Сергей Константинович Соломин, Соломина Наталья Геннадьевна
Прекращение обязательства по российскому гражданскому праву

   Рецензенты:
   Телюкина М.В. – доктор юридических наук, профессор (Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ);
   Лескова Ю.Г. – доктор юридических наук, доцент (Самарский государственный университет)

   © ЗАО «Юстицинформ», 2014
//-- * * * --//

Введение

   Возникновение любого гражданско-правового обязательства связывают с необходимостью достижения экономической цели такого обязательства, выраженной в конкретном правовом результате. Надлежащее исполнение как наиболее оптимальный и ожидаемый вариант прекращения обязательства рассчитан, в первую очередь, на стабильные экономические условия, в которых действуют участники гражданского оборота. Однако эти условия изменчивы, что не всегда благоприятно сказывается на обязательственной связи: возникают различного рода дефекты в динамике обязательства, что предопределяет необходимость либо его оптимизации, либо погашения с тем, чтобы предупредить наступление негативных последствий для сторон правоотношения.
   Отечественная доктрина гражданского права выработала инструментарий, позволяющий добросовестным субъектам найти оптимальный вариант погашения правовой связи, направленный, в первую очередь, на достижение положительного экономического эффекта. Этот правовой инструментарий воспринят действующим гражданским законодательством в виде определенного набора оснований прекращения обязательств, каждое из которых представляет собой элемент единой системы, в основу построения которой авторами настоящего исследования положен критерий достижения экономической цели обязательства.
   Результатом проведенного исследования выступает разработка теоретических основ прекращения обязательства по российскому гражданскому праву, выявление и разрешение наиболее актуальных проблем реализации отдельных оснований прекращения обязательств.
   Настоящее исследование будет полезно всем тем, кто занимается проблемами гражданского права, а его результаты могут оказать помощь правоприменителю при квалификации соответствующих правоотношений.

Глава 1. Основы прекращения обязательства

§ 1. Понятие прекращения обязательства

   Понимание гражданско-правового обязательства как простой правовой связи, состоящей из одного субъективного права и корреспондирующей этому праву субъективной обязанности, позволяет воспринимать любое прекращение обязательства в качестве абсолютного погашения указанной правовой связи.
   Данный подход к прекращению обязательства в целом соответствует суждениям правоведов, высказанным в разные периоды развития отечественной правовой школы. Так, например, прекращение обязательства предлагалось понимать, как отпадение первоначально установленного обязательства как конкретного вида обязательственных связей [1 - Иоффе О. С. обязательственное право. М.: Юр. лит-ра, 1975. с. 185.]; как завершение развития обязательственного правоотношения [2 - Юртаева М. А. Прекращение обязательств (Гл. 30) // советское гражданское право: Учебник. Ч. 1. / отв. ред. В. А. Рясенцев. М.: Юр. лит-ра, 1986. с. 531.]; как последнюю стадию существования обязательства, с завершением которой первоначальная юридическая связь между сторонами, выраженная в конкретном обязательстве, утрачивается [3 - Комментарий к Гражданскому кодексу российской федерации, части первой (постатейный). / отв. ред. О. Н. Садиков. М., 1997. с. 658.].
   Вместе с тем смысловое наполнение предложенных определений, их обоснование отличаются. Так, например, О. С. Иоффе писал: «Там, где ранее установленный вид обязательств сохраняется, при любых претерпеваемых им переменах вопрос о его прекращении не возникает. И, наоборот, там, где исчезает первоначально установленный вид обязательственных связей, обязательство прекращается, какие бы из его элементов ни были сохранены» [4 - Иоффе О. С. Указ. соч. с. 184–185.].
   Данный тезис иллюстрировался на примере виновной гибели вещи, составляющей предмет исполнения обязательства. О. С. Иоффе считал, что при виновной гибели вещи, которую продавец должен был передать, последний обязывается к возмещению убытков, что приводит не к прекращению обязательства, а к его изменению, так как контрагенты продолжают быть связаны куплей-продажей с переменами лишь в их конкретных правах и обязанностях [5 - Иоффе О. С. Указ. соч. с. 185.].
   Аналогичной позиции придерживается О. Н. Садиков, считающий, что виновное неисполнение обязательства последнее не прекращает, а лишь изменяет его [6 - Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР. / Под ред. С. Н. Братуся, О. Н. Садикова. М.: Юр. лит-ра, 1982. с. 222.].
   Иное мнение у М. И. Брагинского, полагающего, что обязательство может быть прекращено как вследствие невиновного поведения участников гражданского оборота, так и виновного. При этом если обязательство прекращается вследствие виновных действий стороны, «одновременно с прекращением первоначального обязательства возникает обязательство возместить причиненные убытки или уплатить предусмотренную первоначальным обязательством неустойку» [7 - Комментарий к Гражданскому кодексу российской федерации, части первой (постатейный). / отв. ред. О. Н. Садиков. М., 1997. с. 667.].
   Ограничившись изложенными подходами, предпримем попытку раскрыть существо прекращения обязательства и определить, каким образом поведение его сторон может влиять на механизм такого прекращения.
   Для цели динамики обязательства, последней стадией которого выступает его прекращение, индивидуализация любого обязательства происходит за счет его содержания. Только наличие определенного права и соответствующей этому праву обязанности позволяет из всей совокупности существующих между сторонами правоотношений выделить данное обязательство. Это означает, что стороны конкретного правоотношения одновременно могут состоять и в других правоотношениях как с другими субъектами гражданского оборота, так и между собой. Более того, кредитор и должник в рамках одного обязательства, могут оставаться в этом же статусе в рамках другого обязательства. Некоторые из таких обязательств могут возникать из одного договора. Между тем, связь между субъектами гражданского оборота обеспечивается не возникшим правоотношением, а наличием различного рода юридических фактов, что не противоречит общему подходу к пониманию гражданского правоотношения как правоотношения, возникающего между субъектами гражданского права по поводу различного рода благ.
   Наиболее ярко наличие связи между правом и обязанностью, а не между сторонами обязательственного правоотношения прослеживается в процессе динамики последнего. Так, вопросы неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства всегда связаны с конкретной обязанностью, лежащей на должнике: ее неисполнение позволяет прибегнуть к мерам охранительного порядка, а также к возможности понуждения к исполнению основной обязанности, а соответственно, принудительному удовлетворению требования кредитора, основанного на его субъективном праве. Если же обязанность исполняется ненадлежащим образом, то вновь речь идет о возможности не только защиты нарушенного субъективного права, но и о понуждении должника к надлежащему исполнению обязательства, что означает реализацию соответствующего субъективного права. Различного рода сбои в динамике обязательства приводят к возможности применения различного рода побудительно-охранительных инструментов, цель которых одна – удовлетворение интереса кредитора за счет должного поведения должника по погашению лежащей на нем обязанности, что приведет к погашению субъективного права.
   Соответствующие друг другу субъективное право и субъективная обязанность характеризуют только одно конкретное обязательство. Они не могут повториться в каком-либо другом обязательстве. Прекращение субъективной обязанности означает и прекращение субъективного права. Исчезновение же одного из элементов обязательства (его содержания) в связи с его исполнением навсегда погашает последнее.
   Таким образом, прекращение обязательства представляет собой абсолютное погашение связи между конкретным субъективным правом и корреспондирующей этому праву обязанности.
   Погашение указанной правовой связи не всегда связано с исполнением обязательства. Последнее может прекратиться независимо от достижения экономической цели обязательства и его правового результата. Обязательство может прекратиться и при наличии дефекта в других его элементах – в сторонах правоотношения или его объекте. Отразится ли это на существе прекращения обязательства?
   Представляется, что нет. Говоря о том, что обязательство прекращается в результате смерти гражданина или прекращения деятельности юридического лица, мы подразумеваем, что исчезает непосредственно носитель субъективного права и (или) обязанности, что и приводит к отпадению обязательства. В подобных состояниях правоотношения утрата связи между обязанностью и правом происходит по причине того, что некому исполнить обязанность и (или) некому принять исполнение. Если же имеет место совпадение должника и кредитора в одном лице, то правовая связь прерывается по той причине, что нельзя исполнить обязанность самому себе. При исчезновении непосредственно предмета исполнения обязательства (напр., в результате гибели вещи) прекращает существовать и сам его объект. Однако, говоря о том, что обязательство прекратилось вследствие гибели вещи, мы подразумеваем, что исчезновение предмета активного поведения должника, составляющего предмет воздействия, погашает субъективную обязанность, прерывающую соответствующую правовую связь.
   Изложенное позволяет констатировать, что индивидуализация субъективного права и субъективной обязанности происходит не только за счет их содержания (т. е. соответствующих правомочий и долженствований), но и за счет субъектов, находящихся на стороне должника и кредитора, а также за счет объекта обязательства. Вместе с тем, дефект в любом элементе обязательства приводит к прекращению последнего только в том случае, если такой дефект прерывает непосредственную связь конкретного субъективного права и соответствующей этому праву обязанности.
   Не изменяет природы прекращения обязательства и наличие других оснований его прекращения (в частности, соглашение сторон, издание акта государственного органа, зачет встречных требований, невозможность исполнения). Каждый раз при наличии того или иного основания прекращения обязательства мы ведем речь о погашении субъективного права (которое погашает обязанность) или субъективной обязанности (которая погашает право) либо об одновременном погашении субъективного права и обязанности (напр., в силу решения суда), что в конечном счете приводит к отпадению самого обязательства.

§ 2. Место частичного исполнения обязанности в динамике обязательства

   Действующим законодательством воспринята конструкция частичного прекращения обязательства, что предполагает уяснение смысла данной правовой категории. Если частичное прекращение обязательства рассматривать как частный случай прекращения обязательства, то все сущностные элементы такового должны проявляться и при частичном прекращении. Однако видно, что абсолютного прекращения правовой связи и, соответственно, отпадения обязательства при частичном его прекращении не происходит.
   Возьмем для примера исполнение денежного обязательства, долг по которому составляет сто рублей. Используя возможность погашения долга по частям, должник уплатил долг в размере двадцати рублей, но допустил просрочку в погашении оставшейся суммы долга. Возникает вопрос: имеет ли в данном случае место прекращение обязательства в определенной части?
   Если предположить, что за просрочку исполнения соглашением сторон предусмотрена уплата десяти процентов от суммы оставшегося долга, то, на первый взгляд, никакого сомнения в том, что перед нами частичное прекращение обязательства не возникает: действительно, вначале долг составлял сто рублей, а после уплаты двадцати рублей он стал составлять восемьдесят рублей; предусмотренная же санкция распространяется исключительно на просрочу уплаты этих восьмидесяти рублей. Однако, если данную санкцию заменить на другую, например, уплату одного рубля за каждый день просрочки исполнения денежного обязательства, то видно, что частичное погашение долга никак не отражается на уменьшении размера санкции: до тех пор пока долг не будет погашен в полном объеме, должник обязан будет уплачивать неустойку в размере одного рубля. Это означает, что исполнение денежного обязательства, независимо от частичного его погашения, подлежит квалификации в качестве ненадлежащего. Можно ли считать, что установленная соглашением сторон санкция влияет на природу исполнения обязательства по частям: если неустойка определена в виде процента от суммы оставшегося долга, то перед нами частичное исполнение обязательства; если же неустойка установлена в виде конкретной денежной суммы, то перед нами уже ненадлежащее исполнение обязательства?
   Полагаем, что существо прекращения обязательства определяется не формой и видом, установленной соглашением сторон санкции за нарушение его исполнения, а непосредственно сущностными характеристиками, касающихся элементов надлежащего исполнения обязательства. В противном случае механизм исполнения обязательства пришлось бы рассматривать через призму установленной соглашением сторон или законом санкции за нарушение обязательства. Вместе с тем, передача некоторой суммы денег меньшей, чем сумма долга, будет рассматриваться как исполнение обязательства в определенной части, что предполагает необходимость внесения оставшейся суммы денег в течение срока исполнения обязательства. Применение той или иной санкции будет связано с неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства в целом, независимо от того на какой стадии имел место дефект исполнения. Внесение определенной суммы (в нашем примере это двадцать рублей) в установленной срок, но недостаточной для погашения всего долга может повлиять только на механизм расчета размера применяемой санкции.
   Рассмотренный нами пример позволяет усомниться в достоверности законодательного подхода, согласно которому обязательство может быть прекращено не только полностью, но и частично. Если следовать букве закона, то выходит, что с каждым частичным прекращением обязательства возникает новое обязательство относительно непогашенной части долга. Считаем, что прекращение обязательства всегда связано с полным его погашением: после того, как появилось основание для признания обязательства прекращенным, вопросы относительно его динамики уже не возникают. Изменения в объеме обязанности должника, в частности, связанные с исполнением обязательства по частям, следует рассматривать исключительно в качестве соответствующей стадии исполнения обязательственного правоотношения.
   Так, при зачете встречных однородных требований разных по размеру прекращение одной обязанности (меньшей по объему) влечет изменение, но не частичное прекращение, другой (большей по объему) обязанности. В тоже время обязательство, в рамках которого произошло изменение обязанности, не только не прекращается в соответствующей части, но и не изменяется.
   Условия обязательства формируются в момент его возникновения и не могут зависеть от той или иной стадии исполнения обязательства. Только после исполнения обязанности в полном объеме в соответствии с условиями обязательства мы сможем дать оценку последнему с позиции Доказанная недостоверность конструкции «обязательство прекращается частично», используемые в п. 1 ст. 407 и ст. 410 ГК РФ, предопределяет необходимость внесения изменений в соответствующие нормы Гражданского кодекса РФ. и надлежащего исполнения. Вместе с тем, если на одной из стадий исполнения обязательства возникнет дефект такого исполнения, то и оценка обязательства с позиции неисполнения, либо ненадлежащего исполнения будет даваться ему целиком, независимо от того, что на другой стадии такого исполнения дефекта не было и оно соответствовало признакам надлежащего исполнения.
   Волевой акт одной или обеих сторон обязательства, направленный на исполнение обязательства в части, следует отличать от волевого акта, целью которого выступает изменение (или прекращение) обязательства. Изменить (или прекратить) обязательство можно в силу соглашения сторон, одностороннего требования об изменении условий обязательства или его прекращении (когда такое допускается законом), по иным основаниям, которые всегда будут отличаться от действий, направленных на частичное исполнение обязанности. Возвращаясь к зачету встречных требований, заметим, что для обязательства большего по объему такой зачет будет рассматриваться лишь как способ исполнения соответствующей части обязательства. В тоже время для обязательства меньшего по объему зачет встречных требований будет выступать и способом исполнения обязательства, и основанием его прекращения.
   Квалификация действия по частичному внесению долга в качестве исполнения денежного обязательства в части (но не частичного прекращения) позволяет кредитору, например, в договоре купли-продажи (п. 2 ст. 489 ГК РФ) отказаться от исполнения договора и потребовать возврата проданного товара, если покупатель не производит в установленный договором срок очередной платеж за проданный в рассрочку и переданный ему товар; в договоре аренды (п. п. 3 ст. 619 ГК РФ) требовать досрочного расторжения договора в случае, если арендатор более двух раз подряд по истечении установленного договором срока не вносит арендную плату и т. п.
   Если в подобных ситуациях частичную оплату товара и частичное внесение арендных платежей рассматривать в качестве частичного прекращения обязательства, то это непосредственным образом отразится на существе последствий предъявления требования кредитора (продавца по договору купли-продажи, арендодателя по договору аренды). Так, после предъявления требования продавца о возврате товара вследствие просрочки очередного платежа, покупатель, помимо требования о возврате внесенных платежей, предъявит требование об уплате процентов за пользование чужими денежными средствами на сумму этих платежей, поскольку в отношении частичного прекращения денежного обязательства по оплате товара покупатель являлся бы добросовестным должником. При предъявлении требования арендодателя о расторжении договора аренды, помимо требования последнего о возврате арендованного имущества, возмещения убытков, вызванных существенным нарушением договора, требование о возмещении убытков предъявил бы и арендатор, который в отношении срока аренды, оплаченного им, считался бы добросовестной стороной.
   Таким образом, частичного прекращения обязательства нет и быть не может, как противоречащие существу обязательства. Относительно динамики гражданско-правового обязательства может иметь место лишь исполнение обязанности в определенной части (частичное исполнение обязанности), но не частичное прекращение обязательства. Частичное исполнение обязательства обусловливается способом исполнения обязательства, который может быть выражен одним конкретным приемом исполнения, например, периодичностью внесения платежей, либо несколькими приемами, некоторые из которых могут сформироваться на конкретной стадии исполнения обязательства, например, зачет встречных требований [8 - Доказанная недостоверность конструкции «обязательство прекращается частично», используемые в п. 1 ст. 407 и ст. 410 ГК РФ, предопределяет необходимость внесения изменений в соответствующие нормы Гражданского кодекса РФ.].

§ 3. Система оснований прекращения обязательств

   В основе возникновения того или иного обязательства всегда находится определенный юридический факт, существо которого оказывает влияние на формирование условий обязательства. Но, какими бы не были эти условия, предполагается, что исполнение обязательства в соответствии с его условиями всегда приведет к его прекращению, а соответственно, удовлетворению имущественного интереса кредитора, что, в свою очередь, будет свидетельствовать о достижении экономической цели обязательства. Вместе с тем, не исключена ситуация, что интерес кредитора на любой стадии развития обязательства может измениться (трансформироваться). Такое изменение может быть обусловлено процессами, протекающими как во вне (внешний фактор), так и внутри обязательства (внутренний фактор).
   Внешний фактор соответствует экономической среде (экономическому базису), в рамках которой определяются общие условия существования субъектов гражданского права. Любое изменение таких условий подталкивает субъектов к необходимости выбора оптимального поведения, что может оказать влияние на формирование конечной цели соответствующего обязательства. В частности, это может произойти под влиянием существенного изменения обстоятельств, что предопределит необходимость изменения условий обязательства в силу соглашения сторон либо решения суда, основанного на требовании одной из сторон.
   Однако, если процессы, протекающие вне обязательства, оказывают влияние на все правоотношения (исполняемые на определенной территории, существующие между определенной группой субъектов, возникающие по поводу определенного объекта), то процессы, протекающие внутри обязательства, затрагивают исключительно динамику последнего. Эти процессы могут затронуть способ исполнения обязательства, и тогда мы будем вести речь о возможности реализации такого основания прекращения обязательства как зачет встречных однородных требований. Если такими процессами затрагивается предмет исполнения, то интерес кредитора может быть удовлетворен за счет применения отступного. Если такими процессами затрагивается срок исполнения обязательства, и оно входит в стадию просрочки, то кредитор, принявший исполнение по ненадлежаще исполненному обязательству в качестве надлежащего, соглашается на изменение условия о сроке исполнения. Любое изменение в динамике договорного обязательства (в частности, существенное нарушение договора) может быть погашено, а само обязательство приведено в состояние, позволяющее удовлетворить трансформированный интерес кредитора, посредством соглашения сторон, односторонними действиями одной из сторон (когда это допускается законом или соглашением сторон), решением компетентного органа и т. д.
   Независимо от того, что послужило основанием для изменения условий обязательства (а соответственно, и изменения интереса кредитора) экономическая цель обязательства при его исполнении будет достигнута. Причем это будет уже не та цель, которая была сформирована на стадии возникновения обязательства. Вместе с тем, для цели динамики обязательства и реализации трансформированного интереса кредитора значение приобретает исключительно достижение той экономической цели, которая сформировалась в процессе изменения условий обязательства. Это означает, что оценка исполнению обязательства с точки зрения надлежащего исполнения будет даваться с позиции соответствия этого исполнения тем условиям обязательства, которые сформировались на стадии трансформации имущественного интереса кредитора.
   Однако, возможна и такая ситуация, когда под влиянием внешних или внутренних факторов произойдет такая трансформация интереса кредитора в обязательстве, которая приведет к отпадению экономической цели такового. Отпадение экономической цели обязательства может быть связано с изменением интереса, когда такое изменение затрагивает все сущностные элементы обязательства. В подобной ситуации возникает потребность в применении таких оснований прекращения обязательств как новация, прощение долга, расторжение договора на основании соглашения сторон. Реализация указанного правового инструментария основана на отсутствии конфликта между сторонами обязательства. Вместе с тем, расторжение договора, основанное на решении суда, односторонний отказ от исполнения договора, как правило, предполагают конфликт, что в итоге приведет к прекращению одного обязательства и возникновению других – самостоятельных охранительных обязательств.
   В противовес обязательствам, прекращение которых связано с достижением или отпадением экономической цели, имеют место обязательства, прекращение которых вызвано невозможностью достижения экономической цели по той или иной причине, но не связанных с интересом кредитора. В подобных ситуациях мы ведем речь о реализации следующих оснований прекращения обязательств: совпадение должника и кредитора в одном лице (конфузия), невозможность исполнения, утрата незаменимой вещи, издание акта государственного органа, смерть гражданина, ликвидация юридического лица, решение суда. При этом конфузия, смерть гражданина и ликвидация юридического лица объединяются в подгруппу – основания прекращения обязательства, связанные с отпадением сторон как сущностного элемента любого обязательственного правоотношения.
   Таким образом, в основе построения системы оснований прекращения обязательств находится экономическая цель обязательства, что позволяет выделить три основные группы оснований прекращения обязательств:
   а) первая группа – основания прекращения обязательств, которые связаны с достижением экономического цели: исполнение обязательства, предоставление отступного, зачет встречных однородных требований;
   б) вторая группа – основания прекращения обязательств, связанные с отпадением экономической цели: новация, прощение долга, соглашение сторон (как самостоятельное основание прекращения обязательства), решение суда, односторонний отказ от исполнения договора (обязательства);
   в) третья группа – основания прекращения обязательств, связанные с невозможностью достижения экономической цели: невозможность исполнения обязательства, утрата незаменимого предмета исполнения обязательства, совпадение должника и кредитора в одном лице (конфузия), смерть гражданина, ликвидация юридического лица, издание акта государственного органа.
   В перечне оснований прекращения обязательств выделяются такие, в основе которых лежит соглашение сторон, например, новация, прощение долга, договорный зачет. В то же время соглашение сторон может выступать как самостоятельное основание прекращения обязательства, что, в первую очередь, находит отражение в положениях гражданского законодательства о расторжении договора.
   Соглашение сторон как самостоятельное основание прекращения обязательства связано с тем, что его стороны обоюдно по каким-либо причинам теряют имущественный интерес, находящийся в основе обязательства. Его предметом выступает прекращение обязательства в отсутствии цели породить новое обязательство. Совершением подобной право прекращающей сделки стороны желают погасить не только правовую связь между субъективным правом и корреспондирующей этому праву субъективной обязанностью, но и обязательственную связь между собой.
   Если же стороны приходят к соглашению, целью которого выступает погашение одного и возникновение другого (нового) обязательства, то перед нами имеет место прекращение обязательства новацией. Специфика новации заключается в том, что она одновременно выступает основанием прекращения одного обязательства и основанием возникновения другого. При новации имеет место отпадение экономической цели относительного одного обязательства и формирование новой экономической цели в рамках нового (возникшего) обязательства. При новации трансформируется не экономическая цель обязательства (она отпадает), а имущественный интерес кредитора. Потребность кредитора при новации выражается в ином предоставлении (выражающимся в ином предмете, способе исполнения и т. п.) отличном от того, которое имело место в новируемом обязательстве.
   Не происходит трансформации экономической цели и при прощении долга, когда соглашением сторон прекращается обязательство, но не потому, что кредитор потерял интерес в его исполнении, а напротив, у него появилась заинтересованность в предоставлении имущественной выгоды тому лицу, которое выступает по отношению к нему в качестве должника в рамках искомого обязательства. То есть при прощении долга отпадение экономической цели основного обязательства обусловлено кардинальной трансформацией интереса кредитора: желание получить что-то, преобразуется в желание это отдать. Выражением подобной трансформации интереса кредитора по основному обязательству выступает изменение направленности движения имущественного потока.
   При договорном зачете не происходит ни трансформации экономической цели, ни трансформации интереса кредитора. Соглашением сторон о зачете встречных требований обязательство прекращается либо полным его поглощением, либо поглощением последней части исполнения обязательства (когда обязательство исполняется по частям). Отсутствие фактического перемещения предмета исполнения при зачете встречных требований позволяет установить пределы применения данного основания прекращения обязательств, поскольку в определенных ситуациях (напр., в алиментных обязательствах) интерес кредитора выражается не только в получении долга от должника, но и в целевом характере последующего использования полученного исполнения.
   При договорном зачете погашение обязательства исключает возникновение каких-либо имущественных последствий, поскольку зачет встречных требований реализуется в рамках прекращения обязательства его надлежащим исполнением.
   Прекращение обязательства прощением долга предполагает необходимость существования на стороне должника такого долга, формирование которого вызвано либо встречным предоставлением по первоначальному обязательству (напр., в договоре купли-продажи – это передача товара, которая, по общему правилу, предшествует его оплате), либо нахождением на стороне должника имущества, принадлежащего кредитору. Применение прощения долга в качестве основания прекращения обязательства исключает возникновение дополнительных имущественных последствий, вызванных отпадением обязательства.
   В ситуации, когда возникновение долга обусловлено исключительно возникшим первоначальным обязательством (в договоре купли-продажи – это обязанность передать товар), то соглашение сторон будет направлено на прекращение обязательства, по которому отпадает и экономическая цель, и интерес сторон. В подобной ситуации соглашение сторон выступает самостоятельным основанием прекращения обязательства. Учитывая тот факт, что возникновение обязанности должника не обусловлено каким-либо первоначальным предоставлением со стороны кредитора, то и после погашения обязательства не предполагается возникновение каких-либо дополнительных имущественных последствий. Иначе выглядят последствия прекращения обязательства соглашением сторон (как самостоятельного основания) в ситуации, когда формирование долга обусловлено каким-либо первоначальным предоставлением со стороны кредитора.
   Далее мы остановимся на тех основаниях прекращения обязательства, которым в рамках действующего Гражданского кодекса отведена самостоятельная глава (гл. 26), позволив себе расширить этот перечень за счет утраты незаменимого предмета исполнения обязательства.

Глава 2. Основания прекращения обязательств, связанные с достижением экономической цели обязательства

§ 1. Прекращение обязательства его исполнением

   При нормальном течении гражданского оборота наиболее оптимальным вариантом прекращения обязательства выступает его надлежащее исполнение. Однако исполнение конкретного обязательства не означает, что между субъектами прекращенного обязательства не может возникнуть другого обязательства. Обратимся к договорной сфере, а точнее к тем договорам, которые являются двусторонними. В рамках таких договоров возникают взаимные обязательства, которые могут быть как встречными, так и нет. В последнем случае исполнение одного (первоначального) обязательства, не только влечет его прекращение, но и определяет момент возникновения другого (взаимного, последующего) обязательства. Например, в рамках заключенного кредитного договора исполнение обязательства по предоставлению кредита определяет момент возникновения обязательства по его возврату. В подобной ситуации взаимодействие между кредитором и заемщиком обеспечивается заключенным договором: кредитный договор выступает основанием возникновения обоих обязательств. В свою очередь, предоставление кредита одновременно выступает и основанием отпадения правовой связи в рамках обязательства по предоставлению кредита, и моментом возникновения другой правовой связи в рамках обязательства по возврату кредита. Возврат кредита заемщиком прекращает как обязательство по возврату кредита, так и сам кредитный договор его надлежащим исполнением.
   Иная взаимосвязь обязательств прослеживается в ситуации, когда они являются встречными, то есть исполнение одного взаимного обязательства обусловливает исполнение другого. Для цели прекращения обязательства это означает, что неисполнение одного (первоначального) обязательства может прервать правовую связь в другом (последующем) обязательстве на время или полностью.
   Итак, для договорной сферы, когда основная часть договоров строится по модели двусторонних договоров, характерна определенная взаимосвязь между обязательствами, возникающими из одного договора: исполнение первоначального обязательства либо определяет момент возникновения другого обязательства (в ситуации, когда взаимные обязательства не являются встречными), либо обусловливает исполнение другого обязательства (относительно ситуации, когда взаимные обязательства являются встречными). Договор как сделка создает условия формирования и реализации взаимных обязательств, когда надлежащее исполнение последнего в цепи возникших договорных обязательств прекращает и сам договор. Вместе с тем, при исполнении любого договорного обязательства, независимо от того является ли оно первоначальным или последующим, преследуется только ему присущая экономическая цель, что, в свою очередь, приводит к достижению конкретного правового результата. Именно, критерии экономической цели и правового результата, на наш взгляд, позволяют выстроить максимально достоверную систему гражданско-правовых обязательств, а соответственно, в каждом конкретном случае позволяют говорить о том, когда обязательство считается прекращенным вследствие его надлежащего исполнения.
   Например, для обязательства купли-продажи (обязательства по передаче товара) экономическая цель определяется как возмездное перемещение товара от продавца к покупателю. Достижение указанной цели будет выражаться в конкретном правовом результате – возникновение права собственности у покупателя на товар. Нельзя не отметить, что формирование экономической цели обязательства всецело зависит от экономического базиса, в котором, применительно к нашему примеру, формируются отношения по продвижению товара. Учитывая изложенное, можно с уверенностью говорить, что обязательство по передаче товара будет считаться исполненным (а значит, и прекращенным), если товар будет передан продавцом покупателю, что выступит подтверждением того, что экономическая цель и правовой результат обязательства достигнуты. В свою очередь, исполнение обязательства по передаче товара обусловливает исполнение встречного обязательства – обязательства по оплате товара (денежного обязательства). Вместе с тем, неисполнение денежного обязательства (недостижение его экономической цели) не может повлиять на динамику обязательства по передаче товара, поскольку последнее уже прекращено его надлежащим исполнением. Это означает, что экономическая цель и правовой результат обязательства лежат в рамках искомого обязательства (конкретизируются за счет его условий) и не могут иметь целью возникновение взаимного обязательства, несмотря на то, что исполнение первого обусловливает исполнение второго.
   Не имеет своей целью возникновение другого обязательства и обязательство по предоставлению кредита в рамках кредитного договора. Исполнение данного денежного обязательства, определяя момент возникновения обязательства по возврату кредита, преследует цель перемещения кредитных ресурсов от кредитора к заемщику, а соответственно, правовым результатом его будет выступать возникновение права собственности у заемщика на эти кредитные ресурсы. В этой связи недостоверным выглядит подход судебной практики, сформированный еще в 1998 году [9 - Постановление Пленума Вс РФ и Пленума ВАС РФ от 08.10.1998 № 13/14 «о практике применения положений ГК РФ о процентах за пользование чужими денежными средствами» // Вестник ВАС РФ. 1998. № 11. с. 7–14.], согласно которому обязательство по предоставлению кредита направлено на возникновение долга, что исключает возможность его квалификации в качестве денежного обязательства [10 - См. подробнее о критике данного подхода: соломин с. К. теоретические проблемы гражданско-правового регулирования банковских кредитных отношений: дис. докт. юр. наук. М., 2010. с. 53–57.].
   Подведём промежуточный итог: для обязательств, возникающих из одного договора, характерно то, что исполнение одного обязательства не может быть направлено на возникновение другого. В противном случае, в отношении договорных обязательств пришлось бы говорить, что договор выступает основанием возникновения только одного – первоначального обязательства, в то время как последующее обязательство возникает не в силу договора, а в силу исполнения первоначального обязательства. Договор как сделка-основание порождает обязательства, оставаясь безразличным к тому, в какой зависимости находятся между собой эти обязательства (взаимные встречные обязательства, либо не встречные). Исполнение первоначального обязательства по отношению к последующему представляет собой не что иное, как сделку-способ, посредством которого, в частности, определяется момент возникновения взаимного обязательства. Вместе с тем, для динамики возникшего обязательства не имеет значения никакое другое последствие, кроме его прекращения, независимо от того, что законом или соглашением сторон могут быть предусмотрены еще какие-либо иные последствия. Достижение экономической цели, выраженной в конкретном правовом результате, прекращает обязательство и приводит к утрате правовой связи между субъективным правом и корреспондирующей этому праву обязанности.
   Изложенный тезис в полной мере срабатывает при надлежащем исполнении обязательства. Однако в процессе своего развития обязательство может войти в стадию неисполнения либо ненадлежащего исполнения. Возникает вопрос: как подобные состояния в динамике обязательства оказывают влияние на его прекращение?
   В доктрине высказывается мнение, что виновное неисполнение или ненадлежащее исполнение трансформирует существующее обязательство: к основной обязанности недобросовестного должника присоединяются новые, дополнительные обязанности – уплатить неустойку, возместить убытки. «Лишь после того как стороны совершат все вытекающие из обязательства действия, – пишет О. С. Иоффе, – наступает момент, когда оно признается прекращенным» [11 - Иоффе О. С. Указ. соч. с. 186.].
   Думается, что квалификация ситуаций, связанных с неисполнением либо ненадлежащим исполнением, относительно установления особенностей прекращения обязательства не может быть подчинена какому-то одному правилу, в том числе и тому, которое приведено выше.
   Как при неисполнении, так и ненадлежащем исполнении обязательства могут возникнуть негативные последствия для должника в форме уплаты неустойки и (или) возмещения убытков. Не вызывает сомнения, что относительно обязанности по исполнению основного обязательства в натуре обязанности уплатить неустойку и возместить убытки являются дополнительными. Их возникновение обеспечено принудительной силой соглашения сторон (договора), обязанность исполнения которого, в свою очередь, обеспечена законом. Такие дополнительные обязанности составляют содержание отдельных обязательств – обязательства по уплате неустойки и обязательства по возмещению убытков – и не могут рассматриваться в качестве одного из долженствований, раскрывающих содержание субъективной обязанности основного обязательства.
   Все долженствования, составляющие содержание единой обязанности в рамках основного обязательства возникают одновременно. Возможность изменения отдельных долженствований, должна быть предусмотрена законом или договором и не противоречить существу обязательства. В противном случае любое изменение содержания обязанности, в т. ч. за счет появления новых долженствований, потребует дополнительного соглашения сторон, что приведет к изменению не только самой обязанности, но и самого договора (его условий). Но в любом случае такие новые долженствования должны отвечать одному требованию – не менять существо обязательства, а равно соответствовать его объекту. Если же появление нового (дополнительного) долженствования не укладывается в существо основного обязательства, следует вести речь о том, что наряду с основным обязательством возникает еще одно – дополнительное.
   Так, в договоре купли-продажи содержание обязанности продавца раскрывается через такие долженствования, как: обязанность передать товар в собственность покупателя; обязанность передать товар в определенном количестве, ассортименте, комплектности; обязанность передать товар, соответствующий определенным требованиям, которые предъявляются к его качеству; обязанность предоставить достоверную и полную информацию о товаре. Перечень долженствований относительно конкретного договора уже на стадии его исполнения может быть расширен, например, за счет долженствования, связанного с доставкой товара в место указанное покупателем, что потребует дополнительного соглашения. Последнее никак не отразится на существе обязательства купли-продажи. Однако, если предположить, что стороны договорились о том, что обязанность передать товар в собственность меняется на обязанность передать вещь во временное владение и пользование, то это кардинальным образом отразится на существе основного обязательства, трансформируя его в обязательство по передаче имущества в аренду. Подобная трансформация отразится и на договоре купли-продажи – он становится договором имущественного найма. В то же время не исключена ситуация, когда стороны к обязанности, отражающей существо купли-продажи, добавят обязанность, характерную для другой договорной конструкции, например, определят, что до момента полной оплаты за переданный товар, последний считается предоставленным в наем, а не в собственность (договор найма-продажи ст. 501 ГК РФ).
   Предложенный вариант не отразится на содержании обязательства продавца по передаче товара, но добавит в договор купли-продажи элемент договора аренды. Это означает, что с момента исполнения обязательства по передаче товара до момента его полной оплаты отношения сторон по владению и пользованию будут регулироваться нормами об аренде (при этом нормы главы 34 ГК РФ будут применяться не напрямую, а в субсидиарном порядке). В предложенном примере важно уяснить, что правомочия владения и пользования не противоречат существу права собственности, а напротив, составляют его содержание. Это означает, что к обязанности передать имущество в рамках обязательства купли-продажи добавятся обязанности, вытекающие из обязательства по передаче имущества во временное владение и пользование, содержание которых сводится к воздержанию продавца от того, чтобы покупателю не мешать реализовывать указанные правомочия.
   Иная картина предстанет в договоре аренды с условием последующего перехода права собственности на арендуемое имущество (ст. 624 ГК РФ). С одной стороны, данный договор, как договор найма-продажи, порождает и обязанности, вытекающие из договора имущественного найма, и обязанности, вытекающие из договора купли-продажи. С другой стороны, эти обязанности, в отличие от договорной конструкции найма-продажи, составляют содержание двух разных обязательств. При этом в первую очередь подлежит исполнению обязательство по передаче имущества во временное владение и пользование, и только потом (как правило, по истечении срока аренды) исполняется обязательство по передаче имущества в собственность.
   Особенность приведенной договорной конструкции заключается в том, что нормы о договоре купли-продажи применяются исключительно к его форме и к отношениям, связанным с передачей имущества в собственность. До момента перехода права собственности на арендуемое имущество отношения между сторонами договора регулируются непосредственно нормами об аренде. Наличие двух, а не одного обязательства (как это было в договоре найма-продажи) объясняется тем, что обязанности, вытекающие из купли-продажи, не отвечают природе обязательства имущественного найма, что не позволяет включить их в содержание данного обязательства. Это правило характерно для любой другой ситуации, связанной с появлением дополнительной обязанности (не отвечающей природе основного обязательства), пусть даже не связанной с соглашением сторон. Речь идет об охранительных обязанностях, которые составляют содержание охранительных обязательств – обязательств по уплате неустойки и по возмещению убытков.
   Возникновение и размер обязанностей уплатить неустойку, возместить убытки обусловлены динамикой основного обязательства и, не отражая существа последнего, имеют лишь одну форму выражения – денежную. Эти обязанности составляют содержание дополнительных обязательств отличных от основного. Вместе с тем особенности их возникновения, развития, взаимодействия с основным обязательством зависит от того на какой стадии исполнения договора (его неисполнения или ненадлежащего исполнения) ставится вопрос о применении санкций к должнику. Установление данных особенностей, в свою очередь, позволяет выявить специфику прекращения основного обязательства.
   При ненадлежащем исполнении охранительные обязательства существуют параллельно основному обязательству. Несмотря на то, что их возникновение обусловлено фактом ненадлежащего исполнения основной обязанности, размер охранительной обязанности никак не влияет на размер основной – должник как должен был исполнить обязательство в натуре, так и остается обязанным к его исполнению в натуре. Это означает, что при ненадлежащем исполнении обязательства не происходит ни трансформации основной обязанности в охранительные, ни замены основного обязательства охранительными. Обязательства по возмещению убытков и уплате неустойки характеризуются своими специфическими чертами, отличающими их не только от любого регулятивного правоотношения, но и между собой.
   Обязательство по возмещению убытков, не являясь договорным, существует в пределах ненадлежаще исполненного договора, что обусловливает необходимость его прекращения в любой момент, но до момента погашения основного обязательства. Если же кредитор принимает исполнение по обязательству, которое исполнено ненадлежаще, до момента исполнения охранительных обязательств, то в силу дополнительного (зависимого) характера последних они прекращаются. Данный механизм прекращения характерен и для обязательства по уплате неустойки, но в отличие от обязательства по возмещению убытков оно может быть, как договорным, так и внедоговорным (в случае, когда речь идет о законной неустойке).
   Итак, для цели прекращения обязательства следует исходить из того, что при ненадлежащем исполнении основного обязательства возникновение охранительных обязательств, а также их исполнение не связаны с трансформацией (заменой) основных обязанностей должника в дополнительные. В процессе динамики существующих параллельно основного и охранительных (дополнительных) обязательств исполнение последних всегда предшествует исполнению первого. Принятие исполнения по основному обязательству в качестве надлежащего до исполнения дополнительного, погашает не только первое, но и последнее.
   Иначе обстоит дело, когда имеет место неисполнение основного обязательства. Действия по возмещению убытков и уплате неустойки могут находиться как в пределах договора, так и за его пределами. В первом случае должник по требованию кредитора возмещает убытки (уплачивает неустойку). При этом речь не идет о том, что основное обязательство замещается дополнительными. Не означает это и то, что по объему охранительные обязанности, преследующие свою специфичную цель, соответствуют обязанности, возникшей из основного обязательства. Факт неисполнения основного обязательства без его прекращения порождает право кредитора на возмещение убытков и/или уплату неустойки. Удовлетворение данного требования в полном объеме выступает основанием отпадения правовой связи в рамках основного обязательства, что приводит к прекращению последнего.
   Во втором случае обязанности по возмещению убытков и уплате неустойки возникают вследствие расторжения договора, то есть лежат за пределами неисполненного договора. Расторжение договора, которое может произойти как по требованию одной из сторон (что предполагает судебный порядок), так и в силу отказа от исполнения договора (когда такой отказ допускается законом или договором), всегда приводит к прекращению договорных обязательств и возникновению охранительных правоотношений. При этом замена (трансформация) регулятивного договорного обязательства на охранительные не происходит. Несмотря на то, что, например, обязательство по возмещению убытков возникло вследствие неисполнения обязательства по передаче товара, что и привело к расторжению договора, оно относится к иному виду обязательств отличному от обязательства купли-продажи. Это исключает возможность жесткой привязки размера обязанности по возмещению убытков (и/или уплате неустойки) к размеру неисполненной основной обязанности. Сам же механизм возмещения убытков (уплаты неустойки) будет подчинен правилам о неосновательном обогащении со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Таким образом, можно определить следующие особенности прекращения основного договорного обязательства, когда имеет место его неисполнение либо ненадлежащее исполнение.
   Во-первых, принятие кредитором исполнения в качестве надлежащего в ситуации, когда имело место ненадлежащее исполнение обязательства, выступает основанием прекращения как основного обязательства, так и всех тех, которые могли возникнуть в качестве дополнительных (охранительных), но неисполненных к моменту принятия исполнения. Это позволяет сделать вывод о том, что принятое кредитором исполнение обязательства, которое находилось в стадии ненадлежащего исполнения, в качестве надлежащего выступает частным случаем надлежащего исполнения обязательства.
   Во-вторых, охранительные обязательства, возникшие при неисполнении основного обязательства, но в пределах договора, не прекращают и не замещают основное обязательство. В то же время их исполнение прекращает не только эти обязательства, но и основное.
   В-третьих, возникновение охранительных обязательств вследствие расторжения договора прекращает основное обязательство.
   В-четвертых, дополнительные (охранительные) обязательства по своей правовой природе отличаются от основного обязательства, что исключает возможность признания достоверной существующую в науке точку зрения о трансформации (замене) основной обязанности в дополнительные при неисполнении либо ненадлежащем исполнении основного обязательства.

§ 2. Пределы надлежащего исполнения обязательства

   Надлежащее исполнение предполагает совершение должником действия (передать вещь, оказать услугу, выполнить работу и т. п.), соответствующего условиям обязательства. Такое действие предполагает самостоятельную активность обязанной стороны, выраженную в определенном поведении, цель которого – погасить долг. На надлежащее исполнение обязательства не требуется согласия кредитора: предложенное должником надлежащее исполнение считается принятым кредитором. Соответственно, надлежащее исполнение с позиции критерия волеизъявления на совершение сделки представляет собой не что иное, как одностороннюю сделку. Таковым надлежащее исполнение является независимо от того, что послужило основанием возникновения обязательства (договор, односторонняя сделка, причинение вреда или иной юридический факт [12 - Вместе с тем, определенной спецификой обладает сфера неосновательного обогащения. исполнение, совершаемое в рамках кондикционного обязательства, также имеет односторонний характер. однако, как это будет показано ниже, исполнение данного обязательства рассматривается в контексте реального, а не надлежащего исполнения.]).
   Прекращение обязательства возможно не только в режиме его надлежащего исполнения, но и в случае, когда имеет место ненадлежащее его исполнение. В данном случае активное действие должника по исполнению обязательства нельзя рассматривать в качестве достаточного условия для его прекращения. Одностороннее волеизъявление как основание прекращения обязательства его исполнением имеет место лишь при надлежащем исполнении, когда должник является добросовестным субъектом. Наличие же какого-либо порока в исполнении обязательства (напр., просрочка исполнения, передача товара в меньшем количестве и т. п.) изменяет статус должника – он становится недобросовестным. С этого момента, помимо обязанности по основному обязательству, у него возникают дополнительные обязанности в рамках охранительных обязательств – обязательства по возмещению убытков и уплате неустойки. Последовательность исполнения таких обязательств не зависит от воли должника. В первую очередь исполняются охранительные обязательства и только потом основное. Не исключена ситуация, когда все обязательства будут исполнены одновременно при условии, что предложенное должником исполнение будет достаточным для их погашения. Указанная последовательность продиктована существом возникших обязательств: возникнув вследствие ненадлежащего исполнения основного обязательства, охранительные обязательства существуют параллельно ему, но в пределах временных рамок, ограниченных моментом исполнения основной обязанности. Охранительные обязательства зависимы от основного, что исключает существование первых после погашения последнего.
   Однако кредитор может принять исполнение по основному обязательству, несмотря на наличие других обязательств недобросовестного должника. В этом случае он дает согласие на исполнение основного обязательства и прекращение охранительных без их исполнения. Возникает вопрос: можно ли принятие исполнения по основному обязательству, когда оно исполнено ненадлежащим образом, квалифицировать в качестве двусторонней сделки (договора)?
   На наш взгляд – нет. Исполнение обязательства всегда представляет собой одностороннюю сделку. В ситуации, когда требования кредитора удовлетворяются последовательно (в первую очередь – дополнительные, а после – основное), прекращение обязательств происходит в режиме надлежащего исполнения: совершение действий обязанным лицом, как в рамках охранительных обязательств, так и в рамках основного, соответствует их условиям. Это означает, что погасив дополнительные обязанности посредством их исполнения, должник перестает быть недобросовестным субъектом. Уплатив неустойку и (или) возместив убытки, обязанное лицо устраняет последствия, вызванные ненадлежащим исполнением основного обязательства, которые испытывал (или должен был испытывать) кредитор. Таким образом, должник получает возможность погасить основную обязанность также как, если бы он ее погашал надлежащим исполнением обязательства.
   Сложнее обстоит дело с квалификацией погашения основного обязательства вследствие того, что недобросовестный должник предлагает, а кредитор принимает от него исполнение в качестве надлежащего до момента исполнения дополнительных обязанностей. Ошибочно считать, что исполнение обязательства приобретает форму соглашения. Кредитор, принимая исполнение, не дает должнику согласие на исполнение обязательства, в отношении которого ставился вопрос о его ненадлежащем исполнении. Он дает согласие на изменение условий обязательства. Соответственно, должник уже предлагает исполнение по обязательству, условия которого изменены соглашение сторон. В данной ситуации максимально сблизились по времени совершения два юридических факта: соглашение сторон об изменении условий обязательства и непосредственно само надлежащее исполнение. То есть речь уже не идет о том, что исполнение предлагает недобросовестный должник. Напротив, обязательство исполняется должником в соответствии с условиями измененного обязательства, что позволяет квалифицировать исполнение в качестве односторонней сделки.
   Что же происходит с охранительными обязательствами?
   Охранительные обязательства не прекращаются в силу соглашения сторон. В противном случае, пришлось бы говорить о том, что кредитор, принимая надлежащее исполнение по измененному обязательству, освобождает должника от лежащих на нем обязанностей по уплате неустойки и (или) возмещению убытков. Учитывая, что подобное освобождение от обязанностей осуществляется исключительно в форме договора дарения, возможность прекращения ненадлежаще исполненного обязательства его исполнением подпадала бы под случаи ограничения и запрещения дарения, предусмотренные главой 32 ГК РФ. Однако этого не происходит. Соглашение об изменении условий обязательства для цели динамики последнего приобретает обратную силу, что прекращает охранительные обязательства их отпадением – как будто бы они и не возникали.
   Итак, подведем итоги. Во-первых, надлежащее исполнение обязательства представляет собой одностороннюю сделку, для совершения которой требуется самостоятельная активность (волеизъявление) только одной стороны – должника.
   Во-вторых, исполнение обязанностей должника в случае ненадлежащего исполнения обязательства подчиняется правилам о надлежащем исполнении, но осуществляется в той последовательности, которая продиктована существом возникших обязательств – в первую очередь исполняются охранительные обязательства и только потом основное. Это означает, что для погашения как охранительных, так и основного обязательства достаточным условием является одно – волеизъявления обязанной стороны (односторонние сделки), совершенные в соответствующей последовательности.
   В-третьих, принятие исполнения в качестве надлежащего в случае, когда имело место ненадлежащее исполнение обязательства, погашает не только притязания кредитора по основному обязательству, но и его притязания по неисполненным дополнительным (охранительным) обязательствам. При этом принятие кредитором такого исполнения представляет собой не что иное, как последовательность двух юридических фактов максимально приближенных в одном временном отрезке, а именно: соглашение сторон об изменении условий обязательства и само надлежащее исполнение. Данное обстоятельство исключает возможность квалификации исполнения ненадлежаще исполненного обязательства, когда имело место согласие кредитора на принятие такого исполнения в качестве надлежащего, как двусторонней сделки.
   В-четвертых, в случае прекращения основного ненадлежаще исполненного обязательства, когда имело место принятие исполнения по такому обязательству в качестве надлежащего, охранительные обязательства прекращаются не в силу соглашения, а по причине их отпадения как невозникших обязательств.
   Прекращение ненадлежаще исполненного обязательства, когда таковое происходит посредством принятия исполнения в качестве надлежащего, позволяет выделить еще один немаловажный аспект правоприменения: ненадлежащее исполнение может иметь место как в договорной, так и внедоговорной сфере.
   Естественно, что принятие исполнения в качестве надлежащего некоим образом не отражается на существе договора, в отношении которого ставился вопрос о его ненадлежащем исполнении. Например, если имела место просрочка в поставке товара, то согласие покупателя на принятие товара в иной срок без возложения негативных последствий в виде уплаты неустойки (возмещения убытков) никак не отразится на природе договора поставки. Вместе с тем, изменение условия обязательства по поставке товара, касающегося, например, срока поставки, затрагивает не только данное обязательство, но может отразиться и на сроках исполнения обязательства по оплате товара, что повлияет на динамику договора поставки в целом. Поэтому любое изменение условий первоначального обязательства (т. е. обязательства, исполнение которого было первым в цепи взаимных обязательств, в нашем примере – это обязательство по поставке товара) приведет и к изменению условий самого договора. Если же изменения коснутся встречного обязательства (напр., связанные с принятием оплаты товара в качестве надлежащего исполнения по обязательству, которое исполнялось ненадлежащим образом), то таковые не отразятся не только на динамике первоначального обязательства, но и, возможно, на динамике договора в целом.
   Что касается внедоговорных обязательств, то постановка вопроса о возможности принятия исполнения в качестве надлежащего по ненадлежаще исполненному внедоговорному обязательству зависит от того, возникло ли оно из односторонних действий (напр., вследствие действия в чужом интересе без поручения) или вследствие причинения вреда.
   Представляется, что для обязательств, возникающих из односторонних сделок, принятие кредитором исполнения в качестве надлежащего по ненадлежащему исполненному обязательству не противоречит их существу [13 - Справедливости ради заметим, что однозначного ответа на поставленный вопрос применительно к обязательствам из односторонних сделок не существует. Это связано с различной оценкой всех тех обязательств, которые принято относить к обязательствам из односторонних сделок. Как публичное обещание награды, так и публичный конкурс порождают регулятивные обязательства, существо которых неоднозначно: они обладают признаками как договорного, так и внедоговорного регулятивного обязательства. Природа обязательств, возникающих из игр и пари, также представляет предмет научной дискуссии: с одной стороны, имеют место договорные правоотношения, когда организатором игр (лотерей) выступает, например, государство, с другой – существуют договорные правоотношения, связанные с использованием производных финансовых инструментов (деривативов), с третьей – имеют место иные игры и пари, порождающие, так называемые, натуральные обязательства в чистом виде. именно исследование природы последних в большей степени сводится к обязательствам, возникающим из односторонних сделок. Вместе с тем, по нашему мнению, обязательства, возникающие вследствие действий в чужом интересе без поручения, являются ярким примером обязательств из односторонних сделок.]. Во-первых, такие обязательства, как и договорные, выступают примером регулятивных обязательств. Во-вторых, эти обязательства, как правило, являются денежными, что предполагает их исполнение в любом случае (исполняется ли обязательство надлежащим образом или ненадлежащим). В-третьих, с позиции позитивного права вопросы, связанные с уплатой определенной суммы в качестве вознаграждения в рамках таких обязательств, могут решаться по соглашению сторон. Так, например, если в публичном обещании награды не указан размер вознаграждения, он согласно п. 3 ст. 1055 ГК РФ определяется по соглашению сторон.
   Для деликтных обязательств соглашение сторон нетипично [14 - Законодатель предусматривает возможность применения соглашения для установления обязанности причинителя вреда выплатить потерпевшему компенсацию сверх возмещения вреда (абз. 3 п. 1 ст. 1064 ГК РФ).], поскольку они имеют охранительную направленность. Обязательность их исполнения обеспечивается принудительной силой государства, что позволяет вести речь о деликтной ответственности. Вместе с тем, исполнение обязательства из причинения вреда необходимо рассматривать через общие вопросы исполнения обязательства, что позволяет погасить требование потерпевшего посредством принятия исполнения в качестве надлежащего по ненадлежаще исполненному деликтному обязательству. Однако принятие исполнения в качестве надлежащего приведет к трансформации данного охранительного обязательства в регулятивное на стадии его погашения. Это означает, что возникновение каких-либо притязаний со стороны потерпевшего (кредитора) уже после погашения долга относительно механизма такого погашения должны будут рассматриваться не с позиции исполнения охранительного обязательства, а с точки зрения динамики регулятивного обязательства.
   Иначе говоря, принятие исполнения в качестве надлежащего по охранительному обязательству, находящегося в стадии ненадлежащего исполнения, приводит к следующим последствиям: согласие кредитора на принятие исполнения означает не изменение условий охранительного обязательства в силу соглашения сторон, а его прекращение путем замены на регулятивное обязательство, которое также прекращается (т. е. речь идет о новации с одновременным прекращением как нового, так и новированного обязательств). Это означает, что все вышеизложенные правила о прекращении обязательства его надлежащим исполнением, в том числе исполнением, которое принимается кредитором в качестве надлежащего, касается исключительно регулятивных обязательств. Принятие исполнения в качестве надлежащего в рамках охранительных внедоговорных обязательств приводит к прекращению последних в силу соглашения сторон, а не надлежащего исполнения.
   Не применимы эти правила и к кондикционным обязательствам. Требование о возврате неосновательно приобретенного или сбереженного имущества направлено на восстановление имущественной сферы потерпевшей стороны и применимо к лицу, которое по своей сути является неправомерным приобретателем. Данное лицо на любой стадии динамики кондикционного обязательства должно рассматриваться как недобросовестное [15 - За исключением того периода времени, когда неосновательный приобретатель является добросовестным владельцем. однако для цели исполнения кондикционного обязательства это не имеет принципиального значения, потому что возвратить имущество приобретатель должен тогда, когда узнает о неосновательности своего обогащения. именно с этого момента на стороне приобретателя имеет место недобросовестность, ликвидировать которую без каких-либо негативных последствий для себя можно только в одном случае: если неосновательное обогащение будет возвращено немедленно после того, как лицо узнало о неосновательности своего обогащения.]. И только после погашения требований потерпевшей стороною вновь приобретает статус добросовестного субъекта гражданского оборота. Это, в свою очередь означает, что о признаках надлежащего исполнения обязательства (как исполнении добросовестном) в отношении кондикционного обязательства речи идти не может, как не может идти речи и о неисполнении или ненадлежащем исполнении такого обязательства. Погашение любого из требований кредитора в рамках неосновательного обогащения (будь то основное требование о возврате неосновательно приобретенного имущества или это требование о возмещении доходов, которое также имеет кондикционную природу) предполагает их реальное исполнение. Вместе с тем правила о надлежащем исполнении, а равно и о реальном исполнении кондикционного обязательства применяются с учетом существа последнего. Погашение требований кредитора без реального исполнения должно рассматриваться через призму погашения обязательства прощением долга, что выводит эти правоотношения из сферы охранительной в сферу регулятивную.
   Таким образом, можно установить некоторые пределы возможности погашения обязательства принятием исполнения в качестве надлежащего по ненадлежаще исполненному обязательству.
   Во-первых, такая возможность полностью лежит в сфере регулятивных обязательств; при этом принятие такого исполнения не отразится на существе правоотношений, существующих между его сторонами.
   Во-вторых, нельзя погасить деликтное обязательство принятием исполнения в качестве надлежащего, если оно исполнено ненадлежащим образом. Если должник предлагает исполнение в качестве надлежащего по ненадлежаще исполненному деликтному обязательству, а кредитор принимает его, то такое обязательство прекращается не исполнением, а соглашением сторон о замене одного (охранительного) другим (регулятивным) обязательством с одновременным погашением последнего его исполнением.
   В-третьих, для кондикционного обязательства отсутствует возможность его перехода из режима надлежащего в режим ненадлежащего исполнения. С момента, когда приобретатель должен вернуть неосновательно приобретенное или сбереженное имущество, исполнение уже находится в режиме ненадлежащего. Исполнение кондикционного обязательства не может быть надлежащим (в аспекте добросовестности), а значит, и принятие исполнения в качестве надлежащего по данному обязательству исключено, однако, это не исключает применение правил о надлежащем исполнении с учетом существа кондикции.
   Учитывая последний вывод, отметим, что исполнение обязательства из неосновательного обогащения выходит за сферу надлежащего исполнения, но не выходит за сферу исполнения как такового, поскольку при его исполнении достижение экономической цели гарантируется. Кондикционное обязательство не может быть исполнено ненадлежащим образом или не исполнено вообще, если объект неосновательного обогащения реально существует. Такое обязательство подлежит исполнению в натуре всегда. Причем при неосновательности приобретения возврату подлежит конкретное имущество, главным и единственным индивидуализирующим признаком которого выступает принадлежность его до момента возникновения неосновательного обогащения конкретному лицу (потерпевшему). [16 - Это положение находит поддержку в судебной практике. см., напр.: Постановление Президиума ВАС РФ от 23.09.2008 № 5103/08 // СПС Гарант.] Это, в свою очередь, исключает возможность применения некоторых положений касающихся, в частности, права кредитора потребовать возмещения убытков вместо требования передать ему вещь, поскольку цель кондикционного требования – вернуть потерпевшему именно безосновательно выбывшее имущество. Существует единственный случай, когда потерпевшему возмещается стоимость неосновательного обогащения. Однако этот случай не зависит от воли потерпевшего, а связан с невозможностью приобретателя возвратить неосновательно приобретенное или сбереженное имущество в натуре.
   Реституционная функция кондикционного требования заключается в возврате субъектов права в первоначальное положение с возможным обременением приобретателя некоторыми дополнительными санкциями. Отказ потерпевшего от имущества в пользу реализации права на возмещение убытков нарушило бы имущественный баланс гражданского оборота, допустив возможность введения безосновательного приобретения имущества в режим правомерных действий. В то же время: если стороны кондикционного обязательства приходят к соглашению о замене исполнения, то их взаимоотношения из охранительной сферы переходят в регулятивную (т. е. речь идет о прекращении соглашением сторон обязательства из неосновательного обогащения и возникновении договорного обязательства). Если же кредитор отказывается от притязаний по основному (кондикционному) требованию либо, например, по требованию о возмещении доходов, полученных приобретателем (или которые он мог получить), то правоотношения сторон прекращаются прощением долга, что вновь говорит о трансформации одной (охранительной) сферы в другую (регулятивную).
   Подводя общий итог существу прекращения обязательства его надлежащим исполнением, заметим, что основной вопрос, который должен быть решен при исполнении обязательства, сводится к следующему: достигнута ли его экономическая цель, выраженная в соответствующем правовом результате? Если цель достигнута, то и обязательство прекращается вследствие его исполнения. Оптимальная конструкция достижения такой цели выражается в том, что условия обязательства, сформированные на стадии его возникновения, останутся неизмененными до момента его прекращения. В свою очередь, прекращение регулятивного обязательства его исполнением может характеризоваться и тем, что достижение экономической цели происходило в режиме некоторых колебаний в динамике обязательства, вызванных различно рода дефектами исполнения. Если кредитор принимает исполнение, игнорируя такие дефекты посредством отказа от притязаний в рамках охранительных обязательств (обязательств по возмещению убытков и/или уплате неустойки), то обязательство прекращается в режиме надлежащего исполнения на тех измененных условиях, которые сформировались вследствие того или иного дефекта исполнения. Причем изменению условий придается согласительный характер.
   Вместе с тем, стороны могут прийти к соглашению об изменении таких условий обязательства, которые повлияют на содержание достигаемой цели, что никак не отразится на основании прекращения обязательства: оно прекратится исполнением, при котором будет достигнута конкретная экономическая цель, хотя и не совпадающая с первоначальной целью, но полностью удовлетворяющая интересам сторон. В подобной ситуации при прекращении обязательства первоначальной цели значения не придается, поскольку она будет считаться отпавшей.
   Итак, надлежащее исполнение обязательства – это действие должника, направленное на погашение обязательства в соответствии с его условиями, вследствие которого достигается та экономическая цель обязательства (выраженная в конкретном правовом результате), которая была сформирована на стадии его возникновения (для регулятивных и деликтных обязательств), а равно на любой стадии динамики обязательства (для регулятивных обязательств).
   Достижение соответствующей экономической цели обязательства в режиме надлежащего исполнения осуществляется посредством правового инструментария, который соотносится с тем или иным элементом надлежащего исполнения. Стороны своей волей не только определяют условия обязательства, но и изменяют их, если это допускается законом и не противоречит существу обязательства. Они могут предусмотреть альтернативный предмет исполнения тому предмету, который был определен на стадии возникновения обязательства, что позволяет признать за соглашением о предоставлении отступного признаки соглашения об изменении предмета исполнения обязательства. А значит, предоставление отступного выступает частным случаем прекращения обязательства надлежащим исполнением. Стороны могут произвести зачет встречных требований, что соответствует способу исполнения. Следовательно, среди оснований прекращения обязательств имеют место и те (предоставление отступного, зачет встречных требований), реализация которых должна рассматриваться через призму надлежащего исполнения обязательства.
   Надлежащее исполнение выступает выражением принципа добросовестности, что ограничивает применение категории «надлежащее исполнение» к кондикционным обязательствам, к исполнению которых нормы главы 22 ГК РФ применяются с учетом существа неосновательного обогащения. Обязательство из неосновательного обогащения прекращается его исполнением, соответствующим требованиям закона.
   Последнее позволяет утверждать, что в системе оснований прекращения обязательств помимо категории «надлежащее исполнение обязательства» имеет место категория «исполнение обязательства». При этом исполнение обязательства как основание прекращения обязательства, отвечая всем признакам надлежащего исполнения (но не являясь таковым), характеризует динамику тех обязательств, которые заведомо построены на признании должника в качестве недобросовестного субъекта гражданского оборота [17 - Сегодня данная группа обязательств представлена только одним – кондикционным обязательством.].
   Практическое значение выделения исполнения обязательства как основания прекращения обязательства заключается в установлении пределов применения норм главы 22 ГК РФ с учетом существа обязательства, в частности, исключающих возможность использования соглашения сторон для установления иного правила поведения по сравнению с тем, которое предусмотрено соответствующей нормой.

§ 3. Предоставление отступного

   Стороны самостоятельно определяют условия обязательства, некоторые из которых могут меняться в процессе его динамики как по соглашению сторон, так и в силу одностороннего волеизъявления, когда таковое допускается законом (а для сферы предпринимательской деятельности и договором). В частности, обязательство может быть прекращено предоставлением отступного, что сопряжено с необходимостью достижения соглашения сторон на какой-либо стадии динамики обязательства.
   Предоставление отступного, выступая одним из поименованных законом оснований прекращения обязательства, является и способом исполнения обязательства, который приводит к его погашению надлежащим исполнением. Неоднозначность в определении существа предоставления отступного [18 - См., напр.: Красноярова Н. роль отступного в защите прав кредитора // Актуальные проблемы юридической науки и правоприменительной практики. сб. науч. трудов (по материалам 5 межд. научно-практич. конф., состоявшейся 17 ноября 2006 г.). В 2-х ч. Ч. 2. Киров, 2006. с. 44; Бациев В. В. обязательство, осложненное условием об отступном (замене исполнения). М., 2003; Рохлин А. Юридические особенности отношений из отступного // Хозяйство и право. 2002. № 7; Шилохвост О. Ю. отступное в гражданском праве россии. М., 1999 и др.], что, в первую очередь, связано с природой самого соглашения об отступном, породило на практике множество вопросов: для прекращения каких обязательств может быть использовано данное основание; какова природа соглашения об отступном; как такое соглашение влияет на динамику обязательства; порождает ли соглашение об отступном дополнительное обязательство; приостанавливает ли достигнутое соглашение исполнение основного обязательства? [19 - По разрешению некоторых вопросов применения отступного была сформирована судебная практика, нашедшая отражение в информационном письме Президиума ВАС от 21.12.2005 № 102 «обзор практики применения арбитражными судами ст. 409 Гражданского кодекса российской федерации» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.]
   Сфера применения данного основания прекращения обязательства является преимущественно договорной. Не вызывает сомнения, что соглашением об отступном затрагивается условие о предмете исполнения обязательства. Возможность включения в тот или иной договор разных условий, как типичных, так и нетипичных для такого договора обеспечивается п. 4 ст. 421 ГК РФ, устанавливающим, что условия договора определяются по усмотрению сторон, кроме случаев, когда содержание соответствующего условия предписано законом или иными правовыми актами. То есть включение условия об отступном не должно противоречить императивным правилам, в том числе правилам относительно специальной правоспособности участников договора. В свою очередь, возможность внесения условия, изменяющего динамику заключенного договора, обеспечивается правилом п. 1 ст. 450 ГК РФ, согласно которому по соглашению сторон возможно изменение договора, если иное не предусмотрено Гражданским кодексом РФ, другими законами или непосредственно самим договором.
   Вместе с тем, в возмездных двусторонних договорах имеют место два основных взаимных обязательства: первоначальное обязательство (предметом исполнения которого является предоставление какого-либо материального блага) и последующее обязательство (предметом исполнения которого служит встречное предоставление какого-либо иного материального блага). Можно ли соглашением об отступном изменить условие о предмете исполнения как в одном, так и в другом взаимных обязательствах?
   Как правило, одно из основных обязательств, возникающих из одного возмездного договора, является квалифицирующим [20 - Исключение составляет, в частности, договор мены, за квалификацию которого отвечают два встречных обязательства, предметом исполнения которых выступает обмениваемый товар.] (в договоре купли-продажи – это обязательство по передаче товара, в договоре аренды – это обязательство по передаче имущества в аренду и т. д.). Оно же, как правило, является и первоначальным. Последующее обязательство связано со встречным предоставлением. Именно возможность замены предмета исполнения в этом обязательстве выступает типичным случаем применения отступного. При этом стоимостная оценка отступного (или сумма денежных средств, когда таковые используются в качестве отступного) должна быть сопоставима с размером встречного предоставления, т. е. с ценой договора, размером арендных платежей, стоимостью работ или услуг, стоимостью обмениваемого товара [21 - Вместе с тем, прямой зависимости стоимости отступного от стоимости основного предмета исполнения обязательства нет. При определении того, что может выступить в качестве отступного, теория эквивалентности (т. е. прямой стоимостной зависимости одного от другого) используется как дополнительная. Предусмотренная законом возможность замены одного предмета исполнения на другой основана на теории интереса (применительно к ст. 409 ГК РФ – это имущественный интерес кредитора).]. Учитывая тот факт, что последующее обязательство в возмездном договоре по отношению к первоначальному обязательству является зависимым по своей природе (оно должно отвечать существу договора и «обслуживать» первоначальное обязательство), соглашением об отступном не должна быть затронута соответствующая договорная конструкция на предмет ее соответствия императивным началам. Если такие начала затронуты, то и соглашение об отступном является недействительным.
   Например, зависимость обязательства по возврату кредита от существа обязательства по предоставлению кредита, обеспеченная природой кредитного договора, исключает возможность применения отступного в качестве способа исполнения первого. Предоставление денежных средств является единственно возможным предметом кредитного договора, что, в свою очередь, обусловливает единственно возможный предмет исполнения обязательств, лежащих на должнике-заемщике. Предоставление заемщиком иного, отличного от денег, имущества противоречит существу кредитного договора, как договору о предоставлении денежной суммы (кредита), подлежащей возврату в некотором увеличенном размере с учетом процентов годовых. Закон однозначно предписывает, что «…заемщик обязуется возвратить полученную денежную сумму и уплатить проценты на нее». Возврат заемщиком иного имущества, отличного от денег, противоречит принципам банковского кредитного правоотношения и условиям банковского кредитования, существу банка как специального субъекта банковской деятельности, которому запрещено заниматься торговой деятельностью. Соглашаясь на принятие иного имущества, отличного от денег, банк тем самым выходит за пределы своей специальной правоспособности. Кредитный договор не является сделкой по обмену имущества, а банк не может являться субъектом торговой деятельности. Интерес банка может быть реализован только посредством действий, направленных на получение денег от заемщика. При этом источник получения необходимой для погашения суммы долга заемщика банку безразличен. Это может быть и реализация имущества, которое в отношении какого-либо другого кредитора, но не банка, могло быть предложено в качестве отступного. Исходя из существа кредитного договора и кредитной деятельности банков, обязательство по возврату предоставленной суммы кредита ни при каких условиях не может быть прекращено предоставлением иного, отличного от денег, имущества [22 - Несмотря на столь очевидное положение о невозможности применения отступного к кредитному договору на стадии возврата суммы кредита и уплаты процентов, отечественная судебная практика допускает применение данного основания прекращения обязательства для погашения долга заемщика перед банком-кредитором. см.: пункты 1, 2, 3, 7 информационного письма Президиума ВАС от 21.12.2005 № 102 «обзор практики применения арбитражными судами ст. 409 Гражданского кодекса российской федерации» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.В данном письме затрагиваются вопросы применения отступного в сфере банковского кредитования, а точнее – вопросы прекращения обязательств по возврату кредита и уплате процентов посредством предоставления отступного. несмотря на то, что рекомендации высших судебных органов должны быть последовательными и соответствовать действующему законодательству, на наш взгляд, они полны противоречий. Кроме того, судебной практикой без должного внимания оставлен вопрос о допустимости применения отступного для погашения обязательств, возникающих из кредитного договора.].
   Не исключена ситуация, когда соглашением об отступном будет затронут предмет исполнения по первоначальному обязательству, реализация которого (соглашение об отступном) также должна укладываться в определенные границы, связанные с установлением императивных начал для того или иного вида договора. Однако такие ситуации, по нашему мнению, встречаются гораздо реже, по сравнению с применением отступного для прекращения последующих (взаимных) обязательств. Это связано с тем, что при осложнениях в динамике первоначального обязательства должнику проще отказаться от его исполнения или инициировать расторжение договора по соглашению сторон с тем, чтобы, например, заключить новый договор на иных условиях. В случае же возникшего или предполагаемого дефекта в исполнении последующего обязательства, должник вынужден будет применить тот правовой инструментарий, который максимально оптимизирует искомую обязательственную связь, а соответственно, удовлетворит интерес кредитора пусть даже за счет изменения экономической цели такого обязательства. Если необходимость исполнения первоначального обязательства обеспечена принудительной силой заключенного договора, то побудительной силой к исполнению последующего (взаимного) обязательства выступает не только договор, но и долг, формирование которого на стороне должника вызвано, в том числе, и исполненной обязанностью в рамках первоначального обязательства.
   Независимо от того, для погашения какой договорной обязательственной связи (первоначальной или последующей) применимо отступное, в основную договорную конструкцию на стадии достижения соглашения об отступном могут быть вкраплены элементы другого договора. Это произойдет в том случае, если отступное отличается от основного предмета исполнения принадлежностью к другому роду материальных благ (в частности, вместо вещи предлагается выполнение работ) [23 - Авторы настоящей работы исходят из того, что предметом предоставления в качестве отступного могут выступать любые материальные блага – имущество (вещи и имущественные права), работы, услуги. Представляется, что возможность замены одного предмета исполнения другим преследует лишь одну цель – удовлетворить имущественный интерес кредитора, и никак не может зависеть от принадлежности предмета исполнения к одному роду материальных благ – имуществу. Вместе с тем, наша точка зрения идет вразрез с подходом, нашедшим отражение в проекте № 47538-6 ФЗ «о внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса российской федерации, а также в отдельные законодательные акты российской федерации», в котором содержится норма о том, что «по соглашению сторон обязательство может быть прекращено предоставлением отступного: уплатой денежных средств или передачей иного имущества» (http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%28SpravkaNew%29?OpenAgent&RN=47538-6&02 (дата обращения 13.12.2013).] или к другому виду материального блага в рамках одного рода (в частности, вместо денег предлагается иная вещь). В подобной ситуации на стадии предоставления отступного изменится квалификация договора, в частности, договор купли-продажи трансформируется в договор мены (или наоборот). Следовательно, оценка как самому договору (с точки зрения его соответствия формальным признакам), так и его динамике будет даваться уже не с позиции первоначально сформированной при заключении договорной конструкции, а с позиции соответствия трансформированной договорной конструкции требованиям закона, иных правовых актов.
   При достигнутом соглашении об отступном право на замену предмета исполнения обязательства принадлежит должнику. В литературе высказывается мнение, что данному праву корреспондирует обязанность кредитора принять отступное. При этом кредитор не вправе требовать ни предоставления отступного, ни исполнения первоначального обязательства до истечения установленного сторонами срока предоставления отступного [24 - См.: пункты 1 и 2 информационного письма Президиума ВАС от 21.12.2005 № 102 «обзор практики применения арбитражными судами ст. 409 Гражданского кодекса российской федерации» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.].
   Данное суждение вызывает нарекания, в первую очередь, с позиции существа гражданско-правового обязательства. Объектом обязательства выступает действие обязанной стороны, которое обязательно должно быть направлено на какое-либо материальное благо. Если следовать логике приведенного выше мнения, то существует некое обязательство по принятию отступного, в котором обязанной стороной выступает кредитор по первоначальному обязательству. Однако этой обязанной стороне не на что воздействовать своим поведением, поскольку до момента предоставления отступного последним обладает не должник, а кредитор, который имеет право требовать принятия отступного. Отсутствие объекта воздействия в обязательстве по принятию отступного означает и отсутствие самого обязательства. Известно, что в гражданско-правовом обязательстве интерес кредитора удовлетворяется ни за счет его собственных действий (как это имеет место в вещном правоотношении), а за счет действий должника.
   Отсутствие некоего субъективного права «требовать принятия отступного» с корреспондирующей этому праву обязанности «принять отступное», соответственно, означает и то, что исполнению первоначального обязательства не может противостоять исполнение некоего обязательства по принятию отступного, когда последнее приостанавливает исполнение первого. Право на замену основного предмета исполнения дополнительным – отступным происходит в рамках единого обязательства. Кредитор как имел право требовать исполнения обязательства, так его и имеет, независимо от достигнутого соглашения об отступном. Вместе с тем, с момента достижения такого соглашения должник имеет право удовлетворить требование кредитора посредством как основного предмета, так и дополнительного (факультативного). Для динамики обязательства это означает, что предоставление дополнительного предмета исполнения обязательства (взамен основного) рассматривается как надлежащее, а требование кредитора считается погашенным, как если бы обязательство было бы исполнено основным предметом.
   Таким образом, соглашение об отступном не порождает какого-либо дополнительного обязательства наряду с основным. Этим соглашением затрагивается предмет исполнения уже существующего обязательства. С момента достижения соглашения об отступном данное обязательство подлежит квалификации в качестве факультативного [25 - Квалификация условия об отступном в качестве факультативного условия обязательства встречается в современной литературе. см., напр.: Егорова М. А. Концепция реализации способов прекращения гражданско-правовых обязательств: автореф. дисс. докт. юр. наук. М., 2013. с. 33–34.]: должнику предоставляется право замены основного предмета исполнения на дополнительный (факультативный). При этом срок жизни факультативного обязательства может быть ограничен достигнутым соглашением, когда стороны определят возможность погашения обязательства отступным конкретным сроком. Само же соглашение об отступном представляет собой не что иное, как соглашение об изменении обязательства (договора) относительно предмета исполнения, которым дополнительно могут быть затронуты и другие условия обязательства (напр., срок его исполнения).
   Итак, соглашение об отступном дает возможность должнику выбрать предмет исполнения: первоначальный или факультативный. Кредитор, отказавшийся принять отступное в качестве надлежащего предмета исполнения, считается просрочившим со всеми вытекающими последствиями, предусмотренными ст. 406 ГК РФ. Установление срока предоставления отступного не является отсрочкой исполнения основного обязательства. Не предоставление отступного в обусловленный соглашением срок является основанием для погашения права должника на исполнение обязательства факультативным предметом. Передача отступного взамен основного предмета исполнения обязательства, осуществленная после оговоренного срока предоставления отступного, возможна лишь с согласия кредитора.
   Предоставление отступного погашает обязательство, если только стороны не оговорили условие о том, что предоставление отступного рассматривается в качестве частичного исполнения обязательства. В подобной ситуации требуется определение стоимостного соотношения всего долга обязанной стороны и отступного. Приведенное правило не распространяется на деньги, предоставляемые взамен основного предмета исполнения. Денежные средства, предоставленные как отступное, погашают обязательство должника только в том случае, если их сумма соответствует размеру долга. В противном случае речь может идти только о частичном исполнении соответствующего обязательства.
   Отступное может погасить долг, возникший из любого договора, при условии, что таким предоставлением не нарушаются императивные требования законодательства и существо договора. Существо договора может проявляться не только в субъектном составе, как это было показано на примере кредитного договора, но и в предмете договора. Так, нельзя отступным погасить обязательство по возврату арендованного имущества. Замена предмета исполнения в одном (последующем) обязательстве непосредственным образом отразиться на первоначальном обязательстве, которое вновь надо будет оценить с позиции надлежащего исполнения. А значит, достижением соглашения об отступном прикрывается альтернативный вариант в развитии взаимоотношений сторон договора аренды. Если, например, стороны обусловили предоставление какого-либо иного имущества взамен возврата арендованного, и такое предоставление состоялось, то соглашение об отступном подлежит квалификации в качестве соглашения о новации, в силу которого прекратился договор аренды и возник другой договор – договор мены. Это означает, что соглашение об отступном как притворная сделка (до момента предоставления иного имущества отличного от арендованного) не может оказать влияние на динамику самого договора аренды, а значит, и отсутствует факультативный предмет исполнения. Иначе говоря, при предъявлении требования арендодателя о возврате арендованного имущества оно подлежит удовлетворению именно предоставлением этого имущества. Ссылка арендатора на возможность замены основного предмета исполнения другим не будет иметь под собой правового основания. Естественно, что данным примером не ограничивается применение отступного в договорной сфере. В каждом конкретном случае необходимо исследовать соглашение об отступном на предмет того, какие элементы договора и в какой степени затрагиваются таким соглашением.
   Имеет свои пределы возможность погашения обязательства предоставлением отступного и во внедоговорной сфере. Если для обязательств, возникающих из односторонних сделок, принципиальных запретов на применение данного основания прекращения обязательств нет, поскольку они являются регулятивными, а значит и соглашение сторон, достигнутое на любой стадии такого обязательства, не будет противоречить его природе, то для деликтных, кондикционных, в т. ч. реституционных правоотношений можно выявить целую систему сущностных ограничений на применение отступного.
   В первую очередь, обратимся к сфере неосновательного обогащения на предмет возможности замены одного имущества (составляющего неосновательное обогащение) на другое имущество при исполнении обязательства по возврату неосновательно приобретенного имущества в натуре.
   По нашему мнению, возвращение неосновательного обогащения в натуре исключает возможность замены его не только на деньги, но и на другое имущество, что, естественно, ограничивает (запрещает) применение отступного в кондикционной сфере. Исключение составляет случай, когда неосновательное обогащение приобретателя составляют денежные средства, поскольку деньги в своем нормальном состоянии всегда представляют деньги. Денежные средства как объект неосновательного обогащения по понятным причинам всегда присутствуют в натуре: им не может быть причинен вред в форме недостачи или ухудшения; они не исчезнут таким образом, чтобы приобретатель не сумел их вернуть. Поэтому к возврату неосновательного обогащения в форме денег не применимы ни правила о стоимостном возмещении имущества, ни об ответственности приобретателя за недостачу или ухудшение такого имущества. Возврат такого имущества может быть осуществлен лишь как возврат неосновательного обогащения в натуре. Причем это относится не только к неосновательному приобретению денежных средств, но и к неосновательному сбережению в целом, которое только и может быть выражено в денежной форме. Это в свою очередь означает, что возврат неосновательно сбереженного в натуре всегда предполагает передачу денег.
   Кондикционное обязательство по возврату денег подлежит исполнению независимо от фактического наличия или отсутствия денег у должника (приобретателя). При этом только неосновательное обогащение в форме денег допускает возможность замены одних купюр (монет) на другие с тем, чтобы денежная сумма, подлежащая возврату, соответствовала безосновательно утраченной потерпевшим сумме денежных средств. В отношении иных кондикционных обязательств, возврат неосновательно приобретенного имущества в натуре исключает возможность замены его на другое имущество, пусть даже того же рода и качества.
   От предоставления отступного следует отличать замену объекта неосновательного обогащения деньгами, когда имеет место невозможность исполнения обязательства по возврату неосновательно приобретенного имущества в натуре (п. 1 ст. 1105 ГК РФ). Все остальные предполагаемые случаи замены объекта кондикционного обязательства лежат за сферой неосновательного обогащения.
   Можно ли обойти требование о возврате потерпевшему имущества в натуре и передать другую вещь пусть даже такого же рода и качества на основании соглашения об отступном?
   Если такую ситуацию допустить, то следует признать, что принятием «другой вещи» потерпевший подводит правовое основание под безосновательное приобретение или сбережение вещи приобретателем. Возникает ситуация, когда предоставление «другой вещи» подпадает под режим встречного исполнения обязательства. Исходя из характера «другой вещи», предоставляемой приобретателем, и предмета неосновательного приобретения или сбережения, необходимо будет дать квалификацию, возникшим отношениям.
   Если в результате такой квалификации данные отношения будут определены как отношения, возникшие из того или иного гражданско-правового договора – ничто не мешает применить к ним положения гражданского законодательства о соответствующем договоре. Если же отношения будут квалифицированы как недолжные, то и действия, связанные с предоставлением «другой вещи», должны будут рассматриваться как неправомерные, а принявшая такое исполнение сторона должна будет считаться недобросовестной. Однако, если действие по предоставлению «другой вещи» взамен возврата имущества, составляющего неосновательное обогащение, в натуре все же состоялось и является правомерным с позиции квалификации возникших отношений как отношений, возникающих из того или иного договора, применение положений о неосновательном обогащении исключается.
   Такая ситуация представляется неверной. Требование о возврате неосновательного обогащения в натуре не предполагает усмотрения сторон относительно выбора предмета исполнения, в связи с тем, что закон в принципе не может допустить возникновение правовых последствий за неправомерным (безосновательным) действием, кроме тех, которые связаны с такой неправомерностью. Если допустить возможность замены предмета исполнения кондикционного обязательства, то выходит, что помимо основного предмета (возврат которого обеспечен безосновательностью его приобретения) появляется факультативный предмет исполнения, возможность предоставления которого обеспечена достигнутым соглашением.
   Недостоверной конструкция «предоставление отступного по кондикционному обязательству» выглядит и с позиции вещного права. Если допустить возможность замены имущества, подлежащего возврату, на другое имущество, то выходит, что допускается возможность возникновения права собственности у приобретателя по основаниям, которые законом рассматриваются как неправомерные [26 - О невозможности возникновения права собственности на предмет неосновательного приобретения см. подробнее: соломина н. Г. Универсальность кондикционного обязательства в российском гражданском праве: дисс. докт. юр. наук. М., 2009. с. 163–164.].
   Правила о возврате неосновательного обогащения в натуре – это положения императивного характера, обременяющие приобретателя. Нельзя по усмотрению сторон изменить характер императивных предписаний. Для совершения каких-либо действий, связанных с предоставлением приобретателем «иной вещи», стороны кондикционного обязательства, в первую очередь, должны вернуться в первоначальное положение, и лишь потом совершать действия в режиме нормального течения гражданского оборота. [27 - Сущность кондикционного требования также исключает возможность изменения его субъектного состава, в частности посредством уступки права требования. В этой связи считаем несостоятельной судебную практику, допускающую передачу потерпевшим другому лицу по договору цессии права на взыскание неосновательного обогащения и связанных с ним убытков. см.: Постановление ФАС СКО № Ф08-2412/1999 // СПС Гарант.]
   Если потерпевшему предлагается взамен неосновательно приобретенного имущества другое, и он согласен на его получение, то механизм замены будет иной, отличный от предоставления отступного. Стороны в подобной ситуации не могут заменить предмет исполнения кондикционного обязательства (по выше приведенным аргументам), но могут заменить одно обязательство на другое, т. е. обратиться к механизму новации. Это означает, что стороны своим соглашением прекратят одно (охранительное) обязательство с тем, чтобы возникло другое (регулятивное обязательство). Таким образом, стороны соглашением о новации погашают кондикционное обязательства и вводят новое возникшее правоотношение в режим договорного. Это означает, что кредитор полностью утрачивает статус потерпевшей стороны, а должник – недобросовестного субъекта (неосновательного приобретателя), что исключает возможность первого в случае дефекта исполнения нового обязательства ссылаться на первоначальное (новированное) правоотношение. Естественно, что возникшему обязательству будет дана оценка с точки зрения его соответствия требованиям действующего законодательства [28 - См. подробнее параграф о новации.].
   Учитывая кондикционную природу реституционного обязательства, последнее не может быть погашено предоставлением отступного. Вместе с тем, существует мнение о том, что если соглашением об отступном не нарушены права и интересы третьих лиц или публичные интересы, предоставлением отступного может быть прекращено и обязательство по возврату полученного по недействительной сделке [29 - См.: пункт 6 информационного письма Президиума ВАС от 21.12.2005 № 102 «Обзор практики применения арбитражными судами ст. 409 Гражданского кодекса российской федерации» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.].
   Порочность приведенного тезиса можно проиллюстрировать следующей ситуацией. Например, сделка по обмену товарами была признана ничтожной как противоречащая требованиям закона. Однако одна сторона все же передала товар другой стороне, в то время как последняя не успела исполнить встречное обязательство. Согласно ст. 167 ГК РФ стороны должны вернуться в первоначальное положение. Применительно к рассматриваемому случаю это означает, что сторона, получившая товар, должна вернуть его передавшей стороне. Если допустить возможность обхода реституционных правил и допустить возможность возврата такого имущества путем замены его на товар, который другая сторона не успела передать, то смысл правил применения последствий недействительности сделок сводится на нет. Передав «другую вещь», соответствующую предмету ничтожной сделки мены, стороны реституционного обязательства тем самым обошли бы основания ничтожности сделок и ввели бы их отношения по обмену товарами в правомерный режим, что в принципе недопустимо. Закон, защищая нарушенные права, определяет тот порядок, в котором только и может произойти защита (восстановление) нарушенного права. В случае с реституционными обязательства действует общее правило, касающееся обязательств из неосновательного обогащения: возврат всего полученного по недействительной сделке предполагает возврат имущества (неосновательного обогащения) в натуре.
   Если правовым результатом кондикционного обязательства выступает возврат потерпевшему именно того имущества, которое составило неосновательное обогащение приобретателя, то правовой результат деликтного обязательства связан с передачей потерпевшему имущества в размере, покрывающим причиненный ему имущественный вред. Несмотря на то, что имущественный вред, в первую очередь, подлежит денежной оценке, интерес потерпевшей стороны может быть удовлетворен за счет любого другого предоставления, что соответствует общему принципу института возмещения вреда – принципу возмещения вреда в полном объеме. Это означает возможность применения отступного для погашения деликтного обязательства. При этом замена основного предмета исполнения на другой подчиняется теории эквивалентности, что означает точное стоимостное соответствие основного и факультативного предмета исполнения обязательства из причинения вреда.
   Возвращаясь к общим вопросам применения отступного, заметим, что стороны обязательства могут использовать данный правовой инструмент для погашения обязательства, которое находится в стадии неисполнения либо ненадлежащего исполнения. В подобной ситуации кредитор, помимо основного требования, рассчитывает на удовлетворение акцессорных (дополнительных) требований – требования об уплате неустойки и требования о возмещении убытков. В судебной практике последовательно проводится мысль о том, что с предоставлением отступного прекращаются все обязательства по договору, включая и обязательство по уплате неустойки, если иное не следует из соглашения об отступном [30 - См.: пункт 3 информационного письма Президиума ВАС от 21.12.2005 № 102 «Обзор практики применения арбитражными судами ст. 409 Гражданского кодекса российской федерации» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.].
   На наш взгляд, в данном подходе имеет место ошибка юридико-технического характера, поскольку акцессорные обязательства могут отпасть не в силу предоставления отступного по основному обязательству, а в силу механизма принятия исполнения по обязательству, которое находится в стадии неисполнения либо ненадлежащего исполнения. Соглашение об отступном затрагивает только одно обязательство. Вместе с тем, стороны могут погасить предоставлением отступного не только основное обязательство, но и акцессорное (дополнительное). Однако для этого требуется самостоятельное соглашение сторон: замена предмета исполнения в акцессорном обязательстве предполагает достижение отдельного соглашения об отступном, по сравнению с тем, которое могло быть достигнуто для погашения основного обязательства. В случае, когда имеет место соглашение о замене предмета исполнения по основному обязательству, и должник предлагает кредитору отступное, последний вправе требовать, в первую очередь, исполнения акцессорного обязательства. В противном случае, приняв отступное без погашения дополнительного обязательства, таковое погашается не потому, что предоставление отступного погашает долг по всем обязательствам должника, а потому, что приняв исполнение по основному обязательству до исполнения акцессорного, кредитор признает за таким исполнением качества надлежащего. В подобной ситуации акцессорные обязательства отпадают по той причине, что они считаются не возникшими.

§ 4. Зачет встречных однородных требований

   Существование огромного числа правовых связей, состоящих из субъективных прав и корреспондирующих им субъективных обязанностей, предполагает такое же огромное число управомоченных и обязанных лиц. При этом одно и тоже лицо одновременно является участником определенного множества гражданских правоотношений, в которых он выступает и как обладатель субъективных прав, и как носитель юридических обязанностей.
   Так, например, гражданин одновременно может являться собственником определенного множества вещей (а значит, выступать управомоченной стороной в вещных правоотношениях) и несобственником по отношению к неопределенному кругу собственников (а значит, выступать обязанной стороной). Он может быть студентом негосударственного вуза, а значит, быть кредитором (заказчиком) в обязательстве возмездного оказания образовательных услуг и должником в обязательстве по оплате этих услуг. Он может быть пассажиром транспорта общего пользования, а значит выступать кредитором в обязательстве по перевозке пассажира и должником в обязательстве по оплате услуг перевозки.
   Возможна ситуация, когда одни и те же субъекты гражданского оборота встречаются в качестве управомоченной и обязанной сторон в разных правоотношениях, в т. ч. и обязательственных. Это не означает, что в подобных ситуациях один субъект будет всегда кредитором, а другой – должником. Напротив, существует определенное число правовых связей, когда носитель субъективной обязанности в рамках одного обязательства одновременно выступает обладателем субъективного права в другом обязательстве. Некоторые из таких обязательств характеризуются наличием однородных требований, что позволяет при определенных обстоятельствах погасить эти обязательства либо одно из них. Речь идет о механизме зачета встречных требований.
   Зачет встречных требований является одним из наиболее удобных и востребованных хозяйственной практикой способов прекращения обязательств. Он позволяет в определенных случаях упростить механизм расчетов между контрагентами, исключив необходимость фактического перемещения материальных благ от должника к кредитору. Вместе с тем, применение зачета встречных требований на практике порождает немало дискуссионных вопросов, решение которых находится в поле зрения ученых-правоведов, что предопределяет необходимость исследования сущности правоотношений, возникающих при применении данного способа прекращения обязательств.
   Посредством зачета встречные однородные требования сторон, если они равны по объему, полностью погашаются. В случае, когда данные требования не соотносятся по объему, только одно из них прекращается, что, в свою очередь, приводит к погашению только одного из встречных обязательств.
   Согласно ст. 410 Гражданского кодекса РФ «обязательство прекращается… зачетом встречного однородного требования…». Таким образом, либо понятие «обязательство» используется законодателем в значении требования, либо, напротив, понятие «требование» используется в значении обязательства, либо вообще законодатель рассматривает эти понятия как тождественные.
   Данное понятийное несоответствие позволило некоторым авторам прийти к выводу о том, что «прекращение обязательства является следствием зачета обязательств, а не зачета требований, так как зачитываются не только права (требования), но и обязанности (долги)» [31 - См.: Исаев И. А. о сущности и формах зачета // Журнал российского права. 2005. № 2. с. 57.]. С подобным мнением трудно согласиться, поскольку в настоящее время ни закон, ни судебная практика не связывают прекращение обязательств с зачетом долгов, что, в первую очередь, вытекает из существа любого обязательственного правоотношения, в котором долг представляет собой субъективную обязанность, содержание которой раскрывается через меру должного поведения обязанного лица (должника). Содержание субъективной обязанности диаметрально противоположно содержанию субъективного права (требования), представляющего собой меру возможного поведения управомоченного лица, которое, помимо всего прочего, может быть выражено посредством реализации возможности на зачет требования. Таким образом, можно утверждать, что зачету подлежат исключительно встречные требования, а не встречные обязательства. Встречные обязательства прекращаются, а не зачитываются вследствие зачета встречных требований.
   В силу того, что для осуществления зачета именно праву требования, а не обязанности (долгу) придается квалифицирующее значение, встречные обязательства не могут рассматриваться в качестве взаимных. В этой связи вызывает возражение подход, нашедший отражение в юридической литературе, согласно которому «зачет (компенсация) представляет собой способ прекращения взаимных обязательств двух лиц, каждое из которых является одновременно и должником, и кредитором» [32 - Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. 1. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 982.].
   В теории гражданского права категория «взаимность», как правило, используется для разграничения договоров на односторонние и двусторонние по критерию наличия прав и обязанностей сторон. Так, в двустороннем (взаимном, синаллагматическом) договоре права и обязанности сторон взаимны, т. е. у каждой стороны в результате заключения договора возникают как права, так и обязанности. Данная характеристика договора имеет законодательное выражение в нормах, посвященных встречному исполнению обязательства, под которым понимается исполнение обязательства одной из сторон обусловленное, в соответствии с договором, исполнением своих обязательств другой стороной.
   Понятия «взаимность» и «встречное исполнение обязательств» характеризуют существо обязательств, возникающих из одного договора, тогда как встречные обязательства для цели зачета могут быть как договорными (возникающими из одного или разных договоров), так и внедоговорными, как регулятивными, так и охранительными. Значение имеет лишь то, чтобы предмет встречных требований, подлежащих зачету, был однороден, что в полной мере соответствует сложившейся судебной практике.
   Так, в п. 7 информационного письма Президиума ВАС РФ от 29.12.2001 № 65 «Обзор практики разрешения споров, связанных с прекращением обязательств зачетом встречных однородных требований» [33 - Вестник ВАС РФ. 2002. № 3.] говорится о том, что ст. 410 ГК РФ не предусматривает, чтобы предъявляемое к зачету требование вытекало из того же обязательства или обязательств одного вида [34 - Обращает на себя внимание некоторая некорректность приведенного положения, поскольку для каждого обязательства характерно только одно требование, посредством которого может быть реализовано право кредитора.].
   Отсюда следует, что критерий однородности для цели зачета означает однородность предмета требований, но не однородность оснований их возникновения. Данный подход находит отражение, в частности, в п. 6 указанного Информационного письма, в котором определяются особенности зачета требований, одно из которых связано с возмещением затрат и уплатой процентов, а другое – с возвратом основной суммы долга. Несмотря на то, что указанные требования являются денежными (долговыми), признать их однородными с точки зрения однородности основания весьма сложно.
   Отсутствие однородности предмета требований не допускает, в частности, зачета требований, вытекающих из кредитного договора (требований по возврату кредита и уплате процентов), и требования, возникающего из договора банковского счета (требования по зачислению денежных средств на счет клиента-заемщика), которые по своему основанию являются однородными. Данный подход нашел отражение в Постановлении Пленума ВАС РФ от 19.04.1999 № 5 «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с заключением, исполнением и расторжением договоров банковского счета» [35 - Вестник ВАС РФ. 1999. № 7.].
   Так, в п. 4 данного Постановления говорится о том, что банк не вправе со ссылкой на положения ГК РФ о зачете не зачислять на расчетный счет поступающие в адрес клиента суммы, ссылаясь на имеющуюся у него задолженность по кредиту и иным денежным обязательствам. В то же время в п. 5 этого же Постановления предусматривается ситуация, когда зачет требований, возникших из кредитного договора и договора банковского счета, возможен. Речь идет о случае, когда договор банковского счета расторгнут. В этом случае зачету могут подлежать требования клиента к банку о возврате остатка денежных средств, а также требования банка к клиенту о возврате кредита и исполнении иных денежных обязательств, срок исполнения которых наступил. Таким образом, имеют место две ситуации, одна из которых не допускает зачета, другая, напротив, допускает, несмотря на то, что требования, подлежащие зачету, имеют неоднородные основания.
   Возможность применения зачета относительно приведенных ситуаций зависит от того, является ли однородным предмет требований, подлежащих зачету. Так, раскрывая правовую природу отношений, возникающих из договора банковского счета, С. В. Сарбаш рассматривает следующий случай. За поставленную третьему лицу продукцию в адрес клиента поступила соответствующая денежная сумма, которую банк, не зачисляя на расчетный счет клиента, направил в счет погашения ранее выданной ему и не возвращенной в срок суммы кредита. С. В. Сарбаш исследовал два требования: первое – требование банка к клиенту о возврате суммы кредита, которое было определено им как денежное; второе – требование клиента к банку, возникающее из договора банковского счета (требование к банку о принятии и зачислении денежных средств на счет), которое было квалифицировано как требование о предоставлении услуги [36 - См.: сарбаш с. В. Договор банковского счета: проблемы доктрины и судебной практики. М.: Статут, 1999. с. 97–98.].
   На наш взгляд, в рассматриваемой ситуации вопрос о квалификации требования клиента к банку относительно не зачисленной суммы денег на его счет не может ставиться, поскольку между клиентом и банком не может возникнуть обязательство в отсутствие объекта такого обязательства. В данном случае не было исполнено поручение (распоряжение) третьего лица по перечислению денежной суммы на счет клиента. Следовательно, если кто и имеет право требовать что-либо от банка в отношении не зачисленной на счет клиента денежной суммы, то это не клиент, а непосредственно третье лицо. Поэтому вопрос о зачете встречных требований в принципе не может ставиться, поскольку в предложенной ситуации таковые отсутствуют.
   Представляется, что только при расторжении (прекращении) договора банковского счета, на стороне банка может возникнуть денежный долг в размере остатка денежных средств по счету клиента, который имел место на момент расторжения (прекращения) договора. Наличие денежного долга на стороне банка позволяет ему зачесть денежную сумму, причитающуюся клиенту, в счет требования к нему по возврату кредита, вытекающего из кредитного договора, по правилам о зачете. Данный вывод нашел отражение в п. 5 Постановления Пленума ВАС РФ № 5. В данной ситуации имеют место встречные требования однородные по предмету. Решение вопроса об однородности оснований будет зависеть от механизма прекращения договора банковского счета. Если такой договор прекращается в рамках нормальной его динамики (напр., в силу окончания срока действия договора банковского счета), то перед нами встречные требования однородные по основанию (требования являются договорными). Если имеет место прекращение договора банковского счета в силу его расторжения, то однородность оснований отсутствует, поскольку требование о возврате кредита является договорным, а требование о возврате остатка денежных средств, возникшего после расторжения договора банковского счета, является примером внедоговорного требования – требования о возврате неосновательного обогащения, природа которого определяется тем, что при расторжении договора прекращается и то основание, по которому деньги находились у банка.
   При расторжении договора может возникнуть не только одно требование, но и два встречных однородных требования. Например, во исполнение договора на проведение опытно-конструкторских работ исполнителю были переданы деньги. Исполнитель не выполнил предусмотренные договором работы в силу невозможности их проведения, что, соответственно, повлекло прекращение договора. В подобной ситуации, если взаиморасчеты между сторонами договора не были произведены в рамках действующего договора, могут возникнуть два кондикционных обязательства: одно – долговое денежное обязательство исполнителя возвратить уплаченную заказчиком денежную сумму, другое – долговое обязательство заказчика оплатить произведенные исполнителем до прекращения договора работы. Учитывая однородность указанных кондикционных обязательств, возникающие из них требования могут подлежать зачету.
   Вместе с тем в судебной практике встречается иная квалификация спорных правоотношений, не позволяющая произвести зачет встречных однородных требований, возникших вследствие недействительности договора. Так, в арбитражный суд обратилось акционерное общество (арендатор) с иском к товариществу с ограниченной ответственностью (арендодателю) о применении последствий ничтожной сделки – договора аренды [37 - Пункт 7 информационного письма Президиума ВАС РФ от 11.01.2000 № 49 «обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении // Вестник ВАС РФ. 2000. № 3. с. 14–23.]. Истец требовал на основании ст. 1102 ГК РФ взыскать с ответчика суммы, перечисленные ему ранее в качестве арендной платы, несмотря на то, что помещение, являющееся предметом договора аренды, было фактически предоставлено истцу и использовалось им до момента предъявления иска. Арбитражный суд в удовлетворении иска отказал, мотивируя это тем, что размер перечисленной истцом платы не превышает обычных ставок, уплачиваемых за аренду аналогичных помещений в данной местности. Поскольку в результате исполнения ничтожной сделки истец фактически пользовался предоставленным ему помещением и в силу ст. 167 ГК РФ обязан возместить другой стороне в денежной форме стоимость этого пользования, арбитражный суд признал, что перечисленная истцом плата не может рассматриваться как неосновательное обогащение собственника имущества [38 - Подобный подход имеет место в практике окружных арбитражных судов. см., напр.: Постановление ФАС СКО № Ф08-3550/2001, ФАС ЦО №А1415933/2105/411/30. // СПС Гарант; Соколова А. В. обзор актуальной практики федеральных арбитражных судов за апрель 2008 г. // Арбитражное правосудие в России. 2008. № 6. // СПС Гарант.].
   Решение суда представляется спорным. Так, в силу п. 2 ст. 167 ГК РФ каждая из сторон недействительной сделки возвращается в первоначальное положение. При исполнении ничтожного договора аренды арендодатель получил денежную сумму в качестве арендных платежей, а арендатор получил возможность фактически пользоваться помещением. Следовательно, на стороне арендодателя возникло неосновательное денежное обогащение в размере суммы, перечисленной арендатором. В свою очередь, на стороне арендатора вследствие пользования имуществом также возникло неосновательное обогащение в форме сбережения.
   Таким образом, имеют место два реституционных требования. Предметом первого требования выступает возврат денежного обогащения (сумма перечисленных в качестве арендной платы денежных средств), а предметом второго – возмещение сбережения в денежной форме в размере цены, взимаемой за пользование аналогичным имуществом, определяемой на момент окончания пользования имуществом. Оба требования являются внедоговорными и должны реализовываться в рамках независимых друг от друга обязательств. Каждая из сторон ничтожной сделки, исполняя свою обязанность вернуть «чужое», не может рассчитывать получить взамен встречное предоставление. Как справедливо отмечает Д. О. Тузов, каждая сторона обязана совершить соответствующее действие исключительно в силу того, что без правовых оснований удерживая имущество другой стороны, неосновательно получила за счет последней какую-либо имущественную выгоду, а также в силу некоторых иных обстоятельств [39 - Тузов Д. О. реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России // Цивилистические исследования. Вып. 1. сб. науч. трудов памяти проф. и. В. федорова / Под ред. Б. Л. Хаскельберга, Д. О. Тузова. М.: статут, 2004. с. 228.]. Обязанность выполнить требование о возврате полученного по недействительной сделке безусловна. Она исполняется в рамках реализации охранительных мер, предусмотренных законом, а, следовательно, сторона, обязанная совершить действие, выступающее предметом реституционного требования, является заведомо недобросовестной.
   Арбитражный суд определил, что в результате исполнения ничтожной сделки истец фактически пользовался предоставленным ему помещением и поэтому обязан возместить другой стороне в денежной форме стоимость такого пользования. Однако судом была установлена тождественность природы суммы, внесенной истцом в качестве арендной платы, и суммы, подлежащей возврату в силу ст. 167 ГК РФ (поскольку обе эти суммы выступают формой платы за пользование имуществом), а также было установлено соответствие размера указанных сумм (поскольку размер перечисленной истцом платы не превышал обычных ставок, уплачиваемых за аренду аналогичных помещений в данной местности). Таким образом, на отказ в квалификации уплаченных истцом сумм в качестве неосновательного обогащения повлиял как размер уплаченного, так и наличие обязанности истца уплатить в денежной форме стоимость пользования помещением.
   По нашему мнению, арбитражный суд, отказав в квалификации уплаченных истцом сумм в качестве неосновательного обогащения, признал отношения, возникшие между истцом и ответчиком до предъявления иска по поводу взимания арендной платы за пользование помещением, действительными (правомерными), что противоречит и существу недействительной сделки, и существу неосновательного обогащения.
   Недействительная сделка признается таковой с момента ее совершения и не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью. Последствие недействительности сделки предполагает возврат сторон в первоначальное положение. Такой возврат основан на том, что исполненное по недействительной сделке должно рассматриваться как неосновательное обогащение, возникшее на стороне каждого из участника такой сделки, принявшего исполнение. При этом при передаче исполнения по ничтожной сделке правовых оснований не существовало изначально; при исполнении оспоримой сделки правовые основания отпали в момент признания сделки недействительной судом [40 - Телюкина М. В. Кондикционные обязательства (теория и практика неосновательного обогащения) // Законодательство. 2002. № 3. с. 14.].
   В частности, по поводу отпадения основания недействительной сделки писал В. П. Шахматов: «Признание сделки недействительной, как правило, относит недействительность к моменту ее совершения. Отсюда переход имущества по такой сделке теряет свое правовое основание… Исполнение оспоримых сделок приводит к неосновательному получению только тогда, когда такие сделки признаются недействительными, но во всех случаях недействительности сделок с их исполнением возникает и неосновательное получение имущества…. Таким образом, если лицо требует признания оспоримой сделки недействительной, то это означает, что в результате ее совершения это лицо либо необоснованно лишилось принадлежащего ему права, либо без должных оснований приняло на себя исполнение той или иной обязанности, а потому и настаивает на восстановлении права или освобождении от обязанности, или на том или другом одновременно» [41 - Шахматов В. П. составы противоправных сделок и обусловленные ими последствия. Томск, 1967. с. 247.].
   При ничтожной сделке неосновательное обогащение возникает с момента ее совершения, при этом недобросовестность участников сделки резюмируется, что означает: каждая из сторон знала или должна была знать о ничтожности сделки, а равно о неосновательности обогащения. С момента совершения ничтожной сделки ее стороны выступают недобросовестными участниками, а, следовательно, арбитражный суд в рассмотренном выше примере не мог усмотреть за действием по внесению арендной платы признаки правомерного действия. Суд однозначно должен был признать получение арендной платы в качестве неосновательного приобретения. Случаи, когда имущество не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения, исчерпывающим образом приведены в ст. 1109 ГК РФ, среди которых возврат исполненного по недействительной ничтожной сделке отсутствует.
   Отказав в удовлетворении требований истца, арбитражный суд нарушил право последнего не только на возврат неосновательного денежного обогащения, но и на получение процентов за пользование чужими денежными средствами, которые должны начисляться с момента перечисления денег (арендной платы). Учитывая то, что ответчик узнал или должен был узнать о неосновательности обогащения с момента совершения ничтожной сделки, суд, отказав в квалификации уплаченных сумм в качестве неосновательного обогащения, сберег на стороне ответчика суммы, соотносимые с размером причитающихся истцу процентов за пользование чужими денежными средствами, начисляемыми на сумму уплаченных арендных платежей.
   Усматривая несостоятельность мотивировочной части решения суда, но, не оспаривая правильность вынесенного решения, А. В. Слесарев полагает, что отказ в удовлетворении требований истца должен был основываться на зачете встречных требований [42 - Слесарев А. В. обязательства вследствие неосновательного обогащения: дисс. канд. юр. наук. Екатеринбург, 2000. с. 174.].
   Несмотря на достоверность вывода о необходимости применения зачета в рассматриваемой ситуации, считаем возможным не согласиться с тем, что встречные требования в данном примере являются равнозначными по объему. На наш взгляд, размер возмещения истцу должен определяться исходя из положений п. 1 ст. 1104 и п. 2 ст. 1107 ГК РФ, а ответчику – из положений п. 2 ст. 1105 ГК РФ.
   Сопоставление объемов встречных требований, определяемых по правилам указанных статей, позволяет утверждать, что они не являются равнозначными, а, следовательно, зачет требований может быть лишь частичным. Возмещение, подлежащее возврату истцу (арендатору), представляет собой не только размер уплаченных сумм в качестве арендных платежей, но и размер начисленных на эту сумму процентов за пользование чужими денежными средствами. В свою очередь, ответчик (арендодатель) вправе рассчитывать на возмещение, которое сопоставимо с размером платежей, взимаемых за пользование аналогичным помещением в данной местности. Поскольку арбитражный суд установил, что перечисленные ответчику суммы в качестве арендной платы соответствуют объему возмещения, на которое он вправе рассчитывать, он должен был произвести зачет встречных требований в размере полученных ответчиком денежных средств. Обогащение в размере процентов за пользование чужими денежными средствами должно было подлежать передаче истцу.
   Следует учитывать, что зачет встречных требований по возврату исполненного по недействительной сделке не может быть ограничен ни соглашением сторон, ни законом. Природа реституционных требований лежит в сфере возложения гражданско-правовой ответственности, возможность зачета которых следует, в частности, из содержания п. 2 ст. 399 ГК РФ: кредитор не вправе требовать удовлетворения своего требования к основному должнику, если это требование может быть удовлетворено путем зачета встречного требования к основному должнику.
   Все вышеизложенное касалось зачета встречных денежных требований. Между тем в правовой науке однородность не ограничивается лишь денежной составляющей предмета встречных требований. В качестве предмета встречных требований в принципе могут выступать любые вещи, определенные родовыми признаками [43 - Гражданский кодекс рсфср: Учебно-практическое пособие. Ч. 1. / отв. ред. О. А. Красавчиков. Свердловск, 1965. с. 422; советское гражданское право: Учебник. т. 1. / отв. ред. В. П. Грибанов, с. М. Корнеев. М.: Юр. лит-ра, 1979. с. 538; Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. 1. / Под ред. А.П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 982.].
   В юридической литературе зачет встречных требований, предметом которых выступают родовые вещи отличные от денег, как правило, не анализируется, возможно, в силу отсутствия самой практики применения данного вида зачета. Достаточно сложно представить себе ситуацию, в которой бы имели место встречные обязательства, направленные на передачу одних и тех же родовых вещей. Причем это должны быть непросто вещи, относящиеся к одному роду (сахар, уголь, нефть, песок), а вещи, соотносимые по конкретному виду, сорту, качеству и иным требованиям. Другими словами, это должны быть вещи одинаковые в буквальном смысле, что в значительной степени затрудняет определение возможной сферы применения зачета относительно таких вещей.
   Даже при буквальном совпадении родовых вещей, составляющих предмет встречных требований, они могут в зависимости от различных обстоятельств отличаться по стоимости. Так, одни вещи могли храниться дольше других, что повлекло за собой увеличение затрат, связанных с их хранением, и в конечном счете повлияло на стоимость подлежащих передаче вещей. Вещи могут закупаться у разных поставщиков по отличным ценам, что, естественно, исключает сопоставимость встречных требований.
   В качестве случая, позволяющего говорить об однородности встречных требований, предметом которых выступают вещи отличные от денег, можно рассмотреть, например, ситуацию, связанную с обязанностью должников по встречным требованиям передать друг другу воду, предварительно взятую из одного и того же колодца, в одно и то же время с совершением одних и тех же затрат на забор воды. Однако такая ситуация для цели зачета представляется, по крайней мере, бессмысленной.
   Таким образом, для сопоставления встречных требований, предметом которых выступают родовые вещи отличные от денег, требуется соглашение сторон, в то время как ст. 410 ГК РФ устанавливает правило о том, что для зачета достаточно заявления одной стороны. В этой связи возникает вопрос о допустимости совершения зачета по соглашению сторон.
   В юридической литературе возможность существования помимо зачета как односторонней сделки еще и договорного зачета в принципе не оспаривается [44 - См., напр.: Брагинский М.И., Витрянский В. В. Договорное право: общие положения. М.: статут, 1998. с. 363; Телюкина М.В. Прекращение гражданско-правовых обязательств путем зачета требований // Право и экономика. 2000. № 3; Исаев И. А. о сущности и формах зачета // Журнал российского права. 2005. № 2. с. 60.В то же время в правовой науке проводится идея понимания зачета исключительно в качестве односторонней сделки. Зачет, совершаемый по соглашению сторон, предлагают рассматривать в качестве самостоятельного основания прекращения соответствующих обязательств. см.: Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. 1. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 984; Крашенинников Е. А. Договорный зачет // очерки по торговому праву. Вып. 10. Ярославль, 2003. с. 70–72.]. При этом понятие зачета предлагается толковать в узком и широком смысле. Условия совершения зачета встречных требований, определяемых правилами ст. 410 ГК РФ – это зачет в узком смысле, а любое уменьшение встречных обязательств без каких-либо ограничений со стороны положений ст. 410 и 411 ГК РФ есть зачет в широком смысле. [45 - Егоров А. В. Зачет – сделка или результат? // СПС Гарант.]
   Для уяснения вопроса о возможности существования договорного зачета необходимо ответить на вопрос о том, можно ли соглашение сторон о взаимном прекращении обязательств квалифицировать в качестве зачета?
   Для решения поставленного вопроса рассмотрим несколько ситуаций применения договорного зачета. При этом будем учитывать то обстоятельство, что договорный зачет, если вести речь о существовании такового, предполагает наличие встречных требований, предмет которых может быть как однородным, так и не быть таковым.
   Ситуация первая: стороны прекращают зачетом обязательства, возникшие из одного договора. Если предметом встречных требований выступают деньги, то ни о какой необходимости достижения соглашения для зачета речи не идет. Данное положение находит подтверждение в ст. 853 ГК РФ, предусматривающей, что денежные требования банка к клиенту, а также требования клиента к банку прекращаются зачетом, если иное не предусмотрено договором банковского счета. При этом для зачета требуется волеизъявление банка, на который возлагается обязанность по осуществлению зачета указанных требований. Что касается возможности зачета требований, возникающих из одного договора и предметом которых выступают одни и те же родовые вещи отличные от денег, то такая ситуация исключена в принципе. Заключение договора, направленного на передачу одних и тех же родовых вещей, лишено какого-либо смысла.
   Соответственно, применительно к данной ситуации, это могут быть лишь обязательства, объектом которых выступает передача отличного друг от друга имущества. Такие обязательства, например, могут возникнуть из договоров, направленных на возмездную передачу имущества в собственность. Так, по договору купли-продажи продавец обязуется передать в собственность покупателя товар, а последний обязуется уплатить за него определенную цену. Однако вместо этого стороны приходят к соглашению о зачете встречных требований и, таким образом, снимают с себя обязанности по совершению, предусмотренных договором купли-продажи, действий. При квалификации данного соглашения видно, что ни о каком зачете речи не идет. В подобной ситуации понятие «соглашение о зачете» подменяет понятие «расторжение договора по соглашению сторон». Иными словами, стороны прекращают договор купли-продажи, не зачетом встречных требований, а посредством его расторжения.
   Ситуация вторая: стороны прекращают зачетом обязательства, возникшие из разных договоров. Например, кредитор по договору купли-продажи вправе требовать передачи оплаченного товара, а кредитор по договору займа вправе требовать возврата заемных средств. Однако, стороны вместо того, чтобы требовать исполнения обязательств, возникших из договоров купли-продажи и займа, договариваются о взаимном погашении требований сопоставимых по стоимости.
   При квалификации подобного соглашения видно, что ни о каком договорном зачете в чистом виде речи не идет. Подобное соглашение включает в себя элементы двух соглашений: первое направлено на прекращение договора купли-продажи и формирование кондикционного требования, размер которого соответствует уплаченной за товар цены; второе направлено на зачет встречных денежных требований. Это означает, что в данной ситуации предполагается определенная последовательность совершения седелок – в первую очередь, прекращение договора купли-продажи, и только потом реализация договорного зачета.
   Ситуация третья: стороны прекращают зачетом обязательства различные по природе, например, договорное и внедоговорное. В данной ситуации в большей мере, чем в других, проявляются ограничения на совершение зачета. Так, из деликтной сферы исключаются требования, связанные с возмещением вреда причиненного жизни или здоровью. Следовательно, вопрос о зачете может возникнуть лишь в отношении требований о возмещении имущественного вреда. Вопрос о зачете требований о возврате неосновательного обогащения может возникнуть только в отношении денежного обогащения, в том числе в случае, когда приобретатель не может возвратить вещь в натуре и на него возлагается обязанность по возмещению стоимости такого имущества. Кроме того, для внедоговорных требований характерно то, что они, как правило, являются денежными.
   Особенность договорного требования, подлежащего зачету в предложенной ситуации, заключается в том, что если оно связано с передачей вещей отличных от денег, то соглашению о зачете должно предшествовать расторжение договора и формирование обязательства по возмещению убытков, либо прекращение обязательства по передаче вещи посредством новации его в заемное обязательство.
   Вышеизложенное позволило сформулировать следующие выводы относительно реализации договорного зачета:
   1. Прекращение обязательств, возникающих из одного договора посредством зачета встречных требований, возможно лишь в отношении встречных денежных требований. Однако совершение такого зачета по общему правилу не требует дополнительных соглашений о зачете. Необходимость достижения согласия для совершения зачета встречных денежных требований предполагается, в частности, тогда, когда в самом договоре содержится условие, предусматривающее получение согласия одной из сторон на совершение зачета, либо договором установлен запрет на совершение зачета. Также договором может предусматриваться и другой вариант реализации прав требования на получение денег отличный от зачета встречных требований.
   2. Прекращение обязательств, возникающих из разных договоров, посредством договорного зачета возможно лишь в том случае, когда такие договорные встречные обязательства являются денежными. Если обязательства (или одно из обязательств) являются вещевыми (неденежными), то, в первую очередь, для цели зачета требуется перевод таких обязательств (одного из обязательств) в денежные, что может быть совершено посредством прекращения договоров (одного из договора) по соглашению сторон. Однако в такой ситуации договорный зачет уже не будет касаться зачета договорных требований, поскольку при трансформации договорного вещевого требования в денежное требование, последнее приобретет форму кондикционного (внедоговорного) требования. Исключение составляет случай, когда вещевое обязательство будет замещено денежным посредством новации, при которой одно договорное обязательство прекратиться возникновением другого договорного обязательства.
   3. Реализация договорного зачета посредством зачета встречных требований, составляющих содержание разных по своей природе обязательств, возможна также, если такие встречные требования будут являться денежными. При этом важно учесть, что именно при зачете разнородных требований в большей степени, по сравнению с зачетом договорных требований, проявляют себя особенности, ограничивающие или исключающие возможность использования зачета для прекращения обязательств.
   Исследование предложенных ситуаций реализации договорного зачета позволяет прийти к общему выводу о допустимости существования такового. При этом требования встречности зачитываемых требований и однородности их предмета являются необходимыми условиями совершения, как зачета – односторонней сделки, так и договорного зачета. При совершении зачета односторонней сделки в нарушение указанных требований, он является ничтожным. При несоответствии договорного зачета данным требованиям подобное соглашение подлежит квалификации в качестве иного способа прекращения гражданско-правовых обязательств.
   Волеизъявление стороны одного из подлежащих зачету требований необходимо рассматривать как достаточное (но не как необходимое) условие применения зачета, что, естественно, не исключает возможности совершения зачета посредством достижения соглашения сторон. Законодательно-допускаемое правило о достаточности волеизъявления одной стороны для признания зачета состоявшимся выступает правилом-гарантией, реализация которого не нарушает субъективных прав другой стороны. При этом зачет встречных требований выступает юридическим фактом, направленным на прекращение встречных обязательств (либо одного из них, если встречные требования не равнозначны по объему). Зачет не порождает каких-либо дополнительных прав и обязанностей, кроме тех, которые связаны с частичным исполнением одного из встречных обязательств, которое не прекратилось.
   Изложенные обстоятельства исключают заключение договора о зачете, предусматривающего обязанность сторон зачесть встречные однородные требования. Договор о зачете является реальным договором, совершение которого совпадает с моментом зачета встречных требований, а равно с моментом прекращения одного или обоих встречных обязательств. Договор, предусматривающий зачет будущих требований, следует квалифицировать в качестве сделки, заключенной под отлагательным условием. Необходимым условием возникновения такой сделки является наличие равнозначных денежных требований либо таких денежных требований, одно из которых вследствие зачета будет прекращено в полном объеме.
   Данный подход в полной мере соответствует законодательно установленному правилу о том, что зачету подлежат существующие встречные требования, т. е. такие, срок исполнения которых уже наступил. Вместе с тем, законом предусматривается возможность зачета требований, срок наступления которых не указан в договоре или определен моментом востребования.
   Представляется, что реальность совершения действий по зачету встречных требований предполагает определенность относительно их объема, что исключает возможность предъявить к зачету требования, которые по своему существу являются неопределенными. Невозможность определения объема требований исключает возможность их соотношения для цели зачета. В тоже время будущие (несозревшие) требования с позиции определенности их объема являются определимыми, что позволяет предъявить их к зачету с условием, что срок наступления таких требований либо не указан, либо определен моментом востребования.
   Таким образом, для цели зачета требования, возникающие из обязательств, срок исполнения которых не определен или определен моментом востребования, должны быть определимыми (несозревшими).
   Для осознания механизма прекращения встречных обязательств, каждое из которых может относиться, как к обязательствам без указания срока их исполнения, так и к обязательствам, срок исполнения которых определен моментом востребования, выявим особенности их существа. При этом эти особенности будут зависеть от того имеет ли место зачет – односторонняя сделка или речь идет о договорном зачете.
   Так, при зачете – одностороння сделка, несмотря на однородность и встречность требований, подлежащих зачету, обязательства, из которых они возникают, имеют разную функциональную направленность. Первое обязательство всегда является первоначальным, поскольку предъявляется к исполнению, а не зачету. Второе – непосредственно является зачетным, поскольку цель предъявления требования, возникающего из этого обязательства, связана с его прекращением иным способом отличным от исполнения.
   В отношении должника первоначального обязательства в полной мере могут быть применены правила п. 2 ст. 314 ГК РФ об исполнении обязательства, срок исполнения которого не определен или определен моментом востребования. Это означает, что должник, имеющий встречное требование к кредитору, может его зачесть как в период разумного срока исполнения обязательства, срок исполнения которого нельзя определить, так и в период льготного семидневного срока, исчисляемого с момента предъявления кредитором требования об исполнении обязательства и в течение которого должник обязан его исполнить. Иными словами, для первоначального обязательства цель предоставления срока, в течение которого должник обязан исполнить обязательство, реализуется всецело, т. е. с одной стороны, выступает гарантией прав кредитора, позволяющей ограничить срок ожидания исполнения обязательства со стороны должника, а с другой стороны – страховкой должника от необоснованно скорого предъявления требования кредитора.
   При зачете лицо, которому предъявлено первоначальное требование, считает его погашенным вследствие погашения своего требования к лицу, выставившему такое первоначальное требование. Для лица, обладателя зачетного требования, интерес представляет не столько исполнение встречного обязательства, сколько возможность погашения своего долга, возникшего из первоначального обязательства. Таким образом, зачитывая свое требование, кредитор зачетного обязательства не только освобождает должника от обязанности по его исполнению, но и себя считает свободным от обязанности исполнять первоначально выставленное требование. При зачете требование кредитора по зачетному обязательству считается предъявленным и погашенным в один и тот же момент времени.
   Учитывая изложенные обстоятельства, можно заключить, что для зачета – односторонней сделки правила п. 2 ст. 314 ГК РФ срабатывают лишь в отношении первоначального обязательства. Зачетное обязательство, срок исполнения которого не определен или определен моментом востребования, считается прекращенным с момента заявления о зачете. Однако, так или иначе, с момента такого заявления прекращаются оба встречных обязательства, если требования по таким обязательствам равнозначны.
   Для договорного зачета, когда прекращение встречных обязательств обусловлено достигнутым соглашением сторон, характерной особенностью является то, что каждое из этих обязательств квалифицируется как зачетное, и их прекращение совпадает с моментом совершения договора. В свою очередь это полностью исключает применение к договорному зачету правил п. 2 ст. 314 ГК РФ.
   Определение момента прекращения обязательств как момент совершения зачета позволяет критически оценить позицию высших судебных органов, согласно которой обязательства считаются прекращенными зачетом с момента наступления срока исполнения того обязательства, срок исполнения которого наступил позднее. К такому выводу ВАС РФ пришел, исходя из следующей ситуации. В Арбитражный суд обратился банк с иском о взыскании с заемщика процентов за пользование чужими денежными средствами в связи с несвоевременным возвратом кредита. Заемщик иск признал частично, полагая при этом, что указанные проценты должны исчисляться до дня направления им заявления о зачете обязательства по возврату кредита встречным однородным требованием к банку, срок которого наступил. Банк, не возражая против возможности применения зачета, считал, что проценты должны исчисляться не до дня направления ответчиком письменного заявления о зачете, а до дня получения этого заявления банком.
   Суд в иске о взыскании процентов отказал, по причине того, что заявленное к зачету требование считается погашенным с момента наступления срока исполнения того обязательства, срок исполнения которого наступил позднее. В данном случае позднее наступил срок исполнения обязательства ответчика [46 - Cм.: информационное письмо Президиума ВАС РФ от 29.12.2001 № 65 «обзор практики разрешения споров, связанных с прекращением обязательств зачетом встречных однородных требований» // Вестник ВАС РФ. 2002. № 3. // СПС Гарант.Такой подход напоминает законодательно предусмотренное правило для определения момента перехода права собственности на обмениваемые товары. так, согласно ст. 570 ГК РФ: «… право собственности на обмениваемые товары переходит к сторонам, выступающим по договору мены в качестве покупателей, одновременно после исполнения обязательств передать соответствующие товары обеими сторонами».].
   Полагаем, что в отношении зачета подобный подход неприемлем, поскольку стороны встречных обязательств лишаются права на справедливое соотношение зачитываемых требований. До момента заявления о зачете встречных требований каждая из сторон продолжает пользоваться чужими денежными средствами. При этом на денежный долг заемщика до момента заявления о зачете встречных требований начисляется не только законная неустойка, размер которой определяется правилами ст. 395 ГК РФ, но и проценты в качестве платы за кредит. В тоже время на денежный долг банка могут начисляться проценты, уплачиваемые, например, в качестве платы, если банк правомерно их использовал, или в качестве санкции, если на стороне банка имела места просрочка.
   Указанные обстоятельства непосредственным образом влияют на определение размера требований как банка к заемщику, так и заемщика к банку. Заявление о зачете встречных требований определяет момент прекращения обязательств, каждое из которых могло быть прекращено исполнением. Иначе говоря, зачет требований подменяет собой исполнение обязательств, каждая из сторон которых одновременно получает долг контрагента и погашает свой долг перед ним. Несмотря на то, что непосредственного перемещения денег при зачете не происходит, каждая из сторон удовлетворяет свой имущественный интерес. Не вызывает сомнения и то, что для совершения зачета требуется, чтобы заявление о нем было получено противоположной стороной.

Глава 3. Основания прекращения обязательств, связанные с отпадением экономической цели обязательства

§ 1. Новация

   В действующем законодательстве содержание института новации сводится к одной статье – 414 ГК РФ. Подобное состояние правовой регламентации отношений, возникающих вследствие обновления обязательства (новации), породило в правовой науке и правоприменительной практике такие подходы, которые выглядят противоречиво не только с позиции теории обязательственного права, но и действующего гражданского законодательства. В первую очередь, это касается вопроса о существе соглашения о новации. В юридической литературе высказывается мнение о том, что новационное соглашение представляет собой консенсуальную сделку, для вступления которой в силу не требуется передачи имущества, а достаточно лишь согласования воли сторон [47 - Павлов А.А изменение и прекращение обязательств. Гл. 31. // В кн.: Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. 1. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 988.].
   Вместе с тем, не отрицая практическую целесообразность существования консенсуальной конструкции соглашения о новации, некоторые авторы полагают, что принцип свободы договора позволяет сконструировать соглашение о новации и в качестве реального соглашения, отождествив момент исполнения по соглашению о новации с моментом его заключения, а как следствие – с моментом прекращения первоначального обязательства [48 - Петров В.С. Правовая природа и соотношение институтов новации и отступного // Законодательство. 2005. № 7. // СПС Гарант.].
   Несмотря на некоторый разброс во мнениях относительно примата консенсуальной конструкции договора новации, наличие такой конструкции основано на том, что при совершении договора новации первоначальное обязательство прекращается в отсутствие какой-либо передачи имущества, а значит, такой договор является консенсуальным, т. е. для его совершения достаточно соглашения сторон. Подобный подход, на наш взгляд, основан на неверном понимании природы исследуемого соглашения.
   Представляется, что договор новации носит исключительно реальный характер. В противном случае пришлось бы вести речь о том, что с момента совершения соглашения возникает лишь обязанность заменить одно обязательство другим, которое, в свою очередь, подлежало бы исполнению в определенном или определимом будущем. Именно при таком подходе к пониманию существа соглашения о новации пришлось бы согласиться с мнением тех авторов, которые рассматривают его как самостоятельную договорную конструкцию.
   Однако соглашение о новации (а равно новационное соглашение, договор новации) – это соглашение о прекращении одного обязательства и возникновении другого обязательства, замещающего первое. Его необходимо рассматривать как одну из стадий динамики обязательства, при этом, если для одного (первоначального, новируемого) обязательства соглашение о новации выступает правопрекращающим юридическим фактом, то для другого (нового, обновленного) обязательства – это правопорождающий юридический факт. Такое соглашение имеет целью прекратить одно и породить другое обязательство. Данные обязательства объединяет лишь то, что субъектный состав на стороне кредитора и должника в обоих обязательства однородный и то, что момент прекращения одного (новируемого) обязательства совпадает с моментом возникновения другого – обновленного обязательства. Иначе говоря, договор новации и сделка новации совпадают в одном моменте – совершении замещения одного обязательства другим, что составляет предмет договора новации.
   Указанные обстоятельства подтверждают реальный характер договора новации, который следует отличать от соглашений, направленных на изменение условий обязательства. Последние тоже имеют реальный характер, однако при их совершении правовая связь в первоначальном обязательстве не утрачивается, а лишь оптимизируется в угоду интересам его сторон. Как отличить замещение обязательств в силу соглашения сторон от изменения условий обязательства в силу соглашения сторон?
   Представляется, что при замещении затрагиваются такие условия обязательства, сущностные характеристики которых обеспечены существом юридического факта, породившего искомое обязательственное правоотношение. При этом в зависимости от того, в какой степени затрагиваются эти условия, зависит стабильность самого основания возникновения обязательства. Наиболее ярко это прослеживается в договорной сфере.
   Если соглашением сторон затрагивается условие обязательства, которое не соотносится с тем или иным существенным условием договора, из которого возникло это обязательство, то речь идет об изменении условия обязательства, но не о его прекращении. Однако после изменения такого условия оно приобретает качество условия, относящегося, к так называемой, третьей группе существенных условий, т. е. условий, относительно которых по заявлению одной из сторон должно быть достигнуто соглашение. Это означает, что последующее изменение этого условия по соглашению сторон подпадет под режим новации, который распространяется на все случаи изменения условий обязательства соотносимых с тем или иным существенным условием договора, из которого возникает подобное обязательство. Несмотря на то, что в рамках одного договора в силу соглашения сторон может иметь место как изменение условия обязательства, так и замещение одного обязательства другим, относительно динамики данного договора такое соглашение приобретает форму соглашения об изменении условия договора.
   Например, если на стадии исполнения договора купли-продажи стороны своим соглашением устанавливают повышенные требования к качеству товара по сравнению с обязательными требованиями, предусмотренными законом или в установленном им порядке, то перед нами имеет место изменение условия о качестве товара в силу соглашения сторон. С этого момента условие о качестве товара является существенным условием договора купли-продажи, а значит, в случае возникновения потребности последующего изменения условия о качестве товара, такое изменение будет происходить по процедуре новации, то есть замещения одного обязательства по передаче товара другим обязательством по передаче товара, но в рамках одного и того же договора.
   Договор о новации потребуется и в любом другом случае дополнительного согласования условия обязательства по передаче товара, которое затрагивает какое-либо существенное условие договора купли-продажи, в частности, условие о количестве или наименовании товара как условие о предмете договора купли-продажи; условие о сроках поставки в договоре поставки; условие о цене в договоре продаже недвижимости и т. д. Подобные примеры новации касаются всех тех случаев, когда обновленное обязательство остается в рамках искомого договора и подпадает под режим изменения условий договора в силу соглашения сторон.
   Вместе с тем, при замещении одного обязательства другим может произойти такое изменение условия обязательства, которое затронет не только какое-либо существенное условие договора, но и непосредственным образом отразиться на существе договорной конструкции: новация приведет к трансформации договорной конструкции, когда один договор будет заменен другим договором. В подобном договоре новации конкретизация условия о замещаемых обязательствах происходит, в частности, за счет указания на сущностные характеристики создаваемого договора, способного обслужить обновленное обязательство [49 - Это означает, что договор новации должен удовлетворять всем конститутивным признакам нового договора, в т. ч. содержать в себе все существенные условия такового. Данное положение, в определенной степени, находит отражение и в судебной практике.Так, согласно п. 3 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 № 103 «обзор практики применения арбитражными судами ст. 414 Гражданского кодекса российской федерации» для прекращения обязательства новацией требуется согласование сторонами существенных условий обязательства, которым стороны предусмотрели прекращение первоначального обязательства. см.: Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.]. В этой ситуации заменой обязательства изменяется само основание его возникновения, а значит, изменяются и условия реализации обновленного обязательства. При этом влияние новации на формирование новой договорной конструкции зависит от того, на какой стадии исполнения первоначального договора реализуется механизм новации и в какой степени такой механизм оказывает влияние на цель этого договора.
   Если новация коснулась обязательства, отвечающего за квалификацию договора (квалифицирующее обязательство) [50 - В договоре купли-продажи таким квалифицирующим обязательством выступает обязательство по передаче товара, в договоре аренды – обязательство по передаче имущества во временное владение и пользование (или только во временное пользование) и т. п.], то договор может быть заменен, либо на договор в рамках одного договорного типа (напр., договор продажи предприятия заменен на договор продажи недвижимости), либо на договор иной типовой принадлежности (напр., договора купли-продажи заменен на договор возмездного оказания услуг). В подобной ситуации процесс замещения обязательств одновременно сопровождается процессом замещения договоров, когда отпадение экономической цели новируемого обязательства соответствует отпадению цели первоначального договора, а формирование экономической цели обновленного обязательства соответствует формированию новой цели нового договора.
   В большинстве возмездных двусторонних договорах исполнению квалифицирующего обязательства противостоит исполнение денежного обязательства, связанного с уплатой денег за товар, оказанную услугу, выполненную работу, которые также могут подлежать обновлению через механизм новации. Исполнение таких денежных обязательств, как правило, выступает последней стадией динамики заключенного договора. При их замещении может быть затронут как характер возврата денег кредитору, так и сам предмет их исполнения. Очевидно одно, что погашение новируемого обязательства связано с отпадением его экономической цели в то время, как первоначальный договор прекращается непосредственно достижение его цели, а не отпадением. Соглашением о новации долг, возникший при исполнении первоначального договора, выводится за его рамки и оформляется либо самостоятельным договором займа (а первоначальное денежное обязательство замещается заемным обязательством), либо любым другим договором, предметом которого выступает иное отличное от денег предоставление (первоначальное денежное обязательство замещается обязательством по передаче имущества, выполнению работ, оказанию услуг и т. п.).
   Новацию можно применить не только для погашения договорных регулятивных обязательств, но и для погашения регулятивных обязательств, возникающих из односторонних сделок. При этом обновленное регулятивное обязательство может характеризоваться как признаками договорного, так и внедоговорного обязательства. Так, обязательство по выплате денежного вознаграждения в рамках публичного обещания награды может быть замещено внедоговорным обязательством по передаче имущества в собственность (в подобной ситуации меняется лишь предмет вознаграждения: деньги заменены на иное имущество), а может быть новировано в заемное (договорное) обязательство. Для охранительных внедоговорных обязательств также существует возможность применения механизма новации с учетом существа первых. В частности, замещение допустимо для обязательств по возмещению вреда, причиненного имуществу, что не противоречит природе данного охранительного обязательства, цель которого – полное возмещение причиненного имуществу потерпевшего вреда посредством полного восстановления его имущественной сферы.
   Вместе с тем, нельзя новировать обязательство по возмещению вреда, причиненного жизни и здоровью, поскольку принцип полного возмещения вреда относительно данного деликта достигается за счет предоставления определенной денежной суммы, в частности, необходимой для возмещения затрат на лечение. Нельзя заместить одно кондикционное обязательство другим аналогичным. Однако его можно погасить возникновением другого – регулятивного обязательства. При подобном замещении обязательства из неосновательного обогащения произойдет смещение интереса кредитора, который выйдет из охранительной сферы в регулятивную, что в дальнейших отношениях кредитора и должника исключит возможность первого ссылаться на кондикционную природу происхождения долга второго.
   Таким образом, границы применения новации определяются лишь качественным состоянием первоначального обязательства и степенью замещения условий такого обязательства. Что касается условий обязательства, которые могут быть задеты процессом новирования, то такие не ограничиваются лишь предметом и способом исполнения обязательства. Это могут быть любые условия, в т. ч. время и место исполнения [51 - Данный подход находит отражение в Проекте № 47538-6 ФЗ «о внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса российской федерации, а также в отдельные законодательные акты российской федерации», в котором содержится норма о том, что «обязательство прекращается соглашением сторон о замене первоначального обязательства, существовавшего между ними, другим обязательством между теми же лицами (новация), если иное не установлено законом или не вытекает из существа отношений» (п. 1 ст. 414). // http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%28SpravkaNew%29?OpenAgent&RN=47538-6&02 (дата обращения 13.12.2013).]. Вместе с тем, новацией нельзя, во-первых, изменить направленность исполнения обязательства, когда кредитор в первоначальном обязательстве станет должником в обновленном обязательстве, во-вторых, нельзя изменить субъектный состав на стороне кредитора и должника.
   Применение в хозяйственном обороте новации применительно к договорным обязательствам, которые исполняются ненадлежащим образом либо вообще не исполняются должником, породило немало противоречивых подходов к решению вопроса о судьбе акцессорных обязательств и, в первую очередь, обязательств по уплате неустойки.
   На первый взгляд, решение этого вопроса очевидно и находит отражение в содержании законодательной нормы, согласно которой новация прекращает дополнительные обязательства, связанные с первоначальным, если иное не предусмотрено соглашением сторон. Данная норма распространяется на случаи, когда стороны прекращением основного обязательства прекращают и все дополнительные (акцессорные) обязательства, которые, в частности, обеспечивали исполнение основного обязательства, но так и не были реализованы в силу отсутствия оснований для их исполнения. Вместе с тем, среди акцессорных обязательств выделяются такие обязательства, реализация которых может происходить одновременно с реализацией основного обязательства. Речь, в частности, идет об обязательстве по уплате неустойки, возникновение которого обусловливается случаями неисполнения или ненадлежащего исполнения основного обязательства.
   При реализации неустойки кредитор неисполняемого или ненадлежащее исполняемого обязательства, не утрачивая интереса в его исполнении, предупреждает наступление негативных материальных последствий для себя, обременяя должника обязанностью уплаты определенной денежной суммы. Соответственно, обязанность уплаты неустойки относительно основного обязательства в зависимости от того, исполняется ли оно надлежаще либо не исполняется (ненадлежащее исполняется), может считаться не возникшей или, напротив, возникшей. Обязанность уплаты неустойки не возникнет и в том случае, когда момент исполнения основного обязательства еще не наступил.
   Следовательно, если стороны обновляют обязательство, момент исполнения которого не наступил, либо обязательство, которое надлежаще исполняется, но стороны, например, потеряли интерес в его исполнении, обязательство по уплате неустойки прекращается в силу прямого указания ст. 414 ГК РФ, как акцессорное обязательство. В данном положении отражается существо любого акцессорного обязательства как обязательства, существование и действительность которого ставится в зависимость от существования и действительности основного обязательства. Обновление же обязательства, которое не исполнялось либо ненадлежащее исполнялось, определяет особенности прекращения обязательства по уплате неустойки.
   Неисполнение (ненадлежащее исполнение) основного обязательства порождает последствие, в качестве которого, в частности, выступает обязанность по уплате определенной денежной суммы (неустойки). Следовательно, до момента новирования на стороне должника возникает денежный долг, соответствующий размеру неуплаченной неустойки. Этот денежный долг входит в совокупный долг должника на момент обновления основного обязательства. Иначе говоря, обязательство по уплате неустойки прекращается в момент совершения новации. Однако новация не влияет на действительность денежного обязательства, предмет исполнения которого соответствует неуплаченной неустойке.
   Вместе с тем, в судебной практике встречается иной подход к определению судьбы денежного долга, соответствующего размеру неуплаченной неустойки. Так, согласно п. 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 № 103 «Обзор практики применения арбитражными судами ст. 414 Гражданского кодекса Российской Федерации» [52 - Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.] (далее – Информационное письмо) если иное не предусмотрено соглашением сторон, с момента заключения соглашения о новации обязанность уплатить за предшествовавший заключению указанного соглашения период неустойку, начисленную в связи с просрочкой исполнения должником первоначального обязательства, прекращается.
   Иллюстрацией данного положения послужило дело, связанное с новацией обязательства по оплате поставленного товара, которое не исполнялось в течение одного месяца, в заемное обязательство. Несмотря на то, что кредитор после обновления первоначального обязательства рассчитывал также на удовлетворение требования, связанного с получением денежной суммы, соответствующей размеру договорной неустойки за один месяц просрочки оплаты за товар, суд отказал в удовлетворении данного требования. Суд пришел к выводу о том, что «замена долга по оплате продукции на заемное обязательство не позволяет после заключения соглашения о новации применять ответственность за несвоевременное осуществление платежей по договору поставки».
   На наш взгляд, приведенный вывод выступает примером неправильной квалификации правоотношений. Не вызывает сомнения, что обязанность по уплате неустойки возникла и согласно приведенной выше ситуации не исполнялась в течение месяца с момента неисполнения обязательства по оплате товара до момента его замены на заемное обязательство. Должник, который должен был выплачивать неустойку согласно условиям договора, уклонялся от ее уплаты. Соответственно, условие о договорной неустойке, которое на момент заключения договора поставки рассматривалось как обеспечительное средство, наступило, обременив должника-покупателя уплатой определенной денежной суммы.
   Таким образом, на момент новации на стороне должника, помимо долга по основному (первоначальному) обязательству, возник денежный долг по акцессорному обязательству, представляющий собой денежную сумму, которую должник должен был выплатить в качестве договорной неустойки, но не выплатил. Возникает вопрос о квалификации возникших после новации правоотношений.
   Представляется, что в момент обновления первоначального обязательства (по оплате товара), который соответствует моменту прекращения договора поставки, возникают два самостоятельных обязательства: заемное обязательство и денежное кондикционное обязательство, возникшее в силу отпадения правового основания (прекращения договора поставки) при наличии денежного долга, который подлежит квалификации как неосновательно приобретенное имущество [53 - См. подробнее о соотношении договорного и кондикционного требования: соломина н. Г. К вопросу о соотношении требования о возврате неосновательного обогащения с требованием о возврате исполненного по недействительной сделке. // Арбитражный и гражданский процесс. 2008. № 2. с. 7–10; Соломина Н. Г. определение случаев, подпадающих под требование одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством // Юрист. 2008. № 11. с. 19–24.].
   Вместе с тем, с момента новации обязательство по уплате неустойки за просрочку поставленного товара прекращается на будущее, поскольку исчезает основное обеспечиваемое неустойкой обязательство. Новация погашает не долг, который возник на момент обновления обязательства, а акцессорное обязательство, что не было учтено судебными органами при вынесении решения об отказе в удовлетворении требования об уплате денежного долга, возникшего вследствие неуплаты договорной неустойки.
   С момента совершения новации, должник несет не только обязанность в рамках заемного обязательства, но и обязанность по возмещению денежного долга в рамках кондикционного обязательства. Отказывая кредитору в удовлетворении требования о возмещении сумм, соответствующих размеру неуплаченной неустойки, суд тем самым подводит существо таких сумм под имущество, неподлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения. Однако в ст. 1109 ГК РФ в перечне имущества, неподлежащего возврату в качестве неосновательного обогащения, такое имущество отсутствует [54 - См. подробнее об имуществе, не подлежащем возврату в качестве неосновательного обогащения: соломина н. Г. имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения // Право и экономика. 2007. № 5. с. 34–40.]. Соответственно, нельзя обосновать решение суда и нормами о кондикции. Погашение денежного долга без совершения каких-либо действий со стороны должника, направленных на такое погашение, возможно посредством прощения долга. При этом прощение долга как основание прекращения гражданско-правового обязательства предполагает: во-первых, волеизъявление кредитора; во-вторых, отсутствие ограничений на совершение действий, направленных на прощение долга, предусмотренных, в частности, нормами Гражданского кодекса РФ о дарении. Вместе с тем, в исследуемой ситуации воля кредитора, напротив, была направлена на истребование денежной суммы от должника. Более того, согласно ст. 575 ГК РФ дарение в отношениях между коммерческими организациями не допускается.
   Таким образом, в действующем гражданском законодательстве отсутствует какой-либо механизм, который мог бы позволить суду отказать в удовлетворении требования кредитора на взыскание суммы денежного долга, соответствующей размеру неуплаченной договорной неустойки. Это позволяет говорить о том, что содержание абз. 1 п. 4 Информационного письма основано на неверной квалификации правоотношений, а решение суда основано на неправильном применении норм материального права.
   На наш взгляд, кредитор вправе требовать исполнения не только обновленного обязательства, но и исполнения денежного кондикционного обязательства, долг по которому соответствует размеру начисленной, но неуплаченной неустойки за срок неисполнения или ненадлежащего исполнения первоначального обязательства.
   Вместе с тем, не исключена возможность обновления обязательства таким образом, что размер нового обязательства покроет размер первоначального обязательства и денежного акцессорного обязательства в совокупности. От подобной ситуации следует отличать ситуацию, когда обязательство по уплате неустойки новируется в заемное обязательство, а основное обязательство остается прежним. Подобный подход не учитывает существа акцессорного обязательства и соответственно основан на неверной квалификации правоотношений.
   Тем не менее, высшие судебные органы такой подход признают состоятельным. Так, в п. 5 Информационного письма содержится вывод о том, что обязательство по уплате неустойки может быть новировано в заемное обязательство. Данная рекомендация Президиума ВАС РФ основана на ситуации, согласно которой стороны договора купли-продажи, новировали обязательство по уплате неустойки, которое возникло вследствие неисполнения обязательства по оплате товара, в заемное обязательство. Суд, отказывая в удовлетворении требования кредитора об уплате неустойки, полагая, что новация не состоялась, указал на то, что ст. 414 ГК РФ не устанавливает запрета на новацию обязательства по уплате неустойки. Суд указал, что в соответствии со ст. 818 ГК РФ по соглашению сторон долг, возникший из купли-продажи, аренды имущества или иного основания, может быть заменен заемным обязательством. В качестве иного основания, по мнению суда, может выступать факт неисполнения обязательства, порождающего денежное обязательство – обязательство по уплате неустойки.
   В подобной ситуации суд признал возможным изменение существа обязательства, направленного на предупреждение или пресечение нарушения прав, каким и является обязательство по уплате неустойки, на обязательство, исполнение которого лишь предполагается с точки зрения нормального течения гражданского оборота. Новирование обязательства по уплате неустойки в заемное обязательство приводит к изменению статуса должника в основном обязательстве по оплате товара: недобросовестный должник приобретает статус добросовестного, т. е. такого должника, который, несмотря на просрочку основного обязательства (недобросовестное поведение), принуждается лишь к исполнению обязанности по оплате товара.
   Представляется, что подобное изменение статуса должника недопустимо, а равно недопустимо изменение природы охранительного обязательства. Если предположить возможность новации обязательства по уплате неустойки в заемное обязательство, то применительно к описанной выше ситуации выходит, что должник может оказаться в ситуации, когда уже два самостоятельных обязательства (по уплате товара и заемное) не будут исполняться и, соответственно, породят два дополнительных обязательства по уплате неустойки. Относительно заемного обязательства получается, что неустойка будет начисляться на сумму, представляющую собой по первоначальному обязательству также неустойку. Иначе говоря, речь идет о завуалированной возможности начисления процентов на проценты. В целом подобная ситуация приведет к обременению должника обязанностью уплаты денежных сумм несоразмерных последствиям нарушения обязательства по оплате товара.
   Допустимость новации обязательства по уплате процентов в заемное обязательство выглядит «порочной» и с позиции норм, определяющих очередность удовлетворения требований кредитора по денежному обязательству. Выходит, что подобная новация позволяет вывести денежные суммы, соотносимые с размером неуплаченной неустойки, из приоритетной очереди удовлетворения требований кредитора по сравнению с основным долгом. Таким образом, сумма произведенного должником платежа по правилам ст. 319 ГК РФ сразу пойдет на погашение основного долга по оплате товара.
   Итак, можно установить следующие пределы применения новации относительно обязательства по уплате неустойки:
   во-первых, новация основного обязательства прекращает обязательства по уплате неустойки исключительно на будущее время и не затрагивает обязанность по уплате денежного долга, возникшего в силу неисполнения основного первоначального обязательства и соответствующего размеру неуплаченной неустойки; с момента новации основного обязательства обязательство по уплате неустойки преобразуется в кондикционное обязательство;
   во-вторых, допускается новация основного обязательства и обязательства по уплате неустойки с одновременной заменой их на одно заемное обязательство;
   в-третьих, исключена новация обязательства по уплате неустойки с сохранением основного обязательства.

§ 2. Прощение долга

   В системе оснований прекращения гражданско-правовых обязательств, направленных на бесконфликтное урегулирование отношений, особое место занимает прощение долга, в силу которого одно лицо (кредитор), обладающее имущественным правом требования к другому лицу (должнику), освобождает последнее от исполнения лежащей на нем обязанности.
   В юридической литературе существо данного основания прекращения обязательств, как правило, рассматривают через призму судебной практики, квалифицирующей прощение долга в зависимости от критерия направленности намерения кредитора освободить должника от обязанности. Так, в 2005 году Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ в информационном письме № 104 указал на то, что отношения кредитора и должника по прощению долга можно квалифицировать как дарение, только если судом будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара [55 - Пункт 3 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 № 104 «Обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса российской федерации о некоторых основаниях прекращения обязательств» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.].
   Данный вывод был проиллюстрирован на следующем примере. Акционерное общество получило от общества с ограниченной ответственностью денежные средства по договору займа, которые обязалось возвратить в установленный срок и уплатить проценты за пользование деньгами. Сумма займа не была возвращена в срок. ООО направило в адрес должника письмо с требованием немедленного возврата суммы займа, указав при этом, что в случае исполнения данного требования займодавец освобождает заемщика от уплаты процентов за пользование денежными средствами и неустойки за несвоевременный возврат суммы займа.
   Заемщик сумму займа возвратил. Однако кредитор, полагая, что освобождение заемщика от обязанности уплаты процентов в качестве платы и неустойки является ничем иным как дарением, которое по смыслу ст. 575 ГК РФ подпадает под запрет, а соответственно, является ничтожным, предъявил к заемщику требование о взыскании указанных процентов годовых.
   Суд в удовлетворении исковых требований займодавца отказал по следующим основаниям: квалифицирующим признаком дарения является его безвозмездность. Вместе с тем, гражданское законодательство исходит из презумпции возмездности договора, поэтому прощение долга является дарением только в том случае, если судом будет установлено намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара. Об отсутствии намерения кредитора одарить должника может свидетельствовать, в частности, взаимосвязь между прощением долга и получением кредитором имущественной выгоды по какому-либо обязательству между теми же лицами. Суд установил, что целью совершения сделки прощения долга в данной ситуации являлось обеспечение возврата суммы задолженности в непрощенной части, и у кредитора отсутствовало намерение одарить должника.
   Таким образом, вышеизложенное позволяет сформулировать два вывода. Во-первых, прощение долга есть двусторонняя сделка, что предполагает необходимость получения согласия должника на ее совершение. В противном случае, как отмечают некоторые авторы, возможно наступление негативных последствий для должника, который может быть не заинтересован в освобождении его от имущественной обязанности [56 - См.: Бациев В. В. Практический комментарий отдельных положений Гл. 26 Гражданского кодекса российской федерации о прекращении обязательств (за исключением положений о зачете) // Арбитражные споры. 2007. № 4 (40). с. 113–138.]. Во-вторых, вопрос о соотношении прощения долга и дарения решается в зависимости от существа намерения кредитора. Так, в случае, если имеет место намерение кредитора освободить должника от обязанности по уплате долга в качестве дара, прощение долга выступает разновидностью дарения. Если же такое намерение кредитора имеет иную направленность, не связанную с намерением одарить, то прощение долга подлежит квалификации, в частности, в качестве обеспечения возврата суммы задолженности в непрощенной части [57 - Данный подход позволил некоторым авторам прийти к выводу об отсутствии оснований полного отождествления двух правовых институтов: прощения долга и дарения. см., напр.: Буркова А. некоторые гражданско-правовые вопросы, связанные с прощением долга // Юрист. 2010. № 4. с. 49.].
   Итак, Президиум ВАС РФ в качестве квалифицирующего признака прощения долга как дарения выделяет установление намерения кредитора освободить должника от уплаты долга в качестве дара. В то же время п. 2 ст. 572 ГК РФ оперирует понятием «ясно выраженное намерение».
   Имеется ли различие между понятием «намерение», используемое в Информационном письме № 104, и понятием «ясно выраженное намерение» п. 2 ст. 572 ГК РФ? Очевидно, что имеется. Намерение лица – есть его воля. Ясно выраженное намерение представляет собой ни что иное, как волеизъявление. Соответственно, исследуемые понятия соотносятся между собой также как понятия «воля» и «волеизъявление». Выходит, что в вопросе квалификации прощения долга, по мнению ВАС РФ, ключевое значение имеет внутреннее состояние субъекта, т. е. его воля. Представляется, что такой подход к квалификации отношения не совсем укладывается в действующий механизм толкования условий договора, нашедший отражение в нормах ст. 431 ГК РФ: при толковании условий договора судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. При этом в случае неясности буквальное значение условия договора может быть установлено путем сопоставления с другими условиями договора и его смыслом в целом. И только при невозможности реализации приведенного механизма определения содержания договора суд должен выяснить действительную общую волю сторон с учетом цели такого договора.
   Возвращаясь к примеру из Информационного письма № 104, можно утверждать, что содержащееся в адресованном должнику письме условие об освобождении его от уплаты процентов годовых, выступает примером «ясно выраженного намерения»: намерение кредитора получило свое внешнее выражение в виде письменного предложения должнику, которое можно считать принятым (а соответственно, и согласованным) с момента, когда тот совершил предусмотренное в предложении действие – немедленно возвратил сумму основного долга. Соответственно, суд должен был дать оценку именно «ясно выраженному намерению» посредством буквального толкования содержащихся в адресованном должнику письме слов и выражений. Именно буквальное значение слов и выражений письма должно было подтвердить квалификацию прощения долга как дарения со всеми вытекающими последствиями.
   В письме кредитора содержится фраза: «освободить заемщика от уплаты процентов за пользование денежными средствами и неустойки за несвоевременный возврат суммы займа», которая по своей конструкции соответствует одному из возможных объектов дарения ст. 572 ГК РФ – освобождение от имущественной обязанности. Заметим, что использование понятия «освобождение» по смыслу ст. 572 ГК РФ уже предполагает безвозмездность. В свою очередь, прямое указание на безвозмездность действия должно содержаться применительно к передаче вещи или права конкретному лицу в качестве дара.
   Таким образом, рекомендации Президиума ВАС РФ, касающиеся необходимости установления судом намерения кредитора (то есть воли, игнорируя тем самым волеизъявление), не основаны на законе.
   Проведенная судом квалификация прощения долга также вызывает возражения. Суд указал, что целью совершения сделки прощения долга выступает обеспечение возврата суммы задолженности в непрощенной части. Возникает вопрос: в чем выражается обеспечительная функция прощения долга?
   Известно, что любое обеспечительное средство предполагает возникновение какого-либо дополнительного права кредитора, как правило, в случае нарушения основного права, являющегося следствием неисполнения или ненадлежащего исполнения основного обязательства. Относительно рассмотренной выше ситуации в случае, если бы заемщик так и не возвратил сумму займа, о возникновении какого-либо дополнительного права кредитора, реализация которого обеспечила бы исполнение основного обязательства, говорить не пришлось бы. Право на получение процентов в качестве платы за пользование деньгами существовало изначально с момента совершения заемной сделки. Право на получение процентов как санкции возникло с момента просрочки заемщика. Следовательно, сделка прощения никакой обеспечительной функции долга не выполняет.
   На наш взгляд, в рассматриваемой ситуации вообще не может идти речи о прощении долга. Поскольку заемщик принял предложение займодавца посредством совершения конклюдентных действий, можно вести речь о том, что в рамках существующего договора займа было достигнуто дополнительное соглашение об его изменении. Предметом данного соглашения является условие о прекращении обязательства по уплате процентов за пользование денежными средствами. Момент, с которого это обязательство считается прекращенным, определяется совершением действия по возврату основной суммы долга. Сопоставление условия о прекращении данного обязательства с другими условиями договора займа и смыслом договора в целом позволяет утверждать, что стороны распространяют свое дополнительное соглашение на отношения, возникшие с момента совершения основного договора займа. Что касается обязательства по уплате неустойки, то оно считается прекращенным не по причине достижения соглашения между займодавцем и заемщиком, а по причине принятия первым надлежащего исполнения со стороны второго.
   Прощение долга представляет собой действие, которое, с одной стороны, выступает правопрекращающим юридическим фактом, поскольку его совершением должник освобождается от лежащей на нем обязанности, а соответственно, прекращается и само правоотношение. С другой стороны, это действие составляет объект самостоятельного договора – соглашения о прощении долга, которое, в свою очередь, формируется как реальный договор, совершение которого совпадает с его исполнением (прощением долга), а соответственно, и его прекращением. Предмет данного соглашения соотносится с одним из возможных предметов договора дарения – освобождением должника от его имущественной обязанности перед кредитором. Таким образом, прощение долга можно реализовать исключительно в рамках реальной конструкции договора дарения, по которому кредитор (даритель) освобождает должника (одаряемого) от имущественной обязанности перед собой.
   Что следует понимать под долгом в рамках ст. 415 ГК РФ [58 - По содержанию нормы ст. 415 ГК РФ не используется термин «прощение долга». В связи с этим ст. 415 ГК РФ необходимо изложить в следующей редакции: «обязательство прекращается освобождением кредитором должника от лежащих на нем обязанностей (прощением долга), если это не нарушает прав других лиц в отношении имущества кредитора».]?
   Долг – это имущественная обязанность. Учитывая, что она может составлять содержание как договорных, так и внедоговорных обязательств, представляется важным уяснить пределы применения прощения долга как в отношении первых, так и вторых.
   Относительно внедоговорных (охранительных) обязательств, таких как кондикционные и деликтные обязательства, следует заметить, что любое согласительное вмешательство в процесс реализации этих обязательств неизбежно приведет к изменению их существа: последствия прекращения внедоговорных обязательств в силу соглашения сторон выходят за охранительную сферу и подпадают под действие договорного права.
   Так, например, потерпевший в рамках кондикционного обязательства, отказываясь от своих претензий на возврат неосновательно приобретенного имущества, изменяет тем самым не только правовой режим последнего – имущество приобретает качества дара, но и правовой статус приобретателя, который приобретает черты добросовестного субъекта – одаряемого. Соглашение в данной ситуации распространяет свое действие на отношения, которые возникли с момента неосновательного обогащения, придавая им правомерный характер. При этом дарение в подобной ситуации имеет место в форме передачи дара, а не в форме освобождения от имущественной обязанности. Это объясняется тем, что при неосновательном приобретении на приобретателя переходит лишь титул владельца, но не собственника. Поэтому отказ от имущественных претензий к приобретателю подменяет механизм, который в идеале предполагает возврат имущества собственнику (потерпевшему) и только потом передачу этого имущества в качестве дара.
   Иной квалификации подлежит ситуация, когда потерпевший отказывается от своих имущественных притязаний в обязательстве, связанном с возмещением стоимости неосновательно приобретенного имущества, возврат которого в натуре не возможен. Перед нами прощение долга, что исключает какие-либо имущественные требования кредитора к должнику, в т. ч. и на будущее время.
   Прощением долга может быть прекращено и обязательство по возврату неосновательно сбереженного имущества.
   Что касается возможности прекращения деликтных обязательств посредством освобождения должника от возмещения причиненного ущерба, то, на наш взгляд, также отсутствуют основания для ограничения применения прощения долга независимо от того, прекращается ли таким способом обязательство по возмещению вреда, причиненного имуществу потерпевшего, или обязательство по возмещению вреда, причиненного его здоровью [59 - В юридической литературе высказывается мнение о том, что подобного рода обязательства могут быть прекращены прощением долга. Вместе с тем, то обоснование, которое приводят некоторые авторы, представляется весьма противоречивым. так, М. А. Егорова приходит к следующему выводу: «… прощение долга в обязательствах охранительного содержания в целом не может рассматриваться как вид дарения имущества по причине отсутствия в этом действии эффекта распорядительной сделки – фактической передачи имущества (исключение составляют случаи неосновательного обогащения). Подобная сделка не должна квалифицироваться в качестве договора дарения, а в силу природы охранительного обязательства может быть совершена путем одностороннего волеизъявления – односторонней сделки по прощению долга». см.: Егорова М. А. Концепция реализации способов прекращения гражданско-правовых обязательств: автореф. дисс. докт. юр. наук. М., 2013. с. 36.Таким образом, М. А. Егорова различает два механизма освобождения от имущественной обязанности (прощения долга) – договор прощения долга и односторонняя сделка по прощению долга. Что лежит в основе такого подхода? Как пишет М. А. Егорова, «оригинальная концепция решения проблемы соотношения прощения долга с дарением». она считает, что освобождение от имущественной обязанности не является видом дарения, поскольку в данном случае отсутствует совершение распорядительной сделки (передачи имущества).Подобная «оригинальная концепция» действительно могла бы решить какие-нибудь вопросы. однако, в таком случае, на наш взгляд, неразрешенной проблемой останется природа самой односторонней сделки по прощению долга.].
   Таким образом, применение прощения долга во внедоговорной (охранительной) сфере возможно. Вместе с тем, прекращение внедоговорных обязательств посредством освобождения должника от имущественной обязанности непосредственным образом отражается на статусе должника: он перестает быть приобретателем в рамках кондикционного обязательства и причинителем вреда в рамках деликтного, что исключает возможность последующего предъявления потерпевшим каких-либо требований, связанных с восстановлением его нарушенного права. Представляется, что дальнейшие отношения могут развиваться лишь в случае освобождения приобретателя по кондикционному обязательству от обязанности по возврату неосновательно приобретенного имущества в натуре по схеме даритель – дар – одаряемый, в частности, при отмене дарения.
   Определение случаев возможного применения прощения долга в договорной сфере сводится к потребности квалификации отношения, в первую очередь, в зависимости от характеристики договора по критерию наличия прав и обязанностей.
   Так, в двустороннем договоре предполагается наличие как минимум двух встречных обязательств, что характерно, в первую очередь, для возмездных договоров. Исполнение одного (первоначального) обязательства обусловливает необходимость исполнения другого (взаимного, последующего) обязательства. Как в том, так и в другом обязательствах существует обязанность, которая может быть прекращена. Прекращение обязанности в первоначальном обязательстве соответствует прекращению самого обязательства и прекращению договора в целом. Такое прекращение может быть согласительным, а может основываться на волеизъявлении одной из сторон договора.
   Если соглашение сторон о прекращении обязательства отсутствует, то независимо от того, кто отказывается от исполнения первоначального обязательства (должник или кредитор), такой отказ подлежит квалификации в качестве одностороннего отказа от договора, т. е. речь идет об его одностороннем расторжении. Учитывая, что действующее гражданское законодательство по общему правилу исходит из презумпции недопустимости одностороннего отказа от исполнения обязательства (ст. 310 ГК РФ), в случае одностороннего расторжения договора необходимо дать оценку не только самой возможности одностороннего отказа от исполнения обязательства, но и последствиям такого отказа, поскольку отказывающаяся сторона всегда будет рассматриваться в качестве недобросовестной, если только иное не предусмотрено законом.
   В то же время первоначальное обязательство может быть прекращено соглашением сторон. Однако такое соглашение будет выступать не соглашением о прощении долга, а соглашением об изменении или расторжении договора (п. 1 ст. 450 ГК РФ).
   Если обязательность исполнения первоначального договорного обязательства обеспечена, в первую очередь, достигнутым соглашением сторон, исполнение которого гарантируется мерами государственного принуждения, то обязательность исполнения взаимного договорного обязательства обеспечена, помимо всего прочего, побудительными предпосылками исполненного первоначального обязательства: «размер» обязанности должника по взаимному обязательству всегда сопоставим с «размером» уже исполненной обязанности по первоначальному обязательству. Поэтому статус кредитора во взаимном обязательстве носит абсолютный характер: в цепи порождаемых договором обязательств исполнение взаимного обязательства является завершающей стадией «жизни» договора, а соответственно, в рамках нормального течения гражданского оборота кредитор взаимного обязательства никогда не станет должником в договоре, поскольку последний с момента исполнения взаимного обязательства считается прекращенным.
   Указанная особенность статуса кредитора во взаимном обязательстве позволяет ему освободить должника от «абсолютного» долга – долга, необходимость передачи которого обеспечена исполнением первоначального обязательства. Именно поэтому прекращение взаимного обязательства, обусловленное соглашением сторон, может подлежать квалификации в качестве прощения долга.
   Вместе с тем, прекращение взаимного обязательства не его исполнением, а прощением долга, однозначно отразится на квалификации прекращенного договора. Такой договор в отсутствие встречного исполнения будет рассматриваться в качестве договора дарения. Таким образом, прекращение взаимного обязательства в двустороннем договоре, основанное на соглашении о прощении долга (договоре дарения), оказывает квалифицирующее воздействие на тот договор, который прекращается прощением долга – он признается односторонним договором дарения, поскольку его исполнение сводится к перемещению имущественного блага исключительно от одного лица к другому не только без какого-либо встречного предоставления, но и встречного исполнения обязательства как такового [60 - Встречное исполнение не всегда характеризуется встречным предоставлением. Встречное исполнение обязательства в отсутствие встречного предоставления характерно для договора безвозмездного пользования имуществом, построенного по консенсуальной конструкции.]. Данные положения характерны исключительно для возмездных договорных конструкций и не распространяются на безвозмездные договоры, поскольку в последних отсутствует встречное предоставление, а соответственно, исключена постановка вопроса о формировании «абсолютного» долга.
   Возможность применения прощения долга к односторонним договорам также зависит от их разграничения на возмездные и безвозмездные договоры.
   Особенностью возмездного одностороннего договора выступает то, что его возникновение уже обусловлено формированием на стороне должника «абсолютного» долга, наличие которого обеспечено совершением действия по перемещению имущественного блага, положенного в основу возникновения договора (в договоре займа – передача займа заемщику, в договоре ренты – передача имущества в собственность плательщика ренты). Соответственно, наличие имущественной обязанности должника позволяет прекратить обязательство не только его исполнением, но и прощением долга, что нельзя сказать об обязательстве, возникающим из одностороннего безвозмездного договора.
   Среди безвозмездных договоров особое место занимает договор дарения, в рамках которого имущественная обязанность может возникнуть, если только речь идет об обещании дарения. Обязательство по предоставлению имущества в дар может быть прекращено посредством отказа одаряемого принять дар (односторонней сделки), который он вправе совершить в любое время до передачи ему дара (п. 1 ст. 573 ГК РФ). Тем не менее, в подобной ситуации о прощении долга в отношении обязательства по предоставлению имущества в дар говорить не приходится, поскольку отказываясь от дара одаряемый, тем самым, расторгает договор дарения в одностороннем порядке.
   Иначе квалификация прекращения обязательства будет произведена относительно другой безвозмездной договорной конструкции – договора ссуды. Ссудополучатель обязан вернуть вещь, принадлежащую на праве собственности ссудодателю, а соответственно, имущественная сфера ссудополучателя ничем не обременяется. Отсутствие имущественного обременения должника (ссудополучателя) исключает постановку вопроса о возможности применения прощения долга к правоотношениям, возникающим из договора безвозмездного пользования. Ссудодатель, отказываясь от получения назад своего имущества, инициирует предложение о дарении этого имущества. В свою очередь, ссудополучатель, принимая предложение ссудодателя, переводит имущество в свою хозяйственную сферу. В подобной ситуации речь идет о дарении, но не в форме освобождения ссудополучателя от имущественной обязанности (прощения долга), а в форме передачи имущества в дар.
   Таким образом, прекращение обязательства посредством прощения долга невозможно относительно обязательств, возникающих из односторонних безвозмездных договоров.
   Учитывая изложенное, можно определить качественные характеристики имущественной обязанности должника:
   Во-первых, долг – это всегда имущественная обязанность, а соответственно, прощение долга имеет исключительно имущественную направленность. Нельзя освободить от неимущественной обязанности посредством совершения сделки дарения. Погашая право, содержание которого сводится к мерам, обеспечивающим реализацию неимущественного интереса кредитора, последний прекращает обязательство отказом от субъективного права, если только такой отказ допускается законом.
   Во-вторых, долг носит абсолютный характер в том смысле, что предметом обязанности может выступать имущество в значении вещи (совокупности вещей), включая деньги. Освобождая должника от обязанности, кредитор тем самым отказывается от получения встречного предоставления в виде вещи в возмездном договоре, от уплаты денег в качестве возмещения вреда или возврата неосновательного обогащения.
   Таким образом, долг для цели ст. 415 ГК РФ представляет собой имущественную обязанность, составляющую содержание договорного или внедоговорного обязательства, связанную с передачей вещи должника (в т. ч. его денег), исполнение которой сводится к встречному предоставлению вещи в договорном обязательстве или уплате денег во внедоговорном (охранительном) обязательстве.
   Прощение долга является одной из форм дарения, посредством которой происходит освобождение должника от имущественной обязанности перед кредитором. При этом прощение долга может быть реализовано исключительно в рамках реальной конструкции договора дарения. В противном случае, если допустить возможность прощения долга посредством совершения договора обещания дарения, возникает ситуация, при которой совершение договора прощения долга будет выступать не только основанием прекращения обязательства, но и основанием для приостановления должником исполнения этого обязательства или основанием для отказа от его исполнения в целом. Более того, при исполнении такого обязательства после совершения договора обещания дарения возникает потребность в уяснении правового режима имущества, переданного должником кредитору. Поэтому представляется, что совершение договора обещания дарения относительно обязанности освободить должника от долга противоречит существу прощения долга [61 - Все изложенные выше положения необходимо воспринимать с учетом одной особенности: при реализации прощения долга следует иметь в виду ограничения, установленные не только в отношении дарения, но и той договорной конструкции, в рамках которой происходит прекращение обязательства посредством прощения долга.].
   Договор прощения долга конструируется исключительно на основании реального договора дарения, по которому кредитор (даритель) освобождает должника (одаряемого) от имущественной обязанности перед собой. При этом имущественная обязанность (долг) характеризуется тем, что: во-первых, может носить как договорный, так и внедоговорный характер; во-вторых, связана с передачей вещи должника (в т. ч. его денег); в-третьих, ее исполнение сводится к встречному предоставлению вещи в договорном обязательстве или уплате денег во внедоговорном (охранительном) обязательстве.
   Совершение реального договора обусловлено не только достижением соглашения сторон, но и совершением некоторого активного действия, например, передачи вещи. В то же время совершение действия в рамках реального договора дарения имеет значение как правоустанавливающего, так и правопрекращающего акта: реальный договор дарения в момент передачи дара возникает и прекращается одновременно. Несмотря на то, что такой договор не порождает обязательства, тем не менее, он в принципе предполагает необходимость совершения действия, хотя и не связанного с исполнением договорного обязательства, но определяющего факт исполнения реального договора дарения.
   Если в реальном договоре дарения, связанного с передачей вещи в дар, активное действие налицо – передача вещи, то в договоре прощения долга форма активного действия выражается в освобождении должника от его обязанности, а значит, фактического перемещения материального блага не происходит. Для того чтобы договор прощения долга состоялся достаточно достижения соглашения между кредитором и должником: принятие должником предложения кредитора не предполагает совершения никаких других действий для того, чтобы считать договор исполненным. Это означает, что момент прекращения обязательства, когда таковой прекращается освобождением должника от лежащей на нем имущественной обязанности, совпадает с моментом совершения договора о прощении долга.
   На практике не исключена ситуация, когда должник, получивший письменное уведомление от кредитора об освобождении его от имущественной обязанности, будет считать обязательство прекращенным лишь на том основании, что он не возразил кредитору, а точнее, не отказался от предложенного кредитором предложения. Воля должника в подобной ситуации находит выражение в молчании. В то же время ст. 415 ГК РФ ничего не говорит о характере взаимоотношений должника и кредитора, в т. ч. о форме принятия предложения о прощении долга.
   Гражданский кодекс РФ устанавливает пределы использования молчания в качестве формы акцепта. Так, согласно п. 2 ст. 438 ГК РФ молчание лишь тогда может выступать надлежащей формой акцепта, когда это прямо предусмотрено законом либо соответствует обычаям, а равно прежним деловым отношениям сторон.
   Что касается закона, то прямое указание на характер согласия при прощении долга, в том числе и в форме молчания, в Гражданском кодексе РФ отсутствует. Вызывает сомнение и то, что прощение долга может быть характерно для какой-либо сферы деятельности, в т. ч. предпринимательства, что соответственно исключает восприятие молчания в качестве согласия на прекращение обязательства прощением долга как сложившегося и широко применяемого в какой-либо области человеческой деятельности правила поведения. Бессмысленна и ситуация, при которой прежние деловые отношения контрагентов основывались исключительно на системном прекращении обязательств посредством прощения долга. Кроме того, не следует забывать и то, что применение прощения долга ограничено, помимо всего прочего, нормой ст. 575 ГК РФ, согласно которой не допускается дарение в отношениях между коммерческими организациями.
   Вместе с тем, положения п. 2 ст. 438 ГК РФ о том, что молчание не является акцептом, если иное не вытекает из закона, нельзя толковать буквально как предписание о необходимости прямого указания в законе на использование данной формы согласия. Закон говорит «если иное не вытекает из закона», что, на наш взгляд, соответствует выражению: «если иное не следует из закона». Значит, закон не должен прямо предусматривать, что прекращение обязательства прощением долга может иметь место и тогда, когда должник принимает предложение кредитора о прощении долга посредством молчания. Учитывая то, что прощению долга в действующем Гражданском кодексе отведена лишь одна статья, соответственно возможность применения данной формы согласия (молчания) должно вытекать (следовать) из нормы данной статьи. К сожалению, такого вывода из содержания нормы ст. 415 ГК РФ сделать нельзя.
   Однако, применительно к прощению долга выражение п. 2 ст. 438 ГК РФ «если иное не вытекает из закона» не ограничивается указанием только на ст. 415 ГК РФ. Так согласно п. 3 ст. 158 ГК РФ, молчание признается выражением воли совершить сделку, во-первых, в случаях, предусмотренных законом, и, во-вторых, в случае соглашения сторон.
   Первый вариант к нашей ситуации не подходит уже потому, что норма п. 3 ст. 158 ГК РФ по отношению к норме п. 2 ст. 438 ГК РФ является общей: соответственно последняя подпадает под перечень тех случаев, которые ст. 158 ГК РФ определяет, как случаи, предусмотренные законом. Второй вариант также неприемлем: выступая лишь стадией заключения договора, акцепт не может рассматриваться как действие, совершение которого предусмотрено соглашением сторон, поскольку таковое еще не достигнуто. Вместе с тем, закон предусматривает конструкцию предварительного договора, которая и может стать тем соглашением, в котором найдут отражение условия заключения основного договора. Однако применение предварительного договора к отношениям по прощению долга противоречит существу последних, поскольку они опосредуются заключением реального договора [62 - О пределах применения предварительного договора к договорам, построенным на основе конструкции реального договора, подробнее см.: соломина н. Г. реализация принципа свободы договора в контексте выбора договорной конструкции по критерию момента заключения // Право и экономика. 2011. № 10. с. 45–48.].
   Исключив возможность прямого применения норм из общих положений о сделках, возвращаемся вновь к ст. 438 ГК РФ, но не к норме пункта второго этой статьи, а к норме пункта третьего: «Совершение лицом, получившим оферту, в срок, установленный для ее акцепта, действий по выполнению указанных в ней условий договора (отгрузка товаров, предоставление услуг, выполнение работ, уплата соответствующей суммы и т. п.) считается акцептом, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или не указано в оферте». Не вызывает сомнения, что характер действия, который ожидает оферент, может определяться, во-первых, существом исполнения, имеющего решающее значение для содержания того или иного договора, во-вторых, существом исполнения, хотя и не имеющего решающее значение для содержания договора, но определяющего необходимость совершения встречного исполнения со стороны оферента. Примером первого случая выступает оказание услуг акцептантом-исполнителем по договору возмездного оказания услуг, когда оферент-заказчик сделал предложение, в котором обусловил согласие акцептанта, не иначе, как совершение действия по оказанию услуги. Примером второго случая является предоплата за товар по договору купли-продажи, когда оферент-продавец в оферте обусловил акцепт совершением действия по предварительной оплате. И в том, и в другом случае совершение действия, обусловленного офертой, определит не только факт совершения договора, но и момент его совершения.
   Вместе с тем, представляется, что указанными действиями не ограничивается существо действия, предусмотренного нормой п. 3 ст. 438 ГК РФ. Если бы совершение акцепта было бы поставлено законодателем в зависимость от совершения действия, необходимого для заключения договора, то только в этом случае следовало бы исходить из вышеизложенного нами подхода к квалификации такого действия. Но в законе такая зависимость отсутствует. Значит, в качестве действий, свидетельствующих об акцепте, могут выступать любые действия, характерные для заключаемого договора. В частности, если договор купли-продажи предполагает выборку товара по месту нахождения оферента, то акцептант, приступив к такой выборке, тем самым подтверждает свои намерения заключить договор.
   Действия, подтверждающие согласие акцептанта на заключение договора, могут быть связаны исключительно с действием, отвечающим за квалификацию договора – действием по освобождению должника от лежащей на нем имущественной обязанности, которое не требует какой-либо активной формы перемещения имущественных благ. Таким образом, если подводить совершение договора прощения долга под конструкцию нормы п. 3 ст. 438 ГК РФ, то таковая может быть сведена к следующему: указание в оферте условия о том, что, если акцептант не выдвигает каких-либо возражений о прощении долга в разумный срок (а равно, в обусловленный в предложении срок), долг считается прощенным. В данном случае речь будет идти не о молчании, предусмотренном в п. 2 ст. 438 ГК РФ, а о действии (хотя и выраженном в форме пассивного действия), подпадающим под смысл п. 3 ст. 438 ГК РФ.
   Допуская возможность заключения договора прощения долга посредством акцепта в форме пассивного действия (молчания) со стороны акцептанта, которому сделано предложение об освобождении его от имущественной обязанности перед оферентом (кредитором), возникает потребность в уяснении вопроса о том, с какого момента договор прощения долга считается совершенным, а обязательство должника перед кредитором прекращенным?
   Представляется, что обязательство следует считать прекращенным, если в разумный срок (а равно в срок, указанный кредитором) после получения должником предложения кредитора об освобождении от имущественной обязанности должник не высказал возражения против прощения долга. При этом момент прекращения обязательства и момент совершения договора совпадают и соответствуют моменту получения должником предложения кредитора о прощении долга.
   Данный подход в общем виде соответствует предложению, сформулированному в проекте ФЗ о внесении изменений в Гражданский кодекс РФ [63 - См.: Проект федерального закона «о внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса российской федерации, а также в отдельные законодательные акты российской федерации» // Российская газета. 12.02.2012.], в котором, в частности, говорится о необходимости дополнить ст. 415 абзацем вторым следующего содержания: «Обязательство считается прекращенным с момента получения должником уведомления кредитора о прощении долга, если должник в разумный срок не направит кредитору возражений против прощения долга». Вместе с тем, данное предложение с точки зрения механизма совершения сделки, направленной на освобождение должника от имущественной обязанности, отражает существо лишь одной из двух рассмотренных схем совершения сделки прощения долга, а поэтому не может рассматриваться как достаточное для урегулирования соответствующих отношений.
   Таким образом, определение момента прекращения обязательства прощением долга зависит от механизма оформления договорной связи между кредитором и должником, предметом которой выступает освобождение должника от лежащей на нем имущественной обязанности. Если прощение долга опосредуется заключением договора с соблюдением общих формальных признаков, то момент такого заключения, определяемый как момент получения оферентом акцепта, совпадает с моментом исполнения договора, а равно и с моментом прекращения обязательства. Если прощение долга опосредуется механизмом, в котором акцепт выражается в форме пассивных действий (молчания) должника, то момент прекращения обязательства соответствует моменту получения должником предложения кредитора об освобождении его от обязанности, только если должник в разумный срок или срок, указанный в предложении, не возразит против прощения долга. При этом при выборе той или иной схемы прощения долга участники гражданского оборота должны учитывать, в том числе, требования законодательства относительно формы сделки.
   Зависимость соглашения о прощении долга от того основания, которое породило возникновение долгового обязательства, прослеживается через субъектный состав такого соглашения, а также его содержание. Так, стороны соглашения о прощении долга соответствуют кредитору и должнику обязательства, которое прекращается прощением долга. Соглашением сторон можно прекратить только существующее обязательство, объектом которого выступает реальный долг. Что касается формы соглашения, то по общему правилу, такая форма независимо от размера долга должна подчиняться требованию соблюдения простой письменной формы. Отсутствие реального перемещения материального блага не позволяет применить норму п. 2 ст. 161 ГК РФ, которая позволяет совершать устно сделки, исполняемые при самом их совершении. Если, например, при дарении обычного подарка перемещение дара налицо, то доказать «перемещение» прощения долга весьма проблематично, если только нет письменного документа. Возможность применения устной формы к сделкам прощения долга заведомо обременяет должника риском того, что впоследствии кредитор может предъявить требование об исполнении неисполненного обязательства со всеми вытекающими последствиями. Данное обстоятельство исключает применение устной формы для сделок прощения долга.
   В то же время основное обязательство может возникнуть из договора, который подлежал нотариальному удостоверению или государственной регистрации. С позиции квалификации соглашение о прощении долга относительно долгового договорного обязательства выступает не только основанием прекращения последнего, но и основанием прекращения (расторжения) самого договора. Учитывая данное обстоятельство при соблюдении требований, касающихся формы сделки прощения долга, следует руководствоваться правилами, установленными для изменения и расторжения договора: «Соглашение сторон об изменении или о расторжении договора совершается в той же форме, что и договор, если из закона, иных правовых актов, договора или обычаев не вытекает иное» (п. 1 ст. 452 ГК РФ). На сегодняшний день для прощения долга оговорка закона «если из закона, иных правовых актов, договора или обычаев не вытекает иное» не работает. Как нам представляется, ни в главе 32 ГК РФ, ни в ст. 415 ГК РФ нет ничего такого, что могло бы допустить исключение из общего правила п. 1 ст. 452 ГК РФ [64 - Указанное обстоятельство делает предложение, сформулированное в Проекте ФЗ о внесении изменений в Гражданский кодекс РФ относительно ст. 415 ГК РФ, актуальным. Установив необходимость соблюдения уведомительного порядка, разработчики проекта тем самым определили иное правило относительно формы сделки прощения долга отличное от общего требования, предусмотренного п. 1 ст. 452 ГК РФ. не будут ли в этом случае нарушены права других лиц в отношении имущества кредитора, если форма сделки прощения долга не будет привязана к форме того договора, который расторгается совершением такой сделки?С позиции состояния действующего гражданского законодательства представляется необходимым дополнить, во-первых, ст. 415 ГК РФ нормой, устанавливающей требование о соблюдении простой письменной формы сделок прощения долга в качестве общего правила; во-вторых, ст. 574 ГК РФ – нормой, устанавливающей общее требование о соблюдении простой письменной формы для тех договоров дарения, предметом которых выступает освобождение от имущественной обязанности.Кроме того, представляется необходимым поместить в указанные статьи либо нормы отсылочного характера к правилам п. 1 ст. 452 ГК РФ, либо оговорки «если иные требования не предусмотрены законом».].

Глава 4. Основания прекращения обязательств, связанные с невозможностью достижения экономической цели обязательства

§ 1. невозможность исполнения обязательства

   В доктрине гражданского права отсутствует единый подход к определению понятия «невозможность исполнения обязательства». Вместе с тем, существует мнение, согласно которому «само по себе понятие невозможности исполнения обязательства носит собирательный характер, ибо на конкретном уровне невозможность связывается с различными причинами, препятствующими нормальной динамике обязательства» [65 - См.: Хаскельберг Б. Л., Ровный В. В. индивидуальное и родовое в гражданском праве: Монография. Иркутск: иркутская областная типография № 1, 2001. с. 168.].
   Данный вывод можно считать обобщающим для тех исследований, в рамках которых невозможность исполнения обязательства рассматривается либо через призму обстоятельств, вызывающих такую невозможность, либо посредством определения пределов ответственности должника за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства.
   Так, например, О. С. Иоффе прекращение обязательства связывал со случайной невозможностью исполнения [66 - Иоффе О. С. Указ. соч. с. 187.], которая, по его мнению, как и любое другое основание прекращения обязательства, ведет к отпадению первоначально установленного обязательства как конкретного вида обязательственных связей [67 - Там же. с. 185.]. В случае же виновной невозможности исполнения основное обязательство не прекращается, а лишь изменяется. При этом для виновной стороны обязанность исполнения преобразуется в обязанность возместить причиненные контрагенту убытки [68 - Там же. с. 188.].
   Вопрос невозможности исполнения обязательства О. С. Иоффе решал посредством определения последствий гибели индивидуально-определенных и родовых вещей и, тем самым, увел исследование из сферы оснований прекращения обязательств в область определения пределов ответственности должника за неисполнение обязательства. Данное обстоятельство не позволило ему решить вопрос о существе случайной невозможности исполнения. Так, в завершение своих умозаключений он приходит, в частности, к следующему выводу: «Ответственность за неисполнение обязательства, предмет которого определен родовыми признаками, должна соответствовать принципу ответственности за вину» [69 - Там же. с. 190.].
   Подобный подход к квалификации невозможности исполнения, когда таковая подразделяется на случайную и виновную, встречает обоснованную критику. В частности, Н. И. Краснов – один из сторонников понимания невозможности исполнения обязательства через пределы требования его реального исполнения, писал: «Вопрос о том, виновный или случайный характер имеет невозможность исполнения – это обстоятельство относится не к области ограничения реального исполнения, а к области ответственности должника за наступившую невозможность реального исполнения» [70 - Краснов Н. И. Реальное исполнение договорных обязательств. М.: Юр. лит-ра, 1959. с. 150.В своих рассуждениях Н. И. Краснов отталкивался от позиции М. М. Агаркова, считавшего, что невозможность исполнения – это есть недопустимость, в силу тех или иных достаточных оснований, требования от должника реального исполнения обязательства. см.: Агарков М. М. К вопросу о договорной ответственности // Вопросы советского гражданского права. сб. 1. 1945. с. 116.].
   Н. И. Краснов выделял две группы случаев недопустимости требования исполнения обязательства: первую группу составляют случаи абсолютной неосуществимости обязательства (напр., травма руки пианиста, обещавшего концерт); вторую – случаи, когда требовать исполнения обязательства нельзя лишь в силу существующих взглядов и правопорядка, когда требование исполнения обязательства осуществимо, но оно вступает в противоречие с более важными интересами общества [71 - Краснов Н. И. Указ. соч. с. 146.]. Независимо от того, о какой группе случаев идет речь, в их основе всегда находятся факты, обусловливающие наступление невозможности исполнения, ограничивающее требование реального исполнения обязательства [72 - Там же. с. 149.]. Таким образом, Н. И. Краснов увел исследование в область тех юридических фактов, которые, по его мнению, обусловливают невозможность исполнения обязательств, тем самым, так и не раскрыв природу самого явления «невозможность исполнения обязательства».
   Помимо теории предела требования реального исполнения обязательства в отечественной доктрине имеют место и другие подходы к пониманию невозможности исполнения. Некоторые из них в определенной степени схожи с вышеизложенной теорией. В частности, С. М. Корнеев на основе законодательного подхода, отраженного в ГК РСФСР 1964 года, невозможность исполнения определял как некое состояние в развитии обязательства, когда совершение предусмотренного им действия становится невозможным. Помимо гибели индивидуально-определенной вещи – предмета обязательства, к случаям невозможности исполнения он относил прекращение навигации, запрещение перевозок в определенном направлении, объявление моратория [73 - Корнеев С. М. Прекращение обязательств (Глава XXVII) // Советское гражданское право: Учебник. т. 1. / отв. ред. В. П. Грибанов, С. М. Коренев. М.: Юр. лит-ра, 1979. с. 541.]. Иными словами, речь идет о некотором перечне внешних обстоятельств, напрямую не связанных с конкретным обязательством, в отношении которого ставится вопрос о прекращении его невозможностью исполнения.
   Вместе с тем, С. М. Корнеев ничего не сказал о непреодолимой силе, а предложенная им категория «состояние в развитии обязательства» раскрывается через невозможность совершения предусмотренного им действия, что, на наш взгляд, не привносит никакой конкретики, поскольку невозможность исполнения – это и есть не что иное, как невозможность совершения действия.
   Наиболее широкая трактовка невозможности исполнения предложена М. А. Юртаевой и связана с неисполнимостью обязательства, вызванной наступлением таких обстоятельств, которые должник не смог предотвратить (случай и непреодолимая сила, т. е. события, не зависящие от воли должника, а, следовательно, происходящие не по его вине), что, соответственно, ведет к прекращению обязательства [74 - Юртаева М. А. Прекращение обязательств (Гл. 30) // Советское гражданское право: Учебник. Ч. 1. / отв. ред. В. А. Рясенцев. М.: Юр. лит-ра, 1986. с. 541.]. На первый взгляд, неисполнимость обязательства, о которой ведет речь М. А. Юртаева, согласуется с подходами, рассматривающими невозможность исполнения через пределы совершения действия, составляющего объект обязательства. Однако, это не так. Оставив без внимания понятие «неисполнимость», М. А. Юртаева в общем виде определяется с существом прекращения обязательства, когда таковое вызвано основаниями отличными от исполнения. Речь идет о недостижении цели обязательства, т. е. о ситуации, когда «обязательство прекращается, не будучи выполненным, и кредитор остается неудовлетворенным» [75 - Юртаева М. А. Прекращение обязательств (Гл. 30) // советское гражданское право: Учебник. Ч. 1. / отв. ред. В. А. Рясенцев. М.: Юр. лит-ра, 1986. с. 531.].
   Недостижение цели обязательства как квалифицирующий признак невозможности исполнения присутствовал в цивилистических работах советского периода [76 - См., в частности: Гражданский кодекс РСФР: Учебно-практическое пособие. Ч. 1. / отв. ред. о. А. Красавчиков. Свердловск: Средне-Уральское книжное изд-во, 1965. с. 429.]. Однако, если учесть, что в период социалистического строя цель обязательства соотносилась либо с выполнением государственного плана народного хозяйства, либо с удовлетворением материальных и культурных потребностей граждан, а также с защитой имущества советского государства, колхозов, других кооперативных организаций, общественных организаций и граждан, то становится понятным, что далеко не каждое обязательство могло быть прекращено невозможностью его исполнения. Вместе с тем, данный, на первый взгляд, очевидный факт оставался и остается без внимания ученых-правоведов. Решение вопроса о том, может ли конкретное обязательство быть прекращено вследствие невозможности его исполнения, так или иначе всегда сводилось к установлению пределов ответственности должника, а значит, речь шла об установлении тех фактов, которые могут прекратить обязательство без его исполнения.
   Так, например, Ю. Э. Милитарева в период действия ГК РСФСР 1922 года писала о том, что вопрос о невозможности исполнения обязательства в каждом отдельном случае является вопросом факта, а не права. Такое положение вещей объяснялось, во-первых, отсутствием в законе фактов, вызывающих невозможность исполнения обязательства и, во-вторых, тем, что в ГК РСФСР 1922 года невозможность исполнения рассматривалась исключительно через призму наличия или отсутствия вины должника в неисполнении его обязанностей [77 - Милитарева Ю. Э. Невозможность исполнения обязательства (некоторые вопросы договорной ответственности социалистических организаций): дисс…. канд. юр. наук. М., 1952. (цит. по Краснову Н. И. Указ. соч. с. 148).].
   Таким образом, несмотря на некоторый разброс во мнениях цивилистов советского периода относительно трактовки понятия «невозможность исполнения обязательства», очевидно одно – оно всегда рассматривалось в едином ключе, а именно, в зависимости от квалификации тех обстоятельств, которые вызывали такую невозможность. Иначе говоря, речь шла о двух видах невозможности исполнения обязательства – виновной и невиновной.
   Виновная невозможность исполнения обязательства, предполагающая наличие вины должника (а в случаях, предусмотренных законом, и при наличии случая), приводит к трансформации первоначального обязательства в обязательство по возмещению убытков и (или) уплате неустойки. Невиновная (случайная) невозможность исполнения обязательства предполагает отсутствие вины должника в неисполнении обязательства, которую он должен доказать, и приводит к абсолютному прекращению обязательства, т. е. к его отпадению. Сами же трактовки невозможности исполнения обязательства, предложенные в советский период развития гражданского права, нельзя признать достоверными в отсутствие полноты их обоснования.
   Современное состояние доктрины гражданского права относительно сущности невозможности исполнения обязательства, в первую очередь, связано с определением некоторых содержательных характеристик обязательства, которые позволяют вести речь либо о фактической, либо юридической невозможности его исполнения. Так, например, М. И. Брагинский невозможность исполнения обязательства связывал с невозможностью совершения действий, составляющих его содержание [78 - Комментарий к Гражданскому кодексу российской федерации, части первой (постатейный). / отв. ред. О. Н. Садиков. М., 1997. с. 666 (автор Гл. 26 – М. И. Брагинский).]. По его мнению, ст. 416 ГК РФ касается фактической невозможности исполнения обязательства, т. е. невозможности исполнения обязательства в натуре в силу различных обстоятельств фактического характера, а ст. 417 ГК РФ – юридической невозможности.
   Несмотря на то, что деление невозможности исполнения обязательства на фактическую и юридическую признается большинством авторов, говорить об однородности наполнения данной классификации все же не приходится. Так, например, некоторые авторы к фактической (физической) невозможности исполнения обязательства предлагают относить смерть гражданина-должника (ст. 418 ГК РФ) [79 - См.: Павлов А. А. изменение и прекращение обязательства (Гл. 31) // Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. 1. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 995.].
   Интересным представляется подход Т. И. Илларионовой, которая фактическую и юридическую невозможность исполнения обязательства рассматривала в рамках одной статьи – 416 ГК РФ. По ее мнению, в составе основания, поименованного в указанной статье, выделяются такие факты, как: вынужденное бездействие субъекта обязательства, не способного исполнить свои обязанности фактически (физически), например, в связи с гибелью предмета исполнения, либо юридически, в связи с отсутствием у него права совершить действия по исполнению обязательства [80 - Илларионова Т. И. Прекращение обязательств (Гл. 22) // Гражданское право: Учебник для вузов. / Под ред. Т. И. Илларионовой, Б. М. Гонгало, В. А. Плетнева. М.: НОРМА, 1998. с. 451–452.]. При этом невозможность исполнения (вынужденное бездействие) должна быть обусловлена внешними обстоятельствами, за которые субъекты не отвечают, а именно: обстоятельствами непреодолимой силы; обстоятельствами, характеризующимися уважительными причинами; обстоятельствами, связанными с нормативными запретами. Указанные обстоятельства выступают причиной невозможности исполнения и всегда возникают или существуют независимо от воли участников обязательства [81 - Илларионова Т. И. Указ соч. с. 452.].
   Таким образом, можно выстроить цепь юридических фактов, с которыми Т. И. Илларионова связывает невозможность исполнения обязательства: 1) внешние обстоятельства как причина возникновения невозможности исполнения; 2) вынужденное бездействие субъекта обязательства как невозможность исполнения; 3) неспособность к исполнению своих обязанностей как следствие невозможности исполнения.
   Вместе с тем, Т. И. Илларионова предлагает выделять невозможность исполнения, вызванную виновным поведением должника, и невозможность исполнения, вызванную виновными действиями кредитора [82 - Илларионова Т. И. Указ соч. С. 452.], что не вполне укладывается в ее же представление о невозможности исполнения. На наш взгляд, невозможность исполнения, вызванную виновными действиями кредитора или должника, следует рассматривать через призму неисполнения обязательства.
   В юридической литературе встречаются и такие подходы, содержание которых весьма сложно оценить с позиции доктрины гражданского права. Так, например, существует точка зрения, согласно которой под невозможностью, которая автоматически должна прекратить обязательство в порядке статей 416 и 417 ГК РФ, следует понимать ситуации, когда обязательство нельзя исполнить при всем желании и любых усилиях со стороны должника [83 - См.: Карапетов А. Г. Расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве. М.: Статут, 2007. С. 482.Некорректное использование термина «автоматическое» для осознания процесса прекращения обязательства в силу невозможности его исполнения встречается и в других работах отечественных ученых. См., напр.: Мухачева Е. С. Невозможность исполнения обязательства в российском, европейском и един-нобразном частном праве: дисс…. канд. юр. наук. Томск, 2013. С. 115.]. Здесь мы сталкиваемся не только с потребностью уяснения значения термина «автоматическое прекращение обязательства», но и осознания для цели гражданско-правового регулирования пределов «желания» и «любых усилий» со стороны должника.
   В доктрине высказывается суждение и о том, что невозможность исполнения обязательства означает неосуществимость прав и неисполнимость обязанностей, входящих в его содержание [84 - См.: Павлов А. А. Изменение и прекращение обязательства (Гл. 31 (Гражданское право: Учебник. В 3-х т. Т. 1. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс. 2010. С. 994.]. Данное определение представляется весьма емким, выходящим за пределы ст. 416 ГК РФ, что исключает возможность его применения при квалификации случаев невозможности исполнения обязательства.
   На наш взгляд, особенности исследуемого основания прекращения обязательства выражаются в следующем:
   Во-первых, невозможность исполнения обязательства выступает одним из оснований прекращения обязательства. Следовательно, оно должно укладываться в общее представление о сущности прекращенного обязательства. Прекращенное обязательство исключает возникновение каких-либо последующих обязательственных связей между кредитором и должником, в т. ч. охранительных. Такое прекращение обязательства получило название «абсолютное». Абсолютное прекращение обязательства разводит кредитора и должника в имущественной сфере посредством потери ими соответствующего статуса (статуса кредитора и должника), что исключает возможность возникновения какого-либо обязательственного правоотношения, хоть как-то связанного с прекратившимся обязательством и зависимым от него. Применительно к ситуации, поименованной в ст. 416 ГК РФ, абсолютное прекращение обязательства означает, что невозможность исполнения не может быть виновной.
   Во-вторых, невозможность исполнения обязательства не распространяется на случаи утраты (гибели) вещи. Утрата (гибель) вещи выступает самостоятельным основанием прекращения обязательства, основанное на прекращении права собственности на эту вещь, отличное от обстоятельств, которые могут привести к прекращению обязательства невозможностью его исполнения [85 - См.: параграф «Утрата незаменимого предмета исполнения обязательства».]. При этом речь идет исключительно об утрате незаменимой (индивидуально-определенной) вещи.
   В-третьих, не могут быть прекращены невозможностью исполнения те обязательства, которые направлены на передачу денежных средств (денежные обязательства). Такие обязательства характеризуются тем, что они в принципе не могут быть не исполнены.
   В-четвертых, невозможность исполнения может возникнуть только в договорных обязательствах. Обязательства, возникающие из односторонних сделок, выступают примером денежных обязательств, что исключает возможность применения к ним ст. 416 ГК РФ. Недопустимость применения невозможности исполнения обязательства для прекращения охранительно-восстановительных правоотношений определяется существом последних. Кроме того, такие обязательства, как правило, являются денежными. В тех же случаях, когда исполнение охранительно-восстановительного обязательства связано с передачей иных вещей (отличных от денег), например, при возврате неосновательного обогащения в натуре, закон предусматривает специальный механизм исполнения таких обязательств в случае невозможности передачи вещей, составляющих предмет исполнения, который всегда направлен на трансформацию этих обязательств в денежные. Это обстоятельство в принципе исключает постановку вопроса о невозможности исполнения обязанности должника в рамках охранительно-восстановительных обязательств.
   В-пятых, невозможность исполнения обязательства не может быть вызвана изменением обстоятельств. В последнем случае договорное обязательство может быть прекращено посредством применения механизма, предусмотренного ст. 451 ГК РФ, т. е. изменением или расторжением договора в силу существенного изменения обстоятельств. Важно осознавать, что невозможность исполнения обязательства всегда связана с наступлением обстоятельств, а не их изменением, что исключает возможность рассмотрения прекращения договора в силу существенного изменения обстоятельств, предусмотренное ст. 451 ГК РФ, в качестве частного случая прекращения обязательства в силу невозможности его исполнения. Вместе с тем, как обстоятельства, поименованные в ст. 451 ГК РФ, так и обстоятельства, которые могут привести к невозможности исполнения обязательства, создают условия формирования и реализации обязательственных связей.
   В-шестых, невозможность исполнения как основание прекращения обязательства отлично от основания, предусмотренного ст. 417 ГК РФ, что исключает в отношении последнего возможность вести речь о существовании некой юридической невозможности исполнения, связанной с изданием акта государственного органа [86 - См. параграф «издание акта государственного органа».].
   В-седьмых, невозможность исполнения обязательства не может быть вызвана непреодолимой силой. Наличие последней по общему правилу является основанием для освобождения должника от ответственности в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства лицом при осуществлении предпринимательской деятельности.
   Невозможность исполнения обязательства должна быть очевидной и для должника, и для кредитора, что исключает необходимость доказательства такой невозможности. Если очевидность невозможности исполнения отсутствует, т. е. одна из сторон правоотношения имеет возражения по поводу такого прекращения обязательства, прекращение происходит в ином порядке, в частности, предусмотренном для изменения и прекращения договора. Наличие обстоятельств, наступивших после возникновения обязательства и приведших к невозможности его исполнения, предполагает уведомление кредитора о таких обстоятельствах, но не согласие кредитора на прекращение обязательства вследствие их наступления. Если обязательство прекратится в силу соглашения сторон, хотя и при наступлении обстоятельств, приведших к невозможности исполнения, основанием прекращения такого обязательства будет выступать не положение ст. 416 ГК РФ, а соглашение сторон, предусмотренное, в частности, ст. 450 ГК РФ.
   Учитывая изложенные аргументы, следует признать, что невозможность исполнения как основание прекращения обязательства – это исключительный случай, который бесконфликтно может быть реализован, в первую очередь, тогда, когда это прямо предусмотрено законом. В частности, примерами невозможности исполнения обязательства как достаточного основания прекращения обязательства выступают положения Гражданского кодекса, предусматривающие прекращение: обязательства по выполнению научно-исследовательской работы при невозможности достижения ее результата (ст. 775); обязательств, направленных на выполнение опытно-конструкторских и технологических работ, при невозможности или нецелесообразности продолжения таких работ (ст. 776); обязательства по оказанию услуги в связи с невозможностью исполнения по обстоятельствам, за которые ни одна из сторон не отвечает (п. 3 ст. 781); обязательства по доверительному управлению имуществом в связи с невозможностью доверительного управляющего лично осуществлять доверительное управление (абз. 5 п. 1 ст. 1024).
   Таким образом, невозможность исполнения обязательства, которая как основание прекращения обязательства может быть реализована исключительно в договорной сфере, всегда связана с невозможностью достижения экономической цели обязательства (а равно, его правового результата) вследствие наступления обстоятельств, оказывающих влияние на сущностные характеристики объекта такого обязательства, что является очевидным для обеих добросовестных сторон данного обязательства.
   Наступлению невозможности исполнения всегда предшествует обстоятельство (юридический факт), хотя сама невозможность исполнения не является юридическим фактом, а представляет собой состояние обязательственной связи. Такое состояние сводится к условиям функционирования обязательственной связи, т. е. условиям, необходимым для совершения того действия, которое составляет объект обязательства [87 - Данный подход к пониманию невозможности исполнения обязательства исключает возможность отнесения к данному основанию прекращения обязательства других оснований, напр., конфузию (ст. 413 ГК РФ), издание акта государственного органа (ст. 417 ГК РФ), смерть гражданина (ст. 418 ГК РФ), ликвидацию юридического лица (ст. 419 ГК РФ). Вместе с тем, в юридической литературе имеет место довольно широкое понимание невозможности исполнения обязательства, когда к родовому понятию «невозможность исполнения» относят приведенные выше основания прекращения обязательств. см., напр.: Мухачева Е. С. невозможность исполнения обязательства в российском, европейском и единнобразном частном праве: дисс. канд. юр. наук. Томск, 2013. с. 11, 111.Представляется, что столь широкая трактовка понятия «невозможность исполнения обязательства» основана на смешении некоторых правовых категорий, когда содержательное наполнение термина «невозможность исполнения обязательства» соответствует понятию «недостижение экономической цели обязательства», что на наш взгляд, является неприемлемым.].
   Так, например, на одном из этапов исполнения обязательства по проведению научного исследования может возникнуть потребность в использовании вещества, которое на данном этапе развития науки еще неизвестно человечеству. Установление данного обстоятельства (отсутствие вещества) формирует условия проведения научного исследования, которые на момент проведения такового оказываются недосягаемыми, что и приводит к невозможности исполнения обязательства, как объективной оценки искомой обязательственной связи.
   Наличие критерия добросовестности в правоотношениях, связанных с прекращением обязательства невозможностью его исполнения, исключает применение данного основания для прекращения обязательства, когда невозможность его исполнения стала результатом виновных действий кредитора. С позиции действующего гражданского законодательства ситуации, когда возникает невозможность исполнения обязательства по вине кредитора, характерны для договорной сферы. При этом основанием прекращения таких договорных обязательств выступает не сама невозможность исполнения, а форма выражения субъективного права должника, которое возникает в результате невозможности исполнения обязательства вследствие виновных действий кредитора. Это субъективное право связано либо с возможностью расторжения договора в силу одностороннего отказа должника от его исполнения, либо с возможностью требовать расторжения договора в судебном порядке. В первом случае основанием прекращения будет выступать непосредственно односторонний отказ от исполнения договора, а во втором – вступившее в законную силу решение суда. Таким образом, невозможность исполнения обязательства, возникшая по вине кредитора, является лишь частным случаем реализации самостоятельных оснований прекращения обязательств, связанных с одновременным прекращением (расторжением) договоров, из которых возникли такие обязательства.
   Так, например, невозможность исполнения обязательства по выполнению строительных подрядных работ, связанная с невозможностью использования предоставленных заказчиком материалов или оборудования без ухудшения качества выполняемых работ, является основанием для отказа подрядчика от договора строительного подряда (п. 3 ст. 745 ГК РФ). В подобной ситуации обязательство по выполнению подрядных работ прекращается вследствие одностороннего отказа от исполнения договора (обязательства), а не в силу невозможности его исполнения.
   Виновные действия кредитора, которые могут повлечь невозможность исполнения обязательства, а соответственно, возможность прекращения обязательственных правоотношений в рамках механизма прекращения (расторжения) договора, следует отличать от иных действий кредитора (отличных от виновных), а также от иных юридически значимых обстоятельств, за которые отвечает кредитор, но которые нельзя вменить ему в вину. Такие юридически значимые обстоятельства могут вызвать наступление обстоятельств, которые, в свою очередь, приведут к невозможности исполнения обязательства [88 - Учитывая изложенное, вызывает нарекания норма п. 2 ст. 416 ГК РФ как несоответствующая природе невозможности исполнения, поскольку основания прекращения обязательства и последствия такого прекращения вследствие невозможности исполнения обязательства, вызванной виновным поведением кредитора, составляют содержание иных правовых институтов, в частности, института прекращения (расторжения) договора. Вместе с тем, представляется целесообразным в п. 2 ст. 416 ГК РФ предусмотреть следующую норму: «В случаях, прямо предусмотренных законом, невозможность исполнения обязательства может быть вызвана обстоятельствами, за которые отвечает добросовестный кредитор».]. Такие случаи должны быть прямо предусмотрены законом. В частности, п. 2 ст. 718 ГК РФ гласит: «В случае, когда исполнение работы по договору подряда стало невозможным вследствие действий или упущений заказчика, подрядчик сохраняет право на уплату ему указанной в договоре цены с учетом выполненной части работы».
   Таким образом, в системе обстоятельств, которые могут вызывать невозможность исполнения обязательства, следует выделить: основную (квалифицирующую) группу обстоятельств – обстоятельства, за наступление которых не отвечает ни одна из сторон, и дополнительную группу обстоятельств – юридически значимые обстоятельства, за которые отвечает кредитор, но которые нельзя вменить ему в вину.
   Если наступление первой группы обстоятельств является достаточным условием для того, чтобы прекратить обязательство невозможностью его исполнения, то для того, чтобы вторая (дополнительная) группа обстоятельств могла привести к невозможности исполнения обязательства как самостоятельному основанию прекращения, требуется прямое указание закона на данное следствие. При этом невозможность исполнения обязательства, которая привела бы к прекращению обязательства, не может быть вызвана обстоятельствами, за которые отвечает должник (пусть даже без вины). Подобные примеры выступают частными случаями неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства и подлежат рассмотрению, в частности, через призму гражданско-правовой ответственности.
   Так, например, п. 1 ст. 405 ГК РФ устанавливает правило о том, что должник отвечает за последствия наступившей во время просрочки невозможности исполнения.

§ 2. Утрата незаменимого предмета исполнения обязательства

   В отечественной цивилистической доктрине преобладает мнение о том, что наиболее ярким примером прекращения обязательства в силу невозможности его исполнения выступает гибель вещи. Такой подход к квалификации гибели предмета исполнения обязательства характерен как для советского периода развития науки гражданского права, так и современного.
   В частности, в период действия Гражданского кодекса РСФСР 1964 года С. М. Коренев определял, что невозможность исполнения является таким состоянием в развитии обязательства, когда совершение предусмотренного им действия становится невозможным, например, в случае гибели индивидуально-определенной вещи – предмета обязательства [89 - Коренев С. М. Прекращение обязательств (Гл. XXVII) // Советское гражданское право: Учебник. т. 1. / отв. ред. В. П. Грибанов, С. М. Коренев. М.: Юр. лит-ра, 1979. с. 541.].
   Аналогичного подхода к квалификации гибели предмета обязательства придерживался О. С. Иоффе. Он писал: «Когда предмет обязательства определен индивидуальными признаками, его гибель вызывает невозможность исполнения, и обязательство прекращается» [90 - Иоффе О. С. Указ соч. с. 188.].
   Гибель как наиболее вероятный факт, с которым связывается невозможность исполнения, рассматривал и Л. Б. Гальперин. Выделяя юридическую и физическую невозможность исполнения обязательств, к последней он относил и «невозможность исполнения вследствие гибели предмета обязательства» [91 - Гражданский кодекс рсфср: Учебно-практическое пособие. Ч. 1. / отв. ред. О. А. Красавчиков. Свердловск: средне-Уральское книжное изд-во, 1965. с. 429.].
   Современные исследователи Б. Л. Хаскельберг и В. В. Ровный в рамках монографического исследования «Индивидуальное и родовое в гражданском праве» (2001 год) отмечают, что «случайная гибель индивидуально-определенного предмета, как известно, влечет прекращение обязательства вследствие невозможности его исполнения… именно потому, что этот предмет является незаменимым как с юридической, так и с экономической точки зрения» [92 - Хаскельберг Б. Л., Ровный В. В. индивидуальное и родовое в гражданском праве: Монография. Иркутск: иркутская областная типография № 1, 2001. с. 36.].
   Т. И. Илларионова, пишет о том, что невозможность исполнения может быть вызвана, в частности, вынужденным бездействием субъекта обязательства, неспособного исполнить свои обязанности фактически (физически), например, в связи с гибелью предмета исполнения [93 - Илларионова Т. И. Прекращение обязательств (Гл. 22) // Гражданское право: Учебник. Ч. 1. / Под ред. Т. И. Илларионовой, Б. М. Гонгало, В. А. Плетнева. М.: НОРМА-ИНФРА-М, 1998. с. 451–452.].
   По мнению А. А. Павлова, в ситуации гибели индивидуально-определенной вещи, являющейся предметом обязательства, исполнение его становится невозможным независимо от причин, вызвавших такую гибель [94 - Павлов А. А. изменение и прекращение обязательства (Гл. 31) // Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. 1. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 994.].
   Судебная практика не идет вразрез с теорией и рассматривает гибель вещи в качестве обстоятельства, которое может привести к невозможности его исполнения. Так, в последние годы неоднократно возникали споры относительно судьбы договора финансовой аренды (лизинга), предмет которого утрачен по причине его гибели (а равно, утраты предметом лизинга своих функций) или хищения. Причем и гибель предмета лизинга, и его хищение рассматриваются судебными органами в рамках единого правового режима, т. е. независимо от того, по какой причине произошла утрата предмета лизинга (гибель или хищение), последствия такой утраты считаются одинаковыми как для случая гибели вещи, так и ее хищения.
   В частности, в одном из обобщений судебной практики Арбитражного суда Свердловской области указывается: «В случае утраты (гибели) предмета лизинга или утраты им своих функций по обстоятельствам, за которые ни одна из сторон не отвечает, обязательство по договору лизинга прекращается невозможностью исполнения» [95 - Обобщение судебной практики утверждено Президиумом Арбитражного суда свердловской области 19 декабря 2008 г., подготовлено Г. И. Стрельниковой – судьей Арбитражного суда свердловской области, М. В. Тороповой – главным специалистом отдела анализа и обобщения судебной практики на основе судебных актов Арбитражного суда свердловской области за 2007–2008 годы / http://www.arbitr.ru/ (дата обращения 19.06.2012).].
   Основанием для подобного вывода послужило дело, рассмотренное в нескольких судебных инстанциях. Речь в нем шла о ситуации, когда невозможность использования по назначению арендованного автомобиля, поврежденного в результате дорожно-транспортного происшествия, привела к прекращению договорных отношений по основанию, предусмотренному п. 1 ст. 416 ГК РФ. Невозможность исполнения в этой ситуации, по мнению суда, связана с гибелью предмета лизинга, ответственность за которую ни одна из сторон не несет, при условии, что лизингодатель получил причитающееся ему страховое возмещение [96 - Решение Арбитражного суда свердловской области от 19.11.2007 по делу № А60-13930/2007-C2; Постановление семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 23.01.2008 № 17АП-13930/2007-ГК; Постановление ФАС Уральского округа от 22.04.2008 № ф09-2787/08-C5; определение ВАС РФ об отказе в передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного суда российской федерации от 21.07.2008 № 9601/08 // CПC Гарант.].
   Со ссылкой на приведенную позицию судебных органов, уже в другом деле суд указал на то, что дата хищения предмета лизинга (автотранспортного средства) в отсутствие вины лизингополучателя является, соответственно, датой прекращения договора и окончания договорных отношений на основании п. 1 ст. 416 ГК РФ [97 - Решение Арбитражного суда г. Москвы от 16.05.2012 по делу № А40-61541/11 // СПС Гарант.]. Прекращение договора послужило основанием для удовлетворения искового требования лизингополучателя о возврате уплаченных им денежных средств (аванса по договору и лизинговых платежей) в качестве неосновательного обогащения. Учитывая отсутствие вины лизингополучателя в утрате предмета лизинга, и тот факт, что лизингодателем получено страховое возмещение по договору страхования (что привело к прекращению обязательств по договору лизинга на основании п. 1 ст. 416 ГК РФ и прекращению договора лизинга в целом), суд посчитал, что действия лизингодателя по удержанию денежных средств, уплаченных лизингополучателем (аванса и лизинговых платежей), являются незаконными, а денежные средства подлежат возврату, поскольку являются неосновательным обогащением лизингодателя.
   В другом деле о хищении автомобиля, являющегося предметом лизинга, суд пришел к выводу о том, что утрата лизингополучателем имущества привела к фактическому (т. е. не юридическому) прекращению арендных отношений [98 - Постановление федерального арбитражного суда Московского округа от 24.05.2012 № А40-79882/11-161-367 // СПС Гарант.]. Что послужило основанием для подобной квалификации?
   Согласно условиям договора лизингополучатель обязан был уплатить лизингодателю сумму невыплаченных платежей в полном объеме в том случае, если при утрате предмета лизинга страховое возмещение, полученное лизингодателем от страховщика, не покроет полностью сумму невыплаченных платежей. Страховое возмещение покрыло лишь стоимость автомобиля, не затронув размер невыплаченных лизинговых платежей. Суд прямо не указал на то, что договор не прекратился, несмотря на то, что имела место утрата предмета лизинга. Вместе с тем, можно сделать вывод о том, что гибель (хищение) предмета лизинга служит основанием прекращения обязательства в силу невозможности его исполнения, что, в свою очередь, влечет прекращение самого договора лизинга, при условии, если страховое возмещение покрывает все требования лизингодателя, возникающие из договора. Однако по данному делу страховое возмещение не удовлетворило всех требований лизингодателя, и суд связал прекращение договора с выполнением всех обязательств, лежащих на лизингополучателе, а именно уплатой предусмотренных договором лизинговых платежей в полном объеме.
   Итак, исходя из сложившейся судебной практики, можно сделать следующие выводы:
   – утрата предмета лизинга (гибель, утрата вещью своих функций, хищение) влечет прекращение обязательства, а равно прекращение договора, при отсутствии вины лизингополучателя в утрате предмета лизинга и при условии получения лизингодателем причитающегося страхового возмещения;
   – если страховое возмещение не покрывает всех обязательств лизингополучателя, то фактическое прекращение арендных отношений не влечет прекращение договора лизинга до тех пор, пока лизингополучатель не исполнит свои обязанности по договору в полном объеме;
   – обязательство вследствие утраты предмета лизинга считается прекратившимся на основании п. 1 ст. 416 ГК РФ, т. е. вследствие невозможности исполнения.

   Несмотря на стройность изложенных выводов, соответствующих общетеоретическому подходу к квалификации утраты вещи относительно судьбы обязательственного правоотношения, считаем возможным не согласиться с тем, что гибель вещи выступает именно типичным случаем прекращения обязательства в силу невозможности его исполнения.
   Ставить вопрос о невозможности исполнения обязательства можно только в отношении такого обязательства, которое объективно существует, а значит, содержит все необходимые элементы правоотношения. Исключение какого-либо элемента приведет к прекращению обязательства, но не по причине невозможности его исполнения, а по причине его исчезновения (отпадения). Обязательство не может существовать в отсутствии сторон правоотношения, а равно – его объекта. И. Б. Новицкий писал: «… безобъектных правоотношений в действительной жизни вообще не бывает… если из правоотношения исключить объект, в качестве того элемента, который определяет, к чему же относится право данного субъекта, на что направлены права и обязанности лиц, участвующих в правоотношении, то всё понятие правоотношения утрачивает реальный, конкретный характер. Правоотношение, если исключить понятие объект, сведется к правам и обязанностям, неизвестно к чему прилагаемым…» [99 - Новицкий И. Б., Лунц Л. А. общее учение об обязательстве. М.: Юр. литра, 1950. с. 42.].
   Объектом обязательства выступает действие (для цели настоящего исследования – это передача вещи). Соответственно, при утрате вещи передача становится беспредметной, что приведет к отпадению действия как объекта обязательства. Отпадение действия означает и то, что исчезает предмет активного действия должника, а значит, погашается и сама субъективная обязанность, прерывающая соответствующую правовую связь. Иначе говоря, с утратой вещи искомое обязательство исключается из реальной действительности его прекращением.
   Если прекращение обязательства в силу невозможности его исполнения должно быть всегда связано с какими-либо качественными свойствами реально осуществимого действия при фактическом наличии вещи, то прекращение обязательства в силу утраты предмета исполнения связано с исчезновением (отпадением) обязательства как безобъектного правоотношения. Следовательно, утрата вещи, составляющей предмет исполнения обязательства, не подпадает под существо невозможности исполнения обязательства.
   Гибель вещи – явление вещно-правовое. Закон связывает факт утраты материального блага с прекращением права собственности на него, что естественным образом приводит к определенным правовым последствиям в сфере обязательственного права, если такое материальное благо одновременно было вовлечено не только в отношения статики, но и в отношения динамики.
   Первичный характер вещных прав по отношению к обязательственным позволяет вывести следующую аксиому: объективное исчезновение одного (вещного) правоотношения вследствие утраты вещи приводит к объективному исчезновению другого (обязательственного) правоотношения. На уровне субъектной связи в правоотношении данное утверждение проявляется в том, что при гибели вещи лицо утрачивает статус собственника в вещном правоотношении, а соответственно, и статус должника в обязательстве, что одновременно приводит к исчезновению всех других лиц – несобственников в вещном правоотношении и кредитора в обязательственном.
   Таким образом, утрата (гибель) вещи выступает самостоятельным основанием прекращения обязательства, основанное на прекращении права собственности на эту вещь, отличное от обстоятельств, которые могут привести к прекращению обязательства невозможностью его исполнения. В отсутствие данного специального основания прекращения обязательств, закрепленного на уровне закона, представляется невозможным применение в силу аналогии закона нормы п. 1 ст. 416 ГК РФ, поскольку прекращение обязательства вследствие утраты (гибели) вещи и прекращение обязательства вследствие невозможности его исполнения не являются сходными по своей природе явлениями. Их отличие наблюдается как на уровне существа самого основания прекращения, так и на уровне правовых последствий, вызываемых прекращением обязательства.
   Утрата (гибель) вещи как самостоятельное основание прекращения обязательства находит свое внешнее выражение в нормах действующего гражданского законодательства об основаниях прекращения права собственности (п. 1 ст. 235 ГК РФ), рассматриваемых через призму понятия обязательства (п. 1 ст. 307 ГК РФ). В силу п. 1 ст. 307 ГК РФ обязательство предполагает обязанность должника совершить в пользу кредитора действие, в частности, передать вещь. Гибель вещи предполагает ее фактическое исчезновение, которое, в свою очередь, по правилам п. 1 ст. 235 ГК РФ приводит к прекращению права собственности. Учитывая первичность вещных правоотношений по сравнению с обязательственными, исключается существование последних в отсутствие первых, независимо от того, кто обладал титулом собственника. Несомненно, все указанное касается случая утраты (гибели) незаменимого предмета исполнения обязательства, когда такая незаменимость вытекает из существа правоотношения.
   В отличие от прекращения обязательства невозможностью его исполнения утрата (гибель) вещи, как правило, не приводит к абсолютному прекращению обязательства, т. е. такому прекращению, которое не предполагает возникновения каких-либо последующих обязательственных связей между кредитором и должником, в т. ч. охранительных. Абсолютное прекращение обязательства погашает взаимосвязь кредитора и должника в имущественной сфере, посредством потери ими соответствующего статуса (статуса кредитора и должника), что исключает возможность возникновения какого-либо обязательственного правоотношения хоть как-то связанного с прекратившимся обязательством и зависимым от него.
   Характер и объем возможных последствий, вызванных утратой предмета исполнения обязательства, зависит от нескольких критериев, а именно: от критерия распределения риска случайной гибели имущества; от критерия титула собственника; от критерия автономности прекращаемого обязательства. Автономность обязательства предполагает ситуацию, когда стороны связаны между собой лишь одной правовой связью в рамках одного обязательства в отсутствие обязательства, которое характеризовалось бы взаимностью, в т. ч. встречностью по отношению к искомому обязательству. Подобная автономность обязательства характерна, в частности, для договора обещания дарения и договора ссуды, построенного по реальной конструкции. Создавая возможные варианты последствий, вызванных утратой предмета исполнения обязательства, приходим к некоторым выводам:
   1. Последствия прекращения автономного обязательства вследствие утраты предмета исполнения не зависят от того, кто выступает собственником имущества и на ком лежит риск его случайной гибели. Так, безвиновная утрата (гибель) вещи всегда приведет к абсолютному прекращению обязательства, в то время как наличие вины должника в гибели вещи приравняет его статус к статусу стороны, не исполнившей обязательство. Если же утрата вещи произошла при осуществлении должником предпринимательской деятельности, то последствия прекращенного обязательства будут рассматриваться через призму гражданско-правовой ответственности, т. е. будут связаны с возможностью предъявления кредитором требования о возмещении убытков к стороне. Указанные последствия станут явными только в случае, если иное не предусмотрено законом или договором. При этом речь идет о прекращении регулятивных обязательств. Совсем иные последствия характерны для охранительных обязательств, например, кондикционных: утрата вещи всегда приводит к замене одного кондикционного обязательства – обязательства по возврату неосновательно приобретенного имущества в натуре, на другое – денежное кондикционное обязательство.
   2. Последствия, вызванные прекращением одного из взаимных обязательств, возникающего из договора, объективно зависят от соотношения взаимных обязательств между собой, что в любом случае исключает их автономность. Взаимные обязательства могут быть встречными, когда исполнение одного обязательства в соответствии с договором обусловлено исполнением другого обязательства. Например, договор купли-продажи порождает два встречных обязательства: обязательство по передаче товара и обязательство по его оплате. Согласно правилам об исполнении встречных обязательств неисполнение одного обязательства позволяет отказаться от исполнения другого, что, естественно, приводит к прекращению договора в целом. Данное положение находит отражение и в специальных нормах о купле-продаже. Так, согласно п. 1 ст. 463 ГК РФ, если продавец отказывается передать покупателю проданный товар, покупатель вправе отказаться от исполнения договора купли-продажи. В свою очередь, подобное расторжение договора укладывается в общую конструкцию нормы п. 3 ст. 450 ГК РФ, предусматривающей, в частности, возможность расторжения договора в силу одностороннего отказа от исполнения договора полностью, когда такой отказ допускается законом.
   Вместе с тем, приведенные положения затрагивают исключительно вопросы динамики обязательств, возникающих из договора купли-продажи. При утрате товара, когда таковой характеризуется критерием незаменимости, вопрос об отказе в исполнении обязательства не возникает. С прекращением первоначального (доминирующего) обязательства [100 - В системе гражданско-правовых договоров выделяются такие, в которых одно (первоначальное, доминирующее) оказывает квалифицирующее воздействие на договор и определяет сущностные характеристики взаимного (последующего, зависимого) обязательства. особенности взаимодействия первоначального и последующего обязательств раскрывают предложенную теорию доминирующих и зависимых договорных обязательств. Подробнее см.: соломин с. К. теоретические проблемы гражданско-правового регулирования банковских кредитных отношений: дис. докт. юр. наук. М., 2010. с. 40–45.], коим является обязательство по передаче товара, прекращается и сам договор: гибель незаменимого товара исключает достижение основной цели договора купли-продажи – возмездный переход права собственности на товар от продавца к покупателю. Однако это касается случая, когда вопросы перехода права собственности и риска случайной гибели решаются по общим правилам: право собственности на товар и риск случайной гибели товара переходят на покупателя в момент его передачи. В подобной ситуации с прекращением договора купли-продажи, вызванного утратой товара, могут наступить последствия, например, в виде возникновения кондикционного обязательства, если имела место предоплата товара, либо охранительного обязательства, связанного с возмещением убытков по правилам о прекращении автономного обязательства.
   Если по соглашению сторон момент перехода права собственности на товар (риска случайной гибели товара) предшествует передачи самого товара, то последствия утраты товара относительно самого договора могут быть совсем другими. Не исключена ситуация, при которой гибель товара, имеющая место до обусловленного договором момента его передачи, но произошедшая после перехода права собственности (либо риска случайной гибели) никак не повлияет на действительность обязательства (а равно и самого договора) по оплате товара, несмотря на то, что последний фактически утрачен.
   3. Взаимные обязательства могут быть последовательными, когда исполнение одного обязательства определяет момент возникновения другого.
   Например, консенсуальный договор ссуды предполагает наличие хотя и взаимных, но не встречных обязательств. Обязательство по возврату ссуды будет считаться возникшим только после исполнения обязательства по ее передаче. Иначе говоря, несмотря на то, что договор ссуды для обязательств по передаче имущества и его возврату выступает основанием их возникновения (сделка-основание), обязательство по возврату имущества возникнет лишь после исполнения обязательства по предоставлению ссуды (сделка-способ).
   Соответственно, утрата вещи на стадии исполнения первоначального обязательства (обязательства по передаче вещи в безвозмездное временное пользование) приведет к абсолютному прекращению как обязательства, так и договора в целом. Лишь вина ссудодателя в утрате вещи позволит приравнять последствия прекращенного обязательства по передаче ссуды к последствиям неисполненного обязательства, предусмотренные ст. 692 ГК, а именно – возмещение понесенного ссудополучателем реального ущерба.
   Утрата имущества на стадии исполнения последующего (зависимого) обязательства, исполнение которого связано с возвратом имущества, принадлежащего кредитору (ссудодателю), послужит основанием прекращения договорных обязательств, а равно и договора. В то же время такая утрата станет основанием возникновения охранительных обязательств – либо кондикционного, либо деликтного – в зависимости от характера действия, повлекшего утрату имущества, если иные последствия прямо не предусмотрены законом или соглашением сторон.
   Таким образом, последствия утраты незаменимой вещи, составляющей предмет исполнения взаимных обязательств, зависит, во-первых, от места занимаемого такими обязательствами в динамике заключенного договора;
   во-вторых, от характеристики таких обязательств в качестве встречных или последовательных обязательств; в-третьих, от решения вопроса о моменте перехода риска случайной гибели относительно любого гражданско-правового договора, опосредующего перемещение вещей, и моменте перехода права собственности на вещь относительно договоров, направленных на отчуждение имущества.
   Итак, утрата незаменимой вещи выступает самостоятельным основанием прекращения обязательства, отличным от невозможности исполнения обязательства; предполагает различные последствия для сторон правоотношения, в зависимости от существа такового, начиная от отсутствия вообще каких-либо последствий (абсолютное прекращение обязательства) до последствий, соответствующих последствиям неисполненного обязательства.
   Что касается последствий утраты заменимых вещей (родовых и вещей ограниченного рода), то здесь действует правило: до тех пора пока существует соответствующий род вещей, а равно, вещи ограниченного рода, обязательство подлежит исполнению не зависимо от того, в отношении какой совокупности таких вещей возникло искомое обязательство; исчезновение соответствующего рода вещей или вещей ограниченного рода позволит приравнять режим обязательства, предмет исполнения которого составляли такие вещи, к режиму обязательства, предмет исполнения которого составляла утраченная незаменимая вещь.

§ 3. Основания прекращения обязательства, связанные с отпадением его сторон

1. Совпадение должника и кредитора в одном лице.

   Перемена лиц в обязательстве может осуществляться как на основании волевого акта, так и в силу закона. Среди оснований, предусмотренных законом, выделяется универсальное правопреемство, которое имеет непосредственное значение для динамики отдельных обязательств с точки зрения замещения лиц как на стороне кредитора, так и должника. Не исключена ситуация, когда в порядке универсального правопреемства пассивная и активная сторона обязательства совпадут в одном лице, что приведет к погашению правовой связи по основанию отличному от исполнения обязательства.
   Например, при наследовании в наследственную массу включаются, в том числе, обязательственные права и обязанности наследодателя, которые не были погашены фактом смерти последнего. Если в качестве сторон обязательства выступают лица, которые по отношению другу к другу являются потенциальными наследниками, то в случае смерти одной из сторон другая сторона приобретает право требования по отношению к самому себе либо на эту сторону возлагается обязанность исполнить что-либо в пользу самого себя.
   В правовой науке прекращение обязательства совпадением должника и кредитора в одном лице объясняют отсутствием необходимых для него элементов, поскольку вместо двух его сторон (участников) остается только одна [101 - Гражданское право: учебник. Том II. Полутом 1. / отв. ред. Е. А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. – интернет ресурс. см. также: Гражданское право: Учебник. / Под ред. Ю. К. Толстого, А. П. Сергеева. СПб.: ТЕИС, 1996. с. 543.], а эта одна сторона не может быть обязана перед самой собой [102 - Советское гражданское право: Учебник. т. 1. / отв. ред. В. П. Грибанов, С. М. Корнеев. М.: Юр. лит-ра, 1979. с. 539.]. Г. Ф. Шершеневич, называя подобное совпадение в одном лице активного (кредитора) и пассивного (должника) субъектов слиянием, определял, что обстоятельством, вызывающим такое совпадение, служит общее преемство [103 - Шершеневич Г. ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 года). М.: фирма «СПАРК», 1995. с. 302.].
   Подобное объяснение далеко не всеми учеными рассматривается как достоверное. Некоторые авторы полагают, что совпадение должника и кредитора в одном лице является видом другого самостоятельного основания прекращения обязательств – прекращения обязательства невозможностью его исполнения [104 - Мухачева Е. С. невозможность исполнения обязательства в российском, европейском и единнобразном частном праве: дисс. канд. юр. наук. Томск, 2013. с. 154.]. Так, в частности, Е. С. Мухачева пишет: «…совпадение кредитора и должника в одном лице влечет прекращение обязательства не потому, что при этом выпадает один из элементов обязательства, а в связи с тем, что такое совпадение приводит к совмещению противоположных статусов управомоченного и обязанного в одном лице» [105 - Мухачева Е. С. Указ. соч. с. 153.]. Исполнение обязательства, по ее мнению, становится невозможным, поскольку противоречило бы всякой логике [106 - Там же.].
   Не возражая по поводу того, что совпадение должника и кредитора – это и есть совмещение противоположных статусов управомоченной (кредитора) и обязанной (должника) стороны, остается непонятным: почему конфузия прекращает обязательство не в качестве самостоятельного основания прекращения обязательства, а именно в режиме невозможности его исполнения? К сожалению, сторонники данной концепции оставили вопрос без ответа. Предпримем попытку доказать состоятельность или, напротив, недостоверность данного подхода.
   Какое место может занимать обстоятельство (совпадение должника и кредитора в одном лице) в механизме невозможности исполнения обязательства? Оно может выступать либо в качестве самой невозможности исполнения обязательства, либо в качестве обстоятельства, вызывающего такую невозможность исполнения.
   Если это обстоятельство и есть невозможность исполнения, то обстоятельством, вызывающим такую невозможность должно стать преемство, например, смерть гражданина или реорганизация юридического лица (в форме присоединения или слияния). Это преемство должно характеризоваться тем, что ни одна из сторон за него не отвечает. Однако если при наследовании по закону данное правило срабатывает, то при наследовании по завещанию – нет, поскольку в определении круга потенциальных наследников воля завещателя является приоритетной. Более того, смерть наследодателя может наступить вследствие самоубийства, а значит, зависимость наступления обстоятельства от воли одной из сторон обязательства налицо. Преемство при реорганизации юридического лица всегда предполагает волю лиц, участвующих в ней. Следовательно, совпадение должника и кредитора в одном лице не может выступать примером невозможности исполнения с точки зрения квалификации обстоятельства, которое должно вызывать такую невозможность.
   Предположим, что совпадение двух лиц в одном лице выступает примером обстоятельства, вызывающего невозможность исполнения. В какой момент прекращается обязательства вследствие конфузии? Не вызывает сомнения, что сам момент преемства, при котором и может произойти совпадение, определяет момент прекращения обязательства. Однако при невозможности исполнения обязательства последнее прекращается не в момент свершения обстоятельства, а в иной момент, при котором невозможность исполнения обязательства приобретает некие объективные формы (напр., заявление должника о невозможности достижения результата научно-исследовательской работы). Значит, конфузию нельзя рассматривать и в качестве обстоятельства, поименованного в ст. 416 ГК РФ, с позиции момента прекращения обязательства совпадением должника и кредитора в одном лице.
   Таким образом, механизм невозможности исполнения обязательства неприменим к конфузии (ст. 413 ГК РФ) как противоречащий ее существу, что, в свою очередь, позволяет утверждать, что совпадение должника и кредитора в одном лице выступает самостоятельным основанием прекращения обязательства. Вместе с тем, как при невозможности исполнения, так и при конфузии обязательство прекращается вследствие невозможности достижения экономической цели обязательства.
   Наличие сторон (должника и кредитора) выступает необходимым элементом любого гражданско-правового обязательства. Отпадение должника или кредитора говорит о том, что отпал носитель субъективного права или юридической обязанности [107 - Так происходит при прекращении обязательства смертью гражданина (ст. 418 ГК РФ) и ликвидации юридического лица (ст. 419 ГК РФ).]. Поскольку субъективное право, а равно субъективная обязанность характеризуются принадлежностью к одной из сторон обязательства, отсутствие последних погашает искомое обязательственное правоотношение. Однако при конфузии стороны как таковые сохраняются, поскольку имело место преемство. Уместно ли в таком случае вести речь о том, что обязательство прекращается по причине бессмысленности существования субъективного права и корреспондирующей ему обязанности [108 - Подобное обоснование прекращения обязательства совпадением должника и кредитора в одном лице приводил Е. А. Крашенинников. см.: Крашенинников Е. А. тезисы к проблеме конфузии // Очерки по торговому праву. Вып. 8. Ярославль, 2001. с. 70.] или отсутствия здравого смысла в его исполнении [109 - См.: Мухачева Е. С. Невозможность исполнения обязательства в российском, европейском и единнобразном частном праве: дисс. канд. юр. наук. Томск, 2013. с. 153.]?
   Представляется, что и при конфузии также имеет место отпадение его сущностного элемента – сторон обязательства. Вместе с тем, такое отпадение характеризуется не исчезновением должника или кредитора, а тем, что при совпадении должника и кредитора в одном лице, в обязательстве остается один субъект (участник). Для того же, чтобы состоялось обязательство требуется не менее двух участников. Право требования в обязательстве всегда направлено на иных участников (субъектов, лиц), отличных от тех, которые выступают на стороне кредитора. Именно за счет активного поведения первых происходит удовлетворение интереса вторых. В идеале для того, чтобы возникли какие-либо отношения экономического базиса, требуется, чтобы одному субъекту противостоял другой.
   Таким образом, отпадение сущностного элемента обязательства – его сторон – может произойти как по причине исчезновения кредитора или должника (вследствие смерти гражданина или ликвидации юридического лица), так и по причине отсутствия минимального числа участников, необходимого для возникновения любой обязательственной связи (в частности, при конфузии, когда остается лишь один участник).
   Учитывая изложенное, совпадение должника и кредитора в одном лице можно определить, как такое основание прекращения обязательства, связанное с недостижением его экономической цели, при котором отпадение сторон в обязательстве как сущностного элемента обязательственного правоотношения связано с отсутствием минимального числа участников, необходимого для возникновения любой обязательственной связи.
   Прекращение обязательства посредством совпадения должника и кредитора в одном лице может произойти только при наличии обстоятельств универсального правопреемства, т. е. наследовании и реорганизации юридических лиц (в форме слияния или присоединения). Частичное (сингулярное) правопреемство не может привести к совпадению должника и кредитора в одном лице, поскольку всегда основано на исполнении [110 - Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 года). М.: фирма «СПАРК», 1995. с. 302.В юридической литературе высказывается точка зрения, что при уступке кредитором своему должнику права требования (как пример сингулярного правопреемства) имеет место конфузия (см.: Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. I. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 993.). В приведенном примере имеет место ошибка в квалификации соответствующих правоотношений, поскольку обязательство должника перед кредитором будет прекращено освобождением первого от имущественной обязанности перед вторым, т. е. прощением долга.Существует мнение, что конфузия будет иметь место и в ситуации, когда до истечения срока договора аренды арендодатель продает арендатору арендуемую вещь, что прекращает обязанность арендатора по внесению арендной платы (см.: Гражданское право: Учебник. В 3-х т. т. I. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010. с. 993.). В подобной ситуации также имеет место ошибка в квалификации, поскольку обязательство по внесению арендной платы погашается прекращением договора аренды.].

2. Смерть гражданина.

   Учитывая тот факт, что в любом обязательстве имеют место две стороны, законодатель выстраивает два механизма прекращения обязательства в случае смерти гражданина, а именно: прекращение обязательства смертью гражданина-должника и прекращение обязательства смертью гражданина-кредитора.
   Прекращение обязательства смертью гражданина-должника возможно только в том случае, если исполнение обязательства не может быть произведено без личного участия должника, либо обязательство иным образом неразрывно связано с личностью гражданина. Например, обязательство по доверительному управлению имуществом в интересах учредителя управления или выгодоприобретателя прекращается, в частности, вследствие смерти гражданина, являющегося доверительным управляющим (абз. 4 п. 1 ст. 1024 ГК РФ).
   Прекращение обязательства смертью гражданина-кредитора возможно в случае, если исполнение предназначено лично для кредитора, либо обязательство иным образом неразрывно связано с личностью кредитора. Например, обязательство по безвозмездному временному пользованию имуществом прекращается в случае смерти гражданина-ссудополучателя, если иное не предусмотрено договором (ст. 701 ГК РФ). В действующем законодательстве присутствуют договорные конструкции, в которых срок существования обязательства непосредственно ставится в зависимость от срока жизни кредитора. Так, обязательство по получению ренты, возникшее из договора пожизненной ренты, действует в течение жизни получателя ренты (кредитора), а соответственно, прекращается его смертью (ст. 596 ГК РФ).
   Обязательство, исполнение которого не может быть произведено без личного участия должника, выступает разновидностью обязательства неразрывно связанного с личностью должника. Обязательство, исполнение по которому предназначено лично для кредитора, выступает разновидностью обязательства неразрывно связанного с личностью кредитора. В свою очередь, обязательства, неразрывно связанные с личностью должника и кредитора, являются обязательствами строго личного характера (или строго личными обязательствами) [111 - Заметим, что в понимании римских юристов обязательство всегда рассматривалось через призму строго личных отношений между двумя или несколькими определенными лицами. обязательство понималось как строго личная связь между кредитором и должником (несмотря на имущественный характер содержания обязательства). см.: Новицкий И. Б. римское право. М., 2002. / http://ex-jure.ru/law/news.php?newsid=1144 (дата обращения 12.01.2014).]. Данное понятие нельзя смешивать с такими понятиями, как: «фидуциарная сделка» (или «сделка лично-доверительного характера»), «права, неразрывно связанные с личностью кредитора», «обязательство, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника». Каждое из приведенных понятий имеет свое наполнение и выполняют только им присущую роль при описании того или иного правового явления.
   Учитывая тот факт, что судьба обязательства в случае смерти должника или кредитора решается в зависимости от того, переходят ли права и обязанности по такому обязательству в порядке универсального правопреемства, содержание понятия «строго личное обязательство» можно определить через то имущество, которое не входит в состав наследственной массы. Это права и обязанности, неразрывно связанные с личностью наследодателя: право на алименты и обязанность уплаты алиментов (ст. 120 Семейного кодекса РФ); право на возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина; право одаряемого на дар по договору обещания дарения (п. 1 ст. 581 ГК РФ); права и обязанности арендатора по договору аренды движимого имущества; права и обязанности одиноко проживающего нанимателя по договору социального найма жилого помещения (п. 5 ст. 83 Жилищного кодекса РФ); права и обязанности по договору поручения (абз. 4 п. 1 ст. 977 ГК РФ); права и обязанности комиссионера по договору комиссии (абз. 4 ст. 1002 ГК РФ); права и обязанности агента по агентскому договору (абз. 3 ст. 1010 ГК РФ), а также иные права и обязанности, переход которых в порядке наследования не допускается Гражданским кодексом РФ или другими законами.

3. Ликвидация юридического лица.

Обязательство прекращается ликвидацией юридического лица (должника или кредитора). При этом необходимо учитывать, что наступление данного обстоятельства (ликвидации юридического лица) всегда прекращает обязательство, кроме случаев, когда законом или иными правовыми актами исполнение обязательства такого юридического лица возлагается на третье лицо. Так, в случае ликвидации юридического лица, признанного в установленном порядке ответственным за вред, причиненный жизни или здоровью гражданина, соответствующие платежи должны быть капитализированы для выплаты их потерпевшему (п. 2 ст. 1093 ГК РФ) [112 - Закон определяет особенности определения размера требований граждан, перед которыми ликвидируемое юридическое лицо несет ответственность за причинение вреда жизни или здоровью, при банкротстве таких юридических лиц (ст. 135 федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ (ред. от 28.12.2013) «о несостоятельности (банкротстве)» // СЗ РФ. 2002. № 43. ст. 4190.). определение такого размера осуществляется путем капитализации соответствующих повременных платежей, установленных на дату принятия арбитражным судом решения о признании должника банкротом и об открытии конкурсного производства и подлежащих выплате гражданам до достижения ими возраста семидесяти лет, но не менее чем за десять лет. В случае, если возраст гражданина превышает семьдесят лет, период капитализации соответствующих повременных платежей составляет десять лет. Моментом прекращения обязательства в подобной ситуации будет считаться дата выплаты указанных платежей, а не дата ликвидации юридического лица – банкрота.].
В качестве еще одного примера выступает норма п. 2 ст. 700 ГК РФ. Она, в частности, предусматривает, что в случае ликвидации юридического лица – ссудодателя права и обязанности по договору безвозмездного пользования переходят к правопреемнику или другому лицу, к которому перешло право собственности на вещь или иное право, на основании которого вещь была передана в безвозмездное пользование.

§ 4. Издание акта государственного органа как основание прекращения обязательства

   В правовой науке прочно устоялось мнение о том, что прекращение обязательства на основании акта государственного органа [113 - Обязательство может быть прекращено как изданием акта государственного органа, так и акта органа местного самоуправления. см.: пункт 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 № 104 «обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса российской федерации о некоторых основаниях прекращения обязательств» // Вестник ВАС РФ. 2006. № 4.] выступает примером, так называемой, юридической невозможности исполнения. Другими словами, основание, поименованное в ст. 417 ГК РФ, предлагают подводить под частный случай невозможности исполнения обязательства, предусмотренной ст. 416 ГК РФ. На сегодняшний день данный подход к квалификации прекращения обязательства в силу издания акта государственного органа находит отражение и в судебной практике. Так, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ в информационном письме № 104 указал, что одним из обстоятельств прекращения обязательства невозможностью исполнения, за которое ни одна из сторон не отвечает, выступает издание акта государственного органа, в т. ч. связанного с лишением лицензии на осуществление определенного вида деятельности [114 - Пункт 5 информационного письма Президиума ВАС РФ от 21.12.2005 № 104 «обзор практики применения арбитражными судами норм Гражданского кодекса российской федерации о некоторых основаниях прекращения обязательств».].
   Позволим себе не согласиться с подобным смешением двух самостоятельных оснований прекращения обязательственного правоотношения, когда одно выдают за разновидность другого. Статья 416 ГК РФ определяет в качестве основания прекращения обязательства именно саму невозможность его исполнения, в то время как ст. 417 ГК РФ определяет в качестве основания прекращения обязательства акт государственного органа, издание которого и приводит к тому, что исполнение обязательства становится невозможным полностью или частично. Иначе говоря, если ст. 416 ГК РФ в качестве основания прекращения правоотношения рассматривает следствие (невозможность исполнения обязательства), а не причину (обстоятельство, которое привело к невозможности исполнения), то ст. 417 ГК РФ в качестве такого основания определяет непосредственно причину (издание акта государственного органа), а не следствие (исполнение обязательства стало невозможным). Это исключает взаимосвязь понятий «невозможность исполнения обязательства» (ст. 416 ГК РФ) и «обязательство, исполнение которого стало невозможным» (ст. 417 ГК РФ).
   Различие двух самостоятельных оснований погашения обязательственной связи просматривается не только на уровне их существа, но и на уровне механизма их реализации, в том числе с точки зрения момента прекращения обязательства и последствий такого прекращения.
   В случае издания акта государственного органа, вследствие чего исполнение обязательства становится невозможным, моментом прекращения обязательства будет выступать непосредственно дата издания соответствующего акта. При погашении обязательства невозможностью его исполнения такой момент будет определяться, в частности, датой направления уведомления кредитора о наступившей невозможности исполнения, которая никогда не будет совпадать с датой появления обстоятельства, вызвавшего невозможность исполнения.
   Что касается последствий прекращения обязательства, то при невозможности исполнения как исключительного (редкого) случая погашения правовой связи, таковые всегда связаны с бесконфликтным расхождением сторон обязательства. Это исключает возникновение каких-либо отрицательных последствий для сторон обязательства, связанных с возложением на них ответственности. В зависимости от существа обязательства на стороны может быть возложена обязанность по возврату имущества, принадлежащего другой стороне, или возмещению реальных расходов (затрат), связанных, например, с оплатой стоимости работ, проведенных до выявления невозможности получить предусмотренные договоров на выполнение научно-исследовательских работ результаты (ст. 775 ГК РФ).
   В случае же прекращения обязательства изданием акта государственного органа, последствия такого прекращения могут быть связаны: во-первых, с взаиморасчетами между сторонами прекращенного обязательства; во-вторых, с возмещением убытков в режиме гражданско-правовой ответственности, что связано с защитой нарушенных прав сторон обязательства (ст. 13 и 16 ГК РФ); в-третьих, с возмещением убытков для одной из сторон обязательства в режиме компенсации.
   В последнем случае речь идет, например, о прекращении обязательства, вызванного выкупом земельного участка для государственных и муниципальных нужд. Закон определяет, что выкупная цена, помимо рыночной стоимости земельного участка и находящегося на нем недвижимого имущества, включает все убытки, причиненные собственнику изъятием земельного участка, включая убытки, которые он несет в связи с досрочным прекращением обязательств перед третьими лицами, в т. ч. упущенную выгоду.
   Итак, издание акта государственного органа выступает достаточным основанием для погашения обязательства, что говорит о его обособленном (самостоятельном) месте в системе оснований прекращения обязательств. Но в отличие от иных обстоятельств (напр., смерть гражданина, ликвидация юридического лица, прощение долга, новация и т. д.) акту государственного органа придается значение основания прекращения обязательства только тогда, когда будет установлено, какой элемент правоотношения, и в какой степени задет подобным актом? Именно оценка изданного акта государственного органа, а не оценка последующей невозможности исполнения (существования) обязательства, возводит данное основание прекращения в ранг самостоятельного основания прекращения обязательства.

Библиография

   Агарков М. М. К вопросу о договорной ответственности // Вопросы советского гражданского права. Сб. 1. 1945. С. 114–155.
   Бациев В. В. Обязательство, осложненное условием об отступном (замене исполнения). М., 2003.
   Бациев В. В. Практический комментарий отдельных положений главы 26 Гражданского кодекса Российской Федерации о прекращении обязательств (за исключением положений о зачете) // Арбитражные споры. 2007. № 4 (40). С. 113–138.
   Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право: Общие положения. М.: Статут, 1998.
   Буркова А. Некоторые гражданско-правовые вопросы, связанные с прощением долга // Юрист. 2010. № 4. С. 47–50.
   Гражданский кодекс РСФСР: Учебно-практическое пособие. Ч. 1 / Отв. ред. О. А. Красавчиков. Свердловск, 1965.
   Гражданское право: Учебник. / Под ред. Ю. К. Толстого, А. П. Сергеева. СПб., 1996.
   Гражданское право: Учебник. В 3-х т. Т. 1. / Под ред. А. П. Сергеева. М.: РГ-Пресс, 2010.
   Гражданское право: Учебник. Т. 2. Полутом 1./ Отв. ред. Е. А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. // СПС Гарант.
   Егоров А. В. Зачет – сделка или результат? // СПС Гарант.
   Егорова М. А. Концепция реализации способов прекращения гражданско-правовых обязательств: автореф. дисс. докт. юр. наук. М., 2013.
   Илларионова Т. И. Прекращение обязательств (глава 22) // Гражданское право: Учебник для вузов. / Под ред. Т. И. Илларионовой, Б. М. Гонгало, В. А. Плетнева. М.: НОРМА, 1998.
   Иоффе О. С. Обязательственное право. М.: Юр. лит-ра, 1975.
   Исаев И. А. О сущности и формах зачета // Журнал российского права. 2005. № 2. С. 56–67.
   Карапетов А. Г. Расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве. М.: Статут, 2007.
   Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный). / Отв. ред. О. Н. Садиков. М.: Юр. фирма КОНТРАКТ; ИНФРА-М, 1997.
   Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР. / Под ред. С. Н. Братуся, О. Н. Садикова. М.: Юр. лит-ра, 1982.
   Корнеев С. М. Прекращение обязательств (Глава XXVII) // Советское гражданское право: Учебник. Т. 1. / Отв. ред. В. П. Грибанов, С. М. Коренев. М.: Юр. лит-ра, 1979.
   Краснов Н. И. Реальное исполнение договорных обязательств. М.: Юр. лит-ра, 1959.
   Красноярова Н. Роль отступного в защите прав кредитора // Актуальные проблемы юридической науки и правоприменительной практики. Сб. науч. трудов. Киров, 2006. С. 41–47.
   Крашенинников Е. А. Договорный зачет // Очерки по торговому праву. Вып. 10. Ярославль, 2003. С. 70–72.
   Крашенинников Е. А. Тезисы к проблеме конфузии // Очерки по торговому праву. Вып. 8. Ярославль, 2001.
   Милитарева Ю. Э. Невозможность исполнения обязательства (некоторые вопросы договорной ответственности социалистических организаций): дисс. канд. юр. наук. М., 1952.
   Мухачева Е. С. Невозможность исполнения обязательства в российском, европейском и единообразном частном праве: дисс…. канд. юр. наук. Томск, 2013.
   Новицкий И. Б. Римское право. М., 2002.
   Новицкий И. Б., Лунц Л. А. Общее учение об обязательстве. М.: Юр. лит-ра, 1950.
   Петров В. С. Правовая природа и соотношение институтов новации и отступного // Законодательство. 2005. № 7. // СПС Гарант. Рохлин А. Юридические особенности отношений из отступного // Хозяйство и право. 2002. № 7. С. 48–56.
   Сарбаш С. В. Договор банковского счета: проблемы доктрины и судебной практики. М.: Статут, 1999.
   Слесарев А. В. Обязательства вследствие неосновательного обогащения: дисс. канд. юр. наук. Екатеринбург, 2000.
   Советское гражданское право: Учебник. Т. 1. / Отв. ред. В. П. Грибанов, С. М. Корнеев. М.: Юр. лит-ра, 1979.
   Соколова А. В. Обзор актуальной практики федеральных арбитражных судов за апрель 2008 г. // Арбитражное правосудие в России. 2008. № 6. // СПС Гарант.
   Соломин С. К. Теоретические проблемы гражданско-правового регулирования банковских кредитных отношений: дисс. докт. юр. наук. М., 2010.
   Соломина Н. Г. Имущество, не подлежащее возврату в качестве неосновательного обогащения // Право и экономика. 2007. № 5. С. 34–40.
   Соломина Н. Г. К вопросу о соотношении требования о возврате неосновательного обогащения с требованием о возврате исполненного по недействительной сделке // Арбитражный и гражданский процесс. 2008. № 2. С. 7–10.
   Соломина Н. Г. Определение случаев, подпадающих под требование одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством // Юрист. 2008. № 11. С. 19–24.
   Соломина Н. Г. Реализация принципа свободы договора в контексте выбора договорной конструкции по критерию момента заключения // Право и экономика. 2011. № 10. С. 45–48.
   Соломина Н. Г. Универсальность кондикционного обязательства в российском гражданском праве: дисс…. докт. юр. наук. М., 2009.
   Телюкина М. В. Кондикционные обязательства (теория и практика неосновательного обогащения) // Законодательство. 2002. № 3. С. 8–16.
   Телюкина М. В. Прекращение гражданско-правовых обязательств путем зачета требований // Право и экономика. 2000. № 3. С. 19–24.
   Тузов Д. О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России // Цивилистические исследования. Вып. 1. Сб. науч. трудов памяти проф. И. В. Федорова. / Под ред. Б. Л. Хаскельберга, Д. О. Тузова… М.: Статут, 2004.
   Хаскельберг Б. Л., Ровный В. В. Индивидуальное и родовое в гражданском праве: Монография. Иркутск: Иркутская областная типография № 1, 2001.
   Шахматов В. П. Составы противоправных сделок и обусловленные ими последствия. Томск, 1967.
   Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 года). М.: Фирма «СПАРК», 1995.
   Шилохвост О. Ю. Отступное в гражданском праве России. М., 1999.
   Юртаева М. А. Прекращение обязательств (Гл. 30) // Советское гражданское право: Учебник. Ч. 1. / Отв. ред. В. А. Рясенцев. Изд. 3-е, перераб. и доп. М.: Юр. лит-ра, 1986.

Сергей Константинович Соломин, Соломина Наталья Геннадьевна Прекращение обязательства по российскому гражданскому праву