Медин
wheelerson

Часть 1

Глава 1

   Зима снова получалась странной, и Новый год собирался пройти бесснежно. И хорошо, если бы морозно и чистенько. Последние предпраздничные дни с утра крутило мокрым снегом, а к вечеру кляксы молочного неба безысходно таяли на сыром асфальте.
   Андрей выдохнул на это горячим воздухом и скрыл за матовым пятном уличные проталины. «Который год праздника не чувствуется», – он слез с подоконника и окинул болезненным взглядом неуютную комнату. Который год он болеет накануне новогодней вечеринки в школе. На кухне бабушка заскрежетала тарелками. Фарфор о фарфор. Неприятный звук проколол правое ухо и застрял в левом, ватном от гриппа.
   «Хотя, что значит „который год“? Всего лишь третий». Андрею – тринадцать лет, и три года назад вместо вечеринок были утренники: Дед Мороз в войлочном одеянии, девочки-снежинки, мальчики – д'артаньяны и мухоморы. Но Андрей и тогда болел. «А в образе больного приходить не хотелось».
   Он с рождения был слабым, сопливым, внешне, но, правда, не внутри. Только внутреннее здоровье девочки не очень замечали. Хотя надо быть справедливым, и видели они Андрея редко. Может, лишь летом, да ранней осенью. На торжественной линейке в школе. Вот еще на новогодних вечеринках, куда последние два раза он заваливался с температурой и другом Колькой.
   Колька был из тех друзей, что «друг так друг». Везде и всюду сопровождал Андрея, тумаки и радости делил с ним пополам. Можно сказать, что были они как два брата, хотя внешне и не скажешь: Андрей – худой, с прозрачной кожей, черными, взъерошенными волосами и большими аквамариновыми глазами. Колька – напротив, карапузный, с плюшевыми ручками и розовыми щечками, как это часто бывает – хоть леденец клади в бантичные губки. Был он полноват и неустойчив в своей простоватой одежде, но старался выглядеть вежливым, даже где-то деликатным и держаться с достоинством, как того требовали родители-ученые. Вернее, отец – сотрудник НИИ, и мать – школьный лаборант из кабинета химии.
   Колька справедливо гордился родителями-интеллигентами. И тем обиднее было слышать ему от дворовых хулиганов свое прозвище «Колхозник». Не ясно, откуда оно появилось и зачем. Закрепилось по наитию и повисло в воздухе: как ни шел Колька по улице, серенький, тихий, так ему в спину неслось – «Колхозник!». Обидно – слезы из глаз. Да еще отец хмурый смотрел интеллигентным взором из окна четвертого этажа на сына-колхозника, шторка нервно дрожала в углу. Но ничего нельзя было поделать с дуростью людской. Не бегать же за хулиганами с объяснениями!
   Можно было лишь поразмыслить, откуда что пошло. У Кольки существовала версия, которую он, будто оправдываясь, рассказал как-то Андрею. Связана она была с музыкальной школой, куда Кольку отдали родители «развиваться духовно и нравственно». «Чтоб не болтался по подъездам, – пояснил Колька, – сечешь?». А когда с такой целью, то все равно куда – попал в народные инструменты. Даже где-то в прямом смысле – наступил ногой на балалайку. Вот потом с этой балалайкой и коротал время после уроков. «То с тобой, то с ней», – виновато глядел Колька на Андрея. – Два года». Но Андрей это знал и лишь улыбался.
   А во дворе, когда узнали, повели себя иначе. «Слышал, что Колька из сорок третьей на балалайке играет? Да ладно! Я тебе говорю! И на ложках деревянных! Смешно! По дому в лаптях ходит. Ну и ну! А я видел его с козой! Из какой же он деревни? Он ее на балконе прячет… Эй, восадулин-вогородин, покажи козу! А, куда побежал?! Стой, пастух! Эй, колхоз!»
   Колька давно уже бросил музыкалку, обходил ее стороной, старался не общаться с мальчиками-габоистами, хотя парни были ничего. Но все тщетно: «Колхозник, грабли подбери!», – вырывалось всякий раз со стороны, и Колька лихорадочно начинал искать того, кто это кричал. «Да уж. Трус на трусе, – вздыхал Андрей. – Ни один тебе в глаза не скажет. Зато все из-за угла».
   Колька махал рукой, выпрямлялся и становился Николаем: «Я их молча презираю, не хочу мараться. Мой Колхоzник им еще накостыляет». Это он говорил про своего персонажа в онлайновой игре. В смоделированном мире, где очень многие имели своих героев, Колька был серьезным воином – два уровня до максимального, запакован в волшебную сталь, с двуручной колотушкой древнего магического происхождения.
   «Да, мой Андромед от одного твоего удара сляжет», – с уважением отмечал Андрей. Его герой был средней руки, усовершенствовался неактивно, можно сказать, вяло. В общем, вялый был герой. Колька же себе такого позволить не мог. Пусть в виртуальности, но он чувствовал себя так, как хотел.
   «Вот с Призраком сходим в рейд на два оставшихся замка, и пусть тогда эта школота верещит, не дам им выполнить ни одного квеста», – сжимал мешочки-кулаки Николай, и было очевидно, что обещание свое сдержит. Многих из тех, кто третировал его в школе и дворе, он уже побивал при случае магической колотушкой в темя, но теперь все шло к тому, что набравши максимальную силу, Николай вовсе не даст никому из противников нормально жить. Особенно в компании таинственного Призрака.
   Этот, до сих пор неизвестный друзьям персонаж, был в игре, казалось, всегда. И с первых дней им благоволил – помогал проходить сложные квесты, снабжал уникальной броней, оружием и зельями. Конечно, это смущало. Но расспросы в чате утыкались лишь в жизнерадостные смайлики, иногда в «привет-пока». В итоге, спустя месяц совместных игр, все, что знали о Призраке друзья – то, что он из их города. И все.
   – Может, маньяк какой, – вопросительно открывал рот Колька, – так ведь часто бывает. Сейчас он тебе двадцать пучков эльфийской жимолости, а завтра позовет знакомиться в кафе… и кранты, ищи тебя в канализации.
   – Чего это меня? – болезненно улыбался Андрей. – Ты с ним больше играешь, вот тебе и отдуваться.
   Колька делал испуганные глаза и кусал нижнюю губу.
   – Я никуда не пойду!
   – Ну он еще никуда и не зовет, – разводил руками Андрей, – и, скорее всего, не позовет. Если бы хотел, давно бы пригласил. А так нет. Странный маньяк. Может все-таки кто-то из нашего класса? Или параллельного?
   – Нет, вряд ли. Я закидывал удочку. Все, у кого прокаченные герои, сами задаются вопросом «Кто такой Призрак?». Ты же сам видел, как Лешка Григорьев слег от него на Арене. А у Лешки персонаж круче моего. Все остальные слабее – Антоха Озерский, Мишка Волчек, Виталик Моталин вообще стороной Призрака обходят. Нет, он не из наших.
   – Тем страннее, что нам помогает, – заключал Андрей и бросал взгляд в окно, будто рассчитывал среди влажных декабрьских крыш разглядеть ту, под которой скрывался загадочный паладин в черных золотовязных доспехах.
   Складывалось ощущение, что он и в реальности был такой, как в игре. Здоровый, сильный, искушенный боец. Именно ощущение: с тех пор как Призрак появился в онлайне, Андрей почувствовал его настоящую отеческую защиту. И это притом, что родной отец у Андрея был, но находиться в игре, пусть даже из каких-то невероятных соображений, никак не мог. Капитан российской атомной подводной лодки Сергей Петрович Медин в эти дни возвращался из дальнего похода и еще толком на поверхность не всплывал, держа курс на архангельскую базу. Ждали его как раз к Новому году, бабушка все мыла посуду и каждый день норовила оторвать лишний листок календаря, словно это могло ускорить возвращение сына. «Как никогда долго», – вздыхала она и автоматически смотрела на часы.
   Отца, и правда, уже не было давно – уезжал, когда лежал снег, которого сейчас, в декабре, нет. Уезжал спешно, в ночь. Лишь с бабушкой присели на дорожку, а Андрей, больной, вышел в желтый от лампы коридор. Отец был мрачен, и свет усиливал тени на его бледном лице. Те небольшие несколько минут с ними в коридоре сидела растрепанная тревога. И ушла она вместе с отцом в открытую дверь, оставив свой неприятный ворсистый хвост…
   А потом ничего, стало легче, хвост истончился и вытянулся сквозняком через пару недель. Отец сообщал, что дежурство идет нормально и «янки не высовывают носа». Бабушка не пыталась это объяснять, считая Андрея еще маленьким для подобных разговоров. Но Андрей прекрасно понимал, что речь идет об американцах, которые плавали там же, где и отец – на Северном полюсе, и, так же как и отец, были готовы стрелять, выполняя приказы своих генералов. То, что они «не показывали носа» тогда, а потом полгода спустя, очень даже радовало домашних капитана Медина. Ведь он был единственной опорой у своей престарелой матери и болезненного сына в бурной и непредсказуемой, местами порывистой, России.
   «Возвращайся, папка, мы тебя ждем», – тихо шептал мерзлыми вечерами, сидя на подоконнике, одинокий Андрей, вглядываясь в тоскливые огни северного города. Где-то там спал Колька, где-то – поверженный Лешка Григорьев, всезнайка Озерский, хулиган Волчек и Виталик Моталин. А еще спала девочка Лиза. Лиза Васнецова. Создание невероятной красоты. По крайней мере, так считал Андрей, потому что он был в нее беззаветно влюблен. И как это иногда бывает – влюблен тихо, трепетно и безмолвно, нежным огоньком из незаметного окна. Свет от него Лизу не достигал, хотя она и жила с Андреем в одном дворе. Не настигал и в школе. «Это притом, что учимся в одном классе», – сокрушался Андрей, вспоминая, как раз или два сидел с ней за одной партой. Ну и конечно, осенью, стоял на линейке.
   Лизу он провожал и встречал каждый день. Из окна своего седьмого этажа. Говорил ее силуэту теплые слова, махал рукой, иногда рисовал сердечки, надышав на холодное стекло.
   – Я бы «ли» на «ко» заменил, – язвительно заметил как-то Колька, увидев оконное сердце и надпись «Лиза». Пока Андрей складывал предложенное слово, Колька пояснил: – Ты вот тут сидишь, обмотанный в шарф, и ничего про нее не знаешь. А она такое вытворяет! Притом, что отличница.
   Фраза про отличницу выдавала в Кольке неугасающую досаду отвергнутого лизиного поклонника. Его, конечно, тоже можно было понять: Лиза отвергла некрасиво – рассмеялась при других девочках в пунцовое от волнения лицо Кольки, когда тот пытался перед ней объясниться. После того случая Колька два дня не мог вразумительно сказать ни слова. Андрей про этот эпизод знал, и очень часто представлял себя на месте друга. Как бы он поступил? Но эти размышления так быстро выводили его из равновесия, что он ни разу не доходил до финальных фраз в предполагаемой сцене.
   – Ну и пусть «вытворяет». Не мне ее судить.
   – Чего это вдруг? – спросил Колька, разочарованный быстрой капитуляцией друга.
   – Ну, где я, и где она, – поднял вверх руку Андрей. – Она – первая красавица школы, а я – хиляк, не вылезающий из дома. Она – отличница с разными увлечениями, а я – что? Комнатная моль без интересов. У нее родители – бизнесмены… А у меня…
   Глаза Андрея в этот момент влажно замерцали, и он понял, что зря углубился в сравнения. В самом деле, чего это он? Как можно было сравнивать несравнимое? Это невозможно и неправильно. Сергей Петрович Медин – человек устава и прямолинейности, Роман Всеволодович Васнецов – человек денег и гибкости. У андреева отца есть личное отношение к службе, а у лизиного – бизнес и ничего личного. Зачем равнять родителей, если сама Лиза в фантазиях Андрея не имела ничего общего с той реальной, что вернулась из дорогого косметического салона и сидела в этот момент в переливающемся огнями клубе и улыбалась потным разгоряченным парням. Кому именно? Андрей прекрасно знал: старшеклассникам Кириллу и Илье Кабановым. Кабанам, проще говоря, звездам городского хоккея. Что ты, Андрей! С кем собрался соревноваться? С ними? Двухметровыми семнадцатилетними тафгаями? Очнись, дурачок! Лизы нет. Лиза – силуэт! В контуре остывшего стекла.
   – А у меня папа – молодец, – закончил фразу Андрей.
   Про маму же говорить было в этом случае вообще не уместно. Ее не было на свете ровно столько лет, сколько Андрей на нем был. Его мама Света умерла при андреевых родах. «Она передала тебе стук своего сердца», – объясняла как-то бабушка испуганному малышу. – И он теперь с тобой».
   «А если я маме стук верну, она придет?» – спрашивал он до пяти лет, пока, в конце концов, по-взрослому не осознал, что произошло. Он долго плакал, выбегал на улицу и смотрел на людей. Тогда шел еще снег. Пушистый, невесомый и безмятежный. Но Андрею в его черной пропасти тоски казалось, что только он и идет, неумолимо порхает, а люди стоят, словно статуи, осыпаемые белым пеплом. И все вокруг остановилось, кроме снега, и не было больше ничего, только он.
   Он и мама, которая подарила этот снег. Подарила ему жизнь. Жизнь среди статуй. Мягких статуй, живых людей. «Что же ты, Андрейка? Отпусти людей, пусть идут! Они хорошие и добрые. Послушай, как они идут – тук-тук. Тук-тук-тук.»
   И в этот момент мама пришла к Андрею навсегда, тем самым стуком, про который говорила бабушка, размеренным и ровным, очень теплым и полным любви. Мальчик часто по ночам, когда не мог уснуть, слушал его, пытался представить, рисовал маму золотистыми нитями. Она выходила очень красивая, легкая и загадочная. Кто знает, какой она была на самом деле…
   Ха, может быть, папа? Но он, человек военный, всегда был скуп на сентиментальные рассказы, а перед сыном и вовсе смущался, ему легче было рассказать про устройство торпеды. На удивление и бабушка ничего не могла сказать про маму, а, может, и не хотела? Хотя какой-то зловредности Андрей за бабушкой не замечал. Поэтому, скорее всего, она, правда, не знала. Тогда выходило очень таинственно.
   Ни фотографий мамы, ни видеозаписей, ни писем – ничего не было. Папа это объяснял бесконечными переездами из гарнизона в гарнизон, мол, все затерялось где-то на прежних квартирах. А это Дальний Восток, обратный край страны, поэтому ищи-свищи. Но как не взять такие святые вещи, Андрей все равно не понимал. «Вот вылечусь, обязательно поеду искать маму», – решил он для себя однажды твердо.

Глава 2

   «…Манишку спрячу, пятна скрою,
   Для девы стану благороден.
   Свой яд смешаю с юной кровью,
   Ее последний будет полдень…
   Монолог Мухомора. Автор – Уткина. Д. В.», – снова прочитал Андрей на клетчатом тетрадном листке и, свернув его пополам, отложил в сторону. Все-таки Дайана Викторовна, его классный руководитель – сумасшедшая женщина. «Нет, ну она добрая, конечно, трепетная, носит имя английской принцессы… свитер у нее теплый. Но, все равно, странная. Придумать же такое на новогодний вечер! Миниатюру про коварный мухомор». Сразу вспомнились утренники в детском саду.
   С другой стороны Андрей очень хотел эту маленькую роль, несмотря на нелепость всего происходящего и болезнь, которая в эти дни действовала особенно изощренно. Он упрямо сквозь жар зазубрил монолог и теперь повторял его от случая к случаю, чтобы ослабить зудящее нетерпение – до вечеринки оставалось 24 часа.
   Причина настойчивости Андрея была в том, что «юную деву» играла Лиза. По сюжету она гуляла со своим женихом в лесу, а за ними наблюдал из-за высокой травы безответно влюбленный в девушку гриб. Здесь стоит отметить стиль Дайаны Викторовны. Мухомор не знал, как привлечь к себе внимание, и в итоге выбежал на дорогу перед парой во всей своей природной красе – белоснежной крахмальной сорочке с хрустящей манишкой и помпезной красной шляпе с запудренными до мерцающей пыли пятнами.
   «Гриба прекраснее двуножка!
   Косы плетеная дуга,
   Скоси свой взор к ногам немножко,
   Тебя там ждет твой Д'артаньян!»
   Определенно, Дайана Викторовна работала до школы еще где-то. Иначе чем было объяснить такое попадание в детсадовские образы? Правда, в этот раз Лиза играла не снежинку, а себя саму – красивую девочку с «дугой плетеной косы», которую ей крепили за кулисами длинными черными шпильками.
   «Мне, конечно, ее две игривые косички больше нравились», – по-хозяйски рассуждал Андрей. Но его мнения на этот счет никто не спрашивал, тем более рядом с Лизой был «жених» по роли и первый красавец класса, по мнению окружающих, – Антон Озерский. На правах высокого причесанного шатена с белоснежной улыбкой и сына всеми уважаемого дипломата он решил, что голове Лизы лучше всего идет коса до пояса, «согласно гениальному тексту Дайаны Викторовны». После осуществления задуманного, Антон удовлетворенно смотрел на партнершу в образе, а Лиза, в общем-то, была не против – ей нравилось, когда на нее заглядывались мальчики. Ее грудь в эти мгновенья наполнялась чем-то невероятно легким и восторженным.
   Потом это восторженное в течение дня опускалось в потаенные уголки девичьей души, и перед сном ворошилось ради новых переживаний. Вот Озерский уже выныривал из ее розовых грёз. Она оценивала его очень придирчиво – ведь он еще ребенок, однако у него подходящий папа, и скоро Антошка может пойти по его стопам. А дипломаты – это выгодные женихи: живут в других странах и много зарабатывают. Осталось понять, будет Озерский следовать за отцом или нет.
   Пока же братья Кабановы в сравнении с ним выглядели интереснее… Илюша, любимый, рвал в клочья сахарную вату ее девичьих чувств не первую ночь. Прекрасная партия, если позовут играть в НХЛ. Или Кирюша – неудержимый! Подстраховка Ильи, если что-то пойдет не так. И… Конечно! Джастин Паркер! Американская звезда в фонтанах радужной нуги. Мечта! Любовь на век! Недостижимый идеал! Его сказочный припев «…и только ты одна» пылает страстно, в глубинах сердца Лизы. Прекрасней этой челки не было, и нет.
   – Ха, я в этих брюках похож на Паркера! – Озерский, оглядывая себя, жемчужно засмеялся собственной остроте. Лизино лицо вдруг потемнело, и рот скосился, будто к горлу подступила тошнота.
   – Внимание, Медина сегодня не будет снова, поэтому репетируем без него.
   – Дайана Викторовна, ну что это такое? Давайте его роль отдадим Виталику. Медин – бесконечно освобожденный!
   – Антон, я только что говорила с Андреем по телефону, он в порядке, завтра обязательно придет.
   – Ага, и что-нибудь обязательно испортит.
   – Гриб не может ничего испортить, – выкрикнул кто-то противным голосом из рядов, и все присутствующие в актовом зале разразились хохотом.
   – Не забывайте, он ядовитый гриб, поэтому очень даже может, – вступился за друга Колька.
   – Колхоз не спросили!
   – Тише, тише, – прервала намечающуюся перепалку Дайана Викторовна. – Что вы, в самом деле… Давайте повторим с миниатюры «Программист и скворечник».
   – В общем, не сильно тебя там ждут, – сказал Колька и бросил школьную сумку Андрею на кровать. – Если решишь не ходить, то я с радостью тоже не пойду.
   Андрей смотрел в окно на мелькающие в сумерках красно-желтые огни автомобилей. В мыслях он представлял, как хохотал зал над шуткой про гриб. Как реагировала Лиза? Тоже смеялась? Может, лишь для вида состроила что-то вроде улыбки? Или согнулась от смеха пополам? А может, зло ухмылялась? Или молчала?
   – Ржала как лошадь, – не оставил шансов карапуз.
   Андрей, стоя спиной к другу, тихо улыбнулся.
   – Ну, это вряд ли, – он прошел мимо Кольки и откинулся на кровать. – Все равно пойду.
   Колька шумно выдохнул.
   – Чтоб еще больше опозориться? «Я куртуазный мухомор, в Гаскони выращен из спор».
   – Ты пойми, – продолжил Андрей. – Ни у кого нет такой сцены, как у меня – там, где Лиза пробует на вкус найденный гриб…
   Интересно, но в эти мгновенья разговора школьная чудачка Дайана Викторовна, где-то там, в паре кварталов, у себя дома, в искреннем порыве и свитере, становилась главным двигателем дальнейших событий, сама того не подозревая. Именно она сначала придумала нравоучительную миниатюру про мухомор, когда оскорбленный пинком жениха благородный гриб менял свою красно-белую шляпу на съедобную коричневую и убивал решившую его съесть невесту. Именно она потом поставила на ключевые роли этой сцены Андрея и Лизу.
   – Ну и что такого? – не понял Колька.
   – Эх ты! Там же по сценарию… поцелуй!
   Лицо толстяка сделалось таким, словно он откусил лимон.
   – Велико событие…
   – Ну, – с Андрея схлынуло одухотворение. – Может, и не велико… но, – он приподнялся на руках и сел. – Я буду первым, кто с ней поцелуется.
   Колька слегка ревностно поглядел на друга, помолчал, а потом, искусственно зевнув, сказал:
   – Ты забыл про Кабанов.
   Андрею тут же в голову полезли нахально яркие картины со скалящимися Кабанами, хихикающей Лизой, мешаниной из разноцветных ламп дискотеки, клубных огней, каких-то бокалов, рюмок, бутылок, хитрых глаз, кривящихся губ, блеска, причмокивания, визга, сыплющейся с ресниц туши, чирканья зажигалки, сизого дыма… Мальчик на секунду зажмурился и отогнал от себя образы так, что перед глазами стало серо и чересчур пусто.
   – Мне кажется, – открыл он глаза, – у них не так все серьезно.
   – Ну-ну, – ухмыльнулся Колька, а потом как-то обмяк, сбросил с себя важность фигуры, посвященной в страшные тайны, и стал довольно медленно говорить, что поцелуй в щечку все равно не котируется, что это по-детски и несерьезно. Андрей задумался.
   – А спорим?
   – Что?
   – Что поцелую в губы!
   – Испугаешься…
   – Ну спорим?
   – Да слабо.
   – На Клинок Безголового из Лавки ценностей.
   – Правда? Купишь Клинок?
   – Если проиграешь, купишь ты.
   – Самоуверен.
   – Ну давай!
   – Хорошо… по рукам. Ох, Андрюха, Клинок-то недешевый.
   – А давай посмотрим, сколько стоит.
   Ребята нависли над компьютером в азартном возбуждении. Игра открылась быстро. На экране появился сурового вида Андромед, совсем не похожий на Андрея, с цепким взглядом воина, многочисленными ссадинами и шрамом, рассекавшим левую бровь. По его виду сразу было ясно – он готов пуститься в опасные приключения огромного виртуального мира хоть сейчас, только кликни.
   – Смотри, у тебя входящее сообщение, – опередил Колька занесенный палец Андрея над кнопкой «Играть».
   Андрей перешел в почту, и друзья удивились, обнаружив письмо от Призрака. Оно пришло без темы, и когда Андрей щелкнул по нему, глаза мальчиков сильно округлились. Текст оказался совершенно неожиданным. Даже более того, он представлял собой ультиматум: «Андромед, послушай меня, это важно. Тебе не стоит ходить завтра на новогодний вечер в школу. И тем более общаться с Лизой Васнецовой. Будь благоразумен. Не делай глупостей. Оставайся дома. Призрак».
   – Упс, поспорили на меч… – все, что мог сказать после этого Колька. Андрей же проглотил язык.
   – Но как?.. Кто?.. – в конце концов, выдавил Медин. И вопросы повисли в сгустившейся атмосфере комнаты. В круглых глазах друга эти вопросы отразились темно очерченными буквами, словно в стекле серванта, и остались пугать Андрея.
   – Оладушки, с вареньем, – влетела бабушка, и теплым пятном с пестрыми заплатками заметалась между посеревших и как-то уменьшившихся подростков. – Коленька, попробуй, специально пекла. Андрюшенька… Пока не остыли.
   Перед мальчиками возникли большие тарелки с дымящимися сдобными кругами и янтарными островками яблочного варенья. Бабушка, словно большая курица, похлопала крыльями, все устроила и выпорхнула на кухню. Парни остались сидеть, перепутанные обрывками мыслей и запахом душистой еды.
   – А гов ил, то то с аш х, – сквозь сдобу прожевал Андрей.
   – О? – спросил Колька.
   – И аш ихххх…, – Андрей, выпучив глаза, открыл рот, чтоб остудить обожженное горло. Через минуту он с трудом прожевал огненный кусок и договорил: – Из наших кто-то…
   – О? – Колька с еще большими глазами, чем у Андрея, покрасневший и напряженный, никак не мог проглотить бабушкину стряпню.
   – Доедай, я подожду, – смиренно сказал Андрей.
   Колька с перекошенной физиономией указал на неестественно открытый рот, а потом поднял вверх большой палец, слабо улыбнулся и подмигнул, дескать «вкусно».
   – Да, да… – кивнул Андрей и вернулся к компьютеру.

Глава 3

   Солнце уже не было видно за мрачными деревьями, горизонт горел оранжевой полусферой, отбрасывая на снег пугающие фигуры. Андрей пробирался по хрустящим сугробам, дьявольски искрящимся на жгучем морозе. «Ну, где же ты, где?», – бормотал он себе под нос, и горло сводило от нервных вдохов декабрьского воздуха. Черная галка сорвалась с кривой ветки совсем рядом и, обсыпав стеклянными снежинками, гаркнула во все горло так, что зазвенела округа. Андрей оторопел, фиолетовый наст заплясал под ногами. Туда-сюда. Хлопая чернильными крыльями, галка улетела в сторону леса. И в то же мгновенье там, между причудливых стволов, мелькнула чья-то тень.
   «Стой-ой-ой!», – засипело горло Андрея. Он услышал свой голос, будто на расстоянии. «Ой-ой-ой», – отозвались узловатые деревья. Тень замерла, напряженно покачнулась и бросилась прочь.
   «Сто-о-о-о-о-ой!», – Андрей выдернул серебристый топор и кинулся вслед что есть силы.
   До первых когтистых кустов он добрался в несколько прыжков. Врезался в них, раздирая одежду, с треском стал рубить жесткие ветки. Но они держали, не поддавались, а тень в это время удалялась, становилась все меньше и меньше. «А-а-а-а-а-а, – заревел Андрей, – При-зра-а-а-ак! Сто-о-ой!». Медин прорубил проход, ввалился в снежную муку, зачерпнул за шиворот, шею закусал ледяной песок. Ай! Ошалело огляделся по сторонам. «Где он?!» Никого вокруг не было.
   – Призра-а-ак! Ты мне нужен! – закричал он, выдыхая клубы пара… «Эн-эн-эн», – ушло в темноту эхо.
   Солнце село. Тени вытянулись и теперь зловеще таяли. За спиной что-то скрипнуло.
   – А? – Андрей резко обернулся. И успел увидеть только стремительный полет клинка. Холодная катана иглой вонзилась ему в горло. Теплая кровь наполнила рот…
   «Нажмите F9, чтобы воскреснуть», – всплыла надпись над телом Андромеда. Вместо крови в горле Андрея набух комок от досадной гибели в лесу. Он угрюмо посмотрел на монитор, где тело его героя уже обшаривал в поисках наживы закованный в магические латы самурай.
   – Этот Григорьев замучил. Ну, невозможно по лесу пройти.
   – Опять убил? – оторвался от оладьев Колька и, увидев лицо друга, понял без слов. – Леха – он такой, постоянно исподтишка нападает. Но зато свои пятьдесят очков зарабатывает.
   Андрей бросил укоризненный взгляд.
   – А я что? – толстяк невинно вытянул лицо. – Разве что говорю? Сволочь он, конечно. Увидел, что ты без Призрака и сразу напал.
   – Да пошел он… этот Призрак, – Андрей вышел из сети, ожесточенно хлопнув по клавишам. – И без него справлюсь.
   Он сунул руки в карманы и уставился в окно. На улице было также темно, как в игре.
   – Ну, погоди, погоди, – сказал ему дважды отраженный в стекле Колька на фоне черного неба. Его силуэт был нечеток как акварельный набросок, на голове и груди мерцали желтые и красные капли. – Пусть мы не знаем, кто такой Призрак, но, согласись, он явно тебя охраняет.
   Андрей всмотрелся в размытые глаза Кольки, но не увидел их. В какой-то момент ему показалось, что за спиной стоит не друг, а кто-то другой. Больше и мрачнее.
   – Если Призрак говорит, что тебе завтра не надо никуда ходить, – гипнотически заворковал он, – то, я думаю, его надо послушать.
   Не отрывая взгляда от бегущих через колькину голову огней автострады, Андрей медленно выдавил:
   – А что такого у меня может произойти с Лизой?
   После этого он задержал дыхание. Отражение задрожало.
   – Ну… если мы считаем, что Призрак – маньяк, а маньяки обычно знают то, чего не знаем мы, то вполне может произойти все, что угодно.
   Андрей развернулся. Колька быстро стал материальным, теплым и растерянным.
   – Андрюх, да оставайся ты дома. Что тебе неймется?
   Медин внимательно оглядел товарища – левую щеку, потом лоб, спустился на веснушчатый нос, посмотрел в глаза. Колька их опустил.
   – Знаешь, – сказал Андрей, – мне кажется, что все эти предостережения Призрака – всего лишь розыгрыш Кабанов.
   – Вряд ли, – тихо не согласился Колька. – Сложновато для них. Они, конечно, старше нас, но какие-то тупые…
   Андрей тихо улыбнулся.
   – Ладно, утро вечера мудренее. Завтра решу – идти или не идти, – он похлопал друга по спине. Разговор подошел к концу.
   – Ты это… – перекидывая сумку через плечо, сказал Колька в прихожей, – выспись завтра, как следует. И никуда не ходи. Я загляну часа в два, пойдем рейдом на Замок Мертвых.
   – Хорошо, хорошо, – улыбался Андрей. – Завтра решим.
   – Чего решим? – не отступал строгий Колька. – Рейд у нас завтра. Готовь целебные снадобья, будем зачищать от нежити старые коридоры.
   – Да-да, – подтолкнул Андрей гостя к выходу. – До завтра.
   – Я приду.
   – Конечно.
   – Там еще босс тридцатого уровня.
   – Уже готовлюсь… Пока.
   Дверь захлопнулась. Андрей тут же перенесся мыслями в сказочный лес, благоуханный и светлый, там, где он гордый Мухомор, а она – Глупенькая невеста.
   «О, чуден гриб, наверно, белый
   Тебя попробую на вкус я…
   Девичьи губы стали бледны,
   Осела барышня без пульса».
   Вот тут я ее целую, вот тут. Андрей, возбужденно подпрыгивая, вернулся в комнату. Его аквамариновые глаза загорелись темно-синим светом. Завтра. На виду у всего класса поцелую недоступную Лизу… Ух, смело. В груди защемило, и сжало волнением горло. Перед глазами возник полный зал изумленных лиц. Страшно? Жуть. «Ты чего, Медин?», – спросил кто-то за кулисами. Горло вытянулось в тонкую тугую трубку. Ахр-р-р… дышать стало невозможно. И руки еще ледяные. А в них ладони Лизы. И взгляд ее полный ужаса. Кошмар! Андрей всплеснул руками. Стоп, так нельзя, надо заново, в начало сцены.
   «Манишку спрячу, пятна…» Тьфу! Это еще зачем? Он нервно замотал головой и стал ходить по комнате взад-вперед. Лунный свет, пробивавшийся сквозь окно, выхватывал из темноты край стола, серый угол двери и напряженное лицо с взъерошенными черными волосами. Он еще два часа так блуждал по комнате с неподатливыми, словно спутанные ветки, мыслями. За полночь он устал, прилег на кровать и долго еще ворочался, терзаемый навязчивыми картинками. В них уже плохо угадывался сказочный лес, разбежались деревья, он не был грибом, от Лизы осталась лучистая фигура, глаза, бесконечная улыбка и тепло. Он касался ее рук, обнимал, протяжно целовал, и уже не было никого, только долгий поцелуй. От него он несся над деревьями, кувыркался в небе, хватал кончиками пальцев ускользающую Лизу. И так беспокойно засыпал.
   – А!
   – Андрюшенька…
   Медин камнем рухнул в комнату с бабушкой.
   – Двенадцать уже. Все спишь и спишь.
   Бабушка маячила рядом с зашторенным окном, источающим фатиновый свет. Куда-то наклонялась, что-то выглядывала, шаркала, но не приближалась. Со стороны была похожа на домашнего робота, застрявшего в бахроме ковра.
   – Андрюша… – донеслось от нее снова.
   Андрей протер глаза, почувствовал над ними горячий лоб, облизнул сухие губы и сел. Кости ломило, и не было сил. Но к этому он давно привык. Сейчас посидит десять-пятнадцать минут и начнет очередной заурядный день.
   «Стоп! Какой заурядный, сегодня он очень важный! Через три часа…, – он скривил лицо от проглоченного аспирина, – начнется судьбоносная вечеринка!»
   – Носки теплые принесла, надень, – бабушка присела у края стола живым и дорогим человеком. Подперла голову рукой и, хитро щурясь, стала смотреть, как Андрей допивает малиновый чай.
   – Может, не пойдешь?
   Андрей обнаружил поверх кружки лукавый взгляд на себе.
   – Ба, – глухо отозвалось в малине, – я уже большой.
   – Да понятно, понятно, – бабушка завертела пальцами в седых кудрях, сделав вид, будто предложила что-то пустяковое. – Эт я так.
   – Лучше Кольку задержи, он придет через час.
   В глазах пожилой женщины юркнула подростковая настороженность.
   – Ну… – пояснил Андрей. – Так надо.
   Колька настойчиво звонил в дверь, когда Андрей в шапке с бубоном, многослойном вязаном шарфе и куртке-милитари перепрыгивал через талые сугробы, торопясь по дороге к школе. Бабушка поддержала внука – она разыграла амнезию, слепоту и глухоту, стоя под дверью, когда пришел андреев друг.
   – Это я, Коля, – непонимающе объяснял он в глазок.
   – Кто? – наигранно писклявила бабушка.
   – Ко-ля!
   – Оля?
   – Не-е-е-ет!
   Ну вот и школа. Андрей затормозил и выдохнул со свистом воспаленным горлом. Огляделся: белые обветренные стены актового зала слева, спортзала – справа, грустные бумажные снежинки на серых окнах. За ними ничего не видно, что внутри – непонятно, но где-то там Лиза. Андрей обернулся. «Призрак, я пришел. Знаю, ты этого не хотел, но я здесь. Что теперь должно случиться?». Он обвел глазами округу. В стороне мелькали машины, торопились люди, и ничто не указывало на какую-то опасность. Хотя…
   В глаза вдруг бросилось черное пятно на дереве. Галка? Та самая? «Какая, та самая? – строго спросил внутренний голос. – Не нужно мешать виртуальное с реальным, а то так недалеко и до шизофрении». Да, согласился Андрей и, поглядывая на загадочную птицу, устремился к входной двери школы. Белый продрогший фасад с большими окнами тут же навис над ним и проглотил. Галка склонила голову на бок.
   – Хо-хо, какие люди! – Озерский умело изобразил высокопарное удивление. – А мы уже Виталика нарядили в твой костюм. Виталик, раздевайся!
   Андрей осторожно ступил в музыкальный класс, расположенный рядом с актовым залом, и служащий гримерной. Все вокруг жужжало, скрипело, картонилось и дышало проклеенными ватманами и женской туалетной водой.
   – Андрюша, зайчик, как хорошо, что ты здесь, – Дайана Викторовна с кипой сценариев новогоднего вечера и зеленой бабочкой-заколкой в волосах вынырнула из каких-то бумаг и устремилась навстречу. – Текст выучил?
   – О… да, – только и сказал Андрей, поглощенный увиденным в классе.
   – Мота-алин! Отдай костюм Мухамора Медину, – классная руководительница прошуршала по гофрированным листам мимо Андрея и скрылась за фанерными березами. Ш-ш-ш-ш-ших. Андрей повернулся на звук, и ему в горло больно уткнулась деревянная линейка. Григорьев!
   – Готов, – злорадно прошептал он, и на его лице нарисовалось торжество. – Второй раз!
   – И последний… – сквозь зубы процедил Андрей.
   Несколько секунд они ожесточенно смотрели друг на друга. Потом Григорьев резко отнял линейку и выбежал из класса.
   – Привет, – услышал Андрей справа от себя. В бугрящейся бумаге стояла Лиза.
   – Здра… ствуй, – ответил он, и Лиза исчезла.
   – Моталин! – гаркнула где-то рядом Дайана Викторовна. – Сколько раз повторять?! Отдай костюм.
   – Надеюсь, ты не испортишь сценку, – Лиза вновь стояла там, где и была. Между ними пронесли дуб с бобром.
   – Я… все выучил.
   – Что ж, посмотрим.
   Лиза была неприступна, смотрела взглядом учительницы, но совсем не Дайаны Викторовны. Определенно, она считала Андрея ничтожеством. Мухомором, как он есть. В плечо кто-то ткнул. Это был Виталик, он принес костюм. Ну что ж, Медин, надевай, тебе этого не хватало до полноты образа. Андрей поднял глаза на Лизу, – в ее взгляде светилось холодное презрение.
   – Так, так, так, готовимся! – затараторила Уткина, – сейчас начинаем. Волчек! Миша! Куцыло! Оля! «Программист и скворечник», как учили. Где зомби? Зомби! Ребята, скорее на сцену!
   Андрей медленно сел на скамейку, заваленную атласными шароварами, пестрыми колпаками и веревками с узлами, механически стал надевать нижнюю часть костюма. Лиза убежала переодеваться в Невесту, где-то рядом с ней острил Озерский, мельтешили фигуры с реквизитом, кто-то проскакал на палке с головой лошади, рассыпалось конфетти, снова пронесли дуб с бобром. Все это Андрей видел и слышал смутно. Ему вдруг очень захотелось домой, к бабушке, малиновому чаю и Кольке. Где он теперь там, друг сердешный? Наверно, дома, обижен. Ну, ничего, я скоро приду…
   – Медин! На сцену!
   Сердце учащенно заколотилось, и на Андрея моментом накатил шум гримерки. За стеной он услышал голос Озерского: «В тени неспиленной дубравы тебе признаюсь в чувствах вдруг…». Боже, мой выход!
   – Медин!
   Андрей лихорадочно натянул красную мясистую шляпу Мухомора и бросился на сцену. Темный отворот кулис, испуганные лица, Дайана Викторовна призывно машущая рукой, Лиза с Озерским в свете множества ламп и он. Вылетает: свет по глазам, зал белым морем с барашками голов, все смотрят. Внимание! Он – Мухомор.
   Андрей не очень помнил как отдекламировал начало зазубренного текста, как отвешивал реверансы, как получил пинка от Жениха, но после того, как зал услышал про «манишку» его сознание будто включилось. Он вдруг ощутил на себе тепло софитов, или это был внутренний жар от поднявшейся температуры, он четко увидел лицо Лизы, она была прекрасна. Напудрена и прекрасна. В воздушном кружевном платье Невесты она в сто крат была красивее любой девушки на свете. Озерский отдыхал, так ему и надо, Лиза плыла к нему, Андрею. Этот миг он видел накануне во сне. Именно такой, волшебный. «О, чуден гриб, наверно, белый, – шептали ее губы. – Тебя попробую на вкус я…»
   – Сейчас! – скомандовал внутренний голос. И Андрей впился губами в приоткрытый от удивленья лизин рот.
   Свет в зале мигнул и погас.

Глава 4

   Темнота наступила непроницаемая. Но мгновенья спустя ее прорвало вспышкой неровного кольца от лба до подбородка. Андрей почувствовал, как его левая глазница резко раскалилась и запылала уничижительным огнем.
   – Это тебе на первый раз, – услышал он сквозь гул удара в глаз. Пунцовые отметины гранитных пальцев Ильи Кабанова стали расползаться вверх и вниз – прожгло бровь, вспучило скулу.
   – Еще раз выкинешь подобное – убью, – предупреждение повисло выщербленной наковальней над головой. Угроза воспринималась серьезно, может, оттого, что произнес ее Кабан очень спокойно. Его голос гвоздил твердо, под стать руке, минуту назад Андрей столкнулся не с человеком, а бульдозером. Сердце захлебывалось от волнения, и теперь гнало пульсирующую кровь к подбитому глазу.
   Под ладонями обнаружилась влажная каша талого снега. Андрей сжал ее, что есть силы, сдерживая накатывающую боль. Он лежал под окнами актового зала после безоговорочно пропущенного удара. Басами гудели стены, дребезжали стекла, бумажные снежинки подпрыгивали в разноцветных тенях.
   Открылся здоровый глаз – перед ним борзо переминаются белые кроссовки. «Шнурочек сейчас развяжется», – почему-то пришла мысль.
   – Ты меня понял, а? – задрожала сверху наковальня. Лица Кабана Андрей не видел, но сразу его представил. Тьф-у-у, хлопнула плотная слюна рядом с рукой. – Пойдем, Киря…
   Медин выдохнул, наковальня не упала. Он повернулся и сел, промокшие джинсы неприятно обволокли ноги липким холодом. Низ содрогнулся, а верх остался гореть.
   Оглянулся на желто-зеленые окна новогодней вечеринки, внутри во всю шло безудержное веселье, снежинки бесовски светились рогатыми стрелами. «Все же я это сделал, – прищурился он от самодовольства и боли. – Видели бы вы лицо Лизы! Мне кажется, она вообще первый раз в жизни целовалась. Зато строила из себя… Хех. А как удивился Озерский! Та еще картина! Он ведь не закончил свой монолог, забыл слова, зацепился рукавом за дуб… Оля Куцыло не знала, то ли радоваться, то ли кричать, Дайна Викторовна странно висела на кулисе, может, плохо ей стало, я не понял… Ну и зал ревел и хлопал, после того, как свет включили.
   – А от чего он погас-то? – спросил оторопевший Колька на табурете, внимательно следя за тем, как бабушка прикладывает Андрею холодную тряпочку к взбухшей щеке.
   – А кто ж его знает, – испытующе посмотрел через бабулины руки Андрей.
   Колька поежился. Андрей перевел взгляд в окно. Бабушка со скорбным выражением лица поправила тряпочку. Колька несколько минут с ужасом и благоговением изучал профиль друга, словно ночную Луну: с этой стороны Андрей выходил привычным и задумчивым, с бледной кожей и печальным взглядом, с обратной – представлялся темным и пугающим, хранящим мрачную тайну встречи с Кабанами.
   – А может… – Колька запнулся, представляя поворачивающуюся голову Андрея с кровавым глазом. И точно, Медин повернулся. Но глаз оказался прикрыт бабушкиной рукой, фух-х-х. – …может, эта история с Призраком, правда, – ловушка Кабанов?
   Андрей улыбнулся.
   – Да, нет, как ты уже говорил, для них это сложно. Они тупые.
   – Тогда кто же отключил свет?
   – Думаю, я.
   Колька открыл рот. Бабушка промокнула синяк.
   – Ты? Это как? – Колька принял позу непонятливого попугая.
   – Ну… как-то так получилось. В момент, когда целовал Лизу, что-то проскочило… похожее на заряд.
   Глаза Кольки после этих слов сузились, лицо сжалось скептической маской. Ночная Луна стала вчерашним блином.
   – Ясно. Экстрасенс.
   – Я не об этом…
   – Да ну что ты, что ты, если способности есть, их надо развивать.
   – Брось…
   – Сейчас принесу ложки из кухни.
   – Колян, хватит, – взбрыкнул Андрей.
   Но Колька уже выбежал из комнаты.
   – Там, кстати, суп грибной есть, – очнулась бабушка.
   – Вот как раз и поедим, – донесся голос Кольки, и следом загромыхал ящик с ложками. – А то я пока тебя под дверью ждал, страшно проголодался.
   – Шел бы тогда домой.
   – Ну как же, – Колька появился в дверном проеме с половником и коварным взглядом. – Я не мог тебя бросить.
   – Коля, брось.
   – Заряд, говоришь, – посмотрел он целеустремленно. – Проверим.
   Он подошел к Андрею и приложил половник ко лбу. Из-под высохшей тряпочки на него посмотрел уставший глаз друга. Половник упал.
   – Ну? – спросил Андрей.
   – Эээээ… ты специально отключил свой магнетизм.
   – Да, иди, ешь суп.
   Колька поднял черпак и весело засеменил на кухню.
   – Медин, тебя не поймешь: то ты включаешь поле, то выключаешь. На тебя суп разогревать?
   – Спасибо, не надо. Хватит с меня грибов.
   В дверь энергично позвонили. Андрей подпрыгнул и напряженно посмотрел на бабушку. Она ответила ему тревожным взглядом. Кто бы это мог быть?
   – И где же «Прощание славянки», а-а-а?! Кто так встречает боевого офицера?
   – Па-а-а-апка!!! Верну-у-улся!
   Андрей выскочил в залитый светом коридор, подпрыгнул и обнял громадно-черную, с широченными плечами в золотых погонах, пропахшую бессонными вахтами и бесконечно родную фигуру. Потертый чемодан хлопнул на пол, и крепкая рука ухватила мальчика, прижав к колючей шинели: «Сынок…». Бабушка охнула и прикрыла рот ладонями: «Слава Богу, жив-здоров».
   – А то! Ну-ка, мать, прими, подарок!
   Сбоку из-под Андрея вынырнула правая рука с букетом желто-радостных герберов.
   – Здрасти, дядь Сергей.
   – Привет, Коля. Мммм… как у вас грибами пахнет! Вот я соскучился по домашней еде! Ну-ка, Андрейка… – он поставил сына на пол и начал расстегивать шинель, живо оглядывая прихожую, словно не видел ее тысячу лет. Колька посмотрел на Андрея – тот, был явно в стеснении: не мог уйти, но и прятать фингал у него не получалось.
   Бабушка, поставив цветы в старый глиняный кувшин на комоде, вернулась помогать раздеваться капитану Медину. Тот уже вешал увесистую шинель на латунный крючок с черным шариком. Андрей, воспользовавшись моментом, ухватил отцовский чемодан и поволок в комнату.
   – Андрей Сергеич, стой, раз-два! – охладил его задумку приказ в спину. Мальчик оцепенел и, в растерянности блуждая глазами, наткнулся на колькин взгляд. Толстяк в ответ пожал плечами. – Круго-о-ом!
   Бабушка на секунду замерла с кашне в руках. Андрей повернулся.
   – Это еще что такое?
   – В общем, я думаю, они специально его заманили, чтобы отдубасить, – закончил с набитым ртом Колька рассказ о школьной вечеринке. Все Медины и он разместились в комнате за столом, наскоро собранным бабушкой.
   – Н-да, – отбросил со звоном вилку на опустевший фарфор капитан Медин и, проводя языком в поисках остатков еды, озадаченно посмотрел на сына. Андрей тяжело вздохнул и уставился в почти не тронутое блюдо.
   – Может, еще курочки? – забеспокоилась мать.
   – Не надо, спасибо. Я – чаю.
   Мать выбежала на кухню. Колька старательно наворачивал картофельное пюре с курицей и внимательно следил за Андреем и его отцом из-за банки клубничного компота. Медины молчали. Потом спустя какое-то время капитан порылся в карманах брюк, достал коробок, вытянул спичку и зажал ее зубами.
   – Итак…
   Колька перестал есть, Андрей поднял голову. Наконец-то, сейчас боевой офицер расскажет, как он отомстит обидчикам сына. Как вычислит их, как заставит раскаяться. Ух, будет Кабанам несладко. Они, наверно, и не знают, какой у него отец. Солдат! Глыба! Полетят клочки по закоулочкам! Ищи потом Кабанов по округе.
   – Вот что… – отец остановился, будто собирался с мыслями, чтобы сказать что-то важное. Спичка прыгала во рту. Андрей затаил дыхание, спичкина шапочка, рисуя зигзаги, играла у него в зрачках.
   – Нам надо отсюда уезжать, – сухо заключил офицер.
   «То есть? Как уезжать?» Парни непонимающе переглянулись, у обоих возникли одни и те же вопросы.
   – Папа…
   – Меня переводят на Дальний Восток, – не дожидаясь, пояснил солдат. – И вы едете со мной.
   – Но…
   – Да, и сделать это надо, как можно, скорее. Думаю, отпразднуем Новый год и двинемся.
   – Зачем так быстро?
   – Ну… накаляется обстановочка. Возможно, придется воевать.
   – Американцы?
   – Они.
   Андрей воткнул свою вилку в куриное филе и с усилием провернул. Курица выкопала в пюре неровную ложбину. Значит, Кабанам никто не отомстит. Жаль, а так хотелось. Колька неловко задергал ногами под столом, загремели банки, ложки, крышка масленки съехала набок. На шум повернулись головы.
   – То есть… вы того… с концами? – спросил покрасневший карапуз. – В смысле, уезжаете. Меня оставляете…
   – Ну, Николай, – Сергей Петрович вынул спичку изо рта. – Как же мы тебя возьмем? У тебя учеба, дом, родители…
   – Я без Кольки не поеду, – вдруг вставил Андрей и снова углубился в пюре. Медин-старший, начавший делать добродушное лицо, осекся и серьезно посмотрел на сына. Тот вилкой возвращал филе в исходное положение.
   – Так вот, Николай, – продолжил капитан после паузы. – Андрей поедет со мной, и да – вам придется расстаться…
   Колька хотел что-то возразить, но капитан Медин остановил его поднятым вверх пальцем.
   – Так надо, Николай. Так надо. Обещаю, что расставание будет не навсегда, вы обязательно еще встретитесь. И потом, у вас есть соцсети и онлайн-игры. Общайтесь, играйте.
   – Мне казалось, что там, куда вы едите, война. Какие уж тогда игры.
   – Ну, это громко сказано «война». Так, небольшое противостояние с потенциальным противником, тем более под водой. На поверхности никто и не заметит. И воевать мне, а Андрей в это время будет с бабушкой дома. Как сейчас.
   – Если как сейчас, то я остаюсь, и буду ждать тебя здесь, – Андрей со злостью отодвинул тарелку. – Какая разница? Что ты тут, что ты там – все время под водой! Здесь хотя бы у меня есть те, с кем я могу проводить время, пока ты воюешь. А там?!
   Лицо капитана посерело, глаза уязвленно спрятались под брови, желваки заходили мелким ходуном.
   – Андрей… – выдавил он. – Ты должен быть рядом со мной.
   – Зачем?! – вскочил Андрей. – Какой смысл?! Меня воспитывает бабушка, заступается друг… -
   Подбитый глаз при этих словах загорелся кровавым ожесточением. – Для чего я должен быть рядом с тобой, а?! Чтобы ты не забывал, как я выгляжу?! Прости! В этот раз я тебя подвел – не успел подправить внешний вид! Ерунда вышла!..
   Андрей вдруг беспомощно взмахнул руками и внезапно зарыдал. Потом понял, что дал слабину, опустил голову и выбежал из комнаты.
   – Вот и свежий, душистый чай, – появилась из кухни розовощекая бабушка. – А где же Андрейка?

Глава 5

   «…Скован в одиночестве словами, теми, что нельзя любви озвучить,
   Тучи не навлечь при случае, солнце не закрыть руками. Травму
   так легко играючи нанести всерьез или по мелочи. Хрупкий мир вразнос,
   град слез и трещина – где ты, скучный мир терпения?..», – исповедовался в наушниках рэпер Кекс, и Андрей плыл сквозь эти строки, пока лежал в пропасти чувств на кровати.
   «…Держит только нить связующая, душу со звездой на небе.
   Где-то там, в глубинах холода, ломано, изогнуто
   Светится созвездие, ликом…»
   «Андро-меды», – прошептал он вместе с Кексом и отрыл глаза. Стены комнаты, со столом и полками исказились от нельющихся слез. Горло перехватило, будто снова воткнул линейку Григорьев. Сухо. В комнате появился Колька, с испуганным видом, начал что-то говорить. Андрей его не услышал из-за музыки, и друг с минуту беззвучно открывал рот, походя на морского ежа. Медин наконец выдернул правый наушник: Колька смешался с Кексом.
   – …пойду, а то мне надо еще алгебру делать… и только есть на земле счастье.
   – Что?
   – Домой мне пора… и зовут его именем Настя…
   Андрей нажал паузу.
   – Ты уходишь?
   – Да, – отчетливо сказал Колька, и ответ заметался в тишине между искривленных стен. Андрей проморгался, сглотнул комок.
   – Ладно, давай… Я пока один побуду.
   Толстяк виновато поглядел на друга.
   – Надо мне, – пояснил Медин и тяжело заерзал на кровати. Колька ушел.
   Отец и не пытался поговорить. Вероятно, считал, что все необходимое уже сказал, а оправдываться не видел причины. Для воспитания сына, по его мнению, вполне достаточно было совместных ужинов, мимолетных игр в футбол или шахматы, раздачи «житейских» советов и подзатыльников. Был ли счастлив от этого сын – большой вопрос. Однако капитан Медин свой принцип объяснял просто: «Ребенок должен проявлять больше самостоятельности». Вот так и вырастил за тринадцать лет настолько самостоятельного сына, что плакать хотелось, и завидовать тому же Кольке. У того отец занимался сыном постоянно – кино, библиотеки, зоопарк, планетарий, занимательная математика, программирование, лыжи, санки…
   – Колян, ты до сих пор на санках катаешься? – удивился как-то Андрей.
   – А чего? – покраснел друг. – С горы, где сноубордисты, знаешь, как прикольно съезжать. Настоящий экстрим!
   В общем, да, продолжаем: программирование, лыжи, сноуборд, гантели, тефтели, голубцы, картошечка…
   – Этим уже мама со мной занимается, – уточнил Колька, гладя живот.
   Повезло другу, ничего не скажешь! Настоящая семья, настоящие родители! Как-то уютно все и правильно. Со сверстниками только не складывается, хотя, казалось бы, что людям нужно? Ладно, он, Андрей, – больной, забитый, с бабушкой. Не частое ведь явление. Поэтому более-менее ясно, из-за чего глумятся. Но Колька! Толковый парень, юморной, обычный. Почему его травят? Только потому, что толстый? Или потому, что он с ним заодно, с забитым?
   «Не обращайте внимания, – сказал однажды отец Кольки, Казимир Николаевич, когда Андрей был у них в гостях. – У вас есть то, что у тех, кто на вас нападает, нет – дружба. Если вам удастся ее сохранить, то вы останетесь сами собой. Если же нет, то сольетесь с массой, которая вас вчера травила, и начнете с ней оголтело разрушать другую дружбу. Постарайтесь, не предавать друг друга, чтобы не стать на путь разрушения».
   О, как сказано! Интересно, вот папа сейчас со мной не разговаривает, это означает, что он меня предал? И стал на путь разрушения? Может, поговорить с ним? Нет уж. Пусть, если хочет, дальше разрушает. Я ему ничего плохого не делал, а вот он… И бабушка… Тоже непонятно себя ведет. Вся такая добрая, заботливая. А помирить, заступиться… Вообще никто за меня не заступается. Один, совсем один, проявляю самостоятельность. Но сколько можно? «Скован в одиночестве словами, теми, что нельзя любви озвучить…»
   Андрей включил плеер. «И зовут его именем Настя…», – завыл Кекс.
   – Тьфу!
   Отец не разговаривал два дня, как раз до 31-го. Как настал праздничный день, Андрей и не заметил. Замечать, впрочем, было нечего – за окном все также в дождливой дымке серел город, шуршали машины с растекшимся светом фар, кое-где мигала гирлянда. Пожалуй, она и задавала общий тон праздника. Щелк-щелк, щелк-щелк. «Джингл белс, джингл белс, джингл ол зе вей», – запел за стеной телевизор, это отец переключал каналы и наткнулся на песню потенциального противника. Задержался, изучает. Бабушка снова громыхает тарелками на кухне. Она сегодня в приподнятом настроении, все утро варила и пекла вечерние кушанья. О, как вкусно пахнет! Может, не все так мрачно, как кажется? Надо все-таки поговорить с отцом, выяснить его планы до конца.
   Андрей посмотрел в небольшой квадрат зеркала на столе, фингал и не собирался проходить. «Да, врезал конкретно, – с сожалением констатировал он, потыкав пальцами край синяка. – Что ж, с чем встретишь новый год, с тем его и проведешь. Может, глаз вообще не заживет?». Андрей представил, как фиолетовый круг навсегда станет частью его лица. Бр-р-р-р. Мартышка какая.
   Он осмотрелся. Где-то были солнцезащитные очки. А, в столе: он дернул верхний ящик, скатились карандаши, разобранная ручка, цветные скрепки, стержни, точилка-лягушка, съехали блокноты. Он пошарил за ними, в глубине, и достал пыльные очки. Пойдет.
   – Да, серьезно выглядишь, – согласился отец, когда Андрей вышел в очках в зал и сел напротив, на диван. – Ты стыдишься своего синяка или разговора со мной? Чувствуешь себя виноватым за ту истерику?
   – Еще чего, – глухо отозвался сын.
   Отец изучающе посмотрел в непроницаемые стекла, увидел лишь свое отражение в двух экземплярах.
   – Сними очки, я тебя люблю и с подбитым глазом.
   Андрей помолчал, но очки не снял.
   – Так когда мы уезжаем? – спросил он спустя минуту показательного сидения.
   – Дня через три.
   – Почему мы с бабушкой не можем остаться здесь?
   – Потому что служить я теперь буду там.
   – Так служи…
   – Сними очки.
   – Нет.
   Отец резко встал. Его двойное отражение тоже.
   – Понимаешь, Андрей, – он заходил по комнате. – Я обещал твоей маме, что обязательно буду тебя защищать, оберегать от врагов…
   Лицо мальчика содрогнулось.
   – Нет, не от этих врагов, – заметил отец и указал на очки. – Не от этих…
   – О чем ты? – сипло, от накатившей горечи, проговорил Андрей.
   – Да, я готов разобраться с теми, кто тебя обидел, но… Понимаешь, это настолько все обыденно и мелко… что я бы предложил тебе… этого не замечать.
   Стекла мелькнули темными полосками гнева.
   – Не замечать?! – он сорвал очки. – Этого не замечать?! – Его фиолетовый глаз снова загорелся. – Прекрасно! Так держать! Продолжай меня защищать от кайдзю, десептиконов, человекоподобных роботов! Да, именно они опасны! А то, что завтра местные гопники череп раскроят клюшкой – это мелочи. Срастется череп, чего уж там!
   – Андрей, послушай…
   – Ну тебя! – мальчик махнул рукой и направился к двери.
   – Слушай, кому сказал! – по-командирски рявкнул капитан Медин.
   Андрей присел от окрика, но быстро отошел и с вызовом повернулся к отцу.
   – Значит, так. Сегодня празднуем Новый год, завтра начинаем собирать вещи. Если есть, с кем попрощаться, иди, прощайся. Вечером ждем тебя с бабушкой за столом. Не опаздывай.
   – Все?
   – Все.
   – Слушаюсь, товарищ контр-адмирал!
   Отец замахнулся кулаком, мальчик выбежал из комнаты.
   «Пошла эта бабушка со своими пирожками!», – зло бормотал Андрей, ступая в чвакающий снег, когда шел к Кольке. Ветер неприятно залетал за воротник куртки и блуждал там вдоль спины. Двор был темен. «Выгляжу как идиот в очках в пасмурный день», – Андрей огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть осуждающие лица. Поднял голову к бесчисленным окнам нависающих многоэтажек, где-то что-то колыхнулось, дернулось – ну, конечно, смотрят и смеются над Мединым-Зимой-в-очках. Ой, чуть в горку ржавую не врезался. Вот еще веселье было бы: глаз синий, нос – красный. Наконец-то, Колькин подъезд, какая темень!
   Андрей снял очки и шустро вбежал на четвертый этаж. Звонок.
   – В общем, ничего не говорит? – почесал затылок самый родной толстяк на свете.
   – Не-а, едем и все.
   Колька сделал озадаченное лицо.
   – Может, за тобой американцы охотятся?
   Андрей посмотрел на друга, словно тот был зимой в очках.
   – Ты – сын командира подлодки, – тут же объяснился Колька. – Может, так они пытаются к нему подобраться, через тебя. А отец тебя защищает. Знает, что ты – его слабое место.
   – Ну, конечно, кто же я еще.
   – Серьезно, при таких делах самое верное решение – смываться.
   Толстяк посмотрел на Медина озаренным взглядом.
   – Ну да, на Дальнем Востоке американцев нет. И едем мы туда не с ними воевать, – отметил тот. Озарение угасло.
   – Тогда не знаю, может, правда, он просто хочет, чтобы ты был рядом с ним? Ну, там, порвал с накопившимися здесь неприятностями.
   – Да-да, «будь благоразумен. Не делай глупостей. Оставайся дома».
   Глаза Кольки полезли на лоб.
   – Призрак?
   – Позорник… Не отец, а тряпка. Я то думал, когда приедет, пойду с ним в школу – всем показать, какой у меня папка. А он Кабанам подзатыльник не может дать. Слабак. Зато орать горазд, бабушка от воплей в кастрюлях прячется.
   Колька несогласно замотал головой.
   – Погоди-погоди, но если он – Призрак, то, как он узнал про Лизку?
   – Да черт его знает, может, бабушка написала, может лизины родители нажаловались.
   – А они что, знакомы?
   – Понятия не имею. Живем в одном дворе, может, и знакомы.
   Колька еще раз внимательно оглядел Андрея с ног до головы.
   – Странно все это. Все тебя предупреждают, оберегают, не хотят, чтобы ты лез куда-то, может ты опасный…
   Медин скосил на друга глаза.
   – Кто?
   – …повелитель молний.
   – А чего не сугробов? – Андрей скучающе скрестил руки на груди. – Сейчас бы Новый год нормальный организовал.
   – Но все-таки, это идея! Свет в школе выключил? Выключил. Сам же об этом говорил. Вот американцы за тобой и охотятся. Ты же – супергерой, скорее всего. Они тебя в своих целях хотят использовать!
   – Да, наверно, плохо у них в плену оказаться. Пытать будут, – задумчиво произнес Андрей, и представил, как сидит привязанный к стулу, посреди черного холодного бункера, в ярком круге света. Все тело покрывают кровоточины, едва прикрытые разорванной майкой. И кто-то из темноты мрачно говорит: «Эти раны заживут, а вот синяк под глазом – нет».
   Андрей нервно взъерошил волосы.
   – Раз я бэтмен, то пойду, попрощаюсь с Лизой.
   Колька открыл рот.
   – Терять мне нечего, – поднялся Медин. – А если с ней будет Кабан, то, может, еще и сдачи дам.
   – Эй, я с тобой!
   – Не надо, Колян, праздник на дворе, все готовятся. И ты готовься. Помоги маме оливье заправить майонезом, мандарины почисть. Я же одной ногой туда, другой – обратно. Все будет нормально, – Андрей ухмыльнулся. – Ну, может, получу второй фингал, ничего страшного, увезу с собой на память на Дальний Восток.
   – Дурак ты, Медин. Нашел из-за кого биться. Она же после той сценки так обзывалась. Я бы, не раздумывая, послал куда подальше. Что ты в нее вцепился? Как будто других девчонок нет.
   – Может и есть, – загадочно улыбнулся Андрей. – Только не на этой планете.
   «…В ответе за тех, кого приручили, или
   любили, бросили погибать без силы. Прокляты за спасибо…», – жалобно вытягивал Кекс последние силы из ног Андрея, пока он поднимался пешком на девятый этаж. В очках, нелепо, глупо, к Лизе с объяснением. Боже, мой, куда он идет? И зачем? Вокруг слышался веселый гомон, в квартирах громко играла музыка, кто-то заразительно хохотал, что-то хлопало, шипело, серпантинилось, трещало. Новый год задорно набирал обороты. А у Андрея ныл Кекс, и дрожали колени. Фух-х-х. Вот и лизина квартира.
   Сердце затрепыхалось как пламя фитиля новогодней ракеты. Еще чуть-чуть и взрыв! Звонок. За дверью стоял галдеж, как и везде. Андрей подождал – шум шумом, никакой реакции. Снова звонок. Грудная клетка заходила ходуном. Ну же! Никто не открывает. Настойчивый, продолжительный звонок, волнение иступлено ушло в кнопку. Перехватило дыхание, сердце застучало глухо в горле. Кто-то идет. Ну вот… все, открылась дверь. В ярком свете нарисовался тучный силуэт лизиного отца. Он все еще смеялся.
   – Да-да?
   – …ххх, – Андрей выпустил воздух вместо слов.
   – Вы к кому? – промурлыкал силуэт.
   – К Лизе…, – хрипло выдохнуло непонятное создание в черных очках.
   Силуэт перестал смеяться, смерил взглядом то, что пришло, и презрительно повел губами. Затем повернул голову, неприятно цыкнул и бросил вглубь квартиры:
   – Ли-за! К тебе пришли.
   После чего удалился, оставив приоткрытой дверь и полоску золотого света на лестничном марше. Андрей вымер внутри.
   Сколько Лиза шла к двери, сказать трудно. Сто лет, двести, триста. Но она пришла. Залучилась в свете коридора словно фея, сплелась из прозрачных нитей нежным шелком.
   – Ты чего здесь забыл? – огрела она Андрея по голове.
   Он стоял и не понимал, что происходит.
   – Медин! С Новым годом! Заблудился что ли?
   Андрей медленно снял очки и посмотрел на Лизу.
   – Я пришел попрощаться.
   – Со мной? Ну слава Богу!
   – Я уезжаю, насовсем.
   – Ух ты, внезапно, ну что ж… счастливого пути.
   – Ты не понимаешь, я совсем уезжаю.
   – Я поняла-поняла…
   – Я люблю тебя!
   На Андрея словно рухнул потолок, и его расколотые бетонные плиты стали, громоздясь, давить на виски, затылок, плечи. Мяли их, били, толкали. Пол ушел из-под ног. Андрей видел, как бетон наклонился, как поехала Лиза с удивленным взглядом. Потом снова вернулась на место. И взгляд ее стал холодным.
   – А я тебя нет, – просто ответила она.
   И эта простота с невыносимой болью стала выдирать плиты обратно из тела. Они вздымались, тяжело ударялись с крошками, рвали грудь и плечи и возвращались на место, под потолок. Пока не встали. И все стихло. Ни хлопков, ни смеха, ни праздника.
   – Иди домой… Андрей, – услышал он в звенящей тишине.
   Фея повернулась, волны пробежали по светящимся волосам, и…
   – Постой! – услышал он свой голос. Она вздрогнула, остановилась, вот мгновенье, когда еще все можно изменить.
   – А! Это ты! – вдруг рявкнуло в подъезде.
   Весь шум предновогодней суеты разом накатил и разбил тихий андреев мирок, выбросив из-за спины Лизы накрахмаленного и выпившего Илью Кабанова.
   – Тебе, что мало было, а?! – его осоловевшие глаза проплыли мимо лица Андрея, следом перегар, резкий парфюм. Медин почувствовал, как стальная рука Кабана схватила его за воротник куртки, сорвала с места так, что он увидел последний раз Лизу откуда-то сверху, и швырнула вниз по лестнице.
   Как он летел кубарем по ступенькам, как его гнал пинками Кабан, Андрей помнил смутно. Привели его в чувство промозглый воздух с моросью и защипавшие ссадины на руках и ногах. Он очнулся на лавочке у своего подъезда. Убежал, унес раненые ноги. Как побитый пес поджал хвост. «Это все мелко и обыденно», – вспомнились слова отца.
   – Ха-ха, что же тогда не мелко? – затравленно посмотрел Андрей на горящие окна многоэтажек и сплюнул кровью в снег. – Свет выключать силой мысли? Ну да, я же повелитель кофемолок и тостеров, я могу такое делать!
   Он встал в темноте, избитый и мокрый. Вокруг переливалось огнями безудержное веселье. Новый год! Фейерверки искрились над крышами домов, петарды на перебой били то тут, то там. Фиу-у-у-у-у-у, пролетела ракета. В кармане завибрировал телефон. Андрей его достал, расколотый дисплей не горел, кто звонил – непонятно.
   – Алле?
   – Андрей! Ты где? – запищал голос отца. – Мы тебя ждем с бабушкой… Алло? Андрейка…
   Медин зло нажал кнопку сброса.
   – Будь ты проклят, капитан первого ранга.
   Фыр-р-р-р, пролетела другая ракета. Поднялся ветер, откуда-то взялись крупные колючки снега. Андрей устремил свой взор к окнам девятого этажа на противоположной стороне. Снег хлестал его по глазам.
   – Будь ты проклята, Лиза Васнецова!
   Грянул гром. 31 декабря, за несколько минут до Нового года вдруг грянул крепкий майский гром. Застучал крупными каплями дождь, закрутило его с рыхлым рваным снегом. Андрей стоял бледный и смотрел на все происходящее с отрешенным взглядом. Казалось, он не замечал, как к лизиному дому, тяжело пучась, подплыла свинцовая туча, как, поклокотав сиреневыми разрядами, вдруг надулась и затихла. На ее фоне фейерверки запрыскали довольно кисло и несерьезно. Но Андрей тучу увидел, более того он точно знал, откуда она и что сейчас сделает. Не прошло и секунды, как вспыхнула ярко-мстительная молния! Туча шарахнула в окно. Туда, где была Лиза.

Глава 6

   Вода быстро потемнела, закружилась маслянистыми разводами. Опережая их на круг, плавно пронеслись какие-то набухшие лоскуты. Напряженно зазвенел металл о стекло. Бабушка размешала терпкий чай, постучала о край стакана ложкой и положила ее на белую праздничную скатерть. Соскочив с ободка, в крахмальный цветок впилась йодистая капля и поползла игольчатыми отростками в разные стороны. Добравшись до тени от глубокой салатницы, остановилась. Оливье высился для капли непреступно: крепкие, чеканно рубленные квадраты докторской колбасы вперемешку с горошком и яйцом сияли наливным провансалем. Хохломская ложка, широким жестом воткнутая в середину этого изобилия, вылезать не собиралась. По левую сторону от нее выглядывали золотистые шпротины на жареном хлебе, справа важно дулись на тисненой тарелочке печеные яблоки. За ними стыли котлеты, у одной из которых торчала вилка в боку, рядом дымилось густое картофельное пюре, улыбчиво замешанное жилистой рукой бабушки. Если присмотреться, ложка пополам делила своим лакированным кончиком пирог со сгущенкой, стоявший у дальнего края стола, там, где пустовал стул Андрея.
   – Где же он? – сквозь зубы процедил отец и отошел от окна. За стеклом пыхали фейерверки и хлопали петарды. Бабушка громко отхлебнула чай и задержала его между языком и небом. Взгляд ее держался на кончике ложки и пироге.
   – Позвоню, – решился капитан, достал телефон и нажал кнопку вызова. Бабушка с трудом проглотила чай. Отец невидяще уставился в ее седой затылок.
   – Алло, Андрей!.. – вдруг загромыхал он в оцепеневшей комнате. – Ты где?.. Мы тебя ждем с бабушкой… Алло? Андрейка… Сбросил.
   Мать повернулась и с тревогой посмотрела сыну в глаза. Тот нахмурился еще сильнее. Нахмурилось и небо за стеклом, неестественным для декабря образом. Оба посмотрели в окно, невесть откуда появившаяся грозовая масса отбросила на их лица зловещие тени. Туча плыла стремительно, съедая тусклое новогоднее свечение, приглушая иллюминацию и провансаль на столе. Вот она зависла над домом. Глаза наблюдающих расширились в дурном предчувствии. Разряд! Капитан и бабушка дернулись. Из окон девятого этажа посыпались стекла, светящимися точками замелькав в темноте.
   Они летели словно невесомые листочки, вспыхивая через каждый этаж от горящих окон. Сначала маленькие, потом все больше и больше, пока хрустящим дождем не обрушились на крыши припаркованных у подъезда машин. Иу-иу-иу, завыла сигнализация. Иу-иу-иу, заколотилось в груди Андрея. Его охватил внезапный ужас, – он сотворил что-то противоестественное! Только что разворотил окно на девятом этаже. С помощью молнии! Электрический это был разряд или какой-то другой – теперь уже неважно. Ясно одно – он захотел и у него получилось. Невиданным способом. Так, как если бы он и вправду был супергерой, управляющий стихией.
   Он опустил глаза и осмотрел свои ладони. От бликов фейерверков чудилось, будто по пальцам бегают разряды. Ужас сменился восхищением. Надо же, он может бить молнией! Как такое может быть? Невероятно!
   Он заворожено посмотрел на правую руку и в то же мгновенье выбросил ее вверх, чтобы непременно попробовать еще раз. Средний палец оказался аккурат на прямой линии с лизиным окном, словно та ложка с пирогом… Что же это? Мимолетный азарт осыпался, как осколки стекла – вместо пирога на кончике пальца зиял черный оконный проем. «Лиза! – остановился в своем порыве Андрей. – Как же! Что же я наделал?!».
   Только сейчас он понял всю серьезность ситуации. Молния ударила не просто в окно. Она, наверняка, пронзила его любовь и… Бах! Сверху раскинулись астры салютов, Андрей поднял голову и оторопел. Пролетела знакомая ворона. Бах! Слева грохнула дверь подъезда, и на улицу выбежали несколько человек. Медин молниеносно скользнул в кирпичную нишу между балконами первого этажа. В черном непроглядном треугольнике его не было заметно, зато он видел всех прекрасно. Люди громко говорили, жестикулировали, смотрели ввысь, указывали пальцами туда, где из слепого проема хлопали шторы. Хозяева машин оборвали вой сигнализаций и стали смахивать осколки стекол.
   Что же это было? Андрей прислонился к сырой стене и зажмурился. В своем темном уголке он провалился во мрак, в котором все еще мерцала увиденная молния. Она разрезала внутреннюю сторону век, оставив после себя угасающий контур. Андрей несколько секунд смотрел, как он растворяется, представил наполненный болью взгляд Лизы, после чего открыл глаза. На него вместо его любви смотрели два желтых огонька. А-а!!!
   Медин рефлекторно двинул ногой в сторону смотрящего. Мяу-у-у-у-у! Из ниши выскочила обезумевшая кошка и унеслась через освещенный двор во тьму. Сердце упало в живот.
   – Андрей! – услышал он справа и увидел, как, озираясь по сторонам, идет к лизиному подъезду отец. – Меди-и-ин!
   Мальчик вжался в холодный кирпич. Его сердце колотилось так, что, наверняка, его слышали те, кто праздновал Новый год за стеной. Отец прошел мимо, Андрей всмотрелся в его заострившиеся черты, – капитан выглядел испуганным.
   – Андре-е-ей! – Медин-старший достал телефон и стал набирать номер. В кармане мальчика завибрировала трубка. Вот сейчас завоет из ниши рэпер Кекс. Иу-иу-иу! У Андрея перехватило дыхание, и он стал лихорадочно молотить по карману ладонями, понимая, что достать телефон уже не успеет. «Ая-я-яй…», – заиграло из куртки и оборвалось. Пальцы штырями вжали трубку в бедро. Отец обернулся и внимательно посмотрел на балконы.
   – Андрей?
   – Ииии-у, ииии-у, – во двор громоздко, растягивая сирену, завернула карета «Скорой помощи». Переваливаясь на замерзших колдобинах, она подъехала к толпе и медленно пропахала мимо на некрутящихся колесах, после чего остановилась. Капитан пробежался глазами по нише, где прятался Андрей, о чем-то подумал и пошел к «скорой». Врачи хлопали дверьми, стучали оборудованием. Навстречу им из подъезда выбежал в распахнутом халате лизин отец.
   Андрею он показался каким-то нелепым и жалким в этот момент. Такой неприступный и всемогущий бизнесмен Васнецов в одночасье превратился в обрюзгшего толстяка с прилипшей на лоб прядью волос. Да еще и глупом халате поверх рубашки и брюк. Что-то злорадное шевельнулось внутри мальчика. «Почему теперь не смеешься, олигарх несчастный?», – вспомнил он мурлыкающий силуэт в золотистом проеме.
   Ныне проем был подъездный, желто-грязный. В нем человек суетился, приглашал врачей проходить быстрее, усердно кланялся, колыхал махровыми полами. Когда последний медик прошел в холл, он ткнул его в спину, ошалело осмотрел собравшихся людей и поспешил внутрь.
   – Я заплачу вам за молчание. Никакой прессы, умоляю, – толстяк пытался разглядеть лица медицинской бригады, когда они зашли в лифт и нажали кнопку «девять». Врачи не шевелились. Лишь посмотрели на Васнецова сверху вниз. В полутемной кабине их глаз не было видно.
   – Назовите цену… – сглотнул бизнесмен.
   – Эм… давайте посмотрим сначала, что произошло, – ответили врачи.
   – Только не надо сообщать журналистам. Это совсем не нужно, – не отступал Васнецов.
   – Для нас сейчас важно помочь человеку.
   – Да, конечно… но, если вас спросят…
   – Мы не будем ничего сообщать.
   – Я надеюсь.
   – Сообщат дежурные.
   – Но…
   Двери лифта открылись. Махровый вынужден был выйти, чтобы пропустить медиков. Они проследовали напрямую в распахнутую дверь квартиры. Здесь все было так же, как оставил Андрей – бетонные плиты на своих местах, лестничные перила стройными прутиками убегали вверх и вниз, свет ворсился из всех уголков прихожей. Не было, пожалуй, одного – атмосферы сокровенного любовного признания, витавшей здесь менее часа назад. Теперь пребывал разряженный воздух, позолота оттенков облупилась, обнажив бесчувственный гипс.
   – Где больной? – спросил вошедший врач.
   – Там, – растерянный и розовощекий Кабан указал на комнату Лизы.
   Бригада, не останавливаясь, проследовала мимо темного холодного зала, в глубине которого тлел уличным светом праздничный стол. Шторы приведениями хлестали снаружи, затянув безмолвную печальную песнь. Еще более возбужденный Васнецов пробежал мимо, не обращая внимания на зал и пьяного Кабана.
   Лиза лежала на своей кровати и была бледнее бледного. Сосредоточенный врач сел рядом у изголовья, его помощники стали готовить оборудование. Длинными пальцами медик зажал лизину кисть и, сверяясь с часами, замерил частоту пульса. Приоткрыл веки, осмотрел глаза, проверил давление и послушал дыхание. Еще раз проверил пульс на шее.
   – Вы говорите, в нее попала молния? – с сомнением в голосе спросил он.
   – Истинно, так и было, – закивал прилипшими волосами Роман Васнецов. – Хлопнуло ее об стену навзничь. Мы думали, что насмерть.
   – Странно, – задумчиво сказал врач и осторожно провел рукой по лизиному телу. – Ожог ведь должен быть… А его нет.
   – Но разве это плохо, доктор?
   – Это хорошо, но я тогда не понимаю, зачем вы нас вызвали. Да еще и в праздник.
   – Как?! Ведь молния…
   – Гражданин Васнецов, – врач резко встал, – при всем моем к вам уважении… Имейте совесть! Ребята уезжаем.
   – Но как?! – бизнесмен вдруг преобразился, и из халата полез бриони. – Что с дочерью?!
   – Она спит.
   – Что значит, спит?!
   – То и значит: спит.
   Врачи начали собирать оборудование.
   – Нет, погодите! Такого не может быть…
   – Уважаемый, – главный медик остановил рукой нападающего бизнесмена, – если вы все еще не хотите стать новогодним посмешищем в газетах, приведите себя в порядок и тоже ложитесь спать. В противном случае, за ложный вызов можно и ответить.
   – В нее, правда, попала молния! – раздалось позади них. Это Илья Кабанов вмешался в разговор. – Мы все видели, спросите у наших гостей… И стекло… Неужели вы думаете, что это мы его разбили?
   Поглядев на перекошенное лицо Кабана, врач хмыкнул. Потом снова бросил взгляд на безмятежную Лизу.
   – В любом случае, я не вижу, чем мы можем помочь. Разве, что разбудить.
   – Разбудить?!! – снова вскинулся лизин отец. – Что с моей дочерью произошло?! Отвечай!!!
   – Любезный… уберите руки. С вашей дочерью все в порядке. Не знаю, что там в нее попало, но оно не принесло ей никакого вреда.
   – Но как же стекло… Удар был такой мощности, что мы все ослепли, а когда прозрели… Лизонька лежала у стены без сознания.
   Васнецовы волосы вдруг совсем поникли, и он зарыдал, сотрясаясь всем телом.
   – Ну-ну-ну, – нашелся врач. Он обнял халат и положил его голову себе на грудь. – Будет вам. Хорошо, что хорошо.
   Он подмигнул своим напарникам, и те стали тихо выходить на улицу, мимо Кабана, который смотрел на все происходящее с бутербродом и недоумением.
   – Рекомендую вам сейчас выпить сто граммов и идти почивать. На пару с доченькой. Чтоб завтра проснуться в новом году бодрым и подтянутым, – врач уже повел Васнецова из комнаты, когда толстяк что есть силы вцепился ему в руки.
   – Прошу вас! Я заплачу! Проверьте ее еще раз!
   – Да что ж такое…
   – Сколько?! Пять тысяч? Десять? Плачу двадцать! Только проверьте!
   – Что вы на самом деле тут пили, уважаемый?
   – Тридцать тысяч плачу!
   Врач отстранился от бизнесмена и дико посмотрел на него.
   – Ладно… мы ее заберем в стационар. До выздоровления. На все праздники.
   – Очень хорошо! – Васнецов забегал в поисках кошелька.
   – Парни! – доктор, вздыхая, вышел в коридор. – Носилки давайте! Диагноз не подтвердился.
   Ииии-у, ииии-у, карета вырулила на центральную улицу, когда Андрей выглянул ей вслед из-за угла дома. Через цифры «03» он разглядел внутри машины медиков, лизиного отца и Илюху. «Что теперь? Куда они ее везут? В какую больницу?». Тут не угадаешь, надо проверять все и начинать с ближайшей. Андрей поглубже вдохнул новогоднего воздуха, выдохнул прошлогодний и помчался во весь опор.
   Магазины пролетали яркими буквами, витрины – цветными бликами, машины – задорной музыкой и пестрыми огнями. Новый год несся вместе с Андреем через бесснежные улицы ночного города, хлопая подошвами по влажной плитке. Слева и справа в унисон рвались хлопушки, шутили шутихи, сыпались бенгальские искры и спирали серпантина. Люди искренне радовались мгновениям волшебной смены лет, торопились загадать желания, подвести итоги ушедшего года, махнуть на плохое рукой, а хорошее постараться не забыть. Но как же это сделать? Очень просто – рассказать о хорошем другу, с которым отмечаешь Новый год, или любимому человеку, с которым, наверняка, это хорошее связано. Вспомнить общие переживания, яркие буквы и цветные блики ушедшего года. Ведь у всех они были, стоит лишь покопаться в памяти. Ведь так?
   «Наверно. У меня последний год – сплошные серые будни, – Андрей остановился передохнуть, в висках колотился бешеный пульс. Мимо проехала машина с открытым люком, из которого по пояс торчало голое тело и, размахивая флагом, кричало: «Ро-сси-я, Ро-сси-я!». – Любимый человек меня сегодня послал. Так что, вспоминать нечего, – Андрей отдышался и снова ринулся в путь.
   «Новый год, чистый лист, надо все начинать вновь. Ловить счастливые моменты, радоваться удаче, хранить любовь. Вот только как хранить, когда уже ее разрушил? Что с Лизой? Жива ли она? Предчувствие подсказывает, что да. Откуда оно, предчувствие это? Ты знал, что молния необычная? Да, откуда-то знал. А что это за молния? Ну… это… я так решил. Прекрасно. Ты все, оказывается, решаешь в этом мире? Не все, но чувство есть, что что-то я могу. А может это совпадение? Что именно? Что свет потух, и взорвалось окно? Ну да. Возможно, тогда следующий год будет такой же, как прошедший, когда вспомнить нечего, и ничего не ждешь. А ты хотел бы вспомнить? Да, конечно! Смотри, быть особенным – опасная затея, ненужное внимание, зависимость от всех. С чего это вдруг? Ну, если ты герой, то надо всем помочь. Я – не герой, а просто обладаю чем-то. Понятно, и не герой, и хочется быть крутым. Нормальное желание! При этом от кошки сейчас едва не поседел. Ну это, правда, было что-то с чем-то».
   Андрей остановился. Перед ним была больница, в которую привезли Лизу. Так просто? Как же я нашел?
   «Вообще, она ближайшая из тех, что ты решил проверить», – подсказал ему внутренний голос, с которым Медин всю дорогу говорил.
   «Да, вот та машина, кажется, – он проскользнул в открытые ворота, – по крайней мере, выглядит как та». «Скорая» стояла у входа в приемное отделение, в ней находился только водитель. Лизу, скорее всего, уже транспортировали в палату, а отец с Кабаном оформляли ее у дежурных. Когда Андрей подобрался к белым окнам приемного отделения, он убедился в правильности своих догадок.
   Внутри белесо-кафельного предбанника размахивал руками брионивый Васнецов, рядом мялся похмельный Кабанов. Уставшая медсестра, вероятно, объясняла им, что Лизе нужна еще зубная щетка, ложка, чашка и сменная обувь.
   – Пижаму мы выдадим свою.
   – Красавица, я заплачу, только сделай так, чтобы ее поселили в отдельную палату.
   Медсестра поджала губы и посмотрела оскорбленной усталостью поверх очков.
   – Сколько? Пять? Десять тысяч?
   – Прекратите немедленно, – прошипела она. – Я сейчас охрану позову. Вашу дочь и так положат в отдельную палату.
   Андрей сорвался с узкого уступа, на котором держался кончиками ботинок и грохнулся на асфальт. Тут же затих, так как из-за «скорой» вынырнул водитель, поводил красной точкой папироски в его направлении и исчез. Андрей приподнялся и сел на корточки, из-под яркого окна он решил не выходить, – место удобное для наблюдения, со стороны было в сравнительной невидимости. По крайней мере, он так думал.
   «Подожду, когда уйдут эти двое, может, узнаю, куда положили Лизу», – решил он для себя и стал осматривать огромный корпус больницы. Ее крылья взметнулись слева и справа несколькими рядами светящихся окон. Скорее всего, пациенты праздновали Новый год, несмотря на режим. У кого-то щелкала простенькая гирлянда, у кого-то – по потолку и стенам невесомо плавали разноцветные круги, где-то – то разгоралось, то потухало таинственное пламя свечи. Интересно, что там делали?
   Андрей скользил глазами по желтым квадратам, пока не наткнулся на третьем этаже на чей-то пугающий силуэт. Он похолодел: человек явно смотрел на него. Или стоп-стоп-стоп. Медин съежился, словно так он мог спрятаться от сверлящего взгляда.
   «С чего ты решил, что он смотрит на тебя? Разве оттуда видно?». Силуэт не шевелился.
   «Да нет, ерунда, пациент просто смотрит в окно. Тем более, сзади него горит лампа, он, наверно, ничего и не видит», – успокоил себя Андрей.
   В этот момент в ворота больницы въехала очередная машина «скорой помощи» и повернула так, что лучи фар осветили левое крыло с силуэтом в окне. Внутри у Медина все сжалось – на него вытаращенными глазами поверх медицинской маски смотрел худой онкобольной, с желтой лысой головой. Волна света быстро сбежала со стены, и глаза пропали, оставив лишь угасающие точки на месте только что виденных зрачков.
   «Мама родная…, – Андрей едва не охнул. – Он точно смотрел на меня…»
   – Роман Всеволодович, ну меня уже там ждут, – занудил голос Кабана справа.
   Андрей резко обернулся, считая, что его теперь видят все. На освещенное крыльцо приемного отделения вышел озадаченный бизнесмен Васнецов и лебезящая звезда хоккея Кабанов.
   – Илюша, Илюша, в такой непростой момент…
   Андрей плотнее прижался к стене, но его и так не было видно.
   – Ну Роман Всеволодович, с Лизанькой ведь все хорошо… Она себе там спит, а у нас Новый год.
   – Я все-таки думал, что ты поддержишь меня. Как будущего тестя. Выпьешь.
   – Обязательно, выпьем, Роман Всеволодович. Вот вернусь утром с дискотеки и как загудим…
   – Да уж, будет из тебя гудильщик. Особенно утром.
   – Вы меня недооцениваете, Роман Всеволодович, я же – спортсмен! Сейчас праздники, нам тренер разрешил.
   – Ладно, черт с тобой, иди, гуляй. Про Лизку не забывай. Загляни с апельсинами.
   – Конечно-конечно.
   Кабан не договорил и сорвался с крыльца бегом. Он хотел еще поспеть на общегородскую дискотеку в ледовом дворце, где обычно проводил домашние матчи со своей командой. Васнецов, не спеша, отправился следом, по телефону уговаривая друзей забрать его из больницы. Когда он удалился, Андрей осторожно поднялся и с опаской посмотрел в сторону левого крыла. Силуэта в окне не было.

Глава 7

   Отцова пощечина была в сто раз больнее удара Кабана в глаз. Она обидой прожгла щеку и зудящим страхом стала ломить кости. Гнева отца Андрей боялся и к удару готовился.
   – Ты где был? – стальным голосом встретил его капитан в полчетвертого утра, когда Андрей, наконец, вернулся домой.
   – С Новым годом, па, – ответил Медин и получил по лицу.
   – Ешь и быстро спать. Утром поговорим.
   Понимая, что это лучшее, на что можно было рассчитывать в такой ситуации, Андрей пошел на кухню, перехватил пару шпротных бутербродов и запил их компотом. Посмотрел на вяло взлетающие ракеты за окном и отправился спать. Разостланная кровать уже звала притягательным уютом. Но внезапно навалившиеся потолок и стены уже не дали что-либо осмыслить: в полудреме Андрей разделся и нырнул в прохладно-облачные бескрайние берега подушек-одеял. Эх, красота…
   – Да, ништяк, – Илья Кабанов оценил наряженный памятник, стоящий посреди центральной площади. В пять утра здесь уже никого не было, мартовский ветер катил по январской плитке пластиковые стаканчики, небрежно расшвыривал скомканные обертки и трепал посеревший от влаги бубон санта-клаусовского колпака на голове Ленина. Гранитный революционер в набухшем красно-белом одеянии мигал троице пьяных молодых людей каменными глазами, отражая гирлянду главной елки города.
   – Интересно, как его наряжали? – спросил Кирилл Кабанов, удерживая сползающего брата. – Он же скользкий.
   – Брат?
   – Дед, – указывая на памятник, ответил Кирилл своему другу и партнеру по команде – форварду Оглоблину, поддерживающему Илью с другой стороны.
   Оглоблин постарался внимательно рассмотреть Ленина, но в итоге лишь пожал плечами.
   – Его не наряжали, он всегда таким был, – прошептал неслушающимися губами Илья. – Дураки вы… это же американский Дед Мороз.
   – Не-е-е, – не согласился Кирилл. – Кажется, он раньше был не так одет.
   – Летом?
   – Весной.
   – Да ну вас, пойдемте уже… холодно тут, – Илья задергался, задавая направление друзьям. Они побрели против ветра, отчего стаканчики и бумага периодически налипали то на одном брате, то на другом, то на Оглоблине. Ленин остался мигать пустой площади.
   Никаких искажений воздуха, никаких электрических разрядов или чего-то похожего в переулке, примыкающем к площади, не было. Странный незнакомец появился из ничего. Если бы здесь шли прохожие, то он сразу бы привлек к себе внимание почти двухметровым ростом, крупным телосложением и непривычной наружностью – таслановым тренчем с поднятым воротником, широкополой иностранной шляпой и намотанным в несколько оборотов шарфом. Таких здесь точно никогда не видели. В тусклом свете молочного неба он осмотрел сверху донизу дома по обе стороны узкой улочки и, не найдя того, что искал, заторопился в сторону центральной площади. Туда, где, мыча что-то себе под нос, перешагивала через лужи нетрезвая компашка.
   – О! Еще один Дед Мороз… – схамил самый остроумный и самый пьяный из подростков Илья Кабанов. – С Новым годом, мистер!
   Незнакомец от неожиданности застыл огромным изваянием посреди переулка. Его темная фигура в шляпе и шарфе выглядела с одной стороны импозантно, с другой – кричаще шпионски. И внезапная оторопь только подчеркнула закравшиеся подозрения.
   – Кого ловим? – съюморил под стать брату Кирилл.
   – Руки вверх, дядя! – оборзел Оглоблин.
   Незнакомец несколько секунд размышлял, а потом взял и принял позу сдающегося. Троица загоготала так, что Илья выпал из рук друзей и плюхнулся в проталину. А-ха-ха-ха, загремело в переулке и отдалось эхом в конец улицы. Все трое залились смехом, словно только и ждали повода. Было, правда, смешно: ночь, Новый год и мужик в шляпе. Забавный праздничный шпион.
   – Ох… – закололо в боку у Ильи, и он стал подниматься с влажной земли. Перед глазами мелькнули ноги Кирилла и форварда Оглоблина… Фрррр… яркая вспышка полыхнула так, что Кабан на какое-то время ослеп. В ту же секунду рядом с ним неприятно захрустело, стало лопаться тонкое стекло. Он зажмурился от разрезающего звука. А-а-а-а! «Лед, – пронеслось в голове, – так может хрустеть лед». Звук пропал, Илья открыл глаза, и страшная догадка вырвала его пьяную душу наружу и вернула назад уже ясно-трезвую: он стоял в окружении застывших друзей – удивленных, ледяных и совершенно прозрачных.
   – А…, – только и смог выдохнуть он, из перекошенного рта вырвался пар.
   – Я ловлю демиурга, – загудел перед ним низкий голос, будто из преисподней. Это говорил незнакомец. Илья осознал, что не разглядел его лица. Правда, после услышанного голоса видеть его уже не хотелось. Что там скрывалось между шарфом и шляпой – страшно было представить.
   – К… к… кого? – заикаясь, пробормотал Кабан.
   – Демиурга хаоса, который скрывается на вашем форпосте.
   – Ч… ч… чего?
   Это было явно лишнее. Незнакомец стремительно приблизился к Илье, и он увидел то, чего не хотел. Настоящую земляную голову: уродливые ямы-глаза сужались и расширялись, трещина, похожая на рот, алчно кривилась набок. Все равно, что хэллоуинская тыква, вылепленная из чернозема с соломой, решила под Новый год восстать из потустороннего мира и повнимательнее изучить тафгая четвертой команды КХЛ. Полуобморочным сознанием Кабан отметил, что представшая перед ним «тыква» мистически заискрилась лазурным отсветом от ледяных фигур друзей.
   – Человек, – разверзлась пасть, и в ушах подростка зазвенело, – здесь недавно произошла инверсия. Я ищу того, кто ее сделал.
   – Умо-ля-ю… – выдавил побелевший Кабан. – Мистер… как вас там… я не знаю ни о какой инверсии, пощадите, пожалуйста. Я еще совсем молод.
   Ямы сжались в презрении.
   – Белковая оболочка… конечно, как я не догадался, – земляной поднял руку.
   – Не-е-е-ет! – завизжал Илья. Его крик прорезал предутреннюю тишину. Незнакомец спешно огляделся.
   – Умолкни, а то станешь, как твои спутники.
   – Что я вам сделал, дяденька?! – взмолился Кабан.
   Земляной повел неровно слепленным подбородком.
   – Найди мне место, где меня никто не потревожит. Мне нужно время, чтобы принять ваш облик.
   Мысли безумными горошинами замолотили в кабановой голове. Он не понимал, что происходит, где он, и что это за чудище рядом с ним. В этой панической каше лишь одно проступало отчетливо – сейчас нужно соглашаться на все, только остаться живым.
   – М-м-место? Безлюдное? Где же такое, где? – он невидяще забегал взглядом по уродливой голове. – М-м-м-может, школа? Сейчас каникулы, там никого нет.
   – Школа? – обрадовалась адская трещина, и Кабан тут же представил, как вдоль классов идет это чудо, а вокруг него умирают от разрыва сердца первоклассники. Сзади Земляного пытается проткнуть указкой их классный руководитель, учитель физики Валерий Эдуардович Кораллов по прозвищу Электроныч, но чудо ломает указку и сжигает преподавателя.
   – Нет, школа не пойдет, – заторопился Илья. – Там сторож есть.
   – А где нет сторожа, человек? – таслановый приблизил свою осыпающуюся комьями грязи морду.
   – Не-не-недостроенное депо на краю города, – холодея от ужаса, начал перечислять Кабан. – Нет, там эмо собираются. Заброшенные коллекторы… Там бездомные. Лес за насосной станцией? Нет-нет, лыжники всякие, охотники. Где же, где?
   Понимая, что ничего не может предложить дельного, Кабан стал считать секунды до смерти, уставившись безумным взглядом в глубокие ямы на морде, напоминающие могилы. Еще чуть-чуть и глазные яблоки парня лопнут, оставив окровавленные дыры на бледном лице перспективного хоккеиста.
   – Вспомнил! – выпалил он, да так, что незнакомец дернулся. – Старый морг! Недалеко от больницы.
   – Хорошо, – кивнул Земляной. – Веди.
   Илья на мгновенье встрепенулся от счастья. Первый раунд выигран! Он жив и теперь побыстрее надо отвести этого монстра куда-нибудь, после чего… бежать! Неважно куда, неважно как, но бежать. Только до дома добраться, а там Илью уже никто не остановит. Он начал лихорадочно соображать, как ему купить авиабилет первого января, и возможно ли сразу улететь за границу? «А то будут рейсы только до Череповца, что тогда делать?». В голову полезли картины сжигаемых в аэропорту череповчан, на манер Электроныча. Люди бегали, кричали и крючились в пламени, как горящие спички, а вокруг разносился безжизненный голос информатора «Внимание, внимание, срочная эвакуация».
   – Человек, возьми емкости, – услышал он над ухом бас, от которого кровь застыла в жилах.
   Непонимающе парень огляделся по сторонам.
   – Что?
   – Захвати своих спутников.
   Тут Кабан увидел, что его друзья-ледышки неожиданно стоят в больших металлических ведрах. Когда они успели в них встать, он не понял. «Словно фикусы в кадках». Боковым зрением заметил, что справа поднялась рука земляного. Полыхнуло ровным светом, и Кирилл с Оглоблинным обрушились в ведра потоками воды.
   – Но… – сердце Ильи сжалось, брат только что превратился в мокрое место. – Как же так?
   – А ты хотел их в холодильнике хранить? – съязвило чудище и ощерилось.
   Кабан сглотнул горький комок.
   – Не бойся, верну тебе друзей.
   – Эээ… реально?
   – Ха-ха-ха, – загудела шляпа. – Реально что? Сотворить белок? О, человек, это как поликристаллы конструировать. Не думаю, что сложно. Я попробую.
   Незнакомец изогнулся и щелкнул рваной пастью перед носом Ильи: земляная голова залыбилась. Хоккеист передернулся от неприятия, взял ведра с друзьями и, согнувшись под их тяжестью, повел «нового знакомого» к старому моргу.
   «…Считай, что ты – покойник. Тебя заметили», – прочитал послание Призрака Андрей и лицо его стало суровым, как у Андромеда. Только вместо шрама желтел синяк.
   – Что, натворил вчера дел? – зашел в комнату по-ночному хмурый отец.
   Андрей быстро свернулся на «рабочий стол».
   – Ты о чем, па?
   – О молнии, которая поразила Лизу Васнецову.
   – Лизу поразила молния?! – сделал удивленное лицо мальчик.
   – Вот только не надо, Андрей Сергеич. Мы с бабушкой все видели.
   Медин почему-то вспомнил два кошачьих глаза в темноте.
   – Жаль, что так скоро все произошло, – продолжил отец. Он задумчиво проследовал мимо сына к окну, за которым, странное дело, сегодня порхал легкий пушистый снежок. От этого в комнате все засветилось новыми красками, что только усилило мрачность лиц беседующих. – По плану я хотел рассказать тебе все на базе в Большом Камне.
   – Но теперь ты считаешь меня покойником? – резко развернул диалог Андрей.
   – Что? – осекся капитан и пристально посмотрел на сына. – Нет, что ты, у нас еще есть шансы…
   – Я прочитал твое послание.
   – Какое по… о чем ты?
   – Вот только не надо, Сергей Петрович, – спародировал Андрей. – Или ты хочешь сказать, что Призрак – это бабушка, которой трудно раскрыть мне мой секрет напрямую, и она шлет предупреждения из интернет-кафе?
   – Бабушка – призрак? – машинально повторил Медин-старший и сделал такой вид, будто представил бестелесную мать с бестелесным чаем, но вскоре отбросил фантазии. – Нет, бабушка жива, и ты это знаешь. Так, какое послание ты получил и от кого?
   – Ну ты даешь! – развел руками Андрей и запустил игру. – Вот. Все эти письма от Призрака разве не твоих рук дело?
   Капитан пробежался по заголовкам и посмотрел на сына с печальным сожалением.
   – Я похож на того, кто разбирается в этом?
   Андрей ответил недоверчивым взглядом.
   – Поверь, я не слал тебе никаких предупреждений, – смягчился отец, и мрак сошел с его лица. – Мне нет смысла играть с тобой в кошки-мышки, тем более, когда мы на одной стороне.
   Мальчик хотел что-то возразить, но отец опередил.
   – При этом я догадываюсь, кто этот Призрак. Уверяю, это точно не бабушка.
   – А кто?!
   – Твой друг.
   – Колька?!
   – Да нет, я в общем смысле слова.
   Андрей разочарованно хмыкнул.
   – Сделал откровение. Этот друг меня по-дружески предупредил о смерти. Ерунда какая, правда? Теперь, видимо, придется бегать от убийц, – Андрей откинулся назад в компьютерном кресле. – Кстати, это как раз те самые великие враги, от которых ты меня собирался защищать?
   Проступившая было улыбка на лице капитана внезапно исчезла, он выпрямился и застыл будто на мостике своей подлодки.
   – Да, Андрей, те самые. И от них я хотел тебя увезти на Дальний Восток раньше, чем ты проявишь свои истинные способности. Не успел. Но ладно, как я уже говорил, у нас есть шансы выбраться из города незамеченными.
   Отец снова подошел к окну. Он решился, наконец, рассказать все.
   – Этот легкий снег, Андрей, сейчас идет потому, что вчера ты истратил часть своей энергии на процедуру инверсии. Этот прием по законам Вселенной является запрещенным, так как нарушает баланс между существующими силами. Светлыми и темными. Все мироздание поделено ими примерно пополам, а граница проходит по многочисленным форпостам – планетам. Сейчас мы находимся на таком пограничном пункте под названием Земля. Чтобы удерживать Вселенную в состоянии мира, форпосты населены различными формами жизни, на Земле это – белковые организмы. Именно они гарантируют, что темные и светлые не уничтожат планету при столкновении…
   – Папа, – перебил Андрей, – это поток какой-то голливудской ахинеи.
   – Да, среди американцев больше всего светлых, – не обращая внимания, продолжил отец. – В России больше темных. Я – темный. Нас, интегрированных в человеческую оболочку, здесь несколько тысяч на сто сорок миллионов. Все гении и таланты – это представители вселенского разума, светлых или темных. Остальные – сдерживающая масса с земным сознанием. Мы специально заселили форпосты нейтральной жизнью, чтобы не уничтожить друг друга. Живые существа для нас – как дети, мы создали их, мы их любим, они нас сдерживают…
   – Понятно, почему у тебя нет времени на меня, – попытался сумничать Андрей.
   – Но, конечно, тех, кого мы породили, мы можем и убить, – отец явно уже говорил не как человек, в его голосе звучали сверхчеловеческие нотки. «Может, вошел в роль», – продолжил сопротивляться сын.
   – Скрытая война между светлыми и темными не прекращается ни на секунду. Особенно это заметно на пограничных планетах. Однако все эти столкновения ничто в масштабах Вселенной. Даже если погибнет один форпост, границы влияния одной из сторон изменяться незначительно. Другое дело – внутренняя инверсия…
   – Да-да, наконец-то я услышал знакомое слово! – Андрей подобрал ноги к груди и обхватил их руками. – Так что же это, и причем тут я?
   Капитан Медин ни капли не изменился в лице.
   – Ты, Андрей, – демиург. Творец, если говорить по-простому. Родись ты обычным, светлым создателем, то сейчас бы зажигал звезды. Именно их создают в Круге демиургов творцы светлой стороны. Темные – творят планеты и все материальное на них. Люди как органические оболочки – их рук дело. Светлые же наполняют эти оболочки душами.
   Круг демиургов – это вершина общего вселенского разума, главный совет и стол дипломатии. В нем равное количество демиургов от обеих сторон, и баланс, как понимаешь, ни в коем случае не может быть нарушен. Однако…
   – Я его нарушил?
   – Да, ты родился демиургом хаоса, творцом, обладающим способностью инверсии – изменения сущности на противоположную. Твоя мама… – только сейчас отец вдруг остановился и, немного помолчав, продолжил. – Мама была светлой, создавала в Круге звезды. При родах, когда ты сделал первый глоток воздуха и закричал, произошла инверсия. Она стала темной, баланс в Круге нарушился.
   – И маму убили?
   – Нет, по законам Вселенной, уничтожается хаос…
   – Нет?! Мама жива? – Андрей словно не слышал последних слов.
   Капитан проникновенно посмотрел на сына, и мальчик увидел на каменном лице глубокую вселенскую печаль. Губы отца дрогнули.
   – Мама жива.

Глава 8

   Мальчик вне себя от переполнявших чувств выскочил на улицу – мама жива! Он ринулся вперед, сквозь пелену порхающего снега. Звезды, планеты, демиурги, светлые, темные – интересно все, конечно, но главное – мама! Он совсем не знал, каково это, когда она рядом. И вот теперь словно мир перевернулся и встал в нужные пазы. Получившийся узор вышел очень красивым: он, мама и папа. Так и должно быть! «А-а-а-а-а-а-а-а!», – просветил снегопад счастливый крик. Из белой пушистой стены навстречу Андрею вынырнули удивленные прохожие. Он видел их лица, – интересных, приятных и добрых людей. «Здрасти! Здрасти!», – радостно кивал он, и его сердце пело на все лады – тук-туктук-туктуктуктук! Мама жива! Конечно! Теперь все будет по-другому!
   Снежинки таяли на раскрасневшихся щеках. Он бежал без шапки, и волосы быстро намокли. Но это было настолько пустяково, что он широким взмахом взъерошил их и с удвоенной прытью помчал дальше бурить закрутившуюся метель. Улыбка сияла до ушей.
   – Нам нельзя медлить, – посмотрел тревожно на косые хлопья за стеклом капитан Медин. – Скорее всего, Лишний уже здесь. Надо выдвигаться сегодня вечером.
   Бабушка подошла сзади и осторожно взяла его за руку.
   – Я все собрала. Осталось вызвать такси.
   Капитан повернулся и виновато глянул на мать.
   – Возможно, потребуется переход. Американцы догадываются о местонахождении парня. Потепление в этих широтах уже стало чересчур очевидным. Вычислить Андрея не составит труда. Если и в Приморье засекут изменение климата, то останется два варианта – либо погружаться на дно, либо – переходить на другой форпост.
   – Ты же знаешь, я готова, – бабушка погладила его рукав и, загадочно помолчав, добавила со смешком. – От радикулита отдохну.
   Медин слабо улыбнулся. В комнате потемнело из-за начавшегося снега.
   Старые кирпичи растаяли один за другим, словно сложившиеся фигуры «тетриса». Затхлую темноту морга прорвал утренний свет, высветив мириады пылинок. Земляной закончил круговое движение рукой: вуаля – задняя стенка морга исчезла, открыв гостям проход.
   – Вот это да… – раскрыл рот Кабан и снова взял ведра с друзьями.
   – Чувствуй себя, как дома, – прогромыхал незнакомец и пошел вперед. В морге было тихо.
   Илья подождал немного на тот случай, если на Земляного накинутся забытые мертвецы или привидения. Но ничего такого не произошло, и минут через пять он, оглядевшись по сторонам, с опаской ступил в мрачное строение.
   – Какая красота! – заскрипел из темноты металл открывающегося холодильника. – Тут забыли одного.
   Илью обдало ледяным душем. Ведра в его руках закачались. Он остановился как вкопанный, глядя на круги ряби по поверхности брата и Оглоблина. «Как же так?! Морг старый, кого тут могли забыть?!».
   – Да не бойся, – успокоил вышедший на свет Земляной. В это мгновенье Кабан даже немного обрадовался его безобразной морде. – Это к лучшему. Быстрее изучу вашу биологию.
   В полумраке он плюхнул что-то бледное на ржавый операционный стол. Илья понял, что это покойник, и коленки его подкосились. Ведра выскочили из рук, и, ударившись о кафельный пол, странно зазвенели. Разволновавшаяся вода нервно выплюнула наружу крупные капли.
   – О, тоже испугались, – указал незнакомец. – Сами – неживая природа, а от куска органики дрожат.
   Кабан дико покосился на вибрирующие ведра. Кто из них кто, понять было сложно, ведра стояли неподписанные.
   – Т-т-так они что, все видят и слышат?
   – Чувствуют. Насколько позволяет водяная оболочка, – незнакомец перевернул труп и почесал затылок. Не трупа, свой. – Мне вот это земляное тело не дает нормально изучить материал. Руки вишь? – из полумрака показались толстые трехпалые обрубки из того же чернозема, что и морда. – Ими только дубы валять.
   – Т-т-то есть, вы не такой на самом деле? – Кабан отступил подальше.
   – Нет, я – созидательная энергия. Те-мна-я, – на Илью издевательски скривилась пасть.
   – Это значит… плохая? – голос подростка совсем потух.
   – Да-а-а-а-а-а! – загремело в пустом морге с троекратным эхом. Кабан пулей вылетел на улицу и почти забрался на березу, стоящую неподалеку. – Ха-ха-ха-ха!
   Кар-кар-кар, поднялись в воздух стаи ворон. Ведра заходили ходуном, разливая воду.
   – Да шучу я, шучу… – уже следом совершенно спокойно донеслось из темного проема.
   Хоккеист Илья Кабанов, бледный и немой, пришел в себя и собрался бежать без оглядки. Однако в последний момент его остановила одна-единственная ниточка – брат в ведре. Он знал, что Кирилл нуждается в нем, ждет помощи, и бросить его – означало предать. В то же время судьба форварда Оглоблина Илью интересовала не очень. «У Оглоблина есть свой брат, боксер, вот пусть он его и спасает, – заткнул он совесть поглубже. – Тем более с двумя ведрами я далеко не убегу. А с одним – очень даже».
   План он придумал простой: заболтать Земляного, схватить ведро и… А какое именно ведро? Черт. Дерзкий настрой Ильи моментом сдулся как воздушный шарик. Получалось, что шансов на спасение брата ровно половина. Кабан задумался. «Если в ведре окажется Оглоблин, то, может, уговорить его брата накостылять чудищу?»
   – Челове-е-ек, – позвал темный. – Ты еще тут?
   Илья посмотрел на проем в стене морга как на вход в преисподнюю.
   – Твои друзья полы собой моют… Я могу и не успеть их собрать.
   – Дяденька, – Кабан на грани помешательства снова ступил внутрь морга. – Что от меня нужно, чтобы вы вернули мне брата?..
   – А, ты не сбежал, – Земляной вышел ему навстречу, и Илья увидел, что рукава тренча подвернуты, а уродливые лапы по локоть измазаны красно-бурой жижей. Хоккеист почувствовал, что вот-вот упадет в обморок. Слова пришельца вдруг потеряли резкость и стали доноситься издалека.
   – Принеси мне фотографии твоих спутников, и я восстановлю их оболочку и внешность по ним. О том, что я здесь – никому ни слова, иначе брата превращу в клей, будешь им обои приклеивать. Понял?
   – Да, – ничего не понимая, ответил Кабан.
   – Теперь иди, мне надо работать.
   Илья повернулся, вышел на свет, и почувствовал, как сзади стали клацать кирпичи. Стена начала принимать прежний вид.
   – Эээ… мистер, – неожиданно сам для себя крикнул подросток, в состоянии полного аффекта. Кирпичи замерли, и в оставшейся небольшой дыре появилась дыра глаза.
   – А?
   – Х-х-хотел спросить: у вас имя есть?
   Земляной глаз забегал по углам проема, как пойманный в игре шарик.
   – Называй меня Лишний.
   – Лишний? – Андрей откусил сухарик с изюмом и озорно поглядел на отца. – Странное прозвище.
   – Это статус, – ответил Медин-старший. – Он и твоя мама работали на пару в Круге демиургов. Она создавала звезды, он – планеты вокруг них. Когда при родах мама стала темной, произошел дисбаланс энергий, и пару вывели из Круга. Оба стали лишними.
   – Почему же за мной прилетел он, а не она?
   Отец отставил кружку с полуденным чаем и бросил короткий взгляд на бабушку. Та опустила глаза.
   – Понимаешь, Андрей… Как я уже говорил, ты родился особенным. И не только для людей, населяющих эту планету, но и для всех остальных обитателей Вселенной. Ты можешь изменять любые души. Такого не умеет никто… и по идее не должен уметь. Твое рождение – какой-то сбой. Мы не знаем, почему ты появился сейчас, и почему, например, появился сто тысяч лет назад другой демиург хаоса. Чтобы сохранить Вселенную, того младенца быстро расщепили на простейшие частицы. Та же судьба ожидала и тебя…
   Андреевы глаза перестали улыбаться, он медленно погрузил сухарик в чай.
   – …но тебя спасла мать, – отец сделал глоток и замолчал. Бабушка закашляла.
   – Что с ней сделали? – тихо, но грозно, спросил Андрей.
   Отец смахнул со стола невидимые крошки, о чем-то подумал, будто взвешивая имеющиеся сведения, и сказал:
   – Ее упекли в тюрьму за то, что она позволила бежать тебе.
   – То есть за то, что спасала своего сына? – возмутился мальчик.
   – Да, именно так, – вдруг вставила бабушка.
   – Когда речь идет о сохранении Вселенной, личное отступает, – уверенно заявил капитан.
   – Так ты согласен с тем, что меня надо убить? – не ожидал Андрей такого откровения за безобидным чаем. Его сухарик разбух и отвалился, сделав воду мутной.
   – Если бы я был согласен, то ты здесь не сидел, – напрягшись, ответил отец. Видно было, что сейчас оказался задет его внутренний конфликт, который тлел долгие годы, и теперь от разворошенных углей полетели искры. Красные отсветы зарделись на сухих скулах офицера.
   – Где эта тюрьма? Я готов спасти маму, даже если меня разберут на молекулы, – Андрей отхлебнул мутного чая.
   – Зачем же? – всплеснула руками бабушка.
   – Да, для чего? – мрачно спросил отец. – Мама не для того собой жертвовала, чтобы ты пошел и сдался Кругу.
   – Где тюрьма? – стукнул кружкой по столу мальчик.
   – Далеко, в космосе. Точные координаты не скажу, рано тебе еще.
   – Папа… – Андрей встал и грозно посмотрел на капитана. Тот сидел с каменным лицом. – Ты собираешься спасать маму?
   – Да, собираюсь. И не только ее, но и тебя. Для начала укрою вас с бабушкой от Лишнего, потом, как все уляжется, разработаем вместе план побега мамы из тюрьмы. Оттуда, где она находится, знаешь ли, не так-то просто вырваться. Поэтому торопиться не стоит, нужно все тщательно обдумать.
   – А тринадцати лет не хватило, чтобы все это придумать? Что же ты за защитник такой? Мама в беде, а ты все не торопишься и не торопишься.
   – Андрей! – в бабушкином голосе появилась тяжесть. У отца заходили ходуном желваки.
   – Что?! – обиженно крикнул мальчик бабушке. – Спрятались? Испугались? Боитесь тоже быть расщепленными?!
   – Дурачок ты, – капитан дал словесную пощечину. – Все эти годы я выполнял просьбу мамы – растить тебя и оберегать. На Земле я специально стал высокопоставленным офицером, чтобы иметь доступ к разведывательной информации и быть в курсе того, что замышляет Круг и светлые.
   Андреевы глаза удивленно расширились.
   – Да, по военным каналам и не такое проходит, – отец непоколебимо продолжал. – Я перевез тебя маленького на север страны, чтобы холодный климат максимально долго сдерживал твою аномальную энергию демиурга. Пусть ты болел, но зато был незаметен. Рос обычным земным мальчиком. На мой взгляд, умным, добрым и ответственным, спасибо бабушке.
   Капитан посмотрел на мать, и та тихо улыбнулась.
   – Но теперь ты вырос, и по результатам, которые я привез из последнего похода, находиться здесь стало небезопасно. Замеры показывают, что ледники Арктики стремительно тают, глобальная температура увеличилась на два градуса. Иначе говоря, Земля с тобой уже не справляется. Источником потепления официально называют выбросы углекислого газа, но ведущие ученые – как светлые, так и темные – близки к раскрытию настоящей причины. Жди скоро гостей.
   – Куда же мне деться?
   – Мое предложение – временно переехать на Дальний Восток, там меня ждет новый атомный крейсер «Персей». Пойдем с ним к Марианской впадине. На глубине выиграем время, придумаем план и тогда уже отправимся спасать маму.
   Андрей смягчился и отступил под прямым взглядом отца.
   – Хорошо. Пусть будет по-твоему. Тебе виднее все-таки. И…
   – Что?
   – Спасибо, что защитил меня.
   Гипсовая маска спала с лица капитана. Он искренне улыбнулся и обнял Андрея.
   – Пустяки, ты же мой сын.
   «…Держит только нить связующая, душу со звездой на небе…», – запел Кекс в потемневшей от снегопада андреевой спальне. «Это про меня и маму», – подумал беглый демиург и загадочным взглядом осмотрел бардак в изменившейся комнате. Она стала такая маленькая – для него, полубога.
   Чудеса, конечно! Он – нечеловек! А кто? А некто. Что-то такое космическое, которое может всех менять! А как менять? Вот, как Лизу – молнией шарахнуть, и что-то там с ней происходит. Была человек – а стала… стоп, кем же она стала?
   – Па! – крикнул Андрей через закрытую дверь.
   – А? – донеслось глухо из зала.
   – А что же с Лизой теперь будет?
   – Не слышу.
   – Я говорю, с Лизой что теперь?
   – Репей?
   – Да какой репей, – Андрей раздраженно шагнул к двери и распахнул ее, чтобы идти к отцу. Тот уже подошел к порогу, и оба едва не столкнулись лбами.
   – Я что говорю, – Медин-младший пропустил старшего, – Лиза, наверно, как-то изменилась, и я хотел бы встретиться с ней напоследок. Выяснить, как она.
   – Думаю, она стала светлой или темной.
   – То есть, была обычной, а теперь что-то умеет, как демиург?
   – Нет, инверсия не дает способностей создателя, она лишь меняет: светлую душу на темную, темную – на светлую, простую – на светлую или темную. Лизина душа была простой, теперь она, скорее всего, приобрела качества наших с тобой душ. А ты, я и бабушка – единицы вселенского разума. И вот она к нам присоединилась. Чей лагерь Лиза пополнила – скоро узнаем.
   – Но ведь значит, своей молнией я снова нарушил баланс?
   – Именно, поэтому тебя и хотят ликвидировать. Чтоб не усовершенствовал нейтральных существ.
   – Лиза – не существо! – аквамариновые глаза потемнели штормовыми волнами. – Знаешь… раз у меня такие способности оказались, я даже рад, что сотворил инверсию. Рано или поздно все равно бы сделал Лизу, такой же, как мы.
   Капитан сложил руки на груди и молча стал рассматривать, как бушует взгляд сына.
   – Ох, Андрюшка, не знаешь ты, во что втянул свою любовь.
   Мальчик помолчал и будто замешкался, волны улеглись.
   – А что с ней будет? Ее тоже могут посадить, как маму? Или убить вместе со мной?
   – Сложно сказать, надо видеть Лизу.
   – Вот это да… – ошалел на мгновенье Андрей, представив свою и лизину казнь. Почему-то палачом был самурай в магических латах с острой холодной катаной. Мощным взмахом он цинично отрубил голову сначала ему, потом Лизе. Ее красивое лицо с растрепанным волосами поглотил космос. Какой фатализм…
   – Решено, иду к ней, – взъерошил черные волосы мальчик. – Надо знать наверняка.
   – Нет, – твердо отсек отец, – лучше сиди дома, в больницу схожу я.
   – Па, тебе не кажется странным, что навещать школьницу пойдет незнакомый дядька?
   – Отец ее одноклассника.
   – Мы так точно провалимся. Ни с того, ни с сего морской офицер приносит пострадавшей девочке конфеты с апельсинами. Для больничного персонала – это повод заподозрить в пришедшем маньяка, а Лишнему даст возможность связать с нашей семьей недавнюю инверсию. Наверняка, он уже пасется в больнице. Ты знаешь, как Лишний выглядит?
   – Нет, он может быть в любом облике. В этом и опасность.
   – Да, но пока про меня он ничего не знает, и я заявлюсь как просто одноклассник. Кольку заодно для компании прихвачу, – Андрей интригующе поглядел отцу в глаза. – Идет?
   Медин-старший представил себя в белом халате у изголовья тринадцатилетней Лизы Васнецовой, и эта картина показалась ему чересчур искусственной.
   – Ладно, – смирился он, – только Кольку обязательно возьми.
   – Ура-а-а! – мальчик обнял капитана. – Я тебя не подведу.
   – Подводим итог, – по-деловому заявил Колька, выслушав рассказ Андрея о событиях последних суток. – Вся эта крутая история про космические корабли – подарок тебе к Новому году, Медин.
   – Вообще-то о кораблях речи не шло, – разочаровался Андрей в реакции друга.
   – Ну как-то же деймимуры перемещаются в космосе, – нашелся Колхоzник.
   – Они просто есть в нем. А те, которые в разных телах находятся, да, наверное, летают на кораблях.
   – Непонятная история. Вот ты, когда умрешь, куда денешься? Просто в космосе будешь болтаться?
   – Я не знаю. Я так далеко не заглядываю.
   – Погоди, тебя вот-вот казнят, а ты не заглядываешь.
   – Для начала я никому не дамся. У меня есть задача поважнее – спасти маму, поэтому мне умирать никак нельзя.
   – Эх, – Колька пнул влажный комок снега. – Какой-то грустный тебе сюрприз придумал папка.
   Андрей остановился, пакет с апельсинами ударил по ногам.
   – Так ты что, не веришь в то, что я тебе рассказываю?
   Колька сделал лицо и извиняющееся, и нетерпеливое.
   – Андрюх, вы специально свой отъезд так решили обставить? Чтобы я восхитился чудесам и не сильно переживал? Ну, так я уже большой, вообще-то. Меня подобные сказки только оскорбляют. Езжай без всяких басен, я уже смирился.
   Медин съежился и поправил воротник от сильного ветра. За последние сутки он впервые заметил температурный озноб. Сейчас, когда страсти улеглись, разговор на повышенных тонах с другом вернул ему болезненные ощущения.
   – Моя история – чистая правда. По крайней мере, потому, что в ней есть надежда вернуть маму. Зная отца, я бы ни за что не поверил, что он все это выдумал. Это было бы очень жестоко с его стороны. Не знаю, как вся эта система работает, но факт с инверсией… то есть с молнией, никуда не денешь. А потухший свет на дискотеке? Сам же половник ко мне цеплял…
   – Я шутил, – виновато осклабился Колька.
   – Но тема с экстрасенсом была? Была. Вот тебе объяснение.
   Колька, оглядываясь на прохожих, заулыбался еще шире и неискринне.
   – Ну, хорошо, пусть так. Ты метаешь молнии, выключаешь свет, завтра квартиру подпалишь. Но только все равно в неземное происхождение этого трудно будет поверить. Может, ты ее подпалишь простыми спичками, но при этом снова скажешь, что это был божественный луч.
   – Да ну тебя, – Медин повернулся и пошел дальше. Апельсины стали тяжелее.
   – Правда, Андрюх, – догнал его Колька, – какая-то слишком нереальная история выходит.
   Отвергнутый демиург в куртке-милитари шел какое-то время молча, потом повернулся и уставши спросил:
   – Если сейчас Лиза окажется не такой, какой ты ее знаешь, поверишь в новую реальность?
   Колька приостановился, опешив, и затем снова пустился в след.
   – Ну если только она лысой выйдет.
   Больница вырастала из-за поворота решетчатым забором, вдоль которого прошлой ночью Андрей бежал, не помня себя. При дневном свете знакомые корпуса не казались огромными крыльями, торчали замызганными желтыми коробками, окна серели, в них не таились мистические огни, не пугали раковые больные. Все выглядело обыденно и безлюдно. Новогодняя ночь была так близка, и так далека.
   «Может быть, и, правда, я все придумал? – Медин стал теряться. – Вот будет позор, если Лиза встретит нас уничижительным взглядом и какой-нибудь ядовитой репликой про фингал. Колька, конечно, пошлет ее куда подальше, мы поругаемся, а после он мне все выскажет, что думает о моей истории. Папа, что же все это значит? Какие демиурги? Какие инверсии? Какой Лишний?… По-моему, я схожу с ума».
   – Мы выглядим идиотами, – отозвался ему Колька. – Пришли в праздничный день. Нас не пустят.
   – Попробуем, – неуверенно ответил Андрей и поднялся на крыльцо.
   В приемном отделении дремала все та же медсестра, которую не смог подкупить накануне Васнецов. На полочке перед ней лежала нераспечатанная коробка конфет.
   – Кхм…, – осторожно откашлялся демиург.
   Сестра приоткрыла левый глаз, закрыла его и внезапно встрепенулась.
   – Что у вас? – больше возмутилась, чем спросила, она.
   – Э… извините, можно ли навестить Лизу Васнецову из терапии, ее привезли сегодня ночью.
   – Нет! – рявкнула женщина, но в тот же момент заметила конфеты, замялась и, судорожно схватив их, прибрала в ящик стола. – У этой девочки уже есть посетитель.

Глава 9

   Андрей резко вытянул в сторону медсестры правую руку с негнущимися пальцами. Глаза его вылезли из орбит, зрачки сузились. «За-кля-наю», – прогудел сквозь сжатые зубы он. На виске запульсировала жилка.
   – Медин, ты чего? – испуганно спросил Колька. Вопрос безмолвно повторил стеклянный взгляд медсестры. Она в зыбком помешательстве уставилась на кончики пальцев мальчика, ожидая, что вот-вот из них извергнется возмездие за конфеты. В глубине души, получая взятку, она уже готовилась понести за нее наказание. Но, конечно, не ожидала такой скорой расплаты.
   Однако у Андрея ничего не вышло. Он постоял в позе заклинателя несколько минут, покосился на Кольку, на медсестру и отдернул руку. Фух, побелевшая женщина выдохнула.
   – Что это было? – спросила она.
   – Я хотел вас сделать доброй, – не найдя более подходящего объяснения, ответил демиург.
   Как ни странно, но эти слова махом сбили хамский настрой медсестры. Она поперхнулась заготовленными угрозами, помялась и совсем тихо спросила:
   – Разве я злая?
   – Не-е-ет, нам кажется, вы просто устали, – тоном психоаналитика объяснил Колька. – Все отдыхают, а вы работаете. Любой на вашем месте сорвался бы.
   – Или захотел конфет, – мрачно заметил Андрей, но после того, как медсестра густо покраснела, добавил, – за вредность работы.
   – У нас еще апельсины есть, – подхватил Колька. – Хотите?
   – Нет, – женщина снова стала закипать. – Что вам нужно?
   – Проведать Васнецову Лизу, – Медин указал на пакет с гостинцами. – Она наша одноклассница, мы очень волнуемся за нее.
   Медсестра сделала такое лицо, будто приняла очень непростое решение.
   – Ладно, пятый этаж, палата двадцать три. Только быстро!
   – Спасибо! Спасибо! – мальчики подпрыгнули и помчались по лестнице.
   Когда они скрылись, нижняя челюсть женщины мелко задрожала, и дежурная разрыдалась. Потом нервно выдернула из ящика конфеты, разорвала упаковку, так, что шоколадные кубики разлетелись в разные стороны, и принялась их яростно топтать. Выпустив пар, медленно собрала их обратно, с тяжелыми всхлипами высыпала в мусорное ведро, забила сверху праздничной оберткой, села на стул и затихла.
   – Ну ты даешь, Андрюх, врачиху заколдовал! Она теперь всех подряд будет пропускать в больницу, – ни то в шутку, ни то всерьез выдал Колька. Медин ничего не ответил, он был мыслями в палате, раздумывая, кто там у Лизы – ее отец, Кабан, Лишний, Призрак?
   Кабан! Еще подходя, в приоткрытую дверь он увидел двухметрового спортсмена, который нависал над постелью с больной.
   – О-о, – только и услышал он за спиной озадаченный колькин голос. Секунду поразмыслив, Андрей понял, что избегать встречи не собирается, и распахнул дверь. В его сторону медленно повернулась бледная голова Ильи. Красные от новогодней ночи глаза лениво затлели злобой.
   – Ты?… – голос Кабана зазвучал хрипло и в полсилы.
   – Я, – Медин твердо стал на фоне окна.
   Тафгай прищурился и отошел от кровати, его плечи начали расправляться.
   – Ребята! Ребята! – Лиза с неожиданно просветленным лицом приподнялась на локтях. Ее изумрудные глаза сверкали так ярко, что, казалось, палата наполнялась умиротворяющим зеленым светом. Колька осел, прислонившись к стене.
   – Какого черта тебе здесь надо? – грозно проревел Кабан.
   – Да вот, пришел навестить одноклассницу, – бодрым голосом ответил Андрей. «Вот это да! Лиза другая! – сердце его подскочило и кувыркнулось в кульбите. – Надо же, она даже лицом изменилась. Ничего себе, не видел ее такой».
   – Илюша, хватит тебе, это же Андрей и Коля, – засветилась девочка. – Они со мной учатся, ты их знаешь. Такая неожиданность, так приятно, что пришли!
   Колька слился со стеной. Перед собой он видел лишь образ, который нежно улыбался, лучился волосами на солнце, колыхался легкой занавеской весны. Вот она – настоящая Васнецова! Такая, которая тогда оценила бы его признание при девочках. Которая в ответ поцеловала и стала верной ему навек. А он бы горы для нее свернул, преграды убрал, расправился со всеми негодяями.
   – Эй, гамадрил, отвали от нее, – вдруг выпалил толстяк и, внезапно прозрев, увидел перед собой мятую морду Кабана. Свое положение он оценил в секунду – поднял кулаки, чтобы погибнуть не в бегстве.
   – Что-о-о-о?… – раздался рев на всю палату.
   – Ну хватит, Илья! – села в кровати Лиза.
   – Я щас… – тафгай сбросил с себя всю тяжесть последних суток, из глаз полетели искры.
   – Спокойно, – охладил его твердый тон Медина, рука демиурга снова вытянулась в грозном намерении.
   – Да, Андрюх, задай ему! Выжги крест на лбу! – завопил в исступлении Колька.
   – Ребята, ребята, ребята, – выскочила из-под одеяла легкая и босая Лиза. – Хватит, вам уже дурачиться.
   Она перышком зависла между пылающим ненавистью Кабаном, кривляющимся Колькой и холодным Андреем. Большущими зелеными глазами оглядела место схватки и аккуратно пальчиками растолкала участников.
   – Ну что вы? Что вы? Большие ведь уже! Особенно ты, Илья.
   Кабан в замешательстве скривил рот, словно ему, и правда, выжгли крест, только не на лбу. От негодования его щеки налились краской, шея закаменела, а язык набух так, что ни единого слова тафгай выдавить не мог. Он просто превратился в живую бомбу, готовую разорваться на большие кровавые куски, забрызгав все вокруг. Однако белоснежный лепесток по имени Лиза его вид ничуть не забеспокоил. Она продолжала тыкать тонким пальчиком в кабанову тугую грудь, умиротворенно улыбаясь.
   – Вы все мои друзья! Поэтому даже не думайте ругаться. Коленька… перестань.
   – Ко-лень-ка? – повторил тот по слогам слово, которое слышал первый раз в исполнении девочки и растерянно поглядел сначала на надутого Кабана, потом на Андрея. Тот согнул правую руку и потряс ею, как бы говоря, что вот она – причина, а ты не верил.
   – Не верю, – ошеломленно пробормотал Колька и поглядел в изумруды Лизы. Только сейчас он всерьез стал оценивать перемены, произошедшие с ней. – Это розыгрыш, Васнецова, да? Жестокий розыгрыш?
   – О чем ты, Коля? – искренне не поняла Лиза.
   – Ты – это не ты…
   – Она – это она, – оспорил Медин.
   – Не, ты, правда, больная стала, – грубо замычал Кабан. Друзья дернулись, но их остановили пальчики.
   – Тише-тише, – Лиза повернулась к бойфренду. – Илюшенька, в чем дело? Почему ты позволяешь такие слова в присутствии друзей?
   – Какие они тебе друзья? Ты же всегда обходила их стороной, называла чмырями. Этому бледному в куртке попросила в рыло дать, чтобы он не приставал. Забыла что ли, Лизон?
   – Не называй меня так! Что это за кличка такая? Откуда ты ее взял?
   – Значит, чмыри мы, Васнецова? – Колька вызывающе скрестил руки на груди.
   – Нет, что ты! Я не знаю, почему Илья так говорит.
   – Ну ты дура, Васнецова, – бомба-Кабан затикал. – Не прошел все-таки для тебя удар молнии бесследно. Свихнулась совсем!
   – Слышь, гамадрил!
   – Тихо-тихо-тихо! – указательный пальчик снова возник – встал поперек перекошенного рта Кабана, который уже наклонился через Лизу, чтобы схватить обидчика. Тафгай на секунду замер… но потом все-таки взорвался. Он сильно оттолкнул девушку, которая упала в руки Кольки, накинулся на троицу и уже собрался их бить. Однако в последний момент остановился, коварно ухмыльнулся и, припугнув ребят увесистым кулаком, поспешил из палаты.
   – Илья!
   – Пошла ты! Найду себе нормальную чику, без соплей, а ты жди сюрприза, несчастная, – в коридоре хлопнула дверь. Лиза не сдержалась и расплакалась.
   – Давайте мне назад мои конфеты, – хлопнул по столу возбужденный Кабан. – Толку от вашей больницы все равно нет.
   Медсестра сначала побелела, потом позеленела и, в конце концов, трясущими губами завизжала:
   – Вон отсюда! Подлец!
   С Кабана чуть не сорвало кожу от такого напора, в ушах больно зазвенело. Мотнув головой, он собрался что-то сказать, но, увидев безумные глаза дежурной, замолчал и наскоро выбежал на улицу.
   – Как же так? – изумруды источали драгоценные слезы. Лиза села на край кровати и закрыла лицо руками. – Что я ему сделала?
   Колька осторожно приблизился к ней и, косясь тревожно на Андрея, приподнял правую руку в стремлении погладить девочку. Та тряслась всем телом, рыдая в ладони. Андрей никак не отреагировал на инициативу друга, и Колька очень нежно провел пальцами по шелковым волосам недавней «Лизы-козы». Потом смелее, еще и еще. Девочка затихла, приподняла голову и посмотрела на него лицом «настоящей Лизы». Колька оторопел.
   – Спасибо, – сняла она эту оторопь пронзительной искренностью.
   В этот момент Андрей почувствовал, как в груди громоздко перевернулся куб ревности, неприятно зацепил легкие, вывернул что-то в горле, углом надавил на желудок. Он быстро приблизился к девочке и, заслонив Кольку, растянул добродушную улыбку.
   – Так что с тобой произошло?
   Лиза застеснялась и опустила глаза.
   – Ты знаешь, я не помню…
   – Вообще ничего? – вылез на передний план Колька.
   – Нет, – она виновато поглядела сначала на одного, потом на другого мальчика.
   – А то, что я приходил, – Андрей выдвинул локоть вперед и задвинул друга, – помнишь?
   – Это да. Помню, что праздновали с отцом и его друзьями Новый год, веселились, а потом яркая вспышка…
   – И-и-и? – Колька снова оказался первым.
   – А дальше только тут, – пожала плечами девочка. – Илья говорит, что в меня ударила молния. Но что-то не верится. Я нормально себя чувствую, никаких травм, никаких ожогов. При молнии ведь такого не бывает, да? Очень странно.
   Андрей в очередной раз убрал Кольку назад и заигрывающе прищурился, изображая рокового мачо. В глазах Лизы тут же возникло смущение, она отвела их, на щеках зарделся румянец.
   – А мне отец рассказывал, что когда был маленький, – Колька руками отпихнул Медина, – у них во дворе была жучка, в которую тоже саданула молния. Так вот от этой жучки только калачик остался обугленный.
   Лиза в ужасе охнула.
   – Калачик, который она грызла?
   – Не-е-т, хвост-калачик.
   Девочка сглотнула, представив себя с хвостом. Молния ударила в нее, выжигая грудь, руки, ноги, обуглила голову. Но хвост остался целым и упал на землю, после чего его окружили дети и стали показывать пальцами. Где-то среди них стоял ошеломленный колькин папа. Лиза инстинктивно схватилась за грудь, которая оказалась целой и испуганно посмотрела на ребят.
   – Вот и я боялась, что так произойдет. Однако нет, – она откинулась на кровать и натянула одеяло. – Папа предлагает полежать несколько дней, чтобы врачи поняли, что со мной не так. Мне, конечно, совсем не хочется каникулы проводить здесь. Но с другой стороны…
   Лизины изумруды вдруг снова задрожали от слез. Андрей толкнул Кольку, чтобы молчал.
   – Мы поругались с Ильей, так что делать в городе мне нечего.
   – Лиз, да зачем тебе нужен этот урод? – все равно не сдержался толстяк.
   Она бросила обиженный взгляд, но говорить ничего не стала, и лишь уставилась в точку на стене.
   – Ладно, пойдем мы, – подтолкнул нетактичного друга Андрей. Тот возмущенно покосился в ответ, но сопротивляться не стал. – Выздоравливай, мы придем завтра.
   – Так ты же уезжаешь! – встрепенулся Колька.
   – Уезжаешь? – забыв про точку, вернулась Лиза.
   Медин неуклюже замялся.
   – Да нет, еще не скоро…
   – Сегодня вечером! – сдал его Николай Казимирович.
   – Андрюша! Куда?
   – Да это не скоро, Лиз, – Медин злобно зыркнул на Кольку. Тот сделал невинное лицо – мол, а что не так? – Отец меня забирает на новое место службы, на Дальний Восток.
   Глаза Лизы широко раскрылись – в них возникло и удивление, и разочарование, и… тоска? Показалось?
   – Я обязательно завтра к тебе приду, – он аккуратно тронул ее кисть, лежащую на одеяле. Она поджала пальцы, но руку не убрала. Сзади зашумел Колька.
   – Что ж, буду ждать, – произнесла она завораживающую фразу, и Медин понял, что сегодня точно он никуда не поедет. Слова с припухших лизиных губ пробили грудную клетку в трех местах и пригвоздили мальчика к этой чудесной, большой и светлой палате. Маленькая Лиза витала в ней как ангел в облаках.
   – Кхм-кхм, – закашлял кто-то за спиной. – Мы идем или нет?
   – Что ты за козел такой? – возмутился Андрей, когда они спускались с Колькой по больничной лестнице.
   – Не, а сам? Чего к ней прилип? Видишь, девочка болеет.
   – Что-то ты не переживал за нее раньше.
   – Я за такую Лизу кому угодно голову оторву.
   – Но такой ее сделал я!
   – Спасибо – удружил! Только это не значит, что права на нее принадлежат тебе.
   – Как это так? – Андрей резко остановился напротив стола с дежурной. Глаза его горели возмущением.
   – А вот так! – дерзко пошел в атаку Колька. – Она сама определяет, с кем дружить, а с кем нет.
   Медсестра нервно оглядела битву.
   – Ты даже апельсинов ей сегодня не купил! Заботливый наш.
   – А ты, конечно, апельсинами жизнь изменил.
   – Я другое изменил! Отношение ее.
   – И что, это значит, что она теперь тебя любит?
   – Может, и нет, – задумался Андрей, – но у нас с ней все впереди.
   – Как и у меня…
   – Во-о-он! Негодяи! – оглушила спорящих медсестра. – Никого я из вас не люблю! Чтобы не смели больше лезть ко мне ни с какими подарками!
   Перепуганные ребята выскочили на улицу и, пребывая в легком потрясении, проводили взглядом закрывающуюся на пружине дверь в приемное отделение. Что это было?
   – Она, наверно, подумала о чем-то своем, – объяснил первым пришедшим в себя Колька.
   – Наверно… – пробурчал Андрей и тут же воскликнул. – А-а-а!
   Колька оглянулся и увидел побелевшего демиурга.
   – Что-о случилось? – и не дожидаясь ответа повернул голову туда, куда смотрел ошарашенный друг. Глаза его уткнулись в третий этаж левого крыла больницы. В сером водянистом окне стоял желтый, спрятанный за медицинскую маску, больной и смотрел на них. Кхм-м-м.
   – Снова он, – еле слышно прошептал Андрей. – Явно следит.
   – Да это ж Вовчик Панарин, – выдохнул Колька. – Детдомовский, с Кабанами в одной банде тусил. Чемпион города по паркуру. Разве не знаешь его?
   Андрей неуютно поежился, голова, ставшая «вовчиком», мгновенно утратила пугающую ауру, осунулась и вызвала жалость.
   – Коль, я в школе почти не был… А что с ним?
   – Ну ты что! Это же известная история. Прыгал он прыгал по домам и заборам, весь такой резвый и активный. Звезда города, любимчик девочек. На большие турниры звали, в столицу перетягивали. А у него хлоп – и лейкемия, ну рак крови по-врачебному. И все – врачи, лечение. А он детдомовский, родителей нет, ну и денег особо нет. Все, что выиграл на соревнованиях, тут же истратил. А помогать ему толком никто не стал. Друзья мигом испарились, думая, что он заразный. Глупый мэр путевку в санаторий подарил, потом еще долго журналисты по этому поводу смеялись. В интернете какие-то мошенники обманули кучу людей, которые думали, что перечисляют деньги Вовчику на счет. В общем, остался он ни с чем, и полгода уже кукует здесь.
   – Вид у него такой, что осталось ему недолго, – внутри Андрея что-то встрепенулось и он уже смотрел на худой силуэт с острым желанием защитить, укрыть желтую голову от водянистой серости.
   – Ты знаешь… я вообще думал, что он уже того, – Колька виновато посмотрел исподлобья.
   Андрей склонил голову набок и оглядел друга, словно в первый раз. Вот так, как Колька, наверняка, думали все остальные. Они заверили себя, что рак – это неизлечимо, и тут же поставили крест на выдающемся мальчике. С тяжелым легким сердцем. С тяжелым – потому, что всегда плохо, когда уходят лучшие, а с легким – потому, что пусть уходят, меньше раздражения от того, что кто-то тебя превосходит. Нет лучших, и ты – лучший. Андрей выпрямился.
   – Мы ему поможем, – твердо сказал он.
   – Как? У него последняя стадия.
   – Молнией, – поднял правую руку Медин.
   – Ты же ею души меняешь, а рак – это в теле.
   – Душа тоже в теле, вдруг от ее изменения что-нибудь произойдет и с организмом.
   – В общем, да, – внезапно согласился Колька, – Вовчику же без разницы, я думаю, он давно смирился со своей участью. И если вдруг перед смертью он немного станет другим, то все равно не расстроится. Какая разница, каким умирать?
   Демиург вопросительно посмотрел на Казимирыча. Тот поймал взгляд и поспешил объясниться.
   – Но если вдруг при смене души и, правда, рак исчезнет, то это… будет круто, Медин! Давай, надо пробовать.
   Оба обратили взоры к окну на третьем этаже, но больной уже исчез.
   – И что нам теперь делать? Как проберемся? Там ведь эта тетка ненормальная на входе.
   – Не бойся, есть идея.

Глава 10

   Глянцевый Кирилл Кабанов с сигаретой в зубах и форвард Оглоблин с перекошенным ртом уставились на стену морга.
   – Я принес фотки, – крикнул Илья и окинул взглядом сырую кладку кирпичей. В быстро гаснущем январском вечере эта картина выглядела очень странно – здоровая детина что-то кричит мрачной стене. В любое другое время, когда неподалеку торопились пешеходы, происходящее несомненно привлекло бы внимание, но в праздничные дни здесь никого не было, и Кабану не стоило беспокоиться и часто оглядываться. Правда, вел он себя так, скорее от нервов, нежели от осторожности.
   – А-а-а-а, – донесся из морга жуткий бас, и корни волос Ильи стали шевелиться. – Принес. Заходи.
   Кирпичи снова разъела пыльная чернота, и Кабан, спотыкаясь, ступил в освещенный островок.
   – Как я тебе? – на свет вышел, словно перед публикой в цирке, таслановый плащ с бледно-синим лицом мертвеца на плечах. Вместо глаз все также зияли черные дыры. – Я еще не понял, как делать зрачки.
   Кабан проглотил громоздкий комок в горле.
   – Нравится? – глумление Лишнего чуть не переросло в издевательский смех.
   – Оч-ч-чень, – заикаясь, ответил Кабан. – Вы уже почти, как человек.
   – Да! Быть человеком не так-то просто, оказывается, ха-ха-ха, – не сдержался плащ. – А твои спутники этого не понимают. Поэтому стоят теперь в углу.
   Он презрительно поглядел дырками на ведра и протянул Илье узловатую, переплетенную синими венами руку.
   – Давай фото. Узнал что-нибудь про инверсию? – перетасовывая снимки, посмотрел он на парня.
   – Эм… нет, я ведь не знаю, что это.
   Дырки вонзились в глаза Ильи, лицо мертвеца наполнилось кровью. Кабан побледнел и растворился в падающем свете. Лишь безумно колотившееся сердце в том месте, где он стоял, выдавало его присутствие.
   – Инверсия, – по-удавьи выпятил вперед челюсть плащ, – это трансформация души, изменения ее качеств на противоположные.
   Он приблизился к взрывающемуся сердцу и нашел в белизне света обезумившие глаза.
   – Тебе, мой друг, надо узнать, с кем в городе произошло что-то подобное. Был один человек, а стал другой. Был хорошим, а стал плохим. Понятно, о чем прошу?
   Кабан затрясся мелкой дрожью и лихорадочно закивал.
   – Вот и хорошо. Отправляйся на поиски, а я пока твоих друзей восстановлю.
   – М-м-м-мистер…
   – Ч-ч-ч-что? – спародировал заикание Лишний.
   – М-м-м-моя девушка… стала другой.
   – О-о-о, – плащ повернулся, – разлюбила?
   – М-м-м-мне кажется, с ней случилась инверсия.
   – Перестань заикаться! – резко выкинул руку Лишний в сторону Кабана. Тот поперхнулся и замолчал. – Инверсия – слишком серьезный процесс, чтобы применять ее на детях. Нерасчетливо это. Девочки твоего возраста и без инверсий постоянно меняются то в одну, то в другую сторону. Не обращай внимания, это пройдет.
   – Вы это… по трупу узнали?
   – Аха-ха-ха, ты мне нравишься, человек, – он наклонил свое безглазое, скомканное гримасой, лицо и выпятил синие губы. – Нет, по своему опыту. Перво-наперво проверяй политиков, крупных чиновников, бизнес, может быть, военных. Просмотри интернет. Применение инверсии должно быть оправданным, целесообразным, что-то меняющим в структуре вашего мира. Понимаешь, о чем я?
   – Не совсем, – донеслось из света. – Но…
   Кабан поспешил пригасить всплеск негодования и, возможно, впервые поговорить с чудищем на равных.
   – Я постараюсь найти для вас информацию. Вы только брата назад верните. Я все для вас сделаю.
   – Вот это другой разговор, – таслановый протянул трупную кисть для рукопожатия. – Как тебя зовут?
   – Иль-я, – парень постарался не обращать внимания на то, что он пожимает, и с силой сдавил скользкую как медузу ладонь.
   – Андрей? – бабушка в недоумении уставилась на дежурную бригаду медиков. – Да, у нас есть такой мальчик. Но все его болезни мы лечим на дому.
   – Дежурный сообщил, что у вашего больного тридцать девять температура, поэтому нас и вызвали.
   – Я? – бабушка поправила толстый воротник свитера. – Никого не вызывала.
   – Кто там? – в прихожую выглянул капитан Медин при полном параде. – В чем дело?
   – Это я вызвал, – из комнаты вышел Андрей с мобильным телефоном в руке. – Мне плохо.
   Во взгляде отца вспыхнул гнев. Бабушка отступила к стене.
   – Вы позволите, – врачи прошли мимо нее, – принесите, пожалуйста, стулья и чайную ложечку. Где у вас можно разместиться?
   – Сюда, – Андрей провел их в свою комнату.
   – Вы знаете… – засуетился капитан. – Он у нас хронически болен…
   – Посмотрим.
   – И ваши врачи давно перестали им заниматься…
   – Отчего же?.
   – У него неустановленная реакция организма…
   Андрей сжал зубы, чтобы выдержать уничтожающий взгляд отца. Тот, объясняясь с медиками, безмолвно спросил сына «Какого лешего?». Мальчик глазами ответил «Такого» и покорно задрал рубашку для того, чтобы доктор его мог послушать. Бабушка принесла чайную ложку.
   Капитан Медин рефлекторно посмотрел на часы, дернул уголок рта и заходил за белыми спинами врачей, обдумывая варианты дальнейших действий. Поезд до Владивостока отправлялся через полтора часа. Надо было еще добраться до вокзала. Доктор неспешно осмотрел горло Андрея, прижимая язык мальчика чайной ложечкой.
   – Та-а-к…
   – Ну что там, уважаемый? – капитан попытался придать голосу максимальную вежливость. Хотя его заряд, казалось, рассек бы сейчас лампочки в люстре.
   – Да вы успокойтесь, папаша. Присядьте. Не надо так бегать по квартире.
   – Знаете ли, – Медин-старший резко остановился. – Мы уезжаем сегодня… У нас поезд через час.
   – А… – флегматично отозвался врач и стал копаться в своем чемодане. – Сын-то у вас серьезно болен.
   – Я знаю.
   – Да? – доктор бесцветно посмотрел на капитана и достал из чемодана термометр. – Держи.
   Он вложил в андрееву подмышку стеклянный карандаш и прикрыл мальчика одеялом.
   – Я же уже говорил, у него хроническое… неустановленной этиологии.
   – Чего? – сделал удивленное лицо медик и тут же заулыбался. – Понятно. Простуда у него, папаша. Лечить надо активно, а не гнать по холоду в дорогу.
   – Это не простуда, это… – капитан замолчал, увидев, как сын натягивает одеяло на голову. – Андрей!
   – Папа! Я заболел, мне надо в больницу! – глухо донеслось из-под мягкого бугра.
   – Это что такое?! А ну-ка выбирайся! – капитан рассерженно подскочил к кровати и сорвал одеяло так, что взъерошенные волосы Андрея сбились набок, и термометр едва не сломался.
   – Тихо-тихо-тихо, – зашипел врач, ухватив рьяного офицера за рукав. – Вы чего это?
   – У нас поезд! – выкрикнул отец.
   – Господин моряк, – медик приподнялся со стула. – Вы, конечно, можете поступать, как считаете нужным, но я бы рекомендовал…
   – Мы едем сейчас же!
   – Никуда я не поеду, – Андрей вытер подкатившие слезы.
   – Так, ребята, сматываем удочки, – врач понятливо наклонился и стал активно собирать чемодан. Его молчаливые коллеги синхронно выпрямили ноги, оставив под собой стулья, и повернули к выходу.
   – Что тебя еще здесь держит, Андрей?
   – Лиза, папа! Ты ее не видел… она совсем другая стала.
   Врач осознал, что не понимает происходящего разговора, и, оставив глупую улыбочку на лице, щелкнул замками чемодана и протянул капитану правую руку.
   – Ну…
   – Я хочу ее взять с нами!
   – Ты с ума сошел!
   Врач заулыбался еще шире и еще глупее.
   – Я люблю ее, как ты не можешь понять?
   – Что за телячьи нежности? В то время, когда надо бежать.
   – Да-да, – сказал врач и кашлянул, указывая на свою руку.
   – Подождите! – прикрикнул на него Медин-старший и обхватил ладонями лицо сына. – Андрюша… Забудь про Лизу, она опасна теперь. Тебе нельзя с ней контактировать. Лишний поймает ее в два счета, а с ней и тебя.
   – Вот именно! – вырвался из объятий мальчик. – Поймает! И никто не придет к ней помощь. Поэтому ее надо спасти.
   – Глупец!
   – Мы должны ее забрать, папа. Я должен. По моей вине она теперь может пострадать. Или даже погибнуть.
   – О, друзья! – не дождавшись рукопожатия, врач стал тянуть руку вверх, словно школьник, знающий ответ. – Можно, мне пойти! Я знаю, как всех спасти. У меня есть опыт.
   Капитан несколько секунд мрачно смотрел на сына, золотое шитье его кителя медленно тускнело вместе со светом в глазах. Мальчик в одеяле удалялся в беспросветную пропасть непредсказуемых событий. И не было ничего, что могло его удержать. «Прости меня, Света, что бросаю нашего Андрейку вот так, на произвол судьбы. Но я не могу иначе. На его месте я сделал бы то же самое». Что-то теплое шевельнулось в его руке. Ладонь доктора.
   – Всего наилучшего, не болейте, мы уходим.
   – Подождите… – посеревшим голосом остановил капитан. – Вам надо взять моего сына с собой. Он болеет.
   – Но… папаша. Вы же только что убеждали меня, что с ним все в порядке. Неустановленная, говорили, этиология.
   – Не поясничайте.
   Ухмылка исчезла с лица врача, он переглянулся со своими спутниками, те синхронно пожали плечам.
   – Ну хорошо. Собирайтесь, – врач махнул рукой. – По крайней мере, это не здоровых за тридцать тысяч госпитализировать. Здесь все честно.
   Андрей подпрыгнул так, что одеяло свалилось к его ногам. Отец ватными пальцами расстегнул верхнюю пуговицу и, выдохнув, сел на стул. Невидяще посмотрел, как бегает сын по комнатам, как заталкивает в сумку пижаму и тапочки, бабушка подает зубную щетку с пастой, мыло. На стене отрывается плакат Кекса и повисает на одной булавке. Все не то, все не так. Капитан опустил голову.
   «Кто-то заедает тоску шоколадом, надо пить депрессант или рано?
   Раны не прижечь лимонадом, а спорткаром
   Не развеять мрачных дум на треке.
   Веки равнодушны к теням, деньги загоняют дальше
   В пропасть, пустоту и роскошь, крошат естество на стейки».
   Андрей облизал сухие губы и возбужденно поглядел на прыгающих на ухабах врачей. Они о чем-то говорили, косясь и кивая в его сторону. О чем шла речь, он не слышал – из-за наушников. Трек «Мутота» закончился, и Медин выключил плеер. «Скорая помощь» подъехала к больнице.
   – Вы что-то говорили мне? – спросил он выходивших из машины медиков.
   – Кто – мы? – странно заулыбался главный врач. – Нет.
   Они ступили на уже знакомое крыльцо приемного отделения. Андрей приготовился к встрече с нервной дежурной. Хотя сейчас его появление и носило законный характер, однако она-то об этом не знала. И потому надо было обрасти толстой кожей на ближайшие пять минут, до той поры, пока ей все объяснят. Он машинально прищурился, чтобы встречная ярость не обожгла глаза, и ступил в предбанник.
   Но там сидела другая медсестра. Черноволосая девушка, беленькая, свежая, недавно заступившая на дежурство. Она кокетливо улыбнулась вошедшему доктору. Тот ответил ей тем же – тепло, игриво и с искоркой.
   – Принимай, Даша.
   Она бросила мимолетный взгляд на Медина и посмотрела бумаги, которые перед ней разложил врач. «Переодевайтесь, молодой человек».
   – И ради чего тогда был весь этот спектакль? – разгорячился Колька по телефону.
   – Ну, главное, теперь я рядом с Лизой… да и лысого завтра попробую разыскать, – прошептал в трубку Андрей, хотя таиться было некого – в шестиместной палате он лежал один. Слышала его только Луна, кривым лучом упавшая на соседнюю стену, грядушки и старые тумбочки.
   – Панарина что ль? Он, наверно, там в закрытом боксе. Так просто не проберешься.
   – Посмотрим, приходи часам к одиннадцати, вместе попробуем найти его.
   – Ладно, лечись, больной!
   – Сам такой!
   Колька положил трубку, и Андрей остался один в огромной темной палате. «Как в космосе», – он оглядел молчаливые стены, наполненные тихим незаметным сиянием. «Это Луна такой отсвет дает», – успокоил он сам себя. В то же мгновенье на улице проурчала машина, и перекрестия окон поехали по стене влево – космос ожил. Андрей с замиранием сердца проследил за тем, как тени очертили прямой угол и застыли, после чего надвинул одеяло повыше.
   Что мы имеем? Там, над головой, через потолок и толщу километров воздуха настоящий космос – темный, неживой и бесконечный. Охватывающий эту планету и вместе с ней палату широкими ледяными объятьями. На той, космической, «стене» есть свои отсветы и блики. Света несравнимо меньше, поэтому космос не может быть белым. Андрей измерил взглядом лунную полоску на стене. Но она по своей энергетике сопоставима с тем мраком, что повис вокруг. В палате не темно, и не светло, а стены имеют легкое свечение. Борьба равная: вселенские объемы темной материи с ничтожной энергией удерживают световой напор миллиардов звезд. И звезды со своей стороны не могут победить бесконечную тьму. Так и должно быть дальше…
   – Но тут есть я, – произнес Андрей, и в палате резко вспыхнула лампочка. Тени пропали, стены окрасились в желтый цвет. На секунду он испугался того, что произошло. Но тут же взял себя в руки. – Я же знал, что делаю.
   К этому затылочному ощущению, что сейчас произойдет то, что он представил, Медин уже стал привыкать. Так было еще на дискотеке, потом на Новый год, и вот сейчас. «Я начинаю управлять», – дьявольский огонь стал разгораться у него внутри.
   – Так, зачем свет включил? – в дверном проеме появилась черноволосая голова с беленьким плечом. – А ну-ка, быстро спать.
   Тоненький пальчик щелкнул выключатель, и палата снова погрузилась во мрак. «Темные побеждают», – подумал Андрей и повернулся на правый бок.
   – Привет, Андрейка! – изумруды нежно задрожали зелено-золотистой глубиной.
   – Ли-зонь-ка, – впервые в жизни выдохнул вслух он это имя.
   Она взяла его руку и, немного смутившись, потянула к себе. Он понял, что сейчас будет поцелуй.
   – Девочки первыми не целуются, – прошептала она с кроткой улыбкой. – Я хотела просто с тобой прогуляться. Возьми меня под руку.
   Он замешкался, не зная, что делать с ее рукой, но она ему помогла. Они пошли по забитому с двух сторон косыми столбами света больничному холлу. На них с нескрываемым удивлением и восхищением смотрели врачи, пациенты, люди, пришедшие навестить родственников, охранники, техники с инструментом. Все знали, что эта пара никак не могла существовать в природе, но в силу каких-то обстоятельств состоялась и теперь выглядела счастливо. Это, признаться, вводило окружающих в ступор.
   – Я бы все равно заменил «ли» на «ко», – появился неожиданно справа Колька.
   – Зачем? – растерянно заулыбался Андрей.
   – Что-то же должно быть не так.
   Они шли дальше, а едкость ничуть не задевала Лизу, она гордо ступала, рассматривая ошеломленные лица людей.
   – Может, не ходил бы ты к ней, – хитро щурясь, выглянула слева бабушка.
   – Ба? – удивился Андрей, но та уже пропала в толще света. Он оглянулся через лизино плечо, выискивая родную седину, но наткнулся лишь на незнакомые лица. Кто-то из людей указывал пальцами, кто-то – красноречиво косился. В стороне он увидел рэпера Кекса, который будто сошел с журнального постера – надменно взирал на него с Лизой, сложив татуированные руки на груди.
   – Забудь про нее, она теперь опасна, – горячо выдохнул в ухо капитан Медин.
   – Папа… – не ожидал Андрей и прижался к Лизе, которая продолжала невозмутимо идти вперед.
   Отец сверкнул погонами и пропал так же, как и бабушка.
   – Я же предупреждал насчет моей девахи, – заревел перед ними Кабан, размером в два раза больше, чем обычно. – Убью ведь!
   – Уйди, – отмахнулась от него Лиза, и Илью рассеяло словно ветром. Не осталось ни следа. Андрей потрясенно заглянул ей в лицо – она была с одной стороны агнец, с другой – волчица.
   – Не надо было с ней общаться, – загудел голос Призрака, и волны света закачались. – Теперь считай, что покойник.
   – Просыпа-ем-ся, – болтаясь на гребнях, пропела медсестра. Ее нотки болезненно уткнулись в слежавшееся сознание Медина. – Восемь утра, замеряем температуру.
   В подмышку Андрею неприятно уткнулся холодный градусник, мальчик с трудом приподнял веки.
   – Как самочувствие? – дежурная по-прежнему выглядела свежо и игриво, будто не было бессонной ночи.
   – Так себе, – прохрипел Андрей осохшим горлом и прокашлялся.
   – Ничего, вылечим, – подмигнула она и пометила что-то в принесенном журнале.
   – Андрейка! – в дверях появился знакомый силуэт.
   – Лиза! – екнуло внутри.
   Медсестра оглянулась и по-хозяйски выпрямилась.
   – Что это такое? А ну-ка марш в свою палату, нечего заразу разносить.
   – Да я здорова, тетенька…
   – Это моя одноклассница, пустите ее.
   – Нечего-нечего, здесь кварцевание было, а там еще нет. Живо к себе!
   – Ладно! – махнула Лиза рукой. – В столовке на завтраке встретимся.
   – Ага, – кивнул Андрей и проводил девочку любящим взглядом, после чего перевел уже рассерженный на медсестру.
   – Ой-ой-ой, – только и ждала она этого, изобразив «телячьи нежности». – Подумаешь.
   Она надула пузырь откуда-то взявшейся во рту жвачки и вытянула у Медина градусник.
   – Тридцать семь и девять, женишок. Лечиться надо сначала, а потом…
   Она не договорила, потому что с нижнего этажа раздался душераздерающий вопль. Андрей в секунду похолодел до нуля. Это кричала Лиза.

Глава 11

   Колька торопился в больницу, оглядываясь. Делать это было непросто – слишком большой капюшон, натянутый на голову, всячески мешал изучать подозрительных людей. Это только подхлестывало внутреннее волнение. «Чтоб тебя!», – наступил толстяк в мелкую лужицу, спрятавшуюся под талым снегом. Всюду было что-то не так. Он почувствовал, как холод медузой обволакивает промокший кроссовок. Неосознанно Колька стал вышагивать с упором на пятку. Немногочисленные прохожие озирались на хромающего мальчика, чем только усилили его паранойю.
   Еще вчера скептически настроенному сыну сотрудника НИИ после произошедших событий мир стал казаться полным заговоров, а люди – не теми, кем являются на самом деле. Чего только стоила перемена с Лизой. Вспыхнувшая с новой силой любовь к ней одним порывом смешала все рациональное в Кольке: он уже не понимал, кому верить, куда бежать и что делать.
   А тут еще неожиданное послание от Призрака – ему, а не Медину, который внезапно перестал отвечать на звонки. Колька поймал на себе странный взгляд рабочих в грязно-оранжевых спецовках с надписью «Горэлектросеть», вытягивавших кабели из покосившегося фонаря. «Что?! – тут же импульсивно про себя вскинулся толстяк, и рабочие отвели глаза. – Я знаю, что вы – светлые и можете творить чудеса. А я – обычный, беззащитный, да. Стреляйте в меня, делайте таким, как вы. Буду тоже кабели тянуть». Промокшую ступню стало сводить от холода.
   Так вот Призрак в письме проявил недюжинную осведомленность в его и андреевых делах, чем окончательно выбил Кольку из колеи. Незнакомец попросил уберечь Андрея от контактов с Ильей Кабановым и не пускать друга к старому моргу. Что все это значило, понять было сложно, но тревогу посеяло жуткую. С учетом того, каким последний раз был Кабан, будущее затаило серьезную угрозу. «Старый морг еще, – Колька закусил губу и стал набирать номер Медина, – позитивненький набор». Андрей не ответил.
   Наспех одевшись, в половине десятого толстяк уже скакал на пятке в сторону больницы. Мысли о том, что сейчас происходило в ней, путались с предположениями, что за люди встречались на улице, и мог ли быть среди них Призрак. Тут еще мешал капюшон.
   В приемном отделении, куда Колька влетел, ничего не видя, что-то зашуршало, загремело. И когда мальчик вгляделся в обстановку, все уже стихло – ему радостно улыбалась черненькая медсестра, в стороне он увидел врача «скорой помощи», заинтересованно разглядывающего плакаты о профилактике кори.
   – Я вас слушаю, молодой человек, – девушка поправила прическу.
   – А… это, – толстяк стянул капюшон. – Я к Медину Андрею, навестить.
   – Четвертый этаж, восемнадцатая палата. Только недолго.
   Когда Колька скрылся на лестнице, врач резко обернулся и показано возмутился:
   – Что значит, недолго?! Пусть сидят хоть весь день. Нам же лучше!
   Черноволосая хихикнула.
   В восемнадцатой палате никого не оказалось. Зловещая пустота выдавила Кольку обратно в коридор. Он огляделся: в обе стороны линолеум отражал безлюдные своды больницы, где-то в оконную щель задувал ветер, кто-то кашлял. Мальчик набрал номер друга. Через несколько секунд за дверью раздались звуки волынки. «Какого? – Колька снова вбежал в палату – сквозь простыню светился квадрат телефонного дисплея. – Какого черта, Медин, ты поставил на меня волынку?». Он откинул простынь и увидел свою перекошенную физиономию с подписью «Колян» и «восемь пропущенных звонков».
   – Ну вот, как тебе твои друзья, Илия? – мертвец взмахнул рукой словно портной, показывающий свежесшитый костюм клиенту. На Кабана глядел его брат с сигаретой во рту и форвард Оглоблин, не то улыбающийся, не то растерянный. Постоянно возникающий страх Ильи перед Лишним в эту минуту перерос в неуправляемую панику – он узнал и не узнал своих друзей. Перед ним стояли странные субъекты.
   – А… они живые?
   В ответ Кирилл замычал, заводил сигаретой, которая оказалась продолжением лица. Оглоблин хмыкнул.
   – Мама… – только и выдавил Илья.
   – Человек! Да я всю ночь их синтезировал! – Лишний снова по-удавьи выпятил челюсть, черные дыры глаз наполнились черным негодованием. – Себя еще не сделал, сразу их. Это же произведение искусства, погляди!
   Он схватил за горло Кирилла и подтащил к перепуганному лицу Ильи. Братова «сигарета» чуть не уткнулась ему в щеку.
   – Мммммм, – Кирилл ошалело выпятил левый глаз.
   – Да-да, очень похоже сделали, – залепетал Кабан, – как вылитый. Узнаю Кирю…
   – Ну вот, а ты боялся, – Лишний отпустил мычащего и, уткнув руки в бока, еще раз оглядел парней, как художник – нарисованную картину. – По-моему, пойдет.
   – Извините, а можно убрать эту сигарету? – осторожно спросил Илья. – У нас обычно они не растут изо рта.
   Кирилл активно завращал глазами и согласно закивал.
   – Так я делал по фотографии, – не понял мертвец, – как надо, чтоб он выглядел?
   – Вот без этой белой… штуки. Чтоб говорить мог.
   – Он с этим на настоящего мужчину похож, – заупрямился Лишний. – Мне нравится. Могу и тебе такое сделать.
   – Нет-нет, – замахал руками Кабан. – Не надо.
   – То-то же, – таслановый повернулся и пошел к своим зловещим операционным столам. Илья поглядел в обреченные глаза Кирилла и пожал плечами. Форвард Оглоблин хмыкнул.
   – Ты узнал про инверсию? – раздалось из моргового мрака.
   – Нет, – набравшись твердости, ответил хоккеист. – Но я знаю, кто знает.
   Из темноты нарисовались бледно-синие скулы Лишнего.
   – Да? И кто же?
   – Есть тут две малявки из нашей школы. Мне кажется, они имеют к инверсии какое-то отношении.
   – Кажется?
   Кабан не рискнул снова говорить про Лизу, да и ее изменение теперь не сильно его волновало. У него было одно желание – отомстить Медину и его прихвостню. Пусть чудище превратит их в улиток или каракатиц каких. Дальше будет видно, как найти источник инверсии, как исправить брата и покончить с самим Лишним.
   – Прежде чем рассказывать дальше, я бы хотел выдвинуть свои условия.
   – Условия?! – загремело в пустом морге. Лишний так стремительно подлетел к Кабану, что тот простился с жизнью. Трупный запах ударил в лицо.
   – Ты решил договариваться со мной? – перед носом хоккеиста зашамкала беззубая пасть. – Ты?! Белковая кукла?
   – Я… всего лишь… хотел просить вас, – Илья выдохнул, – уважаемый, об услуге.
   Глазные дыры на морщинистой маске Лишнего расширились.
   – Я говорю вам про тех, кто знает об инверсии, – Кабан выжал последнее. – А вы делаете меня самым сильным хоккеистом на свете.
   Дыры вытянулись в злорадные овалы.
   – А-а-а, тщеславие… Решил великим стать.
   – Вы мне, – сказал Илья, – я – вам, обычная ситуация.
   Лишний повернулся, посмотрел на Кирилла, Оглоблина, которые ответили виноватым взглядом, и медленно зашуршал плащом обратно во мрак.
   – Ладно, – квакнул он оттуда. – Мне не трудно, говори про малявок.
   – Почему-то я не удивлен, – Колька тяжело засопел и сел на край лизиной кровати, над которой склонился Андрей.
   – А… – Медин дернулся от неожиданности и испуганно забегал глазами. – Ты уже тут.
   Лиза виновато подтянула простыню к подбородку.
   – Вообще-то я восемь раз звонил, – толстяк достал андреев телефон и швырнул его небрежно перед другом на кровать. – На твой звонок я поставлю «Бюстгальтер Бойз», а не твоего любимого Кекса. Будешь знать!
   – Тебя медсестра на входе что ли укусила? Чего злой такой?
   – Пришел спасать тебя от Ильи Кабанова, – потряс руками Колька, язвительно указывая на трагизм момента. – Призрак переживает…
   – С Кабаном я и сам разберусь.
   – Конечно-конечно, ты везде преуспеешь.
   – Да в чем дело? Что не так?
   – Все так. Осталось только сюда переселиться…
   – А, понятно, – Андрей мимолетно встретился с Лизой взглядом и встал. – Я здесь вынужденно оказался – Лизу надо было успокоить, у нее случился срыв.
   – Да-да, – надул щеки толстяк.
   – Она серьезно испугалась. Перед ее глазами пронесли покойника, – Андрей запнулся. – Ну этого… Которого мы хотели спасти. Панарина.
   Колькино лицо ничуть не изменилось, он неприязненно посмотрел на друга. Лишь через некоторое мгновение внутри у него что-то дернулось.
   – Панарина? Он умер? – Колька впал в ошеломление и тут же увидел, как исказилось лицо Лизы – она заплакала.
   – Ну-ну… Медин снова присел у ее изголовья и стал гладить русые волосы. – Умер, утром.
   – Пуф! Ну дела, – подскочил толстяк. – Только говорили об этом, и вот.
   Он подошел к окну и посмотрел на левое крыло, туда, где была палата Панарина. Третий этаж безжизненно смешался с другими этажами.
   – А ты его тоже видел? – Колька повернул к Андрею.
   – Нет, я прибежал к Лизе, когда его уже унесли. На ней лица не было. Представляю, что там было за зрелище.
   – А вдруг это не он? – Колька в надежде еще раз поглядел в окно.
   Андрей и Лиза уставились на него одинаково непонимающе.
   – Ну, может, это был другой онкобольной, – развил мысль толстяк.
   – Ты же сам говорил, что Панарин тут один такой, – Медин смахнул с девочкиной щеки слезу, и Колька решил этого не замечать.
   – Хорошо, может это просто другой больной, – проворчал он. – Как будто Лиза знает, как выглядит Вовчик.
   – А это важно? – промолвила Лиза. – Он был кошмарный… просто кошмарный. Как скелет.
   – Похоже, все-таки он, – пожал плечами Андрей. – Не будем же мы теперь пробираться в морг, чтобы проверять.
   – Быстро же в тебе пропала тяга к приключениям, – поддел Колька.
   – Что значит пропала? – возмутился демиург. – Я готов хоть куда, был бы смысл.
   – Ну, да, настоящий супергерой действует только с расчетом. Чтобы избежать ненужного риска. А то мало ли.
   – Слушай, Колхоzник, я не боюсь проникать в морг. Только, если Панарин умер, и он там лежит в темноте, то что нам с ним делать?
   – А если не там?
   – Хорошо, тогда проще сходить к нему в палату, а не придумывать сумасшедших планов по проникновению черт знает куда.
   – Ага, все-таки боишься!
   Медин протянул руки к Кольке в наигранном стремлении задушить. Он понял, что друг ревнует, но обострять конфликт не пожелал. Многолетняя дружба не должна была погибнуть вот так, мгновенно, как Панарин.
   – А что за предупреждение от Призрака? – спросил Андрей, когда они с Колькой шли к лестнице для перехода в левое крыло больницы.
   – Ты не поверишь, он впервые мне написал, – обрадовался и тут же смутился толстяк от доброжелательности друга. Ему стало стыдно, что он унижал его при Лизе. И даже мимолетно возгордился за Андрея, что он такой великодушный. – Призрак за тобой попросил приглядывать. Предупреждал о Кабане, что не надо с ним встречаться, и отдельно упомянул про старый морг, мол, нечего тебе там делать.
   – А что там?
   – Об этом не было ни слова. Я потому и предлагал тебе потренироваться на больничном морге, – вдруг придумал Колька, чтоб ловко смягчить яд своих нападок.
   – Ой, вот только не надо, Николай Казимирыч, – махнул рукой Медин и ухмыльнулся.
   Они вышли на лестничные марши и засеменили вниз, в больнице по-прежнему висела гнетущая тишина. Казалось, только в такой атмосфере и могли выносить умерших. Чтоб не испугаться, Колька заранее приготовился к появлению безликих санитаров с марлевыми повязками на лицах, выносящих носилки с чем-то неподвижным под простыней. Как бы между прочим всплыла в памяти перекошенная физиономия и тоскливая волынка.
   – Андрюх, ты скажи, зачем на меня такой музон поставил в телефоне?
   – А что там? – спросил Медин, словно других вопросов уже и не знал.
   – Какая-то невероятная тягомотина.
   – А, это я Лизе показывал твою любимую музыку.
   Толстяк как вкопанный воткнулся в линолеум.
   – Да шучу я, шучу, – улыбнулся демиург. – Вчера у меня просто снова получилось поиграть со светом. Без помощи рук… Ну ты понимаешь, о чем я. Так вот потом обнаружил, что в телефоне соскочили все настройки. Наверно, поэтому на тебе и тягомотина. Я, правда, не слышал, что играет.
   – Волынка.
   – А, ну нормально.
   – Слышь!
   Медин, смеясь, побежал вперед. Колька резво за ним.
   Илья видел их, но не понимал, почему они так медленно движутся. Брат и Оглоблин поворачивались, словно под толщей воды.
   – Та-а-а-ак, – глухо запузырило в ухе, – подни-ми-те те-перь ему ле-вую ру-ку.
   Это был голос Лишнего. Доносился он, такое ощущение, с расстояния километра. Перед глазами Кабана появилась его собственная рука – костлявая… Кошмар! Кости были такие тонкие и хрупкие, и совсем без мяса. Руку как будто обглодали. «А-а-а-а», – заорал он куда-то в пропасть и задергался всем телом. Вода заколыхалась, контуры поплыли.
   – Не на-до так высо-ко, вы ее от-ло-ма-ете…
   «А-а-а-а, – Илья орал, но получалось только самому себе, никто не слышал, никто не оборачивался, и это охватывало его колотящуюся душонку диким ужасом. Жилы на шее готовы были лопнуть и бурыми лоскутами повиснуть на съежившихся плечах. – Помогите!»
   Полыхнула вспышка, и Кабан ослеп. Час он метался в своем непослушном теле туда-сюда. От борта к борту. Рвался к воротам, но шайба не держалась. Его били, колотили какие-то огромные тени, он не мог дать сдачи. Все время попадал под силовой прием. Это было невыносимо. Его кровью был забрызган весь лед, но тренер не давал смениться. Очередной удар… Треск лопающихся сосудов, звенящая тишина и соленый привкус теплых сгустков…
   – О-о-о, теперь получилось, – рассеялся эхом вокруг кабановой головы мерзкий голос. – Смотрите, создания мои.
   В ответ на это что-то зашуршало, кто-то хмыкнул как Оглоблин. Илья открыл глаза. Изо рта капала кровь.
   – Во-о-от, шедеврально, – заклокотал Лишний. – Ты, Илия, со мной не рассчитаешься.
   От макушки вниз низвергались раскаленные струи. Кабан ощутил, как кости его налились горячим металлом. Он поднял руку, и вместо той, обглоданной ветки, что видел последний раз, перед ним предстал массивный кулак с упругой, странно мерцающей кожей.
   – Вау! – захлопал лапами форвард Оглоблин.
   – Мммм! – одухотворенно замычал Кирилл Кабанов.
   – Да! – закивал Лишний.
   Илья осторожно осмотрел себя – он стал явно другим: чуть больше, чуть массивнее, атлетичнее. Но главное, он уже понял, изменилось внутри – теперь он был пилотом своего могучего тела-машины, силища в котором таилась неимоверная. Он отвел руку в сторону, завороженно ее оглядывая, ухватился за вмонтированный в стену короб с проложенными кабелями и резко дернул его. Толстые провода как нитки вырвались наружу, разметая куски штукатурки, с потолка посыпался мел, сорвались наотмашь лампы, и сверкнула разрядом оборванная линия. Стало темно.
   – А света-то нет, – прошептал Андрей, оглядывая коридор ракового отделения через небольшое дверное окно.
   – Это еще ни о чем не говорит, – тихо ответил Колька.
   – Смотри, открыто, – Медин нажал на ручку, и дверь неприятно заскрипела. Мальчик резко остановил ее.
   – Тсс! – зацикал толстяк ему в спину. Оба замерли.
   – Ну и что вы там крадетесь? – поймал их строгий женский голос внутри отделения. Спустя мгновенья дверь, взвизгнув, раскрылась, и перед ними появилась заведующая.
   – Мы… – замыкали подростки. – Пришли… к Панарину… Как он?
   – Вова умер.
   – Ух… черт… как же так?
   – Вся больница знает, а вы нет?
   – Мы тоже знаем, – раньше времени сдал Колька.
   – Ты что? Мы не знали, – возмутился Медин. – Вернее, да, нам говорили. Но мы хотели проверить… И вообще хотели ему помочь.
   Заведующая слабо улыбнулась.
   – Вряд ли Вове можно было помочь. Он и не рассчитывал на это, – она придержала дверь, приглашая мальчиков внутрь. Те замешкались, и врач настойчиво указала на проход. – Но Вова все равно вас ждал.
   – Как?! – у Кольки отвисла челюсть. Андрею и вовсе стало не по себе: он снова отчетливо ощутил на себе взгляд незнакомца в окне. По спине побежали мурашки.
   – Да, он говорил о вас, – заведующая повела их по коридору онкологического отделения. – Рассказывал, что вы друзья, что играете вместе. Разве не так?
   Ребята были в смятении: Панарин – друг? Во что они с ним играли и когда? Может, быть, это ошибка? Вовчик мог перепутать их с кем-то из своих бывших дружков, – приходил же в больницу Кабан. Он мог его видеть, а вместе с ним и их.
   – Вот его палата, – открыла дверь женщина. – Проходите.
   Мальчики осторожно заглянули в разукрашенную цветами и бабочками комнату. Здесь все было нарочито радостно. Изящную воздушную кровать с зеленым одеялом уже заправили. На тумбочке озорно выглядывали из тонкой вазы пушистые васильки. На подоконнике сиял алюминиевым боком планшет.
   – Он просил, когда вы придете, отдать вам его компьютер, – заведующая села на резной стул.
   Андрей собирался было пройти к окну, но наткнулся на оторопевшего Кольку.
   – Ты чего? – заворчал он на толстяка.
   – Ты вообще понимаешь, что происходит?
   – Нет, но давай уже быстро возьмем планшет и исчезнем отсюда.
   – Ладно, договорились.
   Оба, словно проглотив кол, на прямых ногах подошли к окну, неловко схватились за дисплей и после того, как компьютер проснулся, ахнули. С экрана на них смотрел паладин в черных золотовязных доспехах.

Глава 12

   – А-а-а! – командир подводной лодки Медин вздрогнул и проснулся. В темноте размеренно тикали бабушкины часы. «Я не в море… дома», – прошептал отец и сел на край дивана. В пять часов утра его разбудил не страшный сон. Сна не было. Затылок внезапно погладил легкий холодок, как будто рядом кто-то прошел. Капитан вгляделся во мрак – никого. Мать похрапывала за стеной в своей комнате.
   Медин встал. Тихие голоса волнами пронеслись мимо и отразились в дальнем углу.
   – Вы?… Здесь? – обернулся офицер.
   – Да-да-да, – зашипело перед ним, и капитан отпрянул от чего-то движущегося. Воздух, приобретая форму, исказил кресла, журнальный столик и окно с ночным небом. Звездная россыпь изогнулась по контуру человеческой головы, плеч, туловищу, и перед Мединым выросла прозрачная фигура.
   – Здравствуй, Курт.
   – Ты один? – опешил капитан и тут же сам ответил, – Нет.
   – Да, и мы здесь, – от шторы отделилась еще одна фигура.
   – Тик-тик-так, – отсчитала третья, и старые ходики замолкли вместе с их хозяйкой. В квартире воцарилась мистическая тишина.
   – Мы думали, ты уже на пути в Большой Камень… – наконец молвила первая фигура.
   – Все пошло нет так, Лирм, я же говорил, – нервно дернулся Медин. – Мальчик заболел.
   – Каждый день промедления уменьшает наши шансы катастрофически. Ты об этом знаешь. Светлые давно вычислили его, Круг прислал Лишнего…
   – Я знаю! – огрызнулся капитан.
   – Чего же ты тогда медлишь? – зловеще зашипел тот, что у шторы.
   – Я… – Медин запнулся, сжал зубы так, что на лице забегали желваки. – Не могу его заставить… У него здесь любовь.
   – Любовь?! Ш-ш-ш-ш, – задвигалась первая фигура, вместе с ней выпуклые кресла, столик и окно. – Ты смеешься, Курт? Мальчишке всего тринадцать. Для земных – это глупый возраст.
   – Вези его немедленно к подлодке! – зашикал второй.
   – Забирай вместе с любовью, – вставил третий.
   – Да! – оживился отец. – Я думал над этим. Что если ее взять?
   – Курт, – ощерился первый, хотя этого не было видно. – Делай что хочешь, но спрячь демиурга. Он нам очень нужен, ты же знаешь. Любовь у него тут, температура или депрессия – забирай со всем, что есть. Нам не важно. Главное, что потом будет, когда он окажется на нашей стороне.
   Медин оскорбленно поглядел в прозрачную голову, туда, где могли быть глаза.
   – Лирм… он – мой сын.
   – Он – ключ к новому миру, в первую очередь, – шторный быстро подплыл к Лирму, и перед офицером возникло две головы. – К миру темных, Курт. Ты разве этого не хочешь?
   – Что же ты, капитан? – возник рядом третий, и теперь вся комната сквозь троицу выглядела искривленной. – Откуда эта сентиментальность? Твой мальчик открывает перед нами великие горизонты – сделать Вселенную темной, изгнать свет. А ты из-за мелочи устраиваешь такой риск.
   – Мелочи? – Медин взглядом зацепился за каждую искаженную звездочку в контуре гостей. – Нет, друзья, любовь – это не мелочь. Это я понял, когда у меня отняли Свету.
   Он опустил голову и как-то обреченно сел на диван. Темные помолчали, после чего расплылись по своим местам.
   – Ладно, – тихо сказал Лирм, тускнея на фоне розовеющего неба. – Времени мало, но оно еще есть. Не допусти, чтобы у тебя отняли еще и сына.
   Гости растворились, и бабушкины часы снова пошли.
   – Призрак – это Панарин?! – мальчики, не помня себя, выбрались из онкологического отделения и встали недвижимо у окна на лестнице.
   – Э… – начал Колька.
   – Бэ… – продолжил Андрей.
   Страшная лысая голова никак не хотела облачаться в милые сердцу доспехи в воображении Медина. … И потом, как мог этот человек, запертый в больнице, так хорошо знать его жизнь? Может, он вовсе и не был заперт? По ночам следил за ним, а под утро возвращался в палату? Андрей представил промокшего под дождем Панарина в призрачных доспехах, получающего в пять утра выволочку от нервной медсестры. Бред же. Но как он тогда сочинял все эти письма с предупреждениями?
   – Может, это не аккаунт Призрака? – наконец, предположил Медин. – Просто похожий персонаж?
   Колька озадаченно поглядел на друга и включил планшет. Перед ним снова появился знакомый паладин. Толстяк ткнул раздел сообщений и повернул компьютер к Андрею. В «Исходящих» зловеще отображалось последнее: «Колхоzник, передай Андромеду, чтобы он прекратил любые контакты с Ильей Кабановым. Не реагировал на провокации, не соглашался ни на какие встречи, особенно у старого городского морга. Помогай Андромеду, оберегай его. Игру продолжайте без меня».
   – Он знал, – мрачно заключил Андрей. – Что умрет.
   – С такой-то болезнью.
   – Может, дело даже не в болезни…
   Колька сделал удивленные глаза.
   – Думаешь, он того, – толстяк указал большим пальцем на потолок, – оттуда?
   Медин неожиданно и приятно удивился смекалке друга – мысль о неземном происхождении Панарина только-только посетила его и взбудоражила воображение. Тайный покровитель, о котором говорил отец, при вновь открывшихся обстоятельствах мог быть только из космоса. Но кто он по своей сути – светлый, темный, демиург или кто-то еще? И где находится теперь? Просто в морге? «Ты, когда умрешь, куда денешься? – вспомнил он непосредственный вопрос Кольки. – Просто в космосе будешь болтаться?»
   – Наверно… – задумчиво ответил Андрей не то сам себе, не то другу.
   – Офигеть! – внезапно обрадовался этому толстяк. Медин поглядел непонимающе.
   – Это же, получается, рядом с нами все это время жил настоящий инопланетянин! – в глазах Кольки заиграли шальные искорки. – Вот почему он был чемпионом по паркуру! Точно! Вот почему нравился… девочкам.
   В этот момент его радость запнулась и зажевалась обмягшим языком. Демиург повнимательнее вгляделся в глаза друга – те потускнели.
   – Вообще-то, Колян, я тоже того, – Медин показал наверх. – Но как видишь, по крышам не прыгаю, а девочек… если только насильно притягиваю.
   – Это, кстати, да, – выпалил вдруг толстяк, обнаружив, что мысли об Андрее и Лизе не отпускают его ни на минуту. – Нечестно получилось.
   Андрей холодно отстранился.
   – Я имею в виду, нечестно, что вы – со способностями, – бантичные губки нервно дернулись, – а мы – нет.
   Андрей сложил руки на груди.
   – Ладно, – задергался Колька, – может, пойдем… куда мы там идем.
   – Ты не только ревнуешь, но и завидуешь, – окаменел Медин.
   – Да чему уж тут завидовать, Андрюх? Вовчик умер, ты – в опасности. Ничего хорошего, – толстяк поглядел исподлобья. – Если только Лиза…
   – Я не мешаю ей выбирать между нами.
   – А выберет в итоге Кабана, ха-ха, – искусственно захихикал Колька, пытаясь выкарабкаться из неприятного разговора.
   – Не выберет, – осек Андрей. – Такая Лиза не должна его выбрать.
   – Да-да, – замотал головой толстяк, – согласен. Но такая… не выберет и меня.
   Колька пожал плечами и как-то неуклюже стал спускаться по лестнице, словно потяжелел на десять килограммов.
   – Ты уходишь? – спросил Андрей.
   – Да, у меня земная проблема – кроссовок промочил. Надо бы посушить, а то заболею. Не буду вас с Лизой отвлекать от вселенских переживаний.
   – Колян! Слышишь!
   Колька обернулся, и двадцать килограммов исчезли из его фигуры.
   – Я ничем не лучше тебя! – Андрей взволнованно спустился на одну ступеньку. – Запомни это раз и навсегда. Ты – мой лучший друг, и эти молнии-превращения, космос-звезды, плохие и хорошие никак не повлияют на нашу дружбу, и мое отношение к тебе. Ты – такой же, как и я, и это главное!
   Медин шагнул еще ниже и протянул руку. Колька просветлел, широко улыбнулся и, задорно ухватив протянутую ладонь, дернул с такой силой, что Андрей едва кубарем не скатился вниз по лестнице.
   – Ваше внеземное сиятельство, – толстяк наигранно поклонился. – Ваш охранник снова с вами.
   – Але, Роман Всеволодович? Илья это… Алло.
   – Илья, ваш будущий зять… Кабанов.
   – Слышите меня, Роман Всевлд…
   – Вы там Новый год все справляете? Алло… Поздравляю.
   – Я уже вернулся с дискотеки. Да.
   – С мамой все хорошо, спасибо. Она тоже привет вам передает. Я насчет Лизы… алло.
   – В больнице она, вы сами отвозили. Нет… не ангина. Ангина два года назад была.
   – Хотел забрать. Разрешения спрашиваю. Лизу, да, из больницы. Забрать.
   – И я вас уважаю, Роман Всеволодович. Обнимаю. Спасибо… Алло.
   – Да, это Илья Кабанов. До свиданья.
   – Составлю вам компанию, – низко прогудел Лишний. Новое лицо чудища теперь было человечнее всех предыдущих, но крупные оспины и шрамы все равно создавали впечатление, что это та же земляная морда, только обтянутая кожей.
   – Что? – спросил он, заметив ошалелые взгляды братьев Кабановых и форварда Оглоблина. – Не смущайте меня, а то я начинаю чувствовать себя нечеловеком.
   – Нет-нет, вам очень хорошо, босс, – выдал модифицированный Илья, пряча мобильник в карман.
   – Найдите машину, проедусь с вами, – Лишний подошел к зеркалу и стал по-пижонски чесать гребнем сальные волосы с сединой. – Надо воздухом подышать, а то придурел уже в этом морге.
   Оглоблин хмыкнул, Кирилл потянул сигарету вверх, Илья натужно осклабился.
   Машину взяли у кабановского отца – двухлетний «мерседес» с тремя «четверками» на номере. За руль сел Кирилл, рядом разместился Лишний, в темных очках, расчесанный и наглаженный а-ля крестный отец, сзади – Илья с форвардом Оглоблиным. Чистой воды бандиты. «Хорошая идея, – подумал Кабан, – можно с чудищем разогнать местную шпану и самим контролировать город». Машина взвизгнула и откинула Илью на заднее сиденье.
   – Итак, – сказал Колька, – раз мы равны, то мне не хватает таких же фокусов со светом, как у тебя.
   Они вышли в серое фойе больницы с большими влажными окнами и размытыми ветками за стеклом. В сухом углу над регистратурой мигала синей лампочкой старая одинокая гирлянда. Не было ни одной живой души. Медин шаркнул по линолеуму, чтобы разогнать тишину. После чего поднял глаза на толстяка и осторожно ощупал взглядом его воинственную позу.
   – Я не смогу сделать тебя демиургом. Отец говорит, что я могу лишь менять…
   – Но ты же не пробовал.
   – А я и не знаю, как!
   – Ты врешь!
   – Зачем мне это? Думаешь, я хочу приподняться над тобой?
   – Тогда сделай.
   – С радостью, но не умею.
   – А как же Лиза?
   – Лиза – случайность. Я рассердился на нее.
   – Как интересно. Пускаешь молнии, когда рассердишься?
   – Наверно.
   – А что же свет на дискотеке? Там тоже ненависть была?
   – Нет, там я… поцеловал ее.
   – Ну, меня-то целовать не надо. Лучше сделай по образу себя.
   Мальчики остановились и обнаружили, что пикировались, вышагивая по кругу. «Как два заклятых врага перед схваткой», – подумал Медин и устало сел в кресло у стенда с планом эвакуации.
   – Сдаешься? – надменно посмотрел сверху Колька.
   – Я, правда, не знаю, как сделать тебя одним из нас. Какие-то должны быть условия, наверно. Хочешь, наори на меня, дай в нос, обзови, может, я и полыхну тебе лучом в ответ.
   Толстяк сложил руки на груди и надулся. Андрей понял, что Колька начинает его считать тем, кто для друга ерундой пожадничал. Жлобом мелким, не иначе. Это было хуже удара в нос.
   – Знаешь что! – Медин вскочил, и в глазах его сверкнули разряды. – Будь ты про-о-о-о…
   Рука машинально вытянулась в сторону толстяка. Лицо того поползло вверх. Тишина в фойе засвербела комариным писком. Ветки за окном застыли острыми каракулями.
   – …про-о-о-к… кхк-кхк, – закашлялся Андрей, и в то же мгновенье в углу регистратуры сухо лопнула лампочка гирлянды.
   Хло-о-оп, растеклась тишина, и в фойе снова стало влажно-серо и пусто. Ш-ш-ш-ш, зашипел гирляндовый патрон.
   – Ой, – выдавил толстяк и сомкнул невольно раскрывшийся рот. – Понятно.
   Он покосился на угол, где струился от проводов тонкий дымок, потом посмотрел на Медина: у того вспучились на шее жилы, тяжело вздымалась грудь и тряслись руки.
   – Ты сейчас был очень страшен, – Колька осознал, что находился на грани опасного эксперимента, и кровь отступила от его мясистых щек. – Наверняка, как те, что за тобой охотятся.
   Глухие басы музыки ударили по стеклам в ответ на эти слова. По двору больницы вальяжно прокатил черный мерседес с тремя «четверками» на номере. Ребята, не раздумывая, бросились к окнам и увидели, как зарделись алым светом фары иномарки, шевельнув в душе чувство тревоги.
   – Кабан! – почти в унисон выдали они.
   Из машины вылез двухметровый тафгай, непривычно крупный и накаченный.
   – Или это у него куртка такая, – предположил Колька.
   Илья внимательно оглядел окна больницы, после чего достал телефон и стал звонить куда-то.
   – Это он Лизе, скорей! – крикнул Андрей и бросился к лестнице.
   Мальчики понеслись на пятый этаж, спотыкаясь. По дороге им встретился только странный тип в пижаме, лицо которого разглядеть не успели. Да и некогда было, Колька все норовил обнаружить в каждом лестничном окне «мерседес» с Кабаном. Но лишь поднявшись на нужный этаж, понял, что окна выходят не на ту сторону. Лизы в палате не оказалось.
   – Черт, она, наверно, вышла через приемное отделение, – ударил себя по лбу Медин и кинулся в коридор. Толстяк разочарованно выдохнул и поторопился за ним.
   – Так-так-так, Васнецова, – ухмыльнулся Кабан, ударяя массивным кулаком в ковшеобразную ладонь. – Косички заплела, дурочкой прикинулась.
   – Илья… – промямлила Лиза, впав в замешательство от его нового вида. Она вышла на крыльцо, но дальше двигаться побоялась.
   – Это и есть твоя странная подружка? – прохрипел некто не переднем сиденье. Лиза увидела темные очки и дряблую руку, торчащую из рукава дорогого плаща. – Иди к нам, детка, мы отвезем тебя к па-а-апе.
   Хриплое кваканье отразилось от сырых корпусов больницы и вызвало мелкую дрожь внутри девочки, переросшую в лихорадку. Лиза затряслась всем телом.
   – Иди сюда! – рявкнул Кабан и пошел навстречу Васнецовой. Та оцепенела. Он схватил ее за руку, сорвал с места и потащил к машине. – Ты что, мне не рада, а? Я через весь город перся, чтобы тебя забрать отсюда. Пацанов поднял, машину у отца выбил. Чего ломаешься? Садись вот.
   Он распахнул правую дверцу «мерседеса» и швырнул девочку на колени Оглоблину. Тот хрюкнул в нос. В зеркале заднего вида отразился цепкий взгляд Кирилла.
   – Ну что? – загудел таслан. – Отчаливаем?
   – Да, погнали, – плюхнулся сзади Илья.
   – Стойте! – на крыльцо выбежали Андрей и Колька.
   – Вот это номер, – Кабан приподнялся и через грязный полукруг на переднем стекле разглядел мальчиков.
   – Ну-ка погоди, – тронул он брата за плечо, Кирилл дернул сигаретой. – Это мои клиенты.
   – Те самые? – буркнул Лишний.
   – Да, вы езжайте, – Кабан снова стал выбираться из машины, – я их приведу.
   Андрей и Колька лишь взглядом проводили проплывший мимо чернильный «мерседес», но преследовать его не посмели, несмотря на то, что сзади трепыхалась в лапах Оглоблина перепуганная Лиза. Их остановило странное бледное существо в темных очках на переднем сиденье, которое внезапно вызвало необъяснимое беспокойство. По крайней мере, у Медина. Весь его порыв вдруг застыл железным комом в горле, не давая шевельнуться и что-либо предпринять. «Ты стоишь, ну а я куда побегу? – вспоминал потом Колька. – Тем более, там эта обезьяна двухметровая вылезла».
   – Что, чмыри, – замахал кулаками Кабан, – прописать вас в больничку еще на полгода?
   – Себя пропиши в психиатрию, – дерзко ответил толстяк и повернулся к Андрею в поисках поддержки.
   Но Медин застыл как статуя. Стеклянный взгляд был прикован к удаляющемуся «мерседесу» и дряблой руке, торчащей из окна. Колька успел только нервно выдохнуть: «Эх». Кабан зарычал и бросился на ребят.

Глава 13

   «Тумаки и радости они делили пополам», – мелькнуло в голове за секунду до того, как над Андреем выросла огромная фигура хоккеиста. В следующее мгновенье он почувствовал, что отрывается от земли, двор больницы закачался, и его со стремительной скоростью понесло с крыльца вниз, к талым бороздам, оставленным «мерседесом». Бу-у-у-ух! Рыхлые комки разметало в разные стороны, заляпало лицо. Кабан сшиб его на полном ходу. Плечо запылало так, будто влепили в него не ладонью, а лопатой.
   – Отпусти-и-и-и! – откуда-то сверху завыл Колька, и Андрей, перевернувшись, увидел друга, беспомощно болтающегося на капюшоне в стальной ручище тафгая.
   – Что, пельмень?! Готов полетать? – гаркнул он в побелевшее лицо толстяка. – На!
   Он швырнул Кольку словно регбийный мяч. Куда целил, непонятно, но мальчик полетел далеко. С диким ором Николай Казимирович пронесся над андреевой головой и со всего маху рухнул в наваленный у ограды грязный сугроб, издав при этом неприятно клацающий звук.
   – Коля-я-ян! – закричал Медин, но ответа не получил.
   – Хах! – передернул угрожающе плечами Кабан, и глаза его засветились. – Теперь с тобой разберемся.
   Он тяжелой поступью стал спускаться с больничного крыльца. За его спиной в темном квадрате окна мелькнули перепуганные лица дежурной медсестры и врача «скорой». Помогать они явно не собирались – появились и пропали.
   С каждым шагом стала всплывать в памяти кабановская наковальня у актового зала школы. «В следующий раз убью», – предупреждал он тогда, и, похоже, обещанное собиралось воплотиться в реальность сейчас. Белые кроссовки приближались как в замедленной съемке. «Шнурки завязаны, снисхождения не будет, – отметил Андрей. – Что ж…». Кабан за несколько метров ускорился, чтобы с разбега врезать по мединской голове; лететь ей теперь далеко и надолго. Четыре шага до удара, три, два, один. Правый кроссовок взметнулся по зловещей дуге…
   – Что здесь творится?! – осек события парализующий визг. Кроссовок вкопался в талый снег, Андрей зажмурился от хлестнувших по щекам ледяным крошкам. В эпицентре вопля обнаружилась нервная медсестра в куцем шерстяном пальто. Ах, как же здорово, что она пришла на дежурство!
   – Что, я вас спрашиваю, здесь происходит?! – на ее меловых скулах запылали пятна гнева, тонкие пальцы впились в черную сумочку.
   – М-м-м-м, – замычал огорошенный тафгай. Он непроизвольно развел руками, ища в голове достойный ответ. Но в итоге только пожал плечами.
   – Это все он, Антонинсергевна, это все он, – зачирикала появившаяся на больничном крыльце черноволосая дежурная. Она выбралась из своего укрытия и засеменила вниз к Андрею. – Я видела… Это он!
   Она указала на Кабана, и, осторожно озираясь, обежала его за два метра, Медин приподнялся на локтях.
   – Да ладно, – испуг черноволосой быстро вернул Илье самообладание, он попытался снова завладеть ситуацией. – Чего я такого сделал?
   – Ну-ка, вон с территории больницы, хулиганье! – черная сумочка замаячила в боковом зрении Кабана. – Чтоб я больше тебя здесь не видела!
   Нервные цепи массивного тела хоккеиста снова замкнуло. Дыхание неприятно спотыкнулось, и он попятился. Антонинсергевна словно банши надвигалась на него отрывочно и неумолимо. Кабан не помнил, как очнулся за больничной оградой, «чмыри» остались вне зоны досягаемости.
   Сквозь прутья он увидел, как подняли толстого, как выбежал на помощь щепетильный врач «скорой», как отряхнулся от снега Медин и посмотрел в его сторону. Дерзкий, явно страх потерявший.
   – Что, щегол?! Спрятался за спинку теток? Испугался? – дрожащим голосом бросил Илья.
   Но Андрея эти слова не коснулись. Он несколько мгновений изучающе смотрел на бугая, потом засунул руки в карманы и стал подниматься по лестнице в приемное отделение, куда врачи только что отвели Кольку.
   – Лизка умрет! – в отчаянье крикнул Кабан, не зная, чем еще зацепить бледного. Тот остановился, к горлу Ильи подкатила животная радость.
   – Да, умрет! Если ты ее не спасешь! – стал он развивать успех.
   Андрей чего-то подобного ждал и не ждал. Дряблая рука приезжала за ним, он теперь окончательно понял это. Лишний? Скорее всего. Что-то неземное надавило на его чувства в тот момент, невероятно сильное и смертельно парализующее. Кабан по сравнению с этим ощущением, был чем-то незначительным и заурядным. Поэтому его атака не произвела сначала на Медина никакого впечатления, в отличие от Кольки.
   Но почему тогда Лишний не напал, раз был так близко? Почему схватил Лизу, а не его? Или он еще не знает, что Андрей – демиург? Или знает, но подбирается изощренно, используя слабые места?
   – Приходи вечером к старому моргу! Твоя жизнь на жизнь Лизки! – донеслось до него шакалье шипение. Кабан ли это?
   Андрей повернулся и увидел меж прутьев ограды злорадное серое лицо тафгая. По выражению оно больше походило на морду пса, осталось язык высунуть. И ведь нарочно не придумаешь – Кабаны прислуживают Лишнему. Он совсем не дурак, раз взял их себе в помощники. Метко попал.
   – Хорошо! – крикнул Медин в сторону Илья. – Приду сегодня. Ждите!
   «Ведь от этого меня отговаривал Призрак…», – он дернул больничную ручку и вошел внутрь.
   – Проходите, барышня, располагайтесь! – вытянулся Лишний по-змеиному в коварной ухмылке.
   В морге зажегся свет, и Лиза обмерла, увидев, куда ее привезли. Она заколотилась в ветвистых объятьях Кирилла, но тот не уступил.
   – Пусти!.. Предатель!.. Негодяй! – Лиза изо всех сил пыталась вырваться. В дальнем конце морга, поморгав, зажглась последняя лампа. Форвард Оглоблин подставил Лишнему ржавый стул, на котором тот по-царски развалился.
   – Отпусти ее, Кир, – приказал Лишний, и кабановы руки автоматически расцепились. Оказавшись на свободе, Лиза развернулась и что есть силы влепила Кириллу пощечину. Сигарета завернулась, парень взвыл от боли.
   – Хе-хе, это она от инверсии такой стала? – наигранно закашлял в хриплое горло Лишний. – А до этого нюней была?
   Оглоблин услужливо загоготал, к зардевшемуся отпечатку ладони на кирилловой щеке примешалась тень обиды.
   – Мерзавцы! – только и крикнула Лиза, сверкнув обезумевшими от страха глазами. Она бросилась к выходу, но это была бессмысленная попытка мотылька вырваться из липкой паутины черного тарантула. Шансов – ноль на тысячу. Лишний еле уловимо дернул пальцами, и появившиеся из ниоткуда гранитные камни намертво вмуровали девочку в стену, оставив снаружи только голову.
   – А-а-а! – завизжала она, не помня себя. Оглоблин с Кириллом наклонили головы, защищаясь от этого пронзительного крика, зигзагами заметавшегося среди холодных стен.
   – Страсть-то какая, – прищурился таслан и поправил воротник. – Глотку, может, еще забить землей? Так ведь помрет раньше времени… Жалко.
   При этих словах Лиза осеклась и умолкла, крик заглох в груди, за гранитным нагромождением.
   – О! – Лишний удовлетворенно поднял указательный палец вверх. – Другое дело. Теперь и поболтать можем. В теплой… дружественной обстановке.
   Он несколько секунд смотрел, как мелкие капли на мерцающем потолке сбегают и собираются в более крупные, набирают массу и срываются вниз – ему на колени, Оглоблину – на темя, Лизе – на гранит.
   – Н-да, – процедил он. – Сыровато. Но… в мокроте, да не в обиде, хе-ха-кхе-кхе-кхе!
   Он зашелся влажным кашлем, не в силах сдержать смех от собственного каламбура. Лиза стремительно стала сходить с ума. Быть замурованной в стене морга оказалось выше пределов ее стойкости. Самообладание растеклось вместе с каплями по граниту. Лишний поплыл вместе с бледным отсветом ламп под потолком, Оглоблин охровой акварелью размазался по темной арке слева, Кирилл смешался с серыми операционными столами справа.
   – …и я спрашиваю, что с тобой сделали твои школьные друзья? – донеслось до девочки глухое кваканье со стороны маньяка, коим она мгновенно посчитала страшного человека в плаще.
   Лиза попробовала что-то сказать, но лишь выдохнула воздух, языка своего она не почувствовала, в грудь уперлись камни.
   – Рыбу из себя изображаешь глупую? Неужели, правда, к тебе могли применить инверсию? Какая бессмысленная трата энергии. Чьи ряды, интересно, ты пополнила? Темных, светлых? Только не к нам, умоляю. Хотя…
   Слезы заволокли лизины глаза, она уже ничего не различала, только большие разноцветные овалы меж ресниц отгораживали ее сознание от происходящего вокруг. Они угрожающе дрожали при каждом отраженном слове Лишнего.
   – …ты, очевидно, светлая. Родственную душу я бы почувствовал, хе-хе-хе. Тем слаще будет вернуть перевес на нашу сторону, изничтожив твою тщедушную, хотя и симпатичную оболочку. Но я пощажу, обещаю. Если скажешь, кто из твоих друзей демиург?
   – Я – демиург. И только я могу тягаться с ним, – Медин сжал кулаки так, что их напряжение вычертило каменные желваки на юном лице.
   – Это смерть, Андрюх, – склонил перевязанную голову Колька, сидя на больничной кушетке. Врачи вышли, и у друзей появилась возможность обговорить произошедшее. – Ты ничего не умеешь, только лампочки жечь.
   Скулы Медина подернулись возмущением.
   – Не в обиду говорю, но сам посуди: это космическое чудо сюда явно не нянчиться прилетело. Как быстро он тебя нашел, а? Махом! Наверняка обладает какими-то сверхспособностями. И батя твой неспроста нервничает, хотя капитан подлодки, храбрый моряк. Но ему легче с американской эскадрой воевать, чем с этим Лешим…
   – Лишним.
   – Левым. Он точно продуманный, я тебе говорю. Гляди, как Кабанов на свою сторону перетянул. Тока так. Они, похоже, зомби стали. А что тогда с тобой сделает?
   – А что я с ним сделаю?
   Колька грустно усмехнулся.
   – Да брось, тебе с ним не справиться. Даже если без инопланетных примочек, он просто выйдет как обычный мужик и даст тебе в лоб похлеще Кабана.
   – Я метну в него молнию, думаю, злости мне хватит. А там посмотрим, что получится.
   – Ну-ну… – Колька спрыгнул с кушетки. – Сделаешь из космического злодея доброго дядю-супермена? Конечно.
   Он обнял Медина за плечо.
   – Ладно, решено, пойдем к моргу вместе. Буду дразнить тебя «Андрейка – в попе батарейка», чтоб быстрей заряд набрал.
   Андрей показно скинул его руку и усмехнулся. За окном неожиданно рыкнула сирена, тут же оборвавшись на полузвуке.
   – Ой-ё, – встрепенулся Колька.
   – Что за… – Медин подбежал к окну и осторожно раздвинул пальцами лепестки жалюзи. – Полиция.
   Он тревожно посмотрел на перевязанного товарища. Тот указал на голову.
   – Врачи, скорее всего, вызвали, чтоб побои фиксировать.
   – Нам сейчас точно не до этого, – процедил Андрей.
   – Знаю… – Колька задумался. – А может, полиции про морг скажем? Про то, что маньяки там девочку держат? Глядишь, спецназ подтянут, снайперов, то-се…
   Толстяк испытующе поглядел в глаза Андрею, заранее понимая ответ.
   – Нет. Никакой спецназ нам не поможет, – подтвердил догадки тот. – Лишний планеты создавал, астероиды разрушал, при желании, думаю, от Земли одни воспоминания оставит, а ты хочешь, чтобы кучка людей его остановила?
   – Здравствуй, Тоня-Тонечка, – послышался в холле бархатистый голос полицейского. – Ты, как всегда, красива и стройна. Какое у тебя шерстяное пальтишко!
   За Землю вдруг стало грустно. Ребята посмотрели на часы – до вечера несколько часов ожидания. Которое теперь приправилось безысходностью и пальтишковой тоской. Медин покачал головой в ответ на немой колькин вопрос: «Полицию не трогаем».
   – А что такая печальная? – офицер расчесал серебристые пряди. Нервная медсестра задумчиво опустила голову.
   Зима, как и обещала, выходила странной – обеспечила людям бесснежный Новый год, а затем принялась щедро морозить и посыпать белыми хлопьями абы-как застывшие талые дорожки, идти по которым не представлялось возможным. А идти надо было. Путь к моргу наконец-то становился прямым, оставив позади все ожидания и мысленные приготовления к фатальной развязке.
   Андрей за это небольшое и одновременно продолжительное время не смог придумать ничего вразумительного. Никакой схемы, никакой тактики. Да и с чего было придумывать? Все, на что, он мог надеяться – пальнуть в Лишнего молнией, ну или ширнуть пальцами в глаза, если завяжется рукопашная. А так, оставалось выменять себя на Лизу, и будь что будет.
   – Ты еще попробуй ему между ног врезать, – посоветовал Колька. – Вдруг сработает. Хотя не уверен…
   – Думаешь, у него там что-то не так? – едва не поскользнулся на очередной ледышке Андрей, расставив руки для равновесия. – Ударишь, а там черная дыра, и все – ноги нет.
   – Смешно, – пошатнулся толстяк. – А ты еще юморишь, Медин, молодец.
   – Перед смертью не надышишься… ух, – Андрей снова чуть не упал.
   – Зато наваляешься, – Колька ухватился за рукав друга, и они вместе засеменили ногами на одном месте, стараясь не растянуться посреди улицы. – А-а-а-а!
   – Фуф, – Андрей нашел подходящий наклон и застыл. Подошвы крепко уперлись в лед. – Кажется, пронесло.
   – Да, – согласился затаивший дыхание Казимирыч. – Непроста дорожка на тот свет.
   Медин посмотрел на оттянутость своего рукава, где цеплялись колькины пальцы, потом внимательно на него самого.
   – Колян… вот почему я соглашаюсь на смерть – мне понятно. Но ты чего решил встрять – это надо еще подумать. Ведь Лишний может и тебя на молекулы распылить. Не боишься?
   – О-о-о, – сделал пафосное лицо толстяк. – На молекулы? Что ж, значит отец поизучает, что со мной не так. А то я его все раздражаю своими поступками. Будет ученому занятие.
   – Я серьезно.
   – Боюсь, Андрюх, правда, – он сделал шаг вперед, потом другой. – Но глаза боятся, а ноги… делают… ой-ой-ай-ай.
   Колька вприпрыжку поскакал по ледяным колдашкам, словно это были раскаленные угли. Медин помчал за ним.
   – А вот и наши выскочки, – Илья Кабанов, заметив в маленьком толстом окошке фигуры ребят, повернулся к подельникам. – Смотри, не струхнули.
   Лишний лишь приподнял бровь при этих словах. Он меланхолично втыкал и вытыкал хирургический топор в боковину деревянного стола, на земляном лице, обтянутом кожей, не дернулся ни один мускул. Оглоблин хмыкнул, то ли оценив мужество Андрея и Кольки, то ли наоборот, выразив презрение. Кирилл вычерчивал мелом на граните, замуровавшем Лизу, контуры голого женского тела, под ее повисшей головой. Девочка находилась в обмороке.
   – Как мочить будем? – вопросил с бандитским задором Илья.
   Топор с особенным звоном вонзился в искромсанное дерево. Щепки взвились под потолок. Радость Кабана мгновенно потухла. Лишний тяжело поглядел на него, потом отодвинул замученный стол от себя ногой.
   – Иди, встречай их. И чтоб пальцем не тронул. Они – мои, мочильщик хренов.
   Кабан при всех своих мышцах стал вдруг меньше и как побитая собака поплелся наружу. Кирилл дорисовал соски и отошел в сторону. Оглоблин довольно захрюкал от увиденного.
   За дверью некоторое время стояла тишина, Лишний внимательно вслушивался – не испортит ли Илья задуманное. И в ответ на его худшие предчувствия, снаружи послышалась возня, глухие удары, и в морге потух свет.
   – Вот зараза… – прокрякал хриплый голос. Свет зажегся. Кирилл и Оглоблин выжидающе уставились на вход. Лишний тревожно облизал серые губы. – Ну и что там происходит?
   Наконец дверь распахнулась, и на бетонный пол упал бледный мальчик с черными взъерошенными волосами, в скособоченной куртке, следом ввалился Кабан, держа за шиворот сопротивляющегося толстяка.
   – Он… мне… нос сломал, хозяин, – задохнулся словами и кровью Илья. – Но… я… не тронул его. Нате.
   Он швырнул Кольку на пол рядом с Андреем, когда тот уже стал подниматься и отряхиваться.
   – Очень хорошо, – обрадовался Лишний такому повороту дел. Он затер дряблые ладоши – было видно, что не ожидал от тафгая проявленного рвения. – Молодец, Илия.
   Кабан вяло улыбнулся и запрокинул голову. Искривленный распухший нос сделал его вид мало приятным, багровые ручьи расчертили лицо на три части, с подбородка слетали вязкие капли, заливало пазуху. Колька схватился за растянутое запястье, кулак саднил, но удовлетворение все-таки пришло.
   – Вы еще его попросите нас не трогать, – обратился он к Лишнему, поднимаясь, – я тогда глаза выколю.
   – Это кто у нас такой смелый? – разинул пасть Земляной, и его силуэт с поднятым воротником дракулой отразился на стене.
   Колька застыл.
   – Это я вам нужен, а не он, – вдруг звонко напомнил о себе Андрей, и все взгляды устремились на него. – Я – демиург.
   – Андрейка! – донеслось со стены, и только сейчас ребята увидели замурованную Лизу и похабный рисунок под ней. Девочка пришла в себя, ее лицо выражало дикий ужас.
   – Так-так, вот ты какой, – не замечая страстей, заходил взад-вперед плащ. – Подрос…
   – Отпустите ее! И я сдамся без сопротивления, – Медин был шокирован обстоятельствами, при которых увидел свою любовь: Лиза – в стене, и что с ней делать? Как извлечь? Уловки Лишнего были в этот момент непостижимы. Проглотил язык и Колька.
   – Сопротивление? Ха-ха, о чем ты, мальчик? – Лишний опустился к нему черной галкой и приподнял мертвенными пальцами голову, пахнуло гнилью. – Я в секунду перемешаю этот морг, этот город и эту планету с вашими телами, сделаю густой фарш из веток, твоих родных и этого толстяка.
   Он схватил Кольку за локоть и подтянул к себе так, что струпья с неживого лица посыпались мальчику на веснушки.
   – А ты, мелочь, брысь отсюда, чтобы я тебя не видел. Ты мне не нужен. Если хоть немного задержишься, сверну в узел. Понял?!
   – Д… д… – Колька задрожал и сделался белым как мел, веснушки пропали.
   – Так про какое сопротивление ты говорил? – пасть Лишнего нависла над Андреем, будто решила заглотить его голову. Кожа рта начала лопаться, затрепыхались лоскуты. – Я хочу услышать.
   Лиза заметалась в стене с нечеловеческим писком, пытаясь оттолкнуть от себя глыбы. Колька попятился к двери.
   – Отпустите ее, и вы получите то, что хотите, – прошептал Медин безжизненным голосом. Все силы, все эмоции разом ушли из него. На мгновенье ему явился размытый образ мамы, но так быстро пропал, что мальчик лишь во след послал сожаленье. Папа, бабушка… Виталик Моталин… глупо возник. Андрей нервно дернул уголок рта – он сдался совсем.
   Справа тяжело заскрежетал гранит, бетон под ногами затрясся, зазвенели стекла. Тут же на пол выпала Лиза, в слегка помятой одежде. Лишний выполнил свою часть уговора – девочка оказалась свободна. Она бросилась к Андрею, но чудище осекло ее, взмахнув рукой:
   – Стоять! Не шагу больше!
   А Медин вдруг воспрял, посеревшее сердце изнутри проткнул луч света, посветил немного и стал резать опустившуюся печаль. Дернулся Колька.
   – Назад! – заорал таслановый. – Все наружу! Вон!
   Лизино лицо неожиданно успокоилось, и даже посвежело. Она улыбнулась глазами и прошептала «Мы поможем, держись».
   – Выведите их! – закричал Лишний слугам. Оглоблин с Кириллом двинулись на девочку. Илья толкнул Кольку.
   – Хорошо, – согласительно мигнул Андрей Лизе, – хорошо.
   Хоккеисты вытеснили друзей на улицу, хлопнула дверь, а у Медина перед глазами все еще стоял умиротворяющий образ его любви. Или, постойте, это образ мамы? Она вернулась и сказала «Держись»? Или все-таки это сказала Лиза? Что же это – небесно-лучистое и прекрасное?
   – Конец, мой друг, – прохрипел усталый голос, – пора собираться в бездну.
   Лишний шевельнул пальцем, и Андрея вмуровало в стену.

Глава 14

   «Смерть – это всего лишь переключенье,
   Со 102 FM на 108,7,
   Красной засечки слепое движенье,
   От точки исхода – хрипящая чернь.
   В кудрях ее треплют рваные страхи,
   Клокот пугающей кары знобит,
   И не продраться, цепляют рубаху,
   Тщетность дерзаний, стяженного стыд.
   Новой волны звуки близко витают,
   Нужно услышать и выйти на них».
   – Боль – это временно, смерть – временно, – лихорадочно затараторил про себя Андрей. – Пусть режет, жжет, я стерплю. Подумаешь, нож в сердце или что-то там… Может, не так уж и больно, как представляется… Возможно, сразу смерть и темно, и не почувствуешь, как сталь рассекает теплые предсердия, сокращающиеся желудочки… Бррр…
   Медина затошнило от навеянного запаха крови. Он закрыл глаза, но в голове закрутилось неровным вихрем – висеть между полом и потолком было непривычно.
   – Думаешь, я тебя прикончу и все? – снизу донесся лязг хирургических инструментов, Лишний с дьявольским огоньком в глазах раскладывал их на столе. – Не-е-ет.
   Он поднял тонкий, сверкнувший бликом, скальпель, оглядел с обеих сторон и довольно ухмыльнулся.
   – Твоя оболочка – ничто, Кес… Или как тебя здесь зовут? Самое главное, – он сделал условный разрез от своего лба до шеи, – здесь.
   Скальпель уперся в ямочку между ключиц.
   – Душа, Кес. Вот, что мне надо. Ее я доставлю в Круг демиургов для распыления и…, – Лишний злорадно подмигнул, – все станет, как прежде.
   – А сейчас, значит, все плохо? – с трудом выдохнул Андрей из зажатого тела. Он теперь чувствовал, как оно давит на него вместе с камнями.
   – А что тут хорошего? – развел руками Земляной, оглядев морг.
   – Я не конкретно про это место, – Андрей попробовал дернуться за границы своей головы, но ни капельки не сдвинулся. – А про город вообще, про планету, про Вселенную.
   – А-а-а, мыслишь уже глобально, да? Откуда же познания? Астрономия ведь в старших классах.
   – На астрономии про демиургов не рассказывают.
   – И то верно. Ку-у-урт поведал, наверняка. Что ж, тем проще. Тогда ты знаешь, кто я.
   – Знаю… – Андрей прижался к своему позвоночнику. – Урод, предавший мою мать.
   – Что-о-о?! – крик Лишнего прогремел на весь морг, усилившись эхом. Раскаты волной прокатились по всем помещениям, выбили лампочки и вернулись. – Да как ты смеешь, червь?!
   Он нервно взмахнул, и рядом с мальчиком стало ломать стены. Вырывать их вместе с землей, с глубины в несколько метров. В страшном месиве из кирпича и бетона, земли и пыли Андрей ничего не видел, он куда-то сполз в своем непробиваемом гранитном гробу, перевернулся, внезапно взлетел. Мысли прыгали вслед за ним. Вернее всего одна – «Это конец». Он ждал, что вот-вот ему на лицо упадет многотонная глыба, размажет глаза, нос и зубы в кровавую кашу и порвет душу, прижавшуюся к позвоночнику. А там дальше, за обрывки ее вытащит Лишний и спрячет во внутреннем кармане своего тошнотворного плаща. Андрей оглох.
   Весь этот вечер Дайана Викторовна пребывала в беспокойстве. Она не находила себе места. Ее волновал Медин и все, что с ним связано. Она подходила несколько раз к телефону, дуя в сплетенные кулаки – «звонить-не звонить?», отходила.
   – Позвоню, – наконец решилась учительница и нервно сняла трубку. Пока набирала, дрожащими пальцами отворачивала и заворачивала высокое горло свитера.
   – Ало, – скупо ответила бабушка на том конце провода.
   – …Здравствуйте. Могу ли слышать Андрея? Это его классный руководитель Дайана Викторовна Уткина.
   В трубке повисла тишина, лишь несколько раз что-то треснуло.
   – Алло, – тонкие педагогичные ногти впились в теплое шерстяное горло, – вы меня слышите?
   Далекая бабушка странно хмыкнула.
   – Алло-о, – по учительнице пробежали колючие мурашки, – Андрея можете позвать?
   – Андрея пока нет, – холодно сообщил голос. – Что-то передать?
   – Да! То есть, нет… – Дайана Викторовна сбилась с мысли, она хотела высказать все напрямую мальчику, а тут какая-то неживая бабка, совсем ни к месту, да еще и слова не вытянешь, стоит ли ей говорить?
   – В общем, тут такое дело, – Дайана Викторовна набрала воздуха в грудь, – у вашего мальчика – талант!
   – Чего? – донеслось из трубки.
   – Задатки великого актера! – предынфарктно выдохнула Уткина.
   – В заде чего у него?
   – Да поймите, он – гений! Так сыграл своего Мухомора, что я до сих пор нахожусь под впечатлением… Определенно, надо отдавать в театральное училище. Я столько лет ждала, когда у меня появится такой ученик… И вот он! Андрей Медин.
   – Дочка, ты мож ошиблась?
   – Нет! Послушайте! Ваш ребенок – особенный! Такие рождаются один на миллион.
   – Я тебе больше скажу – он один такой во Вселенной.
   – Да-да! Хвалите его, хвалите! Но не перехваливайте, нет, а то зазнается, да. Они в этом возрасте легко звездную болезнь подхватывают. А нам нельзя талант сгубить! Никак… нет… Надо сначала огранить… обработать…
   – Ты чего звонила-то?
   – …Я? – Дайана Викторовна споткнулась, но потом вспомнила. – А, скажите обязательно Андрейке, что со следующего сезона главная роль Жениха – его! Озерский будет Мухомором.
   – Ладно.
   – И! – уткины пальцы сжали свитер. – Я пишу новую пьесу специально под Андрея… «Петрарка и олень».
   – Боже милостивый.
   – Кто это был? – капитан Медин тяжело поднял глаза, словно перевернул бетонные валуны. Лицо его выглядело изнеможденным. Бабушка положила трубку и еле заметно махнула рукой.
   – Классная их. Нелепости несла.
   – Она в курсе?
   – С чего вдруг? Нет. Она совсем сторонняя.
   – Хорошо, – капитан опустил глаза, это слово далось ему с трудом. – Позвони еще Андрею.
   «Смерть – это всего лишь переключенье…», – опять зачитал Кекс под гранитной плитой. Телефон звонил в кармане куртки рядом с рукой, и Медин чувствовал его вибрации, но дотянуться не мог, камень намертво держал его в своих объятьях.
   «Отец, сделай что-нибудь, ты же умный, ты знаешь, как меня найти, – взмолился про себя мальчик. Он лежал под грудой обломков и земли в прочном саване, лицом вниз, дышать было нечем. – По тому же телефону неужели нельзя определить место положения?…»
   – Пойду, схожу в больницу, – твердо решил капитан. – Это молчание ничего хорошего не предвещает.
   – Может, на процедурах? – попробовала дать надежду бабушка.
   – Он не за тем ложился, – буркнул Медин-старший и, подняв ворот шинели, вышел за дверь.
   Сирены взвыли сразу с нескольких сторон. На место непонятных толчков и сотрясений в районе старого морга стекались полицейские, пожарные и врачи. Лишний, сообразив, что натворил, поднялся по обломкам вверх и открыл входную дверь. Косяк, в котором он появился, одиноко возвышался среди развалин битого кирпича. На эту сюрреалистическую картину ошалело посмотрели Колька с Лизой и Кабаны с Оглоблиным.
   – Эээ… прием окончен, если вы не заметили, – квакнул Земляной в кривой деревянной раме, – ну-ка бегом отсюда.
   Он тревожно посмотрел на красно-синие отсветы мигалок, скользящие по домам, повернулся и захлопнул за собой дверь. В то же мгновенье от косяка стремительно побежали ленты бетона, огибая морг. Они стали накручиваться друг на друга как серпантин, потом перехлестываться, слоиться, выплетая толстый, непробиваемый кокон над разрушенным зданием. Еще чуть-чуть и перед глазами ребят вырос каменный курган, ровный, монолитный, без единой щелочки или трещины. Когда фары первых полицейских машины выхватили из темноты могильное сооружение, на его макушке закрылся последний просвет.
   – Вот, – радостно проурчал в кромешной тьме Лишний. – Теперь нам никто не помешает.
   Он нащупал в кармане небольшие шарики, достал их и высыпал вниз. Зелено-желтые горошины покатились в разные стороны, застревая в случайных местах растерзанного морга. Постепенно непроглядную темноту разъели клубы ядовитого мерцания.
   – По части света я не специалист, – кокетливо зевнуло чудище, – поэтому фосфор, надеюсь, сойдет.
   Он как бы невзначай поднял глыбу с Андреем и прислонил к рваному выступу из плит и арматуры.
   – Приступим.
   – Дяденька! Дяденька! – упал на капот полицейского «Форда» Илья Кабанов. – Помогите! Там внутри маньяк инопланетный! Он закрылся, но… он там! Убейте его! Срочно!
   – Эй, парень, спокойно, – полицейский открыл дверь, – сейчас все выясним, кто, где и чего. Не переживай. Отойди от служебной машины.
   Колька не знал, чему больше удивляться – впервые в жизни увиденной магии возникновения из ничего бетонного кургана или сопливой истерике Кабана. Второе поразило его сильнее, о способностях Лишнего его хотя бы предупреждали. Видя, как полицейские отгоняют от себя жалкую хоккейную суперзвезду с расквашенным носом, Николай Казимирович не смог сдержать нахлынувшего презрения. Он смачно плюнул в сторону тафгая и по-хозяйски обнял Лизу. Та на волне солидарности тоже прижалась к толстяку – картина кабановского унижения вызвала в ней отвращение.
   Такая близость Лизы обрадовала и одновременно встревожила Кольку. Он, конечно, на мгновенье воспарил в ее объятиях, затянулся удивительным цветочным запахом, но быстро вернулся в зимнюю ночь, к моргу, где в эти минуты погибал его друг. Что-что, а спасти его было делом первостепенной важности. Только как? Толстяк видел тщетные рысканья лучей полицейских фонариков по гладкой поверхности саркофага в поисках входа или чего-то похожего. Не единой зацепки. Взорвать? Но пока это организуют, Андрей, скорее всего, будет уже мертв. Лиза крепче вжалась в колькину грудь. «Эх, Медин, нечестно она мне досталась, – толстяк горько выдохнул. – Обещаю не лезть к вам с ней, если ты выживешь. Ты только сделай это! Будь с нами, не погибай!».
   Лишний снова церемониально поднял скальпель, который теперь вяло блеснул в полумраке, и поднес его к левому глазу Андрея.
   – Так вот, недоносок, уясни: все, что я сделал – это по законам Вселенной и ради Вселенной. Демиург хаоса – угроза для нее, и он не должен существовать, какие бы условия не возникали. Это догма, прописанная миллиарды лет назад. Поэтому, сообщив о тебе и твоей матери, я спас мир. Эту планету, этот город, твоего отца и бабушку, твоих друзей, наконец, – нижняя челюсть с фрагментами кожи хищно выдвинулась вперед, – понятно?
   – Куда вы дели мою мать? – выдвинул свою челюсть вперед Андрей.
   – Пародируешь? Нагле-е-ец…, – глаза Лишнего запылали злобой. – Какой наглец. Весь в мамашу. Та тоже зажигала звезды впритык к моими планетами, так, что угли оставались… а-а-ад вместо рая! Понимаешь?!
   Земляной вдруг иступлено вскрикнул и скрючился, явно от недобрых воспоминаний. На поверхность вылезла больная тема, переживания от которой копились давно и не находили выхода. Теперь же ограничения сорвало, и эмоции понесло бурным потоком. Лишний затрясся всем телом в ногах у Андрея, но слезам, вероятно, не с чего было течь. Мальчик слышал только всхлипы и тяжелые трепещущие вздохи внизу.
   – Мер-твы-е плане-ты… все… пропадите вы пропа-а-адом… светлые изуве-ры… рррррр…
   Чудище вдруг зарычало и с невероятной злостью вонзило скальпель в гранитный саван Андрея. Потом еще и еще, только искры посыпались в разные стороны, Медин похолодел, ему показалось, что нож попал по ногам, только он этого не чувствует.
   – На! На! На! – Лишний колошматил камень и так, и этак, пока скальпель не сломался и не отлетел в сторону. – Пх-х-х…
   Таслановый тяжело поднялся.
   – Довольно, – он поднес обломок ножа к андреевой щеке, и из ручки медленно выросло новое лезвие, больно упершись острием. – Я выколю тебе глаза и заберу душу. Увидишь, чью сторону займет Круг – твою или предателя.
   – Суда не будет, – внезапно сотряс свод саркофага холодный голос.
   – А! – Лишний отпрянул. – Кто здесь?
   – Ты, Грэм, смалодушничал, и все это знают.
   Таслан выбросил вперед руки со скальпелем и стал медленно поворачиваться в поисках неизвестного.
   – Твое место в АХ320, там же, куда сослали мать мальчика.
   – Э… – Земляной заметно испугался. – Выйди, покажись.
   – Но ты уговорил Круг не ссылать тебя, подрядился поймать Кеса. Наивный.
   – Твой голос мне знаком, – Лишний сопроводил невидимого кончиком ножа. – Ты… ты…
   – Я, – перед плащом выросло что-то прозрачное, искривившее воздух, скальпель отлетел в сторону. – Я, демиург порядка.
   – Рауд! – Лишний споткнулся и упал. – Зачем ты здесь?
   – Чтобы не дать тебе убить Кеса. Лайт просила.
   – Ты… ты на стороне его матери? Но это же против законов Вселенной. Демиурги порядка нейтральны!
   – Что с того? Хвататься за свою никчемную жизнь тоже против правил, но ты пошел на это.
   – Тебя распылят! Ты – отступник! Как и эта стерва с ребенком… Круг узнает! Узнает!
   Фосфорные лучи выгнулись по линиям крепкой руки, прозрачные пальцы схватили Лишнего за горло, и тот взмыл к расколотой плите рядом с Андреем. Сильно ударившись спиной, таслан безвольно повис в воздухе.
   – От кого узнает? – мальчик разглядел почти неуловимые черты остроносого лица, вплотную приблизившегося к морде Земляного. – Не ты ли им первым сообщишь обо мне, шавка?
   Полопавшаяся кожа расползлась в презрительной улыбке.
   – А что ты можешь мне сделать, опричник? Убить? – из пасти Лишнего потекла бурая жидкость. – Давай, быстрее вернусь в Круг.
   – Падаль, – прозрачная рука пронеслась в сантиметрах от Медина и снесла наотмашь земляную голову с плеч. Тело в таслановом плаще рухнуло мешком на фосфорные шарики, пригасив слабое свечение. Щеки мальчика пощекотал запоздалый холодок.
   – Ну привет, Андромед, – Рауд подплыл к граниту. – Скучаешь?
   Андрей не сразу сообразил, кто перед ним. Он был шокирован лихой и одновременно простой расправой над Лишним, что некоторое время непонимающе смотрел на бесформенную кучу, оставшуюся от Земляного. Последние полчаса он только и готовился к тому, что будет заколот, зарезан или растерзан, а тут угроза внезапно пропала.
   – Ты в безопасности, Грэм уже далеко, – по-житейски спокойно сказало бестелесное существо и рассекло гранит. Огромная плита, державшая Медина, развалилась на две части и выпустила мальчика.
   – Товарищ капитан, объект обследован, он полностью герметичен. Проникновение возможно лишь при помощи направленного взрыва или спецустройств, – отрапортовал молодой сержант.
   Офицер поежился от холода и посмотрел на уставшие лица подчиненных, которым свет фар и фонарей добавлял еще больше драматизма.
   – До утра оставим, – хрипло решил капитан.
   – Не-е-ет, вы что?! Так нельзя, – завопил Кабан. – Он убьет мальчика, и потом расправится со всеми нами!
   Полицейский ошарашено покосился на судороги Ильи, оглядел присутствующих, нашел в толпе врачей «скорой» и красноречивым взглядом предложил им заняться пациентом.
   – Салатов и Грунько остаются патрулировать территорию, остальные по домам, – скомандовал офицер и пошел к машине.
   – Не-е-е-ет! – иступлено завыл Кабан и рухнул коленями в снег. Он, очевидно, боялся расправы Лишнего. И у него не было сомнений, что уже через час курган исчезнет, Салатова с Грунько пошинкуют в салат, а после придет и участь всех остальных. Ведь ликвидировав источник инверсии, Лишний наверняка захочет убрать свидетелей. По крайней мере, он, Кабан, так бы и поступил. Ну, надо же, как этот щегол Медин некстати оказался искомой целью чудища.
   – Молодой человек, давайте мы померяем вам температуру, посмотрим горло, послушаем, а то погода-то холодная, мало ли что, – над Ильей склонились два человека в белых халатах. – Пройдемте вон к той «скорой».
   – Мне кажется, у меня опять температура, – опустошенный Медин сел на край одной из частей своего каменного кокона и прислонил ладонь ко лбу.
   – Это твоя энергия, которую ты подсознательно аккумулировал, готовясь к схватке с Грэмом. Только он бы все равно победил, – донесся из темноты все тот же спокойный голос андреева спасителя. – Потому что ты еще молод и мало что знаешь о своей истинной природе и том месте, откуда мы.
   – Мне надо наверх… на воздух, я задыхаюсь.
   – Конечно, Кес. Только проверю, как там, – Рауд исчез.
   Андрей быстро достал телефон и набрал отцу смску «Лишний мертв, я в старом морге».
   – Все правильно, – проговорил над ухом Рауд так, что мальчика пронизало сверху до низу. – Теперь тебе во всем надо слушаться отца. Обстоятельства таковы, что уже не погеройствуешь. Езжайте, как можно быстрее на Дальний Восток. Там переждите либо бегите с этой планеты.
   – Но… – ужас постепенно отпустил Андрея. – Откуда вы знаете? И что… вам известно про мою маму?
   – Она в другом мире, туда ссылают всех со статусом «лишний». Вход через черную дыру АХ320 в созвездии Андромеды. Собственно, твое имя – это шифр, наспех придуманный Лайт и Куртом, твоими родителями в то время, когда они были в бегах. А я – охранник здесь, на Земле, пока ты растешь. Очень приятно, Рауд.
   Андрею показалось, что незнакомец подал руку. И тоже протянул вперед ладонь. Пальцев коснулось что-то мягкое – так и есть, они обменялись рукопожатием.
   – Я проделал вход вверху, поднимайся. Там тебя ждут твои друзья, они еще не ушли на удивление, молодцы. Поторопись их обрадовать, а то волнуются. Скоро появится и отец. Впредь прислушивайся к его советам…, – призрак запнулся, – не так, как к моим.
   – А вы мне успели что-то насоветовать? – Медин вгляделся в темноту.
   – Ну так, попытался… Лучше всего меня воспринял твой Колька. Кстати, за это ему, передай, я отправил в почту Клинок Безголового. Пусть сражается.

Часть 2

Глава 1

   Лезвие с нажимом скользнуло под веко и прокололо глазное яблоко. В голове лопнула струна: пунцовая вспышка обожгла сознание, боль вылезла через затылок. По щеке потекли теплые струи. «Я же обещал выколоть тебе глаза, Ке-е-ес… Я сдержал слово», – клокочущий голос Лишнего смешался с всхлипами пульсирующей крови из глазницы. Андрея закружило, он припал на одно колено, в следующее мгновенье из мальчика вырвался сжатый крик. Он проснулся.
   Перед глазами стояла непроглядная темнота. «Неужели на самом деле Лишний ослепил его?!» – судорожно заворошились мысли. Где-то впереди, за стеной, монотонно щелкали системы жизнеобеспечения «Персея». Все, как и прежде. Но почему тогда ничего не видно? Справа за дверью глухо простучали по металлической лестнице несколько торопящихся ног. «Проникновение… проникновение…», – донеслось до Медина, после чего стало мертвенно тихо. Пссс… шиххх… чек-чек, сработали приборы.
   Андрей дотронулся до века, ощупал щеку – потеков не было. На всякий случай проверил другой глаз – Лишний все-таки приснился. Мальчик осторожно спустился с кровати, наощупь дошел до двери и открыл ее. Из коридора прыснул кровавый свет аварийного освещения. Ни одной живой души на уровне не было.
   АПЛ «Персей» второй месяц лежала на семикилометровой глубине недалеко от Марианских островов, под носом у американцев. Их защитные системы не заметили, как в конце января к ним на территорию прокрался бесшумный крейсер и тихо опустился на грунт. Лучшей маскировки для «плавящего планету» демиурга, чем непроглядная толща воды, придумать было сложно. Осуществление смелой авантюры еще совсем недавно бурно отметили в кают-компании старшие офицеры подлодки во главе с капитаном Сергеем Петровичем Мединым.
   Колких шуточек тогда было в избытке, хулиганских прослушек американских переговоров тоже – развеселившиеся акустики выводили их на громкую связь. Казалось, экипаж «Персея» уверенно контролировал ситуацию вокруг подлодки и внутри ее, однако… Что-то пошло не так в этот вечер.
   Андрей настороженно вышел в коридор и, внимательно прислушиваясь к звукам, пошел к шлюзовому отсеку. Пссс. Шиххх. Показалось, что наверху в его направлении снова пробежали несколько человек. Мальчик поднял голову, но кроме переплетения труб и зловещего красного фонаря ничего не увидел. Он оглянулся – в кровавом мареве коридор потерял четкие очертания, края его задрожали, и мимолетно показалось, что между переходами кто-то есть. Андрей несколько секунд всматривался туда, где могла таиться опасность, но ничего не увидел. Усилием воли, приглушив тревожные мысли, он заставил себя повернуться и двигаться дальше, не обращая внимания на возможный удар в спину.
   «Там нет никого, – шептал он, напряженно вслушиваясь в шелестящий гул турбин, клики аппаратуры и сторонние звуки. Так он дошел до шлюза. Некто сзади, если он и был, не стал пока предпринимать никаких действий. Что заставило мальчика выдохнуть сильнее, чем обычно: похоже, пронесло.
   Однако тут же его лицо погладил еле уловимый холодок, какой бывает, если кто-то проходит мимо. Медин вжался в стену. Одними глазами он проводил невидимого гостя. Теперь ему точно привиделись очертания человека. «Призрак?». Это так было похоже на него, как тогда, в котловане – прозрачный и искажающий воздух силуэт. Андрей открыл рот, чтобы окликнуть незнакомца, но в соседних отсеках внезапно раздались душераздирающие вопли – там явно разыгрывалась трагедия.
   Коротко бросив взгляд в сторону удаляющейся невидимки, Андрей поспешил на крик, нервно соображая, что могло произойти. Только он перешагнул через дверную перегородку, как едва не завалился обратно в коридор: нос подлодки резко пошел вверх. «Всплытие?! Вот так неожиданность», – мальчик оттолкнулся от проема и ухватился за поручни лестницы. – Нас обнаружили? Американцы?..». Мысль оборвалась на очередном крике, который раздался совсем близко – вверх и налево. Андрей рванул через три ступени. Лодка в десять раз быстрее понеслась из океана, ее дьявольская прыть надавила на перепонки, картинка перед глазами поплыла. Когда мединская голова показалась над полом верхнего уровня, из ближайшей каюты выбросило чьи-то ноги. В дымке аварийного освещения заклубился запах смерти.
   Мальчик панически огляделся – ноги торчали здесь, чья-то рука – там. Что все это значило? Живы ли моряки? Куда несется «Персей»? Пссс, шиххх, чек-чек. Андрей испуганно посмотрел вниз и быстро выбрался с лестницы. Не покидало ощущение, что за ним кто-то идет. «Нужно раздобыть оружие», – усмирив дрожь, решил он и стал красться к ногам. В распахнутой настежь каюте ноги продолжились телом лежащего ничком инженера Сафронова. Из-под правой руки у него выползала бурая лужа крови, у левой лопатки сочился тонкий разрез – Сафронова проткнули саблей или длинным мечом. Но откуда взялось такое оружие здесь, на огромной глубине? Некоторые офицеры имели лишь кортики, да и то декоративные. А тут использовали клинок как минимум в два раза длиннее.
   Снова вспомнился Призрак в своих латах паладина, с широким обоюдоострым мечом. Не он ли прошел сейчас мимо, после того как зачистил верхний этаж? Но как и зачем он это сделал? Призрак ведь на его стороне, и убивать спасающих Андрея людей было для него совершенно бессмысленно. Значит, не он. Но и не американцы! Ни один человек не сможет проникнуть в «Персей» на такой глубине. По крайней мере, так уверял отец… Лодка дернулась, переключив скорость, и Медин понял, что глубина – уже не показатель.
   И что отец? Жив ли он? Кто ведет лодку? Если он сам, то зачем всплывает? Так ведь можно попасть под вражеские ракеты! Вряд ли это отцовых рук дело. Значит, все печально, надо срочно пробираться на капитанский мостик, выяснять что да как, и, может, даже спасать…
   Последние возникшие сцены Андрей отмахнул от себя, быстро оглядел тело инженера и обнаружил в двух метрах от него очертания пистолета. Сафронов был наготове, но убийцу это не остановило. И выстрелов не было. «Значит, все-таки невидимый, – Андрей поднял пистолет и осмотрел его. – Незаметный диверсант, который расправился с моряками, но при этом не тронул меня, сейчас ведет лодку к американцам. Кто же это?».
   – Сэр, в квадрате 16—23 неустановленный объект. Сигнал прерывистый. Радары дают разную трактовку, – доложил старший офицер Симменс командиру миноносца «Дэрин-2» Вильяму Стопперу.
   – Где это? – подозрительно спросил седой капитан, выглянув из-за чашки с кофе.
   – В пяти милях отсюда, сэр, на северо-запад.
   – Что говорит Ай-Чэд?
   – Система искусственного интеллекта распознала в объекте русский подводный крейсер седьмого поколения…
   – Бгххх, – подавился кофе Стоппер так, что волосы рассыпались белой вермишелью над его раскрасневшимся лицом. – Это тот… что еще в проекте у них?
   – Сэр, Ай-Чэд может ошибаться.
   – Кх-кх-кх… к черту Ай-Чэда, если русские и впрямь у нас под носом. Что радары дают?
   – Пост сержанта Гиббонса идентифицировал объект как косяк палтуса, пост сержанта Муравки сообщает, что это – кашалот. Правда, скорость у него…
   – Что?
   – По всем параметрам получается, что кашалот реактивный, сэр.
   – Дьявол! Поднимайте тревогу!
   «Внимание, корабль вошел в зону обнаружения противником. Активируйте маскировочный щит, активируйте маскировочный щит». Андрей застыл, сообщение информатора обдало его холодной водой – оказывается, защита «Персея» отключена, и крейсер теперь как на ладони у американцев! Сомнений не оставалось, на подлодке совершили диверсию. Мальчик внезапно почувствовал себя очень маленьким и уязвимым, неотвратно несущимся сквозь толщи воды к своей погибели, к расстрелу в упор противолодочными торпедами. От такого конца ему стало горестно за «Персей», удивительный корабль, который ни разу не попался бы, будь игра по-честному; за отца, который мог стать легендарным моряком, а теперь хорошо, чтобы просто выжил; за экипаж, лучший на флоте, по чьему-то подлому приказу бесславно погибающий от ударов в спину. Андрей поник, невысокие коридоры между отсеками стали сжиматься, трубы и кабельные пеналы раздулись, загораживая путь, переборки затянули округлые двери, красные фонари выгнулись под потолок, отбросив длинные черные тени. Идти было некуда.
   – По… мо… гите, – услышал вдруг Медин справа от себя. В небольшой нише, спрятанной в сплетении коммуникаций, что-то шевельнулось. Судя по всему, раненый. Андрей заглянул в темноту и увидел большие испуганные глаза.
   – Ан… дрей… ка, – тяжело выдохнул человек.
   Всмотревшись сильнее, Медин понял, что перед ним командир подводного спецназа Фролов. Забрызганный кровью, бледный – он не был похож на самого себя, атлетичного водолаза с десятком боевых операций за плечами. Сейчас он пронзенный в двух местах еле держался на согнутых руках, хлюпая ладонями в вязкой жиже.
   – Отец… меня послал за тобой… спасти. Я не смог…
   Андрей присел и попытался приподнять Фролова. Тот протяжно застонал.
   – Оставь… Со мной больше мороки… беги к спасательному боту.
   – Нет, – отрезал мальчик. – Вместе выберемся.
   Фролов возмущенно поднял брови, но сопротивляться не стал, болезненно дернув окровавленным ртом.
   – Сэр! Обновленные данные, – Симменс нагнал застегивающегося Стоппера. – Пост Гиббонса рапортует, что на нас и впрямь движется русская подлодка класса «Архидемон». Азимут шестнадцать с половиной, глубина две тысячи метров. Пост Муравки подтверждает, Ай-Чэд фиксирует ракетные системы противника в боевом положении.
   – Матерь божья, святая Гваделупа, – Стоппер закусил нижнюю губу. – Неужто началось?
   Он вопросительно-стеклянно поглядел на правый погон Симменса, задумчиво пожевал что-то, остановился на важном для себя, лицо его посуровело – он принял решение.
   – Лейтенант, красный уровень готовности, всем занять свои места, системы к бою!
   – Я ведь даже не понял, кто меня… – засвистел проколотой грудью Фролов. Андрей тащил его за лямки бронежилета, выгибаясь от нечеловеческих усилий. Перед глазами полз алый свет фонарей под потолком, превращающийся рывками в бело-розовый. Одна окова трубы – раз, другая – в трех метрах – два, третья – далеко еще… три, четыре…
   – Со спины били, – Фролов каблуками «берцовок» уперся в пол и вытолкнул из себя последние силы. – Как подошли… ума не приложу.
   – Они невидимы, – Медин остановился – ему потребовалась пауза.
   – Как? – спецназовец отбросил голову назад, и Андрей наткнулся на тускло горящее удивление. – Существуют такие технологии?.. Кто эти люди?
   – Это не люди, – мальчик огляделся по сторонам, потом осторожно спустил внимание на Фролова. – Это существа из другого мира.
   Подлодка как огромное животное вырвалась из тонкой пленки океана и в мириадах брызг рухнула многотонной тушей перед миноносцами ВМС США. Оторопев от одного вида гигантских волн, созданных «Персеем», капитан Стоппер нервически взвизгнул: «Пли!». И в ту же секунду ракетные «ежи» корабля хищно щелкнули заостренными механизмами – торпеды в огненных клубах сорвались со своих мест в сторону русского монстра.
   – Внимание, корабль атакован, корабль атакован, – истошно завопил информатор. – Включите систему активной защиты… Включите систему…
   – Ну что, Андрейка, – голос Фролова совсем потерял окраску. – Наверное, все? И спастись не успели?
   Мальчик смерил расстояние до спасательного бота – оставалось метров тридцать с двумя поворотами.
   – Попробуем добраться, – стиснул он зубы и крепко вцепился в одежду солдата. – Ииии, раз!..
   В этот момент слева раздался оглушительный грохот – пеналы сорвало с креплений и разворотило проводку – посыпались искры, из лопнувших труб забил тугой пар. Первые торпеды достигли своей цели. Лодка содрогнулась и приготовилась к следующей атаке.
   – Бросай! Беги сам! – прохрипел Фролов, беспорядочно перебирая ногами.
   – Успеем, – заревел Медин. – Еще… чуть-чуть…
   Ба-бах!!! Сверху на мальчика рухнули куски обшивки, брызнул оплавленный пластик. Горящие капли моментально проели дыры в одежде и коже. А-а-а-а-а, добрались до костей. Андрей резко развернулся и стряхнул с себя дымящееся месиво, ошалело забегал глазами по обломкам, нашел Фролова, испачканного гарью. Тот уже не реагировал на происходящее, но, кажется, еще дышал. Медин отполз в сторону, свет в коридоре потух, лишь у спасательного бота криво вращался красный фонарь. Оставалось метров двадцать.
   – Критическое попадание, критическое попадание, – глухо в дыму затараторил голос, – покиньте судно, покиньте судно.
   Мальчик видел, что Фролов недвижим, под тлеющей обшивкой он вряд ли мог долго протянуть, а до спасительной двери было всего ничего – как раз заскочить перед гибелью лодки. Но тащить на себе товарища – означало принять смерть обоим. Такие мысли замелькали в андреевой голове за мгновенья, пока он отряхивал с себя жгучий пластик.
   Решено! Фролова оставить, а самому спасаться!
   Он вскочил как на пружине, но в едком тумане закружилась голова – фонарь пьяной линией вычертил кровавую полосу в сторону. «Всего несколько шагов, – пробормотал он сам себе в приступе тошноты, – всего несколько шагов…». Лодка стала заваливаться на разрушенный левый борт, Андрея швырнуло в кабели, сверкающие током.
   – Е-а-а-а! – Медин взвыл, напряжение сиреневой волной оторвало мышцы от его костей. Изо рта пошла кровь.
   Он вывалился из кабелей, и немеющей массой поплелся в сторону прыгающего фонаря спасательного бота. Только одна мысль была в голове – успеть. Ног Андрей уже не чувствовал, тело казалось сырой горячей котлетой, лицо опухло, губы поплыли. Только бы успеть.
   Спасительная дверь находилась в нескольких шагах, когда он четко услышал шум торпед по правой стороне. Рывок… Но плюшевая рука лишь скользнула по ручке, не цепляя ее. Опоздал?! Взрыв сокрушил подлодку с удвоенной яростью. Белая вспышка пронзила Медина насквозь и свалила на пол. Куски переборок, крошево экранов, стекла и заклепок устремились в мальчика. Но в этот момент его накрыл собой Фролов.
   – Сынок…
   Андрей нащупал правое веко и попробовал его приподнять.
   – Слышишь?
   Медин подкатил зрачки к щелям и увидел отца. Вид у того был потрепанный: голова разбита, китель разорван, левая рука висела плетью. Но капитан светился тихим счастьем.
   – Па-па, – улыбнулся в ответ мальчик.
   – Живой!.. Андрейка! – отец наклонился и обнял израненного сына. – А я уж думал, не увидимся…
   Они лежали в спасательной капсуле, стены которой сотрясались, дрожа бирюзовым светом. Бот нес их под воду, подальше от обломков тонущего «Персея».
   – Как я успел? – треснувшим голосом спросил Андрей и всмотрелся в мерцающую обшивку.
   – Я нашел вас с Фроловым у двери, когда лодка стала разваливаться.
   – Фролов… – задумчиво произнес мальчик. – Он спас меня.
   – Да, но сам погиб, – капитан трепетно поцеловал сына в лоб. – Это очень храбро с его стороны. Я лично позабочусь, чтоб имя подполковника Фролова навечно было вписано в книгу героев Тихоокеанского флота.
   Перед Андреем вдруг ярко встала картина с обгоревшим спецназовцем, которого он бросил погибать, и лицо Медина неприятно дернулось.
   – Сэр, цель уничтожена, мы отслеживаем перемещение спасательного модуля, – отрапортовал старший офицер Симменс.
   Уильям Стоппер с нескрываемым удовольствием осмотрел полыхающие куски «Персея» в бинокль, покачался с носков на пятки, набрал в щеки воздуха, после чего выдохнул и развернулся к мостику.
   – Ну что ж, господа, поздравляю! Вы исполнили свой долг, как полагается настоящим воинам. Я буду рапортовать о награждении каждого из вас медалями за храбрость…
   – Сэр, база на связи!
   – А вот и они, не дали договорить. Муравка, выводи на громкую.
   – Стоппер! Адмирал Бернс, – возник на экране седой человек с суровыми чертами. – Какого дьявола у тебя там происходит? Что за война?
   – С-с-сэр, – завязли слова у Стоппера во рту. – Секретная русская подлодка «Архидемон» была ликвидирована после вероломного нападения на наши корабли. Офицер и моряки проявили смелость и отв…
   – Из ума выжил, Стоппер? Ты что натворил, водоросль кильватерная?! Сейчас же ракеты из Сибири, наверняка, стартовали! Где ты родных своих спрятал, а? Подумал, куда их деть, прежде чем ядерный конфликт разжигать?!
   – Сэр…
   – Ты разжалован, корсар хренов! Немедленно сдать корабль Симменсу, экипаж спасательного бота захватить живьем, и чтоб ни одного волоска с головы тех, кто там остался, не упало! Будем торговаться с русскими, замаливать грехи.
   Звенящая сталь катаны рассекла воздух в миллиметре от андреева уха, смахнув кончик волоса с виска. Медин интуитивно отстранился и боковым зрением увидел контуры невидимки, проступившие на дрожащей бирюзе.
   – Папа! Справа убийца! – он оттолкнул капитана от себя, и сам кувырнулся в сторону нападавшего, рассчитывая сбить его с ног. Но в том месте уже никого не оказалось. Андрей резко встал на колено и огляделся: отец выхватил пистолет и стал водить им из стороны в сторону, цепко хватаясь за любое изменение обстановки. Сделать это было непросто: капсулу подбрасывало, стены мерцали, гул двигателей мешал разобрать шорох.
   Внезапно Андрею показалось, что пространство за спиной у отца неестественно дернулось. Он собрался уже закричать, однако запнулся на полуслове: там, куда целился капитан, тоже что-то было. Из воздуха угрожающе начали проступать фигуры двух самураев. Отец бросил беспокойно-короткий взгляд на Андрея, и вдруг его глаза расширились, будто за спиной у сына оказалось чудовище. В секунду ошеломление на лице офицера-подводника сменилось шоком, следом – тоской и смертельным безволием. Как будто все было решено. Мальчик почувствовал, как в его волосы сверху влезла чья-то рука и больно сжала их в кулаке, так, что подбородок непроизвольно пошел вверх, к горлу прислонился острый клинок меча.
   – Ну вот и они, – услышал над собой незнакомый голос Андрей. – Твой выход, кузен, если ты еще ничего не хочешь нам сказать.
   Силуэт, в которого целил отец, вдруг материализовался, и Медин едва не ахнул – перед ним появился герой его одноклассника Лешки Григорьева – самурай в магических латах. С тем же узором на плечах, перевязками и щитками. Но как такое могло быть? «Мы же не в игре», – Андрей вспомнил линейку, уткнувшуюся неприятно в горло. Ворону на ветке.
   – Не трогайте его! – предупредил отец и щелкнул оружием. – Мальчик здесь не причем.
   «Григорьев» невозмутимо замахнулся катаной, и рука с пистолетом отлетела в угол спасательной капсулы. «А-а-а-а-а-а!», – взорвал вопль капитана ее дрожащие стены.
   – Отееец! – в ужасе закричал Андрей и попытался подняться с колен. Лезвие вошло ему в горло, и из-под него запузырилась кровь. Мальчик осел.
   – Кузен, ты можешь не дождаться своего часа. Пташка уже вырывается. Торопись.
   Самурай со знанием дела оглядел капитана Медина, корчившегося у него в ногах с обрубком руки, после чего, не проронив ни звука, коротким движением хирурга проткнул ему мечом гортань и раздробил позвоночник. Сергей Петрович затих.
   Бирюза стала стекать по стенам пурпурно-фиолетовыми волнами, когда «Григорьев» подошел к хрипящему Андрею. В его маске, застывшей гневом, уже ничего не могло испугать мальчика, Андрей видел только свои слезы и тело отца в них – щемившее сердце недвижимое пятно. Сердце, которое колотилось на разрыв от безумного отчаяния, охватившего его после такой гибели капитана. «Нет моего места в этом мире, поскорее бы уже все закончилось», – закрыл глаза мальчик. Холодная катана иглой вонзилась ему в горло. Теплая кровь наполнила рот…

Глава 2

   – ДНК ее не совпадает с ДНК капитана, как же она может быть его матерью?
   – Вот поэтому она и считается главным подозреваемым.
   – Не понимаю, для чего тогда нужны еще улики, могли бы сразу арестовать и крутить ее как вздумается.
   – Есть опасения, что она не раскрутится.
   – Эта бабка? Ха! Да кто она такая? Мы же ее сознание перенесем на винчестер и взломаем всем хакерским отделом.
   – Гена, специалисты как раз и считают, что бабуля может порушить наши системы в случае переноса сознания. Ведь если она шпион, то янки, наверняка, заложили в нее механизмы ликвидации данных. Никто не знает, что это за механизмы, поэтому риск очень велик. Мы попробуем сначала найти физические следы миссии, прежде чем лезть к старушке в голову.
   Офицеры ФСБ разделились, обходя неприметный одноэтажный домик на берегу заледеневшей бухты. Мартовский ветер трепал их волосы, колол покрасневшие уши с гарнитурой радиосвязи. Гена не без труда приподнял воротник, укрываясь от хлестких порывов.
   – Держи дверь, – треснуло слева в наушнике. – Я смотрю окна.
   – Принято.
   – Круг на ушах ходил от рассказа Грэма, когда он все это рассказал, – донеслось справа. – Как же нам еще было поступить?
   Андрей открыл глаза и тут же их зажмурил. После мрачно-кровавых закутков «Персея» резкий свет надавил ему на лицо, мурашки забегали по щекам.
   – Все правильно, Цез, ваша проверка была уместна. Надеюсь, Круг сделал правильные выводы.
   – Да, эту операцию они очень высоко оценили. Поймать демиурга хаоса… Знаешь, Рауд, ты мог бы предупредить о своей разработке. А то тринадцать лет на Земле, а никто не в курсе, что ты там делал.
   – Ну, Цез, тринадцать лет для космоса – мгновенья, я ведь только вчера с заставы вышел. Разве не так?
   Андрей в ужасе распахнул глаза.
   – Заднее окно открыто, я вхожу, – раздался в шуме ветра голос напарника. Гена для надежности помял рукоять пистолета и прицелился в центр двери.
   – Черт…
   – Что там?!
   – Наступил в липкое… Хр-р-р.
   – Кровь?! – Гена испуганно сжал пистолет.
   – Нет… варенье… Черт!
   – Что еще?!
   – Кизиловое.
   – Я иду к тебе, – фсбшник нервно заткнул пистолет за пояс и собрался огибать дом.
   – Стой, – захрипело в ухе. – Что-то здесь не так.
   «Не может быть, что расправу над ним и отцом устроил Рауд», – Андрей встал с белой кровати и гневно осмотрел комнату. Но она выглядела такой девственно белой, что гневу не за что было зацепиться. «Как же так, я – мертв или не мертв? Где дверь?».
   – И почему вы всей командой облачились в самурайские доспехи? – как ни в чем не бывало спросил Цез за стеной. – Какой-то странный выбор для операции под водой, не находишь?
   – Это был привет демиургу. На Земле он неоднократно погибал от рук самурая в компьютерной игре.
   – Рауд… Да ты еще и драматург, – замурчал Цез.
   – Драматург порядка, да.
   – Выпустите меня немедленно! Откройте дверь! – забарабанил отчаянно в стену Андрей. Голоса смолкли.
   Дверь с грохотом отлетела в сторону, пластины с петлями безвольно клацнули и повисли на вырванных шурупах. Гена резко все обшарил по периметру дулом пистолета, готовый сиюминутного пристрелить любого, кто кинется на него из-за угла.
   – Ну какого хрена ты делаешь? – простонал наушник.
   – Выполняю свою работу, – сухо огрызнулся чекист и осторожной поступью стал двигаться внутрь комнат.
   В глубине что-то засвистело. Гена вскинул оружие и бегом устремился на звук. Дом показался больше, чем можно было подумать: маленькие темные комнатки насаживались одна на другую. С ходу оперативник врезался ногой в кровать, торчащую в тусклом проеме: «Ма-а-ать…». Сжав от боли зубы, перепрыгнул через тумбочку, наступил на алюминиевый таз и поехал в сторону, запутался в рукавах висящего халата. Звук между тем усилился. Геннадий отбросил от себя грабли с лопатой, ввалился в серый коридорчик, прижал руки с пистолетом к груди, с колотящимся сердцем досчитал до пяти и… оказался на кухне, где через цветочные занавески пробивался утренний свет. На плите свистел чайник.
   – Ее здесь нет, она ушла, – глядя с сожалением на Гену, буркнул напарник и стал дальше очищать ботинок.
   – Смотрите, кто очнулся, – Андрей вздрогнул от грубого голоса слева. Он повернулся и увидел массивного воина в латах. Тот ткнул в ноги двуручным топором так, что сотряслась комната. – С добрым утром, мальчик-хаос.
   В образовавшуюся рядом дверь заглянула голова в шлеме.
   – А мой еще спит. Повезло мне с арестантом.
   – Кто вы? – едва сдерживая слезы, проговорил Андрей. Мысль о том, что Рауд оказался предателем с изощренным чувством юмора, пошатнула под ним пол посильнее гигантского топора.
   – Мы те, кто отправит тебя в Круг для немедленной казни, Кес. Дождемся пробуждения твоего отца и сразу двинем. Сейчас принесем поесть. Или ты не голоден?
   – То есть отец жив? Или подождите… Что это за место?
   Латник ухмыльнулся, переглянулся с головой и шлепнул лапой по косяку. В то же мгновенье в крахмальных стенах побежали ручьи кладки, переворачиваясь выщербленным кирпичом. Белесый пол смыло волной, и остался мшистый булыжник, так, что Андрей непроизвольно поджал ноги. Лязгнули цепи под потолком.
   – Это тюрьма, – гаркнул воин и разразился низким хохотом. Голова задергалась в такт.
   «По подозрению в совершении диверсии разыскивается Медина Екатерина Михайловна. На вид около 60 лет. Волосы прямые, с проседью, глаза светло-голубые… Последний раз ее видели в приморском ЗАТО Большой Камень…», – Колька вскользь полоснул себя ножом по пальцу и подпрыгнул от двойного ошеломления. Капли крови хлопнули по кухонной плитке.
   «Спецслужбы связывают исчезновение женщины с расследованием дела о трагической гибели атомного подводного крейсера «Персей» в водах Тихого океана. Напомним, подлодка…», – Колька смотрел на знакомые черты лица во весь экран телевизора и не мог поверить в происходящее. Рана стремительно стала саднить, он зажал ее большим пальцем. «Как же так? Что произошло? «Персей» погиб? И причем здесь андреева бабушка?».
   На экране замелькали кадры с вероятного места происшествия: катера, люди, непонятные обломки, барражирующие вертолеты. «Всем, кто располагает какой-либо информацией о нахождении Мединой Екатерины Михайловны, просьба связаться по телефону…». Раздался звонок. Колька не сразу заметил, как в телевизоре затрепыхалась тревожная трубка. Он кликнул «ответить», и тотчас на экране вместо бабушкиных глаз расплылась тушь рыдающей Лизы. Бесцветный голос диктора сменился ее душераздирающим криком.
   – Андре-е-ей погиб!
   – Да-да-да, – забубнил толстяк, нервно бегая глазами и соображая, что больше болит – прикушенная от лизиного вопля губа или обрезанный палец. «Погиб? Андрей?!», – добрались до него, наконец, слова.
   – Нет! Что ты, Лиза, это ерунда…
   – Ну как же? – задрожали изумрудные глаза. – Он был там, на лодке! Кого ты обманываешь, Коля?!
   – Да, был… Но… Ничего еще не ясно. Там с ним отец, они могли спастись.
   – Ах! – всплеснула Лиза руками и отключилась. На экране счастливая женщина стала предлагать интеллектуальный матрас с пятью режимами сна.
   – Просыпайся, чертов морской волк! – забарабанила голова в отцову камеру. Это был воин, похожий на охранника Андрея. Он отворил дверное окошко и крикнул так, что эхо забилось в судорогах между стен. – Последнее утро для тебя, моряк.
   Андрей не удержался от обиды, загорчившей горло, и кинулся беззаветно драться с надменным стражником. Однако перед ним тут же вырос его надзиратель. «Куда?!», – заорал он. Мединские кулаки на полном ходу врезались в металлическую кирасу, и, издав сильный грохот, запылали белым пламенем. Мальчик отлетел назад и ударился об стену, с головы до ног его пронизала нестерпимая боль. Казалось, она должна была парализовать сознание. Однако, наоборот, очень быстро возникнув, она переполнила изломанное тело Андрея и с треском устремилась обратно. «Через руку», – грозно встал Медин и полыхнул в охранников фиолетовой молнией.
   Заряд молотом жахнул в их латы, отскочил в потолок и расслоился на тонкие сиреневые ветки. Сверху посыпалась мелкая пыль, откололась кладка.
   – Наивный, – залыбился лицом, испачканным в каменную муку, андреев страж. – Твои несчастные инверсии на нас не действуют. Демиурги порядка нейтральны. Мы вне этой темно-светлой системы. Мы ее только стережем.
   Клацнув белыми зубами, он приподнял сверкающий топор и огромной скалой стал надвигаться на мальчика.
   – Оставьте его, – рассек коридор холодный голос.
   – Командор, командор, – вытянулись в струнку охранники. Андрей тяжело поднял взгляд и увидел двух паладинов: белого – в изящной броне с серебристым рисунком и черного золотовязного – будь он проклят, Рауда.
   – Ребенка накормите, и готовьте к отправке в Круг, – без капли эмоций приказал белый, – отца его отправим позже. Рауд еще проведет с ним беседу.
   – Ну вот, хулиганье, – принес стражник миску с баландой, когда Андрея затащили обратно в камеру. – Ешь и собирайся. У нас времени – двадцать минут, потом перемещаемся. Слава Кругу, беспорядок, наконец, прекратится.
   Андрей с отвращением посмотрел в тарелку.
   – Вы считаете, я ему причиной?
   – А кто же?
   «Да, сейчас можно говорить, что марианский инцидент едва не поставил мир на грань уничтожения. После вероломного расстрела «Персея», российские баллистические ракеты остановили свое развертывание за несколько секунд до старта. Орбитальная группировка США к тому времени уже держала в лазерном прицеле эти пусковые установки, а русские истребители успели выстрелить по американским спутникам, но в последний момент отвели заряды. Все благодаря дипломатии, усилиям двух администраций…», – Лиза выключила телевизор и склонила голову на спинку дивана, устремив безжизненный взгляд в окно.
   Именно в это окно, как рассказывают родные, совсем недавно попала молния, после которой жизнь девочки кардинально изменилась. Молния странная – небесно-голубая, с озорными искринками, воздушно-белыми, не сжигающими, но переворачивающими все внутри. Не убивающими, нет, даже стекла не тронувшие, но сильно меняющими суть. В Лизе поэтому и стало все иначе, так, что она даже не помнит, как было раньше. И главное, не хочет помнить, потому что теперь в жизни все стало значимее и цельнее – словно к ее душе добавили недостающую часть чего-то светлого и легкого, тянущего вверх и вдаль. Так, чтоб обхватить земной шар, увидеть людей, пронестись над ними, выбрать кого-то, приблизить, найти прекрасное, вместе обсудить это и порадоваться. Здорово!
   Как это было с Андреем, замечательным мальчиком, одноклассником, другом, тайным покорителем ее девичьего сердца. Нет, она нигде не встречала такого проникновенного взгляда зеленовато-голубых глаз. Не забыть ей теперь их никогда, – аквамариновая игла больно и нежно вышила сложный узор из ее растрепанных чувств.
   – Тук-тук-тук, – «постучал» по воздуху дверного проема Васнецов-старший, – Лизонька, к тебе опять пришел этот мальчик… Который в солнцезащитных очках.
   – Андрейка! – подскочила девочка с дивана и бросилась в прихожую, вспоминая то роковое, новогоднее появление Медина. «Все-таки жив! Я знала», – перед глазами предстал любимый образ в куртке милитари и шапке с бубоном.
   – Привет…, – возник на лестнице толстяк.
   – Эм…, – осеклась Лиза, и радость непроизвольно слетела с ее лица. Опешивши, она дважды отразилась в темных колькиных очках.
   Тот растянул искусственную улыбку до самых ушей и принял вид лучезарного фермера. «А хотел ведь ковбоя, – сплел он короткие пальчики. – Ну ладно».
   – Пришел, поддержать тебя, Елизавета. В горести.
   – Коля, все нормально. Спасибо, не надо.
   – Ну как же, Лиза, это наша общая беда.
   – Да…
   – Я пройду? Если ты не против?
   – Конечно, проходи.
   – А это вы, молодой человек, были у нас на Новый год? Когда все так скандально закончилось? – лизин отец сильнее запахнул халат.
   – Я? Нет. Что вы, я – другой.
   – Вот как? А я уж было спутал вас. С тем, как его… Лизон?
   – Нет, папа, тот был Андрей, а это Коля, наш сосед. И тоже одноклассник.
   – Так вы уроки делать будете?
   – Почти… Иди туда, вон там мой уголок.
   – А я и не сразу тебя заметил, – Рауд прикрыл дверь камеры. – Спрятался в углу, оттягиваешь казнь?
   Андрей гневно сверкнул глазами и ничего не ответил.
   – Осталось пять минут. Поэтому буду краток. Это я убил твою и отцову биологические оболочки. Почему – объясню позже. Сразу уясни, для спасения матери тебе все равно бы пришлось расстаться с земным телом. Потому что предстоит проход через черную дыру. А в ней ничего органического не выживает. Теперь ты – в нашем настоящем энергетическом мире, где все окружающее меняется силой мысли.
   Рауд хлопнул по скользкой тюремной стене, и мшистые булыжники десятками верениц закувыркались, создавая уютные обои, линолеум, шторы. Скамья, на которой сидел Андрей, неожиданным образом превратилась в потертое кресло, возникла кровать, полки с книгами, постеры, компьютер… На месте мрачной тюрьмы возникла его родная комната!
   – Впереди тебя ждет перемещение в Круг. Казнь неизбежна, и помочь я не в силах, потому что нахожусь под подозрением. Отправятся с тобой те демиурги, что за дверью. В их исполнении – это 99-процентная доставка к месту назначения. Почти без вариантов, однако есть шанс…
   – Так что, Рауд, посмотрел последний раз на чудо-сопляка?
   – Да, Брин, ничего в нем особенного. Расщеплять даже нечего.
   – Вот и я удивлен, – дверь в камеру открылась, и с топором наперевес зашел андреев надзиратель. – Ого…
   Он слегка оторопел, оказавшись в городской квартире. Словно актер ошибся спектаклем, выйдя не на ту сцену.
   – Интересный у вас антураж. Ну так вот, удивлен, что его так долго искали. Малявка ведь малявкой.
   – Ему отец помогал. Он из темных, изобретательный.
   – Ну да, обоих на плаху. Собирайся, шкет, – Брин снова ударил в пол топором, так, что открылась дверца в шифоньере.
   – Ты держишь фотку Андрюхи у себя на зеркале? – вслух удивился Колька и тут же покраснел от своей бесцеремонности и неприкрытой ревности.
   – А где же мне ее держать? Порвать и выбросить? Как будто не было Андрея? – Лиза облокотилась на стол и строго посмотрела в мушиные глаза Казимирыча. Тот под очками провалился до первого этажа. – Может, уже снимешь их?
   – Да… конечно…, – оголил виноватые щелки Николай.
   – Ты на него совсем не похож.
   – Я и не стремлюсь, пойми…
   Девушка отвернулась к окну и глубоко вздохнула, сцена вызвала у нее гнетущее чувство.
   – Я… он… мы оба любим тебя, Лиза. Ни в коей мере, не хочу подражать… или быть заменой.
   – Разве, Коля? – спросила Лиза у оконного отражения напротив.
   – Да. Я – не он, по крайней мере, внешне, – стыдливо оглядел себя толстяк.
   – То есть внутренне, – девушка обернулась, – в душе…
   – В душе мы – близнецы!
   – Вот как? Я что-то не заметила.
   – Ты что, мы же – не разлей вода! Все приключения проходим вместе.
   – И вместе делите меня?
   – Зачем же так? – Колька ковырнул ногою пол. – Андрею первым выпало любить.
   – Давай-ка, Брин, позволим мальчику обнять отца перед расправой, – черный паладин вышел из андреевой комнаты, прошел вперед и хлопнул по плечу второго стражника. – Всего лишь на минуту.
   – Рауд, это бессмысленные чувства.
   – Я знаю, Тунр, но они же – родственники.
   Замок в соседней камере щелкнул и дверь отворилась. Андрей, подгоняемый топором Брина, поплелся к отцу словно во сне. К этому моменту он уже чувствовал себя полуказненным, стертым из реальности, распыленным в небытие. Речи Рауда про какие-то шансы мало, что значили, он уже не верил ни одному его слову. Рауд для него стал Григорьевым, с подлой линейкой у горла. «Легче было съесть ту баланду, чем выслушать его».
   – Вставай, бравый капитан, – оглушил Тунр ревом, – сына благословлять.
   Мягкий свет из отцовой камеры вспыхнул и поглотил Медина. Замок позади мальчика предусмотрительно лязгнул. Внутри комнаты было белым-бело, здесь никто ничего не придумывал, совсем не фантазировал. Андрей зажмурился от режущей белизны, слезы проступили на ресницы.
   – Папа?..
   – Я здесь, Андрейка, – голос отца оказался домашним и ровным. Мальчик протянул к нему руку и сделал шаг. – Сейчас ты увидишь меня и не вздумай кричать.
   – Тебя что, изуродовали? – демиург приоткрыл глаза и в лоснящихся кругах попытался разглядеть капитана. Большой фигуры он не заметил, покрутил головой, пока радужные пятна не расползлись, и увидел… себя.
   – Да, это я.
   – Но! Как? – Андрей едва-едва не вскрикнул.
   – В этом истинном мире мы можем принимать любые облики. Поэтому Рауд пришел за нами в образе врага. Поэтому я пойду на казнь вместо тебя.
   – Зачем?!
   – Тише, сын, – Медин приставил палец ко рту Медина. – Не спрашивай сейчас. Тебе важно жить, важно спасти мать. Слушай лучше, что нужно делать.

Глава 3

   «Когда я выйду, попытайся стать мной. Сосредоточься, представь мой рост, размеры, вытянись. Сфокусируй внимание на лице – вспомни в подробностях мои глаза, нос, лоб, улыбку. Примерь на себя будто маску».
   – Выходи, Кес, прощание закончилось. Курт к стене.
   «Курт – это мое настоящее имя. Повтори, чтобы отложилось, тебе надо на него отзываться. Когда они отправят меня в Круг, придет твоя очередь. К этому моменту ты должен полностью выглядеть как я, чтобы у охраны не возникло ни малейшего сомнения».
   Псевдо-мальчик вышел, дверь камеры хлопнула, и настоящий Андрей зажмурился. Он сразу представил себя на капитанском мостике подводной лодки. Почему-то именно этот образ хотелось почувствовать сейчас, когда напряжение достигло пика: прямоугольники погон, очерчивающие сверху плечи, планки орденов – над левым карманом, звезды – на рукавах. Он приближает глаза к окуляру перископа, мягкий обод утыкается в обветренные скулы. Ощущается, что они отцовские – рубленные, точно из камня, с колкой небритостью. Глаза орлиные, васильком, начинают высматривать сквозь измерительные сетки вражеские корабли. Спина расширяется, становится крепкой, мундир обхватывает ее с трудом, руки сжимают рукоятки. Поворот влево, поворот вправо – вот и долгожданный противник… Острый слух моряка слышит приближения шагов. Торпеды к бою.
   «Как только они выведут тебя в коридор, тебе нужно напевать вслух любое четверостишье, заканчивающееся словом „Ариадна“. Придумай, это важно. Ариадна – планета, как и Земля, выполняющая функции форпоста между темными и светлыми силами. Тебе нужно попасть на нее. Там тебе помогут снарядить корабль до АХ320».
   – Готово, капитан, твой сынок во власти Круга, – громыхнул позади Тунр, отворив со скрипом дверь. – Собирайся, твой черед.
   У сидящего спиной мужчины нервно дернулся глаз – из василькового он стал аквамариновым, но тут же свечение вернулось назад.
   «Перемещать тебя будут через платформу серфинга в конце коридора, она работает, как и все окружающее предметы, от мысли. Пункт назначения выберут демиурги порядка, а чтобы пленник не вмешивался своими целеуказаниями, на него наденут изолирующий шлем».
   Капитан вышел в коридор, залитый полуденным светом, и прищурился. Щетинки заискрились яркими точками.
   – Руки назад, – за дверью оказался Брин. Он цепко ухватил мединские предплечья и завел их за спину. Щелкнули электронные замки.
   – Ха, рыцари, а кандалы магнитные, – хрипло ухмыльнулся Андрей и удивился своему низкому голосу.
   – Тебе не нравится наша средневековая лирика? – возмущенно ткнул капитана Тунр. – Ты смотри, Брин, какой привередливый у нас воин.
   – Да-а-а, – смеясь, протянул тот. – Глядишь, и наши фотонные ружья его не устроят.
   Латник врезал в сочную от мха стену. Удар кованой рукавицы разметал в разные стороны зеленые клочья, и старые булыжники зашуршали складывающимся домино: стены, пол и потолок снова стали стремительно меняться. Через мгновенья троица стояла в подсвеченном технологическом туннеле с голограммными коммуникациями. Рыцари преобразились в кибернетические организмы с мощной броней и вооружением.
   – Так лучше? – протрещал программным голосом Тунр и мигнул сенсорами.
   «Важно, чтобы при телепортации слово „Ариадна“ возникло в сознании демиурга естественным образом. Подгадай момент. Повлиять по-другому ты не сможешь. Шансы минимальны, но все-таки есть. Иначе окажешься на своей казне. Не подведи меня, сын, пожалуйста. Ведь теперь и наши жизни зависят от тебя».
   Андрей, глядя в мигающие глаза Тунра, вдруг отчетливо увидел приговоренного «себя», распыляемого под действием смертельного луча. Исчезающий отец в образе «Андрея Медина» еще пытался что-то говорить, но лишь открывал рот как умирающая рыба.
   «Ну уж нет, Сергей Петрович! Не бывать этому! Четверостишие, говоришь? Будет тебе! Не зря же я Кекса слушал. Сейчас сочиним что-нибудь».
   Они шли по коридору слишком мало, как показалось мальчику. Всего восемьдесят метров, и, как назло, ничего в голову не приходило. В определенный момент Андрей даже испугался – не изменилась ли его внешность от напряженного представления того, как написал бы нужные строчки Кекс. Что если вместо него между охранниками уже шло что-то среднее между капитаном и рэпером? Медина пробил холодный пот – он забегал глазами в поисках сколь-нибудь пригодных зеркальных поверхностей, чтобы рассмотреть себя. Но ничего не попадалось, только шарообразный купол платформы серфинга неумолимо приближался. И в нем, казалось, уже вовсю полыхал луч приговора.
   Андрей запнулся. В спину больно уткнулось ружье Брина.
   – Что еще? – буркнул тот.
   Медин резко развернулся и увидел в отражении глазных сенсоров себя. С плеч свалился невыносимый груз – с внешним видом было все в порядке, на него смотрел капитан. Обернулся и Тунр, подняв оружие.
   – Прими любой вид, прими любой образ, – вдруг размеренно зачитал пленник. -
   Суть не изменишь, суть постоянна,
   В души лабиринт отправляться не бойся -
   Выведет нитью тебя Ариадна.
   – Чего это? – удивленно спросил Брин спустя минуту общего недоумения.
   – Умирать… так с музыкой, – растянул виноватую улыбку капитан.
   – Хе-хе, – захрипел Тунр. – Теперь понятно, откуда у него столько медалей. Заслуженный певец, значит.
   – Ха-ха, – задрожал броней Брин.
   – Двигай дальше, – посерьезнев, громыхнул Тунр и указал Андрею ружьем на шаровидную комнату.
   – Прими любой вид, прими любой образ… – зашагал Медин увереннее. Впереди была рулетка – попадет он в мысли демиургов «ариадной» или нет. Не только от него одного все зависело, нужна была удача, удивительное стечение обстоятельств. И сам того не замечая, он стал призывать успешный исход, представлять его в голове. Ему казалось, что он видит, как бегут по угловатым дорожкам мысли демиургов, летят матово-голубыми звездочками через сложные лабиринты сознания – последовательные, стройные, целеустремленные точки. И где-то сбоку затаился сторонний огонек – слово, которое Андрею необходимо было воткнуть в этот непоколебимый поток. Так, чтобы никто не заметил.
   – Суть не изменишь, суть постоянна…
   – Ну-ка, наклони голову, артист, – возник перед ним Брин с черным неотражающим шлемом.
   Они уже стояли перед платформой перемещения – большим подсвеченным диском, парящем над полом. Тунр вступил на него, и платформа качнулась.
   – …В души лабиринт отправляться не бойся -
   Выведет нитью тебя Ариадна, – допел Андрей и взволнованно сглотнул. «Как попасть к ним в мысли? И что у них сейчас в голове? Кто будет отправлять? Тунр? Брин? Оба синхронно?».
   Шлем надавил на виски. Он не был тяжелым, но и не был легким, дышать стало трудно, словно заперли в клетку. Медин стал терять самообладание.
   – Поднимайся сюда, – услышал он голос Тунра.
   – Прими любой вид, прими любой образ… – тихо и невпопад начал последний раз читать Андрей.
   – Да-да, – хмыкнул сзади Брин, – скоро примешь.
   – Суть не изменишь, суть постоянна, – голос задрожал, и Медин перестал слышать, что поет. – В души лабиринт отправляться не бойся…
   Тунр саркастично переглянулся с напарником и кивнул на капитана. Брин в ответ пожал плечами и махнул – хватит, полетели!
   – Выведет нитью тебя…
   Лиза открыла дверь и уткнулась в огромный букет роз.
   – С восмыммарта, прекрасная и восхитительная Елизавета, – услышала она из глубины его глухое пыхтение.
   – Что это… кто это?
   Из вишневых роз показался редисовый Колька.
   – Спасибо, Коленька, – девочка нежно улыбнулась и зарделась. Ухаживания Николая были очевидны, но сейчас она не захотела воспринимать их в штыки. Цветы были прекрасны и свежи, в хмурый Женский день своим весенним ароматом они смахнули серую печаль, и Лиза просветлела.
   – Ну… вот, – неуклюже дернул руками обрадованный мальчик.
   – Проходи, я пока поставлю их в воду.
   Толстяк ступил в сумрачный коридор и наткнулся на строгий взгляд лизиного отца. Тот статуей замер при переходе из одной комнаты в другую, свалявшиеся кудри торчали в разные стороны. В своем неизменном халате он выглядел какаду, поднявшим хохолок.
   – Опять ты? – изогнул он растрепанную бровь.
   – Роман Вседолович…, – заплелся Колька, – я…
   – Папа, Коля подарил мне удивительный букет, – Лиза пронесла мимо прозрачную вазу, влажную от воды. – Он такой галантный.
   Васнецов возмущенно поднял плечи, так что закачался на носках.
   – А как же Илья? – он проводил взглядом дочь в комнату. – Не он ли должен был тебя поздравлять?
   – Я… – Колька не понимал, расшнуровывать второй ботинок или нет. Ситуация выглядела негостеприимной.
   – С Ильей все кончено, мон папа, – донеслось из комнаты по-французски.
   – И могу сказать, что он мне никогда и не нравился, – Лиза вышла с розами в вазе и осмотрела их при коридорной лампе.
   – Что значит, никогда? – обе брови Васнецова взлетели вверх.
   – Роман Всеводолович…
   – Он некрасивый, наглый, трусливый грубиян, – выпалила девочка все эпитеты, какие только пришли ей на ум при воспоминаниях о Кабанове.
   – Вот и здрасти, – оттопырил пальцы в махровых карманах «мон папа».
   – Да, – вызывающе бросила ему Лиза, – а ты уже считал его своим тестем? Эту тряпку в хоккейных коньках? Нет уж, спасибо.
   Васнецов хмыкнул от неожиданности и покосился на Кольку в одном ботинке.
   – То есть, хоккеист не нужен, а вот это с цветами – в самый раз?
   – Я – не это, – вдруг твердо сказал мальчик и опустил обутую ногу. – Меня зовут Николай и я защищаю вашу дочь.
   – От кого, карапуз? – в голосе бизнесмена завозились издевательские нотки.
   – От тех, кто хочет сделать ей больно, – Колька понял, что надо уходить.
   – Святые угодники, – наиграно откинул голову Васнецов. – Лиза, что происходит?
   – Не слушай его, Коля. Пойдем, лучше гулять, – он понесла вазу к себе, и толстяк дрожащими пальцами стал зашнуровываться.
   – А кто тебе разрешал, дорогуша? – халат попытался доиграть свою роль до конца. – Я твой отец и я решаю…
   – Сегодня восьмое марта, в конце концов, – вспыхнули в комнате изумруды девочки. Васнецов остановился от неожиданности – такую дочь он видел впервые. Его даже пробрало в загривке от мистического огня в ее глазах.
   – Могу же я хотя бы сегодня не спрашивать тебя? – она вышла в коридор и загадочно улыбнулась. Халат бессвязно хмыкнул.
   С распущенными волосами, вязаным шарфом поверх кожаной куртки и зауженными черносмородиновыми джинсами она выглядела восхитительно. Колька даже забыл открыть дверь – бухнул в нее всем телом, так, что в голове зазвенело.
   Очнулся же он только на улице. Вокруг плыл теплый сон: яркие лучики подмигивали из каждой лужи, переливался птичий щебет, солнце щипало нежно кожу, куда-то делась серость. А рядом… рядом шла цветочная нимфа, сотканная из прозрачных весенних нитей. Такую Лизу он никогда еще не видел. Она была сама природа – свежая, в веснушках и магическом сиянии.
   Сверху что-то просвистело и ударило в проталину, колькино лицо оцарапал неприятный лед. Волшебство рассеялось: на снегу лежал разбитый букет его роз.
   – Госпожа, смотрите, какие прекрасные цветы, – Фло наклонилась и сорвала звенящие белые бубенчики с упругого темно-зеленого стебля.
   – Этот сад не перестает удивлять, – восторженно отреагировала принцесса. Такие цветы она видела впервые.
   – Те золотые тюльпаны, что я вчера нашла, росли у старого тиса, – показала Тэм на пушистую каракулю возле входа в рощицу, – но теперь их там нет.
   – Не наш ли это садовник забавляется? – громко предположила принцесса, чтобы вероятный «виновник» услышал ее. Игривым взглядом она осмотрела верхушки деревьев, будто в их глубине мог кто-то скрываться. Однако безмятежность, в какой пребывал величественный сад, ни одним шорохом не выдала присутствие рядом с девушками кого-то еще.
   – Вы слышали? – вдруг встрепенулась Фло, подняв тонкий изящный пальчик. Принцесса и Тэм повернулись в ее сторону.
   – Голоса! – с тревогой на лице прошептала Фло.
   Все трое вслушались в легкий ветерок, который обнял им золотистые локоны, веточки на кустах колыхнулись в такт дуновений. Среди этих еле заметных движений действительно улавливались чьи-то возмущенные реплики. Но их авторы были так далеко, что разобрать разговор не представлялось возможным. Можно было лишь констатировать, что люди жарко спорили. Девушки переглянулись – жгучее любопытство охватило их одновременно. Принцесса по праву главной кивнула спутницам головой, и они, не мешкая, приподняв полы платьев, стали пробираться по причудливым зарослям в сторону загадочных речей.
   – Ну ты даешь, Тунр! Моряк сделал из тебя дурака! – раздосадовано выдал Брин и, прислонив карбоновую ладонь к шлемофону, оглядел окрестности.
   Они стояли посреди летнего луга, в вихрах буйной травы, вьющихся лентах бабочек и сумасшедших жучков. Вдали из осоковой дымки топорщился королевский лес, а левее от него проступал в небе лиловым силуэтом остроглавый замок.
   – Приехали, – хрипло заключил Брин и опустил руку.
   Тунр молча стянул фотонное ружье и сел на траву. Медин остался стоять в двух шагах от него. Под изолирующим шлемом безумствовал бразильский карнавал – эмоции взрывались фейерверком: получилось! Он смог навязать охраннику свою мысль! Они явно переместились не в Круг демиургов, а куда-то еще! Конечно, не известно, как она должна выглядеть, но, скорее всего, это…
   – Ариадна, – Брин тяжело выдохнул и сел рядом с напарником. – Давненько я тут не был.
   Тунр стал неспешно трансформироваться в прежнего рыцаря. Пока энергоброня превращалась в стальной панцирь, он сорвал травинку, прикусил зубами и стал меланхолично о чем-то думать. По клепаному наплечнику проскакал кузнечик.
   – Мы провалили задание, – наконец, тихо сказал он. – Впервые на моей памяти.
   – Ну… – замычал Брин. – Задержимся слегка. Главное вспомнить, где тут платформа.
   – Ты не понимаешь, – начал повышать голос Тунр. – Для Круга мы уже провалившиеся офицеры!
   – Бывает… – попытался сохранить спокойствие Брин. Но оно тут же испарилось вместе с выплюнутой в него травинкой.
   – Тысячелетия! – заорал Тунр. – Я исполнял свою работу идеально! Понимаешь? Сотни заданий без единой претензии! Ни капли брака! Сложенная в веках репутация! И тут…
   Он вскочил с помятой травы, подхватил ружье и больно ткнул им в черный шлем Андрея, отчего тот скривил лицо и отклонился в сторону.
   – Тут этот!
   Тунр ударил в шлем еще раз.
   – Что это? Зачем это мне? – громко закричал он. – Чем я заслужил?
   – Не повезло все-таки с арестантом, – процедил сквозь зубы Андрей.
   – Ах ты, пыль астероидная! – взвыл латник, и палец его дернулся на спусковом крючке. Брин зажмурился.
   – Прекратите! Издеваться над ребенком! – вдруг сотряслось над поляной. Бурная луговая жизнь на секунду замерла – бабочки пропали, жучки замолкли. Тунр слегка присел. Он осторожно повернул голову налево и увидел перед собой трех неземных существ – прекрасных во всем, за одним лишь исключением: взгляд у них был чересчур строгий.
   – Ладно, – отнял он от мединской головы винтовку. – Никто никого не трогает. Вот.
   Он положил ружье на траву. Брин залыбился.
   – Айрис, детка. Это же мы, демиурги порядка.
   Фло и Тэм стали что-то шептать принцессе на уши. Но та не стала слушать, аккуратно оттеснила их руками и сделала шаг вперед.
   – Значит, вот как вы заняты! Помощи проси – не допросишься. Цез постоянно рассказывает нашим командирам, какие сложные у вас задания. Но теперь, наконец, я и сама их увидела: мальчиков беззащитных пытать – вот все ваши задания.
   Андрей слышал последние пять минут лишь свое бешено колотящееся сердце, с той поры, как Турн стал стучать ему в шлем стволом. Но по мере того, как на поляне появились нежданные гостьи, звон угроз затих, и все внимание его захватил голос прекрасной незнакомки. Не той, что была в кисейном платье из зеленого чая слева, и не той, что горела розовой лавандой справа, а той, что светилась божественно-лиловым светом по центру.
   Он видел ее раньше – во снах, и голос этот слышал, и след аметистовых глаз хранил в голове. Не в сердце теплом держал, а в холоде и в сознании, у самого затылка. Эта девушка была придуманный идеал его, совершенная, без изъянов и упреков, каких на Земле не бывает. Он потому и придумал ее беззастенчиво, что уверен был – это абсолют, недосягаемая вершина творения, предмет поклонения… «И вот она живая», – Андрею на какое-то мгновение стало нехорошо, захотелось вернуть сцену с Тунром и ружьем: там хотя бы было все понятно. А тут перед ним открывался космос: безбрежный, таинственный… и восхитительный.
   – Красавица наша, – гоготнул Брин, – я понимаю, что тебе годков – почти как нам. Но этот тощий морской волк все равно на мальчика не тянет. Других же я тут не вижу? О чем ты?
   – Вот вы, чугунные головы, пленили мальчишку и не заметили. Наше истинное видение не обманешь, мы же самая проницательная раса во Вселенной. Раз вы его не видите, значит, он вас водит за нос, – принцесса подошла к капитану и сняла шлем. В ту же секунду ее аметисты вспыхнули. – Ах…
   Андрея рассекло ошеломление – его маскировку раскрыли. И кто это сделал! Его придуманный идеал, божественное создание, та, которой не может быть. Удар оказался болезненным, в самую сущность – лицо командира подлодки поползло, погоны обмякли, стали стекать и растворяться звезды.
   – Как?! Это та малолетка, которую ждут на казни?! – взревел Тунр.
   – Огог! – ошалел Брин и схватился за ружье.

Глава 4

   Слега закопченный ствол нацелился в грудь Андрея. От него начала сочиться смерть и обугливать сердце. Мальчик отчужденно посмотрел на кончик распылителя и как будто увидел фатальный луч. Тот легко прожег ему грудную клетку, выломал кусочки и врезался в розовый трепещущий комочек. Сердце вздрогнуло от нестерпимой боли и остановилось на полуслове. Медин почувствовал, как еще до начала казни внутри у него умер стук.
   – …согласно основному закону Вселенной постановляю привести приговор в исполнение, – голос Верховного демиурга безжалостно завершил речь.
   По периметру темно-охрового зала вспыхнуло приглушенное свечение, из его глубины проступили капсулы демиургов. Золотые лучи вычертили их схожие контуры, в мерцающих одеждах. Глаза творцов горели умиротворенно. Именно эти величественные фигуры создавали все сущее во Вселенной – половина зажигала звезды, половина – формировала планеты. Энергия, которую они источали, заставляла трепетать пространство. Находясь в центре Круга, Андрей чувствовал ее могущественное колебание на своем лице. Стук его сердца по сравнению с этим пульсом мироздания был ничтожной царапинкой. Внезапной помехой на гармоничном поле бытия.
   «И теперь ее предстояло устранить, – ощутил Медин всем телом жесткое кресло, в котором он скоро должен был распасться на молекулы. – Что ж, пусть так». Он вдавил затылок в подголовник и расслабил плечи. В конце концов, таковой была его миссия, так подсказывало сердце – принести себя в жертву ради общего дела. Ствол распылителя зажужжал и начал прицеливание.
   – Хотите ли вы что-то сказать напоследок, молодой человек? – донесся издалека вопрос Верховного демиурга.
   Андрей прищурился от наведенных на него лучей, сквозь дымку света он разглядел горящие глаза творцов по окружности. Огни были не злые и не добрые, а просто любопытные. Казнь демиурга хаоса для присутствующих не являлась чем-то рядовым. Это был особенный акт справедливости – изгнание из общей стаи белой вороны, ликвидация дефекта, приведение системы в состояние баланса и понятности. Ведь неясность всех пугала. При всем спокойствии и величии в пламени глаз мелькали тревожные всполохи. «Ну, давай же, скажи что-нибудь такое, – читалось в них. – Чтобы мы точно знали, за что тебя уничтожаем».
   – Я не сделал ничего плохо, – как назло бросил в напряженно-светлое пространство мальчик. – Ни вам, ни Вселенной.
   Всполохи закружились красным вальсом, из ствола распылителя потянуло жаром.
   – Это не аргумент, – непоколебимо прозвучал голос Верховного. – Мы не можем довериться тебе, демиургу, меняющему природу душ.
   – Я никого не менял и не собираюсь этого делать, – все равно остался при своем мальчик.
   – Ложь! – воскликнул голос. – Завершайте с ним!
   Распылитель пугающе щелкнул внутри, с неприятным воем набрал заряд и…
   – Он говорит истинную правду! – распорол пространство топором запыхавшийся Брин. Свечение в зале вспыхнуло, и капсулы с демиургами стали бледными, утратив таинство.
   – Ну зачем свет включили?! – загалдели подростки. Вся романтика дискотеки 8 марта разом проступила желтой реальностью и обшарпанными стенами школьного спортзала. Несколько парочек спешно расцепились, делая вид, что просто так стояли рядом. Как слепые котята, они начали прищуриваться и шарить по сторонам привыкшими к темноте глазами. Девочки, что не танцевали, громко захихикали и принялись обсуждать расцепившихся. Одинокие мальчики, подпиравшие стены, сделали вид, что «и так было скучно, а тут еще свет врубили».
   – Минутку-минутку, – заухал в микрофон Озерский. – По просьбе наших радиослушателей, сейчас поставим композицию «Грустно мне одной в саду зеленом».
   – Фууу! – загудели обсуждавшие других девочки, мгновенно повернув накрашенные личики к Озерскому.
   – Давай «Мертвого клавишника»! – забасили парни.
   – Нет-нет-нет, – легко отбился ведущий. – Сначала «Сад зеленый», потом все остальное.
   Свет в зале потух под многочисленный свист, после чего включилась светомузыка.
   Колька снова уставился на волнующий его силуэт под баскетбольным кольцом. Там сидела Лиза. Она не танцевала, сторонилась девчонок, с которыми еще совсем недавно смеялась и сплетничала. Затянула песню Фекла Новгородская, которую заказала Оля Куцыло.
   Девчонки отвечали взаимностью – обходили Лизу стороной, быстро изгнав ее из своей компании, общались с осторожностью. После известного «случая в морге» у многих закралось подозрение, не сошла ли Васнецова с ума? Кто-то даже предположил, что она давно умерла от удара молнии, а вместо нее в школу начало ходить зомби. К Лизе стали приглядываться: не могло же быть так – жила себе веселая продвинутая девчонка, а потом одномоментно превратилась в молчаливую блаженную курицу. Что-то явно с ней произошло. И пока не станет ясно что, стоило держаться подальше.
   А Колька, наоборот, – очень даже хотел оказаться поближе. Но сейчас, на дискотеке, он и шагу не мог сделать в сторону Лизы. Слишком болезненным было воспоминание, которое не давало ему ни сил, ни воли предпринять какое-либо действие – ее публичный отказ полгода назад и издевательский смех девочек вслед за этим. Переживания, от которых он едва не провалился к центру Земли, не давали ему по сей день выбраться оттуда. Он сидел в яме, хотя и стоял у стены, от которой до его любви было всего двадцать шагов. Но на этом пути расположилась компания «леди», внимательно отслеживающих любые перемещения влюбленных парочек.
   «А мне тряна-а-а-дца-а-а-ать лет…», – завершила протяжно Новгородская, и безмятежная Оля Куцыло, сплясав в одиночку, поклонилась невидимым в темноте зрителям и отошла в сторонку, теребить платочек. Зал тут же взорвался тысячью огней и интенсивной электронной музыкой. Не было слышно даже радостного визга, поддержавшего возобновление драйва. Кислотные полосы пронзили пространство под разными углами. На стене с надписью «Быстрее, выше, сильнее» задвигались лазерные фигуры.
   – А здесь у нас ристалище, – уперла пальчик в голографический прямоугольник Айрис и повернула его ближе к Андрею. – Любят мои воины скоротать время в поединке.
   – Чудеса! – воскликнул Медин. – Мне казалось, что рыцари, эльфы и драконы бывают только в фэнтези. А у вас это все здесь! На Ариадне! Вот удивятся наши космонавты, когда однажды доберутся сюда.
   – Ага, – буркнул Тунр и лязгнул толстой цепью, ведущей к андрееву поясу, – прилетят и увидят газовый гигант. Почище вашего Юпитера.
   Айрис нежно провела цветочной ладонью по подбородку мальчика, чтобы тот отвлекся от неприятных мыслей.
   – Наша планета для землян не представляет никакого интереса. В физическом мире она не пригодна для жизни. Здесь есть только газ и разум в виде ноосферы. Именно в ней и существуем мы. В мире мысли.
   Андрей сжал зубы, вспомнив мрачный финал на «Персее», после которого он стал бестелесным. Да, пожалуй, космонавты ничего не увидят здесь, если только не разобьются.
   – Кстати, мы посылаем землянам послания, – белоснежно улыбнулась принцесса. – Про эльфов, гномов, драконов, изумрудные равнины и заоблачные горы. Правда, они их воспринимают как свои собственные фантазии.
   – Точно, – прохрипел Тунр, – зато металлические каракатицы типа «Вояджеров» считают удачной формой для контакта, хе-хе-хе. И кого во Вселенной эти поделки юных конструкторов могут заинтересовать?
   Андрею вдруг стало не по себе: земная цивилизация показалась в один миг какой-то примитивной, можно сказать, дубовой, не способной к восприятию тонких миров, которыми был насыщен Космос. Однако грустил он недолго – взгляд прекрасной Айрис смахнул его печали, и он смущенно улыбнулся.
   – А теперь, Тунр, я бы хотела остаться с пленником наедине, – она повернулась, и в глазах ее засветились властные огни.
   – Ну, нет, сударыня, – вальяжно переступил с ноги на ногу латник. – Я, конечно, преклоняюсь перед твоим высочеством, но ввязываться в игры с этой шпаной больше не собираюсь. Хватит, уже, один раз попался. На коротком поводке теперь буду держать, до самого Круга. Как только Брин узнает, где тут платформа, мы закончим задание. А ты, если хочешь что-то сказать этому малявке, говори при мне.
   – Как пожелаешь, суровый воин, – провела широким рукавом над столом Айрис. – Рассажу ему про падение Дренвара и Скублака. Про то, как жители этих славных городов были брошены демиургами порядка на растерзание драконами.
   Лицо Тунра в один миг налилось кровью, а глаза сверкнули гневом. Однако он совладал с собой и смог выдавить несколько громоздких слов.
   – Мальчишке необязательно об этом знать… о, прекрасная Айрис. Не знаю, какие цели ты преследуешь…
   – Я хочу поведать ему нашу легенду, благородный Тунр, о мальчике, победившем главного дракона. Но без предыстории, как понимаешь, я не смогу этого сделать.
   – А, черт! – сотряс бородой латник. – Я не желаю этого слушать! Мы выполняли приказы… Эти события в Дренваре… черт. Они сидят во мне занозой. Вся репутация после этого… Эх!
   Он несколько раз яростно дернул цепь, намотанную на кулак, отчего Медину показалось, что он сейчас переломается пополам. «С честолюбием у дяди были явные проблемы».
   – Ладно, бездна тебя поглоти! Вещай ему свои былины, был бы прок. Все равно отправим в распылитель, как бы он не хитрил. Все эти легенды, Айрис, – плод вашего страха перед темными. Но мы контролируем драконов, – Тунр поднял палец вверх, показывая, что все именно так и есть, – они забрались на вашу территорию, но совсем чуть-чуть.
   Он постоял так с минуту, однако понимания в глазах принцессы не нашел, и поэтому взбрыкнул и обиженно запыхтел. После этого торопливо стянул цепь с руки, намотал ее на массивную мраморную колонну рядом и вышел в коридор.
   – Пойду, опрокину пару кружек с твоими мечниками. Пацана сдашь мне через полчаса по описи.
   – Вот и славно, – улыбнулась Айрис, когда дверь за Тунром захлопнулась. Она повернулась к Андрею, и аметисты ее зажглись.
   – Смотрите! Глаза меняются! – едва не ткнул железным пальцем в андреево лицо Брин. – Неслыханная дерзость.
   Капсулы демиургов снова затеплились глубинным свечением. По Кругу закружил настороженный шепот.
   – Кто ты?! – с металлическим раздражением спросил Верховный демиург.
   Брин ухватил мальчишку за грудки и приподнял над креслом. Голова Медина откинулась, и глаза прочертили светло-васильковые борозды.
   – Отвечай, – прошипел латник.
   Но ответа не последовало. Вместо него подросток нагло ухмыльнулся и стал неравномерно увеличиваться в пропорциях: расползлось лицо, в разные стороны выдвинулись плечи, руки и ноги приняли взрослые размеры. В рукавице Брина вдруг оказался капитан ВМФ.
   – Дьявол! – отшатнулся рыцарь. Моряк ударился о кресло.
   – Кто это еще?! – с большим возмущением окрикнул Верховный.
   – Это отец демиурга хаоса. Курт Темный, – сказал Брин и отступил во мрак.
   – Вот как? Что же ты тут делаешь, Курт… Темный? – голос Верховного демиурга завибрировал в каждом миллиметре окружающего пространства.
   – Спасаю сына, – твердо ответил Сергей Медин.
   – Какое безрассудство – так жертвовать собой, – драматически возопило пространство. – Мы же все равно его поймаем.
   – Попробуйте, – предложил капитан и скучающе огляделся.
   – Ты сомневаешься, тщедушный?! Решил испробовать луча?!
   – Этого? – моряк потыкал теплый распылитель. – Так я почти его отведал.
   – Наглец! Ведите его к Лишнему! Обоих будем изгонять.
   – Вот так и встретились два одиночества! – нарочито грубо прервал тишину Мишка Волчек, выкрикнув в сторону уединившихся на подоконнике Лизы и Кольки. Компания из нескольких девушек и парней захохотала, согнав романтичный ореол с уютного школьного коридора на втором этаже.
   – Мы думали, куда вы делись? – крикливо насадила в коридоре уязвимость Соня Солнцева, в прошлом лучшая подруга Васнецовой. – Неужели по домам разбежались?
   – А нет, – подхватила Юля Канаткина, подпевала Сони. – Толстый предпринял еще одну попытку подружиться.
   На этаже вдруг исчез воздух, дыхание Кольки перехватило, и он выпучил беспомощно глаза, словно его оглушили. Черты лизиного лица посерьезнели, девочка скрестила руки на груди и привстала с подоконника.
   – Ой-ой-ой, – «испугался» Волчек и завертелся перед подружками, – сейчас что-то будет!
   Компания на это отреагировала нахальными смешками.
   – Васнецова, ты – дура, раз променяла Ильюху на этот тюфяк с опилками, – скривила темно-накрашенные губы Солнцева.
   – Ты стала колхозницей, как и он! – прыснула ядом Канаткина.
   – Балалаешники! Пляшите с Куцыло под Новгородскую! – выпалил Сева Селиванов, длинноволосый усатый мальчик, скромный фанат тяжелого металла. Девочки брезгливо покосились на него, но с мнением согласились.
   – Да! – воодушевился этим Селиванов. – Идите обжиматься в коровник!
   В коридоре повисла неприятная пауза. Лиза с Колькой не поняли, откуда у Севы вдруг взялось столько агрессии по отношению к ним, а развязная компашка наоборот наскокам Селиванова в душе очень порадовалась – не мараться же самим. Особенно воодушевился Волчек: бой толстого с волосатым можно был увидеть не каждый день.
   – М-м-м-м, – замурчал он. – Кажется, вечер задался.
   На первом этаже громко заколошматили сэмплы брейкбита, Озерский не дал публике остыть. Послышался девчачий визг, за окнами на снегу заметались разноцветные круги, несколько раз что-то хлопнуло.
   – Ах ты, лохудра усатая! – крик Николая Казимирыча потонул в танцевальном ритме. Было видно, как Селиванов заметался перед бегущим Колькой от стенки к стенке – «друзья» не дали ему скрыться на лестнице. В мелькающих огнях блеснули острые зубы Волчека, захлопали испуганные глаза Канаткиной, поплыл накрашенный рот Солнцевой, взвились фонтаном от удара волосы металлиста.
   Лиза не шелохнулась. Она смотрела, как ее защитник мутузит Всеволода Усатого, распихивает девушек, бьет в лоб неудачно подставившегося Мишку, снова накидывается на Селиванова… Звуки для нее стали приглушены, светомузыка замедлилась, почти остановился снег за окном. Она почувствовала себя бесконечно пустой, одинокой и забытой. Будто коридор с непонятной возней удерживал ее камнем и не давал взлететь к звездному небу, отдаться ему и наполниться светом. Мешал потолок, серые зимние окна, рваный ромбовидный линолеум. «Андрей там, – выдохнула она и уставилась в беленые балки перекрытия. – Ничего здесь не надо, только там». Изумруды замерцали безжизненной тоской.
   Андрей заметил этот загадочный свет в глазах и смутился. Айрис аккуратно притянула его к себе и нежно поцеловала в лоб. Тысяча звезд! Рассыпались от макушки до пят, цепляя лучиками каждую клеточку тела. Мальчик содрогнулся от блаженства: через него прошла восхитительно-нежная энергия Ангела. На секунду его взгляд затуманился, таких ощущений он не испытывал никогда. На пол упала цепь, которой он был прикован к колонне.
   – Это истинная любовь светлых, – услышал он чарующий шепот принцессы. – Я дарю ее тебе, Кес. Храни ее в сердце и… здесь.
   Она коснулась указательным пальцем его виска, и по нему в разные стороны побежали золотые ручейки. Они вычертили причудливые цветы, ярко вспыхнули и быстро исчезли. Аквамариновые глаза мальчика наполнились глубиной океана: «Ах!»
   – Присаживайся, милый друг, – Айрис широким жестом указала на роскошную софу в цветных подушках, сама же села напротив – в изящный плетеный диванчик. – Я буду молить тебя о помощи.
   Андрей, не помня себя, плюхнулся в воздушные подушки и едва не скрылся в них с головой. Он и так был в полусознательном состоянии, а тут и вовсе утерял с реальностью контакт: всюду играли красками атлас, сатин, парча и шелк в волнах немыслимых ароматов.
   – Что? – не понял он и выглянул слегка. – Молить о помощи?
   Айрис кротко улыбнулась. Медин забарахтался и, наконец-то, смог выбраться наружу.
   – О чем ты, милая принцесса?
   – О тех драконах, что дотла сожгли Дренвар и Скублак. Слушай, Кес, мы им проигрываем по всем фронтам. Драконы прилетают с Кносса, спутника, восходящего по ночам. Он похож на вашу Луну с одним лишь отличием – на его поверхности извергаются сотни вулканов. Лучшего места для драконьего логова сложно представить.
   – Конечно, для людей Кносс все равно выглядит неживым?
   – Да, все как и здесь: есть ноосфера, драконы в ней мыслеобразы, остальное – горы, разломы и лавовые озера. У нас граница проходила: Кносс – темный, а Ариадна – планета светлых душ. Не то, что на Земле у вас, где все намешано. И, кстати, неизвестно, что на Луне еще живет…
   – Действительно, – задумался Андрей.
   – Так вот, драконам стало тесно у себя, и их предводитель Астерий поднял армию на захват новых территорий. В итоге, тьма наступает, мы несем потери. И как ты слышал, Вселенский Порядок не спешит помогать нам. Поэтому… вся надежда на тебя.
   – Меня? – Андрей вдохнул чудесный запах роз, что веял от подушки.
   – Ты удивишься, но есть предание на этот счет, – принцесса поднялась и поспешила к полкам.
   – Нет-нет, я понял, как же без преданья, – Андрей воткнул в подушку нос.
   – Тогда, – красавица намотала на пальчик локон, – план такой: драконы нам не по зубам, придется превратить Астерия в светлого!
   – Отлично, а остальные змеи сами разбегутся?
   – Ну… – она почесала макушку и виновато улыбнулась, – на этот счет пророчества молчат.
   – Эй, Тунр! Ты ли это? – мечники принцессы, завидев демиурга, сидящего за пинтой эля, не преминули затеять разговор. Науськанные фрейлинами Айрис, они выполняли ее важное поручение – отвлекать охранника Андрея как можно дольше и изобретательнее.
   – Я – Тунр, а кто ты – мне, знаешь ли, дела нет, – латник надменно хлопнул кружкой по столу и, не глядя на окликнувшего, стал собираться во дворец – общаться он ни с кем не хотел.
   – Так-так, а что вам, трусам-демиургам, здесь понадобилось?
   – Что?! – Тунра разразило гневом. – Кто тявкнул это? Ну-ка, покажись!
   Он выхватил меч, и разъяренно зыркая, стал вглядываться в лавки, с которых на него в ответ уставились десятки бородатых лиц.
   – Молчите, дохляки? Не зря вас астериксы жарят. Лишь в спину можете кричать. Давай, поднимайся тот, кто трусом обозвал меня.
   Все сорок мечников встали из-за столов. У Тунра дрогнул глаз.
   – Ну ладно, – хмыкнул он. – Не я это затеял. Пошла потеха…
   Он заорал, как будто бахнул гром, и бросился рубить. Солдаты Айрис кинулись навстречу.
   – Пора, – принцесса отпустила занавеску, – мы выйдем через черный ход.
   Она взглянула на Андрея и опустила застенчиво глаза: «Как здорово, что ты у нас. Я даже не рассчитывала. Такой красавец… и все же еще мальчик».
   – Я… – Медин покраснел. – Сам не ожидал. Что ты такая… можешь быть взаправду. Мой идеал. Однажды Кольке, другу моему, я о тебе сказал.
   – Серьезно?
   – Ну, там было ощущение, что ты в каком-то мире есть. Вот интересно, как он там? И что у Лизы…
   – А это кто, мой Кес?

Глава 5

   – Как зовут-то? – Лишний хамовато окрикнул пленника, попытался подойти поближе, но врезался в невидимую перегородку между двумя камерами. – Дьявол…
   Он потер нос рыхлого лица, но не земляного, а фантомного, которое осталось после неудачной миссии на Земле. Капитан оглянулся.
   – А-а-а, Ку-у-урт, – залыбился демиург и отнял лапу от ушибленного места. – Неожиданное место для встречи, да?
   Медин равнодушно оглядел чудище, снял шинель и бросил ее на тюремную койку. Отвечать источнику своих бед ему не хотелось. Было желание наброситься и задушить Лишнего, но изолирующие стены не позволили бы этого сделать. Да и убить, по правде говоря, не получилось – энергию любой души мог рассеять только распылитель.
   – Присаживайся, – склонился в юродивом поклоне «земляной». – Чувствуй себя как дома.
   Не обращая на него внимания, капитан поставил табурет рядом с прозрачной стеной и сел спиной.
   – О-о-о, гордыня разрушающая, – протянул лапки к мнимым небесам Лишний, – все проблемы из-за тебя. Ты будто знаешь, как лучше надо, что хорошо, а что плохо. Проводишь постоянно линию. И если кто-то или что-то осталось вдруг за ней, спешишь поставить крест, предать анафеме…
   – Изгнать, – театрально поставил он точку, и, не двигаясь, покрутил глазным яблоком, изучая реакцию Медина. Тот, не меняя позы, достал из левого кармана кителя расческу и поправил прядь.
   – Ну да! – трагически согнулся Лишний, – ты можешь презирать меня. Но я-то что? Для всей Вселенной ведь старался, хотел порядок навести! Твой сын – дефект! В нем вся беда! И ты об этом знаешь. Таких всегда стремились убивать. А я как все…
   Медин гневно обернулся.
   – Что? Что не так? – затрясся Земляной. – Законы надо соблюдать. И не коситься на меня. Ты лучше б Лайт на верный путь наставил, когда ее сынуля инвертнул. Забыл? Что нужно поступить иначе? Убей мы мальчика тогда, представь, как здорово бы жили: ты – видный темный, не моряк, болтающийся в ржавой лодке на Земле, спаситель Мира. Глядишь, и демиургом мог бы стать… Хотя, нас, темных, в Круге и так переизбыток.
   Капитан поднялся, засунул руки в карманы и заходил по своей половине.
   – Ну точно! – Лишнего внезапно осенило. – Ты, Лайт и я, все темные, могли бы Круг перевернуть! И сделать его нашим! Темным! Но как?..
   Он забегал глазами в предвкушении близкой разгадки.
   – Пропорции… если посчитать вот так… деление Мира, сорок восемь областей, с учетом сохранения энергии… И если светлых всех согнать…
   – Эту задачу я предлагаю вам решить дома, – одним кликом закрыл школьный журнал Валерий Эдуардович Кораллов, и урок физики тут же завершился западающим на один такт звонком. Радостный ропот прокатился по классу и смешался со стуком поднимающихся крышек парт.
   – Васнецова – коза! – выкрикнул Мишка Волчек с заклеенным носом и быстро скрылся в коридоре.
   Куцыло большими глазами уставилась на Лизу, чтобы увидеть, как та заплачет. Примеру Оли последовали еще несколько девочек и Виталик Моталин. Солнцева с Канаткиной быстро засобирались, и только выходя из класса, зло ухмыльнулись. Лиза, опустив голову, засунула в сумку планшет, линейку, электронное перо, но… слезы все-таки сдержала. Лишь дрожью пыхнули зрачки, и над нижним веком проступила тонкая блестящая полоска.
   – Ну чего уставились? – замычал на зрителей Колька. – Шоу для вас что ли?
   Куцыло показно оскорбилась, закинула рюкзак на плечо и заторопилась прочь из кабинета, синхронно за ней отправились и другие. Моталин остался стоять. Колька осторожно потрогал Лизу в попытке подбодрить. Она нервно ответила ему улыбкой и вышла за остальными.
   – Да не обращай внимания, – догоняя, пропыхтел толстяк. – У этого Волчека пустая башка, бей его не бей, все равно будет обзываться. Такая противная натура, лишь бы побесить.
   Лиза ничего не ответила.
   – Над тобой вот Мишка издевается, а Андрюху в свое время Григорьев доставал, вот где был маскарад.
   Девочка резко остановилась и повернулась к Кольке.
   – Скажи, – ее голос осип от горечи, – ты веришь, что он погиб?
   – Ну… – надул розовые щеки Казимирыч. – Я думаю…
   – То, что его больше нет, – лизины губы дрогнули, – веришь?
   Мальчик растерялся. Ему еще ни разу в жизни не приходилось держать ответ перед девушкой с распахнутым сердцем, когда оно колотилось перед ним, в протянутой ладони. Он давно привык к напудренным фасадам одноклассниц, через которые пробиться было невозможно. Что они за этими вывесками хранили так внимательно, какие сокровища, сказать было трудно. Но всякий раз при общении приходилось краснеть, заикаться и беспомощно отступать, с ощущением того, что недостоин секретов внеземных королев. Тут же в один миг перед ним оказались нежное лизино нутро и огромные распахнутые глаза с бездной тоски. От такого любой бы оторопел.
   – Я не верю. Он жив, – только и смог ответить толстяк.
   – Но как?! – застонала Лиза.
   Колька не мог долго смотреть на ее печальные изумруды, поэтому опустил голову и осторожно выглянул исподлобья.
   – Он же деймимур.
   На лице Васнецовой возникло подобие улыбки, и она отвернулась, шмыгнув красным носом.
   – Я тоже так думаю, – тихо донеслось до Казимирыча. – Он не умер. Он где-то есть.
   – На Земле, Ариадне или АХ320 можешь смело использовать этот корабль, он не подведет, – взмахнула рукой Айрис в сторону висящей над поверхностью изысканной каравеллы. Нос судна украшала точная копия принцессы в резных цветах, листья от которых закручивались сложными узорами по всей длине бортов. Точеный корабль парил в сиреневой дымке, рассыпая мягкие лиловые искры и источая волшебное успокоение. Медин в полусне поплыл навстречу каравелле, но девушка придержала его за руку и опустила на землю.
   – Не торопись, сейчас поднимемся, – сказала она и подала незаметный сигнал.
   С палубы зашуршала цветочная лестница и плюхнулась вниз, взлохматив пушистый туман.
   – Тебе нравится? – принцесса заглянула в андреевы глаза, затянутые сиреневой поволокой.
   – О, это чудно! – мальчика пронизали лучи счастья. – Твой мир прекрасен, эти люди, леса, поля, сооружения – все прекрасно! Я без ума от красоты вокруг, от чистоты и глубины твоей, от прелести. Я… потрясен.
   – Ты хотел сказать «влюблен»?
   Андрей запнулся и опустил глаза.
   – Пойдем, – принцесса взяла его за руку и повела наверх. – Это «Нить», мой флагман. На ней мы поплывем до Кносса.
   Андрей провел подушечками пальцев по лепесткам перил, и затянулся глубже воздухом, насыщенным пыльцой. Его внутри рассыпало на мелкие кусочки. Каждая из частиц пропиталась ароматом, вибрирующим точно северное сияние. «В сказочные края, – подумалось вдруг Медину. – Конечно! Мы полетим на корабле туда, где начинаются все сказки! Ведь только там можно найти истинное счастье!»
   – Нет, милый друг, – услышал он отрезвляющий голос Айрис. – Чуть позже в сказку полетим. Сначала надо нам с Астерием покончить.
   – Как? – тряхнул головой мальчик, пытаясь рассеять туман. – Я говорил сейчас все это вслух?
   – Не то чтобы, – заулыбалась девушка. – Но я тебя услышала. Я проницательна и вижу все насквозь. В том числе, твое сознание.
   Лицо Андрея посуровело, внутри все охладело. «Как?!», – возникла мысль, и дальше думать стало страшно.
   – Ой, ты сжался весь, мой Кес, – принцесса попыталась приобнять мальчика.
   Но Медин отстранился, неожиданная открытость его смутила, смешала мысли, чувства, тут еще пыльца…
   – Я удивлен…
   – Ты все-таки хотел сказать «влюблен»? – снова повторила Айрис. Ее глаза коварно заиграли.
   – Да, я влюблен… и даже больше, – Андрей стал тереть ладонью лоб. – Я стал не я, я будто растворился. Я здесь вокруг. Я стерт, растоптан, я весь твой.
   – Он растворился в замке, это все принцесса…
   – Довольно! – оборвал оправдывающегося Тунра Верховный демиург. – Цез!
   Голос раздраженно обратился к белому паладину с серебряным узором на груди.
   – В чем дело?
   – Мы все исправим, сир, в кратчайший срок.
   – Немыслимо, – продолжил голос. – Вселенная не может справиться с тринадцатилетним хулиганом! Смешно ведь.
   Цез, Брин и Тунр стояли, понурив головы – под ногами кружила космическая тьма, сверху давило неприятное брюзжание главного.
   – Какие действия хотите предпринять?
   – Отправлюсь лично на Ариадну со взводом лучших бойцов, сир, – предводитель демиургов порядка тряхнул пышным плюмажем.
   – Этих не брать, – отсек Верховный спутников паладина.
   – Всенепременно.
   – Но… – замычал Тунр. – Мой сир, сотни заданий без единой претензии… сложенная в веках репутация…
   – Что-о-о? – начал больно переворачиваться каждый сантиметр пространства Круга. – Вы провалили наиважнейшую операцию за все ваше существование! Все остальное меркнет. Забудьте! Выбросьте на свалку! Отправляйтесь патрулировать элементарные миры.
   – Сир, – Цез приподнял блестящий палец вычурной перчатки и улыбнулся в исковерканную тьму. – Это уже моя компетенция.
   – Да-да, веди их прочь, солдат, – согласился главный. – Мне надо уже работой заниматься – сверхновые в скоплении Гуся вот-вот родятся.
   – Пойдемте, гуси, – с сожалением выдохнул Цез и подтолкнул Брина к выходу. Тот своротил с места побелевшего Тунра и поволок его глыбой в мартовскую ночь.
   Из созвездия Персея яркой вспышкой пролетел метеор в соседнюю Андромеду. Лиза приподняла голову, в этот поздний час ей не спалось. «Сегодня звезды больше, чем обычно, – с тихой грустью отметила она. – Красиво». По затылку пробежали белые мурашки, ей стало холодно. «Одна, совсем одна и лунное окно, – она опустилась в остывшую ямку подушки. – Почему же образовалась такая мертвящая пустота вокруг? Пропал Андрей? Но раньше он не волновал. Была другая жизнь – подружки, шмотки, штрудели в кафе, Кабановы и клубы. Илья психует как девчонка, полиция, курган… Ах, да, конечно, морг! От той истории душа окоченела. Вот где кошмар! И, может, я сошла с ума от этого всего? Ведь до сих пор знобит, бррр… И люди это чувствуют. Я проклята».
   От осознания, что прежняя жизнь умерла и осталась в старом городском морге, Лизу вдруг пронизало чем-то острым, и сердце сжали фаланги костлявых пальцев. «Проклятая – вот новые реалии в большом промозглом городе, где никого не осталось, кроме толстого неуклюжего мальчика, веснушчатого и заикающегося», – перед ней поплыли надменные лица Волчека, Канаткиной, Солнцевой, Григорьева, хлопающей ресницами Куцыло, водящего сигаретой Кирилла Кабанова и капающего слюной Оглоблина. Под конец возникла нескладная физиономия Кольки – с виноватой улыбкой. «Ну нет, – Лизу скривило, словно она съела лимон, из глаз брызнули слезы. – Что же со мной сделали в ту новогоднюю ночь?»
   Звезды на небе увеличились в несколько раз и превратились в блестящие аквамарины. Вокруг проступили контуры знакомого лица с болезненной заостренностью, тонкие виноградные губы и черные взъерошенные волосы.
   «Андрей», – она приподнялась, потянулась и вдруг поплыла к окну. Не сама – ее тело осталось лежать в кровати, – полетела, наверно, душа. «Как интересно! – воскликнула девочка, но не голосом, а мыслью. – Забавное чувство: я тут, и я там». Она оглядела себя со стороны, и неодобрительно скривила губы – больничная еда не пошла фигуре на пользу, по возвращению придется переходить на кефир и фрукты: «Представляю, что думают обо мне мальчики…»
   «Хи-хи», – донеслось из-за спины, и она тут же вспомнила про Медина, к астральному лицу подкатил астральный жар: «Вот зараза!». Она обернулась и увидела, что сотканный из звезд мальчик наблюдает за ней с неба. «Андрейка! – она скользнула к окну и остановилась перед ним. – Что, ты думаешь, меня оно остановит?»
   Внетелесное путешествие с одной стороны ошеломило Лизу, из-за чего она на все реагировала с легким безумием, с другой – восприняла порхание внутри квартиры как должное. «Я всегда знала, что мы можем летать. Это чувство постоянно было со мной, пусть и совсем глубоко. Поэтому я знаю, что и окно – не преграда. Ведь так?». Она посмотрела Андрею в глаза, – звезды хитро моргнули. «Хорошо, – она ткнула пальчиком мерцающее стекло и прошила его насквозь. – Ага!».
   Девочка выскочила на улицу и радостно повисла в воздухе. Ничего себе, девятый этаж!
   – У-у-у, – прилетело сверху и, поглядев туда, она увидела, как Андрей растворился в бело-рваных облаках.
   – Медин! Стой! – озорно вскрикнула Лиза и кинулась вслед. – Догоню!
   Она взмыла с такой скоростью, что в секунду оказалась посреди клубящейся седой тучи, недружелюбной и клокочущей. Лицо прочесали жесткие снежинки, и тут же ледяной вихрь смел их в разверзающуюся мглу, ухватив и взлохматив девочкины волосы. Гулко зарокотало небесное нутро, задвигались рукава вьюги, на уши надавило массивное вращение.
   – Где же ты? – девочка огляделась, но кроме серых клочьев тягучего хоровода ничего не нашла. Сверкнула молния, сначала где-то в стороне. Но внутри у Васнецовой екнуло – заряд от нее вибрацией прошелся по каждой клетке. Как будто прояснилось что-то. «Лечу туда», – недолго думала она и тут же оказалась в эпицентре высокой стратосферной бури.
   – А-а-а-а! – ошалелый крик слился со звенящим грохотом от мощнейшей вспышки. Лицо шрапнелью посек тяжелый град. Девочка всплеснула руками и зажмурилась, попрощавшись на секунду с жизнью. Ее охватили боль и ужас: повсюду бесчинствовала гроза, полыхали гигантские молнии, одичавший ветер выворачивался наизнанку и закручивал все вокруг в спираль, без разбора рикошетили льдины, стоял оглушающий вой. Быстро потеряв самообладание, Лиза смирилась с трагической участью и впала в забытье – ее с огромной силой швырнуло в одну сторону, потом в другую, завертело в снежной каше, пронзило холодной молнией и выбросило наружу.
   В следующие мгновения она тяжелым камнем понеслась к земле – в голове засвистел ветер, над нею в бешенстве захлебнулась стихия, а внизу с пугающей скоростью стали множиться огни городов. Девочка посмотрела на них непонимающими глазами – в свободном падении было свое блаженство: если и умирать, то лучше так, чем от яростного града в лицо…
   Стоп, а что с градом? Преодолевая сопротивление хлещущего воздуха, она с усилием дотянулась рукой до щеки, потрогала ее. Внизу стали проступать улицы, задвигались машины, долетели звуки. Лицо было без единого ранения, чистое и ровное, каким было всегда, а, может, даже лучше. «Тогда откуда возникла боль? Ведь градины лупили и попадали точно», – Лиза вернулась в тот момент, и скулы заломило снова. Она поспешно отогнала воспоминания и о, чудо – боль прошла! Перед глазами стали вырисовываться крыши домов, антенны, коробки кондиционеров, прохожие и знаки на дорогах.
   – Это все то, что я сама себе придумала! – внезапно догадалась она. – Конечно, сила мысли! Что же я совсем…
   Рев клаксонов многотонной фуры прервал ее озарение.
   – …А мыслями надо умело управлять, – Айрис сделала акцент на последнее слово и хитро подмигнула.
   Они находились уже на полпути к Кноссу – тот зловещим шаром довлел над кораблем, готов был сжечь его любым из своих вулканов. Но корабль никто не делал из дерева, и уязвимым его вряд ли можно было назвать – ведь он нес на своем борту маленького демиурга хаоса, обладавшего невиданной силой.
   – Которую надо еще как следует применить, – лукаво погрозила пальчиком принцесса.
   Андрей облокотился на резные перила и приготовился пусть и к сладким, но назиданиям.
   – Да-да, – пропела Айрис. – Все, что ты знаешь – это инверсия, и то спонтанная. Напомни, как ты ее использовал?
   – Ну зачем нам это сейчас? – почесал нечесавшееся ухо Медин.
   – Вспомни-вспомни, все в деталях.
   – Ты же медиум, и так знаешь. А для меня это было как во сне.
   – После того, как ты обиделся на Лизу, – начала рассказывать за мальчика его историю Айрис, – ты ожесточился. Я бы даже сказала «офигел», по-вашему, земному. Но ладно-ладно, не возмущайся, Кес. Ведь ты не в курсе, что мог сделать из девушки урода. Спасибо, сработало окно – оно вобрало часть энергии. Стекло посыпалось – ты помнишь?
   Андрей нахмурился.
   – Да, и что? Не будь стекла, и Лиза стала бы другой?
   – Не представляешь кем, таких существ полно в аду.
   – А что, ад существует?
   Аметисты Айрис загадочно сверкнули.
   – Мне нравится и нет, что Лиза тебя мало беспокоит.
   Демиург вздохнул.
   – А что мне толку теперь о ней грустить? Да, я люблю ее, но любит ли она? Большой вопрос. И я ведь умер, бестелесным стал, могу лишь призраком прийти – порадовать ее отца.
   – Смешной, – принцесса кокетливо прикусила нижнюю губу. – А если я скажу, что ты спокойно можешь стать опять материальным? Как раньше. Или даже красивей.
   – А что я, страшный?
   – Опять ты выборочно слышишь. Я говорю, на Землю можешь возвратиться, дурачок. Как прежде Мединым. А хочешь, лизиным женихом. Как там его зовут?
   – Кабан…, – и тут до мальчика дошло. – Вернуться? Снова? И туда же?
   Он огляделся: повсюду космос плыл, горела безмятежно Ариадна, Кносс раскраснелся, в полной тишине скрипели мачты и шуршали паруса. И как отсюда возвращаться?
   – Когда тебя спасала мама, она как темный демиург сотворила тело для Земли – тебе и твоему отцу… А, подожди, еще кому-то, не пойму.
   – Наверно, бабушке.
   – Возможно. Так вот, нет никаких проблем проделать это снова. Был бы знакомый демиург, – принцесса подмигнула.
   – Ну да, к нам Лишний прилетал, с башкой и руками из земли. Его я попрошу. Приду к нам в школу нелепым големом или навозной кучей. Дайана Викторовна, наш худрук, оценит. Ей для постановки «Зомби и бобслей» я точно подойду. А как девчонки удивятся! Какой вдруг Медин стал красавчик!
   – А ты серьезно комплексуешь, – проворковала Айрис. – Там, на Земле. Не ожидала.
   – Да вот еще, нисколько.
   – Да-да, и Лизы тебе мало. Ты хочешь нравиться… сейчас я посмотрю – Канаткиной, Куцыло, ха-ха, и что ты в ней нашел? Так, Солнцевой, Парейко, Мочалиной и Ленской.
   – Я даже знать таких не знаю.
   – Они из параллельного: Мочалина – из «В», а Ленская…
   – Ну, хватит, понял, кто они. Давай поговорим про логово драконов.
   – Ага, так лучше, – согласилась Айрис. Казалось, ничто не может ее смутить. А ведь она знала об Андрее все, и даже то, о чем он сам себе не мог признаться. «Вот это парализовало, вводило в ступор и вообще, – с ужасом признался он. – Теперь любое слово или действие надо было продумывать детально».
   – Ну-ну, мой Кес, зачем так сложно? Я не съем. И никому ни слова не скажу, о тех скелетах, которые ты скрыл. Они у каждого в шкафу, и даже у Куцыло.
   – Серьезно? – встрепенулся мальчик.
   – Так, хватит, про операцию сейчас речь. Тебе вообще-то с предводителем драконов биться. А ты ни разу правильно инверсию не делал. Все на эмоциях, отчаянии и злости. А там все по-другому, добрее и гораздо проще.

Глава 6

   Золотой, плетеный прутик постучал по тонкому краю изысканного фарфора, и янтарные капли разбудили дремавшую гладь утреннего чая. Роман Всеволодович добавил французского меда и стал медленно возить его в густоте чашки, испытующе поглядывая на сонную дочь. Лиза полуприкрытыми глазами рассматривала щедро срубленный бутерброд, отчетливо ощущая на себе воловий взгляд отца. Бутерброд казался ей радушнее.
   – Гммх, – кашлянул Васнецов и отпил глоток из сервизной чашки какого-то русского царя – то ли Михаила Федоровича, то ли Петра III. Он похлопал под столом тапками как цирковой тюлень и уже собрался что-то сказать. Но неожиданно зазвонил телефон голосом Челентано: «Ма перке ту сей ун альтра донна…»
   Лиза зажмурилась, в семь часов утра протяжная лирика ввернулась сверлами ей в уши.
   – «Ма перке…»
   – Да! – хлопнули ковши экскаватора. – Бл… Вася, везите ее на другой склад! Я же вчера говорил, чем ты там слушал?
   Девочка поняла, что это ее шанс не быть мгновенно допрошенной и кинулась откусывать огромными кусками кунжутную булку с корейкой, капающим майонезом и вываливающимися огурцами.
   – Все, давай, я сплю еще, – завершил разговор Васнецов и небрежно бросил заляпанную платиновую трубку между сахарницей и рамекином с джемом. – Так вот…
   Он поднял взгляд на дочь и понял, что «опоздал» – Лиза забила бутерброд целиком себе в рот, и стала похожа на отца. Осталось только шею подкачать и цепь повесить.
   – Я хотел сказать насчет ночи…
   – «Ма-а-а перке…».
   – Да бл… Вася! Сказал же – сплю! Что не понятно… А? Закрыто? И Сиплый не отвечает? Да что ж такое! Да нет, я точно договаривался.
   Бизнесмен отставил петра III и невидящим взглядом посмотрел на распухшую дочь. Его голову забили два важных вопроса – что стало с Сиплым, и почему закрыт второй склад? «Да точно, они еще должны были три фуры к обеду пригнать!».
   Лиза оценила выгодность момента, проглотила булку, додавила зубами кунжут и шмыгнула из-за стола перед остекленевшим Романом Всеволодовичем. Тот уже был мыслями далеко – может, пересчитывал товар в фурах, может, шел по следу Сиплого.
   Весна проступала все отчетливее. По дороге в школу рассвет вычерчивал силуэты домов оранжевыми лучами. Серые стены отбрасывали мелкий бархатный ворс, а окна блестели розовыми младенческими щечками. В воздухе можно было поймать запах чего-то нового, будоражащего и таинственного. Но не спешащего, и накапливающего силы.
   «Вот сейчас бы еще поспать и накопить», – подумала Лиза и посмотрела направо при переходе через дорогу. В горку поднимался старый автобус, везущий рабочих куда-то в мартовскую дымку. «Я успею», – решила она и ступила на проезжую часть. Сколько Лиза шла по дороге – сложно сказать. Но успела. Автобус продолжал подниматься в горку.
   В школе первым уроком значилась физкультура. Девочка заглянула в пакет со спортивными штанами, курткой и кроссовками: такое зрелище надо еще было припомнить. «Когда же последний раз я была на физкультуре? Классе во втором? – Лиза задумалась, будто искала Сиплого. – Хм, может, быть даже в первом».
   И чего отлынивала? Сейчас она с трудом могла себе объяснить. Помнила, что среди подружек не одобрялось бегать потной по кругу, метать гранаты или пинать мяч. «Для Куцыло или Толубеевой в этой лошадиной физкультуре, может, и было что-то нужное, – всплыла в памяти осуждающая Канаткина, – но нам, приличным девушкам, ни пристало в пыли валяться. Кому надо, пусть скачут, а потом воняют на весь класс. Мы же чистенькие с освобождениями нормально время проведем».
   Еще раз поглядев на белые кроссовки, Лиза улыбнулась, глубоко вдохнула свежий воздух и наперекор бывшей подруге твердо решила, что нет ничего прекрасней, чем начать погожий денек с чего-нибудь бодрого и веселого.
   «С гандбола», – надавил на «г» седовласый физрук Поролон, в растянутых трико и с красным свистком на груди. Кандидату в мастера спорта по русской лапте Михаилу Кузьмичу Лютому дали такое прозвище за то, что из списанных школьных матов он вытаскивал пуками поролон и увозил его в неизвестном направлении. Попытки отследить путь Поролона ни к чему не приводили, отчего вокруг физрука витал мистический ореол и легкая ученическая оторопь. Спорить с ним никто не отваживался, поэтому если он говорил «гандбол», значит, все мирились с гандболом.
   Солнцева, Канаткина и Даша Сливова предусмотрительно сунули Лютому под нос медицинские справки об освобождении и, надменно осмотрев «неудачников», особенно Васнецову, удалились прихорашиваться и сплетничать к вкопанным в землю тракторным шинам. Лиза постаралась не заметить колкие взгляды одноклассниц, быстро переоделась во все белое и вышла строиться в шеренгу. Кое-кто из парней присвистнул, из-за чего даже физрук оторвал глаза от классного журнала. Надо сказать, он сначала подумал, что перед ним новая ученица. Однако потом что-то прикинул у себя в голове и снова погрузился в изучение списка класса и учебных планов.
   В мальчиковой части шеренги заходил возбужденный шепоток, в девичей же – повисла пауза: выяснилось, что Лиза выше всех ростом и отодвинула привычно первую Тоню Толубееву на второе место, чуть не задавив ею Олю Куцыло. Та пискнула и возмущенно выглянула из-за тониной ляжки. В хвосте мальчиков в свою очередь ударил фонтан эмоций: рядом с Васнецовой оказался Колька! Он так обрадовался неожиданному соседству, что не смог сдержать дурацкой улыбки. Видя это, Толубеева фыркнула – от кого – от кого, а от Николая Казимирыча она не ожидала легкомысленной измены, ведь стояли они в шеренге вместе ни один год.
   – Так, – подтянул трико Лютый-Поролон. – Времени у нас мало, поэтому без переклички… А ну-ка разговоры!
   Он строго посмотрел в сторону самого высокого Озерского и чуть меньшего Григорьева. Те мгновенно замолкли, будто и не говорили совсем.
   – Играем пять на пять, те из парней, кто посильнее, идут в команду девочек.
   – У-у-у, – загудело левое крыло шеренги.
   – Что такое? – вздернул бровь Поролон. – Определитесь сами, иначе назначу методом тыка.
   – Хорошо-хорошо, я иду, – состроил героическую позу Озерский. – Иначе кто будет спасать этого испуганного белого лебедя?
   В его голосе ярко проступили издевательские нотки. Это был уже не тот Антон, который флиртовал с Лизой до Нового года. Теперь он негласно находился на стороне канаткиных и солнцевых, и на публике всеми силами старался намекать на это.
   – Давай, стрекозел, – грубо осадил его физрук, никогда не входивший в число деликатных людей.
   Ребята, начавшие уже смеяться над шуткой о лебеде, тут же перескочили на стрекозла. Заносчивую ухмылку Озерского смахнуло рукой, и он на подогнувшихся ногах перешел в команду девочек.
   – Ну, кто еще? – упер руки в боки Лютый.
   – Я… – почти сказал Колька, но из строя в этот момент кто-то с силой вытолкнул Виталика Моталина, и тот, промычав что-то несвязное, оказался прямо перед Кузьмичом.
   – Годится, – по-деловому заключил физрук и указал испуганному Виталику на дальние ворота. – Занимай ту раму. Стрекозел у вас в нападении, девочки ему помогают.
   – Вы парни, – он повернулся к кучке мальчиков, – разбирайте позиции сами. Времени урока осталось полчаса, победившей команде ставлю пятерки. Погнали.
   – Толстый! – крикнул Григорьев растерявшемуся Кольке. – Шуруй на ворота. Мы с Мишкой впереди. Селиванов и Русик – страхуют.
   – Эти ворота защищают сотни драконов, – ткнула принцесса в небольшую точку на голограммной карте Кносса. – А другого пути в логово Астерия нет. Поэтому остаются только дипломатические уловки – пробраться под видом парламентеров.
   – Я же не буду с порога творить инверсию, – озадаченно посмотрел на прозрачный шар драконьей планеты Андрей. – Значит, тебе придется о чем-то говорить.
   – Да, мой Кес. О тебе.
   Мальчик вытянул удивленное лицо. Сквозь светящийся Кносс на него хитро уставились аметисты с голубыми отблесками.
   – Обо мне? И что же?
   – Разное: что ты – демиург, и что – хороший куш за прекращение войны.
   Медин побелел:
   – Я – куш?
   – Ну, Кес, – поспешила объясниться Айрис. – Это всего лишь дракону зубы заговорить.
   Андрей почему-то ярко представил огромные клыки крылатого чудовища, сверкающие смертельной белизной: «Ну да, заговорить». Полезли мысли, как он мешается Астерию во рту, застряв вверху у двадцать четвертого премоляра, и нижний – тридцать четвертый – пронзает его насквозь восемь раз, но вытащить его дракон никак не может. Толкает языком и клацает, и скалит пасть, и цыкает на всех. «Нужна, пожалуй, зубочистка», – оценил со стороны картину Андромед. – Размером с кедр, может быть, сосну».
   – В общем, нормально… – разочарованно отметил мальчик.
   – Послушай, – принцесса нетерпеливо схватила его за руку и дернула к себе. – Я знаю, что творю. Пока Астерий будет упиваться нашей сдаче, уступкам, реверансам, моей повинной болтовне, ты можешь спокойно настраивать сознание на позитив, на все то лучшее, что есть в твоей отчаянной башке.
   – Мне сложно вспомнить, – обиженно промолвил Медин. – Все детство я болел. Отца не видел, мать погибла. Лишь только бабушка, а что у нее?..
   – Ну как же, пирожки, оладушки с вареньем…
   – Конечно, это круто, но не то.
   – Как так? – не ожидала Айрис. – Я вижу, что тебе от этого тепло. Ну ладно, вспомни Лизу! Хотя… не надо, с ней накручено всего.
   – Вот-вот, и так я буду пыжиться перед драконом, пока он всех нас не сожрет.
   – Астерий – умный, съест меня одну, – вдруг грустно улыбнулась Айрис. – Тебя использует иначе… Но глупости все это, так не будет. Мы вместе обнаружим в памяти твоей инверсионные моменты – секунды счастья, единения с Миром.
   – Двуногие плывут, – скучающе завыл во тьму большой зеленый змей, стоящий в карауле у ворот драконьего дворца. В буром вареве ядовитых испарений зажглись десятки тысяч желто-красных глаз. У-у-у-у, – загудела долина, и серный туман зашевелился множеством гигантских тел. Трубный вой дозорного отразился от нависающего горизонта и вернулся волной хлопающих крыльев. Драконы проснулись.
   «Нить» проткнула бушпритом натянутый купол неба и вынырнула навстречу стонущему от пожаров Кноссу. Искрами осыпало сердитый лик Айрис на носу корабля, отчего фигура стала выглядеть только отважнее.
   – Ничего не бойся, Кес, – прошептала принцесса, видя, как за окнами каюты разгорается пламя. – Перед Астерием вспомни самые счастливые моменты жизни – как подарили любимые конфеты на Новый год, как впервые получилось ехать на велосипеде, как, лежа на ромашковом лугу, мечтал парить в облаках. Все вспомни – и поймай высшую интонацию своей души.
   Взрыв! Каравеллу взметнуло вверх и резко бросило вниз. Андрей кубарем понесся в дальний угол каюты, краем глаза ухватив полный любви взгляд Айрис. «Какая она все-таки хорошая!», – подумал он и со всего маху влетел во что-то металлическое.
   – Го-о-о-о-ол! – перерос звенящий удар об штангу в радостные вопли откуда-то из темноты. Колька с трудом приоткрыл веки, потому что звездочки боли, бороздя от макушки до подбородка, зажгли щеку.
   – Счет 1:3, – донесся из-за спины хриплый голос Поролона. – Васнецова ты им вратаря убила! Молодчина, девка!
   Метрах в трех от ворот Лизу обнял ликующий Озерский, Тоня Толубеева через Моталина потрепала пухлой пятерней лизины косички, а Оля Куцыло начала истово лупить в маленькие ладоши, упиваясь собственному вкладу в дело команды. Колька снова зажмурился – было больно от того, что делал Озерский, от того, что девочки выигрывали у его команды мальчиков, и просто потому, что, ловя мяч, он влетел головой в штангу.
   – Ну ты мешок с отрубями! – услышал он злой возглас Волчека. – Совсем мяча не видишь? Выходи, пусть Русик теперь стоит.
   – Эй, я не хачу-ю, – пропел в ответ Измайлов. – Колька хотя бы телом что-то закрывает, я же совсем пла-хой.
   – Собрались, собрались! – прорычал Григорьев. – Они пошли в атаку!
   Лиза была потрясена тем, что с ней происходило, изумрудное пламя безудержно вырывалось из глаз. Правда, в пылу борьбы этого никто не видел. А если бы заметил, то крепко задумался – девочка явно выглядела необычно, что-то сверхъестественное проскальзывало в ее действиях. Поролон, считающий себя специалистом по юным талантам, сразу навесил на Лизу ярлык перспективной спортсменки и стал прикидывать, как сделает из нее звезду лапты всероссийского, а может быть даже, мирового масштаба. В поролоновых фантазиях тут же возник олимпийский стадион с десятками тысяч зрителей, поднимающиеся флаги, гимн, вспышки фотоаппаратов – капитан Васнецова с командой стоит на высшей ступени пьедестала, позади в растянутых трико он – заслуженный тренер России…
   «Стоп, почему в растянутых? – возмутился сам себе Михаил Кузьмич, но, поразмыслив немного, так и не смог представить себя иначе, хмыкнул и снова стал следить за игрой.
   – Ну куда ты?! Куда ты отдаешь? – осадил он «со знанием дела» Волчека, так, что тот на несколько секунд врос в поле, будто деревянный.
   «Они все не двигаются!», – воскликнула Лиза и снова вернулась в свое тело после выхода. Воздух тут же взорвался от криков, топота ног, метания тел. Девочка обнаружила мяч в своих руках, поняла, что несется на ворота, слева ей машет рукой Куцыло, справа – Озерский, впереди собрался поставить блок Григорьев. «Ну морда!», – проскочила мысль, и за мгновенье до столкновения с Лехой, она отпасовала мяч Антону.
   «Ита-а-а-к!» – Лиза опять с легкостью покинула тело и тем самым остановила время и все вокруг. Выпав из себя на резиновую площадку, она поднялась, отряхнула невидимые коленки и оглядела сцену. «Какая ж я все-таки страшная», – скептически оценила она собственное лицо через плечо Григорьева, следом осмотрела и его самого. Перекошенная от злости физиономия парня не предвещала ничего хорошего от их грядущего столкновения, он был явно обескуражен ее удачными действиями. Что только раззадорило Лизу. «Не все тебе одному окружающих доставать», – она больно ущипнула Леху за нос.
   Дальше подошла к Озерскому, иронично взглянула на него – тот замер в момент принятия мяча: красивый, статный и одухотворенный. «Кому же ты такой достанешься?», – подковырнула Васнецова и забрала не долетевший до Антона мяч себе под мышку. Зрачки Озерского слегка расширились. Переступив через лежащего Моталина, девочка отправилась прямиком к воротам, где окаменел с приоткрытым ртом ее нескладный бойфренд.
   Колька, не отрываясь, смотрел на физическую Лизу, на то, что скоро с ней сделает Григорьев – в его взгляде застыла тревога, веснушки запылали на побелевшем лице. «Эх, горе ты мое луковое, – вздохнула невидимая подружка и поправила ему сбившийся чуб. – Получай еще один гол». Она лениво бросила мячик мимо его выставленных рук и повернулась, чтоб идти обратно. Однако, сделав пару шагов, оглянулась, о чем-то подумала и виновато опустила глаза. Колька стоял в кривых воротах беззащитный, нелепый и совсем проигравший. Девичье сердце жалостно екнуло, Лиза подошла к вратарю, прихватила его за уши, подтянула к себе и крепко вжалась в бантичные губки.
   «О, чуден гриб, наверно, белый
   Тебя попробую на вкус я…»
   Медин смотрел на чудовищную пасть Астерия и ему виделся актовый зал школы, десятки завороженных глаз зрителей, теплые софиты и обворожительная Невеста, которая плыла к нему на волнах волшебства. Да, это была гениальная постановка, Дайана Викторовна! Лучшие переживания, которые могли только быть в жизни… Какая там езда на велосипеде, ведь она закончилась падением в репейник, какие конфеты – пусть и любимые, они растаяли в болезненных руках. Фантазии про облака – прекрасно, но этот луг со всеми его ромашками никак не мог сравниться с тем, что произошло на новогоднем представлении. Первый поцелуй! Душа Мухомора взлетела выше некуда!
   – Мне даже есть его неинтересно, настолько мал, – дракон извился на своем троне. – Я думал, Айрис, ты умнее.
   – Астерий…
   – Хватит, жалкие потуги. У вас нет будущего, Ариадна будет наш-ш-ш-ша, – он злобно зашипел под стать гигантской кобре. От этого факелы, освещавшие логово, задергались, затряслись мелкой дрожью россыпи драгоценных камней, зазвенела золотая посуда на столах. С поверхности планеты предводителю ответило его несметное войско. «Ш-ш-ш-ш-ш-ш», – грозно пролетело через тоннель и заполонило высокие своды дворца. Астерий сделал ужасную гримасу, сверкнув бритвенно-острыми клыками.
   – Мне нет никакого резона отпускать тебя назад, принцесса. Без тебя твои рыцари падут духом, и мы захватим планету не за месяц, как планировали, а за неделю. Кносс станет форпостом, а Ариадну мы расколем. Пусть астероиды плавают, недаром я – Астерий.
   Он попытался захохотать, но поперхнулся и закашлял рыжими сгустками пламени.
   «…Манишку спрячу, пятна скрою,
   Для змея стану судьбоносен.
   Разряд смешаю с едкой кровью,
   Еще прощения попросит…», – вернулся мыслями в пещеру Андрей и выдал экспромтом то, что первое пришло на ум.
   Дракон зашелся кашлем с новой силой.
   – Ай-рис… кхе-кхе… Это не капитуляция… кхе… это же агония! Ну вы насмешили, старика… кхе-кхе.
   Он остановился, посмотрел на безмятежное лицо мальчика, совершенно спокойное и даже где-то просветленное, и в далеком уголке драконьей души вдруг неприятно похолодело. Кашель прекратился, Астерий прищурился глазами, налитыми кровью, и собрался отдать приказ на уничтожение, как… В самый лоб, рассекая плотные чешуйки, ему ударила мощная светло-голубая молния. Пещера перевернулась: посыпались драгоценности, разлетелись чаши и золоченые блюда. Последнее, что увидел дракон – расколотый свод дворца и мечущихся летучих мышей.
   – Ай! Меня что-то укусило! – схватился за нос Леха Григорьев и в испуге отпрянул от бегущей навстречу Лизы. Озерскому показалось, что к нему летит мяч, но, не поймав его, он наскочил на споткнувшегося Виталика Моталина и растянулся в стороне от ворот, где беспомощно махал руками Колька.
   – Го-о-о-л! – заорал на весь стадион Поролон и подпрыгнул, словно выиграл Олимпийские игры. – Васнецова-а-а! Пять баллов!
   – А-а-а-а! – завизжали девочки и бросились обнимать Лизу.
   Колька не видел этого и не слышал, он вообще не понимал происходящего. Мяч оказался в воротах и медленно выкатывался из-под ног. Но это сущая безделица никак не могла отвлечь толстяка, ведь теперь его существо занимало только одно чувство – горящее на губах.

Глава 7

   – Пленных не брать! – с жаром скомандовал над клубящейся долиной остроухий Вирт и сжал бледными пальцами сверкающий эльфийский фламберг. Вслед за ним отряд из двадцати таких же, как он, бойцов шумно поднял свои мечи. Темно-синие плащи на плетеных пряжках захлопали от знойного ветра.
   – Тпр-р-ру… Какие пленные, Вирт? – Цез в образе благородного эльфа-дворянина поднял бархатную перчатку и остановил атаку. – Драконы бесплотные, как и мы. Их можно только задержать, но не убить.
   Лейтенант эльфийской гвардии уязвленно опустил оружие.
   – Воины! – Цез уперся серебристым сабатоном в оплавленный ком земли. – Там внизу, в долине, тысячи тварей, которые голодны и злы. Они разорвут кого угодно на части, но только не вас! Покажите им силу настоящего Порядка! Прорубите просеку в их несметных рядах, к самому драконьему логову. Ударьте им в сердце! Да пребудет с вами спокойствие Вселенной!
   – Кена шейра со! – сурово донеслось в ответ, и отряд преображенных демиургов стал спускаться вниз, поднимая клубы пепла. Вирт пошел за ними, сухо указывая направление.
   – Никак не найду время выучить этот странный язык, – не глядя на подошедшего Рауда, сказал в пустоту Цез. – Что это за «кено-шейро», кто бы еще объяснил.
   – Порядок есть смысл. По-эльфийски, – Рауд с заигрывающей ухмылкой взглянул на командора, но тот не захотел оценивать эрудицию своего спутника. Он провожал Вирта.
   – Все еще беспокоишься за него? – спросил паладин.
   Когда молодой эльф исчез в серной дымке, Цез с раздражением повернулся к компаньону.
   – Тебе никогда не понять отцовских чувств. По крайней мере, пока у тебя не появятся дети.
   Радость слетела с лица Рауда, и он неуверенно дернул косичками у заостренных ушей.
   – Я могу… приглядеть за Виртом, если отпустишь, – осторожно предложил паладин.
   – Нет, – обрубил командор. – С ним ничего не случится, даже если попадет в передрягу…
   Он вдруг замолчал – сцена, где астериксы вдавливают сына в лавовые воронки, рвут и швыряют на камни, сжала его сердце. Он тяжело вздохнул и продолжил.
   – Ты все равно его бросишь, он тебе не нужен, ведь твоя цель – демиург хаоса. Ведь так?
   – Что за ерунда, Цез…
   – Не увиливай, Рауд. Грэм не врал Кругу в своем рассказе, да? Ты помогаешь мальчику. Из своих, только тебе ведомых, соображений. Верно? Покровительствуешь Кесу вопреки правилам. Под угрозой разоблачения и смерти. Так?
   – Цез… не придумывай.
   – Не-е-ет! – Командор поднял указательный палец и округлил глаза. – Это ты не придумывай небылиц про самурайские приветы там, на лодке. Не успел отвести от себя подозрения яркой операцией, как тут же приложил все усилия, чтобы Кес снова сбежал. Сделал из демиургов порядка дураков и продолжаешь разыгрывать эту карту. Нет, Рауд, никуда ты не пойдешь. Тем более прикрывать спину моему сыну. Предателям возле Вирта нет места!
   – Оу-оу! – отпрянул паладин. – Успокойся, Цез, ты о чем? Как я помог мальчику сбежать, если его сопровождали твои верные Турн и Брин? Забыл, что я у тебя на коротком поводке с той поры, как Грэм сочинил свою плаксивую историю Кругу. Я не отступаю ни на шаг от тебя. И предложил охранять Вирта исключительно из высоких соображений. Как я еще могу доказать свою преданность, если не так? Возьми мой меч, если боишься за спину сына, я пойду защищать его голыми руками.
   Рауд достал фламберг из ножен и швырнул его к ногами командора. Клинок лязгнул о камни и гордо съехал к серебряному сабатону. «Вот, бери, Хранитель порядка, теперь тебе на душе должно стать спокойнее», – паладин отошел к краю утеса, сложил руки на груди и задумчиво посмотрел в сторону далеких скал, чернеющих острыми углами над маревом извержений. Где-то там, в глубинах драконьего логова находился тот, ради кого можно было нарушить все правила, не боятся разоблачений и смерти. Под черными горами, серными испарениями и реками лавы скрывался Кес – тринадцатилетний сын Лайт. Его возлюбленной.
   – И вы не представляете, как там прекрасно – голливудские холмы, пляжи Санта-Моники, пальмы и океан! – едва не проткнула желтую Калифорнию указкой Зинаида Васильна Кабанова, растянув фарфоровую улыбку до дряблых ушей, так что закачались серьги. Тучная мамаша Ильи и Кирилла Кабановых вела у семиклассников географию и последнее время почти на каждом уроке взахлеб рассказывала о прелестях Лос-Анжелеса и его побережья, выискивая в глазах ребят благодарный отклик. Однако не находила его.
   И происходило это оттого, что одной половине класса география была до лампочки, а другой – просто не хотелось разделять с ненавистной училкой ее щенячью радость по поводу скорого отъезда в Америку. Кабанова никак не могла скрыть безудержное счастье по поводу того, что ее старшего сына выбрали первым номером драфта в НХЛ. И теперь благодаря усердию «Лос-Анжелес Кингз» потаенные мечты многочисленной илюхиной родни могли начать сбываться.
   На том конце океана менеджеры и скауты «королей» сжимали в исступлении кулаки, не веря фантастической удаче – непрошибаемый русский «медведь» переходил к ним в команду за смешные деньги. Местные тренеры не видели в семнадцатилетней детине ни тактического гения, ни мастерства обводки, ни нормального паса. А звериной выносливости и сказочной силы им казалось недостаточно для выступлений на высоком уровне. И даже больше – неестественная мощь Ильи пугала российских наставников: за несколько неполных матчей он отправил в больницу четырех звездных игроков соперника. Причем, как показалось, в равной борьбе.
   Чтобы избавиться от этой непонятной и вредной силищи, Кабанова решили за бесценок сплавить в НХЛ, где он мог бы возмужать, успокоиться и набраться опыта. По крайней мере, отечественные специалисты хотели в это верить. Во что верили американские, когда бились за него на драфте, сложно сказать. Но Илью оторвали с руками-ногами, и для пущей лояльности прихватили в США его маманю, папаню, дедушку, бабушку, двух кузин и лысеющего дядю Игоря. И, конечно, в нагрузку «Лос-Анжелес кингз» получил брата Кирилла, последнее время, правда, сильно сдавшего и практически завязавшего с хоккеем.
   «Поговаривают, Илья сотворил какой-то ритуал и отобрал у брата его способности», – шептались между собой массажист и точильщик коньков, когда Кабан прощался с командой в раздевалке. – Кирюха был перспективный, не то, что этот боров. Эх, жаль пацана…»
   – До свиданья, мужики, – протянул совковую лапу подошедший тафгай.
   – До свиданья, Илюшенька, – в один голос залебезили массажист с точильщиком в неловкой попытке обнять квадратные плечи парня. – Не забывай нас, приезжай, будем скучать.
   – Конечно, – промычала туша.
   – Вы только не подумайте, что мы насовсем. Мы обязательно вернемся в Россию, – обвисшие щеки Зинаиды Васильны виновато зарделись, и она осторожно осмотрела класс. Но никто не обратил на нее внимания. Она столкнулась взглядом лишь с Моталиным, и то, отступив немного влево, поняла, что он смотрит мимо, стеклянным взором. Успокоившись от такого положения дел, она облегченно вздохнула, поправила растрепавшуюся бабетту и принялась складывать методички… как вдруг кто-то резко крикнул с задних рядов.
   – Да предатели вы! Нечего тут думать!
   Бабетта резко растрепалась, нижняя челюсть поехала вниз, Моталин непонимающе вернулся в класс.
   – К… к… кто это… сказал? – задрожала в приступе Зинаида. Ученики все как один затихли, Григорьев на последней парте наклонился и замер за широкой спиной Толубеевой. Ему одобрительно подмигнул Волчек. Географичка проследила это и рыкнула уже жестко и целенаправленно сквозь Тоню.
   – Я спрашиваю, кто сказал?!
   Девочка нервно задергалась под испепеляющим взглядом учительницы, весь жгучий напор негодования, который шел от нее, она приняла на свое дородное тело. До Григорьева ни грамма не долетело, отчего он состроил рожицу Волчеку, молча парадируя крик Кабанихи.
   – Ты! Который… за этой толстой девицей, – забыла фамилии Зинаида. – Ну-ка, встать!
   Тоня занервничала еще больше, лицо ее раздулось и пошло красными пятнами. Григорьев выкатил Волчеку испуганные глаза, тот в ответ лишь пожал плечами.
   – Долго будешь прятаться?! – взвыла мегерой учительница. – Тебе говорю!
   Оскорбленная Тоня, оценивая реакцию окружающих на слово «толстая», повернулась назад, чтобы быстрее прекратить свои мучения, и оголила вихор Григорьева. Тому ничего не оставалось, как сдаться с наигранным непониманием.
   – Кто я? – «удивился» он.
   – Ну не я же, – зло крякнула Зинаида. – Патриота из себя состроил, да? А то, что Вологду от Волгограда не можешь отличить, – это тебе как? Встань, когда с тобой разговаривает учитель!
   – А чего вы на меня орете? – с небрежным стуком поднялся Леха. – Хотите уезжать в Америкосию, уезжайте. Нам только не елозьте по ушам о том, как там хорошо.
   – Ах!.. Что за выражение, Григорьев?! Как так можно?! США – наш геополитический союзник.
   – Гы… не сдержался Озерский, и тут же с серьезным лицом склонился над перевернутым вверх ногами учебником по географии.
   Зинаида хотела что-то остро сказать по этому поводу, но у нее не хватило дыхания от накатившего возмущения. Она захлопала ртом как рыба, выброшенная на берег, и беспомощно заводила глазами, цепляясь то за одно лицо, то за другое. Но каждый ученик, с кем она соприкасалась взглядом, опускал голову. В итоге снова уперлась в нахмуренное лицо Григорьева, стоявшего в этот момент, видимо, на страже Родины.
   – Мы, может, и путаем Вологду с Волгоградом и Белгород с Белградом, но любим их как настоящие русские и на что-то чужое не променяем.
   – Так Белград – это… – хотела отбиться уязвленная женщина, но тут прозвенел звонок, и голос ее потонул в грохоте откидывающихся парт.
   – Странный шум с восточного крыла, – зевнул Астерий и по инерции поклацал зубами. – Как будто что-то чужое появилось на планете. Хм…
   Он лирично осмотрел треснувший свод, выпятил нижнюю губу и задумался.
   – Демиурги порядка высадились, – уверенно сказала Айрис и поглядела на Андрея. Тот безмятежно рассматривал золотой кубок с огромного драконьего стола. Цветные блики инкрустации играли на его одухотворенном лице. Аквамарины светились загадочной глубиной.
   «Инверсия получилась полностью контролируемой. Это незабываемое чувство, – Медин ощутил свою титаническую мощь: как огромная душа дракона под воздействием его воли изменила свою суть на противоположную. Мальчик целиком растворился в процессе, и, кажется, вышел из него с кусочком силы Астерия. – Восхитительно!»
   – Что-то мне хочется спать, – снова зевнул дракон и вместо огня выпустил сизый дым. – Прикорну немного.
   Он свернулся на троне калачиком, подобрав зазубренный хвост. «Вы не против?», – он приподнял засыпающий глаз и, не дождавшись ответа, закрыл его. Следом из ноздрей послышались легкий свист и сопение.
   – Нам нужно срочно убираться отсюда, – Айрис взяла Андрея под локоть и повела к выходу. – Пойдем через южный тоннель, на тот случай если бойцы Цеза ворвутся в логово раньше того, как мы выйдем. Держи кинжал.
   Принцесса выхватила из шелковых лент на голени изящный скин ду и протянула его Медину. Он взял его без раздумий – вид острого треугольного лезвия с рукоятью из драгоценных камней лишь продлил его пребывание на сказочной волне.
   – Убить им никого не удастся, зато раны сможешь нанести хорошие. Андрей!..
   Она резко одернула его за руку. Медин вернулся в текущий момент почти как Моталин.
   – Постарайся избежать стычек с драконами, слышишь? Они совсем тебе не нужны. Я отвлеку внимание на себя, а ты беги к каравелле. «Нить» вывезет с Кносса. А дальше твой путь будет в АХ320.
   Андрей улыбнулся, покрутил в руках кинжал, о чем-то подумал и вдруг посерьезнел.
   – А как же ты без оружия останешься?
   – Я справлюсь.
   – Но…
   – Ни «но», – она приложила пальчик к его губам. – Слушай меня. Мне тысячи лет, плохого не посоветую.
   Только сейчас Андрей как-то вдруг осознал, что перед ним в нежном образе юной принцессы, действительно, находилась древняя воительница. Вернее, образа никакого и не было, Айрис мастерски проносила сквозь тысячелетия небесную красоту своей души, оставляя ее нетронутой. «Наверно, благодаря боевым искусствам», – решил мальчик.
   – Я задержу драконов-охранников, – хитро улыбнулась девушка, – а ты беги между их лап. Быстро беги, не оглядываясь.
   – Коли им глаза! Когда пытаются сжечь! – крикнул в пылу схватки опытный Грул растерявшемуся Вирту. Ветеран жестким движением прокрутил меч в огромной голове дракона и выдернул его с характерным хрустом. Зеленый астерий взвыл и отбросил Грула конвульсным движением в сторону. Побелевший Вирт нервно дернул ртом и, повернувшись на свистящий звук сзади, получил чудовищный удар крылом в живот. Оранжевый дракон, полыхая огненным языком, стремительно набежал на лейтенанта, не давая ему опомниться. Еще мгновенье, и метровые зубы прошили бы тело насквозь, – Вирт сгреб в исступлении горячий пепел эльфийской перчаткой.
   – А-а-а-а… ш-ш-ш-ших! – перед глазами сверкнул кровавой молнией отцовский фламберг. Длинный меч вошел под веко оранжевого и распорол ему глазное яблоко.
   – У-у-у-у! – дракон яростно откинул в сторону рогатую морду и получил еще несколько рубящих ударов по лапам и ребрам. В слабых обрывках пламени он отшатнулся, задрожал и завалился на правый бок с жалобным воем.
   – Вставай! – протянул руку Цез. – Скорей!
   Вирт, ухватившись за отцову перчатку, вскочил и увидел, как Грул добивает зеленого. Чуть в стороне четыре астерия рвали в клочья Стига и Даста. Слева Агр отчаянно махал двуручным топором в стене огня, не попадая по дракону. Позади Рауд и Торм отбивались от метящих по ним зубам ужасных тварей. Вторая часть отряда и вовсе скрылась за массами разбросанных тел и торчащих крыльев. Бойцы продвинулись чуть ближе к входу в логово, но что их там ждало, предсказать было трудно.
   – Ой, мальчики, а что у вас тут происходит? – хлопая ресницами, сиреневая дракониха сделала удивленные глаза.
   – Лимнирис, красотка, не лучшее время ты выбрала для визита, – мрачный охранник вгляделся в приближающийся бой. – Скройся у вождя, здесь сейчас будет жарко.
   – Уф-ф, да куда уж жарче? – дракониха глупенько помахала себе лапой словно веером. – Вечно вы придумываете себе развлечения.
   – Лимнирис? – Медин услышал знакомые интонации и посмотрел назад. Дракониха загораживала его своим телом, на правой шершавой ляжке красовались шелковые ленты знакомого узора. В удивлении он едва не споткнулся о камни и в последний момент ухватился за торчащие из земли пики. Мелкие обломки полетели в разные стороны.
   – Что там у тебя позади? – зарычал страж, пытаясь выглянуть из-за плеча девушки-дракона. Медин моментально присел и затаил дыхание. Сердце заметалось в бешеном пульсе.
   – Где-где-где? – проворковала по-голубиному Лимнирис. – Ты узрел опасность?
   Она захлопала ресницами еще больше и опасливо обернулась назад.
   – Там! – черный дракон-охранник щелкнул пастью, вытянул шею и едва не положил свирепую морду на плечо глупышки. – Не видишь?
   – Ой… Сентинелий, ты такой грозный, – дракониха глубоко задышала. – Я вижу только твою… безудержную страсть!
   Черный скосил глаза на трепещущую шею Лимнирис, расширил ноздри и… медленно втянул густой аромат ириса. Напряжение на его скулах ослабло.
   – Бу, – буркнул второй охранник. – Наши гости приближаются.
   – Вперед! – услышал Андрей остервенелый глас недалеко в валунах. – Дворец рядом!
   Лязг мечей и тяжелые удары стали отчетливо слышны, свет извергаемого огня запрыгал на сводах королевского убежища, вой и рев обрушились оглушительной силой. «Пора!», – решил Андрей и бросился из укрытия прочь от схватки. Он бежал так, как не бегал, наверно, никогда. Быстрее своего колотящегося сердца, быстрее мельтешащих мыслей.
   «Айрис, Лимнирис, дракониха, ресницы… Как же так?», – он летел, перепрыгивая через застывшие борозды лавы, огибал кривые наросты, пылающие ручейки и расплавленные лужи. Сзади громыхал вовсю бой, но ни на секунду он не хотел поворачивать голову. Стремление в этот момент было одно – поскорее покинуть этот мир, в котором творилось непонятное ему коварство.
   «Нет, мой Кес, это не так, – услышал он тут же голос принцессы в своей голове. – Ты меня обижаешь».
   – А-а-а-а! – закричал Медин и зажмурился от несуществующей боли. Ноги его застучали по пеплу еще быстрее.
   «Если бы я плела заговор против тебя, то не делилась кораблем», – отозвалось снова внутри.
   – Хва-атит! – схватился руками за голову Андрей. – Перестань! Не надо мной манипулировать! Отпусти, кто бы ты ни была!
   Мальчик внезапно затормозил перед огромным обрывом: проскользив по голому базальту, он едва удержался носками на неровном сколе, опасно сбалансировал на краю пропасти и замер в холодном поту. Обдав жаром, перед ним разверзлась огненно-белая впадина.
   – Слышите? – забрызганный драконьими ошметками Цез поднял палец вверх и отпустил рог Сентинелия, тот в свою очередь поднял морду и поглядел туда, откуда донесся мальчишеский крик. – Не наш ли это беглец?
   Бой мгновенно прекратился, воевавших объединила общая цель. Вирт выбрался из-под тяжелого крыла поверженного астерия, и, утираясь рваным рукавом, подошел к отцу. Цез воссиял от радости: «Нашли мы гаденыша».
   – И он еще обвиняет меня в предательстве! – обвисшие щеки Кабанихи так и не смогли надуться. – При этом сам не знает, чем отличается Белград от Белгорода.
   Уткина на секунду выпучила глаза, лихорадочно вспоминая, в чем же разница.
   – Я на вашем месте, Дайана Викторовна, отвела бы его к директору, – географичка попыталась ухватить Григорьева за ухо, но тот увернулся от узловатых пальцев. – Ах ты… гаденыш.
   – Алеша! – еще больше расширила глаза классный руководитель, чтобы совсем скрыть проблемный Белград. – Прекрати!.. Да-да, Зинаида Васильна, я обязательно расскажу его родителям о поведении их сына… Это немыслимо – высказывать такое учителям, оценивать старших по возрасту. Ладно, мы сплетничаем…
   Тут Дайана Викторовна запнулась, осознав, что сболтнула лишнего. Перед глазами мимолетно пронеслись посиделки в учительской, где она с математичкой Кузиной, Электронычем и Поролоном язвительно обсуждали отъезд Кабановых за границу. Вспомнился чрезмерный гогот физрука и тонко-противненькие смешочки Кузиной себе в кулак. Ясно-ироничный взгляд Кораллова и томные мысли уже о том, что она, Уткина, до сих пор одна, и работа занимает все ее личное время. А неплохо бы уже, как леди Ди, найти своего принца…
   – Что-о-о?! – завыла Кабанова, оросив лицо Дайны Викторовны слюнями. – Да как вы… смеете?! Мышь в свитере! Я… Я этого так не оставлю!
   Побагровевшая Кабаниха хлопнула со всего маху журналом по столу, схватила свой лакированный саквояж, и, вонзая квадратные каблуки в линолеум, напористо вышла из класса. Григорьев показал ей в след неприличный жест, а Дайана Викторовна почувствовала, как волосы шевелятся у нее на затылке.
   «Что, попался, Кес?», – голос Айрис показался издевательским. На выступ посыпались огненные искры и зашлепали брызги лавы, едва-едва не коснувшись мальчика. Андрей застыл в чудовищном пекле, сознание его стало стекать куда-то вниз: «Его поймали, так глупо». Со стороны дворца уже появилась объединенная армия драконов и демиургов-эльфов – земля дрожала от тяжелой поступи. Думать уже ни о чем не хотелось, вариантов спасения никаких не просматривалось. Его идеал его предал.
   «Да ладно, мой принц, не отчаивайся, – услышал он сквозь жар тихое шептание. – Я не такая, как ты решил. Лети и не забывай меня. Верь в свою Айрис, целую».
   В этот момент сверху, из ниоткуда, спустилась знакомая каравелла и перебросила невесомый мостик, украшенный цветами, к самому уступу. Словно не было никакой огненной пропасти, не летели оплавленные куски и не дрожал удушливый серный воздух. «Нить» отодвинула все это своим свежим благоуханьем и протянула Медину ниточку спасения. Позади, на подходах к впадине кто-то что-то гневно кричал, слышался рык и грохот, но теперь Андрей не обращал на это никакого внимания. Он помчал по мостику, спрыгнул на палубу, глубоко вдохнул и… корабль в секунду вознес его к звездам.

Глава 8

   Звезды уже не соединялись в андреевы черты. В вечерней синеве они хотели плести только свои собственные узоры. «Интересно, какие?», – Лиза уткнулась сначала носом, а потом подбородком в окно: на стекле возник матовый круг от выдоха. Город под ним медленно тонул в размытой дремоте – гасли огни, меньше квакали клаксоны, розовый цвет сменялся серым.
   – Дочка! Смотри, маму показывают! – донесся через три стены возбужденный возглас отца. Следом торопливо забарабанили короткие васнецовские ноги, прикатило грузное тело и ввалилось в дверь.
   – Ты только взгляни, какая она стала! – с порога восхитился отец: растрепанные волосы и халат предстали в непривычной чувственности, глаза вздрагивали огнем.
   Замечтавшаяся Лиза растеряно уставилась на неузнаваемого отца: «Что?»
   – Мама! – повторил он и щелкнул пультом.
   На большом ярком экране возникла аккуратная женщина в кремовом костюме. С правильным английским произношением она объясняла меры, предпринимаемым в связи с падением биржевых котировок на нефть. В утонченных аристократических чертах девочка с трудом смогла узнать ту, что восемь лет назад оставила их семью для построения карьеры за рубежом. Подпись под женщиной гласила о том, что «Хелен Васнетсов» является ведущим аналитиком службы надзора за финансовыми рынками Великобритании. Отец даже хрюкнул в проеме двери. Однако Лиза не обратила на него внимания, а стала, кусая губы, разглядывать переливающиеся пиксели глаз, губ, контур лица. Это была ее мама. И, может, уже и нет – она помнила ее другой. Когда мама придумала семейный бизнес, а потом укатила в Англию, оставив дела и маленькую дочку на попечение слабого отца.
   Васнецов решил показать, что не струсит, что тоже сможет не хуже своей выдающейся жены добиться успеха. Но в итоге и дочь толком не воспитал, и бизнес едва не порушил. Благодаря скрытым английским вливаниям он сохранил его в том виде, в котором получил. Этого было достаточно, чтобы оставаться самым богатым бизнесменом города, но большинство конкурентов знало, из чего складывалось васнецовское благополучие. Поэтому авторитет у него в бизнес-кругах был крошечный, и это крайне бесило Романа Всеволодовича: оставшись без жены, он так и не смог стать самостоятельной личностью.
   «Зато я смогу, – критично посмотрела Лиза на завороженного отца и переключила телевизор на музыкальный канал. «Ю-ю-ю-ю-ю энд ми…», – притянул к себе Джастин Паркер через экран всех своих воздыхательниц.
   – Ч-ч-что? – встрепенулся Васнецов. – Зачем? Там мама…
   – А тут котик, – тихо процедила девочка. – Он мне милее.
   – Но… как? Почему? – халат нервно запахнулся и непонимающе вопросил. – Слащавый мальчик из телевизора тебе дороже матери? Так получается?
   – Именно! – Лиза сложила руки на груди и стала ревностно разглядывать подтанцовку Паркера, которая сплошь состояла, по ее мнению, из «непонятных кобыл в гетрах».
   Когда Джастин в очередной раз приставил пальцы к виску и спел про «он май маинд», в дверь позвонили и сняли с языка отца уже придуманную гневную тираду. Васнецов грузно выдохнул ее и пошел открывать, спотыкаясь в темном коридоре. Щелкая замками, он все-таки успел донести до строптивой дочери обрывки воспитательной мысли, правда, по большей части выплеснул их в лицо пришедшему гостю:
   – …Катись к своему котику в Америку! Знать тебя не желаю!
   Возмущение осело на квадратной морде Ильи Кабанова, который явно не ожидал подобного приема от недавно уважаемого Романа Всеволодовича.
   – Да я и не собирался брать ее с собой, – буркнул хоккеист под нос, на котором вальяжно сидели темные очки.
   – Ох… – халат осел и подпер ладонью сердце. – Илюшенька… Ли-и-иза! К тебе пришли.
   Растрепанный «мон папа» отполз во мрак, оставив приоткрытой дверь и полоску золотого света на лестничном марше. Кабан хмыкнул и по-хозяйски огляделся. Сколько Лиза шла к двери, сказать трудно, но в итоге появилась. Залучилась в свете коридора, как и прежде.
   – Ты чего здесь забыл? – сходу огорошила она тафгая.
   Спортсмен пропустил удар и на мгновенье впал в замешательство.
   – Кабанов! Привет! Заблудился что ли?
   Илья медленно снял очки и оголил глазки-бусинки.
   – Я пришел попрощаться.
   – Со мной? Ну слава Богу!
   – Я уезжаю в Лос-Анжелес.
   – Ух ты, внезапно, ну что ж… счастливого пути.
   – Ты не понимаешь, я совсем уезжаю.
   – А Зинаида Васильна говорила, что нет.
   – Она еще не знает.
   – Каба-а-ан! Браво!.. – Лиза, поразившись, осмотрела залитую лампочкой из коридора холеную физиономию звезды НХЛ, и даже немного поиграла светом, открывая и прикрывая дверь: тени сделали хоккеиста огромным, до самого потолка. – Ты такой предсказуемый! Простой и незамысловатый, что нет слов.
   – Чего? – надулся спортсмен. – Ты, короче, это…
   Он сглотнул и подобрал всю свою силу к горлу.
   – Не сильно без меня тут скучай, я, может, и заеду… когда-нибудь. Ну или по телеку привет передам. Ты смотри почаще «Спорт 1», я там буду… С этим толстым, если хочешь дружить, дружи. Я, в общем, тебя это… никогда не любил.
   На мгновенье Кабан почувствовал, как внутри у него завозилось что-то холодное и скользкое, а в плечи уперся тяжелый потолок. Он быстро стряхнул его и напряг тренированный пресс, заглушая неприятные ощущения.
   – Как?! – завопила девочка в проеме померкнувшего света. – Ты… ты бросаешь меня?! После того, что между нами было? Вот так? Одной фразой? Одним жестом? О, нет! Как же это? Папа! Мама! «Лос-Анжелес кингз»! За что вы так со мной?! Что я сделала?
   Прибежал отец, перепуганный и побледневший. Кабан понял, что Лиза над ним издевается, и поэтому возбудился сверх меры: квадратики на прессе стало сводить, в горле застыла то ли трусость, то ли ярость.
   – Что, что ты делаешь с моей дочерью? – заверещал Васнецов.
   По лестничной клетке пронеслось эхо и шорохи, стихнув в чердачных этажах. Плиты снова пали всей своей тяжестью на тафгая, и он просел. Это был уж совсем чужой ему подъезд: стены сжимали его тело и не давали нормально дышать, надвигались побелочные скосы и царапались граффити, ухали маленькие пыльные окна и дрожали оторванные перила.
   – А! Это ты! – снизу, тяжело хватаясь за прутья, поднялся на этаж суровый Колька. – Тебе, что мало было, а?!
   Перед глазами Ильи стремительно возникли события у морга – искривленный рот Лишнего, беспомощность и унизительный удар малолетки в лицо: в переносице защипало, колики побежали по складкам дрогнувших век. Тафгай стремительно нацепил очки и попытался одним действием решить ситуацию в свою пользу – он резко кинулся к толстяку в надежде сбить его с ног и по возможности опрокинуть с лестницы, чтобы Лиза видела, кто на самом деле хозяин положения. «Уходить – так победителем!», – последнее, что мелькнуло в его чугунной голове перед броском…
   Почему в итоге споткнулся он сам, и как так получилось, что закувыркался на ровном месте, Кабан ни до, ни после этих событий ответить не мог: вышла очередная вызывающая несуразица. Колька странным образом оказался в стороне от его наскока, а под ногами появилось невидимое препятствие, словно маленькая ножка, выбившая из-под него опору и отправившая в безумный полет вниз головой. Если бы не манипуляции Лишнего с его телом, «Лос-Анжелес Кингз» в этот момент потеряли бы звездного Кабана в дебрях России, не успев подписать с ним контракт и толком порадоваться. Но, рухнув на пол-этажа ниже, Илья отделался лишь шишкой на лбу и минутной потерей сознания. Во время беспамятства, как ему показалось, к нему подошла туманная Лиза, нагнулась к самому лицу и ехидно ухмыльнулась.
   – Иди домой, Илья, – прошептали ее губы. После этого девушка повернулась, волны пробежали по светящимся волосам, и…
   Привела его в чувство страшная бабуля, потыкавшая в грудь клюкой. Было это в непроглядной тьме, и Кабан сперва решил, что это Васнецова, только сто лет спустя. В ту же секунду придя в ужас от мысли, что и в НХЛ теперь все изменилось, он нервно задергался, издал крякающие звуки и сбил набекрень очки. Вокруг стало яснее, и он понял, что находится между первым и вторым этажом, перед выходом из подъезда, наглухо запечатанным массивной дверью с электронным замком.
   – Схорониться от бабки удумал, бесстыжий? – клюка выбила на кабановой груди древнюю пиктограмму.
   – Боже! Бабуся! – заорал Илья. – Что вы делаете?!
   – Проклинаю тебя, мил дружок, чтоб не ходил сюда больше, – могильный голос в темноте поднял на загривке хоккеиста волосы дыбом.
   – Но что я сделал?!
   – Почем я знаю, что вы тут делаете, ходите туда-сюда, кричите, шумите, бабке житья не даете. Ни какой управы на вас нет… Ну ничего, теперь-то я вспомню старые навыки.
   Андрей понимал, что бояться нечего, но до чего же чудовищно выглядела черная дыра, перед которой внезапно возникла «Нить». Космос словно накрыли похоронным бархатом, и во всем пространстве, куда дотягивался взгляд, не было ни звезд, ни света, ничего. Все казалось гибельным и неотвратимым. Корабль к тому же странно задергался и пополз навстречу разверзнувшейся пропасти.
   Эта уже была не та каравелла, что подарила Айрис, Медин мыслями трансформировал ее винтажное убранство в привычные звездолетные формы, но от этого «Нить» не стала мощнее или проворнее. Как только челнок совершил гиперпереход к АХ320, панель управления заверещала и вспыхнула красными лампочками. Стало ясно: корабль захвачен гравитацией и теперь будет неумолимо сваливаться в дыру.
   Андрей машинально обернулся, будто сзади еще были возможности для спасения. Но за спиной только тикали бабушкины ходики, безмятежно размахивая латунным маятником. «Интересно, сколько времени мы будем падать? – Медин стал озираться, как пойманный зверь в прочной клетке. – И что будет в конце? Та же тьма? Смерть? Рождение в новом теле или новом качестве?..»
   Стены корабля неожиданно заскрипели, и мальчик увидел, как у, казалось, надежного корпуса искривилась обшивка, выгнулись крепления и перемычки. Снизу донеслись хлопки лопающихся стекол, лобовое обзорное окно задрожало, и его рассекла кривая трещина: в кабине заскулил уходящий воздух, стали гаснуть лампы. «Ку-ку! Ку-ку!», – ходики безнадежно выбросили навстречу необъятному ужасу маленькую птичку.
   – А-а-а-а! – заорал, что есть силы Кабан и, оттолкнув упертую в него клюку, побежал как ошпаренный к двери подъезда. Сзади его молча преследовала невидимая старуха. Ба-бах! Тафгай плечом врубился в дверь, но дерево не поддалась, лихорадочно он стал шарить по кнопке разблокирования замка. На мгновение подумал, что ее просто не сделали: пальцы царапали кирпич, скользили по металлическому косяку, но ничего не находили.
   – Я тебя проучу, негодника, – заскрипело уже совсем рядом старыми челюстями. Кабану показалось, что седые пряди щекочут ему левую руку, и он приготовился махнуть стальным кулаком туда, где могло быть лицо старухи, но в этот момент поймал пальцем то, что вознесло его выше небес. Кнопку! Он вонзил ее до самой улицы: динг-донг, динг-донг, динг-донг. Дверь открылась, и Кабан выпал в лучезарный рай.
   Это было уже похоже на то, как лопнули сосуды в голове. Андрей перестал, что-либо видеть, перед глазами пополз потолок, заодно прихватив с собой лицо пилота. Мальчик оказался и сзади, и впереди, и посередине, его вытянуло вместе с кораблем в струну так стремительно, что он не успел прочувствовать боли: она сгорела вместе со страхом и отчаянием в белом пламени. Он выплавился вместе с переборками и деталями корабля в каленый луч, который протянулся со сверхсветовой скоростью в черную дыру. Сознание – все, что у него оставалось – разогналось до немыслимых пределов, так, что почти распалось на частицы, словно в распылителе. Вот был бы рад Круг, если б увидел сейчас демиурга хаоса, погибающего по доброй воле. Вселенная подобного не знала. Но именно воля и не дала раствориться Медину. Те песчинки сознания, которые неслись в кромешный фатум, с последним нечеловеческим усилием собрались в слово «Мама».
   – И о погоде. На Северо-Западе будет сухо и солнечно. Два градуса выше нормы – что очень-очень радует! Смело снимайте зимние вещи и убирайте их подальше в шкаф, впереди настоящая весенняя пора, до самого июня, – ведущая кокетливо подмигнула и подняла ножку в вязаном гольфе. Казимир Николаевич непроизвольно оторвался от отчета по кварковому распаду и сопроводил взглядом белый изгиб женской ноги – от подколенной ямочки до пятки.
   – Пап, ну помоги мне с этим звездолетом, который падает. – Колька устало опустился на спинку кресла и указал на задачу в учебнике физики. – Как мне вычислить его потенциальную энергию?
   Казимир Николаевич странно посмотрел на сына, о чем-то подумал, и вдруг спросил:
   – Слушай, а тебя эта ваша, как ее… Дайана Викторовна, так и не ставит в свои спектакли?
   Колька смутился, неловко заерзал и засопел.
   – А чего ей меня ставить? Мне ни один диалог не дается. Потому что я не актер, – он развел руками, учебник шлепнулся и смял страницу с печальным звездолетом.
   – Диалог Мухамора, насколько я слышал тогда на Новый год, не такой уж и сложный. Роль эпизодическая, слов мало. Андрюшка ведь справился, а ты чем хуже?
   – Пап, а причем здесь я? Предлагаешь мне его место занять?
   Отец снова неоднозначно взглянул на сына, будто что-то соизмерял. В красной шапке Мухамора мальчик, конечно, больше походил на Синьора Помидора, чем на изящный гриб. Но с другой стороны, это же был любимый «синьор помидор». Ученый по-отечески улыбнулся и отложил в сторону кварковый отчет.
   – Знаешь, Андрюшки с нами уже нет, а Невеста остается, как бы так сказать, нецелованной, – он встал и распрямился. – На мой взгляд, пора уже заявить о себе всей школе и показать, кто ее настоящий д’артаньян.
   Тут Колька подбоченился и внешне стал взрослее.
   – Думаешь, мне в тринадцать лет уже пора?
   – Почему нет? Или ты до тридцати собираешься зачищать коридоры от нежити?
   – Ну ты же зачищал…
   – Вот! – словно только и ждал такого довода ученый, и таинственность слетела с его лица. – Никакого практического смысла в компьютерных играх нет, могу тебя по своему опыту заверить. Пустая трата времени и здоровья. А потому бросай и иди выстраивай отношения с девушками. Быстрее начнешь, быстрее закончишь.
   – О, а это разве не на всю жизнь?
   – Что?
   – Ну… выстраивание отношений. Мне казалось, что любовь – это такое чувство, которое каждый день надо поддерживать… девушку любить, не отходить от нее, сидеть рядом… лелеять, слушать, никуда не отпускать… Правда, спать с ней по отдельности.
   Казимир ошалело посмотрел на сына, воротник белого халата, который он по привычке надел, стал топырком.
   – И как я эти задачи по физике тогда решу, если уйду сейчас к Лизе? – справедливо завершил речь карапуз.
   Отец не ожидал такого развития диалога и почувствовал себя звездолетом, упавшим на землю, обнулив потенциальную энергию.
   – Да, – многозначительно выдал он. – В тринадцать лет девушки воспринимаются иначе, чем в тридцать.
   Нам ум пришла кокетка из программы погоды, ее белый гольф, внезапный азарт… и тут же онемение – взгляд скользнул по свадебному фото, висящему напротив. С него улыбались два немолодых человека: ботаник Казимир долго не решавшийся подойти к ботанику Еве. Но наконец-то сделавший это, когда набрался смелости просить руки и сердца у «прекрасного неземного существа».
   – Лиза – она ведь неземная, – распалился Колька. – Я к ней подхожу и все слова теряю. Мне кажется, между нами такая непролазная пропасть…
   Начиная с института, молодой физик Казимир стоял на одном краю своей пропасти, а восхитительная Ева – на другом. Он решал ей задачи, она – решала ему, они ходили вместе в театр и ели эскимо под дождем, но пропасть в душе Казимира не уменьшалась. Потому что он сам не хотел ее уменьшать: ведь богиня могла ненароком приблизиться и растерять все свое волшебство. «Спали по отдельности, по своим кроватям – какое было время…», – ученый поправил упрямый воротник.
   – Мне кажется, у вас с мамой – идеальная пара, – Колька поднял учебник и выправил помятую страницу. – Хочу так же, как вы, жениться к тридцати…
   – А не боишься, что к тому времени Лиза станет другой?
   – Какой бы ни стала, я изменюсь ради нее.
   …Температура достигла невероятной точки – взрыв! И ярким протуберанцем капсулу с Мединым выбросило из Солнца-2 на миллионы километров в окрестный космос. «Вау-у-у», – спонтанно возникло в голове, и мальчик ощутил внезапную прохладу: я жив, я думаю, я понимаю! Значит, вышло. Что именно и как, не ясно, но главное, что в целости сознание осталось. Не сущность темная, прошедшая через дыру. А он – Андрей Нимедин. Стоп… Какой Нимедин? Что произошло? А, это «Нить» названием впеклась. Начнем-ка раздирать.
   Яркий всполох, вырвавшийся из звезды, стал отдаляться, и уже в районе Меркурия-2 приобрел очертания космического корабля. Андрей смог подняться и осмотреться: бабушкины ходики возникли на прежнем месте и уже мирно отсчитывали ход нового времени. Куда же он попал?
   – Карту галактики на первый терминал, – скомандовал он и тут же ошалел, перед ним возникла голограмма Млечного пути. – Что это? Солнечная система?
   Медин покрутил ладонями мерцающую модель, увидел свой корабль и провел незримую линию: «Нить» летела к Земле. Вот так дела! Дыра закольцевала мир? С обратной стороны она оказалась Солнцем? И для чего тогда вся эта схема? В чем секрет?
   Андрей в оторопевших чувствах прошелся взад-вперед, еще раз посмотрел на карту. А может, это сон? И он погиб? На самом деле рассеивается мелкой пылью в черной бездне. И мысли не его, а собственно дыры. Ее сознание поглотило Медина и балует отрывками «про жизнь» – чтоб не кричал, не плакал, тихо отмирал.
   Он передернулся – озноб реальный вроде бы возник. И неприязнь, и возмущение. Нет, он живой, дыра не будет так себя вести. Ха, а как она себя ведет? Наверно, как кашалот по отношению к планктону. Плывет себе, плывет… и ты внутри.
   – Так, а это что там впереди, по курсу справа?

Глава 9

   Ночь в этот раз оказалась удивительно теплой. Лиза легко выскользнула из тела и окунулась в кашемировые валуны сумерек, упруго упершиеся в окна. Шаль, которая тут же обволокла ее, предложила нежно качаться на волнах сказочных ароматов, беззаботно и самозабвенно наблюдая за игривым небом. Лиза глубоко вдохнула легкий ветерок из ванили и инжира и быстро потеряла голову. Звезды вытянулись в перламутровые линии, заплелись узорами и стали пульсировать внизу живота набухшими цветами. Воздух загустел и завибрировал деликатными нотками весеннего таинства. Девочка непроизвольно охнула и растворилась в амбровой дымке.
   Ее глаза вдруг увидели город целиком, словно она была матерью-ночью и окружила дома теплыми объятьями. Накрыла сном и безмятежностью. Каждой частичкой своего цветущего тела она проникла в квартиры, где стала тягучей и томной. Люди не могли противиться этому и потеряли волю к сопротивлению. Они заснули. Лиза почувствовала их расслабление, расставание с реальностью и погружение в грезы. Линии, фигуры, силуэты, парение…
   – Ух! – девочка взвилась над крышами и, проткнув кашемир, взлетела к серебристым облакам. Где-то внизу вздрогнул Колька, зажглись лампы в домах. Васнецова воодушевленно огляделась и ощутила на коже прохладные прикосновения ветра. Внизу царила тьма и нега, а здесь наверху было бодро и свежо. Однако Луна обманчиво-кричащим ликом предлагала вернуться, придаться телесной усладе и фривольным фантазиям. Околдовать себя и людей. По бедрам и груди девочки пробежали интригующие мурашки, и она снова закрыла глаза. Что ни говори, а ночь выходила прекрасной.
   Но нет, Лиза все-таки хотела большего! Изумруды вспыхнули, Луна в ужасе отступила и рассеяла облака – вдалеке открылись синеющие земли, полные загадок и тайн. Лиза хотела туда – навстречу неведомому, опасному и судьбоносному. Она уцепилась вниманием за дрожащий горизонт, потянула его линию на себя и… стремительно понеслась с закладывающей уши скоростью в манящие дали. Маленькие домики под ногами, парки, озера, дороги и мосты смешались в единую пеструю полосу. Узорные цветы в паху расплелись и вытянулись в ленты по бедрам, оставляя инерционный след. Волосы растрепал свежий ветер, ресницы удлинились, и губы волнительно содрогнулись от предвкушений: впереди ждала новая жизнь, новые чувства и эмоции, позади оставалась рутина, обыденность и серость.
   – О, а это серое пятно – чей-то аппарат, – увеличил Медин картинку на терминале. На орбите Венеры его внимание привлек объект рукотворного вида. – Исследовательская станция. Хм… с непонятными обозначениями на борту. Хотя впрочем, вот у них нарисована звезда.
   – Расшифровка сигнатур говорит о том, что это научный спутник «Магеллан-2» по исследованию земли Иштар, – сообщил женский голос программного интеллекта «Нити». – Производитель – Демократическая Республика Конго. 2032 год.
   – Чего? – изумился Андрей. – Африка? Когда же это они успели?
   – ДРК активно развивает свою космическую программу последние семьдесят лет. Они первыми запустили пилотируемый корабль к Луне. Отправили «Вояджер-1» и «Вояджер-2» за пределы Солнечной системы, высадили на Марс…
   – Стоп-стоп-стоп, – поспешил прервать Медин. – Мы точно сейчас не путаем аббревиатуры? ДРК? Не США?
   – Полученная информация из канала связи «Магеллана» с Землей говорит о том, что это африканский спутник.
   Андрей, не веря своим ушам, подбежал к обзорному окну и вгляделся в далекую светящуюся точку на венерианской орбите.
   – И что еще сообщают по этому каналу связи?
   – То, что нас заметили и передают снимки на Землю.
   – А мы разве видны?
   – Ионизированная оболочка, оставшаяся после прохождения через гравитационный объект, дает картинку в некоторых диапазонах.
   – Так куда же мы попали, вылетев… из Солнца?
   – В параллельную Вселенную.
   – Моталин, у меня такое ощущение, что ты не от мира сего, – Уткина решила не ходить вокруг да около, а высказаться напрямую. Факультатив по английскому она начала с разговора по душам. – Ты только не обижайся, я говорю, как есть.
   Виталик виновато улыбнулся и выпустил пузыри.
   – Ты все время молчишь, так нельзя. Мне нужно оценивать твои знания, а я не знаю как.
   – Знаете, Дайана Викторовна… – Виталик вдруг сказал гипнотизирующим голосом. – У меня некоторые проблемы с социализацией.
   У женщины приоткрылся рот.
   – Я пока не определил совпадающих моментов в коммуникационных процессах с окружающими индивидами. Но я работаю над этим.
   Уткина присела от неожиданности, класс волнительно загудел, девочки испуганно выкрутили головы, разглядывая Моталина с возникшим благоговением и ужасом. Виталик покосился на них, но не нашел ничего интересного, и равнодушно вернулся к разговору с учительницей.
   – Ч… чего? – Уткина запнулась, не поняв некоторых слов. – Над чем ты работаешь?
   – Над синхронизацией побудительных мотивов в закрытой группе.
   Класс охнул.
   – Во прикалывается! – выкрикнул Григорьев и вскочил на ноги. – Моталин – маньяк!
   Лешка присвистнул и захлопал в ладоши, его начинание подхватили несколько ребят. Виталик кротко улыбнулся и стал проницательно смотреть на Дайану Викторовну. Она никогда не видела у него подобного взгляда. Отстраненного, стеклянного, безразличного – всегда пожалуйста, но не такого пронзающего насквозь. Классная задержала дыхание и попыталась успокоить расходившееся сердце.
   – Так… хорошо… Веа дид ю кам фром?
   – Вы точно хотите знать, уважаемая Дайана Викторовна? – голос прозвучал монотонно, и где-то даже устрашающе.
   – Нет! – Уткина выпучила глаза и уперлась в кафедру.
   Обстановка мгновенно накалилась, учительница ушла в неожиданную оборону, и ученики зашумели еще больше. Моталин стоял в центре класса, педагог забилась в своем углу, а вокруг стал нарастать бедлам. Шок от того, что тихоня и валенок оказался обладателем непознанного сверхразума, и, судя по всему, темного прошлого, взбудоражил подростков: девочки запищали от страха, мальчики заухали и зарычали от возросшего адреналина.
   – Я могу садиться? – ухмыльнулся джокондой Виталик. – Или а ю интерестед самсинг элс?
   – Прочь! Прочь! – накрылась классным журналом Уткина и под его защитой выбежала из кабинета.
   – Вот так она отреагировала, хорошо хоть не сошла с ума, – Колька закончил рассказ о происшествии с Моталиным и вытянул через трубку остатки молочного коктейля, издав характерный звук.
   – Бедная женщина, – мать забрала у него пустой стакан и прихватила тарелку с крошками от тостов.
   – А что, раньше вы за ним такого не замечали? – глаза Казимира Николаевича выглянули из-за «Экспоненциального вестника», который его институт по старинке выпускал на толстой желтой бумаге.
   – Чего именно? – буркнул наевшийся Колька.
   – Ну этой… рассинхронизации побудительных мотивов.
   – Нет, пап. Только синхронизацию пузырей и мычания.
   – Ох, что же теперь будет? – Ева Ильинична прислонила ладонь к губам и с испугом посмотрела на мужа.
   Тот растерянно, а, может, раздраженно сложил вестник и отхлебнул слабый чай.
   – Мне кажется, мальчик просто поиздевался над учительницей. Показал себя перед классом, чтобы привлечь внимание девочек, – Казимир неоднозначно поглядел на сына и уставился в окно, словно там его что-то заинтересовало. Толстяк покраснел и начал сползать со стула.
   – Но Коля же говорит, что за Виталием никогда такого не замечалось. Да и маму его я видела на родительских собраниях – тихая, ничем не примечательная женщина.
   – Да уж, – теперь и Ева удостоилась от мужа непонятного взгляда. – Это, скорее всего, переходный возраст. У мальчика ломается не только голос, но и характер.
   – Кази, речь ведь идет об интеллекте. А он не может радикально меняться. Тем более, в сторону увеличения. Скорее всего, Виталий всегда был способным, но зачем-то таился и водил всех за нос.
   – Знаешь, мы можем, поисследовать его у нас в институте, чтобы ему неповадно было, снимем десяток томограмм – сразу перестанет дурака валять.
   – Вы же там простейшие частицы изучаете, у вас и оборудования нужного нет, – буркнул откуда-то из-под стола Колька.
   – Вот именно, десятки лет уже делим-делим, никак не поделим, ерундой занимаемся: атомы на нуклоны, нуклоны на адроны, адроны на кварки – и конца и края нет. Может, к чертям все это? Возьмем вашего Виталика, залезем к нему в голову и… откроется нам другая Вселенная! То-то завертится научное сообщество. Нобелевские-шнобелевские. Были две модели мироздания – классическая и альтернативная – а тут раз! И вообще третья.
   – Это как?
   – А так. Кто сказал, что все, что мы видим вокруг, не фантазии вашего Виталика? Мощное у него сознание, понимаешь. Планетарное. Выдумал всех нас – тебя, меня, маму – и сидим мы у него в голове, едим тосты. И так еще с семью миллиардами человек, лесами, полями, городами и улицами. И вот мы подключаемся к нему, и обнаружим все это. То-то будет потеха, ух!
   – Да, Теория Большого Виталикова Взрыва. Точнее, Пузыря.
   – Зря смеешься, он легко тебя испарит или превратит в девочку. Будет у нас с мамой дочка, мы и внимания не обратим.
   Лиза не заметила, как перелетела океан. Вернее, серые водные глади она перемахнула со сверхсветовой скоростью, чтобы не скучать. Полночный азарт требовал огней, грува и любви. Какое уж тут созерцание безбрежных просторов и природной мощи планеты? Она летела к своему кумиру – Джастину Паркеру, который проводил в роскошном нью-йоркском клубе энергетически заряженный вечер. В мешанине разноцветных ламп, огней, бокалов и бутылок, хитрых глаз, кривящихся губ и визга, сыпящейся с ресниц туши, чирканья зажигалки и сизого дыма…
   Она этого еще не видела, но всей своей душой понимала, чувствовала, ведь все это когда-то уже было. Она проживала знакомые ощущения по кругу, и эта предсказуемость в, казалось бы, новых событиях вдруг ярко вычертила правильность ее пути. Она резко сорвалась вниз, в растрепанные облака и едва не напоролась на огромные антенны небоскребов. Нью-Йорк мгновенно распластался перед ней люминесцентными квадратами до самого горизонта. Гул пронырливых машин и садящихся лайнеров захватил ее и потянул к земле. Лиза из последних сил выровняла свой предначертанный маршрут и ушла направо от жерла мегаполиса – в Ривердейл, где находился клуб «20 миль».
   – Эй!.. ей-ей! Еще шампанского! – услышала она знакомый голос за несколько километров до места назначения. Она сфокусировалась на звук и увидела далеко внизу старый переделанный особняк в плюще, из черного хода которого вывалилась разогретая компания. Переливающиеся блестками девицы оплели молодого красавца с русой челкой элвиса и на его предложение о новой порции выпивки стали одобрительно улюлюкать и постанывать. Из кустов через дорогу от клуба вдруг выскочили несколько человек с фотоаппаратами и интенсивно защелкали затворами. Девицы завизжали что есть мочи, сверху картина предстала бездушным расстрелом: компашка начала извиваться под огнем фотовспышек, от которых некуда было спастись. Все происходящее длилось полминуты, до той поры, пока из-за деревьев не появились крепкие бодигарды Паркера и не разогнали папарацци резиновыми дубинками. Визг девиц перешел в истеричный смех.
   Лиза дала круг над батальной сценой и в ревнивых чувствах собралась уже что-нибудь сбить с замшелой крыши клуба, как вдруг заметила, что глаза Паркера округлились от ее пролета, словно он заметил ее или ощутил движение воздуха. Решив удостовериться, девочка взлетела над дубовыми кронами и с высоты трехэтажного дома спикировала за спины охранников, которые, ничего не подозревая, шли назад к своим позициям. Теперь сомнения рассеялись: в окружении безмятежно хохочущих фавориток лицо поп-звезды исказилось такой гримасой, будто парень увидел мертвеца. Задвигав в ужасе ногами назад, Паркер повис на светящихся плечах подружек и едва не завалился с ними к ногам официанта, который вынес шампанское.
   – О-ху! – закричали барышни и вмиг забыли про своего элвиса.
   – Так ты меня видишь? – Лиза приземлилась как ведьма, соскочила с невидимой метлы и, не останавливаясь, направилась к Паркеру. Позади нее в спешке разъезжались на замаскированных мотоциклах фотографы.
   Джастин свалился на пятую точку и на секунду застрял в гладковыбритых ногах щебечущих спутниц. Они его тут же обнаружили и, смеясь, стали в полруки подхватывать, пытаясь при этом удержать бокалы.
   – Как такое может быть? – не замечая их возни, спросила Лиза и приблизилась вплотную к ошеломленному парню. – Я же не присутствую здесь физически.
   Она ухватила Паркера за грудки и поставила на ноги: фаворитки радостно выдохнули, им показалось, что это сделали они. Побелевший Джастин справился с шоком и, наконец, посмотрел на Васнецову осмелевшими глазами.
   – Я тоже не присутствую, – сухо выдал он.
   Андрей пристально вгляделся в Землю-2. Все выходило очень похожим: материки, океаны, города – на своем месте. Он покрутил голограмму и смасштабировал Нью-Йорк. Каким-то невзрачным он получался, не видно было небоскребов, все приземисто, серо, что за ерунда?
   – США – одна из беднейших стран мира, – откликнулась за мысли «Нить», – инфляция на сегодня составляет 230 миллионов процентов, доллар выведен из обращения, биржи закрыты. ООН и МВФ в Киквите решают вопрос о введении внешнего управления…
   – Б-р-р-р, – всплеснул руками Медин, и голограмма закрутилась, смазывая географические маркеры. – Здесь все наоборот?
   Он отошел в сторону и огляделся в поисках незримой женщины, сообщившей ему странные новости.
   – Эта Вселенная вывернута наизнанку по отношению к нашей, да?! Все с ног на голову поставлено?
   – Помните, перевернутую восьмерку бесконечности, которую вы начали по алгебре проходить? Так вот, мы сейчас в другой ее петле. Прежний мир остался слева, а мы теперь справа. Здесь все инвертировано.
   – Фух! – выдохнул Медин. – И сюда отправили мою мать?! Чтобы она соответствовала своей измененной сути?
   – У меня нет сведений, что Круг демиургов владеет данными об этой Вселенной. Потому что у них отсутствует опыт обратного перехода сингулярной точки. Они не принимают таких глубоких решений, о которых вы говорите. Скорее, просто избавляются от лишних в одностороннем порядке, чтобы не нарушать баланс своего мира.
   – Блеск! Но… я уверен, что отсюда можно выбраться обратно! – Андрей с вызывающим видом покачался на пятках и окинул взглядом капитанскую рубку. «Нить» промолчала.
   – Хорошо, – Медин склонился над терминалом и стал вводить траекторию входа в атмосферу Земли-2. Он сам до конца не понимал, что творил, все его действия получались интуитивными. Фактически он играл в игру, созданную в собственном воображении. Ведь все, что он представлял собой сейчас – это мысль, сознание, усиленное драконьей сущностью. И в этом он превосходил всех земных детей, а может быть и некоторых взрослых. Он был сильнее Кольки, мощнее Лехи, сложнее Кабана. Во сколько раз? Осталось лишь предполагать.
   – Так, летим домой! – он ввел команды и с нажимом вдавил кнопки на «исполнение».
   «Нить» сорвалась и понеслась к Земле.
   – Хьюстон, вы наблюдаете объект? – два околоземных истребителя ДРК стали стремительно менять положение в пространстве. Пилоты, получив данные венерианского спутника, напряженно всмотрелись в экраны, по которым стало ясно, что к ним на большой скорости приближается шарообразное НЛО.
   – Ястреб-1, Ястреб-2, наклонение – плюс 0,02 градуса, уходите на полтора километра, готовьте фотоны, будем встречать гостя, – затрещал в наушниках голос из центра управления в Киквите.
   Это же отозвалось у Андрея в рубке, в более спокойном, без помех, варианте.
   – Они собираются меня атаковать? – задал он сам себе вопрос и, немного помедлив, согласился. – Ну ладно, пусть так.
   – Хьюстон! Оно движется вне всяких законов физики! – завопил в микрофон один из пилотов.
   «Нить», летевшая до этого по прямой, вдруг резко, под девяносто градусов, ушла вверх, потом так же вбок, вниз и вернулась на прежнюю траекторию, только немного левее.
   – Наклонение плюс 0,07! Плюс 0,07! – затараторил ЦУП. – Фотоны! Ястреб-2! Разрешаю открыть огонь! Огонь!
   «Нить» дернулась, и камнем рухнула вниз, строго по вертикали, затем разделилась на две части и стала разбегаться в разные стороны.
   – А как вам такое, мои африканские друзья?! – Андрей к удивлению самого себя оказался в двух местах одновременно и ничуть от этого не пострадал. Он думал и мыслил, как и прежде, только контролировал в два раза больше территории. Даже ощутил в себе один из истребителей.
   – Центр! Центр! Я теряю сознание, картинка плывет. Объект, похоже, оказывает на меня воздействие, – захрипел пилот того самого корабля. – Тяжело дышать… Совсем… Хьюстон… все… отключаюсь…
   Медин почувствовал этого человека, поймал его сигнал в себе. Это было маленькое теплое пульсирование, где-то вдалеке, в районе правого легкого. Его без раздумий можно было прихлопнуть, накрыть, и первое желание было именно таким – загасить мимолетный огонек, чтоб не отвлекал. Но услышав беспомощный голос далекого пилота, Андрей вдруг отшатнулся от самого себя. Он внезапно, к своему ужасу, осознал свою силу.
   – Ястреб-2! Ястреб-2! – закричали в эфире с Земли. – Эвакуируйся! Код два-девять, отстреливай капсулу!
   Медин отпустил пространство, и растянутое сознание, ничем не сдерживаемое, стало стремительно сокращаться до прежних, мальчишеских, форм. Он возник оцепеневший на обзорной площадке «Нити», когда та собирала воедино все свои части. Перед ним отстрелилась спасательная капсула Ястреба-2 с полуживым пилотом и понеслась к Земле, оставив мертвый истребитель кувыркаться в открытом космосе.
   Он слышал в полусне еще какие-то эмоциональные переговоры конголезцев, видел, как сбежал второй звездолет, как Земля-2 склонилась перед ним в покорности, но уже не придавал этому ни малейшего значения. Ведь все эти жужжания в эфире, мельтешения в стратосфере и паника на поверхности в одну секунду стали для него чем-то муравьиным, микроскопическим и незначительным. Для него, Андрея Медина – Бога. Демиурга хаоса. Который одним мимолетным движением мысли мог умертвить целую цивилизацию.
   – Так, где там, говорите, моя мать?

Глава 10

   – Не знаю как, но ты возникла в моем сне, – Паркер отряхнул рукав и поправил лакированный начес.
   – Да ладно, – удивилась Лиза.
   – Откуда ты? – певец чуть отстранился от девиц и захрустел по камню туфлями, усыпанными стразами.
   – Я… – девочка немного засмотрелась на их блеск. – Из России.
   – Во дела! И как такое может быть? Ты тоже в коме?
   – Нет, Коми севернее нас. Погоди, так ты понимаешь русский?
   – Нет, я говорю с тобой на английском.
   – И как же мы общаемся?.. Языки у нас разные.
   Парень снова недоверчиво осмотрел девушку и ткнул пальцем в сторону своих подруг.
   – А их ты тоже понимаешь?
   – Ну… эти ничего и не говорят, – отметила с частичкой яда Лиза и заключила по-хозяйски. – Набрал же ты эскорт.
   Из сумрака мгновенно появились хмурые охранники и тяжело уставились на Васнецову.
   – Все в порядке, сэр? – В их ладонях захлопали дубины.
   – Пока да, – Паркер высокомерно выпрямился и, сложив руки на груди, обратился к Лизе. – Не забывайся, это мой сон, и правила здесь устанавливаю я. Девиц не трогай, они мне дороги, они – мои, а ты пока – вообще не ясно, кто.
   – Подумаешь, – взбрыкнула Лиза. – Сон. Не только ты его хозяин, как видишь. И было бы из-за чего переживать: дурацкий клуб, дешевые кошелки, гориллы с палками, и ты как идиот. Лечу назад, расстройства больше, чем азарта. Считала, Джастин Паркер – действительно звезда. А тут какая-то убогая тусовка…
   – Постой! – певец движением руки отправил бодигардов в тень. – Это ведь и, правда, сон. Не знаю, как ты оказалась в нем… Возможно, потому что он особый. Искусственная кома – знаешь, что такое?
   Васнецова повернулась:
   – Нет.
   – Я сам лежу в Лос-Анджелесе сейчас, в закрытой клинике. Уже полгода как на своем «Эскалейде-Z» сорвался в пропасть. Погиб мой друг. А я каким-то чудом выжил, хотя горел в машине, в сиденье вплавился, живого места не осталось… Врачи хотели дважды умертвить, но близкие не дали. Двенадцать операций, при этом толку ноль.
   Девицы Джастина безмолвно закружили и, не звеня бокалами, убрались в черный ход. Секьюрити закрыли за ними двери и стали охранять.
   – Фига себе, – у Лизы не хватило слов.
   – Вот так бывает, – поп-идол слабо улыбнулся и, сунув руки в брюки, медленно побрел вниз по улице, раскидывая сверкающими туфлями азалиевые листья.
   – Но, – Васнецова поспешила с виноватым видом, – ты извини, я ведь не знала…
   И кто же тогда проводит туры, песенки поет? Ведь, вот же был концерт в Берлине.
   – Двойник, – не поворачивая головы, ответил Паркер.
   – А голос? С ним-то как?
   – Имплант и технологии.
   – Ну да! – Лиза остановилась. – Зачем? И для чего…
   – Я им уже не нужен, – красавчик повернулся, и лакированный чуб отбросил мертвые тона. Приветливое лицо вдруг обнаружило глубокую тоску. – Я отработан, с моими травмами назад дороги нет. Я даже если выживу, на сцену не вернусь. Девчонкам нужен сладкий мальчик, с томным голоском. А у меня в ожогах тело и травмы верхних дыхательных путей, как говорят врачи. Для шоу-бизнеса дешевле заменить испорченный продукт, чем биться за него. Поэтому мне остается грезить, и вспоминать, какой я был. В Лос-Анжелесе сейчас тихо, в палате я один…
   Он загадочно посмотрел на Лизу, и его образ поплыл в романтической дымке.
   – Тем более фантазии забрасывают меня в совершенно странные места и сводят с совершенно удивительными людьми.
   Андрей опустил «Нить» в своем городе, на пустыре, где должна была быть больница. Но ее не оказалось в тех местах.
   – Странно, – он огляделся по сторонам, однако увидел лишь ржавые гаражи, испещренные граффити, и редкие деревья с маленькими пожелтевшими листьями. – У них тут осень?
   Он отогнал корабль под корявый дуб, включил прозрачность и вышел «на поверхность».
   – Ух-х-х, – холодный воздух выгнал теплоту из тела. – Неплохо для начала.
   Он смоделировал шинель, поднял высокий ворот и, запахнувшись поплотнее, отправился искать знакомые дома.
   Дорога от больницы до его многоэтажки, в первичном мире наполненная жизнью, здесь выглядела мрачно и пустынно: грунтовый тракт из красного песка, приземистые глиняные домики у края обочины. «Да это настоящий Дикий Запад», – воскликнул он и отметил, что шинель пришлась здесь очень даже кстати.
   – Ну да, раз Республика Конго – локомотив прогресса, то крупные державы в этом мире – унылые сырьевые колонии. Чего и следовало ожидать. Надеюсь, россияне не бегают тут с копьями, успели же им африканские друзья поставить миллионы автоматов Нкрума? Или ситуация совсем иная?
   Медин огляделся – на улице не было ни души, лишь из потрескивающего репродуктора на деревянном столбе доносилось грозное неразборчивое шептание. Он решил подойти поближе, потому что пока этот глухой голос был единственным признаком жизни во всем, что его окружало. В облезлых домах, стоявших по обе стороны от него, серыми досками заколотили окна. Казалось, жители покинули свои жилища давным-давно, и делать в этом городе было нечего. Здесь царили только пыль и запустение.
   Он подошел к столбу и тут увидел выцветшее предупреждение, которое стало почти белым от песчаных ветров «…вводится комендантский час». Андрей оглянулся, но в домах ни на грамм не стало теплее: за досками и обшарпанными стенами жизнь не обнаруживалась.
   – …и тогда вы узреете лик его, и тогда… – захрипел репродуктор знакомым голосом, – вы воздадите ему…
   Медин задрал голову и прочесал грубым войлочным воротником по щеке. Солнце прыснуло в глаза, он зажмурился.
   – …однако есть шанс на спасение, – заговорщицки завопил столб, – не каждый его получит. Не каждому суждено…
   Мальчик отпрыгнул в сторону, в тень магазинчика с небольшим чердаком. И тут увидел то, что заставило его забыть про репродуктор. В импровизированной витрине под пыльным стеклом стоял старый ламповой телевизор и в синих красках показывал… его отца. Сергея Петровича с длинными волосами, в светящемся белом одеянии. Открывание рта капитана и гундение столба совпадали, и стало понятно, кто именно вещал для мертвой улицы.
   – Чудесная речь, – донесся восхищенный голос сзади, и почти согревшийся Андрей снова похолодел. – Одна из лучших.
   Он понял, что за спиной стоит именно тот человек из телевизора. Странный и неродной.
   – Папа? – он осторожно повернулся и выглянул из-за воротника на солнце. В лучах проступил длинноволосый силуэт.
   – Ничего, сынок, долго они не будут жить без нас во мраке невежества. Не позволим усомниться в нашей божественной сущности. Лизонька сотворит чудо уже завтра и вернет нам тела. Только жди!
   – Но…
   – Мы эту нечисть повстанческую всю истребим, только вернемся в физический мир. Завтра уже, завтра! А этого их Кабанова при помощи вуду из могилы поднимем – для прислуживания нам и в назидание остальным. Чтобы неповадно было даже мыслить о западной ереси. Лизонька сумеет.
   – Ка… банова? – поперхнулся Андрей.
   – Ну или кто там предводитель их, который приказал взорвать нас? Оглоблин? Его, плесень революционную, тогда обезглавим и прибьем голову на въезде в город. И ж ты, на верховного жреца и его сына руку поднял! Будет теперь рожей своей границу обозначать – территорию свободных людей, живущих по традициям предков. Без фастфуда, разврата и рэпа!
   – Йо, – вырвалось у Медина.
   – Что?!
   – Без него, без него.
   – Казимир плохо справляется, – продолжил после подозрительной заминки длинноволосый. – Никудышный мэр, я и раньше говорил. А как нас не стало, совсем ситуацию выпустил из рук. Ох, боюсь, наша храбрая Дианка не осилит войны с повстанцами, грохнут они ее, как нас. Плохое у меня предчувствие…
   В этот момент, словно впику пессимизму жреца, аутичную и сонную улицу вывел из оцепенения рев двигателей и истеричный визг сирен. Доски в пустеющих окнах задрожали, эхо задергалось в панике между домов, из-под крыш вырвалась стая обезумевших воробьев и метнулась в сторону. На дорогу вылетели три хищных внедорожника с огромными колесами и, угрожающе скрепя подвеской, стали загонять в тупик побелевшего паренька в рваной куртке, из последних сил стремившегося скрыться от погони. Из мегафонов вслед ему понесся крикливый блюз и рык начальника полиции Дайаны Викторовны Уткиной.
   – Григорьев! Стой! Все тщетно! Бэд ту зе бон!.. Б-б-б-б-бэд, Б-б-б-б-бэд, Бэд ту зе бон!
   – Вам нравится такая музыка? – Казимир Николаевич привстал на носках и заглянул через стеллаж в руки Дайане Викторовне, которые держали сборники американского хард-рока и хэви-металла.
   – А мы разве знакомы? – подняла удивленно-фиолетовые глаза учительница и спрятала винилы за спиной.
   – Я… – тушуясь, опустился назад ученый. – Папа Коли… полненького такого мальчика, который у вас в классе учится.
   – Коли? Ах да, конечно, – накрашено-вишневые губы кокетливо улыбнулись. – Вас так сразу и не вспомнишь… э…
   – Казимир Николаевич, – щелкнул каблуками научный сотрудник.
   – Вы очень редкий гость на наших родительских собраниях.
   – Понимаете, работа…
   – Ну да. Знаете, ваш Коля – чудесный карапуз, у меня к нему особых нареканий нет. Поэтому и приходить вам, может быть, не надо. Хотя я, признаюсь, была бы только «за», – Дайана интригующе подняла правую бровь. – Вы ведь ученый?
   – Н-да, исследуем помаленьку, – зашаркал скромный Казимир.
   – Как интересно, – зажглась яркими огнями собеседница поверх розового свитера и, в свою очередь, поднявшись на носках, глубоко задышала. – Всегда мечтала стать кандидатом каких-нибудь наук, но видите, чем приходиться заниматься?
   Она небрежно махнула пластинками и вернулась на свое место.
   – А что такое? – не понял Казимир. – Вам плохо от этой музыки?
   – Нет, хорошо, я ее в постановке «Зомби и бобслей» использую. Такой, знаете ли, взгляд на классику. Трактовка одинокой дамы…
   – Эм… – замешкался ученый. – Вы одиноки?
   Дайана распахнула тяжелые складочные веки, из-под лоснящихся теней на Казимира уставились черные овалы, полные тоски.
   – Нет, с чего вы взяли? – горделиво повела она заколотым хвостом. – Я каждый день с детьми, такое счастье, радость от работы с ними бьет фонтаном. Ставлю ученикам новые миниатюры, сама пишу, режиссирую, таланты периодически ищу. Вот, кстати, ваш Коля…
   – Да, и я о нем хотел с вами поговорить.
   – А что с ним? – дернулась учительница.
   – Все хорошо, Дайана… как вас?
   – Викторовна.
   – И точно! Мне Коля говорил. Так вот, как вам его актерские способности? Вы так много используете ребят, а моего сына почему-то нет.
   – Мне кажется, он не совсем фактурный…
   – Да бросьте! Коля разве не актер? Я так и вижу его в роли Мухомора.
   – Гриба? Ах да, была у нас такая постановка. Но я ее закрыла, в память об одном мальчике – Андрее Медине. Вы такого знали?
   – Так ведь…
   – Вы извините, но та роль навеки закреплена за ним. Ведь слышали о трагедии «Персея»?
   – Эта та подлодка, что атаковала наши корабли? – поп-идол облокотился на деревянные перила у небольшого озера. – Мне кажется, так вам и надо.
   – Да как ты смеешь, инвалид несчастный! – всплеснула Лиза.
   – Все в норме, сэр? – возникли бодигарды.
   Паркер снова их остановил.
   – На лодке был мой одноклассник, которого я очень полюбила. Андрейка Медин. Странный парень, но очень интересный. Я до сих пор в догадках – что произошло, и как я раньше его не замечала. Быть может, мы, тринадцатилетние, в принципе смотрим на парней постарше, а ровесников считаем малыми детьми? Но они и в самом деле так себя ведут.
   Певец надменно усмехнулся.
   – Не все, конечно. Вот Андрей ребенком не был, такой отважный, ни за что не разглядишь. Спас от чудовища меня. Серьезно!
   – Чудовища? Да что там в России у вас происходит, в самом деле?
   – О, много что. Ты дольше в клинике своей лежи и выдуманных кошелок развлекай.
   – Но-но!
   – А смерть Андрея я вам никогда и ни за что не прощу. Такой прекрасный мальчик – мечта, загадка, д’артаньян. И сгинул в непонятной битве. Пожалуй, надо было ответить вам ракетой «Красный Сатана», как предлагал мой папа.
   – Наверно, милый человек, не хочешь познакомить? – лиричный Джастин поднял камушек с земли и пульнул его по озерной глади.
   – Вот если б не способности по выходу из тела, не знаю, чтоб я делала, – Лиза глубоко вздохнула и подошла к перилам. – Они меня от горя очень отвлекли. Какое все-таки крутое чувство!
   – Да, согласен, чудеса. Я сам таких возможностей не ожидал. Придумывай, что хочешь, только бы фантазии хватило.
   В этот момент позади пары вприсядку стали танцевать бодигарды, с каменными лицами закружили залихватское «Эх, яблочко, да на тарелочке», из-под ветвистых дубов вынырнули медведи в шапках-ушанках и начали лупить мохнатыми лапами по резным балалайкам. В нью-йоркском Ривердейле, в два часа ночи это произошло совершенно неожиданно.
   Равно как и появление пьяного Кабана, его брата и Оглоблина у подножья статуи Свободы.
   – Мне казалось, она больше, – Илья Кабанов посмотрел на женщину снизу вверх и вспомнил трехметрового Ильича в своем городе. Статуя продолжила смотреть на Гудзон, неприступно возвышаясь над троицей.
   – Мы-ы-му ме-му-у-у мы? – спросил Кирилл Кабанов, удерживая сползающего брата.
   – Думаешь?
   – Мы-ы-е му, – указывая на памятник, ответил Кирилл форварду Оглоблину, поддерживающему Илью с другой стороны.
   Оглоблин постарался внимательно рассмотреть «Леди Свободу», но в итоге лишь пожал плечами.
   – Ну и какая разница – наш дед или эта тетка? – прошептал неслушающимися губами Илья. – Только что, у нее факел в руке. Но наш – как настоящий.
   – Му ме-е-е, – не согласился Кирилл. – Мы-е-мо му-ме мае-му.
   – Тоже мне скажешь.
   – Му-ме.
   – Да ну вас, пойдемте уже… холодно тут, – Илья задергался, задавая направление друзьям. Они побрели против ветра, и налетевшие стаканчики с бумагой налипли то на одном брате, то на другом, то на Оглоблине. Свобода осталась светить пустому проливу.
   – Юнит твелв-севен-фо, юнит твелв-севен-фо, дранк рашинс син овер… – затрещала рация полицейского патруля у западного крыла Статуи.
   – Руки на затылок! Кому сказала! – Уткина с размаха хлопнула дверью внедорожника и спрыгнула в пыль. Привычным движением она выхватила крупнокалиберный револьвер из кобуры и, прокрутив один оборот, взвела курок, после чего приставила дуло к виску Григорьева. Тот не успел даже опомниться, настолько погоня оказалась скоротечной: рифленые покрышки шерифского бигфута замерли в сантиметрах от его ступней.
   – Браво! – зааплодировал верховный жрец Медин и выдвинулся немного вперед.
   Андрея ситуация покоробила и он задвинулся напротив – в тень.
   – Видел, а? – оглянулся на него лучезарными зубами отец. – Так им, нелюдям. Дианка не сдается. Молодец!
   Уткина схватила перепуганного Григорьева за шиворот и поставила на ноги.
   – Третий есть. Остался самый главный. Расскажешь, где прячется ваш защитник Оглоблин? – Дайана Викторовна выпучила на Леху глаза с вульгарной подводкой.
   – Я… не… ну… – стал заикаться измазанный мальчик.
   – Ме-му! – передразнила шерифша. – Что ты мычишь?!
   Она замахнулась револьвером, Григорьев зажмурился, а Медин дернулся.
   – Так ему! – взвыл жрец.
   Андрей отшатнулся от страшного «отца» и, хмурясь, начал перебираться на другую сторону улицы, прячась за воротник шинели. Его шокировала открывшаяся вакханалия: город предстал крайне примитивным и диким, но еще более диким оказались его жители. Капитан Медин вышел полным антиподом самому себе – земному воину. Здесь он был самовлюбленным трусливым пророком и вещателем религиозного бреда, которым удерживал власть, пока его не убили.
   Жестокая и циничная Дайана Викторовна, вышедшая на кровавую тропу войны после расправы над жрецом, выглядела дьявольским отражением той мягкой и доброй женщины в свитере, которую мальчик помнил из прежней жизни.
   Кем являлись местные подпольщики – «пионеры-герои» Кабановы и Оглоблин – оставалось только догадываться. Но одно то, что сердце Андрея сжалось от замаха на Григорьева, говорило уже о многом: какая там линейка, упершаяся в горло. Сейчас он готов был пережить этот неприятный момент сотни раз, лишь бы с Лехой ничего не случилось.
   – Ладно, – донеслось до Григорьева вместо удара, – в участке развяжем тебе язык. Забирайте его, ребята.
   Крепкие пинкертоны, щерясь золотыми зубами, испугали мальчика, когда он приоткрыл глаза, подхватили под руки и затолкали в зарешеченный пикап. Андрей оглянулся на псевдоотца, тот остался стоять у витрины с проповедующим телевизором и картинно вздымал руки к небесам, судя по всему, в молитве за поимку беззащитного ребенка.
   Что делать дальше, Медин не знал. Моторы полицаев взревели и снова вышвырнули из-под крыши стаю воробьев. Задрожали стекла. Мысль метнулась так же судорожно и натянуто – бежать за кавалькадой и спасать Леху.
   Внедорожники лихим маневром развернулись и рванули с места, Андрея окатила пыль и гравий. Он попытался ускориться, но это все же была не «скорая помощь», везшая Лизу по предсказуемому маршруту, сирены так стремительно удалялись, что он понял – преследования не выйдет. И тут на ум пришла очевидная мысль.

Глава 11

   «Восходящую звезду оставили в участке до выяснения всех обстоятельств, в Соединенные Штаты вылетели адвокаты Континентальной хоккейной лиги, «Лос-Анжелес Кингз» отправил в Нью-Йорк своего представителя…», – Лиза с помятым от сна лицом выбралась на звук телевизора, и опухшие глаза рассмотрели яркую от солнца кухню.
   – О, – ткнул булкой с джемом в экран отец и пробормотал набитым ртом, – про Илью рассказывают… Прославился на всю Америку, хулиган.
   Лиза вгляделась в экран и увидела только расплывчатый силуэт за решеткой с надписью «Кинг» андер арест».
   – А что с ним? – захрипела девочка и стала откашливаться.
   – Говорят, разбил две полицейские машины, – румяный Роман Всеволодович проглотил тягучий джем. – Кулаками!
   Помолчав немного и помяв губы, он оглядел стол в выборе новой еды:
   – Вот так подумаешь, какая силища была совсем недавно рядом, – и мурашки по коже.
   В ответ на это Лиза зашаталась в дверном проеме.
   – С другой стороны, – выхватил бизнесмен Васнецов из середины сервиза баночку с красной икрой и, погружая в нее ложку, посмотрел на дочь, – если бы вы сошлись, я бы сделал его начальником нашей охраны.
   Девочка приподняла брови и уставилась на икру.
   – Заесть сладкое, – объясняюще вытянул лыбу «мон папа».
   – Пойду, зубы почищу, – просипела Лиза и зашаркала в ванну.
   – Удивляюсь с тебя, доча, – отправился за ней с ложкой Васнецов. – Ты совсем перестала в отношении Ильи проявлять какие-либо эмоции. Как такое может быть?
   Девочка не ответила.
   – Вот ведь как бывает: парень попал в передрягу, в чужой стране, с чужими правилами. Быть может, его там подставили, а он не разобрался. И все – наручники, камера, позор на весь мир. А бывшая девушка даже пальцем не шевелит. Вот ведь женщины…
   Лиза строго повернулась к отцу с щеткой, торчащей изо рта, тот на нее уставился с ложкой за щекой. С полминуты они смотрели друг на друга.
   – Ну точно мать, – процедил в итоге Роман Всеволодович и перекинул ложку за другую щеку. Дочка отвернулась.
   Она видела в отражении зеркала, как он заходил туда-сюда, как углубился в комнату, потом снова вернулся, но уже с просветлевшим лицом.
   – Слушай, – причмокнул он, выдернув ложку, – а не хочешь слетать со мной в Нью-Йорк и внести за него залог? Это было бы очень-очень с твоей стороны. Ну и я бы полезного человечка не потерял.
   Лиза уже хотела гневно ответить «нет», но потом вдруг задумалась, выплюнула пасту и благосклонно кивнула головой.
   – Тьфу, – Дайана Викторовна спрыгнула с подножки затормозившего бигфута и заорала в деревянный фасад полицейского участка. – Кузьми-и-ич, принимай гостя!
   Дверь со скрипом отворилась, и из мрака выбежал сгорбившийся Поролон с седыми спутанными волосами.
   – Ба-арыня пожаловала, – прошамкал он беззубым ртом и засеменил прямиком к клетке с Григорьевым.
   – Пуф, – выдохнул от неожиданности Андрей, который возник под окнами участка за несколько минут до прибытия кортежа. Обогнать его оказалось делом техники: ведь сознание позволяло перемещаться на любые расстояния – только «потяни за горизонт», что называется. Как только идея пришла в голову, Медин тут же опробовал и о, чудо – резвые внедорожники остались далеко позади, словно никуда не ехали. Андрей даже немного заскучал, ожидая их.
   – Попался! – обдал Леху зловонием Поролон, уткнувшись сизым носом в решетку.
   – В пыточную его сразу, Кузьмич, будем допрашивать, – Уткина устало отстегнула ремень с револьверами и поднялась в участок.
   Андрей привстал на небольшом уступе и заглянул в окно. Через пыльные серые стекла мало что можно было увидеть. Однако в дальнем конце помещения проступили клетки временного содержания, где дергались какие-то люди.
   – Не трепыхайся, щенок! – взвизгнул Поролон, проводя мимо Григорьева с заведенными назад руками. – А то пальцы выломаю.
   Он довел Леху до клеток, немного потоптался, что-то говоря задержанным, а потом потащил его направо, в приоткрытую дубовую дверь. Григорьев в отчаянии выгнулся, несколько раз попытался освободиться, но получил по голове и безвольно сник.
   Андрей спрыгнул с уступа и внезапно замер – напротив, в нише хозяйственного сарайчика раздался леденящий душу рык и зажглись рубиновые глаза. Медленно из тени показался силуэт гигантского существа – сначала кончик черного кожаного носа, затем грязно-серая морда, забликовавшие клыки и алчный язык. На свет выбрался свирепый волкодав, который явно почувствовал мединское присутствие.
   – Рекс, ты чего? – присвистнул за джипом пинкертон и вышел проверить, что происходит. Он передернул винчестер и направил дуло в сторону демиурга. Первые секунды казалось, что он увидел Андрея и сейчас раздастся выстрел, однако дуло пошло вверх, потом налево. Медин облегченно выдохнул и ослабил плечи – еще чуть-чуть, и он бы умертвил детектива на расстоянии.
   Тот осмотрел участок, поводил ружьем, после чего забросил его на плечо и пошел, успокоившись, к машине. Андрей медленно двинулся с места, глядя собаке в глаза. Красные рубины загорелись тревогой, и пес рявкнул.
   – Ух, – стыдливо покраснела Уткина, вставляя ключ в замочную скважину. – Такой маленький, а громкий.
   Лай из-за двери отлетел эхом в верхние этажи и там рассыпался на осколки. Учительница клацнула ключом.
   – Сколько ему говорите? – пытливо выгнул шею Казимир, держа в руках пакеты с винилами, овощами и багетом.
   – Два с половиной года, настоящий джентльмен уже, – она клацнула второй раз. Дверь приоткрылась, и в маленькую щель вылетел бойкий чихуахуа, так что ученый даже слегка оторопел. Гав! Звонкое эхо снова оглушило подъезд.
   – Рексик, ну-ка быстро назад, – повелительным тоном позвала Дайана Викторовна и расширила проход. – Прошу вас.
   Казимир Николаевич в признательном поклоне занес пакеты вглубь коридора и завяз в войлочном ковре с плетеными розами.
   – Чувствуйте себя, как дома, милейший, – с этими словами над его головой зажегся красный «китайский фонарь» из фарфора, и задымились электронные аромопалочки. – Рексик!
   – Гав!
   – Иди-ка сюда, проказник… Вы проходите-проходите, – прилетело с лестничной площадки.
   Казимир испуганно огляделся – он как будто попал в уголок менестреля бальзаковского возраста: шкафчики, зеркала, книги, скульптуры-партитуры громоздились друг на друга и мешались с фитосыворотками, женскими журналами, пожелтевшим Брэдом Питтом в образе Ахиллеса и гитарой в наклейках – на стене. У винтажной вешалки в прихожей висел тапочек-игольница, из которой торчала пухлая расческа. С кухни потянуло гвоздикой и борщом. Ученый голодно сглотнул.
   – Вот он наш маленький воин, – сложила трубочкой вишневые губы Уткина и занесла в квартиру по-султански гордого Рекса. – Что же вы Казимир Николаевич не разуваетесь? Скорее-скорее, мойте руки, сейчас будем обедать.
   – Знаете ли, я сыт.
   – Нет-нет, вы с Рексом обязательно должны поесть, иначе как же мы будем обсуждать роль вашего Коли в новой постановке «Капитан Америка и пластырь»? А такая у меня имеется.
   Дайана Викторовна интригующе мигнула накладными ресницами.
   – Ну раз вы настаиваете…
   – Не просто настаиваю, а приказываю – быстро в ванну, уважаемый.
   Казимир не мог сопротивляться этой женщине, от свитера которой веяло восточным зноем и экзотичными пряностями. Он протиснулся между стопками старых книг, обтер гипсовую статую кричащего бородача, отодвинул клетку с попугаем и зашел в ванну. Там среди тазов, порошков и шторок с нимфами он помыл руки, представил смотрящую в окно Еву Ильиничну, выбросил ее из головы и пошел есть борщ.
   – О, как же я хочу это попробовать, – протяжно застонал верховный жрец Медин за плечом у задумчивой девушки. Она тотчас поперхнулась, вздрогнув от неожиданности, деревянная ложка упала в горячую похлебку, расплескав ее по столу.
   – Ты меня не заметила, – радостно выпучил глаза Сергей Петрович, – надо же.
   Девушка зашлась в кашле, причудливые бусы на груди заколотились в судороге, перья, переплетенные волосами, заметались.
   – Великая колдунья застигнута врасплох, – продолжил комментировать Медин. – Ха-ха.
   – Ну ты… и… мерзавец… – девушка, наконец, смогла выгнуться и гневно посмотреть в сторону призрака. – Сгинь, нечисть!
   – Ой, прости-прости, – не сбавляя нахальства, поднял руки кверху мертвый жрец. – Уж и пошутить нельзя.
   – Завтра я пошучу, когда реанимирую только Андрея. Будешь шляться по задворкам до скончания веков и детей пугать.
   – Ну ты, Лизка, и злая все-таки, – Медин резко изменился в лице и гордо отвернулся. – Пойду поплачу на свое изуродованное тело.
   Он спустился в холодное подземелье храма, где располагался оккультный склеп. Из ниш на него посмотрели перекошенными челюстями скелеты послушников. Мерцание от влажных стен проникло сквозь трещины в старые черепа, и зажгло их глазницы зеленым светом.
   «Фу, ужас какой, – брезгливо фыркнул молочный призрак и прошелестел как можно дальше от покойников. – Вот он, мой бедняжка».
   Он взволнованно коснулся посиневшей руки самого себя, лежащего посреди склепа на гранитной плите. Белое одеяние превратилось в бурые лохмотья, перепачканные кровью, левую часть грудной клетки разворотило взрывом, лицо, оплавленное огнем, было неузнаваемо, отсутствовали ноги. На соседней плите, в более приличном виде, лежал Андрей. Жрец, мимолетно осмотрев сына, хрюкнул носом, и вернулся к своему обрубку, который начал трепетно гладить, жалостливо скуля.
   – Не горюй, отец, – проговорил вдруг из темного угла мертвенный голос, и от одной из мумий отделился призрак Андрея. Мальчик выглядел почти так же, как в первой Вселенной, правда, с небольшими отличиями – он был одет в дорогую одежду, держался высокомерно, жестко и холодно. Хотя, возможно, холодно лишь потому, что умер. На плите его костюм, посеченный осколками, смотрелся менее броско. – Мы отомстим им.
   – А, – испугался Сергей Петрович, – ты… здесь? Но зачем? И… где твоя шинель?
   – Шинель? Ха-ха! Тебе вышибло взрывом еще и мозги, папуля? Я что, какой-нибудь дегенеративный повстанец?
   – Ну там, у магазина, ты именно так и был одет, хотя я не стал спрашивать, мало ли, как ты переживаешь свою смерть. Теперь же все в порядке, тебе идет… сынуля, – Медин неприязненно покосился на отпрыска и снова провел рукой по торчащим из раны обломкам ребер. – Да, завтра все вернется. После нашего воскрешения паства падет на колени, и мы захватим город.
   – Я здесь буду главной! – подняв бутылку с пивом, провозгласила на весь участок шериф Уткина и издевательски залыбилась на братьев Кабановых в клетке. – Мэр слаб, жрец сдох, осталось вашего Оглоблина схватить за одно место и все! Город мой!
   Илья и Кирилл затравленно вжались в прутья, в соседней клетке защелкали шеями рецидивисты Грунько и Салатов. Им хотелось крови, неважно чьей.
   – Да заткните вы этого пса! – резко осадила пустоту позади себя шерифша, так что со стены упала маленькая фотография. На улице надрывался Рекс, и бегал пинкертон. – Кузьмич, разберись с этим балаганом!
   – Слушаюсь, барыня, – вывалился из пыточной Поролон, и, прихватив на бегу ружье, устремился наружу.
   – У вас еще есть шанс, – Уткина уткнула лицо в решетку, так, что прутья очертили прямоугольник с носом, глазами и ртом. – Ша-анс.
   – Мы честно не знаем, где он, – испуганно затараторил Кирилл. – Он постоянно меняет жилье, не ночует дважды в одном месте, телефоны с бесконечным количеством сим-карт, связные в каждом районе, борода накладная…
   Илья одернул брата.
   – Семнадцатилетний мальчик с накладной бородой? – скептически скривились губы в прямоугольнике. – В общем, не хотите по-хорошему. Понятно.
   Дайана Викторовна отступила от решетки и с красными полосками на лице направилась в пыточную.
   – Через пятнадцать минут принесу вам голову вашего дружка, подумайте пока.
   Кабаны кинулись к прутьям и увидели за уходящей Уткиной дверной проем соседней комнаты, где сидел, привязанный к стулу Григорьев – с заклеенным ртом и безумными глазами. Дверь закрылась.
   – Вы только не рассказывайте жене, что я кормила вас борщом, – Дайана Викторовна виновато опустила фиолетовые веки.
   – Что вы, конечно, нет, – ученый застенчиво заковырял ногой ковровую розу.
   – Я… – она запнулась и затеребила воротник, – хотела вам сказать «спасибо», за то, что помогли принести тяжелые пакеты…
   – Бросьте, пустяки! Я даже не заметил, – Казимир застрял в розе и неловко попытался выбраться. – Беседа с вами настолько увлекла.
   Дайана вдруг зарделась и прижала руки к груди.
   – Мне тоже с вами было очень интересно, вы такой начитанный. Как там говорили… вот в чем аномалия в области инвариантной массы…
   – …двух адронных струй, – закончил ученый и едва заметно потянулся к губам женщины. Та уловила движение и тоже подалась вперед. Роковое сближение длилось ровно секунду, пока гвоздик на подошве ботинок Казимира не вытянул петлю из розы и, предательски задержав ногу научного сотрудника, чуть не уронил его тело на раскрасневшуюся собеседницу. От неожиданности Казимир подался резко назад, вскинул руки и ударился ими об косяк, смахнув всю романтичность с момента. Уткина крякнула.
   – Простите… – вздрогнул он и стеснительно поправил прядь сбившихся волос, – мне пора, и так я задержался.
   Он вытащил застрявшую ногу из ковра вместе с толстой ниткой.
   – Рад был знакомству, приду к вам на собрание, – Казимир развернулся и поспешил вниз по лестнице, увлекая за собой нить. Роза, которая из нее была сплетена, начала быстро распускаться. Дайана Викторовна с поникшей головой смотрела на ее постепенное исчезновение и слушала, как удаляются шаги. Дверь подъезда хлопнула, нитка сорвалась с ковра и унесла цветок. Из глаз учительницы прыснули слезы.
   «Ты будешь плакать обо мне, пускай.
   Реветь дождем в ненастный май, ай-ай.
   А я останусь вдалеке, просто налегке,
   На недоступном летнем облаке…», – беззаботный Джастин пропел голосовым имплантом, и Лиза открыла глаза. Сидящий в соседнем кресле отец ей что-то говорил, высота за бортом была девять тысяч метров.
   – Что? – приподняла она один из наушников.
   – В туалет я схожу, подождешь меня?
   – Куда ж я денусь?
   – Ну да, – Васнецов тяжело поднялся и стал выбираться в проход лайнера. На его пути оказалась тучная девушка в оранжевом костюме из фланели, с коричневыми веснушками и рыжим хвостом. В руках она держала картонное ведро с попкорном, напротив, в спинке кресла, играла романтическая комедия. Роман Всеволодович навалился на этот киноапельсин в попытке пробить выход, однако получил ведро возмущения из поросячьих глазок в маленьких очках.
   – Не будете ли вы любезны… – заблеял тогда бизнесмен, сэкономивший на бизнес-классе.
   – Хам! – взвизгнула девушка и вывернула ноги в проход.
   Цепляя попкорн и оранжевые ляжки, Васнецов, наконец, выбрался из кресел и поспешил в хвост самолета. Лиза, наблюдавшая сцену, грустно вздохнула и закрутила кольцо вентиляции – ей вдруг стало холодно и неуютно.
   Однако это не помогло, левую сторону охватил колкий озноб, который как-то стремительно пропал. Ощущение было – будто на место отца сел невидимый мертвец и убрал руки, чтобы не касаться Лизы. Она потерла предплечье, посмотрела налево, и тут ее сковал животный ужас: оранжевая девушка вдруг стала искривляться, ее лицо вывернулось и уменьшилось, при этом хвост остался в прежних размерах, а рука с ведром отделилась от разбухшего тела. Это был кошмар! Но в следующую секунду Лиза поняла, что это не девушка мутировала, а перед ней, в отцовском кресле, возникло нечто невидимое, своими чертами изменившее пространство.
   – Здравствуй, сестра-а-а, – зашипело по-змеиному в наушнике. Джастин в одно мгновение умолк, а оранжевая застыла с открытым ртом. – Мы все зна-а-аем.
   Лиза в ужасе отпрянула, но ударилась лишь головой о пластик – в иллюминаторе замерли барашки облаков.
   – Ты теперь одна из на-а-ас.
   – Кто вы?!
   – Мы темные, ждем тебя в Центральном па-а-арке Нью-Йорка, приходи, будем знакомиться.
   – Но…
   «Приходи, приходи, я давно открыл свои двери», – заумолял в плеере Паркер, и Лиза подпрыгнула от внезапной смены звуков. Оранжевая как ни в чем ни бывало продолжила хрустеть попкорн.
   – Так, дергайся ни дергайся, а братья тебя все равно сдали, – Уткина подчеркнуто громко прошагала по деревянному полу и остановилась у стола с хирургическими инструментами. – А значит, разговор будет короткий.
   Она взглядом палача смерила Григорьева от носков ботинок до макушки и повернулась для выбора орудия убийства.
   – Ты у нас… пешка… значит, отпилим голову вот этим, – она взяла покрытую ржавчиной ножовку с небольшим количеством смятых зубьев, Григорьев обезумевши замычал.
   – Ну а что я могу сделать? – словно от безысходности пожала плечами шерифша. – Ты же не хочешь говорить, где прячется Оглоблин.
   – Мм-м-мммм-мммм, – остервенело надул скотч пленник.
   – Вот и друзья твои не хотят, – Дайана подошла к Григорьеву, ухватила его за чуб и откинула голову назад, освободив тонкую шею с бешено пульсирующими артериями. – Может, твоя бестолковая башка разговорит их.
   Она прочесала выщербленным лезвием по подбородку мальчика и уже собиралась надавить, как по пустой комнате прокатилось непонятное шептание. Дайана опасливо выпрямилась, огляделась и выбросила вперед пилу на манер револьвера. Григорьев задрал глаза, словно почувствовал что-то за спиной и решил увидеть это. Шерифша проследила его движение и уткнула ржавый инструмент в зловещую пустоту.
   Пространство за Лехой начало искривляться, поползли доски, стены изогнулись, позади пленника проступил силуэт небольшого человека, вероятно, подростка. Ножовка в руке Уткиной задрожала.
   – Что за дьявольщина? – прошептала Дайана Викторовна и сделала шаг назад. Она собралась воплем позвать Поролона, как вдруг размытая конечность силуэта поднялась, и из нее жахнула яркая молния. Шерифша кувыркнулась через стол, разбрасывая скальпели, и затихла без чувств в углу любимой пыточной.

Глава 12

   – Ма, а где па? – Колька тревожно всмотрелся в улицу из окна четвертого этажа, шторка нервно скомкалась в его руках.
   Однако ответа не последовало.
   – Ма?
   – Да, – наконец, донеслось из спальни.
   – А где па?
   – Не знаю, – Ева Ильинична скорбно посмотрела на студенческую фотографию, где улыбались она и Казимир, и прижала рамку к груди. – Может, в институт вызвали.
   – Так они же остановили свой коллайдер, на ремонт, – Колька прищурился от майского солнца, но настроение было не весеннее. – Тем более ты туда звонила.
   Ответа снова не прозвучало. Тогда толстяк отбросил шторку и пошел в комнату. На счастливое лицо юного Казимира упала горячая слеза и скатилась по стеклу.
   – Хочешь, я его найду и все выскажу, – с порога взвинтился мальчик.
   – Не надо, – прошептала мать. – Вдруг, он с коллегами в кабаке, футбол смотрит.
   – Да какой футбол? Его же всегда лыжи интересовали. И с коллегами он не дружит, ты сама говорила.
   – Говорила… – эхом отозвалась Ева Ильинична и хрюкнула красным носом.
   – Люди так быстро не меняются! – крикнул Колька и тут же замолк, вспомнив Лизу. В голову тут же полезли дурацкие фантазии о том, как отца кто-то инвертировал, и он превратился в пьяного гуляку, играющего на флейте в подземном переходе.
   «Почему на флейте?», – задался он вопросом и тут же ответил легендой из музыкальной школы про талантливого ученика Бабурина, который не совладал со своим дарованием и к семнадцати годам спился. Оставшись на улице, музыкант копейки зарабатывал игрой на дудочке. «Дурочка-бабурочка» называли его местные дворники, и почему-то сейчас в его образе Колька представил себе Казимира Николаевича. Бр-р-р…
   – Не плачь, мам, я думаю, он скоро появится, и тогда мы все выясним.
   – Я честно не знаю ничего! – выпалил Григорьев, когда контуженная шерифша сорвала скотч с его лица. – Пощадите!
   – Какого… – заморгала Дайана Викторовна и потерла растрепанную макушку. – Что здесь происходит?
   Она непонимающе оглядела пыточную, брезгливо обнаружила стол с инструментами и снова повернулась к пленнику. Григорьев в ожидании расправы скрючился на стуле и откинул голову набок.
   – Э-ей, – позвала женщина. – Слышишь меня?
   Леха приоткрыл зажмуренный глаз и осторожно повернулся на голос.
   – Ты кто? – спросила изменившаяся Дайана.
   Тут мальчик понял, что происходит что-то не то, и быстро осмелел.
   – Я тот, кто ничего не делал, а вы меня зачем-то сюда притащили и привязали к стулу. Я буду жаловаться!
   – Чего?
   – Барыня, – открыл дверь в пыточную Поролон, – все в порядке? Я слышал шум.
   – Михал Кузьмич! – вдруг встрепенулась женщина, и Григорьев понял, что память начинает к ней возвращаться. – Как ты погрузнел, старина. Спортом, наверно, совсем не занимаешься. Надо тебя в приказном порядке заставить.
   – Так я это…, – попытался пригладить скомканные волосы старик. – Готов ко всему, душой и телом.
   Беззубый рот двусмысленно растянулся. Шерифша этого не заметила, а только озадаченно покачала головой.
   – Ой-йо-йошеньки, как же у нас тут грязно и не убрано. Запустили-запустили.
   – Барыня… – теперь насторожился Поролон. – Я…
   – Вот что, – перебила его, похоже, окончательно пришедшая в себя Дайана Викторовна. – Выгоняй отсюда этого непонятного пацана, зови пинкертонов, будем убираться. А то развели бардак, зайти в участок противно. Что о нас население подумает? Вот так заглянет кто-нибудь, а тут такой ужас.
   У Кузьмича отвалилась челюсть. Григорьев разместился на стуле поудобнее.
   – А у него здесь все условия, – коротко стриженый капитан полиции подписал постановление о выпуске Ильи Кабанова под залог и указал ручкой себе за спину, – сейчас его приведут, подождите пока в коридоре.
   Озвучивший его слова переводчик предложил сесть на скамью и, дежурно улыбнувшись, попрощался на ломанном русском. Роман Всеволодович, преисполненный гордости, повернулся к семейке Кабановых, можно сказать, в ореоле святости. Те, после волнительных переминаний с ноги на ногу, бросились навстречу.
   – Ах, – взвыла Зинаида Васильна, – вы – наш спаситель!
   – Николай Чудотворец! – забасил Валентин Федорович и раскинул медвежьи объятия.
   – Он – Роман! Роман! – заверещала женщина.
   – Романище! – Кабанов сжал Васнецова в чугунных лапах так, что у того лопнул капилляр справа. Слева вылезли жать руку дедушка, бабушка, две кузины и лысеющий дядя Игорь. Молчаливые Кирилл и Оглоблин остались в стороне.
   Лиза взирала на эту сцену с тревожной сдержанностью. Внезапный гость в самолете вывел ее из недавно появившегося равновесия, от уверенности, наработанной выходами из тела, не осталось и следа. Лиза занервничала. Ей показалось, что прозрачные теперь повсюду, что они следят за ней, хотят утянуть только в ведомые им пространства. Она озиралась. Мигающая лампа на салатово-грязном потолке полицейского участка настойчиво добавляла напряжения.
   – Пустяки, – кланялся Васнецов перед Кабановыми. – Сумма залога смешная, мне ни составило никакого труда.
   – Ничего себе, пять тысяч долларов – смешная сумма! – вытаращила глаза Зинаида, – нам бы пришлось продать валькин гараж.
   – Ну не-е-ет, – протянул медведь, – я бы его не отдал. Ни в жизнь. Там у меня удочки, лодка резиновая, мотоцикл. Какой продать?
   – Ах ты зараза бородатая! Ради сына гараж зажал! Нехристь!
   – Ты и без сына на него давно глаз положила, знаю я тебя. Это все наивные предлоги.
   – У Илюшки, считай, карьера под откос, а ты в удочки вцепился, ух! – бабетта замахнулась на мужа, и тот накрыл голову ладонями. – Как дала бы.
   В этот момент где-то в глубине щелкнули замки изолятора временного содержания, и в коридоре появился Илья с сумкой на плече. На лице его вытянулась самодовольная ухмылка.
   – С вещами на выход, – прогудело пространство.
   – А… чего? – встрепенулся Лишний и сел на кровати.
   – Инициирована процедура изгнания Грэма и Курта Темных. Приготовьте запястья.
   – Не-ет… Так нельзя, – заскулило чудище, – это несправедливо!
   Лишний вскочил и заметался по прозрачному кубу. В соседнем – с каменным лицом стоял капитан Медин.
   – Это все он! Он! – ткнул Земляной рыхлым пальцем в соседа. – И его сынуля. Их высылайте!
   Пространство не отреагировало. Лишний поводил диким взглядом по верхним углам камеры, но, уткнувшись в безмолвие, импульсивно подпрыгнул.
   – Позовите мне Верховного! Позовите Верховного!
   Темнота в метре от кубов вдруг стала светлеть, проступил рваный овал молочного цвета, словно прожгло фотопленку, и из возникшего проема на пол темницы ступил торжественный Цез. Блеснув серебром в косых лучах, падающих сверху, он подошел к приговоренным, вслед за ним последовали в эльфийских одеяниях сын Вирт и многоопытный Грул.
   – Что? – не понял Лишний, и когда разглядел, кто пришел, отпрянул от невидимой стенки. – Нет! Верховного дайте! Не надо этих ушастых!
   – Тихо-тихо-тихо, – почти прошептал командор. – Не надо кричать, а то у Вселенной голова от тебя болит. Руки, попрошу, выстави вперед.
   – К Лешему! – вскричал Лишний. – Идите все! Я невиновен!
   – Отец, помощь нужна? – осторожно спросил Вирт.
   – Нет, займитесь вторым, а я управлюсь. Грэм, Грэмушка… – заулыбался Цез. – Вердикт вынесен, и ничего не изменить, давай не будем усложнять. А то ведь распылитель еще никто не убирал. Поэтому у тебя всего лишь два пути, и они никак не связаны с существованием здесь. Понимаешь? Давай-ка руки.
   Из соседнего куба спокойно вышел Медин, на запястьях у него щелкнули рунические браслеты.
   – Скажи им, Курт, как все произошло! Скажи! Пускай узнают, почему я лишним стал. Случайно ведь! Я – жертва обстоятельств!
   – Грэм, иди сюда.
   – Я никого не трогал, творил планеты. Каньоны, впадины, прекрасные моря. За что ж я пострадал? Не понимаю.
   – Грэм…
   Эльфы толкнули капитана в спину и повели во мрак, где открывался проход к кораблям.
   – Нет, это все печально, – Лишний в отчаянии опустил голову и сел на кровать.
   – Так! – рявкнул Цез, – не хочешь по-хорошему, устрою по-плохому!
   Он ворвался в камеру и с ходу обрушил на Грэма всю свою силу. Вселенная болезненно искривилась.
   – Какие же вы все-таки негодяи, – шерифша презрительно посмотрела в сторону Грунько и Салатова, которые куражились в клетке.
   – Так что, выпускаем? – растерянно спросил Поролон.
   – Не-е-ет, этих точно нет, – сцепила в замок пальцы Дайана Викторовна и тяжело вздохнула.
   – Слава тебе, Иисусе, – прошевелил синими губами Кузьмич и перекрестился. – А то и так всех освободили, будет теперь бедлам.
   – Что ты там бурчишь, старина? – не расслышала полисменша.
   – Ничего-ничего, бары… товарищ начальник.
   Кабаны и Григорьев пулей вылетели из участка и, удивляясь внезапной удаче, бросились прочь, в революционное подполье. В двух километрах, почти под носом у полиции, в неприметных бараках и гаражных кооперативах их ждал лихой комиссар Оглоблин. У него уже был план по проведению «операции века»: подрыва городского храма во время воскрешения жреца Медина и его сына. Времени оставалось – ночь – для того чтобы заложить бомбу.
   И какой же у комиссара был радостный вопль, когда он узнал, что спаслись Кабаны – лучшие мастера диверсионных дел! «Вот это мама-не-горюй, вот это теперь устроим заварушку! – защитник всех обездоленных Оглоблин не скрывал судьбоносных предчувствий. – Ребят встретить, помыть, накормить и ко мне. Нет времени на раскачку, выдвигаемся в полночь».
   Андрей спокойно «поплыл» за сбежавшими «революционерами». Ему, конечно, любопытно было видеть своих недругов в таких ролях. Это были, действительно, самоотверженные молодые люди, с честными, открытыми лицами, немного худыми и заостренными, но исключительно, благородными. «От них, если и получишь по шапке, то сразу поймешь – за дело. Эх, с такими Кабанами можно и в разведку, – припомнил Андрей отцовскую характеристику для людей надежных и правильных, – хм, чудной все-таки здесь мир».
   Друзья бежали и с жаром переговаривались, Григорьев тут же позвонил «неизвестному ему» Оглоблину, потому что у Ильи и Кирилла в участке отобрали телефоны.
   – Да! Представляешь, чудеса, бабахнула молния. Может, шаровая, я так и не понял… Ну… Дайана выжила, однако похоже ей там что-то задело. И она нас выпустила! Да говорю тебе, всех!.. Может, и сошла с ума, нам-то чего? Еще лучше… Да! Уже на подходе, жди!
   – Дайана сошла с ума? – маленькая ложечка с яичной скорлупой отлетела в сторону и звонко ударилась об узорную тарелку. Мэр города Казимир зло дернул подбородком, будто ему мешала заправленная в воротник салфетка, маленькие кулаки сжались, отчего побелели костяшки. – Не было печали, так черти накачали. И что, совсем?
   – Всех мятежников выпустила.
   – Твою мышь! – Казимир резко вскочил, отбросив стул и сдвинув стол. Он сорвал салфетку и швырнул ее в сторону. – Немыслимо!
   У него не было слов, он схватил скатерть за угол и гневно сорвал ее вместе с блюдами: яйца, масло и кофейник в брызги и ошметки разлетелись по углам мэрской трапезной.
   – Где она?! В кандалы ее! В смирительную рубашку, в дурдом! Чтоб глаза мои ее больше не видели! – заорал Казимир. Для него это стало настоящим ударом. Причем в спину – прервать традиционный полдник предательством верного союзника. Хуже не придумаешь!
   – Р-р-р-р-р, – зарычал он и пнул с размаха вилку, оказавшуюся под ногой. Та стрелой пролетела через весь зал и жвакнула по дверному наличнику в полуметре от головы жены.
   – А я тебе сколько раз говорила не доверять ей, – Ева удивленно посмотрела на отскочившую вилку, приподняла нарисованную бровь и перевела строгий взгляд на мужа. – Не слушал, теперь получай.
   – Да-да-да, ты всегда все говорила, всегда обо всем предупреждала, – раздраженно повторил слова Казимир. – Всегда хотела быть серым кардиналом.
   – Ты ошибаешься, мой дорогой, – она притянула его за лацканы твидового пиджака и поправила бабочку. – Я не хотела, я давно им стала.
   – Да, – вырвался мэр из острых когтей жены, – и что дальше? Город на грани хаоса. Террористы на свободе, полиция обезглавлена, жрец мертв. Что делать, мой кардинал? Мы завтра же потеряем власть!
   – Наоборот, глупец, это возможность обрести ее завтра в полной мере.
   Казимир вопросительно открыл рот.
   – Какой же ты беспомощный, – презрительно оттопырила густо выкрашенную губу жена и подняла палец с накладным ногтем. – Смотри сюда: бунт Уткиной объяви чрезвычайным происшествием. Это, кстати, так и есть. Введи комендантский час до назначения нового шефа полиции, чтобы пинкертоны не разбежались. Из-за этих мер все мероприятия что? Правильно, отменяются. Поэтому завтра никаких воскрешений не будет…
   – Но…
   – Зачем все это? Медин и так был неформальным хозяином города, все население ходило под страхом его «небесной кары». А ты лишь номинально правил, пресмыкался перед ним.
   – Нет.
   – Да, да, мой дорогой. Ты и Уткиной в подметки не годился. Не будь жреца, она бы стала главной в городе. Теперь же, о мединское проведение, она слетела с шахматной доски! Тебе везет, мой Казимир, как никогда.
   «Вы проиграли», – высветилась надпись на экране планшета, затемнив неудачный ход партии, закончившейся матом. Дайана Викторовна, сидя на вельветовом диване, с отчаянием оттолкнула от себя компьютер и глазами, полными слез, уставилась в цветочные обои. Потом ткнула шерстяным носком маленькую подушку и передернула плечами от накатившего озноба. В голове вдруг возник Казимир Николаевич, машущий в прихожей руками. « Нет-нет, не то», – поправила она сама себя и отмотала чуть назад. Теперь кавалер тянулся к ней губами в поисках вожделенного поцелуя.
   – Эх, – тяжело вздохнула Уткина и закрыла глаза. Резко зазвонил телефон, отчего женщина подпрыгнула как на оголенном проводе: сердце почти вылетело из груди, но его, слава Богу, удержал свитер. В полусознательном состоянии учительница пробежала в коридор мимо кричащей статуи бородатого мужика, нашла телефон, не с первого раза ухватилась за трубку и, наконец, сказала «Алло».
   На том конце не спешили отвечать, донеслось какое-то шуршание и сопение. Это дополнительно надавило на психику: Дайана собралась уже прервать связь, как вдруг услышала тихий голос Казимира.
   – Это я.
   У нее перехватило дыхание.
   – Ты слышишь? – отважно перешел ученый на «ты», но его слова потонули в реве мимо проезжавшей грузовой фуры. – Даже если не слышишь, я все равно скажу… Предлагаю встретиться на нейтральной территории. Кафе «Пион» у фонтана, завтра, в четыре. Годится?
   – … – засипела учительница. – Да.
   – Ну все, договорились, я буду за столиком, у окна. Це… – и шум автомобилей снова заглушил его. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – сообщила нагловатая девушка. Однако Дайана этого уже не заметила, да и надо ли было обращать внимания на такие глупости, когда судьба делает резкий разворот и открывает тебе потайную дорогу любви – долгожданную, извилистую, полную неожиданных эмоций?
   «Нет!» – сверкнула женщина глазами сама себе в зеркале и словно возродившийся феникс наполнилась жизнью изнутри: щеки зарумянились, губы набухли прежним зноем, волосинки свитера распушились. Она подмигнула своему отражению и… что такое?! Китайский фонарь, там, в зазеркалье, оторвался и полетел вниз, – она это видела как в замедленной съемке. В параллельной Вселенной в этот момент молния рассекла воздух и иглой впилась в лоб шерифше, – наша Дайана об этом не знала! Об этом никто не знал. Кроме неведомых вселенских мудрецов.
   Фарфоровый шар в зеркале неумолимо устремился ей в макушку. И в доли секунды только нашедшая свою любовь Дайана Викторовна поняла, что он летит к ней и в реальности.
   – А! – только успела выдохнуть она, фонарь гулко щелкнул по голове и развалился на красные черепки. Как стояла учительница, так и рухнула ничком к бронзовым лапам вешалки. Непроглядная темнота поглотила все.
   – О, дневной свет! – прищурился Илья на пороге полицейского участка и закрылся рукой от вспышек репортеров.
   – Ты все равно звезда! – захлопала в ладоши Зинаида Васильна.
   – Тем более у них тут в Америке все звезды в тюрьмах сидят, – со знанием дела сообщил Валентин Федорович. – Так что, все нормально.
   – Лук эт ми, лук эт ми, – завопили фотографы, когда Кабан стал спускаться по лестнице.
   – Ну, настоящая знаменитость! – не смогла сдержаться бабетта, которую гордость раздула до невероятных размеров. – Что же будет в Лос-Анжелесе?
   – А мы же с вами туда полетим? – не преминул уточнить дядя Игорь.
   – Конечно, – прогремел отец Валентин, словно уже был хозяином всей Америки. – Мы и Романа с дочкой заберем. Верно же говорю?
   – Вы знаете, нет, – деловито отстранился Васнецов. – На родине бизнес остался без присмотра, Лизе экзамены сдавать. Так что, спасибо за предложение…
   – Как это нет? – затряс бородой Кабанов, – так не пойдет. Романище! Мы ваши должники, поэтому никакие отказы не принимаются. В Калифорнии сейчас хорошо, клуб Илюхе какой-то домик снял, купим вина, позагораем на солнышке, местных баб посмотрим…
   – Чего?! – включилась Зинаида.
   – Баобабы, говорю, посмотрим, – исправился муж и подмигнул Всеволодовичу. – Там они особо ветвистые.
   – Ты договоришься, образина, продам твой гараж вместе удочками и остальным барахлом.
   – Зин, ну ты чего сразу, а? Лучше иди, такси поймай, путь-то не близкий. Так что, Романище, летите? На пару деньков всего, ничего не случится с твоим бизнесом. Туда и обратно, а?
   Васнецов выдержал «сомневающуюся» паузу – ведь для себя он давно решил добиваться расположения Ильи любыми способами, – покосился на дочь, вопрошающе вскинул голову, мол, ну что? Получил в ответ от нее молчаливый кивок и махнул рукой.
   – Ладно, будь по-вашему.
   – А-а-а-а! – радостно заорал Валентин. – Вот это я понимаю, человечище, вот это глыба! Всем рискует, бизнес оставляет, а едет с нами. Тита-а-ан! Мужи-и-ик! Уважаю.
   Он закинул Роману мохнатую ручищу на плечи, подтянул его к себе и затряс.
   – Я тебе еще на месте такого нарассказываю, ты вообще офигеешь!

Глава 13

   – Что ты на меня так смотришь, как будто не веришь?! – призрак жреца выпучил глаза с видом узревшего гибель Земли. – Иди, сама убедись – минируют!
   Ведьма недоверчиво покосилась на Медина, заметила его сына, притаившегося за шторкой, болезненно сгорбилась и пошла к себе в каморку. Мертвые последовали за ней.
   – Ша! – выбросила она когти им в лицо. – Прочь отсюда!
   Привидения от страха едва не растворились.
   – Но… – Сергей Петрович безнадежно дернул рукой.
   – Ни шагу больше, – зыркнула девушка и скрылась за тяжелыми занавесками из темно-зеленых, странно переливающихся бусин.
   Жрец попытался найти поддержку у сына, но тот лишь равнодушно пожал плечами. Лиза, уверенная, что мертвецы ее больше не потревожат, стала в центре маленькой чародейской, опустила голову на грудь, закрыла глаза и медленно зашептала непонятные магические заклинания. По мере их произнесения, громкость слов полезла вверх, объем их стал быстро нарастать, во фразах появилась глубина, в которую девушка стремительно погрузилась.
   И вот, спустя считаные мгновения она вышла из тела. Правда, не той, что была в реальности: из девчоночьего тела выскользнула и распрямилась взрослая женщина, средних лет, с очень светлыми, почти небесными глазами и красивыми материнскими руками. Она осмотрела застывшую Лизу, поправила перышко, сбившееся на висок, и собралась уже выбраться на улицу, как заметила призрачно-голубой нос, вылезающий между бусин.
   – Ай! – взвизгнул жрец Медин. – Больно!
   – Сказала же, ни шагу! Я все вижу. Еще раз попытаетесь проникнуть ко мне, про воскрешение можете забыть! Ясно вам, обоим?
   – Я вообще тут ни при чем, – донеслось обиженное бурчание Андрея из-за сверкающей занавески. – Это ты проповеднику скажи.
   – Сын, ты почему об отце так пренебрежительно отзываешься?
   – Как?
   – Ну вот так. Что это за проповедник? Ты еще пророк скажи.
   – Так ты вроде как и пророк.
   – Нет! Это я для всех вокруг пророк, а для тебя – папа.
   – А, ну извини… папа…
   Пока снаружи затеялся семейный диалог, женщина нырнула вниз и в сторону, чтобы попасть за пределы храма. На улице начало смеркаться, потянуло октябрьским холодком. Обезлюдившие окрестности быстро погрузились в сине-осенний мрак. Где-то позади строения возникли еле различимые шорохи, обрывки тихих разговоров донес ветер, и Лиза, вернее та, что была вместо нее, направилась навстречу неизвестному.
   А неизвестное началось сразу же: ей показалось, что за ней следят. Она обернулась, предполагая, что это идиоты Медины, однако ощущение чьего-то внимания явно исходило не изнутри храма и качество его воспринималось несколько иным: оно не было любопытно жадным как у жреца, и высокомерно презрительным – как у сына. Тут получалось что-то другое и с той стороны, откуда доносились голоса. Взволнованная женщина осторожно продолжила свой путь.
   По мере приближения к месту вероятной диверсии, гостья уже не понимала, что ее больше тревожит: скорое обнаружение мятежников или тот неопознанный наблюдатель, которого она, в свою очередь, не увидит. Или увидит? Может, повстанцы с недавних пор взяли себе в помощники потусторонние силы? И что же тогда получится?
   – А прикинь, сейчас тут жрец с сынулей стоят и на нас смотрят, – прошептал Оглоблин на ухо Кириллу, крепившему пластид в храмовой нише, и вздрогнувшему от такого неожиданного предположения.
   – Хе-хе-хе, – сипло захихикал комиссар. – Страшно?
   – Ну-у-у, неприятно, – протянул Кирилл и огляделся.
   – Не боись, – похлопал ему по плечу предводитель. – Даже если они и тут, то, что могут сделать? Помахать сквозь нас руками, хе-хе-хе?
   Кириллу показалось, что пожелтевшая трава недалеко на пригорке странно выгнулась, словно перед ней поставили аквариум.
   – Ты чего? – спросил Илья и повернулся туда, куда смотрел брат. Аквариум исчез, Кирилл выдохнул.
   – Давай-давай, не отвлекайся, – поторопил Оглоблин. – Времени совсем в обрез.
   – У вас полчаса, – поджала губы смуглая медсестра, – как будете договариваться с секьюрити, я не знаю.
   – Чего она сказала? – поморщил лоб Васнецов.
   – Говорит, что там еще охранники, – Лиза надула щеки и оглядела сумрачный вестибюль неприметной лос-анжелеской клиники.
   – Охранники? – вспылил помятый после ночного перелета бизнесмен. – Им-то что дарить?
   Медсестра хлопнула ящиком стола, убрав конфеты, и полушепотом затараторила на английском, обращаясь к девочке.
   – Скажите мистеру, что я не могу дать больше времени, иначе меня уволят. У нас строгие правила.
   – Окей-окей, – успокоила Лиза, – это он о секьюрити узнал.
   – А, – виновато улыбнулась девушка. – У нас так. Я сама Джастина ни разу не видела, с ним работает специальная бригада медиков.
   – Что она там скалится? – раздраженно спросил халат. Хоть на Васнецове сейчас халата и не было, но повел он себя очень узнаваемо – поверх деловитости нацепил махровое мещанство и захотел за коробку конфет купить весь мир.
   – Объясняет, как пройти к Паркеру в палату.
   – Не больница, а кунсткамера. Идем смотреть падших идолов, ха-ха, – засипел бизнесмен.
   – Очень смешно, – обиделась Лиза.
   Они поднялись на третий этаж, как и говорила медсестра, повернули направо и вошли в стерильно-фисташковый коридор с густой, но уютной атмосферой. Здесь, по идее, должен был повстречаться первый охранник, однако его не оказалось. Халат при этом никого не ждал, ему было все равно, как идти и с кем встречаться, отчего двигался шумно, вызывающе и грозил, конечно, все сорвать. На молящие взгляды дочери не реагировал, а просьбы о конспирации не воспринимал: «А чего таиться? Здесь что, секретный объект? Иди, бери автограф у своего „котика“, да поехали к Федорычу загорать».
   – Папа, но мы же здесь нелегально, – запричитала Лиза. – Тут охрана есть.
   – Нелегально – это фуры с Сиплым перегонять, – схохмил Васнецов, – а вся их охрана вон спокойно себе прохлаждается.
   Он показал на пустующий пост, возникший впереди, – там дымился стаканчик с кофе, и тихо шипела рация. Как будто секьюрити отошел ненадолго и скоро собирался вернуться. У Лизы пробежали мурашки по спине. Спрятаться в длинном коридоре было негде, то есть в следующие минуты могло все определиться, – доберется она до своей мечты или «поедет загорать». В третьей палате за постом щелкнул замок.
   – Так-то лучше, – подергал браслеты на руках Лишнего Цез. – Вселенной бессмысленно противостоять. Чудище ничего не ответило, рот его был запечатан, а голова намертво зафиксирована энергетическими ремнями. Рядом, в таком же положении сидел капитан Медин. Корабль демиургов закончил тестирование систем, запустил двигатели, немного приподнялся над поверхностью и спустя мгновение взмыл в открытый космос.
   – Уху-ху, – только и донеслось из уст удаляющегося Цеза. – Мы летим к АХ320.
   Гиперпереход привел их точнехонько к границе воздействия черной дыры, там где ее гравитация компенсировалась другими системами. Корабль возник из пространственного тоннеля красивый и величественный, как само правосудие.
   – Ну вот, не прошло и получаса, – поднялся Цез из кресла и, остановившись, посмотрел на кончики пальцев перчатки. – Хотя, что значит «прошло»? Время – всего лишь четвертая координата, по которой мы сместились вправо или влево. И сколько их, таких координат?
   Он хитро улыбнулся и захлопал в ладоши.
   – Выгружаемся! Осужденных перемещаем в изоляционные капсулы!
   – Приехали, – выпалил Лишнему в морду суровый Грул и разблокировал пленнику рот.
   – Одумайтесь, – только и выдохнуло чудище, уже не предпринимая никаких попыток освободиться. Демиург усмехнулся ему в ответ.
   Он потянул на себя Лишнего, поставил на ноги и, подталкивая металлической перчаткой, повел к одиночным капсулам для приговоренных. Следом Вирт отконвоировал капитана.
   – Руки вверх! – Поролон вздернул седую бровь и нацелил холодный ствол кольта точно в нос шерифше.
   – Кузьмич… – растерялась женщина, – ты чего?
   – Ну-ка пшла, – он вильнул пистолетом в сторону открытой клетки, где совсем недавно томились подростки-мятежники.
   – Но… я…
   – Без разговоров, змеюка двуликая, – он поднес телефон к уху другой рукой и злорадно растянул беззубый рот. – Да, Казимир Никола-а-ич, слушаюсь… Затворяй-затворяй… а это я не вам.
   Старик грозно взвел курок, так что Дайана больше не стала сопротивляться, а торопливо зашла в клетку и захлопнула за собой массивную дверь.
   – Да, готово, – обрадованно сообщил Поролон собеседнику. – Понял вас, завтра утром, сделаем. Конечно! Все под контролем. Можете спать спокойно.
   Он нажал «Завершить звонок», не убирая довольной улыбки с лица, закрыл замок на клетке и повернулся к пинкертонам. Те стояли с метлами.
   – Ну? – воскликнул он голосом генерала. – Что стоите? Власть поменялась.
   Пинкертоны только переглянулись.
   – Распоряжением мэра, – Поролон поднял телефон, – я назначен временно шерифом.
   – А эту, – он потыкал в клетку с Уткиной, – приказано завтра утром прилюдно казнить. За измену.
   – Но как?! – ахнула Дайана Викторовна и вцепилась побелевшими пальцами в черные прутья. – Что я сделала?
   – Давайте, бросайте свои метла, девочки, – не услышал ее старик и гаркнул детективам на весь участок. – Ваши руки скучают по ружьям! Приведите себя в порядок! Завтра начинаем новую жизнь!
   – Отлично, – Оглоблин осветил бомбу фонариком. – То, что надо, чтобы покончить со всей этой богадельней раз и навсегда.
   – Иа-иа, – тихо заржал в кулак Илья. – Больше бога не сделают.
   – Таймер поставил на девять утра, чтобы людей не побило, – Кирилл вопросительно посмотрел на комиссара.
   – Рановато, мэр еще может не приехать. Давай на десять, если появится раньше, будем взрывать дистанционно.
   – Но в десять уже вся площадь будет полная!
   – Ну что делать… Оглоблин мигнул левым глазом. – Все во имя нового порядка.
   Кирилл немного отстранился и как бы невзначай поглядел на пригорок. Там никого не было.
   – Ладно, пусть так.
   – Агх-х-х, – в маленькую ведьму вернулась ее загадочная личность, и Лиза жадно втянула воздух, распахнув изумрудные глаза. – В десять!
   Она закружилась по своей чародейской, словно ее внезапно окутал рой пчел.
   – В десять, в десять, – забормотала она, и это были навязчивые мысли, а не пчелы.
   – Ну что там? – донесся нетерпеливый голос жреца из-за двери. – Все узнала, что нужно? Будешь к нам выходить?
   – Прочь, прочь, прочь, – зашипела себе под нос ведьма, но Медину выкрикнула другое. – Я все видела: бомбу поставили, будут взрывать завтра утром, когда приедет Казимир. То есть хотят ликвидировать всех сразу – и меня, и вас, и мэра с шерифом.
   – Ну выйди к нам, давай обсудим.
   – Нет-нет, идите к себе в склеп. Все будет хорошо, мне осталось решить, кто обезвредит бомбу. До утра я управлюсь.
   – Что за женщины…
   – Спать, я говорю.
   Она остановилась и вслушалась, как спорят привидения. Те попикировались, но в итоге ушли. Лиза села за стол и тяжело вздохнула. Однако долго размышлять ей не пришлось, – занавески подозрительно задвигались, как будто кто-то попытался через них пройти. Девушка встрепенулась, уцепилась вниманием за пространство, прочувствовала возникшие ощущения и поняла, что оказалась не одна. И главное, она осознала сторонний разум – довольно сильный, мощнее, чем у нее.
   – Кто здесь? – насторожилась ведьма.
   Однако разум не ответил. Он находился здесь, но, вероятно, изучал. У девочки по шее и плечам пробежали мелкие мурашки. Тот самый наблюдатель с улицы забрался к ней, и стал хозяином положения.
   – Жрец? – конечно, это был не жрец, но Лиза должна была узнать хоть что-нибудь, и это первое, что пришло на ум. Однако гость не ответил.
   – Андрей? – она спросила просто так, но разум дернулся! Ого… И переместился из одного угла каморки в другой, напротив.
   Внутри у девочки стороннее движение вдруг разворошило какое-то забытое, но в то же время трогательное чувство. Лиза ясно ощутила, что сейчас, здесь, посреди ведьминой чародейской с сушеными травами и вязкими зельями, наступил один из важных, если не самый важный момент ее жизни.
   Она опустила голову, закрыла глаза и, спотыкаясь от волнения, зашептала древние заклинания. Погрузиться в транс и выйти из тела у нее сразу не получилось, – помешало колотящееся сердце. Но со второй попытки все вышло очень стремительно – вырваться из молодой ведьмы ей помог сам незнакомец. Он протянул руку из тонкого мира, и оробевшую женщину сначала встретил дракон, а затем тринадцатилетний мальчик.
   – Андрей?!
   – Ма-ма?..
   – Папа? – Лиза оглянулась, но отца позади нее не оказалось. Это уже был полный кошмар. На этаже исчезли все, в коридоре повисла звенящая тишина, и даже рация охранника замолкла. Девочку прошиб холодный пот – что за ужасы? Кофе случайно не перестал дымить? Но проверить это она не успела, впереди в третьей палате заскрипела открывшаяся дверь.
   Лиза почувствовала, как ее тело стало промокшей шубой. Ничего хорошего в такой обстановке ожидать не приходилось. Ноги налились чугуном. Бежать? Куда теперь? Ее мог сейчас догнать любой охранник, даже тот старый, что работал у них в школе. Многие ученики гадали, сколько ему лет, но никто не мог догадаться. На вид давали все восемьдесят, но разве могли взять в охрану восьмидесятилетнего? В общем, неважно, главное, что бегать он был не в состоянии. Шаркал по этажам, пока шли уроки… Сейчас такой здесь точно не помешал, подумала Лиза, по крайней мере, он был бы предсказуем.
   Но клиника не хотела подобной простоты, и из третьей палаты никто не вышел. Тогда это вообще превратилось в зловещий аттракцион! Кто же открыл дверь?
   Еле передвигая ноги, девочка двинулась по коридору, к зияющему темнотой проему. Третья палата приглашала узнать, что в ней не так. Каких-то других вариантов и быть не могло – только вперед, навстречу своему страху.
   – Здравствуй, сестра, – задребезжало в воздухе, и Лиза помертвела. – Почему же не пришла в парк?
   Боковым зрением девочка увидела, как изгибается слева пространство. В тот же момент впереди поплыли стены, начали терять форму светильники, прикрепленные между палатами.
   – Мы так тебя ждали-и-и… – голоса рассыпались на фрагменты, невидимки возникли из ниоткуда и пропали в никуда. – Нехорррошо-о-о.
   – Кто вы? – выдавила хрипло девочка.
   – Мы? Мы твои братья… Темные… Ты – темная, имя твое Найт… Только ты пока не знаеш-ш-шь.
   – Я? Темная? – Лиза доковыляла до третьей палаты как восьмидесятилетний охранник. – О чем вы?
   Заглянув внутрь, она увидела на постели тело Джастина Паркера в электродах и трубках жизнеобеспечения – аппараты молчали, и у Васнецовой перехватило дыхание, как будто ее стали душить, ноги непроизвольно подкосились.
   – Он жи-и-ив, сестра. Жи-и-ив, – проткнуло уши лиловое жужжание. – Только он с на-а-ами. В нашем мире. Здесь тело, а он сам у нас…
   – Что вам нужно? – Лизе показалось, что она сказала это не вслух.
   – Хочешь, его видеть? Пой-дем!
   После этих слов ее затошнило, душа стала безропотно проваливаться куда-то во мрак, затягиваться в «третью палату». Со стороны выглядело так, словно девочка упала в обморок, и сползла по стене ногами вперед к больничному одру своего кумира. С поклонницами такое случается. Система жизнеобеспечения интенсивно запикала, Паркер глубоко задышал, а рядом в коридоре появился удивленный Васнецов.
   – Лиза? – он шумно развернулся, оглядел входы-выходы и решил вернуться к посту охраны, где странным образом возник секьюрити. – Вот ведь, в туалет нельзя отлучиться, дочь потерял.
   – Хей, мен, ай си ю! – окликнул охранник.
   – Вот я тебя и нашел, – Андрей прислонил ладонь к щеке матери и нежно провел, коснувшись каштановых волос. – Удивительно.
   Мама лишь проронила слезу и раскрасневшимися глазами оглядела сына, комкая пальцами выцветший платочек.
   – Поэтому я так привязался к Лизе в нашем мире. Она – это ты. Я полюбил маму.
   Лайт многозначительно улыбнулась.
   – Когда Круг отправил меня сюда, я первым делом нашла ваши копии здесь. Нет, это, конечно, были не вы, все наоборот, противоположные сущности – алчные и злые. Но я создала тело Лизы, чтобы быть рядом, и стараться влиять на них в лучшую сторону. Тщетно.
   Мама виновато дернула губами, посмотрела на платочек и продолжила.
   – Это было ровно тринадцать лет назад. Здесь у жреца родился сын Андрей. Ведь в первичном мире я создала тебе тело, чтобы укрыть от преследования. Раз там появился, появился и тут. Родила его наложница жреца Света, которая погибла при родах. Ее ведь копии, то есть меня, в вашем мире не стало. Здесь я как темный демиург материализовала «ведьмочку», чтобы соответствовать местным реалиям. И в этот момент родилась твоя Лиза.
   – Ну, мам, не такая уж она и моя. Я теперь понял свои чувства к ней.
   – Как там отец? – вдруг посерьезнела Лайт. – Раз здесь пророка взорвали, в нашем мире он тоже погиб?
   – Нас схватили на подлодке демиурги порядка и доставили в Круг. Отец помог мне бежать, но сам остался в лапах порядковых в моем образе. Я не знаю, что с ним теперь. Возможно, его распылили…
   – Нет, вряд ли. Эта душонка пророка еще мечется здесь, значит, и Курт цел. Я ведь так и следила за вашим состоянием по этим персонажам. И когда жреца с сыном убили мятежники…
   – Но, кстати, ведь и снова хотят взорвать. Правда, уже вместе с тобой.
   Глаза матери вдруг сбросили поволоку грусти и просияли небесным светом.
   – Значит, пора убираться отсюда!

Глава 14

   «Бежать от себя не надо, лучше себя заткнуть,
   Треп, треп, внутренний свернуть, не спугнуть, истинной отваги -
   Это главная суть», – Кекс грозил через экран своим зрителям, тыкая пальцами на мониторах, расположенных под потолком молодежного кафе «Пион». Казимир чувствовал себя здесь не очень уютно, но выпить чего-нибудь «для храбрости» не решался, так как был уверен, что Дайана это заметит. А ему не хотелось показывать свою слабость. Время уже было без пяти четыре.
   «Эго – ничто, желания – зло, легкая жизнь – пустяк.
   Бонни и Клайд – боли клондайк, в засаду тебя ведут…»
   После этих слов с улицы донеслись звуки полицейских сирен в двух кварталах от кафе. Молодежь встрепенулась, и Казимира охватили тревожные чувства: рев моторов стал становиться громче. Девушки вскочили со своих мест и устремились к окнам. Их молодые люди неспешно поднялись, поправили штаны и пошли за спутницами смотреть, что происходит. Казимир испуганно вытянул шею и попытался разглядеть через головы и растения уличные события.
   В следующее мгновение из проулка на них вылетел рыже-черный «Камаро СВ» и на полном ходу подсек минигрузовичок с итальянским хлебом. От сильного удара тот завалился набок и, разбрасывая фокаччи и чабатты, с диким скрежетом устремился к «Пиону». Девушки завизжали. Ученый стиснул вилку и приподнялся. Из спорткара на ходу, не закрывая дверей, выскочил водитель, обогнул катившийся грузовик и ворвался внутрь кафе.
   – Бежим со мной! – вскричал он, и тут Казимир понял, что это Уткина. – Ну!
   Она замахала маленьким женским пистолетом, как будто позвала в атаку. Испуганная молодежь вжалась в растения на подоконниках. Вилка выпала из рук сотрудника НИИ.
   – Скорее! – Дайана валькирией бросилась к Казимиру, уцепила его за плечо и потащила наружу. В этот момент из проулка показались полицейские машины – две, три, четыре. Они затормозили и развернулись параллельно лежащему грузовику. Из салонов выпрыгнули патрульные, которые тут же взяли двери кафе и территорию, что просматривалась, в прицел пистолетов. И как только в районе выхода мелькнули две макушки, на «Пион» обрушился шквальный огонь.
   В кафе орали больше всего девушки, которых стали оттаскивать от окон парни. Казимир под мышкой у учительницы потерял самообладание, на бегу стал рассматривать асфальт и обрывки хлеба. Сзади в сверкающие крошки разлетались стекла, взрывались колеса грузовика и сыпались искры от рикошетящих пуль. Что это за свидание такое получилось – непонятно.
   – Э…, – только и смог произнести ученый, когда оказался на пассажирском кресле рыже-черного монстра, и герметичная дверь резко снизила шум от перестрелки.
   – Смываемся! – гаркнула Дайана и ударила по газам. «Камаро» взвыл на весь квартал, повел кормой, и, подняв столб дыма от горящих покрышек, рванул с места. Вслед понеслись остатки выстрелов.
   – Сейчас оторвемся, а потом бросим машину во дворах, она все равно угнанная, – учительница в изодранном свитере залихватски подмигнула посеревшему компаньону. – Не дрейфь, Казюня, выберемся!
   – Мой корабль в гаражах, недалеко отсюда, – Андрей в который раз зачарованно посмотрел на мать, задержав дыхание. Она была прекрасна, иначе он себе и не мог представить. Лайт поймала его взгляд и ответила нежностью.
   – Отлично, тогда поспешим, через полчаса я все тут закончу. Жди меня за теми деревьями, – она указала на небольшой сквер, находившийся в двухстах метрах от главной улицы. – Сохраню тело Лизы в склепе, чтобы твоя подружка ненароком не погибла в первичном мире.
   – А как же храм?
   – Склеп выдержит его подрыв. Ну а дальше… пусть они сами разбираются.
   – Мам, – вдруг перебил Андрей. – Я все думаю, как нам возвращаться домой и пока вариантов немного. Искать тут местную АХ320? Или как ее? ХА023?
   – Я тоже думала. Но боюсь, местная ХА023 уведет нас в следующий, третий мир. Откуда мы точно не выберемся, – она напряженно улыбнулась.
   – Как же быть? Инвертировать это Солнце и превратить его в черную дыру?
   – Ой… тогда и храм не придется взрывать, всю Солнечную систему и эту Землю мигом разорвет на молекулы и унесет. Пожалей, ведь здесь есть хорошие люди.
   – Но, мама!
   – Я думаю, надо лететь к Солнцу и там, на месте, решать. Все-таки мы без биологической оболочки, попробуем прорваться сквозь него.
   – Приплыли, – Андрей вдруг ощутил невыносимую тоску, которая бывает, когда силы кончаются перед самым последним и ответственным рывком. Это ж надо – прорваться сквозь Солнце! А дальше что? Дыра с той стороны все равно не выпустит. Он погрустнел, вышел из храма и пошел за «Нитью».
   – Вот и все, – Цез кивнул квадратному окошку модуля, в котором отрешенно сидел Лишний, и оператор нажал кнопки на отстрел аппарата. Сигарообразная капсула яркой полосой устремилась в АХ320 и спустя короткое время вытянулась в мерцающую полоску, а потом и вовсе исчезла, так как свет от нее не смог вернуться обратно.
   «А-а-а-а-а-а!», – вероятно, заорал Лишний, плавясь на запредельных температурах и вытягиваясь в молекулярную струну. Но о пережитых ощущениях теперь он мог рассказать только сам. А этому уже никогда не суждено было произойти. Во всяком случае, никто и никогда не возвращался «с того света», отчего Круг совершенно естественным образом забыл о Грэме Темном, как только его капсулу поглотила тьма.
   – Хьюстон! У нас очередной гость. Теперь «сигара». Наши действия, прием?
   – Огонь на упреждение. Всем «Ястребам»! Повторяю, огонь на упреждение. И не забудьте включить ментальную защиту, парни.
   – Понял вас, Хьюстон, приступаю.
   Шесть орбитальных истребителей ДРК грозно развернулись в сторону дрейфующей беззащитной клетки Лишнего и одновременно полыхнули по ней залпом плазмозарядов. Чтобы потом не жалеть о своей губительной нерасторопности, как прошлый раз. Все выстрелы легли точно в цель: НЛО клюнул носом, засветился на радарах эфирными обломками и стремительно понесся к поверхности ближайшей планеты. Венера приняла Грэма с распростертыми объятьями.
   – Следующий, – скомандовал Цез помощниками, и для исполнения приговора включили стартовый механизм капсулы Курта Темного. – Ничего не хочешь сказать напоследок?
   Командор наклонился к квадратному окошку и изучающе прошелся по каменному профилю капитана Медина.
   – Про Рауда, например. На Земле он скрывался в теле подростка-паркурщика. Мальчик, который умер от рака. Помнишь?
   Капитан никак не отреагировал.
   – Да брось, ты ли не знал, что у тебя на территории находится наш разведчик? Что, нет? Как такое может быть? Ну вы, темные, даете. Я был о ваших способностях лучшего мнения.
   Медин повернул голову и равнодушно посмотрел на Цеза.
   – Знал, – тихо ответил капитан.
   – Та-а-ак, – воодушевился командор, – и что же он у вас делал? Тут видишь, какая история – мы его к вам не посылали. И его замыслы мне до сих пор не понятны.
   – Он искал моего сына, чтобы привести к тебе.
   Андрей провел рукой по панели управления, и та зажглась разноцветными огнями.
   – Приветствую на борту «Нити», – откликнулся программный интеллект корабля, и только сейчас мальчик заметил в его голосе нотки Айрис. – Летим к точке в двух километрах на северо-восток?
   – Да, – почти не удивился Андрей считыванию мыслей.
   – Хорошо, время пять пятьдесят утра, температура за бортом – минус два градуса, давление – семьсот шестьдесят три миллиметра ртутного столба, фаза Луны – третья четверть, пристегните ремни, мы отправляемся.
   Корабль слегка дернулся, и Медин откинулся в капитанском кресле.
   – Слушай, «Нить», а ты случайно не знаешь, как нам отсюда выбраться?
   – От вашей матери поступил вполне разумный совет – следовать к точке выхода. Она же будет точкой входа.
   – Ага, значит, все-таки сквозь Солнце. А мы не расплавимся там внутри? И что будет с другой стороны?
   – Это как вы договоритесь со звездой.
   – Что значит, договоритесь? Она живая?
   – Звезды, в чьих системах существуют обитаемые планеты, обладают собственным разумом, состоящим из ноосфер этих планет. Солнце для землян – это родительский разум, а сознания людей – его производные. Если живые существа развиваются и совершенствуются на планете, то совершенствуется и звезда. Это в ее интересах. Такова ее эволюция. Она для этого и породила жизнь.
   – Ух ты, занятно подобное слышать от искусственного интеллекта.
   – А кто сказал, что я искусственный?
   – Мы жить хотим! Жить! – вскричал жрец и оббежал Лизу с другой стороны. Та переставила таймер бомбы с десяти на шесть утра. Оставалось только спрятать тело. Она, не обращая внимания на шипение приведений, отправилась к входу в склеп.
   – Ты не можешь так поступить! Не можешь! Ты обещала! Я вскормил тебя! Вырастил! А ты так воздаешь за все!
   – Да брось ее, пап. Я вообще не удивлен. Она никогда нас не любила.
   – Ничтожество! Ведьма криворукая! Чтоб тебя жабы съели, которых ты хранишь в банках! Чтоб пауки иссушили до костей твою мерзкую личину!
   Лиза открыла неприметную дверь, ведшую с улицы напрямую в склеп, и стала спускаться по крутым ступеням. Призраки нырнули за ней сквозь мшистые булыжники храмового фундамента.
   – И куда ты денешься без нас? Тебя же толпа линчует или Казимир казнит…
   – Во-во, все-таки двадцать первый век на дворе. А мы все оккультизмом занимаемся. Стыдно за страну, пора порядок наводить.
   – Чудовище! Без моей защиты тебе крышка, будешь рядом с нами лежать на кладбище! Но на спокойствие не надейся!
   Девочка отодвинула камень одной из могил, и оттуда вывалился череп с большими глазницами.
   – Ек… – крякнул при его виде жрец.
   Тогда Лиза отправилась смотреть другие ниши. И когда свободная была найдена, она забралась в нее под нервное вопрошание Медина, разместилась поудобнее и задвинула камень.
   – Какого… она делает? – донесся глухой вопрос Андрея.
   – С ума сошла, это же надо! Накануне нашего воскрешения! И что будем делать? Как вынесем наши тела?
   Васнецова отключилась от их болтовни, вошла в глубокий и транс и… выскользнула наружу грациозной женщиной.
   – Кто еще в городе может общаться с умер…, – речь Медина оборвалась на полуслове, открытый рот застыл. К призракам через камни вышла восхитительная незнакомка. Вернее почти незнакомка.
   – Света? – осип жрец. – Ты как… тут?
   – Мама? – взволнованно отозвался деловой Андрей и тут же превратился в беззащитного мальчика, в костюме не по размеру.
   – Ваша Света тринадцать лет, как на кладбище, сходили бы хоть раз проведать ее, – Лайт прошла мимо шокированных привидений и, не останавливаясь, поднялась на лестнице.
   Десять, девять, восемь…
   – Но как? – развел руками Медин. – Она была все время рядом?
   …Семь, шесть, пять…
   – И мы не замечали?.. Боже…, – жрец пал на одно колено и вдруг затрясся в накативших рыданиях. По щекам Андрея потекли маленькие жгучие слезы.
   …Четыре, три, два…
   – Све-та… как же больно… Ты была с нами, а мы… У-у-у-у! Это невыносимо! Это конец…
   …Один. «Старт!», – скомандовал Цез, и капсулу с капитаном отстрелило в открытый космос. Взрыв сотряс стены храма, и у мэра Казимира с тумбочки слетел будильник.
   – А? Что?!..
   Огненные купола вспучились над осыпающимися стенами, зазвенели стекла, треснули деревянные перекрытия. Сдавленный стон пронесся над городом, словно завалился набок умирающий слон. В подполье забегали ничего не понимающие спросонья повстанцы.
   – Кто?! Где пульт?.. Провода замкнуло?! Революция?.. Ошибка!
   Капсула медленно закувыркалась на фоне черной бездны. Потом ее захватила сильнейшая гравитация и понесла прочь от этой Вселенной.
   – Прощайте, Курт Темный, – усмехнулся Цез. – Вы были благородным воином.
   «Нить» приземлилась в сквере, перед которым все полыхало ярким огнем. Даже ночь отползла с ужасом от раскаленных головешек храма. Андрей опустил трап и вгляделся в зарево. Во тьме, сжимавшейся по краям стихии, стало что-то мелькать – наверно, зеваки, разбуженные взрывом, первые добровольцы, принесшие воду, загудели клаксоны пожарных. Пламя было высоким и мощным – сгорал не просто храм, а нечто большее. Даже в воздухе заносилось что-то новое – как будто давно забытая свежесть.
   Люди в темноте возбужденно задвигались, они уловили этот сигнал обновления, который пришелся им по душе. Огонь как носитель изменений из угрозы быстро превратился в надежду. И потому его вроде как тушили, но разгорался он еще больше. Кто-то грел руки, кто-то бросал в него принесенные с собой фрагменты прошлого, кто-то просто созерцал и пропускал через себя целебное тепло.
   Андрею этот яркий и очищающий свет подарил мать. Она вышла красивая и стройная из самого центра пламени, осыпаемая сонмом золотистых искр, и с вселенским счастьем и радостью на лице отправилась навстречу своему избавителю от тягот и лишений, своему истинному защитнику – любимому сыну. Небесная синь трепетно устремилась к безбрежному аквамарину.
   – Отчаливаем, – объявил юный капитан, когда мама поднялась на борт, и запустил двигатели. – Следующая остановка – звезда по имени Солнце.
   – Рада вас приветствовать, темный демиург Лайт, – отчеканила «Нить». – Располагайтесь поудобнее, путешествие займет несколько минут.
   – Уф-ф, – только и смогла выдохнуть женщина.
   – Наверно, отца мы больше не увидим, – безжизненно пролепетала Ева Ильинична и задернула шторой гнетущее окно.
   Колька исподлобья взирал на вечерние новости без звука, где показывали вертолетную погоню за рыже-черным «Камаро СВ», потом полицейские обнаружили его пустым во дворах. Затем изображения его отца и классной руководительницы, в разных ракурсах и позах. Это уже были фотографии из их семейного архива, которые забрали следователи, приходившие днем.
   – Нет, ма, увидим, – колькины кулаки сжались. – Я лично его притащу к твоим ногам, даже если мне придется искать его в параллельном мире.
   – Мне очень жаль, Романище, правда, – Валентин Федорович осторожно попытался приобнять Васнецова, который безжизненными глазами смотрел через окошко палаты интенсивной терапии на свою дочь. – Это все из-за меня… Если б я не позвал…
   – Она сюда летела ради этого, – прошептал Роман Всеволодович.
   – Чтобы тут слечь? – тихо удивился Кабанов.
   – Чтобы быть рядом со своими кумиром, этим, как его… В общем, певцом, в соседней палате.
   – Да ну! Во дела. Откуда же она узнала, что он тут?
   – Любовь…
   – Подумать только.
   – Вот мы и на месте, – оповестила «Нить», и иллюминаторы автоматически закрылись защитными экранами. – Солнце в десяти тысячах километрах перед вами.
   – Ну здравствуй, Кес, – раздалось внутри и снаружи корабля. – Какая симпатичная у тебя лодочка. Главное, разумная.
   – Спасибо, – настороженно отозвался интеллект.
   – Откройте смотровые площадки, я предстану перед вами в дружелюбном режиме.
   Андрей посмотрел вопросительно на мать, та кивнула головой.
   – Открой, «Нить».
   – Хорошо, – экраны по периметру корабля поехали вниз, и перед ними открылось огромное и спокойное море плазмы с еле уловимой пульсацией.
   – Кто ты? – вышел вперед Андрей.
   – Я? – плазма вдруг завибрировала, ее потоки причудливо задвигались, и перед «Нитью» возникло некое подобие человеческого лица. – Я Джен или Джениус. Разум этой звезды. В прошлом демиург хаоса, сотни тысяч лет назад распыленный в вашей Вселенной. Как видишь, я принял слегка иные формы.
   – Вот это да…
   – Завидуешь? Ха-ха-ха, – плазма заволновалась. – Ничего, может, и ты станешь когда-нибудь звездой. В вашем мире таким, как мы – не место.
   – Но я думал, что распыление – это полное уничтожение, стирание, обнуление.
   – Энергию нельзя уничтожить, – из плазмы вырвался легкий протуберанец и унесся прочь. – Как и несгибаемую волю. Меня распылили, частицы потеряли между собой связь, но АХ320 втянула их, собрала воедино, и вот я здесь, перед тобой. Творю этот мир, эту систему по своему разумению. Без всяких демиургов. Правда, их сюда все равно иногда забрасывает. Но они на моей территории слабы и беззащитны, прощу прощения.
   Солнечный зайчик скользнул по щеке Лайт, и та согласительно кивнула.
   – Значит, ты знал, что у тебя в мире появился демиург хаоса? Разум со своими правилами?
   – О да, конечно. И сразу заинтересовался, откуда ты и насколько силен. Побывал даже на одном из уроков в твоем классе. Бедного Виталика Моталина выставил инопланетянином. Прости, но его голова была наиболее податлива для контакта.
   – Ой-ой.
   – Береги его, Кес. Так ведь и еще кто-нибудь подключится. А мальчик хороший.
   – Так что ты обо мне узнал?
   – Что ты силен, и можешь многое. И мир, в который возвращаешься, опасен для тебя. Но там твой дом, твое предназначение. Поэтому не думай много, а делай, как подсказывает сердце.
   – Да! Мы летим, пропустишь нас?
   – Конечно, и там, на выходе отца своего возьмите. Ведь он вам нужен, правда?
   – Курт?! – вскричала мать.
   – Отец?! Он здесь?!
   – Болтается сосиской третий час.

   ***

   Взяв для прикрытия в магазинчике цветы, конфеты и вязанку сушек, бабушка в очередной раз отправилась к обелиску погибшим на АПЛ «Персей» в крошечной приморской бухте. Здесь она бывала почти каждый месяц с той поры, как лодка утонула.
   Поглядывая по сторонам на случай слежки, бабушка знакомой ей тропинкой добралась до стелы, торчащей среди приземистых холмов. У мемориала не было никого, только ветер рассекал по ребрам гранитного шпиля.
   Рассыпав у подножья конфеты и положив цветы, старушка присела на низкую скособоченную скамейку – читать фамилии экипажа, выписанные золотом. Она знала, что те две строчки, ради которых она пришла, находятся в самой середине списка, однако начала все равно сверху, как делала всегда.
   Не закончилась еще вторая сушка, которую она грызла, как взгляд ее уперся в фамилии на «Ме», и что же это? Надписи стали удивительным способом исчезать. Бабушка резко обернулась – не провокация ли со стороны каких-то сил? Нет! Она была одна. И все ведь, как обычно. Лишь в списке капитана и его сына вдруг не стало.
   – У-ху! – бабуля не сдержалась, взяла букет и зашвырнула в небо. Цветы, подхваченные ветром, распались на созвездия и устремились ввысь.

Медин wheelerson

Часть 1

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Часть 2

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Медин
wheelerson