Молчи и танцуй
Роман Грачев

   © Роман Грачев, 2016
   © Роман Грачев, дизайн обложки, 2016

   ISBN 978-5-4474-1411-5
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие автора

   Когда я расстаюсь с тобой,
   Качаю молча головой
   И соглашаюсь даже с тем,
   Что от рожденья глух и нем.
   Я слов боюсь, боюсь обидеть,
   Так нелегко тебя предвидеть…
   Ты обижаешься на то,
   Что молча подано пальто,
   На то, что открываю
   И закрываю молча дверь.
   Ты не словам – молчанью верь.
Группа «Томас»

   «Почему вы не напомнили мне, что мы живем в России?»
Аркадий Аверченко

   Работа над романом «Молчи и танцуй» продолжалась… хм, двенадцать лет. Первый вариант был готов в 2002 году. Два года спустя роман принял участие в конкурсе несуществующего ныне издательства «Вагриус» и телеканала НТВ «Жизнь состоявшихся людей» и даже заработал предварительный контракт на экранизацию. По разным причинам, телепроект реализовать не удалось, но сам роман получил хорошие отзывы первых читателей и остался дорогим моему сердцу.
   Следующие десять лет он предавался забвению и снова всплывал. Подобно вампиловскому старику Сарафанову, полжизни сочинявшему ораторию «Все люди – братья» и не продвинувшемуся дальше первой страницы партитуры, я периодически снимал текст с виртуальной полки, сдувал несуществующую пыль и редактировал. Редактирование – работа для психов, и я не удивлюсь, если монтажер классического диснеевского «Бэмби» до сих пор что-нибудь в нем улучшает (мысль не моя, но любопытная).
   Дело не только в моей прихоти и уж тем более не в психическом состоянии. Проблема в актуальности темы и пластичности среды обитания. Мы с вами живем в стране, в которой авторы беллетристики чувствуют себя гораздо увереннее, летая на драконах или отстреливая вампиров, нежели пытаясь адекватно отобразить реальность и уж тем более осмыслить ее. И, как это ни прискорбно, тонны русской классической литературы, преподаваемой в школах, уже никого не убеждают в обратном.
   Действие «Молчи и танцуй» происходит в 2003 году, когда еще существовали прямые выборы органов власти всех уровней. Сейчас за моим окном крайне сложный и заполошный 2014-й, но я не стану подгонять новую версию романа под нынешнюю картину дня, несмотря на то, что в стране серьезно поменялись законы, пришла новая музыкальная мода, интернет проник во все сферы жизни, да и люди вокруг сильно изменились. Ну и что с того? Роман не о политике, не о бизнесе и не о российской эстраде. Всё это использовалось как декорация. И пусть кое-где в театральном заднике видны дыры и трещины – ваш покорный слуга виноват в том лишь отчасти. Просто мне вовремя не напомнили, что мы живем в России.
   Хочется верить, однако, что вы просто получите удовольствие от рассказанной истории, не вдаваясь в детали. И к черту реальность, за ней не угонишься.

Пролог

12 января 1975 года
Зауралье

   – Поздравляю, мамаша, мальчишка у вас получился просто ужас какой симпатичный: три кило весу, пятьдесят сантиметров в холке… По шкале Апгар я вам восьмерочку, пожалуй, нарисую. Отдыхайте… Чего? Нет, все в порядке, но несколько дней поваляться, конечно, еще придется – нам надо вас понаблюдать, послушать, пощупать, понюхать для порядку… а потом поедете домой, к папочке… Что? Где шум?… А, за окном… Не обращайте внимания, сегодня такая иллюминация в небе, хоть фонари гаси. Ночь просто волшебная, будто специально для вас устроена… но у вас ведь теперь совсем другие заботы, в небо будете потом смотреть, когда с коляской в парке выйдете погулять… На здоровье, на здоровье. Всё, счастливо, мамаша, до завтра…

   За городской чертой зима казалась более суровой. Здесь ее не украшали вывесками гастрономов, не щекотали фейерверками и не пытались растопить солью. Здесь казалось, что зима вечна, как коммунистическая партия.
   Холодную пустыню эту, простиравшуюся, казалось, на многие тысячи километров, разрезала пополам одинокая пара автомобильных фар. Шоссе обледенело, справа и слева простирались белые поля. Несколько маленьких светящихся точек впереди – родная деревня, единственный признак присутствия людей в этом богом забытом краю. Где-то в стороне, правда, прятался секретный военный гарнизон, но на то он и секретный, чтобы прятаться. Сверху – несколько миллиардов звезд.
   Холодно.
   Водитель, гнавший «Запорожец» на деревенские огоньки, не считал себя романтиком. Более того, он плохо себе представлял, что это слово означает. Он всего лишь простой механизатор: редко смотрит в небо, за исключением тех случаев, когда требуется погадать на дождь или снегопад, не читает книг и не цедует жену перед сном. Нельзя сказать, что таковы все советские механизаторы, но именно этот – таков. У него проблем полон рот – какое, к черту, небо, тем более если едешь на автомобиле, который помнит если не коллективизацию, то хрущевскую кукурузу уж точно.
   Водитель спешил домой, мечтал поскорее улечься на диван и посмотреть хоккей. Сегодня бьются ЦСКА и «Крылышки». Послушать Озерова и уснуть на диване – это как пропить редкий рублевый выигрыш в лотерею. Жизнь все-таки не стоит на месте, она, можно сказать, все время движется… от родной колхозной мастерской до сельпо и обратно, ха-ха.
   Двигатель «Запорожца» внезапно умолк. Автомобиль продолжал катиться по инерции, постепенно замедляя ход.
   – Что за дела?! – воскликнул водитель и затормозил. Машина остановилась. Только теперь стало слышно, как тихо вокруг.
   Мужчина попробовал включить зажигание.
   Хр, хр, хр, хр, хр, хр…
   – Ччерт!!!
   Переждал несколько секунд, попробовал еще раз.
   Хр, хр… Х-хх!..
   Двигатель умер. Похоже, скоро сдохнет и стартер. Водитель подергал ключ еще немного и, убедившись, что машина велела не беспокоить, открыл дверцу и вышел на воздух.
   «Зараза, – подумал он, – нашла время, когда ни одна собака мимо не проедет».
   Оказавшись снаружи, мужчина поежился. Сильно похолодало. Градусов двадцать против тех десяти, что были в обед, а к полуночи и до тридцатки может дотянуть. В то, что придется дожидаться полуночи здесь, на обледеневшем шоссе, мужчина не верил. Ему все-таки удастся завести строптивую железную клячу, иначе совсем нет на свете справедливости.
   Он обошел машину, открыл капот. Освещения не хватало. Мужчина полез в карман. В недрах куртки находили место гаечные ключи, отвертки, пустые пачки из-под папирос и кульки с семечками. Среди этого разнообразия должен был находиться и маленький фонарик. Мужчина был уверен, что не выкладывал его с прошлой недели.
   Поиски в боковых карманах результата не принесли. Во внутреннем кармане тоже ничего похожего на фонарик не обнаружилось, и ничего не оставалось, как снова выругаться, зло и беспомощно, в лежащую вокруг пустоту.
   «Ну, что теперь?!»
   Бедолага снова обошел машину, чтобы открыть дверцу салона, как вдруг проблема решилась сама собой. Кто-то пустил сигнальную ракету.
   – Хе-ге, – сказал мужчина и посмотрел вверх. – Ох, мать…
   То, что он увидел, привело его в замешательство, смешанное с восторгом. Он редко смотрел на небо, потому что не видел там ничего интересного. Сегодня, пожалуй, особый случай.
   Это была не ракета. Одна из звезд, явно крупнее всех тех, что рассыпались на бескрайнем черном покрывале, намеревалась превзойти их и по яркости. И ей явно не сиделось на месте.
   – Мама родная…
   Крупная светящаяся точка в северо-западной части неба плавно опускалась вниз. Довольно быстро для звезды, но слишком медленно для самолета. С каждой секундой она даже становилась ярче, и очень скоро стало очевидно, что водитель «Запорожца» стал свидетелем аномального зрелища.
   «Орбитальная станция «Салют!», – предположил он и огляделся. Ему было почти до слез обидно, что никто больше этого не видит. А так хотелось поделиться!
   – Ээээй! – крикнул он.
   Тишина. Он здесь один.
   Звезда снижалась. Еще через некоторое время стало ясно, что она опускается на город. Несомненно, она висела непосредственно над жилыми кварталами, а не где-то над Финляндией. Водитель «Запорожца» посмотрел на далекие и едва различимые огоньки домов, прикинул расстояние («километров на пятнадцать отъехал»), потом снова глянул на звезду. Скорее всего, она «сядет» на главную площадь, аккурат под ноги вождю мирового пролетариата, и, судя по скорости движения, произойдет это минут через пять-десять.
   Что это?!
   Загадочная точка сверкнула чем-то бирюзовым. Всего на мгновенье, но этого хватило, чтобы выдвинуть вторую версию, более сумасшедшую.
   – Летающая тарелка, – пробормотал водитель и хохотнул. Он заставил себя опустить глаза. Присел, зачерпнул рукой снег и вытер лицо. Никакая это не тарелка, это банальная белая горячка. Теща давно говорила ему, что в один прекрасный день он допьется до таких соплей, что начнет расстреливать из охотничьего ружья соседских кур… Кхм, на то она и теща, чтобы так говорить, и в чем-то она права. Но сейчас-то он трезв!
   Проделав освежащие процедуры, мужчина снова посмотрел на небо. И тут же с облегчением вздохнул: неопознанный светящийся объект по-прежнему опускался вниз. Пожалуй, даже увеличился в размерах и теперь-то точно смахивал на сигнальную ракету. Кто ее мог пустить оттуда, сверху, и почему она не гаснет?
   – Ешкин свет, – буркнул водитель. Он смотрел на звезду широко раскрытыми глазами и не обратил внимания на рев автомобиля, раздававшийся слева. Он сделал шаг вперед, затем еще один.
   Эти два шага его спасли.
   Из-за холма выскочил грузовик. Он несся по встречной полосе, гремя пустым кузовом. Скорее всего, водитель надавил на клаксон не для того, чтобы оповестить о своем приближении. Нажатие было рефлекторным – водитель грузовика так же неотрывно пялился на светящуюся точку.
   Хозяин «Запорожца» стоял уже в сугробе, когда в двух шагах за его спиной машина получила сокрушительный удар в лоб. Под скрежет металла и стон клаксона грузовик протащил легковушку на двадцать метров вперед и только потом остановился.

   Маленький зауральский городок тоже все видел, поэтому серьезно отвлекся от привычной вечерней возни. Он не предполагал, что станет свидетелем чего-либо подобного, поскольку самым большим катаклизмом, случавшимся в его истории, до сих пор считался внезапный майский снегопад, похоронивший результаты апрельского коммунистического субботника. Синоптики потеряли дар речи, когда звезда (уже довольно внушительных размеров) повисла высоко над площадью, зато немногие имевшиеся в городе ученые успели насобирать материал для своих исследований.
   Сияние можно было наблюдать практически с любой точки. Все видели его по-разному: кто-то со своего балкона сквозь жидкие облачка наблюдал размытое пламя газовой горелки, кому-то мерещился кусочек радуги. Дети с замиранием сердца представляли инопланетян, зеленых человечков с большими ушами, взрослые же нервничали и звали детей домой – мало ли что там летает, вдруг упадет вниз. На несколько минут сонный покой городка был нарушен. Светящаяся точка приковала взгляды дежурных патрулей и уличных грабителей, водителей машин и простых пешеходов. Не могли оторваться от этого загадочного зрелища и трамвайные вагоновожатые, ввиду чего в тот зимний вечер января семьдесят пятого года случилось несколько неприятных дорожных происшествий. К счастью, обошлось без жертв.
   Газеты, телевидение и радио проявили традиционное единодушие – они ничего не видели. Командование секретного военного гарнизона, располагавшегося неподалеку, приложило максимум усилий, чтобы необычные атмосферные явления оставались в их компетенции. Никто и спорил. Взрывы, крушения, НЛО – всегда в компетенции людей в погонах. Всем остальным приходится довольствоваться рекордными надоями и плавками. Только одна газета, «Зауралье», позволила себе заметить, что иногда советским гражданам не мешает задирать башку вверх – можно увидеть чертовски занятные вещи. (На следующий день главного редактора вызвали в горком и врезали по той самой башке за попытку создать нездоровый ажиотаж).
   Нашлись и простые горожане, державшие в кармане фигу. Одним из них был молодой мужчина лет двадцати пяти, худой, бледный и довольно мрачный с виду. Он сидел возле окна в собственной кухне на пятом этаже серой кирпичной «хрущевки», пил водку, закусывая бутербродами из черного хлеба с отвратительной на вкус колбасой. Рядом на табурете катушечный магнитофон изрыгал песню Высоцкого о переселении душ.
   Молодой человек снимал «атмосферное явление» на фотоаппарат и бормотал:
   – Счастливая звезда. Кому-то повезло сегодня…
   Он снимал почти до самого конца. Только когда закончилась пленка, закурил, выпустил из носа струю дыма и прислонился к стене. Завтра он узнает, что «звезда», провисев в небе около получаса, исчезла так же неожиданно, как и появилась, и что в это время в городе родился новый гражданин Советского Союза.
   Мальчик. Три кило весу, пятьдесят сантиметров в холке. «Восьмерка» по шкале Апгар.

Часть первая.
Молчун

1

   Гоните «мудрых учителей»! Гоните! Они всю жизнь нам мешают.
   Да-да, едва мы перестаем писать в кровать и пересаживаемся на горшок, они уже говорят нам, что мы должны делать и как должны себя вести. Они знают лучше нас, чем нам стоит заниматься с малолетства – бальными танцами, гимнастикой, фигурным катанием или игрой на баяне. Они найдут нам кружок «по нашему вкусу», они купят нам кроссовки, коньки, боксерские перчатки и даже паяльник; они поставят нас на табурет в центре зала, заставят читать стишки и будут хохотать и умиляться, потому что половину звуков мы еще не произносим, или принудят петь песенку о бабушке, хотя и музыкального слуха-то у нас нет, да и бабушку мы в гробу видали.
   Они будут преследовать нас и дальше…
   «Какого черта ты не слушаешь учителя математики? Тебя не интересует математика?! Хорошо, допустим. А история? Литература? Биология? А что тогда тебя интересует?! Ты понимаешь, что должен учиться на «пятерки» и «четверки», если хочешь стать человеком? Ни черта ты не понимаешь в жизни, бестолочь!
   А что это за плакаты у тебя висят на стене? Что это за горилла волосатая с кольцом в носу? А в наушниках у тебя что орет? Это музыка? Это – музыка?! Выключи! И нечего шляться с этими приятелями, и что ты ревешь, какие у тебя вообще могут быть проблемы в твоем сопливом возрасте? Девочка бросила? Мальчик разлюбил? В школе дразнят? Бред какой! У тебя сейчас только одна забота – ты должен (должна) учиться, учиться и еще раз учиться, чтобы стать человеком.
   Да, ты должен окончить школу, поступить в институт, ты должен завести семью (мы тебе расскажем с кем именно), вы должны любить друг друга, ты должен ходить на работу, чтобы приносить оттуда зарплату, ты должен быть ответственным и не забивать голову пустыми мечтами… словом, ты всем должен, должен, должен…».
   Вот так и живем с противным чувством, что кому-то все время должны. Оно разъедает душу, но мы не можем от него избавиться. Сначала мы должны своим родителям, угробившим на нас лучшие годы своей жизни; потом должны учителям в школе, у которых маленькая зарплата и своих сопливых детей полон дом; потом мы слушаем своих друзей и знакомых, потом боимся огорчить супругов и их родителей, боимся общественного мнения, боимся сделать больно и «поступить некрасиво», нарушить установленные кем-то правила… Мы всего боимся – пугливые зверушки, постоянно испытывающие чувство вины! – а потом умираем, и ничего после нас не остается, кроме скромных цифр на могильной плите и стандартной биографии.
   Гоните «мудрых учителей», я вам говорю! У вас ТОЛЬКО ОДНА ЖИЗНЬ, и пишется она без черновиков и возможности исправлений. Ступайте к своей мечте и никого не слушайте.
   Только имейте в виду, что вы собрались прогуляться по минному полю, причем мины на карте указаны далеко не все. Где и какая из них взорвется, узнаете сами. Постарайтесь удержаться на ногах, если мощность взрыва окажется слишком велика.
Из книги Глеба Шестопалова
«Убегающий Волк»

   Жара. Плюс тридцать два, если верить термометру на дисплее приборной доски. Плавится асфальт, задыхаются мирные граждане, мегаполис медленно сходит с ума, вымаливая у неба хоть капельку дождя.
   Глеб Шестопалов поместил панель автомагнитолы на подобающее ей место, нажал кнопку под номером «1» и сразу услышал знакомый голос:
   – Привет! Доброго вам утра тринадцатого июня две тысячи третьего года от рождества Христова. Это сто три и восемь эф-эм, радио «Пилот»: всегда к вашим услугам хорошая музыка и веселые ведущие, а также море рекламы и всякой другой всячины. Оставайтесь с нами!
   Лицо Глеба перекосила гримаса душевной боли. Обычно, если он начинает вот так кривиться, подчиненные прячутся в своих кабинетах. Гримасы Большого Босса сулили невыплату премии и отказ в финансировании корпоративных попоек.
   – Бар-ран, – процедил Глеб, включая первую передачу, – уволю к чертовой матери.
   Взглянув в боковое зеркало, Большой Босс притопил педаль газа, и новенькая «рено меган» цвета стоячего болота покатила по улице в сторону делового центра.
   Елки-палки, это был едва ли не самый поганый год в его карьере. Если в январе еще теплились надежды на «перелом» с «прорывом» (такими терминами изобиловала речь официального консультанта и психолога, которого Глеб нашел на какой-то рождественской бирже для работодателей), то к марту от них остались тлеющие головешки. На радиостанции возникла напряженная ситуация с рекламными оборотами – следовательно, и с денежками, поступающими на банковский счет – а книга, которую он написал и издал на свои личные средства, почти провалилась. И если просчеты в бизнесе можно как-то нивелировать, то литературное фиаско повергало в уныние.
   Жаль. Хорошая книжонка получилась.
   В первую неделю продажа шла вяло: из-за отсутствия масштабной информационной поддержки книжные магазины не торопились делать заказы, а лоточники и уличные торговцы, теребя в руках свежие экземпляры, недоверчиво качали головами. Изящный слоган, выданный Глебом в эфире собственной радиостанции – «Вы покупаете не то, что снаружи, а то, что внутри!» – ожидаемого эффекта не произвел. Оптовики предпочитали покупать цветные твердые обложки, украшенные воронеными стволами и женскими прелестями четвертого размера, и не выказывали ни малейшего желания поинтересоваться, что же там внутри. Очень скоро Глеб понял, что свалял большого дурака, решив штурмовать книжный рынок.
   Итак, что мы имеем? Радио «Пилот» тянет немощные ручонки к кислородной подушке, тираж «Убегающего волка» загромождает офис, дочь отбивается от рук, жена… ну, хоть жена адекватная, и на том спасибо.
   Глеб притормозил на светофоре, открыл окно, посмотрел в небо. Оно все такое же голубое и прозрачное – и ему все так же наплевать на наши проблемы.
   Зазвонил телефон. Глеб вынул трубку из нагрудного кармана рубашки.
   – Говорите, но кратко, я на перекрестке.
   – Это Обухов, – хмыкнула трубка. – У меня села батарея, я с другого аппарата. Как дела?
   – Ты в удобное для меня время умеешь звонить?
   – Не ной. Что делаешь послезавтра, в субботу?
   – Сплю. – Глеб тронулся с места. Богатый опыт телефонного общения со старым другом Кириллом Обуховым, который постоянно звонил с каких-то левых аппаратов своих охранников и адъютантов, позволил Глебу научиться ювелирно водить машину двумя пальцами одной руки.
   – Спать будешь на кладбище, – продолжил Кирилл. – Приглашаю тебя в «Черепаху» вместе с женой. Хочу кое-что показать.
   – Кое-что или кое-кого?
   – Я просил не ныть!
   – Я не ною! Если ты подсунешь мне свое очередное протеже, я тебя порву.
   – Какой ты нудный! Давай просто посидим, я тебя сто лет не видел. Ну?
   Глеб вздохнул.
   – Ладно, уломал.
   – Заеду в восемь.
   Глеб бросил трубку на сиденье и улыбнулся. Несмотря на то, что они с Кириллом Обуховым дружили уже почти двадцать лет, внезапный звонок приятеля очень редко его не радовал. Глеб иногда думал, что при подобных отношениях между мужчинами и женщинами браки были бы долговечнее.
   Глеб подъехал к зданию, в котором находился офис радио «Пилот». Солнце палило неимоверно. «К полудню будет сорок», – подумал Шестопалов, поднимаясь по ступенькам на третий этаж. Лифт в этом здании, когда-то принадлежавшем малоизвестному научно-исследовательскому институту, работал через день, а то и через два, и Глеб часто хвалил себя за то, что не снял офис где-нибудь под чердаком. Третий этаж из десяти – это еще куда ни шло.
   В офисе его своей обычной утренней улыбкой встретила офис-менеджер Катя, молодая брюнетка с хвостиком на затылке.
   – Здравствуйте, Глеб Николаевич, – мяукнула она, выходя из-за стойки. – Чай? Кофе?
   – Здравствуй, солнце. Кофе.
   Глеб сразу прошел в эфирную студию, располагавшуюся в самой дальней комнате.
   – Семен, привет.
   Небритый и нечесаный туземец с явными признаками недосыпа, наступившего по причине обильного возлияния, вылез из-за пульта.
   – Доброе утро, Глеб Николаевич.
   – Ни фига доброго! После смены зайди ко мне.
   Семен кивнул. Выражение, украсившее его лицо, можно было описать словами: «Завтра же брошу пить!».
   Глеб больше не удостоил его вниманием. Ему не хотелось устраивать разнос прямо сейчас по двум причинам. Одна из них диктовалась профессиональной необходимостью – нельзя трогать ведущего во время его рабочей смены. Вторая причина…
   – Катя, кофе!
   В своем кабинете Глеб расстегнул рубашку сразу на две верхних пуговицы, бросил на стол сумку и развалился в кресле. Первый же взгляд упал на стопку упаковок с тиражом невостребованной книги. Уже долгое время рабочий день у Шестопалова-босса начинался с унылого лицезрения этих залежей интеллектуального труда Шестопалова-писателя. От осознания вопиющей несправедливости, которую допустил по отношению к нему книжный рынок, хотелось бить посуду. И даже не было жалко потраченных денег. Глеб действительно любил свою книгу и считал ее удачной.
   Раздался робкий стук в дверь.
   – Да.
   Вошла Катя с подносом. На нем красовалась чашка кофе и блюдце с двумя бутербродами с копченой колбасой.
   – Давай присаживайся и рассказывай, что новенького.
   Девушка присела на краешек стула.
   – Рано утром звонил какой-то человек, хотел переговорить с вами.
   – О чем?
   – У него какое-то серьезное предложение… это надо цитировать. – Катя уставилась в потолок. – Он сказал «предложение, от которого поднимется настроение».
   – Дистрибьютор «Виагры»?
   Девушка хихикнула.
   – Он представился?
   – Нет, сказал, что перезвонит или зайдет попозже. Он вообще мало говорил.
   – Ладно, подождем.
   Глеб пригубил кофе – горячий, как он и любил.
   – Что-нибудь еще?
   Катя покачала головой.
   – Тогда можешь пока идти.
   Когда девушка вышла, Глеб открыл папку с текущими бумагами.
   Крупнейшие рекламодатели радиостанции тормознули пакеты на июль и август. По подсчетам Глеба, за пару месяцев безрыбья станция потеряет до сорока процентов запланированного дохода. Жить можно, но сократить список необходимых затрат все-таки придется.
   Все дело в рейтинге. «Пилот» скатывался вниз, пропуская на верхние строчки даже не протестированных новичков. Музыкальных радиостанций в городе насчитывалось больше двух десятков, и при такой конкуренции приходилось шевелить извилинами днем и ночью – когда спишь с женой, жаришь яичницу или справляешь нужду. Почему он в свое время не пошел в кулинарное училище?
   «Пора что-то менять, – сказал его друг Кирилл Обухов во время очередного „мозгового штурма“. – Хотя я на твоем месте поменял бы не что-то, а все». На это Глеб возразил, что радиовещание – это не производство виноводочных изделий и даже не сборка компьютеров. Здесь все решают кадры, и они не стоят в длинных очередях на бирже труда и не слоняются косяками возле телерадиоцентра. Штучный товар. Если тебе повезло отыскать готового профессионала, ты должен беречь его пуще собственных яиц и прощать беременности и запои, а уж если выращиваешь таланты собственными силами, готовься потратить на это недели и месяцы.
   Вот сегодня, например, Глеб собирался перекинуть на ночь непутевого ведущего Семена, которому по глупости доверил самый ответственный участок – утренний эфир. А чтобы найти замену, необходимо забыть о выходных.

   Около полудня в кабинет заглянула Катя.
   – Глеб Николаевич, к вам пришли.
   – Кто?
   – Этот, «подниматель пингвинов».
   – Давай его сюда.
   Катя исчезла, потом дверь распахнулась шире. В кабинет вошел молодой мужчина в сером костюме и с кейсом в руке. Глеб приподнялся, сделал приглашающий жест.
   – Здравствуйте. Присаживайтесь.
   Визитер уселся на первый попавшийся стул.
   – Слушаю вас… э-э?
   – Андрей Нестеров. Я звонил утром.
   – Очень приятно. Глеб Шестопалов. Мне передали, что у вас важное дело.
   Нестеров махнул рукой.
   – Да, важное.
   – Слушаю.
   Визитер вздохнул, щелкнул замком кейса. На вид ему было лет тридцать пять, и как минимум двадцать из них он провел в упорном труде на благо Родины и семьи. Он просто излучал убежденность в собственной правоте и веру в успех. Глебу он чем-то напомнил консильери клана Корлеоне из трилогии Копполы. Такие люди с первого взгляда пробуждают невольную зависть и уважение… и сразу убивают надежду на компромисс.
   «Надеюсь, до лошадиной головы в моей кровати дело не дойдет», – успел подумать Шестопалов.
   – Начну с главного, – сказал Нестеров, выкладывая на стол папку. – Я представляю избирательный штаб кандидата на пост мэра города Константина Лесневского. Слышали о таком?
   «Бам!», – подумал Глеб и тут же осел, как пирог в духовке при открытой дверце.
   Конечно, он слышал. Константин Лесневский в прошлом году вошел в десятку самых богатых людей города. Его компания «Лес-фарм» хорошо держалась на рынке медицинских препаратов, ей принадлежала каждая четвертая крупная аптека в областном центре. Некоторое время назад физиономия Лесневского появилась в телевизионном ящике, потом стала красоваться на обложках известных изданий, и теперь уже никого не удивляло его желание принять участие в предвыборной гонке.
   Только Глебу все это нужно было как рыбе зонтик.
   – Да, я слышал.
   – Отлично. Мы хотим прикупить у вас немного эфирного времени. До кучи.
   Глеб почесал нос. Послать его сейчас, или выслушать, а потом все равно послать?
   – Что-то не так? – поинтересовался Нестеров.
   – Ну, во-первых, мы по принципиальным соображениям не участвуем в агитационных кампаниях. А во-вторых, даже если бы участвовали, эффект от вашей рекламы у нас…
   – Не спешите отвечать, – прервал Нестеров, – дослушайте до конца.
   – Давайте, – сморщился Глеб. Визитер не особенно старался выглядеть душечкой.
   – Это не совсем политическая реклама. Если вы ожидаете чего-нибудь вроде «Каждому старику – обеспеченную старость» или «Забота о людях – прежде всего», то могу вас уверить, что этой лабуды в наших роликах не будет.
   – А что будет?
   – Реклама «Лес-фарм» и препаратов, которые производит компания. Будет упоминаться фамилия Лесневского, проекты общественной значимости, только и всего. Никакой прямой агитации. А для вас это – хорошие деньги.
   Нестеров улыбнулся. Впрочем, у Глеба еще оставались доводы.
   – Ваша рекламная кампания наверняка потянет на сумму, превышающую установленные лимиты. Знаете ли, я никогда не мечтал участвовать в дискуссиях, меня не касающихся, и уж тем более мне не хотелось бы отвечать на звонки из антимонопольного и облизбиркома.
   – Насчет этого не беспокойтесь, у нас работают прекрасные юристы.
   Глеб развел руками.
   – Итак, – продолжил представитель избирательного штаба, – мы хотели бы выходить в эфир в течение двух недель. Два раза в час, ролики по длительности не более двадцати секунд. Нам нужно первое место в блоке и…
   – Стоп, стоп, подождите, – замахал руками Глеб. Нестеров умолк, оторвал взгляд от своей папки и уставился на хозяина кабинета.
   – В каком месте я вас обидел?
   – Насчет длительности и графика – это ваше дело. Но на первое место в блоке я вас поставить не могу, даже если сильно захочу.
   – Почему?
   – Потому что первые места у нас раскуплены фирмами, которые, вы уж извините, отвечают за каждое свое слово.
   Нестеров, судя по виду, слегка оскорбился. «Хи-хи, – подумал Глеб, – хоть что-то приятное сегодня утром».
   Впрочем, радость его была недолгой.
   – Это шутка юмора, я так понимаю, – сказал гость. – Хотя, признаться, юмор несколько необычный для директора предприятия, которое испытывает финансовые трудности.
   После этой фразы повисла пауза, на которой заплакал бы и сам Станиславский. Глеб услышал, как за стеной в аппаратной с кем-то оживленно ругаются рекламные менеджеры. Обсуждают неудачный ролик. Ругань стояла отборная. Пожалуй, надо будет их приструнить.
   – Я понимаю ваши трудности, – продолжил Нестеров. – Рейтинг «Пилота», к сожалению, один из самых низких в городе, ваша книга – я не отрицаю ее несомненных достоинств – также продается не очень успешно, поэтому, признаться, вы меня удивляете. Уж извините.
   Глеб не знал, что ответить. Нестеров был прав, скотина, и его осведомленность говорила в пользу его профессионализма. Но осадок от его слов оставался неприятный.
   – Вы проделали серьезную работу, – выдавил Шестопалов. – Уверены, что я соглашусь, да?
   – На восемьдесят процентов. Послушайте, Глеб, я просто-напросто покупаю рекламное время, которым собираюсь распорядиться по своему усмотрению. Лирику можете опустить. Вот, ознакомьтесь с нашим заказом.
   Нестеров снова вернулся к своей папке, неторопливо вынул верхний лист и протянул его Глебу. Пока тот читал, он с невозмутимым видом разглядывал свои холеные ногти.
   Через минуту Глеб отложил бумагу в сторону.
   – Что-то я не догоняю. Вы берете пустяковое время, которое вряд ли вам поможет, и хотите заплатить за него столько, сколько стоит месяц прайм-тайма, хотя минуту назад мы говорили о наших низких рейтингах. Ваша машинистка нажала не на ту клавишу?
   – Отнюдь. Если не доверяете написанному, могу повторить вслух. Я оплачиваю наш скромный заказ по стоимости самого дорогого времени. Более того, я рекомендую вам не оформлять по счетам всю сумму, а только ту ее часть, которая соответствует официальным расценкам. Остальное можете получить наличными и провести через бухгалтерию как покупку крупной партии сидений для унитазов.
   Нестеров более чем красноречиво похлопал по своему кейсу.
   – Еще интереснее, – признался Глеб.
   – Ничего страшного. Просто примите предложение. Я плачу вам эту безумную сумму потому, что знаю ваше отношение к пропаганде и агитации… и, кстати, скажу, что мне приятно иметь дело с одним из немногих оставшихся в природе идеалистов.
   – Откуда вы это знаете обо мне?
   – От осведомленных людей. Наша страна ведь только на карте такая большая, а на самом деле, как вы и сами знаете, мы живем в большой феодальной деревне с одним культурным и экономическим центром и одной эстрадной примой, о которой никто не смеет сказать дурного слова. Все друг друга знают, все ходят в одну и ту же сауну и обмениваются женами. Разумеется, в масштабах города-милионника дела обстоят еще проще. Вы согласны поработать с нами?
   – Отказаться трудно, – сдался Глеб, – но повторюсь…
   – Хотите еще один маленький секрет? – прищурился Нестеров. – Все остальные мало-мальски значимые средства массовой информации уже разобраны другими кандидатами, из относительно независимых осталось ваше.
   – Ага.
   Нестеров с довольным видом поднялся из-за стола.
   – Обещанная мной сумма будет выплачена по вашему звонку. Счет можно прислать завтра.
   – Хорошо.
   – Да, чуть не забыл! – будто бы спохватился гость. – Есть еще один момент, достаточно важный.
   Шестопалов изобразил внимание.
   – Через некоторое время вы сможете еще более значительно улучшить свое экономическое положение, выполнив одну нашу маленькую просьбу.
   – Какую?
   – Ничего противозаконного, но об этом сообщу позже.
   – Когда?
   – В свое время. До встречи, приятно было познакомиться.
   Нестеров подхватил чемоданчик и вышел.
   – Орел хренов, – пробормотал Глеб.

2

   Маленький Максимка не капризничал в отсутствие матери и не просился домой, если ему велели подождать. Мальчишка рос на редкость терпеливым. Он неплохо проводил время в компании соседки тети Любы, потому что улыбчивая и даже смешная толстая тетенька водила его на детскую площадку возле кинотеатра и угощала мороженым. Иногда мальчишке казалось, что с соседкой ему гораздо комфортнее, чем с матерью, которая все чаще стала прикладывать к глазам платочек.
   Вот и в этот раз, когда Лариса чмокнула Максимку в щечку и сказала, что скоро придет, он не стал возражать.
   – Иди, не волнуйся, – сказала Люба, – потом сахаром отдашь.
   У Ларисы сегодня намечался разговор. Она брела по тротуару и мысленно проговаривала фразы, с которыми собиралась обратиться к своим родителям. Фразы несложные, но, как это обычно бывает, нужные, заранее подобранные и расставленные в голове в идеальном порядке слова в последний момент разлетаются, как бумаги с письменного стола от сквозняка. Подлость несусветная.
   Дойдя до угла родительской высотки, Лариса остановилась, посмотрела вверх. На балконе шестого этажа сушилось мужское нижнее белье – невероятных размеров трусы и майки. Лариса вздохнула и направилась к подъезду.
   «Значит так, – в сотый раз повторяла она, – я приняла решение и не собираюсь его менять, что бы вы мне ни говорили. Если начнете обсуждение вариантов, если решите вспомнить свою руководящую и направляющую роль, я тут же разворачиваюсь и ухожу, и внука вы будете видеть только по большим детским праздникам».
   Грубовато, но иначе не выйдет. С ее родителями лучше разговаривать так – с напором и без литературных изысков. Так до них лучше доходит. Если допустить разночтения, потом намучаешься, потому что они уже немолодые люди, современных пособий по семейному строительству не читали и лекции по фэн-шую не слушали. Удивительно, как они вообще внимают своей дочери.
   В лифте Лариса вдумчиво изучала абсолютно чистую стену. В этом подъезде всегда и все было чистым, никаких наклеек от «Терминатора», свастик и автографов от влюбленных мальчиков. Лариса вспомнила, как когда-то в юности пыталась нацарапать на стенке кабины лифта свое имя. Соседи выволокли за косу и сдали родителям. За чистоту своего жилища местные аборигены боролись не жалея живота.
   Лариса вышла на площадке шестого этажа, остановилась возле родной двери, замерла. Все было очень хорошо слышно. Вот отец прошаркал мимо прихожей в гостиную, включил телевизор и с довольным кряхтением уселся на диван. Мать гремит на кухне кастрюлями, кричит, чтобы не отсиживал задницу без дела, а отец отбрыкивается – телевизор по вечерам для него свят, как вобла с пивом после бани.
   Лариса нажала на кнопку звонка. Снова шаркающие шаги, ворчание матери. Лязгнул замок, дверь открылась, и Александр Никифорович Еремин, небритый, в спортивных штанах и застиранной до потери родного цвета футболке, улыбнулся.
   – Лариск? Привет!
   Та улыбнулась в ответ.
   – Как дела? Все в порядке? – тараторил отец. – Что-то ты бледная. С Максимкой все хорошо? Не болеет?
   – Все нормально, пап, не суетись. Я ненадолго.
   Лариса вошла в квартиру, повесила на крючок сумочку. Мать, конечно, слышала, кто пришел, но показываться из кухни не спешила. Поднявшееся тесто заслуживало большего внимания, чем неожиданный визит дочери.
   – Какими судьбами? – спросил отец, подталкивая ногой тапочки.
   – Мимо шла, решила заглянуть, – соврала Лариса. – А вы чего поделываете?
   – Мать вот стряпней занялась, я отдыхаю. Как там погода?
   – Хорошо.
   – М-м-м… – протянул отец, смущенно почесав нос. Светская беседа никогда не была его коньком, и он это знал.
   – Как твои дела на работе? – поинтересовалась Лариса.
   Отец махнул рукой.
   – Начали задерживать зарплату. Думаю, не уволиться ли.
   – Серьезно?
   – А почему нет? Думаешь, пропаду? Конечно, прорабов нынче как собак нерезаных, но таких, как я – с гулькин нос.
   – Согласна, – сказала Лариса. Она знала, что руки отца растут из правильного места и он всегда сумеет найти им применение. Проблемы безработицы для него не существовало в принципе. Кроме того, папа всегда легко прощался с прошлым, и, пожалуй, с ним Ларисе общаться было легче, чем с матерью.
   – Проходи в комнату, – сказал Александр Никифорович, – правда, там не убрано. Эй, мать, выйди хоть поздоровайся!
   В ответ из кухни донеслось злобное шипение залитой маслом сковородки.
   – Ладно, пап, – сказала Лариса, устраиваясь на диване, – пусть она занимается своими делами. У меня еще есть время, я потерплю. Может, пирожков попробую.
   – А Максимку с кем оставила?
   – С Любкой.
   Отец кивнул и направился было на кухню, но вдруг остановился у двери, внимательно посмотрел на свою дочь. Лариса не отвела взгляд.
   – Что-то случилось?
   – Почему ты так решил?
   – Я лицо твое наблюдаю уже двадцать с лишним лет.
   Лариса вздохнула. Отца не обманешь.
   – Ладно, поймал, я расскажу, – произнесла она, глядя, как Якубович на экране телевизора примеряет казачью папаху. – Только попозже, когда мама закончит.
   Отец покачал головой, но ничего не сказал.
   Лариса осталась в гостиной одна. Сидела на диване и смотрела «Поле чудес», время от времени прислушиваясь к тому, что происходило на кухне. В этом доме все оставалось по-прежнему: мать возилась с кастрюлями, отец оккупировал телевизор, вечера проходили в устоявшемся неторопливом ритме. В этих стенах Лариса провела свое детство и юность. Ее теперешняя квартира, «двушка» не первой свежести в другом конце города, никогда не сможет соперничать с родительским гнездом, и это уже начинало пугать. Порой Ларисе казалось, что она никогда не сумеет перерезать пуповину и уйти в свободное плавание, потому что в родительском доме всегда было чуть теплее, чуть спокойнее. Во всяком случае, было до недавнего времени.
   Вернулся отец с пакетом сока и печеньем.
   – Угощайся. – Он выставил пакет на журнальный столик, взял из серванта два стакана.
   – Мама когда освободится?
   – Я уже освободилась.
   Лариса вздрогнула. Мать стояла в дверном проеме.
   – Как дела? Как Максимка?
   – Все в порядке, мам, Симка не болеет.
   Людмила Викторовна прошла в комнату, села на край дивана. На ней был старый халат, надетый поверх ночной рубашки, и дырявые шлепанцы. Выглядела она вполне нейтрально, но Лариса догадалась, что внутри она бурлит и клокочет, как бульон на малом огне. Их последняя встреча неделю назад закончилась непристойной перебранкой, а мать всегда долго успокаивалась.
   «Злопамятная, мстительная сука!» – однажды ругнулся отец, будучи не совсем трезвым. Лариске было тогда двенадцать лет, она очень хорошо запомнила эту краткую характеристику, дающую ответы на очень многие вопросы, и в своей взрослой жизни неоднократно получала подтверждения ее точности.
   – Отец сообщил, что у тебя есть какой-то разговор, – без всяких вступлений начала мать. – Мы сначала поедим, обсудим погоду?
   Лариса поежилась.
   – Можно обойтись без светских приличий, но и драку мне устраивать не хочется.
   – И не надо, – вставил папа.
   Лариса помолчала, переводя взгляд с матери на отца. «Когда что-то буксует в дружной семье, – подумала она, – виноватым не может быть кто-то один. Как правило, виноваты бывают все… или какие-нибудь природные явления».
   – Вы просверлите на мне четыре большие дырки. – Лариса залпом осушила стакан с соком и с шумом поставила его на столик. Вспоминать заготовленные фразы ей не пришлось.
   – Игорь появится в июле-августе. Я думаю, что не позже.
   – И что? – спросила Людмила Викторовна.
   – Ничего особенного. Я не хочу его видеть.
   Отец прокашлялся, мать вздохнула. Пауза была зловещей.
   – Я собираюсь забрать Максимку и исчезнуть, – продолжила Лариса.
   – Может, не стоит пороть горячку? – сказала мать.
   – Стоит. Ради сына – стоит.
   – Прикрываться заботой о сыне – это так современно.
   – Я не прикрываюсь, я только о нем и думаю!
   – Ой, как пафосно! – Мать поднялась с дивана, подошла к серванту. Сейчас она начнет глотать свои таблетки, вздыхать и изображать измученную сердечными ранами старуху, до которой никому нет дела. «Включите камеры – мама страдает! Премия Оскар за лучшую женскую роль».
   – Ты хорошо подумала? – спросил отец.
   – Да, очень хорошо.
   – А как мальчишке без отца в таком нежном возрасте?
   Лариса закатила глаза.
   – Папа, о чем ты говоришь! Он уже три года без отца!
   Мать, вытряхивавшая на ладонь таблетки из маленькой бутылочки, бросила на дочь гневный взгляд.
   – Хочешь еще хуже сделать? На улице ведь окажешься, с голым задом после стольких лет!
   – А у меня есть выбор?!
   – Не кричи!
   – Буду кричать! Визжать буду! Пусть одной, пусть на улице, но без него. Игорь все профукал, абсолютно все – и меня, и мальчишку своего, и наш дом. Да, он биологический отец, но не больше. Или вы считаете, что отцом можно считать любого, кто сумеет засунуть, высунуть и встретить возле роддома? Ну, тогда извините…
   Александр Никифорович почесал мочку уха.
   – Да, джентльмен тот еще, конечно, – согласился он, – но, с другой стороны, не совсем потерянный для общества мужик, да и выбрала ты его сама. Куда смотрела-то?
   Лариса не ответила, вскочила с дивана, подошла к окну и уставилась на улицу. Опять потекли слезы. «Плакса ты несчастная, рева-корова!». Она не хотела, чтобы старики это видели. Кроме того, пыталась и скрыть свою злость.
   Плакать и злиться было от чего – золотые слова, наконец, прозвучали. «Мы тебе говорили, но ты не слушала, упиралась. Теперь, когда прижало, примчалась с поджатым хвостом. Будешь знать в следующий раз. Мы рады, что так вышло, мы оч-чень рады!».
   – Пинаете лежачего, – промолвила Лариса, кое-как справившись с эмоциями. – Ваше любимое занятие.
   – Погоди…
   – Нет, это ты подожди, пап! – Она повернулась к ним лицом, продемонстрировав черные разводы под глазами от расплывшейся туши. – Получили свое мясо с кровью, теперь помолчите. Я и без вас знаю, что ошиблась. У меня должен быть рыцарь на белом коне, а вышло черт знает что… Бесхребетный и безответственный пацан, да еще и хулиган. Я три года надеялась, что он возьмется за ум, три года не спала ночами, выучила наизусть телефоны всех вытрезвителей и моргов. Мама, ты и представить себе не можешь, что это такое, потому что твой муж никогда так не поступал.
   – Твой папа меня по-другому изводил.
   – Не важно, у каждого свои тараканы. Но всему есть предел. У Игоря были шансы, только он их не использовал, и я не могу бесконечно начинать с чистого листа.
   Лариса перевела дух, шмыгнула носом. Родители молча смотрели на нее.
   – Удивлены? Ну да… я долго молчала, потому что скорее себя подставлю, чем сдам вам вашего зятя. Сами воспитали. Как там у вас принято? «Был бы мужик с руками-ногами и семья в полном составе, стерпится-слюбится». А я не хочу гробить свою жизнь на человека, который не знает чего хочет, торчит в кабаке в то время, когда у меня давление, а у сына – жар. Пьяные поцелуи с утра, «прости, дорогая, больше не буду», а потом все сначала. Устала я, вы можете понять?! Мне двадцать пять лет всего!
   Родители продолжали молчать.
   – Можно было бы разобраться с его пьянками и с прочим, – продолжила Лариса, – но моего сына он ничему не может научить, ничего не может ему дать, потому что его багажник пуст! Одно дело дружить и гулять, другое – строить семью, и если бы я шесть лет назад хоть чуть-чуть переждала, не была бы сейчас женой балбеса, отсидевшего срок за хулиганство. Пусть он сам выплачивает свои долги и ущерб, а я скидываю вещи в чемодан, забираю Максимку и исчезаю. И это больше не обсуждается.
   Лариса вернулась на диван, взяла пакет с соком и сделала несколько больших глотков из горлышка. Безмолвию родителей пришел конец.
   – Где собираешься прятаться? – спросил Александр Никифорович.
   – Сниму квартиру.
   – Это дорого. На что вы будете жить?
   – Жили же как-то раньше.
   – Но… – Отец осекся. Ему казалось, что решение проблемы лежит на ладони. – Может, вам пожить у нас?
   – Хочешь наблюдать сцену долгожданной встречи?
   – Не знаю, не уверен. Но все-таки мне кажется, что у Максимки должен быть отец. Пусть я старомоден, но…
   – Ты прав. Отец должен быть, и он будет. Но не Игорь.
   Эта последняя фраза Ларисы подключила к разговору мать.
   – Шлюх нам в семье еще не хватало!
   – Что?! – Ларису передернуло. – Что ты сказала?!
   – Что слышала! Я не позволю тебе на глазах у моего внука блядовать с кем ни попадя!
   У Ларисы глаза сделались круглыми. Такого от своей родной матери ей слышать еще не приходилось. Пожалуй, и ее отцу тоже. Это климакс?
   – Люда, ну ты тоже, елки зеленые! – воскликнул Александр Никифорович.
   – Спасибо, мамочка, – процедила Лариса, опасаясь, что опять расплачется. – Я поняла, что ты хочешь сказать. Ладно, я пойду, пока Максимка не начал капризничать.
   Она поднялась и направилась в прихожую.
   – Подожди! – попытался остановить отец.
   Лариса сбросила тапки, накинула на плечо сумочку. Она удерживалась от истерики каким-то чудом.
   – Перестань, не горячись! – крикнула мать.
   – Все в порядке, мамуля! – Лариса, готовая к выходу на улицу, снова появилась в комнате. – Ни черта вы обо мне не знаете. И ни черта вы не поняли. Мне двадцать пять лет, у меня муж непонятно кто, на руках – пятилетний ребенок, а вдобавок ко всему еще и любящие родители. А я жить хочу не хуже других, и чтобы меня дома встречали с улыбкой и вкусной котлетой. Господи, я забыла, когда трахалась в последний раз!… Да что я вам объясняю!..
   Она рванула к выходу.
   – Лариса!..
   – Пока! – бросила она и вылетела в подъезд, хлопнув дверью.

   Возле баров и забегаловок на проспекте скапливалась молодежь. Лариса долго искала свободную лавочку, искала любое место, где можно было бы отдышаться. Вскоре она его нашла. Она почти с разбегу плюхнулась на скамейку, приютившуюся под мохнатой и запыленной елью, положила сумочку на колени, вытащила пачку сигарет. Кое-как справившись с дрожью в руках, прикурила от зажигалки и уставилась в темно-синее небо.
   Послать всех… Денег на первое время хватит, вещей не так много, чтобы снаряжать для переезда грузовик. Есть неплохие варианты по съему квартиры – оплата невысокая, от работы недалеко. Вот только с мебелью не густо, но это можно как-то пережить. В общем, все не так уж и безнадежно, главное – не поддаваться панике и не суетиться.
   На самом деле Ларисе очень хотелось поддаться панике. Более того, хотелось забиться в угол, накрыться одеялом и часок-другой пореветь. Она довольно долго надеялась, что может позволить себе расслабиться и переложить решение проблемы на чужие плечи. В качестве спасательного круга в ее мыслях возникал какой-нибудь большой мужик с волосатой грудью и большими руками, говоривший раскатистым басом и куривший «Беломор». Такие большие и добрые мужики всегда знают, что нужно делать, они не станут рассуждать о смысле жизни в тот момент, когда требуются решительные действия. Собственно, для этого они и существуют.
   Лариса шмыгнула носом и заплакала. Большого и доброго мужика у нее не было даже на примете, все приходилось делать самой и при этом стараться, чтобы никто не заметил стаю голодных кошек, скребущих на душе.
   – Вам плохо? – донеслось справа.
   Она не отреагировала. Не услышала.
   – Девушка!
   Лариса повернулась на голос. У края скамейки стоял невысокий молодой человек в светло-голубой рубашке навыпуск и джинсах. В руках он держал фирменный пакет джинсового магазина с чем-то круглым и высоким внутри, похожим на термос.
   – Все в порядке.
   «Сколько раз сегодня я произносила эту фразу?» – подумала Лариса.
   Молодой человек нерешительно подошел ближе. Лариса уловила запах дорогого одеколона.
   – Мне показалось, что вам нехорошо.
   – Вы ошиблись, – ответила Лариса и в подтверждение своих слов громко шмыгнула носом.
   – Вижу, – улыбнулся незнакомец. – Чтобы так скукситься на проспекте Ленина возле кафе «Солнышко», нужны серьезные причины. Я не помешаю?
   – Нет. – Лариса перестала плакать, докурила сигарету и бросила ее в урну. Незнакомец смотрел на нее изучающе, но не слишком настырно. Он был довольно хорош собой.
   – Вы, наверно, куда-то спешили, – сказала молодая женщина, раскрыла сумочку, достала зеркальце. – Со мной уже на самом деле все порядке, спасибо за участие.
   Парень ничего не ответил. Лариса опустила зеркальце, посмотрела на него и увидела улыбку во всю физиономию.
   – Я догадываюсь, о чем вы думаете, – сказал он.
   – О чем?
   – О кофе.
   В первую секунду в голове у Ларисы мелькнуло: «Чертовы пикаперы!», – но затем она с удивлением обнаружила, что не отказалась бы от большой чашки горячего латте.
   – Я угадал?
   – Ну… не знаю. Возможно. Но это не повод, чтобы…
   – Не стесняйтесь. Я вас приглашаю.
   Лариса дала себе на размышление всего несколько секунд. Она слишком устала, чтобы сопротивляться. Не все ли равно, с кем она выпьет сейчас этот несчастный кофе?
   – Я не откажусь, молодой человек, но хочу сразу предупредить…
   Незнакомец замотал головой.
   – Девушка, это просто кофе. А если у вас проблемы со временем, я с удовольствием поймаю для вас такси. Годится?
   – Вполне. Только такси я могу и сама поймать. – Лариса поднялась со скамейки. – Откуда вы вообще взялись, такой шустрый?
   – Шел мимо, – пожав плечами, ответил парень.

   В темно-синем «Опеле», припарковавшемся у обочины, сидели двое. Водитель нажимал на кнопки автомагнитолы, пассажир на переднем сиденье курил и смотрел на двери кафе «Солнышко», за которыми только что скрылись молодые люди.
   – Это он и есть? – спросил пассажир, выпустив струю дыма.
   – Ага, – ответил водитель. – Не похож?
   – Не фонтан, прямо скажем. Такого я бы одним ногтем.
   – Ага, давай, только Палыч тебе потом все ногти повыдирает.
   – Знаю. Он где-то здесь живет?
   – Угу, внутри квартала. У него вечерами одна и та же дорога, так что если захочешь на него еще раз поглазеть, приезжай сюда завтра.
   – Работает здесь?
   – Да, на складе.
   – Где?!
   – На оптовом складе, шампунь отпускает, – хохотнул водитель, – с его-то талантами! Ты видел, как он девку склеил? Тебе такую месяц придется окучивать, и то не даст.
   Он, наконец, отыскал интересующую его программу. В эфире резвилась Бритни Спирз.
   – Кстати, вот тебе радио «Пилот». Люби и жалуй.
   – Понятно, – отозвался пассажир.
   – Слушай, Серый, поехали. Я свое дело сделал, показал его тебе, остальное меня не касается.
   Серый задумчиво пошлепал губами, сделал две затяжки и выбросил сигарету в окно.
   – Поехали.
   Через минуту машина вырулила на середину дороги и помчалась к перекрестку.

3

   Вечером в субботу под окном остановился белый «лэнд-крузер», покрытый внушительным слоем пыли. С высоты третьего этажа он напоминал перештампованный БТР, пропахавший не одну сотню километров под палящим солнцем пустыни. За рулем монстра сидел Кирилл Обухов.
   Глеб вздохнул.
   – Наташ, Толстый приехал, – сообщил он, закрыв дверь балкона. – А я-то надеялся, что передумает.
   – Не дождешься, – отозвалась из соседней комнаты жена, – он никогда не отменяет вечеринок.
   Глеб прошагал в прихожую, открыл входную дверь и высунул голову. С площадки первого этажа уже доносились тяжелые шаги Кирилла. Вскоре появился и он сам. Несмотря на свою роскошную комплекцию, четыре лестничных пролета он преодолел в считанные секунды.
   – Здорово, лентяй, – сказал Кирилл, протягивая мясистую руку, – пусти, не загораживай проход.
   – В туалет торопишься?
   – Как догадался?
   – Чую запах мокрых штанов.
   – Подлец. – Кирилл скинул массивные башмаки под вешалкой. В доме своего старого друга он никогда особо не церемонился, если хотел раздеться, надеть тапочки или посетить уборную. Также он не ждал приглашения пообедать, принять душ или посмотреть по телевизору бокс. Подобные вольности укоренились с незапамятных времен, когда еще оба они не были женаты и на свои стипендии покупали докторскую колбасу общего пользования.
   – Кстати, – сказал Кирилл, прежде чем скрыться за дверью туалета, – кого это ты Толстым назвал?
   Глеб расплылся в довольной ухмылке.
   – Хватит скалиться, собирайтесь. Наташ, надень мое любимое платье.
   На сборы ушло минут двадцать. Наталья решила не потакать вкусам приятеля и надела простые черные джинсы и розовую рубашку. Глеб натянул свой старый серый пиджак. Кирилл, придирчиво оглядев обоих, поцокал языком.
   – Смахиваете на мелких лавочников после дефолта.
   – А твой наряд от Версаче! – отмахнулся Глеб.
   – Недалеко от него. Так, всё, пошли, а то опоздаем к началу.
   В машине Глеб долго молчал. Он никак не мог отвязаться от мысли, что затея с рекламной кампанией кандидата в мэры Лесневского выйдет ему боком. Эти загадочные взгляды представителя избирательного штаба, эти намеки… Глеб обещал подумать, но думать и принимать решение уже второй день категорически не желал. Сложность заключалась в том, что сказать «нет» он не мог – какой дурак откажется от богатых заказчиков, – но от общения с политиками, тем более местными, его тошнило. Нестеров нисколько не ошибался, называя его одним из последних живых идеалистов.
   – Чего скис? – поинтересовался Кирилл.
   – Цейтнот, – прямо ответил Глеб и тут же пожалел об этом. Сейчас начнутся допросы.
   – Пилот завел самолет в штопор?
   – Вроде того. По Гэллапу мы на пятнадцатом месте, вперед пропустили даже областное радио с его посевными.
   – Нашел кому верить, Гэллап! – усмехнулся Кирилл, не особенно демонстрируя сочувствие. – Но, впрочем, они могут быть правы. Что делать собираешься?
   – Пока не знаю. Возьму себе тайм-аут.
   – Правильно, подумай об этом завтра.
   – Сомневаюсь, что у меня и завтра что-то получится.
   – А ты попробуй. – Кирилл утопил педаль газа и обогнал еле плетущуюся «копейку». – Кстати, если хочешь, могу подогнать кого-нибудь из своих знакомых, им реклама не помешает, да и деньги есть.
   – Спасибо. Один тут уже сел мне на хвост, купюрами перед носом размахивал, замуж звал.
   – Ну и дери с него три шкуры.
   – Ты не знаешь кто. Лесневский остатки недобитых СМИ подгребает под свою авантюру.
   Кирилл хмыкнул, ударив ладонью по рулю.
   – Нашел-таки тебя! А я-то думал, что пронесет. Дери с него пять шкур, Глебушка, беднее не станет.
   Шестопалов улыбнулся. Кирилл всю жизнь вытаскивал его за шиворот из любых ям, даже когда у них были практически равные шансы на успех. В конце концов, эту радиостанцию Глеб открыл на деньги Обухова.
   – Чего лыбишься? – спросил Кирилл.
   – Мне кажется, ты прав, – сказал Глеб, – твоя попа шире.
   Они подъехали к автостоянке, располагавшейся возле большого гостиничного комплекса. Заляпанный грязью джип Кирилла с трудом протиснулся в узкий коридорчик между «Вольво» и «десяткой». Выйдя из машины, Глеб посмотрел на новенькую, сверкающую «десятку» и с улыбкой произнес:
   – Киря, посмотри, как надо любить свою машину.

   Телефон зазвонил вовремя – в двадцать пятьдесят пять. Ребята явно не были обременены интеллектом, но нажимать на кнопку вызова в нужный момент они умели. Со временем научатся еще чему-нибудь.
   Трофимов выключил звук у телевизора и не спеша взял трубку.
   – Алло!
   – Пал Владимыч, это Сергей.
   – Слушаю тебя.
   – У нас все путем. – Голос Серого звучал спокойно, даже немного расслабленно. Трофимов представил его развалившимся на сиденье автомобиля с сигаретой в зубах и бутылкой «Миллера» между ног. Супермен хренов…
   – Конкретно давай.
   – Только что подъехали Шестопаловы со своим толстым другом, выгрузились и вошли в клуб.
   – А парень?
   – Тот давно внутри. Кстати, он не один.
   – С кем?
   – С девицей. С той самой, что мы вчера засекли.
   – Выяснили, кто такая? – Трофимов был уверен, что они так и не накопали нужной информации, но счел уместным задать этот вопрос. Чем больше вопросов, тем выше дисциплина.
   – Нет, Пал Владимыч, – прогудел Серый. – Мы решили, что это случайная знакомая, которую он снял на вечер, поэтому проверять не стали. Сегодня пробьем.
   Трофимов отвел трубку в сторону и выругался. Насколько они предсказуемы, эти джентльмены удачи с большой дороги! Как их ни одевай, сколько телефонов ни навешивай, клеймо трудного чердачного детства все равно не смоешь.
   – Сереженька, – сказал Трофимов в трубку, – тебе хорошо платят?
   Собеседник стал дышать чаще.
   – Я доволен.
   – Прекрасно. А я тебе говорил, что парень не снимает девок на улице по вечерам?
   Серый хрюкнул и попытался возразить:
   – Но он же снял! Мы подумали…
   – Сережа, – перебил Трофимов, начиная злиться, – думать буду я.
   Секунд пять трубка только шипела, затем Сергей с неохотой согласился:
   – Я понял.
   – Ладно, проехали. Завтра я должен знать, что это за девушка и в каких отношениях она с нашим орлом. Как понял, прием?
   – Понял вас хорошо.
   – Молодец. По готовности докладывай.
   Трофимов положил трубку и поднялся с кресла. Голова раскалывалась. Сожрать бы сейчас цитрамону, завалиться спать и проснуться через неделю где-нибудь в раю…
   Они приступили к реализации его гениального плана. Трофимов потратил на его разработку кучу времени, сил и здоровья и только теперь понял, как сильно устал. Пожалуй, это возраст – как-никак шестой десяток идет.
   Он прошел на кухню, открыл холодильник и достал бутылку водки и тарелочку с ломтиками лимона. Сгодится как замена цитрамону. Сегодня у Трофимова долгий рабочий день. Он не знал, сколько времени потребуется, чтобы раздобыть свежую информацию, – час, два, или все десять, – но сегодня что-то определенно сдвинется. Он будет сидеть в своем кожаном кресле, смотреть записанный на видео хоккейный матч сборных СССР и США семьдесят второго года и пить горькую. Больше ему пока заняться нечем.
   Наблюдая за финтами Харламова, Трофимов невольно размышлял о последствиях в случае провала игры – своей игры. Для этого бестолкового Серого и его дружков он был большой шишкой, но они и понятия не имели, чем он рискует. На самом же деле Трофимов являлся всего лишь исполнителем заказа. Пусть тот виртуозный номер, который он собирался исполнить, был от начала и до конца придуман им самим, заказчики в случае неудачи могли устроить ему эффектное торнадо.
   Пал Владимыч смотрел хоккей, пил водку и думал, что он, возможно, погорячился.

   Ночной клуб «Черепаха» разместился в бывшем двухэтажном универмаге, большом и немного неказистом квадратном здании, на строительство которого советские архитекторы и чиновники не пожалели ни денег, ни творческой мысли. Кроме того, магазин когда-то был частью большого гостиничного комплекса – серой и облупленной двадцатиэтажной высотки с рестораном, в котором заезжие туристы и командировочные опустошали свои кошельки. В пасмурную погоду все это великолепие навевало тоску, но на солнце, лучи которого радостно отражались в окнах и витринах, выглядело вполне сносно и даже как-то продвинуто.
   После вторжения рыночных отношений посетителей в гостинице и ресторане стало гораздо меньше. С годами ресторанчик зачах, и один из городских толстосумов, недолго думая, прибрал его к рукам. Гостиницу он привел в относительный порядок, с чистой совестью нарисовав три звезды на рекламном проспекте, а из ресторана соорудил что-то вроде досугового центра, составными частями которого стали большой супермаркет, сауна-центр, боулинг на 8 дорожек и концертно-танцевальная площадка под названием «Черепаха» на четыре сотни посетителей. За несколько месяцев это комплекс стал едва ли не самым крупным развлекательным заведением города.
   Кирилл усадил своих гостей за столик в самом дальнем углу зала.
   – Программа начнется через час, – сказал Обухов, протягивая Наташе меню, – а пока нужно пожрать и чего-нибудь выпить.
   – Ты за рулем, – напомнила Наташа. Музыка на танцплощадке уже грохотала вовсю, поэтому приходилось повышать голос.
   – За нами приедут! Глебушка, ты что будешь?
   Глеб поудобнее устроился в своем дерматиновом кресле, вытянул ноги под столом и ответил томно:
   – Мне, пожалуйста, коньячку.
   Женственной походкой к столику причалил официант, принял заказ и быстро удалился. Наташа заказала себе салат из свежих помидоров и огурцов, жареный картофель с окорочками и кофе по-восточному. Глеб выбрал шашлык, горбушу и салат из кальмаров. Кирилл вообще набрал себе всякой всячины, из которой самым знакомым блюдом Наталье показались свиные отбивные.
   Первая часть заказа была исполнена за десять минут. К салатам официант подал графин коньяка, бутылку молдавского вина и бокал темного «Гиннеса». Кирилл сразу отпил треть пива, закурил и с деловым видом обратился к Глебу:
   – Пока не стало совсем хорошо, вернемся к нашим баранам?
   – Вернемся, только я сначала отработаю свою часть обязательной программы
   Глеб налил супруге вина, себе плеснул коньяку. Они дружно чокнулись, выпили. Глеб снова вальяжно развалился в кресле.
   – Насколько я понял, – начал Кирилл, – у нас на «Пилоте» не самые лучшие времена?
   – Плюс-минус. Бывало и хуже, но рынок сейчас выталкивает мелочь. Скоро останутся одни крупные холдинги, нам с тобой придется продать станцию и переквалифицироваться в управдомы.
   Кирилл покачал головой.
   – Не каркай. Хочешь, я тебе еще денег дам?
   – Не раскручивай инфляцию, ты уже порядком вложился.
   – То было совсем другое дело. – От Кирилла не так-то легко было отбиться, если на него нападали приступы филантропии. – Хотя, признаюсь, мне тоже будет мучительно больно, если «Пилот» умрет молодым.
   Глеб тоже закурил.
   – А что касается твоего Лесневского, – продолжил Кирилл, – то пусть крутится сколько влезет, лишь бы платил.
   – Да он платить и не отказывается, даже наоборот… – Глеб осекся, решив умолчать о странном предложении по оплате. – Просто меня воротит от всего. Этот тот редкий случай, когда деньги пахнут, и запах будет меня преследовать повсюду.
   – А жить тебе хочется? Извини, Глеб, но ты рассуждаешь как нищий студент, у которого забеременела подружка, а он сидит и размышляет, идти ему разгружать вагоны или не идти, испортит он свои нежные пальчики или не испортит, не пойдет ли это вразрез с его убеждениями. Я бы этого студента просто убил. А ты?
   Глеб ухмыльнулся. Выпитая рюмка коньяка уже резвилась в голове.
   – Я бы его для начала кастрировал.
   – Фашист. А теперь представь себя на его месте. Ты позаботишься о подружке или пошлешь ее к мяснику на аборт? Я не поэт, так что скажу прозой: иногда лучше рисковать забеременеть, чем не трахаться совсем.
   Кирилл, за любым столом и в любое время года по умолчанию являвшийся тамадой, быстро наполнил освободившиеся сосуды, поднял свой и с пафосом изрек:
   – За избавление раба божьего Глеба от сомнений!
   Шестопалов опрокинул вторую порцию коньяка одним глотком. Стало еще веселее. Хоть и бывало, что директор радио «Пилот» просыпался после какого-нибудь праздника в чужой квартире со всеми признаками алкогольной амнезии, пьяницей себя он не считал. Будучи студентом, он закладывал за воротник куда больше. Но как все-таки хорошо посидеть в ресторане с приятелем, у которого когда-то стрелял пачку «Родопи» до стипендии!
   – Я гляжу, – сказал Кирилл, орудуя вилкой, – Глебыч приходит в себя.
   – Почти, – согласился тот. – Вчера я пересадил с утра на вечер одного своего балбеса, и вот если Дашка Парамонова справится с утренним вещанием, я буду счастлив, как корова «милки вэй».
   – Молодец. Семена давно пора гнать, у нас не социальный приют.
   Кирилл прикончил пиво и взглядом поискал официанта. Его неугомонная натура требовала продолжения банкета.
   Принесли горячее. Очень скоро коньяк в графине подошел к концу, в голове у Глеба лохматые белые зайчики играли в теннис.
   – Закусывай, – велела Наташа, когда перед ним поставили тарелку с шашлыком. – Закусывай, а то окочуришься раньше времени.
   – Да-да, – подтвердил Обухов, – закуси, а потом потрясем животиками.
   С горячими закусками управились быстрее, чем с салатами. Вторую порцию спиртного пока заказывать не стали. Кирилл вышел из-за стола, снял свой пиджак «от Версаче» и сделал приглашающий жест.
   – Натусь, пойдем потанцуем.
   – Спасибо, пока не хочется. Возьми лучше моего, а я на вас погляжу отсюда.
   Приятели вышли на середину танцплощадки. Молодежь, оттягивавшаяся под что-то современное, недовольно расступилась. Тучная фигура тридцатишестилетнего Кирилла Обухова и высокий и худой, как телеграфный столб, Глеб Шестопалов выглядели среди подростков довольно комично.
   – Пам-парам-парам, – орал Кирилл, – сейчас будет моя музыка!
   – Ты уверен, что тебе этого хочется? – напрягая связки, прокричал Глеб.
   – На все сто.
   Кирилл щелкнул пальцами (или махнул кому-то рукой – Глеб толком не понял, потому что зайчики в его голове уже выходили на матч-пойнт) и игравшая песня плавно затихла. Молодежь не успела даже выразить свое негодование, как музыка заиграла вновь, только теперь уже совершенно другая.
   «Ах ты, какая прелесть!» – успел подумать Глеб.
   Из колонок ударили барабаны, и визг электрической гитары накрыл танцплощадку, как вой бомбардировщика.
   – Погнали! – заорал Кирилл.
   Он начал дрыгать ногами и вскидывать свои мясистые руки в разные стороны. Глеб последовал его примеру. Они танцевали под «Криденс».
   – Это же просто праздник какой-то! – кричал Шестопалов. – Боже, сколько лет я этого не делал. Когда ты успел договориться?
   – Вчера. Надо знать, кому наливать!
   Приунывшая молодежь расступилась окончательно, и теперь в распоряжении двух «старичков» оказалась почти вся площадка.
   – А-а-а, бляха медная!!!
   Кирилл летал от одного края к другому, и пузо его колыхалось, как холодец. Глеб пересекал квадрат по другой траектории. Завсегдатаи клуба в одно мгновение превратились в зрителей и, право, посмотреть было на что. Мужчины резвились, словно обезумившие от восторга дети в городском фонтане, энергия била через край.
   «В этом ты весь! – говорила молоденькая Наташа Шестопалова своему мужу. – Твои усилители, раздолбанные гитары, пластинки старые. Куда это все девать теперь? Что за блажь, не понимаю?».
   Вряд ли она до конца понимала и сейчас, но, по крайней мере, старалась помалкивать. Она сидела за столиком, пила вино и смотрела на «пляшущих человечков» с умиротворением.
   – Я сейчас вырублюсь! – взвизгнул Глеб, пролетая мимо приятеля. Его действительно уже немного заносило в сторону. Кирилл тоже выдыхался, и это было заметно по ручьям пота, блестевшим на его шее, и по промокшей рубашке.
   – Врагу не сдается наш гордый варяг!
   Вторую половину короткого танца приятели дефилировали в центре площадки, толкая друг друга локтями. Когда в воздухе повис последний звенящий аккорд, оба в едином порыве торжествующе вскинули руки.
   – Да!!!
   Раздались аплодисменты, кто-то два раза крикнул «браво». Глеб и Кирилл театрально раскланялись и вернулись на свои места.
   – Вы это заранее отрепетировали? – спросила Наталья, подавая Кириллу платок.
   – Да, лет пятнадцать назад, в общаге. Кстати, как мы смотрелись?
   – Как два пьяных орангутанга в песочнице.
   – Глеб, не расслабляйся, – сказал толстяк.
   – Что? Еще плясать будем? Ты хочешь, чтобы я сдох?
   – Нет, теперь мы будем слушать. Программа начинается.
   Действительно, прожекторы над танцплощадкой погасли, сцена осветилась приятным голубоватым сиянием. В тишине раздалось шипение дымовых установок, густые клубы белесого дыма поползли со сцены в зал. Минута была более чем торжественная.
   – Это, собственно, то, ради чего я вас сюда притащил, – сказал Кирилл. – Ловите кайф.
   Глеб налил себе немного минеральной воды, которую предусмотрительно заказала Наташа, и сделал осторожный глоток.
   – Леди и джентльмены! – прогудел из мощных колонок низкий голос. – Мы рады приветствовать вас в клубе «Черепаха».
   Пауза. Пространство заполнил звук, похожий на рокот огромного механизма. Глебу живо представилась сцена из «Титаника»: сотни кочегаров в машинном отделении перекидывают уголь. По спине поползли мурашки – как профессиональный звукорежиссер Глеб обожал подобные эффекты.
   Мужчина с низким голосом заговорил вновь:
   – Наслаждайтесь нашей сегодняшней программой и ураганным звуком, обеспеченным компанией «СТК». Мы работаем для вашего удовольствия!
   – Спасибо, – пробормотал Кирилл, указательным пальцем подзывая официанта. Когда тот подошел, Кирилл сделал новый заказ: – Дружище, повтори для моего удовольствия кружечку темного. Да, и коньячку еще принеси. Пожалуйста.
   Официант ушел. Таинственный голос заканчивал свою интродукцию:
   – Сегодня на сцене – группа «Темная половина»!
   Глеб только успел усмехнуться, как вдруг яркий луч света рассек пространство над сценой. Под лучом стоял человек в белой рубашке навыпуск, черных кожаных брюках, в темных очках и с микрофоном в прижатой к бедру руке. Никто не заметил, когда он появился, и его появление было настолько эффектным, что Глеб не смог съязвить.
   Впрочем, вместо него это сделал Кирилл:
   – Типа Джексон из табакерки.

   Василий Стручков не был очень хорошим журналистом. Он все время куда-то опаздывал, где-то терялся, назначал встречи, забывал о них, не успевал монтировать сюжеты в указанный срок и слыл девяностопроцентным обалдуем. В телекомпании его терпели, потому что на оставшиеся 10 процентов у Васьки приходились отличные скандальные материалы, подготовка которых не требовала большого ума. Также Василий неплохо справлялся с интервью и небольшими очерками. Но все-таки, по большому счету, журналистом он был никаким.
   Вдобавок ко всему парень стал частенько прикладываться к бутылке. Коллеги и немногочисленные друзья полагали, что причиной тому стал отказ руководства компании выделить ему эфирное время для собственной передачи. Почти все его однокурсники, попавшие в компанию вместе с ним, уже настряпали кучу авторских программ с различной степенью успеха, а Вася бегал по городу с микрофоном, выискивал какие-то какашки и пытался сделать из них конфеты. Тоска подступила незаметно.
   Вчера главный редактор информационной службы вызвал его в свой кабинет и томным голосом сообщил, что генеральный директор телекомпании «Неон-ТВ» Семен Семенович Соколовский, да продлит аллах его годы, готовит масштабное сокращение штатов, и под раздачу первым делом попадут граждане алкоголики и тунеядцы. Не заметив просветления на лице гуманоида Стручкова, редактор сунул ему в руки бумажку с адресом и уже довольно грозно пообещал, что лишит его ушей и ноздрей, если Вася не появится по этому адресу в точно определенное время. «Делать особо ничего не надо, – сказал редактор, – закажи себе минералки, посиди, посмотри, потом расскажешь». Вася запихал бумажку в недра своей куртки и в тот же день надрался так, что наутро его физиономия напоминала помятую и захватанную жирными пальцами хлопчатобумажную салфетку. За весь сегодняшний день ему так и не удалось привести в порядок свой портрет, и более ничего не оставалось, как банально опохмелиться двумя бутылочками пива.
   Разумеется, на входе в клуб «Черепаха» его задержали.
   – Я корреспондент телекомпании «Неон-ТВ», – возмущался Василий, пытаясь прорваться сквозь строй крепких парней в униформе. – У меня здесь дело.
   – Фэйс-контроль, братишка, – вежливо сообщил главный охранник.
   – Какой, нах, фэйс-контроль! Я вам сейчас удостоверение покажу. Мне работать надо!
   – Рабочий день давно закончен.
   Вася отступил на пару шагов, отдышался. Из недр клуба доносились громоподобные раскаты танцевального ритма.
   – Ну, ребята, пропустите. В конце концов, я же заплачу за билет.
   – Не поможет. – Охранники были достаточно терпеливы; за каждую свою трудовую вахту они отсеивали с десяток таких заморышей, как Вася.
   – Но там уже программа давно идет! – взмолился Стручков. – Я и так уже опоздал!
   – Твои проблемы.
   Вася набрал в грудь побольше воздуха и ринулся на охранников. Те встали плотной стеной, и в одно мгновение корреспондент «Неон-ТВ» был отброшен от дверей метра на три.
   – Ну, сволочи, – процедил Стручков, – вы у меня попляшете. Я пожалуюсь вашему начальству! Нет, я на вас, козлов, разгромный материал сделаю!
   Один из плотных ребят вышел вперед, подхватил журналиста под руку и подтолкнул к выходу.
   – Пойдем-ка на воздух.
   Вася попытался упереться рукам, но охранник был раза в два крупнее, что позволяло ему вышвырнуть дебошира на улицу одной рукой.
   – Куда ты меня тащишь, мудак! – орал Стручков, скользя ботинками по крыльцу. – Неприятностей хочешь?!
   – Неприятностей на свою задницу заработал ты, – ответил секьюрити и развернул Васю лицом к себе. – Жалуйся, если хочешь.
   С этими словами он коротко размахнулся и влепил репортеру эффектную оплеуху. Вася перелетел через перила и рухнул под крыльцо, как мешок с овощами. Папка на молнии, которую он секунду назад держал в руке, оказалась на нижних ступеньках.
   – Ты там в порядке, брателло? – вежливо осведомился охранник.
   – Пошел ты!
   – Я очень рад. – Секьюрити отряхнул руки, поправил ремень и отправился восвояси, а Василий Стручков еще долго сидел на траве и потирал ушибленную ляжку.

   Выступление группы «Темная половина» продолжалось минут тридцать. Собственно, группа состояла из двух человек – певца и гитариста. Длинноволосый жлоб с гитарой носился по сцене, как угорелый, и довольно умело развлекал публику, вокалист же практически не двигался.
   – Тот еще выпендрежник, – сказал Кирилл в паузе между песнями. Глеб молча кивнул.
   Ребята спели семь песен. Первую, похожую на русский эквивалент ритм-н-блюза, публика приняла довольно прохладно. Вторая песня представляла собой лирическую балладу о неразделенной любви: слова были так себе, а мелодия Глебу понравилась.
   – Ты его знаешь? – поинтересовался Шестопалов у приятеля.
   – Этого парня? Практически не знаком.
   – А чьи песни он поет?
   – По-моему, свои.
   – Молодец, – резюмировал Глеб.
   Третья песня «Темной половины» заставила скучающую молодежь шевелиться, а чуть позже к танцплощадке потянулись даже сидящие за столиками. И снова мелодия оказалась на высоте. Глебу стало казаться, что для молодежной самодеятельности это слишком хорошо. Четвертая песня…
   Что ж, «Темная половина» оставила свои главные вещи напоследок. Четвертая, пятая, шестая и седьмая песни произвели на Глеба неизгладимое впечатление. За все время, что он был директором музыкальной радиостанции, ему пришлось прослушать десятки кассет и дисков с записью местных исполнителей, но в основном ему попадались амбициозные малолетние графоманы и подражатели, научившиеся управляться с компьютером и овладевшие вокальными навыками на уровне школьного хорового кружка. Впрочем, эти местечковые «звезды» все же каким-то чудом просачивались на радио и телевидение, давали интервью и пытались выглядеть при этом как суперкассовые голливудские персоны: носили черные очки, ноги закидывали на подлокотники кресел и разговаривали исключительно с калифорнийским акцентом. Словом, ребята категорически отказывались взрослеть.
   Но этот парень не был на них похож. Он держался естественно, даже немного отстраненно, и всем своим видом как бы говорил: «Мы тут еще маленько попоем, отработаем ужин, а потом свалим, потерпите». Все было очень мило и скромно, почти без пафоса.
   – Кирилл, – обратился Глеб к приятелю, – ты иногда преподносишь сюрпризы. Я, пожалуй, тебя потом поцелую… если захочешь.
   Каждая из последних песен была абсолютным хитом. Зал остался доволен. Закончив выступление и собрав причитающуюся порцию аплодисментов, ребята покинули сцену. Концертный свет погас, продолжилась дискотека.
   – Ну, как тебе? – поинтересовался Кирилл. Глеб только кивнул головой – он еще не успел облечь свои мысли в точные фразы.
   – Я думаю, – продолжил Обухов, – что ротация на радио «Пилот» могла бы сделать этого парня любимцем местной публики.
   Глеб ухмыльнулся:
   – Его надо сделать любимцем всероссийской публики. Ему бы денег побольше… Вот ты бы, Киря, взялся его раскручивать на всю страну?
   – Нет.
   – Бабла жалко?
   – Пацана жалко. – Кирилл с невозмутимым видом принялся ковыряться в своей тарелке. – Я бы тебе посоветовал присмотреться к мальчику. Знаешь, «Пилот» в последнее время достает даже меня, твоего друга и почитателя.

   Вокалист группы «Темная половина» оказался довольно стеснительным молодым человеком, не знающим, куда девать руки. Он то совал их в карманы, то принимался усердно теребить рукав и все время смотрел куда-то в сторону. Тот холодный супермен, который полчаса назад зомбировал со сцены танцующую молодежь, куда-то исчез.
   – Двуликий анус, – сказал Глеб жене.
   – Янус, болван, – поправила Наташа.
   Рядом с парнишкой стояла девушка с длинными темными волосами, а из-за ее плеча выглядывала ухмыляющаяся физиономия Кирилла, похожая на репу с просверленными дырочками.
   – Познакомьтесь, – сказал он, вылезая вперед. – Это Вадим, а это его подруга Лариса. Они, оказывается, собирались еще посидеть в этом заведении, и я решил пригласить их за наш столик.
   – Так вот куда ты удрал! – воскликнула Наталья. – Мог бы и предупредить, мы бы хоть стулья раздобыли.
   – Не беспокойтесь, – вымолвил Вадим, – мы о себе позаботимся.
   Судя по виду, заботился он о себе без особого энтузиазма – старые полинявшие джинсы и пеструю рубашку дополняли помнившие перестроечный голод башмаки. Лариса выглядела куда более привлекательно.
   – Не обращайте внимания на мой наряд, – сказал Вадим, перехватив изучающий взгляд Глеба. – Это временные обстоятельства.
   Глеб махнул рукой. Кирилл к этому моменту уже соорудил два лишних стула.
   – Вадим, Лариса, – обратился к молодым людям толстяк, – теперь вы познакомьтесь с моими друзьями. Вот этот высохший кукурузный початок, что на вас пялится, называется Глебом Шестопаловым. Рядом с ним – моя любовница и по совместительству жена кукурузного початка по имени Наталья. Она хорошая женщина, но вот с супругом ей явно не повезло.
   – А этот расфуфыренный индюк – по несчастью, мой друг Кирилл, – парировал Глеб. – Садитесь, ребята, нечего стоять.
   Они уселись за столик.
   – Что пьете, Лариса? – спросил Глеб.
   – Спасибо, ничего.
   Глеб покачал головой.
   – Давайте не будем скромничать. Я вам налью пока минеральной воды, а потом вы сами определитесь. Вадим, я надеюсь, ты составишь мне компанию?
   – Пожалуй, – отозвался тот.
   – Ну, тогда по коньячку!
   Первый тост выпили за знакомство. Взгляд Вадима, ранее блуждавший по окрестностям, теперь сфокусировался на обитателях столика. Лариса пока оставалась немного скованной. Глеб без труда определил, что знакомы они с Вадимом не очень давно и наверняка это их первый выход в ресторан. Однако некоторые едва заметные «косяки», перехваченные Глебом, свидетельствовали о том, что тащить ее силой не пришлось.
   После второй рюмки, выпитой за творческие успехи, Глеб аккуратно запустил свои в действие профессиональные щупальца:
   – Вадим, ты где-то еще выступаешь?
   – Бывает.
   – А где записываешься?
   – В домашней студии у приятеля.
   – Недурно звучит. Кстати, мне понравилось.
   Кирилл вовсю перешептывался с Ларисой. То ли рассказывал похабные анекдоты, то ли щекотал под мышками, но она начала хихикать. Вадим с беспокойством поглядел в их сторону.
   «Она ему тоже нравится», – решил Глеб.
   – Слушай, Вадик, – продолжал он, – ты с радиовещанием когда-нибудь соприкасался?
   – Особо нет.
   – А попробовать не хочешь?
   Вадим неожиданно улыбнулся, и эта улыбка навела Глеба на мысль, что парень прекрасно знает, зачем он здесь. Вадим полез в задний карман, вытащил компакт-диск и протянул его Глебу.
   – Хочу вам подарить кое-что свое. Это не намек, а просто презент.
   – Бери, бери, – вмешался Кирилл, – хороший диск. Я слушал.
   Вопреки обыкновению, Глеб не сморщился, принимая подарок, и не фыркнул, ознакомившись с содержанием обложки диска: здесь у «Темной половины» тоже все было в порядке, на достаточно профессиональном уровне.
   – Спасибо. Ну, тогда уж позволь и мне тебе кое-что презентовать.
   Глеб тоже полез в карман пиджака, вынул маленькую книжку и положил ее на стол. Он всегда носил с собой экземпляр «Убегающего волка». На всякий случай.
   – Подпишу тебе свое творение, а ты подпишешь мне диск. Идет?
   Вадим кивнул:
   – Диск уже подписан.
   Глеб посмотрел на него пристально, цокнул языком, но ничего не сказал.
   Когда обмен культурными ценностями был завершен, Кирилл наполнил бокалы и сказал тост:
   – За процветание каждого из нас в отдельности и всех вместе! За перспективы!
   Выпили, закусили. Потом Глеб наклонился к Вадиму и шепнул:
   – Если не хочешь сразу же испортить отношения, советую не обращаться ко мне на «вы». Договорились?
   Тот смутился.
   – Договорились. – Парень сделал паузу. – Глеб, я могу помочь с книгой.
   «И об этом Толстый успел ему рассказать!» – подумал Шестопалов.
   – В каком смысле?
   – Ну… чтобы она продавалась.
   Глеб ничего не ответил, только наградил испепеляющим взглядом своего упитанного приятеля. Кирилл всегда был трепачом.
   – Какой у нее тираж? – спросил Вадим.
   – Осталось около четырех тысяч. У тебя есть идеи?
   Вадим неопределенно пожал плечами: дескать, надо смотреть на месте.
   Какой-то он странный, этот маленький супермен, подумал Глеб.

   В половине второго ночи компания вышла из клуба. Кирилл настоял на том, чтобы Вадим и Лариса уселись в его чумазый джип, место водителя в котором уже занял хмурый мужчина, похожий на офицера в отставке. Ребята долго сопротивлялись, уверяли, что доберутся на такси, но они не знали, что если Кирилл Обухов чего-то хотел, то он этого добивался любыми способами. В результате их запихнули в машину почти силой.
   Едва обуховский монстр покинул клубную стоянку, куривший на крыльце парень в черной рубашке достал телефон и набрал номер.
   – Алло, Пал Владимыч, это Серый… Можно праздновать… Похоже, получилось. Уехали только что, все пятеро. По-моему, они нашли общий язык… Да, я понял… Ага. Все, до завтра.

4

   Слушайте, а кто вы вообще такой, чтобы вас уважали, любили и принимали за Человека с большой буквы?
   Вот вы стоите перед зеркалом, изучаете собственное отражение и приходите к выводу, что Матушка Природа, создавая вас, периодически отвлекалась на просмотр «Санта-Барбары» или, того хуже, «Кармелиты». В результате у Мамаши вышло черт знает что: глаза косят, губы слишком толстые, уши, наоборот, как у крысеныша… ну и так далее. «Кому я нужен?! – думаете вы, стряхивая с лацкана пиджака остатки вишневого варенья. – Ничего у меня не получится!».
   Что ж, вы правы – ни черта у вас не выйдет при такой любви к самому себе.
Из книги Глеба Шестопалова
«Убегающий волк»

   Проснувшись, Лариса не сразу поняла, где ночевала. Чужой диван, чужие запахи и незнакомый потолок, нависающий над головой. И люстра какая-то не такая. Где она?
   Из кухни донеслось шипение сковородки…
   Это вообще ни в какие ворота: Лариса уже подзабыла ощущения, когда ты просыпаешься, а на кухне что-то готовится, шипит и источает сладкие ароматы в твое отсутствие. Что там может готовиться, когда я – здесь?!
   Лариса взглянула на часы. Здесь ее поджидал еще один сюрприз: будильник недвусмысленно намекал на то, что матери-одиночки уже давно на галерах.
   Двенадцать часов!
   Ее моментально охватила паника. Где она должна сейчас находиться? Где?! Детский сад, магазин, репетиция… Господи, она всюду опоздала, опоздала, она плохая мать!
   Рывком откинув одеяло, она села на кровати и тут же обнаружила, что практически голая, если не считать трусиков, больше, впрочем, похожих на носовой платочек. Лифчик висел на стуле, рядом со спортивными штанами хозяина квартиры.
   Тьфу ты, йо-майо! Надо ж было так набраться!
   Лариса покраснела.
   Насколько она помнит, это была очень неплохая ночь, весьма и весьма… Они с Вадимом долго гуляли, обошли дом раз десять. Парень немного рассказал о себе. Мать его живет в Кургане, а отца он в сознательном возрасте не застал, потому что папашка оказался слабонервным малым и смотался, как только мокренький Вадим устроил первый в своей жизни сольный концерт.
   «Хиленькие мужички пошли», – подытожил парень.
   Вместо отца у него был некий дядя Петя, проживавший на той же лестничной площадке в квартире напротив. Пожалуй, о дяде Пете Вадим говорил больше, чем может заслуживать обычный сосед.
   – Он возился со мной как с собственным дитятей: водил в цирк, на футбол, а иногда брал с собой на работу, в какой-то непонятный институт, где мужики носили бороды и очки, а женщины не снимали резиновых перчаток. Мне с ним было интересно. Наверно, папашка мой не был таким.
   Потом они посидели на качелях во дворе, и когда Лариса пожаловалась на ночную прохладу, Вадим пригласил ее подняться домой.
   Ну, в общем, согрешила мать-одиночка.
   Вспомнив, что сегодня воскресенье и сын остался с дедушкой – папа все-таки согласился посидеть с ним, пока она развлекалась – Лариса испытала легкое чувство стыда. Наверно, мама была права: она безответственная молодая леди, для которой воспитание собственного ребенка – тяжелая обязанность. Мама всегда оказывается правой.
   Лариса упала на подушку и уставилась на книжные полки: Гоголь, Шекспир, Кинг… Маринина. Когда они пришли сюда, Вадим долго еще что-то рассказывал, показывая свое жилище, достаточно ухоженное и уютное для съемного, но она не особенно вслушивалась и всматривалась. Ей просто хотелось ласки и тепла… и она сама сделала первый шаг. О, как давно она этого не делала! Ее настойчивость и смелость были удивительны для нее самой, но Вадим почему-то вызывал у нее безграничное доверие, ему достаточно было посмотреть на нее ободряюще, сказать пару ласковых слов, и она таяла, как мороженое в ладошках Максимки.
   Невероятно, но они знакомы всего два дня!
   Сейчас он войдет в комнату, и она встретит его вот так, без одеяла, в одних трусиках. Просто восхитительно.
   Вадим появился через пару минут. На нем была длинная рубашка, застегнутая на нижние пуговицы, а в руках он держал поднос.
   – Привет, – сказал парень, аккуратно ставя поднос на диван. Разумеется, он сразу оценил открывшееся ему зрелище. – Тебе не дует?
   Лариса сладко потянулась.
   – Я тут тебе кофе приготовил. Ты пьешь кофе по утрам?
   – Пью. А чем это так вкусно пахнет?
   – Это?… Ну, это типа какие-то сэндвичи с сыром получились, не знаю. Хочешь позавтракать в постели?
   Лариса уже давно решила, что она это сделает.
   – Тогда устройся поудобнее, – посоветовал Вадим, пододвигая поднос. Лариса села, подтянула одеяло до пупка (выше – ни за что! пусть наслаждается картиной) и зевнула. Однозначно, это самое прекрасное воскресное утро за несколько лет.
   – У тебя есть еще какие-то дела сегодня? – спросил Вадим.
   – Угу.
   – Важные?
   – Угу.
   Он почесал лоб. Лариса, увидев его разочарование, приостановила жевательный процесс. Конечно, нельзя просто взять и обломать такого рыцаря, нужно хотя бы объяснить.
   – Вадик, не обижайся, у меня Максимка с дедом целый день сидит, скучает.
   Вадим будто бы спохватился:
   – Да, конечно, тебе надо идти, я не буду задерживать.
   Лариса кивнула. Кофе оказался так себе, обычный растворимый и, кажется, даже бразильский.
   – Ларис, ты не спеши, я тебе еще сделаю, у меня сыра много.
   – Нет, спасибо. Я съем парочку, и хватит. Мне нельзя, а то я танцевать не смогу.
   – А когда у тебя следующая репетиция?
   – Сегодня вечером.
   Лариса вчера рассказала ему, что ведет танцевальный класс во дворце культуры железнодорожников и время от времени сама танцует в концертных программах. Профессия накладывает свои ограничения: не валяться на диване, поменьше трескать мучного и не злоупотреблять алкоголем. «Мы нашли друг друга, – сказал тогда Вадим. – Тебе не кажется, что это судьба?». Вчера она промолчала, а сегодня была просто счастлива… и к черту объяснения.
   Увидев грусть на его лице, Лариса снова перестала жевать. Совершенно очевидно, что он рассчитывал на новую встречу, но настаивать не хотел. Вадим с самого начала показался ей странным – от лихой смелости при знакомстве на улице возле кафе «Солнышко» до невообразимого смущения в ночном клубе была дистанция огромных размеров, но он преодолел ее в два счета
   – Что-то не так?
   – Нет-нет, все в порядке.
   Лариса вздохнула.
   – Вадик.
   – М?
   – У тебя самого-то какие планы сегодня?
   – Пока никаких, а вечером меня к себе позвал Глеб. Хочет показать мне свою студию.
   – Вот видишь, мы сегодня оба при делах.
   – Ага.
   И все-таки он расстроился.
   Лариса доела оба бутерброда, допила кофе и отодвинула поднос в сторону. Полностью откинув одеяло, она встала на корточки и подковыляла к Вадиму, взяла его за плечи, поцеловала в щеку.
   – Спасибо, милый.
   – На здоровье, – простодушно ответил Вадим.
   – Я не об этом. Спасибо тебе за встречу и все остальное. Это было здорово.
   Она поцеловала его в губы и пошла собираться.
   Все время, что она провела в ванной и перед зеркалом в прихожей, Вадим сидел на диване. Лишь когда она нацепила туфли и повесила на плечо сумочку, он нехотя поднялся.
   – Ну, я пошла.
   Он стоял у косяка и не предпринимал никаких попыток попрощаться.
   – Ты телефон мой помнишь? – спросила она.
   – Конечно.
   – Позвони мне… знаешь когда… – Лариса произвела в уме какие-то сложные вычисления, – вечером, часиков в шесть. Сможешь?
   Парень кивнул. Тут бы им и попрощаться, но Лариса снова приблизилась к нему.
   – Вадичка, – начала она, тщательно подбирая выражения, – мне тоже не хочется, чтобы… чтобы все закончилось двумя вечерами. Веришь?
   – Да.
   – У меня сейчас очень много разных дел, и я себе не принадлежу. У меня сын… – Она запнулась; ей не хотелось говорить про мужа, который вот-вот вернется из тюряги. – …И ему хочется видеть маму почаще. Понимаешь?
   – Конечно.
   – Я знаю, что ты понимаешь. Давай не будем спешить, посмотрим, как сложится.
   Вадим начал улыбаться.
   – Хорошо, давай посмотрим.
   Лариса не видела его улыбку, потому что смотрела на пуговицы его рубашки.
   – Ты же не считаешь меня легкомысленной, верно?
   – Упаси боже!
   – Вот и хорошо.
   Она его поцеловала.

   Окраину власти не жаловали. Депрессивная и серая, слякотная, мрачная, хотя и гораздо ближе к природе, чем задыхающийся в автомобильных пробках деловой центр, но все равно отрицательно влияющая на психическое здоровье – окраина финансировалась по остаточному принципу и облагораживалась крайне медленно. Когда в центре росли новые высотки, бизнес-центры с зеркальными витринами, гремели кинотеатры, ночные клубы и парки аттракционов, несчастная окраина получала с барского плеча новый автобусный маршрут с двумя машинами на целую линию или приобретала за счет средств налогоплательщиков долгожданную линию электропередач, позволяющую осветить улицу. Немудрено, что именно окраина регулярно поставляла городу полки отборных отморозков.
   Но случались и приятные неожиданности – одна из них, например, как раз на следующий день после концерта группы «Темная половина» в ночном клубе «Черепаха».
   Когда солнце уже перекатилось на западную половину неба, во двор одной из серых пятиэтажек въехала грузовая «Газель». Она опоздала, во дворе полным ходом шли какие-то загадочные работы. Из машины высунулся бородатый мужчина.
   – Эй, пацан! – обратился он к первому попавшемуся местному жителю. – Это Калмыкова, пять?
   – Да.
   – А что тут у вас творится?
   – Это у нас детский городок строят.
   – Кто строит?
   – Кирилл Сергеевич.
   – Кто-кто?!
   – Обухов.
   – Понятно.
   Экспедитор залез обратно в кабину.
   – Едрит твою… опять он!
   Машина развернулась и остановилась на углу дома. Экспедитор выпрыгнул на газон, сунул под мышку папку с бумагами и направился во двор.
   Работа кипела. Десяток мужчин в желтых комбинезонах устанавливали качели, песочницы и турники. Еще несколько человек занимались рассаживанием елочек по периметру, а две немолодые женщины красили уже установленные возле подъездов скамейки. Местные жители – в основном, ребятня и старики – крутились рядом и открыто выражали одобрение.
   Определить, кто руководил работами, не представлялось сложным. Этого человека можно было увидеть издалека – большого и внушительного, со светлым ежиком волос и телефонной трубкой в руке. К нему экспедитор и направился.
   – Здравствуйте. Похоже, нам с вами тесно в миллионном городе.
   Толстяк смерил его любопытным взглядом, почесал телефоном щеку.
   – Вы – Обухов?
   – Ну.
   – И что вы тут строите?
   Кирилл сделал широкий жест рукой: дескать, сам видишь.
   – Кто позволил? – продолжал допрос экспедитор, не желавший мириться со своим опозданием.
   – Управление по благоустройству, администрация района. Фамилия Платонов что-нибудь говорит?
   Экспедитор чертыхнулся. Тот же самый Платонов неделю назад одобрил план возведения детского городка по улице Калмыкова, дом пять, но только никакого Обухова там не стояло даже в коридоре. Резолюция поставлена на бумагах, представленных предвыборным штабом кандидата в мэры Константина Лесневского.
   – Вы тоже куда-то баллотируетесь? – спросил экспедитор. – Мы уже второй раз на вас натыкаемся.
   Кирилл вскинул брови.
   – В смысле – «баллотируетесь»?
   – Ну, в смысле, что мы здесь от Лесневского. Это его благотворительный объект, вот бумаги.
   Настала очередь Кирилла фыркать. Он лишь мельком взглянул на документы, потом повернулся к одному из своих рабочих и прикрикнул:
   – Эй, ребята, аккуратнее там! Если эта хрень грохнется, нам потом самим памятник поставят.
   Экспедитор напомнил о своем присутствии покашливанием.
   – Кхм, господин хороший, как будем разруливать?
   – Не знаю, – бросил Кирилл. – У меня все пробито в администрации, ищите другой двор.
   – Да вы-то с чего тут развернулись?! – не выдержал бородач. – Вы кого представляете?
   Кирилл неторопливо сунул в зубы сигарету и столь же неторопливо ее поджег.
   – Себя. – Он кивнул на дом. – У меня тут племянница живет.
   – У вас племянница вроде в другом районе жила.
   – Здесь еще одна. У меня их две. Ищите другой двор.
   – Какой?!
   – Не знаю, вон хоть соседний, там все крапивой поросло. – Кирилл полез в карман за бумажником. – На вот тебе денежку, купи своим орлам квасу и приступайте.
   Экспедитор только плюнул себе под ноги, развернулся и ушел. А Кирилл продолжал отдавать команды:
   – Ровнее держи, ровнее! Вот эту хрень вон туда поставь, под деревом. Там ей самое место.

   В Центре делового сотрудничества в это воскресенье наблюдалось небольшое столпотворение. Возле двухэтажного здания, второй десяток лет служившего и концертным залом, и местом собраний аквариумистов, припарковались десятки автомобилей. В основном, это были «бюджетки» журналистов, и только в самом удобном месте, помеченном знаком, оставили свои «бентли» и «мерсы» VIP-персоны.
   Сегодня здесь проходила пресс-конференция Константина Лесневского, одного из кандидатов на должность мэра. О ее проведении было объявлено еще неделю назад, но особую активность проявили лишь журналисты независимых средств массовой информации, а с таковыми в городе давно наблюдалась напряженка.
   Лесневского не считали фаворитом. Более того, наблюдатели предрекали ему одно из последних мест. Мутный бизнесмен с нерусской фамилией – так про него обычно говорили в кулуарных междусобойчиках. Если раньше ходили легенды про дружбу Лесневского с действующим мэром Поповым, то теперь, перед выборами, эта дружба, разумеется, накрылась медным тазом. «Знающие люди» рассказывали, что когда Лесневский накладывал свою лапу на аптечную сеть, непосредственную помощь и поддержку ему оказал именно Попов. Как они делили прибыль, насколько крепки были их отношения, никто доподлинно не знал, но в своих выступлениях городской голова обычно тепло отзывался о Константине Палыче, который «снова оказался неравнодушным к нуждам и проблемам города». Теперь же Лесневский и Попов не упускали случая наподдавать друг другу по первое число.
   Ходили и другие слухи, еще более нелицеприятные. Например, о том, что Лесневский когда-то находился под следствием по какому-то темному делу о вымогательстве. О том, что во время приватизации сорвал неплохой куш через чековый инвестиционный фонд. И, наконец, говорили, что он может быть причастен к некоторым крупным заказным убийствам. Что из этого правда, а что попахивает откровенными мистификациями, знал только сам Господин Фармацевт. Рядовым избирателям, разумеется, был представлен идеально отреставрированный фасад: промышленник, аккуратный налогоплательщик, благотворитель, радетель, умница.
   Но писаки его все равно не любили.
   Лесневский восседал за столиком под огромным плакатом с изображением какой-то чрезвычайно озабоченной женщины, напоминающей знаменитую Родину-мать. На этом плакате Родина призывала несознательных граждан определиться со своим выбором: либо ты, как и прежде, почесываешь пузо, лежа на диване, либо завтра тебя ждут чистые улицы, ровные дороги и оплаченная тарелка супа. Лозунг, начертанный поверх головы Большой Матери, был соответствующим – «Выбери будущее».
   Справа и слева от Лесневского сидели его помощники, деловитые и сосредоточенные. Конференц-зал на сотню мест был заполнен лишь на треть, если не считать гвардии телеоператоров, сгрудившихся у стены.
   – Дамы и господа, – обратился к собравшимся помощник кандидата, – у нас с вами будет тридцать минут на вопросы по существу дела и еще некоторое время на беседу о смысле жизни. Вам были выданы пресс-релизы, в которых указаны биографические данные о Константине Павловиче, о его профессиональной и общественной деятельности. На сегодняшний момент это наиболее полная информация, какую мы можем вам предоставить. Начнем, пожалуй.
   Когда помощник сел, с небольшим вступительным словом выступил сам кандидат. Он повторил то, что было озвучено уже не раз. Что-то вроде краткого содержания своих мыслей относительно перспектив фармацевтического рынка и судьбы города.
   – А теперь ваши вопросы.
   Журналистская братия прошелестела брошюрами, поскрипела креслами, кто-то прокашлялся. Оживление явно не торопилось наступать.
   – Я не кусаюсь, – сказал кандидат, и тут все увидели, какая у него очаровательная улыбка.
   С последнего ряда поднялся молодой журналист.
   – Василий Стручков, телекомпания «Неон-ТВ». У меня к вам такой вопрос, Константин Палыч. Насколько серьезно ваше желание стать мэром и как вы сами оцениваете свои шансы на победу?
   Лесневский напрягся.
   – Серьезность моих намерений, – начал он, разглядывая авторучку, – подтверждается тем, что мы сегодня здесь с вами беседуем. Это первое. Шансы на победу у всех кандидатов примерно одинаковые. Это второе.
   – Не могу согласиться с вами, – сказал Вася, держа в вытянутой руке диктофон. – Рейтинг нынешнего мэра Дмитрия Попова, если верить социологам, достаточно высок. Кроме того, остальные участники предвыборной гонки производят впечатление людей более влиятельных в политической и экономической жизни города. Что же стало побудительным мотивом вашего решения баллотироваться?
   Лесневский дернул губами. Журналисты уже замечали раньше, как забавно у него это получается: левый уголок рта поднимается вверх, нижняя губа вытягивается вперед, и все вместе это напоминает не то ухмылку, не то попытку прошипеть. Вероятно, на имиджмейкера фармацевтический барон так и не раскошелился.
   – Как вы понимаете, дополнительная реклама в СМИ мне не особенно нужна, – сказал он, оставив в покое свои губы. – Компания «Лес-фарм» работает с десятками регионов по всей стране, мы хорошо развиваемся, а здесь дома мы, что называется, и так в своей тарелке. Стало быть, подозрения в попытках дополнительно раскрутить свое имя беспочвенны.
   Стручков не унимался. За вчерашний бенефис в клубе «Черепаха» ему в редакции накрутили хвост, и сейчас он был очень зол. Впрочем, он не мог задать вопросы, которые вертелись у него на языке – «Кто вас ведет? Кто у вас крыша? Москва одобрила вашу кандидатуру, в конце концов?!», – и оттого злился еще больше.
   – Еще один момент. Как вы намерены совмещать работу в компании и деятельность на посту главы города в случае вашего избрания?
   – Так же, как это делали до меня и будут делать после мои коллеги.
   – Вы не считаете, что приход во власть представителей крупного бизнеса… эээ… чреват.
   – Чем?
   – Чреват тем, что… – Василий запнулся. Он не мог спросить в лоб: «Тебе что, денег мало, скотина, хочешь город по-новому перекроить?!», но и изображать из себя дилетанта тоже было непросто. – …Ну, скажем, чреват нежелательными последствиями для общества.
   Лесневский усмехнулся.
   – Я убежден, молодой человек, что приход во власть людей компетентных, состоявшихся и уже сделавших успешную карьеру в бизнесе чреват только положительными последствиями. Вы помните, чем закончилось для нашей страны правление непрофессионалов, единственным достоинством которых было наличие партбилета в кармане. Сегодняшней Россией должны руководить экономисты, бизнесмены, интеллигенция.
   Василий скуксился. Он еще некоторое время постоял с вытянутой рукой, как нищий на паперти, потом сел. Поблагодарить кандидата он не соизволил.
   Журналисты немного оживились. С первого ряда поднялась девушка с длинной косой и в очках.
   – Наталья Степанова, газета «Новости». Константин Павлович, озвучьте, пожалуйста, основные тезисы вашей предвыборной программы.
   Команда Лесневского зашелестела бумагами.
   – Главное направление – социальное. Кроме того, как экономист и предприниматель я предполагаю…
   Лесневский говорил минут пять. Журналистка Наталья Степанова уже была сама не рада, что затронула эту тему. Она стояла, сунув свободную руку в подмышку, и нетерпеливо притопывала ногой, пока бизнесмен рассыпал пригоршни цифр. Пару раз она пыталась вставить короткое «спасибо», но у нее получалось лишь «спаси…» – дальше снова шли цифры.
   Наконец, Лесневский закончил. Степанова поспешила сесть на свое место.
   Следующий вопрос задал корреспондент одной мелкой радиостудии, рейтинги которой были еще ниже, чем у «Пилота».
   – Скажите, Константин Павлович, вас устраивают результаты распределения эфирного времени в программах областной телерадиокомпании для предвыборной агитации?
   – Вполне.
   – А вам не кажется, что кандидаты находятся в неравных условиях? Кто-то располагает собственными информационными ресурсами, а кто-то должен довольствоваться тем, что выделяет горизбирком.
   – Я не могу отвечать за разумность и правильность мироустройства. По большому счету, все в пределах существующего законодательства, если не считать того, что самыми мощными ресурсами располагает действующий глава города господин Попов. С ним, как вы понимаете, соревноваться трудно, но мы все же попытаемся.
   – Спасибо.
   Запала журналистов хватило еще минут на десять. Лесневский отвечал на их вопросы почти нехотя, уже не отвлекаясь на консультации со своими помощниками. По тональности вторая половина пресс-конференции напоминала дружескую беседу: девушки спрашивали о семье, хобби и приоритетах в отношении к искусству и литературе. Как напишут завтра городские газеты, кандидат на пост мэра Константин Лесневский «показался милым, внимательным, и целеустремленным человеком, который всегда знает чего хочет и как этого добиться».
   Когда помощник бизнесмена собрался объявить мероприятие закрытым, со своего места вновь поднялся Вася Стручков.
   – Извините, Константин Палыч, еще один вопрос.
   Лесневский нахмурился.
   – Хорошо, но это последний на сегодня.
   Стручков включил диктофон.
   – Скажите, вы всерьез полагаете, что можете победить?
   Команда Лесневского шумно выдохнула.
   – Молодой человек, – сказал бизнесмен, – я считаю, что победит достойный. Давайте подождем выборов, тогда и поговорим. Все, спасибо за внимание, господа. До встречи!
   Народ начал расходиться.

   В VIP-гостиной Центра делового сотрудничества Лесневский расслабился. Уселся в огромное мягкое кресло и закинул ногу на ногу.
   – Коля, сообрази чего-нибудь попить, – сказал он одному из своих охранников.
   В соседних креслах и на большом кожаном диване расположились помощники бизнесмена. Достали по сигарете, задымили.
   – Андрей, – обратился Лесневский к помощнику, – как там с вашим гениальным планом?
   – В ожидании.
   – Чего ждем?
   – Решения директора. Думаю, что он согласится. Кстати, и Трофимов доложил, что у него все в порядке.
   Лесневский взял стакан с минеральной водой и сделал несколько глотков, потом как бы между делом заявил:
   – Уволю всех к чертовой матери, если ваша авантюра провалится. Сомневаюсь, что вы потом найдете работу по специальности.
   Андрей Нестеров промолчал.

5

   Нельзя сказать, что Вадим волновался перед столь ответственной, по его мнению, встречей. У него ничего не просили, он ничего не должен был сделать или сказать. Его просто пригласили посидеть-покалякать, но Вадиму все равно не хотелось ударить в грязь лицом, ему хотелось произвести хорошее впечатление.
   На вахте его не пустили. Бойкая старушенция, сидевшая в стеклянной кабинке, выскочила к турникету и вытянула руки в стороны.
   – Куда идем?
   – На третий, на «Пилот».
   Вадим попытался прошмыгнуть мимо, но обойти эту тетку было так же сложно, как трамваю объехать зазевавшегося пешехода.
   – У тебя пропуск есть?
   – Нет.
   – Ну, тогда и не пущу. Воскресенье, девятый час, нету в здании никого. Без пропуска нельзя.
   Вадим в замешательстве почесал затылок. Опаздывать он не любил, даже если опаздывал не по своей вине.
   – А какой пропуск у меня должен быть? – спросил он растерянно.
   – Обычный, как у всех. Если без пропуска, то нам должны были оставить заявку, что придет такой-то и во столько-то. Вот ты кто?
   – Я Вадим Колесников.
   Бабка, не меняя выражение лица и интонацию голоса, заявила:
   – Вадим Колесников у меня в списке есть. Чего молчал?
   Парень пожал плечами. В самом деле, почему он не сказал сразу?
   Вахтерша освободила проход. Она только заметила напоследок, что шарахаться до полуночи туда-сюда не позволит, даже если ей сунут под нос десяток пропусков и заявок на посещение.
   Вадим поднялся на третий этаж, попал в небольшой холл, погруженный в полумрак дежурного освещения. Остановился перед металлической дверью, украшенной гигантской табличкой с надписью «Радио Пилот». Программный отдел». В самом низу было указано время работы: с 9 до 18 часов. Вадим взглянул на часы.
   – Заходи, заходи, – услышал он голос за спиной и чуть не вскрикнул от неожиданности. К нему со стопкой посуды в руках направлялся Глеб. – Чего остановился? Я тут чашки мыл в туалете. Секретарши в выходные нет, а у меня гора грязного фарфора скопилась. Открывай, а то руки заняты.
   Вадим открыл массивную дверь, пропустил вперед начальника и прошел сам, неуверенно осматриваясь.
   Офис «Пилота» представлял собой вытянутое в длину помещение со стеклянными перегородками. В каждом «аквариуме» размещалось одно из подразделений станции. В центре комнаты, перед входом, возвышалась стойка офис-менеджера. Вадим отметил, что она, пожалуй, будет повыше стойки бара.
   Глеб поставил на нее свою посуду, стряхнул руки.
   – Пойдем, – сказал он, – покажу, как мы живем.
   Он подвел гостя к первому аквариуму. Дверь была открыта настежь, а внутри из-за горы аппаратуры торчала чья-то лохматая голова.
   – Вот это у нас производственная студия, так называемый «продакшн». Здесь пишутся рекламные ролики, программы, клепается вообще вся музыкальная и звуковая продукция. А там у нас сидит Паша, наш оператор и звукорежиссер, которому даже в выходные не сидится дома. Паша, покажи личико!
   Лохматая голова взметнулась вверх. Оператор оказался высоким и скуластым парнем лет двадцати.
   – Здрасьте, – сказал он.
   – Не отвлекайся, работай. – Глеб пошел дальше. – Вот тут, в закуточке – столовка, тут мы, бывает, обедаем и даже ужинаем.
   Столовая пристроилась в углу. Жалюзи темно-коричневого цвета прятали от любопытных глаз столик, две кушетки и холодильник с микроволновой печью. Окон в «столовой» не было.
   Глеб пошутил:
   – Захочешь водки попить – приноси сюда, поможем, и никто не увидит.
   Вадим все это время молчал, и лишь на упоминании о водке с улыбкой хмыкнул.
   Глеб провел его в дальний конец офиса, открыл дверь в очередной «аквариум».
   – Тут у нас эфирка… эфирная студия, то есть. Вещание идет отсюда.
   Студия пустовала. Вадим огляделся с немым благоговением. У стола, на котором, кроме микшерского пульта и двух плоских мониторов, были наставлены небоскребы всякой аппаратуры, скучал стул на колесиках, на его спинке висели наушники. В колонках тихо наигрывал свои гитарные форшлаги Гари Мур.
   – Время позднее, – пояснил Глеб, – в воскресенье по вечерам у нас ди-джеи пока не работают, вещание идет без ведущего. Пашка со сменщиками следит за эфиром, чтобы ничего не грохнулось, но скоро мы поставим программу, которая позволит нам всем в конце рабочего дня валить домой.
   Он жестом предложил Вадиму подойти поближе. Тот шагнул к столу, очень внимательно все осмотрел.
   – Ну как?
   – Годится, – улыбнулся Вадим.
   – Ну, тогда пошли ко мне.
   По дороге Глеб указал на столы с компьютерами в одном из незапертых «аквариумов» и сообщил, что там работают симпатичные девочки из информационной службы, самой независимой из всех независимых в городе.
   – Они тебе понравятся, особенно Манька.
   В кабинете директора Вадим не сразу решился присесть. Пока Глеб не подтолкнул его в спину, он так и стоял перед стулом, глядя на работающий вентилятор.
   – Расслабься, – велел Шестопалов. – Кофе или чай?
   – Кофе. – Вадим все-таки присел. Пока Глеб возился с чайником и банкой «Нескафе», он рассматривал кабинет. Разумеется, первыми в поле его зрения попали стопки упаковок с шестопаловской книгой.
   – Они самые, – бросил хозяин. – Тысячи четыре с хвостиком, как я и говорил. Честно сказать, не соображу, что с ними делать. «Роспечать» ссылается на перебор с ассортиментом, оптовики говорят, что вообще не сезон: дескать, люди сейчас на югах баклуши бьют, а ты гундишь о личностном росте.
   – Это бывает, – произнес Вадим.
   Глеб на мгновение оставил в покое банку.
   – Слушай, – сказал он, – я пригласил тебя попить кофе и поболтать, поэтому не смотри на меня как на премьер-министра. Будь проще. Я думаю, ты не намного моложе меня. Скока тебе?
   – Двадцать восемь.
   – Ну, я где-то так и подумал. В армии служил, сам на жизнь зарабатываешь и так далее, поэтому не коси под кисейную барышню.
   Глеб налил воды в чайник, нажал на кнопку и сам, наконец, уселся в свое начальственное кресло.
   – У нас тут вообще все просто, – сказал он, закуривая сигарету. – Я строю свои отношения с людьми на партнерских началах. Придумал что-нибудь хорошее – пришел и сказал мне, а я одобряю или отвергаю. Если я обидел незаслуженно – опять пришел ко мне. Заработал – получи, слажал – не получишь.
   – А проблем из-за этого не возникает?
   – Каких?
   – Ну, ты ж все-таки не собутыльник, а начальник, которого следует слушаться.
   Шестопалов покачал головой.
   – Не вынуждай меня говорить банальности.
   Вскипел чайник. Глеб налил кипяток в обе чашки, одну из них придвинул гостю.
   – Ладно, это все лирика, – бросил он, усаживаясь на место. – Я не об этом хотел поговорить.
   Он открыл ящик стола и вынул компакт-диск. Вадим подобрался, словно котенок, учуявший собаку.
   – Мне твой диск понравился, – сказал Глеб. – Могу предложить включить пару песен в ежедневную ротацию на «Пилоте». Ну, примерно, на пару месяцев. Как тебе мое предложение?
   Вадим чуть не пролил кофе на штаны. Стараясь скрыть охватившее его волнение, он принялся размешивать напиток ложечкой. Глеб смотрел на него с небрежным любопытством.
   – Бесплатно? – решился поинтересоваться гость.
   – Разумеется. А где с тебя брали деньги за это?
   – Не брали, но просили. По пятьсот рублей за один эфир. Я не дал.
   Глеб покачал головой.
   – Мать их… Правильно сделал, что не дал.
   – Так-то оно так, но меня и не крутили.
   – Это не страшно. Если музыка хорошая, кто-нибудь ее обязательно возьмет и бабок при этом не попросит. Я, конечно, с «Русским радио» конкурировать не смогу, но кое-что и в моих силах. Кстати, на «Русском» ты бы без штанов остался. Грустно, но факт: в нашей стране платят исполнители, а не наоборот.
   Глеб перевернул диск, пробежал глазами список песен.
   – Так, Вадик, я бы выбрал сначала вторую, а потом пятую дорожку. Согласен?
   Вадим кивнул, и снова кофе чуть не украсило его брюки мерзким коричневым пятном.
   Глеб поднялся, вышел из-за стола и, не говоря ни слова, покинул кабинет. Вадим в его отсутствие помешивал ложечкой остывающий кофе и рассматривал стопки книг, аккуратно упакованные в плотную бумагу, перевязанные бечевкой. Вадим любил книги. Иногда его даже не волновало, о чем там пишут и насколько это профессионально, он просто обожал этот запах, цвет бумаги, этот соблазн перевернуть страницу…
   Вернулся Глеб.
   – Поздравляю, – сказал он, – я широким начальственным жестом вставил твою песню в программу. Через двадцать минут пойдет.
   Благодарный музыкант почти прослезился.
   – Ладно, ладно, – отмахнулся Шестопалов, – «спасибо» не звенит. Я тебе соврал, это не так уж и бесплатно.
   Вадим отодвинул пустую чашку и сосредоточился.
   – Я чем-то могу помочь?
   – Надеюсь. – Глеб снова заглянул в ящик. Теперь на стол лег экземпляр его многострадальной брошюры. – Тебя за язык никто не тянул, когда ты сказал, что знаешь, как ее продать. Я весь внимание.
   Вадим ответил не сразу. Он взял книгу в руки, осмотрел обложку. На синем фоне была нарисована волчья морда с оскаленной пастью, выше стояла фамилия автора, ниже – название книги. Обложка броская и в то же время ни к чему не обязывающая.
   – «Убегающий волк» – это тот, что вроде бы не должен в лес убежать?
   – Он самый.
   Вадим открыл брошюру, бегло просмотрел первую главу, пару раз улыбнулся. Если бы он поднял глаза, то увидел бы, как автор сего труда пытается спрятать за пеленой сигаретного дыма свое волнение.
   – Выглядит привлекательно, – вымолвил Вадим.
   – Спасибо. Знаешь, я давно хотел написать что-нибудь подобное, еще с тех времен, когда за школьные сочинения пятерки получал. Мечта юности, понимаешь…
   Вадим заглянул в конец книги, посмотрел оглавление.
   – Книга хорошая, – резюмировал он. – И я предложил бы тебе сделать одну вещь, но не знаю, пойдешь ли ты на это.
   Глеб выдохнул.
   – Я готов продать душу дьяволу, лишь бы эти стопки больше не валялись в моем кабинете.
   Вадим приосанился.
   – В общем, – начал он, – ты будешь смеяться, но я предлагаю порекламировать ее в эфире…
   Глеб даже не стал маскировать разочарование.
   – Да рекламировали уже десятки раз! И рецензии положительные были, и ролики, и всякая мура. Ты пойми, мне не деньги вернуть нужно, а сон спокойный, потому что эта чертова книга на самом деле лучше, чем о ней думают!
   – Ты не понял, – спокойно возразил Вадим. – Мы сделаем рекламу в эфире твоей станции, только текст будет мой и читать его буду я.
   – Иии?… – затянул Глеб. – В чем прикол?
   – Только в том, что я сказал.
   – Понятно. У тебя кролик в рукаве?
   – Нет.
   Глеб начал теребить в руках пачку сигарет.
   – Что-то я не пойму, – признался он уже более миролюбиво. – Ничего нового ты мне не предложил. Говори яснее.
   – Хорошо. – Вадим положил руки на стол, развернул их ладонями вверх. – В тексте не будет каких-то наворотов, не будет никаких открытий, не известных тебе. Суть только в том, что текст прочту я и…
   Он умолк. Шестопалов не торопил.
   – Понимаешь, Глеб, я просто предлагаю тебе довериться. Я могу гарантировать результат, и ты не будешь разочарован. Согласен, это как кота в мешке покупать, но хуже-то не будет, верно?
   – Вообще-то, да. Хуже уже никак.
   – Ну, вот. Давай попробуем, а по результатам ты уже будешь сам решать, оправдал ли я твои ожидания.
   – Давай, – нехотя согласился Глеб. – Хотя я все равно ничего не понял.
   Вадим улыбнулся:
   – И не надо.

   Награда для измученных духотой горожан – благословенная вечерняя прохлада. Днем народ пропадал на пляжах, а вечером оккупировал проспекты и улицы, топтался возле пивных ларьков и магазинчиков, где были замечены огромные холодильники с «кока-колой». Трофимов с удовольствием бы пропустил бутылочку-другую живительной пивной влаги, но он сегодня за рулем.
   Руль был изрядно потрепанный. Впрочем, как и весь автомобиль. Неделю назад трофимовской «семерке» поставили новые крылья взамен старых, проржавевших за время долгой стоянки в протекающем гараже, и теперь белая консервная банка зияла черными висками. Однако Павел Владимирович не особенно переживал, поскольку был уверен, что скоро у него будет возможность сменить марку авто. Он хотел купить что-нибудь подержанное импортное, года эдак девяносто девятого. Не «крутой хмырь», конечно, но уже и не бывший советский инженер, заработавший за свою жизнь лишь скудную пенсию. Обеспеченная старость – сладкий приз на финише марафона.
   Трофимову хотелось верить, что все получится. Хоть и пытались его отучить от этой вредной привычки, хоть и доказывали, что счастье – продукт скоропортящийся, и уж лучше довольствоваться усредненной амплитудой, чем взлетать на пик, а потом катиться вниз, ломая ребра. Пал Владимыч знал, что мечты сбываются, а цели можно достигнуть, если проявить упрямство. Не упорство, нет – именно упрямство. Осел все равно сожрет охапку травы и пойдет по своим делам, как бы над ним ни смеялись и как бы ни дубасили.
   Однако существовала вещь, которая бывшего советского инженера смущала: он хотел, чтобы финишной чертой всё и закончилось. Он не принадлежал к числу безумцев, не способных остановиться после выигрыша в казино. Получил – отвалил, только так. Если принять на веру, что крупная удача – это пик, то лучше скатиться вниз по противоположному склону мягко, оберегая ребрышки и не жалея задницу. Она мягкая, все стерпит и простит.
   Авантюра, которую затеял Трофимов, имела все шансы стать успешной, но когда дело выгорит, надо сворачиваться и уходить. Однако в спокойный и незаметный уход автор авантюры не верил. Лесневский с самого начала отнесся к затее скептически, более того, даже посмеялся и велел своим людям заниматься делом, а не валять дурака, но Трофимов смог его убедить. Лесневский рискнул. Когда выяснится, что риск себя оправдал, этот губошлепнутый фармацевт потребует добавки, и аппетит у него, судя по началу, просто нечеловеческий. Что делать тогда?
   Черт бы с ним, с этим хапугой, но вот парень Павлу Владимировичу нравился. Насядут они на него.
   В машине у Трофимова звучало радио «Пилот». С некоторых пор он слушает только эту волну. Кто бы знал, насколько это тяжело!
   Трофимов все же притормозил возле ларька. Оставив машину у тротуара, потолкался в толпе, купил бутылку холодного кваса и прихватил местную газету, которую распихивал прохожим молодой человек с сумкой на плече. Газета называлась «Горожане». На первой полосе красовалась физиономия действующего мэра Попова, а под ней простиралась огромная статья о крупных успехах и мелких неудачах в работе администрации. Это поповская газета, поповская реклама и поповские обещания. Ничего нового он не сказал и уже не скажет, потому что скинут его на предстоящих выборах, как котенка со стола. И через четыре года прохожим будут всучивать точно такие же газеты, но уже с другой «мэрской» физиономией, и через восемь лет, и через двенадцать. Чудны дела твои, Господи…
   Трофимов сел в машину, бросил бутылку и газету на соседнее сиденье и вдруг замер.
   – Быть не может, – пробормотал он, протягивая руку к панели магнитолы, чтобы сделать погромче. – Слишком быстро.
   На волнах «Пилота» звучала новая песня. Впрочем, Трофимов слышал ее и раньше (она ему не понравилась – чересчур монотонная, по его мнению), но он точно знал, что в радиоэфире ее никогда не было.
   – Вот тебе и раз! – воскликнул он, и лицо растаяло в почти сладострастной улыбке. – Опережаем график!
   Он тронулся с места, проскочил перекресток и помчался по широкой улице на скорости под восемьдесят. Он испытывал сложные чувства. С одной стороны, все складывалось удачно, и практика подтверждала, что теория имеет значение, но вот с другой… Трофимов еще не утратил способность испытывать угрызения совести. Пожалуй, это качество и отличало его от большинства специалистов команды Лесневского.
   Парень все-таки ему нравился. Хороший парень.

   Вадим снова не знал, куда девать руки. Поскольку у джинсов карманы были слишком узкие, он пытался засунуть одну руку в разрез между пуговицами рубашки, а другую пристроить под ремнем на пояснице. Глеб с нескрываемым любопытством наблюдал за этими маневрами.
   – Как ощущения? Штырит?
   – Более чем, – осипшим голосом сказал Вадим. Затем, прокашлявшись, добавил уже более внятно: – Штырит.
   – Это хорошо. Тех, кто впервые живьем выходит в эфир, трясет еще больше. К этому трудно привыкнуть сразу, но это нормально.
   Вадим все еще продолжать воевать с руками, но с волнением вполне управился. Он присел на стул перед звукорежиссерским пультом.
   – Интересное ощущение, – сказал он, – как будто это не моя песня, а чья-то чужая.
   Глеб продолжал улыбаться. Они находились в эфирной студии. Только что проскочил маленький блок рекламы, вышедший сразу после песни Вадима, сейчас играла одна из старых вещей «Дюран Дюран».
   – Твою песнюшку мы позже протестируем, – сказал Шестопалов и склонился над ежедневником. – Если реакция будет благожелательной – что ж, ветер тебе в парус.
   – А если не очень?
   – Это вряд ли, но…
   Зазвонил телефон. Вадим от неожиданности подскочил, потому что аппарат стоял почти у него над ухом. Глеб взял трубку.
   – Алло! Да, «Пилот»… Что? Какая? Сейчас «Дюран Дюран», «View To A Kill»… До нее? А, до рекламы! – Глеб в паузе подмигнул Вадиму. – Это группа «Темная половина», песня «Весна»… Ну, не знаю, девушка, смотрите в магазинах или попробуйте попозже скачать у нас на сайте… Пожалуйста. До свидания.
   Положив трубку, Глеб уселся на краешек стола и торжествующе глянул на своего смущенного гостя.
   – Ну, что, супермен, с тебя бутылка. Тобой уже поклонницы интересуются.
   Вадим стушевался, но было видно, что он доволен.
   – Ладно, не дрейфь, – уже серьезно добавил Шестопалов, – сработаемся. Пока можешь посидеть, подумать, а я тебя оставлю ненадолго.
   Он вышел.
   Вадим посидел немного, покрутил головой, полистал списки песен. Время от времени он бросал короткий взгляд на телефон. Глеб наверняка решил бы, что он ожидает новых звонков, но Вадим интересовался телефоном совсем по другой причине.
   Наконец, он решился. Аккуратно приподнял трубку, набрал номер. Молчание его длилось очень долго.
   Абонент не отвечал.

6

   – Сима, вставай! В садик опоздаем.
   – Не хочу!
   – Я те дам «не хочу»! Ну-ка, поднимайся.
   Лариса легонько потянула мальчика за ухо. Максим открыл один глаз, моргнул, снова закрыл. Начиналась его любимая игра под названием «Пинками в детский сад».
   – Симка, не зли маму.
   Мальчишка открыл другой глаз.
   – А ты купишь мне вечером Бэтмена?
   – Если не встанешь, я Бэтмена сделаю из тебя самого!
   Максим нехотя стал выползать из-под одеяла.
   – Вот умничка.
   Лариса пошла в кухню. Электрический чайник уже закипал, на столе стояла тарелка с бутербродами и миска манной каши. На завтрак в садик они, как всегда, не успевали, приходилось кормиться дома. Впрочем, домашнюю кашу пятилетний сорванец жаловал не больше, чем детсадовскую, и сейчас Ларису ожидала еще одна перебранка – одна из тех, что порой доводят ее до нервного срыва.
   – Максим, ты идешь умываться?
   – Да-а, иду-у.
   Маленькая тень переместилась из детской комнаты в ванную. После нескольких секунд мелодичного журчания, смешанного с зеванием, свирепо гавкнул сливной бачок унитаза. Потом полилась вода из крана. Несмотря на ранний нигилизм, малыш умывался сам и чистил зубы без напоминаний. Вероятно, самостоятельности он учился у мамы, которая уже не первый год наглядно демонстрировала, каково обходится без поддержки. Иногда Лариса ловила его за возней с молотком – Максим пытался что-то починить, предварительно сломав. Когда после очередного вывода из строя какого-то аппарата Лариса сделала ему замечание, мальчишка вскинул руку в театральном жесте и рявкнул: «А кто будет чинить? Пушкин, что ли?! Или папа?».
   С манной кашей Максимка сегодня управлялся особенно долго. Лариса успела помыть посуду, заправить постель и вынести мусор, а парень все еще ковырялся в тарелке.
   – Сима, если ты наелся, так и скажи!
   – Я наелся.
   – Тогда пей чай, он уже остыл.
   Максим отодвинул тарелку и схватился маленькой ручонкой за самый большой бутерброд. В этот момент в дверь позвонили.
   – Ой! – вырвалось у Ларисы. В такой ранний час их никогда не навещали. Даже соседка Люба, прежде чем завалиться в гости, предварительно звонила по телефону. Кто это может быть?
   Лариса, увидев на лице сына вопросительно-настороженное выражение, подмигнула ему и направилась в прихожую. Заглянув в глазок двери, она никого не увидела. Едва успела подумать, что звонок просто среагировал на помехи в сети (такое у нее иногда случалось), как позвонили снова.
   По старой привычке – не раздумывая – Лариса открыла дверь.
   – При-и-вет!
   Она отшатнулась. На пороге, привалившись к косяку, стоял плечистый гигант в безрукавке и синих спортивных штанах.
   – Привет, – выдавила Лариса. – Чего так рано?
   – Разбудил? Извини. В квартиру-то пустишь?
   Лариса крепче взялась за дверь, оставив только небольшой проем, чтобы можно было разговаривать.
   – Извини, Володя, некогда. Сына в садик собираю. Что ты хотел?
   Парень поцокал языком.
   – Даже по старой дружбе?
   Лариса побледнела.
   – По какой дружбе? Это ты с Игорем дружил, а я с вами не выпивала.
   – Да ладно, я не настаиваю. – Визитер отодвинулся от косяка, сунул руки в маленькие карманы штанов. – Я просто зашел тебя проведать, узнать, как вы тут. Игорь скоро уже приедет, знаешь?
   Лариса стала уже не просто бледной, она похолодела.
   – Знаю. Всё у тебя?
   – Ага.
   – Ну, тогда еще раз извини, мне надо собираться. Если увидишь Игоря первым, можешь передать, что у нас с Максимом все в порядке.
   – Лады. Пока!
   Он отправился восвояси, насвистывая какую-то блатную гадость. Лариса захлопнула дверь – пожалуй, громче, чем обычно.
   – Мама! – позвал из кухни сынишка. – Кто там?
   – Никто, – произнесла Лариса, вытирая повлажневшие глаза. – Это дяденька… дяденька из ЖЭКа.

   Вездесущий Кирилл Обухов в это самое время находился за сотни километров от города – в соседней области, в маленьком районном центре под романтичным названием Семеновка. Он вышагивал по разливочному цеху со странным выражением лица. Главный технолог, маленький лысоватый грибок в засаленном костюме, семенил рядом и что-то пытался прокричать директору на ухо, но уже тысячная по счету попытка обернулась провалом: «странное выражение лица» босса настолько его пугало, что, едва раскрыв рот, мужичок тут же его закрывал.
   Нельзя сказать, что Кирилл Обухов был деспотичным директором. Не тянул он и на злюку, беспричинно срывающуюся на подчиненных. Однако и назвать его добряком, несмотря на приличную комплекцию, никто не решался. Все толстяки добрые? Ха-ха, только не те, что владеют ликероводочным производством!
   Остановившись перед одним из секторов разливочной линии, Кирилл поднял руку с вытянутым указательным пальцем.
   – Это что? – спросил он.
   – Это? – растерялся технолог. – Черт, это мусор…
   Кирилл присел, дотянулся до картонной коробки, доверху набитой мятой бумагой.
   – Что за мусор и почему он здесь?!
   – Ну… мы сейчас уберем.
   – Не надо, я сам.
   Кирилл поднялся и с такой силой пнул по коробке, что она на десяток метров вылетела в проход, ударив одного из рабочих.
   – Клюев! – обратился Кирилл к лысому грибку. – Чтобы сам директор ходил по заводу и убирал коробки с мусором – да я тебя за одно за это четвертую! На вот, почитай.
   Он сунул ему под нос газету, которую до сих пор держал под мышкой. Технолог развернул ее, прочел первый же попавшийся заголовок.
   – «Кто заказал прокурора?».
   – Да не это! На обороте читай.
   Клюев перевернул страницу. Через полминуты лицо его вытянулось и стало похоже на высохшую головку чеснока.
   – Это чья?!
   – Не знаю, будем искать. Пошли в контору уже!
   Когда начальник и технолог ушли, рабочие еще долго переглядывались и шушукались. Тот, в кого попала проклятая коробка, наверняка затаил обиду и уже обдумывал текст письма в трудовую инспекцию. Все толстяки добрые, ха-ха…
   В конторе, находившейся в кирпичном двухэтажном здании, Кирилл вывалил на стол своего кабинета целую пачку газет, всего штук десять. Клюев таращился на нее во все глаза, и его маленькие очки сами собой полезли на лоб.
   – Свежий номер, – пояснил Кирилл, – только что выкупил в киоске. Потом раздашь всем, но сначала сам ознакомься.
   Технолог опустил очки на место, сел на стул и принялся читать.
   «Ежегодно в нашей области сотрудники отдела по борьбе с экономическими преступлениями выявляют десятки подпольных цехов, в которых производится фальсифицированная водка. Можно сколько угодно говорить об экономическом ущербе, об ущербе, причиненном здоровью граждан, но явление это, пожалуй, вряд ли будет искоренено… Тем более явление это вызывает тревогу, когда недоброкачественный товар выпускают известные и уважаемые предприниматели…».
   Клюев сделал паузу, посмотрел на Кирилла. Тот ухмылялся.
   – Дошел до эпитетов в мой адрес? Читай дальше. Только не вслух, я тебя умоляю.
   «На днях сотрудники областной Госторгинспекции изъяли из торговой сети большую партию недоброкачественной водки, изготовленной на Семеновском ликероводочном заводе, который, кстати, находится за пределами нашей области. Причина – использование при изготовлении недостаточно очищенной воды и наличие посторонних примесей, вредных для здоровья»…
   – Что?! – взвился Клюев, и очки его снова поползли вверх. – Кто это писал?!
   – Того, кто это писал, я найду и подвешу за яйца, – ответил Кирилл. – Написано бездарно.
   – Но это же неправда!
   – А вот об этом ты сейчас мне и расскажешь.
   Обухов уселся на стол перед главным технологом и проскрежетал:
   – Колись, что вы тут творите в мое отсутствие?
   Клюев потерял дар речи. Попытки вернуть очки на место успеха не имели, и вдобавок к этому у технолога начал дергаться левый глаз.
   – Ничего! Все выдержано, Кирилл Сергеевич! Все в соответствии с технологией, как обычно. Никаких рекламаций не поступало, отгрузка идет по графику.
   – При чем тут отгрузка! Где акты, предписания, где это все?
   – Ничего не было! Я впервые слышу о том, что тут написано.
   Кирилл вздохнул. Похоже, технолог не врал, на заводе и на линиях все в порядке. Клюев был до тошноты ответственным мужиком, и если бы на вверенном ему объекте действительно обнаружили что-то из ряда вон выходящее, он публично сожрал бы собственные трусы.
   – Я привез с собой человека, – сказал Кирилл, успокаиваясь. – Он эксперт в этой области, один из лучших. Кстати, он сейчас подъедет, будем разбираться.
   Клюев накапал себе валерьянки и потом еще долго горестно вздыхал, сидя в углу кабинета и шелестя проклятыми газетами…
   Обещанный гость появился в конторе через полчаса. За это время Клюев успел уже километр соплей на кулак намотать – так переживал из-за нанесенного оскорбления. «Эксперт» оказался подтянутым, спортивного вида молодым человеком в джинсах и пиджаке, надетом поверх черной водолазки. Вылитый Том Круз в «Человеке дождя». Без лишних разговоров парень представился Иваном Сорокиным, сел за стол и вынул блокнот.
   – Говорите.
   – Ваня, – сказал Кирилл, – в первую очередь я хочу выяснить, кем заказана эта статья, и вообще, откуда ветер дует. У меня есть свои догадки, потому что дело к тому и шло, но теперь мне нужно знать наверняка – это просто «пук» или дана отмашка на окончательную травлю.
   Иван сделал какую-то короткую пометку на чистой странице блокнота.
   – Еще.
   – Подумай, как это можно нейтрализовать. Если появится шумиха в прессе, нужно будет срочно что-то предпринимать. Честно говоря, моя пиар-служба расслабилась и наела доброе пузо, поэтому придется тебе начинать все с чистого листа. Смогёшь?
   Иван, не отрываясь от своих записей, улыбнулся одними губами и кивнул. Закончив писать, поднял голову.
   – Вопрос можно?
   – Давай.
   – Водка действительно говёная?
   Кирилл, не обращая внимания на новую вспышку гнева своего технолога, терпеливо пояснил:
   – Ваня, эту статью я увидел сегодня в местном киоске «Роспечати». То, что в ней написано, для меня является новостью, а уж для товарища Клюева (технолог громко чихнул) это вообще шок. В последние несколько месяцев объем отгрузок у нас вырос на двадцать процентов, покупатели – со всего округа. Чтобы кто-то, выпив нашу «Степную» или «Генерала», отбросил копыта или остался трезвым, я не припомню. Да ты и сам можешь попробовать.
   – Обязательно, – улыбнулся Иван, – но после.
   – О’кей. Деньги тебе когда?
   – Немедленно, ибо в средствах стеснен. – Иван закрыл блокнот, сунул его во внутренний карман пиджака и поднялся. – Пойду в ваш местный семеновский отель, приму душ. Встретимся в тамошнем ресторане через… через два часа.
   На том и порешили. Кирилл отвез его в гостиницу, а сам поехал по делам. За два часа он успел объехать все свои объекты, осмотреть цеха, склады и переговорить с персоналом. Задания им были поставлены жесткие: за двое суток привести в порядок территорию завода, документацию и уволить алкоголиков. С последним обещали разобраться особо.
   В оговоренное время Кирилл и «эксперт» сидели в гостиничном ресторане. Обухов заказал графин «Степной» собственного завода, и когда принесли закуски, Иван уже успел пропустить пару стопок.
   – Водка как водка, – резюмировал он.
   – Спасибо, друг. Кстати, я уже параллельно выяснил, что никакого изъятия нашей продукции из торговой сети не было. Под горячую лавочку попала какая-то паленка из Башкирии. Ты узнал, кто с нами забавляется?
   Иван закинул в рот маринованный огурчик, тщательно прожевал и только потом приступил к отчету.
   – Значит, так. Статья написана одной моей знакомой – к слову сказать, бывшей любовницей – Наташкой Степановой. Она получила задание напрямую от редактора. Заказчика, разумеется, не знает и ей совершенно наплевать, кому она сделала этот минет. Но от себя я вам скажу, что заказчик статьи парится в бане с одним из известных человеков.
   – С которым?
   Иван сделал театральную паузу, щелкнул губами.
   – С Лесневским.
   Кирилл грустно покачал головой.
   – Я так и знал.
   – Это совпадает с вашими выводами?
   – К сожалению. – Обухов сунул в зубы сигарету. – Видишь ли, несколько лет назад акционеры вытолкнули из своих рядов одного проходимца, и его долю купил я. Большую долю, хоть и не контрольный пакет – контрольный я потом частями выкупал у остальных миноритариев. Мы долго судились, но доказали, что продажа прошла на законных основаниях. Проходимец сел по экономической статье, и ему очень повезло, потому что мог и пульку головой поймать. До некоторых пор о нем ничего не было слышно, а совсем недавно я узнал, что они с Лесневским кореша чуть ли не со школы.
   Иван кивнул и поднял рюмку. Кирилл угрюмо последовал его примеру. Закусив кусочком шашлыка, молодой журналист как бы между делом заметил:
   – Надеюсь, вы слышали, что люди Лесневского оформляют пакетик акций самого крупного алкогольного производителя нашей хлебосольной области?
   – Слышал, но сомневался, что он рискнет.
   – И напрасно. Ставлю последние штаны, что заводик будет куплен, а потом начнется самое интересное. На рынке давно не протолкнуться, местные производители не знают, в какую канаву свою бодягу сливать, а тут еще вы лезете из какой-то семеновской жопы, демпингуете.
   – Ясное дело. Мой завод находится здесь и налоги платит здесь, поэтому я для них чужак. Я знал, что когда-нибудь споткнусь об этот камень.
   – Угу. Лесневский будет защищать свои вложения, и союзников у него найдется немало. Вас ожидает информационная война, за которой сразу последует торговая с применением дозволенных силовых приемов.
   – Кишка тонка.
   Иван усмехнулся, и, растянувшись в кресле, поинтересовался:
   – Что планируете делать?
   – Воевать, что еще делать, – вздохнул Кирилл. – Понимаешь, мне не собственность свою жалко, мне людей жалко… Вань, я принесу тебе чемодан документов, внимательно изучишь, подумаешь, что можно сделать. Для начала запустим кампанию в прессе.
   – А потом?
   – Потом будем копать траншеи и закладывать мины.
   Кирилл налил еще водки.

7

   Зеркал в этой комнате было много. Они были везде. Как бы ни отворачивалась Лариса, куда бы ни прятала свой напряженный и почти испуганный взгляд, она постоянно встречалась с ним в одном из гигантских зеркал танцевального класса.
   Танцоры отдыхали. Три пары, парни и девушки, сидели на полу, потягивали газировку и старались говорить тихо. Руководительница сегодня была не в духе, поэтому ее лучше не раздражать.
   На самом деле Лариса сегодня никак не могла сосредоточиться на работе. Она гоняла одну и ту же фонограмму, отрабатывала с танцорами одни и те же движения, якобы для четкости, но подспудно понимала, что валяет дурака. От таких репетиций пользы немного, к тому же есть еще и зарплата, которую нужно оправдывать. Никому нет дела до того, что стряслось и как тебя сейчас ломает. Пришла – работай.
   Но Ларисе не работалось. Память то и дело возвращала сегодняшнее утро, точнее – сцену у входной двери. Дружок Игоря приходил разузнать, где его жена и что у нее на уме, готова ли встречать любимого мужа из долгой командировки. А ведь она почти забыла о его существовании, почти выбросила из головы, как неприятное сновидение.
   – Ларис, – подал голос один из танцоров, – мы готовы.
   Она отвернулась от зеркала, посмотрела на своих подопечных.
   – Отдохнули?
   – Ага.
   – Тогда подъем и погнали по новой!
   Ребята поднялись, вышли на середину класса. Лариса подошла к музыкальному центру, запустила компакт-диск. Из стоваттных колонок, расставленных по углам, ухнуло многоголосие «Чао, бамбино!» от группы «Кар-Мэн». Лариса уселась на пол, сложила руки на коленях. Ей нравился этот танец, но уже вторую неделю они не могли довести его до ума. Что-то все время летело к чертям.
   Может, не в танце дело?
   Пару минут Лариса автоматически отстукивала ритм, созерцая мелькание пестрых костюмов. Потом устало опустила голову.
   Нет, не идет…
   Когда песня закончилась, Лариса боковым зрением заметила движущийся силуэт у дверей. Обернулась.
   – Вадим, ты?!
   – Привет. – Тот махнул рукой, медленно продвигаясь вглубь класса. Он, как всегда, смущался. – Не помешал?
   – Конечно, нет! Проходи.
   Она поднялась, направилась ему навстречу, и танцоры снова получили возможность отдохнуть.
   – Ты откуда здесь?
   – Шел мимо.
   – Знаю я твои «мимо»! – улыбнулась Лариса. – Что-то случилось?
   – Нет, если не считать, что мне захотелось тебя увидеть. Я точно не мешаю?
   Несмотря на свое настроение, Лариса обнаружила внутри себя даже способность умиляться.
   – Да я же сказала, что нет. Я закончила. – Она обратилась к своим подопечным: – Ребята, на сегодня все. Встречаемся здесь послезавтра, за два часа до выезда на концерт.
   Танцоры не возражали.
   Лариса собрала компакт-диски, накинула на плечи кофточку и увела Вадима за собой. Они миновали два лестничных пролета, прошли по третьему этажу дворца культуры и уперлись в маленькую комнатку в самом конце коридора.
   – Это моя клеточка, – сказала Лариса, вставляя в замочную скважину маленький серебристый ключ. – Здесь я прячусь от директора и рассерженных родителей.
   – А родители сердятся?
   – Бывает, когда я забираю своих орлов и уматываю на какой-нибудь концерт. Понимаешь, иногда приходится отменять занятия с малышами, вот их родители и визжат. «За что мы деньги платим!»… Вообще-то, я давно хочу отказаться от малышей и заниматься только профессиональной подготовкой.
   Они вошли в комнатку. Размером она была не больше кухни в обычном жилом доме. Окно выходило на площадку перед крыльцом дворца, возле окна располагался столик, рядом – шкафчик с двумя дверцами, а возле противоположной стены нашел свое, вероятно, последнее пристанище зеленый диван с ободранными подлокотниками.
   – Любишь комфорт, – пошутил Вадим, разглядывая плакаты на стенах: Фил Коллинз, Джек Николсон, балет «Тодес» чуть ли не в полном составе, множество других людей различной степени известности.
   – Девчонки мои увлекаются, – пояснила Лариса, усаживаясь на диван. – А что до комфорта, так мне хватает.
   Блуждающий взгляд Вадима наткнулся на небольшой плакат в углу, почти возле окна. На нем Лариса в довольно сексуальном костюме обнимала за плечи какого-то высокого паренька, а он держал ее за талию. Из-за их плеч выглядывала еще одна симпатичная пара. Надпись внизу гласила, что это – шоу-балет «Фокус» с новой программой «Лайка».
   – У тебя не будет зажигалки? – спросила Лариса.
   Вадим присел рядом. Оба закурили и умолкли. Лариса долго смотрела на стену, не замечая, как маленькие хлопья табачного пепла падают на колени.
   – Колготки спалишь, – заметил Вадим.
   – Куплю новые. Который час?
   – Половина пятого.
   – Максимку скоро забирать.
   Снова пауза. Вадим аккуратно вытянул руку и положил ее на плечо девушки. Лариса с благодарностью прильнула к нему. Едва ли Вадим осознавал, насколько был нужен ей сейчас.
   – Я не помешаю, если пойду с тобой? – спросил он.
   Она подняла к нему лицо, ответила движением ресниц – утвердительно. Вадим не удержался, нежно поцеловал ее в губы.
   – Вадик… – прошептала она.
   Сигареты с пепельницей были отложены в сторону. Диван недовольно заскрипел, когда молодые люди, сцепившись, повалились на него. Еще секунда – и они могли бы согрешить снова, но Вадим вдруг остановился.
   – Лариса, у тебя какие-то неприятности?
   Она не стала отрицать.
   – Приятностей мало, Вадик. Я тебе как-нибудь потом расскажу, ладно?
   – Угу.
   – Ты сможешь побыть со мной сегодня?
   – Смогу. Только… – Он вспомнил, что у него сегодня ответственный вечер. Как назло, именно сегодня. – Я тебя оставлю часиков в восемь. Мне надо ехать на «Пилот», записывать ролики.
   – Хорошо.
   Они еще раз поцеловались и поднялись с дивана.
   – Мне надо переодеться, – сказала Лариса.
   – Разумеется. – Вадим направился к двери, чтобы оставить ее одну. К своему удивлению, он услышал за спиной смех.
   – Да нет же! Выходить не обязательно.
   Он покраснел, остался стоять у двери, пытаясь скрыть свой интерес к процессу переодевания, но он мог бы и не напрягаться – Лариса на него не смотрела. Она быстро скинула с себя тренировочный костюм и принялась расправлять помятые брюки.
   – Познакомишься с моим сынулей, – говорила она. – Симка у меня очень сурьезный парень, с характером. Так что ты будь готов.
   – Я люблю детей, – брякнул Вадим, – и они меня тоже.
   – Это хорошо.
   На сборы ушло минут пять. Принарядившись и припудрившись, Лариса вывела своего друга в коридор и закрыла кабинет.
   Им пришлось долго стоять на остановке, дожидаясь троллейбуса. Когда тот все же подкатил, они с трудом втиснулись в салон. Лариса всю дорогу висела на Вадиме, временами утыкаясь носом ему в грудь, а он старательно отталкивал от нее теток с большими сумками и пышущих перегаром мужиков. Троллейбус два раза застревал в пробке, и в результате молодые люди добрались до детского сада уже под самое закрытие.
   Всех детей в группе разобрали. Максимка в одиночестве сидел на лавочке возле качелей и водил палочкой на песке, рисуя какие-то замысловатые знаки. Увидев маму, он сначала обрадовался, вскочил со скамейки, но, бросив взгляд на стоящего рядом с ней незнакомого дядю, нахмурился.
   – Симка, пойдем!
   Мальчишка не тронулся с места. Воспитательница, дородная женщина лет сорока, сидящая на другой лавочке, пыталась его подбодрить:
   – Максим, ты разве домой не хочешь? Я вот хочу, а ты?
   – Я тоже, – буркнул тот.
   Лариса подошла к нему, взяла за плечи. Началась стандартная процедура «сдачи-приемки любимого чада»: осмотр носа на предмет обнаружения зеленых человечков, обтирание губ платочком, отряхивание коленок. Все это время Максим не сводил почти враждебного взгляда с незнакомого дяди.
   – Привет, – решился начать разговор дядя. – Как дела, малыш?
   Тот молчал.
   – Это дядя Вадим, – вмешалась мама. – Поздоровайся с ним.
   Максим автоматически протянул руку ладонью вверх, но ничего не сказал. Пока мама теребила его за уши и расчесывала волосы, он смотрел на свои таинственные знаки на песке и что-то беззвучно шептал.
   – Что ты там поешь? – спросила Лариса. – Спой нам. Ну, какую песню вы сегодня разучивали?
   – Про ежиков, – сообщил мальчик, отворачиваясь в сторону. С мамой он еще соглашался говорить, но вот этот дядя… Чего он так вылупился?
   – Ладно, споешь мне про ежиков дома.
   Лариса взяла его за руку и, попрощавшись с воспитательницей, повела к выходу. Вадим поплелся позади.
   Городским транспортом на этот раз не воспользовались. Троица шла по широкому тротуару. Справа по зеленому газону бегали карапузы с мячиками, на скамейках со свежими газетами сидели папы. Максимка неоднократно порывался улизнуть на этот газон, но его хватало только на длину материнской руки.
   – Пусти ты его, пусть побегает, – посоветовал Вадим.
   Лариса не ответила. Она хотела побыстрее очутиться дома, за большими и надежными дверями. Она хотела уже всем сердцем, чтобы Вадим остался с ней на всю ночь… а может быть, и навсегда, чтобы он спас ее от надвигающейся депрессии и защитил их с мальчишкой от посягательств чужого человека. Плохого человека.
   Она посмотрела на своего кавалера. Да, не высок, не плечист, довольно робок, но…
   – Ларис, отпусти его, пусть побегает.
   Вадим улыбнулся. Она отпустила руку мальчика с легкостью.
   – Вот и умница.
   Они поравнялись с уличным кафе, спрятавшимся под огромным зонтом. К счастью, некоторые столики были свободны.
   – Тебе что-нибудь купить?
   Лариса промолчала, просто кивнула. Она смотрела на парня и не могла найти слов, чтобы возразить. Да она и не собиралась.
   – Что ты будешь пить?
   Лариса снова лишь пожала плечами.
   – Колу, минералку?
   Она кивнула.
   – А Максиму сок можно?
   Молчаливый кивок.
   – Хорошо.
   Мальчишка в этот момент подбежал к маме, чтобы что-то сказать. Он подергал ее за руку, не решаясь заговорить в присутствии незнакомого дяди, но она не отреагировала. Она будто пребывала в трансе.
   Ей очень нравился этот парень. Если это не любовь, то она не знала, как еще можно это назвать. Стоя на тротуаре, глядя на него, такого забавного, одетого в потертые джинсы и белую просвечивающую безрукавку, она чувствовала, что ее к нему тянет, как болтик к намагниченной отвертке. Дурацкое сравнение, еще более дурацкое, чем афиша во дворце культуры. Да, к черту, какая разница.
   Вадим, между тем, присел на корточки перед малышом. Максимка слегка отстранился.
   – Сима, соку хочешь?
   Он кивнул – точь-в-точь как его мама. Они оба теперь отвечали ему только движением головы.
   – Какой ты любишь? Яблочный годится?
   Кивок.
   – Ну, тогда пойдемте.
   Они подошли к прилавку. Вадим заказал две банки колы, маленький пакет сока и три эскимо.
   – Девяносто два пятьдесят, – сказала продавщица.
   Он полез в задний карман. Мама и сын глядели на него и облизывались. Максимка предвкушал халявный сок – «А дядя не так плох, по-моему!» – Лариса же грезила о других вещах, для детей не предназначенных.
   Когда бумажник был извлечен на свет и открыт, по лицу Вадима пробежала тень.
   – Черт, – еле слышно пробормотал он, но Лариса его услышала.
   – Не хватает? Не переживай, я добавлю. – Лариса полезла в сумочку.
   – Нет, все в порядке!
   Продавщица уже выставила на прилавок заказанные лакомства. Банки соблазнительно сверкали капельками влаги.
   – Одну секунду, – сказал Вадим, видя нетерпение продавщицы. – Ларис, возьми Симку и садитесь, а я сейчас подойду.
   Лариса послушно исполнила просьбу. Вместе с сыном они заняли самый дальний столик, как раз возле газона. Лариса уселась на пластмассовый стул и наблюдала за тем, что происходило у прилавка.
   Вадим нагнулся к продавщице, принялся что-то нашептывать. Та сначала скорчила забавную физиономию, потом улыбнулась и кивнула. Вадим тут же забрал покупки и присоединился к своей компании.
   – Что ты ей наговорил? – поинтересовалась Лариса. – Свидание назначил?
   – Да нет, ничего особенного.
   – Я заметила, что ты ей так и не заплатил.
   Вадим предпочел не отвечать. Он выставил угощения на столик, сам открыл упаковку сока и протянул ее мальчику.
   – Держи.
   – Пасиба, – сказал Максим.
   – Так все-таки, – не унималась Лариса, – снимаешь барышень по вечерам?
   – Я этим не занимаюсь. Я просто сказал ей, что занесу деньги вечером, перед закрытием.
   Лариса удивленно вскинула брови, но Вадим больше не обращался к этой теме. Он открывал колу и все время подмигивал мальчику.

   Сегодня они с Глебом записали три дубля рекламного ролика книги. Вполне хватило бы и одного – Вадим был на удивление профессионален – но чутье заставило Большого Босса подстраховаться на случай каких-нибудь сбоев. Он лично подготовил ролики к эфиру, наложил музыкальное сопровождение и распечатал для ведущих график выхода в эфир.
   – Вся эта бодяга пойдет завтра с утра, – резюмировал он, – и я все равно не пойму, в чем здесь хохма.
   – Никакой хохмы, – устало отмахнулся Вадим, – просто это мой текст.
   – Да, но он мало отличается от моего, который я гонял целый месяц. И толку – чуть.
   Они сидели в эфирной студии. Глеб тоже порядком вымотался за день. В разговоре с Нестеровым он дал добро на предвыборную агитацию господина Лесневского, и теперь в его сейфе покоилась пухленькая пачка зеленых условных единиц. Он еще не решил, на что пустит эти деньги – на оплату просроченных счетов или в дело.
   – У меня просьба к тебе, – подал голос Вадим.
   – Ну.
   – Если благодаря моим усилиям книга пойдет, возьмешь меня на работу? Если, конечно, есть вакансии…
   Глеб не удивился. Он уже понял, что этот парень умеет не только петь песни и строить глазки.
   – Я найду тебе занятие. А ты свободен?
   – Считай, что свободен. Я чертовски устал отгружать просроченный шампунь.
   Они рассмеялись.

8

   Какими способами можно заставить человека проникнуться к вам уважением, вызвать симпатию и тем самым побудить его поступить так, как вы желаете? Откровенно говоря, это не так уж и сложно. Все мы иногда прибегаем к подобным ухищрениям, даже не подозревая об их научной подоплеке. Например, родители укладывают своих чад спать с помощью обещаний сводить в зоопарк или купить электрический паровоз. Действует почти безотказно. Когда мне было пять лет, старший двоюродный братец опробовал на мне метод воспитателя детского сада из фильма «Джентльмены удачи»: «Когда ты доешь свою порцию картошки, мы пойдем в парк Гагарина, сядем на ракету и полетим в космос. Только обязательно нужно доесть, потому что до обеда мы на землю не вернемся». Слово в слово повторил! Повертел в руках кусочек сахара, как дрессировщик перед носом у медвежонка, и я сделал сальто.
   То, чем пользуются нечестные родители, называется манипуляцией, но это самая примитивная ее форма (впрочем, от того не менее вредоносная, в чем мы можем убедиться с возрастом). Манипуляция – большое искусство и почти совершенное оружие, виртуозное владение которым позволяет добиться невероятных результатов…
Из книги Глеба Шестопалова
«Убегающий Волк»

   До выборов мэра оставалось чуть больше двух месяцев. И хотя избирательная кампания пришлась на лето – самое неподходящее для этого время – газеты, телевидение и радио с усердием раскручивали истерику по поводу того, кто из конкурентов действующего главы города больше всего испачкан. Средства массовой информации, дружившие с властями, единодушно согласились с тем, что менять коней на переправе нельзя (то есть давайте оставим все как есть, а там поглядим, правы мы были или ошибались), а СМИ, подконтрольные конкурентам мэра, давили на ужасное состояние городских магистралей и развал в коммунальном хозяйстве.
   Расстановка сил пока не сулила больших барышей никому, кроме действующего мэра Дмитрия Попова. Он баллотировался на третий срок, и за прошедшие годы все сферы жизни города так или иначе были замкнуты на его команду. Однако помимо очевидных успехов в благоустройстве и культурном развитии, ошибок Попов наделал немало, и число недовольных его работой росло с каждым годом. Аналитики поговаривали, что на четвертый срок Попов точно не сможет рассчитывать, но до следующих выборов была еще целая вечность.
   Основная группа его конкурентов представляла собой сборище предпринимателей всех мастей и калибров. На первый план неожиданно вылез Григорий Савичев, которого в народе ласково называли «разливалой»: количество выпитых потеющими гражданами бутылок прохладительных напитков под маркой савичевского комбината приближалось к астрономической цифре. Вдобавок комбинат недавно запустил в работу мясную линию, и часть электората, отведав колбаски, подумала, почему бы не поддержать «разливалу» на выборах. Сам Савичев в традиционных интервью и репортажах говорил, что забота о людях – его главное политическое кредо, и что он готов в случае избрания его главой города способствовать развитию городской инфраструктуры и ежемесячно отщипывать от своего личного дохода десять тысяч рублей на продуктовые наборы для неимущих.
   В затылок ему дышал Борис Брутберг. Он владел контрольным пакетом акций промышленного гиганта, который заваливал рынок дешевыми кирпичами, металлоконструкциями и оргстеклом. Парню было лет сорок, выглядел он на двадцать пять, а ругался как прыщавый подросток. У большинства трезвомыслящих избирателей он вызывал негативные эмоции, но бабушкам, как ни странно, нравился. «Такой красавчик, что я просто ух! – говорила одна пенсионерка в интервью журналисту „независимой“ телекомпании. – И он обещал нам, что хулиганов поздно вечером на улицах будет меньше, потому что все улицы он сам лично будет освещать». Двое настырных журналистов раскопали старую историю о налоговых махинациях Брутберга, но одного из любопытных писак притянули в суд, а другому настучали по голове, дешево и сердито.
   Третьим в списке лидеров шел Максим Каратаев, представитель строительного лобби и депутат Государственной Думы. В нижней палате российского парламента он особо не блистал, но в родном городе каждая третья новостройка была на счету его компании. Человек он был, на первый взгляд, хороший, имел двоих детей, жену и собаку, по утрам бегал трусцой (что, к сожалению, никак не сказывалось на его пышной фигуре), а вечерами выступал с циклом радиопередач под общим названием «Городской спектр». Ничего нового он не говорил, но говорил красиво и правильно, поэтому, по предварительным прогнозам, за него готовы были проголосовать до десяти процентов избирателей.
   В списке кандидатов также фигурировали: бывший генерал КГБ («Гражданам – достойную жизнь!»), врач-хирург из первой городской больницы («Здоровье земляков – прежде всего!»), один побитый жизнью правоверный коммунист («Долой антинародный режим!») и даже какой-то анархист без определенного места жительства, но с хитрым лозунгом «Я вам, бля, покажу кузькину мать!». Почти за каждым из кандидатов стояла некая общественная организация или политическое движение, но по сравнению с силами, поддерживающими действующего мэра Дмитрия Попова, им явно не хватало финансирования.
   Лесневский в глазах простых избирателей пока ничем не выделялся. Просто одна из фамилий в бюллетене, до которой взгляд может и не добраться. Пенсионеры иногда появлялись на его благотворительных «праздниках двора», получая свои продуктовые пакеты, интеллигенция трещала о темном цвете этой лошадки, но настоящего ажиотажа так до сих пор и не было.
   Сотрудники радио «Пилот» вообще не интересовались, кто он такой и что ему нужно. У них были дела поважнее.

   Утром в офисе царило оживление. Ди-джей Даша Парамонова, крупная и громогласная девушка, претендующая на звание неформального лидера, обнаружила в компьютере новый ролик с новым голосом, дала его послушать ведущей новостей Машке Блиновой, и обе пришли в неописуемый восторг. Причину своего восторга они объяснить не могли самим себе.
   – Знаешь, Марусь, – сказала Даша, – прослушала его три раза и чуть не кончила.
   Маша покраснела (девушка она была скромная, незамужняя и не очень опытная в подобных делах), но вынуждена была согласиться, что и у нее «где-то что-то зашевелилось».
   – Не знаешь, кто это? – поинтересовалась она.
   – Глеб притащил какого-то парня.
   – С улицы?
   – Нет. Говорят, в «Черепахе» песни орал.
   – Нормально! К нам теперь котов мартовских созывают.
   К одиннадцати часам весь имеющийся в наличии программный отдел – два ди-джея, Блинова, звукооператор и секретарша Катя – сидели в столовке и обсуждали личность незнакомца.
   – Я видела его мельком, – говорила Катя, уничтожая свои традиционные утренние пончики.
   – Ну?! И как он?
   Катя, любившая иногда накинуть себе цену, неопределенно пожала плечами.
   – Ну, симпатичный такой…
   Звукооператор Паша до сих пор стоял у двери молча, но тут решил вмешаться:
   – Он стеснительный и молчаливый. Глеб приводил его пару раз вечером, они при мне записывались. Ничего плохого не скажу.
   Даша Парамонова хотела еще что-то спросить, но тут вспомнила, что у нее через минуту выход в эфир, и умчалась к себе. За ней потянулись по своим делам и все остальные.
   О парне вспомнили только через два часа. На стойке у Кати раздался телефонный звонок, из которого секретарша узнала, что некий молодой человек, книготорговец, желает приобрести партию «Убегающего волка», но не знает, как это сделать. Он позвонил по указанному в рекламном ролике телефону и вот теперь хочет, чтобы ему объяснили.
   – Подождите секундочку! – Катя положила трубку на стойку и бросилась искать бланки заказов, которые не использовались уже слишком давно, чтобы о них помнили. Перерыв все ящики своей тумбочки, она откопала-таки пару листов, схватила ручку и вернулась к абоненту: – Я слушаю вас! Сколько вы хотите заказать?
   Молодой человек заказал пока штук десять и попросил привезти поскорее, потому что сегодня эту книжку уже спрашивали.
   – Хорошо, обязательно!
   Катя тут же связалась с Шестопаловым.
   – Глеб Николаевич! А, вы за рулем… Извините, тут заказывают книгу, по рекламе позвонили. Вы сами отвезете?.. Хорошо. Нет, пока только один. А? Да, конечно, буду записывать.
   Как следствие, за обедом новый голос обсуждали уже с гораздо большим интересом. Даша Парамонова закончила свою смену, уступив место в эфире молоденькой Ане Гончаровой, и теперь никуда не спешила.
   – Слишком быстро, – говорила Даша, уничтожая «Доширак». – В последний раз у нас так объявление о съеме квартиры работало. Он там что-то закодировал?
   – Не знаю, – ответила Блинова. – Текст такой же, какой у Глеба был: «Хорошая книга, поможет, научит, ля-ля-ля».
   – Ясно.
   – Что тебе ясно?
   – Что ничего не ясно.
   – Может, он этот… – Блинова хихикнула.
   – Кто?
   – Экстрасекс?
   Тут снова вставил словечко Паша, упрямо не желавший усаживаться за столик с девчонками:
   – Вы на него губу не раскатывайте. «Экстрасекс»… Он при мне какой-то своей подруге звонил и сладко так придыхал. Ни фига у вас не выйдет.
   Большой Босс Шестопалов появился в офисе в половине первого. Его ожидало приятное и в то же время странное известие: после серии выходов в эфир рекламного ролика в студию позвонили четыре человека, и каждый заказал по небольшой партии «Волка». В сумме получалось сто штук. Могло бы позвонить и больше, но для первого раза после долгого застоя результат просто ошеломляющий.
   Глеб чесал затылок, курил, пил кофе, отдавал распоряжения и всё думал. Поразмыслив, он велел продолжить прокат ролика до конца дня, а сам полез под стол.
   – Вылезайте, родимые, – пропыхтел он, подтягивая к себе две пачки книг. Упаковки покрылись пылью. Глеб уже не думал, что будет испытывать по отношению к этим пачкам хоть что-нибудь, кроме тихой ненависти, однако все же испытывал.
   Он погрузил книги в пакет и отправился развозить их по заказчикам.
   – Кать, я буду через часок.
   Едва он ушел, поступил еще один звонок по поводу покупки партии книги. На этот раз – от «Роспечати». Они просили сразу двести штук. Для пробы.
   Дело покатилось по принципу «снежного кома» – Глеб только успевал уворачиваться от падающих на него заказов. Он успел развезти первые партии «Волка», как на трубку ему позвонила Катя и сообщила, что Сеть Книжных Магазинов Малахова хотела бы попробовать выкинуть в продажу штук двадцать. Глеб присвистнул. Двадцать штук – понос детский, но этим поносом интересуется сам Малахов, чудаковатый сукин сын, построивший в городе четыре роскошных и популярных «букер-маркета». Ему раскидать эти двадцать экземпляров – как в носу поковырять, но ведь соизволил же!
   – Что еще? – спросил Глеб.
   – Еще два частника приходили, взяли по целой пачке. Я им оформила бумаги на реализацию, через неделю они сообщат, как идет продажа.
   – Хорошо.
   – Но и это еще не все. В студию звонят люди, спрашивают, где книгу можно купить. Я отвечаю: «Ищите в магазинах». Правильно отвечаю?
   – Абсолютно.
   – Ну, тогда я уже молчу.
   – Ладно, скоро приеду.
   Глеб понял две вещи. Первая: этот молчаливый парень Вадим – большая загадка. Вторая: радио «Пилот» слушают.
   Прибыв в офис, Глеб выяснил, что с каждым выходом ролика в эфир количество звонков увеличивалось. После рекламного блока телефоны трещат по всей студии, потом – небольшое затишье, затем опять выход ролика, и все идет по новой. К четырем часам набралось около двух десятков заказов, и Глеб по-прежнему недоумевал: что произошло? Что он раньше делал неправильно, и как этому пацану удалось объяснить людям – причем почти теми же словами – что книга-то и впрямь ничего себе?
   Подсчитывая количество выписанных счетов и общую сумму предполагаемой выручки, Шестопалов поинтересовался у Кати:
   – Мне не звонил Вадим Колесников?
   – Нет. А должен был?
   Глеб задумался.
   – Полагаю, должен. Как появится – сразу ставь меня в известность. А еще лучше… – Глеб усмехнулся. – Скажи ему, что он заработал свою ириску и может за ней приехать.
   К концу рабочего дня Шестопалов подводил итоги. На столе лежала пачка счетов на предоплату и на реализацию. Если продажи пойдут успешно (в чем Глеб почему-то уже не сомневался), то выручка только за сегодняшнюю партию вдвое перекроет результат самой первой кампании по продаже, которая длилась около месяца!
   «Дело не в деньгах», – неоднократно повторял Глеб, и это было чистейшей правдой. Дело совсем не в них, причем это касалось не только многострадального «Волка», но и любимой радиостанции.
   В своей конкурентной среде Глеб Шестопалов действительно считался неисправимым идеалистом, одним из немногих последних упертых могикан, убежденных, что если ставить во главу угла извлечение прибыли, то лучше просто уйти в торговлю (впрочем, и талантливый торгаш тоже не просто рубит капусту). «Это бизнес, это нормально, – говорил Кирилл Обухов. – Бизнес должен извлекать прибыль, и к черту сантименты». Глеб в ответ упрямо цедил сквозь зубы, что пока одни штампуют «Жигули», другие собирают «Мерседесы». В обоих случаях это бизнес, извлекающий прибыль, но какова разница на выходе!
   Черт его знает, почему Глеб вдруг решил побыть немного писателем – наверно, мыслям стало тесно в голове – но когда он писал свою книгу, задерживаясь на работе до первых утренних трамваев, выкуривая пачки сигарет и выпивая кофе целыми банками, он не думал о деньгах. Он думал о чем угодно, только не о них.
   Голова после всех последних новостей шла кругом с огромным радиусом. Скоро объявится Лесневский с политической рекламой аспирина, Вадим Колесников загадывает загадки, низкие рейтинги «Пилота» вдруг попали под сомнение.
   Дурдом.

   У Людмилы Викторовны Ереминой было интересное хобби – она обожала лечиться. Полки ее шкафчиков, а также столик на кухне занимали довольно внушительные батареи бутылочек и флакончиков с лекарственными препаратами. В те моменты, когда мама Ларисы не смотрела телевизор и не готовила пищу, она обязательно от чего-нибудь лечилась – либо с помощью этих препаратов, либо народными средствами по советам умных книг или видеокурсов.
   Как следствие, с лечебным психозом неразрывно был связан и ореол измученной и брошенной всеми женщины. Садившись с мужем ужинать, она начинала пересказывать нюансы перенесенной накануне мигрени и жаловаться, что почему-то никого не оказалось рядом, чтобы подать таблетку. Александр Никифорович привык к этим басням, поэтому лишь сочувственно кивал и быстро переключал свое внимание на телевизор. Хуже приходилось в те моменты, когда жена начинала откровенно его доставать: сходи к врачу, поставь пломбу, сдай анализы, съешь витаминку. С работы мужчина приходил уставший и довольный, но после таких врачебных рекомендаций просто свирепел.
   – Люда, отстань! Я хорошо себя чувствую.
   – Это ты сейчас хорошо себя чувствуешь, а потом?
   – А потом мне плевать! Дочь вырастил, внука на ноги успею поставить. Все, не мешай!
   – Но ведь сам жаловался, что сердце иногда…
   – Я – не жаловался!
   В общем, к согласию они не приходили, каждый оставался при своем: она – при флакончиках с лекарствами, он – с футбольным мячом на школьном стадионе. Но сегодня им все же пришлось поговорить.
   Людмила Викторовна по обыкновению страдала на кухне, когда отец Ларисы вернулся с работы слегка навеселе. Он громко поздоровался и ушел переодеваться.
   – Всё поёшь! – воскликнула жена.
   – А почему сегодня не петь? Постный день?
   Он появился на кухне в трико и майке. Взглянув на распечатанную упаковку витаминов, усмехнулся:
   – Убиваешь микробы?
   – Не язви. – Людмила Викторовна вздохнула, полезла в ящик стола. – Что-то у меня давление не то.
   – Оно у тебя всегда не то. Скушай пару таблеток и иди спать.
   – Пошел ты!
   Александр Никифорович удивился.
   – Что случилось?
   – Ничего особенного. Лариску видела на улице.
   – И что?
   Людмила Викторовна намотала на руку жгут домашнего барометра, измерила давление. Узрев на дисплее непотребные цифры, она пришла в еще более разбитое состояние.
   – Видела ее с каким-то смазливым мальчишкой. Гуляли втроем, взявшись за ручку. И Максимка с ними!
   Муж расслабился.
   – И вовсе он не смазливый, а очень даже подтянутый и симпатичный парень. И вежливый, кстати.
   Настала очередь Людмилы Викторовны удивляться.
   – Ты что, знаешь его?!
   – Да не особенно. Видел один раз, он Лариску до дома провожал. Поздоровались, познакомились. И всё.
   – И все?!
   Александр Никифорович уставился на нее немигающим взглядом.
   – Что ты вылупился, дурень старый! Твоя дочь на глазах у ребенка шашни заводит с кем ни попадя, а ты и рот раззявил!
   – Чего ж ты хочешь? Чтобы она с уголовником жила?
   – А что, лучше когда ни кола, ни двора и случайные связи?!
   Еремин присел на табурет, достал папироску. В последние дни жена утомляла очень сильно, и просто так накрыться панцирем и высовывать нос, чтобы определить направление ветра, уже не получится. Придется принять удар грудью.
   – Знаешь, – сказал он, – я не буду сидеть и мучиться вопросом, какие там у нее связи и с кем. То, что она нам рассказала, меня очень задело, и, скорее всего, она говорила правду. Пусть разводится и налаживает свою жизнь.
   – Она ее наладит, ага! Сдуру загуляет сейчас, а потом…
   Людмила Викторовна чуть не заплакала, и это было уже что-то новое. Обычно она оставалась на коне до самого финала битвы, не поддаваясь на предложения перемирия, но, видимо, всему есть предел.
   – Саш, я боюсь за нее, – вдруг сказала она, отодвигая подальше от себя бутылочку с успокоительным. – Ты же знаешь ее благоверного, он же непредсказуем. Помнишь, он устроил тут скандал, когда она у нас решила переночевать без его ведома?
   – Помню. Это было что-то.
   – Вот-вот. Думаешь, он так просто даст ей развод?
   – Не думаю. Но у нее есть мы с тобой. А насчет ее нового парня… может, он и не хахаль никакой, а просто знакомый или приятель… но даже если и хахаль? Может, хороший парень. Знаешь, я его видел всего пару минут, но мне он почему-то сразу понравился. Доверие вызывает.
   Людмила Викторовна стала успокаиваться, поэтому муж сбавил тон и стал говорить мягче.
   – Так что, Люда, не будем пока торопить события. Угу?
   – Угу.
   Они сели ужинать.

   Информационная атака на «недоброкачественную водку», производимую предприятием Кирилла Обухова, только начиналась. Вслед за газетой «Новости» в бой вступили некоторые региональные представительства федеральной прессы. В однотипных материалах рядом с фотографиями бомжеватых тружеников села, очевидно, опрокинувших по бутылке «Степной», размещались разгромные тексты о засилье зеленого змия из-за пределов региона. Под кампанию поддержки местного производителя попал не только Обухов, досталось также и многим другим крупным заводам, с которыми этот самый местный производитель конкурировать не мог и не желал.
   Кирилл держал себя в руках. На очередном совещании с участием обуховской спецбригады присутствовал и эксперт Иван Сорокин. Ему отводилась важная роль.
   – Ваня, знакомься, – сказал Кирилл. – Это Федор, Николай, Сергей – служба безопасности и отряд быстрого реагирования в одном флаконе.
   Крепкие ребята молча кивнули головами.
   – Теперь они и в твоем распоряжении, – продолжал Кирилл. – Я знаю, на что ты способен, потому что лично наблюдал в прошлом году, как после твоего наезда председатель комитета по госимуществу блевал в туалете «Астории»… и я знаю, сколько ты стоишь…
   Иван улыбнулся.
   – …но ты все бросаешь и работаешь на меня, – закончил Кирилл. – «Ку» или не «ку»?
   – Визжу от восторга.
   – Отлично. Мы подготовили иск к этим продажным рупорам перестройки, хотим заставить отвечать за пасквили. А от тебя мне нужно вот что.
   Иван привычным движением выудил из кармана пиджака блокнот и ручку.
   – Весь внимание.
   – Подготовь ответ по водке. Выведи на Лесневского, объясни народу, что к чему. Тебе Федор поможет, он как раз только вчера закончил ковыряться, достал много интересного.
   Иван кивнул, сделав пометку в блокноте.
   – Второе. Начинай делать биографию Фармацевта. Он сейчас баллотируется, поэтому всякую лапшу на уши вешает, и тебе эту лапшу придется снимать. Выбери ресурсы по своему усмотрению.
   – Ты собираешься использовать то, что я принесу? – поинтересовался Ваня.
   – Посмотрим. Лесневский не только у меня на дороге торчит, поэтому я хочу поближе познакомиться. Расскажи, например, как этот хрен моржовый заработал свой первый миллион, что у них было с мэром.
   Журналист, строчивший что-то в своем блокноте, поднял глаза.
   – В смысле?
   – В том смысле, что мэр не скинул бы ему аптечную сеть просто так. И третье…
   – Где у него кнопка? – съязвил Иван.
   – Ваня, соберись!
   – Все, молчу!
   – Меня интересует: если его толкают в кресло мэра, то кто? Сам по себе он слишком слабоват, да и особой популярностью у местных никогда не пользовался. Своим ребятам я уже задачу поставил, поэтому все, что они нароют, будут сбрасывать тебе напрямую, а ты будешь докладывать мне. Вопросы есть?
   – Есть. – Иван закрыл блокнот, сложил руки на груди и посмотрел на Кирилла нарочито серьезно. – Как насчет моего физического здоровья?
   Кирилл как-то странно переглянулся со своими спецами, потом почесал ухо и сказал:
   – Не волнуйся, трусишка, нас прикроют. У Лесневского хватает врагов.

9

   Этот парень пришел что-то сказать, но почему-то молчал. Стоял в проеме двери абсолютно пустой комнаты, где не было даже плохонькой табуретки – только дощатый, покореженный пол, серые обои на стенах и ветер. Сильный ветер. Парень стоит у двери и смотрит, как Вадим терзает свою гитару: ля-минор, ре-минор, ми-мажор.
   – Заходи! – говорит Вадим, но парень никак не реагирует. Узнать его лицо почему-то не получается, оно какое-то мутное, размытое, словно спрятанное за бутылочным стеклом.
   – Ну, чего тебе? – горячится Вадим. – Говори давай, не молчи!
   – Почему я? – наконец вопрошает парень, и Вадим вздрагивает, чувствуя, что гитара выползает из рук. Она падает на пол. Голос спутать с другим невозможно, слишком много лет он его слышал. Каждый день.
   – Я не понимаю! – кричит Вадим.
   – Почему я, а не ты? – снова спрашивает призрак. – Ты – болтун несчастный… болтун… Почему я?!
   Парень делает шаг, вытягивает вперед руку и входит в комнату. Вадиму не хочется больше его видеть, и он просыпается…

   Песня группы «Темная половина», крутившаяся в эфире радио «Пилот», имела все шансы стать хитом. Радиослушатели стали заказывать ее в программах по заявкам. Ведущие «Пилота» не знали, откуда взялась эта песня, но она им нравилась, и иногда, если позволяло время, они потихоньку вталкивали ее в программу без согласования с директором.
   Цифры рейтингов станции особо не изменились – вниз не падали, под небеса не взлетали. Это было нормально. Июнь прошел почти вяло, и только в конце месяца наметилось некоторое оживление, вызванное, впрочем, почти не относящимися к делу факторами. На данном этапе этого было достаточно, чтобы строить планы и спокойно, без паники, анализировать ошибки. Словом, форс-мажором не пахло.
   Трофимова это вполне устраивало. По его мнению, положение середнячка на рынке музыкальных станций годилось для реализации его плана, лишь бы «Пилот» не сполз в кювет окончательно. Впрочем, теперь им такая участь, похоже, не грозит.
   Трофимов никому не мог признаться, до какой степени ему обрыдло слушать такое количество музыки ежедневно. Он брился и умывался утром под Джорджа Майкла, завтракал вместе с «Бони М», по городу разъезжал в компании «безголосых девиц, представляющих цвет российской молодежной эстрады». Более неудобоваримого музыкального меню он в жизни своей не слышал. Лишь однажды Трофимов по-настоящему испытал ностальгический кайф, когда поймал на «Пилоте» «Лед Зеппелин» с их «Лестницей в небо». Радости его не было предела.
   Однажды, во время сильного стресса, вызванного изрядным количеством принятого на грудь коньяка, Трофимов хотел позвонить на станцию и прокричать в трубку, чтобы они выключили свою тягомотину и дали людям поспать. Он набрал номер, приготовился, но когда в трубке послышался приятный женский голос, он сумел всего лишь поинтересоваться, куда переехала прачечная. Старый дурень!
   Накануне он переговорил с Нестеровым. Сказал, что скоро пора выходить на второй уровень. Второй уровень… Трофимов уже противился всей душой, всем сердцем, не желая ставить ногу на собственную грудь. Заливаясь коньяком в гордом одиночестве, он говорил себе: «Пошли их всех в глубокую задницу, засунь их всех туда и заткни дубовой пробкой». И ведь был готов! А утром, заглотав пригоршню аспирина, затыкал пробкой свои сомнения. Через силу, но затыкал.

   Вадим стоял посередине офиса, в самом его центре, и смущенно оглядывал собравшихся. Обитатели «Пилота» в свою очередь изучали его с нескрываемым любопытством.
   – Ребятки, я хочу представить вам Вадима Колесникова, – сказал Глеб. – Он будет у нас работать.
   – Э-э, в качестве кого? – спросила Даша Парамонова.
   – В качестве хорошего парня. Прошу любить и жаловать.
   – Хороший парень – не профессия.
   Вадим начал краснеть. Руки его по обыкновению выискивали что-то на одежде и никак не могли это «что-то» найти. В данный момент руки были самыми выразительными частями его тела.
   – А теперь ты, Вадик, знакомься, – продолжил Шестопалов. – Вот эта девушка, которая выглядывает из-за стойки, зовется Катей. Она умеет варить кофе, в считанные минуты доставать нужные вещи и корректно отвечать на неприличные вопросы. В общем, она молодец, и к ней ты можешь обращаться по любому поводу.
   – Здрасьте, – сказала девушка и спряталась за стойку.
   – Далее. Вот девчонки ди-джеи: Даша Парамонова, Аня Гончарова. Это наши фирменные голоса и очаровательные хозяйки эфира. Пока можешь просто пить с ними чай и разговаривать о погоде.
   Вадим приветственно кивал, не издавая при этом ни звука. Чуть позже девчонки сойдутся во мнении, что парень тот еще молчун.
   Глеб продолжал их знакомить.
   – Вон там у нас стоит красна девица по имени Маша и по псевдониму Блинова. Она здесь делает новости. Светлая личность, умница, знает сколько в стране федеральных округов и какова динамика индекса Доу-Джонса.
   – Ну, чё вы прямо! – возмутилась Маша, выступая вперед. – Иронизируете надо мной, как будто я какая-нибудь эта… как ее?..
   – Это любя, – отрезал Глеб. – Ну, а с Пашей ты знаком. Со всеми остальными, кто будет работать позже, познакомишься в процессе. Девушки, вопросы есть?
   – Есть, – сказала Парамонова.
   – Говори.
   – Отпустите меня в отпуск, я уже второй год парюсь.
   – Твой отпуск сейчас к делу не относится.
   – Но вы же…
   Глеб поднял руку.
   – Даша, личные вопросы мы решаем у меня в кабинете.
   – Хорошо, – расплылась в улыбке девушка.
   – Тогда все. Пойдем со мной, Вадим.
   У себя в кабинете Глеб первым делом включил вентилятор. Жара не спадала уже полмесяца.
   – Садись.
   Вадим сел на краешек стула.
   – Ты отработал свою часть контракта, и теперь слово за мной.
   – Уже отработал?
   Глеб указал на стопки книг в углу. Их количество сократилось.
   – «Волк» пошел. Я еще не узнавал, как его берут в рознице, но оптовики меня уже достали своими звонками. Твой ролик крутится, и я думаю, что скоро покупатели пойдут по второму кругу.
   Глеб облокотился локтями на стол и немигающим взглядом, как при допросе, уставился на Вадима.
   – Колись, что происходит?
   Парень отвел глаза, пожал плечами.
   – Ничего особенного.
   – Как ты это сделал?
   – Как обычно.
   – Не юли. У тебя есть какой-то код?
   – Нет.
   – Тогда что?
   – Не знаю.
   Глеб понял, что ничего путного от него не добьется.
   – Ладно, я подумаю на досуге. Так или иначе, ты это сделал, и теперь моя очередь. Хочешь попробоваться в эфире?
   Вадим выпучил глаза.
   – Вот так сразу?
   – Не сразу, но достаточно быстро. Вообще-то, это против всех правил, в том числе и моих, но с языком у тебя все в порядке, интонируешь хорошо, а с техникой разберемся. Ты просто создан для такой работы, тьфу-тьфу-тьфу, не перехвалить.
   – А что я должен делать?
   Глеб закурил. Разогнав клубы дыма, положил на стол чистый лист бумаги и ручку. Вадим поймал мечтательное выражение на его лице.
   – Понимаешь, я давно хотел запустить одну вечернюю программу, в которой слушатели разговаривали бы в прямом эфире с умным человеком. Это не просто «час приветов» или программа по заявкам. Это должно быть нечто большее. Вот только я до сих пор не определился, что именно это должно быть, в воздухе пока только витает… Наши девчонки, конечно, хороши в своем амплуа, но для такой работы они пока не годятся, потому что молодые еще. А ты, мне кажется, смог бы. Как сам считаешь?
   – Возможно.
   Глеб кивнул. Он тоже верил в это – верил сразу и безоговорочно. Это было не только против его правил, но и против натуры, и тем удивительнее казалась слепая вера в человека, с которым связывают только десять дней знакомства.
   – Хорошо. У тебя есть какие-нибудь идеи?
   Вадим в раздумье пошлепал губами.
   – Пока нет, но через пару часов будут. Надеюсь, ты понимаешь, что рискуешь?
   Глеб мысленно повторил этот вопрос, задавая его себе же. И сам же на него ответил, но уже вслух:
   – Мы постоянно рискуем. Ты знаешь другие способы добиваться успеха?
   – Нет. – Вадим видел, как сверкают его глаза, поэтому свои сокровенные сомнения высказывать не стал. – У меня только один вопрос будет. Пока один.
   – Давай.
   – Как мне к тебе обращаться на людях?
   – Ну… – Глеб на секунду задумался. – Лучше бы, конечно, по имени-отчеству, иначе ты мне развратишь молодежь и сам на неприятности можешь напороться. Но если тебе это поперек горла, можешь избегать прямого обращения. Сможешь?
   – Ага.
   – Ладно. В общем, жду от тебя предложений. Звони мне на трубку или приезжай. Если идея будет стоящая, начнем подготовку.

   Кирилл оставил дела на заводе на плечи персонала (технолог Клюев заметно сдал после скандала в прессе) и теперь возвращался домой. Подъезжая к городу по трассе, он переключил магнитолу на «пилотовскую» волну. С Глебом они не виделись уже неделю, и пока живое общение заменяло прослушивание программ радиостанции. Сейчас в эфире работала Анька Гончарова – совсем молоденькая девчушка, которая в свободное от работы время училась на заочной журналистике, кормила родителей и бегала на шейпинг. Кириллу вообще нравился весь коллектив «Пилота». Глеб собирал его долго, шлифовал, притирал, и в результате получилась команда, которая при чутком руководстве могла свернуть горы. Кирилл не верил, что нынешний кризис затянется надолго, и в ближайшее время «Пилот» прорвется и поднимется из середины списка популярности на его макушку. Третье-четвертое место в городе он занять сможет.
   Тем более что у них теперь есть Вадим Колесников.
   Глеб спрашивал, где он нашел этого парня. А он его и не искал. Кириллу подсунули диск «Темной половины» на какой-то деловой тусовке, и он даже не помнил, кто это сделал. Он перебрал водки, упал в кресло, и какой-то тип, присев рядом, начал излагать теорию о всеобщем падении нравов и примитивности вкусов подрастающего поколения. Кирилл дважды порывался дать ему в ухо, но в результате был повязан собственной супругой и благополучно уведен домой. Утром он обнаружил у себя жуткое похмелье и засунутый в портмоне компакт-диск.
   – Что еще за фанаты Кинга? – озадаченно пробормотал он тогда.
   Диск лежал у него в бардачке целую неделю, но однажды Кирилл все-таки втолкнул его в щель магнитолы. Итогом стала встреча с Вадимом в «Черепахе».
   Что-то в этом парне было. Что-то неправильное. Кириллу почему-то вспомнился первый эпизод «Звездных войн» – «Скрытая угроза». Добрый и отзывчивый в детстве Энакин Скайуокер в последних трех сериях ставит на уши половину Вселенной.
   Кирилл так увлекся своими умозаключениями, что не увидел спрятавшегося в зарослях гаишника. Тот вовсю размахивал полосатой палочкой.
   – Да едрит твою!..
   Он ударил по тормозам. Молодой гаишник неторопливо приблизился к машине.
   – Капитан Эйва, добрый день. Документы, будьте добры.
   – Как? – не понял Кирилл.
   Капитан даже бровью не повел. Очевидно, ему всю жизнь приходилось произносить фамилию дважды.
   – Эйва, – повторил он чуть медленнее.
   – Слушай, командир, – начал скулить Кирилл, – мало времени у меня на ваши протоколы-шматаколы…
   – У меня времени – вагон, а у вас как раз скорость превышена на целых тридцать километров в час.
   – Капитан, здесь магистраль…
   – В правилах четко написано насчет скорости на магистрали. Там сказано, что…
   – Да помню я!
   Кирилл вышел из машины, вытащил документы. Капитан изучал их недолго, посмотрел на фото, сравнил с оригиналом, потом ухмыльнулся:
   – Для экономии времени могу предложить вам приобрести акции ГИБДД.
   – Не оригинально. Почем одна?
   – По номиналу.
   Кирилл не без раздражения извлек пару купюр, протянул гаишнику.
   – Столько хватит?
   – На один сносный ужин. У меня вопрос.
   – Чего еще?
   – Вы есть тот самый Кирилл Сергеевич Обухов, который делает неправильную водку?
   – Чего?!
   Эйва с укоризной покачал головой. Судя по фамилии и внешности, он был из прибалтов, но разговаривал без акцента. Скорее, просто придуривался.
   – Это не есть хорошо, товарищ, – сказал он.
   Кирилл фыркнул.
   – Ты ее пил?
   – Ну.
   – Живой?
   – Как видите.
   – Какие еще вопросы?!
   – Никаких. Багажник откройте.
   Обухов не стал спорить, молча выполнил указание. Эйва внимательно все осмотрел, заглянул в салон, покачал головой.
   – Имею радость предложить купить еще одну акцию ГИБДД.
   – За что?!
   – За оскорбление работника внутренних дел при исполнении служебных обязанностей. И, кстати, за отсутствие аптечки.
   Кирилл от возмущения потерял дар речи, а капитан совершенно спокойно, словно не вышедший из нирваны индус, сунул обуховские деньги ему в нагрудный карман рубашки.
   – Что, не возьмешь?!
   – Вас это удивляет?
   Обухов покачал головой. Свести бы их с Глебом Шестопаловым за одним столом и послушать их диалоги…
   – Ну, так что, будем оформлять протокол, господин Водкин?
   Кирилл смягчился. Сотрудники Госавтоинспекции иногда возмущали его своей наглостью, непоколебимостью и еще чем-то, что присуще вообще всем ментам, но этот Эйва вдобавок ко всему был еще и артистом.
   На оформление протокола ушло минут десять. Кирилл уже не торопился. Он посидел в гаишной машине, бело-синей «девятке», послушал бурчание напарника Эйвы, угрюмого парня с запахом перегара. Кстати, в машине у ментов тоже играл «Пилот» (а Глеб жалуется на рейтинги. Да он везде играет, изо всех дыр! Гэллап что-то мутит!). Когда оформление закончилось, Кирилл поблагодарил уставшего труженика дороги и вышел к Эйве. Тот уже тормозил следующего лихача. Черная «шевроле» начала тормозить уже за добрую сотню метров до засады, но это ее не спасло. Эйва взмахнул жезлом, указал на место парковки. Водитель «шеви» остановился перед самым бампером обуховского джипа, заглушил мотор и сразу выскочил на проезжую часть.
   – Командир, – начал было он, но гаишник остановил его движением руки.
   – Капитан Эйва. Документы, пожалуйста.
   Водила помрачнел. Кирилл не без удовольствия слушал, как лихач сетовал на нехватку времени и просил отпустить его без оформления. Эйва со своей стороны хладнокровно впаривал ему контрольный пакет акций ГИБДД по номиналу и через Сбербанк.
   Как ни странно, дело закончилось осмотром пространства под капотом, и водила сразу уехал.
   – Вот так каждый день, – флегматично заметил Эйва. – То угнанные тачки с перебитыми номерами, то водочные магнаты, вообразившие себя шумахерами.
   – Так ты честный? – спросил Кирилл.
   Эйва приосанился.
   – Фильм «Инспектор ГАИ» смотрел?
   – Ну.
   – Про меня кино.
   – А этот? – Кирилл кивнул в сторону напарника. – Тоже идейный?
   – Невольник чести.
   Обухов постоял еще немного, потом все-таки решил, что нужно ехать. Прежде чем сесть в джип, он снова вынул бумажник.
   – Командир, как тебя звать-то?
   – Алексей.
   – На, возьми.
   Кирилл протянул свою визитку.
   – Что это?
   – Это мои координаты. Будешь пировать, пришлю тебе лучшие напитки, чтобы не жрал всякую гадость и не распространял слухи. Люблю честных ментов.
   Эйва взял визитку, покрутил ее в руках. Очевидно, размышлял, стоит ли причислять этот дар к категории взяток.
   – А не получится ли так, – сказал гаишник, – что после общения с вами честные менты перестают быть таковыми?
   – Не волнуйся, воровать компьютерную базу данных на автомобилистов тебя никто не попросит. Слово честного предпринимателя.
   – Честного? А как насчет паленой водки?
   Кирилл уже садился в машину, когда прозвучал последний вопрос. Он задержался, высунулся поверх крыши.
   – Слушай, ну я же тебе верю.
   Тут Эйва неожиданно смутился, и это была едва ли не первая внятная эмоция на его лице.
   – Ладно, не парься, счастливо! – Кирилл махнул рукой и сел за руль.
   До города он доехал уже без приключений. Когда уже подруливал к конечной трамвайной остановке, из колонок грохнула знакомая песня – «Весна» группы «Темная половина».
   – Оперативно, – пробормотал Кирилл.
   Он добрался до делового центра, сделал несколько покупок в супермаркете, заправился бензином. По дороге на радиостанцию успел позвонить домой и сказать жене, что уже приехал, но придет поздно, если вообще придет. В ответ услышал ленивое брюзжание.
   Кирилл был в третий раз женат и, как бывало и раньше, почти холост. Законная супруга вела хозяйство, командовала в доме, посещала массажные кабинеты и свободное время тратила на вояжи по модным магазинам. В дела мужа не лезла. Более того, она даже не пыталась влиять на протекающие в их семье процессы и никогда не использовала такие банальные аргументы, как «Мне необходимо твое внимание, а тебя никогда не бывает дома, вонючка!». Если Кирилл сказал, что придет поздно или не придет совсем, значит, так тому и быть.
   Впрочем, Кирилл все же навещал ее по выходным, и в эти дни супруги успевали отработать свои обязанности на полгода вперед.
   Уже ближе к концу рабочего дня Обухов подрулил к зданию института, в котором находился офис «Пилота». Катя встретила его настолько ослепительной улыбкой, что он даже прищурился.
   – Здрааасьте! – вскричала она, соскакивая с рабочего места. – А вас так давно не было, что мы уже хотели вам звонить
   – И позвонили бы. Дяде Кириллу было бы приятно.
   – В следующий раз обязательно это сделаем!
   – Ага. – Кирилл выгрузил свои пакеты на стойку. – Катюшка, ты меня любишь?
   – Кирилл Сергеевич, опять вы!
   – Если любишь, помоги мне, разбери эти пакеты. Тут яблоки, бананы, апельсины, всякая всячина. Глеб Николаевич у себя?
   – Он подъедет минут через двадцать.
   – Хорошо. Вот тут у меня еще шоколад есть.
   Кирилл вынул из бездонных карманов пиджака несколько огромных плиток, сунул их Кате.
   – К чаю.
   – Спасибо!
   Девушка схватила пакеты и побежала на кухню, а Кирилл направился в глубину офиса.
   Его встречали весьма радушно. Информационщица Маша Блинова, оторвав взгляд от компьютера, глянула на появившуюся в дверях массивную фигуру и радостно ойкнула. Кирилл по-отечески похлопал ее по плечу, заглянул в эфирную студию. Аня Гончарова выходила в эфир, сидела в наушниках и что-то сосредоточенно начитывала в микрофон. Закончив читать, она увидела в проеме стеклянной двери Кирилла, и ее реакция была даже более бурной, нежели у Блиновой, потому что она была моложе на целых пять лет.
   – Кирилл Сергеевич!!!
   Объятий и лобызаний Кириллу избежать не удалось. Обычно он старался не прикасаться к девчонкам, потому что Глеб однажды ему это строго запретил, указав на душевную хрупкость и податливость творческих личностей, но Кирилла здесь любили почти все. Если обниматься с Глебом как с начальником им нельзя (хотя иногда и хочется), то с Обуховым можно не церемониться. Кирилл Сергеевич – друг семьи.
   – Как вы тут без меня, девчонки?
   – Все нормально, – потупив глазки, сообщила Машка. Аня Гончарова вела себя менее скованно.
   – Глеб Николаевич за кондиционером уехал, – сообщила она. – Он нам кондиционер поставит, вот!
   – Ай, хорошо! – квакнул Кирилл.
   – Да, хорошо, а то мы прошлым летом здесь чуть не испеклись. Окошко открыть нельзя, потому что трамваи под окном ездят, все будет слышно в эфире, а бесшумный кондиционер дорого стоит.
   Кирилл заглянул в эфирку. Да, действительно пекло, подумал он.
   – Анюта, сделай погромче.
   Аня бросилась к стойке аппаратуры и вывела ручку громкости на стационарном приемнике почти до предела. Сейчас в эфире «Пилота» играла битловская «Drive My Car».
   – Вот это уже совсем прекрасно, – с блаженной улыбкой проговорил Обухов.
   В течение следующих пятнадцати минут девчонки рассказали ему о своем житье-бытье: о новом мальчике, который оказался загадочно талантливым и молчаливым, о новом витке продаж книги любимого босса, о том, что количество звонков радиослушателей в последние несколько дней значительно возросло. Кирилл слушал внимательно и время от времени ободряюще подмигивал. Ребята не стеснялись рассказывать ему даже то, чем избегали делиться с непосредственным начальником. Кирилл никогда не афишировал свою финансовую сопричастность.
   Глеб подъехал через полчаса. Вместе с ним в офис завалились двое крепких парней в униформе, тащившие большие коробки.
   – А к нам Кирилл Сергеевич приехал! – сказала Катя.
   – Где он?
   – У Блиновой сидят, о политике разговаривают.
   Глеб сразу направился туда. Под любопытными взглядами эфирщиков встреча друзей носила сдержанный характер.
   – Привет. Какими судьбами?
   – Попутным ветром в родные пенаты меня занесло. Чай будем пить?
   – Будем. Девочки, накройте стол.

   Праздники когда-нибудь заканчиваются. Лучше бы их не было совсем, потому что «постпраздничный синдром» порой выворачивает наизнанку сильнее похмелья. Лариса смотрела на сына, копающегося в углу комнаты со своими любимыми игрушками, и думала, что сплошные будни – это не так уж и плохо.
   – Максим, – сказала Лариса, – ты кушать не хочешь?
   – Нет, мам. – Мальчик выудил из коробки медведя с оторванным ухом и бросил его на диван. Игрушка морально устарела.
   – А пить?
   – Не-а. А что?
   – Ничего, просто спрашиваю.
   Максим снова зарылся в коробке. Сегодня у него был удачный день: мама решила не отводить его в садик, оставила дома и разрешила играть сколько душе захочется. Вот только сама выглядела какой-то грустной, и Максимку это беспокоило.
   – Мам, – произнес он, рассматривая пожарную машину, – а ты сама кушать не хочешь?
   – Нет, сынок.
   – А пить?
   – Нет-нет.
   – А писить?
   Несмотря на свое настроение, Лариса не смогла удержаться от смеха.
   – Ты сам у меня сейчас писить побежишь! Ну-ка иди сюда.
   Максимка бросил машину в компанию безухого медведя, подошел к маме и забрался к ней на колени.
   – Мам, у тебя все хорошо? – вдруг спросил он, и Лариса перестала смеяться. Быстрое взросление сынишки, разумеется, не проходило незамеченным, но в последнее время серьезные вопросы он стал задавать гораздо чаще, как будто что-то предчувствовал. Дети всегда чувствуют перемены, как домашние животные – землетрясение.
   «Тьфу, ну и сравнение».
   – Ты о чем, милый?
   – Я просто. Ты такая грустная. Да? Ты же грустная?
   Она потрепала сына за волосы, легонько дернула за ушко.
   – Все-то ты видишь, глазастик. Я не грустная, я устала, хочу отдохнуть.
   – Ну ладно, – согласился Максим и сполз на пол. – Ты тогда отдыхай, а я маленечко поиграю. Ладно?
   – Играй, играй.
   Он кивнул и пошел к коробке. В течение пяти минут, что он там возился, ковер детской комнаты был завален человеками-пауками, автомобилями с полицейскими мигалками и десятком обезоруженных солдатиков. Максим, похоже, проводил инвентаризацию.
   – Сима, – вновь подала голос Лариса, – ты по папе соскучился?
   Мальчик остановился, поглядел на маму. Что-то темное мелькнуло в его взгляде.
   – По папе? А где он сейчас?
   – Папа далеко, но он скоро приедет. Ты хочешь, чтобы он приехал?
   Максимка ответил не сразу. Поднес к глазам пластмассового стрелка какой-то азиатской армии, потерявшего свой автомат, и, словно обращаясь к нему, произнес:
   – А я не знаю папу. Он хороший?
   Пластмассовый самурай промолчал. Мальчик повернулся к маме.
   – Он хороший, мам?
   – Он не плохой и не хороший. Он просто папа. Ты его не помнишь?
   Малыш покачал головой.
   – А дядя Вадим сегодня придет? – вдруг спросил он.
   Лариса при этом вопросе испытала что-то похожее на воодушевление.
   – Да, он придет.
   – А где он?
   – Он на работе, у него много дел. Ты хочешь, чтобы он пришел?
   – Угу. Мам, а может, он будет моим папой? Мы бы с ним в садик ходили, в зоопарк бы ходили, еще куда-нибудь…
   Лариса улыбнулась. Да, дети не ошибаются, это верно, но слишком все просто у них складывается. Оторвал руку у Человека-паука и воткнул на ее место лапу Бэтмэна.
   «А может быть, так и надо?» – подумала Лариса.
   – Тебе нравится дядя Вадим?
   Мальчик молча и выразительно кивнул.
   – Ладно, сынок, что-нибудь придумаем. – Она поднялась с дивана. – Играй.
   Готовя обед, Лариса пыталась принять какое-нибудь решение. В результате она буквально силой заставила себя дать клятву: она поговорит с Вадимом и все ему расскажет. Абсолютно все.
   Впрочем, он, наверно, и сам догадывается.

10

   К восьми часам вечера Глеб и Кирилл уничтожили одну бутылку водки и подбирались ко второй. Никого из сотрудников уже не осталось, один только звукооператор Паша ковырялся в компьютере и следил за эфиром.
   Глеб и Кирилл задымили кабинет до невозможности, пришлось открыть окно.
   – Тут у тебя настоящий вокзал, – сказал Обухов, – трамваи грохочут.
   – Знаю. В ближайшее время переезжать некуда, да здесь, в принципе, не так уж и плохо. Вот прикупил кондишен сегодня, а то мои действительно парятся. Один раз пришел в выходной без предупреждения, открыл своим ключом. Захожу, а Гончарова с Блиновой в эфирке в лифчиках сидят, как в сауне, и новости выдают. – Глеб усмехнулся. – Визгу-то сколько было!
   – Девочки у тебя хорошие, – констатировал Кирилл. – Будь мне поменьше лет да побольше безответственности, я бы с ними – ух! Наливай по второй.
   У друзей была традиция: сколько бы они ни выпили, следующая рюмка у них всегда была второй.
   – Я тебе ухну! – ответил Глеб. – Я их для себя берегу.
   – Вижу-вижу, как ты с ними цацкаешься, либерал. Представь себе, что будет, если я своих алкоголиков на заводе начну по холке гладить. Катастрофа! Меня и так уже пинают, что, дескать, Обухов водку стал какой-то гадостью разбавлять.
   – Читал.
   – Вот я и говорю. А у меня же водка – она как слеза младенца, чистенькая, легкая… ее пить и пить…
   Друзья поникли головами. Оба уже были достаточно пьяными, чтобы начать признаваться друг другу в вечной любви.
   – Киря, – сказал Глеб, – ты, бляха муха, хороший человек.
   – Спасибо, – ответил Кирилл, хватаясь за его руку, – ты тоже бляха.
   Закуски осталось мало – только несколько соленых огурчиков, шпроты и кусок белого хлеба. Опрокинув стопку, Кирилл указал рукой на все это великолепие и сморщился.
   – Слушай, твой этот… как его?.. Паша… Он знает, где ближайший магазин находится? Я бы поел чего-нибудь человеческого.
   – Ноу проблем.
   Глеб вышел из кабинета, отдал распоряжение. Минуту спустя звукооператор прошел мимо двери, бросил полный негодования взгляд в сторону стола. Кирилл ухмыльнулся.
   – Он позволяет себе смотреть на тебя нехорошо. Недобро смотреть.
   – Пусть смотрит, пока работает.
   – Я за такой взгляд могу указать на дверь.
   – Злой ты.
   – А ты добрый.
   Паша вернулся через пятнадцать минут, принес много вкусного. Мужчины снова выпили «по второй», плотно закусили сосисками и мясной нарезкой. Глеб взглянул на часы. Сегодня он определенно не вернется домой к ужину, и Наташка тихо покачает головой, шлепнет мужа по заднице и погонит принимать душ прежде, чем он успеет грохнуться в постель.
   – Я с тобой не согласен по некоторым позициям, – решил продолжить дискуссию Шестопалов. – Во-первых, я не страдаю комплексами важного засранца и не жажду обожания. Это болезнь, и она плохо лечится.
   – Значит, я больной? – обиженно буркнул Кирилл.
   – Не прибедняйся!
   – А что во-вторых?
   – Принцип: я как начальник и предприниматель выиграю только тогда, когда в чем-то своем выиграет каждый из моих ребят. Каждый! Это хрестоматия, понимаешь?
   – Ну.
   – Баранки гну! Не я им нужен, а они – мне. У ребят хорошая зарплата, у них всегда под рукой банка кофе, потому что утренней смене без кофе тяжело, они в пять утра встают. Да, я каждого в этом году отправлю в отпуск и, если получится, постараюсь, чтобы они отдохнули подальше от города. Да, я штрафую их за лажу, но и премии они получают регулярно, если все идет нормально. Пусть я лично в этом месяце положу себе в карман поменьше, но поставлю им кондиционер в эфирку, потому что они нужны мне здоровые и веселые. Пусть выиграют они, и тогда выиграю я сам… Ну, и ты, соответственно, как компаньон. Слишком ли добрый я?
   Кирилл слушал эту тираду молча, а когда Глеб закончил, поднял голову, сверкнул осоловевшими глазами и важно изрек:
   – Да, старик, тебе надо памятник поставить на площади, на месте Ленина с кепкой. Они за тебя в бой еще не идут, на амбразуру не кидаются?
   – Они на тебя скоро бросятся. Вот приедешь еще раз с подарками, и мои целомудренные девочки начнут приглашать тебя на свидания.
   Кирилл с удовлетворением запихнул в рот огурец, и в этот момент в дверь постучали.
   – Да!!! – в один голос заорали мужчины.
   Дверь тихонько открылась. У косяка, потупив взор, стоял Вадим.
   – Здравствуйте, это я.
   Возможно, он, увидев происходящее в кабинете, смутился еще больше, чем обычно у него получалось, и, вероятно, готов был извиниться и дать деру, но закадычные друзья устроили ему такой прием, что он просто опешил.
   – Зда-а-арова!!! За-хо-диии!!!
   Вадима чуть не сдуло. Он все еще топтался у порога, но тут массивный Кирилл вскочил, подбежал к гостю и принялся трясти его за руку.
   – Привет, брателло! Как здоровье? Как жизнь? Как твоя подружка? Ну, заходи, заходи. Пить будешь?
   Вмешался Глеб.
   – Эй, ты только что говорил о разврате молодежи.
   – Молчи, это мой протеже.
   Кирилл усадил Вадима за стол, налил рюмку. Возможность сопротивления даже не рассматривалась, сегодня у друзей был праздник.
   – Давай выпьем за знакомство.
   – Да пили уже в «Черепахе», десять дней назад! – снова влез Глеб.
   – Ладно, тогда за творчество. Слушай, брателло, я решил тебя продюсировать. Закрутим концерт в той же «Черепахе», потом поедем в «Циклон», потом во дворец спорта, а потом… – Кирилл икнул, – …да куда угодно поедем! В «Олимпийский» хочешь?
   Вадим, наконец, решил подать голос.
   – Я, собственно, по другому делу пришел.
   – Ну, говори.
   – Глеб, я придумал, как можно сделать программу.
   – Отлично! – заорал Кирилл. Он упорно не желал давать слово своему приятелю, официальному начальнику. – Прямо сейчас мы тебя в эфир и посадим!
   Вадим обернулся к Глебу. В глазах стояла чуть ли не мольба: «Образумь его!».
   – А что, – сказал Глеб, – вот возьмем сейчас и посадим. Сто граммов опрокинешь для храбрости – и вперед! А?
   Вадим остолбенел. Он еще не знал, что, будь Глеб с Кириллом трезвые, они не позволили бы себе проявить такое легкомыслие.
   – Садишься?
   Вадим вместо ответа скромно поднял свою рюмку и очень скромно опрокинул ее содержимое внутрь.
   Полчаса спустя, заваливаясь всей гурьбой в эфирную студию, собутыльники поймали на себе еще один разъяренный взгляд звукооператора. Паша был вне себя. Вадиму от его взгляда перепало, пожалуй, больше, чем остальным.
   Время близилось к полуночи.

   Лариса уложила сына спать рано. Для этого не потребовались ни уговоры, ни обещания купить новую игрушку. Максимка за день умаялся так, что «Спокойной ночи, малыши» смотрел уже с закрытыми глазами, посапывая на всю комнату. Такое с ним случалось нечасто. Обычно он гонял своих непонятных солдатиков до полного поражения, и пока целый полк не падал смертью храбрых где-то под диваном, мама ничего не могла с пацаном поделать. Но сегодня все прошло весьма удачно.
   Лариса ушла в кухню, поставила чайник. Музыкальный центр был настроен на радио «Пилот». Внимание к «Пилоту» объяснялось, главным образом, тем, что там крутился Вадим Колесников.
   Лариса плеснула в чашку кипяток, засыпала две ложки кофе. Время было позднее, и вместо кофе сейчас выпить бы чаю, но Лариса думала, что и так заснет, как убитая, несмотря на переживания и размышления. Хоть упейся этим кофе.
   Она взяла с холодильника книгу, которую начала читать на позапрошлой неделе. Это был «Скотный двор». Почитать Оруэлла надоумил один из ее танцоров, интеллигент Вольдемар, настоящее имя которого Владимир все давно забыли. Он всегда ругал детективы в мягких обложках и подсовывал своим друзьям совершенно другую литературу. «Повышаю ваш интеллектуальный уровень» – говорил Вольдемар.
   Книга Ларису сначала не зацепила, а потом и вовсе было не до нее. Чтобы нормально почитать, Ларисе требовалось отгородиться. Разумеется, с пятилетним сыном и такой напряженной работой полное отрешение ей не грозило, но сегодня, пожалуй, можно углубиться и попытаться понять, что там у этих свиней стряслось.
   Через два часа она отложила книгу. Споткнулась на афоризмах. Старый мерин по кличке Боксер, из последних сил таская тяжелые камни, продолжал твердить: «Я буду работать еще больше». Дурень, знал ведь, что скоро загнется.
   Лариса тоже будет работать еще больше, если не захочет влачить жалкое существование на свои концертные гонорары. В месяц у нее вместе с группой «Фокус» выходило около десяти концертов – ее приглашали в ночные клубы, на большие шоу на открытых площадках города, на юбилейные «солянки». За одно выступление, состоящее из трех-четырех номеров, удавалось получить неплохие деньги, но их приходилось делить на шестерых, и в итоге получалось не так уж и много, если учесть, что взросление Максимки постоянно требовало «долива». Зарплата педагога во дворце культуры лишь отдаленно напоминала таковую, и ее хватало только на более-менее удобоваримое меню. Что будет дальше, когда на свободу выйдет Игорь, Лариса боялась думать. Бежать, куда глаза глядят, и снимать квартиру?
   Наполеон Всегда Прав. Я Буду Работать Еще Больше… буду таскать эти чертовы камни вверх-вниз, вверх-вниз, пока не сойду с ума…
   На «Пилоте» объявили, что наступила полночь.
   – Доброй ночи, – сказал ди-джей. – Вы на сто-три и восемь эф-эм, это радио «Пилот» и я – Вадим Колесников… хм, ваш новый собеседник. Сегодня я буду с вами до двух ночи.
   Лариса подпрыгнула.
   – Если у вас сейчас прекрасное настроение, – продолжал Вадим, – в душе поют соловьи и завтра намечается выходной, то лучше вам, конечно, переключиться на другую станцию. Обещаю, что не буду в обиде. Дело в том, что ближайшие два часа мы будем… э-э, немножко грустить и думать о вечном. Да, пожалуй, так. Грустить вместе с теми, кто имеет для этого основания. Для вас, дорогие мои, в ближайшие два часа – хорошая музыка, которая будет играть в унисон со струнами вашей души, и разговор в прямом эфире о самом сокровенном… точнее, о чем вы пожелаете. На радио «Пилот» – программа «Время Луны», телефон в студии – три шестерки, сто один. Пожалуй, начнем. Стинг, «Shape of my heart».
   Лариса сидела на табурете возле окна, подобрав под себя ноги, и до крови кусала губы. Голос Вадима, донесенный до ее слуха радиоволнами, показался совсем другим… проникновенным и сексуальным, что ли. Лариса решила, что это, наверно, была какая-нибудь специальная обработка (она не знала, что в настоящий момент и Глеб, и Кирилл, да и сам Вадим были навеселе и вряд ли беспокоились о таких технических мелочах), потому что в реальной жизни голос парня звучал все-таки по-другому.
   Когда отыграл Стинг, ведущий заговорил снова:
   – «Время Луны» на радио «Пилот», с вами Вадим Колесников. У нас уже есть первый телефонный звонок. Алло!
   – Алло, здравствуйте, – донеслось сквозь шипение и треск телефонной линии, словно из другой галактики. – Меня зовут Анжела, я только что включила приемник и услышала, что вы просили звонить.
   – Совершенно верно. – Вадим, наоборот, звучал чисто и внятно.
   – Я… я подумала, как хорошо, что вы это предложили, потому что так иногда бывает, что действительно хочется как-то отстраниться, подумать о чем-то своем под хорошую спокойную музыку. Но ведь днем с нашими радиостанциями это трудно сделать, согласитесь?
   – Соглашусь. Конечно, невозможно весь день слушать музыкальное радио, но, с другой стороны, всегда можно, что называется, нажать кнопку «выкл». Хорошая такая кнопочка.
   – Ну да.
   – Я напоминаю тем, кто не желает грузиться, переключиться на другую волну. Скорее всего, мой директор меня не одобрит, но ведь слушатели все равно сделают так, как им хочется.
   – Ага.
   – Хорошо, закроем эту тему. Анжела, есть повод для грусти?
   – Не очень удачный день. С самого утра все как-то не так.
   – Что именно?
   – Ну… сначала отругали на работе. Незаслуженно. Потом выяснилось, что оставила дома важные документы, потом сломала каблук. Были и посерьезнее неприятности, не суть важно…
   – Ну, это поправимо. Завтра будет новый день. Вы пробовали начинать каждый день с чистого листа?
   Анжела хмыкнула:
   – Это на словах так красиво звучит. А вы сами пробовали?
   – Конечно, пробовал… правда, должен согласиться, получается не всегда. Надо пробовать снова… Это банальность, наверно, но, знаете, проклятые банальности постоянно проскальзывают сквозь сито нашего сознания, не оставляя следа, поэтому приходится повторять. Словом, вот она, моя сегодняшняя банальность: есть два способа восстановить душевное равновесие – это сетовать на то, что все плохо, копаясь в том, почему все плохо, или, ничего не выясняя, просто делать «хорошо». Первый способ проще и комфортнее, он позволяет, расслабившись, ругать Вселенную и ничего не делать, поэтому за него обычно и хватаются, но этот способ бесперспективен… Анжела, попробуйте открыть чистую страницу завтра по звонку будильника, начихав на то, что было сегодня.
   – Сомневаюсь…
   – А не надо. Жизнь штука терпеливая, каждый день дает возможность начинать сначала. Снова и снова, тысячи раз… Что будем слушать, Анжела?
   Озадаченная собеседница не сразу поняла, что от нее требуется. Потом, сообразив, с гораздо большим воодушевлением, нежели накануне, попросила:
   – А можно послушать что-нибудь из Меладзе?
   – Конечно. «Береги себя, мой ангел» сгодится?
   – Да.
   – Приветы будем передавать?
   – Ну, я хочу передать привет своей сестре, она сейчас на работе, она работает в круглосуточном супермаркете, может, слушает нас… Наташка, ты меня слышишь?
   – Слышит, – подбодрил Вадим. – Удачи вам, Анжела! Итак, телефон в студии – три шестерки сто один, я жду ваших звонков. Поговорим о чем захотите. Валерий Меладзе на радио «Пилот» прямо сейчас…
   Лариса сидела пораженная. А он, оказывается, тот еще болтун! В жизни из него слова не вытянешь, пока сам не соблаговолит раскрыть рот, а тут вон как разошелся. И как легко, без напряжения, будто делал это всю свою сознательную жизнь.
   Меладзе закончил свою песню, в эфир снова вышел Вадим:
   – «Время Луны» на радио «Пилот», программа для задумчивых полуночников. Телефон в студии – три шестерки сто один. Алло!
   – Здравствуйте, – пробормотал какой-то мужичок.
   – Здравствуйте, как вас зовут?
   – Николай.
   – Очень приятно, Николай. Почему не спите в столь поздний час?
   – Водку пью.
   Лариса прыснула в кулачок, но Вадим даже не споткнулся.
   – Дети, если не спите, отойдите от приемников… Ну, что ж, водочка дело хорошее, особенно в первом часу ночи. Вам утром не на работу?
   – Нет, мне утром на рыбалку.
   – А, так вы радуетесь празднику накануне. Прекрасно.
   – Да нет, я, когда рыбу ловлю, то я ловлю рыбу, а не пью. Я сейчас с женой полаялся. Она ушла в соседнюю комнату, сказала, что я скотина.
   – Почему?
   – Потому что не сдаюсь. – Николай обиженно фыркнул. – Как будто я каждую неделю то на рыбалке, то с друзьями, то в гараже… Вот вырвался первый раз за год, так нет же…
   Вадим выдержал паузу, потом тихонько спросил:
   – Николай, а ваша жена сейчас может нас слышать?
   – Конечно. Я потому и звоню, чтобы она поняла, что не права.
   – Отлично. Как ее зовут?
   – Катя.
   – Екатерина, здравствуйте, – пропел Вадим, – я сейчас буду проявлять мужскую солидарность, вы уж простите… Что же у нас случилось?
   Несколько секунд телефонная трубка шуршала, потом обиженный женский голос произнес:
   – Я его просила завтра на рынок со мной съездить, смесители для ванной посмотреть, а он – на рыбалку… Ой, здравствуйте!
   – Здравствуйте, Катя. Но ведь рынки работают всю неделю. Почему же именно завтра?
   – Потому что… ну, потому что давно собирались.
   Вадим усмехнулся.
   – Ох, Катя, я бы на вашем месте отправился с мужем на рыбалку. Погода какая стоит! Только на водоем…
   – А смесители?
   – Да не в смесителях дело, правда ведь?
   – Ну, почему же…
   – Потому что. Советую найти завтра вторую удочку. Что будем слушать, Катя?
   – Ой, не знаю.. э-э… Энрике Иглесиас, например, нет?
   – Можно, только после небольшой паузы. Это Вадим Колесников, «Время Луны». Сейчас на радио «Пилот» – реклама, куда ж без нее…
   Лариса направилась в комнату. Максимка спал, скинув одеяло на пол. Послав ему воздушный поцелуй, Лариса тихонько взяла с тумбочки радиотелефон и вернулась на кухню.
   «Какой там у них номер? Шесть-шесть-шесть-сто-один».
   Как ни странно, линия не была занята. Дожидаясь, пока снимут трубку, Лариса взволнованно кусала ногти и в суматохе искала слова, с которыми она обратится к Вадиму. Но, к ее удивлению, голос, который она услышала на другом конце провода, принадлежал другому человеку.
   – Радио «Пилот», слушаю.
   – Здравствуйте… Я… – Лариса растерялась. – Я звоню в программу… как ее… «Время Луны».
   – Хорошо. Сейчас после рекламы пойдет песня, потом я вас соединю с ведущим. А пока позвольте вам задать пару вопросов.
   – Да, конечно.
   – Какую песню вы будете заказывать?
   – Эээ… – Она не знала, что заказать. Да, собственно, и не для этого она позвонила. – Поставьте что-нибудь на ваш вкус.
   – Хорошо. Еще: ваш возраст?
   – Хм, двадцать пять. А это имеет значение?
   – Да. Вечером мы не принимаем звонки несовершеннолетних. Имя, фамилия, домашний телефон.
   Она продиктовала.
   – Хорошо, – сказал парень. – Приберите звук на приемнике и оставайтесь на связи.
   Лариса ждала две минуты. Кусала ногти и слушала участившееся сердцебиение. Такое ощущение, думала она, словно боишься провалить экзамен в институте.
   С последним аккордом в эфир вышел Вадим, такой же бодрый и общительный.
   – Радио «Пилот», «Время Луны». Телефон в студии – три шестерки сто один. У нас на проводе, я знаю, очаровательная девушка. Алло, здравствуйте, как вас зовут?
   – Лариса.
   Пауза.
   Вадим узнал ее, и, очевидно, опешил. Впрочем, очень скоро взял себя в руки.
   – Здравствуйте, Лариса. Вы уже уложили ребенка спать?
   – Откуда вы знаете, что у меня есть ребенок? – чуть не плача от восторга, поинтересовалась она.
   – Ну, я предположил.
   – Да, уложила.
   – Не капризничал?
   – Нет.
   – А кашку манную скушал?
   – Ага, скушал. Еще утром. Вечером я кормлю его рыбкой.
   – Какая прелесть!
   Лариса ерзала на табурете.
   – Что же побудило вас позвонить так поздно?
   – Ваш голос побудил.
   Снова пауза. Положительно, она сегодня выбьет парня из колеи, надо поосторожнее.
   – Ой, – сказал он игриво, – вы меня в краску вгоняете. Чего я такого сказал?
   – Ничего особенного, чего я не знала раньше. Но мне захотелось самой в этом поучаствовать.
   – Вы правильно решили.
   – Понимаешь… понимаете, у меня, пожалуй, тоже есть повод для грусти.
   Она с усилием проглотила ком сомнений, застрявший в горле.
   – Смелее, – подбодрил Вадим, и она поняла: он обращается лично к ней.
   – Да, – сказала она. – Я хочу сказать, что в одиночестве нет ничего хорошего. Знаю, что хныкать и жаловаться на судьбу нельзя, но я, к сожалению, не железная.
   Она умолкла, чтобы восстановить нормальное дыхание. Вадим ее не торопил.
   – Я боюсь за свое будущее и за своего сына. Очень скоро вернется человек, который был отцом моему ребенку и который… перестал им быть.
   – Откуда вернется?
   – Из… э-э… из тюрьмы.
   – А в каком смысле он перестал быть отцом? – ровным голосом спросил Вадим.
   – В том смысле, что некоторые мужчины, как и женщины, перестают быть для своих детей теми, кого дети хотят в них видеть… Я не слишком туманно?
   – Нет, совсем нет.
   – Вот… – Лариса снова чуть не задохнулась. Она понимала, что для остальных радиослушателей ее история – не более чем очередной кусок какой-то неожиданной ночной мыльной оперы, но она сейчас говорила не с ними. – Я не хочу возвращаться назад. Я замужем шесть лет, три из них муж просидел за решеткой, и за время его отсутствия мы с сыном привыкли не бояться. Не знаю, что теперь делать…
   – Эээ, – протянул Вадим, подбирая нужные слова. – Вы уверены, что с вашим мужем покончено?
   – Да, уверена.
   – И вы даже не будете пытаться дать ему еще один шанс?
   – Нет, – без колебаний ответила она, – ни единого шанса. Как вы считаете, я права?
   – Считаю, что всегда надо делать то, что находишь нужным. Кто вам может помешать?
   – Да вроде никто, но… родители, например, общественное мнение…
   – К черту общественное мнение. Оно вам надо?
   – Нет.
   – Тогда делайте, что решили. Что вы решили?
   – Развод.
   – А у вас есть… ммм… человек, на поддержку которого вы можете рассчитывать?
   Лариса улыбнулась: Вадим тоже хочет получить свою конфетку.
   – Мне хотелось бы верить, что он есть.
   – Ну, значит, он вас поддержит. Что мы будем слушать?
   – На ваш вкус.
   – Как насчет Элтона Джона?
   – Да.
   – Спасибо вам за звонок, Лариса, и… – Вадим вздохнул. – Дождитесь. Всего хорошего! Это радио «Пилот», программа «Время Луны».

   Она дождалась.
   Вадим приехал в половине третьего. Он не стал пользоваться звонком, робко постучал в дверь три раза. Войдя в прихожую, улыбнулся.
   – Привет. Чего раньше молчала?
   – Я трусиха.
   – Не верила?
   – Да, и не верила, потому что все слишком быстро. Я уже поспешила однажды, не хочется повторять.
   Она прильнула к нему, прижалась щекой к груди.
   – А теперь? – спросил Вадим.
   – Все иначе.
   – Тогда давай свалим отсюда. Места у меня хватит, а все остальные вопросы решим после.
   Лариса подняла голову, посмотрела ему в глаза и поняла, что возражать нет смысла. Не получится.

11

   Глеб проснулся, лежа на самом краешке кровати, и понял, что отборные похмельные муки ему сегодня гарантированы. Впрочем, как он и предполагал.
   – Мама дорогая… – пробормотал он, приподнимаясь на локтях. – Который час?
   – Без пятнадцати десять, – ответила Наташа. Она сидела перед зеркалом и наводила красоту.
   – Сколько?!
   – Почти десять.
   – Бррр!..
   Кажется, вчера они с Кириллом не только надрались, но еще и сделали какую-то глупость.
   – Ты куда-то уходишь?
   – Ага. Бросаю тебя, дорогой.
   – Чего?
   – Ухожу в монастырь к маме.
   Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять, шутит она или нет.
   – И когда вернешься… из монастыря?
   – Закончу все дела и вернусь.
   – В смысле?
   Наталья сложила косметические примочки в сумочку, повернулась к мужу.
   – Наша дочь возвращается сегодня из лагеря, идиот! Я иду ее встречать.
   Глеб упал обратно на подушку и в той степени блаженства, какую мог себе позволить, пропел:
   – А ты не лё-о-отчик, а я была так ра-а-ада…
   – Ага. Завтрак на плите, чистая рубашка на гладильной доске. Что-то еще… забыла… А! Увижу Обухова – убью.
   – Я буду соучастником.
   Наталья не поцеловала мужа перед уходом, мотивировав это тем, что из недр его пасти несло конюшней. Глеб не обиделся. Махнув ей на прощание, он поднялся с кровати, прошаркал в ванную и десять минут своего драгоценного утра посвятил холодному душу. В это время он пытался вспомнить, что они с Кириллом вчера наделали.
   Напиться до полной амнезии у них не получилось, но некоторая ослабление бдительности все же прошло. Гоняли Пашу в магазин, орали как два мартовских кота и… И самое главное – сунули новичка в эфир без предварительной подготовки! За такое Глеб лично отвинтил бы уши кому угодно, но кто теперь сделает это с ним самим?
   Впрочем, Вадима, как самого трезвого и разумного, спасло то, что шоу не провалилось. Он на удивление быстро разобрался с кнопками, ручками, хотя первые минуты сильно нервничал. К тому же ему помогал Паша. Словом, прошло нормально.
   «А если бы провалилось?» – подумал Глеб и не нашел, что ответить на этот вопрос.
   Приведя себя в порядок, он уселся за столом в кухне перед тарелкой с бутербродами. Не успел сделать и нескольких жевательных движений, как зазвонил телефон на стене.
   – Алло!
   – Глеб Николаевич, здравствуйте, это Катя.
   – Привет. Чего там у вас?
   – Приезжают оптовики за книгой. Мне отпускать без вас?
   – Отпускай. Счета я сунул тебе в верхний ящик.
   – Хорошо. И еще тут Вадим пришел, вас спрашивает.
   Глеб чуть не подавился.
   – Давай его сюда!
   Как любой нормальный участник пьяного дебоша, Глеб желал поговорить утром на относительно свежую голову с кем-нибудь из собутыльников и сравнить ощущения. Кроме того, он еще и хотел всыпать парню по первое число.
   – Доброе утро, – сказал Вадим. Голос его звучал буднично и даже несколько расслабленно. – Как самочувствие?
   – Как и ожидалось. Ты мне вот что скажи, как ты посмел вчера сесть в эфир?
   Вадим ответил не сразу – на сцену вышло его фирменное смущение.
   – Вы же сами захотели…
   – Мало ли чего мы хотели. А если бы я предложил тебе мою секретаршу?! Тьфу, прости господи!..
   Вадим громко сопел в трубку.
   – Ладно, радуйся, что прокатило. Не без изъянов, но для дебюта неплохо. Я запрошу фокус-группы, пойдешь со своей «Луной» раза два-три в неделю. Готов?
   – Вроде.
   – Ну, тогда все.
   – Передать Кате ваши слова о судьбе секретарши?
   – Я те передам! – рассмеялся Глеб. – Вечером жду тебя в студии. До связи, крошка.

   И все завертелось. Доедая в это утро бутерброды, Глеб даже не подозревал, что вдвоем с Кириллом они собственноручно вынули пробку из бутылки, в которой сидел джинн.
   Вдребезги пьяный джинн.

   Не нужно было дожидаться результатов фокус-групп, чтобы определить, сколько человек слушают программу «Время Луны» и радио «Пилот» вообще. Во время эфиров Вадима телефон в студии разрывался на части. Глебу пришлось подключать к работе второго оператора, который смог бы подменять Пашу на звонках и монтаже.
   В течение следующей недели Вадим провел еще три шоу. Темы были разные – любовь, брак, бизнес. В студию звонили люди, не уверенные в своих силах, колеблющиеся при выборе партнера, потерявшие друга, больные, здоровые и пьяные. По количеству пьяных звонков «Время Луны» могло соревноваться с ночным шоу на какой-нибудь молодежной станции. Люди решили, что на «Пилоте» заработал «телефон доверия», эдакий эквивалент общественного мусорного бака, в который можно выбросить натирающие ноги башмаки. Уже перед третьей передачей Вадиму вместе с Глебом пришлось провести серьезную редакторскую работу, чтобы обезопасить шоу от скатывания в пошлость.
   Прежде всего, поставили заслон перед телефонными хулиганами и теми, кто дружил с алкоголем. Затем стали тщательно сортировать темы звонков. Сложность заключалась в том, что каждому из звонивших казалось, что именно он может рассказать в эфире интересную историю, и уже на предварительном этапе слушатель начинал отстаивать свои гражданские права. Терпеливый Паша разъяснял, записывал номера телефонов, ругался и едва сдерживался, чтобы не послать к чертовой матери очередного болвана, перепутавшего радио с зоопарком. В результате Вадим беседовал в прямом эфире уже только с теми, кто действительно был интересен публике и мог рассказать что-то из ряда вон выходящее.
   Сам Вадим провисел несколько дней в интернете, проштудировал десятки полезных материалов. С каждым шоу его работа в эфире становилась более качественной, и Глеб не мог этого не заметить.
   – Но все равно мы работаем неправильно, – сказал он как-то вечером после очередного разбора полетов. – Налаживаем программу в процессе ее выхода, а надо было все детали продумать заранее.
   – Сам виноват, – отбрыкивался Вадим.
   Неожиданно активизировался отдел продаж. Рекламные менеджеры на радостях притащили в подарок программе жирного спонсора – рекламный пакет был продан на месяц. Вадим испытал удивление и удовлетворение одновременно. По словам Глеба, рекламодателей чаще приходилось окучивать и уговаривать, чтобы они раскошелились.
   – Молодец, – сказал Шестопалов. – По нашим правилам, десять процентов от стоимости пакета достается автору программы. Так что в конце месяца можешь приходить за зарплатой.
   После этого известия Вадим на радостях уволился со своей парфюмерной базы и на следующий же день сунул под нос Глебу заявление и трудовую книжку. Тот без возражений оформил.
   Все развивалось очень быстро. Впрочем, памятуя об успехе рекламной кампании «Убегающего волка», никто не думал удивляться. Вадима Колесникова негласно причислили к загадочным виртуозам, которые умеют больше, чем показывают. Глеб только пару раз пытался задать вопрос типа «Колись, как ты это делаешь?», но Вадим недвусмысленно поворачивался к нему спиной или находил другую тему для разговора.
   Работа кипела.

   Лариса тем временем готовилась к переезду. За неделю она собрала все имущество, которое считала своим, приготовила его к транспортировке и теперь не могла дождаться часа, когда она, наконец, захлопнет входную дверь и отдаст ключи соседке Любе. Своих родителей она уже поставила в известность (Людмила Викторовна за один вечер проглотила десяток капсул из различных упаковок и раз десять измерила давление), а свекор и свекровь до сих пор не проявили особого желания поинтересоваться, как живет их внук в отсутствии любимого папы. Они жили далеко отсюда и наведывались лишь по большим праздникам, ссылаясь на дороговизну железнодорожных билетов и крайнюю степень занятости во время посевных и уборочных. Впрочем, Лариса на них совсем не обижалась.
   Максимка отдался процессу сборов со всей ответственностью. Ему нравилось готовиться к переезду, ему нравился дядя Вадим и он не задумывался о том, что ждет их с мамой в будущем. По его мнению, все у них будет хорошо, раз мама так сказала. Обычно он молниеносно ориентировался в ее настроении, и если мамуля была чем-то расстроена или подавлена, значит, что-то шло не так. Но Лариса за прошедшие дни ни разу не присела возле окна, грустно уставившись на улицу, и ни разу не всплакнула. Стало быть, все в шоколаде.
   – Мы будем жить в другом доме? – однажды спросил Максим.
   – Да.
   – С дядей Вадимом?
   – Да.
   – Ура! А в садик я буду ходить?
   – Да, ты будешь ходить в тот же садик, будешь играть с теми же ребятами, а я буду ходить на работу, как всегда. Просто… с нами будет дядя Вадим.
   – Ладно.
   К своему удивлению, Лариса действительно не терзалась сомнениями. Будь на месте Вадима кто-то другой, она, пожалуй, не поступила бы столь опрометчиво, но с этим парнем все было иначе. Какая, к черту, разница, что знакомы они всего-то недели три! Какая разница, что познакомились они на улице. Ведь иногда бывает достаточно и двух-трех дней, чтобы понять очевидное: судьба дает тебе шанс, сует его прямо под нос и говорит, что будешь полным идиотом, если не возьмешь.
   В пятницу утром Вадим подогнал к подъезду «Газель». Лариса и Максимка уже ждали его с нетерпением, и сам Вадим, вбежавший в квартиру, выглядел не менее взбудораженным.
   Коробки, свертки и пакеты с мелочью загрузили быстро. Гардероб Ларисы, включавший как личную одежду, так и концертные костюмы, занял места в машине больше, чем все остальное. Глядя на эту груду тряпья, Вадим лихорадочно прикидывал, хватит ли места в его съемной двушке для всего остального. Впрочем, гадать уже было поздно.
   – Не волнуйся, – сказала Лариса. – Часть вещей я отвезу к родителям. Например, вот это старье, я его не носила уже года два…
   «Старья» почему-то оказалось немного, и Вадим подумал, что легче от его отсутствия не станет.
   Пока загружали машину, Максимка сидел на лавочке возле качелей и по обыкновению водил палочкой на песке, вырисовывая замысловатые знаки. Лариса время от времени бросала взгляды в его сторону. В один из таких беспокойных бросков она увидела стоящего возле мальчика большого мужчину.
   Первая реакция:
   – Максим, эй!
   Мужчина обернулся.
   – Папа! Ты откуда здесь?
   – Отпросился с работы. Не узнала меня?
   Лариса подбежала к нему, поцеловала в щеку.
   – Ты чего это на себя нацепил?
   Александр Никифорович небрежно расстегнул свою старую холщовую куртку.
   – Для погрузки оделся. Я не опоздал, там у вас еще есть работа для меня?
   – Конечно. Мы только начали.
   Отец подошел к машине. Вадим не заметил его появления, он в этот момент ковырялся в огромной коробке, пытаясь засунуть плюшевого бегемота.
   – Здравствуй, – сказал Александр Никифорович. Вадим вздрогнул, обернулся. В первое мгновение по лицу его пробежала тень испуга, но потом он успокоился, даже попытался улыбнуться.
   – Здравствуйте.
   – Помощник нужен?
   Вадим оглядел развалы.
   – Ну… вот, вроде там наверху еще что-то есть.
   – Я принесу.
   – Спасибо.
   – На здоровье.
   Александр Никифорович и Лариса поднялись в квартиру и в течение десяти минут вынесли на улицу всю мебель, которую молодая женщина отважилась забрать: прикроватную тумбочку, пару стульев, корзину для белья. На большее Лариса не осмелилась: вдобавок к семейной драме Игорь мог завести еще и имущественный спор.
   К одиннадцати управились. Лариса решила не отдавать ключ соседке, сунула его в карман отцу.
   – Он наверняка у вас нарисуется.
   Александр Никифорович ничего не сказал, молча залез в фургон и опустил тент.
   Пока ехали до места разгрузки, никто не проронил ни слова – ни Вадим, ни Лариса, ни ее сынишка. Все были напряжены. Лариса внезапно почувствовала грусть, похожую на ту, что она испытывала, покидая родительский дом после свадьбы. Наверно, от этих чувств не избавиться, даже если совершаешь обдуманный и единственно верный поступок. Любые перемены она всегда переносила тяжело.
   «Ничего, все пройдет и устаканится, утрясется, войдет в привычный ритм, и в итоге, конечно, станет лучше, чем было. Нужно только потерпеть и стиснув зубы пережить всё это…».
   Когда машина остановилась возле дома Вадима, на переживания уже не оставалось времени. Втроем с отцом они дружно перетаскали вещи на четвертый этаж, расплатились с водителем, уселись на кухне и выпили по чашке чая. Максимка сидел на коленях у мамы и не отводил глаз от дяди Вадима.
   – Ну что, сделали дело? – произнес Еремин. Вадим и Лариса переглянулись. Звучало угрожающе.
   – Сделали! – сказал Максимка.
   – Ну и правильно!
   Когда посуда была убрана в шкаф, Александр Никифорович обратился к Вадиму.
   – Пойдем на пару минут.
   Лариса слышала приглашение, но вмешиваться не стала.
   В комнате Александр Никифорович оглядел обстановку, пробежался глазами по книжной полке, по большому дивану с разбросанными одеялами. Вадим молча ожидал приговора.
   – Вполне, – сказал Еремин, присаживаясь на краешек дивана. – Ты знаешь, я не большой поклонник этих свистоплясок и песенок, и радио я обычно не слушаю. Но тут с напарником ездили в командировку с ночевкой, по дороге слушали твою передачу. Я слушал так, из любопытства, потому что Лариска рассказывала про тебя. Мне понравилось.
   Вадим покраснел. Он ожидал явно не этого.
   – Так вот, – продолжил Александр Никифорович, – если ты и в жизни такой, как по радио, то я спокоен, даже несмотря на такие темпы. Правда, ее мать до сих пор оправиться не может от неожиданности. Что скажешь?
   Вадим краснел, но отмалчиваться не стал.
   – Я понимаю, что это слишком быстро и неожиданно, но мне кажется, что все будет в порядке.
   – Кажется?
   Вадим качнул головой, поняв свою ошибку.
   – Нет, я в этом уверен.
   – Вот, уже лучше. – Александр Никифорович поднялся с дивана, хлопнул парня по плечу. – В общем, я тебе вот что скажу. Я всегда на стороне своей дочери, и если она приехала сюда, значит, она так решила, и значит, что я и на твоей стороне тоже. Если возникнут сложности, с которыми не сможете справиться сами, обращайтесь ко мне.
   – Хорошо. Спасибо.
   Еремин подосвиданькался с дочерью и внуком и, пожав руку гостеприимного хозяина, ушел.

   Ночью они не могли уснуть. Максимка давно спал, проявив героизм и без пререканий устроившись на разборной кровати в соседней комнате. Лариса поражалась: она считала, что он ни за какие коврижки не ляжет спать в незнакомой квартире один, без мамы, но он это сделал. Еще один повод для размышлений.
   Они с Вадимом лежали на том же самом диване, в той же самой позе, что и в первый раз, после секса в ночь концерта в «Черепахе».
   – Ты можешь мне обещать, что все будет хорошо? – спросила она.
   – Что могут обещать люди… – улыбнулся он. – Я буду стараться. Из этой квартиры нас пока никто не выгонит, мне ее сдала знакомая тетка за хорошую цену и на неограниченный срок. С деньгами у нас все образуется, Глеб взял меня на работу, условия хорошие. Кроме того, Кирилл Обухов решился вложить деньги в мой музыкальный проект, сейчас готовим новую концертную программу. Может, в той же «Черепахе» откатаем.
   – Ладно, – тихо сказала Лариса. – Ты им доверяешь?
   – А почему нет?
   – Ну, Обухов, например, показался мне трепачом, который через неделю обо всем забывает.
   Вадим усмехнулся.
   – Да, он забавный. Богатый, но забавный… Знаешь, мне кажется, неплохая команда собралась, можно что-то делать. Я сменил много коллективов, но теперь, надеюсь, нашел то, что искал.
   – Я тоже надеюсь. – Она сползла с его плеча, легла на спину. – Ты хочешь с концертами снова выступать?
   – Да. Я не хочу заниматься этим слишком плотно, хоть Кирилл и уговаривает, но если получится что-то интересное, я бы, пожалуй, еще поработал.
   – Могу помочь.
   – Да? – Вадим приподнялся на локте. Лариса заметила, как блеснули его глаза. – Слушай, ты могла бы заняться хореографией.
   – Конечно.
   Он снова лег, обнял ее, погладил по волосам. Им еще нужно привыкнуть к новому положению. Несмотря на уверенность Вадима и доверие Ларисы, им никак не удавалось сбросить со счетов две вещи: слишком высокую скорость перемен и перспективы мирного развода с Игорем.

12

   Хозяин коттеджа в элитном загородном поселке Константин Лесневский и его гости переместились во двор, к бассейну и шезлонгам. Загорелые красавицы в купальниках ринулись в воду, а мужчины уселись за столик. Чуть дальше на лужайке перед окнами коттеджа установили мангал, и уже около часа оттуда доносились совершенно потрясающие запахи. Шашлыки сегодня обещали быть тоже элитными – за их приготовление взялся лучший повар 4-звездочного отеля «Славянский» Саша Оганян.
   За одним столиком с Лесневским устроились главный пиарщик Андрей Нестеров, финансист одного из подразделений компании «Лес-фарм» Алексей Охлопьев и прилетевший утренним рейсом куратор Владимир Григ.
   – Как твоя жена к этому относится? – поинтересовался последний, наблюдая за девицами.
   – Спроси у нее, – отмахнулся Лесневский. – Я этих девчонок практически не знаю. Андрюха, ты сюда шлюх пригнал?
   Нестеров, потягивавший коктейль через соломинку, покачал головой.
   – Это не шлюхи, это твои многочисленные родственницы, секретарши, одноклассницы и тому подобное. Ты обещал им финансовую поддержку и покровительство.
   – Когда?!
   – Назвать точные даты? Они совпадут с датами всех наших последних крупных праздников.
   И Нестеров выразительно кивнул. Движения его головы всегда были красноречивее его слов. Лесневский больше не стал задавать вопросов.
   – Слушай, Костя, – подал голос Григ, – как ты думаешь, что будет, если посадить тебя сейчас возле бассейна, сделать пару фотографий на фоне этих родственниц, а потом поместить их в какой-нибудь местный таблоид рядом с твоим семейным фотоальбомом?
   Нестеров не смог удержаться от усмешки.
   – Думаю, – заканчивал свою мысль Григ, – твой кандидатский рейтинг подскочил бы, как температура у покойника.
   Нестеров продолжал хихикать. Босс наградил его едкой репликой:
   – Андрюха, ты у меня побежишь вперед своих трусов, если в печати появится какая-нибудь гадость. Лицо попроще сделай!
   Нестеров успокоился.
   Все четверо продолжили попивать свои напитки и изучать сверкающие на солнце мокрые женские тела. Шашлыки уже были на подходе. К столику подплыли девушки-официантки, принялись суетиться с тарелками и приборами, извиняясь за доставленные неудобства.
   – Что там с вашей гениальной дуристикой? – поинтересовался вдруг Лесневский, обращаясь к пиарщику.
   – По плану, – коротко ответил Нестеров. – Трофимов докладывал, что в ближайшие дни можно запускаться.
   – Что это значит?
   – Это значит, что мы приступаем непосредственно к рекламной кампании. Кстати, Володя прав, любые опрометчивые поступки, в том числе и публикация неожиданных снимков или вырванные из контекста цитаты твоих интервью, могут все испортить. Даже при наличии правильных людей в территориальных комиссиях нельзя пренебрегать реальными процентами. Тебе нужно беречься. – Нестеров случайно капнул на брюки коктейлем и ругнулся. – И еще. Костя, с моей точки зрения крайне глупо было начинать именно сейчас травлю Семеновки. Всем известно, что водка Обухова чиста. Мы распыляемся.
   – Думаешь?
   – Уверен.
   Лесневский щелкнул языком, но ничего не ответил. Жестом подозвал к себе одну из загоравших у бассейна девиц – высокую брюнетку в синем купальнике.
   – Как тебя зовут, красавица?
   – Ксения.
   – Ксюша, не уходи сегодня без напутствия.
   – А что меня ждет? – начала кокетничать девушка.
   – Фотосессия для «Хастлера».
   Ксюша прищурилась.
   – А меня отвезут домой?
   – Нет, блин, выбросят за ограду!… Конечно, отвезут. Всё, иди, купайся.
   Лесневский проводил ее почти равнодушным взглядом.
   – Андрюша, – холодно произнес он через минуту, – тебе необходимо проникнуться одной идеей: если я что-то начинаю делать, не спрашивая твоего совета, значит, это не в твоей компетенции.
   Нестеров молчал. Приближалась буря.
   – Обуховский завод ни при чем, мне нужен сам Обухов с поднятыми лапками у стены. Мне плевать на его водку.
   – Тогда я совсем не вижу логики и практического смысла в этой кампании.
   – И не страшно.
   Лесневский допил вино и поднялся из-за стола, повернувшись к собеседникам спиной. Нестеров, воспользовавшись неуязвимостью, быстро переглянулся с Григом и Охлопьевым, и в этом взгляде было больше смысла, чем во всех официальных интервью и пресс-конференциях. «Он когда-нибудь допрыгается, – пытался сказать Нестеров. – Не видать ему этим летом поста мэра как своей задницы без зеркала».
   Григ и Охлопьев ухмыльнулись. Нестеров, чувствуя немую поддержку, решил еще раз попытаться образумить босса:
   – Костя, если ты будешь продолжать бодаться со всякой мелочью, как базарная баба, я сниму с себя всю ответственность за твою избирательную кампанию или вообще подам в отставку.
   – Подавай, – не оборачиваясь, ответил Лесневский.
   – Но ты хоть можешь объяснить, почему это нужно делать именно сейчас?
   Лесневский все же соизволил повернуться.
   – Я не нарочно, просто совпало. Обухов владеет тем, что ему принадлежать не должно. Это не правильно.
   – И что теперь? – Нестеров не думал сдаваться. – Тот, кому это якобы должно принадлежать, проворачивал в Семеновке миллионы «черного нала» и целыми цистернами возил с Кавказа паленый спирт. Если сейчас в этой истории вылезут твои уши, нам трындец. Думаешь, мало желающих тебя сожрать?
   В этот момент официантки принесли четыре шампура с мясом, немного свежей зелени, бутылку коньяка. Григ и Охлопьев сразу наполнили по рюмке и успели откусить по жирному куску шашлыка. Глядя на их блаженные физиономии, можно было подумать, что маленький конфликт в избирательном штабе Фармацевта не имел к ним никакого отношения.
   – Мужики, садитесь, – предложил Григ, вытирая пальцы о салфетку. – Опрокинем по сотке, а потом говорите, сколько влезет. Костик, Андрюха, я вас обоих уважаю одинаково. Ну же!
   Лесневский, не вынимая рук из карманов, сел за столик, нервно закурил.
   – Вот и хорошо, – сказал Григ. – А теперь давайте выпьем за твою, Костик, удачу, и за твое, Андрюха, смирение.
   – Что? – якобы не понял Нестеров.
   – Смирение – добродетель. Костик прав, он здесь принимает решение, а тебе можно соглашаться, можно не соглашаться, но считаться с этим придется.
   – Я и не спорю. Но если мне платят такие деньги и я отвечаю за результат, то со мной тоже придется считаться. А я могу гарантировать результат только в том случае, если держу под контролем всё.
   Он поднял рюмку и чокнулся с Григом и Охлопьевым. Босс продолжал угрюмо молчать.
   – Костик, присоединяйся, – предложил Григ.
   Лесневский затушил сигарету. Выглядел он при этом более чем мрачно.
   Продуктивный разговор никак не клеился. Инициативу взял Владимир Григ.
   – Костя, пойдем-ка…
   Интонация куратора не сулила ничего хорошего. Лесневский нехотя поднялся. Вдвоем с Григом они отошли к краю бассейна. Девушки резвились, ныряли, прыгали с небольшого трамплина, пускали пузыри.
   – И что, Костя? – нарушил молчание Григ.
   Лесневский посмотрел на него мутным взглядом.
   – Ничего.
   – Ничего? – Григ вытащил из кармана дорогую зажигалку, высек пламя. Спокойствие его было обманчивым. – Что ж, можно считать твой спектакль удавшимся. Ты показал, кто здесь хозяин, вот только аплодисментов не дождешься, потому что нашим друзьям давно не нравится, как ты ведешь свои дела.
   В небе из-за крыши коттеджа выглянула туча, поднялся ветер, и девчонки, резвившиеся в голубой воде бассейна, забеспокоились. Столь резкая перемена погоды весьма гармонировала с переменами в отношениях мужчин.
   – Нас не интересуют твои аптеки и магазины, – продолжал Григ, – аспирина в стране хватает и без тебя. До ваших водочных разборок нам тоже нет никакого дела. Ты понимаешь, о чем я?
   Разумеется, Лесневский понимал.
   – Даже принимая во внимание наши в целом хорошие отношения, – сказал Григ, – я вынужден тебе напомнить: ты сам на нас вышел, ты сам предложил этот проект, но ты не представляешь, каких усилий мне стоило убедить мое руководство в том, что этот проект стоит вложений. На кону не пачка баксов, как ты понимаешь, а целый город. Если ты не достигнешь поставленной цели, мы не только свернем финансирование твоих программ, мы, пожалуй, будем настаивать на возврате затраченных на тебя сумм. Видишь ли, нам будет очень неприятно осознавать, что нас просто развели, как лохов. Кстати, ты пытался подсчитать, сколько в тебя вложено в общей сложности?
   Лесневский молчал, направив сосредоточенный взгляд куда-то в сторону.
   – Пусть лучше я скажу тебе, Костя, чем это сделает кто-то другой. Твоя предвыборная программа в целом – ничем не выделяющееся фуфло. Ты делаешь необдуманные заявления, швыряешь деньги на явно провальные акции, ты вообще допускаешь массу ошибок и при этом позволяешь себе шпынять Нестерова. Андрюша в девяностых сделал одного губернатора, двух мэров и еще пачку депутатов городских дум. И, кстати, не тебе решать, когда ему уходить. Вспомни вообще, что ты говорил нам при нашей последней встрече.
   Лесневский, наконец, соизволил поднять на него глаза.
   – Я сказал, что ваши вложения окупятся с лихвой.
   – А можно узнать, на чем базируется такая уверенность?
   – На обладании секретным оружием.
   – Что ты знаешь об этом оружии?
   Лесневский раскрыл было рот, но тут же вынужден был признать, что знает о нем очень мало.
   – Вот так. Подумай, Костя, чем ты занимаешься. Даже при всех наших стараниях ты можешь не пройти дальше первого тура. Подумай также и о том, что в случае провала тебе придется не просто вернуть деньги. Банальной оплатой счетов ты не отделаешься, это я тебе точно говорю.
   Григ не стал продолжать свою мысль, но Лесневский все понял без слов. Он выразительно кивнул.
   – Я тебя услышал.
   – Уверен?
   – Более чем. Я благодарен тебе… и пусть все это останется между нами?
   – Конечно. – Григ остался доволен. – А теперь, как ты сам сказал, лицо попроще и пойдем за стол, а то ребята уже волнуются.
   Они вернулись к остальным. Григ, как ни в чем не бывало, принялся доедать свой шашлык.
   Дождь так и не пошел.

   Репортер телекомпании «Неон-ТВ» Василий Стручков в эти дни получил не совсем обычное предложение. Исходило оно непосредственно от главного редактора, но подспудно Василий чувствовал, что настоящим автором идеи является кто-то более важный и, по его мнению, более здравомыслящий человек. Не иначе как сам Семен Семенович Соколовский, да пребудет с ним сила…
   – Мне пришла в голову мысль прикрепить тебя к молодежной редакции, – сказал главред. – В информационном вещании ты уже заработал выговоров достаточно, чтобы тебя выпереть отсюда.
   – Николай Иваныч, – пробовал хныкать Вася, но его попытки были пресечены на корню.
   – Тебе дается еще один китайский последний шанс: молодежная группа приступает к циклу передач о новых именах и талантах. Пойдешь к Маришке Садовской, у нее есть для тебя интересная тема. Согласен?
   Разумеется, Стручков согласился. Других вариантов у него просто не было по определению.
   Боевитая продюсерша Маришка Садовская, длинная, худая и едва ли не самая сексапильная дива местного телевещания, в свою очередь, долго скрипела зубами и вспоминала былые «заслуги» Василия перед Отечеством («Твои скандальные репортажи с митингов ультраправых расстроили даже меня, человека большого пофигизма!» – так она примерно изрекла, закуривая длинную сигарету). Но работу она все-таки подкинула: нужно было встретиться с молодым продюсером одной молодой эстрадной звезды, которая скоро выпустит сольный альбом и выступит с концертом в клубе «Черепаха».
   – Опять «Черепаха!» – не сдержал эмоций Стручков.
   – Не опять, а как всегда. Если ты будешь трезвым, тебя, наверно, даже не будут бить.
   На следующий день ровно в полдень Стручков явился в бар «Афродита», что в деловом центре, и заказал у бармена стакан «колы». Сделав один жадный глоток, он представился тележурналистом. Бармен тут же сообщил, что его давно дожидаются за столиком в углу. Обернувшись, Василий обнаружил на указанном месте тучного мужчину в дорогом костюме, вальяжно попивающего кофе. Очевидно, это и был тот самый молодой продюсер.
   – Добрый день, я Василий Стручков, – представился журналист, подойдя к столику. Тучный слегка приподнял зад, протянул руку.
   – Кирилл Обухов. Садись, братишка, пообщаемся.
   От подобных обращений со стороны малознакомых лиц Василия всегда коробило, но сейчас он решил этого не показывать.
   – Чем могу быть полезен, Кирилл?
   – Своими профессиональными навыками. Я тут решил поработать на ниве шоу-бизнеса, запускаю проект с одним талантливым мальчиком. Мне нужна хорошая пресса.
   – Что ж, если все меркантильные вопросы с моим руководством у вас решены, то я не вижу препятствий. У нас даже специальная передача на эту тему запускается.
   – Ну и отлично. Дело теперь непосредственно за творческим процессом. – Кирилл вытащил из сумочки компакт-диск. – Вот, группа «Темная половина». Думаю, ты ее слышал.
   Василий усмехнулся. Он шел на концерт именно этой группы, когда его грубо остановили секьюрити клуба «Черепаха». Кстати, и на концерт его послал все тот же главный редактор информационной службы «Неон-ТВ». Зачем, интересно?
   – Я о ней слышал, но ознакомиться с собственно материалом мне пока не довелось.
   – Нет проблем, забирай диск. Кстати, при желании можешь послушать их музыку и на радио «Пилот». Там сейчас довольно активно крутят одну песню, она тебе понравится, обещаю.
   – Ладно. Итак, что конкретно вас интересует?
   Кирилл придвинул стул поближе и приступил к рассказу.

   И все завертелось…
   Эта неделя, пожалуй, была самой суматошной за последние полгода. Глеб практически не появлялся дома, и приехавшая из лагеря дочка серьезно на него обиделась. Директор радио «Пилот» проводил структурные перестановки на своем предприятии, финансовую ревизию и чистку завалов, а попутно помогал Вадиму и Кириллу запускать музыкальный проект.
   На раскрутку проекта в масштабах одного миллионного города требовались не такие уж и большие деньги, но Вадим все равно умудрялся стесняться, ощущая на себе такое внимание. Кирилл терпел недолго: однажды он отозвал парня в сторону и сказал ему, чтобы он «не выпендривался».
   – Деньги тебя не должны волновать, – отрезал толстяк, – ты должен творить и радовать публику, а бизнесом займутся другие. Усек?
   – Усек, – буркнул Вадим.
   – Ну, раз усек, тогда бери и твори.
   – Я согласен творить, но ты же понимаешь, что этот проект не окупится.
   – Конечно, не окупится. Ты думаешь, я это делаю, чтобы заработать?
   – А для чего?
   Кирилл сморщился:
   – Ой, Вадик, не строй из себя девицу, не набивай цену. Я это делаю, потому что я от этого тащусь, а когда я тащусь, то тащатся и все остальные. Понял?
   – Ага.
   – Ну и все. Заткнись, крошка, и танцуй.
   Через два дня Кирилл принес в офис «Пилота» большую коробку. Отогнув край картонки, Вадим увидел стопки компакт-дисков группы «Темная половина».
   – Это что?!
   – Это твой альбом, – спокойно пояснил Кирилл. – Я заказал двести штук, за пару дней до концерта пойдет в продажу во всех крупных музыкальных магазинах.
   Вадима это известие повергло в неописуемое волнение. Он ощупывал диски, с благоговением поглаживал коробку и не мог выразить то, что он в данный момент чувствовал.
   – И что я теперь с ними буду делать? – то и дело бормотал он, не замечая иронических насмешек со стороны Глеба.
   – Теперь у тебя появятся те же проблемы, что и у меня с моим «Волком», – забавлялся тот. – Пока не продашь все двести штук, спокойно спать не будешь.
   – Не ссы, – парировал Кирилл. – Он – продаст.

   Вечером восьмого июля, за три дня до концерта в «Черепахе», состоялся телеэфир интервью с лидером группы «Темная половина». В качестве интервьюера выступил Василий Стручков. Неожиданно выяснилось, что Вася неплохо разбирается в современной музыке.
   «Похоже, парень взялся за ум», – сказала Садовская, наблюдая трансляцию.
   – Как ты считаешь, – спрашивал Вася, – есть ли смысл в этих проектах, когда изначально понятно, что основным потребителем твоей продукции, в лучшем случае, станет местная молодежь?
   – Считаю, что смысл есть, – отвечал Вадим, скромно сложив руки у себя на коленях (персонал телекомпании проделал чудовищно сложную работу, заставив эти руки лежать спокойно в течение всей программы). – Думаю, что любая вещь, которая заслуживает быть сделанной, должна быть сделана. Речь может идти о чем угодно: о бизнесе, об уборке квартиры, о новогоднем утреннике. И не важно, в каком масштабе ты работаешь – местном, всероссийском или мировом, ты просто работаешь, потому что тебе кажется это интересным.
   – Но тебе же не все равно, покупают люди твои пластинки и ходят ли они на твои концерты?
   – Разумеется.
   – Вот видите, значит, все-таки есть какой-то расчет.
   – Ну да, есть, пожалуй.
   – Кхм, хорошо… А нет ли желания попробовать свои силы на более высоком уровне? Ну, скажем, записать альбом на серьезной студии, снять клип, засунуть его на какое-нибудь «Муз-ТВ», покататься по столичным клубам?
   Вадим все же оторвал одну руку от колен, небрежно почесал щеку, как бы раздумывая.
   – Пока не знаю, насколько именно мне это интересно. Становиться одним из тысячи и потеряться в толпе мне не хочется.
   – Понятно. То есть, по твоему мнению, лучше быть первым в деревне, чем последним в городе?
   – Лучше делать то, что нравится.
   – О’кей, ладно. Итак, дорогие мои, сейчас мы прервемся на короткую рекламу, а потом послушаем песню в исполнении группы «Темная половина», лидер которой у нас сейчас в гостях.
   В течение двадцатиминутного интервью было показано два наспех сляпанных «клипа». Чтобы не делать откровенную халтуру, режиссеры просто смонтировали несколько отрывков из американских и российских блокбастеров, причем сделано это было так, что зрители вряд ли могли догадаться, из каких фильмов взяты эти общие планы, крушения поездов и полеты птиц.
   Вадим успел ответить на несколько вопросов зрителей («звонки» с хорошими вопросами были смонтированы заранее), порассуждать немного о смысле жизни и пригласить послушать свою программу на радио «Пилот». По мнению Кирилла, интервью получилось. Глеб добавил, что скоро Вадим Колесников станет «звездой», которая сможет позволить себе купить малиновые штаны.
   За день до концерта продюсер Обухов успел тиснуть в некоторые местные газеты статью, рассказывающую о большом успехе группы «Темная половина» на концерте в Санкт-Петербурге и о кулинарных пристрастиях Вадима Колесникова. Написана статья была довольно бестолково, за что Обухов снова пообещал оторвать яйца автору, но требуемый эффект произвела: к вечеру одиннадцатого июля в клубе «Черепаха» вся танцевальная зона была до отказа забита людьми, а за VIP-столиками не нашлось ни одного свободного кресла даже для Кирилла с Глебом.
   Концерт начался коротким, но зрелищным лазерным шоу: тонкие лучи мерцали в клубах дыма, взрывались алым пламенем лазерные пушки, с потолка сыпался почти настоящий снег. Из-за грохота музыки трудно было услышать, как беснуется разгоряченная публика.
   После этого на сцену вышли девчонки в коротких шортиках – танцевальная группа «Фокус». Шесть девушек выстроились клином, впереди которого встала сама Лариса, и ударили зажигательным танцем. Толпа визжала.
   Пожалуй, давно уже Лариса не работала с таким вдохновением, а Вадим не видел ее раньше такой красивой. Она была сегодня Королевой.
   – Мать твою! – выругался Кирилл, почесав ухо своим мобильным телефоном.
   – Что такое? – поинтересовался Глеб.
   – Я его убью, сукиного сына!.. Смотри, какая девка!
   – Ты не влюбился случаем, старый пень?
   Кирилл махнул рукой.
   – Вызвать его на дуэль, что ли?
   – Это будет глупо. Ты слишком крупная мишень, он в тебя попадет со ста метров с закрытыми глазами.
   – А ты – сраный кукурузный початок! – гаркнул Кирилл.
   Танец завершился грандиозным взрывом пиротехники. Толпа ахнула. Такого в клубе «Черепаха» еще не делали, потому что боялись пожара, но Кирилл умел убеждать.
   Под вспышку искр на сцену выскочил Вадим. Его появление было не менее эффектным. «Типа Джексон из табакерки», – сказал Обухов в прошлый раз, и так оно было и теперь. Танцоры остались на сцене и не покинули ее до самого финала, они работали вместе – вокалист, гитарист и девчонки в коротких шортиках. Семь самых лучших песен, семь вспышек счастья, семь самых главных слов о добре и зле, любви и свободе. После концерта Вадим просто плакал…
   На следующий день канал «Неон-ТВ» выпустит в эфир короткий отчет о концерте, газета «Новости» напечатает фотографию Вадима на фоне утренних звезд с подписью «Вот так!», а местная вкладка «Комсомольской правды» разразится пространным рассуждением о профессионализме и серьезном отношении к своему делу.
   Это было самое лучшее шоу группы «Темная половина».
   Первое и последнее в ее новом качестве.

Часть вторая.
Сказанному – верить

13

   Он щурился от яркого солнца. Настолько непривычно было видеть чистое небо родного города при выходе из душного и мрачного вагона, что поневоле начнешь щуриться. Он постоял немного на перроне, бросив сумку под ноги, посмотрел на табло, показывающее московское время. Хотелось идти вперед немедленно, но ноги словно приросли к асфальту.
   – А вокзал-то отремонтировали.
   Опустив голову, он заметил спешащего к нему высокого плечистого парня в спортивных штанах.
   – Игорек! – орал тот. – Какие люди – и на свободе! Иди, обниму!
   Игорь сдержанно улыбнулся, позволил схватить себя в охапку. Старый кореш не соизволил его отпустить, пока основательно не помял бока и спину.
   – Как там наша химия? – спросил Володя, поднимая с земли сумку приятеля.
   – Нормально. Можешь съездить посмотреть.
   – Тьфу, не каркай!
   Володя потащил Игоря к главному входу в здание вокзала. Игорь не упирался, только вертел головой и отмечал все новые и новые изменения.
   – Куда тебя отвезти сначала? Домой?
   – Нет. Отвези меня в нормальный кабак.
   – Проснулся! Рано еще для кабака, вон разве что на вокзале…
   – Нет, хватит с меня вокзалов, давай купим водки и сядем где-нибудь во дворе. Жрать охота.
   – Как скажешь.
   Они подошли к небольшому торговому павильону на привокзальной площади.
   – Чего тебе хочется? – спросил Вова.
   – Водки.
   – Это понятно. К ней что?
   – Колбасы вареной, рыбки какой-нибудь… Что там еще есть? Пива – тоже! Вообще, я же сказал, что жрать хочу.
   – Деньги-то хоть есть у тебя?
   – Нормально с деньгами, – уклончиво ответил Игорь.
   Пока Володя закупал продукты, Игорь изучал записную книжку, похожую на кусок старой обувной подошвы. Листочки в этом блокноте были не лучше – серые и лохматые. Игорь листал книжку с глубокомысленным видом.
   – Если тебе позвонить надо, я дам, – сказал Вова.
   Он вытащил из сумочки сотовый телефон.
   – Ты уже и этим обзавелся, – заметил Игорь. – Блатуешь, плесень?
   – Ты будто не три года сидел, а двадцать три! Мобилы сейчас у распоследнего студента есть. Куда звонить собираешься?
   – Старикам своим.
   – А домой?
   – Потом.
   Игорь взял трубку, внимательно оглядел ее и осторожно набрал номер. Когда на том конце провода ответили, он начал орать, как торговец пирожками на перроне:
   – Мать, привет, это я!.. Игорь, кто ж еще! Я в городе. Да, приехал вот… Нормально все. Когда буду, позвоню из дома. Не знаю, покручусь еще, погляжу… вы к моим давно не приезжали?.. А что так?.. Ну, ладно. Пока… Пока, говорю, тетеря глухая!
   Он хлопнул крышкой, потом, поразмыслив, открыл и начал набирать новый номер. Свободной рукой показал Вовке, чтобы вел к машине.
   Второй абонент не отвечал. Игорь ожидал около двух минут, потом отключился.
   – Домой звонил?
   – Да. Трубку не берет.
   – Ушли куда-нибудь.
   – Рано еще. Сколько на твоих?
   – Начало седьмого.
   – Видишь, куда они могли уйти?
   Они выехали со стоянки, несколько минут петляли по маленьким улочкам. Игорь все таращился на пролетающие мимо дома и дворы, вычитывал названия магазинов. Привычные вывески исчезли. Многое исчезло, будто и не было никогда, стоило покинуть город на какие-то несчастные три года. Интересно, а если действительно, как говорит Вовка, уехать на двадцать три… Тьфу, типун тебе на мозги, идиот!
   Они въехали в один из сереньких двориков и остановились возле школьной спортивной площадки. Бывший зек указал на баскетбольный щит.
   – Мячик есть?
   – Мы не в баскетбол играть пришли. Да что такой кислый-то?
   – А что мне, плясать теперь?
   – Ну, ты ж домой вернулся, елки-палки!
   – Ну и чё?
   – Капчё…
   Они устроились на скамейке у кромки футбольного поля. Спортом в этот ранний час никто не занимался. Только по беговой дорожке гуляла девушка с гигантским псом.
   – Ты к моим заходил? – спросил Игорь, открывая бутылку.
   – Ну.
   – И как они?
   – По-моему, в порядке, – ответил Вова. Было видно, что он не особо горел желанием рассказывать приятелю о визите к его жене. Визит-то был не очень удачным.
   – Пацана видел?
   Вова немного помялся, потом вынужден был признать, что мальчишку он не видел, да и от жены получил отворот-поворот.
   – Она тебя отфутболила?
   – Нет… просто постояли в дверях, перекинулись парой слов. Ты знаешь… – Вова запнулся.
   – Ну!
   – Мне показалось, она по тебе не скучала.
   Игорь наконец-то сбросил свою маску усталости и пофигизма. Теперь он слушал очень внимательно.
   – В каком смысле – не скучала?
   – Не захотела меня впускать в квартиру и не обрадовалась, когда я сказал, что ты скоро появишься.
   Игорь без слов налил себе водки и также безмолвно ее выпил.
   – Динамо включила, – пробормотал он.
   – Думаешь?
   – Уверен. Хотя… Надо еще проверить. У тебя как сегодня со временем?
   – У меня два дня отгула, так что я сегодня весь твой.
   – Молодец, – сквозь зубы процедил Игорь. – Водки больше не пей, будешь меня катать.
   – Без вопросов.
   Девушка, выгуливавшая собаку, остановилась в нескольких шагах от их скамейки. Пес – это оказался сенбернар – недвусмысленно начал принюхиваться.
   – Как псину зовут? – спросил Игорь у хозяйки.
   – Бетховен.
   – Шутишь?
   – Шучу.
   Девушка натянула поводок, хотела отойти в сторону.
   – Погоди, подруга, – сказал Игорь. – Твоему композитору колбасу можно дать?
   – Не надо, а то он от вас долго не отстанет.
   – Ну и хорошо. Пусть он колбасу жрет, а мы пока познакомимся.
   Девушка брезгливо отвернулась. На вид ей было лет восемнадцать, выглядела очень симпатично.
   – Как тебя звать, красавица? Тоже какая-нибудь эта… – Игорь не смог вспомнить ни одной знаменитой женской фамилии.
   – Не важно. – Девушка сильнее натянула поводок, но пес в ожидании угощения подчиниться не спешил.
   – Ну, можно и без имени, – согласился Игорь. – Айда, поцелуемся!
   – Обойдешься.
   Игорь нахмурился.
   – Чего так грубо?
   – Так надо.
   Поводок натянулся еще сильнее, и сенбернар вопросительно уставился на хозяйку. Игорь тем временем поднялся с лавочки
   – Что ж ты такая неласковая? – пробормотал он. – Водочки будешь?
   – Не надо. Держитесь подальше!
   – Ну, я же просто познакомиться хотел, – улыбался Игорь.
   Сенбернар начал рычать.
   – Уси-пуси, киска…
   Девушка вдруг ослабила поводок.
   – Жорка!!!
   Пес не заставил просить себя дважды. В считанные секунды Игорь оказался на земле, а на груди у него большой и лохматый Бетховен собирался нацарапать партитуру Лунной сонаты.
   – Убери пса, сучка!!! – орал Игорь, пытаясь переползти через скамейку. – Убери, убью обоих!!!
   Вовка стоял рядом с бутылкой в руке и не мог пошевелиться.
   – Убери собаку!!!
   Девушка подхватила конец поводка и сильно натянула. Пес спрыгнул с человеческой груди.
   – Фильтруй базар! – прошипела девица. – Пошли, Жорка. Все, домой, домой!
   Они помчались по беговой дорожке к выходу со стадиона, а Володя склонился над поверженным приятелем.
   – Она тебя укусила? Укусила?!
   Игорь сел на траву, потер грудь. Бетховен не оставил на ней ни одной отметины.
   – Здравствуй, любимый город… – пробормотал бывший зек, сплевывая. – Наливай уже…

   Предложение, которое сделал Нестеров, Глеба не удивило, но насторожило. Вернее, это было даже не предложение, это было то самое условие, при котором избирательный штаб Константина Лесневского обязывался озолотить независимую радиостанцию. В июне Нестеров сказал, что условие будет ключевым, и вот теперь Глебу его преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой.
   – Я могу повторить еще раз, – сказал Нестеров, выступая в своей привычной роли консильери Корлеоне.
   – Не сочтите за труд, – улыбнулся Глеб.
   – Мы хотим, чтобы ролики читал Вадим Колесников, ваш новый ведущий.
   Глеб покивал головой: понимаю, что всем сейчас хочется иметь курочку, несущую золотые яйца, особенно после столь впечатляющего дебюта.
   – В вашем желании нет ничего странного. Вадим сейчас находится на станции, и я могу пригласить его сюда.
   – В этом есть необходимость? – быстро спросил Нестеров.
   – Необходимости не было бы, иди речь о рекламе оцинкованных труб или магазина автозапчастей. А в нашем случае вопрос слишком щекотливый.
   – В чем проблемы?
   – Сейчас узнаете.
   Глеб поднял трубку телефона, набрал короткий номер.
   – Вадик, это Глеб. Зайди ко мне… Да, бросай все и заходи.
   Положив трубку, Шестопалов уставился на своего собеседника с каким-то необъяснимым торжеством. Нестеров этого взгляда не понял.
   Вадим вошел в кабинет, пригнув голову. Выглядел он сейчас неважно – сказалась бессонная ночь и упорные занятия с компьютером. В отсутствии Ларисы он и так безбожно сутулился, а сейчас чуть ли не полз по полу.
   – Здравствуйте, – сказал он, оставаясь стоять возле стола.
   – Привет! Присядь-ка.
   Нестеров даже не пытался скрыть свое любопытство. Он оглядывал парня с ног до головы, как экзаменатор студента, и словно ждал, что сейчас это чудо откроет рот и сморозит какую-нибудь глупость, за что и получит справедливый «неуд».
   Вадим только однажды ответил на этот липкий взгляд: он просто кашлянул в сторону Нестерова и отвернулся.
   – Вадик, – начал Глеб, – познакомься с товарищем. Это Андрей Нестеров, он представляет избирательный штаб кандидата в мэры города Константина Лесневского. Через пару дней у нас начинается их рекламная кампания, в связи с этим к тебе есть предложение.
   – Я весь внимание, – сказал Вадим, интонационно подчеркнув, что уже понял, о чем идет речь.
   – Мы хотим, чтобы вы представили наши тексты, – произнес Нестеров. – Тексты обычные, рекламные, к агитации не имеющие никакого отношения.
   – О чем в них говорится?
   – Я могу дать вам почитать.
   Нестеров вынул из кейса папку-уголок и протянул ее Вадиму. Тот принял бумаги с явной неохотой.
   – Не спешите делать выводы, – добавил Андрей, – это обычная для вас работа.
   Пока Вадим читал, оба переговорщика буравили друг друга взглядами, словно два самца гориллы в брачный период.
   – Понятно, – сказал, наконец, Вадим с глубоким выдохом. – Только почему я?
   – Ответ прост. – Нестеров придвинулся поближе. – Я слушал, как вы позиционировали «Убегающего волка», и был приятно удивлен…
   После этого сообщения повисла довольно двусмысленная пауза.
   – Что вы имеете в виду? – тихо спросил Вадим.
   – Объемы продаж. Я, признаться, наблюдал за судьбой книги с самого начала и был огорчен неудачей. Но после того как за дело взялись вы… – Нестеров воздел руки. – Теперь она продается весьма активно. Кстати, Глеб, сколько вы уже продали?
   – Много.
   – Вот видите. Поэтому нет ничего предосудительного в том, что господин Лесневский в моем лице хотел бы воспользоваться вашим несомненным талантом убеждать людей. Итак, Вадим, назовите свою цену как диктора, и я внесу коррективы в вашу пользу.
   – Вряд ли, – сказал Вадим.
   Он произнес это так тихо, что никто ничего не услышал. Нестеров напрягся.
   – Простите?
   Вадим кашлянул в кулак и повторил громче:
   – Я говорю, что вряд ли мы с вами сработаемся.
   – Почему же?
   – Потому что в данном случае я сам выбираю, с кем мне сотрудничать и кому содействовать. Не меня выбирают, а я.
   Он поднялся, зачем-то поправил воротник рубашки (скорее всего, опять маялся руками) и сделал вид, что готов распрощаться.
   – Подождите, – сказал Нестеров, – не уходите так просто. Хотя бы обещайте подумать.
   – Это можно. Подумать я могу.
   – Спасибо и на этом.
   – Всего доброго! – бросил Вадим и, уже не прикидываясь, покинул кабинет.
   Глеб был удивлен не меньше Нестерова. Сейчас требовалось что-то сказать, но слова не желали находиться, как, собственно, и повод, чтобы их произнести.
   Тишину нарушил Нестеров:
   – К чему приведут его размышления?
   – Не знаю. Приказывать ему я не могу, эта работа не входит в его обязанности.
   – А уместен будет торг?
   – Боюсь, что нет. Только деньгами вопрос не решить
   Нестеров немного помолчал. Пожалуй, он смирился с тем, что его заманчивое предложение не приняли сразу, и справился с растерянностью. Теперь он снова знал, что делать дальше.
   – Что ж, печально. Вы все же попробуйте его убедить, потому что мы хорошо платим, и вы можете заработать хорошие деньги, как я и говорил. Единственное, что мы просим – это записать Вадима Колесникова и выдать в эфир наши тексты именно в его исполнении. Вот и все. Времени уже в обрез.
   Нестеров поднялся и, попрощавшись простым кивком головы, покинул кабинет.
   Глеб решил, что поговорить с Вадимом действительно придется, и он должен будет ответить на несколько вопросов.
   Глеб поднял трубку телефона, набрал тот же номер.
   – Алло, Вадим там есть?.. Когда вернется, не сказал?.. Ладно.
   «Улизнул, – подумал Глеб, – не хочет отвечать».

   Вадим спрятался в кафе напротив. Он ничего не покупал и не заказывал, просто стоял у окна и смотрел на улицу, точнее, на крыльцо института. Возле крыльца стоял темно-синий «Опель». Расстояние до автомобиля было небольшим, и Вадим без труда разглядел водителя и пассажира на заднем сиденье. Два молодых парня, не внушающих большого доверия. Кстати, он их уже где-то видел.
   Вскоре из парадного подъезда вышел Нестеров. Он сразу подошел к машине, открыл переднюю дверцу и сел. «Опель» около минуты колесил на площадке, маневрируя между автомобилями институтских сотрудников, потом вырулил на проезжую часть и скрылся.
   «С этим уже что-то надо делать, – думал Вадим, шагая по испещренному трещинами тротуару. – Срочно надо что-то делать, срочно».

   Игорь проспался только к двум часам дня. Открыв глаза, он не сразу понял, что находится в квартире своего старого приятеля Вовчика и что гнусный тип, сидящий на табуретке возле балкона, и есть сам Вовчик.
   – С добрым утром, любимая! – пропел тот, маяча бутылкой пива. – Вставай, займемся любовью.
   – Иди в жопу, – отмахнулся Игорь, прикрывая лицо ладонью. Солнце сегодня вознамерилось всех изжарить и ослепить. – Дай глотнуть.
   Вова принес ему новую бутылку. Игорь присосался к горлышку, выдул половину и снова плюхнулся на диван.
   – Какая культурная программа на сегодня?
   – Заказывай
   – Такая, чтобы шлюхи были, чтобы пожрать нормально… и чтобы собак не было.
   – Пошли к Хорьку в сауну, у него сегодня как раз должны быть окна.
   – Хорек все еще держит сауну?
   – А что ему сделается! Сауны при любом режиме нужны.
   – Ладно, пошли. Только дай мне еще раз позвонить.
   Игорь не питал особых надежд услышать голос жены и сына, но все же попытался еще раз. Как и ожидалось, его четвертая за сегодняшний день попытка не увенчалась успехом, в трубке раздавались только длинные гудки.
   – Пошли в твою сауну, – буркнул Игорь.
   Приятели собрались быстро, прикупили по дороге сигарет, выпивки и закуски. Через час они уже сидели в фойе маленькой баньки, скрывавшейся от людских глаз за гаражами какой-то автомобильно-строительной конторы. По сути, это была даже не сауна для свободного посещения, это был притон для тех, кто в курсе.
   – Шлюх, говорите, надо? – спрашивал Хорек, щупленький мужчинка тридцати лет с длинным носом и чуть раскосыми глазами. – Их нет у меня.
   – А ты поищи, – настаивал Вова. – Что, у тебя днем их не заказывают?
   – Заказывают, но заранее. Где я их сейчас найду? Надо было с собой приводить.
   – Да мы-то где их в такой час найдем?
   – А я где?
   В тот момент, когда дискуссия уже могла вылиться в некрасивую перебранку, за спиной у Хорька прошмыгнула девушка в белом халатике и с ведром в руках.
   – О! – сказал Игорь, когда она исчезла в коридоре. – Вот это кто у тебя?
   – Это мой техперсонал, – уклончиво ответил Хорек. – Подлежит использованию строго по назначению.
   – А какое у нее назначение?
   – Мыть пол, стирать простыни и собирать резину после таких подонков как вы.
   – Ай, рассказывай! – не поверил Вовчик. – Чтобы ты отдельно нанимал уборщиц и шлюх!
   – Ну, – замялся Хорек, – в чем-то ты прав.
   Игорь и Вова переглянулись.
   – Вот и ладно, – сказали парни в один голос. – А еще одна такая собирательница есть?
   Хорек начал неприятно нудить, переминая в руках упаковку пакетов для мусора:
   – Ребята, после общения с вами мой персонал ни на что не будет годен. Мне ей сразу придется отгул дать.
   – Ну и дай.
   – А порядок наводить ты будешь?!
   Игорь уже согласился с тем, что сегодня день обломов. Жены на месте нет, ключа от квартиры нет, шлюх не найти. И ради этого надо было освобождаться досрочно?
   – Черт с вами, – неожиданно согласился хозяин сауны. – Берите эту, но только одну.
   – Спасибо.
   – Спасибо ты себе на член намотай! Не ухайдакайте мне девочку!
   – Вернем в сохранности.
   Девочка оказалась так себе. Работала в полсилы и даже не пыталась изобразить на своем довольно миловидном личике хоть какое-то подобие благосклонности. В результате через полчаса отчаянных попыток получить удовольствие парни отправили девушку восвояси, пожелав удачного замужества.
   После этого Игорь, лежа на кожаной кушетке и попивая пивко, сделал Володе неожиданное и смелое признание.
   – Знаешь, Вован, я ведь тебе наврал. У меня денег нет ни хрена. У меня вообще ни хрена нет… даже жены на месте.
   – Я догадался. У тебя какие-то наметки есть, где можно раздобыть бабки?
   – Не-а. А у тебя?
   Вовчик как-то неопределенно пожал плечами.
   – Может быть, есть, а может, и нету. Пока трудно сказать.
   – Ладно, разберемся. – Игорь бросил бутылку в корзину и стал собираться. – Вован, сделай доброе дело, отвези меня домой.
   – К кому домой?
   – Ко мне.
   Они расплатились с Хорьком и покинули сауну. У Игоря, казалось, не было ни малейшего желания куда-то двигаться – так хмуро он глядел себе под ноги, пиная щебенку. Приятель с расспросами не приставал.
   По дороге Вова пару раз не вписался в поворот и однажды чуть не боднул иномарку, остановившись всего в каких-нибудь пяти сантиметрах от сверкающего бампера. Игорь подумал, что, попадись им по дороге менты, Вован мог бы лишиться водительских прав. Тем не менее, они все-таки добрались до места и уже через двадцать минут вошли в подъезд дома, где раньше Игорь проживал с женой и сыном и где он собирался жить дальше.
   Он отказался воспользоваться лифтом, поднимался по ступенькам и морщился, проходя мимо мусоропровода.
   – Ну и вонища!
   На родной площадке он остановился. Было видно, что волнуется, хотя и пытается это скрыть. Он никогда не проявлял телячьих нежностей при встречах с супругой. Никто не слышал, чтобы Игорь называл свою жену как-то иначе, чем «моя свинка» или «мать», никто не видел, чтобы они прилюдно целовались и любезничали. Однако сейчас, стоя возле двери и пытаясь заставить себя нажать на кнопку звонка, Игорь испытывал совершенно противоположные чувства. Черт побери, он соскучился по ней! Кто бы мог подумать, ай-яй-яй!
   Он все-таки надавил средним пальцем на пластмассовый кружочек. Никаких звуков не последовало.
   – Сломала звонок? – пробормотал Игорь. – Или свет отключили?
   – Позвони еще раз.
   Игорь повторил попытку, но результат был прежний.
   – Стучи.
   Игорь стукнул по двери кулаком – решительно и громко. Сразу послышалось какое-то невнятное шевеление. Игорь обрадовался (как и прежде, не особенно подавая виду), но радость его была недолгой. Щелкнул замок соседней двери, на площадку выглянула дородная тетка в домашнем халате и с вилкой в руке. На вилке сидел здоровенный пельмень.
   – Вам кого? – строго спросила тетка, но, приглядевшись, сменила гнев на милость. – Игорь, ты, что ли?
   – Я, Люба.
   – Давно приехал-то?
   – Только что. А мои где?
   Люба предпочла сначала слопать пельмень, а потом удостоить парня ответом.
   – Ты знаешь, я ее давно не видела. Может, уехали куда-нибудь?
   Игорь матюгнулся. За сегодняшний день он уже несколько раз испытал скупое очарование облома, поэтому терпение его уже дышало на ладан.
   – Что ты у меня спрашиваешь, я-то откуда знаю!
   Люба спокойно продолжала чавкать.
   – Я не знаю тоже, Игорек. Может, тебе лучше ее родителям позвонить?
   – Может быть. Она тебе ключи не оставляла?
   – Нет.
   Игорь потянул своего приятеля за рукав.
   – Пошли.
   Не попрощавшись, они стали спускаться по лестнице. День сегодня не задался, это однозначно, но Игорь не был готов к таким поворотам. Судя по всему, ему действительно придется звонить теще и выслушивать ее дурацкие россказни о сложности жизни.
   – Игорь! – крикнула Люба. Тот задержался на нижней площадке, поднял голову, и – Вован готов был дать руку на отсечение, что в этот момент в его глазах сверкнула робкая надежда – спросил:
   – Что?
   Его ждал еще один шиш с маслом.
   – Увидишь ее, напомни, что она должна мне сто рублей.
   Это походило на издевательство.

14

   Несколько дней после успешного концерта в «Черепахе» Кирилл Обухов провел в Семеновке, на своем заводе. Он раздавал указания. Главный технолог представил полный отчет о проделанной за последние две недели работе. Клюев заметно успокоился, стал реже моргать и уже не хватался за носовой платок каждый раз, когда Кирилл повышал голос. Находившиеся тут же директор по сбыту Чурилов и коммерческий директор Бульман вносили по ходу дела свои коррективы, но в целом картина оставляла благоприятная впечатление.
   – На днях нас посетила целая делегация чиновников, – говорил Клюев, – облазили тут все, не нашли ничего, к чему можно было бы придраться. Недостатки были устранены до их прибытия.
   – Это хорошо, – сказал Кирилл. – Плохо то, что для устранения недостатков потребовалось вас напугать. Дальше.
   – В СМИ пошли опровержения. Сообщили, что пользовались непроверенной информацией, так что теперь мы чисты. Запустили в производство новую коллекцию. Это слабоалкогольные напитки в жестяных банках: джин-тоник, джин-лимон, коктейли. Вот полный перечень.
   – Нужно утвердить бюджет рекламной кампании, – вставил слово Бульман. – Поганые статьи свое дело сделали, покупатели тормознули.
   – Как с отгрузкой? – спросил Кирилл.
   – Нормально, – откликнулся начальник отдела сбыта Чурилов. – Поводов для паники нет, отгружаем в Казахстан, Башкирию, Оренбургскую, Тюменскую и Челябинскую области. Объемы немножко снизились, но это временное явление.
   – Так, – сказал Кирилл, разглядывая подсунутые ему под нос бумаги. – Я для вас новые заморочки придумал. Просчитайте возможность отсечь неоправданные расходы.
   – Например? – спросил Бульман.
   – Банкеты для акционеров и блатных, поездки за бугор на консультации, спонсорские пакеты и тому подобное. Это раз. Второе: проиндексируйте зарплату рабочим на производственных линиях и обслуге.
   – На сколько?
   – С учетом инфляции, процентов на двадцать.
   – А нам? – подал голос Клюев. Очки его при этом с надеждой подпрыгнули вверх.
   – А тебе лично, дружок, я подниму зарплату только тогда, когда твоя новая линия получит награду на международном конкурсе. Ты и так у меня каждое лето по курортам раскатываешь. Все, хватит, отрабатывать пора.
   Клюев прикрылся своим отчетом.
   – Далее, – продолжал Кирилл, – подготовьте смету для организации отдыха детей. Оповестите всех, кто желает отправить отпрыска в августе за полцены.
   – Другая половина? – снова поинтересовался Бульман.
   – Из фондов. Внеочередное собрание акционеров я назначаю на ближайшие дни. Вопросы?
   Вопросов ни у кого не было, точнее, никто не хотел задавать их прямо сейчас. Как правило, ушлый персонал предпочитал решать проблемы в кулуарах.
   Первым созрел коммерческий директор Бульман. Когда из кабинета вышли Чурилов и Клюев, он просто задержался за столом и вперил в директора сверлящий взгляд.
   – Спрашивай, – великодушно разрешил тот.
   – В чем дело?
   Кирилл улыбнулся одним уголком рта, достал сигарету.
   – Слушай, Иосик, – начал он, – посиди пару дней, посмотри, кому чего мы должны, где что запустили и забросили. Я хочу, чтобы мы проплатили все свои долги.
   – Без проблем. А что случилось-то?
   – Ничего особенного. Я ухожу.
   – Совсем?
   – Почти.
   Кирилл продолжал улыбаться, но улыбка стала какой-то грустной.
   – А с чего вдруг?
   – С того, что заниматься водкой мне надоело. Здесь я сделал все, что хотел, душа просит свежего воздуха.
   Бульман пожал плечами. Он не казался расстроенным, но и особой радости не излучал. Он пришел работать в команду Обухова в самый сложный период, когда предприятие выбиралось из большой кучи проблем, созданных прежним криминальным руководством. У завода накопились долги, люди подолгу не получали зарплату, а выпускаемая продукция не вылезала из сводок ОБЭП. Бульман в тот период тоже долго не видел денег, как, впрочем, и Обухов, и неоднократно порывался все бросить. Это было объяснимо. Но уходить сейчас, когда предприятие работает на полную катушку?
   – Тебя не отпустят, – заявил Бульман.
   – Кто?
   – Люди. Могу сказать совершенно точно: после твоего заявления народ начнет дрейфовать в страхе, что Семеновка снова превратится в вертеп.
   – Не превратится.
   – Откуда такая уверенность?
   – Я продаю свою долю человеку, которому полностью доверяю. Уродам типа Лесневского он сожрать вас не даст.
   – Я его знаю?
   – Вряд ли. Познакомишься на собрании.
   – Он такой же порядочный, как ты?
   Кирилл состроил гримасу, которая рассмешила бы кого угодно, но не Бульмана.
   – Иосик, не соблазняй, не отдамся. Этот мужик намного порядочнее меня, даже матом не ругается. Но не обманывайтесь: если я вам позволял пользоваться моей добротой и швырять деньги на ветер, то у этого парня вы копейки лишней на полу не увидите.
   – Что, он тоже еврей?
   Кирилл рассмеялся, на этот раз свободно и вполне искренне.
   – Не волнуйся, Иосик, твоя эксклюзивность останется нетронутой. Он татарин.
   – Еврей плюс татарин – это будет почище «Алхимика» Коэльо. Твой завод, Кирюша, станет флагманом алкогольной промышленности, а столицу из Москвы перенесут сюда, в Семеновку.
   Кирилл продолжал смеяться.
   – Ладно, ты меня успокоил.
   – Куда хоть уходишь-то, на какие хлеба?
   Толстяк мечтательно уставился в потолок.
   – Есть несколько задумок, есть. Взял бы и тебя с собой, но, боюсь, здесь в твое отсутствие не справится и мой татарин.
   – Согласен. Так что я лучше останусь тут, а ты забегай иногда. – Бульман поднялся, собрался идти, но задержался. – Слушай, а может, ты не будешь продавать всю долю? Оставишь немного на старость?
   – Не знаю, может, оставлю.
   – Ну, смотри.
   Оставшись в одиночестве, Кирилл набрал номер телефона своего пресс-атташе, который вот уже несколько дней не выходил на связь. Ждать пришлось недолго. После второго длинного гудка трубка хрюкнула и сонным голосом Ивана Сорокина спросила:
   – Кто тут?
   – Тут совесть твоя, Ваня! Колись быстро, где был?
   Трубка недоуменно помолчала, потом осторожно поинтересовалась:
   – Совесть? Которая из них?
   – Совесть нашей эпохи. Обухов беспокоит.
   – А-а-а! Привет, Кирилл.
   – Так куда ты пропал?
   – Ты знаешь, я тут приболел малость, чихаю, кашляю, сопли изо всех дыр льются. Так что ты извини.
   – Сочувствую. Рассказывай, как наши дела?
   – Сейчас. – Ваня пропал на несколько секунд, видимо, решив уделить внимание своему расслабившемуся носу, а когда появился вновь, говорил уже более внятно и собранно: – Так, Кирилл, информация пока разрозненная, но интересная. Тебе сейчас начать рассказывать или после детального анализа?
   – Давай в общих чертах.
   – Хорошо. – Иван пошелестел бумажкой. – В общем, как ты уже сам понял, кампания против вас прекратилась, за неделю не было зафиксировано ни одного выпада ни в информационных лентах, ни в отдельных репортажах и статьях. Ребята Лесневского просчитали эффект и решили, что им сейчас это не нужно. Похоже, в штабе Фармацевта назревает конфликт.
   – Дальше.
   – Дальше – мрак. При желании, Лесневского, как и всех остальных его соперников, можно снять с предвыборной гонки и даже убрать совсем подальше. Только найдется ли такой желающий, я не знаю, потому что у нашего Фармацевта крылья за спиной.
   – Больше, чем у меня?
   – Я не знаю, какие у тебя крылья, ты мне не докладывал.
   – Спать будешь спокойнее.
   Иван чихнул.
   – Ну, хорошо, а то я уж боялся, как ты собираешься такого кабана валить. Короче, Кирилл, станет ли он мэром, одному черту известно, но вы еще пересечетесь не раз, мне так думается. Главное, что твои парни нарыли, это то, что Лесневского ведет целая группа некоторых влиятельных лиц, которым надоела экономическая политика действующего мэра Попова. За последние несколько дней Лесневский успел встретиться с господами Григом, Папановым и Дерябиным. Надеюсь, тебе эти московские товарищи известны. На первый взгляд, ставка на Лесневского – странная глупость с их стороны, но если они решились на него поставить, значит, знают что-то такое, что мне пока неведомо. У меня все новости на этот час.
   – Ладно, понятно. Говори, что тебе нужно для счастья.
   – Температура тридцать шесть и шесть и стопка чистых носовых платков.
   – Пришлю с оказией.

   Лариса порезала палец. Чистила морковку и неудачно махнула ножом (впрочем, зачем врать, она наверняка порезалась специально, чтобы взять себя в руки). Максимка находился в садике, Вадим пропадал на «Пилоте», и пожалеть бедную Лариску было некому.
   «Соберись, идиотка, не ной», – твердила она себе, забинтовывая палец. Бинт никак не хотел укладываться, рвался не на том месте, плохо связывался. Кое-как закрепив эту марлю, Лариса, наконец, немного успокоилась, закурила.
   Что-то ты часто стала реветь, думала она. Пора записываться в сводный хор матерей-одиночек: «Да-а-а где-е-е же сейчас норма-а-альные мужики-и-и»!.. Правда, в ее возрасте членство в подобном клубе выглядело бы удручающе.
   Сегодня позвонила Люба. Едва услышав ее голос, Лариса поняла: свершилось.
   – Ларис, твой приехал, – говорила бывшая соседка. – Приходил с каким-то парнем, оба помятые, с бодуна, что ли.
   Сердцебиение Ларисы сразу подскочило на несколько порядков.
   – Что ты ему сказала?
   – Как и договаривались: уехала и не сказала куда.
   – Что потом?
   – Ухмыльнулся и ушел. Я посоветовала ему позвонить родителям. Не знаю, звонил ли.
   – Я бы знала. Что еще?
   – Ничего, Ларис. Он просто убрался. Я решила, что лучше тебя предупредить сразу, пока он первым тебя не нашел.
   – Да, спасибо…
   Вот после этого разговора Лариса принялась готовить ужин и повздорила с морковкой. Воюя с черными мыслями и балансируя на грани жалости к себе, она даже не подумала, что ее родители сейчас, может быть, ведут более масштабные военные действия.

   – Нет, Игорь, я не знаю, – ответил Александр Никифорович на вопрос зятя. – Мы с ней поругались, и она уехала.
   Игорь не поверил. Сейчас он был гораздо пьянее, чем днем после сауны, и лицо по диагонали пересекала мерзкая улыбка.
   – Отец, ты врешь. Я сомневаюсь, что Лариска вам не доложила. Куда она без вас, она же папина дочурка!
   Еремин сдерживался из последних сил. В течение получаса Игорь успел назвать его старым, брехливым и слабосильным. Кроме того, прошел в квартиру в пыльных ботинках и развалился на диване, как римский император после общения с наложницами. Свинья невообразимая! Лариса нисколько не преувеличила.
   – Она давно не папина дочурка, у нее своя жизнь и свои проблемы. И она вполне может решать их без нашего ведома. Тебя эта мысль не посещала?
   Игорь мотнул головой
   – Херню несешь, отец. Можно подумать, я не знаю вашу семейку. Все вы…
   Александр Никифорович напрягся.
   – Ну, что – все мы?
   Игорь махнул рукой:
   – Одной яблоньки вишенка… Короче, батя, где Лариска?
   – Я тебе уже сказал: не знаю. Еще вопросы есть?
   – Есть. Где моя любимая теща? Почему она зятя не встречает? Не уважает? Я, бля, так соскучился по ней, так долго ее не видел, а она на кухне заперлась. Эй, мать, выйди!
   – Она не любит пьяных, – терпеливо пояснил Еремин. Впрочем, терпения у него почти не оставалось. Оно уже висело на тоненькой ниточке, как пуговица на старом пальто, и любое неверное движение могло эту пуговицу оторвать. – Она не любит пьяных и плохо себя чувствует сегодня. Если ты хочешь с ней пообщаться, приходи в другой раз, трезвый и с цветами.
   – С цветами?! – изумился Игорь. – С какой радости?
   – Ты же сам сказал, что соскучился. Мог бы и цветочков хоть раз принести.
   Зятек ухмыльнулся, покачав головой, и выпрямился, уперся руками в подлокотники дивана. Сейчас что-то должно было произойти.
   – Знаю я эти ее болезни. Пока всю аптеку не сожрет, не успокоится. Эй, теща, бля!…
   Он неуклюже поднялся с дивана, покачнулся. Судя по всему, он намеревался пойти на кухню, лично засвидетельствовать женщине свое почтение.
   – Теща, лечиться будем, я с собой принес!
   Пуговица все-таки оторвалась…
   Еремин встал, сжал ладони в кулаки. В результате получились две пудовые гири, которые были способны сокрушить кирпичную стену. Этими кулаками всегда гордилась Лариса, она показывала их в детском садике своим подружкам и особенно парням, которые ей не нравились. Этим кулакам приходилось на своем веку разбивать носы троллейбусных карманников и ставить фингалы местным наркоманам. Впрочем, с такими кулаками можно было делать все, что угодно, и везде чувствовать себя как дома.
   Игорю изначально ничего не светило.
   – Иди-ка сюда, свин.
   Еремин схватил парня за ворот рубашки и потащил к выходу, как котенка.
   – Я тебя научу старших уважать, кралька сраная!
   Игорь попытался упереться руками в косяк, но расстановка сил была не в его пользу.
   – Отец, отпусти! – орал он, ногами сбивая тапочки и сумочки.
   – Я тебе не отец, заморыш! Вали отсюда!
   Александр Никифорович был выше ростом и шире в грудной клетке. Чувствуя, что не справляется одной рукой, он призвал на помощь вторую: Игорь был схвачен с двух сторон и уже физически не мог высвободиться. Он пытался достать ладонью до лица Еремина, но безбожно мазал. После одной относительно удачной попытки он получил сокрушительный пинок под зад.
   – Убери руки, сука, не посмотрю, что старый!..
   – Я не старый, – пыхтел Александр Никифорович, – и я тебе еще уши накручу, змееныш.
   Он исхитрился одной рукой открыть дверь, и в следующую секунду Игорь вылетел на площадку.
   – А-а-а!!!
   Он полетел прямо на перила. На мгновение Еремина пронзил испуг: неудачно ударится, разобьется… Но страхи его были напрасны. Игорь просто повис на перилах и начал безмятежно блевать, сбрасывая в пролет между лестницами ошметки съеденного ужина.
   Тесть с отвращением отвернулся.
   Игоря полоскало долго. За это время Александр Никифорович успел сходить в комнату и вернуться обратно, чтобы выполнить одну приятную миссию.
   – На, держи! – крикнул он, бросая на пол ключи. – И не вздумай сюда сунуться еще раз! Слышишь?
   Игорь висел на перилах и смотрел на своего бывшего родственника исподлобья. Сомневаться в том, что они оба теперь бывшие, уже не приходилось.
   – А если я узнаю, что ты крутишься возле Лариски, оторву яйца нахрен! Понял меня?
   Игорь молчал. В его тяжелом взгляде перемешались и гнев, и ненависть, и отчаяние.
   – Ты меня понял?!
   – Да, – прохрипел парень, – я тебя понял. Я все понял… Управились, убрали меня, все решили… Ладно.
   Игорь утер лицо ладонью, сплюнул. Вопрос казался решенным, но, прежде чем дверь захлопнулась, Игорь все же успел сказать «последнее прости»:
   – Посчитаемся, ублюдок.

15

   Кандидаты в мэры получили эфирное время на областном телевидении. Этому предшествовало несколько маленьких скандалов, спровоцированных невидимыми кукловодами и призванных создать иллюзию острой конкурентной борьбы.
   Во-первых, неожиданно выяснилось, что строитель Максим Каратаев смухлевал со сбором подписей: что-то не в порядке было с паспортными данными или с самими списками – аналитики точно не разобрали. Кроме того, журналисты прознали, что непосредственно в процессе сбора закорючек люди Каратаева наливали мирным гражданам дорогой коньяк и угощали окорочками. На некоторое время повис в воздухе вопрос – снимать или не снимать парня с предвыборной гонки, но потом все столь же неожиданно уладилось. Каратаев сказал, что это неправда, и его простили.
   Тем временем генерал КГБ, обещавший гражданам «достойную жизнь», немного переборщил с обличительными материалами в адрес действующего мэра. Курируемая генералом газета слишком настойчиво указывала на интимную связь заместителей Дмитрия Попова с крупными промышленниками. «Не иначе как вся эта волчья команда в большом выигрыше» – резюмирует газета. В ответ мэр предпринял вполне ожидаемый ход: на газету завели уголовное дело за разжигание чего-то там непотребного.
   Не смог отсидеться в сторонке и Константин Лесневский. Ему от прессы конкурентов досталось за то, что цены на лекарства не настолько дешевые, как хотелось бы пенсионерам, и за то, что слишком смешные подарки делает старушкам на праздниках двора. Лесневский в ответ не придумал ничего лучше, как провести еще серию рейдов по районам и раздать детям хоккейные клюшки – посреди лета! Недобитая независимая пресса похрюкивала от смеха.
   Электорат же взирал на эти баталии как беспризорный кот, которому лень взобраться на бак с пищевыми отходами.
   Лето.

   Вадим целился в медвежонка. Звереныш наверняка за всю свою недолгую жизнь принял на жестяную грудь несколько сотен пуль.
   Нет, Мишку он пожалеет. Вон тот худой и лысый клоун в углу – в самый раз, вот ему-то мерзкую улыбку с морды надо стереть… Вадим нажал на спусковой крючок.
   Промах.
   – Высоко берешь, – сказал хозяин тира, круглолицый дед в очках с перевязанной дужкой. – Бери чуть пониже, под мишень.
   – Угу, – буркнул Вадим, перезарядив винтовку. Он уже истратил на пули целый полтинник и собирался потратить еще два раза по столько же.
   Он прицелился в банку из-под пепси. Выстрелил. Попал
   – Вот, уже лучше, – сказал хозяин. – Расслабь пальцы.
   Вадиму не нравились постоянные комментарии старика. Дело было даже не в том, что пневматическая винтовка ни в какое сравнение не шла с автоматом Калашникова, с которым Вадим за два года службы в армии перешел на «ты». Просто старик мешал сосредоточиться.
   – У вас еще много?
   – До вечера хватит, – ответил дед.
   Вадим вежливо улыбнулся. До вечера он здесь не протянет, потому что скоро должны появиться люди, назначившие ему встречу в этом парке.
   – Дайте пока двадцать штук, а там посмотрим.
   Он высыпал пригоршню пуль на жестяную тарелку, одну из них сунул в выемку винтовки. Снова опустившись на локоть, Вадим подумал, что ему очень нравится, что никого нет рядом, никто не стоит за спиной и не чавкает попкорном. Парк сегодня практически безлюден, вот только этот слишком участливый старичок в поломанных очках стоит над душой. Если бы не он, был бы полный компресс.
   Вадим не спеша выбрал новую жертву. Ей стал большой жестяной заяц, серый и помятый.
   Он прицелился и почти нажал…
   – Огонь! – раздалось сзади.
   Винтовка качнулась в руках, выстрела не последовало.
   – Упражняешься, убийца животных?
   Вадим обернулся и увидел парня, который во время недавнего визита Нестерова на станцию дожидался в синем «Опеле». Теперь с ним было еще два неприятных типа.
   – Упражняюсь, – бросил он.
   – Молодец. – Серый примостился рядом, взял в руки свободную винтовку, покачал ее на руках. – Я уже тыщу лет не держал эту рухлядь. Слышь-ка, отец, дай парочку.
   Владелец тира заметно оживился.
   – На что играем? – спросил Серый, зарядив оружие.
   – На пепси, – с мрачным видом пошутил Вадим.
   – Я на пепси не играю.
   – А я вообще не играю на интерес.
   Серый одарил его насмешливым взглядом, вскинул винтовку и выстрелил наугад. Разумеется, не попал.
   – Ха-ха. Ладно, в другой раз.
   Он положил оружие на стол.
   – В общем, братишка, нас ждут вон в той кафешке.
   На краю площадки, занятой простаивающими аттракционами, позади колеса обозрения под навесом сосен и елей приютилось летнее кафе с деревянными столиками.
   – Я как раз проголодался, – сказал Вадим.
   Они подошли к кафе. Вадим сразу прошел к стойке, взял в руки меню. Он хотел перекусить чем-нибудь попроще, вроде пиццы или гамбургера, но неожиданно вмешался Серый.
   – Сестричка, сделай моему другу парочку свиных рулетов, салатику из овощей, чаю. А мне… Мне налей сотенку коньячку и дай бутербродик с икрой.
   Вадим не стал возражать.
   – Пойдем, присядем, – сказал Серый, – вон туда.
   Он указал на человека в костюме, сидящего на краю павильона почти возле деревьев. Человек с большим воодушевлением поглощал пельмени, запивая горячим кофе. Он сидел спиной к прилавку, но Вадим без труда узнал в нем Нестерова.
   – Привет, – сказал тот, когда Вадим подошел к столику. – Очень хочется иногда стать ближе к народу, посидеть в простом заведении и поесть простых русских пельменей.
   – А обычно чем питаетесь? – спросил Вадим, присаживаясь за стол.
   – По индивидуальному меню. На домашние разносолы нет времени, а вера в горячие сосиски с кетчупом убита на корню.
   Нестеров довольно быстро управился с блюдом. Когда он отодвинул от себя пустую тарелку, Вадиму принесли рулеты, салат и чай. Все это выглядело довольно аппетитно и даже не вызывало подозрений в смысле качества.
   – Угощайтесь, – сказал Нестеров, – здесь неплохо готовят, а я привык иметь дело с людьми, которые плотно пообедали.
   Вадим неторопливо приступил к трапезе. За столик присел Серый, а два его приятеля облюбовали соседний. Нестеров пил кофе и листал записную книжку, изредка бросая сосредоточенный взгляд в сторону колеса обозрения.
   – Я так понимаю, – сказал Вадим, – вы хотите продолжить переговоры.
   – Да, – улыбнулся Нестеров.
   – Тогда давайте ваши аргументы.
   – Да какие там аргументы, о чем вы! Избирательная кампания в самом разгаре, задействованы десятки и даже сотни людей, зарабатывающих на ней неплохие деньги. Все при делах и все довольны.
   – При этом на наши бедные головы сливаются тонны всякого дерьма. Вы предлагаете мне в этом поучаствовать?
   – Я предлагаю вам зарабатывать вашим талантом.
   Вадим прекратил жевать.
   – Зарабатывать чем?
   – Талантом, – терпеливо повторил «консильери Корлеоне». – Вашу передачу слушают много людей, и в своем жанре вы будете покруче, чем звезды кино, рекламирующие чипсы.
   Нестеров кивнул Серому. Тот сразу заговорил, как справочный автомат на вокзале:
   – Твоих пластинок легально продано три сотни штук. Такого из местных не добивался никто. Книга Шестопалова после твоих роликов ушла влет, хотя перед этим пылилась под столом несколько месяцев. Рейтинг «Пилота» пополз вверх только потому, что три раза в неделю выходит в эфир твоя программа. Интервью, репортажи, фотографии в газетах… Продолжать?
   Вадим и не думал краснеть.
   – Спасибо, не надо.
   – Ну что ж, даже и этого достаточно, чтобы заинтересоваться вашими возможностями, – сказал Нестеров. – Согласитесь, для столь короткого срока результат впечатляющий, и мы теперь тоже хотим с вами подружиться.
   – Хотите, чтобы я прочитал ваши тексты в рекламных роликах, так?
   – Совершенно верно.
   – Дело ограничится только этим?
   Нестеров вздохнул.
   – Разумеется, аппетит приходит во время еды, но полагаю, что мы займемся только записью рекламы, участием в пресс-конференциях, общением с журналистами и тому подобным.
   – Вот даже как! Ходячий рупор?
   Нестеров желал продемонстрировать свое дружеское расположение, поэтому негромко засмеялся. Серый тоже изобразил некое подобие улыбки, только ему не совсем удалось скрыть свои истинные эмоции – нетерпение и презрение.
   – Рупор – это метко сказано, – произнес Нестеров. – Однако не в моих силах будет убедить вас, если вы откажетесь.
   – А кто сказал, что я откажусь?
   Нестеров прищурился. Разговор принял неожиданный оборот.
   – Вадим, дело серьезное. На карту поставлено очень многое.
   – Я понимаю. И в связи с этим возникает любопытный вопрос: кто вас навел на меня?
   – Что вы имеете в виду?
   – То, что не хочу играть в кошки-мышки. Нельзя поставить на карту итоги выборов только из-за вредности какого-то диктора. Вы всё знаете, и мои диски с книгой Глеба тут ни при чем. Кто вас навел?
   Нестеров попал в сложное положение. Изображать наивного албанского мальчика более бессмысленно.
   – Мы вас нашли, и остановимся на этом.
   – Давно?
   – Остановимся на этом, – повторил Нестеров. – Давно или недавно – не имеет большого значения. Мы предлагаем вам сделку: десять тысяч долларов за серию ваших обращений к народу от имени Лесневского и полная свобода по окончании выборов. В противном случае…
   – Что?
   – Мы потратили на вас много времени и средств. Не ваша вина в этом, но и я хочу сделать свою работу. Нам остается договориться.
   Вадима ответ не устроил. Он бросил вилку и нож на стол.
   – Я спрашиваю: что – в противном случае?
   Подал голос Серый:
   – Ты очень сильно расстроишься. Эту девушку, над которой ты поэкспериментировал, зовут Лариса? А пацана, кажется, Максим?
   Вадим помрачнел. В этот момент он готов был по-настоящему испугаться и разозлиться одновременно.
   – Заткнись, идиот, – коротко бросил Нестеров. – Иди, погуляй.
   Серый нехотя поднялся. Прежде чем уйти, он бросил еще один липкий взгляд на Вадима: «Ты мне не нравишься».
   – Не слушай его, – сказал Нестеров. – Это рядовой, который никогда не получит даже ефрейтора. У Лесневского таких много.
   Теперь стало заметно, что он сам волнуется не меньше, чем его собеседник, и отсутствие зрителей позволило ему ненадолго сбросить маску. По крайней мере, он хотел, чтобы это выглядело именно так.
   – Знаешь, Вадим, я закончил юридический, много практиковал, перекопал такое количество мусора, что хватило бы на десяток биографий. И все это – чтобы достичь того, что у меня есть. Я профессионал. Мне плевать, кто такой Лесневский и зачем ему кресло мэра, у меня таких штук десять было. Я просто выполняю свою работу. Ты понимаешь?
   Вадим кивнул.
   – Таких персон, как Лесневский, можно протолкнуть на любой государственный пост, несмотря на туманное прошлое и мутное настоящее. У нас это происходит сплошь и рядом, в любом месте, под любой крышей. В стране, где уголовники и антисемиты занимают места в парламентах, а прокуроры работают мальчиками по вызову, возможно все. Профессионалам остается работать.
   Вадим оставался мрачным. Ему был неприятен этот разговор, но нужно было что-то говорить.
   – Знаешь, товарищ, – сказал он, – именно благодаря таким не очень брезгливым профессионалам все это и происходит. Все это наших собственных рук дело.
   Непоколебимый взгляд Нестерова померк. Консильери дрогнул. Очевидно, он понял, что ему больше нечего сказать, оставался последний аргумент:
   – Речь идет о хорошей сумме денег.
   – О хорошей сумме… Давайте тогда уж двадцать.
   Нестеров смутился.
   – Двадцать?
   – Да. Плюс гарантии того, что вы оставите меня в покое и уж тем более не будете давить на меня, угрожая близким мне людям.
   – Их никто не тронет, – сказал Нестеров, но в голосе слышалась предательская неуверенность. – Их никто не тронет, если все пройдет нормально.
   – А с чего вы взяли, что все получится?! Кто вас в этом убедил?
   Нестеров развел руками.
   – Выбора у нас нет, приходится брать на веру. Может быть, у Лесневского есть шансы пробиться и без твоей помощи, но они очень малы, несмотря на мои старания.
   Вадим немного успокоился.
   – Понятно. Слушай, ты сам-то откуда?
   – Я москвич.
   – А я местный. И я не хочу, чтобы мэром у нас был этот урка.
   Нестеров вздохнул, поднял свой кейс.
   – Победит в любом случае урка. Собственно, других в вашем городе я пока не встречал… Итак, Вадим, двадцать тысяч долларов – последняя цена. После кампании я уезжаю домой. Если тебе станет противно жить здесь под его чутким руководством, позвони мне, и мы что-нибудь придумаем. Уверен, я найду тебе применение.
   Вадим едва сдержал ухмылку. «Я найду тебе применение» – эту теплую и обнадеживающую фразу он слышал не впервые. Произносилась она с разными смысловыми оттенками и, как правило, ни к чему не обязывала. Пожалуй, единственным, кто действительно нашел применение, был Шестопалов.
   «Глеб – хороший, Нестеров – плохой?».
   – Половина авансом через час, вторая половина – после оглашения результатов выборов. На «Пилоте» уже все оплачено, осталось получить твою подпись.
   Вадим вскрыл пакетик чая, опустил в чашку с кипятком. Спросил:
   – Бумаги у тебя с собой?
   – С собой. В типовом договоре оговорена другая сумма, значительно меньшая. Остальное ты получишь под расписку.
   – Дай мне две минуты.
   – Дам десять. Думай.
   Нестеров не спеша направился к темно-синему «Опелю», стоявшему недалеко на парковке. Из машины гремел «Ленинград», рядом стояли парни, стриженные под бобрик, и что-то бурно обсуждали. Вадим смотрел на них и думал, что технический персонал у команды Лесневского подобран соответствующий. Если он не захочет иметь дело с аккуратным и приятным на вид Нестеровым, то ему придется пообщаться с отморозками.
   Вадим использовал отведенное ему время по назначению. Он жестом подозвал Нестерова. Тот направился к нему. Очень медленно. Нельзя сказать, что Вадиму стало его жалко, но неприязни к нему он не испытывал.
   – Итак, твое решение?
   – Сначала ответь на мой вопрос: что будет, если Лесневский при всех моих стараниях этой осенью не станет мэром?
   Нестеров не отвел взгляд.
   – Мы просто расстанемся.
   Вадим вынул из кармана шариковую ручку.
   – Я тебе не верю.
   – Ты не оригинален.
   Андрей выложил бумаги.

   Взволнованный папа устроился недалеко от ажурной ограды детского сада, под мохнатым деревом неизвестной ему породы. Здесь его никто не заметит, зато сам он может видеть много. В «сектор обстрела» попало крыльцо здания, две площадки и скамейки возле центральной аллеи. На этих скамейках по утрам родители делали своим чадам последние напутствия, опаздывая на работу.
   Детские площадки долго пустовали. Только после полдника первая группа детей высыпала на зеленую лужайку перед крыльцом, но слишком мелкие были детки, и Максимка наверняка находился в другой группе. Игорь уже начал бояться, что не узнает собственного сына. У него была фотокарточка, но в таком возрасте киндеры взрослеют и меняются слишком быстро, за три года он мог превратиться во что угодно.
   Игорь закурил. Когда появилась вторая группа ребят, он бросил сигарету в кусты. Он нервничал, пожалуй, слишком сильно, сам удивляясь собственному возбуждению. Лариса обвиняла его в черствости, в отсутствии отцовских чувств, но ведь никуда они не девались, эти чувства. Вот они – в дрожащих пальцах, в поджилках спрятаны, просятся наружу, как будто их звали.
   Максима во второй группе тоже не было, хотя ребята здесь были постарше. «А ты уверен, что его тут нет? – думал Игорь. – А он вообще в этом садике? Может, она его перевела в какое-нибудь другое место, у нее это быстро: шлеп-шлеп – и ты уже на задворках, как ненужная вещь».
   Игорь собрался было развернуться и уйти, но тут показалась новая партия. Впереди всех вышагивал…
   О боже! Вот он!
   Игорь стиснул пачку «Честерфилда» в руках, как какую-нибудь обертку из-под плитки шоколада, вместе с сигаретами, в лепешку.
   – Сима, – пробормотал он, наблюдая за счастливым пацаном, спускающимся со ступенек под радостное гиканье сверстников. В руках у Максима был огромный пластмассовый автомат, а на голове болталась синяя бейсболка, повернутая козырьком назад. Слишком большая бейсболка. Неужели эти кретинки воспитательницы не могут ее подогнать по размеру!
   Игорь бросил пачку сигарет под дерево. Он следил за каждым шагом своего сына, за его беготней по площадке, за возней в песочнице. Он даже не заметил, как возле него остановился человек.
   – Хороший мальчик, правда же?
   Игорь обернулся. Рядом стоял коротко стриженый парень, вертящий на пальце автомобильный брелок с ключами.
   – Слушай, в чем кайф стоять тут, а не там?
   – Ты кто? – грубо спросил Игорь. Сейчас он меньше всего был настроен болтать с незнакомцами.
   – Конь в пальто. Долго собираешься выглядывать из засады? Почему не выйдешь и не заберешь мальчишку? Кстати, скоро уже как раз время.
   Игорь нахмурился. Вопрос попал в точку.
   – А тебе какое дело?
   – Никакого.
   – Чего встрял тогда?
   – Из любопытства. – Парень отвлекся от детской площадки и повернулся к несчастному папаше. – У тебя, кажется, проблемы?
   Игорь набычился. Руки сами собой скрутились в кулаки – как и всякий раз, когда он был пьян и ему кто-то при этом не нравился. Но, как назло, сегодня даже маковой росинки не попробовал.
   – Слышь, друг, не свалил бы ты отсюда, пока здоров.
   Незнакомец промолчал, но большим пальцем указал куда-то себе за спину. Проследив в том направлении, Игорь обнаружил темно-синюю иномарку и двух братков в салоне.
   Красноречивый ответ, ничего не скажешь.
   – Слушай, чего ты хочешь? – устало вопросил Игорь.
   – Протянуть руку помощи. Тебе же надо помочь?
   Игорь только хлопал глазами. Парень протянул руку.
   – Сергей. Как тебя звать, я знаю. Тебя кинули, пока ты на югах отдыхал. И знаешь кто?
   – Кто?
   – Не знаешь, – удовлетворенно отметил Серый. – Это хорошо, пока не надо, чтобы ты знал, а то все испортишь. Короче, поехали с нами, и я тебе постараюсь объяснить.
   – С вами? Сейчас?
   Игорь снова глянул в сторону компании в машине. Это был не его масштаб – братки, тачки. Он, пожалуй, просто мелкий хулиган.
   Боязно как-то.
   – Не волнуйся, – сказал Серый, – через пару часов ты будешь счастлив. Пошли, пошли.

16

   Вадим обзвонил всех, кто ему был нужен. Первым делом он узнал у Ларисы, все ли у нее в порядке, и, получив утвердительный ответ, попросил ее подъехать на студию. Потом он удостоверился, что Шестопалов сегодня может задержаться на работе, и велел найти Кирилла.
   К семи вечера все завалились в кабинет директора радио «Пилот». Перед этим Глеб обошел всех сотрудников станции и просил заниматься своими делами и не мешать. В эфире сидел проштрафившийся месяц назад ведущий Семен, в операторской дежурил незаменимый Паша, а за стойкой читала книгу Катя.
   В кабинете Вадим уселся на пол у стены. Собравшиеся, разумеется, удивились, но никто ничего не сказал. Сам Глеб сидел на своем вертящемся стуле, закинув ногу на ногу, а Кирилл, сегодня необычно задумчивый и малоразговорчивый, пристроился в углу возле магнитолы.
   – Лариса, не стой, проходи, – пригласил Глеб. – Вон на любой из этих стульчиков.
   Лариса чувствовала себя не в своей тарелке. К тому же, если бы у кого-то появилась мысль приглядеться к ней повнимательнее, то можно было заметить, что она чем-то подавлена.
   Глеб нажал на кнопку громкой связи.
   – Катюша, сделай кофе.
   – Сколько, Глеб Николаевич?
   Шестопалов обвел глазами гостей. Никто не шевельнулся.
   – Сделай четыре.
   Глеб почесал ухо. Он давно собирался задать Вадиму несколько вопросов, но тот, наконец, созрел сам.
   – Вадик, – сказал босс, – ты хотел рассказать нам что-то интересное?
   – Угу.
   – Ну, тогда валяй, здесь все свои.
   – И ничего, кроме правды, – лениво сморозил Кирилл. Он облокотился на тумбочку, подперев голову кулаком, отчего его лицо стало похоже на гармошку старого «Икаруса».
   – Глеб, – начал Вадим, – мне будет проще, если ты станешь спрашивать.
   – Ладушки. Для начала: почему они прицепились именно к тебе?
   – Потому что они каким-то образом узнали…
   – Узнали что?
   – Что я умею… – Вадим запнулся.
   – Это связано с тем, как легко ты вышел на теперешний уровень? – попытался помочь ему Глеб.
   – Да. Вернее, не столько с этим, как с другим. Мне кажется, они засекли меня гораздо раньше, чем я появился здесь…
   В дверь постучали.
   – Катя, заходи!
   Вошла секретарша с большим подносом, на котором каким-то чудом уместились четыре чашки с ароматным кофе, блюдце с печеньем и вазочка с сахаром.
   – Катюня, – сказал Кирилл, оживившись, – ты когда замуж пойдешь?
   – Вы уже спрашивали.
   – И что ты ответила?
   – Скоро.
   – Вот же черт!
   Эти переговоры ни у кого не вызвали эмоций, поэтому, когда Катя вышла, снова воцарилась тишина.
   – Вам никогда не приходило в голову, – наконец сказал Вадим, – почему я так быстро вошел к вам в доверие?
   Кирилл хмыкнул.
   Глеб насторожился.
   Лариса вздохнула.
   – Вижу, что приходило. Я могу ответить. Все дело в том, ребята, что мои слова вызывают у людей безграничное доверие.
   Кирилл фыркнул.
   – Вот так новость! Ты для этого оторвал меня от дел?
   – Вы не поняли. Люди верят мне, что бы я ни говорил. ВСЕГДА! Понимаете?
   У Ларисы что-то сверкнуло в голове. Что-то расплывчатое, как картинка на ненастроенном телевизоре. Летнее кафе, неоплаченное угощение… Кажется, она понимает.
   – И давно это у тебя? – поинтересовался Кирилл.
   – Похоже, всю жизнь.
   – Ого. – Толстяк вылез из убежища, чтобы забрать свой кофе. – Ты экстрасенс?
   – Киря, помолчи, дай ему сказать, – вмешался Глеб.
   – Я говорю, что это происходит со мной всю жизнь, сколько себя помню, – продолжил Вадим. – Я не знаю, как это называется, но это есть.
   – В чем конкретно это проявляется?
   – Да господи! Показать?
   – Давай.
   Вадим подошел к столу, придвинул к Глебу телефон.
   – Звони в нашу столовую, закажи пиццу.
   Шестопалов посмотрел на него как на идиота.
   – Ты проголодался?
   – Звони.
   – Не получится. Столовка внизу скоро закрывается, они принимают заказы только до пяти.
   – А ты позвони. – Вадим был непреклонен. – И будь понастойчивее.
   Глеб нехотя снял трубку, набрал номер. Все наблюдали за этим молча.
   – Алло! Здравствуйте, пиццу можно заказать?.. Уже поздно? Ну, я понимаю, но, может быть, сделаете исключение?.. С переплатой… Мы тут, на третьем этаже… Совсем никак? Может, готовая есть?.. Ну, извините. Всего доброго!
   Шестопалов развел руками.
   – Извини, Вадик, съешь печеньку.
   Тот вместо ответа снова взялся за телефон, набрал тот же номер. Теперь на лицах зрителей появилось какое-то подобие любопытства.
   – Здравствуйте, – сказал в трубку Вадим, копируя интонацию босса. – Пиццу можно заказать?.. Поздно? Я понимаю, но, может быть, сделаете исключение?.. С переплатой… Да… Да… Это займет у вас совсем немного времени… Да, конечно… Ну, скажем, с ветчиной… Есть готовая? Замечательно. Мы на третьем этаже института. Да, радио «Пилот». Спасибо большое, ждем.
   Вадим опустил трубку на аппарат, оглядел присутствующих взглядом, в котором торжества было меньше, чем усталости.
   – Поздравляю, – выдавил Кирилл, – умеешь убеждать. Только чуда я в этом не вижу.
   – Подожди, когда пиццу принесут, – отмахнулся Вадим.
   Заказ принесли через десять минут. Миловидная девушка в униформе кафе – оранжевом передничке с рисунком бегемота – вошла в кабинет, поставила на стол вкусно пахнущую коробку и уставилась на мужчин.
   – С вас сто тридцать два рубля, – сказала она. Никто не шелохнулся. Даже Кирилл не полез в бумажник, хотя он делал это даже в тех случаях, когда его никто не просил.
   – Кхм, – сказала девушка.
   К ней подошел Вадим.
   – Мы должны заплатить прямо сейчас?
   – Ну, а как же еще…
   – А вы до которого часа работаете?
   – Через сорок минут закрываемся.
   – Хорошо. Тогда давайте поступим следующим образом. – Вадим взял ее за локоть и направил к двери. – Мы занесем вам денежку перед самым закрытием.
   Девушка остановилась.
   – Здрасьте, как это?
   – Ну, вот так.
   – У нас так нельзя.
   – Я верю. Как вас зовут?
   – Лена.
   – Леночка, через полчаса я спущусь к вам в кафе и лично отдам сто тридцать два рубля. Как вас найти?
   Девушка поразмыслила немного, затем, пожав плечами, ответила:
   – Ну, за стойкой. Только если вы обязательно занесёте, а то у нас касса…
   – Обязательно занесу! – Вадим открыл дверь. – Спасибо вам огромное, спасли от голодной смерти. Скоро увидимся.
   Когда официантка удалилась, Вадим снова опустился на пол у стены.
   Присутствующие сначала помалкивали, потом Глеб чиркнул зажигалкой.
   – Ладно, убедил, – резюмировал он. – Я знаю хозяина кафе. Редкостный жмот, и персонал у него такой же.
   – Каким бы жмотом он ни был, – откликнулся Вадим, – это самое простое, что я мог вам сейчас показать. Если не достаточно, могу пригласить сюда Катю, и вы узнаете, какого цвета у нее трусики. Хотите?
   Глеб замотал головой.
   – А я все равно не понимаю, в чем прикол? – воскликнул Кирилл.
   – Я уже сказал вам, – произнес Вадим, – что люди доверяются мне почти безоговорочно. Я могу обслуживаться в кредит почти в любом кафе, могу соблазнить любую девушку (Лариса при этих словах опустила голову), могу заставить людей покупать книги, слушать музыку и…
   – … и убедить их выбрать того мэра, на которого ты укажешь, – закончил Глеб.
   – Да! Наконец-то вы поняли! И не только мэра, но и…
   Теперь уже не просто повисла тишина. Теперь даже из соседних кабинетов не доносилось ни звука, хотя обычно в это время на студии обязательно звучит какая-нибудь музыка.
   – Да, в принципе, кого угодно могу заставить выбрать…
   Вакуум в кабинете уже можно был потрогать руками.
   Все присутствующие вдруг поняли очевидную и простую вещь, которая давно лежала на ладони. Все трое уже привыкли к мысли, что парень, которого они случайно встретили, оказался чертовски способным и обаятельным. Кирилл вспомнил, что сразу заинтересовался компакт-диском, подсунутым ему на пьяной вечеринке, Глеб перестал беспокоиться о продаже своей многострадальной книги, а Лариса… она теперь пребывала почти в шоке.
   – Да ты страшный тип, оказывается, – произнес Кирилл.
   – Если бы я был страшным типом, я бы не работал последние два года на парфюмерном складе и не жил бы в съемной квартире.
   – Логично, – сказал Глеб. – Вадик, а у тебя разве никогда не бывает осечек?
   – Очень редко. Когда я в свои слова не вкладываю даже чуточку собственной веры. Мне нужно верить самому, и тогда человек свернет для меня горы.
   – Ты можешь дать таксисту червонец и доехать отсюда до аэропорта? – спросил Кирилл.
   – Нет. Я не занимаюсь гипнозом, люди просто мне доверяют! Как себе! Я не могу выдать червонец за сотню, заставить написать мне в дипломе, что я летчик-космонавт, или бесплатно утащить из магазина телевизор. Я должен быть адекватен обстоятельствам, тогда все работает.
   Вадим посмотрел на Ларису. Он хотел ей что-то сказать, но не мог сделать это сейчас.
   – А что у нас в случае с Лесневским? – продолжал допрос Глеб.
   – Они утверждают, что отстанут от меня сразу, как только получат свое. Но я им не верю.
   – И правильно. – Кирилл принялся расхаживать по кабинету, сунув руки в карманы. – Только, извини, дружище, но я сам не очень верю в то, что сейчас услышал. Если это правда, то почему я до сих пор сомневаюсь?
   – Ты перестанешь. Иногда мне приходится повторять дважды или трижды, чтобы люди «включились».
   – Включились?
   – Да, я называю это так.
   Кирилл покачал головой.
   – Бред какой-то. Ты специалистам показывался? Извини, конечно, но я пытаюсь представить, как все это выглядит. С тобой, наверно, трудно конфликтовать.
   – У меня вообще никаких проблем быть не должно, – с горечью произнес Вадим, – только они почему-то появились. Эти типы нашли меня и уговорили, сказали, что на «Пилоте» все проплачено, дело стало только за мной.
   – Ты согласился? – спросил Глеб.
   – Да, у меня не было выбора.
   – Что значит «не было выбора»?
   Вадим промолчал. Он не хотел пугать свою любимую женщину.
   – Как ты намерен это сделать?
   – Я прочту ролики на «Пилоте», выступлю на ток-шоу, появлюсь на дебатах, потом поездим по встречам с избирателями. Моя задача – объяснить людям, что Константин Лесневский очень хороший парень, любит собачек, возится с детьми, много сил отдает заботе о ближних и вообще станет самым лучшим мэром за всю историю нашего сраного города.
   У Кирилла глаза поползли на переносицу.
   – Я утрирую, – поспешил успокоить его Вадим, – но смысл примерно такой. На «Пилоте» пойдет другой вариант, но тоже косвенная агитация.
   – И дело выгорит?! – удивился Глеб.
   – Не знаю. Такую огромную аудиторию я еще не «включал», но мне кажется, что если я постараюсь, то у меня получится. Только все дело в том, что я уже взял деньги, а стараться мне не хочется.
   – Н-да, – протянул Кирилл. – А ты возьми и скажи им, что не можешь, что не выйдет у тебя ни хрена. По твоей логике, они должны поверить.
   – Не совсем так. Ты забыл про адекватность обстоятельствам. Они уже знают, с чем имеют дело, и червонец за сотню мне уже не выдать.
   Кирилл еще немного поразмыслил.
   – Тогда отнесись к этому как к бизнесу.
   – Не хочу.
   – Почему?
   – Долгая история.
   – А мы не спешим. – Кирилл переглянулся с Глебом. – Мы же не спешим?
   – Уже нет. Только надо оплатить пиццу.
   Вадим посмотрел на Ларису. Та думала о чем-то своем, и, судя по выражению лица, мысли ее посещали неприятные.
   – Лариса, – сказал парень, – я хочу, чтобы ты тоже послушала.
   Она не ответила.

   Вадим выдал все, что смог вспомнить и объяснить. Многое оставалось за гранью и его понимания, чего-то он просто не знал и уже не мог ни у кого спросить, но в целом картина получилась более-менее ясной. Его друзья слушали молча, выкуривая сигарету за сигаретой, и хотя рассказ занял не так уж много времени, кабинет продымился настолько, что пришлось открыть оба окна.
   – Мой сосед, с которым мы очень дружили, дядя Петя, рассказал мне, что в ночь, когда я родился, на город падала какая-то звезда. Туфта, конечно, и я тогда только посмеялся, потому что дядя Петя был фантазером и частенько меня развлекал подобными сказками. Просто случились необычные для нашего региона атмосферные явления, которые вызвали небольшой переполох в городе. Что-то вроде северного сияния, только по-другому. Если хотите, статью можете найти в публичной библиотеке. Газета «Зауралье», январь семьдесят пятого, число точно не скажу. Да и пару лет назад что-то об этом писали… Так вот, дядя Петя пару раз пытался мне внушить, что это был знак, какая-то отметина, и что мне повезло родиться именно в эту ночь и в этот час. Мне одному. Я потом спрашивал у матери, но она всегда была до предела загружена – и физически, и морально – и ей было не до этих фантазий. Словом, я посмеялся и забыл. Мне было тогда одиннадцать лет.
   Потом я что-то начал замечать. Я приносил «тройки» из школы, приносил жирные «неуды» за поведение – не за то, что носился по классу и плевался из трубочки, а за то, что смотрел в окно на снегирей – а когда рассказывал матери путаные истории об учительской несправедливости и о том, что я вообще самый умный мальчик в школе, она мне верила. Я рассказывал ей то, во что хочется верить одиннадцатилетнему мальчишке, и она все это принимала и ходила на собрания в школу с высоко поднятой головой.
   Потихоньку я перетащил на свою сторону всех своих любимых учителей. Знаете, несмотря на то, что мне было интересно учиться, я был невероятно ленивым. Я мог не сделать домашнее задание, не принести контрольную, не выучить стихотворение. Обычно в таких случаях нормальный школьник потихоньку скатывается вниз, но меня прощали: давали время подготовиться, предоставляли отсрочки, закрывали глаза на мое явно «не пионерское поведение», когда я отлынивал от сбора металлолома. И все это происходило только потому, что я витал в облаках, а придуманные легенды выдавал за действительность. И мне верили.
   В школе я делал это неосознанно, я еще не понимал, что со мной происходит и почему мне так дико прет. Только в институте я врубился, что значила фраза «родиться под счастливой звездой»… (после этих слов Вадим долго молчал). Я потихоньку начал пользоваться успехом у однокурсников и однокурсниц, у преподавателей и уборщиц, у методисток и вахтеров. Я учился на психолога, но теория меня не привлекала. Начал скучать. А потом у меня появился друг… Витя Колбасов… самый лучший друг. Такой же интеллектуал-раздолбай, как и я. С ним мы создали группу, играли в ресторане, на студенческих дискотеках. Тогда очень модно стало играть рок-н-ролл, особенно что-нибудь ленинградское, под «Кино» с «Алисой». Два курса проучились, проваляли дурака, два волосатых дебила. Концерты, посиделки, портвейн, девочки… богема. У обоих была отсрочка от армии, оба могли спокойно выполнять учебную программу и не бояться вылететь из института. Но только Витя об этом как-то подзабыл… и покатился. Впрочем, и я следом за ним.
   У него был шанс – засесть за учебники и наверстать. Я ему старался помочь, хотя и сам тогда барахтался, как котенок в пододеяльнике. Мы прекратили все загулы, все выступления, мы сидели как проклятые по ночам. И в какой-то момент Витя сказал, что одной зубрежкой дело не решить. Надо дать взятку декану, сказал он, и пошел собирать деньги.
   Семья у Витька была небогатая. Да кто вообще был тогда богатым, в начале девяностых. Я как вспомню эти карточки, эти очереди, которые надо было занимать с пяти утра, номерки на ладонях, так меня просто вырубает… Все так жили. И Витькина семья тоже. Представляете, какая у них была реакция, когда он с такой помятой физиономией нарисовался и попросил найти побольше денег, чтобы защитить свою задницу от вылета из института и автоматического попадания в армию. Шок!.. Естественно, денег ему не дали, а воровать он не умел, честный был парень, совестливый, хоть и непутевый. Единственная надежда – на меня.
   Помню, как он меня упрашивал: «поговори с деканом, наплети ему что-нибудь, пообещай, у тебя это хорошо получается». А я шапкозакидательный тогда был, смотрел на все через розовое стеклышко, согласился быстро, да еще и ума хватило успокоить его, типа «не ссы, все будет чики-пуки!». Идиот, лучше бы я ему отказал…
   Пошел я к декану. Положение было такое – либо пан, либо в армию. Уходить на службу Витьке было нельзя, и я не мог этого допустить. Не тот он человек, если вы понимаете, о чем я. И дело даже не в том, что он не смог бы за себя постоять. Просто таких, как он, в армии ждет полный провал. Худенький интеллигент, тонкие пальчики, Пушкин, Пастернак, Джим Моррисон. Наша рабоче-крестьянская перемалывает все это в фарш. И вот пошел я разговаривать, потому что выбора уже не было.
   Поговорил…
   Не получилось у меня ни черта. Это был первый случай, когда моя чертова «звезда» подсказала мне, чтобы я не занимался ерундой. До сих пор я успел навешать людям лапши на уши столько, что хватило бы на целый макаронный завод. И здесь я тоже пошел закидывать шапкой, думал, что стоит мне только сказать пару слов, как все мы будем уже на пятом курсе с красными дипломами.
   С одной стороны, я, наверно, должен благодарить судьбу за этот урок, но с другой стороны, слишком дорогой ценой я оплатил обучение. Пострадал не я. Хм, «пострадал»… не то слово.
   (Здесь Вадим снова умолк, проверил пачку сигарет и, убедившись, что она пуста, вернулся к рассказу).
   Декан мне не поверил. Я не знаю почему. То ли я не слишком убедительно врал, то ли не проникся самой идеей настолько, чтобы донести ее до другого человека. У меня до сих пор нет никаких мыслей по этому поводу. Суть в том, что декан послушал, покивал и сказал, что еще потерпит наше наплевательское отношение к учебе. Пару месяцев потерпит, а потом будет наказывать. Но он схитрил, выгнал нас через неделю, без лишних слов. Обоих!
   Этот чертов профессор стал, пожалуй, первым человеком, которого я не смог «включить».
   С Витькой мы переписывались полгода. Он жаловался, что ему плохо: «деды» бьют, офицеры на стройку гоняют, автомат два раза всего держал в руках, стрелять не научился, за что опять же получает от «дедов» за плохие показатели взвода. Писал, что вечерами с ужасом ждет «концертов по просьбам слушателей» – это когда старослужащие вылавливают молодых, владеющих инструментом, сажают к себе на кровать и гоняют по всему народному репертуару. Витька, как назло, не знал ни одной песни о «девчонке, которая ждет солдата, грызет подушку, а потом выходит замуж за студента-мажора». Витька пытался петь Майка Науменко и Башлачева, и выступления заканчивались в умывальнике над раковиной с кровью. Сами понимаете, каково ему приходилось.
   Потом письма перестали приходить. Я сначала не переживал, потому что сам находился в такой же клоаке – ну, может, чуть получше – а потом мне мать написала, что Витьку привезли домой в цинке. Кому-то из пьяных в дюбель дедов» во время очередного концерта не понравилось «Время колокольчиков», и он бросил табуретку. Помните армейские табуретки? Крепкие такие, тяжелые…
   Он ко мне сейчас по ночам стал являться. Давно его не видел, а тут вдруг зачастил. Подходит и смотрит, как я на гитаре играю, пытается что-то сказать, губами шлепает, а звука нет, как будто кто-то шнур из гнезда выдернул.
   Теперь я знаю, как работает слово. Вернее, как оно стало работать. Почти девять лет старался никому ничего не обещать. Спрятался, укрылся… работал грузчиком, экспедитором, продавцом, даже секретарем-референтом, на складе вот этом дурацком посидел… А потом вдруг подумал, что мне уже под тридцать и ни фига не происходит. Записал компакт-диск с приятелем. А потом встретил Ларису на лавочке в центре. Она плакала, и я подумал…

   – А! – махнул рукой Вадим. – Какая разница, что я подумал!
   – Действительно, – вымолвил Кирилл, разделываясь с последней сигаретой.
   Все о чем-то думали. Глеб теребил чайную ложку, переводя затуманенный взор с вентилятора на улицу за окном, Лариса изучала свои туфли. Если Вадим и ждал какой-то реакции, то явно не такой.
   – Чего притихли?
   – Знаешь ли, – решил подать голос Кирилл, – один мой товарищ так долго переживал из-за мелочной ссоры с мамой, что к сорока годам спился и умер под забором. Винишь себя?
   – Да.
   – А почему?
   – Потому что… – начал Вадим, но споткнулся. У него никто никогда не спрашивал «почему», потому что спросить было некому. Стало быть, и ответа на этот вопрос он не знал. – У тебя есть другие варианты?
   – Есть. Дорогой мой, ты сделал свое «Время Луны» телефоном доверия, спасаешь людей от депрессии, наставляешь на путь истинный, и в большинстве случаев ты для них просто мессия. А в себе самом ты ориентируешься как в туалете без лампочки – ссышь мимо унитаза. Извини, Лариса…
   Кирилл добродушно улыбнулся.
   – Мой вариант такой. Мне искренне жаль, что так вышло, но ты не можешь брать ответственность за засухи в Гондурасе, за землетрясение в Армении и за выбор, который сделал твой друг. И здесь ни при чем ни твой дар, ни ваш декан, ни наша доблестная армия. Вопрос закрыт. Надо думать, что делать дальше. Вот что ты собираешься делать?
   Вадим пожал плечами.
   – Нестеров сказал, что нужно встретиться с Лесневским.
   – Когда?
   – Послезавтра.
   Кирилл обернулся к хозяину кабинета.
   – Глеб, у тебя что?
   Шестопалов оставил в покое ложку, прокашлялся.
   – По договоренности с Нестеровым через два дня у нас пойдут ролики «Лес-фарм». За оставшееся время надо их записать.
   – Хорошо. Что дальше?
   – Дальше веселее, – сказал Вадим. – По контракту после встречи с Лесневским я должен подготовить тексты выступления для телевидения.
   – Когда эфир?
   – У них будет два вечера на «Неон-ТВ», в среду и пятницу, потом один вечер на областном. Получается, первый – через восемь дней.
   – Понятно. – Кирилл сунул руки в карманы и начал раскачиваться на каблуках. В сложившейся ситуации кто-то должен был взять на себя бразды правления.
   – Значит, у нас есть восемь дней. Так, Вадик, встречайся с Лесневским, пиши ролики, готовь тексты. Не суетись и особого рвения не проявляй. Глеб, пойдем пошепчемся.
   Шестопалов кивнул. Вдвоем с Кириллом они покинули кабинет, оставив молодых людей наедине.
   Вадим смотрел на Ларису и ждал, что она скажет. Он ведь так быстро внушил ей доверие, что это не могло остаться незамеченным. А уж теперь, после столь эффектного самодоноса, судьба могла снова повернуться к нему своей филейной частью.
   Лариса, наконец, обратила на него внимание. Вадим взволновался, увидев ее игриво вскинутую бровь.
   – А ты, оказывается, порядочный сукин сын.
   – Какой есть.
   – Значит, хочешь узнать, какого цвета трусики у Кати?
   – Я и так знаю… они у нее из брюк вылезают. – Вадим выдохнул, едва удерживаясь от бурного проявления эмоций. – Ларис, не сбегай от меня сейчас.
   – А потом – можно?
   – А потом ты не сможешь.
   – Пустишь в ход свое обаяние?
   Вадим опустил голову. Зря он сегодня разоткровенничался, напрасно притащил сюда Ларису. Все испортил собственноручно, болван!
   – С тобой все честно. Я тебя люблю.
   Он умолк. Больше ему нечего было сказать, да и не хотелось.
   Лариса подошла к нему, положила руки на плечи.
   – Взаимно… добрый волшебник.

   Тем временем в продакшн-студии мужчины, выгнав в коридор Пашу, приступили к наметке плана действий. Приступили своеобразно.
   – Парню надо помочь, – сказал Кирилл.
   – Это я уже понял. Только как?
   – Жопой об косяк!
   – Только твоей жопой!
   – Заткнись и слушай папу! – Кирилл так душевно грохнулся на хлипкий стульчик, что тот едва не развалился. – Ты вляпался по самый си-бемоль, когда принял это дурацкое предложение.
   – А ты что говорил тогда, не помнишь? «Дери с него три шкуры, бла-бла-бла». Вот они с нас сейчас три шкуры и сдерут.
   – Ладно, уговорил, вместе вляпались. Только ведь есть и плюсы. Рекламные обороты увеличились – раз, рейтинг в плюс пошел – два. Климат на станции другой стал, люди увидели новую планку. Это тоже неплохо.
   – Никто не спорит. Только я чувствую себя так, будто меня за веревочку дергают.
   – Ничего, оторвем твою веревочку. Есть мысли?
   Глеб не хотел признавать, что вариантов у него не было абсолютно, но признать пришлось.
   – у тебя?
   Кирилл почесал небритый подбородок.
   – Может, есть, а может, и нету. По крайней мере, сейчас я ничего не могу обещать. Нужно время.
   – У нас есть неделя. Отказаться мы уже не можем. Даже если я разорву договор и верну деньги, Вадим все перечеркнул своей подписью.
   – Его припугнули.
   – Что? – не понял Глеб.
   – Его наверняка припугнули, и он не смог отказаться. Догадайся, чем его могли взять.
   Глеб включил мыслительный аппарат и через пару секунд пришел к выводу, что команда Лесневского – та еще сволота.
   – Вот же твари…
   – Ага. Только в милицию ты с этим не пойдешь. Остается работать.
   Кирилл даже не подозревал, насколько он близок по своим убеждениям с Нестеровым.
   – Пусть Вадик работает, как умеет, а мы будем думать.
   – Думай, мыслитель.

17

Шесть дней до телеэфира

   Предвыборный штаб Лесневского занимал весь третий этаж многоэтажного центрального офиса «Лес-фарм». В коридорах царило сонное спокойствие, словно не гавкала вражеская пресса, выплевывая слухи, кляузы и сплетни, словно не кружили вокруг конкуренты с толстыми кошельками и телефонами прямой связи с сильными мира сего, словно не шла речь о кресле чиновника, который в следующие четыре года будет почти полновластным хозяином крупного промышленного мегаполиса. Молоденькие секретарши и солидные референты, журналисты и охранники, даже уборщицы – все с отстраненным видом торчали в своих клетушках, перебрасывались шутками и в перерывах между бездельем пили чай. Когда Вадим вошел в «предбанник» хозяйского кабинета, он сначала даже растерялся.
   – Э, здравствуйте. К кому мне можно обратиться?
   Сидевшая у окна девушка в строгом костюме, не отрываясь от монитора компьютера, поинтересовалась:
   – По какому вопросу?
   – Мне назначено. Встреча с Константином Павловичем.
   Девушка все же подняла на него глаза, внимательно оглядела с головы до ног. Видимо, осталась довольна осмотром, начала улыбаться.
   – Константина Палыча сейчас нет, но он будет через несколько минут. Вы – Вадим Колесников, если не ошибаюсь?
   – Не ошибаетесь.
   – Очень хорошо. Присядьте.
   Вадим так и не понял, что же хорошего в том, что он сюда приперся.
   Он присел на стульчик возле стены. Предбанник был тесный, но удобный. На собственные апартаменты хозяева никогда не жалеют денег. Вадим вспомнил, как в институте, который он тщетно пытался, заместительница декана срубала со студентов взятки, чтобы обустроить собственный офис. С отделочными материалами тогда была напряженка, да и не только с ними, но в личном кабинете этой хитро-мудрой женщины царил капитализм. И не беда, что в целом на факультете не хватало парт, плафонов, выключателей и еще тысячи необходимых мелочей, главное – рабочее место Марины Анатольевны. Она преподавала один из самых важных и сложных предметов, и получить у нее зачет или хотя бы «тройку» за экзамен можно было только через «добровольный благотворительный занос».
   – Вы так загадочно улыбаетесь, – сказала секретарша.
   – Извините, это я о своем.
   – Хотите чаю?
   – Кофе, если можно.
   – Можно и кофе. Одну минуту.
   Грациозным движением девушка повернулась на своем роликовом стуле к подоконнику, вынула из-за шторы банку «Чибо». Девушка была ничего себе, подумал Вадим, но могла бы проявить больше внимания к человеку, который сделает ее хозяина и работодателя крупным государственным деятелем. Прошло уже минут десять, и за это время он должен был выпить две чашки кофе, и не «Чибо», а свежесваренный…
   Вадим не успел закончить мысль. Коридорная дверь с шумом распахнулась, и в приемную вошла целая делегация дорого одетых и решительных мужчин. Одного из них Вадим узнал – Нестерова. Рядом с ним шел… блин, это он?
   Впереди шел сам Лесневский. Вадим видел его по телевизору, но лицо не запомнил. Теперь же он узнал его, что называется, «по запаху величия». Это действительно был Хозяин.
   – Здравству… – начал Вадим, но Нестеров знаком велел ему помолчать. Он хмурился. Очевидно, что-то произошло.
   В считанные секунды делегация, которую замыкал, судя по мощной фактуре, телохранитель, скрылась за дверью кабинета. Вадим так и остался сидеть в ожидании кофе.
   – Не переживайте, – сказала секретарша. – Скоро все выяснится.
   «Переживать, скорее, надо тебе», – подумал Вадим.
   И точно, раздался писк телефона на столе. Она сняла трубку, и через минуту ее томность как ветром сдуло.
   – Да… Хорошо… Сейчас иду…
   Она выскочила из-за стола и пулей вылетела в коридор. Вадим остался в одиночестве.
   «Похоже, у них что-то скопытилось», – подумал он. Заготовленная чашка кофе стояла на столике и призывно размахивала крыльями пара. Вадим решил не скромничать, протянул к ней руку.
   Открылась дверь хозяйского кабинета.
   – Привет, – сказал Нестеров. – Давно сидишь?
   – Нет. Когда меня примут?
   – Сейчас.
   Вадим почувствовал дрожь в коленях. Появилось знакомое и отвратительное ощущение, когда ты вроде бы не боишься, но в то же время невероятно сопротивляешься тому, что должно произойти. Он сделал глубокий вдох и не менее глубокий выдох. Дрожь не унималась, даже усилилась. Нестеров открыл дверь шире, пропуская его вперед. Вадим увидел Лесневского, сидящего во главе длинного стола перед ноутбуком. Хозяин выглядел хмурым и сосредоточенным.
   – Здравствуйте, – тихо сказал Вадим, переступая порог. Кабинет отличался от остальных помещений предвыборного штаба так же, как центральная площадь мегаполиса отличается от заводских трущоб: изящная отделка, дорогая мебель, ковровое покрытие и потрясающий свежий воздух.
   – Здорово, – небрежно бросил Лесневский. – Садись.
   Вадим устроился по другую сторону стола, как можно дальше от хозяина, но тому маневр не понравился.
   – Ближе садись, разговаривать будем, а не допрашивать.
   Несмотря на волнение Вадим не смог скрыть раздражения. Лесневский, в свою очередь, вероятно, умел читать по лицу.
   – С характером?
   Нестеров счел разумным не комментировать. Он сел по левую руку от Вадима – не напротив него, а рядом. Это либо не значило ничего, либо значило очень много.
   Охранник вышел из кабинета. Около минуты висело молчание. Лесневский изучал какие-то тексты на мониторе своего ноутбука и как будто никого больше не замечал. Однако это была только видимость.
   – Итак, молодой человек, – сказал он, переводя тяжелый взгляд на гостя, – ты уже в курсе всего и знаешь, чего мы хотим.
   – Да.
   – Поэтому давай сразу к делу. Аванс тебе выплатили?
   – Да.
   – Суммой доволен?
   – Да.
   – А еще слова какие-нибудь знаешь, кроме «да»?
   – Да.
   Лесневский ухмыльнулся.
   – Ты мне нравишься. Андрюха, добавь ему процентов десять.
   Нестеров кивнул. Улыбки ему сегодня давались тяжело.
   – Ладно, все меркантильные вопросы решаемы. – Лесневский откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. – Чем ты можешь быть нам полезен?
   – Встречный вопрос: что вы хотите от меня получить?
   – Работу по освещению нашей предвыборной платформы в средствах массовой информации.
   – Кхм… – Вадим не хотел тратить время на глупости. – Константин Палыч, здесь нет журналистов, давайте проще.
   Лесневский коротко кивнул Нестерову. Тот выложил на стол газету и сделал скромный комментарий:
   – Это вышло сегодня утром.
   Вадим мельком глянул на раскрытую полосу. Заголовок ни о чем конкретном не говорил: «Троянские кони вышли на водопой».
   – Что это?
   – Это так называемая независимая газета «Будни». – Лесневский подчеркнул слово «независимая» своей фирменной гримасой. – Статья посвящена бизнесменам, баллотирующимся на пост мэра. В их числе – мое имя.
   – В чем суть статьи?
   – В том, что один из этих крупных предпринимателей, став главой города, наложит свою волосатую лапу на экономику и инфраструктуру, дабы упрочить свое личное финансовое и политическое влияние.
   Вадим хотел сказать что-нибудь вроде «а в чем проблемы?», но заставил себя прикусить язык. Странное дело, но его руки сегодня определенно были спокойны, в отличие от коленок…
   – Если хочешь, потом почитаешь на досуге, – продолжал Лесневский, – но мой вопрос заключается вот в чем: сможешь ты найти убедительные контраргументы?
   «Легко», – подумал Вадим, но вслух ответил более чем осторожно:
   – Постараюсь. Но мне кажется странным, что вы вообще испугались этой статьи. Мало ли их вышло и еще выйдет. Их же никто не читает…
   – Никто ее не испугался, – нетерпеливо пояснил Лесневский. – Но в ней приведены факты, которые… которые…
   Он умолк. На помощь пришел Нестеров:
   – Факты, которые говорят о серьезной утечке информации в наших рядах. Вот это уже плохо.
   – Понятно. Вы хотите, чтобы я перечеркнул весь негативный эффект, который могут иметь подобные материалы?
   – Совершенно верно. Говорят, ты великий и можешь сделать это одним движением пальца.
   – Не пальца. – Вадим украдкой глянул на фамилию автора статьи: Иван Сорокин.
   «Кажется, я знаю, кто испортил воздух».
   – Слушай внимательно, и если надо, записывай, – сказал Лесневский.
   Он рассказывал долго, нудно, то и дело сбиваясь на отвлеченные темы и с трудом возвращаясь в прежнее русло. Пожалуй, подумал Вадим, если Лесневскому суждено стать мэром (дикая надежда мелькнула, что найдется способ этого избежать), то ему потребуется крутой спичрайтер, который смог бы облечь в нормальную человеческую речь все эти бандитско-фармацевтические неологизмы. Поначалу Вадим пытался запоминать, потом бросил это пустое занятие и стал рассматривать рисунки на портьерах.
   Когда Лесневский, наконец, закончил, парень выдохнул и деловито заметил:
   – Что ж, довольно подробно и обстоятельно. Я, пожалуй, использую этой в своей работе.
   Снова вмешался Нестеров:
   – Набросай примерные тезисы своих выступлений. Я еще дам тебе дополнительные материалы, буклеты и все остальное, что потребуется.
   – Угу. Я один буду говорить от вашего имени?
   – Нет, говорить будут все, – успокоил Андрей. – Но на тебя делается основной упор.
   – Эфиры прямые?
   Нестеров и Лесневский переглянулись, словно связанные страшной тайной.
   – Да, – отметил Андрей. – На областном, разумеется, пойдет запись, но «Неон-ТВ» уперлись рогом. Гендиректор Соколовский пытается усидеть на разных стульях и не может отказать себе в удовольствии осложнить нам жизнь…
   Вадим понимал, чего они опасаются. Прямой эфир контролировать трудно. Максимум, что можно сделать в экстренных ситуациях, это пустить рекламу, но и она не всегда спасает.
   – Прямой так прямой.
   – Ну, если больше нет вопросов, то ты свободен, – велел Лесневский таким тоном, словно вопросов быть не может никаких.
   Вадим не стал возражать.

   – Нет, нет и еще раз нет! – орал клубный промоутер Саша Кашин, захлопывая кейс с компакт-дисками. – Я продал тебя на неделю, аванс вы получили. Что за сюрпризы?!
   Лариса сидела перед ним на диванчике, смиренно потупив очи, а он носился по комнате, как ошпаренный кот, то и дело сметая со стола какую-нибудь безделушку. У него и так обычно все падало, ломалось и шумело, а теперь, когда благородное возмущение дошло до критической отметки, мебель маленькой рабочей комнатки Ларисы могла превратиться в дрова.
   – Саш, мне надо. Семейные обстоятельства. Найди другой коллектив, аванс я тебе отдам.
   – У всех обстоятельства. Что стряслось?
   – Игорь вернулся, – просто ответила она. По ее мнению, это было достаточное основание, чтобы улететь на Луну. Кашин перестал носиться, замер возле стола.
   – Твой каторжанин? И из-за этого я должен отменить четыре шоу?
   – Не надо их отменять. Просто найди других танцоров.
   – Да где я их найду?! Вы – звезды, народ уже персонально на вас пошел. В лучшем случае я смогу найти каких-нибудь самодеятельных студийцев, и мне потом такую неустойку впаяют!
   Лариса не сдавалась. Она продолжала понуро смотреть в пол и поглаживать подлокотник дивана, изображая потерявшую девственность комсомолку, которую разбирают на общем собрании комитета.
   – Ну, и что там твой Игорь? – вдруг поинтересовался Кашин.
   – Он уже не мой Игорь.
   – Понятно. Я всегда говорил, что он полноценный мудило.
   – Спасибо за поддержку, – усмехнулась Лариса.
   – С ним что-то не так?
   – С ним всегда что-то не так. Саш, я от него сбежала вместе с Максимкой, а он начинает меня искать. Я взяла отпуск за свой счет во дворце, но афиши на тумбах меня сдадут в два счета.
   – И ты предлагаешь…
   – И я предлагаю заменить хотя бы меня одну на время этих концертов. Ребята отработают.
   Кашин выразительно помотал головой – из стороны в сторону, как заведенная кукла.
   – Без тебя они развалятся. Я не могу этого допустить.
   – Значит, ты говоришь «нет»?
   – Два раза «нет».
   Лариса готова была заплакать. Саша присел перед ней на корточки.
   – Ларик, я все понимаю, но и ты меня пойми. Я без вопросов отпустил бы тебя и даже позволил бы надавать мне за это по шее, будь причина посерьезнее. Но ты элементарно перестраховываешься. Ничего он не сделает, этот твой бывший, а людям, которые покупают билеты, вообще плевать, какие у тебя проблемы. Я удивлен, что тебе это нужно объяснять. Ну?
   Он приподнял ее голову за подбородок.
   – У-у, да ты совсем раскисла.
   Лариса утвердительно шмыгнула носом.
   – Называй меня бесчувственным чудовищем, – продолжал Кашин, – но тебе же самой будет лучше, если ты перестанешь прятаться. Неужели всю жизнь собираешься от него бегать? Чем раньше вы встретитесь, тем быстрее ты его отфутболишь… ой, прям сопельки у нас по щечкам потекли…
   Лариса снова шмыгнула и… хихикнула.
   – Я вижу, ты согласна.
   – Дурак, – буркнула девушка, смахивая слезу.
   – Прогрессирую. Позавчера я был «жопой с ручкой».
   Лариса хихикнула громче, и это означало, что вопрос утрясен. Пожалуй, дэнс-группа «Фокус» отработает четыре концерта в крупнейшем клубе города, несмотря на всех неправильных мужей, бродящих за его стенами.

   На «Пилоте» снова суматоха. Едва прошла реорганизация – великий и ужасный начальник поменял местами всех ведущих, обновил репертуар и налег на раскрутку станции – как свалилась новая напасть: «Пилот» теперь участвовал в избирательной кампании.
   – Это кошмар какой-то, – ворчала новостница Маша Блинова, усаживаясь перед микрофоном. – Как можно эту муть читать!
   – Какую муть? – спросила Аня Гончарова. Они сидели в эфирной студии, готовились к выпуску новостей.
   – Про этого фармацевта. Ты послушай: «Льготное обеспечение лекарствами в областном центре будет контролировать компьютерная система. Право на льготы… ля-ля… с введением единого городского реестра льготников удается… ля-ля-ля… вот – инициатором внедрения компьютерной системы стала известная компания „Лес-фарм“, которая готова взять на себя все расходы». Ну, не дешевка ли?
   Маша не заметила появившегося в дверях начальника, а Гончарова не успела подать ей знак.
   – Как ты это назвала? – спросил Глеб.
   Блинову словно ткнули вилкой. Она подскочила на стуле, уронив листочек с новостями, и покраснела.
   – Глеб Николаевич, но ведь это безобразие! Это же джинса позорная, мы никогда этим не занимались! На нас ведь потом другие насядут.
   – Не занимались, а теперь будем, – отрезал Глеб. – А тому, кто скажет, что «Пилот» ангажировали, я разрешаю выцарапать глаза. Так, всё, обсуждение закончено… девчонки, будьте умницами.
   В продакшн-студии кипела другая работа. Паша монтировал ролик, от которого его уже начинало поташнивать. Когда в кабинет вошел Глеб, парень в сердцах выпалил:
   – Это не материал!
   – Что такое?
   – Им нужна подложка из «Эммануэль».
   – На какой текст?
   – На простатит.
   – Твою мать… Ну-ка дай.
   Паша протянул бумажку.
   – «Мужчинам нельзя простаивать без дела», – начал было читать Глеб, но уже на следующем предложении бросил текст в мусорную корзину. – Прервись, будем думать.
   Паша с нескрываемым удовольствием побежал за чаем.
   У Глеба голова шла кругом. Он разглядывал результаты последних исследований, согласно которым «Пилот» пошел в отрыв, и плевался, слушая в этот момент в эфире ролики компании Лесневского. Однозначно, в радиотусовке поползут сплетни, что недобитый идеалист Шестопалов позволил-таки себя купить, соблазнившись жирными избирательными долларами. Полный атас! Кирилл крутился под ногами и успокаивал: «Спокойно, мамаша, разберемся», – но конкретных действий не предпринимал.
   Глеб вызвал к себе всех рекламных агентов. В связи с изменившейся обстановкой требовалось поставить новые задачи. Во время беседы он заметил, что в глазах рекламщиков появился какой-то блеск. Они почувствовали, что «масть пошла».
   Иуды!..

18

   – Ночное шоу «Время Луны», программа для тех, кому, наверно, и скучно, и грустно, и некому лапу подать. В студии Вадим Колесников. У нас есть телефонный звонок. Алло, говорите, вы в прямом эфире.
   – Здравствуйте. Это Ирина.
   – Очень приятно, Ирина. Как вам погода сегодня?
   – Отвратительно.
   – Согласен. Не будь календаря, я бы решил, что сегодня уже поздняя осень.
   – Угу.
   – Что так грустно, Ирина?
   – Да как вам сказать…
   – Ну, уж как-нибудь скажите…
   – Плохо мне. Вчера похоронила отца.
   – Кхм…
   – Я не успела с ним проститься… Извините…
   – Ничего, Ирина, мы можем прерваться, если хотите.
   – Нет, все в порядке, я хочу поговорить…
   – Хорошо. Какие отношения вас связывали?
   – Непростые… Он нас с мамой оставил и ушел в другую семью.
   – Вы этого не приняли?
   – Я не знаю. Сейчас сложно сказать, но после того, как он ушел, мы практически не виделись. Мама тогда слегла в больницу с нервным срывом, а я не знала, что нужно делать. Да, вы знаете, я отца, пожалуй, ненавидела тогда.
   – А сейчас?
   – Сейчас мне плохо оттого, что мы не встретились вовремя, не поговорили, не попрощались. Я была ему очень нужна.
   – А сколько лет назад он… ну, он ушел к другой женщине?
   – Много. Десять.
   – И с тех пор вы никак не могли наладить отношения?
   – Да. Мы несколько раз виделись, о чем-то разговаривали, обменивались общими фразами. Больше ничего. А потом он серьезно заболел. Знаете, ведь я могла бы помочь, могла бы что-то изменить или хотя бы просто побыть рядом. Ведь столько лет прошло. Но я была… я слишком гордая была, чтобы простить… Я себе сейчас кажусь подростком, у которого все либо черное, либо белое. Я знаю, что он искал встреч, следил за мной, как я учусь, как взрослею. Писал мне письма, которые я только недавно прочла.
   – Вы не получили их вовремя?
   – Этого не хотела моя мать. Все время говорила: вот твой папашка то-сё, новая подружка надоела, ему домой хочется, вот он через тебя ко мне подбирается. Глупости… А письма я прочла всего несколько дней назад, нашла их в его доме. Мама их старательно возвращала обратно… Оказывается, папа очень сильно скучал, места себе не находил… и вообще все не так просто, как мне казалось… Мне бы прочитать это на пару месяцев раньше, и тогда бы что-нибудь я успела, ведь он был… он был хорошим, добрым человеком.
   – Ирина, сейчас уже ничего не изменить.
   – Я знаю!!! И от этого мне еще хуже…
   – Всё пройдет. Вам нужно что-то решить для себя самой и жить дальше. Но сначала поговорите с ним.
   – Как?!
   – Ну, вы сами почувствуете, как лучше это сделать… можете просто посмотреть на звезды. Или сходите к нему на могилу, побудьте с ним наедине. Он вас услышит. Знаете, мне кажется, иногда достаточно просто тихо поговорить, и наши близкие и родные, которые не с нами, обязательно услышат.
   – Да, наверно…
   – И не пытайтесь сдерживать слезы, это совсем не обязательно… До свидания, Ирина…
   Ну, что тут скажешь, друзья… Вот отчего так получается, черт его знает… Мы не видим людей вокруг нас и людей рядом с нами. Забываем сказать что-то очень важное. Забываем сделать, уповая на то, что еще есть время. А время может проделать такой кульбит… Нам не приходит в голову, что человека, которого сегодня обругали, послали к черту или просто чем-то ненароком обидели, завтра может уже не быть. И мы уже не сможем сказать ему «извини, дружище, промашка вышла»… Ни вы, ни ваши близкие не будут жить вечно, поэтому не разменивайтесь на мелочи.
   Это «Время Луны», с вами Вадим Колесников… Я напомню, что эта программа выходит при поддержке компании «Лес-фарм», производителе лекарственных препаратов на основе природных трав и экологически чистых продуктов. Оставайтесь с нами. Для всех полуночников после паузы – группа «Black»».

   Вадим снял наушники и бросил их на стол.
   – О, господи…
   Шестопалов стоял в дверях эфирной студии.
   – Успокойся.
   – Я пытаюсь. Но что-то плохо получается.
   Вадим вылез из-за стола, схватил пачку сигарет, долго пытался выудить одну, но сломал ее, полез за второй.
   – Человеку паршиво, он звонит, чтобы выговориться, а я ему цитрамон продаю… Неужели нельзя было продумать детали?
   – Сам виноват. Либо не надо брать такие звонки, либо переноси спонсорский текст в другое место.
   – Блин, не сообразил.
   – Будешь соображать в следующий раз.
   Глеб вздохнул. Таким разгневанным – нет, скорее, растерянным – он парня еще не видел. Осадить бы его, дать понять, что лишние эмоции лучше оставлять за пределами студии, но Глеб понимал, что Вадим в целом прав.
   – Я здесь покурю? – попросил парень, подтягиваясь, чтобы открыть окно.
   – Только сегодня.
   Глядя, как Вадим выпускает клубы дыма, Глеб думал, что он давно уже не такой молчун и скромник, каким казался вначале. Что-то сломалось. Скорее всего, он всегда был таким – резким, нестабильным, – но до сего момента находился в бессрочном отпуске.
   – Глеб, сколько у нас еще «Лес-фарма»?
   – Еще в двух программах, а потом тебе надо начитать обычные ролики. Не расслабляйся.
   Глеб собрался было идти к себе, но в дверях столкнулся с Пашей. Оператор был очень возбужден.
   – Вадик, тут еще веселее!
   – Что опять?
   – На проводе псих.
   – Какой еще псих?! Договаривались же!
   Паша покачал головой.
   – Лучше прими звонок. По-моему, обалдуй собирается спрыгнуть с восьмого этажа.
   У присутствующих отвисли челюсти.
   – Чего?!
   – Стоит с телефоном на балконе соседнего дома, смотрит вниз. Его видно отсюда.
   – Трезвый?
   – Не знаю, судя по голосу, вроде да. Может, просто придуривается, но фрукт занятный. Да посмотри сам из эфирки!
   – Ты спасателям позвонил? – спросил Глеб.
   – А надо было?

   – Не помешает. Беги, звони!
   Вадим прыгнул за стол, нацепил наушники и, прежде чем продолжать программу, бросил взгляд в окно. На другой стороне улицы возвышалась окрашенная в цвета российского флага девятиэтажка. На бортике одного из балконов предпоследнего этажа сидел человек. Сидел и болтал ногами.
   «Самоубийцы ногами не болтают», – подумал Вадим и вывел фидер микрофона на максимум.

   – Алло, говорите!
   – У меня приемник в спальне, я отсюда не слышу. Мы чего, в эфире уже?
   – Да, мы в прямом эфире, нас слушают. И я, кстати, вас вижу.
   – И я тебя… Привет!
   – Прекрасно. Представьтесь!
   – Александр.
   – Объясните нашим слушателям, где вы находитесь.
   – Хм… На краю своего балкона. Восемь этажей внизу… Ветер дует сильный, внизу трамвай проехал… последний, наверно, сегодня…
   – Что собираешься делать?
   – …прыгать…
   – Зачем? Лифт не работает?
   – Слушай, ты мне грубить будешь?!
   – Хамить? И не думал. Сколько тебе лет?
   – Много…
   – Сколько, спрашиваю?
   – Двадцать четыре.
   – И что тебя так скрутило в твои несчастные двадцать четыре, что ты сейчас из своей смерти решил шоу устроить?
   – …
   – Не молчи, а то наши слушатели решат, что ты уже на асфальте распластался. Они-то тебя не видят.
   – Нет еще… пусть потерпят.
   – Слушай, грустное будет зрелище: мозги от бордюра до бордюра, потом по ним машинки проедут – лужи крови, морда в лепешку. Обещаю, что хоронить будут в закрытом гробу.
   – … и хорошо…
   – Чего хорошего-то? Посмотреть не на что: протухший бифштекс. Был молодой красивый парень, а тут – цирк уродцев. Побыстрее зароют, и только скамейка возле могилы от раба божьего Александра останется.
   – Ты сволочь, Колесников… Я не за этим тебе позвонил, чтобы ты меня сейчас… тут…
   – А зачем ты вообще позвонил? В любви кому-то признаться? Осчастливить кого-то? Я тебе гарантирую, слушатели сейчас в бешенстве. Ты слышал предыдущий звонок от Ирины?
   – Ну…
   – Баранки гну! Чем ты слушал? Задницей? Ответь мне на несколько вопросов, только быстро, а потом делай, что собирался. Ты женат?
   – Нет.
   – Родители есть?
   – Есть. А какое это имеет значение?
   – Подожди! Ты с родителями в каких отношениях?
   – Ну… в нормальных.
   – Работа есть?
   – Есть.
   – Кем работаешь?
   – Водителем.
   – Зарплата какая?
   – А тебе…
   – Зарплата какая, спрашиваю!
   – Меня устраивает.
   – Машина своя?
   – Да.
   – Квартира?
   – Тоже своя. Двухкомнатная. Слушай…
   – Заткнись! Дальше: друзья есть?
   – Есть.
   – Пиво пьете во дворе по вечерам?
   – Ну, бывает. Гитару берем и…
   – Какие песни поете?
   – Блатные, в основном. Я кстати, терпеть их не могу.
   – Я тоже. Еще вопрос: друзей когда в последний раз видел?
   – Вчера.
   – Нормально посидели?
   – Ну, нормально… Э… Ты, это, слушай…
   – Последний вопрос: девушка есть.
   (Длительная пауза).
   – Александр, ты еще с нами? Не растекайся мыслию по древу.
   – Чего?
   – Ничего, это классика. Так есть девушка?
   (Пауза).
   – Нету… Ушла.
   – Тьфу, елки-моталки! Я так и подумал! Чего сказала, когда пошла?
   – Что я…
   – … чудак на букву «М» и тряпка, да? Как это предсказуемо! Слушайте, дорогие мои, у нас сплошные семейные разборки. Неужели нет других проблем? Купите себе ботинки на три размера меньше!
   – Хм…
   – Я все понял. Спасибо за звонок, Александр. Погоди пока, не прыгай… Всем радиослушателям скажу, что этот парень не подстава. По крайней мере, не наша. Я вижу его из окна нашей эфирной студии… вон он, змей, рукой маячит… Возможно, он действительно собрался прыгать, причем решил развлечь при этом всех нас. Итак, ритуальное самоубийство в прямом эфире радио «Пилот»!.. Давай, Саша, сигай! Только учти: уже через пару этажей ты будешь горько жалеть, что летишь вниз башкой, что уже никогда не попьешь пиво с друзьями, не сходишь в баньку, не сядешь за руль своей машины и, в конце концов, никогда не поимеешь женщину. Я тебе обещаю: на подлете к пятому этажу ты будешь любить жизнь так, как Казанова никогда не любил свое главное достоинство. Но будет поздно.
   (Пауза).
   – Ну, чего сидишь?
   – … гад ты, Колесников. Я хочу только одну женщину…
   – Саня, они физически все устроены одинаково. Ты бы хоть попробовал, что ли! Застрелиться-то никогда не поздно. Ну?
   – Погоди, тут ко мне в квартиру кто-то ломится.
   – А, понятно… Дорогие слушатели, сейчас этого парня будут отпаивать кипяченым молочком… Алло, Саша, давай-ка аккуратненько закидывай ножки обратно на свой балкон… ну? Аккуратненько, рукой веревку прихвати… вот так, умница. Слушай…
   – Да погоди ты!!!
   – Когда вломятся, дай трубочку кому-нибудь из этих ребят.
   (Очень длительная пауза, во время которой в эфире Мадонна тихо напевает «Как девственница»).
   – Служба спасения. Алло!
   – Это Вадим Колесников, радио «Пилот». Мы в прямом эфире, видим вас из окон института напротив. Как там наш самоубийца?
   – Хнычет. Кстати, от него разит.
   – Молодец, хорошо языком владеет… Ну, ладно, всё, спасибо вам, выручили.
   – Тебе тоже спасибо, трепач.
   – Ага. На радио «Пилот» – программа «Время Луны». После столь неожиданного поворота даже не знаю, что вам поставить. Ну, пусть это будет рок-н-ролл. Ленинградский. «Браво»!

   – Чудак на букву «М»? – переспросил Глеб – Литературный эквивалент не мог подобрать?
   Вадим расстегнул рубашку, мокрую от пота.
   – Как я его, а!
   – Ага! А если бы он скакнул?
   – Ни фига. Слишком долго болтал.
   – Много ты понимаешь….
   Глеб побрел к себе в кабинет. Эти ночные смены скоро его добьют.
   В холле он снова столкнулся с Пашей.
   – Вот это было круто!
   – Круто-круто.
   – И у нас кончился сахар! И кофе!
   Глеб полез в карман, вынул несколько купюр.
   – На, дорогой, возьми на весь отдел сахару, кофе, чая… и туалетной бумаги. И целый месяц я от вас не слышу жалоб.
   Паша вернулся к себе. Глеб проводил его задумчивым взглядом и усмехнулся: хоть кого-то в этом мире можно осчастливить с помощью бумажника.

19

Пять дней до эфира

   Иван Сорокин пребывал в прекрасном расположении духа. Он просто светился, причем это радостное сияние не могла затмить даже ссадина рядом с правым глазом.
   – Где это тебя? – поинтересовался Кирилл.
   – Митинговал немного на входе в секретное учреждение.
   – Может, тебе плеснуть на пару пальцев?
   – Чаю, пожалуйста.
   Кирилл ушел на кухню, а Ваня решил немного потерзать его двенадцатиструнную гитару. У Обухова был неплохой инструмент, приобретенный еще на закате перестройки в модном музыкальном салоне. Гитара пережила не один переезд, выдержала в баталиях с женой и даже уцелела после одного разбойного нападения, учиненного недоброжелателями Кирилла после его первого успеха в бизнесе.
   Ваня взял привычный аккорд ре-минор, потренькал немного, наслаждаясь прозрачным и чистым звучанием. Лицо его расцвело еще больше.
   – «А на черной скамье, – запел он, – на скамье подсудимых… моя девочка Нина… и какой-то жиган… это было во вторник»… Обалдеть! Кирилл, продай весло!
   – У тебя денег не хватит, – крикнул тот из кухни.
   – Когда ты мне заплатишь, я смогу купить у тебя не только гитару, но и джип.
   – Губу закатай!
   Кирилл появился в комнате, держа в одной руке чашку и тарелку с бутербродами.
   – Хватит нести чушь, говори по делу.
   – Злюка. – Иван отложил инструмент в сторону и с таким пылом накинулся на бутерброды, что Кирилл счел нужным поинтересоваться:
   – Может, тебе пожрать нормально? У меня там отбивные остались.
   – Тащи.
   – Только извини, они у меня холостяцкие, из супермаркета. Жена свалила, я теперь дома почти не обедаю.
   Пока Кирилл возился на кухне с микроволновкой, Иван вынимал из папки свои документы. Он разложил их на диване веером, в порядке очередности анализа – от наиболее важных до вспомогательных. Кирилл, вернувшись в комнату, присвистнул:
   – И это все о нем?
   – О нем, родимом, и не только. Знаешь, если всему этому дать ход, то наш Дядя Костя Фармацевт проведет большую часть жизни…
   – Забудь об этом, – перебил Обухов.
   – Ладно, – флегматично заметил Иван. – Но я, как Остап Бендер, потерял веру в человечество, занимаясь делом нашего подзащитного, да и фингал вот получил. Мне полагается надбавка?
   – Рассмотрим. Давай, что там у тебя?
   Иван отрезал кусочек отбивного, сунул его в рот и потянулся за первым листком.
   – Прежде всего, Лесневский задекларировал только две трети своих доходов.
   – Это не новость. Сейчас некоторые заинтересованные лица заливают дорогой виски в глотку председателю горизбиркома. К настоящему моменту, – Кирилл посмотрел на часы, – залито не менее литра. Думаю, подождем еще часок и что-нибудь узнаем.
   – На месте председателя я бы сломался уже на этой стадии. Если вискарь не поможет…
   – Ваня, давай дальше!
   – Угу. – Иван взял другой лист бумаги. – Короче, Лесневский начинал не честным кооператором при горбачевском режиме, как это принято у них сейчас рассказывать, а гораздо хуже. У него все же есть судимость за вымогательство, о которой так долго говорили большевики. Это раз. Снятое за недоказанностью обвинение в покушении на убийство – два. Проблемы с налоговой – три.
   – Откуда у него «Лес-фарм»?
   – У него? – Ваня как-то странно улыбнулся.
   – Чего ты скалишься?
   – Если говорить начистоту, то лично у него мало что есть.
   – Уверен?
   – А ты уверен, что Мавроди собирал с населения бабки чисто для себя?
   – Кхм, ладно. А в бумагах у тебя что?
   – А в бумагах – другая опера, по делу об убийстве, в заказе которого обвиняли Костю. Здесь копии судебных решений, показаний свидетелей…
   – ?!!
   – Не смотри на меня так и не спрашивай, сколько тебе это стоило. Сразу скажу – много.
   – Знаешь, парень, – сказал Кирилл, – на бампер от джипа ты уже заработал. Рассказывай.
   – Дело было так. В марте девяносто девятого неожиданно отдает Богу душу прямо у себя в кабинете известный инженер и владелец конструкторского бюро «Полет» Кузьмин Николай Александрович. Помнишь такого?
   – Помню. Его КБ делало отличную диагностику для бюджетных больниц. Кстати, у Кузи был сердечный приступ. По официальной версии.
   – Хорошо, что ты оговорился. Эта версия настолько официальная, что от нее за версту несет парашей.
   – Пока нет никаких доказательств, болтать не о чем.
   – Согласен. Однако в таких случаях не может быть никаких доказательств, только умозаключения патологоанатома.
   Кирилл снова изобразил на лице восклицательные и вопросительные знаки.
   – Ты хочешь сказать…
   – Да, мы нашли его. Разумеется, на твоем банковском счету одним ноликом стало меньше, но ведь дело того стоит, правда? Если ты забыл, конструкторское бюро Кузьмина со всеми потрохами и мозгами в течение нескольких недель перешло в собственность нашего героя.
   Кирилл не знал, что сказать. Выбрасывать большие деньги на то, чтобы раскопать давнее уголовное дело, которому все равно невозможно дать ход, – удовольствие сомнительное.
   – И что тебе поведал твой патологоанатом?
   – Вот его бумаженция. – Иван протянул тетрадный лист, исписанный мелким и неровным почерком. – Сам понимаешь, это не официальное заключение, а только мнение специалиста. Кстати, серьезный документ с аналогичным содержанием имел хождение тогда, после смерти Кузьмина, но, поскольку дело закрыли, бумагу тоже предали забвению. Знаешь, этот некрофил – презабавный старикан…
   Кирилл прочел документ, из которого узнал, что сердечный приступ Николая Кузьмина в рабочем кабинете мог стать результатом попадания в организм специального препарата, вызывающего сердечный спазм и не оставляющего при этом следов своего пребывания. Сам Кузьмин был предрасположен к сердечно-сосудистым заболеваниям, поэтому свалить его этой гадостью не представляло особого труда.
   – Надеюсь, – вставил Иван, – нет нужды упоминать, что в фармацевтической компании могут придумать более утонченные способы ликвидации, нежели банальный выстрел в затылок.
   – Очень интересно. Только куда мне это подшить?
   – Не знаю, твое дело. На мой личный взгляд, эта бумажка полезна в плане дополнительной информации. Практической ценности не представляет.
   Кирилл призадумался о перспективах дальнейшей борьбы, а Ваня полностью отдался чревоугодию. Когда был уничтожен последний кусок мяса, он поинтересовался:
   – Кстати, по последним замерам рейтинг Фармацевта пошел вверх. Медленно, но верно. С чего бы это, не знаешь?
   Кирилл усмехнулся:
   – Не зря тебя бьют, Ваня.

   Рейтинг Лесневского действительно подтянулся. Как это произошло, никто не заметил. Вроде бы только что этого аутсайдера почти нигде не было, и вдруг он почти везде. Так же незаметно растут родные дети – вчера они ходили в детский сад и с удовольствием уплетали запеканку, а завтра они уже беременны, пьют и курят.
   Аналитики пришли к выводу, что «невидимые кукловоды» избирательной кампании решили сделать хитрую рокировочку и поменяли фаворитов. Но как оно было на самом деле, едва ли кто-то догадывался.
   Сам Лесневский решил устроить несколько внеплановых встреч с избирателями – для испытания «секретного оружия». Если все получится, можно будет это «оружие» использовать на регулярных встречах по всему городу.
   Нестеров позвонил Вадиму и буквально вымолил у него обещание присутствовать. Вадим пробовал протестовать, но Нестеров был более чем убедителен. В результате за парнем заехали утром домой, посадили на переднее сиденье того самого «Опеля» (вечно ухмыляющийся Серый на этот раз отсутствовал) и привезли во дворец культуры металлургов. Он сел по правую руку от Лесневского за пять минут до запуска избирателей.
   – Привет, оракул – сказал Фармацевт. – Неважно выглядишь.
   – Ночная смена, – отмахнулся Вадим, – все будет нормально. Что я должен сейчас делать?
   Ему ответил Нестеров, как всегда готовый заслонить босса грудью:
   – По идее, ты мог бы ответить на пару вопросов избирателей, и ответить так, чтобы они зарыдали. Но мы потеряли очень много времени, готовиться некогда. Все придется делать аврально.
   – Так я что-то должен буду сказать?
   – Да.
   Нестеров подсунул ему лист бумаги с тезисами.
   – Пробегись по диагонали.
   Вадим посмотрел текст. Все привычно и банально: ухоженные дворы, ровные дороги, освещение, помощь инвалидам.
   – Что-то не так? – начал волноваться Нестеров. В последние дни он стал беспокойным и нервным, совсем не похожим на себя месячной давности. Видимо, не мог дождаться, когда вернется домой, к жене и детям.
   – Нет, все в порядке, – поспешил успокоить Вадим. – Я просто настраиваюсь.
   Встреча с избирателями длилась полтора часа. Зал был полон. Радость и растерянность легко читались на лице кандидата в мэры. Он явно не ожидал, что послушать его и задать вопросы придет столько народу. В прошлую встречу, еще до подключения к кампании «молодого экстрасенса», зал аналогичной вместимости был заполнен лишь наполовину. Прогресс налицо.
   – А мы в тебе не ошиблись, – шепнул Лесневский. – Продолжай в том же духе, и будешь ездить на БМВ.
   – Мне нравится «Бентли», – бросил Вадим.
   Избиратели проявили активность. Они задавали Константину Павловичу вопросы о будущем своих ветхих домов и закрывающихся детских садах. Они интересовались, не забудет ли новый мэр о своих обещаниях через полгода и не забросит ли в долгий ящик городские дела, чтобы заняться личными. Лесневский отвечал с видимым удовольствием, не прибегая к услугам своих помощников. Лишь однажды он побеспокоил Вадима – когда прозвучал вопрос о детском спортивном клубе, помещение которого собирались продавать коммерсантам.
   – Вот тут у нас сидит человек, который может вам ответить.
   Взгляды устремились на парня.
   – Кхм… – Он прокашлялся в микрофон, ничуть не растерявшись. – Насчет детских и подростковых учреждений я скажу просто: сейчас вовсю обсуждается и готовится к реализации масштабная программа по физическому воспитанию. Вы все, наверно, слышали об этом. После поддержки на самом высоком уровне говорить о закрытии клубов, которых у нас в тысячи раз меньше, чем пивных ларьков, просто преступление. По случаям подобного вандализма вы можете прямо обращаться в приемную Константина Палыча, и меры будут приняты.
   По залу прошелестели аплодисменты.
   На следующий вопрос отвечал Нестеров, и в паузе Вадим успел переговорить с Фармацевтом.
   – Константин Палыч, вы и вправду займетесь этими клубами?
   – Да.
   – Как скоро?
   Лесневский посмотрел на него преувеличенно внимательно.
   – Есть обращения?
   – У нас во дворе стоит разбитая хоккейная площадка, а чуть подальше есть еще и отличный скверик. Там люди отдыхают вечерами. Только все это скоро могут отобрать под супермаркет. Сможете помочь?
   Лесневский пошамкал губами. Трудно было сказать, о чем он думает.
   – Это в ваших интересах, – добавил Вадим.
   – Ладно. Черкни адрес, разберемся.
   Коротким выступлением из президиума участие Вадима в этом мероприятии не ограничилось. Когда народ стал выходить и вся команда Лесневского потянулась на второй этаж в маленький конференц-зал, туда же ринулись журналисты. Плотным кольцом были окружены двое – Вадим и сам кандидат в мэры.
   – Господин Лесневский, – обратилась молодая радиожурналистка, вытягивая руку с диктофоном, – как вы теперь оцениваете ваши шансы на успех в этой кампании?
   Вопрос явно пришелся кандидату по вкусу.
   – А что-то изменилось с момента нашей последней встречи?
   – Судя по последним данным социологов, из группы аутсайдеров вы вышли в первую тройку. Это серьезный результат.
   – Ну, я думаю, что добиться таких результатов позволила мне и моим помощникам более плотная и грамотная работа в нужном направлении. Мы пересмотрели некоторые параметры своей программы, вышли на другой уровень контактов с избирателями, решили быть ближе к своим землякам. Я сейчас вообще в отпуске, все свободное время посвятил этим встречам.
   Удовлетворенная журналистка удалилась, и пока Лесневский ублажал следующую, Вадим попытался улизнуть. Потихоньку, маленькими шагами он направился к выходу.
   Он уже открыл дверь.
   – Я прошу прощения!
   Вадим обернулся. Перед ним стоял невысокий молодой человек с раскрытым блокнотом в руке.
   – Вы – Колесников, радио «Пилот» и группа «Темная половина»?
   – Да.
   Вадим не смог скрыть огорчение. Его все же застукали! Конечно, более нелепого сочетания не придумаешь: радиоведущий, шоумен, музыкант и… член команды кандидата на пост главы города. Глеб обхохочется.
   – Можно у вас несколько слов для нашей газеты?
   – Какая газета?
   – Молодежная, «Бумеранг».
   – Тираж какой?
   Парень смутился, но ответил:
   – Две тысячи.
   – Покупают?
   Допрос явно не входил в планы корреспондента.
   – А почему вы?…
   – Покупают или нет?
   – Ну, берут неплохо, практически ничего не остается.
   – Хорошо, – устало согласился Вадим. – Давайте ваши вопросы. Только не здесь.
   Они вышли в холл дворца. Вадим указал на большой кожаный диван у колонны. В холле практически все стены были оклеены фотографиями Лесневского. Он улыбался, как добрый клоун.
   – Присядем.
   Корреспондент «Бумеранга», видимо, уже забыл, что хотел спросить. Впрочем, парень быстро взял себя в руки.
   – Скажите, Вадим, считаете ли вы, что нынешняя молодежь не интересуется политикой и практически не ходит на выборы?
   – Есть немного. Впрочем, явка молодых людей во многом зависит от профессионализма тех, кто занимается организацией кампании. Например, можно освободить студентов от занятий, рассадить по автобусам и развести по избирательным участкам, а на выходе сунуть в зубы по двести рублей. Я считаю, это очень практичный подход.
   У журналиста отвисла челюсть.
   «Остановись, идиот, – мысленно твердил себе Вадим, – остановись, пока не поздно».
   – Кхе… То есть вы вот так пессимистично смотрите на нашу молодежь? Предлагаете своим ровесникам вообще не ходить на выборы?
   – Я предлагаю ровесникам думать своей головой, а не телевизором, и что-то делать… Понимаете, вся беда в том, что мы с этими ребятами, – Вадим кивнул на фотографии Лесневского, – вращаемся на разных орбитах. Все, спасибо за проявленный интерес.
   Игнорируя изумление парня, Вадим поднялся и направился к гардеробу. Уверенно и быстро.
   – Подождите, Вадим!
   Тот притормозил, нехотя обернулся.
   – Мне так все это и напечатать?
   – Как вас зовут?
   – Денис.
   – Денис, вы, конечно, правы. Придумайте лучше что-нибудь победно-патриотическое от моего имени. Ладно?
   Журналист кивнул.
   «Вряд ли он так поступит» – думал Вадим, шагая по мраморному полу фойе.

   Кассовый зал местных авиалиний пустовал. Здесь царила прохлада, а площадь зала позволяла проводить футбольные турниры. Трофимов был приятно удивлен тем, что пока еще никто не разместил здесь свои магазины.
   Он подошел к одному из многочисленных окошечек, улыбнулся скучающей девушке-оператору.
   – Здравствуйте, меня интересует рейс на Сочи. Что-нибудь через два-три дня есть?
   – Рейсы на Сочи – каждый день. Какой вас интересует?
   Трофимов задумался. Он мог лететь хоть завтра, но для полной уверенности чего-то не хватало. Он до сих пор не мог поверить, что его работа закончена.
   – Посмотрите на среду.
   Девушка пощелкала клавишами компьютера. Трофимов в это время изучал содержимое бумажника. Ближайшие несколько месяцев у него не будет проблем с финансированием безделья.
   – Среда утром, – известила оператор. – Каким классом лететь хотите?
   – Бизнес.
   Девушка еще немного пощелкала клавишами.
   – Бизнес-класс, среда, семь сорок пять.
   – Спасибо, годится.
   Выйдя на воздух, Трофимов посмотрел в небо, прищурился. Снова адское пекло. Скоро он покинет этот душный и шумный город, бросит эти деловые центры и боулинг-клубы, проспекты и магазины. «К дьяволу все линии, я завтра улетаю!» – вспомнил он Высоцкого. Уезжать приятно, а возвращаться, говорят, приятнее вдвойне, но, возможно, этой-то радостью он себя не обременит. Возвращаться сюда ему не хотелось.
   – Антракт, негодяи. Не дождетесь.
   Сев в машину, он тут же включил радио «Пилот». В эфире шел рекламный блок. «Как всякого порядочного преступника, тебя тянет на место преступления», – подумал Трофимов. Блок закрывался роликом компании «Лес-фарм», объявляющей об открытии специального благотворительного фонда для стариков и детей: централизованный сбор игрушек, льготное обеспечение лекарствами, уход на дому.
   Текст читал Вадим.

20

Три дня до эфира

   «В среду, в 21.00 смотрите на канале „Неон-ТВ“: кандидат на пост главы города Константин Лесневский – вопросы и ответы, цели и позиция, жизнь и работа. В программе принимает участие популярный журналист и ведущий Вадим Колесников. Не пропустите этот вечер!».

   Часы тикали.
   Интервью, презентации, благотворительные банкеты – все это понеслось снежным комом. Лесневский с детьми, Лесневский на природе, Лесневский на своем предприятии, стоит возле производственной линии и что-то объясняет женщине в белом халате. После совещания на заводе Константин Павлович, словно воевода с дозором, объезжает свои суперсовременные аптеки, встречается с людьми и лично выдает с прилавков «Но-шпу» и «Пурген». Кроме того, сразу на нескольких телеканалах и радиоволнах звучат ролики, записанные Вадимом Колесниковым.
   Общественность в трансе.
   Избирательная кампания, приближаясь к кульминации, иногда удивляла забавными мелочами: действующий мэр Дмитрий Попов сбавил обличительный пафос и даже стал как-то осторожничать, рассказывая журналистам о своем уютном дачном участке, где можно отдыхать и выращивать помидоры (независимые аналитики считали иначе и намекали на то, что в случае провала Попову вместе с командой заместителей придется сваливать в Мексику); Савичев купил по дешевке пару новых виноградников на юге, а на сэкономленные деньги построил часовню. Промышленник Брутберг вообще перестал показываться на публике, хотя под маркой его предприятия по всему городу возводились беседки, фонтанчики и асфальтированные площадки для игры в баскетбол и теннис.
   Город охватила благотворительная лихорадка. «Пиарщики» поработали на славу. Если полтора месяца назад народ заворачивал в агитационные газеты свежую петрушку, то во второй половине лета ситуация изменилась. К кампании подключился кое-кто из известных деятелей культуры. Например, Савичев соблазнил вкусными гонорарами ведущего актера театра драмы Геннадия Соколина, и тот вынужден был пустить в ход все известные ему приемы из системы Станиславского, чтобы убедить публику в чистоте намерений своего кандидата. Вторым деятелем культуры, продавшимся за доллары, стал Вадим Колесников, лидер группы «Темная половина» и популярный ведущий радио «Пилот». Его слава росла с каждым днем, и многие с интересом ждали, когда он появится на телеэкране.
   Телевизионные эфиры кандидатов стали гвоздем программы. У каждого из баллотирующихся олигархов так или иначе был доступ к средствам массовой информации: кто-то располагал своей газетой, кто-то удосужился за два года до начала кампании прикупить радиочастоту. Вечерние предвыборные ток-шоу на популярных коммерческих каналах имели неожиданно хорошие рейтинги. Кирилл Обухов смотрел телевизор и грустил. Глеб Шестопалов, слушая собственное радио, тайком от персонала попивал водочку. Вадим же просто замкнулся в себе, старался не говорить о делах и слушал музыку, сидя в продакшн-студии рядом с Пашей.
   Только однажды в воскресенье он вдруг подошел к Кириллу. Отвел в коридор, чтобы никто из сотрудников радио не слышал, и спросил:
   – Эти разгромные материалы о Лесневском – твоя работа?
   – Ну.
   – Должен сказать, что смысла нет никакого.
   – Почему?
   – Потому что утром выходит газета, к обеду ее успевают прочитать и забыть, а вечером говорю я. И все.
   Кирилла эта неожиданная выкладка серьезно расстроила. Получается, все без толку?
   – Если тебе это мешает, мы можем прекратить, – предложил он.
   – Нет. Делайте, что считаете нужным. Ты мне только одно скажи: то, что вы пишете, – правда?
   – Абсолютная. Говном не торгуем.
   Вадим вздохнул.
   – Дружище, потерпи, – сказал Кирилл. – Отработаешь, и мы куда-нибудь съездим всей толпой, развеемся.
   – Ничего не изменится, – словно в пустоту произнес тот. – Никогда ничего не меняется.
   – О чем ты?
   – О том, о сем. По кругу все идет, возня мышиная…
   Кирилл совсем сконфузился.
   – Ты на меня тоску наводишь, друг. В конце концов, если смысла нет, то и плакать не стоит. У тебя Лариска есть, семью заведешь, работа интересная. Чего еще надо?
   Вадим внимательно посмотрел на него, и Кирилл готов был поклясться, что какой-то проблеск надежды мелькнул в глазах «экстрасенса».

   Лариса накануне забежала к родителям, поинтересоваться делами и здоровьем. К тому же они давно не видели внука и весьма по нему соскучились.
   Людмила Викторовна и Александр Никифорович встретили их с пирогом, огромной вазой свежего варенья и ароматным чаем. Прежде чем сесть за праздничный стол (после всех последних стычек и недоразумений стол вполне можно было назвать праздничным), Лариса отвела маму в сторону, чтобы шепнуть пару слов.
   – Мам, можешь дать мне по шее… Я не хочу больше ссориться и ругаться. Потому что я устала. И мне сейчас нужна ваша поддержка. Как ты на это смотришь?
   Людмила Викторовна не нахмурилась и не поджала губы, как ожидалось.
   – Все нормально. Пойдем к столу.
   Лариса ухватила ее за руку. Даже на пороге вынужденного мира мать предпочитала хотя бы создать видимость, что победа осталась за ней. Что ж, придется ей уступить, других вариантов все равно нет.
   – Нет, мам, так не пойдет. Послушай меня. – Лариса сделала глубокий вдох. – Ты же знаешь, у меня нет никого ближе вас и Максима. Пусть я дура психованная, как ты говоришь, и ошибки совершаю и бываю неблагодарной скотиной, но… сейчас я чувствую себя счастливой впервые за много лет. Появился человек, который меня понимает, который будет со мной, что бы ни случилось…
   – Дай бог.
   – Мама, это действительно так.
   Мать улыбнулась.
   – Чего не познакомишь?
   Лариса смутилась. Они с Вадимом действительно еще никому не представились.
   – У него сейчас сложный период, нужно много работать. Но когда все закончится, мы обязательно придем вместе, втроем. Обещаю. Ну, мам?
   Людмила Викторовна взяла дочь за руку, погладила по тыльной стороне ладони.
   – Игорь не беспокоит?
   По лицу Ларисы пробежала маленькая тучка.
   – Нет. Пока нет. Я его не видела.
   – Ну и хорошо. Лучше вам не видеться. Ладно, пойдем.
   Они вернулись на кухню, где Максим уже вовсю орудовал ложкой, размазывая варенье по щекам. Александр Никифорович сидел рядом и улыбался во весь свой наждачный подбородок.
   – Мать, посмотри на этого обжору! Весь первый урожай слопает.
   Они уселись за стол, разлили чай и стали разговаривать. На какое-то время Лариса сумела забыть и о своих концертах, и об Игоре, и даже об этих суровых мужиках, которые как детки на новогоднем утреннике бегают ввосьмером вокруг одного мэрского стула и ждут окончания музыки, чтобы шустрее всех опустить зад. К счастью, ее родители никогда не говорили о политике, и в этом обывательском равнодушии к судьбе Родины была какая-то особая прелесть. Прелесть родного дома, в котором все оставалось по-прежнему – обеденный стол, ароматный чай и бубнящий на заднем плане телевизор.
   Лариса не догадывалась, что всего лишь через несколько часов все пойдет наперекосяк.

   Васе Стручкову не было покоя ни днем, ни ночью. Еще месяц назад его считали мальчиком для битья, на котором испытывали прочность своих кулаков телевизионные начальники всех мастей, включая редактора финальных титров, но теперь вдруг все изменилось. Теперь Василий Стручков – спаситель планеты, Брюс Уиллис и Арнольд Шварценеггер в одном флаконе.
   – Вася, выручай! – орал в трубку коллега с областного телевидения, ведущий аналитических новостей Дима Баранов по прозвищу Бараш. – Подкинь кандидатского видео.
   – Сам снимай, – отбрыкивался Стручков.
   – Ну, Васек, я тебе буду должен. Ты же знаешь, я свои долги возвращаю.
   – Если бы мне все возвращали долги так, как ты, я стал бы миллионером еще в прошлом веке. Все, гуд бай.
   Бараш остался ни с чем.
   Потом к Ваське подплыл, словно лебедь, главный редактор информационных программ телекомпании «Неон-ТВ», чтобы выразить свое восхищение.
   – Молодец, Стручок! За ум взялся, делом занимаешься, водку больше не пьешь.
   – Водку пью по-старому. А в чем, собственно, дело?
   – Начальству понравился твой последний материал о кандидатах.
   – И?…
   – И надо сделать еще один. Тоже персональный.
   – О ком?!
   – О Савичеве.
   «О, нет!», – подумал Вася. Он уже надеялся, что больше его не уполномочат делать эти агитки, но, видимо, чем лучше ты работаешь, тем чаще тебя беспокоят. Надо было бить баклуши. Чистые погоны – чистая совесть.
   Ближе к вечеру на трубку ему позвонил тот толстый тип, по заказу которого не так давно раскручивали вокалиста «Темной половины». Продюсер этот, как его?…
   – Обухов, – подсказал тот. – Ты должен меня помнить.
   – Ну да, как же, забудешь вас. Что вы хотели?
   – Обеспечить тебе отпуск. В Египет полетишь?
   – У нас разгар посевной. Да и отгулял я свой отпуск
   – А за свой счет?
   Вася скорчил гримасу. Обухов еще в прошлый раз достал своей хлебосольной настойчивостью, а теперь он просто расщедрился.
   – Хотите купить мою душу или тело?
   – Душу. Телом ты не в моем вкусе.
   – Слушаю вас.
   – Мне нужен выход на людей, которые обеспечивают эфиры с кандидатами.
   – В нашей компании?
   – Для начала да. А потом еще и на областном.
   – Ого! – Вася отвел трубку в сторону и беззвучно выругался. – Египтом дело не закончится.
   – Не пугай, я никуда не баллотируюсь и свои обещания выполняю.
   – Ладно, убедили.

   В тот же день Кирилл с большой папкой под мышкой и в сопровождении своей команды исчез в неизвестном направлении. Обычно он передвигался по городу в одиночку, но на этот раз привычкам пришлось изменить.
   – Куда это он? – поинтересовался Вадим у Глеба. Они стояли у окна и смотрели на улицу. От крыльца института только что отъехали, подняв облако пыли, обуховский джип и две «БМВ».
   – Не знаю, – соврал Глеб. – Он только что закончил разбираться со своей Семеновкой.
   – Продал водку?
   – Да. Оставил кое-что, но контрольного пакета у него больше нет.
   – А чего вдруг?
   Глеб вздохнул. Он-то прекрасно понимал, что война с Лесневским требует жертв, но Вадиму об этом пока лучше не знать.

   43 часа до эфира

   Поздно ночью, когда Вадим приехал из студии после очередного шоу, Лариса встретила его с ужином. Он запрещал ей засиживаться до двух часов, уговаривал ложиться спать вовремя и не куковать у окошка, но в этот день она решила его ослушаться. Еще с порога Вадим учуял ароматный запах, доносившийся из кухни.
   – Ты голодный? – спросила Лариса, обнимая его в прихожей.
   – Угу.
   – Покушаешь?
   – Угу.
   Он был не очень разговорчив, выглядел уставшим и напряженным.
   – Неприятности на работе?
   – Нет, все по плану. Нестеров притащил бумаги, мы согласовали текст для телепередачи.
   – А когда она?
   – Первая – послезавтра. Вторая…
   Он не стал продолжать. О второй передаче пока еще ничего не известно.
   Он разделся, принял душ. Когда вышел к столу, чувствовал себе немного лучше. Оглядев натюрморт, присвистнул. Сегодня его ожидали крабовый салат, картофель фри и жареный карп в каком-то хитром соусе.
   – Ужин немного остыл, – оправдывалась Лариса. – Ничего?
   Вадим обнял ее, чмокнул в одну щечку, в другую, погладил чуть ниже спины.
   – Точно сильно устал? – спросила Лариса, задержав его ладонь. – В последнее время мы с тобой мало общаемся…
   Вадим сдался: рукой еще крепче обхватил ягодицы Ларисы, а чуть погодя полез вниз, чтобы задрать халат.
   – Наверстаем.
   – Прямо здесь? А ужин?
   – У меня после этого дела просыпается волчий аппетит.
   Вмиг Вадим забыл об усталости.
   – Постарайся не орать, – пробормотала Лариса.
   – Сама не ори…
   «Пить боржоми» было поздно.
   Из темного коридора в кухню направлялся бледный силуэт. Максимка остановился на пороге, и в те короткие мгновения, что он протирал заспанные глаза, молодые люди успели убрать руки подальше от филейных мест.
   – Мам, дядя Вадим, вы чего? Драться будете?
   Те молчали.
   – Я писить хочу, – объявил Максим.
   – Ну, топай. – Лариса включила мальчику свет в туалете. Когда Максим скрылся в кабинке, молодые люди переглянулись и рассмеялись.
   Ужинать пришлось втроем – в половине третьего ночи. Максимка наотрез отказался отправляться в постель, потому что «уже наспался». Он забрался на колени к Вадиму и в мгновение ока стянул с его тарелки помидор. Вадим отламывал от карпа маленькие кусочки, тщательно очищал их от косточек и отправлял в рот мальчику. Счастью последнего не было предела. Лариса смотрела на двух своих мужчин и думала, что они подружатся и даже, наверно, породнятся, если, конечно… если судьба отпустит им троим достаточно времени, чтобы быть вместе.
   Пацана после продолжительных дискуссий все-таки удалось отправить спать в соседнюю комнату. Вадим и Лариса получили возможность побыть наедине и предаться нежности. Когда они одновременно и в одинаковой степени блаженства упали на подушки, электронное табло музыкального центра показывало двадцать минут четвертого.
   – Однако ночка сегодня, – молвил Вадим. – Мне завтра… тьфу, уже сегодня вставать рано.
   – Опять?
   – Да, пойду в студию, закончу материалы для передачи. Знаешь, мне уже хочется закончить это побыстрее и куда-нибудь съездить с вами хоть на недельку.
   – А тебя отпустят?
   – Да. Кирилл с Глебом сами похожи на две пожеванные мочалки, им бы тоже нервишки подлечить… Кхм, Ларис.
   – Ау?
   – Там в шкафчике на кухне лежит пачка зеленых денег.
   – Я видела.
   – Там десять тысяч.
   – Угу. – Лариса сделала вид, что ее не смутила эта сумма, хотя на самом деле она уже успела прикинуть, что можно было бы купить. Ей было очень стыдно.
   – Ты их не трогай пока. Пусть лежат, ладно?
   – Конечно.
   Эх… ну, пусть будет так. Она их не тронет, пока все окончательно не утрясется. У нее, по большому счету, нет пока на них никакого права.
   – Ты как себя сейчас чувствуешь-то? – спросила Лариса.
   – Сейчас – хорошо. Просто прекрасно.
   – Я тоже. Хотя у меня впереди четыре тяжелых концерта. Но я спросила … вообще. Как ты?
   Молчаливый вздох в ответ. Вадим погладил ее по щеке – мягко, тыльной стороной ладони.
   – Если бы не ты, было бы хуже.
   – Ты устал.
   – Да, наверно.
   – Что-то идет не так?
   – Да. В ближайшие дни нужно будет много и безбожно врать.
   – Все врут. По мелочи, по-крупному, но врут… Знал бы ты, сколько я врала в своей жизни. Я, по-твоему, плохая?
   – Нет, ты хорошая, и люди не плохие, и я сам, бывает, вру. Но иногда врать запрещено категорически, потому что слово работает… Знаешь, я когда в юности боксом занимался, тренер наш говорил: вам на улице драться нельзя, в школе драться нельзя, потому что вы учитесь драться профессионально. Единственное, как вы можете использовать свои способности, это если нужно защитить девочку или кого-то слабого, кого обижают. Во всех других случаях спрячьте свои кулаки подальше и не размахивайте ими направо и налево. Понимаешь, о чем речь?
   – Кажется, да. Я думаю, нам повезло.
   – В смысле?
   – В том смысле, что ты со своим талантом мог быть совсем другим человеком.
   Вадим не ответил, уставился в окно.
   Светало.

   38 часов до эфира

   Проснувшись в половине восьмого, Лариса обнаружила, что Вадим уже ушел. Он оставил на тумбочке записку: «Ларик, я на „Пилоте“, если что – звони. Целую. Пока!».
   Утро у Ларисы началось с фиалок в душе и широкой улыбки, похожей на ломтик дыни.
   Первым делом она отвела Максимку в детский сад. Выполняя традиционный утренний обряд – вытирая нос, подтягивая штаны – Лариса велела сыну не хулиганить, не стрелять в прохожих из автомата и не ругаться с воспитательницей. Максим пообещал сделать все, что будет в его силах.
   – До вечера, сладкий, – сказала мама. Обращаясь к воспитательнице, добавила: – Я могу задержаться. Это не очень страшно?
   – Не очень, если не допоздна.
   Лариса была слишком счастлива сегодня утром, чтобы заметить плохое настроение педагога. Не заметила она и того, что добрая тетя Ангелина порывалась ей что-то сообщить, но так и не решилась.
   – Он что-то покашливает сегодня, – щебетала Лариса. – Но вроде бы не болеет. На всякий случай, посмотрите, чтобы нигде не слонялся. Хорошо?
   Тетя Ангелина кивнула. Воспользовавшись паузой, она раскрыла рот, но Лариса уже накинула на плечо сумочку.
   – Ну ладно, Максик, пока!
   – Пока, мам!
   – Что тебе купить?
   – Машинку милицейскую.
   – Слишком жирно. Ангелина Львовна, до свидания!
   – Счастливо, девочка, – махнула рукой воспитательница. Проводив взглядом счастливую маму, она сосредоточенно почесала подбородок.
   «Черт вас разберет», – мелькнуло у нее в голове.

   Вадима в студии встретила Катя. Она сегодня была без макияжа, без малейших следов губной помады и даже немного всклокоченная, как подстреленный из рогатки воробей. Впрочем, Катя всегда оставалась собой.
   – Вадичка, приветик, – прочирикала она, выплывая из-за стойки с чайником в руке. – Ты не смотри на меня, я сегодня не спала полночи. Так плохо себя чувствую, что просто ужас. Мне бы сейчас домой.
   – Отпросись у Глеба, он простит.
   – Ага, простит! Он в последнее время злой какой-то, ласкового слова не дождешься.
   Катя проскочила в кухню, поставила чайник.
   – А чем это ты целую ночь занималась? – поинтересовался Вадим.
   – Не целую ночь, а полночи.
   – Ну и..?
   Катя и не думала краснеть. Ей на «Пилоте» приходилось выслушивать такое количество фривольных намеков, что, смущайся она каждый раз, от нее остался бы один красный уголек.
   – Любовью я занималась, понятно тебе!
   – Иэх! – воскликнул Вадим. Похоже, Катя нашла себе бойфренда, и эта новость скоро облетит всю станцию. Больше всего расстроится, конечно, Кирилл.
   Вадим прошел в комнату отдела информации. За компьютером сидела Машка Блинова, оживленно переписываясь с кем-то по электронной почте. Перед отсылкой каждого сообщения она заглядывала в англо-русский словарь.
   – Вадик, привет! Слушай, как по-английски сказать, чтобы отвалил?
   – Пиши: «Кисс май эсс».
   – Как по буквам?
   Вадим подошел к компьютеру и собственноручно набил на клавиатуре это не очень любезное послание незнакомому иностранцу. Маша была в восторге.
   Вадим сел за стол напротив, вынул бумаги из папки. Приятная часть рабочего дня закончена – по крайней мере, первая приятная часть – теперь надо было принять низкий старт и после выстрела пистолета сделать рекорд на стометровке.
   Через десять минут подошла Катя с чашкой кофе, сунула ее Вадиму под нос.
   – На, как ты любишь.
   Вадим рассыпался в благодарностях. С недавних пор он входил в элиту «Пилота», пользующуюся благосклонностью офис-менеджера: кофе Катя персонально разносила только Глебу Шестопалову, Кириллу, когда он появлялся с подарками, и теперь вот Вадиму.
   Блинова поглядела на парня исподлобья.
   – А мне она никогда не наливала.
   – У меня есть одно достоинство, – спокойно заметил Вадим, – у тебя такого нет…
   Продолжить они не успели, потому что на этом приятности закончились.
   Бомба разорвалась, когда в студию прошагал Глеб. Лоб его блестел от пота, волосы явно не встречались с расческой. В целом босс выглядел крайне взволнованным. Увидев его таким, Маша сочла разумным исчезнуть за дверью эфирной студии, где ее давно поджидала Аня Гончарова.
   Глеб сел на ее место.
   – Привет.
   Вадим замер в ожидании плохих известий.
   – Ты давал интервью областному радио?
   Вадим напряг память: так, «Комсомольская правда» перед концертом в «Черепахе», Васе Стручкову с «Неон-ТВ»…
   – Нет, областному не давал.
   – Не говорил вообще ничего?
   Вадим покачал головой, но уже без прежней уверенности.
   – Что случилось, Глеб?
   – Ты был прав. Что бы ни сказал Колесников, народ тут же слетает с катушек.
   – Не говори загадками.
   Глеб сдул капельку пота, повисшую на брови.
   – У меня есть дурацкая привычка слушать проводное радио по утрам. Сегодня утром давали тебя. Какой-то щенок расписал тебя как двуличного типа, а в качестве иллюстрации привел твои слова: что-то вроде «срать я хотел на этого Моцарта». Звучал твой голос.
   Вадим медленно осел. Он понял, о чем идет речь.
   – Вот же черт!
   Руки его занялись любимым делом – поползли по столу, терзая попадающиеся предметы.
   – Он же сказал, что из газеты. И диктофона я не видел.
   – Какая газета?
   – «Бумеранг». Молодежная.
   Глеб кивнул, как бы говоря: «Ну, я так и знал!».
   – Газета «Бумеранг» не выходит месяца три. Ты не в курсе?
   – Откуда!
   – Значит, тебя надули.
   – Зачем?!
   Глеб развел руками.
   – Происки конкурентов. Где тебя подловили?
   Вадим покраснел. От стыда и гнева. Он не смотрел Глебу в глаза, разглядывал царапины на столе.
   – Это была встреча с избирателями во дворце металлургов. Мы стояли в кругу журналистов, а этот… Денис, кажется, поймал меня в толпе и отвел в сторонку.
   – А забавно получается, правда? Сначала – твой полированный фасад, а потом «позвольте пару слов без протокола». Диктофон спрятал в рукаве, как кролика. Тебя поймали те, кто знает о твоих чудных способностях. Раздрай в команде у Фармацевта порядочный, надо полагать.
   Вадима уже не интересовала техническая сторона вопроса. Его беспокоили перспективы.
   – Что теперь?
   – Не знаю. Реакция уже пошла.
   – Какая?!!
   Было заметно, что Глеб сам взбешен.
   – Конкуренты Лесневского взялись за дело всерьез. Пленку крутанули не только на областном радио, но и на «Европе», в местном выпуске новостей. Знаешь, под каким соусом это идет? «Продажное лицемерие творческой интеллигенции, участвующей в избирательной кампании». Теперь, если ты пойдешь с этим «Моцартом» в крупный тираж, твои официальные тексты о платформе Лесневского будут звучать мерзко.
   – Бл… ь, – выдавил Вадим. Ничего более приличного в его лексиконе не нашлось.
   – Нестеров уже в курсе, – добил Глеб, – несется сюда с крейсерской скоростью.
   – Тьфу, ё.. твою!.. – отреагировал Вадим. – Надо изъять пленку.
   – Смеешься! Процесс пошел. Еще пару дней такой раскрутки, и ты можешь сворачиваться со своим «Лес-фармом». – Глеб вздохнул. – Честно говоря, я до сих пор до конца не верю, что вся эта катавасия – из-за слов, которые ты произносишь. Тысячи болтунов ежедневно несут околесицу, и ничего не происходит, а ты один…
   Шестопалов не стал продолжать. Просто поднялся из-за стола и пошел к себе, на ходу обмахиваясь папкой.

   32 часа до эфира

   Глеб был прав: до полудня пикантная новость появилась еще на двух радиоволнах.
   На Нестерова в тот день нельзя было смотреть без слез. Перед Лесневским он стоял стрункой, глотал слюни, а по выходу из кабинета швырял кейс, не особенно беспокоясь, в кого он угодит. «Консильери» испортил себе нервы окончательно. Первый порыв, который он испытал, услышав новость, – ехать на «Пилот» и потребовать объяснений. Но чуть позже здраво рассудил, что силовыми методами здесь проблему не решить. Вадим просто подставился. Вряд ли он был готов сознательно и с такой легкостью нагадить в собственную тарелку.
   Впрочем, посетить «Пилот» Нестерову придется в любом случае. До телеэфира осталось чуть больше суток. От этой передачи, которая, по некоторым оценкам, может собрать у экранов большое число потенциальных избирателей, во многом зависел дальнейший расклад в списке кандидатов. Остальным эфирам придавалось гораздо меньшее значение, потому что это будет уже игра на добивание. Вадим должен собраться, взять себя в руки, отработать свои доллары. Неужели он не понимает, что это нормальные деньги, заработанные при этом честно! Как можно этого не понимать?! Что за чистоплюйство, когда нужно содержать семью?! Да у него в жизни больше не будет такого гонорара за то, что он умеет делать!
   Немного успокоившись, Нестеров сел у телефона в своем кабинете в избирательном штабе. В следующие полчаса он безуспешно пытался дозвониться до радиостанции. Десять минут было занято, потом трубку подняла секретарша, пообещала соединить, и после двух куплетов какой-то французской песенки связь снова грохнулась. Второе удачное соединение также не принесло результатов: Нестерову сообщили, что Вадим вышел и «когда вернется, не известно. Если нужно что-то передать, я запишу».
   Прячется.
   Нестеров отправился в кабинет Лесневского, остановился в приемной возле стола референта.
   – Ирина, Серый появлялся сегодня?
   – Нет.
   – А обещал?
   – Я его видела только вчера днем, но он ничего мне не говорил.
   Это известие Андрею тоже не очень понравилось. В команде Лесневского Серый использовался для самых разных поручений, и рассерженный босс вполне мог заслать его выполнять работу, о которой не соизволил сообщить своему советнику.
   Или Серый просто отсыпается после вчерашнего?
   Ох, хотелось бы.
   Нестеров покинул офис «Лес-фарм», еще не зная, что решения теперь принимают другие люди.

   28 часов до эфира

   Кирилл побывал в горизбиркоме. На обратном пути заехал в прокуратуру, полчаса потерял в налоговой инспекции, еще столько же у него ушло на препирательства с механическим дебилом из городского комитета по экономике, который не желал ставить печать на важный документ. После всех мытарств и перед набегом в пиццерию Обухов осчастливил своим появлением гаишников. Всюду его сопровождала команда верных оруженосцев – юристы, финансисты и просто крепкие ребята. Отсутствовал только Ваня Сорокин – он валялся на пляже в солнечной Турции, ковыряя ногтем косматый пупок.
   Результатом «рейда» Кирилл остался доволен. Около четырех часов пополудни вся команда устроилась в саду недалеко от городской администрации. Разложили на скамейке газету, расставили пластиковые стаканчики и начали кушать пиццу. Благодать свалилась на очерствевшие души.
   – Вот так вот живешь и не видишь, как хорошо! – воскликнул Кирилл.
   – Да-а, – согласилась команда.
   – Наливай!
   Первая пошла за успех авантюры и радужные перспективы. Все, кроме водителей, опрокинули по соточке, закусили.
   – Правда, хорошо! – снова сказал Кирилл. – Вот так вышли на природу, облегчились, сняли стресс. Да ведь?
   – Ага.
   – Только подписали бы все до конца недели, – добавил Обухов.
   – Подпишут, – ободряюще кивали помощники.
   – Ну, тогда наливай по второй.
   Вторая была выпита за коров и кур. Птице пожелали больше яиц, а говядине… долго думали, чего пожелать, чтобы не говорить банальности. В результате сошлись во мнении, что коровам не помешают большие сиськи.
   – Аминь! – провозгласил Кирилл и сразу велел наливать третью.
   В это время к ним со стороны проспекта, старательно обходя мам с колясками и молодых девушек, выгуливающих собак, направлялся мужчина в милицейской форме. Первым его увидел один из водителей Кирилла, но было уже поздно: милиционер остановился в двух шагах от обуховского зада и козырнул.
   – Капитан Эйва. Что празднуем тут в общественном месте на глазах у детей?
   Обернувшись на голос, Кирилл расплылся в такой улыбке, что всем стало ясно: сейчас начнется…
   – Артурчик! Долго тебя ждать?! Пить будешь?
   – Кино смотрели, знаем, – ответил тот в своей традиционной манере телеграфного аппарата, не способного передавать эмоции. – Фамилия моя не Семенов, пистолета у меня нет, поэтому вы не арестованы, а только задержаны.
   – Я не понял ни хрена…
   – А ты кино не смотрел. Там сказано, что пить буду.
   – Молодчина! Ты уже совсем освободился?
   – Да.
   Эйве налили полный стакан, отрезали ломтик пиццы. Он особенно не стеснялся, выпил сразу и без остатка, не дождавшись тоста.
   – Так что ты хотел? – поинтересовался капитан.
   – Вихри враждебные веют над нами, – сказал Кирилл.
   – Ты меня не копируй, по-русски говори, да?
   – Просьба к тебе: распакуй данные вот на эти автомобили и отследи их передвижения. Пожалуйста.
   Кирилл протянул ему бумажку с коротким списком. Эйва взял ее, но читать не стал.
   – Ты купил недостаточно акций ГИБДД, чтобы пользоваться этими услугами.
   Кирилл помрачнел. Он не мог понять, то ли капитан шутит, то ли с детства безнадежный придурок.
   – Артурас, я куплю у тебя контрольный пакет, я целый год буду заливать бензином твою колымагу и колымагу твоего босса. Ты вообще за хороших людей или за плохих?
   – За хороших.
   – А тебя, как гражданина, беспокоит то, что хорошим людям мешают жить и работать?
   – Такого большого и крутого кто-то обидел?
   – Да не меня!.. Если серьезно, Артур, помощь нужна, подключайся.
   Капитан оттаял. Он отодвинул кепку на затылок, при этом неожиданно обнаружилось, что под маской обкуренного пингвина скрывается симпатичный и внимательный блондин.
   – Что у вас стряслось-то?
   Кирилл кивнул одному из своих помощников.
   – Федор, изложи.

   Вадим злился. То хватал авторучку, то начинал елозить компьютерной мышкой по столу, но упорно не смотрел на Нестерова. А тот просто не знал, что сказать. Впервые за все время работы в этом городе Андрей был настолько растерян.
   – Я думаю, – произнес Глеб, решив взять дело в свои руки, – что нам надо собраться. Вадик, ты эмоциональный человек, и задача у тебя сложная. А ты, Андрей, должен это понимать.
   – Я все понимаю, – ответил Нестеров. – И я с тобой полностью согласен. Вадим, ты в форме?
   – Не знаю…
   – Предупрежу сразу, – сказал Нестеров, – ты не сможешь вернуть деньги. Либо ты делаешь, либо не делаешь. Третьего не будет.
   – А если у меня не получится?! – взорвался Вадим. За стенами кабинета послышалось шевеление обеспокоенных «пилотовцев». – Вы думаете, это просто? Взял, сказал, и народ повалил черкаться в бюллетенях! Это не пирожки печь и не склад сторожить.
   Нестеров отвернулся к окну. Губы беззвучно проговаривали незамысловатый текст: «мать, мать, мать»…
   – Что ты собираешь делать? – спросил Глеб.
   – Догадайтесь! – фыркнул Вадим.
   Что он имел в виду, никто не понял. Нестеров в отчаянной надежде принял эти слова за обещание сделать все как надо, а Глеба начали терзать смутные сомнения. Но в любом случае необходимо было перестать парня клевать.
   – Вадик, вали отдыхать. Придешь вечером перед «Луной».
   – Хорошо, – выдохнул Вадим. – Только звонок один сделаю.
   Когда его оставили одного, он поднял трубку, набрал номер. Лариса должна быть сейчас дома, отсыпается перед концертами…
   Он услышал лишь длинные гудки.

   Лариса снова опоздала. Такая уж она девочка, все время забывает, куда надо бежать в данный момент. Сегодня она сделала много покупок, забила холодильник почти до отказа, приготовила вкусный ужин, а когда собралась за сыном в садик, часы уже ехидно посмеивались над ней.
   Увидев сквозь решетчатую ограду Ангелину Львовну, сидевшую под козырьком песочницы и грустно глядящую в сторону крыльца, Лариса прикусила губу.
   Что-то не совсем правильно.
   Она ускорила шаг, толкнула калитку свободной рукой и буквально вылетела на площадку старшей группы. На качелях болтался, расшвыривая пригоршнями грязный песок, какой-то мальчик, но это был не Максим.
   – Здравствуйте, Ангелина Львовна! Мой-то где?
   Воспитательница поднялась и пошла навстречу. Выглядела она не то виновато, не то устало.
   – Лариса, я хотела еще утром у тебя спросить…
   – Что такое?!
   От громкости голоса воспитательница стушевалась еще больше
   – Слушай, его Игорь забрал… Ну, папа. Я сначала…
   Лариса почувствовала, что ноги отказываются ее держать. Сумка сползла с плеча, бухнулась наземь. Кажется, в ней что-то разбилось.
   – Я сначала подумала, чего это он неожиданно так, – продолжала Ангелина, – а потом решила, что отец все-таки, и мальчик с ним пошел… Лариса, что с тобой? Что-то не так? Я не должна была?
   – Он… с ним… пошел?! – выдавила Лариса.
   – Да. Подумал сначала, а потом пошел. Ну, так и я же знаю твоего мужика, столько лет рядом живем… Я решила, что у вас все наладилось, ты такая бодрая была утром…
   Лариса обессилела. Ей хотелось заплакать.
   – Он что-нибудь просил передать?
   – Кто?
   – Игорь.
   – Нет, ничего…
   Трудно было сказать, поняла ли воспитательница свою оплошность. Похоже, что не до конца. «Черт вас разберет», – подумала она утром, так и не решившись сообщить, что Игорь, перед тем как забрать мальчика, появлялся дважды, и оба раза с хорошими гостинцами.
   Как-то не так она поступила. Наверняка. Ну, а с другой стороны, кто им виноват? Сами пусть разбираются!

21

   Прилетит вдруг волшебник
   В голубом вертолете
   И бесплатно покажет кино.
   С днем рожденья поздравит
   И наверно оставит
   Мне в подарок пятьсот эскимо…

   Вот она, наша национальная идея! Ключевое в этом стишке сладкое слово БЕСПЛАТНО. Любим мы мечтать, надеяться, что какой-нибудь незнакомый филантроп подарит вагон эскимо или случайно забудет на скамейке в парке чемодан, доверху набитый хрустящими долларами. Жажда халявы неистребима.
   Я предлагаю вышвырнуть эту дурь из головы. Не пора ли уже делом заняться? Родина-мать-её зовет! Ей нужны наши руки, наши мозги, наша энергия. Она устала дожидаться возвращения своих сынов и дочерей с очередной попойки и поминутно заглядывать за край пропасти – «свалюсь или не свалюсь?». Давайте приведем старушку в божеский вид. Заодно, глядишь, и сами приоденемся.
Из книги Глеба Шестопалова
«Убегающий волк»
12 часов до эфира

   Утром Вадим собирался на работу в одиночестве. Лариса, уснувшая только часам к четырем, беспокойно ворочалась на кровати, и будить ее не хотелось. Все совпало самым невероятным образом – ее концерты, дурацкий телеэфир, выходка Серого… Увести пацана из садика почти под самым носом у матери Игоря уговорил именно Серый. Вадим сам видел, как Нестеров, услышав новость, грохнул кейс об стол с такой силой, что отлетел один замок. Пиарщик был искренен, и Вадим ему верил, хотя никакой практической ценности это не представляло.
   Во дворе ожидала «Рено» Глеба. Сам хозяин машины прогуливался возле столбов с веревками для сушки белья. Он будто что-то искал в траве – водил ногой туда-сюда, сунув руки в карманы, иногда делал движения футболиста, пробивающего штрафной удар.
   – Привет, – бросил Вадим. Глеб обернулся, продемонстрировал бледное лицо и круги под глазами. – Дерьмово выглядишь, босс.
   – Не хуже, чем ты. Как там говорится в голливудских боевиках: «Когда все это закончится, напомни мне, чтобы я набил морду… кому-нибудь».
   Ехали сначала молча. Глеб включил магнитолу, но запустил не радио, а Лучано Паваротти на компакт-диске. Ему не хотелось ни думать о работе, ни слышать, как это всё работает без него. Когда подъезжали к крупному перекрестку, Глеб кивнул в сторону развевавшейся на ветру рекламной растяжки с именем Лесневского:
   – Скоро это снимут.
   – В смысле?
   – Не пройдет он.
   Вадим грустно усмехнулся.
   – Если он не пройдет, мы тоже никуда не пройдем. Я, во всяком случае.
   – Не преувеличивай. Ты не всесилен, и кто бы ни затеял эту авантюру, он явно не все учел. Рисковал, подлец. Ты так и не знаешь, как они тебя нашли?
   Вадим отрицательно покачал головой.
   – Как Лариса? – спросил Глеб.
   – Спит. Намаялась за вечер, обзвонила всех, кого можно, слопала килограмм успокоительного. Ее родители просто в шоке, мать врача вызывала, отец всех своих знакомых мужиков зачем-то собрал, хотели в милицию звонить. Дурдом начался.
   – Вызвали милицию?
   – Нет, я отговорил.
   – Правильно.
   – Лариска только к утру вырубилась. Сегодня у нее концерт в «Циклоне», потом через день еще три подряд.
   – Бедняга. Этот засранец так и не звонил?
   – Нет. Видимо, не считает нужным.
   Вадим говорил спокойно и даже иногда широко зевал, но Глеб чувствовал, что ему нужна поддержка.
   – Не волнуйся, – сказал он, – ничего они ему не сделают. Отработаешь по контракту, и они отпустят пацана. Он все-таки отец.
   – В том-то вся и лажа. Лариса не хотела, чтобы они вообще виделись. Для нее это равносильно изнасилованию.
   – Да как же он с ним пошел?
   – Не знаю. Зов крови… Он вообще странный мальчик. Играет, играет, а потом – бац, смотрит в окошко и о чем-то думает. Пока за ухо не дернешь, не отзовется.
   – Все равно, мне кажется, так уж сильно трястись не стоит. Это глупая выходка шантрапы. Насмотрелись боевиков, «джентльмены удачи», решили попугать…
   – … и только разозлили. Они думают, что от этого может зависеть результат, но сейчас я вообще ничего не могу гарантировать.
   Они подъехали к зданию института. Несмотря на ранний час, у крыльца столпилось много машин, в основном иномарок. Одну из них Вадим узнал без труда – большой бело-грязный джип.
   – Кирилл уже здесь.
   – Ага, – отозвался Глеб, подгоняя свою машину к площадке под окнами первого этажа. – Он тоже собирался силовиков поднять, но, кажется, передумал.
   Кирилл действительно уже сидел на кухне «Пилота», пил крепкий чай и беспрестанно звонил по мобильному телефону. Прибывших друзей он встретил кивком головы.
   – …Да, мне нужно знать, где это находится! – кричал Обухов в трубку. – И не через пять часов, а через двадцать минут… Откуда я знаю! Знал бы, не спрашивал… Да… Да… И еще: выясни, дорогой, что это будет стоить… Все, пока!
   Он захлопнул крышку телефона.
   – Как успехи? – спросил Глеб.
   – Не густо. К ментам лучше не соваться, такой визг поднимется, что уже никакие телепередачи не помогут. Вадик, ты знал, что они на это пойдут?
   – Они намекали. Вернее, этот Серый намекал, но я тогда подумал, что…
   – Понятно. Бритый туземец… И ты тоже хорош, мелешь языком где ни попадя, экстрасенс!
   Вадим смутился. Кирилл глотнул чаю, поднялся.
   – Ты деньги принес?
   Вадим сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил полиэтиленовый сверток.
   – Сколько тут?
   – Весь задаток, десять штук.
   – Отдай Глебу. И вообще, братцы, с настоящего момента ничего не предпринимайте без моего ведома. Все, что я готовил, летит к черту, теперь придется менять на ходу. В переговоры не вступать, истерик не устраивать, рубашек на груди не рвать – тогда проскочим.
   – Какой у нас сценарий? – спросил Глеб.
   Кирилл посмотрел на него снизу вверх.
   – Делайте, что они хотят. «Пилот» свою часть отработал?
   – Почти. Осталось еще несколько оплаченных роликов, часть спонсорского пакета, но все это заканчивается завтра… если, конечно, не будет пролонгации. А она наверняка последует.
   – Ничего не продлевай! Станция из игры выводится, остается отстреляться только Вадиму. Эй, ты готов?
   Вадим развел руками. К этому моменту он уже окончательно проснулся, и его с новой силой принялось терзать поганое чувство вины.
   – Я готов, но лучше бы меня лишили языка в младенчестве.
   – Сопли подбери, – отрезал Кирилл. – Наливай себе кофе и топай работать. Я там бутерброды принес, курицу-гриль. Оба позавтракайте.
   Вадим повиновался, но прежде решил узнать, впрочем, без особой надежды на положительный ответ:
   – Нестеров не звонил?
   Кирилл как-то странно ухмыльнулся, и за эту обнадеживающую ухмылку Вадим готов был его расцеловать.
   – Твой Нестеров оказался неожиданно приличным человеком. Мне думается, он умыл руки и теперь пакует чемоданы. Но обещал, что на телецентре во время эфира будет присутствовать.
   На этом импровизированная «летучка» завершилась. Вадим и Глеб пошли завтракать, а Кирилл снова принялся насиловать телефон.

   К полудню ничего нового выяснить не удалось. Телефоны избирательного штаба Лесневского не отвечали, как не отвечал и личный телефон Константина Палыча, местонахождение похищенного мальчика оставалось неизвестным. Нестеров по факсу прислал Вадиму отпечатанные тезисы для вечернего выступления (он действовал, скорее, по инерции, нежели по внутреннему убеждению довести дело до конца). В самом низу листа стояла его приписка, сделанная от руки: «Если не уверен, ничего не предпринимай, придерживайся этих материалов. До вечера!».
   В офисе «Пилота» привычного оживления в этот день не наблюдалось. Глеб сделал распоряжение, чтобы рекламные агенты сегодня не шарахались по программному отделу, а сами программщики – Блинова, Парамонова и Паша – вели себя довольно тихо. Они не были посвящены в детали, но догадывались, что у руководства аврал. Катя ни разу не высунула головы из-за стойки и никому не предлагала кофе.
   – Как успехи? – в который уж раз спросил Глеб у Кирилла.
   – Паршиво. Ребята носятся, а толку – как от козла. Лесневский ушел в подполье. Надо полагать, появится только вечером в телецентре вместе со всей своей кодлой.
   – Могли бы хоть позвонить, сказать, что с пацаном все в порядке.
   – Да и так с ним все в порядке! Ты-то хоть не паникуй. Вадим, блин, каждые полчаса звонит домой, Лариску успокаивает, а та еще больше накручивается. Нафига?! Один раз сказал ей, что все в порядке, и хватит.
   – Ты никогда не был отцом, – произнес Глеб.
   Кирилл помрачнел. Руки принялись шарить по карманам в поисках сигареты.
   «Черт!», – подумал Глеб.
   Да, Кирилл действительно пока не стал отцом, хотя с институтской скамьи мечтал о пухлощекой девчонке с косичками. «Всё как-то не до того». Много лет просто ночевал на работе, а в короткий недельный отпуск выбирался не чаще, чем раз в два года. Простые человеческие желания безжалостно сожрала деловая рутина. Но главное – до сих пор не появилась женщина, которой Кирилл смог бы доверять. Очередная «жена», с которой Обухов сейчас изредка делил ложе, вряд ли отвечала требованиям, предъявляемым потенциальным матерям, и, скорее всего, Обухов с ней тоже расстанется.
   – Не дуйся, старик, – сказал Глеб, – все на нервах.
   – Вали, кукуруза, – махнул рукой Кирилл. – Мне еще звонков кучу надо сделать.
   «Он все-таки обиделся, – подумал Глеб, благоразумно удалившийся в свой кабинет. – Ты дятел, Шестопалов!».

   Лариса вышла из комы неожиданно и молниеносно. Звонки Вадима не приносили ей облегчения – здесь Кирилл оказался прав – но хотя бы помогали передвигаться по квартире и заниматься делами. Но звонок, раздавшийся около часа дня, встряхнул ее, как удар тока.
   – Алло!
   – Мам, привет!
   Материнское сердце чуть не разорвало футболку – так стремительно метнулось прочь из груди. От неожиданности Лариса уронила чашку, в которую только что налила чай.
   «Симка, сына, ты где?!» – хотелось прокричать ей, но внутренний шепоток в последний момент успел остановить. Неизвестно, что они наговорили мальчику и как он оценивает происходящее.
   – Сынок, как ты там без меня? – спросила она, пытаясь придать своему голосу спокойствие.
   – Мам, мы тут с папой мультики смотрим. – Мальчик тоже говорил спокойно. На заднем фоне слышались звуки работающего телевизора и чье-то низкое бормотание. – С тем папой, который… ну, с папой Игорем.
   «Господи боже!!!»…
   – Сима, когда вы приедете?
   – Я не знаю. Папа сказал, что ты будешь на работе, а мы пока тут… – Максима кто-то прервал, и через пару мгновений он добавил: – Тут красиво, речка рядом.
   – Вы за городом? – осторожно поинтересовалась Лариса.
   – Мы… Я не знаю…
   Мальчик как будто расстроился, что не смог объяснить. Мама теперь тоже может огорчиться, потому что она всегда учила сына говорить правильно и хорошо, а он не смог.
   – Ну, ладно, – сказала Лариса, – мы скоро увидимся. А сейчас, милый, передай трубочку папе.
   – Ага.
   Послушался хруст, шелестение, и потом до ужаса знакомый голос, словно призрак из далекого и мрачного прошлого, пробасил:
   – Привет, мартышка. Как дела?
   – Скотина, чего ты хочешь?! – без предисловий и сентиментальных приветствий начала сразу Лариса. – И где вы находитесь?
   – Сама скотина, – беззлобно ответствовал муж. – И шлюха к тому же. Правильно мне мать говорила: «Ты за порог – она тебе рожков пририсует».
   – Заткнись! Мальчик рядом!
   – Нету его. Во двор побежал, с кошкой играть.
   – Где вы?!
   – На даче у приятеля.
   «Нет у него никаких приятелей с дачами», – мимоходом подумала Лариса.
   – А от тебя мне ничего не надо, – продолжал Игорь. – Я вообще уеду отсюда скоро. Вот решил с сыном попрощаться, потискать его маленько. А он нормальный парень, не психует. Сразу меня узнал, потому что родная кровь все-таки.
   Ларису передернуло. Упаси боже от такой наследственности!
   – Ты…
   – Развод получишь, не трясись, – прервал ее Игорь. – Вот только твой ё… рь сделает свое дело, так сразу и рассчитаемся.
   – Не смей его так называть! Он…
   – Да мне пофиг, кто он. Да и вообще, срать я на вас обоих хотел. У меня все теперь будет не хуже, а может, даже и лучше. Думаешь, бабу не найду?
   «Сколько же они тебе пообещали?», – снова мелькнуло у Ларисы.
   – Верни его немедленно! Слышишь, ты, дрянь, мразь…
   – Закрой рот, дура! – рявкнул Игорь. Похоже, его спокойствие было напускным. – Получишь ты его, живого и здорового, когда все закончится. Может быть… Все, пока!
   – Стой!…
   Короткие гудки.
   Лариса смахнула слезу, тут же нажала на рычаг и стала набирать номер телефона Кирилла.

   В просторной студии телекомпании «Неон-ТВ», где должна была пройти встреча с кандидатом в мэры Константином Лесневским, шла вялая подготовка. Интерьер был готов еще неделю назад, и его просто немного корректировали под конкретного политика. Приготовлениями командовал режиссер Женя Ксенофонтов. Лохматый и небритый мужчина сидел в аппаратной комнате с большим витринным стеклом, выходящим в павильон, и ругался в микрофон. Голос его, усиленный аппаратурой, доносящийся откуда-то сверху, из-под потолка, гулкий и грозный (хотя сам Женька был довольно приятным в общении человеком), навевал грустные мысли о бренности всего происходящего под софитами.
   – Олег! – гудел Ксенофонтов. – Отодвинь камеру под козырек, ты с ней на первый план вылезаешь.
   Послушный оператор исполнял указание. Шустрые ассистентки выставляли на стол для героев программы красивые высокие бокалы с изображением герба города. Напротив стола амфитеатром располагались места для зрителей. Ничего экстраординарного, обычная студия для делового ток-шоу – минимум декораций, умеренный свет и скромная мебель.
   В первом зрительском ряду сидел молодой человек… с бутылкой пива. Режиссер долго игнорировал этого нахала, но в один прекрасный момент не выдержал:
   – Стручков, ты какого лешего тут крутишься под ногами? Да еще и жрешь у меня на глазах…
   Вася приветственно махнул рукой. Вернее, бутылкой.
   – Привет, Жека! Как жизнь половая?
   – Я тебя не слышу! Поднимись и доложи по форме!
   Стручков подошел к ближайшему оператору и, испросив у того разрешения, ответил в микрофон, крепившийся к наушникам:
   – Я тут по приглашению. Я зрителем буду.
   – Какой идиот тебя пригласил?
   – Ты.
   Возникла небольшая пауза. Ксенофонтова редко удавалось сбить с толку, но Стручкову, кажется, сегодня удалось найти брешь в оборонительных укреплениях.
   – Не понял, – прогугукал Женя.
   – Открой дверь в аппаратную, и я всё объясню. Я, кстати, давно к тебе ломлюсь. Дело есть.
   – Какое?
   – Политическое.
   Режиссер промолчал. В следующие несколько секунд Стручков готовился получить пинка и вылететь на свежий воздух, но Женя неожиданно смягчился.
   – Ладно, заходи. Бухло свое на входе оставь.

   – За городом! – орал Обухов, захлопнув крышку телефона. – Они за городом! Прекрасный адрес! Прямо сейчас дивизию солдат пустим прочесывать всю область по радиусу. К зиме закончим.
   Вокруг столпились все, кто был задействован в процессе поисков – Вадим, Глеб и двое парней из команды Кирилла.
   – Не кипятись, – бросил Глеб. – Что она еще сказала?
   – Э-э… что рядом где-то есть речка, что пацан во дворе бегает, телевизор смотрит и еще что-то в том же духе.
   – Коттедж какой-нибудь.
   – Ясен пень, не конюшня! Чей это может быть дом?
   В разговор включился один из помощников Кирилла:
   – Можно посмотреть, кто из людей Лесневского держит недвижимость за городом.
   – Долго, Федор, – ответил Кирилл, – очень долго. Запаримся.
   В кабинет нырнула Катя.
   – Кирилл Сергеевич, вам факс.
   – Давай!
   Обухов буквально вырвал бумагу из рук девушки, изучил содержание, улыбнулся.
   – Артурка! Короче, полтора часа назад «Вольво» из автопарка Лесневского видели на посту Свердловского тракта. Тачка въезжала в город.
   – Что это значит? – спросил Глеб.
   – Не знаю. Может, и ни хрена не значит.
   Никто не заметил, что Катя осталась стоять у двери. Она отчаянно пыталась привлечь к себе внимание, но успехом увенчалась только третья попытка. Услышав легкое покашливание, Глеб поднял голову.
   – Что-то еще, Катюш?
   – Глеб Николаевич, вас спрашивает какой-то человек.
   – Зачем?
   – Не сказал.
   – Пусть ждет.
   Катя вышла, а мужчины снова вернулись к изучению документа.
   – Так, – сказал Кирилл, – если еще раз пробежаться по нашему списку, то можно что-то нащупать. Но опять же долго всё это… Федя, посмотри, что там у них есть по Свердловскому тракту.
   – В этом нет необходимости, – раздался у дверей незнакомый голос. Все, как по команде, обернулись.
   У порога стоял непрошеный визитер. На вид ему было лет пятьдесят с лишним, волосы чуть седоватые, белая рубашка без рукавов плохо скрывала густую растительность на груди.
   – Вам кого? – спросил Глеб.
   – Всех, – ответил мужчина, без приглашения входя в кабинет. – Жарко тут у вас. Извините, что пришлось ворваться, но ждать мне некогда. Да и вам тоже.
   Присутствующие продолжали безмолвно таращиться на него – кто-то с любопытством, кто-то с раздражением, и лишь Вадим, пристроившийся на подоконнике, смотрел на незнакомца с нескрываемым удивлением… Впрочем, нет, это было, скорее, озарение.
   – Дядь Петь…
   – Привет, Вадик. Рад тебя видеть.
   Вадим покачал головой.
   – Прости, не могу сказать того же…
   Мужчина вздохнул. Никаких объятий, рукопожатий. Встреча старых соседей по лестничной площадке после стольких лет разлуки прошла довольно вяло.
   – Пришел с покаянием? – спросил Вадим.
   Тот не ответил. Оглядев присутствующих, представился:
   – Трофимов Павел Владимирович. Можно не жаловать.
   Это имя никому ничего не говорило. Только Кирилл, порядком накрученный за сегодняшний день, не смог не съязвить:
   – А с чего вдруг дядя Петя?
   – От любви к Чехову. Петя Трофимов, вечный студент, вечный мечтатель. Ко мне еще в школе это прилепилось, а потом привык. Кстати, вы тут что-то обсуждали.
   – Есть маленько. – Кирилл даже не пытался скрыть раздражение.
   – Так вот, я повторю, что нет необходимости прочесывать местность. Я знаю, где мальчик. Вернее, думаю, что знаю.
   Кирилл озадаченно крякнул, Глеб откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, а Вадим принялся изучать узоры на линолеуме.
   – И где же он?
   – На даче у одного из людей нашей команды по фамилии Кудрявцев. Не очень крупная птица, но дача у него неплохая. Она часто используется для… для подобных дел. Сотня километров отсюда по Свердловскому тракту. Направление вы угадали.
   – Спасибо, – выдавил Кирилл. – Может, вы еще что-нибудь знаете?
   – Всё. – Трофимов с тревогой поглядел на Вадима. Тот избегал встречаться с ним взглядом. – Я знаю всё, потому что сам всё придумал. От начала и до конца.
   Вадима при этих словах словно придавило чем-то тяжелым. Он ссутулился еще сильнее, просто свернулся в клубок, подставив взору Трофимова только нечесаную макушку.
   – Федор, Саша, – кивнул Кирилл своим людям. Те поняли с полуслова, прихватили бумаги и вышли, прикрыв дверь. В кабинете остались только главные действующие лица.
   Обухов посмотрел на часы.
   – Времени в обрез, вечный студент, но черт с вами, рассказывайте, сколько успеете.

   – Я должен был улететь сегодня утром, – начал Трофимов, – но по старой привычке все еще знакомился с новостями и наткнулся на этот скандальчик с твоим «левым» интервью, Вадим. Тогда подумал, что все может накрыться медным тазом, и сдал билет. Нет, не потому, что переживал за исход дела. Я понял, что эти ребята могут перейти к другим методам. Знаю, ты бы мог без особого труда вытянуть серенького бизнесмена на самый верх, даже с учетом всех его сомнительных заслуг. У таких амбициозных выскочек шансов стать мэром практически нет, но с твоими способностями, Вадим, это реально. Достаточно упомянуть, сколько ты смог сделать в недельный срок. Лесневский сразу стал нагуливать жир, едва ты раскрыл рот в его защиту. Фантастика! До сих пор поражаюсь… Однако я давно тебя не видел и не знал, что твои взгляды на жизнь изменились настолько кардинально. Я не учел, что ты можешь отказаться, и втянул тебя в это. Если можешь, прости…
   Тот не ответил.
   – Давайте ближе к делу, – произнес Кирилл.
   – Хорошо. – Трофимов стряхнул пепел сигареты, приложился к своей любимой фляжке с коньяком. – Прежде всего, должен вас огорчить, ребята: не вы нашли Вадима. Мы вам его подсунули. Все началось с компакт-диска, который свел вас в «Черепахе». Угадать результат этой встречи не представлялось сложным. Нам нужно было устроить Вадима на хорошую радиостанцию, которая раскрутит его имя до таких масштабов, что публика станет искать его и прислушиваться к нему – к тому, что он говорит.
   – Почему вы выбрали именно «Пилот»? – спросил Глеб, немало уязвленный своей ролью марионетки.
   – Станций много, это верно. У того же Лесневского есть свои СМИ. Конечно, если устроить Вадима на проводное радио, которое электоральный костяк слушает во время завтраков и ужинов на кухне, то в теории мы выполнили бы программу с гораздо меньшими затратами и гораздо быстрее. Но это в теории. Я долго изучал рынок и пришел к выводу, что «Пилот» подойдет больше всего – и своим коллективом, и климатом, и приоритетами. На другой станции Вадим мог и сам не задержаться. Не скажу, каких трудов мне стоило это исследование, но в выборе я не ошибся. Вы помогли Вадиму больше, чем кто бы то ни было до вас. Замечательный коллектив.
   Он сделал многозначительную паузу, но благодарностей за комплимент не дождался.
   – План был такой. Вы с нашей незримой помощью и при поддержке других СМИ доводите имя парня до нужной громкости, вам всем делают заманчивое предложение, от которого вы не можете отказаться, и Вадим становится официальным голосом команды Лесневского. Ролики, передачи, спонсорские тексты и так далее – все это должно было сработать. Главный упор делался, конечно, на телевизионные эфиры. Когда на тебя смотришь, Вадик, начинаешь верить еще сильнее. Так что за те вечера на ТВ и еще несколько метких выстрелов ты смог бы окончательно задвинуть Савичева, а на его место поставить Фармацевта. На каком-то этапе произошел сбой. Как говорят эксперты, виноват человеческий фактор.
   Кирилл хмыкнул.
   – Сколько же вы заработали, папаша?
   – Достаточно для того, чтобы на какое-то время перестать самому стирать рубашки и готовить яичницу. Ты, сынок, поди уже не вспомнишь, что это такое?
   – Ой, не надо! Все равно не поверю. «Жена больная, пенсию не платят» – это оставьте для присяжных.
   – Ты прав. – Трофимов не обиделся. Он вообще держался так, словно ему уже не страшны никакие порицания, обвинения и даже оскорбления. – Жены у меня нет, до пенсии еще дотопать надо, а потребности мои, при всей их скромности, все же требуют вливаний. Не буду врать, я просто решил, как это сейчас говорят, нарубить капусты. Единственное, о чем жалею, – не заставил себя встретиться с тобой, Вадим, переговорить. Решил действовать втемную.
   Ты до сих пор сомневаешься, но я собственными глазами видел ту падающую звезду. Видел и снимал на фотокамеру. Сейчас все это называют «зауральской аномалией семьдесят пятого года». Много статей, версий, фотографий. Никто толком ничего и не понял. Я, кстати, тоже до сих пор не могу сказать точно, что это было. Смотрел на эту «аномалию» из окна своей кухни тем вечером, когда мою соседку – твою маму – увезли в роддом. Сижу, накачиваюсь, а тут эта блямба с неба прямо на город падает, медленно так, на большую сигнальную ракету похожая. В городе вой поднялся, народ на улицу вывалил, а я схватился за аппарат. Сидел и снимал. Ты, Вадик, тогда наружу вылезал… забавное совпадение. В это можно не верить, можно считать моими фантазиями, но ведь от того, с чем мы сейчас имеем дело, отмахнуться уже нельзя, правда? Это факт.
   Дядя Петя снова хлебнул коньяку. Оглядев напряженные лица слушателей, он посмотрел на часы.
   – Нужно выезжать в ближайшие полчаса, если хотите успеть до начала передачи.
   Кирилл встрепенулся. Действительно, предыстория сейчас может подождать, нужно действовать.
   Он вынул телефон, набрал номер.
   – Федор, найди Артура. Скоро выезжаем. Да… Сейчас, погоди. – Кирилл повернулся к Трофимову. – Куда ехать?
   – Примерно сто километров по Свердловскому тракту, поворот налево на указателе «Бахарево», до въезда в деревню. Возле маленькой речки коттеджный поселок. Вторая улица, дом три. Там еще…
   – Как поселок называется?
   – Кажется, Вязовый. Точно не помню.
   – Ладно, – махнул рукой Кирилл и вернулся к собеседнику, висящему на проводе: – Федор, до Бахарево по шоссе, потом на коттеджный поселок. Вязовый. Знаешь такой?… Отлично!
   Трофимов сделал еще глоток из фляжки. Судя по характеру бульканья, фляга была почти пуста, но дядя Петя, как ни странно, не проявлял никаких признаков опьянения.
   – Парни, – сказал он, – я буду на телефоне все это время. Звоните, доведу вас до самого дома.
   – Валяйте. – Кирилл поднялся, пару раз хлопнул в ладоши. – Все, погнали наши городских!
   – Стой. А может… – начал Вадим.
   – Что?
   – Может, не надо ничего? Может, все-таки просто отбарабанить свой номер? Максима вернут, все закончится.
   – Ничего не закончится, – сказал Трофимов. – Я эту публику знаю. У них, как у некоторых собак, отсутствует рецептор сытости. Сколько на тарелку ни положишь, будут жрать, пока не сдохнут. Лесневский потом захочет стать президентом… мало ли еще кем. Прикинь, если тебя на Первый канал по вечерам выпускать с «пятиминутками ненависти»?
   – Боже упаси, – сказал Кирилл. – Он прав, спускать на тормозах нельзя.
   От мысли о президентской кампании Вадима чуть не скрутило. Он решил не спорить.
   – Хорошо. Что мы делаем?
   – Ты готов к передаче?
   – Готов.
   – Поедешь на студию с Глебом, он подстрахует. На месте все расскажет. Глеб, я оставляю тебе троих ребят, будут пока дежурить в коридоре, а потом сопровождать до телецентра, и там внутри – тоже. К телу никого не подпустят, гарантирую.
   – А мне куда? – спросил Трофимов.
   Кирилл почесал затылок. Дядя Петя, конечно, жук еще тот, но ведь помог в последний момент. Простить его, что ли?
   – Сходите на исповедь. Только сначала номер своего телефона напишите.

   В какой-то момент они остались в кабинете вдвоем – Вадим и Трофимов. Глеб отправился делать текущие распоряжения, деликатно прикрыв за собой дверь.
   Тишина стояла минуты две. Вадим смотрел в окно, делая вид, что ищет что-то в кармане пиджака.
   – Чего молчишь? – наконец спросил дядя Петя.
   – Что мне сказать?
   – Ну, что я предатель, подлец и что-нибудь в этом роде. Все лучше, чем молчание.
   Вадим обернулся.
   – Зла на тебя не держу, дядь Петь. Я ж не знаю, как ты жил, о чем думал. Может, я даже благодарен тебе, потому что сижу здесь, а не в какой-нибудь заднице, и работаю с приличными людьми. И на том спасибо.
   Трофимов вздохнул.
   – Хорошо, коли так. А я вот стал циником, думал, заработаем на пару с тобой… – Он сунул пустую флягу в карман. – А хочешь, я тебе деньги отдам? У тебя сейчас вроде как семья, а свой гонорар, насколько я могу судить, ты возвращаешь.
   Вадим покачал головой. Не очень категорично, но все же убедительно.
   – Твой план был хорош, и это твои деньги. Если уж совсем поперек горла, отдай кому-нибудь.
   – В храм божий, батюшкам на джипы?
   – Как хочешь.
   – Я не смогу. Цинизм не позволит.
   – Тогда пропей, – махнул рукой Вадим. Этим небрежным жестом он хотел сказать, что разговор окончен. Во всяком случае, пока.

22

140 минут до начала эфира

   Саша Кашин обычно закипал быстрее, чем электрический чайник, лишь на четверть заполненный водой. Впрочем, остывал он также молниеносно. Но в этот вечер температура уже довольно долго колебалась возле одной отметки – «всех перережу!».
   – Где эта мадам ваша?! – спрашивал он притихших танцоров, летая по закулисным коридорам ночного клуба «Циклон». – Почему не звонит? Она придет вообще?
   – Придет, – отвечал один из парней. – Она ничего такого не говорила. Расстались на репетиции, сказала «до завтра».
   – Ну и где она?
   – Откуда я знаю?
   – А кто, хрен тебе в ухо, должен знать?!
   На этот вопрос никто не смог ответить.
   До начала концерта осталось минут десять—пятнадцать, и пока что жующую аудиторию развлекал конферансье. Зал был полон, а это ни много, ни мало сто пятьдесят человек. Каждый из них выложил за удовольствие наблюдать балет «Фокус» и других артистов эротического жанра по тысяче рублей. В случае срыва концерта «Циклон» впаивает такую неустойку, что возвращение к продюсерской деятельности автоматически оказывается под вопросом.
   Размышления Саши прервались самым неожиданным образом.
   – Лариска! – закричали танцоры.
   Продюсер обернулся на звук ритмичного топота каблучков. По коридору бежала запыхавшаяся руководительница балета «Фокус». Она была в мокрой футболке, сквозь которую проступали похожие на теннисные мячики груди, и в короткой юбке. За спиной у нее развивался чехол с костюмами.
   – Мать! – воскликнул Кашин. – Ты откуда такая вздрюченная?
   Лариса, не ответив, прошмыгнула мимо. Кашина чуть не сдуло.
   – Ну и мамуля у вас, – мечтательно протянул продюсер, вспоминая, как красиво смотрелась мокрая грудь.
   Лариса в раздевалке, между тем, скинула с себя все, кроме трусиков, и принялась натягивать костюм. Один из ее парней-танцоров, прихорашивавшийся у зеркала, удивленно покосился.
   – Глаза сломаешь, – буркнула Лариса, впрочем, даже не пытаясь хоть как-то замаскироваться.
   – Починю. – Парень все же отвернулся. – Лариса, ты не в духе?
   – О чем ты?
   – Раньше хотя бы вставала спиной.
   – Я тебя смущаю? – Лариса уже закрыла все свои достоинства, и теперь смотрела на танцора взглядом рассерженной волчицы.
   – Точно не в духе! Отработаешь?
   – Я когда-нибудь халтурила?!
   Она выскочила в коридор.
   – Что у вас первым номером? – спросил Кашин.
   – «Лайка».
   – О’кей! Готовность – три минуты!
   Конферансье в зале заканчивал свой треп и уже несколько раз беспокойно оглядывался в сторону кулис. Саша дал ему знак – «Все в порядке, хрен тебе в ухо, не крути башкой!».
   Три минуты быстро пролетели.
   – А сейчас, – бабахнул в микрофон конферансье, – на сцене – супер шоу-балет «Фокус»!!!
   Погас свет. Из дымовых установок, шипя, поползли густые клубы. Танец был поставлен на старую песню Ice MC: я собачка Лайка, я полетела от вас, к чертовой матери, в космос… ревите в экстазе, и всем будет хорошо. А Лариса к полуночи сойдет с ума…
   Танцоры «Фокуса» по одному ушли на сцену, и за кулисами, если не считать Кашина, стало пусто. Впрочем, продюсер не долго оставался в одиночестве.
   В дальнем конце коридора появился человек. Он был очень большой и крепкий, в кожаной жилетке и массивных башмаках. Не спеша этот Кинг-Конг затопал по коридору к сцене. Потом следом в проем вошел еще один, поменьше, в костюме. Эти два незнакомца оцепили выход со сцены с двух сторон.

   Автоколонна, состоящая из четырех иномарок и двух завуалированных милицейских машин, неслась по шоссе со скоростью сто двадцать. В головной машине сидел Эйва и трое ребят с автоматами, следом шел обуховский джип, потом – машины его людей. Замыкала колонну еще одна милицейская машина, также без маячков и опознавательных знаков.
   Проехав треть пути, сбросили скорость.
   – Артурас! – кричал по громкой связи Кирилл, – Эйва! Может, не стоит переться по шоссе? Есть другая дорога в Вязовый?
   – Есть, но не такая гладкая. Потеряем время.
   Кирилл посмотрел на часы.
   – А здесь мы прем таким караваном, что со спутника видно!
   – А кто тебя просил собирать караван? Пары машин хватило бы. Боевиков насмотрелся, супермен?
   – Ты, Сабонис с палочкой!
   – Ладно, не переживай. Через десять километров свернем. До связи, крошка.
   Действительно, вскоре появился указатель направо, на менее удобную дорогу. Колонна машин свернула, затряслась по ухабам. В таких условиях высокую скорость обеспечить не удалось даже джипу Обухова.
   – Нам так важно успеть до начала передачи? – поинтересовался у Кирилла его помощник Федор.
   – Да. Это будет важный перекресток. Либо мы сделаем из Лесневского мэра, либо…
   – Либо что?
   Кирилл усмехнулся.
   – Либо Вадик сделает его бомжем.

   Атмосфера в офисе «Пилота» была наэлектризована до предела. Вадим ходил от стены к стене, глотал горячий кофе, обжигался и матерился сквозь зубы. Глеб не мешал ему, потому что у самого хватало проблем. Рекламные менеджеры, словно сговорившись, пришли просить прибавку к комиссионным. Десяти процентов им было уже недостаточно.
   Они выбрали не самое удачное время.
   – А полы вам дома не помыть?! – заорал Глеб. – Может, вам зарплату в баксах выдавать, как в Москве? Совсем охамели! Брысь отсюда!
   Рекламщики умотали к себе и больше не показывали носа.
   Вскоре в дверь кабинета директора снова постучали.
   – Да!
   В узкую щелочку просунулась голова Кати.
   – Глеб Николаевич, к вам Нестеров.
   «О-о-о!», – подумал Глеб.
   В офисе появился не только пиарщик. С собой Нестеров привел еще троих парней, поразительно напоминающих телохранителей. С ними вместе в офис завалились и люди Кирилла, которых он оставил для охраны. Катя взирала на это столпотворение как перепуганный кролик.
   – Пора ехать, – сообщил Нестеров.
   – А для чего потребовалось подниматься сюда со всей свитой?
   – Не моя прихоть, придется потерпеть.
   Глеб оглядел лица представителей свиты и мысленно задал себе вопрос, у кого вообще могла возникнуть прихоть содержать такую высокоинтеллектуальную команду.
   – Ладно, поехали.
   Спускаясь по лестнице рядом с Нестеровым, он продолжал ставить условия.
   – Вадим будет со мной. Не смейте брать его под локотки и оказывать психологическое давление.
   – Боже, о чем ты говоришь, делайте, как вам удобно.
   Внезапно Глеб остановился.
   – Погоди. Слушай, Андрюха, скажи честно: ты сам уверен в результате?
   Нестеров улыбнулся, только от улыбки всесильного и непотопляемого консильери осталась лишь тень.
   – Скажу честно, Глеб: мне самому интересно, чем это закончится. Насколько я понял, вы лапки вверх поднимать не собираетесь.
   – В смысле?
   Нестеров сделал паузу, подождал, когда все сопровождающие лица спустятся на пролет ниже.
   – Я в любом случае уже послезавтра буду дома. Даже если Лесневский передумает и попросит меня задержаться, я уеду. И не потому, что я честный малый, а потому что не люблю, когда что-то делают за моей спиной. Тем более если делают глупости.
   – Я тебя понял. – Глеб посмотрел на часы. – Ладно, брось. Поглядим, что из этого выйдет.
   В машины погрузились молча и организованно. Глеб посадил Вадима к себе в «Рено», позволив на заднее сиденье сесть двум парням сопровождения – своему и чужому. Доехали быстро, но не обошлось без небольшого инцидента. На одном из перекрестков Глеб успел проскочить на желтый свет, оставив позади всех остальных. В машине началась легкая паника. Человек из свиты Лесневского велел остановиться у обочины, на что телохранитель из группы Кирилла вежливо попросил его не дергаться. Оба нахохлились, как два петуха на тотализаторе, но Глеб даже не подумал снизить скорость. В результате он подъехал к телецентру на пять минут раньше.
   Они вышли из машины, Глеб отвел Вадима в сторону.
   – Хочу кое-что сказать, пока никого нет.
   Заметив у парня какое-то странное выражение лица, похожее на сонное недоумение, он поспешил добавить:
   – Соберись!
   – Хорошо.
   – Насколько я знаю, твоя пламенная речь пойдет не сразу после начала передачи, но мы с тобой до того момента никак не сможем связаться. Телефон у тебя наверняка изымут. Войдешь в павильон – и тю-тю.
   Вадим начал волноваться.
   – Как же тогда быть? Что я смогу?
   – Слушай внимательно…

   Час до эфира

   Шоу продолжалось. С небольшими перерывами балет «Фокус» отработал уже четыре номера, и каждый был встречен бурными овациями, переходящими в истерику. Один из номеров представлял аргентинское танго под стинговскую «Роксанну» в трактовке «Мулен Руж». Танцевали Лариса и Вольдемар. В свете прожекторов и лазерных пушек звезда «Фокуса» выглядела «полуобнаженной феей, спрыгнувшей с плодоносящего дерева, чтобы отдаться в порыве бурной страсти простому пастуху»… Во всяком случае, так потом написал один журналист, который к моменту начала этого танца был уже под завязку наполнен виски.
   Из-за кулис за шоу наблюдал Саша Кашин, жующий чипсы из большого пакета. Где-то в середине номера его мягко ткнули в бок.
   – Слышь, братан…
   Кашин обернулся, готовый обрушиться с гневной отповедью, но язык прилип к гортани. Обратившийся к нему человек имел полное право говорить «слышь» и «братан».
   – Чего те… вам? – пролепетал Саша.
   – Вот эта девица, – Кинг-Конг махнул в сторону сцены, – Лариса Еремина?
   – Она самая. А что?
   Незнакомец хмыкнул.
   – Хорошенькая… Слышь, братан, передай ей, чтобы после концерта никуда не уходила.
   Мужчина сцепил руки и так громко хрустнул костяшками пальцев, что Кашин понял: у Лариски действительно есть проблемы. Может быть, стоило дать ей небольшой отпуск?
   «Слышь-братан» тем временем преспокойно направился по коридору обратно к выходу.
   – Ну и чудо, – пробормотал продюсер. Кушать чипсы ему расхотелось.

   – Эйва! Артурчик!
   – Да, милый?
   Мужики в машине захихикали, в том числе и сам Кирилл.
   – Артурас Валентинас, ты у меня напросишься! Сколько нам еще?
   Капитан сделал небольшую паузу, потом уже со всей своей гаишной серьезностью сообщил:
   – Пять по грунтовке, потом, значит, выкарабкиваемся на шоссе, еще через километр съезжаем на бетонку и въезжаем в Вязовый с другой стороны.
   – С какой другой?
   Эйва снова сделал паузу, но, как выяснилось, не для того, чтобы свериться с картой.
   – Кирилл, не говори мне, что ты всегда входишь через парадную дверь. Мы въедем не там, где шныряют дорогие иномарки, а через задницу, облюбованную колхозными мусоровозами.
   Кирилл отключил громкую связь и сквозь смех выругался.
   Минут через пять колонна выехала с грунтовки на ровную шоссейную дорогу. Скорость сразу увеличилась. Но через упомянутый километр пришлось снова тормозить и сваливаться на бетонку. Впрочем, здесь можно было держать приличную скорость.
   – Так, внимание! – скомандовал Эйва. – Сейчас через пару километров будет крутой спуск, и сразу за ним – Вязовый. Интересующий нас коттедж находится на другом краю поселка. Кирилл, твой джип выходит вперед, остальные останавливаются за двести метров и подходят пешком. Отбой!
   На бетонке трясло, автомобили поднимали клубы пыли, но пейзаж вокруг был замечательным. Коттеджный поселок находился в низине, на берегу мелкой и узкой реки. На противоположном берегу простиралась зеленая долина, словно срисованная с кадра «Властелина колец». Сам поселок издали выглядел как миниатюрный центр одной из старых европейских столиц: шпили, башенки, мостки над оврагами и ручейками. Строительство, видимо, давно закончилось и новых поселенцев не ожидалось, поэтому вид был вполне законченным и цивильным.
   – Не хило, – резюмировал Обухов. – Надо будет и себе прикупить здесь избушку.
   Колонна остановилась на обочине, не доезжая до мостка, соединяющего с поселком. Отсюда до Вязового оставалось метров пятьсот, и пока можно было не беспокоиться, что кто-то их заметит.
   Эйва вышел из своей машины и направился к джипу Обухова.
   – Ну, что? – спросил Кирилл, не открывая дверцы.
   – Дальше езжайте без меня. Забирай орлов, грузи в свои тачки и аккуратненько – прямо к дому.
   – А ты чего?
   – А я здесь покурю. – Артур задрал козырек фуражки, вытер пот со лба. – Что-то меня не тянет это наблюдать. В кино насмотрелся.
   – Не любишь вида крови?
   – Ага. И запаха обдристаных штанов.
   Кирилл усмехнулся.
   – Ты чьи штаны имеешь в виду?
   – Твои, конечно.
   Кирилл открыл дверцу. Из других машин уже подходили собровцы с автоматами и майор в камуфляже.
   – Одна просьба, – сказал Эйва, – «Падение Черного ястреба» не устраивайте. Вряд ли там есть серьезная охрана, но все-таки…
   Камуфляжный майор поздоровался с Кириллом, зачем-то отдал честь. Весь вид его говорил о большом опыте участия в операциях на азиатских продуктовых и вещевых рынках.
   – Майор Застрожнов. Кирилл Обухов, если не ошибаюсь?
   Кирилл тоже отдал честь, только теперь ему пришлось поднять зад и выйти из машины.
   – Сколько вас, товарищ майор?
   – Шестеро со мной.
   – Ну, и у меня еще трое.
   – Ваших прошу пока не беспокоить. Не дай бог, начнется заваруха, и вы влетите вместе с теми, кто в коттедже. Оружие есть?
   – Только рогатки.
   – Вот и чудненько. Ну, с богом! На святое дело идем – ребенка из беды вызволять.
   Кирилл усмехнулся.

   Тщедушное трехэтажное здание телецентра напряглось, задрожало всеми стенами и даже как будто издало вздох, когда к нему подкатила кавалькада Константина Лесневского. Это был автопоезд, поднимающий волну непроизвольного восхищения и подобострастия. Видно было за километр, кто едет, куда и зачем.
   Первыми на площадку высыпали члены избирательного штаба – крупные и мелкие, молодые и старые. Секьюрити были одеты в дорогие костюмы, штат рангом пониже довольствовался легкой летней одеждой вроде футболок и сарафанов. Наконец из черного «Лексуса» вышел сам виновник торжества. Как всегда подтянутый, бодрый, в дорогой белой рубашке, гармонирующей с его пышущей здоровьем фактурой. Спутать Хозяина с кем-то другим было невозможно.
   – Папа приехал, – пробормотал Глеб, бросая под ноги сигарету. – Мизансцена такая – все на колени…
   У крыльца телецентра образовалась толпа. Лесневский всем протягивал руку, поднятую ладонью вверх, улыбался. Мистер Успех пришел сказать ключевое слово. Вряд ли у кого-то из окружающих могло возникнуть сомнение в его уверенном выходе во второй тур, и это было невероятно.
   Вадим смотрел на результаты своего труда исподлобья. Он всей душой желал оказаться сейчас, в эти самые минуты, где-нибудь за пятьсот километров отсюда, в какой-нибудь уютной кухоньке, за обеденным столом, рядом с Лариской. Пожалуй, для этого стоит еще немного потрудиться.
   Когда Лесневский направился к нему, гримаса отвращения покинула лицо Вадима.
   «Заткнись и танцуй», – напомнил он себе и шагнул навстречу.

23

   Концерт закончился. Накрытая волной оваций, вспотевшая и наэлектризованная, как юбка из синтетики, Лариса Еремина вышла за кулисы. Она только успела через силу улыбнуться Сашке Кашину и тут же попала в компанию Кинг-Конга.
   – Слышь, подруга, ты будешь Лариса?
   Девушка съежилась до размера мыши.
   – Я…
   – Собирайся, поехали.
   – Куда?
   – С тобой все будет в порядке.
   Незнакомец потащил ее в гримерку, не обращая внимания на возражения Кашина. Растерянные танцоры «Фокуса» плелись рядом.
   – Мне надо переодеться… – лепетала Лариса, – … и… я с вами не пойду! Что такое вообще?…
   Кинг-Конг пытался втолкнуть ее в комнату, но она выскочила, выставила вперед руки, пытаясь защититься от удара. В том, что удар последует, она почему-то не сомневалась, бывший муженек порой позволял себе изменить методы воспитания.
   – Мне надо переодеться, уйдите!.. Вы кто?!
   – Конь в пальто! От Кирилла Обухова я! Поехали так, вещи с собой возьмешь.
   Видя, что Лариса не торопится, Кинг-Конг взревел:
   – Быстрее!
   Он схватил ее сумку, побросал туда лифчики, штаны, блузки. Танцоры онемели от такого кощунства.
   – Все остальное сами соберете и привезете, куда вам скажут, – велел им парень. Потом закинул сумку на плечо, а свободной рукой начал подталкивать Ларису к выходу. – Пошли, пошли, не стой!
   Перед клубом на крыльце встречал второй парень. Он услужливо открыл дверь «Вольво», воровато оглянувшись, помог посадить Ларису в салон. Кинг-Конг прыгнул на переднее пассажирское сиденье, Лариса осталась сзади в одиночестве. «Вольво» сразу рванула с места.
   – Куда мы едем?
   – Пригнись…
   – Что?
   – Пригнись!
   Лариса опустила голову, скорее, от страха, нежели следуя указаниям. Она сделала это вовремя: как только «Вольво» вырулила с площадки, на ее место с противоположной стороны вкатил темно-синий «Опель». Выигрышное время исчислялось секундами. Замешкайся Лариса с посадкой, обе машины встретились бы бампер к бамперу.
   – Засек? – спросил водитель.
   – Нет, не успел, нормально все. – Верзила обернулся назад, к Ларисе. – Как самочувствие?
   – Что случилось-то?
   – От Обухова тебе привет. Извини, что втемную везем. Когда приедем, примешь душ, перекусишь, переоденешься… ну, все, что там тебе надо делать. Потом будешь ждать.
   Лариса, все еще потная и взбудораженная после концерта, уронила голову на руки. Ей нужно отдышаться. Она ничего не понимает, но надо хотя бы отдышаться, черт возьми.
   – Еще раз извини, – сказал верзила, – пришлось пинками подгонять.
   – Почему мы так спешили?
   – Так было надо. Видела синюю тачку? Опоздай мы чуть-чуть, тебя увезли бы эти. Присоединилась бы к своему сыну. Нам повезло, что эти кретины…
   Дальше Лариса не слушала. Она откинулась на спинку сиденья, минуты две кусала губы, потом не выдержала и зарыдала. От злости, от обиды, усталости. Все, что копилось внутри, вырвалось наружу фонтаном, как из сорванной трубы. Пожалуй, так она не плакала давно.
   Парни притихли. Кинг-Конг после продолжительных раздумий протянул девушке чистый носовой платок.

   Ассистент режиссера, худой мужчина в очках, был вне себя от ярости.
   – Вас слишком много сегодня! – кричал он, толкаясь локтями. Толпа в коридоре перед съемочным павильоном «Неон-ТВ» никак не отреагировала на это заявление, и ассистент снова попытался воззвать к благоразумию.
   – Граждане сопровождающие, вас не должно быть здесь в таком количестве! Охране здесь вообще нечего делать, идите покурите!
   Он подошел к Глебу, что стоял ближе всех, и обратился персонально к нему:
   – Господин хороший, я невнятно объясняю?
   – У меня пропуск, – буркнул Глеб.
   – Я его аннулирую. Какой идиот столько пропусков навыписывал! Здесь телевидение, а не зоопарк, давайте, давайте…
   Неожиданно между ними нарисовался растрепанный молодой человек в фирменной футболке телекомпании.
   – Это со мной! – рявкнул он, уводя Глеба в сторону.
   – Стручков, ты заколебал со своими гостями, сколько можно!
   – Сколько нужно.
   – Остальные тоже с тобой?
   Василий оглядел собравшихся. Участники эфира уже давно сидели в павильоне за большим панорамным стеклом, здесь в коридоре толпились представители свиты, человек десять. Толкучка невообразимая.
   – Сколько с вами? – тихо спросил Стручков у Глеба.
   – Двое.
   – Давайте их сюда.
   Обращаясь к ассистенту режиссера, он радостно объявил:
   – Все, остальных выгоняй!
   – Спасибо за разрешение!
   Пока ассистент голосил на непонятливых зевак, Василий аккуратно подвел Глеба и его людей поближе к стеклу. Отсюда открывался отличный вид: вот длинный и низкий стол, за которым расселись Лесневский и его помощники, включая Вадима; напротив – зрители. Посередине из стороны в сторону ходил невысокий молодой мужчина с красной папкой под мышкой, очевидно, ведущий передачи. Весь съемочный павильон ярко освещался десятком юпитеров, камеры стояли наизготовку.
   – Стойте здесь, – велел Вася, – и дальше не заходите, иначе вылетим оба.
   – Не волнуйтесь, я знаю, что такое телевидение, – уверил его Глеб.
   До начала эфира оставались считанные минуты. Глеб посматривал на часы. Он ждал звонка от Кирилла при любом исходе операции, но лучше бы результат оказался положительным.
   Вадим держался уверенно. Никаких нервных движений, никакого волнения, как перед первым выходом на «Пилоте». Он даже немного расслабился. На столике перед ним, рядом с бутылочкой минеральной воды, лежали листы бумаги с тезисами, авторучка и блокнот. Эффектный антураж…
   Вадим рукой изобразил телефонную трубку и отрицательно покачал головой. Похоже, у него отняли мобильный телефон. Глеб вынул свой мобильник из кармана, убрал звук.
   – Так, через минуту выходим! – объявил в микрофон режиссер Евгений Ксенофонтов, сидящий на своем привычном месте в стеклянной комнатке перед павильоном. – Всем поймать тишину, эфир прямой! Гости в студии, аплодисменты поскромнее, тут серьезные мужчины сидят. Если мне не понравятся ваши аплодисменты, обещанные сто граммов не состоятся. Всем понятно?
   Гости в студии загалдели.
   – Вижу, понятно. Все, тишина! Приготовились, вас смотрят миллионы инопланетян…
   Глеб со своего места мог видеть, как Вадим подобрался, словно парашютист перед прыжком. Все-таки он волнуется. Сидящий рядом Андрей Нестеров что-то шепнул ему, Вадим улыбнулся. Глеб успел поймать его мимолетный взгляд в сторону телекамеры.
   «Молодец», – подумал Шестопалов.
   Режиссер пустил в павильон звук с эфира. Шла реклама шампуня. Гости снова загалдели, уставились в мониторы, будто никогда не видели телевизора.
   – Константин Палыч! – обратился Ксенофонтов к кандидату на пост мэра. – Гостинцы сегодня от вас будут?
   Лесневский улыбнулся. Нагнувшись к пришпиленному к его рубашке «жучку», пробасил:
   – По пачке димедрола на брата!
   Аудитория грохнула аплодисментами.
   – Шучу, шучу. Там в коридоре наши фирменные пакеты с продукцией «Лес-фарм», так что ко всем желающим просьба после программы не стесняться.
   – Прекрасно! – резюмировал режиссер. – А теперь все успокоились! Шесть, пять, четыре, три, два, один. Пошла заставка.
   Игривость как ветром сдуло. Гости приготовили ладони, а герои программы уткнулись в свои бумаги. В том числе и Вадим.
   Глеб заметил, что у него дрожит локоть.
   «Держи себя в руках, балда»…

24

   Джип Кирилла Обухова остановился в пяти метрах от ворот коттеджа. В доме было три этажа красного кирпича, два крыла, увенчанных башенками, и большой пристрой, очевидно, для хозяйственных нужд. Бетонный забор вокруг дома не позволял изучить обустройство двора.
   Кирилл оглянулся назад. Вторая и третья машины, набитые собровцами, спрятались на дороге за березами. При желании их можно было заметить, но вокруг стояла такая умиротворяющая тишина, что Кирилл подивился: либо эти ребята настолько уверены в себе, что потеряли остатки бдительности, либо их здесь просто нет и адрес был дан ложный.
   Впрочем, при любом раскладе нужно заявить о себе.
   Кирилл подошел к воротам, нажал на кнопку звонка. Пока ждал ответа, осмотрелся. Видеокамеры не было, только коробочка для матюгальника и маленькое окошко в проеме двери. Замки вызывали уважение – точнее, полное отсутствие замков. С воротами управлялись, скорее всего, с помощью дистанционки.
   – Слушаю, – раздалось в динамике.
   – Привет! – радостно воскликнул Кирилл.
   – Здорово…
   – Слушай, братишка, открой, дело есть к Кудрявцеву.
   Динамик зашуршал, закашлялся.
   – А ты кто?
   – Это не важно.
   Озадаченное молчание. Кирилл полез в карман, нащупал в пачке сигарету.
   – Кудрявцева нет, – наконец ответил динамик. – Чего надо-то?
   – А кто есть?
   – Свиридов есть, Палкин.
   – А Серый? – поинтересовался Кирилл, закуривая.
   – Серого нет…
   – А мальчишка у вас?
   – Какой мальчишка?… Я не понял. – Голос напрягся. – Кто говорит?
   – Ну, выйди и посмотри, в конце концов! Не зарежут же тебя. Говорю, дело серьезное.
   Динамик еще немного пошипел, потом выключился. Кирилл, выпустив струю дыма, еще раз оглянулся назад, к своему эскорту. До его ушей донеслись приятные звуки: ребята в обход площадки по одному подбирались к забору.
   Тишина стояла минуты две. Затем по другую сторону ворот что-то затопало. Шаги приближались медленно.
   – Поспеши, приятель! – крикнул Кирилл. – Время не терпит.
   Наконец, в двери скрипнул какой-то механизм. Окошечко открылось. В проеме Кирилл увидел гладковыбритое лицо с родинкой над губой, короткую стрижку и немного грустные глаза.
   – Слушаю тебя, – известил охранник.
   – Мне нужен Кудрявцев, – продолжал гнуть Кирилл. – Мальчишку велели забрать.
   – Звони ему на трубу, у него ищи мальчишку своего. Я-то при чем?
   – Труба не отвечает. Подскажи, как мне его найти.
   – Дополнительной информации не даем, – отрезал охранник, приготовившись закрыть окошко. – Звони ему на трубу.
   – Погоди, командир…
   Окошко захлопнулось.
   – Ладно, – буркнул Кирилл, потирая подбородок. – Пойдем по-другому.
   Он вернулся к джипу. В машине сидел один из его людей.
   – Колян, пересаживайся назад. А лучше выйди.
   Парень послушно покинул салон. Кирилл постоял возле машины, любовно погладил капот. Он отвел себе времени ровно столько, сколько требовалось, чтобы докурить сигарету. Когда «Мальборо» истлела до фильтра, Кирилл махнул ребятам, спрятавшимся за березами, сел в машину и завел двигатель.
   – Что собираешься делать? – спросил Колян.
   – Поиграть в каскадеров. Отойди.
   Кирилл вцепился в руль, утопил до упора педаль газа. Еще раз. Еще. Джип взревел.
   – Ты псих! Машину не жалко?
   – Константин Палыч оплатит…
   Кирилл взглянул на часы. Передача уже идет, ждать больше нельзя.

   Лесневский рассказывал о своих планах на будущее. Вполне убедительно. Пару раз ведущий программы попытался его прервать, чтобы задать вопрос, но не тут-то было.
   – Вы же понимаете, что сейчас социалка выходит на первый план. Малое предпринимательство выходит на первый план, субсидирование. Вот что касается бюджетов, так нынешние пропорции никак нас не могут устраивать. Если пару лет назад хватало денег на дополнительные выплаты, на благоустройство, на местные целевые программы, то теперь приходится экономить на самом необходимом. В этом году, например, бюджет областного центра рассчитан только на зарплату бюджетникам. Все! Вы понимаете?
   Глеб смотрел на часы, смотрел на Вадима и теребил в руке телефон. Напряжение нарастало, хотя внешне вся выглядело довольно буднично.
   Вадим изучал свои записи. Локоть перестал вибрировать, руки спокойно лежали на столе. Глеб не знал, каково на самом деле его состояние. Готов ли он испортить эфир, послать всех к чертовой матери или спокойно поговорить о городских перспективах? Вадим стал просто непроницаем. Лишь изредка украдкой посматривал на работающие камеры, переключался с одной на другую, затем, не меняя выражения лица, возвращался к бумагам.
   – Я знаю, у вас есть что сказать подрастающему поколению, – произнес ведущий программы, улучив момент, когда Лесневский решил попить минеральную воду. – Ведь вы согласитесь, что работа городского менеджера – это не только выплата пенсий и пособий, строительство и инфраструктура.
   – Совершенно правильно, – ответил Лесневский. – Молодежная политика формируется самой молодежью – в ночных кабаках и подвалах. Больше практически негде и некому. Приведу пример: сейчас в областном центре осталось тринадцать клубов по месту жительства. Во времена перестройки их работало более ста. Более ста! Спортивные секции, кружки и так далее. Почти все распродано коммерсантам, и мне непонятно, чем занимаются городские комитеты по госимуществу и благоустройству. Где у нас хоккейные коробки, футбольные поля, где элементарные мячи со скакалками, наконец? После провала нашей сборной на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити и отвратительного выступления футбольной сборной в Японии эти вопросы становятся более чем актуальными. Наша компания старается по мере возможностей помогать энтузиастам в этой области. Кстати, сегодня здесь у нас присутствует представитель этого самого молодого поколения…
   Глеб вздрогнул.
   – …Я представлю вам его. Это хорошо известный Вадим Колесников. С недавних пор он является нашим консультантом по многим вопросам. Очень полезным консультантом. Я думаю, сейчас он сможет популярно объяснить некоторые позиции нашей программы.
   Камеры развернулись в сторону Вадима. Тот поднял голову. Взгляд его был уверенным, руки лежали на месте.
   – Я жду ваших вопросов, – произнес он с голливудской улыбкой.

   Кирилл отпустил сцепление, и джип рванул вперед, как бегун с низкого старта.
   – Он сказал – поехали!!!
   Удар был сильным. Вопреки ожиданиям, ворота сдались практически без боя. С оглушительным грохотом они обрушились на капот и крышу джипа. Кирилл инстинктивно пригнулся. Ничем не сдерживаемый железный монстр прокатился вперед, стряхнул с себя куски ворот, въехал на цветочную клумбу. Кирилл успел заметить, что прямо на него несся кирпичный сарайчик – баня или гараж, бог его знает – и только отменная реакция спасла водителя джипа от нового столкновения. Машина рявкнула и замерла в двадцати сантиметрах от стены.
   – Все, кирдык!
   Бойцы в черных масках влетели во двор, поднимались по ступенькам крыльца. Дверь в доме была открыта настежь.
   – На пол!!! – услышал Кирилл. – Руки за голову!!!
   Обухов уже не торопился. Профессионалы делали свое дело, и мешать им не стоило. Он остановился во дворе, огляделся. Дворик был небольшой: посередине – теперь уже безвозвратно потерянная цветочная клумба, сбоку – небольшая площадка с газоном и маленьким бассейном. Словом, не такая уж и миллионерская обитель, как показалось вначале.
   – Лежать, я сказал!!! – донеслось из дома.
   Кирилл поднялся по ступенькам, вошел в просторный холл. На полу пузом вниз, задрав руки за голову, валялись двое парней. Их держали на прицеле двое собровцев, еще двое поднимались на второй этаж. Один из бойцов неуклюже развернулся на повороте и сшиб локтем маленький музыкальный центр.
   – Мебель не трогайте! – взмолился задержанный, что лежал ближе к входу.
   – Заткни пасть! – велел Кирилл. – Где мальчик?
   Задержанный простонал.
   – Не знаю.
   Кирилл направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Спиральный подъем он миновал в три прыжка, ступеньки отчаянно скрипели под его весом, но держали.
   – Не ломайте дом! – снова попытался воззвать задержанный.
   На втором этаже уже вовсю шуровали ребята в масках. Неслись по коридору, пинками открывая двери во все встречающиеся комнаты. Везде было пусто. Им не удалось войти в дом тихо, и теперь везде было пусто!
   – Максим! – крикнул Кирилл. – Максим, отзовись!
   Автоматчики достигли конца коридора. Оттуда вела лестница на третий этаж, такая же ажурная и хрупкая. Рядом с ней была дверь. Запертая изнутри. Бойцы замешкались на секунду – ломать или бежать наверх?
   – Выносите ее на хрен! – скомандовал подоспевший майор.
   Ребята в масках приняли предложение с большим энтузиазмом. Они встали лицом к лицу и с разбегу навалились на дверь.
   – Осторожно, там может быть малец!
   Дверь была тонкая. Под аккомпанемент деревянного хруста бойцы влетели в комнату. Кирилл ворвался следом.
   Ничего ужасного он не увидел. Плательный шкаф, мягкий ворсистый ковер, огромная кровать, две тумбочки. На полу валялись домашние тапочки, в углу под самым окном маленький телевизор показывал документальный фильм о гиппопотамах. Никаких детей.
   Кирилл почувствовал, как на него наваливается паника.
   – Да что ж такое-то…
   Он внимательно оглядел комнату. Из-под кровати торчала голова маленького человека-паука. Ага! Максим наверняка был здесь! Хотя… Игрушка могла принадлежать любому другому ребенку. Кирилл подошел к раскрытому настежь окну, отогнул тюлевые занавески и выглянул наружу. Внизу под окном росла густая трава. Прямо перед бетонным забором была вытоптана свежая тропинка, ведущая за угол.
   – Нет его в доме! – крикнул Кирилл. – Эй, давайте все во двор!!!
   Коллективное обследование двора и пристроек результата не принесло. У этой дачи было два хозяйственных выхода, и теперь уже ничего оставалось, кроме как прочесывать территорию всего дачного поселка. Если Игорь прихватил мальчишку с собой (если они вообще были здесь!), он наверняка не будет топтаться у них под носом. Скорее всего, он раньше всех почуял опасность и смотался через черный ход, а теперь вовсю улепетывает из поселка…
   Когда осмотр закончился, Кирилл вышел со двора на улицу, присел на краешек скамейки перед крыльцом. Он то и дело смотрел на часы и уже приходил к выводу, что операция провалилась.
   Через пару минут подошел Застрожнов.
   – Ты прав, в доме пусто, – доложил майор, – и вокруг дома тоже ничего. Послать людей носиться с оружием по улицам, или сворачиваемся?
   Кирилл задумчиво посмотрел на майора.
   – Покурите, офицер, дайте подумать.

   Вадим уставился в объектив – ни дать, ни взять Кашпировский.
   «Не пялься ты так!» – хотел крикнуть Глеб.
   – Я слушаю ваши вопросы, – повторил «консультант Лесневского по многим вопросам».
   – Хорошо, – сказал ведущий. – Как вы думаете, что нужно сделать в первую очередь, чтобы у города появилась вменяемая молодежная политика… если таковой не было, как вы уверяете? Что вы планируете предпринять, какие действия намерены произвести в данной области? И насколько это выполнимо, по вашему мнению?
   Вадим продолжал держать голливудскую улыбку.
   – Много вопросов за один прием. Я попробую отвечать сначала, по одному. Во-первых… – Вадим бросил взгляд за стекло павильона, на Глеба. – Во-первых, Константин Павлович сказал, что этому вопросу будет уделяться много времени, сил и средств, и, я полагаю, он не лукавил.
   Вадим сделал паузу. Глеб понял, что он намеренно затягивает свой спич: стоит ему начать проговаривать заготовленные тексты, и слова начнут работать, обволакивать аудиторию, усыплять. Останавливаться будет поздно. Вадим мог с помощью одних только простых слов возвращать людям веру в себя, мог лечить душевные раны, мог развеселить и растрогать. Все это он проделывал в своей авторской программе на «Пилоте», и люди верили ему всегда. Они писали ему письма, присылали открытки, звонили и благодарили. Кашпировский со своим дешевым гипнозом отдыхает…
   Вместо этого сейчас Вадим должен подарить обществу очередного спиногрыза. Глеб не представлял, насколько ему сейчас паршиво за этим стеклом под прицелом камер.
   Где этот толстяк со своим звонком?!
   – Прежде всего, – продолжал плести кружева Вадим, – необходимо разработать четкий механизм финансирования, который не зависел бы от бюджетных передряг. Говоря по-русски, деньги на это дело должны быть всегда. Я бы лично от себя пожелал нашим состоятельным гражданам помогать городу с финансированием различных программ. Например, – Вадим метнул взгляд в сторону Лесневского, – каждый крупный и известный предприниматель-миллионер – а таковых у нас в городе, по данным журнала «Форбс», человек тридцать-то точно – мог бы разбить по небольшому стадиончику. Стадион – это такая площадка, засеянная травой, асфальтовая дорожка вокруг и пара ворот. Ворота – это шесть металлических труб и сетка. Для человека, который владеет предприятием с многомиллионными оборотами, это все равно что мне купить пакет сока. Так что, считайте, тридцать небольших стадионов город получил бы уже к зиме. Налоговые органы могли бы придумать льготы для таких меценатов, а сами меценаты, думаю, получили бы моральное удовлетворение. Кстати, речь может идти не только о стадионах. Прорех в нашем городе хватает…

   Майор Застрожнов курить не стал. Богатый опыт проведения операций на вещевых и продуктовых рынках убедил его в том, что много думать не надо, когда можно просто вытрясти из кого-нибудь душу. Он ушел в коттедж и через пару минут вернулся, держа за плечо одного из задержанных. Парень явно не был польщен таким вниманием.
   – Отпустите, больно же!
   – Давай, докладывай по существу, – велел майор, ослабив хватку.
   – Чего докладывать?
   – Мальчишку держали здесь?
   Парень икнул, почесал свободной рукой нос.
   – Не молчи, любезный, срок повесят! – вмешался Кирилл.
   На упоминание о сроке задержанный отреагировал вполне адекватно.
   – За что?!!
   – Нарисуем что-нибудь, если потребуется, – заметил майор.
   – Мы здесь отдыхаем, мы пиво пьем, нету пацана, не знаю ничего… да не держи ты так руку, отвалится же!..
   Майор не выдержал, ткнул задержанного прикладом в бок и скинул обмякшее тело подоспевшему помощнику.
   – Возьми, пообщайся.
   Обращаясь к Кириллу, Застрожнов с сожалением произнес:
   – Прочухали, суки, что вязать не будем, выеживаются.
   – Хреново, майор, очень хреново…
   – Сочувствую. Ладно, пойду еще погляжу.
   Майор уже повернулся, чтобы уйти в дом, как вдруг заговорила рация.
   – Здесь Эйва, прием!
   Застрожнов остановился.
   – Слушаю тебя!
   – Это вы мальчика потеряли? Маленького такого, ушастого?
   Кирилл пружиной подскочил со скамейки.
   – Он здесь у меня, на мосту, – продолжал Артур. – Один приковылял. Зовут Максимом, он плачет и спрашивает, где этот противный толстый дяденька, который обещал его забрать. Как поняли, прием!
   Не медля ни секунды, Кирилл достал свой сотовый телефон, открыл крышку. Вероятно, еще есть время, чтобы предупредить Глеба, как-нибудь выкрутятся. Даже если не уложились в запланированные сроки, можно что-то учудить по ходу дела! Он набрал номер, приложил трубку к уху.
   Тишина. Щелчок. Три коротких сигнала. Щелчок. Тишина.
   Кирилл посмотрел на дисплей и убедился, что телефон находится вне зоны обслуживания.
   – Почему я не сменю оператора!!!
   Бросив телефон в кусты, Обухов побежал к своим ребятам.

   Глеб заметил, что Лесневский нервничает. Вадим уже несколько минут нес откровенную белиберду, но никто не пытался его прервать. Магическая сила слова…
   Глеб ликовал.
   – Вы говорите, что нашим крупным предпринимателям под силу строить стадионы, – сказал ведущий. – Тогда почему же в большинстве своем они этого не делают?
   – Я не знаю. Могу сказать только за одного человека, с которым я знаком. – Вадим сделал паузу. Глеб понял, кого он имеет в виду, но сейчас, в контексте передачи, речь шла о другом деятеле.
   – Хорошо, – сказал ведущий, – теперь давайте все же вернемся к программе. Скажите, Вадим, что конкретно и в какие сроки получит областной центр в случае избрания Константина Лесневского градоначальником? И какое место в структуре новой власти вы отводите себе?
   Вадим посмотрел на своего «подзащитного». Лесневский не отвел взгляда: дескать, говори.
   – Я думаю, об этом лучше спросить у самого Константина Палыча. О себе я скажу позже.
   Ведущий, похоже, был парень-дока и не собирался превращать шоу в банальное пережевывание общеизвестных лозунгов. История с истинным мнением Вадима Колесникова была еще на слуху.
   – А мне все же хочется узнать вашу точку зрения, Вадим.
   Глеб напрягся. Они приблизились к развилке, и сейчас нужно будет выбирать дальнейшее направление. Лесневский беспрестанно пил минералку, Нестеров с отсутствующим видом разглядывал зрителей, особенно хорошеньких зрительниц, а Вадим пялился в свой лист с тезисами.
   – Что вас конкретно интересует? – снова начал он тянуть время.
   – Ну, представьте, вот нас сейчас смотрят простые избиратели. Бабушки, дедушки, студенты, рабочие. В общем, люди самых разных категорий. Скоро они пойдут к избирательным урнам, чтобы опустить туда свои бюллетени. У них есть варианты: проголосовать за того или иного кандидата, испортить бюллетень или вообще проигнорировать выборы. Мне хотелось бы, чтобы они получили исчерпывающую информацию о позиции каждого из кандидатов: что нас ждет в ближайшие четыре года. Попробуйте озвучить ваш прогноз.
   Глеб от волнения вспотел.
   – Наша позиция, – начал Вадим очень и очень медленно, – заключается в необходимости…
   Глеб стоял в полумраке, поэтому сразу заметил, как вспыхнул дисплей сотового телефона. Он повернул его к себе. Аппарат сообщил, что получено короткое сообщение с незнакомого номера. Уже не обращая внимания на происходящее за стеклом, Глеб принялся нажимать кнопки.
   Распакованное сообщение гласило:
   «naderite im zadnitsu kirill».
   Глеб сразу же юркнул в аппаратную. Ассистент начал было шипеть, но Вася Стручков, сидевший у входа, преградил ему дорогу.
   – Давай! – шепнул Глеб.
   Вася метнулся к режиссеру, что-то шепнул ему на ухо. Евгений Ксенофонтов сморщился, но все же нагнулся к микрофону.
   «Не скрипи, – подумал Глеб, – за все уплачено».

   Вадим краем глаза заметил шевеление за стеклом, и следующие несколько секунд показались ему вечностью. Слова подошли к концу. Возможностей тянуть время не осталось. Ты либо должен уже приступить к прямой продаже Лесневского в праздничной упаковке, как дорогую пищевую добавку, от которой начнет пучить и ломать, либо проваливать из студии. Любой другой вариант сделает из серьезной передачи форменный балаган.
   Вадим заметил огонек камеры, направленной на него. Посмотрел в объектив, потом на руки оператора…
   – …но деньги наших состоятельных сограждан – это еще не решение проблемы. Все намного сложнее… и в то же время проще…
   Рука оператора оттянулась в сторону.
   – …все зависит от каждого конкретного человека…
   Кулак расправился, и два пальца – указательный и средний – изобразили латинскую букву «V».
   Знак победы.
   Вадим расслабился.
   – …все зависит от маленьких и почти незаметных ежедневных поступков каждого конкретного человека. Иными словами, нужно понять, воспринимаем ли мы себя как взрослое сознательное общество. Есть люди, которые нас обманывают, есть люди, для которых политика – хлеб. Есть нормальные, есть шарлатаны, сразу и не определишь, но в любом случае все мы причастны к тому, что с нами происходит… Мне очень жаль, что некоторые граждане забывают о недостаточных размерах своего зада, не позволяющих надеть сразу пять штанов; забывают о том, что сожранные миллионы не избавят от мраморной плиты на кладбище; о том, что все блага мира не стоят слезы ребенка, живущего на соседней площадке… Впрочем, чтобы понять это, нужно иметь сердце.
   Вадим снова взял паузу. Глеб увидел, как глаза Лесневского, изучавшие бокал с минералкой, превратились в две узкие щелочки.
   – Я думаю, – заканчивал парень, – после рекламной паузы Константин Павлович изложит свою позицию как политик, бизнесмен и просто как человек, живущий в этом городе… в нашем городе… и сделает он это гораздо лучше меня.
   Раздались аплодисменты. Ведущий программы, немало озадаченный таким поворотом событий, прислушался к тому, что ему говорили в наушники, и объявил:
   – Действительно, мы прервемся на несколько минут, а затем продолжим разговор. Я напоминаю, что в студии у нас сегодня – кандидат на пост мэра, известный предприниматель Константин Лесневский.
   Прозвучала эфирная заставка, и присутствовавший в студии народ словно услышал команду «вольно». Зрители зашушукались, ведущий куда-то смылся, телекамеры опустили носы.
   Вадим вышел из-за стола, остановился напротив Лесневского.
   – Константин Палыч!
   Тот поднял на него взгляд – тяжелый и многообещающий.
   – Наш контракт аннулируется, – сообщил Вадим. – Деньги возвращены в полном объеме, радио «Пилот» выполнило свои обязательства согласно пунктам договора. Не буду желать удачи на выборах, но в любом случае давайте теперь без меня. Всего доброго!
   Не дожидаясь ответа, он почти бегом помчался к выходу из павильона.
   Здесь его уже ждали пятеро – свои и чужие.
   – Осади назад, чудило! – прохрипел телохранитель из команды Кирилла Обухова, отталкивая парня, который пытался подхватить Вадима под руку. – Осади, сказал!
   Вадима удалось взять в кольцо. Глеб расчищал дорогу.
   – Ребятки, расступитесь! Звезда эстрады хочет в туалет!
   Персонал студии освободил проход. Впереди шел Глеб, за ним – Вадим, и замыкали колонну двое секьюрити. Люди Лесневского остались ни с чем. Устраивать беспредел в студии «Неон-ТВ» во время передачи никто не желал. Завтра об этом написали бы все газеты, а Лесневский не располагал репутацией Жириновского, чтобы спокойно слить подобный скандал.
   Выскочив из здания телецентра, ребята без малейших промедлений устремились к машине Глеба. На город опускались сумерки
   – Одну минуту, братишка!
   Вадим обернулся. В полумраке он не разглядел лица человека, который направлялся к ним. Но он узнал его по голосу.
   – Серый, ты свободен! Шоу закончилось.
   Тот остановился. Силы были неравны – плечом к плечу с Вадимом стояли дюжие ребята.
   – Что ты там бубнишь?
   – Ищи другого работодателя, Серега. Все, пока!
   Беглецы нырнули в машину. «Рено» восторженно фыркнула, дала победный сигнал и помчалась прочь.

   Трофимов досмотрел телешоу до конца. Он сидел в офисе радио «Пилот» практически в одиночестве, если не считать ночного оператора и Кати, которой не хотелось оставлять без присмотра незнакомого мужчину. Мало ли чего может произойти! А если он сопрет что-нибудь? Кто будет отвечать? К сожалению, начальство, убегая, не оставило для бедной секретарши никаких распоряжений, вот она и сидит, раскладывает на компьютере пасьянс.
   Лесневский расползался, как медуза, выброшенная на берег. Впрочем, он вполне владел собой и «как политик, предприниматель и просто человек» говорил вполне здравые вещи, но его собственная речь практически ничем не отличалась от того, что говорили другие кандидаты: «надо сделать то-то и то-то, надо уволить тех-то и тех-то, вот тут у нас не работает, а вот здесь – в самый раз»…
   – Прощай, Костик, – пробормотал Трофимов, выключая телевизор. – Посчитай убытки и застрелись.
   Он уже знал, что городская избирательная комиссия под давлением конкурентов направила запросы в налоговую инспекцию и прокуратуру касательно личности кандидата, что пресса завтра (ну, самое позднее, послезавтра) поднимет шум вокруг истории с похищением ребенка. В общем, целый букет венерических болезней после купания в городском пруду. Отмыться будет трудно, и все положительные рейтинги, созданные Вадимом Колесниковым, сдуются, как порезанный надувной матрас. Не поможет даже Москва.
   «Болван ты, Костик, полный болван. С такими мозгами нужно было торговать бананами или, по меньшей мере, оставаться со своими аптеками и заводом. Вечно голодные сукины дети…».
   Трофимов остановился перед стойкой офис-менеджера, постучал костяшками пальцев.
   – Ау, деточка.
   Катя едва не подпрыгнула.
   – Ой, вы меня напугали.
   – Прости, дорогая.
   – Вы уже уходите? – с надеждой спросила девушка.
   – Ухожу. Улетаю. Если увидишь Вадима, хотя я сомневаюсь, что в ближайшее время это произойдет, скажи ему, что я счастлив.
   Катя выпучила глаза.
   – Так и сказать?
   – Именно так. Скажи: «Дядя Петя в восторге. И желает удачи».
   – Хорошо.
   – Ну, и тебе удачи, детка.
   – Спасибо. До свидания.
   Трофимов покинул офис, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   «Теперь – в Сочи, в Пятигорск, в Шарм-Эль-Шейх… Куда угодно, хоть в Норильск! Везде будет спокойнее, чем здесь сейчас».

   Лариса проснулась от шума. Кто-то громко хлопнул дверью, потом затопал по соседней комнате, словно в кирзовых сапожищах, и еще через мгновение раздался смех.
   Она поднялась с дивана, выглянула в окно, протирая заспанные глаза. Глубокий вечер. Внизу, под восемью или девятью этажами – пустынная улица, освещенная тусклыми фонарями, поблескивающая проезжая часть. Видимо, дождик прошел. Они где-то за городом или на самой окраине, в спальном районе. Лариса не помнила, куда они ехали, потому что как только получила известие об освобождении сына, провалилась в глубокий сон, там же, в машине. Усталость и напряжение наконец завладели своими правами.
   В комнату кто-то вежливо, но настойчиво постучал.
   – Да, войдите, я уже не сплю!
   Дверь открылась…
   – Привет, Зайка.
   Лариса бросилась в объятия к вошедшему. Пожалуй, сегодня ей не хватало именно их.
   – Как все прошло?
   – Все отлично. Но сейчас слушай меня внимательно.
   Вадим усадил ее на диван, взял за руки.
   – Мы уезжаем. Не снаряжаем никаких грузовиков, берем только самое необходимое. Сумки в коридоре стоят, остальное привезут попозже.
   – А Максимка?
   Вадим улыбнулся. Он повернулся к двери, громко позвал:
   – Сима, тебя мама зовет.
   В ту же секунду мальчик влетел в комнату.
   Встреча была бурной. Мама ощупывала сына, оглядывала его с ног до головы и целовала, целовала, целовала… Вадим поспешил выйти из комнаты.
   В кухне его ждал Глеб в компании бутылки виски.
   – Садись, расслабимся. – Он придвинул Вадиму табурет, поставил на стол второй бокал, насыпал в него лед. – Ты готов?
   – Ага. – Вадим зевнул. – Далеко едем?
   – Не знаю. Это все Кирилловы затеи, я только провожу вас до машины. Вас отвезут Федор с Николаем.
   Вадим сделал глоток. Сладкое ощущение возвращения к жизни появилось мгновенно.
   – Когда вернетесь не знаю, – продолжал Глеб. – Киря, похоже, решил довести дело до конца. Теперь уже придется заканчивать, хочешь или не хочешь.
   – Кому-то очень большому и важному в городе не поздоровится?
   Глеб устало усмехнулся.
   – Не знаю, я стараюсь в эти ужасы не вникать. Что самое поганое, Кирилл ради этого продал свою долю в Семеновке.
   Вадим вздохнул. Он догадывался, что Кирилл заручился самой серьезной поддержкой – иначе просто не полез бы на Фармацевта – но не ожидал, что это будет стоить ему бизнеса… Черт возьми, дорого.
   – Не грузись, – сказал Глеб, – не только в тебе дело. Семеновку у него так или иначе отняли бы, так пусть хоть в хорошие руки попадет.
   – Ты-то как сейчас?
   – Нормально. «Время Луны» придется отправить в отпуск, тут уж ничего не поделаешь, а в остальном… Ребята справятся.
   – А ты сам?
   Глеб махнул рукой.
   – Вадик, я ничего никому не должен. Мы свое отработали, лишние деньги вернули. К тому же, мне кажется, у команды Лесневского сейчас и без нас проблемы будут. Так что молчи…
   – …и танцуй.
   – …и пей виски!
   Через два часа Вадим, Лариса и Максимка в сопровождении двух телохранителей ехали по ночному загородному шоссе в сторону полной неизвестности. Упрямый Федор и плутоватый Колян, сидевший за рулем, наотрез отказывались говорить, куда они направляются. Лишь однажды Федя обмолвился, что молодой семейке там будет так хорошо, как было хорошо хоббитам в их солнечной долине.
   – Если не нагрянут орки, – задумчиво пробормотал Вадим.
   – Что? – не услышал Федя
   – Ничего. Сделай музыку погромче
   Федор исполнил просьбу. На радио «Пилот» играла хорошая медленная песня.

25

Два дня спустя

   К наведению порядка приступили другие люди, «те, что поважнее», – сказал однажды Кирилл. И он сам ничего от этого не получил. Почти ничего.
   Он сидел в своем любимом ресторане на набережной. Компанию за столиком ему составила симпатичная блондинка, с которой он познакомился недавно во время обхода кабинетов городской администрации. Она была референтом того самого «механического дебила», который отказывался ставить нужную подпись.
   Женщина была чудо как хороша и сегодня даже не торопилась домой. Из продолжительной беседы ловелас узнал, что у Ирины, оказывается, нет мужа, потому что она его выгнала к чертям собачьим за скверный характер и не прекращающиеся сцены ревности. Кирилл согласился, что такого идиота надо гнать в три шеи, и тут же предложил в качестве альтернативы свою собственную персону.
   – Слушай, Ириша, а выходи за меня!
   Блондиночка вспыхнула румянцем.
   – Вот так вот сразу?
   – А почему нет! Ты знаешь, сколько времени я потратил на своих предыдущих жен? И что толку? Погляди – толстый, вымотанный до предела, уставший от жизни владелец винно-водочного магазина, двух автомобилей представительского класса, двухуровневой квартиры и дачи в деревне. Это же безобразие! Жениться – так сразу.
   Услышав о машинах и дачах, Ирина потупила глаза.
   – Олигарх?
   – Здрасьте. А кто может позволить себе ходить в такие рестораны? Конечно, олигарх. И фамилия у меня самая что ни есть олигархическая – Обухов.
   Девушка стала серьезной. Она взяла Кирилла за руку, сначала погладила ее, а потом вдруг сильно ущипнула.
   – Дорогой мой, я умею стирать и гладить, готовить борщ и котлеты, менять смесители и шланги. У меня не очень здоровая престарелая мама и очень здоровая двенадцатилетняя дочь. У меня за плечами два института – экономический и иняз – я зарабатываю полторы тысячи долларов в месяц. И я не дешевка и пустышка, за которую ты меня сейчас принимаешь. Понял?
   Кирилл проглотил язык.
   – Я не хочу становиться очередной наложницей, которая будет маяться от безделья в твоей шикарной квартире. – Ирина подчеркнула слово «шикарной», презрительно растянув губы. – В конце концов, я уже не сопливая девчонка, да и ты давно отплясал свой лучший рок-н-ролл. Так что мы с тобой либо просто ужинаем, потом у тебя дома занимаемся сексом, а утром я ухожу, либо завтра мы идем подавать заявление в загс.
   Кирилл молчал, как рыба об лед.
   – Ну, чего, владелец бани в деревне?
   Кирилл с трудом высвободился из цепких пальцев фурии, погладил ущипленное место.
   – Однако, Ириша…
   – Ну?
   – Я думаю, – серьезно произнес Кирилл, – за это стоит выпить.
   Он наполнил бокалы шампанским. Прежде чем сказать тост, поинтересовался:
   – А можно совместить два варианта?
   – То есть?
   – Сейчас отсюда мы едем ко мне, занимаемся сексом, а утром ты уходишь, оставив мне свой телефон. После обеда я тебе звоню, и мы будем думать, что делать дальше. А?
   Ирина опустила свой бокал.
   – Обманешь, подлец. Не позвонишь.
   – Ни в коем разе! Моим словам можно верить. Ты слышала про Вадима Колесникова?
   – Нет.
   – Большой человек! Так вот, ему всегда верят, и он никогда не обманывает.
   – А ты-то здесь при чем?
   – А я его лучший друг.
   Ирина сделала в уме некоторые расчеты, зачем-то поправила прическу.
   – Ладно, выпьем, олигарх.
   Из ресторана они вышли около десяти вечера. Кирилл поймал такси, назвал адрес. Все, что случилось потом, Ирина несколько раз пересказывала сыскарям из убойного отдела.
   Они высадились возле дома Обухова, расплатились с таксистом. Кирилл остановился у двери своего подъезда, долго искал в безразмерных штанах ключи от домофона. Ирина в это время поеживалась на ветру, стоя чуть в сторонке, почти у тротуара. Она не заметила, как у стоявшей на углу машины – какой-то серебристой иномарки – бесшумно опустилось одно из боковых стекол. Она посмотрела в ту сторону лишь однажды, услышав два странных звука.
   Тын-тын.
   Машина тут же рванула с места.
   Ирина обернулась… и вскрикнула. Ее кавалер сползал на ступеньки, схватившись за грудь. Ключи валялись у двери.
   – Кирилл!!!
   Она подбежала к нему, наклонилась и увидела на белой рубашке расползающееся темное пятно. Только одно. Стрелок подкачал…
   «Ты слишком крупная мишень» – сказал однажды Глеб Шестопалов.
   – Сраный кукурузный початок, – пробормотал Кирилл. – Накаркал…

Эпилог

27 августа 2003 г.

   «Добрый день, в студии радио «Пилот» с новостями – Мария Блинова.
   Только что по каналам информационного агентства АПИ пришло сообщение о том, что пропал без вести известный предприниматель Константин Лесневский, владелец и основатель компании «Лес-фарм». Его супруга сообщила корреспонденту агентства, что бизнесмен должен был вернуться из заграничной командировки еще в середине августа, но заявленным рейсом он не прилетел и в течение последних дней так и не вышел на связь. В правоохранительных органах рассматривают несколько версий, в том числе две основных: Лесневский пытается скрыться от кредиторов, используя при этом свои представительства за рубежом и счета в иностранных банках, либо он стал жертвой покушения. По непроверенным пока данным, так называемые спонсорские вложения в его избирательную кампанию от крупных финансовых структур исчисляются миллионами долларов. Подтверждения этой информации от других источников пока нет, мы будем следить за развитием событий.
   К другим новостям…

8 сентября 2003 г.

   Утро выдалось солнечным. Природа уже давно не радовала такой погодой, все больше специализируясь на производстве грязи. В сентябре людям оставалось довольствоваться тем малым, что есть, ждать бабьего лета и желтого октября, а потом – следующей весны.
   Молодой человек вышел на балкон, потянулся, сладко зевнул. С этого места открывался изумительный вид: бескрайняя долина, пересеченная холмами и заканчивающаяся лесом, а справа блестела водная гладь пруда. Дышалось легко, и не было той гнетущей грусти, какая сваливается на сердце с началом осени в большом городе.
   – Лариса, вставай! – крикнул молодой человек, не оборачиваясь.
   – Дай поспать! – донеслось из комнаты.
   – Хватит уже. Совсем расслабилась, женщина!
   В ответ на эту гневную тираду из комнаты донесся тоненький детский смех.
   Вадим посмотрел вниз, во двор, и увидел Федора, снаряжавшего куда-то свою машину, новенькую белую «Ниву».
   – Федя, далеко собрался?
   – В город, за новостями.
   – А-а, давай. Когда вернешься?
   – К вечеру.
   Вадим помахал ему рукой и снова зевнул.
   Жизнь продолжалась.
   Они находились здесь уже больше месяца. Первую неделю просто валялись на огромной, как взлетная полоса, кровати, ходили в лес, на озеро, рыбачили, искали грибы. Словом, «проходили реабилитацию», как выразился Федя. На восьмой день реабилитация наскучила.
   Тогда Федор повел их смотреть хозяйство. Оказалось, Кирилл еще летом прибрал к рукам загнивающее хозяйство под поэтичным названием «Междуречье». Мужики спивались, бабы всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытались спасти свои оголодавшие и обнищавшие семьи, а председатель загорал на югах. В конце концов, ему было сделано предложение, от которого он не смог отказаться.
   В аренду Кириллу достались: молочная ферма с исхудавшими буренками, десятки гектаров земли, пекарня, свинарник, а также десятки единиц техники. В первую же неделю бывший водочный принц собрал всех трудоспособных мужчин и женщин и объявил о наступлении сухого закона в отдельно взятом селе. Народ зароптал – «А-а-а, ептыть, еще один капиталист-трезвенник!» – и сразу же устроил грандиозную попойку, сопровождавшуюся порчей казенного имущества. Терпеливый Кирилл собрал их снова и теперь уже популярно объяснил каждому, что отныне эта земля будет давать по пятьдесят центнеров с гектара, коровушки зальют молоком близлежащие города и села, техника всегда будет при топливе и запчастях, а работяги – при зарплате.
   – Вы бы видели, – рассказывал Федя, – как он их убеждал. И схемы рисовал, и экономические выкладки в ход пускал, и по матери их, алкашей…
   – Помогло?
   – Вот сейчас сходим, сами посмотрите.
   И действительно, в совхозе – теперь это было фермерское хозяйство «Правда» (Вадим рассмеялся, услышав название) – кипела работа: мужики чинили технику, приводили в порядок строения, бабы поднимали на ноги рогатый скот. Позитивные изменения были видны невооруженным глазом.
   – Кирюша был прав, – говорил Федор, – здесь можно развернуться. Мы отговаривали его: дескать, на хрена тебе это нужно, вложи вырученные за акции деньги в дело попроще. Нет, уперся. Купил здесь дом, барахло это все, теперь вот люди ковыряются. Кажется, даже с удовольствием.
   – Зарплату-то платите?
   – Потихоньку…
   Сегодня Вадиму и Ларисе предстояло выкопать картошку с пяти соток. Задача несложная, особенно при такой очаровательной погоде. Картошку здесь посадила теща прежнего председателя совхоза, женщина старой закалки, так и не принявшая победу капитализма, и теперь урожай мог пропасть.
   – Давно я не брал в руки лопату, – признался Вадим, топая в сапогах по ухабистой тропинке. – А ты?
   – Я вообще не помню, что это такое, – рассмеялась Лариса. – Все больше по танцам, по танцам…
   – Хорошее дело – задницей на сцене вертеть.
   Она шлепнула его по спине. Максим, бежавший чуть впереди, обернулся.
   – Чего вы там про меня говорите? – поинтересовался мальчик.
   – Что ты похож на Чебурашку.
   – На кого?
   – На ушастого телепузика!
   – Так бы и сказали, – задумчиво протянул мальчик и пошел себе дальше.

14 сентября 2003 г.

   В офисе радио «Пилот» стояло мрачное молчание. Не говорили радиоприемники, не шуршала бумагами Катя, даже из эфирной студии не доносилось ни звука – ди-джеи работали без тюнера-монитора.
   В кабинете директора был накрыт стол: водка, закуски, компот с булочками. За столом сидели все свободные от смены ведущие – Гончарова, Парамонова, Блинова – ночные операторы, кое-кто из рекламных менеджеров. В самом дальнем конце сидела незнакомая светловолосая женщина, а в углу пристроился мужчина, которого все игнорировали.
   Во главе стола возвышался худой, как кукурузный початок, Глеб Шестопалов.
   – Ну, что, ребята, – сказал он после минутного молчания, – помянем друга нашего.
   – Помянем, – прошелестело за столом.
   В последний момент в кабинет заскочила Катя.
   – Извините, Глеб Николаевич, я опоздала. Там слишком много народу было.
   – Не страшно, заходи.
   Ей налили рюмку, и после этого все выпили не чокаясь. Молча и печально.
   – Сорок дней уже сегодня, – протянула Маша Блинова. – Как быстро время летит.
   – Да, – согласился Глеб, садясь в кресло. – Очень быстро, не заметишь. Кто-нибудь хочет еще сказать?
   Многозначительное молчание послужило ответом. Сказать хотели все, но никто не мог выразить словами то, что чувствует.
   – Я думаю, – все же попытался оператор Паша, – Кирилл Сергеевич нас слышит. Такое ощущение, будто он с нами. Знаете, есть такие люди, к которым привыкаешь. Привыкаешь и думаешь, что они всегда есть. Даже если их не видишь годами, ты все равно знаешь, что они есть, и это уже хорошо. Поэтому когда они уходят, то не верится. Никак не верится…
   Паша смутился. Он сам не ожидал, что сможет выдать такой длинный и чувственный монолог.
   – Он все время нам фрукты приносил, – вдруг сказала Маша, и в глазах у нее блеснули слезы. – Все время обнять меня хотел, замуж звал…
   Она опустила голову. Слово решил взять Глеб.
   – Наливайте пока, а я скажу. – Он прокашлялся, покосившись в сторону стены, на которой висел перетянутый черной лентой портрет Кирилла Обухова. – Вот говорят, что смерть забирает лучших. Я не согласен. Смерть забирает всех подряд, рано или поздно. Каждому – свой срок, определенный где-то там, наверху. Но когда смерть забирает лучшего, мы все это замечаем, вот поэтому и кажется, что лучшим долго не жить. Чепуха!.. Кирилл Сергеевич всегда был желанным гостем здесь. Я знаю, вы любили его, и он любил вас, и я уверен, что за любого из вас он отдал бы все, что у него было. Впрочем, он так и сделал… Поэтому сейчас, в день его памяти, я хочу сказать: по мере сил и возможностей держитесь вместе. В жизни не так много вещей, за которые нужно держаться: наши любимые, наши друзья, наше дело. Кирилл это знал. Так что, ребятки, будьте людьми, а я, чем смогу, помогу. Помните об этом и берегите друг друга…
   Все молчали, и только сидевший в углу мужчина, которого все игнорировали, громко шмыгнул носом.
   – Что с вами, молодой человек? – поинтересовался Глеб.
   – Простудился, – ответил тот.
   – Носки теплее надо одевать.
   – Спасибо, учту. – Мужчина вылез из своего угла. – Короче, хватит трепаться. Мамой клянусь, это был самый эффективный тренинг в моей жизни, но уже достаточно!
   – Вы уверены?
   – Абсолютно.
   Обухов осторожно пробрался к столу. Его глаза тоже были на мокром месте, но никто и не подумал смеяться.
   – Ох, блин… – сказал он. – Вы бы знали, мальчики и девочки, каково это выслушивать. Жить сразу хочется с удвоенной силой. И пить тоже. Налейте мне… блин, минералки, мне в больницу на процедуры скоро!
   Оцепенению пришел конец. Девчонки заголосили, Глеб полез снимать со стены портрет, оператор Паша от души плеснул Кириллу целый граненый стакан «Боржоми».
   – Кирилл Сергеевич! – закричала Блинова. – Зачем вы это затеяли?! Я чуть не урыдалась вся!
   – Прости, милая, – обнял ее Кирилл. – Пока валялся в клинике с этим приветом от заклятых семеновских друзей, прочитал, понимаешь, одну толстую книжку. Написал ее не то буддист, не то аферист, запутал мозги напрочь, зато пробрало так, что мама не горюй! Некоторые вот еще в гроб живьем ложатся, чтобы сильнее вставило, но я отчего-то не решился… Иринушка, можно, я Машку поцелую. Она столько пережила…
   Новая жена Обухова махнула рукой.
   – Тебе разве запретишь… олигарх.

2002 – 2014
Челябинск

Молчи и танцуй Роман Грачев