политическом деятеле и дипломате мирового калибра.
   Перес де Куэльяр прежде всего произвел на меня впечатление как искусный, изощренный переговорщик. У него не было равных в искусстве ведения сложных, многоплановых переговоров, он имел свой, отчетливо личный дипломатический стиль. Написаны десятки, если не сотни, журнальных и газетных статей о Куэльяре, которые дают ему довольно противоречивые характеристики. С одной стороны, о нем писали как о человеке, который любил откровенно и открыто высказываться по острым международным проблемам, с другой стороны, утверждалось, что он предпочитал «тихую дипломатию». Говорили, что, ведя переговоры, он был одновременно гибким и твердым, вежливым и жестким.
   Но, на мой взгляд, наиболее важными характерными чертами дипломатического почерка Переса де Куэльяра были неистощимое терпение, выдержка и вера в конечный успех. Он никогда не бывал обескуражен или растерян, даже, казалось бы, в самых безвыходных ситуациях. Когда все опускали руки и заявляли, что все возможности нахождения политического решения исчерпаны, Куэльяр продолжал утверждать, что все же должен быть выход из положения, и в конце концов находил его. Он всегда настаивал на продолжении дипломатического процесса, какими бы безнадежными ни казались перспективы тех или иных переговоров. Во всех ситуациях Куэльяру помогало тонкое чувство юмора. Как никто, он мог тонко разыгрывать своих коллег.
   Несмотря на возраст, физической выносливости Куэльяра могли бы позавидовать его более молодые коллеги. В начале второго срока его пребывания на посту Генерального секретаря ООН, когда ему уже исполнилось 70 лет, Куэльяр перенес сложную операцию на сердце – ему заменили сразу четыре клапана. Но уже через неделю он был в своем кабинете на 38-м этаже небоскреба штаб-квартиры ООН на Ист-Ривер.
   Перес де Куэльяр во многом отличался от своих предшественников – Трюгве Ли, Дага Хаммаршельда, У Тана и Курта Вальдхайма, равно как и от последовавшего за ним Бутроса Бутроса Гали. Он в определенном смысле был продуктом своего времени, дитем переходной эпохи – от холодной войны к постконфронтационному миру. С одной стороны, Куэльяр прекрасно понимал, что он может успешно выполнять свои функции только при условии, если он будет поддерживать ровные отношения со всеми постоянными членами Совета Безопасности, иметь их поддержку и избегать обострения отношений с одними членами Совета, чтобы угождать другим, как это часто делал Трюгве Ли. Но он понимал, что должен иметь сбалансированные отношения со всеми членами Совета, сознавал, что без опоры на Совет в целом он не может рассчитывать на успех своих миротворческих усилий. С другой стороны, Перес де Куэльяр сознавал, что новая глобальная ситуация дает ему уникальную возможность пробудить миротворческий потенциал ООН и вместе с тем поднять роль Генерального секретаря ООН в такой степени, которая даже не снилась его предшественникам.
   Он одним из первых увидел, что ООН перестает быть просто форумом для словесных баталий (дорогим вариантом уголка спикера лондонского Гайд-Парка) и превращается в эффективный инструмент по установлению и поддержанию мира. Куэльяр тщательно избегал ситуаций, которые могли бы дать повод для обвинений его в односторонности или предвзятости в отношении той или другой стороны в том или ином конфликте, особенно когда это касалось его отношений с постоянными членами Совета Безопасности. Он также понимал, что ООН, чтобы быть эффективной, не должна быть «клубом сильных и богатых для принуждения и эксплуатации слабых и бедных». Куэльяр настойчиво доказывал, что одной из наиболее приоритетных задач ООН является улучшение участи развивающихся стран.
   Некоторые авторы, пишущие о Пересе де Куэльяре, утверждают, что он был безнадежно плохим администратором. Я не разделяю этого мнения. Правда, административный стиль Куэльяра отличался от стиля К. Вальдхайма. Маниакальная, чисто немецкая любовь последнего к порядку (орднунгу), увлечение ежедневными продолжительными заседаниями с участием всех его замов и помощников, стремление давать письменные инструкции по любому поводу, попытки лично вникать в мелкие административные детали и другие особенности бюрократического стиля руководства предшественника были чужды Куэльяру. Он особенно не любил практиковавшиеся Вальдхаймом продолжительные посиделки аппарата, которые считал пустой тратой времени. У Куэльяра был деловой подход к решению административных и политических проблем. Когда он хотел обсудить со своими замами и помощниками тот или иной вопрос, он вызывал только тех сотрудников, которых это непосредственно касалось. Когда проблема носила сложный и многосторонний характер и касалась нескольких департаментов, Куэльяр обычно создавал рабочие группы, которые вел либо он сам, либо шеф его канцелярии Виру Даял, либо один из его замов. Идеи и предложения, разрабатывавшиеся группами, докладывались ему, и на их основании он принимал решения. Куэльяр терпеть не мог беспредметных дискуссий, обсуждений ради обсуждений. Он требовал от сотрудников кратких, практически ориентированных выступлений. Его выступления также, как правило, были краткими и по существу.
   Перес де Куэльяр был прагматиком, но пытался мыслить обобщенными категориями, отражающими возможно более широкий спектр политических реалий современного мира. Он уважал мнение своих коллег даже тогда, когда оно не сходилось с его мнением. В то же время Куэльяр не колебался отстаивать свою точку зрения на события и на роль ООН в беседах с главами государств и правительств и их представителями в ООН. B целом мне импонировал стиль руководства Переса де Куэльяра, и я по мере возможности старался подражать ему в отношениях с сотрудниками своего департамента.
//-- Ж.2 [102 - Публикуется в основном в редакции текста журнала «Международная жизнь», № 10, 1994 г., с. 64–72 с учетом распечаток с авторского файла. Изменения и примечания от издателя даны изменённым шрифтом. В сноске на с.64: Василий Степанович Сафрончук – Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации. Продолжение. Начало см. в «Международная жизнь», 1994 г., № 9.] --//
   Когда я пришел на работу в Секретариат ООН, в штаб-квартире в Нью-Йорке насчитывалось 7638 сотрудников, не считая технических (водители, разнорабочие, охрана и т. п.). В структуре Секретариата было 9 департаментов, 9 крупных управлений, 19 программ, фондов и институтов. Всемирная система ООН включала в себя также 19 специализированных учреждений и организаций: ФАО, ИКАО, ИФАД, МОТ, МВФ, ММО, МСЭ, ЮНЕСКО, ЮНИДО, ВПС, ВБ, ВОЗ, ВОИС, ВМО, МАГАТЭ, ГАТТ, МПЦ, Международный суд, отделение ООН в Женеве. С учетом всех этих организаций общая численность международных служащих превышала 100 тысяч человек.

Секретариат ООН – центр мировой бюрократии

   Как отмечалось выше, персонал Секретариата ООН рекрутируется на возможно более широкой географической основе. В этих целях, согласно правилам, одобренным по инициативе СССР Генеральной Ассамблеей ООН, каждое государство – член ООН имеет квоту своих граждан, работающих в Секретариате. Эта квота устанавливается в пропорции к взносу страны в бюджет ООН: чем больше начисленный взнос, тем больше квота, и наоборот. Если у той или иной страны меньше сотрудников, чем ее квота, то она считается недопредставленной страной и имеет право требовать больше постов для своих граждан. При заполнении имеющихся вакансий это обстоятельство должно учитываться Управлением людских ресурсов Секретариата ООН.
   Надо сказать, что численность сотрудников Секретариата ООН и бюджетные расходы на их содержание росли гораздо более быстрыми темпами, чем число членов ООН и объем работы, связанной с обслуживанием делегаций стран – членов ООН. Членов – основателей ООН насчитывается 51. Когда я пришел на работу в Секретариат ООН в 1987 году, членами ООН были 158 государств, когда я покинул ООН в 1992 году, их было уже 175, то есть в три с половиной раза больше, чем при основании ООН. А бюджетные расходы на содержание организации за 1945–1992 годы возросли более чем в двадцать раз.
   Один из ветеранов советской дипломатической службы – посол А. А. Рощин рассказывал мне, что в первом бюджете ООН на 1946 год были предусмотрены расходы в сумме 35 млн. ам. долларов. Число сотрудников Секретариата составляло 1200 человек. На первой сессии Генеральной Ассамблеи ООН А. А. Рощин был представителем Советского Союза в Пятом комитете, рассматривавшем административно-бюджетные вопросы. По указанию из Москвы он подверг критике проект бюджета как завышенный, но в конце концов после некоторых сокращений проголосовал за него, учитывая, что это был первый бюджет и предусматривались некоторые разовые первоначальные расходы. Это был первый и единственный раз, заметил А. А. Рощин, когда советская делегация на Генеральной Ассамблее поддержала бюджет ООН.

Пятый комитет Генеральной Ассамблеи – финансовый цербер ООН

   Я могу подтвердить это, ибо был представителем СССР в Пятом комитете в 1971–1978 годах и все эти годы неизменно голосовал против представлявшегося руководством ООН бюджета как неоправданно завышенного. Пятый комитет считается скучным комитетом, он имеет дело с сухими цифрами бюджета, штатным расписанием различных подразделений Секретариата, голой статистикой и т. п. Послы, постоянные представители государств – членов ООН крайне редко появляются в этом комитете. В лучшем случае там сидят их заместители, а то и сотрудники более низкого ранга, эксперты по административно-бюджетным вопросам. Послы и постпреды любят заседать в Первом (Политическом) комитете, где обсуждаются вопросы разоружения, международной безопасности и т. п.
   Я же любил работать в Пятом комитете. В бюджете ООН, как в зеркале, отражались все направления деятельности ООН, сильные и слабые стороны организации. Обсуждение бюджета всегда было интересным, часто принимало острый политический характер, и тогда в дискуссиях принимали участие и постпреды. Помню, как в ноябре 1972 года в Пятый комитет пришел постпред США Джордж Буш [103 - Джордж Буш – старший.]. Обсуждался вопрос об определении взноса США в ООН. На очередной сессии Генеральной Ассамблеи в члены ООН были приняты два германских государства – ГДР и ФРГ, совокупный взнос которых в бюджет ООН составил 15 процентов от бюджетной шкалы. Появилась возможность за этот счет снизить взносы остальных государств. Однако США решили воспользоваться этим случаем, чтобы снизить свое финансовое бремя. Вашингтон предложил установить взнос США на уровне 25 процентов, в то время как по шкале взносов они должны были платить более 30 процентов. Многие делегации, в том числе советская, решительно возразили против этого, ибо это противоречило основному критерию начисления взносов – платежеспособности государства – члена ООН. Поскольку предложение США висело на волоске и могло не собрать нужного числа голосов, Буш решил принять личное участие в дискуссии и вступил со мной в острую полемику. Вопрос для США был настолько важным, что на другой день «Нью-Йорк таймс» поместила обширную статью с фотографиями о нашей стычке в Пятом комитете. Подойдя ко мне в кулуарах Совета Безопасности, Буш, шутя, сказал мне: «Сафрончук, благодаря мне вы попали на первую полосу «Нью-Йорк таймс». «Нет, господин посол, – ответил я, – это благодаря мне вам оказана такая честь».
   Мне запомнилось и неожиданное появление в Пятом комитете постпреда Саудовской Аравии Джамиля Баруди в октябре 1974 года. В это время в США активно обсуждался вопрос об импичменте президента Никсона. Попросив слово для внеочередного заявления, Баруди обратил внимание комитета на то, что генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм, не выполнил решение предыдущей сессии Генеральной Ассамблеи о переводе отдела по правам человека из Нью-Йорка в Женеву. «Я намерен предать импичменту Курта Вальдхайма за невыполнение этого решения», – воскликнул Баруди. Надо сказать, что в тот же день отдел был отправлен в Женеву. Арабские делегации очень долго добивались того, чтобы вывести отдел из-под влияния произраильских организаций США.
   Джамиль Баруди был незаурядной личностью и в течение многих лет был самым ярким представителем арабских стран в ООН, хотя был христианином-маронитом. Он, пожалуй, сыграл решающую роль в том, что Генеральная Ассамблея приняла решение о восстановлении членства Китая в ООН [104 - На 26-й сессии ГА ООН в 1971 были восстановлены права КНР в ООН и СБ (до 25.10.1971 место Китая занимал Тайвань) [5, т.12, с.219]]. В решающий момент спора по процедуре голосования, когда юрисконсульт ООН Ставропулос давал неблагоприятные для Китая разъяснения, Баруди подбежал к трибуне и пытался стащить его, хотя последний был на голову выше. Полицейские ООН пытались помешать Баруди, но тщедушный саудовский постпред, как клещ, вцепился в лацканы пиджака Ставропулоса, и полицейским под улюлюканье всего зала пришлось вынести Ставропулоса из зала вместе с Баруди.
   Я. А. Малик рассказывал, что Баруди помог провести решение, чтобы русский язык стал рабочим языком ООН. Перед голосованием по этому вопросу на заседании Пятого комитета Баруди заявил: «Надо быть круглым невеждой, чтобы возражать против использования русского языка в ООН. Грамотный человек не может не знать, что на русском языке слагал свои стихи Пушкин, писали Толстой и Достоевский и говорил Ленин».
   Я как-то спросил Баруди, почему он, не будучи мусульманином, совершенно не употребляет вина, даже на протокольных мероприятиях. Он ответил, что его трезвый образ жизни никакого отношения к религии не имеет, и рассказал мне следующую историю.
   «Когда я был мальчиком, наша семья жила в городе Алеппо [105 - Алеппо – административный центр Халеб (Алеппо) самого многонаселенного одноименного мухафаза Халеб (Алеппо) в Сирии [30, c.187]], в Сирии, которая тогда была частью турецкой империи. По пути из школы домой я имел обыкновение заходить в небольшую кофейню, где выпивал чашечку кофе или покупал себе мороженое. Однажды, когда я зашел в кофейню, в ней за столом мирно беседовали два сирийца, скорее всего христиане-марониты. Между ними стояла едва початая бутылка вина. По мере того, как они опустошали бутылку, разговор между ними становился все более сердитым, и потом они начали кричать друг на друга. Когда в бутылке оставалось совсем немного вина, один из этих добрых христиан встал и перерезал ножом горло другому. Хлынувшая кровь смешалась на столе с остатками пролитого вина. С тех пор, – закончил Баруди свой рассказ, – я дал себе зарок никогда не пить вина».
   Когда я пришел на работу в Секретариат в 1987 году, ежегодные бюджетные расходы превысили 860 млн. ам. долларов, т. е. были почти в 25 раз больше, чем в 1945 году. Даже если учесть инфляцию и более чем троекратное – с 51 до 160 – увеличение к тому времени числа членов ООН, этот рост никак нельзя было оправдать. Советский Союз, который был вторым по величине взноса плательщиком в бюджет после США, разумеется, не мог согласиться с такой вакханалией бюджетных расходов.
   Многократное увеличение численности сотрудников Секретариата и феерический рост бюджета ООН в основном были вызваны тем, что ООН шаг за шагом втягивалась в те виды деятельности, которые далеко выходили за рамки целей и задач, поставленных в ее Уставе, а именно – поддержание мира и международной безопасности. Особенно заметным было расширение активности ООН в экономической и социальной сфере и обслуживающего это направление деятельности ООН административно-бюрократического аппарата. Так, вместо скромного и немногочисленного экономического и социального отдела, в основном обеспечивавшего секретариатское обслуживание ЭКОСОС, возник гигантский Департамент по международным экономическим и социальным вопросам, состоящий из пяти отделов и нескольких десятков секций. Кроме того, были созданы: Департамент технического сотрудничества в целях развития, Центр науки и технологии для развития, Центр по транснациональным корпорациям, Научно-исследовательский и учебный институт ООН, Университет ООН, Программа ООН по охране окружающей среды и т. п. Для координации экономической и социальной деятельности ООН было создано специальное управление по развитию и международному экономическому сотрудничеству во главе с генеральным директором, который по иерархии считался вторым человеком в системе ООН.
   Надо сказать, что расширение деятельности ООН в экономической и социальной сфере происходило под давлением стран «третьего мира», которые с начала 60-х годов имели устойчивое большинство голосов в Генеральной Ассамблее и ЭКОСОС и сравнительно легко проводили нужные им решения. Западные страны смотрели на это благосклонно, поскольку деятельность ООН, направленная на ускорение экономического развития стран «третьего мира», в какой-то степени помогала создавать благоприятный климат и инфраструктуру для работы западных транснациональных корпораций. Только Советский Союз и его союзники выступали против гипертрофирования неуставных видов деятельности ООН, добивался, чтобы она финансировалась за счет добровольных взносов, а не из регулярного бюджета. Но, не желая ссориться со своими «естественными союзниками» – неприсоединившимися странами, Советский Союз, как правило, воздерживался при голосовании резолюций, предусматривавших все новые и новые расходы на экономическую и социальную деятельность ООН. Правда, СССР стремился по возможности идеологизировать эту деятельность. Так, по инициативе Советского Союза были приняты резолюции Генеральной Ассамблеи о суверенитете развивающихся стран над их природными ресурсами, о международной экономической безопасности и ряд других. При обсуждении стратегии и программ развития советские делегации и эксперты стремились проводить идеи о необходимости планирования и других видов государственного регулирования экономики, расширения госсектора в экономике, ограничения деятельности иностранного частного капитала и т. п.
   Увеличилось и число административных подразделений, и количество сотрудников Секретариата, занимавшихся уставной деятельностью – поддержанием мира и обеспечением международной безопасности. В связи с расширением операций по поддержанию мира было создано специальное управление, помогавшее генеральному секретарю управлять этими операциями. Возник Департамент по вопросам разоружения, чтобы координировать деятельность ООН в этой области. В рамках Департамента по делам Генеральной Ассамблеи был создан Центр по правам палестинцев, чтобы обслуживать специальный комитет, занимавшийся этой проблемой, и т. п.

Совет Безопасности ООН

   Департамент по политическим вопросам и делам Совета Безопасности, который я возглавил с 1 января 1987 года, состоял из трех отделов – отдела Совета Безопасности и политических комитетов, политического отдела и отдела по космосу. Кроме того, в состав департамента входил центр против апартеида. Надо сказать, что в первые годы существования ООН этот департамент занимался гораздо более широким кругом политических вопросов. В его ведение входили операции по поддержанию мира, вопросы разоружения, проблемы опеки и деколонизации и некоторые другие. Потом все эти вопросы были переданы в специально созданные для этого департаменты и управления. Есть версия, что якобы это делалось для того, чтобы ограничить круг полномочий департамента, которым по негласной договоренности между постоянными членами Совета Безопасности руководил советский заместитель генерального секретаря. Существует и другое объяснение – необходимо было создавать дополнительные посты заместителей и помощников генерального секретаря, а для этого нужны были новые департаменты и управления. Растаскивание полномочий департамента продолжалось и при мне. Так, несмотря на мои решительные возражения, Перес де Куэльяр, проводя очередную реорганизацию Секретариата, изъял из департамента скромную секцию, занимавшуюся сбором, обработкой и распространением открытой политической информации среди руководящих сотрудников Секретариата, которым, видимо, недосуг было читать газеты. В этой секции работало всего четыре сотрудника невысокого уровня, которые успешно справлялись с нехитрым делом препарирования сообщений газет и телеграфных агентств. Буквально через несколько недель после моего перехода на работу в Секретариат меня информировали о намерении генсека изъять из моего департамента упомянутую секцию и на ее базе создать Управление по исследованию и сбору информации со штатом в 23 человека во главе с помощником генсека. Как выяснилось впоследствии, надо было найти более высокий пост амбициозному сьерра-леонцу Джеймсу Джоне. Я и сам подумывал об упразднении секции, но мне не хотелось оставлять без работы ее сотрудников. Однако как только я узнал о планах преобразования секции в управление, я категорически выступил против, заявив Куэльяру, что считаю это необоснованным растранжириванием бюджетных ресурсов. Но мое, мнение было проигнорировано, и управление было создано.
   Ключевым отделом Политдепартамента был отдел Совета Безопасности, на который по Уставу ООН возложена главная ответственность за поддержание международного мира и безопасности. Отдел, по существу, являлся секретариатом Совета. Он обслуживал председателя Совета и его членов в деле организации и ведения заседаний Совета. Отдел возглавлял австрийский дипломат Густав Ортнер. В свое время, когда я работал в представительстве СССР при ООН в 1971–1976 годах, Ортнер был сотрудником миссии Австрии при ООН. Вскоре после избрания Курта Вальдхайма генеральным секретарем ООН, Ортнер перешел на работу в Секретариат и был назначен директором отдела СБ. Понятно, что Вальдхайму хотелось иметь своего человека на этом ключевом посту. Я был рад возобновить знакомство с Густавом Ортнером, и мне показалось, что Ортнер – тоже. Надо сказать, что Ортнер, не будучи карьерным международным чиновником, был не очень сведущ в технических деталях секретариатской работы и особенно не вникал в них, целиком доверяясь более опытным сотрудникам своего отдела. Но зато Ортнер, как опытный дипломат австрийской школы, хорошо и свободно ориентировался в политических вопросах, стоявших в повестке дня СБ. Он поддерживал на равных отношения с послами стран – членов СБ, и те прислушивались к его мнению. Густав был всегда в курсе интриг и всего того, что происходило в ооновском дипкорпусе и в Секретариате. Он был человеком несколько богемного склада, имел покладистый открытый характер, обладал хорошо развитым чувством юмора, любил посидеть в хорошей компании за стаканом доброго австрийского вина, не пропускал ни одного приема. Сотрудники отдела, особенно сотрудницы, любили Густава. Он не был придирчив, легко прощал им нарушения служебной дисциплины и мелкие шалости. «Как я могу наказывать мисс… за частые опоздания на работу, – говорил он мне, – у нее же маленький ребенок». Но Ортнер был требователен, когда речь шла об интересах дела, мог сутками не покидать своего рабочего места, обеспечивая бесперебойную работу СБ.
   Когда в 1989 году К. Вальдхайма избрали президентом Австрии, он предложил Густаву Ортнеру занять пост шефа государственного протокола. Густав согласился, ибо президент обещал присвоить ему ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла. После возвращения на австрийскую государственную службу Густав не порывал связей с Политдепартаментом, писал письма и открытки с поздравлениями по случаю Рождества и Нового года. Проводя часть своего ежегодного отпуска в США, он обязательно заходил ко мне, интересовался тем, что происходит в стенах ООН. Как-то в порыве откровенности он признался, что ему наскучила рутинная служба в государственном протоколе Австрии и он с удовольствием вернулся бы в Секретариат ООН.
   Ортнера заменил бразилец Жильберто Шлиттлер. В отличие от Ортнера Шлиттлер был карьерным международным служащим и почти всю свою сознательную жизнь – 25 лет – провел в стенах ООН. Шлиттлер хорошо разбирался в практике и процедуре работы основных органов ООН, ибо перешел к нам на работу из Департамента по обслуживанию Генеральной Ассамблеи, где был директором отдела. Всегда с иголочки одетый, аккуратный и подтянутый, Шлиттлер проявлял большую требовательность к подчиненным ему сотрудникам, держался с ними, особенно на первых порах, сухо и официально.
   Особенностью отдела СБ было то, что ключевыми его сотрудниками были женщины: серьезная матрона турчанка Нейлан Бали, эмоциональная, черная, как ночь, барбадоска Барбара Блеман, миловидная китаянка из Гонконга Норма Чан, жизнерадостная политическая экстремистка ливийка Фатьма Ашур. Все они были профессионалами высокого класса и досконально знали процедуру работы СБ, тонкости и нюансы подготовки необходимой документации. Эти дамы знали себе цену и старались держать свои производственные секреты при себе. Они не посвящали в свои производственные тайны даже нового директора отдела. Надо сказать, что Шлиттлер тяготился унизительной зависимостью от своей «женской команды» и, по согласованию со мной, приступил к компьютеризации основных направлений работы отдела по секретариатскому обслуживанию СБ, чтобы освободиться от этой зависимости. Дамы, поняв, что он посягает на их исключительную роль, всячески препятствовали закладыванию в компьютер тайн своего ремесла, и на этой почве отношения Шлиттлера с его сотрудницами некоторое время носили напряженный характер. Он пытался апеллировать ко мне, но я дал понять, что Шлиттлер сам должен налаживать отношения со своим аппаратом.
   Надо сказать, что, хотя процедура работы СБ является рутинной и внешне несложной, она имеет немало нюансов и деталей, основанных на прецедентах и известных только профессионалам. За десятилетия работы СБ сложилась своеобразная фразеология и словесные штампы, своего рода жаргон ведения заседания, от которого ведущий заседание председатель СБ, во избежание неприятностей, старается не отступать. Поскольку председатели СБ меняются каждый месяц, они, естественно, не владеют этим жаргоном. Для них сотрудники отдела готовят подробный сценарий ведения заседания, своего рода шпаргалку, от которой, как правило, они не отступают. Шпаргалка вручается председателю заранее, чтобы он ее успел прочитать до заседания и выяснить возникающие у него вопросы.
   Обычно заседания идут по заведенному порядку: открытие заседания, утверждение повестки дня, приглашение на заседание представителей государств – не членов СБ, предоставление слова записавшимся в список ораторам, голосование резолюции, закрытие заседания. Но в зависимости от рассматриваемого вопроса могут быть и нюансы. Так, когда приглашается на заседание представитель ООП фактически на правах представителя государства – члена ООН, представители США возражают, ставят вопрос на голосование и вместе со своими союзниками голосуют против, оставаясь при этом в меньшинстве. США при этом не могут применить право вето, поскольку вопрос считается процедурным.
   Однако чисто стилистические отступления от сценария допускаются. Я помню, как представитель США при ООН, отставной генерал и бывший зам. директора ЦРУ Вернон Уолтерс, когда, будучи председателем СБ, хотел выступить как представитель США, вместо записанных в сценарии слов «а теперь я слагаю с себя функцию председателя Совета и буду выступать как представитель США» говорил: «А теперь я снимаю шляпу председателя Совета и надеваю шляпу постоянного представителя США».
   Я также припоминаю, как в сентябре 1990 года министр иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе готовился председательствовать на заседании СБ на уровне министров иностранных дел. На этом заседании была принята знаменитая резолюция, санкционировавшая применение силы против Ирака. Ознакомившись со сценарием, он спросил у меня, почему после каждого выступления он должен благодарить оратора за его «теплые слова, сказанные в мой адрес». В списке 15 ораторов, и это чистая потеря времени, заметил Эдуард Амвросиевич. Нельзя ли, спросил он, поблагодарить всех вместе после завершения выступлений? Я ответил, что так принято, но, очевидно, не будет большой беды, если он отступит от этой рутины.
   Надо было видеть лица моих сотрудников и дипломатов, присутствовавших на заседании, когда советский министр, выслушав очередного оратора-министра, который вначале поздравлял его с занятием важного поста председателя, расписывал его выдающиеся дипломатические качества, подчеркивал хорошие отношения его страны с Советским Союзом и т. п., не реагируя на эти «теплые слова в свой адрес», предоставлял слово очередному оратору. Напряженность несколько спала только в конце заседания, когда Э. А. Шеварднадзе, прежде чем выступить как представитель Советского Союза, поблагодарил всех предыдущих ораторов.
   Бывали случаи, когда отступления от сценария могли повести к политическим осложнениям. Помню, как постпред Англии, посол Дэвид Ханни, председательствуя на заседании СБ, рассматривавшем политику Израиля на оккупированных территориях, сразу же после открытия заседания пригласил представителя Израиля занять место за столом заседаний Совета. По правилам, председатель должен был предложить ему занять место в отведенном для этого секторе зала заседаний, а занять место за столом он мог только тогда, когда наступит его очередь делать заявление. Несколько удивленный посол Израиля Натаньяху уже было направился к столу, но посол Ханни, спохватившись, остановил его на полдороге и предложил занять место в зале заседаний СБ.
   Особо следует сказать о повестке дня Совета Безопасности. Согласно правилам процедуры предварительная повестка дня каждого заседания СБ составляется генеральным секретарем ООН и одобряется председателем Совета. В нее могут быть включены только те вопросы, которые доводятся до членов СБ государствами – членами ООН или Генеральным секретарем ООН. Практически же предварительная повестка дня подготавливается в отделе СБ и передается председателю Совета. Учитывая, что на рассмотрение СБ выносятся, как правило, острые политические вопросы, сами формулировки которых вызывают разногласия между членами Совета, с годами выработалась практика согласования проекта предварительной повестки дня на неофициальных заседаниях СБ – так называемых «консультациях СБ полного состава». Ни один председатель СБ не рискнет единолично одобрить предварительную повестку дня и вынести ее на рассмотрение официального заседания СБ.
   Как бы остро ни ставили государства – члены ООН те или иные вопросы перед СБ, после «обкатки» их в ходе консультаций полного состава они вносятся в повестку дня в политически нейтральных, выхолощенных формулировках. Иначе повестка дня не имеет никаких шансов быть утвержденной. В повестке дня СБ вы не найдете таких страшных слов, как «агрессия», «вторжение», «оккупация», «нападение», «нарушение «суверенитета» и т. п., хотя эти термины используются в Уставе ООН и в обращениях государств-членов. Так, все конфликты между арабскими странами и Израилем включаются в повестку дня СБ как пункт «О положении на Ближнем Востоке», жалобы на нарушение Израилем прав человека на оккупированных территориях – «Положение на оккупированных территориях». Война между Ираком и Ираном рассматривалась СБ как «ситуация между Ираном и Ираком», нападение Ирака на Кувейт и оккупация его территории – как «ситуация между Ираком и Кувейтом», оккупация советскими войсками Афганистана – как «положение вокруг Афганистана» и т. п.
   Обычно рассмотрение тех или иных вопросов не заканчивается на одном заседании СБ, даже если принята резолюция. Председатель, как правило, закрывает заседание словами: «Совет закончил рассмотрение вопроса на данной стадии». В результате, раз попав в повестку дня СБ, тот или иной вопрос остается в ней практически навсегда, и перечень пунктов, находящихся на рассмотрении СБ, растет из года в год. Генеральный секретарь ООН ежегодно в январе публикует список этих вопросов.
   Когда я пришел на работу в Секретариат ООН, в этом списке было 140 вопросов, накопившихся с 1946 года. Члены СБ даже не могли вспомнить, какая проблема скрывалась за тем или иным пунктом. Многие из них формулировались как «письмо» (далее следовали перечень стран, направивших письмо, и дата). Так, под ничего не говорящем 13-м пунктом «Идентичные уведомления от 29 сентября 1948 года правительств Французской Республики, Соединенного Королевства и США» скрывался один из острейших кризисов холодной войны – Берлинский кризис. 34-й пункт – «Письмо генерального секретаря ООН от 13 июля 1960 года председателю Совета Безопасности» – положил начало серии заседаний СБ, посвященных положению в Конго. Пункт 61-й – «Письмо постоянных представителей Союза Советских Социалистических Республик, Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и Соединенных Штатов Америки председателю Совета Безопасности от 12 июня 1968 года» – содержал проект резолюции СБ с призывом ко всем государствам присоединиться к Договору о нераспространении ядерного оружия и так далее.
   Время от времени у членов СБ возникала мысль сократить перечень вопросов, находящихся на рассмотрении Совета, разгрузить его от тех проблем, которые уже были разрешены и стали достоянием истории. Но в годы холодной войны попытки в этом направлении были безуспешными, поскольку постоянные члены СБ не могли прийти к согласию, какие именно пункты надо исключить, каждый из них настаивал на сохранении в перечне тех вопросов, которые были внесены его страной.
   Такие попытки предпринимались несколько раз и в мою бытность заместителем генерального секретаря в ходе консультаций по вопросам рационализации процедуры СБ. Наиболее энергично этим делом занимался председатель СБ в мае 1989 года постпред Англии сэр Криспин Тикелл. B начале своего председательствования он попросил меня составить аннотированный список вопросов, находящихся на рассмотрении СБ, и дать предложения по его сокращению. Составить аннотированный список не было проблемой. Но дать предложения по его сокращению было более сложным делом, им должны были заниматься сами члены СБ, а не Секретариат. Тем не менее мы сократили список на… пять пунктов, исключив уже закрытые вопросы, не имевшие политического значения: правила процедуры Совета Безопасности, статут и правила процедуры Военно-Штабного Комитета, процедура голосования в Совете Безопасности, доклады о стратегических подопечных территориях и прием новых членов.
   Разослав членам СБ составленный нами аннотированный список, Криспин Тикелл начал усиленные консультации с членами СБ на предмет сокращения списка и к концу мая выработал проект рекомендаций, которые сводились к следующему: автоматически исключать из списка вопросы, которые СБ не рассматривал прошедшие пять лет, если генеральный секретарь ООН или член СБ специально не просят оставить тот или иной вопрос в списке. Каждый год Секретариат готовит список вопросов, подлежащих исключению, и представляет его на рассмотрение СБ. Этот список также доводится до сведения государств – не членов СБ, которых касаются те или иные вопросы в списке, и их мнение учитывается Советом. Однако май пришел к концу, истек срок полномочий Криспина Тикелла и его проект рекомендаций так и не был утвержден.
   Принято считать, что СБ является хозяином своей процедуры, и решения по процедурным вопросам принимаются простым большинством голосов. При этом право вето не действует. Но для решения о том, является ли тот или иной вопрос процедурным или существенным, требуется согласие всех постоянных членов СБ, т. е. в данном случае можно применить вето. Это явление случается очень редко и называется «двойным вето». Сначала накладывается вето на предложение считать вопрос процедурным, затем ветируется проект резолюции по существу вопроса. Я лично никогда не был свидетелем двойного вето. Иногда ошибочно право вето называют правилом единогласия постоянных членов СБ. Единогласия постоянных членов СБ статья 27 Устава не требует, она предусматривает лишь совпадение голосов, т. е. решение считается принятым, если никто из них не голосовал против.
   Надо сказать, что в первые годы холодной войны основным орудием Советского Союза для защиты своих интересов и интересов союзников было право вето, и советские представители применяли его чаще, чем представители западных стран. Так, в 40-е и 50-е годы, когда западные страны имели устойчивое большинство в СБ, Советский Союз применил вето сто раз, а западные страны (Франция) – всего два раза. Западные страны иногда намеренно создавали ситуацию, чтобы «подставить» Советский Союз под вето. Однако это не смущало советских представителей в СБ. Я помню, как Я. А. Малик, который дважды был постоянным представителем СССР в ООН, в кругу своих сотрудников, поднимая правую руку, с гордостью говорил: «Вот этой самой рукой я накладывал вето на резолюции Совета Безопасности 86 раз».
   Впоследствии, когда в Совете Безопасности сложилось большинство социалистических и неприсоединившихся стран, вето все чаще стали применять западные страны. В 70-е годы Советский Союз применил вето пять раз, а западные страны (США, Англия и Франция) – 22 раза. В 80-х годах СССР применил вето всего четыре раза, а западные державы – сто раз. После 1990 года право вето практически перестало применяться. В итоге за 1945–1990 годы вето использовалось 268 раз, в том числе СССР – 119 раз, западными странами – 130 раз, Китаем – 19 раз (в том числе Тайванем – 16 раз). КНР со времени восстановления своего членства в ООН с 1972 года использовала вето всего два раза. Статистика применения вето отражает три крупных периода в истории Совета Безопасности ООН: 1) когда в СБ доминировали западные страны, 2) когда большинство голосов в СБ принадлежало социалистическим и неприсоединившимся странам, 3) когда Советский Союз и социалистические страны Восточной Европы исчезли с политической арены мира и вето вообще перестало применяться.
//-- Ж.3 [106 - Публикуется в редакции текста журнал «Международная жизнь», № 11, 1994 г., с. 61–67. В сноске на с.61: Василий Степанович Сафрончук – Чрезвычайный и Полномочный Посол. Продолжение. Начало См. в ж. «Международная жизнь», 1994 г., №№ 9, 10.] --//
   Я имел уникальную возможность через ООН наблюдать с близкого расстояния и даже принимать какое-то участие в оформлении распада СССР, то есть в процессе перехода членства в OOH от Советского Союза к России и приема бывших советских республик в члены ООН. Этот процесс прошел в три стадии: прием в ООН бывших советских прибалтийских республик, оформление членства России в ООН и прием бывших советских республик, ставших членами Содружества независимых государств. С Украиной и Белоруссией проблем не возникало, так как они являются членами – основателями ООН.

ООН и распад Советского Союза

   Формально процедура приема новых членов ООН является несложной. Согласно Уставу, прием в члены ООН открыт для всех миролюбивых государств, которые примут на себя содержащиеся в Уставе обязательства и которые, по суждению организации, могут и желают эти обязательства выполнять. Прием производится постановлением Генеральной Ассамблеи по рекомендации Совета Безопасности. Согласно правилам процедуры, любое государство, пожелавшее стать членом ООН, направляет заявление генеральному секретарю. Это заявление должно содержать составленную в форме официального документа декларацию о том, что это государство принимает на себя обязательства, содержащиеся в Уставе. Генеральный секретарь немедленно передает такое заявление представителям в Совете Безопасности. Если СБ не примет иного решения, то это заявление направляется председателем в комитет СБ по приему новых членов, в котором представлен каждый член СБ. Комитет рассматривает каждое направленное ему заявление и представляет по нему свои заключения не менее чем за тридцать пять дней до созыва очередной сессии Генеральной Ассамблеи или, если созывается специальная сессия, не позднее чем за четырнадцать дней до начала такой сессии. СБ решает, является ли, по его мнению, данное государство миролюбивым и может ли оно выполнять обязательства, содержащиеся в Уставе.
   В истории ООН было, однако, немало случаев, когда возникали политические трудности при приеме тех или иных государств в ООН. Так, в годы холодной войны западные державы – члены СБ накладывали вето на прием в ООН дружественных Советскому Союзу государств – Монголии, стран Восточной Европы, a СССР, в свою очередь, ветировал прием в ООН Японии и Италии. Таким образом на годы задерживался прием в ООН вполне миролюбивых государств.
   Такого рода трудностей не возникало при приеме в ООН бывших республик Советского Союза. Более того, западные державы стремились всячески ускорить этот процесс, даже идя на нарушения установленной процедуры, а Советский Союз стремился затормозить прием в ООН некоторых бывших советских республик. Речь в данном случае идет о прибалтийских республиках – Литве, Латвии и Эстонии.
   Три прибалтийские республики стали добиваться приема в ООН сразу же после принятия их Верховными Советами деклараций о восстановлении независимости весной 1991 года. Вначале этому препятствовало то обстоятельство, что их независимость была признана на первых порах лишь скандинавскими странами. Затем процесс признания несколько приостановился, поскольку многие страны мира ждали реакции Советского Союза, а его позиция по этому вопросу определилась лишь в сентябре 1991 года. В течение нескольких месяцев официальная позиция Москвы состояла в том, что страны Балтии не могут считаться независимыми до тех пор, пока их независимость не будет признана Верховным Советом СССР, а это, в свою очередь, связывалось с подписанием нового Союзного договора. После августовского путча страны Балтии, не дожидаясь окончательного развала СССР, решили подать заявления o приеме в ООН.
   Эти заявления попали в ООН несколько необычным образом. Вечером 3 сентября канцелярией генерального секретаря было получено письмо постоянных представителей Франции и Англии при ООН Жана-Бернара Мериме и Дэвида Ханни, которым препровождались заявления с просьбой о приеме в ООН, подписанные председателями Верховных Советов Литвы и Эстонии Витаутасом Ландсбергисом и Арнольдом Рюйтелем, и заявление Латвии, подписанное заместителем председателя Верховного Совета Латвии Дайнисом Ивансом. Заявления Литвы и Эстонии были датированы 29 августа, a заявление Латвии – 30 августа. В препроводительном письме говорилось, что названные три государства намерены приступить к интенсивным консультациям с целью их приема в ООН в ближайшее время, с тем чтобы успеть принять участие в работе сорок шестой сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
   4 сентября я получил от шефа кабинета генсека Виру Даяла эти заявления вместе с заключением юридического советника ООН, заместителя генсека Карла-Августа Флейшауэра. Последний отмечал, что все три республики недавно получили дипломатическое признание «довольно важных государств» в различных частях мира, они имеют свое население, территорию и правительство. В дополнение, писал он, даже по действующей советской конституции три республики имеют право поддерживать международные отношения и вступать в международные организации. Таким образом, по мнению Флейшауэра, с правовой точки зрения не было препятствий к получению Секретариатом упомянутых заявлений. Однако юрисконсульт ООН привлек внимание к тому, что заявление Латвии подписано замом председателя Верховного Совета, a он не имеет права направлять его без специальных полномочий. Флейшауэр рекомендовал информировать об этом обстоятельстве членов СБ и обратить на это внимание постпредов Франции и Англии. Он, однако, подчеркнул, что это не должно задерживать опубликование заявлений как официальных документов ООН. Юрисконсульт не придал значения тому, что только заявление Эстонии было составлено в строгом соответствии со ст.4-й Устава ООН и правилом 58-м Временных правил процедуры СБ и содержало составленную в форме официального документа декларацию о том, что Эстония принимает на себя обязательства, содержащиеся в Уставе ООН. Заявления Литвы и Латвии не содержали таких деклараций. Кроме того, они были политизированы. В них содержались ссылки на события, приведшие к временной утрате ими независимости в 1940 году.
   Карл Флейшауэр был видным германским юристом-международником. До прихода в Секретариат ООН он возглавлял международно-правовой департамент МИД ФРГ. Я поддерживал с ним хорошие деловые и дружеские личные отношения. Иногда у нас, правда, возникали разногласия по поводу сообщений, относившихся к вопросам, находящимся на рассмотрении СБ. Согласно правилу 6-му Временных правил процедуры СБ, до сведения всех представителей в СБ доводятся сообщения, исходящие от государств, органов ООН или генерального секретаря относительно любого вопроса, подлежащего рассмотрению в СБ. Такие сообщения, как правило, публикуются в форме официальных документов. Сообщения же, поступающие от частных лиц и неправительственных организаций, официально не публикуются. Составляется лишь список таких сообщений, который ежемесячно рассылается представителям в СБ. По просьбе любого представителя Секретариат выдает ему копию любого такого сообщения. Руководствуясь последним правилом, Секретариат ООН до осени 1991 года воздерживался от официальной рассылки сообщений властей Литвы, Латвии и Эстонии, но они включались в ежемесячный список, и каждый член СБ при желании мог ознакомиться с ними. Эти сообщения касались острых спорных вопросов отношений прибалтийских республик с союзным правительством, входивших в юрисдикцию Советского Союза. Внесение таких сообщений на рассмотрение СБ ООН могло быть расценено как вмешательство во внутренние дела СССР. Между мной и Флейшауэром после некоторых споров было достигнуто полное взаимопонимание по этому вопросу. Разумеется, после признания Советским правительством независимости стран Балтии их сообщения в ООН приобрели официальный характер.
   Виру Даял наложил на заключении юрисконсульта простым карандашом следующую резолюцию: «Г-н, Сафрончук, не могли бы Вы поговорить с двумя послами (один из которых является председателем Совета Безопасности, и он лично мог бы сказать об этом его членам). Благодарю Вас. В. Даял». По телефону Даял дополнительно сообщил мне, что он уже дал указание издать заявления прибалтийских стран в качестве официальных документов Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности. После разговора с Даялом, несмотря, на поздний час, я связался по телефону с Дэвидом Ханни и Жан-Батистом Мериме, который был председателем СБ, и информировал их о заключении юрисконсульта ООН по их письму и приложенными к нему заявлениями стран Балтии. Они заверили, что ко времени рассмотрения этих заявлений в СБ Секретариат получит подтверждение полномочий Дайниса Иванса. Послы сдержали свое слово.
   После этого не оставалось никаких препятствий к рассмотрению вопроса о приеме Литвы, Латвии и Эстонии. Проконсультировавшись с председателем СБ по поводу даты и времени созыва Совета, я дал указание Ж. Шлиттлеру подготовить необходимые документы к заседанию СБ по вопросу о приеме стран Балтим в ООН 10 сентября. Машина была запущена.
   Я пишу об этом столь подробно, потому что сразу же после принятия Литвы, Латвии и Эстонии в члены ООН в «Уолл-стрит джорнэл» появилась пространная статья – некоей Софи Шеа, в которой утверждалось, что советский заместитель генерального секретаря ООН, якобы чинил препятствия приему прибалтийских стран в ООН и всячески тормозил это дело.
   Между тем в Москве спохватились, что Советский Союз может оказаться в хвосте событий, и решили ускорить официальное признание независимости прибалтийских республик. 6 сентября в пресс-центре МИД СССР была созвана пресс-конференция, на которой выступил тогдашний министр иностранных дел Борис Панкин. Он сообщил, что под председательствованием М. С. Горбачева состоялось первое заседание Государственного совета, в повестке дня которого был вопрос о независимости Эстонии, Латвии и Литвы. «Принимая во внимание историю участия трех республик в Союзе Советских Социалистических Республик, – заявил Б. Д. Панкин, – Государственный совет признал независимость трех республик».
   Нелишне напомнить, что в постановлении Госсовета, помимо прочего, подчеркивалось, что все вопросы, относящиеся к независимости трех республик, будут решаться на основе общепризнанных норм международного права и уважения прав меньшинств, записанных в соответствующих международных конвенциях, участником которых является Советский Союз. В нем также говорилось, что те граждане СССР, которые захотят остаться на территории трех прибалтийских государств или покинуть эту территорию, будут соответствующим образом защищены законом.

Прием в члены ООН «по-стахановски»

   Надо сказать, что оформление членства стран Балтии в ООН проходило ускоренным методом и не весь выработанный за десятилетия протокольный и процедурный ритуал соблюдался. На первом заседании СБ по этому вопросу 10 сентября Совет, как водится, без обсуждения постановил передать их заявления в комитет по приему новых членов. Комитет 11 сентября без обсуждения принял по ним положительное заключение. 12 сентября СБ на своем втором заседании опять же без обсуждения рассмотрел доклад комитета и принял три резолюции, рекомендующие Генеральной Ассамблее принять Литву, Латвию и Эстонию в члены ООН. При этом Совет, сославшись на особые обстоятельства, применил к ним правило процедуры, разрешающее Ассамблее принять эти заявления к рассмотрению, несмотря на несоблюдение сроков (до открытия сессии оставалось семь дней, положено представлять за 25 дней). Обычно заявление о приеме того или иного государства в ООН рассматривается на отдельном заседании. В данном случае все три заявления рассматривались на одном заседании. Наконец, обычно после принятия резолюции члены Совета выступают с поздравлениями стране, рекомендованной ими в члены ООН, отмечают ее роль в международных делах и т. п. В данном случае с поздравлением выступил один председатель. Вообще, все три заседания, посвященные приему стран Балтии в ООН, продолжались не более получаса. Это резко контрастировало с состоявшимся незадолго до этого рассмотрением в СБ заявления о приеме в ООН княжества Лихтенштейн. Выступило одиннадцать членов СБ, которые поздравляли княжество, говорили о его роли в европейском процессе и т. п. Самым пространным, как всегда, было выступление представителя СССР, продолжавшееся почти три минуты.
   17 сентября 1991 года единогласным решением Генеральной Ассамблеи ООН Литва, Латвия и Эстония были приняты в члены ООН. В числе более чем ста соавторов проекта резолюции об их приеме был и Советский Союз.
   Особо следует сказать об оформлении членства России в ООН. После знаменитой встречи президентов России, Украины и Белоруссии в Беловежской пуще 14 декабря, на которой было заявлено о ликвидации Советского Союза и создании Содружества независимых государств, в кругах ООН начали усиленно обсуждать вопрос о том, кто займет место Советского Союза в ООН. Этот вопрос был тем более актуальным, что в отличие от других членов ООН Советский Союз назван в статье 23-й Устава ООН как постоянный член Совета Безопасности (вместе с Китайской Народной Республикой, Францией, Соединенным Королевством Великобритании и Северной Ирландии и Соединенными Штатами Америки).
   Наибольшую тревогу и озабоченность при этом проявляли представители западных стран – постоянных членов СБ: Англии, Франции и США. Ведь мог быть поднят вопрос о пересмотре Устава или поправках к нему, касающихся тех его положений, в которых говорилось о постоянных членах ООН. Это означало бы открытие ящика Пандоры. Не было секретом, что некоторые члены ООН стремились к тому, чтобы получить статус постоянных членов Совета Безопасности, и имели для этого все основания. На это место претендовали прежде всего Япония и Германия, которые по величине взноса в бюджет ООН занимали, соответственно, второе и третье места после США. Одна Япония вносила в бюджет больше, чем Англия и Франция вместе взятые. Правда, сотрудники миссий западных стран – членов СБ, касаясь претензий Японии и Германии на постоянное место в СБ, обычно в шутку замечали, что для этого, помимо денег, надо располагать еще одним качеством – быть победителем во второй мировой войне. Бразилия, Индия и Нигерия также претендовали на место в СБ. В интересах ведущих западных держав, естественно, было не допустить, чтобы место Советского Союза в СБ хоть на какое-то время оставалось вакантным, и тем самым дать повод для дискуссии по этому вопросу.
   19 декабря в стенах ООН состоялась пресс-конференция ведущего американского специалиста в области международного права, профессора Колумбийского университета Ричарда Н. Гарднера. Он в то время был также одним из руководителей американской Ассоциации ООН (Президент Клинтон назначил Гарднера в 1992 году послом США в Индии). Это было через неделю после встречи в Беловежской пуще, и, естественно, главным вопросом был вопрос о том, кто займет оказавшееся вакантным место CCCP в Совете Безопасности. Гарднер отвел как нереалистическое предположение о том, что это место может занять СНГ. Он заметил, что в этом случае на место в ООН могли бы претендовать и другие региональные организации, такие, как Британское содружество, АСЕАН, Лига арабских стран, и т. п. Равным образом Гарднер отверг и идею о том, чтобы место Советского Союза в СБ ротировалось между бывшими республиками СССР, ибо республики, как он выразился «могут иметь различную политическую ориентацию». Гарднер заявил, что единственным реалистическим решением этой проблемы было бы продолжение Россией членства Советского Союза в ООН. При этом он сослался на прецедент с Индией в 1947 году, когда после раздела Британской Индии и обретения Индией полного суверенитета Индия продолжила членство Британской Индии, а Пакистан подал заявление о приеме в ООН. При этом профессор процитировал следующее заключение Шестого (юридического) комитета Генеральной Ассамблеи, принятое по этому поводу: «Как общее правило, не противоречит правовым принципам такое положение, когда государство, которое является членом ООН, не прекращает свое членство в ООН только потому, что изменилась его конституция или границы…».
   Были и другие прецеденты такого рода. Египет и Сирия были членами – основателями ООН. В результате плебисцита 21 февраля 1958 года произошло их объединение в союзное государство. Объединенная Арабская Республика стала продолжением Египта и Сирии в ООН. 13 октября 1961 года Сирия опять стала независимым государством и возобновила членство в ООН. 2 сентября 1971 года ОАР сменила название на Арабскую Республику Египет. Йемен был принят в ООН 30 сентября 1947 года, а Демократический Йемен – 14 декабря 1967 года. 22 мая 1990 года эти два государства объединились, и единый Йемен продолжил их членство в ООН. Танганьика была членом ООН с 16 декабря 1961 года, а Занзибар – с 16 декабря 1963 года. Когда в апреле 1964 года они объединились, Объединенная Республика Танзания продолжила их членство в ООН. Можно предположить, что если бывшие республики СССР захотят опять объединиться в одно государство, то это государство продолжит их членство в ООН, и никаких проблем при этом не возникнет.
   Я не сомневаюсь, что советским специалистам-международникам был известен прецедент с Индией и процитированное выше заключение Шестого комитета, равно как и другие прецеденты, и они дали вовремя нужный совет правительству России. Так или иначе, в первом пункте принятого 21 декабря в Алма-Ате решения глав государств СНГ было заявлено:
   «Государства Содружества поддерживают Россию в том, чтобы она продолжила членство СССР в ООН, включая постоянное членство в Совете Безопасности, и других международных организациях».
   …Вечером 24 декабря мне на работу позвонил постоянный представитель СССР при ООН, посол Ю. М. Воронцов и сообщил, что он направляет с нарочным генеральному секретарю ООН важные документы, касающиеся членства России в ООН и Совете Безопасности. Посол попросил меня проследить, чтобы в соответствии с этими документами в Секретариате были предприняты соответствующие практические действия. Действительно, примерно через час после моего разговора с Ю. М. Воронцовым на 37-м этаже канцелярией генсека было получено письмо постпреда с приложенным к нему посланием Б. Н. Ельцина. В послании Президента России, адресованном Пересу де Куэльяру и датированном 24 декабря, сообщалось о решении глав СНГ и содержалась просьба, чтобы вместо названия «Союз Советских Социалистических Республик» использовалось название «Российская Федерация». В послании также высказывалась просьба, чтобы оно рассматривалось как подтверждение полномочий лиц, которые представляли Советский Союз, представлять Российскую Федерацию.
   Я позвонил российскому постпреду, чтобы подтвердить получение генсеком его письма и приложения. Поскольку Ю. М. Воронцов, по счастливому совпадению, был председателем Совета Безопасности, он дал мне указание, чтобы к следующему заседанию СБ было соответствующим образом оформлено место представителя РФ за столом заседаний СБ и новое название страны отражалось в документации. Был довольно поздний час, мне пришлось срочно вызывать сотрудников отдела Шлиттлера, которые в течение ночи проделали необходимую работу, так как заседание СБ намечалось на следующий день – 25 декабря. Члены СБ, явившись на следующий день на заседание, были немало удивлены, обнаружив блестевшую, не успевшую просохнуть за ночь табличку «Российская Федерация» на месте бывшего представителя СССР. Некоторые из них к этому времени не успели даже получить вербальную ноту генерального секретаря, извещавшую о послании Президента России.
   В заключение следует сказать несколько слов об оформлении вступления в ООН стран – членов СНГ. В январе 1992 года поступили заявления с просьбой о вступлении в ООН от глав государств СНГ: Армении, Азербайджана, Казахстана, Кыргызстана, Молдовы, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана. Часть из них пересылалась через миссию России при ООН, некоторые доставлялись специальными посланниками, глав государств. Те из них, которые приходили через российскую миссию, были оформлены правильно, в полном соответствии с Уставом ООН. Другие были составлены с нарушением правил процедуры, и их приходилось возвращать на доработку. Так, заявления от Кыргызстана и Узбекистана оказались… не подписанными, хотя на них были обозначены титулы и имена. Были и курьезные случаи. Заявление Президента Азербайджана поступило от постпредства Турции при ООН с препроводительной нотой. Заявление было составлено на азербайджанском языке, и к нему был приложен перевод на английский язык. Перевод оказался совершенно невразумительным, и я хотел было расценить это как шутку. К счастью, я вспомнил, что среди сотрудников департамента была турчанка Нейлан Бали, и я пригласил ее, чтобы помочь мне разобраться с этим документом. Бали, ознакомившись с азербайджанским письмом, сказала, что азербайджанский язык является диалектом турецкого, и она смогла прочесть письмо. В нем действительно содержится просьба о приеме Азербайджана, но составлено оно не по форме. Бали сказала, что неофициально свяжется с миссией Турции и попросит ее помочь Баку в этом деле. Турецкая миссия провела с помощью Нейлан Бали необходимую работу, и через два дня мы получили правильно составленное заявление от Президента Азербайджана.
   Надо сказать, что при оформлении стран СНГ в члены ООН наблюдалась еще большая спешка, чем при приеме бывших прибалтийских республик СССР. В январе Ю. М. Воронцова на посту председателя СБ сменил постпред Англии Дэвид Ханни. После того как большинство заявлений от стран СНГ было издано в виде официальных документов, Дэвид Ханни вызвал меня и спросил, нельзя ли ради экономии времени рассмотреть заявления всех стран СНГ на одном заседании СБ. Я ответил, что это будет выглядеть не совсем уважительно по отношению к этим странам. Кроме того, это будет трудно осуществить по чисто техническим причинам – слишком велик будет объем документации для одного заседания. «Речь идет о приеме в ООН бывших советских республик, – сказал Ханни. – В Советском Союзе применяются стахановские методы, и Секретариат мог бы в данном случае работать по-стахановски». Отвечая шуткой на шутку, я ответил, что не могу заставить работать по-стахановски сотрудников Секретариата, не являющихся советскими гражданами. Это может быть неправильно понято.
   Говоря серьезно, у меня сложилось впечатление, что западные страны – члены СБ действительно очень торопились с приемом бывших республик СССР в ООН. Ведь произошло чудо. То, о чем мечтал десятилетиями западный мир, совершилось. В одночасье развалилась могучая держава, обладавшая ядерным оружием, рухнул оплот социализма, перестал существовать основной политический и военный противник. Надо было как можно скорее закрепить этот развал, оформить его в международно-правовом плане, сделать его необратимым. Ради этого их представители в ООН были готовы работать по-стахановски.
   2 марта 1992 года восемь бывших советских республик единогласно резолюциями Генеральной Ассамблеи были приняты в члены OOH [107 - Грузия принята в ООН 31.07.1992 г.], и число членов ООН возросло до 175. ООН стала подлинно универсальной международной организацией. По странному совпадению, в этот день истек мой контракт с генеральным секретарем ООН. Впрочем, если вдуматься, то в этом не было ничего странного, а скорее было нечто символическое – я начал работу в Секретариате ООН как заместитель генерального секретаря от Советского Союза и завершил ее вместе с оформлением его распада.

Объединенные нации, национальные процессы и локальные конфликты [108 - Публикуется в основном в редакции текста журнала «Международная жизнь», весна, № 3, 1995 г., с. 96–104. Юбилейный номер «Объединенным Нациям – 50 лет»; статья В. Сафрончука в разделе «Миротворчество – главный приоритет ООН». В сноске на с.96: Василий Степанович Сафрончук – заместитель Генерального секретаря ООН (1987–1992 гг.)]

   За время существования ООН политическая карта мира изменилась до неузнаваемости. В конце второй мировой войны на ней было 58 суверенных государств. Сейчас их насчитывается около двухсот.
   Народонаселение земли увеличилось за это время вдвое, а число государств – почти в четыре раза. Когда создавалась Организация Объединенных Наций, громадное большинство населения земли проживало в колониальных и зависимых странах.
   Членами – основателями ООН были в основном страны Европы (кроме Германии, Италии, Испании и Португалии), Северной и Южной Америки. Азия и Океания были представлены одиннадцатью странами, Африка – четырьмя. Остальной мир состоял из несамоуправляющихся территорий, не являющихся субъектами международного права.

ООН и самоопределение народов

   В отношении этих территорий члены – основатели ООН взяли на себя определенные обязательства, изложенные в 11-й, 12-й и 13-й главах Устава ООН. Они обещали максимально способствовать благополучию населения этих территорий, в частности обеспечивать их политический, экономический и социальный прогресс, заботиться об их образовании, развивать их самоуправление и помогать им в создании свободных политических институтов в соответствии со специфическими обстоятельствами, присущими каждой территории и ее народам и с учетом степени их развития. Ради достижения этих целей Устав рекомендовал членам ООН поощрять исследования и сотрудничать друг с другом и, где уместно, со специализированными организациями ООН. Наконец, Устав обязал страны – члены ООН регулярно передавать Генеральному секретарю ООН статистическую и другую информацию социального характера об экономических и социальных условиях, состоянии образования на территориях, за которые они несут ответственность. Правда, Устав давал право управляющим странам ограничивать такую информацию в целях обеспечения безопасности и конституционного порядка. Им также рекомендовалось учитывать интересы и благополучие остального мира в социальных, экономических и торговых делах. Как мы видим, в Уставе прямо не ставилась задача подвести несамоуправляющиеся территории к самоопределению и политической независимости.
   Уставом был выделен ряд территорий, которые были включены в международную систему опеки. К ним были отнесены территории, уже находившиеся под мандатом, выданным еще Лигой наций в соответствии с Версальским договором, территории, которые были отторгнуты от вражеских государств в результате второй мировой войны, и территории, добровольно, включенные в систему опеки государствами, ответственными за их управление. Всего в систему опеки ООН было включено 12 самоуправляющихся территорий. Между ООН и государствами-мандатариями были заключены индивидуальные соглашения, определявшие обязанности последних.
   Функции ООН в отношении выполнения соглашений об опеке осуществляет Генеральная Ассамблея. В помощь ей был создан Совет по опеке. В него вошли постоянные члены Совета Безопасности и управляющие страны. В особую категорию были выделены стратегические подопечные территории, ответственность за которые была возложена на Совет Безопасности.
   Еще в годы войны в некоторых несамоуправляющихся территориях возникло стремление к самоопределению и политической независимости, началось национально-освободительное движение. После войны эти процессы в значительной степени усилились. Некоторым колониям была предоставлена независимость уже в ходе войны или сразу же после войны. В других началась борьба за независимость, которая зачастую принимала вооруженный характер.
   (Во-первых, в годы войны с германским фашизмом и японским милитаризмом страны антигитлеровской коалиции были вынуждены создавать военные формирования из туземного населения, вооружать и обучать их. Эти формирования плечом к плечу с вооруженными силами метрополии участвовали в боях и приобрели немалый опыт вооруженной борьбы.
   Во-вторых, многие колонии оказались оккупированными и в них при поддержке метрополий началась вооруженная партизанская борьба с оккупантами.
   В-третьих, правительства метрополий вынуждены были обещать народам колоний расширение самоуправления и даже независимость за их вклад в войну с фашизмом. Такие же обещания давали и страны оси, поощряя несамоуправляющиеся территории к отпадению от метрополий. Все это способствовало росту национального самосознания в колониях и зависимых странах.) [109 - Вставка по авторскому файлу #339 (self2) (от изд.)]
   США, не имевшие своих колоний, поощряли этот процесс, что вызывало недовольство Англии и Франции. Вопреки возражениям У. Черчилля, который заявил, что он не намерен председательствовать при распаде Британской империи, Рузвельту удалось включить в Атлантическую хартию положение о праве народов на самоопределение. Разумеется, США при этом руководствовались не чистым альтруизмом и не заботой о благосостоянии народов несамоуправляющихся территорий, а стремлением получить свободный доступ к рынкам этих территорий.

Коминтерн, ООН и деколонизация

   В еще большей степени распаду колониальной системы способствовал Советский Союз. Поддержка народов, борющихся против империализма, за свою свободу и независимость, была одной из главных составных частей стратегии международного коммунизма, разработанной еще при Ленине III Интернационалом. Эти народы считались естественным союзником коммунистических партий в борьбе с империализмом.
   По иронии истории роль Коминтерна как центра по координации и поддержке национально-освободительных движений (НОД) стала с успехом выполнять ООН. В первые послевоенные годы ООН не играла заметной роли на этом поприще. Она ограничилась созданием международной системы опеки над некоторыми несамоуправляющимися территориями и контролем за выполнением соглашений об опеке. Она в то время и не могла оказывать активной помощи НОД, поскольку западные державы располагали большинством в Генеральной Ассамблее и Совете Безопасности и могли легко блокировать любые шаги ООН в этом направлении.
   Положение радикально изменилось в начале 60-х годов, когда на 15-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Н. С. Хрущев от имени Советского Союза внес на ее рассмотрение проект Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам. После бурных дебатов и внесения некоторых поправок проект был принят в рамках знаменитой резолюции 15/16. В декларации были четко сформулированы право народов на самоопределение и политическую независимость, задачи и требования ООН в этой области, выдвинуто положение о законности всех форм борьбы, включая вооруженную борьбу, направленной на достижение этой цели. Вопрос о ходе выполнения декларации занял на десятилетия прочное место в повестке дня Генассамблеи. По существу эта декларация заменила 11-ю главу Устава ООН.
   В последующие годы Генеральная Ассамблея ООН приняла ряд других резолюций, направленных на ускорение процесса деколонизации. ООН были признаны все основные национально-освободительные движения и их организации: ООП, АНК, ПАК, СВАПО, МПЛА, ФРЕЛИМО и др. Все они получили статус наблюдателей при OOH, который давал их представителям право участвовать в обсуждении интересующих их вопросов во всех органах ООН. Решениями Генассамблеи был создан ряд фондов для оказания помощи признанным ООН национально-освободительным движениям. Эти фонды финансировались как из регулярного бюджета, так и за счет добровольных взносов.
   Деколонизация стала одним из приоритетных направлений в деятельности ООН. На нее стали выделяться значительные бюджетные ресурсы. Для выполнения задач деколонизации в помощь Генассамблеи был создан специальный комитет, который для краткости называют Комитетом по деколонизации, или Комитетом 24-х. Был создан и ряд других вспомогательных органов ООН для работы на этом направлении: Специальный комитет Генеральной Ассамблеи по борьбе с апартеидом, Комитет Совета Безопасности по нефтяным санкциям против Южной Родезии, Совет ООН по Намибии, Комитет Совета Безопасности по Южной Африке и др. Для обслуживания этих органов в Секретариате ООН был создан целый новый департамент во главе с заместителем Генерального секретаря ООН – Департамент по политическим делам, опеке и деколонизации. В итоге ООН израсходовала на поддержку НОД больше средств, чем Коминтерн за все годы своего существования.
   В политическом плане процесс деколонизации был завершен в 1990–1992 годах с предоставлением независимости последним подопечным территориям – Намибии, Федеративным Штатам Микронезии, Маршалловым островам и Палау – и принятием их в члены ООН. Осталось около дюжины мелких несамоуправляющихся территорий, площадь которых измерялась десятками квадратных километров, а население – сотнями человек. Всего за 1945–1992 годы 93 несамоуправляющихся и подопечных территории осуществили свое право на самоопределение и получили политическую независимость. Все они были приняты в ООН. Количество государств – членов ООН увеличилось с 51 до 185.

Выбор пути или экономика деколонизации

   Опыт, однако, показал, что получение политической независимости само по себе не решило проблему отсталости бывших колоний и полуколоний и не привело к улучшению экономического и социального положения их народов. Прошли десятилетия с тех пор, как они стали независимыми, но огромный разрыв между ними и бывшими метрополиями сохраняется, а в некоторых случаях даже увеличивается. Когда они были колониями, управляющие страны развивали их экономику применительно к своим нуждам в сырье, продовольствии и рабочей силе. Для этого создавались необходимая инфраструктура и промышленность по первичной переработке сырья, а также необходимые социальные службы (образование, здравоохранение и т. п.). Обеспечивался также необходимый правопорядок, хотя законодательство и закрепляло привилегированное положение граждан метрополий. Но определенные права предоставлялись и туземному населению, особенно в области местного самоуправления, доступа к образованию и т. п.
   В тех случаях, когда после получения колониями независимости сложившееся разделение труда сохранялось и экономические связи с бывшими метрополиями не прерывались, все оставалось по-старому, и материальное положение населения не ухудшалось, хотя и не улучшалось. Такое положение, например, было характерно для большинства бывших английских колоний, которые сохранили политические и экономические связи с бывшей метрополией и вошли в состав Британского Содружества. Большинство французских колоний в Африке объединились с Францией в валютной зоне франка.
   Когда же такие связи прерывались или нарушались, возникали трудности со сбытом продукции бывших колоний, снабжением их необходимыми товарами, нарушался торговый и платежный баланс, ощущалась острая нехватка валюты, расстраивалось денежное обращение и т. п.
   Одной из самых острых проблем молодых независимых государств стала проблема выбора путей экономического и политического развития. Поскольку в то время существовали две основные модели развития – капиталистическая и социалистическая, то выбирать приходилось между ними. Были попытки создавать некоторое подобие смешанной экономики. Те страны, где власть оказалась в руках партий и лидеров, прошедших школу Коминтерна и твердо усвоивших марксизм-ленинизм, встали на путь социалистического развития. В тех странах, где к власти пришли революционно-демократические партии, лидеры которых знали марксизм-ленинизм понаслышке, был избран так называемый «некапиталистический» путь развития. Эти страны иногда называли странами «социалистической ориентации». Однако большинство новых независимых государств, особенно из числа бывших английских и французских колоний, сохранивших связи с бывшими метрополиями, пошли по капиталистическому пути или стали практиковать смешанную экономику.
   Те страны, которые избрали некапиталистический путь развития, с помощью Советского Союза стали копировать его модель экономического развития, т. е. проводить индустриализацию и создавать крупные государственные и коллективные хозяйства в деревне. Были удачные примеры: Асуанская плотина в Египте, Бхилайский металлургический комбинат в Индии. Но их можно было пересчитать по пальцам, они скорее были исключением, чем правилом. Между тем Советский Союз направлял в эти страны в порядке оказания помощи значительные ресурсы: дефицитное оборудование, сырье и материалы, которые он буквально отрывал от себя. В десятках стран – получателей помощи трудились десятки тысяч советских специалистов, которые с успехом могли бы работать дома. Советская экономическая помощь предоставлялась в кредит, но на весьма льготных условиях – из смехотворно низкой ставки процента, на длительные сроки, с поглощением местной продукции и т. п. Кредиты эти на десятки миллиардов долларов до сих пор остаются непогашенными, а многие объекты, сооруженные с советской помощью, оказались заброшенными. Факт остается фактом – отвлечение значительных ресурсов на экономическую помощь странам «третьего мира» явилось одним из факторов, который наряду с непосильным бременем военных расходов ускорил кризис экономики Советского Союза. Упор на индустриализацию зачастую приводил к перенапряжению внутренних ресурсов развивающихся стран – получателей помощи, а это в свою очередь вызывало социальную напряженность и нестабильность правящих режимов. Они были вынуждены либо переходить к диктаторским методам правления, либо рано или поздно становились жертвами военных переворотов. Типичным примером в этом отношении является Гана. Когда я работал послом в Гане в 1968–1971 годах, один местный бизнесмен в беседе со мной как-то заметил, что виновником военного переворота 1966 года, который привел к свержению Кваме Нкрума, был… его советник, английский экономист Ники Калдор. Впоследствии мне пришлось встретиться с Калдором, и я рассказал ему об этой беседе.
   Калдор был несколько смущен и, пытаясь свести дело к шутке, сказал, что вину за переворот он делит с Нкрумой. «Президент попросил меня разработать наметки пятилетнего плана развития экономики Ганы, предусмотрев строительство ряда крупных объектов, таких, как ГЭС в Акосомбо, современный порт в г. Тема, автостраду Аккра-Тема. Он также поручил мне составить проект бюджета, обеспечивающий финансирование этого плана. Я выполнил поручение Нкрумы, но предупредил его, что даже с учетом ожидаемой внешней помощи придется повысить прямые и косвенные налоги, чтобы обеспечить поступление необходимых средств. Это может вызвать недовольство в народе.
   Нкрума ответил, что он берет связанный с этим политический риск на себя. «Ваше дело составить план и бюджет. Народ верит мне и пойдет на необходимые жертвы», – сказал президент. Но последующие события показали, что Нкрума переоценил кредит политического доверия народа. После повышения налогов начались забастовки рабочих, за которыми последовал военный переворот. Лидеров многих стран, возглавлявших борьбу за независимость своих народов, постигла участь Кваме Нкрумы.
   Но и выбор капиталистического пути развития сам по себе не гарантировал экономического процветания и повышения уровня жизни народа. Равным образом он не гарантировал и политической демократии, соблюдения прав человека и основных свобод. Статистика ООН свидетельствует о том, что в подавляющем большинстве стран Азии и Африки, ставших на этот путь, особенно в тех, которые по терминологии ООН относятся к категории «наименее развитых из развивающихся стран», экономика остается примитивной, уровень жизни народа – катастрофически низким, а смертность, особенно детская смертность, – высокой. Ежегодно миллионы людей умирают там от голода и болезней. Средний доход на душу населения в этих странах, не превышающий 150 долларов в год, в десятки раз ниже, чем в развитых странах Европы и Северной Америки. Во многих из этих стран до недавнего времени правили «пожизненные президенты» или кровавые диктаторы, проводился геноцид в отношении этнических меньшинств, жестоко подавлялась всякая политическая оппозиция.
   Иногда выбор пути развития определялся не идеологическими соображениями, а утилитарным расчетом на получение экономической помощи. Тем, кто надеялся получить помощь от Советского Союза, достаточно было объявить себя марксистами, чтобы такую помощь получить. Марксистских верительных грамот в Москве, на Старой площади, не спрашивали, да их и не существовало. Аналогичным образом поступали и в Вашингтоне – если лидер того или иного нового независимого государства объявлял себя антикоммунистом и сторонником западной демократии, американская военная и экономическая помощь его стране была гарантирована. Даже у придирчивого в финансовых делах конгресса США сомнений на этот счет не возникало.
   Таким образом, многие молодые государства вольно или невольно оказались втянутыми в борьбу сверхдержав за сферы влияния в Африке, Азии и Центральной Америке. В течение трех десятилетий СССР и США, прикрываясь друг от друга ядерными щитами, вели локальные горячие войны руками своих клиентов, так называемые «ргоху wars». Положение не менялось от того, что в одних случаях США и СССР поддерживали законные правительства, в других – непримиримую вооруженную оппозицию. Так, например, в Афганистане, Вьетнаме, Камбодже, Анголе, Мозамбике, Никарагуа Советский Союз оказывал помощь правительствам этих стран, а США – муджахедам, сайгонскому режиму, антипномпеньской коалиции, УНИТА, РЕНАМО и сомосовцам. Наоборот, в Намибии, ЮАР, Сальвадоре, Гватемале США поддерживали правительства, а Советский Союз – повстанческие силы. Экономические и социальные последствия этих локальных войн были катастрофическими.

ООН тушит пожары локальных войн

   Пока продолжались холодная война и глобальное противостояние сверхдержав, все попытки ООН найти политическое решение локальных конфликтов не имели успеха, ибо наталкивались на их вето в Совете Безопасности. Положение кардинально изменилось после того, как одна из сверхдержав пришла к выводу, что дальнейшая поддержка стран социалистической ориентации и вооруженных повстанческих движений в различных странах мира ей больше не под силу. Москва начала интенсивные поиски путей политического урегулирования локальных конфликтов, в которые она была вовлечена. Вашингтону понадобилось некоторое время, чтобы убедиться в искренности намерений Москвы и перейти от конфронтации к диалогу. Начались активные советско-американские политические консультации на рабочем уровне в целях развязки конфликтных узлов и прекращения локальных войн в Анголе, Намибии, Мозамбике, Камбодже, Никарагуа, Гватемале, Афганистане и других местах.
   Эти консультации велись на уровне замминистров иностранных дел СССР и заместителей и помощников государственного секретаря США (Адамишин, Васев – Крокер по югу Африки; Воронцов, Алексеев – Армакост по Афганистану и т. д.). Москве и Вашингтону пришлось немало поработать, чтобы убедить своих друзей в этих странах, что они не могут больше рассчитывать на поддержку США и Советского Союза в междоусобных войнах и должны искать пути к национальному примирению.
   Сверхдержавы согласились, что ООН является наилучшим механизмом для их выхода без потери лица из региональных конфликтов и политического урегулирования этих конфликтов. По их просьбе Генеральный секретарь ООН Перес де Куэльяр по согласованию с Советом Безопасности назначил своих заместителей Д. Кордовеса, М. Ахтисаари, Р. Ахмеда и помощника А. де Сото специальными представителями на переговорах по политическому урегулированию положения вокруг Афганистана, на юге Африки, в Камбодже и Центральной Америке. Понадобилось немало усилий и все дипломатическое искусство и опыт Генерального секретаря ООН и его представителей, чтобы во взаимодействии с Советом Безопасности и Генеральной Ассамблеей выработать и на практике апробировать процедуру и механизм такого урегулирования.
   В каждом отдельном случае подготовка операций ООН и их осуществление имели свою специфику. Однако в целом схема таких операций, утверждавшихся Советом Безопасности, носила универсальный характер: направление миссии Генерального секретаря ООН в район конфликта для проведения необходимого расследования, представление доклада Генерального секретаря ООН Совету Безопасности с его рекомендациями, создание по решению СБ группы военных наблюдателей и войск ООН для обеспечения прекращения огня и разоружения вооруженных сил сторон в переходный период от войны к миру, обеспечение условий для проведения свободных и справедливых выборов и создание на этой основе законодательных и исполнительных органов власти. Однако усилия ООН по урегулированию локальных конфликтов были успешными лишь в тех случаях, когда стороны в конфликте сотрудничали с ней. Стоило одной из сторон прекратить сотрудничество, и миротворческая операция ООН начинала буксовать.
   В 1989–1992 годах был в основном завершен с помощью ООН процесс урегулирования локальных конфликтов и гражданских войн, в которые были вовлечены две сверхдержавы. В странах, где имели место эти конфликты, под наблюдением миссий ООН и на основе свободных и справедливых выборов были созданы законные органы законодательной, исполнительной и судебной власти. Возникли либо однопартийные, либо коалиционные правительства.
   Этот процесс проходил, однако, не без трудностей и срывов. В некоторых странах, таких, как Ангола или Камбоджа, не удалось с первого захода достичь национального примирения. Те стороны в конфликте, которые потерпели поражение на выборах (УНИТА, красные кхмеры), отказались признать их результаты и возобновили военные действия. ООН пришлось предпринять дополнительные усилия, а США, ЮАР и Китаю – оказать давление на своих бывших клиентов, чтобы заставить их смириться с результатами выборов.
   Однако после окончания холодной войны мир столкнулся с новой, не менее сложной проблемой. В результате обострения противоречий на этнической, племенной и религиозной почве в некоторых странах «третьего мира» начался новый виток локальных конфликтов и войн. Эти противоречия, сдерживавшиеся под прессом колониализма, а затем – блоковой дисциплины холодной войны, вырвались, как джин из бутылки, и начался как бы второй этап борьбы за самоопределение наций. Объективной основой этих конфликтов является произвольный характер границ между новыми государствами, установленных еще во времена колониального раздела и передела мира.
   Границы эти, как правило, не совпадают ни с этническими и национальными разграничительными линиями, ни с естественными географическими рубежами. Между тем одним из постулатов современного международного права является положение о нерушимости границ, установленных бывшими колониальными державами. В результате родственные этнические группы населения оказались по разные стороны государственных границ, а этнический и конфессиональный состав населения многих государств весьма пестрым. На этой почве в последние годы возникли десятки ожесточенных конфликтов между государствами и внутри государств: религиозные войны в Ливане, война между этническими кланами в Сомали, война между мусульманским севером и христианским югом в Судане, войны между племенами хуту и тутси в Руанде и Бурунди, территориальный конфликт между Ливией и Чадом, война тамилов Шри Ланки за самоопределение и т. п. По иронии истории страны, недавно освободившиеся от колониального гнета, сами захватывают чужие территории и угнетают другие народы. Так, Восточный Тимор, освободившись в 1975 году от колониальной зависимости от Португалии, был захвачен Индонезией, и тиморийцы опять борются за самоопределение.
   Небывалые по своей ожесточенности конфликты возникли в результате распада бывших многонациональных социалистических государств – Советского Союза и Югославии. В мире нет и, пожалуй, не было столь многонационального государства, как Союз Советских Социалистических Республик. В него входило 15 союзных республик, 20 автономных республик и 18 автономных областей и округов, в которых мирно жили и развивались более 100 наций и народностей. Обосновывая необходимость создания СССР, В. И. Ленин в свое время писал: «Наш опыт решения в течение пяти лет национального вопроса в государстве, содержащем в себе такое обилие национальностей, которое едва ли можно найти в других странах, всецело убеждает нас в том, что единственно правильным отношением к интересам наций в подобных случаях будет максимальное их удовлетворение и создание условий, которые исключают всякую возможность конфликтов на этой почве. Наш опыт создал в нас непреклонное убеждение, что только громадная внимательность к интересам различных наций устраняет почву для конфликтов, устраняет взаимное недоверие, устраняет опасение каких-нибудь интриг, создает то доверие…, без которого ни мирные отношения между народами, ни сколько-нибудь успешное развитие всего того, что есть ценное в современной цивилизации, абсолютно невозможны».
   Факт остается фактом: народы Советского Союза жили в мире. Сталинские репрессии против тех, кто необоснованно обвинялся в национализме, не идут ни в какое сравнение с разгулом насилия и кровавых войн, идущих на огромных просторах бывшего Советского Союза. После распада СССР уровень жизни упал еще ниже, ибо были нарушены сложившиеся экономические связи между бывшими республиками. Таких экономических трудностей и нищенского уровня жизни народы бывшего СССР не испытывали даже во время второй мировой войны. Все сказанное в равной степени относится и к Югославии.
   Урегулирование конфликтов, возникших после окончания холодной войны, оказалось для ООН более сложной задачей, но она этим активно занимается. По состоянию на конец 1994 года, из двадцати одной миротворческой миссии ООН три были связаны с этническо-племенными конфликтами – в Сомали, Руанде и Либерии и пять – с войнами на территории бывшего Советского Союза и Югославии.
   Все чаще приходится слышать, что ООН оказалась мало подготовленной для выполнения задач, возникших в постконфронтационную эпоху. Однако в еще меньшей степени оказались пригодными к этому другие международные организации, возникшие в годы холодной войны: СБСЕ, НАТО, Европейский союз и др. Тем не менее в последние годы ООН накоплен некоторый полезный опыт политического урегулирования конфликтов во взаимодействии с региональными организациями.
   Наиболее крупной и многоплановой является операция ООН в бывшей Югославии. Этой операцией Совет Безопасности и Генеральный секретарь ООН с 1992 года занимаются практически ежедневно.
   Миротворческая деятельность ООН в бывших республиках Советского Союза носит иной характер. Если не считать небольших групп военных наблюдателей ООН в Таджикистане и Грузии, то здесь нет войск ООН. Генеральный секретарь ООН ограничивается направлением в эти районы миссий по сбору фактов и своих специальных представителей и представлением докладов Совету Безопасности со своими рекомендациями. В соответствии с решениями СБ роль миротворцев в конфликтах на территории бывших советских республик выполняют либо российские войска, либо объединенные силы СНГ.
   Надо сказать, что в последние годы СБ ООН, по рекомендации генерального секретаря, стал поручать вооруженным силам государств – членов ООН проведение миротворческих операций. Так было в 1991 году в Ираке, где мандат на использование военной силы был выдан коалиции государств, сотрудничавших с Кувейтом, которую возглавили США. Для обеспечения гуманитарной операции в Сомали в 1992 году СБ санкционировал направление в эту страну объединенных военных сил, ядро которых составили силы США. Вторжение вооруженных сил США в Гаити в 1994 году для восстановления у власти президента Аристида также было предпринято по решению СБ. В целях прекращения межплеменной войны в Либерии СБ в 1993 году выдал мандат на проведение миротворческой операции объединенным вооруженным силам Организации государств Западной Африки.
   История образования наций и становления государств в Европе – это история революций, гражданских, междоусобных и религиозных войн, войн за наследство распадавшихся империй, двух мировых войн. Советский Союз и Югославия возникли на развалинах трех империй – Российской, Оттоманской и Австро-Венгерской, объединявших десятки народов и народностей, исповедовавших основные религии мира – ислам, православие и католицизм. Но преобладающим этносом в Российской империи был славянский – великоросы. Славяне составляли и наиболее значительный и активный этнический компонент населения Оттоманской и Австро-Венгерской империй. И тех, и других объединяло православие. Подобно тому как великоросы были ведущей силой русской революции, приведшей к развалу царской империи, национально-освободительная борьба южных и западных славян (болгар, македонцев, сербов, черногорцев, хорватов, чехов, словаков, поляков) вызвала развал Оттоманской и Австро-Венгерской империй.
   Нет ничего удивительного, что для сербов, пятьсот лет боровшихся с оттоманским игом, мусульманские анклавы в Боснии и Герцеговине являются реальным и зримым напоминанием той эпохи. Им трудно смириться с мыслью о том, что Босния и Герцеговина станет мусульманским государством. Столь же трудно и мусульманам бывшей Югославии, которые в течение веков были доминирующей силой в этом регионе, согласиться с ликвидацией своего государства. Пока сохранялась федеративная социалистическая Югославия, этой проблемы не существовало. Но мирное сосуществование православных сербов и мусульман в рамках Югославии было слишком недолговечным, чтобы преодолеть их вековую вражду. Потребуются немалые усилия, громадное терпение и веротерпимость с обеих сторон, чтобы преодолеть этот взаимный враждебный синдром.
   Хотелось бы думать, что ООН, накопившая немалый опыт в тушении локальных войн и в национальном строительстве, сумеет сыграть свою важную роль в урегулировании межнациональных и этнических проблем нашего времени мирными средствами, не повторяя ошибок прошлого.

В ООН нарушен баланс сил, который существовал 50 послевоенных лет [110 - Публикуется с сокращениями в редакции текста журнала «Международная жизнь», № 7, 1996 г., с. 79–83. В разделе журнала: ЮБИЛЕЙ ООН ПРОШЕЛ. БУДНИЧНОЕ НЕБО ОТНЮДЬ НЕ ТАКОЕ СВЕТЛОЕ И ГОЛУБОЕ, КАК ФЛАГИ ЮБИЛЯРА. С участием Генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса-Гали в московском «Президент-Отеле» 16 мая сего <1996> года был проведен «круглый стол», посвященный проблемам Организации Объединенных Наций.В дискуссии приняли участие: Дзасохов А. С., Лукин В. П., Пядышев Б. Д., Арбатов Г. А., Бажанов Е. П., Блищенко И. П., Вишняков В. Г., Галкина Г. Н., Капица С. П., Кременюк В. А., Луков В. Б., Матвеева Т. Д., Сафрончук В. С., Толкунов А. В., Трояновский О. А., Халевинский И. В. (с.59-112)]

   Я с вниманием слушал выступление Генерального секретаря и понял его так, что он неудовлетворен ролью России в ООН в нынешнее время. Он вспоминал времена холодной войны, когда США и СССР могли теми или иными акциями вокруг Анголы или Кубы привлечь внимание мирового сообщества, ООН. И, по-моему, он в какой-то степени прав. Он действительно уловил главное, что сейчас в ООН нарушены коренное равновесие, баланс сил, который существовал 50, ну, скажем, 45 послевоенных лет. Георгий Аркадьевич Арбатов прав, что конец холодной войны породил не меньше проблем, чем те, которые существовали.
   И дело все в том, что блоковая дисциплина, которая существовала, держала под контролем многие конфликты и проблемы. Это может показаться парадоксом.
   Генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос Гали как-то сказал, что без сильной России не может быть сильной ООН. Выступая в Госдуме, он выразил мнение, что значение России в мире и в ООН будет возрастать. Заинтересованность Генерального секретаря ООН в этом можно понять. Ведь особые сложности ООН начались именно после того, как развалился Советский Союз, а Россия, ставшая продолжением Советского Союза в ООН, отказалась играть в мире ту роль, которую играл СССР на протяжении первых сорока пяти лет ее существования.
   Кардинальные перемены в Центральной и Восточной Европе, распад СССР, вступление России на путь рыночных реформ знаменовали собой прекращение идеологической, политической и военной конфронтации между Востоком и Западом. Угроза мировой термоядерной войны уменьшилась, мир перешагнул через идеологическую пропасть между двумя системами – социализмом и капитализмом. Казалось, что мир вступил в новую эру – эру мира и процветания.
   Организация Объединенных Наций перестала быть ареной бесплодной идеологической полемики и стала играть более активную роль в поддержании мира и международной безопасности, заметно расширилась ее миротворческая и гуманитарная деятельность. ООН удалось положить конец войне между Ираном и Ираком, привести к независимости Намибию, погасить пожары гражданских войн в Камбодже и странах Центральной Америки, пресечь агрессию Ирака против Кувейта. С помощью ООН был ликвидирован режим апартеида в ЮАР. Не будет преувеличением сказать, что после прекращения холодной войны ООН достигла большего, чем за предшествовавшие 40 лет. Заметим, что все это было достигнуто, когда членом ООН был Советский Союз.
   Было бы, разумеется, ошибкой утверждать, что в годы холодной войны ООН вообще не играла никакой роли, кроме пропагандистской. Когда в той или иной части мира события подходили к опасной черте, общечеловеческие интересы брали верх, и ООН удавалосъ гасить конфликты, чреватые глобальной ядерной конфронтацией. Так, например, Совет Безопасности принял исторические резолюции 242 и 338, которые остановили так называемые Шестидневную и Октябрьскую войны между арабскими государствами и Израилем в 1967 и 1973 годах. Эти резолюции до сих пор остаются основой политического урегулирования на Ближнем Востоке.
   С другой стороны, мы видим, как в последние годы мир погружается в пучину беспрецедентной анархии и кровавых локальных конфликтов. В основе этих конфликтов – национальные, этнические, социальные, экономические и другие противоречия, сдерживавшиеся под прессом холодной войны. Теперь они вырвались наружу как джинн из бутылки, и по всему миру заполыхали кровавые, вооруженные конфликты на этой почве. По некоторым оценкам в мире сейчас насчитывается в общей сложности 317 локальных войн, которые идут на всех континентах, кроме Австралии.
   OOH, в меру своих возможностей и в сотрудничестве с региональными организациями, пытается гасить возникающие очаги напряженности и локальные конфликты. Иногда ей это удается, иногда нет. Вернее сказать, раньше ей удавалось это лучше, чем сейчас. Дело в том, что конфликты периода холодной войны и нынешние конфликты имеют различную природу. Прежние конфликты развивались на почве борьбы народов за самоопределение, за независимость, за определение путей социально-экономического развития. Они носили отчетливую идеологическую окраску. Советский Союз, как известно, последовательно поддерживал национально-освободительные движения, особенно так называемой социалистической ориентации, а США подпирали режимы, объявившие себя антикоммунистическими и исповедывавшие западные ценности, хотя многие из них вряд ли являлись образцом демократии. Такая позиция обеспечивала Советскому Союзу в ООН поддержку со стороны подавляющего большинства стран третьего мира. Наоборот, США оказались в ООН в изоляции по большинству вопросов.
   Сверхдержавы пришли к выводу, что ООН является наилучшим механизмом для их выхода «без потери лица» из региональных конфликтов и политического урегулирования этих конфликтов. В 1987-92 годах был, в основном, завершен с помощью ООН процесс урегулирования локальных конфликтов и гражданских войн, в которые были вовлечены две сверхдержавы и которые были наследием холодной войны.
   Однако после окончания холодной войны мир столкнулся с новой, не менее сложной проблемой. В результате обострения противоречий на этнической, племенной и религиозной почве в некоторых странах начался новый виток локальных конфликтов и войн.
   Небывалые по своей ожесточенности конфликты возникли в результате распада бывших многонациональных социалистических государств – Советского Союза и Югославии. Сколько бы ни говорили инициаторы развала СССР, что он был искусственным образованием и держался на насилии, факт остается фактом: народы Советского Союза жили в мире, а нынешнее положение как раз характеризуется невиданным размахом насилия и ожесточенных войн. Это же можно сказать и о Югославии. История еще не сказала своего слова о том, почему распались Советский Союз и Югославия, какую роль при этом играли националистические амбиции отдельных деятелей и вмешательство извне. Но она рано или поздно скажет это и назовет тех, на ком лежит ответственность за развал этих двух федеративных государств.
   Хотелось бы надеяться, что ООН, накопившая немалый опыт в разрешении региональных конфликтов и в тушении локальных войн, поможет народам бывшего Советского Союза урегулировать конфликты между ними мирными средствами, не повторяя ошибок прошлого.

Дипломатическая история «Бури в пустыне» [111 - Публикуется в редакции текста журнала «Международная жизнь», № 10, 1996 г., с. 23–32. В сноске на с.23: Василий Степанович Сафрончук – Чрезвычайный и Полномочный Посол, в 1987–1992 годах – заместитель Генерального секретаря ООН.]

   Резолюции 660, 661, 665

   28 февраля 1991 года прогремел последний залп одной из крупнейших военных операций после второй мировой войны, операции против Ирака в Персидском заливе под кодовым названием «Буря в пустыне».
   Эхо этой войны отзывается до сих пор. 3 и 4 сентября 1996 года вооруженные силы США, базирующиеся в зоне Персидского залива, нанесли 44 ракетных удара по объектам ПВО в Ираке. Поводом для этого нападения послужила поддержка, оказанная армией Ирака одной из курдских группировок в северном Ираке – Демократической партии Курдистана (ДПК) в войне против другой курдской фракции – Патриотического союза Курдистана (ПСК), которую поддерживает Иран. В оправдание своего нападения на Ирак, Вашингтон ссылался на резолюции Совета Безопасности ООН, принятые пять лет назад, накануне и в ходе операции «Буря в пустыне».
   В те годы мне пришлось работать в Нью-Йорке заместителем Генерального секретаря ООН и мне есть что вспомнить и сопоставить.
   В ходе войны в Персидском заливе и после нее представители некоторых арабских стран задавали мне вопросы.
   Почему Организации Объединенных Наций не удалось разрешить территориальный спор между Ираком и Кувейтом путем использования предусмотренных Уставом процедур мирного урегулирования споров?
   Почему, когда иракское вторжение началось, Совет Безопасности не смог восстановить суверенитет и территориальную целостность Кувейта без использования силы?
   Почему, наконец, Совет Безопасности, когда он решил применить силу против Ирака, не создал для выполнения этой задачи свои вооруженные силы?
   С другой стороны, слушая ораторов во время заседаний Совета Безопасности по этому вопросу в августе-ноябре 1990 года, я сам иногда задавал себе вопрос: почему дружественные Кувейту страны не смогли остановить иракскую агрессию сами, ссылаясь на статью 51 Устава и используя право на индивидуальную и коллективную самооборону? Зачем им нужна была санкция ООН на применение силы против Ирака?
   Совет Безопасности ООН шаг за шагом реагировал на нападение Ирака на Кувейт и в конце концов оказался в уникальной и не предусмотренной Уставом ситуации – не смог применить военные меры для пресечения агрессии, а санкционировал использование силы государствами антииракской коалиции, точнее говоря – Соединенными Штатами. События в Персидском заливе в 1990–1991 годах высветили самым драматическим образом силу и слабость ООН и открыли путь к далеко идущим переменам, которые могут в конечном счете привести к изменению концепции миротворческих операций ООН.

   …В понедельник, 30 июля 1990 года, я встретился с постоянным представителем Румынии при ООН послом Аурелем Драгосом Мунтяну, который в августе должен был сесть в кресло председателя Совета Безопасности. Мунтяну был сравнительно недавно назначен на свой пост, и ему повезло в том плане, что его назначение совпало с избранием Румынии непостоянным членом Совета Безопасности на 1990–1991 годы. Румынский постпред не был профессиональным дипломатом, до своего назначения он был профессором права в одном из румынских университетов. Однако недостаток дипломатического опыта у него с лихвой компенсировался солидным запасом знаний в области права, природным тактом, завидным терпением.
   В соответствии с установившейся практикой я поделился с румынским послом прогнозом развития международных событий в августе, информировал его о возможном плане работы СБ в период его председательствования. Мунтяну отметил, что план не напряженный, и каких-либо вопросов не задавал. Закончив официальную часть брифинга, я заметил, что, хотя ООН вступает в период летних отпусков, на этот раз август может оказаться не таким уж спокойным месяцем. И добавил, что Генеральный секретарь ООН Перес де Куэльяр с озабоченностью наблюдает за ситуацией в Персидском заливе, где обостряется потенциально опасный конфликт между Ираком и Кувейтом.
   Действительно, судя по поступавшим в Секретариат сообщениям, в том числе и от командующих войсками ООН на Ближнем Востоке, в течение июля Саддам Хусейн усиливал давление на Кувейт. Вначале он обвинил Кувейт в «разграблении» нефтяных ресурсов Ирака на промыслах в Румейле. Затем пригрозил использовать силу, если Кувейт не прекратит эту практику и не возместит Ираку нанесенный ущерб. Потом Багдад отказался погашать задолженность Ирака по кредитам, полученным во время войны с Ираном. Одновременно Ирак обвинил Кувейт в том, что он нарушает квоты добычи нефти, установленные ОПЕК, и тем самым наносит урон интересам Ирака.
   19 июля я, как обычно, информировал Куэльяра о текущих делах Совета Безопасности. Выслушав мое сообщение, Генеральный секретарь сказал, что утром, в этот день, его посетил постпред Кувейта Абдулхасан, который заявил протест против провокационных действий Ирака. Постпред отметил, что претензии Ирака носят не столько экономический, сколько политический характер. Экономические жалобы Багдада, добавил посол, рассматриваются комиссией, специально созданной для этого Лигой арабских стран и возглавляемой генеральным секретарем Лиги Шадли Клиби. Иракские территориальные притязании к Кувейту, заявил Абдулхасан, являются нелепыми. Действительная ситуация совершенно противоположна той версии, которую выдвигает Ирак: это иракские бригады вторгаются в нефтеносные районы Кувейта и пытаются там вести бурение. Именно Ирак расхищает нефтяные богатства Кувейта, а не наоборот.
   Как бы размышляя вслух, Генеральный секретарь заметил, что экономические требования Ирака к Кувейту нельзя полностью сбрасывать со счетов. Ирак затратил миллиарды долларов на войну с Ираном, его внешний долг вырос, и он остро нуждается в деньгах. Саддам Хусейн рассчитывает на понимание других арабских стран, интересы которых он якобы защищал в Персидском заливе. Кувейт сам отчасти обострил ситуацию, отказав Ираку в просьбе рассрочить платежи по его задолженности Кувейту. Конечно, Президент Ирака ведет себя агрессивно, но, зная характер Саддама Хусейна, заметил Куэльяр, эмиру Кувейта следовало бы занять более гибкую линию. В заключение Генеральный секретарь, выразив озабоченность спором между Ираком и Кувейтом, сказал, что если ЛАГ не сумеет уладить этот спор, то Кувейт может обратиться с жалобой на Ирак в Совет Безопасности.
   В последовавшие дни события развивались следующим образом. Встревоженные возраставшей напряженностью между двумя арабскими странами, Президент Египта Х. Мубарак и король Иордании Хусейн пытались посредничать между Ираком и Кувейтом. 23 июля они встретились с заместителем премьер-министра Ирака Тариком Азизом. На следующий день вместе с генеральным секретарем ЛАГ они отправились в Багдад, пытаясь устроить встречу между министрами иностранных дел Кувейта и Ирака, с тем чтобы как-то разрядить обстановку. Однако их усилия не дали желаемых результатов. Саддам отверг их посредничество, настаивая на прямых переговорах с Кувейтом, и выдвинул дополнительное требование к Кувейту – заплатить Ираку 2, 5 миллиарда долларов в порядке компенсации за «грабеж» нефтяных месторождений в Румейле. 24 июля Ирак выдвинул две танковых дивизии к границе с Кувейтом, в район нефтепромыслов. В течение последовавших двух дней Ирак сконцентрировал в этом районе 200 танков и 30 000 войск.
   Ирак также использовал ОПЕК в качестве средства оказания дополнительного давления на Кувейт. Поддержанный Триполи и Тегераном, Багдад предложил на очередной встрече ОПЕК в июле, чтобы цена на нефть была поднята до 25 долларов за баррель путем сокращения общей квоты добычи нефти и квоты Кувейта (рыночная цена в то время была на уровне 16 долларов за баррель). К 1990 году Ирак и Иран достигли пика в добыче нефти и могли увеличивать доходы от ее экспорта только за счет повышения цен. Кроме того, Ираку нужны были деньги для погашения военных долгов, достигших 80 миллиардов долларов. Именно Кувейт, упорнее, чем другие страны-кредиторы, настаивал на своевременной выплате этих займов. Кувейт и Саудовская Аравия возражали против иракского предложения, заявляя об иллюзорности надежд повысить цену на нефть путем сокращения ее добычи, ввиду избытка нефти на рынке. В конце концов на встрече 27 июля был достигнут компромисс – установить общую производственную квоту на уровне 22, 5 миллиона баррелей в день и поднять цену до 21 доллара за баррель.
   К концу июля могло показаться, что напряженность между Ираком и Кувейтом начала спадать. 26 июля Багдад объявил, что согласен вести переговоры с Кувейтом и что отведет свои войска от границы. Днем раньше Саддам Хусейн попросил посла США в Багдаде Эйприл Гиллеспи передать Президенту Бушу его заверения, что Ирак не имеет каких-либо намерений использовать силу против своих соседей. Несмотря на эти заверения и вопреки возражениям администрации, Конгресс 28 июля принял не обязывающее президента решение о санкциях против Ирака как государства, практикующего терроризм. Конгресс был особенно озабочен появившимися в печати сообщениями об экспорте в Ирак компонентов для производства так называемой «сверх-пушки» и намеревался запретить этот экспорт.
   Однако 1 августа переговоры между Ираком и Кувейтом были прерваны, после того как Ирак предъявил Кувейту следующие ультимативные требования: 1) компенсировать потери Ирака от «грабежа» иракских нефтяных ресурсов; 2) уступить Ираку остров Бубиян, контролирующий доступ в Шатт-эль-Араб. Кувейт не уступил, и стало очевидным, что война неизбежна.
   Вечером 1 августа мне домой позвонил шеф кабинета Генерального секретаря индиец Вирендра Даял. Он был очень взволнован. «Василий, – сказал он, – Генерального секретаря только что информировали, что иракские войска вторглись в Кувейт. В любую минуту он может получить официальную просьбу постпреда Кувейта о созыве немедленного заседания Совета Безопасности для рассмотрения жалобы Кувейта». Даял попросил меня передать эту информацию председателю Совета Безопасности и сделать все необходимые приготовления к срочному заседанию Совета.
   Я тут же позвонил послу Мунтяну (к счастью, он оказался дома) и информировал его о возможном экстренном заседании СБ по жалобе Кувейта. Я посоветовал ему как можно скорее отправиться в свой кабинет в помещении СБ и начать консультации с членами Совета о времени проведения такого заседания. Я также позвонил директору отдела СБ бразильцу Жильберто Шлиттлеру и попросил его привести в готовность сотрудников отдела и службы конференций, а также сделать все другие необходимые приготовления для проведения заседания СБ.
   Примерно через полчаса я был в помещении СБ. Через десять минут в сопровождении помощников появился Перес де Куэльяр, а затем – Мунтяну. Не дожидаясь поступления официальной просьбы о созыве заседания Совета, сотрудники стали обзванивать членов СБ и просить их прибыть к председателю для неофициальных консультаций.
   Первой просьбой о созыве заседания СБ была, однако, не кувейтская.
   Примерно в полночь с 1 на 2 августа мы получили адресованное Генсеку письмо постпреда США Тома Пикеринга о немедленном созыве заседания СБ для рассмотрения вопроса об агрессии Ирака против Кувейта. Через несколько минут появился постпред Кувейта Абдулхасан, который лично вручил Пересу де Куэльяру письмо с такой же просьбой. Он был несколько смущен, когда узнал, что Т. Пикеринг опередил его в этом деле. Ведь жертвой агрессии был Кувейт, а не США.
   Замечу, что на более поздней стадии это обстоятельство было использовано Саддамом Хусейном как аргумент для доказательства того, что война в заливе была «американской войной», а Кувейт был всего-навсего их марионеткой.
   Председатель попросил нас сформулировать проект повестки дня заседания СБ. Мы предложили ему три возможных версии существенного пункта повестки дня: 1) вторжение Ирака в Кувейт; 2) положение в Кувейте; 3) ситуация между Ираком и Кувейтом. В соответствии с установленной практикой председатель обсуждает проект повестки дня с каждым членом Совета в отдельности и окончательно дорабатывает его на закрытом заседании всего Совета. В конечном счете был одобрен третий вариант как наиболее нейтральный.
   В 1 час 30 минут ночи 2 августа председатель начал двусторонние консультации с членами Совета по проекту повестки дня и к 3.30 утра закончил их. Он уже было собрался начать неофициальное заседание, когда представитель группы неприсоединившихся стран в СБ попросил его повременить. Группа вначале хотела бы обсудить эту проблему сама, до начала общего заседания. Это отодвинуло заседание Совета еще на два часа.
   На закрытом заседании Совета его члены единодушно осудили вторжение иракских войск в Кувейт, потребовали их немедленного вывода. Однако в их заявлениях были и некоторые нюансы. В то время как представители США, Англии, Франции, Австрии и Бельгии осуждали Ирак в самых сильных выражениях, послы неприсоединившихся стран были более сдержаны. Постпред Йемена аль-Ашталь, например, осуждая иракскую акцию, привлек внимание Совета к тому, что и Ирак, и Кувейт являются членами Движения неприсоединения и Лиги арабских стран. Поэтому, по его мнению, необходимо учесть позиции этих организаций и приветствовать их добрые услуги. Куба и некоторые другие неприсоединившиеся страны – члены Совета поддержали позицию Йемена.
   После этой дискуссии Том Пикеринг представил проект резолюции. В оперативной ее части говорилось, что СБ осуждает иракское вторжение и требует немедленного и безусловного вывода всех иракских войск из Кувейта. В проекте содержался призыв к обеим сторонам начать переговоры об урегулировании разногласий и выражалась поддержка всем усилиям в этом направлении, особенно усилиям Лиги. Помимо США соавторами проекта резолюции стали Канада, Колумбия, Кот д'Ивуар, Эфиопия, Финляндия, Франция, Малайзия, Англия и Заир. Проект был принят 14 голосами «за» при одном воздержавшемся – Йемене, как резолюция 660.
   Резолюция, однако, не остановила иракскую агрессию против Кувейта. В течение первых восьми часов вторжения иракские войска установили полный контроль над столицей Кувейта – городом Кувейт, уничтожив более 500 кувейтских солдат. Вечером 2 августа был опубликован «Декрет № 1» «Революционного Правительства Свободного Кувейта», объявивший о свержении эмира шейха Джабера и роспуске его правительства. Новое правительство сделало заявление о том, что оно пригласило иракские войска, чтобы помочь ему свергнуть «заговорщиков». Оно также закрыло границы и порты Кувейта и конфисковало собственность эмира. Состав нового правительства был обнародован только 5 августа газетой «Багдад обсервер». Премьер-министром был объявлен полковник Аллан Хусейн Али. Он тут же назначил себя главнокомандующим вооруженными силами. Были сообщения, что Али приходится зятем Саддаму Хусейну. Министром иностранных дел оккупационного режима был назван подполковник Сауд Мухаммед Абдулла.
   Одна из сотрудниц отдела СБ китаянка Норма Чан позвонила мне вечером 2 августа и сообщила, что получено письмо от постпреда Ирака, препровождающее заявление «правительства Кувейта». Помимо прочего, в заявлении говорилось, что иракские войска будут выведены «как только не будет больше угрозы безопасности Кувейта». Было также получено сообщение от министров иностранных дел стран-участниц Движения неприсоединения, членов Лиги арабских стран, выражавших озабоченность вторжением Ирака в Кувейт. Однако письмо Лиги было подписано только двумя третями ее членов. Это могло означать, что среди них не было единства по вопросу об оценке иракского вторжения в Кувейт.
   Реакция других стран, особенно стран Европы, Северной Америки и Японии, была гораздо сильнее. Помимо решительного осуждения Ирака, правительства этих стран, буквально на второй день после вторжения, в одностороннем порядке ввели выборочные экономические и политические санкции против Ирака. США установили запрет на торговлю с Ираком и заморозили активы Ирака. Страны ЕЭС заморозили иракские активы. Япония приостановила импорт нефти из Ирака, за счет которого она покрывала 12 процентов своих потребностей в нефти, прекратила экономическую помощь Ираку и заморозила его активы. Ирак ответил на санкции прекращением выплат по задолженности западным странам.
   Между тем «правительство Кувейта» 4 августа объявило, что оно создало свою армию, чтобы защитить страну и революцию, и призвало всех арабов записываться в эту армию. Одновременно Багдад объявил, что он начнет выводить свои войска из Кувейта. 5 августа багдадское радио сообщило, что вывод войск начался. Это сообщение было подтверждено иорданским посольством в Кувейте. Оно сообщило, что иракские войска «покидают Кувейт, а кувейтские войска окапываются». Однако, по другим сообщениям, иракские танковые дивизии вошли в нейтральную нефтяную зону Саудовской Аравии, и Вашингтон обещал помощь Эр-Рияду в случае, если они вторгнутся в Саудовскую Аравию.
   США и другие западные страны потребовали полного и безоговорочного вывода иракских войск из Кувейта и восстановления законной власти эмира. Москва в осторожной форме приветствовала объявленное намерение Ирака вывести войска из Кувейта.
   Следует отметить, что официальная реакция Советского Союза и Китая на иракское вторжение в Кувейт поначалу была довольно сдержанной. Тем не менее Москва и Пекин объявили о прекращении экспорта оружия в Ирак, но не присоединились к дружному хору осуждения Ирака на официальном политическом уровне. Государственный секретаръ США Джеймс Бейкер 3 августа на обратном пути из Монголии использовал кратковременную остановку в Москве, чтобы уговорить своего советского коллегу Э. А. Шеварднадзе опубликовать совместную декларацию о положении в Персидском заливе. Они обратились с призывом к Ираку вывести войска из Кувейта и восстановить независимость, территориальную целостность и суверенитет Кувейта. Два министра предложили также ввести международное эмбарго на поставку вооружений Кувейту.
   Менее чем через два дня после принятия резолюции 660 Советом Безопасности постпред США Том Пикеринг начал консультации с другими постоянными членами СБ о введении всеобъемлющих принудительных санкций против Ирака. Разработка проекта резолюции о санкциях оказалась гораздо более сложным делом, нежели резолюция 660. На это дело ушло четыре дня. Выработка проекта шла в две стадии. На первой стадии посол Пикеринг работал с постоянными членами СБ. В этой группе трудными орешками оказались Советский Союз и Китай. Советский Союз был крупным поставщиком современных вооружений Ираку, и советский военно-промышленный комплекс очень не хотел терять этот выгодный рынок. Кроме того, СССР имел Договор о дружбе и сотрудничестве с Ираком, и столь резкий поворот в политике, как присоединение к санкциям против Ирака, требовал времени для консультаций между заинтересованными советскими ведомствами.
   В то время уже начался процесс распада Советского Союза, и М. Горбачев вынужден был маневрировать между Б. Ельциным и демократами, с одной стороны, и Язовым, Крючковым, Баклановым – с другой. Последние сопротивлялись резкой перемене курса. Отнюдь не случайно, что М. Горбачев выступил с официальным публичным осуждением иракской агрессии только через две недели после того, как это сделали западные лидеры. 18 августа он осудил Багдад, особенно за использование советского оружия при нападении на Кувейт. Он также подчеркнул, что этот вопрос должен быть урегулирован ООН.
   Китай выступал против того, чтобы ООН использовалась в качестве средства экономического и политического давления на государства – члены ООН. Постпред Китая Ли Дауи больше упирал на то, что ООН должна прежде всего использовать средства мирного урегулирования споров. Он сопротивлялся тому, чтобы дать ООН мандат на использование санкций, а тем более применение силы пока не исчерпаны средства мирного урегулирования спора. Не случайно Китай оказался единственным постоянным членом СБ, который на более поздней стадии воздержался при голосовании резолюции 678, санкционировавшей применение силы против Ирака государствами, сотрудничавшими с Кувейтом.
   Были некоторые проблемы с Францией, которая, как сообщалось, была третьим по величине поставщиком современного оружия Ираку и пыталась временами проявлять несговорчивость.
   Второй этап работы над проектом резолюции о санкциях состоял в том, чтобы «продать» его неприсоединившимся странам – непостоянным членам Совета. Это оказалось еще более трудным делом, чем согласовать его с Советским Союзом и Китаем. Наиболее несговорчивыми были представители Кубы и Йемена. В течение всего кризиса в заливе они использовали довод о том, что в ООН нельзя применять две мерки: одну – к Ираку, а другую к остальным членам ООН, скажем, к Израилю или ЮАР. Последние годами не выполняют резолюции ООН, однако к ним никогда не применялись санкции. Такой подход, по их словам, был бы грубым нарушением Устава. На одном из заседаний СБ постпред Кубы Аларкон спросил: почему санкции не были применены к США, когда американские войска вторглись в Гренаду и Панаму?
   Интенсивные и трудные консультации шли в течение трех дней и ночей. В итоге Т. Пикерингу и постпреду Англии Дэвиду Ханни удалось выработать проект, приемлемый для большинства членов Совета.
   В течение всего кризиса в Персидском заливе удалось, вопреки всем сложностям, сохранить единство постоянных членов СБ и обеспечить их поддержку прокувейтским государствам. К 6 августа СБ был готов к голосованию по резолюции о санкциях против Ирака.
   Резолюция 661 была принята 13 голосами «за» при двух воздержавшихся – Куба и Йемен. Этой резолюцией всем государствам запрещался импорт товаров и услуг из Ирака и Кувейта, а также экспорт туда любых товаров и продуктов, включая оружие или любое другое военное снаряжение, но исключая товары для медицинских целей и, в гуманитарных обстоятельствах – продовольствие. СБ также запретил государствам предоставлять Ираку какие-либо фонды или финансовые, или экономические ресурсы, за исключением платежей в медицинских или гуманитарных целях.
   Для проверки выполнения резолюции Совет учредил комитет, состоявший из всех его членов. Основной задачей комитета было изучать доклады Генерального секретаря о ходе выполнения резолюции и добиваться от всех государств информации о действиях, предпринятых в соответствии с резолюцией.
   Все государства, намеревавшиеся поставить в Ирак продовольственные или какие-либо другие товары, были обязаны получить на это разрешение комитета. Были выработаны две процедуры выдачи разрешений – «путем уведомления» и «без возражений». Те предметы, которые резолюция 661 разрешала к ввозу в Ирак, как, например, медицинские товары, требовали лишь уведомления. Другие товары разрешались к ввозу только в том случае, если комитет не имел возражений. Возражения некоторых членов комитета выдвигались на том основании, что ввоз тех или иных товаров не вызывался гуманитарными обстоятельствами или что они не предназначались для гражданского потребления. О такого рода возражениях секретарь комитета извещался в письменной форме и копия этого сообщения доводилась до каждого члена комитета. Такие сообщения вносились в повестку дни каждого очередного заседания комитета для рассмотрения. Член комитета, выдвигавший возражения, должен был убедить других членов, что его возражения обоснованы и соответствуют резолюции 661. Комитет работал на основе консенсуса, то есть согласия всех его членов, и, если ему это не удавалось, возражения принимались.
   Особенно трудно было обосновать возражения, когда речь шла о так называемых товарах «двойного использования», то есть таких, которые можно использовать для военных и гражданских целей. Члены комитета иногда часами спорили по поводу возражений против ввоза таких товаров. Возражения против ввоза Ираком текстиля выдвигались, например, на том основании, что он может быть использован для пошива форменной одежды для солдат. Против импорта Ираком чая из Шри Ланки один член комитета возражал на том основании, что чай будет взбадривать иракских солдат и повышать тем самым их боеготовность.
   Я часами слушал эти жаркие споры по поводу товаров «двойного назначения» и мне иногда казалось, что некоторые члены комитета теряют чувство юмора. Это было очень похоже на знаменитый ответ Н. С. Хрущева на американское эмбарго на экспорт товаров «двойного назначения» в Советский Союз: обыкновенные пуговицы, заметил бывший глава КПСС, являются стратегическим товаром и могут использоваться в военных целях, ибо солдат без пуговиц на штанах должен поддерживать их руками и не может стрелять.
   Были приняты другие практические меры для введения санкций и для их неуклонного соблюдения. Более 90 процентов всей экспортируемой Ираком нефти транспортируется нефтепроводами через Саудовскую Аравию и Турцию. Саудовская Аравия закрыла свой нефтепровод сама 6 августа. На Турцию, которая получала от нефтепровода значительный доход, пришлось оказать некоторое давление, но и она перекрыла свой нефтепровод 7 августа. 13 августа саудовские власти завернули первый танкер, который зашел в порт Янбо за грузом иракской нефти.
   Вскоре после введения принудительных санкций против Ирака стало очевидным, что их трудно заставить соблюдать без применения силы. Поступали сообщения, что суда с грузом для Ирака продолжают заходить в иорданский порт Акаба, откуда доставляются в Ирак на грузовиках через сухопутную границу. Например, 19 августа было перехвачено в Красном море суданское судно, направлявшееся в порт Акаба с грузом для Ирака. Несмотря на санкции, к 20 августа заход иностранных судов в порт Акаба сократился всего лишь наполовину. 15 августа турецкие власти задержали судно с грузом для Ирака в порту Измир. С другой стороны, иракская нефть продолжала экспортироваться через Йемен танкерами, которые якобы заходили в порт Аден.
   19 августа правительство США дало указание соединениям американского ВМФ, находившимся в Персидском заливе, Оманском заливе и в Красном море, перехватывать все суда, идущие в Ирак или в Акабу. На следующий день Пикеринг начал консультации по проекту резолюции, разрешающей применение силы для обеспечения санкций против Ирака. Постпред Йемена аль-Ашталь пытался блокировать такую резолюцию, давая заверения Совету Безопасности в том, что правительство Йемена само примет меры по соблюдению санкций. В практическом плане это означало, что йеменские власти брали на себя обязательство останавливать и заворачивать танкеры с иракской нефтью, идущие в Аден. Но эти заверения не устроили Пикеринга и он продолжал работать над проектом о применении силы.
   Помимо жесткого сопротивления этому проекту со стороны Йемена и Кубы, существовало еще одно препятствие – было неясно, каким образом сила будет применяться и кем. Советский Союз дал понять, что он согласится с принудительными мерами только в том случае, если они будут осуществляться специально для этого созданными военно-морскими силами ООН. Москва предложила активизировать работу Военно-штабного комитета, который должен был бы помогать Совету Безопасности командовать такими силами.
   США всегда возражали против какой-либо роли ВШК в операциях ООН по поддержанию мира на том основании, что это усложнит проведение таких операций, если не сделает их невозможными из-за права вето постоянных членов СБ. ВШК был чем-то вроде анафемы для США. Тем не менее после долгих и сложных консультаций, вначале между представителями США и Советского Союза, потом – между всеми постоянными членами Совета, была найдена формулировка о возможной координирующей роли ВШК, с тем чтобы удовлетворить Советский Союз. Однако даже после того, как был найден этот компромисс, советский министр иностранных дел Э. А. Шеварднадзе дал понять в публичном заявлении, что Советский Союз не будет использовать силу против Ирака или участвовать в применении силы против Ирака другими государствами. СССР, подчеркнул он, может принять участие только в силах ООН.
   После того как было достигнуто согласие по проекту резолюции между постоянными членами Совета Безопасности, все попытки Йемена и Кубы помешать принятию резолюции о применении силы против Ирака успеха не имели. 25 августа она была одобрена как резолюция 665 тринадцатью голосами «за» при двух воздержавшихся – Йемена и Кубы. Резолюция призвала все государства, сотрудничавшие с Кувейтом, у которых были военно-морские силы в этом регионе, «использовать с разрешения Совета Безопасности меры, соответствующие специфическим обстоятельствам, какие будут необходимы, чтобы останавливать все входящие и выходящие торговые суда, проверять их грузы и порты назначения…».
   Как мы видим, составители резолюции тщательно избегали использования слова «сила», заменяя его словами «меры, соответствующие обстоятельствам». Это было сделано, чтобы удовлетворить Китай и неприсоединившиеся страны – члены СБ, особенно Индию. Они были против того, чтобы Совет в открытую санкционировал применение силы против Ирака и чтобы в резолюции были какие-либо ссылки на статью 42 Устава.
   Строго говоря, с международно-правовой точки зрения, если слова «меры, соответствующие…» означают использование военной силы, то резолюция 665 была принята в нарушение Устава, ибо в этом случае обязательно должна быть ссылка на статью 42.
   Но Совет Безопасности является высшим органом ООН в вопросах, относящихся к поддержанию международного мира и безопасности и как таковой имеет право устанавливать новые нормы международного права. Иногда, правда, случается, что, пытаясь приспособить Устав к потребностям той или иной ситуации, постоянные члены Совета заходят слишком далеко в своей интерпретации Устава. Они оправдывают это необходимостью достижения компромисса ради принятия решений, от которых зависят судьбы мира.
   СБ далее потребовал от заинтересованных государств координировать свои действия при осуществлении положений резолюции, используя, как полагается, механизм ВШК. Он также потребовал от них после консультаций с Генеральным секретарем представлять доклады Совету Безопасности и Комитету по санкциям, с тем чтобы ускорить выполнение резолюции. Здесь, как и в первом случае, подчеркнутые слова включены в резолюцию, с тем чтобы удовлетворить одного из постоянных членов СБ, в данном случае Советский Союз. Последний, ссылаясь на Устав, настаивал, чтобы в тех случаях, когда будет идти речь об использовании силы, проводились консультации с СБ в рамках ВШК. Насколько мне известно, такие консультации проводились всего лишь один раз, когда вырабатывался проект резолюции. После этого с ВШК больше ни разу не советовались. Этот факт еще раз наглядно демонстрирует, что авторы резолюции никогда всерьез и не помышляли привлекать ВШК к руководству военными операциями в Персидском заливе.
   Тем, кто был в курсе закулисных переговоров по резолюции 665, с самого начала было очевидно, что концентрация военно-морских, военно-воздушных и обычных вооруженных сил и вооружений западных держав – союзников Кувейта в зоне Персидского залива, которая началась после принятия этой резолюции, преследовала далеко идущие цели, нежели просто обеспечение санкций против Ирака. Резолюция 665 стала дипломатическим прикрытием для широкомасштабной военной операции против Ирака. Надвигалась «Буря в пустыне».

   Резолюции 674, 678, 687, 706, 712 [112 - Публикуется с сокращениями в редакции текста журнала «Международная жизнь», № 11–12, 1996 г., с. 123–135. «Связь времен». В сноске на с.123: Василий Степанович Сафрончук – Чрезвычайный и Полномочный Посол, в 1987–1992 годах – заместитель Генерального секретаря ООН. Вторая статья. Первая – см.: «Международная жизнь», 1996 г., № 10.]

   29 ноября 1990 года в Совете Безопасности ООН была принята еще одна резолюция о применении силы против Ирака (678), которая была составлена в крутых выражениях и носила ультимативный характер. В ней говорилось, что если Ирак до 15 января 1991 года не выполнит все до этого принятые резолюции СБ, то государства, сотрудничающие с Кувейтом, уполномочиваются использовать все необходимые средства, чтобы заставить его это сделать. Принятие этой резолюции в значительной степени затруднило дальнейшие попытки Советского Союза, арабских стран, стран Европейского сообщества и Генерального секретаря ООН перевести конфликт между Ираком и Кувейтом в русло политического урегулирования. Тогда еще сохранялась надежда на то, что путем дипломатического и политического нажима и используя санкции против Ирака, введенные 6 августа 1990 года Советом Безопасности, можно было заставить Ирак уйти из Кувейта, не применяя против него военную силу.
   Еще до принятия резолюции 678 советская дипломатия не оставляла таких попыток. 3 октября 1990 года М. Горбачев направил своего специального представителя Е. Примакова в Багдад для того, чтобы склонить Саддама Хусейна к выполнению резолюций Совета Безопасности. У него было и другое поручение – добиться от иракских властей разрешения на эвакуацию на родину более трех тысяч советских специалистов, работавших в Ираке. Е. Примаков имел обстоятельные беседы с замом премьера Ирака Тариком Азизом и был принят Саддамом Хусейном. Результатом этих бесед явилось согласие Саддама Хусейна на частичный вывод своих войск из Кувейта, если США и другие нерегиональные страны выведут свои вооруженные силы из зоны Персидского залива. После этого Багдад был готов к переговорам о политическом урегулировании, но в увязке с решением других проблем Ближнего Востока, в особенности палестинского вопроса.
   Надо сказать, что на всех этапах кризиса в заливе Саддам Хусейн настойчиво и последовательно увязывал вывод иракских войск из Кувейта с ближневосточным урегулированием в целом, выводом израильских войск с оккупированных арабских территорий и решением палестинской проблемы. Этим он рассчитывал завоевать симпатии и поддержку со стороны ООП *) и арабских стран. Однако, кроме как со стороны палестинцев, Иордании, Йемена и Ливии, он такой поддержки не получил. Из социалистических стран его поддержали только Куба и, в какой-то степени, Китай. Представители Йемена и Кубы голосовали против резолюции 678, а представитель Китая воздержался. Другие арабские страны либо заняли нейтральную позицию, либо вошли в антииракскую коалицию (Египет, Сирия, Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты). США и Англия решительно выступали против такой увязки.
   Багдад делал все, чтобы втянуть Израиль в войну на стороне антииракской коалиции. Когда 16 января начались военные действия, Ирак систематически обстреливал ракетами «Скад» израильские города, включая Тель-Авив. Но силы ПВО Израиля, сбивая эти ракеты американскими зенитными батареями «Пэтриот», воздерживались от нанесения ответных ударов по территории Ирака, хотя искушение было большое.
   Вслед за поездкой в Багдад Е. Примаков совершил турне по столицам западных стран, посетив Вашингтон, Лондон, Париж и Рим. Он хотел прощупать их отношение к упомянутому выше предложению Ирака, попытаться убедить западные правительства, что Саддам Хусейн склонен к компромиссам. В Вашингтоне и Лондоне предложения Багдада были отвергнуты.
   24 октября Е. Примаков отправился во вторую поездку по странам Ближнего Востока. До Багдада он посетил Каир, Эр-Рияд и Дамаск. 27 октября в Багдаде он имел беседу с Саддамом Хусейном, передал ему личное послание М. Горбачева, в котором содержалось требование безусловного вывода иракских войск из Кувейта. В послании содержалось обещание, что вслед (а не в увязке!) за выводом последуют действия по стабилизации обстановки на всем Ближнем Востоке.
   Между тем М. Горбачев в Мадриде в публичном выступлении предупредил Саддама Хусейна, что тому не удастся «ослабить решимость мирового сообщества добиться вывода иракских войск из Кувейта». В Париже на совместной пресс-конференции с Ф. Миттераном М. Горбачев заявил, что «нынешняя позиция С. Хусейна отличается от той, которую он занимал раньше, и есть признаки того, что он прислушивается к голосу ООН».
   США, не препятствуя дипломатическим усилиям Москвы, продолжали наращивать свои вооруженные силы в зоне залива и сколачивать антииракскую военную коалицию. В начале ноября госсекретарь Дж. Бейкер в очередной раз направился в Европу и на Ближний Восток.
   Он посетил Египет, Саудовскую Аравию, Бахрейн и Турцию. Потом он заехал в Лондон, Париж и Москву. Печать назвала это «прощупыванием пульса» антииракской коалиции.
   Находясь в Москве, Дж. Бейкер имел беседу с Э. Шеварднадзе, уговаривал его согласиться на применение военной силы против Ирака. Советский министр, как сообщала американская печать, «упирался», настаивал на использовании до конца экономических санкций против Ирака. Он не исключал полностью применение силы против Ирака, но только с санкции Совета Безопасности. 22 ноября Э. Шеварднадзе встречался в Урумчи с министром иностранных дел Китая Цянь Цичэнем. Оба министра высказались в том плане, что сила против Ирака может быть применена только с санкции СБ и лишь после того, как будут исчерпаны все другие средства. Несмотря на сходство позиций Советского Союза и Китая по этому вопросу, Советский Союз, как известно, голосовал за резолюцию 678, а Китай воздержался.
   В Париже Ф. Миттеран занял позицию, близкую к позиции советского руководства – не возражал против применения силы, если на этот счет будет решение Совета Безопасности. В Секретариате ООН обратили внимание на то, что в ходе своей поездки по ближневосточным столицам Дж. Бейкер миновал Дамаск. Между тем Сирия решила примкнуть к «коалиции дружественных Кувейту государств», выделив на случай применения против Кувейта военной силы одну пехотную бригаду. Были сообщения, что в обмен на это Вашингтон обещал нормализовать отношения с Дамаском.
   В конце ноября Багдад предпринял еще одну попытку помешать принятию Советом Безопасности резолюции, санкционирующей войну против Ирака. 26 ноября в Москву прибыл Тарик Азиз, однако в запасе у него, как выяснилось, было мало свежих идей. В беседах с М. Горбачевым он лишь выражал готовность обсуждать условия вывода иракских войск из Кувейта в увязке с переговорами о ближневосточном урегулировании в целом и решением палестинской проблемы.
   Таким образом, все попытки добиться вывода иракских войск из Кувейта дипломатическими и политическими средствами, казалось, были исчерпаны, и Совет Безопасности 29 ноября предъявил Ираку ультиматум. Однако и после этого дипломатические усилия продолжались. На другой день после принятия резолюции 678 Дж. Буш-старший на пресс-конференции выразил готовность направить Дж. Бейкера в Багдад или принять Т. Азиза в Вашингтоне, чтобы провести обмен мнениями о путях выполнения резолюций Совета Безопасности. Он подчеркнул, что США не намерены вступать в официальные переговоры и не согласятся ни с чем иным, кроме полного и безоговорочного вывода иракских войск, восстановления суверенитета Кувейта и освобождения всех заложников. 5 декабря С. Хусейн согласился с предложением о встрече двух министров. О поездке Дж. Бейкера в Багдад или Т. Азиза в Вашингтон договориться не удалось, и министры 9 января 1991 года, то есть всего за неделю до истечения срока ультиматума, встретились в Женеве. Однако эта встреча оказалась бесплодной. Т. Азиз отклонил ультиматум СБ и даже не согласился передать С. Хусейну личное послание Дж. Буша, заявив, что оно составлено в «оскорбительных выражениях».
   В то драматическое время многие наблюдатели обратили внимание на довольно пассивное поведение Генерального секретаря ООН. Но если быть объективным, то надо признать, что в этом был виноват не столько Перес де Куэльяр, сколько Совет Безопасности. Под давлением США последний избегал давать генсеку поручения политического, посреднического характера. Все принятые до конца 1990 года резолюции по этому вопросу, кроме резолюции 674, не давали какого-либо мандата Пересу де Куэльяру на этот счет. Его роль в основном сводилась к функции почтового ящика: передаче резолюций СБ постпреду Ирака при ООН Абдулу Амиру аль-Анбари и информированию СБ о реакции на них Багдада.
   Что касается резолюции 674, принятой 29 октября, то она содержала поручение генсеку, носившее в основном гуманитарный характер. Эта резолюция осуждала действия иракских властей по взятию заложников из числа граждан третьих стран, требовала их освобождения и соблюдения Венской конвенции о дипломатических и консульских отношениях. Генеральному секретарю ООН поручалось оказывать добрые услуги в осуществлении этой резолюции и оказании помощи заложникам. Правда, в резолюции содержалась просьба к Генеральному секретарю «оказывать добрые услуги, которые он сочтет нужными, и предпринимать дипломатические усилия с тем, чтобы достичь мирного решения кризиса, вызванного иракским вторжением в Кувейт». Но в данном случае речь шла лишь о добрых услугах, а не о посредничестве. Надо сказать, что постпред США при ООН Т. Пикеринг внимательно следил за тем, чтобы в своих контактах с иракскими представителями П. де Куэльяр не выходил за пределы принятых СБ резолюций, не проявлял какой-либо инициативы вне их рамок.
   Из встреч и бесед с П. де Куэльяром у меня сложилось впечатление, что он тягатился этой ролью стороннего наблюдателя. Однако после принятия резолюции 678, понимая неотвратимость войны в Персидском заливе, П. де Куэльяр начал обдумывать со своими помощниками план поездки в Багдад, чтобы, как-то повлиять на Саддама Хусейна. Это стало известно Дж. Бушу и вызвало его озабоченность. 5 января президент пригласил П. де Куэльяра на беседу в Кэмп-Дэвид. Дж. Буш дал понять Генсеку, что не хотел бы, чтобы им предпринимались какие-либо инициативы, в то время как предстоит встреча госсекретаря Дж. Бейкера с Т. Азизом. П. де Куэльяр ответил Дж. Бушу, что еще не решил, ехать ли ему в Багдад или нет, но подчеркнул, что поедет в Багдад только в том случае, если сочтет, что такая поездка принесет пользу. Во всяком случае, он не намерен дублировать усилия США. Генсек при этом сослался на мандат, предоставленный ему резолюцией 674 Совета Безопасности.
   В дальнейшем пресс-секретарь Генерального секретаря Франсуа Джулиани, чтобы успокоить Белый дом, в ответ на настойчивые опросы журналистов почти ежедневно повторял на брифингах, что П. де Куэльяр еще не принял решение о поездке в Багдад. Вместе с тем он давал понять, что в беседе Генерального секретаря с Дж. Бушем эта тема затрагивалась и возможность такой поездки не исключалась, особенно в том случае, если встреча Дж. Бейкера с Т. Азизом не даст желаемых результатов. И только утрам 10 января, после того как было объявлено о нулевых результатах встречи Дж. Бейкера и Т. Азиза в Женеве, Ф. Джулиани сообщил о плане поездки Переса де Куэльяра в Багдад.
   Генеральный секретарь по пути в Багдад 11 января сделал две остановки – в Париже и Женеве. Во время его получасовой встречи с Президентом Ф. Миттераном в Елисейском дворце обсуждалось положение в Персидском заливе. Президент заверил Генерального секретаря в полной поддержке Францией его миссии в Багдад, а П. де Куэльяр, со своей стороны, выразил признательность за эту поддержку. В Женеве П. де Куэльяр встречался с министрами 12 стран Европейского экономического сообщества (ЕЭС), которые также выразили поддержку его миссии. Он встретился также с министром иностранных дел Югославии Б. Лончаром, который в то время исполнял обязанности председателя Движения неприсоединения. Б. Лончар пожелал П. де Куэльяру успехов от имени этого движения. Таким образом, перед приездом в Багдад Генеральный Секретарь ООН заручился поддержкой всего мирового сообщества.
   Между тем в Багдаде ему не был оказан прием, которого он заслуживал. Он прибыл туда утрам 13 января, но лишь вечером ему была назначена встреча с Президентом Ирака. Правда, он время даром не терял и встретился с находившимися тогда в иракской столице Я. Арафатом и бывшим президентом Никарагуа Даниэлем Ортегой. Поскольку оба они встречались с С. Хусейном, П. де Куэльяру было интересно послушать их мнение о настроениях Президента Ирака. Беседа с С. Хусейном, как сообщил на другой день журналистам сам П. де Куэльяр, была «вежливой, но, к сожалению, безуспешной».
   П. де Куэльяр покинул Багдад ночью 13 января. По пути в Нью-Йорк он сделал краткую остановку в Париже. Там он опять встречался с Ф. Миттераном, разговаривал по телефону с председателем ЕЭС министром иностранных дел Люксембурга Ж. Пуусом и премьер-министром Англии Дж. Мейджором, проинформировав их о беседе с С. Хусейном. По возвращении в Нью-Йорк Генеральный секретарь вечером 14 января подробно доложил СБ о беседе с Президентом Ирака. Стало ясно, что Багдад не намерен выполнять резолюции СБ и выводить свои войска из Кувейта, что он продолжает настаивать на своих условиях, в том числе на увязке вывода войск с ближневосточным урегулированием и решением палестинской проблемы. Тем не менее за несколько часов до истечения ультиматума 15 января Перес де Куэльяр через постпреда Ирака при ООН аль-Анбари еще раз обратился к Саддаму Хусейну с настоятельным и драматическим призывом выполнить требования резолюций СБ и вывести войска из Кувейта. Однако аль-Анбари не успел довести этот призыв до адресата, так как войска антииракской коалиции начали широкомасштабные военные действия. Перес де Куэльяр был явно раздосадован тем, что США не подождали даже нескольких часов, чтобы дать возможность С. Хусейну прочитать его послание.
   Надо сказать, что не только США, но и Ирак относился к миротворческим усилиям Генерального секретаря без должного внимания и уважения. Через несколько дней после начала военных действий, 27 января, аль-Анбари передал Пересу де Куэльяру послание Т. Азиза, в котором часть вины за начало войны возлагалась и на… Генерального секретаря. Оно было составлено в незаслуженно обидных выражениях и не было распространено в качестве официального документа. В нем, например, содержался такой пассаж: «Государства, одобрившие эти резолюции (имеются в виду резолюции СБ по иракско-кувейтскому конфликту. – В.С.), и Вы лично несете ответственность перед историей и человечеством за злодейские преступления, совершаемые против мужественного народа Ирака, борющегося за свою свободу».
   В начале февраля аль-Анбари направил Генеральному секретарю стенограмму беседы С. Хусейна с П. де Куэльяром от 13 января с просьбой распространить ее как официальный документ ООН. Учитывая конфиденциальный характер беседы, Генсек не стал этого делать. Тогда она была опубликована в одной из иорданских газет. Вольно или невольно С. Хусейн тем самым «подставил» Переса де Куэльяра, ибо некоторые высказывания Генсека ООН и Президента Ирака в этой беседе не могли не насторожить Вашингтон. Так, П. де Куэльяр в ходе этой беседы якобы сказал Президенту Ирака: «Вы оказали большую услугу палестинскому делу, поскольку Вы поставили в повестку дня вопрос о будущем палестинского народа». В другом месте беседы С. Хусейн заявил, что во время кризиса в Персидском заливе «Совет Безопасности оказался в заложниках у Соединенных Штатов». По стенограмме было видно, что П. де Куэльяр на это не реагировал.
   Что касается российской дипломатии, то ее активность после принятия резолюции 674 заметно снизилась. Одной из немногих зафиксированных в те дни западными СМИ дипломатических акций Советского Союза была поездка в середине декабря члена Коллегии МИД СССР Б. Пядышева в Амман, где, как сообщалось, он провел с королем Хусейном, с министром иностранных дел и другими руководителями беседы о путях мирного выхода из кризиса в Персидском заливе. По замыслу это была, может быть, последняя попытка через иорданский канал, выходивший прямо на С. Хусейна, довести до багдадского лидера соображения и факты о губительности для Ирака надвигающейся «Бури в пустыне».
   К середине декабря 1990 года в зоне залива было сосредоточено 400 тыс. войск, в том числе 240 тыс. войск США. Были стянуты мощные военно-морские и военно-воздушные силы более тридцати государств включая три сильные авианосные группы США, отряды ВМФ Англии, Франции, Италии и других западных стран. Были подготовлены к нанесению удара по Ираку десятки военных кораблей, сотни самолетов и артиллерийских орудий, сотни ракет «земля-земля», «воздух-земля» и другое самое современное оружие. Такой концентрации военной силы мир не знал со времен второй мировой войны.
   В мою задачу не входит описание войны в Персидском заливе как таковой. Хочу напомнить лишь о дипломатических усилиях, направленных на то, чтобы ее остановить. Совет Безопасности в период с 17 января по 28 февраля, когда военные действия были прекращены, ограничил свою роль выслушиванием на закрытых заседаниях победных сводок, которые оглашали постпреды США и Англии Т. Пикеринг и Д. Ханни. Помню, в каком унынии заслушивались эти сводки. В них тщательно замалчивались данные о числе жертв американских бомбардировок и ракетных ударов среди гражданского населения, о разрушении мирных объектов. Впрочем, члены Совета, выйдя из зала заседаний в соседнюю комнату, могли получить эту информацию из репортажей корреспондентов Си-Эн-Эн непосредственно с театра военных действий. Иногда моим сотрудникам приходилось даже выключать ТВ, чтобы собрать членов СБ на заседание. Изредка заслушивались сообщения Генерального секретаря ООН об усилиях по вызволению заложников и гуманитарной помощи жертвам войны по линии специализированных организаций ООН.
   Недавно назначенный министром иностранных дел СССР А. Бессмертных 26 января, перед встречей с госсекретарем Дж. Бейкером, заявил, что «Ирак подвергается систематическому разрушению» и что «вооруженные силы коалиции зашли дальше, чем предусмотрено резолюцией 678». Эта приглаженная критика вызвала раздражение в Белом доме. В совместном заявлении по итогам встречи А. Бессмертных-Дж. Бейкера было сказано, что «если Ирак заявит об отводе войск из Кувейта, будет предложено прекращение огня». В ООН обратили внимание и на другое место из этого заявления: «Вслед за урегулированием кризиса в Персидском заливе должны быть ускорены и активизированы совместные советско-американские усилия в консультациях со странами региона по продвижению арабо-израильского мира и региональной стабильности». Это однозначно было понято как намек на возможность созыва после войны международной конференции по проблемам Ближнего Востока (МКБВ). Правда, на другой день Дж. Бейкер был дезавуирован. Последовало заявление Белого дома о том, что это место из коммюнике не было согласовано с президентом.
   Тем не менее война в Персидском заливе действительно дала толчок началу мирного процесса в регионе. США были вынуждены обещать союзникам по антииракской коалиции из числа арабских стран, что они снимут свои возражения против созыва МКБВ. Важно было выбить из рук Саддама Хусейна знамя единственного защитника арабского дела. Это, пожалуй, единственное положительное следствие войны в заливе. Конференция, как известно, была созвана в Мадриде через восемь месяцев после прекращения войны – 1 ноября 1991 года.
   10 февраля Е. Примаков снова был направлен в Багдад с задачей продолжить поиски политической развязки конфликта в заливе. В те дни М. Горбачев заявил, что война в заливе выходит за рамки, установленные Советом Безопасности. Аналогичные слова были сказаны заместителем министра иностранных дел А. Белоноговым, находившимся с визитом в Тегеране в феврале.
   15 февраля аль-Анбари передал П. де Куэльяру заявление Совета революционного командования (СРК) Ирака, в котором выражалась готовность вывести войска из Кувейта на следующих условиях: 1) Израиль выводит свои войска с оккупированных арабских территорий; 2) Сирия выводит свои войска из Ливана; 3) прекращаются экономические санкции против Ирака.
   Аль-Анбари, передавая документ Куэльяру, пояснил, что он содержит не условия, а «пункты» для переговоров. Дж. Буш категорически отверг эти предложения как «розыгрыш». Арабские страны – участницы коалиции тоже отклонили предложения Багдада. Но П. де Куэльяр считал, что их нужно изучить, поскольку в них были некоторые новые элементы. М. Горбачев назвал предложения СРК «обнадеживающим знаком».
   17 февраля в Москву прибыл Т. Азиз, который попытался убедить советское руководство принять предложения СРК как базу для переговоров. После бесед с ним в Москве пришли к выводу, что Багдад очень близок к тому, чтобы вывести войска из Кувейта. В ходе переговоров с Т. Азизом в Москве к 22 февраля были сформулированы следующие конкретные предложения: 1) Ирак согласен с полным и безоговорочным выводом своих войск из Кувейта;
   2) вывод войск начинается через сутки после прекращения огня;
   3) вывод войск из Кувейта в целом осуществляется за 21 день, а из столицы – за 4 дня; 4) после вывода войск отменяются экономические санкции против Ирака; 5) в течение 72 часов после прекращения огня освобождаются все военнопленные; 6) наблюдение за выводом войск осуществляют представители стран, не входящих в антииракскую коалицию.
   Передавая эти предложения Вашингтону, Москва попросила на день-два отложить наземную операцию. Но Вашингтон уже принял решение и еще до получения советско-иракских предложений предъявил Багдаду ультиматум: к исходу дня, 23 февраля, заявить о готовности вывести войска из Кувейта без всяких условий и начать вывод войск. Операция началась ровно в 00 часов 24 февраля и продолжалась ровно 100 часов. Вечером 27 февраля багдадское радио объявило, что Ирак принимает требования резолюций СБ. В 9 часов вечера по нью-йоркскому времени Дж. Буш в выступлении по радио и телевидению объявил, что после консультаций с союзниками он отдал приказ в полночь с 27 на 28 февраля прекратить наступательную операцию против Ирака, поскольку задачи, поставленные перед войсками коалиции, выполнены – Ирак полностью разгромлен и Кувейт освобожден. Он также сказал, что дал указание Бейкеру срочно добиться созыва заседания СБ для формулирования компонентов прекращения огня.
   Американское командование сообщило о предварительных итогах войны: 175 тысяч иракских военнослужащих взято в плен, уничтожено 3500 танков, иракская армия сокращена до 1/4 ее первоначального состава, число убитых иракцев – от 20 до 50 тысяч. Потери США в войне составили 55 убитыми, 32 пропавшими без вести.
   Наступил новый этап: выработка Советом Безопасности условий, на которых Ирак должен был расплачиваться за агрессию, развязанную против Кувейта, и создание механизма для осуществления этих условий. Для этого понадобилось еще несколько резолюций Совета.
   3 апреля 1991 года Совет Безопасности двенадцатью голосами против одного (Куба) при двух воздержавшихся (Йемен и Эквадор) принял резолюцию 687 (1991 года). Эта резолюция из-за ее беспрецедентной длины и сложности вошла в историю под названием «мать всех резолюций» (по аналогии с названием, которое Саддам Хусейн дал последнему сражению войны в Персидском заливе, – «мать всех битв»). Она была своеобразным водоразделом между войной и миром в заливе. Ей предшествовало 13 резолюций по вопросу о «положении между Ираком и Кувейтом». За ней последовало еще большее количество резолюций и заявлений председателя СБ по тому же вопросу (заявления тоже являются решениями СБ). Последствиями войны в заливе СБ занимается до сих пор.
   Резолюция 687 сложна не только структурно – в ней девять разделов (от «А» до «И») и 34 оперативных параграфа, – но и проблемно. В ней затрагиваются политические, военные, экономические, правовые, территориальные и гуманитарные аспекты. Последовательность мер, направленных на выполнение резолюции, и время, отведенное на их осуществление, были установлены СБ. Эти меры были тесно взаимосвязаны и переплетены в одном сложном пакете. Соблюсти установленные резолюцией временные рамки было весьма сложным делом. Выполнение резолюции потребовало от Генерального секретаря беспрецедентной по объему работы и значительных финансовых ресурсов. Для координации усилий различных департаментов Секретариата ООН и ее спецучреждений Генсеком была создана специальная группа руководящих работников Секретариата. В нее вошли главы нескольких департаментов Секретариата ООН, в том числе и автор этих строк – заместитель Генсекретаря по политическим вопросам и делам Совета Безопасности.

   Выполнение резолюции 687 осуществлялось по следующим основным направлениям: 1. Обеспечение прекращения огня и установление демилитаризованной зоны. <…>. 2. Демаркация границы.<…>. 3. Меры по разоружению. <…>. 4. Проблема компенсации. <…>. 5. Гуманитарные аспекты. <…>. 6. Возвращение собственности. <…>. 7. Деятельность по розыску пропавших без вести в Ираке и их репатриации. <…>.

   Прошло уже больше пяти лет со времени принятия резолюции 687 Совета Безопасности, которая была призвана подвести черту под войной в Персидском заливе. Хотя в деле ее выполнения был достигнут значительный прогресс и большинство положений резолюции выполнено Ираком, кое-какие ее условия остаются нереализованными.
   Почти все оружие массового уничтожения, которым располагал Ирак, ликвидировано или выведено из строя. Но до сих пор не созданы надежные гарантии того, что он не обзаведется таким оружием в будущем. Багдад до сих пор сопротивляется планам постоянного наблюдения и проверки его военной промышленности и отказывается уничтожить материалы и оборудование так называемого двойного использования. Во-вторых, до сих пор остается нерешенной проблема демаркации границы, поскольку Ирак упорно отказывается признать Протокол о прохождении границы от 4 октября 1963 года. В-третьих, остается нерешенной проблема выплаты компенсации правительствам, гражданам и корпорациям за ущерб, причиненный им агрессией Ирака против Кувейта. Эта проблема не может быть решена до тех пор, пока Ирак не возобновит экспорт нефти и нефтепродуктов, ибо доход от этого экспорта является единственным источником средств для такой компенсации. Но Багдад категорически отказывается экспортировать нефть на условиях, установленных Советом Безопасности. Наконец, все еще не найдены тысячи лиц, считающихся пропавшими без вести, и могут понадобиться годы на их розыски. Было легче выиграть войну с Ираком, чем решить созданные ею проблемы.
   Отзвуки «Бури в пустыне» и до сих пор доносятся из этого ближневосточного района. Созданный резолюцией 687 Совета Безопасности ООН и другими решениями пятилетней давности механизм контроля за военным и экономическим потенциалом Ирака в основном выполнил свою задачу в плане пресечения агрессии Ирака против Кувейта. Однако он и по сей день является эффективным средством давления на Ирак. Именно этим объясняется стремление США и других западных держав сохранять этот механизм включая экономические санкции.
   Что касается России, то наша страна выступает за его демонтаж. Министр иностранных дел Е. Примаков на встрече с заместителем премьера и министром иностранных дел Ирака Т. Азизом 10 ноября в Москве ясно высказался за ослабление экономических санкций против Ирака. И, в частности, против дальнейших затяжек с разрешением Ираку возобновить экспорт нефти для оплаты импорта продовольствия и других гуманитарных грузов.

Генеральные секретари ООН [113 - Публикуется в редакции текста комбинации из двух авторских распечаток файла «BBG-EL» статьи (на 13 листах) «Африка и ООН». Вторая распечатка «Почему Билл Клинтон не любит Бутроса Бутроса Гали» (на 8 листах). Факт публикации статьи под такими названиями не установлен.]

   Каждые пять лет в повестке дня сессии Генеральной Ассамблеи ООН, независимо от важности и срочности других вопросов, встает вопрос о назначении нового Генерального секретаря ООН или о продлении мандата действующего Генерального секретаря. Не явилась в этом плане исключением и последняя 51-я сессия ГА ООН, ибо срок полномочий Генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса Гали истекал 31 декабря 1996 года. Согласно Уставу ООН и правилам процедуры Совета безопасности и Генеральной Ассамблеи, Генеральный секретарь назначается Генеральной Ассамблеей по рекомендации СБ, принимаемой на закрытом заседании. Резолюцией Генеральной Ассамблеи 24 января 1946 года установлено, что Генеральный секретарь назначается сроком на пять лет и по его истечению может быть вновь назначен еще на один пятилетний срок. Для принятия рекомендации СБ по назначению Генерального секретаря ООН требуется, чтобы за него были поданы голоса не менее девяти членов Совета и так, чтобы ни один из пяти его постоянных членов, не голосовал против (т. е. не применял право вето). Для назначения Генерального секретаря Генеральной Ассамблеей достаточно простого большинства голосов. При повторном назначении Генерального секретаря применяются те же правила.
   Таковы правила и до сих пор они, в основном, соблюдались. Однако, более, чем пятидесятилетний опыт ООН свидетельствует о том, что при назначении Генеральных секретарей периодически возникали политические трудности, которые вели к затягиванию этого процесса на недели и месяцы. Как мы видели, любой из пяти постоянных членов СБ может легко заблокировать принятие рекомендации о назначении нового генсека, применив право вето, т. е. проголосовав против, и это вето нельзя преодолеть ни в СБ, ни в Генассамблее. Бутрос Гали, избранный в 1991 году, являлся шестым по счету [114 - Генеральные секретари ООН: 1) Трюгве Ли (Норвегия, Европа), I-й срок (1946–1950), II-й (1951–1953, отставка); 2) Даг Хаммаршельд (Швеция, Европа), I-й (1953–1957), II-й (1958–1961, гибель в авиакатастрофе); 3) У Тан (Бирма, Азия), и.о.(1961–1963), I-й (1963–1966), II-й (1966–1971); 4) Курт Вальдхайм (Австрия, Европа), I-й (1972–1976), II-й (1977–1981); 5) Хавьер Перес де Куэльяр (Перу, Южная Америка), I-й (1982–1986), II-й (1987–1991); 6) Бутрос Бутрос Гали (Египет, Африка), (1992–1996); 7) Кофи Аннан (Гана, Африка), I-й (1997–2001), II-й (2002–2006); 8) Пан Ги Мун (Южная Корея, Азия), (с 2007) [5, т.14, с.394;т.18, с.478;т.28, с.182], [10, т. II, c.16–17], [11, т. I, c.167–168, 251;т. II, c.142, 359;т. III, c.504, 529], [12, Вып.11, с.432;Вып.34, с.413], [16, с.80, 86, 342–343], [21, с.83, 84], [22, с.200], [29, № 12937, c.7], [37, с.8, фото(5)]] Генеральным секретарем ООН. Его предшественниками были: норвежец Трюгве Ли (1946-53 гг.), швед Даг Хаммершельд (1953-61 гг.), бирманец У Тан (1961-71 гг.), австриец Курт Вальдхайм (1972-81 гг.) и перуанец Хавьер Перес де Куэльяр (1982-91 гг.). Таким образом, на посту генсека побывали уже представители стран Западной Европы, Азии и Южной Америки. По неписанному правилу этот пост не могут занимать представители стран – постоянных членов СБ (США, России, Англии, Франции и Китая). Дольше всех на этом посту пребывали представители развитых западных стран – Норвегии, Швеции и Австрии, в общей сложности – 27 лет, т. е. почти половину времени существования ООН. Неудивительно, что страны так называемого «третьего мира», с тех пор, как они стали обладать подавляющим большинством голосов в ООН, начали настаивать на том, чтобы этот пост занимали и их представители. При этом они требуют ротации, т. е. чтобы генсеки назначались поочередно от стран Азии, Африки и Латинской Америки. Разумеется, против этого решительно возражают западные страны, настаивая на том, чтобы кандидаты на этот пост подбирались, в первую очередь, по признаку компетентности. Но линия стран «третьего мира» в последние два десятилетия взяла верх.
   Впервые этот вопрос встал со всей остротой в 1981 году, когда истек срок полномочий Курта Вальдхайма. Все попытки западников продвинуть на место Вальдхайма своего ставленника натолкнулись на решительное противодействие «третьего мира», особенно африканских стран, которые имели почти одну треть голосов в Генеральной Ассамблее. Тогда западные державы решили добиваться продления мандата Вальдхайма на третий пятилетний срок. Однако, страны «третьего мира», которые имеют в СБ семь своих представителей, как непостоянных членов, т. е. обладают «коллективным вето», выдвинули кандидатуру африканца – представителя Танзании Салим Ахмед Салима. Но против него выступили западные страны – постоянные члены Совета безопасности. Особенно жестко возражали США. Дело в том, что будучи в 1971 году постоянным представителем Танзании при ООН, Салим Ахмед Салим был одним из наиболее активных сторонников восстановления членства КНР в ООН. На сессии Генассамблеи ООН он вел активную кулуарную работу в этом направлении, сплотил вокруг себя большинство стран Африки и сорвал попытки США, путем различных процедурных уловок, в очередной раз воспрепятствовать этому. Американские дипломаты не могли простить Салиму, что в час их поражения он с упоением плясал джиргу на кресле главы делегации Танзании в зале Генеральной Ассамблеи. В период с октября по декабрь 1981 года на четырех закрытых заседаниях СБ было проведено 16 туров тайного голосования, но ни Вальдхайм, ни Салим не прошли, хотя тот и другой неизменно набирали 10–11 голосов [115 - Совет Безопасности состоит из 5 постоянных членов – СССР/Россия, США, Великобритания, Франция, Китай/Тайвань/КНР и 6 (до 1966)/10 (с 1966) непостоянных членов [11, т. III, c.45], [12, Вып.34, с.408], [21, с. 39–43].]. Дело в том, что западные державы – постоянные члены СБ голосовали против Салима, а Китай, помнивший, какую роль сыграл Салим в деле восстановления членства КНР в ООН, и твердо поддерживавший страны «третьего мира», накладывал вето на Вальдхайма. Лишь в самом конце той сессии Генассамблеи был найден компромисс – страны Латинской Америки, представитель которых тоже раньше не занимал поста генсека, выдвинули пять своих кандидатов и в первом же туре голосования, 11 декабря, получив 10 голосов, был избран Хавьер Перес де Куэльяр – видный перуанский дипломат, первый посол Перу в СССР, постоянный представитель Перу в ООН в 1971-75 гг. С 1978 г. Куэльяр работал на высоких постах в Секретариате ООН, был помощником, затем заместителем тогдашнего Генерального секретаря ООН К. Вальдхайма и в этом качестве играл видную роль в политическом урегулировании ряда острых международных проблем, в том числе кипрского и афганского вопросов.
   Постпредство Советского Союза при ООН, обосновывая предложение в Центр о поддержке кандидатуры Куэльяра, отмечало лишь один его изъян – недостаточную инициативность. Говорят, А. Громыко заметил по этому поводу: «Ну и хорошо. Инициативных Генеральных секретарей ООН нам не надо». Дело в том, что Советский Союз твердо придерживался той точки зрения, что, согласно Уставу ООН, основную ответственность за поддержание международного мира и безопасности играет Совет безопасности, а Генеральный секретарь выполняет, в основном, связанные с этой задачей административные функции, причем строго в рамках поручений, утвержденных Советом безопасности. Отступление от этого принципа, попытки западных держав, в обход СБ, использовать генсека в своих интересах не раз приводили к параличу ООН в период острых международных кризисов. Так, В 1950 году тогдашний генсек Трюгве Ли по указке США, игнорируя СБ, организовал «силы ООН» для интервенции в Корее. В 1960 году, другой генсек – Даг Хаммершельд, по подсказке западных держав, так организовал операцию ООН в Конго, что она, в конечном счете, привела к свержению законного правительства Конго, убийству первого премьер-министра Патриса Лумумбы и воцарению в этой стране ставленника западных ресурсовых монополий Мобуту. Взбешенный всем этим Н. С. Хрушев даже предложил в 1961 году заменить генсека ООН «тройкой» генсеков, представляющих социалистические, капиталистические и развивающиеся страны – члены ООН.
   Опыт десятилетнего пребывания Переса де Куэльяра на посту Генерального секретаря ООН показал, что он оправдал доверие международного сообщества и был, пожалуй, наиболее популярным и эффективным, чем все его предшественники. Перес де Куэльяр во многом отличался от своих предшественников – Трюгве Ли, Дага Хаммершельда, У Тана и Курта Вальдхайма, равно как и от последовавшего за ним Бутроса Бутроса Гали. Он, в определенном смысле, был продуктом своего времени, дитем переходной эпохи – от холодной войны к постконфронтационному миру. С одной стороны, Куэльяр как никто другой понимал, что он может успешно выполнять свои функции только при условии, если он будет поддерживать ровные отношения со всеми постоянными членами Совета Безопасности, иметь их поддержку и избегать обострения отношений с одними членами Совета, чтобы угождать другим, как это часто делал Трюгве Ли или Даг Хаммершельд. Но он понимал, что должен иметь сбалансированные отношения со всеми членами Совета, сознавал, что без опоры на Совет в целом он не может рассчитывать на успех своих миротворческих усилий. С другой стороны, Перес де Куэльяр сознавал, что новая глобальная ситуация дает ему уникальную возможность пробудить миротворческий потенциал ООН и вместе с тем поднять роль Генерального секретаря ООН в такой степени, которая даже не снилась его предшественникам. Он одним из первых увидел, что ООН перестает быть просто форумом для словесных баталий, а превращается в эффективный инструмент по установлению и поддержанию мира.
   В связи с предстоявшим истечением срока мандата Переса де Куэльяра в 1991 году, страны Африки возобновили дипломатическую битву за пост Генерального секретаря ООН. На сей раз Организация африканского единства (ОАЕ) для перестраховки выдвинула на этот пост в качестве официальных кандидатов шесть видных государственных деятелей Африки: Бутроса Бутроса Гали (Египет), Бернарда Чизеро (Зимбабве), Кеннета Дадзи (Гана), Джеймса Джону (Сьерра-Леоне), Нгуема Овоно (Габон) и Олусегуна Обасанджо (Нигерия). Египтянин Бутрос Бутрос Гали, выпускник Сорбонны и Калифорнийского университета, доктор и профессор, видный специалист в области международного права, заместитель премьер-министра и министр иностранных дел Египта, по образованию и опыту работы был, пожалуй, наиболее профессионально подготовленным для занятия этого высокого поста.
   Однако, его кандидатура была встречена в штыки Соединенными Штатами, которые опять пытались продвинуть на этот пост угодного им кандидата. Но их попытка и на сей раз не удалась. Страны «третьего мира», особенно африканские страны, заблаговременно провели необходимую подготовительную работу, чтобы продвинуть своих кандидатов на этот пост. Я был в то время замом Генерального секретаря по политическим вопросам и делам Совета безопасности и баталия по продвижению африканского кандидата проходила на моих глазах. Уже в августе месяце мы получили официальное послание председателя ОАЕ с просьбой включить в список для тайного голосования в СБ упомянутых выше шестерых кандидатов на пост Генерального секретаря. Кроме того, различными организациями и странами было выдвинуто еще шесть кандидатов. Среди них фигурировали: бывший премьер-министр Англии М. Тэтчер, премьер-министр Норвегии Гро Брутланд, бывший президент Коста-Рики Оскар Санчес Ариас и другие деятели. В западной печати назывались также имена М. Горбачева и Э. Шеварднадзе как возможных кандидатов. При этом подчеркивалось, что они заслуживают быть избранными на пост генсека ООН, т. к. «помогли Западу одержать победу в холодной войне». В кругах ООН это было воспринято скорее, как шутка. И тот и другой – граждане страны – постоянного члена СБ и, кроме того, не владеют иностранными языками.
   В конце концов, в списке для тайного голосования к октябрю месяцу осталось девять кандидатур, и в результате нескольких туров голосования, проведенных в сентябре-ноябре месяцах, Совет безопасности 24 ноября 1991 года рекомендовал Бутроса Бутроса Гали на пост Генерального секретаря ООН, а Генеральная Ассамблея, через несколько дней, назначила его на этот пост. Пять лет спустя история повторилась. США решительно выступили против переизбрания Бутроса Бутроса Гали на второй срок. Между тем, переизбрание Генерального секретаря ООН на второй срок никогда в истории ООН не было проблемой. Кампанию против переизбрания Бутроса Гали США начали еще в мае месяце. Мотивировка Вашингтона была явно надуманная – Бутрос Гали де оказался плохим администратором, он де не выполнял рекомендаций по проведению режима бюджетной экономии и повышению эффективности работы Секретариата ООН. Постпред США при ООН г-жа Мадлен Олбрайт несколько месяцев крутила одну и ту же пластинку: ООН нужны не политики, а администраторы, если Бутрос Гали останется на своем посту, то американский конгресс откажется финансировать американские взносы в бюджет ООН. На русском языке это называется шантаж, но Вашингтон не брезговал никакими средствами лишь бы блокировать переизбрание Бутроса Гали. Надо сказать, что, как раз наоборот, Бутрос Гали более решительно, чем все его предшественники, проводил реформу Секретариата ООН. Через месяц после прихода в ООН он сократил и реорганизовал 12 департаментов и управлений секретариата, ликвидировал много дублирующих административных звеньев и постов. Главной причиной финансовых трудностей переживаемых ООН, была и остается огромная задолженность США по взносам в бюджет ООН, которая, по состоянию на конец 1996 года перевалила за 1, 5 млрд. долларов.
   Подлинными причинами обструкционистской позиции США были другие – политические. Вашингтону не нравилось, что Бутрос Бутрос Гали в меру своих сил и в пределах прав и полномочий, предоставленных ему Уставом ООН, пытался помешать превращению ООН в инструмент американской внешней политики, в своеобразный филиал Госдепартамента. Это особенно ярко проявилось во время миротворческих операций ООН в Сомали и бывшей Югославии. Известно, что вот уже много лет в Сомали идет кровавая гражданская война между различными кланами, обрекающая миллионы жителей на страдания, голод, разрушения и смерть. Чтобы положить конец самоистреблению сомалийского народа, Совет безопасности в начале декабря 1992 года, резолюцией 794, принял решение о военном вмешательстве в Сомали в строго гуманитарных целях. В рамках операции ООН в Сомали (ЮНИСОМ-1), в Сомали была развернута объединенная оперативная группа (ООГ) численностью в 37.000 человек. Костяк группы составил американский контингент силой в 15.000 солдат, но в операции участвовали подразделения еще 38 стран. Командовал группой американский генерал. Поскольку ООН испытывает финансовые трудности, эта операция проводилась за счет государств, предоставивших свои войска. В марте 1993 года резолюцией СБ 814 ЮНИСОМ-1 была преобразована в ЮНИСОМ-2 с расширенным мандатом, предусматривающим применение жестких принудительных, в том числе военных мер против группировок, нарушающих резолюции СБ. ООГ была сокращена до 28.000 человек. Упомянутыми резолюциями предусматривалось, что вся эта операция должна осуществляться по усмотрению генсека ООН, в свете его оценки условий на месте. Для этого он был наделен широкими административными полномочиями: обеспечить объединенное командование и управление задействованными силами и беспрепятственную доставку населению Сомали гуманитарной помощи, обеспечить выполнение заключенных в Аддис-Абебе в 1993 году соглашений между кланами о прекращении огня, разоружении, демобилизации и национальном примирении. Однако, всю эту операцию США фактически взяли под свой контроль, мешая Бутросу Гали и его представителям в Сомали выполнять мандат СБ. Всеми делами пытался верховодить специальный представитель президента США Р. Оакли. Потом Вашингтон взвалил на Бутроса Гали вину за провал операции в Сомали и даже за потери, которые понес американский контингент ЮНИСОМ.
   Операция ООН в Сомали явилась, своего рода, генеральной репетицией объединенной операции ООН и НАТО в бывшей Югославии. Трения между США и Бутросом Гали в Югославии возникли в связи с тем, что генсек, в рамках предоставленного ему СБ мандата, на первых порах отказывался давать НАТО карт-бланш на нанесение ракетных и бомбовых ударов по сербским позициям в Боснии. Разумеется, в Вашингтоне не могли терпеть такую строптивость и наотрез отказались дать согласие на назначение Бутроса Гали на второй срок. На первом официальном заседании СБ, посвященном этому вопросу, 19 ноября 1996 года постпред США Мадлен Олбрайт оказалась единственным членом СБ, который голосовал против кандидатуры Бутроса Гали, все остальные 14 членов СБ голосовали «за». Это совершенно беспрецедентный случай в истории ООН. Олбрайт бесцеремонно потребовала, чтобы ОАЕ подыскала другую кандидатуру вместо Бутроса Гали на пост Генерального секретаря ООН. 7 декабря ОАЕ представила список из четырех кандидатов-африканцев: заместителя генерального секретаря ООН Кофи Аннана (Гана), генерального секретаря Организации исламская конференция (ОИК) Хамида Альгабида (Нигер), министра иностранных дел Берега Слоновой Кости [116 - Кот-д`Ивуар – до начала 1986 г. Берег Слоновой Кости [12, Вып.30, с.288].] Амара Эсси, Ахмеда Ульд-Абдалла (Мавритания), бывшего специального представителя генсека ООН в Бурунди. В октябре-ноябре 1996 года Совет безопасности провел несколько туров неофициальных голосований, чтобы выявить предпочтительного кандидата. Больше всех голосов набирал Кофи Аннан, но его ветировала Франция, т. к. он недостаточно владеет французским языком. В свою очередь, США и Англия накладывали вето на фаворита Франции, Амара Эсси. Российской делегации, как утверждают, было безразлично и она поддерживала кандидата, набиравшего большинство голосов. В конце концов, Францию удалось уломать и 13 декабря СБ единогласно рекомендовал Кофи Аннана на пост Генерального секретаря ООН.
   Первый раз за всю историю ООН на столь высокий пост будет выбран не государственный деятель, а «аппаратчик» ООН. Действительно, первый Генеральный секретарь ООН, Трюгве Ли был одним из лидеров Норвежской рабочей партии, министром иностранных дел Норвегии. Сменивший его Даг Хаммершельд был министром без портфеля правительства Швеции. Последовавший за ним У Тан, входил в состав правительства Бирмы [117 - Мьянма/Союз Мьянма – до июня 1989 Бирма [12, Вып.34, с.313].], занимал пост постпреда Бирмы при ООН. Перес де Куэльяр, как отмечалось выше, был видным перуанским дипломатом.
   58-летний Кофи Аннан всю свою сознательную жизнь проработал в системе ООН и прошел все ступени службы международного чиновника. Сын вождя небольшого племени народности Га, Кофи Аннан получил свой первый диплом в Ганском университете науки и технологии, степень бакалавра экономических наук в колледже Макаллистера в Сэнт-Поле (штат Миннесота, США), учился в аспирантуре Высшей школы международных исследований в Женеве и в престижном Массачузетском технологическом институте (МТИ). С 1962 по 1971 год Аннан работал в различных специализированных организациях системы ООН: клерком в бюджетном отделе Всемирной организации здравоохранения в Женеве, административным служащим в Экономической комиссии ООН для Африки (ЭКА) в Аддис-Абебе, служащим отдела кадров в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, начальником отдела кадров ЭКА, опять Аддис-Абеба.
   В 1971-72 гг. Аннан занимался исследовательской работой по административным проблемам как научный сотрудник в МТИ. Затем он возвращается на работу в ООН и в 1972-74 гг. работает административным служащим в Женевском отделении ООН. В 1974-76 гг. Аннан на время покидает ООН и становится управляющим директором Компании по развитию туризма Ганы. В 1976 г. он переводится на работу в штаб-квартиру в Нью-Йорк, где до 1980 г. работает зам. заведующего отделом управления кадров. В 1980 году его командируют на работу в управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев в Женеве, где он проработал до 1983 года в качестве заместителя директора. В 1983 году Аннан возвращается в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке, где последовательно занимает посты заведующего отделом управления кадров, директора бюджетного отдела в управлении финансовых служб, помощника Генерального секретаря и начальника управления людских ресурсов и управления по планированию, бюджету и финансам.
   Вскоре после прихода на пост генсека, Бутрос Бутрос Гали перевел Аннана в феврале 1992 года на политическую работу. Он был назначен помощником генсека по руководству миротворческими операциями. Два года спустя Аннан занял пост зама генсека, ведающего этими операциями. В этом качестве Аннан руководил операциями ООН в Сомали и бывшей Югославии. При нем произошло резкое сокращение миротворческих сил ООН – с 67.269 человек в июле 1995 года, когда они достигли пика, до 24.657 в июле 1996 года. Кандидатура Аннана была одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 17 декабря и он вступил в должность 1 января 1997 года. Мы видим, что Кофи Аннан, как международный служащий, имеет солидное специальное образование и богатый опыт работы в системе ООН. Мне много лет пришлось работать и общаться с Кофи Аннаном, совместно с ним решать некоторые проблемы. У меня сложилось о нем неплохое мнение. Аннан общителен, гибок и тактичен, умеет слушать собеседника, хорошо владеет искусством ведения переговоров, терпелив, всегда готов искать разумные компромиссы, но в то же время твердо отстаивает свои позиции. Эксперты по вопросам ООН полагают, что Кофи Аннан, в отличие от Бутроса Бутроса Гали, будет более покладистым Генеральным секретарем, не будет загружать себя политическими проблемами, а займется административными делами, в частности, реформой Секретариата ООН и его радикальным сокращением в целях экономии бюджетных средств. В этом плане он вполне соответствует критериям, предъявленным Мадлен Олбрайт. Я думаю, что эксперты ошибаются. У Кофи Аннана есть и политические амбиции. Вряд ли он будет мальчиком на побегушках у западных стран – членов ООН. Он представляет в ООН развивающиеся страны, в особенности страны Африки, которые выдвинули его на этот пост. Поэтому он будет вынужден в той или иной степени отстаивать их интересы и это будет приводить его время от времени в столкновение с западными державами.

Часть IV. Грозящие катастрофы и как их упредить

«Охрана власти или власть охраны?» [118 - Публикуется в редакции текста газеты «Советская Россия», № 107(11237), Суббота, 9 сентября 1995 г. На основе авторского файла «Охрана власти или власть охраны?»]

В теснинах Кремля

   Во время праздничных торжеств, посвященных 50-летия победы над фашизмом, москвичи стали свидетелями беспрецедентных мер по обеспечению безопасности президента России и прибывших на торжества глав иностранных государств. Особые неудобства пришлось испытать жителям кварталов, прилегающих к Поклонной горе и Парку Победы, свобода передвижения которых накануне и в день праздника была резко ограничена. Обитателям домов, выходящих на Кутузовский проспект и Поклонную гору, было даже запрещено открывать окна. Я вместе с семилетней внучкой пытался пройти к трибунам мемориального комплекса, однако нас остановили спецназовцы на дальних подступах. Не помогло и мое удостоверение участника Великой Отечественной Войны. Внучка, напуганная дядями с автоматами Калашникова, попросилась домой. Праздник был испорчен.
   В связи с недавней реорганизацией органов охраны и государственной безопасности невольно возникает вопрос: сколько же нужно охраны, чтобы глава государства и его окружение чувствовали себя в безопасности и где предел произволу, творимому в этой связи?
   Приходят в голову различные исторические параллели и сравнения. У первых русских князей и царей проблемы личной безопасности не существовало. Они были искусными воинами и могли сами постоять за себя, вокруг них была верная дружина или войско. Александр Невский, Дмитрий Донской, Петр Первый менее всего думали о своей личной безопасности. Их больше всего заботила судьба родной земли и безопасность Отечества.
   В XVIII веке возникла дворцовая гвардия. Со временем она приобрела самостоятельную политическую роль и стала скорее угрозой жизни монархов, нежели гарантом их личной безопасности. По примеру древнеримских преторианцев, российские гвардейцы смещали и умерщвляли одних царей и ставили вместо них других. Тот век стал рекордным в российской истории по числу дворцовых переворотов.
   Учтя этот печальный опыт, последние цари династии Романовых передали функции охраны августейших особ третьему жандармскому отделению, так называемой охранке. Но, как известно, жандармы плохо справлялись со своими обязанностями – покушения на царей, других августейших особ и высших сановников государства следовали одно за другим.
   Советская власть вначале не придавала особого значения обеспечению личной безопасности своих вождей. У Председателя Совнаркома В. И. Ленина на первых порах не было никакой охраны – водитель Гиль был и его личным телохранителем. Мифический Василий, скорее всего, является выдумкой кинематографистов. Между тем Петроград и Москва тех лет кишели вооруженными бандами. Потом была создана ЧК, и после убийства Урицкого и покушения на Ленина ею были приняты меры по обеспечению охраны вождей революции. Однако эти меры носили более чем скромный характер. Версия о том, что В. И. Ленина охранял чуть ли не полк латышских стрелков, является выдумкой. Латышские стрелки охраняли не особу Ленина, а резиденцию Советского правительства – Кремль.
   При И. В. Сталине по известным причинам субъективного характера проблема охраны вождя и высшего советского партийного и государственного руководства вообще была гипертрофирована и приняла качественно иной политический характер. Раз и навсегда был поставлен знак равенства между безопасностью государства и личной безопасностью вождей. Это правило, как известно, является основой любого тоталитарного режима, будь он по своей природе капиталистическим или социалистическим. Задача обеспечения государственной безопасности в целом и охраны вождей в частности была возложена на соответствующие органы, которые в разные времена назывались по-разному – ГПУ, ОГПУ, КГБ, МВД. Охрану вождей обеспечивало 9-е управление КГБ, так называемая «девятка». Разумеется, численность этого подразделения и расходы на его содержание были одной из наиболее строго охраняемых государственных тайн.
   Раз возникнув, органы государственной безопасности и служба охраны стали делать все от них зависящее, чтобы самоутвердиться и усилить свое влияние и роль в государстве. В этих целях они умело использовали особенности характера Сталина и его тезис об усилении классовой борьбы в период строительства социализма, хотя этот тезис явно расходился с не менее расхожим положением о морально-политическом единстве советского общества. Еще одним доводом в пользу гипертрофирования органов госбезопасности была ссылка на капиталистическое окружение. Сталин, однако, понимал, что слишком независимые органы госбезопасности могут со временем представить угрозу и для него самого. Поэтому он периодически менял руководство органов, проводил их физические «чистки». Руководители органов при Сталине не включались в состав Политбюро. Исключением явился Берия, но, формально говоря, став членом Политбюро он на каком-то этапе стал «курировать» органы, а непосредственными их руководителями стали другие лица. Это правило соблюдалось при Н. С. Хрущеве, но от него отступили при Л. И. Брежневе и М. С. Горбачеве.
   Репрессивный аппарат Сталина использовался для подавления всякой оппозиции его личной власти. Его жертвами стали десятки и сотни тысяч работников партийного и советского аппарата, командные кадры Красной Армии. Достаточно было подозрения в нелояльности к Советской власти или доноса, чтобы быть объявленным «врагом народа» и репрессированным. Но характерно, что рядовые рабочие, служащие и крестьяне, за исключением кулаков и причисленных к ним, репрессиям, как правило, не подвергались. В тридцатые годы, когда я был школьником, мой отец работал в московском депо Горьковской железной дороги. В депо сменилось несколько начальников и старших инженеров, но был отмечен всего один случай ареста рядового рабочего. Отец рассказывал, что тот был слесарем высокой квалификации, неплохо зарабатывал, но, выпивши, имел обыкновение громко распевать «Боже, царя храни». Кто-то донес на него в органы. Слесарю «припаяли» 25 лет, но вскоре выпустили, поняв, что он попал за решетку по недоразумению. Существует теория, что, держа в страхе государственный и партийный аппарат и постоянно его обновляя, Сталин удерживал его от буржуазного перерождения. Примерно тот же довод применялся и в Китае в оправдание «культурной революции».
   После смерти Сталина и устранения Берии положение кардинально изменилось. Острие карательных органов было полностью перенацелено на диссидентов и других принципиальных противников советского строя. Практически почти перестала применяться «высшая мера». Наряду с заключением стали применяться другие, более изощренные формы наказания – психушки, высылка за рубеж и т. п. Партийная и государственная верхушка наконец-то вздохнула свободнее. Неугодные высшему руководству видные чиновники партийного и государственного аппарата либо стали выводиться на приличную пенсию с сохранением всех привилегий, либо переводились на работу в МИД, становясь послами и посланниками. В те годы на Старой площади, в пику кадровым работникам МИДа, имели обыкновение шутить: когда того или иного работника переводят из аппарата ЦК в МИД, то тем самым укрепляют и аппарат ЦК, и кадры МИД. Такая практика нанесла немалый ущерб нашей внешней политике. Бывших партийных работников, как правило, направляли в социалистические страны. Пересаживаясь из кресел секретарей обкомов и ЦК компартий союзных республик в кресла послов в дружественных странах, они продолжали командовать, как привыкли командовать в своих республиках и областях. Такой дипломатический стиль, естественно, не способствовал сплочению социалистического лагеря. Были, конечно, исключения, но весьма редкие.
   После «славной революции», инициированной Б. Н. Ельциным и его ближайшим окружением и положившей начало реставрации капитализма в России, возникла иллюзия что с тоталитаризмом и произволом органов госбезопасности покончено навсегда, что над Россией восходит заря подлинной демократии и народовластия. Этой иллюзии в немалой степени способствовал ореол Б. Н. Ельцина как непримиримого борца с произволом и привилегиями. Но прошло один-два года, и от этой иллюзии не осталось и следа. Все мы стали свидетелями, как охрана президента РФ в рекордно короткий срок разрослась до невероятных размеров. Этим делом занимается не только Главное управление охраны Кремля, т. е. президента России, но и ФСБ, и службы внешней разведки. К ним непосредственно примыкают и их надежно подпирают две другие силовые структуры – вооруженные силы МВД и Минобороны. Все силовые структуры непосредственно подчиняются президенту и находятся вне контроля Федерального собрания. В конце июля президент своими декретами, в обход Федерального собрания и правительства, расставил все точки над «i». Он объявил, что Главное управление охраны является государственным органом, подчиненным непосредственно президенту и обеспечивающим оперативное руководство службой государственной безопасности. Подразделение «Альфа», призванное бороться с терроризмом, было передано ФСБ.
   Итак, круг замкнулся: создана всеобъемлющая интегрированная система охраны главы государства, не имеющая аналогов не только в истории России, но и других стран. Если В. И. Ленину для охраны было достаточно шофера, а Совнаркому – полка латышских стрелков, то президента России и другие ветви власти охраняют несколько громоздких силовых структур и десятки тысяч вооруженных до зубов людей.
   Разумеется, личная безопасность президента отождествляется с государственной безопасностью. Но парадокс состоит в том, что угроза государственной безопасности России извне сейчас гораздо меньше, чем во времена Советского Союза, которому противостоял весь капиталистический мир. Главная угроза нынешнему политическому режиму исходит изнутри, ибо он защищает интересы лишь узкого слоя криминальной новой буржуазии, которому противостоит громадное большинство обездоленного народа. В этом принципиальное отличие нынешнего положения от того, которое было до декабря 1991 года. Что бы ни говорилось о тоталитарном характере Советского государства и жестокой репрессивности его органов госбезопасности, на всех этапах своей трудной и сложной истории оно оставалось государством трудящихся и в широком плане защищало их интересы и завоевания как внутри страны, так и на мировой арене. Социального расслоения не было и не могло быть, по крайней мере до периода застоя, когда у руля власти закрепился Л. И. Брежнев. Советское общество было в этом отношении однородным и отличалось от западных обществ морально-политическим единством.
   Новая российская буржуазия, нажившаяся на разграблении общественной собственности и стихийно сознающая узость своей социальной базы, панически боится, что у нее отберут награбленное.
   По иронии истории новая буржуазия наполовину состоит из переродившихся еще до перестройки деятелей бывшей партноменклатуры, сумевших вовремя урвать от государственной собственности, и наполовину – из бывших воротил подпольного бизнеса. В скобках следует отметить, что именно буржуазное перерождение руководящей верхушки КПСС, имевшее место в период брежневщины, ее сращивание с воротилами «теневой экономики» сделало возможным антисоциалистический переворот Б. Н. Ельцина.
   На Западе удивляются тому, с какой легкостью произошло крушение социализма в бывшем СССР. Недоумевают и рядовые члены КПСС: почему партия без боя уступила власть? Но причина ясна – высшее руководство КПСС предало миллионы ее членов и дело социализма, сдало позиции без боя и, более того, переметнулось в лагерь противника. Перефразируя известные слова К. Маркса, можно сказать, что в то время как миллионы рядовых членов КПСС и партийных функционеров, сохраняя верность социалистическим идеалам, трудились на благо Родины, переродившаяся партийная верхушка, крадучись, готовила почву для государственного переворота, для захвата и передела общественной собственности.
   Дорвавшаяся до власти новая буржуазия инстинктивно понимает, что единственной реальной гарантией необратимости процесса капитализации России является президент, который, кстати сказать, сам был партаппаратчиком высокого ранга, но изменил своим прежним идеалам. Ее не может не тревожить, что популярность президента в народе, его рейтинг катастрофически падают. Отсюда – беспрецедентные меры по его охране. Как же неуверенно и шатко должна чувствовать себя новая российская буржуазия, если вся громоздкая система силовых структур зациклена на одном человеке и подчинена задачам обеспечения его личной безопасности! Но человек смертен, и поэтому для подстраховки лихорадочно создают и запасной вариант – партию власти «Наш дом Россия» во главе с В. С. Черномырдиным.
   Опыт России еще раз подтверждает универсальную для всех времен и народов формулу: численность охраны главы государства обратно пропорциональна его популярности в народе. Как тут не вспомнить историю, рассказанную А. Вирта в одном из его романов. Жандармы, охранявшие особу Николая Второго, зная, что он этого очень не любит, старались не попадаться ему на глаза, осуществлять охрану скрытно. Но однажды так случилось, что один из них по неловкости вывалился из кустов прямо под ноги царю. «Ты что тут делаешь, болван?» – спросил опешивший царь. «Охраняю Вас, Ваше Величество», – ответил перепуганный жандарм. «От кого?». – «От ваших подданных, Ваше Величество».
   Цари стыдились охраны, старались не замечать ее. Не афишировалась охрана власти и в советское время. Этого не скажешь о нынешних наших лидерах. Охраны не только не стесняются, ее держат на виду. Более того, как отмечалось выше, охрана начинает приобретать все более широкие властные функции. Где и когда было видано, чтобы главный телохранитель главы государства наряду с ведущими политическими и государственными деятелями участвовал в регулярных оценках их политического веса и влияния, оглашаемых регулярно по каналам телевидения?! Причем в этих рейтингах он неизменно занимает вторые и третьи места, непосредственно после премьер-министра. Все это наводит на весьма грустные размышления о будущем представительной власти в России, включая власть президента. Невольно возникает вопрос: не идем ли мы к созданию преторианской гвардии, которая по своему усмотрению будет менять правителей России?
   Столь тщательная забота о личной безопасности президента и других представителей власти сочетается у нас с полной беззащитностью остальных граждан перед лицом невиданного разгула преступности и насилия во всех его формах. Наиболее драматическим проявлением этого явилась трагедия в Буденновске.
   Как правило, широкую огласку получают громкие случаи «заказных» убийств банкиров, предпринимателей, депутатов и им подобных. Как правило, эти убийства не раскрываются. Это явление представляется парадоксом – власть новой буржуазии не может защитить ее. Но этот парадокс кажущийся. Правоохранительные органы подсознательно чувствуют, что заказные убийства – всего лишь форма сведения счетов между «новыми русскими» на почве дележа награбленного, разборки внутри класса имущих, которые не представляют угрозы этому классу как таковому. К тому же жертвами заказных убийств, как правило, являются не самые законопослушные граждане. Нераскрываемость заказных убийств может иметь и другую подоплеку – сращивание государственного аппарата и его правоохранительных органов с криминальными структурами. Именно эту версию выдвинуло руководство «круглого стола» российского бизнеса после убийства И. Кивилиди. Государство просто-напросто не желает защищать «цивилизованный» бизнес от криминального.
   Гораздо большую тревогу должно вызывать то обстоятельство, что за кадром остаются страдания миллионов людей, которых безнаказанно убивают, грабят, насилуют, лишают крова, обрекают на нищенство. Однако силовые структуры, зацикленные на охране властей предержащих, не имеют ни сил, ни средств для обеспечении безопасности рядовых граждан, для борьбы с массовой организованной преступностью. Как справедливо заметила одна из российских газет, комментируя назначение генерала Барсукова главой ФСБ, покой и безопасность отдельного гражданина России достигнуты. Теперь осталась мелочь – обеспечить покой и безопасность всех остальных российских граждан.
   Мне могут возразить, что в других странах тоже принимают меры для охраны глав государств и правительств. Однако готов поспорить, что ни в одной стране мира нет такой многочисленной охраны, как у нас, и нигде она не обходится так дорого налогоплательщикам, как в России. Даже в США, где довольно часто имеют место покушения на президента, расходы на личную охрану президента на порядок ниже, чем у нас, и находятся под строгим контролем конгресса. В других западных странах охрана глав государств и правительств является более чем скромной. В этой связи мне вспоминается такой случай. В бытность сотрудником Посольства СССР в Англии я как-то по служебным делам выехал в Шотландию ночным экспрессом Лондон – Глазго. Когда я подошел к вагону, на перроне была обычная в таких случаях суета. У вагона я заметил маячившего в тени полицейского. Проверив билет и проводив меня в мое купе, проводник не без гордости поведал, что в «его вагоне» в Глазго должен ехать премьер-министр Гарольд Макмиллан. Действительно, через несколько минут к перрону подъехала машина с премьер-министром. Прибыл он без какого-либо эскорта, его никто не провожал, на перроне, кроме одного полицейского, не было никакой охраны. Не было и представителей прессы. Только стоявшие поблизости пассажиры и провожавшие, узнавшие Макмиллана, приветствовали его. Он в ответ помахал рукой и в сопровождении помощника проследовал в вагон, в отведенное ему купе. Мое купе оказалось рядом с купе помощника премьер-министра. Признаться, столь будничный порядок отъезда первого лица в государстве удивил меня. Как сообщили утром следующего дня местные газеты, Макмиллан приехал в Глазго для выступления на собрании местной организации консервативной партии. Встреча его на перроне в Глазго носила столь же скромный характер, что и проводы в Лондоне, за исключением того, что были представители прессы.
   Вспоминается и другой случай. В начале 1980 года тогдашний Генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм попросил бывшего премьер-министра Швеции Улафа Пальме стать его специальным представителем по урегулированию иракско-иранского вооруженного конфликта. Тот дал свое согласие и информировал о дате и рейсе своего прилета в Нью-Йорк. Как водится в таких случаях, для встречи деятеля столь высокого ранга в аэропорт Кеннеди выехал шеф протокола ООН и другие лица, была заказана полицейская машина сопровождения, комната для особо важных гостей и т. п. Однако встречавшая команда Улафа Пальме в аэропорту… не обнаружила, хотя при проверке выяснилось, что он был в числе пассажиров. Как выяснилось, никем не замеченный Пальме, в потертых джинсах и с рюкзаком за плечами смешался с толпой пассажиров, вышел из аэровокзала, взял такси и уехал в заказанную для него гостиницу.
   Правда, стремление некоторых западных деятелей демонстрировать свою близость к народу, особенно перед выборами, носит показной характер, имеет явный налет популизма и бравады. Но факт остается фактом – в западных странах протокол применяется только при встречах и проводах иностранных высоких гостей во время официальных визитов. Поездки же даже самых высоких должностных лиц внутри страны носят будничный, деловой характер. При этом они избегают всяких излишеств и не гнушаются пользоваться общественным транспортом.
   Как это контрастирует с нашими порядками! У нас куда бы и с какой целью не отправлялся президент или премьер-министр, их сопровождают и провожают целый сонм заместителей и помощников, десятки охранников, подается специальный авиалайнер и т. п. Да что президент! Замы премьера, рядовые министры, председатели палат ФС, другие должностные лица высокого и не очень высокого ранга перемещаются по стране не иначе, чем в специальных самолетах или поездах. Их обслуживает тысячи машин управления делами президента. Таким образом наши власти предержащие через некоторое время начисто отвыкают от пользования общественным транспортом, и это является одной из главных причин его плачевного состояния.
   Вообще машина нашего государственного управления по своей расточительности и поистине византийской роскоши не имеет себе равных в мире, а расходы по ее содержанию полностью выведены из под общественного контроля. Когда встает вопрос о том, что надо что-то построить или отремонтировать для властных структур, казна отпускает любые средства в рублях и в валюте, закупается за границей дорогостоящее оборудование, привлекаются иностранные строители и т. п.
   Президент США управляет самой богатой в мире страной из Белого дома, более чем скромной резиденции, которая одновременно является и служебным помещением для его аппарата. Там же он принимает иностранных гостей, проводит переговоры с ними и т. п. Премьер-министр Англии живет в обычном двухэтажном доме на Даунинг-стрит, 10, там же проводит заседания кабинета, деловые встречи, принимает иностранных государственных деятелей. Его резиденция охраняется обычным полицейским. В еще более скромных помещениях живут и работают главы государств и правительств других западных стран. У нас же в этих целях используется национальная святыня – Кремль, причем в нем размещаются только президент и его аппарат. А ведь раньше Кремля хватало для Верховного Совета и правительства СССР. Вообще давно пора прекратить использовать Кремль в административных целях и превратить его в общедоступный музей, место отдыха москвичей и туристов.
   Следует отметить и другое обстоятельство. В западных странах расходы на содержание высших должностных лиц государства, равно как и другие административные расходы, находятся под неусыпным парламентским контролем. Президент США, например, буквально не может даже переклеить обои в своей квартире в Белом доме без утверждения конгрессом связанных с этим дополнительных расходов. У нас же повязанное с исполнительной властью круговой порукой привилегий Федеральное собрание молча взирает на любые излишества в сфере государственного управления. В США любой за несколько долларов может купить увесистый том с проектом государственного бюджета и узнать из него любые детали относительно того, куда идут деньги налогоплательщиков. У нас – это тайна за семью печатями, наш народ получает об этом самую общую и препарированную информацию.
   Печальнее всего то, что это безумное расточительство в сфере государственного управления допускается у нас в то время, когда рабочие месяцами не получают зарплаты, когда, даже по официальным данным, более сорока процентов населения живут за чертой бедности, когда социальная сфера, наука, образование финансируются по остаточному принципу, когда миллионы пенсионеров получают мизерные пенсии, не обеспечивающие даже нищенского существования. А ведь трудом нынешних пенсионеров создавалось все то, чем была богата наша держава и что сейчас нещадно расхищается. Они отстояли Родину в смертельной схватке с фашизмом. Так и хочется сказать людям у власти: Как вам не совестно, господа!

Ельцин ушел, чтобы остаться [119 - Публикуется в основном в редакции текста газеты «Советская Россия», № 1(11896), Среда, 5 января 2000 г. Данная статья под рубрикой «Василий САФРОНЧУК. Обозрение» помещена на 1-й странице.]

Кремлёвский спектакль

   В канун Нового года россияне и весь мир стали свидетелями разыгранного кремлевской камарильей спектакля передачи власти от «первого президента России» его преемнику премьер-министру Путину. Формально эта передача власти была обставлена по всем канонам законности и конституционности. Но где, в какой демократической стране видано, чтобы власть передавалась действующим президентом новому главе государства не волей народа, а решением президента?! Говорят, что это соответствует нормам российской конституции. Но это лишний раз демонстрирует недемократический, антинародный характер ельцинской конституции.
   По существу, сам Ельцин в своем обращении признал, что осуществленная им передача президентских полномочий Путину является не обычным делом. Да, 92 статья Конституции предусматривает досрочное прекращение полномочий президента в случае его отставки или стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия. Она предусматривает и временное исполнение обязанностей президента председателем правительства. Но ведь всем известно, что Ельцин по состоянию здоровья не мог выполнять свои обязанности практически почти все время после избрания его на второй срок. Он провел большую часть времени в ЦКБ или в резиденциях, «работая над документами», а не на своем рабочем месте. Тем не менее, в отставку он не уходил. В своем обращении он утверждал, что намеревался создать прецедент цивилизованной, добровольной передачи власти от одного президента России к другому, вновь избранному. Но потом передумал и принял другое решение – решил уйти раньше положенного срока и передать исполнение своих полномочий премьеру Путину, а не избранному в соответствии с Конституцией президенту. Чем же объяснить это внезапное решение? Некоторые наблюдатели полагают, что в последние годы Ельцин по настоянию Запада и российских олигархов лихорадочно искал себе преемника, который, с одной стороны, обеспечивал бы сохранение нынешнего криминального псевдорыночного режима, а, с другой стороны, дал бы гарантии неприкосновенности Ельцину и его семье. Такого преемника он в конце концов нашел в лице Путина, перебрав на посту премьера Кириенко, Примакова, Степашина. Иностранные и российские СМИ указывают на некоторые черты Путина, которые дают олигархии основания надеяться, что он выполнит эти две задачи и оправдает возлагаемые на него надежды. По отзывам людей, которые его хорошо знают, Путин – незаметный, спокойный и тихий человек, но у него железная хватка. Достаточно вспомнить его обещания «замочить террористов в сортире» и «задушить гадину на корню». Путин – выходец из силового ведомства, бывший контрразведчик, руководитель ФСБ, то есть специалист в области политического сыска, иными словами, человек, натасканный в деле защиты политического режима, которому он служит. Не успели высохнуть чернила под указом о передаче ему Ельциным президентских полномочий, как Путин издал свой указ о гарантиях президенту, прекратившему исполнение своих полномочий и членам его семьи. Согласно этому указу, ни бывший президент, ни члены его семьи не могут быть задержаны, арестованы и привлечены к допросу.
   По существу, своим указом о гарантиях неприкосновенности Ельцину и его семье Путин вольно или невольно признает, что Ельцин мог бы быть привлечен к уголовной ответственности. В этом свете становится понятной просьба Ельцина о прощении ему за то, что он «не оправдал некоторых надежд россиян». В порядке самооправдания бывший президент ссылается на то, что проблемы, с которыми он столкнулся, оказались слишком сложными. Но мы помним, что Государственная дума в свое время предъявила Ельцину обвинения более серьезного характера: расстрел парламента в 1993 году, развязывание войны в Чечне 1994–1996 гг., развал Советского Союза, развал армии.
   Исторический опыт показывает, что в моменты резкого обострения классовых противоречий крупная буржуазия, попирая нормы демократии, устанавливает открытую диктатуру. Так поступила и российская криминальная буржуазия, поставив Путина руками Ельцина во главе государства, не дожидаясь пока его изберет народ.
   Ясно, что в условиях, когда вся полнота государственной власти находится в руках уже назначенного и.о. президента, когда в его руках все силовые структуры, когда он может манипулировать всеми средствами массовой информации, когда его поддерживает вторая по величине парламентская фракция, итоги президентских выборов мало у кого вызывают сомнения. Кстати сказать, объединение «Единство» («Медведь») по своей организации и идеологии вызывает нерадостные ассоциации. У «Медведя» эклектическая, рыхлая, рассчитанная на все слои населения политическая платформа, она спекулирует на тоске обывателя по «сильной руке», у нее авторитарная не терпящая возражений партийная дисциплина. Посмотрите, как проходил последний съезд «Единства»: речи по пять минут, восхваляющие вождя Путина, послушная аудитория безликих, набранных с бору по сосенке личностей, полностью закрытый характер заседания и т. п. В числе ее лидеров силовик Шойгу, борец Карелин и милиционер А. Гуров. В ее рядах вы не найдете ни видных политиков, ни опытных хозяйственников, ни грамотных экономистов. Но эта партия, созданная за считанные три месяца Березовским и администрацией Кремля, имеет в своем распоряжении неограниченные государственные финансовые и административные ресурсы. Администрация президента уделила особое внимание подготовке Путина для работы на посту президента. Он чуть ли не каждый день бывал в Кремле. Он овладел всеми тонкостями государственного протокола. Сотрудники администрации контролировали каждый шаг кандидата. В особо значимых местах, таких, как ФСБ, его опекал сам глава администрации Волошин, там, где попроще, Волошина замещал другой куратор – Шабдурасулов.

Западу нужен «крутой парень»

   Неудивительно, что правящие круги США и других западных стран в целом одобрительно отнеслись к переходу власти из рук дряхлеющего Ельцина в руки Путина, хотя имидж последнего как «крутого парня» и его блатной лексикон шокируют некоторых либерально настроенных тамошних политиков. Комментарии по этому поводу изобиловали славословиями по адресу Ельцина, как «отца российской демократии». Президент Клинтон: «Борис Ельцин выполнил историческую миссию как первый демократически избранный президент России. Отношения США с Россией при нем достигли подлинного прогресса». Премьер-министр Тони Блэр: «Борис Ельцин провел Россию через очень сложный и ответственный период превращения России из диктатуры в демократию, превратил ее в надежного экономического и политического партнера Запада». Первым, с кем общался Путин по телефону после назначения и.о. президента, был Клинтон. Излагая журналистам содержание их десятиминутной беседы, пресс-секретарь Белого Дома Джо Локхарт сообщил, что Клинтон подтвердил американские обязательства в области американо-российского партнерства. По словам Локхарда, оба лидера признали наличие разногласий между двумя странами по целому ряду вопросов, включая военную кампанию России в Чечне. Но они считают, что общего между двумя странами гораздо больше. Несколько по-другому расставил акценты советник президента по вопросам национальной безопасности Сэнди Бергер. Выступая по одному из американских телеканалов, Бергер высказал мнение, что неудачи в Чечне могут стоить Путину победы на президентских выборах, которая сейчас представляется весьма вероятной. «Чечня является для Путина дилеммой, – заявил Бергер, – своей популярностью он обязан этой войне, но через три месяца ему предстоят выборы и, если он не сумеет закончить войну мирным путем, если потери покажутся россиянам слишком высокими и если сопротивление чеченцев будет расти, это может повиснуть камнем на шее Путина».
   Правда, не все оценки на Западе итогов его правления могут радовать Ельцина. Лондонская воскресная газета «Санди обсервер» [120 - Великобритания: «Обсервер» (The Observer – «Наблюдатель»), воскресная общенациональная газета [13, с.49]. Шри Ланка: «Санди обсервер» (Sunday Observer – «Воскресный наблюдатель»), воскресное издание газеты «Дейли обсервер» [13, с.245]. Нигерия: «Санди обсервер» (Sunday Observer – «Воскресный наблюдатель»), воскресная газета на английском языке [13, с.307]] поместила 2 января статью под заголовком: «Много ликов царя Бориса: простак, патриот, жулик». В статье, помимо прочего, говорится: «Борис Ельцин войдет в историю как человек, запустивший на орбиту новую Россию, полную надежд на демократию, свободу и ликвидацию бедности, а потом спившийся и допустивший глубокое загнивание своей страны. Последние годы правления Ельцина неприглядны: менялись правительства и премьер-министры, гангстеры набирали силу, коррупция охватила все уровни власти».
   В целом же в западных столицах считают, что передача президентских полномочий Путину ставит его в выгодное положение, значительно сокращая срок предвыборной кампании. На Западе надеются, что дистанция предвыборной гонки стала практически спринтерской и соперники Путина не успеют разогнаться, чтобы прийти к финишу первыми. Эта дистанция может стать еще короче в свете разъяснений, которые дал 3 января председатель Коституционного суда Марат Баглай. По его мнению, Путин может просить СФ назначить выборы президента в любое время в течение трех месяцев. Долг оппозиции опрокинуть эти расчеты недругов России, не дать Ельцину и его камарилье поставить на президентский пост своего ставленника.
   Драматическими событиями 31 декабря сенсации не закончились. Анонимный источник из окружения Ельцина 3 января сообщил, что Ельцин «будет продолжать играть активную роль в жизни страны». В этих целях при бывшем президенте создается ряд новых для России структур: служба государственного протокола, канцелярия, пресс-служба, служба охраны и другие структуры, необходимые для «осуществления активной политической деятельности первого президента России и сохранения его государственного уровня». Ельцину оставлена загородная резиденция и ему предоставлен рабочий кабинет в Кремле. Таким образом, по объему и характеру оставленных за ним функций Ельцин приравнен к английской королеве, которая, как известно, «царствует, но не управляет». В ближайшие дни намечается визит Ельцина в Палестину, где он будет встречаться с президентом Израиля и лидером палестинской автономии. Хотелось бы знать, во что обойдутся российской казне новые государственные структуры? Кроме того, возникает вопрос: как это сообразуется с конституцией? Правда, нам неизвестно, есть ли на этот счет соответствующие указы и.о. президента. Может быть, это шутка?

Грозящие катастрофы: как их упредить? [121 - Публикуется в редакции текста газеты «Советская Россия», № 114(12310), Вторник, 8 октября 2002 г. Данная статья под рубрикой «Василий САФРОНЧУК. Обозрение» помещена на 3-й странице.]

Виновата не природа, а существующий строй

   В последние дни появляется все больше свидетельств того, что причиной катастроф, поразивших Россию в последние годы, являются не только изменения климата и другие природные явления. Это особенно наглядно высветили наводнения на юге России, лесные пожары в Московской области и сход ледника в Северной Осетии. Эти катастрофы вызвали не только человеческие жертвы, но и огромные разрушения, причинили большой материальный ущерб. Вначале делались робкие попытки списать все эти беды на природу, на непредсказуемость последствий долгосрочных изменений в климате и другие объективные процессы, потом на Советскую власть, которая осушала болота. В последнее время зазвучали робкие голоса, пытавшиеся обратить внимание на т. н. человеческий фактор, то есть техногенные или рукотворные причины катастроф. Все чаще задаются вопросы: можно ли было предвидеть обрушившиеся на Россию катастрофы и спасти людей от гибели?
   Честные ученые отвечают на этот вопрос утвердительно. Они говорят, что, если бы, например, за ледником Колка в Кармадонском ущелье велось наблюдение, то катастрофу, в которой погибло 20 человек и более 100 пропали без вести, можно было предотвратить. Этот ледник относится к категории т. н. пульсирующих ледников. В отличие от обычных ледников, которые подтаивают и стекают медленно, пульсирующие ледники, на которых постепенно наслаиваются лед и снег, обрушаются внезапно, по достижении критической массы, сметая все на своем пути. Ледник Колка сходил несколько раз еще в XIX веке. Первый зафиксированный сход Колки произошел в 1902 году, второй – в 1969 году. Но тогда за ледником наблюдали и людей заранее эвакуировали. После схода ледника туда была направлена экспедиция Института географии АН СССР, и за ледником было установлено регулярное наблюдение. Предотвратить обрушение ледников человек не в состоянии. Но эвакуировать население из горных районов можно со стопроцентной гарантией.
   Однако, после развала СССР ввиду прекращения финансирования наблюдения за ледниками прекратилось вообще и практически повсеместно. Между тем, по мнению ученых, для работы с пульсирующими ледниками не требуется много денег. Нужны лишь постоянные исследования и регулярные метеонаблюдения. «Но в России, – пишет «Известия», – гидрометеорологические станции закрыты чуть ли не повсеместно, на аэрофотосъемки средств давно нет». «К катастрофе привело банальное отсутствие мониторинга и контроля за ледником, – вторит ей автор статьи в журнале «Власть», – и если ничего не предпринимать и дальше, то же самое может произойти и в других местах».
   Россия становится все более уязвимой и для рукотворных катастроф. В результате приватизации, то есть раздачи за бесценок нынешним олигархам государственной собственности, в частных руках оказались целые отрасли промышленности, в том числе топливно-энергетический комплекс (ТЭК) и жилищно-коммунальное хозяйство (ЖКХ). Это имело катастрофические социальные и экономические последствия. В результате приватизации ТЭКа 75 процентов доходов от эксплуатации нефтяных, газовых, а теперь и угольных месторождений – т. н. природная рента – стала присваиваться олигархами. В основном эти доходы не вкладываются в производство, а оседают на оффшорных счетах олигархов за границей. А олигархи пытаются получить средства на капиталовложения в отрасли ТЭКа, взвинчивая тарифы на электроэнергию, газ, тепло в домах и т. п. Таким образом, расходы по развитию отраслей ТЭКа перекладываются на народ, а доходы идут в карман олигархов.
   Все помнят, какими низкими были тарифы на газ, электричество, тепло, причем не только для бытовых, но и для промышленных нужд. Они были низкими, потому что расходы по развитию соответствующих отраслей ТЭКа покрывались за счет природной ренты. В основе планового народного хозяйства СССР лежала не рентабельность отдельного предприятия или даже отрасли, а рентабельность экономики страны в целом. Ежегодно составлялись, утверждались и реализовывались топливно-энергетические балансы. Они основывались на оптимальном сочетании различных видов топлива с учетом технического прогресса в отраслях ТЭКа. В этих балансах учитывались в первую очередь потребности ЖКХ, то есть потребности населения в жилье, газе, электроэнергии и тепле. Советское государство уделяло большое внимание развитию ЖКХ. Ведь степень его развития непосредственно влияла на уровень благосостояния народа, бытовые условия его жизни, санитарно-гигиенические условия, на чистоту водного и воздушного бассейнов. В конечном счете это влияло на производительность труда рабочих и служащих. Основным принципом было: все для человека, все во имя человека. Да, номинальная зарплата рабочих и служащих была невелика. Да, набор товаров в магазинах был не так велик, как хотелось бы. Но если брать реальную зарплату и учесть в ней долю платежей за жилищно-коммунальные услуги: квартплату, газ, электричество, тепло и т. п. в советское время и сейчас, то реальная зарплата тогда в среднем была на порядок выше, чем сейчас. Если прибавить к ней расходы в социальной сфере, то она была выше зарплаты рабочих и служащих развитых западных стран. К этому надо добавить уверенность в завтрашнем дне, отсутствие безработицы и т. п. И в этом не было ничего удивительного, это был не подарок и не манна небесная. Враки, что Советская власть «бесплатно» предоставляла все эти услуги населению, воспитывая тем самым «совковое сознание». Советские люди воспринимали это как должное, ведь тем самым им возвращалась доля их труда. А сейчас олигархи выкачивают из ТЭКа, созданного в советское время, почти весь доход и переводят его за границу. А все расходы по его содержанию и развитию они взваливают на народ, непрерывно повышая тарифы на услуги.

США наплевали на ООН и взяли курс на войну

   Итак, Вашингтону все же удалось добиться своего: сорвать отъезд инспекторов ООН по разоружению в Ирак в намеченное по договоренности между главой миссии ООН Гансом Бликсом и властями Ирака время, то есть 18 октября. Государственный секретарь США Колин Пауэлл на встрече с Гансом Бликсом вечером 4 октября «выломал ему руки» и заставил на 180 градусов изменить позицию. Как говорят, Бликс вошел к Пауэллу со своим мнением, вышел от него с его мнением. Глава миссии заявил, что прежде чем инспектора ООН поедут в Ирак, должна быть принята «жесткая резолюция» Совета Безопасности ООН, заранее предусматривающая применение военной силы против Ирака, если инспекторам что-то не понравится в этой многострадальной арабской стране – колыбели древней цивилизации. Бликс утверждает, что без новой резолюции военные инспекции в Ираке невозможны, ибо «санкции против Ирака сильно размыты».
   Между тем, три постоянных члена Совета Безопасности – Россия, Франция и Китай – выступают за скорейшее направление военных инспекторов в Ирак, чтобы на месте проверить, соответствуют ли истине обвинения Ирака в производстве химического и биологического оружия и подготовке к производству ядерного оружия. Министр иностранных дел России И. Иванов совершенно недвусмысленно заявил 5 октября, что обсуждение в ООН показало обоснованность российской позиции в том, что нет препятствий для скорейшего возвращения инспекторов в Ирак. Россия, по его словам, считает крайне важным, чтобы инспектора вернулись в Ирак как можно скорее.
   Сознавая неотвратимость военного удара, руководство Ирака предприняло дополнительные дипломатические шаги, чтобы привлечь на свою сторону соседние арабские и исламские страны. Министр иностранных дел Ирака Наджи Сабри посетил на той неделе государства Персидского залива – Иран, Оман, Катар, Бахрейн, ОАЭ – и передал главам этих государств послание Саддама Хусейна. Он доказывал им беспочвенность американских обвинений в адрес Багдада, говорил о пагубных последствиях возможной американской агрессии против Ирака, подчеркивал, что она может дестабилизировать положение во всем регионе, призывал их к солидарности с иракским народом.
   А вице-премьер Ирака Тарик Азиз посетил Анкару и пытался убедить турецкое руководство в непредсказуемых последствиях американского военного удара по Ираку для региона. Надо сказать, что Турция, которая уже несет немалые экономические потери от санкций против Ирака, проявляет озабоченность по поводу военных планов США. Анкара опасается, что падение правительства Саддама Хусейна приведет к расширению автономии курдов, проживающих в северных районах Ирака, а это в свою очередь усилит стремление турецких курдов к автономии. После беседы с Тариком Азизом президент Турции Ахмед Сезер заявил, что любые военные действия против Ирака без санкции СБ ООН для Анкары неприемлемы. Но наблюдатели отмечают, что в силу своей зависимости от США Анкара вряд ли откажет им в использовании своих баз в случае нападения на Ирак. Правда, премьер-министр Турции Эджевит опроверг сообщения печати, что Вашингтон уже обратился к Анкаре с такой просьбой.

Заменит ли Россия Саудовскую Аравию?

   Российские и западные СМИ продолжают гадать: применит ли Россия вето, чтобы заблокировать принятие жесткой резолюции Совета Безопасности, дающей Вашингтону уже на этой стадии картбланш на применение военной силы против Ирака? Мнения по этому вопросу разделились. С одной стороны, утверждается, что военное поражение Ирака и захват Соединенными Штатами иракской нефти приведет к резкому падению цен на нефть. А это вызовет обрушение российского бюджета в год парламентских и президентских выборов. Следовательно, Россия заинтересована в том, чтобы если не предотвратить, то хотя бы затянуть начало войны против Ирака.
   С другой стороны, говорится, что военные действия против Ирака, особенно если они затянутся, приведут к значительному повышению цен на нефть, как это было во время и сразу после операции «Буря в пустыне». А это укрепит бюджет России в предвыборный период. Следовательно, война – в интересах Кремля. Есть и третье мнение. Падение нынешнего правительства Ирака приведет к прекращению действующих и перспективных контрактов на разработку иракской нефти российскими нефтяными компаниями. Кроме того, будут потеряны уже сделанные российскими компаниями капиталовложения в разведку и разработку иракской нефти. Стоимость вложений одной компании «Лукойл» оценивается в 6 млрд. долларов.
   Не случайно поэтому, что в последние дни идет немало разговоров о том, что Кремль, выполняя волю Алекперова, Ходорковского и других российских нефтяных магнатов, ведет интенсивный торг с Вашингтоном. Он пытается договориться о подтверждении контрактов, ранее заключенных российскими компаниями в Ираке, гарантиях неприкосновенности российских вложений в Ираке, а также о том, что российские нефтяные компании будут допущены к дележу иракского нефтяного пирога после свержения нынешнего правительства этой страны. Об этом же, как сообщалось, российскими дипломатами велись секретные переговоры с живущими за границей на американские деньги иракскими оппозиционерами-ренегатами, рассчитывающими въехать в Багдад на американских танках. Глава «Лукойла» Алекперов поведал в интервью английской газете «Файнэншл таймс» 4 октября, что Путин «обещал» его компании, что она сохранит свою долю в нефтяной промышленности Ирака и после свержения Саддама Хусейна.
   Нечего и говорить об аморальности такого рода сделок за спиной дружественного нам правительства и народа, находящегося 12 лет под прессом ооновских санкций. Впрочем, читать мораль нынешнему российскому правящему режиму – все равно, что метать бисер перед… на ферме. Предавать и продавать друзей бывшего Советского Союза и России вошло у него в привычку. Достаточно вспомнить и o вьетнамской базе Камрань и РЛС Лурдес на Кубе. Но даже если отвлечься от морали, в вопросах практической политики Кремль поразительно некомпетентен. Путин и его камарилья глубоко заблуждаются, если они рассчитывают получать что-то от Америки в обмен на предательство Ирака. За все прошлые уступки Путина Буш показал ему кукиш. Даже простаки в политике понимают, что Буш и его администрация, сплошь состоящая из бывших руководителей крупных американских энергетических концернов и их советников, ставит перед собой две основные задачи. Первая. Сокрушить независимый Ирак и захватить его нефть. Вслед за ним сменить власть в Иране и захватить его нефть. Вторая. Установить контроль над нефтяными запасами России, причем не только на Каспии, но и в Сибири и на Дальнем Востоке.
   Именно об этом шла речь на той неделе на т. н. энергетическом саммите в техасском городе Хьюстоне, на родине Бушей. В нем участвовали 400 руководителей крупнейших американских и российских нефтяных компаний, министров и других чиновников всех мастей. От России в саммите в Хьюстоне участвовали министр торговли и промышленности Герман Греф, министр энергетики И. Юсуфов, олигархи – владельцы «Юкоса», «Лукойла», «Сибнефти», ТНК и других российских энергетических компаний. Открытым текстом говорилось о том, что российская нефть может получить доступ на американский рынок и Россия может со временем заменить Саудовскую Аравию как основной поставщик нефти в США. Алекперов сказал, что поставки из России могут со временем достигнуть 10 процентов всего импорта нефти (сейчас эта доля не превышает 0, 5 процента). Министр финансов США Дон Эванс и Г. Греф, выступая в программе «Времена» 6 октября, излучали сплошной оптимизм, говоря о перспективах российско-американского сотрудничества в области энергетики. Но руководители крупнейших американских нефтяных монополий – участники хьюстонского саммита – были более сдержаны в своих оценках. Они обещали большие капиталовложения в российскую нефтяную промышленность, но требовали новых значительных налоговых уступок. Говорили, что ни на западе, ни на севере, ни на востоке России нет глубоководных нефтяных терминалов, способных принимать супертанкеры. Указывали, что надо строить не только такие терминалы, но и нефте– и газопроводы к ним. На создание такой инфраструктуры потребуется много лет и огромные капвложения. Говорилось и о том, что российская нефть, в отличие от мексиканской и венесуэльской нефти более легкая и надо менять технологию ее переработки, а это тоже связано с расходами. Наконец, указывалось на то, что в российской нефти высоко содержание серы и ее переработка будет загрязнять окружающую среду.
   Нас, россиян, все эти оговорки американских нефтяных королей должны только радовать. Меньше нефти и газа пойдет в Америку, больше останется в России, теплее станет в наших домах, светлее станет в наших квартирах. Но для этого надо отобрать ТЭК у олигархов и вернуть его в собственность государства, то есть всего народа.

Перечень опубликованных статей В. С. Сафрончука в газете «Советская Россия» в 1995–2003 гг.

Памяти товарища [122 - Публикуется по тексту газеты «Советская Россия» № 134 (12605), вторник, 19 октября 2004 г., стр.4.]

Приложение 1

Перечень встречающихся в авторских текстах общепринятых сокращений и аббревиатур (не раскрытых по тексту), их значение и источники:

Приложение 2

Перечень использованной литературы

Василий Сафрончук Политика и дипломатия

Вступительное слово вдовы Василия Степановича Сафрончука

Часть I. Россия в эпоху глобализации

Вместо предисловия

Глава первая. Вечный бой

И это пройдет…

Нет ничего нового под солнцем?

Пассионарный толчок и христианский коммунизм

Борьба миров

Юность дракона

Заря капитализма

Бог любит богатых?

Третий Рим против нового Вавилона

Социализм: «развитой», «реальный»… русский?

Фашизм, либерализм, апокалипсис…

Глава вторая. Россия и мировые центры сил

Многополярный мир в эпоху глобализации и манит, и страшит…

Наука, деньги и промывание мозгов

Нерациональные и неперспективные?

Кто есть кто

Великое пробуждение

Наследники Тамерлана

От Мадраса и до Гималаев…

Выводы

Глава третья. Русская альтернатива

Отправная точка

Мировой маятник Евразии

Одоление смуты

«Старший брат» возвращается?

Место под солнцем

Этапы большого пути

Глава четвертая. Некоторые практические выводы в области внешней политики России

Состояние мира

Состояние внешней политики России

Социальная опора нынешней внешней политики

Угрозы безопасности России

Отношения с западными странами

Выбор союзников

Основы будущей внешней политики

Ключевые внешнеполитические задачи

Выводы

Афганистан при Бабраке Кармале и Наджибулле

Вопросы без ответов

Вызов к А. Громыко

Уязвимые места советской позиции

Изоляция и осуждение

Жесткий прессинг

Сомнения министра

Новое назначение

Скептицизм посла

Тайна Ш. М. Доста

Глухая стена

«Линия Дюранда» как козырная карта

«Хвост, который вертит собакой»

Обструкционисты и реалисты

Инициатива ОИК

Вызов в Москву

Как я чуть было не прыгнул с парашютом

«Разъяснения» из Москвы

Долгий путь к женевским соглашениям

Начало положено

От добрых услуг к активному посредничеству

Разные подходы в США

«Коридорная» дипломатия

Снова «линия Дюранда»

Проблема афганских беженцев

В поисках выхода из тупика

Афганистан: что дальше? [98 - Публикуется по авторскому файлу «Рос-Афг. doc» (от 22.1.2003), подготовленному как статья для газеты «Советская Россия».]

Часть III. ООН в изменяющемся мире

Организация объединенных наций на пороге XXI века

В Секретариате ООН

Перес де Куэльяр: образец совершенного дипломата

Секретариат ООН – центр мировой бюрократии

Пятый комитет Генеральной Ассамблеи – финансовый цербер ООН

Совет Безопасности ООН

ООН и распад Советского Союза

Прием в члены ООН «по-стахановски»

ООН и самоопределение народов

Коминтерн, ООН и деколонизация

Выбор пути или экономика деколонизации

Василий Сафрончук
Политика и дипломатия