   Царевна
   Стихотворения
   Ли Найшева

   © Ли Найшева, 2015
   © Ли Найшева, дизайн обложки, 2015
   © Vanzyst, иллюстрации, 2015

   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Альбомное

   В моей коллекции немного впечатлений.
   Я раздаю их постепенно,
   тем самым притупляя память.

   Запутавшись в словах,
   составленных безумным рифмоманом,
   выныриваю, ртом хватаю воздух.

   И задыхаясь от витиеватых фраз,
   обдумываемых в течение недели,
   спешу рассказывать.

Для Д.

   я читала «дневник неудачника»
   ты войдёшь немного загадочный
   спросишь – «ну как, интересно?»
   но думаешь не об этом
   (не о Лимонове то есть)
   у нас с тобой другая повесть
   лучше бы назвать романом
   но на роман пока что не тянем

   накроешь мои губы своими
   уложишь как ребенка ласково
   настойчиво мои ноги раздвинешь
   в окно солнце подглядывает
   вдруг оно застеснялось
   и за облачко спряталось
   получилось забавно всё—таки
   мы – особые, не все такие
   я как на ладони, когда с тобой
   как хорошо! глаза закрою
   ты во мне и незачем знать
   о других; скрипит кровать
   сломанная твоим прошлым
   теперь стопка книг вместо ножки

   нашли конец, хочется пить
   принесёшь чай – горячий, пусть остынет
   улыбнёшся своей улыбкой
   к тебе я до боли привыкла
   ты – часть меня, мой Мышкин
   князь. твой взгляд необычный
   испепелит меня за провинность
   и простит капризы
   мне и Макса простишь и Кирилла
   всё это в прошлом. было

Вамп

   I.
   пиво как запах блевотины
   выставленного за дверь кавалера
   скучного как тот, прошлогодний
   жалкого и этим противного

   нет больше сил тянуть спектакля резину
   жалость вызвал – дурной признак
   сейчас, ночью, чтобы утра не запачкать
   глупую историю разрублю мечом истины

   чего желала – сполна получила
   истеричное разочарование
   как плата за надежду
   и к утру – больную голову

   а солнце светит обычно
   глазами на пустую бутылку натыкаюсь
   и со страхом опускаю в пол —
   а вдруг она всему виной?

   II.
   сижу среди всего старого
   пыльный матрас облезлая тумбочка
   из чужого окна слышится весёлая музыка
   мечтаю уехать навсегда в париж
   прошлое выкинуть совсем не трудно

   выйду вечером из тесной квартирки
   знакомым французам bonjoar кину
   любовник увезёт на море в ниццу
   он богатый любит меня потому что красивая

   а я люблю притвориться будто я – женщина—вамп
   спектакль разыграю он в восторге
   а когда уснёт поплачу погрущу
   и снова стихи писать такие что бумаге стыдно

   как зверя невозможно приручить меня
   я дикая даже когда печальная
   могу быть доброй тихой могу быть злой
   а какая на самом деле останется тайной

   известной лишь одному – моему учителю
   расскажу ему всё изнутри выковыривая
   он выслушает выпьет пива поймет
   приласкает меня одинокую всеми покинутую

   III.
   смешное кино как передышка
   грызущая тревога до и после
   вместо бесконечной когда—то бессонницы
   изнуряющие сны – кошмары, мистика

   «не уходи» – кричу ему во сне,
   но он уходит реально, буднично
   закрываю глаза – страшно смотреть вперёд —
   что делать мне – прирученной?

   снова истерика, горячий кофе пью
   с последним глотком понимаю – так надо
   в ужасающем прекрасное ищу
   так учил бодлер – вспоминаю «падаль»

   слезы размазываю по щекам
   улыбку на красных губах выдавливаю
   «может ещё увидимся» – шепчу – я боюсь
   обыденный водоворот подхватит меня гениальную

   с последним словом вспоминаю первую встречу
   была смелой, легкомысленной дурочкой
   теперь все мысли – не совершить предательство
   лёгкая меланхолия переходящая в помешательство

   страшные слова на белом листе пишу
   а вовнутрь загляну – еще страшнее
   надо найти вождя, слепо поверить ему
   и умереть за воспламеняющую идею

Бойкот

   свобода запрещена
   смешали с грязью
   меня за поведение
   безобразное

   связали непониманием
   не вынесен приговор
   умру от молчания
   бойкот до сих пор

   не метать горохом
   кончилось терпение
   вокруг да около
   осуждение

   на ягненка ярлык:
   якшается с ястребом
   я язвительно
   являю ярое ячество

Курить 1

   сколько же можно это читать?
   истеричный андреев. вечный страх
   не оставаться одной, хоть кого—нибудь
   найти и вместе в путь

   выйти в конце на дорогу
   усыпанную многими розами
   узнать победу, славу, велИкость
   чтоб на шею лавровых листьев

   (картина в светлых лучах)
   а сейчас ночь, печаль
   сижу, пишу а потом на балкон курить
   в комнате нельзя – я у родителей

   наполняюсь самообразованием
   чтоб не остаться фабричной «клавой»
   new life по совету друга
   и для рифмы – вьюга

   завоет за окнами скоро
   тоненьким писком, словно хоронят
   чью—то надежду – скончалась в муках
   а в окне между стёклами дохлая муха

Снег

   снова холодный рассвет обманет
   не суждено летнему сну сбыться
   тоскливо станет.
   взмахнув ресницами
   однако же пора просыпаться
   нАскоро утренний кофе
   выпить. опаздывая мчаться
   на ненавистную работу

   ну надо же! первый снег
   невинный в своей порочности
   ложится на землю
   маскирует неровности
   в ямки проникает упрямо
   и пушистыми лапами
   холмы—груди ласкает
   а деревья делает бородатыми

   как молодой любовник пришёл
   застеснялся – расстаял
   подготовится хорошо
   и снова нагрянет

Нарцисс

   люблю двуличность нарцисса
   нежность его необычную
   невинные лепестки
   напомнят изгиб руки
   девственницы недозрелой
   была она смелой —
   белая непорочность
   пропала однажды ночью
   и стала бабёнка жёлтая
   мужиками-жизнью прожжённая
   желтА как кобыльи зубы
   или (пусть ласковей будет)
   нарцисса как серединка
   что на моей открытке

Гость

   на крышку немого рояля
   закат положил свою лапу
   мой гость говорил о славе
   как в песок слова его капали

   с губ слетало желание корысти
   кривился насмешливый рот
   кулаки сжимались от злости
   и, пугаясь, шипел чёрный кот

   не спросив, погасил все свечи
   полумрак воцарился на миг
   и в лунном неверном свете
   была одна тень на двоих

   заметна была тревога
   в глазах его чёрно-пустых
   когда он, наклоняясь немного
   часто смотрел на часы

   вдруг, не закончив фразы
   побледнел и ушел впопыхах
   и я догадалась сразу —
   он услышал крик петуха

Быть Гениальным

   I.
   у тех, которые одинаковые
   козлиный смех и румяные лица
   разговоры скучные – вереницей
   текут, уроды зубы скалят

   мятежный запах давно отвергнут
   стал стариком вчерашний юноша
   заснул в объятиях круговорота лжи
   вместо свободы безликий досуг

   как же ты не заметил свое падение?
   сначала ведь цеплялся, зубами рвал паутину!
   кричал «ненавижу пошлость гостиных!»
   нынешний конец списан на невезение

   II.
   был беленький юноша похож на принца
   скромность в привычках, взгляд полон нежности
   одет а-ля хиппи: чуть поношенная одежда
   длинные волосы, весь бунтом светился

   за это и любила его «плохая девочка»
   называл ее «детка», посвятил даже песню
   они конечно верили, что всегда будут вместе
   но девочка не любила тратить время на мелочи

   лень принималась за богемность
   худшее стало стало вдруг слишком явным
   шутки приравнены к брошенным камням
   намёки заменяли откровенность

   законсервировался (собой остаться пытаясь?)
   не допуская свежего из внешней жизни
   и оказался на её пути лишним
   она обошла его и забыла не каясь

   переоценил себя юноша – неоригинален
   бесконечные повторения спектакль испортили
   (зачем смотреть уже пересмотренное?)
   надо быть новым, чтобы быть гениальным

В полутьме

   в полутьме читаю стихи зеркалу
   наблюдаю мимику лица
   и в глазах до неприличия раздетых
   вижу неуверенность и страх:
   скоро ночь и не с кем разделить
   время, предназначенное для любовных сцен
   моего сознанья конвоир
   не допустит внешнему измен

Художник

   взрывом петарды оглушило чувство
   по глазам видать – одной крови
   восхищался издалека, было страшно
   не влюбиться бы, не спутать роли

   давно ли дневники сжигала —
   и в огне корчилась любовь
   хлестала через край фонтаном
   рифмованная боль

   зачем жгла? помню абзацами
   столько времени прошло – всё маячит
   с жестокостью вытравливала
   а она в сторонке горько плачет

   художник говорил мне: «ты чистая»
   видел бы он такую картину:
   как на чердаке, ровно в полночь
   мне лестница впивалась в спину

   это я восстановила любовника бывшего
   долго ли – постелил пальто где поменьше грязи
   и в ритме дыхания, сопровождаемого всхлипами
   совершалось пьяное безобразие

   а мне бы слиться с героем —
   одна жизнь, одна кровь, одно тело
   не отпустила бы, впилась бы когтями
   лишь бы он любил по—звериному нервно

Снова всю ночь

   Снова всю ночь
   Я читаю чужие стихи.
   Снова Луна
   открывает объятия ада.
   Не спать до утра,
   ждать, когда закричат петухи,
   и в бессильи заснуть тогда
   можно – нет, уже надо.

   Буквы в пятно
   расплываются перед глазами.
   Взгляды в окно
   и на стол – на бутылку вина.
   Снова всю ночь
   изучаю чужие романы.
   И ножом напоказ,
   ухмыляясь, играет Луна.

Сон

   Читала до потери реальности,
   горевала как по убитому.
   Знаком последней крайности
   руки раскинула криком.

   Я тебя сама нарисую
   чтоб ты был моим верным псом.
   Отравленным поцелуем
   припечатаю, словно клеймом.

   А потом надену все чёрное;
   и тенью на тротуаре
   пойду по вечернему городу,
   скрывая лицо вуалью.

   Убогий прохожий крестится,
   как будто кошмар ему снится —
   шакалом сдохнет на лестнице,
   сражённый глазами убийцы.

   К утру прогулка закончена.
   Вернусь и усну мёртвым сном.
   А пес охраняет до пОлночи,
   а тогда разбудит огнём.

Навсегда

   заранее в траур оденусь
   старый долг заплачУ
   можно без боя взять крепость
   но я уже не хочу

   мечтала в порыве страсти
   чтоб ты совершал безумства
   моим цветом был красный
   теперь чёрный. грустно

   приду к тебе словно прежде
   поцелуем коснусь твоих губ
   и нарочито небрежно
   навсегда от тебя уйду

   попрощались. довольно прошлого
   к чему вспоминать что было? —
   общее похоронено
   и надо сутулить спину,
   изображая кручину

   и на вопросы знакомых – о нас
   отвечать: всё кончено
   и от совсем беспардонных
   слушать намёки, колкости

   не буду играть печаль
   я рада покончить с ложью
   алые губы – печатью
   улыбки на наглой роже

Как Кровь

   беломорину мнёшь в руках
   глаза резко поднимаешь
   мучающей мысли залп
   робко: «ты меня бросаешь?»

   и снова взглядом упёрся в пол
   подъезда кафель – на белой клетке
   красной краски капля как кровь
   твоя из сердца. «послушай, детка…» —

   и снова начал монолог
   по лестничной клетке метаешься
   два года прошло с тех пор
   когда я сказала «а ты мне нравишься»

   а потом были другие слова
   «скучаю», «люблю», «хочу» —
   говорил ты, а теперь «без тебя пустота»
   а я так некстати молчу

   хочешь – поцелуй меня в губы
   хочешь – вы*би прямо на лестнице
   и шепчи мне пьяно—грубо
   что я шлюха. не надо жестов

   не называй меня своей девочкой
   что поделать – мне стало скучно
   наших отношений мелочи
   из своего дома вымету кучей

   среди мусора твоя лень
   и мое нетерпение
   глупых иллюзий тень
   и рваной раной – решение

   приговор вынесен непреклонно
   и обжалованию не подлежит
   ты остался моим поклонником
   и на блюдечке лежит

   твое сердце ко мне обращённое
   но мне не нужно оно
   ты стоишь укрощённый
   гримасой скривилось лицо

   ты мой любимый бывший
   я вижу как тебе больно
   как же ты оказался лишним,
   всё так же в меня влюблённый?

   я тебе в лицо бросила
   что уже не та, мол, дурочка
   это так, а ты всё просишь
   моей любви хоть чуточку

   уходи же, себя не мучай
   толку от слов не будет
   нас познакомил случай
   и случай пускай разрубит

   ах, что тут рубить – отодвинет
   два осколка: плюс и минус
   и кто—то в мою жизнь прыгнет
   я в его в объятия ринусь

Зацелованный малютка

   …кто—то был зацелован…

   Крематорий на закате.
   Солнце гаснет, словно шутка.
   Вечереет. Где—то плачет
   зацелованный малютка.

   Он по лесу тихо бродит
   и поднять не смеет глаз —
   зацелован при народе,
   обесчещен напоказ.

   Солнце скрылось, ляжет темень,
   меж больших деревьев жутко.
   Где—то бродит в наказанье
   зацелованный малютка.

Предчувствие Весны

   по радио передачу слушала
   про музыканта, тогда незнакомого
   а ты приехал, горЯ разрушить
   но снова слова комом

   выворачиваясь наизнанку
   рассказываешь, как меня ты любишь
   но в моём лице угадываешь
   безразличие, грусть

   я устала от нашей любви
   такой робкой, слишком спокойной
   не лучше ли ее потопить в крови
   отношений разорванных?

   я сожгла все свои дневники
   а стихи о тебе выбросила
   остригла волосы и взмахом руки
   новую себя рисую

   в левом углу через две минуты весна
   первым дождём выстирает грусть
   тщательно изученное значение сна
   закончится счастливым концом пусть

   ново ли, страшно – всё одно привыкать
   и юноша, вращающий глазами напротив
   не подойдет, а будет сидеть и гадать —
   кто я? и выйдет на следующей остановке

Принцесса

   Жестокий красивый Зверь
   стал недоверчив к ласке…
   Внезапно откроется дверь
   и выйдет Принцесса в маске,

   скрывающей страшные шрамы
   на нервном худом лице
   цвета слоновой кости. Шарм
   однако заметен. В конце

   похода ее на Луну
   оступилась на скользкой крыше.
   И, покинув свою страну,
   переселилась выше —

   в полный фамильных тайн
   и приведений зАмок.
   В каждом углу печать
   заброшенности. В складках арок

   заметно висит паутина,
   свечи горят и днём.
   А ночью для Господина
   устроят игры с огнём.

   Принцесса оставит маску,
   но даже не вздрогнут гости —
   ослеплены в порядке
   эксперимента. Тосты

   поднимут они привычно.
   В бокалах цианистый калий.
   Это совсем не трагично,
   уже традицией стало.

   Принцесса выпьет со всеми,
   Господин пригубит едва
   лекарство от жизни. Без лени
   каждый вечер. Проходят года,

   а Зверь, недоверчивый к ласке,
   всё так же жесток и красив,
   он любит Принцессу в маске.
   Она дарит немного любви.

Не Любовь

   Я боюсь распростёртых объятий
   и вежливых слов.
   Потенциальный предатель
   играет со мной в любовь.

   Говорит, что чертовски красивая
   и что никогда не забудет,
   исполняет мои капризы,
   вампиром впивается в губы…

Убийство

   не захотел меня приручить
   я сама привыкла
   а когда пора уходить
   не в силах и крикнуть

   броситься ли за тобой вслед
   по лестнице,
   – или в окно быстрее?
   отчаянные мысли выплюнуть бредом
   или сформулировать покрасивее?

   закрою ли глаза ладонями
   душная ночь видится
   окна настежь, в главной роли
   ленивая близость

   в глазах космическая тоска
   я – убийца своего чувства
   отпустила тебя просто так
   и опустила руки

Царевна

   два хвостика, чтоб на девочку быть похожей
   убежала от самой себя, сверкая каблуками
   белый саван сбросить, бродить краснокожей
   неровными тропами да глухими лесами

   ковыряться в сути, да не вспомнить главного,
   чибисом лететь, да не сметь на землю
   в старый дом войти хозяйкой полноправною
   расжечь огонь, но не оставить семени

   засыпая угадать, что во сне приснится
   поутру хорошее вдруг да сбудется
   пробиваться ложью—правдой к заветному имени
   а если откроется, тогда ежом хмуриться

   роли сыгранные как каплю с каплей
   различать с ошибками, но верить искренне
   не вернуть того, что целиком украдено
   хотя надеялись да по углам рыскали

   кроме пустоты совесть черной кошкой
   забилась под лавку, шалостей стыдится
   из бесцветных будней лепить яркие повести
   вечером забота как бы не напиться

   взахлёб воду пить, пьянея вкусом
   взаправду сказку жить, взаперти краснея
   среди чужих широких выбрать свою узкую
   да с гордыми глазами шагать царевной

Курить 2

   нервный свет фонаря.
   сомнительная связь разорвана.
   не хочется спать. шуметь нельзя —
   отцу завтра вставать рано.

   в открытое окно ветерок.
   в зеркало не смотреться.
   высокое чувство прошло.
   покрасивЕе одеться,

   закрутить чтобы новый роман
   с привкусом связи,
   спать – не спать до утра,
   оправдываться – мол нету грязи,

   придумать опять идеал
   на пустом месте,
   затащить на пьедестал
   и поставить крест.

Не любить

   Я погружаюсь в чёрный мрак.
   Осталось только всё забыть,
   и своё сердце сжать в кулак,
   и не давать ему любить,

   твой голос слышать не крича
   от жуткой боли, нервов нить
   под гильотиной оборвать,
   не разрешать себе любить,

   и сильных рук твоих тепло
   уметь по—дружески сжимать,
   и чувствовать себя легко,
   и не хотеть поцеловать,

   не прижиматься головой,
   взрывая волосами грудь,
   и верить, что моя любовь
   закончится когда—нибудь.

Флэш

   Он мне больше не пишет писем.
   Я напрасно качаю почту.
   В переполненном магазине
   на товарном ценнике росчерк
   фиолетовой ручки пастой
   мне напомнит почти забытый
   тёплой руки автограф.

   Запотевшие стёкла разве?
   В глазах, горячо открытых,
   слёзы, вставшие комом.

Скучаю

   Ты знаешь, я всё—таки по тебе скучаю.
   В вагоне метро перечитываю чужую повесть.
   Вырванная из переплетения слов я кричать
   бы стала, если вдруг раскроется…

   Что именно? – Я точно не знаю,
   просто это слово подошло в рифму.
   Просто я подумала, что всё—таки по тебе скучаю
   и к постоянной скуке почти привыкла.

Мухой

   Мне бы не биться мухой в засиженное стекло.
   Мне бы спокойно и осмотрительно жить.
   Я бы тогда не писала моих непослушных стихов.
   О пустяках бы могла обыденно говорить,

   а не прятать презрение за плоскими шутками,
   рассказывая жёлтый анекдот из новой десятки.
   Я настоящая, вы можете меня пощупать,
   если сумеете не обжечься кровью горячей —

   не забывайте, я же без кожи!
   Вы обожжётесь, но мне тоже больно будет!
   Для меня каждый день, среди людей прОжитый,
   серьёзное испытание, проверка на любовь к людям.

   Вроде бы привыкла, научилась сдерживать эмоции
   и прощать, прощать до бесконечности человеческое.
   «Эгоистка», «нигилистка» – какие ещё есть опции?
   Напротив всех поставлю галочки. Или крестики…

Поэма

   I.
   Каскадом улыбки нанизываю
   одну за одной
   (откуда такие способности?) —
   вдруг, хоть одна понравится?
   Мышкин облизывается,
   раз за разом
   вымысливает подробности,
   но подойти не решается.

   Мне стоит услышать только
   любимого голос,
   как (до этого робкие)
   серые глазищи во весь рост
   взрываются.
   Он расщедрился прошлым —
   даже тень нависает.
   А как же я?
   В сторонке, конечно, проще
   ждать, когда оттает.

   Не поверить – обидится,
   малое дитя словно —
   это только с виду
   огромный
   а в разрезе груди притаилась
   любовная боль для другой.

   Вокруг глаз – шрамики морщинок,
   бородка фигурно выбрита.
   Короче, видно – красавец мужчина,
   царевной иду – с таким—то!

   Может не вовремя
   повернулись миры?
   Или океан затопил обжитОе? —
   только теперь вместе мы
   и со мной в первый раз —
   такое.

   Любимый усмехается
   глазами—щёлочками.
   Мол, что увидела в этом хаосе? —
   у нас с тобой не любовь ещё —
   всего лишь любёночек махонький.

   «Ну это как сказать —
   у тебя может и махонький, —
   кричу, – а у меня со сплошными губами
   огромная любовища!»

   II.
   Вы скажете – разница в возрасте?
   Вы говорите – интерес пошлый?
   Оставьте вашу слюну,
   не плескайте эмоции.
   У вас не было падений
   в прошлом?
   Вам никогда не говорили,
   не воспитывали быть деликатным?
   Если вы некрасивы,
   не ищите в этом виноватого.

   Может быть, это последняя
   у меня любовь,
   добытая всеми возможными
   средствами?
   Если он не хочет наследства,
   мне остаётся только
   подчиниться.

   Я и так стала совсем ручная,
   стоит только одной
   в его огромной квартире
   остаться,
   одолевают сплошь мрачные
   видения боли,
   и при счёте четыре
   впору расплакаться.

   Кто его такого выдумал,
   что все минусы покорно
   становятся огромными плюсами
   и издалека видно,
   как тропинками торными
   я пробираюсь
   на самый северный полюс.

   III.
   Если он цельный, как скала,
   как в этом камне
   мне прорубить лёд,
   и обжигая ноги, скакать?
   я Лиля Брик наоборот.

   Взрослость запомнилась
   первым снегом,
   спрятал, похоронил грязь.
   Проснулась
   совсем другим человеком,
   во мне жила страсть.

   Музыка выливалась,
   градом забивая совесть,
   не оставляя времени
   для трезвых мыслей.
   Я называла
   нашу любовь повестью,
   страницы горели
   под воздействием жизни.

   Душная ночь заколдовала,
   и когда он ушёл,
   солнце высветило страх.
   Обещанием связана,
   осталась.
   Ну что же, хорошо,
   предательства запах.

   Ищу идею, которая
   перевернула бы мой мирок,
   оглушила бы водопадом
   сжигающей лавы.
   Дорогой торной
   я бы выблудила к истоку
   и взяла должную награду,
   шарахаясь славы.

   Гордость прикинется козырем,
   слёзы высушит ветер,
   могилка зарастет травой.
   Я хочу быть похоронена
   там, где бегают дети
   и смеются весной.

   Я бы жила тихо, неприметно,
   словно заморожена
   дыханием северной родины.
   И вспоминала то лето
   как неизбежно должное,
   и навсегда пройденное.

Охотник

   Приду к тебе гостьей нежданной
   увидеть тебя равнодушного.
   Глаза твои странно нежадные
   делают меня послушной.
   Женщину—вамп играла,
   а с тобой как будто без кожи,
   словно бы потеряла
   и вернуть уже невозможно,
   словно бы лапой в капкан,
   словно копаться в ране.

   Сцена из дневника,
   написана кем—то давним:
   «она не умела быть первой в сценах примирения,
   и когда любимый шептал извинения,
   она смеялась над ним вульгарно,
   оставляя в глазах его глубокие раны».

   Ты чем—то похож на охотника,
   который выследил зверя,
   день и ночь наблюдает за ним,
   изучает его поведение.
   Я словно твоя добыча,
   предрешённая мудрой тактикой.
   Результат не зависит от прыти,
   как показала практика.
   Буду висеть на стене
   нарядным, красивым трофеем,

   и ты, прикасаясь ко мне,
   расскажешь, о прошлом жалея:
   «она не умела быть первой в сценах примирения,
   и когда любимый шептал извинения,
   она смеялась над ним вульгарно,
   оставляя в глазах его глубокие раны».

Трагедия

   Ты меня забыл.
   Воплем не докричусь до тебя.
   Значит серость дня победила,
   тёмное время суток. Парадом
   по смертельно опустевшей себе
   пройду слёзы глотая,
   как сигнальные огни ракет.
   Обожгут борозды прорывая.

   Не останутся боги навсегда,
   свергнутые предательством недостойных.
   Кровью постиранный флаг
   спасаю в битве за Родину.
   «Мы женщины, бессильны мы» —
   зацикливаю скороговоркой.
   Свергнутый кумир умрёт живым,
   всего лишь пепла горка.

   Дочери Эллады хранят
   тайну прилетевшей кометы.
   Из глубины космоса горят
   глаза последнего человека.
   Извилины выворачивая,
   пытаюсь вспоминать штрихи.
   Лавой безумия горячего
   выливает опасная из стихий.

   Хочешь ли ты любить
   изо всех сил, до судорог чресел,
   чтобы можно было пленить
   самую дикую волчицу леса?
   Чтобы она приползла на брюхе,
   заглядывая в твои глаза,
   чтобы она умерла от разлуки,
   сгорела в сердца пожаре.

   С поля битвы неровный бег,
   утекая болью твержу имя твоё.
   Знамением расстает снег,
   горькая земля зарастёт быльём,
   но не будет другого тебя.
   Временем льются нити рек
   и много голосов утвердят
   приговор опусканием век.

   Я за тебя умру,
   закрою тебя своим телом,
   смерть не найдёт поутру
   в живое попавшие стрелы.
   Похороны прошли буднично,
   как и следовало ожидать.
   Гроб для свидетелей улицы
   только страница в тетради.

Смех

   как приду к тебе чёрной нищенкой
   и стану просить любовь
   узнаешь ли в этом обличии?
   пустишь ли на порог?
   узнаешь ли что—то давнее
   в моих беспокойных жестах?

   а вдруг с тобой будет другая,
   и ее назовёшь невестой?
   и скажет твоими губами
   совсем чужой человек:
   «вы ошиблись, моя дорогая»
   закроется дверь. будет смех

Праздничное

   Мой голос разный
   в зависимости
   от зависания в роли
   или наличия праздника,
   при моей непрактичности
   чтимого почти невольно.
   Спотыкаясь о скороговорки,
   проговариваемые машинально,
   стою на своём.
   Совсем не робко
   несусь в реальность.

Прощались

   Мы уже столько раз прощались,
   что сегодняшний кажется фарс—мажором
   и через несколько дней останется
   ощущение нереальности. Кроме
   нескольких специально небрежных
   жестов, я оставляю за собой право
   первой придумать новую версию
   объяснения нашего расставания.
   Гримасой полуулыбки сжимаю губы.
   Изо всех сил сдерживаю последний плач.
   Всё так не похоже на ожидаемое чудо.
   Разорваны в клочья чувства. Сейчас.
   Я успокоюсь и буду пугать серьёзностью.
   Полное безразличие, словно любви больше нет,
   делать застывшее лицо, чтобы не пролить слёзы,
   и в другое место переложу пистолет.

Сквозь меня

   Ты сказал, что меня больше нет,
   сквозь меня
   можно смотреть, как через стекло.

   Что ж, смотри.

   Через стёкла проходит свет.
   Виден дождь,
   и от солнца тепло.

Крылья

   Я не волосы остригла —
   я себе сломала крылья.
   В разрисованном подъезде
   тихо выла от бессилья,
   невозможности напиться,
   бесполезности страданий.

   Помнишь, я была убийцей
   нерождённого признанья?
   Унижения терпела
   и предательство прощала,
   умирала от измены.
   а женой твоей не стала.

   Выковыриваю с кровью
   стихотворные заплатки,
   вот – поломанные крылья
   за любовь к тебе расплата.

Неприятие Непонятного

   Я придумываю части речи.
   Ты разглядываешь части тел.
   Разность качества наших дел —
   в полярности, стремящейся в бесконечность.

   Есть ли разница между огранкой и ограниченностью?
   Хоть плейбоем назови – прёт плебейство.
   В этом свете моя нелюбовь людей
   оправдана и вполне логична.

Урони раздетое лицо

   Урони раздетое лицо
   в мои руки, ждущие обжечься
   реками безумных слёз.
   Я попробую тебя жалеть.

   Опрокинутыми блюдечками глаз
   взгляд животного, давно больного.
   Я хотела бы тебе сказать:
   вроде кто—то умер в нашем доме.

   Онемевшими губами закричи!
   Ты же только шевелишь беззвучно.
   До последней строчки мы роман прочли.
   Всё. Я ухожу. Мне стало скучно.

Бесчинствую

   Бесчинствую, чинов не чтящая принцесса,
   нисколечко не сомневаясь.
   Весьма весомое
   заявление от имени первых лиц
   моего лицевого нерва —
   дарую попытку, проваленную бездарно,
   наверно.

Прятки

   Поиграем в прятки?
   Закрой глаза ладонями.
   Боясь остаться краткой,
   словами многослойными
   нанизываю бусы
   на стержень пирамидки.
   Боясь чего—то грустного
   всё делаю ошибки.

Без анатомических подробностей

   Без анатомических подробностей
   не получится.
   Мучаясь,
   в куски раздирая горло,
   буду вытаскивать упрямое слово.
   Говорят, с возрастом
   гораздо больнее,
   однако смелее
   с увеличением опыта действую:
   профессиональное лицедейство.

Утреннее настроение

   Свистнула,
   тронулась электричка.
   Вагоны раскрашены
   по детской привычке
   рисовать на обоях
   и на чём попало.
   Я же осталась —
   с детства опасаюсь газа
   и электричества.
   Мои исследования
   заведомо безопасны,
   им не хватает искорки.
   Бывает рискую —
   и совершаю поступки,
   но чаще иду на уступки.
   Все оттого, что в детстве
   мало набила шишек.
   Слегка завистлива…

Животное

   Не хватает лёгкости.
   Высуну кошачьи когти,
   вдруг меняю настрой.

   С медвежьей элегантностью
   иногда не забываю кланяться,
   но об землю башкой.

   С лисицыной хитростью
   я бы могла сгодиться
   для озвучки толстых намёков.

   Но с присущим мне стихописанием
   только и осталось
   сочинять под мостом Вздохов.

Эксплуатация

   Строгие лица.
   я спрячу волосы шляпой,
   тогда не останется открытого тела.
   И какая мне разница, что за дело—
   витым моим взглядом пляшет
   (волчица)?
   Банально!
   Но мне кажется стильным
   доведение до абсурда.
   Я вымечтала свое
   поведение, и по тексту роли – ещё слоем,
   не опасаясь обвинения в картинности, —
   расплакалась…

Поездка в Электричке

   Поездка в электричке.
   Протекают
   гаражи вереницей.
   Бетонный забор —
   в бесконечность
   китайской стены,
   как фантомная боль
   неувиденных
   видов с открытки,
   пришелец из детства.
   Вот бы, целУя вечность,
   не наглядеться
   в дорогие глаза,
   потерянные из-за
   случая.
   Интересно,
   если канючить,
   удастся ли вернуть?
   После них пресно,
   хочется
   взорваться восторгом
   в безумии причуд,
   бережно хранимых.
   Жизнь ночью
   ограничена сном,
   в котором строго
   учтённые роли
   бесцеремонно растопчу,
   спасая любимого.
   Дорога воина.

Шуток кроме

   …Шуток кроме.
   Застывшая на губах улыбка
   превращается в гримасу боли.
   (Вы не верите, что я по своей воле
   отказываюсь от баснословного наследства?)
   К такому привыкнуть ли?
   Холодным душем утренний набросок:
   голубь – сбитый поездом – валяется наискосок
   от деревянного настила для пешеходов,
   которые прыгают через рельсы.
   И чайная ложка крови…

МДП

   Пришла домой.
   Поставила зонт в прихожей.
   Осенняя влага,
   нужно умыть лицо.

   Искать в отражении
   давние слёзы
   можно – при желании.

   Ну-ка, довольно!
   Уж не с ума ли сходишь?
   Приспущенный флаг
   белеет. Быстро умыться!

   Искренне сожалею.
   В нетерпении ёрзаю
   на троне воображаемом.

Подземелье

   Подземелье, напротив меня нечто:
   губы в запёкшейся крови,
   начёсанные полутрупики волос
   стягивает заколка,
   обнажая бледную кожу.
   А я всё мечтаю —
   зайти под верным паролем,
   чтобы вполне серьёзно,
   без всяких дурацких проколов
   встретить ту, на которую
   хочется быть похожей.

Мне давно уже не снилось

   Мне давно уже не снилось,
   будто по ночам летаю.

   А сегодня ночью снова
   от домашних убегаю
   разговоров, дел, покупок,
   от нестиранных пелёнок…

   Только главное, чтоб утром
   дома быть, когда ребёнок
   просыпается, чтоб видел —
   мама рядом, всё в порядке.

   Превращу в перину крылья
   и стихи пишу в тетрадку.

Интервью

   – Может быть, стала взрослее?
   – Несомненно, в чём-то.
   Эксплуатирую свою детскость,
   наивностью маскирую цинизм.

   Демонстрируя солидарность со всеми,
   ухожу после первого поворота.
   Неожидаемое – всегда болезненно метко.
   – Это исповедь?
   – Это факты жизни.

Царевна Стихотворения Ли Найшева