Тася Кожевникова
Путешествия в астрале и наяву

Часть 1
Тибет

   – Ритуся, дрыхнешь?
   – Нет, а что?
   – Слушай, не хочешь составить мне компанию – смотаться в одно место? Да, быстренько, не бойся! – затараторила Ларка, хотя и знала, что Рита не откажет, – мне надо на примерку форменного костюма, ну, и по магазинам чуток.
   – Ладно, – обречённо вздохнула Рита, – сейчас приеду.
   Ларке трудно отказать, хотя и не очень греет сознание того, что она не столько нуждается в компании сама, сколько считает, что Риту надо всё время куда-нибудь таскать за собой, чтобы она не кисла. После трагедии, которая произошла уже полгода назад, когда погиб муж и ребёнок Риты, многие её знакомые боялись, что она потеряет рассудок от горя, уйдёт в себя, пустится во все тяжкие и т. п. Рите долго пришлось отбиваться от порой слишком назойливого ухаживания и ненужной опеки. Постепенно все успокоились, даже мама, которая одно время собиралась переехать к ней жить.
   Ну, а у Ларки такой уж был характер – она всегда и везде должна была быть в центре событий, считая, что если кому-то неинтересно в большой компании, значит этот «кто-то» болен. Лечила она шумом и гамом.
   «Составить компанию» – означало то, что Рита должна сейчас же идти в гараж, заводить машину, заезжать за Ларкой и ездить с ней весь остаток дня по её делам, а вечером привезти к себе домой и оставить ночевать. Рита немного устала от ничегонеделанья, поэтому такая перспектива не показалась ей чем-то ужасным. Да и Ларку она давно не видела, наверное, дня три или четыре. Соскучилась по её болтовне.
   – Представляешь, мы будем теперь ходить в форме! Так классно! Так элегантно! Мне так идёт! Уже почти готово! Сегодня примерим, а завтра, ну, может, послезавтра уже готово будет! И бесплатно! За счёт фирмы! – Ларка, как всегда, была полна оптимизма, – Ритка, чего ты надутая такая? Не рада за меня?
   – Рада.
   – Нет, ты не так отвечаешь! У тебя глаза не светятся восторгом.
   – Зато у тебя за двоих светятся. Вечером фары не буду включать.
   – Какая же ты…, – Ларка хотела было обидеться, но тут же переключилась, – О! Мне ещё нужно будет купить маленькую микроволновку нам в офис. Будем по утрам пить кофе с горячими бутербродами.
   – Давай сейчас заедем.
   – А, проехали уже. К тому же я опаздываю к модельерше.
   – Она по часам принимает?
   – Ну, да… Там все наши будут.
   – Что же ты не могла к кому-нибудь из своих прицепиться?
   – Ой, Ритка, ну какая же ты зануда! Я просто по тебе соскучилась! У меня сейчас такие проблемы! – Ларкины глаза слегка повлажнели, – Этот Димка – такая сволочь!
   – О! Ларчик! Ещё неделю назад ты была в таком восторге от него!
   – Ну, да, была. А вчера, когда я его позвала на вечеринку к знакомым, он сказал, что устал и будет занят вечером, что у него много работы, и вообще…
   – Это он сказал «вообще»?
   – А что?
   – Если он, значит всё, конец, ты уже достала его своими вечеринками. Ты, наверное, просто не знаешь, что у людей иногда бывают свои дела и работа, а не только развлечения.
   – Ритка, не все же такие правильные, как ты.
   – Не все и такие бурные, как ты. Знаешь, почему ты до сих пор не вышла замуж?
   – Твоя очередная версия?
   – Да, если хочешь. Ты мужиков отпугиваешь своей неукротимой энергией. Только она у тебя не туда, куда надо направлена.
   – Зануда.
   – Знаю.
   – Раньше ты такой не была.
   – Сама знаешь. Меня жизнь научила.
   – Ой, приехали, – Ларка не любила серьёзных разговоров.
   Модельерша делала примерки дома, рассказывая, что эта работа – сверхурочная, что ей всё осточертело, что за работой нет никакой жизни, а в жизни нет радости. Ларке было всё равно, она по-детски радовалась, что форма сидит на ней исключительно, а готова будет через день. Рита сидела на диване, пытаясь угомонить маленького щенка, который был несказанно рад гостям, хотя бы потому, что можно было носиться по огромной гостиной, где они сидели, хватать зубами куски ткани, драться, если их отбирали, заигрывать с Ритой, которую больше забавляли эти проделки, чем бесконечные причитания модельерши и восторги Ларки.
   – Принц, место, – кричала модельерша, Принц послушно бежал на своё место, но через минуту возвращался, и опять начиналась его бесшабашная игра.
   – О, ужас, летящий на крыльях ночи! – восклицала модельерша, нисколько, однако, не расстраиваясь таким поведением, – ну, кто скажет, что у него шикарная родословная! Папаша – неоднократный призёр! Медалей – любой ветеран войны позавидует! Ну, некогда, совершенно некогда им заниматься!
   – А что надо делать? – поинтересовалась Рита ради приличия.
   – Да ничего. Он ещё маленький. Ещё месяц, другой потерпеть, перебесится, а потом в школу собачью с ним походить. И всё. Что закажете, то они вам и сделают. Вон, папаша его – в прихожей. А? Паинька. Потому что я сказала, что вы – свои. А слово «чужой» или «ты дома один», – и всё. Вас бы уже не было.
   Рита молча согласилась, вспомнив огромную чёрную псину, которая встретила их у входа вместе с хозяйкой, но даже не подошла, и не обнюхала, едва хозяйка произнесла заветное: «свои».
   – Мы с Милордом деньги всегда зарабатывали на случках. А тут попросила одна знакомая, ну, жалко, что ли, Милорд, он ведь тоже человек, – рассказывала хозяйка, ловко намётывая рукав прямо на Ларкином плече, – говорит, заплачу. Щенки-то знаете, какие дорогие! Но она такая зараза оказалась. Мне сказала, что денег нет, отдала вот Принца. А моя старая приятельница, с которой мы всё время Милорда с её Жизелью случаем, она мне и деньги за случку, и проценты с каждого проданного щенка даёт. Так вот, нет же, не дождались, когда у Жизели течка начнётся, спутались с какой-то придурочной сучкой, прости Господи! Что сучка, что хозяйка её – обе дуры. Та морочила голову Милорду, а эта – мне. Отдала щенка и, здрасьте! Говорит, вы его хорошо продадите! Ага! Щаз! Через общество кинологов ещё рано, а мне некогда, ну, совершенно некогда! Бедный малыш! Милорд воспитывает, как может, такую трёпку ему даёт, а мне жалко. Мне бы его в хорошие руки пристроить.
   Пока модельерша произносила всю эту взбалмошную речь, маленький Принц продолжал озорничать. Он был несказанно рад, что хоть кто-то с ним играет, носился кругами так, чтобы Рита, которая пыталась его поймать, не смогла бы этого сделать. Однако стоило ей только сделать вид, что она им не интересуется, он тут же останавливался перед ней, тявкал, а то и норовил потеребить за ногу. Это было щекотно и смешно. Рита, пока возилась с ним, вся порозовела, на щеках проявились милые ямочки, а в глазах заблестели искорки уже забытого интереса к жизни.
   Модельерша управилась быстро. Провожая их, она держала Принца под мышкой, перехватив его круглый живот так, чтобы он не смог вырваться. Однако он умудрился покусать её за ворот рабочего халата, облизать щёку, когда она за чем-то нагнулась, и почти вырваться из её рук, так что ей пришлось удерживать его двумя руками. Когда же девушки обулись и уже взялись за ручку двери, хозяйка, быстро чмокнув щенка в губы, тихо спросила, обращаясь к Рите:
   – Заберёте?
   – Да, давайте его сюда, – ответила Рита, впервые не задумываясь над последствиями своего поступка, – сколько вы за него хотите?
   – Ой, да хоть за тыщу возьмите. Вообще такие щенки от трёх до пяти стоят. От Жизели я бы так дёшево не отдала. Нам потом ещё и магарычи ставят, такие щенки умные получаются. А тут мамаша… ой, ну да ладно. Но с родословной всё в порядке.
   – А с мамашей что? – Рита уже протягивала деньги, она не собиралась заниматься случками, выращиванием и продажей щенков.
   – Да так. Взбалмошная она. А может, просто молодая. Милорд у неё первый был, вот она ему голову и морочила. А он – опытный, приличный мужик. Но вот сама видишь, такой беспокойный ребёнок получился. Всё понимает, но не баловаться не может. Думаете, мне легко с ним расставаться, – уже и опечалилась модельерша, – правда, некогда. А так бы…
   Она смахнула вовсе не наигранную слезу и отдала Рите в руки мягкий пушистый шар, который тут же облобызал свою новую хозяйку, нисколько не расстраиваясь смене рук, а даже как бы обрадовавшись.
   Ларка была в восторге. Она даже не успела удивиться, как это её серьёзная подруга так непродуманно решила обзавестись собакой. Они решили заехать в какой-нибудь магазин, чтобы купить всё необходимое для малыша. Продавщица в собачьем магазине оказалась знатоком своего дела, то, что они купили, пригодилось тут же – поводок для щенка, подстилки, миски, корм, игрушки. А ещё она посоветовала съездить, не откладывая к кинологу, чтобы он рассказал, как управляться с щенком такого возраста и породы, чтобы он рос здоровым и таким же жизнерадостным, к ветеринару, словом, хлопот – полный рот.
   Дом Принцу понравился с первой же минуты. Поскольку они побоялись выпускать его во дворе, он напрудил прямо у двери, нисколько не расстраиваясь, что так делать нехорошо, и принялся носиться по коттеджу, с трудом забираясь на лестницу, чтобы побывать везде, даже на втором этаже. Рита готовила ему место в прихожей, где он будет спать, сразу решив, что не следует сначала баловать малыша, а потом наказывать его за то, к чему приучили. Набегавшись по дому, Принц нашёл место, где, скорей всего ели – кухню. По-видимому, он был голодный, но Рита отлично помня, что бывшая хозяйка и продавщица в магазине предупреждали, что маленький щенок не способен оценить, наелся он или нет, насыпала в миску корма столько, сколько надо, и никаких добавок! Рите больше пришлось отбиваться от Ларки, которую умиляла славная мордочка Принца – с мягкой бородкой и глазами Кинг-Конга:
   – Ну, дай ему ещё, видишь, ребёнок не наелся!
   – Лар, успокойся. Нельзя его перекармливать. Живот будет болеть.
   Смешно сев на круглый зад, Принц помахал лапами, попрошайничая (и когда это он уже научился так делать?), но, видя тщетность своих попыток выпросить добавку, растянулся на полу. Рита отнесла его на подстилку, но он не понял, что это его место и тут же прибежал на кухню. Пришлось сидеть с ним рядом в прихожей, почёсывая за ухом, пока он не уснул.
   Наконец они управились с маленьким Принцем, который сопел на своей новой подстилке, перебирая во сне лапами. Рита с Ларисой прошли на кухню.
   – Рит, давай нажрёмся!
   – Сейчас покушаем, только приготовить надо.
   – Да нет, я имею в виду – напьёмся.
   – Выпьем, конечно.
   – Нет, выпьем так, чтобы в дупель.
   – Зачем?
   – Чтобы забыться.
   – Лар, дурацкая это идея, я тебе сразу скажу. Нажраться, чтобы забыться, потом уколоться, чтобы забыться, а потом взять да и забыться насовсем. Это не жизнь, а ускоренный уход из жизни.
   – Ритка, вот ты всё-таки зануда! Как с тобой Вадим уживался? – ляпнула Ларка, и тут же прикусила язычок.
   – А он не уживался со мной. Мы с ним жили. Жили Полной Жизнью, понимаешь?
   Рита замолчала. Руки её продолжали что-то доставать из холодильника, что-то резать, накладывать, перекладывать, а сама она мысленно была далеко – по времени вроде бы и в недалёком прошлом, но отделённом от настоящего огромной пропастью, наполненной страданием.
   Рита с детства была серьёзной девочкой – училась хорошо, то, что ей легко давалось, учила быстро и с удовольствием, а те предметы, которые ей не нравились, она изучала с большим рвением, справедливо полагая, что школа даёт знания обо всём, а в жизни всё может пригодиться. Рита никогда не соглашалась на подделки. Это было её основное правило жизни – сначала неосознанное, а потом – жизненное кредо.
   В детстве она не играла с мягкими игрушками, потребовав сначала живого котёнка, а потом собаку. Мама с папой долго отговаривали её, дескать, с животными надо гулять, кормить их, ухаживать. Давай, мы тебе купим большую игрушку – кошку или собачку, или тигра, что хочешь. Но Рита не хотела. И когда в квартире появился котёнок, а потом щенок, она не только играла с ними, но безропотно выгуливала, купала, кормила, ухаживала.
   Оканчивая школу, она точно знала, кем будет. Мама с папой посоветовали ей учиться на аудитора. «У тебя получится, да и нам потом помогать будешь», – мама знала добросовестность дочери, а в их небольшом бизнесе бухгалтер-аудитор – это роскошь. Рите понравилась её будущая профессия с первых минут учёбы. Цифры, точность, а главное – она сразу увидела возможность множества вариантов решений там, где девчонки страдали от скуки.
   На первом курсе она познакомилась с Вадимом. Он тоже был серьёзный парень и в институте учился не для того, чтобы отсидеться от армии, а чтобы получить знания необходимые для работы. У его родителей тоже был бизнес, но покрупней, и Вадим решил для себя, что ему нужно сначала получить экономическое образование, а потом юридическое. Без этих знаний любой бизнесмен в современном обществе не обойдётся. Через полгода они были единственными в группе, кто ни разу не прогулял занятия, а все рефераты, курсовые и зачёты сдавали первыми. Потом стали сидеть вместе, ходить в библиотеку и столовую. Как говорится, дружили. А на третьем курсе решили пожениться. Родители даже сопротивляться не стали. Знали, что они не бросят институт. Серьёзные ребята, нацеленные на будущее. Просто им удобнее было ходить вместе в институт, а жить временно вместе, не зарегистрировав свои отношения официально, – им даже в голову не приходило такое.
   Так они и продолжали ходить вместе в институт, библиотеку, столовую. Ларка тогда возмущалась:
   – Зачем ты замуж выходишь, Рит? Как это можно – не испытала его и себя! Как можно жить с человеком без любви?
   – Лар, а что толку, что ты всё пробуешь, кажется, с восьмого класса, да всё не можешь найти себе подходящего? Разве ты не рискуешь, что не найдёшь настоящей любви? В какое-то время тебе всё надоест, и ты выйдешь замуж за первого встречного или вообще не захочешь замуж.
   – Ты так рискуешь, а вдруг он тебе не понравится в постели? – не унималась Ларка.
   – А почему, собственно он может мне не понравиться в постели, если он мне нравится вне её? Мне нравится, как он выглядит, нравится, как он пахнет, а когда мы целуемся, я чувствую, что мне хочется продолжения. Собственно, мы из-за этого и решили пожениться, чтобы не дойти до греха.
   – Дурёха, разве любовь – это грех? Это чудо!
   – Вот я и хочу испытать это чудо, только с одним человеком – навсегда одним!
   – Любовь – это любовь. Вообще! Понимаешь? При чём тут какой-то конкретный человек? Это только помощник на время!
   – Нет, я думаю по-другому. Я хочу делить с мужем всё – деньги, время, жизнь, судьбу. Он, кстати, то же. И я не хочу тратить себя на любовь, как времяпрепровождение. Для меня любовь – это жизнь напополам, как хлеб или яблоко.
   Скоро после весёлой студенческой свадьбы они ходили с Вадимом на занятия вдвоём уже из студенческого общежития, куда решили перейти в целях экономии денег и времени. Детей решили не заводить пока не закончат институт. На последнем курсе, когда все студенты расслабляются в последний раз перед выходом в большую жизнь, они начали работать в фирме отца Вадима. Фирма была солидная, занимающаяся поставками стройматериалов из-за границы. Нужны были не только знания бухгалтерского учёта, но и языков. После защиты дипломного проекта Вадим решил поступать в юридический, а Рита – изучать языки. А пока писали дипломы на материалах своей работы. Причём оба взяли такие темы, что преподаватели даже не могли им помочь – знаний не хватало.
   Красные дипломы уже лежали вместе со всеми документами, но поступать в юридический Вадим пока не спешил. Они с Ритой решили построить себе коттедж, где можно было бы подумать и о детях. Отец Вадима уже давно заложил фундамент в дачном поселке под прописку. Теперь это было модно – жить не в квартире, а в коттедже, где свежий воздух и нет соседей, досаждающих шумом.
   Вадим занялся строительством, а Рита работала бухгалтером в двух фирмах – своих родителей и Вадима. Отец Вадима не мог нарадоваться на невестку, расхваливая её способности при каждом удобном случае. Рита же не зазнавалась. Она делала то и так, как умела, что ж, если это получалось хорошо! Она не только изучала все изменения в бухгалтерском учёте, налоговом кодексе, но и постоянно искала, как бы облегчить учёт, как уменьшить налоговые платежи в пределах закона, где найти выгоду.
   Скоро коттедж был закончен, оставались незначительные внутренние работы. Рита уже представляла, как они тут славненько устроятся, но что-то не вязалось в её представлениях. Она поняла – не хватало ребёнка. Вадим сразу же с ней согласился. Конечно, пора. Дипломы есть, второе образование можно получить и с ребёнком, а пока ребёнок родится, дом будет окончательно готов. Семья должна быть семьёй – семь я.
   Но с ребёнком ничего не получалось. То ли слишком долго они предохранялись, то ли ещё какие – то причины, но время шло, а ребёнка зачать не получалось. Да и как зачать, если Вадим приходил домой такой уставший, что еле ноги передвигал. Работа на фирме, строительство коттеджа отнимало массу времени и энергии. Рита старалась дать ему отдохнуть, знала, что назавтра у него столько же проблем, как и сегодня, в выходной – единственное воскресенье – Вадим спал до обеда, кушал и опять спал. Куда уж там!
   Родители были в курсе их проблем и как-то раз, когда отмечали чей-то день рождения, они совместно решили, что детей надо отправить отдохнуть куда-нибудь на море, лучше за границу. Они вспомнили, что дети ни разу нигде не были вместе – ни во время студенческих каникул, ни в свадебном путешествии, ни в отпуске, а потому, решили они, пора им съездить отдохнуть. Взяли путёвки в Грецию и скоро молодые отправились в своё «свадебное» путешествие, прошло – то всего каких-то четыре года!
   Рита вспоминала потом это время, проведённое на берегу Средиземного моря, как сказку. И необыкновенно голубая вода моря, и необыкновенно чудесные условия отдыха, и необыкновенные, как бы вдруг, сложившиеся их отношения с Вадимом, – всё это сделало своё дело. Всё свободное время от купания и обедов они проводили в постели, вдруг осознав как это здорово! Они не могли налюбоваться друг на друга, постоянно целовались, ходили не иначе как, крепко обнявшись, спали в обнимку, а ночью, если кто-то просыпался, обязательно будил другого, и Любовь повторялась сначала, с первой буквы.
   Они приехали счастливые, и в этом же месяце оказалось, что Рита беременная. Вадима было не узнать. Он крутился теперь вдвое быстрее, всё успевал и не уставал, как раньше. Рита чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
   Чтобы быстрее закончить отделку коттеджа, купить модную красивую мебель, конечно же, нужны были деньги. Родители уговаривали Вадима не торопиться. Деньги были, но не сразу, а по мере поступления прибыли. И те, и другие родители всю прибыль направляли теперь на строительство коттеджа, но Вадим хотел, чтобы ребёнка, когда он родится, принесли в свой дом, какие бы хорошие условия не были у его бабушек и дедушек. Однажды он пришёл домой весь сияющий от радости, которой тут же поделился с Ритой:
   – Риток, я нашёл через пятых знакомых, как можно крутнуться. Всё вроде бы отлично складывается. У нас скоро будет много денег! Мы сможем к рождению малыша не только закончить коттедж, но и отложить на его обучение. Представляешь! Пусть наш малыш учится в Англии. Как я тебя люблю, единственная моя!
   Рита радовалась вместе с ним. Радовалась ещё и тому, что они с Вадимом были, как одно целое. За всё время, прожитое вместе, ни разу у них не было серьёзного конфликта, тем более по поводу планов на будущее. Всё, что они делали, каждый своё, было направлено в одну сторону – их будущее. Теперь это будущее созревало внутри Риты. Оно ещё было никем, но уже требовало к себе внимание. Если Рите хотелось чего-нибудь, она могла смело будить Вадима ночью, и он бы помчался искать всё что угодно, но она никогда бы не разбудила его – уставшего после работы. Ночью, если не спалось, она тихонечко вставала, бродила по дому, а потом ложилась рядом с Вадимом и любовалась им. Это только Ларка искала чего-то необыкновенного в мужчинах. Рите нравилось в муже всё, даже то, что другим могло и не понравиться. Он не был красив, но развитая мускулатура делала его мужественным, а обаятельная улыбка – привлекательным. А в ней развивалось существо, которое обязательно будет похожим на него, если не внешне, то чертами характера – сильного и целеустремлённого. Рита в такие минуты помногу раз говорила себе, что счастлива – любима и любит. И всё в жизни прекрасно.
   Но через некоторое время Вадим стал более задумчивым, приходил домой таким же уставшим, но теперь он не старался поскорей переключиться на дом, как раньше, а сидел на уже отделанной «под люкс» кухне, что-то подсчитывая или читая какие-то документы. Рита не вмешивалась, зная, что если возникнет необходимость, он обратится к ней, а если не говорит ничего, значит, так надо. Однажды он зашёл в спальню, когда она уже дремала:
   – Ритусь, помоги мне. Что-то не складывается тут, а что – не пойму.
   Рита тут же подскочила, как будто и не укладывалась спать, взяла документы, да так и просидела с ними почти до утра. Всё было прекрасно, но в одном месте она нашла заковырку – операция, которая оплачивалась вроде бы и подлинными документами, была совершена до оплаты, хотя документов о предоплате не было. Сумма была незначительной, но по другим документам получалось, что именно эта сделка была главной. Рита обратила на это внимание Вадима, сидевшего возле неё. Может быть, так и надо было? Но Вадим побагровел, увидев эти бумаги, однако виду не подал:
   – Пошли спать, лапусь. Ты и сама не спишь и ребёнка мучаешь. Пошли.
   Рита охотно послушалась, так как действительно устала, но утром она почувствовала необъяснимую тревогу, которая усилилась после того, как вечером Вадим позвонил ей и сказал, что ему надо сходить в ресторан с одним человеком, обговорить дела. Рита, как всегда, разрешила, но заснуть не могла, решив дождаться его, когда бы он ни вернулся. Он вернулся поздно в мрачном настроении. Рита зашла на кухню, куда он сразу же прошёл, не крикнув ей, как всегда, что пришёл. Он перебирал бутылки со спиртным, чувствуя, что она стоит в дверях, даже не обернулся, налил себе полный стакан водки, выпил залпом, как воду, даже не скривившись, и уставился на стакан.
   – Влип я, кажется, Ритёнок, влип, как кур в ощип.
   – Ну что ты, Вадюш, безвыходных положений не бывает. Пошли спать, утро вечера мудренее. Тем более не надо вот так пить. Ты же пил в ресторане, а эта водка, что ты выпил, тебя не расслабит, не успокоит, а только во вред пойдет. Хочешь, я тебе ванну наберу? Тебе ведь всегда нравится в ванне поваляться.
   – Поздно уже.
   – Ничего. Тебе надо расслабиться. Поваляешься в ванне и всё мне расскажешь. Нечего одному вариться в собственном соку. То, что ты делал, это ведь для всех нас – троих, поэтому мы все должны участвовать в этом деле.
   – Нет, Ритусь, я это делал для троих, но отвечать должен я один.
   – Не говори таким голосом! Неужели что-то такое серьёзное случилось?
   – Нет, нет, это моё, только моё дело. Я не хочу привлекать сюда никого, тем более вас с малышом.
   – Во-первых, малыш ещё не родился, во-вторых, я не какая-нибудь самка, которая кроме воспроизводства ничего знать не хочет! С каких это пор ты стал что-то утаивать от меня? – начала сердиться Рита.
   – Что ты, лапусь! Я не утаиваю! Нисколько! Я не хочу, чтобы ты волновалась. Всё разрешится само собой. Это я выпил лишнее и буяню. Давай, правда, ванну, а?
   Рита ушла готовить ванну, но чувство тревоги не покидало её. Не покинуло оно её и на следующий день, когда Вадим опять позвонил ей и сказал, что задержится.
   – Ты где? Я сейчас к тебе подъеду.
   – Нет, нет, Ритусь. Я сейчас переговорю с одним человеком и буду дома.
   Он действительно приехал домой быстро, был оживлённым, даже весёлым. Ложась спать, Рита приласкалась к нему, решив осторожно выведать, как у него дела.
   – Ты не переживай, лапусь, вроде бы всё нормально.
   – Вадим, расскажи, пожалуйста, что у тебя за проблемы. Понимаешь, мне так только хуже – когда я ничего не знаю. Человек ведь боится неизвестности, а когда знаешь чего бояться – уже не страшно. Если я буду в курсе дел, я буду думать, как выйти из создавшегося положения, а если ничего не буду знать, я могу насочинять такого, что как раз таки может меня расстроить до безобразия.
   – Да, да, конечно, ты права, – Вадим минуту думал, как бы сказать помягче, – понимаешь, я хотел раскрутиться, вложил деньги в одно дело, надёжное, беспроигрышное, но фирма оказалась подставной, а деньги я взял под проценты, большие проценты. Короче, я сейчас на счётчике.
   – Но почему ты родителям ничего не сказал?
   – Не знаю. Думал, сам справлюсь.
   – Ну, а теперь? Я думаю, что не так всё безнадёжно. На подставную фирму можно подать в суд.
   – А судиться-то не с кем. Нет никого, понимаешь? Те люди, которые меня вывели на эту фирму, сами в трансе – как это так? Я думаю, рады, что на мне обкатали этот вариант, свои денежки сберегли. А документов никаких нет для суда. То, что ты, молодец, заметила – мелочи, когда я стал раскручивать эти бумаги, то нашёл ещё много чего, мне сразу стало ясно – подстава. А те, с которыми я имел дело – слиняли.
   – Как это?
   – Пропали. Нет их, и не было никогда.
   – Всё равно в суд подай.
   – Подам. Может быть. У меня ещё один вариант есть. Попробую его раскрутить.
   – Вадь, Вадюшенька, не надо, а?
   – Почему?
   – Не знаю, предчувствия какие-то. Давай родителям расскажем. Твой отец такой умный, такой рассудительный, мой тоже. Они обязательно что-нибудь придумают.
   – Хорошо, родная, как скажешь.
   Они улеглись спать, закрепив соглашение любовью, которой стало заниматься уже и не так – то просто. Утром Вадим ушёл, когда Рита ещё спала, а вечером ей позвонили из приёмного покоя больницы, куда Вадима привезли после автомобильной катастрофы.
   Не помня себя, Рита примчалась в больницу, но было уже поздно. Вадим скончался, не приходя в сознание. Рита потеряла сознание, а когда очнулась – через двое суток – оказалось, что у неё нет не только мужа, но и ребёнка.
   – Рит, Ритусь, ну, прости меня подлюку, я вечно так, не думая, ляпну что-нибудь, а потом извиняться приходится, – Ларка уже давно теребила Риту, но та ничего не слышала, – ну, чего ты такая – как мумия стала, а? Рит, а Рит?
   – Что? – очнулась наконец-то Рита.
   – Рит, прости дуру, посмотри, отбивные переворачивать?
   – Да, переверни, – Рита осмотрелась вокруг, вернувшись из прошлого.
   В сердце опять зашевелилась боль – тупая, настырная. Нет его – Вадима. Нет. А жить надо. Нет и малыша. Но жить – то надо! Надо жить! Зачем? Кто его знает? Кто-то свыше диктует, кому надо жить, а кому не надо. Вон – Ларка – смотрит на неё виноватыми глазами, а в чём она виновата? Что напомнила то, что невозможно забыть?
   – Лар, накрывай на стол. Всё готово уже. Давай не «нажрёмся», а культурно выпьем и покушаем. Где-то у меня тут дагестанский коньячок завалялся?
   Рита любила, «чтобы всё было красиво», даже просто перекусить она накрывала на стол – скатерть, салфетки, ставила красивую посуду. Поэтому сейчас она отбивалась от Ларки, которой очень хотелось «вмазать» пива из бутылки перед тем, как сесть за стол. Но всё-таки пришлось ей уступить, хотя бы потому, чтобы не портить себе настроение, ибо Ларка заявила, что «пиво из стакана – это моча».
   Ларка – суматошная болтушка – рассказала ей всю свою подноготную за последнее время (то, что было раньше, она периодически докладывала ранее). Оказалось, что Дима – вовсе и не сволочь, что он запал ей в душу, что она устала искать, что все порядочные уже заняты, а Дима – он хоть и порядочный, но занят своими делами. Потому и сволочь. Ларка глотала коньяк залпом и подливала себе ещё, так как подруга не торопилась напиться.
   – Рит, я ему ещё не сказала, что беременная. Ва-ще, не знаю, как сказать.
   – Что? Что ж ты мне раньше не сказала? Ну, ты даёшь! Ты столько болтала о пустяках, а о главном говоришь как бы, между прочим!
   – Ритусь, я ещё даже тест не делала. Так, задержка небольшая. Но я себя как-то не так чувствую. Хотела никому не говорить, чтобы не сглазить, да вот проболталась.
   – Ларка, я тебя умоляю, оставь ребёнка, даже если Дима будет против, ладно? – глаза Риты повлажнели, а Ларка постаралась перевести разговор на другую тему.
   – Ой, Ритка, – Лариса снова подлила себе коньячку в рюмку, старательно не замечая обеспокоенного взгляда Риты, – ты не представляешь, кого я недавно встретила!
   – Кого? Лар, может не надо столько пить, а?
   – Надо. Если беременная, всё будет – о*кэй! Выветрится! Ладно тебе, вот, слушай – помнишь Юрку Лопуха? Ну, одноклассника нашего? Такой прыщавый, лопоухий, над ним все любили поиздеваться. А теперь! Иду, смотрю, такой парень необычный – волосы до плеч, очки модные, одет необычно – как-то по-заграничному небрежно. Я не то чтобы залюбовалась, но по своей природной любознательности засмотрелась, а он: «Привет, Ларкост!» Представляешь, моя школьная кличка! Лариса Костюкова – сокращённо Ларкост, а потом мне ещё духи «Лакоста» понравились и все меня так и звали, кроме тебя, конечно.
   – Ну, а Юрий, что?
   – Да, так. Поговорили, даже в кафе он меня пригласил, но я согласилась только на кофе. Бахвалился – жуть. Закончил МГУ, работает… не помню, как это называется, в общем, свободный историк или географ. Ездит по экспедициям. Интересно – жуть! Но разговаривать с ним – как учебник по истории читать. Я ему так и сказала напоследок, дескать, как был ты занудой, так и остался.
   – Какая же ты жестокая, Ларка! Он ведь просто хотел на тебя впечатление произвести. А вообще, жаль, что мы не встречаемся со своими одноклассниками, не знаем кто – где.
   – Это ты не знаешь. А я – я про всех всё знаю. Тащи сюда школьный альбом, я тебе расскажу.
   – Ларка, сдаётся мне, что ты уже пьяная. Как-нибудь в следующий раз.
   Обижаешь, подруга. Я в следующий раз, может, уже не вспомню ничего. Тащи.
   Пришлось Рите идти на поиски школьного альбома, но когда она его нашла и принесла, оказалось, что звонил Дима, который не сволочь, что он ждёт Ларку дома, не дождётся, а она тут… Она уже вызвала такси и даже успела собраться.
   Ларка, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Маленького Принца, пробиралась к своей одежде, но всё же умудрилась наступить на его подстилку. Тот приоткрыл глазки, потянулся, сладко зевнул и перевернулся на другой бочок. Попрощавшись, Ларка пообещала позвонить и скрылась. Рита усмехнулась. Сколько она знала свою подругу, она ещё ни разу не видела её тихо сидящей где-нибудь в углу. Ларка всегда была в центре событий. Так и не окончив институт (потому что было некогда) она работала в какой-то фирме «менеджером», по сути же была секретаршей и участницей всех презентаций, в которых участвовала фирма. Ларка была незаменима. Она могла поддержать любой разговор, даже с иностранцами, не зная их языка. Она умела выглядеть при любой погоде так, что мужчины цокали ей вслед, а женщины, которым «не хватало на себя времени» угрюмо смотрели, как она изящно курит, держит бокал и беспрестанно тараторит о каких-то мелочах, которые милы, не больше. Она всегда производила впечатление «лёгкой» во всех отношениях девушки, а потому и отношение к ней было лёгким. Девушка-однодневка, как бабочка. Удивительно, как это Дима у неё задержался, кажется уже… – Рита вряд ли могла вспомнить, сколько времени, поскольку всё время она делила на два этапа – до смерти Вадима и после. До смерти – это было так давно, это было в далёком прошлом.
   Ей снился Вадим. Во сне всё было, как всегда, как раньше. Вадим – такой надёжный, сильный, любимый. Он долго смотрел на неё, потом что-то сказал и поцеловал. Этот поцелуй – такой реальный – всколыхнул Рите душу, она уже проснулась, но поцелуи – горячие, влажные продолжала ощущать. Она боялась пошевелиться, думая, что сошла с ума, потом ей показалось странным, что губы Вадима такие влажные, даже мокрые, и целовал он только лицо. Она осторожно открыла глаза, всё ещё надеясь, что Вадим жив, пришёл, сидит на кровати и целует её. Влажный поцелуй не заставил себя ждать. У её изголовья на кровати сидел… Принц и периодически лизал её щёки, губы, нос – куда попадёт. Рита, увидев его мохнатую мордочку, сначала разозлилась, но тут же поняла, что злится на себя, за то, что обозналась, а Принц был такой потешный, что она рассмеялась, глядя, как он обрадовался тому, что она наконец-то проснулась.
   – Ах ты, лиходей! – Рита подхватила его на руки, не давая возможности облизать себя, – как ты сюда попал, дружище?
   Принц, конечно же, умолчал, но следы его деятельности были повсюду. Рита просто в ужас пришла, увидев беспорядок по всей квартире, от прихожей до своей спальни. Всё, что лежало на уровне роста маленького героя, валялось на полу, а кое-что, что ему либо сильно понравилось, либо, напротив, показалась омерзительным – тапочки, газеты, салфетки, валялось изорванным в клочья. Рита села на пол в гостиной, не зная как отреагировать на это безобразие. У неё всегда было так чисто, во-первых, некому раскидывать вещи, во-вторых, она сразу же вешала всё по своим местам, а теперь… Зато Принц был очень доволен и приглашал её поиграть с изорванным тапком, который он принёс из прихожей. Рита, не зная, наказывать его или отложить это мероприятие до лучших времён, решила позвонить в собачий клуб, спросить, как ей быть, но Принц не дал ей даже такой возможности, так как перегрыз провод от телефона. Пока она искала свой сотовый телефон, в дверь позвонили. Рита боялась, что если она откроет дверь, Принц тут же выскочит, а во дворе ещё полно строительного мусора, он может куда-нибудь забежать и покалечиться. Она стала ловить его, но проказник, решив, что с ним наконец-то решили поиграть, всё время изворачивался, радостно лая. В дверь позвонили настойчивей. Пришлось открыть. Это оказалась мама, которая зашла проведать дочь.
   – Боже мой! Что тут творится, тебя обокрали?! – мама испугалась не на шутку.
   Но тут с громким тявканьем на неё налетел виновник торжества.
   – А-а-а, – испугалась мама ещё больше, – что это такое, что это за безобразие?
   – Ничего, мамочка, – Рита наконец-то поймала неугомонного щенка, который тут же её облобызал, – это маленькое «безобразие» стоит всего-навсего тыщу рублей.
   – О, господи, ты ещё и деньги платила за этот ужас, – она уже немного пришла в себя, но, пройдя в гостиную, остановилась, разглядывая следы ночного разбоя.
   Мама помогла Рите сделать уборку, радуясь про себя, что дочь хоть немного оттаяла, перестав смотреть на мир стеклянными глазами. Она пришла поговорить, что надо бы подключаться к работе, но никак не могла отважиться начать этот разговор. Благодаря Принцу, Рита сама завела его, сетуя, как же она будет работать, если это «чудо» оставить дома.
   – Надо будет отцу сказать, чтобы срочно делал вольер.
   – Да он же ещё маленький!
   – Зато большой безобразник, – мама уже смеялась, отбирая у Принца только что положенную на место вещь.
   – Его ещё в собачью школу надо отдать. Хозяйка сказала, что ещё рано, значит, надо будет подержать дома, пока не подрастёт.
   – А ты уже собираешься на работу? – как бы невзначай спросила мама.
   – Да, наверное, – Рита задумалась, – пора уже, наверное.
   – Что-то ты не уверена в своём решении.
   – Не знаю, как-то тоскливо становится при одной только мысли, что я буду работать с другими людьми, особенно с Романом.
   – Ну, ну. Зря ты так.
   Мама и сама не симпатизировала Роману – племяннику мужа, который появился недавно, как бы из ниоткуда. Двоюродный брат мужа жил на Севере, что-то там заработал и решил переехать в столицу, чтобы начать жизнь по-новому. Приехали всей семьёй, надеясь на помощь брата. Тот и помогал, не жалея себя. Помог и с квартирой и с работой, более того помог и с документами, по которым получилось, что брат вложил свои деньги в его предприятие и имеет право на определённый процент. Странные они оказались люди. Пока брат занимался их делами, они ходили каждый день в гости, будто не понимали, что от родни тоже устают. По мере того, как решались их проблемы, они отдалялись, только узнать сумму по процентам всегда являлись во время и всей семьёй. Потом встал вопрос о трудоустройстве Романа – их сына и опять каждый день они приходили в гости с застольем. Рита уже жила отдельно с Вадимом, но ей тоже не нравились эти родственники. Особенно – троюродный брат Рома. Он был больше похож на девушку – весь какой-то смазливенький с ярко красными всегда влажными губами, глазами с поволокой. Изображал из себя застенчивого малого, но наедине мог сказать такую сальность, что Риту с души воротило.
   Романа устроили на фирму к отцу Вадима. Особенной прыти он не проявлял, но встречи с кредиторами и просто влиятельными людьми у него получались на славу. Родители считали его тихоней, поэтому были несказанно рады, когда он стал иногда погуливать. Роман не стал их разочаровывать и стал гулять чаще. На людях он всегда был корректным, но однажды он пригласил Вадима на «мальчишник», после чего тот долго не мог с ним общаться. Рите он ничего не рассказал, но она почему-то подумала, что Рома – голубой. Потом как-то всё сгладилось. В последнее время он так втёрся в доверие к отцу Вадима, что тот продвинул его по службе, они стали с Вадимом почти на равных, часто ездили вместе по делам, что очень не нравилось Рите. Она совсем отошла от дел за те полгода, что не работала, но внимательно слушала, когда папа рассказывал ей что-либо о работе. Только когда он хвалил Рому, её передёргивало. Для неё было достаточно того, что он был последним, кто видел Вадима живым. Через несколько дней после похорон он что-то мямлил по поводу того, что он, де, соболезнует, что не вернёшь, что надо жить. Но Рите эти заезженные, всеми повторяемые слова в его исполнении показались кощунством. Она не могла сказать, что недолюбливает своего троюродного брата или, как стало модным говорить, кузена. Она не задумывалась о причинах своей неприязни, просто он был полной противоположностью Вадима – любимого человека. И всё, пожалуй.
   Мама, видя, что дочь опять глубоко задумалась, что в последнее время было для неё характерно, показала на Принца, который не безобразничал, но тявкал, явно клянча ароматный кусочек курочки, который был у неё в руках:
   – Рит, ты же хотела в клуб собачий позвонить. Хорошая собачка, иди сюда, я тебя угощу!
   – Мама, только этого не надо. Нельзя собак баловать, как и детей. Потом с ним не сдобровать будет, – очнулась Рита, – сейчас я ему насыплю корма и позвоню в клуб.
   Мама очень обрадовалась, что дочь хоть чем-то озаботилась, вышла из состояния глубокого транса. Рита долго разговаривала по телефону, потом рассказала вкратце маме как обращаться с щенком. Оказывается, если их не наказывать с малых лет, они превратятся в своенравных чудовищ.
   – А ещё они дали мне адрес, где берут щенка в интернат, воспитывают там, пока не подрастёт, потом отдают хозяину готовенького.
   – Тебе что, некогда самой им заниматься? На днях или раньше сделают вольер, будку, да, целый домик, поселишь его там, будешь ходить с ним на занятия.
   – Да. Всё так. Мам, мне почему-то захотелось куда-нибудь съездить.
   – Поезжай. Куда?
   – Не знаю. Не знаю, не думала куда, но очень хочется совершенно другой атмосферы – и моральной, и даже воздушной.
   – Понимаю, доченька. Я обговорю всё с папой. Думаю, что путешествовать – это всегда лекарство от стресса, а вот – куда поехать – это вопрос денег. Чем больше денег, тем дальше поедешь.
   Рита чмокнула маму в щёчку и тут они обе увидели, что пока они были заняты разговором, Принц набезобразничал по – большому. В прямом смысле этого слова.
   Всё последнее время уходило у Риты на устройство маленького Принца. С ним было столько хлопот и забот, что даже на ребёнка столько времени не тратят иные мамы. В тот же день начали строить вольер под руководством молодого человека, который представился, как большой знаток собак и их проблем. Под его же руководством Рита научилась хоть как-то управлять щенком. Он понимал, что при окрике: «место», – надо идти и ложиться на подстилку у порога. Правда, его хватало пока ровно на несколько секунд, тут же он снова начинал носиться по комнатам, хватать всех зубами за пятки, теребить всё, что попадётся на глаза. Молодой человек, на правах знатока внушал Рите, что «собака – это не игрушка, не ребёнок, не заменитель супруга, не сигнализация от воров и даже не друг. Собака – это собака». Рита соглашалась с ним, совершенно не пугаясь таких слов, как «ребёнок» и «супруг». Наверное, она уже адаптировалась.
   Когда ей позвонила Ларка, как всегда, неожиданно, она едва вспомнила, что прошло уже несколько дней.
   – Ритка, сегодня мы к тебе в гости придём!
   – С кем? С Димой? У вас всё нормально?
   – Нормально, нормально, но он сегодня занят, а мы придём с Юркой, который был когда-то Лопухом. Он, правда, и сейчас лопоухий, но незаметно. А рассказывает! У-м-м-м! Короче, придём вечером. Жди.
   Юрий действительно очень сильно изменился. Пожалуй, Рита не узнала бы его на улице. В школе он был длинным нескладным подростком с сильно оттопыренными ушами, который стеснялся себя так сильно, что краснел, едва упоминали его имя. Теперь это был самоуверенный молодой человек, который, оказывается, много повидал, которому есть что рассказать, и есть виды на будущее. С Ларкой он вообще вёл себя нагловато, что Рите очень не понравилось. С Ритой же был корректен, доброжелателен и предупредителен. Видно, Ларка уже рассказала ему, что Рита – вдова, натерпелась и т. д. и т. п.
   Юрию, по известным причинам не хотелось вспоминать школьные времена, зато он много и подробно рассказывал, как он учился в МГУ, как он со второго курса стал работать лаборантом при кафедре, а их зав. кафедрой оказался романтиком, лето не проходило без экспедиций, да таких… О-у!
   Понятное дело, Юрий бахвалился, но Рита, сама не отдавая себе отчёт, слушала, что называется, развесив уши. Когда начали вторую бутылку коньяка, Юрий стал говорить более степенно и о тех проблемах, которые интересовали его в настоящее время.
   – На нашей многострадальной Земле-матушке мы – пятая раса, так называемые арийцы. Самая жалкая – болезненная, хилая, можно сказать – слабоумная. До нас жили другие люди. По нашим меркам это были и не люди вовсе. Первая раса – призраки, нет скорее ангелоподобные существа 40–50 метров роста, они размножались почкованием и умели проходить через твёрдые предметы. Вторая раса были уже более плотными, но тоже достигали 30–40 метров роста. И лишь третья раса стала уже более-менее походить на людей – это Лемурийцы, которые уже разделились на мужчин и женщин. Ранние Лемурийцы – до 20 м роста – уже пользовались знаниями Высшего Разума, а поздние были высокоразвитыми людьми с высочайшим уровнем технологий. Они имели летательные аппараты, общались с помощью телепатии. Это они построили пирамиды, создали египетского Сфинкса и всё такое.
   – Юрка, ты можешь не брехать? Вон, Принька и тот не брешет, а ты… – Ларка опять подлила себе коньяк.
   – Лариса, я понимаю, что тебя не очень интересуют вопросы нашего происхождения, ты твёрдо веришь, что мы произошли от обезьян, но между тем, есть другие мнения и мне они больше импонируют.
   – Ага, – Ларка так сильно кивнула, что чуть было не попала лбом в салат.
   – Так вот, извини, Лариса, я придерживаюсь того мнения, что человека нельзя поместить в определённые рамки, как вон Принца – в вольер. Человек – думающее существо, он должен найти все точки, которые по своему желанию расставит над i.
   – И что? – Ларка была уже пьяна, но Рите было очень интересно послушать.
   – Разве вас никогда не возмущала мысль, что Человек произошёл от обезьяны?
   – Ну?
   – Лариса, ты не закусываешь, а очень даже зря. Рита – кудесница. Так вкусно я не ел нигде. А уж поверьте, где я только не был!
   – Юрка, а ты уверен, что твои пра-пра-пра-родители не какие-нибудь там шимпанзе? А?
   – Лар, давай я тебе чайку налью, – Рита решила, что её подругу пора было выводить в аут.
   – Мало того, Ларкост, это обезьяны произошли от людей!
   – Чего?
   – Когда четвёртая цивилизация, – Юрий не обращал внимания на Ларку, которая уже была, что называется «в стельку», он рассказывал исключительно Рите, видя огонёк интереса в её глазах, – то есть атланты довели Землю да катастрофы, мир стал искать пути выхода. На Земле творилось нечто ужасное – извергались вулканы, Земля сотрясалась в ужасной агонии, шёл бесконечный проливной ливень вперемежку с пеплом, огромные волны – в двести – триста метров ходили по поверхности Земли, не оставляя ничего живого. Это был очередной всемирный потоп.
   – А что он был не один?
   – Тот, о котором все знают, был где-то 850 000 лет тому назад. Речь как раз таки о нём. Выжили те, кто пользовался высокими технологиями. Они вылетели в более безопасные места – это Гималаи, Тибет и другие высокогорья, а остальная часть суши ушла под воду. Затем, по мере того как Земля остывала, появлялись ледниковые шапки на новых полюсах, лёд забирал часть воды и оголялись материки, на которых жизнь возрождалась. Но люди – те, которым удалось выжить, – они уже были не те высокоразвитые создания. Они деградировали, превратились в обезьян – самых умных животных, а затем снова стали развиваться, но уже без подключения к Высшему Разуму.
   – Юр, – не выдержала Рита, – ты действительно веришь во всё это?
   – Конечно. Ты бы тоже поверила, если бы была там, где я был, и общалась с теми людьми, с которыми я знаком.
   – Я тоже хочу познакомиться с ними, – решение пришло внезапно, но бесповоротно, как все жизненно важные решения Риты.
   – Для начала ты должна прочитать «Тайную доктрину» Елены Блаватской.
   – Кто это такая?
   – Всё, что я тут рассказывал, она написала в «Тайной доктрине».
   – Понятно, профессиональная фантазёрка.
   Лучше бы Рита этого не говорила. Юрий так раскричался, защищая своего кумира, что даже Ларка очнулась, повела мутным взглядом и изрекла:
   – Люди, не ссорьтесь, мне и без вас хреново.
   – Елена Блаватская – Посвящённая. Её избрали для того, чтобы просветить нас – дураков, чтобы мы не повторяли ошибок тех, из-за которых произошёл Всемирный Потоп, из-за кого люди превратились в обезьян, а потом в нас – человекоподобных существ.
   – Юра, остановись. Что ты говоришь? Разве ты в школе не учил, «Человек – это звучит гордо»?
   – Чушь, – кипятился Юрий, – гордо человек может звучать, лишь слушая эхо. По сравнению с теми людьми, которые жили до нас на Земле, мы – … ничто.
   Пожалуй, Юрий слишком был тронут этой идеей. Рите на секунду стало страшно. Школьная подруга – пьяная, а школьный «друг» – сдвинутый.
   – Юр, давай чай попьём. Ларке, кажется, совсем плохо.
   За чаем, Юрий рассказал, что группа, с которой он сейчас ездит в экспедиции, по сути, является чем-то вроде Клуба Блаватской, правда, официально он не зарегистрирован. Юрий уже дважды ездил в экспедиции «по следам Блаватской», сейчас готовится ещё одна. Рита превратилась в струнку. Почему-то её тронули все эти сумасбродные идеи, фантастические предположения, эзотерические видения и всё, что было связано с легендарной Блаватской.
   – Юр, а когда вы собираетесь в экспедицию?
   – Это решает наш шеф. Но, кажется, сейчас всё упирается в деньги.
   – А куда вы собираетесь?
   – На Тибет или в Гималаи. Нам – то всё равно, а у шефа – предвидения. В прошлый раз мы даже билеты сдавали – он в последнюю минуту решил, что ехать нужно в другое место.
   – Юр, а количество членов экспедиции ограниченно?
   – Ты хочешь с нами?
   – Ну, да. Не знаю. Есть какие-то мимолётные желания, но пока не могу определиться.
   – Рит, ты мне всегда нравилась. Даже не внешне, а внутренне. Есть в тебе какая-то внутренняя сила, которая восхищает. В другие времена ты была бы или королевой или богиней. Но это я так, между делом. Если ты надумаешь, я буду за тебя горой. Но у нас всё решает шеф, я буду предельно честен. Поэтому пообещать на сто процентов не могу.
   – Ладно, Юрчик, замётано. Мне ещё надо самой определиться – чего я хочу. Ещё несколько дней назад я вообще ничего не хотела. Даже жить. Тебе, наверное, Ларка рассказывала. Я в одночасье потеряла всё – любимого человека, желанного ребёнка, смысл жизни. Странно, но вот тот ужасный щенок, который обслюнявил твой кейс, порвал Ларкины туфли, а о моих убытках и речи нет, – этот безобразник вернул меня к жизни. Когда пришлось о ком-то заботиться, разом вернулись желания живого человека. Теперь мне хочется узнать о жизни всё. Какая она была, какая есть, какая будет. Я хочу знать, почему люди верят в бога и отрицают его, я хочу сама сделать выводы о жизни. Сейчас я не могу с тобой спорить, потому что мне нужна информация. Я вдруг почувствовала, что проснулась. Спала и слегка слышала о том, что вокруг идёт жизнь, а теперь мне надо всё узнать и всё понять самой. Понимаешь меня?
   Юрий слушал её, как зачарованный. Его маленькие глазки за толстыми стёклами очков вдруг стали тёмными от расширившихся зрачков, губы сузились, а нос вытянулся вперёд. Рита с удивлением отметила про себя, что никогда раньше не общалась с людьми, настолько увлечёнными какой-либо ещё идеей, кроме материальной.
   – Рита, я позвоню тебе завтра же, как только переговорю с шефом.
   – Ну, тогда до завтра! – весело закончила встречу с одноклассниками Рита.
   Юрий позвонил на следующий день:
   – Рита, я сегодня разговаривал с шефом. Он не против твоего участия в экспедиции. Елена Александровна – его бессменный секретарь – должна защищать диссертацию, ну, и по материальным соображениям. Правда, – Юрий слегка замялся, – это будет дороговато – раза в два дороже самой дорогой турпоездки. Как ты на это смотришь?
   – Не знаю, Юр, мне надо поговорить с родителями. Да я и сама ещё не решила точно, хочу ли я в эту экспедицию.
   – Конечно, хочешь! Я же видел, как ты слушала, с каким интересом. Если человеку не интересно, он сразу отметает от себя всю ненужную информацию. Даже не сомневайся! Возможно, в турпоездке было бы более комфортно, но в нашей экспедиции будет в тысячу раз интереснее! Вот увидишь!
   – Всё же я должна переговорить с родителями. Деньги, понимаешь ли…
   – Я понимаю. Позвонишь мне, как только что прояснится.
   – Хорошо, – Рита положила трубку, не сомневаясь, что она хочет в экспедицию.
   Родители в один голос стали уговаривать Риту поехать в экспедицию, радуясь, что она возвращается к жизни, не сомневаясь, что по приезду она будет плодотворно работать. Рита созвонилась с Юрием и уже вечером встретилась с его шефом. Шеф Юрия, который представился, как Володимир, производил впечатление странного человека. Небольшого роста, тщедушный, с большими залысинами, он всё же был молод. Огромные дымчатые очки полностью прятали его глаза, а мимика его была так скудна, что, разговаривая с ним, Рита чувствовала себя не в своей тарелке. Он не стал вдаваться в подробности, зачем Рите понадобилось в экспедицию, сразу признался, что для организации экспедиции ему не хватает денег, поэтому он соглашается слегка развлечь столь приятную особу. Когда же он назвал сумму, которой ему не хватало, у Риты пропало всякое желание куда-либо ехать. Она была всё же практичной женщиной и не понимала людей, которые ради своего каприза могли растратить кучу денег. Но когда она уже собиралась вежливо отказаться, зазвонил телефон. Мама рассказала родителям Вадима о том, что Рита надумала поехать в какую-то экспедицию, они очень обрадовались, более того, папа Вадима сказал, чтобы она не думала о деньгах, что можно всё оформить на правах рекламы.
   Родители Вадима, потеряв единственного сына, продолжали считать Риту своей дочерью. Видя, как она страдает после смерти мужа – их сына – старались ободрить, хотя сами страдали не меньше. Они не раз доказывали своё расположение к ней, сначала приняв все долги Вадима за свои, потом оформив документы на наследство.
   Рита всё же высказала свои соображения, что эта экспедиция – слишком дорогое и сомнительное удовольствие, на что мама возразила:
   – Но ты же хотела!
   – Да я толком и не знаю – хотела ли на столько, сколько это стоит.
   Володимир, слушая разговор, ничуть не изменился в лице, только губы его слегка искривились в презрительной полу усмешке. Но Юрий, как только Рита закончила разговор, не преминул возмутиться:
   – Рита, я от тебя этого не ожидал. Не думал, что ты – всегда такая последовательная и серьёзная – будешь вот так капризничать – то хочу в экспедицию, то не хочу!
   – Ты забываешь, Юра, что речь идёт о деньгах и немалых! Вот ты, сколько ты зарабатываешь? Сколько ты вносишь в эту экспедицию?
   Юра сразу же прикусил язык. Он не только не вкладывал в экспедицию деньги, но и собирался получать зарплату за своё участие.
   – Если вы не можете вложить такую сумму в экспедицию, придётся нам поискать другого спонсора, – изрёк Володимир, – я прошу прощения, что не сказал сразу – часть этих денег потом вернётся.
   – Как это?
   – В конце года по предъявлению всех счетов и отчётов Географическому обществу, обычно что-то возвращается.
   – Хорошо.
   – Кроме того, вы ведь не туристкой поедете, а будете работать. Насколько я понял, вы – профессиональный бухгалтер с опытом. Нам нужно будет вести счета, чтобы потом предъявить их Географическому обществу. Обычно этим занималась Елена Александровна, но она, увы, не может поехать с нами.
   – Да. Хорошо.
   – Вы уже во второй раз говорите: «хорошо». Что оно означает в данном случае?
   – Я поеду с вами. Не знаю почему, но мне интуиция подсказывает, что не из простого любопытства.
   – Что ж. Завтра мы соберёмся – все, кто поедет и Елена Александровна. Она вам покажет, какие надо бумаги и вообще – познакомимся.
   – Хорошо.
   Рита всё ещё сомневалась, правильно ли она поступает, согласившись ехать в экспедицию, а Юрий уже заранее радовался, что она поедет, рассказывал ей какие-то подробности прежних путешествий, как будто бы это могло её убедить. Рита еле отделалась от него, сославшись на то, что ей надо подготовиться к завтрашней встрече. Памятуя Юрины слова о том, что она должна прочитать «Тайную доктрину» Блаватской, она зашла в книжный магазин, купила книгу, затем зашла в офис к отцу Вадима, который гораздо лучше Юрия убедил её в полезности предстоящей поездки – даже не то, что ей надо отвлечься, а – реклама. Она даже не представляла, что простые надписи на футболках, бейсболках, рюкзаках и прочих атрибутах туристов помогут процветанию их фирмы.
   Вечером она попыталась прочитать «Тайную доктрину», но благополучно заснула на третьей странице. Утром же, усовестившись, решив, что на встрече фанатов Блаватской разговор будет только об её великой книге, она прочитала хотя бы о самой Посвящённой. Оказывается, это была весьма неординарная личность. Ещё в детстве, лёжа на песке на берегу реки, она могла своими рассказами увлечь своих сверстников так, что они как наяву видели себя на дне океана, а зимой дети собирались в кабинете бабушки, где было много чучел различных животных, и Леночка рассказывала о каждом из них, будто бы всю жизнь провела с этими животными – о медведях, тиграх, о чёрном морже, на котором сидели дети, и о белом тюлене, об огромном орле, который раскинул крылья над всем кабинетом. Особенно трогало её воображение чучело огромного фламинго, ей казалось, что его крылья обрызганы кровью. Она разговаривала с птицами, животными и какими-то невидимыми существами, ещё в детстве она обладала даром ясновидения. Внучка генерала Фадеева могла бы составить любую партию, но в восемнадцать лет она вышла замуж за Блаватского – пожилого скромного человечка, мелкого чиновника. Совершенно необъяснимый для высшего света, где она вращалась, мезальянс. Лишь теперь исследователи её жизни объясняют этот поступок тем, что ей так надо было, чтобы быть свободной. Потом начались её бесконечные странствия, встреча с таинственным Учителем, которого никто не видел, но который давал ей какие-то установки. Потом была бесконечная борьба за свои идеи. В Европе одни поклонялись ей, называли Великой, у других она слыла лгуньей, мистификатором.
   Она действительно любила рассказывать о себе всякие небылицы с совершенно серьёзным видом и, как только видела, что ей верили, смеялась и говорила, что пошутила. Поэтому с её слов никто не мог составить её биографию. Вся её биография написана её друзьями, родственниками, теми, кто жил с ней, путешествовал. Однако четыре года её жизни не описаны никем. Где она была, что делала – останется навсегда тайной. И, наконец, венец её жизни – создание книги, вернее великого труда, исследования доисторической жизни на Земле, о которой никто никогда не знал, создание «Тайной доктрины». Будучи смертельно больной (в своих странствиях по Востоку она заболела малярией), она несколько раз была при смерти, но наутро просыпалась абсолютно здоровой, каждый раз рассказывая своим близким, что ночью приходил Учитель. Учитель требовал, чтобы она дописала Доктрину, что она является проводником этих знаний, что настала пора рассказать всё людям, предупредить их не повторять прежних ошибок, убедить жить в мире и согласии друг с другом. Она умерла в шестьдесят лет в своём кресле, поставив последнюю точку в своем Величайшем творении, впрочем, она всегда утверждала, что писала как бы под диктовку свыше.
   На Риту произвело большое впечатление это жизнеописание, ну, а саму «Доктрину» она, по-видимому, ещё не была готова читать. Что ж, пора было идти на встречу.
   Участники предстоящей экспедиции собрались в небольшом кабинете шефа в огромном здании МГУ. Чем конкретно занимался шеф, то есть Володимир, Рита так и не узнала, да оно ей было и не нужно. Юра знакомил Риту со всеми по очереди, и она потихоньку разглядывала разношёрстное, разнохарактерное общество. Елена Александровна – на первый взгляд ей едва можно было дать лет пятнадцать – всё время говорила какие-то слишком заумные фразы, какие встретишь только в учебниках для высших учебных заведений, и всё время хохотала над чем-то, понятным ей одной. С ней рядом сидел молодой человек, типичный красавец, которому только в Голливуде сниматься, Рита думала, что все учёные тщедушны и некрасивы, а тут… Юра потихоньку рассказывал о каждом, оказалось, молодой человек Сева – электроник, будет наблюдать за сложнейшей аппаратурой, которую они везут с собой. А вот (ага, всё ж таки тщедушный человечек неопределённого возраста) Николай Давыдович – известный спелеолог – у него тоже сложная аппаратура, которую он будет испытывать в пещерах по заданию своей организации. Елена Петровна – врач, ну и вообще на все руки от скуки. «Наша мать-Тереза». Елена Петровна кого-то сильно напоминала Рите, приглядевшись, она нашла, что Елена Петровна похожа на Блаватскую, фотография которой была напечатана в книге, лежащей в сумочке Риты. Юра подтвердил это сходство, добавив, что Елена Петровна к тому же и сама хочет походить на Блаватскую, потому и носит такую старомодную причёску – на пробор и одевается почти как столетие назад. «Кстати, Елена Петровна – это её псевдоним – тоже под Блаватскую. А вообще она – Валентина Алексеевна и не такая уж и старая», – добавил он, хотя Рита даже не заикалась о возрасте. Наконец все расселись, успокоились, и шеф, то есть Володимир, поздравил всех с возможностью выехать в экспедицию во время. Дело в том, что доступа в те пещеры, куда они собираются, простым людям вообще нет, но один раз в году эти пещеры посещают избранные люди, и есть надежда, что каким-то образом удастся с ними повидаться, поговорить, а может даже и…
   Короче, Рита поняла, что либо они все ехали просто развеяться, либо шеф чего-то не договаривает. Но все остались довольны. Николай Давыдович, например, уверен был, что ему удастся испытать свою аппаратуру, потому что там все пещеры уникальны, не только та, в которую мечтал попасть Воланд. Рита с удивлением взглянула на Юру и тот быстро шепнул, что свои называют шефа так, и ему вроде бы как и нравится. Елена Александровна принялась причитать, что она не имеет возможности поехать вместе со всеми, ах, какая жалость. Елена Петровна, то есть Валентина, молча обводила всех глазами с поволокой, будто ласкала взглядом. Сева что-то шепнул сидящей рядом Елене Александровне, и она опять захохотала. Кажется, Рита начала хоть что-то понимать. Скорей всего эту женщину-девочку всё время смешил этот молодой человек, но старался делать это незаметно и странное дело, ни на кого не производило никакого впечатления этот странный хохот без пяти минут доктора каких-то там наук.
   Потом все начали обсуждать детали путешествия, все уже знали свои обязанности, так как уже бывали в подобных экспедициях. Елена Александровна подсела к Рите, сначала она долго извинялась за свой слог, так как за последнее время превратилась в библиотечную крысу, с людьми почти не общается, только точит книги, как червь. От обилия этого самобичевания у Риты закружилась голова, затем она достала из сумки какую-то амбарную книгу и показала Рите, как надо вести записи. Только и всего то – записывать все расходы и собирать все чеки, счета, все документы, которые могли бы подтвердить эти расходы. Более примитивной бухгалтерии Рита не встречала, хотя для Елены Александровны – учёного – это казалось чрезвычайно сложным занятием. Более близко Елена Александровна уже не казалась пятнадцатилетней девочкой. Глубокие морщины вокруг рта, седина в волосах – эти вестники возраста она и не пыталась хоть как-то скрыть. Никакой косметики, а её наряд – дикая смесь спортивно-романтично-делового стиля. Только необычайно задорный блеск глаз украшал её настолько, что любой стилист позавидовал бы.
   Рита немного успокоилась, видя, что о Блаватской, её Великом труде никто и не собирается говорить, даром, что Клуб. Некоторое время спустя все показались ей давно знакомыми, милыми людьми. Даже Воланд улыбался и шутил.
   Как в песне поётся, «были сборы недолги»…Заграничные паспорта были у всех на руках, у Риты тоже действовал ещё со времени поездки в Грецию. Отец Вадима снабдил их прекрасной экипировкой, даже у Воланда разгорелись глаза, хоть их и не видел никто: всё, начиная от кепи до ботинок, шикарные рюкзаки, палатки, костюмы, всякое там снаряжение, о котором Рита даже не подозревала, но знающие люди всё продумали. Продумали, собрали и подписали каждую вещь – на английском и русском – во славу Отечества и родной фирмы.
   Родители Вадима согласились переехать в коттедж к Рите, пока её не будет. Маленькому Принцу очень нравилось в вольере, где у него было достаточно игрушек и большой простор для щенячьей деятельности. Каждый день к нему приходил кинолог заниматься, можно было за него не беспокоиться. Во всём остальном Рита положилась на родителей и на Господа Бога, так, по присказке, в существование которого она перестала верить после смерти мужа. Уже перед самым отъездом родители организовали небольшую вечеринку, пригласили Ларису, Юру. Рита шутила, что получился вечер встречи с одноклассниками. Когда они мыли посуду на кухне, мама, пряча глаза, осторожно стала расспрашивать о Юре.
   – Мамочка, ну, был в школе Лопухом, а теперь пишет докторскую диссертацию.
   – Такой молодой и уже будет профессором?
   – Ну, да. Он кандидатскую не писал. Говорит, у него столько материала, что сказали сразу докторскую писать.
   – Ну, надо же. А мне он показался несколько развязным.
   – Да и мне тоже, мамочка. Я всех сравниваю с Вадимом. Пока ещё не встречала ни одного человека, который бы ему хотя бы в подмётки годился.
   Рита расставляла посуду, и мама с удовлетворением отметила про себя, что сказано это было без обычной в последнее время дрожи в голосе. «Слава Богу, прошло», – подумала она. Мама и сама не могла себе представить, что за жизнь будет у её дочери без такого мужа, как Вадим. Просто так ходить на работу, потому что надо, просто так жить, – это не для Риты. У неё всегда была какая-нибудь цель в жизни. «Пусть слегка отвлечётся, развеется, а там видно будет», – успокоилась мама.
   В самолёте Рита сидела, конечно же, с Юрием. Он был необыкновенно галантен, всё время беспокоился, чтобы ей было удобно, отвечал на её вопросы:
   – Юр, а почему вы – историки, сдаёте отчёт в Географическое общество?
   – Ну, историк, положим, только я один. Воланд тоже раньше занимался историей, отсюда наша дружба, потом рассорился со всеми на кафедре, перешёл на другую, завёл знакомства в Географическом обществе, и вот, каждый год ездит в экспедиции. Классно, да?
   – Не понимаю.
   – Что? Разве плохо каждый год путешествовать, да не с какими-нибудь экскурсиями, где шаг влево, шаг вправо, голову вверх, голову направо, – и большой привет!
   – А чем плохо, если тебе всё рассказывают?
   – Это всё и в книгах можно прочитать, а вот то, что видим и узнаём мы, – это поиски подтверждения своих гипотез.
   – А откуда они у тебя – эти гипотезы?
   – Знаешь, когда я прочитал «Тайную доктрину» Блаватской, то, естественно, ничего не понял, хотя читал вдумчиво, так сказать по заданию.
   – По чьему?
   – Был у меня тогда руководитель, умный мужик, умнейший! Но, как говорится, горе от ума. Упекли его.
   – Куда? В лагеря?
   – В психушку.
   – Ой, Юр, а ты того же не боишься?
   – Нет. Однозначно. Он был чистый теоретик. Он Блаватскую проштудировал от корки до корки, наизусть цитировал. Он мне по абзацам всё рассказал, что есть что. Для меня нет сомнения, что мы действительно пятая раса на Земле, что существуют живые люди, жившие миллион лет до нас, что они находятся в спячке и периодически, когда возникает в них необходимость, выходят из этого состояния и приходят к людям. И люди считают их пророками, и поклоняются им.
   – Ой, Юр, мне кажется всё-таки, что нормальные люди так не думают.
   – Ну, конечно, не думают. Люди в массе думают той информацией, которую черпают опять же из общих источников информации – книг, телевидения, кино, видео. А что они смотрят? Ты смотришь те фильмы, которые показывает наше телевидение?
   – Изредка.
   – Ну, да, ты стараешься подбирать фильмы по своему вкусу. И все так делают. А вот на мой вкус фильмов нет. Исторические фильмы я иногда смотрю, но мне всегда кажется, что авторы передёргивают. Я историю по-другому воспринимаю.
   – Как?
   – Знаешь, история – это в основном описание войн, конфликтов. Мама моя – мудрая женщина была – всегда говорила: не бывает так, чтобы кто-то один в ссоре виноват был, всегда оба виноваты. Ну а описание исторических событий – это обязательно чьё-то мнение, не всегда верное, потому что другой человек видит и осознаёт те же события по-другому. Один пишет, что война началась потому что…, а другой думает по-другому, и пошло, поехало. Нужны факты, доказательства своей точки зрения. Поэтому я сейчас и занимаюсь тем, что пытаюсь найти подтверждение теории Блаватской.
   – Юр, а вот ты сказал о своей маме в прошлом времени…
   – Да, она умерла два года назад. А отец женился в прошлом году. Мужчины, они или не могут без няньки, или вовсе не женятся.
   Юрий сказал это с такой горечью в голосе, что Рита решила его больше не беспокоить своими вопросами, хотя её очень интересовал Воланд. Фу, кличка-то какая ужасная, или это – псевдоним? Странный тип, кажется, себе на уме.
   – Юр, – не выдержала всё-таки Рита, – а про какую это пещеру говорил Володимир? И почему он – Воланд? Это ведь вроде как сатана по Булгакову?
   – Про Воланда – это старая история. Дело в том, что его действительно назвали Володимир, и по паспорту так, а однажды в экспедиции одна барышня, кстати, очень она нравилась Володимиру, судя по её абсолютной бесполезности в экспедиции, подпила у костра и начала придуряться. Вроде он – Воланд, сатана, поклоняйтесь ему. Он принял эту шутку, потом его все стали так звать. А с барышней у него так ничего и не получилось.
   – А пещеры? Где они? Куда мы едем?
   – Пещеры – в Тибете. Воланд мечтает попасть в Лхасы – это древняя столица Тибета, где до 1959 года была резиденция Далай Ламы, пока китайцы не присоединили Тибет к своим территориям. Дворец Потала, так называемый «Красивый Дворец» хранит много загадок и, возможно, если там походить по многочисленным пещерам под самим дворцом, то открылись бы удивительные вещи, о которых люди только слышали краем уха, но никто из европейцев там не был. А доверять этим азиатам – нонсенс, потому что соврать, особенно европейцам, им, как воды попить. Но попасть в Лхасы очень сложно. В лучшем случае – по протекции консула – организуют небольшую экскурсию и то – с тем, чтобы никуда нос не совали.
   – Почему?
   – Потому что по их намёкам – там зародились и сохранились в пещерах все цивилизации на Земле.
   – Очень интересно, но ничего не понятно.
   – Рит, я понимаю, что ты – человек материального мира – никогда не интересовалась духовным. А между тем весь Восток – от Японии до бывшей Персии – это средоточие духовности. И она там настолько сильно развита, что превалирует над материальным. Ты увидишь, как бедны там люди, и как это их нисколько не волнует. Они с утра до вечера и ночью тоже молятся, но совсем не так, как европейцы. Европейцы пришли в храм, церковь, собор – попросили у бога прощения за то, сё, потом поклянчили о своём, житейском и со спокойной совестью пошли домой. А люди Востока могут часами медитировать, общаться с духами, уходить в астрал.
   – Куда?
   – Туда, где живут души. Рит, я не хочу показаться тебе чокнутым профессором. Ты ведь далека от нашей жизни. Прости, это не упрёк. Ты для меня, как звезда. Вроде и знакомая, но далёкая. Рядом, но недостижимая.
   – Ой, Юр. Ты уж как скажешь.
   – Правда. Мне очень приятно сейчас, что я знаю что-то, чего ты не знаешь, но вот говорю и чувствую, что ты меня не воспринимаешь. То ли неинтересно тебе, то ли не веришь мне.
   – Да верю я. Просто у людей со временем складывается стереотип. То, что ты говоришь, не вмещается в рамки моего стереотипа. Ты прав, говоря, что я – человек материального мира. Цифры, конкретные факты – это мой стереотип. А духи, загадки и разгадки – как-то не увлекают меня.
   – Почему же ты решила поехать с нами?
   – Не знаю, Юр. Что-то тянет меня, даже не могу пересказать словами. Какое-то совершенно новое чувство.
   – Ну, вот, значит, ты тоже со временем проникаешься нематериальными чувствами.
   – Да, ладно тебе. Всё же расскажи подробнее, куда мы летим.
   – Я точно не знаю. Сейчас – в Непал. Если получится – в Лхасы – этой Китай. Не получится – по местным пещерам полазим. Их там – море. Не боишься заблудиться?
   – А чего мне бояться? Если я что решила, то отступать не буду. Ты ведь меня уже предупреждал. Да и рюкзаки зачем-то ведь брали. Что это ты меня пугаешь? Ты вот лучше скажи, почему Воланд как-то неопределённо обрисовал цель путешествия и задачи. Летим вот, а сами даже не знаем точно – куда. Как-то странно.
   – Это для тебя странно, потому что ты – новый человек. А у нас у каждого свои задачи, свои цели и каждый их хорошо знает.
   – Выходит, я одна у вас дурочка.
   – Ну, зачем ты так. Тебе захотелось в экспедицию, а зачем – ты одна знаешь, и никто на тебя не собирается давить и выяснять, зачем.
   – Понятно, спасибо.
   В Катманду – столице Непала, где они должны были провести два дня перед тем, как отправиться дальше, Рите не понравилось. Душно, грязно, туристов здесь – хоть отбавляй. Особенно альпинистов. Ведь в Непале – Великая Джомолунгма – вершина, покорить которую мечтает каждый уважающий себя альпинист.
   На богато украшенные резьбой по дереву и золотом индуистские храмы, дворцы князей посмотрели из окна автомобиля. Все члены экспедиции их уже видели не раз, им было не интересно, да и времени маловато. Буддизм проповедовался в основном в горных районах, но в столице Непала – агломерате трёх городов – Катманду, Патале и Бхактамуре сохранились древние буддийские ступы. Юрий рассказывал Рите о Будде, который почитался, как божество, хотя был родом из князей.
   – Будда приходил на Землю несколько раз. Сначала он сильно отличался от людей – это и длинные уши, и слоноподобные ноги с перепонками, и видимый третий глаз, и даже гениталии, как у коня, втягивающиеся внутрь. Потом он являлся уже более похожим на Землян.
   – Юр, ну откуда это всё известно? То говоришь, что Будда был родом из князей, значит – человек, то похож на слона и коня одновременно. Вымыслы всё это.
   – Абсолютно верно. Древние легенды тем и интересны, что каждый прибавляет от себя то, что ему кажется значимым. И в результате можно дойти до абсурда. Я тебе о Будде рассказываю, как историк. Он – историческая личность, не вымысел. Будда, кстати, как и все пророки – Иисус Христос и Магомет у мусульман, также пропагандировал любовь. Зло – это ненависть, а добро – любовь.
   В Катманду у Риты было много работы. Ездили по каким-то делам шефа, надо было договориться о транспорте, еде и прочих земных вещах. За всё надо платить деньги, поэтому Рита занималась документацией, чтобы выполнить свои основные обязанности – заполнить расходную книгу. Правда, Рита решила не делать записи в той старомодной книге, которой пользовалась Елена Александровна. Ещё дома она купила хорошую папку и складывала все документы в отдельные файлы по числам и назначению. Шеф глянул и одобрил.
   Наконец, всё было готово, и они полетели самолётом дальше. Это был уже не тот удобный комфортабельный самолёт, которым они прилетели в Катманду, а утлая посудина, которую болтало из стороны в сторону. Елена Петровна не успевала раздавать гигиенические пакеты мужчинам, которых всю дорогу рвало. Рита еле сдерживалась.
   Попасть в Лхасы, конечно, не удалось. Никто ничего не объяснял Рите, да никто особенно и не интересовался, куда едем. Ну, не получилось, да и ладно. Какая разница, где исследовать, главное – что. Риту такая жизненная позиция умиляла. Никакой последовательности. Зато – полная «идеализация». Это словечко было любимым в группе исследователей.
   Из места, куда они прибыли самолётом, пришлось идти пешком через перевал, так как дальше лететь никто не соглашался. Но всем участникам экспедиции эта незадача показалась великим благом. Более красивые места пребывания встречал разве что их руководитель – Воланд. И то – когда-то, где-то.
   Перевал был не на самой высокой точке, поэтому не было холодно, ну, а красиво!.. Рита просто поражалась, как можно из двух, ну, из трёх красок создать такую красоту. Белое снежно-ледяное пространство, искрящееся всеми красками и их оттенками! А посмотришь вверх! О, боже! Глубоко-синее небо с красивой снежной каймой по краям!
   Рите, как женщине (Елена Петровна за женщину не котировалась), достался самый маленький рюкзак, кроме того, Юра всячески старался облегчить её продвижение, так что она осталась в таком восторге от этого перехода через перевал, что чуть не стала заядлой альпинисткой. Благо время это дело исправило…
   Наконец, они пришли в какую-то Тибетскую деревеньку, где было очень холодно ночью и терпимо днём. И это летом! Воланд сразу исчез вместе с переводчиком. Остальные участники экспедиции быстренько разбили палаточный лагерь в окрестностях деревеньки. Рита кинулась помогать, но, почувствовав, что больше мешает, устроилась на каком-то камне осматривать окрестности. Тут же около неё собралась детвора. Они были такие странные, не похожие на детей, которых Рита обычно видела с мамашами в сквериках Москвы, что ей показалось интереснее рассматривать этих закутанных в тряпки малюток, чем величественные горы. Малютки (от трёх до… вряд ли определишь их возраст) тоже рассматривали тётеньку, которая не участвовала в строительстве цветных больших красивых домов. Рита решила прекратить проявление взаимного любопытства, перейти к знакомству, принесла конфет, которые молча были разобраны. Но… знакомиться стало не с кем. Дети вместе с конфетами испарились в ту же минуту. Юра, который вроде бы ставил палатку для неё и Елены Петровны, прокомментировал:
   – Не расстраивайся, они счастливы, безмерно. Конфеты они вряд ли съедят, повесят их где-нибудь в священном месте. Так что, Рита, ты теперь – святая.
   – Юрка, ну, что ты всё опошляешь?
   – Разве? Ты просто не можешь пока осмыслить, что мы находимся в таком месте, где «цивилизованных», в нашем понимании, людей видят редко. Так редко, что их дети, возможно, видели тебя – как представителя Западной цивилизации – впервые! Пойдём-ка, оценишь преимущества цивилизации.
   Цивилизация чувствовалась. И в ярких цветах палаток, и во внутреннем устройстве тоже. Рита позволила себе только восхищённо хмыкнуть, помня, что цивилизация исходила от её свёкра, а вовсе не от Юрия, который всячески пытался уверить её в обратном. Тут подошла Елена Петровна, предложив Рите обустраиваться, а Юре – идти вон. Палатка была – просто прелесть. Рите не доводилось раньше жить в палатках, зато Елена Петровна была в таком восхищении, что Рита, которой и самой всё нравилось, пришла в ещё больший восторг, представляя, как она расскажет своему свёкру и как тому будет приятно.
   К вечеру страсти улеглись, и Рита обнаружила, что ей совершенно нечем заняться. Елена Петровна готовила ужин, помогать ей не требовалось, ночь спустилась быстрее, чем все это поняли, смотреть в горы стало бесполезно. Рита сидела у костра, который разложили в середине их лагеря, в общем-то, это было занятие – смотреть на огонь. Внезапно появился Воланд, и все собрались у костра, как на пионерском слёте. Воланд быстро посвятил всех в свои планы, которые по его идее были общими. С завтрашнего дня все разбивались по интересам. Спелеологи – налево, историки – направо, женщины остаются в лагере и занимаются бытом, а также сторожат цивилизацию от варваров. Все были счастливы, лишь Елена Петровна слегка надула губы. Но утром Воланд сам пригласил её в монастырь на встречу с настоятелем и ламами. Елена Петровна знала много языков и могла, если что, подсказать Воланду, а вдруг переводчик будет водить его за нос. Но пока они собирались, пришёл посыльный монах и пригласил всех членов экспедиции на «приём». Воланду это весьма польстило. Времени на сборы не было. Да и что собирать-то никто не знал. Воланд прихватил какие-то подарки и пошли.
   Рита впервые была в таком месте. Собственно, она вообще нигде не была, кроме того отдыха в Греции и детских путешествий, ей больше не о чем было вспоминать. Толстенные каменные стены, пол, исшарканный монахами, которые тысячелетиями приходили сюда поклоняться особому изображению Будды и Священной Долме – его матери.
   Их завели в огромный зал и предложили присесть на подушки – тоненькие, но защищающие от холодного пола. Началась великосветская беседа – наполовину на английском, который все понимали, даже Рита, и на непали с китайско-тибетским сленгом. Елена Петровна и переводчик помогали Воланду – настоятель не знал английского – все внимательно следили за их беседой, Рита же от нечего делать рассматривала присутствующих и стены зала. Все присутствующие были на одно лицо и в одинаковых мантиях, перекинутых через плечо, разве что по возрасту различались, причём молодые сидели вперемежку со старыми, наверное, у них была иная иерархия, нежели в других странах. Рита заметила молниеносный взгляд одного из монахов – или ламы, кто их поймёт – взгляд был полон любопытства и озорства. Пришлось рассматривать стены, которые показались ей сначала просто глыбами камня, но, приглядевшись, она заметила, что они испещрены многочисленными рисунками. Да ещё какими! Сцены интимной жизни чередовались с такими подробностями, что Рита просто рот раскрыла от удивления. Однако никто из присутствующих, казалось, ничего не замечал. Рита пыталась отвести взгляд, но поскольку ничего не понимала из беседы, глаза её поневоле снова и снова останавливались на злополучных стенах. Принесли чай и какие-то сладости – жареные орехи, посыпанные сахарной пудрой – Воланд вспомнил о своих подарках, начался обмен любезностями. Рита немного отвлеклась, но, попив чай, ужасно невкусный, ей снова нечем было занять себя. Молодой монах теперь уже в открытую рассматривал её, как то странно улыбаясь. Больше всего Рите захотелось уйти отсюда. Уж лучше сидеть в лагере, чем в окружении людей, которых ты не понимаешь, и которым до тебя нет дела. Ей стало неловко рассматривать стены под прицелом чёрных глаз назойливого монаха. Она опустила глаза себе на руки и почти сразу же задремала. Ей ничего не снилось. Но внезапно она почувствовала лёгкое жжение в промежности, потом совершенно явственно – будто чей-то язык острым краешком щекочет ей клитор. Странное дело, она даже не попыталась освободиться от «нахала», напротив, слегка расставив скрещенные на подушке ноги, она откинулась и выгнулась навстречу сладострастным ощущениям.
   Очнулась она от своего стона. Оглянулась, не заметил ли кто. Но все внимательно слушали Достопочтенного Ламу, даже молодой монах заглядывал ему в рот, будто видел те слова, которые оттуда исходили. Рите стало ужасно неловко. Что это с ней произошло? Она была такой сдержанной всегда, так держала себя в руках, а тут…. Скорей бы закончился этот ужасный приём!
   Словно услышав её мысли, Достопочтенный Лама широко улыбнулся, приложил обе руки к сердцу, и все стали вставать с подушек, раскланиваясь и улыбаясь. Рита тоже встала, чувствуя, как ослабели ноги, будто бы она и вправду занималась здесь сексом.
   Когда уже вышли за ворота храма, Воланд придержал Риту за локоть:
   – Ну, что, красавица наша? Как ты себя чувствуешь?
   – А что? – Рита слегка растерялась, – также, наверное, как и вы. Ужасно неудобно сидеть, поджав под себя ноги.
   – Да, для этого нужна привычка. Но я не об этом. Я заметил, что тебя гипнотизировали. Этот монах получит хороший нагоняй от своего наставника, я заметил, что он на него глядел неодобрительно. Ну, а ты – молодец! Могла бы вообще раздеться и совершать всякие непристойности, а ты.… Впрочем, наверное, это для тебя характерно! Ха-ха-ха! Да, ладно тебе, не смущайся. Я ведь уже не в первый раз с ними общаюсь и знаю, как они любят пошалить, проявляя свои необычайные способности. Меня тоже гипнотизировали поначалу, пока не научился ставить заслоны. Ты – поосторожней.
   Рита, пунцовая от стыда, молча выслушала эти наставления. Тут её подхватила под руку Елена Петровна.
   – Рит, пошли со мной. Ты не стесняйся, здесь все свои.
   – Елена Петровна, неужели все заметили, что мне приснился эротический сон?
   – Да ничего тебе не снилось. Этот молодой монах просто решил над тобой подшутить. Но вела себя ты весьма скромно. Молодец! Стонала только громко, а так – ничего.
   – Какой ужас! Как мне теперь всем в глаза смотреть?
   – Да ничего особенного не случилось. Впредь, если тебе доведётся с кем-то из них общаться, сосредоточь всё своё внимание на чём-нибудь своём, и ничего они с тобой не смогут сделать. Просто все были заняты беседой, а ты от скуки изнывала, вот и поймалась.
   – Да. А ещё там такие непристойности на стенах изображены!
   – Ну что ты! Это для нас – непристойности, а они понимают всё это по-другому. Изображение мужского и женского духа в интимной связи ни для одного тибетца не является непристойным. Два сплетённых нагих тела передают экстаз, сопровождающий союз Знания и Праведной жизни.
   – Праведной?
   – Да, Рита. Это только христианская религия считает совокупление грехом. А что ж тут грешного?
   – Как что? После совокупления обязательно должно появляться потомство, как у животных. Они ведь не занимаются любовью каждый день, а только в определённые периоды года, когда создаются благоприятные условия для кормления и воспитания подрастающего поколения. А люди совокупляются забавы ради.
   – Ох, ох, Ритуля! Ты в церковь ходила?
   – Нет, а что?
   – Да так. Говоришь, как по писанному. А между тем в Писании сказано – Плодитесь и размножайтесь! А вот ты знаешь, почему это было сказано? Люди всегда жили племенами, и чем больше племя, тем оно сильнее, чем больше каждая женщина нарожает воинов, тем защищённее будут чувствовать себя все женщины племени. А потом племена разрослись, людям стало тесно на Земле, всё чаще стали происходить войны.
   – Ну, и что же?
   – Войны и происходили всегда потому, что людей расплодилось сильно много. Теперь все призывают к контрацепции. И это правильно. Вот по буддийской религии убивать нерождённого ребёнка – это не грех, потому что, как они считают, в него ещё не вселился дух. А у христиан – грех.
   – А у буддийцев – что грех?
   – Грех – рожать детей не в любви. Они считают, думаю правильно, что дети, рождённые не в любви – ненормальные. Они не должны продолжать род человеческий.
   – Какой ужас! У нас, наверное, каждый третий ребёнок рожден просто как результат животной страсти.
   – Страсть – она ведь тоже не грех. Это временная любовь. Если человек чувствует страстное влечение, он присоединяется к Внеземному! Он освобождает энергию Кундалини!
   – Ой, а это что такое? Тоже какие-то буддийские заморочки?
   – Ну, не совсем буддийские. Все люди Востока придают большое значение совокуплению. Гораздо большее, чем европейцы.
   – Почему? Кажется, я слышала это слово – Кундалини. Только не помню, в связи с чем.
   – Кундалини – это сгусток энергии, свёрнутый, как пружина, который находится где-то в области паха человека. Во время полового акта, если он происходит по любви, Кундалини разворачивается, поднимается по позвоночному столбу и делает человека всемогущим. Сильным, мудрым, добрым, красивым.
   – Правда?
   – Да, но не все могут воспользоваться этой энергией.
   – Ну, уж раз буддийцы придумали это, то они уж точно умеют. Потому и картинки такие рисуют у себя на стенах. То-то я заметила, что почти над каждой парой исходил столб света или чего-то вроде этого.
   – Зря, Риток, ты иронизируешь. Это действительно очень большая энергия. У христиан, кстати, тоже есть намёки на Кундалини. Только не обозначено чётко. Помнишь, Ева дала Адаму яблоко от змея? Так вот, Кундалини свёрнута в теле человека, как змея, а когда она распрямляется, то высвобождаемая энергия делает человека сильнее и мудрее. Помнишь, Адам стал видеть мир по-другому? Как это в Писании описывается, он вкусил от дерева познания, а на самом деле после ночи любви с Евой, он стал совсем другим человеком – мудрым. Мудрость – это достижение пожилых. Чем больше человек живёт, тем больше узнаёт. Не все, правда, делают выводы из совершённых ошибок, но большинство людей к старости становятся мудрецами. А Адам в одночасье стал мудрым. Конечно же, ему этого не простили и сослали на Землю – жить в грехе.
   – Ой, как всё это сложно.
   – Ничуть не сложно, просто я тебе рассказываю так – скомкано и набегом. А это такие истины, которые требуют внимательного и длительного изучения. У некоторых теологов вся жизнь уходит на то, чтобы понять, почему тот или иной святой или пророк сказал так, а не иначе. Если тебе интересно, я тебе дам кое-что почитать, а сейчас пошли – ка обед готовить.
   Все занялись своими делами. Спелеологи, которые на приёме ёрзали от нетерпения скорей бы залезть в свои пещеры, умчались сразу после обеда, обвешавшись оборудованием. Историки, то есть Юрий, отправился вместе с ними, чтобы помочь, да и у него дела были в тех же пещерах. Елена Петровна с Воландом отправились на запланированную встречу. А Рите пришлось караулить лагерь от непрошеных гостей. Детвора тут же сбежалась со всей округи. Окружив лагерь плотным кольцом, дети замерли, рассматривая Риту, которая прилегла на надувном матраце в центре лагеря. Сторож, так сторож, главное, не заснуть…
   Проснулась она от лёгкого ветерка, которым обдало её от бесшумно пробегавшего мимо сорванца. Рита улыбнулась, но тут же грозно сдвинула брови. Главное, не расслабляться. Не то они тут всё разнесут на сувениры. Рита потихоньку включила магнитофон и детвору, как ветром сдуло. Но через некоторое время показалась одна макушка, потом другая. Рита попробовала читать, но краем глаза заметила, что чем дольше она не двигается, тем ближе подбираются любопытные создания. Она резко встала и лёгкий топоток дал ей понять, что её наблюдатели постыдно удрали с тем, чтобы через некоторое время показаться снова.
   Сколько времени прошло в этой безмолвной борьбе, Рита не заметила, но когда на тропинке появилась Елена Петровна, Рита обрадовалась несказанно и даже вышла ей навстречу. Елена Петровна радостно улыбалась, довольная результатом переговоров и долго до слёз смеялась над бедной Ритой, которая охраняла лагерь от любопытных детишек.
   – Эт точно! Они, как мухи – не замечаешь их, пока не сядут тебе на шею, назойливые, но всёж-таки потешные, согласись. Давай-ка, их чем-нибудь угостим!
   Женщины отправились в лагерь с твёрдым намерением накормить детвору чем-нибудь вкусненьким, но тут появился Воланд, как из-под земли, и охладил их пыл:
   – Я вас умоляю! Не надо повторять своих же ошибок. Вы думаете, почему они тут торчат? Потому что вы уже один раз угостили их конфетами, теперь они будут приходить и сидеть тут, пока вы не раздадите им все конфеты, весь сахар и все продукты, да и сами не разденетесь донага. А им будет всё мало. Это для них теперь работа такая – клянчить! Прекратите свою благотворительность, пока она не переросла в обдирательство. Елена Петровна, Валечка, прошу вас, скажите им на непали и на китайском, чтобы расходились по домам, а не то их родители накажут.
   Елена Петровна нехотя повиновалась. Детвора стала потихоньку расходиться. Елена Петровна с Воландом принялись разглядывать какую-то карту, видно древнюю. Рите тоже было интересно, но её не позвали, намекнув, что скоро ужин.
   Ей не спалось. Едва солнце скрылось за горами, как стало холодно. В спальнике было очень тепло, поэтому приходилось раздеваться, но, едва раздевшись, Рите захотелось пописать, пришлось вылезти из тёплого спальника, напялить на себя комбинезон, куртку. Елена Петровна посоветовала сходить в баночку и тут же сладко засопела. Рита не привыкла к такому отправлению своих нужд, поэтому всё же решила выйти. На «улице» было ещё холодней, к тому же поднимался ветер. Куртку и комбинезон он был не в состоянии продуть, но их ведь придётся снимать. Горестно вздохнув, Рита отправилась искать укромное местечко, подсвечивая себе фонариком в кромешной тьме. В темноте она не могла найти тот удобный камень, который они с Еленой Петровной облюбовали днём, так и шла, пока не наткнулась на скалу. Ветер усиливался, поэтому Рита искала хоть какую-нибудь щель в скале или большой камень, за которым можно было бы укрыться от ветра. Она уже поругала себя за щепетильность, решив с вечера приготовить как можно больше баночек и, даже если захочется чего больше, ни за что не выходить из палатки. Наконец, она нашла небольшой проём и тут же им воспользовалась. Где у человека душа? Тот, кто сказал, что под мочевым пузырём, был абсолютно прав. Пописаешь – и на душе легче. Теперь она подсмеивалась над собой, снова упаковываясь в непродуваемый комбинезон. Мурлыкая под нос, она вышла из укрытия и остановилась в недоумении. А куда же идти? Откуда они пришла – с той или с этой стороны? Вроде бы она заходила в укрытие слева, значит, надо идти налево. Рита смело пошла налево, подсвечивая себе фонариком. Но, пройдя довольно долго, она не встретила ничего, что напоминало бы их лагерь. Те же камни вокруг. Рита посветила фонариком вдаль, но ничего не увидела. Впрочем, в лагере тоже не было света. Это точно, она приметила, когда выходила из лагеря, все спали. Рита смело продолжала свои поиски, но прошло уже с полчаса, а она шла в укрытие каких-нибудь пять, ну, десять минут, а лагеря всё не было. Впрочем, подумала Рита, возможно, она просто крутилась вокруг лагеря. Может, крикнуть? Проснутся, зажгут свет, ну, поругают, зато потом можно залезть в тёплый спальничек. Нет, стыдно. Она всё шла и шла, пока не почувствовала, что очень устала. Подошла к скале и нашла тут углубление. Рита села на какой-то камешек и, прислонясь к холодному камню, закрыла глаза. Нет, она нисколько не отчаялась. Сейчас отдохнёт, и пойдёт в обратном направлении, и уже не будет стесняться, а будет кричать, и звать на помощь. Да.
   Она даже не поняла, показалось ли ей или на самом деле кто-то разговаривал совсем рядом. Слов за ветром, конечно, было не разобрать, но это была человеческая речь, к тому же она приближалась. Рита резко вскочила, вышла из укрытия, готовая закричать от радости, но что-то её остановило. Воланд, а это был он, держа в руках большой фонарь, шёл рядом с молодым монахом, страстно обсуждая что-то через переводчика. Рита уже забыла, что она потерялась. Она спряталась в своём укрытии, решив потихоньку пробраться за этой компанией. Уж, наверное, они приведут её к лагерю. Она потихоньку последовала за ними, но лагерь всё не показывался, а прошли уже довольно долго. Внезапно все остановились и стали что-то бурно обсуждать. Несмотря на то, что разговаривали очень громко, Рита ничего не могла понять. Она не рискнула близко подойти, да и ветер уносил слова совсем в другую сторону. Рита только и поняла, что Воланд пытался что-то доказать монаху, а тот не соглашался. Но почему они договариваются ночью, да ещё в такую ужасную погоду? Монах скрестил руки на груди и перестал отвечать на домогательства Воланда. Тот, прокричав что-то похожее на ругательства, развернулся и пошёл назад – Рита едва успела спрятаться – переводчик поплёлся за ним. Ну, уж теперь-то они пойдут в лагерь, обрадовалась Рита. Они действительно пришли в лагерь, не прошло и часа. Рита едва переставляла ноги, а, увидев в отблесках фонаря палатки, чуть не закричала от радости. Но благоразумно подождала, пока Воланд с переводчиком не зашли каждый в свою палатку, а уж потом забралась в свой уже остывший спальник.
   Утром она не хотела просыпаться, как Елена Петровна и Юрий не тормошили её.
   – Вот как на тебя свежий воздух действует, – подсмеивалась Елена Петровна, теребя Ритин носик, – ну-ка просыпайся. Уже все позавтракали!
   – Ум-м. Всё равно мне делать нечего. Спать хочу.
   – Как это делать нечего! Пойдём в пещеру. Ты ведь не была ни разу. Мальчики сегодня обещали нас взять с собой. Там так здорово!
   Рита нехотя открыла глаза. После вчерашнего приключения она чувствовала себя разбитой и уставшей, и лазать по пещерам ей не хотелось. Но, попив чаю, который принесла в палатку сердобольная Елена Петровна, Рита переменила своё решение. Что ж это, ей и рассказать будет не о чем, была около пещер, а внутри не побывала! Как же так! Да и фотографии надо сделать.
   Юрий шёл с ней рядом, объясняя, что такое пещеры вообще, почему в одних пещерах ничего нет, а в других – сталактиты и сталагмиты.
   – Юр, не грузи меня всякими терминами. Ты уже был в этих пещерах?
   – Да, мы вчера обследовали две. Одна так себе, нам туда можно, а в другую нам не разрешают заходить.
   – Кто?
   – Настоятель.
   – А почему?
   – А фиг его знает. Может, выделывается, хочет показать, что он тут хозяин, а может, и правду говорит, что в той пещере – злые духи и они, дескать, нас погубят.
   – А когда это он так говорил?
   – Да вчера – на приёме.
   – А-а-а, – Рите не хотелось вспоминать о вчерашнем приёме.
   Её подмывало спросить, что за встреча была вчера у Воланда ночью, но, поскольку, Юрий при этой встрече не присутствовал, она благоразумно решила промолчать. Елене Петровне она тоже не успела ещё рассказать, и теперь чувство невысказанности и недосказанности мучило её. Однако недолго. Елена Петровна была права. В пещере было очень интересно. Построившись цепочкой, они пробирались за Николаем Давыдовичем между огромных влажных колонн, сотворённых природой за миллионы лет, хором удивляясь причудливым формам сталактитов, сталагмитов и в восхищении дотрагиваясь до мощных сталагматов – это когда сталактит, капая с потолка, сливается со сталагмитом и превращается в огромную колонну.
   Николай Давыдович очень щепетильно относился к пещерам, уверив всех, что это живые существа и даже воздух, выдыхаемый людьми, не говоря уж об их горячих телах (для пещерных 4 градусов, да, горячих) может навредить.
   – Вот тем пальчикам, которые вы видели у входа, им уже лет 800, а может и вся тысяча. А уж вот этим столбам – миллион. Вот это я и хочу выяснить с помощью своей аппаратуры. И это, и многое другое, – рассказывал он Рите, как самому благодарному слушателю, бдительно приглядывая за Юрием, который всё время норовил свернуть в сторону, – Юрий Максимович, я убедительно прошу вас не отрываться от коллектива. Заблудиться здесь – пара пустяков, особенно если нет специального эхолота, с помощью которого можно выйти из любой пещеры.
   – Николай Давыдович, – в тон ему парировал Юрий, – я знаю вас как человека очень отзывчивого и чуткого к нуждам других людей. Мне очень, очень нужен эхолот! Ведь если я буду бродить с вами тут, как простой экскурсант, я ничего, ничегошеньки не смогу отыскать!
   – Вы нетерпеливы, молодой человек! Всему своё время.
   – Да ведь времени-то у нас мало! Сколько мы тут пробудем? Самое много – неделю, а за неделю разве что-нибудь найдёшь?
   Кому-то недели мало, а Рите уже хотелось домой – спать в нормальной постели, ходить в нормальный туалет, принимать на ночь душ, есть нормальную пищу, смотреть телевизор, да что уж там. Сколь много даёт нам цивилизация! И осознаём мы это лишь чего-то лишившись, хоть и ненадолго.
   Во время обеда у Риты ещё было желание спросить у Воланда, с кем это он беседовал ночью, но ей показалось это неудобным. Не те у них отношения. Скажет, а твоё какое дело, а ты что делаешь по ночам? И что? Рассказывать всем, что пошла пописать и заблудилась? Ну, уж, нет.
   Рита нашла себе занятие. Они с Еленой Петровной то ли мешали, то ли помогали Всеволоду и Николаю Давыдовичу в их измерениях пещеры, охотно участвуя в экспериментах – зайти в пещеру с каким-нибудь прибором, выйти из пещеры. Юрий получил заветный эхолот и ушёл вглубь пещеры для каких-то своих исследований. Воланд после обеда опять куда-то ушёл, причём Рита заметила, что Елена Петровна проводила его каким-то странным взглядом.
   Вечером возле костра все бурно делились впечатлениями, особенно Юрий, который прошёл так далеко, как позволял ему Николай Давыдович через радиоаппаратуру и послушно вернулся назад, как только появились радиопомехи.
   Рита не стала рисковать этой ночью, воспользовавшись баночкой по совету Елены Петровны, так и не рассказав про свои ночные похождения.
   Весь следующий и последующий день прошёл, вернее, проскочил также в тех же занятиях. У Юрия были какие-то успехи, что-то там он нашёл и теперь постоянно клянчил у Николая Давыдовича, чтобы он сопроводил его дальше вглубь пещеры. Николай Давыдович осторожничал, отговариваясь тем, что никогда так далеко не заходил, дескать, и так хватит. Юрий был просто одержим, как охотничья собака, учуявшая добычу.
   Рита уже начала входить во вкус их научной деятельности. Она даже не заметила, что Воланда не было целые сутки, если бы об этом ей не сказала явно обеспокоенная Елена Петровна.
   – Ну, и что? – зевая, Рита застёгивалась в спальнике, – что он, маленький? Разве он ничего не сказал?
   – Сказал, но как-то так… Не нравится мне всё это. Какой-то он дёрганый стал.
   Рита только было подумала рассказать Елене Петровне о своих недавних наблюдениях, но тут же и уснула, уставши за день.
   На другой день, основательно нагрузившись аппаратурой и продуктами на обед, маленький отряд сплочённо отправился к месту своей работы. В лагере остались дежурить дети, от которых ещё недавно Рита не знала, как избавиться. Но мудрая Елена Петровна очень быстро повернула неприятную сторону медали благоприятной стороной. За небольшую мзду (те же конфеты и всякую мелочь, которую они набрали для подарков), она «наняла» местную детвору охранять лагерь от самих же себя. И те прекрасно справлялись с этой работой, бдительно охраняя лагерь, да ещё и дрались за возможность постоять в карауле.
   Юрий всё торопил неторопливого Николая Давыдовича, Елена Петровна, как могла их примиряла, Сева сидел, уткнувшись в свой ноутбук, изредка давая команды Рите, которая должна была то стоять вон там, то идти вон туда. Рите нисколько не трудно было исполнять эти указания, тем более, что Сева оказался также одержим наукой, как и все остальные. Все они были однополым существом под названием «Учёный» и Рита чувствовала себя частицей этого организма. Обедали тут же у входа в пещеру, еле дозвавшись Юрия, который ел, явно не осознавая, что он жуёт. Зато все остальные нахваливали Елену Петровну, умудрившуюся из порошковой картошки и обычной тушёнки приготовить ароматный необыкновенно вкусный суп. Зардевшись от смущения, Елена Петровна отмахивалась от комплиментов, как от мух.
   Не успели Рита с Еленой Петровной «перемыть» посуду, как Риту позвал Сева:
   – Ритонька, – Рите очень понравилось, как он её называл, как-то ласково и нежно, как сестру, – будь другом, сходи в лагерь, у меня в палатке в рюкзаке возьмёшь зелёную папку и принеси сюда. Лады?
   – Конечно, Сева.
   Рита вприпрыжку помчалась в лагерь. Она уже заразилась учёной лихорадкой и всеобщим опасением, что не хватит времени всё исследовать. Дети обрадовались, увидев её, но поняли, что оплаты не будет, и разошлись на свои посты. Схватив папку, Рита помчалась обратно. Что-то знакомое мелькнуло за поворотом. А, монах в своей тёмно-красной мантии шагал по направлению к пещерам. «Наверное, хочет что-то сообщить или от Воланда что-нибудь передать», подумала Рита, идя за ним следом. Кажется, это был тот самый монах, с которым встречался ночью Воланд. А, может, и нет. Они все приблизительно одного телосложения, бритые наголо и одеты одинаково. Не доходя до пещеры, монах свернул и начал подниматься в горы. Рите стало очень интересно, куда это он направился, ну, очень интересно. Поскольку до «их» пещеры оставалось несколько шагов, она помчалась почти бегом, сунула Севе папку, крикнув на ходу что-то типа «Я сейчас», на что Сева кивнул, не отрывая взгляда от экрана монитора, и помчалась догонять монаха. Зачем ей это было нужно? А бог его знает! Монах уже прошёл довольно далеко, и теперь Рита как бы выслеживала его. Вот он остановился, Рита продолжала идти. Если он заметит, что она идёт за ним, можно будет спросить, где Воланд. Ах, да, она не знает языка! Ну, жестами как-нибудь можно показать очки, и развести руками.
   Внезапно монах исчез. Рита подошла к этому месту. Она очень хорошо видела, что он только что неподвижно стоял здесь, а, впрочем, она обходила валун и могла и не заметить. Она оглядывалась, внимательно осматривая каждый камешек. Удивительное дело! Уж не галлюцинации ли у неё. Но тут она заметила небольшое углубление, около которого вроде бы как были сдвинуты камни. Рита заглянула туда и увидела, что это был вход в пещеру. Поскольку ничего другого подозрительного она не увидела, она смело соскользнула в это углубление. Это был лаз, достаточно широкий и гладкий, к тому же он расширялся, чем дальше по нему ползла Рита. У неё был с собой фонарик, и она подсвечивала себе иногда только для того, чтобы убедиться, что лаз или пещера не разветвлялись, от чего всегда предостерегал Николай Давыдович. Скоро лаз стал ещё шире так, что Рита смогла стать на четвереньки, а затем и в полный рост. Она ничего не видела, но почувствовала вдруг свежий воздух и даже какие-то звуки, отдалённо напоминающие урчание машины. Продолжая идти вперёд, Рита увидела очень тусклый свет впереди, который осветил монаха, сидящего в позе Лотоса посреди небольшой круглой пещеры. Рита спряталась за выступ, из-за которого появилась, и стала осматриваться. Монах сидел, не шевелясь. Видимо, он медитировал и пришёл для этого сюда специально. Рите стало неловко, но любопытство, а что же будет дальше, раздирало её, и она не могла решиться – уйти из пещеры или чуть подождать. Некоторое время назад у неё не было бы никаких сомнений, конечно, уйти. Но за последние дни она так опылилась учёными страстями, что решила всё-таки посмотреть, ну, хоть немного. А вдруг он сейчас пойдёт дальше в пещеру, а там сидят древние люди, про которых ей рассказывали Юрий с Еленой Петровной и она – одна из экспедиции – их увидит.
   Рита присела на корточки и приготовилась ждать, сколько потребуется, продолжения событий. Для начала она оглядела пещеру. То, что ей показалось вначале урчанием машины, оказалось небольшим подземным ручьём, протекавшим у задней стенки пещеры. Рите было не холодно, но ноги скоро затекли. Она решила тоже сесть в позу Лотоса, хоть у неё и не складывались ноги, как надо, но что-то наподобие получилось. А интересно, как люди медитируют? Елена Петровна рассказывала основы, но сама она не умела, она умела только самовнушением заниматься. Говорила, что медитировать могут только подготовленные люди. На Востоке есть даже специальные школы медитации. Рита не собиралась обучаться этому, но проснувшийся «вдруг» интерес к жизни заставлял её интересоваться всем абсолютно.
   Посидев так некоторое время, Рита задремала. Странное дело, она прекрасно выспалась этой ночью, да и сидеть было не очень удобно, но веки вдруг налились тяжестью, руки и ноги одеревенели, сама она стала вдруг тяжёлой и твёрдой, будто превратилась в камень, на котором сидела.
   Вдруг будто бы кто-то тронул её за плечо. Рита подняла глаза и увидела рядом с собой того самого монаха, за которым следила. Он ласково улыбался ей и протягивал руку. Рита подала ему руку, свободно встала и вдруг с ужасом увидела, что тело её осталось сидеть на камне в той же позе Лотоса. Но монах потянул её за руку, и она тут же успокоилась. Они медленно поплыли по пещере. Рита с интересом оглянулась на своё тело, увидев тоненькую струйку голубоватого тумана, тянувшегося от неё к телу, сидящему на полу. Такая же струйка соединяла и монаха, державшего её за руку с тем, который сидел на полу посередине пещеры.
   Рита поглядела на монаха, как бы спросила, что всё это значит. Монах слегка склонил голову и Рита, не видя, чтобы он раскрывал рот, вдруг ясно услышала:
   – Ты у меня в гостях, не так ли?
   – Да, так. Но я не испросила вашего разрешения. Простите меня.
   – Ничего, дитя моё. Я вижу, твои помыслы не коварны, а твоё любопытство не тщеславно и не опасно. Пойдём со мной, я покажу тебе то, что ты хотела увидеть.
   – Древних людей?
   – Нет, здесь их нет. Я покажу тебе то, о чём ты хотела у меня спросить.
   Внезапно словно вихрь поднял их высоко в воздух, они легко пролетели через каменные своды пещеры, пролетели над каменными тропинками, ведущими к храму, и очутились в подземелье. Здесь в тёмной сырой келье Рита увидела Воланда, сидящего на полу и завывающего жутким голосом.
   – Что это? Что с ним? – испугалась Рита.
   – Этот человек хотел украсть тайные знания, которые хранятся уже много, много лет.
   – Знания? Но ведь знания не должны быть спрятаны. Ведь знания на то и знания, чтобы их узнало как можно больше людей. Зачем их прятать?
   – Эти знания хранятся потому, что люди пока ещё не могут ими воспользоваться. Они могут применить эти знания для установления своей власти в ущерб другим людям, а это может привести к катастрофе всей Земли. До той поры, пока люди не перестанут убивать друг друга по пустякам, пока они не научатся считать каждого другого человека самим собой, пока они не перестанут драться за каждую мелочь и пока не научатся делиться со всеми всем необходимым, до той поры эти знания принесут не пользу, а вред.
   – А разве будет когда-нибудь такое время?
   – Будет, обязательно будет. Очень скоро люди перестанут завидовать друг другу, потому что у всех будет всё необходимое для жизни в одинаковых количествах.
   – Разве такое бывает? Людям всегда мало, сколько бы они не имели!
   – Сейчас не бывает. Но скоро будет.
   – Когда?
   – Ты, детка, не доживёшь до этого времени, но в масштабах Земли это не так уж и долго.
   – И люди станут все равны?
   – Да все равны перед Богом. И Бог будет у всех един, как это и есть на самом деле, и люди перестанут воевать друг с другом только лишь из-за того, что одну и ту же молитву они читают на разных языках!
   – Но у людей есть много ещё такого, из-за чего они ссорятся! Одни хотят больше денег, другие – больше власти, третьи – не хотят работать, а чтобы другие на них работали. И самые ужасные планы претворяются в жизнь, а добрые люди слывут дураками.
   – Всё это так. Вот ты живёшь в хорошем добротном доме и никого туда не пускаешь без своего ведома. А вот когда ты сможешь впустить кого угодно, оставить переночевать, отдать всё, что у тебя есть первому встречному и тебе не будет жалко, – вот тогда и наступит новое время. И тогда наши тайные Знания станут явными и помогут людям стать ещё добрее и лучше.
   – Если я всё отдам, то моё место займёт другой, а я буду жить в нищете. Какая разница? Сегодня я живу в достатке, а кто-то нуждается, но если мы поменяемся с этим «кто-то» местами, что от этого изменится? Я стану несчастной, а этот «кто-то»? Станет ли он счастливее?
   – Нет, не станет. Потому что люди в вашем мире слишком зависят от вещей, от материального благополучия. Но если бы ты могла свободно приходить в любой дом, разве тебе нужен был бы свой дом?
   – Вы хотите сказать, что люди будущего будут жить, как бомжи?
   – Нет, я ничего не хотел тебе сказать. Это будут совсем другие люди с другими запросами в жизни. Это очень далёкое будущее и ваши понятия о жизни мешают воспринять ответы на все вопросы, которые могут возникнуть в связи с этим. Но есть ещё прошлое, которое можно осознать и понять, почему произошло то или иное.
   – Вы знаете о прошлом?
   – Да. Я могу показать тебе, почему погиб твой муж.
   – Что? Нет, вы не знаете, вы ничего не знаете.
   – Хорошо. Пошли, я покажу тебе.
   – А… с Воландом? С ним что будет?
   – Не беспокойся, мы выпустим его, как только закончатся ваши изучения пещеры, которую мы разрешили вам изучить. Его пребывание в подземной келье пойдёт ему на пользу. Пошли.
   Монах снова взял Риту за руку, и они взмыли вверх – так высоко, что Рита увидела огромные горы Тибета и Гималаи сверху. Потом Земля как бы крутнулась в обратном направлении и также быстро, держась за руки, они с монахом опустились на Землю. Только это уже было в Подмосковье. По дороге быстро ехала машина. Рита узнала их с Вадимом машину, в которой он разбился и сердце, не в груди, а где-то там – в пещере – затрепетало.
   – Нет, ещё раньше, – «услышала» она голос монаха, и они оказались возле офиса, где работал когда-то Вадим.
   Он выходил из двери, разговаривая по телефону, за ним следом шёл Роман:
   – Вадим, ты торопишься?
   – Да, очень. Мне нужно встретиться с одним человеком.
   – А ты не мог бы меня подвезти? Моя машина поломалась, а нам по пути.
   – Откуда ты знаешь?
   – Да ведь ты так громко договаривался с кем-то по телефону! Да и по времени я так понял, успеваешь!
   – Мне надо выехать за город, – Вадим говорил нехотя, явно, идея подвозить троюродного брата жены куда бы то ни было, ему не импонировала.
   – Да я слышал, слышал, мне тоже в ту сторону.
   – С каких это пор ты назначаешь встречи не в столице?
   – А ты?
   – Я по делам.
   – И я по делам.
   – Уж, не хочешь ли ты сказать, что мы с тобой поедем по одному и тому же делу?
   – Ха-ха-ха! – в отличие от Вадима у Романа было прекрасное настроение, – Нет, не хочу, я не знаю, по какому делу ты поедешь, а про своё дело я могу рассказать тебе по пути.
   Всё это время они шли к машине, и как ни старался Вадим избавиться от назойливого родственничка, тот упорно настаивал на своём. Вадим так и не смог послать его подальше, поэтому Рома всё-таки уселся в машину и всю дорогу пытался разговорить хмурого Вадима, то рассказывая что-то о работе, то о своих новых девочках. У Романа никогда не было одной единственной любимой. Он всегда встречался с несколькими девушками сразу или делал вид, что это так. Он долго с мельчайшими подробностями рассказывал Вадиму, как они славно погуляли в ночном клубе с некими Нелли и Юлианой, предложил всем вместе поехать в выходные на дачу к хорошим знакомым.
   – Там такая природа – сосны, пруд с рыбой. Огромный крытый бассейн, еда, выпивка, какая хочешь. Сауна, «СПА». Делай, что хочешь.
   – Ты же знаешь, что я без Риты никуда не хожу, а она беременна.
   – Ну, вот и отдохни хоть разок один. Оттянись. Эти беременные женщины становятся такими капризными, а хорошему мужику нужен хороший отдых. С хорошими опытными девушками, которые предупредят любое твоё желание, которое ты ещё не осознаёшь даже, а они – выполнят.
   – Значит, то и не желание вовсе.
   – О, нет! Позволь с тобой не согласиться. Когда они делают что-то вроде бы по своему желанию, ты вдруг осознаёшь, что ты именно об этом и думал всё последнее время, мечтал, что всё произойдёт так, а не иначе.
   – Да ты, Ром, романтик!
   – Да, Роман – романтичный. Вадим, а ты зря отклоняешь моё предложение. Ты даже не представляешь, как всё это клёво. Какой это чудесный отдых, как можно прекрасно провести время и ни разу не повториться.
   – А мне как раз таки нравится в моей жизни именно то, что повторяется каждый день – моя жена и будущий ребёнок.
   – У тебя какие-то устаревшие взгляды на жизнь.
   – А ты – чересчур продвинутый. И где ты только нахватался всего этого? Как говорится, из грязи – в князи.
   – А ты знаешь, меня очень трудно обидеть, как бы ты не старался. Я думаю, ты сейчас не со зла так говоришь, а лишь потому, что сильно устал за последнее время. Я же вижу, что ты стал какой-то дёрганный, измотанный. Беременная жена, может быть, это и хорошо, но нельзя же так отдаваться целиком и полностью семье. Если ты не будешь отдыхать, как следует, очень скоро устанешь от жизни и пострадает в первую очередь твоя любимая семья.
   – Ром, если ты сейчас же не прекратишь декларировать свои жизненные позиции, я тебя высажу из машины. Если ты такой умный и видишь, что меня раздражают подобные разговоры, зачем ты их заводишь?
   – Вадь, ну, что ты? Я и не думал тебя заводить. Я же говорю, что ты в последнее время стал чересчур нервным. Вот и подтверждение моим словам.
   – Тогда помолчи.
   – Вадь, – через минуту или две молчания опять начал Роман, – почему ты меня так не любишь?
   – Видишь ли, дорогой Роман Романтичный, я недолюбливаю мужиков, которых трахают пузатые дяденьки.
   – О, какой ты злопамятный!
   – Да нет, Рома, после того, как я увидел, как тебя трахает в задницу дебелый мужик, а потом ты целуешь его член, я вообще не вижу тебя, ни как мужчину, ни как женщину.
   – Это разговор отсталого нереализовавшегося человека, но никак не тебя.
   – Можешь считать меня хоть неандертальцем, но я никогда не смогу понять, как нормальный мужчина может получать удовольствие оттого, что его поставили раком!
   – Ой, ой, ой! Ты всё преувеличиваешь! Я – самый заурядный бисексуал! Мне одинаково хорошо и с девушками и с мужчинами!
   – Да с девушками – не менее двух, а с мужчинами, чтобы в кармане у них было тоже не менее двух!
   – Вадим, ты – максималист! Ты живёшь в нашем веке, а мыслишь – веком раньше!
   – Вадь, – после некоторой паузы продолжил Роман, – не сердись на меня, я, конечно, отличаюсь от тебя понятиями и образом мыслей, но мы не должны ссориться!
   – Да, в этом ты прав. Хоть моя жена – твоя родственница и терпеть тебя не может, но ссоры с тобой она не допустит!
   Наблюдавшая этот разговор Рита, чуть было не вернулась в своё физическое тело от волнения. Она бы задушила своего родственничка руками в этот момент, если бы могла.
   – Ох, Вадим, мне так не нравится наш разговор! Поверь, мне так хотелось бы наладить наши отношения. После той вечеринки, я вижу, ты меня то ли презираешь, то ли просто не хочешь поддерживать отношения. Но, если ты человек здравомыслящий, то должен прощать кое-какие слабости друзьям, – Вадим в это время криво усмехнулся, – Поверь, мне так хотелось быть тебе другом, всегда, но ты меня всегда не понимал!
   – Да, брось ты!
   – Да, Вадим, я знаю это. Я способен тонко чувствовать. Вот вижу, что ты не способен воспринимать людей, которые по своим понятиям отличаются от тебя. Мало того, ты далёк от тех понятий, которые ты не избрал своей жизненной позицией.
   – Слушай, Ром, ты, оказывается, ещё и зануда! Зря я тебя взял с собой. Ехать вроде и недалеко, но ты меня уже достал!
   – Ладно, ладно, Вадь. Молчу, если тебе не угоден это разговор.
   – Да, хоть в чём-то ты прав. Мне не угоден этот разговор. И, если ты не заткнёшься, я тебя высажу прямо сейчас. Дальше поедешь на попутке.
   – Вадь, я понял, – через минуту возобновил разговор Роман, – ты – просто голоден. Утром позавтракал, на работе, естественно, не обедал, а сейчас – время ужина, а ты едешь по делам. Слушай, мы сейчас будем проезжать кафушку – так, безделица, но готовят там очень вкусно, поверь, я – гурман.
   – Мне некогда. Я только что и успею – высадить тебя за поворотом.
   – Ну, ну. За поворотом как раз эта кафушка и будет. Остановишь. Я уж точно там хочу поужинать, да и тебе не мешало бы.
   За поворотом действительно сначала появился маленький рекламный шит, что, дескать, вы можете вкусно покушать через… метров, а потом и убогое с виду заведение. Вадим остановился с хмурым видом, явно, предвкушая освободиться от назойливого спутника, но Роман, напирая на родственные чувства, стал активно приглашать Вадима перекусить. После некоторых колебаний Вадим, глянув на часы, согласился. Роман, расплывшись довольной улыбкой, пошёл впереди.
   – Садись за столик, я сейчас всё закажу. Тут очень вкусно готовят, но с обслугой – проблема. Надо побегать. Но раз уж я тебе так должен за эту поездку, побегаю.
   Вадим только скрежетнул зубами в ответ на это предложение, а Романа уж и след простыл. Он уже договаривался о чём-то с кухней, а через несколько минут с барменом. Вадим только головой качал, дескать, куда уж тут деваться от этого родственничка – назойливая сволочь, но пронырливый и деловитый, как нужно. А уже через пять минут им принесли отменный шашлык из осетрины, соте, минералку для Вадима и пиво для Романа.
   – Если заказывать то, что ты хочешь, надо подождать, а этот шашлык у них был готов, – доверительно сообщил Роман. Вадим молча ел, видимо, шашлык, действительно был вкусным.
   – Сейчас я сбегаю за кофе, он уже должен быть готов. Кофе у них тоже отменный, – Роману очень хотелось реабилитироваться.
   Он метнулся к бармену. Совершенно незаметно для Вадима, но Рита это отчётливо видела, он бросил в одну из чашечек с кофе две маленькие таблетки и, конечно именно эту чашечку поставил перед Вадимом. Тот, разомлев от обильного сытного и вкусного ужина, благодушно придвинул к себе кофе.
   – Ром, не обижайся на меня, но и компании со мной не ищи. Мы с тобой – разные люди, по-разному понимаем жизнь и по-разному живём. Родственники – ладно, но друзьями мы не можем быть. Мы – совершенно разные люди. Понимаешь?
   – Да, Вадь, давай не ссориться. Я всё понял.
   Он, прикрыв глаза, пил свой кофе. Вадим курил, Роман – нет. После ужина Роман так категорично отказал Вадиму в том, чтобы он заплатил за ужин, что тот недоумённо пожав плечами, пошёл к машине. В машине молчали. Вадим думал о своём. О чём думал Роман, представить было трудно, но, проехав один поворот, затем другой, Вадим вдруг стал клевать носом, движения его стали замедленнее.
   – Вадь, останови тут, я пиво выпил, мне бы отлить.
   – Здесь нельзя, – медленно, очень медленно ответил Вадим.
   – Ну, тогда сверни, вон – просёлочная дорога. Чуть отъедешь, там можно остановиться.
   Вадим молча повиновался, и, проехав несколько метров, остановился. Роман вышел из машины, отлил недалеко, но, когда вернулся в машину, Вадим спал на руле. Видимо, это входило в планы Романа. Он стал толкать машину сзади до тех пор, пока она не натолкнулась на дерево, одиноко стоявшее на опушке. Вадим даже не пошевелился, но Роман, видимо, знал, что он делает. Без видимых переживаний, он вытащил из бардачка папку с какими-то документами, вытащил из карманов спящего Вадима портмоне, подумав, снял с него часы с золотым браслетом, которые Рита подарила Вадиму на свадьбу, вытащил из кармана Вадима зажигалку, которую Рита купила ему в Греции. Оглядев машину, не найдя в ней ничего примечательного, он вытащил из багажника запасную канистру с бензином, – всё это он проделывал не торопясь, – полил машину бензином и поджёг её зажигалкой Вадима, спрятав потом её в карман. Машина пыхнула. Рита, наблюдавшая всё это так, как будто там и была, не выдержала, рванулась, но тут же, как бы потеряв на миг сознание, отключилась, погрузившись в темноту.
   – Ты должна только смотреть, – услышала она спокойный голос монаха. – Только смотреть. Помочь ты ничем не сможешь, – это прошлое. А в будущем – сможешь кое-что предпринять, если сейчас будешь внимательно наблюдать.
   Рита снова увидела осенний лес в ярких последних красках, сначала мутно, а потом снова ярко увидела Романа, который задумчиво наблюдал за костром. Ни одной эмоции не отразилось на его лице – ни сожаления, ни радости отмщения, – только спокойное созерцание яркого пламени…
   Спокойно повернувшись спиной к полыхавшей машине, он направился к шоссе, спокойно остановил проходящую мимо машину, доехал до города и, расплатившись где-то на окраине, зашёл в какое-то кафе низкого пошиба. Не проходя в зал, гн выпил стакан коньяку, вышел из кафе и на такси поехал к центру Москвы.
   Рита с ужасом наблюдала за всем этим. После кратковременной потери сознания, она стоически ждала окончания этого ужасного спектакля.
   Роман, уже не спеша, поднимался по лестнице незнакомого офиса. Секретарша встретила его с самой сладчайшей улыбкой, не докладывая, он зашёл в шикарный кабинет.
   – О-о-о! Романчик! Сладенький мой! Ты уже вернулся! Какие новости? – спросил его слащавый полный тип, сидевший за столом.
   – Всё о-кэй!
   – Так таки уж!
   – Да уж!
   – О! Рома! Я знал, что ты – необыкновенная личность! Неординарная! Яркая! Иди сюда, моя рыбка! – Роман послушно, слегка важничая, подошёл к столу.
   – Иди ко мне, мой золотой! Мой ненаглядный мальчик! – мужчина притянул Романа к себе, и тот послушно сел ему на колени.
   – Ух, ты мой лапушка, мой ясноглазый птенчик! – мужчина ласково трепал Романа за щёку, – ах, мои сладкие губки! – он притянул Романа к себе поближе, смачно вобрав его губы в свои.
   – Ах, ты моя сладкая попка, – мужчина, сладострастно сжав губы, трепал худощавый зад Романа, – ну, ладно, ты меня заводишь, рассказывай.
   – А что рассказывать? Всё – о-кэй! – медленно, даже как-то кокетливо – лениво произнёс Роман.
   – Ужели? Документы у тебя?
   – Да. Вот, – Роман небрежно бросил документы на стол.
   Мужчина протянул было к ним руку, но тут же вернулся к Роману:
   – Лапушка моя, звёздочка ясная! О! Как я тебя хочу! Сегодня же отпразднуем это дельце!
   – Да уж! Кому дельце, а кому – мокруха!
   – Боже упаси! Какие слова произносит этот миленький ротик! Иди сюда, – мужчина снова втянул губы Романа в свои, – а теперь дай свой язычок! О! Нет! Не могу! Я не могу устоять перед твоим обаянием! Вот смотри, что ты делаешь со мной! – жалобно пролепетал мужчина, поднимая Романа со своих колен и показывая на воспрянувший член, – а может, быстренько? А? Ну, что тебе стоит?
   Роман пожал плечами и тут же стал на колени, чтобы принять в рот возбуждённое хозяйство своего покровителя.
   Превозмогая тошноту, Рите пришлось досмотреть эту картину до конца, пока слащавый мужчина не удовлетворился.
   – О-о-о! – изрёк он, наконец, – что ты делаешь со мной, проказник! Я твой вечный раб! Ну-ка, иди ко мне, я хоть чем-то компенсирую тебе то счастье, которым ты меня даришь!
   С этими словами он полез в сейф и, пока Роман вытирал сперму со своих ярких уст, отсчитал несколько пачек стодолларовых купюр. Роман принял их безо всяких эмоций, непонятно было – мало этого ли достаточно.
   – Ну-с, – мужчина притянул к себе документы, – посмотрим, насколько они нам пригодятся.
   Взгляд его стал мутным, задумчивым. Он стал перелистывать документы – Рита узнала их – и совсем перестал замечать Романа. Тот, не прощаясь, вышел из кабинета.
   Рита, хотя была и не в физическом теле, вся трепетала. Чувство гадливости боролось с возмущением, а возмущение сменяла лютая ненависть, а потом волной накатывало чувство безысходности, тоски и одиночества. «Голос» монаха вывел её из состояния транса:
   – Не расстраивайся, детка, всё ещё впереди. Ты должна восстановить справедливость, но ни в коем случае не мстить. Месть – это чувство человека из прошлого, ты же по всем своим данным подходишь под человека будущего. Если бы я не увидел в тебе эти качества, которые трудно даже сравнить с земными понятиями настоящего времени, я бы не взялся тебе помогать с высочайшего позволения.
   Рита не вдумывалась в эти слова, показавшимися ей в то время незначительными. Она не могла отогнать от себя образ Вадима, с чьей смертью она не то, чтобы смирилась, но, как говорится, прижилась со своим горем. Теперь же его родные глаза, его родной голос, чудный по сравнению с вялым голосом Романа, его родные губы, такие замечательные….
   Темно. Вокруг было не просто темно, но непроглядная темнота была густой и липкой, она мешала не только смотреть, но и дышать. Рита попробовала повернуть голову, чтобы поискать источник воздуха, но у неё ничего не получилось. Ну и пусть. Пусть темнота. Может, после этой темноты она скорее встретится с Вадимом, снова увидит его родные глаза, услышит его родной голос. Она не пыталась больше шевелиться, но вскоре её измученный мозг стал воспринимать какие-то звуки, доносившиеся сначала издалека, а потом всё ближе и ближе. Сначала это был набор гласных: «о-о-о-, а-а-а-, и-и-и-, о-о-о, е-е-е, я-я-я», потом прибавились согласные и, наконец, отдельные слоги: «О-о-на-а-, и-и-и-, хо-о-о, се-е-е, я-я-я», – словно сквозь ватные тубы пробивался голос великана.
   Елена Петровна держала её за руку, периодически прощупывая пульс и теперь, обрадовавшись, объявила:
   Она приходит в себя.
   Рита открыла глаза, недоумённо разглядывая свод знакомой палатки, лицо Елены Петровны, кого-то там ещё. Как они оказались тут, эти люди? Где Вадим? Где Роман?
   – Где я? – жалобно спросила она.
   – Слава Богу! – Елена Петровна обрадовалась так, будто Рита была её ближайшей родственницей и вернулась к жизни после комы.
   Тут же стоял монах, чьё лицо Рита уже успела запомнить. Он взял Риту за руку, прощупав пульс, сделал знак Елене Петровне. Та засуетилась, выходя из палатки и увлекая за собой всех, кто там был – весь их небольшой отряд. Монах взял Риту за руку, показал себе на лоб. Рита послушно стала смотреть ему на лоб. Глаза её сами по себе закрылись, и она отчётливо услышала голос монаха:
   – Твои нервы не в порядке. Ты – очень эмоциональна, поэтому мы с тобой не смогли пройти до конца в астральном плане, чтобы ты могла узнать то прошлое, которое не даёт тебе покоя последнее время и то, что ты должна совершить в будущем.
   – Я очень хочу быть послушной, – ответила Рита мысленно, – что мне нужно делать?
   – Ничего. В астральном теле, так как мы с тобой сейчас общаемся, ты ничего не сможешь сделать по своей воле. Ты целиком и полностью зависишь от своего духа. Но я хочу похвалить твоё астральное тело – ты сильная духом и можешь сопротивляться любой силе, ты очень легко входишь в контакт на духовном уровне. Когда ты шла за мной, чтобы узнать, что я хочу сделать в пещере, я уже тогда вступил с тобой в контакт и понял, что ты – человек с цельной аурой, ты знаешь, чего хочешь, и твои мечты не идут вразрез с устремлением человечества. Ты только хочешь узнать, почему погиб твой муж.
   – Да, я очень хочу это знать.
   – Я видел это, когда мы путешествовали в астрале.
   – Я поняла, я видела, что моего мужа убил наш родственник – Роман, но почему?
   – Нет, ты не поняла.
   – Роман – человек с мелкой душонкой, способной за несколько денюшек, за сиюминутное наслаждение продать душу дьяволу и кому ещё будет угодно. Но мне действительно очень трудно сопоставить жизнь моего мужа и амбиции моего троюродного брата, которого я никогда не воспринимала всерьёз.
   – Большинство людей не могут осознать, почему они поступают так, а не иначе.
   – Я не осуждаю Романа. Он – мелкий человечишка, я это сразу поняла, как только его увидела, но осознала это не сразу. Как теперь выяснилось – слишком поздно. Так поздно, что я даже не могу на него сердиться.
   – Это хорошо. Ты начинаешь делать успехи. Когда человек может простить то, что, казалось, невозможно простить, – это значит, он прошёл первый круг испытаний. Простить, значит, понять – это не расхожая фраза. Человек начинает понимать другого человека либо, когда сам способен поступить также, либо когда он способен мысленно перевоплотиться в любого другого человека, мысленно совершить любой поступок, даже неблаговидный и дать ему верную оценку. Это – высший уровень сознания.
   – И всё же я очень хочу отомстить ему. Я ненавижу Романа.
   – Я уже предупреждал тебя, что месть – это самый худший возбудитель помыслов и поступков человека. Месть не должна двигать человеческими побуждениями. Иначе жизнь потеряет свой смысл. Иначе круг за кругом люди будут мстить друг другу за те былые прегрешения, о которых нынешнее поколение понятия не имеет. Представь, сколько сил, энергии – моральной и физической тратятся впустую. Человечество должно постоянно развиваться, идти вперёд, а такие вот потуги перемещают его на целый шаг назад.
   – Мне всё равно.
   – Нет, тебе не всё равно. Я не стал бы помогать тебе, если бы тобою двигало только чувство мести или простое желание вернуть деньги. Человек часто даже не даёт отчёта своим мыслям, но поступает, так или иначе, в соответствии с постулатами будущего.
   – Я не знаю, о чём вы говорите, не понимаю. Не задумывалась о будущем так глобально. Но то, о чём вы говорите, меня глубоко волнует. Я понимаю, что вы хотите мне помочь. Не знаю как, не знаю почему, но я готова принять вашу помощь.
   – Да, я это вижу. В тот раз, когда мы с тобой были вместе в астрале, я хотел, чтобы вы с мужем встретились. Он очень хотел передать тебе что-то очень важное для вас обоих.
   – Вадим? О! Если бы я знала!
   – Вот – вот! Тебе очень мешают эмоции. Они-то тебе и помешали с ним встретиться! Встреча в астрале не предполагает взаимных бурных изъявлений. Во-первых, не позволяет время, во-вторых, когда встречаются две разные субстанции, а в вашем случае именно так, – твоя душа ещё живёт в твоём теле, а душа твоего мужа уже живёт в ином мире, – нужно воздействие потусторонних сил, вмешательство внеземных существ, о которых ты даже не подозреваешь, но с которыми уже общался твой муж. И это он ходатайствует о вашей встрече.
   – Что мне нужно делать?
   – Тебе нужно подготовиться. Полежи в палатке два дня. Вспоминай вашу с мужем совместную жизнь. Не думай о нём, как о своей великой потере. Этим ты только вредишь ему.
   – Как это?
   – Человек, потеряв близкого и очень дорого ему человека, постоянно думая и горюя о нём, не отпускает его душу идти дальше – по всем ступеням, по которым должна пройти душа умершего, чтобы попасть в другое измерение.
   – О боже! Но откуда мне было это знать?
   – Да, ты этого не знала, не задумывалась, не спросила совета ни у кого. Твой муж терпит много мук на том свете только лишь потому, что ты не отпускаешь его.
   – Но я не могу его забыть. Он – единственный человек, с которым могло быть связано моё будущее.
   – Это ты так решила. Но не высшие силы. Ты не знаешь своего будущего и хотела присоединиться к своему мужу не получив на это разрешения.
   – У кого? У кого я должна была просить разрешения?
   – Пока ты не готова узнать это. Тебе не было разрешено умирать раньше того времени, которое тебе отведено судьбой, поэтому последние полгода ты и провела как бы в полусне, чтобы за это время твой мозг стал способен воспринять ту информацию, которую я тебе передаю.
   – Кто ты?
   – Неважно. Я делаю только то, что мне поручено. А теперь отдыхай, готовься к встрече со своим мужем. Я приду через два дня.
   Два дня проскочили незаметно. Елена Петровна проявляла поистине материнскую заботу о Рите, все остальные – братское расположение, но интерес к пещерам у них превалировал, поэтому, пожелав ей с утра скорейшего выздоровления, они мчались в свою пещеру, радуясь, как дети, что благодаря слабости Риты и отсутствию шефа, они могут побыть там подольше. Елена Петровна, убедившись, что с Ритой всё в порядке, отправлялась помогать «мальчикам», как она неизменно их называла.
   Елена Петровна сама ничего не поняла, что же с Ритой случилось. Монаха с Ритой на руках они увидели уже в лагере, когда возвращались из пещеры, обсуждая, куда это могла запропаститься Рита. Монах ничего не объяснил, сказал только Елене Петровне, чтобы та ничего не предпринимала с Ритой до утра. А утром действительно пришёл как раз к тому времени, когда Рита пришла в себя. Рита не стала рассказывать никому то, что с ней произошло, ей надо было самой всё осмыслить, она только сказала, что пошла за монахом, тот ушёл в какую-то подземную пещеру, она за ним полезла и потеряла сознание. Всех это объяснение вполне устраивало, так как об этой пещере говорили, что там нельзя находиться непосвящённым, Рита своим примером всех убедила в справедливости этих слов. К тому же в той пещере, где все работали, было столько интересного, что им вполне хватало.
   Рите не разрешали даже подниматься. Так она и пролежала в своём тёплом спальнике, в полудрёме, думая только о Вадиме. Даже не по наставлению странного монаха, но как бы сама по себе.
   Через два дня монах пришёл в палатку, знаком показал Елене Петровне выйти, взял Риту за руку. Она была совершенно спокойна, чувствуя даже некоторый подъём настроения. Ведь она ждала этой встречи, ведь ей, кажется, была обещана встреча с мужем. Пусть в астрале, но – Встреча. За это время она поняла, что уже встречалась с Вадимом – в своих снах, но не могла с ним общаться. Оказывается, ей мешали эмоции, хотя внешне она выглядела более чем спокойной. Оказалась, была в дрёме. Сейчас она была готова к этой встрече. Едва закрыв глаза, он услышала голос монаха:
   – Помни, ты не должна проявлять никаких эмоций. Не представляй себе физическое общение. Вы не сможете прикоснуться друг к другу. Разговаривать вы будете как бы через стекло. Твои чувства он поймёт и без лишних слов. Чем больше ты будешь проявлять эмоций, и говорить лишних слов, тем меньше времени вы сможете общаться. Помни об этом. А сейчас… Осторожно. Иначе он опять не сможет сказать тебе то, о чём уже давно хочет сказать.
   – Рита, Ритёнок, я очень люблю тебя, ты, я знаю тоже – услышала вдруг Рита голос Вадима, потом перед ней появилось смутное очертание его, которое становилось всё резче и резче, – мне больно это говорить, но то, что нас связывало в жизни – нас и разлучило. Теперь эта связь не даёт мне уйти с низшей ступени. Я очень прошу тебя помочь мне, ты не боишься сейчас меня?
   – Нет, Вадюш. Я очень рада тебя видеть. Но я не понимаю – сплю я или вижу тебя на самом деле.
   – Ты не можешь меня видеть на самом деле, потому что духи не видимы, но я стараюсь удерживать тот образ, в котором ты меня знала, чтобы тебе легче было со мной общаться.
   – А как ты выглядишь сейчас?
   – Ритёнок, это совсем неважно здесь. Я могу выглядеть так, как выглядел в любой из своих инкарнаций, когда мой дух приходил на Землю, чтобы жить в человеческом теле, но с тобой я поддерживаю именно ту форму, в которой ты меня знала. Ритёнок, не отвлекайся на всякие пустяки. У тебя мало времени, к тому же чем больше ты думаешь обо мне, как о своём физическом муже, тем больше вероятность того, что ты опять выйдешь из астрала до того, как я успею тебе сказать о главном.
   – Что ты хотел сказать мне?
   – Я знаю, что после моей смерти никто не смог докопаться до истины, деньги, которые я вложил, не смогли вернуть, а мой отец до сих пор платит огромные деньги адвокатам и частным детективам, которые никогда не смогут ничего найти.
   – Ты хочешь, чтобы Роман был наказан?
   – Нет, ни в коем случае это не должно исходить от тебя и ни от кого из наших родственников. Любая месть, если она не была предусмотрена свыше, карается ещё больше, чем сам проступок. Любой суд вершится здесь.
   – Где? Вадюш, где ты?
   – Я не могу тебе этого сказать. Это место – не место в общепринятом значении. Это – везде и нигде одновременно. Где находится душа? Где находятся мысли человека? Где находятся мысли всех людей одновременно? Это здесь. Но не отвлекайся. Я знаю, как тебе тяжело удерживать сознание и мысли в нужном мне направлении, поэтому ты должна думать только о том, о чём я тебе говорю.
   – Я слушаю тебя.
   – Так вот, Роман будет наказан так скоро, что ты даже представить не можешь, но тебе это не принесёт облегчения. Новость о том, что твоему врагу больно или он вообще погиб, очень быстро перестаёт быть новостью. А вот твоя трагедия надолго остаётся с тобой. Будет наказан и тот человек, которому Роман передал мои бумаги. Поэтому ты даже не пытайся отыскать его. Человек, у которого находятся бумаги сейчас, даже не подозревает, что они очень важны кому бы то ни было. Эти бумаги – большая часть тех денег, которые мы с тобой потеряли из-за моей поспешности. Это уже здесь я понял, что всему своё время. Тогда мне хотелось разбогатеть сразу и во много раз, но я, мы не были готовы к этому. Поэтому мой уход из жизни – это расплата за грязные помыслы. Да, Ритусь, я тебе не всё рассказывал, а теперь уже и ни к чему. Я хотел быстро разбогатеть и стать независимым, но тогда я не знал, что наживаться за чей-либо счёт всегда чревато плохими последствиями.
   – Я ничего не понимаю. Расскажи мне подробнее, за чей счёт ты хотел нажиться?
   – Теперь это неважно. Важна сама суть. Прости. Я так много хотел тебе сказать, что постоянно сбиваюсь на философские мысли, которые я познал уже здесь. Я опять не успею тебе ничего сказать.
   – Ну, говори же. Ты так изменился.
   – Да. Постараюсь говорить конкретней. Когда ты вернёшься домой, сходи к моему отцу, скажи, что нанимала частного детектива, он вышел на след убийцы, но дальше дело вести не может по каким-то там своим причинам. Но ты теперь знаешь, где находятся нужные документы и, что отец должен закончить это дело так, чтобы было всё справедливо. Ни каких-либо контрмер, ни кого-нибудь притеснить. А люди там будут задействованы те, о которых отец даже не подозревал. Так вот, документы эти находятся в машине нашего с тобой знакомого – соседа Игоря Б.
   – Игоря? И он тоже?
   – Он совершенно не причастен к моему убийству. В машине они оказались совершенно случайно. Он даже не знает об этом. Они лежат под чехлом сиденья пассажира. Игорь подвозил человека, который вёз эти документы по поручению того знакомого Романа, ты можешь запутаться, сколько там человек было замешано. Так вот, этого доставщика попросили по телефону пересесть в другую машину. Он сунул документы под чехол, вышел из машины Игоря, чтобы пересесть в другую, хотел сообщить своему хозяину, куда он спрятал документы, но не успел – та машина попала в автомобильную катастрофу и он погиб.
   – Это не случайно?
   – Конечно. Но выглядело всё случайно. Его хозяин два месяца искал, куда он делся, пока сам не попал в другую аварию и сейчас он не в состоянии даже ходить, не то, чтобы продолжать заниматься розыском.
   – Значит, все, кто касался этих документов, погибли?
   – Почти все. Но те, кто не погиб, будут мучиться гораздо больше, чем те, которые погибли. А теперь о главном – эти документы должны быть аннулированы. И сделать это должен мой отец. А настоять на этом должна ты.
   – Но ведь я могла бы забрать документы из машины Игоря и сама их аннулировать. Сжечь, например.
   – Нет, это должен сделать мой отец. Ты даже не представляешь, как он мучается оттого, что считает себя виноватым в моей смерти. А он не виноват. И поймёт он это, только лишь прочитав те документы. У него, правда, будет позыв воспользоваться ими, чтобы вернуть те деньги, которые я вложил, но они не принесут счастья. Ты должна ему сказать об этом. Он поймёт.
   – Вадюш, я ничего не поняла, но сделаю так, как ты сказал.
   – Хорошо. Тебе не надо понимать. Тем более что ты никогда не станешь зарабатывать деньги на том, чтобы кого-нибудь пустить по ветру.
   – А ты так хотел сделать?
   – Да. Моим оправданием может быть только то, что я не сразу это понял.
   – Но ведь ты говорил, что вложил деньги, чтобы прокрутить их.
   – Внешне это так и выглядело, а по сути, если бы всё получилось, как было замышлено моими …, не знаю, как их назвать, я мог бы обобрать очень большое количество людей. Помнишь, в начале капитализации России было много всяких там фирм, в которые люди вкладывали деньги. А потом эти фирмы исчезали вместе с деньгами, люди оставались ни с чем, а те «фирмачи» выплывали в другом месте с большими деньгами.
   – Мавроди – «МММ», Соловьёва – «Властелина»…
   – Да, мой вариант был похож. Только я сам бы не занимался вкладчиками.
   – А получилось так, что тебя самого надули.
   – Да. Только те люди, которые стали первыми жертвами финансовых пирамид, думали, что «закопав» деньги в «Поле чудес», они чудесным образом разбогатеют. Меня же провели на том, что сыграли на моём чувстве лидерства. Сначала я поверил, что вкладываю деньги в большой оборот и буду там потом первым лицом. Но потом стал сомневаться. Оказалось, что деньги должны были пойти на то, чтобы пустить пыль в глаза первым вкладчикам. Но что-то там не срослось. Кто-то дал фальстарт.
   – Это ужасно.
   – Нет, Рита, люди всегда «гибнут за металл». Тебя я прошу только об одном – не надо ни во что вмешиваться.
   – Я всё сделаю, как ты сказал. А ещё скажи мне, Вадюш, ты, наверное, теперь знаешь, почему погиб и наш малыш? Разве он в чём-то виноват?
   – Нет, но его карма не проходила без меня. Кстати. Я общаюсь с ним здесь.
   – Правда?
   – Да, только без эмоций. Это был бы замечательный малыш. Нам надо прощаться. Я ещё буду с тобой разговаривать, скоро ты научишься выходить в астрал сама. Пока, любимая.
   – Пока.
   Рита медленно открыла глаза, увидев свод палатки, потом монаха, всё поняла, но не огорчилась.
   – Молодец, – «услышала» она голос монаха, – я очень доволен тобою. И в награду подскажу, как выходить в астрал самостоятельно. Только очень осторожно. Если ты не сможешь своевременно вернуться в своё физическое тело, – это для всех будет означать смерть. И ещё одно предостережение: ты сможешь общаться со своим мужем в астрале, но если ты задумаешь не возвращаться в своё физическое тело сама, а не по Высшему позволению, то наверняка ты никогда не увидишься с ним больше, потому что он будет уже на высшей ступени, куда ты уже никогда не попадёшь.
   – Почему?
   – Самоубийцы – глупые люди, не сумевшие разобраться в жизни, принявшие сиюминутное настроение за Истину.
   – А что такое Истина?
   – Поймёшь сама. Каждый человек рано или поздно находит Истину сам. Некоторые даже не понимают, что нашли её, и только в Высших сферах осознают это. Ну, а теперь слушай. Во-первых, ты должна честно спросить себя – зачем тебе нужно выйти в астрал? Очень важна чистота помыслов, иначе может случиться непоправимое. Во-вторых, ты должна быть одна в помещении, если кто-то будет отвлекать твоё внимание – ничего не получится, особенно в первый раз. Со мной в астрале ты была под гипнозом, ты легко поддаёшься гипнозу, значит, сможешь справиться и сама со своим сознанием. Ты должна лечь поудобней, расслабиться, как можно больше и думать о том, как что-то похожее на облачко выходит из твоего тела. Ты можешь ощутить это – может начаться озноб, или покалывание в затылке, или вдруг не будет хватать воздуха – всё очень индивидуально. Главное – не бойся, осторожно осмотрись, постарайся увидеть, КАК ты выходишь из своего тела, увидеть само тело, неподвижно лежащее на постели или земле, увидеть тоненькую струйку, связывающую твоё тело с твоей Сущностью. Потом осторожно попробуй двигаться. Сначала ты должна будешь научиться двигаться вверх, вниз, туда, сюда, а потом, когда ты сможешь управлять своим мысленным полётом, ты сможешь посещать и прошлое, и будущее и даже другие миры. Главное, не бояться.
   – Я ничего не боюсь.
   – Я знаю. А теперь, дочь моя, я расстаюсь с тобою навсегда. Может быть, встретимся в астрале когда-нибудь. Я всегда рад буду помочь тебе.
   – Я вам так благодарна за всё. Но скажите, вы случайно назвали меня – дочь моя? Это такое обращение?
   – Нет, не случайно. Ты была когда-то моей дочерью – в прошлой жизни. Очень давно.
   – Прощай, отец. Я никогда не забуду тебя.
   Монах поклонился и вышел из палатки. Тут же вошла Елена Петровна. Она ничего не говорила, молча смотрела на Риту, которая расширившимися глазами созерцала свод палатки.
   – Как ты себя чувствуешь, Рита? Завтра мы должны возвращаться. Воланд вернулся.
   – Воланд? – Рита с трудом перевела взгляд на Елену Петровну.
   – Да, странный какой-то он стал. Молчит всё время. Сказал только, что идти пора. И всё. Ты сможешь идти?
   – Да, конечно, я хорошо себя чувствую.
   – Мне монах это тоже сказал. Как вы с ним общались? Я вообще – то не любопытная, но всё же? Возьмёт твою руку, а ты ему на лоб смотришь и засыпаешь.
   – Да. И так хорошо становится, спокойно. Мне домой надо, – вдруг опомнилась Рита, – срочно!
   – Да, ну? Срочно не получится, но завтра будем собираться.
   Назад шли тем же путём, наверное, поэтому всем показалось, что дошли очень быстро, и в Катманду тоже добрались быстро. Всю дорогу только и разговоров было, что о пещере – каждый хотел поделиться своими открытиями и впечатлениями. Только Воланд всю дорогу молчал. Он вообще стал похож на старичка – сгорбился, отчего стала заметнее лысоватая макушка, и даже снял свои знаменитые очки, за которыми никогда не видно было его глаз. Теперь он щурил свои маленькие глазки, смотрел виновато. Все старались не замечать этого. Захочет человек – сам расскажет, что с ним случилось. Только Рита знала, где он провёл всё это время, но она ничего никому не сказала.
   В Катманду все остановились в отеле, Рите пришлось немного поработать с документами. Она понимала, что всё это надо делать, но душа рвалась домой.
   Как-то раз она вернулась в отель раньше времени и вдруг услышала сопение и кряхтение из комнаты, которая была их с Еленой Петровной спальней. Рита недоумённо остановилась, хотела, было уйти, но звуки прекратились, а через некоторое время из спальни, смущаясь, вышел Юрий, и, кивнув ей, ушёл. Следом вышла раскрасневшаяся Елена Петровна:
   – Ты уже вернулась?
   – А что? Не ждали?
   – Осуждаешь? А зря, Риточка, зря. Мальчишке разрядка нужна, а мне подпитка, что ж тут такого?
   – А как же Кундалини?
   – О! Это бывает редко, может, раз в жизни.
   – Я совершенно вас не осуждаю, вы сами так решили. Просто я подумала, что человек, понимающий, что такое любовь, не будет вот так – разряжаться, заряжаться.
   – Ох, девочка, ты ещё жизни не знаешь. Я столько повидала на своём веку, столько хлебнула горя, столько натерпелась от людей несправедливости, что теперь мне уже всё равно. Я за всю жизнь только… несколько раз почувствовала выход Кундалини. К этому надо готовиться специально. Иногда у людей получается само собой от большой любви. А так, как я… только и остаётся, что разряжаться – заряжаться. Тебя вот немного стеснялась. Поначалу думала, что у вас с Юрием может семья получится, а потом смотрю – далеки вы друг от друга, а после того, как ты в той пещере побывала, ещё дальше стали. Ну, а мы с ним иногда… Да ладно, чего уж там. И не только с ним. Моя личная жизнь не сложилась, по молодости любовь была, жених был, но женился он на моей лучшей подруге, а я с тех пор хотела в науке найти утешение, да вот… То ли ума у меня не хватило, то ли фантазии, то ли наглости, то ли всего сразу, но не сложилась моя научная карьера. Теперь вот я всё по экспедициям. Ну, а здесь всё просто, как в природе.
   – Елена Петровна, голубушка, я вас не осуждаю, честно.
   – Я знаю, Рита. Но человеку на то и дана способность говорить, чтобы высказываться. А другой человек, который слушает, всё равно по-своему понимает. Наши древние предки общались друг с другом телепатически, и ничего не надо было объяснять, и все понимали всё правильно, и не было ссор и войн.
   – Вы же рассказывали, что войны были, из-за войн произошла катастрофа на Земле, из-за чего сдвинулась ось Земли, погибла Атлантида, и всё такое прочее.
   – Да. Только это было гораздо позже, когда у людей появилась Гордыня. Когда в мире появились силы Зла, и началось постоянное противоборство.
   – Если бы сил зла не было, – помолчав, добавила Елена Петровна, – со временем бы и добро деформировалось, потому что Зло движет прогрессом. В борьбе за победу Добро развивается и крепнет. Рит, я, наверное, зря это говорю. Расхожие истины…
   – Да, нет. Все вроде бы это знают, но редко кто задумывается. Я вот стала думать о Добре и Зле после гибели мужа. А тот монах… Он очень помог мне. Я теперь знаю, что мне делать.
   В Москве её встречали на двух машинах – её родители, Вадима, Ларка со своим Димой. Все шумели, просили рассказывать о поездке прямо по дороге. Рита отбивалась, соображая, что же ей рассказывать, если единственное, что её занимало сейчас – поговорить с отцом Вадима. Но она понимала, что надо потерпеть хотя бы день, пусть все успокоятся и привыкнут к тому, что она вновь хочет и может жить так, как все.
   Рита думала, что рассказывать ей будет не о чем, но, однако не успели они все усесться за уже накрытым к её приезду парадным столом, как слова сами нашлись. Рита рассказывала всё очень подробно – как шли, ехали, летели, как лазали в пещеру, как пригодилось всё снаряжение и оборудование, (отец Вадима остался очень доволен), как она полезла в пещеру за таинственным монахом и потеряла там сознание, а этот монах принёс потом её в лагерь и лечил. Рита не стала рассказывать ни про Воланда, ни про астральные путешествия с монахом. Вряд ли все однозначно ей поверили бы. Ещё подумают, что она свихнулась от свежего воздуха. Рита сама не была уверена на сто процентов, что всё, что она видела в том полусне – правда.
   Выполнять «задание» Вадима Рита решила уже на следующий день. Ближе к полудню она позвонила домой Игорю Б. и попросила его подвезти её в нужное место, сославшись на то, что машина сейчас не на ходу. Игорь с радостью согласился помочь. Он был вообще отзывчивый малый и, явно, в тот день, когда подвозил «доставщика документов» его также просто попросили помочь. Игорь работал на вахте, поэтому, когда был дома, занимался то частным извозом, то бог весть чем, дома не сидел, сложа руки.
   Свежая, загорелая Рита в простом, но изящном сарафанчике привлекала к себе взгляды мужчин. Игорь восторженно ей об этом поведал, но Рита даже не обиделась. Чего уж там! С некоторых пор ей даже стали приятны комплименты. В центре они попали в пробку. Ни Рита, ни Игорь никуда не спешили, но стоять в очереди, двигаясь в час по чайной ложке, по ужасной жаре среди чадящих автомобилей, так, что не помогал даже кондиционер в машине, скоро стало невмоготу. Они уже перестали вести светский ни к чему не обязывающий разговор, а только с тоской смотрели на дорогу – есть ли где просвет. Рита первой показала Игорю на небольшой переулок:
   – Рискнём.
   – Да, наверное, так будет ближе, – поддержал Игорь.
   Переулок привёл на другой проспект, где тоже была пробка. Игорь глянул на часы:
   – Сейчас время пик.
   – Игорёк, у тебя в машине вода есть?
   – В машине? Да.
   – У меня уже во рту пересохло.
   – Ой, попить нет. Сейчас, я сбегаю, куплю.
   Рита совсем забыла, зачем она вообще попросила Игоря подвезти её. Ведь ей как раз таки и нужно было, чтобы он вышел из машины. Чуть было не забыла из-за этой жары! Игорь притормозил у небольшого магазинчика, и, едва он скрылся за дверями, Рита с замиранием сердца просунула руку под чехол. Да, вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову снимать эти чехлы! У Игоря вся машина была сделана на совесть, и чехлы так плотно прилегали, будто были заводскими. Рите бы и в голову не пришло, что они могут сниматься, если бы Вадим не указал ей.
   Никаких документов она не обнаружила, и сразу стало так обидно, неужели ей всё привиделось там в горах. Игоря всё не было и Рита, превозмогая всё возраставшее чувство горечи, слезла с сидения и стала шарить под плотным чехлом двумя руками. Есть! Тоненький пакет бумаг, сложенный в клеёнчатый конверт. Рита глазам не поверила. Она уже забыла о минутной обиде, когда ей подумалось, что вот, мол, так я и знала. Такого не может быть, потому что быть не может! Радости её не было границ. Значит, правда! Значит, она виделась с Вадимом! Но тут в дверях магазина показался Игорь с двумя бутылками воды в руках, и Рита тут же засунула бумаги в заранее приготовленный пакет.
   – О! Кайф! – только и смогла изречь она, осушив всю бутылку с водой сразу.
   – Точно, – подтвердил Игорь.
   – Будто бы и не промучились целый час в пробке, – продолжала делиться радостными впечатлениями Рита.
   – Ага, – кивал Игорь.
   – Слушай, Игорёк, я понимаю, что должна терпеть до конца то, во что я тебя вовлекла, но мне тут совсем недалеко, я могу пешком дойти.
   – Ну, что ты Рита! Тут ещё два или даже три квартала! По такой жаре ты умрёшь на первом же квартале, а я буду потом испытывать муки совести, что не довёз тебя.
   – Я не умру. А муки совести буду испытывать оттого, что бросила тебя здесь.
   – А назад? Ведь ты же сказала – туда и обратно?
   – Знаешь, я лучше в офисе посижу. Там кондиционер.
   – А у меня в машине? У меня ведь тоже кондиционер!
   – Игорёша, ты – чудесный товарищ и хороший друг! Но я не могу больше злоупотреблять твоим терпением. Прости. У меня просто планы поменялись. Я в Тибете совсем забыла, что такое июль в Москве. Пойду.
   – Я тебя не обидел?
   – Ну, что ты! Это ты на меня не обижайся. Я вообще-то не взбалмошная, ты же знаешь, но сегодня что-то вот как-то вдруг изменилось.
   – Я виноват?
   – Нет. Ни в коем разе. Пока. – Рита чмокнула огорчённого Игоря в щёчку.
   Жара стояла невыносимая. Возможно, градусник показывал всего ничего, но разогретые на солнце каменные глыбы домов, чад автомобилей, испарения асфальта, – всё вместе превращало измученный город в настоящее пекло. Рита же шла по улице, не замечая пекла. Она решила всё-таки зайти в тот офис, куда Роман принёс документы в первый раз. Зачем? Ведь Вадим сказал не мстить никому. Да и не мстить вовсе. Просто ей было интересно глянуть, где это всё происходило. Это было как раз там, куда она просила подвезти её Игоря. Но теперь ей захотелось пройтись пешком, чтобы никому ничего не говорить, чтобы не упустить из души этот миг воссоединения с прошлым.
   Она без труда нашла офис, это действительно оказалось рядом, но на двери офиса висела табличка: «Закрыто». Вот тебе и раз! В час пик – закрыто! Что-то тут не так. Рита подошла к киоску с сигаретами, стоявшему неподалёку:
   – Скажите, пожалуйста, этот офис, он … не знаете, почему закрыт?
   – Откуда я знаю!
   – А давно?
   – А я откуда знаю, – раздражённо ответила размалёванная девица в окошко.
   – Извините, – Рита не стала больше терять время. Видно от жары у девицы мозги оплавились.
   Что же делать? Рите очень хотелось посмотреть документы, лежащие в пакете. А вдруг – не те? Вот придёт к отцу Вадима, отдаст их, не глядя, а там не то. Ехать домой, а завтра с утра поехать к отцу Вадима в офис? Нет, Рите не терпелось, просто сил не было терпеть до завтра. Она пошла к станции метро, выискивая глазами местечко, где бы она могла присесть, и скоро дрожащими руками листала документы. Это были именно те документы. Рита даже узнала два из них, которые видела в те далёкие дни, ставшие теперь последними днями совместной их с Вадимом жизни. Рита крепко сцепила губы, но глаза остались сухими. Нет, не из-за жары. Она стала другой и у неё теперь была другая цель.
   Отец Вадима был не занят и очень обрадовался Рите:
   – Проходи, проходи, дорогая, на работу думаешь выходить?
   – Думаю, но не сегодня, ладно?
   – Ну, конечно, милая моя.
   – У меня сегодня другое дело.
   – Ох, какая ты деловая стала! Узнаю, узнаю. Молодец!
   – Пап, – Рита всегда называла его папой, и после смерти Вадима тоже, – скажите мне… Вы нанимали детективов, чтобы они разыскали документы Вадима, которыми он занимался перед гибелью?
   – Да, а почему ты спрашиваешь?
   – Я… тоже, – Рита не умела лгать, но ЭТУ правду рассказывать было нельзя.
   – И что же? Успешно?
   – Не знаю. Мой детектив нашёл кое-что и…исчез, – это уже было полуправдой.
   – Исчез? Странно. Каким-то образом исчезают все, кто касался этих бумаг.
   – Да. По-видимому, это так и есть. Я передаю их вам, а сама боюсь, чтобы с вами тоже ничего не случилось.
   – А что может случиться? Кто-нибудь за ними охотится?
   – Кажется, нет. Во всяком случае, в последнее время.
   – Тогда нечего бояться. Давай их сюда.
   – Так мало? – разочарованно протянул он, принимая конверт из рук Риты, – так мало и так много смертей принесли.
   – Две.
   – Да нет, Риточка, уже гораздо больше. Гораздо. Я ведь всё это время искал, кто же подстроил всё с Вадимом.
   – Вы знали, что его убили, что это не простая автомобильная катастрофа? Знали и не сказали мне?
   – Узнал я позже, когда нанял частных детективов. Ну а сказать тебе, – ты ведь света белого не видела. Зачем было масло в огонь подливать? Мать вон тоже болела, но на ноги уже давно встала, а ты…. Ну, ладно, давай-ка, посмотрим, что там.
   Он листал один документ за другим, потом ещё раз, внимательнее прочитывая некоторые из них. Потом отодвинул их от себя и глубоко задумался. Рита ждала всё это время, молча выжидая момент, когда она сможет сказать главное.
   – Кто-нибудь ещё видел их?
   – Не знаю. Во всяком случае, последние шесть месяцев никто.
   – Откуда такая уверенность?
   – Тот… детектив, который… в общем, он сказал, что они пролежали всё это время в таком месте, где их никто и не думал искать.
   – Как же он нашёл?
   – Можно сказать – случайно. Но не спрашивайте, ладно? Я сама толком ничего не знаю. Единственное, о чём я вас хочу попросить – не делайте на этих документах деньги. Я так понимаю, что их не зря искали.
   – Да. Ты права и, если даже они действительно пролежали полгода в каком-то супер секретном месте, их всё равно ещё можно пустить в ход. Они не потеряли своей актуальности.
   – Но вы же не сделаете этого?
   – Нет, не сделаю. А почему ты так настаиваешь на этом?
   – Я не хочу больше смертей. Эти документы нужно аннулировать. Отдать расписки людям, которые их давали, а остальные – сжечь.
   – Ты права. Конечно, – он говорил, думая о своём, – Рита, Риточка, ты даже не представляешь, – Рита заметила слезы в его глазах, – даже не представляешь, что эти документы освободили меня от тех тягостных мыслей, которые не покидали меня с момента гибели Вадима.
   – Я не представляю, но догадываюсь.
   – Я ведь всё это время думал, что гибель Вадима связана с нашим делом. Незадолго до этого он выполнял одно моё поручение, я никого не могу найти из тех, с кем он вёл дело. Я думал, что и Вадим погиб.… Хотя нет, там ничего такого не было, никакой корысти никто не мог извлечь. По сравнению с этими документами…. Эх, Вадим, Вадим, хоть бы рассказал, поделился своими трудностями, – отец разговаривал как бы сам с собой, – Рита, а тебе он тоже ничего не рассказывал?
   – Можно сказать – нет. У него в последнее время были неприятности, он хотел прокрутить большие деньги, но не получилось. Я просила его, чтобы он всё рассказал вам, но он… не успел. А те деньги, которые он брал под проценты, их ведь надо отдавать?
   – Я уже всё отдал, Рита. Ко мне пришли на третий день после похорон. Видимо, пытались достучаться к тебе, но ты была невменяема всё то время, видишь, я и сам только теперь могу более спокойно об этом говорить. Пришли, выложили документы, показали сроки. Я связался с ними ещё раз через нужных людей, сроки они перенесли и, … в общем, я уже почти всё выплатил.
   – Получается, вы тоже пострадали. Деньги вложены, а отдачи нет. По этим документам можно было бы вернуть часть, но это значит, нужно опять заниматься тем же, чем занимался Вадим перед гибелью. И никто не знает, чем всё закончится. Я очень вас прошу не делать этого. Ваш бизнес процветает, мы заработаем больше денег тем путём, которым уже идём.
   – Да, Рита, да. Я же сказал тебе, что не буду раскручивать эти документы.
   – Пап, и ещё, – Рита видела, что он всё время задумывается, – не мстите этим людям.
   – Пока я даже не знаю кому. Хотя, в этих документах, – кивнул он на конверт, – упоминаются несколько фамилий. Позволь хотя бы узнать, какое отношение они имели к гибели Вадима.
   – А это возможно?
   – Узнать можно всё. Ты же вот разузнала, где находятся те документы, которых все обыскались.
   – Случайно.
   – Ты же сказала, что нанимала детектива.
   – Ну, не совсем, – Рита уже столько раз убеждалась, что даже мизерная ложь становится явью, но рассказать о своей встрече с Вадимом в астрале не могла, – так получилось. Я интересовалась, мне сказали.
   – Как-то ты туманно говоришь, ну, да ладно, это, видимо не твой секрет.
   – Да, вы правы.
   – Чайку хочешь?
   – По такой жаре?
   – Ну, у нас в офисе жара не чувствуется, а чашечка хорошего зелёного чая никогда не помешает.
   – Ладно. Только без пирожных.
   Рита сидела дома, надо было посмотреть последние изменения по работе, полистать литературу, чтобы приступить к работе во всеоружии, за полгода многое изменилось. К тому же она должна была сдать отчёт в Географическое общество. Воланд звонил и просил об этом. Вряд ли он стал бы просить раньше. Что же с ним произошло в той келье? Ведь его не били, не истязали, сидел просто в темноте. Что ж с того?
   Пришёл кинолог, чтобы позаниматься с Маленьким Принцем. Как собаки всё-таки быстро растут! За то время, пока Риты не было дома, Принц уже вполне обжился в своём новом вольере, вёл себя вполне прилично. Правда, когда его выпускали, он носился по двору, как сумасшедший, и сладить с ним мог пока только кинолог. Рита с удовольствием принимала участие в их занятиях. Принц послушно лаял по команде «Голос», ложился – «Лежать», садился – «Сидеть», никого не подпускал к игрушке по команде «Сторожить» и т. п. Рита удивлялась, что он не только её не забыл за время отсутствия, напротив, именно её он воспринимал, как хозяйку. Кинолог объяснил, что всё очень просто:
   – Кормил его всегда я, надевая ваш халат и тапочки. Он очень хорошо знает ваш запах. К тому же он очень трепетно к вам относится, прямо на удивление.
   – Да, мне он тоже как-то сразу понравился. Я ведь не собиралась заводить собаку, но Принц меня переубедил. Хотя он и проказник ужасный, – Рита заканчивала свою фразу, уже отбиваясь от бурных ласк щенка, – а можно его хоть иногда приласкать? А то всё строго, да строго?
   – Можно, но, как говорится, осторожно. Собаки, как дети, быстро могут сесть на шею.
   – А у вас есть свои дети?
   – Нет, но у меня два младших брата – близняшки, а у старшей сестры дочка. Так что я знаю, что такое маленькие дети. Разбойники, особенно, когда хоть чуть расслабишься. Вы хотите его погладить?
   – Да нет. На руки взять. Он такой красивый!
   Взять Принца на руки оказалось целой проблемой. Он не понимал, что надо вести себя спокойно, а когда его всё-таки поймали, отбивался всеми четырьмя лапами, пытаясь выкарабкаться из-под мышки. Рита заливалась смехом, пытаясь его удержать. К тому же он изловчился и облизал её шею и плечи, а когда его попытались поставить на пол, ухватился зубами за пояс халата и развязал его.
   – Вот разбойник! – Рита уже намаялась с ним, но как только Принц почувствовал под ногами землю, он начал нападать на Риту, пытаясь свалить её с ног, – это он ещё маленький! А что же будет, когда подрастёт?
   – А подрастёт, успокоится. Вам в детстве разве не хотелось поиграть?
   Рита не успела ничего ответить, её позвала к телефону девушка, приходившая два раза в неделю помогать убрать в доме.
   – Кто там?
   – Не знаю, спросили Риту и всё. Я и позвала вас.
   – Алло, я слушаю.
   – Извините, Рита?
   – Да, извините, не узнаю. А вы кто?
   – Вы меня не знаете. Я из отделения милиции. Судмедэксперт.
   – Что случилось? О, господи!
   – Не знаю, какое это отношение имеет к вам, но постарайтесь выслушать без эмоций. На даче за городом был найден обгорелый труп. В числе личных вещей оказался обгорелый листик с номером вашего телефона и именем. Вы не могли бы приехать на опознание? Хотя труп очень повреждён, всё же по некоторым приметам и личным вещам, возможно, удастся установить личность потерпевшего.
   – А хозяева дачи?
   – Хозяева все живы и кто такой потерпевший не знают. Единственный, кто мог бы пролить некоторый свет на случившееся, – это их сын, который имел пагубную привычку приводить на дачу своих знакомых, которые приводили своих знакомых. Короче, бардак. Собиралась малознакомая компания, и гуляли до одурения. В самом прямом смысле. Мы уже давно за этой дачей приглядывали. Хозяева редко там бывали, как выяснилось, сын не пускал. У него самого – железное алиби. Он уже трое суток в реанимации. Дружки побили. Впрочем, может, вам это всё неинтересно, тем более может оказаться, что вас это не касается.
   – Давайте адрес, куда подъехать?
   – Может, прислать машину?
   – Нет, я на своей.
   Странно, одеваясь, Рита абсолютно не волновалась. Она почему-то была уверена, что никто из её близких не пострадал. Кому придёт в голову носить в кармане записанный на листик телефон. Можно было бы записать номер на сотовый. Бред какой-то! На всякий случай позвонила домой. Мама была дома, вместе с Ритой они посмеялись над проделками Принца. Позвонила папе на работу и отцу Вадима. Поболтав по пустякам, успокоилась совсем.
   Молоденькие милиционеры, сразу же оценив внешний вид Риты, забеспокоились за её нервы. Рита успокоила их жестом. То, что она уже пережила, вряд ли повторится. Хотя приятного в опознании мало, если не сказать, что это просто ужас. Труп обгорел до неузнаваемости. Мясо на лице выгорело, обнажив белые закопчённые зубы. Скрюченные руки впивались в землю обгорелыми пальцами. Нет, она не узнавала в нём знакомого. Да и человека – то признать было трудно в этом горелом полене.
   Милиционеры опечалились. Им бы хотелось закрыть дело, а теперь вот опять НЛО. Неопознанный объект. Оставалась ещё надежда, что Рита узнает что-нибудь из личных вещей.
   Рита узнала сразу. Часы, те самые, которые она подарила Вадиму в день свадьбы, слегка покорёженные от огня, но целые. Она взяла их в руки, нажала крышку, на обратной стороне (Рита специально сделала надпись так, чтобы прочитать её можно было не сразу) было написано: «Любимому. Единственному. Вадюше от жены» и дата.
   – Это часы моего мужа, – тихо сказала она. Милиционеры переглянулись, – Он погиб полгода назад в автомобильной катастрофе. А часов при нём не оказалось.
   – А вы подозреваете кого-нибудь, кто мог их украсть у вашего мужа?
   – Месяц назад я бы никого не подозревала, а теперь я точно знаю, кто этот человек. Записывайте.
   – Так-то Рома. Нашла тебя Расплата, не стала ждать, – тихо добавила она в сторону обгорелого трупа.
   По приезду из Тибета она почти каждую ночь, ложась спать, пыталась выйти в астрал. Вроде бы всё делала так, как учил монах, но не получалось. Даже не снилось ничего такого, что бы могло напомнить ей ту встречу. Придя домой после опознания трупа Ромы, она почувствовала себя ужасно уставшей, не раздеваясь, легла на диван около телевизора и тут же уснула. Она увидела себя со стороны, как она лежит на диване, сложив руки на животе, знакомую гостиную, которую они с Вадимом так долго обставляли сначала мысленно, а потом наяву, потом комната вдруг потихоньку поплыла. Рита огляделась. Нет, это она сама плыла по воздуху, как по медленной реке. Получилось. Да, она в астрале. Где же Вадим? Единственное, зачем ей надо было выйти в астрал – это повидаться и поговорить с Вадимом.
   – Я здесь, любимая, – услышала она родной голос, – сейчас я постараюсь перевоплотиться, чтобы ты могла меня увидеть.
   – Здравствуй, Вадюш. Я так соскучилась по тебе!
   – Здравствуй, родная! Ты так устала сегодня, даже странно, что у тебя получилось выйти в астрал именно сегодня. Когда человек устаёт, он просто засыпает и не может контролировать себя отдельно от тела.
   – Мне надо было поговорить с тобой.
   – Я знаю. Что тебя интересует? Твоё будущее? Но я не могу тебе ничего рассказать. То, что сейчас может показаться тебе адом, в будущем неожиданно может обернуться счастьем.
   – Как ты странно говоришь.
   – У меня много времени на размышления. Здесь хорошо, поверь, любимая! А ещё лучше стало после того, как ты научилась выходить в астрал. Мы сможем общаться с тобой здесь целую вечность, а на Земле за это время пройдёт несколько минут.
   – Конечно, это здорово! Ну, хорошо. А кое-что из прошлого ты мне можешь рассказать?
   – Ты хочешь спросить о Романе? Его не убивали специально. Он обкурился марихуаной и спал в гараже, в то время как остальная компания гуляла в доме. Одна из барышень решила пошутить, устроить фейерверк или что-нибудь ещё. Пришла в гараж, взяла канистру с бензином, пока дотащила её, разлила больше половины, потом решила ещё покурить. Всё пыхнуло разом. Все выскочили, затушили на ней платье, а потом любовались костром, который получился из гаража. Дом почти не пострадал, а им и в голову не могло прийти, что в гараже кто-то мог быть. Они даже пожарных не вызывали. Вызвали соседи. Потом кто-то смекнул, что и милиция может приехать, и все разбежались. А Роман сгорел.
   – Ты говорил тогда, что наказание придёт даже раньше, чем я думаю, но мне легче от этого не будет.
   – А тебе разве стало легче?
   – Не знаю, наверное, нет. Я его всегда не любила, а теперь вот жалко. Никчёмный человек. Никчёмная жизнь. Жалко. Зачем он родился, зачем жил?
   – Один момент произошёл в его жизни, маленький, но оказавший большое влияние на его будущее. В детстве кто-то из знакомых преувеличенно похвалил его внешность. Ему запало в душу это удовольствие – не просто казаться себе красивым, а получить Признание! С тех пор вся его жизнь была посвящена самолюбованию и «дружил» он с теми людьми, кто его захваливал. А люди – из тех, которые не сильно заботятся о других, использовали его пороки, которые открывались один за другим, в своих корыстных целях. До самого конца. Мне тоже жаль его.
   – Вадим, а разве нельзя было подсказать ему, ведь отсюда всё видно? Кто-нибудь из его умерших родственников разве не мог подать ему знак, что надо перемениться. Пусть бы ему приснился сон страшный, в котором он увидел свою страшную смерть, а потом ещё раз, чтобы он боялся, раз уж по-хорошему не получалось?
   – Нет. В мире есть чёткое разделение – силы добра и зла, у каждого своя роль.
   – Да, да. Припоминаю, мне Елена Петровна говорила, что если бы не было сил зла, силы добра деградировали бы, перестали развиваться.
   – Ты мой маленький мыслитель!
   – Вадим, а что стало с теми людьми, которые вовлекли тебя в эту аферу и скрылись? Почему их никто не может найти? Ты можешь помочь своему отцу найти их?
   – К сожалению, мы не можем общаться с ним ни в астрале, ни во сне, ни каким-нибудь другим способом. Наши души не могут соприкасаться здесь – в ином мире. По нашим кармам мы были отец и сын, мы очень любили друг друга, но здесь мы с ним уже никогда не встретимся.
   – Почему?
   – Я не знаю всего этого до конца. Но у людей после смерти тоже разные пристанища.
   – И что, там есть рай и ад?
   – Не совсем так. Как можно чувствовать жар огня в аду, если нет тела с его нервами, которые могут передать в мозг определённые чувства – холод, жар, голод, страх?
   – Что же тогда?
   – Души умерших находят себе временное пристанище здесь, чтобы потом вновь войти в тело человека, и всё начать заново.
   – Но мы ведь ничего не помним из прошлой жизни!
   – Некоторые люди утверждают, что в определённых ситуациях можно вспомнить кое-что из своей прошлой жизни.
   – Это правда или им это кажется?
   – Я не думал над этим. Если тебе интересно, я подумаю и в следующий раз тебе расскажу.
   – Конечно, мне интересно! Если души переселяются в другие тела, почему же наш малыш так и не родился? Никто не захотел переселяться в его тело?
   – Нет, родная, я тебе уже объяснял, что он не мог жить без меня.
   – А ты мог бы остаться в живых, если бы не занялся этим делом?
   – Мог, конечно, мог. Карма – судьба человека – это не то, что раз и навсегда положено ему и предначертано. Человеку всегда дано несколько путей, он даже не знает об этом, но ему всегда есть из чего выбирать, даже в ситуациях, из которых, казалось бы, нет выхода. Видишь, сколько ты мне задаёшь вопросов. Я не могу ответить на все сразу.
   – Ладно, давай по порядку. Где те люди?
   – Они уехали в ЮАР, денег у них было достаточно, открыли своё дело, но один из них уже серьёзно заболел малярией – той разновидностью, которую ещё не могут лечить, а второй проживёт очень долго, но будет постоянно мучиться. У него начнётся страшнейший артрит после смерти друга и во время приступов у него будет возможность с его помощью пообщаться с душами всех умерших. Он будет бояться смерти больше всех живущих, чтобы не попасть на суд тех душ, но будет попадать на этот суд каждый раз, во время каждого приступа и никто не сможет его вылечить, хотя у других эта болезнь поддаётся лечению.
   – Значит, ты отомщён?
   – Да, родная. Отец найдёт следы тех людей, узнает об их делах и болезнях. Расскажет тебе и успокоится.
   – Как хорошо.
   – Ну, а теперь расскажи, как тебе твоя собака? Когда ты играешь с собакой, что ты чувствуешь?
   – Мне весело и ещё… Ты хочешь сказать, что в Принца переселилась душа нашего малыша?
   – Нет, милая моя. Переселение душ – это не совсем правильное определение, точнее совсем неправильное. Переселения, как такового не бывает. Душа – это такая субстанция, она не может жить где-то в определённом месте, она может перемещаться на очень большие пространства, а управляют ею мысли. Ты испытываешь к кому-то симпатию или ненависть, – это уже заложено в тебе. Души встречались раньше, знакомы. Душа нашего малыша скоро поселится в новом теле.
   – Ты мне скажешь в чьём?
   – Пока не знаю. Не знаю также смогу сказать или нет.
   – Ну ладно, а почему ты спросил про собаку?
   – Это я тебе её выбрал. Ты помнишь, как ты страдала, а с появлением этой собаки твоя жизнь переменилась?
   – Да. Это ты сделал? Я люблю тебя. Ты даже на том свете заботишься обо мне.
   – Я рад, что могу кое-что сделать для тебя. Ну, всё, моя хорошая, нам пора прощаться. Пока.
   – Пока, любимый. Единственный.

Часть 2
Кавказ

   Лариса – школьная подруга Риты – вышла замуж за Диму, но долгожданного ребёночка не получалось. Ларка, на удивление, не расстраивалась, делала всё возможное и невозможное, но запланированное прибавление семьи оставалось в розовых мечтах. По уже Бог весть какой по счёту методике, Ларке посоветовали после медикаментозного курса лечения пройти санаторно-курортное лечение в Нальчике для закрепления результата. Естественно, Дима работал, а Ларка ехать одна не могла, поэтому Рита ДОЛЖНА была сопровождать её в Нальчик, чтобы Ларка смогла продолжить лечение.
   Рита, конечно же, возмущалась. У неё работа, в которую она погрузилась не то чтобы с головой, но гораздо больше, после большого перерыва. У Риты были обязательства на фирме, собака на шее, чувство долга перед родителями, но Ларке было всё нипочём. Ну, какие обязательства, какие там долги, когда речь шла о продолжении рода, о поддержании озабоченности Правительства Российской Федерации о возможности хотя бы простого производства Русских, не говоря уже о воспроизводстве, в смысле роста численности Русского населения на Земле.
   Когда речь заходила о детях, Рита быстро сдавалась. Она сама попросила отпуск, сама оформила путёвки и билеты на себя и на Ларку, сама прозвонила в санаторий, чтобы договориться о местах, достойных Будущей Продолжательницы Рода Русского. Ей было не привыкать заботиться обо всём и всех, особенно Ларке, которая была абсолютно не приспособлена к жизни, с точки зрения Риты.
   Рита уже привыкла относиться к Ларке, как к ребёнку, который уже давно взрослый, но никак это не поймёт. Что ж, времяпрепровождение было действительно прекрасным, вид из окна и вообще с любой точки обозрения радовал глаз, а уж что и говорить об обслуживании…. Короче, чем больше слов можно было произнести во славу чудесного отдыха в славном курорте Нальчик, как тут же Ларка задирала нос и говорила что-нибудь типа: «А ты не хотела…». Да хотела, Ларочка, просто не всегда хватает времени и смелости заявить, что очень хочется отдохнуть. Стало модным ездить на иностранные курорты, а на своих – исконно Наших – можно не только скромно потратить деньги и при этом великолепно отдохнуть, но и действительно подлечиться.
   Ларка нахватала столько процедур, что едва успевала покушать, а после обеда спала, как сурок. Рита в это время ходила на речку, которая, буквально в двух шагах от санатория, урча и рыча, прокладывала свой путь вниз по склону, мало заботясь, куда он приведёт.
   Но в воскресенье, когда медперсонал получал заслуженный отдых, Рита не давала Ларке спать до обеда:
   – Вставай, соня, вставай, говорю.
   – Ритка, ты …., – снова засыпала Ларка, «измученная нарзаном».
   – Ларка, поспать ты можешь и дома. Ты посмотри, какая вокруг красота. Ну, где ты дома такое увидишь? Нигде! Вот и будешь спать, чтобы не видеть автомобильного смога и бесконечных пробок. Тебе ведь, чтобы увидеть красоту, придётся долго добираться до маминой дачи. А?
   – Ну, – Ларка уже жевала, достав что-то из холодильника.
   – Тебе бы хоть капельку романтизма и ребёночек уже давно был бы.
   – Ты хочешь сказать, что я …
   – Да, что ты не хочешь его настолько, чтобы забеременеть.
   – Ты хочешь сказать, что все те барышни, которые сидят в очереди на аборт, сильно хотели ребёночка, а потом что, перехотели?
   – Да, Ларчик, сильно хотели. Женщина всегда хочет ребёночка, даже когда возможности не позволяют. Счастье, когда желание женщины совпадает с её возможностями!
   – Ну, ты даёшь! А что ж тогда говорить мне, которая сильно хочет, но никак не получается?
   – Ты упустила момент! Когда ты хотела и могла. Ты ведь делала аборт! И не один раз! Вот тебе теперь и надо перенастраивать свою карму, которая решила, что ты не хочешь детей.
   – Да ладно тебе!
   – Ладно, так ладно! Пошли купаться!
   – Не хочу! Хоть в воскресенье дай отдохнуть!
   – Отдыхай. Но сначала пошли в бассейн.
   Ларка побурчала для приличия, но, зная решительный характер своей подруги, пошла переодеваться. Да уж и что ж было сопротивляться, если бассейн – вон он из окна виден – вышел из корпуса санатория и окунулся в термальный источник, а потом до завтрака под Риткино улюлюканье ещё и сбегал на речку. Бассейн – ладно, но на речку, ох-охо-хо! «Жисть – жестянка». Одна радость – потом в столовую. У Ларки был отменный аппетит. Полежав после завтрака с полчаса, Ларка уж и отдохнула.
   – Рит, поедем сегодня в город.
   – Конечно, Лар. Что-то мы с тобой в это воскресенье расслабились. Уж и в Домбай съездили, и в Теберду, и по Эльбрусу походили, а сегодня – никуда не записались. Ты вчера после соляной пещеры куда делась?
   – Спала я.
   – А. Ну, да. Припоминаю. Вчера такой чудесный вечер был!
   – Ты одна была?
   – Да нет. Вчера соседи организовали шашлык у реки. Так здорово! Как тут всё-таки красиво!
   – А подругу ты не могла на шашлык позвать?
   – Ларка, господь с тобой! Я тебя будила с полчаса, наверное, а ты – как сурок спала, да ещё и послала меня.
   – Куда?
   – Очень далеко. Так что грех тебе обижаться.
   – Я не обижаюсь. Я выспалась. Правда.
   – Ну, и, слава богу, а я наелась шашлыка, налюбовалась на закат, на речку и огонь. А куда ты хочешь в городе пойти?
   – Поедем по парку погуляем. В магазин надо сходить – купить подарки. Скоро домой, а мы с тобой с пустыми руками.
   – Ну, уж и с пустыми. Да, а кому ж тогда все те свитера и папахи, которые ты в горах нахватала?
   Она говорила всё это так – по привычке воспитывать Ларку. Рите нравилось здесь всё. И санаторий, где всё было предусмотрено, чтобы отдыхающие получили полноценный отдых, лечение и увезли с собой неизгладимые впечатления. И Кавказские горы, в отличие от Тибета – не такие высокие, но не менее впечатляющие, и чудесные окрестности, и целительный воздух, которым невозможно было надышаться. Даже Ларка, которая неспособна была оценить что-то выходящее из рамок привычного образа жизни, была довольна. Теперь же она ждала скорой встречи с любимым, чтобы испытать подействовал ли её Подвиг – бесконечные процедуры – то орошения, то ванны. На следующей неделе заканчивался срок путёвки, они решили взять билеты на поезд, чтобы медленно перейти из одного состояния в другое.
   День был чудесный – начало лета с его чистой прохладой. Рита с Ларкой побродили по парку, поднялись на фуникулёре на гору, посмотрели окрестности, хотя они уже и были здесь с экскурсией, покатались на лодке по замечательному озеру в парке, побродили по Козьему рынку, накупили всем родственникам шарфы и платки – дёшево и сердито, посидели в кафе на открытом воздухе. Наконец, надумали возвращаться. Ларка вспомнила, что они, собственно, и в город-то собирались по делу – купить сувениры – что-нибудь местное, колоритное и дешёвое. Обе уже устали, но то, что было решено первоначально, надо было доделать. Полюбовавшись необыкновенными клумбами, которые, впрочем, в городе были повсюду, они зашли в специализированный магазин «Подарки» и теперь Ларку невозможно было оттащить от витрины с кинжалами разной величины, а Рита рассматривала виды Кавказа, намереваясь купить что-нибудь на память. В магазине было тихо, не смотря на то, что народу скопилось довольно-таки много. Все что-то рассматривали, трогали, кое-кто уже выбрал сувенир и расплачивался с довольной улыбкой. Да, было с чего радоваться. Очень трудно определиться, что же лучше, вернее, что же меньше будет пылиться у твоих друзей – фаянсовый Горец в папахе или хрустальный кинжал, или стальной кинжал, или картины с видами Кавказского хребта?
   Рита и не поняла, что за шум возник как бы вдруг, ниоткуда. А когда обернулась, то ноги приросли к полу. Люди в камуфляжной одежде, в масках на голове, скрывающих лицо и волосы, с оружием в руках, выталкивали только что ходивших мирных граждан на середину зала. Люди пытались возмущаться, но пинками и ударами направлялись в нужное место. Не успела Рита оценить происходящее, как и её, толкнули в середину зала, где уже сидела на полу очумевшая Ларка, мало чем отличавшаяся своим видом от других. И женщины, и мужчины сидели на полу, казалось, не осознавая происходящего. Впрочем, им никто и не собирался докладывать, что тут происходит. Женщины плакали, тех же, кто пытался громко выразить своё недовольство, били по голове. Постепенно люди поняли, что их захватили террористы, но что было нужно террористам, никто не знал. Они сидели в центре зала сплочённой группой, вроде бы каждый по себе, но Рита ощущала каждой частичкой тела, соприкасавшейся с этими незнакомыми ей людьми, общую ненависть к незнакомцам в масках.
   Наконец, все, включая персонал магазина, сидели на полу. Невысокий мужчина в маске встал перед ними и с сильным южным акцентом объявил о том, что все они – их враги, поскольку живут в Российской Федерации и подчиняются её законам. Медленно и безо всякого выражения он сказал им, что они будут все убиты, если…
   Тут в зал вбежал ещё один террорист и быстро что-то сказал на своём языке. Вожак – или как его там – начал давать распоряжения. Молниеносно все террористы разбежались кто куда. Однако трое остались, держа под прицелом автоматов сидевших на полу людей. Рита, хотя никогда раньше не сталкивалась с военными, мысленно оценила быстроту действий и послушность террористов приказам своего начальника. Вот, наверное, в чём их сила! Между тем, также быстро забежал ещё один террорист и после его сообщения, начальник даже ничего говорить не стал, просто показал что-то пальцами, и тут же пленников стали подхватывать по одному и вытаскивать из зала. Когда дело дошло до Риты, начальник щёлкнул пальцами, Риту оставили на полу, а других заложников также вытащили из зала. Всё происходило так быстро, что Рита даже думать не успевала, только отмечала в сознании происходящее. Это потом, много раз потом она вспоминала посекундно всё, что происходило в то ужасное воскресенье. Через минуту в зале осталось на полу трое, включая Риту. Ларку тоже вытащили из зала. Она даже не кричала, что очень не было похоже на неё.
   Оставшимся заложникам связали руки за спиной, начальник, или как его там по-военному, ходил всё это время по залу, прислушиваясь к чему-то. Скоро все услышали звуки стрельбы из автоматов, тяжёлый ход, наверное, танков и ещё какой-то неясный шум. Среди заложников прошелестела радость – Наши! Но радость оказалась недолгой. Их быстро подняли и повели к входной двери. За каждым заложником шли двое террористов. Рита не испытывала ни страха, ни каких-либо других чувств. Всё происходящее было настолько неправдоподобным, и события развивались так быстро, что она ещё не могла определить долю своего участия в них.
   У двери стояла старая обшарпанная грузовая машина с камуфляжной сеткой над бортами. Заложников стали быстро запихивать в неё. Рита оказалась первой. Двое террористов снизу подняли её, как пёрышко, двое подхватили наверху, и она уже валялась на грязном полу в машине. То же произошло и с двумя другими. Рита заметила, что это были уже пожилая женщина – бледная от испуга – и худосочный мужчина интеллигентного вида. Тут же машина как бы сорвалась с места и понеслась по улицам красивейшего города со скоростью, по меньшей мере, Формулы-1. Не имея возможности держаться хоть за что-нибудь, заложники катались по полу машины под дружный хохот террористов, разговаривавших на своём языке. Рита умудрилась опереться о какой-то ящик плечами, а ногами в борт машины, террористам не понравилась подобная смекалка, они вышибли ящик у неё из-под плеч с тем, чтобы она каталась по полу, как и те двое, но Рита сильно ушиблась и потеряла сознание. О! Как иногда это бывает вовремя.
   Пришла в себя она в каком-то подполье на небольшой охапке сена. Над ней склонилась женщина, которую Рита видела рядом с собой в заложниках:
   – Ну, как ты?
   – Не знаю.
   – Ну, раз пришла в себя, значит, всё – слава Богу!
   – Странная вы, – с трудом проговорила Рита, садясь на сене, – о-ох, ничего себе – слава Богу, – ей пришлось снова лечь, так как невыносимо закружилась голова и её чуть было не стошнило.
   – Человек, если жив, всегда должен Бога благодарить, – промолвила женщина, поднося к губам Риты алюминиевую кружку с водой.
   Рита жадно припала губами, выпила всё и просительно поглядела на женщину. Та, вздохнув, поднялась и принесла ещё воды откуда-то из темноты. Рита также жадно выпила и эту кружку воды и огляделась. Место, где они находились, действительно было подпольем или подвалом какого-то большого дома. Женщина вставала во весь рост, ходила по нему, но углов подполья не было видно, хотя вряд ли террористы оставили бы их в месте, откуда можно было бы свободно выйти. Многое было непонятно, но ответа ждать было неоткуда.
   – Как вы думаете, где мы? – тихо спросила Рита.
   – Не знаю. Мы ведь с вами ничего не видели, куда нас привезли. А рассказать нам, где мы – это слишком большая роскошь для нас.
   – А кто они, не знаете?
   – Террористы.
   – Я вижу. Но чего хотят?
   – А кто их знает. Не говорили пока. Но, судя по говору, – чеченцы.
   – О, боже!
   – Да. Это не радует, – услышала Рита голос мужчины, появившегося как бы из ниоткуда, – я обследовал этот подвал. Это бетонный мешок. Не подкопаться, не перелезть. Никуда отсюда не деться. Придётся подождать немного, возможно нас переведут в другое место, может, удастся убежать.
   Женщины промолчали на эту страстную речь любителя боевиков или приключений. Заботливая женщина о чём-то глубоко задумалась, Рите же было очень плохо – затылок ломило от тупой боли, тошнило, и голова кружилась. По-видимому, у неё было сотрясение мозга. Насколько она помнила, лечилось оно постельным режимом. Поэтому Рита решила для себя, что по возможности надо лежать, расслабившись, тогда быстрее пройдёт, а то вдруг действительно придётся бежать. Молодец мужчина, уже продумывает варианты побега, хотя ещё вообще ничего неизвестно – если удастся уйти из подземелья, куда бежать? Мужчина, не найдя поддержки своим идеям, снова куда-то скрылся, женщина всё время молчала, Рита же задремала. Странное дело, она нисколько не огорчилась, всё происходящее воспринимала, как во сне, как будто бы видела себя со стороны. Вот бы уйти сейчас в астрал, чтобы Вадим или тот монах хоть что-то подсказали ей! Но вскоре ей стало ещё хуже, она начала рвать. Женщина, как могла, помогала ей. Нашла где-то старые газеты, которые Рита использовала, как гигиенические пакеты, принесла ещё воды. Они и не заметили, что за их спинами стоит один из террористов – также в маске – и наблюдает за ними. Внезапно он посветил вглубь подвала сильным фонарём, выхватив фигуру мужчины, сидящего там на каких-то обломках мебели, и направился к нему. Женщины испуганно прижались друг к другу, но террорист уже не обращал на них внимания, громко требуя, чтобы мужчина следовал за ним. Тот попытался что-то возразить, за что тут же получил прикладом по голове. Жалобно скуля, мужчина пошёл следом за террористом, держась за разбитую голову. Женщины переглянулись:
   – Ой, что же будет, – это было произнесено таким голосом, что Рита вдруг ощутила ледяной холод на спине, – что же, что же?
   – Я думаю, что нас освободят.
   – Кто? Если бы освободили, то ещё там – в городе. Тех, наверное, освободили. А нас, нас зачем увезли? О, Господи! Помоги нам грешным!
   – Вы – верующая?
   – А ты, голубушка, разве нет?
   – Не знаю…
   – Да в нашей с тобой ситуации таким верующим сделаешься, что любой архиепископ за грешника сойдёт по сравнению с нами. Разве не так? Ты разве не молишься сейчас за своё спасение?
   – Нет. Я не умею молиться, да и плохо мне. Не до того.
   – Я тебя научу. Молитва «Отче наш» – она простая, но так помогает! Я вот читала, пацанчик один в колодец зимой упал на санках, а молитву эту бабка его научила говорить. Так вот он её беспрестанно говорил и говорил. Стемнело, детвора по домам разошлась, а его нет, всей деревней искали, всюду. А потом будто бы им кто подсказал, что в колодец надо заглянуть. А он там. Вытащили. Пять часов просидел в ледяной воде и даже не заболел. А перед тем, как его нашли, рассказывал потом, будто бы чужой мужчина – не из их деревни заглянул в колодец и ободрил его – говорит, держись, сейчас за тобой придут.
   – Померещилось.
   – А хоть и померещилось, главное, молитва помогла. И жив остался, и нашли его, и не заболел!
   – Научите меня!
   – Вот, слушай: «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да будет воля твоя, да приидет царствие твое, как на небе, так и на Земле! Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим! И не введи во искушение, но избави от лукавого, ибо сила, и воля, и слава твоя – во веки веков. Аминь!»
   – Сложно. Я не запомню.
   – С первого раза не запомнишь, а будешь повторять каждый день, и она сама собой будет говориться. А потом будешь ещё добавлять то, что тебе необходимо именно в это время. Вот как нам сейчас.
   – А что вы сейчас добавляете?
   – Помоги, Господи, рабе божьей Надежде и рабе божьей, как тебя зовут?
   – Рита.
   – И рабе божьей Маргарите. Помоги Господи, выдержать то испытание, которое ты нам послал, помоги, Господи, понять, что не наказание это, помоги, извлечь урок, помоги выжить и вернуться к прежней жизни!
   – Поможет?
   – Да. Только не насмехайся, а верь, что поможет. Верь и проси каждый день, и всё закончится благополучно.
   – А когда?
   – Тогда, когда Господу будет угодно.
   – И что, ничего не надо делать?
   – Надо. Ты сама поймёшь, что и когда надо делать.
   Они не знали времени, но скоро сон сомкнул веки. Рита спала без сновидений, а когда проснулась, сразу вспомнила, где она. Надежда же жалобно скулила во сне, ворочалась и дёргалась, не просыпаясь, а, проснувшись, залилась плачем.
   – Надя, Надежда, – тормошила её Рита, – ну, что вы? Что вы?
   Надежда не отвечала, она не хотела даже глаза открыть, только скулила – жалобно, как щеночек, и ничего не понимала. Рита сама ужаснулась. Из маленькой девочки, за которой ухаживают, которую ободряют, она тут же превратилась в опекуншу.
   – Наденька, всё будет хорошо! И господь Бог нам поможет, и правительство, да просто – добрые люди помогут. Ведь есть же они на белом свете! Есть! И помогут! – Рита убеждала больше себя, чем, Надежду, которая, видимо, потеряла всякую надежду.
   Скоро Надежда успокоилась, и они сидели, обнявшись. Они и не заметили, как террорист в униформе, незаметно возник в светлом пятне, падающем из подобия окна.
   – Что, плёхо? – его слова прозвучали дико в такой атмосфере, – блуёт? – показал он пальцем на Риту.
   Чуть отстранив Риту своим телом, Надежда громко, будто бы и не она только что рыдала и завывала, сказала:
   – Да, плохо, рвёт её. Сотрясение сильное.
   – Ты, – показал он пальцем на Надежду, – пашлы.
   – Нет, я могу идти, – Рита не хотела, чтобы кто-то принимал огонь на себя, но Надежда ткнула её под бок и живенько поднялась.
   – Пошли. Куда? – и заложила руки за спину.
   – Иды вперёд, женщина, – проговорил террорист, – Слюшай, э-э, иди нормально, да? А то прикладом получишь!
   – Как это, нормально?
   – Руки из-за спины убери. Не Зэк.
   – А кто?
   – Разговаривай поменьше, – целей будешь!
   Рита осталась одна. До неё всё больше и больше стал «доходить» ужас происходящего. «Отче наш»… «Отче наш», «Отче наш», – пыталась молиться она, но дальше не запомнила. Ну, почему, почему, она здесь? Кто ей расскажет? Почему увели того мужчину, теперь – женщину – эту странную Надежду, которая верит, что ей поможет Бог, но, кажется, он ей не помогает. А тот мужчина? Он надеялся только на себя. Как это он говорил, «может, удастся бежать». Куда он делся? Вряд ли убежал.
   Рита волновалась всё больше и больше. Когда выпила воды, её опять стошнило. Сотрясение мозга! А, может, от той каши, которую им дали вчера на ужин – в первый раз за весь день! Тут же перед ней вырос террорист, как из-под земли:
   – Будешь блювать, – прибью, – сообщил он ей.
   – Пошёл ты, – Рите уже было всё равно, – настолько ей было плохо.
   Она закрыла глаза, ожидая окрика, может, рукоприкладства, но вокруг было тихо. Тихо, как в склепе. Рита открыла глаза – никого. Ну, что, что им нужно? Больше Рита старалась не открывать глаза. Её вдруг стал пугать полумрак вокруг. Когда же она вдруг услышала шаги, она несказанно обрадовалась, – узнала чуть шаркающие шаги Надежды. Но глаз решила не открывать, пока не останутся вдвоём. Наконец, всё стихло. Странно, что Надежда молчит. Всё же она была где то там, откуда может появиться информация. Рита открыла глаза. Надежда сидела около неё, сгорбившись, прикрыв глаза рукой, и раскачивалась из стороны в сторону.
   – Что такое, что, Наденька? – Рита не на шутку встревожилась, – Что? Ну, что же?
   – М-м-м-м-, – Наденька только и могла мычать.
   Тогда Рита обняла её, и так они и сидели, обнявшись и раскачиваясь вместе. Сколько времени прошло – Бог весть. Не было у них – ни часов, ни света, ни желания знать такие подробности. Лишь когда затекли руки и ноги, желая переменить позу, и Рита разняла свои объятия, Надежда подняла голову.
   – Наденька, что наши дела – совсем плохи? Ты расскажи мне. Ведь, когда ничего не знаешь, можешь себе такого насочинять, что – с ума можно сойти.
   – Ох, девонька, ты себе такого и насочинять не можешь.
   – Ну, что, что?
   – Да, не волнуйся ты! Господь даст, может, и обойдётся!
   – Ну, что, что дал вам сегодня Господь? – начала уже сердиться Рита.
   – А вот и дал! Жизнь! Привели меня к их старшему. Он спросил – выкуп за тебя кто-нибудь даст? Я говорю, нет. А он говорит, тогда мы тебя убьём. Сама, мол, понимаешь, держать тебя – смысла нет. Мы не можем на одном месте сидеть. Были бы у тебя деньги – откупилась бы. А так… Я говорю – ну, и убивайте, раз вы такие дураки, сразу не видите, у кого есть деньги, у кого – нет. А он говорит – некогда нам было рассматривать. Вот с мужиком вашим сразу определились – через две недели он нам нужную сумму отдаст. А вот с вами – бабами – одна морока! Одна блюёт, у другой денег нет. Я говорю опять же – ну, убейте, вам же это в радость. А он вдруг как разозлился, как начал орать! Говорит, вы нас так себе и представляете – как монстров, которые только убивать хотят. Но вы для нас – такие же люди, только за другой чертой. Нам, чтобы воевать, говорит – деньги нужны. И что-то ещё в этом же духе. Знаешь, Рит, мне вдруг так всё безразлично стало. Я ведь пока шла туда, всё время молилась. Он высказался, а потом тихо так и говорит. Ты – баба, а у нас мужиков голодных много – не сказал сколько. Будешь обслуживать их. А потом посмотрим, что с тобой делать.
   – Как это – обслуживать – стирать, убирать за ними?
   – Да, нет, Рита, похоже, они в этом не нуждаются. Женщин им не хватает, понимаешь?
   – Не совсем.
   – Ой, девонька, ну, ты совсем жизни не видела. Поимели они меня. Да. Вот так. Трое – по очереди.
   – Ой! Как это?
   – Да, неужто ты – девственница?
   – Нет, я замужем была. Но как это – трое?
   – А вот так. Привели в другую комнату. Там стоят трое сволочей. Морды в масках, а ширинки расстёгнуты и из них торчат …Один гаркнул – ложись на стол. Я с испугу ничего не поняла. Они меня силком положили на стол, стянули трусики, а юбку – на голову, и… Ой, Ритонька. Я сначала металась, кричала, а потом. Прости, Господи! У меня ведь муж – алкоголик. У него если и стоял, так чуть. Если он когда и хотел, так только мучение одно. А это! О, Господи, стыдно-то как! Стыдно признаться, но мне … хорошо было! Я кроме мужа никого не знала. А тут – трое, да ещё такие… свирепые. Ой, Рита, что же это! Грех-то какой! Ой, Ритонька, – залилась слезами Надежда.
   Рита не знала, что ей делать, что и говорить – утешать, соболезновать, или… что сказать-то?
   – Ну, не надо плакать, не надо, – гладила она по голове безутешную Надежду, – есть такая старая шутка – если вас насилуют, надо расслабиться и получить удовольствие.
   Сказала и испугалась – вдруг обидела, но Надежда, казалось, и не слышала ничего. Выплакавшись, она уснула, да так крепко, что даже храпела во сне. Рита лежала рядом. Спать не хотелось. Столько спать ей не приходилось никогда раньше. Она старалась не думать о ближайшем будущем, старательно вспоминая в мельчайших подробностях их жизнь с Вадимом. Попыталась выйти в астрал, но ничего не получалось.
   Ей показалось, что она вообще не спала, но когда над головой раздалось громкое: «Встать!», она даже подпрыгнула от испуга. Они сели одновременно с Надеждой, прижавшись друг у другу, как два котёнка.
   – Пашла, – приказал террорист Надежде, даже не взглянув на Риту.
   Та поднялась и молча пошла следом. Снова одна. Время тянулось и тянулось. Рита старалась не думать о том, где сейчас Надежда, но мысли сами находили себе дорогу, возвращались снова и снова. Рита понимала – то же самое ждёт и её в будущем. Но она могла бы откупиться. Какую сумму они запросят с неё? Её родители и родители Вадима продадут всё, что у них есть, чтобы выкупить её, даже не задумываясь о том, на что потом жить? Нет, это не вопрос. С такими талантливыми родителями бедным никогда не будешь. Пронзительный ум, быстрая реакция, многопрофильное мышление, умение руководить людьми, – с такими талантами можно выйти из любой ситуации. Задумавшись, Рита даже не услышала, как пришла Надежда. Молча опустилась рядом.
   – Надежда! Ой, слава Богу. Я уж и счёт времени потеряла.
   – Ничего, Рита, ничего, – Надежда говорила каким-то странным голосом.
   – Они… не обидели вас?
   – Нет, Рита, нет.
   – Вы хоть чуть видели, где мы?
   – Нет, Рита, нет.
   Рита замолчала, понимая, что с ней бесполезно сейчас общаться. Так они и сидели молча в полумраке – каждая, сосредоточенно думая о своём. Внезапно Надежда заговорила:
   – Ты меня презираешь?
   – За что?
   – Я – проститутка.
   – Надежда! Ну, что вы такое говорите? Как можно в создавшейся ситуации до такого додуматься? Вас насилуют, а вы…
   – А я получаю удовольствие.
   – Да это я так сказала. Ну, пошутила неудачно.
   – Нет, я не помню, что ты там говорила, но я себя сама так … такой ощущаю.
   – Но почему? Мне кажется, что у вас сознание просто такое. Скажем, старорежимные принципы. Сейчас молодёжь не сильно задумывается над тем, кто, как, с кем и когда занимается любовью. У меня нет причин вас осуждать. Не терзайте себя, прошу вас. Не отдаляйте себя от меня. Я ведь в таком же положении, как и вы. Меня спасает только брезгливость этих мразей, которым не нравится, что меня рвёт. Я не знаю ещё, как себя вести, но хочу сама предложить им выкуп. Может быть, даже в следующий раз, как придёт кто-нибудь.
   – Ой, я так кушать хочу, сил нет, – простонала через некоторое время Рита, поскольку Надежда всё это время молчала.
   – Да, – оживилась Надежда, – я ведь принесла поесть. Они меня довели до двери в подвал, а дальше не пошли. Вот – ешь.
   Надежда стала доставать из пакета свежие огурцы, помидоры, крестьянское масло, варёное мясо, а когда вытащила свежий аппетитно пахнущий хлеб, вернее, лаваш, Рита чуть слюной не захлебнулась. Видимо, она уже вылежалась, тошнота почти прошла, а совершенно пустой желудок молодой женщины требовал пополнения. Надежда с ласковой улыбкой наблюдала за ней.
   – А вы? Кушайте!
   – Ешь, ешь, я не хочу. Я потом.
   – О! Как вкусно! Нет, правда, и не потому, что голодная, а всё такое свежее! На удивление! А то всё какую-то баланду давали!
   Надежда всё смотрела на неё с ласковой улыбкой, сама не ела. А Рита, лишь только насытившись, поняла, что вся эта вкуснота, по-видимому, – оплата Надежде её услуг. Хотя, кто их поймёт, этих террористов. Ведь они ведут себя, как звери. Надежда, увидев, что Рита уже наелась, взяла в рот кусочек лаваша.
   – И, правда, вкусно. Знаешь, Рита, у меня ведь тоже дочь была.
   – Была?
   – Да, сейчас она была бы чуть младше тебя. Не бойся, я уже переплакала всё. Может, потому и верующей стала. Люди всегда так – если им плохо, они к Богу обращаются, но сначала лоб набьют, ошибок наделают, а уж потом грехи отмаливают.
   – Что же случилось?
   – Поженились мы, жили хорошо. Тогда ещё социализм у нас был, все как-то одинаково жили, с одинаковым достатком. Дочка ещё маленькая была, а мы – молодые, да дурные. Повезли её на море – дикарями. Тогда с путёвками проблемы были. Люди и ездили дикарями. И мы тоже. Сняли квартиру на берегу моря, подешевле, питались – что с собой привезли, что на рынке подкупим. Погода испортилась – шторм, дождь, а у нас уже билеты куплены на обратный проезд, а чтобы перекомпостировать, ой, да там такая давка была – не приведи Господь. Ну, и сидели в своём дырявом домишке, ждали, как говорится у моря погоды, – Надежда задумалась. Рите неудобно было переспросить её, что ж потом, утонула что ли дочка?
   – Простудилась она сильно, – ответила на её мысленные вопросы Надежда, – сначала просто кашляла, а потом температура поднялась, а мы всё ждали, когда же наш поезд будет. Я её лечила, как могла. Думали, да пустяки. Температура не такая уж и высокая, обойдётся. Наша хозяйка рассказывала, что все детки болеют на море – адаптация у них. Дождались своего поезда, приехали домой, а у неё началось двухстороннее воспаление лёгких, а потом отёк лёгкого и всё, – Надежда опять задумалась.
   – Как это всё? Неужели врачи не смогли ничего сделать?
   – Не смогли. Пока выяснили, что отёк лёгкого начался, уж и поздно было. Как-то все легкомысленно отнеслись – и мы с мужем, и врачи, и все. Это уже потом я перебирала каждое мгновение её последних дней жизни – и как она кашляла – за грудку держалась своими крошечными пальчиками, а когда умирала – в сознании – ей больше меня было жалко, чем себя. Говорила: «Не пачь, мамусенька, не пачь! У тебя газки будут касные».
   – Сколько ей было?
   – Да и трёх не было ещё.
   – А ещё дети у вас были потом? Вы же ещё молодые были?
   – Нет. Муж запил, а у меня с горя выкидыш за выкидышем. А потом уж и не беременела.
   – А у меня муж погиб, – Рита сказала это, чтобы отвлечь Надежду от её боли, а сама вдруг ощутила давно забытую тоску.
   – Да? Ой, горемыки мы с тобой, – вдруг заголосила Надежда, – ой, горемыки.
   Рита тоже заплакала – в первый раз за последнее время. Так и сидели они, обнявшись, уткнувшись в плечо друг другу, и плакали каждый о своём. Выплакав всю боль, потихонечку уснули, не разжимая объятий, всхлипывая во сне.
   Утром, а, может, это был вечер, за Надеждой опять пришли. Рита видела, что она быстро шептала про себя – молилась, наверное, и незаметно крестилась. На Риту террорист, пришедший за Надеждой, даже не глянул. А она уже собиралась сама предложить отпустить её за выкуп. Значит, не время ещё было.
   Время тянулось, как мягкая резинка. Рита обдумала в мельчайших подробностях, что она скажет в следующий раз, когда террорист снова придёт сюда. Ну, и пусть он даже не смотрит в её сторону. Видно, ему так приказали. Но, когда она заговорит о деньгах, он всё равно отреагирует. Хотя бы передаст своему начальству, что заложница согласна откупиться. Рита стала ждать. По её подсчётам, Надежда уже должна была вернуться, а её всё не было. Рита снова уснула, а проснувшись, не могла сориентироваться, сколько же прошло времени. Вдруг она услышала лёгкий шум и обрадовалась – Надежда! Но это была не она. Но пусть уж лучше придёт террорист, чем эта гнетущая тишина давит на неё и пугает. Тем более что она ожидала разговора. Она уже не могла тут оставаться. В конце-то концов!
   – Пашла! – приказал ей террорист.
   – Я хотела бы поговорить с вашим начальником, – проговорила Рита, поднимаясь.
   – Иды, куда скажу и помалкивай, – это было сказано без эмоций, но Рита не сомневалась, что если указание не выполнить, не стоит рассчитывать на повторное приглашение, – сумку свою вазмы.
   Она молча шла за низкорослым террористом, радуясь возможности выйти из этого каменного мешка. С сумкой. Значит ли это, что она сюда больше не вернётся? Она старалась не думать, что её ждёт там – впереди. Возможно, ей повезёт и её отпустят за деньги, а, может быть, её ждёт та же участь, что и Надежду… Где она? Почему не вернулась? Может, её уже убили? Рита ощутила озноб и передёрнула плечами. Нет, лучше не думать о плохом! Зачем программировать неприятности?
   Террорист ногой распахнул железную дверь, а закрывать её не стал. Молча показал дулом автомата в коридор. Рита пошла впереди. Он не боялся, что она побежит, она и не собиралась убегать, чувствуя на спине холодное дуло автомата каждый раз, едва приостанавливалась. Коридор вывел во двор – такой же каменный мешок, где она только что была, только над головой было небо. Рита остановилась, чтобы хоть чуть полюбоваться небом, глотнуть свежего воздуха. Террорист тут же подтолкнул её автоматом.
   – Иды, сучка, ещё раз остановишься – пристрелю, – пообещал он опять же без эмоций.
   – Куда?
   – Вон к машине иды.
   Рита покорно пошла к машине, хотя негодование и даже ненависть зрели в ней с каждым шагом. В машине сидели террористы – без масок, но в камуфляжной одежде. Один из них оскалился, и что-то сказал на своём языке – явно скабрезное – все дружно заржали. Риту быстро подняли в машину. Один из террористов сделал вид, что хочет засунуть руку ей между ног, она испуганно сжала ноги, все опять заржали. Видимо, развлекались они так. Рита стиснула зубы. Врезать бы ему по морде и не просто рукой, а чем-нибудь поувесистей. Нет, надо терпеть. Что толку сейчас показывать свою гордость. Их много, они – мрази – попросту изобьют её и будут считать это развлечением.
   Она прикрыла глаза, чтобы не стошнило от удушливого запаха пота, которым разило от её спутников. Ей надели на голову мешок, и машина опять же сорвалась с места, будто бы не грузовая, а спортивная.
   Ехали недолго. Машина резко затормозила, террористы оживлённо о чём-то поговорили, в машину влез ещё кто-то, спросил о чём-то, те ответили подобострастно. Наверное, это их начальник, – обрадовалась Рита. Сейчас должно хоть что-то проясниться.
   Теперь ехали долго, да по таким ухабам, что, если бы Рита не была зажата между террористами, которые, однако, уже вели себя скромно, она бы давно каталась по полу, как в первый раз. Наконец, машина остановилась. Террористы повыскакивали из неё, Риту спустили за руки, но мешок с головы не сняли. Она молча выносила все эти, мягко говоря, неудобства.
   Мешок сняли только в помещении – то ли жилой дом, то ли это была их ставка. Рита едва заметно огляделась. В полутёмной комнате были только она и террорист, скорей всего это и был тот самый начальник, который подсел по дороге. Он, молча, её разглядывал, Рита решила сразу же перейти к делу.
   – Я уже в курсе, что вы захватили нас в залог, чтобы получить выкуп, – мужчина продолжал молчать, – я не знаю, сколько вы хотите за моё освобождение, я готова выслушать ваши претензии.
   – Заумно зачем говоришь? Думаешь, меня с толку сбить?
   – А что я такого сказала?
   – В том – то и дело, что ничего не сказала.
   – Хорошо, попробую по-другому. Сколько вы хотите получить за моё освобождение?
   – А кто тебе сказал про освобождение? Хочешь потратить немного денег? Трать, но здесь ты потому, что я тебя захотел. Поняла? Чего молчишь? Ты – мой каприз. А деньги будешь предлагать потом, когда надоешь мне. Чтобы остаться в живых, чтобы не спать с каждым, кто будет заходить в дом. За многое придётся тебе платить.
   – Но почему? – вырвалось у Риты, – почему я должна платить? Собой ли, деньгами, почему? Что я сделала лично вам плохого? Я занимала у вас деньги, я у вас что-то украла?
   – Заткнись, женщина! Только не устраивай здесь истерики. Ты – русская, мы с русскими воюем. Ты – враг, а с врагами сама знаешь какой разговор. Я и так с тобой слишком много разговариваю. Давай-ка, раздевайся, если не хочешь, чтобы я порвал на тебе платье. Будешь потом голая ходить.
   – Послушайте, ну, пожалуйста, я ведь слышу по разговору, вы – образованный человек, вы ведь способны отличить врага, который по вам стреляет от слабой беззащитной женщины.
   – Хватит болтать, я сказал. Я уже давно не способен ни на какие чувства кроме звериных инстинктов. Если не хочешь раздеваться, пеняй на себя!
   С этими словами он в два прыжка оказался около Риты, скрутил ей руки за спину и так прижал к себе, что она не могла не только сопротивляться, но и дышать. Он прижался своей бородой к её шее:
   – У-м-м-м! Ты ещё и цветами пахнешь, хоть и просидела в подвале столько времени.
   – Ублюдок, не трогай меня!
   – Я не собираюсь тебя трогать, я тебя буду е…
   – Сволочь, мразь, тварь! – Рита плевалась, кусалась, но ни рукой, ни ногой не могла пошевелить.
   – Ха! Интеллигентка. Я тебя научу материться. Ваш язык такой богатый!
   Всё же Ритино сопротивление мешало ему сделать то, что он пообещал ей. При малейшей попытке сорвать с неё одежду, Рита увёртывалась, а один раз она даже совсем вырвалась из его рук и, схватив полено, валявшееся на полу, запустила в него со всей силы. Он ловко увернулся и, рыча, кинулся на неё. Теперь уже Рите пришлось совсем туго. Навалившись на неё всем телом, он всё-таки повалил её на пол. Рита опять ударилась затылком и, успокоившийся было организм, не замедлил отреагировать. Она вырвала прямо на своего противника. С диким воплем он отшвырнул её и, ругаясь, выскочил из комнаты. Рита ожидала, что следом забегут солдаты и изобьют её, но было тихо. Полежав немного на грязном полу, Рита осторожно встала. Голова опять кружилась, но чувствовала она себя сносно. Видимо, организм, освободившись от лишнего, успокоился. К лишнему относился и … эта мразь, которая возомнила себя местным богом.
   Дверь оказалась закрытой. Рита подпёрла её изнутри столом и прилегла на подобие топчана, стоявшего у стены. Она была очень слабой. Все перипетии последнего времени сказывались всё чаще и чаще. По-видимому, сегодняшняя битва была не последней. Жаль, что она не сможет вырвать просто так, по своему желанию. А то бы с этим брезгливым самцом можно было бы быстрее договориться на выкуп.
   Рита и не заметила, как задремала. Ей снился дом и родители. Проснувшись, она заплакала. Как там родители? Конечно, переживают за неё. Хоть бы какую-нибудь весточку им послать. Но нет, на это даже не приходится надеяться.
   – Ты, сука, долго ещё блювать будешь, а? – услышала она голос над головой, – она и не заметила, как этот маленький корявый солдатик, который выводил её из подвала, оказался здесь.
   – Мне надо отлежаться, – мирно сказала она, впрочем, он тоже разговаривал без злобы, точнее, вообще без эмоций.
   – Лежи. Жрать табе прынёс. Вот. Жри. Магомет сказал, чтобы ты завтра здоровая была, не то прыстрелет тебя.
   – А, пусть. А здоровой я завтра не смогу быть.
   – Почему?
   – Я же сказала – мне надо отлежаться. Головой я сильно ударилась в машине и теперь вот, чуть что – меня рвёт.
   – Блуёшь?
   – Ну, да. Так и скажи своему начальнику, что пока она не отлежится, будет «блувать». Хочет, пусть ждёт, не хочет – пусть убивает. Мне такая жизнь не нужна.
   – Дура. Жизнь всякая нужна. Ты – красивый девушка. А красивый девушка всем нужен. Не нужен будет Магомету, нужен будет Ахмету, – показал он себе в грудь.
   Рите такая перспектива совсем не улыбалась, но она решила не портить отношения с этим корявым человечком, который ей явно симпатизировал.
   – Слушай, принеси воды тёплой. Мне нужно много. Я ею лечиться буду.
   – Много – много? Целый чайник?
   – Два чайника. И таз.
   – Нету.
   – Ну, что есть. Мне надо примочки поделать.
   Ахмет с гордым видом ушёл. Рита усмехнулась. Этот Ахмет ещё совсем мальчишка, а уже – воин. И считает, что ему, как воину, полагается женщина. Пусть уж среди своих ищет.
   Ахмет вернулся довольно быстро, принёс огромный чайник кипятка, пластмассовую канистру холодной воды и детскую ванну. Стал у двери, сложив руки на груди.
   – Чего стоишь?
   – Мне велено тебя охранять.
   – Вот и охраняй с другой стороны двери. А то завтра твой Магомет придёт, я ему пожалуюсь.
   Ахмет надулся, но из комнатки вышел. Рита поняла, что подпираться столом было бесполезно, но всё-таки подпёрла дверь, чтобы быстренько что-нибудь накинуть на себя, если кто-нибудь войдёт. Никто не вошёл, и она с удовольствием искупалась, найдя у себя в сумочке небольшой кусочек мыла. Потом поела. Еда – лаваш и овечий сыр – была непривычной, но Рита была очень голодной. Только бы её больше не трогали, хотя бы сегодня. Как она устала!
   В первый раз за последнее время она выспалась – спала долго и глубоко, а не дремала, как всегда. Проснулась она от ощущения, что кто-то на неё смотрит. Но в комнате никого не оказалось. На столе – стоявшем на своём месте, а не у двери, была разложена еда. Рита едва спустила ноги с топчанчика, как дверь открылась, и вошёл Магомет.
   – Доброе утро.
   – А что, сегодня что-нибудь изменилось?
   – Да. Сегодня ты будешь послушной, и не будешь зря мотать головой.
   – Я никогда не буду послушной тебе.
   – Будешь.
   – Нет. Силой меня хочешь взять?
   – Придётся. А хотелось бы, чтобы ты сама.
   – Я не хочу иметь с вами никаких дел. Никаких.
   – А зачем же ты вчера вымылась? Меня ждала?
   – Нет, я смыла с себя ваши ненавистные прикосновения.
   – Сегодня я тебе не дам воды. Будешь ходить с моими прикосновениями, пока они не покроются плесенью.
   – Я не сомневаюсь, что ты – мастер делать людям гадости.
   – Разве это – гадости? На ваш русский взгляд гадости – это когда развешиваешь кишки своего врага, как флаг, над его домом. Или даришь его жене его уши, пальцы, всё, что ей было дорого. Ну, что ты отвернулась? Не хочешь слушать? А может, ты посмотреть хочешь? Я устрою тебе сеанс.
   Рита молчала, понимая, что он способен на то, о чём говорит, но сейчас блефует. Она ни на минуту не забывала, с кем имеет дело.
   – Если ты думаешь, что я буду с тобой только разговаривать, ты глубоко ошибаешься. Я тебя притащил сюда не за этим.
   – На то, зачем ты меня сюда притащил, можешь не рассчитывать.
   – Ха! Да кто твоего позволения спрашивать будет? Ты – рабыня! Поняла? И должна делать то, что я прикажу. Не то тебя будут сечь.
   – Я ничего не боюсь.
   – Это ты сейчас так говоришь. А получишь несколько плетей, будешь говорить по-другому.
   Он достал из-за пояса огромную плетку, видимо, такими погоняли овец, и, не успела Рита даже подумать что-то, как почувствовала обжигающую боль на руках и боку, которым она стояла к террористу. Слёзы брызнули у неё из глаз. Но она тут же справилась и, гордо подняв голову, посмотрела на своего мучителя. Взмах руки, и снова обжигающая боль пронзила её тело. Она закрыла лицо руками, но не плакала, стойко перенося эту боль. Она не видела, что, хлестая её плетью, он подобрался к ней совсем близко и, отбросив плеть, схватил её в объятия. Рита дёрнулась, почти обезумев от боли, ярости, ненависти. Она умудрилась сильно поцарапать его, прежде чем он вывернул ей руки за спину, но не смогла устоять на ногах. Она отбивалась ногами, но это позволило ему задрать ей юбку и сдёрнуть трусики – стринги, которые и так были почти незаметны. Она кричала что-то совсем невообразимое, но это только раззадоривало его. При этом он старался, чтобы она не ударилась опять головой. Силы были не равные и скоро Рита, совсем обезумев от такого с ней обращения, совсем выбилась из сил. Насильник же действовал целеустремлённо и, не торопясь. Однако исполнять задуманное не стал. Резко бросив Риту на топчан, подобрал плеть и ушёл.
   Рита рыдала в голос, призывая мамочку, папочку, Вадима и всех добрых людей защитить её от варвара. Но, естественно, никто не пришёл, даже маленький Ахмет не посмел зайти в комнату. Рита так устала от этой борьбы, а ещё больше от бессильных рыданий, что так и уснула, лёжа ничком на топчане.
   Она ничего не слышала, только почувствовала вдруг горячее тело сзади, быстрые толчки и, едва она проснулась окончательно, как акт был завершён. Она с негодованием обернулась и, увидев ухмыляющуюся рожу Магомета, с омерзением оттолкнула его ногой.
   – Всё, красавица, ты – моя. Если тебе нравится трахаться с мордобоем, я тебе обещаю много удовольствий. В следующий раз ты получишь не только плетью, но и кое-что поинтересней. Хочешь?
   – Пошёл ты…, – Рита и слов-то подходящих не знала.
   – Да, мне пора. А ты приведи себя в порядок, я скоро заскочу. Сегодня Ахмет даст тебе много воды. Ха-ха-ах-ха! – довольный собой он вышел из комнаты.
   Рита обвела комнату глазами в поисках чего-нибудь острого, но ничего хотя бы напоминающего оружие, а тем более ножа, не было. Я его убью! Всё равно убью! Пусть и мне потом не жить, но нельзя допустить, чтобы эта мразь ходила по Земле. Нельзя. Она не стала мыться, не стала кушать, как Ахмет не уговаривал её, даже всплакнул, приговаривая, что быть ему сегодня наказанным. Рита молча лежала на диване, отвернувшись лицом к стене, и придумывала всяческие, в основном, неисполнимые планы истребления «мрази». Один раз она даже остановила свой взгляд на Ахмете, мысленно обыскав его, убить его и забрать оружие. Но у Ахмета в этот раз ничего с собой не было – ни автомата, ни ножа, ничего.
   Пошёл вон, – проговорила Рита в ответ на его очередные увещевания, – мне в туалет надо.
   В комнате не было ничего, кроме топчана и стола. Даже поленья, одним из которых она в прошлый раз запустила в проклятого Магомета, были убраны. Понятно. Тогда остаётся одно – наложить на себя руки, чтобы «мразь» не смогла осуществить свои замыслы. Рита огляделась. Да, и с этим, похоже, проблемы. Ни верёвок, ни простыней. И вообще ничего. Рита сидела на топчане, раскачиваясь из стороны в сторону, чувствуя, что расстаться с жизнью, или убить кого бы то ни было, она не готова. Терпеть же над собой издевательства – тоже. Что же делать? Что? Она вспомнила Надежду. Вот ведь интересно – жила женщина, мучилась со своим мужем алкоголиком, а в неволе получила то, чего многие женщины вообще не замечают. Интересно, жива ли она?
   Эти мысли немного отвлекли её и, когда дверь опять открылась и вошёл Магомет, у неё промелькнуло в голове, смогла ли бы она так расслабиться, чтобы получить удовольствие от домогательств этого ублюдка?
   – Ну, готова? Ахмет жалуется, что ты есть отказываешься. Думаешь, сразу от голода умереть? Напрасно, месяца два помучаешься ещё, а организм ослабеет, ты не сможешь сопротивляться, так что и я успею насладиться. А за два месяца, думаю, ты мне и надоесть успеешь. Ну, что молчишь? Продолжим? – с этими словами он опять достал плеть.
   Глядя на него, Рита вдруг почувствовала прилив какой-то энергии, которая волной поднималась из груди, мешая дышать и даже думать. Сердце забилось сильнее, руки сжались в кулаки, мышцы напряглись до звона. Волна ненависти захлестнула её, и с каким-то невообразимым воплем, Рита кинулась на насильника. Он не ожидал такого натиска, поэтому Рита смогла вцепиться ему в горло и давила изо всех сил. Её всю трясло, а пальцы сжались на горле так, что у Магомета глаза выползли из орбит. Он судорожно ловил ртом воздух, но продолжалось это какие-то секунды. В следующее мгновение он своими железными руками обхватил запястья Риты и сорвал её руки со своего горла. Но Рита не унималась. Тот же озноб ненависти тряс её. Она молотила руками куда попадёт, а когда Магомет всё же заломил её руки назад, стала отбиваться ногами. При этом она рычала, как разъярённая тигрица, плевалась и даже умудрилась укусить его за руку.
   Но силы были не равны. Закалённый в боях террорист, похоже, испытывал удовольствие от этой борьбы со слабой, но доведённой до бешенства женщиной. Он умело скрутил её так, что скоро она не могла не то, что шевелиться, но даже дышать. Постепенно волна, захлестнувшая её в начале драки, ослабела, она размякла, обессиленная борьбой. Террорист не замедлил воспользоваться этим. Он вошёл в неё, как полноправный хозяин, не меняя ритма движений, поворачивал её то на один бок, то на другой. Рита же ничего не ощущала, кроме опустошения. Иногда мелькала мысль – «Скорее, скорей кончит, скорее отвяжется». Но ему, видимо, хотелось поиздеваться над ней подольше, поэтому он сжал её щёки и выплеснул своё семя в её рот.
   Опять она лежала на топчане истерзанная, избитая, и, не смотря ни на что не покорённая. То, что он ещё раз поимел её, ничего не значило. Она оставалась свободной в душе. Он захватил в плен и истязал только её тело, но в душе Рита осталась такой же гордой и от того – непобедимой.
   Сколько времени она пролежала вот так – неподвижно, она не знала. Она слышала, что заходил Ахмет, что-то принёс, поцокал языком и вышел. Скоро Рита почувствовала, что затекли все конечности, и с трудом поднялась. Ахмет принёс два чайника воды, ту же самую детскую ванночку и даже что-то похожее на полотенце. Что ж. Помыться не помешало бы. Рита приподнялась и вскрикнула. Всё тело тут же откликнулось болью. Каждая клеточка её тела жаловалась на боль и обиду. Держась за всё, что попадалось под руку, превозмогая боль, Рита добралась до ванны. Вода, а главное ощущение очищения принесли какое-то облегчение. Рита оглядела свою одежду. Надевать эти лохмотья не имело смысла, а в комнате не было никаких вещей. Прикрывшись подобием полотенца, Рита позвала Ахмета:
   – Принеси мне что-нибудь из одежды.
   – Здеся ничего нэту. Только вот форму могу дать, – Ахмет старательно отводил глаза, стараясь не смотреть на полуголую Риту.
   – Неси, – Рите же было безразлично его смущение.
   Ахмета не было очень долго, зато возвратился он, как ураган:
   – На, быстра, быстра, адывай. Ну! Сейчас в другое место тебя повезут.
   – Куда?
   – Не твоё дело. Быстра, я сказал.
   – Выйди.
   – Быстра!
   Ахмет угрожающе щёлкнул затвором автомата и сжал губы, видимо, ему было не до шуток. Рита, бурча что-то типа «Тебе же хуже», надела штаны камуфляжного цвета и такую же майку. Разглядывать себя было негде, да и Ахмет постоянно подгонял, но она чувствовала себя, по меньшей мере, пугалом. Впрочем, тем лучше. Говорят, что женщинам, не желающим быть изнасилованными, не следует вызывающе одеваться.
   Ахмет нацепил ей на голову мешок, и тем же порядком, что и прежде, она была погружена в машину. Только теперь никто не переговаривался, хотя, судя по всему, машина была полная. Риту сжали со всех сторон мускулистые тела, но никто не собирался с ней шутить, как в прошлый раз. Но и без этого Рита чувствовала глухую ненависть к этим людям, вырвавшим её из привычной жизни и, неизвестно по какому праву, попиравшим её свободу. Ехали долго по ужасной дороге, Риту укачало, но она не рвала – сдерживалась. Явно её мучители от кого-то скрывались, и им не понравилась бы непредвиденная остановка. И чем бы она закончилась – можно было только догадываться.
   Наконец, машина остановилась. Рита даже сквозь мешок почувствовала запах хвои, когда её спустили с машины. Ахмет, а это был он, взял её под руку и куда-то повёл. Шли довольно долго.
   – Тебе ещо повезло, красавитца! Другую бы пришили на месте. Магомет не таскает за собой игрушки. А тебя… Спускайся. Будешь здэсь жить. Жратва, вода – вот в мешке. Сумка твоя. Сать – найдёшь куда. Когда тебя увижу – нэ знаю. Мешок снимэшь внизу. Прощай, красавитца!
   С этими словами он поставил Риту на какие-то ступеньки и слегка подтолкнул. Рита спустилась и сняла мешок. В ту же минуту над головой хлопнула крышка, и она осталась в темноте. Ей стало жутко. Но постепенно глаза привыкли и различили странное помещение – скорей всего землянка, поскольку пришлось спускаться по ступенькам. Землянка была неглубокой, но Рита могла стоять выпрямившись. Сквозь щели и отверстия проникал свет – так, что можно было различить нехитрое убранство землянки – топчан, наподобие того, что был в той ужасной каморке, что-то типа стола и… всё. Тюрьма. Настоящая тюрьма. Рита села на топчан. Слёзы сначала негодования, а потом жалости к себе душили её. А, впрочем, кто их увидит. Машина уехала сразу же, как только Ахмет спустил её в это подземелье. Ну, почему, почему? Господи, ну, за что? Рита не задавалась больше никакими вопросами. Скоро она себя так растравила, что рыдала навзрыд, сотрясаясь мелкой дрожью. Внезапно ей пришла в голову мысль, что кому-нибудь доставило бы удовольствие посмотреть, как она рыдает. Ну, нет. Она тут же прекратила свои рыдания. Из любой самой невозможной ситуации существует выход. Как это недавно ещё Надежда говорила, что им послано испытание и по тому, как они его выдержат, будет судиться о наказании или награде. Чушь какая-то. Рита по-прежнему сомневалась в существовании некой высшей силы, управляющей всем происходящим на Земле, о которой ей говорила Надежда. Человек сам творит свою судьбу и кроме, как на себя, ему пенять не на кого. Но тут же маленькая, как червячок, мыслишка посеяла сомнения: что же она такого сотворила сама, почему здесь оказалась?
   Рита решительно встала – нельзя расстраиваться таким образом – можно с ума сойти. Надо найти себе занятие, хоть здесь абсолютно нечем заниматься и абсолютно неизвестно, сколько времени она здесь пробудет. Рита подняла мешок, о котором говорил Ахмет. Ну, что там? Там оказались сухари, консервы, вода, свечи. Рита зажгла свечу, оглядела землянку. Вот, значит, где отсиживаются террористы, когда за ними охотятся наши. Воздух был нормальный, видимо была устроена вентиляция, помещение даже большое для одного человека. Наверное, было рассчитано на несколько. Поднялась по ступенькам, попробовала открыть крышку. Ну, конечно же, она и не надеялась, что та откроется. Ну, вот и все дела. Чем же ещё можно заняться в тёмном помещении без телевизора, телефона, книг и прочих атрибутов цивилизации. Да, и с личной гигиеной, по-видимому, тоже будут проблемы. Неизвестно, когда ей принесут ещё воду и еду. Лучше уж быть экономной и не умываться, а воду оставить только для питья.
   Рита вспомнила рассказы своего одноклассника Юрки Лопоуха, с которым она ездила в экспедицию в Тибет. Тибетские монахи просили замуровать их в небольшой пещерке с тем, чтобы наедине с самим собой в абсолютной темноте (а не как у неё тут – потёмки) познать самого себя. Они сидели так и месяц, и два. Потом вход в пещеру открывали по камешку, чтобы глаза постепенно привыкали к свету, и монах выходил оттуда Посвящённым.
   Рита старалась не думать о своём ближайшем будущем – о том, что, возможно, её тюремщиков могут просто напросто убить, что её могут просто забыть в этой землянке, что она никому не нужна, одна единственная, несчастная и т. д., и т. п. Любую другую женщину, да и мужчину тоже могла бы испугать мысль о том, что же делать здесь – одной, без света, свежего воздуха, каких-либо обязанностей и пр. Но Ритин оптимизм, воля и интерес к жизни, её природные способности, Талант Жизни, – всё это привело к тому, что постепенно оказалось, что Рита была занята целый день.
   Для начала – хорошенько осмотрелась. Щели оказались вентиляцией, и, если подставить палочку, которая лежала тут же, можно было поднять крышечку выше. Рита подняла все крышечки, и в землянке стало светлее. Обследовала каждый сантиметр своего вынужденного жилища, и оказалось, что под топчаном есть старые газеты, которые можно почитать, а потом использовать в качестве туалета и даже полиэтиленовые мешки. Она обживалась. Поставила себе за правило делать каждый день зарядку, через день она стала делать её несколько раз в день, как только чувствовала, что засиделась. Поскольку воды для купания, а тем более стирки не было, делала зарядку нагишом. Скоро она вообще перестала надевать брюки, выданные Ахметом, а майку надевала только когда мёрзла. Ей даже понравилось делать зарядку на твёрдом топчане, покрытом овечьими шкурами. Старалась не спешить, выполняя каждое упражнение, которое ей на ум приходило, медленно и со смаком. Также и кушала – подолгу, смакуя каждый глоток. Пища, конечно, была однообразной, но она сумела так распределить её, что каждый раз, предварительно сервировав стол, чувствовала удовлетворение от своей трапезы. Да и садилась кушать она, лишь сильно проголодавшись – иногда даже один раз в день. Перешерстила свою сумочку. О! Каким нужным теперь оказалось то, на что, натыкаясь ещё совсем недавно, она сердилась. Самым ненужным предметом был мобильник, у которого уже давно разрядилась батарейка и по которому она не смогла дозвониться до родных и близких ещё в первые минуты и дни своего заточения. Самым востребованным оказался записной блокнот, которым она никогда раньше не пользовалась. Странно даже, зачем он оказался у неё в сумочке? Теперь же Рита иногда писала туда свои мысли, а на особой странице вела счёт дням своего заточения. Просто ставила палочки, объединяя их в недели. Как-то, глядя на эти палочки, она подумала, как они похожи на свечки, и тут же приняла решение, в случае своего освобождения, поставить столько свечей в Храме Святого Спасителя, сколько у неё будет отмечено палочек. Вспоминала она и Надежду, которая учила её молиться. Ей казалось, что она совершенно не помнила молитву «Отче наш», но те слова, которые она произносила, хваля Господа, и прося его не обижать её, а поступить справедливо, успокаивали и вселяли надежду, Надежду.
   Однажды, закончив свою продолжительную зарядку, Рита лежала на топчане, раскинув руки. Странные мысли пришли ей в голову. Она надумала, как только освободится, соорудить в своём доме такой же топчан, накрыть его шкурами. Ей нравилось и спать на нём, и делать свои бесконечные упражнения, чтобы не было гиподинамии, и просто поваляться, и поужинать, больше ведь сидеть было не на чем. Она представила себе даже место в своём доме, где он будет стоять. Постепенно мысленно попутешествовала по своему дому, не испытывая, правда, уже такой тоски, как вначале – привыкла – и вдруг почувствовала лёгкий толчок. Да! Наконец-то! Получилось! Наконец-то она вышла в астрал! Она увидела тонкую серебристую нить, соединяющую её душу с телом, распростёртым на понравившемся топчане. Вроде бы подняла глаза вверх, увидела звёзды, а когда опустила их, увидела огни большого города. Москва! Защемило где-то, Рита, не отдавая себе отчёта, уже мчалась по знакомым улицам. Вот он её родной дом, который она любила, который снился ей, куда она мечтала вернуться, чем быстрее, тем лучше. Она остановилась и осторожно вплыла на кухню, где горел свет. На столе, облокотившись на руку, спала мама. Рита, помня, что если она сейчас проявит эмоции, может тут же вернуться восвояси, сдерживаясь, коснулась плеча мамы. Ах, как ей хотелось прижаться к ней, расцеловать, поплакаться на груди, но Рита помнила, что она сейчас – бестелесная оболочка, которая может только наблюдать, но совершить ничего не может. Мама вроде бы продолжала спать, но над ней показалось сначала облачко, которое приобрело её очертания.
   – Рита? Жива?
   – Мамочка, да я жива! Ты плакала?
   – Девочка моя, я теперь всё время плачу. С тех самых пор, как тебя украли. Лариса рассказала нам, что знала, ну, а что с тобой дальше случилось, мы не знали!
   – Мамочка, я жива. Живу сейчас в какой-то землянке – совсем одна, заложницей. Только выкуп за меня пока не хотят объявлять. Какая-то мразь, террорист, решил, что я – его собственность и держит меня здесь для своего развлечения. Но его уже давно нет, когда придёт – неизвестно. Мамочка, чувствую я себя нормально, даже хорошо, правда! Я даже привыкла к заточению – делаю зарядку, думаю много. Мам, мне кажется, что я начинаю понимать смысл жизни!
   – Доченька! Мы так переволновались за тебя! У папы был микроинсульт, а я теперь без снотворного не засыпаю. Но я так рада, так рада повидать тебя хотя бы во сне! Я верю, что это мне снится неспроста, я теперь знаю, что ты жива! Девочка моя! Сколько же тебе испытать в жизни пришлось! Сколько же ты помучилась! То – смерть Вадима, то сама – заложница! О, Господи! Твоя воля!
   – Не переживай, родная! Всё будет хорошо!
   – Я верю! Знаю! Ты – особенная и ничего плохого с тобой не может случиться!
   – Да, мамочка!
   От избытка чувств Рита коснулась маминого полупрозрачного двойника, и сразу же мама – живая, настоящая – подняла голову и мечтательно посмотрела куда-то вдаль. Потом подскочила и побежала в спальню. Рита последовала за ней.
   – Володя, Проснись, Володя! Рита жива! Я с ней сейчас разговаривала.
   – Тише, тише, успокойся, – ответил сонный ещё, но уже с озабоченным видом папа, – ну, что ты, родная! Конечно же, жива! Я тебе сколько раз это говорил! Ну, что тебе там приснилось?
   – Рита! Я её видела яснее, чем тебя. Я с ней разговаривала! Она сказала, что живёт в землянке в заложницах, только пока никто выкупа за неё не хочет требовать.
   – Ну, ничего, рано или поздно потребуют. Лишь бы жива была, мы её выкупим. Обязательно!
   – Вов, я так рада, что её увидела. Я не думаю, что это был сон. Она на себя не была похожа. Помнишь, она рассказывала про астрал. Мы ведь ей до конца не поверили. А я теперь верю. Она пришла ко мне в астрале! Да! Если она сейчас в этой комнате, то подаст знак!
   Рите очень захотелось подать им знак. Она попробовала хоть что-нибудь перевернуть в комнате, но у неё ничего не получалось. Тогда она просто прижалась к папе, и он почувствовал, что она – рядом с ним! Глаза его округлились от удивления:
   – О, Господи, – вырвалось у него, – она здесь! Я её чувствую!
   – Да, да, – обрадовалась мама, – она здесь!
   Рита, чувствуя, что больше не сможет вынести напряжения, опять подняла глаза вверх, увидела звёзды, а когда опустила их, оказалась в лесу. Верхушки сосен раскачивались из стороны в сторону, исполняя какой-то величественный ритуальный танец, ручей творил им музыку, луна в небе таинственно мерцала, надев на всё вокруг таинственную мантию. Это то место, где она живёт? Рита ведь не видела, куда привёл её Ахмет. Чуть напрягшись, она вошла в землянку, которая была совсем незаметна снаружи. Её тело по-прежнему лежало, распростёршись на топчане. Серебряная нить стала совсем короткой и скоро Рита открыла глаза и села на топчане. Странное ощущение! Спала она или действительно побывала дома, видела родителей? Ощущение реальности происшедшего не покидало её, и Рита, в который раз убедила себя, что всё это было наяву – насколько возможно в сложившихся условиях.
   С этого момента Рита стала довольно легко выходить в астрал. Достаточно было сосредоточиться на каком-то воспоминании, представить себе отчётливо то место, куда хотела попасть, и тут же, привязанная серебряной нитью к своему телу, она отправлялась в путешествие. Она вспомнила всё, чему научил её тибетский монах, и теперь уже не сомневалась, что она видела вокруг себя именно то, что существует на самом деле. Монах говорил ей, что дух его путешествовал по всему миру, и, когда ему действительно довелось кое-где побывать, он убедился, что уже видел всё это. Рите очень хотелось пообщаться с монахом, с Вадимом – теми, с кем она уже общалась в астрале, но у неё ничего не получалось.
   Однажды она просто «гуляла» вдоль ручья, чьё журчание слышала наяву после каждого дождя. Ей очень нравилось это место, жаль, что она не могла вдохнуть свежий воздух, который, наверняка, был здесь, и умыться водой из ручья, ах, как давно она не умывалась! Вдруг она увидела неподвижную фигуру, задумчиво наблюдающую за шумным потоком воды. Сначала она подумала, что это кто-то из террористов и даже хотела поспешить в своё тело, чтобы её не застали в землянке, распластанной на топчане, но, приглядевшись, увидела знакомую одежду монаха и, обрадовано «поспешила» к нему.
   – Ну, наконец-то! Я так давно звала вас. Мне так хотелось увидеться с вами в астрале! Мне так одиноко!
   – Я всё знаю, детка. Мы следим за тобой, – глухо ответил монах, не поворачиваясь.
   – Но почему вы не приходили ко мне? У меня ничего не получалось! Я думала, что умру от тоски!
   – Это было небольшим испытанием. Ты должна была сама всё вспомнить и самостоятельно выйти в астрал.
   – Но, почему? Почему нельзя было мне помочь?
   – Многого я не могу рассказать тебе, дитя. Ты должна сама, своим умом дойти до Истины. Многие люди не умеют пользоваться моральной поддержкой, – только физической. Но тебе она и не нужна была.
   – Как так?
   – Ты очень хорошо держалась. То, что ты говоришь сейчас о тоске – было минутной слабостью, не больше. Всё время ты была молодцом – стойкая, крепкая духом. Мы довольны.
   – Кто это – мы? Вы с Вадимом? Почему он не приходит ко мне? Я даже не могу вспомнить его лицо!
   – Потому и не приходит. Он проходит сейчас самое важное испытание и не может подвергаться душевным мукам.
   – А разве общаясь со мной, он мучается?
   – В некотором роде, да. Ему тяжело общаться с тобой, – это напоминает ему о земной жизни, он же готовится к высшему существованию.
   – О чём вы? Что это такое?
   – Его душа будет служить в высших сферах.
   – Кому?
   – Я не могу тебе этого рассказать. Я и сам многого не знаю. Твоему Вадиму сейчас нелегко, но он счастлив, как может быть счастлива душа.
   – Я его уже никогда не увижу в астрале?
   – Увидишь, но не скоро.
   – А я ещё долго буду здесь жить? Скоро я вернусь домой? И вернусь ли?
   – Всё будет хорошо. Ты ещё поживёшь на земле.
   – Но когда я вернусь домой, когда?
   – Ты слишком взволнована и можешь сейчас вернуться в своё тело, не услышав мой ответ. Успокойся.
   – Но вы ничего мне не говорите, хотя сами знаете всё, что со мной произойдёт.
   – Заглядывать в будущее – это не самое приятное занятие.
   – Мне нужно знать, ведь речь идёт о жизни и смерти!
   – Я же ответил тебе – тебя не убьют, ты вернёшься домой и будешь счастлива. Подробности тебе не нужны, иначе ты будешь думать всё время о том, что должно произойти, а мысли могут изменить ход событий. Можно думать только о том, что всё будет хорошо.
   – А когда, когда?
   – «Скоро» может показаться тебе вечностью, а «ещё не скоро» – мигом. Время – ощутимо и зримо. Оно может растягиваться и сжиматься, поэтому точной даты я тебе сказать не могу. Терпи. Ты – молодец, что нашла себе занятия. Ты сможешь вытерпеть всё. И всё будет хорошо. А теперь мне надо уходить.
   С этими словами монах просто исчез, а Рита, оглядев поляну, на которой они беседовали, медленно «поплыла» в землянку к своему телу. Сначала ей было обидно, почему монах ничего конкретного ей не сказал, а потом она всё поняла. Так и должно было быть. Ей не надо знать будущее, но всё будет хорошо. С его точки зрения ей уже хорошо. Есть время подумать, никто её не торопит и не морочит ей голову. Некоторые могли бы и позавидовать. Только завидовать нечему. Если бы не её астральные путешествия, она бы уже с ума сошла от лишений и горя, тоски и одиночества.
   Рита старалась больше не думать о том, когда же прекратится её заточение. По её подсчётам прошло уже больше месяца, а к ней так никто и не пришёл. Она часто «бывала» дома и разговаривала с мамой, которая уже твёрдо верила, что видится с дочерью в астрале, а не во сне. Время уже не казалось Рите противной резинкой. Напротив, она «подружилась» со временем, оценила каждое мгновение и поняла, что очень хочет жить. Радовалась слабым лучам солнца, проникавшим к ней через вентиляцию, когда был сильный дождь – ловила капельки дождя, а однажды – после ужасного громыхания и завывания – к ней протёк маленький ручеёк. Она собрала каждую капельку этой живой воды, целовала её, пока та не испарилась на её губах. Она очень любила, когда шёл сильный дождь. После сильного дождя в землянке пахло озоном.
   Рита «ужинала», если можно было так назвать её длинную трапезу, когда она сосала каждый сухарик по целому часу, – так было сытнее – как вдруг крышка, закрывшаяся больше месяца назад, открылась. Рита быстро сообразила, что наконец-то кто-то вспомнил о её существовании или – хоть бы – её пришли освободить, и быстренько надела майку.
   – Эй, ты жива? – это был Магомет. Рита даже обрадовалась, услышав живой голос, – с голоду не померла?
   Магомет медленно спустился по ступенькам, разглядывая Риту. Она вся собралась в комочек, но, заметив в его взгляде жалость, с удивлением подняла голову.
   – Благодарю за заботу. Мне оставили еду.
   – Да, оставили. Недели на две, а прошло полтора месяца. Я не мог раньше выбраться, – Магомет немного помолчал, – Веришь? Я всё время думал о тебе. Как бы думал о своей жене. Ладно, молчунья, выходи. Наверное, хочешь свежим воздухом подышать, помыться? Иди.
   Он поднялся по ступенькам. Рита немного поколебалась, но всё же решилась – чему бывать, того не миновать, и поднялась следом. Был уже вечер, но Рита прикрыла глаза, они совсем отвыкли от даже такого приглушённого света. Едва привыкнув, она огляделась. Чудеса! Это было именно то место, где она прогуливалась в астрале. Вот две огромные сосны, вот ручей, вон там будет обрыв, а вот здесь навален валежник. Магомет собирал сучья.
   – Иди, искупайся в ручье. Я тебя не трону. Сейчас костёр зажжём, шашлыком тебя угощу. Проголодалась?
   – Нет. Мне хватило еды. Ещё и осталась.
   – Ну, ты я вижу, настоящая партизанка. Умеешь обходиться малым. В землянке чисто, сама не запаршивела. Молодец!
   Рита пожала плечами, считая такую похвалу бессмысленной, и пошла к ручью, чьё журчанье помогало коротать ей длинные, бесконечные дни и ночи. О! Как она мечтала коснуться живой воды, которую видела только в астрале. Она опустилась на колени над ручьём, вода была очень холодной, но это ощущение было так приятно. Рита заулыбалась. Она плескалась в ручье, стараясь не выпускать из поля зрения Магомета. Рита понимала, что он не боится отпускать её потому, что она всё равно не найдёт дорогу. Даже в астрале она не видела, как выбраться из этого места. Магомет старательно не смотрел в её сторону. Странный тип. То мучает её, избивает, измывается, то вдруг – проявление человеческих чувств. Но пока что она пользовалась маленькими радостями, которые для неё были большим счастьем. Она презамечательно выкупалась ледяной водой, ей даже не понадобилось мыло, настолько вода была мягкой. Всё это время Магомет занимался костром, он даже не подошёл к ней. Когда же Рита, совсем замёрзнув, стуча зубами, подошла к костру, он, молча, протянул ей чистую майку. Рита, также молча, взяла её и пошла в землянку – переодеваться. Но что делать дальше? Выйти и сидеть у костра или остаться здесь?
   – Иди сюда, – позвал её Магомет, но не в приказном порядке, а как-то запросто, – Рита вышла потихоньку, отжимая мокрые волосы, стала у костра, – Ты всегда молчишь или только со мной не хочешь говорить?
   – Всегда.
   – Ну, и правильно. Молчанье – золото. Ваша пословица.
   – А ты откуда знаешь?
   – А я своих пословиц не знаю. Сколько лет вашим языком только и пользовался, пока не узнал, что есть ещё и Мой язык. Родной! Есть Моя Земля, Моя Родина.
   Рита опять промолчала. Ей не хотелось поддерживать разговор. Разглагольствовать о Родине, предварительно упрятав человека в землянке, Бог весть где, Бог весть сколько времени, жалеть этого человека, предварительно избив его. Нет, она не верила ни в этот, казалось бы, дружелюбный тон, ни в какие-то бы ни было благие намерения. К тому же тема Родины с террористом, на её взгляд, – нонсенс. Она в своё время следила за прессой и знала, что террористы любят говорить о том, что они воюют с теми, кто пришёл на их Землю, кто хочет отнять их право жить именно на этой Земле и т. п. Уж лучше молчать.
   Магомет умело нанизал мясо на шампур и скоро по лесу к сладковатому дыму примешался такой аромат мяса, что у Риты свело желудок, голова закружилась, а слюну ей пришлось сплюнуть. Магомет хитро посмотрел на неё и прокомментировал:
   – Соскучилась по мясу? Сейчас будем ужинать.
   – Я не хочу. Я перед твоим приходом поужинала.
   – Да? Как хочешь. А я проголодался.
   Рита стоически боролась со своим желудком, который скрутило не на шутку. Решив, что бороться лучше в таком месте, где бы так замечательно не пахло, она поднялась, чтобы уйти в землянку, но вдруг услышала нарастающий шум, оглянулась, всё вокруг стало тускло-зелёного цвета, а веки стали такими тяжёлыми, что глаза сами собой закрылись.
   Очнулась она на подстилке у костра, укрытая простынёй.
   – Голодный обморок у тебя. Тебе не надо делать резких движений. Тот паёк, который тебе оставили, был рассчитан на две недели, ты прожила пять недель, да ещё и у тебя осталось чуть меньше половины. Похудела сильно. Ослабла. На – ка, выпей. Это козье молоко. Оно восстанавливает силы. Пей, говорю, – Магомет закончил свою речь уже в приказном порядке, видя, что Рита собирается отказываться.
   – Я не могу. Честно. Меня тошнит.
   – Ничего. Выпьешь молока – пройдёт.
   – Ой, – Рита отпила чуть-чуть молока с непривычным запахом и вкусом, – оно вонючее.
   – Привыкнешь. Пей. Вот с лавашем свежим.
   Сделав ещё глоток, Рита, действительно, уже не ощущала неприятного вкуса, который показался ей вначале. Откусила немного лаваша, и впрямь, даже вкусно. Магомет снял с огня мясо и ел его, обжигаясь, уже не приглашая Риту составить ему компанию.
   – Наши мужчины не едят с женщинами, – пояснил он, прожевав огромный кусок.
   – А ты что ж?
   – Ты ведь не ешь.
   Рита, действительно, сделав ещё несколько глотков, почувствовала себя сытой. Желудок перестало крутить, голова перестала кружиться. Она наблюдала, как ест Магомет. Он ел, как дикарь, но… как-то аппетитно. Рита, не отдавая себе отчёта, рассматривала его. Курчавые волосы, большое мужественное лицо с бородой, крепкое телосложение, волосатые руки. Дикарь. Самый настоящий житель леса. Но почему он так разговаривает? Почти без акцента и довольно связано. Можно заподозрить, что у него есть какое-то образование. Ей не хотелось ни о чём спрашивать его, тем более, что она ждала неминуемой развязки. Ведь не поесть шашлык он сюда пришёл. Он сам начал рассказывать о себе, развалясь на траве у костра.
   – Мы с мальчишками часто в лес ходили. Вот такой лес, как здесь, далековато был, а небольших холмов, покрытых лесом, вокруг Грозного – хоть отбавляй. Кто что из дома прихватит, чаще просто хлеб, разведём костёр, нажарим этот хлеб на прутиках – романтика! Да и в институте учился, тоже часто на природе бывали, когда с ночёвкой, когда так – на целый день. Летом – в Архыз, Теберду, Домбай, – тогда везде и всюду можно было. Ну, а теперь – совсем лесной человек стал. Ты вот, наверное, думаешь, что я – изверг, убийца. Все вы так думаете. А я раньше мухи не мог обидеть. Дома собаки, кошки жили, у дедов в деревне – овцы, куры. Я с ними играл в детстве. А теперь… В первый раз я почувствовал злость, когда отец ушёл защищать город от федералов. Ушёл и не вернулся. Меня приходили звать отомстить за отца, но мать не пускала, она – с высшим образованием, с русской кровью, не понимала никогда, что такое кровная месть. Её снарядом разорвало у всех нас на глазах. Вот тогда я поклялся отомстить. Кому – не знаю точно. Но для себя решил, что пока не увижу, как разорвало на части кого-нибудь из федералов, – не успокоюсь. Разорвало, и не одного. Но этого оказалось недостаточно. Мои младшие братья тоже ушли мстить. Средний сразу погиб, а младший – без ног остался. Сестрёнка младшая с русскими снюхалась, мы её сами разорвали на части, чтобы другим неповадно было, – Магомет замолчал, нахмурясь, видно, неприятно было вспоминать всё это, – Я вот из всей семьи самый живучий оказался. Мне цыганка давно как-то сказала, что я – заговорённый, ни пуля меня не достанет, ни враг не сокрушит, пока… не влюблюсь. Вот и наврала. Меня пуля не берёт. В скольких боях я уже был, все полягут, а меня только ранят. А жён у меня уже три. И живой вот. Ну, что ты молчишь?
   – А что ты хочешь услышать?
   – Ах – вах! Да, – продолжал Магомет, помолчав, – Жён – три, а детей вот нет. Первую жену я любил сильно. Мы с ней с института ещё дружили. Не успели зарегистрироваться, как полагается, – война началась. Погибла она.
   – Жаль.
   – Тебе жаль?
   – Конечно. Может быть, если бы она жива осталась и дети у вас были бы, ты бы не пошёл зверствовать.
   – А откуда ты знаешь, что я зверствовал?
   – По образу жизни.
   – Много ты знаешь. Но ещё больше – не понимаешь.
   – Почему ты так думаешь?
   – Потому что ты – женщина.
   – Ты не уважаешь женщин?
   – Не то, чтобы не уважаю всех, но умных я не встречал.
   – Какие твои годы!
   – Молчи, наши женщины разговаривают с мужчинами уважительно, а ты себе позволяешь насмешливый тон.
   – Прости.
   – Молчи, я сказал.
   – То спрашиваешь, отчего я молчу, то сам приказываешь молчать.
   – Да. Будет так, как я сказал.
   Теперь они молчали оба. Между тем стемнело, и Рита забеспокоилась, что сейчас он прикажет ей отбывать повинность. Зря она позволила себе «насмешливый тон». Магомет будто услышал её мысли.
   – Пошли в землянку. Спать пора. Сейчас роса выпадет. Сыро будет.
   Рита и не подумала повиноваться. Сердце сжалось от страха. Что последует за этим приглашением – приказом? Придётся опять бороться за свою честь? Но Магомет опять ответил на её мысли:
   – Не бойся, не трону тебя. Устал я. Шёл долго. Спать хочу.
   Он собрал вещи, накрыл дёрном догоревший костёр, повернулся к лежавшей на земле Рите. Она послушно встала и пошла в землянку. Магомет закрыл за собой крышку, держа в руках фонарик, по-хозяйски разложил вещи, зажёг свечу на столике. Посмотрел на открытую записную книжку с палочками, объединёнными в недели, и, ничего не говоря, улёгся на топчан. Рита стояла у стены, не придумав, что же ей делать. Лечь больше негде было, хотя рядом с Магометом места было достаточно.
   – Иди, ложись! Сказал – не трону! Я – хозяин слову. Свечу потуши.
   С этими словами он повернулся к стене, а Рите ничего не оставалось делать, как потушить свечу и прилечь с ним рядом, укрывшись простынёй, которою он накрывал её там – наверху. Магомет скоро сонно засопел, Рита же, лёжа на самом краешке топчана, долго ещё прислушивалась, пока не уснула тоже.
   Рите снилось, что она спит на русской печке, она даже начала задыхаться от жары, а потом попросила кого-то перестать топить и открыть дверь. Дверь открыли, и сразу стало холодно и очень светло. Так светло, что спать было невозможно.
   Она открыла глаза. В землянке было очень светло по сравнению с тем полумраком, который обычно здесь царил. Магомета не было, крышка открыта. «Хм, непорядок», – подумала Рита и решила подняться без особого приглашения. Магомет разжигал костёр. Он был раздет по пояс, но, практически весь торс был перебинтован, и кое-где на бинтах проступала свежая кровь. Так вот почему его долго не было! Рита, однако, виду не подала, что она ему сочувствует. И вообще, она решила придерживаться своей политики до конца. Она – заложница и никаких эмоций, кроме презрения и, в лучшем случае, безразличия по отношению к врагу, не должна проявлять.
   Пользуясь тем, что Магомет старательно не обращал на неё внимания, сходила в туалет за кустики, умылась в ручье, сделала зарядку и, не обращая внимания на Магомета, спустилась в землянку. У неё были свои дела – надо же было вынести всё то, что она так старательно упаковывала целый месяц. Магомет, правда, заметил, приказал ей зарыть всё это хозяйство. Рита послушно взяла сапёрную лопатку, зарыла. Посмотрела на острый край лопатки, потом на Магомета, но… куража не было.
   Между тем, аромат свежего чая, шедший от костра, снова вызвал бурю негодования в её желудке. В конце концов, заложников полагается кормить! Рита взяла свои сухарики и направилась к костру.
   – С женщинами кушать не полагается, но кормить их, наверное, – обязанность?
   – На, пей чай, – подал ей кружку Магомет.
   – Благодарю, – Рита взяла кружку с ароматным чаем и отошла в сторонку.
   Она уже больше месяца не ела и не пила горячего и сейчас, вдыхая запах чая, почувствовала, что вот-вот расплачется. Смакуя каждый глоток, она выпила всю кружку и только тогда посмотрела на Магомета. Он наблюдал за ней.
   – Больше нельзя. Желудок будет болеть, – пояснил он.
   – А я больше и не хочу. Спасибо, – поблагодарила она, а Магомет усмехнулся.
   – Да ладно уж, сочтёмся.
   – Я бы хотела узнать твои… дальнейшие планы в отношении меня.
   – Да какие там планы! У нас сейчас нет никаких планов. Я вот хотел одного, а получилось другое, – он показал на бинты, – Домой хочешь?
   – А ты как думаешь?
   – Не знаю что это такое. У меня уже давно нет дома. А в лесу у меня домов – не счесть. Я везде, как дома. А ты где живёшь?
   – В Москве. Вернее, под Москвой.
   – Муж, дети есть?
   – Муж погиб год назад, ребёнок тоже.
   – Вот как! А я думал, в Москве нет войны.
   – Он погиб в автомобильной катастрофе, а ребёнок погиб во мне после того, как я об этом узнала.
   – А кто же у тебя остался?
   – Родители, которые меня любят и хотят, чтобы я вернулась домой.
   – А ты откуда знаешь?
   – Знаю.
   Рита уткнулась подбородком в колени. Хватит с него информации. Её уже начала раздражать эта игра в кошки-мышки. То отпустит, то поймает, то вроде бы замаячит свобода, то, опять окажешься в тёмной землянке неизвестно на какое время. Магомет молчал, сосредоточенно жуя травинку.
   – Нет, пока я не могу тебя отпустить. Ты дороги не найдёшь, я идти долго не могу, а мои парни… Ахмета помнишь? Нет его уже, даже хоронить нечего было…
   – Да? – Рите было действительно жалко маленького корявого солдатика, который и жизни-то не знал толком, – Но зачем же вы воюете? Какой смысл воевать с ветряными мельницами? Кому нужна эта партизанщина?
   – Молчи! Ты ничего не знаешь. У нас теперь один выход в жизни – смерть. Власти никогда не отдадут нам наши земли, а мы – никогда не захотим жить по чужим законам.
   – А ты хоть знаешь их, – чужие законы? Вы, может быть, были бы во сто крат счастливее чем, если бы жили по своим законам!
   – Так не бывает! Родина – это то, к чему привык. Всё, к чему не привык, будь оно трижды лучше, – это чужое, а значит, плохое.
   – Ну, почему сразу плохое? Вот вы – живёте в лесу, книг не читаете, телевизор не смотрите, – никакой информации, кроме той, которой вас снабжают ваши гегемоны. Как вы можете судить о том, чего не знаете?
   – Мы знаем одно. Мы должны сохранить свою нацию, свои корни. Всё – хорошее или плохое, но чужое, если сольётся с нашим, то рано или поздно, от нашего, нашей национальности, не останется и следа. Мы воюем за то, чтобы остаться тем, что мы есть, а не становиться тем, кем нас хотят видеть.
   Рита задумалась. Национальная гордость, – наверное, так можно было назвать эту проблему, но почему эта проблема выросла до таких пределов? Ведь вопрос стоит в том, – либо жить по своим законам, либо вообще не жить. Она посмотрела украдкой на Магомета. Губы сжаты в одну злую полоску, глаза – щёлочка. Сердится. Но через несколько секунд лицо расслабилось, он улыбнулся.
   – Смотри, пока ты спала, я грибы нашёл, сможешь приготовить?
   – Не знаю, вряд ли. Я грибы употребляла только в полуготовом виде, когда делала пиццу.
   – Эх, вы, городские! Ладно, я тебя угощу.
   – Отравишь?
   – Да, и сам с тобой покушаю и отравлюсь.
   Он встал, посмеиваясь своей, на его взгляд, удачной шутке, но тут же скривился. Видимо, раны были ещё слишком живые.
   – Тебя, наверное, перебинтовать надо?
   – А ты умеешь?
   – Да уж смогу. Мы и в школе и в институте проходили курсы выживания. Бинты есть?
   Рита поднялась тоже. Магомет молча достал бинты из своего рюкзака и протянул ей. Рита, слегка опасаясь, – одно дело бинтовать резиновые куклы, а другое – живого человека, пусть террориста и врага. Кровь на бинтах смутила её. Осторожно развязав петельку, она стала сматывать бинт, стараясь не смотреть на Магомета, внимательно наблюдавшего за её действиями, и не замечать крови, всё больше проступавшей сквозь оставшийся слой бинтов. Наконец, бинты были смотаны, показались марлевые прокладки, пропитанные кровью и плотно прилипшие к ранам. Риту уже мутило, но она стойко держалась.
   – Надо пропитать их марганцем, чтобы они отлепились, – робко предложила она.
   Магомет же резко дёрнул за прокладки, они довольно легко оторвались, но кровь брызнула следом, заливая глубокие чёрные рваные раны. Рита несколько секунд смотрела не отрываясь, потом вспомнила кровь, которую видела недавно, совсем недавно… И всё.
   Её выворачивало наизнанку. Слёзы катились градом. Война. Кровь, Горе. Боже мой. Как это всё было далеко, почему оно вдруг оказалось рядом?
   Вырвав, Рита не смогла превозмочь себя и закончить то, чем занялась было. Магомет сам смазал себе раны какой-то мазью, наложил марлевые повязки и стал бинтоваться. Рита видела, что ему было неудобно перекидывать бинт по своей спине, но она ничего не могла с собой сделать. Она сидела под сосной и еле сдерживалась, чтобы не вырвать снова. Магомет ничего не говорил, лицо его не искривляла гримаса боли, похоже, он вообще ничего не чувствовал. Просто несуразно заносил руки за спину и долго искал бинт за спиной, чтобы правильно перекинуть его на живот. Однако, перебинтовался удачно, видно, не впервой. Закончив бинтоваться, он присел рядом с Ритой. Она украдкой глянула на него. На лбу проступила испарина. Видно, не так это всё просто. Рита осторожно коснулась его руки, чтобы посочувствовать и… ужаснулась. Так вот почему ей снилось, что она спит на печке! У него была температура, и немалая!
   – Ты… не мерил температуру? – спросила она, как бы, между прочим.
   – А чего её мерить. Сейчас таблетки выпью, – пройдёт.
   – Да, но её не должно быть, если нет воспаления.
   – Пройдёт, – Магомет посмотрел на неё, – ты же не врач.
   – Но я…
   – Ага, – в школе и в институте. Слышал. Это всё теория, а когда кровь видишь – блюёшь. Слабая ты на желудок. Давай-ка, попробуй, шулюм не сварился?
   – А как я узнаю?
   – Если мясо от кости отделяется – сварился.
   Рита послушно встала, подошла к костру. Ароматный запах снова вызвал у неё спазм, но теперь она быстро справилась. Мясо от кости отделялось. Грибы протыкались. Есть хотелось. Ели молча. Магомет налил ей бульон в огромную миску, положил туда мясо и грибы, а сам стал хлебать из котелка. Рита сначала посматривала в его сторону, стеснялась, а потом так увлеклась, что и не заметила, как огромная миска – в жизни бы столько не съела – оказалась пустой.
   Магомет тоже управился со своей тарой, выпил какие-то таблетки и сказал Рите, как бы между прочим:
   – Спать я пошёл. Может, просплю до вечера. Ты не пытайся убежать. Заблудишься в два счёта. А у меня сейчас нет сил, чтобы искать тебя. Пропадёшь.
   Зевнул и отправился спать в землянку. Рита, впрочем, была рада, что может побыть одна на природе. Мысль сбежать, честно говоря, появлялась. Рита даже прошлась вокруг. Но никаких видимых тропинок и вообще признаков того, что где-то тут могут быть люди, не было. Можно было бы идти напропалую, но где гарантия, что не попадёшь к таким террористам, которые сразу убьют и чикаться не будут. Магомет не появился, даже когда стало темнеть. Рита поужинала в гордом одиночестве, завалила костёр дёрном, как заправская лесная жительница и, осторожничая, спустилась в землянку. Магомет спал беспокойно, метался во сне, стонал. Рита потрогала его горячий лоб, сходила к ручью за ледяной водой, чтобы делать холодные компрессы.
   Это продолжалась ещё два дня. Магомет ничего не ел, только пил большими жадными глотками ледяную воду из ручья, спал, метаясь во сне так, что Рите иногда приходилось сидеть на краешке топчана без сна. Она меняла компрессы, пересмотрела все лекарства, которые были в рюкзаке Магомета, давала ему пенициллин.
   Утром Рита замёрзла. Стуча зубами, прижалась к Магомету и тут же проснулась. Привычно жаркое тело было ледяным. Рита подскочила, как ужаленная. Неужели умер? О, господи! Как же ей отсюда выбраться? Это было первое, что пришло в голову. Вторая мысль догнала первую – как его хоронить? Мусульмане ведь не зарывают в землю трупы, как христиане. О господи! Страшно то как!
   Успокоившись, Рита решила обследовать «тело». Прижала ухо к груди, и чуть было не подпрыгнула до низкого потолка землянки, когда тяжёлая рука легла сверху.
   – О, Господи! – вырвалось у неё.
   – Что случилось?
   – Я… думала…
   – Обрадовалась, что я помер?
   – Нет, ты всё время был такой горячий, а сегодня…
   – Такой холодный, как айсберг в океане.
   Магомету явно понравилась эта игра. Он перевернул Риту на спину без особых усилий, не смотря на то, что три дня пробыл почти без сознания.
   – Отпусти меня немедленно, – приказала Рита, но Магомет только рассмеялся, – я просто хотела послушать сердце.
   – Послушай, – добродушно разрешил Магомет.
   – Уже не надо. Я вижу, что ты жив.
   Рита ловко выскочила из-под его руки и легко, едва касаясь ступенек, поднялась из землянки. Сердце бешено колотилось. Испугавшись, что её мучитель мёртв, она нисколько не обрадовалась, что он жив. Магомет поднялся следом. Рита ужаснулась, увидев, какой он стал бледный при солнечном свете. Он ничего не стал ей говорить, разжёг костёр, вскипятил воду, перебинтовался, сварил какую-то похлёбку, наелся, остатки предложил ей. Рита, естественно, отказалась. Вечер наступил быстрее, чем всегда. Рита уже заметила, что стало гораздо холоднее после того, как солнце садилось. Неужели уже осень?
   Магомет, ликвидировав следы костра, не приглашая Риту, пошёл в землянку. Рита выжидала – пусть уснёт. Он, наверное, ещё слабый, хоть и в сознании. Снаружи было уже совсем темно, когда она пробралась в землянку, чтобы прилечь потихоньку на краешек топчана. Вспомнила вдруг Вадима. Если они были уставшими, так оба. Если они хотели любви, то тоже оба знали об этом ещё до того, как лечь в постель. Никогда Рите не приходилось таиться и прятаться от Вадима, никогда не приходилось скрывать свои чувства и эмоции.
   – Рита, ты по-прежнему боишься меня?
   – Нет… Не знаю…
   – Помнишь, я тебе рассказывал про цыганку?
   – Нет, не помню, а что?
   – Да, так… Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи, – пожелала Рита террористу, удивляясь, что ночи могут быть спокойными в таких случаях.
   Кажется, ей ничего не снилось, но проснулась она от коротких ритмичных толчков, почувствовав сладострастное измождение. Она поняла сразу, что это за толчки, но решила сделать вид, что ещё спит и ничего не чувствует. Как недавно она поучала Надежду, что, когда насилуют, нужно расслабиться и получить удовольствие, а тут и расслабляться не надо было. Рита с ужасом подумала, что она действительно получает удовольствие, попыталась побороть в себе это чувство, но волна сладострастия прошла по её телу с такой силой, что вся её воля ушла на то, чтобы не закричать в экстазе. Зато Магомет (а это был он) зарычал, выпуская тугую струю в её тело.
   Рита, лишь несколько секунд полежав в изнеможении, подскочила, как ужаленная. Не хватало ещё, чтобы террорист увидел или почувствовал, что ей было…, ну, не хорошо, а…. Ой, она совсем запуталась и выскочила из землянки. Наверху был туман – такой, который называют молочным, когда ничего вокруг – в радиусе метра не было видно. Рита по звуку определила, где ручей, поплескалась в ледяной воде, замёрзла, и вернулась в землянку.
   Магомет уже занимался «хозяйством». Доставал припасы, разглядывал и складывал назад в вещмешок. Рита закуталась в шкуру, лежавшую на топчане. Магомет закончил свои дела и задумчиво посмотрел на Риту.
   – Скоро тут будет холодно. Ещё от силы месяц, а через два месяца уже может и снег выпасть. Горы!
   – Отпусти меня, Магомет. Неужели тебе не надоело ещё? Ведь это проблематично держать меня здесь, так ведь? Вот ты выздоровеешь и, наверное, должен будешь вернуться к своим. А я? Оставишь меня здесь умирать голодной смертью? Убьёшь сразу? Но можно же ещё и деньги получить за моё освобождение!
   Магомет выслушал молча, нахмурившись, пошёл наверх. Рита слышала, как он ломал сучья, а когда потянуло дымком, вышла из землянки.
   – Ну, почему ты не хочешь говорить на эту тему? Ведь уже прошло то время, когда тебе хотелось просто оскорбить меня. Сейчас я чувствую, что ты относишься ко мне по-другому.
   – Молчи, – Магомет повернулся к ней со злой гримасой на лице, – я всё время об этом думаю. Молчи, пока я не скажу тебе своего решения. А будешь канючить, я с тобой по-другому буду разговаривать.
   Рита обиделась. Отказалась от горячего чая, хотя ей было очень нелегко это сделать. Целый день она старательно обходила Магомета стороной, благо, он и не цеплялся к ней. Сам себе готовил, сам ел, не приглашая её больше после утреннего отказа. Рита достала свои сухарики, смачивая их слезами, пообедала и поужинала. Спать Магомет ушёл первым.
   А утром всё повторилась сначала. Рита притворялась спящей, чтобы не бороться с ним лишний раз, Магомет, удовлетворившись, занялся своими делами. И ещё один день, и ещё.
   На третий день Магомет предложил ей чай. Рита не стала отказываться, всё это время они не обмолвились ни словом, ей это уже начало надоедать.
   – Я сегодня ухожу. Ты останешься здесь. Я вернусь быстро, тогда уже и решим всё.
   После завтрака он стал собираться. Оставил ей всю еду. Пересмотрел медикаменты. Рита, увидев, что у него остались бинты, попросила его оставить ей. Она, просидев больше месяца одна, превратила свои камуфляжные штаны, которые ей выдал Ахмет, в бриджи. Больше ничего не нашла, чем ещё можно воспользоваться в критические дни. Магомет сразу догадался, зачем ей нужны бинты, только посмотрел на неё странным долгим взглядом, так, что Рите стало не по себе. Оставил он ей и воды больше, чем в прошлый раз. А когда уходил, посмотрел опять долгим взглядом, кивнул на прощание, и… крышка на землянке опять захлопнулась. На какой срок теперь? Рита присела на топчан. За это время она уже привыкла прогуливаться у ручья, вдыхая свежий кристаллический воздух, пропитанный хвойной смолой. Сидеть опять взаперти в землянке – ей абсолютно не приглядывалась такая перспектива. Но она решила для себя не отчаиваться, надеяться на будущее. Что ж, опыт есть. Расписание – то же. Зарядка – длительная, но не изнурительная, еда – длительная, но не обильная, прогулки в астрале – длительные и приятные.
   Утром другого дня она проснулась с каким-то тягостным чувством. Явно чего-то не хватало. С ужасом прислушалась к себе. Неужели она так быстро привыкла к «звериному» сексу Магомета? Вспомнилось, как однажды они с Вадимом возвращались домой на метро и почти около самого входа наблюдали нелицеприятную картину. Бомжиха лежала на газоне, прикрывшись какой-то тряпкой, под которой абсолютно ничего не было. Время от времени она раздвигала ноги, показывая промежность, сама же вроде бы как спала. Вадим покупал газеты и поэтому это «картину» пришлось наблюдать Рите. Возмущённые прохожие, видимо, пожаловались милиции, двое дюжих молодцов с дубинками стали прогонять её. Она, став на четвереньки, открыв людям на обозрение то, что все привыкли прятать, выпятила зад и поползла по газону. Молоденькие милиционеры, били её дубинками, заставляя подняться, а она ползла молча. Чем это всё закончилось, они уже не видели – зашли в метро. Ни разу по дороге не вспомнили, потому что впечатление было не из приятных. Но вечером, когда они начали свои любовные игры, Вадим, развернув Риту к себе задом, вдруг начал набирать темп. Рите очень это понравилось, тем более что он всё время щупал рукой её промежность, доводя её до сладких судорог. И вдруг, резко прекратив, он повернул её к себе лицом, стал целовать, приговаривая, чуть не плача:
   – Прости, прости, родная, прости.
   – Но за что? За что я тебя должна прощать? Мне было так хорошо сегодня, а ты вдруг так резко всё прекратил.
   – Рита, любимая, родная! Я не могу тебе даже сказать. Это ужасно. Ты не представляешь!
   – Но что? Что?
   – Я вдруг вспомнил ту бомжиху. Я ведь почти ничего не видел. Вернее, я вообще ничего не видел, с трудом вспоминаю её лицо, да и было ли у неё лицо? Зато её промежность, наверняка грязная и вонючая, но издали – это всё же женская промежность, так и стоит перед глазами.
   – Вадим! Не надо так убиваться. Спасибо, что ты всё рассказал, но и я тоже хороша. Пока ты вспоминал ту промежность и ощупывал мою, мне ведь было хорошо! Да! Получается, что нам с тобой в любви нужен допинг. Поэтому ты не должен самобичеваться, а должен сделать соответствующие выводы. Значит нужно разнообразить наши любовные взаимоотношения, может, стоит посмотреть порнографический фильм, почитать что-нибудь.
   – Ритёнок, ты подо всё на свете подведёшь научную базу. Но сейчас я даже боюсь продолжить. Боюсь, что у меня перед глазами снова встанет та грязная промежность, которую захочется продырявить. Рит, веришь, я никогда даже с проститутками не был, не то, что с другими женщинами. Я сейчас себя чувствую подлецом.
   – Почему?
   – Потому что мысленно был с другой. Да ещё с какой! О боже!
   После этого случая они поправили «положение» – посмотрели какую-то порнографию, купили специальный журнал. Вадим несколько изменился в соитии. Обоим это понравилось.
   Теперь же Рита вспоминала их с Магометом «утра». Быстрый напористый Магомет, всегда в одном и том же положении и она – притворяющаяся спящей. А всё-таки ведь ей было приятно. Ей даже не надо было ничего представлять или вспоминать Вадима. Всё было по-другому.
   Но в скором времени Рита, как ни занимала себя, почувствовала тоску. Одни и те же стены, полумрак и одиночество. Завыть можно от тоски, другой бы, наверное, уже с ума сошёл, Рита же продолжала свои астральные путешествия. Ей это очень помогало. Она настойчиво мысленно вызывала тибетского монаха, но он не приходил, не приходил и Вадим, зато дома Рита «бывала» каждый день. Они с мамой договорились встречаться в определённое время. Мама замыкалась в отдельной комнате, ложилась спать, и Рита спокойно могла с ней пообщаться. Она только просила маму, чтобы та не рассказывала никому об их встречах. Говори, мол, что снится дочка каждый день. Практически это так и выглядело. Привести маму в свою землянку Рита не умела, а спросить, как это делается – так монах не сказал.
   Рита по-прежнему отмечала палочки в своей записной книжке. Проставила всего одиннадцать, как крышка землянки опять открылась. Магомет заскочил внутрь, как вихрь, слегка перепугав Риту, остановился около неё, как вкопанный. Вид у него был такой, будто хотел поцеловать, но тут же нахмурился:
   – Пошли наверх, – Рита молча повиновалась. Наверху её ждал сюрприз, – Арбузы, яблоки, виноград, а ещё я тебе тёплые вещи принёс. Вдруг не смогу быстро обернуться. Скоро похолодает.
   – Магомет, – Рита уже смело называла его по имени, прямо-таки, как старого знакомого, а не мучителя, – зачем тебе проблемы? Отпусти! Ты ведь уже выздоровел, сможешь вывести меня отсюда.
   – Молчи, – сердито оборвал он, – не время ещё.
   – А когда будет время?
   – Молчи, сказал.
   Он остался ночевать и за ночь буквально истерзал Риту, будто не мог насладиться. Она не сопротивлялась ему, но и не откликалась на ласки. К тому же ласки его были непривычными. Он ни разу её не поцеловал, только мял груди, бёдра, да ещё и рычал при этом потихоньку.
   Утром крышка опять захлопнулась. Рита сидела на топчане, совсем обессилев. Ну, когда, когда же придёт время? Она не понимала хода его мыслей. Неужели у него нет другой женщины? Хотя, помнится, он говорил о трёх, ну, одна погибла. Неужели он держит её здесь только из-за своей прихоти, похоти? Какой дикий народ!
   И опять побежали дни-палочки. Похолодало, действительно, очень скоро. Рита куталась в огромный пуховый платок, который принёс Магомет. Он сильно пах козой, но был настолько тёплым, что ночью, согревшись, Рита даже скидывала его с себя. Ну, а что она будет делать, когда наступит зима? Здесь же ни печки, ни даже намёка нет, что её когда-нибудь здесь ставили.
   Отмечая очередную палочку, Рита округлила месяц. Вот те раз. Месяц прошёл, а месячные? Рита похолодела. Этого ещё не хватало. Не хватало родить в этой землянке ребёнка – без врачей, без воды, без всего, что нужно малышу. Но это была мимолётная мысль, так, мыслишка, и тут же Рита почувствовала, что счастлива. У неё будет ребёнок! Ну, и пусть, что не от любимого мужа, пусть от террориста, вряд ли Рита решилась зачать ребёнка в нормальных условиях. После Вадима она не встречалась, а вернее, не видела мужчин. Для неё все были люди – что мужчины, что женщины. Ей и в голову не приходило родить ребёнка для себя. А сейчас она испытывала неимоверную радость. Она почему – то ни на минуту не сомневалась, что всё закончится хорошо. Она выйдет отсюда и уйдёт домой. Так-то. В тот же день, побывав дома в астрале, она рассказала маме о том, что ждёт ребёнка. Мама сначала испугалась – как, от террориста? Родится выродок какой-нибудь. Но когда Рита сказала, что всё равно рада, мама тоже начала радоваться. Она уже знала, что нельзя проявлять сильно эмоции, дескать, потом поплачу. Просто сказала, – что Бог ни делает, всё к лучшему.
   Мама в последнее время стала очень часто посещать церковь. Рита – тоже, правда, в астрале. Она выучила много молитв и стала замечать, что, прочитав молитву, особенно «Отче наш», она успокаивалась, и на душе становилось спокойно и светло.
   Дни шли за днями. Рита писала заметки в своей записной книжке о своём самочувствии. Советовалась с мамой, если ей казалось что-то неладным. Но пока всё было без осложнений. Только стало холодно по ночам. Рита прогулялась в астрале возле своей землянки. Листья зазолотились, рябина ярким пятном алела на берегу ручья, который, похоже, угомонился. Бурчал что-то потихоньку, так, для приличия. А сосны – такие же зелёные – важно раскачивали верхушки, пытаясь исполнить какой-то свой ритуал.
   Рита как раз «гуляла» вдоль ручья, когда заметила мужчину, раскрывавшего крышку над землянкой. Рита от испуга очнулась. Она всегда так боялась, что её застанут вот так лежащей неподвижно. Она медленно села на топчане. Крышка, действительно открылась, и вниз спустился незнакомый пожилой чеченец.
   – Собирайся, только быстро.
   – Куда?
   – Не твоего ума дело. Живо, я сказал!
   Собираться – как в пословице – бедному одеться, только подпоясаться. Рита смахнула свои вещи, разложенные на столе, в сумочку – и готова.
   – А пакеты?
   – Быстро, быстро, давай сюда!
   Мужчина сам вытащил пакеты с нечистотами, забрал оставшуюся еду, воду оставил. Надел на голову Риты мешок, от чего у неё сжалось сердце – это конец? Почему не Магомет пришёл? Может быть, он погиб, а этим террористам она не нужна – или расстреляют или … страшно подумать. Однако она стояла молча, стараясь не пророчить себе неприятности. От них можно ожидать всего, а меньше всего – рассказов, куда и зачем. Надо будет, скажут. А если расстреляют? Сказать или нет о том, что беременна? Пожалеют? Или позволят выходить и отберут ребёнка?
   Мысли, как молнии, пронеслись в её голове за те две-три минуты, которые понадобились террористу, чтобы скрыть следы землянки. Потом он взял её под руку и куда-то повёл.
   – Вы меня убьёте?
   – Я бы – с удовольствием, но наш командир хочет, чтобы ты перезимовала у его бабушки, – к счастью, террорист оказался разговорчивым.
   – А сам он где?
   – Не твоего ума дело.
   – А имею в виду – жив?
   – А что? Влюбилась? Он у нас джигит! Слава аллаху, жив.
   – А где эта его бабушка живёт?
   – А вот увидишь скоро. Ха! Тебе понравится.
   – Почему вы так думаете?
   – Да уж лучше, чем сидеть одной в тёмной сырой землянке. Как это ты с ума не сошла? У нас некоторые мужики не смогли вытерпеть, а ты … Молодец!
   Он не стал развивать дальше свою мысль, но в голосе его Рита услышала похвалу. Что ж, не зря же он с ней возится. Ведёт так осторожно, предупреждает, где через канаву перейти, где через ветку перелезть.
   – Послушайте, было бы гораздо проще и быстрее, если бы вы с меня сняли мешок. Я и так не смогу никуда убежать.
   – Почему?
   – Потому что это глупо – бежать туда, не знаю куда.
   – Это верно. Да мы уж и пришли.
   «Пришли» длилось ещё минут десять, потом Рита услышала тихое урчание машины. Мужчина подсадил её в кабину. Невысоко, значит, «УАЗик», Впрочем, кому нужны эти подробности. Ехали медленно и долго. Риту мутило. Один раз она даже попросила остановиться, но её просьбу проигнорировали. Она не вырвала, сдержалась.
   Возможно, если бы она смотрела в окно, было бы гораздо легче, и дорога была бы не такой длинной и ухабистой. Но с неё упорно не снимали мешок, хотя Рита просила об этом неоднократно. Скоро дорога стала ровнее, только слышно было, как по днищу царапали камешки, вылетающие из-под колёс.
   Наконец, а Рите это время показалось вечностью, машина остановилась, её вытащили из машины, поставили на ноги и сняли мешок. Рита огляделась. Это была горная деревня, если можно назвать деревней несколько домиков из камня за каменными заборами. Деревушка, точнее аул, чудом стояла на небольшом плоском плато, вокруг высились скалы, а с одной стороны уходил в гору густой непролазный лес. «Да, отсюда тоже не убежишь», – тоскливо подумалось Рите.
   Она стояла долго, потом к ней подошли мужчина, который забрал её из землянки и поджарая старуха. Долго рассматривала Риту, потом быстро что-то сказала по-чеченски. Мужчина усмехнулся и ответил ей что-то такое, от чего старуха зацокала и пошла в домик. Мужчина подтолкнул Риту:
   – Иди за ней. Теперь она твоя хозяйка. Что скажет, будешь делать, А не будешь делать, будет бить тебя. Она бабка сильная, да тут есть кому ей помочь. Иди!
   После такого напутствия у Риты слёзы навернулись на глаза, она пошла за старухой неверной походкой, но скоро природная гордость (не гордыня) выпрямила её стан, она подняла голову. Она сама проверит, насколько злая эта «бабушка Магомета». Пресмыкаться она не будет, будет ей помогать по дому, сколько и как сможет, а там… видно будет. Приезжают же сюда машины, может, она сможет выбраться.
   С этими мыслями она зашла в дом. Её пустая землянка, в которой Рита просидела почти три месяца, показалась ей дворцом по сравнению с убогостью быта, который был здесь. Притом, что в комнате, куда она зашла, было чисто, там стоял отвратительный запах перекисшего овечьего молока, в одном углу комнаты стоял огромный стол, в другом – кушетка, накрытая шкурами, часть комнаты была огорожена красивым, видно, очень дорогим ковром, из-за которого раздавался храп, третий угол занимала печь с открытым огнём. Рита огляделась. Тут же старуха прикрикнула на неё на ломаном русском.
   – Нэ стои. Иды вот, на. Стэли пастэль.
   Она подала Рите матрац, из которого торчало сено и овечью шкуру, и указала согнутым пальцем на место возле печи. Рита повиновалась. Разложила матрац, застелила его овечьей шкурой и уселась там, чтобы не мешать.
   – Чего расселась? Иды, посуду будешь мыть, – прикрикнула опять старуха.
   Рита повиновалась, хотя представления не имела, каким образом моют здесь посуду. Старуха налила в таз горячей воды, подала Рите какие-то жирные тряпки, вывалила в таз кучу жирных мисок (видно террористы, привезшие её сюда, поужинали) и стала рядом, скрестив руки на груди и сердито поджав губы. Рита выполняла приказ безропотно, и не потому, что боялась побоев, ей не хотелось портить отношения с самого начала. По всему было видно, что старуха вовсе не нуждалась в прислуге, видно, недовольна была, что появился лишний рот. Если Рита будет вести себя вызывающе, то закончится это не только побоями, но, возможно, кое-чем похуже. А это не входило в планы Риты. Она почувствовала ответственность за ту жизнь, которая развивалась в ней. Ей даже захотелось понравиться «бабушке Магомета». Как-никак, а он – отец её будущего ребёнка. Хотя… как Рите хотелось бы, чтобы он не знал этого.
   Бабушка сердилась недолго. Кто-то позвал её с улицы, и она вышла. Рита добросовестно домыла посуду, а поскольку та осталась жирной, оторвала кусок какой-то тряпки, висевшей у печи, и вытерла все миски. Затем аккуратно составила их стопочкой и взяла таз в руки, чтобы вынести грязную воду из комнаты. Тут же появилась старуха, шипя что-то, выхватила у неё таз, расплескав грязную воду в основном на себя, и выскочила с ним из комнаты. Рита, посмеиваясь, подтёрла воду и бросила грязную тряпку в огонь. Пламя вспыхнуло и успокоилось. Вошедшая было в дом бабушка, опрометью выскочила во двор, причитая и выкрикивая какие-то ругательства. Явно в адрес Риты. В дом зашёл мужчина, привезший её сюда:
   – Послушай, э-э-э, – в глазах его поблескивало веселье, – Не бери больше никаких вещей в этом доме без спросу.
   – Я ничего не брала, – удивилась Рита.
   – Ты испортила бабушкино полотенце. Она, кстати, очень плохо разговаривает по-русски, поэтому тебе придётся догадываться, что и как делать правильно, а не то ….
   – Бить будет?
   – Ну, да. Она очень недовольна распоряжением Магомета, так что ты будешь, как это…
   – Отдуваться.
   – Ну, да. Мы сейчас уезжаем. Не зли её.
   – А я и не злю. Она мне очень даже понравилась. Можешь ей передать.
   – Это она и так поймёт, сама скажешь. А Магомету что передать?
   – А что я должна передать?
   – Слово одно, лучше хорошее.
   – У меня нет для него хороших слов. Как я могу относиться к своему тюремщику?
   – Этого я ему не буду передавать. Он заботится о тебе, а ты – тюремщик.
   – Как знаете.
   Мужчина вышел из комнаты с угрюмым видом. Рита передёрнула плечами. Вот ещё! Какое хорошее слово она может сказать человеку, который её мучит? Он сам сказал, что она – его каприз. А с капризными детьми надо быть строгими. Так – то. А что же ей делать? Она изрядно проголодалась. В последнее время она всё чаще и чаще хотела кушать. Оглядела комнату. На столе стояла баранина, нарезанная ломтями, лаваш, испечённый, наверное, самой бабушкой. У Риты слюнки потекли, но, памятуя свой неудачный опыт с полотенцем бабушки, она стала терпеливо дожидаться её разрешения. С улицы раздались хлопки дверцами машины, которая, взвизгнув тормозами, скоро уехала.
   Рита покорно стояла у стола, понурив голову. Бабушка всё с тем же недружелюбным видом зашла в дом. Она продолжала что-то бормотать по-чеченски, хотя переводить было необязательно – явно ругала Магомета, его идею, а уж Риту – особым порядком. Потом повернулась к Рите:
   – Иды, спи.
   – Извините, я проголодалась. Можно мне лаваш взять?
   – На, иды на своё мэсто. За стол нэт.
   Рита взяла ломоть лаваша, который ей кинула старуха и покорно села на «своё место». Видимо, ей действительно была уготована роль рабыни, которую, к тому же нечем занять. Что ж поживём, увидим.
   Утром бабушка старательно избегала Риты, занимаясь своими делами. Дел у неё, действительно было много. Она то возилась на кухне, то есть у печи, то делала что-то во дворе. Из-за ковра выполз одноногий старик, который, мельком глянув на Риту, поел, и вышел во двор. Бабушка с ним кушать не садилась. Видимо, порядок у них такой. Рите невмоготу было сидеть в душной комнате, провонявшей овечьим жиром и перекисшим молоком. Она потихоньку вышла во двор, огороженный стеной из камней с одной стороны. Рита пошла в противоположную, где одиноко стояло чахлое дерево. Тут же около неё появилась старуха.
   – Тебе никуда нэт. Иды на место.
   – Я никуда и не ухожу. Не могу же я всё время сидеть в комнате! Да куда же я сбегу отсюда? Дороги не знаю, в горах не смогу и дня одна, – успокаивала её Рита, но старуха осталась непреклонной.
   – Иды. Иды на место.
   – Послушайте, давайте я вам помогу что-нибудь делать.
   – Иды, сказала.
   Так и просидела Рита около печки весь день. Под вечер она уже чуть ли не выла от тоски. В землянке она большую часть времени проводила в астрале, здесь же она не могла выйти в астрал потому, что бабушка ходила туда – сюда, да и не могла расслабиться. Она всё время чувствовала, что мама очень переживает за неё, ведь они уже так привыкли общаться в астрале, но она не могла никаким образом подать ей весточку, а сама мама не умела выходить в астрал, как Рита.
   Другой день начался точно также. Рите бросили кусок лаваша и продолжали игнорировать. Ей разрешалось только выйти в туалет, предварительно получив кувшинчик с водой. Рита ходила в туалет и обратно так медленно, как могла. Хоть чуть свежего воздуха. Хоть немного! Она крепилась, уговаривая себя, что вот ещё чуть-чуть и произойдёт какое-нибудь чудо, и она окажется на свободе или хотя бы её положение изменится. Она лежала на своём соломенном матраце и молилась. Видимо, ей это помогало, потому что прошёл ещё один день, а она даже перестала сердиться на «бабушку Магомета».
   На третий день чудо произошло. Рита давно заметила, что в ауле живут и другие люди. Странно, что всё это время никто к ним не заходил. На третий день в дом зашла относительно молодая женщина. Она о чём-то оживлённо разговаривала с бабушкой, изредка кидая косые взгляды в сторону Риты, потом подошла к печи:
   – Ну, что, заложница, как дела?
   – Очень хорошо, если не считать того, что приходится целыми днями сидеть у печки, хотя я мечтаю о глотке свежего воздуха, – бодро ответила Рита, удивляясь, что женщина так хорошо говорит по-русски.
   – Скучно без телевизора?
   – Да что вы! Я телевизор уже четвёртый месяц не смотрю. Скучно без дела. Бабушка вот ничего мне не доверяет.
   – Сердится она на тебя и на Магомета.
   – Ну, на Магомета пусть сердится, а я-то причём? Я ведь не напрашивалась в гости, я ведь не по своей воле здесь.
   – А чего ж он тебя держит? Деньги ему, что ли обещала?
   – Не знаю, – Рита пожала плечами, она и вправду не знала.
   – Ну да ладно. Хочешь, пойдём, мне поможешь?
   – А что делать?
   – Шерсть надо перебрать.
   – Пойдём, конечно.
   Так началась трудовая деятельность Риты. Она помогла своей новой «приятельнице» Тамиле разобрать шерсть, и получилось у неё это довольно ловко. Тамила была внимательна к ней, накормила очень вкусно приготовленным мясом, рассказывала о себе, расспрашивала Риту. Рита не скрывала ничего – зачем? Рассказала почти всё о себе. Тамила тоже – она вдова, все родственники погибли кроме троюродной тёти, приехала вот к ней, сначала думала, что недолго пробудет, но вот уже скоро год здесь, а уезжать не хочется. Да и куда?
   – У нас женщина должна сидеть дома, рожать, детей воспитывать. Мои дети погибли, муж – тоже. Я была безутешна. А вот недавно понравился мне один человек и я ему. Я бы никогда не подумала, что я – всю жизнь прожила в городе – и буду жить в горах, готовить пищу овцам, кормить их, и что мне это будет нравиться.
   – Я тоже никогда не думала, что буду жить в горах, только мне это не нравится.
   – Ну, да, я тебя понимаю. Ты здесь чужая, бабушка тебя боится…
   – Боится? А я думала, – ненавидит.
   – Ну, что ты! Она очень добрая. Я с ней разговаривала, она тебя жалеет, а боится, что с тобой что-нибудь случится, Магомет её ругать будет.
   – Хм, неужели она его так боится?
   – Видно, я неправильное русское слово подобрала. У нас, когда говорят «боится», – это…как уважает, что ли у вас. Только немного по-другому.
   – Так значит, бабушка меня уважает?
   – Ох, Рита, ты меня запутала. Я в молодости разговаривала только по-русски, а сейчас вот год прожила в деревне, и забывать стала. Главное тебе скажу – ты с бабушкой поласковей будь. Впереди ещё зима, а зимы здесь – ох, лютые! Вместе легче будет.
   С лёгкой руки Тамилы Рита стала потихоньку помогать бабушке. Дел вроде бы и немного – во дворе была навалена огромная куча дров, которые надо было сложить в поленницу, да овец и кур накормить, а весь день на это и уходил. Темнело рано, приходилось заходить в дом, но Рита стала так уставать, что и спать ложилась рано. Бабушка давала ей указания, как и что делать. Если у Риты что-нибудь не получалось, она спрашивала у Тамилы, к которой ей было позволено ходить – дома были рядом. Иногда, управившись по хозяйству, они садились разбирать шерсть и болтали о пустяках. У них была маленькая тайна, которую им нравилось перетирать бесконечно. В первый же раз, когда Рите разрешили помыться вместе с Тамилой в самодельной купальне, она догадалась, что Рита беременна, хотя живота ещё не было. Тамила очень обрадовалась и совершенно успокоила Риту, ведь до войны Тамила была акушеркой. Это Бог мне её послал, думала иногда Рита, всё больше привязываясь к своей новой подруге.
   Дни шли за днями. Рита уже не отмечала в своей записной книжке дни – у хромого деда был допотопный перекидной календарь. В небольшом цилиндрике, если его перевернуть, одно число смещалось другим и, как на табло, появлялось число – сегодняшний день. Каждое утро дед аккуратно перекидывал число, а когда кончался месяц – под числом вставлялись маленькие пластинки с названием месяца. Вот только год был написан от руки, наверное, те, кто делал этот календарь, и не думали, что он будет работать аж в 21 веке!
   Тамила уговорила бабушку, что Рите лучше спать в той комнате, где лежали тюфяки в ожидании гостей. Бабушка долго не соглашалась, но потом уступила. Подошла к Рите:
   – Магомета? – спросила, показывая на живот.
   Рита кивнула и опустила голову. Что ж, рано или поздно, а всё равно узнает, ведь долго скрывать живот не сможешь. Бабушка поцокала, побурчала себе под нос что-то по-чеченски, и сама настелила Рите два тюфяка, дала чистое покрывало и две подушки.
   Рита очень скоро оценила эту услугу – в комнате было тепло, чисто, почти ничем не воняло, а, главное, она смогла опять выходить в астрал. О! Как обрадовалась мама, она очень беспокоилась, ничего не зная о дочери, теперь же Рита её успокоила, что зимовать она будет в тепле.
   Начался мусульманский пост – священный месяц рамазан – когда днём нельзя кушать и даже пить, а когда стемнеет, – ешь, сколько хочешь. Рита вначале мучалась, ей тоже кушать не разрешалось, но потом привыкла, ведь дни уже стали короче. Выпал снег и сразу всё вокруг стало нарядным – все деревья в пушистых белых шубках. Рита, накормив овец, подолгу стояла в дальнем конце двора, любуясь горами. Они были не такие скалистые, как в Тибете, но гораздо красивее, особенно когда солнце освещало их гордые вершины. Рита смотрела на них каждый день, и каждый раз удивлялась, что выглядят они по-другому. А воздух! Какой чудесный был воздух! Днём, когда солнце пригревало, он был пряным, а вечером, когда становилось прохладно, он щекотал лёгкие, хотелось вдохнуть его побольше, но он не помещался в груди.
   Рита уже привыкла к своим обязанностям, ей было не тяжело с ними справляться. Тамила сказала, что зимой работы почти нет, только покормить животных, а летом – надо будет и корм заготавливать и себе впрок припасы делать, зато овец соберут в одно стадо и уведут в дальние кошары. Рита про себя подумала, что вряд ли она будет жить здесь и летом. Так почему-то ей подумалось. И вдруг стало страшно, – а вдруг её не отпустят или ребёнка заберут? Она не отдаст, ни за что не отдаст свою девочку! Тамила уже давно ей сказала, что это будет девочка – она и без УЗИ разбиралась в таких вещах.
   Но, зачем придумывать себе какие-то проблемы? Пока она жила одним днём. Никто из женщин ни разу не заговорил о её будущем, впрочем, они и сами ничего не знали, а от Магомета не было никаких вестей.
   Отметили окончание поста – великий праздник ураза-байрам, а скоро дед перевернул календарь на 31 декабря. Рита с Тамилой придумывали, как они будут встречать Новый год, ведь кроме перекидного календаря в ауле больше не было никаких напоминаний о времени – ни часов, ни радио, не говоря уж о телевизоре. У Тамилы было вино, они выпили по рюмочке вечером, проводив старый год, причём Тамила смеялась:
   – У деда календарь не точный, проспал, наверное, какой-нибудь день и сегодня уже Новый год, а мы ещё старый провожаем. Ну да, ладно, завтра встретимся – за Новый год выпьем! Нам тут с тобой хватит до самой весны каждый день отмечать.
   Рита ночью вышла в астрал, поздравила маму с Новым годом, у деда был правильный календарь, и вдруг почувствовала, что кто-то постучался в её животе – там, в теле, оставшемся в далёком горном домике.
   – Мама, моя девочка зашевелилась!
   – Ой, счастье – то какое! – мама уже давно только радовалась, что у Риты будет ребёнок, пусть от террориста.
   – Я вернусь ещё, мамочка. Пока, поцелуй за меня папу.
   Но «вернуться» так скоро, как ей хотелось, не пришлось. Не успела она нарадоваться своему первому общению с дочкой, как в двери сильно застучали, разбудив и бабушку, и деда. Гости – пять измученных мужчин в камуфляжной одежде ввалились в дом. Сразу стало тесно, к уже ставшему привычным, овечьему запаху примешался тяжёлый запах немытого мужского тела. Рита спряталась за печкой, стараясь не попадаться на глаза. Бабушка металась то на улицу, то в комнату, ставшую в последнее время спальней Риты. Наконец, она стала возиться у печки, готовя ужин незваным гостям. Рита осторожно вышла, а когда бабушка выбежала за чем-то во двор, просительно сложив руки, попросилась переночевать у Тамилы. Бабушка, воровато оглянувшись, махнула рукой. Рита, накинув фуфайку, выскочила из дома. Кажется, обошлось! Боевики были сильно уставшие, им явно было не до Риты. Тамила не спала, она слышала шум и приняла Риту без всяких расспросов. Рите было интересно, почему боевики остановились и, по-видимому, всегда останавливались у бабушки, а не у Тамилы. Но Тамила ничего не сказала. Не знаю, и всё.
   Домик троюродной тётки Тамилы был маленький, но здесь было гораздо чище и уютнее, чем у бабушки, наверное, стараниями Тамилы. Утром Рита не знала, что ей делать – идти кормить овец, бабушке ведь тяжело было, или отсиживаться здесь. Бабушка пришла сама:
   – Иды помогай, пока гости спят. Потом прятаться будэшь.
   Рита управилась быстро, Тамила тоже. Теперь они сидели в доме, даже не помышляя отметить Новый год. Тамила чего-то опасалась, хотя и не говорила чего. Рита стеснялась её расспрашивать, она вдруг вспомнила, что она заложница, а эти мужчины в данной ситуации были хозяевами положения. Так и просидели они целый день, почти не разговаривая.
   Кругом было очень тихо, Рита с Тамилой даже рискнули выйти во двор. Красотища! Неимоверная! У них не было ёлки, но несколько деревьев во дворе, украшенные инеем, были в тысячу раз наряднее любой ёлки, украшенной искусственными шариками, а звёзды, до которых, казалось, можно было рукой дотронуться, заменили бы любую гирлянду электрических фонариков, даже новогодний фейерверк. Однако Рита с Тамилой любовались этой красотой украдкой. Тамила, бросив взгляд в сторону бабушкиного дома, вздохнула и проговорила, как бы про себя, но по-русски:
   – Ой, ёй, что же это? Что же будет?
   – А что? Тамила, я вижу, ты чего-то боишься, а не говоришь.
   – Боюсь, да, боюсь – не уважаю. Чужие это люди! Один чеченец и то – про таких у вас говорят – продажная шкура.
   Больше она ни о чём не захотела говорить, но Рите передалось её настроение, она всю ночь вздрагивала от любого шума и утром была, как побитая. Однако надо было кормить овец, которые жалобно блеяли в хлеву. Рита в последнее время полюбила их – доверчивые, они каждый раз, когда она заходила в хлев, сначала осматривали её, а потом, узнав, радостно блеяли и бежали к кормушке, зная, что их ждёт еда. Бедные, бедные овечки, ваша кормилица боится выйти из дома! Но было тихо, и Рита с Тамилой, управившись, снова спрятались в домике.
   Однако вечером гости, проспавшись, вышли во двор. Они были явно выпивши, громко разговаривали о чём-то, смеялись и дурашливо бузили друг друга. Рита с Тамилой долго прислушивались к жалобному блеянию овец, наконец, решили осторожно пробраться в хлев и покормить несчастных животных. Боевики были далеко от хлева. Тамила покормила своих овец, набрав корма, они, стараясь быть незаметными, тенью проскочили в соседний хлев. Овцы обрадовались, благодарно тыкались мордами в ноги Тамилы и Риты, наелись. Рита с Тамилой тем же ходом поспешили домой. Всё! Проскочили! Тамила повеселела и предложила Рите всё же отметить Новый год. Они накрыли себе стол, выпили по рюмочке вина и поели, постоянно оглядываясь на дверь.
   – Тамила, а почему ты говоришь, что это – чужие люди? Ведь бабушка их кормит и даже комната специальная есть для них.
   – Бабушка их кормит, потому что один из них разговаривает по-чеченски. А комната эта не для них. Чужие они.
   – Как это понимать – чужие?
   – А так и понимать – чужие – живут по чужим законам. Не по-мусульмански поступают.
   – А как они должны поступать?
   – У мусульман есть священная книга – Коран. Там записано много умных мыслей, всю жизнь можно прожить – и счастливо притом, если будешь жить по Корану. Молиться, поститься, помогать бедным, накормить голодных, быть скромным, доброжелательным, не убивать! Вот Коран!
   – Ты его читала?
   – Нет, сама не читала, но слушала других. И мне так обидно, когда такие вот боевики. прикрываясь Кораном, делают зло на земле. Обидно, когда на чеченский народ смотрят, как на банду головорезов, обидно, что наш благословенный край превратился в руины.
   Тамила, горестно подперев голову рукой, замолчала, а Рита не нашла слов, чтобы её утешить. Сама она именно так и думала о чеченцах до тех пор, пока не встретила Тамилу. Странно было услышать, что у мусульман тек же самые основы религии, что и у христиан – не убий, не укради, трудись, помогай бедным, не обижай сирот, не прелюбодействуй!
   Они уже собирались ложиться спать, как в дверь громко постучали. Рита притаилась, а Тамила на правах хозяйки пошла открывать. Это был один из боевиков, уже изрядно выпивший, но, видимо, желавший «продолжения банкета».
   – Эй, хозяйка, выпить есть?
   – Нет. Спать иди.
   – Пойду. С тобой.
   – Опомнись! Как бы завтра жалеть не пришлось!
   Тамила резко захлопнула дверь перед носом бандита и тот, угомонившись, действительно пошёл спать. А утром Рита с Тамилой, по-прежнему боясь своей тени, вышли кормить животных. Чтобы дело было быстрей, каждая пошла в свой хлев. Управившись, Рита вышла из хлева и, почти на пороге дома Тамилы, столкнулась нос к носу с боевиком. Видимо, выспавшись, он решил всё же продолжить свои приключения. Сердце заколотилось, но Рита, наклонив голову, прошла мимо. Зато боевик, обрадовавшись, догнал её и преградил дорогу.
   – П-а-стой, красавица! Пойдём, развлечёмся! – Рита ещё сильнее наклонила голову, чтобы не встретиться глазами с нахалом, а уж тем более не отвечать ему, – ты что, немая?
   Поскольку Рита всё больше и больше наклоняла голову, боевик, пытаясь поднять её голову, сдёрнул с неё платок. Рита в испуге выпрямилась, а светло-русые волосы волной рассыпались по плечам. Боевик ошеломлённо разглядывал её, видимо, не ожидая увидеть в таком захолустье такую красоту. Пользуясь его замешательством, Рита проскочила мимо и скрылась в домике. Боевику понадобилось ещё целую минуту приходить в себя, прежде чем он опомнился и кинулся вдогонку.
   Но в дверях стояла Тамила. Её глаза источали молнии, а голос был подобен грому:
   – А ну! Пошёл вон отсюда! Ты должен охранять нас, а ты что вытворяешь?
   – Пусти! Хочу блондинку!
   – Пошёл вон! Я вот расскажу твоему начальнику, как ты ведёшь себя!
   – У меня нет начальников. Женщина! Пусти, а то зашибу! – он замахнулся на Тамилу, но подскочившая Рита со всей силы огрела его по голове чайником, который был у неё в руках.
   – А-а-а-а! Сучки! – зарычал боевик, пытаясь схватить хоть одну из них.
   – Беги, Рита! – крикнула Тамила, оттолкнув подругу, и вооружившись поленом, попавшимся под руку, принялась колошматить его по голове и чему придётся.
   Рита кинулась было из дома, но во дворе до неё дошло, что может сделать с Тамилой разъярённый боевик. Она вернулась, но было уже поздно. Повалив Тамилу на спину, он сдирал с неё одежду, которая трещала в его лапах по всем швам. Тамила отбивалась, но бесполезно. Силы были столь неравные, что за считанные секунды она осталась нагая, а мерзкий мужик, навалившись на неё грузным телом, насиловал её. Накрутив чудные тёмные волосы Тамилы на руку, он заставил её выгнуться так, что ему не составило большого труда расставить её ноги, и вогнать свой фиолетовый от возбуждения член между белых ног Тамилы. Рита, увидев всё это, подумала, что сойдёт с ума. Но через минуту она с криком кинулась к домику бабушки:
   – Бабушка! Бабушка! Тамилу насилуют! – Риту трясло, она заикалась, но бабушка отреагировала немедленно.
   Она выскочила из дома раздетая с какой-то железякой в руке и с воинственным кликом кинулась к дому Тамилы. Рита бежала следом. Но было уже поздно. Боевик, видимо удовлетворённый, сидел у стены с расстёгнутой ширинкой, из которой выглядывал тёмный кончик плоти. Бабушка лупила его своей кочергой, но он только блаженно ухмылялся, потом легко поймал кочергу, вырвал её из рук бабушки и, отбросив в сторону, поднялся. Тамила лежала на животе и рыдала в полный голос, Рита присела около неё, чтобы успокоить, а бабушка, ещё больше разозлившись, опять схватила помятую кочергу и, выкрикивая какие-то ругательства по-чеченски, погнала боевика к своему дому. Оттуда ещё долго разносились её крики и ругательства. Минут через пять, так и не подняв Тамилу с пола, Рита выглянула во двор, боевики с хмурым видом выходили из дома бабушки. Наконец, появилась и она. Теперь она не кричала, но вид у неё был – настоящей горянки – вся в чёрном, сама чёрная, неприступная. Она сказала ещё что-то на чеченском, и маленький отряд направился в горы. Выгнала! Ай, да бабушка Магомета!
   Рита вернулась к Тамиле, которая была безутешна. Она не давала поднять себя с холодного пола, не давала укрыть себя, не хотела ни попить воды, чтобы успокоиться, ни хотя бы перевернуться на спину. Она рыдала и рыдала, уткнувшись в руки. Рита не знала, что и делать. Она позвала тётку Тамилы, которая всё это время спала спокойно, потому что была глуховата. Пришла бабушка и, присев около Тамилы, стала раскачиваться из стороны в сторону, произнося то ли молитву, то ли заклинания какие-то. Рите было жутко. Наконец, Тамила, икая после рыданий, поднялась и пошла в дом.
   – Иды домой, пусть отдохнёт. Сама успокоится, – сказала бабушка, и Рита не посмела ослушаться.
   Вечером, покормив овец, она заглянула к Тамиле. Та лежала на спине, не шевелясь Рите стало страшно, но дотронувшись до руки Тамилы, она убедилась, что та спит и на всякий случай покормила и овец Тамилы. Пусть выспится.
   Утром она снова навестила Тамилу. Та лежала в той же позе, не шевелясь. Рита понимала, что у неё шок, но как её привести в чувство, какие слова сказать, чтобы утешить, она не знала.
   – Тамила, ты спи. Я сама управлюсь с хозяйством, – сказала Рита вслух, но самой себе, и дотронулась до руки Тамилы.
   У неё был жар. Рука была невероятно горячей. Рита кинулась к бабушке, рассказав, что Тамила заболела. Бабушка горестно поцокала (Рита уже привыкла к этому цоканью и по интонации понимала, что бабушка хочет сказать), набрала каких-то трав и пошла к Тамиле. Та не открыла глаз, как бы её не звали и бабушка, и Рита, она вообще не меняла позы, лежала на спине, только на лбу выступила испарина. Лекарств, конечно, не было никаких, но травы, которая дала бабушка, заваренные Ритой, оказывали своё действие. Тамила то металась в жару, раскрываясь, вся в поту, то мёрзла, натягивая на себя всё, что под руку ни попадётся.
   Рита взяла на себя роль сиделки. Ведь Тамила взяла огонь на себя, защитив Риту от домогательств подвыпившего боевика. Рита с ужасом думала, что было бы с ней, с её малышкой, если бы Тамила не встала на защиту. Скоро Тамила стала просить пить и Рита с радостью поила её. Она всегда была рядом – и днём и ночью – подавая Тамиле чай с травами, укрывая её или прикладывая холодные компрессы. Она успевала и овец кормить – и бабушкиных, и Тамилы, и готовить неприхотливую еду. Бабушка тоже часто заходила, брала Тамилу за руку, цокала, а потом, когда Тамила, измождённая, но уже в сознании, сидела на постели, прихлёбывая чай с травами и мёдом, бабушка что-то рассказывала ей на чеченском, что-то такое утешительно-успокоительное. Рита, сидевшая рядом, не понимала, что она говорит, но представляла о чём идёт речь. На неё саму эти рассказы действовали успокаивающе.
   Скоро выпало столько снега, что пришлось прокапывать ходы – в хлев, сарай, к Тамилиному дому. Рита никогда в жизни не видела столько снега, столько Белого снега. Гор не было видно – кругом снег и снег, неба тоже не было – из него сыпался снег маленькими крупинками или огромными снежинками.
   Тамила поправилась. Поначалу она едва ходила, и Рита по-прежнему помогала ей. Они никогда не вспоминали тот ужасный день – Новый год по календарю, тем более что их излюбленная тема для разговоров – малышка – с каждым днём становилась всё активнее.
   – Тамила, Тамила, – примчалась как-то Рита со слезами на глазах – она замерла!
   – Ну-ка! – Тамила уложила Риту на топчан, послушала живот, – не выдумывай! Спит ребёнок.
   И правда, через полчаса малышка закопошилась, а через пять минут Рита захотела кушать. Ага! Есть захотела! Рита брала лаваш и овечий сыр или молоко и с аппетитом кушала. Ох, и вкусные лаваши пекла бабушка! Рита поправилась, животик округлился.
   – Рита, какая ты хорошенькая стала, – сказала как-то Тамила, минут пять с улыбкой наблюдавшая за Ритой, – ямочки на щёчках – просто прелесть!
   Зеркало у Риты было только от пудреницы, особенно много в нём не увидишь, но Рита и сама отметила, что кожа стала молочно-белой, на щеках играл румянец, и появились ямочки, которыми любовалась Тамила.
   Жизнь протекала без изменений – от работы её никто не освободил. Однажды только бабушка, увидев, что Рита подняла ведро с водой для овец, цыкнула на неё:
   – Ты не носи большой ведро, – объяснять ей было трудно, поэтому она отлила полведра и подала Рите, – на, ходы туда, сюда, родить будет легко.
   Рита поняла – лучше несколько раз сходить за водой, чем поднимать тяжести. А ведь бабушка права – ходить-то ей почти не приходилось – только по прокопанным дорожкам. Но скоро снег перестал валить хлопьями, а потом начал оседать. По дедовому календарю начался март. А когда из-под снега уже побежали ручьи, Тамила исчезла. Рита взволновалась не на шутку. Сначала она подумала, что Тамила пошла навестить других соседей, потом, – что в другой аул, но почему она ничего не сказала ей – Рите? Утром Тамила не появилась и Рита, стараясь скрыть тревогу, спросила у бабушки:
   – Извините, вам Тамила ничего не говорила, кормить её овец? Её уже второй день нет дома.
   – Корми. Прыдёт.
   Вот и вся информация. Придёт – и то хорошо. Не могла же Тамила уйти насовсем вот так – ничего не сказав Рите? Тамила пришла на третий день к вечеру. Она с ног валилась от усталости, но лицо её светилось от счастья:
   – Вот, смотри, что я тебе принесла!
   – Мне? – Рита с удивлением разглядывала большую полиэтиленовую сумку, пахнущую чесноком.
   – Ну, конечно! Тебе сейчас витамины нужны, а в черемше их столько, что все аптечные витамины заменить может.
   – Ты хочешь, чтобы я это ела?
   – Ой, смешная! Ну, мы все, конечно, есть будем, а тебе нужно есть её со всеми продуктами – с хлебом, мясом, молоком.
   – Я, вообще-то чеснок не очень-то люблю, – неуверенно протянула Рита, боясь обидеть Тамилу.
   – Да, знаю. Ты просто боишься, что от тебя будет дурно пахнуть. Но если мы будем кушать черемшу все, то пахнуть дурно будет от всех – никто не заметит, а если ты одна есть не будешь, тебе будет казаться, что это от нас воняет. Ты должна это кушать! Всю зиму без витаминов, а весной надо поддержать свой организм.
   Рита не стала сильно спорить. Сначала она ела черемшу осторожно, а потом так вошла во вкус, что, действительно ела её со всеми немногочисленными продуктами. Она почувствовала действие черемши сразу же – ходить стало легче, радоваться (хоть и нечему было) стала чаще, а девочка стала ещё активнее. Если бы в доме были часы, то по ней их можно было бы сверять – спит час, проснулась, потянулась в одну сторону, в другую, кушать захотела, а после еды – поиграть. Рита удивлялась, как это ещё не родившийся ребёнок может играть. Нащупав на животе пяточку, а может, локоток (что-то маленькое и круглое) Рита щелкала по ней и говорила громко:
   – Это кто там шалит? Кто высовывается?
   Пяточка тут же исчезала, чтобы появиться в другом месте. Причём, если Рита не касалась её, то она могла торчать из живота очень долго. Рита показала Тамиле этот фокус, и теперь та тоже участвовала в их играх. Они по-прежнему не обсуждали вопрос будущего Риты и её ребёнка. Жили настоящим и были довольны жизнью.
   Но вот снег растаял, на деревьях набухли почки, на дедовом календаре появился май. Где будет рожать Рита, они с Тамилой уже предусмотрели. Сначала они, вернее, Тамила настелила тюфяки посреди комнаты, где спала Рита. Залезла сама:
   – Мягко. Надо под верхний тюфяк доски настелить, только где их взять?
   Пока вопрос оставался открытым, они каждый день мыли здесь полы и готовили пелёнки. Даже бабушка выделила им какие-то чистые тряпки. (Рита вспомнила, как она испортила бабушкино полотенце, она только теперь поняла, почему оно было столь ценным – купить что-то в этом заброшенном ауле было невозможно, спуститься в долину для бабушки уже было тяжеловато, а её гости приходили без подарков). Рита с Тамилой прокипятили всё, высушили на солнце. Вроде бы всё готово – осталось дело за малым – родить.
   С утра Рита почувствовала боль в пояснице, которая потом приступами перешла в живот. Она ждала этого. Несмотря на возрастающую боль, управилась со своими обычными делами, пошла к Тамиле рассказать о своём самочувствии. Тамила тоже обрадовалась. Поставила кипятить воду – у себя, у бабушки на печку, посмотрела всё ли у неё готово. Готовность была № 1. Боли не прекращались, стали чаще, но рождаться малышка вроде, как и не торопилась. Рита запереживала, Тамила заставляла её дышать правильно, как учила, бабушка не участвовала в их делах. Спать Тамила легла рядом с Ритой, но прошла ночь, день, тянущая боль изводила Риту всё сильнее и чаще, а родов не было. Рита стоически переносила боль, но к исходу следующей ночи начала плакать. Тамила, тоже не спавшая две ночи подряд, нашла в себе силы успокаивать её:
   – Рита, не плачь, ты силы теряешь. Я ведь тебя смотрела, всё нормально. Давай-ка ещё посмотрю. Вот, смотри, – обрадовала она Риту, – девочка наша осторожная, всё делает не спеша. За час продвинулась на полсантиметра. Ещё капельку и головка покажется. Пойдём-ка воздухом свежим подышим, всё равно не спим.
   Рите было уже всё равно – какой воздух, но раз Тамила сказала идти, значит, надо. Они вышли во двор. Воздух был действительно чудесный. Звёзды нависли над ними, будто хотели рассмотреть, кто это там прогуливается. Постояв во дворе, они потихоньку пошли по тропинке – к горам, которые тёмной тенью выступали за двором. Здесь Рита почувствовала себя лучше, малышка тоже как бы прислушивалась к происходящему.
   – Смотри, – Тамила показала рукой на горы.
   Ещё минуту назад абсолютно чёрные, макушки гор засверкали вдруг в лучах восходящего солнца. Сначала это была одна точка, будто бы кто-то разжёг костёр, потом костёр разгорелся, появилась огненная полоска, которая с каждой минутой делалась шире и шире. И вот уже посветлело небо и, о, чудо, показался краешек солнца. Это было так помпезно, так восхитительно, что замершие Рита с Тамилой, в восторге закричали «Ура»!
   Резкая боль пронзила тело Риты, она почувствовала, что очень сильно хочет в туалет.
   – Тамила, пошли до – мой. Ой!
   – Ох, началось!
   – Да, кажется, ой, от – ку – да ты…
   – Да уж по голосу твоему слышу. Давай-ка, быстрее!
   Они уже почти бежали, если можно было так назвать Ритину утиную походку. Время от времени она останавливалась, не в силах сдержать стон. Тамила буквально тащила её на себе, хотя не так уж далеко они и ушли. Наконец дошли, но появилась другая проблема. Сколько раз Рита тренировалась залазить на ложе, которое они с Тамилой приготовили для родов, но теперь Рита не то что не могла поднять ногу, но и стоять не могла. Тамила быстро сказала что-то по-чеченски бабушке, та метнулась за ковёр, через минуту они вытащили топчан, на котором всегда спал дед, Тамила уже застилала его чистыми пелёнками, бабушка, наливала в таз воду. Рита вспомнила это потом, сейчас же она ничего не видела, не слышала, не понимала. Ещё через минуту они уложили Риту на топчан.
   – Тужься, – приказала Тамила, хотя Рита тужилась уже давно, правда не по своей воле, – давай, давай, ох, ты умница. Ах, какая хорошая девочка.
   Скорей всего это адресовалось не Рите, потому что комнату огласил пронзительный детский крик, а Рита глубоко с удовлетворением вздохнула.
   – Рита, ты посмотри, ах, вах, какая она хорошенькая! Ах, ты, солнышко! С солнышком пришла!
   Тамила, приговаривая, быстренько обрезала и ловко завязала пуповину, завернула дитя в пелёнку и подала свёрток Рите. Рита рассматривала крошечное личико, морщившееся от непривычной среды обитания, и чувствовала такую нежность, что слёза выступили у неё на глазах. Боже! Какое это счастье – быть матерью!
   Теперь каждый день Риты был наполнен счастьем. Девочка была спокойная, спала, да кушала. Но стоило замешкаться и не подойти к ней по первому зову – как тут же следовал оглушительный плач. Но это было очень редко – Рита старалась всегда быть рядом. Они с Тамилой готовили «свои» стада овец на летние стойбища. К концу мая всех овец в ауле вывели за околицу и несколько пастухов на лошадях погнали их на дальние кошары. Рите даже взгрустнулось – так она привыкла к этим милым безобидным созданиям, особенно овечкам. Бараны же, на то они и «бараны» часто ей досаждали. Бывало, начнут драться, так их только бабушка и могла разнять, ловко орудуя кнутом, висевшем в доме на самом почётном месте.
   – Ну, что ты переживаешь по пустякам, – успокаивала её Тамила, – думаешь, они не знают, куда их ведут? Эге! Ещё как знают, какая там сочная и сладкая трава! Ах, вы бродяги, – грозила она им пальцем.
   – Тамила, а как потом вы узнаете своих овец?
   – А зачем их узнавать? Сколько сдали, столько и вернут, а весь приплод поровну поделят и тоже вернут.
   – Хм, как просто.
   – А ты думала?
   Ушли овцы, но дел не убавилось. Гости спускались с гор или откуда там они приходили к бабушке почти каждый день. Придут, отоспятся, отъедятся и уходят. Рита поняла, почему на кошары отдали не всех овец. Жила она теперь у Тамилы. С гостями почти не виделась, да и тех мало интересовало, кто живёт по соседству.
   Однажды Тамила, раскрасневшись, забежала в дом, принарядилась и вышла во двор. Рита, не успевшая ничего у неё выспросить, выглянула в окно. Тамила стояла навытяжку у колодца, а в метре от неё также напряжённо стоял молодой мужчина. Они не разговаривали, но по всему было видно, что это именно тот мужчина, который понравился Тамиле, о котором она как-то намекала. Минут через десять она пришла, счастье светилось в глазах, она подхватила девочку на руки, долго с ней агукала, потом повернулась к Рите:
   – Знаешь, говорят, амнистию обещают всем боевикам, если они сдадутся.
   – Кто обещает?
   – Президент. Новый президент Чечни.
   – Ну, и что это значит?
   – А то – выйду замуж за Лом-али и уедем с ним в город жить. У меня ведь там квартира. Не знаю, цела ли?
   Тамила задумалась, а Рита не знала, что и сказать. Наверное, радоваться надо за подругу. Но тут же защемило сердце, ну, а её судьба как-нибудь и когда-нибудь решится? Она уже не представляла, как она бы жила здесь без Тамилы, и надеялась, что Тамила позовёт её с собой, когда соберётся окончательно переезжать в город, а там уж Рита сможет выбраться и домой. Свобода снова забрезжила в необозримом будущем, но Тамила, помолчав, вдруг сказала:
   – Лом-али сказал, что скоро и отряд Магомета подойдёт. Скажи, Рита, ты пошла бы замуж за Магомета? Ведь у вас ребёнок.
   – Ой, что ты говоришь! Я даже не представляю себе, как бы это всё выглядело, я ведь его заложница. А ребёнок – это мой ребёнок.
   – Но ведь Магомет – её отец, у нас знаешь, отцы никогда детей не бросают, даже если в разводе живут. И потом… ты уже давно не заложница. Разве тебя кто-нибудь охраняет? Мне бы хотелось, чтобы мы с тобой жили семьями по соседству, как сейчас, всегда.
   Каждая занялась своим делом, но разговор не шёл из головы. Рита была озадачена. А ведь, и правда, она в последнее время могла бы уйти в любое время, но не уходила. И бабушка, и Тамила стали для неё почти как родные после рождения девочки. Бабушка всегда была чем-то занята, но каждый день находила время, чтобы понянчить девочку. При этом её тёмное сморщенное лицо озарялось внутренним светом, узкие губы расползались в улыбку, и она ворковала со своей правнучкой на чеченском языке. Та внимательно её рассматривала и тоже улыбалась, хотя ей ещё и месяца не исполнилось. Девочку до сих пор никак не назвали. Тамила каждый день придумывала ей новые эпитеты, типа «моя голубка», «ясноглазая», «солнышко наше» и т. п., но никаким именем не называла. Рита удивлялась сама себе, что для неё тоже неважно было, как зовут девочку. Для неё она была – «дочурка», «котёнок», «малышка» и в том же духе. Это был всеобщий маленький божок. Несколько раз она заметила, что даже «гости с гор», как она называла про себя боевиков, иначе смотрят на неё. Мать! Для них, видимо, это значило много, тем более что почти всем сообщалось, что это ребёнок Магомета. Видимо, он пользовался уважением в своей среде.
   Рита кормила оставшихся овец, когда в хлев, запыхавшись, забежала Тамила. Вид у неё был такой перепуганный, что Рита и сама не на шутку испугалась:
   – Что, что случилось? С малышкой что-нибудь?
   – Ах, вах, типун тебе на язык! Нет. Магомет…
   – Что? Пришёл? – у Риты руки опустились, а сердце забилось с перебоями, она сама не знала отчего – боится его, что ли, а ведь она уже давно ждала этого.
   – Ой, Рита, пошли скорее, он ранен, очень сильно ранен.
   Они вышли из хлева, Рита не замечая дороги, шла за Тамилой, спотыкаясь, прижав руки к груди. Магомет лежал на тюфяке в той комнате, где перезимовала Рита. Как только она зашла в комнату, сразу же все вышли, оставив их вдвоём.
   – Вот и свиделись, заложница моя, – Магомету было трудно говорить, из перебинтованной груди вырывался свист и хрипы, – свиделись, а я тебя даже обнять не могу. Подорвался на мине. Один из всего отряда. Рита, я скоро умру, я жив ещё только потому, что мне надо было увидеть тебя и много сказать.
   – Тебе нельзя много говорить, – обеспокоено проговорила Рита, увидев, что на бинтах проступила кровь, – тебе надо отдохнуть.
   – Хорошо, принеси пока дочку.
   Рита покорно вышла из комнаты, дочка была в доме Тамилы. Боевики расступились перед ней, но никто не зашёл в комнату. Тамила подала свёрток Рите, она уже принесла девочку. Рита снова зашла в комнату, протянула девочку Магомету, но тут же поняв, что он не сможет взять её на руки, присела рядом, открыла личико и показала ему. Девочка спала. Крошечное создание – нежное, беззащитное. Магомет взглянул на неё, и из глаз его полились слёзы.
   – Это мой первый ребёнок. Первый и последний, – с трудом проговорил он.
   – Это мой первый ребёнок, – в тон ему ответила Рита, но говорить сейчас о том, что ребёнок её и только её было неуместно.
   – Помнишь, я тебе рассказывал про цыганку. Она сказала, что меня пуля не возьмёт, а любовь убьёт. Я тебе не говорил, но ты и сама уже поняла, что я тебя полюбил. Когда приходил в землянку, хотел сказать, но не решился. Потом зимой вспоминал тебя каждый день. Вспомнил и слова цыганки. Думал – любовь убьёт, значит, ты меня убьёшь. Но нет. Я шёл к тебе, а свою знаменитую смекалку и осторожность забыл. Мечтал увидеть поскорей тебя и дочь. Я ведь давно узнал, что у меня дочь. Спасибо тебе.
   Магомет закашлялся, и изо рта тоненькой струйкой полилась кровь. Рита испуганно дёрнулась, прижала к себе девочку, но тут же положила её рядом с Магометом, вытерла ему рот мокрой тряпочкой, лежавшей рядом с ним, и приподняла ему голову. Она вдруг почувствовала жалость и даже расположение к этому человеку. Она не могла долго хранить обиду и злость. Да и многое переменилось с той поры, скоро уже год, как она была вырвана из привычного образа жизни, год назад она ненавидела этого человека, а теперь… Нет, любить его она не могла, но она почувствовала связь с ним, связь через маленькое существо, в котором она души не чаяла, которого не было бы без семени этого человека.
   – Рита, Рита, – позвал Магомет, не открывая глаз.
   – Я здесь, – ответила она тихо.
   – Рита, Рита, любовь моя.
   Он бредил. Рита поняла это и, взяв девочку на руки, вышла из комнаты. Собравшиеся здесь мужчины выжидательно смотрели на неё. Она пожала плечами:
   – Ему надо отдохнуть, – и вышла.
   Но сердце звало её обратно. Она вдруг заплакала и помолилась Богу, чтобы ещё раз увидеться с ним. Ведь он ей не всё сказал, и она хотела что-то сказать. Что же она хотела сказать? Малышка почувствовала настроение матери, проснулась, и принялась плакать, но не так громко, как всегда, а жалостливо, отчего Рита и вовсе расплакалась. Но она не успела дойти и до середины двора, как её позвали. Магомет пришёл в себя и хочет, чтобы она посидела рядом. Сказано это было с таким уважением, что Рита, душа которой и так рвалась к нему, поспешила назад.
   – Вы плачете? Обе? Я ещё не умер. Мне ещё надо сказать тебе, Рита. Вот возьми вот это, – он показал глазами на мешочек, лежавший около него, – это золото моей матери, тёток, сестры. Фамильное. Я хранил его для своей жены. Носи его, передашь дочери. Ещё. Прошу тебя, не крести её. И имя. Там в мешке – имена. Выбери сама. Сейчас, чтобы я знал. Ты ведь не назвала ещё, – ему становилось всё труднее и труднее говорить.
   Рита развязала мешочек. Девочка перестала плакать, рассматривая бородатое лицо своего отца. «Лейла, Бэлла, Фатима, Индира…», – читала вслух Рита. Когда она произнесла «Индира», девочка улыбнулась, как бы даже засмеялась. Магомет обрадовался:
   – Смотри, ей понравилось имя – «Индира». Назови её так. Прошу. Так звали мою бабушку. Другую. Она очень меня любила. И я её.
   – Индира, – повторила Рита, и девочка опять улыбнулась, – Индира Ганди – президент Индии когда-то была.
   – Вот и наша дочь будет президентом. Какая она славная! Какая красавица! Она похожа на тебя! – Магомет счастливо улыбнулся и потянулся к ребёнку, но тут же со стоном откинулся на подушки, а изо рта у него хлынула кровь.
   – Помогите, – Рита выскочила в соседнюю комнату.
   Низкорослый боевик, наверное, врач зашёл в комнату и принялся набирать в шприц какое-то лекарство. Рита приподняла голову Магомета, кровь немного утихла, но всё же текла тоненькой струйкой. Врач сделал укол и сказал Рите, что лучше уйти, потому что Магомет сейчас заснёт.
   – Я останусь около него, – твёрдо произнесла Рита, на что врач вскинул брови, но промолчал.
   Магомет уснул, хрипя и свистя. Рита покормила Индиру, привыкая к этому необычному имени. Можно называть её Ирой, в конце-то концов, да и долго ли ещё ей «ходить» без имени? Магомет беспокойно, но спал очень крепко, видно, снотворное было очень сильным. Рита расстелила один из тюфяков, горкой лежавших в углу, и прилегла вместе с девочкой.
   Проснулась она оттого, что кто-то смотрел на неё. Это был Магомет:
   – Проснулась, моя красавица? Мне сейчас лучше, намного лучше, но скоро уже конец, я это чувствую. Не уходи, побудь со мной последние минуты.
   – Я не ухожу, но почему ты так уверен, что минуты последние? Судя по всему, у тебя пробито лёгкое, это не смертельно. Живут же люди без лёгкого.
   – Не уговаривай меня. У меня не только лёгкое, но и все остальные органы, и сердце пробито тоже. Положи Индиру рядом со мной. Присядь.
   Рита повиновалась. Они оба рассматривали малышку, которая как раз просыпалась – потянулась, зевнула, посмотрела сначала на Риту, а потом долго не отводила глаз от Магомета. Рита взглянула на него. Лицо его светилось счастьем. Странно, раньше она даже не смогла бы описать внешность, если бы кто-нибудь спросил. А ведь он был красив по-своему. Даже борода, обрамлявшая мужественное лицо, шла к нему. А сейчас, когда глаза излучали добро и счастье, лицо его было одухотворённым.
   – Я уже сказал своим. Ты уйдёшь отсюда, как только сама захочешь. И Индиру забери. Ты сможешь её воспитать. Я знаю. Ты исполнишь и мою последнюю волю – не крести её в церкви. Мусульманкой её сделать не прошу, но и христианкой не надо. Пусть сама выберет себе веру, когда вырастет. Обо мне расскажешь ей правду, когда она попросит. Ну, вот и всё, а теперь идите, и позови…
   Он откинулся на подушки, закрыл глаза, лицо стало бледным. Рита испугалась, вскрикнула, но Магомет опять открыл глаза:
   – Поцелуй меня, пожалуйста.
   Рита, не скрывая слёз, наклонилась к нему и нежно поцеловала в губы. Он слегка улыбнулся:
   – Как я мечтал об этом. Прощай, Рита.
   Она ничего не ответила, взяла девочку на руки и, рыдая, вышла из комнаты.
   Магомета хоронили мужчины – по своим мусульманским обычаям – до заката солнца. Женщины должны оплакивать умершего дома. Рита с Тамилой и бабушка рыдали навзрыд – каждая о своём. Индира тоже много плакала в этот день. Рита сначала было подумала, что она почувствовала, что отец умер, а потом вспомнила, что грудным детям передаётся настроение матери, ведь они сами не могут оценить обстановку.
   А через две недели они с Тамилой, собрав нехитрые пожитки, сердечно распрощались с бабушкой и отправились в долину. Тамила собиралась заняться квартирными делами, чтобы, когда будет амнистия, было где жить с Лом-али. Рита собиралась домой. После рождения Индиры ей только один раз удалось выйти в астрал, сказать маме, что родилась девочка. Теперь же она представляла, как позвонит домой, как мама удивится и обрадуется.
   «Обрадуется» – это не то слово, которым можно было бы передать то счастье, которое неизбывно светилось в глазах родителей Риты. Мама бесконечно удивлялась, что всё, что она «видела во сне» оказалось реальностью, что Рита действительно общалась с ней в астрале. Они никак не могли поверить, что Рита жива и здорова, что у них есть теперь внучка. Никто и словом не обмолвился, что отец этой девочки – бывший террорист, который захватил их дочь в заложники. Мама сначала пыталась уговорить Риту не называть девочку Индирой, уж больно странное имя, но Рита была непреклонна. Скоро мама привыкла, очень скоро она души не чаяла в своей «Ирочке».
   Рита после целого года жизни безо всяких удобств не могла нарадоваться таким простым и привычным вещам, как горячая вода, тёплый туалет, ванна, удобная кровать, кухня и т. п. Родители старались огородить её от всех домашних дел, но Рита, смеясь, заявила, что если так и дальше пойдёт, то она заведёт овец, потому что очень привыкла к ним. Всё же родители уговорили её сходить к психологу, занимающемуся реабилитацией людей, попавших в катастрофу или в заложники. Психолог был очень удивлён, что Рита не только психически здорова, но гораздо здоровей тех, кто никогда никуда не попадал. К тому же простая еда, чистая вода и горный воздух очень оздоровили её организм, хотя она и прежде не жаловалась на здоровье. Все старые знакомые, не кривя душой – это было видно по их удивлённому выражению лица – отмечали, что она не просто похорошела, а расцвела. Словом, всё было прекрасно.
   Но через некоторое время Рита стала чувствовать, что её кто-то зовёт в астрал. Она не стала рассказывать психологу о своих астральных путешествиях, иначе вряд ли он составил бы такое положительное мнение о её здоровье. Однажды вечером она снова почувствовала лёгкое возбуждение, а потом даже дискомфорт. Уложив Индиру, она легла сама, но стала настраиваться на астрал. Скоро лёгкий толчок дал ей понять, что она освободилась от тела. Но где она оказалась? Вокруг был туман, такой густой, что кроме водяных пузырьков ничего не было видно. Она поднималась всё выше и выше и вдруг – яркое солнце ослепило её. Освоившись, она увидела, что находится высоко в горах. Заснеженные пики упирались в тёмно-синий бархат неба, а «под ногами» был девственный снег, припорошивший слежавшийся многолетний, а, может, и вековой лёд. Сначала она увидела монаха – своего наставника – он улыбался ей приветливо, приглашая рукой приблизиться к нему. Рита с радостью «подлетела» к нему и остолбенела. Вадим и Магомет сидели на краю обрыва. Лицо Вадима было просто светлым пятном, но Рита сразу узнала его, Магомет был без бороды, а волнистые волосы его были до плеч. Они обернулись оба одновременно и встали навстречу Рите.
   – Здравствуй, родная, вот мы и увиделись, – сказал Вадим, – я знаю, ты давно просила об этой встрече, но я не мог прийти. И сейчас мы видимся, возможно, в последний раз. Я совсем не помню свой земной облик.
   – Здравствуй, Вадим, я даже представить себе не могла, что это ты зовёшь меня в астрал, я бы уже давно вышла.
   – К сожалению, я не могу вызывать тебя в астрал. Я пришёл, чтобы благословить тебя и твою дочь. Не бойся ничего. Всё у тебя будет замечательно. А твоя дочь проживёт славную жизнь.
   – Вадим, расскажи конкретней, – попросила Рита, – я не понимаю ничего. Ты говорил мне в прошлый раз, что всё будет хорошо, а я прожила целый год под страхом смерти, в почти первобытных условиях.
   – А разве не закончилось всё хорошо? Ты вернулась домой жива и невредима, не только ты, но с ребёнком, который составит счастье твоей жизни. Ты сама потом всё поймёшь. Надо оценивать жизнь по итогам, а не сиюминутным настроениям.
   – Я очень рад, что у тебя теперь есть ребёнок, – продолжал он, – пусть он появился на свет в таких необычных обстоятельствах, но тем дороже и роднее. Магомет – необычный человек, он прошёл испытание огнём и горем, злом и радостью. Всё складывалось так, чтобы вы встретились и именно он смог дать семя, чтобы родилась эта необыкновенная девочка, именно девочка, именно от тебя. Это всё – цепь совпадений и взаимосвязанных случайностей, которые дают начало закономерности.
   – Вадюш, ты, наверное, совсем меня разлюбил?
   – Нет, это не так. Мне трудно быть даже в таком обличье, странно, что ты смогла меня узнать.
   – Потому что я очень и очень тебя люблю … любила.
   – Спасибо, родная. Благословляю тебя и покидаю. В астрале ты можешь общаться с Магометом. Он будет подсказывать тебе, что делать в трудную минуту. Этот человек настолько влюблён в тебя, даже после смерти, что я без сомнения поручаю тебя его заботам. Он будет следить за каждым вашим с дочкой шагом. Всегда готов выйти в астрал, тебе даже не придётся прятаться в абсолютно пустой комнате. Потренировавшись, вы сможете общаться даже в метро.
   – Вадим, скажи мне, ты ещё любишь меня?
   – Да, родная. Ты даже не представляешь как дороги мне ты и твоя дочь. Но видеться с тобой мы больше не сможем. Прощай, родная.
   – Прощай.
   Рита очень расстроилась. Она даже не смогла пообщаться с монахом и Магометом, – вернулась домой и долго плакала. Но Индира завозилась во сне, Рита подошла к ней, поправила одеяльце. Девочка улыбалась во сне и Рита сразу же успокоилась. Ей так хотелось взять на руки дочку, прижать её к себе, но она поборола это проявление эгоизма. Пусть спит и видит свои сладкие сны.

Эпилог

   – Принц, ну всё, у нас совершенно нет времени. Неси сюда этого проказника.
   Принц – благородный, с интеллигентной сединой в бороде пёс – степенно подошёл к своему неугомонному сыну, взял в зубы за шкирку и понёс домой. Карапуз сначала пытался освободиться, но, поняв тщетность своих усилий, затих. Впрочем, хватило его ровно на минуту. Он опять начал изворачиваться, чтобы, ну, уж если не куснуть папашу, то хоть облобызать. Папаша грозно зарычал и малыш опять присмирел.
   Рита шла следом за пушистым семейством и посмеивалась про себя. Кинг – копия своего папаши в детстве. Рита вспомнила, сколько проказ за считанные минуты мог совершить Маленький Принц, пока не превратился в пожилого благородного Принца. В последнее время он всё чаще лежал и грустно смотрел на хозяйку. Рита решила оставить себе щенка от последней случки. Видимо, это была действительно последняя случка… К тому же щенок получился – вылитый Принц в детстве – неугомонный проказник, шкода и непоседа. Один только Принц и мог справиться с ним, хотя здоровье и не всегда позволяло ему вот так, как сейчас, нести проказника домой, но задать трёпку, да и просто рыкнуть было достаточно, чтобы малыш угомонился. Зато Индира души в нём не чаяла.
   – Давай-ка, поторопись, – подгоняла Принца Рита, – ты же знаешь, какой у нас сегодня ответственный день.
   Принц не мог ей ответить хотя бы потому, что нёс в зубах расшалившегося сына. Но то, что день сегодня был важный, он прекрасно понимал – распорядок дня был нарушен – гулять они вышли на час раньше обычного. Гуляла с ними обычно Индира, сегодня пришлось Рите. Принц не знал причину всего этого, Рита охотно ему рассказывала:
   – Сегодня у нашей девочки – генеральная репетиция перед встречей с Большой восьмёркой. Ну почему родителям нельзя присутствовать? Вот объясни! Индира с малых лет доверяла мне самые свои сокровенные мысли, но кто-то из их малой восьмёрки стесняется своих родителей и теперь всем нельзя! По-моему, если играешь в большие игры, то всякую щепетильность надо опустить.
   – Здравствуйте, Маргарита Владимировна!
   – Здравствуй, Вадим! Ты уже готов! А Индира сказала, что выйдет в половину восьмого.
   – Да, я знаю, но я лучше у вас подожду. Это только Индира может всё время разложить до секунды и соблюдать своё расписание. А я сегодня и не спал от волнения, к тому же мне всё время хочется кушать.
   – Пойдём, как раз с Индирой и позавтракаете.
   – Ага, я так уже в третий раз.
   – Ну, ничего. Растущему организму это не повредит.
   Они с Вадимом – сыном школьной подруги Ларки и Димы – пошли к дому вместе, пытаясь хоть как-то помочь Принцу справиться с маленькой шкодой, висящей у него в зубах.
   Когда Рита вернулась домой с ребёнком после целого года заточения, оказалось, что Лариса сразу же по приезду из Нальчика забеременела и родила мальчика почти одновременно с Ритой. Назвали его Вадимом в честь мужа Риты. Дети ходили в один и тот же садик, потом в одну и ту же школу. Вадим постоянно оберегал и защищал Индиру от видимых и невидимых врагов. Когда они были маленькими, кто-то из детворы попробовал дразнить их: «тили-тили тесто – жених и невеста». Вадим поймал болтуна и сделал ему внушение: «Я – не жених, я – рыцарь!» Другой умник попытался дразнить Индиру «индюшкой», за что так получил, что с тех пор ни разу никто не осмеливался сказать Индире хоть какое-то слово, на которое можно было бы обидеться. Вадим занимался спортом и с детства был «качок», его уважали и в школе, и во дворе. Он же боготворил Индиру, которая, впрочем, никогда не пользовалась этим в корыстных целях.
   Необычная яркая внешность – слияние двух народов, серьёзность и скромность от мамы, продуманная смелость, наверное, от папы, цепкий пытливый ум, необычайная для её возраста целеустремлённость – это далеко не все качества её натуры. Ей не надо было зубрить и повторять учебный материал – всё ей давалось «на лету», при этом она охотно делилась своими знаниями, только списывать не давала никогда. «Я тебе объясню, поймёшь, значит, сам решишь, не поймёшь, тогда то, что спишешь – не поможет», – говорила она и объясняла очень понятно. Ей завидовали, но недолго, немного пообщавшись с ней, становилось понятно, какая это одарённая личность, что уж тут завидовать.
   Как-то на день рождения Индиры Ларка стала приставать в присутствии Риты к Вадиму:
   – Вот, Вадик, ещё лет пять, и поженим вас с Иркой!
   – Нет, мама, – совершенно серьёзно ответил Вадим, – Индира не создана для семейной жизни. Она будет президентом.
   – Ой, а ты-то как же? – озадачилась Ларка.
   – А я буду её телохранителем.
   В последнем классе они вместе, но по инициативе Индиры, стали ходить на какие-то конференции, позже их приняли в союз молодёжи – малую восьмёрку, которая собиралась на таком же серьёзном уровне, как и большая восьмёрка, и вопросы там поднимались не менее, а даже более важные, так как касались будущего.
   Индира вместе с Вадимом искала пути обеспечения максимальной защиты от разрушительной силы атома. «Если мы приручим атом, жить в мире станет легко и просто, – рассказывала она матери, – атомная энергетика – самая дешёвая, надо только сделать её безопасной». Кроме этого она занималась общественными науками, теологией.
   На заседании Большой восьмёрки, где в первый раз за всю историю, молодёжная Малая восьмёрка будет выступать со своими докладами, Вадим расскажет об их последних находках – человеке, который носит с собой портативную атомную электростанцию, но о котором учёные не только не знают, но и знать не хотят. Они живут по принципу – если такое невозможно представить, значит, такого не бывает. Доклад Вадиму писали сообща, он его не просто выучил наизусть, а прочувствовал каждым нервом. Индира будет выступать по вопросу объединения всех конфессий. Все люди, проповедующие мир, добро, справедливость, неважно как они молятся и где, но они не должны воевать друг с другом, они должны жить в мире и согласии. Индира писала доклад сама, она уже несколько раз репетировала и дома – перед мамой – и перед своими единомышленниками, всякий раз выдвигая новые идеи одна лучше другой. При этом она даже не заглядывала в свои конспекты, а говорила так страстно, что каждый проникался её идеями и становился единоборцем. Самое главное, ей удалось донести свою мысль, что объединение конфессий – не есть экуменизм, все самые высокие саны духовенства должны быть наравне и собираться в одном месте, но не в Риме.
   Наконец-то небольшая команда с Принцем, несущим щенка, во главе подошла к дому.
   – Семь двадцать пять, – посмотрел на часы Вадим.
   – Ну, ещё целых пять минут. Я успею разлить кофе, – весело произнесла Рита.
   Ровно в семь тридцать Индира показалась на верхней ступеньке. Тёмный деловой костюм, белая блузка удивительно шли к её тёмным волнистым волосам и живым серым глазам. Спускаясь вниз, она весело произнесла:
   – Доброе утро мамочка, доброе утро Вадим, доброе утро страна! Вадим, тебе очень идёт костюм, и вообще, ты прекрасно выглядишь. Мамочка, ты у меня самая чудесная мамочка на свете! Спасибо, о! Омлет с зеленью и йогурт! Самый полезный завтрак!

Часть 3
Индира

   Индира росла в атмосфере всеобщей любви – мама, бабушка с дедушкой, родители Вадима тоже считали её своей внучкой, а когда они с мамой в первый раз поехали в Чечню – на родину Индиры, там у неё оказалось столько родственников, которые её просто обожали, что любой другой ребёнок заболел бы звёздной болезнью. Рита вначале немного опасалась этого, но, наблюдая за своей дочерью, она сама поражалась насколько рационально и логично та рассуждала, едва начав разговаривать. Они побывали и в том ауле, где Индира родилась. Странное дело, но она сама первым делом отправилась к тому месту, где у Риты начались роды, долго молча разглядывала верхушки гор. На другой день она проснулась ещё затемно и попросилась туда же. Они стояли втроём – Рита, Тамила и Индира, державшая их за руки. А когда краешек солнца показался из-за гор, Индира захлопала в ладошки и пропищала радостно:
   – День, день пошёл!
   Бабушка Магомета молча заплакала, увидев свою правнучку, которую и не надеялась когда-либо увидеть. Она удивлённо разглядывала подарки, которые привезла ей Рита – платок, тёплые сапоги типа валенок, а самое главное – много красивых полотенец.
   Больше они ни разу не были там. Через некоторое время Тамила сообщила им, что бабушка умерла, завещав им свои сокровища, в числе которых были и новые полотенца.
   Индира знала всё о своём происхождении. Рита не стала ничего утаивать. К своим чеченским родственникам – троюродным и четвероюродным дядям и тётям, которых она видела один раз в жизни – она относилась хорошо, хотя ездить к ним каждое лето, как бы они её ни приглашали, не считала своей обязанностью. Зачем? В мире столько интересного! Жизни не хватит всё узнать и везде побывать! А вот Тамилу считала своей родной тётей, несмотря на то, что ей объяснили, что по крови Тамила не приходится ей роднёй. Она рассуждала по-другому и всегда бурно радовалась, когда Тамила приезжала к ним в гости вместе со своим многочисленным семейством. Тамила родила троих детей – одного за другим, да и у Лом-али сестрёнка осталась сиротой. Жили они бедновато, но так дружно, что Индира, когда была маленькой, после каждого посещения Тамилы просила у Риты сестрёнку. Потом поняла, что это невозможно, и стала просить Тамилу переехать к ним жить. Потом поняла, что и это невозможно, но всегда звала в гости! Тамила всегда была желанным гостем.
   Индира считала своим долгом показать Тамиле и её детям Москву. Поэтому Рита с Индирой, пока она была маленькой, объездили каждый уголок Москвы. Сначала – со всеми экскурсиями по ознакомлению с городом, потом Индира сама составляла маршрут, вооружившись картой города. Если запаса знаний, чтобы рассказать о достопримечательностях Москвы, не хватало, они искали в Интернете, шли в библиотеку, искали то родословную какого-нибудь графа или князя, то описание события, в честь чего была названа та или иная улица. Рита считала полезными эти устремления Индиры – узнать о родном городе как можно больше и рассказать людям, которых она любила и уважала.
   Потом интересы Индиры плавно перешли в другое русло. В школе она принимала участие во всех общественных мероприятиях, начиная от олимпиад и заканчивая различными клубами. Мама Риты переживала, что девочка не сможет выдержать такие нагрузки. Но стоило только заикнуться о том, что там – то могут обойтись без неё, а туда-то можно не ходить, как Индира тут же приводила тысячу и один аргумент, которые сводились к тому, что ей интересно быть там-то, а если она не пойдёт туда-то, то не узнает то, о чём уже давно мечтала узнать. С детства все бабушки и дедушки (включая родителей Вадима) куда-нибудь подвозили Индиру или откуда-нибудь забирали. Когда их спрашивали, сколько у них внуков, они, смеясь, отвечали, что если считать по пальцам, то одна внучка, а если считать по количеству различных заведений, где их внучка состояла членом или ученицей, то … не сосчитать, пальцев не хватит.
   Повзрослев, Индира запретила своим опекунам встречать или провожать её. Она по-прежнему была членом всех мыслимых клубов, но домой приходила всегда в то время, которое называла. Сначала её провожали всей гурьбой, потом Вадим – сын Ларисы – отвадил всех, взяв всё в свои руки и «ежовые рукавицы». Всё школьное время он был незаменимым рыцарем Индиры.
   После окончания школы они немного растерялись. Индира твёрдо решила стать политологом, Вадиму будущее виделось за энергетикой. Поначалу они спорили до хрипоты. Индира говорила, что энергетика – это не только современные электростанции, это, прежде всего – люди, потребители, которые привыкли к теплу и свету, и которые не должны лишаться привычных удобств. И уже не за горами то время, когда привычные энергоносители оскудеют, и надо будет придумывать новые. Вадим спорил, что обывателей не надо доводить до крайностей, что нужно постепенно заменить, ставшие привычными энергоносители, на другие, о которых нужно уже сейчас думать, придумывать и внедрять, а в будущем только шлифовать идею. Индира утверждала, что она именно об этом и говорит, и… спорам не было конца. Оба понимали, что говорят об одном и том же, что Индира – попросту прирождённый социальный деятель, а Вадим – технарь.
   После окончания школы Вадим и Индира поступили в МГУ, но на разные факультеты. Они встречались в Университете, по-прежнему были членами всех клубов, Индира считала всё это своим делом. Вадим неизменно сопровождал её, ну, и участвовал по мере необходимости. Индира скоро стала членом Малой Восьмёрки, Вадим – тоже, но не на полных правах. Они ездили на встречи Малой Восьмёрки вместе, но Индира, как участник, а Вадим – как группа поддержки, как охрана. Но поскольку молодёжи свойственно менять устои, во встречах принимали участие все приехавшие на кворум – и участники, и охрана, и просто друзья.
   Индира и Вадим никогда не ссорились по поводу того, кто главней, кого надо слушать, такого вопроса у них не возникало. Главней был тот, чья идея была более приемлема в жизни. Этот вопрос мучил только маму Вадима – Ларису – которая не представляла для себя возможным, что её единственный сыночек будет подкаблучником, заюпочником и пр. Её всегда возмущало, как она называла «плебейское» отношение сына к дочери Риты, хотя она и была её лучшей подругой, и они с детства воспитывали в своих детях сознание, что Индира и Вадим, чуть ли не брат с сестрой, а позже – жених и невеста.
   У Вадима был мужской папин характер, и он стойко отбивал не только мамины нападки, но и нападки своих сверстников, если им казалось, что он «на коротком поводке» у Индиры.
   На последнем курсе им пришлось всё-таки расстаться. Индиру посылали на стажировку в Кембридж, Вадим после окончания университета должен был отслужить в армии. Ни Индира, ни Вадим не расстраивались перед разлукой. Они знали, что как бы ни раскидала их судьба, их братские отношения останутся навсегда. Тётя Лариса, да и мама Рита думали иначе, впрочем, сами сознавали, что их мысли – пережитки прошлого, но они мечтали, что Вадим и Индира всё-таки поженятся.
   В Кембридже у Индиры появились новые друзья – по новым интересам. Она активно учила языки, что, впрочем, не составляло для неё большого труда. К окончанию университета она знала восемь языков. На русском, английском (включая американский сленг), испанском, итальянском, французском она разговаривала одинаково хорошо, чеченский, армянский, и арабский понимала, могла слегка объясниться. Когда знакомые удивлялись, она без всякого зазнайства объясняла, что достаточно выучить корневой язык, его грамматику (например, латинский), а в остальном – дело техники речи, нужно только пополнять словарный запас и станешь полиглотом. Ну а чтобы быть настоящим политологом, недостаточно знать только язык той страны, которую изучаешь, надо знать ещё и историю, экономику, литературу, обычаи и ещё многое другое. Но и тут Индира отвечала удивлённым знакомым, что для того, чтобы всё это запомнить, нужно всем этим по-настоящему увлечься и заинтересоваться. Её неизбывный интерес к жизни, ко всем её проявлениям – положительным и отрицательным – позволял ей выделяться из среды сверстников своими знаниями и дипломатичностью. Хотя – возраст, что поделаешь, – иногда случались и промашки.
//-- * * * --//
   Самое прекрасное время жизни, когда ты молод, тебе всё по плечу, когда вокруг друзья, когда позади чудесные студенческие годы, а впереди – прекрасное будущее с заманчивыми перспективами. Но ещё ближе – чудесный отдых на берегу Средиземного моря в компании с твоими друзьями – недавними сокурсниками, а теперь выпускниками, которые удостоились такой же награды, как и ты – отдыхать в чудесном международном молодёжном лагере после окончания престижного университета.
   Индира подставляла лицо солнцу, зная, что ей не грозит ожог, даже веснушки не проступят на её всегда одинаково золотисто-матовой коже. Большинство подруг аккуратно прикрывались полотенцами или лежали под зонтиками, завидуя Индире, негритянкам и парням их компании, которые не прятались от солнца. Компания их была настолько дружной, насколько и разной по национальности. Однако все находили общий язык, шутили, смеялись, веселились от души – как и полагается в этом возрасте. Никто не старался выделиться, все были равны, невзирая на разный социальный статус, разное финансовое положение. Особенно сейчас, загорая и купаясь, они были все равны.
   После обеда все расходились по своим номерам, чтобы хорошенько выспаться, а вечером собраться где-нибудь в баре или на анимации или просто на берегу, чтобы ещё раз обсудить мировые проблемы и поискать всем вместе их решение или просто расслабиться и потанцевать.
   Стоило Индире только вытянуться на прохладных шёлковых простынях в номере, как сон тут же сомкнул её веки. Ей снилась мама. Индира знала, что это не сон, что мама выходит в астрал, чтобы пообщаться с дочкой. Это общение гораздо лучше телефонного, даже «скайпа», поскольку они находились в самом тесном контакте. Сама Индира так и не смогла выходить в астрал. Ещё девчонкой она узнала, что это такое, но даже не пыталась попробовать. Что-то пугало и останавливало её. Она так любила жизнь, что боялась даже представить себе, как это можно выйти из собственного тела! А вдруг не сможешь вновь зайти! Она знала, что если бы не астрал, её мама вряд ли бы выжила в заточении, но для себя не считала приемлемым такой способ бытия. Она знала и то, что мама продолжала общаться с её отцом в астрале, что буквально перед каждым мероприятием она спрашивала совета у Магомета, и тот всегда помогал. Индира очень хотела бы пообщаться с отцом в астрале. Но боялась отделить свою душу от тела. Она была целостным, единым созданием. Впрочем, отец часто посещал её во время сна, иногда вместе с мамой. Она знала его и любила по-своему. Он также помогал ей советами, как и мама. Иногда просто приходил во сне поинтересоваться её делами. Индира всегда удивлялась, неужели он не знает, как дела, ведь, ему, как говорится, сверху видно всё. Но живым – живое, а у мёртвых – свои проблемы.
   Мама сидела у неё в изголовье и «перебирала» тёмные локоны, рассказывая обо всех – бабушках, дедушках, о том, что у Тамилы появился внук – сын младшей сестрёнки Лом-Али, о своей работе, о проделках Кинга и всяких мелочах жизни. Они настолько привыкли жить жизнью друг друга, что Индира, соскучившись, уже давно бы улетела в Москву, если бы мама не приходила к ней каждый день во сне и не рассказывала все эти мельчайшие подробности. Вдруг мама Рита забеспокоилась:
   Ирочка, осторожно, у тебя в номере чужие люди.
   Индира попыталась открыть глаза, но тут же почувствовала маску на лице, которая не позволяла не только крикнуть или сказать что-нибудь, но и дышать полной грудью. Руки и ноги тоже были лишены действия. Однако мама, которая смогла оставаться в контакте с дочерью, хотя та уже и проснулась, успокаивала её:
   – Не делай резких движений, доченька. Это два молодых человека, очень сильных с виду, закутанные с головы до ног в камуфляжную одежду. Сейчас ты выглядишь абсолютно беспомощной, но они не собираются тебя убивать, они собираются тебя куда-то унести. Не сопротивляйся сейчас, побереги силы. Твоё главное оружие – твои жизненные устои, которые ты всегда сможешь отстоять с помощью твоего языка. Я с тобой, моя девочка! Сейчас я позову отца, и мы будем с тобой вместе. Помни об этом! Ты никогда не будешь одна. У тебя всегда будет моральная поддержка. Ничего не бойся!
   Индира не испугалась. Она чувствовала, что её куда-то несут, и старалась расслабиться, чтобы было легче дышать. Почему-то ей не казалось страшным это похищение, она подумала, что парни их компании решили подшутить над ней и что её принесут куда-нибудь в «жуткое место» – какой-нибудь склеп или морг, или террариум, мало ли на что у них хватит фантазии. Индира репетировала мысленно, какой ужас она изобразит на своём лице, чтобы доставить им удовольствие. Однако путешествие затянулось. Она чувствовала, что они ехали в автомобиле, потом её опять куда-то несли. Если бы не маска на лице, она бы уже давно пристыдила их, напомнив, что если мероприятие потеряло остроту ощущений, значит, его надо заканчивать. Ну, ничего, она была терпелива, к тому же было время отрепетировать наиболее красивые фразы.
   Наконец, её положили на что-то мягкое, похожее на кровать, сняли путы с рук и ног. Индира полежала несколько минут без движения, но поскольку её никто не трогал, не окликал и вообще – вокруг была такая тишина, что стала её угнетать, она осторожно сняла маску с лица и огляделась. В комнате никого не было, сама же комната скорее была похожа на сказочные дворцовые покои. Индира приподнялась – она лежала завёрнутая в ту же простыню, которой укрылась перед отдыхом в своём номере, рядом лежали её шорты и майка. Ага, кроме всего прочего, она только сейчас заметила, что была абсолютно голой (так ей лучше спалось, да и с детства она не любила всякие там пижамы и ночнушки).
   Индира оделась под простынёй (явно за ней наблюдают), встала и, увидев балкон, направилась к нему. О! Такого она не ожидала! Уже вдоволь насмотревшись на красоту Средиземного моря, которое своими ярко бирюзовыми глазами настраивало на лирическо-романтический лад, она, оказывается, не знала, что здесь может быть такая красота, такая, надо бы сказать, рукотворная красота! Просто не верилось, что все эти гладкие блестящие листики на деревьях, все яркие невероятные цветы, а главное, аромат, волшебный аромат волшебных сказок, – что такое может расти и существовать само по себе без чьего-то волеизъявления.
   Индира любовалась бескрайним бирюзово-синим горизонтом и таким же бескрайним морем цветов, высаженных по строгому трафарету, задуманному садовником, когда шестым чувством она почувствовала, что кто-то ещё любуется этой красотой. Она медленно развернулась и оперлась на перила балкона в слегка развязанной позе, которая, по её замыслу, должна была показать наглым похитителям её полное презрение к их затее. Она не перестала ещё думать, что это проделали её друзья-приятели по курсу.
   В комнате стоял незнакомый молодой человек в арабской одежде и внимательно её разглядывал. Индира решила первой нарушить ставшее уже гнетущим молчание:
   – А, это вам я обязана столь приятным времяпрепровождением? – спросила она на английском. Поскольку молодой человек продолжал молча её разглядывать, она повторила свою фразу ещё на трёх языках.
   – Простите за причинённые вам неудобства, – наконец, откликнулся он по-английски, но с восточным акцентом, – но я не имею возможности пригласить вас к себе в гости другим способом.
   – О! Оригинально! Если бы я приносила всех своих знакомых к себе в гости вот таким необычным способом, было бы здорово! Скажем, проснулся ночью, бессонница. А вот пусть-ка мне принесут Машу, с которой я училась в третьем классе в Н-ской гимназии, когда гостила у тёти. Вау! Класс!
   – Простите, не понимаю.
   – Что, у вас кажется проблемы с языком? Может, вы принесли меня сюда для того, чтобы я давала вам уроки английского?
   – Простите, мне кажется, вы обижены тем, что я несколько необычным образом пригласил вас в гости.
   – О, нет! Обижена – это не то слово, мой дорогой ученик. Я – в гневе! В наше время, когда многочисленные организации следят за соблюдением прав человека, другой человек, у которого такие же точно права на жизнь и существование, решает, что ему было бы удобнее, если мирно спящий человек прервал свой приятный сон и составил ему компанию. Бред! Вы не имеете никаких прав – ни юридических, ни политических, ни социальных, никаких!
   – Ещё раз прошу прощения. Но у меня действительно нет многих прав, которые имеют простые люди.
   – Что вы имеете в виду?
   – Я не могу просто так поговорить с каким-либо человеком, я не могу просто так прийти на пляж, я не могу познакомиться с симпатичной мне девушкой. Я не могу пригласить друзей на ужин, потому что у меня нет друзей. Я не могу в социальном плане многого, что может сделать любой человек, даже такой, которого принято считать отбросом общества.
   – Но почему?
   – Только лишь потому, что я – наследный принц.
   – О, господи, – вырвалось у Индиры. Она непроизвольно переменила позу, из пренебрежительной переместившись в уважительную.
   – Вы так произнесли это, будто бы вам сказали, что я – прокажённый или болен всеми немыслимыми заразными болезнями.
   – А вы предлагаете пожалеть вас? Ах, несчастный наследный принц! Разрешите пособолезновать вам в том, что вы живёте во дворце, кушаете, наверное, не то, что находите в мусорных баках, имеете в своём штате дюжих молодцов, которые принесут вам любую игрушку, купите всё, что ни пожелаете за свои скромные денежки. Ах! Простите! Позвольте на секунду побыть вашим домашним доктором! Так. На что вы жалуетесь? – Индира всегда была индикатором несправедливости.
   – Вы действительно считаете меня…таким…
   – Избалованным жизнью, если вы не можете подобрать слово.
   Молодой человек захлопал ресницами, Индире на минуту показалось, что он сейчас заплачет, во вторую минуту она отметила про себя какие у него непростительно для молодого человека длинные ресницы, затем уже более примирительно, чтобы не перегнуть палку, спросила:
   – Итак, объясните, пожалуйста, чем я обязана вам своим тут нахождением и, если вопрос исчерпан, разрешите мне покинуть ваш гостеприимный дом, так как вечером у меня по плану другие мероприятия.
   – Я не смею надеяться, но мне хотелось бы продолжить знакомство. Если вы очень спешите, вы можете уйти, но хотя бы назначьте время следующей встречи! Если у вас есть минута – другая, прошу вас пожертвовать ею ради меня!
   – У меня есть не только минута, другая, но и нескончаемое количество минут, оставшихся до конца жизни, но почему вы решили, что я должна их посвятить вам?
   – О! Почему вы так несправедливы ко мне! Я всего лишь хотел поговорить с вами, поужинать, если вы соблаговолите, и всё! Вы были и есть свободны! Почему же вы так обижаетесь на меня?
   – Молодой человек! – Индиру удивила такая наивность, – где вы учились? Если вы хотите провести с девушкой время, это делается другим образом.
   – Простите?
   – Я хотела сказать, что если вы хотите познакомиться с девушкой, вам достаточно в общественном месте оказать ей больше внимания, чем другим, и остальные парни поймут, что вы имеете на неё виды. Тогда вам придётся бороться только с тем, кто тоже имеет на неё виды.
   Молодой человек опять захлопал ресницами, и Индира поняла, что её упражнения в словесности могут довести парня «до ручки».
   – О! Я согласен на любую расстановку, только останьтесь ещё хоть на полчаса!
   – Это что-нибудь изменит в вашей жизни?
   – Да! Я избавлюсь на полчаса от тоски и скуки, которая доведёт меня до смерти.
   – Ага, кажется, не боюсь повториться, вам нужен не учитель, но врач. Итак. На что жалуетесь, больной?
   – Вы меня не так поняли. Я прошу вас побыть немного моей гостьей.
   – А не проще ли было пригласить меня в гости, а не тащить, как барана, спеленатого по рукам и ногам?
   – Вы абсолютно правы! Вы даже не представляете, как это непросто – пригласить вас в гости! Я должен привести аргументированные доводы моему отцу о необходимости пригласить вас на официальный приём, мой отец должен известить специальную службу о моём желании, эта служба после проверки всех ваших исходных данных, вплоть до пятого колена, даст добро моему отцу, отец даст согласие на мою просьбу, специальная служба составит пакет документов, необходимых для приглашения вас в наш дворец. При этом составляется подробное генеалогическое древо, чтобы выяснить, на каком уровне мы можем вас принять. Затем просматривается план мероприятий, предусмотренных в ближайшее время, и вас приглашают на то мероприятие, которое соответствует вашему рангу.
   – О, боже! Вы думаете, из всего сказанного я запомнила, на какое мероприятие вы меня приглашаете и в какое время?
   – Если вы это поняли, значит, вы должны понять меня, молодого нетерпеливого человека, который не хочет официальных разговоров о погоде в присутствии семьи и свиты. Я хочу нормальных отношений, которые бы не вызывали у меня тошноты и мыслей о неизбежности.
   – Всё равно ваши побуждения не оправдывают ваш поступок.
   – Чем я могу искупить свою вину?
   – Вы её осознаёте?
   – Да.
   – Достаточно. А теперь расскажите, каким образом в вашу венценосную голову пришла столь криминальная идея.
   – Мне несколько неловко…
   – Да, бросьте. Давать распоряжения выкрасть спящую нагую девицу вам ловко, а рассказать вашему лечащему врачу, – Индира сделала вид, будто поправила фонендоскоп, – вам неловко. Рассказывайте, уж, не то…
   – Да, да. Давайте присядем, – Индира согласилась, пройдя в комнату и присев за огромный стол, готовая поклясться, что минут десять назад его тут не было, – дело в том, что пять лет назад меня похитили с целью получения выкупа. Отец сразу дал согласие заплатить, но американские службы, которые провели своё расследование и освободили меня раньше, чем отец заплатил, потребовали от него вознаграждение в размере выкупа. Это показалось отцу проявлением дурного вкуса, и с тех пор он везде и всюду держит охрану, чтобы подобного не повторилось. Однако со временем я подружился с охраной, и они иногда развлекают меня.
   – Получается, что я – ваше очередное развлечение.
   – Нет, нет, – молодой человек перебил быстрее, чем Индира могла продолжить свою мысль, – вы мне очень понравились. Я ведь давно наблюдаю за вашей компанией. В бинокль, – молодой человек совсем смутился, чем рассмешил Индиру.
   – Вы за нами подглядываете?
   – О! Вы так любите называть вещи своими именами!
   – Да! Непременно!
   В это время в комнату вошёл человек, закутанный с головы до ног в восточную одежду. Молодой человек подал знак пальцами и тот тут же вышел.
   – Что это значит?
   – Позвольте пригласить вас отужинать со мной?
   – А если я откажусь, ужин всё равно состоится?
   – Нет, более того. После вашего ухода я не прикоснусь к еде.
   – Ну, и на здоровье. Вы меня этим не запугаете. Голод – полезен для здоровья. Но … сегодня я целый день ощущаю непозволительный аппетит, поэтому, пожалуй, не откажусь. Только быстрей. Я же уже сказала вам, что у меня вечером – мероприятия.
   Молодой человек щёлкнул пальцами, будто из-под земли появились слуги, и через минуту стол был уставлен яствами, некоторые из которых Индира видела впервые.
   – Ответьте на два моих вопроса.
   – Слушаю вас, – степенно проговорил молодой человек.
   – Первый – расскажите о себе более конкретно, второй – как часто вы подобным образом приглашаете на ужин тех, кто вам понравился посредством бинокля.
   – Начну со второго вопроса – довольно редко.
   – Но, бывает?
   – Да, я откровенен с вами.
   – И, что, до сих пор это сходило вам с рук?
   – Мой отец достаточно богат, чтобы уладить любое недоразумение, но до этого ещё ни разу не доходило.
   – Ага, я поняла намёк. Если бы я устроила скандал, можно было бы на этом заработать на отличную пирушку с друзьями.
   – Теоретически вы правы.
   – А практически, после всех разборок и официальных действий не захочется никаких пирушек. Тонкий расчёт! Впрочем, мне уже захотелось отведать что-нибудь из всего этого многообразия, – показала она на стол, – но, боюсь, что у меня может случиться несварение. Прежде чем вы расскажете о себе, расскажите, что мы будем кушать. Дыня – это замечательно. А это что?
   – Это тушёная баранина под соусом.
   – О! – Индира закашлялась, едва положив в рот маленький кусочек, – предупреждать надо, что это острое блюдо.
   – Возьмите маззу.
   – Что это?
   – Это закуска – свежие и маринованные помидоры, маслины, орехи, арбузные семечки, – указывал молодой человек. – А это – бинтас-сахн – сладкое тесто, политое растопленным маслом и мёдом. Вам понравится.
   Они сидели за огромным столом друг напротив друга. Индира была воспитана в лучших традициях, умела вести себя за столом в самом изысканном обществе, но вдвоём с несколько странным наследным принцем она чувствовала себя не в своей тарелке и, несмотря на голод, есть не могла. Посидев молча, однако, Индира решила «взять власть в свои руки»:
   – Извините, мы с вами незнакомы. Англичане умерли бы с голоду, но не притронулись бы к пище, если бы их не познакомили. Нас с вами знакомить некому, поэтому представьтесь, пожалуйста.
   – Меня зовут Абдулла ибн Абдель Азиз.
   – Индира.
   – Красивое имя.
   – Ага, главное – короткое.
   – Меня можно называть просто – Абдулла.
   – Хорошо. Абдулла, у нас сейчас ужин или обед?
   – Это имеет значение?
   – Ну, да. За ужином можно слегка выпить, расслабиться.
   – Арабы не пьют вино.
   – А что они пьют? Впрочем, ладно. Я это сказала к тому, что мы с вами никак не можем приступить к еде, а, сказав тост и выпив вина – еда была бы очень кстати. Я родилась на Кавказе. А тост для кавказского человека – это как визитная карточка. Ну, вот, зато теперь я знаю, что вы – араб.
   – Вы меня стесняетесь?
   – Как бы вам сказать… Я в гостях и не могу приступить к еде первой, а вы не подаёте мне пример.
   – Да, да, извините, – принц положил что-то себе в рот и стал жевать с блаженной улыбкой на лице, явно приглашая Индиру последовать его примеру. Индира тоже поклевала что-то.
   – Расскажите мне о себе.
   – Неужели вы предприняли столь опасный шаг, ничего не узнав обо мне предварительно?
   – Нет. Я знаю только, что вся ваша компания приехала из Лондона, вы вместе отдыхаете.
   – И всё?
   – Да… Почти.
   – Что же ещё?
   – Вы все из разных стран, учились вместе в Кембридже. Кто вы, откуда вы, именно вы? Женщины моей страны скромны, пугливы и немногоречивы, я мало знаком с женщинами и то, как вы со мной разговариваете, немного сбивает меня с толку.
   – Да, ладно. В нашей компании, уж если вы за нами наблюдали – восемь национальностей со всего мира, но все девушки одинаково умеют постоять за себя, и уж конечно не будут молчать, если у них что-то спрашивают. Я занимаюсь политологией, живу в России.
   Молодой человек замер на несколько минут, явно шокированный этой новостью. Слова Индиры о том, что она родом с Кавказа, не произвели на него впечатления, видимо он не был силён в географии. Затем откликнулся:
   – Россия? Это север? Там, где холодно?
   – Да, – Индире было ужасно смешно, что так просто можно было бы заморочить голову Наследному Принцу! – Снег! Белый снег и мороз! Ужасный мороз! Люди ходят в шкурах, ездят на нарах, на собаках и медведях. Да! Это ужасно, но там так холодно, что здесь – в стране вечно зелёных растений, приходится ходить обнажённой, чтобы не сгореть от жары.
   Она опустила голову, чтобы не было видно искорок в глазах. Выдержав паузу, подняла голову и задорно спросила:
   – Простите, я боюсь задать нескромный вопрос, боюсь повториться, но где вы учились?
   – После того, как меня выкрали, отец решил не отдавать меня на учёбу за границей. У меня были частные учителя по всем предметам, которые проходят в университетах, например, в Кембридже. Почему вас интересует этот вопрос?
   – Видите ли, вы несколько отстаёте от тех знаний, которые знают маленькие дети отсталых стран, а не то что – учащиеся Кембриджа.
   – Простите?
   – Вас дурят. Самым натуральным образом. Вам до сих пор рассказывают то, что говорили лет пятьдесят назад. Вы отстаёте от жизни. Не знаю, сознательно это делается, или по недоумию, но вы рассуждаете, как малолетний ребёнок. Инфант!
   Принц опять захлопал ресницами, Индире даже показалось, что вот сейчас он заплачет. Войдя в роль гневной обличительницы, ей уже было нелегко его жалеть, хотя всё чаще у неё проскакивала мысль о том, что не стоит с ним разговаривать подобным образом, лучше уж установить с ним добрые отношения и распрощаться по-доброму. Пусть уж сам развивается по выбранному его папашей пути. А ей уже пора на вечеринку. Она поднялась с высокого стула:
   – Извините, не смею больше утомлять ваше внимание. Расскажите лучше, как мне добраться до своего отеля.
   – Вы уже уходите?
   – Вы поразительно догадливы!
   – Вас отвезут к отелю.
   – О! Нет слов, которыми можно было бы выразить мою признательность!
   Он распорядился подать машину, на прощание Индира спросила, можно ли она немного покатается сама с друзьями на такой красивой машине. Получив разрешение, Индира смилостивилась и пригласила принца на пляж, где она обычно отдыхала с друзьями:
   – Приходите со своей охраной, я думаю, что смогу уверить своих друзей, что вы отдыхаете здесь просто так. Думаю, что они не заподозрят в вас наследного принца.
   – Простите, в вашей компании это так страшно?
   – Нет, не страшно, но если они будут это знать, то отношение к вам будет совсем другое. А вы ведь хотите простого к себе отношения? Хотя бы на время, чтобы отвлечься, расслабиться, ну, и всё такое.
   Друзья Индиры не стали вдаваться в подробности, откуда такая шикарная машина, на которой они катались всю ночь, не заплатив ни цента ни за бензин, ни за аренду. Всем было весело, а это было главное! Индира предупредила их, что завтра познакомит всех со своим другом, который предоставил им в распоряжение эту машину. Поэтому, когда утром все досыпали на пляже, никто не удивился появлению Абдуллы с двумя молодцами. Ведь только Индира знала, что Абдулла – наследный принц, а двое молодых людей, сопровождающих его – охранники. Многие даже не проснулись, когда Абдулла улёгся на песок рядом с Индирой.
   – Привет!
   – Привет! Спасибо за машину. Было так здорово!
   – Я очень рад.
   – Мы славно покатались! Я даже не представляла себе, что здесь столько чудесных мест! Вы, наверное, везде побывали?
   – Честно говоря, нет. Я никуда не выезжаю.
   – Зачем же вам нужен лимузин?
   – Для представительности.
   – А, да. Я всё время забываю, с кем имею дело. Извините, я не знаю, как мне с вами разговаривать. По возрасту вы – такой же, как я и мои друзья. А по статусу – не знаю, кланяться ли мне всё время или стоять с низко опущенной головой?
   – О! Зачем вы так!
   – Я что-то не так сказала? Видите ли, моя профессия – политолог. Я не имею права не знать как вести себя с королями и принцами. И я знаю, поверьте, как вести себя на приёмах! Но в такой ситуации, как сейчас, – увы…
   – Вы сказали – политолог?
   – Да, моя профессия заключается в том, что я должна оценить любую политическую обстановку в мире, сделать анализ политического положения любой страны, разобраться в любой ситуации, которая происходит в той или иной стране и предсказать, что может произойти в той или иной стране. Мои коллеги могут сидеть в университете, а могут находиться в самой критической точке планеты, чтобы помочь тем, кто делает политику, осмыслить свои действия.
   – Это сложно?
   – Для кого как. Тем, кто мыслит критериями сегодняшнего дня – типа поел, поспал, расслабился – всё о^кэй! – тем сложно, да, но такие и не идут в политику. Политологи интересуются такими вещами, которые другим могут быть не только не интересны, но и неприятны. Кстати, между политиками и политологами существует большая разница. Как сказал один известный политолог: «Учёные знают, политики – могут».
   – Вам это интересно?
   – Да. Меня всегда интересовал вопрос – как это так, почему один – ОДИН! – человек может принять решение за всех? Почему один человек принимает решения, а миллионы должны исполнять его волю?
   – Вы – максималистка?
   – Отчасти. Скорее всего, мною движет обострённое чувство справедливости.
   – Расскажите о себе чуть – чуть подробнее.
   – Что именно?
   – С детства. Как вы росли, где учились, жили. Вы так интересуете меня. К тому же Россия – это… как далёкая планета. Я почти ничего о ней не знаю.
   – Скажу вам больше. Вы ничего не знаете о России, потому что она никогда не нуждалась в вашей нефти. К тому же вы исповедуете ислам, а в нашей стране превалирует христианство, причём – православное. Поэтому ваши учителя старательно обходили этот аспект обучения. Есть на Севере, на далёком Севере страна… Там холодно и голодно, а люди – дикари…
   – Немного не так, но … похоже.
   – Ага! А как насчёт – искупаться! Вода сегодня – слов нет!
   С этими словами Индира стремительно кинулась к воде, так что Абдулле ничего не оставалось делать, как последовать её примеру. Они сначала поплыли наперегонки, затем степенно вернулись к берегу, затем принялись нырять с трамплина, потом стали плескаться и бороться в воде. Словом, охранники, которые вроде бы уже и завязали знакомство с подругами Индиры, всё это время стояли на берегу, сосредоточенно наблюдая, как их «вождь» развлекается с «взбалмошной девицей». Наконец, Индира с Абдуллой устали и чуть ли не на четвереньках выползши на берег, улеглись на песок в изнеможении. Охранники тут же успокоились и вернулись к своим подругам, которые не понимали, что ж такого случилось, почему их кавалеры, такие приятные с виду – накаченные и загорелые, красавчики, одним словом, одновременно повскакали с мест и стояли на берегу, не сводя глаз с Индиры. Почему-то они не связывали поведение своих кавалеров с тем, что с Индирой плескался какой-то там араб, который пришёл вместе с ними.
   Индира первая подняла голову:
   – Знаете, мы с вами неправильно себя ведём.
   – Почему? – взгляд Абдуллы был ещё затуманен весёлыми играми, – мы нарушили какую-нибудь из Конвенций ООН?
   – Ой, ну, насмешили! Ну, кто в наше-то время соблюдает Конвенции ООН? – увидев, как наследный принц опять захлопал ресницами, она рассмеялась до коликов, – может, вы и не знаете, но в последнее время все решения ООН касаются в основном вопросов решения проблем ООН, не больше.
   – Но наше Правительство прислушивается к их решениям.
   – Извините, значит, ваше Правительство живёт вчерашним днём. Вам выгоднее реагировать на то, что было актуально вчера.
   Наследный принц опять захлопал ресницами, а Индире вдруг стало стыдно за свой насмешливый тон.
   – Мы сейчас уходим с пляжа, а вы?
   – А когда я снова смогу увидеть вас?
   – Сегодня в бизнесс-клубе, завтра на пляже. Ну, пока!
   Индира подхватила свои пляжные принадлежности и пошла в отель. Постепенно через несколько минут один после другого в отель ушли и все её друзья. Принц со своей охраной остались одни. Эх, Индира, борец за справедливость и права человека! Не могла она понять одного, что можно жить во дворце и чувствовать себя лишённым всего – в смысле самого простого человеческого счастья! Принц не осознал ещё, чего он хочет, но знакомство с Индирой – просвещённой представительницей женщин не исламского воспитания, которые не приучены вскакивать с места, когда в комнату входит мужчина, которые не собираются прикрывать волосы платком, которые не чувствуют себя ниже мужчин во всех отношениях, – именно тем Индира и понравилась Абдулле, что очень сильно отличалась от женщин его мира. Принцу иногда хотелось острых ощущений, и даже отец часто закрывал глаза на его похождения. Бизнесс-клуб, пляж – не так-то просто было принцу выбраться в эти места простого общения обычной молодёжи.

   Они встретились снова на пляже на другой день – принцу легче всего было именно так оторваться от зорких глаз многочисленных охранников. Индира старалась не придавать особого значения долгим взглядам Абдуллы, зато её подруга – китаянка Чин, которая уже нашла общий язык с охранником принца, (правда, Чин, не знала, что он – охранник) чётко расставила всё по местам:
   – Инди, кажется, твой кавалер настолько влюблён в тебя, что готов ехать в твою холодную Россию.
   – Чин, ты преувеличиваешь. Не стоит столько времени проводить на солнце.
   – Солнце весьма кстати. Но ты объясни, что происходит: мой новый дружок – Хасан – может говорить о чём угодно, представляешь, он знает наизусть стихи китайской поэтессы 16 века! Но стоит только заговорить о тебе и этом милом арабе с длинными ресницами, весь разговор прерывается на полуслове.
   Ну, и не говори обо мне.
   – Инди, я же не…, как это… мою тебя…. Ох, не помню я все ваши поговорки, тем более на английском. Я не говорю о тебе ничего плохого, просто говорить о тебе – нельзя! Поняла? Но, слава богу, говорить с тобой пока ещё можно. А твой кавалер знает, что послезавтра мы разъезжаемся?
   – Скажи-ка лучше ты своему кавалеру об этом, но так, чтобы и Абдулла узнал.
   На следующий день Абдулла снова появился на пляже в сопровождении своей охраны – под видом дружков, но он был так расстроен предстоящей разлукой, что Индира не смогла его расшевелить, как ни пыталась. Они поиграли в теннис, но ракетка вываливалась у него из рук, покатались на катамаране, но он всё время забывал крутить педали. Вечером все отправились на прощальный ужин на яхте, Индира пригласила и Абдуллу. Он не смог сразу сказать, сможет ли выбраться, однако в назначенное время он был на пирсе в сопровождении своих охранников.
   Всю ночь они прокатались на яхте. Было море пива и вина, бесконечные разговоры, клятвы в вечной дружбе, взаимопонимании и любви, а вокруг было бесконечное море, бархатное небо, усеянное алмазами звёзд, тепло и замечательно!
   С утра все собрались и дружно отправились в аэропорт на лимузине Абдуллы, чтобы по очереди отбывать на Родину. Не выспавшиеся, но бодрые, – вся компания со слезами на глазах прощалась с каждым отлетающим, дожидаясь своей очереди. Индира должна была улететь ближе к обеду, оставшееся время они с Абдуллой провели молча, держась за руки. А что можно было сказать, если ни он, ни она ничего не могли пообещать друг другу. Ничего! Обменялись адресами в Интернете. Абдулла был расстроен до бесконечности. Индира утешалась мыслью, что не вечно же ей отдыхать на берегу моря. Ей надо работать, а ему… Конечно, Индире с её житейским разумом легко было всё это понять, а Абдулле – узнику обычаев и нравов своей страны – это прощание казалось последним днём жизни. Его настроение передалось и Индире, когда самолёт разбегался по взлётной полосе, она даже украдкой смахнула слезу. И только в самолёте вспомнила, что так и не узнала из какой он страны. Араб и араб, а ведь арабов ох, как много. Ну, что ж! Значит – не судьба. У неё даже в мыслях не было воспользоваться такой «случайностью», ведь можно было «окрутить» принца и женить на себе. Нет, это не для Индиры.
   Вот и Москва. Увидев ещё в иллюминатор маму с бабушками и дедушками, Индира сразу же настроилась на другую волну – как она любила своих родных и близких! А о них – и говорить не стоило – столько искренних слёз умиления от встречи со своей любимицей! Индира забыла о печальном расставании с принцем и даже – на время – с друзьями. Ах! Этот сладкий воздух Родины! Где бы вы ни жили, дома всё равно лучше. Искренне жаль людей, которым дома плохо или хотя бы неуютно.
   Индира бегала по дому, радуясь каждой мелочи, целовала по очереди своих бабушек и дедушек, потом опять и ещё раз, стараясь не замечать, что те от радости не в силах сдержать своих эмоций. Каждый хотел рассказать первым, что он приготовил к приезду Индиры. Бабушки приготовили кучу подарков, а дедушки – специальные предложения о будущей работе. Бабушки отгоняли дедушек с их предложениями, отговаривая Индиру повременить с работой, отдохнуть месяцок, дедушки кричали, что более выгодного предложения потом может и не быть….
   Индира хохотала, обнимала их, целовала, носилась по лестнице наперегонки с Кингом, который, хотя и стал уже взрослым псом, но поддался всеобщему ликованию и не стерпел – вёл себя, как щенок.
   Наконец, все успокоились, уселись за стол, заставленный всякими изысками, которые мама Рита приготовила в честь приезда дочери.
   – Дорогие мои, – успокоила всех Рита одним жестом, – я поднимаю этот бокал за будущее моей дочери – вашей любимой внучки – Индиры. Пусть не будет ничего такого в нём, что могло бы его омрачить, пусть наша девочка живёт счастливо, пусть живёт так, как сама задумала, а мы – все мы, ей поможем. – Все дружно загалдели, так как только и ждали момента, когда их попросят о помощи.
   – Мамочка, бабушки, дедушки! – Индира тоже поднялась, с ярким румянцем, ямочках на щеках, она была так хороша сейчас, что бабушки дружно зашмыгали носами и полезли за платочками, а дедушки чуть было опять не заговорили о своих предложениях, – я вас так люблю! Для меня будет большим счастьем, если у вас всё будет хорошо. И если ваше счастье зависит от того, чтобы я была счастлива, – она даже хохотнула над витиеватостью своей ответной речи, – я расшибусь в лепёшку, но буду счастливой, – закончила она под одобрительные возгласы.
   Утром Индира побродила по дому, потрогала ещё раз все вещи – такие милые и знакомые с детства и отправилась к маме на кухню.
   – Мам, что значит в бабушкиных понятиях – отдохнуть месяцок?
   – Они мечтали, чтобы ты пожила дома, и они могли бы видеть тебя каждый день.
   – А дедушки?
   – А дедушки нашли для тебя такую работу, о которой мечтает даже маститый политолог, а не то, что молодой специалист.
   – И где же?
   – Быть официальным политологом при после России.
   – Да ну?
   – Ну, да, – ответила Рита, и обе засмеялись.
   – А в какой стране?
   – Вот об этом они и мечтали рассказать тебе вчера, но бабушки не дали.
   – Зря. Если всё будет о*кэй, то пока я буду оформлять документы, пройдёт тот самый месяцок.
   – Ты уже решила? – загрустила мама Рита.
   – Мамочка, если ты не хочешь, я никуда не поеду, но если дедушки решили, что для моего будущего так будет лучше, значит, так это и есть. Ты же их знаешь. Особенно, если они до этого додумались на пару.
   – Нет, нет, – Рита не смогла сдержаться, слёзы брызнули из глаз, и теперь она отбивалась от сильных объятий дочери, – ну, с чего ты взяла, что я сильно не хочу. Ты же знаешь, я буду выходить в астрал, я буду с тобой каждый день.
   Но чем больше она пыталась уверить себя и Индиру в том, что говорила, тем сильнее рыдания сотрясали её тело, и закончилось это тем, что Индира потащила её на мягкий уголок, чтобы мама Рита смогла успокоиться окончательно. При этом Индира нашла такие нежные слова, что Рита действительно успокоилась. Они долго ещё валялись в обнимку, Индира рассказывала маме о Кембридже, своих друзьях, о принце. Мама почти всё знала и сама, потому что они часто общались, но одно дело видеть явь, которая была, как бы во сне, а другое дело касаться губами родных щёчек, перебирать тёмные пушистые волнистые волосы, чувствовать бедром молодое упругое тело. Нет, не передать этого словами. Счастье – это такое растяжимое понятие, никто до сих пор не дал ему точного определения. Скорей всего, счастье – это ощущение гармонии, когда тебе хорошо и всё на свете устраивает. В эти минуты Рита даже забыла, что дочь, возможно, через месяц опять уедет – неизвестно насколько времени. То, что она уедет, она знала ещё задолго до этого разговора, даже задолго до того, как один из дедушек – отец Вадима – сказал, что случайно встретил старого друга, через которого можно договориться устроить Индиру в посольство чуть ли не любой страны мира. Но сейчас она не могла сдержать свои эмоции. Можно ведь было устроиться на работу и в Москве. Тогда бы Индира жила дома. Но Рита осознавала, что та не останется дома, если будет перспектива более интересной работы.
   Индира целый день просидела дома с мамой. Правда, вечером опять собрались бабушки и дедушки и теперь уже дедушки, объяснившие бабушкам, что Индира в любом случае пробудет дома, как минимум месяц, смогли, наконец, высказать свои предложения. Индира уже всё знала, но показала свой неимоверный восторг – на радость дедушкам.
   – Ирочка, я думаю, что тебе не стоит упускать момент. Сын моего старого приятеля, о котором мы весь вечер говорим, уезжает через месяц в Саудовскую Аравию. Он как раз подбирает себе команду. Анатолий Максимович советовал поехать именно туда, хотя в перспективе можно устроиться почти в любую страну мира – Америку, Китай, куда хочешь. Я не стерпел, похвастал, что ты знаешь несколько языков, изучаешь арабский, и он прямо-таки ухватился за идею, чтобы ты поехала в команде его сына. Насколько я знаю, это очень приличная семья. Ты будешь под опёкой порядочных людей. И нам за тебя не будет страшно.
   Все снова загалдели, и Индира согласилась. Сказать по правде, она не отдавала предпочтения какой-либо стране. Ей всё было интересно, и, пока молода и полна энергии, конечно же, хотелось увидеть мир. Пусть это будет Саудовская Аравия. Самая загадочная страна Востока.
   «Месяцок» начался вполне удачно. Каждый день Индира ходила по своим «бумажным» делам, но вечер был свободен, и она проводила его со своими обожаемыми родственниками. Скоро должен был приехать Вадим – он уже работал и был в командировке. Одноклассники и одногруппники – все были чем-то заняты, да и у Индиры каждый день был заполнен до предела. Бабушки выполняли свои планы, которые они вынашивали задолго до возвращения Индиры. Они решили одеть свою девочку у лучших кутюрье столицы, не поедет же она в чужую страну при после России в этих ужасных прозрачных майках-топ и шортах! Индира вполне с ними соглашалась и даже разрешила один раз снять с себя мерки, но ходить на примерки категорически отказалась. Бабушки и этим были довольны. Приличному кутюрье не нужно десять раз перемеривать и перешивать. Они с упоением приносили Индире уже готовые наряды, которые Индира демонстрировала вечером всей семье. Всё о*кэй! Индира не была придирчива к одежде. А уж своим бабушкам доверяла на все сто. Лишь однажды бабушки принесли пакет, который отдали Индире с загадочным видом, сказав, что она наденет «это» на самый изысканный приём, что они уверены, что «это» будет сидеть на ней превосходно, и что она обязательно должна будет сфотографироваться в «этом» и прислать им фото. Так вот они придумали. Да, и не смотреть, пока не придёт время. Индира целовала своих бабушек по очереди, подсмеиваясь над их экстравагантностью – уж не свадебное ли платье Золушки это ваше «это»? Нет, нет. Но «это» – сюрприз.
   Утром Индира проснулась от телефонного звонка. Ну, кто там так рано? И тут же подскочила, как ужаленная. Вадим! Вернулся и очень хочет её увидеть! Она отложила все свои несрочные дела и через пять минут уже висела на его ставшей ещё более могучей шее.
   – Вадюш, ты прямо такой взрослый стал! Уже работаешь! Тётя Лариса что-то рассказывала, но я не поняла – при чём тут Чернобыль?
   – Ирка, ты не представляешь, как это интересно!
   – Да, ты же занимался атомной энергетикой, а там – в Чернобыле – всё давным-давно заглушили.
   – Да, заглушили, но ты представляешь, там идёт процесс!
   – Наверное, идёт! Ведь атом будет разлагаться, хоть ты заливай его бетоном, хоть оставляй на поверхности.
   – Правильно, но там под бетоном атом не просто так разлагается, там зарождается другая жизнь.
   – Ой, что же там? Огромные черви, чудовища? Монстры?
   – Никто толком ничего не знает, но эхолокаторы показывают что-то необъяснимое. Я скоро опять еду туда в командировку. Там просто не замечаешь время – так всё интересно, а главное – есть применение твоим знаниям.
   – Вадь, но ведь это, наверное, опасно? Ведь не зря же люди там не живут?
   – Живут. Многие не уехали тогда, когда была эвакуация. Говорили, лучше мы на Родине умрём, чем за тридевять земель киселя хлебать поедем. И знаешь, умерли те, кто и так бы умер. А те, кто остался жить, очень изменились. Какие-то таланты у людей открылись. Да там, знаешь, какие яблоки – во! А картошка!
   – Бог мой, а что же под землёй-то творится, а?
   – Вот это всё мы и выясняем. Знаешь как интересно! Между прочим, если бы ты захотела, тебе там тоже работа найдётся. Там нужны психологи, экологи, логисты, и просто одержимые.
   – Ну, да. Да?
   – А, что, может, правда, поедешь? У нас столько молодёжи! А, Ир?
   – Вадь, я уже почти оформила документы. И потом – это не в моём вкусе – менять свои решения. Где ты был раньше? Сколько мы с тобой не виделись! Почти не общались!
   – Ну, и что из этого? Ты же нисколько не изменилась, да и я тоже. Я знаю, что ты не поедешь, но я же должен тебе предложить! А вдруг у тебя проснётся совесть, и ты вспомнишь данное обещание – всю жизнь вместе? А?
   – Ой, Вадька, да ну тебя! Это ты вспомнил, как мы с тобой кровью расписывались? Сколько же нам тогда было лет? Десять?
   – Одиннадцать с половиной.
   – Я тоже помню. Какие мы были смешные, правда?
   Индира, задумчиво улыбаясь, взглянула на Вадима, но он смотрел на неё совсем по-другому. Это был взрослый взгляд взрослого человека.
   – Пойдём, погуляем по городу, – предложил он.
   В городе была жара и, как всегда, столпотворение. Индира с Вадимом погуляли на Воробьёвых горах, где был хоть какой-то ветерок, и решили, что лучше уж поехать на дачу, где лесная прохлада и никого, кроме «ветра одного» и их самих. В метро – та же «куча мала». Потоком их занесло в вагон, и так уж получилось, что Индира оказалась в роли «бутерброда» – лицом к лицу с совершенно незнакомым парнем, а сзади вплотную стоял Вадим. Первую минуту всё было нормально, но – ах, какой длинный перегон – потом Индира уловила учащённое сердцебиение молодого человека, стоявшего лицом к ней, старательно отводившего взгляд от её лица, пытавшегося не замечать упругости её груди и не вдыхать аромата её молодой кожи. Она же почувствовала какое-то томление, оттого что стояла почти в его объятиях. К концу пятиминутного перегона они всё-таки взглянули друг на друга. Так, ничего особенного, отметила про себя Индира, взгляд же молодого человека говорил о другом. Ох, уж эти так нелюбимые бабушками прозрачные топ-майки! На следующей остановке Вадим потянул Индиру на выход, хотя до вокзала им надо было ехать ещё две остановки.
   – Поедем на другой электричке, – просто объяснил Вадим, и Индира с ним согласилась. В следующей электричке, действительно, было гораздо свободней.
   Они даже не заметили, как добрались до дачи Вадима – всю дорогу хохотали, рассказывая смешные эпизоды своей студенческой жизни.
   – Ничего не изменилось, – Индира прошлась по нижнему этажу, потом по верхнему.
   – А что тут должно было измениться? Родители делали всё для себя, будут другие хозяева, будут делать так, как им удобно, – Вадим возился на небольшой кухне, готовя «обед».
   – Вадюш, а … у тебя никого нет?
   – В смысле?
   – Ну, девушки у тебя нет?
   – И – на. Вот те на! О чём ты, Индиана Джонс? Разве может быть у меня кто-нибудь, если у меня есть ты? – Вадим подошёл к ней с двумя бокалами вина, – Выпьем за встречу. А у тебя, неужели появился кто-нибудь? Не смотря на наши клятвы и обещания? – спросил он шутливым тоном, осушив бокал до дна.
   – Нет, Вадь, у меня никого нет. Так, смешные приключения.
   Индира рассказала ему о своём «знакомстве» с принцем, знакомстве без продолжения. Вадим слушал, нахмурив брови, хотя Индира старалась преподать всё в забавном виде.
   Не прокомментировав ни словом её рассказ, он предложил тост за «лучшие школьные годы». Потом они вспоминали, что же было «лучшим». Спорили, как всегда, даже подрались, шутя. Индира отметила про себя, что Вадим выпивал за каждый тост весь бокал до дна, что он отхлёбывал вино и без тостов, просто во время беседы, отметила, но ему ничего не сказала.
   Они сходили на речку, вода в которой была, что называется, парное молоко. Вечерело, и Индира забеспокоилась, что пора домой.
   – Да, брось ты. Как будто мы с тобой не ночевали тут никогда. Давай позвоним и поедем завтра утром.
   Индире не очень-то понравился развязный тон подвыпившего Вадима, но и ехать домой не хотелось. На даче было уютно, приятно, спокойно. Они позвонили домой, и снова отправились на речку. Пока они плескались и, не спеша, возвращались домой, опустились сумерки. Индира обратила внимание Вадима:
   – Смотри. Как призрачно стало всё вокруг. Вроде бы всё есть, но будто и нет. Или нет, не так. Всё как будто перед катастрофой. Последние лучики солнца, последнее тепло, в последний раз Земля спокойна. Через несколько мгновений разгуляется ветер, поднимет пыль, которая застит солнце, разразится буря и всё покроется мраком и ужасом…
   – Индира, очнись! О чём это ты? На тебя это не похоже. Ты же всегда мыслишь позитивно. Какую такую бурю ты обещаешь матушке-Земле? Она и так настрадалась!
   – Да так. Мистика какая-то. Вдруг почудилось. Пошли скорей, чаю хочу.
   Индира заварила вкуснейший чай с мятой, малиной, смородиной – всем, что нашла на кустах и на земле, но Вадим наотрез отказался его пить, сославшись на то, что уже обпился вином. Да и правда, пока Индира возилась с чаем, Вадим не прекращал пить вино.
   Поболтав с часок после чая, Индира почувствовала, что глаза у неё слипаются:
   – Пошли спать, Вадь. Меня от чая совсем разморило.
   – Пойдём, – согласился Вадим, но вставать не торопился.
   Индира встала первая, но Вадим взял её за руку и потянул к себе:
   – Иди, подремли у меня на руках, я тебя потом отнесу на постель. Такая ночь чудная! Тепло и свежо одновременно. Так редко бывает, и уходить совсем не хочется.
   – Пойдём. В комнатах тоже свежо, а в постели можно вытянуться и спать, спать, спать.
   Индира сладко зевнула, потянулась, но Вадим поймал её за руку:
   – Не торопись. Иди ко мне.
   Он довольно-таки грубо притянул её к себе. Индира даже проснулась от этого, но возмущаться не захотела – уж такой вечер спокойный и тёплый – не хотелось. Она устроилась у него на коленях, запрокинув голову, хотела найти знакомые созвездия на небе. Но Вадим мешал ей, пытаясь поцеловать. Индира слабо сопротивлялась, играя роль балованной девочки, но Вадим всё больше и больше распалялся. Несколько минут – и он поднялся, держа Индиру на руках, направляясь в дом. Индира внутренне напряглась – ей не понравился такой оборот дела, но она понадеялась, что в доме повернёт всё в другое русло. Вадим шёл медленно, целуя её на каждом шагу – нежно, страстно, то – покусывая ушко, то – впиваясь в губы, то проводя губами по шее, то со стоном перебирая каждый пальчик. На кровати он стал скидывать одежду с себя, не спуская сверкающего взгляда с Индиры. Она села, выпрямив спину:
   – Вадим, Вадь, ты что?
   – Что? – откликнулся он хриплым голосом, – ты не понимаешь что?
   – Вадим, ты меня оставил здесь, чтобы заниматься любовью?
   – Инка, о чём ты? – взгляд Вадима был всё ещё пылающий, он уже разделся, осталось только снять плавки, но Индира отгораживала его от себя своими обескураживающими вопросами.
   – Я о том, что ты ведёшь себя, будто мы женаты, а мы с тобой всего лишь друзья, заметь – друзья детства.
   – Ир, вечно ты так.
   Вадим сел на край постели, свесил голову на грудь, несколько минут сидел молча, потом вдруг грудь его заходила ходуном, воздух из ноздрей вырывался, как у дракона, он повернулся к ней лицом – Индира даже испугалась – такого злого выражения она никогда не видела у Вадима:
   – Ты всё ещё корчишь из себя ребёнка. А я уже давно взрослый, у меня было уже много женщин – взрослых женщин, которые научили меня любви – настоящей любви. А ты, я не верю, что ты до сих пор ещё не стала женщиной, может, не тот араб, но кто-нибудь из твоей многонациональной команды уж точно постарался.
   – Замолчи! Вадим! Не смей меня оскорблять! Ты уже пожалел о том, что сказал! Ведь, правда?
   – Нет!
   Он развернулся и безо всякого труда уложил Индиру рядом с собой, насильно целуя её, выкручивая руки, зажав ноги. Индира вырывалась, но всё было бесполезно. Она не могла даже слова сказать, настолько ему удалось парализовать хоть малейшее её движение.
   Нет, не так она представляла себе первую ночь любви. Кстати, ведь несколькими годами раньше она мечтала, что эта ночь будет именно с Вадимом. Но его бешеный натиск, его неукротимое желание не только не зажгло ответного огня, но напротив, потушило всякую искру.
   Едва он освободил её губы от своих бешеных поцелуев, как она произнесла тоном «железной леди»:
   – Немедленно отпусти меня, если только ты не хочешь навсегда меня потерять, изнасиловав меня сейчас.
   – Что? – он, казалось, даже не понял с кем он и где он.
   – Отпусти, – Вадим разжал руки, ошарашено глядя на Индиру.
   – Ты… не хочешь?
   – Конечно, нет. Чего я должна хотеть? Чтобы ты искусал меня, как сахарную кость, чтобы поломал мне кости, чтобы наставил синяков, помял бока и обслюнявил? Не говоря уже о перегаре?
   – Индира…Я думал, что ты тоже, как и я, хочешь того же…
   – Чего же?
   – Любви, ласки. Я ведь люблю тебя. И ты, ты всегда говорила, что любишь. Неужели что-то изменилось? Неужели у тебя кто-то есть? Зачем же ты лжёшь тогда?
   – Вадь, я тебя всегда любила и сейчас люблю – как друга, как брата. Ну, а с братом разве может быть такая любовь, о которой ты говоришь?
   – Но ведь мы выросли, и любовь должна тоже вырасти, перерасти в настоящую. Нет?
   – Не знаю. Почему-то у меня не возникает ответного желания …
   – Ты всё-таки чего-то не договариваешь. У тебя что-то было… с арабом, да? – Вадим вплотную приблизил своё лицо к лицу Индиры. Она даже испугалась немного – какой у него взгляд – будто съесть её хочет без соли!
   – Нет, честно, Вадим! Я ещё девственница. И я бы не хотела, чтобы в первый раз всё произошло вот так. В каком-то пьяном угаре. К тому же ты меня не только не зажёг, но окончательно потушил.
   – А чего же ты хочешь? Как ты хочешь?
   – Не знаю, я не знаю, но я должна была что-то почувствовать. Влечение хотя бы. А я ничего не почувствовала.
   – Да, я виноват. Прости, прости меня. Я уже забыл, с кем имею дело. Ты же у нас принцесса и тебе нужны только принцы.
   – О чём ты? Перестань. Тебе не идёт быть таким. Ты же всегда вёл себя по-рыцарски. А сейчас ты, как…лодочник.
   – Кто?
   – Ой! Вот не знаю, почему я так сказала! Ну, не злись, тебе не идёт.
   Вадим тяжело поднялся и ушёл на кухню, Индира поплелась за ним. Стоя у дверного косяка, она молча, закусив губу, наблюдала за ним, как он откупорил ещё одну бутылку вина, налил себе полный бокал и выпил залпом до дна.
   – Вадь, ты стал много пить.
   – А тебе что за печаль?
   – Мне? Да что ты такое говоришь? Ты думаешь, что будешь спиваться, и никто тебе слова не скажет?
   – Я не спиваюсь, а пью, потому что мне горько и… больно.
   – Вот те на! Уж не думала я, что ты такой заводной. Стоило тебе остаться с девушкой наедине, как у тебя забродили животные инстинкты!
   – Дура ты, Индира!
   – Спасибо. Не всё ж комплименты выслушивать.
   – Знаешь, когда в метро ты прижалась к тому парню …
   – Прижалась? Я? А я думала, что это ты сзади меня зажимал.
   – Я думал, что сойду с ума от ревности, – продолжал Вадим, не обращая внимания на её реплики, – и вот теперь ты так категорично мне отказала. Ты действительно меня разлюбила или никогда не любила?
   – Да я тебя всю жизнь любила и сейчас люблю. Также.
   Вот-вот. Её отношение к нему ничуть не изменилось, не переросло во взрослое чувство. Индира тяжело вздохнула и потихоньку ушла с кухни. Вадим даже не окликнул её. Что ж, не всегда детская дружба перерастает во взрослую любовь.
   Домой они возвращались молча, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Распрощались сухо, пообещав позвонить «если что».
   «Если что» не произошло. А через день после этого «приключения» документы были окончательно готовы, посол был уже на месте, и Индире надо было срочно выезжать.
   На вечер был назначен прощальный ужин, на который были приглашены все знакомые и малознакомые. У Индиры оставался только день. Вещи уже давно были собраны, она решила пройтись по Москве одна, чтобы ощутить «чувство Родины».
   Индира прошлась по центру столицы – Красной площади, Александровскому парку, Тверской и Арбату. На Новом Арбате решила позвонить Вадиму. Ну, разве это дело – расставаться надолго с таким настроением. Предложила встретиться в кафе, но Вадим отказался, сказав, что очень занят, а вечером постарается быть на званом ужине. Индира обиделась, но что ж. Стояла и смотрела, как мальчишки с длинными волосами в спортивном «специальном прикиде» катаются на «скэйбордах». Особенно остро почувствовала, что её детство закончилось, когда подумала, что два – три года назад она тоже бы каталась с этими мальчишками, а вот среди этих мальчишек не было девочек. Что ж, детство закончилось, а впереди – прекрасное далёко, которое уже близко. Рядом. Завтра.
   Весь следующий день она летела в самолёте. Огромная синева неба – единственное украшение иллюминатора самолёта почти на всём пути – сменилась такой же огромной картинкой пустыни. Жёлтое море с чуть приметными холмиками барханов неумолимо приближалось. И вдруг почти сразу возник ультрасовременный город. Это был Эр-Рияд – столица Саудовской Аравии.
   Все работники посольства жили здесь своим мирком, как в маленьком государстве внутри государства, где всё было родным, но стоило выйти на улицу, что бывало редко и ограничивалось строгими рамками, как тут же чужая жизнь, чужие устои давали о себе знать. Всё – одежда, поведение, да и просто окружающая обстановка, – было инородным.
   Впрочем, расхаживать одной по городу в поисках достопримечательностей, особенно девушке, не представлялось возможным по многим причинам. Ведь Саудовская Аравия – не просто чужая страна.
   Валерий Анатольевич (сын дедушкиного приятеля) – посол Российской Федерации – человек грамотный, деликатный и открытый. Часто, вечерами все работники посольства собирались в так называемом актовом зале, чтобы за чаем послушать рассказы о той необычной стране, куда они попали волею судеб. Саудовской Аравии не было ещё и ста лет. В 1932 году некий вождь бедуинского племени Абдул-Азиз ибн Сауд провозгласил себя королём. В его честь королевство стало называться Саудовской Аравией. Поначалу это была нищая страна, но к концу 30-х годов 20-го века здесь нашли нефть, и страна стала развиваться бешеными темпами. В настоящее время Саудовская Аравия занимает первое место в мире по добыче нефти, бывшие кочевники, которые долгое время понятия не имели о цивилизации, вдруг стали богатыми. Одна из самых неграмотных стран мира вдруг стала страной богачей, которые пытаются строить свою жизнь по западному подобию. Арабы изучают английский язык, чтобы разговаривать со своими покупателями нефти, пользуются компьютерами, Интернетом, спутниковым телевидением, но остаются при этом тем же диким племенем, что и сто лет назад. В стране не принято работать на «чёрной» работе, для этого нанимают иностранных работников – пакистанцев, филиппинцев, арабов из соседних стран. Однако при этом саудовское общество остаётся закрытым и яркое подтверждение этому – неравноправие женщин. В сентябре 2000 г. Саудовская Аравия подписала конвенцию ООН об ограничении дискриминации женщин, но веками сложившиеся в стране устои, основанные на исламе ваххабитского толка, не дают воплотиться в жизнь свободомыслию. Поэтому-то девушкам нельзя ходить по улицам столицы одним и с открытым лицом.
   Индира считала, что ей очень повезло с руководителем. Слушая лаконичные рассказы Валерия Анатольевича, вспомнила вдруг своего знакомого араба – принца Абдуллу, который что-то такое говорил о соблюдении конвенций ООН, а она его обсмеяла. Впрочем, кто его знает, возможно, что в стране, где будет править Абдулла, конвенции ООН соблюдаются, но не в Саудовской Аравии.
   Валерий Анатольевич рассказывал только то, что хорошо знал, не давая личных оценок, но все присутствующие, а в основном это была молодёжь, ощущали какую-то недосказанность в его словах. Страна бурно развивалась, но это было «догоняющее» развитие, в то время как те, за кем гнались, уже ушли вперёд. Страна развивалась, но в основном всё развитие было связано с нефтяным промыслом. Но самое главное – то, что было у всех в голове, но никогда «на языке» – это отношения Саудовской Аравии с Россией. Ведущие компании мира торговали здесь своей продукцией – «Дженерал Моторс», «Форд», «Мицубиси», «Майкрософт» и др. У России покупался лес, были – уже давно – дипломатические отношения и только.
   Во всех саудовских газетах постоянно осуждался терроризм, как идущий вразрез с исламским вероучением, – и чеченские террористы, и даже свой собственный – Усама бен Ладен, которого лишили подданства. В то же время Саудовская Аравия тайно покупала оружие, помогая террористам в их борьбе с «неверными». Эта информация просачивалась в средства массовой информации во всём мире, но не в газетах Саудовского Королевства. Как говорится: «Не пойман – не вор». Во всех этих хитросплетениях надо было разбираться, мысленно сопоставлять набожность аравийских мусульман и их стремление диктовать свои законы в мире.
   Сказать, что работа сразу же отвлекла и увлекла Индиру, отняла всё время – было бы неправдой. В её обязанности пока входило прочитать местные газеты (на арабском языке), оценить ситуацию, выбрать самое важное и доложить послу. Через месяц ей уже хотелось домой, в Москву, в Чечню, в Чернобыль, куда-нибудь, только бы не было так скучно. Она изучала арабский – современный и старый, это немного отвлекало её, но всё же девушке, привыкшей к максимальной нагрузке, явно не хватало впечатлений. То, что происходило «за кулисами», проходило мимо неё, и она не могла к этому привыкнуть. Валерий Анатольевич скоро почувствовал её настроение, стал давать ей дополнительные поручения, но этого всё равно было недостаточно.
   В конце сентября должен был праздноваться национальный праздник Саудовской Аравии. Все готовились к этой знаменательной дате. Индира тоже выполняла массу заданий – надо было не просто переводить то, что ей могло показаться важным, но давать полную информацию по всей прессе – зарубежной и местной. Кроме того, посол переговорил с Москвой и, поскольку его жена была больна и не могла присутствовать на приёме, предложил Индире сопровождать его. Это был не простой приём правительства. Предстояло от имени России приветствовать короля страны, где женщины играли второстепенную роль и не бывали в тех местах, где было много мужчин. Но этикет посольства России требовал, чтобы посла сопровождала жена или переводчица. В посольстве было много женщин, но выбор сопровождать посла пал на Индиру. Это была и честь (которой многие завидовали) и большая ответственность. Индира даже позвонила домой, спросив, во что ей одеться. Остальные вопросы не вызывали у неё сомнений. Бабушки дружно сказали, что она должна надеть их секретный подарок. Индира успокоилась, даже не удосужившись открыть «секретный пакет». У неё и так дел было по горло. По сравнению с первым месяцем работы теперь каждая минута была дорога. Праздник был не простой, а юбилейный. Часами они репетировали выход, проход, ожидание представления, поклон и уход. Оказалось, всё не так просто. Все работники посольства присутствовали на этих репетициях, отчасти из любопытства, а большей частью, чтобы создать видимость большого приёма, чтобы Индира привыкла к множеству глаз, которые будут на неё устремлены. Индира нисколько не стеснялась, выполняла каждое требование, каким бы абсурдным оно ни казалось, повторяла по несколько раз одно и то же, ходила на высоких каблуках, как в домашних тапочках, грациозно приседала в поклоне, чем вызывала всеобщее одобрение. Одно пожелание она не выполнила – не надела платье, в котором будет на приёме. Это пожелание прозвучало один раз, в тот момент было невыполнимым, а потом все её учителя как-то и забыли о столь важной детали.
   Наконец, настал долгожданный день. Все в посольстве волновались, делегация с утра репетировала. Индира достала «секретное платье» от бабушек и ахнула – платье было достойно королевы, отнюдь не переводчицы, к роли которой Индира готовилась всё это время. Серебристая с сиреневым отливом ткань переливалась при каждом движении, а само платье – очень целомудренное на первый взгляд – при каждом движении раскрывалось изящным разрезом то здесь, то там. Индира засомневалась, можно ли в таком виде появиться при дворе саудовского короля, ведь ислам не позволяет женщинам обнажать даже мизинец, а тут…
   Она оделась и вышла на суд делегации. Валерий Анатольевич нахмурился, но молодёжь встретила Индиру аплодисментами. На её сомнения было высказано множество аргументов типа: «Мы – иностранцы, они тоже обязаны уважать наши традиции так же, как мы уважаем их». Но последнее слово было за Валерием Анатольевичем. Всё же он – посол, ему лучше знать, какая будет реакция. После дружного одобрения наряда Индиры, все затихли и стали ждать. Валерий Анатольевич всё это время хмурился, но вдруг лицо его озарила улыбка:
   – Да, платье очень красивое, я понимаю вашу реакцию. Однако вы же знаете, как одеваются местные женщины, – все замерли, ожидая услышать «нельзя», но зачем тогда было улыбаться? – Но…есть вариант. Да! Нужно надеть какой-нибудь шарф на голову!
   – Ой, у меня есть!
   – У меня тоже!
   Женщины были в восторге оттого, что нашёлся выход, и кинулись за шарфами, которых в мусульманских странах пруд пруди. Индире тут же соорудили причёску, невесомый шарф ниспадал по обе стороны головы, а концы свободно свисали на спину. Когда Индира стояла прямо, платье, мягко подчёркивая её фигуру, казалось более чем строгим. Стоило ей сделать хоть малейшее движение, оно открывало то руку, то ногу, то спину, то грудь. Удивительный покрой – ни разу не было обнажено всё одновременно! Платье невольно притягивало взоры – что же откроется на этот раз? Индира поначалу чувствовала себя неловко, но скоро всё посольство, собравшееся на обсуждение столь важного вопроса, особенно женская часть, убедило её не обращать внимания на взгляды, держаться ровно и непринуждённо, с достоинством, приличествующим гражданину России, где все равны – и мужчины, и женщины.
   Подъезжая к дворцу короля, Индира уже чувствовала себя в необыкновенном платье почти так же, как в майке с шортами, впрочем, она вообще не была склонна к комплексам неполноценности. Шествуя по лестнице на шаг ниже Валерия Анатольевича вместе с остальными членами делегации, подмечая многочисленные взгляды, обращённые на неё, она ничуть не смущалась, даже слегка посмеивалась в душе, вспоминая загадочный вид своих любимых бабушек, когда они вручали платье-сюрприз. Точёная рука, изящная ножка, изумительный изгиб спины – на каждой ступеньке происходило маленькое чудо – и всё это под названием «Делегация Российской Федерации».
   В числе гостей их черёд быть представленными королю со своими подарками был где-то в серединке, Индира оглядела огромный зал – кого тут только не было! Запах дорогих духов смешивался, превращаясь в итоге в запах нефти. У каждого был свой интерес. Индира не знала, какие задачи возложены на их делегацию, возможно только лишь представительство, но кто ж знает, во что оно выльется, может, в дружбу, а может и наоборот. Политика – дело тонкое. Индира чувствовала, что от неё многое зависит. Не зря же Валерий Анатольевич решил выйти к королю вместе с ней. Не зря на ней это платье, которое, как магнит притягивало взоры молодых, и не только, мужчин. Надо сказать, что в делегациях других стран было немало женщин и в более откровенных платьях и с непокрытыми головами, так что можно было не волноваться по такому пустяку, как мельком обнажённая рука или нога.
   Наконец был объявлен на арабском и английском языках выход посла России. Индира напряглась, но заученным шагом на шаг после Валерия Анатольевича проследовала к трону с высоко поднятой головой. Краем уха она слышала восхищённый шёпот, движения же её были отрепетированы – дошли, склонилась в полупоклоне, посол выпрямился, она через минуту тоже, но глаз не поднимала, полушёпотом переводила ему то, что говорит король. В свою очередь ответы посла королю переводил его переводчик. Многочисленная свита роилась, жужжала возле трона, все уже устали, диалог, происходивший между послом России и королём Саудовской Аравии, был пустой формальностью. Наконец, прозвучали слова поздравления и – в ответ – благодарности, нужно было уходить, не поворачиваясь к королю спиной. Они с Валерием Анатольевичем хорошо отрепетировали эти движения. На секунду Индира подняла голову, чтобы сориентироваться, как ей идти и… встретилась взглядом с Абдуллой. Её пронзило жаром – так это было неожиданно. Всё время пока она переводила Валерию Анатольевичу слова короля и не могла видеть никого из его свиты, он буквально пожирал её глазами, сам не ожидая увидеть её снова, у себя дома, в такой обстановке. Секунда прошла, уже объявили следующих, Индира с Валерием Анатольевичем стали на своё место, а Индира всё ещё слышала какой-то звон в ушах. Какие меткие русские пословицы: «Как обухом по голове»! С чего бы это? Неужели запали в душу длинные ресницы наследного принца? Вот уж нет, Индира отбросила столь несерьёзный вариант, просто неожиданно. Она вспомнила, как в самолёте недоумевала, почему не узнала из какой страны этот араб. И ведь ни разу не попыталась связаться с ним в Интернете. Да что и говорить. Приехала в Москву и забыла. Лёгкий флирт и ничего больше.
   На банкете, данному в честь торжеств, к их делегации постоянно кто-то подходил, либо Валерию Анатольевичу надо было пообщаться с кем-то для него важным, так что у Индиры, исполнявшей роль переводчицы (вот где пригодились её знания), было много работы. Иногда молодые люди, подходившие к ним, разговаривали с ней, а когда Валерий Анатольевич просил её перевести, тушевались и отходили. Валерия Анатольевича это смешило:
   – Индира, кажется, Российская делегация пользуется здесь большим успехом, чем другие, благодаря тебе.
   – Не знаю, я в первый раз на приёме, не мне судить.
   – Ох, лиса хитрая. Ну да, не ты, конечно, а твоё платье произвело фурор! Тот, кто его шил, знает мужскую натуру – то, что припрятано, так же, как и то, что надо завоёвывать, всегда вызывает больше ажиотажа, чем откровенная и навязчивая нагота. Ну, ну, не смущайся!
   – Я не знаю, что это такое.
   – Вот и хорошо. А вот всё же интересно, смутилась бы ты, если бы видела, какими глазами на тебя смотрел молодой принц?
   – Не знаю, – почти прошептала Индира, смущаясь оттого, что не одна она заметила этот взгляд.
   Валерий Анатольевич, видя, что ей не очень хочется продолжать этот разговор, ловко сменил тему, рассказав ей и присоединившимся к ним остальным членам делегации кое-что о королевской семье. Столь многочисленная свита короля, оказывается, – все его сыновья и внуки. У первого короля, Абдул-Азиза ибн Сауда было 17 жён, после его смерти осталось 44 сына, а сколько дочерей толком никто не знает, женщины здесь не в почёте.
   – У него что, гарем был? – спросил кто-то.
   – Нет, здесь гаремов никогда не было. Богатые аравитяне часто разводятся и берут себе в жёны другую женщину, от каждой бывает по несколько детей, которых при разводе забирает отец. Процедура развода очень проста – достаточно мужчине при свидетелях сказать жене 3 раза: «Я развожусь с тобой», – и всё, свободен. Коран позволяет иметь четырёх жён одновременно. Ну а, сколько можно иметь наложниц, нигде не прописано.
   – Вот бы нам так, – размечтались молодые люди.
   – Да, быть принцем очень даже неплохо. Сейчас численность королевского клана – не менее 25000 человек. И каждый имеет доход от продажи нефти, так что они могут позволить себе жить в роскоши.
   Индира промолчала весь этот разговор, вспомнив «несчастного наследного принца», который не мог общаться со сверстниками и вёл очень замкнутую жизнь. Кстати, во время рассказов Валерия Анатольевича о стране она не раз слышала, что наследный принц – Абдулла бен Абдель Азиз ас-Сауд – далеко не молод. Уж не блефовал ли тогда молодой Абдулла, говоря, что он – наследный принц? Ну, принц, один из 25000, но не наследный же. Какая, впрочем, Индире разница.
   На другой день был объявлен выходной, можно было хорошо выспаться. Ну, а потом дни потекли своей чередой – однообразно и вяло. Индира много читала, правда, книг о Саудовской Аравии было мало, книги на арабском – в основном религиозного содержания. Но Индире, которая по наущению бабушки прочла Ветхий и Новый завет, знала много христианских молитв, было очень интересно узнать о мусульманской религии. Ведь её отец был мусульманином, хоть она его никогда и не видела и выросла в Москве. Ей было очень интересно знать, чем же ислам отличается от христианства? Тем более что мусульманская религия – ислам – это и законодательство страны, в которой она работала. В «Основах системы власти» – основном документе Саудовской Аравии (который Индира изучила одним из первых) – записано в 1-й статье: «Королевство Саудовская Аравия – суверенное арабское государство, конституцией которого является Коран и Сунна Пророка», ими руководствуются все учреждения и организации государства. Читать Коран было очень тяжело. Во-первых, арабский язык – единственный язык, на котором можно читать Коран (ибо считается, что читать или слушать Коран на арабском означает внимать речи Самого Бога), как и все языки мира претерпел изменения. Во-вторых, Коран (в переводе – книга, также как Библия) – это скорее та же самая легенда о сотворении мира, что и Библия, но в другой интерпретации – арабское мировоззрение. В третьих, Коран – это и свод законов для мусульман, и заговоры, и заклинания, и клятвы, и проклятия врагам. Но в то же время некоторые суры (составляющие Корана) даны в виде поэм.
   Целыми днями сидела Индира над переводом Корана, не всё у неё складывалось с первого раза, иногда перевод получался таким корявым, что она в сердцах рвала на мелкие клочки несчастную бумагу и шла к Валерию Анатольевичу. Если он не был занят, то всегда готов был помочь Индире советом. Одно плохо – он не знал арабского языка, хотя хорошо знал и историю Саудовской Аравии, и обычаи, и, даже, Коран. Похоже, он приветствовал занятия Индиры. Кроме работы, она успевала играть в теннис, плавать в бассейне, но всё же у неё оставалось время, и хорошо, что оно было загружено таким образом.
   – Валерий Анатольевич, почему они так схожи – Библия и Коран? Может быть, Пророку Мухаммаду кто-то рассказал о Христе? А может, действительно, кто-то свыше продиктовал всё, что написано в Библии и Коране? Авраам, Адам, Ной, Моисей, даже Иисус и Мария! Одни и те же персонажи!
   – Видишь ли, Ирочка, в то время не было телевидения, спутниковой связи, да и просто – газет. Информация передавалась очень медленно, в основном из уст в уста. Возможно, доля твоей правоты есть в том, что Мухаммад где-то услышал о Божьих заповедях, они понравились ему, потому что это – свод жизненных законов, и он решил проповедовать их своему народу.
   – Честь и хвала ему!
   – ?
   – Нет, не подумайте плохого, я тоже удивляюсь – насколько лаконичны и гармоничны эти жизненные правила, которым нужно следовать всем, и которые многие игнорируют. Да, и при этом так легко всё свалить на беса. Вот, дескать, попутал, нечестивец!
   – Ох, Индира, ты очень эмоциональна, это может тебе когда-нибудь навредить! Так вот, если рассматривать все религии мира, как одно целое, то в основном все заветы касаются одного и того же – жизнь человека бесценна и должна пройти таким путём, чтобы не обидеть других людей – не убить, не украсть, не посягнуть на другие ценности, а самое главное – не забывать прославлять Бога. Ну, а дальше – каждый народ верует в силу своего менталитета – христиане в Бога отца, сына и Святого духа, мусульмане – в единого Бога (аллаха), буддисты – в Будду, который тоже был пророком Бога, как и Мухаммад. Вот и получается, что Бог – един. Один для всех нас, живущих на земле.
   – Валерий Анатольевич, а вы во что верите?
   – Я христианин, но верую в добро и здравый разум человека. А ты?
   – Я не знаю. Моя бабушка верит в Иисуса Христа, ходит в церковь, мама говорит примерно так же, как вы, дедушки говорят о чём угодно, но не о Боге. Мой отец был мусульманином, а я – я пока без веры. Вообще-то я верю в то, что изначально на земле кто-то (потом его назвали Бог) установил порядки, которые позволили бы людям жить в мире и согласии. Кому-то эти порядки не нравятся, он не хочет компромиссов, хочет обладать всем благосостоянием сам, а правильные люди этому противостоят. Вот и получается, что древние люди чувствовали то же, что и мы, и назвали всё правильными именами. Добро – бог, а зло – дьявол. Везде по-своему, но в принципе – одно и то же.
   – А почему же тебя не окрестили в детстве?
   Отец маме завещал, чтобы я сама религию выбрала. Бабушка старалась, правда, меня к церкви приучить. Я ходила с ней в церковь, но, честно говоря, ничего не понимала. А я так не люблю. Мне надо, чтобы всё было ясно и понятно. Когда я приезжала на родину отца, меня пытались «переманить», рассказывали об исламе, но я тоже ничего не понимала.
   – А буддистов у тебя в роду никого нет?
   – Мама рассказывала о Будде много. Она в молодости ездила в какую-то экспедицию на Тибет и общалась там с буддийским монахом. Он научил её выходить в астрал.
   – Куда?
   – Вернее сказать – совершать астральные путешествия – это когда душа покидает тело, но связана с ней «серебряной нитью». Моя мама умеет выходить из своего тела и возвращаться в него, когда захочет. Мы с ней часто так общаемся. Я ложусь спать, она мне снится, мы разговариваем. Я, когда была маленькой, всегда проверяла – спрашивала у неё потом, что я говорила, что она мне отвечала. Она ни разу не ошиблась.
   – А ты сама тоже путешествуешь в астрале?
   – Нет. Я не могу. А разве вы не слышали об этом раньше?
   – Слышал от одного знакомого, но не придал значения, подумал, бред это всё. Я никогда не был на Тибете и вообще в тех краях. Мой профиль – арабские страны. А хотелось бы повидать весь мир.
   – И мне тоже. Мне хочется изучить жизнь, обычаи, нравы других людей. Почему они создали именно такие памятники архитектуры, почему у них именно такое искусство, такой быт.
   – Да, Индира, на это стоит потратить жизнь. Ну – с, вернёмся к исламу? Что тебя не устраивает?
   – Меня всё устраивает, но я не понимаю, почему мусульмане так относятся к женщинам.
   – Хм. Не забывай, что женщина послушалась змия, наелась плодов от запретного дерева, да ещё и Адама угостила, за что они и были изгнаны из рая. Ты ещё не дошла до темы запретного дерева в Коране?
   – Нет, – Индира задумалась, – Я же говорю, что в Коране почти то же самое, что и в Библии! Валерий Анатольевич! А может быть, это всё было на самом деле? Не так, как описано, люди ведь склонны к фантазии, но сюжет-то везде одинаков – и в Библии, и в Коране?
   – Одинаков, но не совсем. Когда дело доходит до толкования Корана, то получается совсем по-другому. Ты ещё не читала Сунну – примеры из жизни Пророка и его последователей?
   – Нет, я попробовала, но она очень тяжело переводится. Пока дойдёшь до сути через многочисленные восхваления тем, кто этот хадис изрёк, то от самого изречения ничего не останется. Пожалуй, я возьму у вас потом перевод на русский, ладно?
   – Хорошо. Может быть, прочитав перевод, тебе захочется прочитать это в оригинале. Ты же знаешь, а уж кому не знать, как тебе, что каждый переводчик подбирает слова по своему усмотрению.
   Валерия Анатольевича позвали к телефону, и разговор был отложен до лучших времён. Индира была самым молодым работником, да к тому же ещё и не обременённая семьёй. Молодые люди, работавшие здесь, были в основном женаты, так уж повелось с советских времён, а к Индире относились, как к другу – вместе играли в теннис, плавали в бассейне, вместе собирались на вечерний чай, чтобы послушать рассказы Валерия Анатольевича, подискутировать на вечные темы. Все знали, что Индира занимается переводом Корана в свободное время, и относились к этому по-разному, кто подсмеивался, кто помогал, а кто предлагал прекрасный перевод Крачковского.
   Со временем Индира всё лучше разбиралась в Коране. «Каждый мусульманин должен свидетельствовать, что нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник Аллаха (Бога), обязан выстаивать молитвы по пять раз в день, уплачивать закят, поститься в рамадан и совершить хадж к Дому (Каабу)», – записывала Индира в блокноте. Все эти обязательные для истинного мусульманина действия были понятны, молятся люди и пусть себе молятся, милостыню раздают – отлично, – постятся – пусть, а вот совершить хадж в Мекку не каждый простой мусульманин сможет. А ведь Мекка – вон она. Совсем близко. Но на экскурсию туда нельзя. Жаль. Эта идея стала посещать хорошенькую головку Индиры всё чаще. Даже Валерий Анатольевич заметил, что она стала реже обращаться с вопросами, ходила непривычно задумчивая и серьёзная.
   – Индира, что-нибудь случилось? – спросил он как-то, когда она принесла ему очередные выкладки из газет, – Дома всё в порядке?
   – Да, благодарю вас.
   – Что-то ты на себя совсем не похожа. Нездоровится?
   – Нет, нет, спасибо, Валерий Анатольевич, у меня всё в порядке, – Индира говорила так, а сама не уходила из кабинета.
   – Рассказывай, – он отложил бумаги в сторону.
   – Валерий Анатольевич, я бы очень хотела попасть в Мекку. Столько людей здесь бывает ежегодно, я читала – от 3-х до 5-ти миллионов! Мы здесь рядом, а увидеть святыню мусульман не можем!
   – Да, Индира, именно не можем! Уж кто, как не ты знаешь, что экскурсии туда запрещены шариатом. Что только мусульманин, совершающий хадж, может притронуться к священному камню Кааба. Выброси это из головы. Я понимаю, что тебе скучновато, но есть вещи, которые не подлежат обсуждению. Хотя…, – Валерий Анатольевич внимательно взглянул на Индиру из-под очков, – Ты что, ты серьёзно задумываешься…, ты не понимаешь насколько это, – от волнения он встал и заходил по кабинету, – Индира, есть только одна возможность совершить хадж, если ты примешь исламскую веру и станешь мусульманкой. Ты это прекрасно знаешь. Неужели ты свяжешь себя такой обузой? Неужели ты не предвидишь, чем это может обернуться в будущем? Ведь, став мусульманкой, ты уже никогда не сможешь переиграть! Тебя будут постоянно пасти, даже в России! А ты ведь знаешь, как относятся мусульмане к женщинам! Ты сама недавно этим возмущалась! Ну, что ты молчишь? Я не прав?
   – Вы правы Валерий Анатольевич. Абсолютно правы. Вы правы и в том, что у меня была такая мысль, но связана она не с детским желанием совершить экскурсию, а не ХАДЖ, а гораздо более глубоким, я бы сказала, умозаключением.
   – Итак, читая Коран, ты нашла его постулаты самыми мудрыми и готова следовать им всю свою только начавшуюся жизнь?
   – Я ещё не решила.
   – Вот, вот, пока ты не решила, тебе нужно посоветоваться с родными – с мамой, дедушкой. Возможно, твоё решение вызовет у них целую бурю негодования, я это сужу по тому, как отреагировал я сам – очень спокойный человек. Если надо, я предоставлю тебе отпуск, съездишь домой, пообщаешься с родными.
   – Спасибо, Валерий Анатольевич.
   Индира шла к себе, раздумывая, отчего так Валерий Анатольевич разволновался. Она в действительности даже и не думала принимать мусульманскую веру. Ходила же она в христианскую церковь и бабушка вешала ей на шею крестик, ну, и что от этого изменилось? А принять ислам ещё проще – мулла прочитает молитву, и всё – ты мусульманка. А она – читает Коран в оригинале! Ну а молиться по пять раз в день вовсе необязательно. Тётя Тамила тоже мусульманка, но что-то Индира ни разу не видела, чтобы она молилась. Это здесь в Саудовской Аравии слишком все набожные, а приедет она в Россию и всё забудется. Да и тут ей не обязательно молиться, всё равно в мечеть женщины не заходят. А милостыню она и так подаёт, не ест иногда целыми днями…. В душе Индира чувствовала какую-то фальшь в своих размышлениях, внутренний голос подсказывал ей, что в чём-то она не права.
   Она позвонила маме, сказав, что срочно хочет встретиться с ней в астрале, и закрылась у себя в спальне, предупредив всех, что захворала.
   – Что случилось, доченька? – голос мамы ненастоящий, но всё-таки такой родной немного успокоил Индиру.
   – Мама, я, кажется, немного запуталась. Помнишь, ты говорила мне, что по завещанию отца, я должна сама выбрать себе религию. Я сейчас перевожу Коран, и знаешь, у меня настойчивое желание стать мусульманкой. Но у меня нет той уверенности в себе, целеустремлённости, которая бы привела меня в религию однозначно. А раз есть сомнения, значит, я ещё не готова.
   – Ну, вот ты и ответила сама себе. Не спеши, доченька. Сколько раз ты ходила с бабушкой в церковь, но так и не захотела принять крещение, помнишь, как бабушка тебя уговаривала, как потом плакала, когда ты твёрдо отказала ей. Она, конечно, расстроится.
   – А ты? Ты как-то говорила мне, что никогда не будешь давать мне советы по религии, что я должна определиться сама. Но вот сейчас я тебя прошу помочь мне разобраться в себе. Я не знаю. В первый раз в жизни я не знаю, как мне поступить.
   – Ирочка, ты должна помнить, что религия для каждого человека – это, прежде всего, его собственные убеждения, и, если они совпадают с основными догмами той или иной религии, то человека уже можно считать верующим. Помнишь, когда ты была маленькой, мы с тобой разбирали трудный пример по алгебре. Я тогда открыла учебник, долго сама читала, пыталась разобраться. Почему надо сделать так, а не иначе? Потом мы с тобой просто применили формулу, и всё получилось. Так и в религии – когда человек запутывается в жизненных коллизиях, достаточно применить Готовую Формулу Жизни, и всё будет хорошо.
   – Разве в религии есть готовые формулы жизни?
   – Да, любая молитва – это обращение к Богу, как к родному отцу, учителю, старшему другу с просьбой о помощи.
   – А если помощь не нужна?
   – Молитвы бывают разные. Есть много молитв благодарственных. Слава тебе, господи, – это тоже молитва, которую люди произносят, когда у них что-то получается в жизни. Есть специальные молитвы, с помощью которых люди просят Бога помочь им, а в итоге сами себя настраивают на какой-либо поступок.
   – Мама, а почему ты не ходишь так часто в церковь, как бабушка, не молишься так часто, не постишься и вообще не соблюдаешь многие церковные ритуалы?
   – Понимаешь, я думаю, что у каждого человека Бог в душе. Молитва – это не сделка с Богом, это путь к душевному равновесию. В церкви молиться лучше, потому что там все одинаково настроены на молитву, а если ты будешь идти по улице и молиться, тебя могут неправильно истолковать. Как будут смотреть люди на того, кто идёт и что-то пришёптывает?
   – Как на сдвинутого.
   – Вот-вот, зачем Богу такая молитва?
   – Но можно идти и молиться так, чтобы никто не видел.
   – Если честно, я так и делаю и мне легко на сердце после моей молитвы, но мне и в церкви хорошо. Но мы не обо мне говорим. У всех людей разное отношение к Богу – у одних потребительское – дай, у других философское – они хотят понять жизнь, смысл жизни. Скажи, у тебя есть сейчас постоянная потребность помолиться?
   – Нет.
   – Тогда почему так остро встал вопрос о принятии религии? Может быть, на тебя подействовала атмосфера пустыни? Мечети, близость святого места мусульман?
   – Да, мама, я даже себе не могу признаться, что я хочу побывать в Мекке. Ты, может быть, не знаешь, что вокруг Мекки – зона на 18 км, – куда не имеет права ступить ни один иноверец, только мусульмане.
   – О, Господи, и этот запрет вызывает у тебя такую зависть?
   – Нет, не зависть. Я видела видеофильм, ничего там интересного. Огромная площадь, посреди – огромный куб, накрытый чёрным шёлком, огромная толпа медленно движущихся людей, – представляю какая там пыль и духота. Я бы не хотела побывать там во время всеобщего хаджа. Скажем так, совершить умру – маленький хадж.
   – Зачем? Ира, ты ведь не одержимая! Не стоит принимать мусульманство лишь из-за того, чтобы увидеть огромный куб под чёрным шёлком!
   – Мама, я ведь не только этого хочу. Если честно, мне действительно ислам более понятен, чем христианство. И то, что мусульмане не понимают, почему Бог отдал своего Сына на муки, а потом ещё и поклоняются кресту, на котором его мучили, я тоже не понимаю. И не понимаю, почему у христиан три Бога.
   – Ох, Индира, слышала бы тебя сейчас бабушка! Сколько она тебе рассказывала, а ты оказывается, ничего не поняла.
   – Наверное, я невнимательно слушала. Тогда мне было не очень интересно. Расскажи ты.
   – Иисус Христос, будучи истинным человеком, одновременно является и Богом. Он пришёл на Землю, чтобы доказать людям, что он такой же, как и они, но в то же время могуществен, милосерд, смертный страдалец и в то же время бессмертен! Он – Бог, который сам явился к людям, вмешался в ход истории, показал, что смерть не страшна, так как за ней будет воскресение, если следовать заветам Бога. Через Иисуса Христа Отец послал людям Дух свой, который сделал их «причастниками Божественного естества». Как Солнце – согревает Землю, светит, его тепло ощущаешь кожей, так можешь ты представить себе тройственность Божественного Союза, он повсюду, во всём, что тебя окружает.
   – Мам, как ты хорошо говоришь! Чувствуется, что ты – христианка.
   – А ты кто, моя бедная заблудшая овечка? Сколько в тебе информации, может быть она тебе и мешает разобраться в этих вопросах? Простым людям легче верить. Они принимают жизнь такой, какой её преподают им их духовные наставники.
   – А у меня нет наставника, кроме тебя. Но ты же мне и говорила, что я должна сама выбрать, а я никак не могу решиться.
   – Ну, и не торопись, вот мой совет.
   Индира открыла глаза и долго ещё лежала в постели, обдумывая всё сказанное. Потом решила, что мама, как всегда, права, не стоит забивать голову такими вещами, всё придёт само собой, когда созреет. Глянула на часы – пора в бассейн – и, припевая, помчалась поплескаться, вызывая своим здоровым весёлым видом недоумение. А она и забыла, что сказалась больной.
   Так близко к экватору – трудно представить, что где-то зима, мороз, пушистый снег и совсем скоро Новый год. Для россиян, где бы они ни были, Новый год – особый праздник. Только россияне мечтают с 1 января начать жизнь по-новому, загадывают самые заветные желания и слепо верят, что они сбудутся, а то и просто хотят повеселиться, потому что только на Новый год и можно повеселиться, а остальные праздники – так себе.
   В посольстве активно готовились к празднику. Для посольств других государств 1 января – это просто начало нового года. Там праздновали Рождество, Валерия Анатольевича пригласили одновременно в три посольства на одно и то же время. Все с ног сбились, готовясь к приёмам. Надо было, не отказывая никому, побывать во всех посольствах одновременно и именно послу России. Только настоящие дипломаты способны на такое. Валерий Анатольевич неустанно повторял, что такое возможно только с хорошей командой, а команда у него была отличная. А через неделю всех надо было пригласить на встречу Нового года по-русски. С русским размахом, с ёлкой, блинами с икрой, русской водкой и фейерверком. А как же! Только за границей русский человек по-настоящему может оценить то, к чему привык дома. Если в американском посольстве – обязательна индейка, то в русском – традиционная русская еда. Многие шутили, как там, насчёт салата «Оливье», без которого встреча Нового года для россиянина – не «по-русски». Но сколько истинно русских блюд запланировали приготовить повара посольства! Что там одна индейка! Конечно, им надо было помочь. А наряжать посольство, ёлку – какое это удовольствие! Индира совсем забыла свои душевные мытарства и вместе со всеми «летала» по большому особняку посольства, развешивая блестящие гирлянды, ёлочные украшения, привезённые из России (над каждым хотелось плакать от восторга), рисуя на окнах деда Мороза, снежинки и прочую милую новогоднюю чушь. Даже жара и полное отсутствие снега не мешали ждать Новый год, как очередное чудо, когда сбываются все мечты и желания.
   Но всё это будет потом, а пока на носу было Рождество в других посольствах. Индира была в «команде» Валерия Анатольевича. Светские разговоры ни о чём – это только кажется бесполезным занятием, однако, если бы Валерий Анатольевич отказался от приёма в каком-нибудь посольстве, это могло бы стать началом «холодной войны». Не за этим они здесь все находились. Индира надевала своё «бомбовское» платье, каждый раз выслушивая комплименты и от своих коллег, и от иностранных. Ей это ничуть не кружило голову. Даже комплименты принцев королевства Саудовской Аравии ничуть не смущали её. Правда, она поймала себя на мысли, что внутренне ждёт встречи с Абдуллой. Ни разу за это время она не только не увидела его, но никто не обмолвился о нём ни словом. А ей всё-таки хотелось услышать о нём, хоть самую малость. Летнее знакомство, мимолётный флирт всё же оставил в её душе смутную тревогу. Но думать об этом постоянно ей было совершенно некогда.
   На Новый год были приглашены только избранные, но их оказалось так много, что пришлось всем женщинам посольства помогать готовить поварам, а потом ещё и красиво всё сервировать. Из-за нехватки официантов решили организовать «шведский стол» а-ля фуршет. Все «посольские» незаметно ныряли на кухню, выносили добавку, незаметно уносили грязную посуду, также и сами повара – тоже ведь люди, им тоже хотелось встретить Новый год. А ещё и увеселительная программа – молодежь посольства решили показать гостям, как провожают старый год и встречают Новый год по-русски с Дедом Морозом, Снегурочкой, зайчатами, белочками, с подарками, шутихой. Все настолько были заняты в программе, что приходилось по несколько раз за вечер переодеваться. И только на Новый год по московскому времени под настоящий бой курантов все замерли, загадывая желания, чтобы ровно через минуту веселье стало особенно буйным. Гости только отдувались, они предполагали, что у русских всегда так, но такого не ждали.
   Только под утро, уставшие, счастливые, с поредевшими рядами, с ещё более поредевшими гостями, многие разошлись по уголкам, чтобы попить чайку, кофе, да и просто побеседовать. Индира оказалась в компании с одним из принцев, двоих из его свиты, гостей из Европы. Беседа была далеко не светской. Кто-то заговорил о религии, и в этой маленькой компании оказалось четверо приверженцев разных конфессий, а Индира призналась, что она вообще «свободна духом». То ли гости выпили много, то ли это действительно было для них принципиально, но все наперебой стали расхваливать преимущества своей религии. Индира уже и не рада была, что по её неосмотрительности был затеян этот разговор, она озиралась, ища глазами Валерия Анатольевича, хотя бы кто-нибудь подошёл, чтобы можно было перевести разговор на другую тему, но – увы. Она натянуто улыбалась, кивая головой, соглашаясь со всеми, как это чудесно верить в Бога, думая про себя, какая разница каким образом это делать. Именно благодаря её обаянию не подрались между собой мусульманин и буддист, а почитатель Торы вполне миролюбиво делился своими мыслями с христианином. Все они пытались доказать ей и только ей, чем хороша их вера. Когда же она увидела жену Валерия Анатольевича, которая торопилась куда-то по своим делам, Индира чуть ли не кинулась ей на шею, приглашая присоединиться к разговору, а глазами показывая, что она в затруднительном положении. Чуткая Эльвира Сергеевна тут же пришла на помощь, справедливо считая, что все разговоры о религии рано или поздно приводят к войне. Она от имени посла России, как его жена, пригласила всех на лёгкий завтрак. Индира вздохнула с облегчением и поспешила помочь вынырнувшим невесть откуда другим помощникам.
   Когда она уплетала бесподобно вкусный блинчик со смородиновым джемом, к ней подошёл принц – один, без переводчика, поскольку уже понял, что Индира прекрасно говорит по-арабски, и сказал:
   – Мне бы очень хотелось сделать что-нибудь приятное лично для вас.
   – О! Мне очень нравится ваша страна, ваш народ, ваша столица. Я счастлива была познакомиться с вами, – заговорила Индира в привычном жанре посольских разговоров.
   – Вы меня не совсем поняли. Мне бы хотелось устроить для вас какое-нибудь развлечение. Я знаю, что вам не разрешается выходить из посольства по своему усмотрению. Но по моему личному приглашению вы сможете посетить некоторые достопримечательности города и даже окрестностей. У меня дочь – вашего возраста и мне будет приятно сделать двойной подарок – ей, чтобы она немного развлеклась, и вам.
   Индира рассыпалась в любезностях, думая, что уже завтра принц забудет о «русской красавице», как он её назвал. Но через три дня после памятной новогодней ночи в посольство на имя Индиры пришло приглашение посетить дворец короля Саудовской Аравии. Валерий Анатольевич благосклонно отнёсся к этому приглашению, полагая, что Индира уже достаточно поднаторела в светских разговорах и сможет прекрасно представить русское посольство и без его сопровождения. Индира была немного смущена, но, вспомнив о том, что ей говорил принц о своей дочери, она успокоилась.
   В назначенное время за ней пришла машина и Индира в самом скромном наряде с запасом всяческих платков и шалей отправилась во дворец. Девушке, привыкшей к демократии, было нелегко постоянно контролировать себя, вести себя как можно неприметней и скромней, поскольку в Саудовской Аравии – самые строгие правила из всех и так строгих мусульманских правил. Её провели в специальную комнату, где она с трудом узнала принца в национальной одежде (в русском посольстве он был в европейском костюме). Рядом с ним стояла тоненькая девушка, закутанная в тёмную ткань.
   Познакомьтесь, – это Латифа – моя дочь. Она покажет вам достопримечательности Эр-Рияда. Надеюсь, вы подружитесь.
   Латифа слегка заметно поклонилась, Индира также. Между тем принц повернулся и ушёл, оставив их вдвоём. Индира не успела о чём-либо подумать, как Латифа заговорила приятным голосом, в котором чувствовалось любопытство:
   – Вы ещё не были во дворце?
   – Нет.
   – К сожалению, я не смогу показать вам всё, я и сама не имею права входить во многие комнаты, но я с удовольствием покажу вам то, что показывают нашим самым высокопоставленным гостям.
   Латифа попросила Индиру накинуть что-нибудь на голову, прикрыв и лицо, иначе придётся просить людей, с которыми им придётся встретиться, выходить из комнат.
   Индира закуталась в одну из шалей, хотя всё же было слишком заметно, что она иностранка, и они отправились на экскурсию по дворцу – роскошному и огромному. Потом они побывали в Музее археологии и этнографии, проехались по столице в машине, Индира могла осмотреть достопримечательности. Здания современные, в западном стиле, разумно сочетающемся с арабо-мусульманскими традициями. Впечатляло, но не настолько, как хотелось бы Латифе. Хотя на самом деле, Индира была более чем довольна, ведь до этого она почти ничего не видела.
   К вечеру, уставшие, но полные впечатлений они отправились в женский ресторан, где Латифа смогла снять с себя «абайю» и спокойно покушать. Индира в первый раз за день могла рассмотреть девушку. Латифа была восточной красавицей – черноглазой, с роскошными блестящими волосами, рассыпавшимися по плечам, в европейском платье, которое весь день скрывала «абайя». Она беспечно болтала о всяких женских пустяках и постоянно расспрашивала Индиру о России, Англии, обо всём, что, по-видимому, ей было недоступно. Они прекрасно провели время, договорившись встретиться завтра, чтобы продолжить осмотр достопримечательностей.
   Индира только вошла в посольство, как её попросили зайти к Валерию Анатольевичу.
   – «Ещё только Олег по Земле идёт, а уж слава его впереди бежит», – процитировал он, улыбаясь. – Можешь, не рассказывать, всё было прекрасно. Маленькая принцесса уже всё рассказала папе, и тот очень благодарил меня по телефону. Единственное, о чём я хочу тебя предупредить от его имени – Латифа просится на учёбу за границу, а папа ей не разрешает. Поэтому, вспоминай чаще, что плохого вне этой Земли обетованной, чем хорошего. Ну, а от себя добавлю, не морочь себе голову – отдыхай, пока появилась такая возможность.
   – Я прекрасно провела время. Завтра мы продолжим, а вообще Латифа мне понравилась. Она простая, хоть и принцесса.
   – Конечно, простая, потому что не единственная. Я же рассказывал вам, сколько на этой земле принцев и принцесс. Ну, ладно, ты – умница. Иди, отдыхай.
   Пока были новогодние каникулы, Индира прекрасно проводила время с Латифой. Они осмотрели в ЭР-Рияде всё, что было доступно иностранцам, кроме того, они каждый день ужинали либо в женских ресторанах, либо во дворце Латифы, которая настолько привязалась к Индире, что когда закончились новогодние каникулы и начались будни, звонила ей каждый день на работу, пользовалась всякими доступными и не совсем средствами, чтобы Индира как можно больше времени проводила с ней. Индире нравилась Латифа, к тому же она находила её столь инфантильной, что не придавала значения этим явным уловкам.
   Латифа считала Индиру своей самой близкой подругой. Индира скоро поняла почему. Её ближайшее окружение – высокопоставленные особы королевства – были столь же далеки от жизни, как и сама Латифа. Жизнерадостная, полная энергии девушка томилась от скуки и однообразия и просто не знала, куда ей себя применить. Она была «директором» нескольких компаний, о делах которых понятия не имела, поскольку занимались ими вполне компетентные люди, пользовавшиеся её именем. За своё имя Латифа получала немалые деньги, которые хоть и тратила налево и направо, казалось, никогда не закончатся.
   В самом начале их знакомства Латифа завела Индиру в свои гардеробную. На любую другую девушку это, нет, не так, ЭТО произвело бы неизгладимое впечатление. Гардеробная Латифы – это целая квартира с отсеками, душевыми, гримёрными, бесконечными зеркалами, столь же бесконечно длинными рядами всевозможных нарядов. Любой магазин мог бы позавидовать разнообразию всевозможных платьев – в основном вечерних – и костюмов, которые висели здесь.
   – Зачем тебе столько платьев? – удивилась Индира, чем вызвала некоторую досаду у Латифы. Она хотела иной реакции – что-нибудь типа «отпавшей челюсти».
   – Неужели так трудно понять – я не могу ходить на приёмы и встречи в одном и том же. Что могут подумать о моём папе! Что он такой бедный и не может позволить своей дочери одеваться не хуже какой-нибудь худородной девушки?
   – Я это понимаю, – Индира едва заметно сморщила носик, как при зубной боли, – но почему всё это висит здесь? Ведь это вещи от ведущих кутюрье, насколько я понимаю, стоят весьма дорого. Можно продавать их, ну, если не по той же цене, а чуть дешевле, все эти вещи будут окупаемы!
   – Как это? Надевать вещи, которые уже кто-то носил? Какой ужас!
   – В Европе это распространённое явление и называется «Сэконд хэнд».
   – О! Ужас! Вторые руки! Я бы никогда не надела на себя платье, которое перед этим носила бы моя подруга!
   – Да ведь никто не знает, кто его носил перед этим! Платья продавались бы в другой стране.
   Для Латифы это было «уму непостижимо», Индира же не придававшая особого значения одежде, оставалась при своём мнении. Однако чтобы сделать приятное Латифе, она – по её просьбе – примеряла платья принцессы, вызывая восторг и восхищение Латифы.
   Однажды они сидели за чаем, Латифа горевала о том, что Индира практически ничего не увидела в их стране.
   – Знаешь, мне бы очень хотелось побывать в Мекке, – призналась Индира.
   – О! Это невозможно! Там стоят такие плакаты с просьбой всем иноверцам повернуть назад, а на границе – досмотр. Я не смогу, ни за что не смогу сказать, что ты – мусульманка. Это такой грех! Ты себе даже представить не можешь!
   – Я и не прошу тебя лгать.
   – Да. Правда, – медленно произнесла Латифа, отпив чай из своей чашки, – ведь ты можешь стать мусульманкой в любое время.
   – Могу, но не знаю – хочу ли.
   Они надолго замолчали, вроде бы занятые чаепитием. Индира уже давно как – то невзначай обмолвилась, что она свободна духом, рассказала, что она не была до сих пор посвящена ни в какую веру. Латифа поначалу принялась бурно агитировать Индиру стать мусульманкой, но, встречая каждый раз полунасмешливый взгляд, остыла. Сегодня же Индира была задумчива, даже рассеяна.
   – Ты решилась? – Латифа произносила слова медленно, будто во сне, что было на неё совсем непохоже, – это ведь так просто. И мы с тобой могли бы породниться.
   Индира не придала особого значения этим словам, но, вернувшись в посольство, пересмотрела ещё раз свои записи – перевод Корана – и решила ещё раз поговорить с мамой. Как странно, она уже так давно не разговаривала с ней в астрале! Индира позвонила домой, но сеть так плохо работала, что единственное, что она услышала, что мама гриппует, но ничего страшного, позже попытается с ней связаться. Индира расстроилась. Почему её так беспокоило то, что она никак не могла принять решение – какую веру ей принять? Как много молодых людей не придаёт этому значения, но Индира почему-то думала об этом постоянно – с детства, когда мама рассказала ей об отце и его наказе – что она должна сама выбрать, какую веру ей исповедовать.
   Утро вечера мудренее, – как всё же метко. На другой день Индира, приехав к Латифе, без всяких мысленных колебаний, как бы между прочим сказала ей, что она согласна стать мусульманкой и хочет совершить умру – малый хадж, который мусульмане совершают не в специально отведённое для этого время.
   Надо ли говорить, как обрадовалась Латифа. Она просто пела и смеялась от счастья, оказывается, мусульманин, склонивший иноверца на свою сторону, будет в особой милости у Бога – ему простятся все грехи. Уж, какие такие грехи были у Латифы, Индира не знала, но скоро она тоже заразилась от Латифы весельем. Не откладывая столь важное дело на «потом», Латифа вызвала домой муллу, который обслуживал женщин их семьи, и тот, совершил простой и скромный обряд «посвящения» – прочитал несколько молитв и спросил торжественно – хочет ли Индира вечно служить Богу – одному и единственному Аллаху и слушаться заветов Муххамада – его пророка. «Да», – ответила Индира, не испытав угрызений совести или наоборот – каких-то восторженных чувств.
   Вернувшись в посольство, она решила, что нельзя утаивать от Валерия Анатольевича свой поступок. Кто знает, может быть, она не имела права так поступать в чужой стране? Но посла не было, ему срочно надо было улететь в Москву, – проинформировал секретарь, и Индира, успокоившись тем, что она не виновата в том, что не смогла исполнить свои должностные обязанности по независящим от неё причинам, спокойно улеглась спать.
   Валерия Анатольевича не было, а остальные члены посольства могли только позавидовать Индире, когда за ней пришла машина с сидящей в ней принцессой, чтобы ехать в Мекку. Индиру отпустили без вопросов, взяв обещание рассказать увиденное в подробностях.
   Индира быстро расправилась с любопытными согражданами, но сев в машину засомневалась:
   – Латифа, ты же сама говорила, что нужно готовиться к умре – поститься, выучить специальные молитвы, обряды.
   – Там так всё просто, Индира, а ты такая умная. Ты будешь повторять всё за мной и моей тётей, с которой мы туда поедем. Не беспокойся.
   Больше Индира не заговаривала на эту тему, удивившись, как изменилась Латифа в преддверии столь обыденного, казалось бы, для неё дела. Видно, неспроста. Латифа всю дорогу молчала, иногда только было слышно, что она что-то шепчет, видимо, читала молитвы.
   Ехали недолго, скоро по пути стали попадаться огромные плакаты с просьбой иноверцев повернуть обратно. Индира усмехнулась про себя – если так важно привлечь в ислам как можно больше народу, то почему бы ни разрешить этим сомневающимся хотя бы посмотреть на «символ веры» мусульман. Потом она отвлеклась на себя, получается, что она тайком – ведь ни мама, ни Валерий Анатольевич, которого она очень уважала, не знали о том, что она приняла мусульманство, а теперь вот ещё и совершает хадж, пусть малый, но об этом мечтает каждый мусульманин. Индира попыталась «поковыряться» в своей совести, а не простое ли любопытство движет ею? Но ответить себе она не успела, так как в это время они как раз подъехали к своеобразному контрольно-пропускному пункту, где водитель остановился, подал документы и только произнёс имя Латифы, как документы были возвращены и они въехали в «святая святых» мусульман. Едва они вышли из машины, закутанные с ног до головы в тёмную ткань – Индире пришлось позаимствовать абайю у Латифы – как раздался призыв муэдзина к молитве. Индира отложила свои измышления до лучших времён и принялась лихорадочно готовиться к молитве. К ней подошёл сердитого вида мужчина и сделал замечание, суть которого она совершенно не поняла. Индира испугалась, что всё-таки каким-то образом она разоблачена. Нельзя было даже думать о своих сомнениях, но Латифа всё уладила. Оказывается, женщинам полагалось молиться в специально отведенном месте, куда они и направились. Обряд молитвы Индира выучила дома, но, имея прекрасную память, практически применить не смогла. Тогда она стала повторять за Латифой и её тётушкой – какой-то дальней родственницей. Они умылись, вымыли руки до локтей, приговаривая: «Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха и Мухаммад – его слуга и посланник, О! Аллах, сделай меня очищающимся!» Затем повернулись в сторону востока, держась за мочки ушей большим и указательным пальцами, и начали негромко, но так, что Индира могла слышать, молиться. Молитвы мусульман – в основном прославление Бога – Аллаха и его посланника Мухаммада, однако Индира скоро так расчувствовалась, что когда они пошли медленно вокруг священного камня Каабы, она как бы медитировала, стараясь в точности повторять всё, что делали Латифа и её тётушка. Кааба – это здание высотой 15 м посреди огромной площади, покрытое восемью сшитыми шёлковыми полотнищами чёрного цвета, на которых вышиты золотом коранические стихи. Каждый паломник должен обойти этот святой камень семь раз, коснувшись святыни губами, а если не сможет, рукой, поднеся её затем к губам. После этого обхода, обращаясь к Аллаху с молитвами или читая айаты из Корана, паломники направляются пить воду из священного колодца Замзам, который открыл по воле Аллаха ангел Гавриил для младенца Исмаила – отца всех арабских народов. Потом они прошли семь раз между холмами, где отдыхали Адам и Ева и вернулись назад. Для «умры» этого было достаточно.
   Индира удивилась, что по времени это заняло два часа, а ей показалось, что прошёл по минимуму месяц. Успокоившись, она вспомнила то, что читала о священном месте. Всё здесь было символично. Когда-то здание построил Адам (в переводе с арабского ka”ba – куб – означает также «дом»). Во время потопа оно было разрушено, но Аллах повелел Аврааму восстановить здание и поселить в нём своего сына Исмаила – отца всех арабов. Потом здание захватили язычники и только во время ежегодной ярмарки, которая проходила в Мекке, и куда съезжались торговцы практически всех аравийских племён, поклонявшихся разным богам, устанавливалось перемирие. Кроме ярмарки в этот месяц проходило и паломничество – поклониться чёрному камню метеоритного происхождения, вделанному в восточный угол здания, – таинственному посланнику небес. Вокруг камня располагались и идолы язычников, причём у каждого племени был свой идол. Когда Муххамад – посланник Бога на Земле, родившийся в Мекке, видевший здесь знамение от Бога, приобрёл своих последователей, ушёл с ними в Медину (где потом и умер), он собрал целое войско единоверцев и разгромил остатки языческих племён в Мекке, захватив Каабу. Он очистил его от всех идолов и с тех пор Кааба – главная святыня мусульман, поклониться которой ежегодно собираются более 3 миллионов человек.
   Вернувшись в посольство, Индира почувствовала такую слабость, что наотрез отказалась рассказывать об увиденном, пока не отдохнёт. Разочарованные коллеги, не избалованные какими-либо событиями, разошлись. Индира тут же легла спать и уснула так крепко, словно выпила снотворное. Ей сразу же приснилась мама. Индира даже во сне знала, что мама вышла в астрал.
   – Доченька, не надо ничего рассказывать. Я всё видела, я была с тобой и я знала, что ты так поступишь.
   – Мама, прости, что я не посоветовалась с тобой.
   – Не говори так, ведь ты уже спрашивала меня, и не раз, и я тебе всякий раз отвечала, что ты должна быть в согласии сама с собой – со своими устремлениями.
   – Но почему же тогда я чувствую угрызения совести? Будто бы я поступила нечестно!
   – Ты не пыталась разобраться в себе?
   – Пыталась, но я ничего не понимаю. Я никому ничего не должна, никому ничего не обещала, но решив принять мусульманство, я не почувствовала облегчения, что наконец-то избрала свой путь, напротив, я ловлю себя на том, что я сделала это, чтобы побывать в Мекке.
   – Теперь ты побывала и что же, ты уже не хочешь быть мусульманкой? Ведь это не так просто.
   – Я не думаю об этом. Просто я думаю, вряд ли я буду молиться по пять раз в день и соблюдать все ритуалы. Вот бабушка – она ведь такая набожная христианка – она ведь не соблюдает всего того, что написано в церковных предписаниях? Разве каждый христианин обязан всё это соблюдать? Молитвы, посты?
   – Думаю, это обязанности священнослужителей и монахов, которые целиком и полностью посвятили себя Богу.
   – Но и в исламе также. Я пока себя не ощущаю мусульманкой. И мне от этого стыдно. Почему-то я всё время думаю о том, как бабушка к этому отнесётся?
   – Конечно же, расстроится. Она всегда хотела тебя окрестить и не понимала, почему я ей этого не разрешаю. Она до сих пор всем рассказывает, как ты, когда была маленькой, выпросилась идти с ней в церковь на Пасху рано утром. Встали в половине пятого, оделись, тогда ранняя Пасха была, ты всю дорогу ныла, зачем так рано, если святить куличи можно до 9 часов, говорила, что больше никогда не пойдёшь в такую рань. Пришли в церковь, ты стояла злая с надутыми губами, но как только разложили куличи, вышел батюшка, стал всех поздравлять со светлым Воскресением, с такой доброй улыбкой и радостью в голосе, окроплял всех святой водой и благословлял, что все вы тоже стали целоваться и радоваться. Вы пришли домой, поели то, что освятили в церкви, и ты ей сказала, что теперь всегда будешь ходить с ней так рано, потому что так всё вкусно было кушать – после окропления святой водой, как никогда раньше.
   – Мама, зачем ты бередишь мне душу, я ведь теперь никогда не смогу пойти с ней в церковь.
   – Да, потому она и расстроится.
   – Не расстраивай её раньше времени. Я сама ещё не привыкла к своему новому состоянию. Почему ты меня не осуждаешь, почему не вышла в астрал раньше, чтобы отговорить меня?
   – Меня остановил твой отец. Он ведь уже сказал, что ты должна сама выбрать свой путь, он уже тогда знал, что ты будешь мусульманкой, и что это будет твоя судьба.
   – В смысле?
   – Я ничего не знаю и ничего не понимаю в этих потусторонних откровениях. Я же не осуждаю тебя, потому что ты – моя дочь, а ещё – потому что сейчас всё больше стираются грани между религиями, высшие особы разных конфессий встречаются друг с другом и ничего не случается.
   – Я тоже об этом всё время думаю. Ведь наши религии так похожи, почему бы людям всего мира не объединиться, наконец, чтобы не воевать, а бороться за чистую Землю, бороться против болезней и бедности?
   – Ох, доченька, какая ты у меня идеалистка. Ну, а теперь спи, успокойся, всё будет идти своим чередом. Да, ещё вот что – отец предупредил меня, что тебя ждёт какое-то испытание, но ничего подробно не сказал, добавил только, что всё будет в порядке. Ну, теперь всё. Спи.
   Индира проснулась через два часа, полная сил и энергии, встретилась со своими коллегами и рассказала им в подробностях всё, что видела и ощущала. Она была сегодня героем дня, многие ей завидовали, как она смогла решиться на такой шаг – стать мусульманкой, только чтобы попасть в заветные земли. То, что Индира чувствовала, как угрызения совести, молодёжь посольства восприняла, как её реальную сущность. Индире опять стало не по себе. Впрочем, ненадолго.
   Жизнерадостная натура Индиры не могла долго пребывать в сомнении или унынии. Валерий Анатольевич задерживался в Москве, дела между тем шли нормально. Латифа несколько раз звонила Индире, приглашала в гости, Индира, в свою очередь, приглашала её к себе, но встретиться им никак не удавалось.
   Однажды утром Индиру разбудили, передав записку от Латифы, с просьбой приехать обязательно по очень срочному делу. Индира несколько устыдилась того, что давно не виделась с Латифой – со времени их хаджа – и стала собираться к назначенному времени. Она старалась не думать о том, что в последнее время вела себя не по-мусульмански, оправдываясь современностью и занятостью и, может быть, ещё чем-нибудь, что придумает по дороге. Впрочем, Латифа звала её не для каких-то объяснений, скорее всего, соскучилась. Пусть всё будет так, как есть. Ей действительно хотелось встретиться с Латифой, как раньше, болтая о пустяках.
   В назначенное время она вышла из посольства, удивившись, что машина была другая, сев в которую, удивилась, что и водитель другой. Однако за то время, что они не виделись с Латифой, возможно, произошли какие-то перемены, возможно, Латифа хочет о них рассказать.
   Индира скромно уселась в уголок, как она всегда делала, и погрузилась в себя. Честно говоря, она тоже соскучилась по Латифе. Едва заметная улыбка блуждала по её губам, когда она представляла, как Латифа будет её сейчас занимать всем сразу – потащит пить чай, одновременно смотреть новые наряды, новую мебель, новые аксессуары и ещё что-нибудь новое и в то же время с упоением слушать что произошло нового у Индиры. Латифа была слишком эмоциональной девушкой. Задумавшись, Индира не обратила внимания на то, что машина выехала из города. Впрочем, она никогда не смогла бы найти дорогу в посольство, потому что никогда никуда не ходила пешком – здесь это было не принято, тем более для иностранцев. Скоро машина остановилась, слуга открыл дверцу, прикрывая лицо тканью от чалмы, пригласил Индиру выйти. Ей не показалось это странным, хотя зачастую Латифа сама встречала её у машины и сразу же тащила за руку что-нибудь посмотреть. Наверное, она придумала какой-нибудь сюрприз, что ж надо будет тоже немного поморочить ей голову. Индира приготовила кучу подарков для Латифы – смешных безделиц из России, матрёшек, зайчиков, кукол и т. п. Она заметила, что Латифа была в диком восторге от всех этих непривычных игрушек. Взрослая маленькая принцесса. Индира едва сдерживала себя, готовясь вдоволь посмеяться вместе с Латифой. Она шла за слугой, одетым в арабские одежды – комната за комнатой, ещё комната, и ещё, и ещё. Индира уже перестала улыбаться, наконец, слуга низко поклонился и вышел из комнаты, куда они пришли, оставив Индиру одну. Она недоумевала. Ох, Латифа, как на неё это не похоже! Терпеть столько времени, не показываться, сидеть где-то! Это на неё совершенно не похоже! Между тем, в комнату зашёл мужчина в арабских одеждах, в тюрбане, да ещё и с закрытым лицом.
   – Добрый день, госпожа!
   – Добрый день! Скажите, пожалуйста, Латифа скоро выйдет? Если она так занята, зачем надо было вызывать меня на это время? – спросила Индира и тут же поняла, что зря, встретив полное молчание в ответ. Мужчина стоял молча без всякой реакции на слова.
   – Эй, я к вам обращаюсь, где Латифа? – спросила Индира грозно, осознавая тщетность своих попыток. В этой стране женщина даже у слуг не вызывала уважения и подобострастия, – передайте Латифе, что мне тоже некогда и отвезите меня домой!
   Можно было и не тратить столько слов понапрасну, так как мужчина не отреагировал на них никак. Он по-прежнему стоял, придерживая рукой ткань, закрывавшую лицо. Она решила переменить тактику. Поскольку женщины в этой стране не должны показываться мужчинам с открытым лицом, а Индира, хоть и скромно одетая, но всё же лицо не прикрыла, она сняла с головы платок и накинула его себе на голову так, чтобы закрыть лицо. Возможно, мужчину шокировала такая «наглость» – показывать лицо посторонним – потому он и молчал. В ответ на этот поступок мужчина снял с головы чалму вместе с прикрывавшей лицо тканью и… Индира ахнула от неожиданности – перед ней стоял Абдулла.
   – Прости, Индира, прости великодушно, что мне пришлось опять выкрасть тебя. В нашей стране это сделать гораздо сложнее, чем на отдыхе. Ты ведь простишь меня, когда узнаешь, как я скучал по тебе, а когда увидел на приёме у короля, думал, что не проживу и минуты, если снова не увижу тебя. Но это не так просто, я уже говорил – это почти невозможно!
   – Бог мой, вот это да! Вот так встреча! – проговорила Индира, медленно снимая платок с головы, – я думала, что уже никогда не увижу тебя.
   – Скажи мне, ты рада нашей встрече? – у самого Абдуллы глаза сверкали радостью и любовью.
   – Конечно, рада! Я в Москве думала о том, что мы странно распрощались, ведь ты даже не сказал мне из какого ты государства. Ведь арабы живут не только в Саудовской Аравии!
   – Правда? Я даже не подумал об этом! Я так долго искал тебя в Интернете – другой возможности связаться с тобой у меня не было. Но ты не выходила на связь. Почему?
   – Да я ведь дома была всего месяц! А потом приехала сюда на работу.
   – Ты работаешь в посольстве? – Абдулла слегка замялся, но всё же спросил, – а, правда, что вам не разрешают приезжать сюда, если вы не семейные?
   – Раньше, может, так и было, а теперь – у нас очень много молодёжи в посольстве и очень много не семейных! А что?
   – Так, – ответил он уклончиво, – прошу тебя, будь моей гостьей.
   – Хорошо, но только мне надо будет вернуться через два часа.
   – О! Это будут самые лучшие два часа в моей жизни!
   Индира усмехнулась в ответ на его экзальтированность, но отметила, однако, что Абдулла возмужал. Он производил впечатление уже не нежного юноши, но – молодого мужчины. Очень галантно он проводил её в соседнюю комнату с многочисленными диванами, куда почти незримые слуги принесли фрукты, конфеты и кофе. Индира чувствовала себя, как дома в этой несколько интимной обстановке. Они повспоминали летний отдых, общих друзей, которые вернулись домой, а это – почти по всему миру. Индире очень хотелось поспрашивать его о том, кем же он всё-таки доводится королю, но она постеснялась проявлять своё любопытство. Два часа пронеслись незаметно, сразу погрустневший Абдулла проводил её до машины, и тем же порядком Индира приехала в посольство.
   На следующий день она наконец-то встретилась с Латифой – всё было так, как она себе представляла – шумная Латифа, показала ей кучу новых нарядов, с неописуемым восторгом приняла «подарунчики» от Индиры и в свою очередь вручила ей огромный пакет с взаимными подарками. Стоило Индире только заикнуться, что она не может принимать дорогие подарки, Латифа обиделась, решив, что Индире не понравились её подарки. Пришлось битый час уговаривать принцессу, ссылаясь, что она не знает порядков другой страны и в следующий раз будет осмотрительнее сама, чем чуть было не вызвала новую бурю негодования Латифы. Успокоилась она только тогда, когда Индира пообещала забрать весь старый гардероб Латифы в Россию «во вторые руки». Индира пообещала вырученные деньги передать нуждающимся мусульманам России. Счастливая Латифа простила подругу, взяв с неё обещание, поехать на другой день в магазин.
   Но выполнить обещание Индира не смогла. На другой день приехал Валерий Анатольевич и, едва переговорив со своим секретарём, вызвал Индиру к себе. Индира вошла в кабинет, как ни в чём не бывало, намереваясь расспросить о Москве, может, есть свежие фильмы, книги, газеты, хотя всё это уже разобрали сослуживцы.
   Валерий Анатольевич стоял спиной к двери, и по его спине Индира поняла, что разговор будет серьёзный.
   – Рассказывай сама. Я хочу услышать от тебя, почему ты всё-таки решилась на это.
   – Что?
   – Ты стала мусульманкой?
   – Да.
   – Почему ты сделала это в моё отсутствие? Ты думала, что я запрещу тебе?
   – Нет.
   – Мы ведь разговаривали с тобой, я посоветовал тебе не торопиться, встретиться с родными. Кстати, мы виделись с твоим дедушкой, он был очень рад услышать, что у тебя всё в порядке.
   – У меня всё в порядке. Ничего не изменилось.
   – Индира, ты так думаешь, что не изменилось, – Валерий Анатольевич резко повернулся, – ни ты, ни я даже представить не можем, какой резонанс может вызвать твой поступок в дипломатических кругах!
   – Разве у нас не свобода вероисповедания?
   – Да. Ты могла бы поехать домой, я предлагал тебе отпуск, – и если ты так настойчиво захотела стать мусульманкой, могла бы сделать это на родине и вернуться сюда. Но ты приняла мусульманство в чужой стране по их обычаям и теперь трудно сказать, что надо ждать за этим. Я не хочу слышать ничего в оправдание. Думаю, будет лучше, если ты всё-таки уедешь домой.
   – Вы меня увольняете?
   – Нет. Можно будет всё представить так, что я посылаю тебя с поручением в Москву, а там ты сама, слышишь, сама попросишься в другое место.
   – Вы меня прогоняете?
   – Не надо трагизма. Я хочу подстраховаться.
   – Но ведь когда мы с вами говорили о том, что я думаю стать мусульманкой, почему вы меня тогда не предупредили о том, что в таком случае я не смогу больше здесь оставаться?
   – Ты встречалась с принцем? – вместо ответа спросил Валерий Анатольевич.
   – Да… А кто…?
   – Не надо думать, что за тобой следят, но мы здесь все на виду. И принц не смог бы организовать с тобой встречу, если бы ты не приняла мусульманство.
   – Валерий Анатольевич, я чувствую себя маленькой нашкодившей девочкой. Простите, пожалуйста. Но честно, я не собиралась с ним встречаться, я думала, что еду к Латифе.
   – Я знаю, между тем именно Латифа помогла вам встретиться.
   – ?
   – Да. Все принцы и принцессы – родственники в том смысле, что у каждого из них течёт королевская кровь, правда, в разных пропорциях.
   – Я познакомилась с Абдуллой на отдыхе после окончания колледжа и до сих пор не знала, что он – из Саудовской Аравии.
   – Я всё знаю, Индира. Ещё раз повторяю, что не выгоняю тебя. Я в ответе за каждого из вас, а ты мне особенно дорога, поэтому будет лучше, если ты уедешь отсюда.
   – Как скажете, – Индира повернулась к двери, чтобы уйти, но в последний момент остановилась, – Валерий Анатольевич, скажите, Абдулла – наследный принц?
   – Твой знакомый – родной внук наследного принца. Станет ли он королём – неизвестно. В этой стране престолонаследие определено первым королём, но уже несколько раз нарушалось. Тем более, водить знакомство с принцем, который может стать королём – очень опасно. Там, где борьба за власть, всегда проливается кровь. Иди, Индира, конечно же, я не смогу тебя отправить в Москву прямо сейчас или даже завтра. Мне нужно подготовить кое-какие документы, чтобы для всех твой отъезд выглядел естественным. Поэтому наш с тобой разговор должен остаться в тайне, в самой строгой тайне. Поняла?
   – Да.
   Индира зашла к себе в комнату. Хотелось плакать, но она не умела. Поговорить с мамой, мама ведь не осудила её за то, что она стала мусульманкой, но спать ей не хотелось, а по телефону ничего не скажешь. Она перебрала вещи, но собираться в дорогу было нельзя – кто-нибудь зайдёт, увидит собранные вещи и придётся что-нибудь лгать. Ведь она ещё не знала, когда уедет. Всё-таки было обидно. Индира не чувствовала своей вины. Но ведь Валерий Анатольевич ни в чём не обвинял её, он только чего-то боялся, а чего – ей было не понять, переживал, а за что – непонятно. Она не знала закулисных тайн, всё, что было ей доступно – это газеты и журналы, а там – сплошное враньё.
   Валерию Анатольевичу всё же пришлось отпустить Индиру с Латифой в вояж «по магазинам» (Латифа на манер американки тоже говорила «шоппинг») хотя бы затем, чтобы не вызывать излишних подозрений. Индира была вялой, ничего толком не посоветовала Латифе, а себе так и вообще ничего не купила. Латифа, впрочем, не обиделась, она уже привыкла, что Индира равнодушна к одежде и пригласила её на следующий день на женские посиделки. Индира также равнодушно согласилась, а, придя в посольство первым делом сообщила Валерию Анатольевичу, что приглашена. Тот только мотнул головой, дав понять, что озабочен тем, как бы её скорее отправить домой.
   Женские посиделки не сильно прельщали Индиру. Не было более глупого времяпрепровождения, как сидеть несколько часов за кофе, обсуждая модные новинки в одежде, мебели, машинах, аксессуарах и прочей дребедени. Но Индире нельзя было отказываться. Валерий Анатольевич сам одобрял её дружбу с Латифой, заметив как-то, что отец Латифы тоже очень благожелательно относится к этой дружбе, и уже подписал не один важный для России документ. Индира недоумевала, зачем же тогда ей надо уезжать?
   В назначенное время она села в машину, решив потерпеть ещё раз ради подруги, а потом поучить её играть в теннис. Латифе тоже не очень-то нравились эти посиделки, но они были частью её обязанностей.
   Задумавшись, Индира не заметила, как они доехали. «Посиделки» были у какой-то дальней родственницы Латифы, они договорились, что Индиру подвезут к месту сразу, а Латифа возможно задержится, но ненадолго. Индира вяло вышла из машины и пошла следом за девушкой, закутанной в абайю. Она корила себя за то, что ей приходится поступать против своей воли. Тешила себя мыслью, что вернётся домой и всё станет на свои места. Впрочем, нет худа без добра. Она хорошо освоила арабский язык, изучила Коран, она может преподавать арабский в каком-нибудь институте дома – в Москве.
   Эти мысли немного развеселили Индиру и, когда девушка, поклонившись, ушла, оставив Индиру одну, она уже с интересом стала разглядывать комнату, куда её привели. Странный народ, «посиделки» – вечеринка, а её никто не встречает. Хотя бы и чопорно, но почему никого нет? Она что, первая явилась? Не запылилась.
   Дверь открылась, и в комнату вошёл мужчина в арабской одежде. Индира не успела удивиться, а ведь говорили – «женские посиделки», как тут же узнала Абдуллу. Он был радостно возбуждённым и сразу же начал изливать свои чувства:
   – Индира, извини, я не смог предупредить тебя, опять наша встреча получилась неожиданной. Тем не менее, для меня – это самые прекрасные минуты! Даже если ты сейчас скажешь, что не хочешь видеть меня, я буду рад тому, что я снова смог тебя увидеть.
   – Я тоже рада нашей встрече, – Индира говорила сущую правду, – но почему, если мы встречаемся благодаря Латифе, ты не можешь меня предупредить о встрече?
   – Это не так просто. Мы не видимся с Латифой, я не знаю точное время, когда могу быть свободен, Латифа может только подсказать, когда вы с ней куда-нибудь едете. Мы могли встретиться с тобой вчера, когда вы ездили на шоппинг, но мы встретились только сегодня. Давай присядем хоть на минутку, а потом тебя отвезут на «посиделки». Никто ни о чём не догадается!
   – Ошибаетесь, принц Абдулл! Не знаю, кто за вами или за мной присматривает, но моему начальству уже известно, что я встречалась с вами.
   – ?
   – Мне не известны подробности. Но меня хотят отправить домой, чтобы не было никаких таких не санкционированных встреч.
   Индира ещё не произнесла эту фразу до конца, а уже почувствовала, что напрасно. Абдулла изменился в лице, радостное выражение сменилось злобой, он замолчал, поджав губы, Индире стало не по себе.
   – Абдулла, почему бы нам не присесть, хотя здесь нет ни одного дивана, – Индира старательно пыталась переключить его на другую тему.
   – Да, пойдём в другую комнату, там уже накрыт стол, – задумчиво ответил Абдулла.
   Они прошли в другую комнату, присели, но проникновенная беседа, как в прошлый раз, не получалась. Абдулла больше молчал, с тоской поглядывая на Индиру, она же болтала всякий вздор, рассказывая, как она учит Латифу играть в теннис. Абдулла вяло улыбался её шуткам, а потом вдруг резко встал, извинившись, и вышел. Он вернулся через минуту или две, уже в другом настроении, улыбнулся Индире и сказал:
   – К сожалению, мне уже пора, но мы ещё увидимся, мы обязательно увидимся перед твоим отъездом.
   Индира пожала плечами и, сопровождаемая той же девушкой, закутанной в абайю, пошла к ожидавшей её машине. Ей совершенно расхотелось ехать на вечеринку, и она решила позвонить Латифе, сказавшись больной, попросив водителя отвезти её в посольство. Тот кивнул головой и Индира, как-то сразу успокоившись, решила, что раз её отправляют домой, пусть сами занимаются политикой, сами ведут светские разговоры, которые ей уже надоели до чёртиков, что она больше ни шагу не сделает из посольства, до самого отъезда.
   С тем же решительным видом она вышла из машины, но тут же снова плюхнулась на сидение – они приехали не в посольство, а к незнакомому дому очень респектабельного вида. Индира принялась объяснять водителю, что ей надо в посольство – туда, откуда её забирали. Водитель кивал, а когда Индира начала повторять ту же фразу в третий раз, водитель, кивнув, сообщил, что он привёз её туда, куда ему сказали, что у него есть хозяин, а она – не хозяйка, и попросил её выйти из машины. Индира вздохнула, решив, что придётся ей ещё раз вытерпеть «высшее общество» Саудовской Аравии, но уж в последний раз. Она послушно шла следом за другой девушкой, также закутанной в абайю, опять же удивляясь, что её никто не встречает. Ей уже начала надоедать эта бесконечная игра в непонятно что. Скорей всего сказывался её настрой на дом, на чисто русские отношения, а тут всё было таким чужим. И если раньше она интересовалась этой чужой жизнью, в силу своей любознательности, то теперь, настроившись уезжать, ей стало всё противным.
   Тот же маневр: приведя Индиру в пустую комнату, девушка поклонилась и вышла. Индира рассердилась. Что это такое? Кто это так позволяет себе обращаться с зарубежными гостями, как с… Она ещё не подобрала слово, как дверь открылась, в комнату вошла пожилая женщина, судя по фигуре, ибо она тоже была закутана в абайю, знаком предложила Индире следовать за ней. Индира, едва сдерживаясь, последовала туда, куда пошла женщина, понимая, что это тоже служанка. Они шли довольно долго какими – то коридорами, поднимались по лестнице, наконец, женщина открыла перед Индирой дверь, приглашая войти, а сама осталась за дверью. Индира решив, что Латифа играет с ней в какую-то игру, весело зашла в комнату, ожидая увидеть там всё женское общество, но комната была пуста. Так, игра затянулась. Психологический приём – если человека долго держать в неизвестности, хорошенько его разозлить, то потом любое мероприятие покажется ему самым весёлым в жизни. Ну, поглядим, что вы затеяли. Индира не успела ещё оглядеться, как с ужасом услышала, что дверь за ней замкнули на ключ. Нет, ну это уже слишком! Так злить гостей нельзя! Можно так переборщить, что получится не то, что весело, а просто неприлично.
   Индира обошла комнату. Здесь было очень уютно – без лишней мебели, только всё необходимое. Увидев ещё одну дверь, она поспешила к ней. Дверь оказалась незакрытой, за ней была … спальня. Огромная кровать под балдахином, небольшой туалетный столик с множеством парфюмерии на нём, по бокам ещё две двери. Индира открыла одну дверь – гардеробная с множеством платьев, за другой была ванна и туалет. Что ж, очень даже неплохо, но хозяйка всего этого могла бы показать всё и сама, зачем было вести сюда, да ещё и дверь закрывать. Нет, шутка затянулась.
   Шутка действительно затянулась. Проведя в этом будуаре часа два, Индира принялась колотить в дверь кулаками, но за дверью была полнейшая тишина. Ни телефона, ни телевизора, ни книг, ни газет, ничего. Она присела в кресло, пытаясь сосредоточиться и понять, что же с ней случилось. В это время дверь открылась, и в комнату вошёл Абдулла. Индира всё сразу поняла. Он, верный своей давней традиции, попросту её украл.
   – Абдулла, ты очень скверно себя ведёшь, – проговорила она совершенно спокойно, – я подданная другой страны. Красть людей у нас считается не только неприлично, но и карается законом. А кража подданной другой страны может привести к войне.
   Абдулла смотрел на неё, широко улыбаясь. Он, по-видимому, был так рад тому, что у него всё получилось, что пока и не задумывался о таких серьёзных последствиях.
   – Пусть хоть весь мир перевернётся, но мы с тобой останемся вместе.
   – Да ты что? Ты столько времени, которое мы могли провести вместе, потерял на свои игры, а теперь мне пора уходить, а ты чему-то радуешься, как младенец!
   – Тебе уже не надо уходить! Я всё устроил. Ты будешь жить здесь, со мной.
   – Здрасьте! Он устроил! Что за манеры у вас, принц! Почему бы ни спросить у меня о такой мелочи, хочу ли я жить здесь?
   – Но разве ты не рада меня видеть? Разве ты не согласишься быть моей женой?
   – Ты что? Совсем больной? О чём ты говоришь? Я чужестранка! Ты сам-то понимаешь, что я не могу быть твоей женой? Даже если бы и мечтала об этом!
   – Законной не можешь, но по шариату у меня может быть любимая женщина – наложница.
   – Что? Ты в своём уме? – Индира чуть не задохнулась от гнева, – ты думаешь, тебе всё позволено? Да меня уже вечером начнут искать, а завтра твоему дедушке предъявят ультиматум. Прежде всего, ты подведёшь Латифу, а она уж, конечно, расскажет, что мы с тобой виделись, значит, подведёшь и себя. И то будущее, которое ты себе представляешь, окажется только в мечтах.
   – Нет, моя дорогая. Всё не так просто, как ты думаешь. Тебя уже нашли, вернее, обезображенный труп девушки, которая попала в аварию, с твоей косметичкой и ещё несколькими вещами, – Индира с удивлением обнаружила, что при ней, действительно нет того немногого, что она брала с собой, – Латифа тоже думает, что это твой труп. Никаких других твоих следов нет. Женские посиделки превратились в поминки.
   Абдулла весело засмеялся, как он ловко всё устроил, а у Индиры волосы на голове зашевелились от страха.
   – А поскольку ты мусульманка, у меня нет препятствий объявить тебя женой по шариату. Я мог бы назвать тебя женой и по закону, но мне это не позволят сделать по многим причинам. Всё остальное – дозволено, что я и сделал.
   – Кошмар! У меня нет слов. Оставь меня одну, пожалуйста, мне надо прийти в себя. Или ты думаешь, что я весело буду пить с тобой кофе, после всего, что ты мне рассказал?
   – Хорошо, дорогая, всё, что ты скажешь. Я – твой слуга!
   Абдулла вышел из комнаты, а Индира бессильно откинулась в кресле. Её демократический менталитет не мог принять всего этого бреда.
   – Мама, мама, мамочка! Где ты, приди, пожалуйста, мне так надо с тобой поговорить! – шептала она, как в бреду. Несколько минут она просидела с закрытыми глазами, перед ней проплывали какие-то клубы белого тумана, но мамы не было.
   – Доченька, – услышала она так отчётливо, что даже открыла глаза. Перед ней была та же комната, Индира со стоном закрыла глаза, чувствуя полное бессилие.
   – Индира, девочка моя, я здесь, – услышала она опять и напряглась, чтобы увидеть маму. Она была в её изголовье, гладя её по голове, как в детстве, утешая и баюкая, – Ирочка, успокойся, всё образуется.
   – Мама, мамочка, мне так плохо! Ну, почему это случилось со мной? Почему?
   – Ну, ну, девочка моя. Ты совершила несколько ошибок, но всё это было предначертано свыше.
   – Мама, о чём ты? У меня на роду написано, что все свои молодые годы я должна провести взаперти, потом родить дюжину детишек и быть списанной «в расход»?
   – Почему ты всё так мрачно представляешь? Я твоя мама, матери больнее всего переносить неудачи своего ребёнка, но я пока не вижу – из-за чего ты представляешь свою судьбу такой беспросветной? Всё зависит от тебя. Ты не виновата в том, что принц влюблён в тебя так, что делает глупости. Но надо сказать, он очень осторожен во всём.
   – Осторожен? Он убил кого-то, чтобы скрыть следы преступления, он украл меня, он хочет заточить меня в пожизненную тюрьму, а ты говоришь, он осторожен, он хороший.
   – Индира, девочка моя, ты сейчас очень расстроена. Послушай меня, я знаю, что всё будет хорошо. Не знаю, каким образом, но я почему-то спокойна. Тебе надо набраться терпения, мужества, а самое главное – тебе не надо поддаваться принцу, ты не должна идти ни на какие уступки, ведь он не имеет никаких прав на тебя. Если только ты сама не захочешь принять его правила.
   – Какие?
   – Быть его наложницей.
   – А что это значит?
   – Это значит, он будет приходить к тебе тогда, когда сможет или когда захочет, а всё остальное время ты будешь проводить одна или в компании каких-либо незнакомых и не всегда приятных тебе женщин.
   – Но почему?
   – Ты понравилась ему, даже более того, он в тебя влюблён. Твой отец говорит, что Абдулла – наместник Мухаммада, он пришёл на Землю, чтобы продолжить дела посланника и даже приумножить его заслуги. Он будет первым, кто сблизит мусульман и христиан. И первой причиной этого будешь ты.
   – Я? При чём тут я?
   – Вернее его любовь к тебе.
   – Ты хочешь сказать, что я навсегда останусь в этих четырёх стенах, а ты… ты – моя мама – меня благословляешь?
   – Доченька, что за чушь ты говоришь? Я очень переживаю за тебя, но твой отец так убедил меня в том, что тебе не будет причинено никакого вреда, что я совершенно спокойна за твоё будущее. Да, тебе придётся сейчас немного потерпеть, но это ненадолго.
   – Мама, неужели ты всё знала заранее и не могла меня предупредить?
   – Я ничего не знала. Я уже говорила тебе, что твой отец не рассказывает мне подробно, что с тобой случится. Он может только сообщить, что всё закончится хорошо. Так было уже не раз, и я убедилась, что действительно ничего плохого пока не случалось.
   – То, что я стала мусульманкой, наверное, позаботился отец?
   – Я не знаю. Ирочка, не обвиняй, если не знаешь.
   – Я не обвиняю. Но всё это время у меня был какой-то…сон, как будто ватой окутана голова – в бреду, в полусне каком-то. Ведь раньше у меня так не было.
   – Это бывает в твоём возрасте. Как-то так природа распорядилась – по молодости много физических сил и многие не знают, куда их приложить, а в зрелом возрасте мудрость и знания помогают человеку так, что не нужна и сила.
   – Не понимаю.
   – Не надо понимать сейчас. Всё придёт со временем. А сейчас успокойся. Пока ещё ничего страшного не произошло. Держись с принцем холодно, ему самому скоро наскучит эта игра. Не позволяй ему ничего. И жди момента. Ты сама без моей подсказки поймёшь, когда момент настал, и ты сможешь отсюда выбраться.
   – А я выберусь отсюда?
   – Да.
   Образ мамы стал мутнеть. Индира открыла глаза и совершенно спокойно стала обдумывать ситуацию, в которую попала. Итак, она – наложница. Ишь, ты, как романтично! Условия жизни – просто замечательные. Одно плохо – отсутствие свежего воздуха, свежих газет, людей и идей. Абдулле она выскажет свой ультиматум сразу – нечего обращаться с ней, как с куклой. Она не игрушка, не конфета, не жвачка. Её нельзя смоктать, с нею нельзя играть. Она – мусульманка, но она из России, а это кое-что, да значит. Она не позволит себя унизить и не унизится сама до прозябания в роли наложницы! Жить без жизни – лучше не жить!
   С этими лозунгами в голове она спокойно приняла душ, поела фруктов, стоящих на столе, а поскольку время было позднее – улеглась спать, заранее позаботившись об оружии против насильников – поломала один из шикарных тяжёлых стульев. Но в эту ночь к ней никто не пришёл. Зато утром, едва она успела умыться, в комнату не зашёл, а буквально залетел Абдулла с газетой в руках.
   – Думаешь, я тебя обманываю? Читай! – он протянул её Индире с торжествующим видом.
   «Вчера в автомобильную катастрофу попала сотрудница российского посольства… Король Саудовской Аравии лично выражает глубокое соболезнование…»
   – Бред. А хуже всего то, что теперь ещё в Россию повезут тело бедной арабской девушки, которую следовало бы похоронить на родной земле, – Индира проговорила это так спокойно, как и не ждала сама от себя.
   – Зато никто не будет тебя разыскивать, – парировал довольный Абдулла.
   – Что ж. Но это не значит, что при столь удачном начале у твоей операции будет столь же удачное продолжение и конец.
   – Что ты имеешь в виду? – заморгал ресницами принц.
   – То, что я не собираюсь становиться твоей наложницей.
   – Почему?
   – Потому что мне не нравится эта идея. Я слишком свободолюбива, слишком привыкла к активной жизни, чтобы сидеть и часами ждать, когда твоё высочество соблаговолит навестить меня и облагодетельствовать.
   – Но у тебя совсем нет выбора.
   – Есть. Я знаю, чем себя развлечь.
   – Чем? Чем развлекаются русские девушки, оказавшись в столь заманчивом для арабской девушки положении? – с этими словами Абдулла, подойдя к Индире достаточно близко, попытался её обнять, но она, ловко увернувшись, отпрыгнула от него, – а понятно. Ты любишь спорт. Завтра же в соседней комнате оборудуют спортивные тренажёры. Я тоже люблю спортивных девушек. Наверное, ты мне поэтому и понравилась!
   – Абдулла. Давай договоримся. Я не шучу и ещё раз предупреждаю тебя, что я не собираюсь становиться твоей наложницей.
   – Почему?
   – Неужели всё, что я тебе говорю, настолько далеко от твоего понимания?
   – ?
   – Я – человек другого воспитания, другого менталитета, других жизненных позиций, других привычек и обычаев! То, что я стала мусульманкой в вашей стране – вовсе не означает, что меня можно скрутить, как овцу, и использовать, как тебе заблагорассудится. Я привыкла, чтобы с моим мнением считались.
   – Неужели я тебе совсем не нравлюсь?
   – Ты мне нравился до той поры, пока не проявил себя, как наглый… нет такого слова, чтобы им одним определить твоё поведение.
   – Что мне нужно делать, чтобы ты изменила мнение обо мне?
   – Отпустить меня.
   – Но это невозможно! С того света не возвращаются!
   – Тогда перевези меня на родину или в любую страну, где есть русское посольство.
   – Не могу.
   – Тогда пошёл вон!
   – Что? Ты можешь так сказать наследному принцу?
   – Да. Вполне. Тем более что ты не такой уж и наследный, насколько я знаю.
   – Я терплю твои насмешки только лишь потому, что люблю тебя, к тому же нас никто не слышит.
   – Вот и чудненько. Убирайся вон и больше не приходи сюда. Если мне суждено прожить свою жизнь в затворницах, значит надо исполнить эту миссию до конца. Пусть никто никогда сюда не заходит.
   – Здесь распоряжаюсь я. Ты будешь сидеть взаперти, и только я сюда могу зайти, и только от меня будет зависеть твоя судьба.
   – О! А ты изменился, принц! Из нежного юноши, каким ты был в чужой стране, ты превратился в наглого базарного торгаша, который, распродав свой товар, хочет вовсю повеселиться. Только ты ничего не продал и меня не купил. Понял? А если хочешь, чтобы у меня сохранилось то дружелюбное чувство, которое родилось на берегах Средиземноморья, то лучше не веди себя, как работорговец. Мне неприятен этот тон.
   – Ты тоже подбирай выражения. Помни, что ты разговариваешь с наследным принцем! – с этими словами принц вышел и запер Индиру на ключ.
   Вот и чудненько, вот и поговорили. Странно, но у Индиры не было чувства досады, напротив, боевой дух подвигнул её на перестановку в своей невольной «квартире». Надо было обследовать каждый сантиметр, возможно, где-нибудь есть лазейка. Но, увы. Квартира была настолько изолирована, что сюда не проникал ни один звук, а из зарешёченного окна был виден только лишь угол дома. Главное, нельзя было унывать. Мама настроила её на то, что она освободится, правда, неизвестно когда. Она вспомнила мамины рассказы о том, как она жила отшельницей в землянке, а потом – в заброшенной деревушке в горах, где и родилась Индира. Что ж. По сравнению с мамиными, у неё неплохие условия жизни. Мама была заложницей, а она – наложницей. Ну, уж, дудки! Никогда она не станет наложницей! Ей казалось очень обидным сидеть целый день взаперти и часами ждать своего господина, который придёт, когда ему будет удобно. Какая это любовь? Чушь!
   Вечером ей принесла поесть женщина, бесшумной тенью прошла в комнату и, забрав разбитый стул, ушла. Индира видела в дверной проём, что там стояли охранники. Абдулла пришёл на другой день. Он по-хозяйски уселся на толстый ковёр, скрестив ноги, многочисленные слуги мигом разложили еду и удалились.
   – Присядь, Индира, я хочу с тобой отобедать. Не злись на меня. Всё будет гораздо лучше, чем ты думаешь. Для тебя уже начали оборудовать тренажёрный зал. Тебе не будет скучно. Если захочешь, сюда придут девушки, ты можешь с ними пообщаться.
   – Твои наложницы?
   – Служанки, но это девушки из приличных семей.
   – Благодарю покорно. Мне нисколько не скучно в своём обществе. Я бы попросила и тебя не беспокоиться по этому поводу.
   – Я ничуть не обременён. Мне нравится с тобой общаться, даже, когда ты сердишься и болтаешь вздор, как вчера. Но, думаю, ты уже подумала обо всём, и мы будем с тобой дружить, как раньше.
   – Раньше мы с тобой были на равных, а теперь ты сильно унизил меня.
   – Разве так уж унизительно стать женой будущего короля?
   – Вау! В первый раз слышу про жену, про короля, правда, – не в первый, но, думаю, это всего лишь твоя блажь – думать так о себе.
   – Ты не веришь, что я буду королём?
   – Честно? Мне без разницы. Я хочу домой, а в России королей нет.
   – Чем тебе тут плохо?
   – Опять двадцать пять! Мне не хватает свободы. СВОБОДЫ, понимаешь?
   – Конкретней, что я должен сделать, чтобы ты чувствовала себя свободной?
   – А ты как думаешь, если вот тебя всё время запирать, ты бы чувствовал себя свободным?
   – Это временно. Когда ты привыкнешь, ты сможешь выходить, когда захочешь. Правда, у нас не принято девушкам гулять в одиночку. Ты можешь взять подругу, какую-нибудь женщину и поехать в магазины или женский ресторан, куда захочешь. Со временем можно будет легализовать твоё положение. Я смогу сделать тебе документы из любой страны.
   – Ах, как заманчиво. То, что ты рассказывал, напоминает мне жизнь механической птички в золотой клетке. Кстати, похоже, и Латифа также живёт. Имеет кучу нарядов, кучу денег, но вряд ли счастлива.
   – Разве она жаловалась тебе?
   – Нет. Но я же вижу, что ей скучно и хочется вырваться отсюда. Но она не знает другой жизни. А я знаю.
   – И в чём она выражается?
   – Каждый человек в нашей стране может самореализовать себя, и мужчина, и женщина. Если человек способный, талантливый, он сможет сам что-то делать и находить в этом счастье – видеть плоды своего труда, своих идей, своего мастерства. А не тратить деньги впустую. Ведь Латифа даже насладиться не может покупками. Один раз наденет платье, чтобы её подруги позавидовали и тут же его бросает. А ведь кто-то вложил в это платье душу.
   – Ты осуждаешь Латифу?
   – Не её, а ваш образ жизни – принцесс и принцев. Бессмысленное времяпрепровождение.
   – Остановись, ты опять не о том.
   – А о чём я обязана говорить тебе? Делать всё время комплименты – ах, какой ты умный, ах, какой красивый, ах, какой богатый! Надоест. И я тебе скоро надоем, поскольку не собираюсь тебя обожествлять. Всё, что думаю о тебе, всё и услышишь.
   – Индира, ты вот всё время говоришь, что хочешь домой. А что тебя там ждёт? Или кто-то есть, кого бы ты хотела назвать своим мужем? Думаю, нет, иначе ты бы не приехала сюда. Я думаю, вряд ли ты была счастлива дома. Иначе, почему ты такая злая?
   – Злая? Я? Вот как. Злая, да. Ты меня очень злишь. Я не могу без информации, я хочу читать, смотреть фильмы и передачи, хочу плавать в бассейне, хочу гулять по городу, а ты меня всего этого лишил. И я должна быть к тебе добра и смотреть с обожанием! Насмешил!
   – Я распоряжусь, чтобы тебе принесли книги. В бассейн ты тоже можешь ходить, правда, под охраной, но купаться будешь сама. У меня здесь есть бассейны – большой и маленький.
   – О! Премного благодарна! Что я должна сделать за такой жест?
   – Поцеловать.
   – Сначала в бассейн, а потом видно будет.
   Абдулла развеселился после этого обещания, расстались они более-менее дружелюбно. Индира не думала о поцелуях вообще, а уж в качестве награды за бассейн тем более. Её прельщала идея выйти из этой комнаты, возможность оглядеться, может быть, появится какой-нибудь шанс найти выход.
   Вечером Абдулла с торжественным видом протянул её пакет с купальником и абайей. Индира надела всё это в гардеробной и под охраной троих дюжих молодцов и Абдуллы отправилась в бассейн. Шли долго – по коридорам, лестницам, не встретив по пути ни одного человека. Индира предположила, что бассейн находился в другом конце дома, а людей заблаговременно отправили подальше, чтобы никто её не увидел. В абайе она почти ничего не видела, но в одном месте, проходя мимо лестницы, обратила внимание, что лестница была очень широкой, она чуть задержалась и увидела то, что хотела – это был выход на улицу. Сердце забилось тревожно, но Индира не подала виду.
   В бассейн никто, кроме неё не зашёл, даже Абдулла. Индира плескалась часа два, отдыхала в шезлонге и снова плавала и плавала. Наконец, она решила, что уже достаточно, сняла мокрый купальник и, натянув абайю на голое тело, вышла к охране. Абдуллы не было. Индира, сопровождаемая охраной, отправилась в обратный путь.
   По-прежнему никого не было, не было даже слышно, чтобы кто-то где-то ходил. Поравнявшись с лестницей, Индира вдруг почувствовала странное чувство, будто кто-то шепнул ей: «Пора». Она окинула быстрым взглядом лестничный пролёт, дверь – явно не запертую – и машину, стоявшую перед входом. Молниеносно скинув с себя абайю, она в два прыжка очутилась перед входной дверью и также молниеносно – на улице. Охранники остановились, как вкопанные. Индира знала, что мужчины в этой стране не могут взглянуть даже на лицо женщины, а уж тем более на голую девушку – наложницу своего хозяина.
   В машине никого не было, тем лучше, Индира уселась за руль, ключ зажигания был на месте (будто кто-то специально всё это устроил для неё), Индира выехала на дорогу, но впереди были ворота. Подъехав, она посигналила, охранник высунулся в окошко, но увидев голую грудь Индиры, тут же спрятался.
   – Эй, открывай! – крикнула Индира, и ворота тут же раскрылись.
   Индира ехала по городу, совершенно не зная, куда она едет и в каком месте находится. Самым важным сейчас было – уехать подальше, а там уж видно будет. Скоро она увидела, остановившись на светофоре, как на другом перекрёстке, какая-то машина с сиренами промчалась под красный свет. Это за ней. Пока она стояла под светофором, её заметили и в других машинах, оживлённо жестикулируя, показывали пальцем. Индира свернула в маленький переулок, но, немного проехав, с досадой остановила машину – это был тупик. Она пошарила в кармашках за сиденьями, нашла только газету, прикрывшись которой выскочила из машины. Куда бежать? Вокруг были глухие дома и только в одном из них что-то похожее на дверь. Индира подбежала к ней, дверь оказалась незапертой, за ней был небольшой дворик. Дворик разветвлялся на три, и Индира наугад побежала под арку, ведущую в соседний двор. Там девушка, закутанная в абайю, снимала с верёвки бельё. Индира подскочила к ней, девушка от испуга уронила простынь или что-то в этом роде.
   – Помоги мне, пожалуйста, – попросила она, – за мной гонятся. У меня украли одежду. Можно мне завернуться вот в это?
   Не дожидаясь, когда девушка, продолжавшая испуганно смотреть на Индиру, очнётся, она подхватила с земли упавшую ткань, оказавшуюся абайей, и быстро натянула её на себя.
   – Сюда сейчас могут прийти те, кто за мной гнался. Давай, не спеша, будем снимать бельё, если они заглянут сюда и спросят тебя что-нибудь, например, видела ли ты обнажённую девушку, скажи, что никого не видела, а потом мы с тобой пойдём к тебе домой, и ты мне дашь телефон.
   Медленно говоря всё это, Индира аккуратно снимала бельё, разглаживала его и складывала в корзинку. Девушка продолжала молча стоять, Индира уже начала досадовать на неё и на себя, но выбирать было не из чего. Скоро они услышали топот в соседнем дворике, девушка понимающе улыбнулась и тоже начала снимать бельё.
   – Эй, тут не пробегала девушка? – спросил один из мужчин, показавшийся во дворе.
   – Нет, нет, не было никого, мы с сестрой вот бельё снимаем, – произнесла девушка, как ни в чём не бывало.
   – Не было, да, не было никого, – подтвердила Индира, чуть изменив голос.
   – А там ещё есть двор?
   – Нет, нет двора.
   Мужчина всё же обошёл двор, подозрительно посмотрев на девушек, и ушёл. Собрав всё бельё, Индира со своей новой знакомой пошли в дом.
   – С кем ты живёшь? – спросила Индира.
   – Я – служанка, а ты кто? Почему за тобой гнались?
   – Это целая история, я тебе обязательно её расскажу, но сначала мне нужно дозвониться, чтобы меня забрали отсюда.
   – Где ты живёшь?
   – Видишь ли, я – из другой страны, из России. Меня… да что ты так испугалась?
   – Я не испугалась. Просто ты так хорошо говоришь по-арабски. Я тоже из другой страны – филиппинка, работаю здесь давно, хочу скопить немного денег и вернуться на родину.
   – Я тоже здесь работаю.
   – Ты тоже служанка?
   – Нет, я работаю в посольстве.
   – А что это такое?
   – Ну, это такое место, где живут одни русские, а в посольстве других стран живут только те, чью страну они представляют.
   – О! Это так интересно! Ты мне расскажешь?
   – Конечно! Скажи, а твои хозяева не будут тебя ругать, если ты приведёшь незнакомку в дом?
   – Их нет дома. Только прислуга, я тебя проведу в свою комнату, а потом к телефону.
   Из окна комнаты Хайфы – так звали девушку – был виден двор, и пока Хайфа ходила узнать, можно ли пройти к телефону, Индира выглянула во двор. Ничего подозрительного она не увидела, но вдруг во двор зашли несколько мужчин и стали стучаться в двери. Индира спряталась за занавеску, прислушиваясь. Мужчины спрашивали у выходящих хозяев или слуг, не видели ли они чужую девушку. Все отвечали отрицательно. Вот они постучались в тот дом, куда зашли Индира с Хайфой. Индира замерла, моля Бога, чтобы всё обошлось. «Нет, никого нет», – ответила пожилая женщина и закрыла дверь. Индира вздохнула с облегчением. Скоро вернулась Хайфа, рассказав, что её опять искали. Любопытство светилось в её чёрных глазах, она, не стесняясь, спрашивала, Индира, как могла, стараясь не вдаваться в подробности, ибо это уже была политика, рассказывала. Она представила всё, как несчастную любовь одного молодого человека, который не мог на ней жениться, потому выкрал её, а она не захотела жить взаперти, потому что хотела домой. На примитивном уровне всё это было сущей правдой, к тому же у Хайфы глаза загорелись при слове «любовь».
   Хайфа ещё раз сходила «на разведку», но позвонить получилось только после полуночи, когда все угомонились. Индира набрала номер Валерия Анатольевича. Он, видимо, уже спал. «Возьмите трубочку, возьмите», – уговаривала Индира его про себя.
   – Алло, – отозвался он, наконец, хриплым голосом.
   – Валерий Анатольевич, это Индира. Не пугайтесь, я жива, но в очень затруднительном положении.
   – О, господи, – вырвалось у него, – Индира! Здесь твоя мама. Она тоже убеждает меня в том, что ты жива. Сегодня мы были на опознании трупа той девушки. Твоя мама не опознала тебя. У неё была большая родинка, которой у тебя никогда не было. Завтра, уже сегодня, мы должны были просить о розыске тебя. Где ты? Как тебя найти?
   – Я у случайной знакомой, она очень хорошая девушка, но не грамотная и не знает точного адреса. К тому же у неё нет телефона, и я звоню так поздно, потому что уже все спят, раньше было нельзя. До утра здесь тоже нельзя оставаться, потому что другие слуги могут меня сдать в полицию.
   – Хорошо. Ты сможешь позвонить минут через десять? Я позову водителя, ты дашь трубку своей знакомой, и она расскажет ему, какие вокруг дома, какие-нибудь достопримечательности.
   Хайфа была просто счастлива тем, что в её серой жизни произошло такое приключение. Она, оказывается, неплохо ориентировалась в том месте, где жила, много смогла рассказать водителю, и он скоро понял, в каком районе они находятся. Договорились, что Индира с Хайфой будут ждать у телефона и, когда машина заедет в тот тупичок, где Индира бросила машину, на которой сбежала, Валерий Анатольевич позвонит, и они выйдут.
   Тяжёлые веки закрывались сами собой, Хайфа уже давно уснула в кресле, Индира боролась со сном, а звонка всё не было. Наконец, телефон зазвонил, как набат в полной тишине, Индира схватила трубку:
   – Индира, мы приехали, но здесь все дома выходят в тупички, в каком из них находишься ты, мы не знаем.
   – Сейчас я разбужу Хайфу, пусть она приведёт вас. Она подойдёт к вам и скажет, ну, пусть скажет «Хайфа». Позвоните потом.
   – Обязательно.
   Хайфа спросонья не могла понять, что от неё хотят, а потом обрадовано подскочила, и пошла искать «русских». И снова Индира томилась у телефона. В любую минуту сюда мог войти кто-нибудь из прислуги и поднять шум, увидев её здесь. Телефон не звонил. Индира до боли искусала губы, от напряжения у неё болело всё тело. Она тихо ходила взад вперёд перед телефоном, а он всё не звонил. Как и в прошлый раз, звонок прозвучал резко и от этого неожиданно.
   – Выходи, всё в порядке.
   Индира потихоньку вышла из комнаты. Было тихо, так тихо, что Индира пугалась собственных шагов, казалось бы беззвучных. Когда она открывала входную дверь, шаркая ногами, показалась старая служанка, тут же испуганно переспросив:
   – Кто там?
   – Это я – Хайфа, – ответила Индира шёпотом, – у меня зуб болит, пойду, выйду на воздух.
   Старуха успокоилась, а Индира выскользнула во двор. Небо уже заметно посветлело, но в тени каменных дворов было темно и жутковато. Индира тёмной тенью проскочила в другой двор и увидела машину и спешащую ей навстречу маму. Они обнялись, плача от счастья и радости, что всё, слава богу, обошлось.
   Индира долго благодарила Хайфу, пообещав позвонить ей по телефону, рассказала ей про старуху. Хайфа радостно смеялась, она нечаянно оказалась в центре событий. Когда она вышла во второй двор, чтобы встретить «русских», её схватили двое мужчин и, зажав рот рукой, отнесли в поджидавшую неподалёку машину. Там молодой человек попросил её снять абайю, так как он лицо королевской семьи, а это всё равно, что отец. Она сняла. Увидев её, он спросил грозно, что она делает в столь поздний час на улице одна, куда и зачем она идёт? Она стала плакать и просить прощения, но не растерялась и наврала, что у неё свидание с очень богатым господином, который не хочет, чтобы его видели с ней днём. Молодой мужчина стал ругать её за распутство, а когда выяснилось, что она – всего лишь служанка, да ещё и филиппинка, отпустил её. Она пошла встречать «русских», но видела, что за ней следят. Это было ей на руку, ведь она действительно шла на встречу с «богатым господином». Она без труда нашла нужную машину, сказала пароль, её впустили в машину, в которой она рассказала про похитителей. Пришлось им всем покататься на машине, чтобы сбить с толку принца, а это явно был он и его охрана. Теперь счастливая Хайфа пересказывала всё Индире, которая сидела в обнимку с мамой и плакала от счастья.
   Всё же кто-то информировал ближайшее окружение короля о том, что происходит в посольствах, потому что на следующий день, едва все выспались, Валерий Анатольевич был приглашён на личную аудиенцию к королю. Посол России знал, о чём он будет говорить, но на аудиенцию была приглашена также «гражданка России, чудом спасшаяся в автомобильной катастрофе». Индире, уже упаковавшей чемоданы, так как рейс был через два часа, пришлось ехать вместе с Валерием Анатольевичем. Мама, естественно, поехала на приём к королю вместе с дочерью. Индира нервничала, Валерий Анатольевич из последних сил держался, чтобы не сорваться. Пожалуй, только мама Индиры – Маргарита Владимировна – была спокойна и рассудительна.
   Приём во дворце – до мелочей продуман каждый шаг – состоялся в специальном кабинете. Валерий Анатольевич в сопровождении Индиры, Маргариты Владимировны, секретаря посольства и двух охранников чинно проследовали в указанное место. Король долго восхищался стечением обстоятельств, благодаря которым Индира осталась жива (она понятия не имела – о чём это он). Потом он беседовал с Валерием Анатольевичем через переводчика, предварительно попросив Индиру поговорить с его любимым внуком. Индира даже представить себе не могла, что увидится с Абдуллой здесь – на приёме короля – за какой-то час до отъезда на родину.
   – Индира, прости меня. Я доставил тебе много неожиданностей. Я думал, они тебе понравятся, но, оказалось, они стали неприятностями.
   – Не надо, Абдулла, шаркать ножкой там, где уже помыли полы.
   – ? – заморгал ресницами «наследный принц».
   – Зачем ты это говоришь? Ты делал то, что считал возможным, но это оказалось невозможным с моей точки зрения. Я тебя ни в чём не виню. Будь счастлив, – Индира попыталась уйти, но Абдулла задержал её.
   – Погоди, я должен тебе сказать, что ты многому меня научила. Я, кажется, понял, что такое свобода. Я теперь знаю, что птица в клетке – это не та птица, которую видишь на свободе.
   – О!
   – Нет, Индира, я не просто так говорю. Я никогда не забуду тебя, у меня будут жёны – не одна – но тебя я буду любить всегда. Об одном я хочу попросить тебя – ответь мне в Интернете. Это моё единственное окно в жизнь. Мои сообщения прочитываются, если ты ответишь мне, это тоже не будет тайной, но это будет тоненькая ниточка, которая никогда не порвётся. Я отвечаю за свои слова – я люблю тебя!
   – О! Господи, Абдулла – неужели такой ребёнок, как ты, сможет управлять страной – одной из самых богатых? Это моя оценка твоим поступкам. Но на прощание я хочу сказать тебе, что ты мне всегда нравился – и там, в Средиземноморье, и там, в душной комнате. Не знаю, смог бы ты жить в других условиях, но, думаю, ты бы нравился мне и будучи моим мужем, но не по вашим законам, а по общеевропейским обычаям. Прощай. Зла я на тебя не держу. В моей памяти ты останешься наивным ребёнком. В Интернете я тебе отвечу, но если наше общение будет проходить по типу – привет, привет, как дела, ничего, – ничего больше, думаю, мне это скоро наскучит. Так что, не обижайся заранее. Пока.
   Индира чмокнула принца в щёчку, шепнув – «за бассейн», и никого не дожидаясь, пошла на выход. Абдулла стоял, как вкопанный, видно было, что он очень страдает от этого положения. Король, увидев, что девушка (по-видимому, внук действительно влюбился в эту девушку) ушла, стал быстро прощаться с послом России.
   В машине, ехавшей уже в аэропорт, долго молчали. Потом Валерий Анатольевич вздохнул и, как бы про себя проговорил:
   – В первый раз в моей практике наследный принц влюбляется в простую девушку, а она не отвечает ему взаимностью.
   – Какие ваши годы, Валерий Анатольевич, – весело ответила ему Индира.
   – Да, Индира, у тебя большое будущее. Не пропусти главного в жизни в погоне за мелочами.
   – Я что-нибудь уже пропустила?
   – Нет, слава богу, нет. Тебе даже трудно что-то посоветовать. На мой взгляд, ты делаешь ошибки, но твои же ошибки оборачиваются добром. Ты поступаешь вроде бы непродуманно, но эти поступки – тебе во благо. Ты – везучая. Таких – немного, поэтому остальные тянутся за такими людьми в надежде, что им тоже повезёт. Я сейчас просто рассуждаю вслух. Не хочу, чтобы мы расстались с тобой с какими-то недомолвками. Я всегда относился к тебе, как к дочери. Огорчался, переживал за тебя, был рад твоим успехам. Думаю, мы ещё встретимся. А если нет, то ты навсегда останешься в моей памяти, как неординарная личность.
   Индира молчала. Ей и лестно было слышать эти признания, словно водопад пролившиеся на неё, но и не понимала она ещё, почему люди так отзываются о ней. Она себя считала «нормальной».
   В Москве их встречала целая толпа родственников и знакомых – бабушки, дедушки, родственники, друзья, – все каким-то образом узнали, что Индира возвращается «не просто так». Тамила тоже приехала и от имени всей чеченской родни передала Индире приглашение на праздник в честь её хаджа, прибавив от себя, что все очень гордятся ею, и её поступком.
   Индира не знала, как вести себя в такой ситуации, только молча смотрела на маму умоляющим взглядом. Маргарита Владимировна всё поняла, построила всех в нужном порядке – с кем-то сразу простившись, кого-то, пригласив домой, кому-то назначила встречу на потом, сказавшись уставшими.
   За их машиной следовал грузовик, гружённый вещами «от Латифы». Индира так и не увиделась с ней. Уже в Москве, принимая багаж, она с удивлением узнала, какой он огромный – багаж, а когда ей передали письмо от Латифы, всё поняла и вспомнила, что обещала принцессе продать её платья, чтобы помочь мусульманским сиротам в России.
   – Да, Индира, у тебя большое будущее, – сказал дедушка, качая головой, – Не пропусти главного в жизни в погоне за мелочами.
   – Дед, знаешь, ты сейчас повторяешь то, что сказал Валерий Анатольевич при расставании.
   – Что ж, повторение – мать учения.
   – А что считаешь в жизни главным ты?
   – Главное – чувствовать себя в гармонии с окружающими, чувствовать себя счастливым.
   – Правда?
   – Да, детка.
//-- * * * --//
   Индира была, что называется, «нарасхват». Её приключения в оплоте мусульман Мекке пересказывались в искажённом виде, приходилось встречаться с разными людьми, чтобы рассказать, как это было на самом деле, чтобы не вызывать лишних толков. Индира устала, ей хотелось побыть с мамой. Просто посидеть с книжкой, поиграть с Кингом и новым любимцем – рыже-белым Кузьмой, который был спасён совсем недавно из лап озверевших диких собак, промышлявших возле мусорных баков.
   Когда Тамила позвонила, напомнив ей о том, что её ждут чеченские родственники, Индира без сил опустилась на кресло:
   – Мам, я не могу уже.
   – Ну, что ты Ирочка, ты же обещала. Но, если ты плохо чувствуешь себя, давай откажемся или хотя бы отложим.
   – Да, мам, какая ты молодчина! Алло! Тамила, я обязательно приеду, но сейчас я себя плохо чувствую, чуть позже, ладно? Я позвоню.
   Индира откинулась на подушки дивана:
   – Мам, поедешь со мной?
   – Не знаю, девочка моя. У нас на работе сейчас напряжённые дни, меня ведь не было целых десять дней…
   – А потом?
   – Если надо, конечно поеду!
   – Но ты, я так понимаю, не сильно хочешь?
   – Ну, как тебе сказать. Хочу – не хочу, я такого расклада не знаю. Могу – не могу, так будет точнее. Пока я работаю – всё зависит от того, насколько я нужна на работе. Ты лучше скажи мне, почему ты не хочешь ехать одна?
   – Почему ты так решила? Просто я очень соскучилась по тебе, бабушкам, дедушкам. Мне все наши многочисленные гости не дают прийти в себя.
   – Деточка моя, я всё понимаю, конечно же, не надо торопиться. Я тоже так соскучилась по тебе. Родная моя!
   Мама с дочкой целый час пролежали в обнимку, потом накормили свою пушистую «армию» в лице подросшего Кинга и драчуна Кузьму. Бабушки с дедушками, собравшиеся в этот вечер, практически в первый раз без посторонних, в первый раз в жизни не знали, что посоветовать любимой внучке – ехать по приглашению в Чечню или побыть дома.
   – Индира, не надо ломать голову. Ты никогда не должна поступать против своей воли, поняла? – наконец, встал за столом дедушка – Ритин папа.
   – Ты должна всегда поступать по совести, по справедливости. В конце концов, твоя жизнь – это твоя жизнь. Если у тебя есть сомнения – определись, почему, насколько они серьёзны, мы поможем тебе их разрешить. Но всегда, слышишь, всегда, ты должна полагаться на свои собственные умозаключения, ты должна созреть для своих решений, пусть у тебя на это будет доля минуты, но ты должна принять это решение сама.
   Дедушка, как всегда был прав, Индира пообещала определиться в ближайшем будущем, на том и разошлись.
   Ближайшее будущее состоялось через неделю, когда, проснувшись, Индира почувствовала, что ей скучно, хочется новых ощущений. Мама целыми днями была на работе, встречи с друзьями приобретали характер какой-то принуждённости, всем было некогда, а Индира была в отпуске. Мама, как всегда, не сопротивлялась, только поскучнела как-то разом, а в следующую минуту довольно весело, как могло показаться со стороны, поддержала идею дочери навестить чеченскую родню.
   Индира решила ехать поездом, чтобы постепенно, с переходом природы из одной зоны в другую, перейти в другое настроение.
   За окном мелькали пейзажи России – то сосновые, еловые леса, то грязно-пустые бескрайние просторы. Индира всю дорогу читала и не заметила, как пролетело время.
   В Грозном её встречала Тамила с целой делегацией родственников, многих из которых Индира видела впервые. Родственники относились к ней благолепно, чуть ли не кланялись в пояс, целовали и расспрашивали о здоровье её и близких, но Индира всё время чувствовала какую-то фальшь в их отношениях. Она чувствовала себя не в своей тарелке, когда её целовали по очереди незнакомые люди, расспрашивали о делах и здоровье и тут же оставляли на попечение каких-нибудь тётушек, которые молча собирали на стол, почти не обращая внимания на Индиру. Оказывается, это тоже было данью уважения – Индира не должна была прислуживать за столом, где собирались мужчины, но и сидеть за этим столом ей тоже не полагалось. Это продолжалось по меньшей мере неделю, Индире быстро надоели эти церемонии и она, со всей принципиальностью, присущей молодёжи, объявила Тамиле:
   – Я погощу ещё два дня и еду домой.
   – Почему? – удивилась Тамила, – разве тебя плохо принимают? Разве тебе не оказали почести, которые оказывают не каждому мужчине? Что-нибудь не так? Ты только скажи – что, всё будет так, как ты захочешь!
   – О! Тётя Тамила, я так люблю вас, если бы вы не попросили меня, я бы не приехала сюда – ведь я никого практически не знаю из родственников, все эти застолья мне не нужны, я обещала рассказать о своём хадже, но я никому ничего не рассказала, у меня и не спрашивают! Я вообще не понимаю, что я тут делаю – в основном где-нибудь на кухне.
   Прости, Индирочка! У нас так заведено, но ты даже не представляешь, какими почестями тебя окружили! Девушку твоих лет никогда ещё так не принимали. Столько баранов зарезали в твою честь! Лучшие женихи предлагают тебе руку и сердце!
   – Вау! Где же они? Кому они предлагают?
   – Ты узнаешь, когда выберут самого достойного.
   – Тётя Тамила, вот что. Я сегодня же уезжаю домой. Я обещала приехать, я рассказала вам всё, что со мной произошло, а теперь я не понимаю, что происходит. Замуж я не собираюсь, тем более за человека, которого не знаю.
   – Не обижайся. У тебя в жилах чеченская кровь, но ты воспитана по-русски. Многих наших старейшин это огорчает, но многие помнят твоего отца, твои родственники – самые уважаемые люди. Ты вот не хочешь ни у кого из них пожить, но они и это понимают – ты выросла в Москве и русские обычаи тебе привычнее наших.
   – О! Тётя Тамила, вы меня совсем напугали своими увещеваниями. Я ещё больше укоренилась во мнении, что мне пора домой. Вы правильно заметили, что я выросла в Москве, но я ещё и воспитана, и образована по европейским меркам, мне непонятно, почему я должна сидеть на кухне, пока идёт приём в мою честь, непонятно почему я никому ничего не рассказала о своём хадже, но уже все знают всё в подробностях, непонятно, почему меня «продают», хотя я не собираюсь замуж.
   – Индирочка! Ты ещё молода и не можешь оценить те почести, которые тебе оказываются. Ты даже не представляешь, как многие обижаются на меня, думают, что я тебя специально удерживаю, чтобы привлечь внимание к своему роду.
   – Ну, уж если так далеко дело зашло, то мне действительно пора домой.
   – Нет! Нет, Индира, пожалуйста, не уезжай! Ещё минимум два дня будет идти празднество в твою честь, если ты уедешь сейчас, будет такая обида! Я тебя очень прошу, не уезжай!
   – Ну, уж два дня я потерплю. И от вас ни к кому не перееду, хотя бы потому, чтобы ваш рейтинг повысился. Пусть уж не зря они так думают. Что ж, хоть какая-то польза будет.
   Индира ходила на «приёмы» ещё два дня. Проходили они также как и в первые дни – пожали руки, облобызались, потом мужчины собрались за столом, а женщины – на кухне, Индира сидела там, как «почётная гостья», ничего не делая, а остальные женщины метались туда-сюда, подавая на стол мужчинам.
   На третий день Индира пошла на вокзал за билетом. Она решила, что так будет лучше – купит билет сама, чтобы никто её не отговаривал, доедет до Минеральных Вод, а там – самолётом. Можно было бы и сразу самолётом до Москвы, но Индире понравилось ехать в поезде. Кассирша долго изучала её документы, долго куда-то звонила, всякий раз извиняясь и прося подождать. Очереди не было никакой, но Индира уже начала терять терпение. Она даже отвернулась от кассы, пытаясь развлечь себя пейзажем за окном. Наверное, поэтому она первая заметила кавалькаду иномарок, остановившихся около вокзала и важных мужчин, прошествовавших в здание вокзала. Она никак не связала это со своей особой, но все эти мужчины, которым двери открывали такие же важные мужчины, зайдя в помещение, направились к ней. Индира заинтересованно наблюдала за ними, подумав, зачем было тащиться сюда таким «кодлом» за билетом. Но «кодла», как она неосторожно подумала, направлялась к ней. Она вдруг вспотела от той помпезности, которая окружала этих людей, ощутив свою малозначительность, а главное, неосмотрительно выбранный наряд – лёгкая курточка нараспашку, бриджи, распущенные волосы. Слава богу, скоро она уедет отсюда, и не будет чувствовать себя не в своей тарелке.
   – Вы – Индира? – поинтересовался один из мужчин, видимо рангом ниже.
   – Да.
   – Уважаемая Индира, очень жаль, что вас не приняли должным образом. Я думаю, что виновные понесут заслуженное наказание, а сейчас очень прошу вас принять моё личное приглашение погостить у нас. Вас отвезут в лучшие апартаменты, у вас будут лучшие условия.
   – Позвольте, я никоим образом не претендую на другие условия. Мне просто нужно домой. Кого вы собираетесь наказывать, уж не Тамилу ли? Я протестую!
   Всё это Индира говорила по дороге, поскольку, едва важный мужчина закончил свою немногословную речь, вся процессия развернулась, включив в себя Индиру, и тем же порядком – заискивающие впереди открывали двери, а важные мужчины с ласковой улыбкой шагали, как ни в чём не бывало – вышли из здания вокзала. Тут Индира вспомнила, что оставила свой паспорт у кассирши и, повернула было назад, но её вежливо направили в нужное русло.
   – Там мой паспорт, – возмутилась Индира, ей тут же отдали документ в руки.
   «Боже мой, куда я опять влипла!» – подумала Индира, садясь в машину.
   Впрочем, всё в скором времени объяснилось. Её привезли в какой-то санаторий – странное сооружение – на обломках старого капитального и, видимо, приличного в своё время здания было выстроено современное – пластик и стекло. Индира промолчала на вопрос, нравится ли ей её новое место, решив, что ей всё-таки должны предоставить возможность переговорить с зачинщиком этого недоразумения. Уж во всяком случае, это не похищение. В номере стояли её вещи. У Индиры сердце защемило, как там тётя Тамила, неужели у неё неприятности из-за того, что Индира хотела уехать? В комнату постучались:
   – Да.
   – Добрый день, Индира. Я муфтий Омар. Жаль, что ты не пожелала пообщаться со мной, прежде чем уехать.
   – Никто мне не предлагал пообщаться с вами, хотя я приехала в Грозный по приглашению, чтобы рассказать о моём хадже.
   – Да, да. Ты – умница. Совершить хадж не всякий может. Я знаю, что ты приняла мусульманство специально для того, чтобы совершить хадж. Это очень похвально. Аллах видит каждый наш шаг, он знает каждую нашу мысль, не то, что слово, порой сказанное необдуманно.
   – Абсолютно с вами согласна. Чего не скажешь о людях, которые берут на себя ответственность судить о мыслях других людей.
   – Люди – дети Аллаха, детям можно простить ошибки, ведь они только учатся жить. Жизнь – бесконечна, и трудно сказать, на каком этапе и как нужно поступить, чтобы не ошибиться. Только Аллах знает, как правильно, как нужно. Только Аллах может рассудить человеческие поступки.
   – Да, спасибо. Однако мне бы хотелось узнать на каком основании, и по какому праву меня задержали.
   – О! Не надо так неосторожно бросать слова. «Делая добро, не будь корыстолюбив, ради Господа твоего будь терпелив».
   – Всё это прекрасно, но чувствую я совершенно по-другому. Я чувствую, что имею право заявить о том, что мои права гражданина Российской Федерации ущемляются. Мне не дали возможности уехать домой, где меня ждёт мама, друзья, мне нужно устраиваться на работу.
   – Детка, ты воспитывалась не по законам, которые каждый из нас всасывает с молоком матери, но ты – наследница уважаемого рода, ты можешь родить и воспитать мужчину, достойного уважения всякого живущего на этой земле. Это – твоё предназначение, тебе предписано так свыше, ты должна это понимать и повиноваться.
   – Чему? О чём вы говорите? Я – современный человек и не надо мне рассказывать сказки, что я, как обычная самка, должна только рожать, не думая ни о чём.
   – Постой, ты говоришь не как мусульманка!
   – Я говорю, как человек, ещё раз повторяю, я не самка. Я вижу, к чему вы клоните, но у вас ничего не получится. Я даже готова сейчас отречься от мусульманства, если вы считаете, что моё предназначение только в продолжении рода.
   – Тише, тише, Аллах всё слышит, он разгневается на тебя, дочь моя, за такие слова! Разве ты стала мусульманкой не по своей воле, разве тебя пытали и били? Ты была в священных местах, где ступала нога пророка Муххамада, да будет благословенно имя его! Разве там не посетила тебя мысль о том величайшем предназначении женщины, которое ей назначено свыше? Вряд ли ты так думала там, иначе Аллах покарал бы тебя, не дал бы коснуться священного камня!
   – О! Боже! Видит Аллах, что я и думать не думала о своём предназначении, когда совершала хадж, но скажите мне, зачем эти разговоры? Что вы там задумали, почему меня привезли сюда? Я хочу встретиться с тётей Тамилой! Сейчас же!
   – Она здесь. Ты можешь поговорить с ней, но наш с тобой разговор не окончен. Ты – одна из непослушных овец, которых либо отдают на заклание, либо жестоко бьют, чтобы они ходили в стаде в нужном направлении.
   – Вот. Спасибо за откровение. Поняла, что меня ждёт.
   – Тебя ждёт счастливое будущее, если ты не будешь упрямиться. Устраивайся пока. Мы ещё поговорим с тобой.
   Индира присела на кресло, задумавшись о своём неосторожном решении стать мусульманкой. Она не чувствовала никакой симпатии ни к Аллаху, ни к его пророку Муххамаду. Она связала воедино все свои «приключения» и пришла к выводу, что «попалась». Как-то непродуманно, даже неосмысленно она стала мусульманкой, это совсем не в её характере. Как ей теперь выпутаться из этой истории, она не знала. Ведь чеченские диаспоры есть по всей России. В Москве её также будут «опекать» родственники, вынуждая следовать их правилам. А ведь Валерий Анатольевич советовал ей не поступать опрометчиво. Впрочем, она руководствовалась тогда не разумом, а каким-то наитием…
   В дверь без стука вошёл мужчина средних лет – да, порядки, скажем, не европейские – и с порога обратился к Индире, как к старой знакомой:
   – Индира, не обижайся, ради Аллаха. Я попросил своих людей задержать тебя, потому что очень хотел поговорить с тобой, а они не нашли другого способа, взяли и привезли тебя сюда. Ну, как малые дети. Ох, за всеми нужен глаз, да глаз, – мужчина с удивительно знакомым лицом и не собирался представляться, а Индира и не подумала встать, как обычно это делают женщины-мусульманки, когда в помещение входит мужчина.
   – Мне так некогда, я всего лишь на минутку вырвался, поэтому сразу хочу сделать тебе предложение, – Индира насторожилась (уж не «достойный» ли это жених, о котором говорила тётя Тамила?) – не пугайся, вижу, что ты не в себе, но думаю, тебе лучше встать, когда ты говоришь с президентом республики.
   – Вы не представились, когда зашли. К тому же, если вы хотели со мной поговорить, могли бы официально прислать приглашение, я бы сама к вам пришла в назначенное время. Так делается в цивилизованном мире. Ваши люди устроили цирк, а я никогда не собиралась стать циркачкой, – проговорила Индира, вставая, с гордо поднятой головой.
   – Вот, вот, именно поэтому я и осмелился задержать тебя. Мне нужны такие помощники, как ты – образованные по европейским меркам, знающие русский, английский, чеченский, арабский языки. Мне нужны современные молодые кадры. То, что ты – наполовину русская, жила и училась в Москве – это тоже очень хорошо. Мне нужен человек, который смог бы сопровождать меня в деловых поездках за границу. Очень хорошо, что ты – женщина. Это будет на руку при поездках в христианские страны. Очень хорошо, что ты – мусульманка, это пригодится при поездках в мусульманские страны. Тем более что ты уже была в Саудовской Аравии. Лучшей перспективы, чем работать у меня в аппарате, у тебя не будет. У тебя будут неограниченные возможности. Как говорится, любой каприз. За наши деньги! Ты можешь жить, как хочешь, делать, что хочешь, соблюдай только видимость мусульманских обычаев – это не трудно. Уж во всяком случае, жить на Родине, свободной – гораздо лучше, чем быть наложницей арабского принца!
   – Я вижу, вы прекрасно осведомлены о моём прошлом. Хочу осведомить вас о своём будущем. Я собираюсь жить и работать на Родине – в Москве, дома. Здесь я не чувствую себя «дома». Возможно, для кого-то такая перспектива покажется единственно привлекательной, но для меня – лучше работать простым психологом в захудалой школе – в Москве, чем быть помощником президента – вдали от моей Родины. Я родилась в чеченской деревушке в горах, там моя Родина, выросла в Москве – там моя Родина, но не в Грозном, не в этой гостинице. Извините. Я своенравна и непокладиста. Ищите себе других помощников.
   – Ты не готова к этому разговору. Видишь, какие у меня помощники! Они перевернули на голову мою идею и вот к чему мы пришли – ты полностью отвергаешь моё предложение! Даже не хочешь подумать!
   – Возможно, вы – прекрасный человек, но ведь мне бы пришлось работать с вами лишь изредка, а в основном с вашими непонятливыми помощниками! Но дело не в этом. Дело – в мировоззрении, менталитете, в привычках, наконец.
   – Постой. Мне уже надо идти. Давай всё же не будем спешить. Я приглашаю тебя отдохнуть в горах, прекрасно провести время. Я слышал, что ты осталась недовольна приёмом, который в твою честь оказали твои родственники. Побудь моей гостьей. Я даю тебе на неделю машину с водителем, можешь съездить, куда захочешь. Выбери себе попутчиков сама, но обязательно должен быть и мужчина, чтобы смог защитить тебя, в случае чего. А через неделю мы ещё поговорим.
   – Я не имею права отказаться?
   – Имеешь, но это вызовет очень неблагоприятный резонанс. Ведь в Москве тоже живут наши люди и занимают большие посты – президент выкинул руку вперёд, предупреждая Индиру, готовую возразить.
   – Я не хочу тебя ничем пугать, я просто хочу, чтобы у тебя осталось самое наилучшее воспоминание о времени, проведённом на родине твоего отца. Всё. До свидания.
   Также стремительно, как вошёл, президент вышел, оставив Индиру возмущаться наедине с собой. Но не прошло и пяти минут, как в комнату, осторожно поцарапавшись, зашла тётя Тамила. Глаза у неё были покрасневшие, может, плакала:
   – Можно?
   – Тётя Тамила, у вас неприятности из-за меня?
   – Нет, Индирочка, нет, что ты! – замахала руками тётя Тамила, – я только на минутку – узнать, не нужно ли чего?
   – Нет. Пожалуй, всё, что мне нужно сейчас – это вертолёт, который бы «подкинул» меня до ближайшего вокзала, а ещё лучше – аэропорта…
   – Индира, я не должна этого говорить, но ты должна меня простить, меня попросили позвать тебя – я позвала, я не знала, что тебе не понравится такой высокий приём. У нас столько разговоров. Никогда ещё так не чествовали девушку – незамужнюю, да ещё и наполовину русскую.
   – О! Тётя Тамила, «чествование» по-вашему, в моём понимании – это пытка. Ещё точнее, я не поняла, что меня чествовали. Издевательство какое-то. Зато я поняла, насколько мои понятия отличаются от ваших, и именно поэтому я хочу домой. Я не смогу здесь жить. Не надо искать мне жениха, мне не понравится то, что ожидает меня в будущем – быть на побегушках у человека, который будет меня «обеспечивать», чтобы я сидела дома с утра до вечера и ждала его, чтобы в мои обязанности входил только быт, никакого творческого развития!
   – Индира!
   – Прости, тётя Тамила, я это говорю не тебе, а тем, кто нас сейчас подслушивает, но между тем, я говорю это вполне искренне. Я стала мусульманкой, но жить по шариату не смогу. Перестань плакать, тебя это не касается. Я не собираюсь пресмыкаться и юлить. Это не в моём характере! Я не могу поделить человечество на мужчин и женщин – так я воспитана и образована – для меня все люди делятся на плохих и хороших, на тех, с кем мне интересно и с кем скучно. И это не зависит от их пола. Я могу уважать одних, а других презирать, но это будет зависеть не от мнения других, а от моего личного убеждения. И уж тем более не зависит от того, сколько денег у этого человека!
   Тамила потихоньку плакала, утирая слёзы кончиком платка, а Индира, выпрямившись в струну, «держала речь». Она была уверена, что в комнате есть подслушивающие аппараты. Пусть послушают, кого президент хочет видеть рядом с собой.
   Бедная тётя Тамила. В Москве она была приятной, добродушной тётушкой, а сейчас стоит, как овца, которая ждёт своей очереди на заклание. Нет, Индира ещё раз убедилась в своих чувствах. Она ни за что, НИ ЗА ЧТО! Она не останется здесь ни за какие посулы!
   Тётя Тамила совсем расстроилась, а Индира, закончив «речь», уже обдумывала планы на будущее. Почему бы ни съездить в горы. В конце концов, она отдыхать сюда приехала, а не участвовать в непонятных церемониях. Кое-что она уже поняла. По-видимому, родственники её «клана» узнали, что президент республики хочет пригласить её к себе на работу, ну, и стали «обхаживать», а может, сами предложили её кандидатуру. Интересно, а он женат – президент? А то, может, они мечтали и замуж её выпихнуть за него? Ладно, Аллах с ними, да будет мир ему в его мире. Нет, пожалуй, витиевато как-то. Да будут благословенны его дни! Интересно, а он жив-то хоть, Аллах, в смысле?
   Индира сама не заметила, как развеселилась – это было в её характере – никогда не унывать, а заодно и воодушевлять окружающих.
   – Тётя Тамила, хватит ныть! Поедем развлекаться! В горы! Мне ваш президент обещал. Слышишь, тёть! Ну, что ты нюни распускаешь? Надо собрать компанию – человека три – четыре, включая мужчину для обороны – не знаю от кого, ладно? Сегодня же едем!
   – Что? Что ты, Индирочка, говоришь? – испугалась Тамила.
   – Едем, говорю, в горы. Обожаю горы! Недаром я в них родилась. Сегодня едем! Через два часа пусть придёт сюда кто-нибудь их моих родственных братьев, ты обязательно, Бэлла пусть поедет – с ней весело, пусть поедет Юнус, я его люблю.
   – Хорошо, как скажешь, только мне надо с работы отпроситься, а Юнус ещё маленький.
   – Ладно. Кто сможет. Но из моих родственников – только один – не больше! Не люблю я их. Сама подумай кто, а скажешь, что я назвала, ладно?
   – Индира, а это обязательно? В горы?
   – Да, непременно. Это приказ президента. Будем выполнять его программу. Может съездить в деревню, где я родилась? Кажется, я там была один раз, когда была маленькой. Ничего не помню, только краешек гор, ярко освещённый солнцем – и всё. Да, туда поедем туда, ну, а по дороге ещё куда-нибудь заедем. Какие там красивые места?
   – А из еды, что тебе собрать?
   – Фани! (смешная – англ.) Неужели ты думаешь, что президент оставит меня голодной? После его-то приглашения? Надо уж воспользоваться, а то, что ж? Портят мне настроение, а платить по счетам кто будет? А?
   Тамила совсем растерялась, она никак не могла понять, почему Индира так говорит, хоть та и прямо ей сказала, что их подслушивают. Впрочем, что было ждать от бесхитростной тётушки Тамилы! Индира совсем развеселилась. Ещё в поезде она думала о том, что ей бы хотелось съездить в горы – в то место, где она родилась. Пусть там уже нет никого в живых из тех, кто был тогда, какая разница. Она хотела увидеть горы, те горы, которые запомнила в детстве, которые видела мама, когда Индира была ещё в утробе.
   Тётя Тамила ушла, не совсем поняв, что от неё требуется, а Индира вышла следом в коридор и, увидев молодого человека, вроде бы как сильно заинтересовавшегося какими-то плакатами на стене, подошла к нему:
   – Выезжаем через два часа.
   – Что? Вы ко мне?
   – Да, передайте шефу, что выезжаем через два часа.
   – Не понял.
   – Поймёшь. Там тебе расскажут.
   Парень, выражая полное недоумение на своём не слишком привычном к эмоциям лице, ушёл, а Индира, напевая, нисколько не сомневаясь, что парень уже доложил о том, что она приняла предложение президента, точнее, одно из предложений, зашла в комнату. Ждать ей пришлось недолго. Через пятнадцать минут в комнату вошёл муфтий:
   – Ну, что ж, дитя моё, благословляю тебя на дорогу. Отдохнёшь, впитаешь в себя дух отечества. По приезду поговорим ещё. Прощай, дитя моё.
   Не успел муфтий выйти из комнаты, как зашёл ещё один неизвестный «господин» и важно изрёк:
   – Через два часа машина будет стоять у подъезда. Приготовьте свои вещи.
   – Можете их сразу и забрать. Я не распаковывала, – ответила Индира любезно, в душе посмеиваясь, и даже показав мысленно язык.
   Чем ей заняться целых два часа? Единственное, что надо сделать – поговорить с мамой. Она хотела просто позвонить, как делают все нормальные люди, но в комнате явно подслушивали, выйти в астрал? Индира заперла дверь на ключ, который, как ни странно торчал в двери, легла на просторный диван. Она лежала с чуть прикрытыми глазами и думала о том, когда же она станет настолько мудрой, что перестанет впутываться в разные истории, а может быть у неё судьба такая?
   – Девочка моя, ты уже достаточно взрослая! Но человек так уж устроен, что не может учиться на чужих ошибках, а только на своих, – мамин голос, совсем живой, совсем рядом.
   – Мама, я с тобой?
   – Да, доченька, ты всегда со мной.
   – Мам, почему так, опять какие-то приключения? Почему я не могу сама распоряжаться своей судьбой?
   – Своей судьбой ты распоряжаешься сама. Всё происходит в соответствии с твоим мировоззрением.
   – Мам, ты думаешь, что мне стоит принять предложение президента? Быть его помощницей, как он сказал, не знаю, что там за должность он для меня придумал?
   – Ты должна решить сама.
   – А мне не нравится это предложение.
   – Я знаю. Это и есть твоё решение? Или ты ещё сомневаешься?
   – Я не сомневаюсь, но как я поняла, мне дают возможность всё хорошенько обдумать.
   – Обдумай. Не спеши. Всё закончится так, как ты захочешь. Тебе нужно самой принять решение.
   – Я знаю. Ты меня всегда этому учила.
   – Главное, не спеши, а теперь расскажи мне, как ты провела время.
   – Время я провела отлично. Отлично от других. Сидела на кухне в качестве почётной гости. Сегодня разговаривала с президентом и, кажется, вела себя не так, как от меня ожидали.
   – Да, Индира, ты очень часто бываешь резка.
   – Но я не могу терпеть, когда мне наступают на горло, навязывают свою волю!
   – Деточка моя, это от меня. Но со временем ты станешь мудрее и будешь отказываться уже более достойным образом.
   – А я вела себя недостойно?
   – Ты вела себя, как ребёнок. Капризный ребёнок.
   – Поняла. Мам, расскажи ещё раз о той деревушке, где я родилась, как ты там жила, что видела – я туда собираюсь.
   Мама принялась рассказывать, Индира очень внимательно «слушала», хотя и спала. Она знала, что есть темы, которых мама не может касаться, в астрале тем более, но «слышать» маму было так приятно, что она даже не заметила, как прошло два часа. В дверь постучали.
   – Индира, всё уже готово, – звала тётя Тамила.
   Индира сразу же «проснулась». Она была полна сил, энергии, азарта. Настроение было превосходным. Ехать в горы гораздо интереснее, чем сидеть на кухне в качестве «почётной гости».
   Огромный джип «БМВ» – почти микроавтобус – внушал уважение. Индира уселась сзади с Бэллой и Тамилой, как оказалось, ей даже отпрашиваться с работы не надо было. Впереди сел какой-то родственник Индиры – довольно симпатичный молодой человек, но когда он заговорил – с непонятными амбициями, Индира толкнула Тамилу под бок, дескать, откуда он взялся. Тамила шепнула, что он очень богатый и уважаемый человек. Индира прыснула, раз богатый, значит, уважаемый. Небось, один из «женихов». Ладно, посмотрим.
   Ехать «в горы» было недалеко – вон они синеют по горизонту и подпирают белоснежными вершинами синее небо. Конечно, туда, где родилась Индира, они сегодня не доберутся, но и спешить некуда. Джипу было всё равно, где ехать, он одинаково ровно ехал по асфальтированной дороге, а, когда она закончилась – по каменистой. На ночь они остановились в гостинице какого-то села, приглянувшегося Индире. Недалеко от гостиницы была речка, куда они направились с Бэллой, пока Тамила с Салманом – так звали «уважаемого человека» и телохранителя по совместительству – оформлялись и договаривались об ужине.
   Индира с Бэллой – дочерью Тамилы – спустились по утоптанной тропинке к реке. Здесь было сыро и даже холодно, чувствовалась ранняя весна. Речка совершенно не обращала на них внимания и девушки, вначале смеясь и толкаясь, притихли, заворожённые мерным рокотанием, вздохами и уханьем бурной горянки. Какое дело, порученное матушкой – природой, должна была она сделать? Куда так торопилась? Вода, словно живая, воевала с огромными валунами, встававшими на её пути, то, обегая их, то, ворочая с недовольным ворчаньем.
   Девушки увидели, что в одном месте речка пробиралась по особо узкому каньону и пошли туда. Здесь вполне можно было перепрыгнуть на другой берег – такой же валун. Что они и сделали, смеясь от страха. Вода шла очень высоко. Видно в горах таял снег, и речка едва умещалась в берегах.
   – Индира, давай спустимся вдоль речки.
   – Давай, там внизу я видела мост, перейдём потом через него.
   Им пришлось то прыгать по камушкам, то пробираться через высокую траву – тропинки здесь не было. Но и заблудиться было невозможно – совсем рядом шумела, рокотала река. Очень довольные собой, своим «приключением» они скоро вышли к мосту, который оказался довольно далеко, поэтому, когда они дошли до гостиницы, стало уже совсем темно – в горах темнеет рано.
   – Индира, я бы попросил вас не отходить так далеко, – гневно встретил их Салман.
   – Хорошо, мы немного не рассчитали время. Извините нас.
   Салман удивлённо взметнул брови, но ничего не сказал. Ему охарактеризовали Индиру, как строптивую девицу – наполовину русскую, которую надо было «стеречь». То, что она извинилась, несколько озадачило его.
   Индира с Бэллой поужинали холодной бараниной с лавашем и улеглись спать. А утром обе встали раньше всех, чтобы успеть до отъезда сбегать на речку.
   – Знаешь, меня так притягивает вода, как магнит, – созналась Бэлла, – Так и хочется прыгнуть в воду, чтобы вот также – по камням, валунам – скакать, резвиться, лететь куда-то!
   – Романтик ты, Бэллка, смотри и вправду не прыгни, а то будет нам всем.
   – Не прыгну, конечно, я же человек, а не вода.
   – Вот и я о том же.
   – Индира, скажи, а ты любила когда-нибудь?
   – Не знаю. Скорее – нет, чем да. По-настоящему не любила. С мальчиком одним, ты его видела – Вадимом, мы дружили с детства, нам всегда казалось, что мы любим друг друга. А выросли, пожили порознь, оказалось, что всё было детским увлечением.
   – А принца, ну, того, где ты была – в Африке?
   – Да не в Африке, – засмеялась Индира, – в Саудовской Аравии. Нравился мне он, а когда решил сделать меня своей наложницей, – разонравился.
   – А так бывает?
   – Очень даже часто. Настоящее чувство должно вызреть.
   – Ты так говоришь, как будто у тебя оно есть или было.
   – Говорю, да. Я ведь тебя старше, дитя моё.
   – Ну, тебя Индирка, вечно ты подсмеиваешься.
   – Да нет. С любовью шутить нельзя. А чего это ты так с реки плавно «переплыла» на любовь?
   – Так…, – зарделась Бэлла. – Смотри, какое бревно река тащит. Застрянет где-нибудь, представляешь?
   – А ей нравится. Она так балуется. А может, это мужчина?
   – Кто?
   – Река.
   – Ой, ха-ха-ха! – Бэлле достаточно было палец показать, чтобы рассмешить.
   – Индира, а тебе Салман нравится? – спросила она, отсмеявшись, внимательно глядя на реку.
   – В каком смысле? Покомандовать он любит, а так – ничего. Пойдём-ка, а то наш командир опять нам выговор устроит.
   Они побежали к гостинице и как раз вовремя. Через пять минут после их прихода Салман скомандовал «по машинам». Сам он вальяжно сидел на первом сидении и громко обсуждал достоинства иномарок, обращаясь исключительно к водителю.
   Индира многое могла бы рассказать о машинах, у неё были водительские права, дедушки часто разрешали ей садиться за руль, но участвовать в «мужских» разговорах ей не полагалось, да и не хотелось. Они сидели сзади молча, лишь иногда показывая друг другу что-нибудь в окно. Индира задумалась, почему Бэлла так спросила о Салмане. Уж не влюбилась ли она сама? Красавчик, по местным меркам, богатый, молодой, правда, старше Бэллы лет на семь – восемь. Жених! Интересно, почему поехал он, а не кто-нибудь другой? Пойми их, попробуй.
   Они решили не останавливаться, перекусили прямо в машине и уже к обеду приехали в деревушку, где родилась Индира.
   Пока Тамила с Салманом обдумывали, где же им остановиться – гостиниц тут не было, Индира вышла из машины и, испросив разрешения пройтись, отправилась по аулу пешком. Одна улица – длинная и пыльная разбитая дорога, дома стояли не вряд, а как придётся. Здесь ещё жили, видимо пастухи с семьями, некоторые дома были отделаны современными стройматериалами, на некоторых виднелись тарелки спутниковой связи, а некоторые совсем пришли в упадок. Как и везде во всём мире. Бедность и богатство. Добро и зло. Радость и беда. Веселье и горе. Всё всегда рядом, сосуществует, сменяется по законам существования.
   Индира философствовала, а ноги сами принесли её к неказистому домику с окнами, заколоченными досками. Сердце ёкнуло, подсказало что-то. Будто бы она тут была когда-то. Рядом затормозила машина, тётя Тамила вышла и молча остановилась рядом.
   – Как ты узнала? – спросила, помолчав.
   – Это дом, где я родилась?
   – Да, а вон в том я жила, когда твоя мама жила здесь.
   – Горы… – Индира подняла глаза на горы, стоящие на страже покоя, – как они величественны…
   – Здесь мы вряд ли сможем остановиться. Здесь уже давно никто не живёт. Запустение. Старики умерли, молодые не приехали на их место. Но аул ещё живёт. Также пасут овец. Овцы-то всем нужны. Видишь, вон там, живут неплохо, – Тамила показала рукой на добротный, видно, новый дом, – Салман пошёл туда договариваться о жилье. Думаю, не откажут. Здесь уважают президента, его именем откроются многие двери.
   – Тётя Тамила, зачем уж так перегибать, может быть, люди просто рады пообщаться. Тут же, наверное, редко кто бывает?
   – Да, не скажи. Сейчас пастухи уже ушли в горы. Но теперь они сменяются – по две недели, то одни, то другие, а остальные – дома управляются, охраняют жён, детей.
   – А дети? Где они учатся?
   – Пока маленькие – вон школа. А потом. Да кто как. Кому и не надо, а кто – в город перебирается – к родственникам. У меня тут уже никого нет. Да и твоих родственников здесь уже нет. Все в город перебрались.
   – А всё-таки люди здесь живут. И неплохо, я смотрю.
   – На всё милость аллаха.
   Индира хмыкнула, но промолчала. Издали Салман махал им рукой, и водитель попросил сесть в машину.
   Они устроились в доме самых богатых сельчан. Двухэтажный длинный дом с множеством пустых комнат, без мебели, просто оштукатуренных. «Удобства» были частичные – ванна и туалет в доме, но для того, чтобы была вода, нужно было включать насос, который шумно высасывал воду из колодца. Но всё ж! Для горных жителей это был большой прогресс. Оказалось, что не такие уж и оторванные они от жизни. Здесь часто бывали гости из города, которые приезжали то на охоту, то на рыбалку, то по грибы. «Тарелка» прекрасно ловила целых три канала, а у хозяина был джип – чуть скромней того, на котором приехали Индира с остальными.
   Однако хозяева с особым почтением отнеслись к Индире – им уже было доложено, что она была в Мекке, живёт в Москве, что президент приглашает её к себе на работу. С ума можно сойти, какие высокие люди!
   Индиру мало интересовало это почтение, она терпеливо сносила все дифирамбы, лишь бы скорее устроиться и пойти «в горы».
   Им выделили две комнаты, о пропитании попросили не беспокоиться. Позже оказалось, что это был дом не только самых богатых сельчан, но и хозяев всего и всех в окрестности. Хозяин – заросший чеченец в тёплом самосвязанном свитере, радушно показавший дом – в молодости был пастухом. Когда была объявлена амнистия чеченским боевикам, в сёла стали возвращаться мужчины. Пасли овец, занимались земледелием, но кому денег не хватало, кому непривычно было работать, одни продавали овец и уезжали в город, другие нанимались к более удачливым сельчанам. Постепенно у Алхазура, так звали хозяина, скопилась огромная отара овец, пасти которую нанимались все остальные жители села. Алхазур и сам работал, работала вся его многочисленная семья, а рук всё равно не хватало. Однако управлялись и овцы Алхазура ценились, за овцами – на свадьбы, похороны приезжали из города. Шерсть он сдавал по очень высокой цене. Так что мог себе позволить содержать огромный дом с удобствами, которые в ауле были в диковинку.
   Индира осматривала всё без комментариев. Богатство – оно, как вода, если есть куда течь, туда и потечёт. А уж когда люди своим трудом, умом и дальновидностью деньги зарабатывают, то они достойны уважения. Тем более Алхазур вовсе не хвастался, а с достоинством рассказывал о своём благоустроенном быте.
   После обильного обеда (мужчины отдельно, женщины сами по себе) Индира прикинула, куда можно будет ещё сходить. Скоро уже совсем стемнеет, а фонарей на улице нет. Вокруг неё всё время крутился мальчик лет десяти. Он хоть и вёл себя «с достоинством», как полагается мужчине, но детское любопытство брало верх, и он неотступно следовал туда, куда шла Индира. Наконец, она обратила на него внимание и попросила показать ей местные достопримечательности завтра с утра пораньше. Мальчик гордо кивнул, и, едва отойдя от Индиры, поскакал вприпрыжку похвастать оказанным доверием. Индира усмехнулась – ребёнок, что с него взять. Только изображает из себя «настоящего мужчину». Она не сомневалась, что завтра он постарается это доказать. Наверняка он знает множество местных «фусек», которые бы она не смогла сама отыскать. А сейчас можно попрощаться с солнышком, которое вот-вот нырнёт за ближайшую гору, а пока осматривает Землю с высоты – хорошо ли? Да, хорошо. Весна уже чувствовалась в воздухе, но снег лежал повсюду, да и он уже осел, подтаял, а дорога и вовсе была сухая. Сосны издали помахали приветственно Индире ветками, мол, что ж ты до сих пор не приезжала, а мы тебя так ждали…
   В таком же романтическом настроении Индира заснула на огромной тахте, которую Тамила застелила привезённым с собой бельём, в таком же настроении проснулась утром от лёгкого прикосновения. Она открыла глаза – рядом стоял Омар – хозяйский мальчик – и нетерпеливо шептал:
   – Пошли с утра, а то потом некогда будет.
   – Пошли, только мне надо одеться, умыться, позавтракать.
   – Одевайся, умоешься в ручье, а позавтракать я с собой взял, – распорядился мальчик, – я тебя во дворе подожду. Да побыстрей, пока не все встали. Потом не отпустят.
   Пока Индира спросонья обдумывала предложение, его уже и след простыл. Ну, что ж, сама его попросила быть проводником. И то, ведь если соблюдать все правила приличия, можно ничего не увидеть. Индира быстро оделась в приготовленные с вечера тёплый спортивный костюм и ботинки – кроссовки, написала записку Бэлле, которая даже не проснулась, и вышла во двор.
   Воздух – слегка морозный – был настолько свеж, что у Индиры с непривычки закружилась голова. Омар восхищённо оглядел Индиру:
   – Ты такая красивая! Если бы не была такая старая, я бы на тебе женился!
   Индира только хмыкнула в ответ на столь лестный и откровенный комплимент и безропотно пошла за мальчуганом. Скоро они уже вышли за село. Омар шагал впереди с большим рюкзаком за спиной и слегка снисходительно делился с Индирой своими планами:
   – Сегодня я посмотрю, как ты умеешь лазать по скалам, а завтра сходим в одно местечко – там нужно хоть что-то уметь.
   – Далеко?
   – Нет, не очень. У нас тут кругом скалы, но не на все можно залезть.
   – А как ты узнаёшь, куда можно залезть, а куда – нет?
   – Я сам туда пробовал залезть.
   – Ну, и?
   – Не получилось.
   – Может, потому что ты был один? А вдвоём – не пробовал?
   – Нет. Не с кем было. У нас никто не любит по скалам лазать.
   – Почему?
   – Не знаю, наверное, надоедает, когда за баранами лазают.
   – Понятно, а тебе ещё за баранами не приходилось лазать, поэтому ты практикуешься лазать по скалам просто так.
   – А вот и нет.
   – Нет? Тогда, как и почему?
   – Я люблю лазать по скалам. К нам вот уже два года подряд приезжают двое ребят из Москвы – специально по горам полазать, так я с ними всегда. Мне нравится. Никому не скажешь?
   – А что отец не знает?
   – То, что с ними лазаю, – знает. Он меня сам и отправил с ними в первый раз. А вот то, что я хочу спасателем быть… Ему и говорить нельзя. Запорет.
   – Строгий?
   – Он хочет, чтобы я пастухом был. Как все.
   – А что – нельзя и пастухом быть и спасателем? Ведь людей спасать не каждые пять минут надо. А для того, чтобы быть классным спасателем, нужно много тренироваться. А будешь пастухом – тренируйся хоть каждый день, понадобится спасать кого-нибудь – тебя сразу же вызовут и кому овец пасти найдут.
   Омар долго шёл молча – то ли обиделся, то ли обдумывал сказанное. Наконец, они подошли к невысокой скале.
   – Вот, смотри, я сейчас заберусь туда, расставлю кошки, спущу верёвку, а ты по ней залезешь и слезешь. Поняла?
   Омару повезло, компаньонка попалась весьма понятливой, да ещё и послушной. Единственное, что она себе позволила, – рассмотреть содержимое рюкзака. Куча верёвок, дюбели, карабины, тросы – весьма квалифицированное оборудование бывалого туриста-скалолаза.
   – Это тебе друзья из Москвы подарили?
   – Да. И ещё привезут этим летом. Уже более современное. Они мне всегда своё старое оставляют. Привезут, опробуют и мне оставляют, а потом ещё другое везут.
   – Молодцы. Мне нравятся люди, влюблённые в своё дело. А это что? – Индира вытащила маленькую сумочку.
   – Аптечка. Это обязательно. Они всегда с собой аптечку носят. У самих ни разу ничего не случалось. Но они говорят, что вдруг у кого-нибудь что-нибудь случится, а у нас всё должно быть. Тут вот йод, бинты, шина, лекарства. А это – спирт. Вдруг кого-нибудь найду в горах замерзающего.
   – Растирать будешь?
   – Да, и ещё выпить немного надо.
   – Спирт? Ты представляешь, как это? Он, наверное, 96 градусов. Можно себе желудок сжечь!
   – А они меня научили. Надо взять в рот глоток воды. Потом быстро глотнуть спирт, потом опять глоток воды. Тогда спирт в желудке смешивается с водой, от этого человеку сразу жарко делается.
   – Да, по химии вроде так. Смесь спирта с водой делается горячей. Ну, а если человек не сможет проглотить?
   – Тю, да столько способов его разогреть! Давай, держи верёвку, страхуй меня, я полез.
   – Что, так просто полезешь? По камням?
   – Смотри. И учись.
   Омар довольно ловко полез по скале, втыкая специальные железные поручни, а кое-где просто перебираясь по камням. Индира смотрела снизу. Ей нравился мальчишка. Она любила целеустремлённых людей. Нравится ему лазать по горам, получается классно и он – молодец, что даже наперекор отцу хочет посвятить этому дело своей жизни.
   – Эй, держись за верёвку и лезь по скале. Можешь даже не помогать себе руками. Просто опирайся в скалу ногами и поднимайся, – скомандовал Омар уже сверху.
   Индира попробовала лезть с помощью рук. Всё время обрывалась и даже поломала ноготь (ужасная потеря!). Потом она всё-таки приловчилась и «пошла» по стене, держась за верёвку. Ей это очень понравилось, здорово! Ни с чем несравнимое ощущение! Расстояние, которое Омар преодолел за 15 минут, она «прошагала», как минимум, полчаса.
   – Молодец, хорошо для первого раза. Спустишься сама?
   – Да. Конечно, дай только осмотреться. Боже, красота-то какая!
   «Красота» – это самое примитивное слово по отношению к тому виду, который открылся Индире, но ей некогда было подбирать слова. Вид действительно, был захватывающий. Горы, заваленные снегом, вздымались чередой – одна за другой, синея на горизонте. Грандиозно! Величественное тело Земли, когда-то возвышенное, но замерзшее в своем величии. Что ж, это урок и для людей, во всяком случае, православных христиан.
   Скала, на которую они влезли, была небольшая, но и с неё открывался вид так далеко, как с высоты птичьего полёта. Поросшие соснами небольшие взгорья переходили в заснеженные вершины, острыми пиками протыкавшими синее небо. Яркие – до боли в глазах под лучами солнца, в тени склоны хранили какую-то тайну.
   Индира не могла надышаться, впрочем, скоро она поняла, что это просто воздух здесь разреженный. Омар снисходительно улыбался, наслаждаясь произведённым на неё впечатлением.
   – Спускаемся? Смотри, я тебе покажу как.
   Он, пропустив верёвку по спине, легко «сбежал» по скале. Каких-то пять минут и он уже внизу.
   – Спускайся, я тебя подстрахую. Быстро не надо. В первый раз нельзя спешить.
   – А верёвка?
   – Я за ней потом поднимусь. Давай!
   Индира осторожно взяла верёвку на плечи. Нет, всё же спускаться было страшней, чем подниматься. Хотя бы потому, что это так далеко. Омар такой малюсенький внизу. Она почувствовала подступившую тошноту. Но стыдно было сказать мальчугану, что она боится. Да и как отсюда по-другому спускаться? Спасателей вызывать? Вот уж нет! Индира, плотно сжав губы, шагнула вниз. Страшно было только первую минуту, когда ей показалось, что она уже падает. В следующий миг она почувствовала на спине верёвку, потом ощутила её руками и осторожно, как в воде, перепрыгивая с одного выступа на другой, стала потихоньку спускаться вниз. Наконец, она спрыгнула на ровную поверхность.
   – Ты лазала уже по горам? – наверное, это была похвала Омара.
   – Нет, клянусь, в первый раз.
   – Ну, тогда, молодец. Пошли домой, а то мне влетит. Завтра ещё пойдём.
   Дома их уже ждали. Отец, увидев сияющие глаза гостьи, ничего не сказал Омару. Салман кривил свои тонкие губы, не понимая – что хорошего лазать по горам с мальчишкой. Индира заметила, что Салман ничем не выказывал свой интерес к ней. Зря она заподозрила, что его прочат ей в женихи. Но и телохранителем его не назовёшь. Он не испытывал особого интереса к «телу», тем более его охране. Индира была даже рада этому. Она никогда не старалась привлечь к себе внимание противоположного пола, особенно если не испытывала никаких чувств.
   Салман взял с собой планшет и с утра уже успел просмотреть несколько фильмов. Бэллу он определил себе в служанки – принести попить, поесть, убрать, опять что-то принести. Кажется, её это нисколько не тяготило, скорее нравилось. Тамила помогала хозяйке на кухне, словом, все были при деле.
   После обеда Индира с Бэллой и Омаром решили просто прогуляться, но до речки они не смогли пробраться, а больше некуда было и пойти. Бэллу позвал Салман – что-то принести, а Индира решила поучиться хозяйничать вместе с Тамилой. Толку, правда, от неё было мало – не потому, что белоручка, но, привыкшая к московской кухне, нашпигованной бытовой техникой и к продуктам, которые достаточно бросить в кипящую воду или на сковородку, она пришла в ужас, увидев морду несчастного барана, заколотого в её честь, и ощутив нестерпимый запах крови и ещё чего-то неприятного и непривычного. Почувствовав приступ тошноты, она потихоньку ушла из кухни, решив про себя не притрагиваться к мясу. Вечером все нахваливали шашлык, а Индира потихоньку ела лепёшки. Она вспомнила мамины рассказы, как ей нравились лепёшки, которые пекла бабушка, вернее, прабабушка.
   Утром Омар опять разбудил Индиру. Она оделась за пять минут и вышла во двор. Ах, как замечательно! Вроде бы ещё зима – снег и морозец, но солнышко светит так ярко, а синева неба – так близко! Хочется громко запеть или просто покричать что-нибудь, типа «Ого-го-го!». Они с Омаром дурачились и смеялись всю дорогу. Заветная скала была гораздо дальше. Омар понял, что ему не только разрешается развлекать гостью, но это ещё и одобряется. Теперь он уже не особенно важничал, вёл себя, как мальчишка – кидался снежками или убегал вперёд и прятался за скалами. Индира тоже почувствовала себя девчонкой.
   Наконец, они пришли. Скала, действительно, впечатляла – какая-то многоэтажная стэлла с небольшим снежным козырьком на самой верхушке. Сначала они поднялись на небольшую платформу, поросшую кустарником, потом Омар забрался на выступ, похожий на балкон, поднял Индиру. А дальше подниматься надо было почти по отвесной скале, которая устремлялась прямо в небо. Омар осторожно полез, забивая кошки, Индира страховала его внизу, а у самой сердце замирало. Нет, она не была готова залезть так высоко. Но ей хотелось покорить эту вершину, да, и она не привыкла отступать. Скоро Омара не стало видно, Индира попросила его кричать иногда что-нибудь, чтобы она не теряла его из виду. Но вот он опять появился, значит, на скале есть ещё один выступ, теперь Омар был вовсе крошечный. Индире стало по-настоящему страшно. Зачем туда лезть? Что это даст? Самоутверждение? Глупости какие! Нет, она не полезет!
   «Эге-гей! Ого-го-го!» – раздался победный крик Омара, махавшего ей с вершины скалы. Она радостно посмотрела на его маленькую фигурку. Да, наверное, есть смысл в покорении вершин. Пусть эта скала не Эверест, но забираться на неё Омару было очень трудно, и радости его от преодоления вершины не было границ. Он уже спускал вниз верёвку, но Индира подумала, что она сегодня не полезет. Она испытала страх, а это знак, лучше не шутить со знаками.
   – Омар, спускайся, я сегодня не полезу, – прокричала она и ещё помахала ему.
   Он довольно-таки долго спускался, а когда, наконец, спрыгнул, посмотрел на неё непонимающим взглядом.
   – Я сегодня не готова лезть, а тебе, наверное, захочется ещё раз преодолеть эту вершину. Сегодня будешь ты победитель, а завтра – я, идёт? Два победителя сразу не бывает.
   – Как хочешь.
   Пока они шли домой, Омар рассказывал ей, как трудно было лезть, но теперь он оставил и кошки, и верёвку – завтра будет легче.
   Индира с порога заметила, что-то не так. Тамила прятала глаза, а Бэлла была заплаканной. Но, как её не пытала Индира, она ссылалась, что разболелась голова. Индира подумала, что они даже не обговорили, сколько времени тут пробудут. Для себя она решила, что пока не надоест, но, возможно, у её спутников были другие планы. Завтра она поднимется на скалу, да она должна подняться, потому что должна преодолеть свой страх, для неё – это была вершина.
   – Я сегодня сдрейфила, – честно призналась она Тамиле, – а завтра обязательно поднимусь на эту скалу. Ну, а послезавтра уже можно и возвращаться. Вам не надоело тут?
   – Нет, Индира, нет. Как ты захочешь, так и будет.
   – Тётя Тамила, а скажи честно, почему Бэлла плакала?
   – Это тебе показалось.
   Индире не понравился такой ответ, но она решила не приставать к Тамиле. В конце концов, могут быть у Бэллы свои тайны. Когда легли спать, Бэлла сама всё рассказала. Салман, по всей видимости, набрал с собой не только боевики, которые он смотрел с утра до вечера, но и порнографические фильмы. Бэлла случайно подглядела, а потом он начал приставать к ней. Она убежала. Вечером всё замялось, но на душе у Бэллы было неспокойно. Салман ей очень нравился. Она призналась Индире, что влюбилась в него, готова исполнять все его приказания, но когда он стал приставать к ней, она поняла, что безразлична ему. Не мог влюблённый юноша предлагать такое своей девушке. Бэлла была вполне цивилизованной девушкой, но – мусульманкой. Всякие там вольные штучки – не для неё. Ей хотелось любви – большой и взаимной. А тут… Индира ещё долго успокаивала опять расплакавшуюся Бэллу, пообещав, что послезавтра они уже поедут домой. Ей очень надо было подняться на ту скалу. Очень.
   Утром она была решительна. Они с Омаром дошли быстрее, чем вчера, потому что уже не смеялись и не дурачились по дороге.
   Омар быстро забрался на вершину и крикнул Индире, чтобы она лезла. Индира почувствовала лёгкий щипок в груди, но тут же упрямо поджав губы, присоединила верёвку к своему карабину. Лезть было не трудней, чем в первый день. Омар забил кошки, в руках была верёвка, но ноги постоянно соскальзывали с кошек, а когда Индира поднялась на середину скалы, Омар потянул за верёвку, которой страховалась Индира и она повисла. Глянув вниз, она обомлела – совершенно отвесная стена, заканчивавшаяся где-то далеко острыми камнями.
   – Омар, перестань тянуть верёвку, – закричала перепуганная Индира, и сразу же успокоилась.
   Омар отпустил верёвку и Индира, больно ударившись об скалу, «полетела» вниз. Но ненадолго. Оттолкнувшись от скалы, она увидела кошку, схватилась за неё руками, ногами ощутив другую. Можно было спуститься, но Индира решила продолжать. Теперь она уже больше рассчитывала на свои силы, передвигаясь медленно по ступенькам, которые сделал Омар, и придерживаясь за верёвку. Скоро она влезла на небольшой уступ, посмотрела вниз, но земли не было видно. Наверное, это было то место, откуда она перестала видеть Омара. Отдохнув, она полезла дальше. Омар стал шалить, видимо уже устал её ждать. Он опять кричал «Эге-гей» и «Ого-го!», замёрз, наверное. Индира уж и сама подумала, что её «восхождение» затянулось, но начатое надо было довести до конца.
   В очередной раз остановившись отдохнуть, она подняла голову, чтобы посмотреть сколько же ей осталось лезть и вдруг с ужасом заметила, что козырёк из снега, покрывавший верхушку скалы, медленно пополз.
   – Омар, осторожно, – закричала она, но он ничего не заметил.
   – Эге-гей! Лезь быстрей, посмотри как тут…
   Он не успел договорить, козырёк вдруг стремительно поехал вниз и, захватив с собой Омара, рухнул вниз мимо испуганной Индиры. Она даже крикнуть не успела что-либо, как огромная масса снега пролетела мимо неё, обдав снежной метелью. Индиру сильно дёрнуло верёвкой, но она устояла. Несколько минут ничего не было видно, но очень быстро снег улёгся и солнце, кажется, засияло ещё ярче.
   Всё так быстро произошло, что Индира даже не успела понять, что Омар оказался под снежной лавиной. Вместе с верёвкой, которой он страховал Индиру. Если бы она не остановилась отдохнуть, а продолжала бы лезть дальше, она также как и Омар, оказалась бы сейчас под снегом, он бы увлёк её за собой. Индире на секунду стало жутко, но в следующее мгновение она уже начала спускаться вниз. Это было очень трудно. К тому же надо было спешить. Но спешить нельзя было. Чем быстрее она спустится, тем быстрее сможет помочь Омару, но если она начнёт спешить, может полететь вслед за ним. Она всё время твердила себе эти две фразы: «надо спешить» и «спешить нельзя». А ещё: «сейчас, сейчас, Омар, подожди. Я сейчас».
   Сколько времени прошло, но она всё-таки спустилась, нашла рюкзак Омара и, вытащив сапёрную лопатку, принялась копать снег. С виду куча была небольшой, но Омара нигде не было видно. Она копала уже час, солнце припекало ей спину, возможно, было бы разумнее сбегать в аул за помощью, но Индира копала без остановки, стараясь не думать ни о чём. Она только продолжала твердить: «Сейчас, сейчас, Омар, я сейчас!». Снег был талый, а потому очень тяжёлый и рыхлый. Она проваливалась в него, но ни на минуту не останавливаясь, продолжала копать. Несколько раз она замечала что-то тёмное, копала с особенным усилием, но это оказывался камень или кусок дерева. И вдруг, о! Наконец-то, она увидела кусок верёвки – той самой, которая могла бы похоронить и её и, которая должна была привести её к Омару. Она дёрнула за верёвку что было сил, но верёвка уходила вглубь. Теперь у неё было направление, Индира копала там, где была верёвка. Она казалась ей змеёй, длинной и мерзкой, которая извивается в предвкушении обеда. Верёвка действительно извивалась. Она ведь действительно была длинной. Солнце уже перестало припекать. Индира в первый раз разогнула спину и увидела, что солнце скоро скроется за горами. Нет, теперь уже точно ей надо копать самой. Даже если стемнеет, она будет откапывать эту проклятую верёвку, которая всё равно приведёт её к Омару. Она не позволит погибнуть этому замечательному мальчишке.
   Индира не чувствовала усталости, копала и дёргала время от времени за верёвку, которой всё не было конца. Дёрнув в очередной раз, она почувствовала, что верёвка напряглась. Обрадованная, Индира стала копать ещё быстрее и … отрыла небольшой камень. Попробовала его сдвинуть с места, но, оказалось, что он «сидит» глубоко в земле, значит, она докопалась уже до земли. Индира поднялась. Перед ней высилась огромная куча снега. Неужели, всё сначала? Да, сначала и снова.
   Индира, уже почувствовав усталость, но, не давая себе расслабиться ни на минуту, взялась за лопату. Подумав, она решила всё же оглядеть кучу со всех сторон. Куча напоминала детскую панаму с круглым донышком. В одном месте, Индира увидела «вмятину». Это могло быть что угодно, но такая вмятина могла образоваться от того, что маленький тёплый человечек оттаял снег, и он осел в этом месте больше, чем в других. Это место было совсем с другой стороны, откуда копала Индира. Она принялась за работу, думая, что вернуться к верёвке может в любое время.
   И снова копать, копать, не разгибаясь. Снег, сначала такой же тяжёлый, стал всё чаще оседать. Иногда Индира проваливалась в него по пояс, но тут же отгребала его с ещё большим остервенением. Она уже поняла, что Омар здесь. Чем глубже она копала, тем мокрее был снег – так могло быть от его дыхания.
   – Омар, я тебя раскопаю. Держись, – звала она.
   Через некоторое время она услышала слабый звук – то ли стон, то ли это снег не давал пробиться крику. Прокопав ещё чуть-чуть, Индира свалилась в яму прямо на Омара.
   – Ты жив? Омар, Омарчик, – теребила она его.
   Он открыл глаза и слабо улыбнулся.
   – Я знал, что ты меня спасёшь, – прошептал он.
   – Давай выбираться отсюда. Сейчас уже солнце сядет, а нам ещё домой надо добраться.
   Индира взвалила его себе на спину и полезла наверх. Там они скатились с кучи снега вниз. Индира подняла Омара на ноги. Он смело шагнул, но тут же упал. Скорей всего он перемёрз. Сколько часов Индира откапывала его? Она сбегала за рюкзаком, достала спирт и стала растирать руки и ноги Омара. Потом вспомнила, что его надо пить. Нашла в рюкзаке уже холодный чай.
   – Глотни чай, запивай спиртом, опять чай. Ты так говорил.
   Омар послушно набрал в рот чай, глотнул спирт, опять чай. Индира старалась сделать всё быстро, но проглотив всё это, Омар сел, выпучив глаза.
   – Что?
   Он закашлялся, потом показал на чай. Индира дала ему ещё попить и опять стала растирать руки и ноги. Через минуту щёки Омара зарозовели.
   – Ну, что, давай-ка пойдём. Смотри, солнце уже за гору краешком цепляется. Сейчас стемнеет. До дороги хотя бы выйти надо. Да и дома волноваться будут.
   – Да, – слабо откликнулся Омар.
   Индира надела рюкзак и, взяв под руку Омара, зашагала в сторону дороги. Но Омар постоянно спотыкался. Он то ли опьянел, то ли ещё не пришёл в себя, но идти мог с большим трудом. Индира взвалила его себе на спину на рюкзак и потащила.
   – Не надо, – слабо сопротивлялся Омар, – я сам пойду.
   – Пойдёшь по дороге, а пока по снегу пронесу.
   На дороге она его поставила на ноги и приказала идти. Омар, сначала еле передвигая ногами, а потом пошустрей пошёл. Шёл, шатаясь, поддерживаемый Индирой. Глаза у него были закрыты, он с трудом поднимал веки, когда Индира требовала посмотреть на дорогу, и тут же опять закрывал.
   Солнце уже село. Они шли в молочном лунном свете, рассеиваемом снегом. Путь, который утром у них занял час с небольшим, они шли два с половиной часа. Но скоро впереди засветились огоньки, они пришли! Около дома их встречали – весь аул, не было Тамилы и Бэллы.
   – Никогда ты больше не будешь лазать по горам, – сердился отец Омара.
   – Это случайность, поверьте, – оправдывалась Индира, чувствуя, что её слова тонут в молчаливом всеобщем возмущении.
   Омара взяли на руки, так как он совсем обессилел, и отнесли в дом, Индира пошла в свою комнату без сопровождения, хотя чувствовала себя немногим лучше Омара. Силы покидали её, но она мужественно дошла до своей постели, чтобы отдохнуть «как полагается». Свет в комнате был погашен, Индира не стала его включать, думая, что Бэлла уже спит. На автопилоте сняла с себя мокрый костюм и легла спать. Последняя мысль, которая пришла ей в голову перед сном – «почему её не встречали Тамила, Салман и Бэлла? Неужели им всё равно где она и что с ней? С тем и уснула.
   Утро расставило все точки над «i». Едва открыв глаза после ночи без сновидений, Индира вспомнила вчерашнее «приключение» и пришла в ужас. Она была на грань от гибели, а Омар наверняка бы погиб, если бы она его не откапывала с таким усердием. Но не это её занимало в сей момент. Почему её не встретили Бэлла, Салман и Тамила? Почему? Этот вопрос встал перед нею ещё вчера, но вчера у неё уже не было сил искать на него ответ. Зато сегодня с утра она была полна решимости и вдохновения. Впрочем, «с утра» – громко сказано. Одного взгляда на часы было достаточно – уже полдень. Всё тело ныло после активной вчерашней работы, но мысли бежали далеко вперёд. Индира увидела, что Бэллы не было в комнате, скорей всего её не было и всю ночь, судя по тщательно заправленной постели.
   Она накинула лёгкий халатик и выскочила в коридор. Весть о том, что она проснулась, мгновенно обежала весь дом, и тотчас же ей навстречу вышел Алхазур.
   – Именем Аллаха, простите нас великодушно. Вчера мы ничего не знали. Вы совершили великий подвиг. Вы спасли нашего сына от верной гибели. Я ваш вечный должник.
   – Это был мой долг. Нет, не долг – я просто не смогла бы жить дальше, если бы на моих глазах погиб ваш сын. Это была случайность. Снег подтаял. Козырёк мог упасть в любую минуту. Никто не смог бы это предугадать. Поверьте, ваш сын нисколько не виновен. Он – просто молодец! Вы даже не знаете, насколько он по-взрослому ведёт себя в горах. Он может быть пастухом, но он уже – спасатель. Если бы он не рассказал мне маленькие мелочи до нашего с ним восхождения, я, наверное, действовала бы совсем по-другому, а его, возможно, уже не было бы в живых. Вы живёте в горах, у вас каждая минута жизни – это борьба за выживание. Поверьте мне, ваш сын – герой.
   – То же самое он говорит о вас. Одно я знаю наверняка. Вы спасли моего сына, я – ваш должник.
   – Где он? Я хочу его проведать. И ещё – где мои спутники – Тамила, Бэлла, Салман?
   – Боюсь вас расстроить, – грубое лицо Алхазура сникло в горестном выражении, – вчера у них был большой… скандал…
   – Что? Что это значит? – Индира уже поняла, что вчера, пока она откапывала Омара, произошло что-то гораздо большее, чем «скандал».
   – Где они, умоляю, вас, отведите меня к ним. И ещё я хочу увидеть Омара.
   – Тогда вам лучше сначала увидеть моего сына. С ним всё в порядке.
   Индира пошла следом за хозяином дома мимо многочисленных дверей, непонятно для чего предназначенных комнат, между тем, её беспокойство росло. Наконец, они зашли в светлую комнату без мебели, одна кровать и маленький столик, на котором стояли чашки и миски с водой. На постели лежал Омар. Он уже не спал, но был такой бледный, что Индира опять испугалась за него:
   – Омар, как твои дела?
   – Лучше, чем вчера, – не преминул сострить он в ответ.
   – Опохмеляешься после вчерашнего? – лукаво спросила она, кивнув на многочисленные чашки.
   – Ага, – заулыбался он.
   – Я к тебе ещё зайду перед отъездом, – сказала она, как бы между прочим, чтобы не расстраивать его.
   – Ты уезжаешь?
   – Да, разве я не говорила тебе вчера?
   – Нет. Мы с тобой ещё не все вершины…
   – Успеется, – перебила Индира. – Я к тебе ещё приеду, готовь снаряжение. Поспи пока. Пойду своих спутников поищу. Загуляли где-то.
   Индира весело улыбнулась Омару и вышла из комнаты, однако на душе её скребли кошки. Не те, которые помогли ей вчера, а те, которые обычно имеют привычку карябать «душу» человека своими противными острыми коготками.
   Она знала, в какой комнате остановилась Тамила, но одна из сестер Омара услужливо показала ей дорогу в другую сторону. Индира сдвинула брови, готовая ко всему, заходя в маленькую комнатку, наверное, задуманную хозяином, как кладовку. Навстречу ей кинулась Бэлла, повиснув на шее, сотрясаясь в рыданиях.
   – Рассказывай, – строго проговорила Индира, едва Бэлла начала утихать. Индира увидела бледную Тамилу, лежащую на маленькой кроватке. Кажется, она спала. Сердце у неё защемило.
   – Ты ушла, а Салман меня позвал. Опять. Я принесла ему завтрак, он ничего не сказал. Я подумала, что вот уже всё. Всё будет хорошо. Пусть я не буду его невестой, но он не оскорбит меня. Меня ведь некому защитить, – Бэлла опять расплакалась. Индира знала почему – отец Бэллы умер, старших братьев не было, Бэлла по мусульманским законам, действительно, была беззащитна, – Я пошла помогать маме. Потом принесла ему обед. Он показался мне выпившим, хотя, я знаю, он не нарушает мусульманских законов – Индира оставила это замечание без комментариев, – Вечером хозяин стал переживать за Омара и тебя. Вы должны были вернуться, он говорил, что если вы не вернулись, значит, надо идти искать. Салман сказал, что всё это чепуха, что у «нашей московской гостьи» вовсе не мусульманские привычки, что она может себе позволить больше, чем ей полагается, как женщине. Хозяин стал сердиться. А Салман зевнул, сказал, чтобы его не беспокоили, и закрылся у себя в комнате. Алхазур пошёл по аулу, собрать всех свободных мужчин, они взяли фонари, верёвки, чтобы идти вас искать. А в это время Салман позвал меня, сказал, чтобы принесла ужин. Я принесла. Он сказал, посиди со мной, посмотрим кино, что тебе делать там. Они все сумасшедшие. Уж если эта девка, прости, но он так тебя назвал, сумела от принца удрать, то из любой беды выпутается. Я хотела уйти, но он мне приказал сидеть. Сначала мультики поставил, пока ел, потом переключил на фильм, а это оказалось… такое… О! – Бэлла опять заплакала, – я хотела уйти, но он закрыл дверь и стал меня раздевать. Я кричала, вырывалась, но дома никого не было, – мужчины собирались вас искать, а женщины тоже что-то собирали. Я кричала, что есть сил, звала на помощь, читала суры из Корана. Но он только смеялся. От него не пахло вином, но вёл он себя, как пьяный. Смотри, – Бэлла расстегнула кофточку, на молодой нежной груди были ужасные синяки. Всё это время Индира продолжала хмуриться, стараясь держать себя в руках, – один раз мне удалось вырваться, я подбежала к окну и стала кричать, зовя на помощь. Во дворе никого не было, но мама услышала меня и прибежала. Стала стучать в двери, кричать, чтобы Салман прекратил, но он назло стал заламывать мне руки, чтобы я кричала ещё громче. Мама побежала на кухню, взяла топор и стала выламывать двери топором, а когда дверь открылась, Салман бросил меня на пол, а у неё выхватил топор и замахнулся. Больше я ничего не видела, но когда очнулась, мама была вся в крови, а Салман лежал на постели в позе мертвеца. Я позвала на помощь, все прибежали, оказалось, что Салман накурился гашишу, а маму он слегка задел топором, но она очень много крови потеряла.
   – Господи, как несправедливо! Какое гнусное вероломство! Пока я откапывала Омара, у вас тут тоже дела не лучше были. Всё. Едем. Сейчас же. Я извинюсь перед нашим хозяином, а Салмана пусть воспитывает его отец. Я не хочу даже дышать с ним одним воздухом. Пусть добирается, как знает.
   Индира с решительным видом вышла из комнаты, нашла Алхазура, извинилась перед ним за недостойное поведение своего родственника и попросила подержать его под домашним арестом, пока за ним не приедут. Алхазур всё понял. Его не удивило, что женщина командует, он сам был одного с ней мнения.
   Индира даже не стала ничего объяснять своему «родственнику», его уже посадили в кладовку, куда можно было просунуть лепёшку и воду. Индира пообещала хозяину, что в первом же пункте, где будет работать телефон, она позвонит кому надо, и за ним приедут. Потом забрала его деньги, расплатилась с Алхазуром и зашла к Омару:
   – Ну, пока. Летом, может быть, приеду к тебе в гости. Полезем ещё?
   – Полезем. А ты точно приедешь?
   – Этим или следующим. Сказала, значит, приеду. Скажи, Омар, почему ты был без верёвки? Я ведь столько времени потратила, думала, что найду тебя по верёвке, а ты…
   – Я отпустил её сразу же, когда снег поехал. Думал, ты ведь на верёвке, зароет нас вместе, а так хоть ты останешься.
   – Спасибо тебе, мой маленький герой. Выздоравливай быстрее. Отец не сильно ругал?
   – Сначала ругал, потом хвалил. Это потому что ты меня хвалила. Ты – настоящий джигит.
   – Лестно. Ну, пока, – повторила она, поднимаясь.
//-- * * * --//
   – Алло, это приёмная президента? Соедините меня, пожалуйста, с ним. Я – Индира. Да, та самая. Здравствуйте. Я согласна сотрудничать с вами. Но у меня – мои условия: жить в Москве, сопровождать вас во время визитов, когда вам это понадобится, выполнять ваши поручения. Я собираюсь создать свой фонд, буду помогать мусульманским сиротам. А ещё я собираюсь бороться за права мусульманских женщин. Поэтому быть в вашей свите мне на руку – это будет доказывать, что женщина Востока стала участвовать в политической жизни. Назначьте время, когда мы сможем с вами обсудить всё более конкретно и заключить договор. Спасибо.

Тася Кожевникова Путешествия в астрале и наяву

Часть 1 Тибет

Часть 2 Кавказ

Эпилог

Часть 3 Индира

Тася Кожевникова
Путешествия в астрале и наяву

Часть 1
Тибет

Часть 2
Кавказ

Часть 3
Индира