   Бесконечный мир
   Роман. Книга 1
   Елена Поддубская

   © Елена Поддубская, 2015
   © Александр Васильевич Надобных, дизайн обложки, 2015

   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Пролог

   Было невозможно точно определить то место на карте планеты Луазы, откуда раздавался приятный баритон говорящего. Только по нарастанию света да по увеличению силы голоса наблюдающий, при приближении, мог бы распознать в блеклой сумеречной тьме очертания открытых дверей жилища. Мягкий красный свет неярко освещал просторную комнату, похожую на пещеру. В ней на большом кресле сидело человекоподобное существо и разговаривало с самкой шимпанзе.
   – Что ты смотришь на меня так грустно, Жаки? Не хочешь уезжать?
   Лойз девять тысяч первый – так звали существо, тяжело вздохнул. Не позднее чем сегодня ему предстояло навсегда покинуть родную планету. Луаза, оставаясь в системе своей галактики, неуклонно сближалась с Торией, планетой-гигантом, которая находилась на грани исчерпания своего ядерного горючего и уже была вовлечена в процесс гравитационного сжатия. Раньше, только несколько столетий назад, плоскости Луазы и коллаптического поля Тории находились в параллельной расположенности и теоретически не представляли друг для друга возможности слияния. Однако со временем космофизики Луазы стали замечать, что мощнейшие струи коллаптического поля изменяют конфигурацию Галактики. Они подтягивали к себе все находящиеся поблизости физические объекты и не позволяли им в дальнейшем вырваться из плена из-за мощнейшего поля тяготения, вызванного сильным сжатием материи. Бездна уже «сожрала» не одно космическое тело. Объекты, попавшие в поле воронки, теряли для себя значение времени и пространства. Деформация планетарного поля грозила планете саифнов в ближайшие десяток лет свалиться со своей плоскости. Однажды вовлечённая в космический водоворот, Луаза будет обречена на погибель. Это являлось аксиомой.
   Рассуждая об этом, существо поглаживало спину обезьянки и задумчиво смотрело на стоящий перед ним на столике портрет в картонной рамке. И стол, и кресло, и вообще все немногочисленные предметы, находящиеся в комнате, были сделаны из бесцветного сжатого газа. Из-за этого жилище Лойза девять тысяч первого красками не пестрело. Пожалуй, только красный свет освещения да тёмная шелковистая шерстка шимпанзе создавали контраст всеобщему белёсому интерьеру. Даже сам Лойз, бледный блондин, и его одежда – блестящий полупрозрачный брючный комбинезон из тонкого серебристого волокна, сливались с мебелью. На фоне блёклых расцветок терялись и приятные черты лица существа: ярко выраженные скулы, очерченные волевым подбородком, идеально прямой нос и необыкновенной голубизны и правильности глаза. Обычно яркие и живые, в этот миг глаза были затянуты плёнкой обречённости, отчего лицо казалось непримечательным. Встряхнув длинными кудрями волос, инопланетянин выдохнул долгую струю воздуха. Мысли пригвоздили его взгляд к невидимой точке на потолке. Повергнутый в недвижимость, саифн скоро почувствовал, как его пробрал холод. Внутренняя температура пещеры не превышала двадцати градусов по Цельсию. Встрепенувшись, он съёжился. Защитный скафандр был бессилен согреть замёрзшую душу. Молчание Лойза показалось для обезьянки Жаки томительным. Как только инопланетянин пошевелился, она, по-прежнему сидя у него на коленях, недовольно дёрнула за руку, выказывая нетерпение. Существо отогнало от себя поглотившие мысли и снова вздохнуло. – Прости, дорогая, отвлёкся. Так вот, скоро от нашей планеты ничего не останется. В вихре магнитной воронки она распадётся на мельчайшие составные, останки которых разнесёт потом по мирозданию. Поэтому переезжать необходимо.
   Да, Лойз девять тысяч первый был прав. К великому сожалению, любая материя постоянно претерпевала видоизменения. Луаза просуществовала четыре миллиарда шестьсот три миллиона лет. В принципе, для любой другой планеты с нормальным атмосферным слоем такой возраст не являлся критическим. Но проблема состояла в том, что семь с половиной миллионов лет тому назад Луазу постигла сильная экологическая катастрофа. После неё планета была обречена на отмирание. Саифны и так немало поборолись, стараясь восстановить атмосферу и всеми способами препятствуя приближению планеты к той самой чёрной дыре, которая угрожала. Теперь, в день, когда на Луазе наступил четыре миллиарда шестьсот три миллиона первый год, космологи окончательно подтвердили невозможность предотвратить вхождения орбиты их планеты в зону начала тяготения дыры. И тогда совет Первейших – правителей планеты, в срочном порядке решил эвакуировать саифнов на другую планету.
   – Так нужно, Жаки, – уверил Лойз обезьянку в очередной раз, – К тому же та планета, куда мы летим, тебе не совсем чужая: оттуда была твоя прапрабабушка, которая встретила моего прапрадеда и благодаря которой и началась вся наша история. Ты же помнишь её, Жаки? Вот она, посмотри. Вы с ней удивительно похожи.
   Существо протянуло обезьянке портрет. Сходство Жаки и молодой женщины на портрете было очевидным. У обезьянки были те же глаза удлинённой формы, аккуратный нос, не вдавленный как у прочих приматов в плоскость лица, а зрительно выступающий, и губы, складывающиеся время от времени в такую же точно загадочную улыбку, какая была запечатлена на портрете. Лойз прикоснулся к снимку. В этот момент шимпанзе слезла с его коленей, подошла к шкафу, стоящему в отдалении, достала оттуда магнитофон и, нажав одну из кнопок, включила аппарат. В комнате, напоминавшей пещеру, раздалась печальная мелодия флейты и гитары. И сразу же на лице существа кроме обеспокоенности пролегла тяжёлая полоса тоски. Лойз девять тысяч первый, один из жителей планеты Луаза, расположенной в точно такой же, как Солнечная система, галактике, погрузился в тяготящие воспоминания. Сегодня, как никогда, они нахлынули неудержимым потоком и были особо нетерпимы. Возможно, это сопрягалось с необходимостью переезда. Позади Лойза была огромная эволюция предков, исчисляемая семью с половиной миллионами лет. Впереди – неведомая жизнь на новой планете, которая уже давно рассматривалась его соотечественниками, как планета вынужденного переселения и идеальный объект для продолжения существования саифнов. Тем не менее, необходимость оказаться перед неизвестностью пугала. И хотя, в силу многих физиологических процессов, осуществлённых за долгие годы развития, эмоциональная память саифна была притуплена и ослаблена, всё же в этот миг он ощущал в груди тяжёлое биение сердца.
   Поведение человека не могло оставить животное равнодушным. Заметив, как Лойз хмурит лоб, обезьянка приподнялась перед ним и участливо положила лапку на щёку. От тепла её ладошки Лойз широко раскрыл глаза. Внезапное смутное воспоминание заставило смягчить взгляд. Саифн нежно посмотрел на обезьянку и улыбнулся. Она же, оставив одну лапку на его щеке, пальцем другой стала медленно обводить контур вокруг губ. Лойз девять тысяч первый со стоном закрыл глаза. Помимо его воли он заговорил чуждым ему баритоном прародителя.
   – Жаклин, тебе не в чем меня упрекнуть. Я сделал всё, что от меня зависело. Всё вышло так, как ты просила: вы остались существами способными на проявление чувств.
   Инопланетянин открыл глаза. Слёзы текли из них. Обезьянка кивнула своей крохотной головкой с симпатичной мордашкой и прижалась к Лойзу щекой. Нежно вытаскивая из гортани нечленораздельные звуки, смешанные с шепотом и писком, обезьянка принялась утирать слёзы существа, означавшие только одно: проявление слабости. От её участия саифн заплакал ещё сильнее. Тогда, видимо осознав своим слабым звериным умом, что её утешения безрезультатны, обезьянка обхватила мордашку и тоже заплакала, совсем по-человечьи. Так, глядя один на другого, они продолжали неумолимо горевать. Память, растворённая в спектре их слёз, унесла обоих в далёкое прошлое.

Часть первая: Странный знакомый

1

   Начало нового, две тысячи тринадцатого года исчисления после рождества Христова, в жизни землян было бурным и стремительным. За двенадцать лет нового века и тысячелетия человечество, продвигаясь к познанию мира, сделало рывок во многих областях науки и техники. Биология, как любая другая из естественных наук, не была исключением. Развитие ряда отраслей наук, основанных на собственно биологии и соединённых, в соответствии с требованиями времени, с теми или иными важными открытиями в других областях, породило новые профессии. Генная инженерия, космическая биология, космоэмбриология, геодезическая астрономия, астрофизика и многие другие современнейшие науки числились среди самых модных и прогрессивных. Вот почему рядом с ними постепенно стали забывать о профессиях, что породили их и позволили видоизмениться. Именно о пренебрежении к базам и детищам науки и вели сейчас спор несколько коллег одной из биологических лабораторий в Калифорнии, принадлежащей всемирно известной организации Гринпис. Одним из спорящих был огромный негр Фил Шер, по профессии физиолог. Собрав во внутреннем открытом дворике коллег для перекура, Фил звучным голосом, способным вытягивать не одну из джазовых затяжек, негодовал: во время очередной еженедельной планёрки их начальник отметил лишь успехи космофизика Джека Дэвида.
   – Подумаешь! – возражал Фил соседу по комнате не без зависти, – Стоит только прибавить к профессии человека эту несчастную приставку из пяти букв, как сразу же он приобретает совсем другой вес в глазах руководства.
   Голос Фила, с отчётливым африканским акцентом, гремел на весь дворик, привлекая к себе всё больше внимания. Его ярко жёлтая рубашка, обильно разрисованная зелёными и розовыми пальмами, изрядно промокла на июньской жаре. Надёжно прилипнув к спине, ткань откровенно обличала излишнюю потливость. Отказавшись от сигареты, протянутой для успокоения одним из сотрудников, Фил объяснил, что вышел во двор не покурить, так как он вообще не курил, а пообщаться. После чего, польщённый оказанным вниманием, продолжил:
   – Да я, если хотите знать, тоже мог бы на последнем курсе Университета избрать специализацией космофизиологию! Туда брали не по мозговым способностям, а по желанию.
   – Так чего же не пошёл? – поинтересовался один из присутствующих для приличия, затягиваясь и строя дым в колечки; пауза сама по себе, забавляла больше, чем разговор.
   – Потому, что я считаю, что рано нам полностью «растворяться» в космосе. Мы всего полвека назад в него впервые слетали, а уже корчим из себя! Нет. Прежде, чем соваться в просторы Вселенной, стоит навести порядок на Земле.
   – Кто тебе не даёт? Наводи, – согласно пожала плечами симпатичная блондинка. Звали её Жаклин Брайд. В данной лаборатории она была зоологом-инфекционистом.
   – Кто не даёт? Вот такие новоявленные выскочки, как наш мистер Дэвид и не дают. Известно ли тебе, Жаки, что в этом триместре Джек забрал под себя все плановые деньги? А знаешь на что они пошли? На финансирование грандиозных проектов по «выявлению закономерности процесса замедления сокращений мышечных филаменов животных в условиях отсутствия гравитации».
   Вторую половину фразы Фил произнёс копируя очевидно того, о ком говорил.
   – Да брось ты! Поди и нам что-то останется! – принялась было отражать нападки Жаклин, как в этот момент её срочно позвали по общелабораторному селектору в основной компьютерный зал.
   – Ладно, договорим потом, – понимающе кивнул Фил Жаклин, извинившейся за прерванную дискуссию.
   Жаклин Брайд, тридцатилетняя учёная, несмотря на молодой возраст имела много научных заслуг и открытий по биохимии вирусных заболеваний животных. Кроме того, Жаклин являлась главным специалистом Гринписа по вирусным инфекциям отряда пресмыкающихся и земноводных. Поспешно вбежав в компьютерный зал, женщина на ходу отметила там присутствие их основного начальника – сэра Стива Роджера. Это насторожило. Прежде чем узнать, в чём проблема, Жаклин обратилась по уставу к дежурному:
   – Ты звал меня, Ричи?
   Взлохмаченный и сильно канапушчатый малый кивнул из-за монитора одного из компьютеров:
   – А, Жаки, привет! Посмотри. Кажется, это по твоей части.
   Ричард указал на большой экран зала, на котором бегущей строкой пульсировала свежая информация. Текст сообщения выкрикивал восклицательными знаками: «На Галапагосских островах обнаружены следы массовой гибели гигантских черепах».
   Жаклин не удержала сожаления:
   – О! Нет! Нам только этого не хватало!
   За последние два дня это было уже четвёртое сообщение подобного рода. Вчера с утра говорили о смерти нильских крокодилов. Вечером вдогонку пришла новость об эпидемии канадской саламандры из окрестностей Торонто. Утром у всех не сходило с языков поражение альбатросов вблизи Курил. И вот теперь – гигантские черепахи! Самые крупные панцирные планеты! Жаклин нахмурилась. Не более радужный вид был и у Роджера. Он то и дело утирал лоб огромным клетчатым платком из бязи. Несмотря на охлаждение воздуха кондиционерами, пот тёк с начальника градом. Впрочем, волнения шефа Жаклин поняла по-своему. Стив был биогеохимиком и считался одним из главных мировых экспертов по чистоте воды океана. А, значит, нетрудно было догадаться, что в ближайшее время скорый отпуск, который он собирался провести с семьёй вне страны, будет перенесён на срок более поздний.
   – Как вы сказали, госпожа Брайд, не хватало нам только этого!
   Стив закончил фразу так понуро, что невозможно было понять о чём он сожалеет больше: о возникших проблемах фауны или об отпуске. Жаклин, не отвлекаясь на разгадки, снова обратилась к дежурному:
   – Что там среди первых симптомов?
   Ричард, также заметивший состояние начальника, поспешно сглотнул слюну и доложил ему, а не учёной:
   – Анализы подтверждают, что все животные заражены вирусом, напоминающим ВИЧ. Повсюду протекание инфекции похоже на СПИД, с той лишь разницей, что судороги, наступающие на ранней стадии заболевания, переходят в экстремальную фазу на вторые-третьи сутки. Далее заражённый организм нагревается до температуры, при которой происходит свёртывание кровяного белка.
   – То же самое, что везде, – задумалась Жаклин вслух, сунув в рот карандаш и беспощадно кусая его, – Что же это может быть?
   Роджер, словно очнулся, забегал по залу, взмахивая расправленным платком:
   – Вот именно! Вот именно! Что же это? И не вы, а мы должны задавать вам этот вопрос, уважаемая Жаклин. Ведь панцирные и членистоногие —ваша специфика.
   – Земноводные и пресмыкающиеся, если не возражаете, господин Роджер.
   Учёная рассердилась. Для того, чтобы ответить начальнику, ей необходимо было для начала как следует разобраться в полученных результатах или хотя бы дождаться биопроб с мест поражений. И Стив это знал. Но всё равно возмущённо вытаращил глаза:
   – Что? Вы ещё язвите? Разве мало вам, что коллеги всех азимутов кричат, надрываясь, о начале неизвестной доселе эпидемии?
   Жаклин благоразумно промолчала, лишь отметив про себя, что если кто и надрывается, то это её начальник. «Паникёр», – посмотрела она с сарказмом и беспомощно развела руками. Она ничем не могла пока помочь ни Роджерсу, ни бедным животным. Но на её жест, начальник продолжил нападки:
   – А, вы, наверное, хотите действовать только тогда, когда инфекция коснётся США? – мужчина зачем-то ткнул указательным пальцем вверх, словно его страна была над головами у всех. В зале стояла звенящая тишина. Оглянувшись на информатиков, опустивших взгляды в компьютеры с самого его вторжения, Роджерс понял, что пора сбавлять тон, и добавил уже тише, но властным голосом, – Нет уж! Пока я тут шеф, я считаю должным предупредить о происшествии сначала штаб-квартиру Гринписа, а затем, заручившись поддержкой Вашингтона, и ООН.
   – Что ж, вам виднее, – Жаклин спокойно пожала плечами, – Если понадобится помощь, вы знаете где меня найти, – и она вышла из компьютерного зала.
   Жаклин недолюбливала сэра Роджера и за его извечную патологическую потливость, и за ту кичливость, с какой он носил звание начальника лаборатории. Неприятен мужчина был и внешне. Его тощее лицо с надвинутыми друг на друга скулами, казалось листом, согнутым пополам. Это впечатление подчёркивалось куцей полоской тёмных подкрашенных волос, отпущенной по всей длине продольной ложбинки подбородка, и такими же обвислыми усами. Вид сэра Роджера казался жалкой пародией мушкетёров и вполне мог бы претендовать на лик Дон-Кихота, оставшегося после борьбы с ветряными мельницами без остроконечной бородки. Но, даже если бы сэр Роджер и дошёл до осознания отпустить бороду побольше, всё равно ни она, ни усы никак не смогли бы сочетаться с торчащими врастопырку мясистыми ушами. Откровенно бросавшиеся в глаза из-за вытянутых размеров его узкой черепной коробки, уши Стива не вписывались в облик ни одного из известных литературных персонажей. Они, казалось, существовали на голове обособленно и временно, словно надетые на время маскарада. Причём, одетые небрежно, а потому нарушающие общую гармонию полу лысого черепа. Практически лишённый «растительности» на лбу и центральной части головы, сэр Роджер вынужден был использовать для прикрытия лысины задние локоны. Старательно отращивая их в длинные пряди, он неумолимо следил за оставшимся волосяным покровом, регулярно подкрашивая его в тон к усам и бороде, и каждое утро бережно закидывая по всему радиусу головы сзади наперёд. Образовавшийся ореол тщательнейшим образом сбрызгивался лаком. Зафиксировав волосы таким образом, потом, на протяжении всего рабочего дня, начальник то и дело поправлял неумолимо съезжающие пряди. К этому портрету стоило добавить блекло-синие, выпученные глаза, вооружённые толстенными стёклами очков, и его общий аскетичный склад, для того, чтобы каждый, кто никогда ещё не видел Стива, мог отчётливо представить физическое неприятие, какое вызывал начальник у Жаклин.
   Впрочем, женщина была не единственной, кто не любил шефа. Многие из сотрудников лаборатории, несмотря на бесспорную компетентность учёного, считали его карьеристом, любителем славы и человеком, обожавшим мозолить глаза начальству. Удаляясь от главного зала к своему офису, Жаклин подумала, что даже такое несчастье, угрожающее редчайшим видам животных Земли, сэр Роджер наверняка использует, чтобы встретиться с высокопоставленными чиновниками, и не только государственного аппарата. В том, что эпидемия примет масштабы мирового характера, Жаклин не сомневалась. Достаточно было посмотреть на географию эпицентров. Если речь шла об одном и том же вирусе, то уже сейчас можно сделать определённый вывод – он имеет поразительный термо диапазон. К тому же, настораживало развитие инфекции по типу цепной атомной реакции. Жаклин подумала, что, похоже, придётся обращаться за помощью к физикам. Войдя в вверенное ей отделение, учёная поспешила позвонить в библиотеку и заказать на персональный компьютер как можно более обширный материал по атомной реакции. Пока библиотекарь делала подборку, Жаклин достала из шкафа энциклопедический словарь и стала нетерпеливо читать общие объяснения о протекании химических реакций в ядерном заряде.
   Не прошло и десяти минут, как телефон на её столе зазвонил. Это была секретарь начальника. Шеф просил Жаклин немедленно пройти к нему в кабинет. Выслушав, Жаклин раздражённо повесила трубку:
   – Теперь со своими высокопарными идеями не отвяжется! – Но на вызов поспешила.
   В кабинете Стива царила суматоха. Коротышка секретарша, перепуганная значимым видом патрона, рваными движениями набирала через компьютер то один консультативный лист, то другой и, по мере поступления информации, бегом относила её в открытую дверь кабинета начальства. Завидев Жаклин в дверях приёмной, секретарша шёпотом предупредила:
   – На связи со штаб-квартирой!
   От важности служащую распирало не меньше, чем начальника. Увидев, что в ответ пришедшая только слабо кивнула, секретарша явно обиделась.
   – Он просил вас зайти! – прошипела пожилая женщина и судорожно мотнула причёской, всклокоченной в «Бабетту», в сторону открытой двери. Жаклин проследовала в кабинет.
   Стив Роджер отвечал высокому начальнику стоя.
   – Да, господин президент, я отдаю себе отчёт о том, какие у меня могут быть неприятности в случае ложной тревоги.
   Судорожно вцепившись в трубку телефона, сэр Роджер, обливался потом сверх обычного. Горячие струйки, не успевая быть пойманными платком, стекали по лицу начальника по той самой узкой полоске подбородка, что так раздражала Жаклин. Нервничая, Стив то и дело отрывал кусок тонкой ткани от лица и тогда пот беспрестанно капал на его рубашку и даже на пол. Голос Стива трясся. Как многие люди подобного типа, Роджерс ужасно боялся ответственности. Если бы не его чрезвычайная кичливость и стремление к почестям, они никогда бы не согласился взять на себя руководство лабораторией. Сейчас, доведённый предупреждением президента до состояния шока, Стив мысленно проклял себя за собственное тщеславие. Гораздо проще было бы, как раньше, сидеть в лаборатории простым начальником отдела биогеохимии и не стремиться карабкаться по профессиональной лестнице. Тем более, в случае, если ситуация, вызванная вирусом, действительно не является серьёзной, первым, с кого спросят за панику, будет именно он. Стив прекрасно понимал это, но теперь, уже ангажировав разговор, обязан был держать марку до конца. Поэтому, хотя и отвечал на вопросы непосредственного начальника раболепно, говорил при этом громко. Те сотрудники лаборатории, что могли слышать его голос за пределами кабинета, должны преклоняться перед значимостью его связей. Так думал Стив.
   Обременив вошедшую Жаклин натянутой улыбкой, Роджер подтянулся и машинально прилепил ко лбу не вовремя сползающую прядь.
   – Тем не менее, господин президент, я хочу, чтобы вы поставили в известность и Белый дом, и ООН. А кроме того, я настаиваю на организации сверхсрочной экспертной комиссии для отправки в один из очагов поражения… Зачем? Для выяснения на месте истинных причин эпидемии… И даже несмотря на то, что через три дня я должен был уйти в отпуск, я, осознавая всю серьёзность создавшегося положения, согласен работать без отдыха и лично возглавить эту комиссию. Почему именно я? Да потому, что я имею полное право предполагать, что причиной является качество воды в поражённых районах.
   Местоимением «я» Роджер злоупотреблял как любой карьерист. Жаклин сморщилась, но молчала.
   – Кроме того, именно под моим руководством работает самый компетентный специалист нашей организации по инфекционным заболеваниям именно тех отрядов животных, которые пострадали… Кто это? Мисс Жаклин Брайд. Она сейчас у меня в кабинете. Если вы хотите, она может поделиться своим мнением.
   Стив кивнул почти дружески. Жаклин поняла, что не ошиблась относительно намерений начальника попасть в число незаменимых работников. Даже жертвуя отпуском. Но, несмотря на антипатию к Стиву, она должна была признать перед президентом Гринписа, что полученная информация действительно настораживает.
   Выслушав доводы учёной, президент попросил её никуда не отлучаться из кабинета начальника.
   Не прошло и пяти минут, как их связали с приёмной штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке. Трубку снял главный заместитель секретаря Организации объединённых наций. Он попросил коротко доложить о сути проблемы. Понимая его занятость и нетерпение, Роджер поспешно передал трубку Жаклин, предварительно представив её по всем рангам и снова не упуская случая отметить про «принадлежность» женщины к «его» лаборатории.
   Кратко ответив на приветствие, Жаклин повторила очередному неизвестному и ещё более важному чиновнику о возможной экологической катастрофе невиданного характера. По непонятной закономерности вирус поражал пока только хладнокровных животных и протекал странно: с активным выделением тепловой энергии в конечной стадии. Это способствовало перегреванию организма холоднокровных, и не поддавалось никакому научному объяснению.
   – Особенно, если учитывать, что обычно эти животные приспосабливают температуру тела к температуре окружающей среды. Нарушение теплового баланса провоцирует свёртывание плазмы крови и мгновенную смерть.
   Закончив исчерпывающе-доступное для административного работника объяснение, Жаклин сделала паузу и перевела дыхание. На другом конце провода возникло незначительное молчание, подтверждавшее большие надежды Стива на заинтересованность его стараниями. Затем последовал вопрос:
   – Мисс Брайд, вы уверены, что характер заболеваний вирусный?
   Услышав положительный ответ главный заместитель секретаря ООН приказал учёной попытаться обеспечить изоляцию фауны и флоры с заражёнными элементами. Жаклин поняла его нежелание тратить так много времени на пока ещё неподтверждённую проблему, но приказ был несуразным.
   – Господин главный заместитель! Боюсь, это невозможно! Уже сегодня вирус охватил невероятные масштабы. Я могу предположить, что его скорость равна скорости распространения любого другого. Кроме того, контактной средой являются и воздух, и вода. Наконец, этот вирус чрезвычайно устойчив к температурным диапазонам: одинаково губителен как в африканской жаре, так и в Арктическом холоде.
   Видимо не ожидавший столь откровенного сопротивления со стороны неизвестной гражданки, чиновник из ООН решил придать разговору более конкретную форму:
   – Чем это грозит?
   Жаклин мысленно улыбнулась. Все мужчины одинаковы и думают прежде всего не о сути дела, а о значимости его для них или своей значимости для него. Вслух же она предположила, что если проникновение вируса произойдёт в теплокровный организм, то … Мысль ей закончить не дали.
   – Как это может случиться?
   На том конце провода впервые зазвучало беспокойство в голосе. Жаклин и хотела бы не драматизировать ситуацию на данной стадии, но кому, как ни ей, было известно лучше других, что достаточно каком-то хищнику съесть погибшее животное для того, чтобы вирус мог внутри него приспособиться и видоизмениться… Именно эти опасения и были высказаны. И тут же учёная услышала почти мольбу:
   – Но пока ведь этого не произошло?
   Жаклин вздохнула. Для мужчин любая проблема, будь то кормление ребёнка из бутылочки или же катастрофа мирового масштаба, одинаково тягостны и неприемлемы.
   «Как бы ему хотелось сейчас, чтобы я сказала что-то успокаивающее», – пронеслось в голове Жаклин, но вслух она сказала совсем другое.
   – Если этот вирус похож на грипп, ему не понадобится много времени, чтобы приспособиться. И пока мы располагаем весьма скудными данными по проблеме.
   Поняв, что большего от учёной ждать не стоит, чиновник из ООН попросил снова торопливо, но на сей раз гораздо уважительнее.
   – В таком случае, я прошу вас, мисс Брайд, как можно быстрее вылететь в один из поражённых районов и лично заняться изучением данных на месте. Я наделяю вас всеми необходимыми полномочиями по определению состава вашей контрольной комиссии и её финансированию. Письменное подтверждение сейчас придёт к вам. И держите меня в курсе дел. Всего доброго!
   – Куда предлагаете двинуться? – спросила Жаклин Стива. Он всё слышал и теперь его глаза засияли блеском алчного удовлетворения. Явно ожидая вопроса, Роджер ткнул в карту мира, лежащую на столе в виде защитного коврика.
   – В Египет!
   – Почему именно туда? На Аляску – ближе.
   Не терпя возражений, сэр Роджер пояснил своё решения тремя позициями: во-первых египтяне первыми прислали сигнал бедствия, во-вторых, пробы воды в Ниле уже давно считаются критическими.
   – А в-третьих, там теплее, чем на Аляске, – закончил Стив, и его усы криво скаканули вверх. В целях экономии времени Жаклин не стала возражать. Предстояли сборы в дорогу и формирование команды. Формальности по бронированию мест в отеле и на самолёт выполнит секретарша Стива.
   Выходя из кабинета, Жаклин услышала, как Роджер прогнусавил со снобизмом:
   – Закажите бронь в «Шепеарде». И, разумеется, никаких египетских авиалиний, только наши. На крайний случай британские.
   Услышав название гостиницы Жаклин оглянулась: шеф решил воспользоваться ситуацией, причем, недёшево для Объединённых наций. Но спорить опять же не стала. Возможно именно на этот раз начальник был прав, ведь он знал Египет, как облупленный. Стив на внезапную остановку подчинённой отреагировал вопросом в глазах. Требовалось что-то сказать. Жаклин, словно спохватилась:
   – Две просьбы: пригласите в Египет хотя бы по одному из специалистов из стран, затронутых инфекцией. И внесите в список членов комиссии Джека Уайна.
   Стив, до этого согласно улыбавшийся, сморщил нос:
   – Что? Этого эксперта по жабам и крокодилам? Но ведь он курирует «Красную книгу», а это наш непосредственный конкурент в прессе.
   В ответ на подобное пренебрежение Жаклин почувствовала, что звереет. Гневно зыркнув на начальника, она нашла в себе силы натянуто улыбнуться и настойчиво объяснить необходимость своего выбора в пользу лучшего гепертолога планеты.
   – Если вы не забыли, сэр Роджер, именно крокодилы поражены были первыми, – едко заметила она, – А, кроме того, начальство доверило комплектование комиссии мне, а не вам. Так что, если вы будете возражать, то, думаю, нам придётся пока обойтись без биогеохимика.
   Услышав подобное предупреждение, да ещё в присутствии собственной секретарши, Стив Роджер побледнел и поспешно замахал и закивал в знак согласия. Жаклин вышла из кабинета. Пройдя к себе, она набрала швейцарский Глан. Там была расположена штаб-квартира Международного союза охраны природы и жил Уайн.
   Джек звонку с другого конца планеты не удивился, но ответил слегка приглушённым голосом. Вспомнив только сейчас, что в Европе в это время уже глубокая ночь, Жаклин поспешно извинилась.
   – О чём ты говоришь, Жаки? – отмёл извинения Джек. Его характерный английский, разорванный придыханиями на немецкий лад, теперь окатил трубку, – Я уже в курсе всего: сижу на интернете, пытаюсь запросить видео информацию с внешним видом животных.
   Жаклин облегчённо выдохнула. Она недаром выбрала Джека в компаньоны: он обладал поразительной интуицией. Кроме того, на него всегда можно было положиться.
   – Тогда я буду лаконичной: завтра ты должен быть в Каире. Я включила тебя в состав экспертной комиссии от ООН. Поможешь нам?
   Ответ Джека был как обычно добродушно– трогательным:
   – О чем речь? Спасибо, что не забываешь старого друга.
   – Я не забываю лучшего из лучших. Извини, Джек, надо бежать. До завтра!
   – Чус! – пыхнул Джек.
   Они давно были коллегами, проверенными в боях за жизнь на планете.

2

   Этим же вечером Жаклин и Стив вылетели в Египет. На месте им, вместе с учёными затронутых стран, предстояло принять решение как определить природу вируса.
   Перелёт прошёл успешно. Выйдя из самолёта, Жаклин радостно улыбнулась: майская жара не обжигала; ранним утром термометры показывали только двадцать градусов. Жаклин не приходилось бывать в Египте ранее. Наслушавшись в полёте Стива про обилие пробок в Каире, Жаклин настроилась на полдня переезда. Ей очень хотелось, чтобы эти рассказы шефа оказались такими же преувеличенными, как его убеждения, относительно нетерпимого африканского зноя. Сидя в охлаждённом салоне «лимузина», встретившего их, учёная с интересом смотрела на дорогу. Через сорок минут пути они въехали в город.
   Это был город фараонов и цариц, арабских пашей и мамлюкских султанов. Никогда ещё женщине не приходилось видеть такого скопления исторической архитектурной роскоши, граничащей в двух шагах с обветшалой нищетой современности. На всём протяжении пути до отеля то тут, то там виднелись огромные купола дворцов. Украшенные ложами с балюстрадами из резного дерева и многочисленными колоннами, здания величаво белели за бронзовыми заборами и утопали в зелени восточных садов. Многочисленные сиенитовые арки внутренних двориков и грандиозные фонтаны из цветного гранита казались всего лишь дешёвыми дополнениями к обилию мраморных ступеней и колонн. Обвитые кружевом лепки из глины, гипса и полихрома, украшенные многочисленными резными рисунками, расписным фаянсом, природными кристаллами, типа сталактитов, дворцы красовались один перед другим, свидетельствуя о былой роскоши владельцев. Ценность архитектуры Каира оценке не поддавалась. Тут же, рядом с дворцами, повсюду возвышались башни мечетей и пики минаретов. Их огромные окна были составлены из разноцветных витражей, а стены выложены объёмными мозаиками. Большая часть исламских мечетей начиналась единственными монументальными порталами и имела внутренние дворы с айванами по осям. Терассы, с плоскими покрытиями на колоннах, отгораживались прямоугольными стенами, которые заканчивались на большой высоте причудливыми резными треугольными зубцами, скобковидными куполами и несколькими башнями, пристроенными к зданию мечети. Форма минаретов была различной: от низких и широких до тончайше возвышенных. И всё же, чаще всего она выдерживалась в виде пиковых стрел, наделённых несколькими смотровыми площадками, обвивающими башни по всему радиусу.
   Жаклин они напомнили огромные телевышки с радиолокаторами по кругу и верховыми антеннами. Она поделилась мнением со Стивом. Он насмешливо хмыкнул.
   – А вы зря смеётесь, уважаемый сэр Роджер, – растягиваясь в благодушной улыбке пресёк эмоции американца их компаньон – господин Шедид, представитель ООН в Каире. Он встретил их в аэропорту, – Ваша коллега правильно подметила сходство. Современные люди почерпнули в Египте немало мудростей для общего прогресса.
   Всё это смуглый египтянин говорил на чистейшем английском, продолжая ещё шире растягиваться в улыбке и смотря на женщину с нескрываемым восхищением. Жаклин, чувствуя его предрасположенность, обрадовалась возможности пообщаться с местным жителем. Чтобы поддержать разговор, она принялась расспрашивать о названиях видимых зданий. Повторить их американка даже не попыталась. Признавшись в этом, она объявила собеседнику, что преклоняется перед людьми, способными говорить на языках других народов. Неплохие познания Жаклин французского, не шли ни в какое сравнение с тем совершенством, с какими владел английским господин Шедид. Смуглый собеседник улыбнулся комплименту. Оказалось, что основной причиной языкового совершенства является принадлежность его семьи к древнему сословию арабских интеллигентов. Все ближайшие родственники Шедида по мужской линии с давних веков были врачами, учителями, писателями, поэтами. Многие из них учились в европейских и американских Университетах. Дед в годы протектората служил хранителем зала европейской литературы при национальной библиотеке Каира. Отец занимал значительный пост в Народном собрании Египта. Наконец, сам он долгие годы являлся одним из референтов генерального секретаря ООН, господина Гали.
   Слушая объяснения и продолжая рассматривать произведения древних арабских зодчих, Жаклин ещё не раз удивилась своим недостаточным представлениям о размерах египетской культуры.
   Наконец, они подъехали к отелю. И вновь все прежние догадки Жаклин о достоинствах их будущего места проживания, оказались лишь слабыми попытками предвидеть реальность. «SHEPHEARD» встретил их непомерной роскошью и величием. Уже снаружи всем своим видом он являл собой символ колониальной эры, той самой эпохи, когда в Египте властвовали англичане, и которая запечатлелась в каждом уголке строения.
   Выйдя из машины, скромная церемония из трёх человек вошла в отель. Едва переступив порог, Жаклин охнула и застыла. Холл буквально ослепил её. Идеальная глазурь блестящих поверхностей, отражавших попадающие снаружи лучи солнца, сочеталась с полутёмными бликами стен, таинством углублений и абсолютным матом вертикалей. Мягкие ковры топили любые звуки и, как казалось, щекотали ступни даже сквозь подошвы босоножек. Ковры, да ещё пальмы, расставленные в холле и на этажах, похоже, были единственными атрибутами Востока. Весь остальной интерьер отеля выдерживался в неизменных классических английских тонах, какие неумолимо вторглись в историю Египта. Роскошь, а при этом мощь и власть британского самодержавия, были, судя по интерьеру, бесспорно величественными, но отчего-то угнетающими.
   Не в силах выносить их помпезность, Жаклин сразу же, как только переоделась в номере, поспешила на улицу. Прибытие других участников экспедиции ожидалось позже.
   – В любом случае, сегодняшний день вы можете вычеркнуть из списка рабочих, – предупредил Шедид, – Русские прилетают поздно вечером. Поэтому самолёт на Асуан заказан только на завтра.
   Несмотря на то, что Жаклин не терпелось погрузиться в работу, она понимала, что срочность создания экспертной комиссии потребовала для учёных определённого времени на сборы. Решив, по предложению Стива, использовать свободное время на пешеходную прогулку по городу, Жаклин охотно покинула отель.
   Каир опять предстал пред ними. Пройдя по набережной той стороны Нила, на которой находился отель, они полюбовались водами тёмной реки, неспокойно несущейся в русле города. Потом они отдыхали на подвесных скамьях в прохладе парка Эзбекия, построенного французским садовником полвека назад на бывших заболоченных прудах. Фотографировались на месте сгоревшего театра Каирской Оперы, открытие которой было ознаменовано когда-то шумной премьерой «Аиды». Вдыхали в себя запахи огромного зелёного базара, самого крупного во всей Африке. Здесь неподалёку, на площади Атаба, Стив Роджер, прекрасно выполнявший роль гида, предложил Жаклин наскоро перекусить и далее поехать на такси. Так они и сделали. Теперь, передвигаясь быстрее, путешественники смогли увидеть стены старого города и цитадель, новые постройки государственного Университета и кварталы старого Каира. Не обращая внимания на поднимающуюся жару и тонны пыли на улицах, неумолимо проникавшей даже сквозь закрытые окна машины, Жаклин смотрела на город завороженно, пытаясь вобрать в себя всю его многоликость.
   Вернувшись в отель под вечер, совершенно уставшие, но счастливые и наполненные впечатлениями, они со Стивом обнаружили для себя записки, оставленные у администратора. Стиву писал Шедид. Он коротко давал понять, что общий сбор состоится завтра в нижнем холле в семь утра. Жаклин же получила записку от Джека. Прибывший в отель во второй половине дня, Уайн, как и американские коллеги, не смог усидеть в отеле и поддался соблазну пешего туризма. Судя по записке, Джек знал о завтрашнем сборе, потому как пожелал Жаклин спокойной ночи и попрощался до семи утра.

3

   На следующее утро Стив Роджер, Жаклин и ещё пятеро учёных встретились в холле гостиницы. Некоторых из приехавших Жаклин знала. Она приветливо махнула рукой Никите Орловичу, русскому зоофизиологу, тоже представителю Гринписа. Вместе с ним прибыл в Каир никому не известный орнитолог с Курил Алексей Кадышкин. Крепко пожав руки коллегам, коренастый островитянин тут же заговорил о проблеме, волнующей всех. Не стесняясь своего слабого английского, он рассказал, что на Курилах инфекция с альбатросов перекинулась на некоторые виды ценных промысловых рыб. Вчера, накануне отлёта, Алексею привезли тушки огромных лососей.
   – Я взял одного на изучение, – Кадышкин указал на мини-холодильник в ногах.
   – Посмотрим потом, – решил Стив, оглядываясь. В сборе были не все.
   Кроме русских из Тронто прилетел специалист по биохомии и анализу. Он представился Алеком. В Канаде, по его уверениям, ситуация оставалась стабильной: кроме саламандр, другие животные от вируса пока не пострадали.
   – Зато здесь у нас – настоящая эпидемия, – развёл руками один из местных микробиологов Хабиб. Его Жаклин уже видела на конференциях. Насколько она помнила, Хабиб входил в группу учёных мирового сообщества, работающих над проблемой адаптации отдельных мышечных волокон животных при пересадке человеку. Подобная специфика могла быть очень полезной при рассмотрении проблемы неизвестного вируса.
   – С крокодилов вирус передался мягкопанцирным черепахам и, что самое печальное, грифам, – объяснил проблему Юсуф, второй египтянин.
   – Как? Белоголовый сип – тоже? – не удержался Кадышкин от возгласа. Услышав подтверждение, Алексей впал в отчаяние, – Господа! Необходимо срочно что-то предпринимать, – неистово призвал он, – Иначе, очень скоро мы останемся на планете без представителей нескольких редчайших видов. Это же надо: белоголовый сип тоже мрёт, – повторил он фразу самому себе, перемежая английский с русским.
   – Кто же против? Только что мы можем?
   Юсуф, оказавшийся тоже орнитологом в том самого натуральном заповеднике, в который предстояло направиться, взял Кадышкина за локоть и принялся что-то обсуждать. Жаклин тем временем озабоченно осматривала холл: она не могла понять причины отсутствия Джека. Уайн ведь всегда был исключительно пунктуален! Заметив беспокойство подчинённой, Роджер не преминул демонстративно поглядеть на часы на руке:
   – Ну и где же ваш любимчик, Жаклин?
   Но не успела Жаклин открыть рот, как швейцарец появился в холле со стороны той части, в которой находился административный блок. Торопясь, Джек размахивал издалека какими-то бумагами.
   Наскоро поздоровавшись и извинившись, он радостно развернул листы. Это были фотографии.
   – Вот, наконец-то получил с Галапагос. Фото черепах с подробнейшими описаниями тамошних патологоанатомов. Славные ребята. Всю ночь, похоже, не спали.
   Жаклин довольно улыбнулась, глядя на Стива. Он поспешил нырнуть в снимки.
   – Молодец, старик! – похлопал Джека по плечу Алек; несмотря на разницу в возрасте, учёные были давнишними приятелями, – А ну-ка, дай!
   Все принялись рассматривать фотографии. По уверениям каждого, в тех эпицентрах, откуда они прибыли, тушки животных имели точно такой же ужатый в размерах вид с проймами вместо глаз и с одеревеневшей шкурой.
   Джек не стал мешать остальным. Он подошёл к Жаклин и поцеловал ей руку.
   Уайн был высоким мужчиной преклонных лет с седыми волосами, роскошной, не в пример Стиву Роджеру, холёной бородой с проседью, пышными ухоженными усами, столь длинными, что они, как у Сальвадора Дали, выходили за пределы лица и уже там заворачивались с обеих сторон колечками, и с золотыми очками на носу. Как большинство швейцарцев, он был сдержан, подтянут, импозантен. Несмотря на майскую жару Египта, одет Джек был в плотный хлопчатобумажный костюм оливкового цвета, состоящий из длинных шорт и плотной куртки безрукавки, накинутой поверх белёной холщовой рубахи. На его ногах громоздко красовались походные ботинки из толстой дорогой кожи. Из ботинок высоко выглядывали сморщенные гетры, такого же цвета как и рубашка. В правом нагрудном кармане куртки торчала неизменная фляжка, в которой, Жаклин это точно знала, был отменного качества ром. В левом кармане лежали трубка и табак. На кожаном ремне, поддерживающем шорты, крепились нож и золотые часы, двойная цепочка которых болталась вдоль одной из штанин. В рюкзаке за спиной, бессменном на протяжении всего того десятка лет, что Жаклин была знакома со швейцарцем, находились спички, компас, термос с пресной водой и пачка сухарей. На дне рюкзака наверняка можно было найти также суровые нитки, иголку, йод, сердечные капли, бинт, ножички для подстрижки усов, щипчики для ногтей и зеркальце. Был там, конечно же, и портрет семьи Джека: обожаемой Эльзы и двух очаровательных дочерей, удачно выгравированный когда-то умельцами на продольном срезе красного сердолика. Все эти привязанности Джека Жаклин за долгие годы сотрудничества выучила наизусть и теперь добродушно улыбнулась, ответив на поцелуй мягким рукопожатием. Джек, практичный во всём, похвалил Жаклин за хороший внешний вид, но тут же заметил как молодые женщины могут быть легкомысленны: разве пригодны кроссовки для путешествия в парк в Асуане? Заметив едкий взгляд начальника, Жаклин поспешила увести Джека в сторонку и попросить остаться рядом на весь полёт. Заверив, что это будет одной из самых приятных частей пути, швейцарец ловко подхватил знакомую под руку.
   Через пару часов срочная экспедиция, сформированная ООН, вылетела в Асуан. Прилипнув к стёклам иллюминаторов, Жаклин забыла обо всём. Они летели маленьким частным рейсом вверх по течению Нила и низко над рекой. Погода была безоблачной и ничто не мешало рассматривать рельеф незнакомой страны. Впрочем, пейзаж внизу казался однотипным. По обеим сторонам реки тянулась тонкая полоса растительности. Большей частью это были прерывающиеся дикие заросли финиковых пальм, низкорослой египетской акации и мангрового дерева, которые, по мере смещения в югу, всё больше сменялись прибрежными зарослями камышей и осоки. После того, как путешественники пролетели Люксор, в ландшафте береговой полосы стали появляться белые скалы. Роджер при их виде объявил путникам, что они представляют собой залежи сеинита. Этот камень ещё в недавнем времени богатые египтяне использовали как основной строительный материал при возведении жилищ. Здесь же, по уверениям Стива, можно было встретить и карьеры с разработкой кварцита, считавшегося более дорогим. На поверхностях скал, казавшихся свысока безмолвными, при снижении стали заметны примостившиеся друг к другу жилища десятков разновидностей птиц, обитавших близ реки. Это были пеликаны и утки, вороны и ласточки. Глубоко в скалах жили змеи и ящерицы. Рядом с водой в зарослях камышей бродили фламинго, цапли и пеликаны. Разнообразие фауны этой части Африки было интересно Жаклин как биологу. Ей очень хотелось бы спуститься с самолёта вниз и полазить по белым скалам, чтобы получше узнать этот мир. Но сейчас такой возможности не было. Её, как и всех остальных, прибывших сюда, ждала другая работа: не просто важная, а срочная.
   Через час полёта пилот объявил, что они приближаются в Асуану.
   – Приготовьтесь, мисс Брайд, – скептически предупредил Роджер из глубины салона, – На этом рубеже заканчивается не только растительность Египта, но и его цивилизация. Далее нам придётся повсюду добираться пешком и не жаловаться более на нещадность местного климата.
   Стив громко и нервно засмеялся. Его никто не поддержал. Только Джек, заметив как натянуто улыбнулись шутке американца местные учёные, постарался сгладить общий фон замечаниями о наличии особенностей во всякой стране. Роджер, с опозданием поняв свой снобизм, пробурчал себе под нос ещё что-то и затих.
   Они подлетали к Асуану. Как и в Каире здесь не было недостатка в минаретах. Издревле этот город являлся местом паломничества верующих мусульман-исмаилитов. Мягкие на вид белые скалы долины Нила сменились щербенистыми гранитными, а полосы растительности вдоль реки – пустынями: с одной стороны из песка, с другой – из щебня. Облетая город, самолёт сделал круг и взору пассажиров предстала во всю длину огромная четырёхметровая дамба Асуанской плотины.
   – Представить только, что её строили советские инженеры, – грустно заявил Никита Орлович соседу.
   Несмотря на ответ по-русски, пессимизм Алексея Кадышкина был ещё заметнее: – Лучше бы они этого не делали.
   Всему миру были известны сегодня последствия возведения плотины. Когда в шестидесятых годах прошлого века президент Египта Гамаль Абдель Насер получил от американского правительства отказ в деньгах на строительство новой Асуанской плотины, советские власти приняли поспешное решение помочь братскому Египту. Строительство плотины и ГРЭС на ней велось в самый разгар «холодной войны» и русским никак нельзя было оплошать. Это было ещё одним из проявлений неразумной политики, результатом которой стало нарушение всей экосистемы долины Нила. Да, плотина приносила пользу: население страны, проживавшее ниже по течению, было избавлено от мощных зимних паводков. Но вред от неё оказался намного больше: плотина задерживала природный ил, которым, во время разлива рек, испокон веков обогащались поля крестьян всей нижней части реки. Это привело к обнищанию почв. Не менее пагубным стало и засаливание воды в дельте. Из-за снизившегося напора течения, воды реки теперь были неспособны препятствовать попаданию в Нил солёных вод Средиземного моря, в котором она заканчивала своё существование. Солончак, разъедая берега дельты, сильно мешал земноделам.
   Обсуждая эту проблему, учёные бессильно вздыхали. Гонка двух гигантов планеты за первенством на мировой арене закончилась экологической катастрофой для Египта. Сила разрушения победила в очередной раз разум созидания.
   – Да. Этой плотине только разве что крокодилы и радовались, – горько усмехнулся Юсуф.
   Действительно, до недавнего времени численность пресмыкающихся не переставала расти. Им полюбились топкие болотца разливов искусственного озера Насер, образованного в результате создания плотины.
   – Не долго радовались, – поправил Хабиб, делая сноску на сегодняшнюю ситуацию с вирусом.
   Самолёт приземлился. Как только откинули наружные люки, на учёных ударной волной хлынул зной пустыни. Здесь, при полном отсутствии ветра, воздух стоял плотной пеленой, не остывая даже ночью. В этот час, при солнце в зените, термометры аэропорта смело зашкаливали за сорокоградусную отметку. Роджер, услышав впереди себя разочарованное восклицание Жаклин, посмотрел на неё почти с садизмом. Ему очень хотелось, чтобы эта вертушка и гордячка, какой считал он Жаклин, наконец-то поняла всю цену его предупреждений и оценила старания, проявленные им ранее.
   Следующим видом транспорта оказался военный грузовик: на нём предстояло ещё больше углубиться в африканский континент и добраться до озера Насер. Двенадцать километров по просёлочным дорогам учёные ехали молча и в тряске. Глотая пыль и песок и утираясь от пустынного зноя, они внимательно осматривали местность. Несмотря на конец весны, скудная растительность этой части страны на многие километры вокруг уже была выжжена беспощадным африканским солнцем. И всё же Джек, не раз уже бывавший в этих местах, признался, что его настораживает редкое присутствие на протяжении их пути животных пустыни. На песке не видно было привычных сусликов и змей. Ящеры не грелись, распластавшись на камнях. Даже жуки-скарабеи, которых подобная жара не должна была спугнуть, почему-то исчезли. Казалось, что пустыня вымерла.
   Наконец, грузовик остановился. Шофёр высадил их недалеко от побережья Нила. Далее начинались разливы озера, из-за чего подъезда к самому заповеднику не было. Юркий египтянин, развернув машину и улыбаясь во весь свой белозубый рот, кое-как объяснил учёным по-английски:
   – Идите вниз по реке. Через два километра начнётся территория национального заповедника. Где-нибудь там вы наверняка встретите его хранителя, мистера Лойза. Он всё вам покажет.
   – Шокран, – поблагодарил Хабиб и сунул шофёру долларовую бумажку. Он специально дал выговориться шофёру, чтобы заработать чаевые.
   – Шокран, – ещё шире улыбнулся шофёр, принимая деньги без всякой скрытности, – Как закончите – позвонишь, я приеду.
   Хабиб кивнул. Шофёр, пожелав всем удачи, с шумом сорвал грузовик с места, обдав экспедицию облаком пыли.
   – Зачем вы заплатили ему? Стоимость машины входит в заранее оплаченные услуги, – строго спросил Стив Хабиба.
   – А улыбка и любезность – нет. Платить за дополнительные услуги – это местные традиции. У вас в США никогда не дождёшься добрых слов, – араб держался с достоинством.
   – Мы знаем, что это такое, – рассмеялись Русские, – «Не подмажешь, не поедешь». Так, Хабиб?
   Хабиб задумался переводу, а когда понял его, то улыбнулся; поговорка понравилась ему.
   – Дикари! – только и нашёлся что прошипеть Стив.
   Подняв с пыльной дороги чемодан с лабораторными принадлежностями, Жаклин вздохнула и покачала головой. Шеф явно не вписывался в атмосферу сложенного коллектива.
   – К сожалению, мы вынуждены будем терпеть его до конца, – призналась она Джеку. Вдвоём они возглавили колонну.
   – Несносный тип. Хотя, как учёный – незаменимый, – охарактеризовал Роджера швейцарец. И вдруг громко рассмеялся. – А знаешь, Жаклин, в чём-то твой босс прав. Сколько знаю эту нацию, столько не перестаю поражаться: не потому ли, что египтяне – одни из самых древних обитателей Земли, они так неохотно расстаются с древними традициями и продолжают оберегать свою нетронутость прогрессом. Посмотрите, руководство страны, похоже, не проявляет никакого признака обеспокоенности относительно качества дорог.
   Джек указал на пешеходную тропинку, по которой предстояло пойти. Она была размыта дождями и оттого искорёжена рытвинами и ямами. Засохшие под нещадным солнцем пласты жёлтой земли сжались и то и дело норовили провалиться под ногами. Жаклин усмехнулась. Ей, выросшей в суматохе и беспорядке большого города, подобные сложности пути казались пустяками. Но зная насколько щепетильны и притязательны к нормам жизни швейцарцы, привычные к полной упорядоченности вещей, она прекрасно понимала Джека.
   Экспедиция пошла к реке в направлении, указанном шофёром. Жаклин и Джек на какое-то время замолчали, целиком сосредоточившись, чтобы идти как можно осторожнее и не подвернуть ноги. Сзади сначала была слышна речь русских и египтян, разговаривавших парами на своих языках. Изредка Алек о чём-то спрашивал Стива, и тот отвечал неохотно. Но по прошествии первого километра все разговоры смолкли. Путешественники всё чаще стали утираться от пота и пригублялись к флягам с водой, персонально полученным в Асуане от военных. На Стива Роджера жалко было смотреть; он согнулся под тяжестью рюкзака и беспрестанно отжимал мокрый платок.
   Через время вдали заблестела вода и с берега потянуло тиной и илом. Путники ускорили шаг. Их взгляду предстало озеро, рассечённое по всей площади водного бассейна на множественные островки. Тихие заводи стоячей воды во время разлива превращались в одну водную гладь, поглощая землю на несколько недель. Но сразу же, как только редкие в этой части реки январские дожди заканчивались, островки появлялись вновь. Они тут же зарастали камышом и побегами молодого тамариса и являлись идеальным местом обитания любителей стоячих вод, прежде всего крокодилов.
   Юсуп уверил учёных, что это уже и есть территория нужного им заповедника. Через полкилометра появился гостиный двор. Он состоял из трёхэтажного белого здания, утопавшего в оазисе. Пальмы и кипарисы, густо насаженные вокруг, притягивали прохладой и предвещали неплохую перспективу для ведения будущих работ. Закрытый, при известных обстоятельствах, на карантин и приспособленный временно под лабораторию и лагерь для представителей медико-санитарных служб, гостиный двор встретил путников безлюдьем и тишиной. Бегло осмотрев здание внутри и убедившись, что в нём никого нет, учёные растерянно собрались на крыльце.
   – Лойз и его рабочие на той стороне озера. Пойдёмте! – указал Юсуф на небольшую возвышенность.
   – Вперёд! – рявкнул Алексей Кадышкин. При крепком телосложении и привычке жить в северных районах глобуса, он, должно быть, страдал от жары больше других.
   Перебрасываясь мнениями о заповеднике, учёные поднялись на возвышенность и сразу же увидели на побережье озера людей. Они стали молча спускаться. Но как только приблизились к воде, молчание было прервано неудержимыми возгласами Жаклин и Алексея. По берегу озера, то в зарослях тамариса, то просто на открытом берегу валялись тушки крокодилов. Они были почерневшие и скрюченные, словно тёмные вязаные свитера, изувеченные сушкой.
   – Не приближайтесь! – окликом остановил Джек намерение Жаклин разглядеть мертвых животных поближе. – Это может быть опасно.
   Жаклин настороженно оглянулась:
   – Может, в заповеднике мы найдём необходимые для нас защитные одежды?
   – Во всяком случае, нужно связаться с Каиром и предупредить о мерах безопасности. Я попрошу господина Шедида прилететь сюда завтра же, чтобы он сам мог на всё посмотреть, – пробормотал Стив заторможенно. Уставившись на крокодилов Роджер не мог сдвинуться с места.
   – Пусть обязательно закажут бионепроницаемые скафандры для нас и для себя, прежде чем совать сюда нос, – посоветовал Никита Орлович.
   – И неплохо было бы повесить по всей дороге предупредительные щиты о карантине для местного населения и туристов, – добавил Алек, озабоченно оглядывая местность. Он уже видел нечто подобное в Торонто, поэтому сейчас берег, усыпанный тушками, не удивил его так, как остальных. Гораздо больше интереса Алек проявлял к людям на берегу. Одетые в серые защитные одежды, они собирали тушки крокодилов, стаскивали в одну большую кучу, а затем поджигали. – Так делали в средние века во время эпидемии чумы, – заметил Алек.
   – Нет, это не чума, – покачала головой Жаклин, – Иначе, вместе с крокодилами заразились бы и рыбы, и птицы. Нет, это не чума, – повторила она задумчиво.
   В какой-то момент один из работающих прошёл совсем рядом с учёными, и они смогли поближе разглядеть проносимые останки. Пристально посмотрев вслед уходящему, Джек произнёс:
   – Что бы это ни было, лучше до выяснения быть всем нам поосторожнее.
   Заметив натянутость в его голосе, Жаклин повернулась:
   – Ты думаешь, Джек, что этот вирус зоонозный?
   Джек неопределённо покачал головой. Что он мог ответить? Возможно, речь шла о каком-то новом типе вируса, тайно выведенном учёными одной из стран, работающих на военную промышленность, и выпущенном в экспериментальном порядке. Так было уже однажды в Руанде с ВИЧ-ем. Он получил распространение из-за ошибки американских и бельгийских учёных. В начале пятидесятых годов прошлого столетия те работали над созданием живой вакцины от полиоемилита. Для её производства использовали клетки печени шимпанзе, содержащие вирус SIV, аналог ВИЧ-а. Вакцину испытывали как раз в тех регионах Африки, где потом, полвека спустя, насчитывалась самая высокая численность больных СПИДом. Английский исследователь Эдвар Хупер написал об эксперименте в книге «Река» лишь в конце двадцатого века. Именно этот случай вспомнила сейчас Жаклин и рассказала спутникам.
   – Если на этот раз мы имеем что-то подобное, то, боюсь, до разгадки – не скоро, и человек в опасности тоже, – сморщил нос Джек. – Смотрите, как охотно пожирают мёртвые тушки черви. Червями питаются рыбы…
   – А рыбу здесь повсюду ловит человек. Это самая дешёвая еда, – продолжил мысль Юсуф и тут же обратился к человеку шедшему им навстречу. – Здравствуй, Лойз!
   – Салам аллейкум, Юсуф. Позвольте представиться, господа. Я – мистер Лойз, хранитель этого национального заповедника. Позволю заметить в продолжение вашего разговора, что даже если запретить людям ловить рыбу под страхом смерти, это ничего не даст. На сегодняшний момент вирус уже и в воде, и в воздухе и не только тут. Верхняя часть реки затронута повсюду. Водами Нила кормятся многие африканские народности.
   Говорящий был на вид сорока-сорока пяти лет. Брюнет, приятной наружности, европейского типа, он был ростом выше среднего и обычного телосложения. Рукава и штанины серого рабочего костюма мужчина высоко закатил. На его голове высоко сидела широкополая панама, открывая красивый лоб. На ногах были ботинки, похожие на те, что были у Джека. Как успела подметить Жаклин, это вызвало у швейцарца одобрительный взгляд и изначальную расположенность. Внимательно вслушиваясь в объяснения собеседника, Джек тянулся ухом, пытаясь уловить еле различимый акцент мужчины. Жаклин тоже внимательно слушала подошедшего, но её внимание было вызвано другой причиной. На лицо смотрителя природного парка была одета обычная марлевая повязка. Она отчасти поглощала звуки говорящего. Кроме того, объясняясь с учёными, мужчина то и дело крутил головой, наблюдая за рабочими. Это усложняло возможность хорошо слышать его, и раздражало женщину. Жаклин не любила когда с ней разговаривали «на ходу», словно делали одолжение. К тому же, американской учёной никак не удавалось толком рассмотреть мужчину. И не только из-за его вертлявости: зеркальные солнцезащитные очки, надёжно скрывали и цвет, и форму глаз. Это было досадно, особенно потому, что в целом Жаклин отметила его приятную подтянутость и привлекательность. Женщине бросился в глаза чёткий рельеф мышц видимых частей мужского тела, а через серую ткань отчётливо проступала упругость и пластика его спины, груди, торса в те моменты, когда мистер Лойз поворачивался и наклонялся. И, наконец, выражение лица незнакомца, на первый вид безразличное, всё-таки не было ни пренебрежительным, ни недовольным, а скорее спокойным и немного усталым. Его речь сопровождалась правильно размеренной интонацией и чётким акцентированием нужных слов, что приковывало к мужчине особое внимание. Обычно, так говорили люди, абсолютно уверенные в себе.
   Объяснив учёным свою позицию, мистер Лойз откликнулся на вопрос, заданный ему местным жителем. Приятный глубокий баритон на арабском приобрёл иной оттенок: более мягкий, приятный. Жаклин казалось, что незнакомец, разговаривая, наматывает свой голос, как спагетти на вилку. Растянув до какого-то определенного момента, он затем резко обрывал его, а потом снова принимался растягивать. Откровенно заинтересовавшись новым лицом, учёная шагнула навстречу и протянула руку:
   – Мистер Лойз, меня зовут Жаклин Брайд. На меня возложены обязанности начальника экспертной комиссии по исследованию данного вируса. Скажите вы не могли бы помочь мне?
   Не глядя на женщину и продолжая жестикулировать рабочим, незнакомец кивнул:
   – Охотно! В чём?
   Неприятное чувство, вызванное манерой общения, отразилось на лице женщины. Роджер, заметив это, злорадно улыбнулся: ничего другого от дикарей, проживающих в подобных условиях, ждать не стоит. Поняв мимику начальника, Жаклин проследовала за хранителем заповедника, так как он, жестикулируя, немного удалился.
   – Мистер Лойз, послушайте, мне совершенно необходимо знать о начале проявления эпидемии. Вы, как смотритель, наверняка могли бы дать много полезной информации о первых признаках болезни крокодилов.
   Незнакомец повернулся с таким удивлением, словно увидел женщину только сейчас. Но тут же кивнул.
   – Да я помогу вам. Но не сейчас и не здесь. У меня много работы. Все эти люди ждут моих указаний. Если хотите, давайте встретимся вечером в ресторане вашего отеля, – предложил он, явно чувствуя себя хозяином положения.
   Догадавшись, что бороться с подобным эгоцентризмом бесполезно, Жаклин согласилась. И, прежде чем незнакомец захотел покинуть её, она поспешила уточнить у Роджера название отеля в Асуане, где им предстояло проживать. Стив закрутился, пытаясь снять рюкзак: он не помнил на память название.
   Но мистер Лойз предупредительно остановил его:
   – Не нужно беспокоиться. Я знаю где вас найти, Жаклин Брайд.
   Он отвернулся, не удостаивая более Жаклин вниманием. Обращаясь теперь исключительно к Джеку и Стиву, мистер Лойз отослал учёных в гостиный двор объясняя, что там можно переговорить по телефону и заняться подготовкой к аутопсии.
   – И поищите в шкафах защитные одежды, – уже совсем коротко и поспешно скомандовал он. – Это, конечно, не лучшее, что бывает, но пока подойдёт. Я не советую вам находиться здесь длительное время без защиты. Этот вирус – порядочная гадость.
   Мужчина торопливо оглянулся. Двое рабочих, вывозивших тушки крокодилов с островков посреди озера, перевернулись на лодке у самого берега. Мистер Лойз пулей метнулся на помощь.
   – Не забудьте, в девять вечера в отеле, – крикнула Жаклин вдогонку.
   Смотритель даже не обернулся.
   – Мужлан! Никакого уважения к женщине, – обидчиво скуксилась учёная, но ту же пожалела. Её команда поспешно отвернулась, пряча улыбки. Любой мужчина, даже самый интеллигентный, не мог отказаться от удовольствия присутствовать при сцене водружения женщины на место. Это Жаклин хорошо знала.

4

   Вечером того же дня мистер Лойз нашёл Жаклин в нижнем баре Асуанского отеля. У женщины был усталый вид и достаточно хмурое настроение. К тому же, начала сказываться акклиматизация, вызванная недосыпанием двух последних ночей и жарой. Даже получасовое купание в бассейне отеля не сняло сонливости. Выйдя из воды, учёная почувствовала себя ещё больше утомлённой. Еле добредя до номера что она решила не ходить в ресторан, а поужинать здесь фруктами. Наскоро перекусив, Жаклин подправила дневной макияж, оделась и вышла в холл.
   Этот отель был намного скромнее каирского. Но Жаклин он понравился больше. Здесь чувствовалась жизнь Египта во всех своих проявлениях. В холле можно было видеть людей многих национальностей и оттенков кожи. Асуан с давних времён являлся торговым перекрёстком морских путей из Африки в Азию. Мимо портье беззаботно прохаживались богатые арабские купцы, окружённые свитой советников. Красноглазые индусы, с серёжками в носах, гордо пересекали холл не глядя по сторонам. Бородатые турки громко галдели у входа. На креслах из мягких кож кое-где сидели европейские туристы. Местные нубийцы и берберы из штата отеля, сновали в жёлто-зелёных униформах, торопясь оказать клиентам любую услугу. Ободрённые наступлением вечера, туристы настраивались на прогулки по городу. Появление Жаклин было сразу охвачено десятком мужских глаз, впившихся в неё с разных концов большого холла. Остановившись перед фонтаном с золотыми рыбками, очень скоро Жаклин почувствовала себя неуютно. Внимание мужчин начало принимать достаточно определённый характер. Предупредив дежурного администратора, что будет в нижнем баре, Жаклин предпочла ждать своего гостя там, за стаканом тоника. До установленного часа оставалось несколько минут. Гоняя кусочки льда в стакане палочкой и привлекая к себе взгляды и здесь, женщина то и дело вертелась на табурете у стойки. Ей хотелось поскорее закончить весь список дел, предусмотренных на сегодня, и отправиться отдыхать. День поисков природы вируса результатов не дал и это разочаровывало. Несмотря на то, что всё тело учёной, лениво ссутуленное на табурете, со стороны могло показаться расслабленным, мысли её вихрились. Беспрестанно Жаклин пыталась найти разгадку на поставленный вопрос и не находила. От этого в голове неприятно стучали молоточки, а виски сдавливало. Нет, решительно, прежде чем заново эксплуатировать мозги, учёная должна была поспать.
   К счастью, мистер Лойз не опоздал. Он появился в баре ровно в девять и издалека махнул, указывая на открытую террасу бара. Жаклин поняла жест и пошла навстречу мужчине. Разговор он начал без всяких приветствий:
   – Похоже, у вас будет много неприятностей из-за происшедшего, мисс Брайд?
   Мужчина словно читал мысли.
   – У меня их уже много, – Жаклин медленно подняла отяжелевшие веки, выдыхая, – Страшит не это, а возможный размах катастрофы.
   Как только они сели за столик, учёная заказала себе фужер холодного белого вина и, дождавшись напитка, быстро отпила большой глоток: после бассейна мучила жажда, к которой примешивался запах хлорной воды во рту. Будучи теперь не одна, она почувствовала себя намного комфортнее и могла позволить не реагировать на взгляды со стороны.
   Тем временем мистер Лойз осматривал женщину. Жаклин была хороша собой. Невысокая, но стройная и прекрасно сложенная, она грациозно восседала на стуле, поставив локоть на стол, уложив подбородок в маленькую кисть, эффектно прогнув спину и скрестив ноги в коленях. Её светлые, вьющиеся волосы не были сейчас заколоты и спрятаны под панаму, как накануне днём. Свободно распущенные и слегка влажные от купания, они спадали на плечи нежными локонами. Лёгкая трикотажная блуза с узким глубоким декольте, обтягивала выраженную грудь и аккуратные плечи. Светло-зелёная ткань блузы прекрасно сочеталась и с таким же цветом глаз, мягко подчёркнутых макияжем, и с ровным золотистым загаром. Мягкие тени под глазами и бледно-оранжевая перламутровая помада удачно дополняли славную внешность. Но основное внимание Лойза привлекли руки женщины. В тот момент, когда она, поставив фужер на стол, чисто машинально начала водить тонким пальчиком по краю стекла, Лойз передёрнулся от звука. Он зачарованно уставился на руку. Жаклин не замечала этого взгляда. Она глядела вдаль на панораму многоликого Асуана, открывающуюся с террасы. И только переведя взгляд на сидящего мужчину, устало улыбнулась:
   – Так с чего же всё началось, мистер Лойз?
   Смотритель на мгновение оторвался взглядом от её руки.
   – Вы действительно хотите это знать?
   Весь вид Жаклин выразил непонимание.
   – Я хотел только спросить насколько вы способны выслушать то, что я вам скажу, чтобы не убежать и не счесть меня за умалишённого?
   Оглядев мужчину теперь с заинтересованностью, учёная постаралась заверить его, что постарается быть внимательной слушательницей. Как далека была она в тот миг даже от малейшей догадки о том, что случится с ней после того, как незнакомец заговорит! Возможно именно поэтому, ещё недостаточно включившись в разговор и не осознав всю его серьёзность, Жаклин спокойно, почти безучастно, настроилась на признания. Заметив её состояние, собеседник заговорил вкрадчивым голосом.
   Оказалось, что мужчину зовут на просто Лойз, а Лойз три тысячи первый. На текущий момент он был последним представителем династии Лойзов. Его папу звали Лойз. И дедушку – тоже. И вообще, начиная с определённого момента истории планеты, на которой он жил, все его предки по мужской линии были Лойзами.
   Пробудив первым признанием удивление Жаклин, смотритель сделал останавливающий жест. – Не сочтите меня тут же полным идиотом; я поверил вашему обещанию быть внимательной и должен закончить. Тем более, что то, что вы услышали – не самое невероятное в моём рассказе.
   Жаклин, подавшись было на стуле вперёд и ещё больше прогнувшись, послушно отпряла. Опустив ноги одна к другой и скрестив руки на груди, она опёрлась спиной на стул и, в знак согласия, промолчала.
   Итак, он был Лойз последний, по счёту три тысячи первый, и являлся представителем саифнов – жителей планеты Луаза, расположенной точно в такой же Галактике, в какой находилась Солнечная система. На Землю Лойз был послан впервые почти триста лет тому назад в качестве главного эксперта по голубой планете. Вообще-то, профессия была передана ему по наследству, но останавливаться на этом сейчас мужчина не захотел, обещая всё объяснить позже. Теперь было гораздо важнее поскорее рассказать Жаклин о своей планете.
   Учёная казалась удивлённой, но примерно не перебивала. Она старательно вглядывалась в глаза рассказчика. При свете уходящего дня очки Лойза были обычными, прозрачными, позволяющими рассмотреть его. Глаза мужчины оказались тёмно-карими, почти чёрными, какими они бывают у жителей южных стран. Аккуратно изогнутые в верхнем веке, они очерчивались снизу чёткой, почти резкой прямой линией ресниц, длинных и густых. Его кожа тоже была смуглой, скорее от природы, нежели от загара. Идеально натянутая по всей поверхности тела, она казалась поразительно упругой. Жаклин удивило отсутствие на лице морщин или складок. В сорокалетнем возрасте, а Лойзу было не меньше, невозможно было содержать тело в подобной идеальности. Такой же гладкой, без морщин, была шея собеседника. Медленно, так, чтобы это было не особенно заметно, Жаклин стала опускать взгляд и подметила странную особенность: конечности мужчины, как верхние, так и нижние, оказались без волос. Не была волосатой и большая часть груди, просматриваемая сквозь полу распахнутые полы бежевой в клетку рубашки.
   Жаклин передёрнуло: лысые ноги мужчины казались ей отвратительнее волосатой груди женщины. Она сморщилась, представив свою руку на столь гладком теле.
   Видимое было необычно, но вместе с тем вряд ли указывало на то, что существо, сидящее напротив неё, заброшено из космоса.
   «В конце-концов, ноги и руки он может эпилировать. А морщины и складки… Разве мало сегодня мужчин омолаживается?» – заключила учёная. Но собеседник продолжал признаваться в его инопланетном происхождении с такой простотой и убеждённостью, что сомнение закралось в голову женщины.
   Пробежав глазами сверху вниз и вновь вернувшись к лицу мистера Лойза, Жаклин пыталась найти в нём ещё хоть что-то, что соответствовало бы её представлениям об инопланетянах. Но ничего необычного не находила. Наоборот, женщина с удивлением отметила поразительную тщательность внешности и одежды собеседника. На нём была дорогая рубашка тончайшего маркизета и тёмно-зелёные шорты на плетёном ремне. На ногах – светло-бежевые сандалии из кожи саламандры. Не найдя к чему придраться, Жаклин, слушая повествование, вновь принялась за изучение лица рассказчика. Теперь она делала это не торопясь и всматриваясь основательно.
   Её восхитили тёмные волосы мужчины. Высокий выпуклый лоб был наполовину пересечён тяжёлой чёлкой. Плотные выстриженные бакенбарды плавно огибали уши. Дальше длина волос тщательно прикрывала очертания широкой черепной коробки, глубоко наседающей на шею, что, впрочем, не бросалось в глаза и не шокировало. Волосы были острижены и уложены столь безукоризненно, что могли сойти за парик. Но и это решительно никак не придавало сидящему напротив существу вид инопланетянина. Решительно, внешний вид Лойза ничем не отличался от человеческого: высокий лоб, средней развитости скулы, обычные нос и рот, чётко очерченный, едва заострённый в подбородке овал лица, по пять пальцев на руках и ногах и, судя по конфигурациям складок шорт, наличие мужского органа воспроизводства тоже, как минимум, средних размеров. Задержавшись взглядом несколько дольше именно на этой части тела мужчины, Жаклин перехватила в глазах собеседника укор и лёгкую насмешку. Вспыхнув, женщина наскоро отпила вина.
   «Но ведь я делаю это только ради научного убеждения, – оправдала она себя, прежде чем вновь решиться посмотреть в глаза напротив. После всего, что мужчина рассказал, такой осмотр со стороны женщины был оправдан. Скорее всего мистер Лойз подумал также, потому, что как только учёная снова посмотрела на него, он продолжил рассказ с прежним невозмутимым видом.
   Их цивилизация была сходной человеческой, но старше на полтора миллиона лет. И, также, как люди сегодня, саифны уже имели в своей практике несчастье, подобное тому, что коснулось сегодня землян. Если бы, по уверениям Лойза, к моменту поражения Луазы вирусом, у его предков не было средств для эвакуации, все представители Луазы погибли бы. А так им удалось спастись в небольшом количестве. Перелетев на космическом корабле в другую Галактику, предки Лойза продолжали работать и через время нашли спасение от страшного вируса.
   Сказав это, говорящий остановился, словно ожидая ответа.
   – То есть, вы хотите уверить меня, что вы – никто иной, как пришелец из другой Галактики?
   Жаклин не была уверена, что стоит говорить с чокнутым, но она должна была держать данное слово, не выказывая так очевидно то, что думает о нём. Лойз кивнул.
   – И что вы знаете секрет поражения данного вируса?
   Кивок повторился.
   Жаклин посмотрела внимательно, но, исходя из прежних убеждений, спорить не стала:
   – Допустим это так, и я поверила вам. Что следует из того, что вы сказали? Вы согласны продать нам секрет, чтобы спасти нашу планету?
   Она говорила деловито. Лойз придвинул к себе принесённый ранее стакан с водой, медленно всыпал в него бесцветный порошок, размешал и выпил. Ответил он вразрез с мыслями учёной:
   – Я не хотел, чтобы вы поняли мой рассказ таким образом. Я не могу ни передать вам наш секрет, ни спасти вашу планету. В любой цивилизации наступает такой момент, который называют концом света. И только вы сами, люди, способны принять решение, которое будет соответствовать вашему развитию, и которое повлечёт определённые действия.
   Жаклин заёрзала. Ей надоело это представление. Она была уверена, что человек, сидящий напротив, либо разыгрывает её, либо у него проблемы с головой.
   – В таком случае, уважаемый господин, кем бы вы не были, я смею вас заверить, что наш конец света ещё очень далеко, и что мы сделаем всё, чтобы найти выход из создавшейся ситуации.
   Она всё ещё старалась держаться: тон женщины был оживлённым и уверенным. Лойз посмотрел исподлобья и снисходительно улыбнулся бравуре:
   – Не будьте наивны, мисс Брайд. Моим предкам понадобилось свыше тысячи лет для того, чтобы окончательно побороть вирус.
   В его голосе звучала грусть. Но Жаклин уже не слушала. Она всё больше склонялась к версии о слабоумии, отчего тон её поменялся на непримиримо оптимистичный:
   – Что ж, возможно нам повезёт, и мы справимся с этим заданием за более короткий срок, мистер Лойз.
   Учёная старалась теперь не смотреть в уставленные на неё стёкла очков. Поднявшись из-за стола, она дала понять, что её терпение иссякло. Действительно, в данный момент у неё были дела поважнее, нежели исповедовать душевнобольных. Опережая её уход, Лойз с прежней грустью добавил, что саифны выжили только потому, что ими был раскрыт секрет долголетия. По его словам, каждый житель Луазы способен был жить пятьсот лет и более. Уже стоя, Жаклин посмотрела на убеждавшего её мужчину с жалостью. Но ответ её был также нейтральным.
   – Вот почему мне нужно спешить; нам отведено гораздо меньше.
   Без надежды удержать собеседницу, Лойз поднялся тоже. Расплатившись с официантом, он догнал Жаклин в холле; она направлялась к лифту.
   – Простите, мисс Брайд. Я не буду ни на чём настаивать. Забегая вперёд скажу только, что совсем скоро, не более чем через неделю, к вам в лабораторию поступит сообщения о модификации вируса и его приспособлении в теплокровном организме. Следующим объектом поражения станут пресноводные китайские дельфины, – пообещал он.
   Жаклин, устав от этого навязчивого чудака, продолжила свой путь. Она уже почти не слушала бредни и даже не обернулась на последние слова, сочтя их за обычную манию шизофреников перевоплощаться в кого угодно, в том числе и провидцев. Дойдя до лифта, женщина была уверена, что странный знакомый отстал на половине пути. Почему вздрогнула от неожиданности, когда на входе в лифт снова услышала голос Лойза.
   – Если через время я всё-таки понадоблюсь вам, мисс Брайд, пожелайте это вслух.
   Мужчина проговорил фразу спокойным голосом, после чего сам отвернулся и пошёл к выходу. Жаклин кивнула и, торопливо юркнув в лифт, оглянулась. Не дойдя до дверей каких-то несколько шагов, странный незнакомец тоже повернул голову в её сторону. Последнее, что заметила Жаклин – был его мирный взгляд.
   Двери лифта закрылись, унося женщину наверх.

5

   С того момента, как Жаклин встретилась с Лойзом, прошло несколько недель. За это время учёная, сделав в Египте достаточно биопроб, поспешно вернулась в Лос-Анджелес. Там, в условия лаборатории, явно превосходившей экипировку египтян, она продолжала работать над разрешением проблемы. В Каире остались Джек, египетские учёные и Никита Орлович, которые продолжали тщательные наблюдения. Джек, к тому же, по собственным убеждениям пожелал провести несколько разъяснительных лекций среди местного населения. Прослышав о неизвестной болезни, малограмотные в своём большинстве крестьяне, населявшие страну по всей длине Нила, поддались панике. Для египтян, фанатично верующих в Аллаха и считавших крокодила священным животным, случившееся представлялось ничем иным, как наказанием свыше.
   К большой радости Жаклин, остался в Каире и Стив Роджер. Абсолютно убеждённый, что разгадка инфицирования животных кроется в загрязнении окружающей среды, Роджер неистово исследовал Нил на всём протяжении. Жаклин он поручил вести исследования согласно оговорённому с коллегами плану работы, и названивал секретарше в Лос-Анджелес по нескольку раз в день.
   Итак, в сотрудничестве со многими коллегами Жаклин Брайд трудилась над разрешением проблемы выяснения характера вируса. До сих пор ни одному из учёных так и не удалось определить его. Закрутившись в водовороте дел, Жаклин совершенно забыла про встречу в Асуане. Как вдруг, в один из вечеров её срочно вызвали в лабораторию. Впервые за длительное время на общий компьютер поступило новое трагическое сообщение. На этот раз о массовой гибели китайских дельфинов. Услышав об информации по телефону, Жаклин похолодела. Она тут же помчалась в лабораторию. Весь коллектив поисковой группы уже находился там в полном составе. Лица сотрудников означали одно: предварительные анализы коллег из Пекина убеждали в идентичности вируса, над загадкой которого работал весь мир. Полная отчаяния от бессилия понять хоть что-то, Жаклин взяла с компьютера информационный листок и пошла в свой кабинет. Тупо уставившись через стекло на вид ночного города, она вдруг вспомнила своего странного знакомого с берегов Нила.
   – Дурацкое наваждение! – Жаклин отказывалась верить в чудеса, – Как этот нильский идиот мог догадаться, что местом следующей катастрофы станет азиатский континент?
   Женщина принялась нервно расхаживать по кабинету и рассуждать вслух. Если предполагать что то, что сказал ей тот человек, сказано наугад, как тогда объяснить, что он мог вычислить что жертвами станут именно дельфины? Жаклин трясло от услышанного ранее прогноза, верить в который она отказалась. Предупреждение разговаривающего с ней в Асуане вдруг отчётливо прозвучало в голове. Женщина бессильно простонала.
   Она подошла к компьютеру и ещё раз перечитала только что полученный подробный анамнез заболевания млекопитающих.
   – А ведь он с абсолютной уверенностью пообещал, что модификация вируса произойдёт в ближайшие дни, – прошептала учёная себе самой, – О, боже! Что он там ещё говорил? И как его зовут? Я совершенно не помню…
   Жаклин повернулась лицом к залу лаборатории и вдруг замерла. По коридору, по направлению к ней, шёл знакомый из Египта. На нём была точно такая же униформа, в какую были одеты все сотрудники их лаборатории, поэтому его присутствие удивления окружающих не вызывало. Мужчина зашёл в кабинет.
   – Этого идиота, уважаемая мисс Брайд, зовут Лойз.
   Он подошёл к учёной.
   Жаклин стало неловко.
   – Простите, мистер Лойз. Сама не знаю, как у меня это вырвалось. Я в таком затруднении, – впрочем тут же, на правах хозяйки, она сменила тон, – А как это вы сюда попали? Знаете ли вы, что вход в эту часть лаборатории запрещён не только посторонним, но и даже многим нашим сотрудникам?
   Голос женщины был строгим, но появившийся мужчина только разочарованно закатил глаза.
   – Боюсь, мне долго придётся убеждать вас, мисс Брайд, в том, что я попытался рассказать неделю назад, – он развёл руками, – Что ж, жаль. Мне очень хотелось помочь вам и, в вашем лице, хоть как-то людям. Но, я чувствую, что все мои старания тщетны.
   Понимая, что пришелец обижен и может уйти также внезапно, как появился, Жаклин спохватилась:
   – Простите меня, мистер Лойз! И, пожалуйста, не уходите. Конечно же, я должна была вам поверить. Но с другой стороны, это было так неестественно, что я…
   – Что вы и сейчас мне не верите?
   – Да. – признание было честным. Теперь юлить не стоило: у Жаклин не было другого выхода, кроме как дослушать рассказ Лойза до конца.
   Он посмотрел миролюбиво:
   – Пойдёмте отсюда! Рассказ будет долгим, и нам необходимо найти для разговора более подходящее место. К тому же, мне пора принять пищу.
   …Они нашли тихий уютный ресторанчик в центре Лос-Анджелеса. Таких заведений, американского типа, но с европейской кухней, в Америке было немного. В его единственном зале, полу-пустом, несмотря на вечернее время, стояла тишина. Это располагало к беседе. Усевшись за столик, покрытый скатертью, что тоже было нехарактерно для местных ресторанов, Жаклин и Лойз заказали ужин: индюшечью вырезку под ананасом для неё и бутылку «Эвиана» для него.
   Жаклин посмотрела на компаньона с непониманием. Дожидаясь, пока официант уйдёт, она расправила на коленях салфетку.
   – Разве вы не сказали в лаборатории, что вам пора принять пищу?
   – Совершенно верно, – Лойз тоже взялся за салфетку, но для того, чтобы посмотреть как она сложена в розочку, —Только та пища, какой питаются люди, и наша – сильно отличаются. Вы едите не только, чтобы насытиться, но и для удовольствия.
   – А вы?
   Лойз отрицательно покачал головой:
   – Наш эмоциональный мозг, представленный лимбической системой серого вещества, практически неразвит.
   – Почему?
   – Еда, красота, напитки, любовь, искусство – дополнительная нагрузка для мозгов, – Лойз перечислял монотонно, без всяких эмоций, – Это мешает качественному контролю за основными жизненными функциями.
   Жаклин, как и прежде, поспешила не согласиться. Подобные доводы казались ей научно недоказанными. Почему, слушая любимую музыку, человек не задыхается? Ведь, по логике пришельца, центр дыхания должен бы был перестать действовать.
   Саифн, пытаясь свернуть салфетку снова в цветок, виновато улыбнулся:
   – Разве я сказал, что процесс авторегуляции других отделов головы замирает, когда возбуждается, например, центр удовольствия?
   Благополучно справившись с тканью, он поставил розочку на стол. Жаклин терпеливо ждала.
   – К счастью, вегетативная нервная система на зависит от наших эмоций. И всё же, рассматривая поведение человеческой особи при совокуплении, мы каждый раз регистрировали в этот момент нарушение нейрогуморальной регуляции: сердцебиение учащалось, дыхание становилось сбивчивым. К тому же, подобная деятельность притупляет инстинкт самосохранения.
   Учёная улыбнулась, не комментируя. Ей стало смешно от того, как инопланетянин тщательно избегал терминов при определении рода деятельности, о которой говорил.
   – Вы зря не верите мне, – Лойз понял усмешку по-своему, – То же самое, правда в большей степени, происходит при эмоциональном возбуждении, вызванном наркотиками, курением или алкоголем. Гипоталамус – железа секреции гормонов возбудителей таких, как адреналин или вазопрессин, под действием вышеперечисленных стимуляторов теряет свою первоначальную роль контролёра всей центральной нервной системы. Он не может качественно управлять такими функциями, как, скажем, нормализация кровяного давления. И даже способен вызвать блокаду сердца или остановку секреции пепсина в желудке.
   Жаклин, как биолог, не могла не согласиться с доводами. Заметив, что его слушательница внимательна, Лойз продолжил.
   Когда-то, очень давно, его предки пришли к выводу, что для того, чтобы стать менее уязвимыми, им необходимо постепенно атрофировать эмоциональный центр. Со своей задачей они справились: он стал у саифнов таким же рудиментом, как аппендикс.
   Жаклин лукаво улыбнулась:
   – Иными словами, вы хотите сказать, что людям тоже нужно разучиться любить, чтобы перестать болеть?
   Лойз, словно в подтверждение, пожал плечами.
   В этот момент официант принёс заказ.
   С аппетитом вдохнув запах, исходящий от блюда, Жаклин принялась за вырезку. Лойз, как и тогда в Египте, налил воду в стакан и, всыпав туда свой порошок, стал тщательно перемешивать.
   – Это ваш ужин?
   Не понимая её насмешки, Лойз выпил приготовленную жидкость.
   – В этом порошке – свыше сотни составных комплексов. Кроме тех двадцать шести природных элементов, что содержит любой организм для восстановительных процессов, тут есть ферменты, необходимые для синтеза белков, липазы, растворяющие жиры, витамины для сгорания углеводов и стимуляции эндокринной системы.
   Мысль отразилась в глазах Жаклин.
   Лойз кивнул:
   – Да. Это – суточная норма.
   Жаклин удивлённо раскрыла глаза.
   Лойз снова кивнул:
   – Вы правы. Так питается любой житель моей планеты. Это удобно, экономично, щадяще для внутренних органов. При таком питании, исключаются последствия печёночного криза. Ведь вы, люди, так часто страдаете от переедания. К тому же, с точки зрения рационального питания, смертельно употреблять одновременно мясо с хлебом и фруктами, – кивнул пришелец на кусок индейки, украшенный ломтиком ананаса.
   Жаклин замедлила движение руки с хлебом ко рту. Она вспомнила, что много читала про сказанное. Действительно, человек, смешивающий одномоментно во рту белки, жиры и углеводы, нарушал основные принципы метаболизма. Каждый из компонентов пищи требовал своих, отдельных ферментов для качественной переработки.
   – Некоторые учёные Земли уже неоднократно предупреждали об этом. Но, как я говорил, до тех пор, пока пища является для вас удовольствием, вы едите то, что вам нравится. Все люди – самоубийцы.
   Учёная вздохнула и продолжила трапезу. При абсолютной правоте Лойза, она знала, что её попытки следовать рекомендациям диетологов, терпели фиаско: уж слишком велико было искушение гамбургерами, картошкой «фри» и прочими элементами из серии фаст-фуд. Бегло глянув на подтянутую мускулатуру Лойза и его отменный цвет лица, Жаклин, жуя мясо, подумала, что, похоже, именно в питании кроется весь секрет моложавости инопланетянина. И всё-таки, Жаклин Брайд не была бы сама собой, если бы вот так скоро, без сомнений, приняла на веру сказанное. Женщина посмотрела на пустой стакан собеседника:
   – Но как тогда вас понять, если в принятом вами порошке в одну кучу свалены все элементы таблицы Менделеева?
   Лойз понял желание землянки подловить, попытаться найти слабинку в его суждениях. Чтобы доставить женщине удовольствие, саифн хмыкнул:
   – С вами нужно держать ухо востро, Жаклин. Вы не дадите себя покритиковать. Не так ли?
   – Я – не против критики. Я – против нападнических выступлений.
   Покорно наклонив голову, Лойз спрятал улыбку.
   – Я учту это. А что касается порошка, то он является биохимическим симбиозом, который содержит в себе уже синтезированные вещества. Они не требуют ни предварительной обработки слюной, ни присутствия трёх литров пепсина в желудке.
   Заметив непонимание, саифн принялся объяснять особенности состава порошка. Оказывается, он не содержал в себе питательных элементов в том виде, в каком они находились в любом исходном продукте землян. Употребляемые протеины, сахара и триглицериды пищи должны пройти сложный путь расщепления, прежде, чем они приобретут в организме форму синтезированных веществ. Только после этого полезные элементы пищи всосутся ворсинками толстого кишечника, а остаточные продукты покинут его. Иногда нужны часы, прежде чем водонепроницаемые жиры соединятся с уже синтезированными белками, приобретут форму липопротеинов и проникнут в кровь. Саифны же упростили задачу. Они принимали вовнутрь уже готовые к всасыванию все двадцать пять существующих аминокислот, из которых состоят пептиды.
   – А моносахариды растворены здесь в виде глюкозы, фруктозы, галактозы и прочих. Позже, они сами примут в организме форму нужных полисахаридов, обеспечив печень, например, необходимым ей гликогеном.
   Слушая Лойза, Жаклин приросла к стулу и даже приоткрыла рот:
   – Могу поспорить, что это всё сделано для того, чтобы облегчить задачу тем отделам мозга, что отвечают за пищеварение? – учёной было и интересно, и не понятно: если всё уже переработано, то как же быть с перистальтикой кишечника? Ведь сокращение мышц и продвижение пищевой массы обеспечено целлюлозой. Где она в этом порошке? Женщина взяла пустой стакан собеседника в руки, повертела его, понюхала.
   Лойз усмехнулся:
   – Я поставлю с ног на голову все познания людей о принимаемой пище, если скажу, что целлюлоза – вредна.
   – О, господи, чем же вам помешала клетчатка?! – воскликнула Брайд.
   Любой ребёнок знал, что растительная пища способствует хорошему пищеварению. Лойз принял привычно-отстранённый вид и принялся размеренно объяснять.
   Оказывается, целлюлоза имеет тенденцию забиваться в складки толстого кишечника. Оставаясь там, она удерживает собой некоторые недоработанные элементы пищи, предназначенные на выброс. Это способствует появлению гнилостей, которые, со временем, могут явиться очагами скрытой инфекции. Из-за смещения кислотно-щелочного баланса кишечника, на его стенках вырастают новообразования в виде полипов. Мало того что они питаются теми полезными веществами, что предназначены организму, их продукты распада выделению не подлежат. Складки кишечника взрослого человека покрыты наростами в виде кораллов весом, порой, до пятнадцати килограммов.
   – Как ракушечник, покрывает прибрежные пирсы, – пояснил Лойз, прибегая к наглядности.
   Жаклин молчала. Есть ей расхотелось, а саифн продолжал портить аппетит дальше:
   – Люди поголовно блокированы шлаками, отчего болеют и становятся агрессивными.
   – Ну а это-то ту при чём? – вилка с надкушенным кружочком ананаса легла на край тарелки; внутри себя учёная почувствовала дискомфорт, – Какое отношение имеет питание к состоянию психики?
   Словно в опровержение, кишечник женщины заурчал. Повествование напоминало учебник по биохомии, авангардистские трактаты которого расходились с полученными знаниями. Лойз посмотрел снисходительно. Ему было понятно отчаяние женщины. Но всё-таки, прав был он.
   – Представьте себе, Жаклин, что состояние психики напрямую зависит от питания. Шлаки не позволяют вашим организмам ни выделять вашу биоэнергию, ни принимать биоэнергию окружающей среды. Нарушение процессов обмена аурой человека и окружающей его среды влияет не только на отдельных людей, но и на состояние общего биополя человеческой популяции. Перенасыщенность порождает лень, неразборчивость в мыслях и безответность в действиях. Беспредельность отрицательных деяний человека несёт огромное количество негативных зарядов энергополю космоса. С такой биосферой вы, люди, никогда не сможете гармонично влиться в общий фон Вселенной. Настройку на волны Космоса вы должны начать с принципиального пересмотра вашего питания. Только и всего.
   Лойз указал на тарелку с недоеденным мясом.
   – Только и всего!? – Жаклин по-прежнему испытывала голод, а вместе с тем угрызения. От такой двойственности голос прозвучал отчаянно, – Лишить себя удовольствия, начать лопать синтетические порошки, и это вы называете «только и всего»?! А вы не боитесь, что употребление искусственных биокатализаторов атрофирует также ваши мозговые ядра, отвечающие за распределение пищевых веществ?
   Лойз усмехнулся очередной пикировке. Что ему было ответить? Так за него решили много лет назад предки.
   «Да, очевидно не просто будет мне внушить людям в чём их беда», – подумал саифн. Вряд ли он смог бы счесть себя пророком, к словам которого человечество прислушалось бы немедленно, даже при существующей угрозе уничтожения. «Зачем были нужны все эти проповеди о предупреждении быстрой изнашиваемости печени или поджелудочной железы, наиболее уязвимых у людей?» – подумал он с опозданием, но всё же предпринял последнюю попытку вразумить.
   – Поймите, Жаклин, только за счёт упрощения процесса питания мы смогли повысить умственную деятельность наших мозгов с десяти до тридцати процентов.
   – Для чего?
   – Для чего что?
   – Для чего вам пригодились двадцать свободных процентов?
   Лойз выдохнул:
   – Мы заполнили их памятью.
   В глазах учёной больше не отражалось ничего. Её голова отказывалась воспринимать так много новой информации за раз. Пришелец уступил:
   – Я расскажу вам про это позже… Если вы согласитесь быть моей гостьей на Луазе.
   Мужчина смотрел на неё прямо, ожидая ответа. Жаклин опустила голову. Несколько минут она рассеянно рассматривала тарелку с мясом, потом в её взгляде вновь забегали отклики огней:
   – А что обозначает слово «саифны»?
   – Существо Абсолютной Имунно-Физиологической Неуязвимости.
   – Господин Лойз, а разве жители вашей планеты имеют такое же анатомическое строение, как люди? – Жаклин пыталась увести разговор в сторону.
   Лойз, оставляя этот вопрос без ответа, повторил уже сказанное, но в виде просьбы. Ему было необходимо, чтобы между ним и Жаклин не было никаких недомолвок. Для этого учёная Земли должна была согласиться поехать с ним на Луазу. Там Лойз мог бы попытаться объяснить ей всё подробнее.
   – Хорошо, я согласна, – обречённо вздохнула женщина, – Но моим первым условием будет то, что вы позволите мне доесть хотя бы салат. Голодная, я – жутко злая.
   – А вашим вторым условием будет просьба звать вас исключительно по имени. Не так ли?
   Жаклин в подтверждение лишь моргнула глазами.
   – Тогда и вы зовите меня просто Лойзом, – предложил саифн.

6

   Через определённое время Лойз и Жаклин зашли в дверь обычного дома. Он состоял из спальни, зала, рабочего кабинета и кухни. Внутренняя обстановка дома никоим образом не вызывала сомнений в «нормальности» проживающих здесь. Тут было всё, чем пользуются ежедневно миллионы людей. Пожалуй, только зал выделялся от обычных приёмных комнат тем, что помимо мягкой мебели и стенки с аудио– и видеоапппаратурой, здесь находились большой стол-бюро из ореха, стационарная компьютерная техника на нём и огромный секретер рядом. Окна комнат были завешены жалюзи и продублированы тяжёлыми матерчатыми занавесями. Кухонное окно имело затемнённое дымчатое стекло, над которым свисали плотные тюлевые занавески. На первый взгляд, жилище Лойза могло показаться домом человека, избегающего посторонних взглядов с улицы. Несколько разочарованная, Жаклин пыталась понять в чём же секрет инопланетянина. Вдруг ей стало страшно: она засомневалась не злоумышленник ли он. Ведь она почти сразу же попала под влияние его чудачеств, толком не разобравшись ни в чём. А что как всё, что он говорил – инсинуация, а он – маньяк? Сумасшедшие часто бывают такими убедительными… Жаклин вспомнились рассказы о том, как насильники заманивают свои жертвы в ловушки. Гостья настороженно посмотрела на хозяина.
   Он улыбнулся издалека:
   – Вы зря боитесь, Жаклин. Вся эта мебель и бытовые принадлежности – просто камуфляж.
   Жаклин растерянно огляделась снова:
   – Камуфляж? Зачем?
   Лойз указал на кресло в зале и объяснил довольно-таки доступно и логично. Для того, чтобы знать людей лучше, необходимо было приглашать их к себе. И, понятно, что далеко не каждому встречному Лойз объяснял кто он такой на самом деле. Следовательно, не стоило шокировать людей тем бытом, к какому он привык. Вот почему Жаклин видела в доме все эти лампы, цветы, холодильник с продуктами и так далее. Несколько успокоившись и разглядывая комнату, уставленную дорогой мебелью настолько безвкусно, насколько это может быть сделано кем-то, безразличным к комфорту. Усаживаясь на диван, Жаклин потрогала упругость подушек. Сидели на них не часто. Жаклин заинтригованно посмотрела на хозяина:
   – Скажите, Лойз, а почему вы выбрали для откровения именно меня?
   Саифн ответил не сразу. Он понимал, что если хочет завоевать доверие, то необходимо быть откровенным до конца, хотя очередное признание снова могло шокировать. Но пора было отвечать.
   – На это было две причины, – Лойз посмотрел на гостью серьёзно, – Именно от вас и вашей мудрости зависит сегодня в какой-то степени судьба Земли и людей.
   – Так вы всё-таки спасёте нас! – вырвался у Жаклин крик надежды.
   Лойз ответил уклончиво, что всё зависит от многих факторов. Надувшись на секунду, женщина тут же вскинула голову:
   – А что за вторая причина?
   Саифн протяжно посмотрел, затем встал с кресла и пригласил в смежную комнату. Здесь тоже всё было обыденно: стоял раскладной диван, около него – библиотека со множеством книг, кассет, дисков, ещё один рабочий стол, на котором, помимо бумаг, лежал серебряный дипломат, похожий на ноутбук. И всё же, что-то поразило Жаклин здесь. Она внимательно осмотрелась, прежде чем поняла. Свет. В комнате её поразило необыкновенно-мягкое красное освещение, идущее не понятно откуда. Свет словно следовал за ними и одновременно усиливался по мере их приближения к столу. Подойдя к нему и открыв выдвижной ящик, Лойз достал оттуда старый портрет. На нём была изображена женщина, удивительно похожая на Жаклин. Сразу уловив это сходство, Жаклин нахмурилась; она не очень любила сюрпризы:
   – Кто это?
   – Это – одна из моих прапрабабушек, – Лойз словно представил незнакомку, – Говорят, что все женщины нашего рода были похожи на неё, как я похож на моего прапрадеда. В ресторане вы задали мне вопрос об анатомическом строении саифнов. Так вот, я должен сказать вам, Жаклин, что я – это не совсем я, а, скорее, мой предок, живущий полтора миллиона лет назад. Раньше у луизян тоже был человекоподобный вид и неимоверное множество физических образов жителей. Но только до определённого момента.
   Жаклин, увлечённая рассказом, задумалась. Она вспомнила, что в Асуане Лойз сказал, что их цивилизация старше земной на полтора миллиона лет. Как же тогда могли саифны сохранить в себе память о столь дальних предках? Это казалось подозрительным. Выслушав вопрос, инопланетянин замолчал. Опять предстояло говорить много и невероятного. Проще это было сделать за чашкой кофе. Саифн спрятал портрет в шкаф и предложил:
   – Вы пьёте кофе?
   – Я-то – да. А вы?
   – Нет, но я умею его варить. По-турецки. Пойдёмте.
   На кухне Лойз вытащил из шкафчика всё необходимое и, приготовляя напиток, принялся за рассказ.
   – Можете себе представить, Жаклин, что при большом многообразии Вселенной, однажды, а если быть точным, четыре миллиарда шестьсот миллионов лет тому назад, в ней, в двух разных уголках, появились две абсолютно одинаковые планеты: Луаза и Земля. Планеты-близняшки росли и развивались почти одинаковым темпом, с единственной лишь разницей: зарождением жизни на них. На Земле появление первой живой клетки относится к трём с половиной миллиардам лет. Первые простейшие организмы Луазы были всего-то на полтора миллиона старше земных прототипов. Результатом эволюции стали на обеих планетах существа разумные. Жизнь на Луазе развивалась бурно, и когда наша цивилизация достигла трёх миллионов пятисот тысячелетнего возраста, начиная с момента возникновения первого луизянина, общество жителей Луазы было очень высоко развитым.
   – Три с половиной миллиона? – Жаклин задумалась, – Это ведь сегодняшний возраст эволюции человека?
   Лойз на секунду отвлёкся от турки и посмотрел на женщину:
   – Теперь вы понимаете, что многое в истории развития наших цивилизаций совпадает?
   Отказываясь верить, Жаклин покачала головой; она была поражена:
   – Это невероятно!
   Лойз снова отвернулся и продолжил. В его голосе появились патетические интонации.
   Полтора миллиона лет назад его планета была точно такой же, какая есть сегодня Земля. А жители Луазы были абсолютно похожими на людей. И, так же, как люди, они искали связи с другими обитателями космоса. Но однажды на планете случилась биологическая катастрофа. Оставаться на ней не представлялось более возможным. Познания луизян о ближайших областях космоса были намного обширнее, нежели сегодняшние представления о соседях у землян. Опираясь на них, небольшому количеству предков нынешних саифнов пришлось покинуть планету. К тому времени существа с Луазы уже овладели секретами генома и воссоздания себе подобных лабораторным путём. Поэтому в космосе луизяне могли не только существовать, но и заниматься искусственным воспроизводством. Именно тогда руководством летательной планеты было принято решение о строгом контроле за воспроизводством.
   Рассказ был очень увлекательном, но Жаклин была бы сама не собой, если бы не уточнила все интересующие её детали:
   – Погодите, Лойз, – извинилась она, – вы сказали летающая планета? Разве это был не обычный космический аппарат?
   Лойз одобрил взглядом бдительность женщины:
   – С вами приятно иметь дело. Вы – хороший слушатель, когда хотите этого.
   Заминка привела Жаклин в смущение, но Лойз продолжил без тени обиды:
   – Размеры станции были настолько огромны, что походили на летающее тело больше, чем на аппарат. Предки знали, что после того, как они покинут Луазу, все оставшиеся на ней живые организмы будут обречены на вымирание. Откуда созрела необходимость забрать с собой в полёт все, что представляло Луазу: почву, воду, образцы фауны, флоры, технических разработок и научных достижений. Наблюдая за родной планетой из космоса, мои предки очень скоро стали свидетелями полного отмирания её биосферы.
   Лойз уставился на поднимающийся напиток. Вспоминать было непросто. Ни один из тех, кто улетел с Луазы и не думал о том, что ему и его потомкам придётся провести в открытом космосе более тысячи лет. За это время генотип существ видоизменился: приспособился к условиям ограниченного пространства. Активное изучение бионики и генетики позволило предкам Лойза прийти к осознанию того, что каждый новый лабораторный экземпляр луизанина должен наследовать не только хромосомный набор предков, но и их память.
   Жаклин заёрзала на стуле:
   – А разве они не могли размножаться обычным путём?
   Лойз отрицательно качнул головой. Вся его фигура, повёрнутая в пол-оборота, выглядела поникшей. Рискуя сделать ещё больнее, Жаклин встала и подошла сзади. Лойз, избегая близости, пошёл к шкафу за чашкой. Говорить издалека было проще. Ведь Жаклин должна была всё понять; он недаром выбрал её для исповедания.
   В силу создавшихся обстоятельств, жители летающей планеты не могли позволить себе обычное воспроизводство: любая неожиданность в развитии требовала уничтожения плода. Избегая потерь, луизане взяли воспроизводство под строгий лабораторный контроль. В таких условиях было, к тому же, легче сохранять информацию об их существовании: ведь волновая активность любого зародыша настолько велика, что изменяет магнитный фон окружающего пространства. Из-под колпака лаборатории, выплеск волн был намного меньше.
   Благодаря генным экспериментам, учёные Луазы уже достаточно скоро смогли приникнуть в тайну организации мозговой деятельности. А новые биокибернетические открытия позволили «освоить» механизм памяти. Причём, производилась не только расшифровка и селекция кодов ДНК и РНК, но также опыты по восстановлению собственно мозговых механизмов памяти. Когда один из луизан умирал, то опыт его мозга «записывали», как специальную программу, и подсаживали эту мини-запись в ту часть мозга вновь созданного существа, что отвечала за память. Это походило на наложение матрицы на чистый лист. Отпечатав программу таким образом, существа добивались того, чтобы новый индивидуум не нуждался в начальном образовании. Он наследовал в себе память предков. Причем, как и прочие характеристики, элементы подсаженной памяти были избирательными, комбинирующими исключительно положительный опыт. Вновь полученным существам не нужно было учить языки, овладевать основами наук и так далее. Если психомоторика обычного существа имела как нормы то, что к году ребёнок должен ходить, а к двум – говорить, показатели воспроизведённых малышей были совершеннее. К году своего появления на свет новообразованный луизанин осваивал речь двадцатилетнего предка, а к сорока годам его мозг был готов воспроизвести программу последних трёхсот лет прогресса. Таким образом, каждый новый обитатель летающей планеты начинал своё мозговое развитие фактически с того момента эволюции, на котором останавливался его предок. Так, от вида к виду, от существа к существу, предки Лойза смогли добиться невероятного результата. Каждый новый субъект наследовал запрограммированные ему предками анатомо-физиологические качества. Так луизане превратились в саифнов – существ, лишённых эмоций и чувств, но обладающих повышенной иммунной защитой.
   Лойз налил кофе в чашку на столе. Жаклин поблагодарила.
   – А вам? – предложила она, больше, чем спросила.
   – Нет. Это сложно.
   – Может попробуете? Ради эксперимента?
   Пришелец понял, что учёная провоцирует его. Но в нём вдруг возникло желание подчиниться. Глядя на женщину почти со страхом, Лойз налил себе немного кофе. Под пристальным и подбадривающим взглядом, он поднёс напиток к губам. Незнакомый аромат проник в ноздри. Лойз сморщил нос и чихнул. Жаклин засмеялась:
   – Ничего. Не бойтесь. Смотрите, я пью кофе без угрозы для жизни. М-м, как вкусно. Давайте! Просто, чтобы знать о чём идёт речь.
   Лойз подул на напиток и едва отхлебнул. В налитой пене задержалось несколько протёртых гранул. Автоматически Лойз начал жевать их. Жаклин захлопала от восторга:
   – В вас сам собой пробудился жевательный рефлекс. Скажите, разве вам не приятно поперемалывать кофе на зубах? Или, может, стоит взять в рот что-то более существенное? Есть у вас хлеб?
   – Что? Какой хлеб?! – саифн вытаращил глаза от испуга, – Нет уж, не стоит продолжать. Я сделал это ради науки. Исключительно, чтобы обогатить свои ощущения.
   – И как? Вам понравилось?
   – Нет! Нет!
   Отрицание было настолько категоричным, что Жаклин усмехнулась. В её голове зародилась дерзкая мысль. Но, вспомнив, что Лойз способен читать, что она думает, учёная сразу же заговорила о другом.
   – А я обожаю хороший кофе. Это единственный момент, когда я могу спокойно думать о предстоящем дне.
   Лойз торопливо прервал её блуждающий взгляд, встав перед глазами:
   – Но этот день уже заканчивается. А сказать мне вам нужно ещё очень много. Так что, позвольте продолжить?
   – Безусловно. Позвольте только уточнить по сказанному? – женщина дождалась кивка, затем отпила кофе и только потом спросила, – Означает ли, что при хромосомной селекции ваши механизмы памяти стали намного совершеннее?
   – Это не совсем хромосомная селекция, – попытался уточнить Лйоз.
   Жаклин махнула:
   – Пусть так, не перебивайте. Насколько я поняла, при наложении матрицы памяти, мозг каждого нового представителя саифнов всё надёжнее утрачивал ту самую «вредную» информацию, например, о чувствах, вкусах, привязанностях, что имели ваши предки в условиях нормального развития. Так?
   – У них не было выбора, – защищая предков, Лойз повторялся, – Старейшие представители Луазы знали, что только селекция памяти избавит будущих саифнов от новой катастрофы. Потому так усердно стирали все факторы, мешающие прогрессу.
   Жаклин поняла, что сделано это было не случайно. Будущее станции и перспектива возвращения на Луазу зависели от тщательной подготовки элементов. В данном случае ими являлись сами существа. Нужно было, чтобы они стали неуязвимыми, как физически, так и нравственно. Вот почему среди представителей поздних цивилизаций луизан не стало сентиментальный мечтателей.
   – Так, значит, на вашей планете нет ни поэтов, ни музыкантов, ни художников?
   Лойз кивнул. Жаклин стало грустно. И снова саифн стал оправдываться:
   – Мои предки не нуждались в представителях подобных профессий. Я уже сказал вам, что ими производилась сложнейшая селекция генофонда. Иначе говоря, в генных лабораториях станции скрещивались клетки носителей только полезной информации. И, знаете, результаты гибридов получались поразительные и самые неожиданные.
   Лойз сел напротив за стол и улыбнулся одними уголками глаз, словно вспомнив что-то. – Так, например, из инженера и спортсмена они получали астронавта уникальных физических качеств. Писатель и химик давали выдающегося патологоанатома. Он был настолько уникален, что мог поразительно детально описать причину отмирания любой изучаемой ткани. Впрочем, такие примеры были редки. Гораздо чаще попадались типичные однородные элементы скрещивания, такие как: химик плюс биолог равняется биохимик. А математик и астролог при скрещивании давали космического кибернетика.
   «Значит, получается, они выращивали своих неуязвимых и неповторимых соплеменников, как мы выращиваем гибриды груш в сельско-хозяйственных академиях?» – Жаклин усмехнулась своим мыслям. Впрочем, смех носил нотку скепсиса. Допивая кофе, она задумалась вслух:
   – Так сколько же с тех пор прошло лет? И как ваши предки смогли снова вернуться на Луазу?
   – Почти миллион четыреста девяносто девять тысяч лет.
   Поразившись точности названной цифры, Жаклин открыла мобильный, набрала калькулятор и подсчитала: катастрофа произошла полтора миллиона лет назад, чуть больше десяти веков саифны пробыли в космосе… Всё сходилось.
   – Да, значит мы для вас – древние первобытные?
   Лойз откровенно улыбнулся отчаянию женщины:
   – Не расстраивайтесь, Жаклин. Перед нами у вас есть одно неоспоримое преимущество: каждая новая человеческая особь хотя бы внешне отличается от предыдущей. В то время как у нас, вот уже полтора миллиона лет каждый мужчина рода носит один и тот же образ того самого генного предка, который сумел покинуть Луазу на летающей станции.
   Оставшись в космосе в относительно небольшом количестве, беженцы решили впредь не давать своим генным потомкам новых имён и не менять им внешность. Так что все две тысячи девятьсот девяносто девять Лойзов, что были созданы до знакомого Жаклин, отличались только строением кожных линий на внутренней стороне пальцев. Чтобы не путаться в генеалогических дебрях, в дактилотеке Луазы регистрировались и сохранялись отпечатки пальцев каждого из них. Лойз три тысячи первый исключением не являлся и добросовестно пополнил своими отпечатками своеобразную историческую летопись семьи.
   Жаклин не понимала зачем это всё нужно.
   – Что вы! Это позволяет нам выводить коэффициент полезности индивидуума каждого рода, – саифн поднял вверх указательный палец, – При низком коэффициенте многих саифнов не «восстанавливают», и их род заканчивается. Так что я – почётный представитель своего рода. Три тысячи – это максимальное число поколений, появившихся после катастрофы. Что-то вроде показателя древности рода.
   – Три тысячи поколений? При какой длительности жизни?
   – Пятьсот лет.
   – Что? Это невозможно! Как биолог говорю вам: это бред. Ни одна ткань не способна просуществовать столько. Не говоря уже об органах.
   – Это возможно. И я докажу вам это. Но не здесь и не сейчас.
   Напоминание о данном обещании полететь на чужую планету отразилось мгновенным испугом на лице женщины. Но почти сразу же её осенила мысль, потерять которую не хотелось бы. Жаклин направила оба указательных пальца на фигуру Лойза:
   – Погодите. Но если все мужчины вашего рода похожи на вас. Значит ли что все женщины вашего рода похожи на…?
   Лойз кивнул. Учёная земли от растерянности открыла, затем закрыла мобильный. Всё было так необъяснимо, что Жаклин захотелось ещё раз взглянуть на портрет дамы, оставшийся в шкафу. Пристально глядя на саифна, Жаклин вспоминала черты её лица. Лойз усмехнулся, вышел из кухни, а когда он вернулся в его руке был серебряный дипломат.

7

   Поставив предмет на стол, Лойз нажал на одну из его наружных кнопок. Верхняя крышка дипломата съехала с него, как лента по конвейеру, обнажая один из слойных отделов. Среди аккуратно разложенных бумаг Лойз без труда нашёл нужный снимок и протянул его Жаклин. Понимая, что в устройстве предмета тоже есть какая-то тайна, женщина указала на него взглядом.
   – А про это вы тоже мне расскажете?
   Лойз пожал плечами:
   – Не знаю. Это может оказаться скучным и непонятным.
   – Что вы! Меня заранее интригуют все ваши изобретения.
   Восклицание уверяло в искренности. Жаклин забыла, что всего полчаса назад боялась саифна и не доверяла ему. Теперь страх прошёл, уступив место желанию услышать как можно больше интересного о Луазе и её жителях. По своей натуре Жаклин была пытлива. Она принялась рассматривать фотографию. Дальняя родственница инопланетянина ничем не отличалась от человека.
   – И, к тому же, она могла бы быть моей прабабушкой, – вдруг неожиданно заключила Жаклин.
   Лойз изобразил плохо сыгранное непонимание:
   – Да? Почему это?
   – Неужели вы не заметили, что я похожа на неё?
   Саифн стушевался. Помолчав, он взял портрет из рук Жаклин и стал рассматривать с теплотой во взгляде.
   – Конечно же я знал это. Скажу больше: ваше сходство с моими предками по женской линии стало второй причиной моего доверия к вам.
   Жаклин от признания смутилась. Ей захотелось посмотреть фотографии других предков Лойза и особенно тех, что жили на Луазе до катастрофы. Пытаясь заполнить возникшую неловкую паузу, она спросила об этом. Лойз с радостью принялся объяснять, что в исторических архивах планеты имелись рисунки и фотографии даже самых первых саифнов. Они, как и люди, были удивительно похожи на своих предков обезьян.
   – Простите, но теория возникновения человека от обезьяны до сих пор ещё не доказана, – позволила уточнить Жаклин.
   Любой биолог, живущий сегодня на Земле, знал, что хотя Дарвин и обосновал эту гипотезу ещё в середине девятнадцатого века, до сих пор люди не имели достаточного количества доказательств, убеждающих в её достоверности. Было известно, что до появления человека на голубой планете уже имелось три вида человекоподобных обезьян: орангутанги, шимпанзе и гориллы, среди которых у шимпанзе строение генетических кодов клеток ДНК и последовательность их расположения в молекулах кислот на девяносто девять процентов совпадали с человеческими. Следовательно, оставалось всего лишь предполагать, что развитие нового типа, из которого потом, путём сложной эволюции в три миллиона лет, появился на Земле первый человек-неандерталец, обязано «ошибке природы» в тот самый один процент. Совершённая шесть миллионов лет тому назад, эта «ошибка» составляла сегодня единственную разницу в генетической программе человека и обезьяны.
   Закончив свои доводы, Жаклин устало выдохнула.
   – Спасибо за кофе, – поблагодарила она, протягивая пустую чашку, – Не знаю где вы научились его варить, но он получился у вас совершенно необыкновенного земного вкуса.
   Лойз, хитро улыбаясь, не ответил на комплимент. Поставив чашку в посудомоечную машину, он указал рукой на зал. Подойдя к большому столу со стационарным компьютером, он опёрся на него.
   – И всё-таки, Жаклин, люди произошли от обезьян. Поверьте мне. Также, как и луизане. Другое дело от кого произошли сами обезьяны: от бактерий, занесённых на наши планеты из космоса? Или же они явились предметом эволюции, запрограммированной кем-то свыше? Это и по сей день не известно ни вам, ни нам.
   Задумчиво глядя на Лойза, землянка оставалась стоять посреди комнаты. Всё происходящее с ней казалось загадочным сном, пробудиться от которого она и хотела, и боялась одновременно. Было бы грустно навсегда остаться без нового знакомого. Заметив её задумчивость, Лойз заботливо спросил не устала ли она от его компании.
   – Что вы! Что вы! Наоборот, меня всё больше и больше интригует ваш рассказ. Мне даже кажется, что всё, что вы говорите, действительно может быть правдой.
   Вырвавшееся признание тут же заставило женщину покраснеть. Лойз необидно прищурил глаза:
   – Спасибо за очередное откровение. Вы, оказывается, совершенно не умеете притворяться. Редкое качество для людей.
   Он должен был предвидеть подобное отрицание его существования. Ведь Брайд была биологом. Значит, кому, как не ей, было лучше всего знать о том, что жизненные возможности человеческого существования ограничены возрастом в сто пятьдесят лет.
   «Неужели же для того, чтобы заставить поверить мне, я должен буду рассказать ей и о секрете нашего долголетия?», – подумал саифн, но тут же решил повременить. Сейчас ему было чем занять гостью.
   – Жаклин, позвольте мне предложить вам сопровождать меня в одну из моих мини-лабораторий, – предложил саифн и остановил нетерпеливый порыв Жаклин жестом. – Только, чтобы попасть туда, вам придётся опять сесть в это кресло и надеть шлем.
   Лойз протянул странный головной убор, похожий на сплошной колпак с прорезями для глаз. Сделан он был из плотной эластичной материи, напоминающей каучук. Поверх прорезей на шлем надвигались очки. Одев их, Жаклин убедилась, что очки затемнены настолько, что она не может видеть происходящего вокруг. Лойз успокоил, что это ненадолго.
   – Не стоит снимать шлем до тех пор, пока я не разрешу вам этого, – попросил он.
   Жаклин послушно кивнула и закрыла глаза. Она почувствовала, как Лойз взял её за руку. Положив ладонь женщины на что-то плоское и гладкое, напоминающее на ощупь стекло, саифн плотно прижал её руку к поверхности предмета и попросил расслабиться. Жаклин откинулась на кресле. Ей было бы интересно посмотреть на себя со стороны. Рука её стала горячей, а в голове возникла пустота. Такое же безмолвие и покой царили во всём теле. Продолжалось подобное состояние недолго. Вскоре учёная почувствовала, как Лойз опять взял её за руку и словно потянул за собой в водоворот, от которого даже с закрытыми глазами закружилась голова. Состояние было не из приятных и Жаклин мысленно подумала, что не зря она никогда не любила ни русские горки, ни какие-либо другие аттракционы, подвергающие испытанию центр равновесия. Впрочем, пытка головокружением тоже была короткой. Не более чем через десять секунд Лойз позвал:
   – Всё, уважаемая Жаклин. Мы прибыли.
   Прежде, чем отпустить её руку, он поднял гостью с кресла. Затем помог снять шлем.
   Жаклин открыла глаза. Несмотря на то, что она стояла на ровной поверхности, всё перед глазами поплыло так, словно на неё были надеты очки с сильной диоптрической коррекцией и к тому же с изменённой стигматической осью. Желая избавиться от необычного ощущения, Жаклин встряхнула головой. Ещё несколько мгновений всё плыло перед глазами, вслед за чем пол, бывший до этого словно на уровне груди, стал постепенно удаляться, пока наконец все предметы не приобрели нормальную конфигурацию.
   – Всё в порядке? – заботливо посмотрел Лойз. От него не укрылось состояние напарницы.
   – Теперь да. А до этого сильно кружилась голова. Почему?
   Лойз усмехнулся:
   – Это нормальное явление. Не переживайте.
   – Как скажете.
   Спорить и ждать подробных объяснений было некогда. Жаклин оглянулась. Они стояли в комнате, которой до этого в доме не было. Помещение в какой-то степени напоминало физико-химическую лабораторию. Стены комнаты и потолок были зеркальными, отчего со всех сторон Жаклин могла видеть их с Лойзом отражение. Ей показалось это забавным и она несколько раз покрутилась. Отражение забегало по комнате и захохотало голосом женщины во всех углах. Никогда ещё Жаклин не приходилось бывать среди зеркал. Она смотрела на себя сбоку и сзади и ей казалось, что она видит не себя, а какую-то другую женщину, сильно похожую на неё. Лойз задумчиво молчал. Он никак не мог понять что же такого интересного могла рассмотреть в зеркалах землянка, что так рассмешило её. Списав её хорошее настроение на возбуждение от сваренного кофе, Лойз засомневался не переборщил ли он с пропорциями.
   Но вот Жаклин остановилась и обратила внимание на задумчивый взгляд своего экскурсовода. Она обвела рукой:
   – Это и есть ваша мини-лаборатория?
   Кроме нескольких приборов из незнакомого необыкновенно ярко блестящего металла серебристо-серого цвета, в комнате ничего не было. Формы конструкций и приборов были не совсем обыкновенные. Их прозрачные части от спиралевидной трубы до параллелепипедного сосуда, были сделаны из материала, напоминающего стекло. Приборы стояли на высоких белёсых подставках в виде тумб. Никакой другой мебели, кроме подставок, в комнате не было. Не заметила тут Жаклин также и носителей энергии. И тем не менее, комната была прекрасно освещена. Это казалось странным. Особенно потому, что, как уже подметила Жаклин до этого в бюро Лойза, освещение комнаты усиливалось или уменьшалось в зависимости от их нахождения. Пытаясь понять откуда идёт свет, Жаклин оглянулась не один раз. Лойз улыбнулся:
   – Предвидя ваш вопрос, я хотел бы спросить сам: знаете ли вы что такое неоновое освещение?
   Не ожидая подобного вопроса, женщина смутилась:
   – По правде говоря, я достаточно слаба в физике.
   – Я понимаю. – Лойз снисходительно улыбнулся. – Тогда позвольте вам объяснить более-менее доходчиво в чём принцип работы неона. Сам неон – это инертный газ без цвета и запаха. Благодаря развитию химии, физики и термодинамики он смог найти своеобразное применение в быту землян в качестве слабого осветителя.
   Лойз подошёл к одному из спиралевидных приборов и показал рукой на ту его часть, которая была прозрачной. В стеклянной трубке помещался дымчатый белёсый стержень с металлической пружиной, светящейся тусклым светом. Это и был неон, тот самый инертный газ, что послужил для создания ламп, сделавших буквально революцию в светящемся рекламном бизнесе землян. Саифны пользовались для освещения элементом, пока ещё не известным людям, но по своим физическим качествам очень похожим на неон. Назвали они его эленоном. Как объяснил Лойз, атомы эленона, при воздействии на них атомами углерода воздуха, были способны выделять определённое количество света. Если эленон, что называется «подогревать», реакция взаимодействия, выражающаяся трением его частиц, начиналась самопроизвольно. В неоновых лампах, изобретённых людьми, раздражителем, повышающим температуру между атомами неона, являлся электрический ток, подаваемый в лампу через медный проводник. Эленоновые лампы саифнов работали по принципу ещё более упрощённому. Каждый живой организм имел свой электроразряд. Некоторые животные, если рассматривать их в темноте в специальных очках, могли даже светиться. Кроме того, уже давно было известно, что от живого существа исходит определённое количество тепловых волн. Основываясь именно на этих знаниях, учёным Луазы удалось создать нечто подобное огромным неоновым лампам, в состав которых они включили эленон и свободный углерод. Окружённый эленоном со всех сторон, углерод реагировал на наружный тепловой раздражитель и активизировал трение инертного газа.
   Лойз остановился и вопросительно посмотрел на Жаклин, пытаясь понять насколько его объяснения доходчивы. Женщина ничего не ответила. Недоверчиво посмотрев на спиральный сосуд и газ в нём, она с досадой прикусила губу. В этот миг Жаклин показалось, что стоящий рядом знакомый подтрунивает над ней. Она выгнулась. Никак не хотелось, чтобы её принимали за дурочку. Дерзко глянув на инопланетянина, учёная сделала ему глазами знак продолжать объяснения.
   – Так вот, – Лойз указал рукой на воздух, очевидно подразумевая наличие в нём названного газа, – Как вы уже поняли, углерод исключительно термочувствителен. К тому же, он необыкновенно легко вступает в химические реакции со множеством веществ. Для возбуждения реакции между ним и атомами эленона, достаточно даже незначительного теплового раздражителя.
   Жаклин внимательно всмотрелась в воздух:
   – Да, но почему же тогда я не вижу эти ваши эленоновые лампы? – голос её был не просто удивлённым – почти обиженным.
   – Потому, что они не сдерживаются стеклянной оболочкой, а находятся в свободном состоянии, но только в виде так называемых гирлянд.
   Лойз пояснял теперь без всякой насмешки. Раздражение Жаклин не ускользнуло от него и он «на равных» рассказал гостье, что распадаться такой газовой гирлянде не позволяет пропитка его специальным химическим составом, похожим на клей и людям пока неизвестным. Эта пропитка не спаивала частицы газа между собой, но вместе с тем служила своеобразной оболочкой, легко пропускающей тепло, но не позволяющей частицам газа улетучиваться. Склеивание частиц также предупреждало заглатывание газа живыми организмами при дыхании. А ещё, пропитка утяжеляла газ, уравнивая его удельный вес с весом молекул кислорода. Утяжелённая гирлянда зависала в воздухе. Обладая определённым зарядом, она отрицательно реагировала на приближение к живому телу, что не позволяло гирлянде прилипать к существам. Расположение же её «лампочек» было всегда хаотично и непредсказуемо. Зато саифнами была была вычислена их абсолютная способность аккумулироваться и включаться в реакцию при наличии теплового источника. Когда кто-то из живых существ входил в замкнутое пространство, как, например, эта комната, он являлся тепловым раздражителем. Атомы углерода, окружённые в воздухе сотнями тысяч гирлянд эленона, получали от тела достаточное количество тепла для того, чтобы нагреть эленон и заставить его атомы взаимодействовать между собой. Излучая свет, инертный газ располагался вокруг теплового источника своеобразным летучим облаком.
   Для наглядности Лойз провёл несколько раз рукой в воздухе, и Жаклин заметила, как бледно-красное облако вокруг руки переместилось вслед за нею то в одну, то в другую сторону. Удивлённая простотой такого изобретения, Жаклин пощупала воздух вокруг себя, словно захотела убедиться в наличии газовых гирлянд. Но так ничего и не почувствовала.
   – Скажите, Лойз, а эти ваши гирлянды могут висеть даже в человеческом жилище, или же состав воздуха для них должен быть специфическим?
   Лойз сделал вид, что удивлён вопросом:
   – А разве вы не заметили их в моём земном доме?
   Вопрос повис в воздухе, ибо лицо Жаклин стало маской испуга.
   – А разве мы сейчас не в вашем земном доме? – женщина оглянулась.
   Лойз поспешил рассеять её сомнения:
   – Успокойтесь, Жаклин. Мы – на Земле. Просто в плокостном измерении. И не округляйте глаза. Объяснить вам что сейчас, будет для меня сложно. Скажу только, что кроме трёх измерений, известным людям и представленным длинной, шириной и высотой, мы используем четвёртое. Оно-то и называется плоскостным.
   Жаклин ещё больше выпучила глаза и, снова оглядываясь, заканючила:
   – Ну, Лойз, ну миленький. Ну, пожалуйста! Расскажите мне что это такое. Ведь это так интригующе.
   Лойз выдохнул. Жаклин трудно будет представить нечто вроде одного из трёх типов анатомического разреза материи, коей является воздух, перемещение в котором идёт по теории неизвестного людям спиралевидного разложения, а движение обеспечено вертикальным или горизонтальным вектором. Тем более, что подобное перемещение позволяло саифнам не только сокращать расстояния, но и сжимать время. Не вдаваясь в подробности, Лойз сказал только то, что главным преимуществом плоскостного движения была возможность накладывать одну плоскость разложения материи на другую. Но Жаклин ничего не поняла. Чтобы не расстраивать гостью, саифн решил прибегнуть к простому эксперименту. В своём серебряном дипломате он нашёл яблоко и разрезал его на две половинки. Подойдя к одному из сосудов, стоящих на подставке и до краёв наполненного жидкостью, прозрачной, как вода, Лойз положил туда одну из половинок фрукта.
   – В силу физического закона, сформулированного на Земле Архимедом, фрукт вытесняет воду, но при этом заполняет собою определённое пространство чашки, – Лойз надеялся, что об Архимеде Жаклин знает несколько больше, чем о неоне. После погружения яблока, из сосуда вылилось небольшое количество жидкости.
   – Видите? – указал Лойз.
   Жаклин кивнула.
   – То же самое происходит при плоскостном перемещении любого предмета: один из них, разложившись при определённых условиях на мельчайшие частицы, способен проникнуть в другой и занять в нём его определённую часть. Всё проницаемо, от воздуха, окружающего нас, до нас самих. И всё имеет своё собственное время.
   Совершенно не понимая его мысль, Жаклин решила не сдаваться и, сжав губы, сосредоточилась на яблоке. Желая убедиться, что всё есть именно так, как об этом рассказывает инопланетянин, учёная Земли решила повторить опыт. Она собственноручно вытащила, а потом вновь опустила в воду половинку фрукта, словно впервые убеждаясь в том, что она и вправду способна вытеснить воду. Посмотрев на свои мокрые руки, Жаклин спросила:
   – Значит, следуя вашей теории, вы способны проникнуть в меня и занять во мне определённую часть?
   Лойз такому предположению рассмеялся:
   – Да. Но только я не хочу подвергаться участи этого яблока. Оно всего лишь намокло и пока, на первых минутах, не заметны те физические и химические разрушения, что произошли в нём при погружении. Но пройдёт какое-то определённое время, и они станут очевидны. Вот почему яблоку лучше оставаться в своей плоскости, не подвергая себя разрушению.
   Жаклин, внезапно догадавшись о чём-то, радостно соединила две половинки яблока.
   – Лойз! Но ведь яблоко можно и не разрезать. Тогда воздействие на него будет менее пагубным?!
   Саифн посмотрел на женщину с уважением.
   – Я не зря выбрал вас: вы поразительно логичны. Именно таким принципом целостности мы и пользуемся при проникновении на Землю. А ещё тем, что вы не можете применить к нам способ волнового расчленения.
   Сказав это, Лойз тут же мысленно обругал себя: счастливое выражение в глазах Жаклин, едва появившееся там, вновь исчезло за молнией растерянности.
   «Какой же ты, Лойз, болван, – виновато улыбнулся саифн, не продолжая фразу. При столь кратковременном знакомстве, он никак сейчас не мог пуститься в длительные объяснения и начать рассказывать землянке о том, что при плоскостном перемещении каждый из предметов, входящих в плоскость перемещения, можно было рассечь на более мелкие части, также, как разрезать яблоко ножом. Но так как людям этот способ перемещения был не знаком, вряд ли стоило даже заводить об этом речь. Чтобы снять повисшее очередное напряжение, Лойз достал свою половинку яблока из сосуда, вытер её о полотенце, лежавшее на одной из подставок, и предложил Жаклин. Она быстро отказалась. Неловкость, связанная скорее снова с испугом, убедила саифна не настаивать ни на чём. Он положил и полотенце, и яблоко на подставку и решил показать Жаклин то, что по его мнению должно было понравиться больше, нежели скучные технические объяснения. Лойз открыл очередной поперечный слой дипломата, и Жаклин увидела, что в него вмонтирован мини-компьютер размером не более кисти человека.
   – Как это называется? – Жаклин подошла поближе, указывая на аппарат.
   – Это – переносной персональный сейф. Только я могу открыть его, – саифн проверил устойчивость дипломата на подставке, – А это, – он тронул экран, – мой персональный компьютер.
   Мужчина открепил аппарат от портфеля. Чтобы включить его, он положил на дисплей указательный палец правой руки. Тут же на экране высветилась входное меню со множеством предлагаемых программ. Не отнимая пальца, Лойз передвинул его на нужную из них и, получив к ней доступ, указал Жаклин на экран. Там было нарисовано большое удобное кресло. Учёная удивлённо приподняла брови:
   – Что это?
   Саифн был похож на фокусника, готового представить публике самый любимый номер.
   – Я хотел бы, Жаклин, открыть вам один из наших секретов, – проговорил Лойз загадочно, – Видите это кресло? Хотя оно и прозрачно, оно вполне материально. Вы сейчас же убедитесь в этом. Мы умеем сжимать определённые молекулы воздуха не только для того, чтобы при их помощи проникать в более мелкие плоскости. Это знание помогает нам создавать, например, задуманные формы. Подождите, я сейчас не только покажу вам наш секрет, но и научу вас ему.
   Лойз указал на заднюю стенку дипломата. На ней находилось небольшое круглое отверстие диаметром не более крупной горошины. Принцип заданной саифном программы сводился к созданию запрограммированной формы. На экране компьютера появилась какая-то таблица, и в ней быстро запрыгали цифры. Одев на землянку очередные специальные очки, взятые опять же в дипломате, Лойз предложил ей смотреть за процессом производства. Сначала Жаклин не видела ничего необычного. Цифры на экране продолжали скакать, а Лойз спокойно ожидал результата своих действий. Но вот что-то пискнуло, и Жаклин увидела, как из того самого отверстия, что было на задней стенке дипломата, появилась тончайшая прозрачная плёнка. Это был цельный герметичный чехол будущего кресла. Как объяснил Лойз, чехол был «раскроен» из молекул воздуха, склеенных тем же клеем, что гирлянды эленона. Для прозрачности, к ткани были добавлены тончайшие нити прозрачного силиконового волокна. Спустившись на пол лаборатории нежной, едва видимой кожицей, чехол продолжал одной стороной висеть на дипломате. Опять что-то пискнуло. Теперь Лойз отошёл от подставки к прибору в глубине комнаты, похожему на вытянутый сквозной моторчик цилиндрической формы и размером не больше бытового фена для сушки волос. Переднее отверстие прибора напоминало широкое сопло. Его заднее отверстие было таким же, как у дипломата – по форме большой горошины. Из него торчал полый винт. Осмотрев прибор и открутив винт, Лойз снова двинулся к дипломату. Он воткнул винт в дипломат через ещё одно отверстие, которое находилось на передней стенке, и которого Жаклин до этого не заметила. Винт на мгновение исчез в корпусе дипломата, вслед за чем появился со стороны заднего отверстия. Тонкая шкурка раскройки оказалась теперь подвешенной на полом винте. Это походило на сдутый воздушный шарик на палочке. Взяв винт с выкройкой, Лойз прицепил его к заднему отверстию мотора, нажал на нужную пластину и поторопился отойти. Никакого звука мотора не послышалось. Жаклин удивлённо посмотрела на созидателя.
   – Это – насос, – поспешно объяснил Лойз, – Мы называем его источником сжатия воздуха. Он всасывает и прессует воздух, который, по мере готовности, медленно стекает в чехол кресла, наполняя его до плотности той материи, что задана компьютерной программой. Раздув чехол до нужных размеров, источник сжатия автоматически блокируется затворкой. Нам придётся немного подождать пока кресло приготовится. Видите, плёнка уже начала постепенно раздуваться?
   Глаза Жаклин радостно блеснули как у ребёнка при виде необычной игрушки: агрегат вызвал у женщины полный восторг. Она сразу же представила насколько это удобно. Когда через несколько минут перед ней стояло уже готовое кресло, землянка всё ещё не верила, что подобные чудеса возможны. Она недоверчиво посмотрела на спутника
   – Не бойтесь, Жаклин, – Лойз взял её за локоть и подвёл к появившемуся предмету, – Это всего лишь кресло. Пожалуйста, садитесь!
   Жаклин осторожно протянула руку к креслу и погладила сиденье. Оно оказалось мягким. Жаклин обрадовалась:
   – Как из тонкой замши!
   Лойз облегчённо выдохнул:
   – Да, кроме формы я задал и материал изделия, наиболее схожий с тем аналогом, что имеете вы на Земле. Не бойтесь же, садитесь!
   И саифн сам первым плюхнулся на кресло. Покачавшись на нём, демонстрируя доступность, Лойз уступил место.
   Жаклин села и тоже попробовала покачаться:
   – Какая прелесть! Оно поразительно мягкое и удобное! Как это вам удалось?
   Лойз улыбнулся похвале:
   – В компьютер вложены только самые удачные характеристики, позволяющие нам создавать экземпляры, наиболее приближённые к образцу. Это избавляет от необходимости брать с собой в путешествие багаж. Из этого, – он указал на дипломат, – можно сделать всё.
   – Всё-всё-всё? – Жаклин не верила.
   Лойз важно выпрямился:
   – Стал бы я обманывать. Благодаря методу сжатия воздуха, мы можем копировать не только любую материю: от жидкости до металла, но и любую форму, любого размера: от иголки до автомобиля. Достаточно иметь под рукой нужную аппаратуру.
   – Этот насос? – Жаклин кивнула в угол в сторону «фена». Она соскользнула с кресла, прошлась по лаборатории, остановилась возле насоса и поправила очки, – Скажите, Лойз, а это кресло я могу видеть только через очки?
   Лойз улыбнулся:
   – Нет. Очки только позволяют вам различать те спектры воздуха, что невидимы глазом.
   Не веря его словам, Жаклин сняла очки. Кресло перед ней не исчезло и не сдулось. Оно превратилось в такую же прозрачную белёсую мебель, какими были подставки приборов. Краски спектров воздуха имели теперь для Жаклин обычное латентое изображение. Глаза Лойза, благодаря сложной физиологической эволюции организма, отличались от человеческих. Они имели двойную радужную оболочку, наделённую рецепторами, позволяющими одинаково хорошо видеть и днём, и в ночи, и при перемещении в плоскостном пространстве. Единственным неудобством этого совершенства являлась весьма загрязнённая атмосфера Земли. Спасаясь от земной пыли, саифн вынужден был повсюду носить очки, что Жаклин видела на нём. Они же защищали глаза от излишнего излучения; их текстура могла мгновенно менять силу светозащитного фильтра, в зависимости от тех условий, в которые инопланетянин попадал.
   Жаклин, выслушав жалобы, устало присела на кресло снова:
   – И всё равно до меня не доходит что такое двойная оболочка глаз, что такое ваше плоскостное перемещение и что там ещё? Это выглядит нереальным.
   Лойз сел рядом:
   – Не ломайте голову, Жаклин. Я не смогу за полдня общения объяснить все прогрессивные открытия моих предков, сделанные за миллионы лет. Зато я могу, если вы хотите, взять вас с собою на Луазу?
   Вопрос настойчиво повторялся. Жаклин медленно повернула голову и засомневалась: она боялась потеряться в заоблачных мирах Лойза.
   – Это исключено, – саифн встал, словно готовый сделать предложение высокого достоинства. Спина его была пряма, подбородок приподнят, взгляд устремлён поверх головы Жаклин, – Вы никак не рискуете остаться на Луазе. И, ещё меньше, потеряться в Космосе. Даже если что-то случиться со мной, вас ни за что не оставят на нашей планете те, кто следят за моими действиями на Земле.
   Жаклин, опустившая голову, чтобы не выдавать своего страха, снова подняла её и упёрлась в саифна взглядом:
   – Уж не хотите ли вы сказать, что за нами наблюдают?
   Лойз виновато улыбнулся.
   – И значит ли это молчание то, что те, кто наблюдают за нами сейчас, способны наблюдать не только за вами со мной, но и за мной без вас?
   Ещё только формируя вопрос, Жаклин покраснела, так как поняла, что её предположение – возможно.
   Лойз молчал. Встав с кресла, он подошёл к сосуду, похожему на стеклянный шар. При приближении саифна, содержимое шара осветилось потоком эленонового света, и Жаклин смогла увидеть, что шар – это глобус. Но только в отличие от всех глобусов, что ей приходилось видеть до сих пор, этот был сделан не из картона или папье-маше, не из пластика или стекла, а из многоцветной переливающейся жидкости, напоминающей по консистенции жидко-кристаллический состав. Лойз провёл рукой по наружной стеклянной стенке шара и картинка глобуса ожила. Нарисованные не нём моря закипели водами, материки превратились в безмолвные массы, геодезический окрас которых точно соответствовал климату и почвам каждого места на земле. Даже воздух, представляющий атмосферу вокруг глобуса, оказался на макете настолько выраженным, что, при вращении предмета, стали видны прохождения атмосферных масс в любом уголке планеты.
   – Посмотрите сюда, Жаклин, – пригласил Лойз жестом, – Это – историко-географический электронный атлас Земли. Кроме того, он является метеорологическим справочником. При желании я могу запрограммировать географическую карту Земли любого времени.
   Лойз поднёс к глобусу свой карманный компьютер и, снова приложив к экрану правый указательный палец, ввёл нужные данные. Компьютер высветил на дисплее тысяча девятьсот десятый год человеческой эволюции нового исчисления и дал длинный перечень разделов. Жаклин подошла и стала читать. Из-за того, что шрифт на экране был мал, ей пришлось напрячь зрение.
   – Подождите, – пришёл на помощь Лойз. Он перевернул одну из зеркальных пластин в стене, и Жаклин увидела на её тыльной поверхности плотный занавес экрана из сжатого воздуха. Саифн спроектировал на него содержание страницы с компьютера.
   Жаклин стала бегло бормотать:
   – Список основных данных. Антропологические виды. Астрологическая направленность. Атмосферные осадки. Биологическая среда. Географические названия. Географическая расположенность. Демографическая плотность населения. Политико-административное деление. Климатические характеристики. Меры предосторожности. Топологическая карта. Фауна. Флора. Что это? – она повернулась к Лойзу. Как оказалось, это был список основных характеристик, составляющих различные отделы данного атласа. Благодаря им жители Луазы могли найти интересующие их данные по Земле в любой момент её истории. Оказалось, что люди всегда были интересны саифнам. Для инопланетян земляне являлись своего рода наглядным источником истории, чем-то вроде прошлого времени их собственной цивилизации. Вот уже несколько миллионов лет как саифны наблюдали за Землёй. Они изучали её, выводили законы биологических, политических, социальных и прочих событий в эволюции голубой планеты. Это помогало инопланетянам предвидеть собственные ошибки.
   – Да-да, не удивляйтесь, – заметил Лойз сомнительный взгляд, – Мы можем прилететь на вашу планету и пожить здесь, чтобы наяву погрузиться в атмосферу истории. И перед тем как лететь, вполне естественно обзавестись таким вот наглядно-вспомогательным пособием. – Лойз указал на шар.
   – Неужели это возможно?
   Вопрос был не совсем понятно о чём.
   – Возможно, – заверил Лойз по всем пунктам, – Наша способность перемещения сродни той самой машине времени, о которой вы мечтаете. Мы тоже не отказались бы от путешествия в будущее. Благодаря открытию четвёртого измерения, мы смогли уже проникнуть в соседние Галактики и знаем, что там живут совсем иные популяции разумных существ. Их история возникновения значительно старше нашей. Познакомиться с ними или хотя бы узнать о них побольше было бы нам полезно.
   – Пока вам это не удаётся?
   Интерес граничил с насмешкой.
   – Они контролируют нас также, как мы контролируем вас, – спокойно ответил Лойз, не обращая внимания на тон.
   – А именно?
   – Не давая приблизиться.
   Жаклин кивнула и ту же вернулась взглядом к экрану:
   – Скажите, Лойз, а что это за раздел «меры предосторожности»? Там написано где, кого и когда надо бояться?
   Лойз усмехнулся:
   – Что-то вроде того.
   – А разве столь откровенное общение со мной не представляет для вас опасность?
   К насмешке прибавился вызов. Застигнутый вопросом врасплох, саифн
   увильнул от точного ответа. Глядя мимо женщины, он произнёс почти сентиментально:
   – Любой из нас, Жаклин, время от времени может предаться безумию.
   Жаклин посмотрела с подозрением. Подобное придыхание при разговоре вряд ли могло быть присуще существу бездушному. Вернувшись взглядом из невидимой дали, Лойз наткнулся на хитый прищур уставленных глаз. Быстро оправившись от неловкого положения, созданного им самим же, саифн тут же пустился в атаку:
   – Так что, вы полетите со мной на Луазу?
   – Теперь вы провоцируете меня? – акцент был поставлен на последнем слове.
   Лойз не отвечал, продолжая пристально смотреть в ожидании. Жаклин необходимо было подумать.
   – Я не тороплю вас. Но только позвольте мне напомнить, что чем дольше вы будете тянуть с ответом, тем сложнее нам будет спасти вашу цивилизацию.
   Мгновенно вспомнив про что он говорит, Жаклин спохватилась:
   – Дайте мне время, чтобы сделать перед отъездом необходимые распоряжения на время моего отсутствия.
   Лойз согласно кивнул.
   – А сколько времени меня не будет?
   – Максимум два дня.
   – Так мало.. Но разве?..
   Саифн утвердительно кивнул.
   – Тогда скажите последнее: за эти два дня вирус, надеюсь, не уничтожит всех землян?
   Вопрос Жаклин звучал по-деловому. Движение головы Лойза не оставило сомнений в правдивости.
   – Что ж, я согласна. Когда вылет?
   – Завтра. На рассвете. В пять часов тридцать три минуты и сорок шесть секунд. В это время суток траектория Земли по отношению к Луазе при вылете будет самой оптимальной.
   Они покинули лабораторию тем же способом, что при проникновении в неё. В земном доме саифн проводил гостью до двери.
   В машине Жаклин, передумывая всё происшедшее, решила, что на всякий случай перед отлётом надо кого-то предупредить. Самой верной кандидатурой для этого был давний друг по Университету космокибернетик Пол Ларги. Набрав номер и дождавшись появления лица на экране машинного компьютера, Жаклин расстроилась: видео-связь была блокирована, и лицо друга «встало» стоп-кадром.
   – Привет, Пол! – бодро крикнула Жаклин.
   – Привет, дорогая. Куда пропала?
   Слава богу, хоть голос Пола был чётко различим.
   – Пол, дорогой, у меня совсем нет времени объясняться, – Жаклин сразу взяла деловой тон, – Пожалуйста, выслушай меня и не сочти за сумасшедшую.
   – Валяй! – рассмеялся друг, – Даже сумасшедшую я приму тебя с великой радостью.
   Одной фразой Пол напомнил женщине о неразделённости чувств и смутил. Но рассусоливать было некогда, поэтому Жаклин коротко объяснила ситуацию по главным линиям.
   – Чтобы спасти мир от непонятного вируса, я улетаю завтра на другую планету. Ты наверняка ничего не знаешь о ней. Она называется Луаза. Живут там саифны.
   Пол молчал.
   – Ты тут?
   – Да, конечно. Что-то ещё, что я должен знать?
   – Нет. Остальное – по возвращении, – голос Жаклин осёкся. – Ну… если, конечно, я оттуда вернусь.
   Тревога в голосе вызвала тёплую реакцию друга.
   – Малышка, я думаю, всё будет хорошо. Лети, спасай мир. И не забудь какой-нибудь сувенирчик для меня с неизвестной планеты.
   – Идёт, Пол. – Жаклин только теперь почувствовала как сильно устала. – Прощай!
   – Нет, Жаки, до свидания! Я тебя целую!
   Жаклин отключила связь и тупо уставилась в стекло на своё отражение.
   В это время Лойз, просматривавший ситуацию в машине Жаклин на экране своего компьютера, скептически улыбнулся:
   – А ведь я просил её никому ничего не говорить. Ох! Как люди наивны и легкомысленны. Только позавидовать.
   Лойз подошёл к креслу в зале, на котором сидела до этого Жаклин, и притронулся к нему. На спинке он увидел волосок женщины. Сняв его, Лойз кинул волосок на пол и растерянно проводил глазами. Затем прошёл к посудомоечной машине, взял невымытую чашку с кофе. При помощи прозрачной пластины он снял с чашки отпечатки пальцев и губной помады гостьи и тут же внёс их в компьютер. Прежде чем поставить чашку назад в машинку, Лойз понюхал кофе и с непониманием дёрнул плечами. Аристипп, ученик Сократа, создавший учение гедонизма о необходимости стремиться к земным радостям, включая и принятие пищи, имел бы полное право быть недовольным инопланетянином: кофе, возбуждающий ряд физиологических функций, от слюноотделения до выработки адреналина, являлся, по мнению саифна, сугубо опасным для человеческой особи. Тем более, что он вырабатывал эффект привыкания. Впрочем, большинство этих бедолаг людей плевали на разум до тех пор, пока удовлетворялись их низменные инстинкты.
   – Нет, определённо я не вижу никакого другого способа помочь им, кроме того, что уже принят нами, – закончил Лойз рассуждения. После этого он вернулся в зал, сел всё в то же кресло и закрыл глаза.
   Жаклин весь вечер грустно обходила своё жилище. Она невольно думала о том, что возможно эта ночь будет для неё последней ночью, проведённой в родном доме, на родной планете. То и дело подходя к окну, женщина смотрела на далёкие звёзды.
   – Когда я буду там, я даже не смогу увидеть тебя, моя дорогая Земля.
   Голос Жаклин был не просто печальным. Ей предстояла трудная и далёкая дорога во благо спасения человечества. Ответственность миссии создавала дополнительное волнение. Но осознание долга поддерживало и вселяло в учёную Земли надежду на удачный исход.

Часть вторая: Путешествие на Луазу

1

   На следующее утро Лойз приехал к Жаклин рано утром. Она встретила его, силясь улыбнуться. В руках у женщины был собранный чемоданчик с вещами. Не зная что именно может ей пригодиться на далёкой планете, Жаклин взяла в путешествие вещи, необходимые при любых условиях, например, отправься она за город на выходные. Лойз одобрил предусмотрительность Жаклин и успокоил, что в его аппарате межпланетного передвижения место для вещей найдётся. Готовый в отправке, он взял чемоданчик из рук Жаклин. Она лихорадочно осматривала дом.
   – Я чувствую, вы за эту ночь не сомкнули глаз? – саифн смотрел пристально.
   Женщина вздохнула. Всё случилось так неожиданно и быстро, что не укладывалось в голове, и потому вызывало излишнюю нервозность.
   Заботливо взяв учёную за кисти, Лойз встряхнул их. Удивительно, но столь простая процедура мгновенно помогла успокоиться. Взяв себя в руки, женщина спросила не хочет ли саифн чего-либо. Он покачал головой.
   – Мне – нет. А вот вам, прежде чем отправиться в путь, нужна небольшая подготовка. Давайте пройдём на кухню.
   Жаклин указала путь. Лойз пошёл первым и на пороге остановился.
   В этой комнате всё было любовно расставлено и взгляд согревало множество вещей, сопровождающих Жаклин по жизни: фотографии, статуэтки, предметы кухонной декорации, вязанные салфетки под чайником и на деревянном столике.
   Осматриваясь, Лойз молча подошёл и потрогал на ощупь ажурную ткань на столе. Затем, под пристальным наблюдением хозяйки, принялся разглядывать фотографию на холодильнике.
   Это был портрет в картонной рамке. Выполненный крупным планом в чёрно-белом изображении, он отражал Жаклин, вышедшую из воды, на фоне пышной листвы деревьев. Волосы женщины на портрете были мокрыми. Несколько капелек блестели на ресницах и на лбу. Лойза привлекла в портрете необыкновенная естественность улыбки и счастливо-упоенный взгляд. Так мог улыбаться только человек, не обременённый проблемами.
   – Какой поразительно свежий взгляд юности, – прокомментировал саифн, взяв портрет в руки и показывая его.
   Жаклин надулась:
   – Неужели так заметно, что я здесь на десять лет моложе?
   – Иногда мне хочется вот так же как и вы, быть зависимым от столь несущественных мелочей, как возраст, декорации, чувства, – признался саифн с лёгкой улыбкой.
   Он поставил портрет на место и обвёл кухню взглядом. Была ли грусть в его голосе или же Жаклин она только послышалось? Женщина пожала плечами:
   – Станьте вновь таким, каким был Лойз первый.
   Теперь Лойз точно улыбнулся с грустью:
   – Кто знает, что ждёт нас впереди? Но, эти рассуждения отнимают время. А у нас его немного. Давайте лучше приступим к делу.
   Луизанин сел на стул и вытащил из серебряного дипломата крошечную зелёную подушечку. На вид это был обычный бумажный пакетик, такой, в каких рассылают пробные экземпляры кремов и гелей, но величиной с ноготь большого пальца и раздутый. На поверхности были написаны цифры. Взяв с разрешения хозяйки стакан со стола, Лойз налил в него воды и протянул Жаклин и воду, и подушечку.
   – Предупреждая ваш испуг, скажу, что это просто транквилизатор. Он поможет вам полностью расслабиться и лучше перенести полёт.
   Жаклин язвительно скривилась:
   – Чего уж там! Насколько я могу представить, отравление это – ничто по сравнению с тем, что вы хотите мне предложить.
   Подушечка оказалась словно сделанной их тончайшего слоя сухого теста: хрупкого и эластичного одновременно. Жаклин смело запила препарат водой. Она успела почувствовать сладковатый вкус.
   – А теперь – пора. Не оглядывайтесь! Вы ещё вернётесь сюда, – пообещал саифн.
   Они вышли и пошли к машине. Жаклин остановилась, с сомнением разглядывая её:
   – Это и есть ваш летательный аппарат?
   Она не торопилась нырнуть в салон. Машина походила на вагон. Крыша была почти плоской, высоко соединяя кабину с широкими бамперами. Кресла салона предназначались для двоих пассажиров и, как оказалось, могли крутиться во все стороны как винтовые стулья. Двери машины закрывались как в трамвае. Такими же трамвайными были и колёса: низкими, укомплектованными амортизационной системой и автоматическим набором шин. Покрытия шин менялись в зависимости от почвы. Переднее лобовое и заднее стёкла были цельными, без швов соединений с боковыми панелями. Стекла – очень тонкими. Жаклин прислонилась к одному из них. Оно напоминало прозрачную плотную плёнку необыкновенно-кристальной чистоты. Так как управление машиной полностью осуществлялось при помощи внутреннего компьютера, на ней не было наружных зеркал. Зато вся верхняя крышка заднего бампера была, как спина ёжика, усеяна маленькими и большими антеннами. Они чередовались с пластинами солнечных аккумуляторов. Подобными пластинами была покрыта и поверхность переднего бампера. Кузов машины оказался гладко-матовым и без поверхностных конструкций. В зависимости от попадания солнечного света, голубой цвет аппарата менял окрас: он то бледнел до прозрачно-голубого, то сгущался до тёмно-синего. Из-за подобного эффекта, машина показалась Жаклин ожившей, каким был вчера глобус.
   Лойз вопросительно глянул на спутницу. Похоже, что его «старушка» не внушала учёной доверия. Жаклин, перехватив усмешку в глазах инопланетянина, постаралась сделать безразличный вид.
   «В конце-концов, мне должно быть всё равно, где предаваться самоубийству», – пессимистично подумала она.
   И всё же, наряду с растерянностью, в её взгляде проскальзывало недоумение. Люди строили свои космические корабли, снабжая их несколькими ступенями баков с горючим, реактивными двигателями и тому подобным. Так как Жаклин уже знала о возможности саифнов передвигаться в четвёртом измерении, она могла предположить, что подобные нагромождения для инопланетян являлись только помехой. И всё-таки, она и представить не могла, что размеры их аппарата межзвёздных перелётов будут такими компактными.
   Обойдя машину со всех сторон, женщина озабоченно посмотрела на Лойза. Он молчал.
   – Признайтесь, Лойз, за счёт чего ваш аппарат достигнет третьей космической скорости?
   Вид у Жаклин был оч-чень умным.
   Саифн, впечатлённый, протянул:
   – О-го-го! Вы меня пугаете, мисс! Если вы имеете представление о том, что такое третья космическая скорость, то с вами опасно иметь дело, и я вас недооценил.
   – Вовсе нет, – тут же дурашливо махнула Жаклин рукой, – Никакого понятия об этом я не имею, – она всё-таки стала усаживаться, – Просто, сегодня ночью я листала энциклопедию и там наткнулась на объяснение о том, что для того, чтобы покинуть пределы земной орбиты, летательный аппарат должен развить третью космическую скорость. Это единственное, что я поняла и запомнила из прочитанного.
   Всё-таки она была мила. И непосредственна. Лойз весело засмеялся:
   – Тогда прочь ненужные разговоры и добро пожаловать на межпланетную персональную мини-станцию «Лойз три тысячи первый»!
   Усевшись, Жаклин обнаружила, что несмотря на общую схожесть с земными средствами передвижения, эта машина внутри намного вместительнее, чем те, в которых ей приходилось ездить. Кроме обычного табло управления на передней панели салона, здесь находился странный агрегат с подведёнными к нему металлическими трубками из того же серебристо-серого материала, из какого были сделаны все приборы в лаборатории Лойза. Как только Жаклин села в кресло, Лойз подал ей что-то похожее на мотоциклетную каску. Затем он молча привёл кресло спутницы в горизонтальное положение и опустил на глаза женщины очки, вмонтированные в каску. Стёкла очков были затемнены мягкими прозрачными плёнками, похожими на тонкую кожу. Женщина открыла глаза и посмотрела в прозрачное окно. Оно слабо отражало её лик, но Жаклин, всё-таки, рассмотрела себя, и пришла к выводу, что она напоминает со стороны черепаху с веками, опущенными на солнце. При помощи очков Жаклин могла видеть всё, что происходило снаружи аппарата. Используя свой мини-компьютер, Лойз задал программу. Сразу же трубки агрегата на передней панели стали заполняться плотным белым газом. Он был без запаха и не имел никакого тактильного воздействия. Газ просто обволакивал аппарат до тех пор, пока всё вокруг путешественников не погрузилось в однородную белую вату.
   Пискнуло цифровое табло на передней панели. Машина не затряслась, но Жаклин, всё же, показалось, что аппарат отрывается от земли. Сердце женщины застучало сильнее. Лойз, увидев в её глазах любопытство, граничащее с ужасом, спросил готова ли она.
   Ответ был в виде протяжного выдоха.
   Саифн подал руку и спокойно объяснил:
   – Сейчас вы медленно погрузитесь в сон. Так нужно. Ни о чём не думайте.
   Жаклин охотно пожала руку; от страха это получилось сильнее, чем положено при простом одобрении. Её уже охватило то самое, так хорошо уже знакомое ощущение головокружения, но только на этот раз к нему добавилась тошнота. Несколько мгновений сильного вжатия в кресло сменились почти мгновенной лёгкостью во всём теле. Приятная дрёма надвигалась. Жаклин попыталась убедиться, что Лойз всё ещё слышит её.
   – У меня создаётся впечатление, что меня куда-то переносят по частям.
   – Это не так далеко от истины. Не волнуйтесь.
   Голос звучал издалека. На лице Жаклин почувствовала дуновение ветерка.
   – Спите. Когда вы проснётесь, мы обо всём поговорим. Спокойной ночи, малышка!
   Последняя фраза была сказана голосом Пола Ларги.
   Уже проваливаясь в сон, Жаклин поразилась: «Так значит вчера это был не Пол? И я не предупредила никого о своём исчезновении?»
   В её уже сонный мозг пробилась последняя фраза Лойза:
   – Всё будет хорошо. Вы можете доверять мне.

2

   Как показалось Жаклин, спала она не более получаса. Пробудившись от слов Лойза, женщина открыла глаза. Сквозь по-прежнему надетые очки, она увидела себя в кабине всё той же машины, в какой заснула, но только теперь её салон стал намного больше по размерам. Все предметы оказались отдалены. Пульт был отодвинут от кресла далеко вперёд, по бокам окна стали круглее и больше, сзади, чуть поодаль от кресла, висело табло, похожее на ещё один пульт управления. Рядом с Жаклин на кресле сидел, а не лежал, Лойз и что-то рассматривал в серебристом дипломате.
   Заметив шевеление, он повернул голову и улыбнулся.
   – Как дела?
   Жаклин подалась вперёд, пытаясь сесть. Но ей это не удалось: она была надёжно прикована к креслу.
   – Что это со мной?
   – Спокойно, без паники.
   Лойз перевёл её кресло в сидячее положение.
   – Не делайте резких движений. Иначе почувствуете дискомфорт.
   – Я и так не могу похвастаться на люкс, – Жаклин капризно гнусавила, – На меня словно слона посадили. И голова всё ещё идёт кругом.
   Лойз усмехнулся капризам спутницы:
   – Потерпите ещё немного. Скоро мы прибудем на место.
   – Через сколько?
   – Через пятьдесят минут земного времени.
   – Земного? А! Да! Я читала это в энциклопедии…
   В космосе всё подчинялось законом космического времени. Оно исчислялось скоростью света и отличалось от земного. Часы, проведённые на Земле, при движении в Космосе превращались в минуты. Удовлетворённая способностью соображать и концентрироваться, Жаклин огляделась. Стёкла иллюминаторов были по-прежнему затемнены. Это удивило учёную.
   – А почему не видно как мы летим?
   Лойз снова оторвался от компьютера:
   – Потому, что мы не летим, а перемещаемся в плоскостном измерении. Разве вы не чувствуете, что невесомость отсутствует?
   Жаклин снова оглянулась и попробовала поднять руку. Она весила тонну.
   – Жаль. А так хотелось бы повисеть вниз головой и поглотать летающие шарики воды, как это делают астронавты в телерепортажах.
   Лойз захохотал:
   – Удивительно! Какая простота желаний!
   – Подумаешь! Ничего особенного. И почему бы мне не полюбоваться отрытым пространством? А? Лойз!
   Но саифн ответил категоричным отказом. Жаклин замолчала. Заметив, что она надула губы, инопланетянин принялся за объяснение.
   При том способе передвижения, что они использовали, мир за окном видеть было просто нельзя. Кроме того, это было рискованно. Если вдруг во время передвижения открыть иллюминаторы, то, при попадании в зону космической туманности, каких немало в космосе, можно было лишиться источника энергии.
   – Туманность – это облако разряженных газов и пыли. Понимаете? А что такое остаться без энергии? Это значит, создать себе дополнительные трудности при управлении. Да и эленон, освещающий салон, при разряженной гравитационной неустойчивости графита и силикона, из которых и состоит в массе космическая пыль, может потерять свою активность. Вы хотите передвигаться в темноте?
   – Нет, – сразу же отказалась Жаклин. Она немного помолчала, затем коротко дёрнула плечами. – Я думала, что аппарат герметичен.
   – Герметичен – не значит непроницаем. Вспомните, я говорил уже вам, что всё проницаемо в определённой степени. Поймите, скорость нашего движения в начале пути превосходила скорость света. Чтобы достичь её, любое материальное тело должно дифрагировать, то есть рассеяться, стать элементарной мельчайшей частицей со своей элементарной электро-магнетической волной. Говоря ещё проще, нам сначала пришлось распасться, чтобы, ускорившись, все частички нашего тела могли совершить продвижение на определённом магнитном отрезке материи, которую мы преодолеваем. А затем вновь соединиться.
   По виду Жаклин Лойз понял, что она опять не вникает в суть сказанного. Тогда в нескольких словах и насколько это было возможно просто, саифн объяснил спутнице принцип корпускулярно-волнового дуализма. При нём микрочастицы любого материального тела обладают одновременно свойствами частиц, называемых иначе корпускулами, и волн.
   Не имея ни малейшего понятия о квантовой механике, Жаклин с трудом могла представить в чём состоит принцип скоростного разложения материальных частиц. Поэтому Лойз предложил доходчивый наглядный пример. Он выдвинул из боковой части кресла Жаклин вмонтированный столик, достал из его внутреннего ящичка маленькие стеклянные шарики и протянул их:
   – Сделайте из них человечка и попробуйте двигать по столу сначала шарики его правой стороны, потом левой. Потом опять правой, потом снова левой. И так триллионное количество раз, с огромной скоростью разложения, то есть отдаления, перемещения и воссоединения.
   Жаклин заинтересованно проделала предложенное.
   «Неужели у меня столь дегенеративный вид, что он сюсюкает со мной, как с ребёнком?» – попутно думала она. Прокатив шарики в несколько приёмов из стороны в сторону, она улыбнулась, сузив глаза.
   – Принцип мне понятен. Но есть что-то, что не поддаётся моему разуму: почему при подобном многомиллионном разложении наши организмы остаются целостными, не претерпевая разрушения?
   – О! Это просто: всё происходит согласно закону тяготения Ньютона. Дистанция отдаления частичек переносимой материи достаточно мала, а значит, внутренние силы тяготения удерживают их.
   Лойз достал из одного из ящиков панели пульта управления карандаш и листок и нарисовал формулу закона тяготения, попутно объясняя.
   Скорость их перемещения, превышающая скорость света, не позволяет материи распасться, ибо помноженная масса взаимодействующих частиц оказывается выше квадрата расстояния между ними. Жаклин больше не строила удивлённых глаз. Ей очень хотелось понимать то, что говорит пришелец с другой планеты. Это подхлестнуло Лойза.
   – Помните, в школе вы наверняка учили аксиому о том, что две прямые могут пересекаться в одной и только в одной точке?
   Жаклин кивнула:
   – Если они не параллельны.
   Биолог откровенно радовалась, что годы, проведённые на школьной скамье за учебниками математики, всё-таки прошли не зря.
   Но Лойз тут же поубавил её оптимизма:
   – Правильно, но не совсем так. Аксиома действует при определённых условиях, например, при медленном движении.
   Таково было учение древне-греческого математика Евклида. Позже, в девятнадцатом веке, русский математик Лобачевский опроверг грека. Одним из первых он рискнул предположить, что при очень высоких скоростях, сильное тяготение, возникшее при ускорении, влияет на геометрические свойства пространства и времени вне ускоряемого предмета. Тогда предполагаемые прямые линии, по которым движется ускоряемый предмет, превращаются в геодезические кривые, которые расходятся в космическом пространстве под различными углами и на различных плоскостях. Именно благодаря этому самому расхождению линий саифны и разработали способ перемещения в плоскостном измерении.
   Лойз остановился, чтобы перевести дыхание. Жаклин поспешно затрясла головой, скорее из боязни разочаровать его. Тогда он снова нарисовал на доске формулу со сложным уравнением с квадратным корнем:
   – Это – формула теории относительности, выведенная Лоренцом и Эйнштейном. Согласно ей, масса увеличивается по мере увеличения скорости. Но при сверх-скоростях, то есть при скоростях превышающих скорость света, эта формула перестаёт работать. Потому, что сверх-скоростное передвижение не линейно, а спирально. И оно подключает иные космофизические законы.
   Жаклин нервным жестом выставила руку вперёд:
   – Стоп-стоп-стоп. Дайте мне понять. Если доказано, что сильное тяготение при ускорении, близком к скорости света, изменяет даже прямую, не говоря уже о материи, то почему же вы, используя скорость выше скорости света, не подвергаете передвигаемое тело уплотнению, уплощению, сжатию или чему там ещё? А проще: почему скорость не раздавила меня?
   Лойз присвистнул. Лаконичные выводы Жаклин, основанные на достаточно сложных объяснениях, вызвали восхищение. Он даже зааплодировал:
   – Неплохо!
   – Не стоит, – прервала Жаклин, – Лучше поторопитесь ответить, пока я не забыла о чём спрашивала.
   Её кокетство было прелестным даже для саифна, не способного на сентиментальность.
   – Весь секрет заключён как раз-таки в самом принципе перемещения. И вы, и я, и все ваши вещи, и любая молекула этого аппарата не просто перелетают из точки А в точку Б. Они передаются по волнам, как своеобразная телеграмма.
   Жаклин нахмурилась:
   – Как это возможно?
   – Возможно. Каждый отдельный био-элемент передаваемой материи, описанный на его субатомном уровне, был мною сначала зарегистрирован на Земле. Там же, в компьютере, записаны все процессы биохимического, физиологического или механического характера сложных систем живых организмов, то есть, вас и меня. Затем регистрационные данные я передал с компьютера в эфир в виде коротких электромагнитных волн. Из них состоит любая материальная субстанция. И это – первый этап перемещения.
   – Позвольте предположить, что на другом конце провода нас просто кто-то «примет» и воссоздаст?
   Жаклин прекрасно ориентировалась в объяснении, ибо с детства интересовалась азбукой Морзе. Лойз согласно кивнул, но поднял указательный палец.
   – Что, опять что-то не совпадает?
   – Да. Но принцип вы поняли верно. Хотел бы только заметить, что столь упрощенный вариант восстановления разложенной и зарегистрированной материи, переданной электромагнитной пересылкой, позволял восстанавливать «двойники» отправляемой материи, а не оригиналы. Ошибку саифны поняли после нескольких сотен лет пользования.
   – Не очень-то оперативно. И в чём же была её суть?
   – Пересылка одной только электромагнитной записи выдавала получаемую информацию всё-таки в модифицированном виде. Примитивно говоря, оригиналы отличались от копий.
   – Тогда чего же ваши предки ждали столько времени, чтобы усовершенствоваться?
   – Прогресс возможен при наличии анализа и времени. Учёные Луазы долго бились над проблемой, прежде чем изобрели способ материального переноса. Теперь всё происходит так. Информация в виде волн о переносимой материи, отосланная из точки А, доходит до точки Б и там копируется на аппарате восстановления. Как только копия воспроизведена, тут же включается запрограммированное сильнейшее электромагнитное поле. Расчёты его мощности и диаметра производятся относительно полученных данных. Это поле в виде сильнейшего вихря, напоминающего торнадо, посылается в точку А как луч. И именно световой луч позволяет производить желаемую операцию без нанесения ущерба окружающему пространству. Обладая собственной электроэнергией, луч торнадо несётся по Вселенной в виде сверх-мощной молнии. Из космоса он виден, как вспышка. И так как путь материи уже проделан зарегистрированными волнами, то вычислять траекторию движения торнадо нет необходимости. Итак, дойдя до материальной субстанции, предназначенной для переноса, вихрь достигает своего максимума. Он в мгновение, равное нескольким наносекундам, втягивает в себя субстанцию и увлекает её в обратный путь.
   – Простите, Лойз, я не понимаю одного: вы говорите, что торнадо – это луч. Значит – свет. Но как тогда свет может перемещаться со скоростью выше скорости света?
   Лойз качнул головой:
   – Хороший вопрос. И совершенно уместный. Всё-таки, вы – поразительно логичны. Безусловного, свет имеет свою скорость передвижения, которая, повторяю, вычислена для линейного передвижения да ещё к тому же в условиях вакуума. Наш же поток несётся по спирали и в космосе. За счёт сильнейшей центробежной силы и огромного трения извне, скорость внутри торнадо выходит за предел скорости света. Как если бы кто-то крутил рукой волчок, который крутится сам по себе. И добавляет скорость. Кинетические параметры, центробежная сила и трение извне, раскручивают материальную субстанцию, как на центрифуге, и раскладывают их на элементарные корпускулы. Принцип их передвижения и сохранения их целостности, я вам уже объяснил ранее.
   Жаклин поймала себя на мысли, что понимает абсолютно всё:
   – А что происходит с нами дальше?
   А дальше было следующее. Лучевой поток торнадо, устремлённый в обратный путь, несет в себе материальную субстанцию, как самолёт, перевозит пассажиров. Время пути зависит от расстояния. Для того, чтобы по прибытию в назначенный пункт восстановление субстанции не занимало длительного времени, учёные Луазы научились нейтрализовать действие луча. Говоря проще, они, при приближении вихря к точке приёма, воздействовали на торнадо анти-силой, раскручивая и тормозя. Получалось, что самый конечный участок пути материальная субстанция осуществляла по линейной траектории. Это позволяло живым организмам «приходить в себя» и постепенно восстанавливаться с большей точностью. Конечно, подобный способ передвижения не всегда являлся комфортным и гарантированным. На первых порах его внедрения, отправленная материя нередко имела повреждения, что создавало сложности при её реаппарации – новом появлении. Но это было не страшно. Ведь в любом случае, у учёных в пункте приёма уже была запись данных пересылаемой материи на субатомном уровне. В случае повреждения оригинала, его восстанавливали по записи. Так постепенно саифны отшлифовали разработанный ими способ перемещения, и на данный момент он работал безукоризненно. Единственной сложностью при транспортировке была проблема сохранения конечной целостности всей переносимой биосистемы. Для того, чтобы корпускулы могли выдерживать разлагающую силу: не разрушаться, не сгорать, учёные обратились к изучению опыта своих древних цивилизаций. В старых летописях они нашли описания невиданно быстрых перемещений отдельных саифнов на миллионные расстояния. Оказалось, что этими существами являлись экстрасенсы. Активно и регулярно медитируя, экстрасенсы достигали того, что их мысли воплощались в определённый гомогенный поток электромагнитных волн, отправляемых в конкретно избранное место во Вселенной. После отправки своих мыслей, экстрасенсы при помощи травяных настоек вводили себя в состояние транса. За это время поток их мыслей, в виде волн, достигал желаемой точки и вызывал там, что называется, «огонь на себя». Мощный вихрь спускался на Луазу, и уносил загипнотизировавшего себя саифна точно также, как сейчас он нёс Жаклин и Лойза. Тело, расслабленное во сне, полностью подчинялось воздействию электромагнитного потока мысленного торнадо, не неся при этом никаких материальных ущербов. Тщательно изучив подобную «технику» передвижения древних, современные саифны тоже стали применять перед пересылкой препараты, погружающие переносимую субстанцию в транс. Единственной загадкой для них и поныне осталось то, как экстрасенсы, побывав в Космосе, затем обратно возвращались на Луазу. Без наличия определённой развитой техники, обратный путь мог затягиваться на годы. Ведь способ медитации не имеет моментального результата. При его помощи не всегда можно создать желаемый электромагнитный поток. Значит, оставалось предполагать, что в тех местах, куда «летали» древние колдуны, уже существовала какая-то более развитая цивилизация, способная отправить «гостей», прибывших издалека, назад.
   Лойз рассказывал про чудеса так, словно это было обычным делом. Даже без особых технических знаний Жаклин понимала, что телепортация – простой способ перемещения. Просто саифны сумели технически организовать его, поняв принципы и механики и биоэнергетики и многие другие.
   – Всё гениальное – просто, Лойз, – улыбнулась учёная, – И, похоже, сила мысли – это тот самый нескончаемый потенциал, что способен сделать не одно открытие. Теперь мне нравится наш способ перемещения. Особенно, что он сверх-скоростной.
   – При правильно рассчитанных координатах временной плоскости, за считанные минуты можно переместиться на миллионное расстояние, – согласился Лойз, – Кстати, не менее важным достижением при телепортации является и гарантия исключения риска двойниковой мании.
   Жаклин, услыхав новое незнакомое выражение, встрепенулась.
   – Двойниковая мания? Мне кажется я где-то читала про это.
   Лойз пожал плечами. Вряд ли землянка могла понимать, о чём идёт речь. Он задумался. Ему вспомнилось о борьбе саифнов с двойниками.
   Достижения техники, позволявшие жителям Луазы передавать огромные объёмы информации и затем по ним восстанавливать описанные и переданные формы материи, сослужили саифнам в определённый момент недобрую услугу. Проблема состояла в том, что копии пересылаемых оригиналов, восстановленные из электромагнитных волн, ожив и получив статус живых существ, были по сути другими биосуществами. Очень скоро генные пираты научились видоизменять их, с попыткой управлять ими. Ситуация выходила из-под контроля. Первейшие – правители планеты – собрались и приняли решение на какое-то время запретить волновую пересылку биосистем. В эфир передавались только их отдельные части. И только с привлечением метода телепортации и силового раскручивания торнадо вновь появилась возможность, а вместе в ней и гарантии, для передачи целостных биосистем. Например, людей.
   – Да, эта проблема, пожалуй, сродни генным мутантам, – согласилась Жаклин, – Представляю, как абсолютно похожий на меня двойник, стал бы предъявлять на Земле свои права на всё то, что до этого принадлежало только мне. Нет, вы вовремя придумали эту вашу телепортацию. И удобно, и надёжно. К тому же, в момент переноса можно общаться. Хотя, конечно, смешно слышать, как вибрирует голос.
   Жаклин громко протянула гласную «о» и, радостная от того, что звук задрожал, захохотала.
   – Ой, Лойз, как смешно! Теперь мне понятно почему все фразы, которые я хочу сказать, изначально видятся мне, как напечатанный текст.
   – Это из-за скорости, – Лойз улыбнулся редкой улыбкой. Вид веселящейся Жаклин не оставил его равнодушным, – И потом, возможность нашего общения объясняется тем, что мы уже вышли на финальную, линейную фазу полёта. В начале же пути, при разложении на составные, мы оба спали.
   Жаклин закусила губу, подумав, что сама могла бы догадаться до подобного вывода. Пора было избавляться от привычки говорить быстрее, чем думать. Иногда подобная спешка в выражениях могла сойти за наивность, но чаще придавала глупый вид. Не стоило упрощать себя ещё больше перед существом, эволюция которого превосходила собственную на полтора миллиона лет.
   – Кстати, Лойз, а что же теперь делать с формулой теории относительности? Ведь мы– то рассчитываем скорости по ней?
   – А ничего, – развёл руками Лойз, – Придёт время, и вы тоже поймёте, что нет предельной скорости. Как не существует и пространственно-временных лимитов.
   Притихшая Жаклин подала из кресла слабое восхищение:
   – Владея подобными открытиями, Лойз, вы, наверное, очень скоро подойдёте к разгадке существования мира?
   Саифн отрицательно и не без сожаления на лице покачал головой. Постичь бесконечность до сего момента не удалось никому.
   – Не грустите, Жаклин. Никогда не знаешь, что лучше: знать и не быть способным что-то исправить, или просто оставаться в неведении и приспосабливаться к условиям. Лучше попейте. Справа от вас в ручке кресла есть баллончик. Снимите колпачок, вытяните из него трубку и пейте!
   Жаклин с наслаждением принялась сосать из баллончика кисло-сладкую жидкость со странным привкусом.
   – Надеюсь, вы по достоинству сможете оценить некоторые наши блюда, – Лойз тоже посасывал трубочку. – В этой жидкости находятся все необходимые организму питательные элементы, способные мгновенно усваиваться и не дающие конечного продукта разложения.
   Подумав над услышанным, Жаклин вдруг покраснела. Она впервые подумала о том, что в аппарате нет туалета.
   Лойз вмешался в её мысли:
   – Вам не скоро понадобится туалет. Перед тем, как запрограммировать все составные вашего организма, я очистил ваши выделительные органы от продуктов распада.
   Жаклин выпучила глаза:
   – Как это?
   – Естественным путём.
   – Не поняла?
   – Что тут не понятного: это такая же процедура, как прочие.
   Жаклин вспыхнула и обидчиво отвернулась. Лойз продолжал говорить:
   – На нашей планете туалеты существуют исключительно для малых дел. А от грубых пищевых шлаков мы освобождаемся при помощи нехитрых приспособлений и исключительно в момент сна.
   –???
   – Я научу вас этому.
   – Ну нет уж! – Жаклин почти выкрикнула, – Позвольте мне делать всё так, как я привыкла это делать. И, на будущее учтите: мне никак не хотелось бы, чтобы вы копались в моём нутре.
   – А что тут такого? Зачем делать проблему из столь незначительной услуги?
   Раздавленная стыдом и негодованием, Жаклин опять отвернулась и закрыла лицо руками. Она почувствовала бессилие, от которого не могла себя защитить. Но как было объяснить этому космическому герою то, что на Земле женщина и мужчина разделены целым рядом физиологических особенностей, которые, в то же время, позволяют сохранять этику таинства пола? То, что он, Лойз, особь мужского рода, смог вот так беспрепятственно вторгнуться в её, Жаклин, женскую природу и хозяйничать там, воспользовавшись положением, не просто возмущало, но и оскорбляло женское достоинство землянки. Словно Лойз произвёл над ней насилие. Словно она была для него подопытным животным, как для неё самой мыши и морские свинки.
   Жаклин, наверное, ещё долго предавалась бы своим интимным обидам, но Лойз развернул с силой её кресло и отнял её руки от лица.
   – Простите, Жаклин, я не хотел вас обидеть. Вы для меня далеко не подопытное существо. Простите!
   Саифн казался искренним. Жаклин была на грани слёз:
   – Я думаю, для нас обоих будет лучше, если до конца полёта я опять засну, – не предложила, а скорее попросила она, откидывая кресло в лежачее положение и закрывая глаза. Лойзу не оставалось ничего другого, кроме как исполнить её просьбу. Он включил газ. Почти мгновенно всё вокруг Жаклин погрузилось в серо-голубую бездну.

3

   Проснулась Жаклин уже тогда, когда аппарат прибыл на Луазу. Она легко очнулась от забытья и потянулась, насколько это было возможно из-за ремней.
   – Добро пожаловать на мою планету, госпожа Брайд! – раздался над ухом голос стоящего за креслом Лойза, – Мы прибыли.
   Жаклин, подняв кресло и поспешно оглянувшись по сторонам, заметила, что машина вновь изменила конфигурацию: теперь потолок в ней поднялся на уровень не менее двух с половиной метров. Впрочем, как и раньше, на окна были надеты чехлы. Жаклин тут же завертелась и стала возмущаться:
   – Но я опять ничего не вижу! Когда же вы уже снимете эти жуткие фильтры? В окнах подозрительно темно. Где мы?
   Лойз наклонился из-за спины и пояснил, что они находятся в помещении ангара для летательных аппаратов. Он помог женщине освободиться от ремней и встать. После полёта тело затекло, и Жаклин с удовольствием стала разминать конечности. О происшедшей размолвке никто из двоих решил не вспоминать. Как только Жаклин уверила Лойза, что готова к «высадке», он снял с неё очки, открыл дверь со стороны её сидения, и сразу же в салон влился знакомый красный свет. Лойз вышел из машины первым и протянул Жаклин руку. Не глядя на него и пока не переступая через порог аппарата, женщина устремила взгляд наружу.
   Она увидела только обширное помещение с неимоверно высокими потолками и мутными белёсыми стенами. Дышать здесь было немного трудно, словно не хватало кислорода. Кроме этого, землянка, одетая в тонкий свитер и лёгкие джинсы, почувствовала, как её знобит. Жаклин отнесла это к реакции организма после перенесённого полёта и постаралась не обращать на это внимание. Она уверенно шагнула вперёд.
   Ангар был пуст. Кроме аппарата, на котором прилетели наши путешественники, здесь не было никаких других. В глазах гостьи появилось разочарование. Своё прибытие на другую планету она представляла иначе. Ей хотелось бы, чтобы они прибыли на залитый прожекторами космодром, где их встречала бы толпа жителей Луазы… И повсюду звучала музыка… А её прилёт стал событием в жизни саифнов…
   Ничего этого не было. Перед ними стоял пустой ангар, в котором протягивал руку помощи один из жителей загадочной планеты; тот самый, что привёз Жаклин сюда. Она посмотрела на Лойза сомнительно:
   – Мы уже действительно на Луазе?
   – Понимаю ваше разочарование. Да, мы на планете. Вернее в глубине её. Увы, после катастрофы жить на поверхности Луазы невозможно. А про сантименты моих однопланетников я вам уже объяснял. Пойдёмте!
   Саифн повёл землянку по длинному коридору из белёсого прессованного воздуха. На всём пути им не встретилось ни одного существа.
   – Этот коридор находится в пустыне? – пробубнила Жаклин в спину идущего Лойза.
   Он остановился на ходу и удивлённо посмотрел на неё:
   – Почему?
   Врезавшись в путника от неожиданности, Жаклин смущёно поправила свитер; не слишком ли много претензий она предъявляла, едва вступив гостьей на чужую землю, то есть почву. То есть… «Интересно, а как саифны зовут их грунт?» Отвечая на вопрос Лойза, она пробормотала:
   – Потому, что мы никого не видим.
   – Ах, вы про это, – выдохнул он, как показалось женщине, с облегчением, – Это территория, отведённая мне для жительства. А так как я живу один, чужаков здесь не встретишь. Потерпите. Скоро мы поднимемся ко мне в то, что вы называете домом. И вам придётся походить по тому, что вы привыкли звать полом. А нашу почву мы тоже зовём грунтом, землёй, основанием и так далее.
   Саифн продолжил путь, лукаво улыбнувшись удивлению в глазах учёной. Начиная догадываться, что ответы на её мысленные вопросы – это не просто случайность, Жаклин теперь держала дистанцию.
   |Они дошли до места в коридоре, очерченного розовым световым квадратом. Пол квадрата был зеркальным. Встав в квадрат, Лойз пригласил Жаклин, и как только она вошла, достал из своего неизменного дипломата мини-компьютер.
   – А это – вам, – протянул он Жаклин её плейер с наушниками, который перед отлётом с Земли лежал на столе её кухни.
   Радостно вскрикнув, Жаклин вцепилась в вещицу:
   – О! Старый друг! Как здорово найти у дикарей хоть что-то, что напоминает о дорогом тебе цивильном мире!
   Лойз покачал головой; сравнения гостьи были далеко не правильными, но он понял, что сказанные слова – первое, что пришлое ей на ум, чтобы обидеть. Неужели же он, с его столь совершенным миром, вызывал у землянки только раздражение? Это было бы обидным; саифн очень надеялся понравиться. – Мне показалось, что вы – большая любительница музыки, не правда ли? Тогда, в Асуане, вы с таким упоением слушали наигрываемые мелодии, – вспомнил Лойз.
   – А вы думаете, он будет здесь работать?
   – Попробуйте!
   Жаклин вставила пуговки плейера в уши и нажала на клавишу. Тотчас же раздалась медленная музыка, наигрываемая флейтой и гитарой. Лицо женщины озарилось радостью. Нажав кнопку наружного проигрывания, Жаклин выставила большой палец. Лойз никак не отреагировал и задал программу лифта. Под звуки музыки воздушный столб стал поднимать зеркало, на котором они стояли. Кабина лифта оказалась тоже коридором, прорубленным в общей массе прессованного воздуха, как лаз в снегу. Периметр квадрата лифтового коридора чётко соответствовал периметру передвижной зеркальной подставки. На всём протяжении подъёма, стены лаза продолжали светиться розовыми струями. Впрочем, необычность строения механизма не сильно привлекла Жаклин. Её внимание было сконцентрировано на другом: вслушиваясь в лирическую мелодию, женщина почувствовала, как к горлу подкатил ком. Не желая показывать ностальгического настроения, она опустила голову. Но саифн видел всё, почему приподнял её лицо за подбородок и пристально посмотрел. В его взгляде было понимание. Но не только это. Лойзу показалось, что он уже слышал эти наигрыши: звуки флейты напоминали ему стон стекла фужера, по кромке которого ведут пальцем, и что-то ещё. Лойз чувствовал, что знает эти звуки. Мучаясь в догадке, инопланетянин смотрел растерянно. Прикованная его взглядом, Жаклин не могла заметить, как под воздействием музыки, выражение взгляда стоящего напротив существа стало меняться от простого участливого до проникновенно-чувственного. В этот миг он, как никогда ранее, походил на обычного человека. Женщина видела, как вглядывается Лойз в глубину её глаз, как ищет там ответ на вопрос, пока ещё самому ему неведомый. Как, не находя ни этого вопроса, ни ответа на него, он растерянно и беспомощно хватается мыслями и за звучащую из проигрывателя музыку, и за стоящую перед ним в лифте женщину. Так поднимались они в потоке воздуха, несколько секунд переживая ощущения, охватившие их, каждый по-своему и пытаясь понять друг друга. Но как только воздушный лифт остановился перед новой прорубью в газовой массе, лицо Лойза опять стало непритязаемо спокойным. Он вышел из зеркального квадрата и подождал пока выйдет Жаклин. Она медленно переступила световую полосу.
   – Вот мы и пришли, – объявил Лойз, проведя гостью по короткому коридору до стены, напоминающей дверь. На уровне вытянутой руки на ней находилось уплотнение, похожее на серебристый отпечаток. Прислонив к волнам уплотнения указательный палец правой руки, Лойз раздвинул вставшую перед ними стену. Заглядывая за черту белёсого, как и всё остальное, порога, Жаклин переступила также медленно, не скрывая робости. Остановившись за спиной Лойза, женщина осмотрелась по сторонам.
   Жилище Лойза было хорошо освещено. Стены были сделаны из камня, отчего комната напоминала пещеру. Никакой мебели, кроме нескольких газовых сейфов от пола до потолка на одной из стен, здесь не было. Жаклин разочарованно остановила плейер, сняла его и посмотрела на сафина. Это был даже не земной дом Лойза, где, хотя и не наблюдалось особого комфорта и уюта, всё-таки пахло людским жилищем. Здесь же Жаклин почувствовала себя мухой в стеклянной банке.
   – Или я слишком требовательна, или ваш быт также недоступен моему взору без специальных очков, как и всё остальное?
   Лойз подобным заключениям усмехнулся:
   – Нет, Жаклин, вы ничего не видите здесь потому, что здесь ничего нет. Зачем оставлять что-то? Меня годами не бывает на Луазе. То, что важно вам: мебель, сувениры, декорации…, мне безразлично. Единственное, что я ценю в этом уголке, так это… Идите сюда! – Лойз прошёл к большому разрезу в стене, откуда лился обычный дневной свет. Подойдя к проёму, Лойз открыл его, как обычную дверь. В дом ворвался ветер и пение птиц.
   Жаклин сорвалась с места:
   – Что это?
   – Сад, – ответил саифн не без гордости, – Благодаря моим заслугам, удалось добиться того, чтобы при моём доме был сад.
   Сквозь открытую дверь Жаклин увидела небольшой садик плотно окружающий дом и заканчивающийся каменным забором. Посреди него стояла стеклянная оранжерея с цветами.
   Лойз пропустил гостью наружу, сам оставаясь внутри дома. Жаклин поспешно принялась осматривать жилище снаружи. Она увидела, что дом представляет собой двухэтажный особнячок с террасой, спускающейся в сад, и с мезонином на втором этаже. Дом стоял у подножия горы и гармонично врезался в неё. Скала навесом накрывала крышу дома, укрывая жилище Лойза в своей нише, и затем остро уходила вверх. Вся она была из того самого камня, который представлял стены дома. Кроме растительности в саду никакой другой на камнях горы не произрастало. Жаклин также обратила внимание и на то, что, несмотря на яркое дневное освещение, небо над горой и над садом казалось неестественно низким. Его голубизна чётко контрастировала с крышей дома так, словно это был не воздух, а натяжной потолок. В то же время на стенах дома прыгали блики света. Снаружи дом оказался окрашенным бежевой краской, гармонично сочетающейся с тёмно-коричневыми брёвнами кладки мезонина и того же цвета древесными ставнями окон. Живость красок, перемежавшаяся с зеленью сада, радовала глаз, тогда как находясь внутри всё было приторно-бесцветным.
   Жаклин вернулась в дом:
   – Скажите, Лойз, а почему при наличии таких богатых расцветок снаружи, ваш дом выглядит столь мрачно внутри? Неужели вам так трудно облагородить ваше жилище? Навесить здесь штор, абажуров, развести цветы; одним словом, создать комфорт. Хотите я вам помогу?
   – Нет, – ответ вышел слишком быстрым.
   Жаклин обернулась.
   Избегая её взгляда, Лойз нагнулся и поднял с террасы несколько веточек растений. Рассматривая их, он сказал, что у них нет времени на подобную ерунду. Жаклин поняла, что саифн чувствует неловкость перед ней. Хотя для Лойза такие мелочи как уют не играли никакого значения, он сам признавался ей до этого, что попадая в земные дома всегда ощущал необъяснимое состояние покоя. Чтобы хоть как-то удовлетворить требованиям Жаклин, Лойз мог бы обставить комнату всем тем, что она привыкла видеть у себя на Земле.
   – Но это займёт какое-то время. Разве вы хотите тратить его на вещи, знакомые вам?
   Вопрос был сделан после предложения. Жаклин, сглаживая неловкость хозяина, поспешно замахала руками:
   – Нет, нет, лучше покажите мне что-то из того, что я ещё никогда не видела.
   – А ну, да, конечно, всё, что вы уже увидели в гараже и в аппарате – для вас вещи обычные, – усмехнулся саифн, подтрунивая. Не обижаясь, Жаклин уточнила свою мысль:
   – Да нет же… То есть… Я хотела сказать покажите что-то такое, что могло бы удивить меня больше, чем ваши белёсые стены.
   – Ну, что ж, тогда выбор у меня широк. С чего начнём, есть…
   – Стоп! – прервала саифна гостья, – А как насчёт того, чтобы сначала освежиться и переодеться с дороги? Так хочется расслабиться под душем.
   Лойз не удержался от восклицания:
   – Вот ещё одна из прихотей человека: наслаждаться соприкосновением тела с водой!
   – А как же? Разве вы не..? Нет, только не говорите мне, что вы никогда не моетесь?
   Отвращение от предполагаемого ответа уже читалось на лице гостьи. Лойз захохотал.
   – Жаклин, да вы – чистюля. Но, успокою вас, мы тоже очень следим за своей гигиеной. Только для очищения мы выбираем ионное поле. Вот с него-то и начнём знакомство с нашим бытом, – предложил Лойз, предупреждая очередной вопрос.
   Он вывел Жаклин из комнаты через прозрачный тамбур в соседнюю маленькую комнатку, в которой стояло кресло-кровать из сжатого газа и покрытое слоем сжатого воздуха, словно тонким матрацем. Потолок комнатки был выложен прозрачными голубыми пластинами. Они же покрывали стены сверху и до середины. Далее, от пластин до пола, стена спускалась из настолько сжатого газа, что казалась непроницаемой. Пол в комнате, как повсюду, был прозрачен, без возможности увидеть то, что находилось под ним. Устремив взгляд кверху, Жаклин уставилась на потолок. По всей его ширине располагалась матовая трубка, напоминающая большую галогеновую лампу. Жаклин потрогала голубую стену, она оказалась немного шершавой, и попыталась дотянуться до потолка.
   – Только не говорите, что это современная ванная, которая, при нажатии очередной кнопки вашего компьютера опустится на пол, раздуется, примет овальную форму и наполнится водой.
   – Удивительное воображение, – пробурчал Лойз, копаясь в компьютере, – Даже мне не пришло бы в голову устанавливать ванны не потолке. Увы, Жаклин, к вашему большому сожалению, это обычный ионизатор.
   – Ионизатор? Зачем?
   Пока Жаклин соображала как связать значение слова с его предназначением, луизанин принялся объяснять.
   В условиях Луазы аппарат для насыщения воздуха заряженными частицами служил для выполнения ежедневного туалета. Демонстрируя работу лампы, Лойз подал Жаклин свои очки, заставил её надеть их, подошёл к пластине в стене с волнистым отпечатком, нажал на неё указательным пальцем. И сразу же стало заметно, как воздух вокруг них пришёл в движение.
   – Таким образом, он очищается, – Лойз сделал рукой круг.
   – Так это – кварцевая трубка? – обрадовалась Жаклин.
   – О! Вы растёте на глазах! Если вы знаете что такое кварцевая трубка, то я, пожалуй, должен поменять своё мнение о вашей некомпетентности в технике и физике. Конечно же, если это не вновь из энциклопедии?
   Жаклин высунула кончик языка, дразнясь:
   – У-у. Вот вам. Любой медицинский работник знает, что такое кварц и как при его помощи возможно стерилизовать помещения. А у меня, всё-таки, учёная докторская степень.
   – Не сердитесь, Жаклин, – Лойз указал на кончик языка.
   – А это было сделано зачем?
   – Затем, чтобы показать вам, что вы скучнейший зануда.
   – А-а. Понятно. Могли бы просто сказать это.
   – Так быстрее. И доходчивее.
   – А, главное, – обиднее. Но я не сержусь на вас, ибо вообще не умею этого делать. Кстати, ещё совсем недавно мне казалось, что я не умею ни смеяться, ни грустить. Но общение с вами…
   Саифн словно рассуждал с самим собой. Жаклин посмотрела на него внимательно. Слова Лойза она восприняла как комплимент.
   «Возможно он просто ничего о себе не знает?» – пронеслось голове женщины мимоходом. Но Лойз тут же отвлёк её мысли, продолжив объяснение.
   Итак, трубка под потолком была прототипом кварцевой. В ней также содержалась двуокись кремния, призванная разряжать молекулы грязного воздуха, отягощённые пылевыми частицами. Зная этот принцип стерилизации воздуха, саифны придумали устройство, помогающее, при определённой направленности и дозировке, стерилизовать поверхность тела существ. Жаклин откровенно восхитилась, узнав, что чистка при помощи аппарата – это ещё не всё. Подобная процедура позволяла саифнам производить также и профилактику кожных заболеваний. Оказывается, в состав покрытия лампы помимо кремния входил ещё и радон. Способный, при создании магнитного поля по индуктивному методу, целенаправленно проникать в подкожный слой, он оказывал там своё лечебно-профилактическое воздействие.
   Жаклин, конечно же, слышала про радоновые ванны. Вот только она не знала, что их можно принимать сухим способом. А оказалось, что при гамма-излучении радона, вызванном электромагнитным полем лампы проникновение ионов этого вещества являлось более глубоким, а их благоприятное воздействие более эффективным, нежели при традиционном гидропроникновении. К тому же, радон ускорял реакцию соскабливания отмерших клеток кожного эпителия.
   – Всё это здорово, – оценила Жаклин, – Но как же тогда мёртвые клетки удаляются с кожи, если вы не смываете их водой?
   Лойз усмехнулся. В конечной стадии чистки тело обдавали кислородным душем. Кислород, при наличии внешнего магнитного поля, направленного теперь уже от кожи к аппарату, обладал парамагнетическими свойствами и был способен не только намагничиваться и притягивать к себе весь «мусор» с поверхности кожи, но и уносить его на своих атомах по заданному полем направлению.
   – Я так и представляю, как кислородный конвейер с «грязным бельём» отшелушившихся клеток движется к лампе и исчезает навсегда, – Жаклин продемонстрировала мысленную картину рукой.
   Лойз засмеялся:
   – Наверное, только тот, кто, как вы Жаклин, необыкновенно далёк от детальных понятий всего происходящего в этой комнате, способен к столь упрощённому видению процесса.
   Жаклин надула губы:
   – Что: я опять сказала очередную глупость?
   – Что вы, что вы! – успокоил Лойз торопливо, – Наоборот, вы до гениальности доходчиво объясняете то, что не удаётся мне.
   Жаклин кокетливо повела плечами:
   – Ладно, прекратите осыпать меня комплиментами. А то я начну расценивать ваше поведение как заигрывание.
   Лойз нахмурил лоб:
   – А что значит «заигрывание»?
   – Да, так… Этого не объяснить даже мне. Лучше искупайте меня под вашей лампой и поехали уже осматривать Луазу. Сколько ваша химчистка займёт времени?
   – Биочистка! – Лойз со значением поднял указательный палец, – Трёхминутной ванны под ультрафиолетом будет достаточно и для тела, и для головы.
   – Название «биочистка» для вас принципиально?
   – Да. На Луазе не применяется ни одного процесса, противоречащего природе. – Лойз подвёл гостью к кровати. – Ложитесь, закрывайте глаза и постарайтесь расслабиться. Тогда вы получите от процедуры настоящее удовольствие. Только для того, чтобы вместе с вами одновременно чистилась одежда, её надо снять, – остановил он намерения Жаклин улечься одетой.
   – Постирать бельё мы сможем потом: я взяла запасное. А вот раздеться перед вами – и не рассчитывайте.
   – Очень надо смотреть на вас. Я вас уже… – доставая из шкафа в стене большой кусок белой материи, Лойз остановился на полуслове и, закусив губу, повернулся к Жаклин.
   Она снова покраснела:
   – Давайте мне простынь и дуйте отсюда в другую комнату. Зачем вам быть здесь? Это на моей планете разнополые существа принимают вместе душ для того, чтобы усилить эффект физического сближения. А так как вы и «… понятия об этом не имеете», – выхватывая простынь, Жаклин попыталась копировать голос и мимику хозяина, – то подождите за дверью.
   Она пыталась мстить. Саифн понял это. Так как обидеться он действительно не мог, то просто ужесточил голос. Он подошёл к устройству на стене:
   – Я мог бы побыть там. Но я должен быть здесь. Для того, чтобы при малейшем дискомфорте произвести для вас необходимую дозировку кварца.
   – Ну хоть за это спасибо, – Жаклин принялась раздеваться, прикрываясь тканью, – Всё, я готова.
   Не оборачиваясь, Лойз скомандовал:
   – Тогда делайте всё, что сказано. И рассказывайте мне что чувствуете.
   – Зачем?
   – Да уж не за тем, чтобы позавидовать. Для регулирования процесса.
   – Понятно, – женщина закрыла глаза и стала говорить, – Мне тепло и приятно так, словно я лежу на песке и греюсь на солнце, – Жаклин говорила лениво, жуя слова, как жвачку, – Тело моё от нагревания покрывается лёгкой испариной и каждая клеточка кожи дышит. Мои волосы колышет ветер и я чувствую, как через поры проступает пот. Мне это приятно, но вместе с тем неудержимо хочется окунуться в воду и смыть с себя летний зной. Поэтому я иду к воде, захожу в неё, окунаюсь. Да, вот сейчас, в этот момент, я отчётливо чувствую, как вода касается моего тела. Я погружаюсь в неё.
   Лицо Лойза вытянулось как баклажан, брови полезли на верх лба. Он подошёл поближе к кровати, посмотрел на говорящую женщину сначала справа, потом слева, потом выпрямился. С серьёзным видом Лойз пытался понять что же происходит. Жаклин продолжала проникновенным голосом:
   – Вода охватывает меня полностью и смывает с меня не только грязь, но и накопившуюся усталость и нервное напряжение. Я медленно плыву в этой воде, всё дальше и дальше оставляя позади меня обременяющие проблемы. Мне необыкновенно легко и хорошо. Я наслаждаюсь теплом и влагой, словно я – цветок.
   Лойз склонился к лицу Жаклин ещё ближе.
   – Но самое приятное во всех этих ощущениях – это соприкосновение тела с инородной материей, с водой и воздухом, с солнцем и ещё чем-то, что пока мне не удаётся определить. Что-то необыкновенно мягкое касается моей спины, вызывая во всём теле знакомое возбуждение.
   Жаклин замолчала. Лойз склонился совсем близко. Он не переставал хмурить лоб. Ничего подобного он никогда при процедуре не испытывал и сейчас пытался понять что же может вызывать в землянке подобную реакцию. Жаклин промолчав, качнула головой, не раскрывая глаз:
   – Подождите, кажется я поняла что это. У меня такое впечатление, словно в этот момент я качаюсь на волнах тёплого Красного моря. И там, в далёком Египте, рядом со мной в воде стоите вы, Лойз.
   Жаклин открыла глаза. Близость взгляда саифна не была шокирующей, женщина уже давно почувствовала на лице его дыхание. Её голос теперь был совсем чувственным, он вибрировал от переживаний. Лойз не мог оторвать взгляда. Жаклин продолжила, не отрывая взгляда и словно признаваясь:
   – Вы поддерживаете меня одной рукой под спину, не давая утонуть. И именно это ваше прикосновение пробуждает во мне эмоции и мне хочется…
   Завороженный Лойз подался вперёд ещё ближе. Их лица разделяли какие-то десять сантиметров. Саифн почувствовал внезапную тягу к женщине Земли. Захотелось прикоснуться к её телу своим и попробовать ощущать то же. Ещё мгновение, и Лойз закрыл бы глаза и поддался воле опытной в чувствах женщине. Но тут вдруг Жаклин спрыснула. В её глазах блеснул шаловливый огонь. Сосредоточенность саифна тут же сменилась конфузом. Он отпрял.
   – Как я вас поймала, Лойз? А? – захохотала Жаклин в голос и вновь закрыла глаза, – А вы, Лойз, уже нашли научное объяснение моему проявлению фантазии? Признайтесь?
   Лойз, сначала нахмурившись, теперь тоже усмехнулся:
   – В следующий раз я продублирую вам дозу кварца, чтобы у вас высох рот и вы не могли болтать ваши глупости. И не открывайте больше глаза. Я пускаю кислород. Он может обжечь вам слизистую. Через минуту аппарат запищит. Тогда можете вставать. Я – в соседней комнате.
   Лойз направился к кнопке в стене и нажал её. Дверь открылась. Но прежде чем покинуть комнату, саифн с нежностью посмотрел не лежащую перед ним землянку. Отчего-то ему стало приятно, что она придумала подобную мизансцену с его участием. А ещё – пожалел, что им до этого не пришлось вместе купаться в Красном море. В голове Лойза зазвучала мелодия флейты. Ничего больше не понимая в своём состоянии, мужчина вышел из комнаты.

4

   – Одевайтесь! – Лойз протянул Жаклин вещь телесного цвета.
   – Что это?
   – Это ваш скафандр.
   Жаклин взяла вещь, потом протянула обратно:
   – Я не буду носить это тряпьё. Где мои вещи?
   – Мы оставили их в ангаре. Но вряд ли они пригодятся вам. Возьмите скафандр и не капризничайте!
   Жаклин снова откинула руку Лойза. Это получилось несколько грубо. Саифн реактивно схватил вытянутый кулак и дёрнул женщину к себе. Задержав её совсем рядом, он испытующе посмотрел, затем, убедившись в её спокойствии, медленно отпустил и произнёс надломленным голосом:
   – Не стоит проявлять по отношению ко мне агрессию, Жаклин. Независимо от меня в моём мозгу срабатывает защитный рефлекс, способный причинить вам боль. А мне никак не хочется, чтобы вы страдали.
   Жаклин растёрла запястье:
   – Вам меня жаль?
   – Вы мне нужны, – Лойз сказал это так, что невозможно было понять по тону его намерения, – Одевайтесь! Это позволит вам передвигаться по Луазе, не подвергая себя опасности.
   – Но ведь мой брючный костюм, что остался в чемодане, ничем не хуже.
   – Я не отрицаю этого. Но он не сможет защитить вас от внезапных перепадов температур и прочих непредвиденностей.
   Осознав правоту слов саифна, Жаклин посмотрела всё-таки недовольно:
   – Тогда почему вы сами не одеваетет такой же костюм?
   Женщине казалось, что её хотят упрятать в бесформенную робу, чтобы теперь посмеяться ещё и над её видом.
   – Смею заметить, что я его и не снимал. А переодеться мне некогда потому, что вот уже почти полчаса, как я буквально прикован к капризной и любопытной особе.
   Впервые в голосе Лойза прослушивалось раздражение. Жаклин вспыхнула. Она совсем не просила ухаживать за ней. И вообще, было бы здесь всё как на Земле, она спокойно могла бы привести себя в порядок самостоятельно.
   Лойз, заметив что Жаклин обиделась, тут же принялся уверять, что ему было небезынтересно быть всё это время около неё. Предупредив, что исчезнет на несколько минут, саифн оставил женщину в зале одеваться.
   Без энтузиазма оглядев скафандр, Жаклин скривилась. Одежда походила на кожу, стянутую с тела: того же цвета и качества. Ворча себе под нос, Жаклин принялась натягивать её. Костюм был свободным. Без замков и пуговиц, он открывался на груди откидной планкой, в разрез которой Жаклин влезла без всякого труда. Длинные рукава заканчивались необычно просторными перчатками, имеющими единственное отверстие – на месте дистальной фаланги указательного пальца правой руки. Широкие штанины завершались носками, разделёнными на отделения для каждого пальца наподобие перчаток. Всунувшись в одежду, Жаклин вздохнула: она болталась на теле, как мешок. Отрезная талия тоже была широкой.
   – Пугало, да и только!
   Жаклин обречённо прислонила откидную планку к груди. Так как её нечем было прицепить, женщина прижала планку рукой и задумалась как быть дальше. Она не спросила совета как правильно одевать костюм. И вот результат: теперь Жаклин стояла посреди комнаты в полной растерянности. Наверное саифн должен был дать ей какой-то пояс или зажим, чтобы было возможно передвигаться, не придерживая ткань на себе. Но он убежал рассерженный. Прислонив руку к груди, Жаклин простояла так несколько секунд, размышляя. Как вдруг, ей послышалось шипение. И тут же женщина почувствовала, как мягкая ткань начала стягиваться на ней. Выпуская из себя лишний воздух, вещь принимала размеры тела, пока совсем не обтянула его. Теперь Жаклин чувствовала себя намного лучше: скафандр словно стал второй кожей. Натянутый точно по размерам, он позволял Жаклин без стеснения производить любые движения. Обрадовавшись, Жаклин довольно погладила себя по руке. Мягкая ткань, удивительно похожая на лайку, по достоинству выделила все изящные линии тела. Вместе с тем, доходя до самого края скул, она теперь скрывала любые изъяны кожи. Жаклин оглянулась в поисках зеркала. Увы! В комнате не было даже просто отражающей поверхности. Женщина вздохнула, поглаживая себя снова и снова и открывая на ощупь качество ткани.
   «Так вот почему у Лойза не видно ни морщин, ни волос, ни пятен», – осенило кокетку. Открытие приятно взволновало её. Зная теперь о том, что настоящее тело саифна, скорее всего не столь совершенно, как это представлялось ранее, землянке отчётливо захотелось увидеть инопланетянина в его истинной наготе.
   Продолжая гладить себя по рукам, Жаклин отметила, что одежда маскирует под собой не только особенности кожи, но и её способности к тактильным ощущениям. Единственным местом, достоверно оценивающим характеристики внешнего мира, был открытый указательный палец. И вновь Жаклин догадливо улыбнулась. Она поняла магическую силу открывающихся дверей и запущенных программ. Кроме лица, дистальная фаланга указательного пальца оставалась единственным оголённым участком саифнов. Наделённая сетью тактильных рецепторов, она принимала чувствительную информацию, обеспеченную механическим давлением при нажатии. Приняв эту информацию, чувствительные нервы, отходящие от рецепторов, доносили её до мозга. Здесь уже имелось решение на основании мысленного приказа, подаваемого заранее. Два рода ответной информации: на приказ и на механическое воздействие, одновременно возвращались в исходную точку в виде импульсов, и тут же возбуждали чувствительные элементы на эту информацию, расположенные на приёмном устройстве. Им могли быть уплотнение на дверях, кнопки пуска на стенах, иконки на дисплее компьютера. Их линии точно повторяли природную картину сети рецепторов пальца. А так как эта сеть была уникальной, то, следовательно, воспользоваться ею мог лишь владелец оригинальной сети, то есть тот, кто прикладывал к ней свой палец. Это гарантировало неприкосновенность к любого рода собственности каждого саифна. Опять всё было просто и гениально одновременно.
   Не зная как она выглядит, Жаклин прошла в зал. Лойз уже стоял там одетый точно в такой же скафандр, поверх которого были натянуты обычные тканевые шорты и рубашка. На его ногах были новые плотные ботинки и гетры.
   – Ну и как я вам? – крутанулась землянка.
   – Вопреки вашим убеждениям, светло-золотистый цвет удивительно идёт вам, – пробормотал Лойз. Увидев землянку в одном только скафандре, он сначала бросил восхищённый взгляд: она так была похожа теперь на одну из жительниц его планеты, но понял, что Жаклин заметила его внимание к ней, и быстро отвёл глаза. Её беспокойство, вызванное неуверенностью в себе в новой одежде, могло принадлежать только женщине Земли. Только там они могли столь тревожно ожидать в глазах мужчин положительного всплеска, вознаграждающего их старания. И только настоящая землянка могла вызвать в саифне столь странную для него притягательную реакцию: захотелось подойти к Жаклин и потрогать. Но Лойз уже знал, что женщины Земли коварны: разговаривая с мужчинами безразлично-естественно на совершенно другие темы, желают они при этом только одного – произвести должное впечатление. Лойз уже попался на таком трюке только что, поэтому был предельно осторожен. Его беспокоила собственная эмоциональная нестабильность рядом с гостьей. Она пробуждала в нём странные желания, объяснить которые Лойз не мог. Вот почему он не должен был воспринимать гостью такой, какая она есть, привыкать к её духовности, а постараться относиться к ней как к посторонней особи. Саифн на секунду исчез за стеной, потом вышел с куском пёстрой материи и ботинками. Осторожно подойдя к Жаклин, Лойз накинул на её плечи лёгкое платье.
   – Это – чтобы скрыть недостаток расцветок нашего мира, – пояснил он, всё так же быстро отводя глаза.
   Жаклин блеснула глазами:
   – Ой! Какая прелесть! Спасибо, Лойз за заботу.
   Бастро застегнув платье на все пуговицы, женщина почувствовала себя лучше. Право, то как до этого смотрел на неё саифн, заставило её смутиться. Взяв следом за платьем такие же, как у него, высокие ботинки, Жаклин надела их без рассуждений. Обувь оказалась мягкой. Она обтянула ноги, как сапожок.
   – Погодите, вам не хватает вот этого, – Лойз затянул ей на поясе ремешок с плейером и повесил на шею наушники от аппарата. Остановив руки на женской шее, саифн тут же аккуратно поправил один из её волосков, забившихся под высокий ворот скафандра. Мягкое прикосновение заставило Жаклин податься вперёд. Она отчётливо ощутила касание рук Лойза. Взгляд женщины потеплел. Ничего не говоря, саифн взял её под руку и вывел из жилища.
   Они спустились в гараж, похожий на предыдущий. Здесь стоял механизм эллипсоидной формы, размером не более трёх метров в длину и двух в высоту. Верхняя часть капсулы была полупрозрачна, с откидной крышей, витиевато окантованной серебристым металлом по краям. Нижняя же половинка капсулы, хотя и была сделана из тех же материалов, но казалась менее блестящей и совершенно непрозрачной. Подойдя к аппарату ближе, Жаклин увидела внутри два сидения и миниатюрное табло управления, похожее на то, которое было в машине, на которой они прилетели.
   Лойз назвал аппарат летающей капсулой внутрипланетного перемещения. Она была способна развивать скорость до шестидесяти километров в час.
   Окинув механизм понимающим взглядом, Жаклин отошла от него чуть подальше. Она никак не могла понять почему все аппараты передвижения инопланетян отдалённо напоминают по форме летающую тарелку. Возможно, эта форма как нельзя более подходила для плоскостного проникновения? Хотя, какое плоскостное проникновение при столь малой скорости.
   – Ну, хоть не укачает, – пробурчала Жаклин себе под нос.
   Лойз открыл наружную крышку капсулы, легко сдвинув её с переднего края назад. Крыша гофрированно повисла на краю. Внутри машины весь салон и особенно сидения были цвета молочного киселя. Рабочая же панель до боли блестела серебром.
   Любуясь этим блеском со стороны, Жаклин прищурилась:
   – Это тонкая сталь?
   – Нет, – Лойз пригласил садиться, – Сталь содержит в себе железо, а оно невероятно тяжело для перемещения. Материалы, которыми обшиты все электроприборы – это тончайший пласт олова станиоль.
   Жаклин полезла в машину. Лойз продолжал рассказывать. Сами приборы были сделаны из сплавов лёгких металлов, таких, как литий, или редкий для земных пород лютеций. Для полупроводников, как правило, использовался галий. Кроме того что все эти мягкие металлы были необычайно легки, мягки и легкоплавки, своей химической природой они были удобны для использования в условиях повышенного тяготения Луазы.
   Жаклин обратила внимание на то, что аппарат окантован станиолью только по окружности и в плоскости горизонтального разреза. Сам же он был сделан из другой материи. Желая похвастаться удобством капсулы, Лойз потянулся за рукой Жаклин. Он поднёс её к прозрачной верхней крышке и накрыл своею. Жаклин удивлённо заметила, что при прикосновении структура крышки оказалась мягкая и желеобразная. Не вынимая руки, Жаклин снова глянула на саифна нежно.
   – Это похоже на добрую теплую медузу. А вообще, когда я смотрю на ваш агрегат, то мне кажется что это две мягких контактных линзы, сплющенные по краям соприкосновения, – её голос был столь трепетным, что можно было заподозрить в нём не столько ответную реакцию от соприкосновения с аппаратом, сколько чувственное восприятие близости саифна. Продолжая удерживать руку луизанина, Жаклин стала спрашивать почему капсула имеет студенистую консистенцию. Лойз, заметив, что женщина повернула свою руку ладонной стороной, медленно снял свою ладонь скользящим движением и, продолжая глядеть на Жаклин, поспешил ответил. Голос его был прерывистым:
   – Это… ещё одна.. находка нашей цивилизации. Благодаря ей… частичный перенос масс… упрощается.
   Во взгляде мужчины не было больше прежнего равнодушия. Тепло тела Жаклин проникло в Лойза даже через скафандр. Уже отодвинувшись от гостьи, он всё ещё продолжал смотреть на свою ладонь, не понимая как такое возможно. Ведь ткань скафандра при любых температурных условиях была способна поддерживать постоянную температуру тела внутри одежды. Что за незнакомое ощущение, а вслед за ним неведанное чувство посетило его вновь? Открытый указательный палец после соприкосновения с пальцем девушки пульсировал. Жаклин, заметив это и почему-то таинственно улыбаясь, продолжила опрос так, словно между ними ничего не произошло.
   – Но ведь это не метал? – она похлопала ладонью по верхней крышке капсулы. В подтверждение её слов звенящего металлического звука не последовало.
   – Это жёсткий синтетический белок, похожий на миозин мышц. Органические материи легче переносят температурные перегрузки и мгновенно реагируют на повышенную радиационную активность, предупреждая нас об этом посинением.
   Хотя в местах обитания внутренние температуры не превышали двадцати пяти градусов по Цельсию, природные катаклизмы на Луазе оставались не редкостью. Порой они несли с собой массу неприятных сюрпризов, разрешение которых требовало длительного времени и определённой приспособляемости. Регулировать биоматерии в таких случаях было проще. К тому же, у них было ещё одно преимущество: при необходимости эту летающую капсулу можно было уничтожить обычным нагреванием.
   Над последней репликой Жаклин задумалась. Насколько она знала, все летающие аппараты при движении должны были претерпевать температурный шок? Как же тогда саифны добивались того, что их летающая посудина не таяла во время трения с воздухом?
   – Она простёгана соединительной тканью, – указал Лойз на окантовку крышки. Он ответил на вопрос, словно тот был задан вслух. Жаклин засомневалась, потом слегка толкнула саифна:
   – Э! Прекратите прогуливаться в моих мозгах, как по бульвару.
   Требование Жаклин было настойчивым. Она поняла, что саифн снова «подключился» к ней.
   – Я только хотел знать ваше настроение. Извините.
   Лойзу было всё так сложно и непонятно с этой землянкой, что обычно сдержанный и рациональный в решениях, с ней он терялся. Зачем, например, Жаклин только что толкнула его? Что это означало на языке чувств, и как следовало на это реагировать? И почему в момент, когда она повернула свою ладонь вверх, он почувствовал незнакомое покалывание в подушечках пальцев, особенно тогда, когда она сменила тембр голоса? Нет, всё это путало и заставляло терять самообладание. Мысленно рассуждая, Лойз параллельно продолжал объяснять почему нужно простёгивать аппарат.
   Соединительная ткань являлась биоматериалом, отдалённо напоминающим сухожилие: плотным, но вместе с тем эластичным. При определённых пропорциях белковая структура позволяла этому материалу оставаться мягким и легко распадающимся, в то время как его качества соединительной ткани придавали ему нужную термостойкость и прочность.
   – Как всё доступно! – изумлению Жаклин не было предела.
   С тех пор, как они познакомились, землянка всё больше убеждалась в том, что для того, чтобы разрешить проблему любого характера, человек должен поглубже заглянуть внутрь себя. Зачем искать сложности? Природа не зря распорядилась так, что самые сложные структуры разлагались при желании на мини компоненты. В какой-то степени Вселенная тоже могла бы быть представлена как клетка, Галактики – как атомы в ней, а планеты – как заряженные частицы, вращающиеся вокруг. Разве подобная схематизация не была логичной? Рассуждая глубже на эту тему, за энергодепо Вселенной можно было бы принять космические аккумуляторы квазары, а за структуры, выполняющие функции фагоцитоза – чёрные дыры космоса.
   Жаклин бродила вокруг аппарата. Она застряла в своих мыслях, совершенно забыв про спутника. Ей поскорее захотелось увидеть поверхность загадочной планеты, чтобы подтвердить неожиданно возникшее сравнение.
   Лойз, не рискуя прерывать её, терпеливо сидел в аппарате и ждал. И только когда женщина очнулась и попросила отвезти её наверх, саифн готовно кивнул:
   – Но прежде чем подняться на поверхность, давайте проедем в одну из наших астрологических станций. Там я смогу наглядно показать вам схему строения Вселенной.
   Жаклин согласилась.
   Капсула оказалась удивительно комфортабельной: они плавно взлетели и стали перемещаться как на воздушной подушке. Она создавалась нагреванием воздуха двигателя аппарата от генератора космической энергии, встроенного в металлическое панно впереди. Благодаря этому, аппарат двигался равномерно и медленно. Набрав перед отправлением нужную программу, Лойз теперь спокойно откинулся на внутреннем кресле и улыбался. Жаклин вовсю наблюдала за тем, что происходило по пути. Они двигались под углом вверх по широкому воздушному коридору из сжатого воздуха. Газ только скрашивал проходы, сделанные в недрах планеты. Подсветка в них обеспечивалась красными электрическими сигнальными огнями, развешенными на твёрдых породах. Из-за плотного слоя сжатого воздуха, свет огней казался розовым.
   Осматриваясь по сторонам, Жаклин облегчённо вздохнула. Эта «контактная линза» нравилась ей больше, чем тот аппарат, на котором они прилетели с Земли. Сейчас Жаклин не тошнило и голова у неё не кружилась. Они двигались по линейной траектории, наиболее приемлемой для низких скоростей. Пока Жаклин смотрела в окна, Лойз, не отрываясь, глядел на неё. Мимика лица землянки отражала все эмоции человека. Саифну это казалось непрактичным и несовершенным. Но ту же он радостно догадывался о том, что суженные глаза говорят о предполагаемой хитрости фразы, а расширенные – о восхищении; её закушенная губа свидетельствовала о досаде, а притворно сморщенное лицо – о капризе; её голос, заниженный до трепета..? Тут мысли существа с другой планеты спотыкались. Далее он объяснений поведению особи с Земли не находил. Если бы только он мог так просто понять почему рядом с Жаклин его потливость усиливалась или, например, почему, при ответе на её коварные вопросы, пропадал его собственный голос, общение с землянкой было бы намного проще. Вот и сейчас, заметив на себе пристальный взгляд, женщина развернулась к нему полностью и уставилась, не моргая. О чём она думала? Как можно было догадаться об этом, не сконцентрировавшись и не прочтя её мысли?
   – Вас что-то беспокоит? – Лойз попытался избавить себя от муки догадок.
   Жаклин продолжала смотреть на инопланетянина со странной блуждающей улыбкой. Лойз заёрзал. Но, оказывается, он зря принял всё на свой счёт.
   – Знаете, Лойз, с первой минуты нашего пребывания на Луазе у меня создаётся впечатление, что на планете кроме вас и меня нет ни одного живого существа. Почему нам не попадаются навстречу машины? Почему мы не встречаем ваших соседей по жилищу? Ваших коллег? Начальников? Должны же быть у вас начальники?
   – Как и повсюду, – Лойз обрадовался теме разговора.
   Своих правителей саифны звали Первейшими. Что же касается отсутствия других машин, то это объяснялось тем, что перед любым передвижением каждый из саифнов программировал себе персональный коридор передвижения. Это было практично и исключало катастрофы. Жаклин подумала, но спросила снова не в тему:
   – Понятно. Значит вы избегаете даже таких контактов между собой, как дорожные?
   – Таковы наши инструкции.
   – А кто их издаёт?
   – За всеми порядками на планете следят Первейшие: они нас создают, учат, определяют кому из нас где работать. А мы им подчиняемся.
   – Безропотно и раболепно, – голос был заниженным, но не злым. Сделав после реплики короткую паузу, она спросила затем обычным голосом, – И много у вас этих «первейших»?
   – Не знаю, – ответил Лойз достаточно холодно, – У меня есть только один Первейший, которому я подчиняюсь, и который меня контролирует.
   «Странный у них подход к демократии». Впрочем, Жаклин тут же махнула на это рукой: не хватало ещё только чтобы она вмешивалась в принципы государственного управления других цивилизаций! Вовсе неблагодарное дело. Разве с политикой шутят? Нет, задача учёной Земли – узнать как она может помочь своей планете. В конечном итоге, если самих саифнов устраивало то, что ими руководят и то как ими руководят, какое ей-то дело до чужих порядков?
   Размышляя, Жаклин достала из сумочки помаду, зеркало и стала красить губы. Лойз уставился на неё. Понимая, что ему интересно то, что она делает, Жаклин вновь почувствовала в себе проснувшуюся женщину. Она принялась жеманно подтягивать губки.
   – Как вы думаете, Лойз, идёт мне этот цвет помады или нет? – она совсем неожиданно и достаточно близко подсунула лицо мужчине. Лойз растерялся и от близости, и от вопроса. Жаклин захохотала и откинулась на кресло:
   – Вот так вопросик, правда? Это вам не космические скорости проповедовать.
   Лойз молчал.
   – Ладно, сжалюсь. Скажите лучше, на какой глубине находится ваше жилище, и как долго нам ещё трястись?
   Лойз отозвался почти обиженно. Не только его жилище, но и жилища всех луизан были расположены на одинаковой глубине: семьсот метров от поверхности планеты. В этом были свои преимущества. Во-первых, на такой глубине температура воздуха оставалась постоянной – плюс двадцать пять по Цельсию. Во-вторых, под покровом почвы воздух находился в относительном покое, и это было удобно для освещения и для строительства подземных коридоров. В-третьих, соблюдалась скрытность: наблюдать за жизнью и деятельностью саифнов на глубине было намного тяжелее, особенно из космоса.
   Большинство же офисов и предприятий находились выше, практически у самой поверхности. Это объснялось особенностью распространения энергии, получаемой из космоса, и возможностью ведения строжайшего контроля за состоянием Луазы.
   Лойз рассказывал медленно, тщательно подбирая слова так, словно боялся проговориться. Жаклин чувствовала, что вновь задела тему, не подлежащую особой огласке, поэтому на время замолчала и устремила взгляд за окно. Ничего особенного тем не происходило: ускорившись до максимума, капсула скользила вверх по переходящим один в другой коридорам. Мимо проплывало множество светящихся столбов и табло. На каждом были цифры, либо знаки. Что они обозначала и в каком измерении, Жаклин не понимала. Что-то корректируя на цифровом панно, Лойз наскоро объяснил. В целом, это были определённые указатели, уточняющие расстояние до поверхности планеты, атмосферное давление на ней на сегодня, метеоусловия: силу ветра, уровень радиации и всякое прочее. Так как, оказывается, Луаза почти не имела атмосферы, саифны не могли жить на её поверхности. Поэтому, прежде чем туда подняться, каждый их них должен был узнать какой радиозащитный шлем необходимо надеть. Саифн попросил Жаклин набраться ещё немного терпения: через несколько минут они уже должны были прилететь в избранную астрологическую лабораторию.
   – Там вы сможете через телескоп посмотреть на нашу планету снаружи. Предупреждаю, это не совсем то, что вы привыкли видеть на Земле.
   Жаклин не отреагировала: теребя сумочку, она думала о том, как жаль, что на Луазе нет атмосферы! Значит здесь нельзя было встретить ни море, ни лес, ни снежную вершину… Как же так случилось, что саифны, так похожие на людей, живут совсем в иных условиях? И даже не смотря на то, что Лойз сказал ей, что, при желании, он сможет отвести её на берег искусственного подземного моря, Жаклин поспешно отказалась. Какое море? Нарисованное? Или внушённое гипнозом? Она представила себе этакое подобие поверхности водного бассейна.
   – Зря вы не верите мне, – Лойз попытался развеселить гостью. Он стал уверять, что и моря, и леса, и ещё многие био структуры, исчезнувшие с поверхности Луазы, были воссозданы в глубине планеты с абсолютной точностью. Их моря были хотя и маленькими, но также наполненными водой, как и моря голубой планеты.
   – А в лесах у нас растут настоящие деревья, – поспешно добавил он. Заметив, как во взгляде Жаклин появился прежний интерес, он тут же предпочёл предупредить, чтобы избежать недоразумений, – Правда выращены они под плёнкой.
   – Как это «под плёнкой»? – оторопела Жаклин, – Как овощи в теплице?
   Лойз кивнул. Жаклин вспомнила небо во дворике саифна. Не зря оно показалось ей неестественным; наверняка его тоже натянули. Она невольно сморщилась:
   – Парниковые огурцы не пахнут так, как грунтовые.
   При этих словах Лойз сник и грустно усмехнулся. Замечание Жаклин было до невозможности точным. Не зря она работала в организации, защищающей Землю. Догадавшись, что Лойз старается угодить ей, Жаклин виновато посмотрела и извинилась за излишнюю эмоциональность. Ей не хотелось казаться требовательной и капризной. Ведь не Лойз был виной тому, что на Луазе всё происходило не так, как к этому привыкла землянка.

5

   Вскоре их капсула остановилась в точно таком же, как у Лойза, гараже. Проделав путь на лифте из потока воздуха, путешественники попали в здание обсерватории. Это была огромная круглая комната с уходящим ввысь прозрачным потолком, напоминающим небосвод, напичканная всевозможными оптическими, радиотехническими, астрологическими, акустическими приборами, среди которых махиной выделялся телескоп. Огромная зеркально-линзовая труба стояла посреди обсерватории, окружённая массой больших и маленьких трубочек, колёсиков и коробочек. Но не это прежде всего привлекло внимание землянки и заставило остановиться на пороге. Взору женщины впервые предстали другие саифны: обычные на вид мужчины и женщины, каждый из которых занимался своим делом, не обратив на вошедших никакого внимания. Луизане спокойно передвигались по просторной комнате, подходили по очереди к разным приборам, что-то записывали, программировали на компьютерах, получали с дисплеев данные или снимки, негромко обсуждали их. С виду их деятельность ничем не отличалась от рабочей обстановки любой из крупных земных фирм, где никто ни от кого не зависим. В обсерватории находилось не более тридцати существ. Между собой они перебрасывались отдельными короткими фразами, тон которых характеризовал скорее повелительное наклонение. Внешне все саифны выглядели одинаково ухоженными. Одеты они были в такие же мягкие скафандры, какие были на Лойзе и Жаклин. Из-за того, что кроме скафандров ничего другого на них не было, каждый из существ походил на голую живую статую. Это рассмешило Жаклин. Она вспомнила взгляд Лойза, впившийся в неё до того, как она накинула платье. Почему он тогда удивился её виду? Ведь, на первый взгляд, землянка ничем не отличалась от женских особей саифнов, прохаживающихся по обсерватории? Жаклин стала приглядываться, пока не поняла наконец разницу. Походки луизанок были прямыми, а жесты – обеспечивающими требования работы. Ни одна из женских особей не виляла бёдрами, не наклоняла кокетливо голову набок, не улыбалась смущённо, не ставила руки на пояс, зрительно уменьшая талию. Наверное, именно эти детали поведения землянки при выходе в новом наряде, повергли саифна.
   «Во всяком случае, из-за одного только цвета волос он вряд ли стал бы делать мне удивлённые глазки», – решила Жаклин и оказалась неправа. Именно сочетание её светлых волос и зелёных глаз, высвеченных отдельными островками на общем одинаковом фоне наряда, привлекали к ней внимание больше всего. Цвет волос у всех саифнов был одинаковым: тёмно-каштановым. Глаза – тёмными. Кожа лица – удивительно ровной и опять-таки без морщин и пятен. Разглядывая их, Жаклин подумала, что идеальные причёски и выражения лиц, застывшие под непроницаемой мимикой, делают саифнов похожими на механизмы. И всё же, это были живые существа. Стоя поблизости, Жаклин слышала, как они дышат, видела, как некоторые из них смотрят украдкой, словно опасаясь чего-то или не желая показаться любопытными.
   «Интересно, а знают ли они, что я – жительница другой планеты?»
   В сопровождении Лойза Жаклин прошла в дальний конец помещения. Пока они шли, работники обсерватории, попадавшиеся навстречу, попеременно кивали им. На их лицах появлялось мимолётное выражение, отдалённо напоминающее улыбку или заинтересованность. Некоторые из присутствующих при приближении здоровались на родном для Жаклин языке. Подтверждало ли это их осведомлённость о происхождении гостьи? Жаклин захотелось спросить это, а заодно узнать есть ли у саифнов единый язык общения? Едва лишь перекинувшись с инопланетянкой приветствием, саифны тут же отходили и принимались за работу. Было ясно, что приветствия являлись проявлением воспитанности, а отнюдь не эмоций. Жаклин растерянно посмотрела на Лойза.
   – Не стоит обращать внимание, – пояснил он, – Пойдёмте, я покажу вам то, ради чего мы сюда пришли – карту Вселенной.
   Они подошли к огромному широкому креслу посреди обсерватории и сели в него. Лойз опустил кресло в лежачее положение. Так было удобнее рассматривать купол над ними. Сначала небосвод стоял прозрачным и через него легко различались лучи света снаружи. Но как только Лойз нажал на пульт, купол стал темнеть. Он словно затягивался шторой. Как только он окончательно потемнел, Лойз зажёг его и вверху вспыхнуло миллионное количество лампочек и фонариков. Их расположение напоминало скрученные спирали проводов, беспорядочно заключённых в пространстве большого объёмного шара.
   – Смотрите, Жаклин, это и есть наш планетарий.
   Очарованная, Жаклин молчала. В её глазах отражалось восхищение. Ни на секунду она не могла оторваться от мириады звёзд на куполе.
   Лойз с любопытством наблюдал за выражением лица гостьи. Внутренне он был рад и горд тому, что смог в очередной раз удивить и порадовать её зрелищем. Обзаведясь лазерной указкой, Лойз принялся объяснять, не дожидаясь, пока Жаклин посмотрит на него.
   Как было известно, понятие «вселенная» имело два значения: существующий мир во всём его разнообразии и непостижимости, и та часть материального мира, которая доступна исследованиям астрономов. Вселенную во втором значении учёные нередко называли Мегагалактикой. Тогда в первом значении, вселенная была создана множеством Мегагалактик. Эти структуры космоса, в свою очередь, состояли из множества скоплений галактик. Чтобы не запутаться в определениях, Лойз предложил рассказать сначала именно о них. Для примера, саифн объяснил, что Мегагалактика, в которой живёт Жаклин, включает в себя тысячи галактик. Самые известные из них для людей были Солнечная система с Землёй, Туманность Андромеды и Магеллановы облака. Большинство галактик имело спиральную форму, то есть они состояли из спиральных веток, представленных образованиями из горячих звёзд и газово-пылевой материи и отходящих от центральной части галактики к её периферии. Планетами назывались наиболее массивные тела галактик, движущиеся по эллиптическим орбитам вокруг светил и от них же получающих энергию. В галактике Земли этим светилом было Солнце.
   Всё это Жаклин уже знала, поэтому рассказ на данном этапе был совсем понятным.
   Саифн включил светящийся экран на одной из стен обсерватории. Водя по нему лучом от своей световой указки, он принялся чертить схему внутреннего строения галактик по форме спирали. Расположение галактик в системе Мегагалактики являлось неравномерным. Чаще всего они образовывали ячеистые скопления, похожие на соты, концентрируясь к ядру – экватору Мегагалактики.
   Убедившись, что Жаклин следует его объяснениям, Лойз продолжил. Благодаря тысячелетним наблюдениям и расчётам, луизанам удалось вывести форму расположения Мегагалактик относительно Вселенной. Лойз добавил к уже начерченной схеме другую. Эт было новой темой, человечеству пока ещё неизвестной. На чём саифн сконцентрировал внимание гостьи. Жаклин максимально напрягла зрение и слух.
   Сразу стало заметно, что геометрическая картина межгалактического расположения несколько иная. Здесь тоже существовал так называемый центр или ядро Вселенной. Каждая из множества Мегагалактик располагалась во Вселенной вокруг этого ядра и, таким образом, заполняла какой-то оперделённый её объём. И в то же время было видно, что Мегагалактики расположены не как соты, а, скорее, как грани в кристалле. Пространство между гранями, составлявшее площадь собственно кристаллической плоскости, являлось межгалактическим звёздным пространством. Площади плоскостей были разными: одни больше, другие меньше, некоторые правильной геометрической формы: в виде квадратов или треугольников, другие в виде усечённых во многих местах разноугольников. Неодинаковыми были и размеры и толщина их граней. Они могли менять свою форму, как любая материя, изменяя при этом плоскости кристалла. Именно поэтому никому до сих пор до конца не была известна точная форма Вселенной, как мира. Зато было достоверно точно, что одна Мегагалактика-грань примыкает к другой, другая к третьей, третья к четвёртой и так далее, до тех пор, пока все они не составят объём Вселенной-кристалла.
   Лойз остановился.
   – Устали? – Жаклин тоже была бы не прочь сделать паузу. Но саифн предложил обратное:
   – Нет, просто теперь слушайте ещё внимательнее. Сейчас речь пойдёт о том главном, что необходимо не только понять, но и запомнить. Для предков.
   – Чьих предков? – Жаклин было странно слышать такое, зная, что саифны решили уничтожить людей.
   – И ваших, и наших. Не задавайте вопросы на этот счёт. Всё в своё время. Согласны?
   – М-м.. – а что ей оставалось делать? Жаклин кивнула.
   – Тогда я продолжу.
   Лойз стал водить лучом по граням кристалла, представляющим Мегагалактики. На схеме, начерченной на экране, было отчётливо видно, как плоскости одних Мегагалактик соприкасались между собой в местах кристаллических вершин. Плоскости других следовали в синхронном параллельном расположении и, казалось, никогда не были способны пересечься. Но чаще всего встречались такие Мегагалактики, как те, в которых находились Луаза и Земля. Расположенные по две стороны правильного прямоугольника, они шли в строгой параллельности одна к другой, разделённые миллиардами тысяч световых лет межгалактической звёздной пыли.
   Найдя на схеме их Мегагалактики, Лойз указал в них на две точки, стоящие напротив.
   – Вот они, Земля и Луаза, видите? Чётко расположенные на одних и тех же координатах звёздного неба, относительно экваторов их Мегагалактик и относительно центра Вселенной-кристалла, две планеты симметрично удалены от центральной оси плоскости кристалла, в которой они находятся. В их галактиках, противостоящих друг другу, как два зеркала, практически все физико-биологические процессы идут по закону повторения. Именно в таких условиях зеркального отображения галактик, возможно появление планет близняшек. У Луазы и Земли, находящихся в системе таких галактик на одном координационном уровне, одинаковы и природа их возникновения, и эволюция развития, и процесс их исчезновения. Помните, я рассказывал вам про одномоментное появление Луазы и Земли? – напомнил Лойз, – Так вот, теперь вам будет понятнее почему возможны планеты близняшки. И, хотя, сегодня, в результате смещения материи, мы уже не находимся на исключительно противоположных гранях, всё-таки горизонтальные плоскости наших галактик противостоят одна другой, или, говоря языком учёных, надстоят друг над другом. Вот они : Земля и Луаза. Если сквозь всю площадь данной кристаллической плоскости провести мнимую прямую, то соединить их не составит никакого труда.
   Лойз обвёл указкой две маленькие лампочки, зажжённые на общей карте-схеме, иллюстрируя рассказ. Жаклин смотрела на начерченный рисунок не отрываясь. Перед столь незаурядным открытием, глаза её блестели от умиления. Говорить что-либо она была не в силах. Лойз, проникнувшись её состоянием, прервал рассказ, позволив женщине в тишине любоваться картиной Вселенной. Затем тихо продолжил.
   Именно благодаря одномоментному чёткому появлению поверхностей двух параллельных «зеркал-галактик», стало возможным существование в них идентичных или почти идентичных материальных микро-элементов. В данном случае такими элементами явились их две планеты и их био структуры, к которым относились и сами существа.
   Лойз улыбнулся, вызвав ответную улыбку у Жаклин.
   – А насколько наши Мегагалактики похожи друг на друга? – От необычности рассказа, Жаклин чувствовала себя возбуждённой.
   – Кроме возраста цивилизаций, различие между ними в том, что наша Мегагалактика больше по объёму чем та, в которой расположена Земля.
   – Так, если следовать подобной логике, то, значит, вполне вероятно, что где-то в просторах Вселенной вполне реально найти ещё несколько планет, похожих на наши? – Жаклин почему-то обрадовалась.
   – Это не только вероятно, это – факт. Наши учёные даже сумели рассчитать место расположения ещё двух планет, имеющих в пространстве Вселенной те же слоевые межгалактические координаты, какие имеют Луаза и Земля. Только эти планеты расположены с других сторон от граней наших Мегагалактик, отчего долететь до них тяжело. Но можно. Лойз говорил серьёзным тоном. Жаклин посмотрела недоверчиво. Как же саифнам удалось доказать всё это, если Лойз говорил ей ранее, что форма галактической материи вечно изменяема и, к тому же, пространственно-временного лимита не существует?
   «Впрочем, когда-то людям не было знакомо даже строение клетки», – улыбнулась она себе самой.
   Действительно, когда-то рассмотрение клетки было технически невозможным. Но потом изобрели микроскоп. А после того, как Томас Шванн впервые сформулировал клеточную теорию, даже на Земле его последователи учёные сделали большой шаг в философии строения не только микро-организмов, но и макромиров. Луизане, давно уже зная о клетке, стали искать объяснение составу физической материи Вселенной, опираясь именно на эти знания. И пусть сегодня сравнить строение такой биологической ткани, как кожа человека, и такой физической материи, как, например, галактика, было бы довольно примитивным и даже приблизительным, всё же, это сравнение, с точки зрения философии, могло быть допустимым. Ибо всё, что не доказано, подлежит рассмотрению и требует разных гипотез. Вот почему саифны в своё время предположили, что даже Вселенная, в понятии скопища мега галактических миров, это возможно всего лишь структурная единица чего-то большого, напоминающего отдельную клетку. Тогда допускалось вполне возможным существование другой такой единицы, представляющей другую Вселенную. Отчего мир получался действительно бесконечен, ибо невозможно было точно знать, в состав какого именно организма входили эти самые «клетки».
   – Допустите, что наша Вселенная – всего лишь элементарная живая единица огромного организма, напоминающего по организации человека, и вы поймёте, что предела пространству нет.
   Слова Лойза подтверждали мысли самой Жаклин.
   – А может это пока вовсе не сформированный организм, а только его эмбрион в самой начальной стадии развития, и тогда таких клеток всего только две или четыре или шестнадцать… – Жаклин задумалась. Перед величием мира, она сжалась. Конечно, всё могло быть и так. Во всяком случае, на сегодня одно не подлежало сомнению: космос – живая структура, в которой по законам природы Вселенные, галактики, звёзды отмирают и рождаются также, как отмирают и рождаются любые другие физические материи или биологические ткани.
   Жаклин мечтательно посмотрела на купол. Туда, где по уверениям Лойза, на двух противоположных гранях смотрели друг на друга их планеты.
   – Так, значит, мы идём по вашим стопам? – переспросила она с таинственной улыбкой, – И каждый наш цикл эволюции протекает по тем же законам и с теми же последствиями, по каким развивалась и ваша цивилизация? И всё это объяснимо именно вот этой симметрией расположения в просторах Вселенной? Какой же песчинкой я чувствую себя по сравнению с этой махиной! Какой малостью!
   Глаза Жаклин ещё больше увлажнились. Она смотрела на Лойза, и в этот миг казалась беззащитной более, чем когда-либо. Саифн протянул руку в знак поддержки и в момент, когда Жаклин повернула в его руке свою ладонь и сцепила пальцы, остался недвижим. Вновь почувствовав тепло чужой руки, Лойз упоённо замер. Его притягивала эта близость и хотелось сидеть так до бесконечности.
   – Не надо бояться, Жаклин, – голос мужчины прерывался, словно он успокаивал не только женщину. Жаклин благодарно подняла глаза. Ей тоже нравилось быть рядом с инопланетянином и вот так, глядя на звёзды, принадлежать только ему, себе и вечности. Растревоженная рассказами и ещё больше возбуждённая трепетом мужской руки, именно в этот момент Жаклин думала уже не о величии Вселенной.
   – Скажите, Лойз… – она замерла. Повернув лицо близко-близко, так, что чувствовалось тепло её дыхания, глазами Жаклин поглотила сидящего рядом. Её голос снова был с придыханием. Испугавшись очередного подвоха, саифн сглотнул слюну. Вокруг них находились его соплеменники, и он не мог позволить себе быть слабым или смешным. Лойзу необходимо было найти силы, чтобы отвернуться. Пытаясь избежать чего-то непредвиденного, луизанин опустил голову. И когда Жаклин, не отстраняясь, заговорила всё тем же вкрадчиво-тихим голосом, саифн облегчённо выдохнул. Войдя в его положение и поняв противостояние мужчины, учёная Земли задала вопрос о расстоянии между их планетами.
   Одновременно и смущённый, и обрадованный столь неожиданно трезвым вопросом при подобной интимной обстановке, Лойз немедленно взял себя в руки и ответил:
   – В целях сохранения общепланетарной тайны, я не могу дать вам, Жаклин, ни космические координаты Луазы, относительно экватора Вселенной, ни расстояние, разделяющее её с Землёй.
   Саифн говорил сухо. Он снова был тем самым осторожным инопланетянином, каким помнила его Жаклин в первые минуты знакомства. Несмотря на только что существовавшую между ними духовную близость, после слов Лойза ощущение покоя и радости в мгновение ока исчезли, сменившись очередным угнетением. Жаклин опять показалось, что она – всего лишь изучаемый экспонат.
   Заметив её отстранение, Лойз встал с кресла. Жаклин осталась одиноко сидеть в нём среди чуждых ей существ. Выключая экран и вновь растягивая чехол купола обсерватории, Лойз искоса наблюдал за землянкой, читая её мысли. Чувство жалости, неведомое ему доселе, неприятно охватило его всего, отчего стало резать в глазах.
   «А ведь она в десять раз сильнее меня», – беспомощно подумал саифн. Ему необходимо было найти какое-то противоядие не позволяющее раскисать. Динамично сжав кулаки несколько раз подряд, Лойз вернулся к креслу, протянул руку и рывком поднял гостью. Он напомнил, что она хотела посмотреть поверхность Луазы.
   Подведя Жаклин к телескопу, Лойз указал на оптическую трубу. Жаклин смотрела грустно. Саифну вновь стало неловко перед ней. Словно оправдываясь за сухость, проявленную ранее, он всё-таки рассказал о том, что их полёт продолжался по времени не более часа земного времени. Подробная кратковременность обеспечивалась высокой скоростью передвижения. Кроме того, перемещаясь в пределах своей галактики, люди движутся исключительно вдоль плоскости той мега галактической грани, которая составляет кристалл Вселенной. В то время как они при перелёте из одной Мегагалактик в другую, словно проехались по поперечному срезу плоскости. Это было гораздо короче. И именно поэтому такой способ передвижения назывался плоскостным.
   Расстроенная и уставшая, Жаклин слушала молча и ругала себя за то, что возомнила невозможное.
   «Он ничего не чувствует. Все мои переживания для него ничего не представляют», – корила себя женщина, стоя у телескопа. Слова саифна пролетали мимо ушей.
   Лойз меж тем принялся объяснять устройство оптического прибора трубы. На самом деле это был не телескоп, а перископ, в том смысле, в каком определяют его технические характеристики. Точно такой же перископ, каким пользуются сегодня земляне, только более совершенный. Выведенный из недр Луазы на её поверхность, аппарат был настроен на один из горных пиков планеты. Проверочно заглянув в смотровую трубу аппарата, Лойз пригласил к ней Жаклин.
   Чувство обиды по-прежнему владело женщиной, поэтому она ничего не ответила. Нехотя подойдя к перископу, Жаклин уселась за него и посмотрела в трубу.
   Землянка увидела чёткие очертания горного рельефа: тёмные глыбы скал и каменистую почву хребтов. Горы были покрыты сухим, жёстким слоем не то чёрной глины, ни то смолы, лишённым малейшей растительности. Толстая насыпь песка, перемешанного с кусками дроблёных каменьев, напоминала Жаклин Египетскую пустыню. Единственным различием было отсутствие на поверхности Луазы каких-либо признаков жизни. На Земле, даже в самый жаркий зной, в пустыне можно было разглядеть следы её обитателей. В песке были прорыты норы сусликов и тушканчиков. Скудная растительность пробивалась сквозь сухие сыпучие почвы. Здесь же ничего этого не было. Верхний слой песка то и дело подхватывался порывами постоянных ветров и уносился то в одну сторону, то в другую, обнажая под собой скалистые горные образования.
   На первый взгляд Жаклин показалось, что ей предложили обследовать мёртвую зону, оставленную грандиозным пожаром. Пламя всё сожгло на планете до тла и ветер, разнося эти золу и пепел, навевал тоску и страх на любого, перед кем представала подобная картина. На этой земле не было даже упоминания о жизни. Искорёженные горы, обезображенные оголившимися костями планеты, напоминали останки скелета какого-то огромного животного, некогда существовавшего, а теперь забытого навеки. По представлениям Жаклин, так силы зла и несправедливости должны были праздновать победу, насмехаясь над уничтоженными ими радостью и добром.
   Неожиданно для себя, учёная принялась описывать планету вслух. Она рассказывала всё, что видит, тревожным голосом, трагично доводя его до апофеоза. От её повествования, находящиеся в обсерватории саифны замолкли и остановились. Это поразительное молчание заставило Жаклин оторваться от перископа. Женщина посмотрела на существ, уставленных на неё, и чуть не вскрикнула. Это было невероятно, но это было правдой: лица луизан, сморщенные как от боли, откровенно проявляли определённое чувство: печаль. Это состояние существ другой планеты так не сочеталось с рассказом Лойза об утрате саифнами чувственности, что спонтанно Жаклин пришло на ум, что всё, услышанное ею ранее, правдиво лишь частично.
   Отстранившись от трубы перископа окончательно, Жаклин посмотрела на своего сопроводителя. Его глаза замерли на одной точке. Взгляд был потухшим. На губах остановилась невыраженная мысль. Казалось, Лойз углубился в какие-то далёкие, тревожные воспоминания. Теперь пришла очередь Жаклин пожалеть саифна. Зная об отсутствии жизни на поверхности Луазы, разве могла женщина предположить до какой степени угнетающим было состояние планеты на самом деле? Только теперь Жаклин догадалась почему предки так видоизменили лимбическую систему современных саифнов. Оставшись наделёнными различными чувствами, они давно уже погибли бы от тоски и от боли за судьбу планеты. А еще, именно в этот миг, гостья с Земли поняла: если на первых порах общения с Лойзом ей хотелось добиться его внимания и пробудить в нём ответные чувства, руководствуясь исключительно своей женской природой, то теперь в ней стал возгораться ещё и профессиональный интерес.
   «Во что бы то ни стало я должна вернуть саифнам память о чувствах, – смело решила Жаклин, – Иначе, они и вправду превратятся в бесчувственных роботов. Только вот с чего начать?»
   Жаклин поняла, что ей становится небезразличной эта страдающая планета и её молчаливые жители. А больше всего она привязывалась к Лойзу: порой жёсткому и неуклюжему, но, по большому счёту, заботливому и внимательному.
   Оглядев сожалеющим взглядом всех, кто находился в обсерватории, Жаклин повернулась к Лойзу:
   – Давайте поскорее поднимемся наверх. Мне хочется увидеть Луазу поближе.
   Саифн хмуро свёл брови:
   – Разве вас не разочаровал её вид?
   – Я расстроена, Лойз. За вас. За планету. Но это не значит, что у меня пропал интерес к дельнейшему путешествию. Пожалуйста, поспешим!
   Лойз кинул на спутницу благодарный взгляд и повёл под руку к выходу.

6

   Пройдя пешком множество одинаковых коридоров и несколько раз поднявшись на лифах, путешественники попали в большой ангар, оказавшийся пустым. Это была уже не пещера, выдолбленная в горе, а настоящее прочное сооружение с толстыми стенами, похожими на бетон. Выстроившись в одну линию, здесь возвышалось несколько прямоугольных массивных тумб, каждая размером с теннисный корт. Их поверхность состояла из зеркальных металлических пластин. Зеркала были отполированы и залиты многослойным диэлектрическим покрытием для достижения высокого коэффициента отражения. Лойз назвал тумбы стартовыми площадками. Они располагались строго по центру ангара. На потолке из непроницаемого для света материала, над каждой из площадок были различимые створки люков. Размеры створок чётко соответствовали параметрам площадки. На отдельных платформах, придвинутых к стенам ангара, располагались летательные аппараты наружного пользования. От каждой платформы с аппаратом до площадки шли навесные рельсы.
   Форма аппаратов была настолько интересной, что тут же привлекла внимание Жаклин. Женщина вспомнила, как несколько лет назад Пол Ларги, тот самый космокибернетик, позвонить которому она пыталась перед отлётом с Земли, уговорил её поехать в Европу на международную космическую выставку. Жаклин, не особо любившая технику и практически ничего в ней не понимавшая, согласилась на визит исключительно, чтобы попутешествовать. Но позже она оказалась невыразимо благодарной другу: биолог попала тогда в совершенно другой, отличный от земного, мир. В атмосферу, в которой царили иные механизмы, технологии и даже мышление. Жаклин долго тогда находилась под впечатлением увиденного и не переставала удивляться совершенству разума инженеров-конструкторов.
   Вот и теперь землянку охватило подобное чувство. Различие аппаратов на Луазе и их необычный вид не переставали поражать. Лойз с уверенным видом остановился около одного из тяжеловесов и подозвал Жаклин. Его объяснения сводились к следующему.
   Все аппараты на Луазе делились на четыре основных типа. Первые – исключительно для подземного внутрипланетного перемещения по линейной траектории – те самые контактные линзы из твёрдого белка и сканиоли.
   Аппараты второго типа Жаклин тоже видела: на одном из них они прилетели на Луазу. Это были машины для межпланетного передвижения, способные легко распадаться в условиях плоскостного перемещения.
   Третий тип аппаратов служил саифнам для вертикального спуска-подъёма в глубокие тоннели недр планеты, а также для чистки этих тоннелей. Все машины третьего типа напоминали большую юлу, высотой не менее двух с половиной и диаметром не менее полутора метров, ввинчивающуюся острием в плоскую полую пластину. Подойдя к такой юле, Лойз предложил подняться в неё. Жаклин последовала за проводником.
   Забравшись в прозрачную сердцевину юлы, Лойз усадил гостью на единственное место водителя. Сам же встал позади и принялся пояснять назначение кнопок табло управления. Не приводя механизм в движение, Лойз продемонстрировал основные этапы его работы. Как уже было сказано, этот аппарат с усечённым концом предназначался для глубинных погружений в недра Луазы.
   Для вывода летательных аппаратов третьего и четвёртого типа из ангара, саифнами был разработан рациональный метод. Выброс аппарата в тоннель горных пород планеты производился при помощи струи нагретого воздуха. Создать подобный поток было нетрудно: постоянная температура воздуха у поверхности соответствовала восьмидесяти градусам по Цельсию. Тонкий слой атмосферы был представлен более чем на восемьдесят процентов водородом с незначительным присутствием в нём кислорода, молекул воды и образованиями углекислого газа. Дышать таким воздухом было нельзя, но зато его легко можно было превращать в пар затем, чтобы потом использовать силу этого пара для поднятия лётных аппаратов. Нагрев воздух и сжав его, саифны производили его подачу в ангар в виде одноразово-выбрасываемого пучка. Короткая струя газов, направленных строго на зеркальное пятно подставок, ударялась в стартовую площадку. От удара, усиленного отражением, пучок отскакивал от площадок и выбрасывал заранее установленные аппараты. Выброс происходил по заданной траектории в один из стартовых тоннелей. Далее катапультирование сменялось одним из видов тяги, в зависимости от того, куда двигался выброшенный аппарат. Если он, в случае юлы, должен был спускаться, в действие подключались законы планирования. Аппарат-юла имел в своих стенках множество встроенных пластин, которые, при необходимости планирования, выдвигались из боковых панелей. Параллельные пластины делали механизм похожим на слоистый реечный квадрат. Эластичные и компактные, они, как натянутые паруса, сдерживали собою потоки воздуха, поступающего из тоннеля, превращая движение в медленный спуск. Строение пластин было сделано по особому типу. Те, что выпускались у основания юлы, были самыми длинными и прочными. Именно они принимали не себя всю изначальную нагрузку давления воздуха при планировании. Каждая из последующих пластин была короче и тоньше предыдущей так, что самые верхние пластинки-паруса были еле заметны глазу. Но, с другой стороны, если толстых пластинок было немного, то сосчитать точное количество пар тонких пластин было невозможно. При роспуске они казались нанизанными на основание прозрачной оси аппарата, в которой располагалась кабина пилота. Аппарат, со всеми выпущенными из юлы пластинами, приобретал форму правильного куба: тяжёлого и мощного внизу и постепенно облегчающегося кверху. И если площадь нижних длинных пластин позволяла аппарату сохранять равновесие, то огромная площадь верхних пластин-парусов помогала ему удерживаться в воздухе и не падать. Для спуска использовалось компьютерное рулевое управление. При заданной скорости оно последовательно то сворачивало, то разворачивало пластинки-паруса по их оси, уменьшая, таким образом, площадь их сопротивления воздуху. Вытащив и распрямив все пластинки аппарата, Лойз показал как управлять ими. Это оказалось совершенно несложно, учитывая, что все операции в смене конфигурации пластин осуществлял корабельный компьютер. Больше всего Жаклин понравился процесс скручивания пластинок по продольной оси. Это было похоже на взмахи крыльев птиц при полёте. Сам же аппарат, оперённый по всей высоте, напомнил воланчик для бадминтона необычной квадратной формы. Радостно нажимая на кнопки управления, Жаклин вдруг замерла:
   – Простите, Лойз, но этот аппарат ведь должен же потом как-то обратно подниматься? А куда же тогда деваться пассажирам?
   – Молодец! – обрадовался вопросу саифн, – ему нравилось, что гостья наконец-то перестала комплексовать.
   Жаклин, зардевшись от комплимента, посмотрела тем самым кокетливым взглядом, что делал её неповторимой. Вновь смутившись проявлением её низменной женской породы, Лойз поскорее углубился в объяснения.
   Действительно, аппараты глубинного спуска должны были не только спускаться, но и уметь останавливаться на определённой высоте. Остановки требовались для того, чтобы очистить коридоры от зарослей лишайников, густо плодившихся в тёмных недрах Луазы. Разрастаясь в дебри, сапрофиты пожирали остатки мелких живых организмов, представленных несколькими разновидностями червей. Таким образом, лишайники являлись санитарами подземных скал Луазы. В то же время, толстые наросты растений мешали передвижению по коридорам. Поэтому их приходилось счищать специальными ножами. По завершении спуска саифны поднимались на аппаратах обратно, возвращая их в ангары ближе к поверхности. Для этого режим работы механизма включал в себя смешанный цикл. Отработав на глубине, пилот корабля сажал его на одной из глубинных поверхностей, также, как ангар, наделённых стартовыми площадками, но только уже без зеркал. Здесь он «заправлял» обратно все пластинки-паруса, придавая аппарату исходную форму юлы. Проделав это, пилот, опять же при помощи компьютерного управления, включал в действие генератор космической энергии, установленный на корабле. Генератор, используя ядерную энергию космоса, максимально сконцентрированную в аккумуляторе, преобразовывал её в электрическую энергию. Она приводила аппарат в движение и, медленно закручивая, вертикально поднимала на стартовые позиции в ангар. Подобный вид механического движения, но только без скручивания, использовали и летательные капсулы внутреннего передвижения второго типа. Воздушная подушка, на которой они перемещались, создавалась при помощи энергии генераторов.
   Объяснения Лойза оказались на этот раз не только понятными, но и интересными. Чувствуя за спиной его дыхание, Жаклин думала о том, что, если бы им удалось пожить вместе некоторое время, скорее всего, она привыкла бы ко всем невидалям Луазы и её жителей. Окружающий мир с открытием каждого нового изобретения потрясал своей простотой и логичностью. Вопреки прежним убеждениям, теперь Жаклин хотелось бы попробовать жить в подземелье, питаться, как питаются саифны, и, как они, свободно перемещаться в космосе. Лишь по двум пунктам землянка была не согласна с миром инопланетян. Первый относился к неизменному облику каждого из них. Из эгоистических соображений, молодой женщине трудно было смириться с тем, что после её смерти на планете появилась бы точно такая же, как она, особь, наделённая точно такими же, как у неё, способностями. Второе несогласие относилось несомненно к изменению центров чувствительности мозга саифнов. Подобное «совершенство» для учёной даже не подлежало обсуждению. Она считала, что любые чувства, положительные, как и отрицательные, наделяли мозг смысловой нагрузкой, позволяя ему развиваться. Конечно, эволюция человеческих мозгов шла гораздо медленнее, чем у саифнов, зато она была чище. А значит – более естественной. Не зная, читает ли Лойз её мысли, Жаклин оглянулась. Саифн стоял за ней с закрытыми глазами. Она позвала:
   – Алло, Лойз! Вы спите, что ли?
   Он поспешно открыл глаза:
   – Вовсе нет. У меня отчего-то защипало в глазах. Скорее всего, это проблема слёзной железы. С возрастом она перестаёт выделять достаточное количество секрета и оболочки глаз сохнут, – голос был недовольным. Лойзу неловко было признаваться в слабостях. При том напряжении, что постоянно выдерживали саифны, наиболее мелкие органы страдали чаще. Возможности инопланетян различать инфра-красный спектр воздуха были приобретены в результате процесса естественного развития, вызванного особенностями жизни под землёй. Благодаря этому, им было доступно видение в ночи и на больших расстояниях. Роговица их глаз имела двойной набор чувствительных клеток, радужная оболочка стала исключительно тёмной, а зрачок значительно расширился и приобрёл качества объектива панорамной съёмки. При этом слёзная железа осталась прежних размеров, а, значит, вырабатывала такое же количество секрета, как и железа человека. В принципе, для никогда не плачущих саифнов, такой объём слёз был достаточен; он служил лишь для увлажнения роговицы и её очищения. И всё же, постоянная жара на поверхности планеты, а также яркое освещение не могли не раздражать органы зрения. Никакие светозащитные фильтры очков не предохраняли их полностью. Отчего с возрастом саифны страдали от жжения в глазах, вызванного чрезмерной их сухостью. Имплантация слёзной железы, широко практикуемая на Луазе, на время спасала от подобного недуга. Но для таких, как Лойз, часто подвергающих себя плоскостным переносам, пересадка мелких органов производилась нечасто. Это отнимало много рабочего времени. Приходилось мириться с подобными профессиональными заболеваниями, спасаясь от пощипывания в глазах обычным покоем. Закрывая глаза на несколько минут, Лойз обычно дожидался, пока неприятное чувство пройдет, и только потом заново принимался работать. На этот раз вопрос Жаклин вторгся как раз в момент такой паузы, заставив саифна открыть глаза преждевременно. Услышав подобное «обвинение», Жаклин огорчилась. Она заметила, как у Лойза покраснели белки глаз. Неужели из-за этого им придётся отменить дальнейшее путешествие? Это было бы так жаль, учитывая, что они собирались вылететь на поверхность планеты.
   – Неужели нет никаких медикаментов, чтобы снять жжение?
   Лойз учащённо моргал глазами:
   – Есть. Слёзная жидкость.
   – Так давайте я вам её закапаю, Лойз скривился, выказывая скорее несогласие. Жаклин повысила голос, – Слушайте, перестаньте капризничать. Вам надо лечь.
   – Это удобнее будет сделать в другом аппарате, – продолжал отнекиваться Лойз, – Здесь – совсем тесно.
   Они вылезли и пошли к аппарату четвёртого типа. О нём Жаклин пока ещё ничего не знала. Машина предназначалась исключительно для передвижений на поверхности планеты и издалека походила на панцирь черепахи. Круглая, едва вытянутая кверху по форме, диаметром машина была не более пяти метров. Полностью литая, с поверхностью, рассечённой на шершавые выпуклые квадраты, и перетянутая в нескольких местах вдоль и поперёк, при приближении она напомнила Жаклин гранату-лимонку. Из всех уже виденных аппаратов передвижения саифнов, этот выглядел самым устрашающим и неэстетичным. Механизм был целиком покрыт тёмным металлом. Нижняя половина «гранаты» имела откидную дверь, настолько герметичную, что снаружи дверного проёма не было даже заметно. Внизу под аппаратом Жаклин увидела маленькие колёсики, соединённые в гусеницы, как у танка, и креплёные по всей длине окружности. Принимая во внимание массивность машины, колёсики, из-за своих мелких размеров, выглядели уродливо. Они никак не вписывались во внешний облик. Из-за них корпус машины походил на голову гидроцефала, покоящуюся на хилом тельце новорождённого инвалида. Перед цепью колёс под днищем располагалась точно такая же цепь мелких густых щёточек по форме волны. Их наличие Жаклин могла оценить заранее, припоминая пылевые бураны на поверхности Луазы, замеченные в перископ.
   Продолжая моргать глазами, Лойз принялся объяснять, что между полосами креплений гусениц и щёток находятся выводные сопла. В них, при движении аппарата по поверхности, подавался воздух. Струя воздуха разделялась на две стороны: с одной, чтобы сдувать с пути пыль и слой подвижного песка; с другой, чтобы выдувать из гусениц камни, забившиеся между колёсиками и препятствующие движению. Волновое крепление колёс и щёток было необходимо для лучшей проходимости по оскольчатому грунту Луазы. Колёсики могли вращаться во все стороны, что придавало механизму особую мобильность. И всё-таки нижняя часть аппарата не так привлекала внимание, как крыша. По всей наружной поверхности машины была уложена длинная труба, похожая на трубу пылесоса, с несколькими всасывающими насадками. Массивный гофрированный шланг ещё больше утяжелял вид механизма, особенно, если учитывать, что в нём не было ни одного окна.
   С робостью глядя на страшное чудовище, Жаклин на решалась подойти поближе; не хотелось оказаться в тёмных внутренностях махины. К тому же, она узнала, что прежде, чем подняться на поверхность, им будет необходимо надеть ещё по одному скафандру.
   Перспектива очередного обряжения в восторг не приводила, но радиация на поверхности планеты была опасно высока, чтобы позволить путешественникам прогуливаться там в «лёгких нарядах».
   – Хорошо, – уступила Жаклин, сопротивляясь недолго, – Но только прошу вас, прежде, чем нас поглотит этот ходячий урод, давайте я приведу в порядок ваши глаза. Идите же сюда! – Жаклин села на пол и похлопала себе по коленям. Вынимая из кармана шорт плоский флакончик, как если бы он вынимал носовой платок, Лойз торопливо оглянулся по сторонам. В ангаре они были по-прежнему одни, а, значит, никто не мог видеть выкрутасов землянки. Протянув флакончик, саифн подчинился жесту: лёг на ноги женщины и, стараясь не глядеть на склонившееся над ним лицо, выпучил глаза в потолок. Согласившись на очередную близость, Лойз догадывался, что провоцирует себя. Ни в коей мере он не должен был допускать прикосновения рук землянки к своему телу. И саифн понял это сразу же, как только Жаклин лёгким движением пальцев притронулась к его лицу. Лойз напрягся, настолько заметно, что Жаклин попросила почти тихо, как у ребёнка:
   – Спокойно, Лойз. Расслабьтесь! Закройте пока глаза; так мне легче будет раздвинуть ваши веки.
   Проговаривая убаюкивающим голосом, Жаклин заставила Лойза повиноваться уговорам. Заметив, что с закрытыми глазами саифн остаётся напряжённым, учёная положила подушечки своих пальцев ему на веки и принялась легонько массировать их. При этом она продолжала приговаривать, спокойно объясняя лежащему на ней мужчине, зачем нужны подобные процедуры.
   Под воздействием чужих рук саифн стал погружаться в тягучую бездну. Сначала он почувствовал, как налилась свинцом голова. В ней завертелся странный вихрь, не позволяющий ни пошевелиться, ни посмотреть, что происходит вокруг. Затем всё тело Лойза надёжно осело на коленях женщины, вдавившись в пол. Самым последним ощущением оказалась невероятная жажда, осушившая уста. Лойзу вдруг стало невыносимо жарко. Захотелось вылезти из скафандра или, по крайней мере, расстегнуть его. Коротко сглотнув, мужчина открыл глаза. Жаклин смотрела с милой улыбкой. Она нежно оттянула одно, потом другое нижние веки и по очереди закапала глаза. При попадании капель, саифн не сжал веки и не принялся тереть их, как это бывает обычно при подобной процедуре. Провожая Жаклин благодарным взглядом, он медленно закрыл глаза и остался лежать без движения. Теперь растерялась Жаклин. Она не знала стоит ли продолжать массаж или это может помешать. Землянке тоже трудно было предугадывать реакции луизанина. Она не знала приятны ли ему её прикосновения.
   «Может он воспринимает мою кожу, как лягушечью шкуру? Кто знает чем там напичкали их мозги для того, чтобы отвратить от контактов между собой». Жаклин уже были известны случаи в практике психологов, когда внушением можно было убедить человека в чём угодно. Если подобное достижимо при помощи слов, то почему бы не сделать это при помощи удачного монтажа механизмов памяти? Стоит только на протяжении нескольких поколений утрировать отрицательные эмоции, возможные при контактах с другим существом, для того, чтобы мозги сохранили в себе брезгливость и отвращение к ним.
   «Скорее всего основной принцип селекции памяти предков Лойза как раз и заключался в удачно подобранном накоплении именно отрицательных ощущений. Тогда говорить об анатомических изменениях их мозгов не совсем верно. Это, скорее, функциональные приспособления организма на предложенную информацию», – неожиданно для себя вывела Жаклин. Она внимательно посмотрела на саифна, распластанного на её коленях. Он не проявлял никаких признаков желания к пробуждению. Не тревожа его, Жаклин принялась терпеливо ожидать, пока Лойз сам откроет глаза и встанет.
   Не дождавшись очередного массажа, саифн даже расстроился. Когда он повторно закрыл глаза, он заранее напрягся, мысленно приготовившись к отпору ласковых рук. Он лежал и ждал, а Жаклин не прикасалась к нему. И тогда Лойз понял, что она не желает докучать ему.
   «Наконец-то она поняла, что я не нуждаюсь в её поглаживаниях и пожиманиях рук», – в душе Лойза скребли кошки. Не понимая раздвоенности, происходящей с ним, саифн почувствовал себя обманутым. Как если бы ему уже что-то пообещали, а затем, в последний момент, отказались дать. Это невыносимо долгое ожидание, вылилось в две длинные тяжёлые слезы.
   «Что это со мной? Я плачу?!» – саифн был на грани испуга.
   – Это излишки слёзной жидкости, – объяснил он Жаклин, быстро вставая.
   – Погодите, дайте я вытру их вам. У вас же нет платка, – предложила землянка услужливо. Но инопланетянин отказался достаточно резко, особенно для кого-то, лишённого эмоций:
   – У меня есть руки.
   Бравада была совсем уж какой-то земной, мальчишечьей. Жаклин усмехнулась. Она достала из нагрудного кармашка платья мягкую бумажную салфетку, поднялась и, несмотря на отказ, промокнула глаза Лойза.
   – Такой большой, а ревёт, – безобидная дразнилка «вылила» очередную «лишнюю порцию жидкости». Зная, что саифны никогда не плачут, Жаклин задумчиво уставилась на Лойза. Что-то в его поведении настораживало, что-то заставляло думать, что всё-таки должна быть ещё и третья причина, по которой он избрал для путешествия её, именно её. Конечно, возможно она так думала потому, что ей самой так хотелось. И что с того? Разве редко любой из нас мечтал о самом невероятном? Если эти мысли успокаивали и давали силы продолжать жить, то Жаклин предпочла бы некоторые свои абсурдные мечты конкретным действиям других. Во всяком случае, от её домыслов никому плохо не было. Она очень надеялась на это, в связи с чем опять посмотрела на Лойза ласкающим взглядом. Он стоял с бумажной салфеткой в руках, которую перехватил, и молчал. Его лицо, как обычно, ничего не выражало. И в то же время, что-то теперь поменялось во взгляде саифна.
   Чтобы не спугнуть ни свои мысли, ни пробуждающиеся чувства Лойза, Жаклин шёпотом предложила лететь.
   – Да, конечно, – встрепенулся саифн и стал вытаскивать из аппарата скафандры.

7

   Женщина взяла защитную одежду и тяжёлый шлем к нему и стала надевать их, как Лойз, поверх первого скафандра. Эти комбинезоны были сделаны из толстой ткани, пропитанной серебряной отражающей пылью и обшитой изнутри плотным слоем губки. Мягкая и эластичная, губка содержала в себе кислородную пенку. При внутреннем помещении в скафандр оказалось, что он герметичен. Различные отделения губки, окантованные толстыми швами, принимались поочерёдно сжиматься, выделяя из себя шарики кислорода. Сжатие было слабым и совершенно неощутимым. Один из отделов, сжавшись, затем разжимался, втягивая в себя углекислый газ, выделенный при дыхании. Пока в нём шёл процесс его переработки, сжимался другой отдел. Таким образом, поступление кислорода в скафандр было постоянным, а его запасов могло хватить на несколько часов.
   Пыхтя от натуги при втискивании, Жаклин всё же заворчала:
   – По сравнению с первым костюмом, в этом я чувствую себя как в шкуре бегемота. Он совершенно стесняет меня в движениях.
   Она передёрнулась, когда Лойз, усмехнувшись, затянул на ней наряд поплотнее:
   – Я ждал таких слов. Только, уверяю вас, Жаклин, вам не придётся играть со мной в догонялки, – он басил через стекло своего шлема, – Да и вообще, наша прогулка по поверхности будет чисто символической, ибо мы не покинем пределы нашего космостата. Так что, потерпите.
   – Как?! Вы даже не позволите мне ступить на вашу землю хотя бы одной ногой? – женщина скуксилась в окошке. Благодаря наличию микрофона внутри каждого шлема, они могли спокойно разговаривать.
   Лойз категорично покачал головой:
   – Сожалею.
   – Это нечестно. Как же я тогда смогу сказать, что была на Луазе?
   – Не хитрите. Чтобы утешить вас, я позволю вам потрогать нашу почву: мы сделаем несколько заборов проб с поверхности. И я дам вам их в руки. Так устроит?
   – Нет, – ответила землянка грустно; она была действительно расстроена, – Но выбора у меня, похоже, тоже нет.
   – Тогда полетели. И не забудьте плотнее надвинуть на глаза очки; наружный свет Луазы может ослепить.
   По навесным рельсам Лойз подкатил аппарат наружного передвижения к стартовой площадке. Затем он открыл потолочный люк. В проёме Жаклин не увидела ничего, кроме отверстия трубы, диаметром явно большим, чем лётный аппарат. Нажатием кнопки на стартовой площадке Лойз откинул крышку входного отверстия машины, и они поднялись внутрь. Механизм освещался и оказался обшитым светлым матовым материалом. Лойз включил программу компьютерного табло, и всё вокруг них зашипело. Плотно пристегнув Жаклин в кресле, саифн посоветовал ей держаться за подлокотники. Едва лишь гостья последовала совету, как что-то ухнуло, и аппарат резко толкнуло вверх. От неожиданности Жаклин закричала, но крик потонул в последующем шуме хлопка.
   Их выкинуло в один из стартовых коридоров. Почти тут же шум моторов стих, и они стали подниматься вверх, как на грузовом лифте: достаточно медленно и равномерно. В свете тоннеля стенки аппарата стали изнутри прозрачными, предоставив путникам широкий обзор для наблюдения за происходящим снаружи. Пока поднимались по воздушной вертикальной трубе, ничего особенного видно не было. Тоннель был сделан из плотного материала, похожего на бетон, с гладкой поверхностью и такими же цифровыми данными, сменяющими одни другие, какие были в тоннелях, «обшитых» сжатым газом. Глядя сквозь прозрачный пол под ноги, Жаклин ни с того ни с сего вспомнила:
   – Эх, как жаль, что вам нельзя размножаться естественным путём.
   Лойз выпучил глаза, не в состоянии что-то спросить.
   Женщина пояснила:
   – Среди тех женщин, что я видела в обсерватории, есть просто красавицы.
   – Мы утратили способность самопроизвольно размножаться, – выдавил наконец саифн, – И причина здесь не только в государственном контроле. Физиологически наши женщины являются почти что мужскими особями. Во всяком случае, тип развития их мышления – мужской.
   Жаклин хотела резко повернуть голову, но из-за сильно стянутого ремня, только сумела скосить глаза. Слова Лойза казались чудовищными. Разве бывает мужской тип мышления? А женский? Она никогда не задумывалась над таким:
   – Как это – «мужской»?
   – Как следствие переписи генной памяти.
   – Что за бред? Ничего не понимаю! – Жаклин заёрзала сильнее, пытаясь ослабить ремни. Но тщетно. Недовольная сразу двумя вещами: положением и непониманием, она заворчала, – Можете вы мне пояснить как такое возможно? Я ведь, всё-таки – биолог.
   Лойз пожал плечами и пустился в разъяснение.
   На протяжении долгих веков саифны добивались того, чтобы хромосомный набор клеток промежуточного отдела головного мозга, отвечающий за механизмы памяти, стал единственным носителем его генной информации. Сами по себе материнские клетки памяти, то есть те, что несли на себе информацию, и с которых длительное время велась регистрация памяти, были диплоидны. Иначе говоря, они были двуполые, с набором хромосом как женским, так и мужским. Но те клетки памяти, на которые можно было переписывать информацию с материнских и которые назывались дочерние или матричные, вот они-то оказались гаплоидными, то есть однополыми. Матричные клетки имелись как у мужских органических особей, так и у женских. Разница была лишь в том, что возможность передачи наследственной информации посредством матричной клетки мужской особи, являлась гораздо выше, чем посредством женской. Иначе говоря, матричная клетка мужской особи была способна вобрать в себя больший объём информации, как кассета большего объёма. Вот почему практически всегда для передачи наследственной информации от вида к виду, саифны стали пользоваться особями мужского пола. Женские матричные клетки использовались только для переноса информации о детородной функции и ещё некоторых чисто женских особенностей. Первое время такое разделение по полам при передаче генной информации было удобно и устраивало всех. И только лишь по прошествии определённого времени, предки Лойза обнаружили, что именно это разделение несёт в себе очевидную ущербность. Кроме того, что с определённого момента мышление каждой вновь появляющейся особи женского пола развивалась по мужскому типу, подобная техника программирования памяти имела и другие последствия. Ряд чувствительных реакций, которыми женские особи были от природы наделены в большей степени, нежели мужские, при избранной патриархальной дискриминации утратили своё первозданное значение и были утеряны навсегда.
   – Могу поспорить, что среди тех самых утраченных чувств были: сострадание, интуиция и добро, – возмущению Жаклин не было предела. Она смотрела грозно, словно это её компаньон был виновен в озвученных проблемах.
   Лойз, не глядя, кивнул головой:
   – А также чувство моральной ответственности за своё поведение, называемое совестью, и покаяние. Нынешним саифнам подобные чувственные проявления не знакомы.
   Своими словами Лойз ещё раз подтверждал мысли Жаклин: в том, что касалось эмоций, «переписью генной информации» являлась всего лишь изоляция новосозданных существ от возможных ощущений. Позволяя себе записывать на матричные клетки лишь нужную информацию, предки Лойза активно воздействовали на лимбическую систему существ Луазы пробелами памяти, маскирующими те или иные эмоции. Параллельно этому, при строгом контроле с их стороны исключались любые возможности получения информации подобного рода натуральным путём. Саифны жили разрозненно и не проявляли по отношению друг к другу никаких интересов. Предшественники Лойза с одной стороны постарались избавить саифнов от таких чувств как скорбь, испуг, обида, горечь, злость… С другой же, они намеренно исключили из памяти именно те человеческие чувственные характеристики, что отделяли существо разумное от любого другого живого существа. Насколько подобная утрата являлась необратимой, предположить для Жаклин было трудно. При осмотре инопланетян она сразу же заметила, что изменения в их умственном развитии произошли также по внешним признакам. Увеличение размеров затылочной доли саифнов являлось наверняка следствием увеличения общего объёма коры их головного мозга. Объём увеличился из-за новых требований, предъявляемых к существам: саифны должны были вмещать в свои мозги больше информации, чем любой из людей. Но это совсем не означало, что в из мозгах нет больше места для эмоций. Лойз сказал, что мозг саифнов выглядит не так, как людской. Нижние отделы мозгов луизян: ствол и мозжечок – упростились. Из-за ненадобности различать запахи и вкусы, нервы, отвечающие за эти функции и находящиеся в этих частях мозга, переформировались. Тут чётко работали только жизненно важные центры, например сердечно-сосудистый и дыхательный. В целом же, роль нижних отделов свелась до простых проводников информации от органов к высшим отделам мозга.
   Что касалось мозжечка, служившего центром координации, то у саифнов он «утопал» в надвинувшемся на него сером веществе. Таким образом получалось, что любые движения саифнов контролировались высшими отделами, расположенными в коре. Форма самой коры тоже изменилась. На ней появились новые наросты, углубились складки: их стало значительно больше, за счёт этого увеличилась общая длина мозговых извилин.
   Подобные изменения никак не различались в зависимости от пола инопланетян. И всё-таки, при всём том, что нынешние женские особи саифнов и были наделены физическими внешностями своих прапрабабушек, они являли собою практически однополые существа.
   Глубоко задумавшись над этим, Жаклин не исключала того, что если сегодня саифны принялись бы заново считывать информацию с мозговых материнских клеток женских особей землян и частично вносить её в матричные клетки женских особей Луазы, то по прошествии определённого срока им, в конечном итоге, удалось бы восполнить допущенные пробелы. Весь вопрос упирался в желание инопланетян заняться подобной реанимацией их чувствительного мозга. В том, что физиологически это возможно, Жаклин совсем не сомневалась.
   За это время аппарат сумел достигнуть выходного люка, позволяющего высадку на поверхность планеты, и теперь приостановился. Сверив все показания компьютерного табло на рабочей панели, Лойз предупредил:
   – Внимание: мы вылетаем на Луазу. На всякий случай, закройте глаза.
   Жаклин повиновалась и тут же почувствовала, как поток света залил ей лицо. Она попыталась медленно приподнять веки, но не смогла; резкий свет слепил. Жаклин подставила руку ко лбу:
   – Мы что высадились на Солнце?
   – Нет, – Лойз вытащил из нагрудного кармана женщины бумажную салфетку для проступивших слёз, – Но из-за того, что у нас нет атмосферы, космические лучи проникают на планету беспрепятственно. Мы уже адаптировались к ним, а вот вам, похоже, трудно. Погодите, сейчас я опущу на иллюминаторы ещё один светопоглощающий фильтр. Попробуйте посмотреть теперь.
   Медленно Жаклин отвела руки от глаз. Теперь, хотя она всё ещё продолжала жмуриться и тереть глаза, смотреть было проще. Как только её глаза привыкли к свету, учёная припала к иллюминатору. Там, на расстоянии не более трёх метров, под ними находилась Луаза – незнакомая чужая планета. Её поверхность вблизи ничем не отличалась от той, что Жаклин видела в перископ: всё та же чёрная выжженная почва, разоряемая ветровыми потоками. Их скорость достигала порой ста восьмидесяти километров в час, то и дело закручивая воздух в вихри. Когда подобная воронка возникала непосредственно на пути аппарата, на цифровом панно возгоралась зелёная предупредительная лампочка. Лойз останавливал машину и включал в действие сильное электромагнитное поле, не позволяющее воронке приблизиться к ним. Переждав поток, он вновь включал двигатель, работающий на энергии космоса. И тогда луазный вездеход опять медленно полз по поверхности, позволяя гостье получше разглядеть её.
   Планета была абсолютно пустынна. На ней не было никаких сооружений. Частично это можно было объяснить её сильным гравитационным полем. Частично – нахождением огромных трещин на поверхности. Почвенный рельеф вообще был неровным; аппарат то сползал с краёв больших оврагов, напоминавших кратеры вулканов, то поднимался по ним. Стоило же им оторваться и полететь, как Жаклин смогла увидеть с высоты, что местами поверхность планеты напоминает высушенный макет Земли: кое-где были заметны русла рек и выбоины озёр. Горы сменялись плоскогорьями, плоскогорья – низменностями. Впадины в почве заставляли думать о том, что когда-то это были живописные долины, а возвышенности прежде являлись зелёными холмами. Ныне же вся планета была безмолвной и безжизненной.
   Совершив небольшую прогулку по воздуху, Лойз вновь спустился на поверхность.
   – Я обещал вам дать потрогать Луазу руками, – объяснил он свои намерения, остановив машину на месте. Нажав на кнопку, саифн опустил с крыши аппарата трубу пылесоса и стал всасывать почву в сборный мешок. Жаклин, не без осторожности, потянула руку к предложенному образцу. Она взяла из мешка щепотку чёрной пыли и растёрла между пальцами. На ощупь это была зола, среди которой попадались твёрдые камешки, похожие не застывшую смолу или лаву. Рассматривая их на ладони, женщина с ещё большим сожалением прошептала:
   – Неужели же когда-то эта земля могла родить урожай?! Невероятно. В моих руках просто пепел, чёрные уголья, потухшая жизнь. Как жаль!
   Она оглянулась. Лойз грустно смотрел через стенку аппарата. Жаклин снова показалось, что она видит на его глазах слёзы. Впрочем, может это была догадка, очки не позволяли утверждать.
   С момента высадки аппарата на поверхность Луазы прошло с полчаса. Несмотря на имеющийся у неё ранее интерес к путешествию, очень скоро поездка стала утомлять Жаклин. Лойз, заметив разочарование на лице гостьи, развернул аппарат.
   На обратной дороге женщина заметила вдалеке на поверхности нечто похожее на огромный плоский локатор. Его лопасти едва отрывались от поверхности. Она указала на сооружение.
   – Это – батарея аккумуляционной космической энергии, – объяснил Лойз, – Благодаря ей, мы имеем на Луазе постоянную энергию и тепло.
   – А откуда энергия берётся в космосе?
   – Прежде всего от светила, вокруг которого в каждой галактике вращаются планеты. У нас, как и у вас, есть своё Солнце. Мы зовём его Полис. Оно находится на расстоянии в полтора раза превышающем расстояние от Земли до Солнца. Чтобы пользоваться его лучистой энергией, мы сначала должны её обезвредить.
   Лойз указал в небо. Там, далеко от поверхности Луазы, учёными планеты были установлены специальные летающие спектрофильтры. Там же находились аппараты, разряжающие или отражающие поток лучистой энергии космоса, направленной на планету. Все они были предназначены для того, чтобы защитить несчастную планету. И всё же, саифнам не хватало усилий уберечь Луазу от стихийных выбросов космических зарядов. Этаких своеобразных атомных взрывов замедленного действия, сжигающих всё на своём пути.
   Жаклин обеспокоенно заёрзала. Ей совершенно не улыбалось быть сожжённой каким-то там реактивным зарядом, пусть даже и великого Космоса:
   – Приятная перспектива, нечего сказать.
   – Не переживайте: нам ничто не грозит. Реактивные потоки всё-таки имеют свою периодичность. Об их приближении нам известно заранее.
   – А откуда они берутся?
   – Чаще всего, утечка большого количества радиоактивной энергии происходит при вспышках сверхновых звёзд. Тогда эти потоки, словно клочья облаков, разносятся по всей Вселенной, принося немало вреда космическим телам, встречающимся на их пути.
   – А разве вы не можете придумать нечто такое, что могло бы нейтрализовать космическую энергию.
   Вопрос был таким наивным, что Лойз откровенно засмеялся:
   – Спасибо, что вы о нас столь высокого мнения, но даже для нас это нереально.
   Космические лучи входили в состав межзвёздной среды, похожей на плазму клетки. В состоянии плазмы находилась подавляющая часть Вселенной. Любая планета была окружена этим нейтральным скоплением ионизированных газов, в котором концентрация положительных зарядов равнялась концентрации отрицательных. Как плазма клетки, космическая плазма была средой взаимодействия всех космических элементов. Прежде чем поменять её состав, было необходимо изучить все последствия, которые могли бы возникнуть в результате нарушения подобного баланса. Вот почему для саифнов пока проще было частично рассеивать энергию космоса, имея при этом задачу восстановить атмосферу родной планеты.
   «Что-то держит мир в определённых пределах, не давая ему распасться, – рассуждала Жаклин, – Это „что-то“ очень похоже на осмотическое давление в тканях, регулирующее химическое равновесие биоструктур. Возможно, это гравитация. Возможно, та самая нейтральная плазма. Наверняка в неё, как и в плазму крови, через космические плазматические мембраны проникают питательные вещества, участвующие в регуляции обмена веществ. Да, нарушение космического гомеостаза, это, пожалуй, намного страшнее, чем сбои в основных физиологических функциях организма. Космосу для хорошего самочувствия просто необходимо постоянство состава и свойств космической среды.»
   Жаклин уже не просто выражала симпатию к манере инопланетян думать прежде всего о последствиях их действий для окружающего их пространства. И думать в масштабах всего мирового сознания. Теперь учёная Земли была уверена, что такая линия поведения – единственно правильная и ох, как достойная подражанию для всех обитателей Вселенной, а в первую очередь для её сопланетников.
   – Лойз, а почему вы сказали «восстановить атмосферу Луазы»? – вспомнила она. Странная формулировка всплыла сейчас и мешала общему представлению о новой планете. Означало ли это, что изначально атмосфера на Луазе была? Конечно! Как она могла в этом сомневаться? Ведь Лойз говорил, что их планеты – близняшки. Жаклин смотрела на водителя вездехода, ожидая ответа. Но саифн сделал вид, что сосредоточен спуском в тоннель.
   Последний раз взглянув на планету через стенки аппарата, Жаклин помахала рукой. Над аппаратом вздулся огромный купол парашюта и путешественники медленно поплыли вниз.

8

   – Мне необходимо что-то перекусить, – призналась Жаклин. Как только их движение приняло упорядоченный равномерный ритм, она тут же почувствовала неприятное сосущее чувство.
   Лойз спохватился: как он мог забыть о людских привычках питаться по нескольку раз в сутки?!
   – Не переживайте, Жаклин, сейчас мы спустимся в ангар, дойдём до моей летающей капсулы, и я смогу побаловать вас обедом из фирменных блюд для жителей Земли.
   Жаклин удивлённо подняла уголки бровей:
   – Вы хотите сказать, что я не первая, кто посетил Луазу?
   Лойз интригующе улыбнулся:
   – Потерпите, дорогая Жаклин, и скоро вы всё увидите своими глазами.
   Добравшись до капсулы и скинув тяжёлые скафандры, Лойз достал из багажника свой любимый дипломат, а из него несколько тюбиков с едой.
   – Вот ваш обед. Держите! Конечно это не то, что можно, как вы выражаетесь «поперемалывать челюстями», но всё же, для вас это приемлемее чем то, что употребляем мы.
   Жаклин уставилась на металлические привычно одноцветно-стальные тюбики. Заметив, что каждый из них подписан, она принялась читать:
   – «Салат из томатов по-итальянски». Это как? Из томатов и с сыром моцарелла?
   – Хм.
   – Да ладно! Вы шутите… А это: «Беф-строганов». Неужели это говядина в сливочном соусе? Аппетитно. Ничего не скажешь.
   – Я даже слышу, как у вас заурчало в животе, – улыбнулся Лойз, – Сейчас…
   Но договорить ему не дал очередной выкрик:
   – «Бордо, Сант-Эмильон, год тысяча девятьсот девяносто девятый»? Вы точно не шутите?
   – А на десерт – шоколадный мусс. – Саифн облизнул губы, передразнивая землян.
   – Чего вы смакуете? Вы же даже понятия не имеет о том, какой вкус у этих блюд. Да или нет?
   – Да. То есть нет. То есть да, не имею. Главное, чтобы вы имели понятие о том, что это. И вам понравилось.
   Жаклин открутила тюбик с салатом и, выдавив пасту на язык, почмокала, затем скривила тошнотворную гримасу:
   – Что это? Вы решили меня отравить, Лойз?
   Лойз округлил глаза и открыл рот. Он выхватил из рук гостьи тюбик, стал рассматривать его и даже понюхал.
   – Вы лучше попробуйте! Что боитесь? А как меня кормить бог знает чем, так можно. Ешьте, ешьте. Выдавите и жуйте!
   От испуга сойти за убийцу, Лойз действительно выдавил немного массы из тюбика на язык и, не имея привычки жевать, стал сосать гомогенную пасту. Вид у него был такой комичный, что Жаклин не выдержала:
   – Дайте сюда! Такие эксперименты могут повредить вашему здоровью. А мне – в самый раз. Надо только закрыть глаза и представить, что я ем действительно салат, а не это месиво.
   Землянка с большим удовольствием выдавила в рот хорошую порцию и показала саифну как нужно жевать.
   Поняв, что это очередной розыгрыш, Лойз отвернулся:
   – Это никуда не годится. В который уже раз вы обводите меня вокруг пальца, держите в дураках или что там ещё говорят на Земле в таких случаях?
   – Оставляю вас с носом, – добавила Жаклин, жуя, – Не сердитесь, Лойз. Это ведь по-дружески. Я совсем не хотела обидеть вас или одурачить. Просто, с шутками жить веселее. Вы не находите?
   – Приятного аппетита, – пробурчал инопланетянин и оставил женщину трапезничать одну, удаляясь от аппарата по ангару.
   – Только не оставляйте меня одну надолго. Я тут без вас совсем пропаду, – Жаклин удивилась очередному проявлению ущемлённого достоинства, – Я к вам так уже привыкла, дорогой мой спутник!
   Жаклин кричала и крутила головой. Но саифна не видела. Через минуту его отсутствия, ей стало тревожно. Она теперь ела маленькими порциями и почти без аппетита. Ещё через минуту женщина была на грани слёз:
   – Лойз! Ну где же вы? Я ведь совсем, совсем не представляю как буду жить без вас…
   Саифн появился внезапно и рядом:
   – Правда?
   Жаклин выдохнула:
   – Фу-ф, слава богу. Конечно правда. Я ни за что теперь не хочу остаться одна.
   – На Луазе?
   – И не только, – теперь женщина не играла чувствами. Лойз понял это и смутился. Румянец на щеках Жаклин говорил больше, чем её слова. Саифн не знал что делать. Женщина же, чтобы скрыть неловкость вырвавшегося признания, вцепилась в тюбики с новой силой и стала высасывать их с шумом.
   Пастообразная консистенция массы блюд соответствовала оригиналам только частично. И всё-таки это действительно было приемлемее, нежели то, чем питались саифны. Весело подмигнув Лойзу, Жаклин принялась нахваливать еду. Ей не хотелось обижать радушного хозяина, столь болезненно воспринимавшего любую критику. Чтобы выйти из создавшейся неловкой ситуации, Лойз решил тоже чем-то заняться. Он достал из дипломата свою суточную норму еды и маленькую бутылочку с водой. Проделав уже знакомую для Жаклин операцию с растворением порошка, саифн принял пищу, выпив её с водой.
   Быстро расправившись с тюбиками, Жаклин поблагодарила Лойза. Она подумала, что теперь неплохо было бы помыть руки.
   – Да и вообще, пора мне уже ознакомиться в вашими аварийными местами.
   Намёк был понят. Лойз повёз Жаклин к туалету: дверям в стене из сжатого воздуха с силуэтом на ней из красного света.
   – Чтобы войти – поставьте указательный палец к волновому приёмнику. А дальше всё будет привычно знакомым, – пояснил Лойз.
   Подхватив из аппарата дамскую сумочку, Жаклин выпорхнула из машины.
   Это был обычный туалет с огромным вестибюлем. Все стены помещения были выложены плиткой под мрамор. Две большие раковины, окантованные позолотой, сочетались с золотыми носиками кранов и благородно отражались в правильных зеркалах. Жаклин обрадовалась возможности оглядеть себя. Она покрутилась в наряде так и этак, потом приподняла рычаги сразу обоих кранов. Из них потекла вода. Это обрадовало землянку. В этот миг ей так захотелось, чтобы путешествие на Луазу уже закончилось и она вновь вернулась к себе! Увы, наличие непроницаемой двери из сжатого воздуха напомнило где она. Глубоко вздохнув, Жаклин прошла в кабинку. Здесь стояло огромное кресло и обычный унитаз. Назначение кресла Жаклин оценила при стягивании наряда. Раздеться пришлось полностью.
   Через несколько минут Жаклин вышла из туалета к машине. Лойз что-то смотрел на компьютере. При приближении женщины он нервно закрутил головой. Она подумала, что что-то не так в её одежде:
   – Что случилось?
   – Не пойму. Но что-то раздражает мне слизистую. И потом: что это с вашими губами? Почему они такие красные? У вас реакция на что-то?
   Жаклин догадалась про что идёт речь, и досадливо скривилась:
   – Увы! Это не у меня, а у вас, похоже, реакция. На человека. То есть на человеческую женщину. Поехали. С губами у меня всё в порядке: я накрасила их помадой.
   – Зачем?
   – Чтобы было красивее.
   – Не понимаю.
   – И не поймёте. Зря только потрачено столько усилий вам понравиться.
   – Каких усилий? С пуговицей? Или с флаконом со спреем?
   – Эй! До каких пор вы будете подсматривать за мной?
   – Я должен был быть уверен, что с вами там ничего не случилось?
   – Надеюсь ваша уверенность осталась за пределами самой туалетной кабины?
   Лойз протяжно и уверенно покачал головой, длинно моргнув.
   Жаклин выдохнула.
   – А всё-таки, что это было там с пуговицей, и когда вы делали вот так, – саифн неумело покорчил лицо, копируя как женщина до этого зажимала и разжимала губами пуговицу на нитке.
   Жаклин снова покраснела:
   – Ничего. Обычная ежедневная гимнастика лица. Косметолог посоветовала, чтобы мышцы лица не старели. Вам этого тоже не понять. И запах духов тоже останется для вас только раздражителем. А жаль. Они, между прочим французские, фирменные.
   Лойз странно усмехнулся и, отвернувшись к табло управления, тихо прошептал:
   – Да, действительно. Очень жаль.
   Машина тронулась. Какое-то время в кабине царило молчание. Потом Жаклин не выдержала:
   – И куда мы едем на этот раз?
   – Я хотел бы показать нечто, что вам, как биологу, будет намного интереснее, нежели секреты инженерных сооружения поверхности Луазы. К тому же, я обещал вам рассказать об этом.
   – Неужели вы всё-таки расскажете мне о секрете долголетия? – обрадованно догадалась Жаклин.
   Лойз кивнул. Направляя машину в один из коридоров, круто спускающихся вниз, он ответил ей так, словно это было несущественно:
   – Секрет долголетия? Это вовсе не секрет. Даже для вас, людей.
   Что он имел в виду? Долголетие человеческого организма обеспечивалось нормальной функцией органов, производящих гормоны. Прежде всего это был гипофиз и то, что нейрофизиологи называли промежуточным мозгом, включающим в себя гипоталамус, таламус и эпифиз, или in pineal glandem – шишковидную железу.
   Именно эти железы внутренней секреции, находящиеся в самом ложе головного мозга, у его основания, выделяли гормоны и вели контроль за нормальной деятельностью всех остальных желёз, обеспечивающих либо ускорение жизненных процессов и реакций, либо их замедление. Научившись поддерживать тонус этого отдела мозга, саифны, должно быть, приобрели ключ к разгадке вопроса долголетия.
   – Допустим, что физиологически долголетие возможно, – согласилась Жаклин, – И всё-таки, если вы, как сказали, живёте по пятьсот лет, то как же вы добиваетесь длительной работоспособности механических органов, таких как сердце и желудок? За счёт чего обеспечиваете полноценную деятельность мускулатуры и значительно невысокий износ костей на период жизни в пятьсот лет?
   Подобные феномены были для учёной Земли неразрешаемой загадкой.
   – Насчёт органов пищеварения я вам уже объяснял. Их жизнедеятельность продляется благодаря щадящему питанию, – напомнил Лойз, – Что же касается других органов, то операции по пересадке сердца и у вас делаются сегодня во всех крупных клиниках. Это – не проблема. А вот трансплантации других органов, особенно костного мозга, возможны на Луазе благодаря постоянному наличию в наших лабораториях биологического строительного материала. Подождите, сейчас мы войдём в одну их них – эмбриолабораторию, и я покажу вам всё на месте.
   Лойз остановил машину в очередном паркинге, и они пошли по длинному коридору, похожему на стенки кишечника, покрытые ворсинками. Не удержавшись, Жаклин потрогала стену. Она мягко провалилась под рукой. Это опять был прессованный воздух. Только на этот раз его плотность оказалась настолько низкой, что воздух эластично продавливался, как резиновый мяч. Не ожидая подобного эффекта, Жаклин качнулась. Лойз поддержал её за локоть. Жаклин выпрямилась и встряхнула руку, словно опёрлась на что-то грязное:
   – Беда! Никак не могу привыкнуть к тому, что у вас тут всё непроницаемо и обволакиваемо.
   – А вы надеялись, наконец-то, найти твёрдую материю?
   – Нет. Просто мне показалось, что мы попали в кишечник: эти трубки, эти ворсинки… Странный декор.
   – Это не декор. Это капсулы с кислородом. Они нужны для поддержания высокого содержания газа в воздухе, наполняющем лабораторию. Мы пришли, входите!
   Как и везде до этого, Лойз открыл появившуюся перед ними дверь обычным прикосновением указательного пальца к волновому приёмнику. Перед ними открылось полу-тёмное помещение, где, судя по температуре, было намного жарче, нежели повсюду. Комната была едва освещена и на этот раз не красным эленоновым светом, а рассеянным электрическим, исходящим от лампы, вмонтированной в одну из четырёх стен. Помещение оказалось плотно заставленным прозрачными столами с микроскопами, колбами и прочими лабораторными предметами. Здесь же, на прозрачных тумбовых подставках, стояли большие и маленькие стеклянные аквариумы. Жаклин стало жарко. На одном из цифровых экранов, какие присутствовали во всех помещениях сафинов, женщина увидела указатель температуры.
   – Тридцать восемь и пять? Почему так много?
   – Мы должны поддерживать в лаборатории температуру внутренней среды организма.
   – Зачем?
   – Сейчас узнаете. Подождите. Сначала я помогу вам.
   Лойз потянул на себя планку на груди скафандра гостьи. Как только туда попало немного воздуха, Жалин почувствовала, как ткань отсоединилась от тела и стала приятно прохладной.
   Поблагодарив саифна, учёная быстро последовала за ним вглубь комнаты. Они остановились. Со всех сторон стены помещения были снизу доверху представлены дверцами встроенных шкафов. Отделанные металлом, двери имели общую комнатную температуру. Подойдя к одному из шкафов, Лойз открыл его. Оттуда пыхнуло густым морозным воздухом. Шкаф оказался холодильной камерой размером с маленькую комнатку. Помещение внутри тоже было освещено электричеством. Температура в нём соответствовала минус шестнадцати градусам по Цельсию. Жаклин приблизилась к шкафу и едва сдержалась, чтобы не закричать. Внутренности его были густо разделены прозрачными стеклянными полками, на которых лежали образцы костей. Это были настоящие кости человеческого организма, разложенные по мере возрастания сверху вниз. На самом верху, слева от входа, в количестве нескольких экземпляров на полках находились зубы и прочие мелкие косточки. Ниже шли кости черепа и верхних конечностей, разложенные в строго анатомическом порядке их представления в организме. Полки с костями нижних конечностей и костей таза располагались прямо от входа. И тоже в анатомическом порядке. Справа от входа полок, как таковых, не было, но зато здесь в подвешенном состоянии находилось несколько грудных клеток с торчащими рёбрами, придлежащими к грудине. Рядом, ровными синтетическими поясами были вытянуты несколько позвоночных столбов разных размеров: от детских до взрослых. Тут же стояло несколько целых скелетов. Взрослые размеры всех костей различались в зависимости от принадлежности пола. Меньшие – женских особей, не превышали одного метра шестидесяти восьми сантиметров. Большие, доходящие до метра восьмидесяти пяти, соответствовали мужским особям. Все кости были пронумерованы, закодированы и подписаны. Любовно подвешенные на невидимых проводах и подсвеченные голубоватым светом, они могли полноценно занять место в коллекции каннибалов.
   Жаклин предпочла уточнить:
   – Что это такое? – Ей показалось, что она попала в гастрономический отдел бакалейной лавки. Закатанные в плотную прозрачную прорезиненную плёнку, внутри которой каждая из костей была смазана жидкостью, похожей на желе, все они напоминали костные консервы. Лойз был горд:
   – Это наш склад имплантационных органов. Вы ведь спрашивали как мы предохраняем ниши кости на протяжении долгой жизни. Так вот, ни кости, ни другие такни мы не предохраняем, мы их просто меняем.
   – Как детали в машине?
   – Да.
   – И даже мышцы?
   – Абсолютно всё.
   Лойз подошёл к новому шкафу. Он оказался точно таким же холодильником с полками, только больше, и с температурой, поднятой до минус шести градусов. Открыв шкаф, саифн вошёл туда. Жаклин последовала за ним и снова сморщилась от отвращения уже с порога. На стеклянных полках в прозрачных капсулах, залитых розоватой жидкостью, плавали красно-белые волокна мышц, полупрозрачные желтоватые лоскутки кожи, выбеленные суставные сумки, прозрачные хрящи и сухожилия, ярко-красные ткани гладкого эпителия внутренних органов. Здесь можно было легко различить толстую плеву диафрагмы и надкостницу, костный мозг и эластичные провода кровеносных сосудов: иссиня-чёрных вен и ало-красных артерий.
   Прозрачные капсулы имели по бокам приплюснутые металлические насадки, похожие на маленькие ручки кастрюли. Створки капсул открывались как створки моллюсков. Каждый «образец», выставленный на полке, имел сзади себя индивидуальное цифровое табло, на котором афишировались даты и ещё какие-то данные. Проходя мимо капсул, Жаклин узнавала выделенные ткани по внешнему виду и поражалась возможности их существования вне организма. На Земле учёные тоже уже давно научились сохранять органы и ткани, предназначенные для имплантации. Обычно они содержались при очень низких температурах и в физрастворах. При этом биологи могли поддерживать жизнеспособность того или иного органа определённое количество времени, как бы стабилизировав его состояние с момента извлечения. Здесь же взору Жаклин предстали образцы тканей организма в их рабочем физиологическом процессе. То, что это были не мёртвые экспонаты, не засушенные образцы и не искусственно сделанные макеты, не оставляло сомнений. В каждом пузырьке сочилась, переливалась соком и двигалась определённая мясистая кровавая запчасть живого организма. Если в первом шкафу Жаклин показалось, что она видит «консервы», то теперь перед ней были явно «полу-фабрикаты».
   «Неужели же я увижу здесь и целые органы»? – вдруг испугалась учёная. Путешествие по лаборатории превращалось в обозрение кунсткамеры живых экспонатов. Такое мог выдержать не каждый. Благо, Жаклин, в силу своей профессии, пришлось немало препарировать. Любая другая на её месте просто упала бы в обморок. И было отчего. Жаклин боялась подумать о том, откуда взялись все эти экспонаты у инопланетян. Холодок прошёлся по её спине. Разве не намекнул ей Лойз не так давно, что она – не единственная и не первая из землян, посетивших Луазу. Мгновенно на ум пришли статистические цифры о тысячах людей, бесследно исчезающих с поверхности Земли. Жаклин овладело чувство тихой паники. Боясь проявить свою догадливость перед тем, во власти кого находилась, женщина безмолвно проследовала за саифном. В новом шкафу чудовищная проницательность землянки подтвердилась. В капсулах побольше тут покоились на полках органы. Сердце, помещённое в кровяную жидкость, сжималось и выбрасывало из аорты струи алой крови. Мышцы его работали равномерно, в ритме покоя. На бронхиальных ветках, у входя в глыбы лёгких, пузырились шарики кислорода и углекислого газа. Подобно змеям, неприятно шевелились кольца кишок, выведенные из желудка. И даже мозги, снаружи мервенно недвижимые, волновали вокруг себя жидкость капсулы, испуская едва заметные волны. Но и это было не пределом организации «музея». Никогда и ни за что Жаклин не смогла бы угадать то, что увидит в четвёртом, последнем шкафу. Как в сказке о Синей бороде, каждая новая дверь таила за собой ещё больший ужас. Четвёртый шкаф открылся им темнотой и теплом. Холодильной камеры тут не было. Зайдя первым, Лойз включил свет, и женщина, с нетерпением и дрожью одновременно, вошла в комнату.
   Здесь, на всё помещение комнаты, в огромной спиралеобразной колбе был растянут на не менее чем девять метров пищеварительный тракт. Верхняя часть колбы находилась под крышкой и начиналась трубкой пищевода. Далее в расширенных углублениях покоились желудок, слева от него поджелудочная и двенадцатиперстная железы, справа – печень и желчный пузырь, сзади селезёнка, по обеим сторонам – почки. Выход из желудка в кишечник представлял собой начало улитки, в которой один за другим были последовательно скручены тонкий и толстый кишечники. Последний был опоясан брыжейкой. Заканчивался «натюрморт» вертикальной трубкой, в которую была выведена прямая кишка.
   В момент, когда Лойз и Жаклин вошли в комнату, органы пищеварения колебались в трубке достаточно пассивно.
   – Хотите мы покормим их? – Лойз слегка подтолкнул гостью вперёд.
   Испугавшись экспоната, словно он был опасен, Жаклин упёрлась стопами в пол:
   – Покормим кого?
   Органы, помещённые так близко, казались живыми. Когда Лойз заговорил, женщина подумала, что говорит образец из пробирки. Саифн вышел в помещение лаборатории и, взяв там какую-то коробочку, вернулся в шкаф. Он протянул желтовато-белый порошок.
   – Что это? – брать коробку Жаклин не спешила.
   – Питание.
   – Чьё?
   – Их, – Лойз указал на органы в колбе.
   Без лишних слов он нажал на несколько кнопок компьютера, стоящего за спиралеобразным агрегатом. Табло высветило на рисунке схему расположения органов в колбе, и в нём загорелась надпись «В режиме работы». Тогда Лойз мензуркой, стоящей около агрегата, зачерпнул в коробке с порошком небольшую его порцию и залил водой. Порошок моментально растворился, едва окрасив воду в жёлтоватый цвет. Оставив стакан на мгновение, саифн вытащил из ящика, расположенного в стене комнаты, пару очков и протянул их Жаклин:
   – Для достижения полного эффекта, данное зрелище должно проходить в темноте. Очки ночного видения вам необходимы.
   Жаклин, всё ещё не понимая о чём идёт речь, натянула очки. Откинув верхнюю крышку, Лойз налил разведённый раствор в пищевод и торжественно произнёс:
   – Смотрите, Жаклин, сейчас начнётся!
   И не успела Жаклин задать вопрос о том, чего ждать, как погас свет и она увидела перед собой мистическое, ужасающее зрелище.
   Всё длинное чудовище пищеварительного акта, заключённое в стеклянный скафандр колбы, зашевелилось, и водный раствор вокруг него забурлил. Светло-зелёные полости внутренних стенок кишечника, пустые и пассивные до этого, при попадании в них влитой жидкости стали стремительно наливаться. Желудочный сок поступал из эпителия органа с такой скоростью, что могло показаться, что какие-то невидимые тиски сдавливают желудок снаружи, как лимон. Тёмная жидкость желудочного сока при соединении со светлой жидкостью влитого раствора сошлись, словно две колонны воинов на поле брани, и стали смешиваться. Благодаря очкам, Жаклин могла видеть, как в конечном счёте желудочный сок подчинил своей воле влитую жидкость, полностью растворив в себе. Ритмичные короткие встречные сжатия стенок желудка, как удары меча рубили помещённую в них «пищу», взбивая её в однородную субстанцию. Под воздействием сока влитая жидкость потемнела и беспомощно покорилась органу. Он же, сильный, ненасытный, всё сильнее переливал её из стороны в сторону на протяжении нескольких минут, во время которых Жаклин не могла вымолвить ни слова. Потом она увидела, как медленной тягучей струёй переработанная жидкость стала стекать из желудка в нижние органы. Дойдя до тонкого кишечника, она разбухла и ещё раз подверглась насилию со стороны захватчиков, и уж только потом, умиротворённая, легко отдалась на всасывание клеткам кровеносных сосудов, обильно оплетающих органы, и, далее, ворсинкам толстого кишечника, как велюр покрывающим его.
   Просачиваясь через плазменные мембраны сосудов, питательные вещества попадали в раствор внеклеточной жидкости, омывающей экспонат пищеварительного тракта. Путь же влитого вещества на этом не заканчивался. Остатки его, избавленные от всех полезных веществ, прошли по всей длине толстого кишечника и маленькой каловой массой остановились в верхней части прямой кишки.
   Жаклин не знала сколько времени ушло на просмотр представленного зрелища. Невероятность и могущество естественного природного процесса, впервые увиденного в столь подробном представлении, заставили землянку забыть о собственном бытии. Глядя на работу желудка, Жаклин словно сама растворилась в его стенках и болезненно переживала это порабощение. Никогда ранее она не могла представить всю ту кровожадность, с какой желудок пожирал пищу. От увиденного женщина почувствовала спазм в собственном желудке. Он, как и собрат снаружи, выставленный на обозрение, должен был в этот момент тоже перемалывать закинутую несколько ранее пищу, и теперь урчал в знак солидарности. Очнувшись от этого звука, Жаклин оторопело посмотрела на саифна. Он натянуто улыбнулся. С опозданием он подумал что может эмоционально травмировать землянку. Взяв Жаклин под руку, Лойз вывел её из комнаты. Плотно закрыв дверь шкафа, он усадил гостью в кресло и дал время прийти в себя.
   Постепенно Жаклин овладела своими чувствами. Находясь в состоянии возбуждения, она ещё несколько минут назад была готова навсегда отказаться от еды. Теперь же, отойдя от спектакля и приведя мысли в порядок, подумала, что увиденное представляет лишь борьбу миров. Внутри организма, как и снаружи его, всё было подчинено законам существования, по которым одни доминировали, другие подчинялись. Пришедший покой объяснялся ещё и тем, что Жаклин стала догадываться что являлось источником поставки органов для саифнов. На её счастье, люди, похоже, не играли здесь никакой роли. Полностью обретя речь, учёная принялась расспрашивать Лойза о технической стороне организации лаборатории имплантационных органов. Он охотно стал рассказывать, что помимо виденного здесь у саифнов имеется также отдельная лаборатория, в которой содержат все органические жидкости. По его словам, там, в отдельных пробирках были спиномозговая жидкость и межклеточное существо, лимфа, плазма и кровь первой группы положительного резуса, какая была у всех саифнов. Туда же направлялась на очистку внеклеточная жидкость с веществами, синтезированными в ней в процессе пищеварения. Эта жидкость в момент работы кишечника, по тончайшим трубкам сливалась из спиралевидного агрегата в отдельные ёмкости. Именно таким образом саифны получали для себя продукты питания, уже синтезированные организмом. По всей планете были раскиданы сотни таких мини-лабораторий, в которых содержались тысячи подобных желудков, позволяющих поставку питательной жидкости. После первого синтеза жидкость очищалась, насыщалась дополнительными компонентами и высушивалась в порошок, который Жаклин уже видела.
   Объяснил Лойз и причину содержания тканевых экспонатов при низких температурах: они обеспечивали анабиоз, и ткани вели замедленный цикл развития, а, значит, медленнее старели. Жизнедеятельность тканевых заготовок поддерживалась при помощи особых бактерий, способных выдерживать низкие температуры. Бактерии выделяли кислород и поедали продукты распада. Деятельность мышечных тканей, кроме питания и ухода за синовиальной жидкостью, в которую они были помещены, требовала также осуществления физической работы мышцы. Для этого к металлическим клеммам, расположенным по краям капсул, время от времени подводился лёгкий заряд электрического тока. Вызывая сокращение мышцы, заряд поддерживал её работоспособность и эластичность.
   Кости и позвонки, являвшиеся твёрдой тканью организма, просто– напросто замораживали, заливали смесью ацетона и глицерина, закатывали в эбонитовую смолу и держали в морозильных камерах до момента употребления.
   Подобные объяснения отвлекли Жаклин. Она решила, что непременно расскажет об увиденном своим коллегам – биологам Земли. Лишь один вопрос мучил женщину. Не зная как его задать, чтобы не обидеть услужливого Лойза, Жаклин занервничала. То ли Лойз почувствовал это, то ли опять прибегнул в привычному ему способу вторжения в чужие мысли, но только он вдруг встал и поднял Жаклин. Он подвёл её к одному из аквариумов, стоящих посередине лаборатории. Жаклин, занятая до этого разговорами, не обратила на него внимания. Сосуд был небольшой по объёму, закрытый снаружи со всех сторон плотной непроницаемой оболочкой. При слабой электрической подсветке, подведённой сзади аквариума, было едва заметно, что изнутри стенки покрыты розово-красной тканью. Сверху же ёмкость была затянута прозрачной плёнкой, обеспечивающей герметичность содержимому. Нагнувшись вперёд, чтобы получше рассмотреть что внутри, женщина увидела в водном растворе несколько плавающих человеческих эмбрионов, прикреплённых к одному из мест в стенке. Жаклин вытаращила глаза, опешив.
   – Вы правильно поняли: это – искусственная матка, – ответил Лойз, – А в ней – тот самый строительный материал, который обеспечивает нам наличие трансплантационных органов.
   – Уж не хотите ли вы сказать, что вы искусственно выращиваете здесь младенцев для того, чтобы потом их убивать и вынимать из них органы?! – поняв о чём идёт речь, Жаклин смотрела возмущённо и почти брезгливо. Подобная техника использования была ещё хуже предыдущей, поставленной ею под сомнение.
   – Ну-ну, успокойтесь, Жаклин, – Лойз сделал примирительный жест, – Уверяю вас, ни один их этих эмбрионов не доживает даже до трёхмесячного срока. Удаление органов и тканей наши нейрохирурги и микрохирурги производят в самой начальной, иногда зачаточной стадии развития. Добыв, они отдают их на доращивание до нормального состояние анатомофизиологам и врачам.
   – И всё же – это бесчеловечно, – отвращение преобладало в голосе учёной, – Когда я думаю, что на моей планете тысячи учёных и служителей церкви бьются с проблемой абортации, доказывая, что даже на начальной, самой низкой стадии развития эмбрион представляет живое существо, способное чувствовать, мне кажется совершенно чудовищной одна только мысль о подобном парниковом выращивании одного живого организма в пожертвование другому.
   – Нам не понятна ваша идеология сочувствия, – Лойз пожал плечами, – И потом, единственной философией, приемлемой для практики подобного рода, является философия выживания. Вы, люди, ещё не стояли перед угрозой полного исчезновения. Хотя вашим предкам удалось пережить гибель ни одной цивилизации: ацтеков, египтян, исчезновение Содома и Гоморры, разрушения и потери во время многократных крупных войн, всё равно вы не поняли ещё до конца, что такое настоящая катастрофа. С одной стороны вы причитаете над исчезающими типами животного и растительного мира. С другой – убивая и разрушая, предаваясь греховным утехам, чревоугодию и прелюбодеянию, вы считаете себя освобождёнными от скверны разрушения, причастившись и заплатив долги церкви или пожертвовав на что-то. Деньги и власть правят вашим миром. Там нет места добру и совести, что утратили мы, и о которых вы говорили с такой гордостью.
   – Грешат и каятся, как правило, не одни и те же, – Жаклин пыталась возражать.
   – Ах, если бы! На самом деле человек, живущий в современном мире, уже в чреве матери грешен; тем, что несёт в себе заведомо искажённое представление о добре и зле. Большинство из вас, живущих сегодня, променяют любую идею на материальное благо. Весь вопрос – цена обмена.
   – А у вас не так? – Жаклин совсем забыла с кем говорит; хотелось обвинять и наступать, чтобы отстоять своё право на осуждение. Лойз грустно усмехнулся в ответ:
   – Нет. У нас не так. По той простой причине, что у нас нет денег. И вообще никакой привязанности к материальным вещам у нас нет. Мы поняли, что главное для нас – сама жизнь. А не то, чем она украшена.
   Альтруизм и благопорядочность инопланетян показались землянке искусственными. Она беспомощно выдохнула:
   – Так реагируют животные. Но вы же – разумные существа.
   – Потому мои предки и избавили нас от осознания собственной значимости. Наш разум – быть частью Вселенной.
   – Наш – тоже.
   – Нет, Жаклин, – не согласился Лойз, – Не пытайтесь лгать себе самой. Вы прекрасно знаете, что человек поклоняется измышлённому множеству вещей для того, чтобы пользоваться властью. И пусть эти ценности не имеют реального применения для самого существования, человек стремится иметь их, чтобы покорять: людьми, природой, сознанием. Жаклин, пришло время для самого важного разговора, ради которого я привёз вас сюда. Постарайтесь выслушать меня, не перебивая, и понять. Простите, но я не смогу вам повторить этого; у нас просто не останется на это времени. Вам пора уже возвращаться на Землю, если вы решите туда вернуться. Или же оставаться пожизненно здесь, если вы примете такое решение.
   Не дожидаясь реакции женщины на сказанное, Лойз пошёл в смежную с лабораторией комнату и усадил её в одно из кресел. Сам он сел напротив и принялся говорить с таким серьёзным видом, какого у него не было до этого ни разу.

9

   – Вы никогда ещё не спрашивали меня, Жаклин, о том, что же всё-таки явилось причиной катастрофы, заставившей моих предков покинуть Луазу, – не то укорил, не то напомнил Лойз, – А между тем, узнав это вы, возможно, поймёте что заставило их отказаться от возможности развиваться по законам природы.
   Лойз посмотрел на женщину долгим взглядом и начал грустный рассказ. Всё началось тогда, когда цивилизации саифнов исполнилось ровно столько же лет, сколько имеет сегодня цивилизация землян, а именно, три с половиной миллиона. Подобно землянам, обитатели Луазы жили беззаботной жизнью, полной любви и прочих сентиментальных привязанностей.
   Лойз засветил на одной из стен комнаты очередной экран из прессованного воздуха и спроектировал на него с карманного компьютера схематическое изображение Луазы полутора миллионной давности. Жаклин увидела на экране семь материков, омываемых океанами, горы и пустыни, реки и лесные массивы. В этот миг ей показалось, что она видит Землю. И только незнакомые географические названия убедили её в том, что это – другая планета. Лойз встал, взял со стола лазерный луч и показал на конкретное место на схеме:
   – Вот какой была раньше наша Луаза. Здесь жили мои предки. Здесь была их Родина, ибо, в отличие от землян, они редко мигрировали по планете.
   Каждый рождённый луизанин жил и работал на одном и том же месте: там, где жили его родители. Впрочем, это не мешало им путешествовать и сотрудничать с жителями других континентов. В определённый момент луизане достигли такого прогресса, что их учёные сумели рассекретить все шестьдесят четыре кодона хромосомного набора. И в тот миг, когда всем им, живущим на планете, уже казалось, что они разгадали загадку бессмертия, грянула беда. Генные пираты похитили из планетной лаборатории часть технологии применения рассекреченных хромосом и стали украдкой ставить эксперименты по созданию луизан нового типа. А так как пираты были существами бредящими властью, то творения их получались порочными, с намерениями только на завоевание господства на всей планете. За какие-то пятьдесят лет пиратам удалось наплодить такое множество генных мутантов-подонков, что они почти захватили планету и подчинили себе большинство жителей.
   Из-за отсутствия полной необходимой информации по воссозданию последовательности расположения нуклеотидов в молекулах нуклеиновых кислот, пираты прибегли к применению достижений из других наук. Чаще всего генная инженерия этих лжеучёных базировалась не только на селекции сугубо генетической информации хромосомных карт, но и на теории биофизического светового воздействия. Это значит, что когда пираты не могли достичь точного искусственного воспроизводства какого-то одного из шестидесяти четырёх кодонов путём молекулярной генетики, они прибегали к использованию облучения. Проще говоря, они видоизменяли нужные тройки нуклеотидов, что представляют генетический код, облучая их ионизирующими и ультрафиолетовыми лучами.
   В большинстве случаев результатами подобных опытов были настоящие монстры, обладающие рядом отменных физических качеств, но абсолютно аморальные. Но худшее было впереди: пираты стали строить планы по захвату господства во Вселенной. К тому времени предкам Лойза уже было совершенно ясно, что существуют другие Галактики и в них другие планеты, похожие на Луазу. Ситуация становилась критической. Необходимо было что-то предпринимать. Лишь отдельные учёные, сумев уберечься от воли генных пиратов, могли изменить ситуацию. Но для этого нужно было пожертвовать планетой.
   «Что?» – Жаклин показалось, что она читает страшный триллер.
   – Как это? – дерзнула спросить она, перебив Лойза, ушедшего в рассказ полностью. Он поднял голову.
   Было заметно, что рассказ взволновал землянку. Стали ли этому виной аналогии с положением дел на Земле? Лойз не стал на этом этапе выяснять. Он продолжил рассказ:
   – Теми луизанами, среди которых находился мой предок, тот самый Лойз первый, чей облик я ношу, было принято решение покинуть Луазу, забрав с собой всю государственную коллекцию генофонда. Подготовив, в тайне от пиратов, космический корабль длительного использования, эти луизане в небольшом количестве покинули Луазу. Но перед этим выпустили в её воздушную среду тот самый вирус, что поражает сегодня Землю.
   Охваченная эмоциями, Жаклин не придала внимания последней фразе. Сочувственно проникнув в историю предков Лойза, она не смогла вот так сразу, опираясь на важную информацию, данную ей, сделать логический вывод относительно природы появления вируса на Земле. Вместо этого женщина откровенно возмутилась:
   – Но это же жестоко! Какое они имели право? Ведь невозможно было из-за кучки негодяев погубить всех обитателей планеты, всё её фауну и флору?
   – Из-за могущественной кучки, —Лойз в который раз осудительно покачал головой. Жаклин не понимала опасности положения на тот момент, – Поймите: у моих предков не было другого выхода. Если бы они не пожертвовали нашей планетой, под угрозой уничтожения стояла бы вся Вселенная. Монстры не остановились бы ни перед чем. Я уже говорил это.
   – И их нельзя было как-то нейтрализовать?
   – Нет. В их руках оказалась власть и планетный капитал. Вы знаете что такое власть имущих?
   Жаклин не ответила. Лойз замолчал, пересматривая карту, начерченную в воздухе. В определённой степени его расстроила невнимательность гостьи. Он попытался натолкнуть её на мысль, но она не отреагировала. Это означало, что теперь придётся признаваться во всём самому. Лицо и тело саифна замерли. Жаклин истолковала это как внутреннее переживание. Она встала и подошла к саифну:
   – Не надо отчаиваться, Лойз.
   Рука женщины легла на плечо существа. Лойз напрягся и сжал челюсти:
   – Мне не знакомо отчаяние. Но тем не менее, сейчас, когда вы так сочувственно об этом говорите, мне кажется, что кровь внутри меня не просто закипела, но и окислилась от горя.
   Никогда не прочувствованный ранее стыд от слабости, возникший в эту минуту перед землянкой, заставил спрятать глаза от её участливого взгляда. Меньше всего саифн хотел сейчас чтобы его жалели.
   – Как же удалось вашим предкам снова вернуться на Луазу? – недоумённо посмотрела на него Жаклин.
   Помолчав и справившись с эмоциями, Лойз продолжил рассказ. Как он уже сказал, его предки вылетели в космос на космическом корабле, без всякой надежды на возвращение, и желая лишь одного: найти другую такую планету, где они смогли бы прижиться. Их аппарат не мог существовать в открытом космосе неограниченное количество лет. После нескольких десятилетий скитания и поисков, саифнам всё-таки удалось однажды войти в орбиту и затем приземлиться на поверхности одного из астероидов, курсирующих в пространстве космоса неподалёку от Луазы. Приживание на астероиде было тяжёлым и длительным. Уцелевшим саифнам пришлось внедряться в глубь каменного тела. В конце концов, им повезло: прокопав в недрах множество тоннелей, они нашли залежи высокообогащённого урана. Теперь у них был неисчерпаемый источник кислорода, ведь уран, при проведении несложной химической реакции, мог успешно поставлять этот газ. Этот же элемент снабжал теперь теплом и энергией жилища саифнов, созданные в недрах астероида. Не менее важным было и то, что у саифнов появился производный материал для горючего для передвижений в космосе. Жаклин знала, что действие урана как энергетика, люди тоже использовали для строительства атомных подводных лодок или электростанций. Итак, саифны продолжили существование, скрывшись в глубине космического тела. Глубоко в недрах астероида нашли они и источники пресной воды. Это оказалось как нельзя кстати: вода являлась основным элементом для поддержания жизни. Не тратя сил на её производство, саифны могли сосредоточиться на проблеме передвижения в космосе. Первое время они не могли управлять огромной массой астероида и потому очень скоро оказались за пределами своей Мегагалактики. Однако, со временем, им удалось взять астероид полностью под контроль и не только вернуться обратно к Луазе, но и встать на одну из её орбит. Постоянно вращаясь вокруг Луазы как её спутник, отныне астероид обрёл свою траекторию и уже не стремился покинуть её. Значит, саифны могли теперь спокойно дожидаться момента окончания заразного действия вируса, изгнавшего их с родной планеты.
   Когда через тысячу с небольшим лет потомки тех саифнов, что покинули планету на летающем корабле, вернулись домой, от той Луазы, о которой имели они представление по историческим материалам, не осталось практически ничего. Выпущенный вирус уничтожил не только всю биосферу планеты, но и пробрался глубоко в её недра. Не пощадил он и атмосферный слой. Особенно пострадала тропосфера; в ней больше не содержалось кислорода. Да и стратосфера осталась без озона. Большей своею частью она была теперь представлена той самой смесью заряженных частиц космической пыли и молекул нейтрального водорода, что составляют обычную межпланетную среду. Лишь слабое присутствие углерода у поверхности планеты и кислородных облачков могло указывать на то, что когда-то эта планета была покрыта плотным защитным слоем.
   Понимая, что даже их способность защищаться от радиации, усовершенствованная тысячелетиями, не позволит им жить на такой планете, саифны построили нечто вроде солнцезащитной ширмы. Она играла роль недостающей атмосферы, оберегая поверхность Луазы. Кроме того, благодаря огромному присутствию в ней гелиоконцентратов, ширма аккумулировала энергию глорных лучей.
   Постепенно жизнь на планете восстанавливалась и приобрела тот характер, какой она носит сегодня. По мнению Лойза, позитивный ракурс их достижений оказался возможным благодаря строгому контролю старейших планеты над воспроизводством и его эффективностью.
   – А сколько саифнов насчитывается на Луазе сегодня, – поинтересовалась Жаклин, понимая, что трагизм повествования приобрёл надежду на позитивный конец.
   Но Лойз, быстро оглянувшись по сторонам, приложил палец к губам:
   – Тс-с… Этого не знает никто, кроме Первейших саифнов из центра управления планетой. Подобная информация – сверх-секретна.
   – Так может пора уже её рассекретить: перезнакомить всех луизан между собою, а потом и с людьми? – Жаклин говорила тоже шёпотом, но с энтузиазмом. Она не совсем понимала о чём ведёт речь, – Представляете, Лойз, какой это будет грандиозный проект? Если только не именно это является вашей задачей? Признайтесь, я догадалась о вашей миссии на Землю и цели моего визита сюда?
   Не поддавшись ни её весёлости, ни её оптимизму, саифн покачал головой:
   – Всё было бы гораздо проще для нас самих, Жаклин, если бы моя задача относительно Земли, состояла только в этом.
   – Тогда в чём же, чёрт возьми, всё-таки состоит ваша задача? – Жаклин улыбалась, но голос её напрягся. Женщина не любила долгие тайны.
   Лойз почувствовал, что вот и наступил самый решающий момент их встречи. Помедлив, он поглубже вдохнул, чтобы набраться нужной ему смелости.
   – Мне очень жаль признаваться вам в этом, Жаклин, но я должен сделать это. Одним из последних моих заданий при полёте на Землю было распространение того самого вируса, что уничтожил когда-то Луазу.
   Лойз говорил трагическим тоном. Но даже несмотря на это, Жаклин не сразу смогла поверить ему. Она продолжала глупо улыбаться. Когда же она заметила, что Лойз продолжает быть серьёзным, и поняла то, что он сказал, первое, что она почувствовала, была реакция гнева.
   Резко вскочив с кресла, на котором послушно восседала всё это время, Жаклин яростно выпучила глаза и закричала:
   – Что?!! Да как вы посмели? Какое вы имеете право вмешиваться в нашу жизнь?! Кто вам дал это право, несчастные роботы?
   Мессианское желание инопланетян улучшить и спасти мир показалось теперь обычной навязчивой идеей. Нужно ли человечеству спасение из-вне? И какой ценой? Стоит ли отрекаться от привычек и правил существования, чтобы довольствовать чьи-то требования? Станет ли для человека счастьем абсолютное совершенство? И возможно ли оно? Чувства и мысли переполняли Жаклин, заставляя негодовать.
   Лойз поставил руку, как загородку от агрессии:
   – Не надо так кричать, Жаклин. Успокойтесь!
   – Что? «Успокойтесь»? – не меняя ни тона, ни выражения лица, землянка продолжала наступать на инопланетянина с угрозами, – Ах ты несчастное хромосомное чучело! И это меня ты пытаешься уговорить успокоиться? После того, как я видела что вы сделали со своей планетой? Так знай: я не могу успокоиться, узнав всё, что ты сказал мне. Я не лишена эмоциональной памяти как ты, обездушенный болванчик! И в моих мозгах полномерно отражаются те эмоции, что переживает моё сердце! Знаешь ли ты какую боль ты доставил мне, гадкий остолоп?
   Будучи не в силах себя контролировать, Жаклин набросилась на Лойза с кулаками и принялась его колотить. Защищаясь от ударов какое-то время, вскоре Лойз понял, что у его гостьи то, что называется на Земле эмоциональным срывом. В таком состоянии люди могли действовать непредсказуемо. Это подтвердила очередная серия ударов, обрушившихся на саифна. Тогда Лойз вынужденно применил против нарастающей агрессивности женщины слабый разряд электротока, находящийся на конце указки, которой до этого водил по экрану, и которую до сих пор держал в руках.
   Жаклин отбросило на пол. Впрочем, ток подействовал отрезвляюще. Увидев себя на полу, женщина в растерянности замолкла. Лойз подошёл к ней и протянул ей на ладони что-то в мягкой оболочке.
   – Выпейте! Это успокоит вас окончательно, – он присел рядом, глядя заботливо.
   – Какой же вы – гад, – тихо пробормотала Жаклин, не глядя на Лойза. Она равнодушно сунула предложенное средство в рот. И почти тут же на смену словам пришли слёзы: бессилия и обиды. Видя это, Лойз одобрительно кивнул, поднял гостью с пола и попробовал утешить. Но она, плюхнувшись в кресло, дала волю слезам.
   Лойз отошёл в сторону, не мешая проявлению реакции:
   – Я ожидал от вас подобной грубости, но не думал, что она будет столь ощутима физически, – сказал он, потирая ушибы, когда Жаклин совсем затихла.
   – Если бы я могла, я бы убила вас, – Жаклин посмотрела на саифна пустым, усталым взглядом.
   Понимая, что это сказано от беспомощности, Лойз не стал обижаться. Он тоже устал от признания. Даже ему, способному предвидеть ближайшие события, сейчас невозможно было ничего предсказать на ближайшие часы. Он не знал какова будет развязка их отношений с землянкой. Это внушало неуверенность и заставляло держаться в постоянном напряжении. Выносить подобное было непросто. Зная, что Жаклин сейчас заснёт от выпитой таблетки, саифн благоразумно решил отставить их дальнейшие объяснения на потом. Он наклонился, чтобы сказать это гостье. Жаклин осоловело посмотрела на него. В её голове зашумело, как после купания в океане, взгляд не фиксировался, тело стало невозможно тяжёлым. Ещё через несколько секунд женщина заснула крепким сном.
   Взяв её на руки, Лойз пропыхтел:
   – Никогда бы не подумал, что мне придётся таскать на себе эту драчунью.
   Он посмотрел в лицо спящей и подтянул её на руках, – И никогда не мог даже представлять, что это доставит мне такое удовольствие: ощущать на себе тяжесть чужого тела, такого тёплого, нежного и так чудесно пахнущего.
   Лойз прикоснулся щекой к голове Жаклин и затянулся. Как он жалел сейчас, что не может признаться ей в том, что незнакомые ароматы будоражат его обоняние, а вместе с ним и мысли. Что они теплом разливаются по всему телу.
   «Между прочим, французские», – вспомнил он слова Жаклин насчёт духов.
   – Неужели такая ерунда может быть существенной в их глазах? – задал он себе вопрос и ему стало грустно. С появлением землянки всё происходящее вокруг становилось непонятным и незнакомым, отчего где-то в глубине груди тревожно стучало сердце. Лойз чувствовал, что грядут перемены и заранее боялся их последствий.
   Он отнёс Жаклин в летающую капсулу, а затем отвёз к себе домой. Там он снял с неё обувь, положил на кровать в кварцевой комнате и бережно укрыл одеялом из сжатого воздуха. Перед тем как уйти, Лойз задержался на несколько мгновений для того, чтобы поглядеть на спящую. Во сне она была необыкновенно хороша и абсолютно невинна.
   – Неужели же всё-таки правы они, а не мы? – подумал Лойз вслух о чём-то. Он нежно поправил одеяло и, ещё раз оглядев женщину со стороны, вышел в сад. Удары сердца становились реже.

10

   Пока Жаклин спала, Лойз поспешил создать в своём жилище как можно больше уюта. Её пробуждение он встретил чашечкой только что сваренного кофе.
   – Как? И здесь вы можете побаловать меня такой радостью? – первое, что ответила Жаклин, учуяв аромат напитка. Едва проснувшись, она была не способна вот так сразу вспомнить всё, что случилось насколько часов назад. Но едва Лойз протянул ей напиток, как взгляд женщины мгновенно зачерствел.
   – Вставайте, Жаклин, – Лойз указал на сад, – На воздухе я закончу мою историю.
   Осторожно передвигаясь с кофе в руках, Жаклин вышла наружу. Проходя по комнате, она даже не обратила внимание на то, что теперь здесь было полно мебели. Бесчувственно плюхнувшись на плетёное кресло, женщина стала осматривать сад.
   – Может, вы хотите закурить? – Лойз сел напротив, – Я знаю, что многие люди курят, когда им тяжело.
   Жаклин приняла протянутую сигарету:
   – Нет смысла рассуждать о вреде никотина, если вы знаете о нас всё и уже спланировали нашу ближайшую смерть.
   Жаклин прикурила и стала вдыхать дым с жадностью курильщика. Отпив кофе, она попросила Лойза поскорее закончить их разговор. Ей невероятно хотелось, чтобы после всех объяснений саифн тут же отправил её домой.
   Она посмотрела на собеседника взглядом насыщенным злостью и презрением:
   – Насколько я понимаю, времени у нас осталось совсем немного. Или как вы там решили?
   – Перед тем, как принимать подобное решение, центр по координации Луазы долго колебался, Жаклин, – Лойз пытался смягчить тон разговора, не начав его. Исповедование предстояло нелёгкое.
   – О да! – Жаклин ядовито засмеялась страшным чужим голосом, – Когда последний из землян будет умирать, он учтёт этот факт как обстоятельство, смягчающее вашу вину.
   Лойз посмотрел с оторопью, но сказать что-то не решился и сразу принялся за главную тему.
   С тех пор, как в конце девятнадцатого столетия Менделем была обоснована теория о наследственности, жители Луазы потеряли покой. Подобное открытие землян не сулило луизанам ничего хорошего. Особенно учитывая, что общий технический прогресс на Земле во второй половине двадцатого века стал неуправляем. Ряд открытий землян, таких как создание теории относительности Эйнштейна, учения Резерфорда о строении атома, а Курчатова о применении силы атома в мирных и военных целях, космические достижения Циолковского и опыты Оппенгеймера, развитие генетики Морганом, Вавиловым, Мичуриным и, наконец, рассекречивание генетических карт хромосом рядом учёных из многих стран, подсказывали саифнам что в самое ближайшее время на Земле может произойти та же самая утечка информации по строению генных кодов, что случилась на Луазе полтора миллиона лет назад.
   – Вот это – чушь, – прервала Жаклин, отказываясь слушать. Она даже закрыла уши, – Вы говорите это, чтобы оправдать ваши низкие поступки. У вас нет никаких доказательств того, что вы говорите, – резко попыталась она отвергнуть слова саифна. От волнения у неё выступили слёзы. Бросив сигарету недокуренной в пепельницу на столе, Жаклин уткнулась в колени.
   Лойзу было больно на неё смотреть. Но в том-то и дело, что у него были доказательства. На протяжении ста с лишним лет саифны внимательно наблюдали за Землёй, надеясь, что общепланетный разум землян, в отличие от разума их предков, сможет подчинить или хотя бы узаконить право пользования учёными новыми достижениями. Но всуе!
   – Также как и мои предки, вы, люди, зашли в тупик в отношениях между собой. Современный институт семьи на Земле поруган. Всё больше и больше вы предаётесь разнузданному сладострастию, ищете упоение в искусственных возбудителях, услаждаете свою плоть развратной похотью. При этом часто забывается истинный смысл совокупления, как начала жизни. Люди осознанно ослабляют себя алкоголем, наркотиками и химикатами, становясь при этом патологически уязвимыми. Исключительно для утоления низменных меркантильных интересов втоптаны в грязь идеалы красоты и добра. Ради наживы и выгоды человек наносит непоправимый ущерб природе. Вспомните, что сделали люди в Египте! Ваша экология – на грани катастрофы. Уже на сегодняшний день варварское загрязнение биосферы Земли радиоактивными изотопами имеет, как следствие, повышенную частоту вредных мутаций, – Лойз упрекал ровным голосом, но в то же время непривычно быстро для него. Он торопился объяснить причины, заставившие саифнов принять решение об уничтожении человеческой популяции. Ему не хотелось, чтобы его перебили на полуслове. Закончив мысль, саифн остановился перевести дыхание. Жаклин, не в состоянии возразить, сокрушённо развела руками:
   – Да, многое, что вы сказали, – правда.
   Впервые с начала этого сложного объяснения в ней появился проблеск не чувств, а разума. И всё же, эмоции землянки были всё ещё односторонне настроены на обвинение. Вновь возбуждаясь, она гневно проговорила:
   – Но ведь не все люди поражены, как вы говорите, физическим или моральным недугом.
   – Я буду говорить только если вы сможете контролировать себя. Иначе стоит прекратить разговор тут же.
   Лойз был категоричен. Жаклин уступила. Она осадила голос:
   – Хорошо. Я слушаю вас.
   – Глядя на произвольную деградацию человеческого общества с одной стороны, и на возрастающий прогресс на Земле с другой, мы не можем дольше надеяться на ваше благоразумие и вынуждены вмешаться в вашу жизнь. Вряд ли нам удастся переделать ваш мир, это займёт слишком много времени. И потом, процесс облагораживания всегда более долготечен, нежели деградация личности. Нами движет дарвинский инстинкт борьбы за существование. Вот почему моими сопланетниками было принято решение об очистке Земли.
   – Разве можно назвать чисткой геноцид? – горечь прорезалась в голосе Жаклин.
   – Смысловая нагрузка фраз – это ваше чувственное изобретение для того, чтобы пропагандировать нужные идеи, – Лойз не хотел понимать, – Мы же исходим из начальных и конечных данных, сравнивая их для получения результата. Зная по себе, каковы были последствия уничтожения луизан, могу успокоить вас тем, что производимая нами операция будет явлением временным. Так же как и Луаза, Земля когда-нибудь сможет возродиться.
   Жаклин застонала с полным отрешением в глазах:
   – Разве вы не понимаете, насколько чудовищна эта новость для меня и всех тех, кто живёт на Земле сейчас и кто никогда уже больше не сможет воспользоваться таким благом, как жизнь? Зачем тогда вам понадобилось везти меня сюда? Вы могли бы уничтожить нас, не докладывая об этом.
   – Вы должны первой предупредить землян о надвигающейся катастрофе.
   В голосе саифна не было никакой насмешки. Жаклин вытаращила глаза:
   – Я? Почему я? И зачем? Чтобы посеять в людях страх перед последними днями жизни?
   – Нет. Для того, чтобы люди отдали нам самых достойных из них жить и развиваться в условиях нашей планеты.
   Саифн нёс полную околесицу. Жаклин пессимистически посмотрела на него. Невозможно было представить критерии, по которым должен будет проходить отбор. Женщине было заранее понятно, что она не сможет выполнить то, чего от неё хотят. Но Лойз продолжал с прежней серьёзностью:
   – И всё-таки, вы должны будете отобрать самых лучших представителей сегодняшнего человечества во всех областях. И сделать это нужно не политикам и денежным воротилам, а прогрессивным людям – учёным, вроде вас. Вплоть до того, что только ваше решение явится основным.
   – Я правильно понимаю, что должна взять на себя ответственность составить список счастливцев, которых вы захотите «усыновить»? Среди учёных? Среди моих друзей? Среди моих родных?
   – Не паясничайте, Жаклин. Среди представителей человечества во всех областях.
   – Допустим, – согласилась Жаклин, не желая даже думать о предложенном, – Но какое количество землян вы согласны «переселить» на Луазу?
   В её голосе впервые звучало любопытство. Лойз ждал этого вопроса, ибо ответил не раздумывая:
   – Не более полутора тысяч.
   – А население Земли сегодня превысило семь миллиардов. Куда деваться остальным?
   – Поверьте, мне жаль невинных. Но я не стану начинать разговор сначала. Так или иначе, ваша гибель неизбежна. Мы хотим только ускорить её, избавив людей от длительных мучений, какие могут быть в случае ядерной катастрофы или очередного обледенения, вызванного необратимыми изменениями вашей атмосферы.
   Жаклин пребывала в полном разочаровании, как вдруг её пронзило сомнение. О каком будущем возрождении Земли можно было сейчас говорить, если у землян нет закодированного генофонда планеты, как это было у саифнов? И где саифны собирались размещать переселенцев с Земли, если даже им, существам с абсолютной иммунной системой, невозможно находиться на Луазе без защитных фильтров, специального питания и тех самых методов освобождения от пищевых остатков, каким Лойз подверг её? Они что намереваются приставить к каждому переселённому человеку по медсестре, или, вернее сказать медбрату, коль скоро все луизяне фактически однополые? Или в очередные планы Первейших входит проект разведения животноводческих и сельскохозяйственных комплексов, чтобы прокормить всех прибывших с Земли? А, может, людей сразу же подвергнут многочисленным операциям, приспособив их внутренности к типу питания, существующему на Луазе? Опять же, что касается жилья: неужели же люди будут жить в таких вот комнатах из сжатого газа?
   Нервно выбрасывая в воздух вопросы, Жаклин явно насмехалась над предложенной идеей. Даже Лойзу, лишённому многих чувств, это стало ясно. Желая поскорее отделаться от неприятных нападок гостьи, он, поднимаясь с плетёного стула, протянул руку:
   – Чтобы объяснить всё, я должен показать вам наш человеческий заповедник, так называемый хомопарк.

11

   Они подошли к одной из изгородей палисадника, густо обвитого плющом настолько, что сквозь заросли Жаклин не сразу увидела низкую дверцу.
   – Здесь начинается мой потайной сад, – Лойз вытащил из кармана штанов обычный ключ, – Простите за неоригинальность, но я вынужден буду ещё раз попросить вас закрыть глаза.
   Женщине ничего не оставалось, как ответно протянуть руку и зажмуриться, как только почувствовала сильное пожатие. Низко наклоняясь, в соответствии с указаниями, Жаклин никогда бы не могла представить, куда выведет её эта дверь. Вот почему в миг, когда она, с разрешения, открыла глаза, она ахнула и отпряла. На этот раз от восторга.
   Они стояли на небольшом холме, перед которым расстилалась просторная долина, покрытая сочной молодой травой. Местность едва окидывалась взглядом, открывая на горизонте небольшой город, состоящий из зданий, различных по конструкции и величине. Каждое строение было сделано из светлого песчаника, и от этого город, слегка расплывавшийся в испарениях тёплого воздуха, казался белым миражом. При свете солнца с неба, Жаклин смогла различить издалека купола церквей и колонны храмов, шпили часовен и башни многоэтажек, уютные современные особняки, напоминавшие фасадами лучшие дома Лазурного берега, и совершенно типичные восточные дворцы с бассейнами, павлинами, пальмами и фонтанами. Это город представлял все виды архитектур. Издалека он показался Жаклин удачно сделанным макетом. Посмотрев на Лойза с ожиданием объяснений, она не успела задать вопрос, как услышала предложение:
   – Давайте спустимся вниз и там я расскажу вам подробно обо всём.
   От нетерпения женщина даже воскликнула. Казалось, при появлении этого райского уголка, её недовольство спутником исчезло.
   Лойз согнул руку в локте и подал Жаклин. Под руку они стали спускаться по дорожке, вымощенной гладким красным камнем.
   Чем скорее приближалась долина с разбитым в ней парком, тем чаще стали попадаться на их пути люди. В том, что это не саифны, Жаклин не сомневалась: была в лицах встречающихся некая особенность, какое-то мимолётное выражение, отличающее их от виденных накануне луизан. Это была своеобразная симпатия, с какой встречные смотрели на парочку, откровенная заинтересованность новоявленными, но вместе с тем воспитанность и учтивость, так доступные человеку. Было ещё кое-что, что не оставляло Жаклин сомнения в том, что все, кого она видит – люди: она узнавала каждого из встречных. Все они были знаменитостями, теми самыми лучшими представителями человеческого рода на всём его протяжении, о которых говорил Лойз.
   Первым увиденным был мужчина пожилых лет в сюртучном костюме представителя английского среднего класса семнадцатого века. Полулёжа на пригорке под развесистым деревом, он, заметив учёную, учтиво улыбнулся и, сев, наклонил голову. Жаклин ответила на приветствие таким же кивком.
   – Он кого-то напоминает мне? – шепнула она Лойзу. Тот усмехнулся:
   – Ещё бы! Это – Ньютон.
   – Кто?!
   – Исаак Ньютон. Автор трёх законов классической механики.
   Оглянувшись на учёного, Жаклин недоверчиво осмотрела его. Англичанин уже вовсю принадлежал своим мыслям.
   Пройдя ещё несколько шагов, Жаклин опять обратила внимание на встречного. На этот раз это был художник, расположившийся на небольшом взгорье с видом на лужайку парка. Он писал полотно. Не успев узнать автора, женщина тут же узнала произведение: оно было нарисовано в характерной манере.
   – Сальвадор Дали? – снова прошептала Жаклин; говорить нормальным голосом казалось недопустимым, как при посещении музея.
   Художник с прищуром крутанул ус, приветствуя их. Лойз кивнул.
   Они вошли в парк. Навстречу им, в чулках, парике и камзоле, шёл размашистой походкой молодой Моцарт. С наушниками на голове, он был целиком поглощён прослушиванием, поэтому даже не заметил парочку. Парковая дорожка привела Жаклин и Лойза к небольшой речушке. На её берегу сидел в льняном хитоне бородатый человек и палочкой выводил на песке какие-то чертежи. Когда он поднял голову и улыбнулся Жаклин, она узнала в учёном Архимеда.
   Буквально через несколько метров пути, взгляду путников предстала странная троица. Наряженный в тогу из белой шерсти, перекинутую одним концом через плечо и закреплённую брошью из массивного золота, вальяжно восседал на камне, как на троне, Гай Юлий Цезарь. С видом уверенного в себе человека, он вёл жаркую беседу ещё с двумя знаменитыми полководцами. Одним из них был мужчина правильных линий лица и идеального телосложения. Мужество буквально просачивалось в каждом его жесте и слове. В руке полководец держал обсидиановую статуэтку полуобнажённой женщины, на которую то и дело бросал восхищённый взгляд. Это был Александр Македонский. Третий их собеседник являлся человеком также выразительным. Время от времени поправляя на голове треуголку и сложив руки сзади за спиной, он то и дело вносил в речь говорящих волевую струну деспота. То ли из-за малого роста, то ли потому, что ему не хотелось пачкать травою белый военный костюм, но этот третий, бывший Наполеоном Первым, единственный из всех говорил стоя, а, вернее было бы сказать, то и дело прохаживаясь перед товарищами твёрдыми шагами. Мужчины обсуждали военные тактики.
   Жаклин это показалось странным:
   – Они все говорят на английском?
   – Да. Мы научили их универсальному языку саифнов. Но при этом каждый владеет языком своего предка, причём как современным, так и древним. Но английский – более приемлем для общения. Так что, вы слышите классический язык Британии.
   Обрадованная уверением, Жаклин стала вслушиваться в разговор исторических личностей, но сути его так и не поняла. Тогда она стала просто любоваться троицей.
   – Пойдёмте! – потянул Лойз, пробуждая спутницу от мечтаний, – Нам ещё много чего нужно посмотреть.
   На самом выходе из парка, в тени деревьев наши друзья увидели плетёную беседку. В ней на откидных современных шезлонгах отдыхали Мерлин Монро, Анна Павлова и Нефертити. Египетская царица, уложив на кресло голову, увенчанную тяжелейшей двойной тиарой, благоговейно закрывала глаза при каждом взмахе опахала своей темнокожей служанки. Американская киноактриса с удовольствием скинула с ног свои любимые тапочки с опушкой и, едва прикрыв розовым прозрачным халатиком соблазнительное тело, растянулась на кресле, обсуждая с подругами секреты женской красоты. Русская балерина, оставаясь сидя, усердно массировала натруженные ступни, затянутые в пуанты. На ней был костюм Жизель.
   При появлении Лойза и Жалкин, все три представительницы прекрасного пола дружно закивали и заулыбались. Лойз тоже помахал женщинам издалека, широко улыбаясь так, словно они были знакомы много лет.
   «Ах, так значит, он всё-таки умеет радоваться красоте», – Жаклин ревниво сжала кулаки.
   Она мило улыбнулась знаменитостям и язвительно проговорила саифну:
   – Мы с вами где: в театре или в галерее живых кукол?
   И всё-таки, было заметно, что она находится под впечатлением от столь странного ассорти знаменитостей.
   – Не то и не другое, – Лойз потянул спутницу прочь, – Это потомки человеческих особей, уже лишённые отрицательных качеств.
   У Лойза был гордый вид. Жаклин снова брызнула желчью:
   – Понятно. А это место – то, что зовётся раем?
   – Нет, это лишь точное воспроизведение одного из самых удачных весенних дней континентального климата среднеевропейской широты в одном из универсальных, нигде не существующих, мирков, представленного разными цивилизациями людей, – саифн не обращал внимания на сарказм, не тратя времени на распри, – А я являюсь главным смотрителем этого хомопарка.
   – Почему именно вы?
   – Основным занятием моих предков, перешедшим мне по наследству, было изучение фауны Земли. Поэтому вполне естественно то, что именно я слежу за биологическими процессами всех находящихся на Луазе живых представителей землян, стараясь одновременно облагородить их.
   Жаклин попыталась движением головы стряхнуть наваждение:
   – И каким же образом «облагородить»? – в её голове роились разные мысли, одна невероятнее другой: током, пищей, облучением? Но и тут всё оказалось проще, как объяснил саифн:
   – Очень просто. Например, мы знали, что Нефертити была неимоверно красива и умна, но при этом спесива и злопамятна. Так вот, мы добились того, что её праправнучка в сотом поколении сохранила красоту бабушки, но имеет при этом кротость овцы и доброжелательность ангела.
   Жаклин тяжело было вот сразу принять на веру видимое; она ощутила в ногах слабость и кружение в голове.
   – Давайте сядем, – указывая на одну из лавочек парка и не дожидаясь согласия, женщина плюхнулась на неё с отрешённым видом.
   – Вы позволите? – Лойз указал на место рядом с ней.
   В это время на дорожку, на которой стояла лавочка, вышли ещё двое гуляющих. Поравнявшись с сидящими путешественниками, один из них остановился и вынул часы на золотой цепочке из нагрудного кармана полушерстяного с атласом камзола шикарного кроя.
   – Если мы хотим успеть оформить материал по чабрецу, то нам следует поспешить, – напомнил он спутнику, изучая циферблат.
   Тот согласился:
   – Поспешим. И нужно не забыть внести в компьютер цитологические данные его семян.
   И они продолжили путь, не забыв при этом чинно поздороваться с Жаклин и Лойзом.
   – Надеюсь, вы узнали Чарльза Дарвина и Томаса Гука?
   – Их портреты висят в любом биологическом классе нашей страны, – Жаклин буквально впилась взглядом в спины уходящим естествоиспытателей, – Но как же всё-таки возможно подобное?
   – Просто.
   На протяжении нескольких десятков тысячелетий саифны брали у людей гормоны воспроизводства и собирали коллекцию фауны и флоры, чтобы иметь у себя полный хромосомный генофонд Земли.
   – Зачем?
   Лойз посмотрел на учёную с удивлением. Как она, биолог, не понимала настоящего интереса сделанного? Жаклин смутилась и пояснила вопрос:
   – Нет, в смысле, зачем это вам?
   – Смотрите, вот там вдали на траве сидят за шахматами Ломоносов, Циолковский и Эйнштейн, а ассистируют им первый космонавт Земли и первый астронавт Луны.
   Лойз усмехнулся собственной шутке, достал из своего дипломата бинокль и протянул его, указав нужное направление. Присмотревшись, Жаклин увидела шахматистов, склонённых над сложной партией на трёх досках. Рядом с ними, поедая с дерева вишни, наблюдали за игрой Юрий Гагарин и Нил Армстронг.
   – Когда-то философы-провидцы Луазы предсказали катастрофу Земли. С тех пор учёные Луазы, так же, как те два «гербариста», что только что прошли мимо нас, стали регулярно отбирать живой материал от лучших представителей землян. Они тщательнейшим образом сохраняли и улучшали его, добиваясь того, чтобы все потомки одарённых людей не только оставляли за собой полезные качества своих предков, но и продолжали развивать их уже в условиях инопланетных лабораторий.
   Самых поразительных успехов саифнам удалось достигнуть по восстановлению всех деталей Античности. Для луизан это была та самая эпоха, что звалась «золотой эрой человечества». В те времена идеалом являлась красота: движения, слов, поступков, тел.
   В голосе Лойза была уловима ностальгия и сожаление об утрате. Жаклин попыталась разбавить идиллические представления:
   – Смею ли я напомнить, уважаемый Лойз, что и Древняя Греция, и уж тем более Древний Рим, наряду с тем, что являлись колыбелями зарождения искусства, традиций и всего, что зовётся историей человека разумного, были феодальными государствами? В них торговля телом, дифирамбы которому воспевали поэты и прелести которого запечатлевали художники, являлась делом столь же привычным, сколь является для современной эпохи покушение на покой Вселенной. Что именно вы ставите нам в вину. Так в чём же преимущество их, и почему вы, зная чем закончится весь прогресс человечества, не уничтожили нас ещё на той стадии социальной несправедливости?
   Филосовская триада закончилась испепеляющим взглядом. Саифн вздохнул:
   – Вы нисколько не хотите признаваться в размахе грехов современного человечества? – вопрос был почти утверждением. Землянка надула губы:
   – Не хочу.
   Все же, женщине никак было не привыкнуть к мысли, что это её современников ждёт расплата за всю предыдущую эволюцию человечества. Лойз понял это и не стал спорить, разубеждая Жаклин в правоте. Вместо этого он напомнил о том, что социальное разделение есть даже у животных. Для него Античность была хороша уже тем, что в те времена соблюдались правила подлинности, и любому достойному могло воздаться по заслугам. Во все последующие эпохи люди стали утрачивать человеколюбие и отказываться, во имя обогащения, от объективного вознаграждения достижений. Думая только о материальном благополучии, люди, в большинстве своём, пренебрегали пониманием истинных ценностей и забыли о душе. Проявление подобной несправедливости сегодня достигло на Земле предела. Инопланетяне называли этот людской грех социальной пошлостью и именно от этого уберегали мир, созданный в хомопарке. Они верили, что однажды, когда они смогут очистить Землю от скверны, поражающей сегодня своими отрицательными зарядами всё космическое пространство, им удастся вернуть на голубую планету только положительные экземпляры инопланетной лаборатории.
   Лойз откровенно признавался Жаклин в своих мечтах. У него был настолько одухотворённый вид, что Жаклин не посмела шутить. Она пыталась понять логику инакомыслящих существ и по праву оценить гигантскую работу, проделанную ими. Сейчас она была прежде всего учёным. Амбиции представительницы обречённой популяции отошли на второй план перед желанием найти разгадку к тайне существ с другой планеты. Только поняв принцип мышления саифнов, Жаклин могла надеяться на возможность убедить их не истреблять людей. Это сейчас было главным. И срочным.
   «Или мы их, или они нас», – повторила Жаклин мысль Лойза. Теперь она жадно вслушивалась в каждое пророненное слово.
   Саифн, не подозревая о замыслах гостьи, подробно рассказал о достижении своих коллег в улучшении человеческой особи. Все представители лучших из людей, что Жаклин видела здесь, жили в заповеднике до той поры, пока не достигали возраста творческого расцвета предков. После этого луизане списывали с их мозга программу памяти, как они делали это при формировании самих себя, делали подбор пар для совокупления, дожидались от пары потомства и только затем передавали уже полученному эмбриону эту самую списанную память. Таким образом, соединяя познания о человеке с тем опытом собственных ошибок, что чуть не погубил их цивилизацию, инопланетяне надеялись получить существо более совершенное, нежели сегодняшний саифн, но вместе с тем наделённое эмоциональной памятью, какой обладает человек.
   Способ формирования потомства, что использовали саифны, напомнил Жаклин тот, что последние годы практиковали земляне. Люди, вооружившись клонированием клеток и используя его как средство активного создания пробирочных себе подобных, производили над своими семенами умопомрачительные, порой и вовсе недопустимые с точки морали, опыты.
   Маскируясь благими идеями избавления человечества от генетических болезней, современные учёные Земли вмешивались в физиологическую природу создаваемого ими человека. Саифны, с их наивной верой в создание идеального мира, производили подобную клональную модификацию мозгов подопытных существ; что было никак не лучше. В обоих случаях во главе эксперимента стояла великая идея, результаты воплощения которой смогут оценить разве только что потомки.
   – А если вам не удастся создать ваших ещё более идеальных особей? – невольно поразилась Жаклин уверенности Лойза.
   – Почему?
   – Потому, что в большинстве случаев природа может дать сбой при наложении одних характеристик на другие. В случае эмоциональной организации это ещё опаснее, чем в случае физических характеристик. По крайней мере, физический дефект можно распознать сразу, в то время как сбои психики могут иметь латентную фазу и какое-то время не проявляться.
   – Это исключено, – заверил Лойз, – Мы имеем подробное описание любой эмоциональной организации всех психологических типов. Помимо этого, мы ведём абсолютный контроль над проявлением каждого типа. Все их эмоции регистрированы нами. Мы заранее осведомлены о малейшем их желании.
   – Да, но при этом у людей, живущих здесь, отсутствует право выбора? —напомнила Жаклин, – Даже совокупляются они только тогда, когда соответствуют вашим абсолютным характеристикам. Насколько я поняла, в вашей лаборатории невозможно совокупление исключительно ради удовольствия?
   Для неё было ясно, что люди, живущие здесь, на самом деле не являются людьми, как таковыми. Они, по сути, были такими же искусственно сфабрикованными существами, как сами саифны. Они не имели права любить, в настоящем смысле этого слова. Саифны изучили механизмы эмоционального возбуждения обычных людей и всего лишь имитируют их, искусственно подвергая возбуждению мозговые центры этих несчастных! Это похоже на опыт со слюнным рефлексом собаки Павлова. С той разницей, что слюнной рефлекс не имеет ничего общего с влюблённостью. Невозможно возбудить в человеке любовь, зажигая лампочку. Так думать – наивно.
   Подбираясь к истине догадки, Жаклин почувствовала обострение сознания. Возможно то, о чём она думала, являлось основным ключом к потайной дверце. Жаклин предположила, что саифны, не имея никакого представления о настоящем чувстве, были убеждены, что имитация влюблённости поможет им в создании существ высшего типа. Но тогда это было заблуждением; вольным, диктуемым со стороны Первейших правителей или, судя по рассказам Лойза, скорее всего невольным. Как не могли саифны понять настоящий вкус кофе и прочих продуктов из-за того, что давным-давно перестали употреблять их, точно также они были не в состоянии представить истинную картину функционирования мозга при состоянии влюблённости. Не зная, с чем имеют дело, они всего-навсего внушали жителям хомопарка мысль о необходимости совокупляться и производить на свет детей! О возникновении внезапных чувств, симпатий, речь тут не шла. Значит, саифны на знали истинных механизмов возникновения чувств. Следовательно, они не могли ни владеть ими, ни искоренить их. То, от чего они себя избавили, были всего только механизмы памяти, а не механизмы влюблённости или чувственности. Жаклин вспомнила о навернувшихся слезах Лойза перед подъёмом на поверхность Луазы; о тревоге в глазах саифнов в лаборатории; о запахе её духов, достигшем носа инопланетянина. Всё это доказывало предположения о том, что способность саифнов чувствовать и реагировать не утрачена и не приняла форму рудимента.
   «Их чувствительность только атрофирована, как бывает атрофирована мышца после долгой недвижимости, – подумала она с возбуждением, – Но ведь это не значит, что данная мышца никогда больше не сможет выполнять свои функции. Стоит только серьёзно заняться восстановлением этой бездействующей области, и тогда утраченные функции должны вернуться. Главное, чтобы в мозгу сохранились те центры, что управляют возбуждением. В данном случае они, похоже, сохранены. Правда, их работоспособность надёжно замаскирована и охраняема запретом к проявлению. Но это – дело поправимое.»
   Женщину даже лихорадило от подобной близости разгадки тайны инопланетян. Если это так, как она думала, то у неё оставался шанс научить инопланетян настоящей любви, от которой потом появятся нормальные, незапрограммированные дети. От возбуждения Жаклин на смогла усидеть на лавке и, увлекая Лойза за собой, понеслась из парка к городу.
   Еле поспевая, Лойз продолжал дискуссию:
   – Жаклин, вы ставите под сомнение возможность совокупления этих людей исключительно ради удовольствия, и не верите, что нам удаётся программировать чувства? Но посмотрите на эту пару. – На траве в стороне лежали двое. Люди были удивительно похожи на Христофора Колумба и Жанну д-Арк. – Разве они не напоминают вам пылких влюблённых?
   Жаклин оглядела парочку, нежно обнявшуюся под раскидистой берёзой и усмехнулась:
   – Чисто внешне – да. Но, скажите мне, предаваясь тому, что вы называете любовью, способен ли ваш Колумб на открытие Америки? А ведь его предка всю жизнь вдохновляла на подвиги доброта и любовь его жены.
   – Америка уже отрыта, – охладил Лойз пыл Жаклин ледяным замечанием, – поэтому нам абсолютно неважно на какие именно чувства побуждает этого потомка предложенная ему совершенная особь Жанны Д-Арк. А кроме того, определённо доказано, что для научного открытия центр удовольствия не имеет никакого значения. Поэтому, принятые на Земле предположения, что чувства побуждают к прогрессу – ошибочны.
   – А к творчеству? А к подвигу?
   – Нам не нужно ни одно, ни другое.
   Прагматичность Лойза была непрошибаемой.
   Жаклин разочарованно покачала головой:
   – Значит, при такой постановке вопроса, ваш Наполеон никогда не найдёт свою Жозефину. Одумайтесь, Лойз. Однажды вы зайдёте в тупик с вашими опытами. Вы, как и мои коллеги с Земли, пытаетесь играть роль доброго господа бога. Но это – грех!
   По убеждениям церкви вторжение в природу являлось ещё более наказуемым, чем очерствление душ. По свидетельствам науки самопроизвольный выбор качеств с разделением характеристик на «хорошие» и « плохие» грозил опасностью заблуждения. Последствия, вытекающие из подобной личностной ошибки, могли быть необратимыми. Никто не мог предсказать заранее ход развития жизни в оплодотворённой клетке. Никому не было дано предвидеть какие именно способности сможет проявить появившееся из этой клетки существо. Людям были известны случаи, когда шизофреники становились символами своей эпохи, калеки ваяли шедевры, заражённые смертельными болезнями продолжали радовать мир своими дарованиями. Избавляясь от хилой оплодотворённой клетки, люди, возможно, бессознательно лишали появление на свет нового гения. Отнимая у Колумба его мечтательность, саифны искусственно искореняли его дар путешественника и любителя авантюр.
   «Нет, они явно заблуждаются в своих предположениях», – уже совсем уверено подумала женщина.
   – Ваши, так называемые «совершенные люди», – всего лишь синтез лабораторного эксперимента, Лойз, – печально утвердила она мысли вслух. – Если когда-нибудь вам, как вы мечтаете об этом, удастся очистить нашу планету и населить её экспонатами из вашего хомопарка, то прежде всего им там понадобиться дар первооткрывателей и жажда познаний. А они у вас живут тут в полном достатке без всякой возможности проявлять инстинкт самосохранения. До они просто погибнут в условиях дикой природы!
   Лойз довольно воскликнул:
   – Мы предусмотрели и это!
   Он принялся объяснять как время от времени над небом хомопарка гремит гром, на город обрушиваются ливни, а в воздух саифны добавляют примеси окиси углерода.
   Но это не убедило Жаклин и не поменяло её убеждений. Лишённые опыта столкновения с настоящими природными аномалиями Земли, инопланетяне никак не могли предвидеть все возможные исходы катастроф. Жаклин, как биолог, прекрасно знала, что при подобном эксперименте вполне допустима биологическая несовместимость подопытных человекоподобных с биосферой другой планеты. Саифны только предполагали как смогут сфабрикованные ими люди приспособиться к настоящему земному климату. Предположение, знание и подтверждение знаний на практике – вещи разные. Искусственно созданные на Луазе свет, бури, загрязнения воздуха, пожары, наводнения не могут ни по своей величине, ни по свои качественным характеристикам сравниться с теми, что могли ожидать этих абсолютно положительных особей Земли в реальности. Кроме того, у саифнов не было никакой гарантии того, что через определённое время в этих абсолютно идеологически настроенных механизмах не произойдёт разлад и некоторые из них опять не приобретут те самые генные характеристики, что отличали их предков. Кто мог гарантировать, что потомок Наполеона не обретёт заново вкус к славе и разрушениям, и, вооружённый данными ему познаниями о масштабах Вселенной, не воплотит мечты своего прадеда в размахе галактическом?
   Жаклин было жаль Лойза. В этот момент она поняла, что на самом деле саифны не являются теми, за кого себя выдают. Создав себе все условия, какими они пользовались ежедневно и повсеместно, они были, как никто, зависимыми от сбоя в работе любой из налаженных ими систем. Люди, пуская на самотёк принципы сохранения окружающего мира, разрушали этот мир, но при этом невольно приспосабливались к новым условиям. Любой из людей был в какой-то степени мутантом, производным совершённого им самим действия. Саифны же приспосабливали окружающий мир к себе, оставаясь при этом неизменными. Что было хуже, Жаклин не знала. Она могла только предполагать, что без привычных достижений технического прогресса, при возникших трудностях саифны могут оказаться ещё более уязвимыми, чем люди. Инопланетяне были слишком рафинированными для того, чтобы переживать лишения. В то же время, они были слишко затянуты рамками сдержанности в проявлении чувств, для того, чтобы хотя бы нормально общаться друг с другом. Предположив, что однажды на Луазе исчезнут распорядители Первейшие, Жаклин на могла представить каким образом сиафны станут понимать как им жить. Рассказы Лойза о существовании общепланетной компьютерной связи только подтверждали факт о полной изоляции отдельных особей саифнов. Все они жили обособленно, специально разрозненно и под постоянным наблюдением. Всем им, воссозданным по памяти, вкладывалась при рождении мысль об угрожаемой опасности извне. Неприязнь к окружающему миру делала сознание саифнов недоступным для реальной оценки фактов. Стремление людей к прогрессу воспринималось ими как покушение на собственную независимость. По мнению Жаклин это должно было формировать у существ определённый комплекс недоверия и неприятия к человеческой популяции. Люди для инопланетян являлись потенциальными производителями катастрофы. Именно поэтому Первейшие приняли решение об истреблении землян. Лойз и ему подобные были только исполнителями данного решения. В подобной ситуации Жаклин рассчитывала на милость со стороны своего спутника.
   «Вот только как объяснить ему, что мы – не более, чем древние представители их самих же. Тогда можно будет попытаться вместо противостояния побудить его к сотрудничеству», – осторожно думала Жаклин, пока Лойз был занят объяснениями.
   Они проходили мимо новых обитателей парка, бывших предками великих людей. Каждый из них здоровался с путешественниками и приветливо улыбался. Но Жаклин уже не впечатляли ни физические сходства с историческими оригиналами, ни углублённые пояснения Лойза о новых приобретённых качествах копий. Она пыталась понять что именно нужно сделать для того, чтобы убедить Лойза в её безвредности.

12

   За разговорами Жаклин и Лойз подошли к первым домам города и остановились. Несмотря на предвзятое отношение к виденному, Жаклин не могла побороть в себе возникшее восхищение перед столь детально восстановленными шедеврами земного зодчества.
   – Сколько же времени ушло у вас на эти творения? – вопрос вырвался сам по себе.
   – Ерунда. Работа с живым материалом заняла гораздо больше времени. – Признание было откровенным. Жаклин пристально посмотрела на спутника: что это досада, усталость, разочарование? – Хотите посмотреть город?
   – Охотно.
   – Тогда проще будет проехаться на автомобиле. Подождите меня здесь, – Лойз указал на одну из подвесных лавок около дома. Сам вошёл в ворота особняка, построенного в современном американском стиле, и скрылся внутри двора. Не зная чем заняться, Жаклин пошла по дороже, ведущей к дому.
   «Надеюсь сторожевых собак они не восстановили? Ужасно боюсь их. Хотя, кого и от чего тут охранять? У них же все – идеально правильные. Алчность и злоба искоренены, значит, воровать и убивать некому.»
   Парк двора был совершенно неинтересен. Жаклин заскучала. Но вскоре из гаража рядом с домом выехал Роллс-ройс начала двадцатого века. За рулём сидел Лойз.
   – Никогда не сидела в такой машине, – призналась Жаклин.
   – Никогда не поздно попробовать. Садитесь! – к роскоши он тоже относился как к банальной механической детали. Саифн распахнул дверцу. Жаклин села. Машина мягко зашуршала колёсами по дорожкам из песка.
   Город был пуст. В это время дня искусственно созданное солнце стояло в самом зените. Вспомнив о теме их беседы, Жаклин возобновила разговор:
   – Простите, Лойз, всё-таки мне не до конца понятна цель ваших экспериментов. Не гуманнее ли было бы хранить до поры до времени в ваших лабораториях законсервированный генофонд Земли, не развивая «материал», а потом, по прошествии времени, просто спустить всю эту коллекцию обратно на Землю и позволить ей развиваться по законам природы?
   – С тем, чтобы человечество опять повторило свои же ошибки? – Лойз напряжённо глядел на дорогу. Явно ему не очень нравится способ передвижения, где беспрестанно нужно всё держать под контролем и концентрироваться для любого движения. Но Жаклин было совсем не жаль водителя. Наоборот, она почти злорадствовала. Тема снова побуждала к неприязни:
   – А вам не кажется, Лойз, что даже вы, все такие неуязвимые и непревзойдённые, тоже способны ошибаться? И что вы насильно навязываете иной цивилизации ваши собственные ошибки?
   – Странно, что вы видите в наших деяниях только плохое. Почему бы вам не отметить, например, что при всех наших ошибках, мы сохраняем вам то, что сами вы не смогли уберечь? Посмотрите туда!
   Лойз не поддавался нападкам. Он остановил машину на небольшой круглой площади перед храмом древнегреческого стиля. Вся площадь была уставлена бронзовыми и мраморными статуями танцовщиц, атлетов, гетер. Лойз коснулся одной из них:
   – Всё это – творения Лисиппа, одного из самых известных скульпторов Античной Греции. Человечество переплавило на оружие практически все полторы тысячи творений скульптора. В то время как мы смогли сохранить здесь несколько десятков его трудов. А в нашей библиотеке есть навсегда утраченные для людей старинные летописи первых славян. И про генофонд Земли я вам уже рассказывал. Так кто из нас: вы – люди, или мы – саифны, более бережно относимся к Человеку и всему, что им создано?
   Жаклин, восхищённо смотревшая на статуи, повернулась и отвесила низкий поклон. Она протянула руку к одной из запечатлённых гетер. Прекрасные спутницы воинов Эллады, они просвещали и утешали мужчин. Нежно поглаживая нагревшийся металл, Жаклин заговорила с тихим смирением. Злость прошла. В груди осталась только боль.
   – И всё-таки, Лойз, уверяю вас, что, несмотря на достигнутый прогресс, вы так и не дошли до совершенства в создании исключительной личности. Да, вы можете программировать определённые ощущения. Но ведь это не эмоции. Я не думаю, что современный потомок Лисиппа, если бы его «восстановили», смог бы достичь уровня мастерства своего далёкого предка. Честно говоря, глядя на ваши творения, я испытываю к ним жалость.
   – Жалость? – Лойз развернулся, – Но почему? У них есть всё, что может пожелать любой из вас.
   – Нет, – Жаклин покачала головой, – Мне жаль этих несчастных, потому, что пытаясь сделать из них совершенные существа, вы, фактически, лишаете их тех самых качеств, каких лишили вас предки. Но их можно было и понять и, в конечном итоге, простить. Тогда как сейчас, здесь, вы заведомо готовите синтетически идеальный мир. И это – грех. Если бы мне предоставили сегодня право выбора для моих потомков, поставив на чашу весов абсолютный идеализм и проявление присущих нам слабостей, я не задумываясь избрала бы второе.
   На последних словах голос женщины надломился. Она отвернулась от спутника. Ей нетерпимо было осознавать собственную бездеятельность. Ей представилась Земля, тот мир, что в понятии женщины был идеальным, каким он бывает в воспоминаниях.
   «Если бы только я смогла научить их любви, – снова подумала женщина, – Но как?»
   И не успела она подумать, как тут же её пронзила новая безумная мысль, от которой Жаклин напряглась. Сумасшествие, созревшее в голове, показалось тем самым решением проблемы, которое учёная безрезультатно искала. Да, теперь ей стало очевидно, что только физическое воздействие способно вернуть саифнам чувственность. Утвердившись в принятом решении, Жаклин собралась. Она отошла от спутника, делая вид, что продолжает осмотр. Не зная, о чём она думает, просто отступив, чтобы она могла побыть одна, Лойз вернулся в машину. Он замечал как время от времени Жаклин бросала на него странные взгляды, но и представить не мог, о чём именно думает его гостья. Он мог бы, конечно, как обычно, напрячь свою интуицию и попытаться хотя бы отгадать их тему, но саифну не хотелось снова ставить гостью в столь откровенную зависимость от себя. Да и ему было что осмыслить. Замечания Жаклин об их несовершенстве крутились в голове вихрем. Так ли уж была она неправа? Или руководство Луазы всё же поторопилось с выводами?
   Так прошло несколько минут, позволивших обоим обособиться хотя бы на время. Построив в голове план действий, Жаклин, обойдя площадь в третий раз, вернулась в машину. Она предложила Лойзу сесть за руль. Он охотно уступил место. Делая вид, что продолжают осматривать местность, каждый всё глубже зарывался в собственные соображения. Наконец, сделав круг, машина остановилась на границе города и парка.
   – Вот и всё, – саифн развёл руками, – Вы ознакомились с ещё одной из наших структур, которая, как я понял, тоже не привела вас в восторг?
   Жаклин посмотрела с сожалением. Она вышла из машины и направилась в обратный путь по парку. Встречая на пути знаменитостей, Жаклин не реагировала на них с прежним интересом. Она устала от странностей незнакомого ей мира. В голове прокручивался порядок действий, начать которые она не решалась.
   Лойз спросил о причине её особой рассеянности. Женщина рассеянно опровергла:
   – Наоборот, я предельно сконцентрирована.
   – Да? А мне показалось.. Но тогда скажите, почему вы ни за что не стали бы такой, как эти люди?
   – Это задело вас?
   – Больше, чем вы могли бы подумать?
   – Почему это? То есть, почему вам не всё равно: умру я или стану вот такой запрограммированной марионеткой?
   – Вы не станете, Жаклин. Только ваши потомки…
   Лойз давал ей надежду? Или это только показалось? Жалин остановилась на ходу.
   Саифн наклонился к самому её уху:
   – А если вы скажете «нет», не боитесь ли вы оказаться осуждённой ими?
   – Кем? —Жаклин даже оглянулась; шла ли речь о жителях хомопарка или..? Но саифн успокоил, ответив:
   – Потомками.
   Он смотрел без подвоха или лукавства. Ему можно было верить, ибо он неспособен был врать. Жаклин поняла, что действовать нужно сейчас. Она вся подалась к мужчине, взяла его руку и прислонила её к своему лицу:
   – Я не боюсь, Лойз. Не боюсь. Так как я знаю, что есть счастье. А можете ли вы сказать то же самое? – Жаклин продолжала гладить лицо рукой саифна и изображать нарастающее возбуждение, – Разве вам не хочется понять этого? Прочувствовать. Я перед вами всего лишь маленькое существо, с которым вы в любой момент можете сделать что хотите. Тем не менее, я не боюсь смотреть вам в глаза, потому что, даже если меня не станет, я познала сполна, что такое радость жизни. А вы? Вы – просто существуете. Механически размножаетесь, лишая себя и потомков обыкновенной радости от тепла и присутствия рядом близкого существа. Вам чужд смысл таких слов, как семья, дом, дети, любовь… Разве вам не хочется понять что такое любовь?
   Лойз замерший от выплескивающегося на него признания, медленно отнял руку. Он, не прерываясь, смотрел на землянку. Во рту опять стало сухо:
   – Должно быть, это приятно?
   Жаклин качнула головой и снова пошла. Они шли молча до той самой речушки, на берегу которой сидел до этого Архимед. Спустившись к воде, Жаклин нашла на песке написанные формулы. Глянув на них разочарованно, женщина принялась стирать их носком сапога.
   – И вы не захотели даже их переписать? – воскликнул Лойз.
   – Зачем?
   – Возможно, в формулах нынешнего философа та самая прописная истина, которую ищут сегодня ваши учёные.
   – Вряд ли людям пригодятся сегодня готовые формулы и рецепты.., – напомнила Жаклин, – До всего человечество должно дойти само. Дорасти. Дозреть. Иначе я и не представляю. Да оно и не может быть иначе.
   Она вновь подошла к Лойзу. Так хотелось, чтобы он понял её. – Вы так не считаете?
   Лойз не мог отвести взгляд. Он смотрел на Жаклин с такой же неистовостью, в какой смотрела на него она. Идеально воспроизведённые свет, природа, солнце, пение птиц навевали определённое желание, столь хорошо знакомое одной и совершенно неведомое другому. Растерявшись от собственной решимости именно в этот момент, когда они были едины мыслями, Жаклин механически нажала кнопку своего плейера, висевшего у неё на шее с тех пор, как они покинули квартиру саифна. Полилась знакомая музыка наигранная флейтой и гитарой. Это сломало Жаклин окончательно. В ней сражались чувство долга и собственное бессилие перед обаянием этого существа. Он был добр с ней. Внимателен. Предупредителен. Он был просто красив и силён. Глядя в глаза своего странного палача, она почувствовала, как что-то шевельнулось в груди. Ей стало страшно, ибо Жаклин поняла какое именно чувство она испытывает к саифну. Все рассуждения о необходимости произвести с инопланетянином акт физической близости забылись в один миг. Теперь перед Жаклин стоял только мужчина. Женщине захотелось навсегда остаться рядом с ним, чтобы уберечь его от собственного совершенства. Именно в нём пряталась слабость Лойза. Именно это хотелось сломать: доказать, что проявление чувств – это тоже сила. И быть с саифном – не просто физическая потребность, а нечто большее. Жаклин почувствовала близкие слёзы. Она не могла противиться наступившим эмоциям. Положив руку на плечо Лойза, женщина простонала:
   – Увезите меня туда, где нас никто не может видеть. Пожалуйста…
   – Зачем? – Лойз говорил шёпотом и с придыханием.
   – Я хочу подарить вам возможность хотя бы раз почувствовать силу любви.
   – Вы любите меня?
   – В вас есть всё, чтобы полюбить вас, Лойз. В вас есть всё, что привлекает женщину: ум, сила, обаяние. Глядя на вас, мне кажется, что механические отборы ваших генетиков на какой-то стадии дали сбой, и вы не столько забыли про чувственность, сколько заставили себя забыть про неё. В ваших глазах сейчас столько нежности и внимания, преданности и благодарности за моё приближение, что мне хочется помочь вам вернуться на полтора миллиона лет назад.
   Саифн неуверенно покачал головой. То, что говорила Жаклин не казалось ему бредом. Она затронула какой-то потерянный в его памяти уголок, действие которого не позволяло остановить её. Вновь захотелось понять что-то, что неуловимо металось в мозгу, во всём теле. И эти прикосновения! И эти взгляды! О, как же всё это было странно… до боли, до жути, до нетерпения. Не желая больше находиться в состоянии неопределённости, Лойз робко спросил:
   – Что вы хотите сделать со мной?
   Жаклин медленно откинула прядь волос с лица:
   – Помните, Лойз, когда мы были ещё на Земле, вы, объясняя почему избрали меня для полёта сюда, сказали, что каждый из нас иногда способен на безумие? Помните? Так неужели же вам не хочется быть безумным до конца? Я хочу научить вас любить. Только и всего.
   Лойз отвел взгляд от пряди волос женщины. В его голове всё пошло кругом. От неясности состояния опять стало душно. Оттянув ворот своего скафандра, саифн, как загипнотизированный, посмотрел на Жаклин:
   – Что это? Что это со мной? Я не могу понять…
   – И не надо… Доверьтесь мне. Только и всего.
   Голос женщины резонировал в голове саифна. Ничего не говоря, он протянул руку и быстро повёл Жаклин прочь к той самой изгороди, через калитку которой они попали в хомопарк.

13

   Дойдя до оранжереи в саду Лойза, они подошли к потайному люку в подвал под нею и в полном молчании спустились по винтовой лестнице. Попав в небольшой кулуар, обитый материалом, заговорщики оказались перед обычной деревянной дверью. Она была не заперта. Распахнув дверь, Лойз пропустил Жаклин первой, зашёл за ней и плотно закрыл дверь на внутренний засов.
   Женщина поражённо остановилась на пороге, снова переполненная любопытством, перемешанным со страхом.
   Они оказались в комнатке, обшитой настоящим плотным гобеленом. На его терракотовом фоне по всей стене были вытканы люди, земные животные, зелёные растения и цветы. Это был тот самый пейзаж, что несколькими минутами раньше путники видели в хомопарке – тот самый райский уголок, подлинность красок которого была таковой, что казалось, что они снова оказались на природе. Только тишина заставляла понять, что всё виденное написано на холсте.
   Жаклин молча обошла убежище. Посреди комнаты стояла широкая кровать. Два прикреплённых над нею бра горели привычным земным светом. Мягкий плед из атласной ткани в тон к гобеленам, покрывал кровать до пола. В одну из стен был встроен огромный аквариум с рыбками и большая зеркальная стена.
   Глядя на отражения Жаклин, Лойз подошёл к ней сзади вплотную. До саифна долетел еле уловимый запах духов. От их аромата снова непривычно защекотало в носу, и тут же Лойз почувствовал, как защипало глаза и проступили слёзы. Нет, его возраст был тут совершенно ни при чём, как он подумал накануне. И слёзы появились на глазах не от усталости или резкого света, как ему показалось перед взлётом на поверхность Луазы. Причиной им было неведанное желание мужчины прислониться к женщине перед ним и постоять вот так, не отходя от неё. Четко понимая чего хочет и подвергаясь желанию, Лойз осторожно взял рукой одну из прядей Жаклин. Выбиваясь то и дело из-под резинки, стягивающей волосы, эта прядка вызывала у саифна умиление. На протяжении всего их знакомства с Жаклин, Лойзу непременно хотелось вразумить непослушную спиральку, засунув её в общий хвостик. Теперь он сделал это. Жест получился неуклюжим, отчего прядка снова свесилась вперёд. Она была такой же настырной, как хозяйка.
   Не поворачиваясь к саифну и тоже глядя на него в зеркало, женщина в ответ мягко улыбнулась и вдруг стянула резинку вовсе. Она качнула головой, и волосы колыхнулись тяжёлой волной. Лойза обдало воздухом. Он почувствовал, как волосы притягивают его и, не в силах устоять перед соблазном, осторожно погладил их. Рука его была мягкой, а прикосновение лёгким, еле ощущаемым. Жаклин глубоко вздохнула от подбирающегося возбуждения. Рассматривая волосы меж пальцев, Лойз принялся говорить тихо, так, словно объяснял что-то себе самому.
   – Это всё не иллюзия и не мираж. Именно такой была одна из комнат моих предков до катастрофы. И мне очень хотелось восстановить её. Удалось это благодаря чертежам и схемам, найденным в семейных документах. Кажется, у вас это называется спальня? И это именно то место, где предаются любовным утехам чаще всего?
   На последней фразе голос прозвучал еле слышно. Жаклин развернулась и посмотрела на саифна с удивлением. Она не знала должна ли верить услышанному или же сказанное – её воображение. Мужчина рядом с ней откровенно говорил о своём желании. Жаклин шагнула вперёд и оказалась в объятиях:
   – Не всегда нужна кровать, чтобы сказать другому, что любишь его, – прошептала она, – Вы хотите?..
   Лойз оторопел. Он и сам не знал чего хотел и зачем ищет в действительности объяснения своим смутным желаниям. Впервые отношения с существом противоположного пола ставили его в неразрешимую ситуацию. Лойз не знал что делать, что говорить. Он отстранился от Жаклин и опустил глаза. Целая гамма новых ощущений: от робости до неудержимости, охватила его. Горло сжимало от несказанных слов, сформулировать которые Лойз не мог. Саифн тяжело вздохнул и сел на кровать. До того, как встретить Жаклин, он был чрезвычайно благодарен предкам, что сделали из него особь совершенную и неприкосновенную. Он знал, что люди живут, не придерживаясь порой никакой логики, и совершают настолько опрометчивые поступки, что со стороны кажутся смешными.
   Лойз пытался понять с чего, с какого момента начались в нём столь странные преобразования. Он жил, как все его сопланетники: работал, создавал, изучал. Был хорошим исполнителем заданий Первейших, никогда не подвергал сомнению то, что выполняет. И вот, в его жизни появилась эта женщина. Её капризы, требования, привычки и желания сначала возмущали. Лойз считал её балованной и требующей к себе постоянного внимания. До того, как пригласить Жаклин сюда, Лойз был уверен, что учёная Земли ничего не поймёт из их жизни на Луазе и никогда не сможет оценить побуждения саифнов как нужно. Вопреки этому, Жаклин согласилась на путешествие и с достоинством перенесла его. Потом она изъявила желание принять сухой душ и разыграла его. Женщина хотела казаться озорной и доступной задирой, но при этом саифн видел её стыдливость, когда она натягивала на себя одеяло. Позже, в обсерватории, Лойза поразил тревожный блеск глаз гостьи, устремлённых в бездну Вселенной. Её робость и искреннее признание себя маленькой частью большого мира, заставили подумать о том, что люди способны замечать подлинные ценности. Перед величием мира их самолюбие, о котором он был наслышан и которого всегда сторонился, отступало. Как преклонялось оно и перед достижениями и познаниями инопланетян.
   Непосредственность гостьи тоже не могла остаться незамеченной и играла в её пользу. Жаклин не боялась признавать свои ошибки вслух. В то же время, она не стеснялась открыто критиковать то, что ей не нравилось в хозяевах Луазы. Минута за минутой Жаклин становилась всё ближе, всё понятнее. С её появлением постепенно стали рушиться идеалы, устоявшиеся на протяжении неимоверно большого количества лет. Своим поведением землянка заставляла передумывать многие вещи. На самом деле кто был более естественен: люди, с их пороками, но искренне выражающие то, что чувствуют, или саифны – идеально спрограммированные, но при этом лицемерно прикрывающие свою суть?
   За прошедшие несколько часов в сформированном сознании Лойза произошли перемены. И он чувствовал их, хотя и не мог объяснить. Словно пожилой родитель, который предстал перед осуждением юного чада, Лойз внезапно вдруг осознал всю устарелость собственного бытия. Когда только что, в парке, Жаклин заявила ему о своих чувствах, Лойз впервые пожалел о том, что его лишили права любить. Он вдруг остро ощутил себя обделённым, оценив нехватку способностей ответить на внимание существа противоположного пола. Это было так обидно и так отлично от проявления людей, что впервые вызвало в саифне чувство неполноценности: как если бы у него не оказалось руки или ноги. И это чувство ущемлённости в праве полноценно пользоваться всем тем, чем его наделила природа, было невыносимее всего. Лойз теперь искренне переживал подобную ущербность, находясь вблизи красивой и манящей Жаклин. И если раньше в нём постепенно созревала необходимость только совершенствоваться, чтобы соответствовать требованиям времени, в котором жила и работала эта женщины, то теперь, после признания в любви, Лойзу захотелось во что бы то ни стало дойти своим упрощённым умом до всех тех тонкостей, которых он был лишён. Способ для этого был только один – решиться на физическую близость с землянкой. Лойз готов был на всё, чтобы поддаться эксперименту. Только пройдя через подобное физическое испытание, саифн мог надеяться на разрешение загадки предков. Только благодаря этому, он мог, возможно, понять настоящую причину сегодняшнего жизненного склада на Луазе. Уже до первого прикосновения к нему Жаклин, саифн чувствовал, что есть в появлении любого живого существа какой-то тайный смысл, который сумели скрыть от него, наделив столь «уникальными качествами». После того, как Жаклин посмеялась над неуязвимостью Лойза ко всему, в том числе и к чувствам, что прежде представляло гордость инопланетянина, он понял окончательно, что действительно всего лишь робот. Усовершенствованный механизм в чьих-то руках, являвшийся результатом деградации, а не усовершенствования бывших обитателей Луазы.
   Почувствовав себя живым существом, наделённым теми же данными, что имела сама гостья, не мог больше противостоять очарованию землянки. Ему хотелось держать в руках её совершенное тело. Не скрывая больше своих желаний, Лойз встал и снова подошёл к женщине вплотную. Он принялся медленно гладить плечи Жаклин, покрытые тканью скафандра:
   – Жаклин, я боюсь вас потерять.
   – А вы не боитесь, что вас услышать те, кто за нами наблюдают? – Жаклин оглянулась с опаской во взгляде.
   – Это единственное место, где мы находимся вне зоны досягаемости пункта контроля, – уверил Лойз. Взгляд его был неуверенный, но что-то напоминало в нём пожирающие взгляды мужчин Земли, обуянные желанием. Чтобы не спугнуть Лойза, Жаклин ответила его рукам, подавшись навстречу. Глаза её засветились добрым блеском, а руки потянулись к стоящему напротив мужчине. Жаклин прикоснулась к его губам и принялась нежно обводить их контур, заставляя эти губы послушно открыться в ответ на прикосновение. Не понимая значений подобной ласки, саифн сжал губы плотнее, отчего его подбородок окаменел, а взгляд стал неподвижным. Тогда женщина прильнула к его уху и, продолжая всё также гладить Лойза, прошептала:
   – Расслабь губы, Лойз, не бойся. Я хочу, чтобы тебе было приятно.
   От её слов Лойз пьяно пошатнулся и разомкнул челюсти, позволив делать с ним, всё, что женщина сочла нужным.
   С губ Жаклин перешла на щеку. Еле прикасаясь к удивительно приятной коже, она отмечала её необыкновенную эластичность. Кожа притягивала руку магнитом, позволяя ощущать тепло атласа лица. Женщине неудержимо захотелось продолжить ласки.
   – Лойз! Милый, хороший Лойз! – Жаклин приблизила лицо, – Неужели та чудовищная пропасть лет между нами, помешает стать нам близкими? Я так хочу почувствовать тепло твоего тела на моей груди, ласки твоих рук на моих бёдрах…
   Приговаривая, Жаклин сопровождала слова действиями. Тонкая ткань комбинезона мешала чувствовать тело партнёра. Рывком Жаклин стянула с себя одежду и кинула её на пол. От белизны её тела Лойз зажмурился. Он растерянно глянул на ткань, лежавшую на полу, как сброшенная шкура животного. На женщина осталась тонкая полоска розовых трусиков. Впервые увидев оголённое тело так близко, саифн смутился и спрятал руки за спину. Тогда Жаклин сам приникла к нему, обвила его руками свои бёдра и потянула его на кровать. Она уложила мужчину поверх себя. Глаза их оказались близко-близко и дыхание участилось ещё больше. Они слышали удары сердца друг друга. Понимая насколько саифну трудно понять что нужно делать, Жаклин обхватила губы Лойза своими. Они замерли в поцелуе. Вытаращив глаза, Лойз смело сносил подобное испытание. На его счастье близкий контакт оказался коротким. С перебоем в дыхании Лойз вырвался из плена губ Жаклин. Жадно вдохнув воздух, он удивлённо-паническим посмотрел на партнёршу.
   – Это ничего. Это совсем не страшно. Попробуй дышать носом, – и она снова протянула губы.
   На этот раз саифн сам проявил инициативу и зажал рот Жаклин своим. Его поцелуй был решительным, но поверхностным. Деликатно, чтобы не обидеть, Жаклин поглубже проникла губами в полость рта мужчины и предалась истоме. В ней всё больше разгоралась страсть и желание отдаться. Направляя руки Лойза в нужные места, женщина возбуждалась от игры. В какой-то степени ей нравилась роль учителя, она заводила и позволяла избегать нежелательных жестов неумельца. Лойз больше не сопротивлялся. Ему вдруг стало необыкновенно хорошо. Тревожные мысли покинули его. В то же время он не знал что делать дальше, чтобы та сладость, которую от только что почувствовал, превратилась в ещё большее удовольствие.
   – Я должен?..– он запнулся в смущении.
   Сгорая от нетерпения Жаклин отстранилась:
   – Разденься и возьми меня, Лойз, – попросила она, – Возьми так, как это делает любой самец, как это делал твой предок, как это завещано тебе природой. Прикоснись ко мне. Полюби меня. Я знаю, что больше никогда уже не увижу тебя. Так полюби меня, перед угрозой смерти. так, словно если бы от нашей близости зависела моя судьба. Всё, что будет потом, будет уже не с нами. Но, ради других, мы должны сделать это. Поэтому полюби меня! Твоя первая любовь станет моей последней. Но я до конца дней не пожалею о том, что случится. Ибо я знаю, только любовь способна спасти мир. Так послушайся же не голоса разума, а голоса своего сердца, животного инстинкта своих предков. Любой живое существо способно любить. Полюби же меня Лойз, а я навсегда полюблю тебя…
   Жаклин говорила торопливо, с перебоями в дыхании, которые ещё больше возбуждали саифна. Этот голос, такой трепетный и нетерпеливый, довёл мужчину до состояния полной физической готовности, отчего скафандр в нижней части неудобно натянулся. Лойз почувствовал жжение во всём теле. И пусть в этот миг он был не в состоянии как нужно распорядиться своими желаниями и не до конца понимал происходящего с ним, но то, что в нём возникла неведомая сила, и что непреодолимая тяга возникла к лежащей под ним самке – земному существу низшей ступени эволюции, стало для инопланетянина очевидным. Магнетизм слов и женского тела позволили ему войти в ту стадию возбуждения, при которой происходит отстранения от реальности. Хотя остатками разума Лойз продолжал понимать, что всё происходящее в этой комнате – всего только мимолётное затмение, ему сейчас нетерпимо захотелось погрузиться в то самое безумие, к которому Жаклин толкала его.
   Лойз взял женщину за руку, положил её пальцы на свои губы и взглядом попросил повторить начальные ласки. Принимаясь за них, Жаклин осторожно раскрыла запах его скафандра. Воздух, поступивший в одежду, сделал её широкой. Легко оголив плечи саифна, женщина приникла грудью к его горячему телу, оказавшемуся таким же, как у неё. Впервые почувствовав кожей нежность другого тела, Лойз рыкнул. Отметая последние сомнения, саифн и землянка вновь сплелись в долгом поцелуе, во время которого поспешно сняли остатки одежды.
   – Лойз! Какой ты красивый! – восхищёно прошептала Жаклин, отпрянув на кровати перед неожиданным зрелищем.
   Как только Лойз оказался оголённым, женщина тут же устремила на него пытливый взгляд. Каждая мышца тела саифна вычерчивалась рельефом. Его корпус не был раздутым из-за длительных тренировок. Вместе с тем, мускулатура тела инопланетянина могла служить образцовым примером правильности всех, без исключения, анатомических линий. Коричневый тон ровно золотил кожу повсеместно, не прерываясь отбелёнными треугольниками интимных мест, изящность которых была особо заманчива. Протянув руку к горизонтальной полоске волос на нижней части живота, женщина с благоговением поворошила её.
   «Он – совсем как мы, – отчего-то обрадовалась Жаклин подобной детали, перед тем, как позволить себе более откровенное прикосновение, – Да, он точно такой же», – подтвердила Жаклин сама себе, заметив как расширились глаза партнёра от неожиданного удовольствия, доставленного её рукой. Тело было упругим настолько, что дальше медлить было нельзя. Жаклин поспешно потянула Лойза на себя и податливо раскрылась ему навстречу. Миг телесного совокупления между ними произошёл, принеся обоим сладкое чувство единения.
   – О, Жаклин, какая ты! – только и смог выдохнуть саифн, прежде чем погрузился в уносящий ритмичный танец страсти.
   На всём протяжении любовного акта Лойз открывал для себя новые ощущения. Он удивился себе, когда также, как Жаклин, в момент движения застонал. Он почувствовал ещё большее опьянение, когда закрыл глаза в поцелуе. И в миг, когда их взаимодействия достигли конечной стадии плотской любви, Лойза пронзила такая необъяснимая и никогда ранее не прочувствованная услада, а по телу женщины пробежала столь потрясшая его дрожь, что мужчина испуганно раскрыл глаза и после этого потерял сознание. Когда же он пришёл в себя, его взгляд не выражал ничего иного, кроме очарования совершённым. Но тут же, едва осознав что именно он сделал, Лойз тяжко застонал.
   – Зачем? Зачем ты появилась на моём пути? – Лойз проревел отвернувшись и утыкаясь в подушку, – Как ты смогла, вопреки всем усилиям моих предков, возродить во мне эту низменную похоть? Ведь теперь, после такого испытания, я уже никогда не смогу быть прежним. Жаклин! Бедная моя, славная моя, единственная моя Жаклин, – метался Лойз по кровати, – Я должен презирать тебя и ненавидеть за этот соблазн. Я должен уничтожить тебя, избавив себя от напоминания о собственной несовершенности. Я обязан стереть в себе следы этого происшествия, пусть даже и придётся мне для этого пройти полную мозговую стерилизацию и закончить на себе род Лойзов. Да, я должен!
   Саифн повернулся к Жаклин, выражая взглядом решимость выполнить сказанное, и замер. Женщина лежала перед ним абсолютно нагая и, оттого, совершенно безоружная. В её глазах царило такое упоённое спокойствие, что Лойз не нашёл в себе сил даже притронуться к ней.
   – Я ничего не могу, – прошептал он одними губами и бессильно опустил голову на руки.
   – Не надо, Лойз, – Жаклин прильнула и погладила его по голове, – Не надо убеждать меня, что всё случившееся – только моя вина. Это не так, – она говорила мечтательным голосом, глядя куда-то далеко. Лойз понял о чём она говорит. Подсознательно, независимо от приказов, усвоенных его мозгом, его тело продолжало оставаться обычным телом, помнящим любовь и ждущим её. Луизанин знал это не хуже землянки.
   Жаклин замолчала всего на мгновение. А он уже испугался, что она обиделась и тут же поднял голову. Она смотрела на него нежно и говорила с прежней уверенностью:
   – Ты нашёл меня, я поверила тебе, и случилось то, что должно было случиться. Как бы ты не убеждал себя в том, что всё перечувствованное тобой это плохо, это неправда.
   Губы женщины тронула улыбка. Жаклин показалось, что она отгадала тайну своего предназначения, загадку того долга, что несёт в себе каждый, появившийся на свет. Её роль в этой жизни была встретить пришельца из космоса и научить его любви. Сама того не понимая, Жаклин совершила то, что должна была совершить: оставила саифну физическую память о себе. Так распорядился Высший разум Вселенной, противиться которому не могли ни он, ни она и никто вообще. Теперь, где бы ни был Лойз, и что бы не случилось с самой Жаклин, она знала, что происшедшее не прошло зря. Саифн никогда теперь не сможет избавиться от любви. Он никогда не захочет стереть все те чувства, что поглощали его во время близости. Именно случившееся должно будет помочь Лойзу стать тем самым первым саифном, что сможет передать своим потомкам по наследству всю гамму эмоций, что пережил с землянкой только что. Во всяком случае, Жаклин очень хотелось верить в это. Теперь же ей пора было возвращаться на Землю и разделить там участь людей, обречённых саифнами на исчезновение. Не тая более обиды на инопланетян, Жаклин села на кровати, прикрывшись покрывалом.
   – Отвернись, пожалуйста, – попросила она стыдливо, – Мне необходимо одеться.
   Лойз от удивления отнял голову от рук и посмотрел не понимая:
   – Зачем?
   – Зачем что? Одеться или отвернуться?
   – Второе.
   – Процесс одевания, как и раздевания, обладает определённой чувственной силой. Я не хочу больше подвергать тебя новым эмоциям. К тому же, я не хочу быть для тебя окончательно доступной.
   Ничего более не пытаясь понять, Лойз выполнил просьбу:
   – Несмотря на происшедшее между нами, ты всё ещё считаешь меня бесчувственным болваном, – проворчал он из-за спины, – Подумаешь: одеться! Ведь я уже столько раз видел тебя обнажённой. Причем, в ситуациях более деликатных, – пожал саифн плечами в недоумении. Ему никак было не понять всех нюансов отношений землян.
   – Интересно? Когда это ты видел меня много раз? И что мы уже на «ты»?
   – Давно. То есть, не так давно. То есть…
   Лойз путался в словах.
   – Ладно, не будем про это. Так где же ты меня видел?
   – Во время очищения кварцем. Хотя ты и была укрыта одеялом. Но это ничего не значит.
   Жаклин вздохнула и покачала головой:
   – Вы – безнадёжны, господин Лойз три тысячи первый. Но шанс на ваше выздоровление теперь есть.
   – Этому виной наши двойные рецепторы. Я же тебе говорил про них.
   Он пытался оправдываться. Жаклин набросилась на него. Их потасовка закончилась нежным поцелуем.
   – Как жаль, что мы не можем позволить себе быть просто счастливыми, – вздохнула Жаклин через время. Оторвавшись от возлюбленного, она, полуодетая, откинулась на подушку.
   – Почему?
   Лойз прильнул к ней, внимательно разглядывая её тело. Кожа землянки пестрела разными точками, которые придавали ей особый шарм. Осторожно притронувшись к одной из родинок на женском бедре, Лойз повторил вопрос:
   – Почему?
   – Потому, что ты должен оставаться здесь. А мне необходимо улетать.
   Объяснения были такими простыми. Но Лойз задумался. Ведь они могли остаться на Луазе оба?
   – Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе отведено. Я могу помочь тебе продлить твоё долголетие и…
   – И стать такой же бесчувственной машиной, какой ещё полчаса назад был ты сам? Или такой, какие я видела в вашем хомопарке? – задумчиво-тревожный взгляд Жаклин затянулся печалью, – Нет, Лойз. Я уже приняла решение. Если мне предстоит выбрать между существованием здесь и смертью там, я предпочитаю смерть. Без Земли и всех, кто остался на ней, моя жизнь здесь станет ничем.
   – Но почему? Зесь ведь буду я, – робость была не присуща инопланетянину. Но сейчас он напоминал о себе еле-еле.
   – Ты? Да, это прекрасно. Но всё же одного тебя не достаточно. Мне дорого всё, что я имею там. И я счастлива от того, что я – человек.
   – Но ты ведь прекрасно понимаешь, что вернувшись туда, ты должна будешь разделить участь других людей? – Лойз еле сдерживался от срыва.
   – Разве это я так решила?
   Саифн сжался. Ответить ему было нечего.
   – Среди наших земных понятий есть, так называемые, чувства долга и самопожертвования во благо других, – Жаклин говорила самоотверженно, но в душе ей было жаль саифна. Он, только что приобретший надежду на долгое чувство и радость жизни, после её возвращения на Землю останется снова один. Лойз, не веря бравуре, посмотрел пристально. Тут же потускнев, она тихо добавила, – Хотя я никогда не думала, что эта роль выпадет мне. И мне совсем не хочется быть Иисусом, распятым за людские грехи.
   Её слова резанули воздух. Лойз сник ещё больше. Теперь вся его фигура представляла единую безжизненную массу. Разочарование, вызванное собственной принадлежностью к катастрофе, разразившейся на Земле, фатально отразилось на лице инопланетянина.
   Избавляя его от тяготящего чувства вины, Жаклин поднялась с кровати окончательно:
   – Помоги мне, пожалуйста, одеться. Это будет последней грацией, отведённой тебе с моей стороны.
   Она грустно улыбнулась. Лойз встал вслед за ней и принялся медленно одевать на женщину тонкое нательное бельё. Он жадно нюхал каждую её вещь, ощупывал каждую лямочку, гладил каждое кружево. Жаклин, позволяя ему это, не без интереса наблюдала за каждой новой эмоцией Лойза. Она не могла не заметить тоски в его глазах. Не могла не почувствовать трепета его пальцев при прикосновении к ней при одевании. В этот миг она знала, что Лойз любит её так, как мог бы любить любой из его далёких предков. Единственное, чего она не знала, так это того, насколько глубоко подобные эмоции проникли в мозг существа, чтобы противостоять случайному стрессу, чтобы саифн мог помнить о ней весь остаток жизни. Как любая женщина, Жаклин хотела быть единственной для своего избранника. Меж тем Лойз, растроганный всякими сентиментальными мелочами, вовсе расклеился. Целуя Жаклин в плечо после того, как надел на неё всё, он понял, что плачет. Слеза, капнувшая ему на руку, вызвала испуг луизанина. Нет, теперь это никак не могли быть излишки слёзной жидкости. Тупо уставившись на каплю, Лойз отвёл руку, словно всё ещё отказываясь верить, в то, что способен на такую слабость. Жаклин ласково улыбнулась:
   – Неужели же ты на самом деле полюбил меня, Лойз?
   Вместо ответа саифн отвернулся, сел на кровать и указал на рельеф под комбинезоном.
   – Скажи мне пожалуйста, что скрывает под собой кусок этой ткани? – он провёл рукой по линии трусиков, – И когда это ты уже успела надеть на себя это? Я не помню, чтобы у нас была пауза для переодевания.
   Учёная улыбнулась хитро по-женски и с видом, словно ничего не произошло, принялась запахивать комбинезон:
   – На Земле туалет служит не только для того, чтобы оставлять там часть ненужного. Но и для того, чтобы украдкой от посторонних, восстанавливать на себе необходимое и недостающее.
   Лойз почесал затылок, как это часто делал Ньютон. Закон притяжения был ничем, перед разгадкой всех хитростей этой землянки:
   – Ладно, придётся мне смириться с тем, что где-то я мог тебя проворонить. И как хорошо, что твоя инициатива коснулась только белья, помады, духов и кривляния перед зеркалом.
   Жаклин вытаращила глаза, но Лойз уже открывал дверь комнаты.

14

   Они вышли из комнаты и поднялись в оранжерею. Проходя мимо внутреннего сада, Жаклин остановилась, взяла в руки ветку одного из растений и принялась гладить его листы ладонями.
   – Смотри, Лойз, какой гармонией пропитан этот уголок. Каждое из этих растений вплетается в жизнь другого и все вместе они сосуществуют. Хотя многие из них не из одной семьи. Почему же мы, столь похожие цивилизации, не можем сожительствовать по соседству? Почему необходимо истребить нас, чтобы потом попытаться вновь возрождать?
   Голос Лойза получился сухим. Он смотрел на растение:
   – Потому, Жаклин, что весь мир делится на хищников и травоядных. Я не могу ещё раз пожертвовать Луазой ради спасения Земли. Неужели ты считаешь, что будет более справедливо, если мы дадим людям выжить и станем спокойно дожидаться от них своей гибели?
   Похоже, в саифне вновь заговорил страх перед гибелью Вселенной. Жаклин поспешно замахала руками, останавливая этот испуг:
   – Нет, Лойз! Нет! Прекрати мыслить полярными критериями. Почему кто-то из нас должен обязательно погибнуть? Я не хочу ничьей смерти. Я – биолог, врач. Уже само слово «смерть» претит моей натуре. Ваша планета, также как и моя, имеет полное право на существование. Я даже признаю, что ваше право – более выстрадано. Вы его заслужили. Многое из того, что я увидела здесь, достойно признания. Вы – действительно совершеннее нас. И всё же, человек не так уж безнадёжен. Возможно, нам нужен всего только опытный ведомый, наставник более развитой цивилизации. Почему бы саифнам не стать нашими старшими братьями? Мы могли бы многое почерпнуть у вас. А вы наставляли бы нас на нужный путь.
   – Это невозможно, увы! Человек в массе своей непорядочен и алчен.
   Жаклин поняла, что поменять мнение Лойза ей удастся вряд ли. Сознание саифна было чётко запрограммировано, и ключ к нему так быстро не подобрать. Сознание – не тело. Учёная устало выдохнула и оставила растение:
   – Всё равно, наверняка есть ещё какой-то другой способ для того, чтобы приостановить человеческую агрессию и его пренебрежение к проблемам Вселенной. Я отказываюсь верить в то, что люди должны были проделать такой огромный путь своего развития исключительно для того, чтобы в один миг быть уничтоженными вами. Лучше бы уж тогда мы остались теми самыми приматами, от которых произошли. Во всяком случае тогда мы могли бы жить согласно законам дикой природы, а не сверх-разума. И жить, и чувствовать…
   В словах женщины было столько горечи, что Лойзу стало безумно жаль её. Он обнял спутницу, принялся гладить её спину:
   – Не надо плакать, Жаклин. Ты же знаешь, что у слёз совсем иное физиологическое предназначение.
   Жаклин отстранилась резко и посмотрела на саифна. Не шутит ли он? Нет, Лойз был совершенно серьёзен.
   – Да иди ты со своим рационализмом знаешь куда? И вообще: чего это ты ко мне прилип? За нами могут подсматривать твои совершенные, во всех отношениях, соплеменники.
   Лойз затоптался за спиной:
   – Прости, Жаки, я не хотел этого говорить. Получилось само собой.
   – Как ты меня назвал? Жаки? О! Лойз! Ведь так меня зовут все мои близкие друзья. Боже мой, как я хочу поскорее домой.
   Жаклин теперь не просто заплакала. Слёзы полились по её лицу рекой. Саифн снова почувствовал собственную неуклюжесть:
   – Прости. Не знал, что это так расстроит тебя. Ну, не плачь. Мне действительно хочется быть твоим другом. Близким другом. Самым близким, – Лойз стал целовать руки Жаклин, – А что касается способа обезвреживания человека, то, скорее всего, ты права. Я подумаю над тем, не осталось ли какого другого способа нейтрализовать людей, кроме уже предложенного.
   Жаклин встрепенулась.
   – Ты говоришь серьёзно? – её взгляд был недоверчивым.
   Лойз кивнул головой. Жаклин поняла, что саифн не шутит. Но не было ли сказанное простой попыткой притупить её боль? И всё-таки, ласковое отношение в этот момент подходило больше всего. Жаклин нежно припала к плечу мужчины:
   – Милый Лойз, если только тебе удастся найти хоть какой-то способ спасти нас… Я прошу тебя!
   – Я обещаю сделать всё возможное, чтобы остановить катастрофу, – Лойз говорил без сомнений. Для себя он решил, что прославит Жаклин тем, что именно она и её лаборатория найдут панацею от коварного вируса, губящего фауну и флору Земли.
   «Они всё-таки бывают разными, эти люди, – думал сафин, глядя на возлюбленную с обожанием, – У каждого из них свой темперамент, свои слабые и сильные стороны. Мы не можем осуждать всех одинаково. Я должен рассказать об этом шефу. Надеюсь, он поймёт меня и настоит на том, чтобы спасти землян. Ещё ведь, и правда, не поздно.»
   В своих дельнейших решениях Лойз был уверен. После близости с Жаклин он понял, что для него нет ничего главнее в жизни, чем ощущение счастья. Чтобы быть абсолютно счастливым, Лойзу требовалось постоянное присутствие Жаклин. Хотя она только что объяснила что не может остаться на Луазе, ему-то ничто не мешало жить с ней на Земле. А там, кто знает? Может когда-то она и захочет переехать? В крайнем случае, если она откажется, он, Лойз, станет прилетать к ней в гости как можно чаще. Все это были планы на будущее. Теперь же состояло из настоящего. Было в этом настоящем что-то, что тревожило саифна, не давая покоя. Зайдя из сада в дом, Лойз взял руку Жаклин:
   – Дорогая, я знаю, что могу показаться тебе странным, но прежде, чем улететь, выполни ещё одну из моих просьб. – Он запнулся, боясь быть не понятым.
   – Говори, Лойз. Хотя все твои просьбы граничат с риском для жизни, я постараюсь помочь тебе.
   Женщина увидела в глазах инопланетянина блеск надежды:
   – Позволь мне взять на память твою яйцеклетку.
   Жаклин широко раскрыла глаза.
   – Я хочу иметь от тебя ребёнка, – Лойз старался теперь говорить быстро, не веря в то, что сможет выразить мысль до конца, – Живого, обычного человечка, которого я выращу и выхожу здесь, на Луазе, вдали от всех тревог и угроз. – Лойз улыбнулся, видимо уже представляя себе картину будущего.
   Жаклин сузила глаза:
   – Ты забываешь, что человеком этот малыш будет лишь наполовину.
   Лойз замахал руками так, как часто делала Жаклин:
   – Нет-нет. Обещаю тебе, что не стану вмешиваться в его биоструктуру и видоизменять его.
   – А улучшать его память?
   Лойз отрицательно замотал головой.
   – А любить его? Ведь детей надо любить? Хватит ли у тебя терпения и чувств, чтобы он знал о твоей привязанности к нему всегда? Дети – это даже не растения. Их нельзя только поливать и удобрять. Ими нужно заниматься, воспитывать их, помогать им становиться людьми. Ты готов к этому?
   Лойз кивнул положительно:
   – Он будет под моим постоянным контролем, обещаю тебе, Жаклин.
   – Господи, ты ничего не понял. Ребёнку нужен уход, а не контроль. И потом, что станет с ним после твоей смерти?
   – Разве ты не помнишь, что наша жизнь гораздо длиннее, чем жизнь людей? К тому же, я обещаю, что будущий малыш будут обеспечен всем необходимым.
   Но Жаклин покачала головой категорично:
   – Всем, кроме человеческого тепла. Нет, Лойз. Как бы я не хотела помочь тебе, я не в состоянии выполнить эту твою просьбу. К тому же, ты тоже, кажется, забываешь, что после нашей встречи, я и сама могу иметь от тебя ребёнка.
   Лойз отпрянул от женщины. О таком исходе их встречи он совсем не подумал, верно. В испуге саифн оглянулся по сторонам. Если кто-то их услышал, то пропали они оба:
   – Уж не хочешь ли ты сказать, что..? Но ведь тогда и меня… они… понимаешь?
   – Бедный Лойз! Как мне жаль тебя! – проговорила Жаклин с сарказмом и почти неприязнью, – Что же, коли даже на радость от приятного известия у тебя нет прав, то пошли. Проводишь меня до Земли и вернёшься сюда обратно, к своим несчастным генетическим человекоподобным куклам.
   Последнее, что запомнила Жаклин перед тем, как покинуть Луазу, было наклонённое к ней лицо саифна. Лойз медленно поцеловал её в губы. После чего Жаклин провалилась в долгий сон, необходимый для обратного перелёта.

15

   Проснулась Жаклин уже на Земле, в доме, в своей кровати. Она открыла глаза и поняла, что Лойза рядом нет. На полу возле кровати лежал тот самый комбинезон, в котором женщина была на Луазе. Удивившись тому, что она раздета, Жаклин встала и подняла одежду. Пустая «вторая кожа» не распрямилась окончательно; даже снятая, она сохраняла контуры тела. Жаклин уткнулась в неё лицом. Вещи пахли знакомым запахом духов и ещё чем-то, напоминавшим странного возлюбленного. Значит, всё случившееся не было сном. Тяжело вздохнув, женщина углубилась в воспоминания. Она просидела так на кровати какое-то время, пока её блуждающий взгляд не наткнулся на записку, оставленную на прикроватной тумбочке.
   «Вот и всё, Жаклин, – было написано бесподобным каллиграфическим почерком на тонком листе, – Спасибо тебе за случившееся и будь счастлива на своей Земле. Как и обещал, постараюсь помочь вам и сделать всё возможное для того, чтобы избавить от вымирания. Если мне это не удастся, ты всё поймёшь по ближайшим событиям. В любом случае, скоро мы не увидимся. Лойз.»
   Жаклин встала с кровати и подошла к окну. На дворе была ночь. Звёзды таинственно мерцали загадочным светом. Где-то там, невидимая её взгляду, была и Луаза. В памяти женщины отчётливо пронеслись минуты, прошедшие на далёкой планете. События волновали своей недавностью. Женщина почувствовала вокруг себя пустоту. Прижав записку Лойза к груди, она безотрывно смотрела на небо. Увидеть Луазу с Земли было невозможно. Но Жаклин так хотелось, чтобы там, на далёкой чужой планете её услышал ставший ей близким и таким необходимым инопланетянин Лойз. Взглядом, полным печали, Жаклин выбрала одну из сияющих звёздочек и тихо заговорила с ней, словно тот, кому были предназначены её слова, мог находиться там.
   – Прощайте, мистер Лойз! Конечно же, я требовала слишком много от того, кто был так долго лишён всякой эмоциональной памяти. Что ж, будем считать, что мы разошлись по-английски, не прощаясь. Спасибо за вселённую надежду.
   В это время на Луазе саифн сидел в заветной спальне и смотрел на фотографию Жаклин. Перед тем, как покинуть её дом, он взял понравившийся ему портрет женщины у неё на кухне. Улетая, Лойз не хотел будить любимую. В тот миг ему было страшно оказаться перед её взглядом, мольбу которого он мог не вынести. Лойз чувствовал, что попроси Жаклин его остаться, он не смог бы ей отказать. Больше всего сафину на хотелось показаться бездушным. Теперь же, при помощи специальной камеры, связующей с Землёй, он увидел возлюбленную и услышал то, что она говорит.
   – Жаклин, Жаклин. Ты оказалась прозорливее маня, – вымолвил Лойз печально, – В силу своей женской мудрости, ты поняла сразу, что стоит только тебе пробудить во мне инстинкты, как в моём мозгу, как по цепочке, один за другим станут восстанавливаться центры памяти, отвечающие за целый ряд всевозможных ощущений. Всего несколько часов прошло после нашей разлуки, а уже сейчас я понимаю как это мучительно жить и не видеть тебя. Но страшнее для меня не это. Теперь я обязательно должен найти способ убедить саифнов спасти твою планету, тебя, а вместе с тобой и будущее нашей любви.
   Осознавая тяжесть предстоящей задачи, Лойз на протяжении всего времени после разлуки был погружен в разработку новой теории по спасению человечества. Теперь, когда всё было готово, можно было попробовать сделать хоть что-то. Мысленно настроившись, саифн покинул оранжерею. Ему предстояло пойти к своему непосредственному начальнику, чтобы объяснить суть задуманного.
   Явившись для разговора, Лойз попал в небольшую комнату, совсем не похожую на остальные офисы планеты. Стены здесь были не просто выдолблены, но и аккуратно выложены кирпичами. Стояла мебель из тёмного дерева. Пол был не прозрачный, как везде, а обычный цементный, уложенный тоже каменной плиткой. На всю ширину кабинета лежал толстый белоснежный ковёр. По углам росли цветы. Потолок покрывал прозрачный купол с видом в настоящее небо. Офис начальника Лойза располагался, очевидно, в непосредственной близости с поверхностью планеты.
   Затворив за собой тяжёлую дверь из массивного дерева, Лойз предстал перед шефом.
   Его начальник – саифн-Первейший, был на вид существом возраста шестидесяти пяти-семидесяти человеческих лет. Его лицо, обильно изборождённое морщинами, настолько отличалось от ровной глади лица Лойза, что казалось болезненным. Столь же неестественной была и седина саифна. Придавая ему благородство и определённый шарм, белизна волос надёжно покрывала густые волосы правителя. Единственным сходством между ним и подчинённым было то, что так же как и причёска Лойза, волосы Первейшего были аккуратно острижены и уложены столь же тщательно, что создавали впечатление парика. Весь остальной облик неуязвимого правителя являлся яркой противоположностью его нижестоящих. Особенно неестественным было сочетание на лице старика светло-зелёных глаз, темно-коричневой кожи, покрытой загаром, крупного, ломаного носа и объёмных выпуклых губ. Это лицо явно не было усовершенствованно ни косметическими операциями, ни подсадками, ни омолаживанием. Глаза, скрытые под белыми нависшими бровями, встречали собеседника природной живостью и цепкостью взгляда. Завидная крепость фигуры Первейшего была лишена признаков подбирающейся дряхлости, характерных его возрасту. И всё-таки, он был существом в возрасте. Из коротких рукавов и штанин золотистого летнего ансамбля из шорт и тенниски-поло, выступали мускулистые натруженные руки и ноги. Их мышцы были на вид упругими, а кожа эластичной. Скафандра на Первейшем не было. Его конечности и та часть груди, что выступала в разрезе тенниски, покрывали густые волосы, поседевшие лишь наполовину. Это указывало на естественность седины, проступившей с годами. К тому же, нижняя часть морщинистого лица инопланетянина, несмотря на то, что была старательно выбрита, всё-равно казалась шершавой, какой она бывает у стариков.
   Ничего во внешности Первейшего не отличало его от обычного человека. Встав из-за стола, он мягко прошуршал по ковру босиком и остановился в нескольких метрах от пришедшего с широкой улыбкой, обнажившей поразительной белизны и правильности зубы, и собравшей кожу лица в гармошечные меха. Не зная о причине, приведшей к нему подчинённого, Первейший впился в Лойза взглядом.
   – В чём причина столь поспешной необходимости видеть меня? – трескучий голос старика с возрастной хрипотцой нельзя было спрятать ни под какой моложавостью. Вгзляд начальника сосредоточился. Впрочем, Лойз этого не заметил. Он был целиком поглощён своей идеей, и думал только о её воплощении. Вмиг Лойз почувствовал себя жарко. Температура комнаты начальника явно превосходила температуры обычных жилищ луизан.
   Лойз ослабил запах скафандра:
   – Вы поручили мне обезвредить Вселенную от деяний землян, распространив на голубой планете известный нам вирус, – напомнил он, – Кроме того, в мою задачу входило также предупредить землян о надвигающейся катастрофе и, при содействии одного из них, подготовить к переправке на Луазу лучших представителей этой планеты. Как вам уже известно, житель Земли, существо женского пола по имени Жаклин Брайд, побывал на Луазе.
   Лойз нарочно докладывал о девушке служебным тоном. Его начальник ни в коем случае не должен был что-то заподозрить. Стараясь быть как можно более равнодушным, упоминая о Жаклин, Лойз заговорил торопливо. Заметив плавный жест Первейшего, предлагавшего успокоиться, саифн замер на полуслове. Странная искорка в глазах начальника остановила Лойза. Он понял, что Первейший насторожился.
   «Не стоит паниковать, Лойз, – одёрнул саифн себя поспешно, – Успокойся! Пусть эта твоя нервозность сойдёт за нежелание быть навязчивым или недостаточно вразумительным.»
   Сделав паузу для того, чтобы перевести дыхание, Лойз сглотнул слюну и медленно продолжил:
   – Мне было необычайно тяжело приводить в действие ваше указание, сэр. Люди непредсказуемы и не всегда логичны. Именно поэтому, привезённая мною особь улетела обратно на Землю. Увы, она отказалась выполнить мою просьбу о подготовке человеческого материала для переселения в хомопарк.
   Теперь Лойз вздохнул и вовсе протяжно, сожалея о сложившейся ситуации. Его начальник, всё время не отрывавший от него внимательного взгляда, подошёл поближе. Похлопав подопечного по плечу и усаживаясь на одно из кресел посреди комнаты, он указал Лойзу на другое. Саифн грузно опустился в него. По внешнему виду было понятно, что подчинённый расстроен. Первейший молчал, не произнося ни звука. Он, похоже, осмысливал доведённую до него информацию, чтобы принять какое-то новое решение. Взгляд правителя, пристальный и пронизывающий, лишённый, как казалось, всяких эмоций, поставил Лойза в неловкое положение. Догадавшись, что Первейший ждёт от него продолжения доклада, Лойз заговорил опять:
   – Я должен признаться вам, что после знакомства с этой женщиной с Земли, я по-другому оцениваю свои действия, – признался он.
   – Правда?
   Первейший встрепенулся. Его взгляд загорелся интересом, словно начальник ждал покаяния. Но Лойз опять не почувствовал его настроения. Он погрузился в воспоминания. Голосе его стал рассеянным:
   – Во время наших многочисленных бесед, и особенно после того, как землянка оценила сегодняшнее состояние Луазы, мне показалось, что ранее принятое вами решение об уничтожении людей возможно ошибочно.
   – Обоснуйте ваши предположения, – спокойно попросил Первейший.
   Это спокойствие ободрило Лойза:
   – То, что люди представляют сегодня угрозу Вселенной – однозначно. И то, что человечество заслуживает наказания – бесспорно. Но! Возможно, есть другие способы, чтобы приостановить процесс разложения человеческой морали.
   – Вы знаете один из них?
   – У меня есть предложение. Нечто, вроде теории. Конечно, её осуществление потребует много времени, но, вместе с тем, оно будет менее болезненным и для планеты Земля, и особенно для её жителей.
   Лойз говорил оживлённо. Первейший на мгновение задумался, проглядывая каждый миллиметр лица подчинённого, затем покачал головой:
   – Не думаю, что это возможно.
   – Возможно, – настойчиво возразил Лойз, внутренне поражаясь собственной смелости, – Для этого мы должны попытаться повернуть эволюцию человека.
   – Как это?
   Даже Первейшему подобная мысль показалась абсурдной. Но Лойз долго обо всём размышлял, и аргументы у него были. Он стал объяснять. Он говорил и говорил, и, по мере его рассказа, ему уже стало казаться, что не всё так безнадёжно, как было до этого. Он доказывал свою гипотезу.
   Человек произошёл от обезьяны. Но именно обезьяна способна уничтожить человека, путем упрощения высшего подвида. Если людей, путём обратной эволюции, снова превратить в приматов, они станут теми особями, из каких развились шесть миллионов лет назад. Безусловно, Лойз понимал, что эта мера займёт у саифнов гораздо больше времени, чем уничтожение землян вирусом. Но ведь при этом она будет безвредна и для землян, и, тем более, для общего электромагнитного поля Вселенной. Обратная эволюция, это то, о чём саифны пока ещё не думали. С научной точки зрения это может быть интересно. К тому, же деградация, как правило, происходит всегда быстрее, чем эволюция.
   – Вот здесь, – Лойз указал на свой карманный компьютер, – Я изложил все основные принципы внедрения этого метода и хотел бы, с вашего согласия, предложить этот вариант на рассмотрение в наш планетный центр управления и контроля.
   – Вы хотите сделать подопытных кроликов не только из землян, но и из нас самих? – Первейший прервал пылкую речь подчинённого, – Знаете ли вы, что ждёт нас в случае поражения?
   Лойз не знал. Но сдаваться не хотел:
   – Хотим мы того или нет, но мы уже самым непосредственным образом вовлечены в будущее Земли. Мы от него зависим. И вы это знаете.
   Напоминание было резонным. Первейший сжал губы. Лойз продолжил:
   – Вам лучше, чем кому-либо, известны планы по использованию саифнами Земли после того, как эта планета будет очищена от людей. Вы знаете, не хуже меня, что атмосферу на Луазе не восстановить. А без атмосферы наша планета обречена на исчезновение. В то время как Земля может просуществовать ещё несколько десятков миллионов лет. Так зачем же нам, в таком случае, принимать столь высокий риск, рассеивая на Земле вирус, способный и там разрушить все биосктруктуры, в том числе и атмосферу? Не проще ли сделать из людей прежних приматов, обезвредив их таким образом?
   Отражая упорную позицию Лойза, Первейший сузил глаза и напрягся. Он весь подался вперёд, и на его скулах заходили желваки. Голос его зазвучал ещё суше, чем до этого:
   – Во-первых, вам известно, что сразу же после того, как на Земле погибнет последний человек, мы предусматриваем нейтрализовать вирус. Во-вторых, каким образом вы собираетесь внедрять вашу идею в размахах столь огромной популяции, как человеческая?
   Теперь в глазах старшего был определённый интерес. Он знал, что человек – не саифн – результат сложного симбиоза технической генной инженерии. Лимбическая система людей не подчинялась продиктованным условным желаниям кого-либо. Любой из людей был индивидуален, а потому непредсказуем. Как бы хорошо саифны не были вооружены знаниями о человеке, они до сих пор не могли предвидеть человеческую мысль. Лойз только что сам об этом говорил.
   – Да, это так, – согласился он, глядя на шефа, – И всё же, я знаю, что у людей, в силу их социальной природы, остаются общие для всех низменный рефлексы, способные упростить указанный вами только что индивидуализм.
   Теория Лойза базировалась на том, что саифны должны будут развить в людях первобытнообщинные рефлексы: страх, гнев, предательство, стадное чувство. Учитывая сегодняшнее положение этических норм землян, сделать это будет не так уж и трудно. На начальной стадии эксперимента достаточно обеспечить человечество всем необходимым, чтобы от пересыщения он потерял тягу к необходимости работать, думать и творить. Ста лет полного покоя и достатка хватит, чтобы создать на Земле социальный строй, при котором каждый, без исключения, будет иметь всё, чего бы он не пожелал. Затем, на протяжении ещё нескольких веков, необходимо будет поддерживать благоприятные жизненные условия для того, чтобы искоренить из сознания человека мысли о собственной защите. Добившись этого и дождавшись момента, когда люди будущего потеряют инстинкт самосохранения, нужно будет в миг лишить человечество всего, устроив на Земле некое подобие масштабной природной катастрофы. Вместе с тем достаточно будет поддерживать прежнее благополучие всего лишь в нескольких регионах, чтобы вызвать самопроизвольную социальную войну. За право обладать благами, люди начнут убивать, предавать родных и близких, подчиняться воле тех, кто их кормит, и идти туда, куда им укажут.
   Превейший помолчал, обдумывая, потом сказал:
   – Да, но вы, по-моему забываете, Лойз три тысячи первый, что сегодня на Земле уже существует подобное неравенство и именно низменность чувств заставляет нас опасаться людей.
   – Нет, я не забыл этого, – согласился Лойз, – Разница между тем, что происходит сейчас и что будет потом, состоит в том, что направляющим фактором в деградации станем мы, а не сами люди. Это позволит избежать борьбы за власть, коррупции и влияния денег. Денег не будет. Как таковых. Саифны проложат путь человека к деградации, минуя целевые направления. Желание выжить станет единственным для возможности существовать. Подчинённый дал начальнику время на обдумывание, потом добавил:
   – Да, на это уйдёт несколько миллионов лет, – ещё раз подтвердил Лойз, – Но зато потом, когда человек опять станет той самой человекоподобной обезьяной, лишённой корысти, скупости, кровожадности, мы вполне сможем держать его под контролем и позволим ему развиваться только в том направлении, в каком посчитаем нужным. Что вы скажете на это?
   Лойз закончил речь устало. Напряжение последних часов сказывалось на выносливости. Хотелось уснуть и увидеть во сне всё, что произошло. Нетерпимо хотелось подумать, помечтать…
   Первейший молча обдумывал услышанное. Он жестом попросил подчинённого подождать, а сам откинул голову и закрыл глаза, словно заснул. Лойз сидел не шевелясь, впившись взглядом в неподвижное лицо начальника и пытаясь хоть как-то проникнуть в его мысли. Но это ему не удавалось: ни один из саифнов-подчинённых не мог читать мысли правителей. После нескольких минут паузы Первейший открыл глаза.
   – Всё, что вы предложили, Лойз три тысячи первый, не лишено определённого смысла, – речь старика не изобиловала восторженным окрасом. Он просто рассуждал вслух, – Имея мы перед собой налаженный строй саифноподобных существ, я, возможно, и одобрил бы вашу идею. Но перед нами – человек. Поэтому, ваше теория может на практике не подтвердиться. Во всяком случае, она противоречит философской теории спирального развития общества, по которой эволюция возможна только по нарастающей или невозможна вообще. Зная, что философия – это наука универсальная и применимая к любому обществу, я могу заранее предсказать вам, Лойз, провал вашей грандиозной задумки.
   Лойз посмотрел разочарованно:
   – Значит, нам не остаётся ничего другого, как ждать результатов от уже сделанного?
   – У вас угнетённый голос, Лойз, – Первейший теперь говорил как добрый друг, – Вы расстроены потому, что я разочаровал вас своими выводами? Или же потому, что ваша подружка с Земли согласилась на самопожертвование ради далёкого возрождения её планеты?
   Начальник говорил таким уверенным тоном, что Лойз понял: он знает всё. Ибо саифн отчётливо вспомнил при каких обстоятельствах Жаклин говорила ему слова о самопожертвовании. Это было сразу после их акта любви. Первейший всё слышал. А может быть, даже, и всё видел. Но как? Ведь на Луазе оставались места, недоступные просмотру и прослушиванию. Или Лойз ошибался? Мгновенно ему стало стыдно, затем страшно, затем в нём вырос гнев. Да, он был всего лишь подопытный кролик для своих же жителей планеты. Первейшие не пожалели даже его самолюбия. Что уж говорить о людях? Впрочем, до некоторого времени Лойз не знал что такое самолюбие, гнев, страсть, надежда. Теперь, приобретя чувственность, он понял, что его мозг стал богаче. Но при этом сам он оказывался намного более уязвимым, чем раньше. Лихорадочным взглядом Лойз шарил по лицу начальника, пытаясь понять, что последует далее.
   Первейший усмехнулся. Поднявшись с кресла, он подошёл к Лойзу и твёрдо положил ему руки сзади на плечи. Мысли подчинённого безудержно крутились, создавая картину мрачной перспективы. Ощущая на себе жёсткие кисти Первейшего, Лойз догадался о беспощадности начальника. Смерть была для инопланетянина ничем, по сравнению с неспособностью помочь Жаклин и другим землянам. Сжав плечи Лойза несколько раз, Первейший вдруг неожиданно отпустил его и вернулся к столу. Без всяких слов он нажал там на кнопку, и в стенке, напротив кресел, включился экран. На нём была заветная спальня Лойза. На губах старика заиграла улыбка снисхождения.
   – Уверяю вас, Лойз, в жизни любого из нас должна быть своя Жаклин. Иначе нам действительно не для чего было бы жить, – мудро произнёс старик, заметив стыд во взгляде собеседника.
   – Значит, вы действительно знаете всё… – Лойз говорил о содеянном, как маленький мальчишка, нашкодивший, вопреки заветам родителей.
   Первейший кивнул:
   – И теперь у меня есть два выхода: или прекратить ваш род, не допуская распространения пережитой вами эмоциональной нагрузки мозга на все последующие ваши поколения, или…
   Медля с продолжением старик несколько раз провёл руками по лицу, словно умывая его. Губы Первейшего что-то бормотали. Глаза были полу-прикрыты. Лойз подумал, что так ведут себя мусульмане при молитве, и опустил голову. Он словно весь согнулся под тяжестью осознания дальнейшей участи. Вот почему вздрогнул, когда Первейший неожиданно вновь подошёл к нему и по-отцовски взъерошил волосы.
   – Вторая возможность, Лойз, – это возвеличить вас до ранга Первейшего и ввести в Лигу правителей планеты, – закончил старик мысль почти добродушно.
   Лойз вскинул голову. В его глазах стоял немой вопрос. Понимая о чём он хочет спросить, начальник заговорил:
   – Да, Лойз, именно тем, что мы умеем чувствовать и переживать, мы – Первейшие страны, и отличаемся от всех остальных саифнов. Я тоже когда-то познал, что такое любовь. Именно поэтому буду настаивать на Совете правления планетой о сохранении вашего рода.
   – Но? Почему вы так благосклонны ко мне? – потрясению Лойза не было предела. Участие холодного правителя тронуло его глубоко, почти до слёз. Первейший, отпустив его и отвернувшись к окну, поднял голову к предполагаемому небу и ответил тихим, уверенным голосом:
   – Наверное то, что случилось, было предписано всё тем же всемирным разумом, что движет нами, не зависимо от наших желаний и возможностей. Как это сказала ваша знакомая? «Какой же песчинкой чувствую я себя по сравнению с этой махиной! Какой малостью!»
   Идите, Лойз. Если хотите, можете попробовать осуществить предложенную вами теорию в размерах нашего человеческого заповедника. Если вам это удастся, через два-три миллиона лет потомки или оценят вас, или осудят. Пока же не забудьте о переселении с Земли её лучших представителей современности. В вашем распоряжении не больше месяца земного времени. По исходу этого срока вирус уничтожит всё население планеты Земля. После чего мы остановим его. Право, вы сказали мудро: жаль губить столь прекрасную планету. Тем более, зная, что очень скоро она пригодится нам самим. Идите, Лойз!
   Лойз кивнул на слова начальника, затем, помедлив, осторожно спросил:
   – Означает ли ваше покровительство то, что я могу вместе с другими людьми забрать на Луазу мою… знакомую?
   Это было дерзостью. Первейший резко повернулся:
   – Нет! Нет. Это исключено. То, что было с вами, не должно повториться. Вы не готовы к излишним эмоциям. Они будут мешать вам осуществлять поставленные задачи. Поэтому, не искушайте себя более. Вашей знакомой уготована судьба её сопланетников. Это и будет для вас карой за содеянное. Идите! Мне больше нечего добавить!
   Голос Первейшего не оставлял никакой надежды на снисхождение. Лойз вышел.
   Как только за ним закрылась дверь, Первейший прошептал, задумчиво глядя на кресло, в котором сидел Лойз:
   – Вот они, неожиданности эксперимента. Но природы не остановить. Это – мой сын. И я не могу лишить его права на наследство. Он слишком дорог мне. Как когда-то была дорога его мать.
   Старик выдвинул на компьютере нужный этаж, и во весь экран на нём появилась женщина, странно похожая и на Жаклин, и прабабушку Лойза, фотографию которой саифн показывал землянке.
   Подойдя к шкафу в кабинете, Первейший открыл его. Это оказался мини-бар с напитками и посудой. Взяв тёмный графин, старик налил себе в красивый хрустальный стакан светло-коричневой жидкости, до удивления напоминающей виски, и положил в напиток несколько кусочков льда из морозильника, находящегося тут же. Вернувшись в кресло и приняв привычную позу, Первейший отпил напиток большим глотком и резко выдохнул. Визит Лойза доставлял ему неприятные хлопоты. Теперь придётся докладывать на Совете Первейших о случайном выходе из-под контроля одного из саифнов и ходатайствовать о возвышении Лойза в ранг правителей страны. Нечего было и думать уничтожить его. Лойз знал очень много и имел опыт тысячи поколений саифнов. Являясь носителем дополнительной чувственной информации, Лойз три тысячи первый не мог оставаться рядовым исполнителем. Это чревато разоблачением образа Первейших. В то время, как войдя в ранг Первейших, он будет пожизненно связан бременем клятвы о неразглашении тайны. Ем внушат, как внушали до него на протяжении нескольких тысячелетий всем его предкам, что в интересах планеты не доводить до сведения саифнов-исполнителей информацию об их различии с Первейшими. Исполнители должны продолжать думать, что все существа Луазы имеют одинаковую физиологическую структуру.
   К тому же, уничтожить Лойза, означало уничтожить родовую память саифнов, а она была явлением коллективным. Она суммировала в общую национальную память запись памятей всех отельных особей Луазы, составляя, таким образом, общий банк памяти существ. На Лойза было возложено много обязанностей, совершенно специфичных, выполнением которых занимался только он, и в суть которых посвятили только его. Не передать эту память наследнику Лойза, означало потерять её из банка данных планеты навсегда. Каждый саифн по отдельности являлся носителем той или иной информации, разделённой и углублённой в зависимости от специфики его назначения. Существа, предназначенные для работ в области генетики, не обладали ни памятью, ни знаниями в области физики или астрономии. И, наоборот, астрономы не могли понять ни одной биохимической записи и не были способными прочесть ни один механический чертёж. Такое разделение знаний по областям позволяло Первейшим прежде всего удерживать исполнителей в зависимости друг от друга и, особенно, от правителей. Ведь на планете всё работало только благодаря правильной и чёткой организации процессов труда. Но кроме того, такое разделение в рамках одной науки, предупреждало мозги исполнителей от информационных перегрузок.
   Лойз, являясь специалистом по голубой планете, единственный из исполнителей имел доступ к конфиденциальной информации, касающейся дальнейшего переселения саифнов на Землю. Кроме того, никто лучше него не разбирался в специфике работы с особями хомопарка. Убрать сегодня Лойза, означало остановить работу на несколько лет. Этого времени у Первейших Луазы не было; в самый кратчайший срок теперь было необходимо произвести селекцию лучших людей. На помощь человека рассчитывать не приходилось. Прилетевшая землянка отчётливо дала понять это Лойзу. Она наверняка не смутилась бы с ответом и перед самим Первейшим, предоставься ей случай говорить с ним; дерзости в ней хватало.
   – Да, неожиданный поворот в проведении опыта, – повторил Первейший, с силой растирая подбородок.
   Было в случившемся с Лойзом ещё нечто другое, что настораживало старика и заставляло переживать. Этого «другого» не знал ни один из исполнителей. Узнай они это, Первейшим грозила бы смертельная опасность.
   Проблема состояла в том, что после физической близости Лойза с землянкой у саифна поменялась полевая структура мысли. Она расширилась и вышла из-под постоянного контроля со стороны Первейших. Теперь правители Луазы не могли беспрепятственно воздействовать на подсознание подчинённого, заставляя его покоряться их воле. Как и предполагала Жаклин, все, что рассказывал ей Лойз относительно изменений эмоционального центра мозга саифнов, являлось информацией недостоверной. Саифны-исполнители не были лишены чувств, их ощущения формировались точно в таких же мозгах, какие имели сами Первейшие. Лишь ненужные мысли исполнителей, их неожиданные суждения и природные желания надёжно блокировались гипнотическим внушением. Именно при помощи гипноза правителям планеты удавалось воздействовать на умы исполнителей. Каждая мысль, как производное любой материи, имела свою электромагнитную структуру. Мысль являлась продуктом деятельности мозговой субстанции, но в то же время она не лимитировалась только мозговым пространством. По существу, мысль являлась элементарной частицей общего разума Вселенной и имела своё биополе, ограниченное рамками той информации, что несла в себе. Влияя, при помощи гипноза, на подсознание саифнов-исполнителей, Первейшие пытались таким образом изменить информационно-биологическое поле той части Вселенной, в которой находилась Луаза. Это не было обычной прихотью. Это являлось необходимостью для выживания. Чувства, сформированные той или иной мыслью, обладали магнитно-волновым зарядом. Он, в зависимости от природы чувств, мог быть положительным, отрицательным или нейтральным. Добро, сочувствие и радость несли в себе положительный заряд. Правда, дружелюбие, гостеприимство – относились к нейтральным показателям чувственного поля. Злость, раздражение, страх, боль, зависть – меняли полярность общего фона чувств, откидывая его к резко отрицательному полюсу. Держа под контролем чувствительность саифнов, Первейшие обеспечивали наличие нейтрального значения информационно-биологического поля всей Луазы. Нейтральность позволяла Первейшим надеяться на относительную стабильность положения их планеты в общем поле разума Галактики. Информационно-биологическое поле, в свою очередь, находилось в прямом взаимодействии с полем электромагнитным. Именно последнее и доставляло Первейшим Луазы больше всего хлопот. Вот уже несколько веков как соседствующая с Луазой планета Тория формировала вокруг себя резко отрицательное магнитное поле и вводила в свою орбиту один за другим спутники. Луаза могла стать одним из них, что означало бы её зависимость от магнитного поля Тории. В этом не было бы ничего страшного, если бы масса Тории не нарастала с поразительной скоростью. Последнее могло означать только одно: перспективу для Тории гравитационного коллапса. По предсказаниям учёных Луазы, до его начала оставалось не более трёх миллионов лет. Если к тому времени Луаза не выйдет в другую плоскость расположения, ей грозит быть вовлечённой в коллаптический водоворот.
   Для того, чтобы выпасть из плоскости нахождения Тории, нейтрального заряда общего магнитного поля Луазе уже не хватало. Планете саифнов было необходимо найти где-то огромный отрицательный электромагнитный заряд. Тогда, при разовом выбросе этого заряда, отрицательное поле Тории столкнётся с отрицательным полем Луазы и, по теории элементарных частиц, обладающих одинаковым зарядом, поля разойдутся в стороны. Если при этом расхождении Луазе удастся выпасть из плоскостной горизонтали поля Тории, она сможет приобрести координаты параллели и уже на ней обзавестись собственным магнитным полем. Теоретические перспективы разрешения задачи представлялись возможными лишь при наличии мощного заряда отрицательного поля. Его у саифнов не было.
   Поиски привели инопланетян на Землю. Эта планета давно уже была у них под наблюдением. Ранее она интересовала луизан исключительно как планета-двойняшка. Изучение формирования Земли и развития процессов взаимодействия её обитателей, являлось для саифнов необходимым и занимательным. Лойз не обманывал Жаклин, когда рассказывал ей о перспективах, построенных на знаниях о людях. Единственное, чего не знал и не мог знать Лойз, так это истинной причины столь пристального внимания к Земле со стороны Первейших. Мотивация необходимостью переселения на Землю из-за плохих условий жизни на Луазе, казалась Лойзу недостаточной. По его мнению для простого переселения можно было найти помимо Земли другую планету, имеющую сходные климатические условия, и переселиться на неё. Вот тогда-то его начальник первейший открыл Лойзу тайну: основной задачей при истреблении людей было то отрицательное биополе, которое формировала человеческая популяция, якобы нанося непоправимый ущерб Вселенной. Формулируя проблему именно таким образов, Первейший не сказал подчинённому, что именно то самое мощное отрицательное биополе, которое вменяется людям в вину, интересует саифнов для решения собственных проблем больше всего. Противостоять объяснениям начальника, заботящегося о судьбе Вселенной, Лойз не мог. Поэтому он выполнил возложенную на него задачу по распространению на Земле смертельного вируса. Если бы только он знал, что настоящей причиной приговора людям была цель получить отрицательное поле! Предвидя панику, горе, страх на Земле в связи с действиями вируса, Первейшие ожидали от подобного состояния людской массы создания мощнейшего отрицательного биополя, излучаемого в виде волн. Имея аппарат для фильтрации и аккумуляции отрицательного заряда, Первейшие, сразу после распространения Лойзом вируса, подготовились к «сбору урожая».
   Этого Лойз не знал. Теперь же, в случае введения его в ранг Первейших, он об этом обязательно узнает. Именно это посвящение Лойза в столь секретные проекты правителей тревожило старика Первейшего и не давало покоя. Трудно было предсказать адекватность действий подчинённого после всего, что он пережил с землянкой. Состояние влюблённости, в котором пребывал саифн-исполнитель, могли пробудить в нём чувство угрызения совести, что поставило бы под угрозу весь план действия Первейших. С другой стороны, Первейший не находил никакой возможности изолировать Лойза от информации относительно реальных планов Первейших, при введении его в Совет Правителей Луазы. Неудобство сложившейся ситуации заставляло Первейшего хмурить брови и потирать лицо. Глянув на экран своего кабинета, он увидел Лойза. Саифн, добравшись домой, сидел на террасе в саду и неловко курил ьу самую сигарету, что едва начала Жаклин.
   – Этого ещё не хватало! – вновь опечалился Первейший. Сквозь пелену табачного дыма он еле смог рассмотреть слабые магнитные волны, которые зависали над Лойзом тяжёлым густым облаком, окрашенным в минорную желтизну тоски. В таком состоянии нельзя было больше позволять Лойзу появляться на Земле, ни отсылать туда какую-либо информацию. К счастью для Первейших, это было в их власти; иначе какие же они были бы правители?

16

   На самом деле состояние Лойза описанию не поддавалось. Любовь к Жаклин, их связь, разлука, обещание, данное землянке и обязывающее спасти людей, навалились на инопланетянина разом и давили на грудь тяжёлым камнем. Пережить это можно было лишь спасая себя надеждой. С той самой минуты, что остался один, Лойз только и делал, что работал над способом обратной эволюции. В его мыслях хоронились дерзкие надежды на возможность их новой встречи в Жаклин. Минута за минутой саифн заново переживал все мгновения вдвоём. Раз за разом он представлял себе как будет вновь и вновь погружаться в сладкую гущу телесного упоения. Все надежды Лойза зиждились на встрече с Первейшим, на его способности донести до понимания шефа зловещую необратимость происходящего на Земле. Саифну казалось, что Первейший, опираясь на логику и разум, сможет признать совершённую ими ошибку и попросит Лойза лично заняться её исправлением. Саифн уже мечтал как, в компенсацию за содеянное, они помогут людям освоить космос. В своих самых далёких мечтах Лойз доходил до предложения людям от сафинов сотрудничать по всем существующим направлениям. Действительно, почему бы не стать их учителями? Почему не уживаться друг с другом в состоянии симбиоза, при котором каждый из видов может извлекать из присутствия другого определённую выгоду? В подобном предложении Жаклин саифн видел немало позитивных моментов.
   До визита к Первейшему Лойз чувствовал себя неважно. Но всё-таки при этом он надеялся на положительный исход встречи. Теперь же, когда встреча состоялась, и было известно окончательное мнение начальника на выдвинутое предложение, все надежды на общее спасение человечества испарились. Более того, впервые для Лойза открылась вся сущность руководителей планеты и всё то заблуждение, в каком пребывали подчинённые им исполнители.
   После отказа Первейшего Лойз понял многое. Их руководители оказались ничем не лучше людей, аморальность которых осуждали. Первейшие были такими же алчными и слабыми. И ими тоже двигало чувство жажды власти, желание править миром и делать это безраздельно. Разве не об этом предупреждала саифна Жаклин, когда предполагала, что потомок Наполеона сможет быть безжалостнее, чем сам Наполеон? Так может быть Первейшие и есть те самые чудовищные потомки древних вояк, фанатично желающих смерти всему окружающему миру? Не исключено, что среди них есть даже правнуки генных пиратов, доведших Луазу до катастрофы. Они настолько боятся разума людей, что заставили всех саифнов верить в то, что человек представляет угрозу для Вселенной. На самом деле люди не способны причинять вред мирозданию. Их познания ничтожны по сравнению с развитием самих саифнов. Поведение Первейших – это политика, оружием которой стали безвинные, прирученные, идеально сфабрикованные луизане. Именно их использовали Первейшие для достижения цели. Лойз, убеждённый в правоте и мудрости своих начальников, был фанатично уверен в неисправимости людей, в их порочности, жестокости. Жаклин убедила его в обратном. Она тысячу раз была права, обзывая Лойза бездушным болванчиком. Так оно и есть. Посеяв на Земле смерть, ранее он нисколько не сожалел о сделанном. Он выполнял приказ, а на войне нет места эмоциям. Это дополнительно доказывало что он – запрограммированный механизм, поддавшийся безобразным манипуляциям своего шефа. Сейчас, дойдя до сути обстоятельств, саифн корчился от позднего раскаяния. От подобравшегося так близко осознания правды о себе, Лойзу стало невыносимо. Хотелось выброситься на поверхность Луазы без скафандра, и раз и навсегда покончить с позором, мешающим жить. Лойз понял до какой степени заблуждался в элементарных вещах. Жаклин, пробудив в мужчине чувства, одновременно открыла ему глаза. Она научила его не только любви, она пробудила в нём сострадание, присущее только полноценным существам высшей организации. До встречи с землянкой полноценным Лойз, оказывается, не был. Теперь стал им. И ощущение способности чувствовать мир иначе сочеталось с неимоверной болью в груди и тоской. Лойз осознал, что именно понимание ошибок слабого и снисхождение к ним, позволяли людям оставаться наисовершеннейшими созданиями Природы. Теперь Лойз мог видеть мир другими глазами. Теперь он должен был действовать. Он обязан был спасти от дальнейшего «усовершенствования» своих подопечных из хомопарка. Лойз знал как это сделать, и это было то главное, что заставляло жить. Но было ещё и кое что единственное, спасти которое и жить ради которого было просто необходимо. Думать об этом Лойз просто боялся, оставляя на потом. Тяжело переживая неспособность помочь Людям, Лойз предвидел, что после всего, что о нём узнал Первейший, контроль над исполнителем будет ужесточён. А потому откладывал самые сокровенные мысли далеко, не позволяя себе развивать их. Лойз догадывался, что его изолируют от всяческих контактов с Землёй, оставив в распоряжение исключительно особей хомопарка. Только на них, да ещё на новых людях, которых без него доставят с Земли, мог возлагать Лойз определённые надежды. Правда, и это не было гарантированно. Скорее всего, и в пределах хомопарка действия Лойза будут теперь подвергать проверке. Кольцо безысходности сжимало горло. С отвращением бросив сигарету на траву внутреннего дворика, саифн заскрежетал зубами. Собственное бессилие напомнило ему состояние Жаклин в момент, когда он рассказал ей о вирусе. Она тогда набросилась на него с кулаками. Может последовать её примеру и сделать также? Лойз оглянулся. В своём саду он не нашёл ничего такого, на чём можно было бы сорваться. Прелесть растений и богатство красок природы повергли инопланетянина в депрессию. Он ничком упал на траву и замер. Все его думы уносились к далёкой Земле.
   – Жаклин, где ты? – простонал Лойз. И вдруг вскочил. Его осенило, что изоляция с Землёй не позволит ему больше даже видеть возлюбленную. Вбежав в дом, Лойз включил камеру. Жаклин появилась на экране.
   Стоя в лёгком халате перед зеркалом в ванной комнате, Жаклин смотрела на своё отражение и разговаривала с ним так, как она делала это когда была на Луазе. Только теперь её голос был грустным:
   – Зачем дана нам жизнь, если она прерывается на самом интересном месте? Разве это гуманно? В чём тут смысл? Казалось бы, я только начала понимать причину своего появления на свет. Я только начала приносить пользу окружающему миру, когда этот мир решил исчезнуть и поглотить меня вместе с собою. Все мои коллеги мертвы: Стив Роджер, Алек, Джек, русские и египетские коллеги… Вирус не щадит никого. Для чего всё это? Жаклин скинула с плеч одежду и оказалась совершенно нагая. Еле прикасаясь к себе, она медленно повела рукой по лицу, шее, плечам, спустилась к груди. Можно было подумать, что она действительно не понимает зачем ей нужно всё данное природой совершенство. Дойдя до живота, Жаклин остановила на нём руку. Положив ладонь чуть ниже пупка, она нежно надавила на тело. В глазах женщины появилась загадочно-грустная улыбка. Если то, о чём в этот миг думала девушка, оказалось бы возможным, умирать было бы ещё страшнее. Не мучая больше себя вопросами, на которые не было ответа, Жаклин погрузилась в заранее набранную ванну. Когда пена покрыла всё её тело, женщина закрыла глаза.
   – Как много я должна была ещё объяснить тебе, Лойз, – проговорила она, откинув голову назад и тут же, отрываясь от блаженства, разочарованно глянула вперёд, словно знала, что саифн слышит её, – Увы, ты не оставил мне выбора!
   – Ты тоже не оставила мне выбора, милая Жаклин, – произнёс Лойз, думая о своём, – И мне пришлось сделать то, что было вопреки твоему желанию. Думаю, ты смогла бы простить меня, если бы узнала.
   В этот момент по экрану пошла рябь, затем что-то щёлкнуло и он погас. В выполнении своих решений Первейшие не медлили.
   – Дрянь! – выругался Лойз на компьютер совершенно по земному.
   Вид Жаклин возбудил его. Её слова расстроили. Её действия вызвали в саифне волну протеста. Он сжал кулаки. Вдруг ему захотелось подвергнуть себя очередной провокации. Быстро сделав себе ванну из сжатого газа, Лойз установил её посреди зала. Несмотря на строжайший указ правителей не пользоваться водой, он подошёл к резервуару для поливки растений сада, и опустил в него насос. Очень скоро ванная была налита до краёв. Прибегнув к помощи тонкого проводника, присоединённого к компьютеру, Лойз подвёл к ванной электрический ток слабой величины. Емкость из сжатого газа побелела и стала быстро нагреваться вместе с налитой в неё водой. Дождавшись, пока температура воды поднялась до сорока градусов, Лойз отсоединил проводник от электросети компьютера. Затем, стянув с себя скафандр, залез в ванную и, нимало не заботясь о том, что вода пролилась на пол, отключился от всего.
   Воздействие воды на инопланетянина было неожиданным. Его Лойз мог смело сравнить с ощущениями, охватывавшими его во время общения с Жаклин. От прикосновения к неизвестной ранее среде, кожу возбуждённо пощипывало. Лойз увидел на её поверхности шарики воздуха, затем пупырышки, потом кожа покраснела, как тогда, когда на неё попал пот Жаклин. Это раздражение саифн счёл за высшее удовольствие. Ему даже не было страшно понести наказание за столь дерзкое ослушание приказа правителей. Погрузившись в воду по самую шею и блаженствуя, саифн подумал что и на этот счёт он был обделён.
   Запасы воды на Луазе являлись неприкосновенными. Из-за отсутствия достаточного количества кислорода в атмосфере планеты, его кропотливо выделяли малыми порциями из подземных вод и хранили в сжатом виде в форме концентрированных кубов. Озёра пресной воды, расположенные на больших глубинах, были на планете редкостью, поэтому их старались не обеднять. Были, правда, на Луазе подземные плантации простейших водорослей, которые выделяли кислород в воздух. Но из-за большой концентрации в водах глубинного океана Луазы аммиака, метана и сероводорода, практически весь кислород, исходящий от водорослей, активно поглощался этими газами для окисления. Поэтому полностью рассчитывать на его поставку посредством растений не приходилось. Единственным местом, где кислород выделялся из растений, был хомпарк. Герметично созданная обильная экосистема под колпаком, походила на ботанические джунгли. Посаженные там растения произрастали на почве, привезённой с Земли, и снабжались звёздной энергией от отражателей космических батарей, установленных на поверхности Луазы. Кислород, выделяемый растениями парка, использовался для дыхания его обитателями и служил составной частью для воды речки, протекающей в парке. Постоянство температуры воздуха в парке, равное двадцати восьми градусам, позволяло избегать активных водных испарений. Регулярные дожди, как следствие их накопления, производили дренаж почвы. Таким образом, вода и газы, необходимые для дыхания и жизнедеятельности живых организмов заповедника, могли спокойно осуществлять там свои природные циклы. Конечно, при необходимости саифны вполне могли настроить ещё несколько подобных подземных оазисов, не будь их содержание дорогостоящим и требующим постоянного внимания. Отчего гораздо проще считалось сначала выделять кислород из подземных вод, а уж затем, при помощи химического соединения с водородом, производить из него необходимое количество воды. В принципе, саифнам, при их образе жизни, вода была нужно только для питания и проведения лабораторных работ. Тот способ мытья и чистки, что опробовала на себе Жаклин, вполне устраивал инопланетян. Тем более, что никакого другого, как альтернативы, они не знали.
   Правда, справедливости ради, Лойз припомнил, как однажды, во время одного из своих первых путешествий на голубую планету, он увидел на Тибете местных ребятишек, плюхавшихся в реке. Искушение было столь велико, что Лойз тоже решил искупаться и прыгнул в холодную реку без скафандра. Эксперимент окончился неудачно: еле придя в себя от разницы температур тела и воды, Лойз кое-как смог противостоять бурному горному течению. Выбравшись на берег, саифн пообещал себе никогда больше не поддаваться соблазнам «дикарей».
   Вспомнив этот случай сейчас, мужчина грустно улыбнулся. Всё, что напоминало Землю, складывалось у него в комплекс сентиментальных проявлений: от вздохов до слёз. Окунаясь в воду и на этот раз, Лойз почувствовал, как в животе у него ёкнуло: масса воды сжала тело, как компресс. Разлившееся тепло сконцентрировалось где-то в области копчика, в то время как позвоночник приятно заломило. Оглядывая себя сквозь призму воды, Лойз вытаращил глаза: больше всего его поразили размеры конечностей. Преломившись в воде, они раздулись и деформировались, приняв угрожающую форму. Быстро высунув из воды одну за другой части тела, Лойз ощупал себя. Не найдя никаких подозрительных признаков, свидетельствующих о несовместимости тела с принимаемой водной процедурой, Лойз рассмеялся. Ему показалась наивной собственная глупость. Ведь он тысячи раз видел в лабораторных аквариумах, как меняются в воде размеры имплантационных экспонатов. А когда это коснулось его самого, предался панике. Действительно, ему стоило многому ещё поучиться у Жаклин.
   – Жаклин!
   При упоминании имени любимой, саифн закусил губу. Его единственный наружный орган, помещённый в воду, заходил взад-вперёд ходуном, принявшись сокращаться и пускать по воде волны. Внимательно глянув на голодного непоседу, Лойз догадался, что его увеличенные размеры обязаны своей природой не только оптическому обману. Накрыв орган руками, инопланетянин принялся разговаривать с ним, успокаивая и теша его и себя иллюзиями. Тонкая струйка тягучей семенной жидкости, неожиданно выделенная от таких манипуляций, привела Лойза в неописуемый восторг. Кроме физического удовлетворения она натолкнула саифна на неожиданную мысль.
   – Я всё понял! – закричал Лойз от необыкновенного экстаза, – Я знаю что я должен сделать! – продолжал он кричать, принявшись расплёскивать ладонями воду по всей комнате. Когда её количество в ванной заметно уменьшилось, саифн выскочил наружу. Наспех осушив себя струёй тёплого воздуха, он оделся и вышел в ангар. Ему срочно нужно было попасть в одну из эмбриональных лабораторий.
   Осторожно проникнув в сейф особо ценных генных образцов лаборатории, Лойз нашёл там то, что надёжно спрятал накануне. Это была яйцеклетка Жаклин. Не зная заранее каким будет исход разговора с Первейшим, Лойз интуитивно почувствовал перед отлётом с Земли, что, вопреки желаниям Жаклин, не может расстаться с любимой навеки, не застраховав будущее её рода. Изъяв из сонной женщины яйцеклетку, Лойз в момент регистрации переносимых данных, надёжно закодировал её среди прочих проб, взятых на Земле. Прибыв со своей «контрабандой» на Луазу, он тут же восстановил ценный груз и понадёжнее спрятал его. И сразу после этого стёр ту часть магнитной записи, на которой хранилась информация о биоматериале. До признания Первейшему подобная махинация удалась исполнителю без особого труда. Теперь же Лойз наверняка не смог бы этого сделать. Особенно, учитывая то, что на Землю он полетит не скоро. Бережно взяв колбу с клеткой, Лойз поднял сосуд на один из лабораторных столов. Он знал, что теперь у него нет никакого иного способа выполнить просьбу любимой, кроме как оплодотворить её яйцеклетку, дождаться появления из неё ребёнка и затем воспитывать его в условиях хомопарка, как человека. Это было непросто и к тому же рискованно. Узнай об этих опытах хоть одно живое существо на планете, Лойза навсегда отстранят от человеческого заповедника. О том, что в этом случае может быть с ребёнком, саифн не хотел даже думать. Нет, ему нужно надеяться только на успешный исход дела. Тогда Лойз передаст своему будущему потомку, Лойзу три тысячи второму, всю информацию о важности начатого опыта. Он лично позаботится о том, чтобы перед тем, как исчезнуть с Луазы, вписать в мозг нового Лойза всю правду о людях и научить его любить их.
   Лойз наклонился над пробиркой, вынул оттуда яйцеклетку, осторожно положил её на стекло под микроскоп. Затем он взял из приготовленного сбора сперму одного из людей, живущих на Земле. Таких готовых материалов для размножения на Луазе было немало. Тщательно подобрав для осеменения лучший из заборов, Лойз мог надеяться, что оплодотворение пройдёт успешно с первого раза. Оставалось проделать биологическое проникновение одного из сперматозоидов в яйцеклетку и затем ждать результатов. Глядя через микроскоп на то, как подвижное людское семя мужчины проникло в удобное ложе женского полового яйца размножения, Лойз замер. В этот миг в его голове вихрем пронеслись воспоминания о близости с Жаклин. Он словно заново пережил приятные мгновения, почувствовав теплое погружение в нутро женщины. Закончив свой труд, Лойз, обессилев, бросился на диван, стоящий тут же. Подушка на нём всё ещё хранила слабый запах духов Жаклин. Закрыв глаза, саифн представил любимую рядом. Видение было таким отчётливым, что Лойз вздрогнул. Резко сев на диване, он оглянулся. Помещение по-прежнему давило тишиной. От неспособности осуществить мечту быть рядом с Жаклин, Лойз разразился горькими слезами. На этот раз он плакал долго и много, пытаясь облегчить общее состояние. Это было необходимо, Лойз знал. Люди всегда так делали. Значит, он становится похожим на них. Значит, случившееся не прошло зря. И пусть Лойз понимал, что никогда в жизни он уже больше не встретит Жаклин, саифн знал ради чего он жертвует своим счастьем. Когда-нибудь, через века, их потомки, его и Жаклин, смогут встретиться и пережить то, что не успели пережить луизанин и землянка.
   Глубоко затаив в себе эту маленькую тайну, Лойз легко улыбнулся. Он мог надеяться, что однажды она воплотиться в оружие спасения людей.

Эпилог

   Прошло три миллиона лет. Однажды Лойз девять тысяч первый, потомок Лойза три тысячи первого в его шеститысячном поколении, сидел в комнате-пещере со слабым освещением на кресле из сжатого газа. Вспомнив, как всё получилось у его предка, он прослезился. Несмотря на коварные старания Первейших, правивших Луазой в те давние времена, катастрофа, посеянная саифнами на Земле, не помогла им. Сход планеты саифнов на параллельную орбиту многого не дал. Спустя три миллиона лет Тория, всё больше усиливая отрицательное волновое поле вокруг себя, безудержно подтягивала Луазу к краю магнитной воронки. Саифны вынуждены были, в конечном итоге, покинуть родную планету навсегда.
   – Не плачь, Жаки, —Лойз девять тысяч первый успокоил поглаживанием обезьянку, прижавшуюся к его плечу, – Мой прадед, рискуя жизнью своей и своих потомков, смог спасти твою прабабушку и добиться того, чтобы, спустя несколько миллионов лет после начала его эксперимента, мы сейчас были с тобой вместе.
   Обезьянка согласно пискнула и ещё крепче прижалась к Лойзу. Её мордочка носила явные черты сходства с землянкой Жаклин Брайд, когда-то побывавшей на Луазе, и фотография которой стояла перед Лойзом на столике. Поднявшись вместе с обезьянкой на руках, саифн вышел на возвышенность, внизу которой простирался парк. Это было всё то же райское место, где его давний предок гулял когда-то с Жаклин, но только без древнего города вдали. Не оказалось перед ними и людей, потомков знаменитостей, некогда существовавших на Земле. Вместо них парк был населён обезьянами. Все они, взрослые особи и дети, спокойно гуляли по лужайкам, развлекаясь своими обезьяньими играми.
   – Вот видишь, Жаклин, – Лойз девять тысяч первый обращался к кому-то кого видел в своём представлении, – Когда-то ты была права: мы смогли сохранить человечество, не прибегая к его уничтожению. Обратная эволюция получилась. Мне и моим предкам, начиная с Лойза три тысячи первого, она удалась в пределах данного заповедника. Как он и обещал тебе, он пожалел людей и понял, что в условиях дикой природы каждый предпочёл бы стать обратно существом неразумным, но способным на свободное проявление чувств, нежели быть запрограммированным механизмом и подчиняться чужой воле.
   Лойз спустился в долину парка и стал созывать обезьян. Они подходили на его голос и дружески махали лапами. Их было так много, что скоро лужайка перед саифном превратилась в коричневый шевелящийся ковёр. Собрав всех, Лойз заговорил с ними:
   – Друзья мои! Настал наш час покинуть Луазу. Через несколько минут мы улетим отсюда навсегда. И вряд ли когда-нибудь вы сможете вернуться в ваш любимый заповедник.
   На эти слова обезьяны отреагировали по-разному. Одни растерянно засуетились, закрутили головами. Другие истошно и отрывисто запищали, пугая детёнышей громкими нечленораздельными звуками.
   Лойз повернул голову и посмотрел вправо. Чуть поодаль от остальных, на траве, спокойно сидели особняком порядка трёхсот особей. Эти были старожилами и вели себя степенно. Их лидерство признавалось остальными. Заметив, что Лойз смотрит в их сторону, стадо притихло. Зато лидеры стали проявлять реакцию на сказанное ранее. Две особи, похожие мордами и телосложением на Мерлин Монро и Клеопатру, громко захлопали в ладоши и извлекли из себя восторженные звуки. Две другие, напоминавшие ликом Эйнштейна и Архимеда, казались сдержанными и только почесали макушки. Третьи, вполне способные сойти за потомков Наполеона, Цезаря и Александра Македонского, забили в грудь, призывая к действию. Ещё двое, очевидно когда-то состоявшие в родстве с Гагариным и Армстронгом, с писком запрыгали, указывая в сторону.
   Там, в глубине парка стоял на старте готовый аппарат межпланетного передвижения. Он был размером с железнодорожный вагон, но только овальной формы. Вход в него начинался большим прорезным отверстием, сделанным в нижней передней окружности. Сквозь прозрачные стенки аппарата снаружи можно было видеть многочисленные кнопки приборов управления, расположенные по всей высоте одной из внутренних стенок. Посредине возвышался огромный центральный стержень двигателя. С одной стороны была расположена закрытая кабина.
   Дойдя до прозрачного аппарата, Лойз принялся заводить внутрь своих подопечных. Каждую особь саифн подводил сначала к пультовому столу, брал у неё отпечаток обеих лап, давал ей медикамент, похожий на пряник, затем отправлял в закрытую кабину, из которой существо уже не появлялось. Когда все три тысячи животных были зарегистрированы, Лойз позвал в аппарат обезьянку Жаки. Перед тем, как отправить её в закрытую кабину, Лойз взял животное на руки и ещё раз посмотрел на парк.
   – Что ж, в путь, дорогая. Жаль покидать Луазу. Но жизнь такая непредсказуемая, правда? Так что – в путь!
   Обезьянка исзчезла за дверьми кабины. Опустилась наружная дверь, аппарат задрожал и стал наполняться густым дымом. Снаружи у него стали расти «ноги»: механизм приподнялся над поверхностью на мощных упругих воздушных столбах, которые перекрёстно поддерживали овальный механизм с четырёх сторон. Проделав всё необходимое,
   Лойз сел в кресло около пульта управления и почти сразу же заснул. Из-за опущенных воздушных светозащитных фильтров, аппарат стал почти невидимым. Изнутри в нём было полутемно. И всё же, слабое внутреннее освещение кабины не могло скрыть слёз, пролившихся из глаз луизанина, покидавшего родную планету.
   Некоторое время спустя летающая станция приземлилась. Не поднимая фильтров, Лойз девять тысяч первый открыл люк наружного выхода и принялся за восстановление пассажиров корабля. Каждая появлявшаяся из закрытой кабины обезьяна, послушно садилась вдоль стены аппарата, ожидая сородичей.
   Последней из закрытой кабины вышла обезьянка Жаки. Её любопытные глазки тут же округлились, а из пасти послышался восклицательный возглас: фильтры со стен слетели и прилетевший саифн и все его пассажиры зажмурились перед удивительной картиной. Их взору предстал мир поразительной чистоты и насыщенности. Мир, напоминавший один из островов, затерянных в эпоху людей, где-нибудь в Полинезии.
   На огромном пространстве, едва охватываемом глазом, расстилались обширные покойные просторы незнакомой планеты. Таинственные и неизведанные, они повергли путешественников в почтительное молчание.
   Лойз убрал воздушные струи и аппарат опустился на песок. Овальная дверь открылась.
   Разноголосьем на голубой планете звучали дикие тропические леса. Обилием рыбы плескали реки и озёра, рассыпанные то там, то здесь. Всеми цветами радуги играли блеском водопады, разрезающие холмы и горы. И не так далеко от места приземления аппарата гудел земной океан. Тысячи представителей фауны и флоры Земли сосуществовали, сохраняя природный баланс и подчиняясь одному только закону – закону дикой природы.
   – Вот этот загадочный и притягательный мир, о котором я столько рассказывал вам, – гордо произнёс Лойз, обводя местность взглядом. Подойдя к открытой двери, он указующим жестом предложил выходить, – Вот здесь вам придётся жить, самостоятельно беспокоясь о вашем будущем. Здесь вы начнёте вновь произвольно развиваться, совокупляться, плодиться для того, чтобы через какое-то время из вас снова получились независимые, разумные люди. Так решила за вас твоя прабабушка, Жаки, Жаклин Брайд. И именно это обещал ей сохранить и сохранил мой прапрадед.
   Услышав саифна, Жаки любопытно выглянула за пределы аппарата. Лойз вышел первым.
   Оказавшись на земле, обезьяны сначала вели себя осторожно. Притихнув и следуя примеру саифна, они крадучись стали осматриваться. Но постепенно, не заметив никакой для себя опасности, пришельцы из космоса осмелели, а вскоре и вовсе разбрелись по джунглям.
   Около Лойза осталась только Жаки. Она с испугом смотрела вслед исчезавшим собратьям и тревожно пищала.
   – Не стоит, Жаки, ничего с ними не будет, – погладил её Лойз, – К тому же, вы – не единственные обезьяны на Земле. Ты же знаешь, что наше переселение осуществлялось не один десяток лет. Если вообще не говорить о том, что оно было запрограммировано несколько миллионов лет тому назад. Уничтожив вирусом людей за их неуважение к природе, саифны смогли спасти главное богатство Земли – её биофизическую структуру. Погибли люди и животные, погибли растения и микро-организмы. Но главное – вода и воздух, не успели погибнуть. Дав им какое-то время на очистку и насыщение, мои предки высадили на Землю все образцы имеющегося у них генофонда этой планеты. Благодаря этому, сейчас ты видишь их восстановленные и снова пригодные для начала новой цивилизации. Кто из разумных станет на этот раз населять Землю: люди, обезьяны, саифны? А может – существо, производное всех существовавших ранее? Я не знаю. И ты не знаешь. Зато одно мне известно точно: наши потомки, Жаклин, смогут любить друг друга, не скрывая этого, – саифн снова смотрел в далёкое небо, обращаясь к кому-то, кто был для него там, – Мне точно известно, что вы с моим прадедом мечтали об этом.
   Обезьянка, слушавшая до этого беззвучно, вдруг шумно и грустно выдохнула. Саифн посмотрел на неё и улыбнулся. Он протянул ей руку.
   – Не грусти, дорогая! И пойдём уже строить наш новый, чудесный, непредсказуемый мир, в котором твои потомки, возможно, научат любви моих, как это уже было когда-то в истории наших предков.
   Лойз девять тысяч первый снял свой серебряный скафандр и тяжёлую обувь. Оставшись совершенно нагим, он кивнул, и они пошли к океану.
   Долго-долго они брели по побережью, омывая ноги в настоящей воде, любуясь окружающим их природным раем, щурясь от настоящего солнца и оставляя настоящие следы двух спасённых существ на настоящем песке.

24/08/2001—02/02/2002

Бесконечный мир Роман. Книга 1 Елена Поддубская

Пролог

Часть первая: Странный знакомый

1

2

3

4

5

6

7

Часть вторая: Путешествие на Луазу

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

Эпилог

Бесконечный мир
Роман. Книга 1
Елена Поддубская