Аркадий Неминов
Unikum ordinarium

Глава 1

   Я брел по облаку. Идти было, как ни странно, трудно. Я всегда думал, что облака – легкие, почти невесомые, как пух, но на деле все оказалось иначе: они были наподобие густого, молочно-белого киселя, вязкого и плотного, как болотная жижа. Я шел уже довольно долго, едва переставляя ноги, и мне казалось, что это никогда не кончится.
   Вокруг меня простиралась бескрайняя белая пелена, местами прорываемая обрывками ветра, неизвестно откуда взявшегося, и тогда в эти прорехи проглядывало бирюзовое небо. Я шел долго. На мне были мои любимые синие потертые до белесости джинсы, свободная голубая хэбэшная рубаха в крупную клетку с короткими рукавами и старые «адидасовские» кроссовки. За спиной – небольшой, но достаточно весомый, походный рюкзак – подарок отца на день рождения.
   Голова моя была пуста и гулка, как пивной котел. Почему-то именно это сравнение с неведомой мне емкостью показалось наиболее подходящим в данном случае. Я ничего не знал про себя, кроме своих предпочтений в одежде, не знал, куда и зачем иду, и почему оказался на небе. Я не знал даже, что находится в моем собственном рюкзаке! Но зато абсолютно точно знал одно: во что бы то ни стало я ДОЛЖЕН идти, пусть и вопреки логике, идти сквозь этот густой туман по вязкому облачному болоту, идти, пока хватит сил…

   Проснулся я с больной головой. Немного полежал с закрытыми глазами, приходя в себя. Опять этот сон! Что же это может означать? Почему я так отчетливо помню каждое мгновение своего бесконечного воображаемого путешествия в никуда? Ведь раньше я редко запоминал сновидения.
   Я откинул одеяло и сел на кровати, затем пошарил часы под подушкой: ого – до лекций оставалось каких-нибудь десять минут! Придется опять пропускать пару! Васька опять начнет бухтеть, что подаст в деканат сведения о пропуске занятий, и меня лишат стипендии за прогулы и опоздания. Какой же он зануда – этот наш многоуважаемый староста Василий Иванович! Ну и черт с ним, пускай лишают!
   Я тряхнул головой и с облегчением почувствовал, что тиски, сжимавшие мой мозг, чуть ослабли, а боль ленивым ужом стала потихоньку выползать из черепной коробки. Сознание постепенно прояснялось.
   Одеваясь, и на ходу жуя бутерброд, одним глазом я косил на часы, нервно тикающие на стенке, а другим – на учебник по Физиологии человека под редакцией Покровского и Коротько, раскрытый еще со вчерашнего вечера на странице с темой о «нейронных комплексах и их роли в деятельности центральной нервной системы».
   Мне, студенту четвертого курса мединститута, эта тема была, как никогда, близка. Еще с самого детства, сколько я себя помнил, меня интересовали глубинные возможности человека. Ведь именно тогда, в возрасте двенадцати лет я увидел ту передачу по телевизору, которая перевернула во мне все имеющиеся представления о человеческом организме.
   Сюжет, показанный в рамках популярной программы «Очевидное – невероятное», был о женщине, которая под воздействием сильнейшего стресса смогла остановить голыми руками катящийся на ее ребенка огромный грузовик, оставленный без присмотра беспечным шофером. Известный профессор-ведущий выдал тогда фразу, застрявшую в моей голове навсегда: «человеческий мозг, управляющий нашим телом и заставляющий творить настоящие чудеса, изучен современной наукой не больше, чем на пять процентов, поэтому мы пока не в состоянии понять загадочную природу возникновения сверхъестественных способностей человека».
   В ходе передачи также была высказана мысль о том, что толчком к возникновению таких способностей всегда играла неординарная ситуация, в которую попадал индивидуум. Это мог быть и сильнейший стресс по разным причинам, и какая-либо травма головы, и поражение электрическим током, и, что чаще бывало, пробуждение после клинической смерти или глубокой комы.
   В таких случаях, по всей видимости, запускались некие механизмы, заставлявшие наш мозг работать в другом ритме, в другом диапазоне, что и приводило в конечном итоге к ошеломляющим результатам.
   Став постарше, я прочитал уйму литературы по этому поводу, но вопросов меньше все равно не стало. Окончив школу, я твердо знал, чему посвящу свою жизнь. Другого, более интересного занятия, я себе уже не представлял. Поэтому свой выбор я остановил на местном мединституте, справедливо полагая, что, если уж и есть наука, способная ответить на мои вопросы, то это, безусловно, медицина.
   Но пока до этого было далековато, да и Коротько с Покровским не объясняли главного. К тому же, начав изучать в институте мою любимую химию более углубленно, я по-настоящему прикипел к этой науке.
   Один только вид лабораторной посуды и оборудования – все эти мензурки, реторты, колбы, плитки – вызывали у меня благоговейный восторг, граничащий с радостью первооткрывателя. Я бредил химией. Прозвище Химик, закрепившееся за мной после одной истории, ничуть меня не смущало. Совсем наоборот – я носил это имя с гордостью, хотя изначально оно имело весьма негативный оттенок.
   Так меня однажды издевательски назвал наш профессор Андрей Борисович Калмыков, преподавший курс общей химии, когда на одном из практических занятий по фармакологии вместо одного соединения я, дурачась, случайно получил совершенно другое.
   – Ну, вы и химик! – процедил тогда профессор, посмотрев на меня поверх очков уничтожающим взглядом.
   Но самым удивительным было то, что выведенный мною неизвестный состав, неосторожно пролитый мной потом на лабораторный стол, буквально на глазах обесцветил полустертое неприличное слово, нацарапанное на нем шариковой ручкой каким-то нерадивым студентом еще в незапамятные времена.
   Этот факт меня настолько окрылил, что я тут же рядом нацарапал слово «открытие» и уже намеренно продемонстрировал удивительные свойства своего «зелья» Андрею Борисовичу.
   – Ну, вы и химик! – вновь произнес он, но уже совсем другим тоном и посмотрел на меня несколько заинтересованно. – Дерзайте, молодой человек, в том же духе. Если не прославитесь на поприще фармакологии, то хотя бы в сфере бытовых услуг ваша фамилия может стать известной! Только уж, голубчик, потрудитесь предоставить мне формулу вашего чудодейственного пятновыводителя. Но, если вы не вспомните, что с чем смешивали, я со спокойной душой вкачу вам «неуд» за сорванное задание по своему предмету. Да-с!
   Три недели по вечерам я засиживался после занятий в лаборатории, колдуя над проклятой формулой своего пятновыводителя, и когда, наконец, мои усилия увенчались успехом, и вновь синтезированный состав обесцветил очередную надпись на многострадальном лабораторном столе, я был безмерно счастлив.
   Дрожащей рукой я написал формулу пятновыводителя на наклейке, а под ней крупными буквами подписал: «СИЛАР». Это название, составленное от моего имени – СИЛин АРтем, я придумал уже давно.
   Но только теперь я имел полное право поместить его на колбу с моим составом, и торжественно вручить ее Калмыкову.
   Он пожал мне руку и произнес с чувством:
   – Вот теперь, уважаемый Химик, я действительно могу вас так называть. Но лабораторную работу, все же, прошу переделать. Теперь, думаю, вам это не составит никакого труда. А СИЛАР ваш рекомендую применить с пользой – у нас в институте, и кроме лаборатории, еще много испачканной мебели! – он добродушно усмехнулся. – Кстати, вы не хотели бы летом поработать вместо лечебной практики моим ассистентом в нашей химлаборатории? С вашим деканом я договорюсь!
   – Сочту за честь! – только и вымолвил я тогда, ведь к тому времени я всерьез подумывал о том, чтобы перейти с лечебного факультета на фармакологический.

   – Химик, ты опять прогулял первую пару?! – услышал я за спиной резкий и визгливый голос нашего старосты. – Учти, «стипуху» с тебя снимут! Мне надоело выгораживать тебя перед деканом, ты портишь мне всю отчетность! Или ты хочешь, чтобы тебя на практику заперли в какую-нибудь психушку?
   – Меня это не коснется, Вася! – спокойно проговорил я. – Калмыков берет меня на лето к себе ассистентом!
   Васька озадаченно посмотрел на меня, но ничего не сказал, лишь безнадежно махнул рукой. Затем мстительно процедил:
   – А диплом тебе тоже Калмыков будет выдавать? Зачем ты вообще тогда пошел на врача учиться, если тебя кроме химии ничего не интересует? А, делай, что хочешь! Потом не жалуйся! – он развернулся и зашагал прочь.
   – Фармацевты нужны не меньше лечебников! – крикнул я ему вдогонку, но староста меня уже не слышал.

Глава 2

   Васька свое слово сдержал, и его угрозы вовсе не были пустыми обещаниями, как я думал изначально. Меня действительно лишили стипендии. Когда, разгневанный, я пришел в деканат после лекций, там как раз ошивался наш староста.
   – А-а-а, вот и сам виновник торжества, – злорадно протянул Васька. – Видите, Виктор Сергеевич, – обратился он к нашему декану, – я ведь говорил вам, что это заденет его за живое! А вы сомневались!
   «Так значит это Васькины проделки! – пронеслось в мозгу. – Ну и гад, а бубнил, что защищал меня!»
   – Виктор Сергеевич, за что меня лишили стипендии? – оставил я без внимания Васькин выпад. – Вы же знаете, что я вечерами занимаюсь наукой, не вылезаю из химлаборатории, помогаю Андрею Борисовичу, работаю, как каторжный, порой не высыпаюсь и только по этой причине изредка опаздываю на первую пару, и вообще, моим пятновыводителем сейчас вовсю пользуются в институте! А это, между прочим, сэкономленные средства, выделенные на хознужды…
   – Изредка?! – снова встрял Васька мстительно. – Опаздываешь?! Значит, у меня галлюцинации, если я тебя вообще не вижу на парах?..
   – Знаю, знаю, я уже наслышан о вашем знаменитом СИЛАРе, который возможно к началу 21 века выведет наш медвуз на недосягаемую прежде высоту! – насмешливо прервал декан Васькины причитания. – Но дисциплина, уважаемый господин Силин, превыше всего! У нас в институте, как вы знаете, посещение лекций студентами – святая обязанность, залог будущей успешности в лечении людей! И я, как лицо ответственное, отвечаю за процесс обучения каждого студента, даже такого талантливого химика как вы. Надеюсь, что эта временная акция отрезвит вас, и головокружение от успеха быстро пройдет, а вы вернетесь в привычное русло учебы. Не забывайте, пожалуйста, что в стенах нашего ВУЗа обучаются искусству врачевания, а не выведения пятен, и ваше будущее место работы – лечебное учреждение, а не служба быта!
   Теперь насчет практики. Ко мне уже подходил на днях уважаемый Андрей Борисович и просил отпустить вас к нему в ассистенты на время летней отработки. Я ему дал свое согласие, но с одним условием: вы не будете пропускать занятия и закончите семестр как полагается, и пусть это послужит вам хорошим уроком на оставшиеся два месяца.
   Пока он говорил, Васька стоял в сторонке, старательно хмуря брови, но по его хитрой физиономии я видел, что эта ситуация его вполне устраивает. Вот змей! Ничего, как-нибудь перебьюсь без стипухи, что-нибудь придумаю. Небось, с голода не помру!
   От декана я вышел в неважном настроении. Пусть и небольшая, но стипендия меня здорово выручала. Во всяком случае, к родителям за помощью я не обращался.
   Вот уже почти три года я жил отдельно от них, несмотря на то, что проживание в родном гнездышке сулило мне, как минимум, сытое существование. Дело было в моей непомерной гордыне. Однажды, поспорив с отцом, я неосмотрительно заявил, что, как взрослый человек, вполне смогу прожить самостоятельно. И после окончания первого курса ушел из дому, сняв небольшую однушку и устроившись в ближайшей горбольнице ночным санитаром приемного отделения.
   Я нисколько не жалел об этом шаге, хотя порой немного скучал по родителям. Может быть, поэтому почти сразу же я завел у себя беспородное, но очень умное животное – кота Амедео, или просто Медика, которого я так назвал в честь известного итальянского химика 19 века Амедео Авогадро. Я подобрал его в подъезде, где снимал квартиру. Крохотный серый комочек, забившийся в угол, он сразу привлек мое внимание тихим «интеллигентным» писком, будто извинявшимся за свое существование. Видно кто-то из жильцов вынес его с целью пристроить в чьи-нибудь добрые руки. С Медиком было не так одиноко, к тому же мой умный котик совсем не доставлял мне никаких неудобств. Не знаю как, но практически с первых дней его появления у меня в доме, он самостоятельно освоил лоток, словно уловив мои мысли относительно своей беспородной персоны.
   Как бы там ни было, но сейчас уже целый месяц я не работал – мне до жути не хватало времени. Навалилась учеба, а вечера я по-прежнему предпочитал проводить в лаборатории кафедры фармакологии, которой заведовал профессор Калмыков. Какие уж тут ночные бдения в больнице? Мне бы до койки добраться!.. Теперь же о лаборатории придется забыть, а жаль, ведь профессор на днях поручил мне провести один очень интересный эксперимент…
   Придя домой, я первым делом стал названивать в горбольницу. Но, только услышав мою фамилию, старшая медсестра фыркнула в трубку:
   – Это тот самый Силин, который срывал ночные дежурства, и которого уволили, как злостного нарушителя трудовой дисциплины?
   – Ничего я не срывал! Я же звонил накануне и предупреждал, что не смогу выйти из-за срочного дела, но главврач меня даже слушать не захотела!
   – Ничего не знаю, тебя обратно брать не велено! Даже, если бы у нас вообще не было ни одного санитара!
   Что же делать? Неужели придется идти на поклон к отцу?! Представляю, что он скажет, какими глазами на меня посмотрит! Мне живо представилась его фирменная полуулыбка. Когда мой отец не хотел напрямую высказываться, он как-то по-особому кривил рот – получалось нечто среднее между презрительной усмешкой и язвительной улыбкой. При этом всем окружающим становилось понятно, что ничего хорошего эта гримаса не означает. А мама, как всегда, начнет суетиться, стараясь угодить нам обоим, примется судорожно накрывать на стол и задавать ничего не значащие вопросы, лишь бы отвлечь нас от неприятного разговора, вот-вот готового вылиться в полноценный скандал.
   Нет уж, лучше я буду разгружать вагоны по ночам, только бы не чувствовать себя побитой собакой, которая, поджав хвост, ползет к своему хозяину за миской похлебки!..
   Я вздохнул и вышел на балкон. Весенний ветерок тотчас обдал меня ласковой теплой волной. Как приятно! Я задышал полной грудью, и мне почему-то стало удивительно спокойно на душе, словно с терпким ароматом распускающихся тополиных почек я вдохнул и частицу некой уверенности в собственных силах. Я даже подозвал Амедео и в порыве чувств нежно потрепал его по пушистой голове, чем вызвал у моего подопечного искреннее недоумение.
   Внизу искрилась каплями прошедшего недавно дождя крыша газетного киоска, на которой беспечно восседала пара голубей. Вот у кого нет никаких забот!
   Стоп! Меня вдруг осенило – газеты! Надо просто поискать объявления в газете. Возможно, мне повезет, и я найду какую-нибудь подходящую работенку. Я мигом спустился вниз и уже через несколько минут с интересом рассматривал соответствующую рубрику в местной представительнице желтой прессы под говорящим названием «Городские слухи».
   Мое внимание сразу привлекло одно объявление:

   «Организации требуется опытный специалист-химик на хорошо оплачиваемую временную работу. Допускается работа на дому».

   Это же то, что нужно! Больше всего в этом объявлении меня привлекли две фразы: «хорошо оплачиваемая» и «работа на дому». Правда я был всего лишь студентом и даже не химиком, к тому же, без опыта, но зато имел большое желание заработать, любовь к предмету и отсутствие выхода из положения, в которое попал благодаря той же химии!
   В конце концов, что я теряю, если позвоню? И с замиранием сердца я принялся набирать заветный номер.
   Мне ответил приветливый женский голосок. Выслушав меня, невидимая собеседница сразу спросила, если ли у меня опыт работы с химическими препаратами.
   – Да, конечно, – важно объявил я, – более трех лет!
   – В таком случае с нетерпением ждем вас на собеседование. Запишите адрес! – проворковала она.
   На другой день я еле дождался конца последней пары. Видимо, в предвкушении волнующей встречи у меня был такой загадочный вид, что даже Васька озабоченно поинтересовался, не надо ли мне чем-нибудь помочь.
   – Ты мне уже помог! – огрызнулся я. – Спасибо на добром слове!
   Он лишь развел руками.

   Дом, в котором находилась искомая организация, представлял собой старый обшарпанный двухэтажный особняк, располагавшийся в конце улицы. За ним простирался пустырь. Само здание было огорожено высоким металлическим забором с большими воротами, на которых мигали красными глазками две видеокамеры, охватывающие всю прилегающую территорию.
   «Солидно устроились, ничего не скажешь!» – подумал я, нажимая на звонок калитки. Она тотчас распахнулась. На пороге возник краснолицый охранник с приплюснутым, явно перебитым носом, в строгом черном костюме. Он пробуравил меня пристальным взглядом и грозно осведомился:
   – Вы к кому?
   – Я по объявлению.
   – Проходите! – Он закрыл за мной массивную калитку, и еще раз оценивающе оглядел меня с ног до головы, затем хмуро кивнул, приглашая следовать за собой.
   Внутренний дворик был чисто убран, чувствовалось, что здесь не обошлось без помощи ландшафтного дизайнера. В отличие от особняка, придомовая территория была оформлена с большим вкусом и знанием дела. Цветы и газоны, дорожки, мощенные красивой разноцветной плиткой, и вазоны, небольшие скульптуры и даже маленький прудик с фонтаном – все это явно диссонировало с внешним видом самого дома, как бы подчеркивая его старинную угрюмость.
   Мы шли по длинному коридору первого этажа, освещенному тускловатым дежурным светом, лившимся откуда-то сбоку. Толстая ковровая дорожка на полу приглушала наши шаги. Ни единого звука не доносилось из-за закрытых дверей четырех помещений, мимо которых мы проходили, лишь полоски света из-под них выдавали присутствие там людей.
   «Как в казематах», – пришло мне в голову сравнение, и стало как-то не по себе.
   Мы остановились в дальнем конце коридора у торцевой двери. Мой сопровождающий легонько постучал.
   – Войдите! – раздался негромкий приятный голос.
   Охранник распахнул дверь, и я невольно зажмурился от нестерпимого света, ударившего меня по глазам. В огромном кабинете, ослепительно ярком от отблесков большой хрустальной люстры под высоченным потолком, я не сразу заметил неприметного лысого человечка, сидящего за большим столом, уставленным дорогими письменными принадлежностями и аксессуарами – под стать роскошному интерьеру. Массивные дубовые панели, картины в золоченых рамах, явно старинная, хорошо отреставрированная мебель, буквально кричали о богатстве их хозяина.
   – Присаживайтесь, молодой человек, вон на тот стул, что у стены, – проговорил лысый, улыбаясь. – Мне передали, что вы якобы имеете опыт работы в интересующей нас области, но, я вижу перед собой юношу! Для меня это загадка! Вы позволите, милостивый государь, ознакомиться с вашей трудовой книжкой? – его немного дребезжащий голос и старомодный стиль речи удивительным образом вписывался в архаичный интерьер.
   – Видите ли, я еще пока студент четвертого курса, – промямлил я, нервно теребя бейсболку. – Просто ваша девушка не совсем правильно меня поняла. Я сказал только, что уже три года занимаюсь химией. Мне на курсе даже дали прозвище – Химик! И это действительно так! Понимаете, я буквально днюю и ночую в химической лаборатории нашего мединститута, а совсем недавно мне удалось даже самостоятельно синтезировать одно очень эффективное средство для выведения пятен. Правда, я еще не успел его запатентовать, но…
   – Хм, – перебил меня лысый и потер крутой лоб, – это похвально, конечно. А скажите, молодой человек, ваши родители, что же, на все это смотрят спокойно? – он быстро взглянул на меня и забарабанил короткими толстыми пальцами по столу.
   – А у меня нет родителей! – вдруг вырвалось у меня неожиданно. – Я живу совершенно один, так уж случилось, и мне именно сейчас позарез нужна работа, ведь помочь мне некому!..
   Я выпалил это одним духом, хотя в душе тут же стал проклинать себя, на чем свет стоит, ведь я понимал, что такие слова, пусть и для пользы дела, произносить даже мысленно большой грех!
   – Вот как! – разволновался мой визави.
   Он встал из-за стола и подошел ко мне, такой маленький, кругленький, улыбчивый, с розовой блестящей лысиной.
   – Так это меняет дело! – Он протянул мне пухлую ладошку: – Давайте знакомиться, меня зовут Иннокентий Вениаминович, я руковожу нашей небольшой, но дружной компанией, а как вас величать, юноша?
   – Артем Силин. Очень приятно! – я вскочил со стула, оказавшись на целую голову выше моего приветливого собеседника, и с жаром затряс его руку.
   – Артем Силин, – эхом повторил он в задумчивости. – Хм… У вас, юноша, довольно распространенная фамилия!.. Ну, что ж, и мне очень приятно! – Он уселся на свое место и через небольшую паузу вдруг сказал: – Думаю, вы нам подойдете! – при этом он снова растянул пухлые губы в приветливой улыбке.
   – А что я должен делать-то? – от радости, что так быстро нашел работу, я готов был его расцеловать.
   – О, я уверен, что с той небольшой работой, которую мы вам хотим предложить, вы справитесь без затруднений. Тем более, у вас есть для этого и возможности, и время, и желание, и даже лаборатория! Не так ли? – и он дружески мне подмигнул.
   Я только растерянно кивнул и улыбнулся ему в ответ.

Глава 3

   Директор некоторое время разглядывал меня, словно пытался понять, какое впечатление произвели его слова, затем продолжил:
   – Видите, ли, уважаемый Артем, прежде чем я поясню суть задания, хотел бы вас предупредить, что, поскольку в нашей компании не принято набирать в штат студентов, официальная сторона нашего, так сказать, соглашения будет несколько… – он пощелкал пальцами, подбирая слово, – скомкана, что ли. Другими словами, работать вы у нас сможете без какого-либо контракта или трудового договора! Поймите, я иду на такие нарушения исключительно ради вас…
   – Да-да, конечно, я все понимаю! – поспешил я его успокоить. – Спасибо вам за это. Ничего страшного, пусть будет неофициально, ведь вы же не станете меня обманывать?
   – Ха-ха-ха! – гулко рассмеялся Иннокентий Вениаминович. – Голубчик мой, о чем вы говорите?! У нас контора солидная, как вы уже, наверное, догадались, но, чтобы вы не сомневались, а также в знак доверия и моего к вам расположения, я готов выплатить вам аванс в размере, скажем, одной тысячи долларов! Что скажете? – он прищурился.
   Я потерял дар речи. Тысяча баксов! За что? Я ведь даже не знаю, что мне предстоит делать! А вдруг я не справлюсь, а деньги потрачу! У меня мгновенно перехватило дыхание, когда я представил мерзкую физиономию давешнего охранника. Уж кто-кто, а такой мордоворот, как он, вытрясет из меня вместе с бабками и всю душу!
   – Уважаемый, Иннокентий Вениаминович, – начал я уныло, – еще раз спасибо вам за доверие, но, пока я не пойму, чем именно мне предстоит заниматься, никакого решения принимать не буду!
   – Конечно, конечно, я вам сейчас все расскажу. Все очень просто! У меня имеется весьма древний рецепт некоего состава, который вам надо будет синтезировать в лабораторных условиях! В нем есть всё: составляющие, дозировка, подробное описание последовательности процесса, но… – он сделал паузу и театрально закатил глаза, – для непосвященных это – филькина грамота, к тому же, я не уверен, насколько этот состав безобиден в готовом виде! Вы меня понимаете? А вдруг он сильно горюч или, не приведи Господь, взрывоопасен! Ведь это – риск, поэтому и нужен опытный специалист-химик, который свел бы этот риск к минимуму.
   – А что это за состав? – я искренне изумился такому повороту событий. Я ожидал чего угодно, но не этого! Какой-то древний состав… – Уж не алхимия ли это? – последнюю фразу я невольно произнес вслух.
   – Все может быть! – загадочно проговорил Иннокентий Вениаминович. – Я и сам так думаю! Понимаете, мы нашли его в этом особняке, который я приобрел не так давно, в одном из старых сундуков, что откопали в подвале, когда прокладывали коммуникации. Дому этому больше ста лет. Думали, нашли клад, а там, среди хламья лежал этот пергамент в герметичной шкатулочке, представляйте?! – и директор благоговейно коснулся пальцем тоненькой папочки, лежащей перед ним на столе. – А я, признаться, большой любитель старины и всего такого прочего. Кстати, вы, например, знаете, сколько лет этому дубовому письменному столу в стиле барокко?
   Я уже давно обратил внимание на благородные округлые формы массивного директорского стола, его великолепные резные ножки в виде четырех львиных лап, и пожал плечами.
   – Не менее ста пятидесяти! Возможно, это школа самого Даниэля Моро! Знали вы бы, в каком виде мне его привезли! И каков он сейчас!.. Ну, ладно, мы немного отвлеклись. Так вот, мне и самому чрезвычайно интересно, что сей рецептик означает…
   С этими словами он открыл папочку и двумя пальцами выудил оттуда желтоватый сморщенный листок, с двух сторон оклеенный целлофановой пленкой.
   – А если принять во внимание, юноша, что пометки в этом бесценном документе сделаны старославянской вязью, то это уже говорит само за себя! Да вы подойдите, не стесняйтесь!
   Я подошел к столу, осторожно взял пергамент в руки и… ровным счетом ничего не понял! Какие-то непонятные знаки, закорючки, палочки, буквы…
   – Иннокентий Вениаминович, а почему вы вообще решили, что это рецепт химсостава? Кто вам это сказал?!
   – Потому что в лингвистическом переводе уже присутствуют привычные символы элементов периодической таблицы Менделеева. Не сомневайтесь, молодой человек, я бы не стал заваривать всю эту кашу, если бы не проконсультировался со специалистами.
   – Значит, существует и перевод, а то я уж испугался!
   – Конечно, мой дорогой! Я просто хотел показать вам оригинал – и только! Он, судя по всему, ровесник моему столу, если иметь в виду, что Менделеев сделал свое открытие где-то в середине прошлого века.
   – В 1869 году! – поправил я директора машинально.
   Я бегло пробежал документ до самого конца и весь внутренне сжался. То, что я увидел, не походило ни на одно мало-мальски известное мне соединение. Тем более, в рецепте неизвестного порошка – а в конечном итоге должен был получиться именно он – значились довольно редкие, даже экзотичные элементы, среди которых знаменитая «царская водка» выглядела абсолютно обыденной смесью.
   – Нет, вы знаете, я вынужден отказаться! Даже в нашей лаборатории я и половины ингредиентов не подберу! А тут нужны еще такие специфические условия… – я был готов завыть от разочарования и досады. – Так что извините, уважаемый Иннокентий Вениамин…
   – Три тысячи! – не дал он мне договорить.
   – Постойте, – от таких цифр у меня закружилась голова, – но на это ведь понадобится уйма времени, а у меня сессия на носу! Приступить к синтезу этого порошка я смогу не раньше, чем через два месяца, когда у меня начнется летняя практика в лаборатории…
   – Согласен! – коротко выдохнул он. – Желаете сейчас получить ваш аванс?..

   Я не помню, как вышел из особняка, не помню, как добрался до дому, но все это время мое тело через карман джинсов буквально прожигали деньги, упавшие на меня с неба! Мне не хотелось думать о том, что уже очень скоро придется их отрабатывать, я никак не мог взять в толк одно: как мне, обычному студенту, человеку с улицы, с первого же знакомства удалось настолько произвести впечатление на солидного и богатого работодателя, что без всяких платежных документов мне выдали такую сумму! В штат меня не зачислили, я не подписал ни одной бумаги, не ознакомился ни с одной должностной инструкцией. Странно это все как-то… Директор лишь снял копию с моего паспорта, да сделал кое-какие пометки у себя в блокнотике… Кому-то рассказать – никто не поверит!..
   Лучше не задумываться. Главное, теперь я был богат до неприличия и оставшееся до конца учебного года время мог жить, не заботясь о хлебе насущном. И пусть Васька подавится моей хилой стипендией, а главврачиха – своими приказами!
   Увы – все когда-то кончается, как это не прискорбно! Почти обмелела и моя когда-то полноводная денежная река, иссякли мои «баснословные деньжища», оказавшиеся вовсе и не такой уж большой суммой, как мне показалось изначально. Я только диву давался, как быстро растаял мой незаработанный аванс, так сказать, мой «подкожный жир», рассчитанный на беззаботное и продолжительное плавание в суровых водах химической науки! А ведь никаких особых трат я не совершал: ну шиканул пару-тройку раз – сходил в ресторан, ну купил себе очередные джинсы с ботинками, ну побывал на концерте известного исполнителя, ну угостил приятелей пивом с воблой – все это были такие мелочи, а денежки – тю-тю!
   Зато теперь, хотя бы, меня ничто не отвлекало от учебы и моей химии! Мощный стимул не пропускать занятия в институте под страхом лишения меня лаборатории во время практики, сделал свое дело. Сессию я сдал довольно прилично и обеспечил себя на следующий семестр стипендией, размер которой вызывал во мне теперь чувство негодования пополам с иронией, да почти оскорблением собственному достоинству.
   Мне хотелось продолжения банкета! А еще больше – доказать самому себе, что мне по зубам эта работа. Пока я усердно заканчивал учебу, исправно посещал лекции и коллоквиумы, сдавал зачеты и экзамены, уже потихоньку стал собирать доступные мне препараты.
   Своего наставника профессора Калмыкова я решил не посвящать в свои дела, тем более, мне это было строго-настрого запрещено толстяком-работодателем.
   «Все должно быть между нами, молодой человек! – сказал мне тогда Иннокентий Вениаминович на прощание. – Надеюсь, что о нашем маленьком дельце не узнает ни одна живая душа. В противном случае, сударь, наш негласный договор аннулируется, а аванс будет у вас немедленно изъят, даже в том случае, если для этого придется продавать ваши органы в розницу!» – Он ласково улыбнулся мне, показывая, что пошутил, но холодный взгляд говорил обратное. Его глаза, глубоко посаженные за набрякшими веками в синих прожилках, сверкнули тогда совсем недобрым блеском… Хотя, возможно, это мне только показалось…
   Как бы там ни было, но процесс пошел, и чем больше я втягивался, тем сильнее увлекало меня это действо, тем мощнее охватывал азарт первооткрывателя, тем ярче я проживал каждый свой день.
   Декан свое слово сдержал, и уже через неделю после окончания сессии я входил в стены лаборатории полноправным ассистентом профессора Калмыкова. В мои обязанности входило: помогать ему в проведении занятий с первокурсниками, отрабатывающих практику на кафедре фармакологии, содержать в порядке лабораторную посуду, следить за чистотой в помещении и гонять слишком любопытных студентов во внеурочное время, – в общем, ничего особенного.
   Мне даже нравилось, когда почти мои ровесники обращались ко мне уважительно, по имени-отчеству – Артем Алексеевич. Мне нравилось важно расхаживать в белом халате по помещениям лабораторного комплекса, нравилось командовать своими беззаботными подопечными, нравилось оставаться одному после занятий… Мне нравилось здесь всё, лишь одна мысль, ни на минуту меня не оставлявшаяся, омрачала радость от занятия делом, ставшим неотъемлемой частью моей жизни. Мысль о своем обещании выполнить задание и той неотвратимой каре, которая меня постигнет, если я это задание провалю.
   Уже очень скоро я окончательно понял, что ввязался в страшную авантюру, ведь то, что было написано в рецепте, оказалось едва ли возможным в условиях института. Хорошо, что Андрей Борисович мне полностью доверял и частенько оставлял на меня своих студентов. Если бы не их помощь, один бы я ни за что не управился.
   На свой страх и риск я подключил некоторых из них к решению своей непростой задачи. Получение ингредиентов моего Неведомого Состава, оказалось задачей трудоемкой и не терпящей спешки.
   Особенно я выделил двух толковых ребят – Димыча и Серегу, которые проявили чудеса изобретательности и смекалки. У Сергея вдобавок отец работал главным инженером на местном химфармзаводе, и некоторые редчайшие составы, которых не было даже в аптеках, были получены с его помощью.
   И дело стало потихоньку двигаться. Единственной проблемой, возникшей на этом пути, были вопросы, задаваемые моими помощниками, на которые я и сам не знал ответа. Да и что я мог им сказать? Что согласился синтезировать по древнему рецепту порошок неизвестного назначения? Что уже получил за него аванс, который благополучно проел и пропил почти до цента?
   Поэтому мне пришлось им соврать, что я синтезирую эффективный препарат для лечения так называемой «болезни Пика» – мы как раз совсем недавно проходили это заболевание по учебной программе. Удивительным было то, что эта болезнь по необъяснимым причинам заставляла больных есть грязь, глину, клей, бумагу и т. п.!
   Как лечить это таинственное и древнее заболевание медицина пока не знает, вот я и провожу научный эксперимент по своей собственной методике и при помощи старинного рецепта, найденного в сундуке моей бабушки. Но это – сугубо между нами! Даже профессор не в курсе! Пусть это для всех будет сюрпризом!
   Ребята клюнули на эту чушь и заработали в два раза расторопнее, подключая попутно всех своих друзей, знакомых и родственников.
   Мне было стыдно, я чувствовал себя последней сволочью, но не мог остановиться. Любопытство первопроходца было для меня намного сильнее, чем пресловутый страх перед улыбчивым толстяком Иннокентием и его амбалами-охранниками. Что-то будет…

Глава 4

   Со стороны мы втроем, наверное, выглядели заговорщиками, ведь нас объединяла одна тайна. Мне порой было смешно наблюдать за моими помощниками, которые были полны важности и окутаны ореолом загадочности. Они деловито обсуждали между собой детали предстоящей вечерней работы и тут же замолкали при приближении кого-нибудь из друзей, не посвященных в их «страшную тайну». При этом они многозначительно переглядывались и косились на меня с видом партизан, посланных на задание в тыл врага.
   Я смотрел на них и испытывал двойственные чувства – неловкости за свой вынужденный обман и радости за то, что наделил их прекрасной, пусть и призрачной, мечтой. Я невольно ставил себя на их место и понимал, что и сам точно так же отреагировал бы на предложение принять участие в «открытии века». О пресловутой «болезни Пика» Серега с Димычем уже узнали достаточно, чтобы с умным видом судачить в курилке о проблемах, связанных с ее природой и лечением.
   Мало-помалу час «X» приближался. К концу месячной практики мы с ребятами собрали практически все составляющие. Оставалось завершить самую последнюю стадию процесса, заключавшуюся в смешивании всех ингредиентов и выпаривании полученной смеси до образования кристаллического осадка белого цвета – искомого порошка.
   Наконец долгожданный день настал. Мы с нетерпением ждали окончания занятий, чтобы уединиться в лаборатории. Профессора в этот день не было, и я своей властью решил пораньше отпустить бедных первокурсников, изнывавших от жары, духоты и лени.
   Оставшись одни, мы задернули шторы, заперли двери на ключ и перешли в маленькую подсобку, где все уже было готово к синтезу.
   Я сильно волновался, ведь сегодня решалась моя судьба химика. Если все получится, я не только значительно повышу свой статус перед моим работодателем, но и вырасту в собственных глазах, что гораздо важнее, к тому же, меня сильно согревала мысль о второй, более весомой, части гонорара, обещанного мне работодателем.
   Осторожно, почти с благоговением, в строгом порядке, предписанном инструкцией, один за другим, мы принялись смешивать наши ингредиенты в специальной реторте из толстого стекла. Словно завороженные, мы следили, как на наших глазах чудодейственный состав причудливо менял свой цвет. Из первоначально красноватого он становился бурым, затем зеленым, потом ярко-оранжевым…, а когда мы всыпали последний ингредиент – кристаллический серо-белый порошок хлората калия или, как его еще называют, бертолетову соль, состав тут же с шипением окрасился в молочно-белый цвет.
   – Ух, ты, здорово, – восхитился Серега, – красота какая!
   – Еще бы! – важно изрек я. – Только имейте в виду, коллеги, этот невзрачный порошочек – штука довольно опасная, особенно в связке с серной кислотой!
   К сожалению, Иннокентий Вениаминович оказался прав: некоторые ингредиенты, действительно, были сильно горючи сами по себе, а в сочетании друг с другом – даже взрывоопасны, поэтому рецептом предписывалось проводить операцию смешивания с предельной осторожностью.
   Одним из таких опасных веществ, входящих в состав рецепта, были, как раз, бертолетова соль и концентрированная серная кислота, которые по отдельности с точки зрения химии были вполне безобидны, но их смесь и особенно дальнейшее нагревание могли дать непредсказуемый результат. А ведь нам предстояло выпаривание!
   Слава богу, в лаборатории имелись все средства безопасности, включая защитные маски из прочного материала, проволочные шлемы, различные резиновые перчатки и резиновые передники. Имелся даже специальный предохранительный экран из толстого органического стекла, сохранившийся еще с незапамятных времен.
   Руководствуясь правилами работы с взрывоопасными веществами, мы включили мощный вентилятор, чтобы создать постоянную воздушную тягу, приоткрыли форточку и поместили нагревательный прибор с нашей ретортой в специальный цилиндр из металлической сетки. А перед прибором для верности поставили еще и защитный экран.
   – Неужели может рвануть? – подал голос из-за экрана Димыч, который все это время сосредоточенно молчал. Сейчас он был бледен, как никогда.
   – Не говори под руку! – шикнул на него стоящий рядом Сергей. – Видишь Артем Алексеич начал нагрев… Но договорить он не успел. В дверь вдруг кто-то громко и настойчиво постучал.
   – Артем, вы здесь? – раздался приглушенный голос профессора. – Откройте сейчас же!
   – Атас, Калмыков! – вскрикнул Димыч и неловко всплеснул руками, задев при этом экран. Одна из ножек тяжелого экрана вдруг подломилась, и он всей махиной стал валиться на подключенную к сети плитку, – так химики называют лабораторный нагревательный прибор.
   – А-а-а, – заорал я не своим голосом, – ложись!
   Находясь сбоку от плитки, я еще успел оглянуться и увидел, как ребята, будто на учениях по гражданской обороне, попадали на пол, прикрывая голову руками. В это время раздался оглушительный взрыв, маленькая комната озарилась ослепительным светом и сразу же наполнилась едким дымом красно-бурого цвета. Посыпались стекла. Неведомая сила, словно щепку, отшвырнула меня к окну. Со всего размаху я крепко приложился затылком обо что-то твердое и… потерял сознание.

   …идти становилось все труднее. Я не помнил, когда отдыхал последний раз и перекусывал. Все чаще в моем иссушенном солнцем мозгу возникала мысль о воде – холодной и чистой, как слеза. Да и солнце стало греть мою голову более интенсивно, чем раньше. Я буквально кожей затылка ощущал его обжигающие лучи. Пот стекал по вискам, заливал лоб и глаза, но стереть его я даже не пытался.
   В моем старом рюкзачке, вероятно, было что-то из еды и питья, но мне почему-то было невмоготу сбросить с плеча свою тяжелую ношу. Наверное, я просто берег остаток сил и времени, чтобы до темна добраться до… А куда, куда мне нужно было добраться? Я все еще никак не мог вспомнить…
   Вокруг заметно потемнело. Я чуть сбавил ход, стал более осторожно переставлять ноги, как будто боялся провалиться в одну из тех проплешин, что внезапно открывались вокруг меня под порывами ветра.
   С другой стороны я понимал, что облачное болото, хоть и вязкое, вполне надежное, и бояться нечего. Но чем больше я себя в этом убеждал, тем сильнее нервничал и невольно замедлял шаги…

   – Артем! Артем, очнитесь! – услышал я сквозь пелену. Я с трудом разлепил глаза и увидел испуганное лицо профессора Калмыкова, склонившегося надо мной, в руке он держал стакан с водой. Рядом с опущенными головами, в своих смешных резиновых фартуках до пола и проволочных шлемах, словно средневековые рыцари в доспехах, стояли растрепанные и бледные, как смерть, Димыч и Серега.
   – Что случилось? – я пошевелился и тут же застонал от сильной боли в затылке. Я осторожно коснулся его рукой, и мои пальцы ощутили что-то липкое и теплое. Кровь!
   – Тише, не так резко, – проговорил Андрей Борисович, – возможно, у вас сильное сотрясение мозга. Вас не тошнит? – он помог мне удобнее устроиться у стены, прислонив меня к ней спиной.
   Я огляделся. Вокруг был сплошной разгром: повсюду валялось битое стекло; стулья и стол, на котором стояла плитка, были перевернуты; закопченный экран с отломанной ножкой валялся на полу; все стены были в копоти и грязно-серых разводах; оконная рама зияла дырой, пропуская свежий воздух. Я все вспомнил! Взрыв! Рванул-таки проклятый порошочек… Видно сыграла свою роль встряска сильно нагретого состава при падении на плитку экрана. Хорошо еще пацаны не пострадали! Слава Богу, что, благодаря выбитым оконным стеклам, мы все не задохнулись в этом дыму…
   – Что же вы натворили, уважаемый ассистент? – покачал головой профессор. – Почему произошел взрыв? Газ, аммониты, селитра?
   – «Бертолетка»
   – Ясно! Но зачем??? И почему вы не защитили голову, не одели спецодежду?
   – Не успел я, Андрей Борисович, все произошло как-то неожиданно. Я просто хотел продемонстрировать ребятам реакцию…
   – Превосходно! – не дал он мне закончить. – Продемонстрировали? Кстати, экран этот защищает не от взрыва, а от выплесков жидких составов в результате бурных реакций. Он, скорее, наоборот – сам способен нанести увечья под воздействием ударной волны. И как вам только в голову это пришло? – продолжал причитать профессор, обходя свои сильно подпорченные владения. – Чуть весь институт не взорвали, террористы малолетние! Хорошо еще здание практически пустое…
   – Мы все уберем, Андрей Борисович! – подал голос Димыч. – Завтра уже все будет в ажуре!
   – И стекло вставим, вы не сомневайтесь! – поддакнул ему Сергей.
   – А кто мне возместит ущерб? Менделеев? – профессор горестно обвел рукой помещение. – За ремонт кто заплатит? Лавуазье? Кто мне стены покрасит? Зинин?
   – Мы все восстановим, обещаю! – твердо сказал я.
   – Не «мы», а вы! Вы один, уважаемый господин Силин, мой бывший ассистент. Ребятам и так досталось, напрактиковались вволю, хорошо, что живы остались! А теперь, – обратился он к моим помощникам, – марш по домам. Через два дня у вас зачет по практике. А с господином Химиком нам еще предстоит долгий разговор…

Глава 5

   …Когда у профессора, наконец, закончился запас весомых аргументов в отношении моей «беспечной халатности, беспрецедентной безответственности и необоснованной самоуверенности», у меня, видимо, было такое выражение лица, что он сменил гнев на милость и даже перешел на «ты», что в отношении своих студентов делал чрезвычайно редко – когда хотел показать высокую степень доверия:
   – Ладно, я вижу, ты осознал, а теперь ответь: чем на самом деле вы с Соболевским и Конкиным здесь занимались? Ты думаешь, я не замечал ваших переглядок, недомолвок и полунамеков? Правда, к слову сказать, наметилась и определенная польза: середнячок Дмитрий Соболевский вдруг воспылал любовью к моему предмету. Итак, я жду правды.
   Я угрюмо молчал. И чем больше длилась пауза, тем сильнее мрачнел профессор. Наконец, поняв, что от меня ничего не добиться, он процедил сквозь зубы:
   – Я даю вам двое суток, молодой человек! – снова перешел на «вы» Калмыков. – Потрудитесь сделать так, чтобы к началу зачета здесь все было вылизано, а у меня на столе лежал полный перечень испорченного вами имущества, возмещение стоимости которого будет происходить за счет вашей же стипендии. Да-с! Будьте уверены! Желаю творческих успехов! – он демонстративно развернулся и покинул разгромленную подсобку – поле битвы его величества Химии с горе-химиком Артемом Силиным, человеком без средств, наставника и перспектив на будущее.
   К сожалению, в этой дуэли я оказался побежденным. Мало того, что не сумел получить порошок, я лишился самой возможности повторить этот эксперимент! Теперь Калмыков не подпустит меня к своей лаборатории и на пушечный выстрел! Что мне делать? Что???
   Я старательно гнал от себя мысли о скорой расправе, но они наступали мне на пятки, дышали в затылок, сверлили мозг, мешая сосредоточиться. Трусом я себя никогда не считал, к тому же, прекрасно понимал, что лихое время начала девяностых уже прошло, когда большинство вопросов решалось по известному сценарию: нет человека – нет проблемы! Но, тем не менее, выхода из данной ситуации я пока не видел.
   Я обреченно потрогал здоровенную шишку на затылке. Кровь давно запеклась, но рана продолжала саднить. Я осторожно встряхнул головой и к своему удивлению, уже не почувствовал боли. Вот тебе и сотрясение мозга! Да, моей головой можно таранить любые стены!
   С кряхтением я поднялся с пола. Сегодня надо хотя бы убрать все стекла и проверить оборудование. Какое счастье, что все реактивы хранятся в несгораемых сейфах, которые практически не пострадали. Представляю себе, что бы произошло, попади они в эпицентр взрыва! А так – я взглянул на чуть опаленные бока сейфов – они все целехонькие.
   Если не считать перебитой лабораторной посуды, стоявшей в открытом стеллаже во всю стену, старой деревянной мебели, изувеченной плитки с сетчатым цилиндром, да покореженного экрана, ничего особого и не случилось. Подумаешь, немного запачканы стены, чуть закопчен потолок, да слегка прожжен линолеум на полу… Завтра же куплю краску и кисти, найму стекольщика… Я скрипнул зубами – а деньги?! Каким же я был идиотом, что так бездумно потратил весь свой аванс! Я стал судорожно прикидывать, сколько у меня осталось денег, и настроение вновь испортилось.
   Ладно, хватит нюни распускать. Ну-с, с чего начнем? Я подошел к экрану и с трудом его приподнял. Под ним валялось донышко от некогда крепкой реторты, в которой мог бы быть порошок – мой билет в счастливое будущее…Понятно теперь, почему он повалился от легкого толчка: металлическая ножка, прикрепленная к основанию экрана, держалась на честном слове и отвалилась, стоило его немного потревожить.
   Кое-как, волоком я перетащил экран, прислонил его к стене, затем с сожалением поднял то, что раньше называлось лабораторной ретортой, и… с удивлением обнаружил, что все дно покрыто плотной кристаллизованной массой, толщиной примерно в пять миллиметров. Не веря своим глазам, я осторожно колупнул ногтем запекшийся верхний белесый слой…
   Не может быть! У меня перехватило дыхание, и мое сердце бешено заколотилось в груди, отозвалось молотом в моем мозгу, выбивая из него одно лишь слово: по-ро-шок, по-ро-шок, по-ро-шок!..
   Я получил древний порошок! Ура! Дело сделано! Я – победил! Я – гений! Я – великий Химик! Пусть и ценой разгромленной подсобки, я сумел-таки синтезировать неведомый состав по старинному рецепту.
   Немного упокоившись, я осторожно пересыпал порошок в одну из чудом уцелевших мензурок, плотно заткнул ее пробкой и опустил во внутренний карман свой куртки, тщательно застегнув его при этом, что никогда прежде не делал. Но ведь и сама ситуация была исключительной!
   После этой процедуры я, наконец, выдохнул с облегчением: всё, баста, закончились мои страдания! Теперь мне не страшен ни черт, ни дьявол, ни отлучение от «церкви», то бишь, от лаборатории! Теперь я могу смело занять у кого-нибудь деньги на восстановление этой рухляди!
   А на сегодня с меня достаточно. От переполнявших меня эмоций у меня не было ни сил, ни желания заниматься уборкой. Всё завтра. А теперь скорее домой – ужинать, отдыхать, предаваться безделью и радости жизни! Жаль, что у меня не осталось дома ни капельки спиртного, чтобы отметить мой триумф. Сейчас было бы самое время!..
   Перед уходом я последний раз окинул взглядом основное помещение лаборатории, ничуть не пострадавшее от взрыва в подсобке, если не считать отвалившегося с потолка большого куска штукатурки, и с удовлетворением закрыл дверь на ключ.

   – Медик, я дома! – как обычно, поприветствовал я кота, который развалился на моем рабочем столе – своем излюбленном месте. – Сегодня, брат, мы будем с тобой пировать! – я подмигнул ничего не подозревавшему Медику и достал НЗ – импортный кошачий корм, который я купил когда-то по случаю, наслушавшись навязчивой рекламы по ящику. – Для тебя сочное мясцо вместо сухого корма, а для меня… – я задумчиво посмотрел на пустые кухонные полки и видавший виды хозяйский холодильник, – …придется что-нибудь прикупить!
   Обеспечив праздничным ужином кота и переложив драгоценную ампулу на рабочий стол, чтобы после сытной еды уже внимательно рассмотреть порошок, я со спокойным сердцем и сознанием выполненного долга, постучался к соседке, что жила напротив – бабе Вале – пожилой доброй женщине. Занимал я у нее очень редко. Только в особых случаях. И сейчас был именно такой.
   Вернулся я в прекрасном расположении духа, несмотря на то, что после покупки закуски и бутылки марочного конька – чего там мелочиться! – денег хватило бы разве что только на проезд. Возместить весь ущерб полностью я рассчитывал из второй части честно заработанного гонорара. В душе я надеялся, что Иннокентий Вениаминович на этом не остановится и на радостях подкинет еще какую-нибудь работенку, оплачиваемую столь же щедро.
   Я взглянув на свой стол и обомлел: пробирки не было! Зато на нем в луже затхлой воды валялась опрокинутая ваза со сморщенным цветком, который уже давным-давно я собирался выкинуть.
   Я с ужасом перевел взгляд на пол, и мне сделалось совсем дурно: моя пробирка с драгоценным порошком, вернее, то, что от нее осталось, валялась на полу среди жалких осколков рядом с лужей, натекшей со стола.
   Бросив пакеты, я бросился к столу. И лишь убедившись, что драгоценный продукт, просто рассыпался по полу, облегченно перевел дух.
   – Ах ты, маленький паршивец! – заорал я на спрятавшегося куда-то кота. – Вылезай, поганец, я тебя сейчас убивать буду! – проговорил я, аккуратно по крупицам собирая с пола порошок в подвернувшийся мне под руку спичечный коробок. Слава Богу, что порошок не попал в лужу, иначе я бы точно его лишился.
   – Ладно, – сменил я гнев на милость, – выходи, не трону! – я поискал глазами перетрусившего Медика, справедливо опасавшегося моего праведного гнева. Но его нигде не было видно. – Котик, ты где? – уже не на шутку встревожился я.
   Я обошел все углы, заглянул во все щели, но кота не нашел.
   «Неужели удрал через балкон?» – осенило меня, и я бросился на кухню, но дверь и даже оконная форточка были закрыты.
   – Мяу! – донеслось вдруг из комнаты.
   – Медик! – я обрадовано пошел в комнату. – Где же ты был?
   Но кота я не увидел! Что за чертовщина? Или мне показалось, но ведь я даже не успел прикоснуться к спиртному…
   – Мяу! – услышал я откуда-то сверху.
   В недоумении я поднял голову, и челюсть у меня буквально отвисла, а слова так и застряли в глотке! И было от чего, ведь то, что я увидел, не поддавалось никакому объяснению: МОЙ КОТ ВИСЕЛ ПОД ПОТОЛКОМ!
   Нет, он не сидел на старой люстре, которая находилась в метре от бедного животного, он висел сам по себе, едва касаясь потолка вздыбившейся от испуга шерстью! При этом он беспомощно перебирал лапками, шевелил хвостом и тщетно старался принять более устойчивое положение.
   – Мяу! – в третий раз уже умоляюще, как мне показалось, пропищал Медик и посмотрел на меня страдальческим взглядом.
   Я судорожно сглотнул.
   – Что ты там делаешь? – глупо спросил я его. – Иди ко мне, мой хороший!
   Но кот, делая отчаянные попытки сдвинуться с места, продолжал болтаться в воздухе, как воздушный шарик. Этакий пушистый воздушный шарик с лапами и хвостом – бессмысленными для воздухоплавания атрибутами.
   Я бессильно опустился на диван. Что же это такое?
   Тут мой взгляд упал на спичечный коробок на столе, и меня осенило! Неужели?!.. Неужели на моего кота таким волшебным образом подействовал этот древний состав, часть которого, видимо, попала в лужу на полу. А Медик, вероятно, напился из этой самой лужицы и превратился в «козленочка» из детской сказки, но уже летающего!!! Но почему он, признанный аккуратист, который ел и пил только из своих мисок, никогда не шаливший и не портивший, как большинство его собратьев, имущество, вдруг так странно себя повел? В чем тут дело?
   Вот черт! – и я вспомнил, что утром, собираясь на работу, впопыхах забыл налить ему воды. Вот и разгадка – бедное животное целый день изнемогало от жажды! И вот результат! Я сам во всем виноват! Какой же я болван! Что же я наделал! Бедный, бедный мой котик!

Глава 6

   Первым делом надо было как-то спасать моего четвероного друга. Я принес лестницу и под отчаянный писк Медика осторожно вызволил его невесомое пушистое тельце из необычного воздушного плена. Чтобы он мог нормально передвигаться и вести обычный образ жизни, мне нужно было его как-то «приземлить», наделить весом, утяжелить. Для этой цели в принципе годилось всё, но я остановил свой выбор на обычном мешочке с песком, принесенным мной со двора, и привязанным к спине животного.
   Умный Медик, будто понимая, что я хочу ему помочь, покорно позволял проводить с собой все эти малоприятные манипуляции. Зато, когда операция по увеличению веса была благополучно завершена, он вырвался из моих рук и стал носиться по квартире, смешно задирая задние лапы.
   Я смотрел на него, и мне было не до смеха. Рой невеселых мыслей, словно рассерженных пчел из потревоженного улья, вились в моей голове, ища выход из положения, в которое я опять попал, на этот раз по собственной рассеянности.
   Вопросов было много, и главный из них: насколько долго действует это волшебное «средство от веса»? И ответ могло дать только время. Далее, необходимо было решить другую, не менее важную проблему: как вести себя с работодателем? И здесь нужно было подключать логик у.
   Не прийти к Иннокентию я не мог – меня все равно бы не оставили в покое. Прийти к нему с пустыми руками – тоже, ведь тогда мне бы пришлось отдать аванс, которого уже не было…
   Вывод: идти надо обязательно и с готовым порошком! С другой стороны, как мне быть с тем неожиданно свалившимся на меня знанием, которое я обрел, благодаря моему невесомому питомцу? Дать понять, что я в курсе действия порошка – означало подписать себе смертный приговор. Ведь тогда я тут же становился бы нежелательным свидетелем, с которым никто церемониться не станет. Убрать меня гораздо легче, чем заставить молчать! А вдруг я захочу уже самостоятельно синтезировать уникальный порошок, который сулил несметные богатства для его обладателя!
   Оставался единственный выход: принести состав, взять деньги и быстрее убраться, чтобы случайно не проговориться, не выдать свою осведомленность ни словом, ни взглядом…

   На следующий день я уже стоял перед Иннокентием Вениаминовичем и преданно смотрел ему в глаза, держа на раскрытой ладони заветный спичечный коробок.
   – Неужели у вас получилось, юноша? – он подкатился ко мне на своих коротких ножках и с благоговением принял от меня неказистую емкость, словно это был некий бесценный раритет, хрупкая историческая древность, которыми был напичкан его кабинет. При этом выражение его лица, синюшно-багровое от прилива крови, приняло хищное выражение. Он осторожно заглянул вовнутрь, затем с подозрением покосился на меня:
   – А почему так мало?
   – Не знаю! – пожал я плечами. – Ровно столько, сколько получилось в результате выпаривания. Я все делал в точности по рецепту. Можете не сомневаться! – я старался говорить искренне, не отводя взгляда. – И все же мне интересно, что это за порошок? Я проделал такую огромную работу, а для чего он понятия не имею!.. – я полагал, что если не проявлю, хотя бы, маломальского любопытства, вызову серьезные подозрения у Иннокентия.
   Он внимательно взглянул на меня и спокойно произнес:
   – А зачем вам это знать, уважаемый господин Силин? Вы сделали свое дело, решили поставленную задачу, надеюсь, выполнили условия нашей договоренности о неразглашении. Теперь и я должен выполнить свои обязательства.
   Он прошел к столу и вынул из ящика пухлый конверт.
   – Получите, молодой человек, остаток обещанной суммы – четыре тысячи долларов, как одну копейку! – он ласково мне улыбнулся.
   Пока я дрожащими пальцами сосредоточенно пересчитывал целую прорву зеленых купюр, директор нажал на кнопку селектора:
   – Принесите нам вина! – Он взглянул на меня лукаво: – надеюсь, вы не трезвенник?
   – Я – студент, и этим все сказано! – я уже полностью расслабился, и почти полюбил этого щедрого улыбчивого человека.
   Вошла симпатичная длинноногая блондинка с небольшим расписным подносом, на котором стояла темная бутылка с невзрачной наклейкой и два искрящихся в ярком свете люстры бокала.
   – Это – коллекционное Бордо 1972 года! – не без гордости объявил Иннокентий Вениаминович. – Но для вас мне ничего не жалко! Давайте выпьем в знак успешного окончания нашей маленькой сделки! – он разлил вино по высоким бокалам и кивком отпустил красотку-секретаршу.
   – С удовольствием! – с чувством произнес я и поднял бокал, отмечая красоту кроваво-красной жидкости, о которой знал лишь понаслышке.
   Мы чокнулись, и я выпил до дна. Прохладная терпкая влага приятно обожгла гортань, и мне захотелось сказать моему собеседнику что-нибудь приятное, но… мой язык странным образом вдруг перестал меня слушаться!
   «Неужели на меня так подействовало коллекционное вино? – пронеслось в моей голове. – Или сказался сильный стресс за последние дни?..» – я с недоумением взглянул на веселого толстячка, и мне на секунду показалось, что его доброе лицо приняло то же самое хищное выражение, которое появилось у него при виде порошка.
   Затем черты его стали разглаживаться, расплываться, кожа бледнеть, а настороженные глаза – превращаться в щелочки, пока не исчезли вовсе. Постепенно растворился он сам, а за ним – и всё вокруг, но мне на это было абсолютно наплевать. Мне стало удивительно хорошо, хорошо, как никогда прежде…

   …внезапно я с удивлением почувствовал необычайную легкость во всем теле. И мне пришла в голову интересная мысль о том, почему я не могу провалиться: я просто ничего не вешу! Я с удивлением прислушался к себе и вдруг почувствовал, что во мне что-то изменилось, причем самым кардинальным образом!
   Мое состояние было трудно описать. Я ощущал себя всесильным, всемогущим, для меня не было никаких границ! Я почувствовал, что могу управлять своим весом, своим состоянием, своим организмом, своим телом! Я был уверен, к примеру, что с легкостью могу заставить собственное сердце биться в каком угодно ритме и с какой угодно частотой без всякого вреда для здоровья! Вплоть до его полной остановки! Почему со мной произошла такая метаморфоза, я не имел ни малейшего понятия. Я просто это знал и все!
   С этим знанием пришла непоколебимая уверенность в благополучном исходе моего путешествия, и я прибавил шагу. Несмотря на сгустившуюся вокруг тьму, я шел, не выбирая дороги, словно неведомая путеводная нить мягкой коврово-облачной дорожкой вела меня к цели.
   Теперь я уже не задумывался о том, куда иду. Мне было абсолютно все равно. Я знал точно, что истинный смысл моего пребывания на этой дороге кроется именно в движении – символе всего живущего! Главное – не останавливаться…

   Я открыл глаза, и мне показалось, что я все еще сплю и вижу свой удивительный сон, который, будто в каком-то бесконечном фантастическом сериале, тянется от серии к серии.
   Потом я решил, что ослеп – вокруг меня не было видно ни зги! И только тогда, когда мои глаза постепенно привыкли к темноте, я сумел разглядеть едва различимую полоску света под дверью. Я ощупал место, на котором лежал. Это был жесткий, грубо сколоченный деревянный топчан, стоявший у шероховатой стены. Воздух в помещении был спертым и сырым, как в подземелье.
   Ну, конечно же, – догадался я, – меня держат в заточении! Я снова прикрыл глаза и тут же вспомнил сузившиеся зрачки Иннокентия, когда он протянул мне бокал с вином. Точно, в его коллекционное Бордо была подсыпана какая-то дрянь! И все из-за того, чтобы не выпустить меня из его проклятого особняка!
   С досады я даже стукнул себя кулаком по лбу. А что еще можно было ожидать? Что меня просто так отпустят с деньгами и тайной, о которой никому знать нельзя? Наивный! Кстати, о деньгах. Я пошарил в кармане и нащупал конверт. Странно, деньги они почему не взяли… И тут до меня окончательно дошел смысл происходящего, от чего сердце неприятно заныло в груди, а руки похолодели: да меня попросту никто и не собирался отпускать!!! А свои деньги они могут забрать в любой момент, хотя бы и с мертвого тела!
   От этой мысли меня передернуло, и охватил сильный озноб. Но тут же какая-то другая неясная мысль вдруг забрезжила в моем мозгу, воспаленном от ужаса перед безрадостной перспективой. Я попытался осторожно выудить ее из своего метущегося сознания, но никак не мог сосредоточиться…
   Что же это?.. Что именно меня так зацепило?.. О чем я думал? О деньгах, о тайне, об отравленном вине, о моем мертвом теле… Стоп! Вот она ключевая фраза – «мертвое тело!» Но что это означает, почему мое сознание так зацепилось за эту фразу, как утопающий за соломинку, как выход из положения! Выход?! Из положения?!
   И я вспомнил свой сон, в котором, управляя своим организмом, мог воздействовать на сердце. Я мог изменять частоту его биения! Да, в своем сне я мог даже притвориться мертвым, остановив его усилием воли! Жаль, что это был всего лишь только сон!..
   За дверью послышались шаги и негромкое покашливание. Свет в камере внезапно зажегся, и я невольно зажмурился.
   – Что, не ожидали, милостивый государь? – раздался хорошо знакомый голос.
   Я открыл глаза. Передо мной стоял мой работодатель – улыбчивый добродушный толстячок. Правда, выражение его лица сейчас сильно изменилось: презрительная кривая улыбка, хищный оскал, холодные злые глаза. Он стоял на пороге, сложив руки на круглом животе, и раскачивался на носках своих супермодных ботинок.
   Я сел на топчан, опершись спиной о холодную сырую стену, гордо отвернулся и принялся разглядывать свою тюрьму, обстановку в которой назвать богатой было никак нельзя: деревянный топчан, на котором я лежал; старый круглый деревянный стол на одной массивной ноге с жестяной кружкой на нем, стоящий вплотную к темной, сплошь завешенной паутиной стене; пресловутая параша в углу… Все это «добро» еле помещалось в малюсенькой каморке с низким потолком без окон. И тут же поймал себя на мысли, что почему-то больше удивляюсь не своему положению, а странному «дизайну» этой камеры: одна стена была окрашена в темный, почти черный цвет, тогда как другая, тоже покрытая паутиной, была побелена. Видимо, для пущей острастки узников! Я перевел взгляд на своего мучителя:
   – Почему вы меня здесь держите, что я вам сделал? Вы понимаете, что это – незаконно? Вас привлекут к уголовной ответственности! Вы этого не боитесь?
   Он усмехнулся:
   – Это вам, сударь, следует бояться… за свою жизнь! Знаете, есть такая пословица: лес рубят – щепки летят! Вот вы, к моему большому сожалению, и превратились в ту самую маленькую щепку в большой игре. Видите ли, сами того не ведая, вы просто стали участником неких событий, значение которых трудно переоценить, а вам понять! И события эти в скором времени могут быть опасными для всех участников, в особенности, для вас! Так что, эти не слишком популярные меры я предпринял исключительно для вашей же безопасности.
   Вы, Артем, мне глубоко симпатичны, и только поэтому я делаю вам сейчас эксклюзивное предложение: вы останетесь в этом особняке на срок…, который я укажу. Конечно же, вам будут предоставлены совершенно другие условия. Вы ни в чем не будете нуждаться, вы…
   – Вы хотите сделать из меня раба? – прервал я его словесный поток. – И чем же я должен буду заниматься? Синтезировать ваш проклятый порошок?
   – Вот видите, вы и сами все прекрасно понимаете! Вы ведь уже успели ознакомиться с его свойствами? – он смотрел на меня насмешливо. – Или вы наивно полагали, что мы оставим вас без контроля? Кстати, вашему смешному коту с мешочком на спине мы добавили немного корма и воды, чтобы хватило на пару дней.
   Я облизал пересохшие губы:
   – А если я откажусь?
   – Тогда я буду вынужден покинуть вас, и наша маленькая тайна умрет вместе с вами и вашим бедным котом. А я найду других одиноких химиков-любителей, можете не сомневаться! Так что настоятельно советую подумать над моими словами. Я приду завтра в это же время.
   Дверь за ним закрылась, свет погас, и давящая пугающая тьма вновь навалилась на меня из всех углов моего каменного склепа.

Глава 7

   Я уже нисколько не сомневался, что Иннокентий знал все с самого начала! Каков хитрец! Как искусно он меня использовал втемную, не выпуская при этом из виду! Еще бы, вероятно, он прекрасно понимал, что, узнай я о свойствах чудо-порошка, неизвестно, как бы себя повел. Если так, он оказался прав: я, действительно, оставил часть порошка у себя!..
   Интересно, нашли они его или нет? Впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения! Я горестно вздохнул. Похоже, скоро уже всё на свете не будет иметь для меня никакого значения. У меня есть всего лишь сутки, чтобы принять решение…
   Надо же, никак я не мог предположить, что простое желание заработать приведет меня в такое безвыходное положение! Словно раб на галерах! Но рабов, хотя бы кормили! И я вдруг почувствовал жуткий голод.
   В кромешной темноте я подошел к двери и прислушался. Абсолютная тишина!
   – Эй, откройте! – забарабанил я в железную дверь, гулким эхом заполнив все пространство вокруг. – Мне плохо, я хочу есть. Изверги, откройте!
   Я приложил ухо к двери. Вдали послышалась какая-то возня, и раздались приближающиеся шаги.
   – Какого черта? – раздался за дверью грубый голос охранника. – Чего надо?
   – Я голоден, мне очень плохо, мне нужен доктор! – я действительно почувствовал сильное головокружение, все тело стало вдруг покалывать, словно тысячи невидимых иголок впились в мою кожу. У меня начиналась паника!
   – Не велено! – небрежно бросил охранник. – Авось не загнешься! – Баланду принесу позже. Вода на столе.
   – Послушайте, – взмолился я, – ну будьте же человеком! Хотя бы свет включите!
   – Не велено! – равнодушно повторил охранник и сплюнул на пол. – А если будешь рыпаться, урою! – он, тяжело топая, удалился.
   Я представил его отвратную рожу рядом с собой, его сломанный приплюснутый нос, огромные кулачищи бывшего боксера и содрогнулся. На ощупь я пробрался к столу и с отвращением отпил тепловатую воду из вонючей кружки. Стало немного легче.
   От нечего делать, я стал на ощупь обходить по периметру все помещение. Снова дошел до стола и тут вспомнил, что стена за ним выкрашена в черный цвет. Это было странно! Я решил отодвинуть стол, но не тут-то было! Надо же, эти уроды даже стол привинтили к полу! Для чего? Чтобы никто не смог воспользоваться им как оружием? Смешно! Прямо, как в фильмах про ментов – там в помещениях, где проводятся допросы, тоже все привинчено к полу! Я плюнул на неподъемный стол, и стал тщательно ощупывать стену. К моему удивлению, вместо шероховатой поверхности стены я сразу почувствовал гладкий и холодный металл! Очистив железную стену от паутины, я быстро понял, что такой она была не вся, а лишь ее часть, размер и форма которой очень напоминала низкую дверь! Неужели это дверь?! Вряд ли! Слишком уж идеально она была подогнана к стене – без малейшего зазора! Я толкнул ее, но… ничего не произошло! С тем же успехом можно было сдвинуть гору! Я стал простукивать всю поверхность стены, включая и ее металлическую часть… Нет, звук был везде одинаковым… Если это не дверь, тогда что? Какая-то садистская задумка? Например, чтобы о нее было сподручнее разбить себе голову! От отчаяния! Ну, уж нет! От меня они этого никогда не дождутся! Я улегся на топчан и задумался.
   Я попал по полной программе! Что меня ожидает? Эти люди меня все равно отсюда не выпустят, даже, если я синтезирую им тонну этого треклятого порошка! А кстати, где они возьмут ингредиенты, что с таким трудом я по крупицам собирал целый месяц? И что означают слова Иннокентия о хороших условиях? У них что, здесь есть лаборатория? А почему бы и нет? Если уж я сумел все достать, то он со своими деньгами и связями добудет, хоть черта лысого! Ему просто нужно было проверить, на что я гожусь как химик! Я скрипнул зубами от бессильной злобы…
   Мои мысли устремились в другую плоскость. Интересно, а если бы я не узнал тайну порошка, они бы отстали от меня? Вряд ли! Ведь кто-то все равно должен был его производить?! А тут я – одинокий студент… Точно, я вспомнил, как оживился Иннокентий, узнав, что я живу совсем один. Ему изначально было наплевать на то, что я студент, главное, что одинок, что никто из родных меня не хватится!
   Даже, если бы они меня отпустили, потом наверняка заманили бы вновь! И я, как миленький, помчался бы к ним за новой работой и сумасшедшими бабками! Рано или поздно, я все равно оказался бы в этом склепе…
   Да, перспективка намечалась еще та: либо пахать на них, пока не подорву себя какой-нибудь селитрой или бертолеткой, либо… сразу каюк! Третьего не дано!
   И мне снова вспомнился сон, в котором был он – ТРЕТИЙ ВЫХОД! При котором я мог остановить свое сердце, претвориться мертвым! Вот тогда они бы точно от меня отстали!.. Странно все же, почему эта мысль так неотвязно преследует меня? Ведь это же невозможно в принципе! Какой-то бред! Я же не йог какой-нибудь, чтобы проделывать такие манипуляции с собственным телом. Я где-то читал, что самые продвинутые из них действительно могли делать нечто подобное, но при глубочайшей медитации и особой подготовке, да и то – на очень непродолжительное время и при подстраховке со стороны помощников.
   Я невольно нащупал свой пульс. Сердце билось частыми, какими-то испуганными толчками, разгоняя мою стынущую от страха кровь по еще пока принадлежащему мне телу. Ужас перед неотвратимым будущим, стресс, безвыходное положение заставляли мое бедное сердечко бешено колотиться, повинуясь импульсам мозга.
   Я попытался сосредоточиться и усилием воли заставить сердце биться спокойнее…
   Удивительно, но это мне сразу же удалось! Очень интересно! Тогда я приказал своему сердцу биться еще медленнее. Почти с благоговейным ужасом и безграничным изумлением я почувствовал, как сердце, словно двигатель под капотом авто, повинующийся педали акселератора, послушно сбавило обороты. Я понял: оно мне беспрекословно подчиняется!!!
   Неужели?! Все мое тело покрыла испарина. Что все это значит? Сон в руку? Почему, как, откуда??? У меня ничего подобного никогда не было, да и не могло быть!..
   Я еле перевел дух. Так, давай сначала, Артем! Давай попробуем удары через раз! Эх, жаль, что у меня отобрали часы и мобильник, а то можно было бы проследить по времени…
   Я пощупал пульс и не поверил собственным ощущениям: мое сердце билось ровными мощными толчками, но… очень, очень медленно. Не больше двадцати-тридцати ударов в минуту! При этом я чувствовал себя вполне нормально. Покалывания и головокружение давно прошли, осталась лишь безумная эйфория от своего неожиданно возникшего умения.
   А если замедлить дыхание? Я глубоко вздохнул и попробовал задержать дыхание как можно дольше, но… через минуту был вынужден с шумом выпустить воздух. Сердце снова заколотилось, заметалось, забухало. Почему? Я стал анализировать. Почему я не смог проконтролировать свое сердце, и оно, словно опомнившись, вырвалось из моего мысленного плена и зажило своей независимой от моего сознания жизнью? И тут меня осенило! Я доверился инстинкту самосохранения и перестал доверять себе – своему мозгу, своему организму, отпустил сознание.
   Надо попробовать потренироваться… не дышать… Что я говорю? Боже, что я такое несу?! Я же студент-медик, а не какой-нибудь неуч-дилетант! Ну, не может человек существовать без кислорода и работы сердца.
   Любой ребенок знает, что кислород необходим для окисления органических веществ с освобождением содержащейся в них энергии, необходимой для поддержания жизни. А кровь переносит этот кислород от легких к различным органам и тканям.
   И мне сразу же вспомнилась глава из учебника по общей анатомии, которую я, ретивый первокурсник, выучил когда-то наизусть: «…обогащенная кислородом кровь по малому кругу кровообращения попадает в сердце, которое перекачивает ее по большому кругу кровообращения в другие части тела. Попав в разные ткани, кровь отдает содержащийся в ней кислород и забирает вместо него углекислый газ. Насыщенная углекислотой кровь возвращается в сердце, которое снова перекачивает ее в легкие, где она освобождается от углекислого газа и насыщается кислородом, завершая тем самым цикл газообмена…»
   Не будет кислорода, остановится жизнь; не потечет кровь по жилам, остановится жизнь; умрет мозг, не питаясь кровью, остановится жизнь! Это же известно всем!
   И тут же пришел контраргумент. А состояние анабиоза у некоторых живых существ? А случаи выживания живых организмов через многие сотни лет в условиях низких температур? А случай с ламой Итигэловым, умершим в 1927 году?!
   Было ведь доказано, что его нетленное тело – есть результат его сознательного контроля! Если уж процесс смерти, т. е, угасание жизненных функций, можно контролировать, будучи мертвым, то уж при жизни это сделать вполне по силам…
   Правда, я ведь не просветленный лама, не индийский йог-брамин!.. И тут меня снова осенило. А, может быть, всему причиной моя недавняя травма головы? Неужели разгадка в этом?! Как бы там ни было, у меня нет другого выхода! Буду пробовать!
   Все эти мысли пронеслись в мозгу одним страшным вихрем, сметая на своем пути остатки здравого смысла, груза ненужных знаний и сомнений. Мне уже было все равно, что я хочу сделать со своим телом невозможное, мне на это было абсолютно наплевать. Огромная жажда жизни, страх перед неминуемой гибелью, категорическое нежелание почувствовать себя рабом, игрушкой в чужих алчных руках – все это гнало меня вперед, в неизвестность. Если мне и суждено погибнуть, пусть уж это произойдет по моей собственной воле! Впрочем, я уже почти не сомневался, что, сделав первый шаг на пути к усовершенствованию своего организма под воздействием собственного сознания, мне по силам будет и второй, более серьезный.
   Итак, с чего начать? Я мысленно представил свое тело, наполненное живительной энергией, но с замедленными жизненными процессами, как если бы оно находилось в анабиозе, в толще векового льда, куда не проникали ни свет, ни воздух, ни звуки…
   Мое дыхание стало замедляться, стук собственного сердца – превращаться в отдельный слабый, отдаленный от меня фон, который постепенно таял где-то за горизонтом. Темнота… покой… полное умиротворение…

   …светало. Я поднял голову и осмотрелся. Облака немного расступились, но ветер не усилился. Я продолжал идти. Интересно, сколько я уже в пути? День, неделю, месяц? Все мое тело превратилось в слаженный механизм перемещения. Всё было подчинено одной единственной мысли, гнавшей меня вперед без устали.
   Впечатление, что у меня открылось второе дыхание, сильно устарело. У меня было открыто уже третье или даже четвертое дыхание! Легкость во всем теле, практическая невесомость в сочетании с твердостью шага, силой мышц придавали мне удивительно приятные ощущения. Я чувствовал себя всемогущим, всесильным, в буквальном смысле сверхчеловеком…
   – Что с ним? – услышал я вдруг откуда-то снизу. Голос показался мне смутно знакомым, но я никак не мог вспомнить, где я слышал эту характерную интонацию. Впечатление было такое, что прозвучал он из некой другой реальности. Я даже немного замедлил шаг, чтобы не пропустить эти слабые прерывающиеся звуки, будто разгоняемые ветром. Мне пришлось сильно напрячь слух, при этом я тщетно пытался разглядеть хоть что-то сквозь плотный молочно-белый туман, из которого была соткана моя облачная дорога.
   – Никак дубу дал щенок! – ответил первому голосу другой, хриплый и грубый.
   – Что ты такое говоришь? Он же молодой! Ты его что, бил? – в первом голосе послышались грозные нотки.
   – Ни боже мой, Иннокентий Вениаминыч! Пальцем не тронул! Век воли не видать! Гадом буду!
   – Ничего не понимаю!.. А он точно… того?
   – Нешто я живого от жмура не отличу?! Сердчишко не бьется, не дышит – точно, кони двинул! Может, от страха, а, может, болел чем. Кто этих теперешних дистрофиков-студентов разберет?! Он чего-то такое болтал про доктора…
   – Да, дела-а… – промычал голос, принадлежащий Иннокентию Вениаминычу. – Значит, так: переодень его в какое-нибудь тряпье, измажь рожу, да и закопай где-нибудь подальше. А если найдут, пусть думают, что бомж окочурился…
   О ком они говорят? Какие странные люди! Еще более странно, что я слышу их голоса, ведь ко мне это не имеет ни малейшего отношения… Нет, кажется, мне это только послышалось… Я вздохнул полной грудью и продолжил свой путь…

Глава 8

   Я вздохнул полной грудью и… проснулся от того, что сделать это в полной мере мне не удалось – воздуха катастрофически не хватало! Мое лицо касалось чего-то влажного и мягкого. Я попытался пошевелиться. Что за черт – давящая тяжесть сковала меня по рукам и ногам! Было темно, как в подземелье.
   Я лежал на боку. Подо мной было жестко и холодно. Надо мной – тяжело и душно. Где я? Что со мной произошло? Почему такая тишина?
   Не успел я задать себе эти вопросы, как вдруг в меня ворвались звуки и запахи, словно лопнула некая невидимая оболочка, отделявшая меня от реального мира. И этот мир невозможно было спутать ни с одним другим. Лес! Я находился в лесу, лежа в яме, заваленный прелым валежником, сырым мхом и сухими ветками. Я попытался пошевелить руками, и на этот раз мне это сделать удалось. Я поднатужился и вскоре выбрался из своего не слишком глубокого плена.
   Ура, я жив и здоров! Я вспомнил все, что со мной приключилось до того самого момента, когда попытался проделать эксперимент над своим собственным организмом. И, похоже, у меня все получилось! Надо же, мне удалось перехитрить смерть и вырваться из лап мерзкого Иннокентия!!!
   Было раннее утро. Лес со всеми своими обитателями начал только просыпаться. Две беззаботные серые пичуги о чем-то оживленно болтали, сидя на ветке прямо надо мной, опасливо косясь на меня черными глазками.
   Я стряхнул с одежды мусор и зябко поежился от утреннего холодка и лесной сырости. На мне были дранные грязно-коричневые брюки и женская голубая кофта без пуговиц. На ногах – рванные резиновые кеды на босу ногу. Хоть что-то. Только теперь на собственной шкуре я смог почувствовать, каково быть бомжом! Нестерпимо хотелось пить.
   Хорошо, что меня не закопали в этом лесу в глубокой яме, как покойника, а просто сбросили в неглубокий овраг и завалили ветками. Неизвестно, остался бы я тогда в живых, несмотря на открывшиеся у меня уникальные способности.
   Вспомнив о своих способностях, я повеселел. Ничего, мы еще повоюем! Пока же мне было необходимо выбраться из леса, найти какое-нибудь жилье и привести себя в порядок. И только потом уже решать, что делать дальше. Да, жаль, что я не научился пока обходиться без воды и пищи и не мерзнуть от холода!
   Жаль было и то, что, как сугубо городской житель, я не имел ни малейшего представления как ориентироваться в лесу! Я горестно вздохнул, но простая мысль, возникшая тут же, разгладила морщины на моем лбу: если судьбе было угодно спасти мою жизнь в совершенно безвыходной ситуации, то уж из леса-то она меня как-нибудь выведет!
   Немного проплутав, я действительно вскоре вышел на проселочную дорогу с явными следами автомобильных шин. Видно, те, кто меня заживо похоронил, не стали утруждаться и в том, чтобы слишком углубляться в лес. Я решил идти по дороге, справедливо полагая, что в конце концов она приведет меня к людям.
   Вдруг сзади послышался характерный гул автомобильного двигателя.
   «Здорово! – обрадовался я. – Вот и долгожданная помощь! Судьба продолжала мне благоволить!»
   Я развернулся и пошел навстречу спасительной машине, совершенно забыв о своем затрапезном виде, но затем остановился, благоразумно полагая, что далеко не каждый водитель отважится подвезти бомжа. Я решил переждать в ближайших кустах у дороги.
   Большой черный джип с заляпанными грязью номерами, медленно катился по мокрой от росы дороге, сверкая стеклами в восходящих лучах солнца и мягко переваливаясь на ухабах.
   «Нет, такой красавец точно не остановится!» – решил я про себя.
   Но автомобиль, вопреки моим ожиданиям, неожиданно остановился, не доехав до меня всего несколько метров. Из него вышел… мой давешний мучитель-охранник со сломанным носом в своем дурацком черном костюме, нелепо смотревшимся посреди леса. Следом, кряхтя, выполз еще один здоровенный тип с длинной, как у лошади, физиономией, закованный в джинсу.
   – Ты уверен, что здесь? – недоверчиво спросил Джинсовый у охранника.
   – Вроде здесь! – неуверенно отозвался охранник. – Я засек это местечко вон по той сосне со сдвоенной верхушкой. Видишь? – и он махнул рукой куда-то в сторону от дороги. – Поэтому здесь и решил его притырить. Как чуял, что босс заставит вернуться! Он обреченно сплюнул на дорогу.
   – А зачем ты ему сказал, что жмура просто в яму сбросил? Сам виноват – нечего было языком трепать!
   – Ты базар-то фильтруй, умник! А то я не посмотрю, что ты Кешин водила личный, рядом с пацаном положу! А Кеше скажу, что тебя «кондратий» хватил… с перепою! Гы-гы-гы… – он хрипло загоготал.
   – Ладно, показывай дорогу! – не ответил на его шутку Джинсовый и вынул две саперные лопатки из багажника. – Нам его еще найти надо, закопать как следует, да к обеду успеть вернуться. Я и пожрать толком не успел из-за тебя!
   Оба прихвостня Иннокентия Вениаминовича, негромко переговариваясь и матеря своего хозяина, углубились в лес.
   Я облегченно вздохнул, но тут же меня словно обожгло: когда они не найдут моего тела, поймут, что я жив! А это означает, что мои мытарства на этом не закончатся и мне всю жизнь придется скрываться, словно преступнику, что меня рано или поздно найдут и тогда…
   И в этот момент меня посетила одна интересная идея… Надо попробовать!..
   Дождавшись, когда землекопы-могильщики скрылись за деревьями, я осторожно подошел к джипу. Так и есть – мне повезло: джинсовый водила оставил ключи в замке зажигания! Я открыл дверь, уселся на удобное кожаное сиденье и завел двигатель. Сыто урча, мощный движок запел свою негромкую японскую песню. Для верности я поддал газку так, чтобы звук работавшего мотора был услышан наверняка, и не спеша стал удаляться от места стоянки.
   – Стой, гад! – тут же раздался визгливый голос водилы. – Стой, убью, падла!
   Я глянул в зеркало заднего вида и увидел, как они оба выбежали на дорогу и помчались вслед за мной. При этом охранник на ходу доставал свой пистолет, а Джинсовый воинственно размахивал саперной лопаткой, будто хотел ее использовать в качестве метательного снаряда. Мне стало даже смешно: ну не будут же они портить хозяйскую собственность!
   Быть узнанным я не боялся, поскольку сильно тонированный «Лендкрузер» надежно прятал меня от любого взгляда. Я намеренно двигался не слишком быстро, чтобы они не потеряли надежду меня догнать. Мой план заключался в том, что в погоне за мной они, возможно, оставят свое намерение вернуться в лес и выполнить указание босса.
   Паф, паф, паф! – раздались вдруг резкие хлопки выстрелов. Неужели охранник все же решил применить оружие? Наверное, в воздух стреляет! Я посмотрел в зеркало и обомлел: охранник картинно, словно в плохом боевике, двумя руками, тщательно целился в машину, видимо, по колесам. Вот придурок – ведь так и в бензобак попасть недолго! – ужаснулся я и инстинктивно надавил на педаль газа. Джип рванул, и мои преследователи остались далеко позади.
   И только отъехав на приличное расстояние, я, наконец, остановился. Кешиных помощников видно не было. Что делать? Я понимал, что ехать дальше было опасно – они наверняка уже предупредили полицию об угоне. Того и гляди, наткнешься на пост ГАИ.
   Я огляделся. Машина стояла посреди дороги, с одной стороны которой простирался лес, а с другой – заброшенное поле с редкой порослью каких-то чахлых растений. За полем угадывались несколько приземистых домишек. Похоже, деревня. Я вышел из машины, но затем вернулся, вынул ключи зажигания и забросил их как можно дальше. Пусть они помучаются, мне надо было выиграть время и заставить моих недругов как можно дольше задержаться в этом богом забытом месте.
   Не знаю, сколько времени я добирался по раскисшему полю до малюсенькой деревеньки – полчаса или больше, но пока шел, беспрестанно оглядывался, опасаясь быть замеченным охранником и водителем. В том, что они не оставят попытки преследовать джип хозяина, я нисколько не сомневался, ведь у них были для этого все возможности – сотовая связь, попутный транспорт, помощь милиции, да мало ли что! И только юркнув за забор первой попавшейся избы – заброшенной, с заколоченными ставнями (что было весьма кстати), я сквозь редкий штакетник принялся спокойно наблюдать за джипом, хорошо просматривающимся на пустынной дороге.
   Наконец, я увидел некое движение вокруг брошенной машины. Эти две внушительные фигуры я узнал даже издалека. С усмешкой я следил за тем, как они размахивали руками, ходили кругами, а затем уселись в салон. Но уже через некоторое время джип развернулся и покатил в обратном направлении. Я заскрежетал зубами. Проклятье! Им удалось-таки завести двигатель без ключа! Гарантии в том, что они не захотят продолжить прерванные поиски моего несуществующего трупа, у меня не было. Моя глупая выходка с машиной ни к чему не привела… Во всяком случае, проверить это я уже не смогу. Делать нечего. Я вздохнул и решил обследовать избу.
   Солнце было уже в зените, и я немного согрелся. Хорошо бы переодеться во что-нибудь более цивильное. Я обошел сиротливо стоявшую посреди маленького участка избу с примыкавшим к ней то ли сараем, то ли баней, и попробовал на прочность все засовы. Крепкий, весь проржавленный замок на двери не поддавался, сбить его было нечем. Оставались окна.
   Пришлось изрядно повозиться, прежде чем одно из них отворилось. Кое-как отодрав доски, я с большим трудом сумел отжать одну из створок перекошенного от старости окна и влезть вовнутрь.
   Через открытое окно в темную и сырую горницу проникали яркие лучи света, и мне стало немного веселее. Я осмотрелся. Когда-то чисто убранное помещение было покрыто толстым слоем пыли. Простая деревенская мебель состояла из прямоугольного стола посреди комнаты, длинной лавки у стены, старомодного комода с неизменными салфетками и нехитрой посудой, большого сундука, покрытого серым от пыли половиком, да трех грубоватых крепко сбитых табурета. В углу располагалась самая настоящая русская печь – словно из детской сказки, а возле нее была заботливо сложена небольшая поленница. Видно, что люди, покинувшие этот дом, были аккуратными и хозяйственными.
   Здесь наверняка есть, чем поживиться! Я подошел к сундуку и с трудом приоткрыл его тяжелую скрипучую крышку. Сразу же пахнуло чем-то затхлым и гнилым. В темноте разглядеть его содержимое было невозможно, и я на время оставил эту затею. Поискал глазами выключатель. Его не было. Но мое внимание привлек стоявший на столе старый подсвечник с небольшим огарком стеариновой свечи. Рядом с ним валялся и коробок спичек. Неужели здесь отсутствует электричество?
   Вооружившись хиловатым источником света, я перерыл верх дном весь сундук и среди женского и мужского тряпья смог подобрать вполне приличный гардероб: голубые джинсы, чуть большего, чем нужно, размера, коричневую мужскую ковбойку, синюю тряпичную бейсболку с длинным козырьком и даже ветровку на молнии. За сундуком в углу я обнаружил стоптанные, но вполне еще крепкие ботинки с высокими берцами типа военных, оказавшиеся мне впору. После этого я отправился обследовать остальные комнаты в поисках съестного. Я рассчитывал в первую очередь на консервы, какие-нибудь соленья или хотя бы варенье, что было бы вполне логичным для загородного дома.
   Быть замеченным кем-либо я особенно не опасался. Несмотря на начало летнего сезона, в эту деревеньку, судя по всему, никто не наезжал. Во всяком случае, признаков жизни в соседних домах я также не обнаружил. Ни людей, ни даже бродячих собак! И это было довольно странным…
   На маленькой кухоньке и подсобке при ней я не нашел ничего съестного. Оставался только подпол, вход в который я без труда обнаружил в большой комнате. Страха я не испытывал, как не испытывал и угрызений совести за вторжение на чужую территорию и использование чужого имущества. Все равно это тряпье вряд ли уже сможет кого-нибудь заинтересовать, кроме меня.
   Единственное, что меня беспокоило, это отсутствие воды, ведь ни колодца, никакого другого источника во дворе я также не заметил. Как же здесь жили люди?
   В довольно глубокий подпол вела крепкая на первый взгляд лестница, и я стал осторожно спускаться по ней, освещая путь неровным колеблющимся светом свечного огарка. Если ничего не найду в этом доме, обследую другие! В конце концов, отсутствие еды и питья – далеко не самые радикальные испытания, которым я подвергся за последнее время. Возможно, я даже не подозреваю, какие еще уникальные возможности заложены в моем организме!
   Не успел я сделать и нескольких осторожных шагов по земляному полу, как подпертая поленом крышка подпола вдруг с грохотом захлопнулась. От неожиданности я сильно вздрогнул и выронил подсвечник. Непроглядная тьма мгновенно обступила меня со всех сторон, и мне невольно вспомнилось мое недавнее заточение. Вот напасть! Я ощупью двинулся к лестнице, поднялся по ступенькам и толкнул крышку, но… она почему-то даже не пошевелилась! Что за чертовщина?! Заклинило, что ли? Изо всех сил я налег на проклятую крышку, упираясь в нее обеими руками и даже головой. Еще усилие, еще и… тут подо мной подломилась одна из ступенек лестницы. Падая, я инстинктивно ухватился за другую, и… вся эта конструкция с треском рассыпалась подо мной. Со всего размаху я растянулся на полу, пребольно накрывая своим уникальным, но уже многострадальным телом то, что раньше было лестницей.
   Я сидел и чуть не плакал. Более идиотской ситуации трудно было себе представить. Вот тебе и баловень судьбы!.. Я опять попал в переделку!..

Глава 9

   Сколько прошло времени я не знаю. Меня охватила такая апатия, что всё вокруг будто перестало для меня существовать. Время и пространство потеряли всякий смысл, и никак мной не воспринимались. Ни одна мысль не посетила мою голову, ни одно чувство не пробудилось в моей душе, ни одно желание не дало о себе знать. Я просто сидел в кромешной тьме и абсолютной тишине, не шевелясь, словно истукан, и, казалось, чего-то ждал, не замечая под собой сырости прогнивших досок.
   Может быть, я ждал очередной благосклонности судьбы в виде готового решения? Или своего внезапного озарения? Не знаю… Наконец, мое деятельное естество взяло верх над тупой апатией, и я, стряхнув с себя остатки оцепенения, поднялся с пола. Я решил хотя бы на ощупь обследовать небольшое, как я успел заметить, пространство подпола. К тому же, мне даже показалось, что мои глаза уже стали кое-что смутно различать.
   Неужели это открылась еще одна уникальная сторона моих неисчерпаемых возможностей, и я подобно кошке могу ориентироваться во мраке? Это было бы очень кстати! Но… нет, это мне только показалось, а жаль!
   Вытянув перед собой руки, шаг за шагом я принялся обходить сырое помещение, сильно отдававшее плесенью. Почему оно не проветривается? Странно! Насколько я знаю, любое подвальное помещение обязательно должно иметь не менее двух вентиляционных окошек! Так и весь дом запросто может прогнить, не говоря уж о продуктах в подполе!
   Стены подвала были обиты плохо струганными досками, кое-где покрытыми сплошной паутиной и сырыми клейкими очагами плесени и гнили. Бр-р! Меня аж передернуло, когда я коснулся этой мерзости. Дальняя от люка стена представляла собой сплошной двухъярусный деревянный стеллаж. Ура! Неужели я найду здесь на полках какие-нибудь хозяйские припасы?..
   Увы – рушились последние надежды – стеллаж, похоже, был совершенно пуст, если не считать твердых горошин мышиного или крысиного помета. При мысли о грызунах, меня тут же обуял почти панический ужас – сразу представилась страшная картина расправы полчищами крыс над моей живой плотью.
   Так, всё, надо взять себя в руки! Наверное, больше от отчаяния, чем от недоверия к собственным ощущениям, я решил прощупать полки более тщательно. Ведь я обследовал далеко не все углы.
   На нижнем ярусе не было ничего. Оставался верхний, расположенный на уровне груди, но достаточно высоко, чтобы дотянуться до его основания. Мне даже пришлось навалиться на него всей грудью. Кто так строит?! Внезапно центральная часть стеллажа поддалась под моим весом, и он с противным скрежетом стал медленно отодвигаться вперед, открывая все увеличивающееся пространство! Я еле устоял на ногах. Ничего себе!
   В этот момент послышался негромкий щелчок, словно включился некий тумблер, и тишину прорезал характерный звук какого-то двигателя, по мере работы которого образовавшийся проход стал быстро заполняться мягким светом. Мне даже снова пришлось зажмуриться. Автоматический генератор электрического тока! Вот это да! Стеллаж-то оказался с секретом!
   Я с удивлением рассматривал это чудо инженерной мысли, намеренно облеченное в неказистую форму. Это была вращающаяся вокруг своей оси конструкция, не более метра длиной, подобная тем высоким стеклянным турникетам, которые часто устанавливают перед входом в супермаркеты, с одной лишь разницей, что там использовались круглые по своей форме сооружения.
   Ай да хозяин! Теперь понятно, почему этот жалкий подвальчик не мог служить хранилищем для продуктов – у него было другое предназначение! Ну что ж, сама судьба подсказывает мне выход из этой ситуации, и я смело шагнул в узкий проход.
   Очутившись в просторном и абсолютно сухом продолговатом помещении, освещенном по всему периметру встроенными в потолок круглыми светильниками, я ахнул. Потому что это был… хорошо оборудованный склад оружия и боеприпасов! Настоящий мини-арсенал огнестрельного и холодного оружия! Чего здесь только не было: пистолеты разных видов и калибров, автоматы, армейские карабины, снайперские винтовки, станковые пулеметы, гранатометы и даже несколько базук. Всё это самым аккуратным образом размещалось на металлическом стеллаже во всю стену в огромном количестве и выглядело совершенно новым – некоторые были даже в густой заводской смазке.
   Ящики с патронами и гранатами штабелями были сложены в углу комнаты. В огороженном отсеке тарахтел портативный дизельный генератор. Я подошел ближе и ошарашено прочитал название на его кожухе: «Eisemann». Рядом с ним располагались несколько канистр с аккуратной надписью «Солярка». Где-то под потолком жужжала вытяжная система вентиляции. Да, всё здесь было солидно, надежно, по-деловому, и всем этим богатством вполне можно было вооружить небольшую армию! Боже, куда я попал?!
   В противоположном углу стоял большой металлический стол-верстак, на котором были закреплены тиски. Над столом – аккуратно развешены различные слесарные инструменты. На открытой настенной полке размещались всевозможные электроинструменты. Образцовый порядок! Нехилое гнездышко оборудовал себе здесь хозяин!
   Я подошел к столу и присел на крепкий табурет – один из тех, что я видел наверху. Выдвинул один из двух металлических ящиков. Ничего особенного – обычный мелкий слесарный хлам. Содержимое другого ящика оказалось более интересным. Я обнаружил там какую-то папку в коленкоровом переплете. Неужели документы? С большим интересом я заглянул вовнутрь, и то, что я увидел, несказанно меня обрадовало. Еще бы, ведь передо мной был подробный план дома, в котором я находился, включая и подземные помещения!
   Как оказалось, арсенал располагался под небольшим зданием, принятым мной за баню или сарай. Но самым главным было то, что эти два помещения соединялись между собой люком! А это означало, что из своего заточения я могу выбраться наружу через проход, расположенный… – я сверился со схемой – …где-то над ящиками с боеприпасами.
   Ура, я спасен! Мной охватило такое ликование, что я разом забыл обо всех своих страхах, а заодно – голоде и жажде.
   Я подошел к тому месту, где должен быть люк, но… к моему глубокому удивлению и разочарованию, ничего похожего не обнаружил! Обычный, крашенный масляной краской светлый потолок без всяких признаком щелей или проемов. Что за чертовщина?!
   Я даже вскарабкался на ящики, сильно рискуя развалить всю эту опасную пирамиду и сломать себе шею или того хуже – подорваться от детонации какой-нибудь гранаты или другой смертельной «игрушки», и при этом разнести в пух и прах не только свое вынужденное убежище, но и всю деревню! Но сколько я не вглядывался, ничего так и не увидел.
   Неужели я ошибся? Я снова подошел к столу и еще раз просмотрел планировку склада. Нет, всё правильно – вот замаскированный под деревянный стеллаж вход, вот в углу справа от него генератор, напротив – стеллаж с оружием, слева от него по той же стене – верстак, над стеллажом в правом углу прорисован проем и даже стоит надпись: «люк»! Ничего не понимаю!
   Пока я ломал голову над этой загадкой, меня вдруг посетила одна интересная мысль. Я снова подошел к сложенным в штабеля ящикам и принялся не спеша их переставлять. Ящики были довольно тяжелыми, но и я был не лыком шит! Наконец, кое-как разобрав завалы, я обнаружил то, что искал: за ящиками с патронами находилось мое спасение – пара ящиков с тушенкой и целая коробка с томатным соком, расфасованным в жестяные двухсотграммовые банки.
   Я ел и думал, почему загадочный хозяин, надежно запрятав люк, в то же время оставил почти на виду план дома? Ну, не для себя же! Скорее всего, это было рассчитано на тех людей, которые должны воспользоваться всем этим оружием. Тогда почему этот проклятый люк отсутствует? Или в последний момент хитроумный хозяин передумал его монтировать, а из схемы убрать забыл?
   Нет, это – полная глупость! Да, загадка! От всех этих мыслей у меня даже разболелась голова. Что же мне делать? С одной стороны мое положение, безусловно, существенно улучшилось – во всяком случае, голодная смерть мне уже не грозила! Но с другой стороны, я по-прежнему оставался пленником, заживо заточенным в подземелье, пусть и оборудованным по последнему слову техники.
   Грызла меня и еще одна мысль о том, что в любой момент ко мне могут заявиться те, для кого всё это было приготовлено. И не важно, что сюда так долго не наведывались. Схрон для того и создавался, чтобы рано или поздно им могли воспользоваться. Интересно все же, для каких таких боевых операций подготавливалась эта тайная комната? Кем на самом деле является хозяин скромного покосившегося от времени домика в вымершей деревне?
   А если непрошеные гости нагрянут во время моего сна? И я, содрогнувшись от этой мысли, невольно обратил взор на открытый проход. Раз у меня нет никакой возможности выбраться из дома тем же самым способом, каким я сюда попал, надо хотя бы на время обезопасить себя от неожиданного вторжения извне. Я сразу вспомнил о незакрытом окне в доме, и у меня засосало под ложечкой.
   Или, может, все же попробовать открыть тот проклятый люк в подвал? Вон сколько здесь всевозможного инструмента! Но без лестницы добраться до трехметрового потолка невозможно! Был бы еще материал, из которого можно сварганить нечто, похожее на такую лестницу, но, кроме стеллажа и патронных ящиков, здесь ни черта не было!..
   Эврика! У меня же есть этот стол-верстак! Если его перетащить в соседнее помещение, затем поставить на попа, тогда может быть… С энтузиазмом я тут же принялся сдвигать верстак с места, но… не тут-то было! Проклятый стол словно врос в бетонный пол. Похоже, что странный хозяин, действительно, наглухо его замуровал! Вот дьявол! Я уже ненавидел этого неизвестного мне инженера-террориста всей душой.
   Так, оставались ящики с патронами и гранатами. Может, взять их и снова составить из них пирамиду? Нет, только не это! Их даже трогать было опасно! Тогда что, тупик?
   Ладно, пока остается только одно – забаррикадировать вход. Хотя бы теми же ящиками! Если их аккуратно перетащить волоком к входу и подпереть эту чертову стеллажную карусель, то меня здесь уж точно врасплох никто не возьмет! Во всяком случае, с такой огневой мощью мне можно особо не волноваться! Я невесело усмехнулся – в моем случае и один в поле воин!
   Сказано – сделано! Через час я был надежно и добровольно замурован в оружейной мышеловке. Теперь я мог спокойно выспаться. Вот хотя бы на этом верстаке. Где наша не пропадала?! Я снял с себя куртку и расстелил на большой поверхности стола. Так, а где здесь выключается свет? Ага, вот он! Я щелкнул выключателем на стене рядом с входом, но… свет не погас! Вместо этого откуда-то сверху вдруг раздался лязг металла. Сильно вздрогнув от неожиданности, я поднял голову и увидел, как тяжелая плита, еще недавно бывшая обычным крашеным потолком, стала медленно съезжать в сторону, открывая люк именно в том самом месте, которое было указано на схеме.
   Одновременно в открывающийся квадратный проем въехала металлическая лестница, которая, подобно пожарной, стала телескопически выдвигаться, пока не коснулась бетонного пола, чуть было не попав на один из беспорядочно разбросанных мной ящиков с патронами.
   Я стоял, открыв рот в изумлении, наблюдая за потрясающим техническим процессом моего освобождения. Путь открыт, господа! Да здравствует свобода!

Глава 10

   Как все логично устроено! Когда со стороны погреба открывается потайной ход, автоматически включается энергоснабжение и вентиляция, а когда надо уйти другим путем, нужно просто нажать на выключатель! Хитроумная система, видимо, рассчитана таким образом, что если закрыть «турникет» из склада, это не вызовет никаких изменений!
   Надеюсь, я сюда больше никогда не вернусь! Я последний раз оглядел склад, и мой взгляд задержался на полке, где лежали пистолеты. А почему бы мне не прихватить какой-нибудь из них с собой? Эта мысль заставила мое сердце забиться учащенно, но придала мне уверенности и решимости. В той переделке, в которую я умудрился попасть, любое средство защиты не будет лишним. И хотя я никогда прежде не имел дело с настоящим оружием, кое-что я знал, так как с детства, наверное, как и любой мальчишка, был не равнодушен именно к этому виду оружия.
   Мой выбор остановился на маленьком и надежном отечественном ПСМ калибра 5,45мм на восемь патронов, который как нельзя лучше подходил в данной ситуации. Я набил патронами магазин, заткнул его за пояс, затем надел свою куртку, надежно прикрывшую мое грозное приобретение. Затем аккуратно расставил все ящики по своим местам, чтобы скрыть явные следы моего пребывания в чужой вотчине, и уже через минуту я был наверху.
   Теперь я находился в обычном сарае с деревянным полом, где размещался садово-огородный инвентарь. Через многочисленные щели в дощатых стенах сарая просачивался дневной свет, и это позволило мне заметить еще один выключатель, точно такой же, что и на складе.
   Я тут же им воспользовался, в результате чего свет, исходящий от закопченной одинокой лампочки под низким потолком, включился, а внизу наоборот – выключился. Зарокотал невидимый мотор, и плита поехала на свое место, достигнув которого, вырубила все работающие системы на складе. Идеальная конструкция! Такую бы умную голову – да в мирных целях!
   Дверь в сарае запиралась обычным замком с вертушкой, которую мне оставалось только повернуть, чтобы выбраться наружу. Наконец-то!
   Едва я ступил за порог, как в лицо мне ударил свежий упругий ветер, ноздри защекотал запах неухоженной растительности, а ласковые лучи устремившегося к закату солнца приняли меня в свои теплые объятия. Я вздохнул полной грудью. Как здорово!
   Я огляделся. Сарай почти вплотную примыкал к глухому забору соседского дома, который едва просматривался сквозь заросли заброшенного сада. Вдоль забора вилась еле заметная из-за бурьяна тропинка к ветхой калитке, которая выходила на параллельную улицу. Подойдя к калитке, я с большим трудом отодвинул проржавленный засов, нарушив скрежетом непривычную и жуткую тишину пустынной улочки. Медленно я брел по улице мимо сиротливо прижавшихся к своим заборчикам нескольких домиков со старыми черепичными крышами и черными окошками, красноречиво свидетельствующими об отсутствии в них жизни. И это, почему-то, сильно меня удручило и настроило на печально-философский лад: эти черные окна вдруг вызвали у меня неприятную ассоциацию с очками слепцов, уныло сидящих на своих покосившихся завалинках вдоль пыльной улицы и, как будто, чутко прислушивающихся к стуку моих шагов.
   – Силин, ты что, ли? – раздался вдруг незнакомый хриплый голос за спиной.
   Я сильно вздрогнул и замер. Мурашки пробежались по всему моему телу, и я, как испуганная черепаха, втянул голову в плечи. Неужели меня все-таки выследили? Сердце оглушительно забухало, молотом отдаваясь в висках. Мгновенно вспотела спина, и я буквально физически ощутил, как струйки пота по ней через несколько секунд достигли того места, где у меня находился пистолет. Я незаметно полез за ним под куртку, одновременно поворачиваясь лицом к опасности.
   Но то, что я увидел, заставило меня удивиться еще больше: рядом с покосившейся избенкой стояла, подбоченившись, обычная старуха, замотанная в темную шаль с головы до ног. Кроме нее на улочке больше никого не было.
   – Вы это мне? – осторожно осведомился я, усиленно соображая, откуда этот божий одуванчик знает мою фамилию.
   Она какое-то время разглядывала меня, и по мере этого созерцания выражение ее сморщенной физиономии сменилось с радостного на абсолютно разочарованное.
   – Э-эх, милок, прости меня старую, обозналась я! – старуха огорченно махнула рукой и уселась на лавку у забора. – Вижу – со спины вроде сосед мой, Мишка Силин. Куртка-то у тебя точь-в-точь такая же, как у него, да и статью – один в один! Вот и обозналась… У нас, почитай, пару годков никогошеньки здеся нетути, вот я с дуру и обрадовалась: неужто соседушка возвернулся.
   Старухе явно хотелось поболтать. Да и по всему было видно, что отсутствием любопытства она тоже не страдала. Уж больно внимательным был ее настороженный взгляд.
   – Я извиняюсь, конечно, мил человек, – продолжала между тем старушка, – а вы здеся когой-то ищете?
   Я уже пришел в себя, и мне захотелось узнать побольше о своем таинственном однофамильце. Прав был Иннокентий – наша фамилия и впрямь очень распространенная! Я подошел к ней и присел рядом на лавку.
   – Понимаете, бабушка, у меня там, за полем, сломалась машина – весь тосол вытек, – стал я самозабвенно впаривать старушке. – Вот я и решил сюда зайти и разжиться водичкой. Хожу, смотрю, нет ни одной живой души! И колодцев не видно. Подумал, что деревенька ваша совсем заброшена, без названия, а оказывается, нет, слава богу!
   – И не говори, милок, твоя правда! Так и есть, нет народу-то, одна я, дура старая, сюда в Мелентьево таскаюсь – так деревенька наша называлась когда-то. Все уж давным-давно перебрались за реку в Новомелентьево, – она махнула рукой в сторону, противоположную полю, – понастроили там себе хором – не чета энтим. Не выгодно им, вишь, через реку провода тягать! А мне чего, подыхать теперича?! – старуха скорбно высморкалась в платочек. – Им что, у них семьи, а я одна, как перст! Там мне избу одну отдали. Хорошая изба, ничего не скажу, но не лежит у меня душа к ей, никак не лежит! Вот и мотаюсь, как дурная, от старой деревни в новую. Хорошо еще колодец мой не пересох, как у многих здеся… А ты, милок, во что водичку-то наливать будешь? – она подозрительно на меня посмотрела. – Или чаял ведерком разжиться задарма?
   – Бабушка, была бы какая-нибудь тара, захватил бы с собой! А ведерко я вам принесу, не сомневайтесь. Я вот хотел поинтересоваться: вы сказали, что здесь уже никто не живет, а вот этот Силин, или как его там, он что, иногда захаживает в свой домишко?
   – Мишка-то? А то как же! У него здеся вся обстановка, как полагается – вещички опять же, меблишка. Правда я его уже давно не видала. Я почему обрадовалась-то? Он мне завсегда по хозяйству помогал по-соседски. Мужик он справный, даром что военный, да контуженный. И не беда, что дерганный весь, зато руки у него, болезного – золотые!
   – Он что, воевал?
   – Ну да, в этой… Чечне, будь она не ладна! Оттуда его, сердешного, чуть живого привезли. Они сами-то не местные, издалёка приехамши. Купили, значитца они со своей жинкой, Наташкой, в деревне избу, пожили малость, а потом Мишка-то и завербовался в Чечню эту по… как бишь его… контракту! А через полгодика, как Наташка похоронку-то получила, так и сбегла сразу. Детишек они не нажили. А Мишка, вишь, живой оказался! Ошибочка, значитца, вышла! Вот я за им, как за малым дитем, и ходила – заботилась, почище матери родной. Как сын он мне был али внук. Да… – старушка промокнула платком глаза и снова шумно высморкалась. – А как он на ноги-то поднялся, и мне подмога вышла! Эх, коли начальство не решило бы переселить всех за реку, жили – не тужили бы по сию пору… А так и помочь мне теперича некому… – она скосила хитрый глаз на меня.
   – А чего делать-то? – рассеянно спросил я, без труда разгадав бабкину уловку. Но голова у меня была забита совсем другим: выходит, что этот мой однофамилец наезжает сюда периодически. Или, может, не только он?..
   – Дык, совсем чуточки, милый! – всплеснула руками бабка. – Крыша протекла в одном местечке, да порожек завалился, да дверцу подбить бы надоть, да…
   – Погодите, бабушка, не все сразу! – остановил я хитрую старушонку. – Я и делать-то ничего особо не умею. Но что в моих силах, сделаю, конечно.
   Мы вошли в бабкину избу. Да, не богато жила старушка. Я с интересом разглядывал ее небольшую горницу со старыми фотографиями на стенах, самодельными салфеточками на допотопном буфете и двух сундуках. На почти черном круглом столе стоял большой старинный подсвечник на четыре свечи и глиняный кувшин. В углу висел скромный образок, в другом углу располагалась большая русская печь с занавесками на полатях.
   – Водички вот попей, милок! – засуетилась бабка, перехватив мой взгляд на кувшин. Она достала из буфета жестяную кружку и плеснула туда немного воды. – А пока ты порожком займешься, я тебе ведерко наполню.
   – Бабушка, а кроме соседа вашего, никто в деревню не наведывается? – невинно поинтересовался я, принимая кружку из ее рук.
   – Да, нет, вроде… А чегой-то ты, мил-человек, все выспрашиваешь, да вынюхиваешь? – проявила вдруг бабка запоздалую бдительность.
   Она снова придирчиво меня осмотрела, и вдруг ее взгляд остановился на правом рукаве моей ветровки.
   – А курточка-то на тебе Мишкина! – уверенно заявила она, глядя мне прямо в глаза. – Энту дырку на рукаве я своими руками штопала! Ах ты паскудник! А ну сымай куртку!.. Ба, да на тебе и чеботы евонные, кажись! – бабка отошла от меня на два шага, опасливо шаря глазами по комнате. – Ты зачем, окаянный, в его избу влез? – Она бочком засеменила к печке и, схватив в обе руки какую-то длинную железяку с загогулиной на конце, угрожающе ее подняла:
   – Ступай отсель, пока жив, воровская морда! А не то я тебя так ухватом огрею, костей не соберешь! Ишь, водички ему надоть! Не на ту напал, ворюга!
   – Бабушка, да вы не так меня поняли! – попытался я оправдаться и сделал пару шагов к столу с намерением поставить кружку. При этом я неловко развернулся, и мой ПСМ с глухим стуком вывалился у меня из штанов на пол.
   – Батюшки-светы! – заголосила старуха неожиданно высоким голосом. – Ратуйте, люди добрые, убивают!
   Я подобрал пистолет, плюнул и вышел вон.

Глава 11

   Уже на улице, поразмыслив, я двинулся к мосту в сторону Новомелентьево, надеясь на попутку. Рассуждал я так: если там есть люди, значит, есть и транспорт. Идти пришлось недолго: в конце улицы к реке спускалась тропинка, которая, петляя вдоль узкой и грязной речушки, через некоторое время привела меня к деревянному мосту. Мост был старый, на сваях, вполне еще крепкий, рассчитанный на проезд транспорта. От него в обе стороны расходились грунтовые дороги, колдобины на которых красноречиво говорили о высокой степени их загрузки, и это обнадеживало.
   Я двинулся по мосту. Заходящее солнце испускало последние лучи, отражаясь в тихой воде, напоминая о скором наступлении ночи. Я ускорил шаги, звонко отдававшиеся от настила, словно на армейском плацу. Мне невольно вспомнился мой контуженый однофамилец, чьими ботинками я сейчас выбивал эту дробь.
   Бабкин рассказ, хоть немного и прояснил ситуацию, но полной ясности не прибавил. Кто он, этот уволенный в запас по ранению Силин? Обозлившийся на весь мир офицер, готовящий военную акцию со своими свихнувшимися сподвижниками? Или просто торговец оружием? Или, еще того хуже, продавшийся боевикам террорист-одиночка?
   Гадай – не гадай, а предпринимать что-то надо было. Оставлять все, как есть, я уже не мог по той простой причине, что меня видела бабка, которая обязательно расскажет обо мне своему соседу. А мой суровый однофамилец тотчас выяснит, что я был не только в его доме, но и на секретном арсенале, и непременно захочет меня найти, чтобы избавиться от ненужного свидетеля.
   С другой стороны, меня могут искать охранники Иннокентия Вениаминовича. Остается идти в милицию и рассказать для начала о складе с оружием. Пусть они устроят засаду в доме Силина и возьмут его тепленьким…
   Хорошо, а что я скажу в милиции? Что залез в чужой дом, когда прятался от охранников? А почему прятался? Потому что они меня хотели перезахоронить? Бред какой-то! Мне никто не поверит, еще и в психушку сдадут! Нет, к ментам идти нельзя! Так что же остается? Скрываться от тех и других всю жизнь?..
   Может, уехать куда-нибудь, к чертовой матери?..
   А как же учеба, родители, химия, наконец? А что родители? Им можно объяснить, что попал в переделку, что жизнь в опасности, что поживу где-нибудь, пока все не уляжется. Я скрипнул зубами: где поживу, на какие шиши?
   Вспомнив, что остался без гроша в кармане я совсем пал духом. Придется все же брать деньги в долг у родителей. Заодно и узнать у них о каких-нибудь родственниках, живущих где-нибудь подальше, у которых можно было бы остановиться на первое время. Помнится, отец что-то такое говорил о своем сводном старшем брате, офицере, служившем где-то на Дальнем востоке. Правда, у них почему-то не сложились отношения, но других родственников, насколько я знаю, все равно не было…
   Точно! А в институте можно пока взять академ. Да и химия от меня никуда не денется. Ничего, как-нибудь выкручусь, тем более, с моими-то уникальными способностями!
   Стемнело. По зажегшимся светлячкам окон вдали можно было сориентироваться о месте нахождения деревни. Да, видимо, мне и сегодня не суждено переночевать дома. Не похоже, чтобы здесь было оживленное движение! Не успел я об этом подумать, как темноту прорезал яркий свет от фар движущейся мне навстречу машины, которая направлялась к мосту. Ура, мне повезло, что и в этой деревне кому-то не спится!
   Я поднял руку и стал махать, привлекая внимание водителя. Автомобиль ехал с дальним светом, слепящим глаза, и рассмотреть его как следует было невозможно. Да мне было уж все равно. Лишь бы довез до города.
   Машина ехала довольно медленно, объезжая колдобины, возможно, поэтому водитель заметил меня не сразу. И только приблизившись ко мне на расстояние не больше трех метров, он резко затормозил, едва не наехав на меня по инерции. Это был большой темный отечественный джип УА З «Патриот».
   Пассажирская дверь открылась, но свет в салоне не зажегся.
   – Вам куда? – послышался изнутри грубоватый мужской голос.
   – До города не довезете?
   – Садитесь! – проговорил он не сразу.
   Я уселся на высокое жестковатое сиденье и захлопнул за собой дверь с таким чувством, словно поставил, наконец, жирную точку своим мытарствам.
   – Спасибо вам, что остановились. Я уж думал, что никого не встречу. Пустынно как-то здесь у вас! – повернулся я к водителю, лицо которого едва различалось в скупом освещении приборной панели.
   Незнакомец сосредоточенно всматривался вперед и ответил не сразу:
   – А вас-то как занесло в нашу глушь? Приезжали к кому-то?
   – Ну, да… Разыскивал тут одного человека…
   – Кого же, если не секрет?
   – Силина Михаила, может, знаете? – выдал я единственное известное мне имя, связанное с этим местом.
   – Мишку-то? – не сразу ответил собеседник, доставая из бардачка сигареты. – А то как же! Сосед ведь мой. А вы кем ему будете? – поинтересовался он, прикуривая.
   На мгновение пламя зажигалки выхватило правую часть его лица, обезображенную длинным шрамом.
   Я внутренне содрогнулся при виде такого уродства. Бандит что ли? Вон как его рожа исполосована!
   – Я… его дальний родственник… – ляпнул я первое попавшееся, что пришло в голову. – Да дома его не оказалось…
   – Понятно… – неопределенно промолвил водитель и надолго замолчал.
   Автомобиль тем временем выехал на дорогу, ведущую в город, и стал постепенно набирать скорость. Я успокоился, небольшая тряска на грунтовке меня совсем не беспокоила, даже наоборот – скорее, убаюкивала. В салоне было тепло и уютно, из магнитолы раздавалась тихая спокойная музыка, навивающая сон. Мне было удивительно хорошо, ведь несмотря ни на что, я ехал домой. И хотя я так пока и не решил, что мне делать со всеми моими проблемами, сейчас я желал только одного – покоя, отдыха, полного расслабления…

   …у меня вдруг возникло удивительное чувство, что я начинаю догадываться об истинной причине моего путешествия. Как будто глубоко из недр моего подсознания постепенно стали всплывать некие смутные воспоминания из прошлых жизней о каком-то близком мне человеке… И даже не было понятно, кто он – мужчина или женщина. Просто человек, нуждающийся в помощи. И я шел к нему по вязкому белому болоту, подгоняя себя, не обращая ни на что внимания, не замечая усталости, одержимый этим желанием, полный решимости и энергии, понимая, что кроме меня ему никто не поможет…

   Внезапно что-то изменилось. Мерное покачивание и убаюкивающее гудение мощного двигателя прекратилось, и мне вдруг стало нечем дышать. Горло перехватило, руки оказались крепко прижаты к бокам, я не мог даже пошевелиться. В поясницу упиралось что-то твердое. Может, я все еще сплю, и мне это только снится?
   Мое пробуждение было ужасным: я увидел перед собой искаженное злобой уродливое лицо водителя, который одной рукой сжимал мне горло, а другой – большой армейский нож, держа его на уровне моих глаз. Я сидел на пассажирском сиденье накрепко притянутый к нему чем-то широким, похожим на кожаный ремень.
   – Говори, сука, кто тебя прислал? – прошипел он, испепеляя меня взглядом и дергая щекой в нервном тике. При этом он надавил мне на кадык так, что у меня потемнело в глазах. Он немного ослабил хватку.
   Точно, псих! Меня угораздило нарваться на сумасшедшего бандита, страдающего к тому же манией преследования. Этого только мне не хватало! А я, дурак, расслабился! Наша машина стояла посреди пустынной дороги. Горящие фары освещали впереди кусочек ночного леса. Вокруг не было ни души. Кошмар продолжался.
   – Никто не посылал! – пролепетал я, судорожно ловя ртом воздух, запоздало вспомнив о своей уникальной способности не дышать, как нельзя кстати пригодившейся бы в этой ситуации. – Я вас не понимаю!
   – Ты искал Силина! Зачем? Кто ты такой? Говори, пока я тебя не прикончил! Ну! – и он легонько провел холодным и острым, как бритва, лезвием по моей щеке.
   – Я Артем Силин, студент! Прятался здесь от преследователей и случайно попал в дом Михаила Силина в Мелентьеве.
   – Откуда знаешь, что это был его дом?
   – Бабка сказала… – выпалил я одним духом, ощущая только резкую боль на лице и теплую струйку собственной крови, ползшей к подбородку. – Я ее там, на улице встретил.
   – Бабка-а? – протянул водитель, убирая нож. Он откинулся на своем сиденье и закурил. – Ну, допустим. А чем докажешь, что ты – Силин? Кто и почему тебя преследуют?
   – Может, сначала меня развяжете? У меня горло пересохло, говорить не могу.
   – Ничего, потерпишь! Я жду ответа! – он выпустил струю дыма мне в лицо.
   Я закашлялся. Вот сволочь, еще издевается! И тут до меня дошло!..
   – Постойте, вы и есть тот самый Михаил Силин?
   – Догадливый, однако! – он пристально взглянул на меня. – Нет, вроде не похоже, что ты от них… Ладно, давай я тебя развяжу, но дергаться не советую – замочу! На, глотни! – Он одним движением сбросил с меня ременные оковы и протянул армейскую фляжку. – Это тебя освежит и развяжет язык.
   Я осторожно отпил. Во фляжке оказался крепкий и очень сладкий чай. Стало немного легче. Сильно саднило порезанную щеку. Что мне делать? Я опять попал в переделку! И на этот раз уже вряд ли выкручусь. Неизвестно, что можно ожидать от вооруженного до зубов контуженного на всю голову и озлобленного на весь свет типа.
   – Но, но, не увлекайся! Рассказывай. – Он забрал фляжку и не спеша, со знанием дела принялся меня обыскивать. – Ого, ПСМ?! Редкая вещица! Очень интересно! – он держал на широченной ладони мой пистолетик, о котором я совершенно забыл впопыхах, хотя только что почувствовал своей спиной его твердость. – Да ты Рэмбо, оказывается! Что теперь запоешь, Силин? Или все-таки не Силин? Он взвел курок и ткнул мне дулом ПСМа в бок. – Будешь правду говорить?
   – Послушайте, я вам говорю правду! – выпалил я и стал рассказывать этому психу все с самого начала. Чем дольше я говорил, тем больше успокаивался и тем уверенней себя чувствовал. Впрочем, о некоторых моментах, связанных с моими уникальными возможностями, а также проникновением в его подземный оружейный бункер, я благоразумно промолчал. Силин меня слушал очень внимательно, время от времени вставляя уточняющие вопросы.
   – А почему они решили, что ты мертв? – резонно задал он мне вопрос, когда я дошел в своем рассказе до эпизода с моим заточением.
   – Это йога – дыхательные практики! Позволяют надолго задерживать дыхание и замедлять пульс.
   – Ты еще и йог, Химик? – с сомнением покосился он на меня. – А не врешь?
   – Могу продемонстрировать! – и я с готовностью ненадолго впал в уже знакомое мне состояние, контролируя удары сердца, чтобы не перейти за грань забытья. Через некоторое время, когда я уже вернулся в прежний ритм, я уже не ощущал на своем боку ПСМ. Видимо, мое умение сильно его впечатлило.
   – Ну, ты даешь! – только и вымолвил он. – Тридцать лет живу на свете, повидал всякое, но такое!.. Ты, действительно, уникум! Ладно, что дальше было?
   Когда я закончил свой рассказ, Силин надолго замолчал и о чем-то задумался. Затем он завел двигатель, тронулся и спросил вдруг вполголоса:
   – Артем, как тебя по батюшке?
   – Алексеевич, но можно просто Артем.
   – Как? – с удивлением переспросил он. – Алексеевич? Этого не может быть!.. А отца твоего как по отчеству? – он даже немного притормозил машину и вскоре снова остановился.
   – Олегович, а причем тут мой…
   – Поздравляю! – перебил он меня. – Мы с тобой, кажется, двоюродные братья! Ну, здорово, что ли, родственник! – и он протянул мне свою руку.

Глава 12

   У меня отпала челюсть. Вот так поворот! Я с сомнением посмотрел на внушительную фигуру моего «брата», на его изменившееся вдруг лицо, которое, несмотря на страшный шрам во всю щеку, не казалось мне уже таким отвратительным. Неужели он и вправду мой двоюродный брат?!
   – Подождите, Михаил, вы хотите сказать, что наши отцы – родные братья?
   – Ну, да! Разве не понятно? Мой отец, которого зовут Николай Олегович, рассказывал мне о своем сводном брате, родившимся от другой женщины. Отцу было тогда лет девять. Эта женщина приезжала то ли в отпуск, то ли в командировку во Владивосток, где мой дед в то время служил на Тихоокеанском флоте. Так они и познакомились. Потом, она уехала, а через положенное время она ему сообщила, что родила сына, которого назвала Алексеем.
   Мой батя был единственным ребенком в семье морского офицера. Жили они, как и все семьи моряков, от зарплаты до зарплаты, отца никогда не было дома. И когда он узнал от своей матери – моей бабки – царство ей небесное, что у него появился брат, страшно обрадовался, несмотря на то, что этот факт чуть, было, не послужил причиной развода родителей.
   Бабка моя до самой смерти так и не простила деду измены и постоянно этим попрекала. А отец всегда хотел познакомиться с младшим братом, но сделать это ему удалось очень нескоро – будучи уже семейным человеком. Он пошел по стопам своего отца и тоже стал моряком.
   Однажды он все же, узнав адрес и телефон брата, созвонился с ним и даже пригласил в гости во Владик, где мы все тогда жили, но твой отец не приехал, сославшись на занятость.
   Тогда мой батя сам поехал к нему в свой отпуск. Они встретились. Я не знаю, что между ними произошло, но отец вернулся домой злым, как черт, и поклялся, что его ноги там никогда не будет, и брат для него теперь не существует! Он мне больше никогда не рассказывал об Алексее, а, тем более, о том, что у него есть сын.
   – Да, уж, история! – протянул я. – Мой отец тоже всегда очень неохотно говорил на эту тему. Единственное, что я знал, это имя его сводного брата – Николай, и то, что он служит на Дальнем Востоке.
   – Уже не служит – давно в запасе, как, впрочем, и я тоже. – Михаил скрипнул зубами. – Я ведь тоже стал офицером, как отец и дед, но закончил не мореходку, а общевойсковое училище. Служил в Средней Азии, получил капитана. Но тут в армии началась так называемая реформа, которая свелась в основном к сокращению численного состава, а военная техника оставалась на прежнем уровне! Мне тоже пришлось уволиться. Уроды! – Михаил посмотрел на меня затуманенным взглядом: – Ты вот знаешь, например, сколько наших погибло в первую чеченскую войну, которую по сути мы проиграли? Нет? Около шести тысяч! И это только за два года!.. Вот к чему привела эта долбанная реформа!
   В общем, после увольнения я познакомился с девушкой… из ваших мест – такое вот совпадение, женился на ней, мы приехали сюда, купили на последние деньги дом в Мелентьево – в городе квартира была для нас недоступной, да и хотелось пожить на свежем воздухе, вдалеке от городского шума. Но жизнь наша как-то сразу не задалась…
   Моя Наталья после вынужденного аборта не могла уже иметь детей, и в этом обвиняла меня. А что я мог сделать, если у нас не было ни гроша в кармане?! На ребенка потребовалось бы уйма средств, а где их взять? Работы особой не было. Первое время я мотался в город, подрабатывал, где придется, а жена вообще не работала, сидела дома и продолжала меня пилить. Я не выдержал и завербовался в армию по контракту – ведь ничего другого я не умел! И хотя я был неплохим ремонтником – в армии научился разбираться в разных механизмах, бывшему вояке места на гражданке не нашлось…
   А тут началась вторая чеченская кампания. Мне, как офицеру, служившем в среднеазиатском военном округе да еще в горной мотострелковой бригаде, сразу предложили поехать в Чечню. Я согласился. С этого все и началось!.. Ну, ладно, это – другая история, братан. Как-нибудь потом расскажу. Нам еще долго пилить до города.
   – Миша, что у тебя за шрам такой на лице? Это с той войны?
   – Да, – хмуро ответил Михаил и завел двигатель. Он мельком взглянул на меня: – Я ведь в плену был, брат. После разрыва мины меня сильно контузило, так я и оказался у них. И это украшение – воспоминание о шести месяцах, проведенных в неволе. Такое не забывается…
   – Мне показалось, что ты тоже кого-то опасаешься…
   – Тебе показалось! – сквозь зубы жестко сказал он. Потом помолчал, сосредоточенно глядя на бегущее навстречу шоссе, и произнес с сожалением:
   – Не обижайся, братан, и прости меня за это… – он коснулся рукой щеки. – Иногда я себя не контролирую… Последствия контузии… Знаешь, я очень рад, что мы с тобой встретились! Я ведь совсем один на этом свете! Родители – не в счет. С отцом у меня вышли большие терки еще в юности, когда я не послушался его совета стать моряком и сделал по-своему. Я давно живу своей жизнью…
   Хорошо, – он тряхнул головой, словно решился на нечто важное, – раз судьба распорядилась свести нас вместе, не хочу от тебя ничего скрывать, ведь теперь это может коснуться и тебя! В общем, ищут меня, Артемка, чечены ищут! Я… их склад с оружием грабанул!..
   Понимаешь, когда был в плену, мне в руки случайно попал один документик… Не важно, короче, я узнал, что в одном из сёл – здесь, недалеко – находится схрон с оружием на случай… ну, не знаю – теракта или какой другой заварушки! Таких тайников, как выяснилось, хватает по всей России! Вот этот самый схрон я и решил пощупать, когда выписался из госпиталя и совсем оклемался.
   – А чего ж ты сам-то туда полез? Рассказал бы милиции, и все дела!
   Он снова посмотрел на меня долгим взглядом, словно оценивая мои умственные способности, и вздохнул:
   – Я хотел сначала сам все проверить. Ведь эти сведения могли быть и ложными! А уж потом на месте решать, что делать. Пойми, я – офицер, и такая работа – по мне! Я долго отслеживал подходы, ближайших соседей, пока не понял, что дом не заселен. Две ночи вычислял тайник уже в самом доме. Долго бился над запорами, ведь все нужно было сделать бесшумно. Но когда я его вскрыл и кроме оружия обнаружил еще кое-что, то сильно призадумался.
   – И что же там было?
   – Деньги, Артемка, много денег! А я всегда в них очень нуждался, особенно в тот период. Мне словно крышу снесло! Ведь Натаха всегда страдала из-за нехватки средств и не могла простить мне мою нищету. А тут «похоронка» на меня… А я живой был, братуха, понимаешь? Я ведь ее, стерву, любил и до сих пор люблю…
   Вот я и подумал, что, если заберу деньги, смогу Наташку обратно в дом привезти – и уже не в ту халупу, где ты был, а в нормальный каменный дом…
   Ты знаешь, кстати, какой я домище за рекой себе отгрохал на те бабки?! Но Наташка, правда, когда узнала, что я жив, да еще с деньгами и при доме, все равно так и не вернулась. К тому времени она уже жила с другим мужиком… Черт с ней… – Михаил поджал губы. – Так вот, я подумал тогда, если я возьму только деньги, а оружие оставлю «чехам», будет это совсем неправильно, не по-людски. У злобной гадюки нельзя оставлять ее ядовитые зубы!
   С другой стороны, если оружие сдать в милицию, тогда «чехи» выйдут на меня еще быстрее – я не могу поручиться, что эта информация останется секретной, и им меня не сдадут те же менты и за меньшие бабки! Оставалось прихватить все, что я и сделал! Хотя рисковал сильно! Ведь перевозил я все это богатство на позаимствованном у приятеля грузовике глубокой ночью, почти не включая фар. Хорошо еще, что к тому времени из Мелентьево почти все перебрались в Новомелентьево. Работал как каторжный, без передышки, две ночи подряд…
   Кстати, братан, а ПСМ-то твой часом не из моего арсенала будет, а? – он мне хитро подмигнул. – Но на самом деле, это был еще один аргумент в пользу того, что ты не засланный казачок! Оружие это у них популярностью не пользуется, хотя и было в схроне!
   Я стушевался и ничего не ответил, а Михаил, вздохнув, продолжил:
   – А ты думаешь, раз я войной помятый, совсем разум в окопах оставил? Я ведь только сначала тебя за их разведчика принял. Они, брат, совсем не дураки – таких, как ты, – зеленых студентов и нанимают для таких дел!
   – Миша, а как они могут тебя вычислить? Или тебя в той деревне засек кто-то?
   – Нет, вроде бы никто не видел. Домик тот стоит на отшибе в малонаселенной деревеньке типа Мелентьево. Но теоретически меня вычислить можно, если задаться такой целью: прошерстить, например, все окрестные деревни в поисках внезапно разбогатевшего хозяина с сомнительным источником доходов.
   Есть и еще одно: когда я бежал из плена и добрался до своей части, какое-то время находился в местном лазарете, пока меня не переправили в военный госпиталь в Грозном. Там, в лазарете, среди обслуживающего персонала были местные женщины. Мою фамилию они могли узнать запросто, а если сопоставить все факты, можно было запросто понять, что я и есть тот самый капитан, который провел более полугода в плену…
   – И что? Мало ли в России Силиных?!
   – Так-то оно так, но, повторяю, если сильно захотеть, докопаться до истины вполне возможно!
   – Что же ты собираешься делать?
   – Жить, Артемка, как и прежде! Да вот тебе помочь! Ты-то сам, что собираешься делать? Домой или куда?
   – Домой, конечно! Веришь – нет, я ведь хотел у отца выяснить адрес его сводного брата, т. е. выходит – твоих родителей, чтобы перекантоваться у них, пока здесь все не утрясется! Я ведь и от тебя собирался прятаться, когда случайно обнаружил склад с оружием. Чего только о тебе не передумал, кем только не представлял! Понимал, что бабка все про меня растреплет, и ты тоже начнешь меня искать, когда поймешь, что я раскрыл твою тайну. А ты – тут как тут, собственной персоной!.. Кстати, Миша, а ты бы меня действительно стал искать?
   – Да как тебя, дурака такого, найдешь? Легче – иголку в стогу сена! Пришлось бы, конечно, что-то придумывать с тайником! Как выяснилось, не такой уж он и недоступный! Но что касается тебя, скажу: не из храбрецов ты, братуха! Правду говорят, что у страха глаза велики! Но у нас с тобой, всё же, есть общее: тебя и меня действительно ищут, чтобы… убить! – он усмехнулся невесело.
   – И не только это у нас общее! – подхватил я с воодушевлением. – Еще мы живем отдельно от родителей, потому что не в ладах с отцами, и также оба одиноки. Но теперь мы вместе, и нам никто не страшен!.. Скажи, а ты так поздно в город ехал по делам или как?
   – Или как! Теперь ты, брат, – мое дело! В Мелентьево я ехал, к себе – в старый дом. Я туда периодически наезжаю, чтобы проверить, все ли в порядке. Как видишь, не зря! А тут ты в ночи нарисовался, весь такой загадочный. Вот я и решил тебя подвезти, чтобы прощупать основательно. Правда, я уже потом разглядел, что ты в моих шмотках щеголяешь и сразу понял, что к чему.
   Я решил пропустить мимо ушей его едкое замечание:
   – Значит, тебе, остановиться в городе не у кого?
   – Если только у жены своей бывшей, да, боюсь, теперь она меня и на порог не пустит!
   – Тогда поехали ко мне! Вместе веселее, да и мне спокойнее будет! Кто их знает, этих охранников, может они, выяснив, что я жив, засаду в моей квартире устроили!
   – Я – не против. Уж больно охота мне на твоего летающего кота посмотреть, если ты, конечно, не соврал! Как его там – Врач?
   – Медик!
   Мы ехали по асфальтированной трассе, ведущей к городу. Длинная вереница фонарей, стоящих по обеим сторонам дороги, сужалась в перспективе в недостижимую точку, и мне хотелось только одного: ехать к этой самой точке целую вечность вот так, вдвоем, разговаривая под мерное гудение двигателя и тихое бормотание его магнитолы, и ни о чем больше не беспокоиться. Несмотря на все наши с ним проблемы, впервые в жизни я был счастлив по-настоящему…
   – Миша, ты прости меня за назойливость, я ведь догадываюсь, чего стоят тебе воспоминания о прошлом, какой кошмар ты пережил, – я невольно потрогал запекшуюся кровь на своей щеке, – но, все же, спрошу: что с тобой приключилось в плену, и как ты узнал о схроне? Поверь, это не праздное любопытство! Теперь, насколько я понимаю, мы с тобой этой тайной повязаны!
   – Ты прав, Артем! – спокойно произнес Михаил, не отрывая глаз от дороги. Я и шрам свой из-за этого дела получил. Как вспомню, иной раз, мурашки по коже ползут. Но это – стоило того, хотя чуть было не стоило мне жизни… Я расскажу тебе, конечно, но при условии соблюдения строжайшей секретности, как говорят у нас! Лады?
   – А то! Я ж не маленький!
   – Хорошо, значит, дело было так… А, черт! – вдруг воскликнул он, резко притормаживая. – Их нам только не хватало! – Он взглянул на приборную доску и произнес с сожалением: – Превысили мы с тобой чуток, братуха, заболтались! Сейчас с нас начнут деньги выкачивать. Совсем забыл, что они в этом месте частенько побираются!
   Я взглянул в лобовое стекло и увидел, как справа на обочине мигает проблесковыми маячками машина ГАИ, рядом с которой стоит отсвечивающий светоотражающими полосами гаишник и красноречиво машет жезлом, призывая нас остановиться.
   Мы подъехали к его машине, в которой находились еще два человека. Михаил опустил переднее стекло и приветливо поинтересовался:
   – Проблемы, командир?
   – Это у вас проблемы, товарищ водитель! – Немолодой чернявый гаишник с погонами капитана мельком оглядел наш салон и теперь не спеша рассматривал протянутые ему документы. – Ну, что ж, Силин Михаил Николаевич, почему нарушаем скоростной режим!.. Погодите-ка, Силин, Силин… – он наморщил лоб, словно пытался что-то вспомнить. – Мурад! – вдруг крикнул он, обращаясь к одному из своих напарников, сидящих в гаишном жигуленке. Он отошел на шаг от нашего автомобиля и достал пистолет из кобуры. – Выйти из машины, руки на капот! – скомандовал он нарочито громким голосом.
   Из жигуленка проворно выскочили еще двое, на ходу передергивая затворы короткоствольных автоматов.
   – Второй тоже! – скомандовал капитан и взмахнул пистолетом. – Живо!
   Меня резануло по ушам имя Мурад, и тут же вспомнился недавний рассказ Михаила о чеченском плене. В голову сразу полезли страшные сценарии с участием переодетых террористов, каким-то образом отыскавших Михаила…
   Сейчас нас обоих заметут как миленьких! Судьба-злодейка, сделав мне реверанс в виде чудесного появления брата, о существовании которого я даже не догадывался, в очередной раз решила испытать меня на прочность…»

Глава 13

   Михаил застыл на сиденье. Несмотря на слабое освещение, исходящее от фонаря невдалеке, было хорошо видно, насколько сильно побледнело его лицо, даже ужасный шрам на щеке стал менее заметен.
   – Вытащи у меня из кармана пистолет и забрось его под сиденье! – еле слышно прошептал он мне, не поворачивая головы и почти не разжимая губ. – Найдут оружие – нам хана!
   Он нарочито неуклюже стал медленно выбираться из машины, всем телом закрывая меня от чернявого представителя ГИБДД с пистолетом, демонстрируя свои руки, а я осторожно и незаметно выудил ПСМ из кармана его джинсовой куртки и неуловимым движением закинул его под свое сиденье, затем также не спеша вышел с другой стороны.
   – Ты тоже руки на капот! – скомандовал чернявый. – Мурад, проверь его, а ты – багажник! – кивнул он напарникам.
   – Мужики, в чем дело? – добродушно проговорил Михаил, улыбаясь. – Ну, превысили скорость, так это потому, что очень торопились. Мой брат – очень болен, везу его в город. Вы же знаете, что в нашу глушь ни одна скорая не едет! А брат совсем плох – того и гляди загнется! – он выразительно на меня посмотрел. – Ему и стоять-то нельзя! Разрешите ему в машине остаться.
   – Разберемся! – хмыкнул чернявый, недоверчиво окинув меня взглядом. – Ну, что там, Витек? – спросил он второго напарника копошившегося сзади.
   – Чисто! – ответил Витек с явным сожалением в голосе.
   – У меня тоже чисто! – эхом отозвался гаишник, которого назвали Мурадом, проверивший мои карманы.
   – Ты, – капитан указал пистолетом на Михаила, – садись к нам!
   Мурад с Витьком отошли в сторонку и дружно закурили, косясь на меня и вполголоса о чем-то переговариваясь, а я облокотился на капот «УАЗа» и принялся ждать.
   Нет, на бандитов они вроде были не похожи. Тогда что? Почему их насторожила наша фамилия? О чем так долго беседовал чернявый с братом?
   Наконец, открылась пассажирская дверца жигуленка, и из машины вышел Михаил с непроницаемым выражением лица. Он жестом пригласил меня назад и сам тяжело опустился на свое место. Садясь, я успел заметить удивленные взгляды милиционеров. Мы двинулись, и только проехав пару километров, Михаил, наконец, облегченно выдохнул:
   – По твою душу, оказывается, нас шмонали! – он усмехнулся. – А я уж думал…
   – По мою? – удивился я и тут же догадался, в чем дело. Угнанный мной джип Кешиных охранников и стал, видимо, причиной нашей задержки. – Неужели эти сволочи – охранники – навели на меня ментов?
   – Думаю, да! – подтвердил брат. – Еле отболтался, что к предполагаемому угонщику Силину мы не имеем никакого отношения. А под описание, что они могли дать, мы с тобой, видимо, не подходили. Пришлось отдать ему почти все деньги, что у меня были. Хорошо еще, что он не попросил твои документы.
   – Получается, что охранники вернулись к яме, обнаружили, что меня там нет, и предположили, что именно я и увел их тачку. Мой паспорт до сих пор у их босса, значит, и фамилия им моя известна! Но зачем они обратились в милицию, ведь машина-то у них?! Какой в этом смысл? Ну, найдут меня менты, так сразу же и отпустят!
   – Да, загадка! Не похоже это на бандюков! Они предпочитают свои дела решать самостоятельно, не впутывая милицию… Зато мы теперь знаем наверняка, что они тебя ищут и в покое не оставят!
   – Выходит, моя уловка с угоном была…
   – …большой глупостью! – закончил за меня Михаил. – Только ментов нам еще не хватало. А документы надо восстановить! Проще всего написать заявление в милицию об утере.
   – Но, если бы я не угнал их тачку, то мы с тобой не встретились бы!
   – Это точно! – Михаил взглянул на меня искоса и улыбнулся уголком рта. – Кому-кому, а тебе без моей помощи вряд ли обойтись!
   Я только вздохнул, и мне пришла мысль о том, что вся эта череда событий, произошедших со мной за последние несколько суток, только на первый взгляд случайна. Я глубоко верил, что встреча с близким по крови человеком была предопределена свыше, и все мои, казалось бы, нелогичные и поспешные поступки в конечном итоге и привели меня к такому повороту в моей жизни. Все остальное – не в счет!
   Я удобно откинулся на широком сиденье автомобиля, поглубже надвинул бейсболку и с благодарностью посмотрел на брата, сосредоточившегося на дороге. Только сейчас из-под прикрытых ресниц я мог спокойно рассмотреть его мужественный профиль, периодически освещаемый набегавшими фонарями. И даже его безобразный шрам в моих нынешних глазах уже не портил его лицо – лицо настоящего мужчины, которого шрамы только украшают. Мне, к сожалению, до этого определения было далеко, хотя на моей щеке до сих пор горела царапина, полученная от брата.
   Крутой лоб, испещренный ранними морщинами, на который спадала аккуратная темно-русая челка, усталые глаза с прищуром, брови вразлет, широкие резко очерченные небритые скулы, прямой нос с большими ноздрями – я с удивлением поймал себя на мысли, что рассматривал… почти точную копию моего отца! Надо же, как я раньше не заметил этого поразительного сходства! Михаил гораздо больше походил на него, чем я – его собственный сын!
   Чем больше я на него смотрел, тем больше понимал, что они были похоже не только внешне – та же манера говорить отрывисто, взвешивая каждое слово, тот же цепкий, словно оценивающий взгляд исподлобья, та же мимика…
   Но это открытие меня скорее расстроило, нежели обрадовало или удивило. С моим отцом у меня всегда были отношения очень непростые. Да и знал я о нем на удивление немного, только то, что говорила моя мама. Сколько я себя помнил, мне недоставало его внимания.
   «Не мешай, я занят!» – это все, что я слышал от своего отца, когда он находился дома в короткие перерывы между его постоянной работой.
   «Папа работает, не отвлекай его! У него очень ответственная должность! Он работает на оборону!» – отвечала мне обычно мама на мои бесконечные вопросы, почему мы никуда не ходим вместе с отцом.
   Но человек привыкает ко всему. Привык и я, а став постарше, даже очень гордился своим вечно занятым папой, который делает такое большое дело для нашей страны и ее обороноспособности. Но в глубине душе меня съедала сильнейшая обида на своих родителей, особенно на отца, хотя всеми силами я и старался этого не показывать.
   Как порой мне не хватало его совета, как мне хотелось поделиться с ним своими мальчишескими тайнами, похвастаться своими достижениями, поговорить о неудачах. Но приходилось помалкивать, ведь моей маме, которая целиком и полностью посвятила себя мужу, отдаваясь ему без остатка, по большому счету тоже было не до меня.
   Я помню, как в минуты наших с ней редких откровений она говорила только о нем, как с постоянством маньяка она вспоминала их первую встречу, каждый раз обогащая эти воспоминания всё новыми деталями.
   Но я, маленький, с удовольствием слушал ее, открывая для себя загадочный мир моего отца…
   Они познакомились в каком-то кафе, куда моя мама, тогда еще просто Людочка, студентка пединститута, забрела совершенно случайно, проспав свою остановку на автобусе. Она тогда решила прогулять лекцию, на которую все равно уже опоздала, и зашла в то кафе скоротать время.
   Была зима, раннее утро, в теплом маленьком помещении было немного народу, и там, за соседним столиком, она увидела молодого мужчину, поразившего ее воображение: ведь именно таким в девичьих грезах она и представляла себе своего будущего избранника.
   Высокий, стройный, русоволосый, с челкой, небрежно спадающей на высокий лоб, темноглазый, с отличной фигурой спортсмена, одетый скромно, но с большим вкусом, он сидел со своим приятелем, непринужденно болтал и смеялся, ни на кого не обращая внимания.
   Забыв обо всем на свете, мама замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть чудесный сон, превратившийся в явь. Она сидела довольно долго, словно завороженная, пока его приятель, обернувшись, не обнаружил неприкрытую заинтересованность симпатичной темноглазой девушки. Он что-то шепнул другу, и тот в первый раз внимательно посмотрел на нее, прежде чем она успела отвести взгляд, густо при этом покраснев. Их глаза встретились, и с этого момента мама влюбилась в него отчаянно, бесповоротно и навсегда…
   И только через три долгих года они смогли пожениться. Чего это стоило моей маме, она предпочла умолчать, но уже в возрасте десяти лет, я понял, что любовь между моими родителями была, что называется, в «одни ворота». Ведь именно тогда я случайно услышал тот самый разговор между ними, который раскрыл мне глаза на непростые взаимоотношения отца и матери и заставил меня так рано повзрослеть.
   Я, наконец, понял, почему мои родители так относились ко мне: ведь для одного из них мое рождение было лишь средством для достижения определенной цели – создания семьи с обожаемым и боготворимым человеком, а для другого – вынужденной причиной жениться на нелюбимой, но уже забеременевшей девушке.
   Спустя много лет, я постиг еще одну истину: ребенок, рожденный в семье, где у родителей нет взаимного чувства, не может быть полностью счастливым, ведь изначально он был обделен самым главным – обоюдной родительской любовью и нежностью! Таким детям труднее найти друзей, спутника жизни, сложнее адаптироваться в обществе.
   Для них довольно непросто строить доверительные взаимоотношения, ведь подспудно они – недоверчивые, подозрительные, через чур осторожные и даже мнительные люди.
   Именно таким я себя всегда и ощущал. Но теперь все в прошлом! То, чего мне так недоставало в жизни, я, наконец, обрету рядом со своим братом, пусть и так похожим на моего недоступного, недосягаемого и нелюбимого отца…
   – Ну, кажется, приехали! – прервал мои размышления Михаил. – Вот он, твой дом. Пошли, что ли, хозяин!
   Надо же, а я и не заметил, как мы въехали в город!..
   Я сладко потянулся и вдруг с запоздалым ужасом вспомнил, что мне нечем открыть свою квартиру.
   – Миша, а ключей-то у меня нет! – я обреченно смотрел на брата.
   – Ерунда, не горюй! Что-нибудь придумаем! – подмигнул он мне. – Пистолетик-то достань на всякий случай.
   Он сунул ПСМ в карман, и мы двинулись навстречу неизвестности. По темной, еле освещенной лестнице мы поднялись на третий этаж нашей хрущевки и подошли к моей квартире, находящейся у самой лестницы. Я приложил ухо к двери, в надежде услышать Медика, но за дверью было тихо.
   Михаил порылся в кармане и достал связку странных тонких и длинных ключей.
   – Отмычки?! – осенило меня. – Откуда?
   – Оттуда! – загадочно ответил брат и вдруг напрягся. Он внимательно стал осматривать дверь.
   – Ты ничего подозрительного не замечаешь? – спросил он меня шепотом, доставая пистолет и осторожно взводя курок. – Посмотри внимательно, все ли так, как было – может, половичок сдвинут или еще что-то?
   – Вроде все как всегда! Ты думаешь, там кто-то есть? – Ко мне сразу же вернулись все мои прежние страхи.
   – Возможно, возможно. У тебя дверь не скрипит? – Выбрав подходящую отмычку, он осторожно вставил ее в замочную скважину и провернул два раза. Замок мягко щелкнул. Михаил сделал мне знак отойти подальше к стене, а сам приложил ухо к двери.
   – Замри! – произнес он еле слышно и стал осторожно открывать дверь.
   Вдруг его лицо исказилось. Он прыгнул ко мне и с силой повалил на ступеньки, накрыв собственным телом. Послышалось еле слышное шипение, и… раздался такой оглушительный грохот, что мне сразу заложило уши. Придавленный телом брата, я ощутил, как сильно он вздрогнул, накрытый взрывной волной.
   Через секунду мы уже мчались вниз по лестнице, сплошь окутанной едким дымом. Повсюду были разбросаны обломки от моей выбитой и растерзанной в щепки двери. Представляю, что бы от нас осталось, если бы не мгновенная реакция моего брата и не его армейская выучка!
   Мы выскочили на улицу и увидели, как из моей квартиры через выбитую раму валит черный дым. Мне показалось, что внутри я вижу и алые языки пламени. В доме сразу в нескольких окнах зажегся свет, послышались чьи-то крики о помощи и грубый мужской мат. Сильно запахло гарью, во дворе на разные голоса заливались сигнализации припаркованных под окнами машин. Я замер.
   – Валим, быстро! – Михаил схватил меня за плечо и подтолкнул к машине, а сам прыгнул на сиденье и включил двигатель, не зажигая фар. – Сейчас здесь будет жарко и полно народу!
   – Там же Медик! Он сгорит! Там мои документы, там всё, что у меня осталось! – я поспешно сел рядом.
   – Теперь Я у тебя остался! – Михаил вдавил педаль акселератора в пол, и джип, визжа шинами, рванул с места. – И еще твоя жизнь!

Глава 14

   Мы мчались по ночному городу, все дальше удаляясь от моей взорванной съемной квартиры. Наконец, опомнившись, Михаил прижался к обочине и заглушил мотор.
   – Вот такие пироги, Артемка! Теперь ты – самый настоящий бомж без всяких преувеличений – ни дома, ни документов! Что думаешь делать? – он достал сигареты и, хмурясь, закурил, выпуская дым в опущенное стекло.
   – Я не знаю! Может, поживу пока у родителей. Потом восстановлю документы, найду работу, отремонтирую квартиру…
   – И будешь жить с постоянной оглядкой!
   – Но ты же так живешь! – с горечью произнес я.
   – Так то – я – человек военный, подготовленный, мне не привыкать… И потом я знал, на что шел, за что рисковал…
   – И что же ты предлагаешь? Обратиться в милицию или уехать из города?
   – Ни то, ни другое! Я предлагаю поступить, как на войне: если нет возможности уклониться от боя или отступить, надо принять этот бой! Причем нанести превентивный удар, и сделать это неожиданно для врага и в его собственном логове! – все это Михаил произнес спокойным тоном, не терпящим никаких возражений.
   – Ты хочешь нанести визит Иннокентию Вениаминовичу?! – от удивления у меня отпала челюсть.
   – Не сразу, конечно! Сначала надо подготовиться, оценить обстановку, провести разведку. А для этого нужны средства, оружие и время. И все это у нас с тобой пока есть!
   Сделаем так: сейчас я отвезу тебя к твоим родителям. Ты им скажешь, что в квартире случился пожар из-за… неосторожного обращения с газом, к примеру, и тебе негде жить, пока все не приведешь в порядок. А я тем временем съезжу к себе, подготовлю все необходимое для операции, а заодно и продумаю ее тщательный план. Захвачу также деньги на ремонт институтской лаборатории и твоей съемной однушки, ведь ее хозяйка наверняка потребует компенсацию и, если ее не получит, может обратиться в милицию, а нам это не нужно! Отдадим ей деньги, сделаем свои дела в городе, а потом, надеюсь, ты спокойно сможешь снять себе другую квартиру и жить как раньше. А если понадобится, какое-то время можешь пожить и у меня. Лады?
   – Хорошо, Миша. Постарайся только не слишком задерживаться.
   Михаил кивнул и завел двигатель:
   – Показывай дорогу.
   Мы развернулись и двинулись к дому моих родителей. Светало, город пробуждался и начинал жить своей обыденной утренней жизнью. Но теперь я смотрел на знакомые улицы совсем другими глазами – человека, гонимого страхом преследования, видящем в каждом встречном и поперечном автомобиле с затемненными стеклами врага, жаждущего моей крови. Вот и сейчас мне чудилось, что за нами едет знакомый черный джип. Я нервно крутил головой, напряженно всматриваясь в боковое зеркало и зеркало заднего вида. От брата не укрылась моя нервозность. Он усмехнулся:
   – Не бойся, Артемка, за нами слежки не было, я бы заметил. Во всяком случае, пока не было. Но я не исключаю, что твои «друзья» уже в курсе произошедшего, и они уже знают, что ты не пострадал. И это означает только одно: они не успокоятся, пока тебя не найдут! Ничего, у предков тебе будет спокойней, а там посмотрим, кто кого…
   Ага, у предков!.. От грядущей перспективы общения с ними у меня неприятно защемило сердце. Представляю, какими глазами на меня посмотрит отец, что скажет мама, когда узнает, что какое-то время ей снова придется встревать между нами. Я скрипнул зубами: ничего не поделаешь, я сам во всем виноват!
   Снова и снова я прокручивал в голове недавние события, в результате которых я оказался в роли дичи. Да, пусть я – дичь, загнанная в угол, но уже не одинокая, и значит могу надеяться, что все это скоро кончится, и мне не нужно будет никого бояться, ни от кого прятаться.
   Мы уже подъезжали к кварталу, в котором находился дом родителей, когда мне в голову пришла одна мысль:
   – Миша, останови вот здесь, пожалуйста. Не хочу, чтобы соседи видели тебя и твою машину.
   – Молодец, правильно мыслишь! – одобрил брат. – Нас вместе видеть никто не должен.
   Я вышел из машины, остановившейся метрах в ста от дома, и, махнув на прощание рукой Михаилу, не спеша двинулся к знакомому подъезду. Я слышал, как за моей спиной УАЗ сорвался с места и укатил. Настроение у меня было неважное, на душе скребли кошки, наверное, поэтому я не сразу заметил тот самый черный «Лендкрузер» с тонированными стеклами и номерами, залепленными грязью, припаркованный недалеко от соседнего подъезда.
   Вот гады, они меня все-таки вычислили! Но как?! Я ведь сказал Иннокентию, что у меня никого из родных нет! Вот я идиот! У них же мой паспорт, в котором указан адрес прописки! Да и пробить меня через ЖЭК или милицию не составляло труда. Тем более, в ментовке у них есть свой человек! Мне сразу вспомнились гаишники, которые нас сначала чуть не застрелили, а затем подозрительно быстро отпустили. Меня обложили со всех сторон, как волка!
   Я беспомощно оглянулся – машины брата уже нигде не было видно. Вот черт! Что же делать? В подъезд идти нельзя, это ясно. Они наверняка меня там уже ждут. Ну, до чего наглые: они даже не озаботились, что я могу узнать их машину, несмотря на нечитаемые номера, и оставили ее на самом виду! Вот уроды!
   Я повернулся и со всех ног бросился наутек, инстинктивно пытаясь как можно быстрее уйти из прямой видимости ненавистного джипа. Я забежал за угол дома, и тут с облегчением увидел знакомый темный УАЗ. Ура, брат еще не уехал! Какой же он все-таки молодец, как все предусмотрел! Я припустился к нему и, уже подбегая, понял, что… жестоко ошибся! Это был точно такой же «Патриот», но с другими номерами! Не успел я и глазом моргнуть, как дверь УАЗа распахнулась, и меня встретила… самодовольная улыбка Кешиного охранника со сломанным носом, раскинувшего руки в глумливом приветствии.
   Я отпрянул, но было уже поздно. Сзади мгновенно оказался и второй из моих «могильщиков», который уже крепко держал меня за руки. Как же ловко они все рассчитали! Даже машину нашли точно такую же! Когда только успели? Впрочем, чему удивляться – деньги делают все, даже в таком захолустье, как наш городок!
   – Все, Химик, отбегался, теперь не уйдешь! И братец твой от нас тоже не уйдет! – охранник деловито и профессионально меня обыскивал.
   – Откуда про брата знаете? – я тщетно пытался выбраться из железных объятий джинсового водилы.
   – Птичка на хвосте принесла! – загоготал охранник. – Давай его в эту колымагу, Колян, «Крузак» потом пригонишь!
   Меня затолкали в УАЗ и крепко опутали веревками.
   – Ты думаешь, студент, что если тебе один раз удалось нас обуть, так имеешь дело с лохами подзаборными? – веселился охранник. – Вы только на шоссе к городу выехали, а мы уже все про вас знали! У нас везде свои кореша!
   – Гаишники! – выдал я вслух свою недавнюю догадку. – Вот почему они нас сразу отпустили! Им дали команду нас не трогать, а только отследить!
   – Соображаешь! – усмехнулся водила, усаживаясь за руль. – Только тебе это уже вряд ли сгодится. Тебе вообще скоро будет все равно…
   – Что вы собираетесь со мной делать? – я был в отчаянии. Похоже, на сей раз меня и брат не спасет!
   – А сам-то как думаешь? – охранник сел рядом и захлопнул дверь. – Скоро, студент, мы еще разок проверим тебя на прочность! Уж больно ты живучим оказался – в земле не сгнил, в огне не сгорел! Прям фокусник! Этот, как его… Кио! А как ты относишься в водичке? А? – он захохотал своей шутке, щедро разнося по салону жуткую смесь перегара с луком.
   – В каком смысле? – от ужасной догадки у меня внутри все сжалось. – Послушайте, отпустите меня, пожалуйста! – взмолился я жалобным голосом. – Мой брат – очень богатый человек, он вам за меня заплатит, сколько скажете! Вы ни в чем не будете нуждаться, и вам не надо будет работать на Иннокентия. Подумайте, я дело говорю!
   – Затухни! – лениво отозвался охранник, зевая. – А за мазу насчет братца твоего богатенького – большое мерси! Слышь, Колян, пацана прижмурим, и «буратину» этого можно будет пощупать! Давай, гони к водохранилищу.
   – Тогда, может, сразу к нему и махнем, а, Сопатый? Там и речка есть! – Колян повернул к охраннику свою лошадиную морду.
   – А что, это – мысля! – оживился охранник. – Какая разница, где рыб кормить, а, Химик?! – он легонько ткнул меня кулачищем в бок, от чего у меня сразу перехватило дыхание.
   – К-каких рыб? Ч-что вы такое говорите? Мужики, может, все-таки договоримся!..
   – Всё, заткни хлебало! А не то я тебя здесь упакую! – угрожающе пообещал охранник.
   – Мой брат все равно вас достанет и живых в землю закопает! Он всю Чечню прошел, и его голыми руками не возьмешь! Он вас порвет! – меня охватили такая злость и отчаяние, что было уже все равно.
   – Угомони его, Сопатый! – произнес Колян. – Надоел, бухтит и бухтит…
   Терять мне было нечего. Я открыл, было, рот, чтобы высказаться как можно обиднее, как вдруг получил такой сокрушительный удар в челюсть, что мгновенно отключился…

   …Очнулся я от странного журчащего и хлюпающего звука, назойливо лезшего в уши. Вместе с сознанием ко мне медленно возвращалась память и тупая боль в разбитой губе. Я вспомнил все, что со мной приключилось до того самого момента, как меня вырубил охранник в салоне УАЗа, сдуру спутанного мной с машиной Михаила. Я осторожно разлепил веки и сразу же зажмурился от яркого солнца, бившего прямо в глаза. Попытался шевельнуться, и сразу почувствовал резкую боль в сведенных вместе запястьях и лодыжках, крепко стянутых прочными веревками. Я скосил глаза и обнаружил себя лежащим на берегу какой-то речушки, беззаботно несущей свои грязно-мутные воды в нескольких метрах от меня.
   Неужели они действительно решили меня утопить, как слепого котенка?! И это в наше время! Я не мог поверить в реальность происходящего. От осознания своей полной беспомощности и безысходности положения я заскрипел зубами и тихо застонал.
   – А, очнулся, Химик! – послышался ненавистный бас Сопатого. – Тем хуже для тебя! Ну, нашел, что ли, Колян? – крикнул он напарнику.
   – Да нет здесь ничего подходящего! – зло отозвался водила. – Надо было еще в городе кирпичей прихватить где-нибудь на стройке, когда мимо проезжали. Говорил же тебе!
   – А ты в багажнике этой развалины смотрел?
   – А то! И там ничего нет, кроме домкрата и запаски!.. А точно, Сопатый, надо к нему запаску привязать – она же тяжеленная, сразу на дно утянет!
   Послышались возня и чертыхания Коляна, и вскоре мне на грудь легло здоровенное колесо от УАЗа, от чего сразу же стало трудно дышать. Вдвоем они накрепко примотали его к моему многострадальному телу, и присели рядом, отдуваясь и матерясь.
   Неужели они не боятся вот так среди бела дня совершать убийство?
   Словно услышав мои мысли, Сопатый удовлетворенно произнес:
   – Все, студент, молись теперь своему химическому богу. Сейчас топить тебя будем! Здесь, в этом глушняке тебя точняк никто не найдет, и самому тебе не выбраться, будь ты хоть трижды фокусник! Зуб даю! Страшно, небось, подыхать-то?
   – А ты сам попробуй, узнаешь! – спокойно ответил я, уже приняв для себя единственно возможное в этом случае решение. Лишь бы только успеть!
   Я в последний раз глубоко вздохнул, настраиваясь на ставший почти привычным для себя процесс, и тотчас буквально физически ощутил, как с каждой пройденной секундой замедляются пульс и дыхание, как угасает сознание… Темнота…

   …Но, по мере продвижения, чувство недавнего, почти физического удовлетворения, связанного с моим внезапным озарением насчет цели путешествия, стало постепенно проходить, и я уже вновь во всем сомневался. Что, черт возьми, происходит? Что меня гложет, почему вновь и вновь возникают смутные сомнения, выматывающие до основания мою душу? Где я ошибся? Что упустил? Что именно меня смущает в моей догадке? Почему сейчас я совсем не уверен, что меня кто-то ждет, нуждается в моей помощи?.. Нет ответа…

Глава 15

   …Несмотря ни на что, каким-то шестым или седьмым чувством я понимал, что идти надо, что выбранный мной путь – единственно верный! Даже, если я ошибаюсь в стремлении помочь не тому человеку, я все равно прав в этом своем порыве. Возможно, в конечном итоге именно это поможет мне и ему понять, чего мы оба стоим в этой жизни. И я вновь уверенно зашагал к своей призрачной цели.
   Внезапно облачная дорога, до сих пор казавшаяся мне вполне надежной, превратилась в самое настоящее болото, охватившее мои завязшие по щиколотку ноги настолько глубоко, что я в ужасе остановился! Я беспомощно барахтался, осознавая в то же время, что своими неловкими потугами выбраться, только сильнее погружаюсь.
   Вязкая болотная жижа поднималась все выше, постепенно захватывая все большую площадь моего тела. Вот она уже на уровне груди, вот дошла до шеи, вот я уже с головой погружен в студенистую массу, превратившуюся из молочно-белой в зеленовато-голубую.
   Что я испытывал в тот момент? Страх? Отчаяние? Боль? Я уверен, это было нечто большее, чем просто страх, отчаяние и боль!..

   – Артем, ты где? – вдруг услышал я знакомый до боли голос, приглушенный толщей густой, как кисель, жидкости.
   Это был он – тот самый человек, которого я шел спасать! – мгновенно пришла догадка. Теперь он сам пришел ко мне на помощь! А я в нем сомневался!
   – Я здесь, вытащи меня! – закричал я, но, к сожалению, услышать меня он не мог, ведь говорить в этой гуще было невозможно! Все звуки, вырывающиеся из моей груди, тут же тонули в вялой безжизненной массе. Неужели он меня не разыщет, и я навсегда останусь один в этой равнодушной толще?! Я не хочу!!!
   В беззвучном крике я сделал последнюю отчаянную попытку вырваться из своего холодного плена и…о, счастье! – это мне сделать удалось! Словно повинуясь моему бешеному импульсу, какая-то неведомая сила вдруг стала выталкивать меня из мягких и цепких объятий облачного болота, пока я не оказался на относительно твердом месте… Я спасен?..

   Я глубоко вздохнул и открыл глаза. Передо мной склонилось озабоченное лицо Михаил.
   – Слава богу, ты жив! – он хлопал меня по щекам. – Давай дыши, дыши! Ну и напугал же ты меня, брат! Я уж думал, что всё, кранты!
   – Что со мной? – я оглядел себя. Мокрый до нитки, я сидел на холмистом берегу, прислонившись спиной к одинокой чахлой березке. Запястья были в синих рубцах от веревок. Было очень холодно, и ужасно мучила жажда.
   – Ты просто в рубашке родился! Когда вытаскивал тебя из реки, не думал, что ты жив, ведь не дышал! А ты вдруг глаза открыл! Никак в толк не возьму: как тебе это удалось, ведь по моим прикидкам на дне ты находился около получаса!
   – Долго рассказывать, Миша! Но если бы ты меня не вытащил, точно пришел бы каюк… Как ты меня нашел?
   – Это бабке Вере надо спасибо сказать! Помнишь старушку из Мелентьево? Она случайно увидала их УА З на берегу, когда в лес вдоль реки шла, и решила, что это мой. Удивилась сначала, что так далеко от деревни заехал, но обрадовалась, старая, и к нему со всех ног – боялась, что укачу и помощь ей не окажу. А в это самое время бандюки тебя топили! Короче, они, как нашу бабку увидели, сразу в машину и наутек! Она тут же решила, что это они меня утопили, а машину угнали! Побежала в деревню за помощью, да на меня и наткнулась – я как раз из старого дома выходил. Что с ней было!!!
   Пока я понял, что произошло, пока сюда доехали, пока тебя на дне отыскал, время и ушло… А ты – живее всех живых!!!
   – Ты мне жизнь спас, брат! Спасибо тебе! – от нахлынувших на меня чувств у меня перехватило горло.
   Михаил с интересом посмотрел на меня и хмыкнул несколько смущенно:
   – Да ладно, чего там, обычное дело! Знаешь, я подумал, как странно звучали бы каждый раз все эти высокие слова на той войне, когда мы друг друга в бою выручали.
   – Но мы же не на войне! Она давно кончилась!
   – Ошибаешься, Артемка, война эта все еще продолжается! Во всяком случае, для меня, а теперь и для тебя тоже!.. Ну, оклемался немного? Давай-ка садись в машину, пока не простудился! Тебя бы сейчас на печку. Знаешь что, а поехали ко мне в старый дом? Помнишь, небось, какая там знатная печка? Обсохнешь, отогреешься малость. Опять же глаз соседских избежим. Нам, брат, вместе пока не стоит на людях маячить. Мало ли что!
   – Я – не против! Там у тебя, кстати, и подкрепиться можно в подвальчике, – и я озорно ему подмигнул, – если лестницу починим.
   Мы сели в УАЗик и вскоре очутились у знакомого дома, рядом с которым нас уже дожидалась бабка Вера. Увидев нас, она радостно всплеснула руками:
   – Милые вы мои, болезные, да что же это делается! Да как же это? Ведь утопили мальчонку ироды окаянные – своими глазами видела! – запричитала она, но Михаил ее остановил:
   – Бабка Вера, не галди! Видишь, все живы, здоровы, чего и тебе желаем! Вот лучше познакомься еще раз с моим братом двоюродным. Это – Артем! – он хлопнул меня по плечу.
   – Так мы давеча видались с ним. Только он меня, старую, напужал до смерти…
   – Не со зла он! – вступился за меня Михаил. – А теперь он и вовсе по гроб тебе обязан. Жизнь ведь ты ему спасла!
   – Ну да, ну да! – бабка пожевала губами. Лицо ее сделалось задумчиво-хитрым, словно она соображала, какую выгоду можно было извлечь из этой информации. Словно прочитав ее мысли, Михаил усмехнулся:
   – Ты иди к себе, бабка Вера. Мы с Артемкой отдохнем немного и к тебе придем пособить по хозяйству. Вдвоем-то нам с ним сподручней будет. Иди, не сомневайся!
   Бабка только крякнула в ответ и поплелась к себе в избу. Мы остались вдвоем. Михаил загнал во двор свой джип, и пока он возился с воротами, я от нечего делать стал снова обходить его владения.
   Надо же, он даже так и не закрыл створку окна, через которую я когда-то забрался в его дом. Было это буквально на днях, а такое чувство, что чуть ли не в прошлой жизни! А ведь по сути именно так всё и обстоит! Вся моя жизнь с появлением брата как бы поделилась на две части, и в этой второй ее половине я чувствую себя гораздо увереннее, чем прежде!
   – Пошли в дом, братуха! – прервал мои мысли Михаил.
   Мы сидели рядом с потрескивающей сухими дровами русской печкой, нежась от живительного тепла, и прихлебывали чай из жестяных кружек. На столе неровным пламенем горели свечки в старом подсвечнике, создавая причудливые тени на бревенчатых стенах. Было уютно и спокойно. Говорить не хотелось. Каждый из нас думал о чем-то своем, глядя на открытый огонь, весело плясавший на поленьях.
   За окном стемнело, стояла такая непривычная тишина, что в какой-то момент мне почудилось, что мы с братом совершенно одни во всем мире, и этот факт меня совсем не испугал. Наоборот – от этой абсурдной мысли я был даже счастлив, словно это и было для меня самым главным в жизни! А все, что с нами произошло, уже не казалось мне настолько ужасным…
   Внезапно где-то за окном мне послышался какой-то странный звук. Как будто бы скрипнула калитка…
   – Миша, ты ничего не слышал? – я с беспокойством взглянул на брата, сидящего на табурете у печки с открытой заслонкой, вытянув ноги к огню и прикрыв глаза.
   – Нет, – он тут же поднялся и, подойдя к окну, стал напряженно всматриваться в темноту.
   – Кажется, у нас гости! – вдруг произнес он шепотом. – Артемка, живо спускайся в погреб и сиди там тихо!
   Я не заставил себя долго ждать. Путем неимоверных усилий я приподнял заклинившую крышку подпола и тут же спохватился, что лестницы, ведущей в глубокое подземелье, уже нет.
   – Миша, – повернулся я к брату, чтобы сообщить об этом, как увидел, что он уже стоит у входной двери с пистолетом наготове. Он приложил дуло к губам, а потом красноречиво указал им в пол. Я кивнул. Без всяких слов было понятно, что ему уже не до меня.
   Делать нечего. Цепляясь руками за края проема, я осторожно сполз в черный проем в полу, совсем некстати напомнивший мне известную картину Малевича, и разжал пальцы, хотя сильно рисковал сломать себе ноги. Уже на полу я услышал, как мой брат торопливо захлопнул за мной крышку, словно заколотил гроб, и я опять очутился в до боли мне знакомой затхлой и кромешной темноте.
   Но теперь ситуация была совершенно иной. Я уже не чувствовал себя той бедной несчастной мышкой, сдуру попавшей в мышеловку. Я понимал, что брат просто пытается меня уберечь.
   Я прислушался: наверху происходило явно что-то неладное. Мне показалось, что сверху упало что-то тяжелое и твердое, потом послышались глухие сдавленные возгласы, затем прогремели два выстрела, чей-то стон, и… наступила зловещая тишина.
   Что там произошло? Я стоял прямо под люком, и меня вновь охватило оцепенение. То, что к нам вломились непрошеные гости, я уже понял, но кто они, что хотят от моего брата? Неужели это все-таки чеченцы? И что будет, если они уже сделали свое черное дело – застрелили Михаила?! А теперь захотят обшарить его дом и очень скоро доберутся до меня!.. Ну, уж нет! С таким арсеналом оружия я тоже так просто не дамся!..
   Но, если это так, почему наверху так тихо? Или они друг перестреляли?..
   Вдруг я явственно услышал, как толстые доски пола над моей головой гулко отозвались на чьи-то тяжелые шаркающие шаги. Я вздрогнул: это были шаги не Михаила! Чужак?!
   – Ну, что, с-ссука, допрыгался? – услышал я доносящийся сверху хриплый бас, который мгновенно узнал. – А ты не такой прыткий, как твой братец, царствие ему небесное! Если не хочешь, чтобы я тебе отстрелил и вторую клешню, скажешь, где хранишь лавэ! – голос Сопатого, а это был именно Кешин охранник, звучал угрожающе.
   Ура, мой брат жив, хотя и ранен! У меня отлегло от сердца, но сразу же другая мысль пришла в голову: раз бандиты считают, что меня больше нет в живых, значит, искать не будут, и руки у меня развязаны! А что если воспользоваться этим фактом и незаметно выйти через сарай с оружием?…
   А что потом? Если уж Михаил, такой тертый калач, не позволивший бандитам застать себя врасплох и ожидавший их нападения, и тот не смог справится с двумя отморозками!.. С двумя? Но я же отчетливо слышал два выстрела! Если одним выстрелом был ранен мой брат, то другим, вполне возможно…
   От размышлений меня отвлек тихий, но отчетливо твердый голос брата:
   – Кто вы такие? Чего вам надо? Какое еще лавэ? Я – бывший офицер, бедный, как церковная мышь, вы меня с кем-то путаете! Посмотрите на эту обстановку – олигархи так не живут!
   – Раз ты при стволе, то уже фраерок не бедный! Видать есть, чего защищать! Волыну с собой просто так не носят!
   – Повторяю: я – офицер и привык носить оружие при себе.
   – Не свисти, баклан, и парашу мне не гони! – презрительно процедил Сопатый. – Твой брат-щенок перед тем, как мы его утопили, бухтел, что ты богатенький, и сможешь за него отвалить, сколько попросим. Мы с Коляном, которого ты, паскуда, замочил, в таких делах не лохи и сразу просекли, что пацан фуфло не гонит. Опять же «тачила» твоя дранная тоже не хило тянет! А за продырявленный котел моего корефана я все равно из тебя кишки выпущу! Век воли не видать! Так что выбирай: или прижмуришься по-быстрому, как Колян, или я тебя по кускам резать буду, но своего все равно добьюсь! Жмурам бабло ведь ни к чему! Что скажешь, служивый?
   Значит, Михаил этого Коляна все-таки застрелил! От этой новости у меня бешено заколотилось сердце. Это означало, что моих шансов на успех операции прибавилось ровно вдвое!
   – Да пошел ты! – было слышно, как Михаил презрительно сплюнул на пол.
   – Твое дело, братан… твое дело!
   Послышался звук взведенного курка, и я вжал голову в плечи. Что он творит? Неужели Михаил не понимает, что этого отморозка сейчас лучше не злить! Словно услышав мои слова, снова раздался голос брата:
   – Ладно, не горячись, черт с тобой! Твоя взяла! Почему бы не поделиться? Господь ведь нам велел делиться! Но денег здесь нет, они на другой хате – тут недалеко, за рекой! Там у меня другой дом, я скажу, где именно. Поедешь и возьмешь!
   – Давно бы так, фраерок! – удовлетворенно произнес Сопатый. – Только знаю я вас, служивых, сидел с одним таким борзым, как ты! Все норовил клыки свои показать, пока мы ему их все и не посчитали! А-ха-ха! – загоготал он. – Нет, баклан, ты со мной поедешь, и все сам на месте покажешь и расскажешь, а уж потом я – так и быть – отправлю тебя с офицерскими почестями вслед за Химиком и Коляном.
   – Подожди, – услышал я, как мне показалось, нарочито слабый голос брата, – дай хоть немного отдышаться. Видишь, кровища хлещет! Руку мне надо перевязать, ведь кровью изойду и сдохну по дороге, а ты без денег останешься. Да и тачку твою измажу!
   – А мы на твоей поедем! Пусть думают, что ты приехал! Мы ведь с Коляном твою халупу по ней вычислили в натуре. Козырная у тебя колымага, еле отрыли такую же! «Крузаков», «Паджер» да «Патрулей» разных – хоть жопой ешь! А такого – как туза в прикупе – не сыскать! – Сопатый откровенно веселился, чувствуя себя хозяином положения.
   Вот урод! Его подельник валяется с простреленной башкой, а ему хоть бы что! Радуется, видно, что ему больше достанется! Пока бандит рассуждал, я лихорадочно думал о том, что мне делать. Я понял, что мой брат нарочно тянет время, чтобы дать мне возможность что-нибудь предпринять. Я должен ему помочь! Я уже не мучился от мысли, смогу ли я застрелить человека, даже такого, как Сопатый. У меня просто не было другого выхода! Будь, что будет!..

Глава 16

   Я немного подождал, пока глаза окончательно привыкнут к темноте и уже привычным путем осторожно двинулся к полке-турникету. Да, никак я не думал, что мне вновь придется воспользоваться всей этой хитроумной механикой, да еще с вполне определенной целью.
   Оказавшись внутри, я опасался только одного: как бы шум от заработавшей системы вентиляции не привлек внимания бандита наверху. Но как ее отключить я не знал, да мне было и не до того! Как только на складе зажегся свет, я принялся лихорадочно выбирать подходящее оружие. Сомнений не было – лучшим вариантом для такого случая был проверенный и надежный пистолет системы Макарова.
   Пока я отыскал для «Макарова» патроны, пока лихорадочно набивал ими обойму, пока воспользовался выезжающим трапом, мне показалось, что прошла целая вечность, хотя в действительности это заняло у меня всего несколько минут. Мне даже некстати вдруг пришла странная мысль о том, что если бы я сейчас участвовал в неких военно-прикладных соревнованиях на скорость и точность действий, наверняка занял бы первое место!
   Выход наружу также прошел без сучка и задоринки. В том момент, когда подвижная плита перекрытия встала на свое место, я уже с «Макаром», затаив дыхание, стоял в сарае перед закрытой дверью и прислушивался к приглушенным голосам брата и Сопатого, доносившимся со стороны тропинки. Голоса приближались.
   – Давай, шевели поршнями! – злобно ворчал Сопатый в полголоса. – Или я тебе пинками придам ускорение!
   – Перебьешься! – огрызался Михаил, еле ворочая языком, и мне сразу стало не по себе: похоже, что моему брату на самом деле совсем плохо. Видимо, сказывалась большая потеря крови.
   Мне казалось, что мое сердце бухало на всю деревню. От возбуждения и прилива адреналина у меня ходуном ходили руки, подкашивались ноги, и я с трудом сдерживал дыхание. Умом и сердцем я понимал, что от теперешних моих действий будет зависеть все мое дальнейшее существование, но именно этот факт и выбивал меня из колеи. Я никак не мог сосредоточиться на главном вопросе – как мне действовать дальше? Я понимал, что любой мой непродуманный шаг может вызвать неадекватную реакцию Сопатого, который наверняка держал на мушке моего истекающего кровью брата. Нужен был четкий план, холодный расчет и твердая рука. А у меня из этого набора не было ровным счетом ничего, зато был отчаянный дефицит времени.
   И чем больше я это осознавал, тем меньше у меня оставалось уверенности в благополучном исходе операции по спасению брата. А пока я только малодушно стоял за дверью и буквально физически ощущал, как тает отведенное мне время. Хоть бы Михаил подал какой-нибудь знак, когда мне можно вступать, ведь видеть я их не мог, а судя по удаляющимся шагам, они находились уже метров в двадцати от «Патриота» брата, припаркованного у самых ворот. Если они сядут в машину, все пропало! Сейчас или никогда!
   Словно услышав мои мысли, Михаил вдруг подал голос:
   – Всё, больше не могу идти! Если не обопрусь на тебя, упаду! – его голос прозвучал настолько слабо, что я еле разобрал из своего укрытия его слова.
   Что ему ответил бандит, я не расслышал, поскольку его заглушил сдавленный стон брата, затем послышался глухой звук упавшего тела и злобный мат бандита, который, судя по всему, пытался поднять потерявшего сознание Михаила.
   И в этот момент неведомая сила буквально выпихнула меня наружу. Я бесшумно приоткрыл дверь и крадучись вышел из сарая. Было довольно темно, если не считать узкой полоски лунного света, пробивавшегося сквозь густую крону яблонь. Прячась за кустами, я прокрался поближе к ним и увидел, что Михаил лежит на спине, раскинув руки в стороны, а над ним склонилась грузная фигура Сопатого.
   – Вставай, сволочь, – шипел бандит, – или я тебя добью прямо здесь!
   Я подошел еще ближе и разглядел, что он обеими руками силится приподнять брата за подмышки. Оружия при нем я не заметил – очевидно, бандит для удобства сунул его в карман. Ну, что ж, такая беспечность мне была на руку.
   – Руки вверх! – скомандовал я нарочито громко, зайдя за спину Сопатого.
   От неожиданности он сильно вздрогнул и замер в той позе, в которой его застал мой голос.
   – Я сказал руки в гору! – повторил я и передернул затвор «Макара».
   – Ты кто такой, хрен с горы? – ласково поинтересовался бандит, уже оправившись от ступора, и стал медленно выпрямляться. При этом его правая рука поползла за спину, где, по всей видимости, находился пистолет.
   Не успел он закончить фразу, как произошло нечто странное: он, вдруг коротко охнув, мешком повалился на лежащего брата, а тот, как ни в чем не бывало, уже заламывал ему обе руки за спину и одновременно выдергивал свой ремень из брюк.
   – Что стоишь, помоги! – прохрипел он. – Я уж думал, что ты никогда не выйдешь! – он затянул ремнем руки бандиту и перевернул его на спину. – Кажется, дышит, мразь!
   – Чем это ты его?
   – Ладонью в кадык! Надо ему еще ноги связать, скоро может очухаться! – Он вытащил пистолет из-за пояса бандита и переложил его себе в карман.
   – А как твоя рука? – я смотрел на чудом воскресшего Михаила и не верил своим глазам: куда только девалась его смертельная слабость, сквозившая в его голосе и шаркающие шаги умирающего от потери крови человека?! Мой брат выглядел бодрым и свежим! Или это только в темноте так мне показалось?..
   – Ничего, до свадьбы заживет! На кухне есть аптечка, потом перевяжешь мне…
   – Миша, а что же нам делать-то с ними? У нас в доме труп одного бандита, а второй вот-вот очнется и начнет орать!
   – Для начала заткнем ему рот и перетащим в дом, а потом уж подумаем, что с ними обоими делать. И вот еще что: надо избавиться от лишней машины – никто не должен видеть здесь сразу два УАЗа.
   – А, может, пока спрятать их машину в лесу? – предложил я.
   – Идея неплохая, только сделаем мы, как раз наоборот!
   – Это как?
   – Мы спрячем нашу машину, а с утра пораньше на их тачке съездим к ним в гости. Менты их УАЗ уже наверняка знают, и препятствий чинить не будут. Поэтому мы наведаемся в берлогу твоих врагов без всяких проблем! Ты ведь не забыл, что именно так мы и хотели сделать до всей этой заварухи? Ну, давай, хватай его за ноги! – Михаил, морщась от боли, ухватил за руки грузного бандита, и мы с большим трудом перетащили его в дом. Сопатого, которому брат заткнул рот какой-то тряпкой и накрепко связал ноги, мы положили рядом с мертвым напарником.
   – Миша, может, ну их, а? Они ведь уверены, что я мертв, преследовать меня никто не будет! – с надеждой спросил я брата, когда мы отдышались и присели прямо на теплый пол напротив печки.
   – А ты уверен, что они уже доложили хозяину о том, что тебя утопили? – хмуро взглянул на меня Михаил.
   – Конечно! – удивился я такому вопросу. – Ведь именно за этим они сюда и приехали!
   – Ты же сам говорил мне, что идея приехать сюда у них возникла спонтанно после того, как они узнали, что можно поживиться моими деньгами. Если они хотели меня потрясти, то вряд ли стали сразу докладывать, что задание выполнено, ведь тогда бы им пришлось объяснять, почему они задержались. Понимаешь? Не думаю, что идея подзаработать на стороне была бы по нраву их хозяину. Поэтому, я уверен, что насчет тебя они начальству пока ничего не сказали. Странно только, что он сам с ними на связь не выходит!..
   – Так что же нам делать? – в который уже раз повторил я свой вопрос, в душе соглашаясь с доводами брата. Рано или поздно мои недруги вновь вернуться к моей персоне.
   – Пока просто меня перевяжи. Кровь, кажется, все еще идет… Там, на полке в кух… – он вдруг замолчал. Я с удивлением взглянул на него и увидел, как он стал валиться на пол. Глаза на его мертвенно бледном лице были закрыты.
   – Миша, – закричал я, подхватывая его, но брат меня уже не слышал – он был без сознания! Главное, он был жив, о чем красноречиво свидетельствовало его прерывистое дыхание.
   Я остался совершенно один в окружении трех неподвижных тел и не знал, что предпринять. На меня вдруг снова навалилась абсолютная апатия. Я сидел и тупо смотрел на затухающий огонь в печке и, казалось, что время вокруг меня вновь остановилось. Невероятная усталость от всего, что со мной произошло, внезапно сковала все мое тело, очистила мозг от всех мыслей, буквально повергла меня в состояние летаргического сна с бессмысленно открытыми глазами.
   Я не знаю, сколько прошло времени, но из этого непродуктивного состояния меня вывел резкий и неприятный дребезжащий звук. Я вздрогнул и очнулся от забытья наяву. Безрадостная реальность встретила меня видом старой горницы с распростертыми фигурами на полу и неистовыми переливами чужого мобильника. Звук явно исходил из кармана одного из бандитов, и я инстинктивно пошел на него. Это звонил телефон Сопатого. Я вытащил его и прочитал на дисплее одно лишь слово, повергшее меня в озноб: «Шеф»! Я мигом вспомнил его ненавистное круглое личико со сладкой улыбочкой и злыми глазками.
   Мой мозг стал лихорадочно соображать: ответить – не ответить? Если не ответить, это покажется очень странным. К тому же, можно запросто вычислить местоположение хозяина телефона. Любой оператор сотовой связи предоставляет такие услуги, и тогда Иннокентий пошлет сюда новых бойцов! Если просто выключить, будет еще хуже – шеф, заподозрив неладное, наверняка подключит купленную милицию, которая все равно приведет сюда! Остается только одно…
   Я приложил к микрофону полу своей куртки и нажал на кнопку «приема»:
   – Да, шеф! – произнес я как можно более грубым и хриплым голосом.
   – Чего так долго не отвечал? – раздался в трубке недовольный голос Иннокентия Вениаминовича. – Что с твоим голосом?.. Кто вы?.. – настороженно произнес он на пол тона ниже.
   – Это я, Сопатый, мобилу в воду уронил.
   – А-а, – удовлетворенно протянул он. – Что с Химиком?
   – Рыб кормит!
   – Очень хорошо! Почему Колян на звонки не отвечает?
   – Его мобила в машине осталась, а сам в лес за хворостом для костра ушел. Мы вымокли сильно… Простите, шеф…
   – Чтобы к утру на базе были! Отбой!
   Раздались короткие гудки. Я перевел дух. Неужели пронесло?
   Я подошел к Михаилу и обратил внимание на разбухший от крови рукав его куртки. Да, уж, налицо была сильная потеря крови. Я осторожно через куртку ощупал его руку. Не нужно было быть опытным эскулапом, чтобы понять, что кость была цела. Скорее всего, это была сквозная рана. Я даже исполнился гордостью за свои знания, полученные за годы учебы в мединституте. Хоть в чем-то они мне пригодились. Теоретически я знал, что нужно было делать в таких случаях, но практики такой у меня не было. А здесь не было даже элементарной горячей воды, не говоря уж о лекарствах и средствах обработки раны. Эх, настоящего бы врача сюда! Или хотя бы опытного в этих делах человека, а в этой глуши и людей-то нет! И тут меня осенило: как это нет?! А бабка Вера?! Вот кто поможет мне и брату! И я со всех ног помчался к знакомой уже избе, не заботясь о том, что в такое время старушка может спать.

   Когда соседка, подгоняемая мной, охая и ахая, наконец, притащилась к дому Михаила, прошло никак не меньше двадцати минут.
   – Что же они с ним сотворили, ироды проклятые! – всплеснула она руками, когда мы вошли в горницу. Искоса взглянув на распростертые тела бандитов, старушка только плюнула в их сторону, перекрестилась и еле слышно пробормотала, словно заклинание: «Свят, свят, свят!..»
   Затем она принялась деловито мной командовать, как будто занималась этим всю жизнь, и я вспомнил ее рассказ о том, как она буквально по частям собрала моего брата, вернувшегося с войны чуть ли не инвалидом.
   – Его бы, болезного, ко мне перетащить! А здеся у него ничегошеньки нету! – приговаривала она, скорбно разглядывая аптечку брата. – А у меня и отвары, и коренья, и настойки разные. Да только его сейчас пока трогать не след! Кровушки много потерял, сердешный. Кто ж его так? Энти, что ли? – она указала на тела бандитов.
   Я кивнул. И в это время зашевелился Сопатый. Он открыл глаза и глухо замычал, силясь что-то сказать.
   Бабка Вера посмотрела на меня:
   – Значитца так, соколик! Мише я рану промыла да перевязала. Ты был прав: пуля-то навылет прошла и косточки не задела. Но он очень ослаб, не иначе очухается только к вечеру. Так ты сразу кликни меня. А я, пожалуй, пойду к себе, приготовлю кой-чего по моему рецепту. Ему сейчас надо быстро силушку восстановить, ведь работы у вас с ним много, как я погляжу! – она хитро мне подмигнула и ушла.
   Крепкие нервишки, однако, у бабки! Вот у кого мне бы стоило поучиться самообладанию. Но, как бы там ни было, на этот раз я впервые почувствовал себя хозяином положения.

Глава 17

   Как только за старушкой закрылась дверь, Сопатый, который все это время лишь наблюдал за нами, бешено вращая налитыми кровью глазами, стал усиленно мычать, изо всех сил стараясь привлечь мое внимание. Видно, при воинственно настроенной бабусе он это делать опасался.
   – Чего надо? – спросил я его нарочито грубо, но с места не тронулся. Вместо этого я поправил под головой брата подушку, которую ему заботливо подложила бабка Вера. Михаил по-прежнему был без сознания, но теперь, как мне показалось, его дыхание было уже ровнее, и его лицо уже не было таким мертвенно бледным.
   – М-м-м! – еще сильнее замычал Сопатый.
   Вот неймется ему! Я подошел к бандиту, связанному по рукам и ногам, и впервые внимательно рассмотрел его. Ну и рожа! И без того красное лицо еще больше побагровело, а выпученные от бессильной злобы глаза под нависшими надбровными дугами, приплюснутый нос и мощный подбородок придавали его физиономии сходство с разъяренным быком после стычки с пикадором.
   – Ты хочешь, чтобы я вытащил у тебя кляп? – невинно поинтересовался я.
   Он усиленно закивал.
   – А орать не будешь?
   Он отрицательно с готовностью замотал головой.
   – Хорошо, но учти, не сдержишь слово, разговора больше не будет! – я осторожно подошел к нему и выдернул из его пасти тряпку. После этого я вытащил из кармана «Макаров» и демонстративно снял его с предохранителя.
   Первые несколько секунд Сопатый откашливался и отплевывался, а затем, угрюмо косясь на пистолет в моей руке, спросил дрожащим от злобы голосом:
   – Что ты собираешься делать? Я так кумекаю: завалить меня, как Коляна, у тебя, фраера, кишка тонка!
   – А это от тебя зависит – будешь себя хорошо вести, в живых останешься, а нет – отправишься вслед за своим дружком!
   – Химик, ты рамсы попутал! Я не знаю, как ты умудряешься каждый раз воскресать, но даже таким клоунам, как ты, можно прострелить башку. А мои кореша вас с братцем твоим все равно достанут, и за Коляна, и за меня…
   – Ты опять?! – перебил я его грозно.
   – Ладно, на сей раз твой прикуп! Банкуй! Но у меня есть к тебе базар: ты меня отпускаешь, я сваливаю и на твоем горизонте не маячу! Век воли не видать!.. А шефу скажу, что тебе кранты! Сам понимаешь, если он узнает, что меня сопливый шкет повязал, все равно при себе держать не будет, и зуб даю, сразу закопает – слишком много про него знаю!
   – Думаешь, я тебе поверю? – усмехнулся я его наивности. – Ну, отпущу я тебя, а ты, чтобы себя обезопасить и выслужиться перед шефом, нам с братом и прострелишь башку – сам же только что грозился! Нет уж, дружок, может, мне духу и не хватить тебя завалить, но это вполне может сделать мой брат, который скоро придет в себя.
   – Химик, я темнуху не леплю и за свой базар отвечаю! Даю гарантию, как у вас на воле говорят! Мое слово – закон! А хочешь, я тебе сам лавэ отвалю? Я припас кое-что из капусты и рыжья – на мой век хватит…
   – Мне ничего не надо! И если тебя твой шеф завалит, туда тебе и дорога! А вот что за секреты такие ты про него знаешь, это очень даже интересно! Расскажешь, может, и отпущу. Вот тогда у меня точно будет гарантия, что ты от нас отстанешь, ведь в любой момент твой шеф узнает, что ты его сдал!
   Он презрительно сплюнул на пол:
   – А ты не боишься, что я тебе горбатого слеплю? А потом замочу вас по-тихому и концы в воду?
   – Нисколько! Ты думаешь, дурья башка, я случайно появился у Кеши? Мне многое о нем известно, и если я заподозрю, что ты мне действительно лепишь горбатого, пеняй на себя! Так что советую говорить правду! И кстати, если с нами что-нибудь случится, по этому номерку, что у тебя записан под именем «Шеф», надежные люди тут же отправят твое правдивое признание! – я поднял с пола его мобильник и повертел им перед носом бандита! – А копия отправится в милицию, и ты, если жив останешься, снова загремишь вместе со своим шефом на нары! Так что выбирай: или ты говоришь мне все, что знаешь, и я тебя отпускаю, или мы тебя вместе с трупом Коляна запихиваем в багажник вашего УАЗа и едем к вам в гости. Мы в любом случае намерены нанести твоему шефу визит вежливости, а уж с тобой или без тебя решай сам! Кстати, тебе, наверное, будет интересно, но твой шеф уже знает, что я рыб кормлю!
   – Но у нас с ним терок насчет тебя еще не было!
   – Зато у меня были – по твоей мобиле и твоим голосом! Да-да, не удивляйся, именно от тебя он об этом узнал и ждет вас обоих к утру на базе! Представляю, как он удивится, увидев меня невредимым, а тебя – связанным в багажнике! Догадываешься, что за этим последует? – меня охватил такой азарт, что я и сам свято верил в то, что говорил.
   Конечно же, я блефовал, ведь и сам толком не знал, что мы предпримем, когда очнется Михаил. А вдруг он будет настолько слаб, что ни о каких поездках и речи не будет? Тем более, я был почти убежден, что ехать туда вообще нет никакого смысла, ведь в глазах Иннокентия я – мертвец!
   Я смотрел на Сопатого и видел, насколько тяжело ему было сделать этот выбор. Его искаженная злобой физиономия, казалось, вот-вот лопнет от натуги, вызванной непосильной для него мозговой деятельностью. Наконец, он заговорил:
   – Опять твой верх, Химик! Лады, я тебе кое-чего расскажу, фуфло толкать не буду, не боись, но и ты побожись, что меня отпустишь. Приподними меня, что ли…
   – Договорились, Сопатый! – я помог ему облокотиться на стену, включил его мобильник на запись и приготовился слушать.
   Он начал говорить своим хриплым голосом сначала неохотно, с большими паузами, с трудом подбирая слова. Поначалу он решил схитрить и потянуть время, поэтому начал свой рассказ, что называется, «от печки», но я быстро раскусил его нехитрую тактику. Тогда он перешел к теме своей отсидки и объяснил, что из тюрьмы, где он сидел «по хулиганке», ему помог выйти именно будущий шеф, у которого там были свои люди.
   От одного из «вертухаев» тот узнал о бывшем боксере, который за два года умудрился так поставить себя на зоне, что его стали уважать признанные воровские авторитеты и даже сделали «быком», т. е. человеком, которого привлекают для «разборок». Далее влиятельный Иннокентий Вениаминович сумел добиться с помощью своих адвокатов пересмотра дела, и уже через год Сопатый, который стал носить эту кличку на зоне из-за сломанного на ринге носа, уже вышел на свободу, отсидев ровно половину первоначального срока.
   Идти бывшему боксеру и зэку было некуда, и он естественно принял предложение от своего благодетеля. Шеф пристроил его к себе сначала личным телохранителем и охранником особняка, а потом стал давать и более деликатные поручения.
   Сопатый, которого в миру звали Анатолием Капустиным, был предан своему хозяину, как собака. В свое время он очень рано перебрался в город из деревни, где провел детство и окончил с горем пополам восьмилетку. В городе физически сильный и рослый не по годам деревенский парень всерьез увлекся боксом, его заметили и поддержали, как спортсмена, подававшего большие надежды. И сначала все складывалось вполне удачно. Он дважды становился призером областных соревнований в тяжелом весе, и если бы не та злополучная уличная драка со смертельным исходом, все вышло бы совсем по-другому…
   Сопатый, описывая свою жизнь, понемногу увлекся и даже перестал пересыпать свою не слишком богатую речь «феней». Поначалу я слушал его тюремные мемуары вполуха, но когда он заговорил о своей работе на шефа, я заинтересовался не на шутку!
   Складывалась довольно занятная картина. Недалекий бандит, походя, затрагивал такие сферы деятельности своего шефа, что я просто диву давался. Особенно пикантно прозвучал его рассказ об участии в похищении дочери руководителя одной из строительных фирм, претендовавших на застройку центра города и тем самым вставших на пути у Иннокентия Вениаминовича, у которого был свой интерес в этой сфере. В итоге этой дерзкой и насквозь криминальной операции шеф выиграл городской тендер и положил в карман громадные деньги.
   Все эти разрозненные факты и фактики красноречиво свидетельствовали против моего бывшего работодателя, который для достижения своих целей не гнушался ничем. Теперь я отчетливо понимал, что такой человек ни за что не успокоился бы, не убедившись в моей смерти.
   А пока я, живой и здоровый, сидел в богом забытой дыре с пистолетом в руках и с грустью слушал излияния бывшего боксера Толика Капустина, ставшего матерым бандитом Сопатым, благодаря улыбчивому толстячку-упырю. Поражала меня одна вещь: Сопатый говорил о своем хозяине чуть ли не с благоговением, восхищаясь его умом и хваткой. Бедный, бедный Толик, как мало тебе в жизни надо!..
   Описывая «будни» своей службы у шефа, Сопатый обмолвился о некой шкатулке, которой пуще ока дорожил его шеф, и это меня насторожило. Факты, о которых я знал от самого Иннокентия, явно не сходились, и я не выдержал:
   – Постой-постой, Сопатый, а ты уверен, что ту шкатулку Иннокентию принес какой-то тип?
   – Ну да! Я сам его проводил к нему в кабинет и видел, как тот доставал ее из портфеля.
   – А что за мужик? Твой шеф к нему как-то обращался?
   – Да не помню я…
   Я задумался. Очень странно. Я точно помнил, Иннокентий говорил, что шкатулку с древним пергаментом он случайно откопал в подвале своего старинного особняка. Зачем ему было врать? Тем более, совершенно постороннему человеку! Какая разница, каким путем к нему попал древний манускрипт? Тут что-то не так!..
   – А ты не помнишь, как выглядел тот мужик?
   – Да обыкновенный фраерок. Плотный, высокий, белесый, морда такая… широкая, и челка до глаз.
   Да, под это описание попадает кто угодно… Вон и у Михаила челка тоже на глаза падает, да и лицо широкоскулое.
   – Круглое, что ли, лицо-то, как у шефа твоего? – я и сам не знал, зачем я зацепился за того мужика со шкатулкой, но по инерции продолжал свой импровизированный допрос.
   – Не, не круглое, просто скулы мощные, как у боксера… Но рожа породистая. Гадом буду, мужик тот из больших начальников или цветных… – при этих словах он с сомнением покосился на меня и поправился: – в общем, который при погонах! Такой важный из себя, как «кум» на зоне или даже сам «хозяин».
   – А о чем говорили, слышал?
   – А то! Когда уже дверь за собой закрывал, слышал, что тот мужик спрашивал… про тебя! – он обнажил крупные, как у лошади, зубы в кривой улыбке, явно наслаждаясь произведенным эффектом.
   – Что??? – я не верил собственным ушам. – Что значит про меня? Он, что, назвал моё имя и фамилию?
   – Только кликуху – Химик! Он спросил у шефа, сможет ли тот быстро найти Химика. Видно, ты, пацан, многим дорожку перебежал! – Сопатый снова усмехнулся.
   – А ты ничего не перепутал?
   – Я это слово хорошо запомнил, потому что и сам был недавно таким «химиком» – так у нас называют вышедших по УДО или получивших «химию» по «условке». Только потом понял, что про тебя он базарил.
   – А что еще слышал?
   – Больше ничего! Они стали втихую о чем-то тереть…
   – И ты ему веришь? – вдруг подал голос Михаил, который, вопреки предсказанию бабки Веры, уже очнулся и внимательно прислушивался к нашему разговору. – Бандиту, который стрелял в меня и хотел утопить тебя, как слепого котенка,! Он здесь заливает, а ты и уши развесил! – он приподнялся на локте и с ненавистью глядел на Сопатого.
   – Ничего я не заливаю! – возразил бандит. – Мужика того видел, как тебя, и скажу, что ты…
   Но договорить Сопатый не успел: вдруг прогремел выстрел, его голова мотнулась в сторону, и он затих навсегда. Я с ужасом смотрел, как из-под его головы расплывалась темная лужа, и не мог прийти в себя.
   – Зачем? – я с недоумением уставился на брата, который бессильно уронил голову на подушку. Из его ПСМа вился тонкий дымок. – Зачем ты это сделал? Он ведь рассказал много интересного об Иннокентии.
   – И что ты с этой информацией, которую еще надо проверить, будешь делать? Пойдешь в милицию, где у него все схвачено? Или расскажешь журналюгам, которые тут же продадут ему тебя вместе со всеми потрохами! Нет уж, уволь! Меньше шумихи – меньше мороки!
   А что касается этого Сопатого, его все равно пришлось бы убирать! Он нас по-любому выследил бы и прикончил. Мы для него слишком опасны! Хороший бандит – мертвый бандит! И потом, не брать же его с собой в логово к его шефу, и здесь оставлять нельзя. Не забывай, над тобой все еще висит опасность!
   – Уже нет! – возразил я. – Иннокентий в курсе того, что я якобы мертв, и нам в его логове уже делать нечего! – я был обескуражен его доводами. А может, мой брат прав, и такая жестокость вполне оправдана?
   – Это ничего не значит! Рано или поздно он все равно узнает, что ты жив. Тем более, после гибели своих бойцов он сложит два и два и поймет, что все неспроста! Нет, Артемка, вопрос, к сожалению, встает только один: мы или они? И я намерен ответить на него однозначно и незамедлительно! А ты?
   Я молчал, опустив голову. Меня в этой ситуации терзал совсем другой вопрос, не дававший мне покоя: почему Михаил так поспешил с выстрелом, не дав договорить связанному и уже безобидному бандиту?.. В который раз для меня все опять стало непонятным, непредсказуемым и тревожным…

Глава 18

   – Чего замолчал, братишка? – переспросил Михаил. – Или ты со мной не согласен?
   – Да, конечно, ты прав, только… я еще никогда не присутствовал при… убийстве!
   – Не убийстве, а ликвидации! Есть разница! Это – во-первых, а во-вторых, ты ошибаешься! Или уже забыл, как тебя самого недавно утопили, словно слепого котенка? – спокойно отреагировал Михаил. – Я тебя прекрасно понимаю, брат. Знаешь, я ведь и сам когда-то был таким же наивным пацаном, верящим в справедливость и милосердие. Но все изменила эта проклятая война. Теперь для меня есть только два цвета – черный и белый, оттенков я не признаю! Помнишь, ты меня спрашивал о шраме? Так вот сейчас я могу тебе рассказать, как я его получил и что испытал в том плену. Возможно, тогда ты поймешь меня…
   Как я попал в плен, не помню – был без сознания, сильно контужен. Тогда наш блокпост, на котором я служил в последнее время, обстреляли из минометов. Единственное, что я помню, это вспышку от разорвавшейся мины, попавшей в наш блиндаж и крики моих ребят внутри. Сам я по счастливой случайности был в это время снаружи – отходил по нужде.
   Когда я очнулся, то понял, что нахожусь в том самом поселке, подъезд к которому контролировал наш блокпост, в какой-то полупустой квартире под охраной двух боевиков, вооруженных автоматами. Ночью пришли еще трое вооруженных боевиков и притащили два пулемета – РПК и ПКМС. Видно боялись, что меня будут отбивать. Так продолжалось три дня, боевики со мной не разговаривали и ни о чем меня не спрашивали, только усиленно охраняли. Затем приехал их командир, его звали Юнус, и забрал с собой. Далее меня переправили на другой берег Терека, где меня уже поджидал УАЗик. Я понял, что меня везут на какую-то дальнюю базу. Глаза не завязывали, т. к. ехали ночью.
   Так я оказался в месте, которое боевики называли базой особого отдела. Об этом я узнал от командира этой базы Кадыра. Утром он приказал меня привести к нему и объяснил, что он занимается исключительно милиционерами и контрактниками, и у него есть ко мне дело.
   Он уже все про меня знал: кто я, откуда, в какой должности служил, даже какое училище закончил. Мне оставалось только подтвердить эти данные. Он предложил мне, как специалисту по вооружению, заниматься на его базе именно оружием – пристреливать, следить за техническим состоянием, ремонтировать и обучать молодых боевиков. За это он гарантировал мне жизнь и относительную свободу перемещения в пределах базы. В противном случае меня ожидал ад! Он так и сказал: сначала ты пройдешь через ад, а потом и сам навеки там останешься!
   – Но ты же не согласился? – не выдержал я.
   – Нет, конечно! Я ведь был воспитан в офицерской семье, где слово честь не было пустым звуком! Я гордо отказался, и тогда он приказал привезти одного пленного – молодого дагестанского паренька с испуганными затравленными глазами. У него были перебиты обе руки. Судя по всему, это был милиционер из местных, захваченный в плен совсем недавно. Кадыр мне сказал, что если я не соглашусь, они на моих глазах ему отрежут голову и заставят меня носить ее при себе, пока она не сгниет. Как только это услышал пленный, он разразился такими рыданиями, что я не выдержал и дал согласие. Кроме того, я подумал, что имея дело с оружием, у меня будет больше шансов выбраться на свободу.
   Мне приходилось по службе сталкиваться с местной милицией, и у меня уже тогда сложилось о них определенное мнение, ведь некоторые из них вполне открыто уговаривали меня перейти на сторону боевиков! Предлагали дом, землю, деньги. А я бы занимался только их военной подготовкой. Я думаю, что именно от них Кадыр и получил всю информацию обо мне. Но, видимо, не все они были продажными или сочувствующими боевикам… Там, Артемка, было от чего с катушек съехать!..
   С тех самых пор мой мозг сверлила только одна мысль – о побеге! С первых дней со мной обращались очень насторожено, не скрывая недоверия и презрения, хотя не били и с голодухи сдохнуть не давали. Первые несколько месяцев с патронами я дело не имел, а занимался только теорией с постоянно меняющимися боевиками. Но постепенно Кадыр проникся ко мне большим доверием и стал разрешать пристрелку оружия, хотя по-прежнему и ограничивал в патронах.
   На базе я познакомился с попавшими в плен контрактниками из дивизии Дзержинского, которых сначала держали в яме, пока она не обвалилась, а затем перевели в палатки. Их всех также усиленно обрабатывали на предмет перехода на сторону боевиков и принятия ислама, постоянно били и запугивали. Двое, не выдержав мучений, согласились, но один из них впоследствии бежал и был застрелен, а второй действительно перешел на их сторону, стал читать Коран, усердно молиться и даже участвовать в боевых операциях.
   С остальными обращались даже не как с собаками – собаку хозяин не станет бить понапрасну, а как со скотом, которого ведут на убой! Мне тяжело вспоминать об этом. На моих глазах нормальные крепкие ребята превращались в тени, их заставляли работать от зари до зари, а кормили подобием похлебки, состоящей из сырой воды, в которой плавала горсть муки и кукуруза. Многие просто умирали от истощения, поскольку их организм уже не принимал такую еду. Передавать их родственникам за выкуп или обменивать, видимо, никто не собирался, понимая, что с этой категории пленных ничего не возьмешь. Именно поэтому в отношении них была применена такая тактика.
   Так прошли долгих пять месяцев. За это время умерло больше половины пленных, а оставшиеся уже мало походили на людей. Я, как мог, старался поддержать их, передавал украдкой хлеб, хотя почти все они относились ко мне с недоверием и даже с ненавистью, ведь в их глазах я был почти предателем. Но с двумя из них – Лехой, молодым лейтенантом, командиром мотострелкового взвода и его другом Петром, мы сблизились. Иногда нам удавалось перекинуться словечком, и я понял по их намекам, что в случае чего могу на них рассчитывать. Вскоре такой случай нам представился.
   Как-то Кадыр уехал в Грозный договариваться о новой дислокации базы. На месте оставались семь – восемь боевиков и медсестра Мадина – чеченская девушка, добровольно пришедшая на базу вместе с братом, которого звали Хамид. Настало время обеда, и Мадина, исполнявшая еще и роль повара, позвала всех за стол. «Чехи» стали совершать предобеденный намаз, а я как раз закончил пристреливать новый АКМ Хамида и сидел неподалеку.
   Увидев меня, Мадина попросила принести чеснок из палатки, в которой жили боевики. Она иногда в отсутствии Кадыра позволяла себе немного покомандовать. Все знали, что она нравилась командиру и частенько проводила в его палатке время, поэтому Мадину немного побаивались и старались ей не перечить…
   Я вошел в палатку и увидел там валяющийся без присмотра автомат АК. Поднял его, осторожно оттянул раму и увидел патрон в патроннике. Рядом лежал еще один полный рожок. Это был мой шанс! В это время меня громко и недовольно позвала потерявшая терпение Мадина. Я схватил чеснок и отнес к столу, за которым сидела только она. Мужчины продолжали молиться неподалеку. Тогда я предложил ей принести еще и лук, который был в палатке, и она согласилась. Там я осмотрелся и обнаружил небольшую дыру в углу сантиметрах в тридцати от пола. Заглянул туда и ахнул – передо мной, как на ладони, была группа из шести молящихся боевиков. Оружия при них не было. План созрел моментально.
   Я уже не думал, насколько мне все удастся, просто лег на пол, как на учениях, и прицельным огнем начал поливать их из Калашникова. Они стали орать, падать, часть из них так и осталась лежать неподвижно. Двое или трое откатились подальше, пытаясь уйти из сектора обстрела. А один прыгнул в сторону, затем быстро поднялся и побежал к оружию, сваленному рядом. Чтобы его не упустить, я выбежал из палатки, прицелился, но патроны, как назло, уже кончились! Я бросился назад и быстро заменил магазин. В это время неожиданно застрочил РПК, и раздались крики Мадины. Я выбежал и увидел, как Лешка добивает из пулемета раненых бандитов, как истекающий кровью Хамид ползет к дереву, на котором висел пристрелянный мной АКМ, а Мадина, прихрамывая, бежит к лесу. Лешка пытался достать и ее, но ей удалось уйти.
   Вскоре все кончилось. Только потом я узнал, что Леша с Петром давно присмотрели этот бесхозный разбитый РПК, который сумели восстановить и припрятать, по крохам собрали патроны, а когда услышали выстрелы, поняли, что пришло и их время.
   Пока ребята собирали оружие, я решил зайти в палатку Кадыра. Там среди бумаг я и обнаружил тот самый документ, который потом мне помог найти схрон. Я спрятал его под рубахой и вышел к ним. Они уже успели собрать достаточно оружия: один РПК, два АК, один АКМ, патроны и несколько гранат – все, что мы могли унести с собой. Мы очень торопились, в любой момент мог появиться Кадыр с остальными боевиками. Леша и Петро шли первыми, а я, как самый сильный, – замыкающим с РПК в руках.
   Уже на выходе с базы я услышал за спиной чей-то топот и крики и увидел одного из недобитых боевиков, который бежал за нами следом. Я остановился и вскинул пулемет, но было уже поздно – прогремел взрыв, и я ощутил сильнейший удар в лицо, отбросивший меня на землю.
   Я сразу почувствовал, как мое лицо заливает что-то очень горячее, но боли почему-то не почувствовал, и сознание не потерял. Невыносимая боль пришла чуть позже, когда я немного отошел от шока. Мне исключительно повезло: боевик был ранен, и брошенная им граната не долетела. Осколок от нее задел меня по касательной – располосовал, словно бритвой, всю правую щеку до кости. Петро быстро сориентировался и добил бандита…
   Ребята кое-как перевязали меня подручными средствами, и мы двинулись дальше. Решили пойти в горы, совершенно не ориентируясь, где мы и куда идти. Снизу было слышно, что за нами уже ехали мотоцикл и УАЗик, но мы ушли от них. Брели всю ночь, под утро остановились, чтобы отдохнуть и поспать в лесу. А когда рассвело, увидели, что рядом стоят поселки, и течет река. Мы думали, что за рекой Дагестан. Отдохнули и часов в пять перешли реку. Зашли в ближайшую деревню и остановились в одном доме, где узнали, что нас ищут чеченцы, о чем было сообщение даже по местному телевидению. Мы собрались и прямо по дороге прошли до блокпоста, где стояли какие-то менты или ОМОН. Оттуда нас переправили на БТРе в городок… Оклемавшись, и еле отбрехавшись от местных «чекистов», я прослужил еще полгода, затем со своей группой попал в засаду, получил тяжелейшее ранение и был списан подчистую. Ну а дальше ты все знаешь… – Михаил вздохнул и потрогал свой страшный шрам: – Вот это самое, брат, что я вижу каждый день в зеркале, не дает мне расслабиться и все забыть. Та война продолжается, и на ней побеждает тот, кто бьет первым! Если не мы их, то они нас, и это касается не только «чехов», но и всех наших с тобой врагов!
   Я слушал Михаила и испытывал двойственные чувства: с одной стороны я прекрасно понимал брата, особенно после его рассказа о времени, проведенном в плену, понимал его ожесточенность, его непримиримость и бескомпромиссность, мне импонировала его решительность и убежденность в собственной правоте. Ведь это были те самые качества, которые напрочь отсутствовали у меня самого.
   Но с другой стороны, я никак не мог примириться с его жестокостью. Мне была не понятна его горячка в деле с Сопатым, меня пугала та поспешность, с которой Михаил, будучи раненым, стремился посетить это змеиное логово. Меня неприятно поразило его хладнокровие, с которым он застрелил безоружного человека – пусть даже бандита, согласившегося, к тому же, поделиться ценной для нас информацией. А Михаил, словно нарочно, заткнул ему рот! Вот именно, словно нарочно!..
   У меня вдруг возникло гадливое и тревожное ощущение близкой беды, и сразу вспомнился мой последний сон, в котором я испытал нечто подобное – чувство глубокого сомнения в близком человеке. Но в том же самом сне, вместе с тем, у меня присутствовала уверенность, что именно я и должен ему помочь. Вот только в чем?
   – И как ты собираешься с ними бороться? Ведь ты очень слаб! Ну, какой сейчас из тебя вояка? Вон и рука у тебя ранена! А из меня помощник плохой – хоть я и вооружен ПМ, но выстрелить в человека вряд ли смогу!..
   – Ты мне уже помог! Благодаря тебе, я вырубил Сопатого, который держал меня на мушке. Так что, считай мы квиты! А что касается меня, то я одинаково неплохо стреляю с обеих рук, как ты мог убедиться! – ответил Михаил, не открывая глаз. – Сходи-ка ты лучше к бабке Вере, уверен, к вечеру я уже буду как огурчик! Нам надо торопиться, промедление смерти подобно! Да, и не забудь отогнать в лес нашу машину, как договаривались.
   Он затих, а я смотрел в окошко на начинающийся очередной погожий день, на серого взъерошенного воробья на яблоневой ветке, на поднимающееся откуда-то из-за горизонта красное слепящее солнце, и впервые подумал о том, насколько мелки все наши жалкие потуги как-то переделать эту жизнь, заставить ее течь по проложенному нами руслу. Что бы мы не делали, как не пыжились, а в одночасье можем лишиться этой самой жизни, вот так же, как эти два человека, лежащие мертвыми на полу, которые, наверное, о чем-то мечтали, к чему-то стремились, кого-то любили… А солнце все также будет подниматься каждый день, и воробьи все также чирикать на своих ветках, но услышат и увидят все это уже совсем другие люди!
   Я горестно вздохнул, и пошел выполнять указание моего брата, которому, вопреки всем своим сомнениям, не верить не мог. Но прежде решил обезопасить и нас самих: из телефона Сопатого я вынул батарею и вместе с мобилой Коляна выбросил в огонь. Теперь их мобильники отследить было невозможно.
   А что будет дальше одному Богу известно!..

Глава 19

   Настойки и примочки бабки Веры оказали просто потрясающий эффект – мне, студенту-медику, было удивительно наблюдать за порозовевшим Михаилом, буквально на глазах оправившимся от большой кровопотери! Он был снова полон сил, словно и не лежал в беспамятстве всего несколько часов назад.
   Мы уже наспех похоронили обоих бандитов в самом дальнем углу его небольшого участка за сараем, и я ждал, когда Михаил даст команду взять из арсенала необходимое оружие и снаряжение, но такой команды почему-то не последовало. Вместо этого он спрятал наши пистолеты в доме, оставив у себя лишь оружие бандитов. Что ж, ему виднее!
   Несмотря на спешные сборы, приготовления заняли все же довольно много времени. Солнце уже клонилось к закату, когда Михаил, наконец, удовлетворенно произнес:
   – Все, теперь можно ехать!
   Я хмуро посмотрел на него:
   – Я все еще не понимаю, Миша, к чему такая спешка? Почему бы нам не отдохнуть, как следует, переночевать здесь, а уж потом со свежими силами и ясной головой двинуться дальше? Насколько я понимаю, у тебя нет никакого плана действий, хотя не так давно ты мне сам говорил, что без тщательно разработанной операции там делать нечего! Нужна, мол, стратегия! К тому же, мы все равно опоздали к сроку, который назначил своим подручным Иннокентий Вениаминович. Какая уже теперь разница – днем раньше или днем позже? – мне казалось, что я говорил очень убедительно и сумел привести логичные аргументы, но, судя по недовольному лицу брата, своей цели не добился.
   – Ты все сказал? – сухо поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, распахнул пассажирскую дверь джипа – внешне абсолютного близнеца автомобиля брата: – Садись давай, стратег, отвечу на все твои вопросы по дороге.
   Тщательно прикрыв за собой калитку, мы тронулись навстречу неизвестности. Михаил сосредоточенно молчал, поджав губы, а я сидел и смотрел на неторопливо пробегающие мимо деревья, на грязную и разбитую проселочную дорогу, на унылое поле, на которое уже наваливалась сгущающаяся темнота, и с грустью думал, что вижу все это, возможно, в последний раз.
   Я понимал, что главным нашим козырем был этот самый автомобиль и ночное время суток. Я понимал также, что, возможно нам даже удастся беспрепятственно попасть во двор особняка Иннокентия, но что будет потом, я себе даже не представлял! Да, мы оба вооружены, а мой брат – опытный военный, офицер, командовавший в свое время мотострелковым батальоном, но в данной ситуации у него нет этого батальона! А есть только я – человек сугубо штатский. Какой с меня прок? И мой брат должен отдавать себе в этом отчет! Или у него все-таки есть план?
   Тем временем джип благополучно выехал на шоссе и прибавил ходу.
   – Миша, так у тебя есть план или нет? – настойчиво повторил я.
   – Конечно, есть! – спокойно ответил он. – Но сначала я отвечу на твой вопрос по поводу спешки. Отвечаю: это – не спешка, а необходимое действие, продиктованное данной ситуацией. Ты должен понимать, что чем дольше не появятся шавки этого Иннокентия, тем сильнее он занервничает и, возможно, предпримет нечто неожиданное, что может осложнить нашу задачу. А задача наша простая, как огурец – заполучить этот самый древний манускрипт!
   – Зачем??? – моему удивлению не было предела.
   – Поясню чуть позже! – отмахнулся от меня Михаил. – И чтобы его добыть, я намерен устранить все препятствия на этом пути, в том числе и Иннокентия, если потребуется. И ты мне в этом поможешь!
   – Я? Но что я могу? Я и стрелять-то толком не умею! И вообще, почему ты все решил за меня? Ты считаешь, что вот так, запросто, мы можем и должны распоряжаться чужими жизнями? Я еще мог понять, когда ты застрелил этого Коляна – ты защищал себя! Но даже с Сопатым был уже перебор! Мы могли его просто оставить в твоем доме связанным, но не убивать или даже взять с собой, положив в багажник! Пусть бы с ним разбиралось его собственное начальство. И если бы его устранили, чего он так боялся, мы не взяли бы этот грех на душу!
   Но теперь ты собираешься лишить жизни человека, который даже тебе не угрожает! Да, он хотел убить меня. Но меня, а не тебя! И поэтому я имею право голоса в этом вопросе. И я тебе говорю: я не хочу больше никаких смертей! С меня довольно! Ты меня слышишь, Михаил?! – я почти кричал. Никогда за все время знакомства с братом я не испытывал такого гнева и отчаяния.
   – Артемка, у меня немного повреждена рука, но не слух! Конечно, я тебя слышу! – он был само спокойствие. – Не надо так горячиться, братуха! Ты меня не совсем правильно понял. Я – не маньяк, жаждущий крови! И совсем не испытываю никакого удовольствия от вида трупов! Я просто реально смотрю на вещи. И по опыту знаю, что рассчитывать всегда надо на худшее, т. е. на самый неблагоприятный исход операции. Поверь мне, съевшему зубы на этом деле! Именно это и позволяет в случае чего быстро принимать правильное решение, от которого зависит не только собственная жизнь, но и жизнь вверенных тебе людей.
   Говоря об устранении Иннокентия, я только обрисовал тебе возможный и крайне неблагоприятный исход, когда на кону будет стоять выбор, кому умереть – нам, живущим тихо и спокойно, или ему – бандиту с маской порядочного бизнесмена. Ты же сам слышал, что о нем рассказывал его прихвостень Сопатый. И если ты предпочитаешь уберечь эту сволочь ценой собственной жизни, – вперед! Флаг тебе в руки! Только я в этой глупости участвовать не собираюсь!
   Теперь хочу тебе объяснить, почему я поставил такую задачу! Ты вообще-то мог бы и сам догадаться! Знаешь, там, где я воевал, очень много ядовитых змей. Особенно часто встречаются гадюки. И опасны они лишь в двух случаях: когда ее детенышам грозит беда, и если случайно наступаешь ей на хвост. Второй случай мы не рассматриваем – человек должен быть осторожен, а сама гадюка на человека не нападает.
   Так и в случае с древним свитком. Манускрипт для Иннокентия – что детеныш для гадюки! Подумай, стал бы ты объектом охоты, если бы не узнал тайну Иннокентия, связанную с этим документом? Если гадюку просто избавить от ее детеныша, она вскоре успокоится и не будет такой опасной для человека, находящегося вблизи от нее. Не будет манускрипта, не будет и проблем! Надо только сделать так, чтобы сам владелец не узнал, кто именно избавил его от этой обузы. В этом и заключается наша с тобой задача!
   Теперь насчет плана по ее осуществлению. Вот здесь как раз и потребуется твоя помощь, но не в смысле стрельбы, а в том, чего не умеет никто – превращаться в бездыханный труп! В этом состоит основа моего плана. Что скажешь?
   Я не знал, что и ответить. Все доводы Михаила, казалось, были безупречны, но что-то все же не давало мне покоя. Что именно, я никак не мог уловить.
   – Я все равно ничего не понял! Причем тут моя способность? Ведь для Иннокентия я и так уже умер!
   – Ты сильно ошибаешься, если считаешь, что такого матерого зверя, как этот тип, можно убедить одними словами, да и то сказанными странным голосом. Ты же сам мне говорит, что он насторожился, когда услышал тебя в трубке. Вот я и хочу предъявить ему твой «хладный труп» в доказательство моей лояльности!
   – Лояльности к кому? К Иннокентию? Для чего тебе его лояльность? Уж не собираешься ли ты работать на него? Или это нужно для того, чтобы втереться к нему в доверие, а потом выкрасть этот манускрипт? – я был потрясен собственной догадкой.
   – В точку, брат! Ведь ему же теперь понадобятся хорошие бойцы, а из меня совсем неплохой боец! И я это ему намерен доказать!
   – Каким же образом? И потом он никогда не поверит, что мой брат пришел работать по сути к убийце своего родственника. Он сразу поймет, что здесь дело не чисто! И как ты объяснишь наличие у тебя трупа?
   – Молодец, Артемка, соображаешь! Только ты забываешь, что он меня в лицо не знает! Да и документы я себе давным-давно сделал на другую фамилию! Правда, я ими еще не пользовался – не было подходящего случая, но теперь такой случай настал! Знаешь, когда тебя в любой момент могут найти, лучше стать человеком с другой биографией, чем мертвецом. А если есть приличные бабки, документы – не проблема! Я теперь Смоляков Максим Петрович! – и Михаил похлопал себя по нагрудному карману, где, видимо, лежал паспорт на эту фамилию.
   Я скажу Иннокентию, что труп какого-то там Химика я сам положил в багажник УАЗика, на котором приехали двое чудиков. Они остановились на бережке, рядом с местом, где я отсыпался. На моих глазах они этого бедолагу утопили, а потом поссорились из-за каких-то денег, да сдуру и перестреляли друг друга! Я слышал и видел все и сразу скумекал, что это – мой шанс! Я ведь и сам почти бомж – без жилья и работы. Вот я и подумал, что одному мне не справиться, и такой человек, как хозяин этих двух обормотов, мне пропасть точно не даст! А я ему пригожусь со своей-то квалификацией!
   Поэтому я выловил труп этого Химика, так как по их разговору понял, что это было поручением хозяина, а их тела ночью закопал на участке какого-то заброшенного дома. Почему закопал не там же в лесу? Да потому что их перестрелку могли услышать люди из ближайшей деревни и вызвать туда ментов с собаками. А так – все шито-крыто! В деревне уж точно никто вынюхивать не станет! Если надо, могу показать, где их зарыл!
   А ваш адрес, – скажу я ему, – назвал один из них, будучи еще живым, когда я подошел к нему. Он попросил отвезти его к вам, но через несколько минут скончался в мучениях! Их документы я прихватил с собой! – Михаил полез во внутренний карман куртки и небрежно повертел перед моим носом двумя паспортами и водительскими удостоверениями, перетянутыми бечевкой.
   Когда он только успел?! Слушая все это, я раскрыл рот в изумлении. Вот это да! Более дерзкого и хитроумного плана было трудно себе представить! Ай да Миша!
   – Постой, а как же быть со мной? – дошло вдруг до меня.
   – Не боись, братуха! – подмигнул мне Михаил. – Он наверняка мне и поручит избавиться от «твоего трупа» – уж извини, брат! Вывезу тебя куда-нибудь подальше на случай слежки, а ты потом доберешься до родителей и будешь сидеть там тихо, пока я свое дело не сделаю!
   – Но если он убедится в моей смерти, к чему тогда городить весь этот огород с кражей документов? – не унимался я.
   – Я ведь тебе рассказывал о змеях! А если ты случайно ей наступишь на хвост? Другими словами, ты разве не допускаешь мысли, что о твоем существовании может стать известно, пусть даже и чисто случайно? Или ты собираешься бежать из родного города, не доучившись в институте?
   Крыть мне было нечем. Но я не сдавался:
   – Миша, а как же ты сможешь изъять этот свиток, не вызвав при этом подозрения у Иннокентия? Сам же говоришь, что он калач тертый и его на мякине не проведешь!
   Михаил задумался.
   – Вот это – правильный вопрос! Пока и сам еще не знаю. Это – единственное, что невозможно просчитать заранее. Думаю, что смогу сориентироваться на месте. Так что скажешь насчет моего плана? – он хитро на меня посмотрел.
   – Вроде все логично, только вот… как быть с твоим прошлым? А вдруг он решит тебя проверить!
   – Вот этого я совсем не боюсь! Я ведь не случайно выбрал этого Смолякова. Здесь все чисто – мы почти одногодки, он тоже служил в Чечне и тоже бежал из плена. Четыре года назад он пропал без вести. Говорят, что спился, продал за бесценок свою квартиру и больше его никто не видел. Все это мне сказали надежные люди, которые продали его подлинный паспорт с моей фотографией в нем. В нашем мире все можно продать и купить, Артемка… Или почти все…
   Да, недооценивал я своего брата. У него не только был вполне продуманный план действия, но и ответы на всевозможные вопросы, которые ему могли задать в логове противника. Только что-то все же меня продолжало смущать во всем этом деле. И эта мысль не давала мне покоя. Насчет его неоправданной жестокости я уже не был столь категоричен, в этом плане он сумел меня успокоить. Здесь было что-то другое…
   И тут я понял, что меня беспокоило:
   – Миша, а что ты будешь делать с манускриптом? Михаил ответил не сразу. Он скользнул заинтересованным взглядом по моему лицу и произнес неуверенным тоном:
   – Пока не знаю. А что, есть предложение? – он улыбнулся.
   – Да нет, просто интересно… Понимаешь, ты только не обижайся, но я хочу тебя спросить: всю эту операцию ты действительно затеял только ради меня?
   – Если скажу да, поверишь мне? – ответил он вопросом на вопрос.
   – Очень бы хотел в это поверить! – с жаром воскликнул я.
   – Вот и верь! И ничего не бойся!..
   Тем временем мы уже въехали на знакомую улицу, в конце которой находился особняк Иннокентия Вениаминовича – змеиное гнездо, как метко выразился о нем мой брат. Михаил нажал на тормоза.
   – Все, приехали. Вылезай, дорогой братишка. Пора становится бездыханным трупом! Не волнуйся и положись на меня: когда надо, я тебя растолкаю – небось, не впервой!
   Я вздохнул и повиновался. Уже в тесноте багажника перед тем, как окончательно отключиться, сквозь белую вязкую пелену, уже привычно окутавшую меня, откуда-то издалека я услышал нетерпеливо-призывный сигнал нашего джипа и тяжелый скрип открываемых ворот…

Глава 20

   …Тем временем мое путешествие продолжалось. Я шел, упрямо склонив голову, не обращая внимания на серые облака, которые сплошным, словно спрессованным, туманом закрывали от меня все вокруг. Дорога между тем стала круто уходить куда-то в сторону, и этот факт меня сильно озадачил. Тем не менее, вязкая хлябь под ногами была все же достаточно прочной, что не давало мне усомниться в верности направления, и продолжал идти уверенно.
   Некогда прямая, как стрела, облачная дорога уводила меня, казалось, совсем не туда, но другого пути не было, и этому факту я радовался, как мальчишка, ведь мне не нужно было ломать голову, в какую сторону идти. Дорога сама направляла меня, не оставляя никакой альтернативы, и я безоговорочно доверял ей и уверенной поступью двигался к цели, смутно ощущаемой мной и властно зовущей к себе.
   Быть уверенным в правильности своих действий – это ли не высшее блаженство, которое может испытать человек разумный, ищущий, неуспокоенный? И разве задачей, достойной любого человека, смыслом его существования не является как раз определение цели и следование к ней?
   Но Боже спаси, если твоя цель ложная! И сохрани Господь, если на своем пути, ты отклонился от намеченной цели, вступив не на ту дорожку! И убереги нас Всевышний от мучительного выбора, когда приходится надеяться только на себя!..
   А пока я шел по извилистой облачной дороге, глубоко осознавая, что далеко не всегда самый короткий путь к цели – прямой. И математические законы из школьного курса геометрии, к сожалению, к жизни порой отношения не имеют…

   Очнулся я сам – от холода. Я почему-то сидел в углу на полу какой-то маленькой комнатки – почти каморки, обставленной старой деревянной мебелью: односпальной кроватью с резной спинкой, застеленной коричневым пледом, обшарпанным табуретом с гнутыми толстыми ножками и круглым столиком на одной ноге, выполненной в виде тюльпана. На столике стояла простая стеклянная ваза с одинокой пластмассовой розой, литровая пластиковая бутылка с водой, открытые рыбные консервы в масле, алюминиевая вилка и три аккуратно отрезанных кусочка хлеба. Хм!
   Единственное маленькое окошко, неплотно занавешенное простенькими шторками, было забрано металлической решеткой. Через мутное стекло проникал хилый дневной свет. Форточка была немного приоткрыта, и через нее тянуло свежим ветерком, за окном не было слышно ни звука.
   Я подошел к окну и с высоты примерно второго или даже третьего этажа увидел знакомый двор и УАЗ, припаркованный рядом с въездными воротами. Это был особняк Иннокентия Вениаминовича.
   Что происходит? Почему я все еще в этом «змеином гнезде»? Почему я оказался на полу? Где мой брат? Почему так тихо вокруг? Здесь вообще есть кто-нибудь?
   Я подошел к крепкой на вид двери и приложил ухо к полотну – тихо. Тогда я нажал на ручку и осторожно ее толкнул. На удивление, дверь без скрипа распахнулась, и я очутился в полутемном пространстве, пыльном и грязном – какой-то жуткой свалке ненужных вещей. Чердак! Я оказался на захламленном чердаке в комнатке, явно предназначенной для тайного содержания охраняемого узника. Я вспомнил каземат, где меня держали совсем недавно. Мой статус изменился в лучшую сторону! Значит, по крайней мере, убивать меня не собирались. Уже хорошо! Но тогда возникает вопрос: почему дверь оказалась незапертой? Вопросы, одни вопросы!
   А пока я решил исследовать чердак на предмет выхода из него. Я осторожно пробирался по валяющимся там и сям доскам, обходил поломанную вдрызг старинную мебель, какие-то вычурные стулья с отломанными ножками, перевернутые массивные столы без столешниц и столики, покрытые слоем пыли. Казалось, я попал на кладбище мебели, где хозяйничал сумасшедший любитель старины, который был не в силах расстаться с дорогой его сердцу рухлядью. Этакий Гобсек-краснодеревщик и столяр-Плюшкин вместе взятые! Я, конечно, сразу догадался кто он – этот любитель старины, и это мне не принесло никакого удовлетворения.
   Откуда-то сбоку сквозь щели в рассохшихся досках на чердак все же проникал скудный свет, и это позволяло мне немного ориентироваться в пространстве и не напороться на какой-нибудь гвоздь или острый обломок. В самом конце чердака, в противоположном от каморки углу, я, наконец, обнаружил то, что искал – небольшую металлическую дверь. Неужели и она открыта?
   С замиранием сердца я толкнул ее, но… она даже не шелохнулась! Я подналег сильнее, тщетно – дверь была заперта снаружи, и это был непреложный факт!
   А что я хотел? Если меня здесь спрятали, ежу понятно, что совсем не для того, чтобы я смог самостоятельно выбраться! Спасибо еще, что не заперли в той шестиметровой конуре, где я очнулся. Оставалось только вернуться в свое относительно чистое гнездышко, перекусить с горя и ждать, неизвестно что и неизвестно кого! Я вздохнул и поплелся обратно, проклиная свою незавидную долю.
   Последнее время я только и занимаюсь тем, что оказываюсь в разного рода темницах, казематах, подвалах и даже могилах. Но теперь хоть какое-то разнообразие – пусть я и заперт на чердаке, но относительно свободен в перемещениях и даже, в случае чего, смогу обороняться обломками стульев!
   Я уныло усмехнулся сам себе: шутки – шутками, но все это меня уже порядком достало! Когда кончатся эти бесконечные игры со смертью?! Когда меня оставят, наконец, в покое? Что им всем еще от меня надо?..
   И тут я вспомнил о Михаиле. Хорош братец, ничего сказать! Пообещал мне, что вывезет меня отсюда, а что в итоге? Меня снова закрыли, как какого-то беглого преступника!
   С другой стороны, а кто, если не он, меня сюда и определил?! Ведь в противном случае я вряд ли бы сейчас вообще о чем-то рассуждал! Кто, кроме него, позаботился бы обо мне, насколько это могла позволить ситуация? А ситуация, по всей видимости, была не из простых, возможно, чтобы спасти мне жизнь, он пошел на огромный риск, запрятав меня сюда! Ладно, ничего, потерплю до его прихода.
   Я уже нисколько не сомневался, что мне ничего не угрожает, и раз Михаил так поступил, значит, был на то свой резон. Я окончательно успокоился и уже с удовольствием думал о том, как сейчас набью брюхо бычками в томате и развалюсь на мягкой кровати. А, кстати, а почему он меня туда сразу не положил? Это было непонятно, но поразмыслить над этой странностью я не успел, так как услышал вдруг приглушенные голоса где-то внизу, под ногами, справа от меня.
   Я так и замер на месте и стал усиленно прислушиваться. Осторожно на цыпочках я прокрался поближе к источнику звука и остановился в том месте, откуда голоса были слышнее всего. Я опустился на четвереньки и приложил ухо к дощатому полу, покрытому толстым слоем пыли. Сейчас мне было не до чистоты. Я весь обратился в слух, почти перестал дышать, и только мое сердце предательски гремело в груди.
   Голоса внизу были мужскими, и поначалу я никак не мог разобрать ни слова – неизвестные собеседники говорили вполголоса, и я уже, было, хотел плюнуть на эту затею, как вдруг стал различать отдельные слова и даже предложения, которые стали произноситься довольно громко – судя по всему, беседа явно выходила за рамки мирной.
   – Ты сам во всем виноват! – ясно услышал я гневный голос одного из них, и я сразу же узнал характерный тембр «змеи подколодной» – моего бывшего работодателя. – Это была твоя идея, я тебя к себе силком не тащил!
   – И что? – с вызовом ответил второй голос, показавшийся мне неуловимо знакомым. – Я же тебе тогда пояснил всю ситуацию. Мне, кроме тебя, не к кому было обратиться! Ты же мой единственный друг! Был, по крайней мере, до недавнего времени…
   – Кончай ты эти свои вечные бабские сопли! Терпеть не могу, когда ты начинаешь рыдать в жилетку! Дружба дружбой, а табачок – врозь! Слыхал, небось, такую пословицу? – Иннокентий явно издевался над своим собеседником.
   – Ох, и сука же ты, Кеша! Какой сволочью ты был еще со школы, такой и остался! – с горечью и даже, как мне показалось, с некоторым удовлетворением произнес его визави. – Короче, Кеша, я тебя предупредил, а ты сам смотри!
   Послышался звук отодвигаемого стула и по-военному четкие шаги уходящего человека.
   – А ты меня не пугай, Сивый! – раздался голос Кеши. – Видал я таких вояк, как ты! И запомни на всю оставшуюся жизнь: стучать на меня не советую – бесполезно! У тебя нет никакой доказухи, расписки я тебе не давал. Да и адвокаты мои позаботятся обо всем, а вот тебе есть, чего опасаться! Твоему высокому «цветному» начальству будет очень интересно знать, что представляет собой один весьма ценный кадр!..
   Его собеседник ничего не ответил и с такой силой хлопнул дверью, что даже на чердаке поднялась пыль. Я зажал начавший, было, щипать нос и быстренько ретировался восвояси, чтобы не выдать себя чиханием. Лишь плотно прикрыв за собой дверь каморки, я немного пришел в себя. Затем принялся в задумчивости ковырять консервы, почти не ощущая вкуса.
   Я анализировал все услышанное мной. Неудивительно, что Иннокентий опять кого-то кинул, и на этот раз это был некий Сивый – бывший его школьный приятель – судя по всему, какая-то важная персона. Постой, постой. Как он там сказал: «твое высокое цветное начальство»? Где-то я уже слышал этот термин… Точно, это же говорил Сопатый, когда описывал мужика, принесшего шкатулку с манускриптом. Сопатый сказал тогда, что цветные – это те, кто носит погоны, т. е. менты или военные…
   Так он мент, что ли? А почему бы и нет? Ведь у Иннокентия все схвачено, в том числе и в милиции, бандиты сами этим хвастались! Хотя… мне кажется, что милиционер высокого ранга так бы вести себя не стал. Он точно бы не позволил этому Кеше повышать на себя голос, не так они воспитаны эти люди! Да и не приехал бы он в гости к этому отморозку, тем более, если он знает о его делишках. А если в курсе начальник, значит, об этом могут знать и его подчиненные! А это – уже огромный риск! Нет, он не мент!
   Выходит, этот Сивый – военный! Так, может быть, тот мужик со шкатулкой и сегодняшний Кешин гость – один и тот же человек?! Эта догадка показалась мне вполне логичной и жизнеспособной.
   Итак, что мы имеем? Сивый в свое время принес своего давнему приятелю древний свиток и спрашивал о неком химике, который был необходим для получения зелья. Понятное дело, что речь шла тогда вовсе не обо мне, как подумал наивный Сопатый – я тогда еще просто не появился на их горизонте, – а о специалисте-химике. И понятно, что после этого все и закрутилось. Тогда получается, что сегодняшние разборки вполне могли быть именно из-за этого самого свитка! А Кеша, выходит, решил с хозяином манускрипта не делиться, и тот ему стал угрожать, а я став невольным свидетелем этого факта. Ну, и дела!
   Ну, хорошо, допустим, все так и есть! Тогда получается, что мы с Михаилом попали в еще большую бучу. Одно дело воевать с бандитами, и совсем другое – с военными! Нет, надо обязательно остановить Мишу. Пока он не наломал дров! Эх, скорее бы он пришел. Ведь такая ценная информация, возможно, изменит его планы!
   Я исполнился гордостью, что тоже смог внести и свою лепту в это непростое и чрезвычайно опасное для нас обоих дело. Я прилег на кровать и закрыл глаза с чувством исполненного долга, но это мое умиротворенное состояние продолжалось не долго.
   Мне внезапно пришла мысль, которая моментально испортила мое радужное настроение: я вспомнил о том, что именно в момент рассказа об этом «цветном» мой брат и заставил замолчать беднягу Сопатого. Это могло означать только одно: Михаил наверняка знал этого Сивого и не хотел, чтобы Сопатый продолжал эту тему при мне! Мой брат от меня скрывает какую-то важную информацию! Но какую? Я по-прежнему ничего не понимал!..
   Я лежал и тоскливо смотрел в окошко, за которым становилось все темнее, и мои мысли, подобно надвигающимся за окном сумеркам, тоже становились одна сумрачнее другой. Они копошились в моей бедной голове, и я никак не мог сосредоточиться. Все мои попытки понять истинную подоплеку действий моего брата, который решил кинуть не только главаря бандитов, но и военных, разбивались о неприступную крепость железной логики. Он что, решил воевать с системой? Но он же не сумасшедший и не самоубийца!..
   С другой стороны, я понимал, что поведение моего брата казалось нелогичным, если исходить из того, что он защищал исключительно мои интересы. А если… нет?
   И я вспомнил его реакцию на тот самый сакраментальный вопрос, мучавший меня последнее время – ради меня ли он все это затеял? Он тогда немного замешкался и ответил несколько напряженным голосом, в не свойственной ему манере… Да и сам ответ меня удивил: он поинтересовался, поверю ли я ему, если он ответит утвердительно, и когда я это подтвердил, заметно успокоился. Почему он нервничал? Ведь раньше вопрос о доверии у нас никогда не стоял! Неужели Михаил меня обманывает?..
   От этой крамольной мысли у меня засосало под ложечкой и сразу же пересохло во рту. Если это так, и у брата своя игра, то кто тогда для него я? Ответ напрашивался сам собой: я – всего лишь жалкий инструмент, отмычка, которой он пытался отомкнуть дверь своих потаенных интересов в этом доме. И заботился он обо мне вовсе не как о брате, а просто потому, что привык содержать свой инструмент в идеальном порядке!
   От унижения и бессилия мне хотелось выть. Если уж тебя предает близкий родственник, человек, которому ты буквально вчера смотрел в рот, кем гордился без всякой меры, на кого хотел ровняться во всем, кому тогда верить вообще?!!!
   И меня неудержимо потянуло в сон. Быть может, мне просто захотелось забыться, уйти, ускользнуть из этой реальности, такой подлой и бесчеловечной…

Глава 21

   – Вставай, Артемка! – услышал я сквозь сон знакомый голос. Я открыл глаза и вздрогнул: надо мной склонилось скуластое лицо брата, искаженное гримасой нетерпения, которую еще больше усиливал неровный отсвет от маленькой свечки в стакане на столике. За окном было черно.
   – Что случилось? – я сонно окинул взглядом крошечную темную комнатушку и сразу все вспомнил. Тут же пришло и отчаяние, заглушенное на какое-то время тяжелым сном без сновидений. Передо мной стоял он – человек, который меня бессовестно обманывал, использовал в своих наверняка подлых целях. – Что ты ЕЩЕ от меня хочешь? – я выделил голос слово «еще», давая ему понять, что уже все про него понял, но Михаил на это не обратил ни малейшего внимания.
   – Некогда, Артем, потом, все потом! Нам надо уходить, пока не поздно, собирайся!
   – Я никуда отсюда не уйду, пока ты мне не объяснишь, что происходит! – проговорил я сквозь зубы, упрямо склонив голову. – Я хочу знать, в какую аферу ты меня втянул, почему ты привез меня в это змеиное гнездо, как ты сам его называл, прекрасно понимая, что здесь опасно? Кто, наконец, тот военный, который принес этот проклятый манускрипт Иннокентию, и почему тебя это не остановило? Кто ты такой вообще??? – меня буквально прорвало. Я встал перед ним, глядя ему прямо в глаза, сжав кулаки. О последствиях я не думал, меня душили обида и горькое разочарование. Я с ненавистью смотрел в его лицо, обезображенное длинным шрамом, словно навсегда перечеркнутое чьей-то праведной рукой за грехи.
   Михаил страдальчески поморщился:
   – Боже, как же это все не вовремя! – он обхватил голову руками, как будто изнутри ее разрывала невыносимая боль. Затем он подошел к окну и осторожно выглянул во двор:
   – Все, амба, мы опоздали! – обреченно констатировал Михаил и вытащил пистолет из-за пояса. – Впрочем, мы все равно бы не успели! – он отщелкнул обойму и пересчитал патроны. – Придется держать оборону здесь!..
   В это время за окном послышался звук заработавшего автомобильного двигателя, и скрип открывающихся ворот.
   Я в недоумении смотрел на брата.
   – Оборону? От кого нужно обороняться на сей раз? Раз уж мы теперь никуда не уходим, ты можешь мне, наконец, все объяснить?
   Ни слова не говоря, он взял свечу и вышел из комнаты, а я снова улегся на кровать и закрыл глаза. Как меня достала эта бесконечная игра в казаки-разбойники, хотя сейчас это больше походило на игру «партизаны на допросе», причем партизаном был Михаил – ответов, похоже, я от него так и не добьюсь! Через некоторое время в комнату вернулся брат:
   – Надеюсь, что у них нет запасного ключа от двери на чердак! – негромко произнес он спокойным тоном. – Он поставил свечу на стол, присел на табурет, жалобно заскрипевший под его мощным телом, и взглянул на меня исподлобья: – Во всяком случае, время у нас действительно пока есть. Уйти мы не успели, но, может, это и к лучшему, ведь врагов у нас не убавилось, к сожалению, а без взаимопонимания и доверия друг к другу нам с тобой не продержаться! Поэтому пора расставить все точки над i.
   Поверь, Артемка, я не хотел посвящать тебя во все детали не из-за злого умысла. Я уверен, что правда тебе понравится еще меньше, но выхода у нас с тобой нет! – он невесело усмехнулся.
   Я продолжал лежать с закрытым глазами, но мое сердце тревожно забилось в предчувствие беды.
   – Для начала я хочу сказать тебе, – продолжил он, – что был с тобой не совсем откровенен лишь потому, что всего лишь хотел уберечь тебя. Понимаешь, брат, иногда душевные травмы гораздо опаснее травм физических, и могут привести к более серьезным последствиям…
   Да, я знал, чей на самом деле был этот свиток, как знал и то, что весь сыр-бор разгорелся именно тогда, когда выяснилось, насколько грандиозным оказалось это потрясающее открытие, и какие финансовые перспективы оно сулило его обладателям! Да-да, не удивляйся: на самом деле этот якобы древний манускрипт является современной разработкой ученых, работающих на отечественную оборону.
   Я был поражен в самое сердце.
   – Постой, Михаил, но я же собственными глазами видел этот древний документ, написанный старославянской вязью, и Иннокентий Вениаминович передал мне уже переведенный текст!..
   – Все с точностью наоборот, братишка! Манускрипт – это талантливая фальшивка, подделка, и изобретен он хитроумным Кешей для таких лохов-химиков, как ты, чтобы меньше вопросов задавали!
   – Допустим, но ты-то здесь причем, и вообще, откуда ты все это знаешь, если не являешься сообщником этого Кеши?
   – Включи мозги, брат! Если бы я был его сообщником, зачем ты мне был бы здесь нужен? Зачем бы я тогда вытаскивал тебя со дна реки? Зачем взял бы грех на душу, прикончив двух отморозков? Нет, брат, поверь, я тебе не враг! А все это я знаю от… ТВОЕГО ОТЦА!
   – Что??? – мне показалось, что я ослышался. – Повтори, что ты сейчас сказал, гад! – я снова вскочил с кровати. Как бы я не относился к своему отцу, но за одно только упоминание его имени наряду с бандитами я был готов разорвать Михаила на мелкие куски.
   – Я же предупреждал, что тебе это не понравится! Повторяю – твой отец, Силин Алексей Олегович, инженер-полковник является одним из разработчиков этого чудодейственного состава, формула которого была получена в рамках засекреченного оборонного проекта. И именно он поведал мне, своему племяннику, эту сверхсекретную информацию потому, что попал в безвыходное положение и нуждался в моей помощи.
   – Но как он тебя нашел? Ты же сам рассказывал, что наши отцы не общались!
   – Отцы – да! Но не я! Помнишь, я тебе говорил, что после демобилизации случайно попал в ваши края, женившись на местной девушке Наталье? Так вот, по понятным причинам я немного слукавил тебе тогда: после окончательной ссоры со своим собственным отцом, я приехал именно к Алексею – единственному оставшемуся у меня родному человеку, в надежде получить поддержку. А Наталья, ставшая моей женой, появилась уже позже.
   Понимаешь, Артем, еще мальчишкой мне все время не давала покоя одна мысль: почему кровные братья не общаются между собой? Для меня, единственного ребенка в семье, это было дикостью! Я никак не мог понять, что такого могло произойти, что два близких человека навсегда перестать общаться и тем самым лишили этого общения и меня. Я всегда завидовал друзьям, у которых были братья и сестры. И как-то, мой отец в пылу откровенности рассказал мне, наконец, о той встрече.
   Оказалось, что Алексей всегда был не промах! В отличие от моего отца – твердокаменного моряка, воспитанного в духе коммунизма и «ура-патриотизма», который довольствовался только тем, что давала его служба, твой всегда стремился к лучшей жизни. Ему всегда всего было мало, его жаждущую славы натуру сдерживал закрытый на все запоры институт. Он был талантливым ученым, гениальным инженером и изобретателем, а все его разработки были известны только очень узкому кругу специалистов. А ведь он был очень честолюбивым и независимым человеком! И я его понимаю, Артем! Потому что и сам точно такой же!
   И вот, когда мой отец приехал к нему в тот самый первый и последний раз, у них состоялся очень серьезный разговор, результатом которого и стала их размолвка. Алексей, у которого к тому времени родился ребенок, очень нуждался в деньгах, и он поделился с ходившим в «загранку» братом своими мыслями о продаже на Запад одного из своих изобретений, которое не нашло применения в нашей стране. Причем оно никак не было связано с обороной и не могло нанести вред нашему государству!
   Начальству твоего отца это изобретение, не имевшее перспективы в оборонной промышленности, показалось не интересным и даже вредным для дела. Короче, ходу ему не дали! И предложить его каким-нибудь гражданским ведомствам они тоже не могли – таковы уж были правила и условия «ящика» – как тогда называли предприятия «оборонки», а сам он был не выездным по той же причине.
   А тут вдруг, как снег на голову, появляется брат – родная кровь! С кем, как не с ним, можно было это обсудить, излить душу? Но мой батя был человеком совершенно другого сорта. Когда он все это услышал, то настолько рассвирепел, что обозвал Алексея диссидентом и чуть ли не предателем Родины, и поклялся порвать с ним все дальнейшие взаимоотношения. Да еще пригрозил вдобавок, что, если Алексей будет сам искать с ним встречи, то он его лично сам сдаст, кому следует! Вот такой непримиримый и упертый мой предок! – Михаил вздохнул. – В общем, когда я уволился из армии, то не поехал к себе во Владик, а вспомнил о своем дяде Алексее и решил во что бы то ни стало его найти. Я приехал к нему, мы поговорили, и я сразу понял, что в его лице встретил родственную душу! Мы даже и внешне были с ним удивительно похожи!
   Правда, твой отец больше слушал меня, о себе рассказывал мало, я о нем практически не знал ничего, да мне было и без надобности. Он мне тогда очень сильно помог с деньгами – моих собственных средств не хватало даже на комнату в коммуналке в вашем городке. Это он посоветовал мне купить домик в деревеньке рядом с городом… Затем была моя вторая чеченская война, плен, потом меня комиссовали, и я приехал в деревню зализывать раны…
   Все это время я общался с Алексеем, ставшим для меня больше чем просто дядей. Я рассказал ему о своем чеченском списке, добытом в плену, спрашивал совета, как поступить. И это именно он помог мне во всем – и в перевозке оружия, и в устройстве моего схрона. Вся система автоматики в моем подвале была разработана твоим отцом!.. Но главное, мы с ним понимали друг друга с полуслова. В общем, брат, без него мне было бы на этом свете совсем туго…
   А совсем недавно он мне вдруг позвонил, назначил встречу и сказал, что ему срочно требуется моя помощь. Я естественно согласился и поехал к нему. Мы встретились, и Алексей рассказал мне, что доверился своему бывшему школьному приятелю – весьма влиятельному бизнесмену, обещавшему помочь в одном очень щекотливом деле, но тот его бессовестно кинул. Мне надлежало с ним разобраться и забрать некий документ, который ему не принадлежал. Догадываешься, Артем, о каком документе идет речь?
   Я только кивнул головой. От всего услышанного у меня голова пошла кругом. Стоп, значит, получается, что…
   – Миша, так Сивый – это мой отец?! – Теперь мне было понятно, почему голос Кешиного собеседника показался таким знакомым.
   – Сивый? – удивился Михаил. – Я не знаю никакого Сивого! Я говорю о твоем отце – авторе чудо-порошка! Он пришел к этому Кеше – любителю старины, – принес старинный ларчик с рецептом и предложил обставить дело так, как будто бы это самое изобретение – родом из далекой древности, и Кеша этот ларец с хранившимся в нем старинным свитком якобы случайно откопал в своем особняке. Этот факт давал возможность распоряжаться этим открытием по своему усмотрению, даже продать на Запад, как частную собственность…
   От этих слов, сказанных о моем отце, у меня неприятно защемило в груди. На меня словно вылили целый ушат помоев. Мне стало нестерпимо стыдно за то, что я – тоже Силин! Михаил между тем невозмутимо продолжал:
   – …а барыш должен был делиться пополам. Но Кеше нужен был не рецепт, а сам порошок, который по понятным причинам Алексей передать не мог. Вот тогда-то и понадобился химик для получения этого якобы «древнейшего» состава.
   Правда, через некоторое время твой отец передумал! Возможно, у него проснулись патриотические чувства, а может, он просто сообразил, что Кеша его элементарно сдаст, если его прижмут посильнее. Ведь обнародование этого открытия даже на Западе наверняка вызвало бы подозрение высокого начальства Алексея насчет утечки информации. Началось бы расследование, которое без труда вскрыло бы наличие давней связи между бизнесменом Кешей и твоим отцом! Последствия для Алексея были бы плачевными! Тут уж никакие деньги в радость не будут!
   Я понимаю, Артем, почему ты так на меня смотришь – мне и самому, как кадровому офицеру, воевавшему за отечество, все это не по нутру. Одно дело грабануть бандитов, и совсем другое – собственное государство! Но ведь и твоего отца чисто по-человечески понять можно! Тем более, очень скоро он и сам решил отказаться от этой затеи, посчитав ее трагической ошибкой.
   Но тут вышла закавыка: Иннокентий наотрез отказался вернуть рецепт, тем более, после того, как увидел действие порошка! Ты же сам рассказывал, что они видели твоего летающего кота. И тогда Алексей от отчаяния решил обратиться за помощью ко мне, ведь я – единственный, кому он мог доверять!
   Представляешь, брат, как я был поражен, когда узнал, что в деле, которым сам начал заниматься, замешан еще один Силин – ты, его сын и мой брат! И как обрадовался появлению еще одной родной души. А когда я понял, что вы с отцом не общаетесь, то не стал тебе открывать все карты, дабы не травмировать тебя. Теперь тебе все понятно, Пинкертон доморощенный?
   Я молчал, силясь переварить хлынувший на меня поток информации. Вот это да! Вот это и называется хитросплетением судеб! Роли теперь кардинально поменялись – мой двоюродный брат, которого я еще час назад считал предателем, оказался моим ангелом хранителем и преданным помощником и доверенным лицом моего непутевого папаши! А всегда непогрешимый, важный, занятый большим государственным делом мой отец, предстал сейчас для меня в весьма неприглядном свете.
   Я был вполне солидарен с отцом Михаила, порвавшим все связи с братом-ловчилой. В одночасье я стал сыном чуть ли не государственного преступника! Даже «несун», тыривший с завода железяки для своей дачи, показался мне сейчас вполне безобидным шалуном в сравнении с моим папулей! Видно не случайно у нас с ним не сложились отношения! А я-то всю жизнь гордился отцом-полковником, работавшим на оборону!..
   – Хорошо, с этим делом более-менее понятно, а что произошло с того самого момента, как ты привез меня в этот дом, и почему не вывез, как обещал?
   – Все очень просто! Я…
   Но договорить Михаил не успел: внизу послышалась какая-то возня, затем топот ног, и в нашу железную дверь раздались такие мощные удары, что я даже вздрогнул.
   – Началось! – Михаил посмотрел на меня: – Сиди здесь и пока не высовывайся и… вот еще что: возьми-ка это! – он достал из-за пазухи плоский бумажный пакет, завернутый в пластиковый файл, и протянул его мне. – Это принадлежит твоему отцу! Я отвлеку их на себя, а ты попробуй незаметно выскользнуть из дома. Если со мной что-нибудь случится, и ты сам почувствуешь опасность, постарайся уничтожить эти бумаги, или, хотя бы, спрятать так, чтобы ни одна живая душа, кроме тебя, их не нашла! Знаешь, я тоже не хочу, чтобы нашу фамилию несправедливо склоняли на разные лады… – он подмигнул мне, прихватил свечку и вышел из комнаты.
   А я остался в кромешной темноте наедине со своими мыслями и полной сумятицей в голове…

Глава 22

   Между тем, удары в дверь не прекращались ни на минуту, казалось, что с той стороны кто-то поставил себе непосильную задачу не попытаться открыть дверь, а именно раздолбать прочную конструкцию. Но теперь удары стали сопровождаться криками и грубой бранью, в которой самым приличным было слово «сволочь»!
   – Открой, сволочь! – не переставая, орал какой-то мужик. – Я знаю, что ты здесь! Все равно мы вынесем эту дверь, и тогда ты позавидуешь всем своим знакомым жмурам! Я тебе кишки намотаю на кадык, я тебе… – весь этот ор, наверное, продолжался бы еще долго, если бы его не заткнул тихий и спокойный голос, который я узнал мгновенно:
   – Послушай, Смола, ну, зачем тебе это все надо? Я уверен, что тебя заставили это сделать, а, может быть, даже посулили большие деньги! Кто тебя попросил выкрасть эти документы? Сивый? Ну, зачем тебе встревать в игры, о которых ты даже понятия не имеешь? К чему тебе за кого-то умирать? А я тебе заплачу гораздо больше, чем Сивый! Открывай, Смола, ты же понимаешь, что вырезать автогеном эту дверцу дело пустяковое, и это вопрос времени! Я уже послал человечка за этой штуковиной, и когда он вернется, тебе придется совсем худо! Ты меня слышишь, Смоляков? Не молчи, я ведь знаю, что ты там, не пойму только, зачем тебе понадобилось прятаться на чердаке? На что ты рассчитывал? Уйти, когда стемнеет? Думал, я раньше времени не хвачусь, дурашка? Ты наделал много глупостей, Максим, но я тебя прощу, если ты сейчас же отдашь мне бумаги. Я даже обещаю, что отпущу тебя на все четыре стороны, и не буду преследовать.
   – Хорошо, Иннокентий Вениаминович, ваша взяла! – подал вдруг голос Михаил. – Я выйду, но с собой у меня этих бумаг нет, и на чердаке я их не спрятал. Я не такой дурак, чтобы держать при себе или где-нибудь в доме документ, за который мне пообещали лимон и куда, возможно, мне прийти уже не удастся!
   – А где же этот документик, милостивый государь? – ласковым голосом осведомился Кеша.
   – Я его закопал… в лесу, когда отвозил труп Химика. И без меня вам бумаги никогда не найти!
   – Хм, допустим. А зачем же ты вернулся тогда, Максимушка? Почему сразу не сбежал? – насмешливо спросил Кеша. – Что-то не вытанцовывается у тебя с логикой, дорогуша!
   – Все очень просто, Иннокентий Вениаминович! Как же я мог сбежать, если за мной следили ваши люди? Я их сразу срисовал. За два года службы в Чечне поневоле научишься оглядываться и принюхиваться. И далеко я бы все равно не ушел. Вот мне и пришлось вернуться.
   Я думал, слиняю по-тихому, когда стемнеет, да охрана ваша, что все выходы из дома контролирует, помешала. Тогда решил ночью через чердачное окошко по веревке спуститься, а потом через забор, но на окне, как назло, решетка оказалась…
   – Ха-ха-ха! – торжествующе засмеялся Кеша. – А ты как думал? От меня, брат не уйдешь! Ну, ладно, хватит болтать! Выходи, я тебя не трону. Завтра утром съездим в тот лесок, покажешь, куда документы спрятал.
   – Обязательно съездим, Иннокентий Вениаминович, но у меня есть большое сомнение, что вы меня потом оставите в живых. Какие у меня гарантии?
   – Через пятнадцать минут ни то, что гарантии, у тебя, Смола, вообще уже ничего не будет! – жестко проговорил Кеша. – Выходи с поднятыми руками. Дернешься, продырявлю! И учти, если обманул, там же в лесу вместе со студентом и закопаю! Но сначала шкуру твою будем на ленты резать, пока не скажешь, где бумаги.
   Послышался характерный скрежет ключа, звук открываемой двери и голос Иннокентия:
   – Вы, двое, обыщите его, живо! И руки, руки ему свяжите! А ты, Корявый, проверь чердак!
   – Так там не видать ни хрена, шеф! – отозвался Корявый – судя по голосу, тот самый мужик, который долбил дверь.
   – Фонарь возьми из машины, придурок! – прикрикнул на него Кеша. – Этого голубчика заприте внизу и до утра глаз с него не спускайте! Головой отвечайте за него! Да, и навешайте ему там хорошенько, чтобы спалось крепче, и знал, собака, кто здесь хозяин и кому служить надо!
   Раздалось пыхтение, топот ног вниз по лестнице, и вскоре все стихло.
   «Пора!» – пронеслось в моем мозгу. Я на ощупь стал осторожно выбираться из своего убежища и, миновав дверь в каморку, тут же заметил слабое и неровное свечение в дальнем углу чердака, где находилась дверь. Молодец Миша, он позаботился о том, как я буду отсюда выбираться – оставил свечу, иначе в этой кромешной темноте я не скоро бы нашел выход. Пока я с осторожностью шел к своей цели, стараясь не оступиться и не наделать шума, лишь одна мысль сверлила мой мозг: как я вообще выберусь из тщательно охраняемого дома? Но другого выхода у меня все равно не было: даже, если Корявый со своим фонарем не нашел бы меня здесь и сразу бы не прикончил, то я, будучи запертым на чердаке, все равно умер бы еще более мучительной смертью – от голода и жажды. А так, у меня оставался хоть какой-то шанс уцелеть и уйти незамеченным, ведь обо мне не знает ни одна живая душа, а это уже преимущество!
   Когда я подошел к двери, обрадовался еще больше: на доске рядом со свечой я обнаружил пистолет Михаила. Конечно, он же не мог взять его с собой, понимая, что его обыщут, а мне оружие может пригодиться!
   Времени у меня оставалось все меньше, в любую секунду я мог напороться на Корявого. Я выглянул из-за приоткрытой чердачной двери и сразу же зажмурился. По глазам, привыкшим к темноте, больно резанул неяркий дежурный свет от ламп под самым потолком.
   Внизу раздались звуки ударов и глухие стоны брата – проклятые уголовники исполняли волю своего упыря-шефа. У меня сжалось сердце и кулаки. Сволочи! Ну, ничего, будет и на нашей улице праздник!
   Лестница, ведущая на второй этаж, также была освещена несколькими светильниками, отбрасывающими на ступеньки мою длинную тень. Эх, если бы отключить общий рубильник! И я вспомнил, что когда приходил на аудиенцию к Иннокентию, то видел на первом этаже некий встроенный в стену шкафчик, похожий на электрощиток, рядом с комнатой охранников. Но как туда добраться не замеченным? Несмотря на ковровое напольное покрытие в длинном коридоре, которое приглушит мои шаги, это был огромный риск!
   Я уже миновал второй этаж, вжимаясь в стенку, словно она могла в случае чего меня уберечь от глаз противника, когда внизу хлопнула входная дверь, и послышался противный голос Корявого, что-то бубнившего себе под нос. Слов было не разобрать, но, судя по его тону, он был чем-то взбешен.
   На лестничной клетке между первым и вторым этажом по углам стояли две большие кадки с какими-то разлапистыми растениями, похожими на низкорослые пальмы. Лучшего временного убежища невозможно было себе представить, и я, с большим трудом отодвинув ту, что была напротив лестницы, ведущей на первый этаж, юркнул в образовавшуюся нишу.
   – …твою мать! – услышал я голос Корявого рядом с входной дверью. – Какой м…дак разрядил фонарь? Мне шеф из-за вас яйца отрежет! Кто брал фонарь из «Патриота»? Ты, что ли, Чуха?
   – Чо сразу Чуха?! Это Смола, когда жмура в лес увозил! – ответил ему один из охранников. – Он его и разрядил! Не зря, видать, мы ему втроем таких люлей сейчас наваляли, что навек запомнит, если, конечно, завтра шеф его в том же лесу не закопает…
   – А ты чего не проследил? – злился Корявый. – Твоя ведь тачила теперь! Даже хвост из тебя, придурка, и тот не вышел! Вон как Смола тебя на раз срисовал!
   – Я в охрану нанимался, а не в хвосты!
   – Побаклань у меня еще! Ставь фонарь на зарядку, а мне другой найди, вон в «Крузаке» посмотри.
   «Видимо, этот Корявый – начальник охраны! – подумал я. – И когда он уйдет наверх, я смогу пробраться к рубильнику и выключить свет. Главное, чтобы остальных в это время не было в коридоре. А сколько их здесь, кстати, – трое, четверо? Двое с этим… Чухой, как я понял, занимались моим братом, плюс Корявый, возможно, еще охрана снаружи…
   И вообще, сколько у меня будет времени, пока они включат свет? Минуты две – три, не больше! А мне ведь надо пересечь двор и перелезть через забор! А если там колючая проволока, да еще под током! И мне живо представилась жуткая картина с видом моего обугленного дымящегося трупа на заборе бандитского логова…
   Я силился вспомнить, если ли на заборе нечто вроде колючки, но мне никак не удавалось сосредоточиться. А, будь, что будет! Лучше уж мгновенно сдохнуть от электричества, чем от пыток этого изувера Кеши. У меня до сих пор в ушах стоял его спокойный и насмешливый голос, когда он говорил о том, каким пыткам подвергнет Михаила.
   – Нашел! – раздался радостный возглас Чухи. – В Тойоте их аж два было!
   – Все, давай на вахту Смолу стеречь, и смотрите не засните там – всем кадыки вырву, если что, а я – на чердак! – проворчал Корявый.
   Я вжался в угол, моля бога, чтобы Корявый меня не заметил, но, судя по всему, ему было не до того. Он шел по лестнице и злобно бормотал себе под нос что-то по поводу придурка-Смолы, не давшему ему поспать…
   Его тяжелые шаги прогрохотали где-то над моей головой, а я уже вслушивался в приглушенные голоса снизу. Я осторожно выглянул из-за своей спасительной пальмы и убедился, что путь свободен. С богом! И я потихоньку двинулся вниз.
   В вестибюле первого этаже не было ни души, дверь в комнату охраны, возле которой находился электрощиток, была распахнута настежь, и оттуда раздавались тихие голоса, время от времени сопровождаемые смехом. Судя по всему, там были двое. Пройти к щитку мимо них незамеченным было практически невозможно…
   Я приоткрыл входную дверь, оказавшуюся незапертой, и выглянул наружу. Сильный порыв ветра с шумом ударил мне в лицо, и я сразу ощутил запах еще не начавшегося, но уже накрапывающего дождя. У ворот стояли два уже знакомых мне джипа. Охраны возле ворот я не заметил, видимо, охранник в это время делал обход. На решение у меня оставались считанные секунды…
   Если уж мне подфартило с пальмами, укрывшими меня от глаз охраны, с незапертой Чухой дверью, отсутствующим у ворот охранником, возможно, мне повезет и в остальном?..
   Пригнувшись и сжав в ладони рукоять снятого с предохранителя пистолета, я стал пробираться к забору, который…оказался настолько высоким, что преодолеть его без подручных средств было просто немыслимо!
   Как бы мне сейчас пригодился этот самый чудо-порошок, позволявший превращаться в пушинку! Я тоскливо и обреченно взирал на недосягаемую для меня металлическую преграду на пути к свободе и ощущал себя маленьким мальчиком, стоящим на огромной освещенной со всех сторон сцене под прицелом тысячи взглядов любопытных зрителей.
   Фонари по периметру забора охватывали практически все уголки, но, к своему счастью, я, все же, заметил черный закуток – мертвую зону, которую не высвечивал ни один фонарь – в самом дальнем от входа углу. Я со всех ног кинулся туда, и… едва нос к носу не столкнулся еще с одним охранником, у которого на плече болтался короткоствольный автомат, каким обычно пользуются гаишники. Он стоял ко мне спиной, отвернувшись от ветра, буквально в тридцати метрах от того места, где я застыл на бегу, и, судя по его чертыханиям и характерным движениям, тщетно пытался прикурить. Какое счастье, что из-за шума ветра и раскачивающихся деревьев он не услышал моих шагов!
   Я на цыпочках добежал до спасительного темного закутка, плашмя упал на землю и всем телом прижался к забору, стараясь слиться с ним в одну серо-черную массу. Охраннику тем временем все же удалось справиться со своей сложной задачей – я слышал его жадные затяжки и хриплое дыхание, когда он проходил мимо меня. Я с облегчением выдохнул – кажется, пронесло! Но проблема выбраться наружу оставалась. Если этот охранник постоянно курсировал вокруг дома, на всё у меня было всего несколько минут.
   В надежде увидеть какой-нибудь предмет, который можно было бы использовать в качестве подставки, я принялся оглядывать задний двор, но мое внимание привлекла какая-то постройка типа сарая, крыша которого возвышалась над забором. План созрел мгновенно. Мне надо было преодолеть только открытое и освещенное пространство, затем влезть на крышу сарая и уже с нее спрыгнуть с той стороны забора. Всего-то ничего!
   Окрыленный близкой свободой и подгоняемый сильным страхом попасться в самый ответственный момент, я пустился, что есть духу, к спасительной цели. Проклятый сарай был хорошо освещен фонарем, установленным прямо на его крыше, и представлял собой деревянную продолговатую конструкцию, обитую гладкой вагонкой. Залезть на него можно было только с фасада, взобравшись на козырек над входной дверью примерно на высоту двух метров, а уж с него – попасть и на крышу. Козырек поддерживался двумя косыми подпорками, которые при определенной ловкости могли бы стать необходимыми ступеньками.
   Мне казалось, что мое сердце предательски бухало на весь двор! Охранник с автоматом мог появиться в любую секунду, а я был весь как на ладони – если кому-нибудь вздумалось бы случайно выглянуть в окно, выходящее на задний двор. Как назло, заладил мелкий противный дождик. Но мне было уже все равно. Прилив ли адреналина придал твердости моим мышцам, цепкости моим пальцам, уверенности моим движениям, но я вдруг почувствовал в себе силу и ловкость пантеры, готовящейся к решающему прыжку…
   Как еще я мог объяснить себе впоследствии, что взобрался я на эту крышу в мгновении ока?! Оказавшись наверху, я уже не обращал никакого внимания на то, что покрытая тонким оцинкованным железом крыша, отзывалась на каждый мой шаг оглушительным грохотом.
   – Стой, сука, стрелять буду! – услышал я голос сзади и звук передернутого затвора. – Не уйдешь, гад!
   Не глядя, я пальнул из пистолета в сторону голоса, разбежался по скользкой крыше и прыгнул в черноту, рискуя сломать себе шею. В этот самый момент прогремела короткая очередь, разорвавшая тишину ночной улицы, но я уже летел вниз. И эти самые мгновения моего чудесного полета-спасения растянулись для меня почти в вечность. Последнее, что я запомнил перед падением, был резанувший меня по глазам яркий свет фар какого-то автомобиля, невесть откуда возникшего из темноты, визг его тормозов и глухой удар по голове, погрузивший меня в спасительный покой.

Глава 23

   …Впервые за мое долгое путешествие мне почудилось, будто я увидел нечто, похожее на очертание предмета или предметов. Из-за постоянно тянущихся облаков я никак не мог его рассмотреть, сколько ни напрягал зрение. И даже не мог понять, движется это или нет. Неужели моя цель настолько близка, что, хоть и смутно, но я уже ощущаю ее зримое наличие?!
   Быть может, благодаря осязаемости перспективы, но я вдруг почувствовал в себе чуть ли не утроение сил! Так иногда бывает у бегунов-стайеров на гаревой дорожке или туристов при долгом переходе, когда движешься из последних сил, держась на одной только воле, и вдруг при виде финиша обретаешь удивительную легкость! И уже не важно, вызвана ли она так называемым вторым дыханием или выбросом адреналина в кровь. Главное, что цель, когда-то возникшая в твоем воображении и ставшая неотъемлемой частью твоей жизни, обрела уже вполне осязаемые реальные черты…

   – Молодой человек, молодой человек, очнитесь! Вы меня слышите? – этот голос назойливой мухой звенел в моем мозгу. Его характерный, немного резковатый тембр неприятно будоражил меня, врывался в мое умиротворенное состояние, разгонял и рассеивал бело-серую убаюкивающую пелену перед глазами, возвращал меня в такую неприятную реальность…
   Я разлепил веки и увидел круглые, как у совы, карие глаза в роговых очках, морщины на широком лбу, большой лысый череп, заросшее серой щетиной доброе круглое лицо, переходящее в острый подбородок и выпирающий кадык, шевелящийся в такт разговора. Затем мое зрение сфокусировало эти отдельные детали в невысокого пожилого мужчину, одетого в темные мятые домашние брюки, светлую рубашку с закатанными по локоть рукавами и синюю жилетку. Он стоял на фоне каких-то белесых в цветочек обоев, на которых были размещены несколько картин в темных резных оправах. Рядом располагалось широкое кожаное коричневое кресло, поодаль в углу рядом с окном – большой старинный письменный стол, сразу же напомнивший мне о Кеше. На столе стояла лампа в зеленом абажуре. За окном, едва прикрытым полупрозрачными легкими шторами, было светло. Сам я лежал на кожаном диване, небрежно застеленном каким-то вытертым пледом.
   Мужчина смотрел на меня доброжелательно и вместе с тем озабоченно:
   – Ну, вот и хорошо! – Очень рад, что вы, наконец, пришли в себя! Позвольте представиться: Вениамин Ильич Полянский, врач-терапевт, пенсионер с пятилетним стажем. А вас как звать-величать, молодой человек?
   – Артем… Силин. – Я попытался приподняться с подушки, но сразу же почувствовал сильнейшую боль в затылке. Я невольно дотронулся до головы и нащупал бинт. – Что со мной?
   – Вы получили небольшое сотрясение мозга в результате ушиба головы. Неужели вы ничего не помните?
   Я тряхнул головой и тут же вспомнил свой прыжок в темноту, выстрелы, падение, визг тормозов и яркий свет фар, бьющей из мрака прямо мне в глаза.
   – Где мой пистолет? – почему-то вспомнил я про оружие брата.
   – При вас не было никакого пистолета! – удивленно проговорил доктор. – Вы оперативник, или, пардон, бандит?
   – Ни то, ни другое! Просто… просто я попал в беду! И у них мой брат, его могут убить! Вы понимаете, нам надо торопиться!
   – Кто может убить? Почему?
   – Бумаги! – вдруг пришло мне в голову. – Где мои бумаги? При мне должен быть пакет! – я ощупал себе грудь, но бумаг не было!
   – Ну, да, не волнуйтесь вы так! – поспешил меня успокоить Вениамин Ильич. – С вашим пакетом все в порядке – вон он на столе!
   – Хорошо! – я расслабился, но вновь спохватился: – Который сейчас час?
   – Да уж обед скоро. Четырнадцать часов! Вы, батенька мой, пролежали без сознания полдня.
   Боже мой! Моего брата, наверное, уже нет в живых! Ведь его утром должны были увезти в лес, где он якобы закопал документы. Что же делать? Одно я знал точно: надо обязательно передать документы моему отцу! Но как, если я даже встать толком не могу? А, может быть… – и я с надеждой посмотрел на своего спасителя:
   – Послушайте, Вениамин Ильич, а как вы вообще оказались у того дома ночью?
   Он тихонько рассмеялся:
   – Знаете, молодой человек, для начала хочу сообщить, что вы – определенно счастливчик! Если бы не моя бессонница и блажь тренироваться в езде в ночное время, вам, думаю, наверняка пришлось бы весьма туго! – он хитро посмотрел на меня поверх очков. – Ну, подумайте сами: во-первых, я ведь вполне мог на вас наехать! Вожу машину я чрезвычайно плохо – только полгода как получил права, поэтому, кстати, и стараюсь ездить по ночам – машин практически нет, никто не мешает, а практика-то нужна! А здесь недалеко есть замечательный освещенный пустырь, где я иногда выписываю все эти восьмерки и змейки – ну, вы понимаете! Живу я один, и меня никто и ничто не сдерживает поступать, как сам того хочу! Да-с, Артем, я – убежденный холостяк, хоть и имею сына, …но это уже другая история…
   «Какой, однако, болтун этот старичок! – подумалось мне. – Причем тут какой-то сын и его холостяцкая жизнь?» – Мне стало вдруг невыносимо тоскливо на душе и впервые за много лет захотелось родительского тепла. Возможно, слова этого престарелого эскулапа навеяли на меня такое минорное настроение!..
   – …так вот, – невозмутимо продолжал мой собеседник, – несмотря на мой почтенный возраст и, следовательно, пониженные реактивные функции моего организма, отсутствие устойчивых навыков и должной практики вождения, а также плохую освещенность и мокрый асфальт, я все-таки смог вовремя среагировать на ваше внезапное появление и нажать на тормоз! Правда, вы не очень удачно приземлились и ударились при падении затылком о пластмассовый бампер моей «Шкоды», но это, смею вас заверить, намного лучше, чем асфальт! К тому же, никаких других повреждений у вас я, слава богу, не обнаружил!
   А во-вторых, едва я погрузил вас в свою машину, что для меня было крайне затруднительно, и отъехал, как из ворот этой неприступной крепости, как я ее про себя называю, выскочили двое молодцов с автоматами и стали рыскать с фонарями именно в том месте, где вы прыгнули мне под колеса. Ничуть не сомневаюсь, что они искали именно вас, Артем, и смею предположить, что непременно нашли бы, ведь укрыться на нашей улице практически негде!
   Я же, представьте, выезжаю далеко не каждую ночь, и то, что вы случайно наткнулись именно на меня – доктора, это ли не проявление фортуны?!
   – Да-да, конечно, мне, действительно, повезло! Спасибо вам большое, Вениамин Ильич! – рассеянно поблагодарил я его. – Но у меня к вам есть еще одна просьба: мне просто необходимо срочно передать этот пакет моему отцу! Поверьте, это очень важно. Я бы и сам это сделал, но, боюсь, пока вряд ли смогу! А почта, к сожалению, тоже отпадает – и долго, и ненадежно!
   – Хорошо, хорошо, не беспокойтесь! Я все понимаю, но вы непременно должны предупредить вашего папеньку о моем визите!
   А вот это и было для меня самым трудным! Мне предстояло не просто предупредить отца о приходе постороннего человека, мне надо было обязательно назвать и вескую причину для такого визита. А значит, дать ему понять, что я в курсе событий! Казалось бы, чего мне рефлектировать и комплексовать по этому поводу? Ведь его задание выполнено! И это он, а не мы с Михаилом совершили ту трагическую ошибку!
   Но именно стыд за моего отца не только не позволял мне спокойно смотреть ему в глаза, но даже говорить с ним по телефону! Я не мог представить, что мне придется рассказать ему о племяннике, который ценой собственной жизни достал эти проклятые бумаги; о том, как я сам чудом выбрался из змеиного логова, чтобы передать документ по назначению; что нам с братом совсем не безразличен факт утечки секретной информации, в результате которого нашу фамилию могли склонять на разные лады.
   Как мне сказать ему, своему отцу, что все мои злоключения, гибель людей, смерть Михаила, на его совести – человека, переступившего черту?
   И поэтому мне сейчас гораздо легче было просто передать отцу через постороннего человека этот документ, ничего ему не объясняя.
   Набирая по мобильнику доктора цифры номера служебного телефона отца, я еще даже не представлял, с чего начну, но когда я услышал его голос в трубке, в моей памяти всплыло его школьное прозвище – Сивый, услышанное мной на Кешином чердаке. И это воспоминание почему-то придало мне толику необходимого мужества.
   – Папа, здравствуй, это Артем. Слушай меня и не перебивай! Сегодня вечером к тебе домой подойдет один человек с пакетом от меня. В пакете то, что ты хотел получить от Иннокентия Вениаминовича! Все это тебе попросил передать человек, которому ты доверяешь. Сам он это сделать уже не может!.. – выпалил я на одном дыхании и сразу же нажал на «отбой». Сердце мое учащенно билось, руки дрожали то ли от возбуждения, то ли от слабости, то ли от дерзости, которую я первый раз в жизни проявил по отношению к своему отцу.
   – Однако, молодой человек, как вы сухо разговаривали с вашим батюшкой. Неужели он того заслуживает? – не преминул заметить старичок.
   – Извините, Вениамин Ильич, но у меня, к сожалению, есть на это свои причины!
   – Ну, да, ну, да! – он пожевал губами. – Я это понимаю! Очень даже понимаю!..
   Старик задумался о чем-то своем, а я повернулся носом к дивану и закрыл глаза. Говорить мне ни о чем не хотелось, как и выслушивать стариковские нравоучения. Но мой молодой организм требовал свое, и уже через некоторое время мы с доктором сидели на кухне, обедали и мирно беседовали. А эту скользкую тему уже не затрагивали.
   Словоохотливый доктор рассказывал мне о своей жизни, врачебной практике, об этом небольшом домике и простенькой иномарке, недавно им купленной, о своем сыне, с которым у него, кстати, тоже очень сложные отношения. Он очень им гордился и сетовал на то, что они практически не общаются. Пожилой доктор очень обрадовался, когда узнал, что я – его будущий коллега. Он даже с удовольствием принялся, было, меня экзаменовать, но я сослался на головную боль, и не особо приятная для меня тема была быстро закрыта.
   Я понимал, что бедный старик, несмотря на его браваду, очень нуждался в общении, и в моем лице он нашел благодарного собеседника. Я даже немного оттаял душой в этой атмосфере домашнего холостяцкого уюта и доброжелательства.
   Несмотря на благостную обстановку, полного душевного спокойствия мне достичь не удавалось. Мысль о безвозвратно потерянном брате продолжала точить мой мозг. В душе я искренне считал себя косвенно виновным в его гибели. Мне не давало покоя то, что я, будучи вооруженным, ничего не сделал для того, чтобы вытащить Михаила из плена. В то же время я понимал, что выполнял его приказ – во что бы то ни стало уберечь и вынести документы. Я успокаивал свою совесть этим фактом, но полностью освободиться от чувства вины все-таки не мог.
   Между тем наша неспешная беседа близилась к завершению – через час кончался рабочий день отца, а добираться отсюда до его дома было далековато.
   – Доктор, я, пожалуй, поеду сам! Я уже вполне сносно себя чувствую, да и голова почти не болит… – решительно произнес я неожиданно для самого себя. – Вы не могли бы одолжить мне денег на такси?
   – Ни в коем случае, молодой человек! – неожиданно жестко заявил Вениамин Ильич тоном, не терпящим никаких возражений. При этом его взгляд сделался колючим и холодным. – Вы что, коллега, не понимаете, какой опасности себя подвергаете? Как будущий врач, вы-то уж должны знать, что с вашей травмой при несоблюдении строжайшего постельного режима вы сильно рискуете стать жертвой необратимых негативных последствиях для мозга! И даже не спорьте, молодой человек! Ничего не хочу слушать! К тому же, ехать вам все равно не в чем! Я постирал вашу одежду – уж больна она была грязна! Так то!
   Да, его аргументы были более чем убедительны!
   – Вы поедете на машине, доктор? – спросил я у него, смирившись со своей участью. Признаться, в глубине души я был даже рад тому факту, что мне не придется встречаться с отцом.
   – Нет, что вы, Артем, какой из меня водитель?! Возьму такси – так будет и быстрее, и надежнее! Да не волнуйтесь вы, доставлю все в целости и сохранности! – он помахал мне рукой и исчез за дверью.
   Какой, все-таки, замечательный человек, этот Вениамин Ильич! И глаза у него, как у доброго доктора Айболита! – с теплотой подумал я о нем. Этот его внимательный и участливый взгляд за толстыми стеклами очков! И мне вдруг почему-то вспомнились другие, такие же участливые глаза – Иннокентия Вениаминовича, когда я увидел его во время нашей первой встречи. Он мне тоже тогда показался очень добрым и отзывчивым человеком.
   «Стоп, – одернул я себя, – причем здесь Кеша? И вообще, странно, что мне пришло в голову сравнивать этих двух совершенно разных людей!»
   От нечего делать я стал слоняться из угла в угол. Но что-то меня беспокоило во всей этой истории! Меня не оставляло ощущение какого-то незавершенного дела. Что-то такого, о чем я все время помнил, а потом забыл… Точно – я даже хлопнул себя по лбу – пистолет! Старик сказал, что при мне не было пистолета! Значит, оружие может сейчас преспокойно лежать в том самом месте, где я его обронил, если его не нашли бандиты! Но с другой стороны, бандиты искали меня, а не пистолет, и тоже могли его не заметить! В общем, надо идти к Кешиному дому и искать «Макаров»!
   А зачем? – тут же пришел законный вопрос, заставивший меня усомниться в своем решении. Зачем куда-то идти и светиться без особой надобности? Зачем мне оружие сейчас, когда мне уже некого бояться, когда документы скоро будут у отца? Меня уже раздирало на части противоречие. Две половинки моего «Я» начали между собой ожесточенную перепалку:
   – Ты сделал все от тебя зависящее! – уговаривала меня одна из них. – Сиди теперь спокойно, а лучше лежи на диване и не дергайся, как советовал тебе добрый Айболит!
   – Вставай, тряпка, и ищи оружие, которое доверил тебе твой брат-офицер, и которое ты так бездарно посеял! – сопротивлялась вторая половинка. – А если какой-нибудь мальчишка вдруг найдет эту смертоносную игрушку, тогда что? Или тебе вообще на все уже наплевать? И кстати, не забудь, что на нем остались отпечатки твоих пальцев!
   Нет, конечно, мне было не все равно, и я отлично понимал всю ответственность за свои действия! А последний аргумент меня и вовсе добил. Затихшая, было, боль в затылке острым копьем пробуравила мозг, но я уже принял решение. Не обращая внимания на ноющий затылок, я стал метаться по чужому дому в поисках своих вещей. О, ужас! Оказалось, что заботливый старикан, действительно, успел выстирать мои джинсы и куртку, видимо, вываленные в грязи вчера ночью, и теперь, все еще мокрые, они висели в ванной на батарее. Я с огорчением щупал их и не знал, что предпринять. Ну, не одеваться же в одежду старика! А что, это мысль! Порывшись в его скудном гардеробе, я кое-как нашел нечто подходящее. В одежде с чужого плеча я выглядел бомжом, с одной лишь разницей, что эта одежда была чистой, и от меня не несло за версту! Наплевать! Главное, найти пистолет!
   Дом Вениамина Ильича находился совсем недалеко от «змеиного гнезда», и я, подбадривая сам себя, двинулся к нему через улицу. Прохожих было немного, и я не боялся, что меня кто-нибудь засечет за необычным занятием – рысканием под чужим забором. Тем более, интересующая меня часть ограждения находилась вне посторонних глаз.
   Это место я отыскал сразу – по оцинкованной крыше сарая, которая сверкала сейчас отраженными лучами заходящего солнца.
   Вся задняя сторона забора, как и его боковая, примыкала к большому пустырю и была усажена каким-то низкорослым чахлым кустарником и одиноко стоящими деревцами. Видно, ландшафтный дизайнер, нанятый богатым хозяином, отнесся к этой части своей задачи без должного пиетета.
   Я несколько раз прошелся вдоль участка забора, ограниченного длиной сарая, но ничего не обнаружил. И только подойдя вплотную к кустам и усевшись на корточки, сразу увидел его – пистолет Макарова, отобранный Мишей у Сопатого, лежащий именно там, где я его и выронил при неудачном приземлении!
   Итак, я вооружен! Я спрятал пистолет за поясом и со спокойной душой и сознанием выполненного долга пошел обратно. Но, уже обогнув забор, я увидел то, что заставило меня буквально застыть на месте и открыть рот от изумления: к дому моего заклятого врага неспешным шагом двигался… добрый доктор Айболит – Вениамин Ильич собственной персоной. Он шел и на ходу разговаривал по мобильнику. Это был шок! Вот тебе и Айболит!..

Глава 24

   Первым моим порывом было его окликнуть, и я даже открыл, было, рот, но вовремя спохватился: мне стало интересно, что будет дальше. Айболит тем временем уже подошел к воротам и в нерешительности стал топтаться перед ними, явно чего-то или кого-то ожидая. Даже издалека было заметно, как сильно он нервничал. И это было немного странным для человека, который, судя по всему, хозяина знал.
   Я продолжал следить за ним, хотя рисковал попасть в объектив камеры слежения на воротах. Правда я очень рассчитывал на лень и невнимательность Кешиной охраны, бдительность которой, как мне казалось, была выше в темное время суток. Сейчас же было достаточно светло. Но в том месте, где я стоял, очень удачно росло небольшое дерево с раскидистой кроной, что также давало возможность оставаться какое-то время незамеченным.
   А доктору, похоже, было и вовсе не до того. Он то и дело поглядывал на часы и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Наконец, калитка открылась, и оттуда вышел… сам Иннокентий Вениаминович! Он сухо кивнул старику, как старому знакомому, и внимательно оглядел все вокруг. Мне пришлось даже на некоторое время убраться за забор, но любопытство взяло верх. Через некоторое время я снова выглянул. Собеседники стояли ко мне в профиль, и я хорошо видел выражение лиц обоих.
   Если Кешина физиономия выражала крайнюю степень недовольства, граничащую с брезгливостью, то лицо доктора было просящим и заискивающим. Виноватая улыбка не сходила с его губ, когда он что-то тихо говорил хозяину особняка. Только сейчас я заметил удивительное их сходство – та же посадка круглой и абсолютно лысой головы, тот же нос, та же некоторая сутулость. Если бы не разница в возрасте, наличие солидного брюшка у Кеши и не его надменная привычка держать руки за спиной, можно было бы смело предположить, что они родственники.
   Ну, конечно же, как я сразу не догадался! Ведь старика зовут Вениамин Ильич, а Кешино отчество Вениаминович! Почему мне сразу не пришло это в голову, когда совсем недавно я невольно сравнивал глаза этих людей, полные участия и сострадания, и в то же время мгновенно изменяющиеся – настолько, что от них тут же веет ледяным холодом!..
   Я уже нисколько не сомневался, что по какой-то дикой случайности чуть не угодил под колеса папаше, спасшему меня от своего сынка-злодея! И теперь мой спаситель о чем-то толкует с моим врагом! Эх, подобраться бы поближе! Я напряг слух, но ничего, кроме отдельных слов из робкого бормотания доктора и резких междометий Кеши, не услышал.
   – Всё, мне это надоело! – вдруг совершенно отчетливо и достаточно громко, произнес Кеша, видимо, потеряв терпение. – Отец, ты меня так долго уговаривал по телефону насчет нашей встречи, чтобы я выслушивал сейчас твои стенания? Ты сказал, что дело для меня очень важное!
   «Он сказал «отец»! – с удовлетворением отметил я про себя. – Значит, я оказался прав!»
   – Да-да, сынок, извини! Но может, мы, все же, зайдем к тебе или ты пройдешь в мой дом? Ты ведь за последний год у меня ни разу так и не был…
   – Нет, говори здесь, что у тебя стряслось, и уходи. У меня полно дел!
   – Хорошо, Кеша, как скажешь! Видишь ли, мне случайно попался в руки один пакет, который, думаю, может тебя заинтересовать… Один молодой человек, который ночью сбежал из твоего дома…
   – Что??? – не дал ему договорить Кеша и схватил старика за грудки. – Чего же ты раньше молчал, старый дурень?!
   – Я думал, …что мы с тобой помиримся, Кеша… – старик затравлено смотрел на сына. – Что ты делаешь? Отпусти, пожалуйста, мне больно!
   – Где бумаги? – ревел Кеша.
   – Да здесь они, здесь! – старик дрожащей рукой вынул из кармана плаща мой пакет и протянул его сыну: – Вот, возьми!
   И тут уж не выдержал я. Забыв об осторожности, я выскочил из своего укрытия:
   – Стой, сволочь! – заорал я, что было мочи, и кинулся к ним, на ходу выдергивая пистолет из-за пояса.
   Они оба сильно вздрогнули и застыли на месте. Кеша выпучил глаза, будто увидел живого мертвеца (хотя для него именно так и было!), а Айболит – от страха. Да и как не испугаться, если на них, откуда ни возьмись, неожиданно набросился совершенно дикий и разъяренный человек с перекошенной от ярости физиономией в нелепом одеянии, размахивающий, к тому же, пистолетом?!
   – Химик!!! – Кеша никак не мог прийти в себя. – Ты жив?! Но… я же собственными глазами…
   Надо отдать должное Иннокентию Вениаминовичу, который, несмотря на шок, полученный при виде не слишком приятного для него чуда, быстро опомнился и стал лихорадочно открывать ключом калитку, которую так непредусмотрительно захлопнул. С пакетом, зажатым подмышкой, он никак не мог попасть в замочную скважину. Уж не знаю, из каких соображений сын не пускал родного отца дальше порога своего дома, но мне эта дикость была на руку.
   – Руки вверх! – я уже подбежал к ним почти вплотную и взвел курок. – Сделаешь шаг, и я открываю огонь!
   – Кишка у тебя тонка! – с ненавистью громко произнес он, но калитку, все же, оставил в покое. Теперь он стоял лицом ко мне и обеими руками прижимал драгоценный пакет к своей пухлой груди, словно хотел им защититься от пули. – Ну, что, Химик, слабо выстрелить? Это тебе не с пробирками возиться и воскресать из мертвых!
   Я проигнорировал его слова, явно рассчитанные на его помощников за воротами, и грозно произнес:
   – Считаю до трех: если не положишь пакет на землю, стреляю без предупреждения! Раз…, два… – Моя рука медленно поднималась на уровень его груди.
   – Не надо, прошу вас! – не выдержав напряжения, взмолился старик, стоявший все это время как истукан, и вдруг всем телом повис на моей руке с пистолетом. – Беги, сынок! – закричал он визгливо.
   Пока я боролся с неожиданно возникшим препятствием, Кеше удалось, наконец, открыть калитку, и он юркнул в свою нору с поспешностью отъевшейся мыши.
   Все пропало! Все мои старания и мучения, смерть брата – все пошло прахом из-за моих никому не нужных принципов, глупого нежелания общаться с отцом! Я, как последний идиот, доверился незнакомому человеку, поставил на карту все, что мне было дорого. И теперь этот человек стоит передо мной, тяжело дышит и сверлит меня тем же ненавидящим взглядом, что и его сын. Меня охватило такое беспросветное отчаяние и такое неукротимое бешенство, что все мои дальнейшие действия происходили будто бы во сне и не со мной.
   Левой рукой я с силой притянул старика и прижал к себе так, что он не мог и шевельнуться, а правой – ткнул ему в висок дулом пистолета.
   – Выходи, Кеша, если не хочешь, чтобы я прямо сейчас вышиб мозги твоему папаше! Мне терять нечего! – заорал я в сторону калитки. В тот момент я был абсолютно искренен в своем порыве, хотя терять мне было чего! Меня душил праведный гнев, я был взбешен вероломством старика, втершимся в мое доверие самым подлым образом. Теперь я хорошо понимал, что мою одежду хитрый старик намочил вовсе не из любви к чистоте – он хотел, во что бы то ни стало, оставить меня у себя дома, чтобы завладеть документами!
   И теперь я угрожал Иннокентию смертью его родителя, и в моих словах не было даже капли фальши! В тот момент я действительно был готов выстрелить, хотя и сам со страхом ожидал этого своего «три»! И только Кеша мог меня остановить, если бы покинул свою крепость. Но в этом я совсем не был уверен. Зато я был уверен в том, что он меня слышит, и что собрал уже всю свою банду, готовую разорвать меня по одному его слову. Но мне на это было наплевать! Во мне горела дикая и пугающая меня самого решимость выполнить свою угрозу, во что бы то ни стало!
   – Ты слышишь меня? Я снова буду считать до трех, а там – будь что будет! Раз!.. Два!.. – выкрикивал я, как сумасшедший, и с каждым счетом мой голос становился все увереннее и крепче, заглушив собственное сердце, душу и рассудок… – Три!!! – последнее слово прозвучало так, что развеяло все остатки сомнений в моих намерениях…
   И это не могло не пронять моего врага!
   – Хорошо! Не стреляй, я выхожу! – раздался из-за забора охрипший от волнения голос Иннокентия Вениаминовича. Калитка распахнулась, и на пороге возник бледный и растерянный Кеша с пакетом в руке. От его показной бравады не осталось и следа! За его спиной ощетинилась оружием его кодла, которая уже держала нас на мушке. Но их я не опасался: в меня они вряд ли попали бы из-за прикрывающего меня своим телом старика, потерявшего дар речи от страха, да и без команды шефа стрелять они не стали бы.
   – Что дальше, Химик? – напряженным голосом проговорил Кеша. – На что ты рассчитываешь? Неужели думаешь, что я дам тебе далеко уйти, да еще с бумагами? – Он бросил пакет на землю. – На, подавись! Старика моего отпусти только! Ты же этого хотел? Ну, чего ж ты медлишь?
   Но я колебался, так как прекрасно понимал, что стоит мне только отпустить старика, как тут же получу пулю, и не одну…
   – Прикажи своим отморозкам положить оружие на землю! Живо, я не шучу! Ну!
   Кеша сделал знак, и его охрана, нехотя, подчинилась.
   Я чувствовал себя участником плохого американского боевика, но обстоятельства заставляли меня действовать по шаблону. Мне надо было выиграть время, но и медлить было тоже опасно.
   – А теперь скажи им, чтобы отошли на два шага назад! – проговорил я, но в моем голосе Кеша, видимо, уже уловил некоторую нерешительность, поэтому воспрянул духом:
   – Химик, тебе еще не надоело играть в войнушку? Не тяни резину! Ты все равно уже труп! Мой старик тебя вечно прикрывать не будет! Рано или поздно ты все равно подставишься и тогда…
   – Заткнись, или я сначала прострелю башку твоему отцу, а потом тебе – за моего брата!
   – За какого такого брата? – искренне удивился Кеша. – …Погоди, погоди… так Смола – твой брат?! Вот это поворот! Значит, он не Смоляков, а тоже Силин? Ну, конечно же, как я сразу не врубился: вас же вместе с ним останавливали «гайцы» на дороге! И, выходит, это он завалил моих орлов?! И приехал на их же тачке прямо ко мне! Лихо!..
   – Да, он был моим старшим братом, и это он пристрелил Сопатого и твоего водилу, а я ему помогал! – гордо заявил я. – Потому что весь в него – такой же безбашенный! Подвинь пакет ногой, живо!
   Кеша, криво ухмыляясь, носком ботинка придвинул ко мне бумаги. Теперь пакет находился в метре от меня.
   – Шаг назад! – скомандовал я ему. Он повиновался. Его охрана в нерешительности продолжала топтаться на месте. Я сделал шаг вперед. Старик едва держался на ногах, и я очень боялся, что он рухнет на землю, оставив меня без защиты. – Вениамин Ильич, – шепнул я ему на ухо, – потерпите, пожалуйста, я не сделаю вам ничего плохого! Только держитесь на ногах, и тогда ваш сын тоже не пострадает! Сейчас мы с вами медленно опустимся на корточки, и вы поднимете эти бумаги. Вы меня поняли? Один раз вы меня уже сильно огорчили, постарайтесь не сделать ошибку снова!
   – Хорошо! – прохрипел доктор.
   Через минуту пакет был у него. Но что было делать дальше я, хоть убей, не представлял! Любое мое неправильное действие грозило мне смертью. Вот бы сейчас помощь брата! Как жаль, что его нет в живых…
   В этот момент сзади послышался шум двигателя приближающегося автомобиля, и я увидел, как вытянулась Кешина физиономия. Похоже, он узнал автомобиль, и это ему сильно не понравилось. Он плюнул в сердцах и проговорил сквозь зубы:
   – Только его здесь не хватало! – Затем хмуро глянул на старика: – Видишь, отец, на какие жертвы мне пришлось пойти ради тебя! Даже сам не ожидал этого от себя! Старею, наверное! – он обреченно махнул рукой охране и закрыл калитку.
   Я выдохнул с облегчением и отпустил разом обмякшего старика, рухнувшего на землю. Интересно, кого так испугался Кеша? Я обернулся и удивился еще больше: я узнал служебную иномарку моего отца. Он подъехал к дому и вышел, весьма удивленный:
   – Артем? Почему ты здесь? Почему ты звонил мне с чужого номера? О каком пакете шла речь? Откуда ты знаешь Иннокентия Вениаминовича? Что с Михаилом? – его вопросы сыпались один за другим. И тут он увидел пистолет в моей руке, и его глаза еще больше расширились от удивления. – Почему ты вооружен? Кто этот человек? – он смотрел на меня растерянно и в то же время строго.
   – Папа, это долго рассказывать! Я очень рад, что ты здесь и так вовремя! Если бы не ты, не знаю, чем бы все кончилось! – проговорил я и в изнеможении сел на землю рядом со своим бывшим заложником, который продолжал держать злополучный пакет в руках. – Знакомьтесь, Вениамин Ильич, это – мой отец, Алексей Олегович! Это ему вы должны были передать пакет! Отдайте, уж сейчас!
   Старик обреченно кивнул и передал пакет моему отцу, а я продолжил:
   – В этом пакете, папа, тот документ, за которым ты посылал Михаила. Да-да, не удивляйся, я случайно с ним познакомился, и теперь все знаю! Я невольно стал участником всех событий. Миша неоднократно спасал меня и выполнил твое поручение ценой собственной жизни!
   – Миша погиб?! – отец отвернулся. Но я успел заметить, как в его глазах стояли слезы. Воцарилось молчание, которое нарушил доктор, уже пришедший в себя:
   – Не обижайтесь на меня, Артем, и не судите строго. Быть может, когда-нибудь вы поймете меня, старика, – проговорил он виноватым голосом. – Вижу, насколько этот пакет был важен для вас обоих, но и для меня он был единственным шансом хоть как-то наладить отношения с собственным сыном! Как только я услышал его имя во время вашего разговора по телефону, сразу понял, что эти документы очень ценны для Кеши. Простите меня, если сможете! Желаю вам, чтобы вы никогда не испытывали на старости лет того, что испытал я – унижение от собственного дитя! Я сам во всем виноват – в свое время не принял никакого участия в его воспитании. Теперь вот расхлебываю… А вам очень повезло с сыном, уважаемый Алексей Олегович!
   Отец подошел ко мне и протянул руку, помогая подняться с земли.
   – Иди в машину, сынок, я сейчас. – Он повернулся к старику: – Значит, вот вы какой – отец Кеши! Еще в школе он рассказывал мне, что его папа ушел от них с матерью еще до его рождения. А после ее смерти его воспитывала бабушка.
   – Да-да, все так и было, к сожалению! Я в этом сильно раскаиваюсь. Я ведь потом сам разыскал его, но он не захотел со мной общаться! Даже сейчас, когда он живет поблизости от меня…
   – Сивый! – раздался Кешин голос. Он стоял у приоткрытой калитки, и, судя по всему, был свидетелем всего нашего разговора. – Так Химик, оказывается, твой сынок? Не знал! Ты мне никогда не говорил, что у тебя есть сыновья! Значит, ты со мной этакую семейную игру затеял?! Чтобы все под контролем держать?! Лихо! Одного не пойму, как ты только не побоялся рискнуть младшим? Он ведь всего лишь студент! Уважаю! Не знаю, смог бы я так…
   – Ты о чем, Кеша? – недоуменно спросил отец. И тут его осенило: – Постой, ты хочешь сказать, что мой Артем и есть тот самый Химик?
   – Не переигрывай, Сивый! Все уже и так предельно ясно! Только имей в виду, что у меня в руках твой старшенький – точная твоя копия – как только я сразу этого не понял?! И я намерен поторговаться за его жизнь. Он с твоей подачи прикончил моих охранников, вломился ко мне в дом, выкрал документ, и если ты не хочешь потерять сыны, отдашь мне этот пакет! Я как чувствовал, что Смола мне еще пригодится! Так как насчет обмена?
   Я не верил своим ушам! Значит, Михаил жив?!!! Я смотрел на отца и видел, что он ошарашен этой новостью не меньше моего, но он быстро взял себя в руки:
   – Ты прав, Кеша, мне не стоило хитрить! И твое предложение заманчиво, спору нет! Но мне надо подумать! Завтра утром я приеду к тебе, и мы все обсудим. Но имей в виду: с моего сына не должен упасть ни один волос! Ты несешь ответственность за его жизнь! – Он сел за руль, завел двигатель и кивнул бывшему школьному приятелю: – Жди завтра в восемь утра!

Глава 25

   Ну, что ж, поедем к нам! – отец посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. – Раз уж ты в курсе дел, нам есть о чем поговорить! Но прежде всего, я хотел бы извиниться за то, что скрыл существование твоего двоюродного брата! Поверь, я это сделал не по злому умыслу. Просто тогда мне казалось, что такое знакомство может тебе навредить – слишком уж неоднозначной личностью показался мне Михаил изначально. Но раз судьбе стало угодно, чтобы вы встретились, я очень этому рад!
   Сейчас Миша попал в беду по моей вине, и мне это очень горько осознавать. Тебе тоже порядком досталось, судя по твоему виду! Ты сам на себя не похож! Кстати, к чему этот маскарад? – он ткнул пальцем в мой стариковский прикид.
   Я все еще пребывал в легком шоке и совсем забыл, что нахожусь в одежде доктора.
   – Точно, давай заедем к Айболиту за моей одеждой.
   – К кому? – удивился отец.
   – К Кешиному отцу! Он – врач. – Я высунулся из машины: – Вениамин Ильич! Садитесь к нам, мы вас до дому довезем, да и мне надо переодеться.
   – Спасибо, с удовольствием! – обрадовался старик и поспешил к нам. – А то я так переволновался, что меня ноги не держат! – он плюхнулся на заднее сиденье. – А вам идет мой костюмчик, Артем! – как ни в чем не бывало, пошутил он, словно каких-то полчаса назад вовсе и не я держал его на мушке! – Кстати, не забудьте свой телефончик! Я сегодня утром перед стиркой вытащил его из вашей заляпанной куртки.
   – Какой еще телефончик? У меня уже давно… – начал я, но тут вспомнил про телефон Сопатого, из которого в доме Михаила я вытащил батарейку, от греха подальше. Этот телефон с записью показаний бандита на своего шефа я держал все время при себе во внутреннем кармане куртки! И чуть не забыл об этом!
   – Папа, в этом телефоне – улики против Кеши!.. – выпалил я и тут же осекся, ведь рядом сидел его отец. Но было уже поздно.
   – О каких уликах вы говорите, молодой человек? – насторожился старик. – Да, мой сын человек непростой, но он – честный бизнесмен и очень известный в нашем городе человек!
   – Увы, вынужден вас огорчить, дорогой Вениамин Ильич! – спокойно и твердо возразил я ему. – Ваш сын – убийца и бандит! И в настоящее время он держит в заложниках моего брата! Вы сами это слышали! И мы с отцом пойдем на все, чтобы вызволить Михаила! У нас не остается другого выхода! Мне очень жаль, что вы оказались в курсе событий, но в этом виноваты только вы сами!
   На старика было жалко смотреть! И хотя я не мог простить ему того, что он сделал, тем не менее, по-человечески его понимал. Он сидел с убитым видом, в его лице не было ни кровинки. Казалось, что эта новость выбила его из колеи гораздо сильнее, чем те недавние события, участником которых был он сам.
   – Алексей Олегович, – обратился доктор к моему отцу, – вы-то должны меня понять! Ваш сын тоже попал в беду! Нам надо как-то вместе решить эту проблему! Мы с вами не должны допустить, чтобы наши дети пострадали! Давайте подумаем, как им можно помочь.
   – Я – с удовольствием! – ответил тот. – Мне нужно освободить Мишу, и тогда я не буду иметь претензий к Иннокентию! Такие условия поставил не я, а ваш сын! Я только взял тайм-аут, и, честно говоря, не вижу выхода из этой ситуации. За жизнь Михаила ваш Кеша потребовал документы, которые в его руках сразу превратятся в бомбу против меня, а, значит, и против всех моих близких! Допустить этого я никак не могу! С другой стороны, если я не соглашусь на Кешины условия, может пострадать Михаил. Боюсь, Артем прав: у меня нет другого выхода, как пойти в милицию и написать заявление на вашего сына в связи с незаконным лишением свободы человека. А если это не поможет, тогда воспользуюсь компроматом, который нарыл на него Артем.
   Мы подъехали к дому доктора, но из машины никто из нас не вышел. Слишком уж важным был этот разговор для каждого.
   – Вениамин Ильич, – вмешался я, – может, вы попытаетесь еще раз поговорить с сыном? Вдруг он вас послушает и освободит моего брата! Поверьте, так будет лучше для всех!
   Строго говоря, это вообще был единственный выход, ведь то, что оставалось нам, едва ли можно было назвать решением проблемы! Мы с отцом прекрасно понимали, что даже если бы и сумели подключить милицию с ее ресурсами, это вряд ли нам помогло. Во-первых, не факт, что купленная Кешей милиция начнет действовать. Во-вторых, если это и произойдет под давлением компромата, записанного на телефон, в этой операции была велика вероятность, что Михаил пострадает – известно, что бандиты при любой опасности расправляются с заложниками. И, в-третьих, если мой брат останется жив и здоров, а Кешу повяжут, остается серьезная вероятность того, что Кеша в отместку выполнит свою угрозу: заложит с потрохами своего школьного приятеля – моего отца. И вся неприглядная история с секретным документом во всех подробностях тут же станет достоянием гласности – чего так опасается мой отец.
   – Да я бы с радостью, – уныло произнес Айболит, – но мой сын слишком самостоятелен, чтобы прислушиваться к кому либо, а, тем более, ко мне! Но я попробую! Я ему расскажу про этот телефон с уликами против него. Только ведь Кеша меня обязательно спросит, что именно там записано!
   – Вы правы! – отозвался я. – Нам просто необходимо продублировать эту запись, чтобы вы смогли ее продемонстрировать сыну. Надеюсь, голос своего покойного помощника Сопатого он узнает! Возможно, это – единственный наш шанс!
   Я посмотрел на отца. Он одобрительно мне улыбался. Надо же, за всю свою жизнь по отношению к себе я ничего подобного от него не видел! Не сговариваясь, мы втроем вышли из машины и направились к дому Айболита.
   Как все-таки здорово, что мне в голову пришла та замечательная идея записать болтовню Сопатого! А Михаил еще скептически отнесся к этому! Оставалось дело за малым – найти подходящую батарею для телефона и переписать разговор на диктофон, но это не было для меня проблемой. Мне надо было только немного времени и денег, а теперь и с этим проблем тоже не было. Ведь рядом был близкий человек!
   И я в который раз поймал себя на мысли, что недооценивал ни себя, ни отца, который в первую же секунду нашей встречи признал свою вину. И это дорогого стоило, ведь этим он сразу же обезоружил меня. А этой своей улыбкой настроил на боевой лад. Нет, еще не все потеряно, и мы еще повоюем!
   Мы договорились с Вениамином Ильичом о встрече завтра утром и попрощались. Как же быстро меняются отношения между людьми! Еще совсем недавно я искренне считал старика мерзким шпионом, а сейчас мы распрощались с ним, не только как союзники, но и почти как добрые друзья!
   Мы ехали домой к родителям, и на душе у меня было очень тепло, может быть, впервые за последнее время. Возможно, это было потому, что я ощущал себя под защитой отца. И это было удивительно сильное чувство, даже более сильное, чем с Михаилом!
   А сейчас я ехал в его шикарной машине и пытался припомнить хотя бы один факт такой совместной поездки. И, к своему удивлению, не вспомнил! Правда, при этом примешивалось еще и чувство легкой досады, и я быстро понял, почему. Нас сблизила общая беда! Неужели только горести и проблемы в состоянии примирить двух родных людей? Но ведь это же неправильно! Это не справедливо по отношению ни ко мне, ни к нему!..
   – О чем задумался, сын? – словно почувствовав мое настроение, спросил отец, сосредоточенно глядя на дорогу.
   – Так, обо всем понемногу. Например, как ты оказался здесь, да еще так кстати?
   – Ну, это не сложно! Когда я принял от тебя тот странный звонок, сразу почуял неладное! Ты звонил с другого номера, говорил очень сухо, но при этом был сильно взволнован. А самое главное, ты упомянул Иннокентия Вениаминовича и некий пакет, с ним связанный! Это означало только то, что ты каким-то образом причастен к документу, о котором, кроме нас с Кешей, знал только мой племянник Миша. И только от него ты мог обо всем узнать. Меня это, безусловно, удивило, ведь я вас не знакомил! А также сильно обеспокоил твой намек, что с Мишей что-то случилось.
   А поскольку он мне до этого сообщил, что собирается устраиваться к Кеше в охранники под чужой фамилией, я просто предположил, что и ты где-то рядом с ним. Оставалось это предположение проверить. В нашем ведомстве это – не проблема! Я пробил телефон на предмет его принадлежности и места расположения. И выяснилось, что он зарегистрирован на Полянского В.И., проживающего именно по тому адресу, откуда и был зафиксирован твой звонок. А Кешина фамилия – Полянский! Я сложил два и два – выходило, что ты воспользовался мобильником какого-то Кешиного родственника, проживающего в непосредственной близости от его дома.
   Если ты решил послать ко мне постороннего человека, значит, по какой-то веской причине сам приехать не мог. Вывод: либо тебя удерживают силой, либо ты физически не здоров! Я предположил, что ты просто хотел передать мне какую-то информацию. Поэтому твоего курьера я дожидаться не стал и сразу поехал сюда, чтобы на месте во всем разобраться – из первых рук, так сказать! А ты, умник, значит, додумался послать ко мне Кешиного отца с этим бесценным документом?!
   – Ну, да, я сглупил! Было в кого! – я заглянул отцу в глаза…
   – Ладно, кто старое помянет!..
   За разговорами я и не заметил, как мы уже добрались до дома родителей. Мы остановились рядом со знакомым подъездом, но выходить пока не торопились. Хотя в запасе у нас был целый вечер и вся ночь, чтобы подготовиться к завтрашней операции, нам обоим хотелось подольше побыть вдвоем. Видимо подспудно мы оба понимали, что о наших делах никто больше знать не должен.
   Мы сидели и тихо обсуждали сложившуюся ситуацию. Для начала мы решили, что диктофон с записью нужно привезти как можно раньше, чтобы еще раз проинструктировать старика перед предстоящим разговором с сыном. Затем отправить его на переговоры и по их результатам уже принять окончательное решение.
   Но я был настроен скептически, ведь недавно был сам свидетелем глубокого отчуждения, с которым Кеша относился к своему отцу. Меня даже не убедил его неожиданный порыв спасти старику жизнь. И я прекрасно помнил его собственное удивление своему поступку. «Старею, наверное!» – сказал он тогда. Видимо, сентиментальность была не самой сильной чертой Кешиного характера!
   – И что же ты предлагаешь? – спросил меня отец, когда я поделился с ним своими сомнениями.
   – Мне кажется, нам следует подстраховаться! – сказал я уверенно. – Ведь в случае чего мы с тобой вряд ли справимся с Кешиной бандой! Что мы будем делать, если Кеша просто прогонит старика, или ему будет наплевать на все наши улики? Отдать ему наши бумаги, чтобы спасти Мишу? Брат, думаю, с этим бы не согласился. А ты как считаешь?
   – Ты прав, конечно! Михаил не для того рисковал собой, чтобы этот документ вновь оказался у врага! Он бы точно нас не понял и не одобрил! – отец задумался. – Но и привлекать милицию – вариант не самый лучший! Боюсь, мы только потеряем время, которое работает против нас…
   – Так что же ты предлагаешь? Кто еще, кроме ментов, нам поможет? Или ты совсем не веришь в правосудие? Все равно это лучше, чем ничего! А вдруг нам повезет, и этого упыря Кешу засадят, наконец, за все его делишки. Ты бы слышал, что про него охранник рассказывал!
   – Ты забываешь, сын, что в нашем городе Иннокентий Вениаминович – человек практически неподсудный! Да и чего стоит запись голоса никому не известного человека?! Ведь самого-то свидетеля нет в живых! Свора прикормленных адвокатов вытащит его из любой передряги, а моя репутация может пострадать! Даже одно только бездоказательное упоминание моего имени в прессе в связи с секретными разработками – это для меня смерть!
   – Так зачем же ты затеял это все, папа? – в отчаянии воскликнул я. – Чего тебе не хватало? Денег, славы? Чего???
   Он исподлобья посмотрел на меня и тяжело вздохнул:
   – Если можно было бы вот так, просто, ответить на все эти вопросы! Тебе, человеку, далекому от моей жизни и работы, думаю, понять меня будет сложно… Не хочу оправдываться перед тобой, сын. Любое мое слово, хоть как-то объясняющее мои действия, может показаться тебе неубедительным, но поверь: меньше всего я хотел обесчестить нашу фамилию! Так сложились обстоятельства… Мне казалось тогда, что у меня нет другого выхода… Ведь серьезно заболела… твоя сестренка!.. – отец посмотрел мне прямо в глаза.
   – Кто???
   – Да, Артем, ты не ослышался. Ты уже взрослый, и сможешь понять меня, как мужчина. С твоей мамой у нас… всегда были… сложные отношения. Так бывает… Но не так давно я встретил другую женщину – Катю, которая родила мне дочь. А совсем недавно моей дочери Аленке поставили страшный диагноз. Нужны были деньги на лечение… Очень много денег! Ты скажешь: можно было занять, но, к сожалению, у меня нет таких друзей и знакомых, кроме… Кеши.
   Наверное, мне надо было воспользоваться помощью родного племянника. Но я не мог заставить себя сделать это! Ты в курсе, откуда у него деньги?
   Я машинально кивнул, потрясенный ошеломительной новостью о новых своих родственницах. Вот так папа!
   – Вот я и не смог переступить эту через черту – воспользоваться кровавыми деньгами для праведного дела! Я искренне полагал тогда, что деньги, заработанные на людском горе, добра не принесут!..
   И тогда я пришел к Кеше, но он только высмеял меня. Наверное, от отчаяния я предложил ему то, над чем работал последние годы – свое изобретение. Заметь, свое – не ворованное! Я взял у него те проклятые деньги, и отправил Катю с дочерью на лечение! Как же сильно я ошибался на его счет, но мой мозг был затуманен бедой. Мысль о срочной операции за границей вытеснила все!..
   Знаешь, я ведь потом, когда все уже произошло, и Аленка пошла на поправку, осознал, какую трагическую ошибку совершил, но было уже поздно! И тогда я подумал: какого черта?! Я позвал Михаила и все ему рассказал. Так сложилось, что в то время мы с ним очень сблизились, он стал мне почти как сын…
   Нужно было срочно исправлять положение. Миша дал мне необходимую сумму, чтобы я мог рассчитаться с Кешей. Я снова пришел к нему, принес деньги и потребовал свои документы назад. Но он наотрез отказался. Ну, а дальше ты все знаешь…
   Когда-нибудь потом, возможно, ты меня поймешь и простишь. Скажу только, что каждый может ошибиться… Главное, чтобы от наших ошибок не страдали близкие! Но за ошибки надо платить, и я сделаю все возможное, чтобы твой двоюродный брат остался жив, а ты бы мной гордился… – в его глазах зажглись какие-то незнакомые мне прежде искорки, а его губы плотно сжались. Таким своего отца, всегда внешне спокойного, я не видел никогда прежде…
   – Постой, что ты задумал? – с тревогой спросил я. Мне совсем не понравился тон, которым он произнес последнюю фразу. Будто бы навсегда прощался со мной перед решающей схваткой. – Ты ведь не собираешься сам участвовать в перестрелке?
   – Есть у меня одна мыслишка… – проговорил отец, улыбнувшись. – Не волнуйся, все будет хорошо! Я должен кое-кому позвонить, а ты займись-ка диктофоном. Мирные переговоры остаются для нас, все же, самым лучшим вариантом! – и он заговорщицки мне подмигнул.
   У меня сильно забилось сердце, когда мы зашли в квартиру родителей. Ощущение было довольно странным – будто я попал в одну из своих прошлых жизней! Радости мамы не было предела! Она принялась меня обнимать и целовать. Я тоже был очень рад, ведь только при длительном расставании понимаешь, насколько успел соскучиться.
   – Ну, будет, будет, Люда! – остановил отец искренний порыв жены. – Оставь нас одних, пожалуйста. У нас – мужской разговор!
   Мама кивнула и вышла из кухни, утирая глаза передником.

Глава 26

   …По мере приближения, очертания предметов становились все отчетливее, я уже мог разглядеть отдельные детали. Но в целостную картину это все равно не складывалось. То, что я увидел, неприятно поразило меня, если не сказать, ошарашило, ввергло в состояние ужаса и отвращения! Это напоминало произведение сумасшедшего скульптора-авангардиста, достигшего в своем помешательстве и дьявольском мастерстве неслыханных высот. Передо мной предстала некая композиция из обнаженных человеческих тел, беспорядочно нагроможденных друг на друга и как бы вмурованных в серо-белую поверхность бесконечно высокой шероховатой стены, простирающейся по всей линии горизонта!
   Взирать на это было странно и страшно, потому что этот причудливый барельеф был… живым! Голые тела шевелились, двигались, извивались, точно змеи, оставаясь при этом в толще стены. Я застыл на месте, как вкопанный, не в силах оторвать взгляда от копошащейся мерзостно-живой картины-скульптуры. Все эти мужские и женские руки, ноги, головы были тесно переплетены между собой в каком-то немыслимом клубке, и от этого казались еще более уродливыми и отталкивающими. На лицах участников страшного перфоманса – людей разного возраста – застыла одна и та же гримаса – безумного страха, боли и отчаяния. Рты у всех были открыты в беззвучном крике. Казалось, что все они обращались прямо ко мне, моля о помощи…
   Что это такое? Кто эти несчастные? Кто пленил их всех и заставил испытывать невообразимые муки? Кто он, этот изощренный палач? Что вообще все это означает???
   Я стоял и в ужасе смотрел на них, а мимо проплывали равнодушные облака, периодически закрывая от меня весь этот кошмар. И от ожидания, что через считанные секунды я вновь увижу людскую боль и страдания, мне заранее становилось дурно…
   И вдруг… все исчезло! Я перевел дух, и в этот момент меня словно озарило – мне пришло отчетливое понимание того, ЧТО именно я увидел! Передо мной открылась картина места, куда попадают грешники за свои проступки! И этот некий «облачный ад», насколько я понимал, коренным образом отличался от всех представлений его в различных религиях, от его изображений известными художниками и поэтами, ведь он находился не под землей, а на небе. Мне краем глаза довелось увидеть то, что не было дано никому!..

   На следующий день с утра пораньше мы с отцом уже были рядом с домом доктора Полянского. Старик был предупрежден о нашем визите, и на крыльцо вышел уже одетым по всей форме. Он пригласил нас в дом, где уже был накрыт стол для нехитрого завтрака. За едой мы и планировали переговорить обо всем.
   Было видно, что Вениамин Ильич сильно нервничает, да и нам кусок в горло особо не лез, зная, какие мучения выпали на долю Михаила. А от предстоящей беседы отца и сына Полянских зависело многое, если не все. Пока мы ехали к Айболиту, я пытался выяснить у отца о его планах на случай провала переговоров, но на все мои вопросы он отвечал уклончиво, типа «посмотрим!..» или «там видно будет!..»
   Что будет видно и куда нужно смотреть, я так и не понял, но было ясно одно: он что-то задумал и в этом чём-то сильно сомневался. А пока отец наставлял старика, который уныло слушал его с видом человека, приговоренного к казни. Похоже, тот был согласен не со всеми его доводами.
   – Нет, вы знаете, уважаемый Алексей Олегович, здесь я с вами готов поспорить! – говорил Айболит. – Мне кажется, моему Кеше вообще нельзя диктовать условия! Этого его еще больше разозлит, и он сгоряча может принять неправильное решение! Я думаю, что ему просто надо сообщить, как бы между прочим, о том, что я узнал о ваших намерениях отнести некий компромат в милицию, и попытался отговорить вас от поспешных действий. За это пообещал, что поговорю с сыном.
   – Я не возражаю, – невозмутимо отозвался отец, допивая чай, – лишь бы был результат! Ну, что, с богом? – он посмотрел на часы: – Ого, уже полвосьмого! У вас, Вениамин Ильич, есть не больше тридцати минут! Постарайтесь уложиться. В случае отрицательного исхода переговоров, не оставайтесь там, а сразу возвращайтесь! Вы меня хорошо поняли? Если же все пойдет по плану, просто позвоните мне.
   – Да-да, конечно! – рассеянно произнес старик, пребывая в задумчивости. – Обязательно позвоню! Я пошел! – Он встал из-за стола и посмотрел на нас не слишком уверенно: – Вы думаете, у нас все получится?
   Он ушел, а мы остались сидеть за его столом.
   – Так что ты задумал, папа? – тут же поинтересовался я. – Почему ты попросил его сразу же уйти, если у старика ничего не выйдет?
   – А сам не догадываешься? – спросил он и потер виски руками. Я знал этот его жест, красноречиво говорящий о том, что он сильно волнуется.
   – Ты решил все же воспользоваться помощью ментов?
   – Бери выше!
   – Куда еще выше?.. Вызвал на подмогу ФСБ?!
   – Почти! По моему сигналу дом Кеши должны оцепить люди из службы безопасности нашего института. Я вчера договорился с Петром – начальником этой службы. Это мой старый приятель, полковник, бывший спецназовец, очень опытный в этих делах человек. Я рассчитываю на его помощь.
   – И что же ты ему сказал? Выложил всю правду-матку?
   – Нет, конечно! Сказал, что мой племянник попал в лапы к человеку, у которого прикормлена вся городская милиция. А у Петра, я знаю, с местным начальником УВД были трения в свое время.
   – И он тебе твердо пообещал? – недоверчиво спросил я.
   – В том то и дело, что нет! Понимаешь, бывшие военные – люди дисциплины, и, если они не уверены в чем-то, никогда обещать не будут! А здесь дело очень щекотливое! Его команда, конечно, вооружена, но у них строгий приказ: применять оружие только в зоне своей ответственности! Здесь же чужая территория, и если Кешина охрана откроет огонь, я не знаю, как себя поведут люди Петра. И потом, по роду своей службы он обязан безвылазно находиться на территории института. Исключение – только воскресенье, а сегодня пятница! Поэтому, честно говоря, я и не был уверен.
   – Понятно! – протянул я. – Выходит, у нас вся надежда на Айболита?! Да и то – призрачная!
   – Похоже на то! – отец выглядел немного смущенным. Он посмотрел на часы и констатировал: – Контрольное время вышло, а звонка нет! Дождемся старика, и я буду созваниваться с Петром.
   Не успел он это произнести, как тут же раздался звонок на мобильный телефон отца. Он недоуменно взглянул на дисплей и приложил ухо к трубке, из которой раздались знакомые властно-визгливые нотки. Какое-то время отец молча слушал, затем хмуро выдохнул:
   – Это ТВОЕ решение! – и нажал кнопку «отбоя». Затем посмотрел на меня: – Все пропало, звонил младший Полянский и пригрозил, что если к вечеру я не принесу ему документ, Михаила мы больше не увидим! Он сказал: «Твой сын просто исчезнет! И вы ничего не сможем доказать!» И он прав, Артем, ведь если нет тела, нет и преступления!
   – Звони своему Петру. Срочно! – я прильнул ухом к другой стороны отцовского мобильника после того, как он набрал номер начальника службы безопасности. Трубку долго не брали, наконец, я услышал густой бас:
   – Леша, извини, не могу говорить: у нас нештатная ситуация! Я потом сам перезвоню!
   Мы слушали противные короткие гудки, доносящиеся из трубки, и молчали. Все было понятно без слов: нас предали, кинули, обломали в самый ответственный момент! Не зря отец сомневался. И причины для нас были не так уж и важны!
   – Испугался твой Петр! – не выдержал я напряжения. Мне хотелось кричать, плакать и ругаться одновременно. – Как пить дать, струсил твой бравый спецназовец! Нештатная ситуация у него, видите ли, вдруг приключилась! Как же! Вчера он не мог тебе отказать без всякой причины! А сегодня с утра – пожалуйста – причина нашлась!
   Отец поморщился:
   – Может, и вправду у них что-то там произошло! Кто знает?
   – Я уверен, что он просто не захотел связываться с Кешей! Да и его начальство тоже не обрадовалось бы такому самоуправству. Ты ведь говорил, что в случае перестрелки, ему здорово бы настучали по шапке, возможно, выгнали бы с работы, а то и под суд отдали! Зачем ему напрягаться из-за кого-то?..
   Но ответить отец не успел. Со стороны коридора послышался скрежет ключа в замке, и в дом ввалился красный, как рак, Айболит. Видок у него был еще тот! Всклокоченный, со съехавшими на нос очками, с блестевшей от пота лысиной, он выглядел абсолютно подавленным. Тяжело дыша, он прошел мимо нас, в изнеможении опустился в свое кресло и замер, закрыв глаза. Мы переглянулись.
   – На вас лица нет, Вениамин Ильич! – участливо произнес отец. – Не стоит так убиваться! Мы предвидели эту ситуацию и уже все знаем. Кеша мне позвонил только что и поставил ультиматум!
   Но старик, казалось, нас не слышал.
   – У меня больше нет сына! – вдруг выдал он в пространство трагическим голосом.
   – Как? – вскрикнули мы с отцом одновременно.
   – Он сказал, чтобы я убирался из его жизни! Вы это понимаете?! Он меня выгнал! Навсегда!!! – У старика задрожали губы, а из глаз покатились крупные слезы. Он заплакал навзрыд, и нам стало не по себе. Но продолжалось это недолго. Внезапно его лицо изменилось: оно приобрело вдруг злобное, даже хищное выражение. Глаза сузились, черты заострились, на скулах заиграли желваки. На нас глядел уже не жалкий и обиженный судьбой старенький доктор, а мечущий громы и молнии боец, готовый кинуться в драку. Таким старика я еще не видел. Это был другой человек, способный на все, что угодно…
   – Это вы во всем виноваты! – четко выговаривая каждое слово, произнес он с ненавистью. – Будь вы прокляты со всеми вашими документами, уликами и компроматами! Из-за вас я навсегда потерял своего сына! Видеть вас больше не желаю! – он снова закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.
   От такой метаморфозы, произошедшей с добрым Айболитом, мы даже несколько растерялись. Первым пришел в себя отец:
   – Позвольте, но ведь вы сами во всем виноваты! Это вы решили за наш счет уладить свои отношения с сыном! И это наш Михаил томится в застенках вашего сыночка – живого и вполне упитанного! И это ему ваш Кеша угрожает убийством, а не наоборот! – голос отца гремел на весь дом. Затем он более мягким тоном произнес: – Как родитель, я вас понимаю и не сержусь, несмотря на ваши проклятия и несправедливые обвинения в мой адрес. Знаете, я ведь и сам практически только вчера вновь приобрел сына, потому что всю жизнь, как и вы, был занят только своей работой. Семья для меня была даже не на втором, а в лучшем случае на пятом или шестом месте… Но лучше поздно, чем никогда! Еще не все потеряно! Уверяю вас, придет день, и вы вспомните мои слова, когда вновь обретете своего сына… А теперь мы действительно пойдем, не будем вам мешать. Теперь нам здесь делать больше нечего! – он поднялся из-за стола и направился к выходу. Я уныло поплелся за ним. Мы потерпели поражение по всем статьям и на всех фронтах!..
   Старик все еще продолжал сидеть неподвижно в своем кресле, но было видно, что слова моего отца задели его за живое. Он уже не смотрел на нас волком и о чем-то усиленно думал.
   – Постойте! – вдруг произнес он решительно. – Вы, конечно, правы! Простите меня, старика, если сможете! Это я во всем виноват, и вы здесь не причем! Я ХОЧУ вам помочь! Пусть хоть кому-то пригодится моя помощь. Возможно, там, – он поднял глаза к потолку, – это мне зачтется! Присядьте, пожалуйста! – Он встал и нервно заходил по комнате, видимо, собираясь с мыслями. Потом он подошел к письменному столу и стал рыться в одном из ящиков.
   – Сейчас, сейчас… Где же это… А, нашел! – он вытащил какую-то папку, достал из нее лист бумаги и положил на стол перед нами. Это была ксерокопия какого-то старого документа с изображением схемы или чертежа. – Вот! – он прихлопнул листок рукой и победоносно обвел нас взглядом.
   – Что это? – озадаченно спросил отец.
   – Это выход из положения! В прямом смысле этого слова! Здесь – схема подземного сообщения между моим и Кешиным домом! Да-да, дом, из которого вы, Артем, не так давно сбежали, построил некогда известный в нашем городе купец и меценат Николай Николаевич Полянский – мой дед. И этому дому около ста лет!
   Мой отец, Илья Николаевич, пошел по стопам моего деда, стал торговать лесом и сильно преуспел. Будучи богатым человеком, он справедливо опасался за свою жизнь и благосостояние, особенно тогда – в конце двадцатых, когда наступили смутные времена. Он приказал прорыть этот подземный ход в надежде воспользоваться им, если за ним придут. Для этого он выстроил этот домик, куда подвел подземный ход. Не правда ли, остроумно? Сюда он поселил кого-то из своей многочисленной родни. Правда, ему это не помогло! В тридцать восьмом его взяли прямо на службе – последние годы он работал в леспромхозе каким-то большим начальником, и больше его никто не видел. А дом этот конфисковали и отдали под городские нужды. Чего только там не было: и горсовет, и библиотека, и дворец пионеров…
   После ареста отца моя беременная мать вместе с дедом, который вскоре умер, перебралась в этот домик, где я и родился. Я даже не предполагал, что большой казенный дом на другой стороне улице – наше родовое гнездо! Все держалось в строжайшей тайне! Умирая, об этом мне сообщила моя мать, она же передала мне вместе со всеми справками и эту схему – драгоценную для меня реликвию. Так я стал обладателем тайны, известной только мне одному!
   Когда родился Кеша, я уже не жил с его матерью. Так сложилось, что сына я не воспитывал, хотя и делал неоднократные попытки сблизиться с ним, когда он уже стал взрослым. А когда началась перестройка, и появилась возможность вернуть утраченную собственность, я вновь встретился с ним и показал документы, подтверждающие наше право на этот дом. Я думал, что этот факт нас сблизит… – старик горестно вздохнул.
   – Увы – я ошибался! Кеша выкупил у города нашу родовую усадьбу, практически не поставив меня в известность! Когда я об этом узнал, у меня был шок! Ведь теперь мы могли бы жить вместе! Но не тут-то было! Мой сын даже на порог меня не пустил! Для меня и сейчас вход туда закрыт!..
   О подземном тоннеле я ему так и не рассказал. Думал, что потом как-нибудь, когда налажу с ним отношения. Видно уж, не судьба… – старик замолчал, а в его глазах опять задрожали слезинки.
   Впечатленные его рассказом, мы с благоговением рассматривали схему подземного хода и не верили своему счастью!
   – А что это за помещение, Вениамин Ильич? – спросил отец, указывая на место в особняке, куда упирался тоннель.
   – Не знаю, где-то в подвале. Я как-то решил проверить этот ход, и вы знаете – удивительно, но по нему до сих пор можно пройти! Местами он обвалился, конечно, но крепи все еще целые, не гнилые – не даром мой отец знал толк в древесине! Я даже немного его расчистил и прошел по нему с фонарем до самого конца, пока не уперся в дверь, окованную железом. Она, конечно же, была закрыта…
   Дверь, окованная железом… Где-то я уже видел нечто подобное… Ну, конечно, же!
   – Зато я, кажется, знаю, в какое помещение упирается тоннель! – воскликнул я, и рассказал о том, как обнаружил в стене подвальной каморки, где я находился в качестве Кешиного пленника, нечто, напоминающее обитую железом дверь, но без ручек, петель и замочной скважины. – Знаете, – продолжил я со смехом, – я даже решил тогда, что это вовсе и не дверь, а какое-то изуверское приспособление – настолько эта металлическая часть стены была искусно подогнана! Но теперь я твердо уверен, что это и есть тот самый выход в тоннель, и Михаил находится там же, где и я когда-то! Вот только как открыть эту самую дверь, если нет ключа? Не взрывать же ее, в самом деле?!
   – А что, это – мысль! – воскликнул отец. – Только сделать это надо очень аккуратно – так, чтобы не придавить самого узника! И я точно знаю, кто мне в этом поможет!
   – Нет, вы знаете, я категорически против взрыва! – вдруг насупился Айболит. – Постарайтесь найти другой способ открыть дверцу.
   Мы пообещали старику, что сделаем все возможное, тепло попрощались с ним и договорились о встрече ближе к вечеру в его доме. Времени у нас оставалось немного, а нам требовалась подготовка к завершающей стадии операции.
   Уже на улице у отца вновь зазвонил телефон. Он взглянул на имя, высветившееся на дисплее, и его лицо озарилось улыбкой:
   – На ловца и зверь бежит!

Глава 27

   – Да, Петр! – отец подмигнул мне с таким видом, будто хотел сказать: «Ну, что я говорил?!»
   В трубке загудел знакомый уже бас, но я не разобрал ни слова. Отец слушал собеседника внимательно, тщетно пытаясь вставить слово. При этом выражение его лица беспрестанно менялось. Сначала оно было снисходительно-утомленным – так бывает, когда приходится выслушивать чьи-то оправдания; затем он нахмурился, кивая головой, как бы соглашаясь с доводами собеседника; потом нетерпеливо-сердитым, означающим, что он категорически не согласен со своим визави. Наконец, он устало произнес:
   – Нет, Петя, стратегия кардинально поменялась: теперь никакого штурма не будет, и твоих людей задействовать уже не надо! Мне нужен только один специалист – подрывник, но очень хороший. …Ну, вот и отлично! …Именно сегодня, Петя! Не позднее шести вечера! …Да, чтобы осмотреть место и оценить обстановку. …Конечно, все должно быть предельно аккуратно! …Да я понимаю, что без шума при направленном взрыве не обойдется, главное, чтобы никто при этом не пострадал. … Думаю, что возможно… Жду!..
   Пока отец беседовал с Петром, я уже понял его задумку. Это был дерзкий план – выбить дверь направленным взрывом и вытащить моего брата из темницы. А пока Кешины охранники разберутся, в чем дело, мы уже будем недосягаемы. Правда, было одно но…
   – Папа, – обратился я к отцу, когда он, довольный, закончил разговор и вкратце пересказал мне то, что я уже и сам понял из его ответов и мимики, – но ведь охранники наверняка пойдут вслед за нами по этому проходу, который приведет к доктору!
   – И что? – с лица отца не сходила полуулыбка – он все еще находился под впечатлением от разговора с Петром.
   – Ну, как, что? Кеша же сотрет в порошок нашего Айболита! Тебе не кажется, что мы не должны этого допустить! Ведь он нам помогает!
   – А тебе не кажется, что доктор просто мстит сыну за свое унижение?
   – Допустим. Но я считаю, что мы не должны оставлять его один на один с этим бандитом!
   Отец долгим взглядом посмотрел на меня.
   – Возможно, ты и прав, но это – его выбор! Каждый должен отвечать за свои поступки, выбирать путь, по которому собирается идти дальше. К тому же, родная кровь – не водица! Каким бы ни был Кеша, но отец для него – все равно останется отцом. Ты ведь сам рассказывал о его поступке, когда держал на мушке Вениамина Ильича.
   Я молчал, не зная, что и сказать. Да и что в сущности мы могли сделать? Приставить к нему охрану? Мы – не Кеша, у которого все схвачено и куплено! Забрать старика с собой? Абсурд! Куда мы его спрячем? Даже у меня самого нет теперь квартиры, кроме родительской! А, может, тогда к Михаилу? У него ведь пустует старый домик!.. Но старик вряд ли захочет куда-то уходить из того места, где прошла вся его жизнь…
   – А, кстати, – продолжал между тем отец, – все время хотел тебя спросить: ты и в самом деле смог бы застрелить старика?
   – Не знаю, папа… Теперь уже не знаю! Тогда, перед закрытыми Кешиными воротами, я был в этом абсолютно уверен. Для меня не было уже никаких границ! Мысленно я переступил эту черту. Но теперь – точно нет! Разве только, если бы пришлось обороняться… или защищать чью-то жизнь… – я говорил, а сам не переставал думать о том, что мы бросаем старика на произвол судьбы. Неужели ничего нельзя придумать?
   – Знаешь, помолчав, задумчиво произнес отец, – мне сейчас на ум пришла одна мысль. Возможно, у нас получится и брата твоего спасти, и нашего эскулапа обезопасить!
   – Но как?
   – Потом все узнаешь! А сейчас поехали домой обедать и ждать человека от Пети.
   Мы тронулись, а я, глядя на мелькающие в окошке деревья с густой листвой, стоящие вдоль маленькой, вымощенной булыжником улочке, поймал себя на мысли, что в первый раз за последнее время обратил внимание на окружающую меня красоту нашего городка. А ведь раньше мне нравилось подмечать порой неуловимые изменения природы на стыке времен года, особенно заметные именно в небольших российских городах. И мне не было стыдно за свое чувство умиротворения, которое вызывали у меня обычные городские серые воробьи, каждое утро встречавшие меня своим радостным чириканьем, стоило открыть окно. И хотя я никогда не считал себя ботаном или хлюпиком, но как трогала меня порой своим величием красота заката солнца, на фоне которой все люди казались мне такими же великодушными и добрыми. Да, я был чувствительным в душе, слишком чувствительным, и в этом не признался бы никогда и никому, даже под страхом смерти! И только теперь, став старше, я понял, что та моя юношеская мечтательность, которой я так стеснялся, служила неким противовесом атмосфере, царившей в нашей семье, из-за непростых отношений у моих родителей…
   Как же все поменялось в моем сознании с тех пор, когда, рассматривая из окна мокрую крышу газетного киоска, я принял решение купить ту злосчастную газету.
   Но с другой стороны, не попади я в эту переделку, познакомился бы я со своим братом, сблизился ли с отцом, узнал бы о существовании своей маленькой сестренки Аленки? Кто знает, может быть, все, что с нами происходит, вовсе не случайность? Ведь говорят же, что от судьбы не уйдешь! Наверное, это – правда, что нами руководит некий высший разум, определяющий наш жизненный путь задолго до нашего рождения. Этакий Великий Вершитель наших судеб – тот, кто намечает нашу линию жизни – основную дорогу, как, например, этот широкий городской проспект, куда мы с отцом только что выехали!
   Но проспекты не бывают без перекрестков с улицами и переулками, их пересекающими, дублирующими магистралями, круговым движением и тупиками на тех улицах. Разве все это не напоминает наш жизненный путь?!
   Если человека сравнить с автомобилем, а его жизнь – с незнакомым проспектом, не трудно понять, что на этой дороге его ожидает достаточное количество поворотов и даже неожиданностей! И чтобы не попасть в тупик, откуда нет выезда, нужно слушать свое сердце, напрягать мозги, подключать интуицию и не мешать другим участникам движения следовать своим курсом. Тогда, куда бы ни свернул такой автомобиль, он не заблудится и всегда выйдет на свою дорогу! При этом он не попадет в ДТП, объедет колдобины и придет к финишу в исправном состоянии, а самое главное – не вымажется в грязи, которую ничем уже не смыть…
   Я сидел и удивлялся самому себе, ведь мне совсем не свойственны подобные философские размышления, суть которых сводилась к простой мысли: человек – сам хозяин своей Судьбы, и уж если не абсолютный ее Стратег, то уж незаменимый Тактик, однозначно! Но именно сейчас я, почему-то, задумался об этом всерьез…
   Когда мы подъехали к дому, нас уже ожидали. Со скамейки навстречу нам поднялся невысокий мужчина неприметной наружности, одетый в серый костюм с галстуком. В одной руке он держал потертый кейс черного цвета, а в другой – небольшую спортивную сумку. Мужчина вежливо поздоровался, представившись Станиславом, и сказал, что прибыл в наше распоряжение по приказу его шефа Петра Николаевича.
   – От Пети, значит! – обрадовался отец. – Шустро, не ожидал, что так быстро! Тем лучше, тогда с нами и пообедайте, а заодно обсудим нашу задачу.
   – Я не возражаю, – улыбнулся Стас, – тем более, я еще не обедал.
   У нас дома Стас держался просто, но с достоинством. Много не говорил, лишь слушал. Изредка задавал уточняющие вопросы, а когда отец коснулся темы подрыва двери, с сомнением покачал головой:
   – Это очень опасно! Мы не знаем, насколько прочны крепи, удерживающие свод тоннеля. Даже при направленном взрыве от детонации может пойти отраженная ударная волна, и нас всех может завалить землей! Тогда всем точно хана! – Всё это Стас проговорил абсолютно невозмутимым спокойным голосом, словно речь шла о каком-нибудь каменном карьере, где планировался подрыв открытого грунта.
   – Вот черт! Об этом я не подумал! – огорчился отец. – Так что же делать? Неужели мой план с подрывом – утопия?
   – Я не знаю! – просто ответил Стас. – Надо все оценить на месте. Сколько у нас есть времени?
   – Часа три, максимум четыре!
   – Ничего, успеем! – обнадежил он. Затем взглянул на меня с сомнением:
   – Рекомендую вашему сыну остаться дома!
   – Что? Почему? – моему возмущению не было предела. – Папа, дома я не останусь, хоть стреляй! Я поеду с вами, и точка!
   В моих словах было столько решимости, что отец нехотя произнес:
   – Хорошо, но с условием, что ты вместе с доктором останешься в его домике…, чтобы проследить за ним. Мало ли чего ему взбредет в голову в последний момент!
   С этой аргументацией я был вполне согласен, хотя прекрасно понимал истинную подоплеку этого условия. А про себя подумал, что на месте определюсь, как мне действовать.
   Примерно через час мы уже были в доме Айболита, который, как мне показалось, за эти несколько часов сильно сдал. И прежде бледное его лицо побледнело еще больше, появились заметные мешки под запавшими глазами, уголки губ скорбно опустились, а в глазах появился лихорадочный блеск.
   – Вы не заболели, Вениамин Ильич! – поинтересовался я. Не хватало еще, что он будет не в состоянии помочь нам в осуществлении нашего плана.
   – Ничего, я – в порядке, если можно назвать эту ситуацию порядком! – усмехнулся он печально. – Но вы не беспокойтесь, свое обещание я выполню! Позвольте поинтересоваться, а кто этот молодой человек? – он указал на Стаса, стоявшего в ожидании.
   – Это Станислав – наш специалист по… замкам! – поспешно ответил за меня отец.
   – Прекрасно, а то я был бы категорически против, если вы, чего доброго, все-таки решили бы взорвать ту дверцу! Ведь от этого может пострадать… особняк с его… обитателями! – проговорил Айболит.
   Мы с отцом переглянулись, и он поспешил успокоить доктора:
   – Не волнуйтесь, Стас вскрывает любые замки! Мы же себе не враги и понимаем, что тогда и нам самим несдобровать! Показывайте, уважаемый доктор, дорогу. Мы сходим в тоннель на разведку, а затем определимся и с… отмычками.
   – Папа, можно мне пойти с вами? – я умоляюще заглянул ему в глаза.
   Он кивнул и вопросительно посмотрел на нашего взрывника. Тот только пожал плечами – решайте, мол, сами! Затем с невозмутимым видом он достал из сумки красный комбинезон с бейсболкой, ботинки, мощный фонарь и маленькую саперную лопатку, быстро переоделся и рассовал по многочисленным карманам запасные батареи, зажигалку, нож и еще что-то из своего кейса. При этом он старательно прикрывал собой от наших любопытных глаз его содержимое. Но я понял сразу: это что-то – предмет его военной специальности – и есть та самая «отмычка» для спасения брата!
   Мы с отцом, глядя на него, тоже тщательно заправили в джинсы рубашки и застегнули на все пуговицы куртки, нацепили бейсболки, взятые из дому. И уже через несколько минут вся наша экипированная группа под руководством Стаса и ведомая стариком-доктором, спустилась в глубокий подвал его дома.
   Подвал был добротный, сухой и прохладный. Невооруженным глазом было видно, что выполнен он был по всем канонам строительного дела – даже с учетом солидного возраста домика он смотрелся гораздо лучше, чем более современные постройки подобного типа. Здесь легко дышалось, и отсутствовал присущий подземелью запах плесени и сырости, видно вентиляция была безупречной!
   Старик подвел нас к самому дальнему углу подвала, где стояла большая пузатая бочка, которую он попросил отодвинуть. Бочка была тяжелой, хотя и пустой, а под ней мы сразу же увидели деревянную крышку круглого люка, совпадающую по диаметру с дном бочки. Не без труда доктор поднял крышку, и оттуда нам в лицо сразу же пахнуло могильной сыростью пополам с плесенью, что напомнило мне о моем заточении в Кешином доме.
   – Милости прошу, господа хорошие! – проговорил старик и сделал шаг в сторону.
   – Я пойду первый, – распорядился Стас, – затем Артем, потом замыкающим – вы! Нет возражений, Алексей Олегович?
   – Конечно! С богом!
   В руках Стас держал свой фонарь, другой – стариковский – был у отца. Я же спускался налегке. Лаз был не особенно глубоким – не больше трех метров. Я прикинул: с учетом высоты подвала он находился примерно на глубине шести с половиной – семи метров от поверхности земли. Все это время, пока мы спускались, пока сверялись с картой, пока исследовали крепи подземного грота под люком, пока двинулись по тоннелю, меня не покидало тревожное и щемящее чувство опасности.
   Но бояться пока нам было нечего и некого! Задохнуться в этом проходе мы вроде бы не могли. Об этом нам сразу сообщил Стас, который, как выяснилось, занимался еще и спелеологией. Единственным реальным источником опасности был сам Айболит. От старика, по моему мнению, можно было ожидать чего угодно, но, поразмыслив, я пришел к выводу, что вредить нам ему не было никакого резона.
   Во-первых, устранив нас, он сильно рисковал навлечь на себя большие неприятности. Ведь нас было трое, и он не мог знать, предупредили ли мы кого-нибудь о месте нашего пребывания.
   Во-вторых, при положительном исходе нашей операции в выигрыше был бы и он сам, поскольку освобождался сам источник опасности для его сына – заложник Михаил.
   И в третьих, он раскрыл свою тайну именно нам, а не сыну, что говорило о многом. И на его месте я бы не рыпался и не портил с нами отношения.
   Я также предполагал, почему доктор сразу заявил нам о своем категорическом неприятии идеи с подрывом двери. И дело, мне казалось, здесь было вовсе не в том, что он якобы опасался за чьи-то жизни, просто при взрыве мог вскрыться подземный тоннель, и Кеша, узнав о его существовании, уже точно ни за что не простил бы старику такого предательства.
   Но нам-то что делать? У нас ведь нет другого способа взломать эту дверь, которая, может быть, вообще никогда не открывалась, в том числе и со стороны тоннеля!
   Тем временем по моим прикидкам мы прошли уже примерно половину пути. Древний проход, шириной примерно 1,2 м и высотой около 2 м, был выложен кирпичом, внешне еще довольно крепким, и имел земляной пол, покрытый столетним прахом и пылью, которые были уже потревожены присутствием здесь любопытного эскулапа. Через определенные интервалы кирпичная кладка также была укреплена деревянными распорками. В некоторых местах, правда, кирпич разрушился, вероятно, под воздействием времени и дорожных работ, и в этих местах ссыпавшаяся сверху земля образовала высокие завалы, которые носили уже следы расчистки – здесь явно проглядывалась не слишком умелая рука того же первопроходца.
   – Стас, вы считаете, что эти стены не достаточно крепки, чтобы выдержать небольшой подрыв? – мучивший меня вопрос, наконец, прорвался наружу.
   – Если судить по земляным завалам, которые мы уже прошли, то не достаточно! – ответил Стас. – Главное, чтобы их не было в самом конце, где планируется взрыв. Тогда точно подрывать нельзя – мы сами себе отрежем путь! Плюс над нами дорога, значит, может пострадать транспорт наверху. Потерпи, Артем, скоро все станет ясно.
   Отец, пыхтевший где-то сзади, нас не слышал, поскольку голос в подземелье странным образом поглощался самим тоннелем, и чтобы слышать друг друга, нам приходилось чуть ли не кричать. Если бы нас слышал отец, которому принадлежала идея подрыва, он бы совсем упал духом.
   Итак, скоро все решится! Меня охватил нервный озноб. Нетерпение и напряженное ожидание развязки вкупе с пронизывающим холодом и запахом плесени делали наше путешествие малоприятным. И это было очень мягко сказано! Скорее бы конец! Я невольно ускорил шаг, но тут Стас остановился.
   – Кажется, пришли! – выдохнул он и осветил пространство перед собой.
   Я ахнул: в стене, в которую упирался тоннель, была врезана точно такая же хорошо подогнанная низенькая металлическая дверь, которую я видел и ощупывал собственными руками в каземате подвала особняка. Разницей было лишь наличие мощной медной ручки, приклепанной к полотну, петель и крохотной, словно игрушечной, замочной скважины.
   – Ну, что? – спросил подошедший отец. – Можем подрывать?
   – Тихо! – Стас прильнул ухом к двери. Затем он вынул из кармана металлическую зажигалку и легонько стукнул ею три раза в дверь.
   Наступила гробовая тишина, мы стояли, затаив дыхание, в ожидании чуда. И оно свершилось! С той стороны двери мы отчетливо услышали ответный троекратный стук. Ура! Наши надежды оправдались! Мой брат жив, и скоро мы его спасем!

Глава 28

   – Нам надо предупредить вашего человека, что мы собираемся его отсюда вытащить! – прервал Стас наше с отцом бурное ликование.
   – Миша, ты меня слышишь? – заорал я, подойдя к двери вплотную. Но в ответ мы ничего не услышали.
   – Может быть, попробовать вместе? – неуверенно предложил отец, но всем уже было понятно, что даже если наш дружный ор и достигнет ушей Михаила, мы все равно не услышим его ответа.
   – Как вы думаете, он знаком с азбукой Морзе? – поинтересовался Стас.
   – Понятия не имею! – отец вопросительно посмотрел на меня, но я только пожал плечами.
   Стас принялся выстукивать морзянку, проговаривая вслух буквы:
   – Два тире – две точки – четыре тире – точка-тире – М – и – ш – а! Точка-два тире-точка – точка-тире-точка – две точки – точка – два тире – П – р – и – е – м!
   Мне показалось, что прошла целая вечность, пока мы услышали в ответ тихий перестук с одним небольшим интервалом, который тут же продублировал голосом Стас:
   – Тире-точка-тире – тире – три тире – Кто! Тире – тире-точка-два тире – Ты!
   – Вы слышали? Он спросил: «Кто ты?»
   – Ответь ему, что это – его семья! И пришли ему помочь! Скажи, что хотим взорвать эту чертову дверь, пусть отойдет куда-нибудь, чтобы его не задело! Скажи, что мы его любим!
   Стас поморщился:
   – Это вам не «смс» писать! Ладно, сейчас вкратце обрисую ему ситуацию.
   Пока он стучал, мы с отцом следили за непостижимым для нас священнодействием. Этот перестук уже звучал в моих ушах барабанной дробью, возвещавшей о начале боевых действий. И такое сравнение усиливалось большой тревогой за благополучный исход операции. Но сейчас я был горд, что мой брат разговаривает со Стасом на одном языке.
   Через некоторое время раздался ответный стук, который Стас мгновенно перевел:
   – Он сказал, что понял и спросил, когда это произойдет? Я могу ему ответить, что ровно через час – думаю, за это время я уложусь с подготовкой и закладкой взрывчатки с электродетонатором. Потом мы все вместе покинем ход, и я с помощью радиовзрывателя произведу подрыв. А там… – кто знает, что произойдет после взрыва…
   – Что значит, кто знает? – спросил отец. – Ты считаешь, что существует реальная опасность обрушения тоннеля?
   – Конечно! Разве вы сами это не понимаете?
   – Но ведь тогда Михаил не сможет выбраться!!!
   – Не исключаю этого! Я же вас предупреждал, что это – очень опасная затея! Вот я и пытаюсь в предлагаемых обстоятельствах свести этот риск к минимуму, хотя бы для нас!
   – Но тогда его точно убьют! Как только раздастся взрыв, туда мигом слетится все Кешино воронье. Они разорвут Мишу на части! – я чуть не плакал.
   – Что же нам делать? – отец потер виски, затем взглянул на часы: – Нам надо поторопиться с решением. У нас осталось совсем немного до назначенного времени – около двух часов…
   Я все время гнал от себя мысль о том, что у нас может не получиться, но Стас, впервые озвучив мои собственные сомнения и страхи, вверг меня в пучину отчаяния. Эх, если бы только у нас был ключ!..
   Стоп! Но ведь изнутри не было никакой замочной скважины! Я это очень хорошо запомнил!
   – Папа, я никак не могу понять одну вещь – выдал я вслух свои размышления, – ты помнишь, доктор рассказывал нам о своем отце, построившим этот тоннель, чтобы в случае опасности сбежать по нему из особняка? А как он смог бы это сделать, если с той стороны двери нет замочной скважины?!
   – То есть как это, нет? – удивился Стас.
   – Нет ни скважины, ни ручек, ни петель! Я это знаю наверняка – своими руками все ощупал!
   – Ну, конечно же, эта дверь открывается именно в нашу сторону, судя по наличию петлей с этой стороны! – воскликнул Стас. – Дурья башка, как я мог забыть это элементарное правило?! Вот что значит десять лет без практики! В этом случае взрыв снесет вместе с дверью еще и часть стены, а с учетом размеров каземата, это во много раз увеличит вероятность того, что Михаил может пострадать!
   – Подождите, – воскликнул отец, – но это может означать только одно: изнутри дверь открывалась не ключом, а как-то по-другому! Например, при помощи какого-нибудь механизма. Уверен, в каморке должно быть такое приспособление – кнопка, рычаг, скоба, что угодно, – и оно должно быть не на виду, а как-то замаскировано! Артем, ты там был, думай, что это может быть?
   Я проговорил в раздумье:
   – Там вообще все было по минимуму: деревянный топчан, старый стол, параша в углу… Да и стены гладкие. Я их тщательно прощупывал, даже стол тяжеленный пытался сдвинуть, чтоб не мешал, да не смог…
   – Привинчен был, что ли? – спросил Стас.
   – Вроде да, но не совсем…
   – Как это? Он либо привинчен, либо нет! – не унимался Стас.
   – Да какая теперь разница? Ну, сдвинулся, он чуть-чуть в сторону, кажется…
   – А стол этот старый был или старинный? – заинтересовался вдруг отец.
   – Да что вы все к этому столу привязались? У Кеши в доме все старинное! Он же коллекционер!
   – Значит, стол старинный и немного сдвинулся в сторону, хотя и привинчен к полу… Очень интересно!.. – отец даже прикрыл глаза, о чем-то усиленно соображая. – Вот что, Стас, отстучи-ка Мише: пусть ПОКРУТИТ этот стол вокруг своей оси!
   – Ух, ты! Как я сразу-то не догадался! – восхитился я.
   Стас радостно кивнул и принялся стучать зажигалкой.
   Мы стояли и с нетерпением ожидали, когда он закончит. Наконец, Стас передал сообщение и сделал шаг назад. Теперь мы втроем, плечо к плечу, замерли в ожидании повторного чуда. Проходили томительные секунды, наконец, послышался неясный скрежет, и с потолка хлопьями посыпалась пыль. Затем скрежет усилился, и мне даже показалось, что дрогнула стена вместе с вписанной в нее дверью!
   Но, нет! То дрожала не толстенная стена, служившая фундаментом Кешиного дома, а дверь, которая, преодолевая многолетнюю инерцию покоя, наконец, сдвинулась со своего места! И по мере ее движения, все больше и больше расширялось пространство, отделяющее нас от Михаила.
   Еще несколько томительных минут ожидания воплощения в жизнь инженерной мысли Ильи Николаевича Полянского, и… в образовавшийся проем протиснулся сильно исхудавший, весь в кровоподтеках и ссадинах, в изорванной одежде, небритый, грязный, но такой родной мой двоюродный брат!
   – Артемка, дядя Леша! Как я рад вас видеть! – Миша бросился к нам, и мы все трое крепко обнялись, и долго так стояли, не в силах разжать руки, сцепившиеся в едином порыве.
   – Кхм! – кашлянул Стас. – Я, конечно, извиняюсь, но нам надо поторопиться! Сюда могут прийти в любой момент!
   – Да, ты прав, Стас! Миша, познакомься, это – Стас – наш взрывник! Это с ним вы перестукивались. Даже не знаю, что мы бы без него делали! – хриплым от волнения голосом сказал отец. – Друзья мои, нам надо уходить, но сначала попробуем закрыть эту дверцу – так, на всякий случай!
   Мы вчетвером навалились на нее, и она, скрежеща своей хитроумной системой запирания, словно нехотя, поддалась.
   – Вы идите, – сказал Стас, – а я позабочусь о том, чтобы этим ходом уж больше никто не воспользовался – взорву его к чертовой матери! Вы ведь не против? – обратился он к отцу.
   Но отец колебался. Мне были понятны его сомнения, ведь это был риск.
   – Помнишь, Артем, я говорил тебе, что я знаю, как обезопасить уважаемого доктора? Именно этот способ я и имел в виду! Но теперь мне кажется, что это – ошибка! Тем более, мы ведь обещали доктору ничего не взрывать!
   – Папа, – вмешался я, – а я думаю, что Стас прав! Когда Кеша увидит, что Михаил исчез, он перероет все и найдет эту самую дверь. Он не глупее нас и быстро вычислит, каким образом Мише удалось уйти. И тогда по тоннелю он доберется до Айболита и со злости сотрет его в порошок! Нам просто необходимо ему помешать это сделать!
   – Я тоже с этим согласен, Алексей! – подал голос Михаил. – Это очень разумно! Не знаю, кто такой этот Айболит, но, судя по всему, это он вывел вас на этот подземный ход, и, значит, я и ему обязан своей жизнью!
   Отец нехотя кивнул Стасу, и мы двинулись назад. Стас же остался колдовать над своим хозяйством. Обратная дорога показалась мне втрое короче, ведь теперь мы были все в сборе! Кажется, я никогда не был так счастлив! Душа моя пела, ноги сами несли меня к выходу.
   Мы добрались до самого конца и уже хотели подняться в подвал докторского дома, как вдруг сзади что-то сильно хлопнуло. Мы оглянулись и увидели, что из тоннеля показалось черное облако; в нос сразу же ударило чем-то резким и неприятным, напоминающим запах жженого чеснока, от чего запершило в горле и стало трудно дышать.
   – Тротил! Так пахнет взорванный тротил! – прошептал Михаил. – Стас подорвался!!! Надо его спасать, пока не поздно! – он выхватил фонарь из рук отца и кинулся обратно, в самую гущу пыли и дыма.
   Не сговариваясь, мы бросились вслед за ним. Впереди разглядеть ничего не удавалось. Я бежал за братом, ориентируясь на его спину, за мной, не отставая, бежал отец, и я слышал его тяжелое хриплое дыхание. Ему было хуже всего. Я даже боялся предположить, каково ему сейчас! Если Стас действительно погиб, последствия трудно было себе представить! Не говоря уж о самом Стасе, который пожертвовал своей жизнью ради спасения чужих людей…
   То и дело нам попадались завалы, состоящие из земли и битого кирпича, и чем больше мы приближались к эпицентру взрыва, тем выше становились завалы, и тем труднее нам было через них пробираться.
   – Стас! – периодически кричал Михаил. – Ты меня слышишь? Отзовись!
   Но кроме наших шагов, да шороха продолжающей осыпаться земли, ничего слышно не было.
   – Всё, братцы, – остановился Михаил, – дальше ходу нет! Он поднял фонарь, и мы увидели впереди нас огромную кучу, почти доверху заполнившую все пространство тоннеля.
   – Тихо! – насторожился он, прислушиваясь. – Нет, кажется, показалось! – он беспомощно оглянулся: – Что будем делать? А?
   Вдруг сзади послышался сильный шум осыпающейся земли, от которого мы все вздрогнули.
   «Неужели нас отрезало? – промелькнула мысль. – Неужели все кончено?»
   От этой ужасной догадки у меня похолодели конечности и подогнулись колени. Я сполз по стенке на пол и прислонился к кирпичной кладке, могильный холод от которой вмиг пробрал меня до самых костей.
   – Дай мне фонарь, я пойду, гляну, что там! – отец взял фонарь у Михаила и пошел назад.
   – Страшно, братуха? – Михаил присел рядом. – Вот она, жизнь-жестянка! Сначала дает, потом забирает, потом снова дает! Похоже, что на этот раз она окончательно повернулась к нам кормой! – он невесело усмехнулся.
   – Не смей так говорить, слышишь? – Мне до боли стало обидно за него. Неужели моего сильного брата так сломил этот застенок? – Еще ничего не известно! Нельзя заранее себя хоронить!
   – Боюсь, что судьба-злодейка за нас уже все решила!..
   Я очень хотел ему возразить и сказать, что надо верить до последнего, что мы должны надеяться на лучшее, но не успел. Потому что сзади послышался голос отца:
   – Братцы, все в порядке! Там, хоть и сильно осыпалось, но пролезть еще можно. Мы можем и должны продолжать поиски. Кстати, вам не кажется, что этот запах усилился? Возможно, эпицентр совсем близко! Нам надо копать!
   – Правильно, папа! – с воодушевлением воскликнул я, радуясь, что все не так уж плохо, и помирать нам пока еще рановато!
   – Чем копать? Руками?! Единственный шанцевый инструмент остался у Стаса! – Михаил, казалось, совсем пал духом.
   – У старика есть! Я могу сбегать за лопатами! Мне только нужен фонарь! – я вопросительно посмотрел на отца.
   – Давай, сын, мы с Мишей тебя подождем!
   – А МЕНЯ вы спросили? – вдруг глухо, с каким-то надрывом произнес Михаил. – Поймите, я уже не могу здесь находиться! Я – на пределе! Я не ел почти двое суток – просто не мог… перед смертью! Меня ведь уже приговорили! Я не дурак и опытный в этих делах человек, сразу понял, что мне – крышка! Кеша в любом случае меня бы не выпустил – я слышал, какие наставления он давал своим отморозкам… Простите меня, дядя Леша и ты, Артем, но… если я не выйду сейчас наружу, просто сойду с ума!..
   Наступила зловещая тишина, от которой у меня сжалось сердце.
   – Давай отпустим его, папа? – тихо предложил я. – Мишу понять можно. Мы с тобой сами справимся…
   – Хорошо, идите оба! – отец взял из рук брата начавший уже слабеть фонарь и передал его мне: – Я жду тебя, сынок! – с усилием проговорил он и отвернулся.
   Меня поразило, насколько сразу изменился мой отец, как постарел буквально на моих глазах! Его сгорбившаяся фигура, осунувшееся, бледное, как полотно, в свете фонаря лицо, заострившиеся черты, безвольно опущенные руки и плечи – острым жалом кольнули мое сердце. В носу сразу же защипало. Я повернулся и быстро зашагал прочь, Михаил, молча, двинулся следом.
   Всю дорогу мы не проронили ни слова. На душе у меня было пусто, и это было странно, имея ввиду, какую бурю эмоций я сейчас испытывал! Мне одновременно было стыдно за брата и очень его жалко.
   Но еще больше я переживал за отца. Я прекрасно его понимал, и был твердо уверен в том, что никогда не поступил бы с ним так, как Михаил! Не бросил бы его одного в этом страшном месте! Никогда бы не заставил его усомниться во мне! Сколько же мы с ним потеряли времени понапрасну! Только сейчас я по-настоящему понял, насколько мы с ним близки, несмотря на все эти годы фактической разлуки, ссор и непонимания!
   Ничего, еще немного и мы вместе с ним найдем Стаса, живого или мертвого, и вытащим его на свет божий!

Глава 29

   Наружу мы с Михаилом выбрались также молча. Когда мы зашли в комнату, доктор сидел в своем кресле и, казалось, дремал.
   – Вениамин Ильич! – позвал я его.
   От неожиданности он сильно вздрогнул и с кряхтением поднялся с кресла, но, увидев незнакомого ему человека, обрадовано ахнул:
   – Неужели все получилось? Вы – Михаил? – он подошел к брату и с воодушевлением затряс его руку: – Очень, очень рад, что все хорошо кончилось!
   Затем он недоуменно посмотрел в сторону двери:
   – А где же остальные?
   – К сожалению, у нас проблемы, Вениамин Ильич! Произошло обрушение тоннеля, и Стаса, кажется, завалило… Нам срочно нужны лопаты, еще один хороший фонарь, аптечка и вода.
   – Как же так? Почему? – он растеряно глядел на нас. – Вы все-таки взорвали дверь?! Я же просил!..
   – Успокойтесь, дверь мы не взрывали, но в тоннеле, действительно, что-то взорвалось, и я понятия не имею, почему это произошло! У нас мало времени, дорогой доктор. Пожалуйста, помогите нам!
   – Да-да, конечно, я понимаю! – проговорили Айболит и принялся суетливо собирать все необходимое. Я ему помогал, а Михаил, стоял возле окна и заинтересованно смотрел на улицу.
   – Артем, иди сюда! – позвал он меня через некоторое время. – Смотри! Кажется, это – по нашу душу!
   Предчувствуя неладное, я подошел к окну и увидел, что на дороге, рядом с Кешиным домом собралась небольшая толпа зевак, которая что-то оживленно обсуждала. Недалеко стояли машины «Скорой помощи» и МЧС.
   – Ты думаешь, о том же? – спросил Михаил. – Неужели он остался жив? Но это же невозможно!
   – Если стоит «Скорая», это неспроста! Не хотелось бы, чтобы пострадал при взрыве кто-то из прохожих…
   – Артем, я подготовил все, что вы просили! – подошел к нам Айболит и тоже посмотрел в окно. – Что вы там увидели? Что такое?..
   Неужели?.. Я же вас предупреждал о последствиях!.. – Он бросился к входной двери. – Сейчас я все узнаю!
   Михаил опустился на стул.
   – Как же смертельно я устал!
   – Тебе надо умыться и поесть! – я подошел к холодильнику доктора и заглянул внутрь. – Да, не богато живет отец «олигарха»!
   – Олигарха?
   – Ну, да! Он – отец Иннокентия Вениаминовича!
   – Ты хочешь сказать, что этот смешной старикан, который вывел вас на подземный ход, – Кешин отец??!
   – Представь себе! – ответил я. – Не у одного тебя напряженка в отношениях с родителями! – Я достал колбасу, сыр и хлеб и поставил все это перед Михаилом. – Ешь!
   – А ты? Не хочешь составить компанию брату? Брезгуешь?
   – Не выдумывай! Просто не хочу! Там внизу меня ждет отец и… Стас!
   – Или то, что от него осталось! Думаешь, спасатели здесь случайно? Тоже мне взрывник гребанный! С простым делом не смог справиться! А я ведь его знаю, Артемка! Не сразу, конечно, но я вспомнил, что еще до Чечни в части, где я служил, произошел один несчастный случай. Тогда погибли двое новобранцев – молодых ребят. Так вот, в результате разбирательства виновным признали одного прапорщика – сверхсрочника, который во время учений при отработке подрывов горных завалов якобы что-то напортачил со взрывателем. Его тогда еще приговорили к трибуналу. Не знаю, чем все это закончилось, но звали того горе-взрывника точно Стас! Тогда по всей части об этом столько разговоров ходило! Как же, ЧП республиканского масштаба! Фамилию его разве что ленивый не склонял, правда, я ее забыл уже… Простая такая… – то ли Никифоров, то ли Никаноров…
   Физиономию его я бы ни за что не вспомнил, но когда столкнулся с ним в подземелье, сразу подумал, что где-то его видел. Потом решил, что обознался – лицо у него уж больно такое… незапоминающееся. А когда произошел взрыв, я сразу вспомнил о том самом случае…
   – И что, даже, если это и он? Ты из-за него решил бросить моего отца одного в тоннеле? – спросил я с горечью.
   – Артем, я понимаю твои чувства… Хотелось, чтобы и ты понял меня… Как тебе объяснить?.. До этого момента я мог бы себя сравнить…, скажем, с автоматом АКМ – хорошо отлаженным, никогда не дававшим сбоя ни при каких обстоятельствах! Я находил выход в самых безвыходных ситуациях! Взять, хотя бы, тот момент, когда мы въехали с тобой в самое пекло – Кешин гадюшник! Я знал одно – свое задание и то, что тебя должен уберечь. Ты себе не представляешь, чего мне стоило убедить этих бандюг в своей легенде; что я пережил, когда поехал тебя «закапывать», зная, что за мной следят; как уже после этого боялся, что вскроют без моего ведома багажник, где лежал ты.
   А какие эмоции мне пришлось испытать, когда под предлогом осмотра дома я обследовал чердак и обнаружил там каморку, забитую до отказа разной рухлядью?! Как сильно рисковал быть замеченным, когда готовил ее для более-менее сносного проживания; когда перетаскивал твое бесчувственное тело из багажника на чердак; когда, наконец, вскрыл с помощью отмычек Кешин сейф и забрал документы…
   Я не скажу, что не испытывал страха. Это было бы неправдой! Но я не давал воли своему страху, держал его в узде! А знаешь, почему? Потому что ясно видел конечную цель! И это цель была не выжить любой ценой, а спасти тебя и восстановить справедливость. И когда я ее достиг, мне уже было все равно, что будет со мной…
   Знаешь, какая была у «чехов» самая жестокая пытка? Пытка голодом! Это когда человеку намеренно в течение двух недель не давали ни крошки, только воду. А затем перед ним накрывали обильный стол – извинялись, мол, вышла ошибка, его не за того приняли, несправедливо с ним обошлись! А когда он с жадностью набрасывался на еду, сразу же все отнимали. И хохотали при этом! У нас это называлось «поманить калачом»! И человек, который держался все это время, находил в себе мужество терпеть побои, голод, издевательство, не выдерживал… Он ломался – сходил с ума, либо умирал в мучениях! Лишь единицам удавалось избежать помешательства. Правда, применяли такую пытку не часто – ради потехи или, когда человек был уже ни на что не годен, и за него невозможно было получить выкуп.
   Мне кажется, что я тоже не сумел пройти испытание таким «калачом»! Понимаешь, я держался даже тогда, когда понял, что мне хана! Меня поддерживала мысль о том, что документы все-таки попали по назначению! Я ведь слышал, как матерился Корявый, и сразу понял, что тебе удалось сбежать с пакетом.
   И вдруг – свобода! Понимаешь, брат, СВО-БО-ДА!!! Это было сродни тому, ЧТО именно я испытал, когда бежал из плена! Даже еще круче! И я расслабился, Артемка, почуял вкус воли! Спустил пары, отпустил вожжи, разжал пружину! А тут снова облом! Я ведь действительно подумал тогда, что нам всем каюк, амба, что мы – в мышеловке! Я сломался, не устоял! – он скрипнул зубами. – И себя винил за то, что притащил тебя сюда против твоей воли и погубил! Короче, я во всем виноват!.. А когда Алексей всех нас успокоил, я смалодушничал, свет белый захотел увидеть… Никогда себе этого не прощу!
   Я молчал, не зная, что и сказать. В прихожей хлопнула дверь. На пороге стоял бледный Айболит.
   – Все пропало! Там провалилась часть дороги, и образовалась глубокая дыра. Вызвали «Скорую» и МЧС. Уж не знаю, как, но спасатели откопали… тело… в красном комбинезоне… Это был Стас! При нем оказались документы на имя Никишина Станислава Владимировича. Они специально огласили его фамилию в надежде, что рядом окажутся близкие, которые могли бы его опознать…
   – Точно, Никишин! – воскликнул Михаил. – Я был прав, это – тот самый Стас – Прапорщик Никишин!
   – Прапорщик? Военный?! Так значит, вы меня обманули, сказав, что он слесарь?! Вы сразу задумали взрывать, и вот что из этого приключилось! – старик чуть не плакал. – Зачем я, старый дурак, решился на это? Что теперь будет?
   – Да, – твердо сказал я, – он – военный, хоть и бывший! И погиб он, как герой, вызволяя из темницы обреченного на смерть человека – моего брата! Но пожертвовав собой, он спас не только Михаила, но и еще одну жизнь – вашу! Подумайте над этим! А сейчас я снова полезу в подземелье – за отцом.
   – Я – с тобой! – эхом отозвался Михаил. – И лопаты захвачу на всякий случай.

   Итак, мы снова в тоннеле! Представляю, как удивится и обрадуется мой отец, увидев, что я вернулся не один! Пока мы шли, эта мысль придавала мне силы. Только сейчас я по-настоящему ощутил безумную усталость, накопившуюся за все последнее время. Вместе с ней пришел и сильный голод. Еще недавно, выкладывая перед братом еду, я не чувствовал его, хотя даже не помнил, когда принимал пищу последний раз. Мучила также и жажда, но сильнее всего я испытывал огромную боль и горечь от потери хорошего парня.
   Стас погиб не только из-за Петра, который даже не удосужился выяснить у своего подчиненного, насколько хороша его квалификация как взрывника, насколько тот опытен в таких делах. Он погиб еще и из-за меня! Это я во всем виноват! Отец, как будто чувствовал беду, и был против взрыва! А мы с Михаилом поддержали предложение Стаса и уговорили отца! Я первый выступил за взрыв и фактически стал инициатором этой трагедии. Как мне жить дальше с этой ношей?
   Но… с другой стороны, не будь этого взрыва, разве не приключилась бы другая беда в виде сведения счетов с Айболитом? Сынок обязательно разобрался бы с отцом, который сделал свой выбор не в его пользу! Точно! В этом все дело – мы с братом вмешались в ход событий, и поэтому произошла беда.
   Мой отец был прав: каждый из нас обязан сделать свой выбор! И Айболит его сделал осознанно, хотя и понимал, чем это ему грозило! Знал и не испугался! И просил он нас не взрывать вовсе не из-за страха перед Кешей, а потому, что просто не хотел новых жертв! А я этого не понял!..
   – Дядя Леша! – остановившись, закричал шедший впереди Михаил. – Мы здесь! Отзовитесь!
   Мы стояли перед той самой кучей, которая не так давно заставила нас поволноваться, но теперь уже она выросла почти вдвое! Какое счастье, что Миша взял лопаты!
   – Давай-ка раскидаем эту кучу, Миша, а то через нее к отцу нам не пробраться…
   – Вам помочь, родственники? – вдруг услышали мы с той стороны кучи усталый, но веселый голос отца.
   – Папа! – заорал я во всю глотку.
   – Тихо, только не надо здесь так кричать! – засмеялся он – А то у меня сложилось полное впечатление, что тоннель осыпается даже от громкого голоса. Когда вы с Мишей ушли, я услышал, что сзади опять начало сыпаться, поэтому решил все же вернуться, и побрел на ощупь. Два раза мне приходилось вслепую буквально прорываться через завалы. Знаете, у меня такое чувство, что вся эта кирпичная кладка каким-то образом жестко связана между собой. Иначе как объяснить, что от взрыва в одном месте она стала разрушаться и в других?!..
   – Папа, мы с Мишей пришли за тобой! – нетерпеливо прервал я его размышления вслух. – Давай перелезай потихоньку! Нам здесь делать больше нечего! Стаса уже достали спасатели через дыру на проезжей части рядом с Кешиным особняком.
   – Он жив? – еле слышно выдохнул отец.
   – Я не знаю! – соврал я, но по моему дрогнувшему голосу он все понял.
   – Понятно! Ну, что ж, тогда будем выбираться…
   Как мы проделали обратный путь, я не запомнил, потому что снова был погружен в себя. На этот раз меня мучили вопросы, связанные с нашей дальнейшей жизнью.
   Если подводить итоги операции по возвращению секретного документа, то можно однозначно сказать, что с этой задачей мы справились! Оставалось выяснить: какую цену мы все за это заплатили, и что из этого извлекли?
   Эти мысли преследовали меня и во время расставания с неутешным стариком, который пообещал держать нас в курсе дела; и по дороге к родительскому дому, куда мы все втроем направлялись; и даже во время ужина, который назвать праздничным мы, как ни крути, не могли.
   Мы сидели в кухне за столом, пили за окончание операции, поминали погибшего Стаса, хмуро жевали и думали каждый о своем.
   – Может быть, вы все-таки расскажете, что произошло? – не выдержала мама, которая, глядя на нас, невольно заразилась нашим общим не слишком веселым настроением.
   – Долго объяснять, Люда! – недовольно отозвался отец. – Я потом тебе все подробно расскажу, видишь, мы все – живы и здоровы! Сидим, едим, пьем, мирно беседуем! Так что успокойся и иди отдыхать. Мы уж здесь как-нибудь сами…
   – Я вижу, как вы беседуйте! Пьете и молчите! Именно это меня и пугает! – поджала она губы. Мама ушла, а я, наконец, решился задать вопрос, мучавший меня больше всего:
   – Ты уже связался с Петром, папа?
   – Да!
   – И?..
   – Плохо!
   – Для кого?
   – Для всех! Ему уже звонили и поинтересовались, не знает ли он, как его сотрудника, пусть и в нерабочее время, занесло под землю на другом конце города?
   – И что он ответил?
   – Предположил, что Стас был диггером, и, возможно, узнав каким-то образом о наличие подземного хода, решил его самостоятельно исследовать. Что касается взрыва, сказал, что и сам ничего не понимает, но не исключил, что это могло произойти в результате скопления газа из-за утечки в трубах и неосторожного обращения с открытым огнем самим пострадавшим.
   – Да уж… – мрачно отозвался Михаил. – Это лучшее, что можно было сделать в этом случае. Представляю, каково его семье!
   – Стас не был женат! Жил с матерью и младшим братом, который сейчас служит в армии, – пояснил отец. Затем, помолчав, добавил: – Это я во все виноват! Никогда этого себе не прощу! – он поник головой.
   – Как же мы, Силины, похожи! – воскликнул я. – Совсем недавно те же слова я слышал от Миши, потом точно так же винил во всем себя! Может, хватит посыпать голову пеплом? Может, стоит, наконец, подвести итоги и во всем разобраться?
   Отец и Миша уставились на меня, будто увидели впервые.
   – Ты это о чем? – ревниво спросил отец, перестав жевать.
   – В чем разобраться? – посмотрел на меня мутным взглядом изрядно захмелевший Михаил.
   – Да во всем! В причинах этого взрыва, хотя бы! Да и с чудо-порошком не все ясно! И вообще, вам не кажется, что нам всем есть, о чем поговорить, что сказать друг другу?
   Наступила долгая, почти театральная пауза. Неужели только меня одного мучают все эти вопросы?..

Глава 30

   – Да, действительно, – задумчиво произнес отец, – как-то это все странно для профессионала-взрывника! Ведь газ, думаю, здесь совсем не причем! Или этот несчастный случай все-таки действительно произошел по банальной бытовой причине?
   – Да нет здесь ничего странного! – в сердцах воскликнул Михаил. – Я могу с большой долей вероятности предположить истинную причину: у нас бы это назвали «несанкционированным срабатыванием взрывателя»! Я просто немного с этим знаком по армии и в особенности по… плену. – Он страдальчески поморщился. – В общем, все дело в том, что Стас использовал полупрофессиональное радиоуправляемое взрывное устройство, сокращенно РВУ, или попросту взрыватель, который сам по себе не вполне надежный!
   – То есть как это, не вполне надежный? – искренне удивился отец. – Стас, что же, этого не знал?! Разве с этим шутят?! И почему ты вообще сделал такой вывод?
   – Потому что перед тем, как мы двинулись по тоннелю к выходу, я краем глаза успел кое-что разглядеть у Стаса, когда он свое хозяйство из карманов выгружал. Ладно, – проговорил Михаил, видя наше недоумение, – попробую в двух словах вам все объяснить.
   Функционирование радиовзрывателей основано на отправке «передатчиком» кодированного радиосигнала управления и последующим улавливании его «приемником», к которому присоединен электродетонатор. А тот уже подрывает сам заряд. Такова общая схема.
   И если в этой схеме для приема сигналов используются радиоприемник, предназначенный для управления игрушечными моделями, это говорит о полупрофессиональном характере РВУ. И именно такой приемник я видел у Стаса! И у нас в части пользовались такими! Эти приемники японского производства, конечно, очень удобны – у них достаточно высокие технические характеристики, они имеют малые размеры и минимальное энергопотребление.
   Но есть одно «но»! Дело в том, что радиосигнал, состоящий из кодированных элементов, не стоек! И это напрямую зависит от степени профессиональности аппаратуры. Если возникают внешние помехи, происходит трансформация сигнала, его искажение, что приводит к несанкционированному взрыву. Другими словами, взрыв мог произойти из-за так называемых РАДИОПОМЕХ! И это могло быть все, что угодно: выход в эфир случайного радиолюбителя на неразрешенной частоте, сварочные работы, «фонящие» электрокабели, телесети… да мало ли что…
   Насколько я знаю, в городах такими приборами взрывники стараются не пользоваться, предпочитая им профессиональные. В горах – другое дело! Там ведь и риска почти никакого! Я сильно подозреваю, у Стаса просто не было времени, чтобы как следует подготовиться. Да и, насколько я знаю, взрывник он был так себе… Возможно, взял, что было под рукой, понадеялся на русский «авось»…
   – Так почему ты его не остановил, если все это знал? – воскликнул я. – Сам же говорил, что вспомнил, как служил с ним в одной части!
   – Да, вспомнил, но когда? Все это пришло мне в голову уже после того, как прогремел взрыв… И потом, я ведь могу ошибаться с выводами, я – не взрывотехник…
   Так ты его знал, оказывается! – протянул отец. – А я все гадал, почему ты так отреагировал на мои слова! Я ведь еще в тоннеле обратил внимание, как ты к нему присматривался!
   – Все не так было, дядя Леша, поверьте! И в мыслях не было ничего подобного! – Михаил даже протрезвел. – Я и Артему все объяснил…
   – Ладно, все мы хороши! У меня и самого рыльце в пушку! Знали бы вы, други мои, как я себя корил за все, что с нами приключилось, за то, что втянул тебя, Миша, и чуть не угробил, и особенно, когда узнал об участии во всем этом деле тебя, Артем. Я ведь слышал о Химике, но мне и во сне бы не приснилось, что тот пресловутый Химик – мой собственный сын!
   Мы дружно рассмеялись.
   – А, кстати, папа, может, ты сейчас расскажешь нам о своем изобретении? – попросил я. – Уж кто-кто, а я, как человек, получивший в лабораторных условиях чудо-порошок, имею на это полное право!
   – Точно, – поддержал меня Миша, – знаете, как мне хотелось посмотреть на летающего кота! Жалко, если Медик погиб во время взрыва…
   Отец немного помолчал, будто оценивая, насколько мы достойны такого знания, затем вздохнул и разлив водку по рюмкам:
   – Давайте сначала выпьем за наш нерушимый и неподкупный Силинский союз! Пусть все, что вы сейчас узнаете, останется внутри этого союза!
   Мы чокнулись и выпили. Отец снова вздохнул и начал свой рассказ:
   – Не хотелось бы напрягать вас специальными терминами, как это сделал Миша, но некий экскурс в историю, все же, мне сделать придется, иначе, вы не поймете, почему вообще у меня возникла эта идея, нашедшая поддержку в самых верхах!
   Слово левитация вам о чем-нибудь говорит?
   Мы с Мишей дружно закивали головами:
   – Это способность человека парить в воздухе! – блеснул я эрудицией.
   – Именно! – подтвердил отец. – В свое время я очень увлекся трудами директора Института Римодинамики Российской академии естественных наук Юрия Иванова, который сделал сенсационное заявление о том, что раскрыл тайну левитации! И воодушевил его на это открытие… сам Исаак Ньютон, которому 300 лет назад на голову свалилось яблоко и буквально вышибло из него закон всемирного тяготения!
   Но почему оно упало? Никто так этого и не объяснил, не разобрался в сути самого явления под названием гравитация. Иванов решил, что пора бы уж! Падение яблок с ускорением, их вес – всё это видимые стороны явления. А он изучил невидимые! Он попытался понять, что происходит внутри тел, попавших в поле тяготения Земли.
   Атомы, которые имеются внутри всего, в том числе и людей, «дрожат», но не дружно, то есть не синхронно, и в этом, по мнению профессора Иванова, вся суть! Из представлений ученого следует, что слои вещества, расположенные ближе к Земле, дрожат более вяло, чем верхние. Разница между слоями мизерная, но в сумме ее хватает для взаимодействия с окружающим пространством и возникновения так называемого «энергетического перекоса». А стало быть, и силы, которая тянет тело вниз.
   Вывод такой: если устранить энергетический перекос и заставить все атомы дрожать с одинаковой частотой, то и сила исчезнет! И, следовательно, тело потеряет вес!!! Тогда яблоки не будут падать на лысины ученым, а полетят вверх, подобно пушинкам! Профессор уверял, что теорию проверял экспериментально, и даже были обнадеживающие результаты!
   Пока вам все понятно? – отец хитро посмотрел на нас. – Я предупреждал, что немного отвлекусь от сути в сторону истории вопроса, ну и немного физики – куда уж без нее! Но вы сами этого хотели!
   Мы с Мишей переглянулись. Брат неопределенно пожал плечами, а я сильно пожалел, что в школе отдавал предпочтение только химии.
   – Ты говори, говори, мы переспросим, если что не поймем!
   – Ок! Идем дальше. Возникает вопрос: как устранить этот самый перекос? Как добиться того, чтобы атомы имели одинаковую частоту дрожания и были послушны, как прилежный школьник? Их надо было как-то «организовать»! Тогда-то мне и пришла в голову идея поляризации атомов при помощи электричества! Ведь именно оно воздействует на молекулярное состояние вещества и придает им полярность, т. е. заряжает либо положительно, либо отрицательно. Земля, к примеру, имеет положительный заряд, а человек и все сущее – отрицательный.
   Любому школьнику известно, что разноименные тела притягивают друг друга, а тела с одинаковой полярностью отталкиваются. Итак, допустим, что любое тело, имеющее вес, будь то человек или неодушевленный предмет, может под воздействием какой-то причины, внутренней или внешней, изменить свою полярность на полярность того места, на котором оно стоит, – и что же тогда помешает ему подняться в воздух?! А? – отец взглянул на нас с Михаилом, словно мы и были теми самыми прилежными школьниками, которые стоят сейчас у доски на уроке физике. – То-то же! – добавил он с удовлетворением. – Но что это за причины такие, которые могут менять полярность? – спросите вы меня. Ведь не к розетке же подключать человека в надежде, что он взлетит?!
   – Он, скорее, обуглится! – мрачно пошутил Миша. – Но причем тогда электричество?
   – Сейчас отвечу, но прежде хочу подключить вас, и не к розетке, а к еще одной науке – философии и сообщить, что некоторые философы утверждают, что состояние наших физических оболочек, т. е. наших бренных тел, в значительной степени зависит от воздействия нашей воли! Воля человека может творить «чудеса», а именно: она может совершить перемену электрической полярности – с отрицательной на положительную! И тогда человек по отношению к земле перейдет в отталкивающее положение, и «притяжение» для него перестанет существовать! Он сможет левитировать!
   – Точно, папа, – не выдержал я, – подтверждаю, что усилием воли я и сам сотворил чудо, что в конечном итоге не только спасло мне жизнь, но и позволило Михаилу осуществить дерзкий план по внедрению в Кешин дом!
   – Да, Миша мне уже рассказал о твоих уникальных способностях, чем ни мало меня удивил! Никогда бы не подумал, что мой сын – уникум! Всегда считал тебя самым обыкновенным мальчишкой и даже довольно посредственным!
   – Я и есть обыкновенный! И вовсе не считаю себя каким-то особенным, несмотря на эту способность! Уверен, что каждый человек способен на большее, только этого пока еще не подозревает!
   – Ну, да, понимаю, скромничаешь! Этакий «Uniqum ordinarium» или, если перевести с латыни, Уникум обыкновенный! – отец усмехнулся: – Звучит как новый вид «homo sapiens» – человека разумного!.. Но мы немного отвлеклись от темы…
   Вы слышали о летающих тибетских ламах? Нет? Очень даже напрасно! Существуют свидетельства очевидцев о том, что эти люди, находясь в особом состоянии, буквально перепархивают с верхушки одного дерева на другое, как какие-нибудь пташки!
   – Вот это да! – не выдержал Михаил! – Но Артемкин кот – не лама!
   – Конечно, – с воодушевлением воскликнул отец, – вот именно! Потому-то мне и пришла в голову идея создать такой химический состав, который сможет изменить эту самую полярность, не прибегая к уникальным способностям человека! Посвященных лам, впадающих в нирвану, единицы, а летать хочется многим!
   Современная химия, друзья мои, – это наука, целиком построенная на теории электрических полярностей атомов! Экономя ваше время, я не буду вдаваться в подробности того, как мне удалось получить химическую формулу состава, способного изменять полярность тела. Скажу только, что на это у меня ушло около шести лет! И когда у нас все получилось, я испытал такое… такое незабываемое чувство! Вы себе не представляйте!..
   – А тебя не покоробило, что никто, кроме твоего непосредственного начальства, об этом не узнал? – невинно поинтересовался я, помня об амбициях отца со слов Михаила, хотя тут же об этом пожалел – я ведь нисколько не хотел его обидеть. Но отец, на удивление, не обратил на мой намек никакого внимания: – Сначала да, – ответил на этот вопрос очень серьезно, – но потом, когда с Аленкой случилось несчастье, все отошло на задний план…
   – С какой такой Аленкой? – в дверях стояла моя мама. – Кто она, Алеша? Это… твоя любовница?!
   Что я наделал? Спровоцировал разговор на слишком опасную тему! Не хватало нам еще семейного скандала!..
   – Аленка – моя дочь! И я ее очень люблю! – просто сказал отец. – Это – факт! И я хочу, Люда, чтобы ты об этом знала! Не желаю больше ничего скрывать. Так уж получилось, прости…
   Мама стояла, прислонившись к двери, и мне на секунду показалось, что она вот-вот упадет – так она побледнела. Я даже привстал с места, чтобы ее подхватить, но она уже взяла себя в руки.
   – Я знала, что всё этим кончится! – сказала она каким-то чужим голосом. – Но всю жизнь малодушно гнала эти мысли, думала, что стерпится – слюбится! Считала, что одной моей любви с избытком хватит на нас обоих.
   – Ты ошибалась, Люда! – глухо проговорил отец. – Может, мы не будем сейчас выяснять отношения? Мы – здесь не одни!
   – Твой сын и племянник – люди взрослые и нам не чужие! – возразила мама. – Во всяком случае, последнее время с Михаилом ты проводил гораздо больше времени, чем со мной! А Артем – вообще сильно изменился. Он стал настоящим мужчиной! Пусть они знают всё!
   Знаешь, я только сейчас поняла одну очень простую вещь: нельзя ничего решать за другого человека! Даже, если считаешь, что делаешь ему добро! Жалко, что это понимание ко мне пришло так поздно. Я тебя не виню, Алеша. И даже благодарна, что ты, наконец, перестал мне врать и решил расставить все точки над «I». Я думала, что это никогда не кончится! Я ведь догадывалась, что у тебя кто-то есть, несмотря на то, что внешне ты не изменил свое отношение ко мне… Вернее, отсутствие этих самых отношений…

   Пока она все это говорила, мы втроем сидели, опустив головы. Не знаю, о чем думал в это время мой отец, но я был твердо уверен в том, что сделать такое признание после стольких лет молчания его подстегнули, в том числе, и наши с ним нынешние отношения. Мы с ним оба сильно изменились! И это изменение, как и всё в нашей жизни, имело свои плюсы и минусы. Если с отцом мы стали неизмеримо ближе, то его отношения с матерью на этом вообще могут закончиться!
   Не знаю, что лучше – рубить с плеча, разрушая хрупкое призрачное равновесие, или продолжать жить прежней жизнью, делая вид, что ничего не произошло? Наверное, все-таки, первое – как бы не было больно при этом одной из сторон, горькая правда лучше, чем сладкая ложь! И пусть это звучит банально…
   Мама ушла, а мы, оглушенные, продолжали сидеть и молчать, избегая смотреть друг другу в глаза. У меня было такое ощущение, что это сейчас меня, а не моего отца обвинили в измене.
   – Ладно, я пойду! – прервал затянувшуюся неловкую паузу Михаил и поднялся из-за стола. – Поздно уже, а мне еще домой добираться. Не был там несколько дней, а такое чувство, будто вся жизнь прошла!
   – У меня – то же самое! – сказал я. – Все, что со мной произошло, сделало меня другим человеком, заставило взглянуть на себя со стороны, расставить жизненные приоритеты, наконец, наладить отношения с тобой, папа! И как бы у вас с мамой в дальнейшем не сложилось, я вас люблю одинаково, и буду поддерживать, чем смогу. И в этом смысле для меня началась другая жизнь – с тобой, мамой, братом и… маленькой сестренкой!
   – Слова не мальчика, но мужа! – пошутил Михаил. – Твоя мама насчет тебя была абсолютно права – ты и впрямь стал настоящим мужиком, Артем! – Михаил подошел ко мне и крепко пожал руку. – Спасибо тебе, брат, что и мне помог кое в чем разобраться. Знаешь, когда я сидел в темнице, то отчетливо понял и осознал три простые вещи.
   Во-первых, нет ничего более ценного в жизни, чем сама жизнь!
   Во-вторых, ни денег, ни славы, ни власти – ничего это не нужно, если ты – один, как перст, и никому на этом свете не нужен! И мне было не страшно помирать, зная, что вы оба в этот самый миг думаете обо мне.
   И, в-третьих, мы не вправе распоряжаться тем, что нам не принадлежит – я говорю о жизнях других людей! И здесь я полностью согласен с тетей Людой и с тобой, Артем! Я помню, братуха, как ты встал на защиту даже такого упыря, как Кеша, когда решил, что я его собрался ликвидировать. Наверное, поэтому, Артем, я и поддержал тебя в вопросе о подрыве тоннеля! Очень уж хотелось спасти неведомого мне Айболита!..
   Спасибо и вам, дядя Леша, за науку и за поддержку, но самое главное за то, что дали почувствовать себя частью вашей семьи! Теперь мы – члены одного союза – Силинского! – он пожал руку моему отцу. Затем четко, по-военному, повернулся на каблуках и вышел за дверь!
   – Вот и поговорили, – задумчиво произнес отец, когда за Мишей захлопнулась дверь – излили душу друг другу! Ты же хотел во всем разобраться! Изволь! Как же теперь жить дальше? А, сын? Мне, наверное, сейчас лучше уйти?.. Слушай, я вот о чем хотел тебя попросить: не оставляй, мать, пожалуйста! Первое время ей, наверное, будет не сладко, и я очень хочу, чтобы ты пожил с ней здесь, хотя бы пока. Ты же не будешь против?
   – А куда мне деваться? Ведь это из-за тебя я остался без крыши над головой! – пошутил я и подмигнул ему. – У тебя все будет хорошо, папа! Ты мне веришь?
   – Кому же мне еще верить, если не собственному сыну! – И он ободряюще улыбнулся мне в ответ…

Эпилог

   Я шел по облаку. Шел назад, потому что достиг конечной цели. Я узнал, что хотел, и был счастлив, поскольку сомнения, мучавшие меня долгое время, наконец, разрешились.
   Теперь я действительно шел налегке. Рюкзак, подаренный отцом, болтался за спиной невесомым куском брезента. Теперь он был пуст. А ведь еще совсем недавно я ощущал его немалый вес…
   Там, у той страшной стены, я сбросил, наконец, свою ношу с плеч и посмотрел, что там внутри. Моему удивлению снова не было предела: в рюкзаке оказался… лишь клочок бумаги, на котором четким отцовским подчерком были написаны всего три слова: «Прости меня, сын!»
   И только теперь, на обратном пути, после того, что я увидел и пережил, мне показалось, что я сумел разобраться и в этом чуде. Мой рюкзак был тяжелым, потому был отягощен грузом моих собственных сомнений, комплексов и предрассудков, от которых я смог избавиться только к концу своего долгого пути…
   Но твердо уверен я был только в одном: уже совсем скоро я сверну с этой длинной дороги в облаках и спущусь на землю. А пока вокруг меня простиралась бескрайняя белая пелена, местами прорываемая обрывками ветра, и тогда в эти прорехи проглядывало бирюзовое небо…

Аркадий Неминов Unikum ordinarium