Диана Кади
Враг не должен видеть твоих слез

Глава 1

   Только в последние секунды существования человек честен по отношению к самому себе. Можно жить долго и размеренно, но так и не понять своего предназначения. Обиднее всего, когда обретаешь смысл жизни и лишаешься ее, так ничего и не успев. Пламя пожирало остатки автомобиля и последнюю надежду спастись. Можно ли считать человека живым, если он смотрит на друга, который превращается в пепел, и не испытывает ничего, кроме пустоты? Нет ни страха, ни боли, ни разочарования, только убийственно немая пустота…
   Если человек несчастлив, значит, однажды он сделал неправильный выбор; но хуже, когда выбора никакого и не было. Так случилось и с Родионом Долговым, который испытывал чувство неудовлетворенности своей жизнью, потому что решение, как и чем заниматься, приняли за него. Отец молодого милиционера, строгий и деспотичный полковник в отставке, настоял на том, чтобы и младший сын пошел по его стопам. Пожилой патриот верил, что в руках каждого представителя этой опасной и уже давно непочитаемой профессии находятся судьбы людей и будущее страны. Только вот Родион не разделял мнение сурового отца. Он работал в милиции, но хотел стать поэтом, как старший брат Сергей, хотя тот не считал себя поэтом. Он записал видеоролик с патриотическими стихами и выложил его на Youtube. Ролик собрал миллионы просмотров, и Родиону тоже хотелось повторить успех брата. Он не был уверен, хочет ли этого на самом деле, просто мечтал быть таким, как Сергей. Тот, несмотря на небольшую разницу братьев в возрасте, уже дослужился до старшего лейтенанта. Гордость отца, любимец девушек и вдобавок ко всему знаменитый поэт, который планировал в ближайшее время выпустить сборник своих стихов. Родион желал обладать хотя бы одним из достоинств брата, но все его попытки приносили лишь разочарование. Завидовал ли он тому? Да. Успехи Сергея не давали ему покоя. Младшего брата раздражало еще и то, что старший относился к нему хорошо. К Сергею Долгову вообще нельзя было придраться, казалось, что он – человек без изъянов. Легко любить красивого, талантливого и подающего надежды защитника Родины и трудно любить его антипода. Именно поэтому Родион был обделен вниманием отца, в то время как Сергей получал заботу и любовь с лихвой.
   Внешность Родиона не выдавала в нем никаких предпосылок к творческой профессии. Он не выглядел инакомыслящим бунтарем, желающим изменить мир, а напротив, походил на отличника, ведомого, среднестатистического человека, живущего по правилам. Собственно, таким он и был. Окончив юридический факультет с красным дипломом, Родион пошел в «Беркут», правда, там он занимался рутинной бумажной работой и в важных заданиях участия не принимал.
   Беркутовец часто уединялся в своей маленькой, практически пустой комнате с ободранными кошкой обоями, чтобы писать. Вот и в этот день он пытался создать шедевр, чтобы стать знаменитым и получить похвалу отца, но вдохновения не было. Да и откуда ему было взяться, ведь Родион Долгов даже сейчас занимался не своим делом. У него опять ничего не получалось. Горе-поэт перечеркивал написанное и никак не мог найти рифму к слову «любовь». Кровь, морковь, бровь… «Черт! А может, его стихи находились в коме или затяжной депрессии, как и их создатель? Родион чувствовал себя лишним в этом мире, и даже самый близкий человек его не понимал. Творческий процесс прервал отец, зашедший в комнату взрослого сына без стука. Михаил Долгов никогда не церемонился с людьми, пренебрегая правилами хорошего тона, и сын не был для него исключением.
   – Снова переводишь бумагу? – спросил отец, вырвав из рук Родиона тетрадь. Он пролистнул несколько страниц с перечеркнутыми строками и ехидно усмехнулся. – Думаешь, у тебя получится, как у Сережи? Ты сначала в службе отличись, как он, а потом уже сочиняй. Он может себе это позволить, а ты что? Думаешь, кто-то будет читать твои стишки? Нужно знать то, о чем пишешь, прожить это, прочувствовать. У Сергея есть четкая гражданская позиция, есть свое мнение, а о чем можешь сказать ты?
   Родиону было до слез обидно, что родной отец не воспринимает его старания всерьез. Михаил Долгов признавал только одно – служение своей Родине. Все остальное, по его мнению, было пустым и бесполезным.
   Отец бросил творение сына в мусорное ведро. Родион смотрел на него, как на злейшего врага. Только ненавидящий тебя человек может посмеяться над твоей мечтой, только враг может ее растоптать. В карих глазах непризнанного поэта были ярость и желание нанести ответный удар, но Родион сдерживал себя. Ему хотелось сделать в ответ так же больно, но он молчал. Может, потому что жалел своего обидчика? Сейчас Михаил Долгов был обычным пенсионером, сутулым седым стариком, хотя ему не исполнилось даже шестидесяти. Службе он отдавал все свои силы. Михаил спасал совершенно посторонних людей, однако своему родному сыну он изо дня в день приносил только боль.

Глава 2

   Денис Алексеев ужинал со своей семьей: женой Катей и шестилетним сыном, которого назвали в честь отца Дениса Александром. Родители звали его Сашенькой. На столе, как и в интерьере их съемной квартиры на окраине города, не было излишеств. Алексеевы переживали трудные времена, им не хватало даже на самое необходимое. Правда, так было не всегда. Когда Денис только ухаживал за первой одесской красавицей Катей, у него была возможность дарить ей огромные охапки роз и водить ее в самые дорогие рестораны города. Для многих оставалось загадкой, как он, обыкновенный госслужащий с несуразной внешностью, завоевал модельную блондинку с ангельским лицом, бросившую ради него учебу в престижном вузе. Девушка вышла за него замуж не раздумывая. Чем же он ее покорил? Щедростью или анекдотами, которые рассказывал даже там, где юмор был не уместен? Сейчас отец семейства даже не искал работу, а на упреки жены отвечал: «Кому я нужен в сорок лет?»
   Сашенька потянулся за хлебом.
   – Ты уже съел свой кусок! – отчитала сына мать, ударив голодного ребенка по рукам.
   – Катя, может, хватит уже считать, кто сколько ест? – сказал Денис.
   Сашенька, подозревая, что близится очередной скандал, убежал в свою комнату и залез под кровать. Там он прятался, когда его родители ругались. Мальчик закрывал свои торчащие как у эльфа ушки руками и плакал. Он был голоден, но больше всего ему хотелось, чтобы папа и мама не ссорились и не били его за то, что он хочет есть. В последнее время Катя все чаще срывала свой гнев из-за несостоятельности мужа на маленьком сыне.
   – Смотри, до чего Сашку доводишь. Вырастет дурачком обиженным, – продолжал Денис.
   – Пусть лучше дураком, чем таким бездельником, как отец. Ты зарабатываешь, чтобы что-то мне предъявлять?
   – Катя, тебе жалко хлеба? Он и так не видит ни конфет, ни игрушек…
   – Да, мне жалко хлеба! Что мы завтра будем есть, ты подумал?
   – Все наладится, просто нужно потерпеть… – оправдывался неудачливый муж.
   – Когда, Денис? Сколько мне еще ждать? Сколько еще пахать за двоих?
   – Можно подумать, ты в своем Доме профсоюзов сильно напрягаешься, – огрызнулся муж.
   – Спишь сегодня на полу! – ответила Катя, убирая со стола остатки скудного ужина.
   – Но ведь холодно, Кать. Ну что ты, в самом деле…
   – Ну и что?
   – Помнишь, как в том анекдоте, когда смерть постучалась в дверь: «Ты кто? – Смерть. – Ну и что? – Ну и все».
   Позитивный неудачник рассмеялся, но серьезное выражение лица его жены осталось неизменным. Денис встал из-за стола, подошел к Кате сзади и попытался обнять. Однако ее прикосновения мужа, который даже не пытался заработать на жизнь, только раздражали.
   – Отстань. Отстань, сказала, – прокричала Катя, толкнув Дениса.
   Она любила мужа, но даже самым светлым и сильным чувствам наступает конец, если за ужином приходится считать куски хлеба…
   Денис лежал на полу и пытался уснуть. Ему было холодно. На пороге стояла зима, но отопление еще не включили. Он кутался в тонкий пододеяльник без одеяла и пытался согреться. Кате тоже не спалось. Ее беспокоило то, что будет завтра. В семье Алексеевых об этом заботилась только она.
   – Чуть не забыла, – прошептала Катя, чтобы не разбудить сына, – возьмешь на кухонном столе деньги. Я заняла у Ритки на квартиру. Хозяин сказал, что в последний раз позволил просрочить. Если в следующем месяце задержим, выгонит. Так что думай, папаша.
   Денис уже привык к такому пренебрежительному отношению жены. На сегодня упреков было достаточно, и он решил отмолчаться. Денис больше не видел ее ласки и поддержки. Когда его уволили из таможни за взятку, жена завсегдатая букмекерских контор надеялась, что безденежье в их семье – явление временное. Естественно, она ошибалась, однако уйти экс-модель, выглядевшая теперь как типичная домохозяйка, не решалась из-за сына. Да и мужа она не перестала любить. Вот только злость на его безделье истребляла последние теплые чувства.

Глава 3

   «Любовная лодка разбилась о быт». Все мы знаем это выражение, а многие из нас… Нет, банальщина», – подумала Надя, удерживая кнопку Delete. Статья «Пять способов избавиться от рутины в семейных отношениях» не задавалась. Одна из самых успешных журналисток федерального канала не могла придумать даже одного совета, как освежить отношения в браке, о котором она знала только в теории. Сближаться с кем-либо не входило в ее планы, на первом месте у целеустремленной девушки была карьера. Надя подрабатывала в глянцевом журнале и от имени несуществующего психолога Захара Негодуева открывала мужчинам и женщинам секреты построения гармоничных отношений, о которых знала лишь понаслышке.
   В углу комнаты запищала мультиварка. Надя варила в ней суп для деда, с которым жила в его квартире на окраине Киева. Точнее, суп готовил модный кухонный девайс, потому что у девушки, разрывающейся между тремя работами, даже если бы она умела готовить, на это катастрофически не хватало времени. Она отставила горячий, как печь, ноутбук, и встала с кровати, служившей ей местом не только для восстановления сил, но и для работы. Надя склонилась над мультиваркой, чтобы посмотреть, что там приготовилось. Открыв крышку, она почуяла приятный запах готового блюда и пошла звать деда обедать и накрывать на стол. Во всей квартире розетки были только в Надиной комнате, именно поэтому чудо-печка находилась у нее. Кухня была настолько маленькой и неудобной, что приходилось есть в гостиной.
   – Ну что, деда, вкусно? – напрашивалась на комплимент Надя.
   – Вкусно, вкусно, – ответил дед и подул на ложку с супом, пытаясь его охладить.
   – Я старалась. Знаешь, как сложно было закинуть все в одну чашку и залить водой? – рассмеялась Надя.
   Она любила, когда дедушка смеется, и часто шутила с ним. Ей даже нравилось, что он ворчит на нее, но ровно до того момента, пока речь не заходила об ее работе, Майдане и обо всем, что творилось в стране в этот момент. Гражданская позиция двух родственников различалась.
   – Молодец. Ты сама-то хоть кушаешь? Исхудала совсем.
   – Ой, деда, ты говорил, что я кожа да кости, когда я шестьдесят кило весила. А на экране я вообще коровка, куда мне есть, – ответила Надя, которая отказывала себе в еде целый день, но все равно срывалась и наедалась сладкого на ночь. Каждое утро она взвешивалась и записывала показания весов, но почему-то отнимала от цифр на мониторе 500 граммов: ей казалось, что весы показывают больше, чем на самом деле. Она понимала, что обманывает саму себя, но все же продолжала фиксировать ложные данные в дневнике питания и спортивных тренировок.
   – Что такое шестьдесят кило? Ветром сдует. Вот бабушка твоя покойная – такая красивая была, толстая.
   – Не понимаю, как слова «красивая» и «толстая» могут быть синонимами, – усмехнулась Надя и как ужаленная вскочила из-за стола. – Ой, нужно еще платье погладить, завтра же с продюсером встречаюсь.
   Надя подошла к деду и, поцеловав его седую голову, убежала в свою комнату. Ей нравилось, что от него пахло, как от годовалого ребенка, молоком. У девушки было очень чуткое обоняние, и каждый человек, по ее мнению, имел свой запах.
   Все-таки написав статью о рутине и приготовив завтрашний наряд, Надя встала у зеркала во весь рост, разглядывая свою женственную фигурку. Положив руки на тонкую талию, она улыбнулась своему отражению. Ей нравилось, что слабость к десертам пока не дает о себе знать, но опустив взгляд больших, как у героев аниме, глаз, на округлые бедра, девушка расстроилась. Она надеялась, что ее сделают ведущей нового политического ток-шоу, и хотела нравиться самой себе с экрана телевизора, звездой которого стремилась стать в самое ближайшее время. Должность корреспондента Надю не устраивала, и в очередной раз пообещав себе не злоупотреблять сладким, она легла спать. Нужно было выспаться перед важной встречей, на которой должна была решиться ее судьба.
   Утром, отключив телефонный будильник, Надя сладко потянулась. Если бы она встречалась не с главным продюсером телеканала, можно было бы и опоздать. Однако нельзя было не воспользоваться шансом, который предоставила ей не всегда столь щедрая судьба. В двадцать пять девушке получить такую работу и вести серьезную программу о политике практически нереально. Телевизионщики знают, что убедительно лгать всей стране может только зрелый мужчина, но однажды Наде позвонили и сообщили, что ее рассматривают на эту должность.
   Встав с постели, девушка натянула на себя шелковый халат и бодрым шагом пошла в ванную. «Так, какие сегодня?» – спросила себя она, рассматривая маленькие контейнеры с цветными крышками. В каждом из них была пара контактных линз. Надя любила менять цвет глаз. Свои светло-карие девушке не нравились, ей хотелось яркости, хотя при выборе одежды она останавливалась на практичных и удобных вещах.
   Вот уже пятнадцать минут Надя не могла надеть вторую линзу и начинала нервничать. Опаздывать на встречу с человеком, который мог определить ее дальнейшую судьбу, было нельзя. Все-таки изменив цвет глаз и сделав легкий макияж, девушка решила позавтракать. Вечером, приложив усилия, она устояла и не съела ничего калорийного, полакомившись несколькими творожками и одним яблоком. Потенциальная звезда телешоу надела единственное в своем гардеробе платье, которое прекрасно подходило именно для таких случаев. Оно было простого кроя, без вырезов и кружев, но все же уместнее сейчас, чем джинсы и темная рубашка.
   Надя крутилась у зеркала, когда на телефон пришло сообщение, что такси стоит у подъезда. Сев в автомобиль, она вмиг почувствовала резкую вонь грязных носков вперемешку с потом и запахом сигаретного дыма. Этот микс был просто пыткой для человека с развитым обонянием, и хотя Надя никогда не молчала, если ей что-то не нравилось, но сейчас высказать все, что она думает о нечистоплотном водителе, значило бы выйти из машины. То есть потратить время и опоздать, чего девушка позволить себе никак не могла. Поэтому она громко вздыхала и охала, словно это могло помочь не чувствовать дурной запах, а таксист ехал как ни в чем не бывало, совсем не обращая внимания на проявления недовольства своего пассажира.
   Надя прибыла на место вовремя, вот только ее попросили немного подождать. Прошло уже полтора часа, а в кабинет к продюсеру ее так и не пригласили. «Я сейчас им все выскажу», – подумала она, подходя к секретарю, полноватой девушке, которая улыбалась всякий раз, когда их с журналисткой взгляды пересекались, словно извиняясь подобным образом за столь долгое ожидание.
   – Я жду почти два часа, – возмутилась Надя.
   – Простите, но у Романа Эдуардовича важные гости… – ответила девушка, обратив на Надю виноватый взгляд.
   – А я не важный гость? Мне вообще-то было назначено.
   – Подождите еще немного, думаю, что они уже заканчивают…
   Надя не стала вымещать гнев на девушке и снова присела на стул у кабинета. Прождав еще двадцать минут, она встала и, миновав удивленную секретаршу, ворвалась в кабинет. Журналистку встретили недоуменными взглядами.
   – Роман Эдуардович, заставлять девушку ждать столько времени – как минимум неприлично, – выпалила она.
   Наглость в совокупности с прекрасным лицом и точеной фигурой вызвала у продюсера отнюдь не раздражение или злость. Он мог выставить ее за дверь, но только улыбнулся в ответ и, указав на кресло у стены, спокойно сказал:
   – Наденька, присаживайтесь, я уже практически свободен. Костя, завтра до обеда жду сценарий. А по второму вопросу тебя сориентирует Ирочка, – обратился продюсер к мужчине с огромным животом и густой рыжей шевелюрой. Тот пожал ему руку и, бросив на Надю недобрый взгляд, вышел из кабинета.
   – Может, кофе? – любезно предложил Роман Эдуардович. Он обладал нетипичной для продюсера внешностью: на вид не больше тридцати пяти, худощавый, с острым лицом и ласковым взглядом.
   – Нет, спасибо. У меня уже нет времени, – съехидничала Надя. Она и вправду опаздывала в редакцию, где ждали не менее важные для ее карьеры дела.
   – Тогда перейду к делу. Мне нравится, как ты работаешь. Ты очень хорошо смотришься в кадре, правильно подаешь материал. Не переношу наглых людей на дух, но твоя дерзость обаятельна…
   – Ваша помощница сказала, что для нового ток-шоу требуется ведущая и вы рассматриваете мою кандидатуру…
   – Рассматриваю. Но ты же понимаешь, все не так просто… – многозначительно сказал продюсер.
   – Не поняла?
   «Черт возьми, как все примитивно! Неужели он один из тех, кто пользуется женщинами, используя свое положение? Зря только ждала его два часа», – подумала Надя.
   – Сейчас век Интернета. Можно прославиться за один день, прыгнув в кактус, например.
   – Вы предлагаете мне прыгать в кактусы? – рассмеялась девушка.
   – Нет, что вы, Наденька. Такую красоту – и в кактусы… Это я так, к слову. В общем, я готов взять вас ведущей нового ток-шоу в прайм-тайм, если вы снимете материал, выложите его в Интернете и соберете большое количество просмотров.
   – И сколько нужно просмотров?
   – Хотя бы миллион.
   – Хотя бы? Да это нереально.
   – Ну, если это для вас нереально, то зачем вы нужны нашему каналу? Я должен быть уверен, что вы сможете привлечь большую аудиторию. Вот прекрасный способ узнать, сумеете вы это или нет.
   – По рукам. Я соберу даже больше миллиона, – ответила она, понимая, что ее шансы равны нулю.
   Но Надя все же бросила вызов самой себе. Она давно мечтала стать популярной телеведущей. Перед ней стояла конкретная задача. Она ничего не теряла и ничем не рисковала. Условие продюсера показалось ей маловыполнимым, но справедливым. Девушка, привыкшая всегда добиваться поставленных целей, была готова если не на все, то на очень многое, лишь бы получить свое.

Глава 4

   Снег уныло падал на грязную дорогу. На душе у беркутовца было гадко. Мимо шли равнодушные прохожие, которым было все равно, что чувствует Родион. «Почему отец даже не хочет понять меня? – спрашивал он себя. – Чем я хуже Сергея? Даже в детстве он меня не любил. Пока была жива мама, он еще сдерживал себя. Если бы не она, я бы сошел с ума или покончил с собой… Слишком часто я думаю о смерти. Может, я шизофреник? Хотят расстаться с жизнью только психически больные люди. Тогда одиночество и никому не нужность – это болезнь? Одиночество – это не остаться одному, нет. Человек чувствует себя одиноким, когда рядом люди, которые его не понимают. Я хочу, чтобы меня любили. Разве я многого прошу? Мне было бы достаточно, чтобы он меня не унижал. Почему он так со мной? Почему я получал даже тогда, когда провинится брат?»
   Родион не раз спрашивал себя об этом. Эти вопросы преследовали его. Он часто вспоминал свое несправедливое детство. Когда ему было восемь, Долгов-старший запер его в кладовой на целую ночь. Родион плакал, звал на помощь маму, но отец запрещал жене вмешиваться в воспитание сына. Рассердившись, он тогда жестоко избил рыдающего сына и произнес слова, которые врезались в память Родиона на всю жизнь. Долгов-старший сказал, что настоящие мужчины никогда не плачут и враг не должен видеть слез. После этих слов мальчик снова оказался в сырой и темной комнате. Тогда родной отец стал для него самым злейшим врагом, и Родион пообещал себе, что никогда больше суровый отец не увидит, как плачет его обиженный сын. Даже сейчас уже старый отец угнетает его, называет тряпкой и решает, как ему жить. Жить с ним и с до тошноты идеальным братом было невыносимо, но позволить себе отдельное жилье беркутовец не мог. Общежитие было переполнено приезжими, и Родиону приходилось жить с людьми, которые его не понимают. Да даже если бы он имел возможность переехать, то не сделал бы этого: он боялся остаться один, а так создавалась хоть какая-то видимость семьи. Однако Родион страшился не только этого. Проще было бы сказать о том, что не вызывало у молодого сержанта милиции страх. Его пугала безрадостная действительность, которую он никак не решался изменить, но больше всего Родион боялся, что так будет всегда. Что он так и не найдет в себе силы дать отпор деспотичному отцу. Что не научится самостоятельно принимать решения. Что его никчемная жизнь не станет лучше.
   Мороз обжигал лицо Родиона. Одинокий беркутовец зашел в ближайшее кафе. Людей, которые также спасались от непривычно холодной для крымского климата погоды, было много. Он повесил серое изношенное пальто, с которым тоже не спешил расставаться, и огляделся. Увидев, что компания, сидевшая за одним из столиков, собралась уходить, Родион занял их место, даже не дожидаясь, пока вытрут стол, усыпанный крошками. На столе стояли большие бокалы для пива, которое он на дух не переносил. Это Сергей с отцом любили в выходные немного выпить, что было для них еще одним поводом сблизиться. Родион тоже пытался наладить отношения с отцом таким образом, но ему стало плохо от одного бокала. Тогда отец снова назвал его слабаком. Родион не понимал, почему такой патриот, как его отец, пьет немецкое пиво, ведь он так любит свою Родину. «Почему именно пиво, а не русскую водку? Может, он патриот только на словах?» – думал беркутовец, глядя на то, как пышнотелая блондинка с раскосыми глазами убирает за предыдущими посетителями. Девушка была в блузке с неприлично глубоким декольте и юбке, не скрывающей длинных ног. Она подмигнула симпатичному парню, который покраснел от одного вида полуобнаженных форм, оказавшихся прямо перед его лицом. С духами официантка явно перестаралась. Девушка улыбнулась Родиону, однако тот в силу своей робости отвел взгляд в сторону. Рядом была только голая стена, и выбирая между роскошной грудью блондинки и стеной, Родион предпочел последнюю. Увидев эту картину, брат с отцом точно бы его засмеяли.
   – Вы собираетесь что-нибудь заказывать? – спросила официантка, хлопая наращенными ресницами. На ее лице больше не было улыбки и кокетства. Девушка говорила грубо, словно ее обидело то, что он не заигрывал с ней, как все, и не оценил ее достоинств.
   На самом деле Родион любил женщин, только стеснялся общаться с ними, а тем более глазеть на их прелести. Робость и нерешительность привели к тому, что его первая любовь отдала предпочтение более предприимчивому и смелому Сергею. Родион до сих пор жалел о том, что упустил Ксюшу. Еще больше злило его то, что она и брат были счастливы друг с другом. Ему было бы легче, если бы его первая любовь разочаровалась в своем избраннике, но как можно не любить такого совершенного и безупречного Сергея.
   – Я буду чай. Обычный, черный, – тихим и неуверенным голосом ответил Родион.
   Официантка очень удивилась бы, узнав, что робкий посетитель служит в «Беркуте». Да он и сам не мог понять, как его до сих пор оттуда не уволили. Ему казалось очевидным, что он не на своем месте. Юношу спасало то, что он занимался документацией и на серьезные задания его никто не посылал. Родион был бесконечно рад этому. Он знал: если случится что-то серьезное, то отправят даже его, но надеялся, что этого никогда не произойдет.
   – Это все? – спросила татарская Барби, презрительно осмотрев Родиона.
   Ему стало неловко, что он ничего не хочет. Таких посетителей в подобных заведениях не любят. Родиону принесли чай, но он не сделал даже глотка. Он просто грел руки о горячую чашку. Ему не хотелось возвращаться домой. Каждое воскресенье Сергей приводил Ксюшу к ним домой. Влюбленные не стеснялись проявлять свои чувства даже при отце и не отлипали друг от друга весь вечер. Все выходные Родиону приходилось наблюдать, как его бывшая девушка целуется с его родным братом, а отец радуется этому, не переставая нахваливать своего любимого сына.
   Просидев в кафе несколько часов, он расплатился и вышел оттуда, охваченный мрачными мыслями.

Глава 5

   Родион вернулся домой поздно. Еще несколько часов он просто блуждал по улицам в надежде, что когда вернется, все уже будут спать. Однако его чаяния оказались тщетными. Ему пришлось померзнуть, и было обидно, что зря. Отец, Сергей и Ксюша сидели в гостиной, где стояли старый шкаф-стенка, новый, но уже потертый мебельный комплект из искусственной кожи и телевизор, по которому шел вечерний выпуск новостей.
   – Оппозиционер Виталий Кличко склоняет всех украинцев бастовать. Он призвал украинский народ выйти на площадь Независимости и сказал, что не стоит поддаваться на провокации. «Это мирный протест народа против власти», – сообщил он, призвав наших коллег не пугать людей войной и расколом страны. Цитата: «Это не война людей с людьми, а война людей с властью». Также со сцены Евромайдана высказались и другие лидеры оппозиции. Юрий Луценко призывает народ Украины вступать в сотни самообороны Майдана, чтобы бороться с «Беркутом». А теперь к другим не менее важным новостям… – сказала женщина-диктор холодным и натренированным голосом.
   Последние события в Киеве не интересовали только Ксюшу. Она отвлекала любимого своими поцелуями, но Сергей был сосредоточен на том, что происходило на экране.
   «Если бы она поцеловала меня, я бы все бросил…» – думал Родион, вешая заледеневшее пальто за дверь. Никто не обратил на него внимания. «Они даже не заметили, что меня не было», – подумал он. Даже Ксюша, которая когда-то клялась ему в вечной любви, не соизволила и посмотреть в его сторону, не говоря уже о том, чтобы поздороваться. Она была занята своим новым избранником.
   Родион помыл руки и присел на диван рядом с отцом.
   – Вот чего они добиваются? – громко сказал тот, обращаясь к Сергею. Он словно игнорировал присутствие младшего сына.
   – Бать, ну ты же видишь, как там все организовано. Ну откуда у работяг, которые вышли от безысходности, деньги на флаги, например? И потом, кто их кормит? Вот увидишь, тот, кто обеспечивает этим псевдоповстанцам существование на Майдане, тот и метит на президентское кресло. Дураку понятно, – ответил Сергей с такой уверенностью, с какой обычно говорил на любую тему.
   Казалось, что он разбирается во всех областях, а Родион никак не мог понять того, что для Сергея казалось очевидностью. Собственно, и не хотел. Его не интересовала политика, он не особо любил рассуждать на глобальные и серьезные темы. Единственное, чего бы ему хотелось, – это быть любимым и нужным. Хотя бы не быть лишним в этом мире, ведь даже в семье он чувствовал себя таковым.
   – Правильно. Решили, ни черта не делая, денег нахапать. Колькиному лоботрясу вон предлагали. Он, дурак, и пошел. Студент, гулять-то хочется, на сигареты и девочек ведь деньги нужны. Работать надо, а не подачки просить, бездельники. Еще и с «Беркутом» бороться собрались, ладно бы с властью… Хотя эти оппозиционеры – они что, не власть? Сидят там в своей Раде. Пожили бы на наши зарплаты и пенсии, казнокрады.
   – И зачем Кличко в политику пошел? Был кумиром, а стал всенародным посмешищем. Два слова связать не может. Помнишь это: «В завтрашний день не все могут смотреть. Вернее, могут лишь все…» Черт, я даже запомнить этот бред не могу, – засмеялся Сергей.
   – Ну почему? Сегодня вроде связал, – ответил отец.
   – Читал, наверное, – усмехнулся Сергей.
   У них с отцом было много общего: схожее мировоззрение, одинаковые взгляды на жизнь. Им было легко друг с другом, ведь они были очень похожи, и не только убеждениями. Сергей пошел в своего отца и внешне: нос с горбинкой, широкие скулы и светло-русые волосы. Голова Михаила Долгова была уже покрыта сединой, но если посмотреть фотографии, где ему было тридцать, – одно лицо. Младший же сын уродился в мать.
   – Что плохого в том, что люди хотят жить лучше? – неожиданно для всех заговорил Родион.
   Долгов-старший нахмурил брови и посмотрел на него так, будто тот предал все, во что отставной полковник верил на протяжении всей свой жизни, а прожил он немало:
   – Что ты вообще понимаешь? Не лезь, если не разбираешься. Тоже мне, эксперт.
   Родион не стал перечить, потому что спорить с упрямым тираном было не только бесполезно, но и небезопасно: несмотря на то, что сын был уже не ребенком, которого нужно продолжать воспитывать, отец мог полезть драться. Родион никогда никому не причинял физическую боль, и когда Долгов-старший набрасывался на него с кулаками, только прикрывал голову руками. Он отвергал любые проявления агрессии и не понимал людей, которым ничего не стоило ударить или даже убить. Родион решил сменить тему разговора.
   – Серега, – обратился он к брату.
   Тот был занят своей девушкой и уже не обращал внимания ни на телевизор, ни на несостоявшийся разговор брата с отцом.
   – Сереж! – уже громче сказал Родион. Сергей обернулся:
   – Чего тебе?
   – Дай мне свои стихи прочесть. У тебя же их много, а я видел только одно, которое ты записал…
   – Зачем тебе? – улыбаясь, ответил брат.
   – Ты посмотри – поэтом стать хочет, – рассмеявшись, вмешался отец. – Видел его каракули. С твоими про свободу даже сравнивать нельзя.
   – Я хочу просто почитать… – оправдался Родион.
   – Вот издам, тогда и увидишь. Осталось только пару стихов написать для количества, – ответил Сергей.
   – А мне почему не показал? – наигранно обиделась Ксюша, посмотрев на своего избранника маленькими серыми глазами. Ей было почти тридцать, но за счет своего миловидного круглого лица она выглядела юной. Ксюше было безразлично творчество Сергея, но чтобы не обидеть своего избранника, совсем не глупая, как могло бы показаться на первый взгляд, девушка изображала интерес.
   – Покажу. Потом, – ответил своей возлюбленной Сергей.
   Младший брат снова оказался не у дел. Он пошел в свою комнату, где, сидя на кровати, его ждал рыжий кот. Родион был единственным, кто кормил животное и следил за ним, и благодарный домашний питомец постоянно находился в комнате беркутовца. Казалось, что только ему и было дело до Родиона. Кот начал наскакивать на своего хозяина: Пушку, как его назвала Ксюша, тоже хотелось внимания. Он прыгнул на Родиона, как делал это всегда, когда хотел поиграть, но тот с ненавистью отбросил кота на пол. Пушок сделал еще несколько попыток развеселить хозяина, однако поняв, что человеку нет до него дела, притаился в углу.
   Мир полон эгоистов, считающих, что им обязаны все вокруг. В трудные моменты каждый думает, что ему сложнее всего. Что именно он самый несчастный и жизнь к нему несправедлива. В этот момент Родион не был исключением. Он вспомнил, как мама после вспышек гнева отца утешала сына тем, что есть люди, которым гораздо хуже. «У некоторых нет рук и ног, но они не отчаиваются», – говорила она. Родион и сейчас не понимал, почему ему должно быть легче от того, что кому-то еще паршивее? В школе он был изгоем, над ним смеялись, издевались. Сверстники били его только за то, что он не мог за себя постоять. Когда умерла его мать, Родиона перестали обижать, но только на время. Он думал, что его рождение было ошибкой и что таким слабым и бесполезным людям, как он, нет места в жизни, в которой выживают лишь самые сильные. «Как стать нужным хотя бы кому-то?» – отчаянно спрашивал себя Родион, но не находил ответа.

Глава 6

   Денис решил попытать счастье в спортбаре, где была бы возможность делать ставки и наблюдать за игрой на большом экране. Он приходил в подобные места, чтобы сорвать куш, и в этот день в бар его привело отчаянное желание выиграть. Дениса не смущало то, что до этих пор удача была не на его стороне. Чем больше денег он дарил букмекерам, тем сильнее верил в победу. Он зашел в здание с манящей красочной вывеской в центре Одессы. Обстановка внутри была уже не такая привлекательная: потрепанные диваны, сомнительные личности и очень много дыма. Игроки нервничали и постоянно курили. Да и как тут не нервничать. Кто-то ставил свои последние деньги в надежде стать миллионером. Правда, Денис не любил словосочетание «последние деньги» – он называл их «крайними». Последними, говорил он, деньги бывают только перед смертью. Денис очень рисковал. Его жена заняла денег, чтобы заплатить за аренду квартиры, и теперь, если он проиграет, ему несдобровать. Катиного гнева он боялся больше, чем перспективы остаться на улице. Денис взял «линию» и присел за свободный стол. Около десяти минут он смотрел на таблицу матчей и коэффициентов и никак не мог определиться. К нему подошла официантка, лицо которой было похоже на морду пекинеса.
   – Вы что-нибудь выбрали? – с наигранной внимательностью спросила она.
   Денис покосился на меню, которое даже не открывал. В этот момент он вспомнил, что не ел с самого утра.
   – Я еще не смотрел. Подойди через минуту, – ответил он, подмигнув официантке.
   Денис был хоть и некрасив, но очень обаятелен. Его улыбающийся, немного детский взгляд располагал к себе людей. Из-за доброго выражения его голубых глаз, всегда излучавших оптимизм, невозможно было понять, когда ему грустно, а когда наоборот. Это и злило Катю. Ей казалось, что он совсем ни о чем не беспокоится и его не заботят насущные проблемы. Отчаянный игрок решил, что испытывать судьбу нужно сытым. «Грабеж средь бела дня», – подумал Денис, увидев цены. Он вспомнил про сына и засомневался, имеет ли право пировать, когда дома его ждет голодный ребенок. «Я выиграю. Обязательно выиграю», – обнадежил себя Денис. С голодухи он заказал столько еды, что ею можно было накормить пятерых. Жадно уплетая бараньи ребрышки, Денис продолжал размышлять, на кого бы поставить. Покончив с поздним обедом, он вытер руки и снова взял «линию». Был товарищеский матч по футболу: Бразилия против Чили. Очевидный лидер и лузер. В том, что Бразилия выиграет, да еще и с крупным счетом, Денис даже не сомневался. Но у ставки на победу сильной команды был маленький коэффициент. «Копейки… – подумал он, подсчитывая возможный выигрыш. – А если поставить все? Немного, но зато гарантированно. Точно. Поставлю на победу Бразилии и на любой другой счет. Бразильцы разнесут Чили в пух и прах». Денис подошел к кассе. Перед ним стоял низкорослый мужчина в круглых очках (правда, Денис тоже не вышел ростом). На нем был темно-синий костюм, а на шее красовался ярко-розовый платок. На вид азартному очкарику было не больше тридцати. Он разговаривал с девушкой, принимавшей ставки, с фальшивым акцентом. Было очевидно, что он просто кривляется, изображая одесскую речь. Он говорил, как персонажи из рассказов Бабеля. Да что там, даже на Привозе многие теперь только делают вид, что одесский колорит еще жив… Поставив на победу Бразилии с большим разрывом, Денис ждал окончания матча в полной уверенности, что уйдет из забегаловки с деньгами. Бразилия вела 1: 0. Денис предвкушал, как купит сыну сладостей, а жене – ее любимые белые розы. Он спокойно пил фруктовый чай и ждал, что ему снова повезет. На восьмидесятой минуте матча команда противника забила свой первый гол. Денис занервничал: счет сравнялся. Он уже проиграл ставку на любой другой счет и надеялся, что бразильцы забьют еще как минимум один гол. В таких матчах голы на последних минутах – не редкость. Денис решил закурить и полез в карман за сигаретами. Однако их там не оказалось. «Выкурил, наверное, и забыл», – подумал он. Денис подошел к заметно нервничавшему кавказцу, сидевшему за соседним столиком, который на протяжении всего матча матерился и выкрикивал одну и ту же фразу:
   – Закопаю! Всех вас закопаю! – угрожал он латиноамериканским футболистам, погружая в пепельницу, и без того переполненную, еще один окурок.
   – Есть сигарета? – обратился к нему Денис.
   – Че, тоже на гребаную Чили поставил? – спросил кавказец, бросив Денису пачку сигарет.
   – Я что, дурак – на лузеров ставить… – ответил тот, но тут же понял, что эти слова могут разозлить кавказца еще больше.
   – Брат, видел, какой кофицэнт там был? Я и поставил. Кто нэ рыскует, тот нэ пьет шампанское! – воскликнул кавказец и улыбнулся, сверкнув золотым зубом.
   До конца матча оставалось около пяти минут, и Денис серьезно забеспокоился. Он сел за стол к товарищу по несчастью и закурил.
   – Много поставил? – нервничая, спросил Денис, делая одну затяжку за другой.
   – Двадцать тыщ.
   – Нехило, – заметил Денис, задумавшись о том, откуда у плохо одетого мужика такие деньги. В Одессе ведь и встречают, и провожают по одежке.
   – Продуют – мамой клянусь, закопаю! – снова вспылил кавказец.
   Но Дениса меньше всего волновала судьба чилийской сборной по футболу. Вряд ли кавказец приведет в исполнение свои угрозы, а вот Катя… В порывах злости она была страшнее целой толпы представителей темпераментных народов. Да и хозяин на самом деле мог выгнать их из квартиры, деньги на оплату которой Денис только что с треском проиграл. До конца встречи оставалась минута, и Денис уже представлял разъяренное лицо жены. Матч завершен. Ничья. Денис схватился за голову и уткнулся в пыльный стол. Еще одного поражения Катя ему не простит. Она запрещала делать ставки. Он в очередной раз ослушался ее и проиграл их «крайние», чем утешал себя Денис, деньги.

Глава 7

   Денис не хотел возвращаться домой. Он с ужасом представлял, как Катя набросится на него с упреками. Ему надоели постоянные скандалы. «Но я ведь старался, – оправдывал себя он. – Я же не развлекаться туда шел. Со всеми случается. Черт, почему они не забили?!» Денис шел по Дерибасовской улице. Здесь он познакомился со своей будущей женой. Когда они еще встречались, не было этих забот и вечной ругани. Тогда все было по-другому. Денис работал таможенным инспектором в порту. Однажды он соблазнился и взял взятку. Об этом узнали, и недобросовестный госслужащий тут же был уволен. Дениса могли и посадить, но его знакомый из милиции помог замять это дело. Без работы, средств к существованию и хоть каких-нибудь перспектив Денис оказался уже через год после свадьбы. А когда влюбленный таможенник только ухаживал за Катей, материальных проблем он не испытывал. Миллионов у него, конечно, никогда не было, но на отдых, побрякушки и модную одежду из бутиков денег вполне хватало. После увольнения Катя всячески поддерживала мужа. Но когда она поняла, что черная полоса, как называл этот период Денис, была скорее правилом, чем исключением, вдохновляющих и ласковых фраз вроде: «Ты самый лучший. Я верю, что все наладится и ты все сможешь!» – он больше не слышал.
   Безденежье стало нормой, а скандалы по этому поводу – привычкой. Денис жалел, что тогда жадность одержала победу. Когда суммы были небольшими, если даже их и замечали, то не обращали особого внимания. Но аппетиты росли, а с ними увеличивался риск. В тот злополучный день ничто не предвещало беды. Друг Витек предложил закрыть глаза на контейнер с китайскими телефонами. Но внезапно нагрянула проверка, и двух горе-коррупционеров разоблачили. Денис порвал все отношения с бывшим другом и игнорировал любые попытки Витька наладить контакт.
   Денис смотрел, как по улице гуляют влюбленные парочки и эффектные красавицы, которых в Одессе было безмерное количество. Мимо продефилировала длинноволосая брюнетка в белых ботфортах и коротенькой норковой шубке под цвет. Одесситки отличались от жительниц других украинских городов своей яркостью и смелыми нарядами. Даже зимой мужчины сворачивали головы, глядя вслед ослепительным красоткам. Брюнетка шла прогулочным шагом, и к ней пристал парень на роскошной машине. Он предлагал ее подвезти, и девушка, недолго думая, села в дорогой автомобиль. «Дура продажная», – разозлился Денис. Любовь женщин к роскоши не была для него новостью. Вообще-то Денис адекватно воспринимал тот факт, что девушкам нравятся состоятельные мужчины, но только не сейчас. Проиграв все деньги, предназначавшиеся для оплаты квартиры, он был зол на себя, на корыстную незнакомку и на Катю, которая совсем не баловала мужа нежностью и лаской.
   «Если бы у меня были деньги, она бы со мной так не разговаривала. Все проблемы в семье только из-за этого. Деньги, деньги… Проклятые деньги. Странно, что Катька до сих пор со мной. Могла бы уже найти себе небедного мужичка. В Одессе их полно. Правда, больше псевдобогачей. Их послушать, так каждый второй – олигарх. Все хотят показать свою значимость, особенно когда за душой ни гроша. Интересно, если бы она знала, что я останусь без работы, пошла бы за меня замуж или нет? – спрашивал себя Денис. – Вряд ли. Так… Думай, Денис, думай!»
   Он достал сотовый и стал нервно нажимать на клавиши. В то время как даже у студентов были айфоны или навороченные смартфоны, Денис пользовался допотопным телефоном, где была всего одна функция – позвонить. Он листал телефонную записную книжку и пытался найти контакты хотя бы одного человека, которому не был должен. Его взгляд остановился на имени «Витек работа». «Да нет. От этого баламута одни проблемы», – подумал Денис. Он слышал от общих знакомых, что Витька уволили даже с «Седьмого километра». Он обворовывал работодателя, надеясь, что об этом никто не узнает, но не тут-то было. «Такие, как Витек, всегда при деньгах. Наверняка уже устроился куда-нибудь…» Денис все же решился испытать судьбу.
   – Я слушаю, – в трубке послышался важный голос Витька.
   – Алло, Витек, это Денис.
   – Какой Денис?
   – Как какой? Работали вместе. Ну, Денис. Порт. Память отшибло?
   – А-а-а, Дэн, здорово. Это ты морозился – я, видимо, и удалил тебя.
   – Да, там… Проблемы были… – оправдывался Денис.
   – Ладно, проехали. Что надо?
   – Не по телефону, – ответил Денис, надеясь, что при встрече шансов взять денег у бывшего друга будет больше. – Но могу сказать, что это вопрос жизни и смерти.
   Услышав последнюю фразу, Витек рассмеялся:
   – Умирать, что ли, собрался? Ты, это, где сейчас?
   – В центре. На Дерибасовской.
   – Зайди в «Дом стейков». Я минут через сорок подскочу.
   – У меня денег нет. Я тебя на улице подожду.
   – Зайди. Закажи пива, мясца. Я заплачу. Не боись.
   Денис на свой страх и риск сделал заказ. Витек опаздывал, и Денис уже жалел, что снова поверил ему на слово. Но на этот раз Витек не подвел. Задав несколько дежурных вопросов и получив на них такие же скучные ответы, Денис перешел к главному.
   – Витек, ты, наверное, уже понял, что я позвал тебя не просто так… – начал он.
   – А когда мы встречались просто так? – усмехнулся друг. – Ладно, выкладывай.
   – Я попал в передрягу. Мне угрожает опасность… – соврал Денис.
   – Должен кому? Много?
   – Да, прилично. Ты мог бы выручить? Я слышал, ты на «Седьмом» работаешь…Там вроде неплохо зарабатывают… – снова солгал Денис, прекрасно зная, что Витька давно с этого рынка уволили. Но нужно было сделать вид, что он следит за жизненными передвижениями друга.
   – Если бы ты чаще звонил, то знал бы, что я там давно уже не работаю. Выгнали меня. Жаба их задавила. Я ведь оттуда не вылезал, а они… Можно подумать, никто не ворует.
   – Знакомая ситуация… – с сожалением ответил Денис.
   – Ну, ты не кисни. Мне тут предложили кое-что. Сам думаю. Ты новости смотришь?
   – Да, и что? – оживился Денис.
   – Есть реальный шанс подзаработать. Нужно в Киев поехать. Просто флагами помахать. Там кормят, поят. И еще не просто так – за свободу! – рассмеялся Витек.
   – На митинг? И сколько платят?
   – Хорошо платят. Ну что, ты со мной?
   – Так я не понял, что мы должны там делать?
   – Да какая разница? Что скажут, то и будем делать. Тезку моего вроде гнать надо. Хватит, наворовался. Пусть другие поворуют! – снова захохотал Витек.
   Денис задумался. Это был хороший способ решить все проблемы. Да и жена отстала бы от него с упреками. Его смущало одно: он не мог понять, не поступает ли плохо. Одно дело – за идеи, а другое… Но представив, что будет с ним и его семьей, если он не найдет деньги, Денис решил согласиться.
   – Ладно, – ответил он.
   – Ну и славно. С другом ведь веселей. Раздашь долги, жене шмоток накупишь, велосипед сыну. Кстати, как там Катька твоя? Самую красивую одесситочку отхватил. Что она в тебе нашла – непонятно.
   Это в самом начале отношений Денис не мог нарадоваться и сам удивлялся, почему Катя сказала ему да. Когда он еще работал с Витьком, а тот приходил к ним в гости, Денис замечал, каким завистливым и похотливым взглядом смотрит друг на его жену. Витек был настоящим красавцем. С Катей они даже были похожи: блондинистые, с правильными и породистыми чертами лица. Витек только разговаривал, как уличный мелкий торгаш, а выглядел не хуже голливудских актеров.
   – Таких женщин бриллиантами засыпать надо, – продолжал Витек. – Небось, даже цветка позволить себе не можешь?
   Дениса задела издевка друга, но Витек был прав. Он уже забыл, когда в последний раз радовал супругу хотя бы цветами. «Я получу денег, и у нас снова будет все как раньше. Не будет больше ссор. Сашке куплю игрушек. Чего он там хочет… Вот, я даже не знаю, о чем мечтает мой сын. Вот приеду из Киева и отведу его в детский магазин, скажу: „Выбирай все что хочешь, сынок!“ И Кате шубу куплю. Интересно, сколько там все-таки платят… Какая разница. Главное – вылезти из этого болота, а там все устаканится», – говорил себе Денис.
   – Могу, но ей ведь цветка мало. Ты сам сказал. Она у меня лучше всех, и я сделаю все, чтобы она улыбалась. Витек, а ты не мог бы все-таки одолжить мне немного, а я уже там отдам…
   – Если немного, то дам. Но учти, долги нужно возвращать. Я не люблю, когда меня опрокидывают…
   – Никто не любит… – ответил Денис. – Спасибо…
   Он был счастлив, что решил квартирный вопрос. Хотя бы на этот месяц. Дениса радовала перспектива получить еще денег. Именно получить, а не заработать, как все честные и трудолюбивые люди. Так уж он был устроен…
   Денис возвращался домой в хорошем настроении. Денег ему хватило даже на букет цветов для жены и вкусности для сына. У него появилась надежда на светлое и сытое будущее. Пусть даже временное, но все-таки. Он поднялся на свой этаж и увидел жену. Катя смотрела на него рассерженным взглядом. Казалось, что она готова его убить.
   – Какой же ты мерзавец! – сказала разъяренная жена.
   Ее слова были сказаны с такой ненавистью, словно они с Денисом были чужими людьми, которых не связывало ничего, кроме общей жилплощади, за которую каждый месяц нужно было платить.
   – Кать, давай в квартиру зайдем. Не здесь же скандалить. Я тебе все объясню…
   – А ты больше не войдешь в эту квартиру! – кричала она. – Мне звонил Аркадий. Где деньги, подонок лживый? Ты снова начал играть? Как ты можешь?! Как тебе не стыдно?! – не унималась она.
   Катя набросилась на мужа с кулаками. Она била его в грудь и истерично рыдала на весь подъезд. Это были крики отчаяния. Ей надоело жить в голоде, в постоянных долгах. Слышать, как плачет ее ребенок, которому она не могла предложить даже самых элементарных детских радостей. У нее кончилось терпение, и то, что муж не заплатил за квартиру, стало последней каплей. Денис стал успокаивать жену. Он обнял ее – так крепко, чтобы она поняла, что нужна ему, что он сделает все, чтобы защитить ее. Катя начала затихать.
   – Все, родная. Ну хватит. Успокойся, любимая… – говорил Денис, гладя ее волосы.
   Он достал из кармана деньги, взятые у друга взаймы, и протянул их жене вместе с цветами.
   – Откуда это? – удивилась Катя, посмотрев на мужа заплаканными глазами.
   – Неважно. Пойдем домой. Теперь все будет хорошо…
   Они вошли в квартиру. Сашенька подбежал к отцу, едва завидев, что тот держит в руках пакет.
   – Пап, а что ты нам принес? – спросил мальчик, потянувшись к нему.
   Денис достал шоколадные конфеты, которых очень давно не видел Сашенька, и сказал:
   – Теперь у тебя будет все, что ты захочешь, сынок. Я тебе обещаю.
   – Все-все? – переспросил Саша, глядя на отца пытливыми голубыми глазками. – Все. Вот чего ты хочешь?
   – Ну… – растерялся ребенок. – Машинку на пульте управления, планшет…
   – Планшет? Даже у нас с мамой его нет. Зачем он тебе?
   Когда Денис был маленьким, существовали только кубик Рубика и игра, в которой волк ловил яйца. Об этом дети того времени и мечтали.
   – У всех в садике есть. Тока у меня у одного нет… На нем можно играть, там разные игры интересные… – рассказывал Сашенька, ведя папу за руку.
   Денис задумался о том, как быстро взрослеет его сын. На следующий год Сашенька должен пойти в первый класс. Денису казалось, что только вчера он встречал Катю из роддома и плакал, впервые увидев маленькое трогательное создание. Денис боялся что-нибудь сломать ребенку, неловко взяв его на руки: таким крохотным он был.
   Утром семья Алексеевых пребывала в приподнятом настроении. После ссор наступают примирения, а вчерашнее перемирие пусть даже на время, но изменило вечно сварливую жену Дениса. За завтраком был настоящий пир. Сашенька довольно уплетал булку с шоколадным кремом. Катя не отвергала поцелуи мужа.
   – А откуда деньги на цветы, продукты? – вдруг спросила она. – Я же дала только на квартиру…
   – Мне предложили одно дело… Вот, дали аванс небольшой.
   – Что за работа? – поинтересовалась жена.
   – Я поеду на майдан, Катя, – с опаской ответил Денис.
   Взгляд Кати стал колючим, как проволока, ограждающая концлагерь.
   – Тебе делать нечего?
   – А что здесь плохого? Я привезу много денег…
   – Саша, иди в свою комнату, – приказала Катя.
   Сашенька послушно убежал к себе, прихватив мандарин.
   – Только не начинай. Все же было хорошо. Ну что опять? Ты хотела, чтобы я начал зарабатывать. Что тебе не нравится?
   – Зарабатывать, а не прохлаждаться на митингах! Тебе не стыдно вообще? Снова захотел легких денег?
   – Не таких уж и легких. Там холодно, если что…
   – А если тебя убьют? А если Янукович вас всех расстреляет?
   Денису было приятно, что Катя не отпускает его. «Волнуется. Значит, еще любит», – подумал он. Но не ехать было нельзя.
   – Да он же бесхребетный совсем. Главное, чтобы его не распяли прямо на майдане. Вышвырнем вора, и появится хоть какая-то надежда. Почему не совместить приятное с полезным? Там же одни коррупционеры.
   – Сказал инспектор, уволенный за взятку… – съязвила жена.
   Вдруг Кате стало плохо. Она выбежала в ванную. Ее тошнило. «Вроде ничего просроченного не покупал… – подумал Денис. – Интересно, все, кто вышел на майдан, стоят там за деньги? Это сколько же денег нужно, чтобы всем заплатить? Ведь их там немало… Скорее всего, одних покупают, а другие, накрученные пропагандой зомбоящика, подтягиваются потом. Может, Катька права, и мне не стоит ехать?» Размышления Дениса прервала жена, присевшая напротив. На ее лице была растерянность, а в руках она держала… «О, господи! – подумал Денис. – Это же тест на беременность…»
   – Что будем делать? – неуверенно спросила Катя.
   – Я не знаю…
   – Мы же мечтали о дочери… Но сейчас, наверное, не время, да?
   Денис не хотел, чтобы Катя делала аборт. Они давно думали о втором ребенке. Но сейчас действительно было не самое подходящее время для рождения еще одного малыша. Однако был шанс, что к его появлению на свет все изменится благодаря майдану, и в том, что нужно ехать в Киев, Денис уже не сомневался.
   – Вопросы сложные были?
   – Чего?
   – Ну, помнишь, как в том анекдоте про беременную блондинку, которая сделала тест? Подруга ее и спрашивает…
   – Денис, не смешно. Когда ты повзрослеешь?
   Денис едва сдержался, чтобы не пошутить и на эту тему.
   – Катя, я люблю тебя, Сашку и ту жизнь, которая уже в тебе. Я обещаю, что у нас все будет и мы больше ни в чем не будем нуждаться. Я люблю тебя! – уже с серьезным выражением лица сказал он, обняв жену.

Глава 8

   Родион лег в постель. Завтра нужно было идти на нелюбимую работу, которая только укрепляла сомнения беркутовца, касающиеся его предназначения в жизни. Он маялся в кровати и не мог заснуть. Родион понимал, что больше не хочет жить в унижении, что больше так продолжаться не может, но не знал, как именно поступить, как изменить свою жизнь к лучшему. Ему было сложно признаться самому себе в том, что он ни на что не способен.
   Для обычного человека подобные страдания были бы сущим пустяком, но не для Родиона. Он тяжело переживал из-за плохих отношений с отцом, однако больше его волновало то, что в почти тридцать лет он не понимает, зачем существует. Родион не мог найти себя в этой жизни. Ему казалось, что он лишний не только в этом доме. «А если бы Сергея не было?.. Может, отец любил бы меня больше?» – спрашивал себя беркутовец. Он не понимал, почему Долгов-старший так по-разному относится к своим сыновьям.
   Родион часто представлял, как Сергей не возвращается с очередного задания, а отец, осознав, что был несправедлив к младшему, а теперь и единственному, сыну, бросается в его объятия и просит прощения. Но он гнал от себя эти мысли, ведь Сергей, в отличие от отца, относился к нему хорошо, помогал и давал советы по работе, прикрывая, когда Родиону нужно было отмазаться от начальства. Сергей был старшим по званию. Он дослужился до старшего лейтенанта и получил возможность прикрыть непутевого брата. И все равно, несмотря на его доброту, Родион часто мечтал стать единственным сыном, ведь человеческие изъяны особенно заметны, если рядом есть кто-то лучше.
   «Она на меня даже не посмотрела», – продолжал размышлять беркутовец. Он уже и не надеялся, что Ксюша вернется к нему, но один мимолетный взгляд мог вдохновить его на поступок, на действия, которые сейчас были так необходимы. Оставлять все как есть было просто нельзя.
   Спустя несколько часов душевных терзаний Родион смог уснуть, но выспаться ему не удалось: приснился кошмар. Беркутовец вскочил с постели и быстро включил свет. Холод пробирал его до самых костей, хотя во сне его тело поглощал огонь. Он снова увидел то, что напоминало о том страшном дне. Во сне он, маленький мальчик, звал на помощь, но в ответ слышал только пронзительные мамины крики, приносившие боль, которая разрывала его душу даже спустя столько лет. «Если бы не я, она бы осталась жива…» – думал он. Родион часто вспоминал тот роковой день и винил себя в смерти матери. Он присел на кровать, опустив голову на колени и обхватив себя руками. Одинокого меланхолика охватила волна дрожи; он нуждался в заботе и тепле, как никогда. Страдания Родиона расчленяли его сердце на мелкие куски, но он сдерживал слезы, ведь настоящие мужчины не плачут.
   Это был обычный рабочий день, похожий на все предыдущие трудовые будни, которые изрядно надоели молодому милиционеру. Родиону нужно было разобраться с документами и сделать отчет. Он никогда не получал удовольствия от своей работы, но сегодня было особенно трудно. Вчерашние размышления привели его к полной апатии. Вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, Родион снова пытался писать стихи. Он мечтал, что тоже создаст стихотворение, которое увидит весь мир, но, как обычно, у него ничего не получалось. Уткнувшись в тетрадь, он рисовал дерево, тонкое, совсем без листьев. Родион обводил рисунок и пытался настроиться; хотел написать хотя бы строчку, но не мог сосредоточиться. Его творческие муки прервал хлопок по спине. Испугавшись, что это может быть начальник, беркутовец резко встал. К счастью, нарушившим его попытку создать шедевр оказался брат.
   – Что пишешь? – заглядывая в тетрадь, поинтересовался Сергей.
   – Пытаюсь на работу настроиться, но что-то никак… – признался Родион.
   – Можешь все это бросать, – уже с серьезным выражением лица ответил Сергей. – Нас посылают в Киев. Там все очень серьезно.
   – А я здесь при чем? – недоумевал Родион.
   – Ты тоже. Едут все без исключения. Говорю же, ситуация накалилась до такой степени, что может произойти все что угодно. Они требуют подкрепления.
   – Я не поеду, – решительно заявил Родион, отрицательно качая головой. – От меня не будет никакой пользы.
   – Поедешь!
   – Я не справлюсь. Сейчас же напишу рапорт об увольнении. Это не для меня, понимаешь? – ответил Родион. Руки молодого юриста дрожали, а голос выдавал его страх.
   – Сейчас тебя никто не отпустит. Это приказ, который не обсуждается, – сказал Сергей, метнув в брата холодный взгляд, унаследованный от отца. В его голосе звучала уверенность. – Скажи спасибо, что предупредил, у тебя хоть время будет собраться. Многие еще даже не подозревают, что беззаботная жизнь закончилась. Можешь идти домой, а завтра утром мы выезжаем. Выспись хорошенько. Там будет не до этого.
   «Почему я не могу быть таким смелым? Неужели он ничего не боится? – размышлял Родион, глядя вслед Сергею, который даже не дал ему возможности возразить. – Меня убьют в первый же день. Зачем им я, когда есть такие как он? Пусть он и едет, если хочет, – думал Родион, понимая и то, что отказаться просто невозможно, и то, что сопротивляться бессмысленно. – А может, это мой шанс? – спросил он себя. – Я докажу отцу, что не хуже Сереги. А вдруг я даже не доживу до того момента, когда отец захочет меня впервые в жизни похвалить? – Родион понимал, что нужно наконец научиться принимать серьезные решения самому, и отогнав все мрачные мысли, решил: – Я еду на Майдан, и я изменю свою жизнь. Отец еще пожалеет, что называл меня неудачником. Мне представилась прекрасная возможность проявить себя и заслужить доверие и уважение отца. Главное, чтобы не пожалел я сам…» – подумал беркутовец, тут же усомнившись в правильности своего выбора.

Глава 9

   Денису и Витьку выдали теплую одежду, накормили борщом. Звучали украинские песни. Публика на площади была самая разная: бродяги, ищущие бесплатной еды и ночлега, студенты в черных масках, некоторые – в медицинских. Денис поинтересовался, зачем они скрывают свои лица, и один из студентов сказал, что их за участие в митингах отчисляют из вузов. Здесь было сложнее, чем Денис себе представлял. Холодный ветер продувал его насквозь. Не помогали даже вещи, привезенные какими-то загадочными благотворителями. Флаги им так и не выдали – обещали подвезти на следующий день. Слишком много было желающих выглядеть патриотично. Денис смотрел на людей, которые встали в очередь у полевой кухни. «Почему они здесь? Их привела нужда или все же желание изменить страну?» – думал он.
   – Я пойду прогуляюсь, – сказал Денис своему коллеге.
   Новоиспеченный «революционер» бродил по грязной и переполненной мусором площади, которая была пропитана запахом мочи и любовью к бесплатному пайку. Он подошел к кукле президента, облаченной в форму заключенного. Денис смотрел на символ нечистой на руку власти и даже на некоторое время забыл о холоде. «А чем я лучше его? – спрашивал себя Денис. – У нас с ним много общего. Я тоже не ради людей здесь стою. Почему это площадь называется площадью Независимости, когда здесь одни ведомые лицемеры?» Денис решил поспрашивать людей, зачем они здесь. Все наотрез отказывались признавать, что стоят не за призрачные идеи, а за реальные бумажки, которые можно пощупать, на которые можно что-то купить. «Неужели здесь платят только мне и Витьку? – изумлялся Денис. – Вряд ли. Значит, научились врать. А как убедительно!» На майдане стояло множество палаток. Около каждой из них был плакат, указывавший, из какого города приехали люди. Дениса с Витьком почему-то определили в палатку «Киев». Денис услышал гимн – это означало, что сейчас будет говорить кто-то из оппозиционеров. Сначала на сцену вышел депутат Ляшко. Он отпустил со сцены несколько шуток в адрес действующего президента, чем здорово повеселил благодарную публику. Его проводили восторженными криками. Затем со сцены вещал заслуженный боксер, который говорил бессвязные фразы, и народ заскучал. «Политик из него никакой», – подумал Денис. Единственная фраза спортсмена, которую толпа встретила овациями: «Слава Украине!» В ответ майдановцы дружно прокричали: «Героям слава!» Денис тоже скандировал лозунги, которым его научил школьный друг. Ему даже понравилось быть частью чего-то большого… Он думал, что это гораздо полезней, чем делать те же букмекерские ставки.

Глава 10

   – Меня тошнит, я больше не могу здесь… Я тоже домой хочу, – пробубнил Родион, услышав, как один из беркутовцев, который почти все время ожидания говорил по телефону с мамой, повторял одно и то же: «Мама, я не могу, я хочу домой». За груду мышц и стальное лицо с каменной челюстью друзья называли этого милиционера Арни. Он действительно был похож на главного героя голливудского боевика, в одиночку спасающего весь мир, но по части трусости переплюнул даже Родиона. Хоть это было и не первое его серьезное задание, он боялся и делился своими страхами с матерью. Арни скулил, как только что родившийся щенок, нуждающейся в маминой заботе. Своим нытьем он раздражал остальных, нагнетая и без того тяжелую обстановку. Родион скрючился, как старуха. От страха и волнения у него прихватило живот. Бойцы крымского «Беркута» пока не участвовали в зачистке Майдана. Их отряд находился в резерве и должен был ждать приказа, на случай если ситуация обострится. Пока на площади было тихо. Оппозиция и законная власть заключили очередное перемирие. Правда, не все радикально настроенные демонстранты слушали своих предводителей, многие продолжали кидать камнями в сотрудников милиции. Родион молился, чтобы их не вызвали на Майдан.
   – Не ной, – сухо ответил Сергей.
   Смелость Сергея, унаследованная от отца, не позволяла ему жаловаться. Его тоже воспитывали в строгости, но не так сурово, ведь старший сын уже с детства проявлял отвагу и решимость быть похожим на отца. Родион поднял голову и взглянул на брата. Сергей смотрел сквозь разбитое окно.
   Два дня назад радикалы атаковали автобус, когда в нем находились ребята из другого отряда. Многие погибли. Остальные получили тяжелые увечья. Молодые парни стали инвалидами только потому, что им не разрешили применять оружие. Их вызвали для поддержания порядка, но никто даже представить не мог, что народ на площади не столь мирный, каким представляли его средства массовой информации. На экранах телевизоров ущемленные честные люди жаждали свободы и мечтали о лучшей жизни. На их искренних лицах светилась надежда, они манили других, таких же романтиков, верящих, что только от них зависит судьба страны. Но это было только на экранах… В реальности, даже если они и существовали, таких было подавляющее меньшинство.
   Родион смотрел на Сергея с восхищением. Он хотел обладать такой же выдержкой и непоколебимостью. Теперь беркутовец видел старшего брата совсем по-иному. Он мечтал перенять его самые лучшие качества и уже не злился от того, что пока это ему не удавалось.
   – Неужели ты и умереть не боишься? – полюбопытствовал Родион.
   Сергей взглянул на Родиона и вспомнил, как защищал его от одноклассников, которые били его только потому, что он был другим. Младший брат с детства был утонченным, вежливым, учился лучше всех. В его характеристике было написано: «Родион Долгов умен, скромен и необщителен». Он совсем не изменился, и Сергей видел в нем того же заплаканного, но вежливого мальчика, который нуждается в его защите. На лице Сергея показалась мягкая улыбка. Он смотрел на младшего брата, но его мысли были где-то в другом месте.
   – Почему не боюсь? Боюсь. Но я готов отдать жизнь за свою Родину.
   Сергей, в отличие от Родиона, был копией своего отца. Родион же думал совсем иначе. Он даже не понимал значение слова «Родина». Да, он родился в Крыму еще при СССР, но не мог понять, как называть свою Родину: СССР, Украина или Россия? По-украински он никогда не говорил. Ему приходилось работать с документами, которые были написаны на государственном языке, но украинцем он себя никогда не считал.
   – А за какую Родину? За Украину? – спросил Родион, потому что устал от обилия вопросов, оставшихся без ответа. Между братьями никогда не было такого откровенного разговора, но страх смерти будто вдохновлял юношу на то, чтобы задуматься о жизни, разобраться в ее смысле и, если повезет, изменить ее к лучшему.
   – Мне все равно, как называют страну, в которой я родился. Главное – я создан не для того, чтобы просто есть, спать и развлекаться. Люди не осознают, что размениваются на глупости, даже не пытаясь понять свое предназначение. Я хочу быть полезным своей стране и людям. Если мне придется умереть, чтобы доказать свою преданность и самоотверженность, я пойду на это. Ксюшу жаль, она любит меня… Если я вернусь, сделаю ей предложение.
   Слова брата могли показаться пафосными и показными всем, кто не знал его лично. Родион верил им, но испытывал сожаление, потому что сам не был на такое способен. Да, он не был удовлетворен своей жизнью, но также не был готов и погибать. «Это ведь бессмысленно, – думал он. – Зачем совершать подвиги, которые никто никогда не оценит? Хотя такие как мой брат совершают их не для того, чтобы прославиться. А может, он лукавит? Заигрался в хорошего сына, гордость отца? Привык потакать ему, вжился в роль? Я снова завидую… Я не верю в его бескорыстную беззаветность. Наверное, потому, что у меня таких качеств нет, к сожалению… Я не могу заставить себя любить так называемую Родину, говорить такие громкие слова. Этому ведь нельзя научиться. Или можно?»
   – Зацените куплет, пацаны, – встрял Кирилл, который не тратил время зря, сочиняя тексты для своих песен. Двадцатидвухлетний рэпер расстегнул куртку и, жестикулируя руками, принялся читать текст:

     Нас предают, нам не дают дышать,
     Но мы не можем ничего сказать
     В ответ ублюдкам, что рушат мир,
     А у людей нет даже на кефир.

   Долговы переглянулись.
   – Ну как, круто, да? Что молчите? – спросил рэпер со свойственной только ему манерой говорить. Он пытался создать имидж западного исполнителя агрессивных текстов и потому с его произношением такие слова, как «кефир», производили комический эффект.
   – Ну, так… – выдавил из себя Сергей, усмехнувшись.
   – Хочешь сказать, что у тебя лучше? – оскорбился рэпер, дернув себя за серьгу. Этим жестом всегда сопровождалось волнение юного исполнителя. В его глазах читалось: «Чего я только не видел в этой паскудной жизни, и теперь расскажу вам, как не стать жертвой системы».
   – Я бы написал по-другому. Кстати о кефире: твоя очередь идти за едой, – многозначительно улыбнулся Сергей.
   – Я не понял, ты что ржешь? – возмутился Кирилл. Объемная форма спецназовца придавала щуплому певцу мужественности и прятала татуировки, которыми его тело было покрыто вплоть до шеи.
   – Успокойся! Научись нормально воспринимать критику. Взъерепенился тут. Дуй за продуктами, – отчеканил Сергей.
   Родиону стало жаль Кирилла. «Можно было и тактичней», – подумал он. Вежливости Родиону было не занимать. В детстве, когда он учился в третьем классе, это сыграло с ним дурную шутку. Он хотел выйти по нужде, но историк так увлекся, начав рассказывать о Великой Отечественной войне. Родион не хотел перебивать учителя и терпел, однако не сдержался и описался прямо в классе. Уже прозвенел звонок на следующий урок, а он все не вставал с места. Однако его все же разоблачили: одноклассник, сидевший с ним за одной партой, почуял запах и, увидев лужу, сдал его со всеми потрохами. Родиона потом долго дразнили сыкуном, а он даже не пытался объяснить, что причиной его недержания стала вежливость.
   – Да ты тоже не Пушкин, – огрызнулся Кирилл и ушел за едой.
   – Дай мне свои стихи, пожалуйста, – вдруг попросил Родион. Навыки поэтического мастерства он еще надеялся перенять у брата. Хотя бы это…
   – Вернемся – дам, – обнадежил старший брат и снова отвернулся к окну.
   Казалось, что из всех присутствующих на своем месте был только Сергей. Все остальные так называемые бойцы были лишними. Чтобы сделать в жизни правильный выбор, нужны мудрость и сила, но свернуть с ложного пути еще сложнее.
   Надежды Родиона отсидеться в автобусе не оправдались: их вызвали на площадь. Родион видел, как уносят на носилках его обгоревших коллег. Активисты не жалели «коктейлей Молотова», которые производили тут же на месте. Их делали молодые женщины, говорящие на украинском языке. Будущие или уже матери? Существа, которые по всем законам природы должны давать жизнь, помогали тем, кто без всяких сожалений ее отнимал. Им внушили, что они творят благое дело, что благодаря их жестоким действиям можно создать светлое будущее. Они верили в это. Родион смотрел на этих девушек и уже было разочаровался в прекрасном поле раз и навсегда, как вдруг увидел красивую невысокую шатенку, берущую интервью у одного из демонстрантов. Она была одета очень блекло, ее наряд мало походил на женский, однако эту красоту и грацию невозможно было испортить. Родион замер, глядя в ее огромные выразительные глаза. Он ждал и боялся, что она посмотрит в его сторону. Журналистка взглянула на бойца, но ее взор был полон отвращения. С пренебрежением осмотрев Родиона и Сергея, девушка отвернулась.
   – Понравилась? – спросил Сергей, улыбнувшись. – Даже не мечтай. Посмотри, с какого она канала. Там нас не любят. Нас везде теперь не любят. Перекрутили все, сделали из нас монстров, которые калечат детей и убивают беременных женщин, а наших обгоревших и с огнестрелами даже не показывают. Она одна из тех, кто за зарплату льет ложь. Симпатичная, но что-то противно как-то… Такие люди напрочь лишены человеческих достоинств.
   – Откуда ты знаешь? Может, она не такая… – замялся Родион.
   – Хочешь проверить? Пошли.
   – Куда? К ней? Нет, я не пойду. Ты видел, как он на нас посмотрела?
   Он очень хотел познакомиться с этой красавицей, но растерялся. Ему хотелось оправдать ее перед братом, доказать, что она другая. Он надеялся, что Сергей ошибается и она не одна из тех, кто дезинформирует телезрителей, очерняя «Беркут», но подойти к девушке не решался. Сергей не стал дожидаться согласия брата и потащил его за собой. Они подошли к журналистке, которая уже произносила последнюю речь:
   – Число пострадавших от рук жестоких силовиков только увеличивается. Лишь за последние сутки погибло более двадцати человек. Около ста находится в тяжелом состоянии. Кто защитит мирных борцов за справедливость, когда собственные стражи порядка убивают соотечественников только потому, что их позиция отличается от диктуемой коррумпированной властью?
   – Я же говорил, – усмехнулся Сергей. – Пошли отсюда.
   Он уже собрался уходить, но Родион неожиданно для себя заговорил:
   – Девушка, а откуда у вас такие сведения? Вы видели, как наши ребята убивают ни в чем не повинных демонстрантов?
   Журналистка посмотрела на Родиона большими ярко-изумрудными глазами:
   – Не лезь, мальчик, – ответила она с презрительной ухмылкой.
   – Девочка, а тебе хорошо спится? – вмешался Сергей.
   – Чего?
   – Совесть не мучает? Ты народ обманываешь. Тебе ведь верят, дура, а потом идут, чтобы умереть непонятно за что.
   – Это вам должно быть стыдно. Убиваете ведь вы, а не я, – отрезала журналистка, глядя своему оппоненту прямо в глаза.
   Вопреки всей злости, направленной на Долговых, девушка понравилась Родиону. Смелая, дерзкая, она манила его к себе. Журналистка уже хотела уйти, но Сергей схватил ее за руку:
   – Слышишь, ты, сучка продажная, мы защищаем этих людей. Защищаем, ясно тебе?
   – Дима, включи камеру. По-моему, есть хороший материал. Блюстители закона показывают свое истинное лицо, – ничем не выдав испуга, сказала журналистка, обратившись к плотному и низкорослому оператору с глупым лицом.
   Сергей отпустил девушку и рассмеялся, хотя повода не наблюдалось:
   – Красивая ты, но без мозгов, – выпалил он.
   От его улыбки не осталось и следа, лицо превратилось в мрачную гримасу. Братья ушли. Журналистка еще поехидничала вслед беркутовцам, а Родион, чьи попытки реабилитировать беспринципную красотку оказались тщетными, снова обернулся, наградив ее взглядом своих больших пытливых глаз и искренней, чистой улыбкой. В ответ влюбленный милиционер получил лишь уничижительное равнодушие.

Глава 11

   Отсняв хороший, по ее мнению, материал, Надя возвращалась с Майдана. Это была ее первая серьезная работа. Она находилась под впечатлением от людей и была счастлива оттого, что на ее Родине народ не отсиживается в своих теплых домах, принимая криминальную власть. В морозном воздухе пахло свободой. Девушка улыбалась прохожим, а совершенно незнакомые люди отвечали ей взаимностью. Журналистка услышала гимн, и по ее телу пробежала дрожь. Она еще раз повернулась в сторону площади Независимости. «Как я горжусь вами», – подумала она, глядя на толпу борцов за свободу и счастливое будущее. После проделанной работы Надя решила перекусить и зашла в ближайший ресторанчик украинской кухни под названием «Кобзарь». В честь известного поэта Тараса Шевченко были названы улицы, проспекты, учебные заведения и кафе. Девушка тоже хотела такого признания. Для своих лет она добилась многого, но этого ей было недостаточно. Журналистка хотела прославиться на весь мир.
   В ресторане, украшенном деталями украинского быта, было уютно и тепло. В переполненном заведении оставался всего один свободный столик. Это вчера все с самого утра было не так. После поездки с водителем, пренебрегающим средствами гигиены, недовольная пассажирка позвонила в службу такси и, не скупясь в выражениях, высказала свое возмущение диспетчеру. Сегодняшний же день удался на славу, и ей определенно сопутствовала удача. Единственным неприятным моментом было общение с бойцами «Беркута». Надя присела за стол и заказала себе шоколадный десерт и чай с жасмином. Ей оставалось только просмотреть и обработать материал, а потом выложить его в Интернете. Перед тем как попытать счастья и узнать, будет ли она ведущей ток-шоу, Надя хотела насладиться лакомством, которое явно заслужила.
   «Какие искренние эти люди, – подумала она, просматривая видео, сделанное на Майдане: трогательная бабушка, которая принесла протестующим пирожки. – Пенсионерам в нашей стране и так есть нечего. Может, она приготовила их из последних продуктов…» – размышляла Надя. Журналистку так растрогала речь пожилой украинки, что на ее глазах показались слезы. Ей была не свойственна ранимость, но она поняла, что если это видео растрогало ее, прагматичную и даже циничную, то миллионы просмотров ей обеспечены. Девушка уже заканчивала обедать, когда позвонила ее мать, живущая со своим новым мужем в Энергодаре.
   – Здравствуй, доченька, – мягким голосом сказала она.
   – Привет, мам. Что-то срочное? Просто я занята очень… – солгала Надя.
   Ей просто не хотелось говорить с матерью, которая смотрела только российские каналы. Их мнения о Майдане очень отличались, и это нервировало девушку. Она считала, что мама совсем не разбирается в политике, зомбированная лживыми новостями из соседней страны. Надя не желала принимать другую точку зрения, и ей было все равно, что ее выражает родная мать.
   – Хотела спросить, как ты там? Я увидела, что у вас бандеровцы. Ты там осторожней, хорошо? Спроси дедушку о фашистах, он тебе расскажет, как они его пытали. Это же звери… Ой, как я переживаю, ты бы знала. Сердце болит… Вчера Вася принес корвалол, вроде помогает на некоторое время…
   – Начинается! – занервничала Надя. – Ты опять новостей путинских насмотрелась?! Я же говорила, смотри только наши каналы, не верь российскому телевидению. Нет никаких фашистов, есть люди, которые устали от воров. Они вышли на Майдан, чтобы отстоять свое право на лучшую жизнь, пока вы там отсиживаетесь.
   – Не знаю, доченька… Показали каких-то в масках, которые избивали милиционера. Мне было так его жаль, бедный мальчик. А у него ведь тоже есть мать, переживает, наверное, плачет… Вот кто они, если не фашисты? Разве можно так над людьми издеваться?
   – Мама, если ты еще раз скажешь мне о фашистах, бедных мальчиках или еще чем-либо в этом духе, я больше никогда не возьму трубку. Достала! Хочешь лишиться дочери?! – прорычала девушка в ярости.
   – Наденька, что ты такое говоришь?! Я люблю тебя!
   – Тогда верь только мне! Все, мам, я занята.
   Надя бросила трубку, даже не дожидаясь, пока мать с ней попрощается. Вдобавок ко всему, она снова вспомнила двух милиционеров, которые подошли к ней днем, и ощущение счастья, надежды и удовлетворения от сделанной работы сменилось злостью.
   Журналистка вернулась домой расстроенная. Дедушка смотрел телевизор.
   – Деда, я дома, – крикнула Надя и пошла в свою комнату.
   Она сразу включила компьютер и опубликовала на всех своих страницах в социальных сетях видео с Майдана. Надя считала каждую отметку «мне нравится». Кроме того, что от этого зависело, сделают ли ее ведущей, она хотела славы. Девушка обновляла страницы каждую секунду, чтобы не пропустить ни одного нового просмотра, подписчика или одобрительного комментария, однако за несколько часов не набралось даже пятидесяти просмотров. Надя со злостью закрыла ноутбук и пошла посмотреть, как там ее дедушка. Он по-прежнему смотрел телевизор на максимальной громкости и даже не заметил, как в соседнее кресло присела его внучка.
   – Как ты, дедуль? – грустным голосом поинтересовалась Надя. Все ее мысли были заняты только одним: ей хотелось прославиться и утереть нос своему продюсеру.
   – А, что?! Надя, ты пришла, – растерялся ветеран.
   Девушка выключила телевизор. У нее раскалывалась голова.
   – Что интересного? – спросила она, хотя его комментарии относительно народного восстания волновали ее меньше всего.
   – Воюют… Зачем?.. Столько жизней уносит война…
   – Деда, ну где ты там войну увидел?
   «Сейчас начнется, – подумала Надя. – Опять расплачется. И зачем я спросила…»
   – Мама твоя звонила. Плачет, говорит, обидела ты ее. Зачем ты так с матерью?
   – Только не вмешивайся.
   – Мне восемнадцать было, когда на фронт отправили. Мама провожала, плакала… Было у меня предчувствие, что больше мы не увидимся никогда. Так и случилось… Когда нас немцы окружили, я уже думал: все, помру. Но не застрелили… Мы с другом моим фронтовым сбежали. А в следующем бою его и положили. Меня тоже ранило осколком снаряда… – ветеран тяжело вздохнул.
   Надя слышала эту историю сотни раз. Она никогда не вникала в рассказы дедушки, которые ей изрядно надоели. Александр Иванович пережил ранение. Ему было почти девяносто, но он никогда не жаловался. Только воспоминания о войне вызывали у героя Великой Отечественной боль и слезы, которым Надя уже не придавала значения.
   – Подумали, что я того, закопать вместе со всеми хотели, а я очнулся… Молодой был, смелый. Хотел и дальше воевать, но не пустили больше. С фронта пришел – а мать с сестрой расстреляли… – по морщинистому лицу героя текли слезы.
   – Ну сколько можно? Все время одно и то же. Зэка этого уберут подальше и разойдутся.
   – Не за это мои боевые товарищи жизнь положили. Не ценят люди простого счастья. Тогда все мечтали только об одном: чтобы войны не было, – продолжал ветеран. – Позвони маме, попроси прощения. Нельзя так с ней…
   Надя не хотела говорить с матерью, придерживающейся других взглядов, да и дедушка надоел. Каждый день девушке приходилось слушать истории о войне, к которой она относилась без патриотизма. Для нее Великая Отечественная была нападением одного тирана на другого. 9 мая журналистка праздником не считала и мирного неба над головой, по всей видимости, тоже не ценила.

Глава 12

   Частный самолет одного из самых влиятельных людей страны стремительно набирал высоту. Несмотря на частые перелеты, Ярослав Бенякровский все равно испытывал страх. Он вцепился своими толстыми короткими пальцами в кожаные подлокотники кресла. Таким испуганным его никто никогда не видел. Если только мама в детстве, когда нужно было идти в школу, где его постоянно избивали мальчишки – лишь потому, что он еврей. У него вспотели ладони, сердце застучало с бешеной скоростью, а маленькие свиные глазки трусливо забегали. Когда авиалайнер выровнял движение, миллиардер немного успокоился. Перелеты были для него необходимостью, и с аэрофобией нужно было как-то справляться. Кроме боязни летать, у Бенякровского был еще один страх: больше всего на свете он боялся потерять любимую и единственную дочь, которой недавно исполнилось двадцать лет. Подумав о ней, владелец заводов, газет и пароходов окончательно расслабился. Все, что он делал, было посвящено ей. Только вот Ева не ценила стараний отца. Она знала, как он сколотил свое состояние, и деньги, заработанные нечестным путем, ее не привлекали. Да и вообще, девушку, которую сложно было назвать представительницей золотой молодежи, очень мало интересовали материальные ценности.
   – Что-нибудь желаете? – услужливо спросила стюардесса с улыбкой кинодивы.
   – Позову, когда понадобишься, – буркнул в ответ Бенякровский, даже не посмотрев в ее сторону.
   Бортпроводница послушно ушла. Искушенного миллиардера было сложно удивить красотой: он мог позволить себе любую «звезду». Еще ни одна женщина, даже, на первый взгляд, самая приличная, не отказывала богачу, поэтому к прекрасному полу он потерял всякий интерес. Олигарх решил немного поспать. Но только он закрыл глаза, как зазвонил телефон.
   – Привет, Ярик.
   Так называть Бенякровского мог только один человек – его единственный школьный друг Полищук, ныне депутат, который защищал его от сверстников. Вернее, пытался. Ведь он тоже был изгоем – это их и сплотило. Бенякровский помнил об этом, и именно благодаря ему Полищук стал серьезным политиком.
   – Приветствую, дорогой.
   – Звоню сказать, что все по плану. Люди стоят…
   – Я видел. Только толку от этого мало. Мне нужно, чтобы быдломасса возненавидела Януковича и перешла к более решительным действиям. Сделай что-нибудь.
   – В смысле?
   – Я думал, ты умнее. Кровь нужна. Организуй там трупы патриотов, но чтобы было очевидно, чтó за ними стоит… Ты меня понимаешь.
   – Может, как-то по-другому? Стремно что-то… – растерянно произнес собеседник.
   – С каких пор ты такой пугливый, Антоша? – рассмеялся Бенякровский, который ради достижения своих целей не брезговал никакими средствами. Его девизом было: «Только мертвый не создает проблем».
   – Но мы так не договаривались… – голос Полищука дрожал от волнения.
   – Это не обсуждается. Делай и не зли меня! – прокричал Бенякровский. – Или ты хочешь вернуться туда, где я тебя подобрал?!
   Завсегдатай списка самых состоятельных людей по версии Forbes ненавидел, когда ему кто-нибудь перечил. Даже если это был тот, кто делил с ним детские обиды.
   – Я понял.
   Другого ответа Бенякровский и не ожидал.

Глава 13

   Февральская ночь была бы холодной, если бы не горящие шины, запах которых проникал даже сквозь маски. Родион нервничал. Перед операцией брат подбадривал его и обещал, что скоро все это закончится. Беркутовец огляделся вокруг. Его поразила массовая ненависть, пропитавшая площадь. Казалось, что на Майдане собрались хорошие актеры либо оборотни, которые с наступлением темноты превращаются в сущее зло. Наверное, Сергей был прав. Это они перед журналистами такие честные и мирные, а ночью демонстрируют свою истинную сущность. Активисты периодически что-то выкрикивали и снова бросали в милицию брусчатку и «коктейли Молотова». Родион спрятался за ограду из бетонных блоков, которую соорудили еще днем, и присел на землю. Ему хотелось плакать от отчаяния, но всякий раз, когда это желание подступало, он вспоминал фразу отца: «Враг не должен видеть твоих слез». Тогда он считал своим врагом отца, однако теперь по сравнению со злобными радикалами его наказания и окрики казались Родиону безобидными.
   Тревога и страх сменились надеждой, когда он вспомнил о девушке, которую видел днем. Ему хотелось узнать, кто она, почему придерживается таких взглядов. Беркутовец не верил, что журналистка делает это за деньги. «А может, она действительно права, и среди наших есть не менее жестокие люди, которые убивают, не моргнув глазом? – спрашивал себя Родион. – Даже если это так, я докажу, что не все такие. Я покажу, что такое честь, и она снимет обо мне репортаж. Его увидит отец, его посмотрит весь мир. Нет, мне далеко до брата. Я все равно думаю о признании, а значит, не делаю ничего бескорыстно. Но я ведь не виноват, что мне в голову лезет всякая нечисть. Тогда можно оправдать всех, кто по разным причинам совершает здесь плохие поступки? Нет. Я лучше их. Просто так, бескорыстно я буду выполнять свой долг. Я смогу».
   Вдохновленный Родион высунулся из-за стены. Он услышал ненавистные крики демонстрантов, которых даже не было видно из-за огня и дыма, заполонившего почти всю площадь. Из этой гущи летели агрессивные речевки, камни и «коктейли Молотова». Родион не мог сориентироваться, ведь, думая о девушке, в которую влюбился с первого взгляда, даже несмотря на разность убеждений, он не слышал всего этого. Он будто очутился в другом мире, там, где нет этих криков, массовых столкновений, вражды, крови и ненасытного огня, пожирающего всех без исключения, независимо от политических взглядов. Он искал Сергея, однако не видел его в клубах дыма. «А может, его…» – подумал Родион, но тут же отогнал от себя плохие мысли.
   Где-то рядом лежали убитые парни. Еще вчера они писали песни, обещали родным, что вернутся и обнимут своих матерей, любимых. Еще вчера они мечтали и любили. Сегодня они бы предпочли не умирать, но судьба не щадит никого. Родион увидел на земле двадцатидвухлетнего Кирилла, узнавшего накануне о том, что его девушка ждет ребенка. Он радовался и плакал, хотя сам еще был юным и неопытным. Он так и не увидит рождения на свет своего сына. Он хотел сына. Кирилл обещал, что его сын будет служить в «Беркуте». Над ним смеялись и спрашивали, а что будет, если родится дочь. Кирилл тогда растерялся, но потом ответил, что все равно будет любить ее.
   И вдруг Родион почувствовал острую боль в затылке: в него бросили камнем. Он прикоснулся к голове и почувствовал что-то влажное и липкое. Его руки оказались в вязкой ярко-алой жидкости. Он посмотрел на них, и его чуть не стошнило. Из дымовой завесы появился брат, словно почувствовал, что Родиону нужна его помощь. Форма Сергея местами обгорела.
   – Ты в порядке? – запыхавшись, спросил он и обнял младшего брата за плечи, чего раньше никогда не делал. Сергей заботился о нем, но в последние дни дал ему столько тепла, сколько Родион не видел за всю свою жизнь. Наконец он стал нужным…
   – Пустяки, – соврал Родион.
   – Они посходили с ума, там одно зверье. Нам не дают оружия. Мне отказали, понимаешь? У нас был такой шанс! Мы подошли очень близко, но тут дали отбой. Это просто политика. Только такие наивные идеалисты, как я, верят, что от нас хоть что-то зависит.
   Родион не верил своим ушам: Сергей разуверился в том, что считал правдой с самого детства. Отец внушал сыновьям, что они выполняют свой долг, совершают благородное дело и действуют, как настоящие мужчины. Это было правдой, но только отчасти. Да, они честно служили во имя идеалов и Родины, а ради кого? Ради продажной власти, которая предала их в самый тяжелый момент? Ради народа, который обнажил свои зубы? Ради страны, которой больше нет? Ведь там, где жизнь человека не стоит даже ломаного гроша, не может быть государства. «Украины больше нет», – подумал Родион. Он и раньше не считал себя украинцем, но сегодня осознал, что страна, которую можно было назвать своей Родиной, в которой вырос, в которой впервые полюбил, растворилась в огне.
   – Тебя надо отвезти в больницу. Смотри, кровь просто хлещет, – сказал Сергей, прикоснувшись к ране Родиона.
   Неожиданно из-за угла в тыл разрозненных и растерянных беркутовцев выскочили радикалы с битами и арматурой. Настроены они были решительно. Предводитель что-то крикнул и указал на Сергея. Тот тоже заметил опасность и смачно выругался. Возглавляли толпу пятеро радикалов в масках-балаклавах и с эмблемами «Правого сектора», нарисованными желтой краской прямо на засаленных рукавах их камуфляжных курток. Выкрикивая какие-то угрозы, люди быстро приближались. За спинами первой шеренги замаячили факельщики с «коктейлями Молотова». Беркутовцы растерянно переглянулись: навскидку агрессивных демонстрантов было раз в пять больше. Метрах в ста от редкой милицейской шеренги толпа на некоторое время остановилась, и в безоружный спецназ полетели камни и бутылки с зажигательной смесью; один булыжник с грохотом ударился о железный щит Сергея. Тот громко выругался и повернулся к Родиону:
   – Назад!
   Родион посмотрел на брата, закрывающегося ненадежным щитом, и подумал, что всему виной было отсутствие у них оружия: они не могли дать отпор, и демонстранты с каждой минутой становились всё агрессивнее.
   Толпа, возглавляемая радикалами, сначала медленно, а потом все быстрее устремилась в их сторону. Нападавшие были вооружены битами, у некоторых имелись металлические цепи. Избежать столкновения было уже невозможно. Родион растерянно пятился назад, вид надвигающейся толпы, ощетинившейся дубинками, полностью деморализовал молодого беркутовца и его товарищей. Между шеренгой, в которой стоял Родион, и толпой было уже метров десять, когда кто-то из ребят милицейского отделения не выдержал и побежал назад. Родион тоже сделал шаг назад, но страх показаться трусом в глазах брата все же пересилил, и он остался на месте. Словно стая озлобленных спортивных фанатов, толпа крушила все на своем пути.
   «Они пришли, чтобы убивать», – пронеслось в голове Родиона, и он увидел, как сразу несколько дубинок обрушились на Сергея. Однако руководитель отделения не растерялся, его дубинка замелькала в воздухе, нанося ответные удары. Опыт спецподготовки дал о себе знать. Быстро отбив первый натиск особо агрессивных радикалов, дюжина беркутовцев, размахивая дубинками, сначала остановила, а затем и начала теснить демонстрантов назад. У нескольких из ребят были разбиты каски и видны на лице следы крови, но и один из «правосеков» валялся на мостовой. Между тем толпа не сдавалась и напирала: все же их было значительно больше, и это придавало им уверенности.
   Неожиданно к Родиону, размахивая цепью, подскочил подросток, но тут же получил сзади дубинкой по голове от Сергея и, схватившись за ушибленное, отпрянул в толпу. Кто-то схватил Родиона за рукав, несколько человек навалились на него сзади, пытаясь повалить на землю, еще один демонстрант достаточно чувствительно боднул его головой в живот. Все перемешалось. Беркутовец почувствовал вкус крови на губах, и это, как ни странно, придало ему уверенности в рукопашной схватке. Отбросив двух нападавших, он стал пробиваться к брату. Неожиданно один из радикалов неестественно дернулся и упал как подкошенный, еще один уронил биту и тоже упал, схватившись за ногу. Кто-то стрелял по толпе, но выстрелов слышно не было. Через секунду на землю свалился еще один из демонстрантов. В этот момент один из демонстрантов свалился на землю. «Подкрепление, – подумал Родион. – Но у наших ведь нет оружия…» Активисты скрылись так же внезапно, как и появились.
   – Я боюсь! – признался Родион.
   – Мы не можем уйти, у нас приказ.
   – Какой приказ?! Нас сейчас убьют.
   – Не… – начал Сергей, но его слова прервал выстрел сзади. Сергей остался без бронежилета: пришлось скинуть, когда демонстранты бросили в него зажигательную смесь. Он на секунду замер, потом упал на колени:
   – Прости меня, – шепнул он. – Я… – брат еще дышал, но ему было невыносимо больно произносить каждое слово.
   – Нет, нет, нет! – кричал Родион. – Серега! Серега! Кто-нибудь, врача! Позовите врача! Нужна помощь! Спасите!
   Но никто не откликался. Бойцы, пришедшие на помощь, сами боролись за свою жизнь; еще один сослуживец Долговых упал с простреленной головой. Беркутовцам так и не позволили применить оружие, но и их, и активистов Майдана жестоко расстреливали неизвестные. Кто мог это делать? Если парни из «Беркута», то зачем им стрелять в своих? Демонстранты? Тогда почему жертвы есть и среди майдановцев? Смерть неразборчива, ей все равно, по какую сторону баррикад и за какие убеждения воюют люди. Родион склонился над лежащим и еще дышащим братом, который учил его ездить на велосипеде, защищал от избиений сверстников и помогал во всем.
   – Стихи… – прошептал Сергей.
   – Что? Молчи, сейчас за нами придут. Ты будешь жить, я верю. Прости меня… Я думал, ты выскочка. Я даже завидовал тебе. Прости, Серега. Это в меня должна была попасть пуля, это я должен лежать на твоем месте, это из-за меня. Прости…
   – В верхнем кармане блокнот, – с трудом проговорил Сергей. – Возьми… Прости, что не дал тебе его раньше… – это было последнее, что успел сказать боец «Беркута».
   «Они пожалеют об этом! Я убью этих тварей!» – сквозь стиснутые зубы прошипел Родион. Он был зол на всех вокруг: и на тех, кто стоял на Майдане, и на власть, не позволившую бойцам защищаться. За что погибли люди? В последние минуты жизни старший брат Родиона задался этим вопросом, но так и не успел узнать правду.

Глава 14

   Ночью Денис грелся в палатке. Остальные «киевляне» играли в карты. В палатку зашел Витек. Он поставил на землю коробку с пустыми бутылками, вышел и через несколько минут принес канистры с бензином и емкости с машинным маслом.
   – Что расселись? За работу! – приказал он.
   Витек был у них старшим. Майдановцы неохотно бросили карты и, ни о чем не спрашивая, стали смешивать ингредиенты, наливая все в бутылки из-под пива.
   – Что это? – поинтересовался Денис.
   – Коктейли Молотова. Первый раз видишь, что ли? Заливаешь в бутылку бензин, масло. Только масло лей не доверху. Закрываешь крышкой, взбалтываешь.
   Витек говорил и тут же делал горючую смесь.
   – Давай, давай, не стесняйся. Мы не успеваем, – поторопил Витек, надевая на бутылку хозяйственную перчатку.
   Денис знал, что такое коктейли Молотова. Читал о них. Но он не понимал, зачем мирным демонстрантам что-то жечь или взрывать.
   – Нет, Витек. Я в этом не участвую… – насторожился Денис.
   Витек отвлекся от производства самодельного оружия и посмотрел на друга исподлобья.
   – Я не понял, ты что, слиться решил? А деньги отрабатывать кто будет?
   – Объясни, зачем это все?
   Остальные активисты молча делали свою работу, не вмешиваясь в разговор.
   – Сегодня будет штурм. Янык пришлет гостей. Защищаться голыми руками будешь? Они приволокут БТРы, водометы. Стрелять будут. Сашку без отца решил оставить?
   – Я не пойду… – занервничал Алексеев. – Извини, конечно, но я сюда не умирать приехал. Ты не говорил, что мне придется жизнью рисковать. Деньги отдам.
   Денис пошел по направлению к выходу. Витек схватил его и со всей дури ударил по лицу.
   – Пойдешь, я сказал! – прокричал экс-друг. – Здесь трусов не любят, да, мужики?
   – Ты чего, Витек? – недоумевал Денис, приложив руку к лицу.
   Денис был раза в два меньше своего обидчика и ответить ему тем же просто физически не мог.
   – Просто робы, що говорять. Цэ трэба, щоб нас не повбывалы, – встрял в разговор один из львовских майдановцев. – Всэ будэ добрэ… – добавил он, сочувственно улыбнувшись.
   Денис понял, что так просто ему не уйти. Проклиная тот день, когда набрал номер Витька, он присоединился к остальным. «Завтра сбегу, – успокаивал себя он. – Тоже мне, друг…»
   – Только кидай так, чтобы бутылка разбилась, – сказал Витек как ни в чем не бывало.
   Ночь была жаркой. Отсидеться не удалось. Денис жалел о том, что согласился ехать на майдан. Он вместе со всеми бросал камни и коктейли Молотова. На мгновение ему стало плохо от въедливого запаха дыма горящих шин. Он увидел, как толпа свирепых студентов избивала милиционера. Алексеев подумал о сыне. Меньше всего ему хотелось, чтобы он вырос таким же, как эти жестокие парни. «А если я погибну? – спрашивал себя Денис. – Кем он вырастет? Я должен выжить, чтобы у моих детей был отец. Завтра я вернусь домой. А Витек… Надеюсь, он не прибьет меня за триста долларов…» Денис посмотрел на друга, который присоединился к толпе разъяренных активистов, избивавших одного из «беркутовцев». Пятеро на одного… Алексеев понял, что уйти просто так ему никто не позволит…
   На следующий день было спокойно, но недолго. Денис избегал общения с Витьком и ждал подходящего момента, чтобы уйти. Как назло, мелкий предводитель повстанцев ходил за ним по пятам.
   – За вчерашнее прости, – сказал он, протягивая Денису пластиковый стакан с чаем. – Нервы, сам понимаешь. Я реально испугался за жизнь. Умирать-то не хочется. К счастью, жертвы только среди ментов. Видел, как я поджарил одного? Вот это зрелище! Надолго майдан запомнит.
   Денису было невыносимо слушать это лицемерный бред. «Возомнил себя революционером…» – твердил себе он.
   – Переживу, – ответил Денис, взяв стакан.
   Он больше не хотел связываться с «другом», а тем более принимать что-то из его рук. Несмотря на то что ему было очень холодно и стакан чая мог бы хоть на время его согреть, Денис не сделал ни глотка.
   Ему и еще нескольким активистам из их палатки разрешили отдохнуть. «Посплю немного и уеду», – думал он. Денис рассчитывал, что получит легкие деньги, но не тут-то было… Его разбудил крик Витька.
   – Подъем! Нас штурмуют! – кричал он. – Пошли за оружием! Разберут все.
   Денис, не отдавая себе отчета, побежал за всеми. Им выдали пистолеты, охотничьи ружья, каски и щиты, отобранные у силовиков. Алексеев спрятался за деревом. Выстрелы были слышны откуда-то спереди. Рядом, наклонившись, шел майдановец из его палатки. Вдруг он упал. Денис увидел, что ему выстрелили в спину. Хотя «Беркут» был впереди. Через секунду замертво упал еще один активист.
   – В наших стреляют сзади! – закричал Алексеев.
   На его крик обернулся еще один активист и получил пулю в ногу. Подбежали медики. Денис понял, что здесь что-то не так. Он посмотрел туда, откуда летели выстрелы, и увидел вооруженных людей, которые находились на крыше здания, захваченного майдановцами. «Там же только наши… – думал Денис. – Что за черт…» Координатор майдана велел всем отступать, сказав, что «Беркут» убивает активистов.
   Вечером Витек и Денис молча пили чай в палатке. На площади со сцены кричали о возмездии.
   – Выстрелы были с Дома профсоюзов… – сказал Денис, нарушив гробовую тишину.
   – И что? – ответил Витек.
   – В здание, кроме наших, никого не пускали. Парубий все контролирует. Ты мне сам говорил…
   – Что ты от меня хочешь?! – взорвался Витек.
   – Я хочу правду знать… Что здесь творится? Ты сказал, что будет все нормально. А мы второй день подряд рискуем жизнью.
   – Ты задаешь слишком много вопросов. Просто делай свою работу. Тебе понятно?
   Денис ничего не ответил, но теперь был полностью уверен, что нужно бежать. Он дождался, пока Витек уйдет, и осторожно вышел из палатки, стараясь не показывать страха и волнения. По дороге к метро он встретил единственного выжившего соседа по палатке.
   – Ты як? – спросил активист с сухим, морщинистым лицом.
   – Лучше, чем те бедняги… – ответил Денис, вздохнув. Он вспомнил, как один за одним на его глазах умирали люди, которых еще вчера он веселил анекдотами. Не все открыто делились причинами своего пребывания на майдане, но даже если эти люди пришли туда за деньги, как сам Денис, они не заслуживали смерти.
   – Нам пощастыло, – констатировал майдановец. – А ты куды? – вдруг поинтересовался он.
   – Витек послал купить кое-что… – обманул Алексеев.
   – Так у нас е все, що трэба.
   – Того, что нужно Витьку, точно нет, – наигранно засмеялся Денис.
   – Зрозумив, – улыбнулся сосед.
   Денис вздохнул с облегчением. Он продолжал идти, как вдруг услышал знакомый голос.
   – Дэн! Денис! – кричал Витек.
   Денис побежал вперед. Он больше не хотел оставаться там, где могут убить в любую минуту.
   – Ловите предателя! – вопил Витек, догоняя Алексеева.
   Несколько активистов из крайних палаток повалили Дениса на землю. Подбежал Витек и приказал проучить иуду. Денис понял, что теперь ему не уйти…

Глава 15

   Пришла смена, и оставшихся в живых сотрудников «Беркута» отправили в общежитие, многих в больницу. Им дали время отдохнуть, чтобы снова вернуться на площадь смерти. Родион и еще пятеро беркутовцев лежали на своих койках в тесной комнатке, в которой не было условий, даже чтобы помыться. Рядом на кровати валялся блокнот Сергея, он был почти сгоревшим. Беркутовец не хотел открывать его сейчас, ему было не до стихов.
   Еще недавно он размышлял о том, что если бы не стало Сергея, его жизнь могла бы измениться, он мог бы стать единственным любимым сыном. Родион боялся себе в этом признаться, но втайне хотел, чтобы это произошло. Сейчас же он проклинал себя за то, что желал смерти идеальному во всем брату, который затмевал его своей смелостью, умом, красотой и талантом. «Как я вообще мог о таком думать? – терзал себя Родион. – Он отдал за меня жизнь. Это из-за меня он больше никогда не проснется, не увидит Ксюшу, не сделает ей предложения, которого она так ждала. Не от меня, от него. Теперь я понимаю, почему все любили Сергея. Он был готов погибнуть ради высшей цели. А я… Я просто паразит. Если бы погиб я, мир бы даже не заметил утраты. На его месте должен был быть я… Пока все выполняли приказ, я отсиживался за баррикадами, как трусливая собачонка. Я выжил благодаря ему. Но даже если бы я захотел защитить его… Почему нам не дали оружия?» – спрашивал себя Родион, понимая, что если бы ему и было чем защищаться, он бы не смог выстрелить в человека. Теоретически он умел убивать, но на деле… Вряд ли ему бы хватило на это духа. О ране беркутовца напоминала только повязка на голове. Физической боли он не чувствовал, только душа беспокоила его бесконечным нытьем.
   – Как ты? – спросил Арни, присев на койку Родиона.
   – Жив. К сожалению или к счастью – еще не решил…
   – Ты бы не смог его спасти… – утешал Арни, словно чувствуя, что Родион корит себя за смерть брата.
   Что-то произошло с накачанным трусом, который и шагу не делал без ведома матери; изменился и Родион. Парни повзрослели за одну ночь. Война делает из мальчиков мужчин, а то, что это была война, они знали наверняка.
   – Многих наших убили… Я хотел позвонить домой, но нет связи: радикалы захватили телефонную станцию.
   Родион представил неизбежный разговор с отцом. «Как ему сказать, что Сергея убили? Он же не переживет…» – думал он. К счастью для беркутовца, сбой связи оттягивал этот момент до неопределенного времени.
   – Да, еще вчера мы смеялись над рэпом Кирюхи, а сегодня его уже нет… Почему умирают те, кто этого совсем не заслуживает? А такие как я, люди, которые вообще ничего не могут, умрут разве что от старости.
   – Нет, Родя, ты не прав, никто не заслуживает смерти. Даже уроды, которые в наших стреляли, «патриоты».
   – При мне застрелили майдановца… – сказал Родион, и перед глазами появилась ужасная картина ночных событий. Дрожь пробежала по его телу, а к горлу подкатил ком. Он вспомнил взгляд умирающего брата и закрыл глаза. Ему хотелось уснуть раз и навсегда, чтобы больше не чувствовать страха и боли. Арни отнесся к сослуживцу с пониманием и оставил его наедине с собой.
   Родион тут же уснул. Он был эмоционально выжат, и организм отключился за секунду. Проснувшись, он еще надеялся: все, что с ним произошло, – лишь страшный сон; но увидев перед собой обгоревший блокнот брата, осознал, что случившиеся с ним – жестокая реальность. Открыв его, Родион увидел всего одно стихотворение, то, на которое Сергей снял видеоролик. «Но ведь он говорил, что написал целый сборник. Обманул? Зачем? Его бы не стали любить меньше», – спрашивал себя Родион. Он прочел единственные стихи своего старшего брата, которые назывались «Что такое свобода?»:

     Из уст униженного братского народа
     Веками слышим мы одно и то же:
     «Всего дороже нам бесценная свобода!»
     Так что же значит это слово, что же?
     Свобода – это смена олигархов?
     А может, беспощадные убийства?
     Откуда столько выдуманных страхов?
     Свобода – оправдание насильства?
     Ведь сами себя в цепи заковали,
     Кричите о свободе, сидя в клетке.
     И за бесценок Родину продали,
     Прозападные вы марионетки.
     Вас тяготит российская забота,
     Но не смущает европейское лукавство.
     Вас тянут в безнадежное болото,
     Совсем не там вы видите коварство.
     Неизлечимая нагрянула зараза —
     Встречаете ее как панацею.
     Незрячие теперь на оба глаза,
     И топите страну вы, не жалея.
     Из уст униженного братского народа
     Веками слышим мы одно и то же:
     «Всего дороже нам бесценная свобода!»
     Так что же значит это слово, что же?

   Сергей тоже считал себя русским. Ему было не все равно, как называется его страна, и к украинцам он себя никогда не причислял. В Крыму так думали практически все. Родион не раз смотрел видео с этими строчками, но теперь они имели для него совсем другое значение. Тогда он видел лишь миллионы просмотров, завидовал успеху брата и хотел написать свои стихи, которые были бы лучше творений Сергея. Раньше он не вникал в текст, но в этот день перечитывал его снова и снова, вдумываясь в каждое слово. Несмотря на то, что Сергей написал только одно стихотворение, оно казалось Родиону гениальным. «Я так не смогу», – говорил он себе. Сергей пропускал все происходящее на Украине через себя, и именно поэтому у него получились хорошие стихи.
   Связь наладили. Родион боялся разговора с отцом и не решался ему позвонить: он знал, что для Долгова-старшего это будет самая страшная потеря. И вдруг беркутовец услышал до боли знакомый гудок, зазвучала тревожная мелодия. Отец звонил снова и снова, а Родион не знал, отвечать или нет: «Что я скажу ему, он же не переживет? Ладно, если бы я, но смерть Сереги…» После нескольких минут раздумий и настойчивых звонков он все же взял трубку.
   – Ты почему не отвечаешь? Почему Сережа недоступен? Что, черт возьми, у вас происходит? В новостях сказали, что вы там людей калечите! С ума посходили? Разве так я вас воспитывал? – кричал отец.
   – Папа, подожди, не кричи…
   – Я буду кричать столько, сколько потребуется, чтобы дошло до вас, – продолжать сетовать отец.
   – Сережи больше нет, – наконец выговорил Родион.
   – Я не слышу. Что ты сказал?
   – Твоего сына больше нет. Его убили, папа.
   – Что?
   – Сережу убили…
   – Как убили? Как же так? Почему его? Отвечай! Что случилось? Почему его?
   – Почему его? Ты сожалеешь, что убили его, а не меня?
   – Ты что такое городишь? – вскричал Долгов-старший.
   – Прости, что убили не меня, отец, – с горечью в голосе ответил Родион, подавленный нелюбовью единственного родного человека, который у него остался. Он опустил трубку и решил, что больше никогда не вернется домой, ведь там его уже точно не ждали. Было слышно, как отец заливается слезами, и даже его гневный крик вызывал у Родиона жалость. Он знал, что больше всего на свете отец любит Сергея, но не думал, что на него обрушатся упреки за то, что остался в живых.
   Следующий день объявили днем траура: с обеих сторон было огромное количество жертв. Площадь переполнилась журналистами. Подразделение, в котором служил Родион, снова отправили на Майдан. Груды пепла, еще не убранные тела погибших. На земле сидел молодой парень, на вид совсем юный. Он плакал, как ребенок: ему оторвало руку, когда он хотел бросить в сотрудника милиции самодельный взрывпакет. Парнишка выглядел беспомощным. Медики оказывали ему первую помощь, и это был уже не тот жестокий экстремист, который убивал, даже не понимая зачем. Беркутовцам велели разбирать баррикады. Родион послушно выполнял приказ, но все его мысли были о погибшем брате. Он винил себя в том, что остался в живых.
   – Ну что, подонок, доволен? – услышал беркутовец знакомый женский голос. Он обернулся и увидел перед собой журналистку, к которой подходил с Сергеем.
   – Что? – растерялся Родион.
   – Совесть, говорю, не мучает – столько невинных людей убить? Как вас еще земля носит… – резко сказала девушка. Хмуро посмотрев на Родиона, журналистка перевела взгляд на парня с оторванной рукой. Затем зоркий взгляд ее синих глаз снова устремился на беркутовца.
   – Я ни в чем не виноват… – оправдывался он.
   – Все вы так говорите, только кто перестрелял ни в чем не повинных людей? Кто, я спрашиваю? Молчишь? Я бы тоже не знала, что ответить… Надеюсь, что и тебе достанется пуля, – добавила она с особой жестокостью в словах и снова ушла.
   Родион стоял в ступоре. Вот уже второй раз он видел эту девушку. Она была озлобленной, как и при первой их встрече, и снова оскорбляла его, но беркутовец все равно был ею очарован. Разум говорил ему: «Она агрессивная и ненавидит тебя», а сердце не хотело подчиняться ему. Родион знал, что и эта девушка принесет ему только страдания, что не стоит даже думать о ней, однако не мог заставить себя не смотреть ей вслед. После потери брата он должен был возненавидеть всех, кто поддерживает эти преступления, но он не мог пойти против своих чувств.
   Родион смотрел на руины и обгоревшие трупы. Когда он был маленьким, а мама была еще жива, они всей семьей приезжали в Киев. Это был красивейший город, от которого остались развалины. «Зачем я здесь? – спрашивал он себя. – Кому и что я доказываю? Отец все равно никогда не полюбит меня так, как любил Сергея. Пока политики будут делить власть, погибнут сотни, а может, и тысячи людей. Зачем мне отдавать свою жизнь за чужие идеи? Неужели я больше никогда ее не увижу? При мне застрелили брата, а я думаю о девушках… Я уеду, решено. Значит, отец был прав, называя меня трусом и тряпкой? Я не трус! Я не тряпка! Я остаюсь! Я сделаю все, чтобы больше никто не умирал!» – решительно заявил самому себе боец подразделения «Беркут».
   Родион бродил по площади, когда вдруг снова увидел красивую, но грубую журналистку. Она осталась одна, оператора рядом не было, теперь девушка стала беззащитной и нуждалась в помощи. К ней приставали пьяные активисты, те, кого она считала героями, те, кого оправдывала. Один из отморозков схватил ее, а второй трогал, смеясь и отпуская грязные шуточки.
   – Отпустите ее, мрази! – прокричал Родион.
   – О, ментяра. Ты чего здесь? Страх потерял? – улыбаясь, ответил один из них, обнажив свои гнилые зубы. Остальные тоже засмеялись, и словно игнорируя его присутствие, продолжили потешаться над слабой журналисткой.
   – Я сказал, отпустите ее! – приказал беркутовец. Родион схватил майдановца с последней стадией кариеса и попытался ударить его, но промахнулся. Неудивительно, ведь драться он никогда не умел. Самый здоровый из активистов, коренастый мужик с бородой, оттолкнул девушку и шагнул в сторону Родиона. Беркутовец даже моргнуть не успел, как его повалили на землю. Из оружия у него имелась только дубинка, а их было четверо, но он не мог так просто смотреть, как издеваются над женщиной. Журналистке удалось убежать, а на юношу накинулись толпой и принялись избивать. Его колотили ногами и его же дубинкой. Увидев, что к ним подбегают сослуживцы Родиона, отморозки сбежали. Он истекал кровью. Все его тело ныло от невыносимой боли, и он потерял сознание.

Глава 16

Надя бежала сломя голову, не оглядываясь. Никогда прежде она не испытывала такого страха. Запыхавшаяся и испуганная девушка спустилась в метро, присела, прислонившись к стене. Уверенная в порядочности и доброте майданных активистов, Надя испытала шок и разочарование. «Это просто животные…» – думала она. Ее спасителем оказался тот, кого она незаслуженно обвиняла в жестокости. «Мне нужно его найти… – говорила себе журналистка. – Нет, на Майдан я больше не пойду. Их было трое или четверо… А если они покалечат его? Или убьют…»
В переживаниях о давешнем герое Надя не заметила, как приехала на свою станцию, как подошла к своему подъезду. Разбитая, подавленная и разочарованная, поднималась она по лестнице: лифт, как назло, не работал. Надя вошла в квартиру. Судя по тому, как было тихо, дедушка спал. Подавленная девушка пошла в ванную и встала под горячий душ. Ей хотелось смыть себя весь этот стыд за активистов Майдана, которые трогали ее своими грязными руками. Ей хотелось забыть это, как страшный сон. Она мечтала заснуть, а проснувшись, уже не помнить об этом дне. Надя укрылась теплым одеялом и вмиг уснула.

Глава 17

   Очнувшись, Родион увидел перед собой девушку с глазами цвета неба. Это было самое прекрасное из его пробуждений. «А может, я еще сплю? – спросил себя беркутовец. – Или умер. Это похоже на рай, только в раю со мной рядом может быть такая красавица». Родион почувствовал прикосновение. Журналистка взяла в свои нежные белые руки его ладонь.
   – Как вы себя чувствуете? – с несвойственной ей робостью спросила она.
   – Отлично, – солгал весь перебинтованный Родион. Его тело полностью покрылось ушибами, он был слаб, и у него постоянно кружилась голова, но рядом с девушкой он забыл о боли.
   – По вам и не скажешь, – улыбнувшись, сказала журналистка.
   – Главное, что вы рядом, а все остальное мелочи… А какого цвета ваши глаза? По-моему, в прошлый раз они были темно-синими, а сейчас голубые…
   – Они меняются в зависимости от настроения, – улыбнулась девушка.
   Родион не мог налюбоваться красотой благодарной жертвы. Журналистка была прекрасней утреннего рассвета. Он не мог отвести от нее глаз, от ее губ, шелка ее волос, ниспадающих на плечи. Она вселяла в него надежду. Рядом с ней беркутовец хотя бы на миг, но забывал обо всех испытаниях, свалившихся на его плечи в последнее время.
   – Простите, что так с вами, – после недолгой паузы продолжила девушка. – Просто сейчас сложно понять, кто враг, а кто друг… Люди превратились в животных, не щадящих никого вокруг, – ее глаза были полны сострадания, и это не унижало самолюбие новоиспеченного героя.
   – Ничего… Я все равно верил, что вы не такая злая, какой хотели казаться, – улыбнулся он.
   – Да, вы тоже, как выяснилось, спасаете женщин, а не наоборот…
   – Только брата мне спасти не удалось… – с комом в горле ответил Родион. Журналистка посмотрела на него с жалостью и несколько минут не знала, что сказать. – Его убили выстрелом в спину… Для истинного героя это не самая почетная смерть.
   – Нет почетной смерти. Смерть – это всегда только страдания. Я соболезную вам. Мне тоже пришлось пережить подобное. Я рано потеряла отца…
   Родиона тронула откровенность девушки. Он верил и надеялся, что она добрая, что у нее есть причины вести себя так. Их сближало то, что они оба потеряли самых близких людей. Журналистка понимала горе Родиона, и ей было стыдно за то, что она позволяла себе так оскорблять человека, который спас ей жизнь. Их разговор прервала крупная медсестра с заплывшими глазами, велевшая посетительнице уйти: Родиону должны были сделать перевязки. Таинственная незнакомка снова исчезла.
   Родион не мог уснуть. Он думал о загадочной девушке, имя которой забыл спросить, и вдруг ему в голову пришла строчка: «Мне больно, что стреляют в спины…» Беркутовец попросил карандаш и записал ее. Первое четверостишие родилось за считанные секунды:

     Мне больно, что стреляют в спины,
     Мне больно, что заблудших больше,
     Не обойтись сейчас без аспирина,
     Теперь я засыпаю дольше.

   Еще через минуту он написал остальное и создал первое в своей жизни полноценное стихотворение. Он рассказывал о том, что пережил лично. Эти строки были полны горя и отчаяния, но они показались ему прекрасными:

     И оттого, что миром правит сила,
     Мне горестно. Быть добрым – это слабость.
     Еще вчера мечтали и любили,
     Сегодня к нам испытывают жалость.
     Всё потому, что мы давно забыли,
     Как делать мир светлее и прекрасней.
     Зачем же по течению мы плыли?
     Да потому, что вопреки опасней.
     Мне больно оттого, что только рушим,
     Что созидать давно уже не модно.
     И почему мы беспощадно душим
     В себе любовь, что исцелять способна?
     Мне больно, потому что изменяют
     Самим себе, отстаивая ложь.
     Мне больно, что бессильных презирают
     И что вонзают в спину брата нож.

   Смерть брата стала причиной создания первых стихов Родиона. Он пропустил через себя каждое слово. В этот момент на свет появился поэт. Только было неясно, нужны ли творцы в стране, в которой погибали ни в чем не повинные люди…

Глава 18

   После встречи с Родионом Надя все время думала о нем. Он был для нее благородным рыцарем, не побоявшимся расстаться с жизнью из-за женщины, даже не зная ее имени. «Нужно докопаться до правды», – думала Надя, сидя в вагоне метро. Она ехала на встречу с человеком, утверждавшим, что знает все о том дне, когда погибло много людей, среди которых был и брат Родиона. Надя нашла его заметки в Интернете и договорилась о встрече. Прибыв в назначенное место, девушка стала нетерпеливо задавать свои вопросы. Ей хотелось узнать, почему стреляли со стороны здания, в котором находились только активисты, и если это бойцы «Беркута», почему они убивали своих сослуживцев.
   – А с какого вы канала? – полюбопытствовал собеседник, долговязый мужчина в очках.
   – Я работаю на канале «1 + 1».
   – Тогда мне с вами не о чем говорить, – заявил он и встал из-за стола.
   – Подождите, прошу вас, – взмолилась она. – Я знаю, вам сложно мне доверять, но я действительно хочу знать правду.
   Мужчина присел.
   – Теперь я понимаю, что на самом деле все не так просто, я хочу донести до людей правду, помогите мне. В статье не будет указано ваше имя…
   – Хорошо. Я расскажу вам все, что знаю. Я не стал публиковать этого в Интернете, как видите, меня уже предупредили…
   Надя только сейчас обратила внимание на гематому под его левым глазом. Таинственный информатор передал ей видеозаписи и заметки, в которых содержался подробный анализ недавних страшных событий.
   – Спасибо вам…
   – Только прошу вас, осторожней. Рекомендую не публиковать от своего имени. Я до сих пор поражаюсь вашей смелости… У меня есть дети, и я боюсь за них. Больше я в эти игры не играю. Удачи вам.
   Мужчина ушел, а Надя принялась жадно изучать материалы. О многом она уже догадалась, но нужны были факты.
   Написав статью, девушка поспешила в редакцию. Если разместить это на сайте издания, информацию увидит гораздо больше людей. Главный редактор Игорь Анатольевич, изучив статью, посмотрел на Надю каким-то странным взглядом.
   – Где ты это нашла? – спросил он.
   – Источник просил его не выдавать. Это не имеет значения, я уверена, что данным можно верить. Нужно как можно скорее опубликовать материал, люди должны знать правду.
   – А с чего ты взяла, что это правда? Ты что о себе думаешь? Возомнила себя великим журналистом? Я разве давал тебе указание проводить расследование на эту тему?
   Надя растерялась. Она никогда не видела Игоря Анатольевича таким суровым.
   – Но я думала…
   – А ты меньше думай!
   – Я не знаю, на кого вы работаете, но судя по тому, что вам интересна только однобокая информация, у вас есть покровители. Скажите, кто? Ахметов? Порошенко?
   – Да как ты смеешь?! – прокричал редактор. – Пошла вон!
   – Я-то пойду, но в том, что это увидят миллионы людей, можете не сомневаться, – сказала Надя.
   – И можешь сюда больше не возвращаться! Ты уволена! – прокричал редактор ей вслед.
   Через два часа аналитическая статья с доказательствами уже была в Интернете. Количество просмотров увеличивалось столь стремительно, что Надя не верила своим глазам. Но слава, о которой она так мечтала, почему-то не приносила ей удовольствия. Слишком высокой оказалась цена ее признания.

Глава 19

   Все мысли Родиона были об одном: он надеялся, что загадочная девушка придет вновь. «А вдруг я ее больше никогда не увижу?» – думал он. Беркутовец вспоминал ее прекрасное лицо и глаза, которые всегда были разного цвета. «Какого же они цвета?» – гадал он.
   Мечты о незнакомке прервал шум. Родион был в палате один. Он попробовал встать, но сразу же упал на кровать. Избитый беркутовец еле двигался. Тело не слушалось его, но разум понимал, что оставаться здесь небезопасно, и предчувствие не подвело. Послышались быстрые шаги, в палату ворвались двое мужчин в черных масках и с красовавшимися на их руках красно-черными повязками с изображением, похожим на немецкую свастику. Когда-то она символизировала жизнь, теперь же ее значение изменилось с точностью до наоборот.
   – На выход! – потребовал один из радикалов, стаскивая Родиона с кровати. Тот был не в состоянии бежать или сопротивляться, даже если бы очень этого захотел.
   – Я не могу двигаться, – оправдался беркутовец.
   – Мы поможем, – рассмеялся тот, что покрепче. Взяв с двух сторон, его потащили в направлении двери.
   – Может, не надо этого брать? Он еле ходит, еще сдохнет по дороге. Только проблемы создаст. Еще тащить его… – обратился коротышка к своему коллеге.
   – Они все тут раненые, и что теперь, оставить их прохлаждаться? Еще понадобится, а если подохнет – выкинем. Так с ними, тварями, и надо.
   Руки Родиона перевязали скотчем.
   – Это совсем необязательно, я даже при большом желании не сбегу…
   – Заткнись! – ответил коротышка, надев на голову пленника черный пакет.
   Родиону снова снился сон, в котором были слышны крики матери и повторяющиеся раз за разом слова отца: «Мужчины не плачут, мужчины не плачут, враг не должен…» Он видел, как через дверь в кладовую просачивается дым, чувствовал его запах, словно наяву. Мальчик задыхался, ему было страшно. Он плакал, но никто не приходил ему на помощь. Внезапно Родион почувствовал на себе брызги воды. Ему стало значительно лучше, и он вынырнул из глубин сна.
   – Не сдох еще? – услышал он.
   Родион пытался открыть глаза, но сделать это удавалось только на секунду: веки стали неподъемно тяжелыми. Беркутовец с трудом рассмотрел склонившегося над ним амбала в маске, одного из тех, кто выкрал его из больницы. «Правосек», – подумал он. Амбал дразнил Родиона, поливая водой, которую ему не давали уже второй день. Пленный еще не оправился, нуждался в перевязках, и ему безумно хотелось пить. Зная об этом, радикалы потешались над ним, выливая практически всю воду на пол.
   – Воды… Пожалуйста, дайте воды… – с трудом выдавил он.
   – Может, тебе еще ужин из ресторана принести? – сострил коротышка, снимая изнеможенного беркутовца смартфоном.
   – Скажешь «Слава Украине» – получишь, – добавил двухметровый.
   – Нет, – ответил Родион. В этот момент больше всего на свете он хотел воды, хотя бы глоток… Но он не мог произнести лозунг последователей украинских националистов.
   – Говори, кому сказали! Слава Украине! Слава Украине! – настаивал амбал. – Ближе сними его рожу. Пусть все видят героя, – обратился радикал к своему товарищу.
   Коротышка поднес смартфон прямо к лицу Родиона. От «патриотов» исходил такой запах, будто они не мылись целую неделю. У беркутовца появились рвотные позывы.
   – Не буду… – еле выговорил он, и его вырвало прямо на ботинки амбала.
   – Ах ты, сука! – закричал тот и принялся избивать Родиона.
   Догадливый «оператор» перестал снимать. Родион услышал хруст своих костей и, получив еще приличную порцию ударов в живот, потерял сознание.
   Очнувшись, он уже не чувствовал своего тела. Еще не окрепшему от первой встречи со сторонниками Майдана юноше пришлось снова пережить боль и унижение. Каждое движение давалось с трудом. Кое-как он поднялся, но осознав, что не сможет уйти, присел, откинувшись на стену. Он осмотрел помещение, в котором, разуверившись, что его спасут, уже собрался умирать, и увидел собрата по несчастью.
   Грязная одежда пятидесятилетнего на вид мужчины была в крови. Он лежал без сознания. На его груди висела георгиевская ленточка, тоже запятнанная кровью несчастного. «Видимо, из-за нее и побили», – подумал Родион. Беркутовец задумался о том, что любить Родину, как призывал его отец, опасно для жизни. «Хотя эти отморозки тоже ведь любят свою страну… – продолжал размышлять беркутовец. – Они защищают ее, но от кого? Простые люди хотели бы, чтобы их защитили от таких «патриотов», которые лишь прикрываются патриотическими лозунгами. Для них война – только способ заработать, не скрывая всей мерзости своих душ. Война спишет все. Завтра их назовут героями, а людей, которые действительно защищали мирное население, объявят предателями и врагами народа».
   Уже объявили, но Родион об этом еще не знал. Он также не знал, что их подразделения больше не существует, что все служившие в «Беркуте» находятся в розыске. Беркутовец даже не подозревал, как обозлилась толпа, которой регулярно промывали мозги. По всем телевизионным каналам показывали ложь, и люди поверили, что «Беркут» расстреливал безоружных активистов, борющихся за свободу.
   Родион привстал и с трудом сделал несколько шагов. Он измерил пульс мужчины, лежащего рядом, но тот оказался мертв. Беркутовец очень долго смотрел на неподвижное тело. Слишком много смертей он видел за последнее время. Родион не понимал, как можно лишить человека жизни. «А если эти люди хотят отобрать мою? – спрашивал он себя. – Неужели я умру и так и не увижу ее? Как бы мне хотелось взглянуть на нее еще хоть раз…Как же ее зовут? Ира, Оля, Надя? Как же она мне нужна сейчас, чтобы последние часы, а может, и минуты жизни, были не такими напрасными. Но ее нет…»
   От трупа уже исходил неприятный запах, а вместе с выделениями Родиона вонь создавалась такая, что находиться в помещении, где не было даже окон, было просто невыносимо. Беркутовец уже почти свыкся с участью пленника. Он хотел пить и есть. Тело ныло от боли, а от мерзкого запаха снова начались рвотные позывы. Родион не знал, сколько ему осталось, сколько еще времени великодушные любители бандеровских лозунгов отвели ему для жизни. Он смотрел на труп, и вдруг совершенно некстати к нему снова пришло вдохновение. Пленник проверил карманы формы и, к своему удивлению, нашел блокнот Сергея и маленький карандаш. Телефон и оставшиеся деньги у него вытащили еще в первый день. К счастью, радикалов поэзия не интересовала. Родион выдохнул, и за считанные секунды родилось стихотворение:

     Мы все немного создатели,
     Мы все немного творцы,
     Вот только немного спятили,
     Ведем себя, как глупцы.
     Сегодня мы больше каратели:
     Мы судим поступки других.
     Сегодня мы больше предатели:
     Меняем своих на чужих.
     Каждый из нас ошибается,
     У каждого есть грехи,
     Вот только никто не кается,
     Своей не видим трухи.
     Мы все немного создатели,
     Мы все немного творцы,
     Вот только немного спятили,
     Духовные мертвецы.

   Последнее слово, «мертвецы», Родион обвел несколько раз. Рядом лежал никому не нужный настоящий мертвец, и духовный, и физический. «Он больше никогда не проснется», – сожалел беркутовец. Глядя на несчастного, Родиону захотелось жить. Он осознал, какими пустяками забивал себе голову, понял, что сам создавал себе проблемы, которых на самом деле не было. Жизнь, которую он не ценил раньше, обрела для него новый смысл. «Я должен еще столько всего успеть…» – говорил себе он.

Глава 20

   Взяв с собой фрукты и бульон, сваренный в мультиварке, Надя отправилась к Родиону в больницу. Посмотревшись в зеркальце, она подошла к регистрационной стойке.
   – Вы к кому? – спросила девушка за стойкой.
   – К Родиону Долгову.
   – Это «Беркут»? А кем вы ему приходитесь?
   – Невеста, – обманула Надя.
   Вряд ли она была готова броситься в объятия Родиона и связать с ним свою жизнь, но девушка была поражена его смелостью. Наверное, еще и потому, что помощи беркутовца она ожидала меньше всего. Журналистка еще не разобралась в своих чувствах к юноше, но ее тянуло к нему. Она хотела увидеть его как можно скорей.
   – Подождите секунду, – девушка за стойкой обратилась к своей коллеге. Они перешептывались несколько минут, после чего к Наде подошла вторая медсестра.
   – Простите, что заставили вас ждать. Сейчас такая ситуация в стране… Мы не знаем, можно ли говорить об этом…
   – Что случилось? – занервничала Надя.
   – Их увезли. Приехали люди в черных масках, с повязками. Сказали, что имеют все основания, что у них приказ захватить убийц. Мы только заступили на смену и…
   В глазах у нее потемнело, ноги перестали держать, и Надя упала в обморок. Подбежали медсестры и помогли девушке встать.
   – Вам лучше? – спросила одна из них.
   – Да-да, все в порядке… – ответила Надя. Но это было неправдой. «А вдруг они его убили?.. – думала она. – Я должна найти его». Она встала и стремительным шагом пошла к выходу.
   Родион услышал разговор и громкий смех. Среди уже знакомых голосов радикалов был один женский. «Может, они позвали медсестру? Хотя какую медсестру, им плевать на нас…» – подумал он. В подвал спустились мужчины, которые его похитили; рядом шла та, что пленила его сердце. Еще оставался шанс сбежать из плена радикалов, но освободиться от плена ее глаз Родиону уже казалось невозможным. Он мечтал увидеть девушку, но только не здесь. Беркутовец не ожидал, что она окажется заодно с ними, преступниками, жестокими ублюдками, не жалеющими никого. Журналистка посмотрела в его глаза, но сделала вид, что они не знакомы. «А я ей верил… Как она могла?» – подумал пленник.
   – А может, и про нас кино снимете? – спросил амбал.
   – Если только без маски. Героев должны знать в лицо, – ответила девушка и кокетливо улыбнулась.
   «Как она может улыбаться этим выродкам? – спросил себя Родион. – Лицемерка…»
   – Не-е-е, без масок нельзя: у меня семья, а таких уродов знаете, сколько еще на свободе бегает?
   «Даже у моральных уродов есть семьи… – подумал Родион. – И кого из нас нужно бояться?»
   – Только у меня одно условие: я хочу, чтобы нам никто не мешал, и привыкла работать одна. Говорить с предателем я буду долго.
   – А вдруг сбежит? – насторожился амбал. Напарника он послал за едой.
   – Да куда он сбежит в таком состоянии, – ответила журналистка, бросив взгляд на неподвижно сидевшего Родиона. Тот потупил свой взор в пол. – Я же не одна, со мной Дима. Идите отдохните, достали вас уже эти, небось.
   – Это да…
   Амбал ушел. Девушка вынула из своей сумки одежду, похожую на ту, в которой был оператор.
   – Переодевайся, – сказала она, бросив вещи Родиону.
   – А как мы мимо них пройдем? – растерялся он.
   – Я все продумала. Они мне доверяют, мимо одного пройти можно. У них даже в мыслях нет, что известная журналистка будет помогать беркутовцу. Я и сама не подозревала, что буду спасать одного из вас… Но ты ведь тоже рисковал жизнью ради меня. Прорвемся, – обнадежила она.
   Беркутовец нацепил на голову шапку, надел пуховик, а форменные брюки заменил обычными спортивными. Им удалось проскочить мимо радикала, хотя это было и рискованной затеей. Журналистка вышла сначала с Родионом, который отменно сыграл роль Димы, а потом уже с настоящим оператором. Тот ушел в одну сторону, а Родион, еле держа в руках камеру, проследовал за своей спасительницей в другую.
   – Спасибо… – прошептал он.
   – Теперь мы квиты…
   Метро было закрыто, и им пришлось ловить машину. Никто не останавливался: в городе было слишком напряженно, особенно в районе Майдана. Через некоторое время им все же удалось остановить такси.
   – Куда ехать? – спросил водитель.
   – Кирова, 25.
   – 500 гривен.
   – Ты что, с ума сошел? – возмутилась девушка.
   – Так, ребятки: или платите, или выходите. Я что, не вижу, что вы в историю вляпались? – ответил водитель, окинув взглядом Родиона. – Я рискую вообще-то, да и не близко это…
   – Давай 300 хотя бы. Это все, что у нас есть, – попросила журналистка. Она посмотрела на таксиста своими прозрачно-серыми глазами, и мужчина не устоял. Эти глаза никого не оставляли равнодушным, независимо от цвета контактных линз.
   – Ладно, поехали.
   Родион еле передвигал ногами, и девушка помогала ему идти. По ее телу пробежала дрожь, когда она увидела, что дверь ее квартиры открыта настежь. Переступив порог гостиной, журналистка увидела страшную картину: ее родной дедушка сидел на стуле с проломленной головой.
   – Господи, за что?! – вскричала она, встав перед ним на колени.
   Родион смотрел, как плачет Надя и во всем винил себя. «Еще одна жизнь потеряна из-за меня, – думал он. – Теперь она точно меня возненавидит. Она спасла меня ценой жизни близкого человека. Почему? Неужели я стою того, чтобы ради меня погибали люди?» Девушка повернулась к нему и, взглянув полными от слез глазами, сказала:
   – Пойдем отсюда. Нам нельзя здесь оставаться.
   «Она жалеет о том, что помогла мне», – сказал себе Родион.
   Журналистка быстро кинула в сумку кое-что из одежды, деньги и документы и молча направилась к выходу. Так же молча они зашли в лифт.
   – Я понимаю, что сейчас не время, но… – начал беркутовец.
   – Чего тебе? – сухо перебила она.
   – Как тебя зовут? – спросил Родион, понимая, что выбрал самое неподходящее время для знакомства.
   Журналистка громко засмеялась. Ее охватил приступ истерики. Она села на корточки и, держась за горло, смеялась, как ненормальная. Ей было горько. Она винила себя в смерти близкого человека, но вместо слез заливалась истерическим хохотом. Родион взял ее за руки и помог встать. Он обнял ее крепко-крепко, чтобы она почувствовала, что не одна. Смех сменился рыданиями.
   – За что?! За что?! – кричала сквозь слезы девушка. Родион гладил ее по голове и повторял:
   – Все будет хорошо, я всегда буду рядом…
   Они простояли в лифте несколько минут. Успокоившись, она вытерла слезы и посмотрела на Родиона виноватым взглядом. Выдохнув, сказала:
   – Нужно что-то решать…
   – Я не местный, не знаю, где можно укрыться… Мы можем поехать в Крым, там сейчас не так опасно.
   – Предлагаешь любоваться морем, когда в стране творится такое? – холодно спросила девушка. Последние несколько минут ее настроение резко колебалось. Затем она снова вернулась в свое привычное состояние, словно ничего не случилось.
   – Я просто предложил. Там безопасно…
   – У меня есть еще неоконченные дела в Киеве. Я знаю, где мы спрячемся, – уверенно заявила журналистка. – И меня Надей зовут…

Глава 21

   Отчаянная пара нашла укрытие в старом доме в деревне под Киевом. Им помогла бывшая коллега Нади, Ольга Вячеславовна, которая уволилась по собственному желанию сразу же после инцидента с редактором. Писать вразрез со своими убеждениями честная женщина старой закалки принципиально не могла. Благодаря Надиному уходу Родион выздоровел, только гематомы в некоторых местах напоминали ему о произошедшем. Жили они по возможностям. Денег почти не осталось.
   – Я нашел картошку в кладовке… Ты не против, что я немного похозяйничал? – спросил Родион.
   – Я даже не знала, что здесь есть кладовая… – безразлично ответила Надя.
   Родион растопил печь и приготовил скромный ужин. Во дворе уже заканчивались дрова, и они топили печь только для того, чтобы приготовить еду и немного согреть дом. В нем стало теплее, только Надя по-прежнему оставалась холодной и молчаливой. У нее не было аппетита, она сильно похудела за это время и выглядела болезненно. Хотя для Родиона она все равно оставалась самой красивой девушкой на свете. Съев всего одну картофелину, Надя отодвинула от себя тарелку и отвела взгляд в окно, на котором не было штор. Беркутовец взял ее за руки. Они были такими же холодными, как и ее глаза.
   – Замерзла? – спросил Родион, разогревая ее ледяные ладони.
   Надя посмотрела ему прямо в глаза, впервые за все это время не отведя взгляда. Родион смотрел на нее так, как может смотреть только влюбленный. Неожиданно для самого себя, без капли смущения, он притянул ее к себе и поцеловал, проделав это уверенно, словно никогда не чувствовал ни стеснения, ни робости.
   – Ты пахнешь манго… – прошептала Надя, покраснев.
   – Хм… Не эти слова я хотел услышать после нашего поцелуя…
   – А чего ты ожидал? Признания в любви?
   – На это я даже не надеюсь. Я должен пахнуть картошкой в мундире, а тут манго… – улыбнулся Родион.
   Надя оценила шутку и открыто рассмеялась. Впервые беркутовец услышал ее звонкий, немного детский смех. Он притянул ее к себе и снова поцеловал. На этот раз поцелуй был дольше. Его прикосновения становились все смелее. Родион поднял любимую на руки и отнес на кровать. Он вел себя как опытный герой-любовник. Томный и влажный взгляд Нади придавал ему уверенности.
   – Я люблю тебя… – прошептал Родион, прикоснувшись губами к ее нежной шее.
   Надя ничего не ответила, но ее влюбленный взгляд был красноречивее любых признаний. Он опустился ниже, покрывая поцелуями ее божественную грудь. Из уст девушки послышался беззащитный стон. Она обхватила его за плечи и прижалась к нему всем своим телом. Родион слышал бешеный стук ее сердца и жаркое дыхание из полуоткрытого рта. Их губы слились в жарком поцелуе. Он почувствовал, что Надя дрожит.
   – Ты замерзла?
   – Это не от холода… – прошептала она в ответ. – Не останавливайся…
   Ее слова еще больше разожгли в Родионе страсть. Продолжая целовать, он нетерпеливо снимал с нее одежду. У него перехватило дыхание от красоты, которую он увидел перед собой…
   Влюбленные не отпускали друг друга всю ночь. Только с рассветом настало умиротворенное спокойствие, и они заснули.
   Надя проснулась от аромата кофе. Родион встал пораньше и сходил в магазин, чтобы порадовать любимую завтраком. Давненько уже она не баловала себя сладким, и не самое свежее печенье показалось ей вкуснейшим лакомством. Беркутовец лежал рядом, наблюдая за любимой с довольной улыбкой.
   – А почему именно манго? – спросил он.
   – Чего? – ответила Надя с набитым ртом.
   – Вчера ты сказала, что я пахну манго…
   – У меня очень обоняние развито. Каждый человек имеет свой запах. Вот ты пахнешь манго.
   Родион потянулся к Наде и, зарывшись лицом в ее волосы, пытался почуять аромат ее кожи. «Чем же пахнет моя любимая девушка?» – спросил себя он, но способностью различать запахи обладала только Надя. В этот же день в сборнике Родиона появились новые стихи, на этот раз о любви. Он был счастлив, как никогда прежде.

     Чем пахнет женщина любимая моя,
     Когда ее бужу я на рассвете
     И шелк волос ее рукою теребя,
     Зимой морозной думаю о лете?
     Чем пахнут губы, так желанные в ночи?
     Так безошибочно их в темноте всегда находишь
     И слышишь шепот в предрассветное: «Кричи!»,
     Когда от страсти губы в губы стонешь?
     Быть может, это запах белых роз
     Или букета нежного сирени,
     Что в каплях влаги, словно в каплях слез,
     Кладу я часто на ее колени?
     А может, это аромат лугов
     И запах смешанный степного разнотравья,
     Пшеничный пряный аромат стогов,
     Что пробуждает чувства и желанья?
     Тот запах, что зовет меня в края,
     Что самые желанные на свете.
     Так пахнет женщина любимая моя,
     Когда ее бужу я на рассвете.

Глава 22

   – Может, партеечку? – предложил Бенякровский Зальцману, покосившись на доску с шахматами.
   Тот приехал в швейцарскую виллу Бенякровского, чтобы обсудить ряд насущных проблем.
   – Можно. Только я давно не играл, – ответил продюсер, сделав глоток виски, и присел за стол.
   Роман Эдуардович уже много лет был продюсером канала, собственником которого являлся Бенякровский. Видимо, он слышал о том, что бывает с людьми, выигравшими у миллиардера в шахматы. Бенякровский не признавал поражений, и те, кто одерживал над ним победу, пусть даже в игре, могли запросто отправиться на тот свет. Многие знали, что согласиться играть в шахматы со вспыльчивым, порой доходящим до сумасшествия Бенякровским – значит подписать себе смертный приговор. Знал об этом и Зальцман. Он дрожащими руками расставил фигуры, а Бенякровский, не спросив партнера, повернул доску белыми к себе и не задумываясь сделал первый ход. Его эмоциональность, иногда даже нелогичность никак не сочеталась с его состоянием. Шахматы – игра для тех, кто умеет просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед, и даже если Бенякровский обладал этим качеством, то пользовался им в очень редких случаях.
   – Как там твоя журналистка? – спросил Бенякровский, ожидая хода противника.
   – Из «Сегодня» ее уволили. Ты же видел, что она про снайперов раскопала… – ответил Зальцман, задумчиво глядя на шахматную доску.
   – Да, она нам все портит, но, должен признать, сучка способная.
   – Согласен. Я хотел ей ток-шоу новое отдать. Ну, до этих событий…
   – Где она сейчас?
   – Сначала была у нас, а потом сбежала… – нервным голосом ответил продюсер. Он продолжал ломать голову над шахматной партией и над тем, как бы побыстрее проиграть.
   – Рома, найди ее. Такие люди нам нужны.
   – Так она же гонит черт знает что… Она же только все испортит! – удивленно вскинул брови Зальцман.
   – Сделаешь так, чтобы она говорила то, что надо.
   – А если нет? – спросил Зальцман, сделав очередной ход.
   – Никуда она не денется. Мне слабо верится, что, выбрав эту профессию, она будет отстаивать правду. Предложи ей то, от чего она не сможет отказаться.
   – А если все-таки откажется?
   – Будем решать проблемы по мере их поступления, – ответил миллиардер. – Ну, ты будешь ходить?
   Зальцман взял офицера и убил пешку.
   – Шах, – сказал он.
   Довольный продюсер откинулся на спинку мягкого кресла. Ведь у него осталось только несколько фигур. Бенякровский нахмурился и, немного подумав, двинул коня вперед. Затем пошел ферзем и тоже объявил шах. Последним ходом Бенякровский поставил противнику мат. Зальцман сделал вид, что расстроился. Однако его поражение на самом деле было для него победой и возможностью еще немного пожить. Столько, сколько посчитает нужным его «великодушный» работодатель.

Глава 23

   Надя была счастлива. Она чувствовала себя бодрой и полной сил. Ей казалось, что все самое страшное осталось позади. С таким мужчиной ей не о чем бояться, есть тот, кто может за нее постоять. Девушка вспомнила события вчерашней ночи и покраснела. Откуда-то взялось смущение, чувство, которое до встречи с Родионом было ей чуждо. Сладкие воспоминания прервал телефонный звонок.
   – Здравствуй, Наденька. Это Роман Эдуардович. Мы говорили о твоем назначении…
   – Да, доброе утро, – растерялась она.
   – Я слежу за твоими успехами, видел, что ты выполнила условие, но почему-то не спешишь приступать к работе.
   Надя совсем забыла, что совсем недавно так стремилась к этой должности и даже не мечтала о том, чтобы продюсер сам позвонил и напомнил об этом. Только девушка не знала, нужно ли ей это сейчас. Теперь у нее есть Родион, но чем она будет заниматься в Крыму? Если даже Киев был для нее мелкой целью, то что уж было говорить о Крыме. Работать на местном канале, получать копейки – это не для нее. Но Родион не захочет оставаться здесь, да и эти из «Правого сектора» могут ее найти.
   – Наденька, приезжай сегодня ко мне в офис, обсудим детали. Если ты, конечно, еще не передумала.
   – Нет, что вы… – замешкалась Надя. – Я подъеду.
   «Ничего не случится, если я просто встречусь с ним. А вдруг мне удастся уговорить Родиона? Роман Эдуардович – влиятельный известный человек. Наверняка он сможет помочь, если у нас будут проблемы», – колебалась Надя, пытаясь понять, чего же хочет на самом деле. И на ком или на чем остановился бы ее выбор, если бы ей пришлось выбирать…

Глава 24

   – Давай уедем в Крым? – предложил Родион.
   Он был уверен, что Надя была послана ему судьбой не случайно. Беркутовец любил ее без памяти, и даже когда она отлучалась всего на минуту, скучал по ней.
   – У меня есть одно дело, – лениво ответила Надя, потянувшись в согретой постели. – А потом хоть в Крым, хоть в Рим, куда скажешь…
   – Зачем тебе это?
   – Я хочу справедливости, люди должны узнать правду. Я осознала, насколько ошибалась, и хочу, чтобы трезвое понимание вещей пришло и к остальным, – уже серьезно сказала она. – Я покажу, кто все это затеял, и эти уроды не избегут наказания. Мне нужно искупить свою вину. Слишком много лжи было сказано моими устами, но я ведь сама верила в то, о чем говорю…
   – Это невозможно. Даже если они поймут, что Майдан был ошибкой, то не скажут об этом вслух. Только мудрые люди способны признавать свои промахи, но парадокс в том, что мудрецы, думающие о последствиях, на Майдан бы не пошли…
   – Кто мог знать, что такое произойдет? Во время «оранжевой революции» никто не погиб. Майдан дает надежду, а значит, он не может быть ошибкой. Я имела в виду свои статьи. Кто-то погиб именно по моей вине или из-за таких как я. Посмотрел новости, прочел душераздирающую статью о том, что какой-то обычный человек, такой же, как он, не отсиживается дома, а борется за свою свободу, за лучшую жизнь…
   – Я поеду с тобой, – решительно заявил Родион.
   – Нет, это точно небезопасно и удвоит наши шансы попасться. Давай встретимся на вокзале. Я сделаю то, что должна, и мы уедем навсегда из этого проклятого города.
   На следующий день в назначенное время Родион ждал Надю на вокзале. Он предвкушал, как они приедут к нему домой, как он познакомит ее с отцом… Встретив Надю, он забыл все плохое, что было связано с отцом, обиды исчезли. Родион верил, что отец примет его и между ними больше не будет ссор. Пройденные в Киеве испытания сделали его сильнее и даже мудрее. Он стал ценить каждое мгновение свой жизни. Поезд Киев – Симферополь должен был отойти через десять минут, но Нади не было. Его сердце застучало с бешеной скоростью. Родион звонил ей, но абонент был недоступен. Он понял, что с Надей могло что-то случиться. Прождав еще двадцать минут, беркутовец помчался к ней в редакцию…

Глава 25

   Все тело Алексеева ныло от боли. «Предатель, – думал он о друге. – Неужели все из-за денег? Почему бы просто не отпустить меня? Наверное, боятся, что я расскажу, как у них все на самом деле… М-да, привез домой денег… Катька меня убьет. Хотя лучше умереть от рук любимой женщины, а не этих уродов. Желательно вообще не умирать, но вряд ли меня кто-нибудь спрашивать будет. Замочат по-тихому, и все. „Замочат“… Отлично. Нахватался у Витька словечек. Я ведь еще столько всего могу сделать! Да что я могу… Лучше бы остался там. Там хотя бы кормили». Размышления Алексеева прервал шум.
   – Отпустите меня, придурки! Я журналистка. Убери руки, идиот! – кричала Надя.
   «Какая смелая! – подумал Алексеев. – Ей, видимо, жить надоело». Амбалы связали строптивой девушке руки и бросили ее на пол.
   – Вы за это заплатите! – не унималась она.
   – Заплатим, заплатим, – сказал один из них. Бандиты вышли, смеясь над бесстрашием Нади.
   – За что вас так? – спросила она, окинув взглядом Алексеева.
   – За то, что дурак, – ответил он.
   – Самокритично, – заметила Надя.
   – Это у меня еще завышенная самооценка. А чем такая красавица помешала мирным людям с майдана? – спросил Алексеев, улыбнувшись. Хотя даже улыбаться ему было больно.
   – Боролась за правду.
   – Вы за правду, они за свободу. В этой стране вечно за что-то борются. Нация угнетенных… – ответил Алексеев.
   – Надеюсь, вы и себя имеете в виду. Вы же украинец.
   – Я русский.
   – Живете на Украине – значит, украинец. Я, например, украинка и горжусь этим.
   – Чем здесь гордиться? И какая вы украинка, если говорите на русском языке? – спрашивал Алексеев, понимая, что уже перегибает палку. Все произошедшее сильно подкосило его, и строить из себя непоколебимого весельчака ему уже не хотелось.
   – Вас, наверное, по голове били? – съязвила Надя. – Вы бы лучше направили всю энергию на обдумывание побега…
   – Тут не о чем думать. Наши шансы уйти отсюда равны нулю. Если только на носилках…
   – Вы еще и оптимист. Вы местный?
   – Из Одессы.
   – Что-то вы мало похожи на одессита. Они все веселые.
   – Ага, веселые. Особенно когда их всей толпой бьют ни за что, а потом в плен упекают. Не думал я, что доживу до такого…
   «Повезло с соседом… – подумала Надя. – Озлобленный какой-то». Алексеев скучал по жене и сыну. «Что будет, если меня убьют?» – снова спрашивал себя он. Слишком часто в последнее время ему угрожала опасность. Денис осознавал, что слишком резок с подругой по несчастью, но не мог заставить себя изображать спокойствие.
   – А вы им чем не угодили? – полюбопытствовала Надя. Хотя она понимала, что здесь могут быть только несогласные с майданом люди. Или такие, как она, стремящиеся знать о нем больше.
   – Одному криминальному авторитету задолжал. Он предупреждал, что закопает и на этом же месте посадит цветочки. Нет, я, конечно, люблю цветы, но не настолько, – попытался пошутить Денис.
   – Вот, теперь я вижу: настоящий одессит. Так вы не из-за майдана здесь?
   – Нет. Меня даже близко там не было. Думаю, что кавказец головорезов нанял.
   Денис сочинял на ходу. Из всего сказанного правдой было только то, что он задолжал денег, все остальное Алексеев придумал. Встреча с азартным кавказцем в спортбаре помогла привнести в легенду побольше достоверности.
   – А я журналистка. Очень много нового я узнала о майдане. Вот им это и не понравилось…
   – А в каком издании работаете?
   – Работала на канале «1 + 1». В газете «Сегодня» и еще в одном журнале веду колонку.
   – Ого. Не сложно на трех работах? – искренне удивился Денис. Ему такая трудоспособность была несвойственна.
   – Теперь на одной. С телеканала и из газеты меня, похоже, поперли…
   – Не отчаивайтесь. У вас есть еще работа в журнале. Многие вообще без работы сидят… А что, кстати, за журнал?
   – Скандальный. Я никому не рассказываю об этом. Если бы они знали… – засмеялась Надя.
   – Заинтриговали. И все-таки?
   – Ладно, скажу. Может, не выберемся отсюда. Журнал с рекламой проституток. Веду колонку о семейных отношениях, – призналась она.
   – Забавно. Думаете, те, кто пользуется подобными услугами, читают такие статьи?
   – Почему нет? И вообще, что плохого в этой профессии? Такая же, как и все остальные. На нее во все времена был, есть и будет спрос. Я считаю, что на Украине нужно легализовать проституцию.
   – М-да… – усмехнулся Денис.
   – А что здесь такого? С ней бороться бесполезно. Вы хотя бы знаете, сколько женщин на Украине торгуют своим телом? Сколько борделей, работающих как модельные агентства? И это только на территории страны. А сколько едет за рубеж? В России, знаете, их сколько? А если узаконить это дело, бюджет будет только пополняться. Говорю вам. Зря вы смеетесь. Я серьезно.
   – Вы не обижайтесь… Простите, как вас?
   – Надя.
   – Надя, не обижайтесь, но для меня что журналисты, что проститутки… Много общего у вас. Поэтому в каком-то смысле вы действительно правы. Если откровенная ложь с экранов легализована, то чем тогда проститутки хуже? – выпалил Денис. Ему стало неприятно, когда Надя сказала, что все модели – проститутки. Он знал, что ни в чем подобном его Катя замешана не была. Да и не лукавил он, сравнивая две древнейшие профессии.
   – Знаете что?! – воскликнула Надя.
   – Я же сказал, не обижайтесь.
   – Если бы у меня не были связаны руки, я бы вас прибила. Тут же.
   – Тогда вы лишите этого удовольствия их, – ответил Денис, взглядом указав на дверь.
   Оскорбленная журналистка не стала ничего доказывать и оправдываться. Может, еще и потому, что понимала: отчасти Алексеев был прав. Многие ее коллеги не брезговали нести откровенную чушь только для рейтингов, которые и определяли размер их оклада. А как иначе можно назвать профессию, в которой правда искажается в угоду тем, кто больше заплатит?

Глава 26

   Родион приехал в редакцию газеты, в которой Надя работала внештатным сотрудником. Только там могли знать, где она может быть. Главный редактор вел себя настороженно. Он приказал секретарю никого не впускать и с серьезным выражением лица смотрел на Родиона.
   – Как я уже сказал, я ищу Надежду Писаренко. Она пропала. Надя ведь работает у вас? Она говорила, что у нее есть дела по работе…
   – А она не говорила, какие именно дела? – спросил главный редактор.
   – Это я и хотел узнать у вас, чтобы найти хоть какую-то зацепку. Вы не знаете, где она может быть?
   – Понятия не имею. То есть вы совсем ничего не знаете? Над чем работала Наденька? Она не делилась планами с вами? – выпытывал Игорь Анатольевич.
   – Она занималась разоблачением снайперов… Что-то искала на радикалов с Майдана.
   – Понятно. Сейчас я приглашу ее коллег, может, они что-то знают, – ответил главный редактор, нажимая клавишу интеркома. – Ирочка, пригласи ребят, пожалуйста. Скажи, что очень срочно. Спасибо.
   – Я вам так благодарен… Что бы я без вас делал, – обрадовался Родион тому, что у него появилась хотя бы капля надежды.
   В кабинет вошли коллеги Нади – молодая низенькая девушка и парень в дешевом, как у охранников супермаркета, костюме.
   – Этот молодой человек интересуется нашей Наденькой. Вы не знаете, где бы она могла быть? Может, она вам что-нибудь говорила?
   – Так вы же ее… – начала было девушка, но главный редактор перебил ее:
   – Знаете или нет? – чуть повысив тон, спросил он.
   – Нет, мы не видели ее. Она не выходит на связь, и мы не знаем, где она может быть, – сухо и подозрительно складно, словно говорил заученную фразу, отчитался парень.
   – Тогда я оставлю свой телефон. Если что-то узнаете, позвоните, пожалуйста, – сказал Родион, черкая на куске бумаги свой номер.
   – Конечно-конечно, – ответил редактор, взглядом указав подчиненным на дверь.
   Родион пожал ему руку и вышел из кабинета. Беркутовец был вынужден признать, что Нади может уже и не быть, слишком многое хотела она узнать. Он вспомнил, что девушка говорила ему о своем журналистском расследовании, что знает, кто может быть причастен к убийствам на Майдане. «Зачем я ее отпустил, – корил себя Родион. – Неужели я больше никогда ее не увижу?..»
   «Ее больше нет… – думал беркутовец, лежа в постели, где еще утром он целовал свою Наденьку. В воздухе витали аромат любви и запах любимой женщины. – Надо было пойти с ней, – терзал себя Родион. – Я не смог ее защитить. Отец был прав, называя меня тряпкой». Он испытывал те же чувства, как в день, когда узнал о смерти матери. Мама была единственным человеком, который относился к нему с нежностью и любовью: «Господи, почему ты отнимаешь у меня тех, кому я нужен?! Почему ты лишаешь меня самых любимых людей на свете?! За что, Господи, за что?!»
   Родион плакал, как дитя. В последний раз он давал волю своим слезам, когда сидел в кладовой, где его заперли на всю ночь. После слов отца он пообещал, что больше никогда не заплачет, но сейчас больше не осталось сил сдерживаться, ведь рядом не было врагов. Не было рядом и любимой. Беркутовец предпочел бы умереть сам, чем отдать в цепкие лапы смерти свою единственную любовь.
   Родион проплакал весь день. Потом пришла пустота. Он не знал, как жить дальше. В родном Крыму, когда ему было особенно плохо, беркутовец ходил на море, в любое время года, в любую погоду. Он смотрел на воду, которая спасала его от одиночества, и в ней хотя бы на время находил утешение. Вода была для него олицетворением жизни. Родион вспоминал, как мама гуляла с ним по пляжу, как покупала ему мороженое. В те редкие моменты детского счастья он любил жизнь и не хотел возвращаться домой, потому что там ждал строгий отец.
   После смерти матери море дарило Родиону самые светлые воспоминания; ему было горько оттого, что он больше никогда не обнимет и не заключит в свои объятия любимую женщину: «Почему я не настоял на том, чтобы она никуда не уходила? Я же мог предотвратить ее смерть. А может, она жива?» Родион вспомнил еще одну фразу отца, которую слышал от него в детстве. Долгов-старший говорил, что настоящие мужчины не сдаются. Сдаться – значит проиграть бой, а проиграть бой – хуже смерти. Странно, что он только сейчас вспомнил эти слова. «Я найду ее!» – решительно заявил сам себе Родион. Разум подсказывал, что Нади уже нет в живых, но сердце кричало ему: «Не сдавайся! Ты должен ее найти!» Беркутовец решил отправиться на поиски своей любимой. Его оптимистичные мысли прервал телефонный звонок.
   – Алло, Родион? – послышался в трубке женский голос.
   – Да…
   – Это Ольга, мы виделись в редакции… Я сразу поняла, что тут что-то не так… Когда Борис Сергеевич ушел, я зашла в его кабинет и в урне нашла смятый клочок бумаги с вашим телефоном. Он его выбросил, понимаете? То есть он и не собирался вам звонить. Дело в том… – продолжала девушка. – Дело в том, что Надю уволили, причем со скандалом. Он скрыл это, и я сразу догадалась, что он может быть причастен…
   – К чему? Где Надя? – занервничал Родион.
   – Я не знаю, где Надя, но уверена, что Игорь Анатольевич и Зальцман, продюсер канала, заодно.
   – Кто такой Зальцман?
   – Роман Эдуардович. Продюсер и директор канала «1 + 1». Он обещал Наде работу ведущей нового ток-шоу… Когда ее уволили, она сказала, что не пропадет, потому что ей предложили…
   – Как его найти? – перебил Родион Ольгу, которая говорила очень медленно и этим весьма его раздражала.
   – Вбейте в Интернете адрес канала или загляните на их сайт в раздел «Контакты». Или давайте я вам сообщение вышлю, у меня есть…
   Родиона бесила медлительность девушки, но она помогла ему. Как оказалось, не все еще было потеряно и Надю можно было найти. Он тут же помчался в офис телеканала. Не дожидаясь лифта, беркутовец поднялся на четвертый этаж, перешагивая через ступеньку. Проскочив мимо секретарши, он вломился в кабинет продюсера.
   – Где Надя? – прокричал он, глядя на Романа Эдуардовича, на коленях которого сидела пышногрудая брюнетка.
   – Наташенька, оставь нас, я позову, – обратился тот спокойным голосом к девушке. Брюнетка послушно вышла из кабинета. – Кто вы и почему на меня кричите?
   – Вы знаете, кто я, не нужно прикидываться. Где Надя?
   – А-а-а, вы про Наденьку. Я сразу и не сообразил, хотя имя редкое… Она работает, мы снимаем программу с ее участием. Разве она вам не рассказывала?
   Родион выдохнул. Ему стало неловко за то, что он так бесцеремонно ворвался в кабинет, что кричал на совершенно незнакомого человека. Он мысленно отчитал себя за несдержанность и уже спокойным тоном спросил:
   – А можно мне ее увидеть? Хотя бы на минуту? Просто я очень волновался, она не отвечала на звонки. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке. Я увижу ее и сразу уйду.
   – Да, конечно, без проблем. Вижу, вы ее очень сильно любите. Я даже вам по-доброму завидую… – продюсер взял в руки телефон: – Алена, позови Надю, пожалуйста. Я сказал, Надю. Да. И быстрее, а то ее парень тут все разнесет, – пошутил он.
   В кабинет вошли двое амбалов с автоматами. Эти головорезы были в масках. Ничего нового, все как в тот день в больнице. Они скрывали свои лица, но открыто демонстрировали мерзость своих душ, потому и прятали личину… Амбалы схватили Родиона и силой вытащили из кабинета. Беркутовец успел лишь посмотреть в глаза продюсера, который на протяжении всего разговора изображал сочувствие и желание помочь. Роман Эдуардович отвернулся к окну.
   – Чтоб вы все сдохли, фашистские мрази! – кричал Родион. Сотрудники же телеканала вели себя так, словно подобные сцены происходят на их глазах ежедневно и похищение человека людьми с оружием является привычным делом.
   Юноше снова надели на голову пакет и увезли в неизвестном направлении.
   – Лучше сразу убейте! Что вы издеваетесь, твари? Зачем тянуть? – кричал он. Амбалы засмеялись.
   – Еще пригодишься! – сказал один из них.
   Родиона бросили в подвал. Ему связали руки и ноги, а на прощание несколько раз ударили в живот, сопровождая избиение смехом. Он лежал на холодном полу, совсем беспомощный, как тогда в кладовой. Хотя пленником беркутовец был не впервые, но снова испытал весь тот ужас и страх, которые чувствовал в детстве, когда отец запер его в темной и сырой комнате.
   – Любимый! – вдруг услышал он.
   «Это она, моя Надя, – подумал Родион. – А может, это галлюцинации?» В глазах было темно, он на некоторое время потерял сознание и теперь не мог толком открыть их.
   – Не кричите, – сказал незнакомый мужской голос. – Они недалеко ушли.
   – Они знают, кто мы, – ответила Надя. – Милый, мы выберемся, не переживай. Все будет хорошо, – утешала она, но подойти не могла, так как была привязана в противоположном углу.
   Родион мечтал подойти к Наде, поцеловать ее, но не мог. «Главное, что она жива», – радовался он.
   – Сейчас бы котлет или борща красного с чесноком… – мечтал вслух Алексеев. Их не кормили.
   Родион тоже хотел есть, но жаловаться в присутствии Нади не желал, тем более что она тоже была сдержанна и не устраивала паники. Девушка находилась в противоположном углу комнаты, привязанная к железной ножке старой пружинистой кровати. Надя смотрела на Родиона с какой-то загадочной грустью. Повода для радости у них не было, но в ее отчаявшемся взгляде читалось: «Мы ничего не сможем изменить, и наше поражение неизбежно». Возможно, она думала что-то другое, но Родион прочел в ее глазах именно это.
   – Моя бабушка рассказывала, что на ее глазах из вагона для скота, в котором депортировали крымских татар, выбросили тела ее родителей, опухших от голода… – встрял татарин Руслан Алиев. Никто не перебивал его, понимая, что у истории будет продолжение. – Тогда приходилось даже траву есть… Знаете, что интересно? Она не возненавидела русских и просто жизнь. До последних своих дней бабушка оставалась очень доброй, наивной, как ребенок. Последнее могла отдать постороннему человеку. Гостям могла выложить на стол буквально последний кусок хлеба. Кстати, умерла она от рака желудка…
   – Умеешь ты подбодрить, – с долей иронии отозвался Денис. – И так говоришь «крымских татар», как будто сам к ним не относишься…
   – Я русский! Татарин только по фамилии. Мне вообще казалось, что меня подкинули… Я, наверное, должен стыдиться того, что не знаю языка, что их нравы и законы – дикость для меня, но я такой и не могу заставить себя гордиться тем, что я крымский татарин. Они женятся, едва зная друг друга, только потому, что родители свели. У них есть такая традиция, правило: целовать старикам руки. Вот этого я вообще не понимаю и брезгую, это же посторонние люди, – возмущался татарин. Говорил он по-русски правильно и совсем без акцента. Да и внешне светлоглазый парень с русыми волосами совсем не был похож на крымского татарина.
   – А при чем тут русские? Изгнал-то татар Сталин, – вмешался Родион.
   О горе крымских татар он знал не понаслышке: в его окружении их было много, и 18 мая каждого года, когда они собирались на площади, чтобы почтить память погибших в годы депортации, беркутовец видел скорбь и слезы пожилых людей, стоящих под палящим солнцем, слушая, как лидер меджлиса со сцены говорит им красивую и трогательную речь.
   – Да, Сталин не лучше Гитлера, – добавила Надя.
   – Знаете, что удивительно? – продолжил татарин. – Я вот, наверное, как и все крымские татары, должен его ненавидеть, но… Мы же благодаря ему победили. К нему как угодно можно относиться, но это при нем наша армия разгромила Гитлера.
   – Действительно, неожиданно слышать это из уст татарина… – заметила Надя, обратившись к Руслану. – А тиран – он и в Африке тиран. Я считаю, что наши бы все равно победили. А прощать массовые репрессии и ту же депортацию только потому, что в тот момент правил он… Нет, я считаю, что такие не заслуживают прощения, а тем более уважения. Что Сталин, что Гитлер, что тот же Янукович.
   Денис громко рассмеялся:
   – Надя, Гитлер со Сталиным сейчас в гробу переворачиваются. Нашла с кем сравнивать! Наш Янукович – просто душка по сравнению с ними. Непонятно только, кого ты сейчас обидела, а кому сделала комплимент, ставя их в один ряд.
   – Получилось! – воскликнул татарин: он сумел освободиться от веревки.
   – Как ты это сделал? – спросил Алексеев.
   – Легко. Когда эти придурки связывали меня, я напряг кисти рук, а потом расслабил. И начинать нужно…
   – Может, потом расскажешь о своем подвиге? Развяжи остальных! – приказала Надя.
   Татарин помог всем освободиться.
   – Надя, Наденька! – говорил Родион, обнимая любимую.
   – Тихо вы, голубки, – вмешался Алексеев. – Сейчас эти придут.
   – Я думал, тебя убили… Надя, как же я счастлив, что нашел тебя… – не мог нарадоваться Родион.
   – Давайте лучше подумаем, как отсюда выбраться, – предложил Руслан.
   – Это нереально! Ты видел их? У нас нет оружия! – ответил Денис.
   – Но нас больше, – вмешался Родион, глядя на Надю так, словно хотел насмотреться на свою возлюбленную наперед на всю жизнь.
   – Она же женщина… – сказал Руслан.
   – Это у вас, татар, женщины ничего не могут! – огрызнулась Надя.
   – Я русский! – снова повторил Руслан. – Говорил же, что татарин я только по паспорту, главное, кто я в душе. И что за стереотипы? Мы живем в двадцать первом веке.
   – А так сразу и не скажешь… – отметил Алексеев. – Ребятки, давайте смотреть правде в глаза: мы не герои боевика. В жизни сбежать от вооруженных отморозков просто нереально.
   – И что? Ты предлагаешь дождаться, пока нас не прикончат? – сказал татарин.
   – Правильно. Сдаваться нельзя! – ответил Родион. – Нужно, чтобы они зашли сюда. Они же хоть иногда заглядывают, чтобы накормить, например?
   – Ага, кормят раз в три дня. И мне кажется, их смутит то, что мы не связаны, не находите? – ответил Алексеев.
   – Сделать вид, что мы до сих пор связаны, легче всего, а вот выманить их… – задумался Родион. – Давайте кричать.
   – Уже кричали. Им все равно, – ответила Надя.
   – Если делать это постоянно, рано или поздно им надоест, – одобрил татарин. – Они придут, чтобы заклеить нам рты, а мы…
   – Гудини прав, – подхватил Денис.

   Отчаянные пленники начали громко кричать. Потенциальным беглецам не пришлось долго ждать: за дверью послышался звон ключей. Это был охранник, который пришел на их крики.
   – Вы что разорались? – сказал вошедший в комнату радикал, окинув взглядом помещение.
   – Я писать хочу, – ответила Надя.
   – А я чем могу помочь?
   – Но не здесь же?
   – Мочись под себя, мне все равно.
   – Ну не в штаны же, в самом деле… У меня есть двести долларов. Они твои, если отведешь меня в туалет.
   – Все, что было, я уже вытащил. Хватит заливать, – ухмыльнулся радикал.
   – Плохо искал. Ну, подойди, возьми. Или ты боишься связанную девушку?
   Радикал подошел к Наде и жирными руками полез в карман ее брюк. Сзади подскочил Родион и со всего размаху зарядил ему по голове доской, которую подобрал с пола. Они надели маски, валяющиеся на столе, забрали свои телефоны и поднялись на первый этаж административного здания, где несколько радикалов что-то рьяно обсуждали и даже не обратили внимания на людей в таких же масках. Родион, Надя, Денис и татарин вышли на улицу и свернули в ближайший переулок.
   – Куда дальше? – спросила Надя.
   – Нужно раздобыть еды, на голодный желудок как-то не думается, – ответил Денис.
   – Это опасно, – возразила Надя.
   – Вам точно нельзя высовываться, – ответил Денис. – Я-то не сильно насолил им, а вот вы, похоже, вляпались…
   К счастью Родиона, Алексеев ушел разведать обстановку.
   – Я тоже пойду пройдусь, – сказал татарин, решив не мешать влюбленным.
   – Ты так смотрела на него… – обиженно произнес Родион.
   – Ты выбрал не самое удачное время для ревности и выяснения отношений, – ответила девушка.
   – Надя, я думал, что потерял тебя… Теперь я тебя не отпущу никуда и ни с кем! Ты только моя! – решительно заявил ревнивец.
   – У тебя рана… – сменила она тему, дотронувшись до его лба.
   – Обычная царапина, – ответил Родион.
   Он не чувствовал страха и боли, когда рядом была его любовь, та, ради которой он готов был погибнуть. Родион поцеловал девушку, и в этом поцелуе была и безудержная любовь, и страх расстаться с ней снова. Казалось, что он не готов отпустить Надю даже на миг.

Глава 27

Алексеев выходил из продуктового магазина, жуя булку, когда его внимание привлекли листовки, приклеенные на ближайший столб. Он увидел портреты своих новых друзей. За информацию о местонахождении Родиона и Нади предлагали кругленькую сумму. «Я смогу оплатить квартиру на полгода вперед. Сашке игрушек накуплю… Катьку порадую, – размышлял Денис. – Я же с ними едва знаком». Он еще не совершил предательства, но уже искал причины себя оправдать. Денис мог сделать это, не задумываясь, и разом решить все свои проблемы, начать новую жизнь с чистого листа, но его терзали сомнения. Если, прежде чем совершить плохой поступок, человек испытывает сомнение, его еще можно спасти. Денис снял объявление и сунул листок бумаги в карман куртки, выданной ему на майдане. Она почти не грела: дырявые карманы и сломанный замок. «Я даже куртку купить не могу, – говорил он себе, возвращаясь к друзьям. – Может, я вижу их в последний раз. А так… Листовки расклеены на каждом столбе. Их точно кто-нибудь сдаст. Тогда какая разница, кто это сделает. Я получу деньги, а они даже не узнают, что я… Предатель. Законченный, паршивый предатель», – отчитывал себя Денис. Еще около магазина к нему пристала бродячая собака. Она так жалобно смотрела на то, как Алексеев ест, что ему ничего не оставалось, кроме как поделиться с ней своим скудным обедом. Он отломил небольшой кусочек и бросил на землю. Собака тут же слопала угощение, но продолжила бежать за Алексеевым, который оказался на удивление щедрым.
– Все тебе отдать? А мне что останется? Ладно, лови, – сказал он, отдавая псу последний кусок.

Глава 28

   – Ой, простите, голубки, – сказал Денис, вернувшись. – Дела плохи. Фото с вашими смазливыми рожицами на каждом столбе, но самое страшное не это. За информацию о вашем местонахождении предлагают много денег. Желающих нажиться будет немало… Нужно найти укрытие, так просто шататься по городу нам нельзя… Варианты есть?
   – Я могу позвонить отцу, но мне кажется, даже если бы у него была возможность помочь, он бы не сделал этого… – с грустью констатировал Родион.
   – А вдруг? Нельзя упускать шанс, – ответил Алексеев, снова задумавшись о соблазне сдать новых друзей.
   Родион считал, что после последнего разговора с отцом навсегда потерял его. Они не были так близки, как бы ему хотелось, но все-таки Михаил Долгов был его отцом. Родион не хотел обращаться к нему, видеть его. Он уже свыкся с мыслью, что потерял не только брата, но и отца, однако сейчас Родион нес ответственность не только за свою жизнь, поэтому решил попробовать. Он нервно набрал номер телефона. Долгое время никто не брал трубку. Отец не пользовался мобильными, и его могло не быть дома. Наконец Родиону ответили.
   – Да, слушаю, – сказал отец в привычной для него строгой манере.
   – Это я, пап… Только не бросай трубку, прошу тебя.
   На другом конце повисло молчание. Затем Долгов-старший произнес:
   – Я и не думал отключаться, Родион. Так вас распустили?
   – Да, но сейчас не об этом. Мне нужна твоя помощь… Я понимаю, что у нас были сложные отношения, ты никогда не любил меня, но я очень нуждаюсь в твоей помощи… Пусть я плохой сын, не такой, каким был Серега, но помоги… Просто по-человечески…
   – Говори, – после некоторой паузы ответил отец.
   – Нам нужно где-то укрыться. За нами гонятся, и мы в большой опасности. Необходимо место, где мы могли бы немного отдохнуть и определить дальнейший план действий.
   – Нам?
   – Да, я не один. Со мной моя невеста и двое хороших друзей.
   «Он совсем изменился, – подумал отец. – Родион уже не мальчик…» Затем спросил:
   – Вы в Киеве?
   – Да.
   – У меня есть товарищ, сейчас он уже генерал. Думаю, для него это не проблема.
   – Спасибо, папа, – поблагодарил он.
   – Береги себя, – ответил отец и, как всегда, первым бросил трубку.
   Их привезли в роскошный генеральский особняк. Хозяин велел им располагаться и отдыхать, пообещав подъехать через несколько дней. Алексеев ушел, сказав, что у него остались незавершенные дела. Татарин вернулся домой, где его ждали близкие. Родион и Надя остались одни и смогли насладиться обществом друг друга.
   – Я скучал по запаху твоего тела… – сказал беркутовец, прижимаясь к своей возлюбленной.
   – Ты понял, чем я пахну? – спросила Надя, обхватив его за плечи.
   – Нет, просто ты единственная, кто так пахнет, и я узнаю твой запах из миллиардов других.
   Взгляд Родиона прошелся по ее соблазнительному мокрому телу, облаченному в одно полотенце. Он посмотрел в ее карие глаза. Надя наконец сняла цветные линзы и стояла перед ним настоящая. Она светилась от счастья. Ее взгляд пробуждал в нем необъяснимые чувства. Родион еще крепче прижал девушку к себе и, закрыв глаза, вдохнул аромат ее кожи. Он подхватил ее на руки и понес наверх…
   – Давай поедим, – предложила Надя, вскочив с постели. Родион встал с кровати, чтобы взять блокнот, но не нашел своей одежды. Он натянул халат и пошел искать девушку. В доме было столько комнат, что можно было легко заблудиться.
   – Любимая, ты где? – позвал он.
   – Я здесь!
   Голос Нади доносился с первого этажа. Родион спустился и увидел ее уплетающей бутерброды с икрой.
   – Проголодалась, моя малышка? – улыбнулся он.
   Надя в ответ только пробурчала что-то невразумительное.
   – А где моя одежда? У меня в брюках кое-что осталось…
   – Я закинула в машинку… – виновато ответила девушка. – Что-то очень важное?
   – Ты не представляешь, насколько! – крикнул Родион.
   Он впервые повысил голос на Надю. Беркутовец забывал слова своих творений сразу же после того, как закрывал блокнот, и не хотел потерять свои первые стихи.
   – Где одежда? – уже спокойнее спросил он.
   Надя встала из-за стола и через минуту принесла ему влажные брюки. Родион пошарил в карманах в поисках блокнота, достал мокрую тетрадь. К счастью, написанное еще можно было прочесть.
   – Прости… – произнес он. – Просто здесь очень важная информация.
   Родион нашел чистую тетрадь и переписал свои стихи. Он пытался перенести на бумагу что-нибудь еще, но не мог. Беркутовец находился в растерянности. Нужно было думать, как быть дальше.

Глава 29

   Хорошенько выспавшись и угостившись генеральскими яствами из холодильника, Алексеев решил прогуляться. Он знал, что значит любить, и дал Родиону с Надей возможность побыть наедине. Кроме того, «блудный» муж хотел поговорить с женой. Он давно не выходил с ней на связь: его телефон отобрали радикалы. Денис стоял рядом с телефонным автоматом и пытался вспомнить номер супруги. Однако все его попытки воскресить в памяти заветные цифры оказались напрасными. Но вдруг он вспомнил телефон матери. Денис не хотел разговаривать с мамой, которая то и дело давала ему всякие наставления, так что все их беседы состояли из бесконечных нравоучений. Но она была единственная, кто мог дать номер Кати. Трубку долго не поднимали. «И зачем ей телефон, если она никогда его не слышит?» – возмущался про себя Денис. Наконец он услышал запыхавшийся голос матери:
   – Ой, сынок, привет. А я стирала. Телефон оставила на кухне. Еще и соседка пришла. Рассказывала, что…
   – Мама, мама, остановись, – перебил Денис. – У меня мало времени. Мне нужен Катин номер. Я потерял телефон. Хотел домой позвонить…
   – Так я тебе и хотела рассказать… В общем, тетя Надя, ну ты ее знаешь: она крестила сына дяди Вовы…
   – Мама, нет времени…
   – Гуляет твоя Катька, вот что. А я говорила тебе, не женись на ней. Модели, они все такие. Вон у Семеновых дочка: восемнадцать лет, а уже…
   – Что ты сказала? Что значит гуляет? – вскипел Денис.
   – Ну, видели ее с мужиком на дорогой машине. «Бенли», «Бетли»… Черт его знает, что за машина… Не нужна она тебе, сынок. А Сашеньку жалко. Не повезло с мамой. Как теперь быть…
   – Дай мне ее номер! – прокричал Денис.
   Он никогда не повышал голос на мать, но одна лишь мысль о том, что Катя может ему изменять, привела Дениса в бешенство. Набирая номер жены, Денис думал над тем, что скажет ей. «А может, и не говорить ничего? Интересно, чтó врать будет? Пока я тут рискую жизнью ради нее, она развлекается…»
   – Денис, Денечка, с тобой все в порядке? У тебя отключен телефон. Я не знала, что и думать… – заплакала в трубку Катя.
   – Все хорошо, – еле сдерживал себя ревнивый муж.
   – Я думала, тебя убили. Так переживала… Я места себе тут не нахожу…
   – Я жив, – холодно ответил Денис. – Надеюсь, я тебя не разочаровал этим, – съехидничал он.
   – Денис, что с тобой? Ты какой-то не такой… Что случилось?
   – Что случилось?! Ничего! – прокричал он. – Только пока я тут деньги зарабатываю, ты шляешься с кем-то. А так все отлично!
   – Ерунда какая-то… О чем ты вообще?
   После некоторой паузы Катя продолжила:
   – А, тебе, наверное, про Бориса Сергеевича уже доложили…
   – Кто он? – не унимался Денис.
   – Это доктор. Он владелец одной частной клиники… Сашенька заболел очень. Я не знала, куда бежать. Ритка сказала, что он может помочь. Если бы не он… Денис, он просто подвез меня. Он не бесплатно помог поднять Сашеньку на ноги… Нужно отдать ему деньги, но он не торопит…
   – И что, хочешь сказать, что он не приставал к тебе? – потихоньку успокаивался Денис.
   – Он говорит комплименты. Но ты даже не думай. Я только тебя люблю. Мы очень скучаем по тебе… Саша все время спрашивает, где папа… Я говорю ему, что ты скоро приедешь. Мне очень тяжело без тебя… Приезжай, прошу… – продолжала плакать Катя.
   – Катя, я скоро приеду. Все будет хорошо. Я обещаю тебе. Только не плачь, любимая… Я решу все проблемы. Поцелуй за меня Сашку. Я очень, очень по вам скучаю. Береги себя.
   Попрощавшись с женой, Денис понял, что нужно срочно что-то решать. «Катя вынуждена принимать помощь постороннего мужчины, потому что отец ее ребенка ни на что не годен, – корил себя он. – Если я ничего не сделаю, я потеряю ее навсегда. Рано или поздно она уйдет к какому-нибудь Борису Сергеевичу, а Сашенька и наш еще не родившийся ребенок будут называть папой совсем другого человека». Денис достал из кармана смятую листовку и долго смотрел на нее, размышляя о том, как все-таки ему следует поступить.

Глава 30

   Вскоре вернулся Алексеев.
   – Эти уроды совсем с ума посходили, – сообщил он. – Правосеки хотят взорвать АЭС в Энергодаре.
   – Там же живет моя мама! – вскрикнула Надя.
   – Зачем это им и откуда тебе это известно? – спросил Родион.
   – Из достоверного источника. Россию хотят подставить. Вы бы хоть телевизор включили, что ли. Путин, чтобы защитить русских, ввел в Крым войска. Радикалы хотят слепить видеопровокацию, что российские солдаты намереваются уничтожить Украину.
   – Зачем им это нужно? – вмешалась Надя. – Логично, что война больше нужна России, ведь это ее войска находятся сейчас на территории Крыма.
   – Крым – это территория России, – ответил Родион. – Да и какая разница? Миллионы людей могут погибнуть только потому, что кто-то хочет заработать на войне. Нужно что-то решать.
   – Я все равно не верю, что украинцы, стоящие на Майдане, способны на такое. Ведь там были люди со всех регионов, и из Крыма в том числе. Все боролись за свободу, – сказала Надя.
   – Ты забыла тех свободолюбивых, которые напали на тебя? – ответил Родион.
   – Украину жаль. Хорошая была страна… – добавил Денис.
   Родион вспомнил, что когда на его глазах погибал Сергей, он подумал то же самое: Украины больше нет. Беркутовец похоронил страну еще там, на Майдане, в тот роковой день. К нему пришла идея написать стихотворение, которое называлось бы «Украину жаль», однако кроме названия пока ничего еще не придумалось.
   – Надо предупредить маму, – решительно сказала Надя. – Я не допущу, чтобы и ее…
   – Нельзя, наши мобильные могут прослушивать. Я, не подумав, позвонил отцу, но такое по телефону обсуждать нельзя, – возразил Родион и уверенно заявил: – Успеем.
   – Кстати, ты доверяешь этому генералу? Он же у власти, а значит, с ними… – сказал Алексеев.
   – Мой отец не может общаться с предателями, но ты прав, нужно быть осторожней. Скажем, что нам срочно нужно в Энергодар, попросим транспорт. На машине или поездом нельзя. Нас схватят, как только мы захотим пересечь границу. Наверняка он может поспособствовать, только нужно придумать серьезный повод… – ответил Родион.
   – Моя мама может погибнуть! Это разве не повод? – прокричала Надя.
   – Не волнуйся, Наденька, мы что-нибудь придумаем, – успокоил ее Алексеев, снова дав Родиону повод для ревности.
   Беркутовец сочинил и записал в новый блокнот еще одно стихотворение:

     На душе тоска и печаль:
     Славянин бьет славянина.
     Гастарбайтеров львовских жаль:
     Жизнь их стоила пару гривен.
     Жаль мне зомби продажных СМИ:
     Убивают, не встав с дивана,
     А вчера еще были людьми,
     Жертвы западного обмана.
     Тех, кто власть захватили, жаль:
     Их в аду ожидает местечко
     За жестокий, кровавый февраль.
     А за «Беркут» поставлю свечку.
     На душе тоска и печаль:
     Славянин бьет славянина.
     Украину бедную жаль,
     Жаль несчастную Украину.

   Вечером к дому подъехала машина с мигалками и сопровождением. Родион увидел в окно, как из автомобиля выходит упитанный лысоватый мужчина лет пятидесяти. Тот, словно почувствовав, что взор одного из гостей устремлен на него, поднял взгляд наверх. Беркутовец отошел от окна. Вместе с Надей и Алексеевым они присели в гостиной, с напряжением ожидая появления генерала.
   – А ты, наверное, Родион? – сказал тот, обратившись к Денису.
   – Это я Родион, – ответил беркутовец.
   – Ну здравствуй. Как отец?
   – Хорошо, передает вам привет. Он благодарен, что вы нас приютили.
   – Ах ты, лгун маленький! – рассмеялся генерал. – Чтобы Мишка приветы передавал?! Ты точно сын Долгова?
   – Точно, – улыбнулся разоблаченный Родион.
   Генерал кивнул Наде и пожал руку Денису.
   – Я к вам ненадолго. Здесь можете оставаться сколько хотите: я живу в центре, да и в разъездах в последнее время – служба, служба…
   – Спасибо, что приняли нас. Вы нам очень помогли.
   – Пустяки. Твой отец спас мне жизнь, он, наверное, не рассказывал. Мишка не хвастается своими подвигами. Ты должен гордиться им. Таких людей больше нет…
   Родион задумался о своем отце. Ведь тот действительно никогда не рассказывал о том, что совершал благородные поступки. Однако почему-то генералом стал не он, а его друг… Беркутовец увидел своего отца другими глазами.
   – Мы бы с радостью остались у вас, но нам нужно срочно попасть в Энергодар, – сказал он. – Вопрос жизни и смерти. Если у вас есть возможность переправить нас самолетом или…
   – Самолет? – улыбнулся генерал. – Это что там за дело такое, если требуется самолет?
   – Мы не можем вам сказать, но это очень важно…
   – Не знаю, как насчет самолета, а вот вертолет – легко, – ответил генерал.
   Они приехали на военную базу. Генерал даже нашел в своем плотном графике время, чтобы лично проконтролировать вылет. Юноше было приятно, что друг отца оказал им такую поддержку.
   – Ну что, Родион, удачи тебе! – сказал генерал, крепко пожав ему руку.
   – Спасибо еще раз, Леонид Юрьевич.
   Алексеев и Надя стояли рядом. Девушка нервничала, ведь на кону была жизнь ее близких. Это Родион желал спасти посторонних ему людей, а Наде было плевать на всех, кроме своей матери и отчима, который воспитывал ее после смерти отца. Близки они никогда не были, но девушка считала, что если его любит мама, значит, он тоже не должен погибнуть.
   Генерал не отпускал руку сына своего друга:
   – Родион, прости. Я не мог поступить иначе…
   Беркутовец увидел, как к ним направляются несколько вооруженных людей.
   – Садитесь в вертолет! Бегом! – закричал он Наде и Алексееву.
   Ребята побежали в сторону вертолета. Люди с оружием начали стрелять в их сторону, от грохота пуль зазвенело в ушах.
   – Они нужны живыми! Не стрелять! – кричал генерал.
   Хотя бы на время сохранить жизнь – это все, что он мог сделать для сына человека, который однажды спас его от смерти… Надя и Родион вскочили в вертолет, Алексеев отставал.
   – Скорее! Ну же! – крикнул беркутовец.
   Он бегло осмотрел приборную панель: показатель вертикальной скорости, авиагоризонт, показатель скорости в углах, высотометр по давлению, гирокомпас, показатель наддува… «Вроде все знакомо», – подумал беркутовец. Родион знал, как управлять вертолетом, но только в теории. Он ходил на специальные курсы, однако без инструктора никогда не летал. Теперь же ему было нужно вспомнить все знания, полученные много лет назад.
   Пуля попала Алексееву в плечо, девушка стала затаскивать его в вертолет.
   – Оставьте меня, я вас только задерживаю… – сказал Денис.
   – Не дождешься! – ответил беркутовец, и общими усилиями они с Надей втащили друга в кабину.
   Родион снова сел в кресло пилота. «Так… Проверить рычаги управления, – вспоминал он. – Проверил. Работу ручек управления, рычага шаг-газ и педалей…» Беркутовец помнил: чтобы взлететь, нужно было поднять вертолет и сделать контрольное висение. Подняв рычаг шаг-газ и нажав на левую педаль, он оторвался от земли на несколько метров.
   – Получилось! – крикнул Родион, набирая скорость. Им удалось взлететь. – Потерпи, все будет хорошо, – управляя вертолетом, попросил он Дениса, из которого рекой лилась кровь. – Нужно остановить кровотечение, – сказал он Наде.
   – Без тебя знаю! Где аптечка? Он сейчас умрет! – крикнула девушка. Она запаниковала, ведь ей никогда еще не приходилось бывать в такой ситуации. Слишком много испытаний обрушилось на нее разом.
   – Не знаю. Я вообще-то сам первый раз за штурвалом вертолета, и если он умрет, то точно не от потери крови… – скептически заметил Родион, пытаясь обуздать летательный аппарат.
   Ему все же удалось сориентироваться, и они выровняли движение. Надя перевязала Денису плечо.
   – Ты в порядке? – спросила она.
   – Да, – прошептал раненый.
   – Мы сейчас приземлимся, нужно только немного подождать, – сказал Родион. «Знать бы, где мы сейчас…» – подумал он и увидел что-то похожее на навигатор. – Скоро будем на месте, – обнадежил беркутовец друзей.
   – Нужно приземлиться где-нибудь… Денису нужно в больницу… – пыталась перекричать шум двигателя Надя.
   – Не надо, со мной все хорошо, задета только кость. Все в порядке, – отказался Алексеев. – Только немного кружится голова. Нужно присесть подальше от пункта назначения, чтобы нас никто не заметил.
   «Какой же я подонок! – думал про себя раненый Алексеев. – Они не бросили меня, рисковали жизнью, а я…» Надя перебинтовывала ему рану. Денису было стыдно смотреть ей в глаза.
   – Потерпи, Дэн. Сейчас долетим до ближайшей больницы, где тебе помогут! – пытался перекричать шум Родион.
   – Не надо. Я в порядке, – ответил Денис.
   На самом деле ему хотелось кричать от боли, раздирающей его плечо. «Так тебе и надо, – продолжал ругать себя он. – Это тебе за то, что продаешь друзей».
   – А генерал оказался редкостной сукой, – вмешалась Надя. – А ты говорил, что он жизнью твоему отцу обязан, – обратилась она к Родиону.
   – Да, не умеет папа друзей выбирать… – ответил Родион.
   «Скажи им, предатель. Признайся. Слабó? Ну конечно. Я ведь годен только по майданам ходить, взятки брать и людей подставлять». У Дениса так и не хватило духа признаться в том, что он сдал Родиона с Надей, но он хотел реабилитироваться. Как-то договориться со своей совестью. Он не мог сказать о том, что предал их, но был готов положить жизнь ради совершенно посторонних ему людей. «Я не допущу, чтобы из-за меня кто-то пострадал. Могут погибнуть сотни тысяч невинных человек, и я сделаю все, чтобы этого не допустить», – пообещал себе Денис, превозмогая боль.
   – Генерал, наверное, уже сообщил кому надо. Вот сука… – прошипела Надя.
   – Да, папа, услужил… – заметил Родион. – Нужно обдумать план действий, пока еще есть время.
   – Я думаю, что они не только взорвут АЭС, но и подставят русских. А для того чтобы скомпрометировать Россию, им нужно видео, так? Они будут давать инструктаж этим переодетым. Нам нужно снять все телефоном. Если это попадет в Интернет, то новость разлетится по всему миру, еще и по ТВ пройдет. Наша задача – показать правду, – кричала Надя.
   – Наша задача – чтобы взрыв не состоялся, а уж потом все остальное, – сказал Родион.
   – Надя права: записать видео нужно обязательно. Если мировая общественность увидит постановку, съемку, у нелегитимной власти не останется шансов. После этого никто не поверит в русских оккупантов, агрессора Путина и прочее, – согласился Денис, превозмогая боль.
   Родион видел, что между Надей и Алексеевым есть какая-то связь. Это беспокоило его, однако сейчас было не время выяснять любовные отношения.
   – Когда правосеки будут там? – спросил он. – Нам нужно добраться раньше них.
   – У нас около двух суток, – ответил Алексеев.

Глава 31

   До места они не дотянули всего несколько десятков километров. На горизонте уже виднелась синева Каховского водохранилища, когда приборы вертолета внезапно стали показывать потерю топлива, и Родиону пришлось искать площадку для посадки. Сесть удалось где-то в поле недалеко от пустынной магистральной автодороги, связывающей Запорожье и Кривой Рог. Дальше решили двигаться пешком. Рана Дениса оказалась незначительной, и после перевязки кровь остановилась, однако он был крайне слаб, хотя и пытался демонстрировать обратное. Сразу же после посадки Родион решил осмотреться. Выйдя из кабины, он понял, что страшно устал, но времени на отдых не осталось, нужно было срочно решать, как перебраться на другую сторону водохранилища. По иронии судьбы они приземлились всего в паре километров от хутора Добрая Надия. Об этом говорила карта, которую Родион тщательно рассматривал.
   – Какие мысли? Что будем делать дальше? – спросил он у Нади, которая помогла Денису выйти из вертолета.
   – В Энергодаре есть Государственная инспекция по ядерной и радиационной безопасности; также там наверняка хорошо поставлена работа милиции и службы безопасности, но кто нам поверит? – ответила она. – Мне кажется, эти бюрократы не быстро зашевелятся; нужно пробираться прямо на АЭС и остановить теракт на месте.
   Родион посмотрел на нее, затем перевел взгляд на раненого Дениса.
   – Я тоже так считаю, – сказал Алексеев и скривился от внезапной боли в простреленном плече. – У нас еще есть время, я думаю, и не нужно скидывать меня со счетов, я пойду с вами.
   Уже вечерело, и солнце медленно погружалось за горизонт в той стороне, куда вел их путь.
   – Тогда для начала нам нужно найти где-нибудь лодку. Надя, собери вещи и осмотри рану Дениса, а я схожу на хутор.
   – Слушаюсь, командир! – улыбнулась девушка.
   Как Родион и ожидал, в прибрежном селе было много рыбаков, и судя по всему, рыболовный сезон уже был открыт. Их лодки, хоть и не выглядели новыми и быстроходными, вполне могли пересечь пару километров водной преграды, однако следовало искать моторку, так как перспектива грести всю ночь Родиона не прельщала. Увидев мальчишку лет десяти с удочкой, беркутовец решил расспросить его о том, у кого можно одолжить лодку с мотором.
   – Дядько, а вы на судака або на густэру? – спросил Родиона продвинутый рыбак, хитро почесывая за ухом.
   – На судака, – сказал Родион и улыбнулся. – Вот, держи пару гривен за информацию. Так где найти лодку?
   – А що ии шукаты? У мого дядьки е човэн. Ми на нему и билого амура ловили, и судака.
   – Это хорошо, а троих выдержит?
   – Та хоч пятох, – сказал мальчик, пряча деньги в карман.
   – Ну, веди к дядьке.
   Вскоре они остановились перед небольшим, но крепким на вид домом с низким забором, за которым лениво забрехала лохматая псина.
   – Фу, Янек, свои! – прикрикнул на пса мальчик и стал звать дядю.
   На пороге появился заспанный мужик в фуфайке.
   – Човэн е, 50 гривень за годину, – сказал мужик, хитро прищурившись и явно уже подсчитывая навар.
   – Нам на сутки.
   – Тоди платить тисячу, – быстро округлил в уме мужик.
   – По рукам, – Родион выложил на стол пять сотенных. – Остальное получишь, когда дашь лодку. Нам она нужна срочно, прямо сейчас. Кстати, как быстрее на тот берег перебраться?
   – А вам навищо? – насторожился хуторянин.
   – Да мне друзья рассказывали, что есть залив такой – Водянский Ковш, там клев всегда хороший.
   – Ни, там электростанция поручь, там не ловлять.
   – Но там вода теплее и рыба больше, а друг врать не будет.
   – Ну, як вам завгодно. Тильки якщо що, човэн не мий. И це, заставу залишьте, а то втопити мою посудину.
   – В залог оставлю свое транспортное средство.
   – Цэ добрэ. Племяш покаже, дэ човэн, а ключи вид машини и гроши йому залишьте.
   Договорившись с рыбаками, Родион отправился к вертолету. Компания двинулась к лодке, где их уже ждал предприимчивый мальчик. На водах водохранилища покачивалось видавшее виды утлое суденышко.
   – А где мотор? – спросил Родион.
   – Дядько казав, що мотор потрибно давати, тильки коли вы заплатите гроши, – сказал пацаненок, с интересом рассматривая странную группу.
   Родион молча протянул ему 500 гривен. Мальчишка аккуратно спрятал их в карман и подошел к небольшому сарайчику, открыл замок и выволок оттуда старый мотор. Родион помог ему, и вместе они закрепили мотор на лодке. В сарайчике нашелся и бензин. Парнишка снова протянул руку.
   – Дядько казав, що ключи вид машини ви теж залишьте, я посторожу.
   Надя и Алексей рассмеялись. Мальчик сразу насупился, видимо, думая, что с залогом его обманули.
   – Да, я чуть не забыл. Надя, разбирайтесь здесь с Денисом, а я с парнем прогуляюсь, – успокоил его Родион и, хлопнув парнишку по плечу, двинулся к вертолету. – Ну, пойдем, покажу тебе нашу машину. Тебя как зовут-то?
   – Мыкола.
   Солнце уже почти село, однако было еще довольно светло, когда Родион с мальчонкой подошли к вертолету.
   – Ну вот, Мыкола, принимай транспортное средство, только чур далеко не кататься, – шутливо сказал Родион, глядя на расширившиеся от удивления глаза мальчонки.
   – А вин справжний?
   – Настоящий, можешь не сомневаться. Только вот что, Мыкола, – Родион перешел на шепот: – О нем больше никто не должен знать. Это военная тайна.
   Глаза мальчишки смотрели на Родиона с таким восхищением, что он чуть не рассмеялся.
   – Не сумнивайтеся, я все зроблю. Зараз гилок натаскаю и заховаю його, – так же заговорщически проговорил Мыкола. – А ви хто, агенти?
   – Тс-с-с, – ответил Родион и поднес палец к губам.
   Мальчик завороженно кивнул. Не сдерживая улыбки, Родион направился к лодке.
   Отплывали они уже в сумерках, но в сарайчике также нашелся довольно приличный фонарь. Да и с наступлением темноты, когда на другом берегу загорелись огни, выполнявшие роль маяков, ориентироваться стало лучше. Лодка медленно, но достаточно уверенно двигалась по воде в сторону видневшихся огней Энергодара.

Глава 32

   – Надя, доченька! – радостно кричала мама. – А ты чего не позвонила? Вот радость-то, – продолжала она, обнимая свое чадо.
   – Сейчас все расскажу, мам. Это Родион и Денис.
   «Просто Родион и Денис? – возмутился про себя беркутовец. – Могла бы и представить меня… Хотя кто я ей? Парень, просто друг. Ведет она себя так, будто между нами ничего и не было…»
   Отчим пожал гостям руки.
   – Входите, входите, я как раз пирогов напекла.
   Они зашли в квартиру. Надя помогала матери накрывать на стол, Родион молча сидел в кресле, внимательно слушая новости:
   – Активист Правого сектора, известный как Сашко Билый, ворвался в районную прокуратуру города Ровно и на глазах журналистов избил и унизил одного из сотрудников. «Ваши времена закончились», – заявил националист. Он грязно выражался и требовал районного прокурора, которого на месте не оказалось. Сашко Билый угрожал, что найдет его и привезет в багажнике автомобиля.
   – Вот, дочка, а ты не верила. Смотри, какие бандиты.
   – Мама, я же просила тебя, – сухо ответила Надя.
   – Да какой это бандит? Клоун обычный, только компрометирует своих хозяев, – встрял Родион. – А где Денис с дядей Пашей?
   – На лестнице курят, – ответила Мария Семеновна. – Клоун не клоун, а людей избивает и угрожает… Ой, и откуда такие берутся?.. Вроде жили нормально, зачем это все…
   – Какая красота, – протянул Денис, входя в гостиную. – И это вы все сами готовили? Когда вы успели?
   – Что там успевать, – скромничала Мария Семеновна.
   Родион был вымотанным и уставшим, но все же продолжал ревновать Надю к Денису. Ему не понравилось, что тот набивается в друзья к ее отчиму, да еще и закидывает комплиментами мать.
   – Как там твои жена с сыном? – обратился беркутовец к другу, чтобы у того совсем не осталось шансов.
   – Хорошо, я звонил им. Любят меня и ждут, – отчеканил Денис.
   – Семья – это хорошо. Надюшку бы нашу замуж выдать, засиделась в девках, – улыбнулась Мария Семеновна, подмигнув дочери.
   – Мне только двадцать пять, – фыркнула в ответ Надя.
   «Когда все закончится, я сделаю ей предложение, – подумал Родион. – А может, сейчас?.. Нет, не время, наверное».
   Отчим Нади оказался приветливым, но неразговорчивым. Он молча ужинал, а когда их с Родионом взгляды пересекались, доброжелательно улыбался. Павел Иванович работал электриком на АЭС и выглядел, как обычный рабочий мужик.
   Позже Надя стояла у раковины и мыла посуду. Ее мать вытирала чистые тарелки и складывала их в стопку.
   – Мам, я не знала, как тебе сказать… Ждала подходящего времени и позвонить тогда не решилась… – мялась девушка.
   – Что случилось? – насторожилась Мария Семеновна. Ее дочь редко говорила с такой неуверенностью. «Значит, что-то серьезное», – подумала мать.
   – Деда убили.
   – Как?! – воскликнула Мария Семеновна, выронив из рук тарелку. – Когда? Как это случилось? Я не верю, – кричала она сквозь слезы.
   Надя обняла маму, и они дали волю слезам.
   Родион с Надей легли на диване, а Денису постелили матрас на полу. Все трое жутко устали с дороги, но не могли уснуть.
   – Какой план действий? – спросил Родион.
   – Правосеки приезжают послезавтра, так? Нужно вычислить, по какой дороге они будут ехать, – ответил Денис.
   – Здесь одна дорога, – заметила Надя, крепче прижавшись к любимому.
   – Тогда мы должны перехватить их на подъезде к электростанции, – сказал Родион.
   – И как ты это себе представляешь? Мы без оружия, а их наверняка будет много. Там же тонны взрывчатки, кто-то должен ее разгружать… – объяснил Денис.
   – Руслан едет к нам, завтра утром будет здесь. Он обещал помочь с этим, – сказал Родион.
   – Зачем делать лишние движения? Я предлагаю не лезть на рожон. Сами, даже с Гудини, мы не справимся. Давай я пойду на АЭС и сообщу им о готовящемся теракте, пусть они и разбираются, – ответил Денис.
   – А если не поверят? – вновь вмешалась Надя.
   – Если не поверят, я пойду перехватывать их на дороге, – заявил Родион.
   – Денис прав. Нужно сделать все, чтобы как можно больше народа узнало о взрыве. Завтра я устрою пресс-конференцию. Если у нас с Денисом не получится убедить людей, будем думать, что делать дальше.
   «У нас с Денисом… – думал Родион. – Лежит со мной, а думает о нем. Неужели ей совсем на меня наплевать?»
   – А тебя я никуда не отпущу, – прошептала Надя Родиону. – У меня плохое предчувствие: мне кажется, что я потеряю тебя… Пожалуйста, любимый, дождись меня здесь, хорошо?
   После этих слов Родион успокоился: она не хочет его отпускать, значит, любит.
   – Хорошо, – ответил он, поцеловав Надю.

Глава 33

   На следующий день рано утром Надя отправилась в местный пресс-центр. За завтраком Родион с другом обсудили план похода к директору АЭС, Денис нервничал.
   – Думаю, что, скорее всего, они мне не поверят, но пусть хотя бы будут начеку… – сказал Алексеев.
   – В общем, так: контрольное время – 17:00. Если ты к этому моменту не вернешься, я перехожу к плану Б. Сегодня в 12:00 приедет Руслан. Я его встречу, и мы вместе все обмозгуем. В любом случае, у нас есть немного времени.
   – Попытка не пытка, как говорил товарищ Берия, – обреченно вздохнул Денис, поднимаясь из-за стола.
   – Все будет хорошо, – попытался подбодрить его Родион. – До вечера.
   Однако к семнадцати часам Денис не появился. Отчим Нади рассказал, что высадил его из своей «шестерки» около проходной и прождал четыре часа, но Алексеев так и не вернулся. Вся компания, кроме него, была в сборе. Надя весь день провозилась с организацией пресс-конференции, которая была назначена на завтра, на 10:00.
   – Итак, что мы имеем, – стал подводить итоги Родион. – Общественность будет оповещена, это раз. Второе: дирекция нам не поверила, Денис, скорее всего, задержан. Третье: я изучил карту и вычислил примерный маршрут грузовиков со взрывчаткой. Ко второму энергоблоку они могут подъехать только по одной дороге. Мы с Русланом их встретим.
   – Я тоже пойду вместе с вами, – сказал Павел Иванович.
   – И я, – поддержала его Надя. – После конференции.
   – Так, никто больше с нами не пойдет. Вы, – обратился он к отчиму, – остаетесь здесь и ждете Дениса, на тот случай, если он появится и будут новости. Мы выходим прямо сейчас. Разместимся там ночью, чтобы заранее выбрать место для засады. Надя, лучше потрать больше времени, чтобы создать в прессе шумиху. Позвони в российское и американское посольства.
   – Российское понятно почему, а зачем американцам звонить? – спросила девушка.
   – Русские могут не поверить, а вот американцы верят всему, даже роликам на Youtube, – ответил Родион.
   – Хорошо, только обещай, что не будете там рисковать. Хотя что я говорю… Надеюсь, они вообще не появятся, но если вдруг… – переживала Надя.
   – Надя, все будет хорошо. Мы с Русланом справимся.
   Вскоре парни тихо вышли из подъезда и направились к тайнику, который организовали днем, спрятав туда винтовку с оптическим прицелом, привезенную татарином.
   – Кстати, где ты ее взял? – поинтересовался Родион.
   – На Майдане и не такое достанешь, мне там даже РПГ предлагали, – ответил Руслан. – Но я подумал, что вряд ли у правосеков будут танки, а вот пехота… Поэтому прихватил еще пару осколочных гранат.
   – Это правильно, хотя я надеюсь, что одного выстрела по ящикам со взрывчаткой будет достаточно, – одобрил Родион.
   – Ты раньше стрелял из такой? – спросил Руслан, доставая разобранные части винтовки из тайника.
   – Нет, но все бывает в первый раз, – ответил беркутовец, вспомнив свой полет на вертолете.
   Винтовка, которую раздобыл татарин, оказалась достаточно удобной американской системой М-21 с регулируемыми складывающимися сошками, коробчатым магазином на двадцать патронов, масштабируемым прицелом и глушителем.
   – Вещь, – заметил Родион, взяв винтовку за пластиковое ложе. – Америкосы такими во Вьетнаме воевали и в Афгане.
   – Жаль, что патронов к ней больше не было, – вздохнул Руслан.
   – Ну, их много и не потребуется, нам самое главное – гарантированно поджечь машину, поэтому сделаем по примеру радикалов пару «коктейлей Молотова», – подытожил Родион.
   Это был уже не тот робкий мальчик, который боялся всего на свете. Родион был настроен решительно. Он пообещал себе, что спасет людей, чего бы это ему не стоило.
   К утру они облюбовали место на вершине холма. Чуть вдалеке виднелись высотные коробки энергоблоков, и единственная дорога, ведущая к ним, хороша просматривалась. Родион отложил в сторону винтовку и стал рассматривать окрестности в бинокль, которым их обеспечил также Руслан. К девяти часам утра по дороге проехали только несколько автобусов с рабочими с электростанции и одинокий велосипедист.
   – Скоро Надина пресс-конференция, – взглянув на часы, заметил Руслан. – Может, они испугаются и не приедут?
   – Уже, – сказал Родион и протянул татарину бинокль.
   На дороге, ведущей к АЭС, показались две машины. Первым шел закрытый «бычок» с ярким логотипом «Приватбанка». Позади ехал КамАЗ, в кузове которого сидели люди в камуфляже.
   – Мда… Нам будет непросто, – заметил татарин.
   – Справимся, их всего несколько десятков, – оптимистично ответил Родион.
   Руслан хмыкнул в ответ. В это самое время на дороге показались еще два КамАЗа с радикалами.
   – Уж лучше бы у них была пара танков, – сказал татарин, щелкнув затвором винтовки. – Надеюсь, прикрытие с воздуха они себе не обеспечили.

Глава 34

   Темой пресс-конференции заинтересовались не только представители всех СМИ Энергодара, но и общественники. Небольшой зал был переполнен. Надя села в центре стола. Она волновалась: от того, поверят ей или нет, зависело, останутся ли в живых люди, живущие в этом маленьком украинском городе. Присутствующие с любопытством смотрели на журналистку. Проверив работу микрофона, девушка начала:
   – Для тех, кто не знает меня и не видел моих репортажей, представлюсь. Меня зовут Надежда Писаренко, я работала на канале «1 + 1», по которому то, что я скажу сегодня, точно не покажут.
   Люди в зале заметно оживились: запахло сенсацией.
   – Из достоверного источника мне стало известно, что группа активистов «Правого сектора» готовит теракт. Они хотят взорвать второй блок АЭС, но это еще не все: радикалы планируют скомпрометировать Россию, чтобы спровоцировать еще большую по своему масштабу катастрофу – войну.
   – Разве это возможно? – удивился один из журналистов с блокнотом.
   – Да.
   – Тогда почему вы не сообщили об этом руководству станции или киевским властям? – продолжал журналист.
   – Некоторые из наших людей уже на АЭС. А по поводу киевских властей… Не исключено, что именно они и являются организаторами теракта.
   Присутствующие зашумели.
   – Это серьезные обвинения, и вообще, у вас есть какие-нибудь факты? – вмешалась девушка.
   – Все мы знаем о недавних событиях на Майдане. Киевская власть обвиняет «Беркут», но факты говорят о том, что в майдановцев и беркутовцев стреляли снайперы. Кому-то нужна была кровь. Сейчас происходит то же самое, только теперь благодаря самозванцам у власти погибнут десятки тысяч людей.
   – Когда это случится?
   – И мы должны верить вам на слово? – перекрикивали друг друга журналисты.
   – Вы можете мне не верить, но тогда мы все умрем, а те, кто выживет, будут завидовать мертвым. Может, террористы уже там. Остается надеяться, что у нас еще есть время предотвратить это. Давайте не допустим повторения Чернобыля. Прошу вас как можно скорее распространить эту информацию. Чем больше людей будет знать об этом, тем больше у нас шансов выжить.
   – Это полный бред и похоже на провокацию, чтобы подставить Майдан и его идею, все то, за что мы боролись.
   – Я сама поддерживала Майдан, но теперь я здесь. Сейчас не имеет значения, каких политических убеждений мы придерживаемся. Давайте просто не допустим катастрофы.
   – Это ложь, – крикнул кто-то из толпы.
   – Пророссийская шпионка, – подхватил другой.
   Надя поняла, что спорить было бесполезно. Она сказала все, что должна была. Оставалось надеяться, что новость разлетится в считанные часы.

Глава 35

   Колонна из четырех машин медленно приближалась к холму, на котором укрылись Родион и Руслан. Беркутовец поправил сошки винтовки и заглянул в оптический прицел. До ближайшей цели, «бычка», было еще примерно два с половиной километра.
   – Далеко еще. Видишь вон ту развилку? – показал он Руслану. – Она метрах в восьмистах, там я их достану. Буду стрелять по колесам «бычка»: взрывчатка, скорее всего, в нем. Возьми гранаты и бутылки, постарайся подобраться туда как можно ближе. Когда машина встанет и начнется заварушка, попробуй ее накрыть, сначала гранатами, потом бутылками. Бросай и сразу вали оттуда.
   – А ты?
   – Если цель будет поражена, то начнется такой фейерверк, что мало им не покажется. В это время я тоже спокойно отойду. Наше главное преимущество – неожиданность. Встречаемся у тайника.
   – Ну, ни пуха тебе, – сказал татарин и передал ему бинокль.
   – К черту, – бросил ему в ответ Родион. Друзья обменялись крепкими рукопожатиями и обнялись.
   – Будь осторожен, кидай гранаты, только когда они полностью переключатся на меня, – наказал Родион Руслану.
   – Понял, – ответил тот и, пригнувшись, побежал к развилке.
   Родион посмотрел в бинокль и постарался рассмотреть кузов «бычка». «План, конечно, так себе, но должен сработать», – подумал он. Внимание беркутовца снова привлек логотип «Приватбанка» на боку машины. «Черт, это, скорее всего, инкассаторская машинка и кузов у нее бронированный… Гранатой ее, даже если взорвется совсем рядом, не взять. Нужно предупредить Руслана, чтобы бросал под машину или в кабину. Догадается ли он?» – размышлял беркутовец.
   В это самое время колонна неожиданно остановилась, подарив друзьям еще несколько драгоценных минут. Вперед выехал второй КамАЗ с радикалами, и машины снова тронулись. Теперь «бычок» двигался вторым. В бинокль Родион довольно отчетливо разглядел сидящих в кузове людей в масках, одетых в камуфляж. В первой машине их было пятнадцать, и к радости беркутовца, автомат в руках был только у одного из них. Остальные были вооружены кто чем: кто-то держал дробовик, у некоторых вообще не было оружия, однако на всех были надеты бронежилеты. Один боевик держал черно-красное знамя Правого сектора, на котором был изображен Веселый Роджер и красовалась надпись «2-ой ударный отряд».
   Родион отложил бинокль. Этих людей ему не было жалко. Такие, как они, убивали беркутовцев, расстреливая их на Майдане. Такие, как они, бросали «коктейли Молотова» и сжигали здания.
   Первая машина проехала развилку. Родион поймал в перекрестие оптического прицела радикала с автоматом. «Это тебе за Сергея», – подумал он и мягко нажал на спусковой крючок. Глушитель сработал хорошо, однако отдача оказалась довольно сильной. Беркутовец целился в голову боевика, но слегка промахнулся, и пуля попала тому в руку. Эффект оказался что надо: радикал выронил автомат и огласил окрестности истошным криком. Первая машина тут же остановилась, за ней встал и «бычок». Боевики в кузове вскочили и с недоумением осматривались, пока второй выстрел не свалил здоровяка с дробовиком. После этого люди высыпали из машины и стали залегать вдоль дороги. Послышались команды и звуки ответной стрельбы, правда, куда боевики стреляли, было пока не понятно: цель они явно еще не обнаружили. Вся колонна остановилась. Пришло время перенести огонь на бронемашину.
   Родион сделал два прицельных выстрела по передним колесам «бычка», затем выстрелил в кузов. Как он и ожидал, пуля отрикошетила от металла, не пробив его. Однако оставив на машине заметный след, она предательски выдала позицию снайпера. Раздались нестройные выстрелы радикалов, пули летели еще далеко, но уже в правильном направлении. Родион сделал еще пять прицельных выстрелов, прострелив со второго раза лобовое стекло броневика и радиатор бычка, а также попав в ногу наиболее активного боевика, призывавшего начать атаку.
   После этого он спокойно убрал винтовку и подумал о смене позиции. Пули сшибли несколько сухих веток метрах в пяти над головой. Родион отполз на небольшое расстояние, встал и подхватил винтовку, планируя зайти в тыл колонне. Через несколько минут беркутовец занял позицию в низине около дороги метрах в четырехстах от машин.
   Обзор здесь был, конечно, похуже. Диспозиция боевиков слегка поменялась. Четверо из них ползли на холм, а две группы примерно по десять человек обходили его с двух сторон. «Где же Руслан?» – подумал беркутовец, и в это самое время раздался взрыв гранаты, затем второй. «Бычок» накрыло ударной волной, но взрывчатка не сдетонировала: кузов машины надежно защищал ее от осколков. «А есть ли она там вообще?» – запоздало подумал Родион, хотя, судя по действиям и панике радикалов, взрывчатка там была: все они стали разбегаться от «бычка», как тараканы.
   В этот момент один человек устремился к машине. Это был Руслан. В руках он держал бутылки с горючкой. Его поступок был очень отчаянным, но татарин понимал, что другого шанса поджечь машину у них не будет. Чтобы хоть как-то отвлечь внимание боевиков, Родион выскочил на дорогу и побежал в сторону колонны, расстреливая остатки патронов из винтовки. Прицельно стрелять в толпу радикалов на холме не получалось, но их внимание явно рассредоточилось. Руслан заскочил в кабину «бычка» и попытался завести двигатель. «Почему он просто не бросил бутылки?» – озадачился Родион. Пули засвистели над его головой и подняли небольшие фонтанчики земли прямо под ногами. Внезапно «бычок» тронулся с места и, медленно развернувшись, поехал назад вдоль колонны в сторону Родиона. Было видно, что пули беркутовца, выпущенные ранее, достигли цели и пробитые колеса «бычка» не дают ему разогнаться. Внимание радикалов переключилось на машину, и пули застучали по ее кабине. Наперерез «бычку» бросились два боевика, вооруженных пистолетами, и начали расстреливать машину практически в упор.
   Родион поднял винтовку, прицелился и быстро выстрелил в одного из них. Хотел сделать второй прицельный выстрел, но в его руку попали, и он выронил оружие, упав на колено. «Вот и все… – подумал беркутовец. – Теперь я просто мишень».
   Несмотря на обстрел радикалов, «бычок» набрал небольшую скорость и, покосившись на одну сторону, удалялся от места сражения, приближаясь к Родиону. Их отчаянный план, кажется, сработал, но только наполовину. Беркутовец прикинул, смогут ли они на «бычке» избавиться от погони. При этом он понимал, что сделать это на пробитой машине будет трудно, практически невозможно. Между тем один из КамАЗов правосеков уже развернулся, и радикалы, запрыгивая в кузов практически на ходу, начали преследование, стреляя по уходящей от них машине. Побег был явно обречен. Словно осознав этот факт, «бычок» неожиданно съехал в кювет и встал. Внезапно из его кабины повалил дым, и автомобиль загорелся. Видимо, шальная пуля попала в бутылку с горючей смесью.
   В тот момент, когда КамАЗ с радикалами поравнялся с бронемашиной, раздался взрыв: сдетонировала взрывчатка в кузове «бычка». Ударная волна подбросила автомобиль Руслана в воздух и накрыла КамАЗ боевиков, перевернув и отбросив его, словно детскую игрушку.
   В воздухе замелькали куски металла и тела людей. С «бычком», впрочем, как и с его преследователями, было покончено. В этом огненном Армагеддоне спастись не было никакой возможности. Даже Родиона, стоявшего в двухстах метрах от места событий, обдало жаром, ослепило и оглушило грохотом взрыва. В десяти метрах от него упала и покатилась покрышка от КамАЗа. В эту минуту из дыма вынырнул второй грузовик и устремился прямо к юноше. Время словно замерло. Родион стоял на дороге, прижав простреленную руку и понимая, что уже ничем не поможет Руслану.
   Только в последние секунды существования человек честен по отношению к самому себе. Можно жить долго и размеренно, но так и не понять своего предназначения. Обиднее всего, когда обретаешь смысл жизни и лишаешься ее, так ничего и не успев. Пламя пожирало останки автомобиля и последнюю надежду спастись. Можно ли считать человека живым, если он смотрит на друга, который превращается в пепел, и не испытывает ничего, кроме пустоты? Нет ни страха, ни боли, ни разочарования, только убийственно немая пустота…
   КамАЗ приближался к Родиону, но внезапно его развернуло, на полной скорости грузовик съехал в кювет и заглох. Из его кабины и кузова никто не показался. Видимо, машине тоже досталось взрывом, и каким-то чудом она все это время просто двигалась по инерции.
   Только сейчас время для Родиона вернулось в привычную фазу, и он окинул взглядом поле недавнего сражения. Останки машин, окутанные яростным пламенем и дымом, догорали. Вдоль всей дороги лежали искореженные куски металла и трупы людей. Где-то вдалеке в поле мелькало несколько фигурок убегающих людей. Оставшиеся в живых враги спасались бегством, видимо, решив, что против них действует многочисленный и хорошо подготовленный противник. Со стороны города послышался вой пожарных сирен…

Глава 36

   Бенякровский вылез из джакузи и натянул на свое мокрое обрюзгшее тело махровый халат. Он выкроил в своем плотном графике несколько дней, чтобы побыть с дочерью, которая в такие моменты, несмотря на большое количество обслуживающего персонала, сама готовила обед. Бенякровский плеснул в стакан коллекционный виски и пошел к дочке. Увидев, как она бережно ловит на полу жучка, чтобы без угрозы для его жизни отпустить в сад, Бенякровский усмехнулся. Доброта дочери умиляла его и одновременно раздражала – смотря в каком он пребывал настроении. Все, кто хотел угодить Бенякровскому, называли его дочь красавицей, хотя это было далеко от правды. Неприметная, серая, с лицом сельской доярки, Ева если и была красива, то только душой. «Вся в мать, – подумал он. – Та тоже святоша. Ушла и даже не подала на раздел имущества. Дура. А может, наоборот, умная. Поняла, что судиться со мной бесполезно». Размышления миллиардера прервал телефонный звонок.
   – У меня плохие новости, – неуверенным голосом сказал собеседник.
   – Говори.
   – Мои люди так и не доехали до станции…
   – Что?!
   – Дело не выгорело. Нас ждали… – оправдывался голос в трубке.
   Бенякровский сделал вдох и тут же выдохнул. Так он пытался справиться с яростью, которую ему было сложно скрывать, если что-то шло не так, как он задумал. Он не хотел кричать при дочке.
   – Что случилось? Мне нужны подробности.
   – Те, кто выжил, сказали, что кто-то знал об этой акции. Они ждали их. Сколько их было, неизвестно, но…
   – Ты что, послал на такое важное дело двух калек? – перебил Бенякровский. Он едва сдерживал себя, чтобы не закричать.
   – Нет, конечно. Я не знаю как… Есть одна интересная деталь… Одна журналистка – вы ее знаете, она на вашем канале работала. Писаренко. Она сегодня устроила пресс-конференцию и сказала журналюгам, что будет теракт.
   – Где она?? – все-таки закричал Бенякровский.
   – По моим данным, еще в Энергодаре.
   – Уволь ее! – резко сказал миллиардер.
   – То есть совсем рассчитать?
   – Правильно мыслишь, – ответил Бенякровский и бросил трубку.
   Ева до сих пор возилась с жучком, пытаясь поймать его руками. Ее это даже радовало. Она уже перестала обращать внимание на жесткость отца с подчиненными. Бенякровский подошел к дочери и встал над ней. В эту же секунду он наступил на жучка и без колебаний раздавил ни в чем не повинное насекомое.
   С чувством выполненного долга журналистка вышла из здания пресс-центра и пошла в сторону автобусной остановки. Она была одна. Наступил первый весенний день. Надя подумала о Родионе, ей захотелось поскорее увидеть его. «Теперь ему не нужно рисковать жизнью», – подумала она, улыбнувшись. Послышался звук резко набиравшего обороты двигателя машины. Девушка обернулась и увидела, что автомобиль мчится прямо на нее. Огромный черный джип на большой скорости врезался в Надю и отбросил хрупкое тело на несколько метров от остановки.

Глава 37

   Маленький Саша осваивал новенький планшет. Рядом лежала еще одна игрушка – машинка с пультом управления, какую Сашенька и заказывал. Алексеев-старший сидел на диване рядом с любимой женой, нежно поглаживая ее животик.
   – До сих пор не верю, что все позади… – вздохнул Денис, вспомнив то, что ему пришлось пережить за последние месяцы.
   – Главное, что теперь у нас все хорошо и ты снова рядом.
   – Пап, а такая машинка, только настоящая, много денег стоит? – вмешался Саша.
   – Ты посмотри какой! Такой маленький, а уже настоящие машинки подавай, – засмеялась Катя.
   – Я уже большой, – обиженно ответил ребенок.
   – О, ну эта машина будет дорого стоить, но если много работать, можно накопить и купить, – ответил Денис, вспомнив, как ему достались деньги, благодаря которым он порадовал семью, заплатил за квартиру и раздал долги. Ему стало стыдно, что он учит ребенка тому, чего сам не умеет. Он так и не признался Родиону, что предал их с Надей. Алексеев пообещал себя, что изменится. В его новой жизни не будет азартных игр, сомнительных авантюр и нечестных поступков.
   На следующий день Денису представился шанс устроиться на хорошую работу. Он собирался на собеседование в одну брокерскую компанию. Катя завязывала ему галстук.
   – Кто-то говорил, что знает двадцать разных способов… – улыбнулся довольный муж.
   – Знала. Забыла. Правда. Я еще помню, как одному покупателю завязала с язычком наружу… – пытаясь справиться с галстуком, говорила Катя.
   – Только можно мне без вывернутых языков? Я жить хочу, – пошутил Денис.
   – Ой, не смеши! – держась за живот, хохотала его супруга.
   – Ничего себе повод для шуток! Людям языки выворачивать, – продолжал издеваться Денис.
   – Ну, вы идете? Я тут вас заждался, – сказал уже одетый Сашенька, стоявший на пороге. В такой ответственный для главы семейства день ребенка не с кем было оставить, и мама должна была взять его с собой на работу.
   – Какой ты у меня красивый… – все же справившись с галстуком, кокетливо улыбнулась мужу Катя.
   – Сегодня, если все сложится удачно, у нас будет повод отметить. Я захвачу бутылочку вина… – ответил Алексеев, целуя манящую жену.
   – Ну, ребенок ведь рядом… Перестань, – засмущалась Катя.
   – Он же сказал вчера, что уже большой.
   – Ладно, беги, а то опоздаешь.
   Денис еще раз поцеловал супругу, чмокнул на прощание сына и пошел снова испытывать свою судьбу – на сей раз вполне честным способом.

Глава 38

   Родион ехал в поезде Запорожье – Симферополь, чтобы потом автобусом вернуться в родной Севастополь. В купе вошла полная женщина лет сорока пяти с короткой стрижкой. Она была, как потом выяснилось, с братом, инвалидом-колясочником. Увидев, что им тяжело заехать с коляской, беркутовец встал и помог перетащить калеку на сиденье. Женщина не переставала благодарить и желать ему здоровья, инвалид доброжелательно улыбался. Его взгляд был настолько добрым и открытым, что Родиону стало не по себе. Он думал, что увечные должны быть злыми и вечно недовольными жизнью.
   – Может, за встречу? – предложил калека, заговорщически подмигнув попутчику.
   – Толя, ну разве так можно? Поезд даже не тронулся. Не стыдно, а? – отчитала инвалида сестра. – Вы простите его, он не алкоголик, просто иногда любит… – оправдалась она перед юношей.
   Ухоженный и опрятный, тот и вправду не выглядел пьяницей.
   – А давайте, – согласился Родион. Спиртное он не переносил на дух, но ему не хотелось обижать приветливого колясочника.
   Женщина достала еду: вареные яйца, запеченную курицу, картошку, в общем, стандартный набор продуктов в поезде. Инвалид потянулся через столик, чтобы чокнуться с новым знакомым, но Родион проигнорировал его намерение и быстро опустошил стакан с водкой. Калека посмотрел на него понимающим взглядом и тоже выпил. Мужчина испачкался соусом, и сестра принялась заботливо вытирать его лицо салфеткой. Попутчики поговорили на общие темы, и юноше удалось хотя бы на мгновение забыть о своем горе. Какое-то время все ехали молча. Родион уставился в окно.
   – Как думаете, будет война? – вдруг спросила женщина.
   – Какая война, Надя? – вмешался инвалид, неуместно улыбаясь. – Все будет хорошо, – добавил оптимист без обеих ног.
   «Надя…» – подумал Родион. Он снова вспомнил, что больше никогда ее не увидит, и на душе стало невыносимо больно. Сердце в груди защемило, хотелось кричать во весь голос. Он посмотрел на женщину с именем своей убитой возлюбленной тяжелым, тоскливым взглядом.
   – Надеюсь, что история хоть чему-то научила людей… – ответил беркутовец.
   – Мне кажется, не научила. Если бы это было так, разве гуляли бы по Киеву люди, выкрикивая фашистские лозунги? Ой, что будет, что будет… Страшно представить, если Россия нападет. Я с матерью созванивалась, она старенькая уже. Говорит, что солдат нет, а по телевизору показывают. Как такое может быть?
   – Может. Они все что угодно показать могут… А русские не нападут. На кого? На своих же? Крым даже оккупировать не надо, он с радостью вернется домой. А телевизору не верьте, вранье это все.
   – Но Турчинов говорит, что будет мобилизация и они готовы воевать. Неужели он хочет войны?
   Родион ничего не ответил, продолжая смотреть в окно, хотя было уже темно и ничего не видно. «Как можно назвать человека, который хочет войны? Кому все равно, когда погибают невинные люди, сотни тысяч несчастных людей? – спрашивал себя беркутовец. – Калеки. Только не физические, как этот бедняга. Хотя кто из них несчастней? Умственные калеки. Мы живем в эпоху умственных калек», – продолжать думать он. Родион достал блокнот и карандаш и записал новые стихи. Они родились благодаря попутчикам, неравнодушным к будущему страны.

     Не верится, что двадцать первый век:
     На месте топчемся в изношенном старье,
     Живем в эпоху умственных калек,
     Погрязших в ненависти и сплошном вранье.
     История не учит ничему.
     Зачем нужна нам вечная война?
     Скажите мне, родные, почему
     Враждебные настали времена?
     Кто богатеет от чужих смертей?
     В стране разгромленной кто хочет жить?
     Давайте защитим своих детей,
     Народам братским нечего делить.

   Создав еще одно творение, Родион лег на сиденье и, даже не расстилая белья, заснул.

Глава 39

   – Здравствуй, сынок… – сказал ему отец, стоя на перроне. Родион не ожидал, что тот приедет на своей машине встретить его. Они обнялись. Некоторое время отец и сын ехали молча.
   – Сынок, я горжусь тобой. Ты настоящий мужчина, – нарушил молчание Долгов-старший.
   – Я не смог ее защитить, – сказал Родион сквозь зубы.
   – Ты сделал все что мог. Пойми, что иногда бы не в силах противостоять судьбе. Когда умерла твоя мать, я не хотел жить. Я всю жизнь винил тебя в ее смерти. Родион, я знаю, что это ты поджег дом… Но она задохнулась не по твоей вине. Это я виноват, сынок. Если бы я не запер тебя в кладовой, она бы осталась жить. Это я не уберег ее. Я, слышишь?
   Отец резко остановился.
   – Прости, что издевался над тобой… Прости, сынок, – плакал он.
   – Папа, мне было темно и страшно… Я не думал, что так получится. Я не хотел, чтобы умирала мама… Я не хотел…
   Родион больше не сдерживал слез. Он обнял отца, и они оба поддались эмоциям. Отец и сын не скрывали своей слабости, потому что рядом не было врагов.

Глава 40

   Несколько дней подряд Родион не вставал с постели, не мог есть: все вставало комом в горле. Он вспоминал свою Наденьку, которая больше никогда не посмотрит на него большими карими глазами, не обнимет, не поцелует. Беркутовец не видел смысла жить дальше.
   – Может, поешь? – спросил его отец, стоя рядом с подносом.
   – Не хочу…
   – Не стоит так убиваться, нужно продолжать жить. Родион…
   – Что?
   – В твоей куртке я нашел стихи…
   – Это Сергея, – солгал беркутовец. Ему больше не было нужно признание, к которому он так стремился.
   – Красивые. Надо издать…
   – Да, пап, издадим, – ответил сын. – Только я хочу остаться один…
   Если раньше Родион был одинок и жаждал хоть какого-то внимания, то сейчас, когда он потерял свою любовь, ему никого не хотелось видеть. Отец молча вышел из комнаты, поставив поднос и блокнот со стихами на стол.

Глава 41

   Денис спешил к жене, чтобы порадовать ее радостным известием. Его приняли на должность с достойным окладом, и он буквально летел к Кате на работу, чтобы как можно скорее поделиться хорошей новостью. Автобус, в котором ехал Алексеев, попал в большую, непривычную для Одессы пробку.
   – Что там такое? Сколько можно ехать? – недовольно охая, причитала упитанная пассажирка. Из ее сумки торчал рыбий хвост и багет.
   – Там перекрыли проезд! – прокричал водитель. – Пожар. Дальше не повезу. Выгружайтесь.
   Люди покидали автобус. Алексеев пошел пешком, тем более что Дом профсоюзов находился на следующей улице. Подойдя к зданию, он увидел толпу, машины скорой помощи и обгоревших людей. Его сердце заколотилось с бешеной скоростью.
   – Там моя жена и ребенок! – закричал он милиционеру, преграждавшему ему путь.
   – Командир, можно пропустить человека? Он говорит, что там его семья.
   – Пропускай. Тела еще не увозили, нужно будет опознать, – холодно ответил страж порядка.
   – Тела?! – запаниковал Денис и рванул в уже потушенное здание. Он забежал в кабинет Кати, открыв нетронутую огнем дверь, и увидел задохнувшуюся от дыма жену, лежащую на столе, и маленького Сашеньку рядом на полу. Алексеев подбежал к родным и стал кричать.
   – Проснись, Сашенька! Катя, очнись, любимая! – Денис тряс тело жены, надеясь, что она просто уснула. На время. У сына были обгоревшие ножки. Алексеева стали уводить из комнаты.
   – Отпустите меня! Я хочу к своей семье!
   – Нам очень жаль, но они погибли. У вас шок, – констатировали медики. – Выпейте успокоительное. Это горе для вас, но, пожалуйста, держите себя в руках.
   Денис отшвырнул стакан с лекарствами и хотел подойти к жене и сыну, но его не пускали. Тела прикрыли грязными тряпками.
   – Катя, Сашенька! – кричал убитый горем Алексеев. – Это я во всем виноват! Я!
   Он бился в истерике и не хотел верить тому, что видел. Разум Дениса отказывался признавать, что он навсегда потерял самых близких людей.

Глава 42

   – Мы снова дома! – сказал Долгов-старший сыну, выходя из помещения избирательного участка.
   – Подожди, бюллетени еще не сосчитали.
   – А ты сомневаешься, что крымчане хотят в Россию? Подсчет – просто формальность. Вот увидишь, мы скоро вернемся домой, домой, сынок, – ответил Михаил Ильич, радостно хлопая Родиона по плечу.
   Беркутовец впервые за несколько недель улыбнулся. Он тоже был счастлив оттого, что Крым вернулся своей Родине, и теперь можно с гордостью говорить, что ты русский. Наступил день, когда изменилась жизнь каждого крымчанина. Наступила жизнь без войн, нищеты и вечных Майданов, которые приносят только смерть, разруху и сломанные судьбы.
   Навстречу шла молодая семья. Маленькая девочка держала в руках крошечный флажок. Родители открыто улыбнулись Родиону с отцом и поздравили с праздником. Уже до подсчета голосов было очевидно, что каждый крымчанин пожелал вернуться на свою законную Родину. Зазвонил телефон Родиона. Он удивился, увидев имя звонящего: это был Алексеев. Отец отошел к прилавку с мороженым.
   – Привет, Дэн. Говори громче, тут шумно: у нас праздник, – сказал беркутовец.
   – Они сожгли их! – кричал в трубку Алексеев.
   – Я не слышу. Что? Кого сожгли? Кто? – Родион зашел в ближайший подъезд.
   – Они сожгли их! – повторил Денис. – Катьку беременную и Сашку! Только потому, что они были русскими! Родион, я не хочу жить! Я не могу, я не выдержу, Родион!
   Беркутовец не знал, что ответить.
   – Поехали со мной! Нужно защищать наших! Их расстреливают только из-за того, что они не хотят подчиняться хунте! Я еду в Славянск, там тоже карательная операция, такая же, как в Одессе! – не переставая кричал Алексеев. – Мы должны отомстить! Они отняли у меня жену и детей, они убили твою Надю, а сейчас они убивают наших братьев на востоке! – Алексеев наконец замолк.
   Родион, даже не задумываясь, ответил:
   – Я еду!

Глава 43

   Долгов-старший зашел в комнату Родиона. Он уже лишился одного сына и не хотел потерять второго, но в глубине души гордился тем, что его отпрыск готов положить жизнь ради своей Родины. Ему было тяжело, но он не мог не пустить сына защищать братьев в Донбассе. Взгляд Михаила Долгова упал на стол, где по-прежнему лежал блокнот со стихами. Он открыл его и начал читать. Долгов-старший читал стихи и плакал, как плакал бы отец, лишившийся сыновей. Когда он пролистнул последнюю страницу, он увидел новые строки. Его тронули стихи старшего сына, и он помнил каждый из них. Отец догадался, что Родион – не только настоящий мужчина, патриот и хороший сын, но и поэт. А поэт в России – больше, чем поэт…
   Последнее стихотворение Родион посвятил событиям в Одессе:

     Под гимн и прославление нацистов
     Сожгли инакомыслящих людей.
     «Карательная против террористов», —
     Звучит из уст подкупленных б…дей.
     Мир поделен на глупых и отважных.
     Гадливость вызывает человек,
     Который создал армию продажных,
     Вражду посеял с русскими навек.
     А тех, кто пляшет на углях умерших,
     Накажет беспощадная судьба
     И не простит геройских тел истлевших.
     За правду продолжается борьба.
     Гниет страна убийц, но патриотов,
     Фашизма символ – желто-синий флаг.
     Взрастили поколенье идиотов:
     Для них «не украинец» значит «враг».

Диана Кади Враг не должен видеть твоих слез