Е. В. Сыченко
Практика Европейского суда по правам человека в области защиты трудовых прав граждан и права на социальное обеспечение

   © ООО «Юстицинформ», 2014

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Введение

   Ратификация Российской Федерацией Европейской конвенции о правах человека (далее – Конвенция) ознаменовала новый период в развитии Российской правовой системы. За прошедшие 15 лет решения Европейского суда по правам человека (далее ЕСПЧ) прочно вошли в категорию правовых актов, определяющих направление развития прав человека в XXI веке. Особенно очевидно влияние суда прослеживается в области уголовного и гражданско-процессуального законодательства. Изменения в процессуальном законодательстве, предпринятые в ответ на решения против России, убеждают нас в авторитете Европейского суда в глазах российского законодателя, в признании за ним лидирующей позиции в области защиты прав человека [1 - Несмотря на отдельные фразы Российского руководства и официальных лиц, которые, хотелось бы надеяться, выражают лишь временные сложности в отношениях между Россией и ЕСПЧ. См. Андрей Луговой. Владимир Путин пригрозил вывести Россию из-под юрисдикции Европейского суда по правам человека. http://www.siapress.ru/news/34709 (доступ 15.08.2014), или В. Зорькин. Предел уступчивости // Российская газета. 2010. 29 октября. С. 11.].
   Значимость данной темы определяется, прежде всего, тем, что Европейский суд по правам человека – это безусловный лидер в области защиты прав человека в странах Совета Европы. Россия признала юрисдикцию ЕСПЧ и правовые позиции суда по вопросам, связанным с трудовым правом или правом социального обеспечения, могут быть применимы в России. При этом в России отсутствуют целостные исследования этого довольно сложного пласта практики [2 - При этом есть исследования практики Европейского суда в области защиты некоторых трудовых прав. См., например: Герасимова И. Свобода объединения в профсоюзы. Практика Европейского суда по правам человека / Под ред. А. Гвоздицких. М.:ЦСТП, 2010; Хередеро, Ана Гомез. Социальное обеспечение как право человека. Защита, предлагаемая Европейской конвенцией по правам человека. Совет Европы, 2007.].
   Автор ставит перед собой три главные задачи. Первая заключается в изучении практики Европейского суда по правам человека в области защиты трудовых прав и права на социальное обеспечение, определение правовых позиций Суда по ключевым правовым вопросам в данной области. Вторая задача состоит в демонстрации возможности обращения российских граждан в Европейский суд за защитой данных прав, а также изучение предпосылок успешной жалобы. Третья задача – обоснование практической применимости выводов Европейского суда по правам человека в российской правоприменительной практике, доказательство «прикладного характера» Европейской конвенции по правам человека и ее толкований, данных Европейским судом.
   Структура работы определена следующим образом: изучению вопроса о правовом статусе решений и правовых позиций Европейского суда и их месте в российской правовой системе будет посвящена первая глава. Обзор практики Европейского суда по правам человека, проведенный в последующих главах, будет разделен по некоторым институтам трудового права, отдельная глава будет посвящена праву на социальное обеспечение. Большинство решений, рассмотренных в настоящей работе, будет сопровождаться краткой информацией об обстоятельствах дела. По ходу рассмотрения прецедентов Европейского суда будет сделан акцент на правовых позициях, которые могут иметь значение для российской практики.

Глава I. Место решений и правовых позиций Европейского суда по правам человека в правовой системе России

Вопрос о месте практики Европейского суда по правам человека вот уже более 10 лет занимает ученых и практиков. Однозначное решение этого вопроса довольно сложно, поскольку практику Европейского суда можно условно разделить на, как минимум, 3 группы: 1) решения по конкретным делам, вынесенные против России, содержащие нормы, регулирующие отношения между сторонами спора; 2) правовые позиции Европейского суда, выраженные в решениях по делам против России; 3) правовые позиции суда, выраженные в иных решениях.
Мы последовательно рассмотрим все три группы и оценим их с точки зрения обязательности для российских правоприменительных и судебных органов, выделяя при этом теоретический и практический аспекты.

1. Теоретический аспект обязательности практики ЕСПЧ

   Мы полагаем необходимым выделить и рассмотреть отдельно теоретический и практический аспекты обязательности практики ЕСПЧ для российской правовой системы, поскольку с 2010 года (в частности, с момента принятия Палатой ЕСПЧ решения против России по делу Константина Маркина) наметилось некоторое расхождение между теорией обязательности решений ЕСПЧ в России и практикой. Начнем с теоретических обоснований обязательности выделенных трех элементов практики ЕСПЧ.
   Общим для определения статуса всех трех групп будет являться анализ формулировки Закона о ратификации Европейской конвенции о правах человека [3 - Федеральный закон РФ от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» // Собрание законодательства РФ. 06.04.1998. № 14. Ст. 1514.]. Согласно ст. 1 данного закона Российская Федерация признала ipso facto (т. е. в силу самого факта [4 - Примечание автора.]) и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях их предполагаемого нарушения Российской Федерацией. Слово «предполагаемого» может быть нами понято как распространяющее обязательный характер как решений, которыми установлены нарушения, так и решений, которыми отказано в удовлетворении требований заявителя.
   Интересно отметить, что в толкованиях данной нормы, данных как Верховным судом РФ в 2003 году [5 - Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 сентября 2003 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. № 12.], так и Конституционным судом РФ в 2007 [6 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П.], на наш взгляд, несколько преуменьшалось значение толкований Европейского суда для российской практики. В этих Постановлениях высших судебных органов «обязательная юрисдикция суда» интерпретировалась как необходимость учета, или иными словами, принятия во внимание, толкований суда при применении соответствующих норм права. При этом буквальное толкование указанной нормы закона позволяло сделать вывод об обязательности применения решений Европейского суда по делам против России в судебной и правоприменительной практике.
   Новое Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 г. «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» [7 - Российская газета. 5 июля 2013 г. Федеральный выпуск № 6121.] свидетельствует о позитивных изменениях судебного подхода к Конвенции. Верховный суд в данном Постановлении оперирует понятием Правовая позиция ЕСПЧ, определение которого не дается, но отмечается, что эти позиции содержаться в окончательных постановлениях Европейского суда.
   Пленум выделяет обязательные правовые позиции Европейского Суда по правам человека, которые содержатся в окончательных постановлениях Суда, принятых в отношении Российской Федерации. А также подлежащие учету правовые позиции ЕСПЧ, изложенные в ставших окончательными постановлениях, которые приняты в отношении других государств – участников Конвенции (п. 2). При этом, отмечается в Постановлении, такая правовая позиция учитывается судом, если обстоятельства рассматриваемого им дела являются аналогичными обстоятельствам, ставшим предметом анализа и выводов Европейского Суда.
   Возвращаясь к приведенному ранее разделению практики Европейского суда, обоснуем выделение нами каждой группы.
   Первая группа (решения ЕСПЧ, как источники норм, обязательных для сторон) отличается наибольшей обязательностью и эффективностью, поскольку новые нормы процессуального законодательства России [8 - Ст. 392 ГПК РФ, 4 ст. 413 УПК РФ.] позволяют рассматривать решения ЕСПЧ, как новые обстоятельства, ведущие к возможности пересмотра дела. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 г. разъяснило судам порядок разрешения вопроса о пересмотре дела. Согласно п. 17 указанного Постановления основанием для пересмотра судебного акта ввиду новых обстоятельств является не всякое установленное Европейским Судом нарушение Российской Федерацией положений Конвенции или Протоколов к ней. Судебный акт подлежит пересмотру в том случае, если заявитель продолжает испытывать неблагоприятные последствия такого акта и выплаченная заявителю справедливая компенсация, присужденная Европейским Судом, либо иные средства, не связанные с пересмотром, не обеспечивают восстановление нарушенных прав и свобод.
   Одновременно необходимо, чтобы установленное Европейским Судом нарушение позволяло прийти хотя бы к одному из следующих выводов: о том, что решение суда противоречит Конвенции по существу или о том, что допущенное нарушение Конвенции или Протоколов к ней, носящее процессуальный характер, ставит под сомнение результаты рассмотрения дела. При рассмотрении вопроса о необходимости пересмотра судебного акта Российским судам необходимо учитывать причинно-следственную связь между установленным Европейским Судом нарушением Конвенции или Протоколов к ней и неблагоприятными последствиями, которые продолжает испытывать заявитель.
   Интересно отметить, что аналогичной логикой воспользовался военный суд, разрешая заявление Константина Маркина [9 - Вкратце о деле: военнослужащему Константину Маркину, разведенному отцу троих детей, одному из которых было меньше года, было отказано в предоставлении отпуска по уходу за ребенком, поскольку согласно законодательству такой отпуск может быть предоставлен только женщинам-военнослужащим. Этот отказ был обжалован в суд, который подтвердил его законность. Тогда К. Маркин обратился в Европейский суд по правам человека и в Конституционный суд. Конституционный суд рассмотрел жалобу раньше и пришел к выводу о том, что нормы, не позволяющие мужчинам-военнослужащим пользоваться правом на отпуск по уходу за ребенком, не содержат дискриминации и соответствуют Конституции. Решение ЕСПЧ раскритиковало позицию КС РФ и признало нарушение ст. 8 и ст. 14 Европейской конвенции. Россия обжаловала решение в Большой палате ЕСПЧ, которая, по существу, вынесла аналогичное решение, несколько смягчив формулировки.] о пересмотре решения суда в связи с новыми обстоятельствами до принятия вышеуказанного Постановления Пленума ВС РФ. Санкт-Петербургский гарнизонный военный суд определением от 30 августа 2012 года [10 - Размещено на сайте: www.files.sudrf.ru/630/user/Opred_Markin.doc‎ (доступ 20.11.2013).] отказал Константину Маркину в пересмотре по новым обстоятельствам решения Пушкинского гарнизонного военного суда от 14 марта 2006 года по гражданскому делу по иску Маркина К. А. к командиру войсковой части 41480 о признании незаконными действий ответчика и возложении обязанности на командира войсковой части 41480 незамедлительно предоставить ему отпуск по уходу за ребенком до достижения его сыном Константином (30.09.05 г.р.) возраста 3-х лет. Свое решение суд мотивировал тем, что дальнейшее производство по данному делу не будет преследовать цель восстановления оспариваемых индивидуальных прав Маркина, поскольку заявитель получил компенсацию по Постановлению ЕСПЧ, уволился по собственному желанию из состава Вооруженных сил РФ, ребенок достиг возраста старше 3 лет, т. о. не испытывает неприятных последствий обжалуемого акта, признанного незаконным Европейским судом.
   Вторая группа (Правовые позиции Европейского суда, выраженные в решениях по делам против России) нами выделена следуя толкованию Пленума ВС РФ, поскольку выраженное ЕСПЧ толкование Конвенции, согласно российскому законодательству не может являться основанием для пересмотра дел в отношении лиц, не бывших сторонами спора в конкретном деле. При этом, согласно указанным позициям высших судов России, толкование ЕСПЧ должно быть учтено как судебными, так и правоприменительными органами.
   Необходимость учета означает, что правовые позиции Европейского суда могут быть применены лишь на стадии рассмотрения дела в российском суде. В случае же вступления решения в законную силу, даже если впоследствии Европейский суд по правам человека в аналогичном деле укажет на то, что выводы российского суда противоречат основным положениям Конвенции, само решение и его правовые последствия изменить будет невозможно.
   Вопрос о неконституционности подобного подхода стоял перед Конституционным судом РФ, который рассматривал на соответствие Конституции РФ новые положения ГПК РФ, позволяющие новое рассмотрение лишь того дела, по которому проводилось рассмотрение Европейским судом. Конституционный Суд Российской Федерации, отказывая заявителям, отметил, что обратная сила решений Европейского Суда по правам человека имеет определенные предметные и субъектные пределы и, по общему правилу, распространяется на судебные акты, вынесенные по конкретному делу и в отношении конкретного заявителя. Такой вывод учитывает специфику судопроизводства в Европейском Суде по правам человека, который выносит свои решения преимущественно на основе анализа фактических обстоятельств конкретного дела [11 - П 2.1. Определение КС РФ от 04 апреля 2013 года № 505-О.].
   Суд не стал исследовать вопрос о возможной идентичности обстоятельств дела. Решение Конституционного суда РФ, с одной стороны, направлено на обеспечение «правовой определенности», а с другой стороны, умаляет значение правовых позиций Европейского суда и возможности их воздействия на российскую правую систему [12 - См. в качестве примера: дело Gladysheva v. Russia (7097/10) 06/12/2011 об обжаловании лишении права собственности на квартиру, добросовестно приобретенную у лица, которое незаконно оформило приватизацию и обращения в Конституционный суд РФ от лиц, пострадавших от нарушений, аналогичных тем, что были установлены в данном деле: Определение Конституционного суда РФ от 04.04.2013 № 504-О/2013, № 503-О/2013, 502-О/2013, 01-О/2013.].
   Выделенная нами третья группа практики Европейского суда, а именно толкование Конвенции, данное в решениях против других стран, исходя из нормы Закона о ратификации Европейской конвенции, а также толкования Пленума ВС РФ не являются обязательными для Российской правовой системы. При этом иное решение этого вопроса возможно при обращении непосредственно к п. 4 ст. 15 Конституции РФ, согласно которой установлен приоритет норм международных договоров над внутренним законом. Согласно ст. 32 Европейской конвенции к компетенции ЕСПЧ относятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней, которые могут быть ему переданы в случаях, предусмотренных положениями статей 33, 34 и 47. Таким образом, правовые позиции ЕСПЧ, выраженные в решениях против иных стран, должны иметь обязательное значение для Российской правоприменительной практики постольку, поскольку содержат толкование органа, за которым Российская Федерация признала право толковать конвенцию при ее подписании.
   Статус решений и правовых позиций Европейского суда в Российской правовой системе не раз был предметом научных исследований. Некоторые авторы полагают, что за решениями ЕСПЧ следует признать прецедентный характер [13 - См., например: Берестнев Ю. Ю. Меры общего характера и влияние практики Европейского Суда по правам человека на национальные правовые системы // Российская юстиция. 2001. № 12.] или прецедентный характер признается лишь за ratio decidendi [14 - Дидикин А. Б. Влияние решений Европейского Суда по правам человека на российское судопроизводство // X Международная конференция по проблемам развития экономики и общества: Сборник докладов. III том, 2009 г. URL: http://conf.hse.ru/2009/s3 (доступ 20.10.2013).] таких решений (обоснование решения [15 - Black’s Law Dictionary, 5th ed., 1979. P. 1135.]). Другие авторы отрицают статус источника права за правовыми позициями Европейского суда, признавая при этом «прецедентами толкования» постановлениями суда, вынесенными против России [16 - Ершова Е. А. Правовая природа постановлений Европейского суда по правам человека // Трудовое право. 2009. № 2 (108). С. 85–99.], или включают прецеденты ЕСПЧ в правовую систему России в виде судебной практики [17 - Курдюков Г. И., Александров С. В. Международный и конституционно-правовой аспекты юридической природы постановлений Европейского суда по правам человека // Юридический мир. 2012. # 6. С. 46–50.]. При этом авторы не разъясняют статус «судебной практики» применительно к решениям Европейского суда.
   Авторы исследования о применении правовых позиций Европейского суда в гражданском процессе России отмечают прецедентное значение постановлений Европейского Суда, принятых в отношении Российской Федерации, и относят их к источникам российского права. Постановления, вынесенные в отношении других государств должны, по мнению авторов, подлежать учету, поскольку это может помочь избежать нарушений, которые уже были предметом рассмотрения и по которым уже сформулированы правовые позиции Европейского Суда [18 - Постановления Европейского Суда по правам человека в гражданском процессе Российской Федерации / И. В. Воронцова, Т. В. Соловьева; под ред. О. В. Исаенковой. М.: Волтерс Клувер. С. 9.].
   Интересна позиция Симагина А. С., исследовавшего значение практики ЕСПЧ в уголовно-процессуальном праве: «Статус судебных постановлений Европейского Суда заключается в том, что они не изменяют и не отменяют предшествующие судебные постановления российских судов… но могут (должны) быть положены в основу последующих судебных решений (постановлений, определений, приговоров), обеспечивая их законность и обоснованность». Правовые позиции Европейского Суда по правам человека, по мнению данного автора, имеют самостоятельное в сравнении с судебными постановлениями значение, и обладают признаком обязательности для государств, ратифицировавших Конвенцию (в частности, для Российской Федерации), вне зависимости от того, являлось ли оно (государство) стороной разрешенного спора или нет [19 - Симагин А. С. Конвенция о защите прав человека и основных свобод и протоколы к ней в системе источников уголовно-процессуального права России: Автореф. дис. … канд. юрид. наук… Нижний Новгород, 2011. URL: http://law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1423828 (доступ 20.10.2013).].
   Проведенный выше анализ обязательности выделенных трех групп практики ЕСПЧ позволяет нам согласиться с позицией Симагина А. С. и признать ее обязательность для российского трудового права и права социального обеспечения.
   Значит ли доказанная нами обязательность, что практика Европейского суда является источником российского права? Этот вопрос возникает, поскольку российская правовая система относится к романо-германским системам права, в которых судебный прецедент не является источником права. Это, по мнению некоторых ученых, исключает возможность признания судебной практики в качестве источника российского права [20 - См. Нерсесянц B. C. У российских судов нет правотворческих полномочий // Судебная практика как источник права. М… 2000. С. 107 или Гурова Т. Н. Судебный прецедент как формальный источник права и его место в системе источников права в России // Атриум. 1997. 3. С. 7. Цит. по: Рогожин Н. А. Судебная практика и ее роль в правовом регулировании предпринимательской деятельности. Wolters Kluwer Russia, 2004. С. 12.].
   Критикуя подобный подход, отметим, что в эпоху глобализации и частичного смешения черт как романо-германской, так и англо-саксонской систем права, полагаем неправильным отрицать нормативный характер толкований ЕСПЧ лишь в силу традиционной ассоциации нормативности судебных решений с прецедентом, а прецедентов – с чуждым Российской правовой системе элементом. На наш взгляд, очевидно, что само по себе вступление России в Совет Европы и признание юрисдикции Европейского суда (который в свою очередь создал свое прецедентное право), не позволяет больше отрицать статус источника права за практикой ЕСПЧ.
   Дополнительное обоснование нашего вывода мы видим в возможной аналогии значения решений ЕСПЧ с практикой Конституционного суда России, которая теперь уже практически единодушно рассматривается как источник российского права. Оба суда представляют собой главные органы толкования фундаментальных для российского права документов – Конституции РФ и Европейской конвенции о правах человека. В связи с этим, полагаем возможным заимствовать подход к определению статуса источника права для практики ЕСПЧ из науки Конституционного права.
   Лазарев Л. В. определяет решения Конституционного суда как нормативно-интерпретационные акты [21 - Лазарев Л. В. Правовые позиции Конституционного Суда России. Издательский дом «Городец»; Формула права, 2003.]. Полагаем, данное определение может быть использовано и в отношении решений ЕСПЧ. Хотя суд, безусловно, не наделен правотворческими полномочиями, его деятельность по толкованию Европейской конвенции часто позволяет констатировать появление новых норм. В качестве примера можем привести нашумевшее дело Константина Маркина против России (к которому мы еще не раз вернемся): суд решил, что отказ от предоставления отпуска по уходу за ребенком мужчине-военнослужащему является дискриминацией и противоречит Европейской конвенции. Таким образом, можно говорить о создании нормы о том, что отпуск по уходу за ребенком должен предоставляться всем военнослужащим вне зависимости от пола (оставим пока в стороне особенности этого дела и его интерпретацию Конституционным судом РФ). Правовая позиция суда – это другое важное понятие, определение которого может быть заимствовано из Конституционного права. Например, Страшун Б. А. понимает правовую позицию Конституционного суда как общеобязательное предписание и для законодателя, и для правоприменителя [22 - Страшун Б. А. Решения Конституционного Суда Российской Федерации как источник права // Конституционное правосудие. Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван. Вып. 4(14) 2001 – 1(15) 2002. С. 154–167.]. Полагаем, что исходя из нормы закона о ратификации Европейской Конвенции, а также из норм Конституции РФ (ч. 4 ст. 15) и ст. 32 Европейской конвенции, можно понимать правовую позицию ЕСПЧ как сложившийся в практике суда подход к толкованию норм Конвенции, имеющий обязательный характер для российской правовой системы, вне зависимости от того в решении против какой страны эта позиция была выражена.
   Таким образом, несмотря на классическое для романо-германской системы права непринятие судебного решения в качестве источника права, решения ЕСПЧ, содержащие как конкретные нормы, подлежащие исполнению в конкретном деле, так и толкование Европейской конвенции, мы отнесем к источникам Российского трудового права и права социального обеспечения.

2. Практический аспект обязательности практики Европейского суда по правам человека

   Практический аспект нами выделен по двум причинам. Первая связана с очень редким применением практики Европейского суда Российскими судами, а вторая – с изменением отношения Конституционного суда РФ к решениям Европейского суда и возникшей коллизией между Конституцией РФ и Конвенцией.
   Кратко остановимся на анализе применения российскими судами практики ЕСЧП. Фактически, Конституционный суд можно назвать единственным судебным органом умело применяющим толкования ЕСПЧ, ссылающимся на решения, вынесенные, как против России, так и против других стран. Согласно Докладу Конституционного суда РФ ссылки на решения Европейского суда содержатся в 80 Постановлениях и 91 Определении [23 - Report of the Constitutional Court of the Russian Federation for the XVIth Congress of the Conference of European Constitutional Courts. Available at: http://www.vfgh.gv.at/cms/vfgh-kongress/downloads/landesberichte/LB-Russie-EN.pdf (accessed on 24.10.2013)].
   В других судах России Европейская Конвенция и правовые позиции ЕСПЧ применяются чрезвычайно редко. Исследования влияния решений ЕСПЧ на российскую практику рисуют довольно неприглядную картину неосведомленности судей о решениях Европейского суда и об их нежелании использовать толкования ЕСПЧ [24 - Например, Anton Burkov. The Impact of the European Convention on Human Rights on Russian Law: Legislation and Application in 1996–2006. Stuttgart, 2007. http://sutyajnik.ru/documents/4237.pdf (доступ 6.09.2013)].
   В этом контексте представляет особый интерес дело «Праведная против России», [25 - ECHR Pravednaya v. Russia, no. 69529/01, 18 November 2004.] рассмотренное Европейским судом в 2004 году. Заявитель обратилась в суд с жалобой на нарушение Россией ее права на «судебное разбирательство» и принципа правовой определенности. Праведная Л. А. оспаривала правомерность пересмотра решения суда о применении при назначении ей пенсии повышенного коэффициента. При пересмотре дела и последующей отмене решения, вынесенного в ее пользу, Верховный суд РФ посчитал новое разъяснение Министерства труда и социального развития вновь открывшимся обстоятельством и отказал в удовлетворении требований истицы на его основании. ЕСПЧ усмотрел в действиях суда РФ нарушения ст. 6 Конвенции.
   Пенсионный фонд РФ выпустил Письмо от 7 июня 2005 г. № КА-09-26/5848 «О правовом значении постановления Европейского Суда по правам человека по жалобе “Праведная против Российской Федерации” [26 - Цит. по: Султанов А. Р. Влияние на право России Европейской конвенции «О защите прав человека и основных свобод» и прецедентов Европейского Суда по правам человека, взгляд практика. http://www.rrpoi.narod.ru/echr/sultanov_1.htm (доступ 10.11.2013).] в котором отмечалось, что нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, установлены в процессе судопроизводства по делу конкретного заявителя – Праведной Л. А., поэтому Постановление Европейского Суда по правам человека от 18 ноября 2004 года не может быть применено при рассмотрении других судебных дел в Российской Федерации. Одновременно Пенсионный фонд направил запрос в Верховный Суд РФ. ВС РФ письмом от 12 сентября 2005 г. разъяснил, поскольку Европейский Суд по правам человека правильности применения пенсионного законодательства в отношении самой Праведной Л. А. и других пенсионеров не обсуждал, то решение Европейского Суда по правам человека по делу «Праведная против Российской Федерации» на других пенсионеров не распространяется. Как справедливо отмечает Султанов А. Р. [27 - Султанов А. Р.Пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам, res judicata и о судебной реформе. Правовая база Консультант Плюс. Доступ 10.11.2013.], Верховный суд в данном письме упустил важный момент: не была подчеркнута недопустимость пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам в отношении всех пенсионеров, когда таким обстоятельством является принятое Разъяснение Пенсионного фонда РФ.
   Таким образом, даже Верховный суд РФ порой воздерживается от должного применения практики ЕСПЧ и внедрения ее в российскую правовую систему.
   Мы можем с сожалением констатировать, что российские суды не склонны использовать практику Европейского суда в принятии решений, хотя она может обеспечить тщательно разработанные и «готовые к употреблению» основы рассмотрения некоторых категорий дел (например, дел о дискриминации). Таким образом, российская практика лишается ценнейшего опыта и по существу Европейская конвенция начинает рассматриваться лишь как основание для подачи жалобы в Европейский суд, что, безусловно, умаляет ее значение. Как отмечал бывший глава Европейского Суда Л. Вильдхабер, Конвенция ничего собой не представляет, если ее рассматривать в отрыве от деятельности национальных судов, поэтому первостепенное значение в деле защиты прав человека имеют максимальные усилия судебных органов по реализации Конвенции [28 - Вильдхабер Л. Отношения между Европейским Судом по правам человека и национальными судебными органами // Единое правовое пространство Европы и практика конституционного правосудия: Сб. докл. М.: Ин-т права и публичной политики, 2007. С. 9–10. Цит. по: Е. К. Замотаева. Конституционное правосудие в современном мире: институциональная характеристика http://www.hse.ru/pubs/lib/data/access/ticket/138477476640486184fe578ca8c3518f2893cc9a5e/%D0%A2%D0%B5%D0%BA%D1%81%D1%82.pdf (доступ 20.11.2013).].
   Редкость применения практики ЕСПЧ судами была отмечена Конституционным судом и была обоснована национальной правовой традицией непринятия судебного прецедента как источника права, а также отсутствием официального перевода решений ЕСПЧ на русский язык [29 - Report of the Constitutional Court of the Russian Federation for the XVIth Congress of the Conference of European Constitutional Courts. См. выше сноска 18.].
   В этом контексте интересно упомянуть опыт НПО «Сутяжник» по продвижению стандартов ЕСПЧ в судебную практику России. Юристы НПО «Сутяжник» постоянно и настойчиво ссылались на практику ЕСПЧ в исках, подаваемых в суды г. Екатеринбурга. Хотя в начале этого опыта национальные суды часто игнорировали обращения истцов к правовым позициям Европейского суда, но дальнейшие решения по аналогичным вопросам уже содержали информацию об аналогичных решениях ЕСПЧ, правовая позиция которого была учтена судом [30 - Anton Burkov, с. 56–58.].
   Опыт НПО «Сутяжник» убеждает нас в том, что спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Если мы признаем за решениями и правовыми позициями ЕСПЧ статус источника права – необходимо изучать его и ссылаться на него при обращении как в судебные, так и исполнительные органы власти. Только таким образом теоретическая обязательность подходов ЕСПЧ к защите прав человека может стать практической. От этого может выиграть не только сторона конкретного дела, но и вся правовая система. Применяя в национальных судах практику ЕСПЧ можно обеспечить более эффективную защиту прав при рассмотрении споров в первой инстанции, избежав таким образом долгого обжалования и возможных в последующем санкций со стороны Европейского суда.
   Обратимся теперь к анализу практических последствий изменения отношения Конституционного суда к решениям ЕСПЧ. До 2012 года Председатель Конституционного суда Зорькин В. Д. многократно подчеркивал особую важность практики Европейского суда для Российской правовой системы, называл прецеденты ЕСПЧ источником Российского права [31 - Интернет-интервью с В. Д. Зорькиным, Председателем Конституционного Суда РФ: «Предварительные итоги деятельности Конституционного Суда РФ на пороге 15-летия» 06.04.2006. http://www.consultant.ru/law/interview/zorkin/ (доступ 10.10.2013).]. Выступая на Международных форумах Председатель КС РФ подчеркивал, что Конституционный Суд в своей практике опирается, в том числе, на Конвенцию и ее толкование Страсбургским Судом, что правовые позиции Европейского Суда, сами прецеденты Европейского Суда признаются Российской Федерацией как имеющие обязательный характер [32 - Выступление В. Д. Зорькина на VIII Международном форуме по конституционному правосудию «Имплементация решений Европейского суда по правам человека в практике конституционных судов стран Европы» 01.12.2005. http://www.ksrf.ru/ru/News/Speech/Pages/ViewItem.aspx?ParamId=16 (доступ 13.11.2013).].
   Упомянутое дело К. Маркина против России изменило абсолютную готовность Конституционного суда следовать правовым позициям ЕСПЧ. С принятия решения по данному делу Палатой ЕСПЧ, в котором позиция Конституционного суда по вопросу непредоставления мужчинам-военнослужащим отпуска по уходу за ребенком, была раскритикована и названа «предрассудком», Конституционный суд стал более скуп в оценке значения Европейского суда. С 2010 года любые высказывания о месте практики ЕСПЧ в российской правовой системе непременно сопровождаются словами «если не противоречит Конституции». Эта тенденция отчетливо прослеживается в Докладе Конституционного суда, подготовленного для Европейского конгресса Конституционного судов, а также в последних публичных выступлениях и статьях Зорькина В. Д. [33 - См. например, Зорькин В. Д. Предел уступчивости. Российская газета, 29.10.2010. http://www.rg.ru/2010/10/29/zorkin.html (доступ 07.10.2013).]
   Кроме того, в одном из последних выступлений Председатель КС РФ высказал следующую мысль: «Национальные суды, как это следует из Конституции (статьи 15 и 120), обязаны при обосновании своего решения учитывать то толкование Конвенции, которое дал Европейский Суд по правам человека, поскольку Россия обязана исполнять постановление данного Суда в рамках участвующих в рассмотрении дела лиц и в отношении конкретного предмета спора, рассмотренного ЕСПЧ» [34 - Лекция председателя Конституционного суда РФ Валерия Зорькина «Взаимодействие правовых систем России и Европы», с которой он выступил 16 мая 2013 года в ходе работы III Международного юридического форума в Санкт-Петербурге: http://rapsinews.ru/judicial_analyst/20130516/267403404. html#ixzz2khrsen30 (доступ 11.11.2013)]. Полагаем, что таким образом Зорькин В. Д. подчеркнул обязанность судей узко подходить к практике Европейского суда, ограничивая обязательность юрисдикции ЕСПЧ лишь конкретным делом. В дальнейшем Зорькин В. Д. отметил, что «Российская Федерация вправе не учитывать решение Европейского Суда в случаях и в частях, противоречащих конституционным ценностям, защищаемым ее Основным Законом».
   Таким образом, даже в конкретном деле обязательность решения ЕСПЧ не может быть абсолютной. Возникают вопросы: как широко можно толковать конституционные ценности? Означает ли позиция Председателя КС РФ, что все Российские судьи, постольку, поскольку применяют нормы Конституции РФ, могут игнорировать решения ЕСПЧ, посчитав их противоречащими конституционным ценностям?
   Видимо, сложность ответа на эти вопросы побудила члена Совета Федерации Александра Торшина внести в Государственную думу проект Федерального конституционного закона № 564346-5 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и проект закона № 564315-5 “О внесении изменений в статью 415 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и статью 312 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации”» [35 - Официальный сайт ГД РФ: http://asozd2.duma.gov.ru/ (доступ 12.11.2013).]. Согласно предложенным изменениям, которые приняты Государственной думой в первом чтении, суд наделяется правом обращения с запросом в Конституционный суд о проверке конституционности закона, подлежащего применению им в указанном деле, в том числе в связи с принятием межгосударственным органом по защите прав и свобод человека решения, в котором установлено нарушение положений международного договора Российской Федерации, связанное с применением закона, не соответствующего положениям международного договора Российской Федерации. Таким образом, автор законопроекта предлагает отказаться от «обязательной юрисдикции» Европейского суда и предоставить Конституционному суду право по сути пересмотра решений ЕСПЧ.
   Данные законопроекты вызвали справедливую критику со стороны ученых и практиков [36 - См., например: Шульга Р. Ю. Неправительственные правозащитные организации в свете реализации права на справедливое судебное разбирательство // Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований. Материалы IХ Региональной научной конференции молодых ученых Сибири в области гуманитарных и социальных наук / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2011. С. 164; Ермолаева Н. Мина замедленного действия // Адвокатская газета. № 14. 2011 г.; Анна Пушкарская. Страсбург предстанет перед высшим судом Российским Конституционным// Коммерсант. 20.06.2011.], которые полагают, что подобные изменения губительно скажутся на уровне защиты прав человека в России.
   Очевидно, что данный законопроект предлагает слишком радикальный метод решения проблемы обязательности решений Европейского суда и их соотношения с решениями Конституционного суда РФ. Решение же возникших сложностей в реализации постановлений ЕСПЧ в связи с принятием решения по делу К. Маркина должно было быть обдуманным, соответствовать как Конституции России, так и принципам, закрепленным в Европейской конвенции по правам человека. Интересно отметить, что в уже цитированном Определении Санкт-Петербургского гарнизонного военного суда определением от 30 августа 2012 года, которым К. Маркину было отказано в пересмотре дела в связи с новыми обстоятельствами, нет решения данной коллизии. Военный суд теоретически мог в соответствии со ст. 15 Конституции еще раз утвердить приоритет Конституции РФ над Европейской Конвенцией и, следовательно, приоритет правовых позиций Конституционного суда РФ. Полагаем, воздержание Военного суда от подобного шага – это очень позитивное явление, которое говорит о том, что судебные власти ищут компромисса. Суд отметил, что разрешение конституционно-правовых и конвенциональных проблем в части взаимосвязи положений Конституции Российской Федерации и Конвенции о защите прав человека и основных свобод, выраженных, в том числе, в решениях Конституционного Суда Российской Федерации и ЕСПЧ по данному делу… не входят в компетенцию гарнизонного военного суда при решении вопроса о необходимости пересмотра судебного решения по делу Маркина по новым обстоятельствам, в связи с чем не являются предметом рассмотрения и оценки по данному делу [37 - Определение Санкт-Петербургского гарнизонного военного суда от 30 августа 2012 года, см. сноску 8.].
   Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 г. «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» оставило этот проблемный вопрос в стороне.
   По мнению некоторых исследователей, из смысла ст. 2 Конституции РФ следует, что в части, касающейся прав человека, Конституция не имеет приоритета над Конвенцией. Это означает, что Государство должно ориентироваться на те правовые положения, закрепленные в его Конституции и (или) в Конвенции, которые гарантируют более высокий уровень обеспечения прав и свобод [38 - Лапаева В. В. Проблема соотношения юридической силы Конституции РФ и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (по материалам дела «К. Маркин против России»). http://igpran.ru/articles/2957/ (доступ 02.11.2013).]. При этом возникает вопрос, какой компетентный орган сможет определить, каким документом предоставляется более высокий уровень прав?
   Полагаем, что главенство Конституции РФ – это общее правило, действующее, в том числе, в сфере прав человека. Государство определяет объем этих прав исходя, помимо прочего, из особенностей общества, из необходимости обеспечить баланс интересов противостоящих сторон (как, например, работника и работодателя). Европейская конвенция содержит, по сути, аналогичные правила, поэтому главная ее сила – это толкование норм, данное Европейским судом, которое приближает нормы к обстоятельствам современной жизни, развивается с годами, предоставляя все большую защиту, внедряясь, в том числе, и в сферу социальных прав человека. Поэтому с одной стороны, неправильно и губительно противопоставлять Конвенцию и Конституцию РФ, а с другой стороны, применение правовых позиций Европейского суда во всех странах Совета Европы без оглядки на исторические, культурные, религиозные особенности конкретных народов может умалить национальную самобытность и может войти в противоречие с устоями общества. Поэтому необходимо различать ситуации, когда оппозиция реализации решения ЕСПЧ против России действительно обусловлена неприемлемостью решения для Российской культуры (приведем пример запрещения гей-парадов, хотя многие могут посчитать его спорным), от ситуаций, когда устаревший государственный принцип совершенно безосновательно сопротивляется прогрессу (как в деле Маркина).
   Согласно Постановлению Конституционного суда РФ от 6 декабря 2013 г. № 27-П [39 - Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 6 декабря 2013 г. № 27-П // Российская газета. Федеральный выпуск № 626, 18 декабря 2013 г.] противоречия между решением Европейского суда по правам человека и постановлением Конституционного суда РФ могут быть разрешены Конституционным судом РФ. КС РФ постановил, что исходя из пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса РФ в случае обнаружения подобного противоречия при пересмотре дела в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, суд первой инстанции имеет право приостановить производство по делу и обратиться с заявлением в Конституционный суд РФ. Таким образом, последнее слово оставлено за Конституционным судом РФ. Остается надеяться, что предложенный механизм будет взвешенно использоваться и будет направлен на достижение компромисса при разрешении противоречий, обеспечив реализацию правовых позиций ЕСПЧ в условиях национальной самобытности, не умалив при этом права человека, предусмотренные Европейской конвенцией. Полагаем, что позиция Конституционного суда, выраженная в указанном выше Постановлении не должна восприниматься, как возможность «пересмотра» правовых позиций Европейского суда, или как сомнение в их обязательности. Сомнения официальных лиц России в обязательном статусе решений Европейского суда по правам человека чрезвычайно опасны. Как указывает профессор Карин Беше-Головко, подобные сомнения могут привести к развитию правового нигилизма, разрушающего национальную правовую систему [40 - Карин Беше-Головко. Исполнение решений европейского суда по правам человека как обязательство любого члена Совета Европы // Реализация Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод: проблемы и перспективы. Сборник материалов международной конференции 11–12 ноября 2010 года, г. Пермь / Составители: Марголина Т. И., Колмогорова Д. М. Пермь,2010. С. 37.].
   Обращаясь непосредственно к трудовому праву и праву социального обеспечения, отметим, что на настоящий момент решения Европейского суда не оказали значительного влияния на содержание данных отраслей, хотя формально, как уже было доказано выше, являются источниками российского права. В качестве иллюстрации влияния можно отметить подготовку изменений в законодательство, согласно которым право на отпуск по уходу за ребенком будет признано за мужчинами-военнослужащими, как ответ на решение по делу Маркин против России [41 - Проект федерального закона № 540300-6 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части предоставления военнослужащим мужского пола, проходящим военную службу по контракту, отпуска по уходу за ребенком до достижения им возраста трех лет» (вносится Правительством Российской Федерации), 05.06.2014. ИА «ГАРАНТ»: http://www.garant.ru/hotlaw/federal/546437/#ixzz34ytV4H1b].
   Полагаем, что возможное влияние на содержание норм трудового права и права социального обеспечения – это один из путей реализации правовых позиций Европейского суда в России. Другой путь заключается в применении правовых позиций при рассмотрении споров, вытекающих из трудовых отношений и отношений социального обеспечения, в российских судах всех инстанций. Для этого необходимо, во-первых, знать подход Европейского суда к праву на труд, к праву на защиту от дискриминации, к оплате труда, к праву на объединение и т. д. Во-вторых, стороны процесса должны ссылаться на решения Европейского суда при обосновании своих требований или возражений. Как показал рассмотренный выше опыт НПО «Сутяжник», правовые позиции Европейского суда могут быть таким образом «популяризированы» среди российских судей.
   Полагаем, что данный метод проникновения практики Европейского суда по правам человека в национальную систему правоприменения может быть использован и в области защиты трудовых и иных социальных прав граждан.

Глава II. Практика Европейского суда по правам человека в области защиты индивидуальных трудовых прав граждан

   В последние 10 лет Европейский суд по правам человека стал шире интерпретировать Конвенцию, рассматривая и удовлетворяя все чаще жалобы граждан, вызванные нарушением социальных прав. Эта тенденция критикуется многими исследователями. Ученые отмечают, что суд будет не в состоянии справиться с потоком жалоб, вызванным принятием судом решений о защите социальных прав [42 - Bossuyt M., “Should the Strasbourg Court Exercise More Self-Restraint? On the extension of the jurisdiction of the European Court of Human Rights to social security regulations” Human Rights Law Journal, Vol 28, № 9–12. 2007. 321–332.]. Кроме того, расширение защиты прав человека от «гражданских прав» к «социальным правам» рассматривается как идеологическое предложение, которое должно следовать за укреплением защиты гражданских прав, а не предшествовать ему [43 - Liician Bojin, Challenges facing the European Court of Human Rights: Fragmentation of the international order, division in Europe and the right to individual petition // The European Court of Human Rights and its Discontents: Turning Criticism edited by Spyridn I. Phlogaits, Tom Zwart, Julie Fraser. Edward Elgar Publishing, 2013. P. 60.].
   При этом Европейский суд еще в 1979 году в решении по делу Airey v. Ireland отметил, что «хотя Конвенция, по сути, устанавливает гражданские и политические права, многие из них имеют последствия экономического или социального характера. Поэтому Суд и Комиссия считают, что сам факт того, что толкование Конвенции может проникать в сферу социально-экономических прав, не должен быть решающим фактором против такого толкования; нет водонепроницаемого разделения между этой сферой и областью, покрываемой Конвенцией» [44 - ECtHR, 9 October 1979, Airey v. Ireland, no. 6289/73 § 26б Цит. по: Filip Dorssemont and K. Lrcher, The European Convention on Human Rights and the Employment relation: Hart Publishing. London. P. 234.]. Как отмечает профессор Caflisch около 100 рассмотренных ЕСПЧ дел показывают, что трудовые отношения также включаются в контекст Европейской конвенции [45 - Lecture of Prof. Caflisch “Labour issues before the Strasbourg court”, available at: http://www.ilo.org/public/english/bureau/leg/include/home/caflisch. pdf (доступ 20.11.2013).].
   Согласно сложившейся практике толкования Конвенции на Государство возлагается негативное обязательство не вмешиваться в осуществление гражданами данных прав, а также позитивное обязательство обеспечить эффективную их защиту. Государства свободны в выборе средств защиты, за ними признается широкая степень усмотрения в установлении конкретных механизмов и гарантий. Из сказанного выше следует, что ответственность государства за нарушение трудовых прав и прав в области социального обеспечения может наступить в двух случаях: когда государство нарушило некоторые трудовые права заявителя или права в области социального обеспечения (например, незаконное увольнение с государственной службы [46 - См., например, Kudeshkina v. Russia (29492/05) 26-02-2009.] или неправильный расчет пенсии [47 - Например, Andrejeva v. Latvia, (55707/00) 18/02/2009.]) или в случае необеспечения должной защиты данных прав (например, отсутствие судебной системы, которая бы обеспечила реальную и эффективную защиту профсоюзов от дискриминации [48 - См. ECtHR, DANILENKOV AND OTHERS v. RUSSIA (no. 67336/01) 30 July 2009.]).
   Дела о нарушении трудовых прав и прав в области социального обеспечения рассматриваются Европейским судом, как правило, в рамках нарушений следующих статей конвенции: ст. 4, запрещающей принудительный труд и рабство, ст. 8, провозглашающей право на уважение частной жизни, ст. 9, закрепляющей право на свободу мысли и вероисповедания, ст. 11, посвященной свободе ассоциаций, ст. 14, запрещающей дискриминацию в области реализации прав, закрепленных конвенцией, а также ст. 1 Протокола 1, посвященной защите собственности.
   В немногих делах, связанных с трудовыми отношениями, суд помимо конвенции обращался к другим международным конвенциям, в частности Европейской Социальной Хартии и конвенциям МОТ. Как отметил ЕСПЧ в решении по делу CUDAK v. LITHUANIA: «Европейская Конвенция не может быть истолкована в вакууме. Поэтому Суд, учитывая особый характер Конвенции как соглашения о правах человека, должен учитывать соответствующие нормы международного права» [49 - ECtHR, Cudak v. Lithuania (no. 15869/02), 23 March 2010 (par. 56)]. В деле Demir and Baykara v. Turkey [50 - ECtHR, Demir and Baykara v. Turkey (no. 34503/97), § 65–86, 12 November 2008.] Суд аргументировал свое решение ссылками на статьи Европейской социальной хартии, которые не были признаны государством-ответчиком обязательными. Суд аргументировал свою позицию следующим образом: «При определении значения терминов и понятий в тексте Конвенции Суд имеет право и обязан учитывать и другие элементы международного права, чем Конвенция, их интерпретацию компетентными органами и практику европейских государств, отражающую их общие взгляды. Консенсус, вытекающий из специализированных международных актов и практики государств – участников Конвенции, может составлять приемлемое основание для Суда при толковании положений Конвенции в ходе рассмотрения конкретных дел» [51 - Цит. по Герасимова И. Свобода объединения в профсоюзы. Практика Европейского суда по правам человека / Под ред. А. Гвоздицких. М.:ЦСТП, 2010. С. 15.].
   Полагаем, что обращение ЕСПЧ к иным, помимо Европейской конвенции, международным актам, имеет огромное значение именно в области трудового права. Обращение Суда к Европейской социальной хартии в сочетании с очевидной тенденцией все более широкого подхода к защите социальных прав позволяет рассчитывать на то, что трудовые споры вскоре займут прочное место в практике ЕСПЧ.
   Для более стройного изложения позиций Европейского суда по правам, вытекающим из трудовых отношений и отношений социального обеспечения, распределим рассмотренные дела по некоторым институтам трудового права, выделив особо подход суда к вопросу о дискриминации. В заключение рассмотрим дела, связанные с реализаций прав в области социального обеспечения.

1. Запрет принудительного или обязательного труда

   Запрет обязательного труда прямо закреплен в п. 2 ст. 4 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Конвенция не определяет понятие обязательного труда, но в п. 3 Конвенции перечисляются те виды работ, которые им не охватываются, в частности, не считаются обязательным трудом работа, которую обычно должно выполнять лицо, находящееся в заключении или условно освобожденное от такого заключения; служба военного характера, альтернативная гражданская служба; служба, обязательная в случае чрезвычайного положения или бедствия, угрожающего жизни или благополучию населения, а также работа, являющаяся частью обычных гражданских обязанностей.
   В практике Европейского суда данный список был несколько пополнен. При признании неприемлемой жалобы заявителя по делу Schuitemaker v. The Netherlands [52 - SCHUITEMAKER v. THE NETHERLANDS (15906/08) Admissibility Decision 04/05/2010.], Суд выразил правовую позицию о том, что необходимость согласия на любую подходящую работу, как условие получения в дальнейшем пособия по безработице, не составляет нарушения Государством ст. 4 Европейской Конвенции. Заявление было признано судом неприемлемым, как необоснованное, поскольку государства свободны устанавливать условия, при которых лица имеют права на получение пособий. Условие выполнения любой подходящей работы направлено на удостоверение в том, что лицо готово работать, и не составляет нарушения ст. 4 Конвенции.
   При необходимости определить понятие принудительного труда Европейский суд, как правило, ссылается на Конвенцию МОТ № 29 [53 - Ратифицирована СССР Указом Президиума ВС СССР от 04.06.1956 // Ведомости ВС СССР. 13 июня 1956 г. № 12. Ст. 253.] от 28 июня 1930 года относительно принудительного или обязательного труда [54 - См., например, ECtHR, I. v. NORWAY(№ 1468/62)17/12/1963, Graziani-Weiss v. Austria (31950/06) 18.10.2011.], согласно которой «принудительный или обязательный труд» означает всякую работу или службу, требуемую от какого-либо лица под угрозой какого-либо наказания, для которой это лицо не предложило добровольно своих услуг. Для более четкого определения видов деятельности, относящихся к понятию принудительного и обязательного труда Европейский суд обращается к нормам ст. 2 Конвенции МОТ № 105, согласно которой установлены следующие его формы: a) средство политического воздействия или воспитания или в качестве меры наказания за наличие или за выражение политических взглядов или убеждений, противоположных установленной политической, социальной или экономической системе; b) метод мобилизации и использования рабочей силы для нужд экономического развития; c) средство поддержания трудовой дисциплины; d) средство наказания за участие в забастовках; e) мера дискриминации по признакам расовой, социальной и национальной принадлежности или вероисповедания [55 - ECtHR, VAN DER MUSSELE v. BELGIUM (8919/80)23/11/1983.].
   Рассмотрим дела о признании принудительного труда не противоречащим Конвенции на основании п. 2 ст. 4. В деле X. and Y. v. Federal Republic of Germany [56 - ECtHR, X. and Y. v. FEDERAL REPUBLIC OF GERMANY (№ 7641/76) 11 December 1976.] Суд, рассмотрев заявление одного из заявителей о том, что его работа в качестве назначенного государством адвоката без получения аванса, является принудительным трудом, установил, что неоплачиваемая адвокатская деятельность сама по себе не входит в установленный МОТ список запрещенных обязательных или принудительных работ. Отсутствие предварительной оплаты не может быть решающим в определении принудительности труда, поскольку Государство вольно самостоятельно устанавливать особенности оплаты государственных защитников. Европейский суд также сослался на норму ст. 6 Конвенции о праве на бесплатную юридическую помощь и, истолковав ее в соединении со ст. 4 Конвенции, сделал довольно сомнительный вывод о том, что обязанность оказывать юридическую помощь по назначению государства установленная для адвокатов, получающих разумное вознаграждение, не может рассматриваться как принудительный или обязательный труд в смысле ст. 4 Конвенции [57 - Нелогичность данного вывода также отмечается авторами Di Pieter van Dijk, Godefridus J. H. Hoof, G. J. H. Van Hoof, Theory and Practice of the European Convention on Human Rights. Martinus Nijhoff Publishers, 1998. P. 336.].
   При разрешении дел о нарушении требования Конвенции о запрете принудительного труда суд придает большое значение самой сущности деятельности, обжалуемой заявителем, особенностям его профессии. В решении по делу Van der Mussel v. Belgium Суд отметил, что категории принудительного и обязательного труда, выделенные в ст. 4 Конвенции, объединяются тем, что представляют «нормальные», основанные на общем интересе основания применения труда как проявление социальной солидарности.
   В данном деле Заявитель просил признать принудительным трудом его неоплачиваемую работу, выполненную во время адвокатской стажировки. Комиссия в соответствии со сложившейся практикой рассмотрела обстоятельства дела с точки зрения наличия двух необходимых критериев принудительного или обязательного труда – лицо выполняет работу или несет службу против своей воли; требование выполнения работы или несения службы несправедливо или жестоко либо работа или служба влечет тяготы, которых можно было бы избежать, – и пришла к выводу, что в данном деле оба эти критерия отсутствовали [58 - Стандарты Совета Европы в области прав человека применительно к положениям Конституции Российской Федерации: Избранные права. М.: Институт права и публичной политики, 2002. С. 237.].
   Суд для определения принудительной или обязательной природы труда исследовал вопрос о возможном наказании в случае отказа от выполнений адвокатской работы. Было установлено, что если бы заявитель отказался без должных оснований от защиты своего клиента, к нему не могли бы быть применены уголовные санкции. Вместе с тем Совет Ордена адвокатов мог лишить его права осуществлять практику, вычеркнув из списка стажеров, или отказать в праве включения в реестр адвокатов. По мнению Суда, подобные перспективы были достаточно серьезными, чтобы рассматривать их как угрозу наказания (п. 35).
   Затем был исследован вопрос о добровольности адвокатской стажировки заявителя. Суд посчитал, что будущий адвокат перед началом практики знал об обязательстве предоставлять бесплатно юридическую помощь в период стажировки, количество «бесплатных» дел было ограничено (около 14 дел ежегодно). Суд принял во внимание также и преимущества, предоставляемые лицам, получившим статус адвоката по окончании практики. Таким образом, взвесив все обстоятельства дела, включая специфику адвокатской деятельности, суд установил, что указанная заявителем неоплачиваемая деятельность по предоставлению правовой помощи не являлась принудительным или обязательным трудом и не составляла нарушение ст. 4 Конвенции.
   При анализе дел о принудительном или обязательном труде суд прежде всего устанавливает, не входит ли обжалуемый труд в список деятельности, исключенный самой конвенцией из состава принудительного труда. Особенно широко судом трактуется правило пп. D п. 3 ст. 4 Европейской конвенции о том, что не является принудительным трудом всякая работа или служба, составляющая часть обычных гражданских обязанностей. В частности, на основании этого пункта суд признал не противоречащим конвенции такие обжалуемые заявителями нарушения, как неполучение предоплаты адвокатом [59 - См. в том числе: Арр. 4897/71, Gusscnbauer v Austria, Decision of 22 March 1972.], а также работа стоматологом в отдаленных районах Норвегии по назначению властей как в деле Iversen v. Norway [60 - App. 1468/62, Iversen v. Norway, Decision of 17 December 1963, (1963) 6 Yearbook 278, cited from Jacobs, White & Ovey: The European Convention on Human Rights. Oxford University press, New-York, 2010. P. 199.] или работа присяжным заседателем [61 - ECtHR, Zarb Adami v. Malta (no. 17209/02) 20/06/2006.].
   Здесь надо отметить довольно узкий подход Европейского суда к принудительному и обязательному труду (особенно по сравнению с Российским законодательством). Заявления о принудительном труде рассматриваются Судом, прежде всего, с точки зрения отсутствия добровольного согласия и наличия угрозы ответственности за отказ от труда. При этом вопросы оплаты труда остаются в стороне от решения главного вопроса о квалификации труда в качестве принудительного и подпадающего под запрет ст. 4 Конвенции. Кроме того, на наш взгляд, суд склонен довольно широко трактовать понятие «гражданских обязанностей» как основание для привлечения человека к труду без его согласия.
   В правовых документах запрещение принудительного труда, как правило, сопровождается закреплением права на свободу труда. Европейская конвенция, поскольку изначально не содержала социальные права граждан, не упоминает свободу труда. Тем не менее, в одном из недавних решений Mateescu v. Romania [62 - ECtHR, Mateescu v. Romania (no. 1944/10) 14.01.2014.] Судом был сделан вывод о том, что запрещение властями одновременного занятия нескольких должностей (в частной сфере) является нарушением права на уважение частной жизни. Данный вывод суда можно интерпретировать как первый шаг к признанию свободы труда, вытекающей из толкования ст. 8 (no. 1944/10).

2. Дискриминация в трудовых отношениях

Европейская конвенция по правам человека изначально не предусматривала абсолютного запрета дискриминации в общественных отношениях. Протокол № 12, содержащий подобный «абсолютный» запрет, был принят в 2000 году и до сих пор не ратифицирован многими странами, в том числе, Россией. В связи с этим наиболее актуальным остается порядок обжалования дискриминации на основании ст. 14 Конвенции, которая запрещает дискриминацию лишь в осуществлении прав, предусмотренных в самой конвенции, и поэтому не используется судом самостоятельно, что часто подчеркивается в решениях [63 - Например, ECtHR, Bigaeva v. Greece (No. 26713/05), 28 May 2009.].
Рассматривая подход Европейского суда к дискриминации мы приведем понятие прямой и косвенной дискриминации, порядок распределения бремени доказывания в таких делах, а также возможность использования статистической информации в качестве доказательства. В заключение параграфа более подробно будут рассмотрены дела о дискриминации, рассмотренные Европейским судом по жалобам против России.

2.1. Понятие дискриминации

   Европейский Суд оперирует понятиями прямой и косвенной дискриминации. Прямая дискриминация определяется как разное обращение к людям, находящимся в одинаковых ситуациях без объективного и разумного оправдания. Отсутствие объективного и разумного оправдания (“No objective and reasonable justification”) означает, что различие в обращении не преследует «законную цель» или нет «разумной соразмерности между используемыми средствами и преследуемой целью» [64 - См. Пар. 81 ECtHR, Andrejeva v. Latvia [GC] (No. 55707/00), 18 February 2009 или D.H. and Others v. the Czech Republic [GC], no. 57325/00, §§ 175 и 196, ECTHR 2007.].
   Косвенная дискриминация понимается ЕСПЧ как разница в обращении, выраженная в таком эффекте нейтральной политики или меры, который наносит несоразмерный вред определенным группам людей [65 - ECtHR, Opuz v. Turkey (No. 33401/02), 9 June 2009, para. 183; ECtHR, Zarb Adami v. Malta (No. 17209/02), 20 June 2006, para. 80.].
   Суд отмечает, что Государства пользуются определенной свободой усмотрения в оценке того, оправдана ли разница в обращении и в какой степени, при этом в практике выделяются группы «уязвимых» заявителей [66 - О концепции «уязвимости» в практике Европейского суда см. Lourdes Peroni, Alexandra Timmer, Vulnerable groups: The promise of an emerging concept in European Human Rights Convention law // Int J Constitutional Law (2013) 11 (4): 1056–1085.], в отношении которых свобода усмотрения Государства ограничивается [67 - Например, Судом признаны уязвимыми ВИЧ-инфицированные лица, инвалиды, этнические меньшинства. См. ECtHR, I.B. v. GREECE (552/10) 03/10/2013, D.H. and Others v. the Czech Republic. Некоторые авторы полагают, что работники в целом относятся судом к данной категории, см. Filip Dorssemont and K. Lörcher in The European Convention on Human Rights and the Employment relation, http://www.upf.edu/gredtiss/_pdf/2013-LLRNConf_DorssemontEtAl-BOOK.pdf (accessed on 22.05.2014).].
   Таким образом, основными критериями дискриминации являются разница в обращении по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам, отсутствие законной цели установления подобного различия или несоразмерность установленных различий преследуемой законной цели.
   Например, в деле Маркин против России Европейский суд установил, что заявленная Правительством России цель охраны национальной безопасности как основание непредоставления мужчинам-военнослужащим отпуска по уходу за ребенком по существу законна. Но правило о соразмерности ограничений преследуемой цели было нарушено, поскольку есть другие средства обеспечения национальной безопасности, кроме исключения мужчин-военнослужащих из числа лиц, имеющих право на отпуск по уходу за ребенком (пар. 147 Решения Большой палаты ЕСПЧ [68 - ECtHR, GRAND CHAMBER, KONSTANTIN MARKIN v. RUSSIA (no. 30078/06) 22 March 2012.]).
   Разница в обращении, как первый критерий дискриминации, выявляется судом при помощи сравнения с положением других лиц в аналогичной ситуации. Так, в деле Маркина против России суд сравнил положение заявителя не только с положением женщин-военнослужащих, имеющих право на отпуск по уходу за ребенком, но и с работниками – гражданскими лицами (имеющими аналогичное право вне зависимости от пола работника), установив в обоих случая разницу в обращении.
   Для подобного сравнения важным фактором является установление аналогичности ситуаций, в которых находятся сравниваемые лица. Например, в деле Carson and Others v. UK [69 - ECtHR, Carson and Others v. UK [GC] (No. 42184/05), 16 March 2010.] заявители утверждали, что положение законодательства Великобритании, предусматривающее большую надбавку к пенсии тем лицам, которые проживают на территории государства, дискриминирует тех пенсионеров, который проживают в других странах. Суд отказал в удовлетворении заявления о дискриминации, поскольку заявители находились в иной ситуации по сравнению с пенсионерами, проживающими в Великобритании, где жизнь чрезвычайно дорога.
   Правило распределения бремени доказывания в делах о дискриминации – это одно из важных положений в практике Европейского суда, обеспечивающее наибольшую эффективность рассмотрения подобных дел. Согласно прецедентам ЕСПЧ в случае, если заявитель доказал разницу в обращении, государство-ответчик должно доказать, что эта разница была оправдана и не является дискриминацией [70 - См., например, пар. 78 решения по делу I.B. c. GRÈCE. ECtHR, I.B. c. GRÈCE (no 552/10) 03/10/2013.].

2.2. Косвенная дискриминация

   Практика рассмотрения дел о косвенной дискриминации в практике ЕСПЧ должна быть особенно интересна для российских юристов, поскольку эта категория отсутствует в российской юриспруденции. Косвенная дискриминация, в соответствии с информацией, размещенной в судебных базах открытого доступа, никогда не упоминается в судебной практике [71 - Тестовый поиск «косвенная дискриминация» был осуществлен на сайтах Конституционного суда РФ и Верховного суда РФ: http://www.vsrf.ru/, www.ksrf.ru (доступ 23.10.2013).]. Отсутствие упоминаний можно объяснить недостатками Трудового кодекса Российской Федерации, который не содержит норм о косвенной дискриминации (только в ст. 64 ТК РФ есть норма о запрете косвенного ограничения прав или установления косвенных преимуществ при заключении трудового договора в зависимости от различных признаков). Интересно отметить, что согласно толкованию Международной Организации Труда Конвенция № 111 о дискриминации в области труда и занятий распространяется как на прямую, так и косвенную дискриминацию [72 - Руководство МОТ по разработке трудового законодательства: http://www.ilo.org/legacy/russian/dialogue/ifpdial/llg/ (доступ 28.10.2013)]. МОТ рекомендует государствам обратить внимание на оба вида дискриминации при подготовке правовых документов на национальном уровне. Таким образом, теоретически представляется возможным требовать судебной защиты от косвенной дискриминации на основании норм Конвенции МОТ № 111, апеллируя к правовым позициям ЕСПЧ.
   Косвенная дискриминация понимается ЕСПЧ как разница в обращении, выраженная в таком эффекте нейтральной политики или меры, который наносит несоразмерный вред определенным группам людей [73 - ECtHR, Opuz v. Turkey (No. 33401/02), 9 June 2009, para. 183; ECtHR, Zarb Adami v. Malta (No. 17209/02), 20 June 2006, para. 80.].
   Анализ прецедентного права ЕСПЧ [74 - See Handbook on European non-discrimination law \\ European Union Agency for Fundamental Rights, European Court of Human Rights – Council of Europe, 2011. P. 29–31.] позволяет нам определить порядок судебного рассмотрения в делах о косвенной дискриминации, в котором особое внимание уделяется эффектам нейтральных правил, которые должны значительно более негативно влиять на заявителя. При определении значительности негативных последствий реализации нейтральных норм суд использует статистические данные, сравнивая с данными воздействия тех же норм на иные группы лиц. Затем, в случае установления факта косвенной дискриминации суд решает, были ли у нейтрального правила, имеющего косвенный дискриминационный эффект, обоснованные и объективные обоснования (reasonable and objective justification). Как уже отмечалось, такое обоснование имеет место, если различие в обращении преследует законную цель и если существует разумная соразмерность между используемыми средствами и преследуемой целью [75 - См., например, Oddný Mjöll Arnardóttir, Non-discrimination Under Article 14 ECHR: the Burden of Proof // Scandinavian Studies in Law 51, 13–39.].
   Отдельно остановимся на использовании судом статистики в качестве средства доказывания дискриминации. В решении об отказе в приеме заявления к рассмотрению по делу Hoogendijk v. the Netherlands [76 - ECtHR, Hoogendijk v. the Netherlands (no. 58641/00) First section Decision as to the admissibility, application declared inadmissible.] Европейский суд отметил, что в случаях, когда данные официальной статистики указывают на то, что нейтральное правило фактически больше влияет на женщин, чем на мужчин, Государство-ответчик должно доказать, что это следствие объективных факторов, не связанных с дискриминацией по признаку пола. Таким образом, суд посчитал, что приведение официальных статистических данных – достаточное основание для переложения бремени доказывания на сторону ответчика. В более поздних актах Европейский суд указывал на то, что статистика сама по себе не может быть достаточной для установления факта дискриминации (например, Hugh Jordan v. the United Kingdom [77 - ECtHR, Hugh Jordan v. the United Kindom (no. 24746/94) 4 May 2001.]). При этом, дело Zarb Adami v. Malta было решено в пользу заявителя, прежде всего, на основании статистических данных. В решении по этому делу Суд пришел к выводу о том, что дискриминация может быть следствием не только правовых предписаний, но и конкретной ситуации. Заявитель просил признать дискриминационной практику набора присяжных заседателей, в результате которой количество мужчин в три раза превышало количество женщин (участие в судебном процессе в качестве присяжного по законодательству Мальты является гражданской обязанностью) и суд признал нарушение ст. 14 и п. 3 ст. 4 Конвенции [78 - ECtHR, Zarb Adami v. Malta (no. 17209/02)20/06/2006.].
   Полагаем, что использование статистических данных в качестве средства доказывания по делам о дискриминации можно отнести к правовой позиции Европейского суда, которая должна быть учтена Российскими судами.
   Еще один важный вывод Европейского суда, который должен быть взят на заметку российскими судьями, был сформулирован в решении по делу Thlimmenos v. Greece [79 - ECtHR, Thlimmenos v. Greece [GC] (No. 34369/97), 6 April 2000, para. 44. Similarly, ECtHR, Pretty v. UK (No. 2346/02), 29 April 2002, para. 88.]. В своем Постановлении суд установил, что дискриминацией также считается отказ Государства «по-разному обращаться с лицами, ситуации которых существенно отличаются». Обстоятельства дела и порядок судебного анализа представляются нам интересными: заявитель был осужден за неподчинение – он отказался носить военную форму во время всеобщей мобилизации на основании своих пацифистских религиозных убеждений, как последователь Свидетелей Иеговы. Он отбыл положенный тюремный срок. После освобождения заявитель получил образование бухгалтера, но, несмотря на успешно сданный экзамен, ему было отказано в назначении на должность бухгалтера из-за его судимости. Европейский суд принял во внимание отбытый заявителем срок заключения и посчитал, что исключение заявителя из профессии бухгалтеров можно оценить как дополнительную санкцию, которая является несоразмерной и дискриминационной. ЕСПЧ установил, что соответствующее греческое законодательство нарушило право заявителя не быть подвергнутым дискриминации в реализации его прав, предусмотренных ст. 9 Конвенции (Свобода мысли, совести и религии), поскольку не предусматривало возможности разного обращения с заявителем по сравнению с иными лицами, совершившими серьезные преступления.
   Полагаем интересным привести в этом контексте похожее дело, рассмотренное Конституционным судом РФ. Заявители просили признать неконституционными положения 13 части первой статьи 83, абзаца третьего части второй статьи 331 и статьи 351.1 Трудового Кодекса РФ, устанавливающие запрет на занятие педагогической деятельностью для лиц, имеющих или имевших судимость, подвергающихся или подвергавшихся уголовному преследованию за совершение широкого списка преступлений, приведенного в ТК РФ [80 - Постановление Конституционного Суда РФ от 18.07.2013 № 19-П «По делу о проверке конституционности пункта 13 части первой статьи 83, абзаца третьего части второй статьи 331 и статьи 351.1 Трудового кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан В. К. Барабаш, А. Н. Бекасова и других и запросом Мурманской областной Думы»//Собрание законодательства РФ. 29.07.2013. № 30 (часть II). Ст. 4189.]. Конституционный суд рассмотрел это деле в свете нарушения права на труд и установил, что не каждое преступление, перечисленное в ст. 331, 351.1, в равной мере может быть содержательно увязано с невозможностью осуществления совершившими их лицами профессиональной деятельности, предполагающей регулярные и непосредственные контакты с несовершеннолетними (п. 4.3). Суд постановил необходимость учета вида и степени тяжести совершенного преступления, срока, прошедшего с момента его совершения, формы вины, обстоятельств, характеризующих личность, в том числе поведение лица после совершения преступления, отношение к исполнению трудовых обязанностей, а также иных факторов, позволяющих определить, представляет ли конкретное лицо опасность для жизни, здоровья и нравственности несовершеннолетних при решении вопроса об увольнении лиц по указанным в ТК РФ основаниям (кроме тяжких и особо тяжких преступлений, а также преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности). Таким образом, суд признал соответствующими конституции постоянный и безусловный запрет на занятие педагогической деятельностью для лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления, который применяется к любому лицу, вне зависимости от особенностей конкретного дела. Следовательно, совершение, например, преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 287 УК (Отказ в предоставлении информации Федеральному Собранию Российской Федерации или Счетной палате Российской Федерации, совершенные лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации) или ч. 2 ст. 141 УК РФ (Воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий), ст. 351УК РФ (Нарушение правил полетов или подготовки к ним) приведет к постоянному запрету на занятие педагогической деятельностью.
   Полагаем, что в случае обращения заявителей к нормам о запрете дискриминации и к практике Европейского суда (в частности, к делу Thlimmenos v. Greece) решение Конституционного суда могло бы быть иным. Конституционный суд РФ мог бы более широко истолковать конституционные нормы, обеспечив необходимость «разного обращения» с учетом конкретных обстоятельств, в том числе, с лицами, осужденным за совершение тяжких преступлений.

3.1. Дела о дискриминации против России

   Рассмотрим два наиболее ярких дела о дискриминации в области трудовых и связанных с ними отношений против России. Дело Даниленков и другие против России [81 - Chamber judgment Danilenkov and Others v. Russia 30.07.09, http://hudoc.ECtHR.coe.int/sites/eng/pages/search.aspx?i=001-93854], рассмотренное Европейский судом 30.07.2009 (через 8 лет после подачи жалобы), представляет собой яркую иллюстрацию неэффективности защиты от дискриминации в России.
   Заявители были сотрудниками ЗАО «Морской торговый порт Калининград» и членами профсоюзной организация Российского профсоюза докеров (РПД). 14 октября 1997 г. РПД начал двухнедельную забастовку за повышение оплаты труда, улучшение условий труда и обеспечение страхования и здоровья. Забастовка не привела к желаемому результату и была прекращена 28 октября 1997 года.
   Заявители утверждали, что с 28 октября 1997 г. руководство Калининградского порта преследовало членов РПД, чтобы наказать их за забастовку и пыталось заставить их выйти из профсоюза.
   В последующий период члены РПД были переведены в специальные рабочие группы, многие работники их числа членов данного профсоюза были переведены на режим неполного рабочего дня, или сокращены в результате организационных изменений, осуществленных работодателем.
   Заявители обжаловали действия работодателя по отношению к конкретным работникам, а также просили признать действия работодателя дискриминацией. Несмотря на то, что многие незаконные акты работодателя были отменены, обвинения в дискриминации были неоднократно отклонены судами на том основании, что заявители не доказали дискриминационных намерений со стороны администрации порта. Некоторые гражданские суды отмечали, что дискриминация может быть установлена только в рамках уголовного судопроизводства. Европейский суд отметил, что заявители не получили должной защиты от дискриминации, хотя российское право в соответствующее время предусматривало запрет на дискриминацию на основании принадлежности или не принадлежности к профсоюзу (статья 9 Закона о профессиональных союзах). В соответствии с национальным правом жалоба заявителей на дискриминацию могла быть рассмотрена судом, на основании общих норм Гражданского кодекса Российской Федерации (статья 11–12) и специальных норм, содержащихся в статье 29 Закона о профессиональных союзах (пар. 132).
   Правительство отмечало, что в рассматриваемый период организация-работодатель не относилась к государственному имуществу, поэтому Российская Федерация не может быть ответственной за нарушения прав заявителей. Суд возразил, указав, что Российской Федерации в любом случае понесет ответственность, поскольку нарушения, на которые ссылались заявители, возникли в связи с не обеспечением со стороны государства защиты прав заявителей, предусмотренных Статьей 11 Конвенции, в соответствии с национальным законодательством (пар. 120).
   Европейский суд признал, что заявители получили государственную защиту в отношении одноразовых мер, принятых работодателем, что заявители рассматривали как нарушение их прав, но не получили эффективной защиты от дискриминационного отношения работодателя в целом.
   Суд подчеркнул важность возможности обжаловать дискриминационное отношение и реализовать право на обращение в суд с целью возмещения ущерба и использование других средств защиты. ЕСПЧ сделала очень важный для Российской практики вывод о том, что государства обязаны в соответствии со Статьями 11 и 14 Конвенции устанавливать судебную систему, которая бы обеспечила реальную и эффективную защиту от антипрофсоюзной дискриминации. Суд установил, что Российская Федерация не выполнила это обязательство и признал нарушения Статьи 14 Конвенции в сочетании со Статьей 11.
   Полагаем, что сформулированная здесь судом правовая позиция о необходимости формирования государством судебной системы, которая бы обеспечила реальную и эффективную защиту от антипрофсоюзной дискриминации применима в целом к делам о дискриминации, вытекающей из трудовых отношений или отношений социального страхования. Несмотря на то, что с момента подачи жалобы в Европейский суд законодательство России изменилось и возможность обжалования дискриминационных действий теперь четко закреплена в Трудовом кодексе РФ, это дело не утратило своей актуальности. Ведь в России до сих пор не обеспечивается реальная и эффективная защита от дискриминации. В структуре судебной статистики споры о дискриминации отсутствуют как класс, при этом в США за 2012 год было зарегистрировано 99 412 заявлений о дискриминации [82 - Данные о дискриминации в трудовых отношениях в частном секторе за 2012 налоговый год: U.S. Equal Employment Opportunity Commission Press release PRESS RELEASE 1-28-13. Available at: http://www.eeoc.gov/eeoc/newsroom/release/1-28-13.cfm (доступ 10.07.2013).], Трудовые трибуналы Великобритании за период с апреля 2011 по март 2012 года приняли 57 350 подобных заявлений [83 - Employment Tribunals and EAT Statistics, data from April 2011 till March 2012, available at https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/ attachment_data/file/218497/employment-trib-stats-april-march-2011-12.pdf (доступ 08.07.2013).].
   Поиск в базе данных открытого доступа позволил найти лишь 19 дел о дискриминации, рассмотренных российскими судами в период с 2008 по 2012 год. Только в одном деле требование о признании дискриминации было удовлетворено и работнику была присуждена компенсация. В большинстве дел суд при мотивировке решения об отказе в иске ограничивается обычно стандартной фразой о том, что суд считает доводы истца необоснованными и не свидетельствующими о дискриминации [84 - Михайличенко К. А. Вопросы квалификации понятия «дискриминация в сфере труда» в судебной практике. Доклад на конференции Ломоносов – 2013. МГУ: http://lomonosov-msu.ru/archive/Lomonosov_2013/2391/57654_5573.pdf (доступ 20.09.2013).].
   Полагаем, что проблемы эффективности могут быть решены при условии изменения Гражданско-процессуального законодательства. Российское законодательство, следуя практике Европейского суда, могло бы принять нормы о переходе бремени доказывания к работодателю в спорах о дискриминации, о возможности использования статистики в качестве доказательства, о защите от косвенной дискриминации.
   В заключение обзора практики ЕСПЧ по делам о дискриминации кратко рассмотрим нашумевшее дело К. Маркина, как говориться, last but not least. Обстоятельства дела нами уже были изложены выше [85 - См. выше сноска 7.]. В Постановлении Палаты ЕСПЧ, вынесенном 7 октября 2010 года было установлено нарушение Правительством РФ ст. 14 и ст. 8 Европейской Конвенции, поскольку законодательство не предоставляет мужчинам-военнослужащим равного с женщинами-военнослужащими права на отпуск по уходу за ребенком. Позиция Конституционного суда, оправдывающая предоставление отпуска по уходу за ребенком лишь женщинам-военнослужащим традиционной ролью женщин в семье, была признана «гендерным предрассудком». Большой палата, рассмотрев дело 22 марта 2012 года по апелляции Российского Правительства, по существу поддержала первоначальное решение. Проследим логику судебного усмотрения: суд установил, что в отношении отпуска по уходу за ребенком отцы и матери находятся в сравнимом положении, при этом невозможность предоставления отпуска мужчине, при предоставлении его женщине свидетельствует о различиях в обращении. Суд обратил внимание на то, что право на отпуск по уходу за ребенком принадлежит всем гражданам без какого-либо различия по признакам пола или профессии. Вооруженные силы, полиция и государственные служащие не исключаются из числа пользователей этого фундаментального права.
   Большая палата ЕСПЧ признала традиционно широкую степень усмотрения государств в вопросах, относящихся к национальной безопасности в целом и к вооруженным силам. Суд отметил, что допускает установление больших ограничений для военнослужащих, чем для гражданских. В частности, в деле Engel and Others [86 - ECtHR, CASE OF ENGEL AND OTHERS v. THE NETHERLANDS ((Application no. 5100/71; 5101/71; 5102/71; 5354/72; 5370/72) 8 June 1976.] суд признал, что дисциплинарная санкция в виде лишения свободы налагаемая лишь на военнослужащих не противоречит Конвенции и не является дискриминацией военнослужащих по сравнению с гражданскими работниками. При этом, отметил Суд, возможные ограничения прав военнослужащих должны отвечать требованию разумной соразмерности между установленными ограничениями и законной целью защиты национальной безопасности. Европейский Суд отказался принять довод властей Российской Федерации об угрозе оперативной эффективности армии, поскольку он «не подкреплен конкретными примерами», и, учитывая положения Конвенции МОТ «О запрете дискриминации», признал дискриминацией общий и автоматический запрет, применяемый к группе лиц на основании их пола. Суд признал устаревшим решение по делу Petrovic v. Austria [87 - ECtHR, Petrovic v. Austria (20458/92) 27-03-1998.], вынесенное в 1998 году, когда непредставление отцу ребенка родительского пособия (parental leave allowance) было признано соответствующим Конвенции, поскольку была отмечена общая поступательная тенденция распространения традиционно материнских прав на отцов ребенка. В решении по делу Маркина помимо норм Конвенции МОТ была учтена практика других Европейских стран, большинство из которых предоставляют военнослужащим отпуск по уходу за ребенком вне зависимости от их пола. Таким образом, суд еще раз подчеркнул необходимость динамичного толкования Конвенции.
   Мы полагаем, что это решение по сути своей революционное, поскольку не только подтверждает сформулированную нами выше мысль о постепенном расширении толкования конвенции в пользу социальных прав, но и значительно упрочивает эту тенденцию. Суд истолковал право на отпуск по уходу за ребенком как часть права на уважение частной и семейной жизни, чем, на наш взгляд, открыл возможную дорогу для обжалования нарушений других прав не только в области социального обеспечения, но и трудового права (довольно показательно в этом контексте дело Александра Волкова против Украины [88 - EECtHR, Oleksandr Volkov v. Ukraine (№ 21722/11) 9.01.2013.]). В сочетании со ст. 14 Конвенции о запрете дискриминации это означает потенциально более широкую защиту от дискриминации, возможное применение ст. 8 и ст. 14, например, в случае дискриминационного отказа в приеме на работу или при увольнении, по крайней мере, на государственной службе.

3. Незаконное увольнение и отстранение от работы

Очевидно, что Европейская конвенция не содержит норм, посвященных порядку или основаниям расторжения трудового договора, или отстранению от работы, при этом Европейский суд в некоторых делах признавал увольнение и отстранение работников противоречащим Конвенции, опираясь при этом на нормы ст. 8 о защите частной и семейной жизни (Obst v. Germany [89 - ECtHR, Obst v. Germany (no. 425/03), 23 September 2010.], Schüth v. Germany [90 - ECtHR, Schüth v. Germany (№ 1620/03) 23.9.2010.], Lustig-Prean and Beckett v. United Kingdom [91 - ECtHR, LUSTIG-PREAN AND BECKETT v. THE UNITED KINGDOM (31417/96;32377/96) 27 September 1999.]), ст. 9 о свободе вероисповедания (Eweida and Others v. the United Kingdom [92 - ECtHR, Eweida and Others v. the United Kingdom (N 48420/10) 15.1.2013.]), ст. 10 о свободе мысли (Vogt v. Germany [93 - ECtHR, Vogt v. Germany (17851/91) 26.09.1995.]), ст. 11 о свободе собраний (Palomo Sánchez a.o. v. Spain [94 - PALOMO SÁNCHEZ AND OTHERS v. SPAIN (28955/06.) 12/09/2011.]), часто в соединении со ст. 14 о запрете дискриминации, кроме того, некоторые споры о незаконном увольнении затрагивали права заявителей, гарантированные ст. 6 (право на справедливое судебное разбирательство) и ст. 13 (о праве на эффективное средство правовой защиты). Последовательно рассмотрим решения Европейского суда, вынесенные на основании указанных статей Конвенции.

3.1. Обжалование незаконных увольнений на основании ст. 8 о праве на уважение частной жизни

   Согласно ст. 8 Европейской Конвенции каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни. Пункт 2 данной статьи допускает вмешательство в осуществление данного права со стороны публичных властей, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц.
   Согласно сложившейся практике рассмотрения дел о незаконном увольнении Суд, прежде всего, определяет, было ли данным увольнением нарушено право на уважение частной жизни. Затем Суд исследует вопрос о том, было ли данное вмешательство необходимо в демократическом обществе и был ли соблюден баланс интересов сторон.
   3.1.1. В недавнем деле FERNÁNDEZ MARTÍNEZ v. SPAIN [95 - FERNÁNDEZ MARTÍNEZ v. SPAIN (56030/07) 12/06/2014.] об обжаловании невозобновления срочного контракта с преподавателем религии в государственной католической школе Испании Суд отметил, что для установления обоснованности вмешательства национальные суды должны глубоко исследовать обстоятельства дела и в случае конфликта нескольких прав, предусмотренных Конвенцией, обеспечить их баланс. В данном деле частные интересы заявителя и его право на уважение частной и семейной жизни были в противоречии со свободой религиозных организаций и запрете государственного вмешательства в их деятельность. Заявитель, который был католическим священником, получившим разрешение на брак, многие годы работал преподавателем религии в государственной школе. Кандидатуры учителей должны были быть утверждены священником соответствующего прихода католической церкви. Кандидатура заявителя не была утверждена, и трудовой договор не был возобновлен, поскольку, вопреки традициям католической церкви заявитель публично высказывал взгляды о необходимости разрешения священникам вступать в брак. При рассмотрении дела Большой палатой ЕСПЧ суд констатировал, что обоснование невозобновления контракта с заявителем имеет строго религиозный характер, и принцип свободы религии и нейтралитета исключает возможность дальнейшего рассмотрения необходимости и соразмерности решения церкви. Полагаем, что данный жесткий вывод был сделан Судом, поскольку было установлено, что при рассмотрении дела национальными судами был достигнут справедливый баланс интересов.
   3.1.2. В недавнем деле İhsan Ay v. Turkey [96 - İhsan Ay v. Turkey (no. 34288/04)21.01.2014.] Суд признал, что увольнение заявителя было вмешательством в право на уважение частной жизни и это вмешательство не было необходимо в демократическом обществе. Заявитель был уволен с должности учителя за наличие судимости за распространение коммунистической пропаганды, несмотря на то, что запись о наличии судимости была уничтожена после соответствующего обращения. Ответственность за данное преступление была предусмотрена Уголовным кодексом, утратившим силу к моменту увольнения заявителя. Суд отметил, что национальными судами при рассмотрении дела о незаконном увольнении не был исследован вопрос о преступлении, совершенном заявителем, а также не был аргументирован отказ судов рассмотреть довод заявителя о том, что запись о судимости была стерта на основании решения суда. Было подчеркнуто, что обязанность обосновать решение является существенной процессуальной гарантией в осуществлении прав, предусмотренных Конвенцией. Нарушение данной обязанности судами в данном деле привело Суд к заключению о том, что вмешательство не было соразмерно законной цели (в данном случае защиты интересов учеников) и, соответственно, не было необходимо в демократическом обществе.
   Рассмотрим другие два дела о незаконном увольнении в нарушение ст. 8 Конвенции, рассмотренные под углом нахождения баланса между интересами религиозных организаций и частных интересов работника.
   3.1.3. В первом случае в деле Obst v. Germany [97 - ECtHR, Obst v. Germany (no. 425/03), 23 September 2010.] заявитель, уволенный за совершение прелюбодеяния, принадлежал к церкви Мормонов и занимал там должность директора по связям с общественностью по Европе. Суд посчитал, что заявитель, выросший в обществе Мормонов, знающий и исповедующий ценности данного общества, подписывая с церковью трудовой договор, должен был знать о налагаемых на его частную жизнь ограничениях. Поэтому суд посчитал, что отказ национального суда в признании увольнения незаконным был обоснованным, и не составляет нарушения Конвенции. Таки образом, можно констатировать, что свобода усмотрения религиозных организаций, даже когда они выступают в роли работодателя, защищается Конвенцией и в толковании Суда отличается широтой. Но широта усмотрения, оставленная Государством религиозным организациям в вопросах, связанным с трудовым правом, не может быть безграничной.
   3.1.4. В деле Schüth v. Germany [98 - ECtHR, Schüth v. Germany (№ 1620/03) 23.9.2010.] было признано незаконным увольнение органиста Католической церкви за супружескую измену и двоеженство. Заявитель, не оформив развода, но проживая отдельно от семьи, стал отцом ребенка от женщины, с которой не состоял в браке. Суд, рассматривая обстоятельства дела, установил, что обязательство лояльности по отношению к церкви, даже если ограничивает в некоторой степени право на уважение частной жизни, не может быть истолковано как обязательство вести одинокую жизнь в случае развода. Нарушение ст. 8 государством-ответчиком было установлено судом, поскольку национальные суды, отказав в признании увольнения незаконным, в нарушение Конвенции придали больше значения правам религиозной организации, чем это было допустимо, и не предоставили истцу должную защиту.
   В других делах о незаконных увольнениях Суд сделал акцент на том, что вмешательство в право на уважение частной жизни не преследовало законной цели и поэтому нарушало ст. 8 Европейской Конвенции. В качестве примера можно привести серию дел против Великобритании по заявлению военнослужащих, уволенных за гомосексуализм.
   3.1.5. Это дела Lustig-Prean and Beckett v. United Kingdom [99 - ECtHR, LUSTIG-PREAN AND BECKETT v. THE UNITED KINGDOM (31417/96;32377/96) 27 September 1999.]и Smith and Grady v UK [100 - ECtHR, SMITH AND GRADY v. THE UNITED KINGDOM (33985/96 33986/96) 27/09/1999.], в которых заявители обжаловали увольнения в национальных судах, но получили отказ в связи с тем, что действующее в то время законодательство предусматривало возможность увольнения военнослужащих гомосексуальной ориентации [101 - См. также Perkins and R. v. the United Kingdom (nos. 43208/98 and 44875/98) 22/10/2002, Beck, Copp and Bazeley v. the United Kingdom (nos. 48535/99, 48536/99 and48537/99) 22/10/2002.]. ЕСПЧ посчитал, что увольнение по данному основанию, является необоснованным предубеждением, не отличающимся от расовых или этнических предубеждений Smith and Grady v UK, Para 97) и не преследует законной цели. Кроме того, было установлено, что предшествовавшие увольнению расследования были проведены в недопустимой форме (были проведены детальные и навязчивые интервью о подробностях личной жизни работников с членами семьи, коллегами заявителей, вскрытие личных шкафчиков, осмотр личных фото и т. д.). В связи с этим, сами расследования уже составляли нарушения права на защиту частной жизни, гарантированного ст. 8 Конвенции.
   Решения Европейского суда по данным делам вынудили Великобританию внести изменения в нормы о военной службе и исключить нормы о запрете гомосексуальности из Кодекса общественного поведения Вооруженных сил (Armed Forces Code of Social Conduct).
   Полагаем, что данное решение позволяет сформулировать подход суда к расследованиям, проводимым в отношении работников. Дисциплинарные расследования должны проводиться в соответствии со ст. 8 Конвенции, обеспечивающей защиту частной жизни. Это правило чрезвычайно важно для российской практики, поскольку кроме дополнительной правовой гарантии, дает также возможность обращаться в Европейский суд в случаях, когда дисциплинарное расследование нарушает требования Европейской конвенции (например, при увольнении по п. 8 ст. 81 ТК РФ из государственных образовательных учреждений).
   3.1.6. Рассматривая увольнение как вмешательство в право работника на уважение частной жизни Суд оценивает его обоснованность и соразмерность. Например, в деле Pay v UK [102 - ECtHR, Pay v UK (32792/05), признано судом необоснованным. См. подробнее Virginia Mantouvalou, Hugh Collins Private Life and Dismissal Pay v UK// Ind Law J (2009) 38 (1): 133–138.] Суд признал недопустимым заявление работника о признании его увольнения нарушением ст. 8 Европейской Конвенции. Заявитель был должностным лицом, осуществлявшим надзор за условно осужденными преступниками, совершившими половые преступления. Службе надзора стало известно, что заявитель участвует в шоу гедонистов и является директором компании, продающей продукцию для садомазохизма, полуобнаженные фото работника были доступны в Интернете. Рассматривая соразмерность вмешательства в право на уважение частной жизни Суд подчеркнул, что работник связан с работодателем обязательством лояльности, сдержанности и осмотрительности. Учитывая специфику работы заявителя, было необходимо, чтобы в отношениях между ним и наблюдаемыми преступниками сохранялось уважение. С точки зрения Суда местные власти не превысили пределы усмотрения, решив, что публичность подобной информации о работнике Службы может повлиять на качество исполнения им должностных обязанностей. Кроме того, Суд учел, что работнику было предложено прекратить участие в шоу, но он отказался. В таких условиях Европейский суд принял решение о том, что увольнение не было несоразмерным вмешательством в право на уважение частной жизни и заявление было признано необоснованным.
   Как уже отмечалось, Государствам предоставляется широкая свобода усмотрения при реализации и защите прав граждан на уважение частной жизни. При этом в отношении уязвимых групп граждан степень усмотрения сужается и Суд особенно внимательно исследует вопрос об обоснованности и законности вмешательства. Сказанное в полной мере распространяется на дела о незаконном увольнении, когда заявителем выступает лицо, признанное уязвимым в практике Суда.
   3.1.7. В качестве примера приведем дело о незаконном увольнении ВИЧ-инфицированного работника, которое было рассмотрено Европейским судом в 2013 г. В деле I.B. v. Greece заявитель просил признать увольнение в связи с тем, что коллегам стало известно о его инфицировании, противоречащим Европейской конвенции. В частности, требование было основано на заявленных нарушениях ст. 8 об уважении к частной жизни, объединенной со статьей 14 о запрете дискриминации. Национальный суд Греции в первой инстанции удовлетворил иск о незаконности увольнения, но Кассационный суд отменил данное решение, отметив, что увольнение было обусловлено стремлением работодателя установить в коллективе нормальные и безопасные условия работы, поскольку работники отказывались работать с заявителем и находились в постоянном страхе заражения. ЕСПЧ пришел к выводу, о том, что национальный суд неадекватно выполнил анализ соразмерности мер преследуемой цели и не объяснил, почему интересы работодателя перевешивают интересы работника (пар. 90). Суд, цитируя решение по делу Kiyutin v. Russia [103 - ECtHR, Kiyutin v. Russia (no. 2700/10) 10 March 2011.], отметил, что ВИЧ-инфицированные лица являются уязвимой группой, поэтому государству предоставляются узкие рамки усмотрения в выборе мер, выделяющих эту группу на основе их инфицирования. Применение ст. 8 в данном деле суд обосновал тем, что понятие «частной жизни» не подлежит исчерпывающему определению, охватывает физическую и моральную неприкосновенность человека (пар. 67). Таким образом, защиту частной жизни в понимании ЕСПЧ можно обозначить, в том числе, как необходимость защищенности работника от давления, как со стороны работодателя, так и коллег.
   В решении по данному делу ЕСПЧ привлек к ответственности за нарушение Конвенции государство-ответчика, хотя непосредственное нарушение было допущено частным работодателем. Ответственность государства была обоснована тем, что Кассационный суд Греции отказал заявителю в защите его права.

3.2. Обжалование незаконных увольнений на основании ст. 8 о праве на уважение частной жизни и ст. 9 о праве на свободу мысли, совести и религии

   Ст. 9 Европейской конвенции сформулирована аналогично ст. 8 и допускает вмешательство в осуществлении права на свободу мысли, совести, религии, когда это предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц. В отличие от ст. 8 п. 2 ст. 9 допускает введение ограничений данных прав в отношении лиц, входящих в состав вооруженных сил, полиции или административных органов Государства.
   Как следует из практики Суда по рассмотрению дел о незаконном увольнении на основании ст. 8 и ст. 9 Европейской Конвенции, в каждом случае Суд должен определить, в какой степени должно Правительство устанавливать разумную политику для обеспечения уважения различным религиозным убеждениям, верованиям на рабочем месте, взвесив при этом права заявителей и законных интересов их работодателей [104 - Overview of the Court’s case-law on freedom of religion. ECtHR, Research division. Council of Europe, 2011. P. 22.].
   3.2.1. Для примера нахождения Судом баланса между правами работника на свободу совести и правами работодателя приведем дело, хотя и не связанное с увольнением, но демонстрирующее подход Суда к вопросам проявления работником его принадлежности к религии. В деле Dahlab v. Switzerland [105 - ECtHR, DAHLAB v. SWITZERLAND (42393/98) 15/02/2001.] заявитель обжаловала запрет работодателя на ношение платка, предписанного законами Ислама. Заявитель работала учителем в начальной школе, и на протяжении нескольких лет свободно носила на голове платок во время работы. Суд посчитал заявление необоснованным, поскольку вмешательство в право заявителя было посчитано законным и обоснованным, т. к. ее ученики были в возрасте от 4 до 8 лет, т. е. в возрасте, когда они наиболее подвержены влиянию со стороны. Решение работодателя было продиктовано желанием оградить детей от влияния, которое могло быть оказано проявлением учителями своих религиозных чувств.
   3.2.2. В недавнем решении по делу Eweida and Others v. the United Kingdom [106 - ECtHR, Eweida and Others v. the United Kingdom (N 48420/10) 15.1.2013.] суд рассмотрел четыре заявления работников о нарушении работодателями их прав, предусмотренных ст. 9 Европейской конвенции. Первая заявитель была отстранена от работы авиакомпанией British Airways за ее отказ удовлетворить требование работодателя снимать в течение рабочего дня нательный крест, продиктованное общими требованиями к форме работников. Работник была отстранена от работы до принятия изменений в эти требования, которые теперь позволяли носить нательный крест. При этом работодатель отказался возместить заявителю заработную плату, не полученную за время отстранения от работы. При обращении заявителя в национальный суд, в первой инстанции ее требования были удовлетворены, но решение было отменено вышестоящим судом.
   Европейский суд признал в действиях Великобритании нарушения ст. 9 Конвенции, несмотря на то, что заявитель была работником частной компании. Суд посчитал, что национальные власти не обеспечили заявителю надлежащую защиту ее права исповедовать свою религию, в нарушение позитивного обязательства в соответствии со статьей 9. Суд постановил, что хотя установление единых требований к форме сотрудников можно признать законной целью, национальные суды переоценили ее значение в данном деле. Ношение скромного нательного крестика не могло негативно повлиять на бренд British Airways.
   Полагаем, что в этом деле важно признание судом нарушения конвенции в условиях, когда оспариваемые нарушения имели место в частной компании, что, на наш взгляд, расширяет возможности обжалования незаконных действий Российских работодателей.
   Особый интерес представляют третий и четвертый заявители по этому делу. Ms Ladele, исповедующая христианскую религию, занимала должность регистратора браков с 2002 года, в 2005 году в Великобритании вступил в силу закон, позволяющий заключать браки между лицами одного пола. Поскольку заключение однополых браков противоречило религиозным убеждениям заявителя, она отказалась их регистрировать и была подвергнута дисциплинарному взысканию и переведена на другую должность, не связанную с регистрацией браков, но временного характера. Заявитель утверждала, что в отношении нее работодателем были нарушены нормы ст. 9 и ст. 14 Конвенции.
   Четвертый заявитель – Mr McFarlane, также исповедовал христианскую религию, занимал должность консультанта в компании, оказывающей услуги психологической поддержки и консультирования семейным парам, в том числе однополым. В результате отказа консультировать гомосексуальные пары он был уволен, решение работодателя было поддержано национальными судами.
   В решении вопроса о соответствии вмешательства требованиям, установленным п. 2 ст. 8 и п. 2 ст. 9 суд подчеркнул, что преследуемая национальными властями цель обеспечения равного обращения с однополыми парами была законной. При решении вопроса о соразмерности средств достижения этой цели в этих конкретных случаях суд отметил, что исходя из практики, в случае конфликта разных прав, предусмотренных конвенцией, государства обладают широкой степенью усмотрения при их разрешении. Суд посчитал, что национальные власти, отклонившие иски заявителей, не вышли за пределы своего усмотрения, поэтому не нарушили норм Конвенции. 3.2.3. В другом деле Ivanova v. Bulgaria [107 - ECtHR, Ivanova v. Bulgaria (52435/99) 12.4.2007.] Суд признал незаконным увольнение учителя, решив, что, несмотря на соблюдение норм трудового законодательства и законный предлог для увольнения, реальной причиной стала ее принадлежность к религиозной организации, обладавшей незаконным статусом из-за отказа властей в регистрации. Увольнение было произведено на основании несоответствия заявителя занимаемой должности, т. к. требовалось высшее образование, которого у нее не было. При принятии данного решения основное внимание суда было сосредоточено на поведении властей в отношении данной религиозной организации, на попытках принуждения заявительницы к выходу из ее состава. Суд посчитал установленной причинную связь между данными актами властей и последующим увольнением заявителя, хотя эта связь была не столь очевидной.
   Говоря о данном деле, хотелось бы отметить внимание суда к деталям, казалось бы, не связанным непосредственно с увольнением. Такой широкий подход к делам о незаконном увольнении редко встретишь в Российских судах, особенно когда увольнение было оформлено в четком соответствии с законодательством.

3.3. Обжалование незаконных увольнений на основании ст. 10 о праве на свободу выражения мнения

   Данная категория дел особенно сложна, поскольку формулировка ст. 10 отличается от предыдущих статей возможностью не только ограничения права, но наличия определенных формальностей, условия, ограничений или санкций, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе. Кроме того, в статье подчеркивается, что осуществление этих свобод налагает обязанности и ответственность.
   Учитывая широкие возможности ограничения данных прав, можно сделать вывод о том, что государствам предоставляется особенно широкая степень усмотрения в их реализации и защите. В случае вмешательства в право, предусмотренное ст. 9, Государство должно доказать, что оно было законно, необходимо в демократическом обществе, соразмерно преследуемой законной цели.
   3.3.1. В качестве примера приведем решение по делу Vogt v. Germany [108 - ECtHR, Vogt v. Germany (17851/91) 26.09.1995.], в котором Суд, признав вмешательство законным, посчитал его несоразмерным преследуемой цели. Заявитель обжаловала свое увольнение за отсутствие лояльности. Она занимала должность учительницы немецкого и французского языков и была активным членом оппозиционной политической партии. Как следовало из материалов дела, она не пользовалась служебным положениям для распространения своих политических убеждений среди школьников. Согласно немецкому законодательству лояльность было обязательным условием нахождения на государственной службе, к которой относилась, в том числе, должность учительницы. В результате отказа выйти из политической партии, заявитель была уволена. Решение работодателя было обжаловано в национальных судах, но в удовлетворении требований о признании увольнения незаконным было отказано.
   Федеральный Конституционный суд Германии, рассматривая вопрос о соответствии Конституции возможности увольнения по политическим мотивам, признал конституционной норму о лояльности государственных служащих. Европейский суд, рассматривая это дело, установил нарушения ст. 10 и 11 Конвенции, оставив обвинение в нарушении ст. 14 без рассмотрения, поскольку заявитель не заявил об этом непосредственно перед судом (пар. 69). Суд, признав в целом законным и обоснованным требование политической лояльности от государственных служащих Германии, принимая во внимание исторические особенности ее развития как «демократии способной защищаться» (democracy capable of defending itself) постановил, что степень ответственности заявителя (ее увольнение) не была соразмерна преследуемой законной цели охраны конституционного правопорядка.
   Таким образом, Европейский суд подчеркнул необходимость соразмерности между мерой ответственности и тяжестью нарушения, а также важность индивидуального подхода к реализации положений законодательства, учитывая обстоятельства конкретного дела.
   3.3.2. В деле Кудешкина против России [109 - ECtHR, Kudeshkina v. Russia (29492/05) 26-02-2009, решение на русском языке доступно по адресу http://europeancourt.ru/uploads/ECHR_Kudeshkina_v_Russia_26_02_2009.pdf (доступ 20.09.2014).] увольнение заявителя – судьи Московского городского суда, было также признано несоразмерным. Кроме того, было подчеркнуто, что данная мера не была необходима в демократическом обществе и не был соблюден баланс публичных интересов защиты судебной власти и частного права на свободу выражения мнения. Заявитель была уволена с должности судьи в качестве дисциплинарной меры за критику председателя суда и публичного утверждения о том, что на нее оказывалось давление при рассмотрении ею уголовного дела о злоупотреблениях инспектора милиции. После безуспешных попыток обжалования решения на национальном уровне О. Кудешкина обратилась с жалобой в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Европейский суд, рассматривая дело, признал, что увольнение было вызвано её заявлениями в средствах массовой информации. Соответственно, обжалуемая заявительницей мера публичных властей, предпринятая против нее, по сути, относится к свободе выражения мнения. Оценивая обоснованность вмешательства, Суд отметил, что оно было законным (в том смысле, что произведено в соответствии с национальным законодательством) и более глубоко исследовал вопрос о том, было ли вмешательство необходимо в демократическом обществе. Суд признал, что свобода выражения мнения должна распространяться, в том числе, на государственных служащих. В то же время Суд напомнил о том, что работники обязаны соблюдать лояльность по отношению к своим работодателям, проявлять сдержанность и осмотрительность. Судьи при выражении своего мнения должны делать это «со сдержанностью и соблюдением правил приличия». Исследование обстоятельств дела убедило Суд в том, что заявитель имела основания для выступления с критикой в адрес председателя суда. Было отмечено, что в своем выступлении, которое впоследствии стало основанием увольнения, заявитель подняла крайне важный вопрос, составляющий интерес для общества, и этому вопросу в демократическом обществе надлежит быть открытым для свободного обсуждения. Согласно практике Европейского суда политические выступления пользуются большей защитой на основании ст. 10 Конвенции. В связи с этим выступление заявительницы было оценено как добросовестный комментарий по вопросам высокой общественной значимости.
   Европейский Суд решил, что порядок наложения на заявительницу дисциплинарного взыскания не обеспечил важные процессуальные гарантии, поскольку было отказано в перенесении рассмотрения дела в другой суд. Кроме того увольнение было посчитано Судом несоразмерно суровым взысканием. Было отмечено, что такое наказание, несомненно, может отвадить других судей в будущем – под страхом лишиться должности судьи – выступать с заявлениями, содержащими критику государственных учреждений или политики. На этих основаниях Суд решил, что национальные власти не соблюли правильный баланс между необходимостью защитить авторитет судебной власти, репутацию или права других лиц, с одной стороны, а с другой – защитить право заявительницы на свободу выражения мнения.
   3.3.3. В деле LOMBARDI VALLAURI v. ITALY [110 - ECtHR, LOMBARDI VALLAURI v. ITALY (39128/05) 20/10/2009.] при рассмотрении заявления о том, что незаключение договора на новый срок было обусловлено философскими взглядами заявителя и, следовательно, нарушило его права, предусмотренные ст. 10 Конвенции, Суд использовал отработанный механизм: установил было ли вмешательство в права, предусмотренные ст. 10, исследовал вопрос о его законности. Новым в данном деле было выделение процессуальной части гарантий, предусмотренных ст. 10. Именно в данной части Суд определил нарушение. Для большей ясности рассмотрим обстоятельства дела. С 1979 г. заявитель читал лекции по философии права на факультете юриспруденции Католического университета Святого сердца в Милане на основании ежегодно возобновляемого договора. Когда была объявлена вакансия на должность преподавателя на 1998/1999 учебный год, заявитель подал свои документы. Конгрегация католического образования, институт Ватикана, сообщила ректору университета, что некоторые взгляды заявителя «находились в прямом противоречии с католическим учением» и что «в интересах истины и благополучия студентов и университета» заявителю не следует там больше преподавать. Комиссия факультета провела заседание и, отметив, что Ватикан не одобрил назначение заявителя, решила не рассматривать его кандидатуру. Жалобы заявителя в региональный административный суд и Государственный совет были отклонены.
   Суд установил, что вмешательство в права заявителя было предусмотрено законом и могло быть обусловлено защитой интересов других лиц. Однако при принятии решения Университет не предоставил достаточного обоснования тому, как взгляды заявителя, которые предположительно противоречили взглядам католической церкви, могут повлиять на интересы Университета. Кроме того, было отмечено, что национальный суд должен был отметить недостатки обоснования отказа в рассмотрении кандидатуры заявителя. Суд решил, что заинтересованность университета в обеспечении обучения на основе католического учения не должна была нарушать саму суть процессуальных гарантий, предоставленных заявителю статьей 10 Конвенции. Вмешательство в его право на свободу выражения мнения не было необходимым в демократическом обществе и нарушило ст. 10 Конвенции в ее процессуальной части.
   Полагаем, что позиция Суда, изложенная в данном решении может быть истолкована в рамках трудового права, как требование ясного обоснования решения работодателя, когда такое решение затрагивает права работника, предусмотренные Европейской Конвенцией.

3.4. Обжалование незаконных увольнений на основании ст. 11 о праве на свободу собраний и объединений

3.4.1. В качестве примера приведем дело Redfearn v United Kingdom [111 - ECtHR, Redfearn v United Kingdom, (47335/06) 6.11.2012.], рассмотренное в 2012 году по заявлению британского водителя, уволенного в связи с его политическими взглядами. Поскольку заявитель был уволен из частной компании, внимание Суда было сосредоточено на выполнении Государством позитивной обязанности по созданию эффективной системы защиты права на свободу объединения в данном случае в контексте увольнения по мотивам принадлежности к политической партии. Суд установил, что заявитель не смог воспользоваться национальными средствами защиты от незаконного увольнения, поскольку его стаж у работодателя составлял менее одного года. Согласно британскому законодательству незаконное увольнение может быть обжаловано в случае, если трудовой стаж работника на данном предприятии составляет не менее одного года. Суд посчитал, что данная норма, в случае увольнения в связи с политическими взглядами лица, нарушает ст. 11 Европейской конвенции. Данный вывод Суда привел практически немедленно к пересмотру национального правила и уже в 2013 году был изменен Закон о трудовых правах, который, по сути, является основой трудового права Великобритании. Согласно новой формулировке [112 - Enterprise and Regulatory Reform Act 2013, http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2013/24/section/13/enacted] при обжаловании увольнения, обусловленного или связанного с политическими взглядами работника и его принадлежностью к политическим организациям, не требуется наличие годового трудового стажа.
Данное дело наглядно показывает значимость практики Европейского суда для трудового права, причем не только материального, но и процессуального. Кроме того Европейский Суд еще раз подчеркивает значимость процессуального момента для эффективной реализации и защиты прав граждан.

3.5. Рассмотрение дел о незаконных увольнениях в свете нарушений ст. 6 Конвенции о праве на справедливый суд и ст. 13 о праве на эффективное средство правовой защиты (процессуальный аспект защиты)

   3.5.1. Одно из первых дел о нарушении ст. 6 КПЧ при рассмотрении спора об увольнении в национальном суде было рассмотрено Судом в 1981 году. Заявитель по делу BUCHHOLZ v. GERMANY [113 - ECtHR, BUCHHOLZ v. GERMANY (759/77) 06/05/1981.] обжаловал длительность рассмотрения дела о незаконном увольнение по сокращению. Суд установил, что длительность рассмотрения спора в судах трех инстанций составила 4 года и 9 месяцев. Отмечая чрезмерную длительность процесса, Суд установил, что причинами задержки были объективные факторы перегруженности Апелляционного суда в тот сложный для Германии период, а также поведением истца в процессе. В связи с этими обстоятельствами Суд постановил, что задержки в рассмотрении дела не составляют нарушения п. 1 ст. 6 Европейской конвенции (право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок).
   Более поздние решения о нарушениях ст. 6 при рассмотрении дела о незаконном увольнении часто сопровождаются требованиями о признании нарушения права на уважение частной жизни, гарантированное ст. 8 Конвенции. Эта тенденция легко объяснима. В большинстве стран Совета Европы решения Европейского суда являются основанием для пересмотра дел. В случае установления лишь процессуальных нарушений при рассмотрении дела о незаконном увольнении, оно может быть пересмотрено с учетом замечаний Европейского суда. Но поскольку в таких случаях Суд не высказывает правовых позиций по поводу самого увольнения, то национальный суд может вынести то же решение, исправив лишь процессуальную часть. Если же заявитель указывает на то, что увольнением было нарушено его право на уважение частной жизни, Суд будет исследовать обстоятельства увольнения и проверять его на соответствие положениям Конвенции. При признании увольнения противоречащим положениям Конвенции Суд, в некотором смысле, обязывает национальные суды признать увольнение незаконным. Следовательно, учитывая сложившуюся практику рассмотрения споров об увольнении на основании статьи о праве на уважение частной жизни, более дальновидно, даже в случае очевидных процессуальных нарушений, указывать в заявлении на нарушение как ст. 6, так и ст. 8 Конвенции.
   Интересно отметить, что наибольшей «дальновидностью» отличаются заявители-судьи. Европейский суд рассматривал несколько дел об увольнении судей по заявлениям против Украины и Турции.
   3.5.2. В деле Özpinar против Турции [114 - ECtHR, Özpinar v. Turkey (20999/04) 19-10-2010.] увольнение судьи было признано противоречащим Европейской конвенции, поскольку данное вмешательство в право на уважение частной жизни не было соразмерно преследуемой законной цели. Заявитель была уволена за умаление чести и достоинства профессии. Дисциплинарное разбирательство установило, что она, предположительно, находилась в близких отношениях с адвокатом, клиенты которого, очевидно, получали в результате благоприятные решения с ее стороны, а также неоднократно опаздывала на работу и придерживалась неподходящего стиля в одежде и макияже. Информация, полученная в ходе расследования, не была сообщена заявителю. В данном решении Суд подчеркнул, что понятие частной жизни не исключает профессиональной деятельности, ограничения в этой сфере влияют на развитие отношений с другими людьми и, следовательно, на социальную сторону личности. Кроме того, было отмечено, что ст. 8 подразумевает также право на защиту репутации. При этом вмешательство в право заявительницы могло быть оправдано законной целью установления ограничений в отношении судей для сохранения их независимости и поддержания авторитета их решений. Суд отметил, что принятие решений в силу личной заинтересованности может быть основанием для увольнения судьи, но дисциплинарное расследование не аргументировало данное обвинение, делая акцент на поведении судьи вне работы. Было подчеркнуто, что заявитель была лишена процессуальных гарантий, в то время как каждому судье, уволенному по основаниям, связанным с частной или семейной жизнью, должно быть обеспечено беспристрастное слушание его дела независимым судом в состязательном процессе. На этом основании Судом было установлено нарушение ст. 8, поскольку вмешательство не было соразмерно преследуемой законной цели, а также ст. 13 в совокупности со ст. 8 в части невозможности обжаловать увольнение.
   Полагаем, что для российской практики имеет значение позиция Суда о необходимости расследования, которое взвесит все детали нарушения, поскольку аргументация увольнения в национальном суде будет служить одним из источников определения соразмерности вмешательства.
   3.5.3. В рассмотренных Европейским судом делах о незаконных увольнениях особняком стоит недавнее дело Александра Волкова против Украины. [115 - ECtHR, Oleksandr Volkov v. Ukraine (N 21722/11), 9.01.2013.] В решении по этому делу Суд продемонстрировал наиболее широкий подход к защите социальных прав и впервые в своей практике непосредственно принял решение о восстановлении незаконно уволенного работника.
   Обстоятельства дела: с 2003 года заявитель являлся судьей Верховного суда Украины. В 2008 и 2009 годах два члена Высшего совета юстиции по результатам предварительных проверок возможных нарушений, допущенных Заявителем, установили, что он пересматривал решения, вынесенные его шурином, допуская грубые процессуальные нарушения. После этих проверок председатель ВСЮ подал два ходатайства в парламент о прекращении полномочий заявителя в качестве судьи в качестве дисциплинарной меры за допущенные нарушения. В 2010 году парламент проголосовал за прекращение полномочий заявителя в связи с «нарушением присяги». Заявитель утверждал, что во время электронного голосования большинство членов парламента отсутствовали, и присутствующие использовали карточки для голосования отсутствующих коллег. Таким образом, при принятии решения о его увольнении была нарушена норма ст. 6 Конвенции о праве на справедливое судебное разбирательство. ЕСПЧ рассмотрел правомерность каждой стадии принятия решения об увольнении заявителя и установил множество нарушений, в частности, участие в рассмотрении дела лиц, осуществлявших предварительную проверку нарушений (пар. 115), дальнейшее рассмотрение дела в парламенте противоречило требованиям Конвенции о праве лица на независимый и объективный суд. Суд особо отметил, что отсутствие установленного законодательством срока давности при применении дисциплинарной санкции в отношении судей представляет серьезную угрозу для принципа правовой определенности.
   При рассмотрении нарушений государством-ответчиком прав заявителя на защиту частной жизни Суд указал, что это право охватывает право устанавливать и развивать отношения с другими людьми, включая отношения профессионального и делового характера. Нарушение ст. 8 в данном деле было обусловлено влиянием увольнения на отношения заявителя с широким кругом людей, материальными последствиями увольнения, повлиявшими на благосостояние его семьи, а также ущербом профессиональной репутации.
   Особый интерес в данном деле вызывает обоснование судом меры восстановления нарушенных прав заявителя: Суд указал, что, несмотря на традиционное предоставление выбора конкретной меры восстановления прав государству-ответчику, в некоторых случаях она может быть определена непосредственно ЕСПЧ. Суд, приняв во внимание необходимость реформирования системы привлечения судей к ответственности, посчитал, что пересмотр дела заявителя национальным судом не может быть эффективным средством восстановления прав. Учитывая исключительность обстоятельств дела и необходимость прекратить нарушение прав заявителя, суд обязал государство-ответчика обеспечить восстановление заявителя в должности судьи Верховного Суда в кратчайшие сроки [116 - Решение по настоящем делу до сих пор не исполнено, см. http://zib.com.ua/ru/89381-ukraina_ne_vipolnyaet_reshenie_espch_v_dele_volkova.html].
   Полагаем данное решение в своем роде революционным, ведь, учитывая связанность ЕСПЧ своими предыдущими решениями, заявители теперь могут в исключительных обстоятельствах просить ЕСПЧ непосредственно о восстановлении в должности. Исключительным обстоятельством может быть, в том числе, признанная Европейским судом неэффективность национальной судебной защиты.
   3.5.4. Законность отстранения от работы была рассмотрена Судом в деле D.M.T. and D.K.I. v. Bulgaria [117 - D.M.T. and D.K.I. v. Bulgaria (no. 29476/06) 24 July 2012.]. Заявитель был отстранен от государственной службы более, чем на 6 лет в связи с продолжавшимся против него уголовным расследованием. Все это время действовал запрет на его трудоустройство, как на государственную службу, так и в частном секторе, за исключением преподавательской и исследовательской деятельности. Суд установил нарушение ст. 8 и ст. 6 Конвенции, решив, что запрет занимать любые должности и столь длительное отстранение от работы не были необходимыми и были несоразмерны преследуемой цели должного расследования уголовного дела против заявителя.
   3.5.5. В заключение рассмотрим дело Tripon v. Romania [118 - ECtHR, Tripon v. Romania(27062/04) 7 February 2012.], в рамках которого был рассмотрен вопрос о законности увольнения заявителя в свете нарушения презумпции невиновности, предусмотренной п. 2 ст. 6 Конвенции. Несмотря на то, что заявление было признано судом неприемлемым, обстоятельства дела и логика суда представляют большой интерес. Заявитель был уволен с должности сотрудника таможни, поскольку пребывал в предварительном заключении более 60 дней, что согласно Трудовому кодексу Румынии, было законным основанием для увольнения. Суд обратил внимание, что положения Трудового кодекса отвечают необходимости обеспечить защиту интересов работодателя в связи с длительным отсутствием работника и никак не связано с признанием его виновным до вынесения соответствующего судебного решения. Несмотря на то, что в случае признания работника невиновным законодательство Румынии не предусматривает восстановления на работе, суд не обнаружил в данном деле нарушения прав заявителя, предусмотренных Конвенцией, поскольку в таком случае он имел бы возможность предъявления иска против государства.
   В решении суда отмечается, что заявитель по этому делу был позднее признан виновным и приговорен к лишению свободы. Полагаем, что это обстоятельство повлияло на решение вопроса по существу. Увольнение человека, находящегося в предварительном заключении, и впоследствии признанного невиновным, на наш взгляд, нарушает право человека на уважение личной жизни, предусмотренное ст. 8 Конвенции. Указанная судом возможность требования компенсации за судебную ошибку не способна эффективно защитить и восстановить право такого лица.
   Кратко подводя итоги обзора практики Европейского суда по рассмотрению дел о незаконных увольнениях, отметим, что основанием рассмотрения выступает, как правило, ст. 8 о праве на уважение частной жизни. Данное право толкуется Судом как право на защиту репутации, а также как право устанавливать и развивать отношения с людьми, в т. ч. в профессиональной сфере. Формулируя рекомендации к обжалованию незаконного увольнения в Европейском суде, отметим следующие соображения. Если при рассмотрении дела о незаконном увольнении национальным судом были допущены нарушения, которые свидетельствовали о несправедливости или чрезмерной длительности разбирательства, заявление может быть дополнено требованием о рассмотрении дела в том числе в свете ст. 12 о праве на справедливый суд, а также ст. 13. В случае если увольнение было вызвано осуществлением работником иных прав Конвенции (например, право на свободу мысли, религии, объединений) то заявление может быть дополнено требованием о признании нарушений соответствующих статей Конвенции. Кроме того, в случае, если незаконное увольнение стало результатом дискриминации заявителя при осуществлении им прав, предусмотренных в Конвенции, ссылка на ст. 8 дополняется указанием на нарушение ст. 14 о запрете дискриминации.

4. Обеспечение безопасности труда

Безопасность труда совсем недавно стала предметом рассмотрения в Европейском суде. Данному вопросу было посвящено всего два дела в практике суда: Vilnes and others v. Norway, рассмотренное в 2013, Brincat and others v. Malta – в 2014 году. Возможность рассмотрения дел о причинении вреда жизни и здоровью в результате необеспечения должных условий труда прямо не предусмотрена Европейской конвенцией. Это стало возможным лишь благодаря постепенному формированию широкого судебного толкования статей Конвенции о праве на жизнь и на уважение частной жизни.
Рассмотрим ниже правовые позиции Суда по вопросам, связанным с безопасностью труда:

4.1. Позитивное обязательство обеспечить эффективную защиту права на жизнь от рисков, связанных с опасной промышленной деятельностью

   Одной из предпосылок рассмотрения дел о безопасности труда стала правовая позиция Суда о том, что статьи 2 и 8 Конвенции содержат позитивное обязательство государства обеспечить эффективную защиту от рисков, связанных с опасной промышленной деятельностью.
   4.1.1. Впервые данный вывод был сделан в 1994 году в решении по делу Lopez Ostra v. Spain, касающемуся сильного загрязнения окружающей среды и рассмотренному в свете ст. 8 о праве на уважение частной жизни [119 - ECtHR, López Ostra v. Spain (16798/90) 09/12/1994, par. 51.].
   4.1.2. В более поздних делах Öneryildiz v. Turkey [120 - ECtHR, Oneryildiz v. Turkey (48939/99) 18/06/2002.] и Kolyadenko and others v. Russia [121 - ECtHR, KOLYADENKO AND OTHERS v. RUSSIA (17423/05 20534/05 20678/05) 28/02/2012, пар. 158.] Судом была выражена позиция о том, что обязательство обеспечить эффективную защиту права на жизнь должно распространяться на любой вид деятельности, государственной или негосударственной, в рамках которой право на жизнь может быть под угрозой, и тем более относится к промышленной деятельности, которая по самой своей природе опасна. В контексте опасных видов деятельности особое внимание должно быть уделено правовому регулированию, учитывающему особенности конкретной деятельности и уровень потенциального риска для жизни человека. Эти правила должны управлять лицензированием, созданием, эксплуатацией, безопасностью и надзором за опасной деятельностью и должны обязывать заинтересованных лиц принимать практические меры для обеспечения эффективной защиты граждан, чьи жизни могут быть подвергнуты опасности в результате неотъемлемых рисков.
   4.1.3. Полагаем, что данная позиция Суда имеет огромное значение для дел о безопасности труда. Именно она стала основой рассмотрения упомянутого выше дела Vilnes and Others v. Norway [122 - ECtHR, VILNES AND OTHERS v. NORWAY (52806/09 22703/10) 05/12/2013.]. В данном деле о причинении вреда жизни и здоровью водолазов в результате небезопасных условий труда Суд признал применимой ст. 2 о праве на жизнь. Заявители по делу были работниками частных компаний, поэтому дело было рассмотрено в свете позитивного обязательства государства обеспечить защиту права работников на жизнь и на уважение частной жизни. Признав применимой ст. 2 Конвенции Суд, руководствуясь вышеуказанной правовой позицией о необходимости создания государством правовых норм, регулирующих надзор и контроль за опасной деятельностью, рассмотрел в деталях систему защиты работников от рисков, связанных с их профессией. В результате исследования было установлено, что государство-ответчик сделало все возможное для обеспечения защиты безопасности и здоровья водолазов. Принимая во внимание широкий перечень принятых мер, Суд решил, что позитивные обязательства в соответствии со статьей 2 были выполнены. При этом Суд нашел нарушение другого позитивного обязательства, вытекающего из ст. 8 о праве на уважение частной жизни, обязательства обеспечивать доступ к информации, необходимой для оценки рисков, которым подвержены работники. Работа водолазов в частных фирмах осуществлялась на основе декомпрессионых таблиц, устанавливающих скорость декомпрессии. Данные о скорости декомпрессии считались коммерческой тайной и работники не имели доступа к ней, а государство в то время не устанавливало нормативы в данной области, поскольку было недостаточно научных данных о влиянии скорости декомпрессии на здоровье водолазов. Суд посчитал, что секретный статус информации об этих таблицах нарушает право работников на уважение частной жизни, которое, по мнению Суда, включает право оценивать риски жизни и здоровью.

4.2. Право на информацию о рисках, которым подвергается работник

   Вывод суда о том, что невозможность доступа к информации, позволяющей оценить уровень риска для жизни и здоровья работников, нарушает ст. 8 Конвенции о праве на уважение частной жизни имеет свою историю.
   4.2.1. Впервые данное право было выведено Судом в «экологическом» деле Guerra and others v. Italy [123 - ECtHR, Guerra and others v. Italy (14967/89) 19-02-1998.], в котором косвенно было упомянуто право граждан на оценку риска здоровью от промышленной деятельности расположенного рядом химического завода.
   4.2.2. В деле In McGinley and Egan v. the United Kingdom the Court Суд высказал более четкую позицию о том, что в случае осуществления государством опасной деятельности уважение к частной жизни требует обеспечить эффективную и доступную процедуру доступа к информации о рисках, связанных с такой деятельностью [124 - ECtHR, McGinley and Egan v. the United Kingdom (21825/93, 23414/94) 09/06/1998, par. 101.]. Аналогичный вывод был сделан в деле Roche v. the United Kingdom case [125 - ECtHR, Roche v. the United Kingdom (32555/96)19/10/2005, par. 167.].
   4.2.3. Вывод Суда, сделанный в рассмотренном деле Vilnes and others v. Norway, говорит о новой ступени развития права на доступ к информации, поскольку впервые был сделан вывод об обязанности предоставлять информацию о рисках. Кроме того, имеет значение, что данное обязательство имеет позитивный характер, т. е. государство обязано создать условия для обеспечения прав работников на получение информации.

4.3. Срок исковой давности по делам, вытекающим из причинения вреда работнику профессиональным заболеванием

   В недавнем деле Howald Moor and Others v. Switzerland [126 - Howald Moor and Others v. Switzerland (52067/10 and 41072/11) 11/03/2014.] Судом был рассмотрен интересный аспект судебной защиты права на возмещение ущерба, причиненного профессиональным заболеванием. Заявители – жена и дети работника, умершего в 2005 году от рака, вызванного работой с асбестом в период 1965–1978 гг. Наследники работника подали иск к Фонду страхования и работодателю с требованием о возмещении морального вреда. В иске было отказано в связи с истечением 10-летнего срока давности, который, согласно швейцарскому законодательству, начал течь с момента начала работы с асбестом.
   Европейский суд отметил, что установление сроков давности преследует законную цель обеспечения «правовой определенности». При этом, учитывая, что невозможность раннего диагностирования заболеваний, вызванных работой с асбестом, установлена медицинской наукой, применение в делах о возмещении вреда, причиненного асбестом, стандартного срока давности, влечет к лишению работников и их наследников возможности судебной защиты их прав. Суд постановил, что в делах, когда научно доказано, что лицо не знало и не могло знать о наличии определенного заболевания, это незнание должно приниматься во внимание при исчислении срока исковой давности.
   Данный вывод Суда имеет огромное значение для работников в тех странах Совета Европы, где установлены максимальные сроки исковой давности для такого рода исков. При этом толкование Суда должно быть распространено не только на заболевания, вызванные работой с асбестом, но также на любые другие профессиональные заболевания с длительным латентным периодом.

4.4. Развитие судебного подхода к безопасности труда в решении по делу Brincat and other v. Malta.

   Рассмотренные выше предпосылки рассмотрения дел о безопасности труда наиболее полно были реализованы при рассмотрении судом дела Бринкат и другие против Мальты [127 - ECtHR, Brincat and others v. Malta (60908/11, 62110/11, 62129/11, 62312/11, 62338/11).]. Это всего второе дело о безопасности труда в истории Европейского суда по правам человека после Vilnes and others v. Norway. В решении по данному делу Судом были развиты правовые позиции о порядке реализации негативного обязательства обеспечивать право на жизнь и на уважение частной жизни, поскольку заявителями были работники государственного предприятия. В рамках данного дела, рассмотренного 24 июля 2014 года Европейским судом, были заслушаны 21 заявление бывших работников государственного судоремонтной верфи, которые были подвержены воздействию асбеста. Правительство Мальты было признано ответственным за нарушение позитивных обязательств государства по защите права на жизнь (в случае смерти работника) и права на уважение частной жизни (в остальных случаях, когда в результате работы с асбестом были приобретены заболевания дыхательных путей). Это решение является знаковым для развития безопасности труда во всех странах Совета Европы. Впервые суд признал нарушения двух фундаментальных для этой сферы прав, выведенных из статей 2 и 8 Европейской конвенции по правам человека (Конвенция): права на доступ к информации о рисках, которым работник подвергается на рабочем месте и права на защиту от вредных и опасных условий труда. Аргументируя свое решение по данному делу, Суд конкретизировал содержание позитивных обязательств государства по обеспечению данных прав работников [128 - По сравнению с другими делами, которые можно условно отнести к категории дел о безопасности труда. См. ECtHR, Vilnes and others v. Norway (52806/09 22703/10) 05/12/2013 и частично ECtHR, Roche v. The United Kingdom (32555/96)19/10/2005.].
   Можно выделить три наиболее интересных момента в данном решении:
   4.4.1. Ключевым для определения ответственности Мальты за нарушение обязанности защищать жизнь и здоровье работников от опасности асбеста был вывод о том, что государство знало или должно было знать о рисках, связанных с применением данного вещества. Несмотря на то, что Мальта не ратифицировала Конвенцию МОТ № 162, Суд решил, что Правительству должно было быть известно о работе над ее принятием и, соответственно, о признании мировым сообществом опасности асбеста. Кроме того, на основании медицинских статей о негативном влиянии асбеста на здоровье Суд пришел к выводу о том, что Правительство знало или должно была знать об опасности для здоровья, связанной с применением асбеста. Другим аргументом стало положительное решение Мальтийского суда по делу о возмещении вреда, причиненного смертью работника от заболевания, обусловленного работой с асбестом, рассмотренного в 1979 году.
   4.4.2. При оценке мальтийского законодательства в деле Бринкат и другие против Мальты Европейский Суд уточнил свое видение должного правового регулирования опасной деятельности. Ответчик заявлял, что выполнил обязательство обеспечить правовое регулирование, поскольку Положение о рабочем месте, принятое на Мальте в 1987 году, содержало нормы о защите здоровья работников от вредных и опасных факторов. Суд посчитал, что принятие данного нормативного акта не свидетельствовало о выполнении обязательства государства в сфере защиты работников от риска, связанного с работой с асбестом. Было установлено, что данное Положение было принято гораздо позднее, чем мировому сообществу стало известно об опасности асбеста. Кроме того, работа с асбестом не была упомянута в этом документе. Судом было отмечено, что Положение не содержало каких-либо практических мер, которые могли быть приняты для защиты здоровья заявителей.
   Анализ текста решения позволяет нам заключить, что правовое регулирование защиты работников от производственных рисков, с точки зрения Европейского суда, должно быть своевременным, должно содержать практические меры защиты, реализованные на практике [129 - ECtHR, Brincat and others v. Malta, Пар. 109–112.]. Кроме того Суд косвенно указал, что практические меры защиты должны соответствовать уровню научных знаний в этой области.
   4.4.3. Содержание позитивного обязательства предоставлять информацию:
   Обязательство государства предоставлять информацию о рисках, которым подвержены работники, как отмечалось выше, было сформулировано Судом в решении по делу Вилнес и другие против Норвегии [130 - ECtHR, Vilnes and others v. Norway (52806/09 22703/10) 05/12/2013.]. При этом возможные методы выполнения данной обязанности не были упомянуты. В деле Бринкат против Мальты Суд сделал шаг вперед, установив, что распределение защитных масок не свидетельствует о сообщении работникам о рисках, связанных с асбестом. Было подчеркнуто, что законодательство Мальты не содержало обязанности предоставлять информацию о рисках, а Правительство не предпринимало мер по их изучению. На этом основании было признано, что Мальта не выполнила свои обязательства в соответствии с Европейской конвенцией о правах человека (ст. 8 о защите права на уважение частной жизни).
   Какое значение может иметь данное решение для России? Полагаем, что данным решением Суд подчеркнул необходимость практической и эффективной защиты работников от вредного воздействия асбеста, которая должна соответствовать уровню научно-технического прогресса в данной сфере. При этом позиция Европейского суда должна быть широко истолкована и необходимость соответствия практических мер по обеспечению безопасности труда уровню научных достижений должна быть распространена на все виды производств, при защите от всех опасных и вредных производственных факторов.
   Кроме того, огромное значение имеет принципиальная возможность обращения в Европейский суд по правам человека в случае причинения вреда жизни или здоровью профессиональным заболеванием или несчастным случаем на производстве. Теперь российский работник, пострадавший от нарушений безопасности труда на государственном предприятии (учреждении) и не получивший возмещения вреда в рамках национальной судебной системы, имеет возможность потребовать справедливую компенсацию, обратившись в Европейский суд по правам человека в течение шести месяцев с даты вынесения национальными органами окончательного решения по делу.

5. Оплата труда

   Споры об оплате труда редки в практике Европейского суда по правам человека. При рассмотрении таких дел Суд опирается на нормы ст. 1 Протокола № 1 к Европейской Конвенции, гарантирующей право собственности. Данная статья предусматривает право каждого физического или юридического лица на уважение своей собственности, устанавливает запрет на лишение имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права. Согласно п. 2 ст. 1 Протокола 1 ее положения не умаляют права государства обеспечивать выполнение таких законов, какие ему представляются необходимыми для осуществления контроля за использованием собственности в соответствии с общими интересами или для обеспечения уплаты налогов или других сборов или штрафов.
   В деле Sporrong and Lönnroth против Швеции [131 - ECtHR, SPORRONG AND LÖNNROTH v. SWEDEN (7151/75 7152/75) 23/09/1982.], Суд вывел из данной статьи три принципа защиты собственности: принцип уважения собственности, возможность лишения имущества при соблюдении определенных условий и право Государств контролировать использование собственности в соответствии с общими интересами.
   Рассмотрим реализацию данного толкования права на уважение собственности при рассмотрении дел, вытекающих из трудовых отношений.
   5.1. Права государства устанавливать налоги и контролировать использование собственности было подвергнуто анализу Судом в серии дел против Венгрии при обжаловании повышенного налогообложения выходных пособий государственных служащих и лиц, работающих на государственных предприятиях. В деле R. Sz. v. HUNGARY, [132 - ECtHR, R.Sz. v. HUNGARY (41838/11) 02/07/2013, см. также Á.A. v. Hungary (no. 22193/11), P.G. v. Hungary (no. 18229/11) 23.09.2014.] заявитель, уволившийся из государственного предприятия по соглашению сторон, обжаловал обложение его выходного пособия налогом в размере 98 %. Суд посчитал, что уплата налогов по такой ставке была чрезвычайно тяжела для заявителя и составляла вмешательство в его право на уважение собственности. Ответчик утверждал, что оспариваемая мера была направлена на пополнение государственного бюджета в период экономических трудностей. Суд посчитал, что вмешательство в право заявителя было несоразмерно преследуемой цели и не был найден баланс интересов сторон. В связи с этим было признано нарушение государством-ответчиком ст. 1 Протокола 1 Конвенции [133 - Аналогичное дело N.K.M. v. Hungary (66529/11)14/05/2013, налогообложение выходного пособия по ставке 52 % (вместо обычных 16 %) было признано нарушением Ковненции.].
   5.2. В деле Paulet v. the United Kingdom [134 - ECtHR, PAULET v. THE UNITED KINGDOM (6219/08) 13/05/2014.] Суд рассмотрел вопрос о правомерности конфискации заработной платы, полученной работником за 4 года. Заявитель при устройстве на работу предъявил поддельный паспорт и спустя 4 года он был осужден за использование фальшивых документов. Суд постановил, что имело место нарушение статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции, установив, что при рассмотрении дела об использовании фальшивого паспорта суды Великобритании чрезвычайно узко подошли к делу. Конфискация имущества как возможное наказание за использование фальшивых документов была в интересах общества. Но национальные суды не подошли к делу индивидуально, не отметили, что заработная плата была заработана трудом заявителя. Обратив внимание на данное обстоятельство, Европейский Суд пришел к выводу о том, что конфискация заработной платы заявителя была вмешательством в право на беспрепятственное пользование имуществом.
   5.3. В деле Koufaki and Adedy v. Greece [135 - ECtHR, Koufaki and Adedy v. Greece (57665/12 57657/12) 07/05/2013.] Суд рассмотрел на соответствие Конвенции уменьшение заработной платы государственных служащих, принятое правительством Греции в рамках введения «политики жесткой экономии». Заявление было признано необоснованным, поскольку, по мнению Суда, уменьшение заработной платы заявителей было обусловлено чрезвычайными экономическими трудностями в государстве. Уменьшение заработной платы одного заявителя с EUR 2,435.83 до EUR 1,885.79 было посчитано Судом незначительным и не было признано нарушением Конвенции.
   Данный вывод суда настораживает, поскольку может быть понят, в том числе, как разрешение одностороннего пересмотра условий оплаты труда государственных служащих в условиях бюджетного дефицита или иных экономических сложностей в государстве. Отметим, что Европейский комитет по социальным правам, рассмотревший за 2 месяца до ЕСПЧ ряд коллективных жалоб на «политику жесткой экономии» в области социального обеспечения в Греции, пришел к выводу о том, что даже если индивидуальные ограничения при определенных условиях не нарушают Европейскую Социальную Хартию, то кумулятивный эффект ограничений приводит к нарушению права на социальное обеспечение [136 - Например, Federation of Employed Pensioners of Greece (IKA – ETAM) v. Greece, Complaint No. 76/2012, 22 April 2013.].
   Кроме того, Комитет МОТ по свободе объединения, рассмотрев жалобы, поданные профсоюзами на ограничения, вызванные «политикой жесткой экономии», призвал Грецию привести свою систему трудовых отношений в соответствие с Конвенциями МОТ [137 - См. 365th Report of the Committee on Freedom of Association. Пар. 950–1002.].
   5.4. Рассмотрим дело Smokovitis and Others v. Greece [138 - ECtHR, Smokovitis and Others v. Greece 46356/99) 11/04/2002.] об отказе работодателя в выплате дополнительной исследовательской выплаты к заработной плате. Заявители – двадцать четыре учителя, работающие на основании срочных договоров, в отличие от учителей, работающих по бессрочным договорам, не получали исследовательской выплаты. Суд первой инстанции удовлетворил их требование о взыскании выплаты с работодателя, но к моменту рассмотрения дела в апелляционной инстанции был принят закон, предусматривающий право на данную выплату лишь в отношении учителей, занятых по бессрочному договору. Апелляционная инстанция, придав Закону обратную силу, отменила решение первой инстанции и отказала заявителям в праве на получение выплаты. Европейский Суд признал, что принятие закона, исключавшего право заявителей на получение исследовательской выплаты, было нарушением права на уважение собственности. Суд посчитал, что заявители имели «законные ожидания» получения данной выплаты на основании решения первой инстанции, а также сложившейся судебной практики в стране на тот момент. Поэтому Суд расценил их требование как требование об уважении права собственности и рассмотрел дело в свете нарушения ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции 5.5. Рассмотрим дела, в которых нарушение ст. 1 Протокола № 1 Конвенции сопутствовало или было вызвано нарушением права на справедливый суд, предусмотренное ст. 6. В деле Mykhaylenky and others v. Ukraine [139 - Mykhaylenky and others v. Ukraine (35091/02, 35196/02, 35201/02, 35204/02, 35945/02, 35949/02, 35953/02, 36800/02, 38296/02, 42814/02) 30.11.2004.] Суд признал, что неисполнение решений национального суда о взыскании заработной платы с государственного предприятия является нарушением права заявителей на уважение собственности. В данном деле было также признано нарушение ст. 6, предусматривающей право на справедливое судебное разбирательство.
   5.6. Процессуальный аспект был затронут также в деле Ponomaryov v. Ukraine [140 - CASE OF PONOMARYOV v. UKRAINE (3236/03) 03.04.2008.] об отмене решения суда о взыскании с работодателя задолженности по заработной плате и компенсации. В данном деле заявитель, в отношении которого решение о выплате ему заработной платы и компенсации вступило в законную силу в ноябре 2001 года, обжаловал отмену данного решения апелляционной инстанцией в 2004 году. Апелляционная инстанция восстановила в 2004 году срок обжалования, учитывая «экономические сложности» работодателя, пропустившего срок в 2001 году. Суд установил, что в данном деле государством был нарушен принцип правовой определенности, а отмена вступившего в законную силу решения о присуждении сумм заработной платы противоречит норме ст. 1 Протокола 1 о защите права собственности.
   В заключение данного параграфа отметим, что возможность рассмотрения Европейским судом дел об оплате труда основана на том, что получение заработной платы составляет «законное ожидание» [141 - См. подробнее о законных ожиданиях в области защиты права собственности Laurent Sermet, The European Convention on Human Rights and property rights, Human rights files, No. 11 rev. Council of Europe. 1999. P. 14–17.]получения собственности. Для этого спорная выплата должна быть предусмотрена договором или нормативным актом и у работодателя должно было возникнуть долговое обязательство [142 - См., например: Van der Mussele, пар. 48.].
   Ответственность государства в спорах об оплате труда может наступить в случае непосредственного государственного вмешательства в право на уважение собственности (невыплата заработной платы государственным служащим, чрезмерно высокое налогообложение, конфискация заработной платы), а также в случае необеспечения государством своевременного выполнения решений национальных судов о взыскании заработной платы.

Глава III. Практика в области защиты права на объединение

   Статья 11 Европейской Конвенции содержит гарантии свободы профсоюза. Конвенция предусматривает право каждого на свободу мирных собраний и на свободу объединения с другими, включая право создавать профессиональные союзы и вступать в таковые для защиты своих интересов.
   Перечень оснований ограничения свободы профсоюзов содержится в п. 2 ст. 11: это ограничения, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц.
   П. 2 ст. 11 предоставляет государствам возможность введения законных ограничений на осуществление свободы ассоциации в отношении лиц, входящих в состав вооруженных сил, полиции или административных органов государства. Данный пункт был истолкован ЕСПЧ в деле Tüm Haber Sen and Çinar v. Turkey [143 - ECtHR, Tüm Haber Sen and Çinar v. Turkey (28602/95) 21-02-2006.]. В рамках данного дела Европейский суд рассмотрел на соответствие Конвенции принудительное прекращение деятельности профсоюза государственных служащих, обусловленное законодательным запретом на организацию профессиональных союзов для государственных служащих. Европейский суд признал нарушение государством-ответчиком нормы ст. 11 Конвенции, поскольку Турция не предоставила каких-либо конкретных доказательств того, что создание или деятельность заявителя представляла угрозу для турецкого общества или турецкого государства. В связи с этим Суд посчитал, что роспуск профсоюза не может быть оправдан лишь абсолютным законодательным запретом. В решении Суд подчеркнул, что возможность введения ограничений свободы ассоциаций для служащих административных органов государства, предусмотренная п. 2 ст. 11 Конвенции, должна быть обусловлена «острой социальной необходимостью».
   Кроме ограничений, прямо предусмотренных п. 2 ст. 11 свобода объединения может быть ограничена необходимостью защиты других прав, предусмотренных Конвенцией. В таких случаях Суд требует от Государства соблюдать баланс интересов. В качестве примера можно привести недавнее дело SINDICATUL “PĂSTORUL CEL BUN” v. ROMANIA [144 - ECtHR, SINDICATUL “PĂSTORUL CEL BUN” v. ROMANIA (2330/09)9/07/2013.]. В данном деле Судом был рассмотрен вопрос о возможности распространения свободы объединения на служителей церкви. В решении, принятом Палатой, судьи пришли к выводу о том, что нормы ст. 11 должны распространяться на служащих церкви. Большая Палата отменила данное решение, посчитав, что государство обладает широкой свободой усмотрения в данной сфере, которая не была нарушена в данном деле. Интересно отметить, что рассматривая данное дело, суд, отвечая на вопрос о том, являются ли отношения между служащими церкви трудовыми, опирался на положения Рекомендации МОТ no. 198, а также Конвенцию МОТ № 87. Ответив на вопрос, являются ли отношения трудовыми и распространяется ли ст. 11 на служащих церкви, был исследован вопрос об обоснованности вмешательства государства в осуществление права на объединение. Суд не установил нарушение ст. 11 Конвенции в отношении заявителей – служащих церкви, которым было отказано в регистрации профсоюза, поскольку национальное законодательство предусматривало принципиальную возможность формирования профсоюзов с соблюдением специального порядка. Судом была принята во внимание необходимость защиты независимости церкви от государственного вмешательства, а также отсутствие единого подхода к решению этого вопроса в Европе и ограничение права заявителей на свободу объединения было признано правомерным.
   Обращаясь непосредственно к содержанию свободы объединения, отметим, что в ее толковании Суд выделяет 2 аспекта – негативный (т. е. свобода не вступать в объединение) и позитивный, представленный правом на вступление в профсоюз, а также другими правами профсоюза, непосредственно не указанными в ст. 11, но введенными Судом из ее смысла.

1. Негативная свобода объединения

   Говоря о негативном аспекте свободы на объединение, отметим, что данная свобода, согласно толкованию Суда, распространяется на граждан и работодателей. Рассмотрим решение Суда о свободе работодателей вступать в объединения работодателей.
   1.1. Данное право работодателя было сформулировано судом в деле Vörpur Ólafsson v. Iceland (application no. 20161/06). Заявитель обжаловал нормы законодательства, устанавливающие обязательные платежи в пользу определенного объединения работодателей для всех предприятий, работающих в строительной отрасли. Эти нормы были расценены заявителем, как принуждающие его к вступлению в объединение работодателей, поскольку члены объединения были обязаны осуществлять пониженные выплаты по сравнению с работодателями, не входившими в его состав. Государство-ответчик утверждало, что обязательные платежи в пользу организации работодателей имели законную цель поддержания и развития строительной отрасли Исландии. При этом Ответчик не предоставил ясных доказательств использования полученных средств для указанной цели. Европейский суд установил, что законодательство обязало заявителя финансировать частную общественную организацию, в которой он не состоял и цели которой (в частности, вступление Исландии в европейский союз) были противны его собственным политическим убеждениям. На этом основании Суд рассмотрел жалобу заявителя на нарушение права на свободу объединения в свете права на свободу мысли и выражения мнения. Европейский суд пришел к выводу о том, что обязанность заявителя уплачивать суммы в пользу объединения работодателей, к которому он не принадлежал, являлась вмешательством в право заявителя на свободу ассоциации, на этом основании было установлено нарушение ст. 11 Европейской конвенции.
   Отметим, что несоответствие политических взглядов заявителя взглядам объединения было существенным моментом при определении нарушения негативного аспекта свободы объединения. Аналогичный довод был использован заявителями и принят судом в делах о негативной свободе работников на вступление в профсоюз.
   Судом было рассмотрено несколько дел о признании несоответствующим ст. 11 Конвенции условия об обязательном вступлении в определенный профсоюз, так называемый closed-shop agreement. Интересно отметить, что со временем Суд стал строже относиться к подобной практике [145 - Robin Allen, Anna Beale, and Rachel Crasnow, Employment Law and Human Rights, 2 nd Edition. Oxford University press, 2007. P. 287.]. В деле Young, James and Webster v. the United Kingdom [146 - ECtHR, Young, James and Webster v. the United Kingdom (7601/76 7806/77)13/08/1981.] Суд подчеркнул, что ему не надлежало, по сути, давать оценку самой системы closed shop как таковой с точки зрения Конвенции, и рассмотрел ее лишь с точки зрения последствий для заявителей.
   1.2. В деле SORENSEN and RASMUSSEN v. DENMARK Суд осуществил сравнительный анализ практик Европейских стран и отметил, что участники Совета Европы не склонны поддерживать систему закрытого цеха. Кроме того, анализ Хартии Европейского союза об основных социальных правах работника и ст. 12 Хартии основных прав позволил Суду заключить, что соглашение о закрытом цехе не является необходимым средством для обеспечения прав профсоюзов.
   1.3. Рассмотрим подробнее дело о закрытом цехе Young, James and Webster v. the United Kingdom: В 1975 г. заявители работали в Обществе железных дорог Великобритании (British Rail). В том же году это общество заключило с тремя профсоюзами соглашение closed shop, ставящее с того момента возможность работы на предприятии в зависимость от участия в одном их них. Отказавшись выполнить это условие, заявители были уволены в 1976 г. Каждый из них считал, что индивид должен пользоваться свободой выбора в отношении членства в профсоюзе. Помимо этого, г-да Янг и Уэбстер имели возражения против практики и деятельности профсоюзов. В дополнение к этому первый из них возражал против политической ориентации данных профсоюзов. Суд счел, что, хотя в Конвенции сознательно опущена общая норма об обязательном членстве, из этого не следует, что каждая и любая обязанность вступать в профсоюз является совместимой со ст. 11 ЕКПЧ. Он отметил, что угроза увольнения, вызывающая потерю средств к существованию, является очень серьезной формой принуждения, которая в данном случае нависла над наемными работниками, вынужденными вступать до начала исполнения своих обязанностей в определенный профсоюз. По мнению Суда, такой тип принуждения касался существа свободы ассоциаций и представлял собой нарушение ст. 11 ЕКПЧ. Кроме того, учитывая, что профсоюзы, в которые должны были вступить работники, преследовали, в том числе, политические цели, и их политические взгляды противоречили взглядам заявителей, Суд отметил, что ст. 11 должна в данном случае рассматриваться в свете ст. 9 и 10 ЕКПЧ, поскольку защита личного мнения, гарантированная этими статьями в форме свободы мысли, совести и религии, также гарантируется ст. 11 Конвенции. Судом была установлено, что вмешательство в осуществлении работниками прав, предусмотренных ст. 11, было несоразмерно преследуемым законным целям и не было необходимым в демократическом обществе.
   1.4. Дело Sibson v. the United Kingdom. Это дело не относится к категории дел о закрытом цехе, но непосредственно с ними связано, поскольку заявитель был вынужден уволиться в связи с нежеланием вступать в указанный работодателем профсоюз. Суд не установил нарушение ст. 11 Конвенции, отметив, что, в отличие от дела Young, James and Webster v. the United Kingdom, Заявитель не указал конкретных причин отказа вступить в профсоюз, кроме того работник не был уволен, ему было предложено перейти на другую работу. Возможность перевода работника на другую работу была предусмотрена его трудовым договором. Принимая во внимание эти обстоятельства, Суд пришел к выводу о том, что необходимость вступления в профессиональный союз в данном случае не нарушала саму сущность свободы на объединение, гарантированную ст. 11 [147 - О судебном подходе к сущности свободы на объединение см. подробнее: Герасимова И. Свобода объединения в профсоюзы. Практика Европейского суда по правам человека / Под ред. А. Гвоздицких. М.: ЦСТП, 2010. С. 42–44.].
   1.5. Деле Sørensen and Rasmussen против Дании.
   Заявители при заключении трудовых договоров подписали условие о необходимости вступления в определенный профессиональный союз, с которым у работодателей были подписаны соглашения о закрытом цехе. Суд установил, что право на свободу объединения включает право не быть принужденным к вступлению в профсоюз и признал нарушение Конвенции в отношении заявителей, один из которых был уволен в связи с отказом от вступления в указанный работодателем профсоюз. Интересно отметить, что, несмотря на то, что в самом решении нет заключения суда о том, что соглашение о закрытом цехе как таковое нарушает право на свободу объединения, гарантированную ст. 11 Конвенции, дальнейшая судебная практика Европейского суда цитирует данное решение именно как устанавливающее запрет подобных соглашений [148 - См., например, решение ECtHR, SINDICATUL «PĂSTORUL CEL BUN» v. ROMANIA (2330/09) 09/07/2013.].

2. Позитивная свобода объединения

   Под позитивной свободой объединения нами понимается весь перечень прав, предоставляемый профсоюзам и их членам в результате широкого судебного толкования ст. 11 Конвенции. Если в нескольких делах о нарушениях прав профсоюзов, рассмотренных в семидесятых годах, Суд отмечал, что право на свободу объединения сформулировано в конвенции в общих терминах и не обеспечивает какого-либо особого обращения с профсоюзами или их членами [149 - Swedish Engine Drivers’ Union v Sweden (1976) 1 EHRR 617, см. Robin Allen, Anna Beale, and Rachel Crasnow, Employment Law and Human Rights, 2nd Edition. Oxford University press, 2007. С. 290.], то в недавнем деле Sindicatul “Păstorul Cel Bun” против Румынии [150 - ECtHR, SINDICATUL “PĂSTORUL CEL BUN” v. ROMANIA (2330/09)9/07/2013.] Суд отметил, что перечень элементов свободы объединения открыт и, действительно, со временем он становится все шире. В настоящей работе нами будут последовательно проанализированы следующие права:
   1) право профсоюза быть услышанным работодателем,
   2) право профсоюза выбирать своих членов и устанавливать свои правила,
   3) право профсоюза на свободу выражения мнения,
   4) право на коллективные переговоры,
   5) право на забастовку.

2.1. Право профсоюза быть услышанным работодателем

2.1.1. Право профсоюза быть услышанным работодателем было закреплено в решении по делу Wilson, National Union of Journalists and Others v. The UK. [151 - ECtHR, WILSON, NATIONAL UNION OF JOURNALISTS AND OTHERS v. THE UNITED KINGDOM (30668/96 30671/96 30678/96) 02/07/2002).] В решении по данному делу, касающемуся установления большой оплаты работникам по индивидуальным контрактам (взамен членства в профсоюзе), Суд подчеркнул, что профсоюз должен быть свободен обеспечивать защиту трудовых прав и интересов своих членов, а индивидуальные члены имеют право на то, чтобы в рамках защиты их прав профсоюз был услышан. Европейский суд пришел к выводу о том, что Великобритания, разрешив работодателю финансовое стимулирование тех, кто выходит из профсоюза, нарушила свое позитивное обязательство по обеспечению реализации свободы объединения.
2.1.2. В деле National Union of Belgian Police [152 - ECtHR, National Union of Belgian Police v. Belgium (4464/70) 07-10-1974 (пар. 39).] суд установил, что соблюдение права профсоюзов быть услышанным необходимо для их эффективной деятельности. При этом данное право не означает право каждого профсоюза требовать от работодателя проведения консультаций. Другим важным выводом в данном решении было закрепление обязанности государств разрешать профсоюзную деятельность и создавать условия для ее осуществления.

2.2. Право профсоюза выбирать своих членов и устанавливать свои правила

   2.2.1. Права профсоюзов устанавливать свои правила, управлять своими делами, создавать или присоединяться к конфедерациям профсоюза были закреплены в решении по делу Cheall v. United Kingdom о возможности профсоюза принимать решение об исключении некоторых членов. Было отмечено, что указанные выше права закреплены в Конвенции МОТ № 87 и должны быть приняты во внимание Судом. Решения профсоюзов в тех сферах, где они должны пользоваться самостоятельностью, не могут, по общему правилу, подлежать ограничению или контролю со стороны государства. Право вступать в профессиональный союз для защиты своих интересов не может быть истолковано, как общее право на вступление в профсоюз по своему выбору вне зависимости от правил самого союза. Суд подчеркнул, что при реализации права на свободу объединения профсоюз должен быть свободен в решении вопросов принятия и исключения работников из союза на основании собственных правил [153 - Cheall v. UK. Decisions and Reports: no. 42 European Commission of Human Rights, Council of Europe, 1988, p. 186.].
   2.2.2. В деле Johansson v. Sweden [154 - Johanssen v. Norway, no. 13537/88, Commission decision of 7 May 1990, unreported. Цитата по Press release of the ECTHR. Trade union rights. November 2013. Available at: http://www.echr.coe.int/Documents/FS_Trade_union_ENG.pdf (доступ 20.09.2014).] заявитель обжаловал обязанность членов профсоюза подписывать коллективный договор страхования жилья. Данное заявление было признано необоснованным, поскольку решение профсоюза о заключении всеми членами коллективного договора о страховании жилья было принято в рамках его полномочий и на основании его устава. Таким образом, Суд применил в данном случае право профсоюзов на установление собственных правил и управление своими делами.
   2.2.3. В деле Associated Society of Locomotive Engineers and Firemen v. The United Kingdom [155 - ECtHR, Associated Society of Locomotive Engineers and Firemen v. The United Kingdom (11002/050) 27/02/2007.] профсоюз машинистов обжаловал невозможность исключения из рядов профсоюза работника, высказывающего несовместимые с ценностями профсоюза взгляды и являющегося членом партии, отстаивающей оппозиционные по отношению к интересам данного профсоюза идеи. Законодательство Великобритании не позволяло исключить работника из числа членов профсоюза, и национальные суды апелляционной инстанции признали иск исключенного работника о незаконности исключения. Европейский суд признал в данном деле нарушение ст. 11. Суд разъяснил, что статья 11 не может толковаться, как налагающая обязательство принимать в члены любого, изъявившего такое желание. Объединения людей, имеющих общие ценности и цели, должны иметь возможность контролировать членство в них для обеспечения эффективности деятельности.

2.3. Право профсоюза на свободу выражения мнения

   Статья 11 Конвенции о свободе объединения в некоторых делах рассматривается судом в соединении со ст. 10 о свободе выражения мнения и, таким образом, является основой для защиты свободы выражения профсоюзов.
   2.3.1. В деле Vellutini and Michel v. France [156 - ECtHR, Vellutini and Michel v. France (№ 32820/09) 06-10-2011.] суд рассмотрел вопрос о свободе выражения профсоюзных лидеров, и признал, что в рамках осуществления профсоюзной деятельности допустимо широкое толкование свободы выражения мнения в отношении публичных лиц. В данном деле заявители просили признать противоречащей конвенции уголовную ответственность, наложенную на них судом за распространение ложной информации о мэре города. Заявители работали в городском муниципалитете, были председателем и секретарем профсоюза муниципальной полиции. Они распространяли листовки, содержащие критику деятельности мэра, за что впоследствии были привлечены к уголовной ответственности в виде штрафа. Европейский суд установил, что оспариваемые замечания о деятельности представителя работодателя и одновременно публичного лица не были настолько оскорбительными, чтобы выйти за рамки свободы выражения профсоюзов. Чрезвычайно важным для определения нарушения ст. 10 и ст. 11 Конвенции в этом деле было установление судом того факта, что спор действительно был связан с профсоюзной деятельностью, а не являлся личным конфликтом между конкретным работником и представителем работодателя. Для установления данного факта Суд должен был определить: статус авторов листовок (руководители профсоюза), статус лица, информация о котором содержалась в листовке (представитель работодателя), сущность информации (критиковались конкретные действия данного лица по отношению к заявителю как работнику) и ее относимость к профсоюзной деятельности, т. е. к деятельности по защите интересов работников. Поскольку установленные факты позволили определить «профсоюзный» характер спора, в дальнейшем Суд, установив, что заявители не переступили границу свободы выражения, ограниченную «защитой репутации и прав других лиц», признал нарушение ст. 10 Конвенции.
   2.3.2. Рассмотрим еще одно похожее дело о признании ответственности, наложенной за критику работодателя руководством профсоюза, противоречащей Европейской Конвенции. В решении по делу SZIMA v. HUNGARY [157 - ECtHR, Szima v. Hungary (no. 29723/11), 9 October 2012.] ЕСПЧ постановил, что уголовное преследование профсоюзного лидера полиции за размещение на сайте профсоюза критических и оскорбительных комментариев деятельности полиции правомерно в демократическом обществе для предотвращения беспорядков или преступлений, а точнее, сохранения порядка в вооруженных силах. Отметим, что в этом деле, также как и в деле Vellutini and Michel v. France заявителю в национальных судах не дали возможность привести доказательства правдивости размещенной информации. Разница между указанными делами заключается в основном в том, что в деле SZIMA v. HUNGARY критика была направлена в целом против руководства полиции, не прослеживалась связь с непосредственными целями профсоюза, в деле Vellutini and Michel v. France листовка, распространенная заявителем упоминала мэра города и конкретный конфликт с работником, в котором, по мнению заявителя, мэр повел себя некорректно. Таким образом, ЕСПЧ защищает, прежде всего, свободу выражения профсоюзов при реализации ими деятельности по защите интересов работника, трактуя эту свободу шире, чем в случае общей критики деятельности работодателя.
   Рассмотрим два дела о правомерном ограничении свободы выражения мнения в профсоюзной деятельности.
   2.3.3. В деле Trade Union of the Police in the Slovak Republic and Others v. Slovakia [158 - ECtHR, Trade Union of the Police in the Slovak Republic and Others v. Slovakia (N 11828/08) 25.09.2012.] Суд решил, что свобода выражения мнения профсоюзов полицейских должна подлежать большим ограничениям.
   В октябре 2005 года профсоюз полицейских организовал публичный митинг на одной из главных площадей Братиславы с целью протеста против проекта изменений законодательства о режиме социального страхования работников полиции. На митинге участники спонтанно призвали правительство уйти в отставку, а на развернутом транспаранте было написано: «Если государство не платит полицейскому, мафия сделает это с удовольствием». Впоследствии министр внутренних дел подверг критике митинг и его организаторов и сместил второго заявителя с поста директора полицейской службы. Третий заявитель был также уволен по требованию министра. Министр заявил в прессе и по телевидению, что уволит всякого, кто действует вопреки Кодексу этики полиции, и что представители профсоюза утратили доверие, а он не обязан вести с ними переговоры. Заявители подали жалобу в Конституционный суд, утверждая, что высказывания министра вынуждают представителей полицейской службы воздержаться от использования своего права на свободу выражения мнения, собраний и объединения с другими из опасения санкций. В 2007 году Конституционный суд отклонил их жалобу, установив, что высказывания министра составляли часть диалога сторон и не являлись нарушением данных свобод [159 - «Бюллетень Европейского Суда по правам человека», 2013, N 2, правовая база «КонсультантПлюс».]. Суд, рассмотрев обстоятельства дела, пришел к выводу о том, что вмешательство в осуществление заявителями прав, предусмотренных ст. 11 и ст. 10 Конвенции, соответствовало «неотложной общественной необходимости» и что мотивы вмешательства были «относимыми и достаточными». Особые требования к свободе выражения полицейских Суд обосновал их фундаментальной ролью в обеспечении внутреннего порядка и безопасности, и в борьбе с преступностью.
   2.3.4. В деле Palomo Sбnchez a.o. v. Spain [160 - ECtHR, Palomo Sanchez and others v. Spain (28955/06, 28957/06, 28959/06, 28964/06) 12-09-2011.] Суд постановил, что свобода выражения мнения профсоюза должна быть ограничена необходимостью защиты достоинства заинтересованных лиц.
   Заявители по данному делу были уволены за публикацию оскорбительной карикатуры, изображавшей сцену оказания сотрудниками компании сексуальных услуг начальнику отдела кадров. Заявители жаловались на то, что было нарушено их право на свободное выражение мнения (статья 10) и что настоящей причиной их увольнения была их профсоюзная деятельность, а значит, было нарушено их право на свободу собрания и объединения (статья 11). Суд установил, что гарантированная ст. 10 свобода выражения мнений не может быть безграничной. Использование грубых и оскорбительных выражений неприемлемо в профессиональной среде, поскольку, даже являясь формой выражения мнения профсоюза, унижает достоинство других лиц, нарушая баланс прав. На этом основании Европейский суд решил, что увольнение работников было соразмерной мерой ответственности и не нарушило нормы ст. 10 о свободе выражения мнения и ст. 11 о свободе объединения в профсоюзы.
   2.3.5. В деле Eğitim ve Bilim Emekçileri Sendikası v. Turkey [161 - ECtHR, Eğitim ve Bilim Emekçileri Sendikası v. Turkey (20641/05) 25/09/2012.] Суд признал нарушение права профсоюза на свободу выражения мнения и права на свободу объединения. Профсоюз «Союз наемных работников в сфере образования и науки» включил в свой устав цель «защиты права человека на получение образования на родном языке». Данная цель была посчитана Прокураторой противоречащей Конституции страны и в результате судебного процесса профсоюз был обязан исключить данные слова из устава. Суд рассмотрел довод Правительства о противоречии данной цели положениям Конституции Турции о единстве страны и пришел к выводу о том, что обучение на родном языке не противоречит фундаментальным принципам демократии. Вмешательство государства в права профсоюза было посчитано нарушением ст. 10 и ст. 11, поскольку не могло быть обосновано острой социальной необходимостью.

2.4. Право на коллективные переговоры

   2.4.1. Подход Европейского суда к праву на ведение коллективных переговоров претерпел наибольшие изменения за последние 30 лет. В деле Swedish Engine Drivers’ Union v Sweden [162 - Swedish Engine Drivers’ Union v Sweden (1976) 1 EHRR 617.] профсоюз обжаловал отказ Национального управления по коллективным переговорам заключить с ним коллективный договор. Суд установил, что политика ограничения количества организаций, с которыми заключается коллективный договор, не нарушает право на свободу объединения, гарантированную ст. 11 Конвенции и подобное решение не выступает за пределы усмотрения государства. Суд отметил, что ст. 11 не закрепляет право на ведение коллективных переговоров.
   2.4.2. В деле Wilson, National Union of Journalists and Others v. The UK, [163 - ECtHR, WILSON, NATIONAL UNION OF JOURNALISTS AND OTHERS v. THE UNITED KINGDOM (30668/96 30671/96 30678/96) 02/07/2002).] рассмотренном спустя 16 лет, Суд вновь очень узко истолковал ст. 11, посчитав, что право на ведение коллективных переговоров не является необходимым для эффективной реализации свободы профсоюза, это один из возможных способов защиты интересов работников. В связи с этим, Суд пришел к выводу о том, что отсутствие в Британском законодательстве нормы, обязывающей работодателей заключать коллективные договоры, не противоречит нормам ст. 11 Европейской конвенции.
   Учитывая устойчивость вышеуказанной позиции Суда в отношении коллективных переговоров, выводы, изложенные в решении по делу Demir and Baykara v. Turkey, по праву, считаются революционными.
   2.4.3. Заявители – председатель профсоюза «Тюм Бел Сен» и один из его членов. В 1993 г. профсоюз заключил коллективный договор с муниципальным советом, который регулировал все аспекты условий труда служащих совета, включая заработную плату, пособия и социальное обеспечение. Полагая, что совет не исполнил некоторые договорные обязательства, особенно финансовые, профсоюз возбудил против него разбирательство в турецких судах по гражданским делам. Его требования были удовлетворены в суде первой инстанции, который установил, что, хотя в законодательстве отсутствуют нормы, признающие право заключения коллективных договоров профсоюзами, в которые входят гражданские служащие, этот пробел восполняется международными договорами, такими как конвенции Международной организации труда (МОТ), уже ратифицированные Турцией и согласно указаниям Конституции применяемые в национальном законодательстве непосредственно. Однако в декабре 1995 г. Кассационный суд постановил, что при отсутствии специального законодательства свобода объединения в профсоюзы и заключения коллективных договоров не может осуществляться. Он указал, что во время учреждения профсоюза действовавшее в тот период турецкое законодательство не позволяло гражданским служащим вступать в них. Кассационный суд заключил, что «Тюм Бел Сен» не обладал правами юридического лица с момента учреждения и, следовательно, не имел права выступать в качестве истца или ответчика в гражданском судопроизводстве.
   Ответчик по делу утверждал, что в отношении муниципальных служащих п. 2 ст. 11 Конвенции допускает введение законных ограничений на осуществление права на свободу объединения. Суд подчеркнул, что исключения, перечисленные в п. 2 ст. 11 Конвенции, следует толковать строго и только убедительные и весомые причины могут служить основанием для ограничения свободы объединения. Суд отметил, что Турция не смогла продемонстрировать, каким образом характер обязанностей, исполняемых заявителями, может обосновать необходимость ограничения свободы объединения.
   Судом был сделан важный вывод о том, что гражданские служащие, за исключением весьма специфических случаев, должны пользоваться теми же правами, какими пользуются другие работники, но без ущерба для «законных ограничений», которые могут быть установлены для «представителей государственного управления» на основании п. 2 ст. 11 Конвенции.
   Революционность данного решения заключается в том, что право на коллективные переговоры с работодателем было признано Судом одним из существенных элементов «права на создание профсоюзов и участия в них для защиты своих интересов», предусмотренного статьей 11 Конвенции. Изменение судебного подхода к оценке права на коллективные переговоры было вызвано изменением трудового права на национальном и международном уровне, а также практики государств-участников в этой сфере. Было отмечено, что перечень прав, обусловленных свободой объединения, может изменяться с трансформацией трудовых отношений.
   Вмешательство государства в осуществление права заявителей на свободу объединения, включая право на проведение коллективных переговоров, было признано противоречащим ст. 11 Европейской Конвенции. Суд посчитал, что это вмешательство, даже будучи направлено на законную цель предотвращения беспорядка в государственном управлении, не было необходимо в демократическом обществе. Отметим, что дело было рассмотрено Палатой и спустя 3 года – Большой Палатой Европейского суда, и оба судебных состава признали данное нарушение.
   Интересно отметить, что по существу данное решение до сих пор не исполнено Турцией, учитывая, что стороны Европейской конвенции обязуются не допускать в дальнейшем нарушений, выявленных Европейским судом. Права муниципальных служащих Турции в области коллективных переговоров до сих пор ограничены [164 - JOINT REPORT “Trade union rights situation in Turkey”, presented on the 32th meeting of the EU-Turkey Joint Consultative Committee on the 7–8th of November 2013, available at: www.eesc.europa.eu (accessed 19.06.2014).].
   2.4.4. В GUSTAFSSON v. SWEDEN [165 - ECtHR, GUSTAFSSON v. SWEDEN (15573/89) 25/04/1996.] право на заключение коллективных договоров было рассмотрено судом по заявлению работодателя. В данном деле работодатель, который не был членом ни одного объединения работодателей, не был связан ни одним из коллективных договоров, действующих в его сфере (гостиничный и ресторанный бизнес). Заявитель отказался подписать коллективный договор, утверждая, что уровень оплаты его работников выше, чем тот, который был закреплен в коллективном договоре. В результате профсоюзная организация, к которой принадлежал один из работников заявителя объявила о блокаде его ресторанного бизнеса, акции солидарности были предприняты другими профсоюзами, что привело к невозможности доставки заказов ресторана заявителя и значительному ущербу. Суд пришел к выводу о том, что ст. 11 Конвенции не гарантирует право не заключать коллективный договор. Принуждение заявителя к заключению договора в данном деле, по мнению Суда, не оказало существенного влияния на осуществление свободы объединения и не было нарушением ст. 11 Конвенции.

2.5. Право на забастовку и свободу мирных собраний

   Право на забастовку толкуется судом как составляющая часть права на объединение.
   2.5.1. В деле SCHMIDT AND DAHLSTRÖM v. SWEDEN [166 - ECtHR, SCHMIDT AND DAHLSTRÖM v. SWEDEN (5589/72) 06/02/1976.] Суд признал, что право на забастовку является одним из важнейших средств защиты трудовых прав членов профсоюзов, но не единственным. Государства свободны в установлении ограничений данного права в определенных обстоятельствах. В более позднем деле ENERJİ YAPI-YOL SEN против Турции [167 - ENERJi YAPI-YOL SEN c. TURQUIE (68959/01), 21/04/2009.], которое было рассмотрено вслед за Demir and Baikara v. Turkey, толкование Судом права на забастовку было расширено. Признавая возможность ограничения права на забастовку, Суд постановил, что подобное ограничение должно быть обоснованно «острой общественной необходимостью».
   В решении по делу Суд признал противоречащим Конвенции запрет на участие в однодневной общенациональной забастовке в поддержку права на коллективные договоры для всех сотрудников государственного сектора, посчитав подобный общий запрет необоснованным и составляющим несоразмерное вмешательство в права заявителя. Интересно отметить, что выводы Суда в данном деле опирались на анализ норм Конвенции МОТ от 1 июля 1949 года «Относительно применения принципов права на организацию и заключение коллективных договоров», а также Конвенции № 151 «О защите права на организацию и процедурах определения условий занятости на государственной службе» от 7 июня 1978 г. На основании данного анализа был сделан вывод о том, что налицо функциональная связь между правом на ведение коллективных переговоров и правом на проведение коллективных действий. Придя к данному выводу, Суд не стал исследовать возможность осуществления заявителями иных, кроме забастовки, коллективных действий в защиту своих прав и признал нарушение ст. 11 Конвенции [168 - AMY LUDLOW. The right to strike: a jurisprudential gulf between the CJEIJ and ECtHR. Human Rights Law in Europe: The Influence, Overlaps and Contradictions of the EU and the ECHR edited by K. Dzehtsiarou, T. Konstadinides, T. Lock, N. O’Meara. Routledge, 2014. P. 128.]. Необходимо отметить, что данное решение наряду с решением по делу Demir and Baikara v. Turkey очень высоко оценивается исследователями. Отмечается, что использование Судом норм Конвенций МОТ, а также Европейской социальной хартии позволяет говорить о повышении эффективности данных международных актов [169 - См., например: Veldman, Albertine, The Protection of the Fundamental Right to Strike within the Context of the European Internal Market: Implications of the Forthcoming Accession of the EU to the ECHR (January 31, 2013) // Utrecht Law Review. Vol. 9. No. 1. P. 104–117. January 2013, p. 112.].
   В нескольких делах Судом был рассмотрен вопрос о правомерности наложения индивидуальных взысканий за участие в забастовке или других коллективных действиях, организованных профсоюзами.
   2.5.2. В деле Karaçay против Турции [170 - ECtHR, Karaçay v. Turkey (6615/03) 27.03.2007.] ответственность, наложенная на члена профсоюза за участие в демонстрации, была признана противоречащей положениям ст. 11 Конвенции. Было установлено, что данное взыскание, несмотря на его незначительный характер, было направлено на сдерживание членов профсоюза в осуществлении их прав. В связи с этим Суд решил, что данное взыскание не было необходимо в демократическом обществе и единогласно признал нарушение ст. 11 Конвенции. Аналогичное решение было принято в деле Urcan and Others v. Turkey [171 - Все 11 заявителей были приговорены к уголовному наказанию в виде трех месяцев лишения свободы, к выплате штрафа и увольнению с государственной службы на трехмесячный срок. Urcan and Others v. Turkey (23018/04, 23034/04, 23042/04, 23071/04, 23073/04, 23081/04, 23086/04, 23091/04, 23094/04, 23444/04, 23676/04) 17.07.2008.] о признании противоречащим Конвенции наказания, наложенного на заявителей за участие в общенациональном дне забастовок.
   2.5.3. В деле Ezelin v. France [172 - ECtHR, Ezelin v. France (11800/85) 26/04/1991.] Суд признал противоречащим Конвенции наложение дисциплинарного взыскания на работника, вице-председателя профсоюза, участвовавшего в демонстрации во время которой были сделаны оскорбительные замечания о судебной власти. Суд постановил, что, несмотря на то, что взыскание, наложенное на работника, имело в большей степени моральный характер, свобода участвовать в мирных собраниях, имеет такую важность, что не может быть ограничена никаким образом (за исключением случаев, когда этот работник сам совершил поступок, достойный порицания).
   2.5.4. В деле Baracco v. France [173 - EctHR, Baracco v. France (31684/05) 05.03.2009.], о применении мер ответственности к работникам за перекрытие дорожной трассы, Судом не было обнаружено нарушения свободы работников на объединение и на собрание. Суд посчитал, что неоднократное полное перекрытие трассы на несколько часов являлось чрезмерным средством защиты интересов профсоюза.
   2.5.5. Дело TROFIMCHUK v. UKRAINE [174 - ECtHR, TROFIMCHUK v. UKRAINE (4241/03) 28/10/2010.] было рассмотрено Судом с точки зрения законности процедуры проведения пикетирования. Заявитель обжаловала свое увольнение за прогул, утверждая, что во время отсутствия на рабочем месте она участвовала в пикетировании профсоюзом здания, в котором располагался работодатель. Суд отметил, что увольнение, безусловно, было вмешательством в осуществление права на свободу объединения и мирных собраний. При этом было установлено, что данное вмешательство было законным и необходимым в демократическом обществе, поскольку заявителем не был соблюден предусмотренный законодательством Украины порядок осуществления подобных профсоюзных действий. В связи с этим Суд решил, что нормы ст. 11 не были нарушены, т. к. вмешательство имело цель защиты интересов работодателя. Данным решением Суд подчеркнул необходимость соблюдения установленных национальным законодательством разрешительных процедур при проведении пикетирования, данный вывод можно также распространить на проведение забастовок.
   2.5.6. В недавнем деле National union of rail, maritime and transport workers v. The United Kingdom [175 - ECtHR, NATIONAL UNION OF RAIL, MARITIME AND TRANSPORT WORKERS v. THE UNITED KINGDOM (31045/10) 08/04/2014.] Суд рассмотрел новый элемент права на свободу объединения. Право на забастовку солидарности, признанное в некоторых европейских странах, было определено Судом как дополнительный аспект свободы объединения. Согласно трактовке данного права Европейским судом, государствам предоставляется широкая свобода усмотрения при решении вопроса о разрешении или запрещении подобных забастовок.
   Подводя итоги практике Европейского суда по рассмотрению дел о нарушении свободы объединения отметим, что и в этой области прослеживается четкая тенденция по постепенному расширению защиты прав, предусмотренной ст. 11 Конвенции. Эта тенденция особенно очевидна в области защиты права на забастовку и права на проведение коллективных переговоров. Кроме этого, важной чертой рассмотрения Европейским судом дел о защите прав профсоюзов можно назвать применение норм МОТ, что позволяет говорить о большей эффективности не только Европейской Конвенции, как «живого инструмента» [176 - Tyrer v. United Kingdom (5856/72)25.04. 1978, о «живом» характере Европейской конвенции см. подробнее в Letsas, George, The ECHR as a Living Instrument: Its Meaning and its Legitimacy (March 14, 2012). Available at SSRN: http://ssrn.com/abstract=2021836 (доступ 20.09.2014).], но и самих Конвенций МОТ.

Глава IV. Практика по делам о защите права на социальное обеспечение

   Европейский суд довольно часто рассматривает заявления о нарушениях в области социального обеспечения. Несмотря на то, что права в области социального обеспечения предусмотрены Европейской социальной хартией, отсутствие в Европейской конвенции по правам человека конкретных положений, относящихся к области социального обеспечения, не означает, что защита прав граждан в данной сфере не имеет отношения к Конвенции [177 - См. с. 180.]. При обжаловании нарушений в области социального обеспечения возможна ссылка на ст. 3, 6, 8, 14 Европейской Конвенции.
   При рассмотрении дела Larioshina v. Russia [178 - LARIOSHINA v. RUSSIA (56869/00) решение о необоснованности жалобы от 23/04/2002.] Суд отметил, что жалоба на совершенно недостаточный размер пенсии и других социальных выплат, в принципе, может быть рассмотрена в свете ст. 3 Конвенции, которая запрещает бесчеловечное или унижающее достоинство обращение. Но в данном деле Суд не посчитал доказанным, что размер пенсии заявителя был настолько недостаточным, чтобы нанести вред физическому или психическому здоровью заявителя. Следовательно, не было оснований для применения ст. 3, которая, согласно судебной практике, требует, чтобы обжалуемое унижающее достоинство обращение отвечало «минимальному уровню жестокости» [179 - О «минимальной степени жестокости» см., например, решение ECtHR, T.M. AND C.M. v. THE REPUBLIC OF MOLDOVA (26608/11) 28/01/2014 (para 35).]. В деле Pancenko v. Latvia [180 - PANCENKO v. LATVIA (40772/98) решение о необоснованности жалобы от 28/10/1999.] заявитель требовал признать нарушение статьи 3, поскольку не получал социальной помощи со стороны государства. Суд четко определил, что Конвенция не гарантирует экономические и социальные права как таковые, в частности, право на работу и право на бесплатное медицинское обслуживание или финансовую помощь для поддержания определенного уровня жизни [181 - Цит. по: Ана Гомез Хередеро, Социальное обеспечение как право человека. Защита, предлагаемая Европейской конвенцией по правам человека. Совет Европы, 2007. С. 49.].
   Исследователи отмечают, что судебный подход к рассмотрению споров о правах в области социального обеспечения не отличается структурированностью [182 - Cousin, Mel “The European Convention on Human Rights and Social Security Law” Intersentia, 2008. P. 28, 32.]. Основная масса дел о нарушениях в области социального обеспечения рассматривается в свете ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции, согласно которой каждое физическое или юридическое лицо имеет право на уважение своей собственности и никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права, а также ст. 6 о праве на справедливый суд.
   Учитывая значительный объем практики Европейского суда, посвященной разным аспектам права социального обеспечения, остановимся лишь на некоторых из них [183 - Дополнительно см.: Kapuy Klaus, Pieters Danny, Zaglmayer Bernhard, Social Security Cases in Europe: The European Court of Human Rights. Intersentia, 2007. P. 3–19.]. Ниже будут последовательно рассмотрены: 1) споры о назначении и исчислении пенсий и пособий, о расчете стажа; 2) отмена и уменьшение пенсий и пособий; 3) процессуальные нарушения: неисполнение решений суда о выплате пенсии и чрезмерная длительность рассмотрения пенсионных дел в национальных судах.

1. Назначение пенсий и пособий

   Не раз в своих решениях Суд отмечал, что статья 1 Протокола № 1 не подразумевает право на приобретение имущества. Данная норма о праве на уважение собственности не ограничивает Стороны Конвенции в свободе установления формы социального обеспечения или пенсионной системы, а также в выборе типа и размеров пособий. Однако в тех случаях, когда государство предусматривает выплату пособия или пенсии, это создает обязательство государства и влечет к появлению у граждан, отвечающих условиям, предусмотренных в национальном законодательстве, имущественных прав, подпадающих под действие статьи 1 Протокола № 1.
   Таким образом, ключевым моментом при рассмотрении дел о назначении пенсии и пособий является соответствие заявителя предъявляемым национальным законодательством требований. Определив законность требования заявителя, Суд, как правило, констатирует, что имело место «законное ожидание» получения выплаты, которое защищается ст. 1 Протокола № 1 Конвенции. Затем подлежит исследованию вопрос о том, было ли заявленное нарушение вмешательством в осуществление права на уважение собственности, может ли данное вмешательство быть обосновано законной целью и отвечает ли оно признаку соразмерности (иными словами, соблюден ли баланс между государственными и частными интересами).
   Согласно ранней практике Европейского суда отказ в назначении социальных выплат (включая пенсии) рассматривался судом как нарушение права на уважение собственности, в случае выполнения лицом установленных законом требований по внесению платежей в соответствующие страховые фонды.
   1.1. В деле Müller v. Austria [184 - Eur. Comm. HR, no. 5849/72, Müller v. Austria Comm. Report, 1.10.1975, D.R. 3, p. 25.] Суд отметил, что обязательство по уплате взносов в фонды социального страхования может, при определенных обстоятельствах, привести к возникновению права собственности на часть полученных таким образом средств и, следовательно, может подлежать защите в соответствии со ст. 1 Протокола 1.
   1.2. Более широкое толкование нормы о защите собственности при рассмотрении дел, связанных с социальными пособиями или пенсиями, было дано впервые в деле Gaygusuz v. Austria [185 - ECtHR, Gaygusuz v. Austria (№ 17371/90) 16-09-1996.]. В данном деле заявитель обжаловал отказ в назначении чрезвычайной выплаты (emergency payment) в соответствии с Законом о страховании на случай безработицы, обусловленный отсутствием австрийского гражданства. Европейский суд установил, что заявитель на законных основаниях проживал и работал в Австрии и осуществлял необходимые отчисления в социальный фонд, поэтому его положение ничем не отличалось от положения граждан Австрии, имеющих право на данную выплату. Суд решил, что очевидная разница в обращении не имела законной цели и признал нарушение ст. 14 Конвенции в соединении с нарушением права собственности по ст. 1 Протокола 1. Принципиально новым при этом был вывод, сформулированный в пар. 41 решения Суда. Суд посчитал, что право на получение чрезвычайной помощи является имущественным правом настолько, насколько это предусмотрено применяемым в деле законодательством. Поэтому ст. 1 Протокола 1 является применимой к защите такого права без необходимости исключительного установления связи между правом на получение подобной помощи и обязанностью по уплате налогов или сборов.
   1.3. Такое расширенное понимание защиты социальных прав по ст. 1 Протокола 1 Конвенции было закреплено в решении по делу KOUA POIRREZ v. FRANCE [186 - ECtHR, KOUA POIRREZ v. FRANCE (40892/98) 30/09/2003.]. В данном деле суд признал, что пособие по инвалидности, не связанное с выплатой отчислений в страховые фонды, также является имущественным правом и подлежит защите на основании Европейской Конвенции.
   1.4. В решении по делу Stec and Others v. UK [187 - ECtHR, Stec and Others v. UK (№ 65731/01 and 65900/01), 12 April 2006.] Европейский суд окончательно отказался от проведения различия между социальными выплатами, основанными на индивидуальных взносах, и не основанных на них, в целях оценки применимости статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции и отметил, что при создании государством пенсионной системы вытекающие из нее индивидуальные права и интересы относятся к сфере действия данной нормы вне зависимости от уплаты взносов и средств, за счет которых финансируется пенсионная система.
   1.5. В деле Stummer v. Austria [188 - ECtHR, STUMMER v. AUSTRIA (37452/02) 07/07/2011.] Суд признал непротиворечащим Конвенции отказ государства включить в трудовой стаж 28 лет работы заявителя в период нахождения в тюрьме. Основой отказа стала правовая позиция о широкой степени усмотрения государства, которая, по мнению Суда, не была превышена в данном деле. Для справедливости отметим, что в условиях отказа властей назначить пенсию по старости, заявитель все же получал иные социальные пособия, которые являлись для него источником средств существования.
   1.6. В деле Klein v. Austria [189 - ECtHR, Klein v. Austria (57028/00) 3 March 2011.] Суд признал противоречащим Конвенции полное лишение заявителя права на пенсию. Заявитель работал адвокатом и выплачивал взносы в пенсионный фонд вплоть до своего банкротства и исключения из числа адвокатов. Исключение из палаты стало основанием невыплаты ему пенсии от Венской палаты адвокатов. Суд решил, что в данном деле была нарушена ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции, поскольку заявитель был полностью лишен пенсии, несмотря на уплату взносов в течение всего времени работы адвокатом. Было установлено, что при решении вопроса на национальном уровне государство не обеспечило баланс между публичными интересами и необходимостью защиты индивидуальных прав заявителя.
   1.7. Особый интерес представляет дело Cichopek and others v. Poland [190 - ECtHR, CICHOPEK AND OTHERS v. POLAND (15189/10 10011/11 10072/11..)14/05/2013.], рассмотренное судом по заявлениям 1627 человек, которые обжаловали снижение пенсий бывшим сотрудникам Польской службы государственной безопасности. Суд признал заявления необоснованными, поскольку уменьшение пенсий не было значительным и не стало «чрезвычайным бременем» для заявителей, средства к существованию не были ими утрачены. Суд отметил, что служба заявителей в секретной полиции, созданной для нарушения прав человека, гарантированных Конвенцией, является надлежащим критерием для определения категории лиц, которым может быть снижена пенсия. Суд решил, что вмешательство в права заявителей преследовало законную цель обеспечения большей справедливости пенсионной системы, поскольку было направлено на прекращение выплат повышенных пенсий лицам, работавшим в секретной полиции при коммунистическом режиме.
   1.8. В деле Sali v. Sweden [191 - ECtHR, SALI v. SWEDEN (67070/01) 10/10/2006.] Суд рассмотрел чрезвычайно актуальный для России вопрос о правомерности отказа в назначении пособия по безработице лицу, которое формально владеет частью малого предприятия. Заявитель, владевший долей в размере 10 евро в бакалейном магазине, обжаловала отказ в назначении ей пособия по безработице. Суд решил, что лишение права на получение пособия составляет вмешательство в право на уважение собственности, предусмотренное ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции. При этом было отмечено, что ограничения, установленные государством для получения пособий по безработице в отношении предпринимателей могут быть обоснованы законной целью обеспечения долгосрочной стабильности системы страхования на случай безработицы. Суд обратил внимание на тот факт, что заявитель, при обнаружении своей доли в бизнесе, могла ее передать другому лицу, но не сделала этого ради получения пособия. Европейский суд пришел к выводу о том, что решение об отказе в назначении пособия в таких условиях не выходило за границы степени усмотрения государств, что Швецией был найден справедливый баланс между частными интересами заявителя и публичными интересами.
   1.9. В деле Mamonov v. Russia [192 - Mamonnov v. Russia (38139/05) 02/03/2006. Цит. По Cousin, Mel “The European Convention on Human Rights and Social Security Law” Intersentia, 2008. P. 35.], рассмотренному по заявлению военнослужащего о нарушении ст. 1 Протокола № 1 неправильным расчетом пенсии, Суд отметил, что данная статья не гарантирует право выбора определенного метода исчисления пенсии.

2. Дискриминация при назначении пенсии или пособия

   Большинство «пенсионных» дел, рассмотренных Европейским судом, содержали жалобы на нарушение не только права, гарантированного ст. 1 Протокола 1, но и ст. 14 о запрете дискриминации. Во многих делах о дискриминации Суд, например, поддержал установление разных режимов страхования для разных категорий работников [193 - Например, ECtHR, Roshka v. Russia (63343/00) 6.11.2003.].
   При рассмотрении заявлений о дискриминации в области установления пенсий или пособий Суд исследует вопрос о том, было ли установление различий, приведших к разному обращению в вопросе назначения или выплаты пенсий и пособий, обусловлено законной целью и соблюдено ли требование соразмерности. Таким образом были рассмотрены судом несколько дел против Великобритании по заявлениям вдовцов, которым было отказано в назначении вдовской выплаты, материнского пособия в связи со вдовством, а также вдовского пособия, поскольку подобные социальные меры были предусмотрены законодательством лишь для женщин-вдов.
   2.1. В деле Willis v. The United Kingdom [194 - ECtHR, Willis v. The United Kingdom (Application no. 36042/97)11 June 2002.] Заявитель обжаловал подобный отказ властей в связи со смертью его жены, которая была основным кормильцем семьи и выплачивала все необходимые взносы в фонды страхования, из которых, в свою очередь, выплачиваются данные суммы. Суд признал не противоречащим Конвенции отказ властей в назначении вдовского пособия, поскольку было установлено, что в силу особенностей социальной системы в аналогичной ситуации его жена также не имела бы права на данное пособие. Признанное отсутствие дискриминации привело Суд к выводу об отсутствии нарушения права собственности по ст. 1 Протокола 1 Конвенции. Аналогичным образом, установив, что отказ в назначении вдовской выплаты и материнского вдовского пособия был обусловлен лишь полом заявителя, суд пришел к выводу о нарушении данным решением государства-ответчика нормы о защите собственности в соединении с запретом дискриминации по ст. 14.
   2.2. Интересна логика Европейского суда при принятии решения по делу Runkee and White v. The United Kingdom [195 - ECtHR, Runkee and White v. The United Kingdom (No. 42949/98) 10 May 2007.]. Заявители также просили признать нарушение ст. 1 Протокола 1 Конвенции в связи с отказом назначить вдовское пособие, а также вдовскую выплату. Суд признал, что в силу особой истории вдовского пособия, установленного с 1926 года для поддержки женщин-вдов, которые, в силу особенностей того периода, не работали и занимались домом и таким образом было предназначено для устранения «фактического неравенства» между старыми вдовами как группы, и остальной части населения (пар. 35). Суд посчитал, что в указанных обстоятельствах разница в обращении, обжалуемая заявителями, была объективно и разумно оправдана, следовательно, не является дискриминацией и не составляет нарушения права собственности, гарантированного Протоколом 1 Европейской Конвенции.
   2.3. В деле Weller v. Hungary [196 - ECtHR, Weller v. Hungary (44399/05) 31.3.2009.] Европейский суд рассмотрел отказ властей о выплате материнского пособия отцу через призму норм о защите частной жизни и запрете дискриминации. Заявителями выступили отец и его двое детей, все имеющие венгерское гражданство. Ими был обжалован отказ властей в выплате пособий, причитающихся матери. Согласно законодательству Венгрии лишь мать, имеющая венгерское гражданство, имела право на получение подобных выплат. Мать малолетних заявителей имела Румынское гражданство и не могла рассчитывать на получение пособий. Суд установил, что неполученное заявителем пособие имеет свой целью поддержку новорожденных детей и семьи, а не только поддержку матерей после перенесенных в родах трудностей. Таким образом, семья заявителя находилась в сравниваемой ситуации с другими семьями, имеющими право на выплаты. Суд признал установленное различие в обращении незаконным, поскольку государство-ответчик не выдвинуло какого-либо объективного и разумного обоснования невыплаты материнского пособия отцу ребенка.
   Интересно отметить, что заявители обжаловали как дискриминацию по признаку пола, так и по признаку гражданства, хотя мать детей не была в числе заявителей. Исходя из прецедентной практики, сложившейся к моменту рассмотрения данного дела в 2009 году, заявление матери о дискриминации по признаку гражданства, было бы, несомненно, удовлетворено судом. В своем особом мнении, приложенном к данному решению, судья Тулкенс отметила, что по ее мнению материнское пособие должно выплачиваться именно матерям, поскольку имеет целью поддержание женщин после родов и в период кормления грудью новорожденных детей. Поэтому, отметила судья Тулкенс, было бы правильнее рассматривать это дело по заявлению матери о дискриминации по признаку гражданства.
   Решение Европейского суда по данному делу еще раз свидетельствует о широком судебном подходе к проблеме социальных прав. Отказ в выплате государственного пособия признан Судом нарушением Конвенции даже без традиционной ссылки на нормы о защите права собственности ст. 1 Протокола 1, лишь на основании нарушения права лица на уважение семейной жизни (ст. 8 Конвенции). Отметим, что аналогичный подход был реализован судом при рассмотрения дела Константина Маркина против России.
   2.4. Дискриминация по признаку гражданства при назначении пенсии по возрасту была предметом рассмотрения по делу ANDREJEVA v. LATVIA [197 - ANDREJEVA v. LATVIA, (55707/00) 18/02/2009.]. Рассмотрим обстоятельства дела: в августе 1997 года, достигнув возраста 55 лет, заявитель уволилась с работы и обратилась в Управление социального страхования г. Риги для назначения ей пенсии по старости. В письме от 21 августа 1997 г. Управление известило ее, что в соответствии с законодательством при исчислении размера пенсий для иностранных граждан и лиц без гражданства, могут приниматься во внимание только периоды занятости в Латвии. Заявитель, проработавшая всю жизнь в Латвии, в понимании Управления с 1 января 1973 г. по 21 ноября 1990 г. состояла в трудовых отношениях с организациями, находившимися в Киеве и Москве, поскольку управление латвийского завода, где работала заявительница, было расположено за пределами Латвии. На этом основании 17 лет были исключены из стажа. Как следует из решения Европейского суда, Латвия не оспаривала тот факт, что в случае наличия латвийского гражданства указанный период был бы полностью включен в трудовой стаж для целей исчисления пенсии. В результате заявительнице была назначена пенсия в размере всего 20 латвийских лат (приблизительно 35 евро).
   Интересно отметить, что после подачи заявления в Европейский суд по запросу группы депутатов конституционный суд Латвии рассмотрел конституционность норм законодательства, предусматривающих особенности назначения пенсий не гражданам. В своем решении (оно было позднее процитировано в решении Европейского суда) Конституционный суд, обращаясь к практике Европейского суда, обосновал различия в обращении в вопросах назначения пенсии особенностями пенсионной Латвии и отказал в признании оспариваемых норм неконституционными.
   При рассмотрении дела в европейском суде государство-ответчик ссылалось на тот факт, что пенсионная система Латвии в тот период не являлась страховой, а была основана на «солидарности поколений», когда пенсия выплачивается из средств, полученных от отчислений трудящихся граждан. По мнению Латвии, подобная система означала отсутствие права требовать пенсионные права в соответствии со ст. 1 Прокола 1 Конвенцию, на которую ссылалась заявитель.
   Все судьи (за исключением 1 судьи из Латвии) отказались принять этот аргумент, подчеркивая новый подход суда к подобным вопросам. Суд решил, что национальные нормы, предусматривающие выплаты на основе права на социальную поддержку создают имущественный интерес, попадающий в сферу действия статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции вне зависимости от того, обусловлены ли они предшествовавшей уплатой взносов (пар. 77).
   Суд установил, что различие в обращении было обусловлено лишь отсутствием Латвийского гражданства. Рассматривая обоснованность и разумность разницы в обращении суд отметил, что меры, принятые в отношении Н. Андреевой, не могут быть оправданы законной целью защиты экономики страны, поскольку не отвечают критерию соразмерности. Суд подчеркнул в своем исследовании важность статуса заявительницы как «постоянно проживающей в стране негражданки», сделав вывод о том, что Латвия является единственным государством, с которым она имеет какие-либо стабильные правовые связи, и, таким образом, единственного государства, которое, с объективной точки зрения, может взять на себя ответственность за нее в том, что касается социального обеспечения.
   Интересно, что решение по данному делу не привело к последующему изменению законодательства Латвии. Парламент Латвии в 2009 году рассмотрел и принял в первом чтении поправки к законодательству о пенсиях, согласно которым, периоды, отработанные в бывшем СССР вне Латвии не будут входить в стаж в том числе при назначении пенсии гражданам Латвии [198 - См. Письмо Латвийского комитета по правам человека в Комитет Министров СЕ. 27 February 2012. Размещено в сети Интернет: http://www.coe.int/t/dghl/monitoring/execution/Source/Documents/Info_cases/Lettonie/ Andrejeva09032012.pdf (доступ 10.12.2013).]. Таким образом Парламент решил «выполнить» решение суда и исключить дискриминационную норму. Заявление Н. Андреевой в Латвийский суд о перерасчете пенсии на основании решения Европейского суда, поданное в 2009 году не было рассмотрено в связи со смертью заявителя в 2010 году.
   Полагаем, что противостояние государств-ответчиков при решении вопроса об изменении норм, дискриминационность которых была установлена судом в конкретном деле, привело к тому, что Европейский суд стал более жестко формулировать свои решения о защите социальных прав заявителей. В качестве примера здесь можно снова привести решение по делу К. Маркина, где ЕСПЧ указал на необходимость пересмотра законодательства, или дело Волкова против Украины, в котором Европейский суд впервые непосредственно восстановил в должности незаконно уволенного заявителя.
   2.5. В деле Stec and Others v. UK [199 - ECtHR, Stec and Others v. UK (Nos. 65731/01 and 65900/01), 12 April 2006.] заявители обжаловали дискриминационность норм об установлении разного пенсионного возраста в зависимости от пола лица. Интересно отметить, что заявителями по делу выступили, как мужчины, так и женщины. В частности гр-ка Стек, обжаловала разницу в возрасте выхода на пенсию в связи с тем, что выплаты в связи производственной травмой были заменены ей на выплату пенсии раньше, чем мужчине, будь он в аналогичной ситуации.
   Суд постановил, что не было нарушения Статьи 14 в совокупности со Статьей 1 Протокола № 1. Он признал, «что разница в возрасте для выхода на пенсию для мужчин и женщин была первоначально установлена государством для улучшения менее благоприятного экономического положения женщин». Решения правительства Соединенного Королевства о конкретных сроках и средствах устранения этого неравенства не были столь вопиюще необоснованными и потому не превысили предел усмотрения [200 - Цит. по: Ана Гомез Хередеро, Социальное обеспечение как право человека. Защита, предлагаемая Европейской конвенцией по правам человека. Совет Европы, 2007. С. 39.]. Суд, проведя сравнительный анализ аналогичных норм в других Европейских государствах, констатировал общую тенденцию к установлению единого пенсионного возраста. Эта тенденция характерна также и для Великобритании, поскольку современное законодательство предусматривает постепенное выравнивание пенсионного возраста для мужчин и женщин, которое должно завершиться к 2020 году.
   Полагаем, что стремление государства-ответчика к установлению единого возраста выхода на пенсию, учитывая все большее участие женщин в трудовой деятельности, было существенным основанием для отказа в удовлетворении требований заявителей. В связи с этим, можно предположить, что в случае подачи аналогичной жалобы против Российской Федерации в момент, когда большинство стран Европы установят единый пенсионный возраст, Европейский суд мог бы снова признать традиционную для России разницу в пенсионном возрасте «гендерным предрассудком».
   2.6. Обжалование ошибок, допущенных властями при назначении пенсии.
   В заключение параграфа рассмотрим дела об отказе в установлении пенсии в результате административной ошибки. Заявитель по делу Božić v. Croatia была зарегистрирована в Пенсионном фонде и оплачивала страховые взносы, как предприниматель. В 2000 году, достигнув 60-летнего возраста, она обратилась в Фонд с заявлением о предоставлении пенсии. Ей было отказано на том основании, что по закону стаж предпринимательской деятельности должен был быть, как минимум, 15 лет, стаж заявителя составлял 12 лет. Она утверждала, что она оплачивала дополнительные пенсионные взносы в 1998 году, но в назначении пенсии было отказано. В 2012 году власти признали факт дополнительных выплат и приняли решение о выплате пенсии с 1 августа 2011 года. Заявитель просила Европейский суд признать нарушение ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции, поскольку в результате административной ошибки она была лишена пенсии на протяжении 11 лет. Суд установил нарушение, отметив, что ответственность за ошибку должно нести государство, не списывая ее на гражданина. Кроме того, было сформулировано правило, согласно которому такие ошибки должны служить в пользу заинтересованных лиц.

3. Отмена или уменьшение пенсии или пособий, а также задержка в их выплате

   3.1. Указанная выше правовая позиция Суда о толковании административной ошибки в пользу граждан была применена Судом в ряде дел против Польши, в которых заявители обжаловали отмену досрочной пенсии, назначенной в связи с необходимостью ухода за больным ребенком. В деле Antoni Lewandowski v. Poland [201 - ECtHR, Lewandowski v. Poland Antoni Lewandowski v. Poland (no. 38459/03). 02/10/2012, см. также MOSKAL v. POLAND (10373/05) 15/09/2009.] отмена пенсии произошла в результате обнаружения ошибки в определении состояния здоровья ребенка. Суд признал нарушение права на уважение собственности, установив, что период выплаты пенсии составлял более года на момент обнаружения ошибки, выплаченные суммы не были востребованы с заявителя. Особое внимание было уделено тому факту, что заявитель уволился с работы в момент назначения пенсии, соответственно, полное лишение пенсии означало для заявителя полную утрату средств к существованию, учитывая невозможность нахождения работы в месте проживания. Таким образом, реализуя приведенное выше правило о том, что ошибки должны быть истолкованы в пользу заинтересованных лиц, Суд признал, что полное лишение пенсии, осуществленное с целью исправления ошибки, допущенной при ее назначении, было нарушением Европейской конвенции по правам человека.
   3.2. В деле Kjartan Ásmundsson v. Iceland [202 - ECtHR, Kjartan Ásmundsson v. Iceland (60669/00) 12-10-2004.] заявитель просил признать противоречащим Конвенции прекращение выплат пособия по инвалидности, связанное с изменением соответствующего законодательства. Заявитель получал пенсию по инвалидности с 1979 года, когда был признан полностью неспособным осуществлять прежнюю трудовую деятельность. По действующему в то время законодательству ему была назначена пенсия по инвалидности. В 1992 году новое законодательство изменило способ установления инвалидности заявителя, теперь за основу оценки бралась общая трудоспособность, а не способность выполнять прежнюю работу. Утрата общей трудоспособности заявителя в результате проведенной оценки была оценена в 25 %. Поскольку закон о пенсиях по инвалидности предусматривал выплату подобных пенсий в случае утраты более 35 % трудоспособности, выплата пенсии была прекращена.
   Европейский суд признал в этом деле нарушение права собственности заявителя. Суд посчитал важным тот факт, что прекращение выплаты последовало не за изменением обстоятельств, связанных со здоровьем заявителя, а было обусловлено изменением законодательства. Несмотря на продолжающуюся частичную нетрудоспособность он был полностью лишен пенсии по инвалидности. Судьи единогласно посчитали, что последствия нового закона для заявителя были слишком тяжелы и не могут быть оправданы законными общественными интересами. Прекращение выплаты пособия было признанно нарушением Конвенции, несмотря на то, что заявитель в течение всего времени получения пособия по инвалидности продолжал трудовую деятельность и получал заработную плату. Видимо, суд посчитал, что назначенное пособие могло быть законным образом утрачено только в случае изменения обстоятельств, связанных с личностью заявителя, в противном случае составляло нарушение права собственности. При этом судом было отмечено, что уменьшение пособия в связи с изменением порядка определения инвалидности, не составляло бы нарушения Европейской конвенции.
   На наш взгляд, в этом деле Европейский суд неоправданно широко подошел к трактовке нормы о защите права собственности. Несмотря на сложившееся в практике толкование ст. 1 Протокола 1, как не гарантирующей права на получение собственности [203 - Eur. Court H.R. Gaygusuz v. Austria, Judgment of 16 September 1996. Reports. 1996-IV. Paras.39–44; J.S. and Others v. Poland, Decision of 23 March 2000. Para. 2 Цитата из Стандарты Совета Европы в области прав человека применительно к положениям Конституции Российской Федерации: Избранные права. – М.: Институт права и публичной политики, 2002. С. 433.], а также традиционно широкое усмотрение государства в решении вопросов социального страхования суд признал нарушением Конвенции такое изменение законодательства, которое привело к прекращению выплаты пособия по инвалидности заявителя.
   3.3. Серия дел об уменьшении пенсий была рассмотрена Судом против Италии. Заявители по делу Stefanetti and Others v. Italy [204 - ECtHR, Stefanetti and Others v. Italy – 21838/10, 21849/10, 21852/10 et al. Judgment 15.4.2014.] в Швейцарии и при выходе на пенсию вернулись в Италию. Национальный институт социального обеспечения (НИСО) принял решение о пересмотре их пенсий с учетом низких взносов, оплачиваемых за время работы в Швейцарии (8 %, в отличие от 32,7 % в Италии). Заявители обратились в суд для метода расчета их пенсионных прав. Во время судебного разбирательства был принят закон, который закрепил способ расчета пенсионных прав заявителей, примененный Институтом социального обеспечения. В связи с принятием данного закона требования заявителей были отклонены, и в результате они потеряли около двух третей (67 %) их пенсий. Судом был принят во внимание тот факт, что изменения в закон были приняты спустя 24 года после принятия схемы пенсионного обеспечения, которая должна была быть изначально применена в деле заявителей. Было также учтено, что в многочисленных случаях национальные суды признавали иски пенсионеров о необходимости перерасчета пенсий, рассчитанных изначально НИСО в аналогичном порядке. Т. е. ожидание расчета пенсии в более высоком размере было «законным ожиданием» заявителей. Кроме того, уменьшение размера пенсии на 2/3 являлось, по мнению Суда, тяжелым бременем для заявителей. Особое внимание было уделено приданию вновь принятому закону обратной силы, что, по мнению Суда, не могло быть оправдано социальными интересами. На указанных выше основаниях Суд пришел к выводу о том, что действия Италии нарушили права заявителей на уважение собственности, а также право на справедливый суд.
   3.4. Интересно отметить, что в аналогичном деле Maggio and others v. Italy [205 - ECtHR, Maggio and others v. Italy (46286/09, 52851/08, 53727/08, 54486/08, 56001/08) 31/05/2011.] Суд не установил нарушение права на уважение собственности, посчитав, что уменьшение пенсии менее чем на половину не стало для заявителей «чрезмерным бременем», и было посчитано разумным и соразмерным. Отметим, что при этом Судом были приняты внимание размеры минимальных пенсий в Италии, и было отмечено, что пенсии заявителей были выше минимального уровня.
   Таким образом, можно сделать вывод о том, что нарушение права на уважение собственности в спорах об уменьшении пенсий может быть установлено Судом лишь в исключительных случаях, когда уменьшение сильно ухудшило качество жизни заявителя и стало «чрезмерным бременем».
   3.5. Подтверждение указанного выше вывода можно найти в деле Da Conceição Mateus v. Portugal and Santos Januário v. Portugal [206 - ECtHR, DA CONCEIÇÃO MATEUS AND SANTOS JANUÁRIO v. PORTUGAL (62235/12 57725/12) заявление признано необоснованным 08/10/2013.]. Суд рассмотрел обоснованность снижения пенсий заявителей в условиях экономических проблем в стране и пришел к выводу о том, что уменьшение пенсий в пределах 15 % не является нарушением права на уважение собственности и не налагает «чрезмерного бремени» на заявителей. Исключительные финансовые сложности в государстве были признаны достаточной причиной для уменьшения пенсий.
   3.6. Задержка выплаты пенсии была предметом рассмотрения в деле Solodyuk v. Russia. [207 - ECtHR, Solodyuk v Russia, (App. 67099/01), 12 July 2005.] Заявители просили Суд признать нарушение их права на уважение собственности в связи с регулярными задержками выплаты пенсии на несколько месяцев во время сильного инфляционного роста цен. Суд установил, что из-за задержек выплаты уровень инфляции оказал столь сильное воздействие на величину пенсий, что они в значительной мере обесценились. Таким образом, несвоевременная выплата пенсий нарушила право заявителя, предусмотренное ст. 1 протокола № 1 к Конвенции.

4. Процессуальные нарушения

   В практике Европейского суда довольно много дел о нарушениях правил о справедливом суде (ст. 6) в процессе рассмотрения споров, вытекающих из отношений социального обеспечения. В частности, можно обнаружить много о нарушении права на справедливый суд чрезмерной длительностью судебного процесса.
   4.1. В деле Salesi v. Italy [208 - SALESI v. ITALY (13023/87) 26/02/1993.] слушание дела о назначении заявителю пособия по инвалидности продолжалось более 6 лет, включая 4 года в первой инстанции. Суд принял во внимание тот факт, что поведение заявителя в процессе не способствовало увеличению его продолжительности. Учитывая степень важности вопроса для заявителя, Суд постановил, что срок судебного разбирательства был чрезмерно продолжительным и нарушал право заявителя на справедливое разбирательство дела в разумный срок.
   4.2. Другим примером нарушений ст. 6 в совокупности со ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции являются дела о неисполнении судебных решений о взыскании пособий и пенсий. В этой категории очень много дел было рассмотрено против в России. Одно из них – Burdov v. Russia [209 - BURDOV v. RUSSIA (59498/00) 07/05/2002, см. также Shapovalova v. Russia, № 2047/03, 5 октября 2006; Shestopalova and Others v. Russia, № 39866/02, 17 ноября 2005, Poznakhirina v. Russia, № 25964/02, 24 февраля 2005.], в котором Суд признал неисполнение решений суда о взыскании с государства сумм компенсации за участия в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. Суд постановил, что решениями национального суда, вынесенного в пользу заявителя, были обеспечены его требования, которые должны быть юридически реализованы. Решения вступили в законную силу, не будучи обжалованными в обычном порядке, и было возбуждено исполнительное производство. Следовательно, невозможность для заявителя добиться исполнения указанных судебных решений является нарушением его права на уважение своей собственности, как оно изложено в первом предложении первого абзаца Статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции. Суд подчеркнул, что нехватка средств не может служить оправданием вмешательства в реализацию права заявителя.
   У данного дела было продолжение, поскольку в последующий период, после принятия решения Европейским судом имели место постоянные задержки сумм, присужденных к выплате национальным судом. В связи с этим заявитель вновь подал жалобу в Европейский суд, которая была рассмотрена в 2009 году и вновь было признано нарушение Россией, как ст.
   6 Конвенции, так и ст. 1 Протокола № 1 [210 - ECtHR, BURDOV v. RUSSIA (33509/04) 15/01/2009.].
   Решение по данной жалобе носило «пилотный характер». Пилотное решение – это новый вид решения Европейского суда, призванный разрешить проблему загруженности суда повторяющимися делами [211 - См. подробнее о пилотных решениях Markus Fyrnys, Expanding Competences by Judicial Lawmaking: The Pilot Judgment Procedure of the European Court of Human Rights, 12 German Law Journal 1231–1260 (2011).]. В случае обнаружения системной проблемы, в настоящем случае – просрочка исполнения решений суда, Суд может принять пилотное решение. Ключевой особенностью пилотного процедуры является возможность «замораживания» рассмотрения аналогичных дел на определенное время, отведенное государствам для оперативного принятия мер, необходимых для исправления ситуации.
   В заключение главы о практике Европейского суда в области защиты прав граждан на социальное обеспечение отметим, что в силу признанной за государствами «широкой степени усмотрения» при установлении системы социального обеспечения, споры о нарушениях в данной сфере рассматриваются Судом лишь в исключительных случаях. Эти исключительные случаи должны представлять такое нарушение прав, предусмотренных Конвенций и Протоколом № 1, которое возложило на заявителя «чрезмерное бремя». Чрезмерность бремени определяется, как правило, на основе расчета степени уменьшения пенсий или пособий. В случае отмены социальных выплат принимается во внимание наличие возможности найти другой источник средств к существованию.

Заключение

   В исследовании практики Европейского суда по правам человека в области защиты трудовых и социальных прав граждан невозможно поставить точку. Споры, вытекающие из трудовых отношений или отношений социального обеспечения, рассматриваются Судом почти каждый месяц, следовательно, постоянно пребывает материал о правовых позициях Суда по тем или иным аспектам, рассмотренным в настоящей работе.
   Проведенный анализ судебной практики позволил нам определить правовые позиции Европейского суда в отношении защиты трудовых прав и прав в области социального обеспечения на основании Европейской конвенции.
   Необходимость знания правовых позиций Суда в данной области может быть обоснована тремя основными аргументами: 1) возможность ссылок на правовые позиции Европейского суда при защите прав на национальном уровне для обеспечения прямого действия Европейской конвенции по правам человека, которая в иерархии источников трудового права и права социального обеспечения стоит выше федеральных законов, включая Трудовой кодекс РФ; 2) обоснование требований, заявленных в национальном суде, нормами Европейской конвенции и правовыми позициями ЕСПЧ является залогом соблюдения нормы об исчерпании средств национальной защиты права для последующего обращения непосредственно в Европейский суд; [212 - Данное утверждение может быть проиллюстрировано решением Европейского суда о неприемлемости жалобы по делу Azinas v. Cyprus (56679/00, Grand chamber judgment, 28.04.2004), в связи с тем, что заявитель при рассмотрении дела в национальном суде не ссылался на нормы Европейской конвенции. Большая палата, рассматривая данное дело, установила, что национальный суд был лишен возможности рассмотреть вопрос о нарушении Конвенции, следовательно, заявителем не было соблюдено правило об использовании всех средств национальной защиты права.] 3) знание правовых позиций позволяет оценить перспективность обращения в Европейский суд за защитой права в случае получения отказа в рамках национальной судебной системы.
   Оценивая эффективность рассмотрения ЕСПЧ данных дел нельзя не отметить, что большинство заявлений, поданных в Европейский суд, признаются необоснованными и остаются без рассмотрения по существу [213 - Исходя из статистики ЕСПЧ за 2013 год решение было вынесено менее, чем по 2 % заявлений. См. EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS statistics, 2013. http://www.echr.coe.int/Documents/Stats_annual_2013_ENG.pdf (доступ 20.09.2014).]. Таким образом, Европейский суд сам по себе довольно условно может быть назван эффективным органом по рассмотрению трудовых споров. При этом можно с уверенностью говорить о влиянии правовых позиций Суда на национальное законодательство о труде и социальном обеспечении стран Совета Европы, а также на науку трудового права. Именно это влияние позволяет нам сделать вывод о том, что ЕСПЧ эффективно рассматривает споры в данной сфере, поскольку решает не только частную проблему, но имеет возможность указать государствам на нарушения системного характера и требовать их устранения.

Список решений Европейского суда по правам человека, рассмотренных в работе

   1. Á.A. V. HUNGARY (NO. 22193/11), 23.09.2014
   2. ANDREJEVA V. LATVIA, (55707/00) 18/02/2009
   3. AIREY V. IRELAND (6289/73) 9 OCTOBER 1979
   4. ASSOCIATED SOCIETY OF LOCOMOTIVE ENGINEERS AND FIREMEN V. THE UNITED KINGDOM (11002/050) 27/02/2007
   5. AZINAS V. CYPRUS (56679/00), GRAND CHAMBER JUDGMENT, 28.04.2004
   6. BECK, COPP AND BAZELEY V. THE UNITED KINGDOM (NOS. 48535/99, 48536/99 AND48537/99) 22/10/2002
   7. BIGAEVA V. GREECE (No. 26713/05), 28 MAY 2009
   8. BRINCAT AND OTHERS V. MALTA (60908/11, 62110/11, 62129/11, 62312/11, 62338/11)
   9. BUCHHOLZ V. GERMANY (759/77) 06/05/1981
   10. BARACCO V. FRANCE (31684/05) 05.03.2009
   11. BURDOV V. RUSSIA (59498/00) 07/05/2002
   12. CARSON AND OTHERS V. UK [GC] (No. 42184/05), 16 MARCH 2010.
   13. CHEALL V. UK. DECISIONS AND REPORTS: No. 42 EUROPEAN COMMISSION OF HUMAN RIGHTS, COUNCIL OF EUROPE, 1988, P. 186
   14. CICHOPEK AND OTHERS V. POLAND (15189/10 10011/11 10072/11…) 14/05/2013
   15. CUDAK V. LITHUANIA (No. 15869/02), 23 MARCH 2010 (PAR. 56)
   16. DA CONCEIÇÃO MATEUS AND SANTOS JANUÁRIO V. PORTUGAL (62235/12 57725/12) 08/10/2013
   17. DANILENKOV AND OTHERS V. RUSSIA (NO. 67336/01) 30 JULY 2009
   18. DAHLAB V. SWITZERLAND (42393/98)15/02/2001
   19. DEMIR AND BAYKARA V. TURKEY (No. 34503/97) 12 NOVEMBER 2008.
   20. D. H. AND OTHERS V. THE CZECH REPUBLIC (57325/00) 2007
   21. D. M. T. AND D.K. I. V. BULGARIA (No. 29476/06) 24 JULY 2012
   22. EĞITIM VE BILIM EMEKÇILERI SENDIKASI V. TURKEY (20641/05) 25/09/2012
   23. ENERJİ YAPI-YOL SEN C. TURQUIE (68959/01), 21/04/2009
   24. ENGEL AND OTHERS V. THE NETHERLANDS ((APPLICATION No. 5100/71; 5101/71; 5102/71; 5354/72; 5370/72) 8 JUNE 1976
   25. EZELIN V. FRANCE (11800/85) 26/04/1991
   26. EWEIDA AND OTHERS V. THE UNITED KINGDOM (No. 48420/10) 15.1.2013
   27. GAYGUSUZ V. AUSTRIA, JUDGMENT OF 16 SEPTEMBER 1996. REPORTS. 1996-IV. PARAS 39–44
   28. GLADYSHEVA V. RUSSIA (7097/10) 06/12/2011
   29. GRAZIANI-WEISS V. AUSTRIA (31950/06) 18.10.2011
   30. GUERRA AND OTHERS V. ITALY (14967/89) 19-02-1998
   31. GUSSCNBAUER V AUSTRIA (4897/71) 22 MARCH 1972
   32. GUSTAFSSON V. SWEDEN (15573/89) 25/04/1996
   33. HOWALD MOOR AND OTHERS V. SWITZERLAND (52067/10 AND 41072/11) 11/03/2014
   34. HUGH JORDAN V. THE UNITED KINDOM (No. 24746/94) 4 MAY 2001
   35. İHSAN AY V. TURKEY (No. 34288/04) 21.01.2014 a. V. NORWAY (No. 1468/62) 17/12/1963
   36. I.B. V. GREECE (552/10) 03/10/2013
   37. IVANOVA V. BULGARIA (52435/99) 12.4.2007
   38. IVERSEN V. NORWAY (1468/62) 17 DECEMBER 1963
   39. J.S. AND OTHERS V. POLAND, DECISION OF 23 MARCH 2000. PARA. 2
   40. JOHANSSEN V. NORWAY, No. 13537/88, COMMISSION DECISION OF 7 MAY 1990
   41. KARAÇAY V. TURKEY (6615/03) 27.03.2007
   42. KIYUTIN V. RUSSIA (No. 2700/10)10 MARCH 2011
   43. KJARTAN ÁSMUNDSSON V. ICELAND (60669/00) 12-10-2004
   44. KOLYADENKO AND OTHERS V. RUSSIA (17423/05 20534/05 20678/05)
   45. KOUA POIRREZ V. FRANCE (40892/98) 30/09/200328/02/2012
   46. KOUFAKI AND ADEDY V. GREECE (57665/12 57657/12) 07/05/2013
   47. KUDESHKINA V. RUSSIA (29492/05) 26-02-2009
   48. LARIOSHINA V. RUSSIA (56869/00) 23/04/2002
   49. LEWANDOWSKI V. POLAND ANTONI LEWANDOWSKI V. POLAND (No. 38459/03) 02/10/2012
   50. LOMBARDI VALLAURI V. ITALY (39128/05) 20/10/2009
   51. LÓPEZ OSTRA V. SPAIN (16798/90) 09/12/1994, PAR. 51
   52. LUSTIGPREAN AND BECKETT V. THE UNITED KINGDOM (31417/96;32377/96) 27 SEPTEMBER 1999
   53. MAGGIO AND OTHERS V. ITALY (46286/09) 31/05/2011
   54. MAMONNOV V. RUSSIA (38139/05) 02/03/2006
   55. MARKIN KONSTANTIN V. RUSSIA (No. 30078/06) GRAND CHAMBER, 22 MARCH 2012
   56. MATEESCU V. ROMANIA (No. 1944/10) 14.01.2014
   57. MCGINLEY AND EGAN V. THE UNITED KINGDOM (21825/93, 23414/94) 09/06/1998
   58. MOSKAL V. POLAND (10373/05) 15/09/2009 KLEIN V. AUSTRIA (57028/00) 3 MARCH 2011
   59. MYKHAYLENKY AND OTHERS V. UKRAINE (35091/02, 35196/02, 35201/02, 35204/02, 35945/02, 35949/02, 35953/02, 36800/02, 38296/02, 42814/02) 30.11.2004
   60. MÜLLER V. AUSTRIA (5849/72) COMM. REPORT, 1.10.1975, D.R. 3, P. 25
   61. NATIONAL UNION OF RAIL, MARITIME AND TRANSPORT WORKERS V. THE UNITED KINGDOM (31045/10) 08/04/2014
   62. NATIONAL UNION OF BELGIAN POLICE V. BELGIUM (4464/70) 07-10-1974 (ПАР. 39)
   63. N.K.M. V. HUNGARY (66529/11)14/05/2013
   64. PAULET V. THE UNITED KINGDOM (6219/08) 13/05/2014
   65. P.G. V. HUNGARY (No. 18229/11) 23.09.2014
   66. OBST V. GERMANY(No. 425/03), 23 SEPTEMBER 2010
   67. OLEKSANDR VOLKOV V. UKRAINE (21722/11) 9.01.2013
   68. ONERYILDIZ V. TURKEY (48939/99) 18/06/2002
   69. OPUZ V. TURKEY (No. 33401/02), 9 JUNE 2009, PARA. 183
   70. ÖZPINAR V. TURKEY (20999/04) 19-10-2010
   71. PALOMO SANCHEZ AND OTHERS V. SPAIN (28955/06, 28957/06, 28959/06, 28964/06) 12-09-2011
   72. PANCENKO V. LATVIA (40772/98) РЕШЕНИЕ О НЕОБОСНОВАННОСТИ ЖАЛОБЫ ОТ 28/10/1999
   73. PAY V UK (32792/05)
   74. PERKINS AND R. V. THE UNITED KINGDOM (NOS. 43208/98 AND 44875/98) 22/10/2002
   75. PETROVIC V. AUSTRIA (20458/92) 27-03-1998
   76. PRETTY V. UK (No. 2346/02), 29 APRIL 2002, PARA. 88
   77. PONOMARYOV V. UKRAINE (3236/03) 03.04.2008
   78. POZNAKHIRINA V. RUSSIA, No. 25964/02, 24 /11/ 2005
   79. PRAVEDNAYA V. RUSSIA, No. 69529/01, 18.11.2004
   80. REDFEARN V UNITED KINGDOM, (47335/06) 6.11.2012
   81. ROCHE V. THE UNITED KINGDOM (32555/96)19/10/2005, PAR. 167
   82. R.SZ. V. HUNGARY (41838/11) 02/07/2013
   83. ROSHKA V. RUSSIA (63343/00) 6.11.2003
   84. RUNKEE AND WHITE V. THE UNITED KINGDOM (42949/98)10.05.2007
   85. SALESI V. ITALY (13023/87) 26/02/1993
   86. SOLODYUK V RUSSIA (APP. 67099/01), 12 JULY 2005
   87. SHAPOVALOVA V. RUSSIA (2047/03) 5.10.2006
   88. SHESTOPALOVA AND OTHERS V. RUSSIA, No. 39866/02, 17.11.2005
   89. SCHMIDT AND DAHLSTRÖM V. SWEDEN (5589/72) 06/02/1976
   90. SMOKOVITIS AND OTHERS V. GREECE 46356/99) 11/04/2002
   91. SWEDISH ENGINE DRIVERS’ UNION V SWEDEN (1976) 1 EHRR 617
   92. SZIMA V. HUNGARY (No. 29723/11), 9 OCTOBER 2012
   93. SPORRONG AND LÖNNROTH V. SWEDEN (7151/75 7152/75) 23/09/1982
   94. SCHÜTH V. GERMANY (No. 1620/03) 23.9.2010
   95. SMITH AND GRADY V. THE UNITED KINGDOM (33985/96 33986/96) 27/09/1999
   96. SCHUITEMAKER V. THE NETHERLANDS (15906/08) ADMISSIBILITY DECISION 04/05/2010
   97. STEFANETTI AND OTHERS V. ITALY (21838/10, 21849/10, 21852/10 ET AL.) 15.4.2014
   98. THLIMMENOS V. GREECE [GC] (No. 34369/97), 6 APRIL 2000
   99. TRIPON V. ROMANIA (27062/04) 7 FEBRUARY 2012 MARTÍNEZ FERNÁNDEZ V. SPAIN (56030/07) 12/06/2014
   100. SALI V. SWEDEN (67070/01) 10/10/2006
   101. STEC AND OTHERS V. UK (№ 65731/01 AND 65900/01), 12 APRIL 2006
   102. STUMMER V. AUSTRIA (37452/02) 07/07/2011
   103. T.M. AND C.M. V. THE REPUBLIC OF MOLDOVA (26608/11) 28/01/2014 (PARA 35)
   104. TÜM HABER SEN AND ÇINAR V. TURKEY (28602/95) 21-02-2006
   105. TRADE UNION OF THE POLICE IN THE SLOVAK REPUBLIC AND OTHERS V. SLOVAKIA (No. 11828/08) 25.09.2012 SINDICATUL “PĂSTORUL CEL BUN” V. ROMANIA (2330/09) 9/07/2013
   106. TROFIMCHUK V. UKRAINE (4241/03) 28/10/2010
   107. TYRER V. UNITED KINGDOM (5856/72) 25.04. 1978
   108. URCAN AND OTHERS V. TURKEY (23018/04) 17.07.2008
   109. VAN DER MUSSELE V. BELGIUM (8919/80)23/11/1983
   110. VELLUTINI AND MICHEL V. FRANCE (No. 32820/09) 06-10-2011
   111. VILNES AND OTHERS V. NORWAY (52806/09 22703/10) 05/12/2013
   112. VOGT V. GERMANY (17851/91) 26.09.1995
   113. WELLER V. HUNGARY (44399/05) 31.3.2009
   114. WILLIS V. THE UNITED KINGDOM (APPLICATION No. 36042/97) 11 JUNE 2002
   115. WILSON, NATIONAL UNION OF JOURNALISTS AND OTHERS V. THE UNITED KINGDOM (30668/96 30671/96 30678/96) 02/07/2002)
   116. X. AND Y. V. FEDERAL REPUBLIC OF GERMANY (No. 7641/76) 11 DECEMBER 1976
   117. YOUNG, JAMES AND WEBSTER V. THE UNITED KINGDOM (7601/76 7806/77) 13/08/1981
   118. ZARB ADAMI V. MALTA (17209/02) 20/06/2006

Библиография

   Нормативно-правовые акты и решения Российских судов
   1. Конституция РФ // Собрание законодательства РФ, 04.08.2014, № 31, ст. 439.
   2. Конвенция МОТ № 29 от 28 июня 1930 года «Относительно принудительного или обязательного труда». Ратифицирована СССР Указом Президиума ВС СССР от 04.06.1956 // Ведомости ВС СССР. 13 июня 1956 г. № 12. Ст. 253.
   3. Гражданско-процессуальный кодекс РФ // Собрание законодательства РФ, 18.11.2002. № 46, ст. 4532.
   4. Уголовно-процессуальный кодекс РФ// Российская газета. № 249. 22.12.2000.
   5. Трудовой кодекс РФ// Российская газета. № 256. 31.12.2001.
   6. Федеральный закон РФ от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» // Собрание законодательства РФ. 06.04.1998. № 14, ст. 1514.
   7. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 г. «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» // Российская газета. 5 июля 2013 г. Федеральный выпуск. № 6121.
   8. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 сентября 2003 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2003. № 12.
   9. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П // Российская газета. Федеральный выпуск. № 4294. 14 февраля 2007 г.
   10. Постановление Конституционного Суда РФ от 18.07.2013 № 19-П «По делу о проверке конституционности пункта 13 части первой статьи 83, абзаца третьего части второй статьи 331 и статьи 351.1 Трудового кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан В. К. Барабаш, А. Н. Бекасова и других и запросом Мурманской областной Думы» // Собрание законодательства РФ. 29.07.2013. № 30 (часть II), ст. 4189.
   11. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 6 декабря 2013 г. № 27-П // Российская газета. Федеральный выпуск. № 626. 18 декабря 2013 г.
   12. Определение Конституционного суда РФ от 04 апреля 2013 года № 505-О.
   13. Определение Конституционного суда РФ от 04.04.2013 № 504-О/2013, № 503-О/2013, 502-О/2013, 501-О/2013.
   14. Проект федерального закона № 540300-6 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части предоставления военнослужащим мужского пола, проходящим военную службу по контракту, отпуска по уходу за ребенком до достижения им возраста трех лет» (вносится Правительством Российской Федерации), 05.06.2014. Правовая база «ГАРАНТ».

   Литература на русском языке:
   Книги:
   1. Воронцова И. В., Соловьева Т. В. Постановления Европейского Суда по правам человека в гражданском процессе Российской Федерации / Под ред. О. В. Исаенковой. М.: Волтерс Клувер, 2010.
   2. Герасимова И. Свобода объединения в профсоюзы. Практика Европейского суда по правам человека / Под ред. А. Гвоздицких. М.: ЦСТП, 2010.
   3. Лазарев Л. В. Правовые позиции Конституционного Суда России. ОАО «Издательский дом «Городец»»; Формула права, 2003.
   4. Рогожин Н. А. Судебная практика и ее роль в правовом регулировании предпринимательской деятельности. Wolters Kluwer Russia, 2004.
   5. Руководство МОТ по разработке трудового законодательства: http://www.ilo.org/legacy/russian/dialogue/ifpdial/llg/ (доступ 28.10.2013)
   6. Симагин А. С. Конвенция о защите прав человека и основных свобод и протоколы к ней в системе источников уголовно-процессуального права России: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2011.
   7. Стандарты Совета Европы в области прав человека применительно к положениям Конституции Российской Федерации: Избранные права. Науч. ред. Н. В. Варламова, Т. А. Васильева. М.: Институт права и публичной политики, 2002.
   8. Хередеро Ана Гомез. Социальное обеспечение как право человека. Защита, предлагаемая Европейской конвенцией по правам человека. Совет Европы, 2007.

   Статьи:
   1. Берестнев Ю. Ю. Меры общего характера и влияние практики Европейского Суда по правам человека на национальные правовые системы // Российская юстиция. 2001. № 12.
   2. Беше-Головко Карин. Исполнение решений европейского суда по правам человека как обязательство любого члена Совета Европы // Реализация Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод: Проблемы и перспективы. Сборник материалов международной конференции 11–12 ноября 2010 года, г. Пермь / Сост. Марголина Т. И., Колмогорова Д. М. Пермь, 2010. С. 37.
   3. Вильдхабер Л. Отношения между Европейским Судом по правам человека и национальными судебными органами // Единое правовое пространство Европы и практика конституционного правосудия: Сб. докл. М.: Ин-т права и публичной политики, 2007.
   4. Гурова Т. Н. Судебный прецедент как формальный источник права и его место в системе источников права в России // Атриум. 1997 № 3.
   5. Дидикин А. Б. Влияние решений Европейского Суда по правам человека на российское судопроизводство // X Международная конференция по проблемам развития экономики и общества. Сборник докладов. III том. 2009 г. Размещена в сети Интернет по адресу: http://conf.hse.ru/2009/s3 (доступ 20.10.2013).
   6. Ермолаева Н. Мина замедленного действия // Адвокатская газета. № 14. 2011 г.
   7. Ершова Е. А. Правовая природа постановлений Европейского суда по правам человека // Трудовое право. 2009. № 2 (108). С. 85–99.
   8. Замотаева Е. К. Конституционное правосудие в современном мире: институциональная характеристика. Судьбы конституционализма в России и современном мире. Вып. 7. М.: Юрист, 2012. С. 215–238.
   9. Зорькин В. Предел уступчивости // Российская газета. 2010. 29 октября. С. 11.
   10. Курдюков Г. И., Александров С. В. Международный и конституционно-правовой аспекты юридической природы постановлений Европейского суда по правам человека // Юридический мир. 2012. № 6. С. 46–50.
   11. Лапаева В. В. Проблема соотношения юридической силы Конституции РФ и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (по материалам дела «К. Маркин против России»). http://igpran.ru/articles/2957/ (доступ 02.11.2013).
   12. Луговой Андрей. Владимир Путин пригрозил вывести Россию из-под юрисдикции Европейского суда по правам человека. http://www.siapress.ru/news/34709 (доступ 15.08.2014).
   13. Михайличенко К.А. Вопросы квалификации понятия «дискриминация в сфере труда» в судебной практике. Доклад на конференции Ломоносов – 2013. МГУ: http://lomonosov-msu.ru/archive/Lomonosov_2013/2391/57654_5573.pdf (доступ 20.09.2013).
   14. Нерсесянц B. C. У российских судов нет правотворческих полномочий // Судебная практика как источник права. М.: Юрист, 2000.
   15. Пушкарская Анна. Страсбург предстанет перед высшим судом Российским Конституционным // Коммерсант. 20.06.2011.
   16. Страшун Б. А. Решения Конституционного Суда Российской Федерации как источник права // Конституционное правосудие. Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван. Вып. 4(14) 2001–1(15) 2002. С. 154–167.
   17. Султанов А. Р. Влияние на право России Европейской конвенции «О защите прав человека и основных свобод» и прецедентов Европейского Суда по правам человека, взгляд практика. http://www.rrpoi.narod.ru/echr/sultanov_1. htm (доступ 10.11.2013).
   18. Султанов А. Р. Пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам, res judicata и о судебной реформе. Правовая база Консультант Плюс. Доступ 10.11.2013.
   19. Шульга Р. Ю. Неправительственные правозащитные организации в свете реализации права на справедливое судебное разбирательство // Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований. Материалы IХ Региональной научной конференции молодых ученых Сибири в области гуманитарных и социальных наук / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2011.

   Интервью и выступления:
   1. Интернет-интервью с В. Д. Зорькиным, Председателем Конституционного Суда РФ «Предварительные итоги деятельности Конституционного Суда РФ на пороге 15-летия». 06.04.2006. http://www.consultant.ru/law/interview/zorkin/ (доступ 10.10.2013).
   2. Выступление В.Д. Зорькина на VIII Международном форуме по конституционному правосудию «Имплементация решений Европейского суда по правам человека в практике конституционных судов стран Европы» 01.12.2005. http://www.ksrf.ru/ru/News/Speech/Pages/ViewItem. aspx?ParamId=16 (доступ 13.11.2013).
   3. Лекции председателя Конституционного суда РФ Валерия Зорькина «Взаимодействие правовых систем России и Европы», с которой он выступил 16 мая 2013 года в ходе работы III Международного юридического форума в Санкт-Петербурге: http://rapsinews.ru/judicial_analyst/20130516/267403404. html#ixzz2khrsen30 (доступ 11.11.2013).

   Литература на английском языке
   Книги
   1. Burkov Anton, The Impact of the European Convention on Human Rights on Russian Law: Legislation and Application in 1996–2006. Stuttgart, 2007. http://sutyajnik.ru/documents/4237.pdf (доступ 6.09.2013).
   2. Di Pieter van Dijk, Godefridus J. H. Hoof, G. J. H. Van Hoof, Theory and Practice of the European Convention on Human Rights. Martinus Nijhoff Publishers, 1998.
   3. Dorssemont Filip and K. Larcher, The European Convention on Human Rights and the Employment relation. Hart Publishing, 2013.
   4. Cousin, Mel “The European Convention on Human Rights and Social Security Law” Intersentia, 2008. P. 28, 32.
   5. Handbook on European non-discrimination law \\ European Union Agency for Fundamental Rights, European Court of Human Rights – Council of Europe, 2011. P. 29–31.
   6. Kapuy Klaus, Pieters Danny, Zaglmayer Bernhard, Social Security Cases in Europe: The European Court of Human Rights. Intersentia, 2007. P. 3–19.
   7. Robin Allen, Anna Beale, and Rachel Crasnow, Employment Law and Human Rights, 2nd Edition. Oxford University press, 2007.
   8. White Robin C A, Ovey Clare, The European Convention on Human Rights. Oxford University press, New York, 2010.

   Статьи:
   1. Amy Ludlow, The right to strike: a jurisprudential gulf between the CJEIJ and. Human Rights Law in Europe: The Influence, Overlaps and Contradictions of the EU and the ECHR edited by K. Dzehtsiarou, T. Konstadinides, T. Lock, N. O’Meara. Routledge, 2014. P. 128.
   2. Bossuyt M., “Should the Strasbourg Court Exercise More Self-Restraint? On the extension of the jurisdiction of the European Court of Human Rights to social security regulations” Human Rights Law Journal, Vol 28, № 9-12, 2007. P. 321–332.
   3. Bojin, Liician «Challenges facing the European Court of Human Rights: Fragmentation of the international order, division in Europe and the right to individual petition» // The European Court of Human Rights and its Discontents: Turning Criticism edited by Spyridōn I. Phlogaitēs,Tom Zwart, Julie Fraser. Edward Elgar Publishing, 2013.
   4. Caflisch L., “Labour issues before the Strasbourg court”, Lecture available at: http://www.ilo.org/public/english/bureau/ leg/include/home/caflischpdf (доступ 20.11.2013).
   5. Fyrnys Markus, Expanding Competences by Judicial Lawmaking: The Pilot Judgment Procedure of the European Court of Human Rights, 12 German Law Journal 1231–1260 (2011).
   6. Laurent Sermet, The European Convention on Human Rights and property rights, Human rights files, No. 11 rev. Council of Europe. 1999. P. 14–17.
   7. Oddn, Mjцll Arnardуttir, Non-discrimination Under Article 14 ECHR: the Burden of Proof // Scandinavian Studies in Law 51, 13–39.
   8. Letsas, George, The ECHR as a Living Instrument: Its Meaning and its Legitimacy (March 14, 2012). Available at SSRN: http://ssrn.com/abstract=2021836 (доступ 20.09.2014).
   9. Mantouvalou, Virginia and Hugh Collins Private Life and Dismissal Pay v UK// Ind Law J (2009) 38 (1): 133–138.
   10. Peroni Lourdes, Alexandra Timmer, Vulnerable groups: The promise of an emerging concept in European Human Rights Convention law // Int J Constitutional Law (2013) 11 (4): 1056–1085.
   11. Veldman, Albertine, The Protection of the Fundamental Right to Strike within the Context of the European Internal Market: Implications of the Forthcoming Accession of the EU to the ECHR (January 31, 2013). Utrecht Law Review, Vol. 9, No. 1, p. 104–117, January 2013, p. 112.

   Доклады:
   1. Joint Report “Trade union rights situation in Turkey”, presented on the 32th meeting of the EU-Turkey Joint Consultative Committee on the 7–8th of November 2013, available at: www. eesc.europa.eu (доступ 19.06.2014).
   2. Report of the Constitutional Court of the Russian Federation for the XVI -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

Congress of the Conference of European Constitutional Courts. Available at: http://www.vfgh.gv.at/cms/vfgh-kongress/downloads/landesberichte/LB-Russie-EN.pdf (доступ on 24.10.2013).

Е. В. Сыченко Практика Европейского суда по правам человека в области защиты трудовых прав граждан и права на социальное обеспечение