Дмитрий Григорьев
Проклятие египетской жрицы

Пролог

   Солнце еще не спряталось за верхушки могучих кедров, а огромная тень горы Фаррингтон уже начала свой путь к стойбищу эвенков, неся спасение от летнего зноя. Мелирик откинула полог берестяного чума, приглашая приятную прохладу. Нет, не зря ее отец Васка облюбовал это уютное место в излучине реки Кимчу и каждую весну выводил сюда свое большое семейство. Пока зверье не нагуляет жир и не закончит линьку, мужчины откладывали ружья и брались за сети, становясь рыбаками. Набитую за зиму пушнину отец увозил на ярмарку в Илимск и возвращался оттуда с кучей подарков. Вот и сейчас Мелирик то и дело выглядывала из своего берестяного жилища, боясь прозевать его возвращение.
   – Плывет! Плывет! – услышала она крики Корбо, своего младшего брата.
   Тот бежал от обрыва и радостно размахивал руками, припрыгивая от возбуждения. Мелирик выскочила наружу и вместе со всеми кинулась к реке.
   Из-за излучины показалась лодка с огромным мешком на корме.
   – Гляньте-ка! Сколько подарков! – загалдели женщины и поспешили к каменистому спуску.
   – Подарков ли? – прищурился подоспевший дед. – Мешок-то, кажись, живой!
   Острый глаз не обманул старого охотника, скоро и остальные разглядели, что на корме мелкодонки сидит человек, обхвативший колени. А когда лодка причалила, и Васка помог «мешку с подарками» выбраться на берег, все увидели, что это замотанная в шелка девица. Встречающие смолкли и недоуменно переглянулись.
   – Чего, как рыбы, рты раззявили! Али мне не рады!
   – Рады-радешеньки! – вышла вперед жена и низко поклонилась. – Удачно ли съездил, хозяин?
   – Еще как удачно! Вот! Принимай в дом!
   – Кто ж она будет? – прищурился дед.
   – Жрица она будет! Из этого, как то бишь его? Страна с таким срамным названием… В общем, из-за дальних морей! Уразумел?
   – Жрица?! Ишь ты! У нас что же, сынок, своих ртов мало? Глянь, кака дылда! Небось ест за троих! Не зря ж ее жрицей прозвали!
   Женщины разом загалдели.
   – Что расшумелись, клуши отсталые! – подбоченился Васка. – Жрица – это слово такое заморское, – он поучительно поднял палец. – Теперя эта жрица будет жить с нами, и Бог даст – родит нам высоченного богатыря!
   – Это как же так?! – запричитала в голос жена. – Ты это что ж, на постелю ее с нами положишь?! Да что же люди-то добрые скажут!
   – Ничего не скажут! Позавидуют! – Васка приобнял жену. – А потом, за Байкалом весь люд так живет!
   – Так то ж не люди, то ж басурмане!
   – Уймись, женщина, да поспеши обрядить нас с дороги! Вона, ночь уже на пороге!
   – Тятя, а ты мне бусики-то привез? – дернула его за рукав дочурка и поморщила носик от необычного аромата, источаемого новой тетенькой.
   – Я тебе их из зубов волчишки сделаю, – присел Васка и потрепал свою младшенькую по голове. – Ну-ка, веди нас к очагу!
   – Совсем очумел! – зашушукались им вслед женщины. – Гляньте-ка, чего привез вместо подарков!
   – Чего раскудахтались? – обернулся Васка. – У вас и так полны мешки побрякушек. Перетопчетесь в этот раз!
   Он взял жрицу за руку и потащил в сторону самого большого шалаша. Женщина едва поспевала за ним, семеня в плотно обмотанных шелках. Ее скрытое от чужих глаз лицо выражало глубокое разочарование.
   «Так тебе и надо! – со злостью думала она. – Размечталась о райских кущах, царевна востока, шайтан тебя забери! А с дикарями пожить не хочешь?»
   Она вспомнила, как только вчера радовалась, когда новый хозяин повез ее на ярмарку.
   «Наконец-то меня купит какой-нибудь богатый и благородный господин! – мечтала она. – И я снова заживу веселой гаремной жизнью наложницы!»
   И ведь все к тому шло. Когда крутолобый Октай вел ее по Илимску, множество статных и богато одетых молодцев попадалось им на пути. Однако вместо расписных ворот Гостиного Двора хозяин завел ее в грязную харчевню.
   – Семен! – крикнул он в полумрак.
   – Октай, ты? – из-за дальнего стола приподнялся захмелевший мужик. – Давненько не виделись, хрен монгольский!
   – Да уж почитай с прошлой зимы! Как там Ванавара? Стоит?
   – Стоит!
   – Стоит! Звучит хорошо, как ни посмотри!
   Семен шутки не понял.
   – Да стоит наша фактория, стоит, что ей сделается! Ты-то как?
   – Потихонечку, а ты, как я посмотрю, опять сбежал от домочадцев? – уселся напротив Октай. – Опять бражничаешь вдали от тещи!
   – Есть такой грешок! – расхохотался мужик.
   Наложница Октая покорно стояла рядом, даже не пытаясь понять чужую речь. За свою жизнь она сменила немало разноязыких хозяев и со всеми говорила на одном языке – языке тела.
   – А я вот привез арабскую наложницу из своего терема, – продолжал между тем Октай.
   – Набожницу? Богомолку что ли? – без интереса глянул на нее Семен.
   – Да не набожницу, а наложницу, жрицу любви!
   – Жрицу любви! – глаза Семена загорелись. – Так охоча до любви, что мужиков с потрохами сожрать готова?
   – Если бы только мужиков, – пробурчал в сторону монгол. – Слушай, друг, ты не знаешь, кто тут у вас терема держит?
   – Окстись! Мы, православные, этим не балуемся, грех это большой, – мужик перекрестился. – Как только вы, басурмане, докатились до жизни-то такой теременной? Тьфу! Срамота!
   – Э-э-э, не скажи. На этом испокон веку наша империя держится!
   – Ага! Додержалась уже! Империя теперь мы! – Семен стукнул себя кулаком в грудь. – Стоит нашему царю-батюшке кинуть клич, от вашей басурманщины мокрого места не останется!
   – Все во власти Будды! – не показал обиды монгол. – Было время и мы над всем миром глумились. Тогда-то у нас терема и появились, – он глянул на кувшин в руке у мужика, – если браги не пожалеешь, расскажу!
   – Давай! Трави! Люблю твои байки! – Семен налил себе в кружку медовухи и придвинул Октаю.
   Монгольский купчик знал много занимательного, и в таежной глуши его рассказы передавались из уст в уста, превращаясь в такую небывальщину, что и сам рассказчик не узнал бы в них своих историй. Осушив дармовую чарку, басурманин расплылся в улыбке, и его хитрых глазок совсем не стало видно.
   – Давным-давно, – начал он, – когда Монгольская Империя владела миром, эта, как ты ее обозвал, срамота и началась. Во время великого похода на запад немерено народу мы покорили, аж до самой Персии!
   – А не брешешь? – присвистнул Семен, хотя слабо представлял, где есть та самая Персия.
   – Наливай! – басурманин подтолкнул ему пустую кружку.
   – За нами не станет! – Семен торопливо схватил кувшин.
   – Так в-о-о-т, – протянул рассказчик, глядя, как золотистая жижа перетекает из одного сосуда в другой. – Много наших воинов полегло на чужбине, еще больше осталось в далеких краях управлять покоренными племенами. Вот наши женщины и остались без мужской ласки. Ночи напролет их упругие и манящие тела маялись на пустых циновках, мечтая о грубой мужской силе и давно позабытом наслаждении!
   Семен заерзал на лавке и, не стесняясь, поправил что-то в штанах.
   «Вот тебе и срамота!» – ухмыльнулся про себя Октай и продолжил:
   – Империи были нужны новые воины, а откуда им, скажи на милость, взяться без мужиков-то! Те немногие воины, что вернулись на родину, старались обласкать всех желающих, но недолго длилась их райская жизнь. Разгневанные родители девиц призвали распутников к ответу! В свое оправдание воины поведали о гаремах персидских шейхов и предложили жениться на всех опозоренных девушках. Свои гаремы они назвали теремами и зажили не хуже персов!
   – Поди ж ты! – мечтательно протянул Семен. – А сколько у тебя этих жриц-то?
   – Сколько есть, все мои!
   – А чего ты эту зазнобу отдаешь? Или уже сил на всех не хватает? – подмигнул Семен и наполнил Октаю очередную чарку.
   – Да уж больно бесстыжа оказалась! Всех моих девок попортила!
   – Это как? – не понял Семен и уставился на замотанную в шелка девицу.
   – А вот купи ее и узнаешь!
   – Да мне оно как-то неспособно, – Семен отвел глаза и тут же оживился. – А ты вон нашему Клопу предложи! – и он энергично кивнул в сторону щупленького эвенка, который едва выглядывал из-за дальнего стола. – Он до бабского тела жадный, да и свежую кровь в семейство с удовольствием подпустит. Глянь, какая она у тебя высокая! А Васкино-то племя ужо скоро меж собой до тараканов доблудится!
   – А платить-то у него есть чем? – с недоверием покосился в сторону недомерка Октай. – Девица дорогая, из самого Египта!
   – Тогда неудивительно, что такая бесстыжая! Пристойное место Ебибтом не обзовут! – гоготнул Семен. – А что до платы, так не дрейфь, Васка полную лодку отборной пушнины привез! Сторгуетесь!
   – Зови! – глазки Октая алчно заблестели.
   – Эй! Васка! – заорал Семен через всю харчевню. – Подь сюды, чего скажу!
   Эвенк будто того и ждал. Проворно соскочив с лавки, он засеменил к ним, не сводя глаз с давно замеченной девицы в шелках.
   – Вот, Васка, жрицу тебе привезли из Ебибта! – не представляя своего собеседника, начал Семен и обернулся к спутнице монгола. – Слышь, как зовут-то тебя?
   – Зовут ее Киша, – ответил Октай и недовольно зыркнул на Семена, посмевшего напрямую заговорить с наложницей.
   – Опаньки! – захохотал тот, не догадываясь о нарушенных восточных традициях. – Нашлась нашему блудливому Ваське киса!
   Так с легкой руки ванаварского гуляки Киша стала Кисой и вместо шитого золотом гаремного шатра оказалась в берестяном шалаше эвенка.
   Теперь она целыми днями сидела над рекой и смотрела на бегущую вдаль воду.
   – Вона, сидит, пялится на наших мужиков! – переговаривались женщины, бросая косые взгляды на басурманку.
   А той не было никакого дела до разбросанных по реке лодок с копошившимися в них рыбаками. Во́ды небольшой сибирской реки уносили ее прочь из этой глуши на просторы солнечного Нила. В такие минуты безграничная тоска охватывала ее, и ручейки ее горьких слез сливались с чужеземной рекой.
   – Иди ко мне! – послышался ей однажды шепот реки. – Растворись в моих водах, и я унесу тебя в край вечного солнца!
   Она встала и шагнула к краю обрыва. От простирающейся под ногами бездны внутри все сжалось, и сердце на мгновенье замерло.
   – Не надо! Киса! – вдруг услышала она тонкий голос за спиной.
   Женщина обернулась. К ней бежала Мелирик. Внутри все оборвалось, как будто она действительно бросилась с обрыва. Сердце Киши быстро забилось. Возбуждение от пережитого горячо пульсировало внизу живота. От непреодолимого сладострастия закружилась голова. Она крепко сжала бедра и застонала, оседая на землю. Запыхавшаяся Мелирик присела рядом. Она что-то быстро щебетала на своем языке. В потоке ее слов Киша с трудом различала лишь свое имя, которое звучало отрывисто и твердо.
   «Что ж, если гора не идет к Магомету…» – затуманенный взгляд египтянки оценивающе скользил по телу испуганной девушки.
   Ничего не подозревающая Мелирик убаюкивающе гладила дрожащую от страсти наложницу и приговаривала: «Киса, Киса».
   Ее давно и непреодолимо влекло к чужестранке. Каждый раз, попадая под жгучий взгляд ее черных как ночь глаз, она смущалась и пряталась за спинами старших сестер.
   – Бойся! – подтрунивали те над ней. – Тебя басурманка сожрет первой! Она не показывает своего лица, потому что страшна как смерть, а съест тебя, тут же станет такой же смазливой!
   Эти слова не пугали Мелирик. Наоборот. Любое упоминание о новой жиличке стойбища заставляло ее сердце скакать зайцем и замирать в непонятной истоме. Она не понимала, что с ней происходит. Стыдясь своих чувств, Мелирик не знала, как избавиться от них, да если честно, и не очень-то хотела лишаться этих блаженных мучений. Сама того не замечая, она искала случайных встреч с Кисой. Каждый день она сидела в кустах и подглядывала за плачущей жрицей, чтобы очутиться с ней на одной тропинке, когда та будет возвращаться к стойбищу. Однако сегодня, когда Мелирик увидела, что чужестранка шагнула к краю обрыва, она выскочила из своего укрытия. И вот теперь она сидела подле Кисы, чувствовала ее тепло, вдыхала аромат ее тела и была безгранично счастлива.
   – Ки-и-ша, Ки-и-ша, – нараспев произнесла жрица, показывая на себя пальцем.
   – Ки-и-ша, – повторила вслед за ней Мелирик.
   Их глаза встретились, и девушка впервые не отвела взгляда.
   Ночью Мелирик не могла заснуть. Она пеняла то на необычайно светлое небо, то на усталость, но догадывалась, что причина в другом: Киша занимала все ее мысли. Проворочавшись почти до рассвета, она выбралась из шалаша и отправилась на то место, где вчера впервые прикоснулась к Кише.
   И о чудо! На том самом месте стояла наложница отца, и ее красивый профиль вырисовывался не фоне бледнеющей луны. Египтянка тянула руки к яркому пятну на небе, которое разрасталось в противоположной от ночного светила стороне.
   «Это знак свыше!» – поняла Мелирик и выдохнула:
   – Киша!
   Женщина тут же закрыла лицо шелковой накидкой и обернулась. Увидев девушку, она поманила ее рукой. Мелирик приблизилась и попала в жаркие объятья наложницы. Она не боялась, что их увидят. Все стойбище спало мертвецким сном. Накануне река неслыханно одарила их. Утром рыбаки с трудом вытащили набитые рыбой сети. До полудня все женщины без отдыха чистили необычайно огромный улов. А к полудню сети снова были полны. Рыба рвалась в низовья и целыми косяками заходила в сети. Теперь наравне со взрослыми работали и дети. С рыбой управились лишь к ночи, когда все уже валились с ног от усталости.
   – Киша! – с придыханием повторила Мелирик.
   Вдруг в кустах послышался шорох. Девушка вжалась в тело иноземки, и та спрятала ее под своей накидкой. В отдалении раздался звук бьющей о дерево струи. Мелирик выскользнула из-под накидки и, взяв Кишу за руку, повела прочь от булькающего звука. Она не чувствовала земли, по которой ступала. Усталость испарилась, и все ее тело стало легким и невесомым. Путь в гору не утомлял, и они быстро дошли до пещеры, облюбованной детворой стойбища для игр.
   – Здесь нас никто не увидит! – прошептала она Кише.
   Однако Мелирик заблуждалась. Оглушенная звуком собственного сердца, она не слышала крадущихся шагов младшего брата. Еще по дороге в кусты Корбо заметил наложницу с распростертыми к небу руками.
   – Молится что ли? Или колдует?! – покосился он на необычное пятно света над горизонтом.
   Облегчившись, Корбо увидел, что наложница уходит, и уходит не одна.
   «Зачем ей Мелирик? Неужели взаправду хочет съесть?!» – вспомнил он дразнилки сестер и пошел следом.
   Когда сестра с наложницей скрылись в пещере, вокруг уже было светло как днем.
   «Рановато для рассвета! – подумал он. – Неужели это египтянка наколдовала?!»
   Необычно яркий для конца июня рассвет врывался в пещеру бледными лучами, а Мелирик казалась, что лучится сама Киша. Укутанная в белый прозрачный шелк, она стояла возле сброшенной накидки и завораживала манящими изгибами своего прекрасного тела. Взгляд девушки скользнул по тонкой шее наложницы, по ее плечам, груди, животу и уткнулся в мешочек, висевший на покатых бедрах, прикрывая лоно. Она поймала взгляд Мелирик, достала из мешочка рог неведомого зверя и, хитро улыбаясь, поместила его себе между ног. Затем, выпятив вперед живот и надув щеки, изобразила надменного барина.
   Девушка смущенно улыбнулась и с интересом уставилась на рог. Осторожно потрогав его гладкую поверхность, она вынула его из сжатых бедер Киши и приставила себе к голове. Едва слышно промычав, она вопросительно посмотрела на египтянку. В ответ та начала корчиться, как в предсмертных муках. Женщина держалась руками за низ живота и с ужасом смотрела на то место, откуда только что оторвали рог. Обе прыснули со смеху.
   Притаившийся у входа подросток улыбнулся. Он увидел, как женщина нагнулась и вытащила что-то из старого кострища.
   Мелирик смотрела, как Киша рисует куском угля быка с необычно толстыми и короткими ногами и двумя рогами разного размера. К ее удивлению, рога эти росли не на голове животного, а на его носу. Женщина забрала у девушки рог и приложила его к меньшему из нарисованных. Отполированная поверхность рога тускло мерцала в полумраке, отражая свет от входа в пещеру. Мелирик вновь захотелось коснуться рога, который опять оказался внизу живота Киши. Стоило Мелирик потянуться за ним, как изображавшая кавалера женщина развела бедра, и рог упал ей под ноги. Не успела девушка опомниться, как ее застывшая на полпути рука оказалась пойманной крепкими бедрами наложницы. Мелирик растерялась и застыла, не зная как поступить. Пробивающиеся сквозь шелковое одеяние кончики волос египтянки приятно щекотали зажатую бедрами ладонь. Смутившись, Мелирик захотела высвободиться из шуточной ловушки.
   – Ну, Киша! – девушка безуспешно пыталась вытянуть сжатые пальцы.
   Она начала вертеть пойманной кистью в разные стороны и почувствовала, что сможет освободиться. В ответ на ее движения в глазах прекрасной наложницы заиграл похотливый огонек. Мелирик теперь ощутила не только легкое покалывание волос, но и горячую влагу, проступившую сквозь тонкую материю.
   Вдоволь наигравшись, разгоряченная египтянка решила научить дочь нового хозяина игре в три ядрышка. Как и всякая обитательница гаремов, она владела этой игрой в совершенстве. Эта было одним из приятных времяпрепровождений в огромных сералях Востока, особенно для тех, кто месяцами не знал мужниной ласки.
   Оглянувшись на яркий вход в пещеру, женщина подняла рог и увлекла растерянную девушку в темноту дальней ниши. Что-то горячо нашептывая и жарко дыша, она помогла Мелирик разоблачиться и уложила ее на сброшенные одежды. Не мешкая, размотала облегающий гибкий стан шелк и накрыла им дрожащую от волнения девушку.
   Обнаженная египтянка легла рядом и сквозь тонкую материю стала ласкать свою новую подружку. Руки наложницы плавно скользили по воздушному шелку. Каждый раз, достигая груди девушки, ее ладони ощущали, как верхушки двух пирамид все больше наливаются соком и становятся твердыми как камень. Когда верхние ядрышки были готовы, женщина принялась за нижнее.
   Едва осязаемыми движениями она прокралась к животу своей трепещущей жертвы. Мягко соскользнув на бедро, ладонь наложницы плавно перебралась на другое. Несущие страсть пальцы поплыли вверх по внутренней поверхности бедер и, ловко обогнув возвышенность, где обитало третье ядрышко, вернулись на живот. Круговые путешествия кончиков нежных пальцев постепенно сужались, приближаясь к заветной цели. Путь к третьему ядрышку указывал проступавший сквозь воздушную ткань островок внизу живота. Своими очертаниями он напоминал наконечник стрелы, летящей к стройным ногам девушки. Как только восточная красавица прикоснулась к острию стрелы, последнее ядрышко налилось желанием. Девушка оказалась в полной власти искушенной соблазнительницы. Магический треугольник между ядрышками был замкнут, и тихий стон сорвался с губ Мелирик. Ей вторила лежащая подле наложница. Растворившись смуглой наготой в полумраке ниши, она творила что-то невообразимое. Отдавшись неведомому прежде блаженству, девушка не видела, как Киша пронзила себя рогом невиданного животного и изогнулась раненой рысью.
   Победный вопль египетской наложницы заставил подглядывавшего подростка вздрогнуть. Эхо от вопля еще звенело в ушах, когда по стенам пещеры поползли странные тени. Раздался всепоглощающий рокот, кто-то с неимоверной силой вжал его в землю, и горячее дыхание рокочущего чудовища обожгло спину…

Глава 1
Ангел-хранитель

   Я лежал, откинувшись в кресле, и безучастно смотрел на убийственное сообщение на мониторе: «Сервер не найден».
   – Когда-нибудь это должно было случиться. Окно в мир захлопнулось! Когда снова появятся деньги на Интернет – одному богу известно!
   Интернет-провайдер нашей многоэтажки давал отсрочку за отсрочкой, и вот, похоже, его терпение лопнуло.
   Поднимать трубку и молить об очередном кредите для их давнего клиента не было ни сил, ни желания.
   «Не сдохнешь без своего Интернета!» – разозлился я на себя.
   В заднем кармане завибрировал мобильник и начал приятно массировать затекшую ягодицу.
   – Хоть что-то еще работает в этом доме!
   Непродолжительный массаж закончился.
   – Наверняка, это Сруль меня разыскивает. Больше в такой час некому! – Я оторвался от монитора и перевел взгляд к окну.
   Сориентировавшись в далеких огнях Петродворца, я прикинул, где примерно находится контора Сруля. В памяти всплыла наша первая встреча. Взгляд непроизвольно устремился туда, где кончались огни отходящего ко сну царства фонтанов и начиналась полутьма Старого Петергофа. Именно там, в кафе биологического института, меня и подкараулил змей-искуситель, разрушивший мой розовый мир и ткнувший меня мордой в жестокую реальность.
   – Привет, тезка! – подсел ко мне энергичный мужчина семитской наружности.
   – Здесь занято!
   – Ничего страшного! Пока ваши коллеги курят, мы таки успеем договориться!
   – С чего вы взяли, что они курят?
   Мужчина хитро подмигнул и положил передо мной визитку.
   – Александр Львович Куперман, частный детектив, – вслух прочитал я.
   – Чуточку потише, я вас умоляю! Если вы спросите, нужна ли мне реклама, так я отвечу, что нет! – он аккуратно отодвинул стул и, не садясь, протянул руку. – Можно просто Алекс.
   – Приятно познакомиться, – я нарочито перешел на шепот, привстал и пожал ему руку. – Разрешите представиться – Александр Федотов, аспирант кафедры вирусологии, можно просто Босс.
   – Солидно! С этого момента, Босс, для вас я просто Сруль!
   – Да ладно! Я пошутил.
   – Какие могут быть шутки, молодой человек! Так меня назвала ро́дная мама! А почему у русских Сруль стал Александром, даже не спрашивайте, сам не знаю! – Он наконец сел. – Будем считать, что этикет соблюден, теперь к делу, – собеседник понизил голос. – Надеюсь, вы еще работаете в лаборатории генной инженерии?
   – Что значит еще?
   – Значит, работаете! Славненько! – детектив оглянулся на стеклянную дверь кафе и нагнулся ближе. – У меня заказ от серьезных людей, и пока вы еще имеете доступ в лабораторию, я бы таки не преминул этим попользоваться!
   – Что значит пока?! – разговор переставал мне нравиться.
   – Так вы еще не в курсе? Тогда вот вам и первое задание. Разузнайте-ка для меня о своем будущем на кафедре. Гонорар десять тысяч. Звоните, когда все выясните.
   В замешательстве я не знал, что сказать, и бездумно вертел в руках его визитку.
   – И я вас умоляю! Никаких скандалов, а то вы лишите себя возможности прилично заработать, а меня – репутации и хорошего клиента! – он бодро встал. – Надеюсь на скорейшую встречу! Время, к сожалению, работает не на нас!
   «Черт меня дернул тогда его послушаться и закрутить всю эту катавасию! Может быть, все бы и обошлось, и я бы не сидел сейчас, тупо пялясь в окно, размышляя, где взять денег на Интернет».
   Телефон снова завибрировал. Я лениво вытащил мобильник.
   – До утра не терпится?! – прошипел я в трубку, боясь разбудить мать и соседей по коммуналке.
   – Дуй в ночной клуб «Фаг»! – отчеканил Сруль.
   – Мне лениво. Давай завтра!
   – Тебе это нужно больше, чем мне!
   – Я могу не успеть на последнюю электричку.
   – Лови частника.
   – На какие шиши?
   – Я здесь расплачу́сь! Но лучше электричкой, – связь тут же оборвалась.
   «Конспиратор хренов!» – выругался я про себя.
   Конечно, никакого ночного клуба «Фаг» не существовало. Сруль говорил о кабаке, где он впервые узнал мой ник в скайпе.
   Я надел спортивный костюм и кроссовки. До платформы «Сосновая Поляна» придется совершить марш-бросок в три километра. Надежды на транспорт в такой час было мало, да и последнюю мелочь тратить не хотелось. Я сбежал с девятого этажа и, поэтично выражаясь, растворился в ночи.
   Войдя в ритм монотонного бега, я с улыбкой вспомнил, как впервые вещал Сруль о фагах. Таким же вот поздним вечером мы встречались в новом привокзальном кабаке.
   – По телефону теперь связываемся только в крайнем случае! – отхлебывал он пиво. – Все только через компьютер. Надеюсь, программа Скайп у тебя есть?
   – Есть-то есть, да только на Интернет скоро хватать не будет.
   – За это не переживай. Без заработка тебя не оставлю. Какое у тебя в скайпе имя?
   – «Fag».
   – Шутить изволите?!
   – А что не так?
   – Ты сколько лет терся с интуристами?
   – Ну, лет шесть-семь.
   – И никогда не слышал слова «фэг»?
   – По-моему, я сказал «фаг».
   – Сказать-то ты можешь что угодно, да только на английском это звучит как «фэг». Тебе непристойных предложений от мальчиков не поступало?
   – С чего бы это?
   – Надеюсь, ты не очень будешь огорчен, если я сообщу, что «фэг» – это сокращенная форма от «фэггот», что на сленге означает «голубой», причем самой низшей пробы?
   Я замолчал, переваривая услышанное.
   – Да какая мне на хрен разница! Для друзей я «фаг», а до остальных мне дела нет! Хоть горшком назови, только в печку не ставь!
   – Здесь таки больше подойдет слово «вставь»! – расхохотался Сруль. – Ну ладно, «фаг» так «фаг». Интересненько, что ты имел в виду, выбирая это имя?
   «Что имел, то и введу!» – захотелось ответить пошлостью на пошлость.
   Видно, Сруль прочитал недовольство на моем лице и миролюбиво потрепал меня по плечу.
   – Ну, секрет, так секрет. Мне надо бежать. – Он протянул мне конверт с гонораром за недавнее дело и соскользнул с барного стула.
   – Никакого секрета нет, – взял я конверт. – Дай теперь мне блеснуть эрудицией!
   Детектив глянул на часы.
   – Давай, блещи! – он знал, что даже самая, казалось бы, никчемная информация лишней не бывает, а интернетное имя человека, да еще им самим выбранное, может рассказать о многом.
   – В нашей среде, к твоему сведению, фаг – это не грязный педик, а разновидность вирусов. Я, например, занимался фагом, который заражает бактерии и потому зовется бактериофагом.
   Видно, плохо скрываемая грусть в моем голосе заставила собеседника придвинуться поближе.
   – Все еще образуется, – Сруль тронул меня за руку. – Я тебе обещаю! Чем смогу, помогу!
   Я отнял руку и выдавил ехидную улыбку: «Однажды уже помог! До сих пор расхлебываю!»
   А вслух продолжил:
   – Бактериофаги никуда от меня не денутся! Дай срок! Как только эффективность антибиотиков пойдет на спад, я буду нарасхват!
   – При чем тут антибиотики?
   – При том, что по всему миру идет привыкание к антибиотикам! Бактерии приспосабливаются к новым препаратам и уже научились обмениваться генами, отвечающими за устойчивость к антибиотикам. Так что не далек тот час, когда современная медицина повернется к альтернативным средствам борьбы с инфекцией. Тогда-то я и буду на коне!
   – И кто тебя на него усадит? Твои фаги-вирусы?
   – Точно! У бактерии слабая защита от бактериофага, и он без особых проблем проникает внутрь микроба. Там он запускает процесс апоптоза, и дни инфекции сочтены!
   – Что такое апоптоз?
   – Ты сколько лет трешься в университетском городке?
   – Лет пятнадцать.
   – И никогда не слышал слова «апоптоз»? – расплатился я с ним той же монетой.
   – Один-один! – добродушно расхохотался Сруль.
   Он вообще был легким человеком, и, несмотря на все, что он натворил в моей жизни, он мне нравился.
   – Почитаешь в Википедии! – упомянул я Интернет-энциклопедию. – Ты будешь приятно удивлен, как это близко к твоей профессии.
   – Совсем как в том анекдоте!
   – В каком?
   – Я тебе анекдот, ты мне «апоптоз».
   – Годится.
   – Слушай. Знаешь, как держать идиота в догадках?
   – Ну и как? – попался я на простой трюк.
   – Я скажу тебе завтра!
   На его хохот обернулись соседи по барной стойке. Я тоже повеселел: «Все-таки хорошо, что на свете есть такие люди, как Сруль!»
   – Ну и что такое апоптоз? – Сруль взял бумажную салфетку и промокнул выступившие от смеха слезы.
   – Апоптоз – это программа самоуничтожения, и если эта программа запущена, то происходит не что иное, как самоубийство. Проникнув в бактерию, бактериофаг запускает апоптоз, и микроорганизм убивает сам себя. Такие вот дела! – Я подождал, пока сказанное осело у него в голове, и продолжил. – Слово лишь за нами. Синтезируй фаги и лечи любую инфекцию.
   – Ты страшный человек! – не то пошутил, не то взаправду сказал посуровевший Сруль.
   – Напился что ли?
   – Напьешься тут! После твоих рассказов «фаг» звучит угрожающе! Залезает, куда ты его послал, убивает, кого ты ему указал. Прямо как наемные убийцы! Не зря Спиридон пытается тебя к себе в контору устроить. Кстати, как там твоя анкета продвигается по бюрократическим каналам – если не секрет, конечно?
   – У Спиридона пока связи не налажены. Он своим бывшим отделом уже не командует, а в руководство новым только вступает. В ближайшие год-два ничего обещать не может!
   Сруль имел в виду моего бывшего командира, капитана первого ранга медицинской службы Спиридонова Льва Вадимовича. Среди матросов он был просто Спиридоном. Сами подумайте, как можно по имени и отчеству называть человека, который после каждой увольнительной лезет к тебе в штаны и проверяет, не притащил ли ты на корабль какую-нибудь заразу? Однако, как я узнал, существует не только зараза от любви, но и любовь от заразы! Именно Лев Вадимович «заразил» меня любовью к вирусам и сейчас пытался помочь мне вернуться в вирусологию.
   Дальний гудок электрички прервал воспоминания, нужно было ускоряться.
   Отдышавшись в тамбуре, я вошел в полупустой вагон. Ноги приятно ныли, как после долгого перехода по лесу.
   – Привал! – привычно скомандовал я и растянулся на все сиденье.
   «Сейчас бы в поход от всей этой суеты! – размечтался я. – Поболтаться с Андрюхой по лесным озерам Карелии! Посидеть на утренней зорьке с удочкой!»
   Наша любовь к рыбалке однажды переросла из хобби в работу. Тем летом на глухом озерце мы наткнулись на заблудившихся интуристов. Финны были так напуганы, что отказались выходить к шоссе по маршруту, который мы начертили на их карте, и протаскались за нами все выходные. Зато под конец подарили нам свои удочки, и мы на ломаном английском договорились встретиться в Выборге в следующие выходные.
   Вот так сначала финские марки, а затем и евро зашевелились в наших с Андрюхой карманах. Клиентура росла. Спектр услуг тоже. Нам пришлось обучиться охоте, сначала на дичь, а потом и на зверье покрупнее. После службы в армии это особого труда не составило, и мы с Энди, как звали Андрюху клиенты, неделями пропадали в лесах.
   – Граждане, готовим билеты! – ворвался в приятные воспоминаний визгливый голос контролерши.
   «Вот ведь не спится сволочам!» – я вскочил, но тут же сделал скучное лицо и намеренно спокойно двинулся в противоположную голосу сторону.
   «Оценим ситуацию! До Петродворца осталось две остановки – это хорошо. Контролеров трое, сквозь них не прорваться – это плохо. Следующая платформа «Красные Зори» – это еще хуже. Если высадят, то выбираться с этого полустанка придется снова бегом и не меньше часа. Сруль озвереет ждавши!»
   Я неторопливо вышел в тамбур. Когда раздвижные двери за мной закрылись, я рванул в переход, соединяющий вагоны. «Пока контролеры дойдут до головы электрички, «Красные Зори» проедем, а там уже и Петродворец, пусть высаживают!»
   «Неужели окружили!» – Кто-то из темноты перехода толкнул меня в грудь.
   Толчок был несильный, я без труда преодолел сопротивление и захлопнул за собой дверь. В наступившей темноте кто-то тихо то ли ойкнул, то ли икнул, из-за стука колес было не разобрать. Не дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, я попытался протиснуться вперед и чуть не упал, зацепившись за что-то ногой. Щель между вагонами то сужалась, то расширялась, запуская сумеречный свет майской ночи. Подо мной на корточках сидела девушка. Ее лицо было спрятано в широко расставленных коленях. Электричку в очередной раз качнуло. Девушка отчаянно забалансировала, на мгновенье сверкнув оголенным задом. Ситуацию нужно было разряжать.
   – По-моему, на этой двери было написано «М», а не «Ж», – как можно беззаботнее сказал я.
   – У меня сейчас пузырь лопнет! – жалобно пролепетала она и мило икнула.
   – Тебе не дадут здесь спокойно присесть, сюда идут контролеры! – склонился я над ней. – Побежали в следующий вагон!
   – Я не донесу! – не поднимая глаз, прошептала она.
   Нос щекотнул слабый запах алкоголя.
   – Ну, как знаешь! – заторопился я, услышав шум раздвигаемых дверей в тамбур.
   Я в последний раз взглянул на девушку и пробалансировал мимо по шатающемуся переходу. Как назло, именно в этот момент машинист решил прибавить «газу» – или что там у них добавляют в электричке? В тамбуре матернулся визгливый голос. Я чуть не сел на голову своей случайной попутчице. Она закрылась руками и тихо всхлипнула.
   «Тебе что, больше всех надо!?» – молча прикрикнул я на себя, а правая рука уже хваталась за ручку двери, но не той, что вела в голову электрички.
   Крепко вцепившись в ручку, я присел на корточки и подпер ее снизу плечом. Не прошло и секунды, как ручка задергалась.
   – Мать твою! – взвизгнул знакомый голос. – Что за день сегодня! Кто там хулиганит! Немедленно откройте!
   Я покосился на девушку. От ругани за дверью она вся сжалась, плечи ее затряслись.
   «Побольше поплачешь, поменьше пописаешь!» – вспомнилась присказка моей воспитательницы в детском саду.
   Я отвернулся и прошептал:
   – Расслабься! До следующей остановки полно времени! Делай свои дела, я не смотрю.
   Не знаю, послушалась ли она. Из-за стука колес не было слышно, но когда подъехали к остановке, она все еще сидела. Зашипели двери. Потянуло свежим воздухом, а давление на ручку не ослабевало.
   – Черт! Кто-то из контролеров заходит с твоей стороны! – прошептал я девушке.
   В подтверждение моих слов за противоположной дверью раздался знакомый голос. У запыхавшейся от короткой перебежки по платформе женщины визгливые нотки куда-то исчезли.
   – Давай, Коля, посмотрим, кто там прячется!
   Девушка впервые подняла глаза и с ужасом посмотрела сначала на меня, потом на дверь. Красота ее огромных глаз заворожила меня. Нужно было действовать, а я сидел в наступившей тишине, глядя на вполне обычный профиль девушки с чуть вздернутым носиком. Но ее глаза! Влажно поблескивая в полумраке, они манили к себе. Решение пришло само собой: «Совместим приятное с полезным!»
   Я бросил дверную ручку, поднялся и, схватив девушку под мышки, рывком поставил на ноги. И вовремя!
   Обе двери распахнулись одновременно. На контролера, который остался в заднем вагоне, смотрела спина парня, одетого в спортивный костюм. И если бы не тонкие девичьи руки, вцепившиеся в эту самую спину, ничего примечательного в переходе между вагонами не наблюдалось бы.
   Совсем другую картину увидели Коля с визгливой контролершей. Их взгляды уперлись в спину девушки, которую поддерживала мужская рука с часами. Другая же рука нагло уходила под задранную юбку. Завершали непристойную картину спущенные белые трусики, живописно растянутые стройными бедрами девушки. Пара была слита воедино и покачивалась, как будто электричку все еще болтало на стыках.
   Повешенная на дверную ручку сумочка соскользнула и упала под ноги опешившей контролерше. Та очнулась и машинально просипела:
   – Ваши билетики?
   В этот момент я переместил руку под юбкой, пытаясь согреть новый участок нежной кожи.
   – Не дави, – уткнулась мне в шею девушка.
   – У тебя билет есть? – прошептал я, ослабляя объятия.
   – В кошельке.
   Неожиданно дверь захлопнулась, оставляя лишь щель от прищемленной сумочки. Раздалось шипение закрывающихся дверей.
   Из динамиков донеслось: «Следующая остановка Петродворец».
   «Первый психологический удар достиг цели! – внутренне улыбнулся я. – Не зря я так откровенно лез под юбку!»
   Электричка резко тронулась, послышался тупой удар о дверь, в сумочке что-то хрустнуло, контролерша снова матернулась.
   Какое-то время мы продолжали стоять, прижавшись друг к другу. Потом девушка чуть отстранилась. Держась за меня одной рукой, она изящно изогнулась и потянулась вниз.
   «Пытается натянуть трусики!» – мое сердце, которое и так молотилось как бешеное, захотело выскочить из груди.
   Я тряхнул головой и обернулся к контролеру, что стоял сзади:
   – Дверь закрой!
   Вокруг нас снова стало темно. Моя рука мешала девушке закончить процесс одевания. Я уже хотел отпустить ее прелести, как наши руки встретились. Ее горячая ладонь задержалась на моих пальцах. Мне показалось, что она даже погладила их, но, может, это только показалось. Рука девушки лежала на моей и едва подрагивала. Она даже не попыталась отодрать наглую ладонь незнакомого парня. Я отважился и решился погладить ее дрожащие пальцы. Девушка не отдернула руки, более того, она даже шевельнула пальцами в ответ. Мое сердце передумало выскакивать и решило куда-то провалиться. Позабыв о ее просьбе, я снова прижал девушку к себе.
   – Не так сильно! – прошептала она сквозь стон и, чуть отступив назад, скрестила ноги.
   «Значит, все-таки постеснялась! – решил я. – Выходит, не настолько она пьяна!»
   – Как тебя зовут, красавица?
   В этот момент дверь по ходу движения электрички снова распахнулась.
   Контролерша уже пришла в себя, и голос к ней, похоже, тоже вернулся:
   – На разврат мы уже посмотрели! Теперь хотелось бы увидеть билетики! – и глубоко вдохнув, проорала. – Гена! Ну где ты там!
   Дверь за моей спиной открылась, и мужик, на которого я давеча гаркнул, вытолкал нас в тамбур к свирепой контролерше. Девушка, имя которой мне так бесцеремонно помешали узнать, закусила губу и попробовала нагнуться за сумочкой. Я опередил ее. Она с благодарностью смотрела на меня. На свету ее глаза были еще прекрасней. Я так увлекся их созерцанием, что чуть не забыл о втором психологическом ударе.
   – Любимая, покажи им скорее билетики и вернемся в нашу темную берложку!
   При этом я обнял девушку одной рукой, а другую засунул в сумочку, делая вид, что помогаю искать билеты.
   – Не спеши! – прошептал я ей на ухо и запечатлел долгий поцелуй на ее тонкой шее.
   Она даже не смутилась. Похоже, что после случившегося с нами в переходе порог стеснительности был пройден.
   – Вот! Один нашла! Где же другой?! – нетерпение в ее голосе было неподдельным.
   В дополнение ко всему вагон тряхнуло сильнее обычного, и девушка простонала, машинально схватившись за низ живота.
   – И не говори! – повторил я ее жест и поправил выступающее сквозь трико хозяйство.
   Контролерша все поняла как надо.
   – Вы бы хоть людей постеснялись! Пошли, оглоеды! – это уже своим сопровождающим.
   Когда раздвижные двери за ними закрылись, вместо привычного: «Граждане, готовим билетики!» донеслось негромкое: «Вам бы только водку жрать, импотенты хреновы!»
   Гена с Колей забурчали что-то в свое оправдание.
   Кураж прошел. Я прислонился лбом к прохладному стеклу дверей. Мне было неловко.
   – Ира.
   – Что? – не понял я.
   – Ты же спрашивал, как меня зовут.
   – А-а-а, ну да.
   – А тебя?
   Без шепота ее голос оказался на удивление глубоким. Но это ее ничуть не портило. Наоборот. Мягкие грудные нотки успокаивали, звали прилечь на ее груди, как на пушистой перине, и плыть в неведомые дали.
   Меня как обычно куда-то понесло.
   «Вот так всегда! Побахвалюсь, языком намелю, типа самый крутой, а потом куда все девается?»
   Я стоял и боялся поднять глаза.
   – Рик, – наконец выдавил я.
   – Интересное имя, – она тоже смотрела в пол.
   «Ну что? Так и будешь стоять пионером, даром что с улицы Пионерстроя?» – подхлестывал я себя, но мне нужно было время, чтобы собраться.
   – Иди, я покараулю, – кивнул я на дверь, откуда нас только что вытурили.
   – Да нет уж! Один раз попробовала! Хватит!
   И тут она так мило улыбнулась, что мою робость как рукой сняло.
   Электричка замедлила ход.
   – Ты выходишь? – с надеждой спросил я.
   – Нет. Мне на следующей.
   – Слушай, давай со мной! У меня тут в привокзальном кабачке короткая встреча, а потом я тебя провожу! И в дамскую комнату заодно сходишь.
   – Это же последняя электричка! Меня отец убьет! Он, наверняка, и так уже торчит на платформе!
   Мы подъезжали к Петродворцу. Она стояла в нерешительности и смотрела в темноту надвигающейся ночи. Двери с шипением открылись.
   – Время истекло! – крикнул я и схватил ее за руку.
   К моему удивлению, она совсем не сопротивлялась, и мы вылетели на платформу, чуть не грохнувшись.
   У дверей кабака стояли подвыпившие курильщики и что-то шумно обсуждали. Моя спутница чуть притормозила.
   – Не бойся! Здесь все свои.
   В подтверждение моих слов кто-то крикнул:
   – Хэй Рик! Сколько лет, сколько зим! Присоединяйся!
   – Потом, потом! – отмахнулся я. – Не видишь, я занят!
   – Видим-видим! – Вовка, по-моему, это был он, улыбнулся.
   Потом обернулся к своим приятелям и что-то сказал. Все дружно заржали, расступаясь и пропуская нас к полуподвальному входу.
   – Туалеты направо, – открыл я перед девушкой дверь.
   – Джентльмен, твою мать! – донесся очередной взрыв хохота сзади.
   Я вошел следом и взял Иру за плечи.
   – Когда вернешься, мы незнакомы! Можешь сесть рядом, но ты меня не знаешь! – я набрался смелости и, зарывшись в ее волосы, поцеловал в шею.
   – А я тебя действительно не знаю! – обернулась она и мило склонила голову набок.
   – Это дело поправимое! – подмигнул я. – Давай-давай! Смотри не растряси!
   Я легонько подтолкнул ее в сторону туалетов и нырнул в зал.
   Сруль был на своем излюбленном месте, в самом конце барной стойки, где редко кто сидел и можно было общаться без лишних ушей. Прислонившись спиной к стене, он смотрел на танцующих в другом конце бара. Кассетник бармена был повернут в сторону пятачка для танцев и что было сил надрывал свои небольшие динамики. Громкая музыка Сруля не донимала. Наоборот, он любил вести беседы в шумных местах.
   Старый лис сразу же меня заметил. По мере того как я к нему приближался, его лицо мягчело на глазах, и вскоре от сводящего скулы напряжения не осталось и следа.
   – Молодец, что приехал! – с облегчением сказал он. – Не пожалеешь!
   Он снял неизменный портфель с соседнего барного стула: «Прошу!»
   – Я закажу за твой счет? – полуутвердительно спросил я.
   – Валяй! Но, похоже, что скоро я буду заказывать за твой!
   – Неужто твое детективное агентство разоряется?
   – Типун тебе на язык! Это ты скоро конкретно приподнимешься!
   – «Кровавую Мэри» и черные сухарики! – крикнул я бармену, сел и приготовился слушать.
   – В твою сторону плывут серьезные бабки!
   – Голые или в купальниках?
   – В евральниках! Клиент платит валютой!
   – Я весь во внимании!
   – Мы говорим о шестизначных цифрах, на рубли, конечно же! К тому же ты будешь на полном обеспечении. Твоя напарница все берет на себя.
   – Напарница? С этого и надо было начинать! – недвусмысленно протянул я.
   – Тут бы я не обольщался! – ухмыльнулся Сруль. – Она из тех, ну, в общем, не этих. Короче, ты меня понял.
   – Не совсем. Чего-то я сегодня туповат.
   – Поговорку слышал: «Попробуешь пальчика и не надо мальчика?»
   – Ну-у-у, и что я буду с ней делать?
   – Смотри, чтобы она с тобой что-нибудь не сделала! Девица из эстонской полиции. Будешь просто ее легендой и при случае прикрывать ее задницу.
   – После твоих слов меня ее задница больше не интересует! В кои-то веки отправляешь на дело с девицей, а у нее оказывается кобура в штанах!
   – Шутки в сторону! Дело серьезное. Две подозрительные смерти подряд! Ты, конечно, можешь отказаться, но мимо таких денег не проходят!
   – Давай по порядку, – я нетерпеливо глянул на бармена.
   – Где-то в глуши, – начал Сруль, – где, не скажу, пока не согласишься, но в глуши-глуши осуществляется международный проект. Проект химико-биологический! – он сделал ударение на «биологический» и по-отечески положил мне руку на плечо. – В общем, есть шанс поработать по специальности.
   – По какой из них? – съязвил я, но голос предательски дрогнул.
   Хорошо, что в этот момент принесли мой заказ. Пока Сруль расплачивался, я оглядел зал. Ирины еще не было.
   – Так вот, – детектив убрал портмоне, – сынок одного таллинского миллионера работал там химиком. Что там случилось, не знаю, но сынок напился технического спирта и окочурился. Причем заметь, с роду не брал в рот хмельного и имел неограниченный доступ к чистейшему медицинскому спирту! Дальше – хуже! Папаша послал туда лучшего детектива Таллина, кстати, партнера той девицы, которую ты будешь прикрывать.
   – Минуточку! Что значит «ты»? Во-первых, я еще не дал согласия, а во-вторых, ты сказал, что она не такая, тогда откуда взялся партнер?
   – Ну, во-первых, это не тот партнер, что партнер, а тот, что по работе. А во-вторых, он уже две недели как в мире ином!
   – То есть это наша вторая подозрительная смерть?
   – Точно! Но, во-первых, не наша, поскольку ты еще не согласился, а во-вторых, на мой взгляд, не такая уж и подозрительная! Хотя Мишель считает по-другому.
   – Кто такая Мишель?
   – Та, что летит с тобой.
   – Еще не со мной! А чем там химики занимаются?
   – То есть, что случилось с партнером Мишель, тебя не интересует?! Вот это правильно! Наш план в действии! Ты занимаешься химией, она расследованием!
   – И-и-и? – я ждал ответа на свой вопрос.
   – Да не морочьте мне голову своими химиками! – подпустил Сруль одесского говорка. – Они таки работают по программе уничтожения химического оружия!
   «Очередные грешки советской военщины! – подумал я, вспомнив мать. – Она у меня всю жизнь паяла микросхемы на военном предприятии. Всю жизнь дышала парами олова, из-за которых заработала кучу болячек. И чем государство отплатило? Мизерной пенсией, которая вся уходит на лечение этих самых болячек!»
   «Не лез бы ты в это дело!» – как будто услышал я ее голос.
   Но тут на горизонте появилась моя попутчица, и грустные мысли разом испарились.
   После дамской комнаты ее было не узнать. Стеснительная сутулость куда-то исчезла, плечи распрямились, и ее на первый взгляд небольшая грудь оказалась не такой уж маленькой. Ее появление не осталось незамеченным.
   – Девушка, присоединяйтесь к нам! – окликнули ее со столика возле танцевального пятачка.
   Она безразлично глянула в сторону раскрасневшегося от алкоголя молодняка и продолжила поиск свободного места. В процессе она с той же безразличностью скользнула взглядом по нам со Срулем и, вопреки инструкциям, направилась в нашу сторону.
   – Чем угощаете, милейший? – обратилась она к бармену, плюхаясь на барный стул недалеко от нас.
   – Глянь, какая глазастая! Как думаешь, она «такая»? – нагнулся я к Срулю. – Слушай, у тебя аванс с собой?
   Тот с готовностью полез во внутренний карман пиджака. Я перебрался через два стула, разделявших нас с Ириной.
   – Как вас зовут, милая девушка?
   – Таня.
   Мое смущение было таким натуральным, что начавший уже что-то подозревать Сруль тут же успокоился.
   «Как Таня? Неужели обознался? – вертелось в голове. – Да нет же! Такие глаза ни за что не спутаешь! Только вот куда подевались те растерянность и испуг?»
   На меня с интересом смотрела готовая к прыжку пантера, и лишь едва заметные разводы туши выдавали недавние слезы.
   – Ну что, безымянный кавалер, так и будем знакомиться всухую?
   – Будь другом, обслужи девушку за мой счет! – поспешил я позвать бармена. – Александр, – протянул я Ирине-Татьяне руку.
   Теперь настала очередь удивиться ей.
   – При заказе не скромничайте. Я сейчас закончу с делами и присоединюсь к вам, если вы, конечно, не против, – тронул я ее за плечо и нежно провел пальцем по шее.
   Пантера тут же превратилась в мягкую кошечку и кротко кивнула.
   Когда я вернулся к Срулю, о делах говорить не хотелось.
   – Здесь пятьдесят, – протянул он мне конверт. – Завтра с утра, – Сруль посмотрел на часы, – уже сегодня, принесешь фотографии для загранпаспорта, я позвоню и скажу куда. Тогда и договорим, – он слез с барного стула. – Смотри, не спусти весь аванс! – кивнул он на девушку и распрощался.
   – Тут и захочешь, не спустишь! – я тоже посмотрел на свою попутчицу.
   Перед девушкой стоял одинокий молочный коктейль. Она пила его через соломинку, оставляя на ней следы свежей помады. Сруль притормозил и выудил из своего портмоне сотню.
   – Ты вот что, авансом не свети, – он положил деньги на барную стойку и кивнул бармену на девушку.
   Уже окончательно распрощавшись, я вернулся к заскучавшей попутчице.
   – Так как нас все-таки зовут? – я приобнял ее сзади за талию. – Потанцуем?
   Пока мы пробирались в другой конец бара, как по заказу, заиграла медленная музыка.
   – Теперь-то я могу прижать вас покрепче, милая девушка?
   – Можете, таинственный незнакомец! Как там вас на самом деле, Рик или Александр?
   – Между прочим, насчет имени я спросил первый!
   – Таня! – с вызовом произнесла она. – Но я не люблю свое имя! Поэтому случайным людям называюсь Ирой.
   – Значит, из разряда случайных людей я уже переведен! – улыбнулся я и покрепче обхватил ее за талию.
   Она не противилась.
   – Теперь ты.
   – По паспорту я Александр, с самого детства Шурик, а с легкой руки финских подопечных, которые не в ладах с шипящими, просто Рик.
   – Ты что, переводчик?
   – Ага, переводчик через границу!
   – Ты шутишь?! – она откинулась и посмотрела мне в лицо. – У меня отец пограничник!
   – Здорово! Создадим семейный подряд!
   – Слава богу, шутишь, – она вновь прильнула ко мне. – Откуда тебя тут знают? Ты что, здесь завсегдатай?
   – Ты думаешь, тот, кто ездит зайцем на электричке, может позволить себе регулярно посещать такие места?
   – Люди разные бывают.
   Мне нравилась ее рассудительность и то, что она ничего не принимает на веру.
   – Просто частенько бывал в этих краях, – успокоил я ее.
   – Тогда ты должен знать Тимяшкино.
   – Конечно, знаю! Поселок на краю университетского городка. У меня там сокурсник жил.
   Она снова откинулась назад и изучающе посмотрела на меня.
   – Я чуть тебя не уронил! Ты бы предупредила, что мы танцуем танго!
   – Кто?
   – Мы, кто же еще? – я уже держал ее за талию двумя руками. – По-моему, здесь такие выгибоны больше никто не устраивает!
   – Кто был твоим однокурсником?
   – А-а-а, ты об этом? Петька Дмитриев.
   В ее глазах мелькнул радостный огонек, но тут же погас. Она без энтузиазма вернулась в вертикальное положение.
   – Теперь я знаю, почему ты остался со мной там, в переходе между вагонами! – она смотрела в сторону. – Это профессиональное – помогать страждущим, ведь так?
   – Вовсе нет! Я уже давно сменил профессию, – я нежно погладил ее по щеке и повернул к себе ее погрустневшее личико. – Ты меня просто приворожила!
   – Чем? Голой задницей?!
   – Вовсе нет! В тот момент я ничего не видел, кроме твоих прекрасных глаз!
   Она неожиданно положила мне голову на плечо.
   – Даже если ты врешь, мне все равно приятно! – горячо прошептала она и, как будто испугавшись своего откровения, быстро добавила: – А Петька Дмитриев живет на соседней от нас улице.
   – Мир тесен! – потерся я о ее щеку и тут же вспомнил, что два дня не брился. – «Кто бы знал! А с другой стороны, это как на рыбалке: возьмешь с собой ведро под рыбу – улова не видать!»
   Я посмотрел на потенциальный улов, дремлющий на моем плече.
   – Танюшка, где же ты так наклюкалась? – пощекотал я ее ушко губами.
   – У подруги на свадьбе, – она немного помолчала, – а толстая Люська выхватила у меня букет невесты из самых рук! – пожаловалась она, не открывая глаз.
   «Жизнь – странная штука! Еще два часа назад я сидел в своей коммуналке и проклинал все на свете. А сейчас – в руках прекрасная незнакомка, в кармане – куча денег. Ну, для кого-то, может, и не куча, а для бывшего аспиранта так целое состояние!»
   – Поехали ко мне! – с жаром предложил я.
   Я чувствовал, что мне нужно срочно привезти свалившееся на меня счастье в нашу квартиру, чтобы оно там поселилось и, по возможности, надолго!
   – Я бы с удовольствием, но папа! – она немного помолчала. – И потом, не обижайся, но я действительно тебя совсем не знаю.
   – Ты не бойся! У меня мама дома и соседи.
   – Я и не боюсь! Да тебя и нельзя бояться, ты добрый, с тобой легко!
   Включилась следующая медленная песня. Мы плавно покачивались в такт музыке. Ее талия была удивительно гибкой, и я изо всех сил пытался двигать свой торс в унисон с ее стройным телом. Она заметила это, озорно улыбнулась и начала изгибаться еще сильнее. Со стороны мы, наверное, напоминали перевернутые часы с маятником. Мы даже двигались по часовой стрелке. И каждый раз, когда поворачивались лицом к залу, Танюшка задерживала взгляд на столиках с бумажными цветами.
   На очередном повороте она с досадой хлопнула меня по плечу:
   – Эх! Если бы я поймала букет невесты!
   «Вот же Люська жиртрест!» – выругался я про себя и мягко повернул партнершу к себе.
   – Давай взглянем на это с другой стороны! Ведь у тебя есть парень, потенциальный жених?
   Она остановилась и посмотрела на меня с удивлением, даже с испугом.
   – У такой красавицы не может не быть жениха! – улыбнулся я. – Так пусть Люська твоего жениха и забирает, а судьба приготовила тебе подарок получше! – я выпятил грудь, упер руки в боки и покрасовался перед ней.
   Танюшка расхохоталась и прильнула ко мне:
   – Ты хороший! – прошептала она.
   – Не переживай, все, что ни делается, к лучшему! – я нежно погладил ее по спине.
   Странно, но я не нашел там крыльев, хотя должен был, потому что ей суждено было стать моим ангелом-хранителем!

Глава 2
Отцепись, плохая жизнь

   Мы с Танюхой сидели на заднем сиденье местного бомбилы. Она сбросила туфли и, поджав ноги, спала на моем плече.
   Погулять до закрытия кабака не удалось. Моя партнерша по танго буквально засыпала на ходу. Очнувшись от трясшегося пола, она огляделась и увидела, что все давно прыгают под быструю музыку.
   – Пойдем, посидим? – она кивнула на стойку бара с одиноким молочным коктейлем.
   – У меня предложение получше. Давай-ка я отвезу тебя домой!
   – Так рано?! – разочарованно произнесла она.
   Я посмотрел на часы. Было полпервого ночи.
   – Действительно, рано! Новый день только начался! Ранее не бывает!
   – Я не это хотела сказать!
   – Я знаю, – улыбнулся я и притянул ее к себе. – Не переживай! У нас впереди еще куча таких вечеров! – я нежно поцеловал ее в надутые губки.
   – Ты не понял! – отпрянула она. – Я не знаю, что будет впереди, но этот вечер первый в моей жизни, когда я не вернулась домой в назначенный час! И сейчас не имеет значения, во сколько я появлюсь дома, в час или в пять! Я позвонила маме, что опоздала на последнюю электричку и что доберусь, когда доберусь! Я даже телефон выключила, чтобы отец не доставал и не рвался ехать за мной на машине!
   В гневе ее глаза были еще прекрасней. Они метали молнии. Сон как рукой сняло.
   Мы сели за стойку. Я заказал еще одну «Кровавую Мэри». Танюшка от спиртного отказалась, энергично мотнув головой.
   – Что это было?! – спросил я через какое-то время.
   – Извини, – она приподнялась на барном стуле и чмокнула меня в щеку. – Чтобы меня понять, надо всю жизнь провести в казарме!
   – Если честно, то я в казарме жил только в учебке, а на корабле у меня был свой кубрик в санчасти.
   – А мне повезло. Отец устроил мне такое удовольствие! Подъем, прием пищи, учеба, отбой! Раз в неделю личное время! А я не хочу личное время раз в неделю! Я хочу как все нормальные люди!
   Она опять начала заводиться.
   – Ты быстрый танец умеешь? – прервал ее я. – Научи, а?
   Пришлось немного попридуриваться на танцполе. Я неуклюже и невпопад повторял движения Танюшки, чем откровенно развлекал подуставшую публику.
   – Эй, Рик, когда успел плясать разучиться? – чуть не сдал меня с потрохами знакомый голос, по-моему, Вовкин.
   Но Танюшка так веселилась, что не обратила внимания.
   Наконец, музыка кончилась, моя учительница танцев повисла на мне.
   – Сколько времени? – пропыхтела она.
   – Без четверти два.
   – Ответ неверный! Три с половиной склянки!
   – Виноват! Исправлюсь!
   – Поехали! – она потянула меня за руку к выходу. – Папа, наверное, уже спит!
   На улице было пусто. Холодная майская ночь загнала курильщиков внутрь. Стоявшая поодаль девятка поморгала фарами. Я махнул, мол, подъезжай.
   – В Тимяшкино поедешь? – спросил я водителя.
   Тот молча кивнул. Я подсадил Танюшку и проверил карман с конвертом, где лежало девять пятитысячных купюр и сдача с «Кровавой Мэри». Водила попался неразговорчивый, и это радовало. Мы молча катили по Петродворцу. Справа проплыл светящийся огнями ресторан, памятное посещение которого было началом краха моей карьеры.
   Той осенью именно сюда меня затащила секретарша нашей завкафедры. В тот день, когда Сруль впервые вторгся в мою жизнь и разбередил меня своими намеками, я помчался прямо к ней.
   «Наша Пышка должна знать! Все приказы печатает она! Да и ни один слух мимо нее не проходит».
   Когда я влетел в приемную, Маришка аппетитно уписывала эклер.
   – Марина Георгиевна! У вас есть пара минут?
   – Шурик?! – удивилась она. – Для тебя? Больше, чем пара, много больше! Я вся ваша! – она эротично облизала нижнюю губу и медленно погрузила эклер в ярко накрашенный рот.
   – Ну, Марина Георгиевна!
   – Шурик, ну какая Марина Георгиевна? Для тебя я просто Маришка!
   «Бабе под сорок, а она все Маришка! – закипело внутри. – Уж коли на то пошло, тогда Маришища!»
   Тут я был неправ. Полнота ее совсем не портила и распространялась исключительно на тело, оставляя довольно милую мордашку без второго подбородка.
   Сердиться, глядя на нее, было нельзя, и я тут же остыл.
   – Маришка, что происходит? – перешел я на шепот, поглядывая на дверь с золоченой табличкой «Зав. кафедрой генной инженерии, профессор Белкина Галина Афанасьевна». – До меня доходят непонятные слухи!
   – Слухи – моя стихия! – она поманила меня пухленькой ручкой и тоже перешла на шепот. – Что тебя интересует?
   – Не что, а кто! – я оперся о стол и наклонился к ней. – Меня я интересую! Меня что, увольняют?
   – Ни в коем случае! Бог с тобой! – отмахнулась она и хотела еще что-то сказать, но вместо слов положила липкую от пирожного ладошку мне на руку. – Знаешь, что? А пригласи-ка ты даму в ресторан, а я до вечера все разузнаю!
   «Наверняка, и так все знает!» – мой взгляд остановился на ее декольте.
   Я стоял так близко, что видел чуть больше, чем положено по этикету. Настоящий джентльмен на моем месте отшагнул бы назад. Хотя вряд ли! Посмотреть было на что!
   – Ну так как насчет ресторана? – она подняла голову и, поймав мой взгляд, толкнула плечиком в живот.
   Содержимое декольте аппетитно заколыхалось. Я нервно сглотнул.
   – Годится! – сказал я, не задумываясь, что могу быть истолкован двояко. – Жду тебя после работы в вестибюле.
   – После моей работы! – уточнила Маришка. – А то я тебя знаю! Торчишь в своей лаборатории до ночи!
   Ресторан встретил полумраком и своим евродизайном смахивал на выборгский, куда нас с Андрюхой водили финны. Вдоль стен тянулись четырехместные кабинки с узким столом и двумя лавками в каждой. Центр полутемного зала был занят обычными столами, не оставляя места для танцпола.
   «Хоть что-то! – внутреннее напряжение немного ослабло. – Обойдемся без танцев!»
   По ресторанам я не ходил, цен не знал и поэтому весь путь до самой дальней кабинки, выбранной Маришкой, заметно нервничал. Однако, открыв меню, успокоился: денег, что я успел назанимать, должно было хватить.
   – Полагаюсь на ваш вкус! – бросил я севшей напротив Маришке.
   – Ты забыл наш уговор? – она легонько пнула меня под столом.
   – Ты, ты! – поправился я. – Ты выбрала хорошее место. Здесь нас никто не услышит!
   – И не увидит! – подмигнула она. – Что будем пить?
   – На твое усмотрение, – а сам подумал: «Лишь бы что-нибудь легкое, а то я не выпивал с последнего Нового Года».
   – Тогда красное сухое!
   – Тогда мне кока-колы!
   – Ты что, не пьешь? – бровь Маришки поползла вверх.
   – Не пью! Из мелкой посуды!
   Она с облегчением рассмеялась.
   – А то я уже подумала, что мне придется выпить всю бутылку самой и тогда я не смогу постоять за свою честь!
   – Не переживай за свою честь! – я чуть опять ей не выкнул. – По крайней мере пока! – я принял правила игры и не стал лишать ее надежды. – А стоять за честь – это работа одной из частей мужского арсенала! – подлил я масла в огонь, упирая на слово «стоять».
   – Шурик, ты душка!
   Вино принесли раньше еды, и на голодный желудок наше сближение шло ускоренными темпами. Я уже вовсю тыкал Маришке и ни разу не сорвался на «вы». По моей методе мы разбавляли «сухарь» кока-колой, и получавшееся «шампанское» пилось легко. Не знаю, чем бы закончилась наша маленькая попойка, если бы вовремя не принесли жаркое с телятиной в грибном соусе. Начинавший выходить за рамки приличия громкий хохот в нашем углу смолк.
   – Давай о деле! – предложил я, когда заглотил половину тарелки. – Что происходит в нашем королевстве?
   – Все то же! Королева нашла нового принца.
   – Королева – это Белкина что ли?
   – Белка, Белка! Называй вещи своими именами. Не на кафедре!
   – А что за принц?
   – Ну, не прикидывайся, будто не знаешь нашего красавчика!
   – Красавчика? – я смотрел на нее полными недоумения глазами.
   – Ну, ты прямо как бычок на веревочке! – она погладила меня по щеке. – Его ведут на бойню, а он глазами хлопает!
   «Вот и она туда же! На бойню! Что они все, сговорились, что ли?»
   – Шефиня наша играет в эстрадную звезду. Самой под полтинник, а ухажеров старше двадцати пяти я у нее еще не видела! Хотя вру! Последний уже стал переростком, так она его в Сибирь-матушку сплавила!
   – В Сибирь? Погоди, это Юрика, что ли? Так он же сам сбежал, от долгов! Я тебе по секрету скажу, он мне кучу денег должен!
   – Кто это тебе такой лапши на уши навешал?
   – Так Галина Афанасьевна и сказала. Белка то есть.
   – Белка?! Да она сама этому бездарю почти полгода место в академгородке выбивала!
   – Как полгода?! Да она же мне… – я осекся и замолчал.
   Маришка с жалостью посмотрела не меня, как будто знала всю нашу подноготную.
   – Давай выпьем! За то, чтобы всем воздалось по трудам их!
   – Давай! – Я разом хлопнул полный фужер нашего «шампусика». – Да, кинули меня капитально! Так что? Теперь я Белкиной не нужен? – вернулся я к животрепещущей теме.
   – Ты что, смеешься! А кто же у нас тогда науку будет двигать?
   – Наш новый ассистент кафедры! По словам шефини, он будущее светило мировой науки! – Я никак не мог заставить себя называть ее Белкой, все-таки она была моим научным руководителем.
   – Не знаю, светило ли он для науки, а для нее он точно свет в оконце! Кстати, он, как и ты, не имеет «волосатой лапы», но поверь мне, оставили его на кафедре не как лучшего студента и не за креативные идеи!
   – За красивые глазки, что ли?! – не верил я своей догадке.
   – Все же понимаешь с полуслова! – Маришка снова погладила меня по щеке. – Ты же такой умненький, как же ты не понял, что бежать тебе надо из этого гадюшника!
   – А мои глазки, что, не красивые? Три года назад я тоже был молоденьким ассистентом! Что же Белкина не запала на меня?
   Я вспомнил, как впервые увидел свою будущую руководительницу. Она сидела за столом в строгом приталенном пиджаке и газовой блузке с рюшечками на шее. Каждый раз, когда она перекладывала какие-то бумаги, из-под пиджака выглядывали лямочки лифчика, хорошо видимые сквозь прозрачную ткань. Про объем ее груди я вообще молчу. Мне стоило большого труда не коситься на нее во время собеседования. А когда она меня провожала, я с удивлением отметил стройную для такой груди фигуру, подчеркнутую точеными ногами на высоких каблуках. В общем, в тот момент я бы тоже променял свои «красивые глазки» на покровительство такой женщины!
   – Достаточно того, что твои глазки сводят с ума меня! – вывела меня из задумчивости Маришка и, совсем обнаглев, провела указательными пальцами по моим бровям. – А «молоденьким ассистентом» ты себе льстишь. Я же читала твою анкету. Сначала наше медучилище, потом три года фельдшером на флоте. Так?
   Я молча кивнул, уже ничему не удивляясь. Похоже, эта женщина знала все. Вот на кого нужно было выходить сегодняшнему детективу!
   – Теперь университет, – деловито продолжала Маришка. – Ты за последние пять лет брал два академических отпуска по году каждый! Брал, я спрашиваю? По уходу за матерью, по-моему? Брал?
   – Брал, брал! Ну, ты же понимаешь, что «уход за матерью» был официальный отмаз.
   – Тогда зачем?!
   – Это засекреченная информация! – я приложил палец к губам и потыкал им в потолок.
   Ну, в самом деле, не рассказывать же ей, что нам с матерью попросту было не прожить на ее пенсию и мою стипендию, и что я уходил в леса водить своих финнов по Карелии.
   – Мели, Емеля, твоя неделя! – отмахнулась Маришка. – Ну и какой ты после этого молоденький? – закончила она свои подсчеты. – А теперь посмотри на Игнатика.
   «Интересно, с каких это пор наш новый ассистент стал для нее Игнатиком?» – Что-то похожее на ревность шевельнулось в груди.
   – В университет прямо со школьной скамьи, в армии не служил, к нам сразу после госэкзаменов! – безжалостно крушила меня Маришка. – Да у него еще юношеские прыщи не прошли!
   – Последним аргументом ты меня добила! – я поднял вверх руки и рассмеялся.
   Мне действительно стало смешно. На этом свидании мы оба преследовали свои личные цели, которые не имели ничего общего с чьими-то прыщами. Откуда мне было знать, что в прыщах нашего нового ассистента и кроются все мои проблемы!
   После экскурса в наши с Игнатиком биографии моя собеседница взяла перерыв. Мы допили остатки вина уже без разбавления кока-колой. Мне было лень шевелиться, а Маришку, похоже, переполняла энергия, и она с завидной легкостью перепорхнула ко мне на лавку. Отодвигаться было тоже лень да и некуда, и ее обширное тело прижало меня к стенке кабинки. Его жар мешал думать.
   – Ну, ладно, Белку потянуло на юнцов, а им-то она зачем? – на полуавтомате спросил я.
   – Мозг включи!
   Я попытался и с удивлением обнаружил, что включать нечего! Мои мозги плавно стекали вниз, перемещаясь из одной головы в другую. Я уже смотрел не Маришку совсем другими глазами.
   «Действительно Пышка! Как я теперь понимаю Мопассана и его прусского офицера, отпустившего пленных за одну ночь с такой вот «Пышкой»!
   Я плотоядно смотрел на обтянутые черными колготками колени Маришки и не мог вымолвить ни слова. Во рту пересохло, язык прилип к небу. Она обняла меня одной рукой, слегка тряхнула и привлекла к себе.
   – Ты весь в себе, а пора бы уже побывать и в других! – жарко прошептала она прямо мне в ухо. – Во мне, например!
   Я продолжал молчать. Остатки мозга с трудом обрабатывали услышанное.
   – Сейчас расплачу́сь – и ко мне! – наконец родил я.
   – Я тебе сейчас расплачу́сь! – она потянулась через стол за своей сумкой. – А то я не знаю, как ты живешь на свою аспирантскую стипендию.
   Край юбки потянулся вслед за ней, и я увидел, что на ней были вовсе не колготки, а чулки с ажурной резинкой. Я обхватил ее ноги чуть выше колен и приглушенно закричал, как в кино:
   – Не бойся вывалиться-я-я! Я держу тебя-я-я!
   Она расхохоталась. Ее упитанный зад заходил волнами, угрожая захлестнуть меня с головой.
   Раскрасневшаяся Маришка плюхнулась обратно. Запыхавшаяся, с горящими глазами и задранной юбкой, она была такой аппетитной! Поймав мой взгляд, соблазнительница не спеша опустила сумку на обнаженные бедра.
   – Еще не вечер! – она лукаво глянула на меня и полезла за кошельком.
   Я просунул руку под сумку прямо на границе чулочной резинки и бархатистой кожи.
   – А теперь послушай меня, – после импровизированного крика мой язык вновь обрел способность шевелиться. – По западному этикету, если дама в ресторане платит за себя сама, то это означает, что ничего не будет. Ну а если она позволяет расплатиться кавалеру, то позволит и остальное. Так что решай!
   – Мы не на Западе! – сразу нашлась она.
   – До Финляндии от нас сто семьдесят пять километров, так что мы самый Запад и есть!
   – Откуда такая точность?
   – Позже расскажу.
   – Позже – это сегодня ночью, не так ли, милый? – разыгрывая смущение, она открыла кошелек и помахала скучающему вдали официанту.
   – А это зависит от того, кто сейчас заплатит! – твердость в моем голосе заставила ее задуматься.
   Пока официант шел к нам, в Маришке отчаянно боролись знойная женщина и заботливая мать. Разошлись миром. Знойная женщина разрешила за себя заплатить, а заботливая мать везла меня к себе на такси…
   …Как и полтора года назад, за окном автомобиля замелькали многоэтажки. Только на этот раз мы к ним не свернули, и в роли заботливой матери был уже я. На плече у меня сладко посапывала Танюшка. Похоже, что вместе со встречей с этой удивительной девчонкой судьба решила мне устроить прощальное турне по местам беспутной юности. Я повернул голову в сторону удаляющегося микрорайона. Там, среди окон, что отражали свет фар редких машин, было окно Марины Георгиевны, навсегда оставшейся для меня Маришкой.
   Где-то там, позапрошлой осенью, я лежал и смотрел в чужой потолок. Каждый раз, когда внизу проезжала машина, световые квадратики окна пробегали по белой поверхности, цепляясь за огромную трещину, разделившую потолок надвое. Я еще не знал, что так же трещала моя жизнь, и отдыхал от жарких поцелуев и сладострастных эмоций. Рядом пыталась отдышаться Маришка. Я и не подозревал, что с такой комплекцией можно быть такой подвижной!
   Теперь, когда буря улеглась, и в голове наступил штиль, сигнальным буем всплыл вопрос: «А ведь я так и не выполнил задание Сруля-детектива!»
   – Вспомнил? – прошептала Маришка.
   – О чем? – прошептал я в ответ.
   За стеной спал ее пятнадцатилетний пацан, и мы надеялись, что наши телодвижения его не разбудили.
   – Я чувствую, как ты напрягся! – она положила мне руку на грудь. – Значит, вспомнил, зачем встречались! Да и я не сволочь последняя. Винюсь! Опустила кое-какие детали, потому что у нас все так хорошо шло, и не хотелось портить песню. Ведь тебе тоже было хорошо? – она замерла в ожидании ответа.
   – Мне и сейчас хорошо! – я погладил ее руку у себя на груди, а напряжение в этой самой груди достигло предела.
   – Обещай, что дослушаешь до конца! Все не так плохо, как может сперва показаться.
   – Несогласный я! Если будет не любо, запечатаю твои уста поцелуем! – попытался я отшутиться.
   – Хорошо, мой государь! – вторила она с улыбкой в голосе. – Не казни несущего плохие вести!
   – Не томи уже!
   – Ну, тогда слушай! Весть первая. Белка Юрика не так просто сплавила. Взамен она обещала оформить перевод к себе в аспирантуру чью-то протеже из Екатеринбурга и поставить ее на защиту в следующем году. Ректор успел завизировать перевод и переписал комиссию, планируемую для тебя, на новую девицу.
   – А как же я?!
   – Про тебя с этой кутерьмой со смертью ректора, наверное, забыли. Во всяком случае, через меня бумаги о твоей защите не проходили.
   – Значит, и здесь меня кинули! Но как ректор согласился? Он же знал, что моя очередь!
   – Говорят, что Белка хаживала к нему на ковер не только в переносном, но и в прямом смысле. Думаешь, зря девчонки в администрации называют ее «тертые коленки»?!
   – Почему коленки?
   – Потому что много на них стоит!
   – Вымаливает себе университетские гранты что ли?
   – Можно и так сказать! Встает на колени, залезает под дубовый стол ректора и вымаливает, – Маришка недвусмысленно хихикнула.
   – Не понял! – конечно, я уже сообразил, в чем дело, но не мог в это поверить.
   – Сейчас объясню!
   Маришка с готовностью нырнула под одеяло и начала пробираться вниз.
   – Понял! Понял! – забыв о ее сыне за стеной, закричал я.
   – Ты что орешь? – она резко села и накрыла меня с головой одеялом.
   Мы замерли и несколько минут прислушивались.
   – Вроде тихо, – успокоилась Маришка и без предупреждения продолжила:
   – Весть вторая. Белка одновременно просила дополнительную аспирантскую ставку, как я понимаю, для Игнатика, но ректор отказал. Я думаю, старикан знал, для кого Белка хлопочет, и в нем взыграла ревность!
   – Ты думаешь, он еще что-то может? – я тоже сел и прижал к себе Маришку. – Незадолго до смерти ему, кажется, шестьдесят пять справляли?
   – Тю-ю-ю, да он же фармаколог! Серединку пилюлями напичкал, и кончики заиграли!
   – Да-а-а, допичкался. Ну ладно «Виагра», но скажи, как мог фармаколог передозировать себя сердечными гликозидами?
   – Нашел, кого спрашивать! Я и слов-то таких не знаю. Ты забыл? Я же всего лишь маленькая секретарша!
   – Ну, не такая уж и маленькая!
   Тут я в который раз убедился, что язык мой враг мой! Как такое могло с него слететь?
   – Я обиделась! – надулась Маришка.
   – Я совсем не то хотел сказать! Правда!
   И мне пришлось потратить десять минут на комплименты и увещевания.
   – Будешь наказан! – наконец соблаговолила она. – В следующий раз я буду верховодить!
   Я решил не уточнять, что это означает на ее языке, и быстро спросил:
   – Когда же мы подойдем к слухам о моем увольнении?!
   – Уже подошли. Как только пришла телефонограмма о смерти ректора, она мне тут же надиктовала докладную записку на имя будущего исполняющего его обязанности.
   – Зачем такая спешка?
   – Чтобы зарегистрировать свою писульку как можно раньше и чтобы ее рассматривал исполняющий обязанности, а не новый ректор!
   Ну вот куда мне от самого себя деваться? Несмотря на всю серьезность момента, я не смог удержаться:
   – Писюльку, говоришь? Она еще не знает, кто сядет в ректорское кресло, а уже готова повесить ему на нос свою писюльку?
   Маришка стала с гневом выталкивать меня из-под одеяла:
   – Дурак! Для тебя границы существуют?! Ты когда-нибудь дошутишься!
   – Извини, обмишурился! Вдруг ректором станет дама! – игриво отбивался я.
   – Наконец доперло! Белка сама метит в ректорское кресло! И сама же пустит в приказ свою докладную!
   – А что в докладной-то? – мне действительно стало не до шуток.
   Маришка осталась сидеть под одеялом и глухо произнесла:
   – Там написано, что ты к защите неготов, что за три года наработал только на одну главу диссертации и что в настоящий момент занимаешь чужое место. Поэтому предлагается перевести тебя в ассистенты, пока ты не наработаешь достаточно материала. Ну, а кого на твое место, я думаю, сам понимаешь.
   Я не верил своим ушам. Хорошо, что Маришка меня не видела, выражение лица у меня, наверное, было еще то!
   – Сейчас это в приказ без визы ректора не пойдет! – поспешила успокоить она. – А ректорский кабинет будет пустовать еще долго.
   – Свято место пусто не бывает! – усомнился я.
   – Не скажи! Подковерная борьба сейчас идет серьезная и продлится не день и не два. Конечно, Белка глотки будет рвать за это место, но бог даст, мужички подсуетятся! – она немного помолчала. – Хотя куда им против власти!
   – При чем тут власть?
   – Да ты со своей наукой совсем от жизни отстал! У Белки бывший сейчас в мэрии всем образованием заправляет!
   – Кому он сейчас заправляет?
   – Я ему про Фому, а он мне все про Ерему! – Маришка выглянула из-под одеяла и в который раз за вечер нежно погладила меня по щеке.
   Я отвернулся к окну.
   «Все-таки мудрая она баба! Так мягко изложить мои мрачные перспективы надо уметь! Мужика бы ей хорошего!»
   Я изобразил улыбку и скинул с нее одеяло:
   – Давай сделаем так, чтобы до утра позабыть обо всем на свете!
   – Смотри! Я тебя за язык не тянула! – «Маленькая секретарша» подмяла меня под себя и приготовилась верховодить…
   Я проснулся от позвякивания посуды на кухне. Маришка кормила сына завтраком. Мое тело ломило, как после курса молодого бойца в Севастополе. Я с блаженством потянулся. Спешить было некуда. Решение я уже принял. Когда в прихожей хлопнула дверь, я сел и тихо позвал:
   – Марина Георгиевна!
   – Какая такая Георгиевна! – Маришка стояла в дверях руки в боки.
   – У тебя вазелин есть?
   – Что? Болит? Бедненький!
   – Да нет! Мне надо в нос засунуть для имитации соплей. Позвоню Игнатику, что заболел. Мы сегодня в восемь эксперимент должны были начинать. Посмотрим, как это светило без меня управится!
   – Так я скажу Белке, что ты мне отзвонился!
   – Ну, это само собой! А Игнатику для достоверности!
   Спустя полчаса мы распрощались на автобусной остановке. Маришка поехала на работу, а я за своими честно заработанными десятью тысячами к Срулю.
   Час назад, когда я звонил детективу, в носу еще плавился вазелин, и он меня не сразу понял из-за громкого шмыганья носом. Однако, узнав, кто его так рано беспокоит, заметно обрадовался.
   Его офис в полуподвальном помещении меня не впечатлил, но зато здесь было тепло от соседней прачечной. В городе еще не топили, а здесь были тропики. После промозглой улицы я чувствовал себя как в раю! Детектив перегнулся через видавший виды конторский стол и пожал мне руку. Потом указал на мягкое кресло напротив.
   Лениво развалившись, я вяло пересказывал информацию, добытую у Маришки, и никак не мог отделаться от мысли, что мы с Белкой друг друга стоим, с той лишь разницей, что она променяла дело на удовольствие, а я получил удовольствие ради дела.
   Сруль внимательно слушал, что-то сверяя и отмечая в своем блокноте. В конце он спросил:
   – То, что в докладной записке про твое несоответствие написано, – правда?
   – Правда, да только не про меня! Имя там должно быть другое!
   – Какое же?
   – Юрий Белявский.
   – Погоди, это не тот ли Юрий, что в Сибирь слинял?
   – Он самый!
   – Тогда дай мне поупражняться в дедукции! Значит, он имел только одну главу за три года и защитился?
   – За четыре года! – ехидно вставил я.
   – Еще лучше! Это не очень хорошо характеризует научного руководителя, не правда ли?
   Я кивнул и подумал: «Куда, интересно, девался его одесский говорок, которым он блистал в кафе?»
   – Идем дальше, – продолжал Сруль, – он защитился и остался должен вам кучу денег? Позвольте полюбопытствовать, как велика куча?
   – Пять тысяч евро.
   – То есть вы, молодой человек, за пять тысяч евро продали ему недостающую главу?
   – Две главы. Ну, или почти две. Там оставалось доработать чепуху!
   – Не продешевили?
   – Ну, во-первых, шефиня настойчиво рекомендовала это сделать, а потом, она клятвенно обещала мне защиту через год с теми наработками, что у меня оставались! Да я с тех пор по ним уже новую главу написал, и товар, хочу заметить, первоклассный! Такой, что запросто можно в полноценный диссер развить!
   Здесь я не хвастался. Я ничуть не сомневался, идя сюда, что мне предложат продать мой новый фаг. Ведь он вылечивал умирающих от инфекции мышей в ста случаях из ста!
   – А сейчас, как я понимаю, вы не имеете ни денег, ни перспектив, – не обратил внимания на мою рекламу собеседник. – Да и ваши блестящие наработки скоро найдут нового хозяина или хозяйку?
   «Какую хозяйку?! – внутренне встрепенулся я. – Уж не на Белку ли он намекает?! Да генетический дизайн фага – моя идея от начала и до конца, и определять его хозяина буду я!»
   Сруль какое-то время наблюдал за борющимися во мне эмоциями, потом тихо пробурчал:
   – Ну что ж, тем легче становится моя задача, – он полез в стол. – Для начала, ваш гонорар! – Детектив положил передо мной заранее приготовленный конверт. – За следующую работу вы можете получить в десять раз больше!
   – Можно на «ты»? – предложил я. – А то мне все время хочется оглянуться и посмотреть, с кем это я должен делиться гонораром.
   – Что ж, на «ты» так на «ты»! Тогда уж и ты со мной запросто! Тем более, что разговор у нас пойдет дружеский, без давления авторитетом и возрастом! – он изучающе посмотрел на меня. – Это хорошо, что ты умеешь сохранять присутствие духа. В нашей работе это важно! Кстати, почему ты не на работе?
   – Остужаю нервы! Хотя в вашем офисе это должно звучать странно!
   – А мне нравится! – Сруль посмотрел под потолок, где с запотевших окошечек стекали струйки воды. – Жара и влажность круглый год. Совсем как на моей исторической родине! Кстати, насчет «вы», я думал, мы уже договорились!
   Уже во второй раз за последние сутки я переходил на «ты» со старшим поколением. Хорошо, что Маришка меня не слышит, а то еще одного ее верховодства я могу и не пережить!
   – А то, что решил поостыть, – абсолютно правильно, – продолжал детектив. – После такой информации недолго и дров наломать! Так вот, когда созреешь для возвращения, нужно будет заняться одним щепетильным дельцем.
   «Чего тут щепетильного? – подумал я. – Это мои наработки! Ни у кого не украденные! Да, я пользовался реактивами и аппаратурой Белки! Но после того, что она со мной сделала, моя совесть чиста!»
   – Я понимаю, что мое предложение может показаться на первый взгляд неприличным, но если хорошенько подумать, то это пойдет на благо науке! – продолжал меж тем детектив.
   «Конечно! – внутренне соглашался я. – С такой руководительницей мой фаг и до клинических испытаний не дойдет! Она, вон, то сидит запершись в своей засекреченной каморке, то, как оказалось, продвигает своих юных любовничков, которые в науке нули без палочки! Хотя нет. Палочка-то как раз у них есть!» – я невольно улыбнулся своему похабному умозаключению.
   – Наши заказчики понимают всю ценность информации и предлагают хорошие деньги!
   «Хорошие деньги? – я мысленно помножил на десять содержимое только что полученного конверта. – Да серьезная биотехнологическая компания сделает на моем фаге сотни и сотни тысяч, и не рублей, а евро!»
   – Твой риск в этом предприятии невелик. А после всего, что ты о себе узнал, даже если и попадешься, у тебя в этой лаборатории все равно нет будущего!
   – А ваши заказчики не могут взять и меня к себе? – наконец открыл я рот.
   – Ну, во-первых, я не знаю, кто заказчик, а во-вторых, зачем менять шило на мыло? По всем признакам, заказ идет из твоего же университета.
   Нехорошее предчувствие шевельнулось внутри: «У нас фагами больше никто не занимается! Неужели разговор идет о чем-то другом?»
   Оказалось, не о другом, а о другой.
   – Нам заказали собрать компромат личного характера на профессора Белкину Галину Афанасьевну! – перестал ходить вокруг да около детектив.
   Для меня это было холодным душем: «Значит, мой фаг никому не нужен, а за информацию о блудливой профессорше кто-то готов выложить две годовые стипендии аспиранта!»
   – Мы бы к тебе не обратились, – Сруль внимательно посмотрел на меня, – но моим агентам это не под силу, нужен специальный пропуск в ваше здание, да и посторонних сразу заметят.
   – Теперь я вижу, что наш вахтер не такая уж плохая идея, – оправился я от потрясения. – Почему вы… ты выбрал меня? У меня что, физиономия стукача?
   – Я проверил списки работников института и нашел единственного человека, попавшего к Белкиной без протекции.
   Я про себя усмехнулся: «Кто-то мне это уже говорил совсем недавно».
   – Я надеялся, что в отличие от блатных, ты будешь сговорчивее. Ну а после вновь открывшихся обстоятельств, я думаю, ты не должен испытывать чувство долга к своему научному руководителю!
   – Зачем такие сложности? Шпионьте за ней за пределами института, – разочаровал его я.
   – Пробовали. Не работает. Похоже, что вся клубничка имеет место быть прямо на рабочем месте или столе – это уже как тебе будет угодно! – подмигнул детектив.
   – И что от меня-то нужно? Мой пропуск? Так пользуйтесь, пока я «болею», – попытался я закончить неприятный разговор и полез в карман.
   Детектив перегнулся через стол и остановил мою руку:
   – Не прикидывайся, что ты не понял. Нам нужен именно ты! Одна сцена грехопадения, и ты решишь наши, а вместе с тем и свои проблемы! Вот тебе мини-камера, – он полез в ящик стола и вынул серебряную зажигалку. – Работает по принципу камеры мобильника. Сдвигаешь боковую пластину, открывается экран. Нажал колесико – включил, покрутил – приблизил. Единственный недостаток – это слабый микрофон, но, как говорится, чем богаты!
   – Ничего не обещаю, – сказал я, но зажигалку взял.
   – А обещать и не надо! Надо делать!
   Я пару раз подкинул тяжеленькую зажигалку на ладони: «Не корысти ради, а науки для!»
   Мои воспоминания прервал легкий толчок в бок. Я огляделся. Из потертого кресла в офисе Сруля я перенесся на заднее сиденье автомобиля, а на меня смотрели не хитрые глазки частного детектива, а огромные глазища прекрасной незнакомки.
   – Скоро твое училище!
   «Ира! Нет, Таня!» – вспомнил я свою случайную попутчицу.
   – О чем ты думал? – тихо спросила она.
   Оказывается, она давно проснулась и все это время наблюдала за мной.
   – Да все думаю о том букете невесты, который у тебя толстушка Маришка перехватила сегодня! – нашелся я.
   – Люська! – поправила она.
   – Точно! Люська! Вот думал, как помешать ей увести у тебя жениха.
   – Придумал? – она сладко потянулась.
   Низкая крыша машины мешала вытянуть руки, и она нагнулась в мою сторону.
   – Придумал! Ты просто меня ей не показывай! – я обхватил ее за талию и завалил к себе на колени.
   – Ты что, в женихи ко мне набиваешься? – засмеялась она.
   – И правда, училище! – глянул я в окно, в котором появился поворот на улицу Красных Курсантов. – Мы с Петькой Дмитриевым просидели здесь за одной партой больше трех лет!
   – Я думала, на фельдшера два года учат.
   – А мы второгодники!
   – Это Петька-то?! Не гони! Он в школе лучше всех учился!
   Ухватившись за спинку сиденья водителя, она села и стала шарить ногами в поисках туфель.
   Я опять подивился ее цепкому мышлению.
   – Это после десятого класса два года, – я нагнулся и нашел одну туфлю, – а после восьмого – три.
   Я не решился надевать ей туфлю, а просто отдал. Чем ближе мы подъезжали к поселку Татьяны, тем скованнее я становился. Не расслабила меня и отчаянная тряска через железнодорожный переезд. Именно в этот момент, не найдя лучшего времени, наш молчаливый водитель открыл рот.
   – Какой дом в Тимяшкино?
   С трудом удерживая равновесие, Танюшка наклонилась вперед, и ее голос утонул в дребезжании машины.
   Как только мы остановились, я тут же попытался выйти, чтобы открыть девушке дверь, но она успела схватить меня за руку и быстро зашептала:
   – Не выходи со мной! Видишь второе окно справа от дверей? – она ткнула в сторону одноэтажного деревянного дома. – Когда свет погаснет, подходи туда!
   – А что случилось?
   – У меня сегодня отец дома! Потом объясню. Так придешь? – она озорно посмотрела на меня.
   Я молча кивнул. Она порывисто обняла меня и крепко поцеловала. Глядя ей вслед, я трогал свои влажные губы.
   «Все у нас будет!» – светился я в темноте.
   – Пятьсот рублей! – голос водителя вернул меня с небес на меркантильную землю.
   – Где сейчас можно достать цветов?
   – У Анзора в круглосуточном.
   – Поехали, не обижу!
   Вернувшись с букетом роз, я увидел, что свет в условленном окне еще горит. Торчать как перст на улице в такой час не хотелось, и я тихо юркнул в калитку. Слева обдало жаром. Я разглядел остывающую машину.
   «Наверное, папашина! Ну что ж, кто нам мешает, тот нам поможет!» – вспомнил я фразу из известного фильма и присел возле теплого передка жигуленка.
   Спортивное трико совсем не подходило для холодной майской ночи, и источник тепла под боком был очень кстати. К тому же машина закрывала меня от дома.
   Под передним колесом я нащупал полено.
   «Обстоятельный мужик! – порадовался я за потенциального тестя. – Блокирует колеса, как у вертолета на корабле!»
   Вытащив полено и убедившись, что машина никуда не едет, я сел на него и прислонился спиной к бамперу.
   «Так жить можно!» – я вытянул ноги и положил на них букет.

Глава 3
Рассвет новой жизни

   Я терпеливо ждал, когда свет в указанном окошке погаснет. Терпения мне не занимать, а вот шея быстро устала от беспрестанного выглядывания из-за капота.
   «Перерыв!» – Я сцепил руки за головой и откинулся на решетку радиатора семерки.
   Сквозь штакетник забора пробивался редкий свет окон университетского общежития. Чуть дальше чернели стекла НИИ, где на четвертом этаже когда-то была моя кафедра. Вечер воспоминаний, похоже, еще не закончился.
   Моя эпопея с увольнением была еще свежа в памяти: «Подумать только! Прошло почти полтора года, а как будто вчера!»
   За спиной стукнула дверь. Послышалось частое сопение, и не успел я опомниться, как кто-то уже лизал мне лицо.
   – Пограничник, что ли? – потрепал я нескладного толстолапого щенка немецкой овчарки.
   – Тоби! Тоби! – послышался шепот в темноте.
   Я вжался в машину, и она подалась назад, но, слава богу, ненамного. Щенок запрыгал еще веселее. Собаки меня почему-то всегда любили и сейчас, похоже, придется за это поплатиться. Стараясь не шуршать оберточной пленкой, я взял букет и сунул благоухающие розы щенку под самый нос. Тот поморщился и громко чихнул. Я соскользнул с полена, на котором сидел, и нырнул за крыло жигуленка.
   Мимо прошел кто-то в ватнике с высоко поднятым воротником. Щенок вприпрыжку понесся следом. Сквозь стекла автомобиля я посмотрел на дом. Света нигде не было.
   – Неужели проспал?! – у заветного окошка были приоткрыты ставни.
   Скрипнула калитка. Я оглянулся на дорогу. Человек в ватнике остановился посередине. Рядом послушно сел пес. Было самое время пробираться к окну, но что-то меня удержало. Под светом уличного фонаря были хорошо видны стройные девичьи ноги. Налетевший ветерок облепил ее бедра тонкой материей халатика и довершил чудную картинку! Протирая глаза ото сна, девушка вертела головой в разные стороны. Ее русые волосы рассыпались по плечам и играли на ветру. Приглядевшись, я понял, что она трет глаза не спросонья, а смахивает не то соринки, не то слезинки.
   Вдруг девушка встрепенулась и шагнула в сторону, откуда мы приехали. Щенок вскочил на лапы и напрягся. Уши встали торчком, и до меня донеслось утробное урчание. Пес был девушке по колено и со стороны выглядел довольно грозно. На противоположной обочине поздний прохожий покачнулся и ускорил нетвердый шаг. Щенок тявкнул пару раз, но с места не сдвинулся. Девушка поникла и медленно побрела к калитке.
   – Белоснежка, не нас ждешь?
   – Ты! – выдохнула она.
   – Не ты, а мы! Еще семь гномов в алых сюртучках! – я протянул ей букет.
   – Ты! – она бросилась мне на шею, сжав между нами цветы. – Я думала, ты уехал!
   Я поцеловал ее сквозь оберточную пленку букета, прилипшую к ее влажному лицу.
   – Я предпочитаю безопасный поцелуй! – улыбнулся я.
   – А я нет! – она отвела в сторону букет и прильнула ко мне жаркими губами.
   Я прижал ее совсем как в электричке, и точно так же моя рука ощутила ее замерзшее тело пониже ватника.
   – Давай-ка скорее в дом, а то я тут продрог в одном трико!
   Мы двинулись в сторону приоткрытого окна. Щенок прыгал под ногами и не давал спокойно идти.
   – Тоби! Веди себя прилично! – шикнула на него Танюшка.
   Подойдя к окну, она, стараясь не шуметь, раскрыла рамы.
   – Подсади меня, – прошептала она мне на самое ухо.
   – С удовольствием! – я по-хозяйски взялся за уже хорошо знакомую мне часть девушки и подсадил ее наверх.
   Она на удивление легко впорхнула в окно.
   – Теперь Тоби! – она протянула вниз руки.
   С собачьим подростком пришлось повозиться. В дом ему совсем не хотелось, а особенно через окно. Когда настала моя очередь, и я закинул ногу в комнату, Тоби умудрился схватить меня за шнурок кроссовки и начал играть со мной в перетягивание каната. Хорошо, что кроссовка соскочила, и щенок отвлекся на свою добычу.
   Танюшка закрыла окно и прошептала:
   – Прячься под одеяло! – и направилась к двери.
   Я огляделся. Кровать была только одна, и та полутораспальная.
   – А ты?! – разочарованно спросил я.
   – Уведу Тоби и закрою дом, – улыбнулась она в темноте.
   Я закинул пыльный спортивный костюм под кровать и нырнул под одеяло. Футболка с трусами не спасли от холода постельного белья.
   «Значит, даже не ложилась!» – я свернулся калачиком, пытаясь унять дрожь.
   Дрожал ли я от холода или от ожидания скорой близости, не берусь сказать. Скорее всего, и от того и от другого.
   Где-то зажурчала вода. Для чайной кружки звук был слишком долгим.
   «Может, собаке пить наливает?»
   Когда она тихо приоткрыла дверь, я понял, что не ошибся, она действительно наливала пить, но не собаке. В ее руках была высокая стеклянная ваза.
   «Совсем забыл про цветы!» – из-за края одеяла я наблюдал за тем, как она устраивает букет на подоконнике.
   Она была уже без ватника, и я увидел, что ее стройное тело облегал вовсе не халатик, а не по сезону легкая сорочка на ажурных лямочках. Проникающий сквозь окно свет белой ночи растворял воздушную материю, и девушка скользила в оконном проеме, не подозревая о собственной наготе.
   Я позабыл о холоде и наслаждался чудным театром Эроса. Но вот шторы задернулись, и комната погрузилась в темноту. Танюша приподняла угол одеяла. Я откатился к стене, уступая ей нагретое место. Озноб забил еще сильнее.
   – Не дрожи так сильно, папа уже спит! – пошутила она.
   – Поздно! Я со страху тебе тут уже напрудил!
   Она неожиданно прильнула ко мне. Ее горячее тело было обжигающим.
   – Что ты врешь! – прошептала она, упираясь бедром туда, где должно было быть мокро.
   Мы лежали обнявшись и грелись друг о друга. Ее волосы щекотали лицо, а легкие прикосновения губ – душу.
   – Спасибо за цветы! Мне таких шикарных роз никогда не дарили!
   – Не придумывай! Чтобы такой красавице – и никто не дарил цветов?!
   – Ну, почему никто? Ученики.
   – А я-то думаю, почему мне захотелось быть послушным мальчиком! Поучи меня чему-нибудь.
   – Чему?! Я же учу начальные классы!
   – Так у нас как раз все и начинается!
   Она так крепко прижалась ко мне, что я ощутил каждый изгиб ее стройного тела. Я перекатился через нее на край кровати.
   – Мужчина должен быть снаружи, чтобы первым встретить опасность! – я поймал ее губы. Время разговоров закончилось…
   Когда за шторами забрезжил рассвет, я не мог с точностью сказать, чтó этой короткой ночью было сном, а что явью. Танюшка положила мне голову на плечо и тихо спросила:
   – Ты останешься сегодня со мной?
   – А тебе не надо на работу?
   – У меня начались каникулы!
   – Тогда я весь твой!
   – Правда?
   И она снова утянула меня в мир неведомых доселе чувств! Рассвет набирал силу, наши же были на исходе. Утомленные, мы провалились в царство Морфея. Но долго погостить у него мне не дал «гидравлический будильник». Моя нимфа почувствовала, как я ворочаюсь, и тоже проснулась.
   – Твой папа не будет против, если я выйду в туалет? – я спустил ноги с кровати.
   – Лучше не рисковать! Там на тумбочке банка с водой для вьюнов. Вылей ее в окно и вперед! Как ты там мне говорил? Расслабься, у нас куча времени! – она обняла меня сзади и поцеловала в спину.
   Я посмотрел на стены и только теперь заметил несколько настенных горшков с переплетенными между собой вьюнами.
   Пол-литровую банку для них я нашел без труда.
   «Хватит ли ее? Терпел-то я долгонько!»
   Я отодвинул вазу с розами, открыл окно и выплеснул воду.
   Заняв позу сдающего анализ пациента, я вспомнил медкомиссию в военкомате: «Все-таки армия – сильная вещь!» В школе, да и в медучилище я недолюбливал туалеты. Не то чтобы стеснялся – показать было что, – но вот при других не мог выдавить из себя ни капли. В учебке из меня эту дурь выбили и корабельным гальюном меня было уже не напугать!
   Я все не решался открыть свой краник и продолжал стоять перед распахнутым окном: «Не лучше ли по этикету слазить на улицу?»
   – Ты нас заморозить решил? – раздалось совсем рядом.
   Я оглянулся. Прямо за мной стояла Танюшка и улыбалась.
   – Теперь ты меня понимаешь? Как ты думаешь, могла я расслабиться там, в электричке? – она обхватила меня за поясницу и положила подбородок на плечо.
   Спине сразу стало тепло. Я нежно погладил ее свободной рукой по бедру. Мы стояли, глядя в окно, вспоминая нашу такую странную встречу. Казалось, что прошла уже уйма времени, как мы знаем друг друга.
   – Я тоже схожу по мокрым делам, – прервала она молчание, – и торопиться не буду! Так что у вас с другом, – она кивнула на содержимое пол-литровой банки в моей руке, – полно времени!
   «Все-таки на улицу!» – решил я и оседлал подоконник.
   Только я хотел перенести другую ногу, как в нос ударил запах табачного дыма. Я осторожно выглянул из-за рамы. Второе от нас окно было тоже раскрыто. Кто-то кашлянул.
   – Прекращай нервничать! – раздался женский голос. – Ничего же не случилось!
   – А ну если кто-то видел, в каком часу она домой заявилась! Как я буду командиру в глаза смотреть!
   – Кому какое дело?! Она взрослая девочка! Ну, погуляла на свадьбе, так что? Ты скажи спасибо, что там ночевать не осталась или с собой никого не притащила!
   «Правда ваша! – согласился я. – Не притащила! Я сам притащился!»
   – Я бы ей притащил! – раздался удар кулака по подоконнику.
   «О, о!» – я как от выстрела отпрянул от окна.
   Предательская нога осталась на улице. Быстро втянуть ее не получится, могу сбить вазу с розами! Я застыл в ожидании.
   – Вот скажи, мать, в кого она у нас такая?! Нам только слухов не хватало перед Валеркиным возвращением! – мимо окна проплыло облачко табачного дыма.
   – А когда они с учений? – сладко зевнул женский голос.
   – Военная тайна!
   – Окно закрывай, военная тайна, ложись давай, вставать уже скоро!
   Вылезать на улицу больше не хотелось.
   «Теперь компрометировать Танюшку нельзя ни в коем разе!» – я осторожно втянул ногу в комнату и приступил к сдаче анализа.
   Признаться честно, я не знал, чего в тот момент страшился больше: скомпрометировать свою девушку перед соседями или попасться на глаза ее папашке? Поэтому, когда я удобрял травку под окном из теплой баночки для вьюнов, из окна торчала только моя рука. Лишь после того, как я закрыл рамы, моя душа вернулась из пяток. А вскоре вернулась и душа-девица и тихо притворила за собой дверь.
   После предрассветных хождений моя ненаглядная быстро заснула. Я же продолжал изучать хитросплетения вьюнов.
   Чувствуя себя героем старого мультика, я пробормотал: «Если мы не встретим этот рассвет, то опоздаем на целую жизнь!» и аккуратно выбрался из-под руки Танюшки.
   Я подошел к окну и отодвинул краешек занавески. В дальней утренней дымке проступали очертания зданий университета. Они угрожающе грудились темными прямоугольниками на фоне бледно-розового горизонта. Судьба как будто говорила, что попасть в те розовые заоблачные дали можно будет только через черные университетские торосы.
   «Пробовал я уже бодаться с этими торосами! Причем начал в тот же день, как получил от Сруля зажигалку-камеру».
   По дороге домой я тогда позвонил Маришке:
   – Что на кафедре?
   – Я тоже рада тебя слышать! Вечером приезжай, расскажу!
   – А можно новости сейчас, а расплата вечером?
   – К вечеру набегут проценты!
   – Годится!
   – Тогда слушай. Игнатик будет вести вечернюю лабораторную отработку вместо тебя. Белка остается его курировать. Так что твоя болезнь для кого-то обернется праздником плоти! – недвусмысленно хихикнула Маришка.
   – До вечера! – отключился я – в голове уже зрел план.
   – Где шлялся? – встретила мать.
   – Вагоны разгружал! – Я отдал ей пять тысяч из конверта.
   Глянув на меня, она решила поверить. Да и как не поверить? Ночь с Маришкой – это вам не фунт изюма!
   Подремывая после горячей ванны, я с облегчением думал, что теперь есть чем расплатиться с долгами за вчерашний поход в ресторан.
   Если Маришкина наблюдательность нас не подвела, то вечер обещал быть интересным, и я решил тайком наведаться в лабораторию.
   Вахтер не удивился моему позднему визиту и по-дружески кивнул. Вечерами мы частенько обсуждали с ним спортивные новости, когда мне приходилось пережидать длинные инкубационные стадии экспериментов.
   Четвертый этаж был пустым и только из-под дверей нашей лаборатории пробивался свет. Я бесшумно подкрался и заглянул внутрь. В дальнем углу, у стеллажей гремели склянки. Белка с новым ассистентом стояли ко мне спиной. В глаза бросилась открытая дверь тайного закутка шефини. Чем она там занимается, никто не знал. На моей памяти эта дверь открывалась лишь однажды, когда шефиня вылетела оттуда, тряся рукой и брызгая кровью. Она бегала как полоумная в поисках аптечки, которую уже давно пристроила к себе в лексус. Как выяснилось позже, ее руку погрызла лабораторная мышь. Случай был беспрецедентный, и тут же поползли слухи, что заведующая работает над секретным заказом от армии и испытывает препарат, повышающий агрессию. Слухи росли как снежный ком. К ним добавилась информация о том, что исследованиями руководит ее сын и что они вот-вот получат какую-то премию для династий выдающихся ученых.
   Сейчас открытая дверь манила в чертоги выдающейся династии. Соблазн был слишком велик! Я бесшумно юркнул в святая святых профессорши и тихо прикрыл дверь, оставив щель для наблюдения. В нос ударил знакомый мышиный запах. Из-за марлевой занавески на стене раздавалось характерное шебуршание грызунов.
   «Мыши потом! Первым делом оценить пути отхода!»
   В замочной скважине дальней двери, что вела в коридор, торчал ключ. Отлично! Если же времени будет в обрез, то можно спрятаться в ближнем углу за грудой мешков с подстилкой и кормом для мышей. Контрольный взгляд в лабораторию: шефиня со своим лизоблюдом расставляют реактивы по местам. Хотя это скорее он расставляет, а она топчется рядом, держа по колбе в каждой руке.
   Я уже спокойно огляделся. Кабинет состоял из двух рабочих зон. Там, где стоял я, была мини-лаборатория, дальше начинался офис. Теперь можно было заглянуть под марлевую занавеску. На стеллажах стояли пластмассовые контейнеры с решетчатыми крышками из нержавейки. В углублении решеток были вставлены поильники и разложен корм.
   «Интересно, кто ей разрешил держать здесь мышей? По правилам вся лабораторная живность должна находиться в ветеринарном блоке!»
   Судя по маркировке, на верхней полке жили самки, на нижней самцы.
   «Надо же! Даже тут она держит самцов поближе!» – не отказал я себе в удовольствии поерничать.
   Взгляд задержался на контейнерах с самцами. Странно! Несколько мышей умудрилось просунуть головы сквозь металлическую решетку и висело в воздухе, будто повешенные. Некоторые из них еще дрыгали лапками, другие же, похоже, сдохли. Я постучал пальцем по прозрачному пластику. В контейнере произошло какое-то движение, и вдруг из дальнего угла на мой палец кинулся самец. Он так разогнался, что врезался открытой пастью в стенку, да так, что поцарапал нижними резцами пластик.
   «Бешеные что ли?!» – я рефлекторно отдернул палец и посмотрел на маркировку контейнера.
   Там от руки был обозначен незнакомый мне вирус «vMZN».
   «Ладно, позже посмотрю в Интернете».
   У самок был тот же вирус на маркировке, но у них в клетках не было никаких «повешенных».
   Короткий взгляд в лабораторию: там все то же.
   Я пробрался к дальней двери, тихо повернул ключ и выглянул в коридор. Никого! И тут сердце оборвалось! За спиной щелкнул замок. Я выскочил в коридор и кинулся к лестнице: «Лишь бы со спины не узнали!»
   Позади все оставалось тихо. Я осмелился оглянуться. За мной никто не гнался. Уняв сердцебиение, я вернулся и заглянул в лабораторию. Дверь в секретный закуток шефини была закрыта, а шефиня вместе с Игнатиком переместились к огнеупорному шкафу. Они теснились перед ним с колбами в руках и никак не могли его открыть.
   «Сквозняка испугался, придурок!»
   Восстанавливая дыхание, я наблюдал за «королевой» с «принцем», как их окрестила Маришка. Они, наконец, справились с металлической дверцей шкафа. Та тягуче скрипнула и открылась, скрыв за собой неуклюжую пару. Нужно было менять диспозицию.
   Вернувшись через коридор в каморку шефини, я приоткрыл захлопнутую сквозняком дверь и понял, что вовремя! С моего наблюдательного пункта было видно, как часто вздымалась полная, высоко поддерживаемая бюстгальтером грудь Белки. Она так далеко выдавалась вперед, что облегающий ее белый халат, казалось, вот-вот лопнет. Похоже, обладательница пышных форм испугалась того же и расстегнула пуговицы. Вместе со смущенным Игнатиком мы увидели полупрозрачное бледно-лиловое платье, сквозь которое откровенно просвечивало ажурное нижнее белье. Я тихо присвистнул и полез в карман за камерой-зажигалкой. Объекты наблюдения молча и сосредоточенно ставили реактивы в шкаф. Я максимально приблизил картинку на камере, и теперь ни одна деталь не ускользала то меня. Каждый раз, когда шефиня поворачивалась за новой порцией склянок, она неизменно задевала усердного помощника своим необъятным бюстом. Ее набухшие от возбуждения прелести, наверное, стали настолько чувствительны, что даже легкое прикосновение к ассистенту вызывало непроизвольную дрожь во всем ее теле.
   В какой-то момент она потеряла контроль над собой и откровенно уперлась ими в смущенного помощника. Несколько секунд она не могла заставить себя оторваться от него. Бедный Игнатик попытался отступить вбок, но зацепился плечом за открытую дверцу шкафа. Теперь я видел только его затылок. Зато раскрасневшееся лицо Белки смотрело прямо в объектив. С горящими глазами она обхватила своего ассистента за напрягшиеся ягодицы. Его руки были заняты колбами, и он стал судорожно оглядываться, ища глазами, куда бы их пристроить. Наконец он решился и, подавшись вперед, вплотную прижался к разгоряченной женщине. Этого оказалось достаточно, чтобы дотянуться до полки огнеупорного шкафа позади нее. Та приняла это за порыв страсти и, не дав ему опомниться, подарила своему осмелевшему герою горячий и влажный поцелуй. Не отрывая губ, она переместила одну руку вперед. Не знаю, что она там обнаружила, но глаза ее расширились и загорелись еще больше. Стеснительный ассистент попытался отстраниться от энергично работающей руки, но научная руководительница крепко держала его другой рукой за упругий зад.
   Поняв эфемерность своих попыток, он сдался на милость победительницы. Белка, наверное, почувствовала это. Ее руки внезапно съехали вниз и встретились между его бедер. Сцепив пальцы замком, она страстно сжала все, что попалось в ее ладони. По лаборатории разнесся стон не то боли, не то блаженства, который тут же был оборван жарким поцелуем. Игнатик пару раз дернулся и переступил ногами. Теперь греховодники как по заказу стояли ко мне боком. На экране мини-камеры было видно, как похотливый язычок профессорши вторгся между губ ассистента. Вдоволь наигравшись, Белка оторвалась от своей жертвы и быстро огляделась. От входной двери они были скрыты распахнутыми дверцами огнеупорного шкафа, и можно было не бояться, что кто-то войдет и станет свидетелем их любовных утех. Встав на колени, она расстегнула ему брюки.
   «Зря Сруль переживал за слабый микрофон!»
   За все время съемки никто не проронил ни слова. Игнатик был слишком робок, а ласковый язычок Белки был занят другим.
   Моя же миссия была выполнена. Я тихо покинул сцену грехопадения, с надеждой, что в сладострастном угаре шефиня не заметит, что дверь ее кабинета, ведущая в коридор, осталась не запертой.
   Не знаю, увиденное ли подвигло меня на собственные подвиги, но ту ночь я снова провел у Маришки. И следующую. И выходные. А в понедельник мы вместе отправились на работу. В лаборатории моему выздоровлению несказанно обрадовались, особенно те, кому я был должен за поход в ресторан. И лишь шефиня слегка кивнула, даже не спросив про больничный.
   – Я отлеживался дома, – все равно решил объясниться я, – но если нужен больничный, могу сходить в поликлинику.
   Тут я ничуть не соврал, я действительно отлеживался дома, а у кого именно, это уже никому не нужные детали.
   – Да что я буду тебя гонять за два-то дня? Ты вон каждое воскресенье здесь! Так что уже с лихвой отработал! – подозрительно добродушно ответила Белкина.
   Такое потепление в отношении ко мне я отнес за счет прогрессирующей личной жизни шефини и без задних мыслей втянулся в работу. Игнатик сиял, как новый пятак, и с двойным усердием перенимал у меня опыт молекулярного конструирования фагов. Зажигалка с компроматом лежала в заднем кармане джинсов и, как талисман, защищала мою задницу от неприятностей. Маришка держала руку на пульсе административных пертурбаций и ежедневно снабжала меня свежей информацией. Но однажды источник иссяк.
   – Я больше не секретарша Белки! – с тревогой сообщила Маришка. – Похоже, наши худшие опасения сбываются!
   На следующее утро у доски приказов толпился народ. В самом центре висел приказ о назначении профессора Белкиной Галины Афанасьевны исполняющей обязанности ректора.
   «Приплыли! Неужели придется пускать талисман в действие?» – я пощупал задний карман брюк.
   После обеда меня вызвали в бухгалтерию.
   – Поздравляю с повышением зарплат! – встретила меня добродушная тетя Ната. – Подписывай перевод со стипендии аспиранта на ставку ассистента!
   – С какого перепугу, Наталья Ивановна!?
   – Приказ Белкиной!
   – А моя подпись об ознакомлении на том приказе есть? – заученно выпалил я.
   Маришка проинструктировала меня основательно, и контрмеры были детально проработаны.
   – Да я и приказа-то не видела! Мое дело маленькое, мне позвонили, я приняла к исполнению.
   – Нарушаем, Наталья Ивановна! По трудовому законодательству с приказом работодателя работник должен быть ознакомлен под роспись! А если нет моей подписи, то многоуважаемая Галина Афанасьевна может засунуть этот приказ сами знаете куда!
   Я повернулся и понесся в ректорат.
   – Вы записаны? – проскрипела секретарша ректора.
   «Неудивительно, что ректор позарился на Белку!» – подумал я, глядя на пенсионерку за секретарским столом. – Александр Федотов, меня вызывали! – соврал я.
   В приемной была приличная очередь. Видно, за время безвластия накопилось много неразрешенных вопросов.
   Селектор что-то пробурчал.
   – Ждите! – перевела секретарша.
   Ждать пришлось то тех пор, пока не закончились все посетители. Шефиня встретила меня широкой улыбкой. Глаза ее горели совсем как давеча возле огнеупорного шкафа.
   «Похоже, властью она наслаждается не меньше, чем сексом!» – думал я, подходя к тому самому дубовому столу, под которым совсем недавно так уютно себя чувствовала его нынешняя обладательница.
   – Хотелось бы взглянуть на приказ! – без предисловий начал я.
   – Пожалуйста! – она была сама любезность.
   Первое же предложение вывело меня из себя, и я нарочито громко перечитал его вслух:
   – В связи с несоответствием аспиранта Федотова занимаемой должности и вследствие недостаточной мотивации и продуктивности, а также за систематические прогулы исключить означенное выше лицо из аспирантуры.
   – А теперь, пожалуйста, по пунктам! – задохнулся я.
   – Пожалуйста! – продолжала улыбаться она. – С защиты я тебя сняла, потому что не хочу с тобой позориться! У тебя и половины диссертации не готово!
   – Так вы же сами отдали другую половину Белявскому!
   – Кандидат наук Белявский, под моим чутким руководством, написал собственную замечательную диссертацию и с блеском ее защитил! Так что я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.
   – А давайте у него самого спросим!
   – Он тебе скажет то же самое!
   – Понятно, здесь вы свои задницы прикрыли капитально! Ну, а откуда взялись немотивированность и прогулы?!
   – Ну как же! Не далее как на прошлой неделе ты прогулял два дня!
   – Да вы же сами сказали, что ничего страшного?!
   – То есть ты хочешь сказать, что я покрывала твои прогулы! – все так же мило улыбалась она. – Читай дальше и увидишь, что я пошла тебе навстречу и оставила тебя ассистентом с приличным окладом. Так что подписывай, что ознакомился с приказом и приступай к своим новым, хорошо оплачиваемым обязанностям!
   Я несколько раз глубоко вдохнул.
   – У меня другое предложение! Мы оставляем все как было обговорено раньше. Я весной защищаюсь, и мы мирно расходимся. Поверьте, вам лучше со мной дружить!
   – Уж не угрожаешь ли ты мне! – улыбка пропала с ее лица. – Подписывай, пока я не передумала и не уволила тебя по статье!
   – Ну, что ж, воля ваша! – я, как фокусник, свернул приказ вчетверо и одним движением оторвал уголок.
   Развернув листок, я посмотрел сквозь образовавшуюся в центре дырку на шефиню.
   – Это называется нервный срыв, – сообщил я багровеющей на глазах Белке. – Я на больничный. Так что счастливо вам получить мою подпись!
   Я выскочил из кабинета и надел приказ дыркой на авторучку секретарши, которая отмечала что-то в журнале посещений. Глупо хихикнув, я вылетел в коридор, не обращая внимания на истерические крики новоиспеченной исполняющей обязанности ректора.
   Через час зажигалка-камера была у Сруля, а через две недели временно исполняющая обязанности ректора Белкина Галина Афанасьевна, неожиданно для всех, отказалась от участия в конкурсе на место ректора и вернулась под бдительное око Маришки. Наш план сработал. Сруль помог с больничным, и я все еще числился аспирантом.
   – С вашей головой, молодой человек, вам надо не от нервного срыва лечиться, а найти хорошего научного руководителя, и желательно из нашего со Срулем сословия! – напутствовал меня психиатр, подписывая больничный.
   Кто бы знал, что больничный от родственника детектива мне не поможет! Стоило мне появиться на работе, как меня тут же вызвали к новому ректору.
   – Заходите, коллега! – за столом сидел профессор морской биологии по прозвищу Рыб Рыбыч.
   Напротив него, развалившись в мягком кресле, сверкала коленками Белка.
   – Не вызвать ли нам заранее психиатров? – ехидно спросила она, в упор глядя на меня.
   – Не на-а-до, – протянул ректор. – Ведь нашего коллегу лечили почти три недели! Не так ли?
   «Когда это они успели спеться? Неужели Белка уже и к нему слазила под стол?»
   – Хочу довести до вашего сведения, что пока вы болели, докладная записка профессора Белкиной была рассмотрена на ученом совете и единогласно одобрена. Так что подписывай, сынок, без всяких нервных срывов! – он положил на край стола новый приказ и авторучку.
   Это был конец. Я вышел в приемную и написал заявление об уходе по собственному желанию.
   Когда я собирал свои скромные пожитки, в лаборатории появилась Белка.
   – Куда это ты намылился? – встала она в проходе.
   – Это засекреченная информация. Я, конечно, могу вам сказать, но тогда мне придется вас убить!
   Я с таким чувством это сказал, что Белка невольно отступила, но тут же оправилась:
   – Ты обязан отработать две недели!
   – Что, некому разрабатывать тему для диссертации Игнатика?!
   – У аспиранта Вишневского своя голова на плечах, и работать он ею умеет получше тебя!
   – А той, что не на плечах, он тоже отменно работает? – понесло меня.
   – Что!?
   – Что? – наигранно переспросил я. – А-а-а, это я о нашем, о мальчишеском!
   Она быстро глянула в сторону копошащегося около микроскопа Игнатика.
   – Он вас так нахваливал! – я оттопырил вверх большой палец.
   – Что?! – начала свирепеть шефиня.
   – Как научного руководителя! – выдержав паузу, улыбнулся я. – Я же говорю, зачем вам терпеть меня еще целых две недели!
   – Будешь работать как миленький! – взвилась она. – Без моих рекомендаций ты никто, и ни одна лаборатория тебя не возьмет! А решишь саботировать эксперименты, уволю по статье!
   – Это я уже слышал! А потом, как я могу работать над тем, с чем незнаком? Я же не специалист по пище для космонавтов!
   – Какой пище для космонавтов?!
   – Ну, такой, из тюбика!
   – Из какого тюбика?! Ты что, не долечился?
   – Ну, как из какого? Я точно описать не берусь, но вам он должен быть хорошо знаком! Вы же его видели так близко! Давайте-ка дружно попросим у новоиспеченного аспиранта Вишневского, чтобы он показал нам свой тюбик!
   – Убирайся! – прошипела Белка. – И забудь про свои фаги! Я сделаю так, чтобы тебя больше ни в один приличный институт не взяли!
   Здесь она ошибалась. Если бы у меня не было путей отхода, я, возможно, не вел бы себя так нагло. Причем отход на заранее подготовленные позиции был в такую организацию, где вес голоса Белки приближался к нулю. Спиридон был невысокого мнения о профессорше Белкиной, а его командование, от которого зависело мое назначение, и не подозревало об ее существовании. Тогда я еще не знал, что мой отход не будет таким гладким, как я его себе представлял, и затянется на неопределенное время.
   Ну а пока, как вы могли догадаться, положенные две недели мне отрабатывать не пришлось, но, как ни странно, стипендию за них заплатили, что составило ровно сороковую часть от гонорара, полученного от Сруля…
   – Ты опять о чем-то думаешь! – послышался с кровати сонный голос Танюшки.
   – Прощаюсь с прошлой жизнью! – я отвел взгляд от университетского городка за окном и так быстро задернул штору, как будто испугался, что она увидит мое прошлое.
   Не успел я обернуться, как был заключен в объятья.
   – Да ты совсем продрог! Пойдем, я тебя отогрею!
   Только мы залезли под одеяло, как из коридора донеслись звуки шагов и приглушенные разговоры.
   – Родители собираются на работу, – шепнула Танюшка.
   Следующие полчаса мы тихо лежали обнявшись, не позволяя себе никаких глупостей, хотя очень хотелось. Зато, когда шум отъезжающей машины оставил за собой лишь обиженный лай Тоби, мы предались любви не боясь быть услышанными!
   Около полудня нас разбудил телефонный звонок из-под кровати. Я свесился и выудил оттуда свои спортивные штаны.
   – Ты куда запропастился? – услышал я недовольный голос Сруля. – Время не терпит!
   – А где я должен быть? – прошептал я, вися вниз головой.
   – Ты должен был мне отзвониться, как только фотокарточки на загранпаспорт будут готовы!
   – Загранпаспорт?
   – Просыпайся, мать твою! Вспоминай!
   Я попытался проиграть в голове наш вчерашний разговор, но недавняя волна воспоминаний и ночная буря эмоций оставили там полный кавардак.
   – Мы говорили о..? – я затянул паузу, ожидая подсказки.
   – Ты что? Влюбился там что ли? Я тебя таким идиотом не помню!
   – Влюбился, влюбился, не томи!
   Начавшая уже шевелиться Танюшка вдруг замерла. Я выскользнул из-под одеяла и тихо перетек на пол.
   – Через три дня ты улетаешь в Сибирь!
   – Куда?!
   – Через час жду тебя в «Стекляшке» с фотокарточками! Все! Отбой!
   Я сидел на полу, слушая короткие гудки. Вытащив из-под кровати свою спортивную куртку, нашел в кармане мятый конверт с деньгами: «Кажется, вчера я подписался на какую-то аферу!»
   – Что случилось? – Мой потерянный вид озадачил Танюшку.
   – Где у нас ближайшее фотоателье?
   – Напротив платформы.
   – Мне надо отлучиться на пару часов.
   – Я с тобой! Но сначала покормлю тебя завтраком! – соскочила она с кровати, чуть не наступив мне на голову.
   – Завтраком тебя буду кормить я, пока готовятся фотографии!
   – А зачем тебе фотографии? – наконец спросила Танюшка, когда мы уже сидели в кафе напротив фотоателье.
   «Умничка! – подумал я. – Целый час скрывала свое любопытство! А действительно, зачем?! Загранпаспорт у меня есть, а для Сибири он и не нужен!»
   – Извини, что спросила, – потупилась девушка, расценив мое молчание по-своему.
   – Ну, ты что, милая! – я тронул ее за руку. – У меня от тебя секретов нет! Это нужно для очередного спецзадания.
   – Знаю, знаю! По переводу клиентов через границу!
   – Запомнила! – рассмеялся я.
   – Конечно, запомнила! Я же тебе говорила, что у меня отец пограничник! Да еще и мать на таможне служит! Кстати, они оба дежурят сутками.
   – То есть ты хочешь сказать, что сегодня ночью мы будем одни?!
   – Я буду одна!
   – А как же я?!
   – А ты будешь на спецзадании! – ехидно заметила она.
   – Ну, не сердись, малыш! Работа у меня такая. Правда!
   Она замолчала, о чем-то думая. Я смотрел на ее насупленные бровки и сморщенный носик, и мне не хотелось ни в какую Сибирь.
   «А на какие шиши ты будешь жить со своей ненаглядной?» – спросил я себя, и поездка к черту на куличики стала необходимостью.
   – Ладно! Будем считать, что я поверила, но как вернемся домой, поставлю тебя в угол!
   – А как же мультики! – заканючил я.
   – Заслужить надо! – обворожительно улыбнулась она.
   – Всегда к вашим услугам-с! – я поднялся из-за стола и по-гусарски щелкнул каблуками.
   Вместо стука получился залихватский свист резиновых кроссовок по пластиковой плитке. Ничуть не смутившись, я галантно поцеловал даме ручку:
   – Не скучайте-с мадам-с, я скоро-с!
   Подошло время забирать карточки.
   Уже из ателье я позвонил Срулю, что скоро буду.

Глава 4
Дочь двух капитанов

   – К чему такая спешка?! – плюхнулся я за столик к Срулю. – Дал бы мне аванс прогулять! Я такую девчонку встретил!
   – Точно влюбился! – Радости за товарища в голосе детектива не было. – Мне теперь страшно за наше дело!
   – Что за дело-то? И зачем тебе моя глянцевая личность? – Я положил на стол конверт с фотокарточками.
   – Через три дня ты станешь финном.
   – Финном?! А при чем здесь Сибирь?
   – Вы полетите на международную станцию по контролю за химическим вооружением.
   – Фу-у-уф, напугал! Я уже подумал, в космос!
   – Зря веселишься! Дело не шуточное! – оборвал меня детектив. – Освободившееся место эстонского химика может занять только иностранец, поэтому, по легенде, вы будете финнами. Ты химик, Мишель твой переводчик.
   – Точно, Мишель. Вчера ты это имя поминал. Кто она, снова напомни?
   – Капитан таллинской полиции. Это ее напарник застрелился на той самой станции.
   – Ну ладно, с ней понятно. А что, в Таллине все химики перевелись?
   – Это вопрос политический. Наш клиент слишком известная там фигура и, по понятным причинам, хочет, чтобы об этом деле знало как можно меньше эстонцев. Ну, а потом, он из наших, – в первый раз за беседу Сруль улыбнулся и показал на свой шнобель, – а как много евреев-детективов ты знаешь? Так что я личность в наших кругах известная, и мне доверяют. Поэтому я тебя умоляю, не подведи меня!
   – Сколько времени это все займет? – я привстал и попытался выглянуть на улицу, где меня ждала Танюшка, но куда там! Хоть у кафе и были две стены полностью из стекла, откуда и взялось название «Стекляшка», Сруль, как всегда, сел в самый дальний и самый темный угол.
   – Твоей возлюбленной придется подождать месячишко-другой! – кивнул он в сторону улицы и, пытаясь предупредить мои возражения, быстро добавил:
   – Зато потом будете наслаждаться жизнью в полной мере! Миллион за каждый месяц, проведенный в тайге, тебя устроит?
   – Та-а-ак! Теперь уже значит в тайге?! Боюсь, как бы к концу нашего разговора место действия не перенеслось в кедровое дупло! – отшутился я, скрывая возбуждение от названной суммы.
   – Помимо жирного гонорара, тебя ждет еще куча бонусов! – он достал конверт намного толще вчерашнего и положил передо мной. – Сегодня вечером или завтра утром мотнись в Выборг и справь себе гардеробчик из финских шмоток, а то обитатели научной станции могут не понять, почему их финский коллега все время ходит в одном и том же спортивном костюме!
   – Ну, во-первых, я еще не был дома, чтобы переодеться! – парировал я. – А во-вторых, веришь или нет, но это трико самое что ни на есть финское!
   – Верю, верю! – запоздало расхохотался Сруль своей шутке. – Не обижайся! Беги к своей зазнобе, но чтобы послезавтра был при полном параде и готовым к отъезду! Да, и последнее. Не забудь взять свой шпионский набор макияжа. Никогда не знаешь, с чем придется столкнуться.
   – Не понял?! Как «и последнее»? – оторопел я. – А когда мы обсудим детали дела?
   – Никаких деталей, никакой конкретики! Все, что тебе надо будет знать, расскажет Мишель во время полета. Тебе с ней полсуток болтаться в небе, так что не переживай, получишь полный инструктаж! И об одном прошу, никакой самодеятельности! Сиди в лаборатории и никуда не высовывайся. Ты – официальная причина для Мишель быть допущенной на станцию, и все! – детектив заметно нервничал. – Занимайся своей наукой, а она пусть шуршит насчет самоубийств!
   Мне это все больше не нравилось. Все в спешке, все на ходу. Никаких четких задач. Сумасшедшие деньги ни за что. Роль финского химика. Ладно, по-фински я немного болтаю, незнающего язык человека можно провести, но химия? Отравляющие боевые вещества – еще куда ни шло, фельдшерско-армейская выучка вытянет, а что делать, если докопаются до высших материй? Поначалу можно будет списать на языковой барьер, а потом?
   Я вышел из кафе, прокручивая в голове варианты развития событий, и попал прямо в объятия Танюшки.
   – Ура! Ты так быстро!
   – Шпионы долго не встречаются, – прошептал я ей на ухо и оглянулся.
   Солнце отсвечивало от стеклянной стены кафе, и Сруля не было видно, но он, наверняка, следил за нами изнутри.
   – Слушай! Мне нужно смотаться в Выборг. Поедем?
   – Сегодня? – с неохотой спросила она.
   – Можно завтра.
   – Давай завтра! А то сегодня моих нету, и весь дом в нашем распоряжении! – она прижалась ко мне. – Я хотела тебе праздничный ужин приготовить! Я так рада, что мы будем одни!
   По асфальту пробежал солнечный зайчик открывшейся двери кафе. Кто-то вышел и быстрым шагом стал пересекать улицу. На середине проезжей части человек в знакомом драповом пальто заложил руку за спину и, сжав кулак, поднял вверх большой палец. Я улыбнулся.
   – А какой у нас праздник? – повеселев, спросил я.
   – Ты тоже рад? – заглянула она мне в глаза, не ответив.
   Настроение действительно было праздничное! Кругом веселились выпускники, только что отметившие «Алые паруса». После недавнего открытия фонтанов туристов тоже хватало.
   «Жизнь кипит, а мне в глухомань уезжать! – переживал я. – Как об этом сказать Танюшке?!»
   А она, ни о чем не подозревая, тянула меня в сторону парка. Хоть карманы у меня были набиты деньгами, в парк мы проникли через известную всем местным лазейку. Любуясь фонтанами, мы спустились к финскому заливу.
   – Там мои работают! – показала она в сторону Кронштадта. – Папа капитаном на патрульном катере, а мама на таможне.
   – Тоже капитаном? – пошутил я.
   – Как ты догадался?! – она резко обернулась. – У меня мама капитан таможенной службы, так что я дочь двух капитанов!
   – Поэтому мы к тебе через окно лазили? – я нежно поправил ей волосы, заброшенные ветром на лицо. – Папа патрулирует коридор, а мама у дверей проверяет на наличие сигарет и алкоголя?
   – Скорее, на наличие офицерской формы, – грустно вздохнула она. – Меня всю жизнь готовят стать женой офицера, и желательно морского.
   – А корабельный фельдшер не подойдет? Я ведь три года служил во флоте!
   – Так ты судовой фельдшер?! – оживилась она.
   – Главный корабельный старшина медсанчасти в отставке! – я откозырял позабытым движением и вытянулся в струнку.
   – К пустой голове руку не прикладывают! – серьезно произнесла она.
   – Понятно, – улыбка пропала с моего лица. – Без офицерской фуражки я тебе не пара.
   На какой-то момент мне показалось, что она испугалась своих слов.
   – Вовсе нет! Я не это имела в виду! – поспешила она. – Прости, у меня это само собой вылетело!
   – Не переживай! – я притянул ее к себе. – Я же понимаю. Это на генетическом уровне!
   – А кем ты, правда, работаешь? – сменила она тему. – Только не надо снова про шпионов!
   – Ты права, шпионы – это у них, – я кивнул на группу проходивших мимо интуристов. – А у нас разведчики!
   Она молчала, а я не знал, с чего начать. Я страшно боялся разочаровать ее, но врать почему-то не хотелось. И я решил начать с конца:
   – Это все: и фотокарточки и встречи, на которые я тебя таскал, – связано с вербовкой.
   – Значит, действительно шпион, – еле слышно прошептала она.
   – Да, меня завербовали! – я выдержал паузу, чтобы плохая новость, которую я собирался сообщить, не казалась уже такой плохой. – Но не шпионить, а в таежную экспедицию, в Сибирь!
   – В Сибирь?!
   Она выглядела растерянной.
   – Я не хотел тебя расстраивать раньше времени, но мне придется уехать на пару месяцев.
   – Сибирь? – повторила она и отвернулась от меня к Финскому заливу.
   Я взял ее сзади за плечи и, нагнувшись к самому уху, прошептал:
   – Сибирь в другой стороне!
   – Когда ты уезжаешь? – не поворачиваясь, спросила она.
   – Дня через три.
   – Ты едешь медиком экспедиции? Да?
   Я промолчал: «Пусть так и думает».
   – Зато эти три дня мы будем вместе! – я обнял ее за талию и поцеловал за ушком.
   – Щекотно! – она прижала голову к оголенному плечику.
   Я развернул ее и крепко поцеловал.
   – А почему глаза на мокром месте? – почувствовал я соленый привкус на губах.
   – Морской ветер.
   – Да, ветерок усилился, – поежился я в своем трико. – Если честно, то я уже готов для праздничного ужина!
   – Я тоже! Побежали! Согреемся!
   Мы держали хороший темп и вскоре уже были на автобусной остановке. Танюшка раскраснелась, глаза ее горели, грудь часто вздымалась.
   – А ты точно преподаешь в начальных классах, а не физкультуру? – спросил я, пытаясь отвлечься от неприличных мыслей.
   – На физрука как раз ты больше похож! – рассмеялась она, – а особенно маслеными глазками!
   – Неужели мои желания столь очевидны? – я игриво потупил взор.
   – Я боюсь, что мои глаза говорят о том же! – она прижалась ко мне своим разгоряченным телом.
   Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не подошел автобус.
   Хоть мы и вернулись домой рано, обещанный ужин получился поздним. И не потому что мы его долго готовили. Вовсе нет! В руках у моей хозяюшки все, как говорится, горело! Просто к готовке того самого ужина мы приступили уже затемно. И если бы физическая активность не требовала подкрепления, то мы бы совсем не вылезали из-под одеяла.
   – Завтра надо уйти до девяти, – подкладывала мне свиные отбивные Танюшка. – Пока родители не вернулись с работы.
   – Может, им все-таки подойдет отставной старшина? – с надеждой спросил я.
   – Может! – улыбнулась она. – Но не тогда, когда мои родители после суточного дежурства. А вот вечером можно попытать счастья!
   – А если и вечером они меня не примут и укажут на дверь?
   – Главное, милый, что я тебя приняла! – она погладила меня по небритой щеке. – Ну, а если что не так, то будем действовать по русской народной поговорке!
   – Это по какой! С милым рай и в шалаше?
   – Если милый атташе! – рассмеялась она. – Нет, по уже проверенной. Его в дверь, а он в окно!
   После ужина, мы пошли вместе выгуливать Тоби.
   – Не зайдешь? – кивнула Танюшка на дом Петьки Дмитриева, когда мы проходили мимо.
   – Даже не знаю, – протянул я. – Мы не виделись лет десять, да и расстались мы не очень хорошо. А он что, у родителей живет? Я-то думал, что такой видный хлопец женится на богатой красавице с квартирой в центре!
   – Может, и так, но я недавно видела его в автобусе. А почему вы плохо расстались?
   – Ну, не то чтобы плохо, но я думаю, он на меня обиделся.
   – За что?
   – Да есть за что!
   – Не хочешь, не говори. Я не любопытная. Если мне говорят, я слушаю, а нет, я не выпытываю.
   – Я просто не знаю, насколько ты ревнива!
   – Только не говори, что у вас с ним что-то было! – рассмеялась она.
   – Ты не ответила, – улыбнулся я.
   – Я за собой этого раньше не замечала, но мне почему-то кажется, что тебя я буду ревновать!
   – Ну, если твоя ревность имеет только условное наклонение, слушай.
   И я рассказал ей о своей первой подружке, которую сумел соблазнить. Конечно, «соблазнить» было громко сказано. Эта известная пожирательница сердец нашего медучилища сама затащила меня в постель. Однако моя первая попытка стать мужчиной с треском провалилась. Я настолько был сконфужен, что в оправдание своей неудачи ляпнул про Петьку, у которого в первый раз тоже ничего не получилось. Но Петьке повезло больше. Его медсестра с летней практики оказалась женщиной мудрой и, успокоив своего неопытного практиканта, под утро получила от него все что хотела. Мне же пришлось отдать остатки стипендии на такси для разочарованной подружки.
   – Тогда я знал о женском коварстве только из книжек! – глянул я на реакцию Танюшки.
   Она, как ни в чем не бывало, вышагивала рядом, держа меня под руку, ничуть не смущаясь моих откровений.
   – На следующей дискотеке, – продолжил я, – Петька начал клеить мою бывшую прихехе.
   – Почему бывшую?
   – Второго шанса мне не дали, и отправили в отставку с жесткой резолюцией: «На словах ты герой, а не деле геморрой!»
   – Дура! – резюмировала Танюшка.
   Я спорить не стал, хотя в юности, я действительно болтуном был еще тем!
   – Так вот, на Петькины притязания она со смехом ответила, что ей хватило одного девственника с не работающим прибором и что второго она уже не перенесет! Петька ничего не сказал, но глянул на меня так, что и без слов было все ясно. А через два месяца мы выпустились. Петьку пристроили служить фельдшером в военном городке под Красным Селом, а я на три года «загремел» на флот, и в отличие от Петьки «мальчиком».
   – Я такого звания не знаю! – улыбнулась Танюшка.
   – Это гражданское звание! Пойдем-ка домой, я ознакомлю тебя с процессом присвоения «мальчику» внеочередного звания «мужчина»!..
   Ранним утром мы уже стояли на платформе. Обняв сладко зевающую Танюшку, я размышлял о превратностях судьбы: «Подумать только! Почти каждый день я видел крыши Тимяшкино из окон лаборатории и даже не догадывался, что под одной из них живет моя судьба!»
   День пролетел на одном дыхании, а нервное ожидание встречи с родителями Танюшки лишь обостряло ощущение счастья.
   Когда мы появились на пороге, то родители выглядели напуганными больше меня. И не удивительно. Их светящаяся от счастья дочь появилась в сопровождении одетого с иголочки франта, который одной рукой держал огромный букет, а другой новый, еще с бирками, чемодан.
   – Познакомьтесь, это Рик! – вошла первой Танюшка.
   – Иностранец что ли? – не отрывая от меня взгляда, холодно спросил отец.
   – Так точно, финн! – отрапортовал я.
   – Это мой отец Николай Иванович, а это мама Валентина Петровна.
   – Проходите, проходите! – опомнилась хозяйка.
   – Это вам! – протянул я ей цветы и подумал: «Так вот чьи огромные глаза унаследовала Танюшка!»
   – Спасибо! – расплылась в улыбке Валентина Петровна и повернулась к дочери. – Ты, когда звонила, могла бы предупредить, что твой знакомый иностранец!
   – Да какой он иностранец! – прыснула дочь. – Это однокашник Петьки Дмитриева!
   Упоминание знакомого имени сразу же разрядило напряжение.
   «Не зря педагогам преподают психологию!» – похвалил я про себя Танюшку.
   – На побывку? – кивнул на чемодан Николай Иванович.
   – Да нет, не сегодня-завтра в поход!
   – Балтийское море?
   – Зеленое море, – и, увидев недоуменный взгляд хозяина, добавил: «тайги».
   – Рик идет медиком в таежную экспедицию! – вставила Танюшка и пребольно толкнула меня в бок. – Прекрати сейчас же! – прошипела она.
   – И где же твой знакомый планирует остановиться до начала своего турпохода? – спросил у нее отец.
   «Похоже, я переборщил! А все мой поганый язык! Теперь точно выставят за дверь!»
   – У нас! – ничтоже сумняшеся ответила моя красавица.
   – Я вас не стесню! – быстро добавил я. – Я могу с Тоби на коврике.
   Ее отец жег меня взглядом, что-то лихорадочно соображая. Тоби, как назло, меня не признавал, хотя мог бы и помочь уйти из-под обстрела глаз пограничника. Но, видимо, новая одежда пахла финнами и отбивала знакомый запах.
   – Хватит стоять на пороге! – вмешалась хозяйка. – Давайте раздевайтесь и за стол!
   Я замялся, не зная, куда приткнуть чемодан с финскими шмотками. Николай Иванович взял его у меня и как пушинку закинул на платяной шкаф в прихожей.
   – Раздеваться и мыть руки! – наконец выдавил он.
   Мы только этого и ждали. Наперегонки кинулись в ванную и закрыли за собой дверь. С облегчением вздохнув, мы открыли воду и стали целоваться, как будто не виделись сто лет!
   Сквозь закрытую дверь я услышал короткий приказ:
   – Мать, задерни шторы! – И тот же грозный голос прервал нас: – Отставить плескаться! Еда стынет!
   Когда сели за стол, Тоби наконец расчухал, что я это я, и стал тянуть меня за новые джинсы, пару раз в азарте прихватив ногу.
   – Тоби не всякого принимает! – заметила Валентина Петровна.
   – В отличие от нашей дочери! – с долей ехидства ответил муж и обратился ко мне:
   – Я надеюсь, Татьяна сказала, что она из семьи военных?
   Я кивнул и быстрее прожевал кусок отбивной.
   – Очень вкусно! – похвалил я хозяйку.
   – А ты сам-то в армии служил? – наседал глава семьи военных.
   – Да куда ж я денусь с подводной лодки?! На Черноморском флоте, три года как с куста!
   – Как я понимаю, фельдшером? На берегу или на корабле?
   – На флагманском крейсере!
   – Тогда, мать, не грех и по сто! – обратился он к жене.
   Мы выпили за тех, кто в море, и Николай Иванович потянул меня на улицу курить. Я уже давно не баловался табаком, и с непривычки приятно закружилась голова. Я сел на крыльцо и прислонился к перилам. Тоби пристроился рядом.
   – Как же так, сынок, после моря и вдруг тайга?
   – Голод не тетка, – затянулся я, – заплатить обещали хорошо, а по лесам я с детства болтаюсь.
   – С Танькой у тебя серьезно?
   – Время покажет.
   – Ладно, хоть не соврал, – он затушил сигарету. – Ты где живешь?
   – В Сосновой Поляне.
   – Почти соседи! Давай-ка я тебя, друг ситный, отвезу домой, а ты в своей тайге подумаешь, нужно ли морочить девчонке голову!
   – Спасибо, товарищ командир! Но, во-первых, вам за руль сейчас нельзя, а во-вторых, я обещал вашей дочери, что проведу эти дни с ней. А мое слово верное!
   – Я тоже обещал дочери, что выдам ее замуж за офицера. И мое слово, поверь, посильнее твоего будет! Так что давай заключим морское соглашение: я не мешаю тебе держать твое слово, а ты не мешаешь мне держать свое!
   Он протянул мне руку.
   «Что ж, – решил я, поднимаясь, – появился лишний повод надавить на Спиридона с моим трудоустройством!»
   Пожимая руку Николаю Ивановичу, я тогда не знал, что это сама судьба заключила со мной соглашение.
   – И еще! – добавил он. – Завтра, а лучше сегодня ночью, вам лучше уехать и провести эти дни подальше отсюда. Ты таежник? Вот и возьми ее с собой куда-нибудь в лес, поучи походной жизни! У нас поселок маленький, мне лишние разговоры не нужны! Задачу понял?
   – Так точно!
   – После чая можешь приступать! Пошли!
   – Я еще немного подышу, – я опустился обратно на крыльцо: «Кто бы сомневался. После подслушанного первой ночью разговора я чего-то подобного и ожидал!»
   Тоби вскочил и побежал вслед за хозяином в дом.
   Я посмотрел на небо. Звезды здесь были ярче, чем в городе, но из-за белых ночей они все равно были не такие яркие, как на Черном море. Во время службы мы частенько сиживали со Спиридоном на верхней палубе нашего крейсера, глядя в ночное небо и рассуждая о космических вирусах, которые разносятся по вселенной солнечным ветром. Спиридон, а официально военврач, капитан первого ранга Спиридонов Лев Вадимович, был не только главным медиком на флагмане, но и главным вирусологом Черноморского флота. Он-то и стал моим первым научным руководителем по жизни, а не на бумаге.
   – Чтобы вывести из строя целый корабль, – начинал он свою первую «лекцию», – не нужны ракеты, несущие сотни боеголовок, достаточно одной консервной банки, несущей кишечный вирус! – и привел в пример английские и американские круизные теплоходы, где норовирус за один день привязывал к унитазу сотни туристов.
   – И наша с тобой задача, – назидательно махал он кулаком, – не допустить подобного на вверенном нам корабле!
   Он надавал мне кучу научной литературы и закрывал меня с ней в своей каюте, помогая скрыться от вездесущего мичмана, который так и норовил выцепить меня на какую-нибудь учебную тревогу. Поначалу я просто отсыпался, а потом втянулся в чтение, и меня это по-настоящему захватило. Теперь я частенько спорил со Спиридоном о вреде и пользе вирусов, и ему это ужасно нравилось. Многие идеи, которые я выдвигал, были, как я теперь понимаю, бредовые, но он никогда не смеялся над ними.
   – Ты должен стать неплохим ученым! – говорил он. – Ты нестандартно мыслишь. И, что самое главное, не боишься свои мысли озвучивать! После службы поступай-ка на биофак, я дам тебе отличную характеристику и позвоню кому надо! У меня в Питере есть друзья. Они замолвят за тебя словечко!
   А однажды Спиридон сам удивил меня. В очередной раз сидя под ночным небом, он вдруг заявил:
   – А ведь Земля – это тот же корабль! Только плывет он не по океану, а дрейфует вокруг острова-Солнца и боится уплыть на просторы вселенной. А каких там только вирусов не встретишь! – мечтательно протянул он. – Ну да ладно! Рано человечеству еще. Нам бы, вон, со своими вирусами разобраться. Сколько их еще в африканских джунглях прячется?
   – Почему в Африке? Что, других мест мало?
   – Там они, там, родимые! Где первый человек появился? Правильно, в Африке. А, думаешь, без помощи вирусов обезьяна смогла бы так быстро превратиться в человека?
   – Ничего себе быстро. Семь миллионов лет!
   – Я думаю, что без вирусов по Земле до сих пор бы бегали мартышки! – улыбнулся он. – Вирусы, как никто, ускоряют мутацию генов и двигают эволюцию вперед. У меня такое подозрение, что вместе с зачатками жизни космос накидал на древнюю Африку кучу метеоритов с разными вирусами.
   – Так что, жизнь на Землю пришла из космоса?
   – А откуда же еще? Почитай старика Вернадского! Жизнь-то возникла задолго до образования Земли. На многих астероидах и кометах находят органические вещества! По гипотезе Вернадского, метеориты «засеяли» молодую Землю органикой, ну а заодно и вирусами! А сейчас, когда человечество полезло в джунгли, остатки этих вирусов дают себя знать. Откуда, ты думаешь, взялись Эбола и СПИД?
   «Тебе бы, Спиридон, научную фантастику писать!» – думал я, глядя в ночное небо.
   Мог ли я знать тогда, как это звездное небо круто изменит мою жизнь!
   Скрипнувшая сзади дверь вернула меня с небес на землю.
   – Ты почему в дом не идешь? С моим отцом не поладили?
   Я обернулся. На крыльце стояла Танюшка.
   – Поладили, поладили! – успокоил я ее. – Просто сижу и думаю, что когда я буду в Сибири, то мы будем сидеть – я возле палатки, а ты вот на этом крыльце – и смотреть на одни и те же звезды.
   Она присела на корточки и обняла меня.
   – А можно с тобой? – спросила она мечтательно, положила мне голову на плечо и посмотрела на небо.
   – В космос что ли? – отшутился я. – Пошли-ка в дом, холодно уже!
   За чаем меня пытали, куда я еду да зачем.
   – Это корпоративная тайна, и пункт назначения я узнаю только из авиабилета, – отбивался я, – у нас даже мобильники заберут!
   – А что за корпорация? – не унимался отец семейства.
   Пришлось выкладывать свой козырь.
   – Один из секторов военной промышленности! – прошептал я и заговорщицки приложил палец к губам.
   Расспросы тут же прекратились, а Танюшка пнула меня под столом и осуждающе покачала головой.
   «Опять пострадал за правду!» – молча выругался я и нагнулся потереть ушибленную лодыжку.
   В руку тут же ткнулся мокрый нос Тоби. Пришлось незаметно отломить кусочек пирога и кинуть под стол.
   Бурной ночи в этот раз не получилось. Танюшкин отец хоть и не выгнал нас на ночь глядя, зато периодически устраивал вылазки из своей комнаты на кухню и обратно. Так он прокурсировал всю ночь, а в шесть утра сыграл подъем кулаком по нашей двери.
   Включив мобильник, я увидел сообщение от Сруля, посланное около полуночи. Так необычно ранний завтрак превратился в завтрак прощальный.
   – Маршрут экспедиции определен! – браво отрапортовал я. – Пулково – Толмачево.
   – Поселок Толмачево? – переспросил Николай Иванович. – Это тот, что под Лугой?!
   – Никак нет! Аэропорт Толмачево в Новосибирске! Отправление в двадцать один ноль-ноль!
   – Я сейчас подброшу тебя в Питер! – взбодрился он.
   Не знаю, чему он обрадовался больше, моей военной выправке или моему скорому отъезду.
   – Спасибо, но я сначала к матери! – еще больше обрадовал я его ближним маршрутом.
   Чем веселее становился ее отец, тем грустнее выглядела Танюшка.
   – Ты со мной? – кивнул я на входную дверь.
   – Конечно!
   Воровато озираясь, Николай Иванович усадил нас в свою семерку, загрузил чемодан и на малых оборотах выкатил из поселка. На шоссе он от души газанул, и через полчаса мы уже были на улице Пионерстроя.
   Мать была готова встретить меня очередной едкостью, но увидев, что я не один, расплылась в улыбке.
   – Прямо с вокзала? – посмотрела она на чемодан. – Только не говори, что ты сдал свою комнату этой милой девушке!
   – Да! Я уезжаю на пару месяцев, а она тут пока поживет!
   – Он шутит! – быстро встряла Танюшка. – Я его просто провожаю.
   – Не просто провожаю, а приехала знакомиться с мамой своего молодого человека! – подтолкнул я ее вперед. – Это Татьяна Николаевна, преподаватель младших классов. А это моя мама, пенсионер союзного значения. Ну, а поскольку «Союза» уже нет, то и значения никакого нет, отсюда и пенсия никакая.
   – Опять зачесал языком! Не слушай его, Танюша, проходите, я сейчас чай поставлю.
   Оставшийся день был посвящен телефонным переговорам со Срулем и сборам. Когда все бирки были оторваны и чемодан аккуратно упакован, мы с Танюшкой вышли погулять по микрорайону.
   – Зайдем на минутку? – попросил я, проходя мимо универсама.
   Она молча кивнула.
   В самом углу было интернет-кафе. Заплатив за полчаса, мы устроились перед монитором.
   – У тебя есть скайп? – спросил я, забивая пароль своего аккаунта.
   – Нет, а что это?
   – Система телекоммуникации через Интернет.
   – А «Fag» – это что? – спросила она, увидев мой ник и картинку гексагональной головки вируса.
   – Это вирус, который убивает бактерии и не трогает людей, – в двух словах объяснил я.
   – А почему ты себе выбрал такой ник?
   – Потом расскажу. Сейчас мне нужно перевести деньги с мобильника на скайп, тогда я смогу тебе звонить через компьютер из любой точки мира, где есть интернет.
   – Ты правда будешь мне звонить?! Ты же сказал, что там связи не будет!
   – Телефонной не будет, но я думаю, что какой-никакой цифровой сигнал через геодезический спутник должен быть.
   Танюшка как-то сразу притихла. Видно, окончательно поняла, что я на самом деле уезжаю.
   В аэропорт мы приехали за два часа до вылета. Я оставил Танюшку с матерью возле входа и, следуя инструкциям Сруля, отправился к стойке госкомпании «Россия». Там меня ждал билет до Новосибирска. План дальнейших действий и финский паспорт я должен был получить от Мишель. Возле стойки никаких девиц не было. Я потоптался еще немного и пошел к своим.
   – Ну что, девчонки, посидим в кафешке, пока посадку не объявили?
   Я сел лицом к билетной стойке. Через сорок минут объявили посадку, но девица, подходящая под описание Мишели, так и не появилась.
   «Наверное, у нее электронный билет, – решил я. – Да оно и к лучшему! А то Танюшка подумала бы черт знает что. Вон, и так к пирожному не притронулась!»
   – Худеешь! – кивнул я на нетронутую корзиночку.
   Она натужно улыбнулась. Я поднялся, обнял и поцеловал мать.
   – Пойду, подышу свежим воздухом, – подтолкнула она меня к Танюшке.
   Когда мы остались одни, Танюшка повисла у меня на шее:
   – Обещай, что будешь звонить!
   – Как только появится возможность. Я ведь не шутил про мобильники, да и связи в тайге нет. Но я постараюсь что-нибудь придумать!
   – Постарайся! – дрожащим голосом прошептала она.
   Мы еще долго стояли обнявшись, думая каждый о своем. Не знаю, о чем думала Танюшка, но лично я уже прикидывал возможности связи с большой землей.
   «Свой мобильник отдашь Мишель! – звучали в голове инструкции детектива. – Еще не хватало, чтобы кто-нибудь услышал, как финский ученый чешет по-русски. Нам провал не нужен!»
   – У меня престарелая мать! Я без связи не могу! – возражал я.
   – Дашь матери мой номер, я помогу, если что. В экстренном случае дам тебе знать через Мишель, у нее будет спутниковый телефон.
   Откуда у них была военная связь, я спрашивать не стал, но подумал, что, наверняка, смогу договориться с партнершей о периодических звонках домой.
   Из-за затянувшегося прощания я попал на регистрацию одним из последних. Передо мной стоял дядечка с щенком на руках и уверял работницу аэропорта в том, что никакого намордника его собаке не нужно, и тем более клетки! Он пихал им какие-то бумаги, а щенок пытался их укусить, думая, что с ним играют.
   – Давайте подержу! – предложил я.
   – Ой, спасибочко! – выдохнул задерганный собаковод и сбагрил мне слюнявого непоседу.
   В результате на самолет я заходил самым последним.
   – Вам в хвост по правую руку! – улыбнулась стюардесса, глянув на мой билет.
   – Поближе к спиртным напиткам! – улыбнулся я в ответ.
   – И к туалетам тоже!
   – То, что доктор прописал! Зенки залил, тут же отлил!
   – Поторопитесь! Вас только ждем!
   Я поспешил за дядечкой с шевелящейся хозяйственной сумкой. Все-таки его заставили изолировать щенка от общества до набора высоты.
   Приближаясь к хвосту, я увидел единственное свободное кресло. Оно светилось синим пятном, и на нем явно не хватало слогана: «Самое последнее кресло для самого последнего пассажира!».
   Теперь стал понятен стратегический выбор места. Сужающийся к хвосту салон вмещал только по два кресла с каждого борта, которые, к тому же, были разделены двумя проходами и шкафчиком с какой-то дребеденью. К спинкам кресел примыкала туалетная кабинка, так что присутствие лишних ушей сводилось к минимуму.
   – Ты почему опоздал?! – резко встретила меня сидевшая у иллюминатора блондинка, и ее крашеные волосы, собранные в хвост, зло мотнулись вместе с головой хозяйки.
   «Хотя постойте, она была не совсем блондинка, и совсем не крашеная!»
   Я застыл в проходе и изучал ее волосы. Они были необычного пепельного цвета, почти серого, причем чуть светлее на висках и без каких либо признаков темных корней.
   – О чем задумался? Сядь! – она зло хлопнула по сиденью.
   Благодушное настроение как рукой сняло. Я посмотрел в колючие глаза девушки, и мне тут же захотелось оправдываться. Хоть на ней и было надето подчеркивающее фигуру платье, мне показалось, что на поясе у нее висят кобура с полицейской дубинкой.
   «Ну, я попал! – внутренне чертыхнулся я. – С этим мужиком в юбке я, похоже, хапну горя!»
   Конечно, на мужика она была мало похожа. Правильное строгое лицо, прямой нос и высокий лоб делали ее чертовски привлекательной, но красота эта была какой-то отталкивающе-холодной, совсем не сравнить с моей радужной Танюшкой!
   – Ты будешь стоять столбом? – уже мягче спросила она, и теперь я уловил легкий эстонский акцент.
   – Так и будешь стоять столбом, – поправил я ее. – А стою я столбом, потому что пытаюсь понять ваш вопрос «Почему опоздал?». А куда, позвольте узнать, я опоздал?
   – На посадку!
   – Какую посадку, мы еще даже не взлетали?!
   – На посадку сюда! – она снова хлопнула по сиденью.
   – А почему вы так себя ведете? Мы разве знакомы?
   – Ты ведь Рик?
   – Александр Федорович, – представился я и полез в карман. – Сейчас паспорт покажу!
   – Извините, а где вы взяли билет?! – изменилась в лице девушка.
   – Купил с рук прямо в аэропорту.
   – У кого?!
   – У одного одетого с иголочки франта.
   Девушка судорожно открыла лежавшую на коленях сумочку и выдернула мобильник. Набирая номер, она вскочила и шагнула в проход. Я схватил ее за руку так, что телефон-раскладушка закрылся.
   – Что вы себе позволяете! – выкрикнула она и, извернувшись, заломила мне назад руку.
   – Что там происходит?! – заорала ближайшая стюардесса.
   – Ничего, ничего! – улыбнулся я сквозь боль. – Просто мы с подружкой спорим, кому сидеть у окошка! – и прошипел девушке: «Мишель, отпусти! Это я, я!»
   – Будешь так шутить, в следующий раз могу тебя случайно застрелить!
   – Понял, понял! Давай садись! – я пропустил ее к окну.
   «Застрелить! – усмехнулся я про себя. – Да из твоего захвата я бы вышел как нечего делать, развернулся бы в противоход, оттолкнулся от пола, да свободным локтем в челюсть! Зря что ли я на своем корабле с морскими пехотинцами терся? Я им спирт, они мне науку. Только боюсь, что после таких выкрутасов в тайгу бы ты летела одна!»
   – Пристегните ремни! – прорычала подоспевшая стюардесса и подозрительно окинула нас взглядом.
   – Извини, милый! – погладила меня по щеке Мишель. – Будем сидеть у окошка по очереди, – и для большей убедительности поцеловала меня в губы.
   – Милые бранятся, только тешатся! – улыбнулся кто-то из пассажиров.
   – Вообще-то у меня есть невеста! – прошептал я. – И за такие поцелуи я могу потребовать прибавку к жалованию как компенсацию за моральный ущерб!
   – Первое, – сказала она железным голосом, – это было производственной необходимостью, чтобы исправить ситуацию, которая возникла из-за тебя! Второе: меня мужчины в принципе не интересуют! Третье: где твой паспорт?
   «Европа! – восхитился я. – Никаких предрассудков! Так бы уже сразу и говорила: “Я лесбиянка!”»
   Смешно, но в этой ситуации смущенной стороной был я. И как всегда, свое смущение я скрыл за наигранной бравадой.
   – Это потому, что не тех мужчин встречала! – заявил я и выпятил вперед грудь.
   Она как-то странно на меня посмотрела. Что-то переменилось в ее лице. Оно как будто заострилось и стало жестче.
   – Паспорт! – повторила она.
   Я достал из внутреннего кармана ветровки паспорт и раскрыл его, чтобы она удостоверилась в моей личности.
   – Твоя фотокарточка в детстве меня не интересует! – Мишель выхватила паспорт и сунула к себе в сумочку.
   От такой наглости я на мгновенье опешил. Тянуть к сумочке руку, которую только что выкручивали, я не рискнул.
   – До конца операции ты финн! – отрезала она и отвернулась к иллюминатору.
   Ее красивый профиль, казалось, стал еще холоднее.
   «Теперь я знаю, с кого Андерсен писал Снежную Королеву!» – внутренне поежился я.
   Стюардесса в это время демонстрировала, как правильно надувать спасательный жилет.
   – А там, куда мы летим, есть большая вода? – попытался я завязать разговор, а заодно выяснить место операции.
   Ее молчание было не то что холодным, ледяным!
   «Да-а-а, девчонку лучше не трогать! Себе дороже!» – вспомнил я случай из нашей со Спиридоном практики.
   Во время одного боевого похода, вроде к берегам Венесуэлы, один из наших матросов конкретно «отморозился».
   – Не трогайте меня! – в ужасе кричал он и сторонился всех встречных. – Вы разобьете меня! Я же сосулька!
   Если бы он не был «дедом», его бы уже давно «разбили», а так только прятали улыбки да спрашивали, где достал такую хорошую траву. Длилось это недолго, до утреннего построения.
   – Почему тебя не было на верхней палубе? – орал мичман Прокопенко.
   – Я же сосулька!
   – Да мне по барабану, какую роль тебе отвели в этом кубрике! Все, кто не на вахте, должны быть в строю!
   – Там же солнце! Я растаю!
   – А-а-а, ты в этом смысле сосулька?! – опешил на мгновенье мичман. – А давай проверим!
   – Не трогайте меня, а то разобьете! – забился в угол матрос.
   Как только Прокопенко схватил его за грудки, тот потерял сознание и, как оказалось, навсегда.
   Какие только экспресс-тесты мы со Спиридоном ни проводили, никаких следов галлюциногенов в крови погибшего не нашли.

Глава 5
Навстречу ночи

   Самолет быстро набирал высоту и вскоре на наружном стекле иллюминатора появились тонкие прожилки инея.
   «Ну вот! Теперь наша «снежная королева» до Новосиба точно не оттает!» – впал я в уныние.
   Но я ошибся. Когда стали разносить напитки, Мишель ожила и, не страшась растаять, заказала горячий кофе с коньяком.
   – Раз пошла такая пьянка, то мне, пожалуйста, «Кровавую Мэри»!
   – Не в кабаке! Мы коктейли не делаем! – резко ответила стюардесса.
   – Милая девушка, я понимаю, что к последнему ряду пассажиров вы устали, но нам с вами еще четыре часа лететь! Давайте лучше по-нашему, по-русски, с искренним радушием вы просто принесете мне водочки с томатным соком?
   – Смотри, как бы за «милую девушку» тебе опять не стали руки выкручивать! – неожиданно улыбнулась стюардесса и кивнула на Мишель.
   – Об этом я как-то не подумал! – улыбнулся я в ответ и тоже глянул на свою спутницу.
   – И не только руки! – следуя общему настроению, улыбнулась и Мишель.
   Однако улыбка у нее получилась довольно угрожающей. Веселиться и с наигранным испугом прикрывать свое «хозяйство» сразу расхотелось. Стюардесса скрылась в хвосте, и оттуда донесся звук открываемых и закрываемых шкафчиков вперемешку с бульканьем горячительных и не очень напитков. Своей очереди мы ждали молча.
   Через какие-нибудь полчаса кофе с коньяком и «Кровавая Мэри» уже растекались по нашим жилам, расслабляя возникшую напряженность.
   – Говоря твоими словами, – миролюбиво начала Мишель, – нам с тобой добираться до места двое суток, так что давай наберемся терпения ради общего дела.
   – Почему двое суток? Куда это мы летим?!
   – Под Усть-Илимск.
   – Где это?
   – На Ангаре. К северу от Братского водохранилища. Коммерческие авиалинии туда не летают, поэтому так долго.
   – Так что, мы из Новосиба будем на поезде трястись?
   – Какого Новосиба?
   – Ну, Новосибирска!
   – Нет. В Новосибирске нас возьмут на грузовой самолет. Но надо будет ждать целый день, пока его грузят. В Усть-Илимске будем ночью, а утром за нами пришлют вертолет с научной станции.
   Тут я воспрял духом. Я и раньше думал воспользоваться визитом в Новосиб, чтобы посетить академгородок, а теперь сам бог велел!
   – Пока мы будем ждать погрузку, могу я навестить одного старого знакомого?
   – Давай о деле! – в голосе Мишель снова появились недовольные нотки.
   «Черт! Куда ты спешишь?!» – отругал я себя и послушно кивнул.
   – У нас не будет целого дня. Нам нужно будет успеть незаметно попасть в грузовой отсек, к лошадям. Знать о нас будет только сопровождающий ветеринар.
   – Зачем такая секретность?
   – Чтобы нельзя было отследить, каким самолетом прилетел финский ученый и почему это он регистрировался на рейс с русским паспортом, а его переводчица с эстонским. Поэтому-то мы и летим не через Красноярск или Иркутск, откуда до Усть-Илимска ближе. Если кто-то решит нас проверять, то начнут с этих городов.
   – То есть, если с нами что-то случится, то и концов не найти?
   – Мои люди знают, где нас искать.
   Я чуть опять не влез с личным вопросом, теперь уже о мобильной связи с ее людьми и большой землей, но вовремя сдержался.
   – Теперь о свободном времени, – не заметила она моего порыва. – Мы должны быть на грузовом терминале еще до погрузки животных. Пустой контейнер с надписью «жеребенок-2» будет для нас.
   «Кем я только не был по заданию Сруля, а вот жеребенком еще не приходилось!» – улыбнулся я про себя.
   – Чего смешного я сказала?
   – Я просто подумал, кем я буду, головой или совсем наоборот.
   – Главная здесь я!
   – Да я о жеребенке! Все же должно быть правдоподобно. Так? Четыре ноги у нас есть, теперь надо решить, чьи будут передние, а чьи задние!
   – Не смешно! – отвернулась она.
   «Да-а-а, тяжело мне будет с такой головой! – с тоской подумал я. – Может, она и хороший детектив, но шуток не догоняет. Как можно было поверить, что у нас позволено покупать с рук билет на самолет?! Хотя у них в Европах, может, о нас так и думают. Если можно купить танк из-под полы, почему не купить авиабилет с рук!»
   Ее молчание затянулось.
   – Ты же хотела о деле! – как ни в чем не бывало продолжил я. – Позвольте узнать, во что же я все-таки ввязался?
   – Ты вязался быть финским ученым.
   – Подвизался.
   – Что?
   – Правильнее сказать «подвизался».
   – Хорошо, подвизался, – миролюбиво произнесла она. – Я давно не практиковала русский, но быстро вспомню. Я ведь с шестого класса училась в русском интернате и закончила его с золотой медалью. Говорила я тогда почти без акцента.
   – А почему в интернате, да еще и русском?
   – Потому что эстонских школ при коммунистах было мало!
   Я не стал переспрашивать, почему именно в интернате, и много позже понял, что правильно сделал.
   – Пока мы летим, я с удовольствием поболтаю с тобой по-русски, – ее голос впервые помягчел, – но когда приземлимся в Усть-Илимске, мы говорим только по-фински! Кстати, где ты его изучал?
   – В лесу.
   – Я серьезно! – уже не обижалась она.
   – И я!
   Следующие полчаса она слушала рассказ о моих турпоходах перестроечного периода и длинных вечерах возле костра, где разомлевшие финские туристы учили нас с Андрюхой языку, пьяно хихикая над нашими ошибками.
   – Потом была «Мужская академия»… – я допил «Кровавую Мери» и, откинув руку со стаканом в проход, уставился в спинку кресла перед собой.
   – Какая академия?
   Я ее уже не слышал. Я был в прошлом лете. Сидя в автобусе Санкт-Петербург – Варкаус – Куопио, я так же тупо пялился в спинку переднего сиденья. Великий стратег Сруль готовился к сезонному гону и расставлял своих людей на самых доходных местах.
   – Ты знаешь, сколько раз ко мне прошлым летом обращались насчет Финляндии? – захлебывался он. – Сейчас бабы туда косяками валят на сезонные работы. Клубнику собирать, там, малину. А их благоверные желают знать, какой такой клубничкой они там на самом деле занимаются. Причем, заметь, наверняка, за деньги, заработанные их же женами в Финляндии! Навар, конечно, с них небольшой, но зато количество! В общем, сможешь обеспечить себя и маму на всю зиму. Да и зарплату никто не отменял!
   – Какую зарплату? – не понял я.
   – Да я ж тебя туда менеджером пристроил! Будешь этих девиц принимать и по фермам распределять. Золотое дно! Все потенциальные объекты будут в твоей картотеке!
   Перспектива просидеть все лето в Финляндии не радовала. Одно хорошо. Под это дело Сруль выделил мне ноутбук последней модели, в котором должны будут храниться данные на русских работниц, и дал мне беспроводной модем с проплаченным доступом к Интернету.
   Детектив-бизнесмен оказался прав. Хоть труд на фермах и был тяжелый, но платили хорошо, и нашими девицами здесь кишмя кишело. Самые большие плантации клубники и малины оказались в местечке Суоненйоки, куда меня и прикомандировали в помощь старому учетчику Тойво. Работа была «не бей лежачего». Получил разнарядку от Тойво, рассадил девиц по автобусам и свободен весь день. Только вечерами приходилось ходить по времянкам и разбирать дрязги повздоривших соотечественниц. Но скоро бригады попритерлись, да и сил на конфликты после клубничных грядок уже не оставалось. Так что вечера теперь тоже были мои. И очень кстати! Пошли заказы от Сруля.
   «Инночка Славная! – с легкой грустью вспомнил я. – Мой первый заказ. Она оказалась действительно славной девчушкой! А ведь я тогда на ней чуть не погорел!»
   Отработка объекта началась незамысловато, с проверки учетных записей Тойво.
   «Пахнет жареным!» – сразу понял я.
   Девушка, конечно, не прогуливала, но и задницу, как другие, не рвала. Собирала лишь требуемый минимум клубники, в выходные не работала, за сверхурочные не хваталась. Соскучившись по действию, я с энтузиазмом взялся за ее разработку. Слежка за ней привела меня в ближайший город Куопио. Когда она скрылась за дверями элитного ночного клуба «Мужская академия», мне пришлось срочно проверять наличность. На посещение дорогих заведений я не рассчитывал.
   «Гуляем за счет Сруля!» – успокоил я себя и растворился в сумраке злачного места.
   Инны нигде не было. Я устроился в углу потемнее и, взяв со стола меню, стал наблюдать за залом, делая вид, что изучаю список напитков. Кроме туалета, деваться ей было некуда, и, отыскав взглядом дверь с человечком в юбке, я стал поджидать появления объекта.
   – Что будем пить? – попыталась выманить меня из укрытия мужеподобная официантка в мини-юбке.
   Ни слова не говоря, я наугад ткнул пальцем в длинный лист коктейлей. Выдавать свой акцент не хотелось.
   – Приятного вечера! – официантка развернулась и поплыла прочь, вихляя костлявым задом.
   «Это сколько же надо выпить, чтобы наслаждаться стриптизом по-фински? – думал я, продолжая искать глазами свой объект. – Хотя я неправ. Вон, около дальнего столика, девицы в бикини довольно округлые!»
   – Ваше «Мохито!» – вывел меня из созерцания мягкий голос с грубым акцентом.
   – Какое «Мохито!» – посмотрел я на стакан с ядовито-зеленым содержимым.
   – Которое вы заказали у Вильмы!
   Чисто «совковая» агрессия в голосе и мягкое «эль» в имени скелетоподобной официантки заставили меня оторваться от живописной сцены у дальнего столика. Картина, представшая передо мной, была не менее живописна.
   «Помолодевшая Маришка!» – мелькнула первая мысль.
   Я скользил взглядом по округлостям девушки, искусно поддерживаемым серебряным латексом вперемешку с полупрозрачным капроном золотистого оттенка. Отражая дальний свет над стойкой бара, она как солнышко озаряла мой темный угол. Ее теплая улыбка несла покой и уют. И вдруг это великолепие разрушил ледяной ком, взорвавшийся в груди! Передо мной стояла Инна.
   Я машинально взял узкий стакан и сделал три быстрых глотка. Мятный вкус добавил холода в груди. Я мотнул головой и поднял стакан, пряча от девушки лицо.
   – Не понравилось? – участливо спросила она. – А я знаю, что тебе точно понравится! Хочешь, станцую танец живота на твоих коленях? Первые пять минут за счет заведения!
   Я попытался сдвинуться в угол, где было больше тени, но увесистый стул лишь недовольно крякнул. Девушка, видно, решила, что это я крякнул в ожидании удовольствия и проворно оседлала меня, прижав к массивной спинке стула. Пытаясь устроиться поудобнее, она нежно взяла меня за плечи и придвинулась поближе. Наши животы соприкоснулись, и я почувствовал жар ее манящего тела.
   «Узнала или нет? – не мог я расслабиться. – Скорее всего нет. У автобусов-подкидышей я общался только с бригадиршами, а вечерами я ее никогда не видел. Теперь ясно почему! Да и ходил я все время в бейсболке!»
   В это время она так вдохновенно заерзала задом, что разогнала все тревожные мысли. Единственное, что меня немного беспокоило, так это мой неразлучный дружок. Стараясь справиться с непривычной для него нагрузкой, он напрягся и застрял в левой штанине брюк. Я непроизвольно поморщился.
   – Можешь поправить, – понимающе прошептала соблазнительница. – Я бы сама, да хозяйка не разрешает. Боится за лицензию. У нас ведь приличное заведение! – горячо выдохнула она.
   Девушка отстранилась, давая мне возможность освободить запутавшегося в штанине пленника.
   – Спрячь сейчас же! – игриво возмутилась она, заметив моего любопытного дружка, который выглянул из-под ремня.
   Когда приличия были соблюдены, она продолжила свой «танец». В тот памятный вечер я не сумел полностью насладиться ее искусством. Все было ново и непривычно для меня. Я постоянно оглядывался и смущался. Мне все время казалось, что кто-то смотрит в нашу сторону.
   Наконец выдохшаяся наездница сползла с меня и заглянула мне в лицо.
   – Тебе что, начальничек, не понравилось? – не скрывая разочарования, пропыхтела она по-русски.
   Я виновато улыбнулся: «Все-таки узнала!»
   Захотелось поскорее убраться отсюда. Я попытался встать и чуть не завалился. Ноги занемели и плохо слушались. Покачнувшись, я направился в сторону туалетов.
   – Не спеши! – она поймала меня за руку. – Я сейчас отпрошусь, и мы пойдем к тебе. Уж там-то мы не будем связаны никакими правилами!
   Завтракали мы в компании Тойво. Тот делал вид, что не слышал ночных охов да крехов за стеной и благодушно улыбался. В то утро я поехал с Инной и ее бригадой на поля, якобы для фотосессии, заказанной нашей компанией для странички в Интернете. Всю дорогу я клевал носом, а сидевшая рядом искусительница постоянно толкала меня в бок:
   – А не хочешь поднять рейтинг странички твоей компании картинками из «Мужской академии»?
   Я наконец открыл глаза, чтобы в очередной раз услышать:
   – Какой «Мужской академии»?!
   Вопрос задавала сидевшая рядом девушка. Волосы ее успели посветлеть, а по фигуре было видно, что она сбросила килограммов двадцать. Из моей затекшей руки выпал пластиковый стаканчик, и незамедлительный окрик стюардессы окончательно вернул меня в действительность.
   – В финской, – пробормотал я.
   – В мужском монастыре что ли?
   – В женском!
   Мишель только покачала головой и отвернулась к иллюминатору. Я поднял с пола стаканчик и через пару шагов оказался в хвосте у стюардесс. Отправив в мусорный пакет свою ношу, я скрылся в туалете. Когда я вышел, на меня смотрело несколько пар нетерпеливых глаз. Я с трудом протиснулся сквозь очередь желающих облегчиться и плюхнулся на свое место, нечаянно задев Мишель.
   Она обернулась.
   – Как только очередь рассосется, можешь продолжать инструктаж, – шепнул я.
   Девушка снова отвернулась.
   «Да-а-а, стратегия выбора места оказалась с изъяном!» – подумал я, глядя на внушительную очередь к туалетам, которая вяло текла мимо наших кресел.
   За бортом быстро темнело. Мы летели в ночь. Когда проход опустел, Мишель скомандовала: «Продолжим!»
   Я молча кивнул.
   – Запомнил? Ты финский ученый, ни слова не понимающий по-русски! – начала она с того места, где остановилась полчаса назад. – Обслуга станции должна думать, что ты их не понимаешь, тогда, может, сболтнут при тебе что-нибудь нужное для дела.
   – Обслуга? – переспросил я.
   – На станции весь обслуживающий персонал из местных. Раньше в обслуге ходили только тайные агенты КГБ, а теперь набрали всякий сброд! Нам же лучше!
   – А-а-а, обслуживающий персонал! Так бы и говорила. А то обслуга! Звучит как в пятизвездочном отеле!
   – Не цепляйся к словам и слушай! На станции три научных группы. Из России, США и Европы, – продолжила она. – Сын нашего клиента работал с европейцами. Ты будешь замещать его. По-английски старайся не говорить, они хорошо знают русский акцент и тебя тут же вычислят.
   – А может, у меня французские корни!
   – Забудь! Руководитель твоей группы будет бельгиец, его родной язык французский, так что про французские корни забудь. Говорим только по-фински! Надеюсь, никто не заметит, что финский не наш родной язык.
   – А где ты учила финский?
   – Тоже в академии!
   – Мужской? – улыбнулся я.
   – Почти. В полицейской!
   Она произнесла это таким тоном, что я понял: еще один подкол, и на меня наденут наручники!
   – Слушай! – придал я голосу деловитость. – Зачем такие сложности? От кого нам скрываться? Из-за чего весь этот сыр-бор?
   – Это нам и предстоит выяснить. Мы до сих пор ничего толком не знаем. Сначала сын нашего клиента Иманд отравился каким-то химикатом. Все подумали, что произошел несчастный случай во время утилизации боевых отравляющих веществ. Однако когда тело доставили в Таллин и произвели вскрытие, оказалось, что имеет место отравление техническим спиртом, и это при том, что молодой человек был непьющим. Разбираться на месте послали моего напарника, кстати, лучшего детектива Таллина, но его расследование уперлось в глухую стену молчания. Но, похоже, что за два месяца он все-таки что-то накопал, – она запнулась, – и его убили!
   Повисла скорбная тишина. Я не стал теребить свежую рану: «Захочет, сама расскажет, как его убили, хотя, если верить Срулю, там ничего криминального нет».
   Она как будто услышала мои мысли.
   – Местные пинкертоны выставили оба случая как самоубийства и уже закрыли дела за отсутствием состава преступления! – с ненавистью произнесла Мишель. – Да так искусно! Я читала копии, там не к чему придраться. По их версии, Иманд сначала выпил флакон с местным анестетиком, а потом, когда горло и пищевод занемели, лил в себя неразбавленный технический спирт, пока не отключился.
   – А доказательства?
   – Есть. Отпечатки на флаконе с лидокаином и бутыли с метанолом, – она тяжело вздохнула, – да и наши патологоанатомы подтверждают наличие следов анестетика в желудке.
   – А твой напарник? – все-таки не удержался я.
   – Сказали, что застрелился! – Мишель резко отвернулась.
   В отражении иллюминатора было видно, как она борется с эмоциями.
   – Но я не верю! – почти выкрикнула она и ударила кулаком по подлокотнику.
   Мерный говор стюардесс в хвосте тут же смолк.
   «Не иначе решили, что у нас опять начались семейные разборки!» – усмехнулся я про себя.
   – Слишком у них все прямолинейно, – уже шепотом продолжила Мишель. – Даже мотив один и тот же!
   – Серьезно?! И какой же?
   – Несчастная любовь. Есть там у них одна королевишна, которая всеми мужиками крутит как хочет. Так вот, по словам местных дознавателей, она приласкала обоих, а потом бросила, да еще и унизила перед всеми. Я не знаю насчет Иманда, но вот Герхард не тот человек, который будет убиваться по очередной шлюшке!
   «Уж не ревнует ли она?! – подумал я. – Может, Сруля дезинформировали, и она правильной ориентации?»
   – Ты, смотри, тоже держись от нее подальше!
   Такой резкий переход застал меня врасплох.
   – У меня невеста есть! – автоматически выпалил я.
   При воспоминании о Танюшке сердце сладостно заныло. Мишель еще что-то говорила, но я не слушал. Набежавшая волна недавних переживаний унесла меня в Тимяшкино.
   «Название-то какое мягкое, совсем как руки Танюшки! С такими руками ей надо было быть сестрой милосердия, а не училкой!»
   Я погрузился в сладкие грезы и с удовольствием пребывал бы в них до конца полета, но жесткие толчки в бок требовали внимания.
   – Ты что, заснул? – сердитый голос Мишель опять заставил стюардесс в хвосте замолчать.
   – Думаю! – нашелся я. – Знаешь, в жизни всякое бывает! Я сейчас тебе расскажу одну историю, и ты поймешь, что при желании криминал можно заподозрить во всем!
   И я поведал ей о том, как после моего ухода с кафедры Белка заработала прозвище Черная вдова. Я, конечно, обещал Маришке никому про это не рассказывать, но здесь был особый случай. Мишель-вермишель была из другой страны и никогда не пересечется с делами моего бывшего университета. Так я думал тогда, и как же я ошибался!
   – Начнем с ректора, при котором я был зачислен в аспирантуру, – я посмотрел на собеседницу и, убедившись, что она не возражает, продолжил. – Так вот, он скончался от передозировки сердечными гликозидами, что для обывателя в порядке вещей. Дядьке было за шестьдесят. Сердечко пошаливало, таблетки доктор прописал. По слабой памяти забыл наставления врача и переел тех самых таблеток! В общем, обычное дело. А теперь давай взглянем с другой стороны!
   Мой энтузиазм на Мишель не подействовал. Она откровенно скучала, но стойко внимала моим речам.
   «Профессия у нее такая, с утра до ночи потерпевших выслушивать!» – решил я и продолжил:
   – Заметь, мы говорим о профессоре, у которого память была дай бог каждому, о профессоре, минуточку, фармакологии! Уж кому, как не ему знать об остановке сердца при передозировке гликозидами?! На пенсию он опять же не собирался, а при случае не пренебрегал и женским полом, благо фармакологическая наука не стоит на месте и двигает даже то, что по законам природы уже двигаться не должно, а если и двигается, то с большим трудом!
   По непроницаемому лицу Мишель было не понять, догнала она мой каламбур или нет. Скорее всего, нет.
   – Так вот, на место ректора метила моя начальница, но кое-что не срослось, – здесь я скромно умолчал о своей роли, – и в тот раз она с должностью пролетела. Однако спустя пару месяцев нашего новоиспеченного ректора нашли в бассейне с дельфинами!
   – Как с дельфинами?! – перебила меня Мишель. – Они что, его не спасли?!
   – А кто тебе сказал, что дельфины должны кого-то спасать?!
   – Как кто?! Сколько спасенных рассказывали, как дельфины толкали их к берегу!
   – А где истории тех, кого они толкали от берега?! – остудил я ее пыл. – Боюсь, что их мы никогда не услышим! У дельфинов просто инстинкт выталкивать больных и слабых сородичей на поверхность за глотком воздуха, вот и все! Ну ладно, мы отвлеклись! В общем, дельфины не дельфины, но ректор утонул! В результате моя бывшая шефиня заняла его место. И это еще не все! – завелся я. – Ты не поверишь, но незадолго до выборов очередного ректора потенциальная угроза победе моей начальницы вдруг сама собой исчезла. Многие знали о ее слабости к молоденьким аспирантам, но в этот раз добыть компромат о ее сексуальных пристрастиях не удалось. Ее очередной любовник очень вовремя бросился под электричку!
   – А он оставил предсмертную записку? – заинтересовалась Мишель.
   – Не знаю. Хотя вряд ли. Мне бы сказали. В общем, как видишь, цепь случайных смертей может привести к очень интересным умозаключениям. Не зря же мою бывшую начальницу после этого прозвали Черной вдовой!
   – А при чем здесь «черная вдова»?
   – Как, я разве не сказал?! Она же спала со всеми жертвами этой истории!
   – Очень интересно! – Мишель задумалась и уставилась в черноту иллюминатора.
   «Да-а-а, такими темпами детали предстоящего расследования я узнаю нескоро!» – откинувшись на спинку кресла, я снова предался приятным воспоминаниям о Танюшке.
   Наслаждался я недолго.
   – Я знаю, что случилось! – вырвала меня из жарких объятий капитанской дочки безжалостная детективша. – Она заразила их СПИДом!
   – Очень даже может быть! – протянул я: нужно было отдать ей должное, версия была неплохой. – Только фармаколог сюда не вписывается. Он-то наверняка знал, что со СПИДом можно жить долго, если держать вирус в дремлющем состоянии. А в его возрасте до проявления болезни можно было просто не дожить.
   – Откуда такие глубокие познания? – в ее голосе чувствовалась обида за свою версию.
   – Вирусы мой профиль!
   – Погоди! Ты что, не химик?!
   – И химик тоже! – успокоил я ее и подумал, что для эстонки она слишком темпераментна. «Или всему виной?..»
   Тут же вспомнилась реклама про критические дни. Я взглянул на Мишель, представляя себе ее реакцию на вопрос об этих самых днях.
   – Что-нибудь не так? – она быстро открыла сумочку и достала зеркальце, совсем как обычная девчонка.
   «Или стюардесса подмешала мне в “Кровавую Мэри” галлюциногенов, или я ничего не понимаю!»
   – Вхожу в роль пустоголовой блондинки-переводчицы! – поймала она мой удивленный взгляд на зеркальце. – Кстати, тебе тоже не мешало бы вживаться в роль финна-тихушника! А то я чувствую, что молчун из тебя никакой!
   «Это она верно подметила! Испытаньице мне предстояло еще то!»
   – Молчишь? И правильно, молчание – золото! – она изучала свое лицо в зеркальце. – Чем меньше ты говоришь, тем меньше тебе будет нужна переводчица, и тем больше у меня будет времени на следствие!
   Вдруг Мишель оборвалась на полуслове.
   «Интересно, что ее насторожило?»
   Я оглянулся. Из хвоста появилась стюардесса с полным подносом стаканчиков с водой.
   «Вот тебе и пустоголовая блондинка-переводчица! – глянул я на детектившу. – Небось в полицейской академии у нее была пятерка по использованию дамского зеркальца для слежения за происходящим сзади!»
   Стюардесса молча проплыла мимо, с интересом глянув в нашу сторону.
   Я только открыл рот, чтобы игриво возмутиться: «А предложить водички?!», как тут же получил локтем в бок.
   – Добился своего! – прошипела Мишель. – Теперь, при случае, нас весь экипаж опознает!
   – Как весь? А летчики!
   Второй удар локтем пришелся в селезенку. В следующее мгновенье я уже молчал как рыба и как рыба же хватал ртом воздух. В глазах моих, наверное, было столько боли и обиды, что возвращающаяся назад стюардесса без слов протянула мне стаканчик с водой.
   Хорошо, что в салоне тут же приглушили свет, и я смог незаметно смахнуть скупую мужскую слезу.
   Остаток полета проходил под ровный гул двигателей и мерное сопение дремлющих пассажиров. Лишь громкое всхрапывание грузной мадам через пару рядов от нас нарушало идиллию ночи над облаками.
   Мне грезилась Танюшка. Она лежала у меня на груди. Я придерживал ее одной рукой, а другой гладил Тоби, пристроившегося подле кровати. Его шершавый язык обмусолил мне все пальцы и не давал заснуть. Я легонько щелкнул его по носу, и пес начал немилосердно жевать мой палец. Я открыл глаза и покосился вниз. Это был не Тоби!
   В проходе между кресел сидел щенок, из-за которого я припозднился на посадку. Он повилял мне хвостом и поковылял вперед к своей хозяйственной сумке. По дороге он остановился и, деловито оглядевшись, поднял лапу на ножку кресла, сотрясавшегося от храпа его обитательницы. Потом оглянулся на меня, как бы ища похвалы и, свесив язык набок, хитро улыбнулся.
   Во время посадки и получения багажа мы не проронили ни слова. Сидя на своем чемодане, я изучал мраморный пол зала прилета и прикидывал, как бы смотаться в академгородок и повидать мерзавчика Юрика.
   – Нам нужно быть на грузовом терминале во время вечерней пересменки, – прервала молчание Мишель и глянула на часы. – У нас семь часов.
   Я молчал, как будто меня это не касалось.
   – Ты хотел кого-то здесь навестить?
   – Мало ли что я хотел! – не поднимая глаз пробурчал я и выразительно потер левый бок, скорчив гримасу боли.
   Трюк сработал. Ее тон перестал быть деловым.
   – Нам лучше не светиться весь день в аэропорту, так что в город надо ехать по-любому! Вот я и подумала, чем без толку болтаться, мы можем навестить, кого ты хотел.
   – Мы?!
   – С этого момента мы работаем в сцепке, куда один, туда и другой. Извини, но я не могу рисковать разминуться с тобой. Ты пойдешь на встречу, я буду ждать снаружи.
   На улице Мишель поежилась от промозглого утра. Мне же было жарко. Скорая встреча с кидалой Юриком будоражила кровь! О, как давно я мечтал об этом! Сколько раз я представлял себе выражение его лица, когда он меня увидит!
   – Куда едем, красавица? – голос таксиста оборвал мои мстительные грезы.
   Мишель вопросительно взглянула на меня.
   – Институт цитологии и генетики.
   – На конференцию что ли?
   – Да нет, новых мутантов привезли!
   Таксист с опаской глянул на наши чемоданы, открыл багажник и посторонился:
   – Сам грузи!
   Мишель улыбалась во все тридцать два белоснежных зуба: мол, довыеживался, теперь сам работай грузчиком!
   Я, конечно, не знаю, сравнивать было не с чем, но, наверное, так быстро из аэропорта до академгородка еще никого не довозили.
   – Не удивлюсь, если он помчался обрабатывать хлоркой багажник! – поделился я с Мишель, открывая ей дверь института и глядя вслед сорвавшемуся с места такси.
   Она промолчала, и в этот раз обошлось без лекции о том, что я нас засветил.
   «Перевоспитывается!» – подумал я и покатил наши чемоданы к вахтеру.
   – Начальник, будь другом, покарауль вещички!
   – Еще чего! Может, у тебя там бомба!
   – Если пинать не будешь, не взорвется! – отшутился я и незаметно сунул ему в карман сотенную. – А скажи, отец, ты случайно не знаешь такого Юрия Белявского?
   – Да кто ж его не знает?!
   «Неужели прославился на моей разработке!» – с ревностью подумал я и спросил:
   – А на какой он кафедре, не подскажешь?
   – На какой работал-то? Так на вирусной, на четвертом этаже.
   – А сейчас где?
   – Так на Южном кладбище!
   – Где?! – растерялся я.
   – Так схоронили его, уже почитай как с год.
   – А что случилось!?
   – Так сиганул он с этого, с Моста самоубийц, ну, с коммунального моста, значит. С него по два десятка в год прыгают. Давно уже пора там колючую проволоку натянуть, как у нас! – вахтер махнул в окно на гидроэлектростанцию, перегородившую Обь. – Да ты, сынок, поди, по нашей плотине сейчас проезжал?
   Я действительно вспомнил мелькание колец колючей проволоки, украшавших ограждения автострады через реку.
   – А кто у него был научным руководителем?
   – Так, а я почем знаю! Вон, ходи на четвертый этаж, там тебе все и обскажут.
   – Хочу узнать судьбу моего, то есть его проекта, раз уж приехали! – повернулся я к Мишель.
   – Мне остаться? – спросила она.
   – А я тебя, дочка, и не пущу! – опередил меня вахтер. – Оставайся-ка приглядывать за своими вещичками.
   Она продолжала смотреть на меня с вопросом. Я неопределенно пожал плечами. И тут Мишель меня удивила.
   – Я вам, гражданин, не дочка! – она по-военному крутанулась на каблуках в сторону старика и быстрым движением сунула ему под нос удостоверение. – Старший инспектор Интерпола Вильде! А это не вещички, как вы изволили выразиться, а полевая криминалистическая лаборатория!
   Опешивший дед глянул на меня, ища подмоги.
   – Я ей приказывать не могу! – развел я руками.
   Мишель направилась ко мне, а вахтер схватил телефонную трубку и начал судорожно набирать чей-то номер.
   Наверху нас уже встречал озабоченный завкафедрой.
   – Старший инспектор Вильде. Интерпол! – отчеканила Мишель. – Мой консультант-биолог, – кивнула она в мою сторону.
   – Чем, разрешите узнать, Интерпол заинтересовала смерть младшего научного сотрудника Белявского?
   – Извините за банальность, но вопросы здесь задаем мы! – отрезала инспектор Вильде и кивнула мне.
   – Для начала мы хотели бы узнать, чем он здесь занимался, – мягко начал я, играя роль доброго детектива.
   – Чай? Кофе? – заведующий жестом пригласил нас к себе в кабинет.
   – Давайте лучше пройдем в лабораторию, где он работал, – попросил я.
   Завлабораторией оказался пухленький лысый живчик, который сразу же мячиком запрыгал вокруг нас, но вмешиваться в разговор большого начальства не решился.
   – Так чем занимался покойный? – повторил я свой вопрос.
   – На протяжении двух месяцев младший научный сотрудник Белявский безуспешно пытался воспроизвести фаг с характеристиками, описанными в его диссертации! – начал завкафедрой, не скрывая раздражения. – Если верить его работам в Питере, то этот фаг, при впрыскивании в зараженные бактериями легкие, должен был убивать там все микробы.
   – А он что, не убивал?! – почти возмутился я.
   – Убивать-то убивал, но вместе с этим атаковал сами легкие и вызывал в них массивный апоптоз, после чего мыши благополучно дохли!
   – А какого пола были мыши?
   Завкафедрой вопросительно взглянул на шефа лаборатории.
   – Мы пробовали и самцов и самок, – быстро ответил тот высоким фальцетом.
   – Позвольте взглянуть на протоколы экспериментов?
   «Мячик» обернулся к начальнику. Тот коротко кивнул.
   Я жадно начал листать журнал наблюдений. Академики за моей спиной удивленно переглянулись. Через несколько минут я нашел то, что искал, и успокоился.
   – Мне все ясно! Он просто поленился переписать все шаги новаторской модификации фага, а скопировал традиционный метод из чьей-то статьи!
   Шеф лаборатории меня как будто не слышал.
   – А мы, между прочим, его сюда и взяли из-за этого многообещающего фага! – потыкал он пухлым пальчиком в журнал наблюдений.
   – Серьезно?! – я захлопнул журнал. – Тогда давайте по порядку! По нашим сведениям, его сюда взяли не за научные достижения, а пристроили в обмен на определенную услугу, предоставленную его научным руководителем, госпожой Белкиной!
   «Мячик» нервно подпрыгнул и недоуменно посмотрел на завкафедрой. Тот отвел взгляд, а я продолжил:
   – Теперь что касаемо фага. Полная разработка этого вируса была куплена у другого аспиранта, под нажимом той же госпожи Белкиной! Дальше становится еще интересней! – я подмигнул Мишель. – Обещанные за это деньги не были заплачены, а теперь, как я понимаю, и не будут, значит, юридически идея фага попросту украдена!
   Я бросил журнал наблюдений на лабораторный стол и направился к выходу.
   – Если вас действительно интересует этот фаг, – обернулся я, – и вы не хотите тяжбы по авторским правам, то мы рекомендуем вам найти его настоящего автора!
   Когда мы покидали академгородок, Мишель спросила:
   – А что такое фаг и апоптоз?
   «Пора прекращать блистать терминами!» – решил я и приступил к объяснениям.
   Сразу вспомнился Сруль и моя мини-лекция по фагам в привокзальном кабаке.
   – Фаг – это разновидность вирусов, – монотонно начал я, – фаги, о которых мы сейчас говорили с учеными мужами, заражают бактерии и зовутся бактериофагами. Проникнув внутрь микроба, они вызывают апоптоз, что, иными словами, означает запрограммированная смерть.
   – Кем запрограммированная?
   – Природой! Когда природа понимает, что данный организм свое отжил, запускается апоптоз и организм сам себя убивает. Теперь понятно!
   – То есть фаг доводит бактерии до самоубийства? Так за это же есть статья в уголовном кодексе!
   Мишель продолжала меня удивлять!
   «Сработаемся!» – с улыбкой подумал я.
   В центральный зал аэропорта мы заходить не стали, а сразу спустились в отсек для получения багажа. Пройдя в конец коридора, мы сели в условленном месте, и я стал клевать носом. Бессонные ночи с Танюшкой давали себя знать.
   Я очнулся от щелчка электронного замка. Из дверей с надписью «служебный вход» появился хмурый мужик. Он поставил на пол тяжелый полиэтиленовый пакет.
   – Переоденьтесь в туалете! – сказал он, не глядя на нас. – Чемоданы оставьте здесь!
   Я взял пакет, и мы скрылись в ближайшем туалете, на котором тоже было написано «Служебный». Внутри был один унитаз и раковина. Мишель затравленно оглянулась.
   – Переоденусь и выйду! – успокоил я ее.
   В пакете оказались две пары замызганных безразмерных комбинезонов, литые резиновые сапоги и черные вязаные шапочки. Я как был, залез в комбинезон. Кроссовки бросил в пакет и, хлопая литыми сапогами, вышел в коридор.
   Сквозь незастегнутую молнию спецодежды я выудил из кармана мобильник. Похоже, это был последний раз в ближайший месяц, а то и два, когда я смогу им воспользоваться.
   – Але! Мама! Не разбудил? Уже долетели! Все нормально! Сейчас в тайгу. Если будет связь, завтра позвоню. Если нет, то поговорим нескоро. Так что если не будет вестей, не переживай, просто нет связи! Спокойной ночи!
   Телефон Танюшки не отвечал.
   «Наверное, по “казарме” уже отбой», – решил я.
   Ее домашний набрать не рискнул, все-таки в Питере уже одиннадцать вечера.
   В Севастополе было тоже поздно, но на звонок ответили на втором гудке.
   – Лев Вадимович, это Федотов.
   – А-а-а, будущий земеля! На ловца и зверь бежит!
   – Это как?!
   – Наконец подписан приказ, я передислоцируюсь в Питер!
   – Да вы что! Поздравляю!
   – Ты готов к расставанию с гражданской жизнью?
   – Так точно! А когда?
   – В Питере буду через неделю. Начну, как положено «новой метле», формировать группу под себя. Рапорт на тебя из севастопольского отделения перекину в северо-западное! Так что, как соискатель, ты в компьютерной системе появишься одним из первых, а там как фишка ляжет! Ты же понимаешь, зятья, кумовья посыплются как из рога изобилия. Всем охота вместо корабля в питерской лаборатории штаны протирать, но за тебя я буду биться! Не дрейфь, прорвемся!
   – Спасибо! Я тут, это, в тайгу пока завербовался на месяц-два, это ничего?
   – Не бери до головы, с этой катавасией раньше чем через полгода и думать нечего! Ну, ладненько, скоро увидимся!
   – Меня ж в Питере не будет!
   – Ну, звони, как вернешься, номер федеральный, менять не будут!
   – Поздравляю еще раз! – Я выключил телефон.
   Сердце забилось в радостном предчувствии: «Неужели жизнь налаживается! Звание дадут, будет сюрприз для Танюшки!»

Глава 6
Слезы египетской жрицы

   Мы сидели в душной темноте каждый на своем чемодане. Тусклый свет багажного отсека самолета едва пробивался сквозь решето отверстий в верхней части контейнера. Похоже, именно через них должен был дышать жеребенок, чью роль мы сейчас исполняли. Мне показалось, что Мишель была даже рада такому обстоятельству. Когда она появилась из туалета в новом облачении, на моем лице сияла глупая улыбка, и она тут же смутилась. Если, конечно, инспекторы Интерпола умеют смущаться. В том, что ее удостоверение настоящее, я убедился на обратном пути в аэропорт.
   Чтобы скрыть смущение, она перешла в атаку.
   – Сим-карту! – перед моим носом раскрылась ее ладонь.
   – Какую?
   – Такую! – она кивнула на телефон, который я все еще держал в руке. – И не забудь стереть все из памяти телефона!
   – Зачем?!
   – Мы не можем рисковать. Что, если кто-то залезет в твой телефон и увидит телефонную книжку сплошь из русских имен?
   – У меня на симке стоит пароль. Надо – и на телефон поставлю!
   – Здесь решения принимаю я! – Мишель была непреклонна.
   Так что в самолет я уже грузился без связи с большой землей, зато с большим комом злости в груди!
   Несмотря на это, я сидел, наклонившись к ней, и послушно участвовал в импровизированном брифинге из вопросов и ответов. Осознание того, что нахожусь наедине с девушкой, да еще в полной темноте, прогнало злость. Ее близость, шепот и легкий аромат духов настраивали на романтический лад. Но вскоре стойкий запах конского пота от стенок контейнера вытеснил манящее благоухание духов, а вместе с ним и шаловливые мысли.
   – Почему ты пошла в полицейские, да еще в Интерпол?
   – В Интерпол нас отрядили вместе с Герхардом, как лучшую пару детективов. А в полицию пошла, потому что… – тут она запнулась.
   Я почувствовал, как Мишель отклонилась, ее дыхание стало прерывистым.
   – Слушай, у меня из головы не выходит твоя версия о СПИДе! – поспешил я поменять тему. – Смерть Юрика очень хорошо в нее вписывается. Он же тоже спал с моей шефиней. Прикинь, она уже четырежды Черная вдова! Как бы ее проверить на вирус СПИДа?
   – Она далеко, а ее жертва рядом, – каким-то сдавленным голосом ответила Мишель.
   – Ты думаешь, можно сделать эксгумацию?
   – Если он сам прыгнул с моста, то у него должны были брать кровь на алкоголь и наркотики.
   – И как это нам поможет? На СПИД же его не проверяли!
   – У нас остатки крови обычно замораживают для будущих тестов на случай вновь открывшихся обстоятельств. Если здесь сделали то же самое, то можно обойтись без эксгумации! – голос Мишель стал нормальным. – Как прилетим, я попробую сделать запрос по своим каналам.
   За стенкой контейнера послышалось движение. Наверное, наши голоса разбудили ветеринара. Совсем рядом всхрапнула лошадь.
   Мы еще ближе склонились друг к другу. Ее волосы щекотнули мне лицо. Предательский аромат духов на мгновенье перебил лошадиный запах.
   – Ты зря сняла шапочку! Волосы провоняют!
   – Я с детства привычна к лошадям! – в ее голосе опять появилось напряжение, и она торопливо продолжила: – Из твоего разговора в лаборатории я поняла, что эта Черная вдова вместе с Юриком тебя кинули, но у них ничего без тебя не получилось. Так почему твой фаг не работает?
   – Как не работает? Еще как работает! Просто его нужно было поставить под контроль гормонов!
   – Как это?
   – Путем генной инженерии.
   – А как гормоны помогут?
   – Очень просто. Цепляешь на фаг тормозной элемент, который включается женским гормоном, эстрогеном, и в клетках самок такой фаг будет заторможен. Ну а внутри бесполых бактерий он будет вызывать апоптоз, поскольку эстроген микробы не вырабатывают!
   – А как же самцы?
   – Самцов такой фаг тоже убьет. Для мужских особей к фагу нужно подцепить тормозной элемент, которым управляет мужской гормон, тестостерон. Вот и все! Человечество спасено от инфекций! Главное, фаги не перепутать! Бабе цветы, детям мороженое! – закончил я фразой из известной кинокомедии.
   – Никогда не думала, что заниматься наукой так интересно! – Похоже, ее отпустило, в голосе больше не было напряжения, и она даже улыбнулась в темноте.
   В соседних контейнерах лошади захрапели и начали бить копытами. Уши стало закладывать.
   – Снижаемся! – я топнул пару раз по фанерному днищу и довершил свое единение с табуном громким фырканьем.
   И тут я чуть не свалился со своего чемодана от удивления. Из темноты, где сидела Мишель, донеслось нежное ржание!
   – Потерпи, скоро на волю! – Я похлопал ее по колену.
   То ли брезент комбинезона был слишком толстым и она ничего не почувствовала, то ли отношения в нашей команде начинали налаживаться, но по селезенке я в этот раз не получил.
   Воли пришлось ждать долго.
   – Экипаж еще не ушел, – прошипел снаружи ветеринар и начал выводить наших соседей.
   Минут через сорок вывели и нас. Мы с наслаждением вдохнули прохладный ночной воздух и начали быстро скидывать опостылевшие комбинезоны. От пасущихся на краю взлетной полосы лошадей отделилась каурая кобыла и смешно запрыгала на стреноженных ногах в нашу сторону.
   – Где вертолетная площадка? – спросила Мишель курившего ветеринара.
   Тот показал рукой с папиросой в сторону дальнего флагштока, едва проступавшего на фоне розового восхода.
   – Не боишься курить у самолета? – поинтересовался я, отбиваясь от кобылы, которая пристроилась сзади и с аппетитом жевала мою новенькую ветровку.
   – В Европах своих командуйте! – буркнул он и смачно сплюнул.
   – Первый экзамен сдали! – сказал я Мишель, когда мы удалились на порядочное расстояние.
   – Прекращай говорить по-русски! – бросила она через плечо. – А то следующий экзамен станет последним!
   Поставив чемоданы у подножья мачты, мы плюхнулись на них и приготовились к нудному ожиданию. Откинувшись на мачту, я не заметил, как заснул. Не помешал даже хлопающий наверху полосатый колпак Буратино, который, по всей видимости, должен был показывать пилоту направление и силу ветра.
   Растолкала меня Мишель. Над площадкой уже висел военный вертолет и медленно опускался. Лопасти еще вращались, когда дверь открылась и появились сходни. Внутри вертолета возникло какое-то движение, и на площадку соскочила жилистая баба с котомками. За ней выпорхнула тоненькая как стебелек девчушка.
   – Мама! – закричала она вслед. – Дай мне хоть одну сумку!
   Но та даже ухом не повела и понеслась в сторону аэропорта. Увидев, что мы поднялись и шагнули в сторону вертолета, она неожиданно остановилась. Причем так неожиданно, что бегущая за ней дочь налетела на нее.
   – А-а-а, новенькие! – завопила она, не замечая толчка в спину. – Запомните, никто не избежит проклятья египетской жрицы!
   Она с удивительной легкостью подняла над головой свои внушительные сумки и угрожающе затрясла ими. Вдруг что-то переменилось в ее лице. Она бросила котомки и, распростав руки, преградила мне путь.
   – Ради всего святого, сынок, беги отсюда, беги без оглядки!
   Я чуть не спалился, на секунду позабыв о своей роли. Только я открыл рот, как пилот заорал из кабины:
   – Клавдия, не пугай мне интуриста! Нам международный скандал ни к чему!
   – Ах, иностранец! А я то думаю, чего это от него не так воняет. От наших-то мужиков все козлом душным несет, а от этого конем потным! – она вернулась к своим сумкам и махнула на меня рукой. – Хрен с ним, с конем педальным, пусть пропадает! От слез египетской жрицы еще никто не уходил!
   Мы переглянулись с Мишель. Она заинтересовалась не меньше моего, и, когда мы взлетели и шум двигателей немного ослаб, спросила:
   – О каких таких слезах египетской жрицы говорила та женщина?
   – Да кто ее, сумасшедшую, разберет? – пожал плечами комендант научной станции.
   Именно так он представился во время проверки наших документов. Комендант не отрываясь смотрел в иллюминатор, хотя, даю руку на отсечение, что таких красавиц, как Мишель, ему в этой глуши видеть доводилось не часто!
   «Душной козел!» – вспомнил я новое выражение, услышанное от Клавдии, и незаметно понюхал себя.
   От меня действительно пахло конем, и не педальным, а самым что ни на есть настоящим! Хорошо, что в вертолете невыносимо воняло керосином, а то лишних вопросов было бы не избежать.
   – А как вас зовут? – Мишель пыталась разговорить нашего единственного попутчика.
   – Сан Саныч меня зовут, – наконец оторвался он от иллюминатора. – Бывший командир объекта, сейчас полковник в отставке, выполняю функции коменданта объекта, то есть научно-исследовательской станции, – поправился он. – По вашему, по-заграничному, я менеджер, так что как прилетим, сразу ко мне в офис! – Слово «офис» он произнес с какой-то издевкой. – Буду вас оформлять и ставить на довольствие.
   – Вот так! Попали в военный лагерь! – впервые заговорил я по-фински.
   – Телефонограмму на вас третьего дня получил, – скосился на меня Сан Саныч и вдруг неожиданно спросил: – Ты готовить умеешь?
   Я вопросительно посмотрел на свою переводчицу.
   – Да не тебя, чухонец, спрашиваю, а красавицу твою! Сами видели, – он кивнул в сторону Усть-Илимска, – повариху комиссовали по здоровью, так что переходим на сухой паек!
   – А что, из персонала больше никто готовить не может? – опешила Мишель.
   – Какой персонал! Как мор начался, разбежались все! Хоть из колонии-поселения людей выписывай! Я теперь командир без войска, хоть сам за плиту вставай!
   – Какой мор?!
   Командир без войска, видно, понял, что сболтнул лишнего, и опять уставился в иллюминатор.
   Мне это все больше переставало нравиться.
   «Мать вашу! Во что я вписался?! Мора нам еще не хватало! Ну, Сруль, ну удружил!»
   По сосредоточенному лицу Мишель ничего нельзя было прочитать. Я пытался поймать ее взгляд, но она тоже отвернулась к иллюминатору, заполненному «зеленым морем» тайги.
   «Ох, не утонуть бы нам в этом море!»
   Когда подлетали к станции, я, как и все, смотрел вниз. Навстречу выплыла бетонная площадка с жирным крестом посередине. Рядом с ней приютилось длинное кирпичное здание с огромной вращающейся антенной на крыше. Чуть поодаль кучковались одноэтажные деревянные строения.
   – Я же говорил – военный лагерь!
   – Это что, военная база? – перевела мое восклицание Мишель.
   – Точка войск противовоздушной обороны сибирского округа! – с ревностными нотками ответил Сан Саныч. – Наши соседи, а заодно и охрана периметра научной станции. Старлей Леха, – он показал большим пальцем на пилота, – командир точки.
   Мишель вся подобралась и придвинулась ко мне.
   – Мне про военных ничего не говорили! – нервно прошептала она.
   «Задача усложняется! – подумал я. – Через главное разведывательное управление нас могут быстренько вычислить!»
   Напряжение спало, когда мы увидели улыбающиеся лица встречающих. Позади высокого забора из металлической сетки, что огораживал вертолетную площадку, стояли обитатели станции. Все одетые в камуфляж. Над ними возвышалась сторожевая вышка, как в старых фильмах о сталинских лагерях.
   – Добро пожаловать! – Сан Саныч открыл нам дверь вертолета.
   Доброты я в его тоне не заметил, да и сходни, как давеча для Клавдии, он ставить не стал.
   Я спрыгнул первым и попытался помочь Мишель, но она отстранила мою руку и пружинисто приземлилась рядом. Встречающие что-то кричали, но из-за шума пропеллера их трудно было разобрать.
   С наблюдательной вышки спустился караульный, и в сетчатом заборе появилась щель, похоже, там были ворота. Сквозь нее проскользнул сухонький юркий мужичок. В сопровождении молоденького караульного он поспешил к нам.
   – С прибытьицем! – мужичонка подхватил наши чемоданы, возбужденно приговаривая. – Шашлык, шашлык!
   Вскоре стало понятно, что и другие кричат то же самое, правда, с ужасным акцентом.
   – С тебя, Сан Саныч, фуршетик! – обратился наш носильщик к начальнику, приплясывая на месте с чемоданами.
   – Сеня, какой фуршетик? Я тебе, что ли, готовить буду?
   – Шашлычок мы и без Клавки сварганим! Ты, главное, на горючее команду дай!
   – У нас сухой закон! – обернулся к нам Сан Саныч. – Особенно это тебя касается! – он бесцеремонно ткнул меня пальцем в грудь. – Знаю я вас, фиников, сами не свои до водки!
   – Переведи! – приказал он Мишель.
   – Так что же, из-за этого чухонца традицию нарушать? – от негодования Сеня бросил наши чемоданы.
   – Традицию нарушать не будем! – успокоил его начальник. – Все как положено, шашлык и коньяк в честь вновь прибывших!
   – Вот это правильно! – мужичок с удвоенной энергией подхватил чемоданы и вприпрыжку понесся к встречающим, напевая: «Шашлычок с коньячком, вкусно очень!»
   Когда сетчатые ворота за нами с грохотом захлопнулись, настало время рукопожатий. Все, кто был в камуфляже, оказались иностранцами. Как мне объяснили позже, в военных лабораториях за рубежом белых халатов не носят.
   Всех имен представленных нам лабораторных служак я, конечно же, не запомнил, да и не старался, потому как память на имена у меня была девичья, и с первого раза я бы их все равно не запомнил. Зато к представлению русским девицам в хирургических костюмах, покрашенных зеленкой, я отнесся с особым вниманием.
   Вы не представляете, каково было мое разочарование, когда выяснилось, что перед нами чета Мезиных.
   – Лесбиянки что ли? – спросил я Мишель, не сразу въехав в тему – бессонная ночь давала себя знать.
   Моя переводчица тут же смутилась. «Лесбиянки» на финском звучало как «лесбот», и я не сообразил, что русская пара может догадаться о сути моего вопроса. Но, похоже, у четы Мезиных и в мыслях не было, что о них можно такое подумать, и они, наверняка, решили, что это сокращенное название моей новой должности «лесной ботаник».
   Еще слава богу, что во время представления стриженой шатенке у меня не хватило ума выпендриться и поцеловать ей ручку. Глядя на ее утонченное лицо с капризными губками, в жизни бы не сказал, что передо мной не Валечка, а Валентин.
   Зато одного взгляда на его жену, жгучую брюнетку, источавшую запредельную женственность, было достаточно, чтобы понять: «У местных пинкертонов, как выразилась Мишель, были все основания для списания обоих самоубийств на несчастную любовь!»
   – Марго, – протянула она мне руку и стратегически расположила ее на уровне моей груди, оставляя выбор приветствия мне.
   Чуть не обжегшись на ее женоподобном муже, целовать ей руку я не стал, а изобразил непонимание и повернулся к Мишель.
   – Ее зовут Марго! – сказала она мне по-фински и одобрительно улыбнулась.
   Рука местной сердцеедки успела немного опуститься, и я вяло ее пожал.
   – Отмороженный какой-то! – скривилась она, обращаясь к мужу. – Это можешь не переводить! – бросила она переводчице и мягко, по-кошачьи развернувшись, поплыла в сторону крыльца.
   От ее плавного покачивания бедер нельзя было оторвать взгляд.
   «Повезло, конечно, капризным губкам!» – покосился я на супруга Марго – назвать его мужем просто язык не поворачивался.
   Второй взгляд на королеву станции был уже более критичен.
   «Уж больно много в ней вызова и жеманства! Когда красота дана от Бога, ее надо немножечко стесняться, а не выставлять напоказ! То ли дело моя Танюшка! Фигурка у нее ничуть не хуже, но при этом она чувствует себя чуть-чуть виноватой, что другим девушкам не досталась такая же!»
   Но тут вызывающая жеманница стала подниматься на крыльцо, и вся моя критика куда-то подевалась!
   – Не наживай себе врага! – услышал я сзади финскую речь.
   С трудом оторвавшись от игры ягодиц Марго, я увидел, что все это время Валька сверлил или сверлила – даже затрудняюсь, как правильнее сказать – в общем, недобрый взгляд Вальки уже просверлил во мне дырку!
   Я тут же потупился, но глупая улыбка не сходила с моего лица все время, пока Сан Саныч вел нас в офис.
   Офисом оказалась маленькая комнатушка в конце длинного бревенчатого барака.
   «Наверняка, бывшая кладовка!» – подумал я, вдыхая ароматы, витавшие в коридоре.
   Я почувствовал их еще перед входом. Так пахли парадные Питера, тогда еще Ленинграда, и не новых многоэтажек, а истинно петербургских домов. Мы тогда жили на Синопской набережной, и каждый раз, возвращаясь из школы, я замедлял шаг, проходя мимо тех парадных, которые пахли едой и уютом, а не кошачьей мочой.
   Занося данные наших паспортов в журнал учета, начальник станции заметил, как я с наслаждением принюхиваюсь к окружающему.
   – Это русский модуль, – назвал Сан Саныч нерусским словом барак, – и Клавдия последние полгода готовила для нас прямо здесь.
   – Просись сюда жить! – перевела мне Мишель.
   – А свободные комнаты тут есть? – сразу же спросил я через нее.
   Начальник с интересом посмотрел на меня.
   «Неужели засыпались?!» – испугался я.
   – Разрешите поинтересоваться, – улыбнулся он, – что это, тяга потомка бывшего придатка Российской Империи к своим корням или на экзотику потянуло?
   Переводчица только открыла рот, как Сан Саныч добродушно махнул рукой:
   – Не переводи! Старый таракан шутит! А комнат у нас полно. Сейчас на восемь комнат здесь только я да Сеня, – он кивнул на мужичка с чемоданами, оставшегося у входа. – Для жилья сейчас пригодны как раз две комнаты. В одной Клавдия с мужем жили, из другой Мезины перебрались в американский модуль. Там у америкосов все удобства – одна комната переделана под биотуалеты, а другая под душевую. Они, вишь ты, без ежедневного душа хиреют! – Сан Саныч улыбнулся. – А Марго мне уже давно плешь проела. Цивилизованные условия ей подавай! У нас-то здесь условия во дворе, а вместо душа банька на берегу речки.
   Я сделал вид, что внимательно слушаю перевод и согласился на комнату Мезиных, которая уже давно пустовала. Заселяться в комнату, откуда только что съехала сумасшедшая, не очень хотелось. Кто знал тогда, что мой выбор окажется судьбоносным!
   Мишель от условий во дворе отказалась категорически и тоже попросилась к американцам. Я так понял, что из соображений дела, а не гигиены. Нужно было сблизиться с единственными русскими, работающими в лаборатории.
   – Вообще-то для вас готовили комнаты в европейском модуле, – протянул комендант. – Ну да ладно, он у нас и так самый населенный. Так и быть, как даме приятной во всех отношениях, разрешаю тебе, красавица, селиться у наших врагов! Только вот что мы тут будем делать с твоим чухонцем? Втроем-то нам, конечно, будет веселее, но как без переводчика?
   – Да он на своей химии повернутый, будет сидеть весь день бумажками своими шуршать! Я ему вряд ли понадоблюсь.
   – Химии? – переспросил Сан Саныч и снова заглянул в наши документы. – Ну, точно! Химик. А-а-а, пусть сами разбираются, – пробурчал он себе под нос, пряча бумаги в стол.
   Мы с Мишель уже в который раз переглянулись.
   – Один чемодан остается здесь! – крикнул комендант Сене.
   – Который?
   – Тот, что побольше, чухонца! Неси его в мезинскую комнату.
   – Нашего полку прибыло! – обрадовался Сеня. – Это мы мигом! – он махнул мне рукой. – Эй, двигай сюда, соседями будем!
   Сан Саныч протянул мне ключи.
   – На, попробуй открыть, – показал он мне жестом.
   Я кивнул и вставил ключ в замок.
   – Вот видишь! – хлопнул он меня по плечу. – Переводчики нам не нужны!
   – А ты! – повернулся он к Сене. – Не вздумай его спаивать! А то враз обоих в баню выселю!
   – Да ты что, командир! Ни в коем разе! Что ж мы, без понятия?!
   Однако же когда Сеня поставил посередине комнаты чемодан, он мне подмигнул и щелкнул указательным пальцем себе по горлу. Я сделал вид, что не понял, и оглядел комнату. Наружная стена бревенчатая, остальные – обожженная вагонка. Две по-армейски заправленные кровати: «Странно, жили супруги, а кровати у разных стен?!»
   Я присел на одну из них. Кровать оказалась жесткая, сбитая из досок.
   «А с другой стороны, правильно, что не пружинная, а то скрип исполнения супружеских обязанностей не давал бы Сене заснуть! Интересно, где спала Марго?»
   Мой новый сосед, как будто услышал мои мысли.
   – Здесь спала та цаца, с которой ты ручкался последней!
   «Можно подумать, что тут есть еще женщины, чтобы уточнять, с какой именно я здоровался последней!» – ухмыльнулся я про себя.
   – Сколько народу перебывало у нее на этой кровати, не сосчитать! – Сеня выразительно похлопал по байковому одеялу. – Так что кроватка знаменитая, выбирай эту, не ошибешься!
   Я осторожно заглянул под одеяло, как будто там еще мог прятаться очередной посетитель Марго. Постельное белье было желтоватое, но чистое.
   – Да ты не боись! Клавка все постирала и отгладила! – тут он задумался и запустил пятерню в свои седые волосы. – Кто теперь нас обстирывать будет?
   Я опустил одеяло.
   «Сюда буду ложиться только тогда, когда захочется эротических снов!» – решил я и пересел на другую кровать.
   – Ну, ты, это, устраивайся, а я побегу оленинку мариновать! К вечеру она в самый раз дойдет!
   Я раскрыл чемодан. Конечно же, не мешало бы с дороги помыться, но пока обойдемся и свежей сменой белья. В коридоре раздались шаги. Вернулся Сан Саныч.
   – Ты пока отдыхай, – заглянул он ко мне. – Жди Мишель. Ми-шель, – медленно повторил он.
   Я кивнул в ответ и откинулся на подушку.
   Разбудила меня Мишель:
   – У нас через пятнадцать минут ознакомительная экскурсия по комплексу и конференция с учеными.
   – Годится! Как устроилась?
   – Шикарно! Угадай, кто живет у меня за стенкой?
   – Мезины, – лениво ответил я.
   – Точно! – плюхнулась она на свободную кровать. – У меня есть устройство через стену слушать!
   – Значит, дело в шляпе! – резюмировал я. – Угадай, на чьей кровати ты сидишь?
   – Ничьей, ты же ту выбрал.
   – Мезиной! Кстати, у тебя нет прибора определять, сколько мужиков перебывало в этой кровати?
   – Откуда информация?
   – От Сени! Похоже, этот высохший живчик все про всех знает. Вот к кому нужно твое устройство подключать!
   – Ты что, с ним по-русски говорил?! – взвилась Мишель.
   – Он сам рассказал! Ему, видно, тут поговорить не с кем, вот он меня и выбрал благодарным слушателем. Я ведь ему и поперек ничего сказать не могу! – рассмеялся я.
   – По разговору у вертолета видно, что он выпить не дурак, – успокоилась детективша, – надо будет к нему во время шашлыков подсесть и узнать про слезы египетской жрицы. Ладно, пошли!
   Экскурсия по комплексу оказалась короткой. Мы посетили два других модуля, европейский и американский.
   «По мне, так как ни назови, а барак – он и есть барак, хоть и бревенчатый. Потолки такие же низкие, как и в нашем жилище, ну а то, что поставили электрические колонки для душевых, так русскому человеку ежедневный душ без надобности. А то, того и гляди, запах «душных козлов» пропадет, – вспомнил я Клавдию, – да и от баньки уже не будет такого удовольствия!»
   Лабораторные строения представляли собой два типичных жилых модуля, только не поделенных на комнаты. Один был первого уровня защиты, то есть заходи кто хочешь, а другой четвертого, то есть без опыта работы в защитных биокостюмах и без особого допуска туда не попасть.
   – Здесь химический блок, – показал комендант на дверь с амбарным замком, сейчас он законсервирован.
   Мы прошли вдоль всего модуля, в котором не было ни одного окна, и увидели еще одну дверь.
   – А здесь блок биологический. Этот биоблок четвертого уровня защиты и отделен от химблока герметичной стеной, чтобы одна зараза не пристала к другой! – пошутил Сан Саныч.
   У этой двери «замок» был посерьезней: у нее стоял караульный. Взглянув на него, я понял, что наш радушный хозяин покривил душой. Не был этот комплекс падчерицей войск противовоздушной обороны. У караульного была нашивка войск радиационной, химической и биологической защиты.
   Как вы понимаете, ни в тот, ни в другой отсек нас не впустили, и осмотр закончился банькой и насосной станцией на берегу речушки Хушма. Насосной станции нигде не было видно, а вот банька была на месте. Маленькая и аккуратненькая, она манила обещанием легкого жара-пара. Позади к бане были пристроены мостки. Если хорошо разбежаться, то с них можно было бы допрыгнуть до середины реки. Немного в стороне от мостков качался красный буй.
   – Там погружен насос, который снабжает нашу станцию водой, – присел на мостки Сан Саныч. – А вы, небось, думали, у нас тут для заграничных чистюль водозаборный комплекс выстроен! – расхохотался он.
   Мишель была занята борьбой с комарами и вместо перевода взмолилась: – Пойдем уже на конференцию!
   – Это они на новенького! – поднялся комендант. – Ты, видать, вкусная! – опять хохотнул он. – Это еще ничего, к вечеру гнуса не в пример больше будет!
   На этой позитивной ноте мы вернулись в лабораторию и расселись по табуреткам. Сан Саныч вглубь лаборатории не пошел, а присел у двери, с опаской поглядывая на колбы с мутным содержимым.
   – Прошу любить и жаловать нашего нового коллегу из Финляндии, вольнонаемного Рикку Микколу и его переводчицу Мишель Вельде! – начал он и открыл свою папочку. – Рикка Миккола у нас химик, участник финского проекта по утилизации боевых отравляющих веществ, – прочитал он и обвел всех взглядом.
   Лабораторный интернационал зашептался. Общую идею шепота можно было выразить в трех словах: «Еще один химик!»
   Встал руководитель европейской группы и, не представляясь, как будто я должен был запомнить его имя со встречи на вертолетной площадке, заявил:
   – Насколько мне известно, Финляндия не имеет химического оружия. Отсюда вопрос: над каким таким проектом вы работаете?
   Мишель заметно занервничала. Я положил ей руку на плечо, мол, нечего волноваться. В этом вопросе я был подкован, не один час просидел в Интернете, работая над своей легендой.
   – Уважаемый, – начал я. – Давайте вернемся в сорок пятый год прошлого столетия!
   Моя переводчица быстро полистала свой блокнотик, и в ее переводе я услышал имя Паскаль: «Ага, значит, моего оппонента зовут Паскаль, и это тот самый бельгиец, про которого меня инструктировала Мишель!»
   – Союзные войска захватили у немцев огромные склады снарядов, начиненных боевыми отравляющими веществами, – продолжил я, – встал вопрос: куда их девать? Было решено перегрузить весь арсенал на баржи и затопить их в Балтийском море. Союзники так и поступили, однако русская душа воспротивилась: «Как можно топить добротные баржи?!» И, как результат, советские матросы вручную сбрасывали снаряды за борт.
   – Сизифов труд! – вставил кто-то из оппонентов.
   – Отнюдь! – возразил я. – Сейчас, когда снаряды проржавели, отравляющие вещества стали просачиваться наружу. И если одиноко лежащие снаряды потихоньку выпускают свое содержимое и море успевает разбавить отраву до безопасных концентраций, то с баржами совсем другая история! Штабеля проржавевших снарядов обваливаются под тяжестью собственного веса, круша все под собой, и содержимое сотен снарядов выбрасывается в море одномоментно, убивая все живое!
   Паскаль немного смутился и уже мягче спросил:
   – А что вы у нас-то собираетесь делать?
   Тут пришла очередь смущаться мне.
   – Учиться методам утилизации химического оружия у российских коллег, – неуверенно произнес я.
   – У нас химический компонент уже полгода как закрыт! – ошарашил меня Сан Саныч. – Вы там что, наши отчеты не читаете?
   – Из строя выбыл химик – прислали химика! – вступилась за меня Мишель.
   – Тот химик давно должен был быть дома, а не пить здесь технический спирт! – взорвался комендант и вскочил так, что упала табуретка, на которой он сидел. – Его контракт истек за два месяца до инцидента, а он, вишь ты, решил набраться опыта в биологии, и его оставили ассистентом на нашу голову! Скорее бы уже эту шарашкину контору разогнали к дьяволу!
   Сан Саныч еще хотел что-то сказать, да, видно, оставшиеся слова переводу не подлежали. Он поднял оброненную в пылу папочку и хлопнул дверью.
   В лаборатории наступила неловкая тишина. Паскаль показал глазами на табуретку коменданта своему ассистенту, тот ее поднял и аккуратно приставил к лабораторному столу.
   – Коллеги, я думаю, можно расходиться, – сказал бельгиец спокойным голосом, – ну, а куда применить опыт нашего нового сотрудника, мы решим внутри нашей группы.
   Русская пара отправилась в самый дальний конец лаборатории, где были их столы. Трое американцев потянулись за ними. Их рабочие места оказались в центре, ну а столы европейцев, получалось, размещались возле входа. Паскаль подошел и похлопал меня по плечу:
   – Мне нравится твоя забота о Балтийском море, но, к сожалению, ничем тебе помочь не могу. Ты же слышал, что химиков здесь не осталось. Наш проект тоже находится на стадии завершения. Если же тебя заинтересует сибирская язва, то милости просим. Лишняя пара рук никогда не помешает.
   – Разрешите высказать идею, командор! – обратился к Паскалю долговязый лаборант, не сводивший глаз с Мишель.
   – Разрешаю!
   – Нильс Андерсен, военный переводчик НАТО, лейтенант второго класса, Дания! – отрекомендовался он и протянул руку своей коллеге.
   Увидев, что Мишель без интереса пожимает ему руку, я тут же протянул свою. Датчанин с неохотой отпустил тонкие пальцы моей переводчицы и с силой вцепился в мои.
   «Вот и делай после этого добро!» – думал я, массируя побелевшие от рукопожатия пальцы.
   – Я предлагаю, – бодро начал клешнерукий жердяй, – поручить новоприбывшему химику закончить полевые работы.
   «В колхоз они меня, что ли, собираются отправить?!»
   – Изложите подробнее, лейтенант второго класса!
   «Второгодник! Под потолок вымахал, а все во втором классе сидит!» – развлекал себя я.
   – Я переводил отчеты русской стороны о химическом анализе почвы в месте падения Тунгусского метеорита, но из-за суровых климатических условий наши химики не смогли до конца проверить предоставленные русскими данные, – жердяй с мстительной улыбочкой посмотрел на меня, – таким образом, полевые химические исследования проверяющей стороной, то есть нами, не завершены, командор!
   «Интересно, что это за суровые климатические условия? Озверевшие комары или отсутствие душевой кабинки в тайге? И при чем тут Тунгусский метеорит?!»
   – Замечательная идея, лейтенант второго класса! Приказываю передать все материалы вольнонаемному химику Рикке Микколе!
   «Второгодник» лихо щелкнул каблуками армейских ботинок и направился к огнеупорному шкафу с документами.
   – Я так рад, что мы нашли вам дело по профилю! – расплылся в улыбке Паскаль. – Благодарите Нильса, вы теперь его должник! Надеюсь, вашу очаровательную переводчицу вы не заберете с собой в поля?
   – Пойдешь со мной? – подколол я Мишель.
   – Конечно, я останусь здесь! – перевела она мою фразу бельгийцу и зыркнула на меня так, что я понял: мне лучше потеряться в тех самых полях навсегда!
   Как стемнело, Сеня развел костер прямо за русским модулем, где был вкопан деревянный стол, и пристроил по соседству мангал. Пока Сан Саныч втыкал по периметру факелы с пахучей смолой, отпугивающей гнус, Сеня усадил меня перед костром, и мы втихаря пропустили по стопочке коньяка.
   – Чтоб шашлык веселее жарился! – шепнул он мне.
   Я думаю, что точно такую же стопочку в помощь шашлыку он уже успел пропустить и с комендантом. Стоя у мангала, он вовсю приплясывал по-блатному под шансон, льющийся из распахнутого окна комнаты Клавы. А когда Сан Саныч подсел ко мне, то сразу пахнуло свежим, еще не закусанным коньячком.
   На голодный желудок коньяк быстро ударил в голову и унес меня в карельскую юность, где я снова сидел перед костром с финскими туристами, и мы дружно молчали.
   – Хорошо сидим! – сказал я по-фински и увидел перед собой руку с пачкой «Беломора».
   Я посмотрел на хозяина руки. Сан Саныч сидел с папиросой в зубах и держал наготове зажигалку. Я взял папиросу и закурил. Первая же затяжка обожгла язык и ободрала горло. Я не баловался сигаретами года два и с непривычки закашлялся. Комендант похлопал меня по спине.
   – Это настоящее русское курево! Не лайт-шмайт там всякое! – улыбнулся он.
   – Эй, начальник, ты там не загуби нашего нового кореша! – донеслось от мангала.
   Во второй раз я затянулся уже осторожнее. Папироса тянулась намного легче, чем сигарета, неудивительно, что я поперхнулся в первый раз. Звездное небо стало немного подрагивать и попыталось уплыть в сторону. На душе стало легко.
   «Чего Мишель тут собирается расследовать? Кругом такие замечательные люди – кому нужно было убивать этих эстонских парней? Сказали же, что самоубийство, значит, самоубийство. Вон, и из Сан Саныча невротика сделали!»
   Комендант обернулся и поманил кого-то рукой.
   «Легка на помине!»
   Рядом присела Мишель.
   – Ты, красавица, переведи-ка, что я очень благодарен ему за то, что он так хорошо сказал о наших матросах! А то, что я вспылил, пусть простит! – он протянул мне руку.
   Я положил папиросу себе на кроссовку, и ответил на его рукопожатие обоими руками.
   – Мне доложили о твоем задании, – продолжил он. – Я тебе завтра дам все необходимое. Сапоги, плащ-палатку, накомарник, акваланги.
   Я вопросительно посмотрел на Мишель.
   – Акваланги?! – переспросила она.
   – Ну да, там половина проб придонного грунта, без акваланга никак!
   – Но Рикка ни разу не нырял с аквалангом!
   В подтверждение ее слов я помотал головой.
   – Может, оно и к лучшему! – затянулся Сан Саныч. – Здоровее будет ваш Рикка! – и обратился напрямую ко мне: – Будешь только прибрежный грунт собирать! – он нашел сломанную ветку и для наглядности поковырял землю. – Я тебе дам карту, там все отмечено.
   – Ты скажи, что мне не горит, – заплетающимся языком сказал я Мишель, – я только с документами буду знакомиться дня два.
   – Ты, смотри, больше не пей, а то сорвешь нам всю операцию! – зло прошептала она. – Погоди-ка, ты когда в последний раз ел?
   – Только что! Стопочку коньяка выкушал!
   Мишель куда-то исчезла и тут же появилась вместе с Сеней. Тот держал дымящийся шашлык и кусок хлеба. Комендант поднялся и пошел встречать гостей.
   – Начальник! – крикнул ему вслед Сеня. – Шашлык пошевели, я пока именинника покормлю!
   Я впился зубами в мягкую оленину: «Надо загадать желание! Первый раз в жизни ем оленину!»
   Но сначала дело. Я толкнул Мишель:
   – Слезы! – прошипел я с набитым ртом.
   – Слушай, Сеня! Тут Рикке надо на болота идти, а его пугают слезами египетской жрицы!
   – Да ерунда все это! Шаманы придумали, чтобы чужой люд по тайге не шастал! С тех пор как метеорит упал, эвенкам от ученых да туристов покоя нет, вот они и пугают! Ну, я побежал, а то Сан Саныч мне там все шашлыки загубит!
   Мишель ушла вслед за ним, наверное, проводить следственные мероприятия, а я все сидел и смотрел на звездное небо, откуда в прошлом столетии прилетел непрошеный гость. Кашу, которую он тогда заварил, предстояло расхлебывать мне. Но я еще об этом не знал!

Глава 7
Легенда о динозавре

   Я все еще сидел, протянув ноги к костру, и даже запах нагретой резины моих подошв не мог оторвать меня от звездного неба.
   – Рикка, Рикка! – услышал я голос бельгийца, доносившийся от стола. – Вольнонаемный Ми́ккола, я приказываю вам присоединиться к коллективу!
   – Микола?! – перебил его пьяный голос Сени. – Эй, кореш, да у тебя, оказывается, человеческое погоняло! За это обязательно надо выпить!
   Пришлось забросить созерцание глубин вселенной и вернуться на землю. Земная жизнь оказалась не менее интересной. Мишель уже терлась с русской парой. Сан Саныч о чем-то спорил с американцами, причем его английский был на приличном уровне. А Сене английский был и не нужен. Он болтал на родном языке со всеми без разбору и понимающе кивал и к месту поддакивал, при этом не забывая опрокидывать стопочку с каждым собеседником.
   – Ты, Микола, не тушуйся! Ты меня держись! Думаешь, тут пахан главный? – он кивнул в сторону Сан Саныча. – Не-е-ет! Здесь Сеня главный! Если завтра, к примеру, забьется насос, к кому все побегут? Правильно, к Сене. Потому что здесь все на мне держится!
   Он махнул рукой, пытаясь охватить всю станцию, и если бы я его не поймал, то самый главный оказался бы на земле.
   «Теперь я самый главный! – решил я. – Потому что держу того, на ком все держится!» – и, наплевав на предупреждения Мишель, повел Сеню пить на брудершафт.
   В свое оправдание скажу, что на то у меня была уважительная причина: у меня возникла идея, навеянная прошлым. Глядя на звезды, я в который раз за последнее время вспомнил свои посиделки со Спиридоном на верхней палубе нашего корабля. Та ночь отличалась от других. У моего наставника были с собой две какие-то книжки и бутылка дорогого коньяка, который ему обычно дарили благодарные пациенты, в основном за вылеченную гонорею.
   – Сегодня мы опробуем систему нашего старпома! – заявил Спиридон.
   – Какую систему?
   – Вообще-то это врачебная тайна! Но поскольку ты тоже давал клятву Гиппократа, то тебе можно! Дело в том, что наш старпом ужасно любит читать истории о древних мореходах. Но не просто так, а хорошо поддав! За одну ночь такого чтения он может литр джина уговорить. В последний раз, когда я его откачивал, он свято верил в то, что командует пиратской шхуной!
   – Мы что, тоже будем пить и про пиратов читать? – глянул я на приготовленный арсенал.
   – Пить будем точно, только вот читать будем про натуральную оспу! Мы же с тобой вирусологи, а оспа сейчас очень актуальная тема! – с этими словами он протянул мне одну из книжек.
   – «Поход Александра Македонского в Индию», – прочитал я вслух название, – а где же про оспу?
   – Внутри! Там как раз о том, как его войска подхватили в Индии оспу и потом заразили всю Македонию!
   – А актуальность-то где? Оспы же на Земле давно нет! От нее уже лет тридцать прививки не делают!
   – То-то и оно! Я из тебя кого пытаюсь сделать на вверенном мне корабле?
   – Специалиста по борьбе с биотерроризмом.
   – Вот и прикинь! Если террористы раздобудут вирус оспы и распространят его, скажем, в Москве, где все молодое население не привито, что случится?
   – Эпидемия?!
   – Соображаешь! Так что бери напиток, – он уже успел разлить коньяк по алюминиевым кружкам, – и вникай в тему!
   То ли коньяк возымел свое действие, то ли события в книжке были так правдоподобно описаны, но в ту далекую черноморскую ночь я действительно поучаствовал в походе Македонского в Индию и вместе с ним бежал обратно от ужасной эпидемии черной оспы!
   Сейчас, в глухой сибирской тайге, все компоненты сложились опять! Звездное небо, послевкусие коньяка, даже алюминиевые армейские кружки, а самое главное, меня в комнате дожидался «талмуд» для исторического чтения, любезно предоставленный Нильсом из Дании: «Чтоб ему туда на диких гусях улететь!»
   Этим утром я притащил его переводы к себе в комнату и успел полистать и разложить документы. Бумаги с английским печатным текстом пошли в тумбочку, русские же, рукописные оригиналы, совсем наоборот, дожидались меня на тумбочке. Целая стопка с рассказами очевидцев падения Тунгусского метеорита и результаты исследований прошлого века так и просились в руки. К ним-то я и поспешил, после того как Сан Саныч объявил по лагерю отбой.
   – Ну, Микола, на посошок! – плеснул мне Сеня в кружку глоток коньяка.
   Я кружку не убрал и показал пальцем на край.
   – Ты видал, Сан Саныч, как по-чухонски будет: «Ты что, краев не видишь?» – расхохотался мой новый сосед. – А ты говоришь, переводчик нужен!
   Я чуть отпил и понес драгоценный напиток к себе в комнату в предвкушении интересной ночи. Ну, не совсем ночи: в Питере-то сейчас только пять вечера!
   Удобно расположившись, я взял самый верхний листок. Им оказалась короткая докладная записка в министерство обороны СССР, судя по дате, написанная в самый разгар холодной войны. Сначала я подумал, что документ предназначался самому Суслову, тогдашнему идеологу партии, члену политбюро ЦК КПСС. Но тут же выяснилось, что Суслов был не тот, а респондент просто использовал совпадение фамилий для продвижения своей идеи.
   Записка гласила: «В области падения Тунгусского метеорита нашими исследователями обнаружено большое количество кратеров, затопленных болотной жижей. Разнокалиберность кратеров и отсутствие железоникелевых осколков метеорита говорит о том, что они появились вследствие падения глыб кометного льда. Отсюда можно заключить, что часть болотной жижи состоит из инопланетной воды и на дне болота находится осадок космической пыли кометного льда.
   В то же время имеются многочисленные свидетельства странных, ничем не объяснимых смертей как животных, так и людей, попавших на эти болота. Есть все основания предполагать, что вместе с метеоритным льдом и космической пылью вышеозначенное болото было заражено неизвестным науке токсическим веществом внеземного происхождения. Изучение данного феномена может привести к открытию неизвестного противникам советского строя токсина, который может быть использован в качестве химического оружия.
   В связи с вышеизложенным мы предлагаем построить научно-исследовательскую станцию возле места падения Тунгусского метеорита с целью изучения химического состава почвы и воды. Сами научные изыскания мы предлагаем начать с тридцатидвухметрового кратера имени Суслова».
   – Так вот каким образом была построена эта станция! Тогда за науку! – я картинно поднял кружку и приложился к ней.
   Дальше начиналось самое интересное: свидетельства очевидцев. Первыми были записки ссыльного студента-медика, выполнявшего роль фельдшера на фактории Ванавара. Запись была датирована четвертым июля тысяча девятьсот восьмого года:
   «На шестой день после большого взрыва на фактории появился подросток-эвенк по имени Корбо, что на языке эвенков означало “безволосый”. Перед тем как впасть в забытье, он успел сказать, что пришел с реки Кимчу, где было стойбище его отца по имени Васка. Волосы на затылке мальчика были опалены, а шея была в струпьях свежего ожога. Задняя поверхность куртки представляла собой обугленные лохмотья, на спине следы ожогов средней степени.
   Три дня подросток лежал без памяти и в бреду все время поминал египетскую жрицу, что очень меня удивило. Откуда живущий в тайге эвенк знает такие слова?
   Когда на четвертый день он пришел в себя, во время нашего разговора я спросил:
   – Знаешь ли ты, кто такая жрица?
   – Конечно! – ответил он. – Вторая жена!
   – Вот как?! – удивился я. – Кто же тебе такое сказал?
   – Все стойбище говорило. У моего отца была жрица!
   – Она была шаманом?
   – Да нет же! Я же говорю! Она была второй женой отца! А почему ты сказал «шаман»? – в глазах подростка появился страх.
   – Потому что жрицами в дальних странах называют женщин-шаманов.
   – Тогда все ясно! – прошептал он. – Значит, она принесла в жертву Мелирик, чтобы вызвать небесный огонь и погубить мою семью!
   И он рассказал мне презанятнейшую историю! Оказывается, у них в стойбище действительно жила египетская жрица. Во всяком случае, так домочадцам ее представил Васка, когда привез из Усть-Илимска.
   – Ее никто не любил, – рассказывал подросток, – и она сидела целыми днями на берегу и лила свои слезы в Кимчу. А накануне небесного огня вся рыба ринулась прочь. Теперь-то я знаю, рыба бежала от ее колдовских слез! Не успевали мы забросить сети, как они тут же наполнялись, и мы провозились с уловом до темноты. А ночью, когда все уснули, жрица вышла на высокий обрыв и протянула к небу руки, я ее там видел, она, наверняка, хотела наслать небесный огонь на наше стойбище, но огонь не пришел, лишь полнеба засияло! Тогда она взяла мою сестру Мелирик и отвела ее в пещеру на горе Фаррингтон. Там она ее раздела и начала виться вокруг, предлагая ее в жертву небесному огню. Моя сестра была так прекрасна, что никто бы не устоял перед ее красотой! Не устоял и небесный огнь. Как только жрица завопила, он тут же опалил землю. Я хотел спасти сестру, но небесный огонь был сильнее меня!
   Тут подросток расплакался:
   – Умоляю, спасите Мелирик! Она же умрет там с голоду! Как я забыл сказать об этом?!
   – Спасем, спасем! – уверил я его и дал выпить опиумной настойки.
   Он тут же уснул и проспал почти сутки. Молодой организм брал свое, и мальчик быстро шел на поправку. Спустя два дня окрепший Корбо смог продолжить свой рассказ:
   – Когда я очнулся, вход в пещеру был завален! Я попробовал освободить вход. Переломал все ногти, – он показал сбитые пальцы, – но не смог сдвинуть ни одного камня. Тогда я побежал в стойбище за помощью! – здесь подросток замолчал, борясь со слезами, – но стойбища не было. Вся излучина была завалена выкорчеванными кедрами, а по реке плыли остатки наших берестяных чумов да перевернутые лодки. Я звал своих, пока не охрип! – Корбо опять замолчал. – Но никто так и не отозвался, – прошептал он и замолчал уже надолго.
   А на следующий день Корбо забрали эвенки. В тайге детей не бросают, и случись беда, чужого будут любить как своего, да и чужих тут нет. Все эвенки друг другу родичи.
   Я навещал больного каждый день и по частям узнавал историю его странствий.
   Не найдя никого из своих, Корбо отправился обратно к горе. Он долго лежал, приложив ухо к завалу, но из засыпанного входа не доносилось ни звука. Холод камней облегчал боль в шее, и вскоре он заснул. Когда подросток проснулся, солнца на небе не было, но было светло, как днем. Ориентируясь на шум реки, он пошел в сторону Ванавары. Пройти по знакомому броду через Южное болото не получилось. Чем ближе он подходил к центру болота, тем горячее становилась трясина! От нее валил пар, и боль в шее и спине становилась нестерпимой. Пришлось делать большой крюк, чтобы обойти завесу из пара. Но тут его тоже поджидал сюрприз: на знакомых с детства окраинах болота появились огромные воронки, наполовину заполненные странной водой. Это была не коричневая болотная жижа с зеленой ряской, а прозрачная голубая вода, покрытая блестящей пыльцой. Корбо спустился в одну из них. От воды веяло холодом. Подросток разогнал пыльцу и зачерпнул пригоршню воды. Целый рой слюдяных пылинок попал в ладошку, но жажда была сильней! Студеная вода утолила ее и придала сил».
   Я отложил документ. Мне тоже захотелось пить, и я вышел в коридор. В комнате Клавы горел свет. Транзистор уже перекочевал с подоконника к Сене на колени и тихо мурлыкал. Окно все еще было открыто, и комната гудела от гнуса. Я показал ему, что хочу пить. Он отставил транзистор и взял в руки початую бутылку коньяка:
   – Вообще-то я на тебя не рассчитывал!
   Я отрицательно покачал головой.
   – Что, уже сушняк начался? – сразу повеселел Сеня и показал на ведро с водой возле тумбочки.
   Только теперь я обратил внимание, что на тумбочке стоит электроплитка и весь угол комнаты приспособлен под маленькую кухоньку. Я взял кружку с полки над плиткой и зачерпнул воды.
   Сеня опять погрузился в музыку. Я тихо вышел.
   В своей комнате я поставил кружку на тумбочку рядом с документом, который читал. Не заметив, что на него попало несколько капель, я завалился в кровать.
   Когда я вернулся к чтению, с полей на меня смотрела жирная чернильная клякса. Я повертел документ в руках и только тут заметил пометки на полях. Сделаны они были как будто простым карандашом, но когда я их слегка послюнявил, они превратились в синие чернила.
   «Химический карандаш! – понял я. – Интересно, кто и что здесь отмечал!»
   Чернильная капля расплылась напротив упоминания о голубой воде со странной пыльцой. Я пожал плечами и продолжил чтение:
   «Корбо держал путь на юг. Он отошел уже так далеко, что завеса из пара теперь выглядела большим белым столбом, уходящим в небо. По всем приметам болото должно было скоро кончиться, а странные воронки продолжали попадаться на пути. В них почти не было воды, зато не дне лежали огромные глыбы льда. Он спустился в одну из воронок. Края льдины в ней были как будто облизаны огромным языком, и его попытки отколоть кусочек ни к чему не привели. Тогда он сел спиной к льдине и откинул голову. Жгучая боль в спине и шее сразу же отпустила. Так он и шел дальше, время от времени спускаясь в очередную воронку и облегчая боль от ожогов.
   К утру болото кончилось, а привычная кромка леса вдали так и не появилась! Лишь дойдя до места, где еще вчера рос лес, Корбо понял почему. Все до единого деревья были повалены. Стройные лиственницы лежали кронами на юг и указывали своими верхушками направление на Ванавару. Вершины сопок были непривычно голы, а их склоны покрыты вывороченными кедрами. Подножия сопок были усыпаны кедровыми шишками: теперь голод был нестрашен!
   Когда взошло солнце, в небе появились многочисленные утки, они стройными косяками возвращались на покинутые перед катастрофой болота. На третий день пути, когда Корбо шел уже по нетронутому лесу, его чуткое ухо уловило посторонний для тайги звук. Странные шлепки доносились со стороны самой высокой сопки. Обрадованный подросток стал быстро карабкаться наверх в надежде увидеть людей! Оказавшись на вершине, Корбо в ужасе замер. Со стороны Южного болота, от которого пар уже не шел, вразнобой летели утки. Перед самой сопкой они разгонялись и на полном ходу врезались в могучий ствол кедра-великана. Вся земля под деревом была усеяна размозженными селезнями, и налетавший порывами ветер поднимал зыбкую рябь из окрашенных кровью перьев.
   Корбо закричал от страха и кубарем скатился вниз. Он бежал, не замечая, как ветки лиственниц хлещут его по лицу, а сзади все доносились страшные чмокающие звуки. Когда впереди засеребрился приток реки Чамба, подросток прибавил ходу. Ему хотелось побыстрее вырваться из мрачного леса с его страшными звуками, туда, на светлые просторы речной глади. Он влетел на узкий берег, на чем-то поскользнулся и рухнул в воду. На поверхности воды качались уже знакомые слюдяные пылинки.
   «Ничего удивительного! – поднялся Корбо. – Приток берет начало в Южном болоте».
   Он оглянулся, чтобы посмотреть, на чем это он поскользнулся, и обомлел. Весь берег был усыпан трепыхающейся рыбой! Что-то плюхнулось чуть ниже по течению, потом снова. Он перевел взгляд.
   Из реки на берег выпрыгивали здоровые рыбины!
   «Может, кипяток из болота дошел сюда? Да нет!» – Наполнявшая его сапоги вода была холодная.
   Он в спешке стал переходить приток: «Подальше от этого жуткого берега!»
   Но на другом берегу его ждала та же картина! Солнце играло в чешуе сотен рыб, а их открывающиеся и закрывающиеся жабры гоняли солнечные зайчики по его сапогам.
   Корбо вдруг непреодолимо захотелось кинуться в темный омут и разом покончить со всем этим. Но в июле приток мелел и на середине был ему по грудь, а потом, самое главное, нужно было спасать сестру!..»
   Дочитать документ на одном дыхании не удалось. Животный ужас, охвативший бедного подростка, передался и мне.
   – Страсти какие! – я тряхнул головой и глотнул приличную дозу коньяка.
   В комнате Клавы успокаивающе звучал шансон, и пьяный голос Сени подпевал, опаздывая за словами.
   Я перевел дух и прочел последний абзац откровений ссыльного медика:
   «Оставшийся путь Корбо совсем не помнил, а добравшись до Ванавары, даже забыл попросить о помощи сестре.
   Похоже, что он не сумел пережить своей вины. Наутро после нашего последнего разговора его нашли с простреленной головой.
   – Самоубийство, – заключил полицейский пристав, глядя на снятый сапог подростка.
   Большой палец на его голой ноге был ободран отскочившим во время отдачи карабином».
   Я вздохнул и, отвлекаясь от грустной истории, пробежал взглядом по полям. Теперь неизвестного читателя привлекли утки. Напротив их упоминания было начертано «три дня» и стоял восклицательный знак. Ничего не поняв, я взял следующий документ.
   Это была выписка из архива Иркутской губернии. Некий лесничий Филимонов сообщал, что после тунгусских событий напал мор на бурых медведей, лис и росомах, и просил власти запретить закупку свежей медвежатины у эвенков.
   Лесничий писал: «Я так полагаю, что звери, которые поедали бешеную рыбу по берегам рек, тоже заразились бешенством. Я сначала не верил рассказам эвенков, пока сам не наткнулся на бешеную медведицу. Она вышла на тропинку и встала прямо передо мной. Когда она поднялась на задние лапы и я увидел, что она беременна, то просто пальнул в воздух. Медведица даже ухом не повела. Вместо того чтобы убежать, она развела лапы в стороны и подставила мне грудь. Я пальнул в воздух второй раз. Та недовольно рыкнула и понеслась прямо на меня. Такой широко разинутой пасти я никогда не видел. Теперь, даже если бы я и хотел ее убить, перезаряжать двустволку не было времени! Я откинул ружье и вскарабкался на лиственницу. Медведица с разгону врезалась в ствол, содрав огромный шмат коры своими клыками. Светлое пятно раненого дерева было окрашено кровью ее разодранных десен. Хищница яростно хрипела. Пена капала с ее окровавленной пасти. Она попыталась вскарабкаться вслед за мной, но огромный живот не давал ей этого сделать. Медведица еще какое-то время металась подо мной, потом рванула в сторону реки. С высоты лиственницы я видел, как она подбежала к крутому берегу и оттолкнулась что было сил, как будто хотела перепрыгнуть реку. От глухого удара задрожали даже ветки, сквозь которые я смотрел.
   Я поспешил к обрыву и глянул вниз. Эвенки не выдумывали. Под обрывом распласталась медведица, неподалеку лежала туша медведя, скорее всего, ее самца. На берегу, вниз по течению, валялось несколько поклеванных воронами тел. Судя по окрасу, росомах…»
   Я оторвался от чтения. Перед глазами стоял берег реки, заваленный трупами животных: «Уж не про такой ли мор, только среди людей, говорил в вертолете Сан Саныч?»
   Страшная мысль обожгла меня, и я выскочил в коридор.
   – Сеня! – заглянул я в комнату Клавы. – Ты оленину не у эвенков брал?!
   «Черт! – опомнился я. – Я же не говорю по-русски!»
   К счастью, Сеня спал мертвецким сном, развалившись на голом матрасе. Под ухом у него тихо напевал транзистор.
   «Слушай шансон и получишь шанс на сон! – родился у меня веселый слоган, и все надуманные страхи тут же улетучились. – Где сегодняшняя оленина и где столетняя медвежатина! Похоже, коньяка мне на сегодня хватит, а то так и засыпаться недолго! Кстати документы тоже надо поменять местами!»
   Вернувшись к себе, я достал из тумбочки переводы Нильса, а на их место положил русские оригиналы: «Еще не хватало, что бы кто-нибудь меня застукал за чтением русского текста!»
   Я закрылся на ключ и вытянул из тумбочки следующий листок. Из третьего документа я узнал то, чего мы с Мишель не смогли добиться ни от коменданта, ни от Сени!
   Судя по дате, только что прошла четвертая годовщина падения метеорита. В Усть-Илимском остроге допрашивали старого эвенка проводника.
   «– Как тебя величают?
   – Гургукан, ваше благородие.
   – Прозвище?
   – Старый Гур.
   – Хорошо. Так поведай нам, Старый Гур, куда же ты дел естествоиспытателя Гаврилова?
   – Так сгинул он в болотах!
   – Как так сгинул! Тебя же, мил человек, к нему и приставили, чтобы ты его по болотам водил и пропадать не давал!
   – Так он же в самое логово крокодилы полез! А я говорил ему, что нельзя туда, да еще в самый разгар “слез жрицы”!
   – Какой такой жрицы? Я здесь человек новый, на службу только определенный, ты уж, будь добр, разъясни мне, несведущему, все по порядку. А то ты, мил человек, то какую-то крокодилу приплел, то жрицу.
   – Так жрица-то оно известно какая, – развел руками эвенк, – а крокодилу эту ваш спытатель ловить-то и приехал!
   – Господин полицейский дознаватель, дозвольте, я расскажу! – вмешался письмоводитель. – Все как есть обрисую с превеликим нашим удовольствием.
   – Что ж, уважь, да только, гляди, записывать обо всем не забывай!
   – Сначала про жрицу! – приосанился письмоводитель. – В тот год, когда метеорит упал, один эвенк по имени Васка выменял у монгольского купчика египетскую девицу, красоты, говорят, несусветной! Все свои соболя за нее отдал, хотел, вишь, шельмец, что бы она ему добрых охотников нарожала, чтоб, значит, на медведя с рогатиной ходить могли. А она ведьмой оказалась, что по-чужеземному и значит жрица! И поклонялась она своему египетскому богу солнца Ра.
   – Откуда ты, мил человек, все так хорошо про Египет знаешь? – спросил дознаватель.
   – Так у нас же тут в остроге свой университет! – хихикнул тот. – Наши политические народ жутко образованный! Чего ни спросишь, тут же тебе ответец готов!
   – Вы тут с политическими-то поостерегайтесь! Они мозги-то набекрень выворачивать мастера!
   Письмоводитель стушевался, уткнулся в стол и усердно заскрипел пером.
   – Все записал, что ли? – поторопил его полицейский. – Дальше давай!
   – Уж не знаю, как там над той жрицею измывались, – тут же встрепенулся рассказчик, – но, говорят, плакала она горючими слезами каждый божий день и молила своего бога Ра о заступничестве! И совсем было бы ей жить невмоготу, да подружилась она с юной дочерью Васки, которая скрасила ее горькую долю. И вот однажды мольбы жрицы дошли до бога солнца, и он бросил кусок своей плоти на ее обидчиков, а саму жрицу за ее страдания забрал к себе на небеса. И вот теперь каждый год, точнехонько в день вознесения жрицы, начинаются у нас проливные дожди. Эвенки говорят, что это она плачет по своей юной подружке, оставшейся на земле!
   – Что, так-таки день в день дождь и начинается? – переспросил дознаватель.
   – Тютелька в тютельку, – подтвердил письмоводитель и, улыбнувшись, заметил: – обычные дела. У нас в начале июля как дожди зарядят, так по полмесяца и идут! Погоды здесь такие!
   – Так если у вас дожди так спокон веку идут, при чем же тут жрица?
   – Такие, да не такие, ваше благородие! С тех пор как метеорит упал, вместе с дождями начинает твориться всякая чертовщина! Рыба из рек выпрыгивает, а зверь наоборот в реку кидается. Это вон у старого Гура спросите, он, наверняка, видал!»
   Здесь я опять заметил пометки на полях. На этот раз было написано «четыре года», кто-то, похоже, считал временные промежутки. Я снова погрузился в чтение.
   «– Правда ваша, господин, – ответил эвенк, – мы в те края уже давно не заходим, а уж во время “слез жрицы” и подавно! Ваш-то спытатель меня не послушал. Как дожди пошли, так он сам не свой стал. Крокодила, говорит, сейчас вялая, пока погода смурная, мы, говорит, ее голыми руками возьмем! Теперь гадай, кто кого взял!
   – Какая крокодила в Сибири?! – повысил голос полицейский.
   – Так нильская же, из Египта, – сконфуженно пробормотал письмоводитель.
   – Что, тоже политические научили? – съехидничал дознаватель. – Да сдохла бы ваша нильская крокодила после первого же заморозка!
   – Так то ж, поди, обычная бы сдохла! – осмелел старый Гур, – а эту жрица подпустила, чтобы всем нам за грехи Васки мучиться!
   – Так, может, это и не крокодила вовсе! С чего ты, старый, взял, что это крокодила, да еще нильская, ты же крокодилу сроду не видывал?
   – Так мы его сначала “большой углозуб” прозвали, уж больно он был похож на нашу болотную ящерку, ее городские как раз сибирским углозубом и кличут. Да только наш углозуб размером с ладошку, а тот, пожалуй, с целую собаку будет! Так то только спервоначалу так было, – разговорился эвенк, – на следующий год люди сказывали, что уже видали углозуба размером с олененка! А какой он теперь стал, даже думать боюсь, если человека утащил!
   – Так какого рожна вы решили, что это крокодила, а не углозуб?! – не вытерпел полицейский.
   – Так в прошлую осень этот же самый спытатель приезжал да картинки показывал. Чудные, я вам скажу, картинки. Каких там только тварей не было. Так по тем картинкам выходило, что завелась у нас в болоте настоящая крокодила, ну а то, что нильская, так то фельдшер из Ванавары сказал. Раз, говорит, жрица египетская, то, стало быть, крокодила нильская!
   – Что за фельдшер? – обернулся полицейский к письмоводителю.
   – Да наш, из ссыльных. Студент-медик.
   – Ох, не доведут нас эти умники до добра! – покачал головой дознаватель и обратился к дежурившему у дверей унтеру. – Поисковую экспедицию за Гавриловым отправили?
   – Никак нет, ваше благородие! Эвенки отказываются идти, а без них нас самих искать надо будет!
   – Дурдом! – дознаватель стукнул по столу ладонью так, что чернильница чуть не выпрыгнула из своего гнезда…
   – Дурдом! – согласился я, и перед глазами всплыли кровавые сцены из старого японского фильма «Легенда о динозавре».
   «Может быть, и здесь, в вечной мерзлоте, тоже сохранились яйца юрского периода? Метеорит разогрел землю, и на свет полезли доисторические крокодилы?!»
   Я допил коньяк. Чтение превращалось из занимательного в устрашающее! Перед тем как отложить протокол допроса, я вспомнил, что во время чтения что-то заметил на полях, но был так увлечен, что не стал отвлекаться. Пробежав по полям взглядом, я наткнулся на жирный восклицательный знак. Сделан он был все тем же химическим карандашом и стоял напротив первого упоминания о ящерице, которую эвенки называли «крокодила».
   «На болота я, пожалуй, не пойду!» – решил я и полез в тумбочку.
   Достав всю пачку документов, я стал быстро их просматривать, ища упоминание о крокодиле. Но вся подборка была сделана таким образом, чтобы заострить внимание на массовой гибели людей и животных.
   «Все заточено под то, чтобы доказать наличие неизвестного вещества массового поражения! – понимал я. – А значит, шансов найти что-нибудь о странной рептилии мало».
   Потеря веры в успех и избыток коньяка сделали свое дело. Я на полуавтомате перебирал остатки документов уже больше для самоуспокоения. Что-то зацепило мой вялый взгляд, и я уже успел переложить несколько листков, прежде чем остановился. Мозг начал оживать. Нет, в документе не было слова «крокодила», но было что-то близкое по смыслу.
   «Где же это было?!» – я стал заново просматривать только что проверенные документы.
   – Вот! – почти крикнул я и тут же посмотрел на дверь: «А, ладно, если что, Мишель скажет, что это я по-английски спрашивал “Что?”»
   «Как я мог это пропустить?!»
   Заголовок просто кричал: «Пропавшая экспедиция ихтиологов!»
   Под заголовком от руки было написано: «Статья изъята из иркутской редакции “Советской Молодежи” местными органами госбезопасности и запрещена к печати».
   «Где-то я уже видел этот почерк! – Искать долго не пришлось. – Ну конечно, автор докладной записки в министерство обороны СССР! Видно, боялся утечки информации!»
   Я начал читать саму заметку: «Комсомольцы нашего города решили положить конец слухам о якобы разбуженных Тунгусским метеоритом древних рептилиях в болотах между реками Кимчу и Хушма».
   «У дураков мысли сходятся!» – улыбнулся я.
   Дальше говорилось о том, что группа студентов-аквалангистов в составе четырех человек решила провести летние каникулы в поселке Ванавара и исследовать окрестные болота на предмет наличия древних рептилий. К началу июля активисты успели проверить ближайшие к поселку топи, но никаких следов ящеров не нашли.
   Тогда было решено отправиться на Южное болото, прилегающее к непосредственному месту падения метеорита. Однако студенты столкнулись с непредвиденной проблемой: они не смогли отыскать проводника. Оказалось, что уже три поколения эвенков обходят Южное болото стороной и молодые комсомольцы поселка не знают туда охотничьих троп.
   На полях статьи я опять увидел пометку «шестьдесят лет»: «Кто-то считает время с момента падения метеорита. Интересно, зачем?»
   Дальше я узнал, как все-таки студенты попали на Южное болото:
   «А давайте попросим деда Гаврилу! Он точно должен знать! – решили комсомольцы поселка.
   В сопровождении ихтиологов они отправились к избе старика. Гаврила сидел на крыльце и курил трубку. Прячась от дождя, ребята набились под навес над крыльцом.
   – Знаю, зачем пришли! Но даже не просите! – наотрез отказался старый эвенк. – Идти на Южное болото, да еще в разгар сезонных дождей, нельзя ни в коем случае!
   – Мы не можем ждать конца лета, у нас каникулы закончатся!
   – Не возьму грех на душу, – снова покачал головой эвенк, – я уже старый, а вам, сынки, еще жить да жить!
   – Ну, деда Гаврила, помоги студентам! Они сюда из самого Иркутска приехали!
   Но дед был непреклонен.
   – А почему вас зовут Гаврила? – спросил один из студентов.
   – Это печальная история, и имя мое будет нести эту печаль до самой моей смерти.
   – Расскажи, деда, расскажи! – загалдела молодежь.
   Дед улыбнулся и выбил о сапог трубку.
   – Ну, слушайте! Гаврилой меня назвал мой прадед. В тот год, когда я родился, приехал к нам из столицы ученый, как и вы, все выпытывал у моего прадеда про огромную ящерицу, что завелась на Южном болоте. Как и вы, приставал: “Отведи да отведи!”
   Дед достал кисет с табаком и начал набивать трубку. Его ждали открыв рты.
   – Ну, прадед и отвел на свою голову. Поначалу ничто не предвещало беды. Петербургский естествоиспытатель облазил все воронки, что прадед ему показал. К тому времени, правда, они уже были наполнены не прозрачной водой, а болотной тиной. В первый же сезон дождей болото набухло и залило своей трясиной все воронки от осколков метеорита. Так что хоть он и нырял со своей маской да трубкой, в мутной воде ничего нельзя было разглядеть.
   Тут рассказчик глянул на экипировку аквалангистов.
   – Вы, сынки, там тоже ничегошеньки не увидите! Так что просто отдохните у нас. Возьмите, вон, мою лодку, да займитесь подводной охотой в Подкаменной Тунгуске!
   – Деда, деда, что там дальше-то было? – не терпелось ребятам.
   – Что было? Расстроился тот ученый, что не видно ничего, весь вечер ворчал, а о чем ворчал, мой прадед так и не понял. Белиберду какую-то нес. Может, научные слова какие? А под утро вскочил, чуть шалаш не завалил, глаза бешеные, и давай из-под прадеда карабин вытаскивать. Прадед-то, вишь, в тайге всегда с карабином в обнимку спал. Вытащил тогда он ученого из шалаша и давай его холодной водой из болота брызгать. А тот еще злее стал и опять в шалаш за карабином.
   Поймал его прадед за ногу, да и вытянул из шалаша. Сморит, а он уже дуло в рот засунул и к курку тянется. Отнял у него прадед карабин. Пока магазин вынимал да в карман прятал, услышал громкий всплеск! Сам ли ученый прыгнул или его ящер утащил, то никому не ведомо.
   Дед замолчал и раскочегарил свою трубку.
   – А звали того естествоиспытателя Гаврилов. Отсюда и имя мое. Так что, ребятки, я вам не помощник! И упаси вас Бог идти на Южное болото, поганое это место, сгинете ни за грош!
   Что было дальше, я мог и не читать. В заголовке все было сказано.
   Кто бы сомневался, что комсомольцы не спасовали перед трудностями, на то они и комсомольцы! Взяли аквалангисты лодку у Гаврилы, якобы для подводной охоты, да и были таковы. Зашли с Подкаменной Тунгуски в реку Чамба, потом добрались до притока Хумша, а оттуда до Южного болота рукой подать. А спустя три недели на берегу той самой Хумши нашли притопленную лодку с палаткой и вещами ихтиологов».
   Я отложил заметку и откинулся на подушку. За окном была белая ночь, совсем как в Питере: «У нас сейчас полночь, и Танюшка, наверное, уже мирно посапывает в своем деревянном домике в Тимяшкино».
   Мне снился тираннозавр, крадущийся к японской девушке, которая выпала из надувной лодки. И на моменте, когда половину ее откушенного тела должна была втянуть в лодку подруга, я проснулся. Именно на этом месте в кино я, еще пацаненком, закрыл глаза.
   Как ни странно, но голова совсем не болела: «Сибирский воздух, что ли, так действует?!»
   Воздух действительно действовал, но не на всех. По дороге в туалет я наткнулся на помятого Сеню. Он сидел на нижней ступеньке крыльца и задумчиво курил.
   – Лечиться будешь? – протянул он мне бутылку с остатками коньяка.
   Я помотал головой.
   – Нашим легче! – он раскрутил янтарную жидкость по стенкам бутылки и одним движением выплеснул себе в рот.
   Когда я вышел из биотуалета, Сеня показал мне на соседние кусты. Я глянул на пушистый куст ольхи и непонимающе посмотрел на своего нового соседа. Тогда тот с трудом поднялся и засунул руку под ремень. Тут же из ширинки выскочило его небольшое хозяйство, и он заговорщицки кивнул на кусты.
   «Этого еще не хватало!» – сконфузился я.
   Пазл тут же сложился: шансон, блатные приплясы и жаргон, колония-поселение, упомянутая комендантом в вертолете, теперь вот это!
   – Отливать ходи в кусты! Понял? Кто, ты думаешь, здесь биотуалеты обслуживает? – прикрикнул на меня Сеня.
   Я присмотрелся к его ватным штанам. Из ширинки торчал большой палец с поломанным ногтем.
   Я с облегчением кивнул и ругнулся про себя: «Пазл у него сложился! Детектив хренов!»

Глава 8
В полях Тунгусии

   – Я думал, уже не дождусь! – прошептал я Мишель, когда она вошла в мою комнату.
   – А что там Сеня на крыльце такой грустный сидит?
   – Обиделся!
   – На что?!
   – Да я его биотуалетом попользовался! А должен был идти в кусты и подвергать важную часть своего тела риску быть покусанным комарами.
   – Нужна больно твоя часть комарам!
   – Комарам, может, и не нужна, а вот от комарих будет не отбиться! – я поднялся и направился к двери. – Пойдем, мне надо Сеню о чем-то спросить, а то я вчера чуть не засыпался и сам не спросил!
   Увидев Сеню, я не понял, где Мишель нашла грусть. Он выглядел намного лучше, чем полчаса назад. Скоро все стало ясно! Сбоку крыльца появилась вторая пустая бутылка из-под коньяка.
   – Сан Саныч поделился своей заначкой! – поймал мой взгляд Сеня. – Душа человек!
   – Где ты взял вчерашнюю оленину? – начала заниматься своими прямыми обязанностями переводчица.
   – Подстрелил! – он громко икнул. – Я же вон Миколе говорил, что тут все на мне держится!
   – А ты уверен, что это мясо можно есть? – перевела Мишель и с удивлением посмотрела на меня.
   – А почему нет, тоже бешенства боишься? Вон и эвенки мне всю плешь проели, худое, говорят, здесь мясо, бешеное! А я тут уже пять лет промышляю, и хоть бы что!
   – Тут же пятнадцать лет как заповедник! – выдала неизвестную мне информацию Мишель.
   – Кому заповедник, а кому дом родной! Ступайте лучше к начальнику, он там Миколе карты да инвентарь приготовил.
   Мы зашли обратно в барак.
   – Эй, заповедник! – донеслось вслед. – Карабин у начальника возьми! Чтобы в пустую на болото не мотаться! Может, добудешь свежачка на обед!
   – Маршрут будет простой, – разложил перед нами карту комендант. – Позади нашей станции течет ручей Чургим. Он как раз из Южного болота и начинается. Поднимешься по нему километра два, увидишь небольшой водопад. Заберешь немного влево, выйдешь к середине болота, но там топко, в первый день идти туда не советую. Пообвыкнись с местностью сначала. По правую руку от водопада есть тропинка, по ней и иди. Она приведет к восточной части болота. Земля там высокая, сухая, проблем не будет. Увидишь туристов, не удивляйся. На той возвышенности сейчас много кто останавливается. Возьмешь свои пробы и назад. До темноты управишься. Я бы послал с тобой Сеню, да он мне тут нужен.
   Он сложил карту и сунул мне в руки:
   – Пошли за инвентарем!
   По дороге к спецмодулю комендант повернулся к моей переводчице:
   – Скажи ему, чтобы к туристам не подходил, а лучше даже не показывался им на глаза.
   – Какие туристы около военной базы? – Мишель читала мои мысли!
   – База военная, но не секретная. У нас же тут половина контингента из НАТО, так что даже враг знает, что здесь локаторная установка и вертодром!
   Я заметил, что Сан Саныч уже во второй раз называл при нас НАТО врагами, как бы давая понять, что одобряет нейтралитет Финляндии.
   «Наверняка, это еще одна причина, почему нас решили сделать финнами!» – внутренне проникся я к разработчикам легенды.
   – А от туристов скоро будет не продохнуть! У меня приказ оказывать помощь гражданским при чрезвычайных ситуациях. В общем, лишняя головная боль!
   – А что, тут летом всегда такой наплыв туристов?
   – Вы что, с Луны свалились?! Через три недели столетие падения Тунгусского метеорита!
   «Рано я похвалил разработчиков нашей операции! Надо же так ушами прохлопать!»
   Мы подошли к дверям химблока. Комендант достал связку ключей и крикнул:
   – Старший сержант Мельников ко мне!
   С другой стороны строения, от дверей биоблока, прибежал часовой. Сан Саныч вручил ему ключ.
   – Будешь открывать дверь только ему! – он толкнул меня вперед. – Выполнять!
   Сержант взлетел на крыльцо и отворил дверь. Потом достал из кармана кольцо с одиноко болтавшимся ключом и добавил к нему второй.
   – Теперь у тебя будет маршрут вокруг всего спецмодуля! – продолжал командовать комендант.
   – Есть! – бодро ответил старший сержант, но в глазах появилась досада.
   Я его понимал: одно дело стоять, подперев перила крыльца, и совсем другое – ходить вокруг барака.
   «Но каков наш полковник в отставке! По уставу у сержанта есть действующий командир, или Сан Саныч опять слукавил?»
   Одну стену предбанника модуля занимал шкаф с контейнерами для образцов грунта. На другой висела эхолотная карта болота, рядом, на деревянных штырях, несколько костюмов химзащиты. Полка над ними была забита сумками с противогазами. Я, не спрашивая, выбрал себе костюм по размеру и достал противогаз.
   – Он что, собрался в такую жару в противогазе ходить? – повернулся комендант к Мишель, укладывая в вещмешок контейнеры для забора грунта.
   – И еще карабин! – напомнил я через переводчицу.
   Брови Сан Саныча поползли вверх:
   – Карабин?! А ты, химик, стрелять-то умеешь?
   – Скажи ему, что я белку в глаз со ста шагов бью!
   – А ну пойдем!
   Комендант повел нас к вертолетной площадке. Часовой взял под козырек и открыл гремящие на всю станцию ворота. Мы обошли вытянутое кирпичное здание локаторной точки. Оказалось, что сзади к ней примыкает казарма и узкое стрельбище на два места.
   – Выбирай мишень! – предложил комендант и заглянул в казарму. – Сержант Радулов, карабин на рубеж!
   «У дневального звание сержант, в карауле у вертолета сержант, модуль охраняет старший сержант, а рядовые где, ну или хотя бы ефрейторы? – подумал я. – Странное какое-то подразделение!»
   Я встал у барьера. Две изрешеченные мишени были метрах в восьмидесяти. Появился сержант. Комендант что-то тихо ему сказал. Тот исчез в казарме. Минут через пять он вернулся уже с карабином. Отдав его Сан Санычу, сержант Радулов побежал к мишеням и поставил на одну из них спичечный коробок.
   – Давай, Рикка! Белки у меня нет, а попадешь в коробок, получишь карабин!
   Мишель перевела вызов коменданта и посмотрела на меня не то с удивлением, не то с осуждением.
   – Посоревнуемся, что ли? – подначил я ее. – У тебя по стрельбе какая была оценка в академии?
   – Я слабая, нежная переводчица, если ты не забыл! А ты ботаник, которого кроме химии ничего не интересует!
   – Успокой его, – кивнул я на Сан Саныча, – скажи, что я из семьи потомственных охотников.
   «Давненько не держал я ружья в руках, но, как говорится, мастерство не пропьешь». Нас с Андрюхой учил стрельбе старый финн, у которого отец в Отечественную был снайпером-«кукушкой».
   Я сросся с прикладом, глубоко вдохнул и прислушался к ударам сердца. Уловил ритм, прицелился и в перерыве между ударами плавно нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел, но коробок остался стоять на месте. Я выстрелил снова. Тот же результат. Мишень под коробком даже не шелохнулась. Пуля не могла пройти выше, второй раз я схитрил и целил под коробок, стараясь стряхнуть его, качнув пулей мишень. Отдача мне тоже показалась странной, возможно, я забыл, какой она должна быть, но, по-моему, на порядок сильнее.
   Комендант стоял вместе с дневальным, и оба ухмылялись. Я сложил два и два и выстрелил в землю перед собой. Трава легла от потока пороховых газов прямым пробором, но дырки в проборе не оказалось. Патроны были холостые!
   – А локатор настоящий или тоже пустышка, для обмана врагов из НАТО? – съязвил я.
   Комендант с сержантом заржали, но осеклись, как только Мишель перевела мою тираду.
   «Неужели угадал?! – встревожился я. – Тогда полный дурдом!»
   Продолжать стрельбы Сан Саныч расхотел, но карабин мне оставил. Боевых патронов, правда, не дал, а снабдил патронами с дробью.
   Через два часа я уже был у водопада и без труда нашел хорошо протоптанную тропинку. Еще через полчаса по левую руку стала просматриваться открытая поверхность воды, густо покрытая ряской.
   «Здесь и без компаса не заблудишься!» – глянул я на гору на другой стороне болота.
   Останки деревьев там лежали правильными рядами, указывая макушками на юг.
   Я тоже посмотрел на юг. Где-то там наша база. В глаза бросилась возвышающаяся над местностью сопка с острой вершиной. Я сверился с картой. Точно! Именно по этой вершине ориентировались все исследователи Тунгусии – так я назвал для себя это место.
   Сан Саныч не соврал. Под ногами было действительно сухо. Тропу окружали заросли голубики и багульника, запах которых немилосердно дурманил, и я решил опробовать противогаз.
   Дышать стало труднее, но зато запах уже не так доставал. Сквозь запотевшие стекла я видел старые стволы деревьев, торчащих из болота. Взрывная волна пощадила их, пройдя верхом, но разлившееся от взрыва болото уже никогда не вернулось в свои берега и сгноило их корни.
   «Сколько же льда сюда рухнуло, чтобы уровень болота поднялся так высоко?» – подивился я.
   Противогаз сужал поле зрения, и я не сразу заметил рыжее пятно на дальнем пригорке. Я остановился и снял противогаз. Прямо по курсу, где тропинка поднималась вверх, просматривался треугольник палатки.
   «Черт! Опять придется идти по багульнику!» – я сошел с тропинки.
   Обходя палаточный городок, а это действительно был целый городок из пяти палаток и двух костров, я внимательно осматривался, боясь наткнуться на туриста, использовавшего окрестные кусты в качестве общественной уборной.
   Один костер уже прогорел, зато от другого так вкусно тянуло вареной тушенкой, что я невольно сглотнул набежавшую слюну. С утра, после ночных чтений, хотелось только пить, и я ушел без завтрака. Теперь я пожалел, что не взял с собой военный немецкий паек, предложенный Сеней.
   Я уже оставил лагерь позади, когда услышал: «Ребята, обедать!»
   «Может, прикинуться лесником и напроситься на тушенку?» – возникла соблазнительная мысль.
   Я даже вернулся немного назад. Однако увидел, что откликнулась только группа студентов в зеленой стройотрядовской форме, а парень и две девчонки в цивильном остались сидеть на берегу болота.
   «Группы разные, – понял я, – если не позвали до кучи других, то и леснику тут не светит!»
   Я опять спустился на тропинку и пошел вдоль болота.
   – Куда это Лилька с проводником запропастились? – донеслось до меня по воде. – Он же обещал сводить нас сегодня на вершину Паллас! – продолжал недовольный девчоночий голос.
   Я опять стал осматриваться. Где-то здесь притаилась сладкая парочка! Но сладкая парочка вовсе не таилась и совсем не здесь. С полкилометра восточнее лагеря я увидел их в полный рост на прибрежной поляне, сплошь усыпанной мелкими белыми цветками.
   «Не может быть! – выдохнул я. – Совсем как в Финляндии!»
   Если мне не изменяла память, то так цвела морошка. Пытаясь не наступить на сухие ветки, я прокрался к самому краю поляны и спрятался за разлапистой лиственницей.
   – Вы знаете, что большинство цветков здесь девочки, – беззаботно болтала студентка, – и многие из них так и остаются пустоцветами, потому что пчелы не успевают их опылить?
   – Совсем как у вас в мединституте! – ответил проводник. – Сколько у вас девчонок на одного Вадика?
   – Много! И все в Вадика влюблены, даже сюда за ним потащились!
   – И ты тоже? А со мной, значит, пошла, чтобы он приревновал?
   Девушка не ответила.
   – Проявлю-ка я женскую солидарность и поработаю пчелкой! – она нагнулась и начала трогать пальцем завязи на цветках.
   Ветер задрал легкую цветастую юбку, обнажив аппетитную попку в белых трусиках.
   – А откуда ты знаешь, где мальчики, а где девочки? – проводник подошел поближе и огляделся.
   Я рефлекторно отшатнулся. Взгляд проводника обшаривал окрестности поляны. Когда он повернулся в мою сторону, я увидел хищное лицо эвенка, который был раза в два старше студентки.
   – Соцветия сами разберутся и возьмут, кому что надо, – щебетала девушка.
   – А если у них ориентация нарушена? Вырастет вместо морошки голубика!
   – Очень смешно, – она даже не улыбнулась.
   – А мне так совсем не смешно. Какая бы пчелка поработала над моим пестиком, а то он так и останется не опыленным в этой глуши!
   С этими словами он положил ладонь на оголенный зад девушки и снова огляделся.
   – Вы что делаете! – девушка хотела разогнуться, но мужик надавил ей на спину другой рукой.
   Девушка попыталась лягнуть проводника, но это было ошибкой. Эвенк легко увернулся, зато его рука теперь беспрепятственно проникла в образовавшееся между бедрами пространство.
   – Ну что, киска, поиграемся? Ты же этого хотела? – ухватился он ее за самое сокровенное.
   Девушка рванулась вперед и упала на колени.
   – Хочешь, как собачки? Дядя на все согласен!
   Он обхватил ее сзади за талию и не дал распластаться на земле.
   – Вадик! – закричала она.
   – Ты что, хочешь, чтобы твой возлюбленный увидел тебя такой! – он быстрым движением стянул с нее трусики и тоже опустился на колени. – Расслабься и получай удовольствие! Так ведь учат в ваших книжках!
   Девушка уткнулась лицом в морошку и тихо заплакала.
   – Не плачь, дядя добрый, дядя будет очень нежным!
   – Зато я буду очень грубым!
   Проводник обернулся на голос. Ему в лицо смотрело дуло карабина. Лицо мужика перекосилось, не то от злости, не то от страха, не то от удивления. И не мудрено! Только что он в полной мере наслаждался жизнью, а тут из леса вышел слон, и все испортил. Ну да, слон. Не мог же я раскрывать свою засекреченную личность, вот и пришлось надеть противогаз!
   – Ну, что коленки протираешь как неродной? Отлепись от девушки!
   Он отпустил студентку и вытер вспотевшие руки о ватник.
   – Я вижу, ты пестик свой еще не успел вытащить? Ну, тогда доставай, сейчас будем его опылять, – я щелкнул затвором, – дробью!
   Мужик переменился в лице и закрыл руками свои причиндалы.
   – Ты кто? – пролепетал он.
   – Я Гоблин Руд, я помогаю бедным, голодным женщинам. Дай мне руку, я отведу тебя в женскую колонию, пусть бедняжки насытятся!
   Тут мужик струхнул не на шутку. Мало того, что на него смотрело дуло карабина, так плюс ко всему этот карабин был в руках у сумасшедшего!
   – Вставай, иди к своим! – сказал я заплаканной девушке. – Если будет нужна помощь, идите на военную базу, – я показал карабином на юг, – спросишь старшего сержанта Мельникова, это я.
   Девушка кивнула и поднялась.
   – Извините! – она развернулась и неуклюже засеменила в сторону палаток, натягивая на ходу трусики.
   Мужик попытался встать и последовать за девушкой.
   – Стоять! – прикрикнул я на него. – Тебя никто не отпускал.
   Проводник замер на одном колене.
   – Ты что, предложение мне собрался делать?
   – Какое предложение? – не понял он.
   – Руки и сердца! Какое?! Такое, от которого я не смог бы отказаться!
   Что-то с этим мужиком было не так. Не вписывался он в окружающий пейзаж. Мне нужно было время, чтобы понять что, вот я его и озадачил.
   – Денег хочешь? – заискивающе начал он. – Я могу!
   – Думай! – приказал я ему, а заодно и себе.
   Мужик наморщил лоб и начал двумя руками тереть виски.
   «Вот оно! – наконец понял я. – Не идет ему слово “мужик”! Стащи с него ватные штаны и засаленную телогрейку, получится типичный офисный работник. Лицо холеное, руки ухоженные. Грамоте, опять же, обучен. Вон как он девчонке про “расслабься и получай удовольствие” загрузил! Хотя корнями отсюда, раз проводником подряжается».
   – Что же ты свой кабинет на тайгу променял? – попробовал я.
   – Так это, отпуск же, – не удивился он.
   – И ты сюда типа подзаработать приехал, а на самом деле за бесплатной клубничкой? А дома небось жена с детьми?
   Любитель клубнички как стоял на одном колене, так и осел.
   – У тебя в родне нет бывших комсомольцев из поселка Ванавара? – попытал я свою удачу.
   – Отец, – проводник еще не успел опомниться, – парторгом был.
   – Тогда понятно, откуда такая тяга к студенткам, комсомолкам, красавицам! – проговорил я с южным акцентом.
   Он попытался слабо улыбнуться.
   – Отвечай быстро, не думая! – я стал наседать и приготовился засыпать его вопросами. – О проводнике Гавриле слышал?
   – Слышал.
   – О комсомольцах аквалангистах знаешь?
   – Которые утопились? Знаю.
   Его ответ сбил меня с панталыку и следующий вопрос вышел мягким:
   – Почему утопились?!
   – Так написано было.
   – Где написано? – я опять поймал темп, как при игре в быстрые шахматы.
   – В тетрадке.
   – Какой тетрадке!
   – Которую Гаврила нашел. «Журнал погружений» называлась.
   Тут он замолчал и вдруг выдал:
   – Я придумал!
   – Что придумал? Про тетрадку выдумал что ли?
   – Предложение, от которого ты не сможешь отказаться!
   – О чем это ты?
   – Ну, ты только что сказал: «Думай!». Вот я и придумал! Я вижу, тебя та история интересует. Так вот, я тебе все, что знаю, а ты меня отпускаешь! Лады?!
   Я сделал вид, что задумался. Хорошо, что на мне был противогаз, и эвенк не мог прочитать выражения моего лица.
   – Годится! – выдавил я. – Валяй!
   – Случилось это, когда я еще не родился, так что за детали не ручаюсь, – радостно заторопился он, – все, что помню, отец рассказывал. Ему тогда за это здорово попало, чуть из комсомола не вышибли! В общем, сперли тогда городские у Гаврилы лодку и поплыли на болота ящера ловить.
   – Какого ящера?
   – Да завелся там большой углозуб, размером со здоровую собаку. Здешние эвенки и сейчас думают, что это метеорит древние икринки растопил и предок углозуба народился. Мой отец по-другому думал, но чтобы народ не пугать, молчал. И оказалось, правильно делал.
   – А что он думал?
   – Отец здесь самым образованным был. Единственный, кто после университета в Ванавару вернулся. Так он считал, что метеорит космическую радиацию принес и маленькие углозубы просто мутировали. Но потом к нам как-то солдаты из химических войск на учения приезжали и никакой радиации не нашли. Так что поди знай, откуда эти ящеры взялись.
   – Так что с аквалангистами?
   – Так пропали они. Когда Гаврила понял, что студенты его надули, он по своим заветным тропам хотел их опередить и у болота встретить, но тут как назло дожди пошли. А эвенки народ суеверный, если «слезы египетской жрицы» закапали, их под дулом пистолета на болота не загонишь!
   – Какие «слезы египетской жрицы»? – сыграл я удивление.
   – Я же говорю, суеверие! – отмахнулся он и продолжил: – Только через две недели Гаврила смог на болота попасть и нашел там палатку. А в палатке вещи да тетрадку эту. О месте, где была та стоянка, никому не сказал, чтобы не искали утопших и сами не сгинули. Потом лодку свою на реке нашел да все барахло аквалангистов в нее и сбросил, даже воду, что дождь налил, вычерпывать не стал. Тетрадку забрал да в поселок вернулся. Лишь перед самой смертью он за отцом послал да все ему и выложил, грех с души снял. Я тогда уже пацаненком был, мне было интересно, как человек помирает, вот я под окно к Гавриле и прокрался и весь их разговор слышал.
   – А где тетрадка-то? – загорелся я.
   – Гаврила сжег.
   – Как сжег?!
   – Узнал, что в ней было, да и сжег. Он так отцу и сказал.
   – А что в тетрадке той было, Гаврила отцу рассказывал?
   – Нет.
   – Ну, раз нет, пошли на базу! – я поднял карабин. – Вставай! Через студентов пойдем, потерпевшую с собой возьмем!
   – Вспомнил, вспомнил! Да на кой это тебе? Ящера хочешь ловить? Вон, я смотрю, у тебя и одежка водонепроницаемая! – кивнул он на мой костюм химзащиты.
   – Пока я только насильников ловлю! – посуровел я. – Или рассказывай, или пошли!
   – Да чего рассказывать, ничего там интересного не было, кроме чешуи.
   – Какой чешуи?
   – Ну, ныряли эти ихтиологи пару дней подряд и никакого ящера не нашли. Там в тетрадке этой все было прописано. Какое число, кто нырял, сколько нырял, скукотень одна! Только на третий день была запись, что они решили искать ящера под илом, взяли алюминиевую стойку от палатки и начали дно ворошить. И тоже безрезультатно, пока в одном месте, под придонной тиной, не показалась чешуя. Они уже обрадовались, что нашли ящера и стрельнули в него гарпуном. Гарпун вошел в дно и лишь поднял облако чешуек. Студенты собрали их и подняли наверх. Чешуйки оказались очень колкие. Студенты все пальцы себе искололи и решили, что это защитное свойство чешуи ящера. Все!
   – Погоди! Ты же обмолвился, что они утопились?
   – Ну да! Сначала ныряльщики, а потом и учетчик их.
   – Какой учетчик?
   – Да тот, что тетрадку писал! Гаврила говорил, что он совсем хилый был, соплей перешибешь! Так он и написал, что под утро он проснулся от шума. Двое его дружков мутузили третьего. Тот вырвался – и к болоту. Те за ним, кричат, к воде его не пускают. Он тогда побежал вдоль берега. В общем, все трое скрылись в утреннем тумане. Минут через десять один вернулся, крикнул, что друган их спятил и утопился, а где, найти не могут! Схватил два акваланга и был таков!
   – Ну и что? Нашли?
   – Не знаю. Последняя запись была о том, что никто не вернулся и дохлец пошел их искать. Наверняка, стал за дружками нырять и по слабости здоровья тоже утоп!
   Я посмотрел в сторону воды: «Тварь какая-то ненасытная, а не болото! Что же ты в себе скрываешь?»
   – Ну, так я пойду! – прервал мои размышления эвенк.
   – Иди, но помни: второго раза не будет! Отстрелю прибор к чертовой матери! Давай, вставай! Веди студентов куда обещал, и бойся: я здесь патрулирую каждый день!
   Как только он скрылся, я с облегчением стянул противогаз и отдышался. Весь остальной путь я шел гордый собой, даже голод прошел! Знал бы я наперед, что в этот день я поставил всю нашу операцию на грань срыва.
   «Хорошо бы тоже черпануть осадочных пород со дна болота! – во мне проснулся охотничий азарт. – Вдруг повезет, и я добуду чешуйки неуловимого ящера!»
   Но мой черпак был не длиннее поварешки, а в болото я лезть не собирался ни за какие коврижки.
   На станцию я вернулся еще засветло и сразу заметил, что из трубы баньки идет дым. Он стелился по воде и разносил по округе запах русской деревни.
   – Давай лупанем по вчерашнему шашлычку и в баню! – встретил меня Сеня.
   На плитке в комнате Клавы уже скворчали и аппетитно пахли кусочки мяса. Я показал на сковородку, потом на себя.
   – Тебе, тебе! – засмеялся Сеня. – Виталик давно дал знать, что ты шкандыбаешь! – он показал на часового на вышке.
   Я поторопился скинуть костюм химзащиты. Одежду на мне можно было выжимать, тело под резиной совсем не дышало.
   – Поешь и в баню! – Сеня показал, как будто хлещет себя веничком. – Твоя, – он показал руками округлые женские формы, – уже там! Никого с собой не позвала, хотя Нильс весь слюной изошел! – гоготнул Сеня и хлопнул меня по плечу.
   Часом позже, сытый и распаренный, я заснул как убитый.
   Утром мы с Мишель ждали коменданта у входа в химблок.
   – Будешь проводить анализ вчерашних проб или пойдешь за новыми? – спросил появившийся Сан Саныч.
   – За новыми! – быстро ответил я и толкнул Мишель.
   Она перевела.
   – Правильно! – одобрил комендант. – Лучше собрать все пробы сейчас, пока туристов не навалило, а проверить их можно потом, всем скопом.
   Я облегченно вздохнул, потому что не имел ни малейшего представления, как исследуют пробы грунта. Сан Саныч глянул на меня, и мне показалось, что в его глазах мелькнула ехидная усмешка. Мы зашли в модуль. Комендант включил свет и подошел к карте, висевшей на стене.
   – Смотри, по замерам наших эхолотов на месте падения метеорита глубина болота достигает восьми метров. Но пусть тебя это не пугает, тут кругом полно отмелей, по которым можно проложить маршрут в любую точку болота. – Он открыл шкаф с контейнерами для заборки проб и пошарил по верхней полке. – Вот! Дубликат эхолотной карты. Если не сможешь проложить маршрут сам, дождись очередной группы туристов, они сейчас каждый день ходят. И иди втихаря за ними. У них-то маршрут обкатан!
   И тут я решил обиняком проверить, будет ли комендант опять отмалчиваться о «слезах жрицы»:
   – А турагентство не боится водить клиентов чрез болото во время дождей? Вдруг туристы болотным бешенством заболеют?!
   Мишель перевела мой вопрос и уставилась на меня: мол о чем это ты?
   – Вижу, ты уже начитался подрывной литературы! – вздохнул Сан Саныч. – Вот Нильс, засранец, влез со своими переводами! Выбрось из головы, туфта это все!
   – Как выбрось?! Мне туда ходить, и я взбеситься не хочу!
   – Да не взбесишься ты! Чтобы свихнуться, надо с головой в тину зарыться, да еще в самом глубоком месте!
   – Это кто сказал?
   – Геофизики сказали! Думаешь, наши ученые не задавались вопросом, что здесь происходит? Задавались и предположили, что метеорит насыпал здесь металлической космической пыли, которая вызывает какие-то особые электромагнитные колебания и у восприимчивых индивидуумов от них замыкает в голове! Когда земля сыреет от дождей, ее электропроводимость повышается и эффект магнитных полей усиливается, вот и вся арифметика! Но поскольку за сто лет вся пыль давно осела и покрылась торфом, до поверхности уже никакие электромагнитные волны не доходят. Так что ни туристам, ни тебе ничегошеньки не угрожает!
   – А как же Клавдия?
   – Клава несчастная баба, сначала мужа похоронила, потом у нее рак груди нашли. От такого у любого крыша съедет!
   Только теперь я вспомнил фотокарточку Клавы с видным мужчиной, висевшую над плиткой в ее комнате. И что самое главное, я отчетливо вспомнил вышку с часовым на заднем плане снимка.
   – Так у нее что, муж тоже здесь умер?! – сделал я ударение на слове «здесь».
   Теперь слово «мор», оброненное комендантом в вертолете, начинало обретать смысл. Я перестал складывать контейнеры для грунта в свой рюкзак и пристально посмотрел на Сан Саныча. Тот сделал вид, что не слышал, как Мишель перевела мой вопрос, и поменял тему.
   – Это все мартышкин труд! – кивнул он на мой рюкзак. – Мы не нашли никаких токсичных веществ ни в пробах грунта, ни в донных отложениях. Зато нашли аномальные магнитные поля на дне болота и химический проект благополучно закрыли. Станция уже лет пять как перепрофилирована под сибирскую язву. Однако в ваших Европах не поверили! Прислали сюда своих химиков. Те в бумажках порылись, попереводили и поняли, что ловить здесь нечего. Даже пробы грунта перепроверять не стали. А теперь из тебя клоуна делают! – не то посочувствовал, не то пожалел меня Сан Саныч.
   Когда мы с Мишель вышли из модуля и удалились на безопасное расстояние, она взорвалась:
   – Ты почему мне ничего не рассказываешь! Я стою как дура и не понимаю, о чем речь! Какое болотное бешенство?!
   – Зачем это тебе? К твоему расследованию это не имеет никакого отношения!
   – Позволь мне решать, что имеет отношение, а что нет!
   – Хорошо, давай договоримся! С сегодняшнего дня мы каждый вечер будем делиться добытой информацией.
   Она хотела возразить, но передумала.
   – Хорошо, будем прогуливаться под ручку у дальнего забора, – предложила она, – а то Нильс мне проходу не дает. Пусть думает, что у нас с тобой отношения.
   – Тогда давай съедемся в твою или в мою комнату!
   Она посмотрела на меня так, как будто я уже зарывался с головой в придонный ил болота!
   – Шучу, шучу! У меня невеста есть! Ладно, пойду переодеваться.
   После откровений Сан Саныча необходимость преть в костюме химзащиты отпала. Теперь достаточно было ватных штанов с телогрейкой и болотных сапог. Среди вороха верхней одежды в коридоре я нашел широкополый накомарник и показал его сидевшему на крыльце Сене.
   – Да бери, Микола, не вопрос! – махнул он рукой. – Не забудь медку с пасеки принести! – расхохотался он, когда я нахлобучил накомарник.
   У выхода с базы меня ждала Мишель.
   – Вечером у забора! – напомнила она и, чтобы заинтересовать, добавила, – если ты прав насчет мужа Клавдии, то это будет уже четвертая смерть на станции, и это только те смерти, о которых мы знаем!
   – Четвертая?! – остановился я. – А чья третья?
   – Вечером! – улыбнулась она.
   – Так точно, вечером! – козырнул я и покинул территорию базы.
   У водопада я пересек знакомую уже тропинку и продолжил свой путь вдоль ручья. Ландшафт постепенно выравнивался, и поверхность воды в ручье становилась гладкой как зеркало, и в этом зеркале я вдруг увидел фигуру проводника. Я потянулся за карабином. Отражение тоже!
   «Надеюсь, это не эффект аномальных магнитных волн!» – пронеслась беспокойная мысль.
   Только тут я сообразил, что одет, как вчерашний любитель попользоваться насчет клубнички, как говаривал гоголевский Ноздрев. Вздохнув с облегчением, я зашагал веселее.
   Когда русло ручья стало сужаться, а ноги начали вязнуть в топком береге, я понял, что выхожу к болоту. Скоро пришлось раскатать свои болотники, топь поднялась до колен. Перелесок кончился, и я оказался на южном берегу Южного же болота. Чуть левее виднелись многочисленные вешки. К ним-то я и направился. Под ногами стало твердеть, а впереди появились сухие проплешины. Выбравшись на ближайшую из них, я скинул рюкзак и полез за контейнером и черпаком.
   Не успел я достать свои орудия труда, как позади раздалось хлюпанье.
   – Ой, а что это вы тут делаете?! – спросил знакомый девичий голос.
   Я выпрямился и оглянулся: «Где я слышал этот голос?»
   – Ребята, подтягиваемся! – обернулась она.
   «И та же самая интонация!»
   Тут я наконец обратил внимание на ее стройотрядовскую куртку: «Ну, конечно! Вчерашняя повариха вкусно пахнущей тушенки и ее стройотряд! Хотя строительный ли?»
   На спине у поварихи было написано «Студенческое Общество Уфологов». Я нагнулся, опустил на лицо сетку накомарника и наполнил черпак влажной землей.
   – Так что вы тут делаете?
   – Червей копаю!
   – В заповеднике рыбу ловить нельзя!
   – А я не для рыбалки, тут и рыбы-то нет, одни лягушки! – ответил я, не поднимая головы.
   – Тогда зачем?
   – Понимаете, девушка, – я вывалил липкую землю и начал разгребать ее черпаком, – все считают, что инопланетяне обязательно должны быть гуманоидами и походить на людей. Это большое заблуждение! Я думаю, что с Тунгусским метеоритом к нам могли прилететь кто угодно, даже черви!
   Мои смеющиеся глаза скрывал накомарник, а голос у меня был как никогда серьезен.
   – Вы так думаете?! Тогда пойдемте с нами! Вы будете приятно удивлены!
   – Куда? – я распрямился.
   Съехавший с плеча карабин упал и повис на согнутом локте.
   – Вы на горе Фаррингтон бывали? Кстати, зачем вам ружье? – ответила она сразу двумя вопросами.
   – На горе не бывал, карабин от ящера! – закинул я удочку.
   – Нет здесь никакого ящера! Все о нем только говорят, а никто не видел!
   – А вы не задумывались над тем, что у того, кто его видел, просто не было потом возможности об этом рассказать?
   Девушка наморщила лоб.
   «Значит, все про ящера знают! – думал я. – Почему же не охотятся?»
   Повариха, похоже, пришла к какому-то заключению.
   – Скорее всего, власти запрещают рассказывать, чтобы в заповедник не повалили охотники со всего света!
   «В логике ей не откажешь!» – подумал я и похвалил:
   – Почти угадала! Небольшая неточность. Это не правительство, а сам ящер не хочет, чтобы о нем рассказывали, поэтому все свидетели лежат на дне этого болота! Лично я на дно не хочу, поэтому и с карабином!
   Сначала студенты слушали разинув рты, потом начали беспокойно озираться.
   – Так вы идете с нами? – с надеждой в голосе спросила повариха.
   – Ну не оставлять же вас на съедение ящеру!
   Она оказалась хорошо знакома с болотом, и мы довольно быстро очутились на северном берегу. Пока переходили болото, студенты держались кучкой, последние же пять километров шли как попало. У подножия горы все снова собрались. Повариха, как в детском саду, пересчитала студентов и повела их на южный склон к небольшому отверстию в скале.
   – Раньше здесь был большой вход, но во время взрыва Тунгусского метеорита подножие горы треснуло и вход засыпало булыжниками. Перед тем как мы попадем в пещеру, я расскажу, почему мы пришли именно сюда. Как вы все хорошо знаете, существует гипотеза, что Тунгусский метеорит сбили инопланетяне, чтобы спасти землян от мучительной и неминуемой смерти. Если бы метеорит не взорвался в воздухе, а столкнулся с Землей, то от силы удара сместилась бы земная кора. Баланс земного шара был бы нарушен, и планета затряслась бы, как неправильно загруженная стиральная машинка. Этого было бы достаточно, чтобы вызвать извержение всех действующих и спящих вулканов. Одномоментный выброс огромного количества пепла закрыл бы от нас Солнце на долгие годы и наступил бы еще один ледниковый период.
   Она замолчала, давая слушателям прочувствовать размеры катастрофы.
   – Но мы не одиноки во вселенной! Кто-то пожертвовал своими жизнями, чтобы спасти человечество. Но перед тем, как атаковать метеорит, экипаж инопланетного корабля решил спасти хоть кого-то и отправил на землю капсулу с одним взрослым и ребенком. Но судьба была жестока! Корабль погиб, но спасенные гуманоиды не надолго пережили своих собратьев. Они спрятались в этой пещере, но по злой воле рока оказались похоронены заживо обвалом от взрывной волны! И вот совсем недавно эта вековая тайна открылась! И помог ее открыть сам космос, который шесть лет назад прислал в соседний район Витимский болид. Болид так сотряс почву, что завал осыпался и открыл миру тайну, хранившуюся девяносто четыре года! Два скелета были найдены в этой пещере. Вот их фотографии.
   Она раздала карточки зачарованным слушателям. Досталась одна и мне.
   – Вы, наверное, не знаете, – продолжала повариха, – но скелет взрослого человека состоит из двухсот шести костей. А теперь посмотрите внимательно на найденный скелет взрослого. У него костей двести семь! Видите, в середине таза кость размером двадцать-двадцать пять сантиметров? У землян такой кости нет, что указывает на внеземное происхождение скелета.
   – А почему у маленького скелета такой кости нет? – спросил самый глазастый студент.
   – Наверное, еще не выросла! – ничуть не смутился наш гид. – Теперь давайте осмотрим пещеру!
   Все достали фонарики и друг за другом полезли внутрь. Я залез самый последний. Студенты уже стояли полукругом около рассказчицы.
   – А теперь взгляните сюда! – она посветила на стену. – Видите картинку животного, нарисованную углем? На кого похоже?
   – На носорога? – ответил недружный хор.
   – Ну и откуда, скажите, такие животные могли взяться в Сибири? Это, наверняка, ребенок-гуманоид нарисовал зверя своей планеты!
   Я не стал встревать в разговор и разочаровывать уфологов тем, что это, наверняка, были останки египетской жрицы и сестры бедного эвенкского мальчика. Меня больше интересовала узкая трещина в полу, которая шла через всю пещеру и расширялась у дальней стены. Надев на голову светодиодный фонарь, выданный Сан Санычем, я отделился от группы и углубился в пещеру. Чем дальше я шел, тем чаще что-то хрустело под ногами. Я посветил вниз.
   «Горе-туристы! – я откинул носком сапога яичную скорлупу. – Тут, понимаешь, люди инопланетян смотрят, а они яйца жрут!»
   Я заглянул в расщелину. Дна не было видно. Я подобрал небольшой камень и бросил вниз. Камень загрохотал о стенки расщелины и упал на что-то мягкое. Мне показалось, что из глубины донесся не то свист, не то шипение. Волосы на затылке зашевелились. Я скинул карабин и, не спуская глаз с трещины, стал отступать к выходу.
   «Неудивительно, что никто не видит ящеров, если они живут в горе! – думал я по дороге на базу. – Не зря же в народных сказках их называют “Горынычами”!»

Глава 9
Королева тунгусская

   «Это вам не шашлыки!» – думал я, глядя, как Сеня давится холодной тушенкой с галетами.
   Ужин в этот раз был никакой! Я без аппетита закидал в себя жирнющее мясо, ободрал галетами небо и залил все это кружкой горячего чая. Зато теперь я знал, почему чай называется черным! У Сени он был такой концентрации, что у меня не осталось никаких сомнений насчет его прошлого.
   На наше первое вечернее рандеву с Мишель я отправился в дурном настроении и сразу же предложил:
   – Слушай, давай по старому, по-советски, болтать обо всем на кухне! Я буду готовить, ты слушать! Потом наоборот!
   – Ты что, готовить умеешь?
   – Любой химик готовить умеет! Смешал ингредиенты, как в методичке написано, и готово дело!
   – А где ты методичку возьмешь?
   – У Клавы, наверняка, есть поваренная книга.
   – Не пойдет! В твоем блоке слишком много ушей!
   – Но по-фински-то они не понимают! А здесь мы с тобой будем только комаров кормить всем на посмешище!
   И тут, как в подтверждение моих слов, кто-то пребольно укусил меня за шею. Через минуту над нами кружило облако гнуса, а еще через одну Мишель сдалась.
   Комната Клавы была, как всегда, открыта. Пошарив по полкам, мы нашли лишь ряд банок с крупами и пару пачек макарон.
   – Чтобы у русской женщины да не было закруток! – я заглянул под кровать, на которой давеча отрубился Сеня.
   Находки превзошли все ожидания. Кроме немыслимого количества банок с огурцами, помидорами и бог знает чего еще, там было несколько старых посылочных ящиков с картошкой. Сковородки, сколько ни искали, не нашли.
   – С чего ты взял, что она была! – села на кровать Мишель.
   – Вчера Сеня жарил на ней остатки шашлыка!
   – Ну вот, поели! Давай тогда макароны варить! – скисла моя переводчица.
   Но это переводчики, а моряки не сдаются! Я взял металлический поднос, на котором сушились какие-то травки, и стряхнул их в пустую тарелку на столе.
   Я чистил картошку и вспоминал, как мы со Спиридоном лечили помощника кока нашего корабля от заворота кишок. Это был упитанный матрос-первогодка. Он еще не привык к вечно голодному состоянию матросов срочной службы и тайком подкармливал себя, чем мог. В тот раз он остался на камбузе один и нажарил себе полный поднос картошки. Однако, на его беду, объявили общее построение. Проверяющий кубрики мичман застукал его и вытащил вместе с подносом на палубу, где уже собрался весь служивый люд. Бедолагу долго стыдили перед строем, а в довершение всего заставили съесть весь поднос картошки.
   Даже в санчасти воспитательный процесс не прекращался.
   – Ты подумал о своих товарищах? – наседал мичман.
   – Конечно, подумал! Я бы так, товарищ мичман, никогда не поступил! Неужели вам было не жаль моих товарищей?! Вы хоть видели, как они, бедные, глотали слюнки, глядя, как я уплетаю картоху?!
   Я улыбнулся своим воспоминаниям и водрузил поднос с картошкой сразу на обе спирали плитки. Скоро зашипело подсолнечное масло, и картошка над спиралями начала подрумяниваться ровными кругами.
   – Настало время выяснить, о какой еще смерти тебе удалось узнать? – глянул я на Мишель и принялся перемешивать картошку.
   Она только открыла рот, как влетел Сеня:
   – А я уже подумал, Клавка вернулась – такие запахи идут! Ты лук не забыл? – Сеня глянул в поднос. – Конечно, забыл! Я по запаху чую!
   Сеня быстро залез под кровать, где мы нашли картошку, и вынырнул с луковицей в руках.
   – Держи! – кинул он ее в таз с картофельными очистками и пристроился напротив Мишель.
   «Похоже, он собирается пустить здесь корни!» – подумал я, снимая с луковицы шелуху.
   – А я тебя предупреждала! – зло бросила Мишель по-фински.
   – Дура баба! – вмешался Сеня. – Не слушай ее, Микола, никто ничего не ворует! Все, что здесь лежит, теперь общее!
   Тут я должен сказать, что «предупреждала» по-фински звучит «вароитти». Я улыбнулся и посмотрел на Мишель.
   «Дуре бабе» это веселым не показалось, она резко встала и смерила Сеню презрительным взглядом.
   – Жарь, Микола, жарь, не отвлекайся! – не обращал на нее внимания мой новый сосед. – Я понимаю, что ее, – он кивнул на мою переводчицу, – тоже не мешало бы хорошенько отжарить, но делу время – потехе час!»
   Мишель сжала кулаки и хищно прищурилась. Назревающий конфликт нужно было тушить.
   – Эй, мягкая, беззащитная переводчица, расспроси-ка его лучше о муже Клавы! – вмешался я.
   Она глубоко вдохнула, села обратно и сжала край матраса так, что костяшки пальцев побелели.
   – Вишь, как грудь ходуном заходила! – не унимался Сеня.
   – Ты на кровати покойника сидишь и такую похабщину несешь! Не стыдно? – оборвала его Мишель.
   – Какого покойника?! Что, Клавка преставилась?!
   – Какая Клавка, я о ее муже!
   – Ну, так это не по адресу, на его кровати как раз сидишь ты! Он на этой самой шконке коня двинул и еще три дня тух! У него изо рта текло в аккурат там, где ты матрас теребишь!
   Мишель брезгливо отдернула руки и вскочила. Сеня загоготал и завалился на спину, треснувшись затылком о стену.
   «Бог шельму метит! – подумал я. – Только вчера сам на этом матрасе выволочки тюленьи устраивал!»
   – От чего он умер? – быстро пришла в себя Мишель.
   – В подвал упал! – все еще смеялся Сеня, одной рукой потирая затылок, а другой вытирая слезы.
   – А где здесь подвал?
   – Да не здесь. В Ванаваре. У них там с Клавкой дом.
   – Так он что, здесь не работал?
   – Можно и так сказать. Какая тут для электрика работа? Раз в неделю лампочку вкрутить, да генератор завести, когда Ванавара нам свет отрубает. Ну, может, еще холодильную камеру в лаборатории раз в год починить, и все!
   – Я не очень понимаю, – сконфузилась Мишель.
   – Вот же ж немчура! – хмыкнул Сеня. – Работал он здесь, работал. Двое нас тут было по хозяйственной части, Миха да я, теперь все на меня свалили! Так что ты, дамочка, на меня кулачки не сжимай, здесь теперь все на мне держится!
   – Мы это уже слышали! А когда муж Клавдии в подвал упал?
   – Да как лед сошел. Миха решил к себе за припасами слетать, оказалось, в последний раз!
   – А у вас что, вертолет, как такси, работает?
   – Да кто будет на него керосин жечь?! Лодка у них тут была, моторная! Здесь до Ванавары на моторке три часа ходу да обратно пять.
   – Почему пять, лодка такая груженая?
   – Течение такое сильное! – передразнил ее Сеня. – Обратно против течения плыть надо. Так вот, я так понимаю, загулял там Миха, а он орел-мужик был! – Сеня кивнул на фотокарточку над плиткой. – Пошуметь да по девкам пройтись – первый ряд, первое место! Сам он по пьяни в подвал свалился или помог кто из обиженных мужей, то нам неведомо, а вот Клавку после этого как подменили. Как жив был Миха, так ее послушать, хуже мужика и на свете-то нет, а не стало Михи, ей и самой свет не мил стал! Такие вот вы бабы дуры!
   Расстроенная Мишель села на кровать. То ли мужика ей стало жалко, то ли смерть Михи не вписывалась в ее версию…
   – Эй, картошку мне не сожги! – вывел меня из размышлений Сеня. – Вы, как ужин будете готовить, завсегда меня зовите. Я поболтать люблю. Как Клавку в больницу свезли, так я думал, и словечком будет не с кем перекинуться, а ты, Микола, молодец, что у нас остановился, – он посмотрел на Мишель, – ты и девку свою к нам агитируй, нечего ей у америкосов тереться!
   «Похоже, моя идея с посиделками на кухне с треском провалилась! – думал я, раскладывая хрустящую картошечку по тарелкам. – Все-таки придется кормить комаров у дальнего забора!»
   – Я патиссончики люблю! – Сеня опять слазил под кровать, и на столе появилась трехлитровая банка огородного ассорти, из которой наш балагур стал вылавливать патиссоны.
   После такого, по-настоящему домашнего, ужина идти на улицу расхотелось. Я откинулся на кровати и в пол-уха слушал очередную историю Сени о таежной жизни.
   – Проводи меня! – Мишель поднялась, не дослушав, и направилась к двери.
   – Оставайся у нас! – подмигнул ей Сеня. – Не пожалеешь!
   – Я жду! – в ее голосе появились металлические нотки.
   Я нехотя поднялся. На улице пахло распаренной хвоей и было светло, как в Питере.
   – Смотри, здесь тоже белые ночи! – восхищенно произнес я.
   – А раньше ты этого не замечал?
   – Знаешь, не замечал, наверное, потому что привык.
   – Выкладывай, о каких свихнутых мозгах ты говорил с комендантом.
   Пришлось бродить под косыми взглядами часового на вышке и шепотом докладывать о «слезах жрицы» и цепи странных смертей на болотах. Во время моего рассказа Мишель несколько раз откидывала назад голову и, глядя на меня, восклицала: «Очень интересно!» Со стороны казалось, что мы шепчем друг другу непристойности, и девушка раз от раза возмущается: «Что ты такое говоришь!»
   – Надеюсь, теперь Нильс к тебе охладеет! – заметил я тень в окне европейского модуля.
   Но я ошибся. Бравый переводчик НАТО второго класса вышел на крыльцо и терпеливо дожидался, когда мы закончим.
   – Теперь твоя очередь! – решил я позлить Нильса, хотя очень хотелось вернуться к себе, завалиться в постель и продрыхнуть до завтрашнего обеда.
   – Самая первая смерть произошла около двух лет назад. Профессор Светлов упал с сопки и сломал себе шею! – начала Мишель.
   – Профессор Светлов! Тот самый Светлов, Клим Михайлович, из питерской военной академии?!
   – Ты его знаешь?!
   – Лично нет, но я читал все его статьи! А что он здесь делал? Он же не химик, он молекулярный биолог, генный инженер!
   – Я понятия не имею, можешь спросить у Мезина.
   – У Мезина?!
   – Ну да. Мезин был его учеником и единственным свидетелем смерти профессора. И самое интересное то, что профессор сам, слышишь, сам спрыгнул с этой сопки!
   Теперь настала моя очередь восклицать: «Очень интересно!»
   – Завтра надо как-то пересечься с Мезиным! – разгорячился я. – Ну надо же, профессор Светлов!
   – Сначала с Мезиной! – охладила мой пыл Мишель. – Мы приглашены завтра на коктейль к Марго!
   – Отлично! Там-то я и поболтаю с Мезиным!
   – Не выйдет! Ее мужа как раз-таки и не будет. У него какой-то эксперимент в закрытом модуле. Он там проторчит до утра. Поэтому нас и позвали!
   – Сходи одна, – уныло протянул я. – Мне же завтра опять на болота. Время поджимает, ты же знаешь. Туристы и все такое. Я приду весь вымотанный!
   – Не выйдет! Марго настаивала, чтобы я привела тебя. Какая, говорит, коктейльная вечеринка без мужчины, это уже девичник получается!
   – Возьми с собой Сеню!
   – Ты думаешь, эта королева будет общаться с сапогами?!
   – С какими сапогами?
   – Так у нас называют деревенщину.
   – Я постараюсь, но не обещаю!
   – Не забывай, ты на работе! – моя переводчица в одночасье превратилась в полицейского начальника. – Если ты мне нужен для дела, изволь выполнять. Приказы не обсуждаются!
   Теперь я в полной мере ощутил себя на военной базе.
   – Разрешите вас на прощанье поцеловать ать-два!
   – Одного ать будет достаточно, клоун!
   Как и было приказано, я поцеловал Мишель один раз в щечку, не забыв при этом глянуть на длинного Нильса, маячившего на крыльце.
   На следующее утро я отправился за пробами к подножию горы Стойковича. Я довольно быстро пересек болото, на ходу вспоминая маршрут, показанный уфологами. Склоны горы Стойковича спускались прямо к болоту. Я прошелся по ним в поисках разломов. Ничего, кроме небольших трещин, куда ящер размером с собаку не смог бы даже морду засунуть, я не нашел. Бросив на землю ватник, я устроил себе привал с солнечными ваннами. Комары и гнус на солнце не допекали, и я задремал под дружный хор лягушек.
   Разбудил меня знакомый голос.
   «Да что со мной такое происходит! Забрался в Тмутаракань, сижу на глухом болоте, а кругом знакомые голоса!»
   – Вадик! Вадик! – донеслось с тропинки, огибающей гору.
   «Опять?! Только не это!» – я вскочил и схватился за карабин.
   Из-за поворота появилась спасенная мною девушка с венком на голове.
   – Вадик, смотри! Я богиня Флора! – весело кричала она.
   Группу из четырех человек замыкал угрюмый проводник. Он глянул на меня, задержал взгляд на карабине, потом на рюкзаке у моих ног.
   «Узнал или нет?» – я дружелюбно помахал ему рукой.
   Тот вяло помахал в ответ и прикрикнул на своих подопечных:
   – Не разбредаться, держитесь тропинки!
   К солнечным ваннам я уже не вернулся. Как прилежный работник, я споро собрал пробы грунта, отмеченные на карте, и отправился домой. Нужно было успеть отдохнуть и помыться в баньке, чтобы на вечеринке у Марго не выглядеть «сапогом».
   Используя русско-финский разговорник, я впервые напрямую заговорил с Сеней.
   – Лады! – согласился он. – С меня баня, с тебя картоха! Только в этот раз жарь с тушенкой! – он показал на приготовленную банку.
   Картошка была готова и уже начинала остывать, а Сени все не было. Пришла Мишель, но есть одна отказалась. Я париться с полным животом тоже не хотел. Попробовали поговорить о деле, но ничего нового в этот день узнать не удалось. Пока не удалось. Мишель возлагала большие надежды на разговор с Марго. Только как с этим вязалось то, что она пришла начепуренная и в юбке, а не в своих обычных джинсах, я понять не мог. Конечно, меня терзали смутные сомнения: «Не собирается ли Мишель ее соблазнять?» Но спрашивать об этом, как вы понимаете, я не стал.
   Наконец в дверях появилась распаренная физиономия Сени.
   – Ты почему парился один и не позвал меня? – перевела Мишель мое удивление.
   – Извини, Микола, но ты уже три раза был на болотах, а мне моя жизнь еще дорога!
   – А при чем тут три раза?
   – Да анекдот вспомнил! – увернулся Сеня. – Пацаны кричат: «Эй, девчонки, айда с нами в поход!» А те отвечают: «Какие мы тебе девчонки! Мы уже три раза в походе были!» – он хохотнул и подсел к столу. – Эх, жалко, водочки нет под такой ужин!
   «Прокаженный я, что ли, стал на этих болотах? – думал я, лежа на полке в бане. – Почему Сеня со мной мыться не пошел? А может, причина в нем самом? Наколки там какие-нибудь неприличные или на неприличных местах?
   Я слез на пол и зачерпнул ковшик родниковой воды. Пара глотков – и холодная влага приятно растеклась по распаренному телу. Я выскочил на мостки и плюхнулся в реку. Когда я вынырнул и встал на илистое дно, голова кружилась как после стакана водки.
   «Водки, где бы достать ее, родимую? – я вскарабкался на мостки и, покачиваясь, вернулся в баню. – Пару душевных вечеров с Сеней – и все секреты станции были бы у нас в кармане!»
   Эта мысль вернулась ко мне, когда Марго открыла стенной бар в своей комнате и достала треугольные фужеры. В глубине бара всеми цветами радуги переливались бутылки различного цвета и формы.
   – А как же сухой закон? – поинтересовалась Мишель.
   – Сухой закон здесь для Сени, а мы живем в свободном обществе! В настоящий момент в американском! – она обвела рукой уютную комнату.
   Меня все время подмывало спросить о двух телевизорах. Один стоял на тумбочке, другой был вмонтирован в стену. Мишель как будто не замечала, как я переводил взгляд с одного пустого экрана на другой. Пришлось озвучить свой интерес.
   – Один наш, другой, тот, что в стене, часть «всего включено» для западных товарищей.
   – А почему в русском бараке нет телевизоров?
   – За дружка переживаешь, – она кивнула на меня, – так никто его не неволит! Пусть переезжает в европейский модуль и будет у него и «ящик», и Интернет! – Марго кивнула на ноутбук на тумбочке. – Правда, весь сервис завязан на военных, так что я не гарантирую, что они не проверяют, по каким сайтам ты лазаешь. Так что с порнушкой поаккуратней! – она рассмеялась. – Ну а что до русского барака, так мы себе телек сами купили, вон, на тумбочке стоит. У Сени на телевизор денег нет, а нашему главному солдафону нужна только программа «Время», так он ее у военных смотрит!
   Марго расставила фужеры на откидной дверце бара:
   – Я делаю всем мартини! Возражения есть?
   Возражений не было.
   Следующие полчаса мы выслушивали, какая здесь скучища и как хорошо, что к зиме эта интернациональная программа закроется и что они наконец смогут вернуться в Питер, о том, какой ее папочка-генерал сволочь и как пристроил их в так называемое хлебное место.
   – Вы, говорил, за три года заработаете на шикарную квартиру, машину и дачу! – язвила Марго. – Как будто единственной дочери нельзя было это все и так устроить! Знаю я, откуда ветер дует! Все мамаша моя, увядающая красавица! Просто офицеры, что у нас целыми днями топчутся, перестали ее замечать и все больше на меня пялились! Наверняка, это по ее наущению папаша сплавил нас сюда!
   После того как Марго приговорила третий коктейль, а мы еще и первый не ополовинили, Мишель решила, что пора.
   – Никогда не знала, что поговорка «мир тесен» работает в жизни! – начала она. – Представляешь, когда я изучала русский язык в Таллине, на экзамене я переводила статью из русской газеты о геройском полицейском, лучшем детективе города Герхарде Кересе. И надо же было так случиться, что я разминулась с ним здесь буквально на две недели. Не могу поверить, что его уже нет! Герой Эстонии, а погиб в Сибири!
   – Погиб?! Да этот скорострел банально застрелился! Извиняюсь за каламбур! – Марго сделала себе новое мартини. – Может, он и был герой, но мужик из него никакой, наверное, он и в полицию-то пошел, чтобы самоутвердиться!
   Я глянул на Мишель, боясь, что она сейчас даст Марго по физиономии, но та держалась молодцом.
   – Я и пересчитать не берусь, сколько раз я из-за него недотрахеитом мучилась! – беспечно продолжала хозяйка. – Он был настолько легковозбудимым, что о долгих любовных играх не могло быть и речи. Стоило мне лишь коснуться его напряженной плоти, как он тут же извергал себя в мою ласкающую ладонь! Извиняюсь, конечно, за столь интимные подробности!
   Хотя по ней не было видно, что она извиняется. Скорее наоборот! Она явно испытывала удовольствие от этих самых подробностей.
   – Все мои попытки продлить волшебные минуты ожидания близости ни к чему не приводили. Однажды я даже не позволила ему раздеться и ласкала его упругое тело сквозь одежду. Здесь я отдаю ему должное, тело у него было сногсшибательное! – Марго плюхнулась в кресло и мечтательно закатила глазки. – Так вот, – вернулась она из своих грез, – в тот день я извивалась в его крепких объятиях в своем тонком нижнем белье и была наверху блаженства! Сквозь джинсы я ощутила его набухшее желание и в страстном порыве стала тереться об него.
   Она вдруг выпрямилась в кресле и стала показывать, как она это делала.
   – Я прижималась к нему все сильнее и сильнее, пытаясь слиться с ним в единое целое. Вдруг низом живота я почувствовала пульсирующие толчки под толстой джинсовой тканью. Все было кончено!
   Марго вся обмякла, как будто и в этот раз ее необузданная страсть не нашла выхода. Она глянула на меня и, высунув кончик влажного язычка, эротично облизала обиженно сложенные губки.
   – Но отсутствие мужиков в этой дыре заставляло идти на новые жертвы, да и спортивный интерес появился! Чтобы снизить его чувствительность, я решила прибегнуть к презервативам, – тут она замолчала и спросила со сладкой улыбкой: – Кстати, друзья, а вам презервативы не нужны?
   Мишель энергично замотала головой.
   – Что? – она кивнула на меня. – Совсем никакой?
   Моя переводчица неопределенно пожала плечами.
   – Плечиками-то пожимавши много не добьешься! Вот я любого мужика могу распалить.
   Она подошла ко мне и присела на корточки.
   – Давай чокнемся!
   Марго протянула мне фужер. При этом она надавила себе локтем на правую грудь так, что та почти целиком вылезла из лифчика, добавив пикантности к и так довольно откровенному декольте!
   Звон встретившихся рюмок вывел меня из оцепенения.
   – Так значит, презервативы не нужны? – как ни в чем не бывало переспросила Марго. – Жаль, а то Мезин накупил их целую кучу, теперь не знаю, куда девать!
   Мишель с удивлением посмотрела на нее.
   – Года полтора назад Мезина пробило на безопасный секс! – объяснила она. – Рожать, говорил, в такой глуши нельзя! Я же не говорила ему, глупенькому, что у меня спираль давно стоит. Однажды презерватив порвался, так он целую неделю белый как простыня ходил. А потом как отрезало! Позабыл о презиках напрочь! Вот теперь и валяются, а выкинуть жалко.
   Марго отошла от меня и села в свое кресло.
   – На чем, бишь, мы остановились? А, ну да! Я Герхарду говорю: «Надень сразу два презерватива, а лучше три!»
   Тут Марго расхохоталась.
   – Веришь, нет ли, он и одного до конца не успел надеть! Твой герой был тут же готов и излил всю свою страсть внутрь резинки, так и не войдя в мою жаждущую плоть! – почти прорычала она. – Ты знаешь, чего мне стоило переносить все это!
   Она резко вскочила. Ее глаза так дико блестели, что мне стало не по себе. К счастью, Марго пролетела мимо меня. Хлопнула дверца маленького холодильника, и она вернулась с банкой пива.
   «Наверное, решила, что горечь пива будет лучше сочетаться с рассказом о горечи поражения!» – подумал я, но тут же понял, что ошибся.
   – В конце концов я решилась пустить в ход свои химико-фармакологические знания.
   Зашипела открытая банка пива, и вместе с газами куда-то улетучилась агрессия рассказчицы. Ее глаза покрылись мечтательной поволокой.
   – Тогда-то я наконец познала радость близости со своим избранником! Аппликации местного анестетика возымели чудодейственный эффект! Мы постепенно уменьшали концентрацию раствора до тех пор, пока он не стал дарить мне блаженные минуты безо всякой химии!
   Марго смотрела в одну, известную только ей даль и, похоже, забыла о нашем присутствии. Вдруг она с неожиданной силой сжала банку, и остатки пива брызнули вверх.
   – И в благодарность за это твой герой променял меня на мелкую шлюшку!
   – На кого? – не поняла Мишель.
   – Да на Зинку!
   – Мы не видели здесь никакой Зинки.
   – А, ну да! Она же с матерью улетела на том же вертолете, что вас привез! – Марго с силой швырнул смятую банку в мусорную корзину. – Хорошо, что вас надо было забирать, а то бы мне на эту худую рожу до самой субботы пришлось бы смотреть!
   – До субботы?
   – У нас каждую субботу всех желающих из вольнонаемных вывозят в город, к благам цивилизации, так сказать! Так что завтра можем вместе слетать в Усть-Илимск!
   – Спасибо, но Рикке нужно закончить с пробами до наплыва туристов, – холодно заметила Мишель и решила в отместку за Герхарда поворошить Марго рану: – А что, Зинаида не вернется?
   – Да кому она тут нужна без Клавки?! Ее только из-за матери сюда и пристроили! С тех пор как у Клавки начался климакс и давление стало скакать, мы никогда не знали, будет нормальный обед или опять сухим пайком давиться! Ей готовить, а она лежит в лежку! Вот наш солдафон и оформил ее дочку на полставки. В Ванаваре ж работы нет, да и платят с гулькин нос!
   «Ну-у-у! Это ты в нашем университете не была! – с грустью вспомнил я свою лабораторию. – Есть у нас там ассистентка Гулька Фридман. Так на зарплату с ее нос можно как сыр в масле кататься!»
   – А у нас здесь государственная программа, – продолжала Марго, – полставки как иная зарплата в Питере! Уж даже и не знаю, за какие такие красивые глазки ее сюда пристроили?
   – За глазки или нет, – встала Мишель, – но я слышала, что ее сюда теперь поварихой на полную ставку возьмут!
   Марго переменилась в лице. Она вскочила и приподнялась на цыпочки, чтобы быть вровень с Мишель. Ее полная грудь ходила ходуном. Соски напряглись и рвались наружу сквозь ажурный лифчик и обтягивающую олимпийку. Напряженные под лосинами бедра приковывали мой взгляд соблазнительной покатостью.
   Заметив это, Марго грациозно расслабилась и опустилась обратно в кресло. Она подтянула колени к подбородку и расставила ноги с ярко накрашенными ногтями так, что бугорок в том месте, откуда начинались бедра, принял форму спелого персика.
   – Спасибо за коктейль! – холодно поблагодарила Мишель.
   – Вам спасибо, что пришли! – проворковала Марго, проверяя эффект своих чар на моей ширинке.
   Финские джинсы были новые и еще не разношенные, так что мои мысли были хорошо скрыты плотной тканью!
   Мишель пошла к выходу, но увидев, что я направляюсь к Марго, замерла в напряжении.
   Я жестом показал на бутылки в баре, поднял указательный палец, потом ткнул им в себя.
   – Это может быть очень интересно! – плотоядно протянула Марго и изящно подала мне руку.
   Я помог ей встать и подвел к бару. Она достала необычную узкую бутылку с малиновым содержимым и провела по ней своими тонкими пальцами так, как будто ласкала самый важный предмет мужского арсенала. Я потупил взгляд, пытаясь подыграть ей, и дрожащей рукой взял бутылку за горлышко. Она не сразу ее отдала, успев нарисовать несколько окружностей на тыльной стороне моей ладони. Я взял ее игривые пальцы и со всей нежностью, какую только мог изобразить, поцеловал их.
   Мы уже выходили, а Марго все стояла возле бара с поднятой рукой. Ее изящная кисть свесилась, как голова грустного лебедя. Когда я оглянулся, голова лебедя вдруг ожила и тонкие пальцы соблазнительницы запустили мягкую волну.
   – Уф-ф-ф! – выдохнул я, выйдя в коридор, и помотал головой.
   – Версия о несчастной любви отпадает! – возбужденно произнесла Мишель. – Во всяком случае, к Марго. К моменту гибели Герхард уже переключился на Зинку! Поговорить бы с ней, какие у них там были отношения!
   – Лети завтра в Усть-Илимск!
   – Надо подумать!
   – А сейчас, – я поднял вверх импортный малиновый ликер, – вторая часть марлезонского балета! Конечно, водка была бы лучше, но на безрыбье, как говорится, и рак рыба! Кстати, если полетишь в Усть-Илимск, затарься водкой!
   – Зачем?!
   – Будем потрошить Сеню! Вперед!
   Когда мы вернулись в мой барак, сковородка на плитке была пустая, видно, Сеня подчистил остатки картошки с тушенкой. А может, и Сан Саныч приложился – из-под его двери еще пробивался свет. Мишель включила плитку и плеснула в сковородку растительного масла. Я нарезал черный хлеб кусочками и бросил на сковородку. Наша команда работала по плану, разработанному по дороге от Марго. Я открыл банку шпрот, выданную каждому на обед, и долил из нее масла в сковородку. Скоро запах копченой рыбы дошел до Сени. С транзистором под мышкой он влетел на кухню. Первые бутерброды из жареных хлебцев со шпротами уже лежали на красивом блюде из Клавиной коллекции кухонной утвари.
   – Что за праздник? – оживился Сеня и облизнулся на бутылку ликера на столе.
   – Будем поминать Герхарда, – сказала Мишель и слово в слово пересказала историю про ее экзамены по русскому.
   – Чего только в жизни не бывает! – согласился наш полуночный гость и выключил транзистор. – Откуда напиток? – он принялся деловито открывать бутылку.
   – От Марго.
   – Грехи замаливает! На помин души расщедрилась, сучка! Так с нее надо было тогда и за мальца взять, да и за Миху!
   Мишель насторожилась и тут же хотела задать вопрос. Я остановил ее, сжав руку с лопаткой, которой она переворачивала хлебцы. Сеня тем временем ловко расставил четыре стопки.
   – Сан Саныча будем звать? – он задумчиво взял пятую стопку.
   – Может, он спит уже, – ответила Мишель, прикидывая, что спиртного и так в обрез, – придет, так нальем и ему.
   – Тоже верно! Его дело стариковское, кефир, сортир, и храпи, как сто мортир! – прошептал Сеня и убрал стопку в шкафчик.
   Когда все бутерброды были готовы и все стопки налиты, наш балагур взял опустевшую консервную банку.
   – Шпроты рижские, – прочитал он, – держи, сыщик, свой родной продукт, и положил один бутерброд на четвертую стопку, предназначенную Герхарду.
   – Он был из Таллина! – возразила Мишель.
   – Ну, не чокаясь! – не стал спорить Сеня и, не дожидаясь нас, заглотнул содержимое стопки. – Ух ты, как Клавкино варенье! – крякнул он, а потом вдруг открыл рот и пару раз хватанул воздух.
   Удивленно взглянув на бутылку, он тут же налил себе снова. На этот раз он шумно выдохнул, прежде чем залить в себя ликер.
   Мы его не останавливали. Вечеринка повторяла посиделки у Марго, с той лишь разницей, что в этот раз захмелел не только объект допроса, но и сама допросчица. Я с подозрением посмотрел на бутылку и отпил из своей стопки. Сначала было приторно сладко, потом обожгло корень языка. Я повернул бутылку этикеткой к себе. Пол-этикетки занимали иероглифы, внизу же мелким шрифтом было продублировано на английском: «малиновая эссенция на семидесятипроцентном пищевом спирте».
   «Похоже, китайская пищевая добавка с мартини не подружилась!» – забеспокоился я, глянув на Мишель, и поторопил ее с первым вопросом.
   Но вместо вопроса, почему Сеня отказался мыться со мной в бане из-за трех походов на болото, как было обговорено заранее, я услышал:
   – А почему ты сказал, что Марго должна проставиться и за Миху, и за мальца? И кто такой малец?
   – Да пацаненок этот, который денатуратом отравился! Тоже вон из Риги! – Сеня снова взял банку из-под шпрот и отогнул крышку.
   Мишель попыталась возразить, но я опять успел ее остановить. Допрашиваемый достал из кармана «Беломор» и закурил.
   – Это же наша цаца его довела! Задницей крутила, на коктейли звала! А пацаненок ведь и не пил совсем! – Сеня стряхнул пепел в банку из-под шпрот.
   Я долил ему остатки ликера и поставил чайник. Сеня выпил. Хорошо затянулся и в задумчивости уставился на полную стопку, накрытую бутербродом.
   – Точно! – обрадовался он пришедшей мысли. – Если пацаненок не пил, то ему и не надо!
   Я не стал напоминать, что это стопка Герхарда.
   Он снял бутерброд и прикончил стопку одним махом.
   – На твой родной продукт мы не претендуем! – Сеня поднял со стола упавшую шпротину и положил обратно на хлебец. – Так во-о-т! – протянул он. – Мне потом Виталик все в красках рассказывал, как она мальца опоила да делала с ним что хотела! Ему-то с вышки все было видать! Эта извращенка, не поверишь, специально шторы открытыми оставляет, чтобы солдатиков смущать! А малому много ли надо? Поди узнал, что его в бинокль всем взводом, как порнушку, смотрели, да и не выдержал. Виталик, он ведь всех своих дружков на тот спектакль позвал, они тогда чуть вышку не завалили! Ну и как парню после этого по базе ходить, когда каждый салага на него с ухмылочкой смотрит?! Вот и наложил на себя руки, царствие ему небесное, – Сеня с грустью посмотрел сквозь окно на небо.
   Я делал вид, что не слушаю и молча разливал чай.
   – Мне покрепче! – он отодвинул мою руку с чайником и плеснул себе до краев заварки. – Жалко парня, – вздохнул он. – Надеюсь, что в ихней вере Господь самоубийц привечает! Что, красавица, привечает али нет? – Сеня толкнул клюющую носом Мишель.
   Локоть, на который та опиралась, соскочил со стола, и она чуть не нырнула подбородком в горячий чай. Я успел накрыть кружку ладонью, но Мишель сама сумела удержать голову и лишь слегка коснулась моей руки. Открыв глаза, она увидела перед собой кружку и вцепилась в нее обеими руками, как будто замерзла.
   – И Миху тоже эта лярва загубила! – Сеня шумно зацедил горячий чай. – До пацаненка-то она с ним, с Михой, шашни крутила, больше-то на нее никто не зарился. Буржуины русского не знают, на них ее сладкие речи не действуют, да и воспитания они другого! А Миха под носом у Клавки блудил и хоть бы ему что! А Марго он и не нужен был вовсе! Она малого тогда обхаживала, но как узнала, что химиков разгоняют и малой уедет, за Миху взялась. Окрутила мужика да и бросила за ненадобностью, когда выяснилось, что пацанчик-то никуда не уезжает. Тот глупыш на свою погибель решил с биологами остаться! Я думаю, что из-за вертихвостки этой и остался!
   – А как же ее муж? – после чая Мишель пришла немного в себя.
   – Ты видела того мужа? Сначала был мужик как мужик, а сейчас посмотри не него. На зоне был бы первой невестой! Не поверишь, за два года в бабу превратился. Не иначе, дохимичился в своей секретной лаборатории! Целыми днями там со Стивом пропадает! А Марго, шалаве, только этого и надо! И ведь как красиво устроилась, сучка! Когда в биоблоке кто-то работает, над дверями красный фонарь горит, совсем как в публичном доме! – расхохотался Сеня. – Вот она и не теряется. На модуле красный фонарь – у нее публичный дом! Фонарь пожелтел – значит, началась дезактивация и минут через пятнадцать работнички наружу выйдут. Смекаешь?! За это время от любовничков и уже следа не останется!
   – А она что, совсем не работает? – голос Мишель стал полусонным, похоже, она опять отключалась.
   – Ну, это смотря что называть работой! – гоготнул Сеня. – Если поддержку боевого духа солдатиков нашей точки, – тут он с грохотом поставил локоть на стол, сжал кулак и выразительно напряг руку, – то тут ей равных нет! А если занятие наукой, то это большой вопрос! По мне, так что ей там делать? Она же как закончила фармацевтическое училище, так ее папаша сражу же пристроил в армейское аптечное управление бумажками шуршать! А здесь шуршать нечем, кроме мини-юбки! Хотя как знать, время от времени и она в белом халатике рассекает.
   Сеня ткнул бычок в консервную банку и опять уставился в этикетку «шпроты рижские». Он потянул следующую папиросу в рот и замер на полпути.
   – А ведь рижанин, следак ейный, – он кивнул на задремавшую переводчицу, – тоже через руки Марго прошел! – и треснул кулаком по столу так, что его импровизированная пепельница подпрыгнула, а беломорина сломалась.
   Мишель вздрогнула и неожиданно вспомнила, что не задала мой вопрос.
   – Сеня, – сказала она заплетающимся языком, – а почему ты с Рикки париться не пошел?
   – Почему? А я объясню почему!
   Его громогласные объяснения и удары по столу могли привлечь внимание коменданта. Я показал Сене, что тоже хочу курить и потащил его на крыльцо.
   – Ты не обижайся, Микола! – он похлопал меня по плечу. – Тут странные вещи происходят, поэтому береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет! – он рассмеялся и закашлялся.
   Выбросив сломанную папиросу, он достал две новые, сунул их себе в рот и обе прикурил.
   – Когда это все тут начиналось, рассказывают, что была здесь одна бригада, которая пробы собирала, как и ты, – он дал мне одну из прикуренных папирос, – ушли они на болота с палаткой, с аквалангами, со всеми делами. Ну, в общем, чтобы время на ходьбу туда-сюда не тратить, на болоте жили! Через три дня вернулись со всеми пробами, все чин чинарем, отчитались и в баню. Час их нет, два нет, через три часа хватились, а баня изнутри заперта и не отзывается никто! Дверь выломали, а они все бездыханные на полу скорчились! Кто-то трубу раньше времени перекрыл, вот и угорели. Самый здоровый из них, который аквалангистом был, двух других за ноги мертвой хваткой держал. Те, видать, дверь хотели открыть, а он им не давал, да за ноги оттаскивал. Ну, решили следаки, что один угорел, да с катушек съехал, и остальных за собой потянул. – Сеня замолчал на целых две затяжки. – А я думаю, – продолжил он, – аквалангисту тому еще на болоте крышу снесло, когда он тину черпал! Так что не обессудь, Микола, в баню я с тобой не пойду!
   – Что здесь происходит? – послышался за спиной голос коменданта. – Одна там вся в соплях валяется, другой тут чушь несусветную несет!
   – Так, это, Сан Саныч, поминки ведь! – Сеня вскочил, плюнул в ладошку и затушил папиросу.
   – Где выпивку взяли?
   – Так Марго дала, на помин души!
   – Которой из них? Ты, небось, тут уже про горы трупов насвистел? Сколько раз тебе говорил, помалкивай в тряпочку – здоровее будешь!
   – Так Микола все равно ж по-нашему ни бельмеса, а как же на поминках, да молчком?
   – Рикка ладно, а переводчица его?
   – Так ты ж сам, Сан Саныч, видел, что в отключке она! Да не узнает никто ни о чем, чего ты переживаешь? Закроют нас к зиме по-любому, а там хоть трава не расти!
   – Закроют, если международного скандала не раздуют! Два трупа-то иностранных! Да еще собутыльника твоего нового Нильс, придурок, на болота отправил!
   Я спиной не видел, но комендант, наверное, кивнул на меня.
   – Сейчас он там в тине надрызгается, и где нам потом его искать? – Сан Саныч смачно сплюнул. – Из какого омута вылавливать?!
   – Типун тебе на язык, начальник! Микола хороший парень! Не чета другим буржуям! Ты ему акваланг не дал и молодец! А в земле пусть копается, авось пронесет!
   Я сидел, тянул «Беломор» и боялся обернуться. Они не должны были видеть мои расширенные от ужаса глаза! Если бы не папироса, даже не знаю, как бы я справился со своими нервами.
   «Ладно, третий день прошел и хрен с ним! В бане не угорел – уже хорошо! Пока в болоте топиться не потянуло, надо идти Мишель выручать, а то с пьяных глаз ляпнет что-нибудь лишнее!»

Глава 10
Хуторянка

   Комендант не соврал. Моя переводчица была конкретно заревана, хотя, когда мы с Сеней уходили, она мирно дремала. Сейчас Мишель сидела, уронив голову на руки и сквозь сон тихо всхлипывала. Из ее тонкого арийского носика свисали прозрачные ниточки.
   – Вот это я понимаю! – послышалось за моей спиной. – Настоящие поминки!
   – Пусть сами разбираются, – проворчал в ответ комендант. – Отправляйся, Сеня, спать!
   – Так у меня там транзистор!
   – Какой транзистор в час ночи?!
   Когда коридор опустел, я сходил в свою комнату и отыскал носовые платки, которые мать всегда незаметно подсовывала мне в дорогу. Я скомкал один из них и, стараясь не разбудить Мишель, положил на стол возле ее руки. Потом отошел к помойному ведру и с шумом бросил в него злосчастную банку из-под шпрот. За спиной зашевелились, и послышался громкий всхлип. После звука высморканного носа я повернулся к столу.
   – Начальство спит – служба идет! – прошептал я и улыбнулся.
   – Вы ушли, а мне так хреново стало! Как поняла, что все мечты о нормальной жизни коту под хвост и что жизни этой, нормальной, уже никогда не будет, так себя жалко стало!
   Передо мной сидела обычная деваха, без властно сжатых губ и презрения к окружающим, и откровенно жалилась на свою тяжелую женскую долю.
   «Рюмка мартини да стопка малиновой эссенции – вот бронебойное средство против снежных королев!» – подумал я и протянул ей руку. – Пойдем, я провожу тебя, а то сейчас Сеня вернется за своим транзистором!
   Я взял ее влажную ладонь и повел к выходу.
   – Мы куда? К забору? Информацией делиться?
   – Забудь! Сегодняшняя информация нам обоим известна, а переваривать ее мы будем завтра, на свежую голову.
   Мы вышли на улицу. После спертого и прокуренного воздуха кухни свежая ночь закружила голову. Во всяком случае, Мишель покачнулась.
   – Где вы тут моетесь?
   – Вон кран под навесом, – показал я на угол барака, – но горячей воды нет!
   – Какая есть, мне тушь смыть, а то глаза щиплет, сил нет.
   Пока она мылась, я облегчился в кустах, как учил Сеня. На обратном пути я столкнулся с посвежевшей Мишель, которая шла от биотуалета.
   – А у Сени разрешение спросила?! – я с наигранным испугом посмотрел на крыльцо.
   Она наконец улыбнулась и взяла меня под руку:
   – Давай все же пойдем к забору. У меня есть для тебя информация. Пошли, пока я не передумала!
   Вдоль забора росла крапива и лопухи с репейником. Тот, кто косил бурьян, а был это, наверняка, работник, на котором здесь все держалось, до самой ограды не доходил. Скорее всего, боялся зацепить косой за железную сетку, а может быть, использовал двухметровую крапиву как естественный камуфляж. Мы прошли вдоль забора метров десять, когда Мишель начала свой рассказ.
   – Ты будешь вторым человеком, кому я это рассказываю!
   – Ну вот! – я состроил кислую физиономию. – Быть вторым – мой удел!
   – Все шутишь! – она грустно улыбнулась. – Ну если тебе так будет легче – ты первый мужчина, которому я это рассказываю!
   Сказано это было с такой внутренней болью, что шутить сразу расхотелось.
   – Извини! – я легонько похлопал ее по пальцам, лежавшим на моей руке.
   – Ничего, я уже начинаю привыкать к тебе. – И быстро поправилась: – К твоей манере общения! Наверное, поэтому я и хочу, чтобы ты знал правду! Да и вообще, сегодняшний вечер мне на многое открыл глаза. Я ведь ехала сюда с одной только целью – убить того, кто убил мою последнюю надежду! – она отвернулась и достала знакомый носовой платок.
   Я понял, что она не шутит, но в ее страшных словах не было той злости, с которой они должны были прозвучать.
   – Прости, сначала я не думала о тебе, да ты мне, если честно, и не понравился, особенно после твоей выходки в самолете! Потом я решила, что дам тебе уйти с туристами, чтобы тебя не потянули вслед за мной как соучастника. А сейчас, – она запнулась, – никакого убийства не будет!
   – Уф-ф-ф! – я не удержался и шутливо смахнул несуществующие капельки пота со лба.
   – Не надо! – попросила она. – Я говорю серьезные вещи!
   – Прости, сорвался! – теперь я уже не похлопал, а нежно погладил ее по пальцам, лежавшим на моей руке. – Когда я смущаюсь, я всегда прячусь за маской клоуна.
   – Ты умеешь смущаться? – она посмотрела на меня. – Вот это новость!
   Она споткнулась в темноте и схватилась за меня свободной рукой. Когда мы развернулись и пошли в обратную сторону, она уже держалась за меня обеими руками, сцепленными в замок на моем локте. С каждым шагом я все больше чувствовал ее вес, и рука, на которой она висела, начала предательски разгибаться.
   – Ты устала, давай в комнате договорим? – предложил я.
   – В комнате я не смогу! Мне некуда будет прятать глаза.
   Я молча кивнул и тоже сцепил пальцы замком. Поддерживать ее стало легче. Она, похоже, не замечала моих физических страданий.
   – Не знаю, чем могла разгневать судьбу двенадцатилетняя девочка, чтобы наказывать ее в самый светлый праздник?! – она глубоко вздохнула. – Случилось это ровно двадцать лет назад. Вся Эстония тогда справляла Янову ночь. У нас это любимый народный праздник! Его празднуют много-много лет и справляют в самую короткую ночь года. У нас на хуторе зажигали костер, пели, танцевали, качались на качелях, пили домашнее пиво и ели шашлык. А когда наступала полночь, все начинали прыгать через костер. И я прыгала. Уже тогда я была самая ловкая среди детворы. Но с той ночи, – она сделала ударение на слове «той», – я уже никогда не прыгала через костер. А когда стала курсантом полицейской академии, а потом и в самой полиции, я всегда брала дежурство в этот день.
   Она надолго замолчала, видно, собиралась с духом. Ее сильные руки больно сжимали мне локоть, но я терпел, боясь нарушить ее рассказ.
   – В ту Янову ночь у нас в гостях был друг моего отца с соседнего хутора. У него жена недавно родила двойню, и он оставил семью дома. Весь вечер он не сводил с меня глаз, а я тогда только-только начала заглядываться на мальчишек. В то время мне очень нравился Оскар, студент, работавший у отца на каникулах. Но он меня не замечал, а обхаживал мою старшую сестру. А тут вдруг взрослый дядька – и такое внимание. Я, дурочка, и обрадовалась: «Если я могу нравиться взрослым, значит, и Оскар меня скоро заметит!»
   Когда все ушли прыгать через костер, сосед поманил меня. «Ты, – говорит, – такая взрослая уже, а сидишь за детским столом, иди, – говорит, – посиди, как взрослая». И посадил меня к себе на колени. Я как на стол-то глянула с высоты, так и взаправду себя взрослой почувствовала. А он мне еще и пива налил. «Пей, – говорит, – сегодня праздник, в праздник можно, а особенно таким взрослым девочкам, как ты!» Хлебнула я пива, потом еще, и так мне весело стало! «Пойдем, – говорю, – через костер прыгать, пусть Оскар посмотрит, какая я взрослая да ловкая!»
   «Пойдем, – отвечает, – да только сначала потренироваться надо!» И начал он меня своими крепкими руками подкидывать. А у меня в груди все замирает, и голова кружится. Потом чувствую, что панталончики у меня от подкидываний этих съехали. Я хотела их подтянуть, да чувствую, что их кто-то в обратную сторону тянет!»
   Тут Мишель остановилась и тяжело задышала. Она отвернулась в сторону вышки. На фоне светлого неба отчетливо вырисовывался силуэт часового.
   – Потом были только боль и стыд! Стыд и боль! – разрыдалась она. – И ненависть ко всем сволочам!
   Она вдруг сильно оттолкнула меня и понеслась к нашему бараку. Я не устоял на ногах, и сетчатое ограждение вместе с бурьяном приняли меня в свои объятья. Пока я выбирался из крапивы и вытаскивал из волос репейник, у нашего крыльца зашумела вода. Подойдя поближе, я увидел, что Мишель сидит на корточках под включенным краном. Холодная струя била ее по макушке и стекала по волосам прямо на одежду. Небольшая лужа уже колыхалась в подоле ее юбки.
   – Помоги вытащить репейник! – я тоже присел на корточки и повернулся к ней спиной: «Ну, давай же! – внутренне подбадривал ее я. – Выбирайся из своих переживаний!»
   Я с облегчением почувствовал ее пальцы на своем затылке. Она нащупала шарик репейника и что было сил дернула.
   Я чуть не взвыл от боли, но мужественно стерпел.
   – Больно? – дрожащим голосом спросила она.
   – Ни капельки!
   – А чего дернулся?
   – Так капельки!
   – Какие капельки?!
   – Какие?! Ледяные! С твоих рук и прямо мне за шиворот!
   – Извини! – она попыталась вытереть ладони о кофту и застыла, поняв, что кофта вся мокрая.
   Я повернулся и протянул ей руку.
   – Хватит моржевать! Мне от одного твоего вида холодно!
   Хотя здесь я врал. От ее вида меня бросило в жар! Промокшая насквозь кофта облепила ее грудь, проявив то, что должно быть скрыто от чужих глаз. Косые лучи лампы дневного света падали из-под козырька крыльца и усиливали эффект. Смешиваясь с белизной ее кофты, они превращали ее стройное тело в одну из гипсовых девушек, населяющих Летний сад в Питере. В моем далеком отрочестве сувенирные фотографии тех девушек были единственным источником познания обнаженной женской натуры. И вот сейчас, совсем как в моих неприличных подростковых мечтах, одна из них ожила! Она даже взяла меня за руку!
   Мишель вылезла из-под бегущей воды и, вся дрожа, попыталась закрутить кран. Я положил ладонь поверх ее трясущейся руки, и вместе мы закрыли воду.
   – Ты теплый! – сказала она, но прижиматься ко мне, как это бывает после таких слов в кино, не стала.
   – Давай в дом, быстро! – я подтолкнул ее сзади.
   В комнате я бросил ей свое полотенце и выдвинул из-под кровати чемодан.
   – Бери все, что понравится! Здесь половина вещей еще ни разу не надеванных! А я пока пойду, чайник поставлю.
   В комнате Клавдии было все так, как мы оставили, короче, полный бардак. Я прибрал со стола. Хлебец со шпротиной, который предназначался покойному, я кинул в форточку: «Птички съедят!»
   Чайник вскипел, а Мишель все не появлялась.
   – Гостиничный сервис! – я постучался и зашел к себе.
   Мишель лежала на бывшей кровати Марго, натянув до подбородка одеяло. Мокрая одежда висела на спинке и под ней уже образовалась лужа.
   – Сходи за моими вещами, – жалобно попросила она, – ключ на тумбочке.
   – Пей, пока горячий! – я поставил чай рядом с ключами. – Какая твоя дверь?
   – Вторая направо. Чемодан под кроватью.
   Я взял ключ, на его место положил свой.
   – Закройся, пока я хожу. Не дай бог, Сеня завалится! И перебирайся на мою кровать, эта уже небось вся мокрая!
   По пути к американскому модулю я впервые обратил внимание на тусклую красную лампочку над входом в биоблок.
   «По уму, надо бы ее на дверь Марго перевесить! – подумал я. – Так было бы правильнее!»
   Под красным светом сидел часовой. Заслышав шаги, он встал, но, разглядев меня, снова опустился на ступеньку.
   «А как же приказ курсировать между дверями и био– и химблоками?! – подумал я, проходя мимо. – Значит, в мой химблок заходи кто хочет, бери что хочешь?! А у меня там, между прочим, опасные болотные пробы!»
   Отчитывая про себя часового, я поднялся в американский модуль. В коридоре горел свет. Первая комната налево была душевая, направо туалеты.
   «Хорошее у моей переводчицы соседство! – с сарказмом заключил я. – С одной стороны туалеты, с другой «стриптиз-бар», как я назвал комнату Марго. Теперь понятно, почему Мишель проигнорировала мой вопрос, где ее комната, когда мы шли на коктейльную вечеринку к Марго».
   За соседней дверью послышались мягкие шаги.
   «Легка на помине!» – Хорошо, что ключ я вертел на пальце.
   Быстро отперев дверь, я нырнул в комнату. В коридоре послышался скрип половиц. Я уперся спиной в дверь.
   – Что, подруга, тебе тоже не обломилось? – раздался пьяный голос Марго, и по двери пробежала барабанная дробь ее пальцев. – Поделись! Я пойму.
   Ручка двери поползла вниз. Я что было сил уперся спиной в дверь, а ногами в пол.
   – Ну, как знаешь! А то давай, поможем снять напряжение друг другу! Мальчишечки на вышке такого еще не видели! – с придыханием проворковала она.
   Половицы в коридоре опять запищали. Я выдохнул и закрыл дверь на замок. Перед тем как включить свет, задернул шторы. Застеленная кровать была у стены, общей с комнатой Мезиных. Под ней я нашел раскрытый чемодан. Еще по пути сюда я решил, что копаться в нем не буду, а возьму целиком. Я захлопнул его и медленно потянул молнию. До конца застегнуть не получалось. Что-то защемилось, и молнию заело. Разбираться не было времени. Я подошел к двери и прислушался. Марго топталась в своей комнате, но у самой двери. Выключив свет, я на цыпочках подкрался к окну и тут впервые заметил, что на тумбочке что-то моргает. Ноутбук!
   «Выйду в скайп, позвоню Танюшке!» – обрадовался я и открыл компьютер.
   Рано радовался. Вспыхнувший экран предлагал ввести пароль!
   В расстроенных чувствах я закрыл ноутбук и открыл окно. С улицы пахнуло жаром.
   «Кондиционеры тут, что ли?»
   Поставив чемодан на подоконник, я перекинул ногу на улицу, совсем как неделю назад у Танюшки дома.
   «Как она там без меня? Поди, папаша муштрует вовсю! Надо ее спасать из этой казармы!»
   Как и неделю назад, я выглянул на улицу. В этот раз не дым курящего Танюшкиного отца, а вид часового на вышке загнал меня обратно. Выбора не оставалось. Я тихо выскользнул в коридор, но не рассчитал. Предательский чемодан подтолкнул дверь, и та распахнулась. Я едва успел поймать ее и не дать стукнуться о стену. Поймать-то поймал, но ключ выронил. Тут чемодан исправился и смягчил падение ключа. Я прислушался. Вроде было тихо, однако поручиться не мог, мешал стук сердца в ушах. Я нагнулся за ключом, стук в ушах усилился. Похоже, дверь стала закрываться и уперлась в мою задранную кверху задницу.
   «Хотя погодите! Дверь – вот она! Чемодан ее держит и не дает закрыться!»
   – Ты к Мишель переезжаешь? – послышался мягкий голос Марго. Я обернулся и глянул снизу вверх. Она стояла в сногсшибательном пеньюаре, положив обе руки на мои ягодицы. Снизу были хорошо видны ее чуть полноватые бедра. Край шелковой сорочки под пеньюаром закрывал самое интересное, но вид и так был соблазнительный донельзя! Марго как будто поняла, что красота ее тела еще не до конца оценена. Она оперлась о мои ягодицы и приподнялась, чтобы заглянуть в комнату.
   – А где же Мишель? – невинно поинтересовалась она, понимая, что приподнялась как раз настолько, чтобы открыть моему взору то, что скрывал подол сорочки.
   – Раз Мишели нет, идем ко мне? – жарко зашептала она. – Не пожалеешь! – она принялась наглаживать мои ягодицы. – Я знала, что еще увижу тебя сегодня! Это судьба! Не зря мое мартини попросилось наружу именно сейчас!
   Тут она изловчилась и засунула руки в задние карманы моих джинсов. Я тут же почувствовал жар ее ладоней.
   – Что там у нас лежит? – Марго начала наглым образом ощупывать мой напрягшийся зад, как будто девушкой был я.
   «Долго еще будешь стоять раком?» – прикрикнул я на себя и распрямился.
   Натяжение джинсов на моей заднице ослабло, и у Марго появилась возможность для маневра. Ее руки заходили ходуном.
   – Какая упругая попочка! – задохнулась она от возбуждения.
   Я резко развернулся. Соблазнительница ойкнула. Она не успела выдернуть руки из моих карманов, и в коридоре возникла необычная скульптурная композиция. Неестественно изогнутая женщина упиралась подбородком в живот смущенному мужчине и смотрела широко раскрытыми глазами на ажурную лямку лифчика, торчащую из чемодана.
   Я подхватил Марго за бок, чтобы она не упала. Лежа на моем локте, она высвободила руки и повернула свое упругое тело так, что ее грудь оказалась в моей ладони. Ее напряженный сосок как будто нажал волшебную кнопочку, и пальцы сами собой сложились в пригоршню.
   «Без лифчика! – тупо подумал я. – А ведь когда мы уходили, он был. Точно был!»
   – Как хорошо! – выдохнула Марго и прижала мою руку к себе.
   Она тут же распрямилась, поймала мою вторую руку и положила на другую грудь. Ключ, который я только что поднял, снова упал, тихо звякнув о деревянный пол.
   – Так это, значит, Мишель к тебе переезжает? – заглянула мне в лицо бесстыдница. – Знаешь, а я не против, но право первой ночи мое!
   Она взяла меня за руки и, как бычка, завела к себе в комнату, открыв дверь спиной, а захлопнув ногой. Все так же спиной вперед она плюхнулась в кресло, и я приземлился на ее крутые бедра, стукнувшись при этом коленями о подлокотники.
   «Похоже, в этот раз танец живота на чьих-то бедрах придется исполнять мне!» – вспомнил я свои невинные шалости в Финляндии.
   А Марго уже расстегивала мою рубашку. Ее озорные пальцы проворно бегали по моей груди и животу. Потом спустились вниз и добрались до моих ягодиц.
   – Какая попочка! – опять прошептала она.
   Я начал съезжать вниз по ее шелковому белью. Выбора не оставалось. Я перестал ласкать ее налившуюся грудь и схватился за спинку кресла. Она тем временем расстегивала мои джинсы. Когда молния наконец поддалась, она подбила мои руки снизу, и я скатился на пол, успев ухватиться за подлокотники. Марго нетерпеливо отцепила мои пальцы, и я завалился на спину. Она встала и без видимых усилий начала вытряхивать меня из джинсов.
   Я лежал и завороженно смотрел, как в процессе вытряхивания покачивается ее соблазнительная грудь. Мои мысли были где-то далеко, если в тот момент у меня вообще были какие-нибудь мысли. В забытье я не сразу понял, что прекрасная амазонка уже оседлала меня и готова сдернуть сбрую с моего коня. Я надул живот, стараясь побыстрее коснуться разгоряченной наездницы. Как только я уперся в ее лоно, она простонала и отпрянула назад.
   – Нет, я так не могу! Слишком много мартини отвлекает мою девочку! – она с трудом поднялась, на мгновенье сжала покатые бедра и исчезла.
   Хлопок двери стал возвращать меня в действительность. Перекрещенные ноги, страдальческое выражение лица, молящий шепот: «Не дави!»
   Еще не вполне соображая, я огляделся. Под кроватями было пусто: «Чемодан!»
   В одних трусах и рубашке я выбрался в коридор.
   – Куда?! – из комнаты с биотуалетами показалась голова Марго.
   Я показал на чемодан.
   – Никуда он не денется, возвращайся в комнату! – она энергично замахала рукой, жестами загоняя меня обратно в стойло.
   Я стоял, слабо соображая, чего она хочет. Тогда она выскочила и затолкала меня в комнату вместе с чемоданом.
   – Сидеть! – показала она на кресло и что-то схватила с тумбочки.
   Дверь за ней захлопнулась, два раза щелкнул замок. В тот момент, когда она выскакивала в коридор, ее пеньюар распахнулся, и мой зрительный орган успел зафиксировать приспущенные трусики, растянутые округлыми бедрами. Мозг медленно обрабатывал полученную информацию.
   «Танюшка!» – в голове все встало на свои места.
   Я быстро натянул джинсы. Не застегиваясь, бросился к выключателю. В наступившей темноте нащупал ручку чемодана. Окно. Подоконник.
   «Плевать на охранника на вышке! – я помчался прочь от американского модуля. – Что это было?! Вот и не верь после этого в «Шемаханскую царицу» и женские чары! А ведь я был там настоящим зомби! Если бы не Танюшка, эта хищница съела бы меня с потрохами!»
   Рубашка развевалась на ветру. Джинсы спадали, и мне приходилось придерживать их рукой. Я глянул на вышку. Часовой стоял, где был. Прожектор не включился и боевую тревогу никто не объявлял. Однако, огибая спецмодуль со стороны химблока, где не было часового, я на бегу заметил свет, которого не было раньше. Забежав за угол нашего барака, я сразу же выглянул с другой стороны, пытаясь определить его источник. Часовой возле биологического отсека уже был на ногах, и его было видно намного лучше, чем раньше.
   «Ага!» – лампочка над ним больше не была тускло-красной.
   Как взошедшее солнышко, над часовым сиял оранжевый нимб. Стало понятно, почему бегущий от окна Марго человек не вызвал переполоха: часовые были отвлечены скорым появлением Мезина с американцем!
   «Кстати, а что было со шторами, когда меня пытались изнасиловать?! – я покосился на вышку. – А не все ли тебе равно? Ты же не будешь травиться техническим спиртом, даже если Виталик со товарищи видел ваши игрища с Марго?!»
   И тут мне пришла неожиданная мысль: «А действительно, какой мужик, ну пусть парень, будет считать зазорным, что на нем покаталась такая женщина?!»
   Наконец, отдышавшись, я привел себя в порядок. Подождал выхода Мезина с американцем – теперь я знал Стива в лицо – и пошел к себе. Дверь была не заперта, но я все равно постучался. Мишель все так же лежала на кровати Марго.
   – Не спишь? – тихо спросил я.
   В ответ донеслось тихое дыхание, иногда прерываемое всхлипами. Я подошел к изголовью. Мишель спала. Ее голова белела в темноте обмотанным полотенцем. Чай был выпит. Ключ лежал там, где я его оставил. Я поставил чемодан и посмотрел на свою кровать. Скрипеть рассохшимися досками не хотелось, да и думалось лучше стоя. Мишель вздрогнула. Похоже, время от времени ее пробивал озноб. Я аккуратно накинул на нее свое одеяло и открыл окно. Жаркий воздух летней ночи тут же зашел в комнату. Я выглянул на улицу. Оранжевый свет погас. В наступившей темноте часового было не видно.
   Решение пришло само.
   «И Мишель не буду стеснять, и займусь ее работой, пока она недееспособна!»
   Я запер дверь изнутри и оставил ключ в замке. Вернулся к окну и вылез на улицу. Прикрыв за собой раму, я в обход отправился в сторону американского модуля. С другой стороны бараков тропинок не было, зато часовой с вышки не мог меня видеть. Я подкрался к крыльцу. В модуле шумел душ. Кто-то прошел по коридору.
   «Интересно, куда Марго дела оброненный мною ключ? Что, если она закрыла комнату? – я вспомнил, что оставил окно в комнате Мишель открытым. – Все идет к тому, что я превращаюсь в форточника!»
   Я прошмыгнул мимо крыльца и оказался в секторе обзора с вышки. Но поскольку Мезин, скорее всего, не одобрял выставление семейной жизни напоказ, их шторы были плотно задернуты и под окном было темно, насколько может быть темно белой ночью. Часовой поднес бинокль к глазам, но глядел совсем в другую сторону. В дежурке работал телевизор, и можно было смотреть «немое» кино.
   Я пошире открыл раму и нырнул в окно переворотом через голову, как когда-то учили морпехи. Не будучи щепетильным, как Мишель, я завалился на ее кровать и с облегчением стянул джинсы. Жесткая, еще не разношенная ткань натерла нежные части тела, и теперь они горели. Пошарив в тумбочке, я нашел какой-то крем. В темноте прочитать не смог, но пах он вкусно. Выдавив полную пригоршню, я с наслаждением стал наносить прохладную массу на внутреннюю поверхность бедер.
   За этим занятием меня и застал приглушенный голос Мезина. Я не разобрал, что он сказал, зато тирада Марго долетела до меня полностью.
   – Сколько можно полуночничать с этим Стивом! Тебя жена дома ждет, истосковавшаяся по мужскому теплу!
   Ответа носителя мужского тепла я не разобрал.
   – Хватит шептать! Нет там никого! Эта немчура слиняла к своему финну! Вон, даже ключ оставила!
   За стеной произошло какое-то движение. Минутой позже раздался звук вставляемого в замок ключа. Я вмиг оказался на полу и закатился под кровать.
   Дверь открылась.
   «Джинсы! – вспомнил я. – Остались в ногах кровати!»
   Мезин свет включать не стал. Вошел. Постоял посередине комнаты. Открыл обе тумбочки. Достал какие-то бумаги и отошел к двери. Минут пять я слышал их шуршание. Потом опять появились ноги Мезина, и бумаги вернулись на место. Дверь захлопнулась. Снова стало темно.
   – Ну что?! – встретила мужа Марго.
   – Странно все это! – сказал Мезин в полный голос. – У нее полно записей на каком-то скандинавском языке.
   – Чего странного?! Они финны!
   – Странно то, что слишком часто там встречаются имена Иманд и Герхард!
   «Нехорошо получилось! – думал я, прижимая ухо к плинтусу. – Подставил я Мишель с этой катавасией с ключом!»
   Слышимость здесь была отменная. Я увидел место, где из-под плинтуса пробивалась полоска света, и переместился туда.
   – Забудь! Тебя жена хочет!
   – Как бы проверить, откуда она? Ты заметила, у нее почти нет акцента! Интересно, где она изучала русский?
   – А тебе не все равно? Герхарда она знала только потому, что на экзамене русского перевода ей попалась статья про самого геройского полицейского Таллина! Ты этого героя видел! С дамой двух слов связать не может!
   – Не мог! – поправил ее Мезин. – Ну ладно, с Герхардом более-менее понятно, а Иманд здесь каким боком?
   – Ну, тут совсем все просто! Он же сын известного миллионщика! Про него не только эстонские газеты писали, а наверняка, и финские!
   – Может быть, может быть, – задумчиво произнес Мезин.
   – Может быть, твоя жена сейчас сгорит от страсти! – послышались мягкие шаги. – Милый, ты можешь отвлечься от дел хоть на минуту?
   – Посмотри на часы! Я устал!
   – Да тебе ничего делать не придется! Я все устрою сама!
   За стеной возникла какая-то возня. Минут через десять раздраженный голос Мезина прозвучал совсем близко:
   – Я же говорил, я устал!
   – А когда ты не устал?! У тебя это «устал» уже полгода длится!
   – А ты думаешь, чего я в лаборатории целыми сутками пропадаю?! Вот получу нужные антитела, и все снова заработает, как раньше!
   – А языку твоему тоже нужны антитела?! Он без них тоже не работает?!
   Чем закончились переговоры, я слушать не стал, но, судя по начавшимся охам и вздохам, Марго добилась своего.
   Я стянул с противоположной кровати матрас и подушку и устроил себе лежбище около облюбованной щели под плинтусом.
   Больше разговоров за стеной не было, и я с чувством выполненного долга заснул.
   На рассвете мне приснился кошмар.
   – Мне сто раз надо! – кричала разъяренная Марго, и ее пеньюар развевался от бешеной скачки на мне.
   Я проснулся в поту, но сон не прекращался.
   – Мне повторять сто раз не надо! – кричал все тот же голос. – Да за эти деньги его уже десять раз заказать можно было!
   – Вокруг нас и так уже полно трупов! – молил Мезин.
   – И что?! Одним больше, одним меньше! Кто их считает?
   – Успокойся, скоро все прекратится! Мы отсюда уедем, и все пройдет как страшный сон! Будем в Штатах как сыр в масле кататься! Совсем немного осталось! Но чтобы все сложилось, как мы задумали, он должен молчать, хотя бы до осени! Делай что хочешь, но он должен молчать!
   – Что хочешь? – игриво переспросила Марго.
   Ответа не последовало. В наступившей тишине раздалось ритмичное шуршание.
   Только я хотел застесняться и отодвинуться от щели, как Мезин произнес деловым тоном:
   – Вот тысяча баксов. Скажешь, что на следующей неделе получит столько же!
   Дверь хлопнула, и меня обдало тонкой струйкой пыли из-под плинтуса.
   – Надеюсь, следующей платежки не понадобится! – пробурчал Мезин и хлопнул дверцей, наверное, от тумбочки.
   Я еще лежал какое-то время под кроватью, когда в комнату ворвался на удивление громкий шум винтов вертолета. Когда шум стих, мезинская дверь снова хлопнула, и два раза щелкнул замок.
   «Пора домой! Делиться с Мишель новой информацией!»
   – Переводчицу соблазнил, в постель затащил, а сам смылся? – встретил меня Сеня.
   Он сидел в комнате Клавдии, положив ноги на чемодан Мишель. Я присмотрелся к молнии. Ажурный лифчик больше не торчал.
   – Держи! – он кинул мне ключ. – Твоя новая жиличка оставила! А чемоданчик я обратно к ней отнесу.
   Я с удивлением посмотрел на него. Сеня покрутил пальцем над головой, производя жужжащий звук, и махнул рукой на юг.
   – Улетела водку пить – земля валяться!
   «Понятно, застеснялась своих откровений и сбежала со всеми в Усть-Илимск. Ну и правильно, пусть развеется!»
   Всю следующую неделю Мишель избегала меня. Я закончил забор проб уже во вторник, но продолжал ходить на болото. Анализировать пробы я не спешил по двум причинам. Во-первых, я смутно представлял, как это делается, а во-вторых, нельзя было подставлять мою переводчицу. Начни я работать в лаборатории, сразу же возник бы вопрос, почему она не находится рядом со своим подопечным.
   Уходя по утрам, я бросал рюкзак с пустыми контейнерами возле водопада и бродил по болотам налегке в поисках места гибели профессора Светлова. Сначала я хотел спросить Мезина, где та роковая сопка. Теперь же, после подслушанного разговора о куче трупов, с ним об этом было лучше не заикаться.
   За эту неделю я успел познакомиться с несколькими туристическими группами, и везде интересовался о месте гибели профессора. Никто из молодежи не знал, но они свели меня с двумя проводниками из Ванавары. О профессоре они, конечно, слышали, но места смерти не знали. Однако пообещали порасспрашивать своих в Ванаваре. На случай, если мне не терпится, они объяснили, как добраться до их поселка. Оказалось, что с надувной лодкой, комбинируя сухопутные переходы со сплавом по речкам, в Ванавару можно попасть за один день.
   К концу недели я примелькался среди туристов и заслужил прозвище «Лох», но я не обижался, потому что они вкладывали в это слово совсем другой смысл.
   – Скажите по-честному, что вы здесь делаете? – спросили меня уфологи, когда мы снова пересеклись. – Только не надо нам заливать про червей!
   – Так я же вам уже говорил, – я показал на карабин, – жду, когда Лохнесское чудовище всплывет!
   – Это ящер что ли? – засмеялись они.
   – После дождичка в четверг! – добавил какой-то остряк.
   Знал бы он, насколько зловеще звучала бы эта фраза для эвенка прошлого столетия!
   Как бы там ни было, с тех пор ко мне приклеилась кличка «Лох». Зато я стал своим, и теперь ни у кого не возникало вопросов, кто я и откуда.
   В жизни Мишель тоже произошли перемены. Она вдруг ни с того ни с сего прописалась на кухне. Теперь у всего лагеря появилось нормальное трехразовое питание, а Сеню от комнаты Клавдии теперь было не отвадить. Утром он провожал меня на болота очередной прибауткой из кухни. Вечером он встречал меня сообщением о том, что сегодня на ужин, опять же выглядывая из кухни.
   Эта идиллия должна была закончиться в пятницу. Пятница была крайний срок, я так решил для себя, и со страхом ждал ее приближения.
   Я заставил себя вернуться пораньше и натопил баню. Как ни странно, Сеня не прибежал на запах дыма.
   – Корни в кухне пустил! – беззлобно проворчал я, появляясь в бараке намытым и причесанным.
   – Макароны по-флотски! – встретил меня Сеня.
   Мишель уткнулась в здоровенную кастрюлю.
   – Нам надо поговорить! – я положил ей руку на плечо.
   – Как обычно у забора, – она задержала на мне взгляд и хотела еще что-то добавить.
   – Микола, не отвлекай! – Сеня хлопнул меня транзистором по заду. – Сядь!
   Когда макароны были готовы, он взял два вафельных полотенца, подхватил огромную кастрюлю и побежал, как он выразился, «разносить хавчик по камерам».
   – У меня информация, по которой нужно принимать решение сегодня! – начал я.
   – Ты все-таки решил со мной общаться? – она села рядом и уткнулась в пол.
   – Ты это о чем?!
   – Я подумала, что ты стал меня презирать!
   – Глупая, я думал, тебе нужно время побыть одной! Вот я и не мешался!
   – Правда, глупая.
   Я протянул ей руку:
   – Партнеры?
   – Партнеры! – она немного помолчала. – Но я все равно главная!
   – Годится! Теперь, главная, о главном! Нам нужно завтра в Усть-Илимск!
   – А я думала, мы пороемся в лабораторных бумагах, пока никого не будет.
   – Тебе решать! – и я рассказал ей о подслушанном разговоре и об очередной тысяче долларов, которые повезет Марго.
   – Ты прав, надо за ней проследить! Похоже, в нашем деле появилась ниточка! Неизвестный свидетель! Что же он такое видел, что за молчание может требовать такие деньги?
   Сеня вернулся, наполнил три миски, мне, Мишель и Сан Санычу, и налег на остатки макарон в кастрюле. Мы ужинали под стук его ложки и веселые байки, приглушенные чревом кастрюли.
   После ужина мы пошли на променад под ручку.
   – Зачем ты перешла на кухню?
   – Не поверишь, чтобы тебя почаще видеть! – улыбнулась она. – И еще потому, что моя близость к объектам наблюдения больше не работает. Мезины перестали при мне разговаривать. А из их комнаты теперь, кроме телевизора, ничего не доносится. Записки они, что ли, стали друг другу писать?
   – Это я виноват! Я обронил твой ключ в коридоре, а Мезины его нашли и обыскали твою тумбочку.
   Я приготовился к справедливому разносу, но Мишель повела себя совсем по-другому.
   – Может, оно и к лучшему! Начнут нервничать, форсировать события, сделают ошибку! Во всяком случае, теперь начну расспрашивать об Иманде и Герхарде в открытую!
   Я все еще был напряжен, и она подергала мою руку:
   – Расслабься, не на ковре у начальства! Мы же теперь партнеры! Забыл? И отвечаем за ошибки друг друга!
   Совсем по-другому она восприняла собственную ошибку следующим вечером. Мы сидели в баре старого города, где по традиции собирались работники нашей станции перед отлетом домой. Отсюда было ближе до аэропорта, чем от бара на другом берегу Ангары.
   – Как ты с ними? – виновато спросила Мишель, кивая на наших иностранцев.
   – Нормально, как ты и учила. Отвечал однозначно, только словами, где нет буквы «р».
   Утром она оставила меня на растерзание нашим «западникам».
   Как только мы приехали в Усть-Илимск, Марго сразу же заявила:
   – Я по магазинам!
   – А я в больницу, навестить Клавдию! – сразу же сообщила Мишель.
   – Ты же ее не знаешь! – фыркнула Марго.
   – Сан Саныч попросил!
   Вот так я и остался с «врагами», которые со свойственным иностранцам энтузиазмом повели меня знакомить с городом. Я ходил за ними как послушный бычок, пока в одном кафе при гостинице не увидел прейскурант на почасовой Интернет.
   – Я остаюсь здесь! – сказал я моим гидам и заказал кучу пирожных.
   – А ты сладкоежка! – похлопали они меня по плечу и написали на салфетке «Бар “Татьяна”, восемь вечера».
   «Какое совпадение! – обрадовался я. – Должно повезти!»
   И повезло! Танюшка ответила почти сразу.
   – Танюшка! Ну, наконец-то! Я так соскучился по твоему голосу!
   – Это кто? – голос был не таким низким, каким я его помнил.
   – Ты что, по номеру не догадалась?!
   – Номер не определился.
   – Черт! Точно! Я же звоню по скайпу! Это же я, Рик!
   – Я не могу говорить, я на вечеринке!
   Громко булькнув, скайп рассоединился. Я посмотрел на часы. Шесть вечера. В Питере сейчас одиннадцать. Что-то было не так. Я кликнул на окошко «звонок». Номер был набран правильно.
   «А как же отбой по расписанию?»
   Я перезвонил. Никто не ответил. После нескольких неудачных попыток я набрал мать.
   – Что случилось? – встревожилась она.
   – Все нормально!
   – А почему голос такой?
   – Устал просто. Тебе Татьяна не звонила?
   – Вот в чем дело! Пока нет, а что, должна?
   – Я так просто спросил.
   Мы поболтали еще немного. Потом я вернулся за свой столик и с горя слупил все пирожные.
   Теперь мне было погано. Не только на душе, но и в желудке. Рядом страдала Мишель.
   – Я ведь объект на четвертом магазине упустила! Марго зашла в магазин, а я как дура простояла на автобусной остановке, поджидая, когда она выйдет. А она ушла через черный ход!
   Тут Мишель впервые при мне выругалась и одним залпом выпила свой коктейль из кокосового молочка и рома!
   – Еще одну пина коладу! – крикнула она бармену.
   – Может, она тебя заметила? – мне вдруг захотелось, чтобы одним страдальцем в нашей команде стало меньше.
   – Вряд ли. Когда она была в первом магазине, я заскочила в подъезд, надела парик, очки, вывернула ветровку другим цветом наружу. Да и в магазин с ней ни разу не заходила. Я так думаю, это ее обычный маршрут.
   – Небось, Мезин ее настропалил! – попытался успокоить ее я. – Он, похоже, еще тот жук!
   – А я ведь твой метод взяла в разработку! – неожиданно улыбнулась она. – Купила в прошлую субботу водки и обрабатывала Сеню всю неделю!
   – То-то я смотрю, ему на кухне как медом было намазано! – рассмеялся я. – Хоть узнала что-нибудь полезное?
   – О делах завтра, у забора! Сейчас у нас личное время!
   – Тогда пошли танцевать!
   – Я не умею. С парнями не умею.
   – А чего тут уметь-то, кладешь мне руки на плечи и топчешься на одном месте! Пошли!
   Менеджер бара был человеком мудрым и понимал, что никому неохота жирами трясти в десять вечера. Поэтому к ночи музыка переходила на романтический лад, и сейчас играли только медленные песни.
   Мишель поскромничала. Танцевала она как надо, мягко, не сопротивляясь моим движениям и не вихляя задом. Единственное, иногда ее покачивало.
   – Последний раз я танцевала на выпускном вечере полицейской академии, – прошептала она мне на ухо, – со своей партнершей Ингой.
   – Вы в паре дежурили?
   – Нет, женщин в пары не ставили. Она по жизни была моей партнершей. Со второго курса. Инга еще тогда заметила, что я парней недолюбливаю и ни с кем не гуляю. На одной вечеринке ко мне начали приставать курсанты со старшего курса, так она их налево-направо раскидала, а меня заплаканную к себе в комнату увела. Инга здоровущая была, как танк. Взяла меня под свое крыло. Я тогда ей все рассказала, и что в полицию из-за того подонка пошла, чтобы сажать этих тварей! А что же получается, что и в полиции то же самое?! Она успокаивала меня как могла, а закончилось все в ее постели.
   Мишель замолчала и глянула на меня. Я прижал ее покрепче и положил ее голову себе на плечо.
   – Не держи в себе, – прошептал я, – мне можно, как врачу.
   – Я знаю! Читала твою анкету! – тут ее опять качнуло. – Но ты не думай, на первом курсе у меня был парень, но у нас ничего не вышло. То есть у меня ничего не получилось. А ведь меня предупреждали.
   – Гадалка?
   – Да нет, но тоже на букву «г»!
   – Гена крокодил?
   – Гинеколог! – улыбнулась она. – На медосмотре при поступлении в академию! Здоровенный такой, бородатый, на мясника похож. Руки помню его волосатые в перчатках из вонючего латекса. Он только полез, – Мишель показала мне пальцы, сложенные пистолетиком, – а я оп! – тут она резко свела колени, и я едва успел ее подхватить.
   – Ну, ты врач, ты понял! – кивнула она. – Я чуть не сломала ему очки своими коленями! И ладно если бы хотела, так ведь само собой получилось! Он мне тогда и сказал: «Я тебе, девица, диагноз “вагинизм” поставлю, но до конца учебы лечить его не буду, для твоей же пользы!» Как сказал, так и вышло. Парнишка тот с первого курса на безопасном сексе был помешан. Я и так была вся на нервах, а тут еще запах латекса! В общем, поняла я тогда, что парни – это не мое, поэтому Инге особо и не противилась.
   – У каждого свой путь в жизни, – прошептал я, – судьба как ни крутит, а на правильную дорожку выведет! У некоторых, к сожалению, это занимает всю жизнь! У тебя же совсем другая история, перед тобой все дороги открыты!
   – Я тоже так думала, когда меня поставили в пару с Герхардом! Я поняла, что живу чужой жизнью! Через год я бросила Ингу, хотя это было нелегко! Я мечтала, что Герхард станет тем человеком, который поможет мне найти себя и вернуть свою жизнь! Понимаешь! Свою! Я уже была готова открыться ему, как вдруг кто-то убил мою мечту!
   «И в прямом, и в переносном смыслах!» – подумал я.
   Она замолчала, и моему плечу стало мокро. Песни сменяли одна другую, а мы продолжали танцевать в далеком сибирском городке, где на всю округу было всего два бара.

Глава 11
Подсказка профессора

   Когда я проснулся следующим утром, из комнаты Клавдии уже доносились домашние звуки. Мишель стояла у плиты в легком сарафане.
   «Брюкам больше не место в новой жизни! – подумал я, и мне захотелось подойти и ободряюще обнять ее. – Кто-то скажет, что не только ободряюще, и будет прав!»
   Но в любом случае, на кухне уже сидел Сеня, со своим транзистором. Так что обнималки-прижималки пришлось отложить. Я тихо проскользнул на улицу к умывальнику.
   Вернулся я уже с охапкой полевых цветов. Мишель отвлеклась от нарезания салата.
   – Мне никогда не дарили цветов! – прошептала она и спрятала в них лицо.
   – Это что такое? – я стер влажную дорожку с налипшей пыльцой с ее щеки.
   – Я лук резала! – шмыгнула она и повернулась к Сене: – У нас ваза есть?
   – Банка трехлитровая, от Клавкиных закруток!
   После завтрака я предложил Мишель провести наш обмен информацией на болоте.
   – То есть ты хочешь опять облачить меня в брюки? – улыбнулась она. – Пойду попрошу у коменданта экипировку.
   Сан Саныч не удивился такой просьбе. В конце концов Мишель была моей переводчицей!
   В болотных сапогах, ватных штанах, телогрейках и накомарниках мы смотрелись как братья-близнецы.
   Пока мы поднимались по ручью до водопада, я слушал ее и понимал, что моя партнерша прописалась на кухне не из-за горячего желания начать новую жизнь в качестве домохозяйки! Этого требовала работа!
   – Я привезла с собой три бутылки водки. Хотела больше, но Марго сказала, что проносить надо на себе, сумки будут досматривать. А у меня в плаще только два кармана да один внутренний. Но она наврала! Это у нее в бауле капитально рылись, а на иностранцев даже не взглянули.
   – В бауле?
   – Она японские шмотки скупает, косметику, пиво баночное. Сан Саныч из выпивки только пиво пропускает, так что американцы были им напакованы под завязку. А вот европейцы были налегке – Паскаль им спиртное запретил.
   – Значит, нам с тобой пиво не светит!
   Мишель немного помолчала, а потом сказала куда-то в сторону:
   – Несколько глотков пива той ночью были первые и последние в моей жизни!
   Я поймал ее за руку и остановил.
   – Посмотри на воду этого ручья! Видишь, как она чиста и прозрачна? Вся грязь давно унеслась далеко вниз. Забудь о ней. Стирай старые ассоциации и создавай новые! Обещай, что в следующую субботу никаких мартини и пина колад! Устроим дегустацию пива!
   Она смотрела вниз, но в зеркале бегущей воды я увидел, как она улыбнулась.
   У водопада я спрятал контейнеры и черпак в знакомых кустах. Рюкзак сразу же полегчал. В нем остались лишь немецкие сухие пайки, пакеты с соком да фонарик с биноклем.
   Мы свернули на тропинку, ведущую в палаточный городок.
   – Сеня не простой мужик! – неожиданно сказала Мишель.
   – По-моему, он сидел, – кивнул я, – у таких зона отбивает простоту!
   – Мне кажется, он раскусил нашу игру и принял ее правила. Он видел целую бутылку, но не требовал все. Одна кружка за вечер, и я получала немного информации. К пятнице осталось только полкружки и информация от него сократилась вдвое!
   – Погоди! В кружке грамм двести-двести пятьдесят, а где остальное? Ты что, тоже прикладывалась?
   – Нет! – засмеялась Мишель. – Одну бутылку пришлось отдать Виталику.
   – Виталику? За что?!
   – За информацию! Я попросила Сеню нас свести. Должна же я знать, травили ли они Иманда или нет. Да и вообще, что там на самом деле происходило у Марго.
   Я замер: «Рассказал ли ей Виталик о моих посиделках на коленях у Тунгусской королевы?!»
   – Чего остановился?
   – Да так, показалось! Ну и что Виталик? – постарался я спросить как можно безразличней.
   – Да Сеня, поди, его подучил! Про Иманда, говорит, расскажу, а про Герхарда и остальных за отдельную плату! А мне, говорит, есть чего порассказать! – и тут она от души добавила: – Сучонок мелкий!
   «Надо будет этому сучонку медицинского спирта через Сеню передать, чтобы обо мне помалкивал!» – решил я про себя и спросил:
   – А результат-то хоть есть?
   – Не высмеивал Иманда никто. Виталик даже удивился моему вопросу. Видеть, говорит, видели, но чтобы насмехаться? Ему завидовать, а не насмехаться надо было!
   – А как же Сенина теория о травле всем взводом?
   – Я думаю, Сеня озвучил официальную версию коменданта, а обставил все как пьяные базары! Я же говорю, очень непростой мужичок! – заключила Мишель.
   – По всему выходит, что Сан Саныч его покровитель и отец родной. Пахан, в общем. А против пахана никак нельзя. Здесь можно места хлебного лишишься, а на большой земле кому ты нужен, с судимостью? – оправдывал я Сеню.
   Партнерша моих адвокатских речей не слушала.
   – А если не травили, то почему отравился? – не замечая, что скаламбурила, думала она вслух.
   – Надо узнать, не ходил ли он на болота и не подвергался ли аномальным магнитным полям! – прервал я ее размышления.
   – А ведь он мог знать, как пользоваться аквалангом, у его отца огромная яхта! – обрадовалась Мишель.
   – А Герхард?
   – Что Герхард? – переспросила она.
   – Герхард умел пользоваться аквалангами?
   – Не думаю, – протянула Мишель, – но я проверю!
   С нашим расследованием мне все было ясно. То, что оба ее соотечественника покончили с собой, сомнений не вызывало. Причины? Входил ли в наше расследование поиск причин, я не знал, да и не хотел знать. В настоящий момент у меня была иная цель. Я хотел показать Мишель другую жизнь, полную красок и радости. Посещение палаточного городка, полного развлекающейся молодежи, должно было сделать именно это! А обсуждение добытой информации было лишь предлогом.
   – С Имандом закончили, переходим к Герхарду, – продолжила Мишель.
   Я ее не слушал, вдали показались оранжевые палатки, и я прибавил шагу.
   «Всю жизнь она рылась в дерьме! Что хорошего может видеть полицейский? Это только в кино: на квартире труп, а у ментов с патологоанатомом все хиханьки да хаханьки! – ускорялся я. – Скорее к нормальной жизни!»
   – Тебе неинтересно? – нагнала меня Мишель.
   – У нас же выходной! – оглянулся я, не останавливаясь.
   Ее лицо вдруг стало как у обиженного ребенка, секрет которого оказался никому не нужным. Пришлось затормозить. Она налетела на меня, и я качнулся вперед, зацепившись ногой за густой багульник.
   – Что опять случилось? – Мишель ловко поймала меня за рюкзак и не дала упасть.
   «Мышцы у нее натренированные, этого не отнимешь!»
   Я обернулся и показал на упавшее дерево на берегу болота:
   – Пойдем, туда. Дальше будет людно.
   – Начнем по порядку! – она оседлала дерево и попробовала покачаться. – Когда Марго провела меня с черным ходом, я отправилась в больницу.
   – Тебя правда комендант попросил?
   – Нет, конечно, я сама закинула удочку, и он дал мне адрес. Ты не поверишь, это частная клиника, а за Клавдию платит министерство обороны. Не знаю, как Сан Санычу это удалось, но он молодец!
   – Наверняка, под программу выделили серьезные деньги. Химиков разогнали на полгода раньше, а бюджет остался! – предположил я.
   – Правильно! Но ведь его можно было прикарманить или, как у вас теперь говорят, распилить!
   – Тоже верно!
   – Так вот, Клавдия лежит в отдельной палате, и Зинаида все время с ней. Они как узнали, что я со станции, так стали расспрашивать меня обо всем. Почти час пытали. Потом сами стали рассказывать. Оно, конечно, хорошо, когда отдельная палата, но скукотища у них еще та! Они меня до вечера не отпускали.
   – Хоть с пользой посидела?
   – Конечно! И больную развлекла, и про Герхарда узнала. Не было у него никакой несчастной любви с Марго. Он за две недели до смерти стал за Зинаидой серьезно ухаживать. Она даже всплакнула, когда рассказывала. Так что вторая версия, предложенная Сеней, тоже рассыпалась! Но зато он же, сам того не ведая, навел меня на другую!
   В Мишель было столько энергии, что даже я заразился.
   – Выкладывай! – потер я руками.
   – Ты знаешь, что к Герхарду на целую неделю подселили журналиста?
   – Зарубежного?
   – Почему зарубежного? Какого-то Сережу из местной газеты.
   – Тогда почему не в русский барак?
   – Он писал об учителе Мезина, вот Герхард ему и предложил у себя остановиться. Он ведь жил прямо под боком у Мезиных, где я сейчас!
   – А версия-то где? – я не стал заострять внимания на том, что она живет в комнате Герхарда и, возможно, спит на его кровати.
   – Ну как же! Журналисты народ дотошный и наблюдательный! Может, в беседе проскочило что-то, и Герхард вышел на след! И еще! Странное совпадение во времени! В субботу журналист улетел вместе со всеми в Усть-Илимск. Из аэропорта он уехал вместе с Герхардом на одном такси. А тем же вечером Герхард не появился ни в баре, ни на вертолетной площадке. Его ждали до последнего, и вертолет улетел без него. А спустя два дня его нашли под мостом через Ангару с дыркой в виске.
   – Почему ты мне раньше этого не говорила? – перебил ее я. – Я думал, он застрелился у себя в комнате!
   – Да я бы в жизни не стала жить в комнате, где застрелился человек! Не перебивай! Уже чуть-чуть осталось!
   Я поднял руки, показывая, что весь во внимании.
   – После больницы я пошла в редакцию местной газеты, но они уже закрылись! Отсюда оргвыводы! В следующую субботу я слежу за Марго, ты ищешь журналиста!
   – Отличная работа! – искренне похвалил я ее. – Заслужила выходной!
   Она подняла сломанную ветку и бросила в воду.
   – Заслужила! – согласилась она.
   С подветренной стороны потянуло дымом. В палаточном городке варили обед.
   – Привет, Лох, ты где пропадал? – встретили меня студенты.
   – За научным руководителем ездил! – кивнул я на удивленную Мишель.
   – Мы тебе про место узнали, где твой профессор погиб! Там, на морошковой поляне, – они показали на хорошо знакомый мне пригорок, – новая группа остановилась. Их инструктор знает где!
   – Спасибо, ребята!
   – Два вопроса! – остановила меня Мишель, когда мы отошли от лагеря. – Почему «Лох» и почему ты говоришь по-русски?!
   – Не переживай! Со станции сюда никто не ходит! Ну, а «Лох», – тут я рассказал ей об уфологах, Лохнесском чудовище и ящере.
   – Ты правда веришь в ящера? – Она с опаской глянула на воду, густо покрытую ряской.
   – А почему нет? Живут себе в пещерах да трещинах, яйца откладывают там же. Еще удивительно, что их вообще кто-то видел. В документах, которые мне передал Нильс, нет ни одного свидетельства того, что ящера видели в воде. Очевидцы назвали его крокодилом только по внешнему сходству с картинкой, так что, я думаю, наш ящер сухопутный, и если не лазить по трещинам в скалах, то бояться нечего!
   За разговорами мы дошли до морошковой поляны.
   – Где ваш проводник? – спросил я у парня, открывавшего тушенку.
   – Аксик-то? Вон, нашим лапшу на уши вешает! – кивнул он на группу студентов у крайней палатки.
   Пес, сидевший рядом и неотрывно следящий за руками парня, глянул вместе с нами в сторону студентов и снова уставился на тушенку.
   Навстречу нам поднялся жизнерадостный эвенк с лучиками морщин в уголках глаз.
   – Ну что, красавицы, покажем Лоху, где светлый профессор себе шею свернул?!
   – Откуда ты знаешь, что я Лох?
   – Так по карабину и узнал. Народ говорит, что ходит тут один малахольный с карабином, на ящера охотится и про могилку профессора выспрашивает.
   – Здесь, дяденька, заповедник, охотиться нельзя! – начал я косить под дурачка. – «Малахольный, так малахольный».
   – А ружье тогда зачем?
   – Ружье, дяденька, игрушечное, а ношу я его для того, чтобы на злого ящера направить и сказать: «Пук!». Он тогда от страха и окочурится! Ясно вам?
   – Так сдох он давно! – махнул рукой Аксик. – Вон я и светлому профессору говорил!
   – Светлову? – поправила Мишель и толкнула меня, чтобы не придуривался.
   – Ну, я и говорю!
   – Откуда ты знаешь, что сдох? – ехидно спросил я.
   – Так лет двадцать назад нашли его по осени. Засохший уже был.
   – Нашли?! И где он сейчас? Кто его забрал?!
   – Еще не хватало, забрал! Его даже галки клевать не стали, а ты говоришь, забрал! Зиму под снегом провалялся, а с половодьем болото его к себе и прибрало!
   – А где нашли-то? – расстроился я.
   – Так на берегу, прямо под горой Фаррингтон.
   – Где вход в пещеру?!
   – Точно там! Только входа тогда еще не было. Профессор тот тоже, как и ты, радовался, потому сопку себе эту и присмотрел, с нее хорошо гору видно!
   – Какую сопку?
   – Да с которой кувырнулся-то! Айда, покажу! Здесь недалече!
   Действительно, через пятнадцать минут мы были на месте.
   – Полкан, ищи! – Аксик хлопнул своего пса по крупу.
   Тот побежал к лиственницам у подножия сопки. Побродил среди них и сел возле одной.
   – Молодец! – эвенк потрепал дворнягу за холку. – Здесь его и нашли!
   – Откуда такая точность? – не поверил я.
   – Так вон же, шарфик его!
   Действительно, у самых корней из-под сухих иголок просматривалась грязная тряпка, обмотанная вокруг ствола.
   – Так он что, зимой упал?
   – Зачем зимой? По осени. Еще туристы приезжали. Я здесь тогда с москвичами стоял, на том же месте, что и сейчас. Солнце, помню, садилось. Мы закат смотрели. Вдруг слышу, бежит кто-то. Как раз со стороны этой сопки. Лица не разглядел, далеко было, но бежал споро! И что странно, не по тропинке, а по бурелому. Потому шума столько и делал. Полкан было бросился за ним, а потом вдруг сел и завыл. Я его зову, а он ни в какую. Он-то нас к профессору и привел.
   Пес чувствовал, что о нем рассказывают, и довольно махал хвостом.
   – Я на базу сбегал да военных привел, они-то здесь шарф и примотали. – Аксик похлопал по стволу. – А за два года он истрепался да к корням, вишь ты, и съехал!
   Я присел и очистил шарф от пожелтевших иголок. Перебирая в руках шелковую материю, я смотрел на пологий склон сопки, и думал: «Это с какой силой нужно было разбежаться, чтобы досюда долететь?! Сопка, конечно, высокая, метров сорок, но и склон не такой уж крутой!»
   – Поднимемся? – спросил я Мишель.
   Она молча кивнула.
   – Эй, Лох малахольный! Приходи с нами кулеш кушать! – крикнул нам вслед Аксик.
   Он так вкусно выговаривал «Лох малахольный», что становилось ясно: ему нравится само словосочетание, а не его смысл!
   Поднявшись на вершину, я первым делом стал искать, откуда можно увидеть вход в пещеру египетской жрицы.
   – Тебе не кажется это странным? – отвлекла меня Мишель. – Иди сюда!
   Она стояла на восточном краю сопки и смотрела вниз. Я с неохотой бросил свое занятие и подошел к ней.
   – Ни на какие мысли не наводит? – спросила она.
   Я встал рядом и глянул вниз. В груди похолодело, в животе все сжалось!
   Под нами простирался каменистый обрыв.
   «Детектив есть детектив!» – похвалил я про себя Мишель.
   – Ну, думай! – поторопила она.
   – Ты еще ножкой на меня топни, так вместе в обрыв и свалимся!
   – Зубы не заговаривай!
   Меня так и подмывало пошутить, как в детстве, когда ты смотрел вниз с крыши многоэтажки, и кто-то хватал тебя сзади и кричал: «Не прыгай!»
   – Даже не думай! – прочитала мои мысли Мишель и на всякий случай отошла от края.
   – Так думай или не думай?
   – Сдаешься?
   – Сдаюсь! – поднял я руки вверх и решил: «Сегодня твой день, тебе и блистать!»
   – Зачем, скажи на милость, нужно было катиться по склону, в надежде сломать себе шею, если можно было спрыгнуть с обрыва с полной гарантией самоубийства!
   – Так что же выходит, Мезин врет? Или, как говорят у вас, у профессионалов, путается в показаниях?
   – Выясним! – с уверенностью произнесла Мишель.
   – Мы в тебя верим!
   – Кто это мы?
   – Я и все прогрессивное человечество!
   – Иди, прогрессивное человечество, ищи своего ящера.
   Я вернулся на северный склон и вскоре нашел место, с которого отлично была видна черная дыра пещеры. Я скинул рюкзак и достал бинокль.
   – Тебе не кажется это странным? – спародировал я тон Мишель. – Посмотри на это!
   Она улыбнулась и подошла.
   – Ни на какие мысли не наводит? – продолжал я в ее тоне и показал на чернеющую пещеру и белеющий шарф профессора.
   – Пойдем логическим путем, – начала она мыслить вслух.
   – Пойдем вместе! – вспомнил я фразу из знаменитого фильма.
   – Вход в пещеру и шарф находятся практически на одной линии. Так?
   – Так!
   – Отсюда вывод. Профессора, скорее всего, толкнули именно отсюда в тот момент, когда он изучал пещеру и меньше всего этого ожидал!
   – Мишель! – я протянул ей руку.
   – Рик! – пожала она ее. – И если бы не Полкан, еще неизвестно, связали бы его смерть с Мезиным. Вернулся бы втихаря, а наутро сказал, что профессор отправился на болота один.
   – От тебя ничего не укроется! – похвалил я напарницу и направил бинокль на вход в пещеру.
   К моему разочарованию, в глубине пещеры ничего, кроме густой черноты, не было видно.
   «Это днем, – успокоился я. – Когда солнце будет садиться, его косые лучи должны проникать вовнутрь. Надо будет на вечерней зорьке проверить!»
   Но на вечерней зорьке проверить не удалось. Мы дотемна просидели на морошковой поляне в компании студентов и болтуна Аксика. Мишель слушала его и хохотала вместе со всеми. Потом мы ели гречневую кашу с тушенкой, которую эвенк назвал кулешом, а студенты набросились на немецкие сухие пайки, которые для них были в диковинку.
   Когда настало время петь под гитару, мы втроем с Аксиком пытались подпевать, не зная слов. Никто из нас не попадал ни в музыку, ни в текст, и от этого веселились еще больше.
   Возвращались на базу мы уже в темноте. По дороге мне несколько раз приходилось чистить фонарик от налипшей мошкары. Открывая калитку, я впервые задумался, можно ли зайти на станцию незаметно.
   «При желании можно!» – решил я.
   От калитки тропинка ответвлялась к бане.
   – Смотри! – показал я Мишель. – Крадешься вдоль реки к бане, оставляешь там верхнюю одежду, полотенце на шею, и ты уже вернулся не из тайги!
   – Берем Мезина в разработку! – кивнула она.
   На крыльце нашего барака курил Сеня.
   – Эй, повариха! Ты куда?! – крикнул он вслед Мишель, направившейся к себе в модуль.
   Она улыбнулась и помахала ему рукой.
   – Ты завязывай ее с собой таскать! – недовольно проворчал он в мою сторону. – Вчера Усть-Илимск, сегодня болото, мы уже второй день без нормальной пищи!
   Утром недовольство Сени как рукой сняло. На кухне что-то скворчало, и по всему бараку разносились аппетитные запахи.
   – Мишель, сегодня начинаем работать в лаборатории, – начал я вместо приветствия, – надо будет спирта раздобыть.
   Фраза «раздобыть спирта» по-фински звучала как «сада алкохолиа», и Сеня тут же оживился.
   – В саду квасить будете? В каком? Яблоневый только в Ванаваре! – забалагурил он. – Антоновка кислющая, вырви глаз. Клавка ее всегда мочила на зиму. Мировое средство от бодуна!
   Мы с партнершей переглянулись, и она сказала мне по-фински:
   – Вечером будем трясти его насчет обладателя шарфа и его ученика! – начала шифроваться Мишель, не называя фамилий.
   После завтрака комендант выдал нам ключ от внутренней двери химического отсека.
   – Пойдем, проверим, работает ли замок, – вздохнул он, – зачем нам тебя, Рикка, только прислали? Мы химическую лабораторию законсервировали уже, – проворчал Сан Саныч.
   – У тебя фен есть, красавица? – спросил Сеня у Мишель.
   Та удивленно кивнула.
   – Тогда тащи, расконсервироваться будем!
   Моя переводчица пошла к себе, я поспешил следом за ней.
   – Что у нее, фен двадцать килограмм весит? – закричал нам вслед Сеня. – Одна не донесет?!
   – Правда, зачем ты со мной?
   – Дай мне через скайп домой позвонить?
   – Ты с головой дружишь?! А что, если здесь Интернет отслеживается? Тогда и скайп прослушивается! – она кивнула на локаторную станцию. – В субботу позвонишь из Усть-Илимска. Если что-то срочное, у меня есть спутниковый телефон, но отсюда тоже нельзя, надо будет в тайгу уходить!
   «Хорошо, что я не смог воспользоваться ноутбуком! – испугался я задним числом. – Запорол бы всю операцию!»
   Когда мы вернулись, дверь химблока уже была открыта. Мы вошли в предбанник. Вдоль правой стены стояла батарея контейнеров с пробами, которые я успел насобирать за две недели. Те, что я приносил в последние дни, конечно, были пустые, но кому придет в голову их открывать?
   – Там дезактивационный тамбур, – показал комендант на дверь, заделанную по периметру герметиком. – Давай, Сеня, приступай!
   Тот, на ком здесь все держится, с шутками и прибаутками принялся за дело. Растопил феном весь герметик, снял его длинными змеями и прошелся ножом по щелям между дверью и косяками.
   – Готово, начальник! Пробуй замок!
   Замок легко щелкнул. Но дверь не поддалась.
   – На совесть делал! – похвастался Сеня. – Ты грей щели, – сунул он мне фен, – а я буду тянуть!
   Вскоре дверь зашевелилась и с громким чавканьем открылась.
   В тамбуре было пусто, только с потолка свисал блин головки душа. Мы с опаской зашли внутрь.
   – Не бойтесь, здесь химоружия никогда не было! – ободрил нас Сан Саныч. – Тамбур по инструкции положен, вот и сделали.
   Процесс расконсервирования повторился и для двери в лабораторию.
   – Микола, ты повариху здесь долго не задерживай, скоро обед готовить! – Сеня показал, как будто ест ложкой. – И не вздумайте здесь глупостями заниматься! – подмигнул он нам и от души расхохотался.
   – Уймись! – прикрикнул на него комендант.
   Он подошел к вешалке, на которой висело несколько белых халатов, и раздвинул их. На одном из крючков висела амбарная книга. Сан Саныч снял ее и бросил на стол.
   – Это бортовой журнал химической лаборатории, – он открыл его на последних записях, – сюда будете записывать, что сделано за день. Писать по-русски. Первым делом внесете все собранные пробы. Сколько контейнеров и откуда каждый. Это, красавица, твоя работа, – обратился он к Мишель, – тебе за это НАТО платит. А за кухарство я тебе из хозяйственного фонда буду начислять, рублями, конечно, зато свои евро не надо будет в Усть-Илимске тратить.
   – Спасибо, я все сделаю как надо, – моя переводчица была сама любезность.
   – Контейнеры положите в свободные секции хранилища, – комендант подошел к дальней стене лаборатории, – в журнале укажите, какой в какой.
   Мишель вопросительно подняла брови.
   – Какой контейнер в какой секции! – улыбнулся Сан Саныч.
   Хранилищем оказались армейские тумбочки, нагроможденные друг на друга и прибитые к стене, за которой была биологическая лаборатория. Дверцы были пронумерованы от руки краской защитного цвета. Комендант подергал все дверцы по очереди. Первой незапертой оказалась тумбочка под номером тринадцать.
   – Везунчик! – ухмыльнулся он. – С этой начнете! – Сан Саныч бодро крутанулся на каблуках и направился к выходу.
   Когда все три двери за ним и Сеней закрылись, мы приступили к осмотру. Лаборатория оказалась просторная, а по виду снаружи и не скажешь! Справа тянулись стеллажи со всевозможными химикатами, и мы начали прямо с них. Спустя полчаса выяснилось, что на полках медицинского спирта нет.
   – Додумались искать спирт после русских химиков! – с сарказмом констатировал я.
   – Как я забыла в этот раз привезти водки! – ругала себя Мишель. – Даже ума не хватило у бармена купить бутылочку. И ты не напомнил!
   «Что тебе было важнее, облегчить душу или водку покупать?» – думал я, переходя к огнеупорному шкафу с воспламеняющимися жидкостями.
   – Есть! – радостно сообщил я. – Абсолютный спирт! Стопроцентный!
   – Стопроцентного спирта не бывает! – не спешила радоваться Мишель.
   – Еще как бывает! Правда, он не такой чистый, как медицинский, но, думаю, для Сени сойдет!
   – Нам еще одного трупа не хватало!
   – Да какой труп? – я изучал крышку, – флакон не открывали, заводская пленка не тронута, – здесь, если что-то и есть, то следы бензола, который добавлялся для обезвоживания. Так от него только хмельной эффект сильнее будет!
   – Не говори ерунды!
   – Не беспокойся, сделаем коктейль «белый русский»! На банку сгущенного молока без сахара банку спирта, ну и сахара с ванилином по вкусу. Если тут и есть следы бензола, то молоко его нейтрализует! Ванилин-то у тебя есть? Кухарка! – передразнил я Сеню.
   – Не знаю. Но думаю, если мы ванилин не добавим, Сеня не обидится!
   – Ваша правда! – я огляделся. – Как выносить будем?
   – Тебе решать, в этом русским равных нет!
   Я посмотрел на ее плиссированную юбку.
   Она поймала мой взгляд и оценивающе глянула на флакон.
   – Знаешь как пингвины яйцо носят? – поинтересовался я.
   – Знаю, пингвины яйцо носят между лап, – она помолчала и с улыбкой добавила, – только этим занимаются самцы!
   – Отбрехалась! – засмеялся я и кивнул на вешалку. – В обед вынесу под халатом.
   Мишель ушла на кухню, а я стал изучать свое новое рабочее место. Всю левую стену занимал аппарат высокоэффективной жидкой хроматографии. Я на таком никогда не работал.
   «В конце концов время в этой глуши не будет потеряно зря, – решил я, – освою аппарат и добавлю в свое резюме. Тогда у Спиридона появится еще один аргумент в мою пользу. Бог даст, через полгода буду и с любимой работой, и с военно-морскими погонами, а значит, и с любимой девчонкой, дважды капитанской дочкой!»
   «Привыкаем к военной жизни и выполняем приказ командира!» – скомандовал я себе и принялся таскать контейнеры с пробами из предбанника на лабораторный стол.
   «По-русски, так по-русски!» – я стал аккуратно заполнять бортовой журнал.
   Когда все пробы были занесены, я перелистнул журнал на первую страницу. Там были выцветшие записи о доставке первых проб с подробным описанием мест и глубин забора. Почти все первые пробы были взяты со дна болота и из воронок вокруг. В бумажном кармашке, приклеенном к внутренней стороне обложки, лежала карта с нумерацией мест забора проб. Изучая номера на карте, я сравнивал их с местами, где пробы брал я, и вдруг заметил знакомые пометки возле некоторых номеров. Я послюнявил пометки: «Точно! Химический карандаш!»
   Я выписал номера проб, помеченных неизвестным любителем химического карандаша. Сверился с журналом и пошел к тумбочке под номером шесть. Тумбочка была заперта.
   Я вернулся к аппарату хроматографии и углубился в руководство по его эксплуатации. Из мира разделения материи на химические составляющие меня вырвал глухой стук в стену и едва слышный голос Сени: «Эссен! Эссен!»
   По советским военным фильмам я помнил, что так немцы звали пленных на обед.
   «Это он точно подметил, мы тут пленные и есть!»
   Накинув халат, я положил в карман флакон со спиртом, а под мышку взял бортовой журнал.
   – Куда! – преградил мне путь старший сержант Мельников.
   Свободной рукой я показал ему, как с аппетитом хлебаю ложкой.
   – С гроссбухом куда?! – показал он на журнал.
   Теперь я показал ему, как ем и одновременно читаю.
   – Чухна нерусская! Из лаборатории ничего выносить нельзя! – он вырвал у меня журнал.
   Пока старший сержант поднимался на крыльцо, кидал бортовой журнал в предбанник и закрывал дверь, я уже был далеко. В кармане победно булькал абсолютный спирт!
   После обеда мы постучались к Сан Санычу и попросили ключ от шестой секции.
   – Зачем он ему? – комендант недобро глянул на Мишель.
   – Сравнивать нынешние образцы с прошлыми, – ответил я через нее.
   – Какой беспокойный он у тебя! – беззлобно проворчал Сан Саныч и сел обратно на кровать. – После тихого часа открою!
   После сиесты разморенному коменданту было даже лень ругаться. Поэтому, когда он споткнулся о лежащий в предбаннике журнал, лишь вяло бросил:
   – Сеня, подними!
   Войдя в лабораторию, он тут же развалился в единственном кресле.
   Мишель устроилась на высокой, как в баре, табуретке. Сеня, играя ключами, как заправский взломщик, направился к тумбочкам, при этом он так вихлял бедрами, что я испугался за его тазобедренные суставы.
   – Какую? – спросил он не оборачиваясь.
   – Шестую, – сказала Мишель.
   Пока Сеня подбирал ключи, Сан Саныч раскрыл журнал.
   – Ну и девка! А говорят, финны медлительные. Гляньте-ка, уже все новые пробы занесла! Когда успела?! Повезет кому-то с женой! Слышишь, Сень?
   – Я хоть сейчас! – он обернулся и подмигнул Мишель.
   Она вопросительно смотрела на меня.
   Я внимательно следил за процессом подбора ключей, как будто не замечая ее взгляда.
   – Как же, женишься тут! – хохотнул Сеня. – Она вон с Миколы глаз не сводит!
   – Буковки все такие холеные да округлые, – продолжал комендант, – как будто первоклассник писал! Сразу видно, иностранец выводил!
   Я внутренне похвалил себя за выбор почерка и наконец посмотрел на партнершу. Она мне мило улыбалась.
   – И почему я не медвежатник! – послышалось за спиной.
   Наш балагур стоял перед открытой тумбочкой, покручивая на пальце связкой ключей. Я заглянул внутрь и сразу понял, что что-то не так. По описи здесь должно было быть не меньше двадцати контейнеров, а я навскидку не насчитал и десяти!
   Сан Саныч уже начал подниматься, когда я его жестом остановил.
   – Ну что опять не слава богу! – он плюхнулся обратно в кресло.
   Выслушав перевод Мишель, он опять поднялся.
   – Здесь все отмечено! – он бросил в кресло бортовой журнал. – Года два назад какие-то контейнеры забрали биологи, – комендант махнул на стену с тумбочками. – Спрашивайте у Паскаля, но я не думаю, что их вернут. Из лаборатории четвертого уровня защиты что-либо выносить запрещено!
   Как только мы остались одни, я приступил к инвентаризации шестой секции.
   – Спасибо, – сказала Мишель и, взяв журнал, перебралась в кресло. – Буквы и правда серьезные откормыши!
   – Не за что, – не отрываясь от своего занятия, сказал я, – это не твоя работа. Твое дело убийцу искать. Кстати о птичках, ты коктейль сделала?
   – Я еще кладовку с консервами не проверяла. Ключ у Сан Саныча. Сейчас просить неудобно – мы и так его задергали!
   – Сеню пошли. Если скажешь зачем, он в лепешку расшибется!
   – Давай, я лучше тебе помогу?
   – Хорошо. Найди записи о том, кто и почему забрал контейнеры с пробами. У меня тут очень интересная картина вырисовывается!
   Через полчаса я подвел итоги инвентаризации.
   – Ты не поверишь, но не хватает только проб, которые брались со дна болота и воронок. А земляные пробы с поверхности все здесь, все до единой! А что у тебя?
   – Я, конечно, нашла пометку о выемке восьми контейнеров, но кем и зачем, не смогла разобрать. Вот! – Мишель повернула ко мне журнал, держа палец под чьими-то каракулями.
   – Да-а-а, без стакана не разобрать, – помял я шею и вдруг застыл.
   – Ты что, клеща нашел?! – вскочила Мишель и хотела проверить мне шею.
   Я поднял брошенный ею журнал. Кто-то определенно играл со мной в детскую игру «стрелочки», в которой одна группа ребят ищет другую по нарисованным мелом стрелкам. Только вместо мела мой противник использовал химический карандаш!
   Мишель пожала плечами на мой отсутствующий вид и ушла готовить ужин, а я все стоял и размышлял, что все это могло значить.
   В этот раз меня из задумчивости вывело отчеканенное снаружи: «Пост сдал! Пост принял!»
   «У военных смена постов в середине приема пищи, – вспомнил я, – значит, и мне пора!»
   Мишель, похоже, воспользовалась моим советом и за компонентами для «белого русского» послала Сеню. Тот, видно, как и на прошлой неделе, надеялся обойтись без лишнего рта. Поэтому на ужин меня не позвал, а мое появление встретил с прохладцей.
   – У нас сегодня только гречневая каша с молоком, – сразу предупредил Сеня. – Давай хавай по-быстрому и назад к своим формулам!
   Ситуацию надо было исправлять.
   – Я с молоком не буду, – начал я готовить почву для отказа от «белого русского».
   – Почему? – обернулась от плиты Мишель. – Молоко настоящее, не порошковое. Леха каждую субботу из Усть-Илимска возит, один бидон своим, один нам!
   – Скажи ему, что у меня от молока несварение желудка.
   – Брешешь! – сразу же оживился Сеня. – Миколе сегодня не наливать!
   После ужина Сан Саныч ушел к летчикам, а мы приготовились к допросу с пристрастием.
   – Кури, раз не пьешь! – вконец раздобрел наш свидетель и положил передо мной пачку «Беломора».
   Мысли работали быстро, и наживка тут же созрела.
   – Я стараюсь много не курить, а то скажется на потенции.
   – Нашим легче! – забалагурил Сеня и хлопнул меня по плечу. – Для какой крали потенцию свою бережешь? А? Микола! Для переводчицы что ли? – он громко захохотал.
   – Да он на Марго глаз положил! – с наигранной обидой включилась в игру партнерша.
   – Знаю, Виталик рассказывал!
   Мишель с удивлением посмотрела на меня и одним махом опустошила свою стопку. Она немного помолчала, но тут же оправилась.
   – Так нам теперь надо его, – она пренебрежительно мотнула головой в мою сторону, – от Мезина спасать.
   В ее голосе было столько желчи, сколько и гениальный артист не сыграет.
   «Зато сэкономил на спирте для Виталика!» – применил я на практике учение о том, что даже в самом плохом нужно искать положительное.
   – От кого спасать?! От Мезина? Да он уже не тот! – Сеня последовал примеру собутыльницы и споро махнул «белого русского».
   Не успев выдохнуть, он тут же налил себе и Мишель. Она, не раздумывая, взяла стопку. Я легонечко пнул ее под столом. Ответный пинок заставил закусить губу. Иначе даже подвыпивший Сеня понял бы, что такие трехэтажные матюги коренному финну сложить не по силам.
   – Вот раньше, года три назад, когда они только приехали, Миколе бы места было мало. А сейчас он тихий. Сидит в своем биоблоке и на похождения Марго смотрит сквозь пальцы.
   – Что такое «места было мало»? – спросила Мишель, глянула на мой забитый вид и удовлетворенно поставила стопку.
   – Тут у нас расхожая шутка была, – не слышал ее Сеня. – «Что, в штрафбат захотел?!» – стращал Мезин наших химиков тестем-генералом! Химики-то все офицерами войск РХБЗ были.
   – Что такое РХБЗ?
   – Военная тайна, – серьезно произнес Сеня, – но за молочную наливку продам! – он громко расхохотался и выпил очередную стопку. – Ну а теперь, как и обещал, продаю секрет! – выдохнул он. – РХБЗ – это войска радиационной, химической и биологической защиты. У нас от их подразделения только сержантский состав остался. Да, ты их видела! Они у нас спецмодуль караулят, не знаю, правда, от кого! – Сеня придвинул к себе пачку «Беломора» и закурил. – Так вот, все эти господа офицера у нее таки перебывали, однако в штрафбат никто не попал!
   – Откуда ты знаешь, свечку держал? – Мишель отмахнулась от папиросного дыма.
   – Свечку не держал, а на стреме стоял! Как свет в биоблоке на оранжевый менялся, я под ее дверью чечетку бить начинал, мол, кончайте блудить, зять генерала на подходе! – Сеня глубоко затянулся и с тоской выдохнул. – Вот житуха у меня была! Офицера мне за службу чистейший спирт таскали!
   «Так вот куда весь спирт подевался!» – я потер ушибленную голень и покосился на Мишель.
   – Бесился Мезин страсть как! – продолжал рассказчик, не подозревая, что он вовсе не рассказчик, а допрашиваемый, – меня за грудки несколько раз хватал: «С кем, – орал, – жена моя спит, выкладывай!» Всего слюной забрызгал! Ага! А однажды к Сан Санычу прибежал карабин требовать! Ну да кто ж ему, бешеному, карабин-то даст? Не знаю, чем бы все закончилось, да вдруг ни с того ни с сего он как-то враз остыл. Начал сутками в биоблоке пропадать. Марго тогда совсем отвязалась. Начала сама по офицерским комнатам шастать, и закончилась на этом моя лафа! – с грустью закончил Сеня.
   Он долил себе остатки «белого русского» и неожиданно встрепенулся:
   – Но теперь, как вы появились, у меня опять фуршет каждый день! А я ведь знал, что так будет! Чудак наш мне предрекал. А ему верить можно, он почище любого астролога был! Ждет, говорил, тебя, Сеня, через меня грандиозный нескончаемый фуршет!
   – Какой чудак?
   – Да «Синяя губа», – махнул он рукой, – собирался он какое-то сенсационное заявление делать. Готовься, говорил, Сеня, скоро сюда ученые со всего света понаедут. Будет тебе фуршет каждый божий день!
   – «Синяя борода», – поправила его Мишель.
   – О чем ты говоришь?! Какая борода! Скорее бороденка, причем козлиная! Сколько раз я ему говорил: «Михалыч, сбрей, не позорь перед державами!»
   – Михалыч?! – толкнул я Мишель, еще не веря своей догадке.
   – Какой Михалыч? – тут же спросила она.
   – Да покойничек! Мезинский же учитель, царствие ему небесное! За три дня до своего доклада шею свернул, бедолага! Оставил меня без обещанного фуршета!
   «Так, значит, и пометки на полях документов для Минобороны, и обведенные номера на карте забора проб, и каракули в бортовом журнале принадлежат профессору Светлову?! Но ведь он молекулярный биолог, зачем ему пробы химиков?!»
   – Почему «Синяя губа», а не борода? – спросила меня Мишель.
   – Потому что все время слюнявил химический карандаш! – я вскочил и подошел к окну.
   Я смотрел на звездное небо, и оттуда пришло озарение: «Все эти странности в поведении людей и животных вызваны вовсе не химическим, а биологическим компонентом метеорита! Именно об этом профессор хотел сообщить научному миру, а Мезин его остановил! Почему?!»

Глава 12
Все пути ведут в Усть-Илимск

   Ночью я плохо спал. Голова кипела от мыслей. Храп Сени за стеной тоже был плохим подспорьем. Устав бороться с бессонницей, я раскрыл занавески и лег поверх одеяла. Закинув руки за голову, я смотрел в светлое небо, стараясь разглядеть бледные звезды. Моим астрономическим изысканиям мешал маячивший на вышке часовой. Он то и дело появлялся в моем окне, и мне приходилось двигать головой, чтобы он попал в пересечение планок оконной рамы, как в крестик прицела.
   «Что же обнаружил чудаковатый профессор? Что или кого принес нам Тунгусский метеорит? – Я перебрал все, начиная с фантастических теорий Спиридона о космических вирусах и заканчивая неизвестно откуда взявшимся ящером на болотах. – Не просто же так, – думал я, – профессор выслеживал его в пещере египетской жрицы!»
   Я опять «прицелился» в часового.
   «Не мешало бы расспросить Виталика, или кто там у них дежурил в тот вечер, когда погиб профессор. От кого на базе узнали о гибели Светлова: от Аксика или от Мезина?»
   – Кончай дрыхнуть! – кто-то барабанил в мою дверь.
   Сквозь слипшиеся глаза я посмотрел на часы.
   «Ого! Скоро девять! Ну я и притопил!»
   На пороге стоял Сеня и широко улыбался:
   – Ну и кто из нас вчера выступал по молочной наливке?! Зря ты от такой нямы отказался! Не поверишь! Чувствую себя как огурчик!
   С улицы доносился шум воды и гром алюминиевых мисок.
   – Мойся и иди завтракать! – Мишель уступила мне место у крана.
   – Нам надо поговорить с Мезиным!
   – Ты бы еще дольше спал!
   – Он уже в лаборатории что ли? – я выглянул из-за угла барака.
   Над входом в биоблок горел красный фонарь.
   – Никуда не денется! Нужно разворошить это осиное гнездо! Пойдем к Паскалю, пусть возвращает болотные пробы, которые забрал Светлов. У меня такое подозрение, что Мезин работает сейчас именно над ними.
   – Не пойдем! – Мишель была явно не в духе. – У нас другие задачи. Забыл?
   – Послушай, дело Герхарда все равно подвешено до субботы! Обе твои версии: и с неизвестным свидетелем, и с журналистом, замыкаются на Усть-Илимске. Так чего сидеть четыре дня сложа руки? Давай пока со смертью профессора разберемся! Если Мезин прячется, начнем с Виталика, узнай, кто дежурил в ночь смерти Светлова. Пообещай ему медицинский спирт, я сегодня в общей лаборатории возьму.
   Про Виталика я вспомнил зря. Мишель отвернулась и снова загремела мисками, давая понять, что разговор окончен и есть мне придется неумытым.
   Весь день я провел в химблоке. Сначала изучал руководство по эксплуатации хроматографа, потом составил все упомянутые в нем химикаты на отдельную полку в огнеупорном шкафу. Большинство из них были органические растворители и легко воспламенялись. Включал этот список и спирт, так что теперь у меня были законные основания требовать этот необходимый продукт.
   Здесь я обошелся без помощи Мишель, которая снова меня избегала. Я сходил в общую лабораторию за Паскалем и привел его в химблок.
   – Мне надо это, – ткнул я пальцем в список органических растворителей в руководстве.
   Фраза на английском была построена идеально, без единого «р».
   Паскаль проверил набор реактивов в моем огнеупорном шкафу и кивнул.
   – У меня не хватает этого! – опять без «р», и опять тыкаю пальцем, но теперь уже в список проб, где отмечены все те, что забрал профессор Светлов.
   Паскаль опять кивнул и спросил:
   – Где Мишель?
   – Готовит ланч.
   Сказать обед я не рискнул все из-за того же «р».
   Через пять минут появился жердяй Нильс с блокнотом и недовольной миной.
   «Как аукнется, так и откликнется!» – позлорадствовал я, встретив его милой улыбкой.
   Он переписал в блокнот недостающие реактивы и номера болотных проб.
   – Что-нибудь еще? – смерил он меня взглядом из-под потолка.
   «Лесенку, чтобы проверить, какого размера лысину ты натер о наши потолки!» – улыбнулся я про себя и пожал плечами. – Спасибо, это все. – Потом, немного помолчав, добавил: – На сегодня!
   Как вы понимаете, опять без единого «р».
   К концу рабочего дня у меня появился спирт. И вовремя!
   За ужином меня ждал сюрприз.
   – Тревогу поднял Аксик, – как бы между прочим бросила Мишель. – С тебя выпивка.
   – Ну, что? Добыл?! – не дожидаясь моего ответа, встрял Сеня.
   Я молча кивнул и улыбнулся. Мишель улыбнулась в ответ и нежно коснулась моей руки, в которой я держал хлеб. Другая рука с маринованной помидориной на вилке так и застыла в воздухе. Я машинально засунул помидорину в рот. Мишель сжала руку с хлебом. Хлеб выпал. Зубы сжали помидорину. Помидорина лопнула. Я поперхнулся.
   – Мне Виталик рассказал все как было! – с неподдельной радостью сказала она, стуча меня по спине.
   – Перед тем, как Виталику нести, надо пробу снять! – засуетился Сеня.
   – У меня в комнате, в халате, – кивнул я в коридор.
   Он быстро вернулся, неся пять пластиковых пробирок с плотно завинченными крышками:
   – Сколько здесь?
   – Пятьдесят миллилитров каждая.
   – Виталику хватит и четырех! – Сеня открыл одну пробирку и хлебнул прямо из нее. – Он! Точно он! Такой мне офицера носили, я его, родного, по вкусу узнал!
   – Ты спирт перелей куда-нибудь, а пробирки верни! А то сразу на Рикки подумают! – перевела Мишель мою просьбу.
   Сеня опять выбежал в коридор. Вернулся он с латунной флягой. Фляга была узкая, выгнутыми полукругом стенками.
   – Вот! – он продемонстрировал флягу, – я ее родимую нашим химикам давал, чтобы выносить сподручнее было. Ее к какой части тела ни приложи, будет лежать как родная! Виталик ее сегодня попользует, завтра вернет, а я, Микола, ее тебе дам, за добавкой пойдешь!
   – Добавку мы тебе из Усть-Илимска привезем, – осадила его Мишель. – Рикки спирт для работы нужен.
   Сеня понурил голову, а сам незаметно подмигнул мне и махнул под столом на Мишель рукой: мол, не слушай ее, баба есть баба!
   Следующие два дня мы с партнершей вылавливали Мезина и пытались выцарапать болотные пробы.
   На Мезина мы вышли, когда якобы помогали Сене разносить завтрак по комнатам. Раздачу пищи мы начали с Мезиных. Сеня держал кастрюлю, Мишель орудовала половником, я ждал в коридоре. Когда Сеня вышел, сквозь открытую дверь я услышал первый вопрос Мишель:
   – Почему вы сразу не сообщили о гибели профессора Светлова?
   Мезин молчал.
   – Что значит, не сообщили? – вмешалась Марго. – Кто тебе такую глупость сказал?! И по какому праву ты здесь задаешь вопросы?!
   – Я переводила бумаги для Рикки, из той стопки, что ему дал Нильс, и там попались довольно странные записи, – придерживалась нашего плана Мишель.
   Я заглянул в комнату. Мезин стоял белый как мел.
   – Какие записи?! – продолжала наступать Марго. – Дело закрыто, придурочный профессор сам спрыгнул со скалы!
   – Кто это видел?
   – Мой муж видел!
   – Вот видите! – Мишель усмехнулась: – Какой популярный глагол «видите»! Так вот, видите ли, заключение следствия основано исключительно на показаниях вашего мужа. А найденные бумаги серьезно подмывают его показания! – Мишель дала время сказанному осесть. – Я повторяю свой вопрос. Почему вы не сообщили коменданту о гибели профессора Светлова?
   – Я хотел, – проблеял Мезин, – правда, хотел! Но заблудился. Фонарь остался у Клима Михайловича, и я потерялся в темноте.
   – Хорошо! Почему вы не позвали на помощь туристов, а обогнули их лагерь?
   – Кто вам это сказал?! – он еле стоял на ногах.
   – Те же бумаги!
   – Да чьи эти чертовы бумаги?! – почти завопила Марго.
   Тут я почувствовал толчок в спину. В комнату просунулся Сеня с кастрюлей.
   – Научная дискуссия? – весело поинтересовался он. – После завтрака, после завтрака! Нам еще Паскаля с его спиногрызами кормить!
   Сеня появился как нельзя кстати. Разговор нужно было заканчивать.
   Сначала мы, конечно, планировали сказать, что это бумаги Герхарда и что он, почуяв опасность, спрятал их в переводах Нильса. Но потом передумали. Во-первых, пусть помучаются неизвестностью, а во-вторых, мы могли их спугнуть, и Марго могла не пойти на встречу со свидетелем гибели Герхарда.
   Следующими по плану были болотные пробы. Мы не знали, будет ли у Мезина настроение после нашего визита с ними работать, но их нужно было вернуть.
   – Я передал ваш список проб Стиву, – развел руками Паскаль. – Он и мистер Мезин работают с ними. Моя группа занимается вакциной от сибирской язвы и к пробам не имеет никакого отношения.
   Стива, как и Мезина, нельзя было выловить. По инструкции в лаборатории четвертого уровня в одиночку работать запрещалось, и они ходили как сиамские близнецы. Поэтому мы решили использовать отработанную схему.
   – Сеня, давай сегодня начнем с начальника американцев, – попросила Мишель следующим утром, показывая поварешкой на кастрюлю с овсяной кашей.
   – Опять жаркая научная дискуссия? – он надел тряпочные рукавицы и подхватил кастрюлю. – Слушайте, как вы появились на станции, жить стало веселее! Лично мне. Но по секрету скажу, у начальства совсем другое мнение! – и тут он выдал тираду в манере коменданта: «И что вам спокойно не сидится? Закрываемся же к зиме? Деньги капают, никто не напрягает, шуршите своими бумажками потихонечку. Вечером телевизор под стаканчик вина, шуры-муры, если охота». – Сеня подмигнул нам: – Охота или нет?
   – Ты это вот ему объясни! – Мишель показала поварешкой на меня.
   – Про что, про охоту?
   – Да, про охоту! Про охоту до работы! Он же повернутый на своей химии! Стив забрал образцы Рикка, а они ему, видите ли, позарез нужны! Так что надо бы американца потрясти.
   – Меня хлебом не корми, дай врагов потрясти! – хохотнул Сеня.
   – Кстати, Сеня, не забудь напомнить, мне с тобой как раз про охоту надо будет поговорить! А сейчас пошли! – и Мишель с поварешкой в руках повела нас в бой.
   Стив или прикидывался, или правда никак не мог взять в толк, что мы от него хотим.
   – Я ни с какими пробами не работаю! – убеждал он нас. – Лаборатория перепрофилирована под сибирскую язву, какое болото?!
   – Вы списки от Паскаля получили?
   – Получил. Но я не имею ни малейшего представления, о чем речь!
   – Проверьте ваш бортовой журнал. Около двух лет назад вы получили пробы из химблока.
   – Журнал на русском языке, а Нильс не имеет доступа в биологический модуль.
   – Пусть Мезин проверит!
   – Сейчас спросим.
   Стив отставил кашу и вышел в коридор. У дверей Мезиных стоял Сеня и стучал ногой в дверь.
   – Оставьте меня в покое! Я на больничном! У меня мигрень!
   – Мигрень, мигрень! – продекламировал Сеня. – Зачем женился, если бабиться лень!
   Стив развел руками.
   – Пусть Рикка сам проверит записи в журнале! – настаивала Мишель.
   – Сожалею, но у него тоже нет допуска! – американец скрылся в своей комнате.
   После того, как позавтракали сами, мы вышли на крыльцо. Сеня закурил, Мишель спустилась к крану с грязной посудой, я выглянул из-за угла.
   «Ну ты посмотри, какая падла!» – Над дверью биоблока уже горел красный свет.
   – Так что ты там хотела насчет охоты? – раздалось за спиной.
   – В воскресенье день летнего солнцестояния, – сказала Мишель, отмахиваясь от комаров, – у скандинавов это большой праздник с шашлыками и пивом. Ты нам оленины не добудешь?
   – Пиво ваше, оленина наша! – довольный Сеня отбил чечетку о гулкие доски крыльца. – Побегу к летчикам, переговорю с Сан Санычем!
   Его долго не было, и мы ушли в лабораторию. Пока я работал с пробами, в голове созрел план. Теперь все зависело от наличия мяса.
   За обедом Сеня сиял.
   – Сан Саныч дал добро! Сам он идти не может, поэтому ты, Микола, будешь моим напарником! Завтра, бог даст, откушаем свежатинки! – он энергично потер руки.
   На следующее утро мы отправились за добычей.
   – Пойдем к притоку Чамбы! – потыкал в карту Сеня и показал на юго-восток. – Я там знаю удобный водопой. Встанем в прибрежных зарослях на противоположном берегу, олени нас не учуют. Добычу заберем на лодке! – он похлопал себя по здоровенному рюкзаку.
   «Подумать только, лучше, чем я планировал! – не верил я удаче. – Значит, все правильно делаю! Именно про этот приток мне говорили местные проводники. И лодку искать не надо. Возьмем у Сени, и за день доберемся до Ванавары!»
   Через два часа мы разбили бивуак напротив водопоя и стали по очереди следить за противоположным берегом.
   В полдень появилась группа оленей.
   – Бьем одного самца! – Сеня приставил пальцы к голове и показал рога. – Двух нам не донести! У олених, конечно, мясо нежнее, но они еще могут быть беременны.
   Я взял с земли карабин. На этот раз он был заряжен боевыми патронами.
   – Стреляем по моей команде! – прошептал Сеня и показал на себя.
   Мы прицелились. Я взял чуть выше: старый финн учил, что вода притягивает пулю. Когда олень поднял голову, я услышал громкий шепот: «Фоя!»
   «Ностальгия у Сени по фильмам Великой Отечественной конкретная!» – я задержал дыхание и выстрелил.
   Самец упал. Стая оленей, ломая кусты, кинулась прочь. Сенино ружье молчало.
   Я посмотрел на него и кивнул на ружье.
   – У меня там крупнокалиберная картечь, – ответил напарник, – если бы ты не попал, я бы тебе показал класс в стрельбе по мишени «бегущий олень»! Бил бы влет с обоих стволов! Не боись, не ушел бы!
   Я прикидывался идиотом.
   – Потом по твоей книжице объясню! – он показал на мой карман с разговорником.
   Когда мы подплыли забирать добычу, Сеня покачал головой.
   – Мне начальник говорил, но я не верил! Гляди-ка, прямо в глаз! Ну, ты, Микола, молоток! – он хлопнул меня по плечу. – И крови совсем нет, лодку мыть не надо будет!
   «Какой “молоток”? – думал я, помогая грузить тушу. – Тут всего-то тридцать метров!»
   На обратном пути сделали несколько привалов. Олень был тяжелый. На каждой остановке Сеня прикладывался к своей гнутой фляге, которую я наполнил для него накануне.
   – Будешь? – предложил он мне. – Путь короче покажется!
   Я для приличия хлебнул и достал разговорник. С грехом пополам я объяснил, что мне будет нужна лодка на воскресенье. Сеня не понимал, тыкая в слово «воскресенье» и на оленя:
   – Мишель обещала фуршет в воскресенье, забыл?
   Я помотал головой и показал на понедельник. Сеня продолжал пожимать плечами. Только после недвусмысленного жеста, описывающего меня и Мишель, Сеня наконец прозрел.
   – Значит, в воскресенье Сеню побоку, а сам в тайгу шашлык и переводчицу жарить! – рассмеялся он. – Не тушуйся! Все путем! – хлопнул он меня по плечу. – Будет тебе и лодка, и оленина, и переводчица!
   На базу мы вернулись как охотники с картинок. На наших плечах лежал толстый сук, на котором висела добыча, привязанная за копыта. Впервые за три недели часовой на вышке помахал нам рукой. Видно, тушенка ему порядком поднадоела и предвкушение настоящего мяса на обед заставило его нарушить устав.
   Сениной поддержкой своего плана я заручился, теперь можно было послушать план Мишель по поездке в Усть-Илимск.
   Совещание началось с подарков.
   – Держи! – партнерша протянула мне мои телефон и паспорт. – И еще это! – Мишель раскрыла ладонь.
   Там лежала сим-карта.
   – Ух ты! Надо будет денег доложить, а то тут, наверное, роуминг бешеный!
   – Деньги там уже лежат.
   – Откуда ты знаешь мой номер? У меня же симка с паролем!
   – Это не твоя симка. Местная. Я уже вбила в нее свой номер.
   Остаток вечера я возвращал к жизни свой разрядившийся телефон и по десятому разу выслушивал инструктаж, что в каком случае делать. По мне, так весь инструктаж можно было уложить в три слова: «Если что, звони!»
   И я, как всегда, накаркал. Весь наш стройный план закончился именно этим!
   Поначалу ничто не предвещало неожиданностей. Наш объект начал свой привычный маршрут. За первые четыре магазина Мишель была спокойна, и, как только Марго скрылась в первом, мы нырнули в подъезд дома напротив. Мишель быстро скрутила волосы в жгут, заколола их и надела неприметный парик. Потом вывернула наизнанку свою ветровку, и та превратилась из бирюзовой в темно-коричневую. На последнее она оставила самое сладкое.
   – Отвернись! – скомандовала она.
   Я послушался. Но она так была занята переодеванием, что не заметила, как я подглядываю. Ну, или сделала вид, что не заметила!
   Мишель стянула джинсы и раскатала ситцевую юбку, которая была собрана кверху. Расстегнула низ кофты и обмоталась джинсами. На исчезнувшую талию натянула юбку, и маскарад был завершен.
   – Девушка, давайте познакомимся? – я изобразил благоговейное смущение.
   – Давайте! Бар «Татьяна» знаете? Жду вас вечером! – кокетливо ответила она и выскользнула из подъезда.
   Неприметной серой мышкой она устроилась неподалеку от дверей магазина.
   Теперь настала моя очередь менять облик.
   Я вытащил из-под рубашки блондинистый парик и водрузил на нос очки в изящной черной оправе. Стекла с металлонапылением придавали глазам голубой отлив, приближая меня к чистому арийцу. Играя на контрасте, я знал, что именно черные очки на блондине заострят на себе внимание свидетелей.
   – Провожала на разбой бабушка пирата! – улыбнулся я в зеркальце и закрыл один глаз.
   В нарушение плана я купил фруктов и поехал в больницу.
   В палате, как и рассказывала Мишель, сидела Зина.
   – Как вы себя чувствуете, Клавдия Петровна? – обратился я к женщине, сидевшей на кровати, и поставил пакет с гостинцами на тумбочку. А вы, как я понимаю, Зинаида? – повернулся я к девушке.
   – А вы кто? – хором спросили они.
   – Я жених Мишель, она к вам на прошлой неделе приходила.
   – Помню. Хорошая девушка. Целый день у нас просидела! Она мне про своего героя сыщика рассказывала, а я ей про Мишутку своего. Сердобольная она у тебя, долго мои причитания слушала да все жалела меня. – Клава взяла краешек полотенца на спинке кровати и вытерла слезы. – А тебя, сынок, я нигде не могла видеть? – спросила Клава.
   – Наверное, Мишель вам фотокарточку показывала! – почти испугался я.
   – Не помню, – женщина покачала головой. – А ты, Зин?
   Зина тоже покачала головой. Я смотрел на них и думал: «Как они обе изменились за три недели».
   Зина и так была худая, а теперь на ней остались только кожа да кости! Ее мать тоже спала с лица, а над верхней губой появился темный пушок, как у южных женщин».
   – Когда же ты успел в женихи записаться? Она же только сюда приехала.
   – А я как муж-декабрист! – улыбнулся я. – Невеста в ссылку, и я за ней. Ее из своего острога сегодня не отпустили, так она меня попросила гостинец передать.
   – Славная у тебя невеста, славная! И имя у нее почти как Мишутки моего.
   – Вы мне, пока я здесь, совет не дадите? Я хотел бы сделать Мишель сюрприз, забрать ее с научной станции на празднование Янова дня. Это ее самый любимый праздник! Я слышал, вы из Ванавары, а я сегодня туда лечу. Вы не подскажете, у кого там можно остановиться и лодку напрокат взять?
   – Так у нас и останавливайся! Зинка сейчас в городе живет, а я домой еще нескоро попаду! Лодка у нас тоже есть, с мотором. Правда, работает ли мотор, не знаю, в сарае посмотришь. Ключи у меня вот, – Клава слазила в тумбочку и вынула косметичку, – один от дома, другой от сарая.
   Она протянула их мне, и я полез за пухлым кошельком. К разговору с журналистом меня Мишель профинансировала основательно!
   – Не надо! – остановила меня Клавдия. – Ты, милок, лучше вот что. Хоть сейчас и жарко, а дом протопите, заскучал он, поди, по дровяному теплу-то! И еще, сходи в храм всех Святых, возьми святой воды и купи свечек. Дом окропите и к иконкам свечки поставьте. За меня да за Мишутку! – на ее глазах навернулись слезы.
   – Мама, прекрати! – вмешалась Зина.
   – Дай вам Бог счастья! – услышал я, подходя к двери, и обернулся.
   Клавдия меня крестила.
   – Не свидимся уже, – донесся до меня ее шепот.
   – Мама!
   Как дочь ее отчитывала, я уже не слышал. Задача усложнялась не запланированным визитом в церковь. Я слетел с лестницы, на ходу снимая парик и очки. У входа стояла больничная газель.
   – Командир, до храма всех Святых далеко? – спросил я у водителя.
   – Залезай! – он отложил газету.
   – Мне еще в редакцию «Усть-Илимской правды»!
   – Договоримся!
   – А ты не на работе?
   – От работы кони дохнут! У меня обед!
   Хорошо, что в издательстве газеты кони еще дохли, и редакция не успела приступить к приему пищи!
   «Отведу журналюгу в хороший ресторан, если тут такой имеется, и поболтаем по душам!» – глотал я слюнки, открывая двери.
   – Вы к кому? – встретил суровый вахтер.
   – К редактору!
   – Пропуск!
   – Какой пропуск? Я только что из Питера!
   – Из Питера? – протянул дедок. – Документ покажь!
   – Я показал ему паспорт.
   – Ишь ты! Долго добирался?
   – Полгода на велосипеде! Принес статью о велопробеге!
   – То-то, я смотрю, тебя на больничной машине привезли, небось, все чресла стер! – расхохотался дед. – Второй этаж направо!
   В кабинете редактора сидел непоседливый мужичок. Ему либо не терпелось убежать на обед, либо местные комары искусали всю задницу.
   – Что вам? – нервно спросил он, успев поменять позу три раза.
   – Я из Питера, – начал я, – ищу Сергея, репортера, который…
   Редактор не дал мне договорить.
   – Нет его! Уже месяц как гуляет за свой счет! Мамин-Сибиряк недоделанный! За книгу он, видите ли, засел, о женщине-вашу-мать-вамп, а кто мне будет очерки писать о женщине-вашу-мать-доярке! – от недовольства он заерзал еще сильнее. При чем здесь Мамин-Сибиряк и женщина-вамп, я не понял и озадаченно спросил:
   – А где он живет, не подскажете? – рука машинально потянулась назад, и я с трудом удержался, чтобы не почесать задницу.
   Он меня будто не слышал:
   – Как этот треклятый пакет из Питера пришел, так я, дурак, его Сереге на разработку дал. Знал бы, чем все закончится, в мусорное ведро бы выбросил! – и тут же добавил: – В кадрах адрес спросите!
   Через полчаса, с адресом в руках, я уже бродил по новостройкам. Путаясь в корпусах и меся грязь, я искал угловой дом. По объяснениям сердобольной старушки, рядом с ним планировали открыть цветочный магазин и должен был висеть соответствующий плакат. Но вместо цветастого баннера мои глаза наткнулись на ярко-красное пятно стройной женщины. От избытка цветовой гаммы я не сразу разглядел лицо.
   – Черт! – я метнулся к ближайшей парадной, взлетел на второй этаж и осторожно выглянул в окно: «Точно! Еще в вертолете я подумал, что она собралась на коммунистический субботник!»
   По единственной асфальтированной дороге в округе вышагивала Марго в красном брючном костюме.
   В случайности я не верил и, отпустив ее на порядочное расстояние, последовал за ней. Горящие на солнце лакированные туфли привели к пылающему красками плакату с надписью «Орхидея».
   «Тут и спрятаться-то негде! – Я на ходу обвел взглядом пустырь со строительным мусором. – Разве что за плакат – так ноги будут торчать!»
   Не замедляя шага, я направился к подъезду, где только что скрылась Марго. Задержавшись у двери, я сделал вид, что очищаю от пыли ботинки и огляделся: «Где же моя партнерша? Неужели Марго от нее опять оторвалась?!»
   В глубине подъезда послышался шум закрывающегося лифта, я медленно приоткрыл дверь. Лифт поднимался. Шум разъезжающихся створок на верхнем этаже я уже слушал, приложив ухо к щели створок этажа первого.
   Я слышал, как тихо открылась и еще тише закрылась дверь квартиры.
   – Глухонемые! Мать вашу! – отреагировал я на безмолвную встречу в верхах. – Ни те здрасте, ни те до свидания, конспираторы хреновы!
   Теперь оставалось терпеливо ждать, когда свидание объекта номер один и объекта номер два закончится. Я посмотрел на обрывок бланка редакции с адресом журналиста и на номера квартир на первом этаже. Получался пятый этаж.
   – А моя любовь живет на трахапятом этаже-е-е! – я одним прыжком перелетел через несколько ступенек, отделявших первый этаж от двери подъезда.
   «Уж не Марго ли вдохновила нашего Сережу на роман о женщине-вамп. Надеюсь, она быстро усладит его вдохновение и ждать придется недолго!» – Я набрал номер Мишель.
   – Але, – услышал я расстроенный голос партнерши.
   – Не переживай, я их обоих нашел!
   – Кого?!
   – Версию о неизвестном свидетеле придется похоронить. Марго шла к Сереже.
   – Какому Сереже?
   – Журналисту. Она сейчас у него. Запоминай адрес!
   Я огляделся. Откуда-то тянуло сквозняком. Пахло свежими бетонными блоками. Я решил спуститься в подвал и уперся в решетку с огромным амбарным замком. В лицо пахнуло порочной юностью. Внизу живота приятно потеплело и разлилось забытой невесомостью.
   «О чем ты думаешь? – я отмахнулся от набежавших воспоминаний. – Тебе прятаться надо!»
   А сделать это было негде или почти негде.
   «И все-таки придется вспомнить детство! – я подошел к входной двери и выглянул на улицу. Никого не было. Встав на колени, я взялся двумя руками за чугунную решетку, вделанную в пол при входе в подъезд. Со второй попытки решетка поддалась. Я юркнул в проем, как в люк танка, и сдвинул решетку обратно в пазы.
   «Спасибо товарищам архитекторам за наше счастливое детство! Глупые, знали бы вы, как используется ваше новаторское решение! Конечно, в подъездах стало чище – грязь и слякоть с обуви сыплется в подвал, а не разносится по дому, но знаете ли вы, какой подарок получили подростки!»
   Улыбаясь своим воспоминаниям, я достал носовой платок и, как мог, расчистил лежбище.
   «Финской ветровкой придется пожертвовать! – я поудобнее устроился на спине и сдвинул на лицо бейсболку. – Как давно это было!..
   …Мы с моим новым соседом по парте Игорюхой с волнением ждали начала «эротического реалити-шоу». Это было мое первое посвящение в Игорюхин мир.
   – Чего такой хмурый? Переживаешь, что сбежали с последнего урока? – толкнул он меня в бок. – Я тебе говорю, не пожалеешь! На́перво всегда везет!
   Вот открылись двери, и первый персонаж появился над головами затаивших дыхание зрителей. Проплывающие в вышине брюки вызвали лишь короткий вздох разочарования.
   – А ты говоришь, везет! – прошептал я. – Куда я влезу – там всегда одни неприятности!
   – Не дрейфь! Еще не вечер!
   В этот момент над нами захлопала крыльями развевающаяся на сквозняке юбка. Она была встречена немым, но от этого не менее восторженным улюлюканьем. В течение получаса нам удалось выяснить, у каких из живущих в подъезде старшеклассниц какого цвета трусики. Однако поток школьниц скоро закончился, да и холод подвала давал себя знать.
   – Сейчас гуся погоняем – погреемся! – поежился Игорюха.
   Мы только стали выползать из своего убежища, как в подъезд, хихикая и целуясь, вошла сладкая парочка. Прыщавый пэтэушник закрыл дверь и тут же начал приставать к своей спутнице.
   – Не надо! Увидят! – нервно прошептала она.
   – Да не увидят. Рабочий день еще не закончился!
   Он взялся одной рукой за дверную ручку, другой прижал к себе девушку.
   – Смотри, я держу дверь. Если что, так мы сделаем вид, что выходим.
   Позабыв о холоде подвала, зрители остались на второй акт. Наши привыкшие к темноте глаза жадно всматривались в происходящее наверху. В полумраке подъезда раздавались звуки поцелуев и шорох нейлоновой куртки парня. Снизу были плохо видны руки влюбленных, и лишь по протестующим девичьим возгласам можно было догадаться о происходящем. Мы не могли видеть, как свободная рука кавалера отправилась в одиночное плавание по вздымающимся волнам груди девушки. Зато зрители видели, как она нервно перебирает ногами, то и дело проваливаясь тонкими каблучками в щели решетки. Ее стройные ноги простирались далеко вверх и терялись где-то в темных контурах облегающих трусиков. Поцелуи становились все громче, а шепот все жарче. Наплававшаяся на поверхности рука парня погрузилась в глубину и отчетливо предстала пред наши очи. Коснувшись бедра девушки, рука начала медленно всплывать, поднимая вслед за собой волнистый край юбки. Вот она достигла задних округлостей и плавно заскользила по ним. Протесты обладательницы аппетитных «подводных» холмов усилились, но были тут же потушены глубоким поцелуем. Тем временем рука перебралась вперед и темная полоска материи между бедер девушки исчезла из виду. На ее месте появились жадные пальцы пэтэушника.
   Задохнувшиеся от возбуждения зрители не могли поверить, что им так повезло! Мы почти одновременно полезли поправлять своих дружков, которым стало тесно в школьных брюках. Сверху донесся томный приглушенный стон.
   – Не надо! Не здесь! – прорвался сквозь поцелуй прерывистый шепот.
   Но слова так и остались словами. Замершие в ожидании зрители не увидели ни малейшей попытки прекратить нежелательное вторжение. Скорее наоборот. Девичьи ноги медленно согнулись и чуть раздвинулись. Пальцы парня напряглись, стараясь удержать насевший на них вес. Где-то на верхнем этаже хлопнула дверь. Заурчал мотор лифта и провозгласил о завершении горячего выступления молодого дуэта. Зрители с неохотой покидали належанные места и, позабыв отряхнуть друг другу спины, скрылись в подвальном сумраке…
   Шум лифта нарастал. Я напрягся и стянул с лица бейсболку. Створки раскрылись, и послышался стук мяча. На улицу вышел подросток.
   «Где он там собрался играть?» – я опять надвинул бейсболку, можно было возвращаться обратно в грешное отрочество.
   О своих взрослых мечтаниях о подруге пэтэушника умолчу, в них не было ничего примечательного, а вот об Игорюхиных стоит рассказать особо. За достоверность не ручаюсь, но по его словам все было именно так.
   Игорюха любил комфорт и облюбовал себе закуток, заваленный тюками с теплоизоляцией, за что и поплатился. Он с разбегу плюхнулся в самый центр кучи, закрыл глаза и с наслаждением ощутил, как медленно погружается в мягкую массу и жаркие мечты. Перед ним стояла длинноногая красавица на высоких каблуках, и уже не пэтэушник, а он сам ласкал ее манящие формы. Переполнявшее его сладострастие рвалось наружу! С каждой минутой желание усиливалось и распирало его, как паровой котел. Выпускающий пар клапан напрягся и манил к себе. Он не смог устоять, и волна наслаждения накрыла его. Еще мгновенье, и пар с шипением будет выпущен.
   И он на самом деле услышал шипение! Резкая боль ошпарила руку, и по подвалу разнеслись дикие вопли!
   Я прибежал и ничего не мог понять. Игорюха неуклюже гонялся за жирным котом дворничихи, позабыв о своем торчащем клапане и невыпущенном паре.
   Я смотрел, как кот с трудом протискивается в подвальное окошко, и думал: «Как инстинкт охотника смог заставить этого толстопузого ленивца напасть на что-то, мелькающее в тюках?..»
   Хлопнула дверь. Кто-то прошаркал к лифу. Я достал телефон. С момента моего звонка прошло полчаса: «Где Мишель? Здесь за полчаса весь город можно оббежать!»
   Будто услышав меня, дверь распахнулась, и я увидел знакомую ситцевую юбку. Тут же вспомнился торшер на одной из витрин Невского проспекта, с ножкой в виде обнаженной женской натуры. Надо мной просторным абажуром проплыла юбка Мишель. По законам корпоративной этики я должен был бы закрыть глаза. Признаюсь, я поступил неэтично, но если бы товарищеский суд видел то, на чем держался абажур «торшера», он бы оправдал меня не задумываясь!
   Перед глазами еще стоял образ содержимого абажура, когда в руках зазвонил телефон.
   – Ты где?
   – А ты не слышишь?
   Абажур снова появился в поле моего зрения. Мишель нагнулась, и наши глаза встретились.
   – Как ты туда попал? – спросила она, еще не сообразив, что я вижу чуть больше, чем положено партнеру по расследованию убийства.
   – Сойди с решетки, узнаешь!
   Мишель исчезла. Я приподнял решетку и сдвинул в сторону:
   – Залезай!
   Наверху произошла заминка. Я с нетерпением ждал появления обнаженных ног, а наверху продолжался непонятный шорох одежды. Когда я уже собирался выяснить, в чем дело, в проеме, наконец, появились ноги Мишель. О, боги Олимпа! Она была в джинсах!
   Закрыв решетку, я перекатился ближе к стене, оставив партнерше нагретое место.
   – Где ты ее потеряла на этот раз? – беззаботно поинтересовался я.
   – Ты не поверишь! Эта коза спустилась к Ангаре. Там ее ждал катер! Как в шпионских фильмах, ей-богу! Пока я добежала до моста, пока поймала тачку, она уже была на том берегу!
   – Одно из двух. Или она заметила слежку в прошлый раз и решила подстраховаться, или это ее обычный маршрут! Ты же не знаешь, как она на прошлой неделе сюда добиралась.
   – Прохладно тут, – вместо ответа поежилась Мишель.
   – Иди, погрею, – я расстегнул ветровку.
   – Сниму совместное жилье, интим не предлагать! – улыбнулась она и чуть придвинулась.
   Подвальный холод был ощутимым, и вскоре она уже прижималась ко мне по-настоящему. В какой-то момент ее частое прерывистое дыхание успокоилось, и я понял, что она уснула.
   «Напереживалась, бедненькая! Свалилось на нее все до кучи, а тут еще новую жизнь надо начинать!»
   Когда где-то наверху хлопнула дверь и зашумел лифт, я напрягся. Мишель почувствовала это и проснулась.
   – Ш-ш-ш! – я приложил палец к ее губам.
   Двери лифта раскрылись, и над нами проплыло красное пятно. Открылась дверь, и брючный костюм заполыхал в дневном свете.
   – Что будем делать? – спросил я. – Пойдешь за ней или вместе к журналисту?
   Мишель посмотрела на часы:
   – До вертолета три часа. Она, наверняка, проведет их в баре.
   – Тогда вперед! На пятый этаж!
   Мы поднялись бегом, убив сразу двух зайцев. Бросая взгляды в окна лестничных пролетов, убедились, что Марго идет в сторону от дома, и заодно согрелись.
   На звонок дверь сразу открыли.
   – Что-то забыла? – на пороге стоял удивленный парень.
   – Интерпол! – Мишель сунула ему под нос свое удостоверение.
   – Сергей Валентинович Сухой? – я затолкал его в квартиру и закрыл дверь.
   – Да, а в чем дело?
   – Женщина в красном не от вас вышла?
   – Н-нет, – заикаясь, ответил он.
   – Госпожа инспектор, пойду, пробью по базе! – обратился я к Мишель. – По-моему, я ее видел в ориентировке!
   – Мы расследуем цепь смертей на международной научной станции! – пригвоздила она Сережу железным тоном. – К нам поступила информация, что вы утаиваете от интернациональной следственной группы важные сведения!
   – Я не утаиваю, я эстонскому товарищу, то есть господину, то есть коллеге вашему, все рассказал!
   – А потом убили!
   Сережа плюхнулся на стул и заморгал, как будто собирался расплакаться.
   – Как убил?! – промямлил он. – Когда мы расстались, он был живой!
   – Маргарита Мезина, кличка Марго! – вошел я, держа перед собой телефон. – Это она заказала вам убить инспектора Интерпола, вашего соседа по комнате?
   – Не знаю я никакой Маргариты Мезиной!
   – Неделю жили за стенкой и не знаете?! Собирайтесь! – Выражение лица Мишель напугало даже меня.
   – Ну, вы же понимаете, – сдался Сережа, – она замужняя женщина, я должен, в конце концов, защищать ее честь!
   – Это за защиту ее чести вы с нее деньги берете?!
   – Какие деньги?
   – Зеленые такие, с портретами американских президентов!
   – Вы и это знаете?
   – Или все выкладывай, или едем с нами.
   Он полез в секретер и достал доллары.
   – Да не деньги выкладывай! Выкладывай, зачем на станцию ездил и о чем с инспектором говорил!
   – С инспектором говорил о том же, о чем с вами, что приехал к Мезину, просить помочь разобраться в бумагах его учителя.
   – Помог? – вступил я в научную часть разговора.
   – Наоборот! Сказал, что посмотрит, а сам не вернул! Я его припугнул, что у меня копии есть, тогда он десять тысяч обещал за молчание. Но все сразу не дал, вот, передает по частям. Боится, что я и деньги возьму, и статью напечатаю.
   – А есть о чем печатать?
   – Я бы сенсацию местного разлива состряпал! Загадочная смерть питерского профессора, таинственные бумаги, завещанные племяннику. Древний ящер в тайге. Развернуться есть где!
   – Копии! – я протянул руку.
   – А что я в редакции скажу? Мне в Иркутск отчет писать.
   – Какой Иркутск?
   – Да пакет этот с бумагами год в иркутской «Комсомолке» провалялся! Они читателю, ну, племяннику, значит, ответили, что меры приняты и материалы переданы для дальнейшего рассмотрения в местные органы печати! То есть они белые и пушистые, а нам записки сумасшедшего профессора разбирать?!
   – Ну, ты-то в накладе не остался! Напишешь в Иркутск, что все материалы передал в компетентные органы!
   Сережа вздохнул и полез в секретер.
   – Здесь все? – спросил я строго.
   Тот понуро стал перебирать листки и вдруг замер.
   – Криптограммы не хватает! – он полез обратно в секретер и начал там отчаянно рыться. – Нету!
   – Что за криптограмма?
   – Да целая страница мешанины из заглавных букв была!
   – А какие буквы помнишь?!
   – Да монотонные какие-то, как в букваре. Типа «ТАТА», «АССА». Да, еще латинская была примешана «G». Я еще смеялся: «Во, какую сагу профессор написал», там первая строчка на «САGА» начиналась!
   – Мезина знала, где у тебя бумаги хранились?
   – Знала, мы их вместе в постели читали. Она жаловалась, что муж от нее бумаги спрятал, а ей любопытно!
   «Значит, структуру молекулы ДНК Мезина выкрала! Неужели метеорит принес кусок какой-то наследственной информации из космоса?!»

Глава 13
День летнего солнцестояния

   Всю дорогу до базы меня так и подмывало заглянуть в бумаги профессора. Хорошо, что руки были заняты пакетами с пивом, а то не дай бог засветился бы перед Марго.
   А она, как специально, села напротив меня и строила глазки. Блузка под пиджаком была расстегнута до неприличия, и ее содержимое мелко дрожало в такт вибрации мотора вертолета. В тусклом свете ее лицо казалось пунцово красным.
   «Наверное, выпила лишнего, – старался я не думать о бумагах в кармане, – или костюм так отсвечивает, а может, чем черт не шутит, ей стыдно возвращаться к мужу после посещения любовника?»
   Мишель сидела рядом в моей ветровке. Она заметно нервничала, и ее периодически бил озноб.
   «Зря я сказал ей о завтрашнем пикнике. Надо было подождать до утра!»
   Задержавшись у журналиста, в бар мы уже не успевали и, поймав такси, поехали прямо в аэропорт.
   – Останови у гипермаркета! – попросил я водителя и обернулся назад к Мишель. – Я мигом!
   Она лишь кивнула. После того как версия со свидетелем убийства Герхарда рассыпалась, она впала в уныние. Оказалось, что вся подозрительная суета Мезиных вертелась вокруг бумаг профессора Светлова и не имела никакого отношения к гибели ее бывшего партнера. И не только партнера – ее мечты и надежды на обычное женское счастье!
   «Тяжело, наверное, осознавать, – думал я, набирая разного пива, – что тот, о ком ты мечтала и кто долго не замечал в тебе женщину, в течение каких-то двух месяцев успел закрутить две интрижки!»
   – Поскольку в бар мы не попали, то обещанную дегустацию пива придется перенести на лоно природы! – с наигранной радостью сообщил я, загружая пакеты с пивом на переднее сиденье.
   Она слабо улыбнулась и пододвинулась, освобождая мне место. Теперь мы оба ехали сзади.
   – Завтра отправляемся на пикник! – я легонечко толкнул ее в бок. – Двое в лодке, не считая пива!
   – Мы же с Сеней договорились!
   – Я перенес мероприятие с Сеней на понедельник! Не знаю, как у вас, а у нас в стране по воскресеньям выходной, и наша следственная группа его заслужила!
   – Это как-то неожиданно, – не то обрадовалась, не то заволновалась Мишель. – Я даже не знаю, что сказать.
   – Ничего не надо говорить! Надо отдыхать и набираться сил! Завтра у нас насыщенный день!
   Но, похоже, отдыхать и набираться сил у нее не получалось. Ее бил озноб, и даже моя ветровка не помогала.
   Уже на подъезде к аэропорту она вдруг вспомнила:
   – Извини, но я должна забрать у тебя симку.
   Я замялся.
   – Обещаю, я не буду смотреть, кому ты звонил.
   Я взял ее подрагивающую руку и положил в нее свой телефон. Сложил ее пальцы и погрел в своих ладонях. Она снова улыбнулась и придвинулась ближе.
   – Командир, – обратился я к водителю, – включи, пожалуйста, печку!
   Тот пожал плечами, но печку включил и направил горячий воздух на заднее сиденье.
   – Можешь проверить, – обнял я Мишель одной рукой, – мы же партнеры. Один звонок матери, остальные… – я помолчал. – Пытался отыскать невесту!
   – Отыскал?
   – Отыскал. Только не знаю, чью!
   Мишель не стала допытываться, но мою руку с плеча сняла.
   «Наверное, согрелась! – успокоил себя я и вспомнил сегодняшнюю телефонную эпопею.
   После звонка матери я набрал Танюшку. Никто не ответил. Набрал ее домашний. Та же история. Я попытался вспомнить, есть ли у них на телефоне определитель номера, и не смог. Когда уже подъезжал к больнице, у меня созрел план. Я набрал Маришку.
   – Шурик! – пропела она. – Ты откуда? Что за странный номер?
   – Маришка, нету времени, я на задании, расскажу при очень личной встрече!
   – А не обманешь?! – закокетничала она.
   – Нужно вычислить одного человечка! Позвонишь по этому номеру, – я продиктовал Танюшкин номер, – скажешь следующее: «Привет, это Люся, слушай, тут такое творится, не поверишь!» Твоя задача выяснить, говоришь ли ты с Татьяной, и если нет, то с кем, и как найти эту самую Татьяну!
   – Шурик, я ревную!
   – Маришка, прелюдии потом, за мной следят! Перезвоню через десять минут, конечно, если буду жив! – я отключился.
   Через десять минут я узнал, что Маришка ужасно рада тому, что я еще живой, и о том, что Танюшка уехала в Кронштадт, а свой мобильный оставила матери.
   – Перезвони и узнай ее новый телефон. Ври, что хочешь! Говори, что директор школы оказалась трансвеститом, кастелянша отдалась дворнику, гастарбайтеры съели весь живой уголок, но телефон добудь!
   Маришка только хихикнула, а еще через десять минут уже докладывала:
   – Сделала все, что могла! Информация такая. Что происходит в школе, им по барабану, потому что Татьяна выходит замуж и увольняется!
   – Молодец, Маришка! – автоматически ответил я. – За это и держу!
   – Ну, ты врун! Я уже и не помню, когда ты меня за это держал!
   Я молчал. Маришка поняла, что мне не до сальностей.
   – Все так плохо? – озабоченно спросила она. – Что бы ни случилось, помни, для меня ты всегда желанный гость, даже вместе с Татьяной!
   «Все-таки хорошая баба Маришка!» – я смотрел на огни приближающегося аэропорта и думал: «Бросить бы все к чертовой матери и забыться под ее уютным бочком!»
   Однако, когда я посмотрел на Мишель, силы вернулись: «Есть в этом мире люди, которым еще хреновей, чем мне, и которым в одиночку с этим не справиться!»
   Таможенный досмотр на базе прошли легко. Сан Саныч проводил долгим взглядом мои огромные пакеты с пивом, но ни слова не сказал. Сеня, однако, потрусил за нами, то и дело оглядываясь на начальника. Но тот взвешивал на руке пакеты Марго и в нашу сторону не глядел. На развилке мы разделились. Мишель попыталась отдать мне ветровку, но я остановил ее:
   – Утром в семь! Форма одежды походная!
   От вертолетной площадки донеслось дребезжание закрывающихся ворот. Один из сержантов делал Сенину работу. Сеня даже не оглянулся. Он шел за мной как привязанный.
   «Это, наверное, просто потому, что мы живем в одном бараке!» – улыбнулся я и тряхнул пакетами с приманкой.
   Бутылки призывно звякнули.
   Ловушка сработала безотказно. Сеня балдел на ступеньках крыльца с ассорти из нескольких бутылок пива, беломориной и транзистором. Пару часов без его общества были обеспечены, и я принялся за бумаги профессора.
   Сначала я разочаровался. Большинство документов были копиями из пачки с переводами Нильса. Разве что пометок было больше, и были они уже не только на полях но и в тексте. Например, в том месте, где эвенкский мальчик рассказывал про уток, добровольно врезавшихся в ствол кедра, было обведено «Вся земля под деревом была усеяна размозженными селезнями» и слово «селезнями» подчеркнуто два раза. В месте про загнавшую лесника на дерево медведицу было выделено то, что медведица была беременна и с огромным животом.
   Сначала я не придал этому значения, но позже натолкнулся на выписки профессора о животном мире.
   «Начиная с конца мая, когда утки начинают нести яйца, уровень половых гормонов самок остается высоким до середины лета».
   «Перед самыми родами уровень половых гормонов у млекопитающих подвергается значительным изменениям».
   Первое относилось к пометке о селезнях. Второе, как я понял, к медведице, которая вот-вот должна была разродиться.
   Дальше шли свидетельства о «крокодиле», которая завелась на болоте, а позже подросла и оказалась уже ящером. Кое-где встречались биологические выкладки о ящерах, но вдаваться в подробности больше не хотелось.
   «Завтра в лодке почитаю», – решил я и быстро пробежался по оставшимся страницам.
   Там я впервые наткнулся на имя собственное «Хусивлук».
   «Найти на болотах Хусивлук, – писал на полях профессор, – и взять кровь на анализ!»
   «Надо будет узнать у эвенков, как переводится “Хусивлук”!» – зевнул я и отключился до самого рассвета.
   Все еще спали после вчерашней вылазки в город, когда мы с Мишель покинули базу и дружно зашагали к притоку Чамбы. Наши тренированные тела не протестовали против быстрого темпа, и спустя час мы уже плыли по извилистой реке. Из-за частых изгибов течение почти не чувствовалось, и мне приходилось конкретно налегать на весла. В походе главное правильно распределить нагрузку. После марш-броска с Сениной лодкой в рюкзаке ноги теперь отдыхали, зато руки работали. Жесткое военного образца сиденье крепилось на борта и здорово облегчало работу: и рычаг напора на весла был сильнее, и задница не выпячивала резиновое дно, создавая лишнее сопротивление.
   Вскоре течение усилилось, и грести стало легче. К полудню воздух нагрелся. Густо заросшие берега не пропускали ветер, а проснувшееся солнце, видимо, радовалось самому длинному дню в году и безбожно палило!
   – В такую жару в воде сидеть хорошо! – пропыхтел я.
   – В такую жару в Одессе хорошо? – Мишель улыбнулась. – Ты же говорил, что служил в Севастополе! Или в Одессе тоже бывал? – первую «е» в названии города она произносила по-европейски, как «э».
   – В Одессе тебя бы за «Одэссу» убили! – не нашелся, что ответить я. – «Подумать только! Не прошло и трех недель, как мы вместе, а она уже подкалывает меня в моем же стиле!»
   Река стала расширяться. Я бросил весла и сверился с картой.
   – Скоро вольемся в Чамбу, и можно будет топить жиры на солнышке аж до самой Подкаменной Тунгуски! Там на звероферму и вместе с работниками на подкидыше до Ванавары. Главное до шести успеть, а то будем со сторожем ночевать!
   Мы поменялись местами. Теперь Мишель сидела на веслах и лишь слегка подправляла курс лодки, держа ее на стремнине. Я развалился на корме и смотрел в голубое небо.
   – Нашел что-нибудь интересное в бумагах Светлова? – прервала мои мечтания партнерша.
   – Интересное? Есть и интересное, причем такое, что заставляет взглянуть на вещи совсем с другой стороны! Бумаги-то в большинстве своем те же, что дал нам Нильс, а вот взгляд на них профессора оказался для меня полной неожиданностью!
   – На то он, наверное, и профессор! – вставила Мишель.
   – Я чувствую, – вдохновенно продолжал я, – что еще чуть-чуть, и я разгадаю его ребус! Правда, пока не знаю, как связать воедино все его намеки, но что-то уже вертится в голове. Слушай, мне нужен толчок! Как Ньютону – яблоком по башке! Или… – я прервал свои философствования, навеянные бездонным небом и резко сел: – Мне нужна муза! Будешь моей музой?!
   – Музой-обузой! – улыбнулась Мишель. – Ты знаешь, я никогда не понимала, почему люди называют ученых чудаками. А теперь…
   – Слушай, а наш профессор действительно был чудаковатым! – не дал я ей договорить. – Как можно было написать: «Если со мной что-то случится, передай мои бумаги кому следует»?! Для любого нормального человека «кому следует» означает милиция. Вот его бедный племянник по ментам и болтался, и везде его откровенно посылали. От этого он и начал письма по редакциям рассылать, на журналистское расследование надеяться. А Светлов, наверняка, вкладывал в эти слова совсем другой смысл. Кому следует передать бумаги профессора молекулярной биологии? Конечно же, коллегам! Не удивительно, что его открытие, о котором он намекал Сене, до сих пор не увидело свет!
   – Я не совсем об этом, – покивала Мишель. – Вы, ученые, думаете по-другому. Вот, например, скажи: – Как назвать сороконожку, у которой оторвали одну лапку?
   Я немного подумал и ответил:
   – Хромоножка?
   – Вот видишь?! Я нисколько не сомневалась! А большинство ответит тридцатидевятиножка!
   – Неужели отгадал?! – не поверил я.
   – Не то что отгадал, ты меня удивил! Так мне еще никто не отвечал! Правильный ответ – сороконожка-инвалид! – она немного помолчала. – Поверь, не зря твой военврач хочет забрать тебя к себе. Это не он тебе нужен, а ты ему! А шефиня твоя глупая курица, которая ничего дальше своего собственного носа не видит! – Мишель с силой хлопнула веслами по воде.
   – Кто сейчас чудит, так это ты! – закрылся я от брызг. – Кстати, мы угадали, профессор действительно следил за ящером! Он ему даже имя дал, Хисивлуком назвал. И выписки про ящериц сделал. Сейчас я тебе самое интересное почитаю. Ты же просила интересненькое?
   Я достал из внутреннего кармана бумаги, развернул и стал листать.
   – Вот, на злобу дня. О сексуальной жизни… – я сделал паузу и глянул на нее из-под полей накомарника: – … ящериц!
   Мишель пропустила мой пробный шар мимо ушей.
   «Ладно, по селезенке не дала, уже прогресс!» – подбодрил я себя. – Слушай: «Партеногенез у ящериц», – начал я.
   – Что у ящериц? Партайногеноссе? Это который Борман? – опять подколола Мишель.
   – Что у ящера?! Борман?! – рассмеялся я. – Нет, у ящера Штирлиц! Или ящур у Штирлица?!
   Теперь настала ее очередь смеяться.
   – Ладно, перескажу своими словами! – сжалился я. – Ты знаешь, что ящерицы, как и куры, могут нести яйца без участия самца, но, в отличие от кур, из яиц ящериц может появляться потомство. Это, для справки, и называется партеногенезом. Но самое интересное не в этом, а в том, что даже без самцов ящерицы устраивают брачные игры! Сразу после кладки яиц у самки происходит резкий гормональный сдвиг, и она начинает играть роль самца! Пока гормоны не придут в норму, она пристает к самкам, в которых яйца еще не созрели. Взбирается на них, соблазняет, трется о то, обо что там у них положено тереться, в общем, ведет себя как распущенный донельзя самец! И в самый последний момент, когда самка готова отдаться, она, бедная, понимает, как ее низко кинули – отдаваться то некому! Разочарованию нет предела, но гормоны уже взыграли, и вскорости такая самка уже сама откладывает яйца и превращается на пару дней в «самца». Вот такой получается пример однополого брака! – закончил я. – Так что «розовую» любовь по уму надо было назвать «зеленой»!
   Тут Мишель перестала править веслами и часто заморгала. Потом перекинула ноги через сиденье и села ко мне спиной.
   Мне бы броситься к ней извиняться, но тут мои мысли стали выстраиваться в логическую цепочку. Я боялся спугнуть их. Все отметки и выкладки профессора стали обретать смысл! И сводились они к одному, к женскому началу!
   Мое открытие так взбудоражило меня, что я не понимал, что делаю. По какому-то наитию я встал на колени и подполз к Мишель. Обнял ее сзади за талию и положил голову на плечо. От близости ее стройного тела и легкого аромата духов я почти задохнулся и едва сумел прошептать: – Я все понял!
   Мы плыли молча, и в какой-то момент я заметил, что она гладит мои руки, обхватившие ее.
   – Не надо! Не извиняйся! – прошептала она. – Я помню – чистая вода, новая жизнь!
   Наконец до меня дошло, что она обиделась на «розовую любовь».
   – Да я не об этом, глупенькая!
   – Я не глупенькая! Я уже догадалась. Просто зациклилась на своем!
   – Так ты догадалась, что я догадался, о чем профессор догадался?!
   Она обернулась и ткнулась мне носом в шею.
   – Давай уже меняться! – я помог ей перебраться через сиденье. – Садись на корму, а я тебе все расскажу.
   Пока Мишель устраивалась, я вывел лодку обратно на стремнину: во время моего озарения и переживаний «девушки с веслами» нас снесло к берегу. Мы снова набрали ход и я начал:
   – Все лежало на поверхности. Профессор просто сложил воедино очевидные факты, на то, как ты сказала, он и профессор! Начнем с того, что за первые годы после падения метеорита в болотах погибла вся живность. То есть почти вся, кроме ящериц, которые не только выжили, а еще и выросли в настоящих ящеров. Конечно, объяснить их невероятные размеры я сейчас не берусь, ведь радиации здесь не нашли. Но кто знает, какой здесь был фон сто лет назад? Сейчас это не суть важно! Важно то, что ящерицы могут размножаться без самцов. А в том, что метеорит принес что-то такое, что убивает именно самцов, нет никаких сомнений! Эвенкский мальчик видел кучи разбившихся селезней, заметь, селезней, а не уток – это раз; охотник видел бешеную медведицу-самоубийцу, которая была на последней стадии беременности, а значит, уровень женских гормонов у нее был низкий – это два. Среди погибших людей одни мужики, хотя женщины, наверняка, тоже ходили на болота за грибами-ягодами, – это три. Отсюда вывод: что-то в мужском организме чувствительно к тому, что принес метеорит. И я думаю, что ответ находится в руках Мезина, а точнее в ДНК, информацию о которой он так тщательно скрывает!
   Вместо охов да ахов о том, какой я умненький, Мишель вдруг попросила:
   – Пожалуйста, не ходи больше на болото!
   – Так это когда было! – успокоил я ее. – Ты же сама туда ходила и видела, сколько там народу! Да и живность на болоте вовсю цветет и пахнет!
   – Все равно! Обещай, что больше не пойдешь!
   – Хорошо, не пойду. Мне и делать-то там больше нечего. Все ответы на мои вопросы на базе, в биоблоке. Я думаю, Мезин и бумаги профессора там прячет. Никто, кроме него и Стива, туда попасть не может!
   – Это хорошо, что у тебя появился свой интерес к этой таежной глуши! – порадовалась за меня Мишель. – Только вот что мы будем нашему заказчику докладывать?
   – Давай завтра обсудим? Сегодня у нас выходной, да еще и Янов день. Я думаю, наш работодатель в такой день разрешил бы нам отдохнуть!
   – Тогда я вздремну.
   – Обязательно! Тебе силы нужны через костер прыгать!
   Она улыбнулась и закрыла глаза.
   До Подкаменной Тунгуски мы добрались хорошо отдохнувшие. Весь путь спали по очереди на корме. Оказалось, что мягкое течение реки чертовски убаюкивает, особенно на дне резиновой лодки. Я никогда не спал на водной кровати, но ощущения, наверняка, те же, если не лучше!
   Сквозь сон я слышал шум мотора и какие-то разговоры. Проснулся я от жестких ударов снизу. Лодка прыгала по волнам, и брызги были настолько сильные, что пробивали накомарник. Я открыл глаза. Мы неслись на буксире за катером с подводными крыльями и двумя навесными моторами. Катер был забит людьми. На корме сидел человек в черном пиджаке и не отрываясь смотрел на Мишель. Она сидела ко мне спиной и держалась руками за резиновое ушко, через которое был продет трос. Вид у нее был напуганный.
   – Что происходит?! – скользя руками по мокрым бортам лодки, я с трудом сел.
   – Председатель поселка взял нас на буксир! – прокричала она.
   – А ум у него есть – так нестись?!
   – Он сказал, что это обычное дело и что лодка военного образца еще не такое выдержит!
   Я приподнял сетку накомарника и тут же опустил обратно. На корме сидел мой старый знакомый. Тот самый любитель клубнички с морошковой поляны!
   – Какого поселка он председатель? – с недобрым предчувствием спросил я.
   – Так Ванавары!
   – А откуда он взялся?
   – Из зверофермы. Я там к мосткам причалила, тебя будить не хотела. До отправки подкидыша с рабочими было полно времени. А тут он с друзьями к своему катеру спускается. Начал глазки строить, пойдем, говорит, тоже себе воротник выберешь! Потом в катер к себе звал. Экскурсию по реке обещал! – Мишель улыбнулась. – Я сказала, что без мужа не поду! Вот, сговорились на буксировку!
   В Ванавару мы попали раньше запланированного. Председатель протянул Мишель руку, помогая залезть на пирс. Она сняла накомарник, я надвинул свой поглубже. Пока я вытаскивал и сдувал лодку, любитель клубнички не отходил от моей спутницы ни на шаг.
   Закинув на плечи тяжеленный рюкзак с мокрой лодкой, я взял наперевес карабин.
   – Любимая! – я постарался изменить голос до неузнаваемости. – Нам пора!
   Мишель резко оглянулась и как-то странно посмотрела на меня. Речной ветер играл ее волосами. Огромные глаза влажно блестели. Уголки губ немного дрожали, не зная, что сделать: улыбнуться или расплакаться. На щеках вдруг появился румянец, и тут я понял, что ее красота вовсе не холодная. Я поспешил отвернуться и зашагал к группе мальчишек, глазевших на катер.
   – Иду, любимый! – она, ни с кем не попрощавшись, кинулась за мной.
   – Что у тебя с голосом? – спросила она, поравнявшись со мной. – Надуло?
   У нее самой голос дрожал, и мне показалось, что он вот-вот сорвется. Я переложил пакет с пивом и маринованным мясом в руку с карабином и приобнял ее.
   – Улыбайся мне! На нас смотрят! – прошептал я и сквозь сетку накомарника поцеловал ее в щеку.
   Ее губы наконец приняли решение, и я с удивлением увидел, что ее улыбка может быть мягкой и домашней!
   – Я изменил голос специально! Я столкнулся с этим председателем на болоте в довольно щекотливой ситуации! Для всех будет лучше, если он меня не узнает!
   – Давай пакет и карабин! – заметила она, как я пыхчу.
   Свободными руками я ухватился за лямки рюкзака, и жизнь стала прекрасна!
   Дом Клавдии оказался прямо на берегу Ванаварки, речушки, впадающей в Подкаменную Тунгуску.
   – А ночью точно будем через костер прыгать? – в который раз спросили мальчишки, показавшие нам дом.
   – Это как тетя Мишель скажет!
   – Будем, будем! – заверила их тетя Мишель.
   В доме пахло затхлостью. Мы окрыли все окна и затопили печь.
   – Что же ты не сказал, что у нас будет дом? Я бы взяла с собой новое платье!
   – Новое?
   – Я в том магазине, где в первый раз Марго прошляпила, купила.
   – Нет худа без добра! – улыбнулся я. – Посмотри у Зинаиды в комнате. Ты, конечно, не такая худая, как она, но, может, что-нибудь подойдет.
   Комнат в доме было всего две, поэтому гадать, где чья, не приходилось. Та, что была с большой кроватью и иконами, несомненно, была родительская. Я достал из пакета сверток со свечками и бутылкой святой воды из церковной лавки. На полочке перед иконами стояла чашечка с рисом. Я вспомнил похожую у своей бабушки в Белозерске, куда она втыкала свечки. Я поставил две, как и просила Клавдия. Перекрестился, как это делала бабушка, и зажег спичку. Свечки недобро затрещали.
   «Злой дух в доме!» – вспомнил я слова экстрасенса из какого-то фильма.
   Окропил углы, сходил на кухню, побрызгал и там. Потом нашел выдвижную скобу подпола и с трудом поднял тяжелую крышку. Я стоял на коленях, брызгал в проем подпола, и какая-то мысль не давала мне покоя.
   – Мишель! – позвал я.
   Она не ответила. Я поднялся и без стука зашел в комнату. Мишель стояла перед зеркалом шифоньера в цветастом сарафане. Я застал ее в тот момент, когда она одной рукой поправляла грудь, а другой пыталась спрятать лямочки лифчика под пушистые плечики сарафана.
   – Ты неотразима!
   – Уж не хочешь ли ты сказать, что я вампирша? – ничуть не смутилась она.
   – Не понял?!
   – Раз я не отражаюсь в зеркале!
   «Одно из двух, – подумал я, – или наша королева праздника сегодня в ударе, или я туплю не по-детски!»
   Я налил в ладонь святой воды.
   – А вот это мы сейчас проверим! – я хотел брызнуть на нее, но она ловко перехватила мою руку.
   Увидев этикетку на бутылке, она тихо сказала:
   – С этим не играют. – Потом пристально посмотрела на меня и вдруг выдала такое, что я потерял дар речи:
   – Лучше побрызгай здесь хорошенько, нам тут спать.
   Я посмотрел на единственную кровать в комнате, которая была ничуть не больше кроватей в нашем бараке.
   «Может, она имела в виду, что я буду спать на полу?» – не сразу пришел в себя я, а когда смог снова говорить, прошептал:
   – Пойдем, мне нужен совет профессионала.
   Мы стояли у подвального проема и смотрели вниз.
   – Ты прав, – подтвердила мою догадку Мишель, – подпол слишком мелкий для того, чтобы такой крупный мужчина, как Михаил, смог сломать себе шею!
   Под окнами уже резвилась ребятня.
   – Тетя Мишель, когда костер палить будем? – кричали они в открытые окна. – Уже стемнело!
   – Сейчас печка прогорит, и начнем. Вы пока хворост собирайте!
   Скоро на берегу появилась огромная гора сухих веток. Когда пламя разгорелось, вокруг костра стали собираться соседи.
   – Вы кто же будете Клавдии? – поинтересовались они.
   – Дачники мы ей будем! – ответил я, доставая пиво и маринованное мясо. – На выходные приехали отдохнуть!
   Увидев, что готовится пикник, соседи отправились за закусками и самогоном.
   Из пары кирпичей я сложил в сторонке импровизированный мангал и наколол щепы из осиновых поленьев. Мишель уже вовсю прыгала с ребятишками через костер, а я торчал возле шашлыков. Вот бы где Сеня пригодился!
   – Зовите дяденьку Рика! – услышал я ее смех.
   Ребята прибежали за мной. Самого старшего мы оставили караулить мясо, а сами ринулись в костер!
   Мы с Мишель прыгали, взявшись за руки. Каждый раз, когда мы пролетали над костром, подол ее сарафана раздувал пламя, и за нашими спинами вспыхивала ночь!
   Взрослые стояли в сторонке, наблюдая за языческими причудами приезжих и неуемным весельем своих сорванцов.
   Напрыгавшись, детвора уселась вокруг костра. Придвинулись к огню и взрослые. Появились тарелки, пошли по кругу шашлыки, зашипели банки с пивом, зазвенели чарки.
   Не заставили себя ждать и страшные истории. Особенно о проклятии египетской жрицы.
   – От ее слез никто не уйдет! – вещал кругленький дедок, пользующийся всеобщим уважением. – Сколько наших она уже извела! Последними Михаила с Кузькой к рукам прибрала, царствие им небесное! Кто из мужиков теперича на очереди, то только самой жрице ведомо!
   Тут мы с Мишель одновременно задали два разных вопроса.
   – А почему обязательно из мужиков?
   – Какой Михаил? Не муж ли Клавдии?
   – Так а зачем же, сынок, ей бабы?! – повернулся он сначала ко мне.
   – А Михаил он самый, Клавкин! – это уже к Мишель.
   – Тогда при чем тут жрица? Он же в подвал свалился.
   – Это, паря, нам так председатель вместе с человеком в камуфляже велели говорить, а на самом деле он задохнулся.
   – Как задохся?
   – Обыкновенно, в подвале. Мы, когда его два дня дозваться не могли, на третий дверь-то и вышибли. Дом оказался заперт изнутри. Окна тоже были все на шпингалетах, даже ставни захлопнуты. Сам Михаил лежал в подвале, и люк был закрыт. Мужиков, которые спустились за ним, самих пришлось вытаскивать! Они чуть не сомлели от дурного воздуха!
   – Это как?
   – Очень просто, подвал-то с осени не открывался.
   – Ну и что?
   – Вам, городским, не понять. На зиму все щели в погребах затыкают, чтобы овощи не померзли. За зиму все эти запасы забирают хороший воздух, а выделяют дурной, но человек-то поначалу этого не замечает, а когда понимает, что сомлел, сил вылезти уже нет! Поэтому подвал по весне сначала нужно открыть да проветрить, перед тем как туда спускаться.
   – Так что же получается, он знал и все равно полез, да еще и крышку закрыл?
   – Выходит, так. Похоронил себя заживо, как старовер.
   – А почему ж про это говорить нельзя? И что это за человек в камуфляже?
   – Так начальник Михаила, сам, вишь, приехал разбираться.
   – Мы-то сначала на Кузьку думали и начальнику этому так и доложили, – вставил другой мужик, – да только он нас слушать не стал и в сторону Кузьки даже не глянул! А потом мы с мужиками меж собой тоже порешили, что не Кузька это.
   «Значит, Сан Саныч знал правду о смерти Михаила! – понял я, и тут меня вдруг обожгло. – Он же председателя знает! А что, если тот доложил коменданту о случае на болоте, и Сан Саныч допер, что я не тот, за кого себя выдаю?!»
   – Это какой Кузька? Не тот, которого жрица прибрала? – спросила Мишель и озабоченно глянула на меня.
   – Тот самый!
   – А почему на него думали?
   – Это длинная история! Если комарья не боитесь, слушайте!
   Дым от костра пока не давал комарам разгуляться, и все дружно закивали. Я притянул Мишель к себе и приготовился слушать.
   – Живет у нас в поселке молодуха Василина. Не девка, огонь! Кабы не траур, она бы здесь резвее всех через костер прыгала! Со школьной скамьи она по Михаилу сохла. Ее всем поселком урезонивали: «Угомонись, девка, он тебя в два раза старше! У него дочка твоих лет!» А ей хоть бы хны! Мой, говорит, будет, хоть тресни! Поначалу-то Михаил лишь в усы посмеивался. А как Клавка в года входить стала, начал он на Василину по-другому смотреть, по-мужицки. Не знаю, до чего у них там дошло, народ всякое болтает, да только Клавка терпеть не стала. Она баба мудрая. Не скандалила, не пилила мужика своего. Волосами с Василиной не вязалась. А только одним утром мы встали, глядь – ни Клавки, ни Михаила, одна Зинка дома хозяйничает. Мы к ней: что да как? А она знай талдычит: «Съехали да и весь сказ, а куда, не ведаю!» То-то Василина бесилась! Как же так, полюбовничка из-под самого носа увели! – дед захихикал, закашлялся и вспомнил про свою трубку.
   Все терпеливо ждали, пока он звучно попыхивал и гонял табачным дымом комаров.
   – Только к осени мы узнали, что Клавка с Михаилом завербовались на секретную станцию. Появлялись они тут короткими наездами, так что любовь крутить было некогда. Пять лет Василина ждала, и все эти пять лет женихался к ней Кузька, одноклассник ее. Любую, говорил, возьму, даже Мишкой порченную! И вот, когда девка наконец поняла, что моложе она не становится, дала тому Кузьке согласие. По весне свадьбу думали играть, а тут, как лед сошел, Михаил заявился, да еще без Клавки. Ну, у них все по новой и закрутилось! Кузька бегал, «Убью!» кричал. А потом увидел, что дом закрыт, успокоился. А Василина не унималась, горланила: «Не мог он уехать!» Молила мужиков дом открыть, на крыльце его два дня ужом вилась. Ну, мы видим, девка не в себе, открыли. Дом пустой. Так бы и ушли, если бы Василина к погребу не кинулась.
   Над рекой повисла тишина. Было слышно, как набирает силу гудение гнуса.
   – После этого девку как подменили! – вздохнул дед. – Как будто кто приворот с нее снял. Остепенилась, слова лишнего из нее не вытянешь. Кузьке в ноги бросилась, он и сжалился. Свадьбу отменять не стал. Да только ничего хорошего из этого не вышло. В аккурат как Михаилу сорок дней исполнилось, повесился молодожен в бане. Вот такая история! – закончил дед. – Очень она ревнивая, эта египетская жрица, особенно к тем, вокруг кого мужики вьются! Теперь Василине весь век в одиночестве коротать. Уезжать ей отсюда надо. Здесь ее замуж никто не возьмет!
   Я посмотрел на Мишель. В ее влажных глазах отражалось пламя костра. По щеке скатилась слеза.
   – Ну-ка, не раскисай! Ты слышала, что дед сказал про ревность жрицы?
   Она молча кивнула.
   – Никого не напоминает? Вокруг кого у нас мужики толпами вьются?
   Мишель встрепенулась.
   – Точно! Марго! Еще неизвестно, к кому жрица приревновала Михаила, к Василине или к нашей королеве!
   – Хотя, может, и совпадение, – задумался я. – Так всех «черных вдов» можно на ревность жрицы списать. Мою бывшую шефиню, например!
   – Ты прямо ловец «черных вдов»! – Мишель тряхнула головой и, разогнав свои грустные мысли, улыбнулась. – Твоя шефиня, потом Марго, теперь вот Василина!
   Она прижалась ко мне. Я обнял ее обеими руками и не сумел вовремя смахнуть комара, который нагло уселся мне на веко.
   Мы сидели, не подозревая, что сейчас нам предстояло услышать о четвертой «черной вдове».
   – Да, – добавил кто-то после короткого молчания, – Василине надо уезжать или уходить к Хусивлук.
   Мужики вокруг костра закивали.
   – Отшельница это наша, – опередил мой вопрос дед, – уже лет тридцать, как одна живет. Шаман ее отселил. Уж больно египетская жрица ревнива к ней оказалась. Четверо мужиков через нее смерть нашли. А началось все с Тыкулчи. Уж больно он бойкий был, через это и сгинул. Как базу эту чертову отстроили, Тыкулчи туда проводником и нанялся. Никто из эвенков не пошел, а он молодой был, глупый. Ведь только-только на Хусивлук женился, так сиди дома с молодой женой! Так нет, он на весь поселок хвастал: «У нас на те деньги, что военные дадут, не медовый месяц, а медовый год будет!» Не зря говорят: «Не буди лиха, пока оно тихо!» У него не то что месяца, медовой недели не получилось! Сказывают, водил он по болотам не то ныряльщиков, не то водолазов каких-то. Те за три дня всю болотную тину со дна подняли. Ну, жрица их и не пощадила. Все они, как Кузька, через баню смерть приняли: ныряльщики угорели, а Тылкучи в своем предбаннике повесился. Вот тебе и медовый год! – вздохнул дед. – А потом пошло-поехало! Жрица всех мужей у Хусивлук отнимать начала. Вдову же, как у нас заведено, другие семьи принимали, и в каждой из них, после ее появления, женихи на себя руки накладывали. Вот так-то! Со жрицей шутки плохи!
   – Хусивлук?! – переспросил я. – Так вот о ком писал профессор Светлов! – вырвалось у меня.
   – Да, жаль профессора! – не удивился моему восклицанию дед. – А ведь я его предупреждал!
   – О чем?
   – Как о чем?! О египетской жрице, конечно же! – опять хихикнул дед, но в этот раз не закашлялся. – Ему, профессору этому, Михаил и рассказал про Хусивлук и сюда привез, чтобы ее навестить. Но сам к отшельнице не повел. Профессора Булбичок водила, ее шаман отрядил отшельнице помогать. А мужикам ходить к ней строго-настрого запретил, да разве городские что понимают, хоть и профессора! Застукала жрица у Хусивлук профессора и прибрала к себе! – дед глянул на меня и посуровел. – Что глаза загорелись? Уж не думаешь ли и ты отшельницу навестить?! Так мы тебя с Булбичок сводить не будем, уже ученые! А ты, красавица, держи его крепче, ежели дорог он тебе!
   Мишель была послушной девочкой и вцепилась в меня покрепче.
   – А профессор тот потом чудить начал, – закряхтел дед, поднимаясь, – дал Булбичок какую-то записочку к аптекарю. Сказал, что Хусивлук надо лекарство принимать, а то как стареть начнет, руки на себя наложит. Будто порошки могут спасти от египетской жрицы?!
   – А как называлось лекарство?! – вскочил я, потянув за собой Мишель.
   – А бес его знает! Шаман велел записку сжечь, и правильно сделал! – дед поклонился. – Ну, бывайте, ночевайте! Спасибочко за праздник да угощение, пора нам и честь знать!
   Селяне поднялись вслед за ним и тоже стали прощаться. Мы стояли возле костра и махали им вслед, заодно отмахиваясь от комаров.
   Мишель заглянула мне в лицо, прижавшись горячим от костра телом.
   – У тебя писяк, что ли, вскочил? – она посмотрела на укушенное комаром веко.
   – Где?! – я положил ладонь на ее жаркий живот, слегка отстранился и глянул вниз.
   – О чем ты только думаешь?! – в ее голосе появились озорные нотки, каких я раньше не слышал.
   Я поднял на нее глаза. Мишель тут же отвернулась к речке, в которой отражался потухающий костер. Дым стелился в сторону реки и потерявшие страх комары начали немилосердно кусаться. Сначала мы не обращали на них внимания, но в конце концов они вынудили нас отступить в дом.
   В этот момент я бы не позавидовал комариным самцам. Они, наверняка, безмятежно отдыхали после трудового дня, не подозревая, что насосавшиеся нашей разгоряченной крови самки устроят им сегодня ночь ненасытной любви!
   В доме было жарко и пахло печкой. Свечки под образами уже догорели, и мы закрыли комнату Михаила и Клавдии.
   Простыни на Зинкиной кровати уже не пахли сыростью. От них исходил легкий аромат дымка. Подсохнув, они чуть-чуть поскрипывали.
   «Видно, Клавдия крахмалила постельное белье! – тут же вспомнилась старая шутка о том, что от крахмала стоят только воротнички. – Надеюсь, ко мне это не относится! Я сегодня ел не картошку, а шашлык из оленины!»
   Да и олень мой уже напрягся, вытянул шею и внимательно прислушивался к происходящему вокруг!
   Вот рука хозяина опустилась на пол к валявшимся ватным штанам, зашуршала в кармане и что-то блеснуло в темноте.
   – Ты помнишь, что с запахом латекса у меня плохие ассоциации?! – раздалось из глубины кровати.
   – А здесь латексом и не пахнет! – ответил хозяин. – Кто-нибудь возражает против запаха апельсина?
   Это были последние слова, которые олень разобрал, так как тут же оказался в герметической упаковке, вкусно пахнущей цитрусовыми.
   – Все-то ты помнишь, все-то предусмотрел! – Мишель улыбнулась в темноте и протянула ко мне руки. Я нежно обнял ее и погладил напряженную спину.
   – Я не могу расслабиться! – жарко прошептала она.
   – Тогда попробуем это, – я откинулся на край кровати и снова залез в штаны.
   – Думаешь, другой вкус поможет?
   – Непременно! – в руках сверкнула серебряная обертка жевательной резинки. – Мята творит чудеса!
   Мишель приоткрыла свои коралловые губки и приняла ломкую холодящую пластинку. Она приоткрыла ротик еще несколько раз, пока твердая пластинка не разломалась на мелкие кусочки, и маленькие желвачки на ее тонком лице быстро задвигались.
   «Я так понимаю, стадия поцелуев закончилась, не начинаясь!» – с облегчением подумал я, памятуя Танюшкино убеждение в том, что глубокие поцелуи намного интимнее физической близости.
   – Не прекращай жевать! – прошептал я ей в самое ухо, плавно перекатывая ее на другой бок.
   На полпути она уперлась в стену. Обняв сзади за талию, я подтянул ее к себе и вжался в ее разгоряченное тело.
   Я долго ласкал ее, едва касаясь кончиками пальцев. С каждым новым движением я чувствовал, как спадает напряжение ее бедер и низа живота. Своим телом я ощутил, как расслабились ее ягодицы и уже не каменели в ответ на откровенные ласки.
   Мои пальцы поднялись к ее шее и медленно перешли на щеку. Желваки продолжали играть.
   – Ты все правильно делаешь! – ободрил я ее. – Доверься мне, и все у тебя получится!
   Я страстно прижался к ней щекой с подросшей за день щетинкой, и волна дрожи пробежала по ее телу, унося прочь все плохое.
   Эта Янова ночь стала ее возрождением и моим падением.

Глава 14
Свадебный генерал

   Мы вернулись на базу на моторке Михаила. Мотор был старым и шумным, поэтому говорить было невозможно, да слов и не было. Всю дорогу Мишель смотрела на бегущую воду и загадочно улыбалась. Иногда она едва заметно качала головой, как будто не веря чему-то.
   Дно лодки было уставлено закрутками из подпола Клавдии, а под носовой лавкой спрятаны бутылки с «мутным», завернутые в мешковину. Самогонщица Марфа наварилась на нас конкретно, но мы были не в обиде. Как ни крути, пиво все ушло, а дома ждал Сеня с шашлыками!
   На мостках у бани нас встречал комендант с автоматчиком.
   – Быстродвижущаяся надводная цель опознана! – сказал Сан Саныч в портативную рацию.
   Сержант закинул «калаш» на плечо и отбыл в расположение части.
   – Как видите, наш локатор не обманка для врагов из НАТО! – припомнил он нашу стычку на стрельбище и показал на антенну. – Мы вас за тридцать километров засекли!
   Я стал молча выставлять банки на мостки.
   – Сейчас Сеню с вещмешком пришлю! – комендант осмотрел нагруженную моторку. – Михину лодку сами взяли или дал кто?
   – Клавдия разрешила! – Мишель выбралась на мостки и стала отодвигать банки от края.
   – Ее уже выписали? – удивился он.
   – Нет, я в больнице у нее была, вы должны помнить, я у вас адрес спрашивала.
   Сан Саныч кивнул и пошел вверх по тропинке.
   Скоро прибежал Сеня. Бросил на мостки два пустых вещмешка и придирчиво осмотрел привезенный провиант.
   – А повкусней чего-нибудь добыли? – заговорщицки спросил он.
   Мишель показала на нос лодки. Сеня нагнулся, увидел под сиденьем аккуратную пирамиду из цилиндров в мешковине и присвистнул. Он воровато оглянулся, встал на колени, вытащил и развернул самую верхнюю бутылку.
   – Только не говорите, что от Марфы!
   – А она что, суррогат продает?! – забеспокоилась Мишель.
   – Да ты что! Она анисовую делает! Не разнюхали что ли?! – он поднес горлышко к носу и шумно вдохнул. – Лепота!
   Он поддел ногой один вещмешок и подкинул мне. Я показал ему на корму, где лежал рюкзак с резиновой лодкой.
   – Оставь здесь! Я вторую ходку сделаю. А ты, сердце родное, – он обратился к Мишель, – сварила бы супчику из оленины, а то как выходные, так сухомятка!
   Я дал ей ключи от своей комнаты:
   – Иди пока отдохни, а я потом в общую лабораторию сбегаю, оленину из холодильника принесу.
   Пока мы с Сеней расставляли на кухне банки и пока оттаивало мясо, Мишель дремала на моей кровати. Я даже успел начистить картошки до ее появления.
   Сеня ушел сушить лодку и стругать осиновые поленья для мангала.
   – Хорошо поспала? – тихо спросил я заспанную повариху.
   – Замечательно! – потянулась Мишель и прижалась ко мне. – Потому что подушка тобой пахнет!
   Сеня как будто услышал, что она встала! В коридоре затопали его сапоги.
   – Не помешал? – он глянул на нас и остановился. – Погодите-ка! Что произошло?! А куда девалась истинная арийка, характер нордический, беспощадная к врагам рейха?!
   Я внимательнее посмотрел на Мишель. Ее глаза лучились счастьем. Острые, от постоянно поджатых губ, скулы округлились. Сами губы расслабились и оказались не такими тонкими. Вечно сдвинутые брови разгладились. Независимо задранный подбородок чуть опустился и больше не пугал своей решимостью.
   «Все-таки Сене не откажешь в наблюдательности!» – загляделся я на партнершу.
   Перед нами действительно стояла не фройляйн из команды СС «Мертвая голова», а умопомрачительная девушка с обложки глянцевого журнала!
   – Опять будем голодать! – вздохнул Сеня.
   Мы вопросительно посмотрели на него.
   – Такой красоте на кухне делать нечего! – захохотал он.
   – Хватит! – Мишель хлопнула его ладонью по груди. – Засмущали бедную девушку!
   Похоже, она не рассчитала силу, и сухонький Сеня с размаху плюхнулся на кровать.
   – Беру свои слова обратно! – потер он грудину. – С такими клешнями тебе самое место за плитой!
   Обед получился поздним, но никто из обитателей станции не возмущался. Суп удался на славу!
   Ужин тоже не подвел!
   Сначала Сеня хотел просто разнести шашлыки по комнатам, но как только потянуло запахом копченого мяса, народ сам собрался за нашим бараком.
   – Осиновые плашки творят чудеса! – кивнул Сеня на рассевшийся за дощатыми столами персонал.
   Здесь были все, кроме Мезина и Стива. Даже сержант Радулов пришел с огромным подносом, и терпеливо ждал, пока главный по шашлыкам выделит ему порцию на весь взвод.
   «Дать бы ему только палочку от шашлыка!» – беззлобно вспомнил я, как они с комендантом подсунули мне карабин с холостыми патронами.
   – Не мешало бы коньячка! – крикнул Сеня, когда от вертолетчиков вернулся Сан Саныч.
   – А что за праздник?
   – У Мишель спроси!
   – Янов день только что прошел. Все балтийские страны празднуют! – мило улыбнулась она.
   Комендант задержал на ней взгляд. Не иначе, тоже заметил в ней перемену, но ничего не сказал.
   – Верно! – поддержал Нильс. – В Дании тоже празднуют!
   Коньячок под шашлычок как нельзя вовремя сблизил интернациональную группу, потому что на следующий день всем пришлось потесниться.
   Я еще видел десятый сон, когда в дверь забарабанил Сеня.
   – Давай, Микола, шевели батонами, мы к бельгийцу в барак переезжаем!
   Я с удивлением посмотрел на него и потянулся за разговорником.
   – Потом по книжке твоей болтать будем! – он залез под кровать и бесцеремонно вытащил мой чемодан.
   Проверяя, не осталось ли чего под кроватью, он запустил туда руку.
   – Твое, что ли? – Сеня вытащил целый ворох исписанных бумаг.
   Я попытался вспомнить, были ли у меня в чемодане какие-нибудь бумаги.
   – Чего глазами хлопаешь? – он засунул их в чемодан и принялся за содержимое тумбочки. – Давай, давай, завтра Селезень прилетает, а сейчас его шестерки нагрянут!
   «Криминальный авторитет, что ли?» – не мог я сообразить спросонья.
   В самый разгар сборов пришла Мишель готовить завтрак.
   – Что случилось? – спросила она, увидев меня в коридоре со скатанной постелью в руках.
   – На днюху Тунгусыча лампасы прилетают! – выглянул Сеня.
   – Переведи! – не поняла моя переводчица.
   – На празднование столетия Тунгусского метеорита приезжает генерал Селезнев из Иркутска, – по слогам, как первокласснице, стал объяснять Сеня. – Поселится здесь со своей командой. Сейчас солдаты с вертолетной площадки здесь будут марафет наводить, и адъютант генерала с командой должен заявиться с минуты на минуту!
   В одну из комнат, что когда-то готовили для нас с Мишель, перебирался Сан Саныч, в другой стали устраиваться мы с Сеней.
   Когда мой новый сосед по комнате побежал за своими шмотками, зашла Мишель.
   – Что, кухня тоже переезжает? – спросил я, раскатывая постель.
   Она мялась в дверях, не решаясь начать:
   – Я хотела еще вчера, но не было походящего момента. А сегодня, – она помолчала, собираясь с духом. – В общем, если все так складывается и ты все равно переезжаешь, может, переедешь ко мне?
   То, чего я боялся последние два дня, случилось. Я готовился к этому разговору, но все равно оказался неготов.
   – Мишель, – начал я, усердно разглаживая простыню, на которой и так уже не было ни одной морщинки. – Нет, не так! Мишулька? Мишелька? Как тебя мама в детстве звала?
   – Микки.
   – Микки, Рикки! Это не ты мне псевдоним придумала? – я улыбнулся и подошел к ней.
   – Нет, тебе придумали от твоего «Рик».
   – Микки, я очень польщен твоим предложением, правда! Если бы это случилось месяц назад, я бы не раздумывал ни секунды! Но сейчас… – я не мог подобрать слов. – В общем, давай повременим?
   Ее лицо тут же изменилось. Вернулась прежняя жесткость.
   – Я не говорю «нет»! – быстро добавил я, – Мне нужно время, чтобы разобраться в себе!
   Я взял ее ожесточенное личико в ладони. Мои большие пальцы нежно разглаживали ее сведенные брови. Она посмотрела мне в глаза и прошептала:
   – Я буду ждать, сколько скажешь!
   – Поберегись! – Сеня затолкал нас своим скатанным матрацем в комнату. – Какую Микола кровать занимает? – спросил он Мишель.
   Она не ответила.
   – Тогда я беру эту! Я привык, что стенка слева! – он бесцеремонно плюхнулся на кровать, где я только что разглаживал простыню. – Эй, кухарка, куда будем кухню перевозить? К тебе?
   – Можно ко мне, – согласилась Мишель, – раз место все равно остается незанятым! – она грустно улыбнулась и посмотрела на меня.
   Я протянул к ней руки и сказал по-фински:
   – Ты лучшая!
   Она нырнула в мои объятия:
   – Только думай не очень долго!
   – Какая такая питька? – возмутился Сеня. – Вы бы хоть подождали, пока я выйду! – и, как всегда, расхохотался.
   – «Питка» – это «долго» по-фински! – рассмеялась вместе с ним Мишель.
   – Ладно, пошли кухню перевозить, – Сеня вышел и беззлобно проворчал: – Только вчера все банки под кроватями рассортировал!
   В нашем бывшем бараке уже вовсю кипела работа. Прилетевшая из Иркутска команда генерала готовилась к встрече хозяина. Сеня с широко открытыми глазами смотрел, как солдатики носили в наше бывшее жилище ящики с коньяком и водкой. Я показал ему большой палец.
   – Правильно, Микола! Мы тоже угостимся. Нет такого человека, который бы не налил Сене! А уж тем более Селезень! Не тушуйся! – он возбужденно толкнул меня в бок. – На твою долю тоже хватит! Я скажу ему, как ты стреляешь, так, может, он тебя тоже в команду возьмет!
   – В какую команду? – запереживала стоявшая сзади Мишель.
   Сеня был так возбужден, что, похоже, не контролировал поток своих слов.
   – Вот тебе раз! – Сеня от возмущения потерял дар речи, но, как вы понимаете, ненадолго. – Ты что, не знаешь, что Селезень среди шишек самых знатный охотник в округе?! Ну, ты, мать, даешь! А угадай, кого он к себе проводником возьмет?
   – Эвенка местного? – предположила Мишель.
   – Куда там, эвенка! – расхохотался он. – Да эвенки Южное болото за сто верст обходят! Будь он маршал, да хоть сам генералиссимус, они с ним не пойдут!
   – А на кого на болоте охотиться-то? – моя партнерша была озадачена. – На ящера что ли? – с испугом спросила она.
   – На него самого! – ничуть не смутился Сеня. – В том году мы с Селезнем его почти поймали. К самой горе Фаррингтон загнали. Куда он тогда исчез, ума не приложу. Главное, здоровый такой был, что твой олень, которого Микола давеча уложил. Вроде и деться ему некуда было, а все равно, словно сквозь землю провалился! – взволнованный рассказчик перевел дух. – Да только в этот раз ему от нас не уйти, я один секрет знаю! – Сеня поднял вверх указательный палец. – Селезень дураком будет, если меня опять проводником не возьмет!
   Мишель положила мне сзади руки на пояс и приблизилась так, что щекотнула мне ухо своими огромными ресницами.
   – Надеюсь, ты не пойдешь? – шепнула она. – Ты обещал! Помнишь?
   Я помотал головой. Она не отпрянула, и ее губы несколько раз коснулись моей щеки.
   – Еще немного, и я соглашусь переехать к тебе! – обернулся я.
   – Так мне дверь на ночь не закрывать?
   Тут солдаты, что носили спиртное, стали выставлять на крыльцо содержимое комнаты Клавдии.
   – Кухарка, иди, место готовь! – крикнул Сеня и побежал командовать дармовой рабочей силой.
   Беготня закончилась только к обеду. Пока Мишель на скорую руку готовила лапшу с тушенкой, мы с Сеней расставляли у нее под кроватью привезенный из Ванавары провиант. Оказавшись у знакомого плинтуса, я явственно услышал голос Марго.
   – А в команде генерала все такие боевые? – спрашивала она с придыханием.
   – Зачем тебе все?! – пыхтел незнакомый голос. – Ты скоро от одного меня взвоешь!
   – Неужели моя мечта сбудется и кто-то наконец сможет меня насытить! – она начала постанывать и почти выкрикнула. – Как жаль, что у нас не служат прапорщики!
   «Теперь понятно, почему новые солдаты так легко подчинились Сене! Их старшине было не до них. Он был занят проверкой материальной части у соседки Мишель!»
   После обеда Сеня утянул меня на благоустройство нашей комнаты. Я закончил стелить кровать, выложил на тумбочку ворох бумаг, которым Сеня впопыхах нафаршировал мой чемодан, а сам чемодан загнал под кровать. Решив, что с благоустройством покончено, я с размаху бухнулся на кровать. Ком бумаг на тумбочке шевельнулся от потревоженного воздуха, и на меня упало несколько мятых листков.
   «Тоже дело! Отправляйтесь-ка, откуда пришли!» – взяв один листок, я скомкал остальные и закинул под кровать.
   Оставленный листок разгладил на колене чистой стороной вверх: нужно было наглядно систематизировать накопленные знания. Я начал чертить диаграмму.
   «Значит, так. У нас четыре трупа. Все классифицируются как самоубийства. Что их объединяет? Трое из них были любовниками Марго. Про профессора таких сведений нет, хотя кто знает? Седина в бороду, бес в ребро! Надо будет уточнить у Сени. Что нам все это дает? Мотив для Мезина. Глубоко засевшая и хорошо скрываемая ревность к трем погибшим. Дальше. Украденное открытие у Светлова, опять мотив у Мезина. Как ни крути, а все сходится на нем.
   Теперь, что их разнит? Место! Профессора нашли на болоте после прогулки с Мезиным. Прямая связь. Жирный плюс! Дальше. Иманда нашли в лаборатории. Мезин мог быть там! Еще один плюс. Теперь Михаил. Здесь загвоздка. Мезина бы в деревне заметили: чужак. Знак вопроса. То же самое с Герхардом. Мезин оставался на базе. Журналист Сережа? Кишка тонка. Марго? Могла. Маленький плюсик.
   Теперь сами самоубийства. Могут они быть связаны с болотом? Могут. Уже на протяжении целого века болото истребляет особей мужеского пола, заставляя их сводить счеты с жизнью. Действует не сразу. Если вспомнить пометки профессора на полях, от трех дней и дольше. То есть место самоубийства значения не имеет!»
   Я перечеркнул на диаграмме места смерти.
   «Кто подходит под болотную версию? Михаил и профессор. Они оба были на болоте. Ставим плюс. Иманд был химиком и мог контактировать с болотными пробами. Кто знает, может, в тех пробах, что не забрал Светлов, тоже есть какая-то дрянь? Ставим плюсик. Наконец, Герхард. Был ли он на болоте, не знаем. Проникал ли в лабораторию, тоже не знаем. Один большой вопрос. Хотя его можно привязать к болоту через Мезина. Мезин имел доступ к донным пробам и имел доступ в комнату к Герхарду, где говорил с журналистом. Он мог запросто подкинуть дряни из болотной пробы в личные вещи детектива!
   Я вел соединяющую линию от Герхарда, через Серегу, к Мезину. Рука с карандашом спустилась с колена и вдруг замерла. На фоне белого лампаса моих спортивных штанов виднелись знакомые инициалы на латинице!
   «Умереть не встать!» – я резко перевернул листок бумаги обратной стороной.
   На меня смотрели черновые наброски схемы клонирования гибридомы. Кто-то пытался получить антитела против вируса «vМZN».
   «Вне всякого сомнения, я уже где-то видел эту маркировку вируса! Откуда, интересно, взялась эта схема?! Давай успокоимся и пойдем логическим путем! Давай! – ответил я сам себе. – Я это мог написать? Нет! Сеня? Тем более! Бумаги валялись где? Под кроватью. До меня на кровати спал кто? Правильно, Мезин!»
   Я новыми глазами посмотрел на название вируса.
   «Это же аббревиатура его фамилии! И видел я ее…»
   Я подпрыгнул в кровати, да так сильно, что чуть не стукнулся головой о потолок.
   «Точно! В секретном закутке у Белки! Такая же маркировка была на клетках со странными мышами. Я вспомнил, как один самец, словно бешеный, атаковал мой палец, другие болтались, как повешенные, просунув голову сквозь верхнюю решетку. Повешенные! Самцы!»
   Меня, как будто молния прошила с головы до пят! Вот оно! Я выбежал из барака и понесся к американскому модулю.
   – Мне нужно срочно позвонить в Питер! – поднял я Мишель, которая уютно устроилась с ноутбуком на кровати.
   – Зачем?!
   – Я напал на след, и мне нужны подтверждения!
   – Какой след?!
   – Мы можем честно отработать наши деньги! Если только моя гипотеза подтвердится.
   Она быстро достала косметичку.
   – Не здесь! – я показал глазами на комнату Мезиных.
   Мы вышли и направились к калитке.
   – Не спеши! – одернула меня партнерша и взяла под руку. – Не привлекай внимания.
   Мы прогулочным шагом прошли мимо вышки.
   – Зачем этому генералу Тунгусский метеорит? – начал я светскую беседу, глянув наверх. – Или Селезень под это дело решил охоту за ящером устроить?
   – Для пиара, конечно же! – убежденно заявила Мишель. – Ты пока на след нападал, я в Интернете сообщения о визите генерала просматривала.
   – Какой пиар?! Тут народу будет кот наплакал! Одни туристы!
   – Не скажи! – Мишель глянула туда, где мы совсем недавно участвовали в вечере студенческой песни. – Здесь будет телевидение, и, может быть, даже центральное! Не исключено, что и зарубежные каналы тоже! А сам генерал будет центральной фигурой. Он будет толкать речь о роли космических войск и о том, что случись такое сегодня, метеорит был бы расстрелян еще на подлете к Земле и все его осколки сгорели бы в верхних слоях атмосферы!
   – Звучит как реклама для финансирования космических войск! – согласился я.
   Мы остановились на мостках за баней, и Мишель дала мне трубку.
   В Питере был уже вечер.
   – Кто это? – услышал я удивленный голос Маришки. – Шурик, опять ты?! А почему номер еще чуднее, чем в прошлый раз?
   – Маришка, слушай внимательно, дело государственной важности!
   – Я так люблю ролевые игры! – голос Маришки стал томным. – Приезжай скорее, государственный шалунишка!
   – Я серьезно! – оборвал я ее. – Вспомни, был ли у Белки пару лет назад совместный проект с неким Мезиным?
   – Почему с неким? Мезин ее бывший муж. Но он наукой как таковой никогда не занимался. Он был номенклатурщиком от науки.
   – Как муж? Она что, девичью фамилию после развода взяла?
   – Она ее никогда и не меняла! У ученых дам это не принято, чтобы не путаться с фамилиями в научных публикациях.
   – Век живи, век учись! – хлопнул я себя по лбу.
   – Дураком помрешь! – хихикнула Маришка.
   – Мы отвлеклись! Пойми, таких совпадений не бывает! Белка должна была сотрудничать с Мезиным!
   – Успокойся! Если должна была, значит, сотрудничала. Может, с сыном. Кстати как раз пару лет назад ей было письмо от Мезина-младшего. Я еще тогда удивилась. Только-только приезжал на похороны своего учителя, неделю с матерью провел, и вдруг письмо!
   – А откуда письмо, не помнишь?
   – Из Сибири, откуда еще-то! Он же там где-то на оборонку работает.
   – А о чем оно было?! – загорелся я.
   – Фи, я девушка честная!
   – Я знаю, сладенькая моя, но все же?
   Стоявшая рядом Мишель криво усмехнулась.
   – За сладенькую, так и быть, скажу!
   Я затаил дыхание.
   – Ничего там не было, промокашка какая-то с кружком посередине.
   – Ненаглядная моя! – чмокнул я ее в трубку. – Как приеду, всю тебя расцелую!
   – А как же Татьяна из Кронштадта?
   Ответить я не успел. Трубку отобрали.
   – Все сходится! – я обнял Мишель и крепко поцеловал.
   – Ты же невесту свою, Маришку, обещал расцеловать, а не меня! – отклонилась она.
   – Кто невеста? Маришка?! Да она секретарша Белки, моей бывшей шефини, а Мезин, оказывается, ее сын! Представляешь?!
   – Маришкин?
   – Да нет же! Шефини! И они, похоже, вместе эту лабуду с бешеными мышами замутили! Он ей прислал ДНК по почте!
   – Как это по почте?
   – ДНК можно растворить в воде и капнуть на фильтровальную бумагу, ну, или промокашку. Капля высохнет, ДНК останется. Нужно только пометить место, куда капнули. А потом помеченное место вырезаешь и опускаешь в воду. Все! ДНК растворяется в воде и готова для экспериментов. Мезин ей послал инопланетную ДНК для испытания на мышах! И мыши, как и живность на болоте, стали себя убивать. Причем только самцы! – У меня шла кругом голова.
   – А что, здесь мышей нет? Зачем такие сложности? – охладила мой пыл Мишель.
   – Хороший вопрос. Может, хотел независимого подтверждения своих результатов? Но как бы там ни было, пришло время заглянуть в святая святых Мезина!
   – У тебя же нет допуска в биоблок?
   – Зато у меня есть доступ к его внутренней стенке!
   – Ты что, будешь дырку сверлить? – оживилась Мишель.
   – И не одну!
   – Я думаю, хватит и одной! У меня есть волоконно-оптический зонд со встроенным микрофоном! Операцию спланируем так. Ты делаешь дырку, я подглядываю!
   – Пойдем к тебе, обсудим!
   У Мишель пришлось греметь банками, чтобы добраться до своего чемодана. Оттуда она достала пакет с гигиеническими прокладками. Сняв верхний слой разрекламированного продукта с крылышками, она извлекла тонкую черную трубку, свернутую змеей.
   – Научи меня пользоваться, – попросил я.
   – Зачем? Я все сама сделаю!
   – Извини, Микки, но я тебя с собой не возьму.
   Какой-то момент она была в замешательстве. Ее губы опять не знали, что делать: улыбнуться на ласковое «Микки» или твердо сжаться и настаивать на своем.
   – Я не могу рисковать тобой! – облегчил я ей задачу. – Не забудь, что проникать придется в лабораторию четвертого уровня защиты, где без скафандров работать нельзя! А ну как в дырку полезут споры сибирской язвы?!
   – Тогда и ты не пойдешь! – она стала прятать зонд обратно. – Я от переживаний с ума сойду!
   – Я знаю меры предосторожности, которым за пять минут не научишь!
   Я, конечно, не стал ей говорить, что из всех мер предосторожности в моем распоряжении будет только противогаз и костюм химзащиты.
   Операцию решили проводить завтра и подгадать ее под момент прилета генерала.
   С утра я обследовал свободную от тумбочек часть перегородки. Она оказалась сделанной из целикового щита толстого пластика, прибитого к вертикально стоявшим балкам. Щели по периметру щита были залиты тем же герметиком, что и двери при консервации химического отсека. Я сходил к Мишель и разжился феном.
   Как только за стеной послышался шум вертолета, операция началась. Для прикрытия я включил центрифугу, надеясь, что ее рев перекроет шум прохождения перегородки между отсеками. Я втиснулся между крайней тумбочкой хранилища и бревенчатой стеной.
   Переняв Сенин опыт, я нагрел феном герметик в нижнем углу. Здесь бревно закруглялось и оставляло небольшое пространство между перегородкой и стеной. Герметик размяк, и я легко удалил его. Получилась треугольная брешь. Со стороны биомодуля оказался такой же щит. Я приставил к дырке носик фена. Герметик со стороны биомодуля размякал дольше. Но в конце концов и он поддался. Я надел наушники и просунул в образовавшийся канал волоконно-оптическое чудо шпионской техники. Носик зонда сразу же уперся в какой-то брусок, который закрывал обзор, зато слышимость была отменная. Пока я работал носиком зонда, пытаясь обойти ножку стола, а именно ею оказался неизвестный брусок, я вдруг услышал шум шагов, а вслед за ними и приглушенные голоса Мезина и Стива. Я прекратил манипуляции с зондом.
   «Принесло их на мою голову! Почему бы им, как всем, не встречать генерала!»
   Прерывать операцию не хотелось, и я начал потихонечку пропихивать зонд дальше. Встроенный микрофон терся о ножку стола и посылал такое громкое шуршание в наушники, что я неосознанно боялся быть услышанным. Но разговор между биологами тек ровно, не меняя интонаций.
   Понимал я их без труда. Аспирантского минимума по английскому вполне хватало. А еще и Мезин строил фразы чисто по-русски. Наш педагог в университете такое построение предложений называла «рашин-деревяшин».
   Пока они обсуждали агрессивное поведение мышей, я наконец сумел обойти проклятую ножку и тут же уперся в стеклянную преграду. Я поднял носик зонда. Высота стекла была примерно полметра.
   «Черт! – выругался я себе под нос. – Надо было все-таки рискнуть и проникать с точки повыше!»
   В стекле, как в зеркале, я увидел, как шевелится зонд. Оптический эффект увеличивал его толщину раза в три. Пока я решал, как быть, зонд продолжал шевелиться. Я убрал палец с контрольного рычажка. Зонд полез вверх!
   «Матерь божья!» Это был не зонд! Прямо по стеклу ползла змея!
   «Чудны дела твои, Господи! Змея-то им зачем?» – отдышавшись, я взялся за фен, и замер: разговор за стенкой принимал неожиданный поворот.
   – Пожалуйста, заберите меня отсюда пораньше! Мне страшно! – Голос Мезина действительно дрожал.
   Он еще что-то протараторил, но так быстро, что я ничего не понял.
   – Попридержи лошадей! Какие проблемы теперь? – Стив говорил жестко. – Вы же уверили нас, что тех денег, что я вам передал, хватит, чтобы держать проблему под контролем до зимы. Вам нужно еще?!
   – Нет, это новая проблема! Я не решался вам сразу сказать, но терпеть больше нет сил. Особенно теперь, когда переводчица финна подозревает меня!
   – При чем здесь Мишель?!
   – Она нашла бумаги, уличающие меня в гибели профессора Светлова!
   – Где?!
   – В бумагах, что Нильс дал финну!
   – Этого не может быть! Нильс уверял меня, что те бумаги коммунистических времен!
   – Не знаю! Но там есть показания туристов, которые видели меня в тот вечер.
   – Но ведь дело уже закрыто, не так ли? – в голосе Стива появилось волнение.
   – Если появятся новые улики, то дело снова откроют!
   – Откуда появятся?!
   – Мне кажется, их мог собрать эстонский следователь, который почти два месяца тут все разнюхивал!
   – Но как они попали в переводы Нильса?!
   – Не знаю, – произнес Мезин чуть слышно.
   – Прекратите паниковать! Бумаги были в сейфе – это раз! Эстонца бы никто не пустил в лабораторию одного – это два!
   – Но, тем не менее, она знает правду! Заберите нас отсюда! Если меня не заберете вы, меня заберет милиция. А без меня вы не сможете разработать этот препарат!
   – Вы понимаете, что я такие вопросы не решаю? В следующую субботу я встречусь с заинтересованной стороной и изложу нашу ситуацию. А пока работайте и ни о чем не беспокойтесь. С Мишель я поговорю, и, поверьте, она будет молчать, в противном случае НАТО немедленно отзовет ее обратно.
   «Надо сейчас же предупредить Мишель!» – Я стал выбираться из угла и уперся в чьи-то ноги.
   Надо мной возвышался комендант. Он улыбнулся и приложил палец к губам. Зря беспокоился. Если бы и хотел, я не мог бы вымолвить и слова. Язык прилип к нёбу, сердце бешено колотилось.
   Комендант снял с меня наушники и приложил к уху.
   – О чем это они, лейтенант?
   Мысли яростно бились в голове: «Какой лейтенант?! Как он вошел?! Что с нами будет?! Я завалил операцию!»
   Сан Саныч смотрел в мои дикие глаза и продолжал улыбаться.
   – Не придуряйся! – он помог мне встать. – Я знаю, что ты чешешь по-русски не хуже меня! Слушай внимательно. Я сейчас уйду. Ты успокоишься и заделаешь дырку, – он протянул мне тубу с герметиком, – потом вернешься в свою комнату. Там и поговорим! И еще, – он обернулся у выхода, – напарнице своей пока ничего не говори. Пусть все идет своим чередом, как будто ничего не случилось. А то ее придется выдворять из страны как шпионку.
   Последние слова меня добили. Я выключил давившую на нервы центрифугу. Повисшая тишина давила на нервы не меньше.
   «Где мы прокололись? Неужели ГРУ нас вычислило? Или председатель Ванавары меня узнал?» – Мучаясь этими вопросами, я заделывал дырку.
   Герметик сам затекал в угол, как будто его кто всасывал со стороны биомодуля.
   «Отрицательное давление, – понял я, – чтобы зараза не могла просочиться наружу, если какой-нибудь придурок типа меня проковыряет дырку!»
   Для надежности я выдавил всю тубу. За работой нервы успокоились. Когда я вышел и увидел, что часовой не обращает на меня никакого внимания, успокоился еще больше.
   Как только я завернул за угол, увидел бледную Мишель.
   – Что такая бледная? Перепудрилась, встречая генерала? – выдавил я улыбку.
   – Фу, пронесло! – выдохнула она.
   – Ага, пронесло! Иду штаны стирать!
   – Дурак! – она хлопнула меня по плечу. – Ты знаешь, как я тут от страха вся перепотела!
   – С кем это ты тут без меня перепотела?!
   После ее второго хлопка я понял, почему Сеня давеча плюхнулся на кровать.
   «На что только не приходится идти, чтобы скрыть провал!» – потирал я плечо.
   – Где зонд и фен? – спросила Мишель.
   – Оставил в химблоке. Слушай, тебя будут искать Стив или Паскаль! Сиди в своей комнате и никому не открывай! Я сейчас разведаю, что и как, потом обсудим план наших действий.
   – А зачем они меня будут искать?!
   – Хотят тебя домой отправить, чтобы не доставала Мезина своими подозрениями! Дверь никому не открывай! И вот еще. Найди в Интернете конвенцию о проведении инспекционных мероприятий по программе химического разоружения. Может, там есть ответ, почему Мезин напрягал свою мать с мышиными экспериментами. Есть у меня подозрение, что инспектора имеют право копаться в подноготной любых опытов, которые проводятся на этой станции.
   Озадачив Мишель, я отправился на Голгофу.
   Коменданта в моей комнате не было. Нашел я его у русского, нет, теперь генеральского барака. Он показал мне растопыренные пальцы на обеих руках и кивнул на европейский модуль, мол, буду там через десять минут.
   «Ладно! – решил я. – Сан Саныч тоже не хочет раскрывать мое истинное лицо перед другими! Значит, не так уж все плохо!»
   И действительно, все оказалось настолько хорошо, что во время разговора с комендантом я держался за край кровати, чтобы не упасть!
   – Не нервничай! – начал он, когда пришел. – У меня приказ тебя не трогать, а наоборот, даже помогать!
   – Чей приказ? – не понял я.
   – Ты что же, лейтенант, действительно думаешь, что за представителями НАТО поставят присматривать общевойскового полковника в отставке?
   – Почему лейтенант?
   – Потому что старшего тебе еще не присвоили!
   Я совсем растерялся и решил больше не встревать, пока ситуация не прояснится.
   – Признаться честно, поначалу даже такой старый лис, как я, ничего не заподозрил. Бумаги были в порядке. Предоставлены военным атташе Финляндии по всей форме. Первые подозрения появились после доклада о странном типе с карабином на болоте. То, что говорили именно о тебе, я понял сразу, но когда мне сообщили, что ты свободно говоришь по-русски, пришлось взяться за вас с Мишель всерьез!
   Сан Саныч встал и выглянул в коридор.
   – Через две недели мы знали о вас все! – он вернулся и сел рядом. – Но наверху, – он показал глазами на потолок, – решили вас не трогать и дать спокойно работать. Мы сами не сумели разобраться с чередой смертей, обрушившихся на станцию, и дали вам шанс попробовать разобраться.
   – А откуда вы знали, что мы занимаемся смертями? – наконец осмелел я.
   – По анкете Мишель! Мы узнали, что Герхард ее бывший напарник, и сразу все стало ясно. Ведь они ей даже имя не поменяли, только гражданство. С тобой пришлось повозиться подольше. На новосибирский аэропорт мы не сразу вышли. Ну а как вышли, питерские стюардессы вас сразу опознали! Вы там, оказывается, конкретно притирались друг к другу! – улыбнулся комендант. – Кто бы мог подумать, глядя на вас, на голубков, сейчас!
   «На каких голубков?! – подумал я. – У меня невеста в Питере есть! Наверное».
   – А когда тебя обнаружили в системе военных кадров, так вообще переживать перестали! Оставался только один вопрос: почему тебя черноморцы держат лейтенантом запаса, а не действительной службы? Наверху решили, что на случай, если вы тут засыплетесь. Тогда никто не сможет обвинить флотских в нечистой игре. Кстати прими поздравления! Система на днях высветила, что тебя перевели на Балтику с повышением. Готовится твое представление на звание старшего лейтенанта запаса!
   «Интересно, почему Спиридон мне ничего не сказал? Сюрприз хотел сделать, что ли?»
   – Ты бы хоть спасибо сказал за хорошую новость! Да потешил бы старика историей о том, зачем ты здесь. Ведь ты приписан к команде по борьбе с биотерроризмом. Так?
   Я молча кивнул.
   – Так где ты у нас террористов нашел?
   – Мезин, – тихо сказал я, – пока поодиночке людей изводит, а как продаст свою технологию, открытие профессора Светлова станет биологическим оружием!
   Сан Саныч от удивления открыл рот.
   – Мезин?! Открытие Светлова?! Биологическое оружие?! Я ни о чем таком не знаю! – комендант резко поднялся. – Погоди, ты сказал, продаст? Кому?!
   – Американцам!
   – Как американцам?! У меня под носом! – он нервно заходил по комнате. – Ты ничего не путаешь?!
   – Только что своими ушами слышал. После закрытия проекта Стив забирает Мезина в Штаты! А я еще думал, откуда у Мезина взялись доллары.
   – Какие доллары?!
   – Марго каждую субботу возит по штуке баксов журналисту, который сюда приезжал. Чтобы писака помалкивал про открытие Светлова.
   – Про доллары – это точно?
   Я устало кивнул.
   – Отдыхай пока! – Сан Саныч вышел.
   «Надо бы сбегать к Мишель проверить, как она, – я встал с кровати, – но старший приказал отдыхать!» – Я сел обратно, немного посидел и откинулся на подушку.
   Никакой спешки нет. Она предупреждена. Над биоблоком горит красный свет – значит, Стив на нее будет наезжать еще не скоро.
   Я задремал и уже видел какой-то сон, когда в дверь постучали. Дверь была не заперта, и я крикнул на английском:
   – Входите! – Благо «р» в этом слове не было.
   В комнату влетела возбужденная Мишель.
   – Ты был прав! Он не мог заниматься здесь мышами! – начала она прямо с порога.
   – Попридержи-ка своих лошадей! – встретил я ее подслушанной у Стива фразой. – Кто он, и почему не мог? – я еще не до конца проснулся.
   – Да Мезин же! Я сейчас читала конвенцию, как ты велел, и нашла место о прозрачности всех экспериментов! Если бы у тебя был доступ в биоблок, ты мог бы заставить Мезина показать и объяснить тебе все, чем он там занимается!
   – Умница! Только один вопрос: ты почему бегаешь по базе?! Я тебе где сказал сидеть?! – разыграл я гнев.
   – Ты что, забыл, кто здесь главный?! – так же гневно ответила она и улыбнулась.
   – В этом кубрике я главный! – я пододвинулся к спинке и жестом показал на кровать. – Садись! С сегодняшнего дня ты готовишь обед при закрытых дверях!
   – А ты мне будешь помогать? – присела она на краешек кровати.
   – Тебе два помощника не много? – улыбнулся я.
   – Откуда два? Как генерал Сеню заметил, так его и след простыл! Теперь не знаю, кто еду будет разносить.
   Она сидела и теребила подол сарафана, как стеснительная школьница. Я даже не успел ни о чем таком подумать, а моя рука уже гладила ее коленку. Она так посмотрела на меня, что в груди все растаяло и от нервного напряжения не осталось и следа.
   Хлопнула дверь барака. Мишель тут же сбросила мою руку и одернула сарафан. По тяжелым шагам в коридоре я понял, что вернулся комендант.
   – Почему не на кухне? – раздался его командный голос. – Генерал своих поваров не привез! А твой подопечный, что, уже со всеми болотными пробами закончил?
   – Гонит тебя в лабораторию, – послушно перевела Мишель и неохотно вышла.
   – Иди в химблок, – кивнул мне Сан Саныч, – там договорим.
   В лаборатории я первым делом проверил, схватился ли герметик. Комендант опять застал меня в углу.
   – Как вы узнали, что я тут делал? – сразу спросил я.
   – Датчик давления сработал. В биомодуле воздух гоняется через фильтры под постоянным давлением. А тут вдруг давление резко упало, значит, пошел подсос воздуха в обход фильтров. Такое происходит только при открывании дверей или нарушении герметичности лаборатории. Двери были закрыты, наружные стены целы, оставался химблок.
   Я молча кивнул.
   – Теперь выкладывай все по порядку. Про доллары мне завтра доложат, – комендант кивнул на перегородку. – Что у тебя еще на нашего друга?
   – Все сходится к тому, что череда самоубийств – его рук дело. Метеорит принес не токсин и не отравляющее вещество, а скорее всего вирус. Это если верить черновикам Мезина. И восприимчивы к этому вирусу только особи мужского пола. У меня есть подозрение, что Мезин заразил этим вирусом любовников своей жены, как – пока не знаю, но в том, что после самоубийства профессора вирусом завладел именно он, нет никаких сомнений. Да и сам ли Светлов свел счеты с жизнью – тоже под вопросом!
   – При чем тут вирус и самоубийства?
   – Пока только догадки, но ясно одно: попав в кровь, вирус включает программу самоуничтожения организма. В общем, вирус работает как бактериофаг, только на уровне животных и человека.
   – Работает как что?
   В третий раз за последний месяц пришлось читать вводный курс о бактериофагах.
   – Ладно, что такое фаги объяснил. А при чем тут Мезин? У тебя доказательства есть?
   – Только косвенные. Я думаю, все улики там, – я похлопал ладонью по перегородке. – Мне нужно туда!
   – Сегодня ночью, когда наша парочка отправится спать!

Глава 15
Операция «фаг»

   Ночью пришел Сан Саныч с рамками квадратных фильтров под мышкой.
   – Надевай, – кивнул он на телогрейку и треух Сени, висевшие на гвозде. – Их хозяин остался в генеральском бараке праздновать долгожданную встречу двух заядлых охотников!
   До биомодуля я шел приплясывая, как Сеня с двумя фильтрами под мышками.
   – Не переигрывай, не переигрывай! – улыбался комендант.
   – Выкрути лампочку! – приказал он постовому и кивнул на красный фонарь.
   В предбаннике комендант показал мне, как надевать защитный биокостюм. Пройдя дезактивационный тамбур, мы попали в царство сибирской язвы. Лаборатория выглядела такой, как будто на каждом столе делалось по десять экспериментов сразу. Все инкубаторы были забиты клеточными культурами и гибридомами. Создавалось такое впечатление, что работал целый завод по производству антител. И лишь на дальнем столе, как раз возле перегородки, был относительный порядок. На расчищенном месте стояло две клетки с мышами и видеокамера на треноге. Я поспешил к мышам. Маркировки на клетках не было. Я постучал по пластику. Мыши вели себя спокойно. Заглянув под стол, я постучал и по аквариуму со старой знакомой.
   – Уголок Дурова! Клоун с ужиком! – услышал я у самого уха.
   Я вздрогнул. Увлеченный рассматриванием змеи, я не сразу сообразил, что голос коменданта идет из встроенных наушников. Я обернулся. Сан Саныч стоял возле камеры и улыбался. Я хотел улыбнуться в ответ, но внутренний голос отвлек меня: «Что-то здесь не так!»
   Комендант занялся цифровой камерой. Он что-то бурчал себе под нос, и я слышал в наушниках его шумное дыхание. Что-то здесь не срасталось.
   «Ладно, забудь! Займемся делом!»
   Для начала меня, как любого преступника, потянуло на место преступления. Я чуть выдвинул стол и заглянул за него. Из нижнего угла разделяющей модуль стены выпирала застывшая грыжа герметика.
   «Зря заделали. Можно было и дальше подслушивать!»
   И тут я вдруг понял, что меня беспокоило.
   – Сан Саныч! Они здесь работали без костюмов! Иначе я бы их не слышал!
   – Зато я бы слышал! – язвительно заметил комендант.
   «Америку открыл! – стушевался я. – Он и так знает, что они работают без биокостюмов, но не может им об этом сказать, иначе подтвердит их опасения, что переговорные устройства костюмов прослушиваются!»
   – А зачем им змея? – я не подал виду, что сконфузился, и задвинул стол на место.
   – Стив в заявке написал, что хочет исследовать устойчивость змей к сибирской язве. Требовал купить ему полоза в каком-то европейском террариуме, за кучу евро! Я послал Сеню в наш террариум, и вся покупка обошлась в стакан водки!
   – А где у нас террариум?
   – За забор вышел, вот тебе и террариум! – расхохотался комендант и включил камеру. – Сукины дети! – вдруг выругался он. – Сибирскую язву они изучают!
   Я взглянул через его плечо на откидной дисплей камеры. Там в аквариуме с нашим полозом стояло два прозрачных куба. Внутри каждого сидело по мыши. В одном из них мышь сидела, вжавшись в угол, в другом же металась от стенки к стенке. Разозленный неудачами полоз атаковал то одну, то другую мышь. Он бился разверстой пастью о стенки куба и громко шипел. Самым интересным было то, что забившаяся в угол мышь сидела не шелохнувшись. Другая же каждый раз, когда полоз атаковал ее, прыгала на раскрытую пасть змеи и скребла обнаженными зубами о прозрачную стенку, как будто хотела укусить полоза в ответ. Бугорок под хвостом мыши говорил о том, что это половозрелый самец. Пол другой, забившейся в угол, мыши было не определить.
   По комментариям за кадром можно было понять, что Мезин со Стивом работали над сывороткой агрессии.
   – Что ты мне там наплел о вирусе-фаге и самоубийствах? Тут налицо запредельный психостимулятор для солдат! Сейчас же сообщу в контору!
   Я не стал ввязываться в научную дискуссию и объяснять поведение мыши со своей точки зрения. У меня уже созрел план. Можно было одним махом проверить гипотезу Светлова и напакостить предателю Родины с американским шпионом!
   – Пока наверху решают, что делать, нужно им спутать карты!
   – Как?!
   – Например, изменить условия эксперимента! Вы комбикорм для мышей где берете?
   – В университете Братска.
   – А они где?
   – Выясню!
   – Нужно, чтобы нам срочно сделали партию комбикорма, нашпигованную женскими гормонами!
   – Считай, что уже сделали!
   – А я пока приготовлю водорастворимый конъюгат эстрогена и добавлю в поильники для мышей. Того, что я видел в своем отсеке, должно хватить дня на три! Я к себе!
   За час все было готово. Я даже успел сделать спиртовой раствор эстрогена для инъекций. Снова надев биокостюмы, мы открыли первую клетку. Внутрибрюшные инъекции не представляли трудности. Единственным неудобством были толстые перчатки биокостюма. Самцы вертелись в них больше обычного и пытались прокусить плотную резину.
   – Глупые! Я же вас защищаю от вируса Мезина!
   Когда очередная мышь попыталась прокусить перчатку, я замер со шприцем в руке.
   – Что, прокусила?! – забеспокоился комендант.
   – Хуже! По-моему, я нашел еще одну Хусивлук!
   Перед глазами встала картина бегающей Белки с прокушенной до крови рукой!
   «Если мышь атаковала Белку, значит, это был самец, зараженный вирусом. А если потом четверо ее любовников погибли, причем Игнатик прыгнул под электричку, а Юрик с моста, то вирус передается не только через кровь, но и половым путем!»
   – Значит, мужей Хусивлук погубила не ревность египетской жрицы! – повернулся я к коменданту. – Отшельница заражала их инопланетным вирусом, который получила от первого мужа, проводника вашей экспедиции на болота. Кстати, – я огляделся, – где те пробы, что Светлов забрал у химиков?
   – Завтра ночью поищем! Время! Заканчивай уже!
   Когда я вернулся в свою новую комнату, ее оглашал залихватский храп Сени. Я упал на кровать и, не раздеваясь, заснул в Сенином ватнике.
   Утром к нам забегала Мишель. Увидев два спящих тела в уличной одежде, она сделала соответствующие выводы, о чем не преминула сообщить нам за завтраком.
   – Вы что, пока у генерала весь коньяк не высосете, не успокоитесь?
   Я пожал плечами: типа «не понимаю», а Сеня заклянчил:
   – Ты бы, хозяюшка, не сердилась, а плеснула бы малую толику Марфиной анисовки?
   – Генерал плеснет! – отрезала хозяюшка.
   Но в конце завтрака все-таки расщедрилась на две стопочки.
   – На посошок! – Сеня хлопнул свою анисовку, пока Мишель наливала мне. Как только она отвернулась, чтобы спрятать бутылку под кровать, я перелил свою анисовку Сене. Когда Мишель разогнулась, на столе пустело два посошка, а мы уже стояли в дверях.
   Из своей комнаты выглянул Сан Саныч и показал Сене кулак, а мне ткнул пальцем в направлении химблока.
   – Слушай приказ! – торжественно начал он, как только зашел в лабораторию. – Именно приказ! С сегодняшнего дня, двадцать пятого июня две тысяча восьмого года, старший лейтенант Военно-морского флота Российской Федерации Федотов призывается из запаса и переходит в полное распоряжение полковника Васильева, то есть меня!
   Я вытаращил на него глаза.
   – Опять финном прикидываешься? – рассмеялся он. – Наверху принято решение начать операцию под кодовым названием «Фаг». А именно! Выяснить все о разработках Мезина. Самого Мезина на базе не трогать, а выманить в город! За всеми связями Стива установить круглосуточное наблюдение! Утечки информации во вражеский стан не допустить! – его глаза горели. – Первая часть задачи возложена на тебя, старлей, все остальное – моя забота!
   «Теперь будет с чем заявиться к Танюшке!» – размечтался я, представляя себя в новой, с иголочки форме.
   – Кстати твоя информация о долларах подтвердилась, – прервал мои мечтания комендант. – Сухого взяли в оборот, и он выложил нам все на блюдечке с голубой каемочкой!
   Когда в химблоке появилась Мишель, Сан Саныч уже скучно сидел в своем излюбленном кресле.
   – Все средства на химический проект выбраны, – подавил он зевок, – веди-ка ты, красавица, своего Рикки в общую лабораторию. Пусть там придумывают, чем ему теперь заниматься, – он глянул на меня и незаметно подмигнул.
   Остаток дня мы с Мишель провели в общей лаборатории.
   – Ну, что я могу сказать, – почесал голову Паскаль, в ответ на известие о закрытии химического проекта. – Посмотри, Рикки, чем мы тут занимаемся, и выбери, что тебе по душе.
   Мое ознакомление с работой трех научных групп Паскаль начал со своей. Слушая о его работе над синтезом белков сибирской язвы, я делал скучное лицо и безразлично кивал. Зато на следующий день от нудной тягомотины Стива о гибридомах, которые будут производить антитела против белков, синтезированных Паскалем, я был в восторге и горел нетерпением включиться в эту интереснейшую работу.
   Пятничная лекция Марго о ее работе по приготовлению растворов для инъекций антител меня тоже якобы заинтересовала. Но самой лекторше нужно было отдать должное: ее лекция сопровождалась интригующим наглядным пособием. Правда, пособие это находилось не на лабораторном столе Марго, а в вырезе ее лабораторного халата. И «пособие» это то и дело попадалось мне на глаза – не зря же оно называлось наглядным!
   Тогда я еще не знал, что это ее шоу станет последним на станции. А началось все с ужина. Отвыкнув за месяц от телевизора, я больше смотрел на висевший над дверью экран, чем в тарелку.
   – Глянь на Миколу! – потешался Сеня. – Пялится в ящик, как будто что-то понимает!
   – Рикки хочет русский язык выучить, – заступилась за меня Мишель.
   Я их не слушал. Позабыв о картофельном пюре с рыбой, я смотрел на яркий баннер цветочного магазина «Орхидея». На пустыре стояла корреспондентка местного телевидения и траурно вещала:
   – Сегодня ушел из жизни наш коллега. К сожалению, мы не можем сейчас сообщить имени потерпевшего, но, как только правоохранительные органы дадут разрешение, мы сразу же известим наших телезрителей.
   На экране появился озабоченный майор. За его спиной виднелось тело, накрытое белой простыней.
   – На настоящий момент известно лишь то, что потерпевший выпал с балкона своей квартиры. – Камера поехала вверх по стене знакомого дома и замерла на пятом этаже. – Связано ли это происшествие с профессиональной деятельностью потерпевшего, еще предстоит выяснить…
   Ночью я едва дождался коменданта.
   – Это не ваши переборщили?! – спросил я, едва мы вошли в биоблок.
   – Ты о чем?!
   – Вы местные новости смотрели?
   – У Лехи, вечером, – кивнул он.
   – Про выпавшего из окна журналиста видели?
   – Там не сказали, что это журналист, может, просто работник телевидения?
   – Это Серега, тот, что у вас тут неделю жил! Можете проверить!
   – Откуда информация?!
   – Мы же были у него! Дом его! Этаж тоже пятый! И Марго с ним спала! Она уже давно превратилась в Хусивлук, да только вы меня слушать не хотите! Ее надо изолировать и как можно скорее!
   – Я не стал спрашивать в прошлый раз, но теперь придется. От командира никаких тайн! Ясно?
   – Так точно!
   – Откуда ты знаешь про Хусивлук?
   – Из записей профессора. – Ванаварского дедка я сдавать не стал.
   Комендант испытующе на меня посмотрел.
   – У Светлова есть запись: «Найти на болотах Хусивлук и взять у нее кровь на анализ», – переврал я немного текст. – Кстати, у Мезиной тоже необходимо взять кровь!
   – Хорошо, – подумав, кивнул полковник, – но как мы будем ее изолировать? Мезин задергается, а вслед за ним и Стив!
   – Пусть ее менты в субботу примут на квартире у журналиста!
   – А если она тоже новости смотрела?
   – Ну, не знаю. Возьмите ее в магазине, якобы по фотороботу, составленному соседкой покойного! Не мне вас учить! Следственные действия, то да се. Но только полный карантин! Держать в одиночке!
   Комендант глянул на меня с интересом.
   – Ты род войск поменять не хочешь?
   – Спасибо! Я науку люблю! – и в подтверждение раскрыл очередной журнал лабораторных наблюдений Мезина.
   Научная часть операции «Фаг» топталась на месте. Наши с комендантом ночные поиски ни к чему не привели. Ни пробирок с вирусом, ни донных проб с болота мы не нашли. В компьютерных файлах тоже ничего не было. Зато результат изучения лабораторных журналов порадовал Сан Саныча.
   – Похоже, Мезин водит Стива за нос! – заключил я, закончив чтение записей Мезина. – Они здесь якобы ищут комбинацию антител, которая эффективнее всего вызывает агрессию у мышей. Про вирус здесь нет ни слова!
   – Ну, слава богу! – с облегчением вздохнул полковник Васильев. – Хоть раз наверху что-то решили правильно! А то я боялся, что заставят скрутить обоих и на Лубянку! Проект закроют в экстренном порядке, и всех на улицу! Ладно, пошли на дезактивацию.
   Правилам работы в лаборатории четвертого уровня опасности полковник следовал неукоснительно. В тамбуре он сообщил:
   – Завтра Лехе подвезут комбикорм для мышей, тот, что ты заказывал, с женскими гормонами. Ночью поменяем содержимое мешков и с походами сюда закончим.
   – А как же наблюдать за экспериментом?! – с тоской спросил я.
   – Никак! Камер и жучков я здесь ставить не буду! У америкоса, наверняка, портативный детектор жучков есть!
   – А как же вы их переговоры через систему биокостюмов слушали?
   – Это мера безопасности! Как черный ящик на самолете. Записывать все разговоры. Все о ней знают. Поэтому они, паразиты, без костюмов и работают!
   – Так запретите им здесь работать, за несоблюдение техники безопасности.
   – А как докажешь? По правилам, переговоры можно прослушать только в случае инцидента с человеческими жертвами. Ты лучше подумай, как Мезина в город выманить. А то он сидит здесь безвылазно. Кстати о городе. Слушай мой приказ, – он многозначительно откашлялся. – Старшему лейтенанту Федотову объявляется благодарность за проявленную бдительность, и он награждается увольнительной на берег! Так у вас, кажется, говорится? В общем, завтра летишь со всеми в город.
   – Разрешите остаться! – попросил я.
   Мне было неудобно перед Мишель за свой отказ к ней переехать, и целый день с ней наедине мог превратиться в пытку.
   – Приказы не обсуждаются. Все должно выглядеть как обычно.
   После завтрака, когда Сеня убежал открывать ворота на вертолетную площадку, Мишель как бы между прочим сказала:
   – В прошлый раз ты устроил мне праздник. Можно, сегодня я устрою его тебе? – она кивнула на приготовленный кулер с рюкзаком.
   Что я мог ответить? Похоже, мои опасения начинали сбываться!
   – У тебя плавки есть? – вдруг спросила она.
   – Мы же в тайгу ехали! – опешил я. – А зачем?!
   – Я хочу затащить тебя на пляж! В Интернете написано, что на левом берегу, возле плотины, можно покупаться в Ангаре. Будет потом что вспомнить!
   – Тогда сначала в магазин, – согласился я.
   Как оказалось, у нее купальника тоже не было, так что в магазин мы зашли вместе. Я сразу же скрылся в мужской секции, чтобы меня не дай бог не затянули на примерку купальников. Так что покупка Мишель была для меня сюрпризом до самого пляжа.
   Когда она разделась, я понял, что меня решили пощадить. Мишель купила себе закрытый купальник, да еще с юбочкой, которая закрывал верх бедер. Но эффект оказался обратный. Небесно-голубой обтягивающий материал только подчеркивал ее формы на фоне черной воды Ангары.
   – Последний раз я была на пляже в августе того самого года, – сказала она, расстилая армейское байковое одеяло. – Родители возили нас под Таллин в замечательное местечко Какумяэ.
   – Судя по названию, там должен быть хороший песок для кошачьих лотков!
   – Не надо! – попросила она, даже не улыбнувшись. – Сегодняшний день – тоже прощание с прошлым.
   «Язык мой – враг мой!» – в который раз отругал я себя.
   Не говоря больше ни слова, я усадил ее на одеяло и примостился рядом. Она прильнула ко мне и, не отрываясь, смотрела на бегущую воду.
   – В тот день я залезла в воду и сидела там весь день! Даже не вылезла есть черешню. Я думала, что прозрачное море смоет с меня всю грязь и очистит от скверны!
   Мне было жалко ее, и мое сердце тянулось к этой сильной женщине с душой обиженного ребенка. Но между нами стоял бравый морской офицер с новыми погонами старшего лейтенанта, которому не терпелось появиться перед Танюшкой и ее семейством во всей красе и с гордым видом увести ее от их казарменной жизни!
   Мишель как будто чувствовала это. Она не пыталась меня обнять. Ее руки были сцеплены на моем плече, и голова опиралась о них, не касаясь меня. Когда налетевший ветерок закинул ее волосы мне на лицо, она быстро убрала их в тугой жгут и скрепила невидимками, как совсем недавно, когда надевала парик.
   – Спасибо тебе! – с грустью сказала она. – Я рада, что мы встретились. Теперь я знаю, какой мужчина мне нужен. А когда знаешь, легче искать.
   Меня бросило в жар. В груди был какой-то кавардак.
   – Пойдем к воде, – предложил я, – только погоди, сбегаю переоденусь!
   До ближайших деревьев было метров пятьдесят.
   – Давай, я тебя просто одеялом оберну и подержу!
   Сама Мишель надела купальник еще в туалете магазина, а мне тогда было в лом, потому что, как говорила мать: «Лень вперед меня родилась!»
   Я не стал никого искушать и сбегал за деревья. Когда я вернулся, Мишель уже стояла у кромки воды. Вода была холоднющая, и она застыла в нерешительности.
   – Давай так, – предложил я. – Представим, что мы паломники и приехали на святые источники. Нам нужно три раза окунуться с головой, и тогда о чем ты попросишь Господа, то и сбудется!
   – Давай! – Мишель заметно повеселела и взяла меня за руку.
   Когда мы, дрожа от холода, зашли в воду почти по грудь, я скомандовал:
   – Раз, два, три!
   От обжигающей воды я перестал чувствовать тело и отпустил ее руку. Однако, когда мы вынырнули после третьего окунания, наши руки были вместе: Мишель так и не разомкнула пальцев!
   После макания быстрые воды Ангары уже не казались такими холодными, и мы выходили из реки не спеша. Редкие загорающие с интересом смотрели на нас, а одна маленькая девочка подбежала к Мишель и потрогала ее кожу. Мишель потрепала ее по голове и подвела к нашему одеялу. Открыв кулер, достала несколько баночек немецкого мармелада и отдала запрыгавшей от радости девчушке.
   – Есть будешь? – посмотрела она на меня и подтянула рюкзак.
   – Что там наша замечательная кухарка приготовила?! – потер я руки.
   – Мульгикапсад, – она достала из рюкзака термос.
   – Звучит интригующе! А где ты училась это, – я не рискнул повторить название блюда, – готовить? Не в Академии же?
   – Я выросла на хуторе и, сколько себя помню, всегда помогала матери на кухне, – Мишель выкладывала в миску вкусно пахнущие кусочки мяча с тушеной кислой капустой. – Вообще-то это блюдо готовится из свинины, – она дала мне вилку, – но если Ангара у нас исполняет роль Финского залива, то и оленина за свинину сойдет!
   После холодной воды по телу растекалось тепло от горячей пищи. Умиротворенные, мы ели по-деревенски, из одной миски, и смотрели на бегущую вдаль реку.
   После еды потянуло в сон. Мы завернулись в одеяло, как в кокон. Сквозь мокрый купальник я чувствовал тепло ее тела, и мне хотелось просто вот так лежать, рядом с ней, и ни о чем не думать. Она пальцем ловила капельки воды, стекающие с моих волос, и каждое ее прикосновение поднимало внутри теплую волну. Солнечные лучи быстро нагрели темно-зеленое одеяло, и я не заметил, как заснул.
   – Что ты ночами делаешь? – Мишель щекотала мое лицо травинкой. – Мы же хотели еще Клаву навестить и в кино сходить! Я сто лет в кино не была!
   – Одеялом прикроешь? – пробормотал я, глядя на одетую Мишель.
   – От кого?!
   Я огляделся. На пляже мы были одни.
   – Бесстыжий! Хоть бы отвернуться попросил! – рассмеялась она.
   – Так все же свои! – прыгал я на одной ноге, застряв в плавках…
   В больнице пахло ужином.
   – Мы к Клавдии Петровне из восьмой, принесли ключи от ее дома.
   – Молодые люди, на отделение я вас не пущу! Все вопросы к дежурному врачу!
   – Так как мы к нему попадем, если вы нас на отделение не пускаете?
   – Идите, в сквере посидите! Она к вам выйдет!
   – В каждой избушке свои погремушки! – сказал я Мишель, глядя на спешащих на ужин больных. – Где это видано, чтобы дежурный врач к посетителям ходил, а не наоборот?!
   – Не удивляйтесь, что вас ко мне не пустили! – как будто бы прочитала мои мысли присевшая рядом врачиха. – Город у нас небольшой, платные клиники наперечет. Нам дурная слава ни к чему!
   – А что случилось? – хором спросили мы.
   – Умерла Клавдия Петровна.
   – Как умерла?! Я на той неделе с ней разговаривал, она же шла на поправку!
   – Шла да вся вышла, – вздохнула врачиха, – а вы ей кто?
   – Мы расследуем смерть ее мужа. Вот ключи от ее дома брали. После осмотра возникло к ней несколько вопросов. А как это случилось?
   – Выпала она! Из машины!
   – Из какой машины?!
   – Из газели нашей, – она махнула в сторону приемного покоя, где стоял белый микроавтобус, на котором меня катали прошлой субботой. – Ее возили на консультацию по протезированию груди. На обратном пути она открыла заднюю дверь и прыгнула под колеса идущему сзади грузовику! – врачиха помолчала. – А ведь все так хорошо шло! А теперь она нам всю статистику испортит! Никто ведь не будет разбираться, что эта смерть не на совести клиники!
   – А на чьей же?! Вы психиатру ее показывали? – возмутился я.
   – Зачем?! Мы ее сразу же посадили на импортный препарат тамоксифен, благо армия платит, и сделали радикальную мастэктомию. Прогноз был хороший, и никаких причин кидаться под машину не было!
   – А какие побочные эффекты у этого тамоксифена?
   – Никаких! Это же обычный антагонист женского гормона, эстрогена. Со временем он, конечно, мог сделать ее немного мужеподобной, но согласитесь, это не повод сводить счеты с жизнью!
   – А отсутствие груди? – спросила Мишель.
   – У нас хорошие японские протезы, и она это знала! Я же говорю, ее возили к протезистам! Так что наша клиника здесь ни при чем!
   Она еще о чем-то говорила, но я уже не слушал. В голове закрутились какие-то смутные ассоциации.
   «Антагонисты эстрогена создали у Клавдии мужской гормональный фон. Пробивающиеся усики над верхней губой, которые я заметил в прошлый раз, лишнее тому подтверждение. Михаил подхватил вирус от Марго и успел заразить Клавдию. Пока лекарство не забило женские гормоны, вирус спал. Все складывается, но не в эту сторону вела меня первая мысль».
   – О чем ты думаешь?! – Мишель пыталась до меня достучаться. – Кино отменяется! Надо ехать к Зинаиде! – она трясла клочком бумаги с адресом.
   Мы направились к выходу.
   – Семеныч, кончай пиво бульбенить! Закрывай ворота! – раздался сзади крик дежурной врачихи.
   – Бегу, бегу, Ляксандровна! – высокий фальцет дворника толкнул мои мысли в правильном направлении.
   – Не может быть! – остановился я.
   – С вами, учеными, так трудно! – улыбнулась Мишель. – Ну, что на этот раз? Какая гениальная мысль нас посетила?
   – Посмотри на этого дворника! Ничего не замечаешь?!
   Профессиональный взгляд детектива сразу же обозначил главное:
   – Застарелый алкоголик со стертыми вторичными половыми признаками.
   – А знаешь, почему?
   – У каждого свои причины.
   – Нет, не алкоголизм! Почему признаки стерты?
   – Расскажи, с тобой так интересно!
   – Потому что печень убита. А печень должна разрушать лишний эстроген. У этого дворника избыток эстрогена, отсюда и женоподобный вид! А теперь вопрос на засыпку!
   – Давай!
   – У кого на нашей станции стерты вторичные половые признаки?!
   – У Мезина? – неуверенно произнесла Мишель. – Но ведь он, по-моему, не алкоголик?
   – Вспоминая бар Марго, можно было бы и заподозрить! Но нет, он не алкоголик. Он просто принимает эстроген! – победно заявил я.
   – Зачем?!
   – Есть у меня одно предположение! Здесь в двух словах не объяснишь! Нужен длинный зимний вечер.
   – Я согласна! – она на мгновенье крепко прижалась ко мне.
   Посещение убитой горем Зинаиды заняло остаток вечера, и мы чуть не опоздали в аэропорт. Вертолет в этот раз был набит до отказа, причем в основном девицами. Марго среди них не было. Иностранцы вопросов не задавали, зато Мишель сразу же сообщила мне на ухо.
   – Наверное, отпросилась! – шепнул я в ответ. – Видишь, мы взлетели без задержки, не иначе Леха в курсе!
   Что за люди нас стеснили, понять было трудно, но все они как один обращались к нашему пилоту запросто, по имени, и летели, как я понял, на праздник. Столетие Тунгусского метеорита приходилось как раз на понедельник.
   «Чему удивляться? – порадовался я за старлея. – Пока мы еженедельно гуляем по городу да квасим в баре, он, поди, тоже в вертолете не сидит!»
   Я отметил, что все новые пассажиры были налегке, без рюкзаков и палаток.
   «Не удивлюсь, если сегодня ночью на берегу болота появится огромная армейская палатка на двенадцать человек, да еще с полевой кухней!»
   Я почти угадал, лишь немного переоценил Лехины способности.
   Вертолет, как обычно, встречали комендант и Сеня, но у выхода с базы маячили два солдата с фонарями, рядом с ними лежали груженые волокуши. Сан Саныч знал многих из прилетевших, но не всех, значит, на долю Лехи все-таки кто-то да приходился. Возглавляемая Сеней веселая толпа двинулась в сторону ручья.
   Мы провожали их взглядами, стоя у американского модуля. Мишель долго держала меня за руку, не говоря ни слова. У нее был такой несчастный вид, что я не выдержал. Еще в вертолете я никак не мог придумать, как объяснить ей мой предстоящий ночной поход в биоблок, а тут как будто кто-то помог!
   – Этой ночью я не могу! Я должен подменить Сеню во время ночной инспекции биоблока. Ты же знаешь, по инструкции комендант не имеет права идти туда один.
   – Будь осторожней! – она слегка коснулась моих губ своими и быстро взбежала на крыльцо.
   Спустя час мы с полковником направились к биоблоку. Улучив момент, когда мы попадали в поле зрения окна Мишель, я снял Сенин треух и помахал им. Мне показалось, что за ее окном колыхнулась занавеска.
   В предбаннике нас ждало два мешка с мышиным комбикормом.
   – Вы Марго проверяли каждый раз, как она возвращалась из города? – спросил я, пересыпая старый корм в холщовые мешки, захваченные полковником.
   – Каждый! С тех пор как она привезла кальян с китайским опиумом и потом голая бегала по комплексу!
   – Я такой истории не слышал!
   – Ты много чего не слышал! Начать про нее рассказывать – недели не хватит! Одно слово – генеральская дочка! Мы ведь, когда с Сеней ее голую отловили, сразу поняли, откуда ноги растут! У нее все руки исколоты были. Я одно время даже обыскивать ее стал.
   – Таблеток у нее не находили?
   – Находил, но наркотиков ни разу!
   – Противозачаточных не привозила?
   – Возит. По несколько пачек за раз!
   – Тогда я знаю, как выманить Мезина в город!
   – Как?!
   – Марго, как я понимаю, взяли?
   Полковник кивнул и улыбнулся:
   – Требовала звонка папе! Когда дали ей позвонить, в Питере уже ночь была, да и соединили ее с тюремным коммутатором! В общем, наслушались матюгов вволю!
   – Значит, Мезин остался без новых таблеток!
   – При чем здесь Мезин?!
   – Я подозреваю, что он заразился вирусом! В лаборатории или от Марго, не знаю, но точно заразился! Однако, в отличие от других, он знает, как с ним бороться, и жрет женские гормоны пачками. А противозачаточные таблетки – самая удобная форма этих гормонов. В общей лаборатории эстрогена нет, я проверял, так что старый запас таблеток – это его единственный источник. Если лишить его этого источника, он будет в первых рядах желающих лететь в город! Это ведь почище наркотиков будет. От этих гормонов жизнь его зависит!
   А на следующий день произошел инцидент.
   Вся база готовилась к празднику. Мишель не вылезала из кухни. Команда генерала носилась на болото и обратно. Всех туристов заставили переставить палатки под деревья, а на освободившихся полянах белилами рисовали посадочные круги для вертолетов. На самой большой поляне соорудили трибуну и поставили шест с российским триколором. Людской муравейник угомонился только к вечеру. Тогда-то Сеня и решил провести испытание праздничного салюта.
   Стоит ли говорить, что по роковой случайности одна батарея фейерверков в самый ответственный момент завалилась на бок и несколько петард попало в жилой модуль, аккурат возле окна Мезиных. Стекло разбилось, вспыхнула занавеска.
   Ловкую работу Сени с пенным огнетушителем оценили все. Станция отделалась легким испугом, а Мезины – сгоревшей прикроватной тумбочкой с таблетками.
   Поздним вечером ко мне зашел полковник и устало сел на Сенину кровать. Хозяин кровати в это время вставлял новое стекло Мезиным.
   – Чисто сработано! – улыбнулся я. – Сеня – индеец Меткий Глаз!
   – А-а-а, это? – он махнул рукой. – Какой там меткий глаз! Организовали управляемый взрывчик на подоконнике, а петарды так, для прикрытия! У нас проблемы!
   – Какие?
   – Марго молчит! У питерского племянника листок с ДНК тоже пропал! В издательствах, куда он бумаги дяди посылал, их давно выкинули. В общем, нет вируса! А мы еще Мезина без гормонов оставили. А ну как помрет?! Как мы тогда про вирус узнаем?
   – Не помрет. Инкубационный период у этого вируса месяца два. Вспомни последних партнеров Марго. От момента, когда они с ней первый раз переспали, до самоубийств полтора-два месяца проходило. Здесь все от количества вируса зависит. Аквалангисты, те, что в бане угорели, три дня беспрерывно в вирусе купались, вот и результат! А что касаемо вируса, так мы его из крови того же Мезина изолируем. Правда, много средств и времени уйдет. Ну, на худой конец, со дна болота добудем!
   Полковник заметно повеселел.
   – Нравится мне с тобой работать! Умеешь успокоить! Да и идей всегда полна голова. Неужто все кончились?
   – Куда мне от них деться! – рассмеялся я. – Вот следующая! У Мезина был доступ к Интернету?
   – Конечно, у всей базы беспроводное соединение с модемом на локаторной станции.
   – Мне нужно посмотреть сайты в Интернете, по которым лазил Мезин. Может, он информацию о ДНК у себя в электронной почте спрятал или на сервере каком-нибудь.
   Комендант не стал убеждать меня, что контролем за посещением Интернет-сайтов не занимается, и вызвал по портативной рации Леху:
   – Пришли мне кого-нибудь с ноутбуком!
   Через пятнадцать минут я уже просматривал архивы за последние два года. Сначала не было ничего примечательного, но потом один за другим посыпались новостные ленты, и все на одну тему.
   Новая Зеландия: киты выбрасываются не берег! Южная Африка: опять киты самоубийцы! Тасмания: семьдесят китов выбросилось на пляж! Сообщениям не было числа: Галапагосские острова, Флорида, Магелланов пролив. Я уже вошел в ритм, когда список посещаемых сайтов неожиданно закончился прошлым годом.
   – А где недавние?
   – Мезины тогда переехали к американцам, а у них в модуле свои розетки, Интернет идет сразу через спутник. И проверяют их, как ты понимаешь, на другом уровне, – полковник поднял глаза к потолку, – я, конечно, пошлю запрос, но это займет время.
   – Ладно, в киберпространстве следов не нашли, вернемся на землю. Он куда-нибудь со станции уезжал?
   – Пойду журнал проверю, – полковник сходил в свою комнату и вернулся с гроссбухом. – Так, в Питер два раза ездил. Один раз сопровождал гроб Светлова, другой – полгода спустя. Прошлой осенью в Мурманск летал.
   – В Мурманск?! У него там родственники?
   – Не знаю, могу проверить.
   – Родственники! – я хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну конечно же. В лаборатории его матери должен быть вирус. Мезин ей по почте посылал!
   – Это точно? – покосился на меня Сан Саныч. – Или ты просто за государственный счет решил в Питер смотаться?
   Вошедший Сеня с удивлением посмотрел на ноутбук.
   – У Рикки что-то дома случилось, электронную почту проверяем, – пояснил комендант. – Ладно, ложитесь спать, завтра тяжелый день. – Он забрал ноутбук и вышел.
   Я по-настоящему расстроился, что у меня забрали компьютер. Думал, всю ночь по Интернету буду шарить, тем более что уже привык не спать ночами.
   – Не переживай! – успокоил меня Сеня. – Со мной поделись, легче станет.
   Я полез за разговорником, и через пять минут он уже знал, что моя невеста от меня прячется.
   – Нашел, из-за чего париться! Забей! Ты, вон, на Мишель посмотри. Такая девка с тебя глаз не сводит! Язык твой, опять же, знает. А завтра еще и гулялово какое будет! – он закатил глаза. – Живи да радуйся!
   Утром я был уже у девки, которая не сводит с меня глаз.
   – Микки, ты не проверишь одну вещь для меня?
   – Конечно, Рикки! – она расплылась в улыбке.
   – Проверь, пожалуйста, по своим каналам, не было ли странных самоубийств в Мурманске прошлой осенью.
   – В Мурманске?
   – Ну да! Туда Мезин зачем-то ездил!
   – Интересно, как он отреагировал на отсутствие Марго? Надо у Сени узнать, где она.
   – Менты повязали! – сообщил тот за завтраком. – Не иначе, с наркотиками!
   «Сам придумал или комендант научил?» – спросил я себя и посмотрел на реакцию Мишель.
   А она как будто не слышала. В глазах у нее играли смешливые искорки. Было видно, что ее так и подмывает что-то сообщить, но она терпеливо ждет, пока мы закончим трапезу. Сеня проглотил свой омлет первым и убежал в генеральский барак.
   – Выкладывай! – засмеялся я. – А то, чего гляди, лопнешь от нетерпения!
   – Я тут проверила, как ты просил, все осенние самоубийства в Мурманске, – начала она с таким плутоватым видом, что мне уже заранее стало смешно.
   – Прикинь, – продолжала она, взяв с кровати раскрытый ноутбук, – ты оказался прав! Слушай! На полуостров Рыбачий выбросилось морское животное, напоминающее огромного дельфина. Вероятнее всего, это был бутылконосый кит, хотя ихтиологи разошлись во мнениях. Причины, побудившие животное к самоубийству, неизвестны! – тут она не выдержала и прыснула. – Это то, что ты искал? – давилась она от смеха.
   – Слушай, родная, да тебя мне сам бог послал, – с чувством сказал я и протянул руку за ноутбуком. – Где ты это нашла? В полицейских сводках?
   – Да в каких сводках? – она перестала смеяться и вдруг потупилась. – На сайте «Вечернего Мурманска».
   Я поставил компьютер на стол и взял ее руки в свои. Ее ладони были почему-то горячими.
   «Наверное, от нагретого ноутбука», – решил я и спросил. – Что случилось?
   Мишель глянула на меня исподлобья.
   – Ты это просто так сказал или на самом деле? – прошептала она.
   «Как много значения женщины придают словам! – отругал я себя. – Вот чтó мне теперь делать?!»
   Спас меня полковник.
   – Доброе утро Мишель! Переведи, пожалуйста, Рикки, что мне срочно нужна грубая мужская сила! – он бросил на кровать рюкзак.
   Я с готовностью вскочил, не дожидаясь перевода.
   Мы бодро шагали на болото, и я тащил рюкзак с закрутками Клавдии. Сан Саныч велел Мишель нагрузить рюкзак исключительно банками с огурцами.
   – Большое начальство будет истинно по-русски водочку кушать, с огурцами! – подбадривал меня полковник.
   Я молча пыхтел. Есть у военной службы и отрицательные стороны. Если бы я оставался финном, вряд ли бы комендант нагрузил меня как верблюда!
   – С Мишель нехорошо получилось! – вдруг сказал он.
   – Вы о чем? – сбился я с темпа.
   – Попрощаться вам не дал.
   Я остановился:
   – Что значит попрощаться?!
   – После мероприятия ты с телевизионщиками сразу полетишь в Братск!
   Я попытался возразить.
   – Это приказ. Там попробуешь допросить Марго.
   – А что она делает в Братске?
   – Ты же просил карантин! Там у конторы свое режимное заведение. И папаше-генералу, в случае чего, будет труднее вмешаться. А ты пока подумай, как ее раскрутить! Вирусом своим припугни. Нам она не верит!
   – Что же я, в ватнике и болотниках буду ее допрашивать?
   – Там тебе любую форму подберут и любые документы выправят. Я уже договорился, – полковник подтолкнул меня в спину. – Если из Марго ничего вытянуть не удастся, полетишь в Питер. Как управишься с матерью Мезина, сможешь отдохнуть. Но чтобы в субботу вечером был в Усть-Илимске как штык! Я специально за тобой вертолет посылать не буду!
   На вечерний банкет на базе, как вы понимаете, я не попал, и лишний раз убедиться в кулинарных способностях Мишель мне не удалось.

Глава 16
Все зло от них

   Я смотрел из-под козырька офицерской фуражки на свое гладко выбритое лицо. В зеркале стоял бравый морской волк с погонами старшего лейтенанта. Я, конечно, мог попросить и капитанские, но побоялся, что Танюшкин отец не поверит.
   Не поверила своим глазам и Марго.
   – Морячков у меня еще не было! – встретила она меня, развалившись на нарах.
   Но тут же вся подобралась и резко села.
   – Опаньки, отмороженный пожаловал! А переводчица твоя где?
   – Перевод для вас готовит!
   – Какой перевод? – она опешила, не успев сообразить, что происходит. – А ты что, по-русски понимаешь?!
   – Перевод не какой, а куда! В зону для предателей Родины!
   – Вы что, фээсбэшники что ли?! Так я никого не предавала!
   – Правильно, не предавала. Продавала! – я сел на табуретку. – Вы с Мезиным продавали открытие Светлова американцам, за их американские рубли.
   – Какого Светлова? А-а-а, того чудака, что с сопки навернулся! Я ни о каком открытии не знаю!
   – Вам Мезин делал когда-нибудь уколы? – быстро спросил я.
   – Делал, – не успела опомниться она, – года два назад. А почему вам? Я тут одна-одинешенька!
   – Повторяю вопрос. Зачем Мезин делал вам инъекции? – я с напором произнес «вам».
   На лице Марго появилась ее пошлая улыбочка.
   – Гонорею нам лечил. Я тогда от кого-то из ваших офицерчиков триппер подцепила!
   Я снял фуражку и положил на стол.
   – Больно было? – с сочувствием спросил я.
   – Да чему там больному-то быть, – усмехнулась она, – у того офицерчика в штанах шахматный офицерик был.
   – Слон, – поправил я.
   – Какой слон?
   – Фигура шахматная «слон» называется, а не «офицер».
   – Слоном там и не пахло! По размеру не больше офицерика! Даже не знаю, где там гонорея могла поселиться?
   – Я, вообще-то, спрашивал, была ли инъекция болезненной! – поморщился я.
   – Ты знаешь, действительно, укол болючий был! – вспоминая, она потерла ягодицу. – Я думала, он от злости специально старался побольнее сделать. После того случая он презервативов и накупил! Ну, да я тебе с куклой твоей гипсовой уже рассказывала!
   «Все течет, все изменяется, – подумал я, – гипс был да весь вышел!»
   – Она тоже шпионка, как и ты? – отвлекла меня от приятных мыслей Марго. – Никогда бы не подумала! Такой акцент натуральный!
   – Гонорея сразу прошла? – перебил ее я.
   – Да нет, через неделю. Мезин у меня кровь на анализ взял и сказал, что еще один укол надо сделать.
   – Такой же болезненный?
   – Вроде нет. А впрочем, не помню!
   – Вы принимаете противозачаточные таблетки? – сменил я тему.
   – А ты что, парниша, хочешь развлечься? Так не бойся, у меня спираль, это я, по-моему, уже рассказывала!
   С этими словами она откинулась назад и широко развела ноги, обтянутые трико.
   – Тогда для кого вы их покупали?
   – Сначала сладкое, разговоры потом! – она приподняла свой упругий зад и начала стягивать трико.
   – Вы хотите прямо здесь заразить меня смертельным вирусом, чтобы я потом всю жизнь, как ваш супруг, пил противозачаточные таблетки?!
   Соблазнительница переменилась в лице:
   – С чего ты взял, что Мезин принимал эти таблетки?!
   – А вы думали кто?
   – Он говорил, что тайком мышей ими кормит, чтобы Стив не разгадал его метод! Они работали с самцами, а на самом деле у мышей был гормональный фон самок.
   – Все, что вы сейчас сказали, абсолютно верно, только относится отнюдь не к мышам, а к вашему дражайшему супругу! Извините за нескромный вопрос: когда вы последний раз занимались с ним сладеньким? – я кивнул на ее приспущенное трико.
   Она тут же забралась с ногами на нары и прикрылась углом одеяла.
   – Я бы советовал вам тоже принимать эти таблетки. Только высокий уровень женских гормонов может подавить вирус. Каждый раз, когда к вам приходят месячные, есть риск, что вирус выйдет из-под контроля, и тогда судьбы Михаила, Иманда, Герхарда и Сереги вам не избежать!
   – А при чем здесь они?
   – Как при чем?! Это же вы их убили!
   Мезина забилась в угол.
   – Они сами себя убили! – выкрикнула она.
   – Да нет, дорогуша, их убил вирус, живущий в вас! Неужели вы ни разу не задумывались, отчего все ваши любовники закончили жизнь так, как они ее закончили? Пока вы под одеялом боролись с очередной жертвой своих плотских желаний, жертва предыдущая боролась с желанием наложить на себя руки!
   Мезина сидела бледная, губы ее дрожали, она не переставая мотала головой.
   – Куда вы дели бумаги из секретера убитого вами журналиста? – нагнетал я.
   – Я не знаю ни о каких бумагах!
   – Кого ты покрываешь? – я встал и навис над ней. – Того, кто в слепой ревности вместо антибиотика ввел тебе смертоносный вирус? Ты была для него подопытным кроликом!
   – Неправда! Он любит меня до безумия!
   – Тут ты права, он действительно безумец! Заразив тебя, он убил четырех человек! Но судьба поглумилась над ним. Однажды порвался презерватив! Это ты тоже нам рассказывала! Вспоминай!
   Ужас отобразился на ее лице.
   – Вижу, что вспомнила! Ведь именно тогда он впервые попросил привезти ему противозачаточные таблетки и стал пропадать целыми днями в лаборатории?
   Марго затравленно кивнула.
   – Я был в его лаборатории. Он отчаянно пытается вырастить культуру для антител против этого вируса, пока полностью не превратился в женщину! – Я наклонился к ней и прошептал. – Как ты думаешь, когда ему это удастся, он вылечит тебя или будет продолжать над тобой свои эксперименты?!
   Я схватил ее за руку и задрал рукав.
   – Комендант думал, что ты наркотиками балуешься! А я подозреваю, что это Мезин на тебе свои антитела испытывает!
   – Нет! – заплакала она. – Мезин у меня в крови клещевой энцефалит нашел и сказал, что надо курс лечения пройти, а то мозги размякнут!
   – Похоже, мозг у тебя уже размяк, если ты не понимаешь, что у тебя только один путь к спасению – узнать, что из себя этот вирус представляет! Куда ты дела листок с генетическим кодом вируса из квартиры журналиста?!
   – Неправда! Это был генетический код белка агрессии, который Мезин хочет продать американцам!
   – Твой Мезин – хороший сказочник! Где этот код?
   – Мезин его сжег, – прошептала она.
   – А копии? Не может же он помнить весь код!
   – Весь код и не нужен, – Марго отрешенно смотрела перед собой, – он сказал, что достаточно запомнить только праймеры, восемь первых и шесть последних олигонуклеотидов, а по ним можно восстановить всю ДНК белка агрессии, то есть вируса.
   «Поездки в Питер не избежать!» – Я выходил от Марго с двояким чувством.
   С одной стороны, задача значительно усложнилась: Мезин хорошо застраховал свою монополию на вирус, а с другой стороны, я скоро увижу Танюшку!..
   В Пулково у трапа меня встречал заместитель Спиридона, капитан первого ранга Сысоев.
   – Почту за честь первым пожать руку! – прокричал он сквозь шум самолетов. – Надеюсь, сибирский вирус от тебя не подцеплю!
   «Умеет Спиридон подбирать себе команду! – подумал я, улыбаясь в ответ. – Будет у нас в лаборатории хохмач на хохмаче!»
   – Не успел Лев Вадимович на должность заступить, как наш отдел прогремел на всю систему! – на ходу рассказывал он, ведя меня к машине. – Ваш специалист, говорят, раскрыл заговор с инопланетным вирусом! Фээсбэшники пытали нас, кто ты да что ты, а нам откуда знать, мы тебя и в глаза-то не видели! Хорошо командир наш умеет туману напустить. Типа мой ученик, тайное задание, гриф совершенно секретно! В общем, нашему отделу лавры, а тебе внеочередное звание! Адмирал доволен, что Льва Вадимовича к себе сманил. Теперь новую лабораторию под твой вирус дадут! Правда, потягаться с военно-медицинской академией придется. Они кричат, что это вирус Светлова и что именно они должны продолжать его дело! – залпом выдал все новости Сысоев.
   – Вирус действительно Светлов открыл, – охладил я его пыл. – Да и разрабатывать пока нечего. Вирус сначала добыть надо!
   – Добудем! Сейчас мы в отдел на летучку, потом обед и в Петергоф! Командир сказал, что у тебя времени в обрез.
   – Ну ты и кашу заварил, чертяка! – обнял меня Спиридон. – Я тут голову ломал, как тебя без конкурса в штат лаборатории пропихнуть, а ты сам себе дорогу протоптал! Даже не протоптал – бульдозером продрал! Вот уж воистину, спасание утопающих – дело рук самих утопающих!
   – Какие у нас полномочия? – сразу приступил я к делу. – Вы понимаете, что Белкину надо сажать на карантин? Волны большие не пойдут? Ректор все-таки!
   – У нас хороший волнорез. Операцию «Фаг» курируют на самом верху, так что делай, как считаешь нужным, ты видел последствия вируса своими глазами, тебе и решать!
   Во время обеда кусок не лез мне в горло. То ли волновался перед операцией «Белка» – так я предложил назвать ее на летучке, – то ли успел привыкнуть к стряпне Мишель.
   Две неприметные газели подъезжали к университету с тыла, через поселок Тимяшкино. У Танюшкиного дома я попросил притормозить. На цепи лаял Тоби. Жигуленка во дворе не было. Я прошелся под окошками, потрепал холку подросшему псу и вернулся ни с чем. Дома никого не было.
   Сквозь лобовое стекло газели надвигались здания университета. Я вспомнил, как чуть больше месяца назад я видел те же здания, только из окна Танюшкиной спальни, и тогда они казались мне непроходимыми торосами.
   – Вы кто? – поднялась нам навстречу пухленькая секретарша ректора.
   – Капитан первого ранга Сысоев. Северо-западный отдел по борьбе с биотерроризмом. Со мной старший лейтенант Федотов, командир секции вирусологии, и его спецотряд. Прибыли для выемки особо опасного биологического материала!
   Я вышел из-за спины каперанга и подмигнул Маришке.
   – Федот, да не тот! – пробормотала она ошарашенно.
   Когда Сысоев скрылся в кабинете Белкиной, Маришка подскочила ко мне и на глазах у изумленных матросов треснула каким-то журналом по новенькому кителю:
   – Так ты спал со мной по долгу службы, чтобы Белкины секреты выведать!
   – Конечно, нет! – я отступил назад. – По приказу Родины!
   – Убью! – знакомый плутоватый огонек блеснул в ее глазах.
   – Смотри! Я при исполнении! Еще один шаг, и мои матросы начнут стрелять!
   – Чем?! Голодными глазами? Так они меня и так уже всю изрешетили!
   Я глянул на дверь своей бывшей начальницы и приобнял Маришку.
   – Ты лучше сядь, – я подтолкнул ее к столу. – Не надо, чтобы Белка связывала наше появление с тобой.
   – Шурик, ты кто? Неужели ты не шутил и действительно был на задании?! А те академические отпуска «по уходу за матерью» были вот по этому? – она ткнула пальцем в погон.
   Я не стал ее разубеждать. Пусть думает, что провела те сладкие деньки со шпионом. Ведь это так романтично!
   Романтические воспоминания прервал шум за дверью. Белкина вылетела в приемную, пытаясь вырвать локоть из крепкой руки Сысоева.
   – Маришка, зови охрану! – выкрикнула она.
   – Охрана вас уже давно дожидается! – взял я под козырек. – Разрешите представиться, тайный агент отдела по борьбе с организованными расхитителями военных секретов!
   Напряженное лицо каперанга расплылось в улыбке. Лицо же Белки… Впрочем, это и лицом-то нельзя было назвать, на ней просто не было лица!
   – Это что за маскарад! – взвизгнула она.
   – Никакого маскарада! Просто прежде, чем кого-то кидать, надо бы не полениться и выяснить, кого именно вы собираетесь кинуть! ДНК, незаконно полученную вами от гражданина Мезина младшего, сами отдадите или будем обыск проводить?
   – Я ни о какой ДНК не знаю! – отрезала она. – Марина Георгиевна, что я вам сказала? Вызывайте охрану и моих заместителей!
   – Значит, обыск, – констатировал я. – Вызывайте, Марина Георгиевна, нам как раз понятые нужны!
   Белка заколебалась. Я решил ей помочь.
   – Может, решим все тихо, по-семейному, и в прямом, и в переносном смыслах? Не забывайте, что здесь замешан ваш сын, а история очень неприглядная.
   – По-семейному, так по-семейному! – вдруг взорвалась она, и, оттолкнув Маришку, вырвала у нее из рук трубку.
   Набрав дрожащим пальцем номер, она выкрикнула:
   – Иннокентия Юрьевича, срочно!
   Через полчаса во двор влетел черный мерседес с мигалкой.
   – Я зам мэра по образованию! – влетел в приемную энергичный мужчина в сопровождении двух бугаев. – Что здесь происходит?
   Мы с Сысоевым лениво открыли глаза. Послеобеденный сон в мягких креслах закончился. Наши матросы тоже не спеша поднимались со стульев.
   – Кеша, сколько тебя можно ждать? – Белка снова чувствовала себя хозяйкой положения. – Выставь отсюда этих солдафонов!
   – Вы, как я понимаю, господин Мезин? – я глянул на Сысоева.
   Тот кивнул: мол, продолжай.
   – Это даже хорошо, что вы здесь, разговор у нас не для посторонних ушей. Давайте уединимся в кабинете вашей бывшей супруги и решим все полюбовно?
   Кеша обвел взглядом комнату, больше похожую на палубу патрульного катера, чем на приемную ректора.
   – Здесь гражданское, подведомственное мне учреждение, и попрошу военных очистить помещение!
   – Фразу по дороге сочинили? – улыбнулся я. – Сразу видно, культурная столица!
   – Что, оглохли? – Белка хлопнула ладонью по Маришкиному столу так, что та аж подпрыгнула. – Выметайтесь отсюда!
   – Консенсуса, я так понимаю, не будет? Господин Мезин, вверенное вам учреждение подчиняется федеральным законам?
   – Что за вопрос?!
   – Я понимаю это как «да». Так вот, – я открыл свою папку и зачитал:
   – Федеральная Служба Безопасности делегирует свои права по допросу гражданки Белкиной Галины Афанасьевны, а так же обыску ее офиса, лаборатории и квартиры отделу по борьбе с биотерроризмом, – я протянул документ Мезину. – Означенный здесь отдел мы с капитаном первого ранга Сысоевым и представляем.
   Белка выскочила как ошпаренная и выхватила листок из-под носа у Кеши.
   – Что?! – не знаю, чему больше поразился Иннокентий Юрьевич: содержанию документа или наглости своей бывшей.
   – Вы хотели спросить – за что? – я был сама учтивость. – На сей счет есть другая бумажка. Звучит она так: «За несанкционированное использование в своей лаборатории секретного биоматериала, незаконно полученного с объекта оборонной промышленности».
   – Это правда?! – он повернулся к Белке. – Зачем ты меня впутываешь в это дерьмо?! Я публичный человек!
   – У них ничего нет! Это провокация! Они ничего здесь не найдут!
   У меня похолодело в груди: «Неужели тоже все сожгла и уничтожила?! Может, хоть одна пробирочка с ДНК завалялась?»
   К сожалению, не завалялась. Трехчасовой обыск ничего не дал.
   – Я же говорила! – ликовала Белка. – А ты, публичный человек, только об имидже своем печешься!
   – Ну что же, – почесал я репу, – придется изымать биологического носителя похищенного материала, – я пристально посмотрел на Белку.
   От ее веселья не осталось и следа. Она обрушилась на лабораторный стул. Тот жалобно пискнул и медленно покатился на своих роликах. Я догнал ее и, пользуясь относительной уединенностью, тихо спросил:
   – Кого вы еще успели заразить после Игнатика?
   Ее зрачки расширились от страха. Она еле дышала.
   – Товарищ командир, – обернулся я к Сысоеву, который что-то обсуждал с «публичным человеком». – Можно сворачиваться! Переезжаем в особняк гражданки Белкиной Галины Афанасьевны!
   Мы молча расселись по машинам. Назад ехали опять через Тимяшкино. И наконец, за этот долгий день удача впервые повернулась ко мне лицом! В Танюшкином доме горел свет, а во дворе стояла семерка.
   – Товарищ капитан первого ранга, разрешите провести следственные действия местного масштаба! Здесь до Стрельны рукой подать. Вы начинайте без меня, а я к вам чуть позже присоединюсь.
   – С тобой машину оставить?
   – Да я сам доберусь!
   – Виноградов, Коршунов! – вызвал он по рации заднюю газель – в головную машину, бегом марш!
   Потом подмигнул мне:
   – Я тебе Коляна оставляю! Как закончите здесь, пулей в хоромы подследственной!
   Иннокентий Юрьевич с удивлением следил из своего мерседеса за перемещениями личного состава отдела по борьбе с биотерроризмом.
   Когда пыль за машинами осела, я глубоко вдохнул и направился к калитке.
   – Отдыхай! – махнул я рукой уже выскочившему было из-за руля матросу.
   Я еще не успел подняться на крыльцо, как в доме залаял Тоби и распахнулась дверь.
   «Танюшка сердцем почувствовала!» – решил я, и мое собственное сердце забилось еще быстрее.
   – Что это вы тут за маневры устроили перед нашим домом?! – Из-за двери показался Николай Иванович в брюках на подтяжках.
   – Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант! Прибыл на побывку с «Зеленого моря» тайги! Разрешите обратиться к Татьяне Николаевне!
   Его брови полезли вверх.
   – Турист, ты что ли?
   Следующие его действия мне совсем не понравились. Он вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь.
   – Забудь про Татьяну Николаевну! Напобывался уже, клоун! После тебя Татьяна две недели в себя прийти не могла! Чуть всю жизнь девчонке не поломал! – он критически меня оглядел. – В каком балагане форму одолжил?
   Дверь снова приоткрылась.
   – Танюшка! – крикнул я, приподнявшись на цыпочках.
   – Не мешайся, мать! – Николай Иванович обернулся и прикрыл дверь.
   Похоже, что только пес был рад мне в этом доме. Он напрыгивал на меня, звал играть.
   – Тоби! – прикрикнул на него хозяин. – Ну-ка, фу! Испачкаешь артисту реквизит!
   – Я сутки летел! – начал я взывать к его совести. – Дайте нам хоть парой слов перекинуться!
   – Тоби, домой! – грозно скомандовал хозяин и закончил аудиенцию громким хлопком двери.
   Я постоял немного и подошел к Танюшкиному окну.
   «Вдруг опять через окно пустит!» – сердце приятно заныло от нахлынувших воспоминаний.
   Я тихо постучался. Раз. Другой.
   Окно распахнулось! В темном проеме опять появился капитан.
   – Я сейчас патруль вызову! Посидишь на губе за незаконное ношение военной формы!
   – Никак нет, товарищ капитан-лейтенант! – отсалютовал я. – Форма самая что ни на есть законная!
   – Уймись, артист!
   «Это еще как посмотреть, кто тут из нас артист! – со злостью подумал я. – Фигаро здесь, Фигаро там, твою мать!»
   Видно, по моему лицу он понял, что шутки кончились.
   – Не живет она здесь больше!
   – А куда переехала? – под ложечкой неприятно засосало.
   – К мужу она переехала!
   – Адрес не дадите? – уже больше по инерции попросил я.
   – Ну, ты, парень, полный идиот! – Створки окна просвистели перед самым моим носом, обдав вкусным запахом готовящегося ужина.
   И такая тут тоска на меня навалилась! Я еще долго стоял перед закрытым окном, а в ушах дребезжали его стекла, как будто открывшее мне когда-то дорогу к счастью окно жаловалось на грубое с ним обращение.
   На обыске у Белки я сидел как в воду опущенный.
   – Что-то не срослось? – посочувствовал каперанг. – Так сейчас я тебя в два счета вылечу!
   – В два счета – это как? Двойной счет за лечение выставишь?
   – Почти! – расхохотался он. – За работу со смертельно опасным вирусом тебе год службы за два пойдет! Так что быть тебе скоро капитан-лейтенантом.
   При упоминании этого звания меня опять заколбасило. Я, наверняка, свалился бы в депресняк, если бы наш хакер, матрос Виноградов, не сообщил радостную весть.
   – Мы в рабочем компьютере Белкиной почему ничего не нашли, – взахлеб докладывал он. – Потому что старые архивы за ней айтишники подчищали! Зато в домашнем есть где разгуляться! Особенно в архиве электронной почты! Он сохранен чуть ли не со дня покупки компьютера!
   Мы изъяли жесткий диск и с чувством выполненного долга доложили командованию о завершении следственно-разыскных мероприятий по фигуранту «Белка».
   Когда Сысоев закончил доклад и отключился, вид его навороченного спутникового телефона заставил мой мозг снова функционировать.
   «С моими-то теперешними связями я на раз узнаю обо всех Татьянах Николаевнах, вышедших замуж! – думал я, глядя, как каперанг вешает на пояс трубку. – Эх, еще бы для верности фамилию ее раздобыть!» – Я со стыдом понял, что не знаю ни ее фамилии, ни адреса в Тимяшкино.
   И тут пошел цвет!
   – Мы тебя на допрос Белки не возьмем, ты для нее лишний раздражитель, – отвел меня в сторонку Сысоев. – Забирай Коляна, он тебя домой отвезет. Мать, небось, заждалась! А протокол допроса утром почитаешь.
   – Давай, Колян, опять через Тимяшкино проскочим, номер дома и машины срисуем? – попросил я.
   Матрос посмотрел на меня с удивлением.
   – Здесь же недалеко, – начал я оправдываться.
   – Вы, товарищ старший лейтенант, не после института будете?
   – После, а как ты узнал?
   – Мы же во флоте! Что значит: «Давай, Колян»? – он улыбнулся и отчеканил: – Матрос Молчанов, пункт назначения поселок Тимяшкино! Выполнять! – он посмотрел на меня. – Понятно, как надо?!
   К утру мне пробили и Танюшкин адрес, и номер машины ее отца. Фамилия у нее оказалась Курочкина. Вспомнив нелюбовь Танюшки к своему имени, я понял, почему она не упомянула и о фамилии. С машиной же получился конфуз. Владельцем оказался какой-то Валерий Богачев, а капитан-лейтенант, получалось, водил ее по доверенности.
   «Уж не тот ли это Валерка, которого поминал Танюшкин отец, когда курил той ночью у своего окна? Так это что ж получается? Он дочь из-за старой семерки под венец повел?! Тогда сам бог велел девчонку от мужа увести!»
   Но уводить и не потребовалось! Во всяком случае, от мужа. По полученной информации, за последний месяц Курочкины Татьяны Николаевны ни с кем не регистрировались! Наврал, выходит, папаша! Зато отыскалась некая Татьяна Николаевна Курочкина, которая устроилась воспитателем в летний городской лагерь города Ломоносова!
   Моего шикарного настроения не испортили даже новости, услышанные на утренней летучке у Спиридона. Показания Белкина давать отказалась и потребовала адвоката. Задержать ее пока удалось только потому, что в ее почтовом ящике оказалась куча сообщений, инкриминирующих ее в работе с ДНК, полученной от сына. Но опытный адвокат согласится с обвинением, что таки да, Мезин сообщает матери, что работает под строгим контролем и не имеет возможности незаметно протестировать «левую» ДНК, но где, извините, сказано, что это ДНК секретного вируса?! Может, у мальчика хобби и это ДНК бабочки!
   Остальная переписка вообще не имела никакой доказательной базы и представляла собой бесконечные отчеты о течении экспериментов с мышами. Даже сообщение о том, что ее, Белкину, до крови укусила одна из мышей, говорило в их пользу, поскольку Мезин отписал матери, что «ничего страшного, мыши незаразные».
   – Пусть скажут об этом двум ректорам университета и Юрику с Игнатиком?! – не выдержал я и встрял в доклад.
   Сысоев посмотрел на меня и невесело ответил:
   – На то, что она является носителем смертоносного вируса, она мне просто рассмеялась в лицо! И нагло так: докажите, мол!
   От его вчерашнего добродушия не осталось и следа.
   – В общем, Мезин использовал мать вслепую! – закончил доклад мой непосредственный начальник. – Без генетического кода вируса или хотя бы праймеров, которые могут определить вирус в зараженной крови, нам ее придется отпускать.
   – Идеи, предложения? – спросил Спиридон.
   – Надо взять этого Мезина за хибот да потрясти хорошенько. Будет молчать, сыворотку правды на нем опробовать! – рубанул Сысоев.
   Спиридон покачал головой.
   – Мезина трогать не разрешают. – Он показал большим пальцем на потолок. – Информация засекречена, но, по непроверенным данным, через него хотят выйти на иностранную разведывательную сеть.
   – Тогда остается качать из Белкиной кровь и проверять всю ДНК, какая там только есть. Это при условии, что нам разрешат закрыть ее на карантин. Даже в этом случае на поиски вирусной ДНК уйдут месяцы!
   – Лев Вадимович, – поднялся я. – У нас есть филиал в Мурманске?
   Мой голос прозвучал необычно бодро в повисшей тишине безнадеги.
   – В Мурманске? Филиала нет, но я часто пересекаюсь с вирусологом Северного флота, а что?
   – Дело в том, что Мезин туда ездил прошлой осенью. Надо выяснить, к кому и зачем, и начать, я думаю, надо с морского биологического института.
   – Ну-ка, ну-ка! Выкладывай, кладезь идей ты наш!
   Я улыбнулся и продолжил:
   – Примерно в то же время там на берег выбросился гигантский дельфин. Я предполагаю, Мезин хотел проверить, не заражен ли дельфин похожим вирусом и нельзя ли из его селезенки получить готовые антитела! Я думаю, он по-любому привез с собой праймеры для анализа крови! Чем черт не шутит! Может, оставил там какие-нибудь записи, а то и пробирку с праймерами позабыл.
   – Погоди, а какая связь между Тунгусским вирусом и мурманским дельфином?
   – У меня две гипотезы. Первая, что когда-то наш вирус через Подкаменную Тунгуску попал в Енисей, а оттуда в Карское море. Осел на дно и поджидает своих жертв. Но эта гипотеза, если честно, притянута за уши. А вот вторая! Вторая основана на теории Вернадского.
   Спиридон оживился:
   – Я вижу, крестничек, моя наука пошла тебе впрок!
   – Не вопрос! – улыбнулся я, вспомнив наши посиделки под звездным небом. – Мезин, хоть и подонок, но с головой дружит. Последний год он очень интересовался феноменом массового самоубийства китов. Наблюдается этот феномен в разных местах планеты. Отсюда гипотеза. Космос накидал на землю много метеоритов, подобных Тунгусскому, но большинство из них попадало на дно океана. А поскольку только такие мощные животные, как киты, могут доныривать до дна, то и заражаются в основном они. Ну а остальное по программе вируса. Самцы на берег выбрасываются сразу после контакта с вирусом, а самки после родов, когда гормональный фон меняется и выпускает вирус из-под контроля.
   Уровень тишины в кабинете перешел в другой регистр, и она стала зловещей. Разорвал ее Спиридон:
   – О глобальных проблемах переживать будем после! Отрабатываем Мурманск!
   Пока все отрабатывали Мурманск, я отпросился отрабатывать Ломоносов.
   Летний лагерь я нашел без труда.
   – У нас тихий час! – преградила мне дорогу нянечка.
   – А мне как раз по-тихому и на часик! Можно, я у вас Татьяну Николаевну украду?
   – А ты кто ей будешь-то? – улыбнулась она.
   – Друг невесты ее жениха!
   – А что, у Валерки еще невеста есть?! Вот паразит!
   – Это у Богачева-то?
   – У него, у папенькина сынка! Ладно, жди здесь, – она отставила швабру.
   «Значит, папенькин сынок!» – ликовал я, недооценивая соперника.
   В дальнем дверном проеме появилась стройная девичья фигурка. Танюшка шла следом за нянечкой, с интересом выглядывая через ее плечо. Она, похоже, меня не узнавала. Я снял фуражку и разлохматил волосы. Танюшка притормозила и схватилась за детский шкафчик.
   – А я говорила: мокро здесь, иди аккуратней! – обернулась нянечка.
   Я недолго думая подскочил к Танюшке и схватил за талию.
   – Куда в уличной обуви, паразит!
   – Бабуля, не видишь, человеку плохо, надо искусственное дыхание делать! – я попытался поцеловать Танюшку.
   – Ты что?! – отпрянула она и стукнулась затылком о дверцу шкафчика.
   – Видишь, тебя Бог наказал за холодную встречу! – я запустил пятерню ей в волосы и нежно помассировал ушибленное место.
   – Вот я не по́няла?! – нянечка по-украински сделала ударение на первом слоге. – Ты которой невесте-то друг?
   – Так Валеркиной же!
   – Так она же, это, Валеркина и есть, – смутилась бабуля.
   – Баб Шур, что ты такое болтаешь?! – Танюшка пришла в себя и повела меня за руку внутрь.
   – Вот ведь паразиты! Глумятся над старухой! – сзади грохнулась швабра, и возмущение нянечки дробным эхом раскатилось по раздевалке.
   – Что за маскарад? – спросила Танюшка на ходу.
   – Это у вас что, семейное?
   – Что семейное?
   – Отец твой то же самое сказал!
   – Ты уже и у него побывал?
   Мне это переставало нравиться. Не такой я представлял нашу встречу!
   – Настоящего офицера и без формы видно, – тоном училки начала она. – А на штатского хоть генеральский мундир надень – из него во все щели штатским будет переть!
   – У меня из щели пока еще нечем переть! – я наигранно прикрыл себе зад. – Я как раз пришел тебя на обед пригласить!
   Она расхохоталась.
   – Я совсем забыла, какой ты! – Танюшка наконец остановилась и повернулась ко мне. – Лучше я тебя приглашу! Будешь детское есть?
   Мы уединились на кухне, и я все не мог налюбоваться ее глазами. Я даже представить не мог, как я по ним соскучился!
   Она их то и дело прятала за кружку, отхлебывая кисель. Передо мной тоже стоял кисель и еще суп с перловкой и гречневая каша с мясом. Натюрморт этот аппетита не вызывал. Души в нем, что ли, не было? У Мишель даже более скудный обед сам просился в рот.
   – Что за Валера? – я отправил в рот первую ложку супа.
   – Да женихается тут один.
   – Завидный жених?
   Она промолчала.
   – Когда родителям на службу?
   – Не знаю, я сейчас здесь живу. Лагерь круглосуточный.
   – Комната отдельная? – с далеко идущими планами поинтересовался я.
   – Я с толстой Люськой живу, она сюда тоже на лето подработать приехала.
   – Живу в смысле живу, или просто комнату с ней делишь? – недвусмысленно улыбнулся я.
   – Что у тебя только в голове! Какой из тебя к черту офицер?! Колись, где форму взял?
   – Выдали, призвали из запаса.
   – Ты же старшим матросом был?!
   – Старшиной медсанчасти.
   – Все равно не офицер!
   – Я после службы университет закончил.
   – Наш?!
   – Ваш! Откуда, ты думаешь, меня тут все знают? Шесть лет учебы, три года аспирантуры.
   – Аспирантуры?!
   Я чувствовал, что мои акции стремительно растут и Валере здесь уже ловить нечего!
   – Прикинь, я твой дом из окон своей лаборатории каждый день видел и не знал, что там моя невеста живет!
   Танюха наконец поставила кружку с киселем. Ее губы окрасились сочным малиновым цветом. Я перегнулся через стол и слизал остатки киселя с ее губ. Она кинула взгляд на дверь кухни, но не отстранилась.
   – Давай вечером убежим к тебе! – зашептал я. – Если твои дома, пустишь меня через окно, как в былые времена!
   – Я не могу, я на работе!
   – Отпросишься у девчонок! Что они тебя на одну ночь не отпустят? Дети все равно спят!
   – Погоди! – она встала и закрыла дверь.
   Я нагнал ее. Она не успела развернуться, и я обхватил ее сзади. Жадно целуя шею, я нетерпеливо ласкал такое желанное тело! Она не сопротивлялась, лишь прижимала руками дверь, чтобы моя страсть не делала много шума.
   Мои руки соскользнули вниз, и она позволила им все! Я неистово наслаждался ее горячим телом и манящими изгибами! Она часто дышала и быстро наливалась соком под моими руками. И вот когда момента растворения друг в друге уже, казалось, не избежать, она вдруг открыла дверь.
   – Тихий час заканчивается! – произнесла она сквозь прерывистое дыхание и выскользнула в коридор.
   Я потянулся за ней, но она легонько втолкнула меня обратно в кухню:
   – Жди здесь, я скоро!
   Это «скоро» растянулось на полчаса. Я болтался по кухне, не зная, как поступить. Внизу живота начало тянуть. В том месте, которое обычно мешает плохому танцору, появились болезненные ощущения. Я сделал несколько приседаний и глубоко подышал. Потом допил кисель и начал давиться гречневой кашей, запивая ее супом. Сразу же вспомнилась учебка, где на еду времени давали в обрез и, с непривычки, за отведенное на прием пищи время, я успевал заглотить только суп с куском хлеба.
   Голод не тетка, и скоро я стал следовать примеру других. Вываливал второе в суп, благо супом был разведенный водой комбижир, и ел полноценный кулеш, ну или щи, в зависимости от того, что было на второе. Не знаю, добавляли ли нам в еду бром, но думать о девчонках тогда не было ни сил, ни желания. Не в пример моей нынешней ситуации!
   Не знаю, что бы я сделал с первой вошедшей на кухню, если бы это не была вездесущая баба Шура!
   – Ты чего здесь потерял?! – оперлась она на неизменную швабру.
   – Подальше от начальства, поближе к кухне! – отрапортовал я известной армейской истиной.
   – Иди-ка, пустозвон, отсюда! Скоро полдник. Сейчас повариха придет!
   Я обошел ее, с опаской поглядывая на швабру.
   – Молодой человек, вы не курите? – Весь коридор занимала крупногабаритная девица.
   – Иногда балуюсь, – пожал я плечами.
   – Пойдем, покурим! – она игриво толкнула меня в бок. – Тебя Танька зовет! – Мы пошли вниз по лестнице. – Это ты, что ли, друг Валерки? А зачем он тебя прислал? А свидетелем ты будешь? А насколько ты его старше? По погонам на целое звание, а по жизни?
   Она сыпала вопросами, не дожидаясь ответов. Мы уже дошли до подвала, а я так и не успел вставить словечка.
   Несколько девиц сидело на старых партах и дымило. Танюшка, как ни в чем не бывало, показала мне на место рядом с собой.
   – Это курящий педагогический состав нашего лагеря, – представила всех Люська и взгромоздилась на жалобно скрипнувшую парту.
   – А Валерка знает, что ты куришь? – спросил я Танюшку.
   – Я не курю, а покуриваю! – улыбнулась она. – Флотский закон: кто курит, тому перекур, остальные продолжают работать!
   «Домашняя казарменная наука даром не прошла!» – подумал я.
   – Скоро приходящих детей начнут забирать, – шепнула Танюшка, когда перекур закончился, – ты часик здесь посиди, чтобы не светиться, а я к тебе попозже прибегу.
   Что такое часик в ожидании целой ночи страсти?! Только жарче будет долгожданная встреча!
   Времени я не замечал, зато Танюшка, когда вернулась, то и дело посматривала на часы.
   – Какие планы? – притянул я ее к себе.
   – У нас есть двадцать минут! – она без предупреждения крепко меня поцеловала.
   Под ногами все поплыло, мир перевернулся кверху дном. На этот раз моя атакующая мощь должна была ее дожать. В бой были брошены все резервы. В помощь рукам я отрядил губы. Вместе они пошли на штурм упругого тела и развернули активные боевые действия под прикрытием подола ее платья. Успех развития наземной операции подтверждался нарастающими звуковыми сигналами в воздухе. Тихие постанывания вот-вот должны были превратиться в вой сирены воздушной тревоги. Когда я уже был готов праздновать победу, случилось невозможное. Вместо того, чтобы сдаться на милость победителя, неприятель бежал!
   Я стоял на коленях и стук моего скачущего сердца перемежался со стуком скачущих по лестнице босоножек. Я попытался кинуться следом, но произошла заминка. В глазах еще было темно: не то от низкого уровня кислорода на недавнем поле боя, не то от непомерного горя! Да еще и увеличенный тормоз застрял в штанине и не давал сделать полноценного шага. Когда я добрался до первого этажа, весь персонал лагеря вместе с детьми прильнул к окнам. Я выбрал окно, возле которого были одни дети и взрослые не загораживали обзор. Около калитки горел пунцовыми боками форд-мустанг и фыркал своими немереными лошадиными силами. По направлению к нему, срезая путь через детскую площадку, бежала Танюшка.
   «Потом в скверу, где детские грибочки, я понял все – дошли до точки!..» – высмеял я себя переделанной под ситуацию песней Высоцкого.
   – Смотрите-ка, папаша Валерке опять новую машину купил! – галдели воспиталки у соседнего окна. – Гляньте, как сияет, он ее, наверное, каждый день драит!
   – Что?! Прямо в машине?! – недослышала баба Шура.
   Девчонки засмеялись:
   – Зачем в машине? У него своя квартира трехкомнатная!
   Красный монстр проглотил Танюшку. После небольшой паузы зверюга резво засвистела колесами, развернулась через двойную сплошную и понеслась в сторону Кронштадта.
   – В кино передумали идти! – решили меж собой воспиталки.
   – Видать, молодому не терпится! – добавила нянечка и покосилась в мою сторону.
   Дети разошлись. Я оперся о подоконник и прислонил лоб к прохладному стеклу.
   – Чего загрустил, морячок? – подошла толстая Люська. – У меня в комнате кровать пустует! Танька там только числится. Оставайся, не пожалеешь! – и выдала плечами цыганочку.
   Она чем-то напомнила мне Маришку, но, в отличие от Маришки, у Люськи декольте не заходило волнами, а запрыгало из стороны в сторону двумя упругими мячами, причем баскетбольными!
   «А может, в самом деле, взять и отомстить! – мелькнула злорадная мысль. – Да так, чтобы Люська ей потом все уши прожужжала о незабываемой ночи!»
   От этих мыслей я снова стал распаляться, но тут мой пыл остудил зуммер в кармане кителя. Звонил спутниковый телефон, выданный мне как командиру секции вирусологов.
   – Надевай штаны и слушай приказ! – прозвучал веселый голос Сысоева. – В девятнадцать пятьдесят у тебя самолет в Мурманск! Явка в Пулково не позднее девятнадцати тридцати. Тебя проведут прямо на борт! Работникам лаборатории, куда наведывался объект, приказано оставаться на местах и ждать инспекции!
   – Что за лаборатория?! – я глянул на девчонок.
   С ними что-то происходило.
   – Как ты и думал, в морском биологическом институте! – донеслось из трубки.
   Воспиталки стояли раскрыв рты и пялились на мою навороченную трубку.
   – Как я и предполагал, товарищ адмирал! – решил я их добить.
   – Резвишься? – рассмеялся Сысоев.
   – Так точно, товарищ адмирал! Прошу без меня не начинать!
   Я не торопясь спрятал телефон.
   – А ты кто?! – первой пришла в себя Люська. – К нам с таким телефоном только губернатор приезжал!
   – Знаю, я его двоюродный племянник! Просто никому не говорю, хочу, чтобы меня любили такого, какой я есть, а не из-за дяди!
   – Я тебя полюблю как простого парня! – Толстушка прижала меня грудью так, что мне пришлось сесть на подоконник.
   – В следующий раз, Люси! Труба зовет! – я хлопнул себя по карману с телефоном. – Я бы с удовольствием остался, но ты же понимаешь! Кому-то на спортивной тачке рассекать, – я печально посмотрел в конец улицы, где совсем недавно растаял «мустанг», – а кому-то гостям адмирала порнушку переводить!
   – Возьми меня с собой! – жарко задышала Люська. – Я им без перевода порнушку покажу!
   – Я бы с радостью, да люди слишком известные! Боятся огласки!
   Уже у дверей я услышал приговор бабы Шуры:
   – И чем это Танька сынков наших шишек берет?! Паразитка!

Глава 17
Охота по-бенгальски

   Перед нами сидели хмурые генетики мурманского института морской биологии и на контакт идти не спешили. Увещевания вирусолога Северного флота, который лично встретил меня в аэропорту, плохо работали.
   – О деталях вам расскажет командир секции вирусологии северо-западного отдела по борьбе с биотерроризмом старший лейтенант Федотов! – наконец представил он меня.
   Я уже устал сидеть и с радостью вскочил. Обвел всех долгим взглядом. Широко улыбнулся.
   – Если бы я был на вашем месте, я бы уже рвал и метал! – начал я. – Спасибо за ангельское терпение. Я понимаю, что время уже к ночи, хотя, глядя на улицу, и не скажешь! – Я в два шага оказался у окна, глянул на полярный день и взгромоздился на подоконник.
   Ответных улыбок не последовало, но народ стал просыпаться. Моя неуемная энергия в столь поздний час изумляла их. На дворе одиннадцать вечера, а я тут прыгаю козликом! Откуда им было знать, что у нас на станции уже рассеивается бодрящий предрассветный туман, и мои биологические часы готовятся к утренней гимнастике!
   – Я понимаю, что вас выдернули из дома, а некоторых и с больничного. Я знаю, что завтра пятница, а для многих это маленькая суббота!
   Наконец появились первые улыбки.
   – Поверьте, мне тоже нелегко! Я навещал свою девушку в Питере и должен был быть сейчас с ней, а не с вами!
   Неподдельная грусть отобразилась на моем лице. Публика прониклась.
   – Поэтому, чем быстрее мы найдем то, что нам нужно, тем быстрее мы вернемся к своей обыденной жизни! Причем вы вернетесь сразу, а мне еще ночевать в аэропорту!
   Уровень энтузиазма среди персонала немного подрос.
   – Вам всем уже показывали фотографию интересующего нас человека и просили вспомнить все, даже самые мелкие и незначительные подробности о его пребывании здесь. Начнем с того, как он попал на территорию института.
   – Он показал удостоверение международной группы по контролю за химическим вооружением, – поднялся начальник охраны, – и сказал, что ему нужно проверить образцы тканей, взятые у кита на наличие отравляющих веществ.
   – А как он оказался в лаборатории молекулярной биологии, а не у химиков?
   – Он сказал, что будет определять биомаркеры остаточных явлений воздействия химоружия! – вступил начальник лаборатории. – А когда узнал, что у нас все собранные пробы уместились на одной полке морозильной камеры, а самого кита сожгли, разорался, как баба! Ему, видите ли, десяти пробирок крови мало, ему десять литров подавай! И успокоился лишь тогда, когда узнал, что в собранных тканях есть кусок селезенки.
   После короткого опроса присутствующих выяснилось, что Мезин постарался не оставить никаких следов.
   – Аккуратный был до абсурда! – сообщила лаборантка, которую к нему прикрепили. – Все свои бумаги носил в папочке на молнии, я ни в один листок заглянуть не смогла! Полученные на нашей аппаратуре данные вносил в свой ноутбук, на наших компьютерах их не обрабатывал.
   – А какие реактивы он использовал? – искал я хоть какую-то зацепку.
   – Да обычные буферные растворы и смеси.
   – А праймеры для обнаружения биомаркеров?
   – Он свои привез. У него был маленький холодильный контейнер с жидким азотом.
   Так ничего толком и не добившись, мы всей толпой отправились в лабораторию. Общими усилиями определили места и аппаратуру, около которой видели Мезина. На этом пытку персонала закончили.
   Мы всех, кроме лаборантки, отпустили, а с ней пошли по отмеченным местам, больше для очистки совести, чем с какой-то целью. Путь оказался накатанным. Обработка тканей кита, экстракция клеточной ДНК и аппарат полимеразной цепной реакции, который Мезин использовал для выявления ДНК вируса.
   Уже перевалило за полночь, и от безысходности я решил набрать смывов с поверхностей лабораторных столов, где работал Мезин.
   – Он любые, даже маломальские капельки с пипеток тут же тщательно вытирал! – покачала головой лаборантка.
   – Может, какие-нибудь следы ДНК да остались! – сам тому не веря, объяснил я.
   – Жалко, что у вас есть девушка, – вдруг сказала она. – А то вместо аэропорта могли бы у меня переночевать.
   – Жалко, – подтвердил я отрешенно.
   У меня было какое-то чувство незавершенности.
   – Сядем на дорожку! – я опустился на лабораторный табурет. – Как вас зовут, милая девушка?
   – Ира.
   – Ирина, значит, – я посмотрел в окно и загрустил: «Была у меня уже Ира в такую же белую ночь, Ира, которая на самом деле оказалась Татьяной, потом стала Танюшкой, а теперь Таняшей, невестой, да не нашей!»
   – Ну, ладно! – я хлопнул себя по коленям и встал.
   И тут свершилось чудо! Видно, кто-то на небесах меня пожалел, и за прегрешения мнимой Ирины послал Ирину настоящую.
   – Вы забыли взять смывы с аппарата синтеза праймеров! – девушке явно не хотелось меня отпускать.
   – Какого синтеза праймеров?
   – В том углу, – она показала на заставленный коробками лабораторный стол. – У нас им никто не пользуется, да и не умеет, а химик ваш военный знал как.
   – Точно! Вот оно чувство незавершенности! Ведь кто-то говорил, что не раз видел его там! Однако никто не упомянул, что под коробками есть аппаратура!
   Я разгреб коробки. Под ними оказался почти новый биоавтомат для синтеза ДНК.
   – Мермэйд! – прочитал я название аппарата. «Русалка»! Откуда такая роскошь?!
   – Гуманитарная помощь от немцев. Только он нам не нужен, нам праймеры по программе сотрудничества в Норвегии синтезируют.
   – А Мезин зачем его использовал, вы же сказали, что он праймеры с собой привез?
   – Он, когда свой контейнер жидким азотом подзаряжал, на пробирку с праймерами случайно ливанул, она и треснула.
   – Значит, он на этом аппарате праймеры заново синтезировал, и после него аппаратом никто не пользовался! – почти выкрикнул я.
   Ира кивнула. Я тут же включил «Русалку» в сеть. Встроенный компьютер не выдал никакой информации. Мезин, как обычно, подтер за собой. Но это было не важно. Вся информация о процессе синтеза осталась на жестком диске, если он, конечно, его не отформатировал, что вряд ли: иначе аппарат бы не включился! А поскольку поверх мезинских манипуляций никто ничего не записал, то восстановить их для матроса Виноградова будет парой пустяков!
   Я растолкал дремлющего вирусолога Северного флота:
   – Товарищ капитан второго ранга! Нужна санкция на выемку аппарата!
   – Да забирай его к бесу! У меня приказ: выполнять все, что ты потребуешь!
   – Тогда я требую ознакомительное посещение местного борделя!
   – Не понял?!
   – Шучу! Зовите своего водителя, грузиться будем!
   Ночь я провел в мурманском аэропорту обнимку с «Русалкой», а после приземления в Пулково сдал ее Сысоеву.
   – Меняю хорошую новость на плохую! – протянул он мне пачку билетов. – На твоей станции какие-то вселенские проблемы, а какие точно, держат в секрете.
   Я остался в аэропорту дожидаться ближайшего рейса на Москву. Времени было в обрез. Нужно было долететь до Братска, сдать форму в местную контору, забрать свой ватник и сапоги и успеть на поезд до Усть-Илимска.
   Всю дорогу я промучился в догадках: «Что это за проблемы вселенского масштаба?»
   – Что новенького в городе? – спросил я таксиста, который вез меня с вокзала в контору на левый берег Ангары.
   – А что в нашем медвежьем углу может быть новенького? Утром, вон, девчонок из аэропорта вез, говорят, народ так напраздновался на столетии метеорита, что в болото нырять начал!
   – И что?
   – Да утонул кто-то, как водится! С военной базы спасателей послали, так потом одного не досчитались! Обычные дела!
   «Лишь бы с Мишель было все в порядке!» – была первая мысль.
   Получив назад свою таежную спецодежду, я отправился в аэропорт. Хотя до отлета было еще два часа, в бар не хотелось. Я просто решил посидеть возле мачты, где мы с Мишель первый раз ждали вертолет.
   Мое место для раздумий было занято! Кто-то сидел на земле, прижав ноги к груди. Вертолет стоял с поникшими лопастями. Охранника рядом не было.
   «Наверное, он и занял мое место, – решил я, – ладно, будет у кого узнать про происшествие на станции. Стоп! Чуть не забыл! Здесь я для всех еще финн!»
   Часовой поднялся, увидев меня.
   «Новенький, что ли?»
   Он был высоким, с изящным телосложением. И лишь только когда он ко мне кинулся, я понял, что это вовсе не часовой!
   – Вернулся! – Мишель повисла у меня на шее, конечно, если можно повиснуть на шее у человека одного с тобой роста.
   – Ты почему одна? Что происходит?
   Она молчала, уткнувшись мне в шею. Сзади раздался металлический скрип. Я оглянулся. Из-за двери вертолета выглянул Виталик:
   – Ну что, женился он, нет?
   Я вопросительно глянул на Мишель.
   – Сеня растрепал, что у тебя с невестой проблемы и что если ты немедленно не женишься, она от тебя уйдет!
   – Ну, трепло! – я улыбнулся.
   Мишель внимательно меня изучала.
   – Что?! – я посмотрел в ее глаза и увидел, как напряженно дрожат ее длинные ресницы.
   – Что говорить Виталику? – Ее голос выдал волнение, спина под моими руками напряглась.
   – Скажи, что женился, – я вздохнул, – да только не я.
   – Дурак! – она стукнула меня кулаками.
   – Женился что ли? – не понял Виталик. – Тогда точно дурак! Ты, Мишель, по-любому лучше!
   – Понял?! – она наконец улыбнулась.
   – Ну, Сеня, паразит! – подцепил я словечко от бабы Шуры. – Вот прилетим, он у меня получит!
   – Не получит, – упавшим голосом произнесла она, – Сеня пропал!
   – Как пропал?!
   – Пойдем, погуляем, а то ноги затекли весь день сидеть.
   Она взяла меня под руку, и мы пошли в сторону взлетной полосы, на которой впервые вступили на Усть-Илимскую землю.
   – Когда ты так внезапно исчез, – с обидой в голосе начала она, – на базе началось конкретное гулялово. Дым стоял коромыслом! Тогда-то я и заметила, что Сеня себя странно ведет. Все пили, гуляли, а он трезвый как стеклышко на охоту собирался. Я его спросила, не берет ли он тебя с собой. Я же помню, он болтал, что вы вместе с генералом пойдете на ящера охотиться. Знаешь, что он мне ответил: «Да какая Миколе охота?! Ему жениться охота, он к невесте своей намылился!»
   А когда наш взвод с болота вернулся, Сеня исчез. Шашлыки вместо него Сан Саныч жарил. Я весь вечер на калитку глядела. Тебя ждала. Думала, натрепал Сеня по обыкновению. Потом всю ночь у окна просидела. – Мишель замолчала и посмотрела на меня. Я ласково улыбнулся, она прижалась ко мне покрепче и продолжила:
   – Я думала, что они с генералом захватили тебя по дороге с болота и что вы вот-вот вернетесь. А под утро солдаты вдруг забегали. Коменданта разбудили – и к ручью! Минут через десять, смотрю, генерала ведут, одного. Когда я увидела его всего в крови, об одном молилась: чтобы ты и в самом деле уехал. Пусть даже и к невесте!
   Она опять замолчала. Я чувствовал, что ей хочется о чем-то спросить и опередил ее:
   – Прости, что так получилось! Я тебе все объясню! Потом.
   – Потом? Мне Сан Саныч то же самое сказал, когда я спросила, почему генерал ранен и где вы с Сеней. Сначала он от меня отмахнулся. Сказал, что остались на болоте трибуну разбирать и порядок после праздника наводить. Я кинулась на болото, так он за мной Виталика послал, чтобы остановил. А потом ко мне на кухню пришел и велел, если спросят, подтвердить, что ты уехал с невестой разбираться, и сказал, что если не сделаю, как велено, то у нас будут большие неприятности. А после ужина опять пришел и успокоил. Пообещал, что ты к субботнему вертолету вернешься.
   – Сеню нашли?
   – Его никто и не ищет. Сан Саныч всем объявил, что он в отпуске. На станции видимость полного спокойствия, а над болотом все время шумят чужие вертолеты. А вчера, по-моему, опять что-то произошло. Леха куда-то летал в пять утра. Его вертолет меня и разбудил. А потом вся команда генерала туда-сюда носилась.
   – Уезжали, наверное? – предположил я.
   – Может быть. Туристы тоже уходят. Я их много в иллюминатор видела. Мы и сами кучу народа назад привезли. Да, совсем забыла сказать, сегодня с нами Мезин прилетел, так что на базе один комендант остался. Мне кажется, надо нам с тобой сворачивать операцию и уезжать. Я бы сама приняла решение, но мы теперь партнеры, – она нежно погладила мою руку, – поэтому просто советуюсь!
   Мы дошли до взлетной полосы и сели на остывающий бетон.
   – Мне надо сначала переговорить с полковником, потом решим.
   – Это с Сан Санычем что ли?
   Я кивнул.
   – Я так понимаю, переводчица тебе больше не нужна?
   – Правильно понимаешь, умница моя! – я приобнял ее. – Ты не представляешь, как круто изменилась моя жизнь. Если бы не ты, мне бы никогда не представился такой шанс!
   – А мне такой! – она положила мне голову на плечо.
   Мы смотрели на светлое пятно небосвода. Там, над нашими городами, еще вовсю светило солнце.
   – От моего дома до Питера всего четыре часа езды на машине! – мечтательно произнесла она.
   – У тебя есть машина?
   – «Вольво», маленький вездеход.
   – На хутор ездить?
   – И на хутор тоже, – она вздохнула.
   Мы еще долго сидели, болтая о всяких пустяках, пока не услышали шум мотора за спиной. Приехал Леха. Причем привез его военный газик, а не такси. Еще через полчаса подтянулись остальные обитатели станции, все, кроме одного.
   – Почему взлетаем без Мезина? – спросил через Нильса взволнованный Стив.
   – Ему разрешили свидание с женой! – огрызнулся Леха.
   Он вообще выглядел каким-то нервным и измученным. Лицо осунулось, под глазами залегли тени. Состояние пилота чувствовали все. Вертолет дергало больше обычного. Даже Паскаль, который обычно клевал носом, не мог заснуть.
   Встречавший нас полковник выглядел не лучше. Однако, увидев меня, немного оживился.
   – С невестой разобрался? – нарочито громко поинтересовался он. – Или кто там с кем разбирался?!
   Мишель перевела мне, Нильс остальным.
   – Невеста разбиралась со мной, причем разобрала по косточкам! – поддержал я его наигранную веселость.
   Однако, когда он пришел ко мне в комнату, от его веселья не осталось и следа.
   – Ну что, капитан, надевай очередной хомут на свою шею!
   – Какой капитан?!
   – Ну, капитан-лейтенант, если тебе так привычней!
   – Мне до этого звания еще два года служить, если год за два, как в Питере обещали.
   – В Питере обещают, в Москве назначают! Тебя назначили расследовать смерть генерала Селезнева.
   – Он умер?!
   – Не перебивай! Генерал погиб на боевом посту! Понял? – Полковник многозначительно посмотрел на меня.
   – Так точно!
   – Следственную группу сюда присылать не стали, чтобы не спугнуть Стива и остальных. Иностранцы ничего не знают и знать не должны! Я доложил, что у нас служит сообразительный агент под прикрытием и что он владеет ситуацией и ему по силам во всем разобраться.
   – Это я, что ли, служу?
   – Какой на хрен «служу», если ты командира постоянно перебиваешь!
   – Виноват! – я вскочил и вытянулся в струнку.
   – То-то же, – ухмыльнулся Сан Саныч, – в общем, наверху решили, что смертью генерала должен заниматься офицер не младше капитана! Так что приказ на тебя уже подписан! Если так дальше пойдет, скоро я буду твои приказы выполнять! – Впервые за вечер полковник улыбнулся по-настоящему. – Вольно! Можно садиться!
   Я сел на кровать: «Интересно, поступила бы так со мной Татьяна, если бы увидела меня в погонах капитана?»
   – Слушай вводную! – перебил мои мысли командир. – Вечером, когда ты улетел, Сеня с генералом ушли добывать ящера. Что там случилось, никто не знает. Следующим утром часовой с вышки заметил, как по ручью возвращается генерал. Он был один и весь в крови. Без ружья, без плащ-палатки. Я сразу же послал солдат прочесать болото. Ничего не нашли! Туристы тоже ничего не видели. Все спали с перепою. Генерал молчал как партизан. Даже когда ему наркотиков накололи, чтобы рваные раны шить, не разговорился. Так три дня и пролежал молчком, а вчера ранним утром появился у ворот вертолетной площадки при полном параде! Охранник подбежал, ворота открыл, а Селезнев давай у него автомат выхватывать. Растерявшийся солдат вцепился в свой «калаш» и от страха пальцы разжать не может. Тогда генерал прижал дуло к своей груди, да как заорет: «Приказываю стрелять!» Колени караульного подкосились, но, слава богу, он не пальнул и автомата не выпустил. А генерал уже забыл про него. «Где пилот! – заорал. – Срочно взлетаем!»
   Я представил, как растрепанный Леха выскакивает из локаторной станции и бежит к вертолету, застегивая на ходу летную куртку и натягивая шлемофон.
   «Генерал уже залез внутрь, – рассказывал комендант, – и ногой отпихивал адъютанта, пытавшегося залезть вслед за ним.
   – Заводи! – орал генерал. – Всех под трибунал, разгильдяи!
   Леха уже сидел в кабине, и пропеллеры начинали ленивый разгон.
   – К кратеру! – тряс он кулаками. – Быстрее, мать-перемать!
   – К которому? Здесь их много!
   – Разговорчики в строю! К тунгусскому, идиот!
   Вертолет оторвался от земли и, заложив крутой крен, понесся в сторону тайги, растворяясь в утреннем тумане.
   – Убьется же! – плакал адъютант. – Вот, застрелиться хотел! – показывал он генеральский пистолет. – Хорошо, что я патроны успел вынуть! Как знал! Он ведь всю ночь не в себе был!
   Вскоре все военные были на ногах. Свита генерала, во главе с комендантом, собралась в локаторной станции и не переставая вызывала на связь Леху. Через десять минут все было кончено. Леха доложил о том, что генерал заставил его взлететь повыше, чтобы, якобы, напоследок обозреть весь кратер, а сам сиганул вниз!»
   Полковник полез за папиросами и нервно закурил.
   – Вчера я приказал всех туристов разогнать! Сегодня водолазы тело генерала весь день искали, только к вечеру нашли. Сейчас ждут транспортный вертолет из Иркутска.
   Я вскочил и стал натягивать сапоги:
   – Пока не увезли, надо взглянуть на тело!
   – Ты ответственный за расследование, тебе и карты в руки! – согласился полковник. – Пойдем вместе.
   Он вызвал по рации водолазов:
   – Ко мне прибыл следователь военной прокуратуры капитан Федотов! Мы будем у вас через полчаса. Ждать!
   – Военной прокуратуры? – переспросил я.
   – Так солиднее, – поднялся вслед за мной Сан Саныч.
   По моему требованию мы зашли в химблок и оделись в костюмы химзащиты. Я на всякий случай прихватил знакомый рюкзак с пустыми контейнерами для болотных проб.
   На болоте нас встретила одинокая тень огромной палатки, той самой, в которой жили знакомые Лехи и коменданта. В ней горел свет. Внутри, на куске брезента, лежало тело генерала.
   Водолазы покосились на наше облачение и молча расступились.
   – На какой глубине нашли тело? – спросил я, надевая прорезиненные перчатки.
   Водолазы молчали.
   – Кто главный?! – начал я вырабатывать командный голос.
   – Старший лейтенант Шагаев, байкальский отряд! – вышел вперед молодцеватый бурят.
   – Русский язык знаем, Шагаев?
   – Так точно!
   – Отвечаем на вопрос!
   – Точной глубины не могу знать, мы его багром зацепили.
   – Как багром?
   – В тине видимости ноль! Боронили тину баграми!
   – Боронили?! Старший лейтенант Шагаев, список всего личного состава мне на стол!
   Водолазы переглянулись и заулыбались.
   – А где стол?
   – Сделать стол и положить на него список! Выполнять!
   В этот момент мой учитель, водила Колян, был бы горд за своего ученика. Теперь можно было заняться генералом. Внимательно изучив его форму, я понял, что мои опасения оказались ненапрасны. В складках кителя там и сям тускло поблескивали чешуйки неправильной формы. Я думал, что жесткие, плохо гнущиеся перчатки не дадут мне их взять, но я ошибся. Проведя пальцем по складке со скоплением чешуек, я обнаружил, что почти все они зацепились за прорезиненную поверхность. Я потер их между пальцев. Они оставили множество мелких царапинок на резиновой поверхности перчаток.
   – Покажите руки! – обернулся я к водолазам.
   На земле уже стоял ящик из-под аквалангов и на нем лежал листок бумаги со списком фамилий. На этот раз переглядывания и смешков не было. Водолазы дружно протянули мне руки. У двоих из них были видны свежие царапины.
   – Кровь из царапин шла?
   Они молча кивнули.
   – Кто еще оцарапался до крови?
   Никто больше не сознавался.
   – Всех в карантин! – обернулся я к полковнику. – Лучше в вашу контору в Братске. В большой город с этим нельзя!
   Я показал Шагаеву на список на импровизированном столе.
   – Пишите, командир! Двадцать пять грамм конъюгированного эстрогена, внутривенно, каждые четыре часа, всем, кто в списке! Покажете военврачу сразу же по прибытии!
   – Зачем в Братск? – писал дрожащей рукой Шагаев. – Нам в Иркутск приказано!
   – Отставить разговорчики! На транспортном вертолете гроб цинковый? – услышал я шум винтов.
   Старший лейтенант кивнул.
   – Годится! С трупом работать в защитных биокостюмах. Мы с товарищем полковником его загрузим. Гроб в дороге не открывать!
   – Где командовать так лихо научился? – спросил меня на обратном пути полковник. – Даже мне стало страшно! – нервно хохотнул он.
   Похоже, что после отправки тела генерала груз ответственности свалился с его плеч и нервной энергии нужен был выход.
   У меня самого руки тряслись от пережитого. То ли еще будет? По спине меня бил прыгающий в рюкзаке контейнер с инопланетными чешуйками!
   – Вот что от нас прятал Мезин! – похлопал я рюкзак. – Если в Питере уже раскодировали праймеры, то генетический код вируса у нас в кармане! В биоблок со мной пойдете?
   – Куда я денусь с подводной лодки! – полковник приосанился и шагал намного бодрее, чем раньше. – Только вот еще бы Сеню отыскать!
   – Отыщем! Я знаю, куда он водил генерала.
   – Куда?!
   – В пещеру египетской жрицы.
   Мы оставили рюкзак и костюмы химзащиты в предбаннике.
   – В биоблок никого без меня не пускать! – приказал комендант Мельникову.
   – Есть! – старший сержант с неприкрытым интересом смотрел на меня.
   Вероятно, среди военных уже поползли какие-то слухи.
   На перекрестке тропинок мы разошлись.
   – Ты что, не к себе? – ничуть не удивился полковник. – Без завтрака нас не оставьте! – засмеялся он мне вслед.
   На мой тихий стук дверь сразу же открылась.
   – Не прогонишь? – застенчиво улыбнулся я.
   – Прогоню, если будешь глупые вопросы задавать! – Мишель затащила меня в комнату и закрыла дверь. – Выбирай!
   Обе кровати были застелены.
   – А на одной нельзя?
   Она подошла сзади и сняла с меня ватник.
   – Сначала ужин! Марш мыть руки!
   – Я у вас возле крыльца крана не видел.
   – Пошли, я покажу тебе, как пользоваться благами цивилизации!
   В моечной комнате было три раковины и две небольшие душевые кабинки. Мишель зажгла колонку. Ощутив теплую воду, бегущую по рукам, я ужасно захотел в душ.
   – А туда можно? – я мотнул головой в сторону кабинок.
   – Нужно! Иди, я за полотенцем сбегаю!
   Половина кабинки была занята раздевалкой, так что сам душ был не больше биотуалета.
   «Вдвоем здесь не разгуляешься!» – я отогнал заманчивые мысли и открыл воду.
   – Полотенце на крючке! – услышал я сквозь шум воды.
   – Иди ко мне, – прошептал я, думая, что меня вряд ли услышат.
   Я закрыл глаза и подставил лицо под мягкие струи. Вода стекала по моей груди и ласкала уставшее тело. Она, как нежные женские пальцы, скользила вниз, даря мне свое тепло. Напор воды немного увеличился, потом еще. Он нарастал и становился настойчивым. Я открыл глаза. Из-за пелены водопада на моих ресницах я не сразу различил Мишель! Тусклый плафон высвечивал ее обнаженное тело в проеме выхода в раздевалку. Она увлеченно рисовала на моей груди замысловатые фигуры, не замечая, что я уже открыл глаза.
   Я поймал ее руку и втянул под воду. Ее пепельные волосы сразу потемнели от воды, превратив ее в жгучую брюнетку.
   – Ты такая разная! – я нашел губами ее открывшийся от неожиданности ротик, и мы слились в нашем первом поцелуе.
   Когда мы разомкнули уста, я смог убедиться в том, что глубокий поцелуй действительно сближает сильнее физической близости. Рядом со мной стояла девушка, которую мне хотелось не физически, а просто хотелось! Мне хотелось сидеть с ней и вместе ужинать, болтая о том о сем. Мечтать о том, что с нами будет, когда мы вернемся домой. Вместе смотреть какое-нибудь кино через Интернет, пусть даже любовный сериал. Голова к голове смотреть на звезды, гадая, откуда к нам прилетел Тунгусский вирус. И уже только потом, прижавшись друг к другу под байковым армейским одеялом, отдаться во власть любви телесной!
   Я выключил воду. Мы стояли обнявшись и дружно дрожали от идущего из раздевалки холода. Она вытянула руку наружу и сдернула полотенце. С верхушек ее вздернутых грудок смешно стекали капли. Я стал слизывать их языком, и наша дрожь от холода незаметно превратилась в трепетание страсти.
   Когда мы вернулись в комнату, ужин пришлось разогревать заново.
   «Надо будет проснуться пораньше и принести моей Микки кофе в постель!» – думал я, засыпая в ее объятьях.
   Именно запах кофе меня и разбудил.
   – А что, чай кончился? – приоткрыл я один глаз.
   – Нет, просто ты во сне бормотал про кофе!
   В дверь постучали.
   – Про завтрак не забыли? – голос коменданта был бодрым.
   – Уже приступила!
   – Уже унюхал! У меня телефонограмма для твоего постояльца! Жду его у себя!
   Я вскочил. Быстро оделся. Хлебнул на ходу кофе. Обжегся. Остудил губы о мочку уха Мишель и вылетел в коридор.
   – Праймеры раскодировали?! – влетел я к полковнику.
   – Так точно! – он пододвинул ко мне листок бумаги.
   – В Братск отправили? Нужно проверить кровь у Марго и водолазов.
   – Ты бы хоть телефонограмму прочитал!
   Я взял листок.
   Под двумя цепочками нуклеотидного кода праймеров была короткая строчка: «У Белкиной и Мезиной проба на вирус положительна».
   – Ладно Белка, а у Марго когда успели анализ взять?
   – Так Марго уже сутки как в Питере! Наши дамочки теперь соседки по палате. Через неделю-другую их семейная идиллия пополнится еще одним членом и в прямом, и в переносном смыслах!
   – Мезина решили брать?!
   Полковник кивнул:
   – Уже! Взяли вчера в аптеке с полными карманами противозачаточных таблеток! Теперь Стив не сможет один ходить в биомодуль. Должен занервничать и пойти на контакт со своим резидентом. Могут попробовать вывезти Мезина. Мы его поселили в гостиницу при тюрьме. Должны клюнуть!
   – Если Стиву в модуль дороги нет, тогда пусть вирус еще в предбаннике полежит. А я пока буду отрабатывать капитанское звание: разбираться в смерти генерала. Товарищ полковник, разрешите приступить к поиску пропавшего объекта «Сеня»! – по всей форме обратился я и по-простецки добавил: – Вы со мной?
   – Пойдешь один. Мне с тобой светиться нельзя! Паскалю Мишель пусть скажет, что раз пропавшие донные пробы не нашлись, то химический проект реактивирован для восстановления утерянных проб.
   Как в свой первый день, я шел на Южное болото в костюме химзащиты. После того как водолазы разворошили дно, ситуация осложнилась. Да еще и сезон дождей вот-вот начнется. Как бы болотная живность убивать себя не начала!
   «Это хорошо, что туристов разогнали», – думал я, проходя мимо свежих следов от костров.
   Без лишней необходимости я болото пересекать не стал, а устроился на сопке Светлова, так я ее для себя назвал. Достал бинокль и стал изучать лаз в пещеру и ее окрестности.
   Солнце было в зените, и пещера чернела непроглядной дырой. Склон горы над ней переливался в июльском мареве. Я устроился поудобней и стал изучать подходы к пещере. Все вроде было обычно, никаких лишних деталей, но подспудно глаз уловил что-то такое, что не вписывалось в общую картину. Но вот что именно, я не мог сообразить. Скоро глаза устали от напряжения, и я посмотрел вдаль, как учил на охоте старый финн.
   Над лесом колыхалось едва заметное марево. Прогретый воздух струился ввысь.
   «Не может быть! – подпрыгнул я. – Вот что мои глаза хотели подсказать! Марево над пещерой раз в десять плотнее естественного марева над болотом! Кто-то внутри жжет костер!»
   Я снял с плеча карабин и направился к броду. Чем ближе я походил к пещере, тем отчетливее чувствовался запах дымка. У самого входа я замер от щелчка затвора.
   – Сеня, не стреляй, это я!
   – Кто я?
   – Микола!
   – Какой к чертям собачьим Микола, он по-русски ни в зуб ногой!
   – Меня Мишель научила! Она по тебе сильно скучает!
   – Ты меня на свои ментовские штучки не возьмешь!
   – Сеня, Селезень умер!
   – Я знаю, сам видел его показательный прыжок!
   – Тогда чего прячешься?
   – Я вас, ментов, знаю. Генералы просто так не умирают. На меня его повесите, даже не вопрос! А в газетах пропишут, что погиб при задержании беглого зэка!
   – Как это?! – опешил я. – Как беглого?!
   – Как, как! Какать ты у меня сейчас в свои ментовские труселя будешь, перед тем как смертушку принять!
   – А как же тебя Сан Саныч не расколол? – не слышал я его.
   – Я на хорошего человека напраслины возводить не буду! Ксиву я себе справил – не подкопаешься!
   – Сеня, не смеши: чтобы полковник ФСБ – и попался на твою ксиву?!
   В переговорах наступила пауза. Надо было переламывать ситуацию.
   – Я тебе продукт от Марфы принес для твоей знаменитой фляги! Давай генерала помянем!
   Из пещеры показалось дуло двустволки:
   – Карабин брось и накомарник сними!
   Я сделал, как было велено, распростер руки и широко улыбнулся.
   – Кого я вижу, Микола! Заходи, гостем будешь! Про Марфину анисовку набрехал, поди?!
   – Век свободы не видать! Каким образом, ты думаешь, я из тебя информацию тянуть буду?! – я потряс сумкой с противогазом.
   – Тебя правда Мишель так научила по-нашенски трещать?!
   – Да нет, конечно! Я сюда за америкосами следить заслан!
   – Шпион значит, как Сан Саныч! – Сеня закинул дробовик на плечо и протянул руку за сумкой. – Сам тоже залазь!
   – Она, родимая! – из пещеры послышалось бульканье.
   Пока я протискивался в пещеру, Сеня успел осушить полбутылки.
   – На помин души оставь!
   – Нет у него души! Он пристрелить меня хотел, как собаку!
   – За что?!
   – За глупость свою. Ладно, пошли к старому кострищу.
   – Тут от жрицы старый евнух, что ли, остался?
   – Какой такой евнух?
   – Ну, старый кастрат, ты же сам сказал: старый «кастрище»!
   – Купил! – рассмеялся Сеня.
   Мы уселись на расстеленную возле костерка плащ-палатку, наверное, генеральскую, и хозяин пещеры достал свою гнутую флягу. Перелил в нее часть самогона. Бутылку с остатками протянул мне.
   – Ну, со свиданьицем!
   Мы выпили и дружно крякнули.
   – Теперь рассказывай, как ты меня нашел!
   – По яйцам!
   – От старого «кастрищи»? – В Сене опять проснулся балагур.
   – Да нет, – засмеялся я. – По скорлупе. Я ведь, когда ее тут в первый раз увидел, подумал, туристы возле костра яйца ели. А потом, когда Аксик рассказал о том, что профессор здесь ящера выслеживал и что возле пещеры дохлого ящера нашли, понял: кладка здесь у него была. А когда вход в пещеру открылся, ящер ушел в горные расколы, но инстинкт все равно его сюда тянул, яйца откладывать!
   – Точно, свежее яйцо тут было, когда мы с Селезнем пришли. Мы решили в засаду сесть, ящера поджидать. А он, тварь зубатая, и не уходил никуда. Генерал его первым услышал. Мы угол фонарями высветили, а он там, голубчик, в щель забился, только хвост торчит. Селезень и говорит: «Будем индийскую охоту устраивать! Я его, как индусы бенгальского тигра, за хвост вытащу, раскручу и к тебе кину! А ты, пока у него голова кружится, плащ-палатку накидывай и заматывай! Живьем возьмем и на поводок посадим! Прикинь, какие фотки в газете будут!»
   «Совсем как мы – вирус! – В моей голове тут же сложилась ассоциация. – Чем не охота по-бенгальски?! Ухватили вирус праймерами за хвост и вытащили целиком на свет божий!»
   – О чем задумался, шпион?! – Сеня потряс у меня перед носом гнутой флягой и тут же отхлебнул.
   Его всего передернуло.
   – Как вспомню, так вздрогну! Селезень ящера-то вытащить вытащил, а как крутить начал, у того хвост долой! Охотник наш индийский, мать его, стоит, как придурок, с хвостом в руках, а ящер на него, как бультерьер, кидается, от яйца отгоняет. Я пока плащ-палатку откинул да за ружье схватился, эта тварь как будто сквозь землю провалилась!
   «Не как будто, а под землю и провалилась!» – вспомнил я про щель в полу у дальней стены пещеры, но Сеню перебивать не стал.
   А тот с нарастающей яростью продолжал:
   – Я, конечно, пальнул наугад пару раз, да куда там! А Селезень свой карабин схватил, да как зарядит по мне! Хорошо, у него руки покусаны были, а то бы мы сейчас с тобой тут не бакланили. – Сеня задрал ватник и показал рану на левом боку. – Гляди, по ребру чиркнуло! Ну, я дожидаться, пока он меня здесь положит, не стал. Фонарь разбил, да вон из пещеры!
   Сеня допил флягу и вдруг заплакал:
   – И главное, за что, Микола?
   – Ты тут ни при чем, – успокоил я его, – ящер его бешенством заразил! – А сам подумал: «Неужто генерал хотел убрать свидетеля своего фиаско?! До чего же людей тщеславие доводит!»
   Я встал и потянул Сеню за руку.
   – Пошли, никто тебя не тронет. Зуб даю! Я главный следак по смерти генерала. Он у меня геройски погибнет, защищая мирных туристов от ящера-мутанта.
   Пока мы возвращались на базу, я размышлял вслух:
   – Как так получилось, что ты, Сеня, беглый? Мне же тебя теперь и свидетелем не записать!
   – Как, как! Кáком!
   «Что-то его сегодня на каки пробило! Нервное, что ли?»
   – Шутил я много над охранниками, – Сеня криво усмехнулся. – Вот и поплатился! Смеялись все, а били, как водится, меня! Однажды чуть до смерти не забили. Жить оставили, но с условием, чтобы стучал на всех! Я и настучать-то ни на кого не успел, а начальник зоны меня корешам сдал, видать, план у него такой был: отшутиться на мне за все обиды! Вот бежать и пришлось. А Сан Саныч меня подыхающего на реке подобрал да приютил. Так что обязан я ему по гроб жизни!
   Легок на помине, у устья ручья появился полковник.
   – Ты еще погуляй! – приказал он мне, не скрывая радости. – А я пока Сеню, как будто из отпуска, на базу приведу!
   Вечером на кухне нас опять было трое.
   – Эй, кухарка, Микола сказал, что ты скучала по мне, правда?!
   – Правда, Сенечка!
   – Тогда магарыч за возвращеньице!
   Мы просидели допоздна. У Сени рот не закрывался. Видно, недельное молчание было для него еще тем испытанием.
   – Ладно, кухарке спать пора! Микола, айда до дому! – наконец поднялся он.
   – Я и так дома! – пожал я ему на прощанье руку.
   Мишель встала рядом и положила мне голову на плечо:
   – Заходи, Сенечка, мы всегда тебе рады!
   – Похоже, я на болоте все самое важное пропустил! Совет вам да любовь! – он картинно поклонился в пояс и чуть не завалился.
   – Мы тебя проводим!
   Вдали непривычно чернел окнами русский модуль. Пока я был на болоте, вся генеральская свита снялась и улетела в Иркутск.
   – Когда к себе возвращаемся? – приплясывающий Сеня кивнул на наш барак.
   – Никогда. К хорошему привыкаешь быстро! – ответил я.
   – Конечно, с бабой под боком куда как лучше! – гоготнул он.
   – Я вообще-то про горячую воду и душ! – улыбнулся я. – А к необыкновенному, – я нежно коснулся носом шеи Мишель, – привыкнуть нельзя!
   Проводив Сеню, мы решили прогуляться вдоль забора. За время отсутствия того, на ком здесь все держится, к забору оказалось не подступиться из-за бурьяна. Мы вернулись и сели на крыльцо русского барака.
   Из уличного крана упала капля. Мы одновременно посмотрели на него.
   – В тот вечер ты была победительницей конкурса мокрых футболок, – я положил ей голову на грудь.
   – Я так тебе благодарна, что ты меня тогда выслушал и не оттолкнул, – она задумчиво перебирала мои волосы, – ты меня не просто выслушал, ты меня спас! Я ведь тогда недоговорила, – она надолго замолчала. – Если бы я убила виновника смерти Герхарда, ты бы не пошел под суд моим соучастником. Суда бы не было. Судить было бы некого.
   Я взял ее руку и потерся об нее щекой. Мы смотрели на звездное небо и молчали.
   – Что будем докладывать заказчику? – прервала она тишину.
   – Я предлагаю твою идею про СПИД. Врать не будем, просто всей правды не скажем. Пусть додумывают сами. Отчитаемся примерно так: «Иманд заразился от местной красотки смертельным вирусом, и это привело к его самоубийству».
   Тут я резко оторвал голову от ее груди.
   – Слушай и запоминай! Ты о вирусе ничего не знаешь! – наставительным тоном начал я. – Тунгусскому вирусу присвоен гриф «совершенно секретно». Он стал государственной тайной! Я подписал бумаги о неразглашении. Сан Санычу сказал, что ты ни о чем не знаешь и даже не догадываешься. Поэтому заказчику доложим немного по-другому: «Иманд подумал, что заразился от местной красотки СПИДом, и это привело его к самоубийству». Все! Дело закрыто!
   – Это-то меня и беспокоит, – грустно произнесла она.
   – Это ложь во спасение! Иначе тебя арестуют!
   – Я не об этом, я о том, что дело закрыто и пора возвращаться домой. Как пишут в книжках, курортный роман закончился, и они вернулись каждый в свою жизнь. – Она положила мою голову обратно к себе на грудь.
   – Погоди, ты же сама говорила, что между нами всего четыре часа езды на машине!

Эпилог

   В отдельном крыле Кронштадтского военно-морского госпиталя, где нам выделили лабораторию, шел научный доклад. Общими усилиями мы наконец обнаружили место внедрения инопланетного вируса в геном человека и обсуждали вытекающие из этого последствия.
   – Вирус встраивается рядом с геном гормона роста и уже оттуда посылает сигнал на самоуничтожение! – Наш нейробиолог возбужденно водил указкой по диаграмме мозга. – И, как правильно заметил наш командир, – он ткнул указкой в мою сторону, – этот вирус действует в точности как бактериофаг на бактерию. Как это ни странно, но для кого-то во вселенной все обитатели планеты Земля являются бактериями.
   – Отставить пугать коллег! Продолжайте! – приказал я.
   – Есть отставить! Продолжаю! Мы так же выяснили, что вирус становится неотъемлемой частью генома и передается по наследству.
   – Теперь понятно, почему самки ящера увеличивались в размерах из поколения в поколение, – вставил я. – Побочный эффект соседства вируса с гормоном роста.
   – Что же получается?! – в разговор вторгся наш компьютерный гений, напрочь позабыв о дисциплине. – Тот, кто забросил этот вирус на Землю, рассчитывал, что, когда они сюда прилетят, их будет ждать целая планета самок, готовых к оплодотворению? И не просто самок, а крупных самок!
   – Послушайте, а динозавры выросли до таких исполинских размеров не из-за этого ли вируса? – проснулся наш ветеринар.
   – Точно! А «мичуринцы», которые подкинули на Землю этот вирус, поняли, что выросло не то, что надо, и одномоментно уничтожили всех динозавров! – пошла вразнос научная мысль.
   Когда жаркие дебаты закончились и все стали расходиться, Спиридон подозвал нас с Сысоевым:
   – В выходные весь офицерский состав с женами приглашен на свадьбу сына коменданта Кронштадта!
   При слове «комендант» перед глазами встал Сан Саныч.
   – Ты меня слышишь, капитан-лейтенант? – он потряс меня за плечо. – У кого нет супруги, явка с подругой обязательна!
   – А гражданки иностранных государств допускаются? – очнулся я.
   – Почему нет? Я думаю, комендант пригласил всех военных атташе балтийских стран. Он без помпы не может! У тебя будет возможность попрактиковаться в финском!
   Выйдя на улицу, я тут же позвонил Мишель.
   – Слушай, тут такое дело. Меня пригласили на свадьбу к местным шишкам, говорят, хорошо для карьеры. По протоколу мне нужна спутница.
   – Спутница жизни? Ты же знаешь, я всегда готова!
   «Научилась на мою голову!» – улыбнулся я, а в трубку заканючил: – Ну, я серьезно! Ты дежуришь в эти выходные?
   – Я поменяюсь, милый! А как одеваться?
   – Наверное, все будут в форме, – предположил я. – Но, на всякий случай, закинь в багажник цивильное.
   Через пятнадцать минут она перезвонила.
   – Все, договорилась! – радостно сообщила она. – Я в пятницу в шесть сменюсь и в полночь у тебя! Так что выгоняй всех своих любовниц!
   – Куда же я их на ночь-то глядя?
   – Ты не сможешь, я смогу! Нечего у моего мужчины отираться!
   Про любовниц она, конечно же, болтала. Просто хотела лишний раз напомнить, что я ее мужчина. Да и о каких любовницах могла идти речь, когда у нее были ключи от моей служебной квартиры в Ломоносове?
   В пятницу Мишель появилась много раньше обещанной полночи.
   – Ты с какой скоростью ехала?! – встретил я ее.
   – Какой русский не любит быстрой езды?
   – И на погоны звезды! – закончил я в рифму. – Значит, какой русский, говоришь? – я оценил новую, ладно скроенную по фигуре форму. – Что-то я не нахожу на твоем сногсшибательном обмундировании российского флага.
   – После общения с тобой некоторые мои фразы вызывают у моих сослуживцев, мягко говоря, удивление. Теперь они зовут меня «русская», – улыбнулась она. – А сногсшибательное не обмундирование, а я!
   – Проведем сравнительный анализ! – я приподнял ее за талию и перенес через порог.
   Вскоре вся ее форма, включая блузку, висела на плечиках, на двери шкафа. Рядом стояла разоблаченная Мишель в парадных форменных туфлях на высоком каблуке.
   – Ты победила! – заключил я. – Конкурс купальников продолжится на водном матрасе! Всех участниц просим пройти в спальню!
   Конкурс превысил все ожидания.
   – Совсем как в лодке на сибирской речушке! – прошептала Мишель, качаясь на волнах, оставленных нашей страстью.
   – Точно! – я отмахнулся от назойливого комара.
   – Из Южного болота? – кивнула она на него.
   – Почти! Из северного подвала!
   – Я так тебя… – она не договорила и уткнулась мне в шею.
   На свадебную церемонию наша пара припозднилась. Только мы успели схватить по бокалу шампанского с подноса, как в центр зала вышли жених со свидетелем. Смотрелись они странно. Жених весь при параде, как с картинки военного журнала. Свидетель же, мало того, что в штатском, так еще выглядел как пудель Артемон из «Буратино»!
   – Надеюсь, невеста не с голубыми волосами! – обернулся я к Мишель.
   Она тоже смотрела на свидетеля:
   – Смотри, с какой он прической пенистой!
   – Пенис той? – не удержался я. – Нет, он пенис этой! – я показал на свидетельницу. – А тот, что в форме, пенис той! – я показал в сторону невесты, которую выводил отец.
   Мишель прижалась ко мне.
   – Ты невыносимый! – и чмокнула меня. – Но все равно самый лучший! – Она нежно вытерла следы помады у меня со щеки.
   Я не слышал ее комплимента. Я не сводил глаз с невесты. Танюшка тоже меня заметила. Она на миг замерла и чуть отвела глаза в сторону.
   «Все-таки стало стыдно! – подумал я. – И то хлеб!»
   И опять, как это у меня водится с женщинами, ошибся!
   Да, она отвела взгляд, но вовсе не от смущения. Она ревниво изучала мою спутницу!
   – Ты ее знаешь? – шепнула мне на самое ухо Мишель и не спешила убирать подбородок с моего плеча.
   Я молча кивнул.
   – Это ты к ней ездил?
   Я снова кивнул.
   – Она миленькая, – Мишель немного помолчала, – но глупенькая! Ничего в мужчинах не понимает!
   – Зато в научном коммунизме сечет на раз!
   – Опять умничаешь?
   – Вовсе нет! Карл Маркс: материя первична. В нашем случае материальные блага первичны!
   Мишель сняла подбородок с моего плеча.
   – Извини, накатило! – Я притянул ее обратно к себе и потерся носом о шею. – Надо же мне иногда поумничать! Я все-таки ученый!
   – Умничай себе на здоровье! – она погладила меня по голове, дунула на волосы и поцеловала в получившийся пробор.
   За этими нежностями, мы чуть не прозевали ловлю букета невесты. Мишель протянула мне свой бокал.
   – Тебе не будет стыдно? – Я взял ее бокал и отхлебнул. – Ты же их всех на голову выше!
   – Я тоже замуж хочу! – с вызовом произнесла она.
   Толпа девиц уже выстроилась перед невестой. Танюшка успела отойти на несколько шагов от их живописной группы, обернулась и тут же заметила Мишель. С моего места было видно, как она, прикрывшись букетом от остальных, подмигнула какой-то толстухе и показала ей что-то глазами.
   «Неужели опять Люська?! – со спины я не мог разобрать. – Видно, майский букет, выдернутый у Танюшки, не помог!»
   А Люська, если, конечно, это была она, стала медленно протискиваться на правый фланг.
   Мне хотелось подсказать Мишель по-фински о готовящейся провокации, но я никак не мог решиться.
   А моя бывшая переводчица, тем временем, не дойдя до основной группы пары шагов, остановилась прямо по центру. От толстухи ее отделяло метров пять.
   «Без вариантов!» – подумал я и уже пожалел, что не решился подсказать.
   Мишель, между тем, подтянула почти до неприличия край юбки, и, как настоящий вратарь перед пробитием пенальти, расставила ноги и чуть согнула обнаженные колени.
   «Какая же она у меня красавица!» – загляделся я на ее точеные ножки и обтянутую юбкой попку.
   Я был так увлечен ее соблазнительными формами, что прозевал момент броска. И, похоже, не я один. Зал выдохнул от неожиданности. Когда я оторвал взгляд от ее стройных ног, букет уже летел прямо на толстуху. Та потянула к нему пухлые руки. Еще мгновенье – и желанная добыча ее! Выпитое шампанское сделало свое дело, и я не сразу понял, что произошло. Быстрый цокот каблучков совпал с хлопком пустых ладоней толстухи. Мишель, как на коньках, катилась по паркету, прямо на духовой оркестр. Над головой она победно держала букет невесты!
   Дирижер открыл объятья, чтобы поймать ее, но крепкие каблуки форменных туфель Мишель помогли вовремя затормозить. Весь зал взорвался аплодисментами. Раскрасневшаяся победительница добралась до меня сквозь ликующую публику.
   – Ну что?! – похвасталась она трофеем.
   – Теперь не отвертится! – засмеялась пожилая соседка.
   – И он еще думает! Хватать надо такую, пока не увели! – добавил ее спутник.
   Я отдал ей бокал.
   – Мне очень понравилось! Особенно момент подготовки к прыжку! Дома повторишь на бис? – игриво спросил я.
   – Посмотрим на твое поведение! – многообещающе улыбнулась она.
   – Поздравляю! – К нам подошел военный в незнакомой мне форме. – Рад, что наши полицейские такие ловкие! Разрешите представиться! Военный атташе Эстонии в России!
   Имени его я не расслышал, в это время как раз грянул духовой оркестр.
   – Вы здесь по приглашению? – спросил атташе.
   – Я здесь со своим молодым человеком! – она оперлась о мою руку.
   К нам присоединилась группа атташе скандинавских стран в сопровождении консервативно одетых дам. Один из них долго и пристально смотрел на нас, а когда его коллеги начали что-то обсуждать между собой, он вдруг тихо спросил по-фински:
   – Молодые люди, вы никогда не встречали химика по имени Рикки Миккола?
   Мы с Мишель переглянулись.
   – Вас, капитан, я сразу узнал, вы такой же, как на фотографии. А вот вашу спутницу, признаться, я узнал с трудом. Таежный воздух пошел вам на пользу! – обратился он к Мишель. – Я уже подумываю, не отправить ли мне в Сибирь свою жену! – он показал рукой с бокалом на одну из дам в строгом платье, потом легонечко звякнул о бокалы, застывшие в наших руках.
   – Ваши бумаги оформлялись через мой офис! – улыбнулся он. – Я рад, что помог такой замечательной паре! И характеристики пришли на вас замечательные, не то что на американскую группу.
   – А что не так с американцами?
   – Они нарушили хартию и занимались шпионской деятельностью. Вы вовремя уехали, а то вас замучили бы допросами. Хотя вряд ли! – он хитро глянул на меня. – Кстати, ваша зарплата за два месяца работы на станции до сих пор лежит в моем офисе. Вы уж найдите время, заберите. Не подставляйте меня!
   Он поднял бокал. Подмигнул нам и присоединился к беседе остальных атташе.
   Мы еще не успели оправиться от шока, как к нашей группе подошли виновники торжества в сопровождении новоявленных тещи и тестя.
   Жених с невестой не сводили с Мишель глаз, а отец Танюшки не сводил глаз с моих погон.
   – Не переживайте, Николай Иванович! С таким папой, – я показал рукой с бокалом на приближающихся родителей жениха, – глазом не успеете моргнуть, как ваш зять станет третьим капитаном в вашей семье!
   Он наконец оторвался от погон и посмотрел на меня.
   – Почему я не вижу триумфа победителя в глазах? – вполголоса спросил я. – Вы победили в нашем морском соглашении и выдали свою дочь за офицера! И еще какого!
   Я хотел высвободить руку, на которую опиралась Мишель, и для наглядности поднять напряженный кулак, но моя спутница, увидев рядом невесту, так крепко прижала к себе букет, что наши локти оказались сцеплены намертво.
   – А вам, – уже погромче я обратился к матери невесты, – Валентина Петровна, если не ошибаюсь? Большое и сердечное спасибо за общение по телефону! В далекой тайге так радостно услышать знакомый голос!
   В этот момент к нам присоединился комендант Кронштадта с супругой. Началась церемония рукопожатий с военными представителями балтийских государств. Хозяин острова знакомил их со своим сыном.
   «Наверное, тоже хорошо для карьеры!» – подумал я, глядя на жениха, и неуклюже поцеловал руку оставленной в одиночестве невесте.
   – Счастья тебе, и спасибо! – негромко сказал я.
   – За что?!
   – Счастья-то? Ты его заслужила за все свои «казарменные» годы!
   – Нет, «спасибо» за что?!
   – Ты, сама того не ведая, спасла мне жизнь в тайге!
   – Как это?!
   «Как, как!» – отвечать в Сенином стиле я не стал, а заговорщицки прошептал:
   – Это государственная тайна!
   – Опять шутишь! – она грустно улыбнулась.
   «Какие уж тут шутки! – я вспомнил Марго в неглиже, запиравшую меня в своей комнате. Если бы не образ несчастной Танюшки в переходе вагонов электрички, Марго бы добилась своего, а инопланетный вирус, попав в мою кровь, – своего! – Я отвернулся и посмотрел на хмурое балтийское небо за окном. – Может, все так и должно быть? Может, судьба дала мне Танюшку именно для того, чтобы быть моим ангелом-хранителем? А для сердца предназначила другую?!»
   – О чем ты опять думаешь?! – хором спросили мои девчонки и посмотрели друг на друга с удивлением.
   Я очнулся, и мы присоединились к процессу обмена рукопожатий с военными атташе.
   – Разрешите представить! – официальным тоном произнес я. – Мишель Вельде. Лучший детектив Таллина. Старший инспектор Интерпола. Моя невеста!

Дмитрий Григорьев Проклятие египетской жрицы

Пролог

Глава 1 Ангел-хранитель

Глава 2 Отцепись, плохая жизнь

Глава 3 Рассвет новой жизни

Глава 4 Дочь двух капитанов

Глава 5 Навстречу ночи

Глава 6 Слезы египетской жрицы

Глава 7 Легенда о динозавре

Глава 8 В полях Тунгусии

Глава 9 Королева тунгусская

Глава 10 Хуторянка

Глава 11 Подсказка профессора

Глава 12 Все пути ведут в Усть-Илимск

Глава 13 День летнего солнцестояния

Глава 14 Свадебный генерал

Глава 15 Операция «фаг»

Глава 16 Все зло от них

Глава 17 Охота по-бенгальски