-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Артем Портвейн
|
|  Сломанные сказки
 -------

   Артем Портвейн
   Сломанные сказки

   Мой читатель, абстрагируйся.


   За глазами

   Посвящается Каргину Владимиру Юрьевичу (08.10.1964 – 01.07.2012 г.)
   Часовщику по профессии – отцу по призванию.

   История, которую вы сейчас прочитаете, начинается с весьма странных и очень кровавых событий. До определённого момента – необъяснимых и непонятных.
   И, чтобы вам легче было окунуться в атмосферу данной истории, скажу, что это далеко не наши времена. А девятнадцатый век. Точный год сказать вам отказываюсь.
   Вечером, двенадцатого сентября, в последний жаркий выходной, на главную улицу небольшого английского городка Олден вышел человек, которого все хорошо знали. Все, кто его узнавал, приветливо улыбались ему, махали рукой или просто здоровались.
   Но сам он шёл молча, шёл вперёд с гримасой злости на лице. Толкаясь, не замечая прохожих, он пробирался сквозь толпу. Таким Вильяма Аддерли ещё никто и никогда не видел. Всегда радушный, весёлый он приветствовал людей, но сегодня его взгляд говорил о том, что он готов накинуться на каждого.
   – Вильям… Мистер Вильям…
   Кто-то окликнул нашего героя. Тот остановился, и через секунду к нему подбежал простоватого вида мужчина. Рабочий в немного мятой одежде.
   – Что с вами?… Что-то случилось?…
   Вильям остановился и повернулся.
   – Аааа… Тим. Я тебя помню. Привет.
   – Вильям. Сэр. Что с вами? Может, я могу помочь?
   Вильям выронил злобный смешок.
   – Думаю, нет.
   Скалясь, мужчина засунул руку за пазуху и достал пистолет.
   – Это вам зачем?! – Тим отшатнулся от своего собеседника, выставив руки вперёд.
   – Ты тоже там был… тогда!
   Вильям рывком поднял пистолет и.
   БАХ!
   Выстрелил в своего собеседника.
   Раздались крики. Женский визг.
   Толпа превратилась в муравейник, все бежали в разные стороны. Сталкивались друг с другом, кричали.
   А Тим, теряя жизнь, медленно падал на спину в цепкие лапы смерти. По его рубашке расползалось красное пятно. А в глазах было недоумение.
   Послышалась сирена.
   Убийца оглядел толпу холодным взглядом и сорвался с места. Он бежал через ошарашенных людей в сторону маленьких улочек, где без труда смог скрыться от посторонних глаз.
   Все присутствующие на площади с лёгкостью смогли опознать убийцу.
   Им был Вильям Аддерли, юрист, управляющий главной юридической конторой в городе, далеко не последний человек. Но что натолкнуло его на такой поступок, оставалось для всех неизвестным.
   Всегда сдержанный и почтительный, он зарекомендовал себя как настоящий джентльмен и то, что произошло несколько часов назад, совершенно было на него не похоже.
   С другой стороны, с людьми и с их психикой происходит разное, и часто – необъяснимое.
   Но самое странное в этом событии произошло дальше, через несколько часов после убийства…
   Детектив по имени Хенри Баккет, полицейский от бога и сыщик от природы, покинув место преступления, незамедлительно направился на улицу Зелёных Стен, где и проживал Вильям Аддерли, в надежде найти там зацепки или даже саму причину произошедшего. Но то, что он там обнаружил, повергло в шок всех.
   Подойдя к двери, Хенри приказал своим помощникам сломать её.
   Двое крепко сложенных людей стали, по очереди, долбить дверь.
   Удар.
   Ещё удар.
   Дверь треснула в области замка.
   Ещё несколько сильных ударов, и та бы просто упала с петель, но именно в момент, когда один из помощников занёс ногу, дверь распахнулась, и на порог вышел разъярённый и не менее удивлённый Вильям Аддерли.
   – Да что здесь, чёрт возьми, происходит!!! – заорал он.
   Все замерли в ступоре. Такой наглости от убийцы никто не ждал. Вильям Аддерли стоял на пороге своей квартиры в одних брюках. Его лицо было заспанным и недоумевающим.
   Стояла тишина.
   – Вы могли бы мне объяснить, почему вы ломитесь в мою дверь?! Я буду жаловаться на вас!
   – Вильям Аддерли? – спросил его детектив.
   – Да.
   – Вы обвиняетесь в убийстве человека. Проследуйте с нами.
   – ЧТО?! – Вильям не был удивлён, он был возмущён. Его! Обвиняют, непогрешимого человека – Да что вы несёте?! Уберите свои руки!
   Двое помощников детектива схватили ничего непонимающего Вильяма и надели на него наручники. Тот кричал и пытался вырываться, но один худощавый адвокат не мог долго сопротивляться двум хорошо подготовленным полицейским.
   Когда того выводили на улицу, десятки людей вышли посмотреть на происходящее.
   По улице гулял шёпот.
   – Это он… – послышалось из одного угла.
   – Убийца… – донеслось из окна второго этажа.
   Люди смотрели на арестованного с испугом, кто-то с удивлением, другие же с яростью и отвращением.
   Только когда Вильям увидел их глаза – десятки глаз, он понял, что произошло что-то серьёзное… что-то, в чём обвиняют его….
   Что-то, в чём, как он был сам уверен, не был виновен.
 //-- * * * --// 
   Спустя несколько часов Вильям Аддерли сидел в кабинете для допросов и дачи показаний. Ему привезли одежду из дома, и сейчас он ждал детектива, чтобы тот в полной мере сумел объяснить ему, что произошло. По какой причине он здесь.
   Дверь открылась, и в помещение вошёл Хенри Баккет, тот самый, который ещё несколько часов назад арестовал его.
   – Вы могли бы мне объяснить: что происходит? Это возмутительно! – Вильям продолжал быть озлобленным.
   – Успокойтесь. Многие сейчас находятся в замешательстве. – Голос детектива был ровным.
   – Как и я… За что меня забрали из дома? Вы знаете, кто я такой вообще?!?!?!
   – Вы – Вильям Аддерли, главный управляющий юридической конторы города. И вы, Вильям Аддерли, сегодня убили человека на главной площади.
   – Я?! Что за идиотизм?! Во сколько это было? Я весь вечер был дома. Я спал!
   – А во сколько вы легли спать?
   А какое это имеет значение?! Я не помню.
   – Просто убийство произошло около семи вечера. Рановато, чтобы ложиться спать, Вы так не думаете? М?
   – Возможно… Я не помню, во сколько точно я лёг. Слабость накатила… А кого убили?
   – Вы имеете в виду: кого Вы убили? – Хенри пытался поймать своего собеседника.
   – Я никого не убивал!
   – Хорошо. А Вы помните, как Вы заснули?
   – Нет. Но причём тут это? Скажите мне, кого убили на площади. И почему в этом обвиняют меня?
   – Хм… Всё очень странно…
   – Объясните мне, что происходит! – управляющий психовал.
   – Вы продолжаете утверждать, что Вы не помните?
   – Я спал. Я не могу помнить того, чего не видел.
   – Ну что ж… около четырёх часов назад, более сорока человек видели, как Вы застрелили Тима Олфорда.
   – ЧТО!?… – на несколько секунд Вильям потерял дар речи – Тим Олфрод убит!?
   – Убит Вами.
   – Такого не может быть! Тим, бедный парень… всегда мне помогал.
   Вильям схватился за голову, от услышанного он стал глубоко дышать.
   – Как же это произошло?…
   – Я уже Вам объяснял, Вы.
   – Это чушь!!! – заключённый кричал – Я спал! Я… никогда бы не стал этого делать! Тим был великолепным помощником. Зачем мне его убивать?
   В комнату вошли двое.
   – У вас всё хорошо? – спросил помощник.
   – Да. Уведите его в камеру, ему надо отдохнуть.
   Вильям снова пытался сопротивляться, но двое, как и в прошлый раз, справились с худощавым джентльменом.
   Детектив остался стоять в пустой комнате. В коридоре ещё были слышны возмущённые и злобные крики Вильяма Аддерли.
   Хенри думал. Обладая хорошей интуицией, по какой-то неизвестной даже для себя самого причине, он верил этому бедолаге.
   Погружённый в раздумья, он не заметил, как к нему подошёл его друг и коллега Рэйн Артуз.
   – Ну что?
   Хенри вздрогнул.
   – …ты меня напугал.
   – Ну, что он говорит?
   – Он убеждает меня, что не совершал этого.
   – Глупо как-то, десятки людей видели, как он выстрелил в того парня.
   – Тот парень был его хорошим знакомым. Вот что самое удивительное…
   – Ого.
   – И самое удивительное, что я верю ему. Нет… Я верю не в то, что он не совершал этого преступления… Я верю в то, что он этого не помнит.
   – Гипноз?
   – Возможно. Но, как утверждают очевидцы, Вильям был озлоблен, и как мы знаем, люди под гипнозом не проявляют эмоций, они похожи на роботомашин, тупо и без эмоций выполняющих свою работу.
   – Тогда, что ты думаешь?
   – Не знаю…. Возможно, Аддерли психически невменяемый человек, лунатик. А возможно, он хороший актёр и пытается нас запутать абсурдностью своего поведения. Нужно найти мотив.
   – Да уж… Случай не простой.
   – Но какой интересный.
   С момента, когда Вильям Аддерли убил своего друга на площади, прошло несколько дней.
   И был снова вечер. Уже холодный, дождливый. Часы на башне показали семь вечера, когда на центр площади вышел Даниэль Барнес, главный управляющий гостиницы «Дельфины».
   Он глубоко дышал и сутулился. Злостно озирался по сторонам. Но люди шли, не замечая его.
   Будничный вечер, все торопились домой, да и сам Даниэль Барнес уже давно должен был быть дома, но в тот вечер он был на площади.
   Он остановился и громко выкрикнул:
   – Вы все!!! Посмотрите на меня, я – вор и обманщик!
   Люди удивлённо стали смотреть на одного из самых богатейших людей города.
   – Что с Вами? – кто-то спросил из толпы.
   – Вы жалкие! На вас даже пуль жалко, – Барнес продолжал орать, тыкая в людей пальцем.
   Люди осторожно расходились, стараясь сторониться обезумевшего гражданина.
   Даниэль выхватил пистолет и направил его на толпу. Снова поднялся крик и суета.
   Выстрел. Обезумевший попал кому-то в ногу.
   Выстрел.
   Теперь у женщины было ранено плечо.
   Сумасшедший стрелял без разбора. Послышалась сирена, и вот уже Даниэль Барнес, уважаемый в городе человек, бежал в противоположную сторону от сирен.
   – Предатели!
   Это было последнее, что крикнул он, прежде чем скрыться в переулке.
   Я понимаю, мой читатель, что эта история достаточно странная. И рассказывает события, на первый взгляд, не связанные между собой. Но не спеши так думать. Ведь дальше в моей истории появится логика и некоторые светлые моменты истины.
   Но пока, спустя два часа после произошедшего, Хенри Даккет, не веря своим глазам, арестовывал Даниэля Барнеса, который, разбуженный ярым стуком в дверь, пытался вырваться из рук полиции.
   Как и Вильям, Даниэль не помнил ничего, кроме того, что во время убийства он спал. Как и Вильям, он лёг достаточно рано и не помнил, как погрузился в сон. И сейчас он считал возмутительным то, что его, главного управляющего отеля, далеко не последнего человека в городе, держат взаперти.
   События запутывались.
   Хенри сидел в своём кабинете и курил. Думал, разбирал дела двух недавних убийств. Двух убийств, которые были связаны между собой настолько же, насколько не были связаны. Голова шла кругом.
   Он верил, что эти двое действительно не помнят ничего, что произошло, он был точно уверен, что этими двумя управлял кто-то другой.
   Через некоторое время его навестил Рэйн, стоя в дверном проёме, он спросил:
   – Ну, как всё проходит?
   – Эти убийства связаны, я уверен.
   – Почему? Может, это два сумасшедших. Совпадение.
   – Может. Но очень-очень маловероятно. Если, конечно, они не использовали одинаковые психотропные вещества. Но Вильям был чист. А его психика крепка, как никогда, конечно, он испытал шок, узнав об убийстве, но это побочное явление.
   – И что ты думаешь?
   – Я думаю, что за этим кто-то стоит. Умелый гипнотизёр или манипулятор, но есть кто-то ещё.
   – Но зачем ему это?
   – Он за что-то их наказывает. Ведь теперь этих двоих ждёт суд, одного – казнь, а другого – тюремный срок. Он их наказывает, это точно…. И я уверен, что это не последний случай.
   – Ты не представляешь, насколько ты прав…
   Да. Я пра… что?
   Хенри посмотрел в дверной проём, где стоял его друг, но там никого не было.
   Детектив вскочил и выбежал в коридор. Никого.
   – Рэйн?! – выкрикнул Хенри.
   Тишина. Вечером в полицейском участке мало народу. Хенри побежал по коридору и через несколько метров забежал в кабинет с надписью «детектив Рэйн Артуз».
   В кабинете была тишина. На диване кто-то спал. Он подошёл ближе. Рэйн, его друг, спал на диване, используя пиджак в качестве одеяла.
   – Рэйн, – Хенри потряс того за плечо.
   Тот поморщился, но не проснулся.
   – Рэйн, проснись, – Хенри повысил голос.
   – А?!.. Что?!
   Детектив Рейн дёрнулся и проснулся.
   – Давно ты спишь?!
   – Сплю?! Ой, слушай, кажется, я задремал и не заметил, как. А что случилось?
   – Нет… Ничего. Просыпайся. Ты всё-таки на дежурстве.
 //-- * * * --// 
   Как и предполагал Хенри, убийства и покушения продолжались.
   Один из политиков застрелил своего коллегу в ресторане. Директор текстильной фабрики попытался задушить одного из подчинённых во время рабочего дня.
   И все, каждый из них, через несколько часов были застигнуты врасплох в своей квартире. Никто из совершивших убийство, не мог вспомнить, что он это делал. Каждый из них спал.
   Но вот, после ещё двух убийств и трёх покушений, детектив Хенри понял, что нужно делать.
   Он был уверен, что распутал данную загадку. И сейчас, в полной уверенности зная, что прав, пробирался в квартиру городского чиновника по имени Себастьян Блэк.
   Один из помощников детектива вскрыл дверь отмычками, и вот они уже оказались внутри превосходно обставленной квартиры. Детектив, опережая всех, прошёл вперёд, открывая каждую комнату – он искал спальню.
   Спустя три двери он оказался около большой двуспальной кровати, где, кто-то, накрывшись с головой, спал под одеялом.
   Хенри резко откинул подол и у двух его помощников вырвались возгласы удивления.
   – Черт! Опоздали. Теперь остаётся только ждать.
   – Что с ним? – спросил один из помощников?
   – Ничего страшного, просто на какое-то время кто-то лишил его всех его внешних признаков.
   Перед ними на кровати лежало спящее тело. Кожа его была мраморно– белой, лицо – любые признаки лица отсутствовали, не было волос и ногтей. Тело было похоже на куклу, которую не успели закончить. Оно было подобием манекена в магазине.
   Хенри аккуратно накрыл тело и отошёл.
   – Нам остаётся только ждать, – повторил он.
   – Чего? – шёпотом спросил помощник.
   Когда вор вернётся. Я думаю, осталось недолго.
 //-- * * * --// 
   Хенри оказался прав. Он и двое его коллег затаились в темноте комнаты, выжидая…
   Никто из них не знал, кто и когда появится. Все старались не шуметь и почти не разговаривали. Почти обездвиженное тело ныло, хотелось пить, но вот…
   Послышалось, как открывается дверь.
   Все затаили дыхание. В коридоре послышались медленные шаги, кто-то осторожно шёл по квартире. И вот, уже неизвестный вошёл в комнату.
   Он положил что-то тяжёлое на тумбу возле кровати и резко откинул одеяло, которым был накрыт безликий человек.
   – Теперь и с тобой покончено, – сказал неизвестный.
   Неизвестный стал быстро раздеваться и, полностью обнажившись, подошёл к кровати. Взяв себя за лицо, он медленно потянул кожу, и та сползла с него, словно маска. Поддев ногтями, он снял с себя волосы. Медленно и аккуратно он приложил снятую кожу к спящему, и та в секунду обросла по лицевым костям, предавая безликому очертания. Тоже самое неизвестный проделал с волосами. Медленно, слабым нажимом, чтобы не разбудить, он вернул цвет глазным яблокам спящего. И вот, на кровати уже лежал Себастьян Блэк, тот самый, в квартиру которого они пробрались.
   Хенри и двое его помощников наблюдали за происходящим с нескрываемым чувством удивления и слабого отвращения.
   Кожу со своего тела неизвестный снял, как костюм… как перчатки… как жакет и брюки. И за несколько секунд кожа расползлась и приняла форму своего нового владельца.
   – Так, думаю мы видели достаточно. – громко сказала детектив – Взять его.
   Неизвестный постарался выбежать из комнаты, но был повален на пол.
   – А ну, лежать!!! – выкрикнул один из помощников – Господи, какая у него холодная кожа.
   Чиновник так и не проснулся.
   Хенри включил свет.
   При свете ламп неизвестный выглядел странно… непонятно,… теперь он был безлик, его кожа была белой, как мрамор и гладкой, как пластик.
   Он был холодный, и смотрел на детектива: это было только ощутимо, ведь у его глаз не было зрачков.
   Несмотря на всю возню, Себастьян Блэк не проснулся.
   – Чем ты его таким напоил? – спросил Хенри.
   – Снотворным, – голос безликого сильно резонировал, дрожал, хрипел – был таким же обезличенным.
   – Ясно. И зачем ты это сделал?
   – Потому что он это заслужил!
   – Что у него с голосом? – спросил помощник.
   – У таких, как он, нет голоса. Только его подобие.
   – Таких, как он?!
   – У него эмплиполярный синдром. У него отсутствуют любые физические и биологические приметы человека. Кроме костного строение тела. Нет голоса, глаз, кожи… проще говоря, он пуст. Он манекен. Как сообщала лондонская власть, таких, как он, уже давно всех стерилизовали. А новые… эмпликанты уже давно не появлялись на свет.
   – Я что-то слышал об этой болезни.
   – Ещё двадцать лет назад такие, как он, были настоящей головной болью для полиции Англии. Что ж, причину твоего аморального поступка мы будем выяснять на суде. А пока уведите его в камеру. И накройте его чем-нибудь, чтобы он не пугал людей.
   Двое, скрутив эмпликанта, вывели его из комнаты.
 //-- * * * --// 
   День суда над человеком, который своими поступками взбудоражил весь город и страну, был назначен на двадцать девятое октября.
   Зал суда был переполнен. Сотни людей. Люди, которые пострадали от человека-манекена, зеваки, которые хотели увидеть человека с эмплиполярным синдромом, СМИ со своими фотоаппаратами и десятками вопросов.
   Стоял настоящий хаос.
   Люди толпились. Толкались. Кричали. Тыкали пальцами. Смеялись. Фотографировали.
   Виновник торжества сидел в дальнем углу, в небольшой камере, словно зверь в зоопарке, выставленный всем на обозрение. Он не смотрел в сторону зала, старался не слышать выкрики людей.
   Сегодня зал суда больше походил на цирковое шоу, чем на храм закона.
   Вышел судья.
   – Всем встать. Заседание суда начинается – прокричал прокурор.
   Судья сел в свое кресло и оглядел людей. Гул стал стихать.
   Судья начал.
   – Сегодня… кх кх… слушается дело Майкла Хоулмза, человека, который обвиняется в четырех убийствах, трёх покушениях.
 //-- * * * --// 
   Заседание суда длилось долго, каждый хотел высказаться. Каждый пытался внести свою лепту в тюремный срок или даже казнь заключённого.
   – Из-за него я несколько недель пробыл в тюрьме. От меня отвернулись родные. Жена уехала в Лондон – высказался Вильям.
 //-- * * * --// 
   – Он прострелил мне ногу на площади! – выкрикнула девушка с лавки.
 //-- * * * --// 
   – Из-за него меня чуть не убили в тюрьме – добавил ещё один чиновник.
 //-- * * * --// 
   Десятки обвинений. Некоторые из которых переходили в оскорбления и сыпались на Майкла. А он молчал. Уткнувшись своим безликим лицом в стену, он старался не слушать их.
 //-- * * * --// 
   – Из-за него меня сняли с поста управляющего фабрики!
 //-- * * * --// 
   Он молчал. Слушал. А обвинения не прекращались.
   Пока не раздался стук молотка.
   Судья:
   – Я услышал достаточно. Теперь пришло время защиты. К сожалению, или может, к радости, ни один юрист нашего города или страны не решился защищать Майкла Хоулмза. Поэтому Майкл решил самостоятельно подготовить выступление в свою защиту. И думаю, это было бы гуманно, дать ему такую возможность.
   Недовольных возгласов было достаточно. Но их все оборвал новый стук молотка.
   – Тихо!!! Любой человек в этом зале, в этой стране и в этом мире имеет право на объяснение своих поступков, какими бы аморальными они не были… Майкл Хоулмз, встаньте. Суд, несмотря на ваше дерзкое и антиобщественное поведение, даёт вам возможность выступить и попробовать оправдать себя.
   Майкл встал и подошёл к решётке. Он медленно поворачивал голову, оглядывая толпу своими бесцветными глазами.
   – Присутствует ли здесь Хенри Баккет, детектив, который поймал меня? – спросил Майкл своим обезличенным голосом.
   – Да, я здесь.
   – Вы не могли бы подойти?
   Хенри отделился от общей массы людей и, пройдя через центр зала, подошёл к решётке.
   – Вы поймали меня, и это поистине гениально.
   – Благодарю.
   – Но прежде, чем я начну свою речь в собственную защиту. Я хотел бы попросить Вас рассказать, как Вы додумались найти меня. Если это, конечно, не сложно.
   – Я протестую! – выкрикнул прокурор – Это не имеет отношение к делу.
   – Протест отклонён – отрезал судья – Думаю, всем присутствующим здесь будет интересно, как же мистер Баккет поймал виновного.
   – Что ж…. Поначалу я не видел связь между всем происходящим.
   Сначала один человек беспричинно убил своего друга, потом другой расстрелял толпу…. И так далее…. Но все эти люди были из высшего общества, все они были далеко не последними людьми в городе. Важными, высокопоставленными.
   – Так… продолжайте.
   – Я сразу понял, что за этим стоит кто-то ещё. Другой. Но по какой причине он отбирает свои жертвы, я понять не мог. Пока не увидел связь. Все они были избраны на свои посты, получили свои места или должности в один год. И тогда я стал смотреть архивы, единственный, кто ещё не пал жертвой, был Себастьян Блэк. Он был избран на свой пост в тот же год.
   – А кто назначил их всех на эту должность?
   – К чему ведёт этот уродец? Заткните его!!?!?! – выкрикнул кто-то из толпы.
   – Да. Пускай замолчит – поддакнул ему ещё кто-то.
   Не обращая внимания, детектив продолжил.
   – Его назначил некий…
   – Денис Крайн!!! – закончил за Хенри фразу безликий – Я прав?! Именно он двадцать второго июля отдал в распоряжение Вильяма Аддерли главную юридическую контору города. Именно он первого августа отдал во владения Даниэля Барнес…
   – Что он там несёт?! – выкрикнул Даниэль Барнес.
   – Да… Именно он… – подтвердил Хенри, – К чему Вы ведёте?
   – Это я – Денис Крайн! – выкрикнул Майкл, – А это все… все, кого перечислили вы, кого перечислил я… все они… предатели, коррумпированные и жадные ублюдки…
   – Как ты смеешь позорить имя великого Крайна! – возмутился главный юрист города.
   – Заткнись Вильям, – ответил ему безликий, – Тебе я доверял больше всего.
   В зале поднялся гул, перешёптывание.
   Снова застучал молоток.
   – ТИХО!!! ТИХО!!! – повысил голос судья.
   Рты стали закрываться.
   Судья задал вопрос заключённому.
   – Вы хотите сказать, что Вы – тот самый Денис Крайн, мэр нашего города, который по неизвестным причинам ушёл в отставку, а потом и погиб?
   – Я не погиб! Эти люди, движимые своей жадностью и подлостью, сделали так, чтобы я исчез из этого мира.
   – Это абсурд! – возмутился судья, – Крайн был великим человеком, а Вы – подлый мошенник.
   – Я Денис Крайн! И я расскажу вам свою историю. И в конце, если вы мне поверите, вы поймёте, почему из благородного джентльмена я превратился в того, кого вы видите сейчас. В мстительное существо. Я не прошу помилования или оправдания… Я лишь хочу, чтобы вы выслушали мою историю.
   – Это суд, а не место для рассказов какого-то сумасшедшего, – снова выкрикнул Вильям Адерли.
   – Заткните этого ненормального!
   – ТИХО!!! Мы дали право Майклу Хоулмзу оправдаться, так не будем забирать у него этой возможности.
   Зал стих.
   А Майкл Хоулмз подошёл к краю клетки и рассказал историю, которая повергла многих в шок, кого-то насмешила, кого-то заставила задуматься.
 //-- * * * --// 
   Свою историю Майкл Хоулз начал с детства, объясняя это тем, что чтобы понять его и его поступок, нужно понять всю его жизнь.
   Ему, как человеку с достаточно специфичной болезнью, жилось нелегко. Ведь люди-манекены, или по-научному – эмпликанты, зарекомендовали себя в этом мире, как достаточно скверные создания. С раннего детства многие из них, осознавая свои возможности, часто обманывали людей. Подставляли… или просто пропадали из города, прихватив с собой чужое лицо.
   Сорвать с человека кожу или волосы для эмпликантов далеко не простая задача, так как для этого жертва должна была находиться в состоянии покоя. Поэтому, часто, поймав манекена с чужой плотью, в его кармане можно было обнаружить порошок из коры сонного дерева или другие наркотические или усыпляющие вещества.
   Родители Сара и Кристофер Хоулз, будучи совершенно нормальными, тоже находились в немилости у большинства горожан, так как пожалели своё чадо. Пожалели и не отдали Майкла в приют, где он получил бы стерилизующую сыворотку, которая лишила бы его возможности забирать чужую кожу, волосы, глаза и так далее. А после, всю свою жизнь он бы провёл на грязной работе.
   Каждый из эмпликантов в этом мире пронумерован, чтобы в любой момент его можно было опознать, если тот совершил преступление.
   Жизнь манекенов далеко не проста, и этот мир, со всеми его законами и предрассудками, делает её ещё более сложной. Нельзя сказать, что поступки эмпликантов сделали людей такими жестокими к этим созданиям, или же жестокие люди привели эмпликантов к тому, что те стали поступать подло.
   Майкл Хоулз мог бы закончить свою жизнь и существование, как и многие другие – на каторге. Среди подобных, где один похож на другого, где единственное, что тебя отличает – это код на затылке, он вывозил бы из шахты радиоактивную пыль или камень.
   Могла бы закончиться так, если бы не воспитание отца.
   С детства Кристофер Хоулз говорил своему сыну, что он не такой, как все, что ему будет тяжело в этом мире и что этот мир не простит ему, если он оступится. Он говорил: «Каждый раз, когда ты увидишь, как люди косятся на тебя… каждый раз, когда ты услышишь оскорбления в свой адрес… каждый раз, когда ты почувствуешь, что ярость и злость переполняет тебя… сожми свою волю в кулак и терпи…. ПОМНИ!!! Таким, как ты, ошибки не прощаются».
   И Майкл помнил. Он терпел. До одного дня.
   Все началось днём, на школьном дворе. Михаель, одноклассник нашего героя, пытался затеять драку с эмпликантом. Собралось много учеников, многие не любили Майкла, и посмотреть на его унижения желали десятки учеников.
   – Слышь, урод, – выкрикнул Михаель, – не думаешь сходить позагорать, а то ты какой-то бледный.
   Ученики засмеялись – Майкл молчал.
   – Ты меня вообще видишь или слышишь, а? – не унимался задира.
   Майкл хотел пройти мимо, но сверстник, взбешённый тем, что тот не реагирует на его оскорбления, встал и толкнул того.
   – Куда идёшь?! Я вроде с тобой разговариваю.
   Майкл остановился и стал ждать. Разглядывая своего врага пустыми глазами.
   – Я иду домой, – ответил тому эмпликант.
   – Что ты там промямлил?! Господи, да ты даже говорить нормально не можешь. Куда ты вообще после школы собираешься попасть? На каторгу?
   Майкл сделал выпад вперёд и Михаель отпрянул.
   – Ууууу. Ну давай, ударь меня… – мальчишка злобно улыбался – и отправишься на каторгу уже сегодня.
   Майкл замер. Внутри него бурлила злость. Но на поверхности была только безэмоциональная кожа. Белая и гладкая.
   Майкл глубоко вздохнул и развернулся. Он знал, что одним кварталом правее он снова выйдет на дорогу, которая приведёт его домой.
   – Ты куда пошёл? К своим родителям? Если они родили такого, как ты, то они ничем не лучше тебя…
   Майкл замер. Последняя капля терпения упала в его чан ненависти и злости. Главное было держаться. Нет. Он заслуживает наказания, этот маленький ублюдок… Заслуживает… Но не сейчас, не при всех.
   – Давай. Иди сюда. Я твой билет на твою любимую каторгу – мальчишка дразнил нашего героя, зазывал его распростёртыми руками.
   Не сейчас…
   Юный эмпликант понимал, что действовать надо хитро. Очень хитро.
   Постояв ещё немного, он пошёл дальше. Слушая отдаляющиеся с каждым шагом оскорбления и смех.
   Дома Майкл почти ничего не ел и почти ни с кем не разговаривал. Он думал, как он будет мстить.
   Может, одеть его кожу и что-нибудь украсть в магазине у всех на глазах? Нет,… нет,… Прийти под окна учителя и накричать тому гадостей…
   Нет.
   Нужно было что-то более коварное…
   Мысли об изощрённой мести не покидали его, не давали ему спокойно делать уроки, читать, думать, есть…
   Наступила ночь. Михаель жил на первом этаже всего в десяти домах от Майкла. И вот сейчас, выбравшись на улицу, он стоял около окон своего одноклассника.
   Ставни были открыты, на это он и рассчитывал. В такие жаркие сентябрьские дни у многих были открыты окна.
   Медленно, стараясь не шуметь, он подошёл к подоконнику и заглянул внутрь. Михаэль спал.
   Поставив ногу на выпирающий кирпич, Майкл подтянулся.
   Ещё чуть-чуть, и он первый раз в жизни примерит настоящую кожу. Ещё чуть-чуть, и он будет выглядеть, как обычный человек. Ещё чуть-чуть, и он покажет этому ублюдку Михаелю, каково это – оскорблять родителей эмпликанта.
   Он подтянулся… рывок… и…
   Кто-то резко схватил его за шиворот и оттащил от дома. Майкл не мог понять, что происходит. Неизвестный затащил его за угол и зажал ему рукой его безгубый рот.
   Майкл мычал, пытаясь вырваться. Через минуту хватка ослабла, и мальчик выбрался из объятий.
   – Да кто… Папа?
   Кристофер Хоулз смотрел на него сурово.
   – Пошли домой, – сказал он.
   Майкл молча кивнул и направился в сторону дома.
   Кристофер был в ярости. Он ходил по комнате, размахивая руками и крича. Давно он так не злился. Мать Майкла, Сара Хоулз, стояла в стороне и молчала.
   – Ты о чём думал, а?!
   – Но папа… он.
   – Что он?! Обзывался?
   – Да!
   – Что я тебе на это говорил?!
   – Но пап. Он оскорблял и вас.
   – Мне плевать, что про меня говорит какой-то малолетний придурок… И вот, скажи мне… Что?! Что ты хотел сделать, А?!
   – Я хотел забрать его кожу и что-нибудь сделать,… чтобы ему было стыдно.
   – ХА! И ты думаешь, что никто бы не догадался?!.. – Кристофер Хоулз ходил по комнате, размахивая руками, – то есть, за день до этого, этот придурок оскорбляет эмпликанта, а на следующий день творит что-то, что может его опозорить… Как ты думаешь, сколько человек бы догадалось, что это ты? М?
   – Ну…
   – ВСЕ! Абсолютно все. Десятки эмпликантов попадались на этом… десятки. Этот мир, против таких, как ты,… но нужно терпеть…
   – Мне надоело терпеть! – Майкл пытался сделать свой голос злым, – Я хочу быть как все. Да и что ждёт меня дальше, а?! Такой, как я сейчас, я никому не нужен. Ни один университет не возьмёт меня. Ни один человек не захочет, чтобы я на него работал.
   – Это моя забота… Поверь, я что-нибудь придумаю.
 //-- * * * --// 
   И, Кристофер Хоулз, правда нашёл выход из положения. Он придумал, как сможет дать образование своему сыну.
 //-- * * * --// 
   Ни кто так и не узнал о том инциденте.
   Майкл больше не пытался мстить и до конца школьных дней держал свою злость в сжатых кулаках.
   На выпускной он не пришёл. Только спустя несколько дней, он молча забрал свой диплом из школы.
   Придя домой, он положил коричневые корочки на стол и сел.
   Кристофер Хоулз подошёл к своему сыну и посмотрел на диплом.
   – Поздравляю!
   – С чем? Думаю, он мне не сильно поможет, когда буду таскать камни в шахтах.
   – Я думал, ты прошёл предварительные вступительные экзамены в юридический университет в Лондоне?
   – Прошёл. Но думаю, когда они узнают, кто я, когда они увидят меня, они найдут десятки причин, чтобы не пустить меня за ворота своего учреждения.
   – Я же обещал, что придумаю что-нибудь, – Кристофер заговорчески улыбался.
   – И что же ты придумал?
   – Сегодня ты первый раз в жизни примеришь чужую кожу.
   Глаза Майкла расширились от удивления.
   – Кожу?! Где ты её взял.
   Кристофер улыбнулся, тепло, любовно.
   – Я с ней родился.
   – ТВОЮ?! Нет, я так не могу. А как же ты? Ведь ты не сможешь нигде работать.
   – Смогу. Я уже всё рассчитал.
   – Я не понимаю.
   Кристофер подсел к своему сыну. Улыбка не сползала с его лица.
   – У меня есть знакомый врач. Помнишь? Дядя Джон?
   – Конечно.
   – Так вот… я объяснил ему суть своего плана… и он согласился мне помочь.
   – Какого плана? Папа, что ты задумал? – Майкл не понимал.
   – Твой дядя и, по совместительству, мой друг, установил, что у меня развивается язвенный супровит, и что уже через месяц, моё лицо будет покрыто язвами. Есть все справки и, уже через несколько недель, всё моё лицо будет перебинтовано. Никто не будет видеть мою кожу.
   – Почему ты молчал?!?! Какой ужас.
   Майкл вскочил, схватился за голову.
   – Успокойся же ты, – Кристофер выпустил смешок, – Я не болен. Болен только на бумагах.
   – Я не понимаю тебя.
   – Ты заберёшь моё лицо, мои волосы и глаза. Мою кожу. И никто об этом не узнает.
   – Как же ты? Тебя уволят.
   – Моё лицо всегда будет в бинтах. И, если меня захотят уволить, то судебный иск, который я им предъявлю, разорит завод. Поверь.
   – Но… – Майкл пытался сопротивляться.
   – У меня есть работа и друзья. У меня есть любимая женщина, которая любит меня. Это лицо мне больше не нужно, а вот тебе… Ещё может пригодиться. Возможно, оно немного старовато для юноши, но уж прости,… другого у меня нет.
   – Пап…
   – Бери.
   В этот день Майкл Хоулз первый раз в своей жизни ощутил теплоту кожи. Дотронулся до волос. Провёл языком по губам. Незабываемые, для такого как он, чувства. Он провёл рукой по столу и каждой клеточкой ощутил её шершавость.
   Миллиарды чувств. Тысячи ощущений. Голова кружилась от новой информации.
   – Пап, это потрясающе… – с замиранием сердца сказал он – Мой голос…. Это же твой голос…. Так непривычно.
   – Я рад, что тебе нравится, – рябя голосовыми связками ответил ему отец.
   – Спасибо. Я обещаю, что найду способ найти другую кожу…. И что верну твоё лицо тебе…. Я найду честный способ, обещаю.
   – Я верю тебе. Ты умный малый, – Кристофер похлопал сына по плечу, – Просто тебе немного не повезло.
   Майкл улыбнулся.
   – В Лондон ты поедешь как Денис Крайн. Твои новые документы уже почти готовы.
   – А это зачем?
   – Серьёзные учебные заведения могу затребовать любые документы. Вплоть до медицинской истории. А Денис Крайн за всю свою жизнь болел только коклюшем и простудой.
 //-- * * * --// 
   Уже через несколько дней, Майкл Хоулз ехал в Лондон. В столицу. Он ехал в поезде, где была сотня человек, и никто на него не таращился, никто даже не смотрел в его сторону. Без тени смущения или страха, он сумел купить себе еды в кафе. Смог улыбнуться проходящей девушке. Майкл ликовал.
 //-- * * * --// 
   Шесть лет университета. Десятки предметов, сотни знакомых, тысячи лекций. Майкл вгрызался в юридические науки, упивался жизнью нормального человека. Не всё сразу давалось ему легко. В начале, в каждом слове, в каждой реплике, обращённой к нему, он искал подвох, оскорбление. Но со временем он понял, что сейчас люди не видят его,… не видят его таким, какой он есть. Среди них были славные ребята, чудесные преподаватели и очаровательные девушки, которые улыбались ему, разговаривали с ним, ходили с ним на свидания. Все они были дружелюбными,… но Майкла, на протяжении всего периода обучения, не оставлял только один вопрос. Говорили бы они с ним, улыбались ли они ему, проучился бы он здесь хоть один семестр,… если бы он, в один день, в один миг взял и снял бы с себя маску нормального человека, обнажив своё истинное лицо.
   Однажды он хотел признаться своему товарищу. Молодому студенту, с которым лучше всего сумел сблизиться. Он, без скрываемого удовольствия и улыбки, мог бы назвать его другом. Но, даже перед ним он не мог снять с себя лицо чужого человека, показав своё.
   «Вдруг он решит всё рассказать,… эмпликант с кожей… да я приравниваюсь к преступникам,… ведь меня могут отчислить» – сотни страхов крутилось в его голове. Но, главная причина, из-за которой он молчал – это боязнь потерять друга…. Друга, в которого верил… друга, в котором так боялся разочароваться.
   Шесть лет учёбы пролетели быстро, и вот уже лондонский поезд вёз его обратно в родной город. К родителям, к людям, которые знали его таким, каким он был.
   На перроне его никто не встречал, сжимая чемодан в одной руке, он побрёл к дому. Медленно, не торопясь, он осматривал улицы, которые ему были так знакомы, но от которых он отвык.
   Подойдя к своему дому, поднявшись на второй этаж, дойдя до нужной квартиры, он постучал. Дверь открыла Сара Хоулз.
   – Майкл?! Хах… я и забыла,… прости,… я хотела тебя встретить… прости. Она сжала своего сына в объятьях. Прижавшись к его груди.
   – Как же я соскучилась!.. проходи, проходи.
   – Я тоже скучал. Как вы здесь?…
   – Всё хорошо… но… – Сара запнулась.
   – Что но?
   – Проходи. Выпьем чая.
   Майкл прошёл в гостиную. Он не мог узнать её. На полках копилась пыль, завядшие цветы, грязные полы… и не только гостиная… прежде ухоженная квартира гнила изнутри под пылью, грязью и в полном хаосе.
   – Что случилось?
   – А, это… – Женщина отмахнулась – У меня не хватает времени, чтобы ухаживать за квартирой. Работа в магазине занимает всё свободное время…
   – Ты работаешь?… А как же папа?
   – Майкл, послушай…. Мы не хотели, чтобы ты беспокоился.
   – Что с папой?! – наш герой повысил голос.
   – Не кричи.
   – Где он?
   – Он в спальне. Отдыхает. Ему плохо… он болеет.
   – Как долго?
   – Уже несколько лет.
   – И ты молчала??? – Майкл был возмущён, – Я должен был вернуться.
   – Это было не моё решение, а его.
   Майкл сорвался с места и быстрым шагом направился к спальне.
   – Только не включай свет. Свет пагубен для него.
   Он открыл дверь и вошёл в тёмную спальню. Были видны только очертания мебели, и тонкая полоска света из-за штор резала комнату.
   – А, мой любимый студент, – прозвучал скрипучий голос эмплианта.
   Майкл подошёл к кровати и присел. Отец лежал, почти не шевелясь. Белая мраморная грудь поднималась высоко при каждом его вздохе.
   – Поздравляю тебя. Мама говорила мне, что ты окончил университет с отличием. Я горжусь тобой.
   – Отец, что с тобой.
   – Не знаю,… никто не знает.
   – Доктор осматривал тебя?
   – Меня осматривали доктора, – Кристофер был слаб, его слова были прерывисты, – Много докторов. Но никто ничего не может сказать. Но ты не переживай. Всё хорошее в этом мире заканчивается. А я был хорошим человеком. Я это знаю.
   Они ещё долго болтали. Майкл рассказывал про свои студенческие годы, а Кристофер, борясь с болью в груди, рассказывал про то, что произошло в их городке за те шесть лет.
   Потом Кристофер устал и попросил оставить его.
   Майкл вышел. Его мать стояла в гостиной.
   – Сколько ему осталось, – глотая комок, спросил он.
   – Не больше месяца. И я ещё не знаю, согласится ли священник хоронить эмпликанта. После того, как его посетили более десяти врачей, новость о том, что он остался без кожи, быстро облетала наш город.
   Майкл недовольно поморщился.
   – Передай, священнику, что он будет хоронить не эмпликанта. Но Эмпликант будет на похоронах.
   – Я не поняла… тебя сынок.
   – Поймёшь, – отрезал он.
   Майкл развернулся и снова зашёл в комнату, где спал его отец. Там он пробыл около двадцати минут, а когда вышел, то снова был самим собой. Белая кожа, пустые глаза…
   – Он сделал для меня многое… – его голос снова резонировал – и это единственное, что я могу сделать для него в последний раз.
 //-- * * * --// 
   Отец Майкла умер через три недели. Похороны были. Священник согласился провести церемонию, когда увидел, что Кристофер Хоулз – обычный человек.
   Церемония была скромной и не многолюдной. Близкие друзья, брат, жена и сын, на которого все смотрели искоса.
   После похорон Майкл и Сара Хоулз вернулись домой. Оба молчали – им не хотелось говорить о произошедших событиях. Но мысли были полны скорби.
   Только на следующий день эмпликант подошёл к матери.
   – Мам. Я уезжаю. Здесь мне не найти работу. Но я буду присылать тебе деньги. Там… где меня не знают, я смогу найти работу, достойную своего образования.
   – Я всё понимаю, Майкл…
   – Не переживай. Я буду тебе писать. Я буду приезжать. Я буду присылать деньги. Просто здесь я пропаду,… мы оба здесь пропадём.
   – Только… Только обещай меня не забывать, – на глазах женщины навернулись слёзы.
   Майкл подошёл и обнял свою мать. Крепко прижал её к себе.
   – Конечно, мама. Пройдёт время, и я заберу тебя из этого чёртового города. Обещаю.
   Сара заплаканная вышла из комнаты и вернулась обратно, сжимая в руке конверт.
   – Это тебе… отец, откладывал с того момента, как ты уехал учиться… тут немного, но на первое время тебе должно хватить.
   – Я думаю…
   – Ты не думай… такому, как ты, они нужнее… я то справлюсь,… я могу сдавать две комнаты. И ещё подрабатывать.
 //-- * * * --// 
   Через несколько дней Майкл собрал небольшой чемодан и вышел из дома.
   Спустя два дня ноги Майкла Хоулза вступили на пирон городка Олден.
   Стараясь скрывать свою внешность, он закрывал лицо капюшоном, а руки прятал под перчатками.
   В первые дни он снимал номер в дешёвой, пропахшей чужим потом, гостинице. Скандиманы, любители пыли из скандинавского камня, и проститутки всего города ошивались в её номерах. Кто-то здесь даже умирал. Но Майкл знал, что не задержится здесь надолго. Он знал, что уже через несколько недель он будет ночевать в роскошном номере отеля «Дельфины». У него был план – у него была цель.
   Ночью следующего дня он отправился в самый бедный квартал города. Где жили люди, потерявшие смысл в жизни или просто не нашедшие его. Люди, которые жгли свои дни скандинавской пылью, топили свои несчастья в алкоголе. Нищета и вонь, обшарпанные стены домов и разбитые окна первых этажей. Люди, спящие на улицах, беспризорные дети.
   Майкл зашёл в прокуренный трактир. Огляделся. Люди с потухшими глазами хлебали дешёвую выпивку. Курили. Почти никто не разговаривал, да и не о чем было разговаривать,… в их жизни ничего не происходило. В углу, у самой стены, он увидел мужчину, который подносил к своим губам стопку. Он был уже изрядно пьян. Майкл подсел к нему.
   – Здравствуйте, – сказал негромко наш герой.
   – Ну, и тебе не хворать. Что нужно? – ответил ему пьяница.
   – Я к Вам со странным предложением.
   – Ну…
   – Некоторые люди говорят, что Вы хотите упиться насмерть?
   – Есть такое… ик… но проблема в том, что денег на такую смерть мне не хватает.
   – Поэтому я пришёл к Вам.
   – М?
   – Я хочу купить у вас кое-что. Как человек, который скоро собирается в могилу, не думаю, что Вы будете в этом сильно нуждаться.
   – Дааааа? – пьяница был заинтересован – И что же?
   – Ваше лицо.
   – ЧТО?!?!
   – Прошу Вас, не кричите, – Майкл начал оглядываться – Я хочу купить ваше лицо.
   – Я не понимаю.
   Майкл замялся. Но потом молча подвинул край своего капюшона, показывая собеседнику свою кожу.
   – О, Господи!!! манекен… – глаза пьяницы оказались навыкате.
   – Теперь Вы меня понимаете?
   – Да. И сколько ты готов заплатить?
   – Восемьдесят.
   – Восемьдесят пенсов… – пьяница засмеялся.
   – Восемьдесят фунтов.
   – Хм., – пьяньчуга снова стал серьёзным.
   – Если Вы согласны… То давайте пройдём в мою гостиницу, где я заплачу Вам и заберу у Вас то, что Вам в скором времени не понадобится.
 //-- * * * --// 
   В тот день у Майкла появилось лицо. Пропитое, красное от алкоголя, но всё же лицо.
   На следующий день, эмпликант снова собирался вернуться в тот район в поиске волос, глаз… и кожи. Но, когда он стал одеваться, в его дверь постучали.
   Он открыл. На пороге стояли трое. Ещё один пьяница, один бездомный, которого Майкл несколько раз видел на улице, и девушка, одетая в старую поношенную одежду.
   – Говорят, что Вы покупаете чужие лица, – сказал один из них.
   – Лицо у меня уже есть.
   – Тогда, может вам нужны волосы или глаза?
   – За волосы я дам 50 фунтов, – ответил ему Майкл.
   Пьяница согласился.
   – Вы можете взять мои глаза, – предложил ему бездомный.
   – Хорошо. 70 фунтов вас устроит?
   – Конечно! – радостно ответил бездомный.
   – А я. – начала девушка.
   – Подожди несколько минут, я разберусь с этими джентльменами и мы с вами всё обсудим.
   Девушка закивала.
   Через несколько минут из номера вышли двое. Один был лыс, а другой смотрел на мир прозрачными, безэмоциональными глазами.
   Девушка не ушла.
   – Прошу Вас, проходите, – пригласил наш герой свою гостью.
   Девушка неуверенно прошла внутрь.
   – Я не знаю, что могу Вам предложить. Но мне очень нужны деньги… Может…
   – Вот… – Майкл протянул свёрток.
   – Что это?
   – Это пятьдесят фунтов.
   – Но… Но за что!?
   – Я беру деньги только с обречённых, с тех, которым нечего терять. С тех, кого Бог наградил тем, что они так бездарно прожигают и портят. Я думаю, Вы – мать: от вас пахнет едой, а не выпивкой. И также я думаю, что дети должны видеть Вас такой, какая Вы есть. И думаю, только сильная нужда и забота о детях могла привести Вас ко мне. Поэтому, возьмите.
   – Спасибо, – глаза девушки горели – Спасибо Вам большое!
 //-- * * * --// 
   Уже через неделю в двери главного юридического отдела постучался человек по имени Денис Крайн. Человек с поддельными документами и тайной под кожей. Его диплом и рекомендации преподавателей сделали своё дело. Он был принят.
   Прошло ещё несколько месяцев и Денис Крайн (или Майкл Хоулз) получил повышение.
   Следующие шесть месяцев упорных стараний привели эмпликанта к политическим вершинам.
   Многие завидовали ему. Другие помогали. Но именно чутьё, знание того, что нужно людям, уже через два года сделали его мэром города Олден.
   Человек из ниоткуда за два года добился колоссальных успехов. Преобразив себя и город.
   За несколько лет он внёс много изменений в структуру города, сделав его процветающим. Бедный квартал был полностью облагорожен. Был восстановлен приют для бездомных. Больница получила увеличенное финансирование. Школы и детские учреждения были полностью переоборудованы.
   Как и самого себя, Майкл тянул город вверх и не видел причин, которые могли бы его остановить.
   До одного дня.
   В тот роковой день наш герой готовился к открытию нового, преобразившегося отеля «Дельфины». Проучивая речь, он ходил по своему кабинету.
   Раздался стук.
   – Войдите.
   Это был Даниэль Барнес. Один из чиновников. Майкл его недолюбливал. Он чувствовал в нём скользкость. Скользкость его поступков, его характера.
   – Мистер Барнес. Я Вас слушаю.
   – В ближайшие дни открывается отель «Дельфины» и я хотел узнать, нашли ли Вы кого-нибудь на роль управляющего? – его голос был пропитан заискиванием.
   – Конечно. Я даже не искал. Им останется прежний управляющий. Он отлично справлялся со своими обязанностями.
   – Джон?! Но он же старик. Ему давно пора в отставку. А я много лет помогал ему в управлении гостиницы. Я…
   – Всё, что Вы делали, это сокращали финансирование главного отеля города, – высказал ему Майкл, – Бесконтрольно. И самое главное, беспричинно. Я бывал в нём до реставрации. Жалкое зрелище.
   – Деньги требовались другим учреждениям, – пытался оправдаться чиновник.
   – Каким? Может разваливающейся гостинице или ночлежке, которая несколько лет была закрыта? Я попрошу Вас уйти, – наш герой жестом указал на дверь, – Думаю, после открытия отеля «Дельфины», мы будем пересматривать парламентское собрание. Многое мне ещё не ясно, думаю, некоторые расследования помогут мне во всём разобраться. А теперь не мешайте мне, я должен готовиться к выступлению.
   – Но…
   – Я прошу Вас, уйдите, – отрезал Майкл.
   Барнес ушёл. Он был в ярости. Он! – старейший из политиков города, был унижен каким-то сопляком.
   На открытие отеля «Дельфины» пришли многие жители города. Майкл говорил торжественную речь, рассказывая всем, какие изменения претерпел город. И какие преобразования его ждут.
   И в конце разрезал красную ленту, которая знаменовала, что отель «Дельфины», главный отель города, открыт для постояльцев.
   Майкл оглядывал аплодирующую толпу и в один момент его сердце ёкнуло. Он увидел лицо, лицо, лишённое морщин, лицо, лишённое цвета, лицо, лишённое мимики. Белое мраморное лицо в толпе.
   Когда все стали расходится, Майкл увидел, что к его машине идёт бездомный. Медленно, скрывая своё лицо под капюшоном. Неизвестный помахал мэру. И, подойдя ближе, сказал.
   – Ну, здравствуй, – это был пьяница из бара.
   – Мы знакомы?
   – Не прикидывайся идиотом. Своё лицо я узнаю где угодно.
   Из под капюшона блеснула белая кожа.
   – Что тебе нужно? – еле слышно спросил Майкл.
   – Я хочу обратно своё лицо.
   – Мы уже заключили сделку. Так что нет!
   – Тогда я хочу больше денег.
   – И тоже нет!
   Майкл оглядывался, не наблюдают ли за ними.
   – Тогда все узнают.
   – Разве я тебе мало заплатил?!
   – В зеркале я этого не замечал. И увидел только в фотографиях, насколько хорошим я могу быть, – бездомный засмеялся – Так что я подумал, что моё лицо может стоить намного дороже.
   – Больше ты не получишь.
   – Тогда я всем расскажу! ВСЕМ!!
   Майкл не выдержал и схватил того за грудки. Он глубоко дышал. Злость разъедала его спокойствие.
   – Послушай сюда… ты… – его голос дрожал от злости – Пьяньчуга. Я дал тебе денег за то, в чём ты не нуждался, и ты согласился. А теперь проваливай, пока я не выбил из тебя дух.
   Он отпустил пьяницу. И направился к автомобилю.
 //-- * * * --// 
   Прошло несколько недель с того момента, как был открыт обновлённый отель «Дельфины», и Майкл Хоулз прогуливался по его коридорам, осматривая новое помещение.
   – Сэр… О, это Вы, – его окликнул Барнес.
   – Чего тебе?
   – Мистер Крайн, сэр, Вы не могли бы зайти в главный зал отеля.
   – Мне немного не до этого.
   – Это займёт всего минуту.
   Спустившись вниз, Майкл Хоулз прошёл в зал. Там было несколько человек. Всех он прекрасно знал. Все они сидели за круглым столом.
   – И к чему это собрание?
   – Прошу Вас мистер Крайн, присядьте, – сказал ему Вильям Аддерли, указывая на стул.
   Майкл прошёл вперёд и сел за стол.
   – Я слушаю.
   – Недавно, я прогуливался по бедному району нашего города, – в голосе Барнеса зазвучали нотки ехидства, – И мне передали шокирующую информацию, которая очень важна для государства.
   – К чему Вы клоните?
   – К тому, что Вы больны, Томас Крайн. Больны настолько, что ваша болезнь, просто не допустима для занимаемой вами должности.
   – Ты эмпликант!!! – выкрикнул один из-за стола.
   – Да что Вы себе позволяете!!! – возмутился Майкл.
   – Успокойтесь. Я согласен, это сильное заявление – продолжил Барнес, – Но есть люди, которые поговаривают всякое.
   – Пусть говорят дальше, – злостно ответил наш герой, – А мне пока есть чем заняться. Такие вещи ещё нужно доказать.
   – Да киньте вы его в тюрьму! Ублюдок, – раздался новый выкрик.
   – Тише, господа, – настаивал Барнес – А что, если у нас есть хозяин этой прекрасной кожи, который, сняв её с вас, сможет продемонстрировать нам и всему городу ваш номерной знак. А?
   На улице начинался дождь. Капли по одной, очищаясь, били в стёкла. В комнате потемнело, но никто не включал свет.
   Майкл, проглотив ком, спросил.
   – Что вы хотите?
   – Мы подготовили несколько бумаг, – Бранес открыл свой чемодан, – На разные числа. Которые мы хотели бы, чтобы вы подписали. Бумаги о назначении. Они уже одобрены всем парламентом, нужна только ваша подпись.
   – Не забудь сказать про фабрику….
   – А что если я не подпишу?
   – Тогда мы будем вынуждены отдать вас полиции. А так. Вы просто можете уехать из города и через некоторое время мы скажем, что Вы ушли в отставку. Такие документы у нас тоже есть. Все, как говорится, схвачено.
   – И куда же денусь я?
   – Ну, Вы можете заниматься своей добродетельностью в другом месте.
   Мы о Вас и не вспомним.
   – А почему я Вам должен поверить? – Что, после подписания, вы не сдадите меня властям.
   – Ну, милый Вы мой. Если мы Вас сдадим. Все ваши подписи станут недействительны.
   Дождь становился настойчивей.
   Майкл сидел и смотрел на все эти лица. Вильям Аддерли смотрел на него жадно, с отвращением. Даниэль Барнес смотрел с усмешкой. Другие чиновники тоже улыбались и скалили зубы. Ведь сегодня они получат кусочек своего пирога.
   Майклу пришлось подписать. Подписать всё. Все назначения. Подписать свою отставку.
   – Что ж, – Барнес театрально вздохнул, – думаю, нужно сказать «до свидания». Или уж лучше «прощайте».
   Все чиновники встали.
   Майкл сидел.
   – Я понимаю, Вам стоит все переварить. Вас никто не торопит, – мягко, с иронией добавил чиновник.
   Все вышли. Хлопнула дверь.
   Майкл думал, что остался один. Он сидел и смотрел в пустоту, пока не услышал.
   – Ещё раз здравствуйте, господин мэр, – это был знакомый голос, знакомый перегар.
   Майкл быстро обернулся. Он был в ужасе. Все… все были здесь. Освещаемые, только лунным заревом. Здесь были все. Всего его прошлое.
   Пьяница, у которого не было лица. Нищий, у которого не было кожи. Бездомный с пустыми глазами. Лысый бродяга. Все они были здесь. Каждый из них с частичкой его тела.
   Наш герой содрогнулся. Он сорвался с места, и хотел было бежать. Но он не успел развернуться, как получил удар в челюсть от ещё одного нищего. От того, у которого он купил голос.
   – Ты! Не бей по моему лицу, – злостно выкрикнул пьяница.
   Майкл свалился. И они все накинулись на него. Не церемонясь, они разорвали на нём одежду. И каждый хватался за его тело. Один схватился за кожу. Другой – за глаза. Кто-то стянул волосы.
   Так резко. Так больно.
   Эмпликант кричал.
   А потом провалился в себя. Отключив сознание. Глубоко в себя, в полную темноту.
   Потом был гром. Раскат и яркая молния.
   Когда он очнулся, уже никого не было.
   Ни чиновников, ни тех, кто разрывал его.
   Он приподнялся, и в отражении начищенного мрамора он увидел своё лицо. Потом он посмотрел на руки. Белые, гладкие. Он провёл рукой по голове – ровный оголённый череп.
   Если бы Майкл мог, он бы плакал. Он вышел из главного зала.
   – Эй, ты! – это был главный управляющий…
   …И он был в ярости.
   – Джон! Мистер Джон! Это же я! – голос Майкла снова был пустым.
   – Как ты сюда попал? Убирайся! Охрана! Убирайся, я сказал.
   Майкл сорвался с места и под возгласы удивлённых постояльцев выбежал на улицу.
   Он бежал. Слыша крики людей.
   Он бежал из города. Под дождём. Под каплями дождя, которых он не чувствовал.
   Он бежал. Зная, что ещё вернётся сюда, но не порядочным гражданином, а мстительным существом.
   Вы можете ругать меня за то, что историю, которую вы услышали сейчас, незакончена. Но нет,… она полностью пришла к своему логическому завершению.
   Вы хотите узнать, какой приговор вынес судья, услышав историю Майкла Хоулза…
   Простите меня, но я не скажу вам. Я хочу, чтобы вы сами, в своей голове или душе решили судьбу этого человека. Оправдали его или же осудили. Я лишь пытался доказать вам, что нельзя судить человека только по его поступкам…. Ведь нашей судьбой, каждой отдельно взятой, управляем не мы… нет… Мы не хозяева.
   Увы.


   Помнишь?

   Прежде чем вы начнёте читать новую историю из коллекции невероятного, необходимо сделать небольшое отступление для того, чтобы вы лучше понимали события, которые будут описываться дальше.
   Начать нужно с того, что сегодняшнюю историю я не услышал от первоисточника, мне не рассказал её очевидец. Нет. Эту историю я в буквальном смысле увидел глазами главного героя, пережил всё, что пережил он… почувствовал всё, что чувствовал он. Это было удивительно, пугающе и, конечно же, любопытно.
   Думаю, вам интересно, как я смог влезть в шкуру другого человека. Увидеть его воспоминания, почувствовать его страхи и радости.
   Поверьте мне, это всё гораздо прозаичней, чем вам кажется.
   В наше время давно существует такое понятие, как эмоциональная память. Память о первой влюблённости, страшном моменте из детства, горечи утраты. Надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю. Итак, однажды один учёный, если я не ошибаюсь, Клаус Вингертог, сумел вытащить из человеческого мозга ту самую частичку эмоциональной памяти. Если быть точным, он смог извлечь из своего коллеги память о том, как тому в детстве купили собаку. Тот радостный момент, когда профессор, ещё будучи ребёнком, вошёл в комнату и увидел щенка. После эксперимента коллега Клауса не помнил, как первый раз увидел своего верного пса, зато теперь перед ним на столе стояла пробирка с синей мутноватой жидкостью, где в непонятных разводах можно было разглядеть, как маленький мальчик обнимает щенка. Любой другой, кто выпил бы эту жидкость, своими глазами и своими рецепторами, своей душой и сердцем почувствовал бы радость от покупки питомца.
   Этот эксперимент был прорывом в области изучения мозга. Проводились всё новые и более успешные эксперименты. Клаус Вингертог удостоился нескольких научных наград. Учёные смогли извлекать плохие воспоминания человека в обычную стеклянную пробирку, освобождая того от гнетущих мыслей перед сном.
   Но, как часто это бывает, научное открытие приобрело коммерческий характер. Финансовые акулы сразу увидели в данном открытии «золотую жилу». Со временем по всему миру появились клиники «Свободной Памяти» – так их прозвали. В них за определённую сумму из вашего мозга могли удалить любые воспоминания.
   Но, в данной ситуации нас интересует не этот рынок. А другой, менее легальный.
   Со временем многие смекнули, что эмоции будут хорошо продаваться… Ведь многие люди никогда не испытывали чувства влюблённости, а кто– то никогда не сможет почувствовать, как это – держать на руках собственного ребёнка. И тогда эмоциональные барыги по всему миру стали скупать и продавать эмоции. Любая многодетная мать, которая сводит концы с концами, с радостью продаст воспоминание о первом родившемся ребёнке, да и любая богатая девушка могла купить такое воспоминание, если доктора сказали ей, что она не может иметь детей.
   Вскоре эмоциональный рынок влился в азартные игры. Появились клубы, где люди за карточным столом играли на пробирки с памятью, неважно, на свою или купленную. Если ты проигрывался, то ты мог уйти в соседнею комнату, где специальным устройством из тебя извлекали новые воспоминания, и уже через пару минут ты уже снова садился за стол играть, ставя на кон жёлтую, синюю или красную пробирку, в зависимости от яркости эмоции.
   Но если ты проигрывался в беспамятство, то тебя вышвыривали на улицу. И ты, полностью опустошённый, шёл в неизвестном направлении, неизвестно куда.
   Стены клуба, где играли на эмоции – было первое, что я увидел, выпив чужое воспоминание.
   Героя данной эмоциональной памяти звали Мартин Шмид. На тот момент ему было тридцать лет, и он был давно завязавшим игроком на эмоции. Но сегодня его привела сюда не старая жажда азарта, а совершенно другое.
   Он переступил порог главного игрового зала, который был уже давно пуст, и подошёл к уборщику, который мыл затоптанные полы.
   – Где он?
   – М?
   – Проигравшийся. Мне позвонили и сказали, что здесь находится мужчина, который сегодня проигрался до полной потери памяти. У него был мой номер.
   – Аааа! – вспомнил уборщик, – Этого бедолагу выкинули на задний двор.
   – Что?!??! – Мартин разозлился – Я же сказал, что пусть он посидит у вас тут.
   – Я знаю, но хозяин клуба сказал выкинуть его. Я не думаю, что он далеко ушёл, сейчас он помнит только, как ходить и говорить.
   – Будь другом, – Мартин огорчённо вздохнул, – проводи меня на задний двор.
   Уборщик отставил швабру и направился к дальнему выходу.
   Несколько минут они шли по коридорам, по подсобным помещениям клуба, которые скрывали в себе несколько комнат с нелегальными жильцами, кухню от ресторана наверху и другие помещения не совсем законного характера.
   – С кем он играл?
   – Бедолага нарвался на опытного игрока, все уходили из-за стола, почувствовав жаренное, но не он.
   – Так с кем?
   – Его звали Владимир Кстовский, говорят, в своей стране он оставил сотни людей без памяти. А потом, когда с ним перестали играть, стал путешествовать по странам, играя везде, оставляя за собой шлейф из пустых людей. С ним всегда ездит переводчик. Кстовский скрывает свою личность, зная, что сразу, как люди услышат его русский акцент, уйдут из-за стола, так он и обманывает людей. Но ваш приятель, даже услышав его речь, продолжил играть, он словно обезумел… Может, надеялся на чудо.
   – Нет. Он просто идиот.
   Уборщик подошёл к железной двери и открыл её. За ней был переулок во всех его проявлениях – мусорные баки, пробегающая струя воды из канализации и тошнотворные запахи перегнившего мусора.
   У одного из баков сидел мужчина, тоже, как и Мартин, тридцати лет, он непонимающе смотрел по сторонам и что-то бормотал себе под нос.
   – Бедолага, – произнёс уборщик, – Если вам интересно. Говорят, портовое начальство неплохо платит за таких зомби.
   – Эй! Он для меня как брат!
   – Простите. Просто я предположил.
   Мартин вышел в переулок и направился к своему другу.
   – Три созвездия… он собрал три созвездия… – было слышно, как опустошённый бормочет себе под нос – три… созвездия.
   – Эй, – осторожно начал Мартин, – Приятель, как ты?!
   – Три созвездия. Как можно собрать в картах три созвездия?!
   Мартин дотронулся до своего друга и тот резко отпрянул.
   – Ты?!??! ТЫ кто такой? – было видно, что мужчина не узнаёт своего друга.
   – Я… я твой друг. Меня зовут Мартин, – молодой человек делал паузы между словами, – Я пришёл забрать тебя.
   – Мартин?! Мартин…
   – Да, ты проигрался и поэтому…
   – НУ конечно, я проигрался!!! – выкрикнул тот – Как! Как он собрал три созвездия.?!
   – Пойдём… я отведу тебя домой.
   – Ты сказал, что тебя зовут Мартин?
   – Угу.
   Манфред стал копаться в своих карманах и достал конверт. Он протянул его ему.
   – Вот. На нём твоё имя.
   Мартин взял конверт, на нём действительно знакомым подчерком было написано: «Другу Мартину». Он открыл конверт и достал сложенный вдвое листок, на нём было несколько строк.
   «Дорогой Мартин, если ты читаешь это, значит, я сижу перед тобой в полной пустоте. Прости меня, друг. Мои намерения были чисты, сегодня меня вела не только жажда азарта. НЕТ! Ведь у вас скоро свадьба и я хотел сделать вам незабываемый подарок, но, кажется, как всегда стал обузой. Прости. Снова меня прости».
   – Что там было написано?
   – То, что ты тот ещё придурок. Пойдём домой.
   Мартин наклонился, чтобы поднять своего товарища.
   – Хм.
   После недолгих препираний друг нашего героя согласился пройти с ним до дома.
   Они шли несколько часов. Манфред словно в первый раз разглядывал улицы и дома. Удивляясь всему старому.
   Они зашли в дом и поднялись на четвёртый этаж. Мартин постучал в квартиру – номер двадцать семь. Дверь открыла милая девушка, невысокая, с вьющимися, светлыми волосами. Её взгляд был озабочен.
   – Ну что?! Ты нашёл его? – спросила она.
   – Да, нашёл…
   – И?
   – Ну вот, смотри.
   Мартин пропустил своего друга вперёд, тот прошёл в квартиру, рассматривая всё, как будто в первый раз.
   – Опять! – девушка была в ярости – он опять проигрался!
   – Лиза, успокойся.
   Но Лиза не успокаивалась.
   – Как тут успокоиться. Он попадает в неприятности, а ты его постоянно выручаешь. Так не должно быть! Что это за друг такой?!
   – Чей друг? – подал голос Манфред.
   – Ты пройди в комнату и ляг на диван! – выкрикнула Лиза – Я тебя видеть не хочу!
   – Будь с ним вежливее, – попросил Мартин, – Он хотел сделать нам приятное. Вот, прочитай.
   Молодой человек протянул ей записку.
   Лиза бегло пробежала по строчкам.
   – Это его не оправдывает. Сдай его в порт!
   – ЭЙ! Почему вы все заладили про этот порт.
   – ДА потому что хоть там от него будет больше пользы, чем здесь!
   – Он мой друг!
   – И что ты намерен делать? М?
   – Я узнал, кто выиграл у него память, я пойду её выкупать.
   – А если тот продал, будешь опять бегать в поисках по городу, собирая её?
   – Он мой друг, – повторил Мартин.
   – В первую очередь он неудачник. Он уже потерял память о вашем знакомстве. И скажи-ка мне на милость, как ты будешь выкупать его память? М?
   Мартин молчал. Потом вздохнул.
   – Лиза.
   – О, нет!!! Даже и не думай! – девушка мотала головой, – Деньги отложены на нашу свадьбу. Нам их мои и твои родители давали.
   – Лиза, послушай…
   – Что, Лиза послушай?! Ты каждый раз помогаешь ему, а он… всё лезет в это болото.
   – Он мой друг… он мне как брат. ОН столько раз меня выручал. Он помогал мне во всём, он спасал меня от хулиганов в школе. Когда у меня не было денег, он их где-то находил.
   – Где-то… так же, как и всегда, воровал или выигрывал.
   – Плевать, он находил их для меня.
   Лиза вздохнула и сложила руки на груди.
   – Лиза, послушай. У нас будет свадьба, я обещаю. Но сейчас я должен помочь своему другу.
   – Я всё понимаю, – потупив взгляд, отвечала она, – Просто… просто мне так обидно. ЗА тебя, за себя…
   – Всё будет хорошо. Я обещаю. Если он ещё раз вляпается в неприятности, я больше не буду ему помогать…
   – Конечно будешь… – обречённо не согласилась Лиза.
 //-- * * * --// 
   Следующим утром Мартин вернулся в клуб и узнал у владельца, где мог остановиться Владимир Кстовский. Тот объяснил ему, что гость из далёкой России снимает квартиру в центре города на улице Вагнера, дом тридцать два.
   Владелец клуба сказал, что тому следует поторопиться, так как Владимир намеревается отправиться в Берлин, на большие игры.
   Мартин успел застать знаменитого картёжника на месте, хотя слуга уже укладывал его вещи.
   Владимир был высоким статным мужчиной пятидесяти лет. Одетый в солидный костюм он разгуливал по квартире, наслаждаясь чашкой чая.
   – Здравствуйте… Мартин? Вы сказали?
   – Да. Я по поводу вчерашней игры.
   – А что в ней было не так? Может, чая?
   – Нет, спасибо, я не люблю чай, – отказался тот.
   – Что ж, а я обожаю. Ужасно соскучился по крепкому, сладкому чаю. По чёрному. Я такой пил только у себя…
   – Я к Вам, по поводу Манфрида.
   – Аааа, того бедолаги, которого я оставил без памяти. Честно признаюсь, мне было его очень жаль. Его отговаривали все, даже я. Но в моих отговорках он увидел слабость, а не искреннее волнение.
   – Я хотел бы выкупить его память, если она, конечно, у Вас.
   – Его память у меня.
   – Уф… – у Мартина вырвался вдох облегчения.
   – Но…
   – Сэр, весь багаж уже упакован, – в комнату вошёл слуга.
   – Спасибо, Густав. Я уже скоро спускаюсь.
   – Сэр… – тот замялся, – понимаете, конец месяца.
   – Ах, ну да.
   Владимир подошёл к небольшой шкатулке, которая стояла на столе посередине комнаты, и открыл её. Там было много пробирок. Он достал одну.
   – Вот..
   Он протянул пробирку слуге.
   – Это твоё тринадцатилетие. Всё, целиком.
   Слуга взял пробирку и удалился.
   – Когда-то он проигрался мне подчистую. Так о чём это мы. Ах да, память вчерашнего несчастного. К сожалению, память не продаётся.
   – Но как же так?! – наш герой был удивлён – Назовите цену.
   – Деньги, как Вы могли заметить, не проблема для меня. А вот эмоции, живые, настоящие, для меня это редкость.
   – Мой друг сейчас лежит в моей квартире и даже не узнаёт меня.
   – Может, лучше надо было выбирать друзей? – усмехнулся Владимир.
   – Может, мы сумеем договориться?
   – Эмоции вашего друга очень интересны для меня. А вот деньги – нет. Но я могу предложить Вам возможность выиграть их у меня.
   – Сейчас?
   – Нет. Сейчас, я тороплюсь. В Берлине будет проходить большая, как её называют, эмоциональная игра. Я буду в ней участвовать. Вы бы могли присоединиться, при себе нужно иметь сто пятьдесят пробирок. И там, если мы встретимся с Вами за одним столом, я поставлю против Вас эмоции вашего друга.
   – Где я возьму сто пятьдесят пробирок?!
   – Думаю, у Вас была очень насыщенная жизнь, – Русский постоянно улыбался, – Покопайтесь в своей памяти. Кстати, как Вас зовут ещё раз – Мартин?
   – Да.
   Владимир выронил смешок.
   – А Вы, Мартин, оказывается, многое не знаете о своём друге.
   – Что это значит?
   – Это Вам и предстоит выяснить, если Вы решите участвовать в турнире.
   Владимир удалился из квартиры. Внизу его уже ждала машина, которая увезла его в неизвестном направление.
   А Мартин, спустившись вниз, направился домой.
 //-- * * * --// 
   Завидев его ещё из окна, на порог вышла Лиза. Она смотрела на Мартина вопросительно.
   – Есть хорошая новость?!
   Мартин вытащил большой свёрток из кармана своей куртки и протянул его девушке.
   – Ну… Деньги на свадьбу у нас ещё есть.
   – Это как понимать? – удивилась она.
   И Мартин всё ей рассказал.
   – И… что ты решил делать? – она уже знала ответ.
   – Лиза, игра начинается уже через несколько дней?
   – ТО есть ты решил ехать.
   – У меня нет другого выбора.
   – То есть, если ты там проиграешь, я останусь с деньгами, но без мужа и с этой пустоголовой болванкой, которая валяется на диване?! – Лиза вскочила с дивана и размахивала руками.
   – Ты же знаешь меня, я.
   – Я знаю тебя, но тебе не может всю жизнь вести. Ты ведь тоже терял свою память.
   – Терял, но редко.
   – Сто пятьдесят пробирок. Это ведь почти весь ты. Как же там другие играют.
   – Там редко играют на свою память. Чаще всего там коллекционеры эмоций. Люди, давно зажравшиеся. Ну и, конечно, отчаявшиеся, такие, как…
   – Как ты? – её голос то взрывался, то становился наполненным обречённостью.
   – Я не в отчаянье. Я знаю, на что я способен, – он старался говорить уверенней, чтобы развеять страх Лизы.
   – Если ты не вернёшься, я уеду с деньгами за границу и буду беспробудно пить!
   – И я тебя тоже сильно люблю.
   Они оба рассмеялись.
 //-- * * * --// 
   На следующий день наш герой отправился в центр извлечения памяти. Из своей головы он смог извлечь около восьмидесяти воспоминаний, которые могли бы цениться на рыке памяти. Другие пришлось покупать на всё те же свадебные деньги.
   В итоге Мартин смог найти сто пятьдесят пробирок. В своей голове он оставил три основные эмоции. Это любовь к своей девушке и будущей жене, память о том, зачем он едет на эти игры. И знакомство с Владимиром, как с очень опасным игроком.
   – Смотря на тебя, я никогда бы не мог подумать, что не смогу вспомнить день нашей встречи. Или наш первый поцелуй, – произнёс Мартин, стоя на вокзале.
   Та грустно улыбнулась.
   – Не переживай, милая. Я всё ещё помню, что люблю тебя. Я всё ещё знаю, что ты моя единственная.
   Они стояли на перроне, ожидая поезда до Берлина. Мартин сжимал в руке чемодан, где аккуратно, одна к другой, были сложены воспоминания о его детстве, юности, о его родителях и первом подарке – почти вся его жизнь. И с десяток других, чужих эмоций. В чемодане лежало потрясенье молодого человека, который застал свою девушку за изменой, а также пару рождений ребёнка и даже несколько убийств.
   Поезд прибывал.
   – Пожалуйста, возвращайся, – в глазах Лизы появились намёки на слёзы, – Никому и никогда не отдавай твою любовь ко мне.
   – Никогда. Поверь.
   Пока поезд полностью не остановился, Мартин не выпускал Лизу из своих объятий, словно стараясь вернусь всё то, что хранилось в пробирках. Снова восполнить всё, что он выкачал из себя, все эмоции, которые она рождала в нём раньше.
   Но вот уже раздался гудок, и Мартин впрыгнул в поезд.
   На протяжении всей поездки наш герой не выпускал чемодан из рук. Боясь даже на минуту потерять того из виду. Озираясь по сторонам, отсаживаясь от всех подальше.
   Путь до Берлина занял шесть часов, что сильно утомило Мартина, но выйдя из вагона, он сразу направился по назначенному адресу, туда, где проходили эмоциональные игры.
   Игры должны были начаться завтра и проходили они в отеле «Зевс», в главном, большом холле.
   Около здания стояло несколько десятков дорогих автомобилей. Самих же игроков переваливало за несколько сотен.
   Как и предполагал Мартин, большинство из них были зажравшиеся коллекционеры. Которые даже сами не несли свои пробирки с эмоциями, за них это делали слуги. Они сдавали багаж, вносили эмоции в игровой фонд, записывали своего хозяина на игру и так далее.
   Были и такие, как Мартин. Без прислуги, тащившие свои вещи сами. Чаще всего, в поношенной одежде – полупустые глаза и все мысли только о большом куше.
   Мартин прошёл через весь холл и подошёл к небольшому окошку.
   – Вы хотите участвовать в соревнованиях? – спросил его приёмщик.
   – Да.
   – Вы знаете, что должны внести сто пятьдесят пробирок?
   – Конечно. Вот они.
   Мартин водрузил чемодан на стол и открыл его.
   – Здесь ровно сто пятьдесят.
   – Хм… что ж, я хотел бы Вас настоятельно предупредить, что играть на собственные эмоции небезопасно.
   – Кто Вам сказал, что я играю на свои? – иронизировал Мартин.
   – Я просто должен был предупредить. Что ж, для безопасности, ваши пробирки будут помещены в именной сейф и будут выданы Вам во время игры. Игра начнётся завтра, поэтому я думаю, Вам стоит отдохнуть, вот Вам ключ от три тысячи пятьдесят пятого номера. Приятного вечера и удачной игры.
   – Спасибо.
   Мартин забрал ключ и направился к лифту.
   – Ах, я так и думал, что Вы будете участвовать, – это был Владимир, как всегда радушно улыбаясь.
   Слуга Владимира нёс его чемоданы. Безропотный, тихий, почти опустошённый.
   – Здравствуйте, – поприветствовал Мартин русского, – Я должен участвовать. Только у меня вопрос, а если Вы проиграете раньше, чем мы встретимся за одним столом?
   – Проиграю?!?! – Владимир громко рассмеялся, раскатисто, так, что его смех охватил весь холл отеля и заставил обратить на себя внимание нескольких человек, – Что ж… если… если такое случится, то не беспокойтесь, я не внёс эмоции вашего друга в банк. Если мы встретимся с Вами за одним столом, я просто попрошу заменить их.
   – Что ж… Я рад, что у Вас всё продуманно.
   – Надеюсь, что мы встретимся с Вами за одним столом. Думаю, Ваши эмоции ничем не хуже эмоций вашего друга.
   – А что Вы имели ввиду, когда сказали, что я многое не знаю о своём друге?
   – О, как мило, что Вы решили сохранить это в своей памяти. Что ж, чтобы это выяснить, Вам придётся меня обыграть, – русский снова усмехнулся.
   После этих слов Владимир указал слуге рукой на окошко приёма и удалился.
   Мартин посмотрел ему вслед и направился к лифту.
   Он очень устал, и сейчас больше всего хотел отдохнуть. Выспаться.
   Ему было интересно, что же может присниться, когда в его голове пять с половиной воспоминаний из жизни.
   Сон Мартина напоминал глубокую яму. Тёмную, без света и образов, без звуков. Он не бродил по ней, не кричал в ней. Он просто стоял или лежал – словно заживо погребённый в собственной голове.
   Но вот, спустя неопределённое время, в яме послышался чужой голос. Далёкий, как эхо – он нарастал, приобретая более реальные очертания.
   – Герр Мартин, просыпайтесь…
   Яма пропадала, и вот уже Мартин почувствовал под собой матрас, почувствовал одеяло.
   Мартин открыл глаза и увидел гостиничный номер. Около двери стоял консьерж, он улыбался.
   – Герр Мартин, доброе утро, – обратился мужчин к нашему герою – Игра начнётся через полтора часа. Сейчас я бы Вам настоятельно рекомендовал спуститься вниз и позавтракать.
   – Спасибо… – ответил Мартин заспанным голосом, – Я уже просыпаюсь.
   Консьерж удалился, а Мартин встал с кровати и стал приходить в себя. Холодная вода привела нашего героя в чувства и, уже спустя пятнадцать минут, он спускался в холл. Ресторан при отеле, который кормил игроков, был в соседнем зале от игрового и от самого холла. Там было много народу, но мало кто с кем разговаривал, все старались сидеть отдельно друг от друга, погрузившись в раздумья об игре.
   Мартин взял овсяную кашу, кофе и тоже сел подальше от всех, благо, размеры ресторанного зала это позволяли, но не успел он опустить ложку в еду, как к нему за стол подсел его недавний знакомый. Владимир.
   – Хороший завтрак – залог удачного дня, – произнёс он, – Если честно, я бы мог убить за блины. Но вы, немцы, просто не понимаете, как кормить настоящего мужика.
   – Доброе утро, – с ложным радушьем произнёс Мартин – Готовы к игре?
   – Даже не знаю. Я так волнуюсь… – Владимир замолчал, расплылся в улыбке и громко пронзительно рассмеялся, – Я всегда готов к игре. Скажите, Вы ведь знаете, кто я такой?.
   – Да, вы Владимир Кстовский. Коллекционер чужих эмоциональных воспоминаний. Игрок, который оставил в беспамятстве десятки людей…
   – Сотни!
   – Не столь важно. – как можно незначительней отмахнулся Мартин.
   – Вы ведь тоже игрок. Я это вижу, Вас выдаёт ваше спокойствие. Вы тоже хорошо играете, но я Вас не помню, наверное потому, что когда-то однажды Вы решили завязать… Но вот интересно, почему?
   – А Вы очень наблюдательны. Да, я завязал… однажды я лишил воспоминаний одного человека. Я лишил его воспоминаний, а его семью оставил без кормильца. Он пришёл в клуб и постоянно ставил свои пробирки. Я выигрывал партию за партией, а он каждые полчаса бегал в кабину, вытаскивая из своей головы всё новые и новые воспоминания. И всё это было забавно, пока в клуб не вошла его жена, худая, с ямками на щеках. И ребёнок, одетый непонятно во что. Они умоляли вернуть его память, но я просто собрался и ушёл оттуда. Ночь я не спал или даже две. Я хотел избавиться от этого гнетущего воспоминания. Но не стал этого делать. Я собрал пробирки и вышел из дома, я намеривался вернуть всё. Я направился к дому, того бедолаги. Но… – Мартин вздохнул, – Судьба – странная вещь. Я не посмотрел на дорогу и меня сбил автомобиль. Падая на асфальт, я не чувствовал боли… Я слышал только, как бьются пробирки в моём чемодане. Память была утеряна, но я всё-таки пришёл к их дому. Жена выгнала своего мужа и тот, как зомби, стоял около их дома, не зная, кто он такой. Жена орала ему с окна, чтобы он убирался, но тот стоял, не зная, кто на него орёт и за что орёт. Жена орала сквозь слёзы. Когда она ушла, я подошёл к несчастному и увёл его. Я отвёл его в доки и продал на корабль. Перед своим отплытием я заставил написать его письмо своей жене, под мою диктовку. О том, что память он вернул, но снова продал её, чтобы прокормить семью. На следующий день его корабль отплыл, и я больше никогда его не видел. Деньги и письмо я бросил в почтовый ящик той несчастной. Вот. Дальше я не помню. Данное воспоминание я поклялся не стирать из своей головы. Поэтому это единственное, что я могу рассказать о себе, другие мои воспоминания Вам придётся выиграть.
   – Вы интересный человек, Мартин. Сегодня Вы собираетесь рисковать своей судьбой ради друга. Но печально в этом то, что ваша память будет моей. Но, прежде чем её забрать, я покажу Вам то, что создаст самое насыщенное эмоциональное воспоминание. И его я тоже заберу…
   Мартин отпил кофе.
   – Увидим, – сухо сказал он.
   Владимир оставил нашего героя и удалился. Мартин закончил завтракать и направился в зал, где должна была проходить игра.
   Зал был большой. Занавешенные окна, несколько десятков игральных столов. Игроки потихоньку занимали свои места.
   Уже знакомый Мартину консьерж проводил его до стола.
   – Первые пятьдесят пробирок поднесут Вам перед началом игры, – его голос был учтив, – Дальнейшие пробирки вы будете получать по необходимости. Время игры за столом – один час, после игроки меняются местами, и игра продолжается. И так, пока в зале не останется один игрок.
   – Я понял. Спасибо.
   – Игра начнётся через десять минут. Может быть, напиток? Или сигарету?
   – Нет. Спасибо.
   Мартин сидел и ждал, когда начнётся игра. Зал понемногу наполнялся игроками, до первого кона оставалось всего пара минут.
   В голову Мартина лез целый ворох разных мыслей. Только сейчас он почувствовал волнение, волнение сильное, с десятками вопросов «а что, если…». А что, если сегодня здесь больше опытных игроков, чем он рассчитывал. А что, если Владимир обманет его и не выставит в игру воспоминание Манфрида. А что, если… и так до бесконечности.
   Но вот прозвучал звонок, оповещающий о начале игры, и Мартин сосредоточился на своих картах.
   Чтобы не мучать вас подробностями, я вскользь объясню вам правила игры. Как вы уже поняли, игра эта карточная и азартная. Называется она «звёздный, одновселенный калейдоскоп», некоторые называют его просто «звездочёт». Правила игры достаточно просты, но в тоже время сильно запутанны. Всем игрокам за столом выдаётся по пять карт звёздного неба. На картах могут быть изображены созвездия или кометы, могут быть нарисованы разбросанные в хаотическом порядке звезды или огромные, иногда не помещающиеся на карте планеты. Каждый игрок выкладывает на стол по одной карте за ход. Так, на столе формируется звёздное небо, данное звёздное небо являет собой предсказание о том, кто за столом заберёт выигрыш. Каждый формирует его под себя, пытаясь своим расположением звёзд изменить предсказание.
   Соперниками нашего героя на первый кон стали два богатых сноба, один отчаявшийся идиот, который даже карты правильно держать не умеет, и один мужчина, который просто решил развлечь себя таким вот способом.
   Сеятель, так в этой игре называют крупье, раздал карты и игра началась.
   Первый кон был достаточно простым. Никто из соперников Мартина даже не умел правильно формировать млечный путь или же делать роковое предсказание из комет. Поэтому, уже к концу первого часа, в копилке Мартина было более двухсот пробирок.
   Начался второй час, и за столом снова были богачи, которые просто пытались себя развлечь.
   – Нет! Нет! Так не может быть, – раздалось рядом за столом, – Как он это сделал?!?
   Это был один из тех, кто ставил на кон пробирки со своей памятью. Один из тех, кто просто не умеет играть. И сейчас он в панике, ведь всё, что он помнил, кроме самых маленьких мелочей, оказалось в руках одного из коллекционеров.
   – Нет! Я прошу Вас, верните мне пробирки! Я заплачу.
   – Сэр, мне придётся удалить Вас, – даже с проигравшими консьерж был учтив, – Вы проиграли.
   – НЕТ! Он жульничал, Сеятель с ним заодно.
   – Сэр, я прошу Вас…
   Но тот не унимался. На некоторое время игру пришлось остановить. В зал вошли двое охранников и в несколько движений скрутили дебошира.
   Когда его уводили, он продолжал кричать. Но уже в коридоре, за закрытыми дверьми, почти не было слышно его криков. И игра продолжилась.
   Мартин ходил достаточно аккуратно, он знал, что сейчас за его столом сидит профессионал, краем глаза наш герой видел, как его оппонент по игре ещё в прошлом часе сумел обхитрить сразу двоих, перебив строящиеся небо тремя кометами. Поэтому Мартин просто тянул время. Этот игрок уже смог выиграть у него больше, чем двадцать пробирок.
   Прошёл ещё один час. Потом ещё одни. Мартин сидел за многими столами, играл со многими людьми. Заносчивыми и самовлюблёнными, уставшими от жизни и боящимися за свою жизнь. С людьми, которые ставили на кон сразу всё и с людьми, которые скидывали карты при малейшей угрозе. С некоторыми он попадал за один стол по несколько раз, других видел только единожды. Многие вставали из-за стола, тихо и с улыбкой благодарили за игру, другие же кричали и пытались сорвать соревнования, когда проигрывали. Людей было много, но только одного игрока Мартин так и не смог увидеть за весь день игры, это был Владимир.
   Первый день игры подошёл к концу, и Мартин направился в ресторан, где подавали ужин для игроков.
   – А вы отлично играете, Мартин, – произнёс Владимир за спиной Мартина.
   – Вы? Где Вы были, я не видел Вас в зале.
   – А я Вас прекрасно видел. И то, как Вы разгромили того несчастного шотландца. И то, как Вы тянули время с моим приятелем из Стокгольма. Кстати, за него можете не переживать, он уже вышел из игры.
   – Где же Вы сидели?
   – Чаще всего у вас за спиной, через несколько столов, – Владимир снова улыбнулся.
   – Вы скрываетесь от меня?
   И снова раздался раскатистый смех Владимира.
   – Ну вы и шутник, мой друг. Нет. Просто если мы сядем с вами за стол и Вы сможете парой хороших партий выиграть у меня воспоминания друга, то… Вы просто потеряете интерес к игре… потом потянете время и в эту же ночь пропадёте. Нет, этого я не хочу… я хочу, чтобы Вы насладились игрой, мой друг.
   – А если я проиграю раньше, чем дойду до Вас? – Мартин не понимал хода мысли Владимира.
   – Это будет прискорбно, – ответил он спокойно, театрально изобразив печаль, – Но я видел воспоминания вашего друга, я знаю, что Вы за человек… И поэтому.
   – Что поэтому?!
   – Мы увидимся с вами завтра. У Вас, как у игрока высокой категории, есть только три сильных соперника. Себастьян Варфайд – известный игрок, человек который лучше всех и даже меня умеет направлять млечный путь в свою сторону. Другой игрок, настоящий гуру кометной игры, перебивает ими любые предсказания. Вон он, тот усатый за столиком около окна. Ну и, конечно же, я.
   – Зачем Вы мне всё это рассказываете?
   – Ну, наверное, потому что ваши соперники знают о Вас всё, а Вы о них – ничего. Мартин, мне интересна ваша память не меньше, чем Вам память вашего друга.
   – Но вы же уверены, что я проиграю…
   – Я этого не говорил.
   – Вы же сказали, что моя память станет вашей.
   – Такой исход событий никак не зависит от карточной игры.
   Мартин хотел ещё что-то спросить у таинственного русского, но тот удалился без предупреждения.
   Кормили в ресторане превосходно, и самое прекрасное было в еде то, что она была бесплатной. На выбор было несколько блюд и несколько вин. А также кофе, чай и многое другое.
   Закончив ужинать, Мартин поднялся к себе в номер.
   В голове крутился образ его знакомого из России. Что это был за человек, он не мог понять. Вёл он себя дружелюбно, но при этом откровенно покушался на его память. Он помогает ему обойти других игроков, но тем самым ведёт его в свои же лапы. Также Мартин так и не сумел увидеть стратегию игры Владимира. Тот избегал его.
   Для Мартина Владимир остался настолько же открытым человеком, насколько скрытным, и это настораживало, сбивало с толку.
   В номере Мартин без сил свалился на кровать. Игра сильно выматывала, и поэтому всего в несколько секунд Мартин провалился в «тёмную яму».
 //-- * * * --// 
   Снова была тёмная яма, глубокая, без звука и света.
   – Гер, Мартин! – голос консьержа.
   Голос был далёким, как и прошлый раз, но сразу, как только он проник в сон, яма начала рассасываться, выкидывая Мартина на поверхность. Что-то тряхануло его. А потом ещё раз.
   – Гер, Мартин, проснитесь.
   Наш герой открыл глаза: потолок гостиничного номера, а чуть левее взволнованное лицо консьержа, который навис над Мартином. Он потряхивал его плечо, надеясь так быстрее разбудить.
   – О, Вы проснулись, – его голос был взволнованным, – Вставайте. Игра начнётся через десять минут, Вам нужно занять своё место, иначе звонок дадут без Вас.
   Марти вскочил с кровати и стал собираться. В панической быстроте он искал свои штаны и рубашку.
   – Спасибо. Я уже спускаюсь. Чёрт…
   – Хорошо. Постарайтесь успеть, многие игроки уже заняли свои места. Как Вы спуститесь, я провожу Вас к вашему столу, – консьерж вышел из номера.
   Мартин в спешке приводил себя в порядок. Через три минуты он уже стоял у лифта, а ещё через две вбежал в игровой зал.
   Почти все уже сидели за столами, сеятели готовили колоды.
   Консьерж с другой стороны зала, указал нашему герою на его стол, и Мартин поспешил туда.
   – Удачи… – тихо произнёс тот.
   – Спасибо. Сегодня она мне понадобится… Как никогда.
   Раздался звонок.
   – Господа, – громко произнёс консьерж, – игра начинается, просьба всех сосредоточиться.
   Начались первые раздачи карт. И уже в начальный кон в руках Мартина оказались две кометы.
   Первый стол был достаточно лёгким, все игроки только начинали разминаться, Мартин потерял только несколько пробирок, да и то не своей памяти.
   Второй стол был сложнее, за ним был один агрессивный игрок, который выбил из игры троих и смог высосать много колб из Мартина. Это было невероятно, он разбивал кометы кометами, и смог получить в свою раздачу две планеты.
   Нашего героя спас только звонок о смене столов.
   Такая игра заставила Мартина поволноваться. Игрок был просто сумасшедший, он ставил по десять или даже по тридцать пробирок за один раз. Если в этом зале были ещё такие же безбашенные игроки как этот, то это могло очень плохо кончиться для Мартина.
   Люди редели. Уходили тихо, благородно приняв поражения или же уходили крича, и разбивая на последок пару пробирок об стену, покрывая ругательствами обслугу.
   И вот за последний стол сели четыре игрока.
   Тот ненормальный, который чуть не опустошил Мартина за вторым столом. Себастьян Варфайд – про которого рассказывал Владимир. Сам Мартин, ну и, конечно же, тот из-за кого наш герой оказался здесь. Владимир. Владимир Кстовский, таинственный и как всегда добродушно– улыбчивый.
   В игровом зале остались четыре игрока, пару человек обслуги и с десяток зрителей, тех, кому было интересно, как закончится игра.
   – Я рад, что Вы добрались до финала, Мартин. Я уже заменил пробирки, так что Вы можете смело выигрывать их у меня.
   Владимир снова рассмеялся. Рассмеялись и другие.
   Сеятель раздал первые карты и игра началась.
   Владимир был как всегда спокоен. Даже к нападкам того ненормального, даже когда тот ставил по пятьдесят пробирок.
   Мартин пытался стравливать игроков, тем самым теряя по минимум, но уже к десятой раздаче его банк потерял сто тридцать пробирок. На один кон в его копилку пришло воспоминание Манфрида, но уже в следующем он его потерял.
   Мартин был в отчаянье. Себастьян Варфайд – был действительно талантливым игроком, который заставлял плясать млечный путь под себя, а ненормальный выкладывал по две планеты в ход – просто невероятное везенье.
   Но вот Мартин открыл свои новые карты. В его распоряжение оказалось три планеты. Большие, с кольцами. Он знал, что нужно делать… и эта была его единственная возможность повернуть игру в другое русло.
   Владимир выложил созвездие. И ненормальный сделал так же – начинался формироваться новый млечный путь. Себастьян Варфайд выставил комету. Мартин выложил планету.
   Владимир продолжал сеять звёзды. А ненормальный выложил планету и поднял ставки до сорока пробирок. Себастьян Варфайд продолжил и разместил на карте созвездие. Мартин выложил ещё одну планету.
   Владимир посмотрел на Мартина с волнением, догадываясь, что собирается сделать его оппонент.
   – Скажите, Мартин, разве это так необходимо? – спросил он.
   – Для себя я не вижу другого выхода.
   Владимир улыбнулся и выложил на стол планету. Ненормальный не обратил внимания на ход соперника, и тоже выставил планету. Когда на столе оказалось уже четыре планеты, Себастьян Варфайд тоже почувствовал неладное, но выложил новый кусок звёздного неба.
   Ход был за Мартином.
   – Вы точно этого хотите? – повторно спросил Владимир.
   – Да. Так мои шансы будут хотя бы один к четырём.
   – Да он блефует, – выдал ненормальный, – Вы думаете, что он решит устроить апокалипсис, столкновение пяти планет. Он это делает лишь потому, что хочет, чтобы мы скинулись ему пробирками.
   – Может это и правда так, м? – поинтересовался русский – Я думаю, каждый бы из нас решил увеличить ваш банк – сбросив по пятьдесят колб.
   – Не видитесь на его провокацию, – выкрикнул ненормальный.
   – Да, я думаю, я бы тоже решил сделать это, – согласился Себастьян Варфайд, – И вернуть Вам часть пробирок.
   – Прошу покорно меня простить. Но эти пробирки Вы также выиграете у меня снова. По этому… – Мартин поднял карту и занёс её над столом.
   – Ты, что?! И вправду собираешься это сделать?! – ненормальный запаниковал – Идиот!
   Но вот на стол легла карта с пятой планетой. Что означало столкновение планет, неминуемый апокалипсис. Действие, когда все игроки за столом должны сложить все пробирки в общий банк и надеется на удачу, в дополнительной колоде.
   Консьерж передал сеятелю дополнительную колоду.
   Другие её называли колодой мёртвых карт. Все карты в ней, кроме одной чёрного цвета, означающие, что игрок не пережил великий взрыв. Одна же карта голубого цвета – карта жизни. Игроки по очереди тянут карту, пока не выясниться, кто же выжил после апокалипсиса.
   – Что это за игра?! – ненормальный негодовал, – Разве джентльмены так поступают?
   Владимир тянул первый, и в его руке оказалась чёрная карта. Потом резко и нервно вытянул карту ненормальный. И это тоже была чёрная карта. Себастьян Варфайд тянул третьим, его тоже ждала неудача.
   Потом был Мартин, и снова чёрная.
   Круг повторился.
   После третьего круга, когда Мартин потянулся к колоде, Владимир усмехнулся.
   – Что смешного? – ненормальный был раздражён.
   Владимир встал из-за стола, закурил и направился к выходу.
   – Эй?! Вы куда пошли? Господи, эти русские…
   Мартин вытянул карту и перевернул её, показывая всем живительный синий цвет карточной изнанки.
   – Чёрт, чёрт! – ненормальный ударил по столу.
   Все вышли из-за стола, все, кроме Мартина. Он сидел, сжимая синюю карту, не веря в своё везенье.
   Все немногочисленные зрители поаплодировали ему.
   Себастьян Варфайд подошёл к нашему герою и похлопал его по плечу.
   – Вы очень рискованный человек… – сказал он, – И везучий, удачи Вам. Если Вы решите продать эти воспоминания, я с удовольствием куплю их у Вас.
   – Я задумаюсь над этим.
   Когда зал опустел, Мартин вышел на улицу. Около входа в отель стоял Владимир, как всегда, улыбаясь. Он поманил нашего героя рукой.
   – Я поздравляю Вас с победой, мой друг, – радушно произнёс он, было ощущение, что проигрыш его совсем не волнует.
   – Спасибо.
   – Много адреналина было в ней. Вы молодец. Воспоминания вашего друга, думаю, уже пакуются, смотрите не перепутайте их с другими, – и, как всегда, разразился своим фирменным смехом.
   – Я постараюсь.
   – Ах да… я не был с Вами до конца честен, вот ещё одна пробирка.
   Владимир достал из кармана своего пиджака красную, багрово красную пробирку. До краёв наполненную яркой эмоцией.
   – Что это?
   – Оооо… это воспоминание влюблённости, смешанное с угрызением совести.
   – Что за бред, Манфрид не был влюблён.
   – Так может ваш друг вам чего-то не договаривает. М? – Владимир улыбнулся.
   – Плевать. Я не стану копаться в чужих воспоминаниях.
   – А если скажу, что эти воспоминания связаны с Вами.
   – М? – Мартин невольно вгляделся в пробирку.
   Владимир, улыбаясь, протянул пробирку нашему герою.
   – Мартин, поверьте мне, в данной ситуации я Вам больше друг, чем тот, ради кого Вы жертвовали своей памятью.
   Мартин колебался, но Владимир сумел надавить на его любопытство. В колбе виднелись неясные силуэт, как один молодой человек обнимает девушку, но их было не разобрать.
   – Мы всегда можем вытащить из Вас это воспоминание, – добил Владимир аргументом.
   Мартин взял пробирку в руки и откупорил её. Сглотнув слюну, он поднёс её к губам и сделал большой глоток. Мягкая, немного сладковатая слизь побежала по его горлу, и уже через несколько секунд он вспомнил то, что ещё несколько минут назад даже не знал.
 //-- * * * --// 
   Мартин стоял около входа в отель, а в его глазах крутились воспоминания друга. Немного оборванные, слегка неясные.
   Каждая секунда новой эмоциональной памяти наносила Мартину удар по сердцу. Колкий, сильный, болезненный, словно ножевой.
   Он стоял, как вкопанный, смотря в своей голове, как Манфрид, его лучший друг, тот, кого он много раз спасал, тот, который много раз помогал ему.
   Он стоял, как вкопанный, смотря в своей голове, как Манфрид, тот, кому он всегда верил, целовал его девушку. Целовал Лизу. Обнимал её. А та, улыбаясь, целовала его в ответ, гладила его по волосам и смотрела на него влюблёнными глазами, такими, каких Мартин не видел у неё. Она никогда не смотрела на него таким взглядом, взглядом восхищения и необычной привязанности.
   Она говорила.
   – Манфрид, мне не по себе.
   – Мне тоже, – отвечал тот, – Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю тебя.
   – И я тебя. Просто Мартин…
   – Мартин. Мартин. Забудь о нём, когда ты появилась в его жизни… уже тогда я понял, что он тебя не достоин. Он скучный и правильный. А я вижу в твоих глазах авантюризм. Мы должны быть вместе. Если бы мы не были созданы друг для друга, нас бы не тянуло так друг к другу.
   – Согласна… – почти шёпотом произнесла она.
   – Деньги, которые вы отложили на свадьбу, мы возьмём их… мы оставим ему немного.
   – Мы ведь его придаём.
   – НЕТ! В первую очередь мы спасаем себя. Думать нужно о себе, в первую очередь.
   – Думаешь… нам хватит этих денег?
   – Завтра я пойду в игровой клуб и заработаю ещё, – уверенно произнёс Манфред.
   – Не стоит. Ведь у тебя проблема с этими играми.
   – Я выиграю и мы уедим. Ещё пару дней.
   Они снова обнялись. Снова поцеловались.
   Воспоминание закончилось.
   И…
   Не веря, Мартин повалился на лестницу.
   Глаза давились слезами, а горло сдавила тугая рука обиды.
   Он не мог поверить, он хотел разорвать свою голову, вытащить это воспоминание. Сломать грудную клетку и избавить свой кровокачающий насос от боли.
   – Аааааа, – Мартин кричал, – Я прошу, вытащите! Вытащите это из меня! Как же так… за что, ведь я их так любил… обоих. Я верил им… каждому! Ааааа… За что?!
   – Я открыл Вам глаза, это самое малое, что я мог сделать, чтобы выразить Вам своё уважение, – голос Владимира был спокойным, – Что делать зрячим, это уже Ваше дело. Прощайте.
   Владимир дал знак слуге и тот направился к автомобилю. Кстовский уже почти сел в машину, но его догнал Мартин и остановил за плечо.
   – Подождите.
   Владимир стоял молча, ожидая.
   – У меня для Вас есть предложение и, поверьте мне, оно Вам понравиться.
   Владимир улыбнулся, оскалив зубы.
   – По вашим глазам… по этим двум океанам отчаянья и ненависти я уже знаю, что мне понравится ваше предложение. Думаю, нам стоит проехаться, и чего-нибудь съесть.
 //-- * * * --// 
   Через несколько дней Мартин поднимался по лестнице в свою квартиру, где его ждала Лиза и Манфрид. Он уже влил в себя все свои воспоминания, но не стал избавлять свой мозг от гнетущего образа измены своих близких.
   Мартин поднимался медленно с небольшим чемоданном пробирок, медленно, обдумывая всё, что он скажет им, им наверху. Каждый его шаг был движим местью и злостью. По неясной для себя причине он расплывался в улыбке.
   Он постучал.
   Дверь открыла Лиза и уже в следующую секунду расплылась в своей лживой улыбке. И заточила Мартина в своих лживых объятьях.
   – Я так рада, что ты вернулся. Как ты? Как твои воспоминания? Как воспоминания Манфрида?
   – Всё хорошо, – он постарался избавиться от объятий, – Я выиграл турнир. Это был последний раз, когда я играл в эту мерзкую игру.
   – Что с тобой? Что-то случилось? Ты какой-то отрешённый.
   Мартин лишь загадочно улыбнулся и прошёл в комнату.
   – А где мой друг? М? – его голос был наполнен наигранностью, – У меня для него подарок!!!
   – Я сейчас его позову. Манфрид! Манфрид!
   В комнату вошёл Манфрид. У него был всё тот же потерянный взгляд. Как и раньше, он никого не узнавал.
   Мартин постучал по чемодану в своей руке и улыбнулся.
   – У меня для тебя подарок друг мой. Присаживайся.
   Манфрид присел и снова посмотрел на гостя пустым взглядом.
   Мартин, не убирая улыбки с лица, открыл чемодан.
   – Так, запрокинь ему голову.
   Лиза подошла и взяла того за лоб, а Мартин стал заливать в опустошённого пробирки, одну за одной. Одна, вторая, третья… тридцатая… Пятидесятая.
   Манфрид глотал всё, и с каждым глотком его глаза наполнялись пониманием этого мира. Память по кровотокам и нервным клеткам возвращалась в его мозг.
   И вот, он уже проглотил последнею.
   – Моя память… – Манфрид глубоко дышал, – как же хорошо… Боже… Мартин! Спасибо. Спасибо.
   Мартин снова улыбнулся и направился в сторону выхода.
   – Ты куда?! – удивилась Лиза.
   – Прощай, Лиза, – не убирая улыбки, произнёс наш герой, – Мне было с тобой очень хорошо. Жалко, что тебе не было также со мной…
   – Я не понимаю…
   – Живи с тем, с кем тебе и правда будет хорошо… правда…
   Слова Мартина перебил крик из спальни.
   Манфрид повалился на пол, крича и корчась, озираясь по сторонам.
   – Что с ним?!?
   Мартин выбросил смешок.
   – Я немного подкорректировал его память.
   – ЧТО?!
   – Голоса?!??! Откуда они, что это?! А?! – Манфрид кричал, хватаясь за голову.
   – Я случайно капнул в его пробирки воспоминание одного душевнобольного. Кажется, у него была шизофрения.
   – Уйдите из моей головы! Нет… что?! Что ты говоришь? Кто ты? Они строят заговоры? Предатель. Кто меня предал? ОНА?!?
   – Думаю… мне пора, – наш герой развернулся и направился к выходу.
   С криком, размахивая руками, Манфрид выбежал в коридор и схватил Лизу за волосы.
   Девушка закричала.
   – Нет! Отпусти меня.
   – Ты?!?!?! Это ты в моей голове! Немедленно вылези из неё! Я убью тебя! Ты предатель!
   – Мартин, помоги мне! – закричала Лиза.
   – Прощайте, мои друзья!!! – выкрикнул Мартин, сделав театральный жест рукой, – Упивайтесь своей больной любовью.
   После этих слов Мартин вышел из квартиры и направился на улицу. Спускаясь, он слышал отчаянный крик своей бывшей возлюбленной и яростный вопль своего бывшего друга.
   Во дворе стояла машина Владимира, его самого не было, но слуга должен был отвести нашего героя в загородный дом. Туда, где на неопределённый срок расположился его русский знакомый.
   Около ворот частного дома, который находился далеко за чертой города, стоял Владимир, как всегда, улыбаясь. Закутанный в халат, он попивал кофе, с нескрываемым наслаждением любуясь солнечным утром.
   Когда Мартин вышел из машины, тот поприветствовал его крепким рукопожатием.
   – А Вы быстро.
   – Я хочу поскорее покончить с этим, – наигранная улыбка пропала, и Мартин был предельно серьёзным, – Эти идиотские воспоминания вгрызаются в мою душу.
   – Что ж, пройдёмте.
   Они вошли в дом. Он не был большим, но был богато обставлен. Мебель из красного дерева, большой камин, огромные ковры… все и не перечислить. Финансовое благополучие хозяина в буквальном смысле врезалось в глаза.
   Двое прошли мимо всех комнат и спустились в подвал. Холодный, отдающий сыростью.
   – Память любит холод, как вино.
   Он повернул рубильник, и яркий свет неимоверного числа лампочек оросил комнату. Осветил несколько десятков тысяч пробирок. Синих, красных, жёлтых… Это был целый лабиринт из деревянных и стальных полок, на которых покоились чужие судьбы.
   – Моя коллекция путешествует вместе со мной. Ведь неизвестно, когда мне захочется погрустить или порадоваться.
   – Невероятно, здесь, наверное, больше тысячи чужого горя и счастья. Вы их видели все?
   – Конечно! Наверное, поэтому я так хорошо знаю людскую природу. И, если признаться честно, мне очень жаль, что Вы окажетесь на этих полках.
   – У меня нет другого выхода. Эти знания убивают меня.
   – Выход есть, просто Вы не хотите им воспользоваться.
   – Думаю, можно приступать, – Мартин пропустил нравоучение мимо ушей.
   – Думаю, да. Как и договорились, я сделаю Вас путешественником, странником, который видел десятки городов. Который никогда не любил, но будем надеяться, полюбит.
   В конце подвала стояло кресло, то самое, которое вытягивало из людей их память – частички их души. Мартин постоял около него с минуту, глубоко вздохнул и залез.
   Владимир стал закреплять ремни на запястья, он в последний раз улыбнулся своему гостю и произнёс:
   – Я же говорил… в независимости от выигрыша, Ваша память будет моей. Мартин выдавил улыбку, понимаю всю иронию.
   – Всего доброго Вам, Мартин. Я буду с упоением смотреть ваши воспоминания.
   И после этих слов русский коллекционер подсоединил штырь к вене нашего героя.
   Дальше, как ты понимаешь, мой читатель, воспоминания Мартина кончаются.
   Но если тебе интересно, то Владимир разбудил его совершенно другим человеком. Он разбудил его Мануэлем, итальянским путешественником. Он сказал ему, что тот потерял сознание на улице и Мануэль поблагодарил его за помощь, за то, что тот приютил его.
   Владимир накормил своего гостя и уже через несколько часов из дома вышел Мунуэль Гарсия Лорас и направился по своим делам, тем, которые ещё помнил.
   А Мартин Ховманд на веки остался лежать в стеклянных пробирках, одного очень таинственного коллекционера памяти.
   Поступок Мартина противоречивый, но не лишён смысла и основания. Со мной согласятся многие, что иногда душу режет так, что мы готовы поменяться своей судьбой с кем угодно, только бы не остаться собой.


   Доброе утро

   История моего нового героя началась всего несколько лет назад, в красивом и уже знакомом многим Париже.
   Герой, молодой человек, не старше двадцати пяти лет, одетый в неумирающую классику, прогуливался с молодой девушкой по парку. Несомненно, по глазам, по нежным жестам было видно, что он был влюблен в свою спутницу. В юную, стройную, зеленоглазую.
   Как вспоминает герой, в такую просто нельзя было не влюбиться. В эту фигуру, в эти светлые волосы. Он даже не помнил, как с ней познакомился, ему казалось, что он был влюблён в неё всегда. Он всегда хотел держать за руку именно её, гулять именно с ней, целовать именно её.
   И тогда, прогуливаясь по парку, он не хотел быть нигде и ни с кем, кроме как в этом парке с этой девушкой.
   Не пойми меня неправильно, мой читатель. Я недаром начал свой рассказ с такого приторно романтического вступления. Просто с самых первых моих слов я хочу, чтобы ты понял, что эта зеленоглазая, белобрысая особа является основной шестерёнкой моей сегодняшней истории сломанного циферблата.
   Некоторое время они шли молча.
   Парк заливал солнечный свет, делая все краски насыщенно яркими. Солнце, птицы, бодрящая прохлада – маленький рай на земле.
   – Как сегодня хорошо, – произнесла девушка.
   – И не поспоришь.
   – Ну, и какие у нас сегодня планы? – её голос был мягким.
   – Я подумал, что можно весь день провести на улице. Гуляя… Я знаю один отличный ресторанчик, прогуляемся?
   – Отлично. Ты мне что-то хотел рассказать про работу?
   – Ах, ну да! Сегодня в редакции мне сказали, что меня повысят. Я скоро буду большим начальником! – молодой человек засмеялся.
   – Так это же потрясающе! Надо отпраздновать!
   – Вот поэтому мы и идём в тот ресторанчик. Там я расскажу тебе ещё одну новость, которая…
   – Так, лекарство начало действовать! – голос был далёкий… как эхо.
   Голос прозвучал из ниоткуда. Голос смешивался со звуками города и парка.
   – Жан, что-то случилось? – обеспокоенно спросила девушка.
   Жан, стоял растерянно.
   – Я вижу реакции. Он поморщился. Он слышит нас! – голос продолжал быть эхом идущим из неоткуда.
   – Жан… – девушка пыталась достучаться до молодого человека, который стоял как вкопанный.
   – Ты это слышала? – спросил он её.
   – Что именно?
   – Это… Голоса.
   – Ты меня пугаешь, – голос девушки был обеспокоенным.
   – Наверное, солнце напекло.
   – Может, нам вернуться домой?
   – Нет, нет! Такое уже было… но давно. Пойдём.
   Двое продолжали свой путь. Жан ещё несколько минут прислушивался, но слышал только гул с дороги, птиц и голоса проходящих, вежливо улыбающихся людей.
   Парк кончился, и Жан указал на дом, который был в нескольких десятках метрах от них.
   – Вон! Ресторан «Лё Вент», он чудный! Очень уютный!
   – И когда ты это только успел без меня в ресторан сходить?! – с наигранным упрёком поинтересовалась девушка.
   – Нет, я не ходил. Из окна он показался мне очень уютным.
   – Ладно. – девушка улыбнулась, – выкрутился.
   Они пересекли улицу и подошли к дверям.
   Внутри действительно было уютно. Тихо. Немного народу. Много дерева и мягкого расслабляющего света.
   Официант проводил их за столик.
   Жан волновался. С каждой секундой всё больше. Потными подушечками пальцев он сжал в кармане пиджака маленькую коробочку.
   – Что будете заказывать? – спросил их официант.
   – Меню такое аппетитное. Жан, ты был прав, здесь чудесно.
   – Я же говорил., – немного взволнованно произнёс он, – Нам нужна бутылочка шампанского. И, думаю, пять минут на размышления.
   – Я вас понял, – официант удалился.
   – Жан, шампанское, это конечно хорошо, но сейчас, ведь день, – До вечера я просто бы умер от нетерпения.
   – Ты так хочешь отпраздновать повышение? Я думала, ты позовёшь друзей?
   – Нет, не в этом дело… – у него вырвался истерический смешок.
   – Ну…
   – Диана… Фууух. Мы уже ведь давно вместе.
   – Ну, прилично.
   – И я очень тебя люблю… Ты же знаешь.
   – И я тебя, милый.
   – Просто раньше мне не хватало средств, чтобы мы перешли на новый шаг, но теперь…
   – Так первый препарат введён. Вижу реакцию… – был снова слышан голос. Таким же эхом. Но ближе.
   – Жан… Жааан, – девушка пыталась окликнуть молодого человека, который отвлёкся.
   – Ааа… так вот, раньше мне не хватало средств для того, чтобы…
   – Делайте вторую инъекцию.
   – Так вот… – Жан повысил голос, чтобы заглушить неизвестный голос.
   – Ты чего кричишь, милый?
   – Я всю жизнь мечтал только об одном, чтобы прожить жизнь с тобой. Диана, ты.
   – Завершайте!
   – Доктор, думаете, получится? – голос был женский и также эхом.
   – Будем надеяться.
   Жан старался не слушать, не подавать виду, что он слышит голоса, что они заглушают собой все другие звуки, он вышел из-за стола и попытался встать на одно колено, но именно в этот момент пол стал вязким, рисунок плитки поплыл. Стены стали терять краски, а все звуки превратились в писк.
   А потом всё превратилось в вакуум.
   Потом полную черноту.
   По рукам побежал холод.
   Было темно, и только через минуту Жан стал понимать, что он лежит с закрытыми глазами. В нос ударили запахи, горькие, с примесью сырости.
   Холод. Было холодно.
   Жан открыл глаза и ему сразу же в глаза ударил холодный свет, превратив весь мир в белое пятно.
   – Немедленно выключите прожектор, – голос, который раньше рассеивался в пространстве, стал четким.
   – Доктор. Он проснулся! Проснулся!!! – был слышен женский голос.
   – Да. Мы молодцы.
   Жан не понимал, что происходило. Всего секунду назад он был в уютном ресторане, со своей девушкой. А теперь здесь… где здесь? В окружение врачей, которые прятали свои лица за масками, в комнате, набитой непонятным и диковатым медицинским оборудованием. Яркий свет, белоснежно белый кафель, неприятный горький запах.
   Герой бегал глазами, крутил головой и глубоко дышал. Он вжался в кровать, словно снова хотел провалиться в вакуумную пустоту и выплыть обратно в уютный ресторан, туда, где хотел сделать предложение своей девушке.
   – Доктор, что с ним? – спросила девушка в белом халате.
   – У пациента шок, Вы разве не видите, – ответил врач, который стоял ближе всех и, по-видимому, был главным в этой комнате, – Думаю, ему понадобится еще несколько часов, а может и дней, чтобы прийти в себя. Главное, что наша методика по борьбе с Дианой работает.
   – Где я?! Как я сюда попал? А?! – Жан кричал.
   – Не кричите. Вы в больнице, в процедурном кабинете… Вы…
   – Как я сюда попал?! Что вам нужно?!
   – Вы в безопасности. И, от всего нашего коллектива, мы хотели бы Вас поздравить. Вы пятнадцатый человек из двадцати испытуемых, который проснулся.
   – Что Вы несете?!
   – Кажется, он не рад, – подметила девушка.
   – Это вполне естественно, сестра. Сон, которым он жил, был настолько реален, что сейчас ему тяжело перестроиться… и думаю, он просто не верит в происходящее. Он один из самых «глубоких» пациентов.
   – Да что Вы там несёте! – из его рта летели слюни.
   Жан попытался встать с кушетки, но ноги не удержали его и он повалился на пол. Слабость, вязкая и тяжёлая, обволакивала всё его тело. Никогда раньше он не чувствовал себя таким слабым.
   – Милый, куда же Вы, – обеспокоенно спросил доктор, – Ваше тело ещё слишком слабое, а многие мышечные ткани атрофированы после долгого бездействия.
   – Что происходит? – Жан был растерян и напуган.
   – Не переживайте. У Вас будет два дня на реабилитацию, после чего мы продолжим с Вами разговор.
   Голова Жана кололась на сотни мелких кусочков боли. Глаза закатывались. Комната плыла, лица, люди, стены, оборудование – всё расплывалось.
   Рвотный кашель.
   – Пациент может потерять сознание. Немедленно ведите ему «А– согнорий», – мы же не хотим, чтобы вся работа пошла насмарку.
   Двое санитаров, которых Жан не сразу заметил, одним рывком подняли несчастного с пола и водрузили на кушетку.
   Подошла медсестра. Из-за маски лица не было видно, но глаза были карие – карие, напуганные и красивые. Она обнажила иглу шприца и взяла Жана за запястье.
   Жан попытался вырваться.
   – Так… держите его, – попросила медсестра, – Препарат нужно вводить медленно.
   – Вот так! Всё, голубчик, не дёргайся, – басом произнёс санитар.
   – Что Вы мне вводите?! Уберите иглу!
   – Это «А-согнорий» – препарат, который блокирует некоторые каналы мозга, из-за чего Вы не будете видеть сны, – ответил ему Доктор, – Мы же не хотим Вас снова потерять. Сейчас он вводится Вам принудительно, в дальнейшем, мы надеемся, Вы будете принимать его добровольно.
   – Кто вы?! Где я?! Зачем всё это?! – Жан пытался вырываться, но сильные руки санитаров не оставляли ему шансов, – Прошу, отпустите меня!
   – Это… это реальность, – спокойным тоном отвечал ему доктор, – Это моя клиника, и здесь мы пытаемся «овощ» превратить обратно в человека.
   Препарат вводили с минуту, Жан ощущал, как тепло бежит по вене.
   – Через несколько минут пациент потеряет сознание. Переведите его в палату номер двадцать один… Ну и, конечно, обездвижите его!
   – Куда Вы уходите!? Вернись, мерзавец!
   – У меня есть другие пациенты. С вами мы поговорим через несколько дней.
   – Объясните мне!
   – Потерпите Жан. Потерпите.
   Доктор оказался прав, уже через пару минут комната снова стала расплываться в глазах. И уже в скором времени Жан потерял сознание.
   Когда Жан проснулся, за окном было светло. Был день, мрачный, пасмурный, серый день. Вся палата, в которой он лежал, была одной большой палитрой серого цвета. Светло-серый стол, две тёмно-серые кровати. Мутно-серые стены и так далее.
   Мир словно лишился красок.
   – Дааа… давно я не видел пасмурных дней, – произнёс Жан, когда проснулся.
   Кто-то в палате засмеялся.
   – И не говори… там то… тааам… там всегда солнечно. А если дождь, то только тогда, когда ты хочешь…
   Жан приподнял голову. В палате был ещё один человек. Облысевший, немного нервный, одетый в больничную пижаму мужчина.
   – Ты кто?!
   – Меня зовут Оливер. Как и ты! Я… я пациент. Но я иду на поправку… честно… скоро я смогу выписаться отсюда. – его речь была прерывистой, нервной – А ты, ты, наверное, мечтаешь вернуться обратно.
   – Куда обратно?! Я хочу, чтобы меня выпустили отсюда.
   Жан попытался встать, но руки, ноги и грудная клетка были перетянуты ремнями из толстой бычьей кожи. Единственное, что он мог, это немного приподнять голову.
   – Он нет! Лежи… ты ещё из тех… непонимающих…, поэтому ты нуждаешься в фиксации.
   – Чего я не понимаю!? – Жан повысил голос, – Я понимаю, что меня незаконно похитили и привезли в какую-то больницу! Но этого я так не оставлю. Диана, она юрист. Она весь город на уши поставит.
   – Диана. – Оливер рассмеялся, – вот про это я и говорю… ты не понимаешь! Но я не имею право тебе ничего рассказывать. Ведь я могу дать неправильную информацию. Доктор Этьен… он гений, он тебе поможет!.
   – ЭЙ! Выпустите меня! ЭЙ!!! – Жан кричал.
   – Тише! – сосед по палате забил указательным пальцем себе по губам, – Или тебе введут препарат и погрузят в вакуумный сон!
   – Какой сон?! ЭЙ!
   – Вакуумный. Здесь так называют сон без сновидений. Сны… ведь никто не хочет снова утонуть там… в том мире.
   – ЭЙ!!! Я прошу – выпустите меня! – Жан продолжал кричать.
   В комнату влетел крупного телосложения мужчина. Это был один из санитаров, на нём была белая, немного мешковатая роба. Взгляд был недовольный.
   – Что здесь за крик!? – недовольно спросил он.
   – Вот видишь, я же говорил!
   – ТЫ! Немедленно освободи меня! Если мой друг или моя девушка вас найдут, то они тут камня на камне не оставят!.
   – Так… У тебя ещё один день реабилитации. – ровным, строгим голосом ответил санитар, – Хочешь инъекцию? Думаю, не стоит. Веди себя тихо!
   – Да иди ты! Когда я выберусь, я устрою такое! ЭЙЭЙЭЙ!!! Вы, на улице, услышьте меня!
   – Значит, хочешь инъекцию.
   Санитар медленно подошёл к привязанному пациенту, попутно доставая шприц из нагрудного кармана рубашки.
   – Убери эту дрянь от меня! – Жан пытался извиваться.
   – Я же говорил! Ну, зачем! – Оливер нервно закусил руку.
   – ЭЙ! Спасите! Спасите!
   – Да тихо ты! – Санитар грубо схватил нашего героя за предплечье и, не прицеливаясь, ввел шприц под кожу. Всего за несколько секунд комната превратилась в мутное пятно.
   – Я же говорил… – голос соседа по палате растворялся.
   Два дня, как их здесь называли – дни реабилитации, показались Жану вечностью.
   На третий день, в палату вошёл уже знакомый санитар и стал методично отстёгивать ремни.
   – Я поведу тебя к доктору Этьену. Так что без глупостей, у меня хватит силы и злости, чтобы скрутить тебя и снова приковать к кровати. Договорились?
   Жан молча кивнул.
   Целых два дня наш герой не видел ничего, кроме белого потолка палаты, своего соседа и пустых снов.
   Его вели по коридорам, узким и широким, мимо палат, операционных и процедурных кабинетов. По лестницам. Вели по клинике, которая пропахла лекарствами и крахмалом.
   Почти все больные прятались в палатах, только некоторые выходили в коридор. Других пациентов, замученных, с потушенными или безумными глазами, санитары вели из кабинетов врачей. Картина была удручающей.
   – НЕТ! Я не вру, они были здесь! Я должен вести войско вперёд! – кричал кто-то из палаты.
   – Я не хочу пить лекарства… нет, нет, нет! – слышно было из процедурного кабинета.
   – Смотри, какой красивый, – сказала пожилая дама, которая стояла около подоконника, – Заходи сегодня к нам, мы живём здесь недалеко… Заходи обязательно.
   – Мадам Мари, вернитесь, пожалуйста, к себе в палату, – произнёс Санитар, который дежурил на этаже.
   Жану и провожающему санитару пришлось пройти несколько этажей, прежде чем они оказались около нужного кабинета.
   Внутри было достаточно просторно. Много полок и книг. Светильник, шкаф. Стол, и за столом тот самый таинственный врач, из-за которого Жан и оказался здесь.
   – Что ж, ну вот мы, наконец, встретились. Мне сказали, что Вы очень нетерпеливый пациент.
   – Я не пациент! – огрызнулся Жан.
   – Как вВам угодно, – ответил доктор Этьен, – Думаю, ты можешь ослабить хватку, Себастьян… Присаживайтесь, Жан.
   Жан сел в удобное кресло и стал более тщательно осматривать кабинет. Санитар остался позади, не спуская взгляда со своего подопечного, он стоял не шевелясь.
   – Вы знаете, где Вы находитесь? – начал беседу доктор.
   – Ну, делая выводы из того, что я увидел, осмелюсь предположить, что я в психушке.
   – Вы в клинике для душевнобольных, – поправил его Этьен.
   – Я что, псих? Вы сказали, что Вы объясните, почему я здесь.
   – Вы не псих. Вы лежите совершенно в другом крыле. В крыле, где изучают новый недуг человечества. Изучают «Диану».
   – «Диану»?… это имя моей девушки.
   – Ну да, конечно… Так вот. «Диана» – это болезнь… названа она так, потому, что пациент чаще всего шепчет её имя во сне. Причина не ясна.
   – Какое кому дело до того, что шепчут люди во снах.
   – Совершенно никакого, если эти люди спят не более двенадцати часов в день.
   – И?
   – Данные же индивиды проспали или же ещё спят по несколько лет… в нашем же, сегодняшнем случае… семь лет и сорок пять дней.
   – Сегодняшнем?! То есть…
   – Вы, Жан Бертран, после сильного удара по психическому состоянию, стали пропадать во сне. Сначала это было недолго. Всего несколько лишних часов в день, потом же всё больше и больше, пока полностью не провалились в сон.
   – Что за бред?!? Я всегда спал не больше обычного. Всегда.
   В обнимку со своей девушкой Дианой?
   – Да… Если бы я пропадал в другой реальности, то думаю, я бы это запомнил. Если бы у меня была психологическая травма, то я бы запомнил.
   – Болезнь «Диана» достаточно хитрая… она затрагивает мозг, а мозг умеет думать, значит и болезнь тоже. Создавая для Вас благоприятный мир иллюзий, она сглаживала реалии, всё больше и больше стирая негативное.
   – Что Вы несёте! – всё сказанное казалось нашему герою бредом.
   – Дайте, угадаю… до того, пока Вы не очнулись в моей клинике…. Вы жили со своей девушкой Дианой в небольшом домике. У Вас интересная работа и Вы уже несколько раз получали повышения по службе. И, возможно, Вы женаты на Диане, ну или собирались делать ей предложение.
   – Откуда Вы всё это знаете?!
   Жан был обескуражен. Удивлён. Врач бил в цель, не промахиваясь. Но как? Может, он следил за ним… Это самое логичное, нельзя же верить в весь его бред. Но зачем?
   – Оттуда, что я знаю историю вашей психологической травмы и по ней без труда могу составить психологическую схему вашего сна – ваших сновидческих реалий.
   – Сновидческих что?! Что за бред Вы здесь мне несёте?!»
   – Это не бред, мой друг, – раздался голос за спиной.
   Жан сразу узнал этот голос. Голос друга, товарища ещё со школьной скамьи. Он повернул голову, это правда был он – Франсуа.
   – Франсуа! Это ты! Объясни мне, что здесь происходит?
   Жан встал из кресла, но санитар одним движением посадил того обратно.
   – Потише, Себастьян, – попросил доктор Этьен.
   – Ты пришёл вытащить меня?! Да? Как там Диана, наверное, все нервы себе вытрепала.
   Франсуа крепко обнял своего друга.
   – Как я давно не слышал твоего голоса, – произнёс его друг.
   – Перестань. Лучше вытащи меня отсюда. Я сделал Диане предложение… думаю, она тебя говорила, а эти… эти…»
   – Он узнал своего друга. Я так и знал…. – прокомментировал встречу доктор Этьен, – значит, Диана оставила мостики комфорта, связывая тот и этот мир, чтобы подопечный не мог отличить реалии от сна. Умна, чертовка».
   – Вот слышишь?! Слышишь! И так уже несколько дней… он ненормальный… Как ты меня нашёл, а?
   – Доктор Этьен сообщил мне, что ты проснулся.
   – И ты туда же…
   – Друг мой, послушай,… я знаю, что тебе тяжело в это поверить, но меня вызвали, чтобы я рассказал тебе всю правду.
   Франсуа сел рядом на стул и посмотрел на своего друга. Франсуа волновался, он не знал, как воспримет новость его старый приятель, ведь то, что он должен был рассказать – как волна горькой отвратительной правды, могла снести его голову. Промыть мозги и, может, всё-таки открыть глаза.
   – Ты помнишь Натали? – начал он.
   – Нет.
   – Ты ведь веришь мне? Мне сказали, что половину всего ты забыл… того, что причинило тебе боль… Натали как раз та, кто причинила тебе боль. Вы были влюблены друг в друга… долго. У вас были совместные планы, идеи, решения. Я не мог нарадоваться на вас, вы были прекрасной парой. Ты думал делать ей предложение. Но твоя скучная рутинная работа не позволяла этого:… повышения не было, денег тоже,… да и на работе стресс. И вот прошло несколько лет и Натали… Натали встретила другого. Ты не верил, ты много пил, я не видел тебя месяцами…. Я очень за тебя переживал, как и твоя мама.
   – Я не помню никакую Натали. Моя девушка Диана, и ты с ней знаком.
   – Я не знаю никакую Диану. Точнее, знаю, ты говорил мне про неё, но я никогда её не видел. Ты пришёл как-то ко мне и сказал, что влюбился в девушку. Я спросил, где она, когда ты мне её покажешь,… а ты сказал, что она во сне. Сначала мне показалось это просто странностью, шуткой… но потом я понял, что это помешательство… Ты стал спать по четырнадцать, по восемнадцать часов в сутки. Тогда я и обратился к доктору Этьену, но когда он приехал, было поздно,… ты спал… Последнее, что я слышал, когда тебя забирали в эту клинику,… ты сказал «Диана, как чудесно… думаю, завтра стоит повторить».
   Жан дослушал историю, он молчал. Всё, что ему сказали, не укладывалось в голове. Столько информации, которой он не понимал или не помнил.
   – Я не верю, – сухим голосом выдавил из себя Жан.
   – Жан… вспомните, как Вы познакомились с Дианой – спокойным, заботливым голосом спросил доктор, – Ну, или вспомните, когда последний раз Вам грубили на улице. А пасмурная погода когда последний раз была?».
   – Я… Я не помню.
   – Вы не помните, потому что сон не имеет начала. А пасмурной погоды нет, потому что сон «Диана», это как защитный механизм вашего мозга… ваша зона комфорта,… поэтому там все улыбчивые и всегда светит солнце.
   Доктор говорил и говорил, и всё это казалось таким логичным, таким правильным. Доктор говорил, и Жан не понимал, как он мог быть так слеп.
   – Мы… я и ваш друг, мы хотим, чтобы Вы перешли на добровольное лечение. Вам нужно будет принимать «А-согнорий» в капсульном виде. Два раза в день. Также капельницы для промывки морщинистых складок мозга. Вы согласны?
   Жан сидел, молча переваривая всю информацию в своей голове. Снова начинало колоть виски. У мозга было самое настоящее несварение от настолько обильных и режущих фактов.
   – Жан? Вы меня слышите?
   – Да… – Жан проглотил слюну, – я согласен. Франсуа…
   – Что?
   – Пожалуйста, навещай меня каждый день… Ты… ты единственный, кого я помню.
   – Конечно! Конечно, я буду навещать тебя каждый день.
   – Ну, думаю, с этой позитивной ноты мы и начнём наше лечение, – доктор Этьен улыбнулся и жестом попросил санитара проводить пациента.
   Себастьян взял нашего героя под руку и вывел в коридор.
   В тот день его ждала последняя инъекция А-согнория, после чего Жан должен был перейти на добровольное лечение.
   Так и было.
   Со следующего дня, недавно проснувшийся пациент стал самостоятельно принимать лекарства. Днём он читала газеты, жадно. Газеты за прошлый год, за позапрошлый. Все новости, которые он пропустил. Многое его удивляло, многого он не понимал.
   Сколько же он пропустил.
   Но его смущало одно, если тот мир такой реальный, то почему и этот мир не может быть обманом. Ведь и здесь он не помнил, когда познакомился с Франсуа. Он не помнил начало своей истории, как попал в больницу… он помнил только то, что ему внушил доктор Этьен. Но ведь именно он и говорил, что болезнь умна… и она сама может внушать тебе новый реалии.
   На седьмой день лечения Жан положил таблетку под язык, но не проглотил её. Через некоторое время он выплюнул её в раковину. На следующее утро он сделал так же.
   И вот уже к середине дня Жан почувствовал вязкую и тягучую дремоту. Она крала кислород у него из под носа, заставляя зевать, наливала в руки и ноги свинец. Наш герой подошёл к кровати и лёг.
   Моргая всё медленней, он проваливался в сон.
   Всё медленней и медленней.
   А потом…
   Яркий свет резал веки, было слышно, как где-то вдали поют птицы. Жан открыл глаза, он снова лежал в палате, но теперь она была залита светом и цвета были более яркими.
   – Проснулся!
   К нему подбежала Диана, та самая, с которой он уже думал, что распрощался, та самая, которой он хотел сделать предложение в ресторане. Он обняла его и расцеловала.
   – Проснулся! Проснулся! Позовите доктора! Как же ты меня напугал!
   Диана села на кровать и влюблёнными глаза посмотрела на Жана. Её зрачки были переполнены радостью и восторгом.
   – Где я? – спросил Жан.
   – Ты в больнице. Ты упал в обморок в ресторане. Ты, наверное, переволновался. Ты спал несколько дней. Я так переживала. Слава Богу, у нас есть знакомый доктор, он и занялся твоим лечением.
   В это момент в палату вошёл врач. Доктор, тот самый, который утверждал, что он вытащил его из сна, тот, который заведовал клиникой душевнобольных.
   – Оооо, ну наконец-то мы проснулись, – радушно произнёс доктор Этьен, – Я же говорил, что мой препарат поможет.
   – Я Вас знаю, – удивлённо произнёс Жан.
   – Конечно знаешь. Это доктор Этьен, – ответила Диана, – Он у нас как-то ужинал со своей женой. Он ещё тогда заинтересовался твоей мигренью.
   – Этьен… Да, наверное. Я плохо помню.
   – Это не беда, думаю, пару дней реабилитации и Вы поправитесь. Завтра Вы придёте в мой кабинет и мы всё обсудим. Санитар введёт Вам специальный препарат. До завтра, Жан, отдыхайте.
   Пришёл санитар и сделал инъекцию в вену. Диана продолжала радоваться, а Жан не мог поверить, что он снова вернулся домой, в прежний мир, где всё так привычно и знакомо.
 //-- * * * --// 
   Жан приходил в себя. Целый день он ни с кем не разговаривал. Тот мир был таким реальным – если это был сон, то он был таким реальным. Таким реальным кошмаром.
   Диана беспокоилась, ей не нравилось состояние Жана. Он был молчалив, угрюм. Все, что он делал, это спал, ел и принимал лекарства.
   На следующий день медсестра проводила его врачу – к доктору Этьену, которого Жан помнил из своего сна. Но где он впервые увидел его, тут или там? Где правда?… Жан запутывался.
   Длинные коридоры больницы были залиты солнечным светом. Вымытые окна и стерильные палаты. Больница была идеально чистая.
   В кабинете его уже ждал доктор. Он вышел из-за стола и поздоровался со своим пациентом.
   – Ну, голубчик и перепугали же Вы свою супругу, я хочу Вам сказать, – его голос был радушным.
   – Что со мной произошло?
   – Вы провалились в сон – летаргию, если быть точным, и спали почти неделю.
   – Доктор, Вы не поверите, мне снилось, что я лежу в больнице… в лечебнице.
   – Так, так и…
   – И… – Жан сбился с мысли, – доктор, а что эта за картина, девушка на ней мне очень знакома.
   Доктор изменился в лице. Повернулся. На стене и правда была картина. Была нарисована девушка – рыжая, с курносым носом, волевым взглядом – её рот был открыт, как будто она что-то скандировала, а ниже была надпись: «Насыщайся горькой правдой – а не обжирайся сладкой ложью.» – Ах, эта! Эта картина девушки… эм… революционерки, кажется. Волевое у неё лицо, не правда ли?!
   – Да. И такое знакомое, – лицо рыжей девушки щекотало память нашего героя, дразнило её.
   – Может, Вы её видели в учебнике?
   – Может.
   Лицо с картины впивалось в Жана, резала ему память – словно шептало «вспоминай… вспоминай… вспоминай…».
   – Так что Вы хотели мне рассказать.
   – Сон… – Жан вернулся к потерянной мысли, – он был таким реальным. Там были Вы… и мой друг, Франсуа.
   – Это вполне логично, во сне мы всегда видим, то, что видим в реальной жизни.
   – Я боюсь этого сна. Меня держали взаперти, пичкали лекарствами.
   – Это был кошмар. Он может быть связан с тем, что Вы водрузили на себя большую ответственность,… когда Вы делали предложение своей девушке, Вы просто-напросто переволновались. Думаю, Вам стоит полежать в моей лечебнице несколько дней, обследоваться. Если Вы, конечно, не будете против.
   – Если это поможет, то я согласен.
   – Это поможет, – заверил его Этьен, – Вы должны будете пропить курс лекарств и сдать некоторые анализы.
   – Хорошо.
   – Медсестра проводит Вас в вашу палату.
   Жан и медсестра снова вышли в коридор. Девушка проводила нашего героя до палаты.
   – Прошу сюда.
   Палата была большой, одноместной и ярко освещённой. Стол, холодильник, кровать и… снова она. Картина большая – та же рыжая девушка, и такая же надпись «Насыщайся горькой правдой – а не обжирайся сладкой ложью».
   – Ещё одна картина.
   – Ох… наверное, повесили по ошибке… – ответила медсестра, – я попрошу перевесить её.
   – Нет, не надо… мне нравиться эта девушка, – Жан невольно улыбнулся, – пускай висит.
   – Что ж, хорошо. Располагайтесь поудобней, может что-то нуж…
   Девушку перебил мальчик, который вбежал в палату.
   – Папа! Папа! Не верь им… они плохие…
   – Эрик, что ты здесь делаешь?! – возмутилась медсестра, – Немедленно вернись в палату.
   Это был рыжий мальчик лет пяти. Курносый, с брызгами веснушек. Суетливый, с обеспокоенными глазами. Он подбежал к Жану и схватил его за рукав.
   – Папа! Уходи!
   – Что случилось, мальчик! – Жан был удивлён, обескуражен.
   – Ты не узнаешь меня, папа?! – мальчик тянул за рукав и умоляюще смотрел в глаза нашему герою.
   – Не слушайте его! Он лежит здесь, в детском отделении, – медсестра пыталась оттащить мальчика, – Мальчик потерял отца. И рассудок, теперь каждый, кто хоть отдалённо похож на его папу, автоматически им становится.
   – Папа!
   Медсестра потянула мальчика за руку и вывела из палаты.
   А Жан так и остался стоять, в смятении и непонимании. Этот мальчик,… где он мог его видеть. Неужели этот обморок оказал на его мозг такое сильное влияние. Он стал забывать? Или же помнить то, что не знает.
   Жан лёг на кровать и провалился в сон.
   Он не видел сновидений. Просыпаясь с утра от яркого солнца, он вставал и шёл на процедуры. Капельница, уколы.
   Вечером на его тумбочке лежали лекарства и записка. «Не забудьте выпить лекарства перед сном». Жан выпивал таблетки и ложился в постель.
   Каждый день его навещала Диана.
   – Дорогой мой, – говорила она, – Доктор говорит, что ты идёшь на поправку. Те таблетки, что ты пьёшь, они помогают тебе?
   – Да. Кошмаров больше не было. Тут так скучно, только ты спасаешь меня…
   – Скоро тебя выпишут, и мы поедем отдыхать, – Диана улыбалась.
   – Давай поедем туда, где мы познакомились, м?
   – Хорошая мысль!
   – А где мы познакомились?
   – А ты разве не помнишь? – девушка растерялась.
   – Нет. Такое ощущение, что я никогда и не помнил.
   – Милый, что же с тобой такое происходит?! – выражение лица Дианы стало заботливым.
   – Расскажи мне, как мы познакомились?
   – Ох… я плохо помню это день, но я сидела в…
   В палату вошёл главврач. Как всегда, улыбчивый и приветливый.
   – Приёмное время закончилось – проговорил он, – Прошу прощение Жан, но мы не можем позволить, что бы Ваш мозг перенапрягался.
   – Уже восемь часов, ну и заболталась я тут с тобой. Я навещу тебя завтра, милый.
   Она наградила Жана лёгким и нежным поцелуем в губы. Обняла его и встала.
   – Я хочу, чтобы ты быстрее поправился, – произнесла она еле слышно.
   – Думаю, Вам стоит пройти в процедурный кабинет, Жан. А вечером Вас, как всегда, будут ждать лекарства.
   Доктор и Диана вышли из палаты, а Жан поднялся с кровати и направился по коридорам в кабинет номер тридцать два. Был уже вечер, половина персонала ушла домой, большая часть коридоров была окутана сумраком. Больница засыпала.
   После утомительной капельницы Жан вернулся в палату – было темно. Но даже в темноте, в полусумраке луны, он увидел лекарства на тумбочке. И, как всегда, записка.
   Он взял пилюли в руки, открыл рот…
   Послышался детский смех.
   Тот мальчик, тот рыжий, который подумал, что Жан его отец, пробежал мимо него и одним слабым ударом выбил таблетки из рук нашего героя. Синяя пилюля слилась с тёмным полом, а красная закатилась за тумбу.
   Мальчик выбежал в коридор.
   – Эрик, стой! – Жан выбежал за ним, – Стой! Почему ты не в своей палате?
   Рыжий мальчик стоял в нескольких метрах от него. Он улыбался, потирая руки.
   – Не пей эту гадость, папа, – произнёс он.
   – Я не твой папа, Эрик.
   – Ты просто не помнишь. Ты и маму не помнишь.
   – Почему не надо пить эти лекарства?.
   – А ты не пей и узнаешь. Здесь все лгут, папочка.
   – Эрик, тебе надо вернуться в палату. Давай я тебя провожу.
   Жан сделал несколько шагов в сторону мальчика, но тот отбежал дальше.
   – Тут нет моей палаты, папочка.
   – Хватит меня так называть.
   – Не вини себя. Мы тебя давно простили. Не вини себя…
   – Что ты такое говоришь?! – мальчик путал мысли Жана.
   – Эрик! Где ты?! – послышался голос дежурной медсестры.
   В параллельном коридоре мелькнул луч фонаря.
   – Мне надо бежать. Я тебя люблю, папа.
   Мальчик убежал в темноту, а Жан поспешил вернуться в палату. Ему было не по себе. Он поискал лекарства, но не нашёл их.
   – Чёрт!
   – Доктор я вижу реакцию. Он поморщился», – послышался голос, напоминающий эхо.
   Снова голоса… снова далёкие. Это был голос медсестры, той, которая вводила ему инъекцию в кошмаре.
   – Отлично, – послышался голос Этьена, – Диана ослабила свою защиту. Вводите препарат!
   – Нет! НЕТ!!! Опять! – Жан упал на пол и судорожно стал искать лекарства. Две таблетки, которые могли избавить его от этих голосов, – Нет. Нет нет нет нет! Нет!!!»
   В палате пропали окна. Пропала дверь. Палата стала похожа на замурованный, монолитный куб. Вот уже нет кровати и шкафа. Жан шарил руками по полу, пока пол не стал вязким, как прошлый раз. Его руки провалились, его стало полностью засасывать.
   В нос снова ударил больничный запах. Жан почувствовал, что лежит на холодной, твёрдой кушетке.
   Он открыл глаза.
   – Ну, нет!!! – закричал он – НЕТ ЖЕ!!!»
   Это снова была больничная палата, он снова был привязан ремнями. И снова, та же медсестра и обеспокоенный доктор Этьен.
   – Жан! Вы, идиот! Зачем Вы отказались от лекарств!
   – Нет! Нет! Это сон. Это кошмар. – как молитву тараторил себе под нос Жан, – Мне говорили, что это кошмар!
   – Кто Вам это говорил?!
   – Вы! – изо рта нашего героя летели слюни.
   – Ах, я, ну как я сам не догадался, – Этьен улыбнулся, – Мы всегда во сне видим то, что уже видели в реальности.
   – Вы и это говорили!
   – Поймите, ЖАН! То, это сон. Сон манит Вас, потому что там комфортней.
   – Нееет! Я скоро проснусь. Я не разговариваю с вами, нет! Вы не реальны. Тут вы держите меня взаперти, вы боитесь, что я сбегу от вас… это ведь кошмар!
   – Знаете, почему вас не держали взаперти там?… Потому что, Диана знает ваш мозг досконально! Она может создать ситуации, поставить предложение так, что вы просто сами согласитесь остаться.
   Жан, пытался вырваться из ремней. Но те были слишком тугими.
   – Что вы делаете?!
   – Это моё воображение. Я могу его контролировать! Я уничтожу вас сам!
   – Жан, это реальность! А знаете, почему Вам пришла мысль контролировать своё сознание именно здесь и сейчас, а не там, в той реальности?
   – Почему?
   – Потому, что во сне всё всегда логично. Даже если всё абсурдно, Вы воспримите это в порядке вещей. Там! Вам нужно научиться контролировать реальность! ТАМ! – Этьен демонстративно ткнул Жана в лоб.
   – Чёрт!!! Если бы не этот рыжий сорванец. – Жан выл от отчаянья, – Всё было бы хорошо, я закончил бы курс.
   – Что? Рыжий сорванец? – брови Этьена приподнялись в удивление.
   – Да.
   – Любопытно… Наверное, это был Эрик.
   – Что?! Вы знаете, кто это?!
   Доктор Этьен проигнорировал вопрос Жана.
   – Медсестра, введите ему А-согнорий. Пускай отдохнет. Мы продолжим завтра.
   – Нет! Я хочу обратно!
   Его снова держали санитары, он врывался, извивался. Но через минуту по его вене бежал теплый А-согнорий, медленно и плавно погружая его в вакуумный сон.
 //-- * * * --// 
   Жан проснулся в палате. За окном был солнечный свет, и вся палата была в ярких красках.
   Наш герой обрадовался – проснулся, он снова проснулся. Попытался встать, но не смог – ремни из кожи стесняли движения.
   – Солнечно. В нашем мире тоже так бывает, не только во сне.
   Доктор сидел у окна, в руках у него была папка.
   Жан осмотрел палату. Те же стены, две кровати, только в этот раз он был здесь один.
   – Теперь у вас нет соседа, – произнёс Этьен, предвидя вопрос.
   – Почему?
   – Он зарезал себя, когда увидел, что вы снова заснули,… он услышал, как Вы говорите про Диану, и не выдержал… Зависть, жажда… желания. Много всего.
   – Вы не вызовете у меня чувство жалости.
   – Жан, поймите,… я пытаюсь Вам помочь.
   – Нет! Там меня любят! Там Вы приветливы и там Вы меня не связываете ремнями.
   – А ещё, там Вы не помните, как Вы познакомились со своей возлюбленной, как и она.
   – Она помнит! Она хотела мне рассказать, но…
   – Дайте угадаю, наверное, вошёл врач и перебил ее,… и она не успела рассказать…м?
   Жан молчал.
   – Знаете, откуда я это знаю?
   – Да. Потому, что Вы в моей голове.
   – Нет. Я это знаю, потому что я уже давно изучаю «Диану». Она умна. Каждый раз, когда её реальности грозит ошибка, включается защитная реакция.
   – Если это реальность, то развяжите меня. Отпустите. Мне ведь некуда бежать.
   – Только если в мир снов. Один раз я уже Вам поверил. И я потерял не только Вас, но и ещё одного пациента. Теперь Вы мне поможете осуществить один эксперимент. Именно Вы избавите мир от Дианы. Возможно….
   – Мне давали лекарства! Зачем во сне лекарства!?
   – Болезнь должна сохранять признаки реальности. Это плацебо! Самовнушение. Вы пьёте пустышки, думая, что Вы пьёте лекарство против кошмаров! Вам внушают, что Вы лечитесь и Ваш мозг верит! «Диана» хитра!
   – Нет никакой болезни «Дианы», есть только моя девушка и та реальность, где я…
   – Где Вы что?!?!?! – Этьен начинал нервничать, – А? Где Вы не чувствуете запахов. Какого вкуса там еда, а? Или может, там часто идёт дождь?! А Вы чувствовали, как Вам делают укол?! Может, Вы помните, как Вы устроились на свою работу?!
   На все эти вопросы Жан затруднялся ответить. Работа, он работал журналистом, а давно ли он там работал. Как он познакомился с Дианой. В больнице подавали курицу… и она была…. Он не помнил.
   – Жан, поймите… в скором будущем, я отпущу Вас в тот мир… честно, но сначала, я докажу вам, что этот мир реален.
   – Если… если это реальность, то зачем Вы хотите отпустить меня туда?
   – Эксперимент. Я всё Вам расскажу.
   Жан откинулся на подушку. Он услышал, как врач открыл папку и стал что-то искать.
   – Помните, мы рассказали Вам историю того, как Вы стали погружаться в сон? Причину того, что Вас подвигло.
   – Да. Но я не помню ту девушку… Натали.
   – Конечно, Вы не помните… – голос Этьена снова стал спокойным.
   Доктор встал и подошёл к Жану. В его руках был снимок, он медленно повернул его лицевой стороной к связанному. И тот не поверил своим глазам. На снимке была она… та самая рыжая девушка. Та, с картины. Тут её взгляд не был волевым, она была в другом образе – была милой, улыбалась фотографу.
   – Кто это?! Я помню, её профиль развешан там… в той больнице. Вы сказали мне, что это французская революционерка.
   – Даже так. – доктор ухмыльнулся, – Это Натали. Это ваша жена, Жан.
   – Но, Вы же сказали, что я только хотел сделать ей предложение. Что она сбежала от Вас.
   – Эту легенду… – Этьен говорил медленно подбирая слова, – было решено рассказать Вам, дабы избежать, риска того, что Вы добровольно захотите вернуться в сон. Но теперь я не вижу смысла в этой легенде. И остаётся только рассказать вам правду.
   – Правду. И где сейчас моя жена?
   – Случилась… трагедия.
   Доктор достал другой снимок.
   – Вы говорили, что видели там рыжего мальчика. Этого?
   На фотографии был Эрик, тот самый сорванец, который выбил таблетки из рук нашего героя.
   – Да! Это он!
   – Это Ваш сын. Образы вашей семьи… Ваш мозг создаёт эти образы, чтобы защитить Вас.
   – Он… Он говорил мне, чтобы я себя не винил.
   – Именно из-за чувства вины Вы попали сюда. Вы старались убежать не от разбитой любви… Вы пытались убежать от самого себя.
   – Я не понимаю. Я не помню, что произошло.
   Доктор молча залез в конверт и достал аудиокассету. Он медленно вставил её в свой карманный диктофон и нажал кнопку «Играть».
   Сначала было шипение…
   Потом:
   – Запись первая, – это был голос доктора Этьена, – Пациент Жан Бертран. Добрый вечер, Жан.
   – Здравствуйте.
   – Вы знаете, почему Вы здесь?
   – Да.
   – Хорошо. Вы могли бы более подробно рассказать причину вашего поступка.
   – Я… – в голосе пациента послышались надрывные нотки – … я просто больше не мог с этим жить. Понимаете?! Я ведь мог всё исправить. Мог всё,… но нет. Я видел, как горел дом, понимаете,… видел и не мог ничего поделать.
   – Жан, но ведь в случившемся нет вашей вины. Вы это знаете?
   – Есть! Она сказала мне. Ты видишь, как искрит коробка, там наверняка замыкание. Может, стоит посмотреть,… а я что, я ничего. Я сказал, что мне некогда… Я сказал, что не стоит меня отвлекать,… кажется, я даже наорал на неё. Понимаете, работа… ЭТА Чёртова работа! Вся голова была в цифрах. Она мне уже говорила про эти искры. А я не слушал.
   – Многие бы не обратили на это внимание, Жан. Ваша жена могла бы сама вызвать электрика.
   – Она всегда слушала меня. А я сказала, что сам посмотрю в выходные. Но выходных так давно не было…. И вот, я приезжаю домой,… а там… – пациент всхлипнул, – а там…
   – Жан, успокойтесь.
   – Дом полыхал! Пожарные тушили его. Они вынесли моего сына, но он уже не дышал…. Врачи не смогли ему помочь. Когда я увидел синеву его губ, которая пробивалась через сажу, мой мозг просто взорвался. Я не верил. Но Натали,… где же была Натали.
   – Успокойтесь. Думаю, нам не стоит продолжать вспоминать об этом.
   – Она осталась в доме! – пациент кричал, голос шёл на срыв, – Она сгорела. Сгорела! – послышался плач, – Мне всего лишь надо было сказать… да вызови электрика, ещё в тот первый раз, но я… Я сошёл с ума, я хотел умереть,… но мне помешали… и теперь я здесь.
   – Что ж… думаю, для первого раза достаточно.
   Доктор Этьен нажал на кнопку и запись начала быстро мотаться. Потом нажал снова «плей».
   – Запись двадцать третья. Добрый день Жан, как Вы себя чувствуете?
   – Лучше. Скажите, а меня ещё долго будут здесь держать?
   – Пока мы не убедимся в стабильности вашего состояния. Что у Вас нового?
   – Сегодня мне приснился чудесный сон… такой… я даже не хотел просыпаться. Там было так солнечно, и была девушка… такая красивая.
   – Вот видите, хорошие сны – это залог выздоровления.
   – Мой сосед по палате даже говорил, что я улыбался во сне.
   – Это хорошо, если сон делает Вас счастливым, это хорошо… думаю, на некоторое время я могу прописать Вам снотворное. Возможно, сон окажет на Вас излечивающее влияние.
   – Да. Думаю, это буде хорошо. Возможно, я даже снова увижу этот сон.
   Этьен снова перемотал плёнку.
   – Запись сорок первая. День добрый, Жан, – голос был тот же.
   – Здравствуйте, доктор.
   – После выписки мы долго не виделись. Ты пропустил несколько встреч. Что случилось?
   – Я знаю, доктор. Простите. Просто в моей жизни появилась девушка.
   – О! Так это замечательно…. И как её зовут?
   – Диана. Она красивая.
   – Можно будет с ней познакомиться?
   – Нет. Эм, – Жан запнулся, подбирая слова, – Мы скоро уезжаем в путешествие.
   – Даже так! Это просто потрясающе! Ты быстро идёшь на поправку после своей трагедии.
   – Трагедии? – голос Жана был удивлённым.
   – Ну да… Трагедии.
   – А, Натали… в жизни всякое случается…. – голос пациента был пренебрежительным, – Если она решила уйти от меня… то и пускай.
   – Уйти от Вас… Жан, Вы…
   – Доктор, прошу меня извинить, – в голосе пациента появились капли раздражения, – мы можем перенести наш разговор на следующий раз? А то я опаздываю на встречу со своей девушкой.
   – Что ж… думаю, мы можем продолжить в следующий раз. Но мы должны будем вернуться к этому разговору, насколько бы он неприятен для Вас не был.
   – Хорошо, доктор. Я пойду.
   – До свиданья, Жан. До следующей недели.
   Этьен нажал кнопку «стоп».
   – Это была наша последняя встреча, – доктор вздохнул, – Вы пережили страшную трагедию… смерть своих близких, и в их смерти Вы винили себя. Эта вина и заставила ваш мозг искать защиту, уютное место, без переживаний и упрёков самому себе. Вы стали видеть яркие сны, и с каждым днём ваше эмоциональное и духовное состояние выправлялось. Я думал, что в этом и есть ваше спасение, я собственноручно вёл Вас к могиле забвения, прописывая Вам снотворное. Тогда ещё о Диане никто не знал. Вы были первым заболевшим. Но она, Диана, как вирус, как неизвестная психологическая бацилла начала своё распространение. И до сих пор неизвестно, как она попадает в мозг людей. Есть теория… Кто-то слышит Ваш шёпот во время сна, потом этот кто-то тоже шепчет другому… другой следующему, пока болезнь не находит ослабший мозг.
   Как грипп, как чих… как кашель. Как простуда для мозга. Я понял, что я дал почву этой болезни,… значит, я и должен был её уничтожить. Я искал лекарство, но сумел найти только «вакуумный сон». Но теперь… мне кажется, я знаю, как лечить Диану. И Вы мне в этом поможете».
   – Я? Каким образом. Я до конца ещё не верю Вам.
   – И это хорошо. Пока что Вам не нужно терять связь с тем миром.
   – И что же Вам от меня нужно?
   – Вы должны застрелиться. Застрелиться в том мире. Во сне. Тогда мозг проснётся, мозг отсеет ту реальность – ведь там Вы будете мертвы.
   – Застрелиться?! – Жан рассмеялся.
   – Послушайте, – голос Этьена остался спокойным, он был готов к такой реакции, – Я знаю, что это всё звучит абсурдно, но поймите. Запомните! Я рискую многим. Я знаю, что тот мир логичен и заманчив, и что Вы захотите остаться там. Но я прошу Вас, ищите изъяны там. Ищите ляпы. И запомните вот ещё что…
   – Что же?! Может, под каким углом надо стреляться?
   – Смешно… Я хочу, чтобы Вы запомнили одно… револьвер лежит в ящике моего стола… В кабинете.
   – Зачем Вы мне это говорите!
   – Просто запомните это! – Доктор залез в карман своего халата и достал шприц с короткой иглой. Внутри, на пару делений, шприц был заполнен мутноватой жидкостью.
   – Зачем это?! – Жан вжался в свою кровать.
   – Это выдержка коры из сонного дерева. Я отправляю Вас в тот мир. Помните, ищите ляпы! Револьвер лежит в ящике моего стола.
   Доктор ввёл лекарство и отошёл от кровати пациента. Улыбнувшись напоследок, он направился к двери.
   – Надеюсь, мы с Вами ещё поговорим, – Этьен вышел, и Жан слышал, как хлопнула дверь.
   Жан подёргался ещё раз, на прочность проверяя ремни. Всё так же туго.
   Посмотрел в потолок… медленно, плавно потолочные трещины и неровности стали растекаться, двигаться.
   Жану стало тяжело дышать, ремни словно начали сдавливать рёбра. И вот он почувствовал, что под их давлением проваливается в матрац. Всё глубже и глубже – пока вся палата не превратилась в чёрное ничто. Новый вакуум.
   А потом был яркий свет и пустоту стали наполнять звуки птиц. Яркий, бездушный свет превратился в солнечный.
   Кислорода стало мало, и Жан глубоко вздохнул. Вздохнул и поднялся на кровати. Он был в своей палате, в той, в которой маленький рыжий сорванец выбил у него лекарства. В той, в которой он повалился на пол и провалился в кошмар. Он снова здесь, судьба дала ему ещё один шанс.
   – Жан! Ты очнулся! Господи! Позовите доктора Этьена! – это был знакомый голос, голос его любимой Дианы.
   Жан повернул голову и увидел её, всё такую же красивую и улыбчивую, несказанно радостную и плачущую. Она подбежала к нему и обняла его.
   – Проснулся. Ты проснулся! Доктор говорил, что лечение подействует, и оно подействовало! – она душила его в объятиях.
   – Сколько… сколько я спал?
   – Около трёх дней. Медсестра нашла тебя на полу на утро среды. Лекарства валялись за тумбочкой. Почему, ну почему ты перестал их пить?! Что такое с тобой произошло!
   – Мальчик… – у Жана кружилась голова, – Он выбил лекарства у меня из рук. И убежал.
   – Мальчик?
   – Да, он лежит здесь, в детском отделении.
   – Уже нет. Его перевели в другую лечебницу, – в палату вошёл доктор Этьен.
   – Доктор, Вы пришли! Вы были правы, лечение помогло! – Диана светилась от счастья.
   – Я знал, что оно поможет. Теперь главное – закрепить результат.
   – Доктор, мне снова снился этот же сон.
   – Это неудивительно, вид вашего психологического расстройства как раз и предусматривает повторение снов, галлюцинаций или других отклонений в мозгу.
   – Я там снова был привязан ремнями. Но потом, Вы пришли и сказали, что отпустите меня обратно.
   – Наверное, как раз в этот момент начало действовать лекарство. А мозг уже воссоздал для Вас более естественную картину освобождения от сна.
   – Там Вы мне сказали, что я должен… – Жан запнулся, задумался. Говорить или не говорить.
   – Вы должны ЧТО?
   – За… – взгляд доктора был обеспокоенный, и Жан решил довериться, – Застрелиться…
   Диана округлила глаза и прикрыла рот рукой.
   – Но я надеюсь, Вы понимаете, что это был всего лишь сон. И прислушиваться к нему не имеет никакого смысла?
   – Да.
   – Это хорошо. Такие позывы во сне, это серьёзно. Тем более, в вашем случае. Думаю, Вам придётся пройти более длительный курс лечения. Это же для вашего блага.
   – И как долго мне нужно будет лежать в больнице?
   – Около месяца.
   Месяц! Но у нас же свадьба.
   – Какая свадьба, дорогой! Тебе сначала нужно поправиться! Пожениться мы успеем всегда. – Диана погладила Жана по голове.
   – Но у меня было столько планов…
   – Послушайте свою будущую жену, месье Жан.
   – Что ж, хорошо… главное, больше не видеть этого ужасного сна!
   – Если Вы будете соблюдать все мои инструкции… я Вам это гарантирую. А сейчас.
   Доктор достал шприц из внутреннего кармана своего халата и подошёл к нашему герою.
   Жан невольно отпрянул.
   – Не бойтесь, это простой препарат, что бы Вы не провалились снова с летаргию.
   – Извините доктор, просто после того реального сна, мне сложно привыкнуть к Вам… радушному, к человеку, который не желает мне зла.
   Доктор сделал инъекцию, быстро и безболезненно. Протёр укол ваткой и улыбнулся.
   – Вам стоит отдохнуть. Даже во сне мы устаём. Поспите…
   – Опять спать!
   – Не переживайте, снов Вы не увидите.
   Диана встала с кровати и, наклонившись, нежно поцеловала Жана. Она погладила его по щеке и улыбнулась.
   – Щетина тебе идёт. Я навещу тебя завтра, милый.
   Доктор открыл дверь и пропустил Диану вперёд.
   Мы справимся с этой болезнью, Жан.
 //-- * * * --// 
   Жан не мог нарадоваться своему возвращению домой. Он с большим удовольствием ходил на все процедуры, пил лекарства. Больница не казалась ему чем-то замкнутым и однообразным. Его любимая приходила каждый день и подбадривала его. Целовала его. Врачи были улыбчивыми, все говорили ему, что он идёт на поправку. Он и сам так думал, уже более двух недель он не слышал голосов в своей голове, не видел кошмаров, жизнь налаживалась.
   В целях безопасности и гарантии лечения, Жану больше не прописывали лечение обычными таблетками. Каждый день, в нужное время, в назначенную минуту, нашему герою ставили укол.
   Рыжего мальчика и правда, больше не было видно, как и картин. Оказалось, как сказал доктор Этьен, данные картины попали в лечебницу по ошибке – курьер что-то напутал в адресах и привёз их сюда. И уже тут главная медсестра, подумав, что так и должно быть, приказала развесить картины по палатам и кабинетам.
   Жан жил в своём уютном и комфортном мире, наслаждаясь каждой минутой. Но одно, одна вещь, как маленькая крошка в мягкой кровати, как тонкая иголка в шелковой рубашке, колола его изо дня в день.
   Слова доктора Этьена, того доктора Этьена из кошмара.
   Жана не покидала мысль, что сейчас он во сне. Он пробовал искать «ляпы», но забыл где и какие.
   И только однажды, находясь на приёме у главврача, он стал вспоминать.
   – Как Вы себя чувствуете, Жан? – спросил его доктор Этьен.
   – Отлично. Я чувствую, что с каждым днём мне всё лучше и лучше! – Жан улыбался, – Даже больше нет упаднического настроения.
   – Это очень хорошо. Думаю, через неделю мы сможем Вас выписать.
   – Это чудесно! Мы перенесли свадьбу на октябрь. И были бы рады, если бы Вы пришли на неё.
   – Оооо – Этьен расплылся в улыбке, – Это большая честь для меня. Я, конечно же, приду.
   Доктор Этьен подошёл к своему столу и открыл верхний ящик. Он достал пару бланков и что-то написал на них. Поставил свою печать и протянул сложенный вдвое листок Жану.
   – Это разрешение на новые лекарства для вашего лечения. Будьте добры, передайте их медсестре, когда пойдёте к палатам.
   Жан встал со стула и нагнулся над столом, чтобы взять листок. И на секунду всё его нутро сжалось. Сознание перевернулось. Краем глаза, своей периферией герой увидел в ящике стола торчащую рукоятку пистолета.
   Жан постарался не подать вида, что заметил револьвер, поэтому как можно спокойней взял из рук доктора листок с разрешением и удалился из комнаты.
   Пока он шёл до своей палаты, в его голове жужжащим роем кружились мысли. «Искать ляпы!» «Неужели, это сон!». «Диана! Ты предала меня!», «А может, это не сон, может он просто видел краем глаза револьвер ещё тогда, давно, и во сне решил себе это повторить».
   Жан зашёл в палату. Диана, как всегда, пришла навестить его.
   – Что сказал доктор Этьен?
   – Эм… всё хорошо, меня скоро выпишут.
   – О! Это же чудесно. Он звонил мне, сказал, что после выписки пропишет тебе несколько новых лекарств.
   – Да, он мне тоже это говорил. Скоро обед, может, пройдём с тобой в столовую?
   – Да. Хорошо.
   – Ты не будешь против, если я при тебе поем?
   – Конечно нет, глупенький.
   Они прошли в столовую, которая медленно стала наполняться больными. Разными больными, кто-то весело разговаривал, другие были замкнуты в себе. Кто-то громко кричал, бегал, а кто-то не мог без посторонней помощи сесть за стол. Такие разные, с разными диагнозами, но всех объединяло одно… из всех, Жан уже видел в другом мире. Таких же буйных и тихих. Видел их в своих палатах и на процедурах. В столовой и туалете.
   Диана и Жан сели за стол. Перед нашим героем стояла тарелка: кусок отварной курицы, картофельное пюре, горошек.
   – Здоровая пища – залог здоровой жизни, – с улыбкой на лице произнесла Диана.
   – Да уж. Пускай даже она выглядит не шибко аппетитно.
   Диана засмеялась.
   Жан зацепил вилкой картофельное пюре и положил его в рот.
   Ничего. Пустота. Как будто он жевал клейстер. Старую жвачку, без вкуса и запаха.
   Жан поморщился.
   – Что-то не так?
   – Будь добра, передай соли. Совершенно невозможно есть.
   – Конечно.
   Жан взял соломку и сыпанул немного. Попробовал. Всё та же пустота. Снова взял соломку и высыпал больше. Взял немного в рот пюре. Пусто. Безвкусно.
   – Смотри, не пересоли, милый.
   Но Жан её не слышал. Он сыпал и сыпал соль, покрывая всю свою еду тысячью кристаллов. Сыпал и сыпал, а потом взял вилку и, зачерпнув большую долю картофельного пюре, забросил её себе в рот.
   Он жевал, пережёвывал, превращая картофельное пюре в труху. Но вкуса не было.
   – Милый, что с тобой, – Диана пыталась поймать взгляд Жана.
   Жан не отвечал, он вскочил из-за стола и подошёл к цветку на подоконнике.
   К этому времени, он привлёк внимание всех больных и нескольких санитаров.
   Жан подошёл к цветку, наклонился и принюхался.
   Принюхался сильней.
   Он не понимал, куда всё делось… запахи, вкус. Всё было пустым, белым, как лист бумаги.
   Диана медленно и осторожно подошла к взволнованному пациенту.
   – Дорогой, что с тобой?
   Жан молчал – он глубоко дышал и молчал. Неужели,… неужели, все, что он так любил, обожал – все, во что он верил – СОН!
   – Дорогой…
   – Диана. – Жан глубоко вздохнул.
   – Да?
   – Скажи мне… расскажи мне, как мы познакомились.
   – Сейчас? Думаешь сейчас время?
   – РАСКАЖИ! – крик разлетелся по столовой, и в помещение повисла тишина.
   – Хорошо, хорошо… Это… это было весной…
   – Так, так что здесь происходит? – Это снова был доктор Этьен, один из обеспокоенных санитаров вызвал его по рации. Он стоял посередине зала и суровым взглядом смотрел на нашего героя.
   – Стойте, доктор. Я хочу, что бы моя любимая рассказала мне, как мы познакомились! У меня простой срыв. Именно это мне сейчас и нужно!
   – Жан…
   – Нет! Не перебивайте её! Рассказывай, Диана!.
   – Что ж… мы познакомились весной… В мае кажется. И…
   – Что и? – Жан напирал.
   – Прости родной, я не могу сейчас вспомнить… – взгляд Дианы был виноватым, – Я хочу, чтобы ты успокоился.
   Жан сглотнул появившийся ком в горле.
   – Я так и думал.
   И после этих слов он сорвался с места и в несколько шагов, в несколько прыжков выбежал из столовой.
   Немедленно поймайте его, – это кричал доктор Этьен, – Пока он не навредил себе или окружающим.
   Жан бежал по коридору – не оглядываясь, срывая дыхание – по коридорам, сбивая пациентов и медсестёр.
   Санитары бежали вслед, но не могли угнаться за ним.
   Жан вбежал в кабинет главврача и одним прыжком перелетел через стол. Он открыл верхний шкафчик и вытащил револьвер.
   Вбежали три санитара.
   – Стоять! Я выстрелю!
   Санитары замерли, стараясь не провоцировать беглеца. Из-за спин высоких санитаров показался доктор Этьен, он был спокоен.
   – Жан, что происходит? – его голос был ровным, – Почему Вы это делаете, ведь всё было так хорошо. Вы шли на поправку.
   – Я не шёл на поправку. Я знаю, где я! Я знаю, кто вы!
   – И где же Вы?
   – Во сне. Я ВО СНЕ!!! А вы, вы всего лишь плод моего воображения.
   – Но, это же смешно, – Этьен выдавил подобие улыбки, – Откуда у Вас такие мысли, Жан?
   – Вы мне это сказали. Вы, тот из реальности!
   – Вы хотели сказать, из сна? – доктор Этьен попытался поправить своего пациента.
   Но Жан лишь ещё более уверенно выставил пистолет вперёд.
   – Нет. Из реальности. Тут нет запахов, нет вкусов. Всегда солнечно. Это сон. Моя девушка не помнит, когда мы познакомились.
   – Жан! Жан… послушайте. Вы не чувствуете запахов и вкуса из-за лекарств, которые я Вам прописал. А Диана, ну подумайте сами, кто захочет рассказывать самую сокровенную историю любви, когда её возлюбленный в таком вот состоянии. Мозг играет с вами, Жан!
   – Нет. Вам меня не обдурить, больше я не запутаюсь. Я застрелюсь, и этот мир пропадёт!
   – Вы не сделаете этого, – твёрдым голосом произнёс доктор.
   – Почему же?
   – Я никогда не держу свой револьвер заряженным.
   Ну конечно! – Жан резко поднял револьвер и приставил его к виску. Он взвёл молоток и…
   Раздался щелчок.
   Револьвер и вправду был не заряжен. Жан повторил попытку.
   Снова щелчок.
   И ещё.
   И снова…
   – Схватите его и поместите в карцер – приказал Этьен.
   Трое санитаров смело направились к Жану, медленно, но верно окружая его.
   А наш герой продолжал нажимать на курок, отводить молоток,… но раздавались только щелчки.
   – Отойдите от меня! Нет!
   Двое санитаров скрутили несчастного, а третий ввёл тому препарат, от которого в три секунды мир стал расплываться в глазах.
   Жан провалился в бессознание.
 //-- * * * --// 
   Несколько дней Жан не видел света, не понимал день или ночь, не видел людей. Он то открывал глаза, то снова исчезал в небытие. Мир напоминал туман – серый, размывающий всё.
   Жана держали в карцере – в комнате, которая не взаимодействовала с внешним миром. Держали связанным ремнями – привязанным к кровати.
   Через некоторое время, неизвестно через какое, дверь карцера открылась. На пороге, залитый светом коридорных ламп, стоял доктор Этьен.
   – Доктор, это Вы? – Жан щурился от яркого света.
   – Да, Жан, это я. Ты не представляешь, как ты меня разочаровал.
   – Доктор, это был просто нервный срыв. Доктор, выпустите меня отсюда.
   – Это случится не скоро, мой милый друг, – его голос был огорчённым.
   – Но Вы не имеете права!
   – Имеем, ваша Мать дала на это согласие.
   – Мама, да она даже меня не навещала!
   – Ох, Жан… Жан… что же я сделал не так, чем привёл Вас к этому состоянию. Я думал, ваше быстрое и такое феноменальное излечение будет моим триумфом, но нет… что-то пошло не так. Думаю, дело в лекарствах, но это мы только будем выяснять. А пока, мы не можем вас отпустить…
   – Доктор! Но я понял…. – Жан умолял, – это был просто срыв, прошу Вас, отпустите меня!
   – Я не могу, Вы были готовы навредить себе. Вы были готовы застрелиться,… простите. Но выпустить Вас из карцера в ближайшее время было бы настоящим преступлением.
   – Но доктор!
   – Жан, послушайте меня, мы понаблюдаем за вашим стоянием и, если оно улучшится, то мы обязательно переведём Вас обратно в палаты. Хорошо?
   Голос доктора был успокаивающим, убаюкивающим. С его голосом даже карцер превращался в уютную комнату, из которой не хотелось уходить – в крепость, в которой ты чувствовал себя защищённым.
   – Доктор… я запутался, – на глазах появилась влажная пелена, которая вот-вот должна была превратиться в слёзы, – Я не могу отличить реальность от действительности. Доктор, прошу Вас, помогите мне.
   – Мы поможем Вам, поверьте мне. Мы поможем.
   – А я могу увидеть Диану?
   – К сожалению. Этого пока не стоит делать. Но, думаю, через несколько дней, сразу как мы увидим улучшение, мы пригласим её. Она очень переживает за Вас. И тоже рвётся к Вам.
   – Спасибо Вам, доктор. – Жан искренне благодарил доктора, – Я ведь, правда, мог застрелиться.
   – Я всё исправлю, мой друг. Всё исправлю.
   Доктор вышел из лазарета и, как всегда улыбнулся напоследок.
   И снова вся комната погрузилась во мрак. Непроглядную, вязкую, режущую глаз темноту.
   Прошло несколько часов, Жан пытался заснуть, но мозг продолжал настойчиво бодрствовать.
   И вот послышался скрип замка.
   Дверь карцера медленно открылась, коридорный свет залил часть помещения. Жан не видел, кто вошёл, но слышал тихие, быстрые шажки. Кто-то дотронулся до него.
   – У тебя ведь почти получилось, Папа, – голос был детский.
   – Эрик?
   – Да. Привет, Пап.
   – Я тебе не папа! Что ты здесь делаешь, тебя ведь перевели в другую лечебницу?!
   – Ну вот, ты снова веришь во всякую ерунду, Папа. Тебе нужно покончить со всем этим.
   – Что ты такое говоришь?
   – Папа, но как ты не понимаешь, если бы это была реальность, то как семилетний мальчишка смог преодолеть половину Франции, пробраться в лечебницу и открыть лазарет?
   Жан с секунду молчал…
   – Никак.
   – Именно…
   Эрик, своими маленькими ручонками пытался расстегнуть ремни. Один за одним, это давалась ему нелегко, но он упорствовал.
   – Зачем ты пытаешься меня освободить?
   – Чтобы ты завершил начатое, – Эрик не отрывался от дела. Один ремень был расстёгнут.
   – Но ведь если я это сделаю, то и ты перестанешь существовать.
   – Папа… я и так не существую. Я вызван, я придуман тобой, защищать твой мозг.
   – Значит… я должен застрелиться?
   – Да.
   – Но это бесполезно. Револьвер, который лежит у доктора Этьена, не заряжен, а где патроны, я не знаю.
   – Он не был заряжен, потому что доктор Этьен так сказал. Он внушил тебе это, но если ты подумаешь об обратном, то револьвер будет заряжен.
   – Ха… интересно. А ты смышленый малый!
   – Нет, папа. Это ты умный, я – это одна из твоих извилин. Одна из твоих мыслей, только и всего.
   Маленький рыжий мальчуган расстегнул последний ремень и Жан наконец смог размять свои кости. Он встал с кровати и потянулся, развёл руки.
   – Уууух… Как же хорошо!
   – Не трать время на ложь. Нам надо идти. Я проведу тебя к кабинету доктора Этьена.
   – А санитары?
   – Многие из них сейчас спят.
   – А если кабинет доктора заперт.
   – Он не заперт.
   – С чего ты это взял?
   – Главное, чтобы ты так думал.
   Жан улыбнулся. Ему нужно было взять за привычку, что этим миром, в первую очередь управляет он. Он и никто другой, не придуманные им врачи, не сотворённая им девушка… никто, только он.
   Они вышли в коридор и направились к выходу из карцеров.
   Больница была погружена в сумрак, тут и там было видно, как мелькают фонари ночных санитаров. Было слышно, как храпят и стонут больные – как храпят некоторые из санитаров.
   Эрик и Жан шли медленно, стараясь никого не разбудить – стараясь оставаться незамеченными. Мимо регистратуры и туалетов, ползком через столовую под столами, замирая на минуты в коридорах и почти не дыша около постов охраны и комнаты отдыха санитаров.
   И вот они подошли к кабинету, на котором было написано «Доктор Этьен Решар. Главврач».
   – Давай, папа, – произнёс Эрик шёпотом, – Помни… дверь не заперта.
   Жан медленно подошёл к двери, взялся за ручку.
   Дверь не заперта, дверь не заперта – повторял он себе в голове.
   Он сжал ручку ещё сильней и аккуратно, как подрывник во время работы, повернул её.
   Дверь поддалась.
   Жан издал звук облегчения.
   Они тихо вошли в кабинет, который тонул в темноте и только жёлтый свет уличного фонаря освещал небольшой треугольник пола.
   Жан подошёл к столу и открыл его, револьвер лежал под стопкой бланков. Взяв его в руки, Жан сразу проверил наличие в нём пуль.
   – Отлично, он заряжен.
   – Ну что ж, Папочка – думаю, нам стоит прощаться, – мальчик помахал рукой.
   Жан грустно улыбнулся и поднял пистолет, твёрдый кусок железа упёрся ему в висок. Он взвёл молоток.
   – Прости, что я тебя забыл… – произнёс он напоследок – но я обязательно тебя вспомню…
   – Жан! Что Вы задумали! – В двёрном проёме стоял доктор Этьен, за ним, в коридоре, стояли ещё несколько человек, по крупным теневым силуэтам можно было понять, что это были санитары – пять или шесть человек.
   Жан резко убрал пистолет от виска и нацелился на доктора.
   – Отойдите от меня! – выкрикнул Жан – В этот раз пистолет заряжен. Я проверил! Я убью Вас, доктор!
   – Стреляй, Папочка! – Эрик спрятался за спиной нашего героя.
   – Вы никого не убьёте! Жан, зачем это Вам? Если вы застрелитесь, то всё… ваша жизнь закончится.
   – Начнётся моя настоящая жизнь! – Жан продолжал целиться.
   – Какая жизнь, Жан! Вы умрёте! – доктор Этьен разводил руками. Паникуя.
   Жан не слушал его, он снова поднял пистолет и приставил его к виску.
   – Дорогой, прошу тебя, перестань! – в кабинет прошла Диана. Даже в тени было видно, что она плачет. В руках она теребила платок – она нервничала.
   – Что ты здесь делаешь?!
   – Я… Я…
   – Мы позвонили ей сразу, как Вы пропали из лазарета, – ответил за неё Этьен.
   Жан рассмеялся.
   – Чтобы доехать из нашего дома до больницы, нужен час, а я выбрался из палаты двадцать минут назад. Вы прокололись доктор, Этьен.
   Жан взвёл курок.
   Доктор Этьен сделал два шага вперёд, его глаза округлились от страха.
   – Не смейте этого делать! – закричал главврач.
   Жан убрал пистолет от виска и нацелился на Этьена.
   – Стоять! Я застрелю Вас… думаю, в моей голове есть ад для таких, как вы!
   – Вы не застрелите меня. Патроны в барабане холостые, – снова спокойным голосом ответил доктор Этьен.
   Жан поморщился. И нажал на курок.
   Раздался выстрел.
   Комнату озарила вспышка, но доктор Этьен остался стоять непоколебимым. Он улыбнулся и уже более смело двинулся к буйному пациенту.
   – Нет! Этот пистолет заряжен боевыми!
   И Жан снова нажал на курок.
   Раздался очередной выстрел. Послышался вскрик.
   Белый халат доктора всколыхнулся, и багровое пятно разбежалось в области живота. Этьен повалился на пол.
   – Вот теперь Эрик, точно прощай.
   Жан в третий раз приставил револьвер к виску… и…
   Нет! – хорошо, одним голосом, в такт и почти в одну тональность закричали все: умирающий Этьен, Диана, санитары…
   Мир изменился. Боли не было. Кабинет рассыпался. Рассыпалось все, доктор Этьен на полу, плачущая Диана, санитары, свет фонаря и последним рассыпался маленький рыжий мальчик, который смотрел на Жана.
   На Жана, который замертво падал в пустоту.
   А потом он издал глубокий вздох – жадный.
   Жан проснулся.
   Холодный воздух, запахи сырости и больничных лекарств. Запахи!
   Он открыл глаза. Было утро, серое, бессолнечное утро, с каплями дождя на стекле.
   – Вы проснулись! – Доктор Этьен только вошёл в палату и радостный, непохожий на себя обнял своего пациента, – Вы проснулись!
   – Дайте мне что-нибудь съесть!
   – Что?
   – Дайте мне что-нибудь съесть.
   – Но… но у меня только старые крекеры!
   – Дайте.
   Этьен протянул ему недоеденную пачку и Жан, достав сломанное печенье, откусил его.
   Соленое! Оно было солёное. Солёное и сухое.
   Жан закрыл глаза, наслаждаясь таящей солью и улыбнулся.
   Проснулся… – тихо произнёс он.
   Жан находился на лечение ещё около месяца – под пристальным наблюдением врачей. На протяжении всего времени ему кололи А– согнорий. В конце месяца доктор Этьен решился на рискованную попытку перестать давать пациенту семнадцать лекарство для вакуумного сна.
   И уже через девять часов, насытившись разными сумбурными сновидениями, Жан проснулся.
   Это была победа.
   Теория самоубийства во сне стала достаточно популярной, хотя и являлась рискованным лечением. Доктор Этьен сумел снискать славу в медицинских кругах, а фотография Жана десятки раз мелькала в научных журналах.
   И вроде мир Жана Бертрана налаживался, но многое ещё было не разрешено. Ведь его жизнь была пуста, без жены, без ребенка,… без дома. И пускай он их не помнил, но когда-то у него было всё, а теперь нет ничего.
   Жизнь с чистого, немного посеревшего, листа.
   И его новая жизнь началась в метро, когда на одной из станций в вагон вошла она. Красивая, стройная, со светлыми волосами – она, та самая из сна. Та самая, чьё имя начинается на будку «Д».
   Увидев её, Жан вспомнил самое главное правило сновидений. Всё, что мы видим во сне, мы уже видели наяву.
   Тогда, в метро, в серый день, в грязном вагоне, нашему герою оставалось только набраться смелости, чтобы подойти к той, которую когда-то он уже любил.


   Ещё только один раз… обещаю

   Это история начинается в утончённой и приветливой Франции. В городе, который невозможно удивить.
   Самовлюблённый Париж, как всегда, тонул в любви и ярком свете Эйфелевой башни. Осенняя промозглость и слякоть ни на секунду не лишали этот город его бессмертного шарма, который манил к себе тысячи и сотни тысяч туристов.
   В субботний вечер Северный вокзал полнился людьми: кто-то ждал родственников, а кто-то деловых партнёров, кто-то ждал вторую половинку, а кто-то первую любовь. Молодой человек, который интересует нас в данной истории, стоял на седьмой платформе, ожидая своего друга.
   Закутанный в пальто, он смотрел на рельсы, всматриваясь в приближающийся состав.
   – Поезд Кёльн – Париж прибывает на седьмую платформу – раздалось из громкоговорителя.
   Вагоны стали медленно плыть мимо платформы, пока поезд полностью не остановился. Вышли кондукторы, помогая выйти пассажирам.
   Десятки людей. Платформа была похожа на муравейник. Люди с сумками, люди с тележками. Встречающие люди, приехавшие люди, люди смеющиеся, люди ругающиеся. Десятки, сотни людей.
   Молодой человек озирался по сторонам, высматривая знакомое лицо. Люди мельтешили, толкались перед ним, мешая ему всматриваться в лица.
   – Жак! – Знакомый голос рвался сквозь гул толпы и крики.
   Молодой человек обернулся и стал бегать глазами.
   – Жак!
   Молодой человек улыбался. К нему навстречу шёл знакомый, знакомый со студенческих дней, приятель. Друг, который на много лет пропал в далёкой Англии.
   Друг шёл к нему, в пальто нараспашку, улыбаясь, со всеми задатками повесы. С небольшим чемоданом – налегке.
   Они обнялись.
   – Ты почему билеты поменял. Мог бы уже утром быть здесь?!
   – Ну, это долгая история! – отмахнулся тот.
   – У тебя как всегда истории, Луи, – Жак улыбнулся.
   – Ну, так! Так, мне срочно нужно выпить! Это поездка просто убила меня!
   Они направились к выходу с вокзала, вливаясь в толпу.
   – Ты к нам надолго?! – поинтересовался Жак.
   – Думаю, да. У меня здесь есть дела. Точнее, небольшая работа.
   – Какая?!
   – Слушай, давай о работе чуть погодя, но не сейчас.
   – Хорошо-хорошо.
   – А ты, значит, мой приятель, всё учишься?!
   – Да, через день экзамены. Так что завтра буду готовиться. А потом я свободен, как птица и буду полностью в твоём распоряжении.
   – Экзамены через день, но не завтра. Значит, сегодня мы с тобою пьём!
   – Ты не меняешься!?
   Они вышли на улицу, ветер всем своим холодом и силой ударил им в грудь. Моросящий дождь иглами бил по лицу.
   – Париж встречает меня во всём своём радушии, – усмехнулся Луи.
   – Город уже неделю не в настроении.
   Они подошли к машине Жака и тот открыл дверь своему приятелю, приглашая его сесть.
   – Да ты за мной как за девочкой прям ухаживаешь.
   Жак улыбнулся и сел в автомобиль.
   Они направились в центр города праздновать встречу, которая откладывалась непростительно долго. Машина неслась по вечернему городу, разбрызгивая лужи, а двое в салоне без устали вспоминали годы студенческой и школьной юности.
   Оставив машину на улице Риволи, двое закадычных приятелей вошли в бар «Эмиль». Старая, добрая и слегка позабытая атмосфера встретила наших героев. Именно здесь они пропивали свою молодость в дурмане сигарет и алкоголя. Дешёвый, обшарпанный, но, чёрт возьми, такой родной, что эти двое не променяли бы его ни на какой изысканный ресторан этого города. Забравшись в угол бара, Жак и Луи заказали по два пива и снова погрузились в воспоминания.
   – Помнишь, как мы гоняли того парня по коридору? – Луи улыбался.
   – Ты тогда его чуть до слёз не довёл.
   Они заказали ещё по одному пиву.
   – А помнишь, ты бегал за этой… как её… – Жак наморщил лоб, вспоминая имя.
   – Марго?
   – Точно! Ты бы её сейчас видел. Ужас.
   – Да ладно?!
   – Да!!! – Жак скорчил недовольную гримасу и оба рассмеялись.
   Потом они заказали по виски. И пошли новые воспоминания и впечатления. Потом была водка, русская горькая, выбивающая из колеи. Другие воспоминания.
   Воспоминания, алкоголь. Разговоры и глотки. И спустя несколько часов Жак понял, что пьян, пьян настолько, что терял нить беседы. Бар плыл в глазах, Луи бормотал что-то несвязанное для его мозга.
   – Прости… повтори, что… что ты сказал, – еле живым языком произнёс Жак.
   – Ооооо. Мой друг, да ты даёшь слабину.
   – Нет… просто.
   – Ладно. Пойдём отсюда, я тебе кое-что покажу, – Луи хлопнул друга по плечу и стал вставать из-за стола.
   Они расплатились с барменом и, попрощавшись с ним, вышли из бара.
   Двое приятелей держались друг за друга. Ведомые больше алкоголем, чем головой, они шатались по улице, громко смеясь и разговаривая.
   В один момент Луи резко повернул за угол дома, и они вдвоём оказались в слабо освещённом переулке.
   – Ты чего тут забыл?! – Жак облокатился на кирпичную стену, – Мы же домой вроде как собирались.
   – Я так подумал: зачем заканчивать так вечер? – Луи хитро улыбнулся.
   Э, нет. Ещё один стакан и я рухну, прям тут.
   – Я знаю, что тебя отрезвит.
   Луи подмигнул своему приятелю и стал рыться в своей сумке.
   – Да где же он.
   Через минуту он достал из бокового кармана небольшой флакон и продемонстрировал его другу. Содержимое склянки было густой, не пропускающей свет жидкостью.
   – Что это?
   – Скажем так, это допинг, – Луи подмигнул.
   – Допинг?
   – Не бойся, пей.
   Жак взял в руки флакон и откупорил его. Принюхался. Кисловато– горький аромат ударил ему в ноздри.
   – Отвратительный запах, – поморщился Жак.
   – На вкус не лучше. Но эффект. Эффект, мой друг, – Луи развёл руки, – Пей.
   Жак набрал в грудь воздуха и, поднеся горлышко ко рту, проглотил содержимое.
   И тут…
   Мир замер. Не метафорически, нет. Весь мир в буквальном смысле замер пред глазами Жака. Он стал наполняться красками: цвета из обычных превращались в кислотные, как будто весь мир, как наливающиеся соком фрукты, спел у него на глазах.
   У него перехватило дыхание. Невероятно.
   Всё алкогольное опьяненье ушло. В секунду в его голове пролетали тысячи мыслей.
   Переулок уже не казался таким тёмным. А голова уже не была такой затуманенной.
   И в следующий миг весь мир ожил.
   Жак увидел, что Луи достал вторую склянку и так же быстро проглотил её содержимое.
   В одну секунду Луи переменился в лице. Пьяный взгляд исчез.
   – Что это такое? Что со мной? – Жак был немного напуган эффектом.
   – Сейчас на поверхности все твои способности и возможности. Ты венец самого себя! – Луи рассмеялся.
   – Как это?! – Жак оглядывал переулок, который расцветал в его глазах.
   – Теперь мы на вершине.
   Луи говорил торжественно, словно воспевая всё происходящее. Словно крича гимны их состоянию.
   – Сегодня день наш!!! Сегодня мы изменим это мир. Ты готов!?
   Жак почувствовал, что его распирает от желания действовать. Веселье, адреналин были в нём.
   – ДА!!! Я готов!!! – выкрикнул он.
   Они сорвались с места.
   Ночь была незабываемой. Десятки баров и сотни знакомых. Веселье, драйв. И никакой усталости!!!
 //-- * * * --// 
   Жак проснулся в своей кровати, совершенно не помня, как оказался дома. Он глубоко дышал. Был снова вечер, и комната тонула в полумраке.
   – Ну, наконец-то ты проснулся, – раздался голос из тёмного угла комнаты.
   – Господи, ты меня напугал. Мне вообще показалось, что ты мне приснился, – лоб Жака был в капельках пота, – Что вчера было?
   Луи подошёл к кровати Жака, по дороге включая свет. Луи был бледен, но, как всегда улыбался.
   – Тебе плохо? – спросил Жак.
   – Нет. Наоборот. Мне очень хорошо. Ты как?
   Жак приподнялся на кровати. Головокружения не было, не было ни каких признаков похмелья, хотя он точно помнил, что они выпили достаточно, чтобы сегодня, с утра его голова раскалывалась на мелкие болезненные кусочки.
   – Да вроде нормально. Но, что это вчера было, а?
   – Ты о чём?
   – Ты знаешь, о чём я. О том, чем ты меня напоил.
   – Ну, я много чем тебя поил… – Луи ехидно улыбался.
   – Не прикидывайся идиотом!!!
   – А! Ты про сыворотку.
   Было видно, что Луи издевается над своим другом. Впрочем, как и всегда. Он достал из кармана уже знакомый Жаку флакон и направил его на свет. Всё та же бордовая вязкая жидкость, которая не пропускала через себя ни одного луча.
   – Да, я про неё.
   – Это мой подарок тебе. Подарок для того, чтобы ты лучше сдал экзамены, ну и хорошо повеселился.
   – Нет, спасибо.
   – Разве тебе не понравился эффект?
   – Может и понравился, но повторять его я не хочу.
   Луи вернулся обратно в угол комнаты и положил флакон в свою дорожную сумку. После чего с самодовольной ухмылкой рухнул в кресло.
   – Что это?! Это наркотик?
   Луи приподнял уголки рта.
   – Это допинг. То, что тебе поможет сдать экзамены, мой друг.
   – Я и так их сдам.
   – Сейчас час ночи. Думаешь, ты успеешь подготовиться за пару часов? К такому сложному экзамену. Я сдавал его и поверь мне, это задача не из простых.
   – Час ночи?!?! – Жак подскочил на кровати.
   – Да, час. Мы так долго гуляли, что потом ты проспал весь день.
   – Чёрт!
   Жак вскочил и стал одеваться.
   Чёрт! – выругался он снова.
   Он быстро стал доставать учебники, закладывая им стол. Различные справочники. Словари по латыни.
   Жак не знал, за что хвататься. Паника. Нужно столько успеть, но не понятно, с чего лучше начать.
   А потом он громко ударил по столу так, что все учебники на нём подскочили.
   – Чёрт! Это ты во всем виноват!!!
   Жак кинулся на Луи с упрёками. Он кричал на него, размахивал руками. Луи только улыбался.
   – Друг, ну извини. Всё вышло из-под контроля. Но я предлагаю тебе решение. Последний раз выпей то, что я тебе даю и на этом всё.
   – Нет!
   Он снова сел за стол и стал листать учебники, что-то бормоча себе под нос.
   – Нууууу… – протянул Луи, – как знаешь.
   Луи лёг на диван и закрыл глаза.
   Прошло несколько часов. Ни одной толковой мысли так и не задержалось в голове Жака. Вчерашняя ночь осадочным похмельем резонировала в его голове, путая мысли.
   – Я пойду, прогуляюсь, – сказал Луи, поднимаясь, – Ещё раз извини за случившееся, я и правда, виноват.
   – Иди уже, – отмахнулся друг.
   Луи накинул пальто и вышел из комнаты. Спустя минуту послышалось, как захлопывается дверь квартиры. Жак продолжил учить.
   Ещё один час. Часы показывали полтретьего. Ещё час. Полчетвертого. Ещё час. И ещё.
   Знаний в голове нашего героя было столько же, как и несколько часов назад. Сознание показывалось абсолютное зеро.
   Жак положил голову на стол. Вздохнул.
   – Луи… придурок, – пробормотал он.
   Жак повернул голову в сторону сумки, которую оставил его друг. Отвернулся, пытаясь отогнать от себя соблазняющие мысли.
   Попытался снова читать…. Зеро.
   Он вскочил со стула и подошёл к сумке. Недолго шаря по отделениям, нашёл флакон.
   Жак не хотел его пить, но понимал, что те возможности, которые раскрывает данная сыворотка, помогут ему хоть частично подготовиться к предстоящему экзамену.
   Как и в прошлый раз, он глубоко вздохнул и поднёс флакон к губам. Глоток. Вязкая отвратительная жидкость. Вчера за алкогольным дурманом не чувствовался вкус этой субстанции, но сейчас, она чуть ли не лезла наружу.
   И снова тот же эффект. Яркие краски, мысли, как молнии. Прилив сил и чувство всевозможности.
   Жак улыбнулся и вернулся за стол.
   Первый билет. Второй билет. Минутная стрелка часов не сместилась и на пять делений.
   Третий билет. Четвёртый. Уже через два часа все билеты и дополнительные задания были выучены и подготовлены.
   Жак не спал всю ночь. Не потому, что учил или волновался, десятки и тысячи мыслей просто не давали ему это сделать.
   Луи вернулся под утро совершенно в непотребном состоянии и без всяких слов свалился спать.
   Пока его приезжий друг спал, наш герой успел скататься в университет и за каких-то полчаса ответить на все вопросы в билете и блестяще защититься перед преподавателем.
   Жак ликовал.
   Когда Жак вернулся домой, Луи лежал в кровати, самодовольно улыбаясь своему другу.
   – Что?!
   Луи рассмеялся.
   – Что?! Да, мне пришлось воспользоваться твоей чёртовой сывороткой, но это лишь по тому, что в первый раз ты сам дал мне её.
   – Конечно-конечно, – Луи с наигранной серьёзностью соглашался со своим другом.
   Всегда весёлый, Луи вскочил с кровати и подошёл к своему приятелю.
   Он протянул ему руку.
   – Главное, что теперь никакой сыворотки. Извини меня. Я рад, что ты сдал свои экзамены. И понимаю, что из-за моей выходки всё могло пойти наперекосяк.
   Жак попытался сдержать улыбку радушья, но не смог. Он сжал руку приятеля.
   – Ладно, не переживай. Теперь можно отмечать успешную сдачу.
   Оба рассмеялись, радуясь, что их разногласия, впрочем, как и всегда, были улажены за один день.
   Вечерний Париж встречал наших нетрезвых героев яркими огнями Эйфелевой башни. Немного навеселе, они брели по узким улочкам, громко смеясь, будя своими разговорами первые этажи.
   – А почему ты так резко решил покинуть Лондон?
   – На это были свои причины, – отмахнулся Луи.
   – Знать, очень резкие причины, – Жак сделал глоток из бутылки, – В начале недели я получил от тебя письмо, а уже в конце встречал тебя на перроне.
   – Ну что ж поделать, вот такие резкие причины.
   Они шли, передавая друг другу бутылку красного вина.
   Жак долго не решался, но все же спросил у своего друга.
   – Луи…
   – Да?
   – Сыворотка, которую ты мне дал – из чего она?
   – Из жизни.
   – Луи, я серьёзно….
   – Так и я…
   С минуту они шли молча.
   – Хорошо… – Луи прервал тишину, – это достаточно необычное вещество. В Лондоне многие прибегают к её использованию, сюда просто ещё не дошла мода. Помнишь новости, когда по Англии прошла волна нападений?
   – Да, помню. Нападали на девушек… Если я не ошибаюсь, у них брали кровь, или что-то такое.
   – Именно кровь. А если быть точным, один литр у каждой пойманной девушки.
   – Откуда ты это всё знаешь?
   Сыворотка состоит из крови девушек и отвара синего клевера. Все смешивается в нужных пропорциях с добавлением обыкновенных аптечных трав.
   Жак был ошеломлён, шокирован… Сыворотку, которую он пил, сыворотку, которую привез ему Луи, нарушала этические, моральные и государственные законы. Наркотический эликсир…
   – Получается, ты привёз.
   – Нет, это не наркотик. Это допинг… – опередил его мысль Луи.
   – Другому рассказывай! Мы оба с тобой химики,… но меня больше интересует, откуда ты всё это знаешь?!
   – Я работал на человека, который создавал эту сыворотку.
   – ЧТО!??! – Жак остановился и посмотрел на своего друга округлёнными глазами.
   – Нет, я не помогал ему ловить бедных девушек,… нет. Я доставлял флаконы в высшее общество, плюс учился химии у выдающегося учёного. Он столько всего знает. Ты не представляешь.
   – И он так спокойно отпустил тебя зная, что ты знаешь столько… о нём,… о сыворотке?!
   – Нет, конечно. Я сбежал.
   – Так просто?!
   – Правда, прихватил с собой десяток флаконов.
   – Зачем?! – Жак всё больше и больше погружался в шокированное состояние.
   – А разве тебе не было весело?!
   – Было…
   – Я хотел показать тебе это чувство, этот мир. Поделиться! Ты же мой лучший друг.
   – Ты ненормальный, – Жак провёл рукой по своим волосам.
   – Главное, что синий клевер теряет свои иллюзорные свойства и только раскрывает каналы мозга для дополнительной человеческой энергии, которую ты получаешь через чужую кровь.
   – А почему женскую?
   – Их проще ловить, – Луи невольно ухмыльнулся, – Тем более, чем красивее человек, чем лучше форма его лица, чем интересней радужная оболочка его глаз,… тем сильнее и дольше ты чувствуешь эту эйфорию. Тем более, женская кровь более благополучно входит в связь с отваром.
   Они долго шли молча, бутылка вина уже почти полностью перебралась в их голову.
   Погода не меняла своего скверного настроения. Природа продолжала плакать дождём и умирать желтеющей зеленью. Сырые лавочки не давали присесть, а холодный дождь мешал согреться.
   К трём часам ночи улицы были пусты, только шаги наших героев резонировали от стен города.
   – Вот тебе и всегда бодрствующий Париж, – сказал Луи, немного пошатываясь.
   – И не говори…. – согласился Жак, – так получается, в Лондон, ты не вернёшься?
   – Нет, конечно. Я обокрал и обманул химика, который имеет очень сильные связи по ту сторону закона, да и в самом законе тоже.
   – Много флаконов у тебя ещё осталось?
   – Два. И раз это чуть нас не поссорило, то их стоит выбросить в Сену.
   – Почему не продать? – удивился Жак.
   – Продать, значит засветиться.
   – Но выкидывать…
   Жаку было тяжело это признавать… тяжело особенно самому себе, но он хотел ещё… снова увидеть, как мир насыщается красками и звуками… почувствовать, как еда становиться вкуснее, а вино слаще…
   Он хотел, он жаждал, сам не осознавая почему.
   – Я предлагаю в последний раз пренебречь всеми правилами, – неуверенно произнёс Жак.
   – То есть, ты хочешь выпить эти флаконы?
   – В последний раз, – уточнил Жак.
   Луи расплылся в улыбке. Ведь он сам мечтал об этом, он даже не знал точно, хватит ли ему духу выбросить заветную сыворотку в реку, а тут сам друг предлагает ему сойти с дороги благоразумия.
   Луи стал быстро рыться в своей сумке. Один флакон, второй…. И вот они вдвоём, улыбаясь друг другу, чокаются маленькими горлышками склянок и залпом выпивают содержимое.
   Мир снова стал меняться. Для них… сам мир остался прежним, но эти двое… полностью преобразились для себя, для общества.
   Последующие несколько дней Жак и Луи проводили в разгуле. Веселились, пили, На некоторое время Жак забыл про учёбу, но знал, что ещё несколько дней, и он снова вольётся в учебный процесс.
   Их дни были беззаботны, пьяны. Молодость позволяла быть беспечными. Но одно, немым грузом, тяжёлым камнем недосказанности, висело над этими двумя.
   Оба чувствовали изменения в своём организме.
   После приёма сыворотки Жак перестал чувствовать вкус еды, с каждым днём пища всё больше и больше напоминала ему жеваную бумагу.
   А Луи уже несколько недель не мог без боли в глазах просыпаться днём. Солнечный свет своей яркостью выедал ему роговицу. Только из-за этого он гулял по вечерам… только по этой причине он поменял билеты на вечерний поезд.
   Но оба они молчали. Боясь сознаться друг другу, что нуждаются в сыворотке. Оба боялись осуждающих взглядов друг друга.
   Первым не выдержал Жак.
   Он с отвращением выплюнул кусок мяса на стол.
   Был вечер, Луи собирался на прогулку.
   – Тьфу!!! Господи, я так больше не могу!
   – Ты не чувствуешь вкуса еды? – без удивления спросил Луи.
   – Да. А ты откуда знаешь?!
   – У меня такое было.
   – И ты молчал?! – поднялся из-за стола.
   – Я думал, что это из-за болезни. Поверь, потеря вкуса – это полбеды! Я не могу долго видеть солнечный свет. Раньше мне помогала сыворотка.
   – Это всё ты виноват!
   – Хватит меня винить. Я не знал, что будут такие последствия.
   – А ты не думал, почему высшее общество, куда ты приносил флаконы, собиралось только по вечерам, а?
   – Я.
   – Идиот! Нам нужна сыворотка.
   – У меня больше нет.
   – Ты должен съездить в Лондон за ней.
   – Ну конечно! Это самоубийство. И слишком долго. Нужно придумать что– то другое.
   – Что же?
   – Я знаю формулу. Мы должны сами сделать эту сыворотку.
   – Ты предлагаешь где-то достать синий клевер? А потом ещё напасть на девушку и взять у неё крови?!
   – А ещё предлагаю об этом сильно не кричать, – Луи сделал жест рукой, чтобы его собеседник говорил тише.
   – Можно обратиться к врачу.
   – Мы будем первым случаем во Франции. О нас напишут в газетах. И знаешь тогда, кто нас найдёт?! М?
   – Химик…
   – Именно.
   В комнате повисла тишина. Они оба знали, что делать, чтобы спасти своё психологическое и физическое состояние. Но это… требовало колоссальной решимости.
   Вечером следующего дня двое друзей, связанных одной жаждой, сидели в баре, изучая публику. Они искали жертву. Они были слабы и поэтому им была нужна слабая жертва, которая не оказала бы им значительного сопротивления. Им была нужна пьяная девушка…
   – Не могу поверить, что мы идём на это, – сквозь зубы произнёс Жак.
   – Ну, а что поделать.
   – Я достал клевер. Хочу сказать, что это было не из простых заданий. Во Франции его очень тяжело достать.
   – В Англии с этим было бы проще. Нам поставляла его одна старуха. Ты бы видел, сколько его у неё. Километры полей.
   – Как же она одна выращивает его?
   – Ей помогает какой-то забитый мужик. Он у неё раб или что-то типа того. Подсаженный на синий клевер. Есть и другие, но этот как-то выделялся.
   – Ужас.
   Из-за дальнего столика встала девушка. Он смеялась, долго и крепко на прощанье обнимала друзей. Было видно, что в её желудке и голове гуляет несколько бокалов пива или вина.
   Луи и Жак посмотрели друг на друга. Взглядом они поняли друг друга: именно этой девушке было суждено лишиться своей крови.
   Сразу, как только девушка покинула заведение, двое наших героев вышли следом. Отставая на несколько шагов, они следили за ней. Спустя несколько минут Луи ускорил шаг и догнал их будущую жертву.
   – Милая, – обратился он к девушке, – да вы пьяны. Позвольте я вас провожу.
   – Ой… – девушка улыбнулась, – вы так милы.
   Девушка взяла молодого человека под руку они пошли дальше. Жак продолжал отставать.
   Луи что-то рассказывал своей спутнице, та начинала смеяться. Луи тоже улыбался, но уже в следующую секунду он переменился в лице. Он схватил девушку за грудки и оттащил её в переулок.
   Та закричала.
   – Что вы делаете?!
   Жак замер в ступоре, он не верил, что это происходит на самом деле.
   – Помоги мне её держать, – крикнул Луи.
   – Отпустите меня! – кричала та.
   Жак не двигался, он и не дышал. Липкий страх сковывал каждую мышцу его тела.
   – Отпустите меня!
   – Помоги мне! ПОМОГИ МНЕ!!! – выкрикивал Луи.
   Жак мотнул головой и вернулся в реальность. Он забежал в переулок и схватил девушку за руки, скрутил её.
   – Держи её крепче!
   – Что вам нужно?!
   Луи полез в свою сумку и достал оттуда стеклянный шприц.
   – Держи крепче, я ввожу.
   После этих слов он ввёл иглу шприца в шею бедной девушки. Тёмно– алая, густая кровь побежала в стеклянную колбу шприца. Одно деление. Второе.
   – Хватит, – произнёс Жак, смотря на наполняющийся шприц.
   Третье деление.
   – Хватит, – повторил Жак.
   – Ещё чуть-чуть, – помотал головой Луи, – Или ты каждый день хочешь ловить девушек и брать у них кровь?
   Девушка перестала кричать. Её глаза закатились.
   Я прошу тебя, хватит!!!
   Луи вытащил шприц и отошёл. Девушка обмякла в руках Жака, не подавая ни одного признака сопротивления… или даже жизни.
   – Ты убил её! – Жак схватился за голову.
   – Спокойно. Я взял не больше, чем нужно. Она жива.
   – Да посмотри…
   – Эй!!! – Кто-то окликнул их с другой стороны переулка, он быстро приближался к нашим героям.
   – Чёрт! Надо бежать, – Луи положил шприц в футляр.
   Они оба сорвались с места. И скрылись в другом переулке.
   Они бежали без остановки. Не оглядываясь. С этого дня жизнь двух наших героев сильно изменилась.
 //-- * * * --// 
   Уже через несколько часов после инцидента они были дома.
   Квартира Жака стала больше походить на химическую лабораторию, чем на место, где можно жить. Десятки пробирок и колб для смешивания препаратов. Перегоняющие трубки и так далее.
   Настоящая химическая кухня.
   Луи раскладывал ингредиенты и готовил оборудование к работе.
   – Ты точно знаешь, как её готовить?
   – Конечно, десятки раз я помогал химику готовить её, – Луи делал всё быстро и уверенными движениями.
   – А долго… долго ждать?
   – Ну, если ты не будешь мешать, то несколько часов.
   – Я не мешаю! – возмутился Жак.
   – Нет, мешаешь!
   – Да иди ты…
   Луи сделал глубокий вздох.
   – Извини. Мы оба в непростой ситуации. Мы должны быть друг к другу терпеливы.
   Жак кивнул.
   Следующие несколько часов они провели молча. Жак лежал не шевелясь, бездумно пялясь в потолок. А Луи не отходил от пробирок и склянок, постоянно что-то смешивая, что-то замеряя, что-то выпаривая.
   И вот он открыл заветный вентиль, и в маленький флакон полилась бордовая субстанция. Потом второй флакон и третий. Из общего количества ингредиентов получилось пять флаконов сыворотки.
   Луи протянул один из них своему другу и коллеге по несчастью.
   Жак принюхался и выпил.
   Знакомая, ранее отвратительная, а теперь, такая приятная, жидкость побежала по горлу.
   Снова цвета, снова тысячи мыслей. Луи удалось.
   Они оба смеялись. Смеялись над своей маленькой победой, не зная, что падают в глубокую яму – в капкан.
   Жак сорвался с места и схватил со стола зачерствелый кусок хлеба. ВКУС!!! У этого, уже начавшего плесневеть куска хлеба, был вкус.
   – Чёрт возьми, как вкусно! – выкрикнул Жак.
   Луи улыбался, хотя далеко в душе он понимал, что это временная пауза.
 //-- * * * --// 
   Пять флаконов сыворотки были не больше, чем передышка. Когда они кончились, еда снова стала пресной, а солнечный свет – ярким. Вся жизнь стала серой, словно эта сыворотка выедала всё, что раньше помогало им радоваться жизни.
   – Господи, как больно!
   Жак кричал из-за солнечного света. Теперь и он страдал от данного недуга.
   – Идиот, я же говорил тебе – занавешивай окна! – Раздался голос Луи из другой комнаты, комнаты, где был сумрак даже в середине дня, – Ты можешь лишиться зрения! Носи солнцезащитные очки.
   Жак вошёл в комнату Луи.
   – Сыворотка кончилась… – сухо произнёс он.
   – А то я не знаю.
   – Нужно снова идти охотиться, – подвёл итог Жак.
   – И, чем скорее, тем лучше. Я слабею.
   – А что с твоей рукой?
   Правая рука Луи была перетянута наволочкой от подушки, но даже через неё сочилась кровь.
   – Ожог.
   – Ожог?! Откуда он у тебя?!
   – Я… – Луи вздохнул, – Я не хотел тебе говорить. Так вышло, что сегодня я неплотно закрыл занавески, и когда пришло утро, полоска солнечного света упала на мою кровать, проходя через мою руку.
   – Ты получил ожог от солнечного света?!
   – Как видишь.
   – Что с нами такое происходит?
   – Наш организм ленится без этой сыворотки, отказываясь вырабатывать полезные вещества. Солнце прожигает нас насквозь. Еда стала пресной. Слабость. Болезни липнут, как пиявки. Я пока не знаю, что будет дальше.
   Луи лежал на кровати, поглаживая забинтованную руку.
   – Ложись спать, – произнёс Луи, – Сегодня нам нужно будет взять больше крови. Или поймать несколько девушек. Я подозреваю, что в дальнейшем нам потребуется больше сыворотки, чтобы продержаться.
   И он был прав. Им приходилось пить по несколько флаконов за раз, чтобы нормально существовать, чтобы были хотя бы силы встать с кровати. Но, выпивая нужную дозу, на не большой срок, срок который с каждым днём уменьшался, они становились сверхлюдьми.
   В скором времени Жак тоже проснулся от сильной боли. Ему жгло ноги. Полоска света, попавшая в комнату, падала ему на ноги, жгла, словно раскалённое железо.
   Через какое-то время на стенах и в газетах стали появляться статьи и предупреждения о том, что в Париже орудует банда психопатов, которые высасывают кровь из девушек. Были составлены приблизительные фотороботы.
   Жак и Луи не беспокоились об этом, ночь скрывала лица и намерения в их глазах.
   Всё равномерно и спокойно катилось в хаос забвения, до одного дня… до одного письма.
   Письмо:
   «На следующей неделе буду снова во Франции. Хочу тебя навестить. Приезжаю в воскресенье вечером. Напиши мне в отель, против ты или нет».
   – От кого письмо? – поинтересовался Луи.
   – Моя давняя подруга. Хочет приехать погостить, я даже не знаю, как отвертеться, и что написать, чтобы она не обиделась.
   – А почему ты не хочешь её позвать?
   – Потому что мы находимся сейчас не в том положении, чтобы принимать гостей.
   – Такие гости нам нужны.
   – Даже не думай! – Жак оскалился.
   – А я и не думаю… Я просто читаю твои мысли, – Луи был холоден.
   – Нет, я не могу пойти на такое.
   – Но хочешь…
   – Я не могу…
   Луи встал и подошёл к своему другу.
   – Я сам напишу ей. И если что, возьму всю вину на себя. Хорошо?
   Луи взялся за угол конверта и потянул на себя. Жак ослабил руку и отдал его.
   – Вот и хорошо, – Луи улыбнулся.
   Жак понимал, к чему всё идёт, но не мог сопротивляться. Он так устал от криков девушек, которых надо было ловить. Устал искать жертву. А тут…
   Жертва… сама шла им в руки.
 //-- * * * --// 
   И вот, уже спустя неделю, в субботний вечер Жак и Луи стояли на «Северном вокзале» в ожидании их гостьи.
   – И когда же прибудет… эм… – Луи запнулся.
   – Жульета… я тебе уже говорил.
   – Да, прости. Всё время вылетает.
   Оба они были раздражены и на пределе: флаконы сыворотки подходили к концу, а новую жертву становилось искать всё сложнее и сложнее.
   Последняя попытка обескровить девушку закончилась колоссальным провалом. Девушки и просто окружающие стали более бдительными, реагируя на каждый шорох и крик в городе. Последнюю девушку им пришлось бросить, не наполнив шприц и наполовину. Их преследовали десятки разъярённых людей и несколько собак. Эта попытка чуть не стоила им жизни. И теперь наши падшие были куда более осторожны. Но жажда всё также продолжала их преследовать.
   – Поезд Амстердам – Париж прибывает к пятой платформе, – раздалось в громкоговорителе.
   – О, это наш!
   И снова платформу заполонили десятки людей. С сумками и без. Приезжих и встречающих.
   Но, даже в этой шумной и суетливой толпе, Жак без малейшего труда увидел девушку, которую они встречали.
   Жульета… она была хороша собой. Блондинка, с вьющимися волосами. Голубые глаза блестели за десятки метров, приклеивая к себе взгляд. Фигура, стянутая платьем, не оставляла ни одного шанса мужчине на самообладание.
   Она улыбалась своим встречающим.
   – А она хорошая собой, – подметил Луи.
   – Да.
   Жак смотрел на свою приехавшую подругу с чувством, которое пугало его. Это не было чувство сексуального влечения. Нет. В голове нашего героя крутилась только одна фраза.
   «Чем девушка красивее, чем более она гармонична, тем сильнее и дольше эффект от сыворотки».
   Жак смотрел на Жульету с чувством плохо подавляемого голода. Уже здесь, на станции ему хотелось схватить её и вонзить в шею шприц. Высосать из её нежного тела всё без остатка. Он невольно облизнулся.
   Луи, заметив ступор своего друга, незаметно ударил его локтём в бок.
   – Держи себя в руках, – сквозь губы произнёс он.
   – Я стараюсь, – бросил в ответ Жак.
   – Всегда держи себя в руках!
   Жульета подошла к нашим героям и с неисчезающей с лица радушной улыбкой обняла Жака.
   – Ах, как же я рада тебя видеть. Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась!
   – Я тоже, моя милая.
   Какой от неё был аромат. Какая нежная кожа. Она не шла ни в какое сравнение с другими девушками, которых они ловили. С другими девушками, у которых они воровали кровь.
   – А вы, видимо, Луи, – обратилась она к другому, – Жак написал о вас в письме. И, судя из его слов, вы чудесный человек.
   – Да, я такой. А вы просто потрясающая девушка. Он не говорил, что вы настолько красивы.
   Оба засмеялись.
   Взяв чемоданы Жульеты, Жак и Луи понесли их к машине, пробираясь через десятки суетливых и торопящихся.
   – Я слышала новость, что у вас тут завелись самые настоящие Потрошители.
   – Ну, что только не напишет наша пресса, – отмахнулся Луи.
   – Читала, что они хватают девушек и шприцом забирают у них кровь.
   – Да, я читал о них. Но их вроде как поймали. Ты не слышал, Жак?
   – Я стараюсь вообще такими новостями не интересоваться, – ответил тот, стараясь предать голосу безразличие.
   – Не переживайте Жульета, вы будете с нами и вашей безопасности ничего не угрожает.
   – Вы очень милы, Луи.
   Всю дорогу до дома Луи и Жульета не замолкали. Жак же молча вёл автомобиль, все свои силы он тратил, чтобы не сорваться. Он не понимал, как его друг так спокойно может ехать с такой девушкой и не наброситься на неё. Потрясающее самообладание.
   Ещё никогда дорога до дома не была для Жака такой долгой.
 //-- * * * --// 
   Разместив чемоданы Жульеты в большой комнате, Луи открыл бутылку красного вина, тем самым приглашая всех к столу.
   – Думаю, ваш приезд нужно отметить, – Луи демонстративно поднял бутылку вина повыше.
   – Я не против. А ты, Жак?
   – Я тоже только «За!»
   – Ты какой-то молчаливый. Ты не рад меня видеть? – обеспокоилась Жульета.
   – Нет, ну что ты… просто…
   – Просто ваш друг постоянно погружён в учёбу и уже к вечеру плохо соображает.
   Луи налил первый бокал и поставил его на стол.
   – Ну, ты бедный. Давай расслабься, выпей вина, – Жульета жестом указала на бокал.
   – Хорошо.
   Жак потянулся к бокалу, но Луи его остановил.
   – Жак. Жак. Где же твои манеры? Первый бокал всегда для дамы.
   – Вы очень галантны.
   – В этом весь я, – произнёс Луи в показушно.
   Луи и Жульета продолжали болтать, а Жак, молча смачивал горло совершенно безвкусным для себя вином.
   Около часа Жульета делилась своими впечатлениями о путешествии. Вспоминая Рим, Берлин, Египет и многие другие страны. Доставала из чемодана сувениры. Показывала фотографии. Луи слушал, улыбаясь, и не прерывая свою собеседницу, иногда только вставляя возгласы впечатления.
   И вот Жульета начала зевать.
   – Что-то я притомилась с дороги, – она прикрыла рот, – Думаю… мне нужно поспать.
   – Хорошая мысль. Кровать уже готова.
   – Ооо… вы как всегда милы, Луи.
   Голова Жульеты только успела коснуться подушки, как послышалось равномерное дыхание спящего человека.
   – Слава богу, – облегчённо произнёс Луи, – я думал, она никогда не отправится спать. Господи, сколько же она говорит!
   – Тише, может, она ещё не спит.
   – Спит. Спит, как убитая. Я подсыпал ей в бокал тёртую кору сонного дерева. Который, между прочим, ты чуть не выпил… Неси шприц.
   – Прямо сейчас?
   – Нет,… чёрт возьми, завтра. Или ты хочешь идти охотиться, под страхом быть забитым насмерть? Она крепко спит и ничего не почувствует.
   Жульета спала глубоким сном, под десятками сновидений не чувствуя, как тонкая игла входила в её шею. Не чувствуя, как кровь – красная плазма – покидает её тело.
   – Я не буду брать много. Ведь пока она гостит у нас.
   – А как ты объяснишь ранку?
   – Укус жука. Насекомые бывают очень болезненными. Жак, где твоя фантазия?!
   Набрав нужное количество крови, Луи вытащил иглу.
 //-- * * * --// 
   Комната снова была превращена в лабораторию, в химическую кухню, где повар Луи готовил сыворотку.
   Вязкая субстанция бежала по стеклянному лабиринту, смешиваясь, нагреваясь, выкипая, падая мелкими каплями конденсата. И вот, четыре новых флакона были полными.
   Луи протянул один своему другу.
   – За нашу новую гостью, – произнёс Луи, поднимая флакон, как бокал.
   – Смешно.
   Оба осушили флаконы залпом, оба уже потянулись за следующими, но замерли.
   Невероятное чувство.
   Все теории о том, что чем красивее и гармоничней выглядит девушка, тем сильнее действие эликсира, подтвердились.
   Им обоим казалось, что мир сейчас взорвётся от перенасыщения красками. Мысли в этот раз… их не тысячи, их миллиарды. Луи вспоминал и начинал знать то, что никогда не знал, Жак слышал каждый шорох за десятки метров от себя. Невероятный эффект.
   – Это… Это потрясающе! – не закрывая рта произнёс Жак.
   Луи захохотал.
   – Что ты смеёшься?
   – Просто. Меня распирает чувство вседозволенности и всевозможности. Пока есть силы, я предлагаю идти гулять.
   Жак с нескрываемой радостью кивнул.
   Ночь была шумной, они побывали в десятках барах и на десятках улицах. Ветер был свеж, пиво и вино насыщенным. Всё жило. Они не чувствовали усталости. Не чувствовали грусти.
   Так продолжалось очень долго, пока…
   – Чёрт. Рассвет, – произнёс Луи, завидев зарево.
   – Так не хочется уходить.
   – Я знаю приятель, но нужно.
 //-- * * * --// 
   Жульета проснулась, когда часы на стене показывали за двенадцать часов дня.
   Солнце заливало комнату светом, открывая гостье все уголки комнаты.
   Жульета потянулась и, приподнявшись в кровати, огляделась. Никого. Прислушалась и не услышала ни одного звука кроме своего дыхания.
   – Жак?! – позвала она.
   Квартира ответила на выкрик тишиной.
   – Луи?!
   И снова ни одного звука.
   Жульета встала с кровати и, закутавшись в одеяло, вышла в коридор. Никого.
   Посмотрела в сторону другой комнаты: там было темно, окна были занавешены плотными занавесками, из темноты не доносилось ни звука, ни признака жизни.
   – Луи?! Жак?!
   Тишина.
   Ступая на холодный пол, она прошла на кухню. Одинокий, приятный глазу, порядок.
   Квартира была пуста.
   На столе лежала записка. Мелким неразборчивым подчерком в ней было написано всего пару строк.
   «Просим нас извинить, ушли по важным делам. Будем вечером. Париж в вашем полном распоряжении».
   Прочитав записку, Жульета скорчила недовольную гримасу и исчезла в ванной. Приведя себя в порядок, позавтракав тем, что ей предложил холодильник, она накинула своё пальто и исчезла за входной дверью.
   Квартиру наполняла тишина. Но уже через минуту из тёмной комнаты послышался шёпот.
   – Кажется, она ушла, – это был Жак.
   – Ушла, ушла, – подтвердил Луи.
   – Я боялся, что она зайдёт в нашу комнату и расправит шторы.
   – Ты постоянно чего-то боишься, – бросил Луи.
   – Ну и что! Я просто осторожный.
   – Ладно. Давай спать. Вечером нам нужно быть отдохнувшими. Ну и, конечно, весёлыми и жизнерадостными, чтобы развлекать нашу гостью.
   – Всё-таки то, что мы делаем – ужасно.
   – О господи, заканчивай ныть и спи!
   Вечером наши герои и их гостья сидели за столом. За новой бутылкой вина.
   – Ну вы, конечно, меня подвели сегодня. Смотреть одной Париж скучно, – обиженно произнесла Жульета, поднося бокал к губам.
   Луи разливал вино сидящим за столом, и пытался оправдаться перед Жульетой.
   – Милая, простите нас. Неотложные дела. Но, думаю, допив эту бутылку вина, мы можем пойти гулять по ночному городу. Как вам моя идея?
   – О! Это чудесная мысль, – радостно произнесла она.
   – Вот и отлично, – Луи улыбнулся.
   Но, уже спустя несколько бокалов, Жульета снова начала зевать, чувствуя, как слабость расползается по её телу.
   – Вы что-то раззевались, – произнёс Луи так, словно был этому удивлён.
   – И правда. Может, мы отложим с вами прогулку на завтра?
   – Ну что ж, давайте. Жалко, правда, – в эту беседу Луи вкладывал весь свой театральный талант.
   – Ну, думаю, завтра будет ничем не хуже день.
   – Конечно, – и снова улыбка.
   Жульета встала из-за стола и прошла в комнату. И в этот раз, её голова только успела коснуться подушки, как она провалилась в мир грёз.
   – Неси шприц, а я подготовлю нашу гостью к уколу, – ровным голосом произнёс Луи.
 //-- * * * --// 
   Так продолжалось несколько дней. Проснувшись рано утром, Жульета не обнаруживала никого дома. Её шея чесалась от укусов непонятных насекомых. А вечером, когда Луи предлагал пойти гулять, Жульета соглашалась, но уже через полчаса понимала, что устала от дневной прогулки и шла ложиться спать.
   Дни были похожи на замкнутый круг, до комичного неизменчивы и дублированы.
   Но вот, на пятый день. Вечером…
   – Жульета, ты уже уезжаешь? – удивлённо произнёс Жак.
   – Да. Прости Жак, я приехала повидать тебя, но ты постоянно пропадаешь днём, а вечером мы видимся всего несколько часов.
   – Но подожди, я скоро буду полностью свободен, – Жак тараторил.
   – Ты мне это уже говорил. Думаю, мне лучше приехать через пару месяцев, когда ты будешь посвободней.
   – Жульета, послушай.
   Часовщик.
   «Жульета упаковывала последний чемодан, складывая в него свои платья. Она не была зла на своего друга, но было видно, что она расстроена».
   – Жульета, послушай, я завтра днём пойду с тобой гулять, я обещаю.
   – Прости, мой милый, я уже взяла билеты на поезд. Но я была бы очень признательна, если бы ты помог мне добраться до вокзала.
   Жульета закрыла чемодан и поставила его на пол к двум другим.
   – Ну так что, поможешь мне?
   Жак молча кивнул.
   – Вот и славно. Я не злюсь, правда, – Жульета улыбнулась, – Я всё понимаю, но я ехала к тебе, а не для того, чтобы одной бродить по этому городу.
   Жульета вышла в коридор. Жак не знал что делать, он паниковал. В голове проносились десятки уговоров, которые он хотел сказать своей гостье и тысячи действий, как задержать Жульету. Всё путалось в голове, в паническом неврозе.
   Не помня себя, не контролируя себя, он схватил фарфоровую статую солдата и с силой ударил Жульету по затылку.
   В одну секунду девушка повалилась на пол. И в этот же момент открылась входная дверь.
   На пороге стоял Луи.
   – Ты что наделал?! – выкрикнул он.
   – Она хотела уехать. Она уже вещи собрала!
   – И поэтому ты решил её так задержать?!
   – Я паниковал. Я больше ничего не придумал.
   – Если она умрёт от удара, то к нашей общей проблеме прибавиться ещё разлагающийся труп, – Луи нагнулся и стал проверять пульс.
   – Видишь! Она жива.
   – Ну что ж. Нам очень повезло.
   Жак сел на пол, закрывая лицо руками. Он плакал.
   – Господи, что я наделал.
   – Ты нашёл время развесить сопли, – Луи как всегда был собран, – Вставай и помоги мне оттащить её в дальнюю комнату. Нужно привязать её к батарее.
   Жульета не приходила в себя больше суток. Её дыхание было слабое, но ровное.
   Когда она очнулась, то почувствовала жуткую, пронизывающую, режущую голову пополам, боль. Она попыталась сжать, схватить голову руками, но не смогла этого сделать. Открыв глаза, девушка поняла, что привязана к батарее. Комната, в которой она находилась, была ей незнакома.
   Жульета вспомнила, как что-то тяжёлое опустилось на её голову, помнила удар и боль. А потом была темнота.
   Почему это произошло, она не могла понять. Почему она была связана, тоже оставалось для неё загадкой.
   Она закричала.
   – Помогите! Эй!
   Уже через мгновение дверь комнаты открылась, и в неё вошли двое, уже ей знакомых человека.
   Жак и Луи стояли около связанной девушки и молчали.
   – Что происходит?! А?
   – Понимаете…. – Луи начал разговор как всегда в своей галантной манере, – вышло небольшое недоразумение.
   – Недоразумение!?!?!
   – Да. Понимаете, Жак, ваш друг… запаниковал, что вы уезжаете, и ему не пришло ничего другого в голову, как ударить вас по голове, чтобы вы задержались у нас подольше.
   – Задержать меня?! – Жульета кричала.
   – Поверьте мне. Я был бы куда более галантным. Я бы снова вас усыпил. Правда, проснулись бы вы всё в тех же условиях. Но думаю, голова сейчас у вас бы не болела.
   – Заткнись, Луи… – огрызнулся Жак, – Жульета, прости, я просто не мог тебя отпустить,… я запаниковал.
   – Да что здесь происходит? Развяжите меня!
   – Я обязательно тебя развяжу. Только подожди…
   – Я не собираюсь ждать! Развяжи!
   – Успокойтесь, родная. Так уж вышло, что в этот тяжёлый час вы нужны нам, – В голосе Луи, как всегда, слышались нотки издевательства.
   – Ты так быстро стала собираться, – а Жак продолжал тараторить и оправдываться, – Я просто не хотел тебя отпускать. Понимаешь… твоя кровь, она потрясающая. Я просто не мог отказаться.
   – Кровь?!.. аааа… Так это вы те самые психопаты, которые забирают у девушек кровь.
   – Мы не психопаты. Просто сейчас мы в очень сложном положении… – произнёс Луи.
   – Охотиться за кровью становилось всё сложнее и сложнее…
   – А тут вы. Понимаете… ну, мы ведь могли договориться с вами,… но Жак всё испортил.
   – Я ничего не портил!!! – закричал Жак, – Я запаниковал!!!
   – Господи… как же я сразу не догадалась. Бледная кожа, красные глаза из-за лопнувших капилляров. Днём вас не видно. Вы порферисты!!! Лондон кишит, такими, как вы! Вы всё это время брали мою кровь?
   – А она умна.
   – Вы больные люди! Выпустите меня!!! ПОМОГИТЕ! – Жульета рвала своё горло.
   Луи достал из кармана своего пиджака стеклянный шприц в футляре. Тот самый, которым они уже десятки раз брали кровь у нескольких десятков девушек.
   – К сожалению, мы пока этого не можем сделать. Жак, держи свою подругу.
   Жульета продолжила кричать.
   Девушка пыталась вырваться. Мотала головой, болтала ногами, делала всё, чтобы наш герой, со своим стеклянным шприцом держался подальше от её шеи. Но Жак, с силой сжал её, натянув волосы так, что девушка не могла пошевелить головой.
   Жульета почувствовала, как игла входит в её шею, проходя через ткань кожи, забирает её кровь.
   – Пустите меня!!! Пустите!!!
   – Тише, тише! Жак, держи её крепче, – Луи был спокоен как хирург.
   – Я стараюсь.
   Через минуту Луи вытащил шприц и отошёл. Колба была полностью заполнена алой кровью. С иглы стекала маленькая, красная капля жизни.
   – Думаю, нам хватит одной колбы, ведь наша гостья пока никуда не собирается уезжать, – Луи хохотнул.
   – Ублюдки! Вы больные люди! ПОМОГИТЕ!
   – Заткни ей чем-то рот. А то вдруг кто-то услышит.
   С этими словами Луи вышел из комнаты, направляясь в лабораторию.
   Жак сделал из тряпки кляп и подошёл к Жульете.
   – Я прошу тебя, Жак, опусти меня, – Она смотрела прямо в глаза Жака, – Мы ведь знакомы с тобой с детства. Прошу. Я ни кому не скажу.
   – Прости. Но я не могу.
   Заткнув рот девушки, Жак, стараясь не смотреть в глаза своей пленнице, вышел из комнаты.
   – Прости, – произнёс он, выходя.
   Шли дни. Каждый день Жак приходил к пленнице. Он приносил ей еду, питьё. Выносил смердящее ведро. Всё это он старался делать молча, не смотря в глаза Жульете, боясь встретиться с ней взглядом.
   Шли дни, каждые несколько дней в комнату приходил Луи, держа в руках шприц. Жульета пыталась сопротивляться, но каждые несколько дней Луи уходил с полностью наполненным шприцом.
   Шли дни, каждый день, за дверью, под вечер Жульета слышала, как двое чокаются флаконами, как двое смеются, как двое уходят гулять в ночь, как под утро всё те же двое приползают без сил, полностью без остатка высушенные сывороткой.
   Принося еду, Жак вытаскивал кляп изо рта девушки и говорил.
   – Тебе надо поесть. Только не кричи.
   Он набирал в ложку супа и подносил ко рту девушки.
   Но та не ела, она пыталась достучаться до нашего героя.
   – Послушай, Жак. Отпусти меня! Прошу. Я никому не скажу! Я помогу тебе! В Лондоне уже есть лечебница для таких, как ты, – тараторила она.
   – Конечно. Мы скоро тебя отпустим, мы с каждым разом уменьшаем дозу. Мы пытаемся отказаться от сыворотки, – говорил он ей в ответ.
   В другой день он снял кляп и накрутил на вилку макароны.
   Но та снова не ела.
   – Послушай меня, прошу. Он тобой манипулирует. Ведь ты сильный, ты можешь справиться!
   – Я знаю. Но он один может варить эту сыворотку. И, тем более, мы скоро тебя отпустим. Мы пытаемся сократить потребление сыворотки.
   Жульета плакала.
   – Жак!!! Очнись! Вы ничего не сокращаете! С каждым днём Луи берёт всё больше и больше моей крови. Вы катитесь вниз!
   Но Жак лишь молча продолжал её кормить. Протягивая ей вилку с едой.
   Он приходил каждый день. Каждый день Жульета пыталась достучаться до нашего героя.
   – Жак! Я умоляю! Я слабею! Вы берёте слишком много крови! Отпустите меня. Или хотя бы берите меньше крови и не с такой частотой.
   – Нет, что ты! Луи сказал, что мы уже намного сократили потребление сыворотки.
   – Ты сам в это веришь?! Я могу тебе помочь! Просто отпусти меня! Сам себе ты не поможешь! Прошу!
   Но тот лишь находил всё новые и новые оправдания. Он кивал, говорил, что всё понимает. Он соглашался со всем, что им надо ехать в Лондон, что он решил отказаться от сыворотки. Что скоро все кончится…
   Но…
   Но каждые два дня. Он приходил вместе с Луи и помогал ему брать новую кровь для сыворотки. Он держал её за волосы, он старался не слушать её крик, её мычание через кляп… старался просто не смотреть на всё происходящее, стараясь считать узоры на обоях.
   Прошёл месяц. Месяц с того момента, как Жульета из гостьи превратилась в пленницу.
   В новый день нового месяц, Жак зашёл в комнату, держа в руке тарелку супа.
   Жульета сидела всё также, привязанная к батарее. Опустив голову на плечо, она не открывала глаз.
   – Просыпайся, – негромко произнёс Жак, – Сегодня суп. Думаю, тебе он понравится.
   Жульета не просыпалась. Всё также склонив голову себе на плечо, она лежала с закрытыми глазами.
   – Я понимаю, что ты хочешь уйти. Но уже скоро мы тебя отпустим. Честно, не теряй надежды. Поверь. Веришь?
   Девушка молчала, не просыпалась.
   – Эй, соня? Давай я сниму кляп.
   Он провёл рукой по её щеке, надеясь так разбудить её, но уже в следующий миг с криком отпрянул в сторону, разлив суп.
   Холодная. Ледяная. Её щека была как лёд. Только сейчас Жак увидел, что губы девушки были синими. Что грудь её не поднимается.
   Жульета была мертва.
   Услышав крик, в комнату влетел Луи.
   – Что такое?
   Жак, не говоря и не вставая, показал пальцем в сторону девушки, которая была привязана к батарее, которая не показывала ни одного признака жизни.
   – Она мертва! – дрожащим голосом произнёс он.
   – Чёрт!
   – Она мертва. Мы убийцы! – сквозь слёзы произнёс Жак.
   – Хватит ныть! Мы что-нибудь придумаем!
   – Нет! Мы зашли слишком далеко!
   – Успокойся!
   Нет!
   Жак вскочил с места и вышел из комнаты.
   – Успокойся. Это не конец света, – Луи шёл за ним.
   – Это не конец света!?!?!?! – Жак пальцем указал на дальнюю комнату, – мы слишком далеко зашли. Мы не просто убили её. Ты замучил её до смерти!
   – Я?!
   – Да, ты! Ты мне говорил: мы сокращаем дозу сыворотки! Но ты мне врал! Из-за тебя она умерла. Она хотела мне помочь! Но я слушал тебя!
   – Из-за меня!? Ты видел, сколько крови я беру! А скажи, что ты такой идиот, и не видел, что с каждым разом ты пьёшь не меньше, а больше сыворотки! А?! Я не врал, я говорил откровенную чушь, а ты просто с ней соглашался.
   – Ты загнал её сюда. Я ведь не хотел, чтобы она сюда приезжала!!
   – Ты мог бы не давать мне написать письмо! Но твоя жажда была выше тебя! ВЫШЕ! Да, может ты и не прикладывал свою руку! Но ты всё это видел, ты это всё слышал. Ты это всё допускал. Так что ты такой же убийца и душегуб, как и я!!!
   Жак плакал. Впадая в слабость и отчаянье, он свалился на колени.
   – Успокойся, мой друг, – голос Луи как всегда был ровным, – У нас просто не было выбора.
   – Выбор есть всегда!
   – У нас нет! Нужно придумать, как избавиться от тела!
   Жак с силой ударил кулаком в пол и поднялся. Его лицо исказила злость. Отвращение к себе.
   – Нет! Если хочешь, продолжай жить, как крыса, как таракан. С меня хватит!
   Жак оттолкнул Луи к стене и направился к двери.
   – Ты куда?! На улице почти пять утра. Скоро рассвет!
   – Отлично! Я так давно его не видел!
   Жак спустился по лестнице и вышел во двор.
   Луи выбежал на улицу за своим другом и схватил его за рукав!
   – Стой, идиот! У нас ещё есть десять флаконов! Нам хватит на несколько недель!
   Жак оттолкнул друга и направился вперед по улице.
   Луи кричал ему, кричал, но больше уже не бежал за ним. Он видел, как за дальними домами начало виднеться рассветное зарево нового утра.
   – Стой! Нам хватит этих флаконов вернуться в Лондон. Там мы найдем врача! Стой!
   Но Жак его не слушал, он шёл вперёд, по пустынной утренней улице.
   Луи ещё несколько раз позвал своего друга, после чего забежал обратно в подъезд и вернулся в свою квартиру.
   А Жак…. А Жак продолжал идти по улице. Вперёд, любуясь рассветными лучами.
   Солнце ударило ему в глаза! И уже через секунду каждый капилляр в его глазу раскалился до предела, своим жаром плавя хрусталик. Кожа на лице и на руках стала краснеть, а затем покрываться волдырями.
   Боль, адская, невыносимая, до костей и внутренностей пробирала Жака.
   Он почувствовал, как его лёгкие начинают гореть, как сердце и печень нагреваются до высоких температур.
   Он закричал! Давая выход всему кислороду! Напрягая глотку и лёгкие до предела!
   В тот день, вся улица проснулась от истошного крика неизвестного. Но, выйдя на улицу, жители не увидели никого, кто мог бы так кричать. Только кем-то полностью сброшенная одежда.
 //-- * * * --// 
   Осознание того, что ты полностью и бесповоротно изменился, часто приходит слишком поздно. Алкоголики только в последний момент понимают, что больны, когда печень и мозги сгнили до основания. Ревнивцы только в конце отношений понимают, что просто задушили любовь своим контролем.
   Каждый видит себя, каждый видит свои действия… но каждый, смотря на себя со стороны, видит всё происходящее через кривую призму оправдания.
   Смотрит на себя через неё до тех пор, пока та не трескается под натиском правды и последствий.
   От алкоголика отворачивается семья, алкоголик теряет работу… и вот он уже сам противен себе в зеркале… но он уже видит, что его руки постоянно дрожат, а люди на улице косо смотрят на него.
   Ревнивец теряет свою любовь. Вторая половинка просто не выдерживает постоянного и тотального контроля. И вот он, уже в обнимку со своей ревностью, в полном одиночестве сидит в своей квартире…
   А наш герой, Жак, только в последний момент понял, в кого он превратился. В человека, который из-за своей жажды закрывал глаза на мораль. В существо, которое не видит очевидного, и ради сыворотки готово верить в чушь… И только смерть человека ломает его кривую призму…
   Относиться к себе снисходительно и искать себе оправдание – главная ошибка жизненного пути. Чтобы не говорили, обмануть себя можно… даже близких людей… но всё общество ты не проведешь.


   Бог дал – Бог взял

   Решив затронуть веру, как главный камень преткновения всего человечества, я думаю, что рассказ свой нужно начать с церкви. Главного места и символа христианства.
   Церковь, где начинается сегодняшняя история, находится в Испании. В великой Барселоне. Не самая большая и далеко не самая примечательная, построенная в честь Богоматери Милосердия, она долгие годы скрывала за своими стенами тайны, которые не знает простой смертный. Я даже не уверен, известно ли всё, что происходило под её сводами, самому Папе.
   Священники всей католической церкви стремятся открыть для себя таинства этой церкви, но далеко не каждый получает такое право. Тем более, далеко не каждый, увидев то, что скрывают бетонные стены и подвалы данной церкви, остаётся в своём уме, не отрекается от веры или просто не превращает свою жизнь в затворническое существование.
   Но другие же, узнав всё происходящее, открыв для себя новые таинства, полностью посвящают себя бесконечно долгой войне бога с дьяволом.
   Одним из таких людей был Карлос Варело. У него не было высокого сана, но, будучи только аколитом церкви, он был неотъемлемой частью всего происходящего. Больше скажу, без него, без таких людей, как он, католическая церковь не смогла бы узнать и половину о тёмной стороне мироздания.
   Моя история начинается с того, что в один из дней Карлос Варело открыл дверь церкви и вошёл внутрь.
   Внутри было холодно, только несколько человек сидели на лавочках и, уставив свои глаза на распятие, шёпотом произносили молитвы.
   Карлос сделал несколько шагов вперёд, выходя на солнечный свет, который приобретал радужные оттенки, преломляясь в мозаиках церкви.
   К нему подошла монахиня.
   – Сеньор, Варело, здравствуйте. Вас уже ожидают. Я провожу вас.
   Монахиня увела Карлоса из главного зала и повела нашего героя по узким коридорам к кабинету Антонио Ангуло. Главного настоятеля церкви и далеко не последнего человека в католицизме.
   – Сеньор Ангуло там не один. Думаю, вы будете приятно удивлены, – сказала монахиня указывая на дверь.
   – Спасибо, сестра.
   Карлос открыл дверь и вошёл внутрь.
   Кабинет был залит солнечным светом. Пустые стены, несколько распятий. Десятки книг на полках и скромный стол.
   В кабинете их было двое. Одного Карлос знал с малых лет, с тех самых, как священник Антонио Ангуло сделал его воспитанником церкви.
   Другого…
   – Карлос, мой мальчик, – радушно поприветствовал нашего героя Антонио, – я рад, что ты смог приехать сразу. Дело не требует отлагательств.
   – Ну, вы же меня знаете.
   – Так это, тот самый? – произнёс третий, ещё неизвестный Карлосу.
   – Карлос, познакомься, Его преосвященство Епископ Дуарте.
   – Это большая честь для меня, ваше преосвященство.
   – Несомненно, мой мальчик. Так значит, ты одержимец.
   Епископ стоял перед Карлосом в своём литургическом облачении, внушая уважение и лёгкий страх. А его голос, голос настоятеля, дарил покой. Он оценивающе смотрел на Карлоса, ища его изъяны.
   – Так и есть, – подтвердил Карлос.
   – И сколько раз ты уже был одержим?
   – Четыре раза, для переговоров с демонами первых пяти кругов. Сеансы длились около получаса или час. Два раза для перевозки демона на дальние расстояния, – было слышно, что наш герой гордится своими достижениями.
   – Как, ты переносишь экзорцизм?
   – Неплохо.
   – Неплохо?! Этого мало.
   – Ваше преосвященство Дуарте, не слушайте его, – присоединился к разговору Антонио, – Он просто скромен… и это хорошо. Ведь в его душе нет гордыни.
   – Я спрашиваю вас, молодой человек, это не просто так, – епископ наседал, – Ведь никто из нас не хочет, чтобы при плохих стечениях обстоятельств, демон покинул ваше тело и скрылся в неизвестном направлении. И если до этого вы переносили экзорцизм только «нормально», то в данной ситуации, вы можете не справиться с поставленной задачей.
   – А чём именно идёт речь?
   – Тебя выбрали для новой перевозки демона, – произнёс священник.
   – Я справлюсь, – уверено ответил Карлос, – Думаю, вы читали моё досье? Что я отлично контролирую себя. И могу закрыть все стенки разума от постороннего обитателя. Демон будет во мне и даже не сможет показаться наружу.
   – Я знаю о вас всё. И если бы вы не подходили нам, то думаю, вы бы сейчас здесь не стояли. Но демон, которого вам придётся перевозить, отличается от других. Если он пускает свои когти в вашу душу, то при экзорцизме он может забрать её с собой.
   – После всех сеансов экзорцизма, я чувствовал себя прекрасно. О ком мы говорим?
   – Мы говорим о демоне восьмого круга. Мы изловили его много лет тому назад, и теперь он нужен Ватикану для изучения.
   – Восьмой круг… – Карлос был впечатлён.
   – Демон восьмого круга может быть очень опасным. Человека, который им был одержим, не смогли спасти. Да и дела, которые совершал демон в обличие человека, выходили далеко за рамки общественной и церковной морали.
   – Я думаю, у вас нет выбора. Если я здесь, то я лучший кандидат.
   – Так и есть. Но я иду на большой риск, доверяя это дело такой молодой душе.
   – Ваше преосвященство, – снова подал голос Антонио, – Карлос уже не раз доказал свою преданность церкви и думаю, даже самый сильный и лукавый дьявол не сможет очернить его.
   – Ну что же, тогда думаю, стоит приступить.
   Втроём они вышли из кабинета и двинулись по коридору. Преподобный Антонио и Епископ Дуарте шли впереди, обсуждая все детали операции. Карлос же немного отстал от них. Его не покидала мысль о важности всей будущей миссии. Его грызли сомнения, ведь он может поддаться… сдаться…. Ведь иногда Карлос задумывался о запретных плодах. Но он не мог отказаться, от такого… миссия церкви, которая в дальнейшем может изменить всю его жизнь, возвысить над всеми другими… Он знал, что должен попробовать, даже под страхом потерять свою душу и свою жизнь. Его ждал Ватикан. Его ждал Папа.
   Преподобный Антонио, епископ Дуарте и аколит Карлос прошли по коридорам в дальние помещения церкви.
   – Думаю, ты уже бывал в подвалах? – спросил Епископ, не меняя тон своего голоса.
   – Конечно. Именно там со мной несколько раз проводили сеансы одержимости.
   Одна из келий представляла собой замаскированный лифт, который и опустил всех троих на нижние этажи подвала. Лифт спускался медленно и плавно. Стальные стены отражали искажённые силуэты.
   Подвал сильно отличался от самой церкви. Современные конструкции, стальные перекрытия, камеры наблюдения, десятки проводов. Шумы компьютеров.
   Главный зал подвала представлял собой настоящую штаб-квартиру какой-нибудь спецслужбы. Десятки людей не поднимали своих глаз от экранов мониторов, другие бегали с документами. Суета и никакого мирского спокойствия, которое царило несколькими метрами выше.
   К ним подошёл священнослужитель:
   – О, вы уже пришли. Ваше преосвященство, какая честь. У нас всё готово к сеансу одержимости. Здравствуй, Карлос.
   – Привет.
   – Ты готов?
   – Ну, настроен я решительно.
   – Этого мало, тот, кто тебя ждёт…
   – Мы ввели аколита Карлоса в курс дела, – перебил священнослужителя Епископ, – Думаю, ещё более его запугивать не стоит.
   – Проводи меня к комнате, – попросил Карлос.
   Другое помещение подвала представляло собой длинный коридор, с десятками дверей по обе стороны. Именно в них были заточены демоны.
   Комната – это зеркальный куб, где демон, отражаясь от зеркал, не мог выбраться наружу. Демон терялся в пространстве. Во времени. Голодая по человеческой душе. И оставаясь при этом на месте.
   – Как тебя только уговорили на это дело? – удивлённо произнёс священник, когда они шли по коридорам, – Ты что, не знаешь, что случилось с парнем, который был одержим Инферно Пеле?
   – Он умер. Но я-то добровольно пускаю его в свою душу.
   – Тогда он совратил десяток девушек. И убил сотни людей. И провел несколько сатанинских ритуалов, чем сумел вызвать ещё с десяток демонов на волю.
   – Слушай. Мне и так страшно. Так что не наседай.
   – Тем более. И зачем он им только понадобился?!
   – Карлос, подготавливайся, – раздался из динамиков голос Антонио, – Мы скоро начнём. Выдайте ему всё не обходимое.
   Священник остановил Карлоса около двери с номером 667.
   – Почти число зверя, – усмехнулся Карлос.
   – Он и есть почти зверь. Возьми.
   Тот протянул ему пульсометр. И наушник в ухо.
   – Зачем их только выдают. Всё равно, каждый раз вся техника летит к че… Ломается.
   – Мы работаем над этим. Если у тебя есть распятия, их лучше снять, для того чтобы…
   – Да я знаю…. – раздражённо перебил Карлос, – чтобы не препятствовать демону. Никаких молитв, никакой святой воды. Я всю знаю. Не первый раз всё-таки.
   – Прости… инструкция требует.
   Священник поднёс к губам рацию.
   – Мы готовы.
   Отлично. Открыть первый зеркальный отсек.
   С богом, друг мой, – произнёс священник, похлопав по плечу нашего героя.
   Карлос прошёл в комнату. Стеклянный куб окрасился десятками отражений нашего героя. Тишина.
   Молодой человек глубоко дышал, прислушиваясь к каждому звуку. Бегал зрачками по сторонам. Но не видел ни одного движения.
   И вот…
   За своей спиной он увидел отражение чего-то отвратительного. Он быстро обернулся. И снова за спиной.
   Раздался истеричный смех.
   Карлос озирался, ища того в отражении. Метался.
   Он почувствовал, как по его телу побежали мурашки. В кубе стало холодно. Градус падал с каждой секундой. Изо рта уже валил пар.
   Пульсометр запищал. Пульс зашкаливал.
   – Тааааак, – протяжно заговорил голос из неоткуда, – И кто тут у нас?!
   – Я душа, открытая для тебя.
   – ТЫ!?!?!? АХаахахха, – Демон захлёбывался смехом, – да ты пропитан этой церковной скверной. Ты думаешь, я здесь спал? АХахахах. Я знаю, кто-ты…. Таких, как ты, мы называем перевозчики. Думаешь, сможешь справиться со мной, Карлос?!?! АХАХАХА.
   – Думаю, я справлюсь, – как можно уверенней произнёс он.
   – Как тогда, когда твою сестрёнку грабил здоровый детина?
   – Что?!?!
   – Карлос, признай! – снова смех, – Ты слабак. Был слабаком в школе. Твоя личная жизнь рушится! Тебя били. Только поэтому ты пошёл в церковь, думая, что эти придурки в рясах тебя смогут защитить. А они, А эти ублюдки используют тебя. Ведь ты можешь больше. Карлос.
   – Да пошёл ты! – выкрикнул наш герой, демон сумел задеть за нужные струны – Я давно уже не тот забитый парень! Давай, вселись в меня. И я покажу, каков я. А? Меньше болтай языком.
   – Ммм, – демон не переставал смеяться, – Думаю, нас ждёт интересное путешествие. Думаю, мы заскочим в одно местечко,… где я давно не был.
   – Я доставлю тебя в Ватикан! Где ты сослужишь службу господу нашему. Сам может того и не желая.
   – Это ты так думаешь…
   Повисло молчание.
   Голос пропал. Куб снова окутала тишина. Карлос ждал. Смотря в свои отражения, Карлос знал, что вот-вот… вот-вот.
   – Ну что ж! – закричал Демон разрывая вакуум, – Посмотрим, чего ты стоишь, сын ублюдков! Прислужник слабых!
   Карлос почувствовал, как по его телу побежал холод. По венам, в голову! Он задрожал и согнулся пополам. Живот сводило.
   Запах серы заполнил собой ноздри. Запах гари, вони… тухлятины.
   Мимо его глаз проносились миры… Мёртвые люди. Карлос видел в отражениях куба, как он, своими руками, душит и убивает невинных людей. Соблазняет и насилует женщин. В его глазах гуляла похоть и ненависть. Невольно, не контролируя, он, обнажая зубы, лыбился сам себе в отражении, как безумец.
   Потом он оказался окружённый пламенем. Диким жаром. Это был ад. Люди, мучающиеся на крюках. Люди, стонущие в чанах. Черти, хохочущие над мучениками. Черти, трапезничающие грешниками.
   Потом снова был холод. И десятки мертвецов тянули к нему руки из реки. Синие, с гнилыми зубами и впавшими глазами. Крича и выдавливая стоны, желая снова ожить. Не раскаявшиеся в содеянном. Самоубийцы – те, кто добровольно отрёкся от своего тела.
   И в один миг все образы сгорели. Сгнили. Распались в прах.
   И вот Карлос снова был в стеклянном кубе.
   Стоя на четвереньках, он приходил в себя. Его волосы были растрёпаны, а на руках были ссадины и царапины.
   – Я, Инферно Пеле, я с восьмого круга Ада. Я и есть ад, – Демон говорил размеренным тоном, проговаривая, пропечатывая в голове Карлоса каждое слово, – Мне приклонялись и поклонялись, и ты тоже приклонишь колено своей души предо мной.
   Карлос встал. Дверь позади него медленно открылась. Он глубоко дышал.
   На выходе его ждал всё тот же священник.
   – Ну как ты?
   – Это было интересно, – ещё не отойдя, произнёс Карлос, – Такого ещё ни разу не было.
   – Чувствуешь что-нибудь? Недомогания? Злость, агрессию.
   – Всё хорошо.
   Карлос вышел в главный зал и поднялся в комнату, где его ожидали Настоятель и Епископ. Они смотрели на юношу с волнением. Ждали, когда он заговорит. Но тот молчал. Юноша был чем-то ошарашен.
   – Я по твоим глазам вижу, что теперь ты понимаешь, с чем тебе пришлось столкнуться, – прервал молчание Епископ.
   – Да… Эти ведения….
   – Эти ведения, его прошлое. Он показал тебе их, чтобы смутить тебя, наставить на путь лжи. Запугать. Только и всего.
   – Я видел, как я сам убиваю людей. Такого сильного демона я ещё не встречал.
   – Я знаю, сын мой. Но ты справишься, Бог не даёт нам того, чего мы не можем выдержать.
   – Мальчик мой, – заботливо начал Антонио, – теперь тебе нужно пройти в кабинет для осмотра.
   – Я знаю.
   – Я скоро уезжаю. Думаю, все основные инструкции тебе сможет дать преподобный Антонио. Главное, не задерживайся нигде. Ни с кем не контактируй. Мы знаем, что ты можешь удержать демона в себе. Но неизвестно… всё до конца. Ты можешь ослабнуть, и тогда он сбежит в другом обличии. И это будет катастрофа!
   – Такого не будет, – уверенным голосом ответил Карлос.
   – Я надеюсь.
   Епископ удалился. Наверху его уже ждал автомобиль, который отвёз его в аэропорт.
   Антонио проводил нашего одержимого героя в медотделение, где ему провели полное обследование. Необходимая процедура после сеанса одержимости. Так как сразу до конца неизвестно, кто именно владеет телом. Человек или демон.
   – Что ж, у Карлоса наблюдается нарушение психической активности, но всё в приделах нормы, – ответил врач, снимая с нашего героя датчики, – Думаю, он может ехать. Пока у него получается контролировать демона, думаю в дальнейшем всё будет без изменений. Обычно демон сразу проявляет себя, и именно этот демон только затрагивает дальние уголки мозга одержимого.
   – Это хорошо. Мальчик мой, ты уже понял, что твой путь лежит в Ватикан. Когда ты поднимешься наверх, сестра вручит тебе билеты и деньги на непредвиденные расходы. Ты поедешь поездом.
   – Поездом?!
   – Да. В этот раз будут поезда. С пересадкой во Франции.
   – Но зачем. Я уже летал с демоном в самолёте.
   – С демоном второго круга. А это восьмой. Неизвестно, что получится.
   Его поле может заставить выйти из строя технику. И тогда будет авиакатастрофа. Демон будет упущен. Погибнут люди. Поезд надёжней.
   – Выделите мне автомобиль.
   – Ты не понимаешь! В любой момент всё может выйти из под контроля! Ты можешь потерять управление. И разбиться. И демон снова сбежит. Ты должен ехать на поезде.
   – Ведь этого долго. И не безопасно, – Карлос пытался возражать.
   – За церковью наблюдают. Ты уйдёшь через тоннели. Никакого сопровождения. Никакого автомобиля. Никто тебя не будет вести. Всё это выдаст тебя. Слишком многое поставлено на этого демона. Никакой церковной одежды. Ты должен слиться с толпой. В данный момент. Из нашей церкви вышел человек, который изображает одержимца. Он – отвлекающий манёвр. Ты должен уходить и не привлекать к себе внимания.
   – Я всё понял. С каждой минутой задача становится всё интересней. Я буду предельно осторожен, преподобный. Надеюсь, что это не составит особого труда. Пока, что я даже не чувствую его присутствия в своей душе.
   – Надеюсь, что дальше всё пойдёт так же гладко.
 //-- * * * --// 
   Карлоса отправили старым канализационным тоннелем. Выход был в нескольких кварталах от церкви, в старом доме.
   Карлос поднялся по лестнице и вылез через люк.
   Выйдя на улицу, он стал ждать такси.
   Пока он ждал, мимо него прошли десятки людей. И каждый раздражал его всё больше и больше. Это было легко объяснимо, демон в душе питался его эмоциями, выплёвывая свою ненависть. Карлос умел это контролировать.
   Подъехало такси.
   – Почему так долго?! – раздражённо спросил Карлос.
   – Простите сеньор. Пробки.
   – Это не оправдание!!!
   – Сеньор…
   В голосе Карлоса раздался смех демона.
   Карлос отмахнулся от него.
   – Простите, – извинился он перед таксистом, – Сегодня был сложный день.
   Карлос сел в такси и сказал водителю ехать на вокзал.
   Город, и правда, стоял. Затор здесь. Пробка там.
   Это ужасно раздражало Карлоса.
   – Я чувствую, как ты взбешён, – ехидным голосом начал демон, – Согласен с тобой. Нахрена тебе машина, если ты не умеешь водить? Помню, помню,… как ты хотел выйти из машины и наорать на ту идиотку, которая из-за своей тупости перекрыла всё движение. А.
   – Заткнись. Это всё твои мысли. Я спокоен! – себе под нос тихо проговорил Карлос.
   – Вы что-то сказали? – удивился таксист.
   Демон снова рассмеялся.
   – Нет, ничего. Скоро мы приедем?
   – Не думаю. Город стоит. Такая ситуация везде.
   – Чёрт!
   Карлос вышел из такси и хлопнул дверью.
   – Я пойду на метро.
   Карлос шёл к ближайшей станции. Ему казалось, что люди смотрят на него. Ему чудилось, что люди смеются над ним. Оглядываются ему в след. Карлос потел. Его знобило. Голова шла кругом.
   – Что!?! Ты только, как полчаса вышел из церкви, а уже подавлен и сражён моей силой, – демон заливался смехом в голове нашего героя, – Молокосос! Иди обратно! Пускай кто-нибудь другой меня попробует укротить.
   – Да пошёл ты! Именем господа, я приказываю тебе, успокойся!
   Карлос облокотился на стену. Он глубоко дышал – воздуха не хватало. Пот лился градом с его лица. Озноб, дрожь. Он закатил глаза.
   – Успокойся?! – смех, – Да я даже ещё не начинал буйствовать.
   – Именем господа нашего, умолкни, нечестивый. Умолкни, умолкни, умолкни!
   Карлос закрыл глаза и заорал.
   – УМОЛКНИ!
   Заорал истошно. Пронзительно.
   Смех в его голове стих. Он снова слышал только улицу. Озноб прошёл. Чувство сдавленности ушло.
   Люди шли и таращились на безумца, который орал на неизвестно кого. Кто-то тыкал пальцем. Некоторые проходящие смеялись. Другие были напуганы.
   Карлос вытер лицо от пота, поправил свой костюм и вошёл в прохладные катакомбы метрополитена.
   Затхлый, но прохладный воздух метро привёл Карлоса в чувства.
   Он ехал в полупустом вагоне метро, стоя, держась за поручни и таращась в пол.
   Карлос понимал, что задача, которую возложили на него, тяжелее, чем он думал. И теперь это не пустая болтовня. Ведь тоже самое ему говорили про демонов второго и четвертого кругов. И тогда он справлялся идеально. Демон второго круга даже не мог никак повлиять на него. А демон четвертого только пытался с ним заговорить.
   Этот же… не только разговаривал с ним. Он словно вгрызался в его мозг, в его душу. Изучал, манипулировал его эмоциями. Играл с ним. Он сумел покопаться в его памяти, и ещё было неизвестно, слышит ли демон его мысли,… чувствует ли страх… или же это всё его простая манипуляция.
   – Знаешь. – демон снова показал себя, – кричать на своего соседа по телу ужасно не прилично.
   – Уйди.
   – Куда! – смех – Твоя черепная коробка настолько мала, что мне тут некуда деться!
   – Именем гос…
   – Ой, да заткнись, ты ко всем чертям, чистилища тебя поглоти! – выругался Инферно Пеле, – Заткнись…. Не умеешь ты общаться…. Сейчас я тебя научу.
   Карлос почувствовал, как по телу пробежал холод. К рукам и ногам. К голове.
   Против своей воли он отпустил поручень и пошёл по вагону. Он пытался сопротивляться, но не мог. Тело не слушалось. Остановившись около девушки, он оскалил зубы, улыбкой безумца.
   – Привет, красотка, – произнёс Карлос против своей воли.
   – Что?! – девушка сморщила лоб.
   – Может, сегодня порезвимся у меня. А?
   – Да иди ты! – девушка отмахнулась и посмотрела в окно.
   – Нуууууу, не будь такой стервой.
   – Эй. Тебе вроде сказали «отвали».
   Мужчина, сидевший неподалёку, встал и подошёл к нашему герою. Он был высоким, мускулистым и настроенным решительно. Он с вызовом и злостью посмотрел на нашего героя.
   – Ты тоже хочешь присоединиться? – Демон полностью управлял Карлосом, – Думаешь, она согласится?
   – Ты что, совсем уже. – девушка негодовала.
   – Или ты отойдёшь – или я тебя сам отодвину, – мужчина был настроен решительно.
   – А если нет?! – глаза Карлоса были наполнены сумасшествием.
   Мужчина скорчил гримасу злости и замахнулся, его кулак и мощь одним ударом могли выбить нашего героя из сознания. Но Карлос с невероятной, неземной скоростью увернулся и схватил того за шею. Сдавил. Неизвестный защитник стал задыхаться.
   – Что ты делаешь?!??! Прекрати! – закричала девушка в ужасе.
   Мужчина корчился. Он пытался оторвать руку Карлоса от шеи, но у него этого не выходило. Мужчина закатил глаза. Его губы синели.
   – Именем господа нашего… я приказываю – остановись, – кричал Карлос у себя в голове.
   – Отпусти его! – девушка продолжала кричать.
   – Падший! Я приказывают тебе. Я хозяин своего тела! Я хозяин!!! – наш герой кричал в своей голове.
   Карлос разжал ладони и отпрянул. Мужчина стоял рядом. Согнувшись, жадно пожирая воздух, вдох за вдохом.
   Карлос смотрел на свои руки, пытаясь вернуть себе контроль. Он повторял про себя молитву. Читая её по кругу, как заведённый.
   – Господи наш, даруй мне… – начал повторять Карлос в слух, но тут..
   Голова нашего героя наполнилась звоном. Тот, которого он душил несколько секунд назад, решил воспользоваться моментом. И всё-таки нанести удар.
   Карлос повалился на землю, не видя ничего, кроме десятков бликов в глазах.
   И снова удар.
   Потом, боль ударом ботинка пришла в живот. Потом в рёбра.
   – Ублюдок, – выкрикнул мужчина.
   Карлос лежал не шевелясь. Голова раскалывалась. Рёбра болели. Живот сводило.
   Поезд продолжал ехать. Почти никто не входил.
   Когда прозвучало название станции, одержимый медленно поднялся с пола и подошёл к дверям. В вагоне почти никого не было. Та девушка и парень вышли раньше.
   Оказавшись на поверхности, Карлос рухнул на лавочку. Солнце резало зрачки. Он закрыл глаза, пытаясь успокоить боль в голове и привыкнуть к боли в теле.
   Потом поморщился, вскочил и, наполненный решимости, подошёл к таксофону и набрал номер.
   – Ненадолго тебя хватило, малой, – засмеялся демон в голове.
   Послышались телефонные гудки.
   – Я не многим по плечу. Больше скажу. Мной никто и никогда не сможет управлять. То исключение, когда меня поймали,… я дал слабину… демоны тоже ведь могут влюбляться. Да и тот, в кого я вселился, был намного старше тебя. Не вини себя за то, что ты слабак.
   – А-ло… – в трубке раздался голос Антонио. – А-лоооо…
   – Ты может уже пожалуешься папочке? И они найдут мне другого перевозчика.
   Карлос силой повесил трубку.
   – Что?! Мы продолжаем играть? – усмехнулся демон.
   Карлос двинулся в сторону вокзала. Тело болело невыносимо.
   Но он уже видел, как Епископ награждает его. Как он здоровается с папой. Как его заслуга перед церковью впечатывается в историю.
   Ему нужно было только потерпеть. Он сильный. Такого с ним ещё не было. Но он наделся, что и не будет в дальнейшем. Он силён, телом и духом. Он не позволит демону управлять собой.
   Его цель – Ватикан. И он доберётся туда, во что бы это ему не стало.
   – Какие мы грозные! – Демон дразнил нашего героя, – Настроены решительно. Молодец!
   – Я покажу тебе, на что я способен.
   Карлос дошёл до вокзала пешком. Нужно было пройти всего несколько кварталов, и это было лучше, чем ехать на общественном транспорте, где много народу.
   Гость его тела вёл себя тихо, словно уснул. Но ему было известно, что тот не спит, а лишь ждёт нужного момента. Он играл с ним – искал его слабые стороны. Жонглировал его нервными клетками. Нужно было найти управу на этого демона, найти намордник на все его возможности. Концентрация и молитвы были бесполезны, Карлос в этом уже убедился. Нужно было более серьёзное оружие.
   На вокзале, как всегда, было шумно. Сотни людей ждали своего поезда или ждали кого-то с поезда. Суета. Десятки голосов и разговоров.
   Карлос вошёл в холл.
   Было удивительно, но он не опоздал. Его поезд до Парижа должен был прибыть только через несколько минут.
   Он направился к тоннелям, которые вели к нужным платформам.
   Проходя мимо церковной лавки, он невольно поморщился. Молодой человек замедлил шаг. Раньше символы веры не вызывали в нём такого. Он вернулся обратно и посмотрел на распятье.
   Одна секунда.
   Две.
   Он невольно, неуправляемый собой, отвел взгляд.
   – Дьявол!!! Чистилище тебя поглоти!!! – закричал Демон в его голове. Карлос выпрямился и улыбнулся.
   – Хах…. Ты настолько же силён, насколько слаб, – Карлос усмехнулся, – Другие в моём теле не реагировали на распятья или святую воду. Ты же попытался пойти дальше и столкнулся с неизбежным. Любой лик нашей веры – противен тебе.
   – Ты думаешь, что ты самый умный, ублюдок?…
   – Но я знаю, что в нашем с тобой узком кругу я не самый глупый.
   Карлос понял, что зверь, который рвался из него наружу, был силён. Но чем больше он вырывался на поверхность, тем более он становился уязвимым для светлых сил. Тело человека было для демона и щит и тюрьма одновременно.
   Значит, любое распятие или любой святой лик оскорбляло и наносило непоправимый вред заточённому демону.
   – На твоём месте я бы вёл себя тихо, отродье ада. Мне не составит труда достать распятье из своего кармана и приставить к своему лбу. Пострадаем мы оба. Но моя душа будет петь, когда я буду знать, что такой ублюдок страдает вместе со мной.
   – ХАХ!!!
   – А ещё, я видел. В соседнем вагоне с нами едут три монахини. У них есть святая вода. Я оболью себя, ЗНАЙ! Я сожгу себя ей и сожгу тебя. Ты не достанешься Ватикану, но ты не сгинешь в скверну…. Нет, мой ублюдочный сосед по телу, ты сгинешь туда, откуда даже твой повелитель,… владыка падших, не сможет тебя достать.
   – Вот это мне нравится!!! Вот это игрок! – Демон радовался такому соперничеству.
   – Именем господа нашего, я приказываю тебе замолчать!
   – С вами всё хорошо? – поинтересовался прохожий.
   Люди вокруг стали замечать бормочущего себе под нос парня. Который активно жестикулировал руками и адресовал оскорбления неизвестно кому.
   Карлос не замечал, как терял реальность. Погружаясь в диалоги со своим внутренним собеседником.
   – Да. Всё хорошо. Я актёр. Учу роль. Знаю… смотрится дико… но это уж простите… издержки профессии.
   Карлос вошёл в вагон и сел. Он знал, что демон в его душе, в его теле, не будет спокоен ещё очень долго. Сейчас он затаился. Но он был игроком. А Карлос был достойным соперником, и этого заводило демона. Он хотел играть ещё.
   Сейчас, в самых тёмных закоулках души нашего героя, в самых дальних уголках мозга, Инферно Пеле планировал план нападения.
   Карлос готовился. Несколько раз, прочитав штатные молитвы, он перекрестился. Враг в его теле был хитёр, и ему всегда надо было быть начеку.
   Карлос был уверен только в одном – ему нельзя сдаваться. Его гордость пылала, подогретая самолюбием. Он, одержимец, он может себя контролировать… себя и свою душу и никак по-другому быть не может. Он не молокосос! Он воин света – воин бога. Он не посрамит своих и себя.
   И только тёмным закоулкам его души, там, где обитал демон, было известно: было ли это уверенностью. Или всё же это был страх, стать посмешищем… страх не оправдать надежды епископа, страх стать вторым одержимцем в Ватикане, тем, кому снова смогут доверить только второсортные задания, не имеющие высшей важности для церкви и для мира.
   Поезд тронулся.
   Впереди была Франция.
   Ватикан ждал.
 //-- * * * --// 
   Карлос ехал в поезде. Молча, уставившись в окно. Он старался ни о чём не думать, не провоцировать демона на диалог. Монолог. Старался очистить своё сознание от мыслей и воспоминаний.
   Купив газету, он изучал нейтральные новости, которые бы его не трогали, не волновали его душу или мозг.
   Его стало клонить ко сну. Он выпил кофе. Но сон не уходил.
   Нужно было пройтись. Карлосу нельзя было спать. Ослаблять своё сознание. Но он сильно утомился. Вернувшись в купе, сел и открыл газету. Скучные новости. Неинтересные статьи.
   И вот он начал кивать носом, медленно закрывая глаза.
   Встрепенулся.
   Но снова почувствовал, как проваливается в сон.
   Глубже. В вязкую и мягкую дремоту.
   Карлос засыпал…
   Раздался гудок поезда.
   Карлос пришёл в себя. Он стоял в коридоре, посередине вагона. Не понимая, как сюда попал. Перед ним стоял мужчина.
   – Вы что-то хотели? – спросил тот.
   Карлос был в недоумении. Как он здесь оказался? Он уснул?
   Его правую руку что-то отяжеляло. Рука была за спиной.
   – Вы так незаметно подошли. Напугали меня. Вам что-то было нужно?
   Карлос ощупал предмет в правой руке. Это был нож. НОЖ! Нож, который он держал за спиной. Значит, он хотел напасть на этого мужчину.
   – Простите. Я вздремнул. – наконец ответил наш герой, – А телефон сел. Вы не скажете, сколько сейчас времени?
   – Конечно. Уже десятый час. Мы едем около трёх часов.
   – Спасибо.
   – Не спите на закат солнца, это плохо для психики, – мужчина развернулся и направился в даль вагона.
   – Я учту.
   Карлос медленно развернулся, осторожно, чтобы его собеседник не увидел нож и не запаниковал. По дороге к своему купе, наш герой выбросил нож в окно.
   – Ублюдок. Ты чуть не убил человека! – выкрикнул он в никуда.
   – Нуууу. Перестань. – раздалось в голове нашего героя, – Я бы не стал этого делать. Так, припугнул бы его. И всё.
   Смех демона разбежался по всем извилинам.
   Карлос зашёл в купе и сел. Провёл руками по волосам. Он чуть не убил человека, немыслимо. Ещё бы пару мгновений и по его рукам бежала бы кровь. И ведь никому не объяснишь, что это был не ты. Что демон внутри тебя вёл вперёд.
   Нужно бодрствовать.
   От волнения пересохло в горле. Карлос взял бутылку с водой со стола и сделал глоток.
   Нужно было успокоиться. И прийти в себя. Демон полностью контролирует его тело, пока он спит.
   У Карлоса закружилась голова. Всё начало двоиться. Слабость каменным одеялом накрыла нашего героя.
   – В соседнем купе с нами едет очень милая старушка, – Демон рассмеялся, – Я к ней захожу и говорю: «У вас не будет снотворного? Дорога долга, а я не могу уснуть. Работа понимаете ли». Она была так добра, что дала мне снотворное.
   Карлос попытался встать. Но повалился в проходе. Ноги не слушались, руки дрожали.
   – Она протянула флакончик, и я незаметно вытряс таблеток шесть, наверное… – а демон продолжал, – Ты серьёзно не помнишь, что в твоём купе не было бутылки с водой…
   Аколит из барселонской церкви почувствовал, как по его губам побежали слюни. Глаза закатывались.
   – Было сложно размешать все таблетки. Но у меня получилось… – исчадие ада смеялось в его голове.
   Карлос распластался на полу, не в силах даже пошевелиться. Он медленно закрыл глаза и провалился в сон.
 //-- * * * --// 
   Раздался истошный крик.
   Карлос проснулся. Он стоял посередине вагона-ресторана. В его руках был нож. Рядом лежал истекающий от крови и корчащийся от боли мужчина. Пять или семь человек сторонились.
   – Остановите поезд. Он нас всех убьёт!!! – кричала женщина.
   Карлос почувствовал, как снова проваливается в сон.
 //-- * * * --// 
   И снова гудок поезда.
   Карлос снова проснулся. Он стоял в коридоре.
   Поезд стоял на месте. На неизвестной ему станции.
   Люди толпились в проходе. С ужасом смотря на нашего героя. Кто-то выглядывал из своего купе.
   Карлос же сжимал в руке всё тот же нож. Но в этот раз лезвие было у самой шеи какой-то девушки, которую он прижимал к себе спиной. Девушка часто дышала и плакала. Она была напугана. Она дрожала.
   В коридоре появился полицейский.
   Он что-то сказал на французском, указывая на бедную девушку.
   – Это… это не я… – выкрикнул Клаус.
   Полицейский повторил фразу.
   – Нет. Вы не поняли. Это не я…
   Карлос ослабил хватку и убрал руку с шеи девушки. Та сразу подбежала к полицейскому и спряталась за его спиной.
   Полицейский сделал жест, показывая, что тот должен положить нож.
   Карлос кивнул и стал медленно опускаться на пол, держа нож только двумя пальцами.
   – Это не я! Понимаете, – хотя было понятно, что никто в этом поезде не понимает причину поступков нашего героя.
   Нож коснулся пола и лязгнул.
   Карлос выставил руки вперёд и снова встал.
   Полицейский, не медля, подошёл к нашему герою и заломил тому руку.
   Подоспели другие стражи порядка.
   – Это был не я… понима…
   Снотворное снова начало действовать, Карлос почувствовал, как пошатнулись его ноги. И новой волной накатила слабость.
 //-- * * * --// 
   Раздался выстрел.
   Карлос стоял на улице. В каком-то переулке.
   Его сбившееся дыхание говорило о том, что он бежал. Тело снова болело, наверное, от ударов.
   Руки были закованы за спиной. Он сбежал.
   Снова раздался выстрел.
   Кто-то кричал за его спиной. Кто-то кричал по-французски.
   Медленно, стараясь не провоцировать стражей порядка, Карлос повернулся. К нему бежали двое в униформе. У одного был разбит нос, на лице была запёкшаяся кровь.
   Они остановились в метре от своей цели. Один направил пистолет. Другой, с разбитым носом, стал медленно подходить. Карлос не двигался.
   Тот подходил. Медленно. Медленно.
   А потом был удар. Рукояткой пистолета, по затылку. Сильный, пронзительный на столько, что Карлос почувствовал, как трещит весь его мозг.
   Глаза закатились. Последнее, что он помнил, как падает на асфальт.
   Карлос проснулся от головной боли. Череп кололся на куски. А мозг напоминал разбитое стекло.
   Пахло сыростью.
   Открыв глаза, он огляделся. Серая комната давила на него обшарпанными стенами. Тусклая лампа освещала углы. А чуть поодаль была массивная решётчатая дверь. Это была камера. Карлос был в заключении.
   Наш битый герой попытался встать, но оказался прикован правой рукой к лавке.
   Кто-то прошёл мимо его камеры и, увидев, что тот очнулся, громко крикнул на французском в даль уходящего коридора.
   Послышались шаги. Подошли ещё двое.
   Одного Карлос узнал,… у него был разбитый нос, и он злостно смотрел на заключённого.
   То, кто всех позвал, что-то снова сказал своим коллегам.
   – Он говорит, что тебя упрячут надолго, – раздался голос в голове, – Говорит, чтобы тот, которому я заехал по носу, не переживал,… говорит, что ты получишь сполна.
   – Это был не я!!! – закричал Карлос.
   Тот, что с разбитым носом, выкрикнул что-то в лицо заключенного. И через мгновение плюнул сквозь решётку в его сторону.
   – Он назвал тебя тварью. Знаешь… – голос в голове, – я бы не стерпел. Ох, как я ему врезал. Ты бы видел.
   Двое ещё что-то обсудили между собой и ушли. С разбитым носом выругался на прощанье и догнал остальных.
   – А они злы на тебя, – смех в голове резонировал от стен черепной коробки.
   – На меня?!?!?
   – Ну, меня они не видят, – и снова смех.
   – Из-за тебя я оказался здесь! Ублюдок. Ни Ватикан, ни моя церковь не признают тот факт, что я их агент.
   – Вот видишь!! Они трусы!
   – Ты во всём виноват!
   – Я?! Я тебя просил входить в мою комнату? Я просил тебя пускать меня в своё тело, а?! Или может, я заупрямился и не вернулся обратно в церковь. А?!
   – Ты меня спровоцировал! Я уже почти вернулся.
   – Хорошо. Я всё исправлю. Дай мне свободу над телом. И я вытащу нас.
   – Нет.
   – У тебя нет выбора.
   – Последний раз, когда я дал слабину, ты затащил нас сюда.
   – Я сбивал их со следа. Я затащил нас сюда. Потому, что другие… Они охотятся на меня. И если бы не заварушка, то погибли бы мы оба.
   – Что?! Какие они…
   – ЭЙ! Хватит тут орать. Чокнутый!
   Охранник стоял около его решётки и смотрел на сумасшедшего, который разговаривал сам с собой. Орал на себя.
   – Если думаешь таким образом скосить на невменяемость, то тебе это не удастся, – тот плюнул через решётку на пол, – Ты получишь сполна! За то, что сделал!
   – Я его понимаю!
   – Ну, это естественно. Ведь мы всё больше и больше входим в симбиоз друг с другом. Я всё больше и больше узнаю о тебе. А ты обо мне… – рассмеялся, – Да мы почти родственные души!!! ПОНЯЛ?!?! ДУШИ!!!
   Охранник пнул сапогом решётку и пошёл дальше.
   – Симулянт!
   – Зачем?! Ведь попав сюда, ты не сможешь даже попасть к своим. Мы оба сгниём в тюрьме.
   – А я и не хочу к своим. Думаешь, они ищут меня, чтобы вернуть к своим? Чёрта-с-два! Они хотят меня изничтожить. Отправить в чистилище.
   – Почему?
   – По той же причине, по которой и твои выродки хотят меня в свои лапы! Я много знаю, я много сделал. Только я знаю, как провести обряды, которые были потеряны в истории,… которые не сохранились ни в одном писании.
   – Ясно.
   – А ещё, я их предал…
   – Предал?
   – А что, тебя удивляет, что демон может предать?!
   – Что именно ты сделал?
   – Нуууу…. Это долгая история…
   – Как бы смешно это не звучало,… но времени… у нас теперь предостаточно.
   – А мне нравится твой юмор!!! Ладно,… слушай.
   И снова….
   Карлос почувствовал, как проваливается в бездну. Глубоко в свое сознание. Демон вводил в его транс, вызывая образы из своего прошлого.
   – Всё, что ты увидишь. Видел я. Всё, что ты почувствуешь, чувствовал я.
   Камера стала исчезать. Стены растворялись. Уже больше не чувствовался запах сырости. Тюремная решётка смешалась с темнотой. Все превращалось в темноту.
   И вот…
   Карлос стоял в поле. Один. Рядом были дома. Поле было пустое… вспаханное… только готовое к посевам.
   Тишина.
   – Сейчас ты в небольшой деревеньке, – демон начал, – Не знаю, почему я пришёл именно сюда…. Но именно эта кандидатура заинтересовала меня больше всего.
   – Я не понимаю.
   – Видишь хлев. Иди туда. Именно там сейчас начинается всё действо. Карлос направился туда, куда ему сказал демон.
   Обветшалый хлев был в нескольких метрах от них. Старые, посеревшие от времени доски, слоились, трескались. Гвозди и петли были чёрными. Одна из дверей была открыта. Внутри было темно. Но кто-то там точно был.
   Карлос почти подошёл к двери, как оттуда выбежала девушка. Возмущённая, полунагая…
   – Что ты себе позволяешь?! – выкрикнула она.
   На пороге хлева появился мужчина. Он облокотился на дверь и улыбнулся. Весь его вид говорил о том, что ему плевать на происходящее. Полураздетый, он смотрел на выбежавшую девушку издевательским взглядом.
   – Они нас не видят, – пояснил демон, – Ведь это моя память. Успокойся. Представляю твоему вниманию, – Эмилио Диас. Венец всех пороков! Как он прекрасен. А?! Он плюёт на девушек. Обольщает их и плюёт. Он ворует у друзей. Пьёт, не просыхая! Подл… но ты думаешь, что таких миллионы. Чем он отличается!?! А я скажу тебе чем. Он не всегда был таким. Раньше он был порядочен. У него была одна жена… У него были деньги… Он верил в добро и благоденствие… А потом был снежный ком… Измена жены… Увольнение… Ну, думаю, ты представляешь эту картину, когда беда не приходит одна… – демон рассмеялся, – И тогда он запил… тогда он перестал верить. Верить в людей. Верить в себя.
   Понимаешь?!??! А?
   – Он стал…
   – ПАДШИМ!!!! – закончил за нашего героя Инферно Пеле – БИНГО!!! Такая душа самый сок. Такая душа никогда не сопротивляется. Такая душа сама идёт в руки. Как он хорош. Но я не сразу заметил его. Несколько месяцев в нём ещё говорил здравый смысл и жила мораль.
   Они умирали постепенно. По кусочкам отваливаясь от его души. И свободные места обрастали цинизмом и полным наплевательством…
   Именно сегодня… в данный момент… Он скажет фразу, которую я услышал в самой преисподней.
   Эмилио Диас плюнул на землю, посмотрел в сторону убегающей девушки. С отвращением на лице улыбнулся.
   – Катись ко всем чертям! Будь ты проклята! ТЫ! Весь этот мир! И я вместе с ним! – выкрикнул Эмилио.
   – И теперь ты увидишь, как я ступаю на землю грешников и святых.
   – Эмилио поморщился.
   – Что за вонь?! – сказал он себе под нос.
   Он огляделся по сторонам, ища, откуда может так пахнуть.
   А потом!
   Он выпрямился как кол. Не шевеля ни руками, ни ногами, парализованной головой уставившись в звездное небо.
   Мужчина пытался хватать воздух. Пытался шевельнуться, было видно, как напрягается каждая клеточка его мышц. Но безуспешно.
   Его ноги оторвались от земли на несколько сантиметров. Он повис в воздухе, всё такой же парализованный, задыхающийся.
   Карлос стоял в нескольких метрах от него. Но даже на этом расстоянии он увидел, как из глаз несчастного брызнули слёзы, а зрачки расширились от страха. Но уже через секунду всё бельмо закутала глубокая чернота, поглощая роговицу и сам зрачок.
   Эмилио Диас закрыл глаза. Его тело расслабилось, а дыхание пропало. И, в следующее мгновение, словно резким порывом ветра его внесло в хлев, где он упал на сено.
   С минуту не происходило ничего. Но потом послышались шаги. Кто-то выходил из амбара. Кто-то совершенно другой. Возможно, это и было тело Эмилио Диаса, но принадлежало он совершенно другому существу.
   – Я считаю, мне шло это тело, – с насмешкой произнёс Демон.
   Из темноты вышел мужчина. Его походка была статной, на лице была самодовольная ухмылка. А в глазах не было ничего, кроме уверенности в себе. Демон был внутри, и теперь тело Эмилио было полностью в его власти.
   – Ты не представляешь, какая вонь была от его тела. В аду так не воняет. Нужно было проделать много работы. Прежде чем выходить в свет. Но, думаю, эту нуднятину мы опустим.
   – То есть?
   – То и есть… – смешок.
   И снова весь мир обрушился. Превратившись в густую темноту. Визуальный и слуховой вакуум.
   – Думаю, чтобы ты понял, зачем я пришёл на эту землю, мы перенесёмся на несколько месяцев вперёд.
   Вокруг Карлоса выросла улица неизвестного ему города. Появились люди. Толпы людей. Около четырёх сотен. И все они смотрели вперёд, устремив взор к возвышающейся самодельной сцене.
   На сцене стоял Эмилио Диас. Совершенно другой. Поджарый. Чисто выбритый. Одетый в солидный костюм. С солдатской выправкой. Он озирал толпу взглядом лидера и пророка.
   – Братья МОИ! – кричал он, – Сейчас нас не так много. Но, пока мы крепки, мы сможем достичь большего!
   Его голос был твёрд и уверен. Голос лидера, голос тог, о за кем хочется идти.
   – Невероятно, – Карлос был поражён преображению.
   – Дай людям то, что они хотят. И им будет плевать, куда за тобой идти, – произнёс демон.
   – Ваша религия вам врёт! – вещал тот с трибуны, – Вы сами видели, кто здесь пророк! Нам нужны новые боги!
   Толпа заревела.
   Толпа была просто зомбирована его речами.
   – Я растоптал их веру. Дав им новую. Там, где не нужно напрягаться. Заботиться о других.
   – Ты ничем не отличаешься от обычного уличного зазывалы.
   – Я и не спорю, – демон хохотнул, – Так и есть. От каждой этой падшей души мне «там» капает процентик. Сюда меня послали, потому что я и есть искуситель. Демон порока и слабости. Я лучший оратор АДА!
   – Мы будем расти! Мы увеличим нашу армию! – Эмилио скандировал, махал руками, – Мы донесём до всех, что их религия ложна! Я привёл вам десятки доказательств своей веры! Другие же лишь ссылаются на писания и какие-то неясные знаки свыше! Я же вам показываю явь!
   И снова толпа заорала.
   – С ума сойти, – Карлос был шокирован.
   – Это только начало. И далеко не всё, – похвастался Демон.
   Толпа стала растворяться. А голос Эмилио меркнуть. Снова всё вокруг превращалось в темноту.
   – Дайка вспомнить. Так… – Пеле задумался, – Ах да!!! ТОЧНО!
   Вокруг Карлоса появились стены. Каменные, обшарпанные. Без окон, без солнечного света. Только десятки свечей, уже наполовину оплавленных. Образовалась комната, небольшая, тонущая в полусумраке.
   Потом, на полу появилась пятиконечная звезда, нарисованная мелом. Звезда была обведена кругом. Комната была по-прежнему пуста.
   – Именно здесь, в подвале, главной городской церкви… – Демон продолжил свой рассказ, – Можно сказать, у самого Бога под носом, мы пускали в мир новых участников великой битвы. Дай-ка вспомнить, кто же здесь был… Точно! Сам мэр города!
   И в этот же миг из чёрного дыма появилась фигура в балахоне. Лица не было видно. В руках он держал свечу. Стоя у самой черты пентограмного круга. Он смотрел в пол и что-то нашёптывал.
   – Глава полиции!
   И появилась новая фигура в балахоне.
   – Кто-же… кто-же….. Ах, ну как же я могу забыть. Сам настоятель городской церкви! А так же ещё пару влиятельных людей города.
   Фигуры в балахоне появлялись одна за одной.
   – Вся городская власть, все высокопоставленные чиновники были здесь. Они все мечтали служить новому хозяину, потому что тот… в отличие от вашего защитника, пообещал им реальные вещи. Показал им власть своих действий, а не абстрактную волю… он дал им деньги, славу… всё, что они могли пожелать для своей душонки.
   – Что здесь происходило?
   – Всё очень просто, мой сосед по телу. Здесь проходили обряды одержимости. Каждый, кто заключал сделку с дьяволом, должен был пустить демона в свою душу.
   – Но ведь со временем демон полностью должен поглотить человека, и тогда им не нужны ни богатство, ни власть?!?
   – Но они то об этом не знают, – Инфернно Пеле залился смехом, – Алчные, опьянённые идиоты! Я просто мастер дурить голову. Я уже провёл пять обрядов, оставалось ещё четыре, но.
   Стены и люди в балахонах снова стали пропадать. Их голоса смолкли.
   Всё снова растаяло в темноте. Карлоса снова окружала чернота, глубокая и тёмная пустота. Ни звука, ни цвета.
   – Что но? – спросил Карлос.
   В ответ тишина. Демон выдерживал театральную паузу.
   – Что но? – повторил Карлос.
   – НО ПОТОМ ПОЯВИЛАСЬ ОНА!!!
   Из огня, из горящего пламени, перед нашим героем появилась девушка. Монахиня. Невысокая, красивая, с невинным, но игривым взглядом. Она стояла, не шевелясь, улыбаясь, держа руки за спиной. Гладкая кожа лица и красивый контур губ не могли не пленять.
   – Такой я её встретил. Невинной, нежной. – Демон говорил, смакуя каждое слово, – кроткой и прислуживающей этому обрюзгшему священнику. Она была так мила, что я просто не мог не обратить на неё внимания. Но я видел, как похоть, скрытая церковным воспитанием бежит по венам, орошая каждую клеточку её мозга и души. Мммм…
   – Она очень красивая.
   – Красивая… она великолепна. До этого я обращался с девушками, как с грязью. Я был груб, или же вообще брал их силой. Презирал их преданность, ненавидел их смех. Мне нравилось их унижать,… но она… её я хотел заполучить в свои пропитанные серой объятья, научить жить, а не существовать за воротами этой церкви.
   – Чем я могу помочь вам, сеньор? – спросила монахиня тонким голоском.
   – Она обратилась ко мне с таким почтением. Я просто был обязан превратить эту нежную, белую лилию в шипованную розу. Я сказал ей: не хотели бы прогуляться сегодня вечером, милая. На мне тогда была ряса священника. Ну, я и плут!!!
   – Если отец Мигель…
   – С отцом Мигелем я уже договорился. Вы очень преданы церкви, милая моя. И я хотел бы рассказать вам больше. Может быть, научить.
   – Что ж, я с большим удовольствием, святой отец.
   – Её звали Розалина. Вечером мы пошли гулять. Я вёл её по саду. Я говорил столько этой церковной чуши, что даже язык стал заплетаться… А она меня слушала.
   – Вы говорите очень мудрые вещи, – робко произнесла монахиня.
   – Конечно, дочь моя. Думаю, нам стоит подняться и выпить вина.
   – Вина?!
   – Вы видите что-то плохое в вине?
   – Нет… но…. – монахиня растерялась.
   – Вот видите, никто ничего плохого не видит в вине. Давайте поднимемся. И мы поднялись. Мы выпили. Один бокал. Потом другой. Ещё пару бокалов. И вот она уже говорила более открыто. Она сидела на краю тумбочки, подняв рясу, оголяя ноги. Прелестные, дивные, стройные… её икры просто сводили с ума. Она сидела с бокалом и болтала без умолку. Я подошёл чуть ближе. А она болтала.
   – Наш настоятель такой дурак. – со смешинкой в голосе произнесла она.
   – Я поцеловал её. В её тонкие красивые губы. Она сопротивлялась лишь несколько секунд. И вот мы уже оба повалились на кровать.
   – Ты совратил монахиню. Это высшая степень аморальности! – возмутился Карлос.
   – Я много кого совратил. Не меньше я изнасиловал…. Но её я любил. Я не совращал её, а обольщал. Наутро у неё было страшное похмелье. А ещё угрызение совести, слезы… истерика.
   – Что я наделала?!?!?! Господи прости! – монахиня закрыла руками. Она плакала.
   – Я сидел рядом и смотрел, как бедная, юная девушка убивается из-за дурацких правил, которым вот уже сотни лет никто не следует. И тогда я начал говорить то, что уже говорил сотни раз другим. Но сейчас я пытался донести до неё искренне.
   – Что вы такое говорите?!?!? – возмутилась она.
   – Послушай. Разве тебе было не хорошо?
   – Хорошо. Но это неправильно.
   – Почему?! Потому что какой-то садист, зная наши слабости и желания, запретил нам ими наслаждаться… А?
   – Это всё инстинкты. Мы должны сопротивляться им. Это и отличает нас от животных.
   – НЕТ! Нас отличает от животных то, что мы получаем удовольствие от того, что мы делаем… Если бы секс не приносил нам, цивилизованным людям, удовольствия, то человечество давно бы уже вымерло. Если бы мужчина не видел в девушке объект вожделения, то больше половины стихов в этом мире не было бы написано, мы жили бы ещё в железном веке… человечество, наука, поэзия, экономика… существует лишь потому, что человек стремится удивить и обольстить противоположный пол. Все эти правила установили жалкие неудачники и завистники, те, кто не может понравиться девушке… Понимаешь… Она кивнула… Я продолжал свою тираду. Я просил провести со мной ещё несколько дней, чтобы показать ей все краски жизни. И она согласилась, – демон снова прервался на смех, – И мы закружились в танце разврата и алкоголя. Мы посещали самые злачные места города, курили сигары,… пили вино и виски. А как она одевалась! Ты посмотри! Посмотри!!!
   Монахиня, которая стояла рядом с Карлосом, растворилась и перед ним уже стояла совершенно другая девушка. Нет. Черты лица были всё те же. Всё та же кожа и фигура. Но теперь её тонкие губы были накрашены красной помадой. Взгляд уже не был невинным. Он был игривым, с вызовом. Прелестные русые волосы взяты в пучок, открывали изящные плечи. На ней было коктейльное платье в пол, оно обхватывало её красивое тело, липнув к талии, бёдрам, груди. Разрез на платье обнажал непозволительно красивые ноги. Она была хороша.
   – А?!??! А?!??! великолепно. Я терял голову. Терял голову и уважение АДА. С ней, с этой чертовкой, я забыл про свои обязанности. И это было не позволительно. Ну, меня можно понять – я был влюблён. И вот однажды…
   – Скажи. Ты ведь демон, – просила Розалина.
   – Я ответил ей. ДА, моя дорогая, и думаю, не сложно было догадаться.
   – Но зачем ты здесь?
   – Я… для того, чтобы развлекаться. Ответил я ей.
   – И всё?
   Демон вздохнул.
   – Зачем?!.. то ли алкоголь ударил мне в голову. То ли я был слишком влюблён и хотел, чтобы она восхищалась мной. И я рассказал ей всё.
   Что я демон, который призывает своих собратьев на землю. Рассказал, к чему мы идём, и к чему стремимся. Всё. Я знал, что её освобождённой от запретов, но ещё не окрепшей душе, нельзя было всё это слышать. Но я ничего не мог с собой поделать…
   Девушка растворилась в темноте. И Карлос опять остался один. В съедающей темноте.
   – Последний вечер….
   В две секунды вокруг нашего героя выросли стены городской церкви. Из большого обшарпанного камня. Наполненный десятками свечей. С длинными скамейками в два ряда.
   Было темно. Через мозайчатые окна бился лунный свет.
   Двери распахнулись и в церковь вбежали двое. Они смеялись. В руках одного из них была бутылка вина. Это был демон в обличии Эмилио Диаса и совращённая им монахиня.
   – Скажу тебе, если бы я был трезв. То ни одной ногой не ступил бы сюда, – признался Эмилио.
   – Я хочу выпить именно здесь. Целовать тебя именно здесь, – голос монахини больше не был кротким и робким, – Разве это не забавно.
   – Ну конечно, это весело!
   Розалина запрыгнула на скамью и стала танцевать, задирая высоко то одну, то другую ногу. Она смеялась.
   – Сядь сюда, я хочу станцевать для тебя.
   – Хорошо, милая моя, – произнёс Эмилио.
   – Идиот, – выругался сам на себя демон.
   Эмилио сел и со всей жадностью в глазах стал смотреть на танцующую монахиню.
   – Ты прекра…
   Он не успел договорить. Упругий жгут упал на его шею и сдавил гортань.
   – Всё это была ловушка… – объяснил Демон.
   В церкви было уже больше десяти человек. Один сдавливал жгут на шее, двое держали руки. Эмилио пытался сопротивляться, отдаваясь всей своей демонической силе.
   Стоял настоятель церкви, он читал молитвы.
   Был и Епископ, тот самый, который разговаривал с Карлосом несколькими днями раньше.
   – Осторожно. Если человек умрёт, то мы никогда не сможем овладеть этим демоном, – произнёс Епископ, в этот раз его голос был строгим и приказным, – Его нужно обезвредить и доставить в церковь Барселоны. Только там мы можем провести обряд экзорцизма.
   Эмилио Диас пытался вырываться. Он кричал. Скалил свои зубы.
   Брызгал слюной.
   – ТЫ!!! ТЫ меня предала, – выкрикнул он хрипящим голосом.
   Он пристально смотрел на Розалину. Налитыми ненавистью глазами.
   Вены на его шее вздулись. А лоб покрылся морщинами.
   – Как ты могла!? Мы же любили друг друга! Я же мог дать тебе весь мир?! Ты могла бы править этим миром со мной, со всеми нами. Ты!!!
   – Розалина, уйди! – произнёс священник.
   Розалина не могла двинуться с места. Она плакала. Навзрыд. Текла тушь. Она размазала помаду рукой. Она плакала, беззвучно кричала, открывая только рот и глотая воздух.
   – Помоги мне. Ты ведь могла быть выше их всех, – Эмилио кричал, – Ты была бы предводительницей всех людей.
   – Уведите эту девушку! – приказал Епископ.
   Один из послушников взял девушку на руки и исчез за дверьми. Еще с минуту можно было услышать, как она кричит. Как эхо разносит её плачь и возвращает в главный зал церкви.
   – Вы, ублюдки! За что?! Я хотел быть с ней. Только с ней!
   – Принесите вакцину. – командовал Епископ, – Будем перевозить нашего одержимого.
   – Отпустите меня! Отпустите меня!
   Церковь стала таять. Пропадать неясным образом. Все персонажи постепенно слились с фоном, пока просто не исчезли. Карлос различил в дали очертания решётки тюремной камеры. Знакомые стены. В ноздри ударил запах сырости.
   Карлос снова сидел на кушетке, один в тюремной камере.
   Голова кружилась после того, как Демон устроил в его голове самый настоящий спектакль из своих образов и воспоминаний. Не каждая психика вытерпит такой коктейль из информации.
   Удивительно было то, что Карлос проникся к демону. Нет, он по– прежнему оставался для него отвратительным, низменным и похотливым существом. Но почему-то теперь он сочувствовал и сопереживал ему.
   – Я не справился с заданием. Меня упекли в зеркальный куб, – заканчивал свою историю Инферно Пеле, – И теперь даже мои братья охотятся за мной. И поверь, один из них уже может быть в этом полицейском участке. И когда он будет здесь, время остановится, а мы с тобой попытаемся бежать, но это всё будут жалкие попытки. Он зажмёт нас вот в этом углу. Твою душу он высосет до остатка, ну а меня отправит на растерзание к хозяину.
   – Почему я должен тебе верить?
   – У тебя есть три варианта… Первый. Не поверить мне и при условии, если я не вру, погибнуть самой ужасной и мучительной смертью. Второй. Не поверить мне и, если я вру, то ты просто сгниёшь в тюрьме. И третий! Поверить мне. Дать мне больше свободы, помочь мне… помочь нам сбежать из этой тюрьмы.
   – Ну а потом?
   – Потом… думаю, это будет зависеть от многих обстоятельств.
   – Как это понимать?!
   – Как хочешь… или, может, ты ждёшь, что я скажу: «Эй. Всё отлично, вези меня в Ватикан, пускай меня там выпотрошат полностью»! Каждый из нас спасает свою шкуру. И, поверь, если бы я видел другой выход из ситуации, когда бы мне не понадобилась твоя помощь, то мы с тобой давно бы уже распрощались.
   – Ладно. И какой у тебя план побега?
   – Очень простой.
   Решётчатая дверь лязгнула. Послышались обороты в замке. И вот уже петли издали лёгкий скрип, и дверь плавно открылась.
   – Мы с тобой просто выйдем через парадную дверь. Ты можешь расслабиться и просто наблюдать.
 //-- * * * --// 
   Карлос бежал по тёмной улице, задыхаясь, заплетаясь ногами, постоянно оглядываясь. Его костюм был в крови, на рубашке не хватало пуговиц. Несколько ссадин, новых ссадин, украшали лицо. Он бежал прихрамывая, то и дело хватаясь за правую ногу. Тело болело от новых ударов.
   Свернув в переулок, Карлос повалился на землю, спрятавшись за мусорный бак.
   – Господи. Господи… Что же это, – тараторил он.
   – Было же весело! – демон смеялся в его голове.
   – Заткнись. Эти люди… господи…
   – Это был единственный шанс, чтобы сбежать. А ты всё испортил своими молитвами.
   – Тебя нужно было остановить!!!
   – Ну это мы ещё увидим. Послушай… я хочу предложить тебе сделку. Ты вроде, хороший парень.
   – Заткнись, я тебе говорю!
   – Я не хочу больше участвовать в этой битве. Понимаешь? Я не хочу быть за тех или других. Давай разойдёмся с тобой по-хорошему.
   – Я не собираюсь тебя слушать. То, что ты сделал, это ужасно.
   – Да… я знаю… но я предлагаю тебе от меня избавиться. Мы найдём человека, любого, не важно. Мы проведём обряд одержимости. И я вселюсь в другого, оставив твою душу в покое. А? Это ведь не сложно. Вон их сколько. Правда, я хочу более или менее симпатичного.
   – Я доставлю тебя в Ватикан, – решительно заявил Карлос.
   – КАК?!? Тебя не выпустят из страны. Думаю, ты уже завтра будешь развешен на каждом столбе, и твоё лицо будет пестрить во всех газетах. Тебе не дадут прохода.
   – Церковь защитит меня.
   Голову снова залил смех.
   – Эти трусливые увальни. Да они, поджав хвост, убегут, забудут про тебя. Им ведь, главное, хранить свою репутацию. Ты им к чертям не сдался.
   – Я, нет. Но ты, да. И ты – мой единственный билет отсюда.
   Карлос огляделся. На улице было тихо, за всё время, пока он сидел за мусорными баками, прошло всего несколько человек.
   Под уличным фонарём, на другой стороне тротуара, стояла телефонная будка.
   Одержимый понимал, что одному ему не справиться, он должен позвонить в свою церковь.
   Несколькими быстрыми, хромыми шагами он пересёк пустующую дорогу и закрылся в стеклянной кабинке.
   Забросив монету и набрав номер, он стал ждать.
   Послышались гудки.
   – Я слушаю, – это был голос священника Антонио.
   – Это я, Карлос.
   – Карлос, где ты? Мы тебя потеряли. Ты должен был вернуться несколькими днями раньше. Где ты пропадал?
   – Это демон. Он сильнее, чем я думал.
   – Мы знаем. Где ты?
   – Он… убивал людей. Я убивал людей, – стонущим голосом произнёс Карлос.
   – Что ты такое говоришь? Я спрашиваю, где ты.
   – А ну-ка дай-ка сюда, – произнёс демон.
   Карлос без своей воли нажал на рычаг телефона и стал набирать новый номер. Совершенно ему неизвестный.
   – А-ло, – это был женский голос.
   – Привет, моя милая монашка, – игривым голосом произнёс Карлос.
   – Кто это?! – удивились на той стороне провода.
   – Это я! Тот, кто наставил тебя на путь… Путь… – и снова заговорил Карлос, – оставь моё тело в покое именем господа. Я ТОТ, КТО… именем господа.
   Карлос тяжёлым усилием воли снова нажал на рычаг телефона. И набрал номер церкви.
   – Святой отец! Антонию. Помогите.
   – Карлос, где ты?
   – Я в Париже. Случилось ужасное. Все, кто вставал на его пути, умирали.
   – Ты должен добраться до Ватикана. Любыми средствами и силами.
   – Я не могу. На моих руках кровь десяти или двенадцати человек.
   – То есть?!!?! – на другой стороне были шокированы.
   – Он управлял мной. По его вине мы оказались в полицейском участке.
   – Мы?
   – Я.
   – Никогда не говори мы! Ты один. Ты хозяин своей души и своего тела.
   – По его вине я оказался в полицейском участке. Я мог там сгнить… и я разрешил ему помочь мне бежать. Я отдал ему свою Волю.
   – Господи… – поникшим голосом произнёс Антонио.
   – То, что происходило, это было ужасно… Он вышел в коридор и первому, кто его заметил, он одним рывком свернул шею… тот упал замертво… а мне в образах он показал его семью. Он шёл дальше. Он даже не старался прятаться. Все, кто его замечал, гибли. С невероятной ловкостью он ломал им руки и позвоночники. Укрывался от пуль. А уже у самого выхода… На него целился сержант… руки у того дрожали… А он посмотрел на него взглядом, я не знаю, что это был за взгляд, но уже в следующий миг тот приставил пистолет к своему виску и застрелился.
   – Как же так…
   – Да, да… это очень душещипательная история… Но… – демон снова вернулся.
   Карлос, сопротивляясь сам себе, поднял руку и сбросил разговор. С натугой выпрямил указательный палец и набрал старый номер.
   – А-ло, – снова женский голос.
   – Милая моя Монашка. Ты скучала, – изменившимся голосом выкрикнул Карлос.
   – Пеле… это ты…
   – Ты меня узнала!
   – Как это возможно, ты ведь…
   – Я скоро буду. И заточу тебя в свои… свои… Свои… Чёрт! Дай мне пообщаться с любовью всей своей вечной жизни. А?… Нет! Ты не посмеешь больше прикоснуться к этой девушке…
   Карлос снова нажал на рычаг. И в третий раз набрал номер церкви.
   – Карлос? – сразу же спросил Антонио.
   – Да, это я. Он и сейчас пытается меня подчинить себе. Мне нужна ваша помощь, французские власти не выпустят меня из страны. Помогите.
   – Карлос, найди гостиницу «Лё Дауфин». Там работает мой знакомый. Скажи, что ты от меня. Он предоставит тебе номер. Главное, держись, уже завтра наши люди заберут тебя.
   – Хорошо. Я понял.
   Карлос повесил трубку и медленно опустился на пол кабинки. Вся надежда была только на отца Антонио. Если он не спасёт его, то судьба Карлоса сложится плачевно. Или он окажется в сумасшедшем доме или же за решёткой. И так и так ему придётся гнить до скончания века.
 //-- * * * --// 
   Как и говорил Антонио, в гостинице его уже ждали. Милый, коренастый старик проводил Карлоса в его комнату. Апартаменты были достаточно скромными, но для одного дня мучительного ожидания лучшего и желать не стоило.
   Наш замученный герой упал на кровать и стал было закрывать глаза, но опомнился.
   Демон рассмеялся в его голове.
   Нельзя спать, нужно ждать, спасение близко. Ещё каких-то восемнадцать часов и здесь буду люди из церкви. Они помогут. Но сейчас он должен был держаться.
   – Ты не сможешь не спать такое количество времени, – как всегда весёлым тоном произнёс Пеле.
   – Я что нибудь придумаю.
   За последующие несколько часов Карлос выпил несколько чашек кофе. Каждые десять минут он читал молитвы. Каждые пятнадцать минут он отжимался или приседал. Но сон неуклонно шёл к нему, нежной, неуловимой инъекцией заражая его мозг.
   Прошло десять часов.
   Голова одержимого кружилась. А все синяки, ушибы и вывихи начали ныть ещё больше.
   Кофе не помогало, сердце с яростью стучало о грудную клетку, но мозг продолжал засыпать.
   – Хо-хо, кто-то у нас скоро уснёт. Давай я тебе помогу.
   В голове Карлоса заиграла колыбельная.
   – Что ты делаешь?
   – А разве ты не узнаёшь. Это колыбельная из твоего детства. Такая красивая, монотонная и убаюкивающая.
   – Это тебе не поможет.
   – Да что ты говоришь, – Пеле мелодично запел в тональность, – Спи мой милый, ус… ЧЁРТ! Чистилище его поглоти!
   – Что?! Слова забыл?
   – Подойди к окну.
   – Зачем?
   – Подойди. И осторожно посмотри с угла.
   Карлос медленно подошёл к оконной раме и с угла выглянул в окно. Уже снова близился вечер. Сумрак медленно поглощал мостовые и переулки.
   На другой стороне от гостиницы, на тротуаре стояли двое. Нет, было ещё много людей, которые шли по улице, и в этот субботний день спешили отдохнуть. Шли те, кто смеялись. Шли те, кто выпивал. Много людей, но эти двое. По неизвестной Карлосу причине выделялись из общей массы, одетые в чёрные костюмы, не шевелясь, они смотрели в окно второго этажа гостиницы. В то самое, из которого на них смотрел Карлос. Их взгляд жёг, его тяжесть можно было почувствовать даже на расстоянии почти двадцати метров.
   Один из них улыбнулся, увидев в окне одержимого.
   – Что это за люди? – спросил он у демона.
   – Это не люди, мой сосед по телу. Это они…
   – Демоны?
   – Да. И они за мной.
   – Значит, я им не нужен?
   – Для них ты будешь развлечением. Возможно, они даже нарисуют пару рун твоей кровью.
   Двое неизвестных, от вида которых бежали мурашки, стали переходить дорогу.
   – Чёрт! – снова выругался Демон.
   Карлос почувствовал, как по его телу побежала уже знакомая ему теплота. Дрожь. Та, после которой он терял над собой контроль. Ноги уже не слушались его.
   – Оставь моё тело!
   – Нет уж! Они не получат меня, – воспротивился Демон.
   Демон уже полностью овладел его телом и ходил по комнате, распоряжаясь его руками, ногами и головой.
   – Из гостиницы уже не сбежать. Их больше, чем двое. Я чувствую. Они в ярости.
   – Верни мне моё тело, – возмущался Карлос, – Именем Господа нашего я приказываю.
   Демон ему не повиновался, он блокировал все его действия… затыкал его молитвы, игнорировал его приказы. Демон носился по комнате, ища выход из сложившейся ситуации. И он его увидел.
   Несколькими, невероятно быстрыми движениями он свёз простынь с кровати. Потом подвинул табурет и привязал один конец люстры к выступающему поручню на потолке.
   – Что ты удумал?!
   – Я сбегу из твоего тела, – спокойно ответил демон.
   – Я тебя не отпущу!
   – Думаю, когда ты будешь бездыханно висеть в петле, тебе будет всё равно на эту мирскую суету.
   – Что?! Я не позволю.
   Демон сделал петлю. Рывком проверил на прочность.
   – Падший, неверный! Предавший и тот и этот свет. Я приказываю! Ты гость в моём теле.
   Карлос громко кричал молитвы. Стараясь вернуть себе контроль над телом.
   – Перестань сопротивляться! – огрызнулся Демон.
   Тело одержимого не слушало ни одну из сторон. Искривляясь в агонии, Карлос то хватался за петлю, то отпускал её и падал на пол.
   – Они уже на нашем этаже!!! ФАЛЦЕНМЕНТЕ!
   Карлос закричал.
   Что-то стало приносить ему невыносимую боль. Не телу, нет! Разуму, душе… словно сотни клещей кусали его ментальную сущность.
   Демон вскочил на ноги, залез на табурет, и сунул голову в петлю.
   А потом рывком отбросил табурет.
   Одержимый почувствовал, как горло сдавила простыня. Уже в следующие двадцать секунд весь кислород в лёгких исчез. Закатились глаза. Комната плыла. Жизнь убегала из его тела.
   Послышалось, как ломается дверь.
   – Вот оно! – раздался голос.
   – Сбежать, ублюдок, хотел. Снимите его!
   На последней капле сознания Карлос почувствовал, как его снимают с верёвки. Как в горло, в кровь и в мозг снова начинает поступать кислород.
   Это были они, он чувствовал их силу. Силу тёмную, нечистую.
   Что происходило дальше, он не помнил. Сразу, как его ноги коснулись пола, он повалился на кровать и потерял сознание.
   – Этого изгнать обратно в ад, – сказал кто-то.
   – А с телом что делать? У меня есть идея, – сказал кто-то второй.
 //-- * * * --// 
   Когда Карлос терял сознание, он и не думал, что ещё сделает хотя бы один вздох. Никак не мог предположить, что ещё будет жив. Когда он падал на кровать, когда проваливался в яму своего собственного сознания, он думал, что это его последний свет реальности, чувство, дыхание.
   Но оказалось, что каким-то невероятным стечением обстоятельств он оказался жив.
   А обстоятельства были невероятными.
   Одержимый открыл глаза. Темнота, темнота, съедающая все краски, режущая глаза.
   Карлос шевельнул рукой и упёрся в стенку. Другой – тоже самое. Попытался подняться и с силой ударился обо что-то твёрдое в потолке.
   – Карлос, ты очнулся! – раздался голос.
   – Кто это? Где я?
   – Меня зовут Франсуа. Я аколит французской церкви. Я сопровождаю тебя в Ватикан, – ответил голос из темноты.
   – Но где я?
   – Ты в гробу.
   – В гробу?!
   – Тихо. Да, ты в гробу. Это был единственный способ переправить тебя через границу. При условии, что ты был без сознания. Не волнуйся. Мы скоро уже будем на месте.
   – А что случилось с другими?!
   – Нас немного опередили. Но ничего. Это были обычные демоны вторых кругов. Не составило большого труда угомонить их. С нами едет экзорцист. Он как раз и занимался ими. В Ватикане тебя ждёт Густав Шмид. Он немец, лучший экзорцист Европы. Он как раз и будет заниматься тобой. А сейчас попытайся успокоиться. И, возможно, даже ещё поспать. Ближайшие шесть часов ты проведёшь в этом гробу.
   Франсуа не солгал. Когда гроб с Карлосом сняли с поезда, тело одержимого онемело от недостатка движений. Его ещё долго куда-то везли. Но, когда сняли крышку с гроба, он увидел высокие потолки Ватиканской церкви.
   В окружение четырёх священников Карлос прошёл в небольшую комнату.
   Как и в Барселоне, комната была из зеркал. Именно в таких комнатах демоны замирают в отражении. Они есть во всех церквях, которые имеют отношение к экзорцизму.
   Через некоторое время в комнату вошёл невысокий пожилой мужчина, в его глазах была усталость, которая копилась годами. Это усталость и формировала в его зрачках взгляд человека, который видел всё в этой жизни. Это и был непревзойдённый в своём деле экзорцист, Густав Шмид.
   – Так, это ты в себе везёшь Пеле? – начал он разговор.
   – Да.
   – Наслышан о том, как тебе досталось. Но ты молодец. Ватикан может тобой гордиться.
   – Спасибо.
   – Как сейчас себя чувствуешь?
   – Самое удивительное, что демон уже давно не показывался.
   – Это очень даже хорошо. Думаю, его напугали гости, которые были в гостинице.
   В следующие полчаса шли приготовления. Карлоса положили на кровать и привязали. Рядом поставили миску с тряпками и прохладной водой, чтобы охлаждать одержимого, если у того начнёт подниматься температура. Самому экзорцисту и его двум помощникам выдали молитвенники и флаконы со святой водой.
   – Думаю, мы можем приступать, – произнёс Густав, открывая молитвенник.
   Двое помощников начали читать молитвы. Не останавливаясь. Негромко, бормоча себе под нос, превращая молитвы в монотонный поток слов.
   – Демон, который спрятался в теле невинного. Демон, я призываю тебя.
   Карлос почувствовал, как его тело закипает. Как в рёбрах начинает появляться резь, как каждая мышца начинает ныть.
   – Демон! Я хочу слышать тебя! Покажи мне своё лицо.
   Скулы одержимого дрожали от спазмов. Карлос застучал зубами.
   – Демон! Падший! Нечистый! Покажи себя!
   – Что тебе нужно! Тебе! Защитнику угнетённых, воину обречённых, – закричал Карлос не своим, хриплым голосом.
   – Назови себя, демон!
   – Ты прекрасно знаешь, кто я! Ещё несколько лет назад. Может быть не этим ртом, но я плевал в твоё старческое лицо.
   – Назови себя, Демон!
   Карлос засмеялся как умалишённый.
   – Я! Инферно Пеле! – выкрикнул он, – Я с восьмого круга АДА! Я и есть АД! Я тот, кто убивает таких, как ты, плюёт на таких, как ты! Я!
   – Именем Господа нашего. Силой Ватиканской церкви я приказываю тебе покинуть это тело!
   – Я?!?!? Я бы предложил тебе прогуляться куда подальше. Может быть, даже к той куртизанке! А?! Которую ты так страстно желаешь?
   – Тебе не смутить меня! Я силён духом! Я приказываю тебе.
   – ЗАТКНИСЬ! Ты двуличный ублюдок! Я знаю твои помыслы, когда ты выходишь за эти стены.
   – Я приказываю…
   – Ты такой же нечистый, как и я! Твои мысли смердят! И такой, как ты, не вправе приказывать мне покинуть это тело.
   – Карлос, я прошу тебя. Молись. Молись своей душой. Помоги мне!
   – Мне больно! Я хочу… Конечно ему больно!!! – Карлос опять рассмеялся, – Клыками и когтями я держусь за его душу. И не собираюсь отдавать!
   – Читай молитвы, Карлос. Демон, я…
   Экзорцист закричал от боли.
   Густав упал на колени, хватаясь за икры. Он морщился от боли.
   – Упади на колени перед тем, кто идёт сразу за дьяволом, – Карлос оскалил зубы, – Перед тем, кто…
   – Ты нечист. Ты слаб. Ты…
   Бельма Карлоса залились кровью. Он поднял руки, пытаясь вырвать из поручней кровати ремни, которыми он был связан. Дерево трещало.
   – Выпусти меня. И я покажу, чего я стою. Ты трус. Только трус может связать врага и вступать с ним в бой. ТРУС!!!
   – Именем.
   – Я прошу вас, сделайте что-нибудь! Мне больно! Я чувствую, как меня что-то раздирает, – Карлос молил, но уже в следующую секунду снова залился смехом, – Ему больно!!!!
   – Терпи, Карлос!
   – Я не могу…
   – Покинь это тело, Демон, я, воин католической церкви, приказываю тебе.
   – Засунь себе куда подальше свои приказы! Думаю, с этим малым мы надолго вместе.
   – Это не твоя обитель, Демон.
   – Я чувствую, как он пожирает меня! МОЮ душу.
   – Карлос. Ты меня слышишь?
   – О, да! Мы тебя слышим! – и снова смех.
   – Карлос, есть только один выход, – экзорцист вздохнул, – Он не отпустит тебя. Единственный способ заточить его в кубе– это заточить вас обоих. Ты должен…
   – Я всё понимаю!.. Что ты понимаешь, а, ублюдок?!?!?!
   – Карлос Версель, аколит церкви Богоматери Милосердия, я Густав Шмид настоятель церкви Святой…, спрашиваю тебя, отрекаешься ли ты душою своей от тела своего?
   Отре… Не смей!!! Не смей!!!
   – Я жду твоего ответа, Карлос Версель, отрекаешься ли ты душою своей от тела своего.
   – От-Ре-Ка-Юсь!
   – Твое решение искренне и полностью добровольное?
   – ДА!
   – Скажи это! СКАЖИ!
   – Я, Густав Версель, аколит церкви Богоматери Милосердия, отрекаюсь душою своей от тела своего!
   И после этих слов весь куб, всё пространство залилось смехом демона.
   Смехом не ехидным, смехом торжества!
   Вся комната, весь мир, все звуки превратились в пустоту. Полую, удушающую пустоту. Карлос не чувствовал воздуха, не чувствовал пространства, не чувствовал сам себя. Он как будто растворился, став единым целым с пустотой.
   Ну, а потом все пространство небытия залил яркий свет. Свет неоновых ламп.
   Это был зеркальный куб. Тот самый, в котором Карлос несколько дней назад стал одержим демоном. Зеркальный куб, находящийся десятками метров ниже церкви Богоматери Милосердия.
   Он огляделся. Что-то было не так. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, что именно его смущало. Такое замечают не сразу, и не думаю, что ты, мой слушатель, сам бы увидел различие.
   Карлос понял, что он находился не в кубе, не в центре комнаты, окрашивая собой зеркала. Он сам был отражением, запертым за стеклом.
   Он не понимал, он смотрел на свое тело, которое бездвижно стояло посередине комнаты, бездумно глядя вперёд на самого себя.
   Но вот в зрачках зародилась жизнь, его лицо без его воли улыбнулось отражению. А потом он заговорил сам с собой. Карлос, тот, который был вне зеркала, начал первый.
   – Думаю, ты сильно удивлён?
   – Что происходит? – наш герой, заточённый в зеркале не понимал, – Почему я в зеркале? Ведь был сеанс экзорцизма, что пошло не так?
   – Не было никакого сеанса, – Карлос, который был на воле, усмехнулся, – Я тебе больше скажу, ты ещё даже не выходил из этой комнаты.
   – Что? Ведь я ехал в поезде. Я… Ты убил людей в полицейском участке.
   – Мой милый друг. Как ты думаешь, сколько времени прошло?
   – Два… три дня.
   – Семь минут!
   – Ты одурачил меня?!
   – Я сразу увидел твой характер и твои мысли! Ты мечтал быть узнаваемым. Великим. Мучеником. Героем. Чтобы Ватикан, все эти унылые святоши гордились тобой. Воспевали тебя. И я дал тебе это!
   – Но зачем нужно было всё это представление.
   – Чтобы сломать тебя! Чтобы ты верил, что ты делаешь что-то великое. Что-то, за что не стыдно отречься от своего тела! И вот! Когда ты отрёкся от него, я заполнил собой пустой сосуд.
   – Всё это была ложь!
   – Ну не всё. Сразу, как я выйду отсюда, я поеду в одну небольшую деревеньку. Где живёт красивая и прекрасная монахиня, которая предала меня. Но я знаю, что она любила меня. Что она раскаивается. Я увидел это в её глазах, в тот самый день, когда меня изгоняли из тела. И она снова полюбит меня. Ведь внешность, тело не главное – в этом были правы все философы мира. Главное, какой ты внутри. А внутри я самый искусный соблазнитель.
   – Ты! Ублюдок, выпусти меня! – наш герой с силой ударил по стеклу, но оно даже не задрожало.
   Демон, искусно спрятавший свой облик в теле Карлоса, лишь улыбнулся своему отражению и направился к выходу. Его взгляд был спокоен, движения небыстры, он делал всё, чтобы не привлекать к себе внимания.
   Идя по коридору, ни один сотрудник церковной иерархии не обратил на него внимание.
   – Что произошло? – поинтересовался епископ.
   – Простите меня, Ваше преосвященство… – произнёс демон с надрывом, – То, что я увидел, просто не укладывается у меня в голове. Я попытался пустить его в свое тело, но понял, что это слишком тяжело для меня.
   – А как же задание Ватикана?
   – Я думаю, Ватикан найдёт кого либо более сильного духом. Чем я, – демон пытался изобразить расстроенное лицо.
   Епископ посмотрел на Карлоса испытывающим взглядом. Что-то изменилось в одержимце, что-то, что было неуловимо взгляду. Но это настораживало.
   – Мигель? – обратился он к одному из сотрудников.
   – Да, Ваше преосвященство?
   – Проверьте куб 667.
   – Понял вас.
   – Значит, ты отказываешься от задания? – спросил снова Епископ.
   – Я не вижу смысла рисковать, ведь если демон сломит меня, то это будет катастрофа, – демон держался уверенно, – А я не хочу брать на себя такую ответственность.
   – Ваше преосвященство, – позвал епископа Мигель, – в кубе есть движение. Демон движется по зеркалам.
   – Что ж, мой мальчик. Надеюсь, со временем ты научишься брать на себя высокую ответственность, – в голосе епископа слышались нотки разочарования.
   – Я тоже на это надеюсь, Ваше преосвященство.
   Демон вышел на улицу и вдохнул аромат пыльных, жарких улиц города. И после пяти лет заточения этот коктейль из городской пыли, выхлопов машин и человеческого пота показался ему великолепным. Город тонул в суете, и она ему нравилась. Он был свободен, ни ад, ни рай не знают, что он на свободе. А скоро он сменит ещё пару тел и сможет затеряться среди людей.
   Он заберёт ту единственную, перед которой он пал чувствами, и растворится с ней в десятках улиц и домов, среди миллиона людей. Он постарается быть человеком, потопив в себе своё инфернальное начало.
   Демон перешёл улицу и зашёл в таксофонную будку. Он набрал номер.
   – А-ло, – на другом конце раздался женский голос.
   Привет, моя мила монахиня, – демон засмеялся голосом Карлоса.


   Вопросы гуманности

   Начать свою новую историю я хочу с приглашения.
   Добро пожаловать, мой дорогой читатель, в приют, тире, научно-исследовательский институт «Будущая Надежда».
   Институт представляет собой несколько зданий, где проводятся научные исследования и кипит интеллектуальная работа. О ней, дабы не забегать вперёд, я расскажу чуть погодя.
   Рядом с научным центром находится сам приют – четыре дома, где живут дети: весёлые, резвые, разного возраста. Каждый их день это проработанное до мелочей расписание, каждый их приём пищи, комплекс необходимых витаминов и только здоровая еда. Приют чем то напоминает больницу, потому что вокруг детей, кроме воспитателей, часто суетятся десятки врачей, которые то и дело уводят то одного, то другого на разные процедуры и обследования.
   Чем же обусловлено такое внимание к этим юным созданиям? Вы наверняка подумаете, что они какие-то особенные и, конечно же, вы будете правы. Но думаю, вам даже в голову не прийдёт то, чем эти дети отличаются от других.
   Представьте перед собой более сотни детей, кто-то выглядит постарше, кто-то помладше. И всех их объединяет одно, что за один год их тело вырастает до восемнадцати летнего подростка. То есть через два года данные дети будут выглядеть, как тридцати шести летние мужчины и женщины.
   Чтобы их интеллект соответствовал нужному возрасту, им каждый третий день жизни вводят интеллектуальную сыворотку. В ней заложены все основные знания, которые должен знать человек, в том или ином возрасте. Конечно же, если такую сыворотку ввести нам, обычным, нормально развивающимся и стареющим людям, то наш мозг вскипит, как котёл на костре, выкипая и ведя наше сознание к полному опустошению.
   Данная сыворотка была разработана непосредственно институтом «Будущая Надежда».
   Таких детей сами учёные называют Штамп или Штампы.
   Вам наверняка интересно, откуда появились эти дети, почему за ними такой уход, почему их называют «Штампы»… но, я думаю, было бы непростительно с моей стороны, рассказать вам всё и сразу.
   Поэтому я перейду непосредственно к герою моей новой истории.
   Это мальчик, который появился на свет десять месяцев назад и выглядящий приблизительно на шестнадцать лет. Его зовут Джейкоб или, как говорят учёные, Штамп номер семьсот тридцать два.
   Моя история начинается с того, что юный, недавно родившийся Джейкоб, стоял в очереди за новой дозой интеллектуальной сыворотки.
   Он стоял около стены, ожидая, когда его позовут и разминал правый висок, непосредственное место укола.
   Ещё пару детей стояли поодаль, болтая и смеясь. Джейкоб не разговаривал с ними, он был достаточно нелюдимым мальчиком, но один друг у него всё-таки был. Милая девочка, с ярко-белыми волосами. Тоже немного не от мира сего.
   Именно в тот момент, когда Джейкоб готовился зайти в кабинет, к нему подошла его подруга.
   – Что, ждёшь своей очереди? – как всегда весело спросила она.
   – Да, и как всегда волнуюсь. Всё-таки этот укол очень болезненный.
   – Давай не дрейфь! Я вот уже года на три умнее тебя, – она рассмеялась.
   – Ты и старше меня на целую неделю.
   – Я сегодня видела родителей Майкла.
   – Что?! Ты опять… – Джейкоб перешёл на шепот, – Элис, если тебя поймают, то накажут…
   – Ой, да перестань ты! Неужели тебе не интересно, как выглядят твои родители. Я своих уже видела. Мама у меня так мило улыбается.
   – Ты и своих родителей видела?!?
   – Ну да… я и твоих видела.
   – Расскажи, какие они! – Джейкоб загорелся.
   – Нет, уж… если наберёшься смелости, я тебя проведу и сам всё увидишь.
   – Так не честно!
   – Уж как есть…
   Мальчика разъедало любопытство. А Элис ехидно улыбалась.
   – Ну и ладно! Зато я не делаю дурацких вещей, и через четыре-три-два месяца окажусь у мамы в животике. А ты попадёшься, и тебя забракуют! И ты не родишься!
   Элис рассмеялась.
   – Ты такой смешной, когда сердишься.
   Открылась дверь.
   Штамп номер семьсот тридцать два, проходи.
   – Иди давай, увидимся на тренировке, – девочка развернулась и побежала по своим делам.
   Мальчик буркнул что-то обидное и исчез за дверью кабинета. Уже через несколько минут Джейкоб станет на несколько лет умнее.
 //-- * * * --// 
   Начался новый день в приюте «Будущая Надежда».
   Как и любой день в этом учреждении, он начинался в восемь утра с построения всех детей. После того, как воспитанники института выстраивались в четыре шеренги, главный воспитатель задавал пять основных вопросов всем детям, и те должны были хором на них отвечать.
   Эти пять вопросов и пять ответов должны были, как нерушимый постулат отчеканиваться в головах детей.
   Высокая, худая, стареющая женщина вышла на середину большого зала и окинула всех воспитанников взглядом.
   – Что хочет каждый ребёнок института «Будующая Надежда? – громко спросила она.
   – Родиться! – хором выкрикнули дети.
   – Что нужно делать, чтобы родиться? – продолжала воспитательница.
   – Правильно питаться, хорошо себя вести, заниматься спортом, – детские голоса смешивались.
   – К чему приводит нарушение такого режима?
   – К забраковке!
   – Что такое забраковка?
   – Нерождение!
   – Клянётесь ли вы соблюдать режим и правила нашего приюта?
   – Клянёмся!
   – Вот и хорошо, – продолжала воспитательница более спокойным тоном, – Доброе утро, воспитанники нашего Приюта. Прошу пройти на завтрак.
   Толпа детей направилась в сторону столовой. Кто-то что-то яростно обсуждал, кто-то смеялся или дразнил другого. Дети вели себя как дети.
   Джейкоб, обгоняя то одного, то другого пытался найти свою подругу. Серая форма детей сливала все в единую массу. Но уже в самом начале идущей толпы он увидел знакомую светлую голову и начал ещё более усердно пробираться вперёд.
   – Элис!!! Привет, – крикнул он.
   Та повернулась.
   – О, привет зануда, – хихикнула.
   – Сама ты зануда!
   – Ладно, чего хотел?
   – Расскажи мне про родителей. Из-за тебя я сегодня не смог уснуть.
   – Ты всё об этом. Я пошутила, честно… просто я хотела тебя подразнить.
   Я не думал, что ты загоришься. Извини.
   – Ну ты и даёшь… – расстроился Джейкоб.
   – Говорю же, извини. Ладно, пошли есть.
   Они сели за стол и приступили к завтраку. Это была каша, несколько фруктов и апельсиновый сок. Дети приюта «Будущая Надежда» должны питаться правильно.
   Не успел наш герой приступить к еде, как снова раздался голос главного воспитателя.
   – Минуту внимания. Любимые воспитанники…
   Все затихли.
   – Сегодня мы можем поздравить Аманду, штамп номер четыреста двадцать с тем, что она становится новой выпускницей нашего Приюта и уже завтра начнёт свою дорогу к рождению.
   Рядом с главным воспитателем стояла та самая Аманда. Она светилась от счастья, махала своим друзьям и еле сдерживала слёзы радости.
   – Поаплодируем же ей.
   Раздалась волна аплодисментов.
   – Теперь вы можете вернуться к своей еде. Приятно аппетита.
   После завтрака был небольшой отдых, далее была зарядка и уже после неё дети разбрелись по процедурам и другим занятиям из своего расписания.
   Джейкоб шёл проверять зрение, когда его остановил один из главных врачей института.
   – Джейкоб, стой. Ты куда идёшь? – это был врач по имени Андруз.
   – В моём расписание написано, что нужно проверить зрение. Я иду в триста двадцать второй кабинет, – отчеканил Джейкоб.
   – Нет. Не сейчас, я договорюсь с сестрой, тебе проверят зрение чуть погодя. Сейчас нам нужно записать новое обращение.
   – Уже?!
   – Да, твои будущие родители решили приехать пораньше. И хотят увидеть тебя.
   – А мне можно будет увидеть их?
   – Ты же знаешь, видеть своих родителей до рождения запрещено уставом нашего приюта.
   – Понимаю. Просто, так любопытно какие они, – грустным голосом произнёс Джейкоб.
   – Они очень хорошие люди, заботливые, – заверил его врач, – Потерпи… до твоего выпуска осталось всего несколько месяцев.
   Но Джейкобу не терпелось, Элис со своим враньём о том, что она видела его родителей подбила опору в его терпении. А сейчас ещё и мистер Адруз, заявляет, что его родители через несколько дней будут здесь, в соседнем здании, а увидеть он их сможет только через три месяца, когда родится.
   – Ну что, пойдём…
   – Да, мистер Адруз.
   Они спустились на первый этаж приюта, и вышли во двор, на улице была солнечная погода. Джейкоб не любил солнце, за свои десять месяцев жизни он понял, что дождь и пасмурная погода ему милее. Психолог, который занимается построением его внутреннего мира, сказал, что это достаточно необычно… но наш герой не видел в этом ничего необычного, для него наоборот казалось странным то, как можно радоваться палящему солнцу.
   Врач и воспитанник приюта перешли по узкой дороге к институту и направились внутрь. Там, пройдя несколько коридоров, они зашли в комнату, которые все называли «Съёмочной».
   В этой небольшой комнате из всей мебели был только стул, а перед стулом стояла камера. Именно тут учёные записывали обращения ещё не родившихся детей для их родителей.
   – Так, ну ты помнишь, что мы сейчас будем делать? – спросил мистер Адруз.
   – Да.
   – Тогда садись и мы приступим.
   Джейкоб сел на стул и посмотрел в камеру.
   – Сейчас, я её включу… Тааак. Начнём. Для начала поприветствуй своих будущих родителей.
   – Здравствуйте, мама и папа, – счастливым голосом произнёс Джейкоб.
   Он помахал рукой и улыбнулся.
   – Так. Как твоё самочувствие? – спросил доктор.
   – Очень хорошо. У меня не болит живот, и не болит голова. Я хорошо ем, съедаю всё, что дают. Я очень полюбил звук пианино и когда рожусь, я хотел бы научиться играть на нём.
   – Продолжаем. Может, ты хочешь сказать, что-нибудь ещё своим маме и папе?
   – Да. Мне уже нетерпится родиться. Я хочу увидеть вас. Я буду очень послушным ребёнком и буду только радовать вас.
   – Какой ты молодец… – добро произнёс доктор за камерой.
   Мистер Адруз задал Джейкобу ещё с десяток вопросов. Тот отвечал, но все его мысли были далеко от этой комнаты… отвечая на автомате, Джейкоб в своих мечтах уже грезил о встрече с родителями. О том, как он родится, о том, как они будут с ним гулять, любить его… Он хотел, мечтал их увидеть.
   – Ну что ж, думаю, мы закончили. Я провожу тебя обратно в приют.
   Они вышли в коридор и направились к выходу. У входа их ждал молодой ассистент, которому Адруз вручил плёнку.
   – Наш юный штамп семьсот тридцать два записал «привет» своим родителям. Будь так добр, подготовь материал к среде.
   – Хорошо, мистер Адруз, – ответил ассистент.
   После учёный проводил мальчика обратно в приют и вернул на попечение воспитателя.
   Дальше день шёл своим чередом, но ни на одну минуту Джейкоб не выпускал мысль о родителях. Которых он не увидит ещё так долго!
   Ночью Джейкоб опять не мог уснуть, он ворочался на кровати, меняя один бок на другой. То сминая, то расстилая одеяло.
   Он встал с кровати и вышел в коридор, ночного воспитателя не было видно, сейчас он должен был ходить по нижним этажам, и поэтому у нашего маленького героя было несколько минут, чтобы пробраться в палату к Элис.
   Пройдя по коридору, он дошёл до нужной двери и тихонько на неё надавил.
   Тихо, на корточках он пробрался внутрь палаты. Все шесть девочек спали. Кровать Элис была у окна. Стараясь не шуметь, он добрался до неё.
   – Элис… элис… – произнёс он шёпотом.
   Джейкоб легонько коснулся плеча спящей девочки.
   – Элис. Проснись.
   – М? Что? Кто тут? – голос девочки был заспан.
   – Это, я… Джейкоб.
   – Ты с ума сошёл, тебе что здесь нужно? Который час?
   – Я не знаю. Два или три… мне нужна твоя помощь. Я не могу спать… я хочу увидеть своих родителей.
   – А, ты с этим до утра подождать не мог.?
   – Просто мне нужно знать сейчас, ты мне поможешь? Покажешь, как пробраться в комнату «встреч»?
   – Хорошо… хорошо… только, пожалуйста, иди спать. Ты соседок моих разбудишь.
   – Хорошо. Спасибо! Спокойной ночи.
   – Иди уже!
   Джейкоб, также медленно, на корточках, стараясь не дышать, пополз к двери. В коридоре, всё так же было пусто. До того, как вернётся воспитатель, оставалось всего несколько минут. Джейкоб вскочил и десятью большими шагами пересёк весь коридор и оказался у своей палаты.
   Улёгшись в свою кровать, он всё равно ещё долго не мог заснуть. Но сейчас его душу грела мысль о том, что через несколько дней он сможет увидеть своих родителей. Пускай издалека, пускай через щёлку, но он сможет их увидеть.
 //-- * * * --// 
   Дни до среды показались Джейкобу вечностью. Он не мог нормально есть, спать, заниматься физкультурой. Абсолютно ни чем.
   В два часа дня наш взволнованный герой встретился с Элис в дальнем коридоре приюта.
   – Так, что ты сказал воспитательнице? – спросила она своего друга.
   – Сказал, что мне не здоровится и я хочу поспать.
   – Хорошо. Думаю, прежде чем у неё будет время тебя проверить, пройдёт часа два.
   – А ты что сказала? – поинтересовался Джейкоб.
   – Психологу сказала, что мне надо сдать анализ крови, а врачу сказала, что меня вызывает психолог.
   – Ого, да ты хитрющая!
   – Этого не отнять. Ну что, готов?
   Да.
   Элис улыбнулась, взяла своего друга за руку, и они направились на первый этаж. Хитрая девочка знала в приюте каждый закоулок, с первых месяцев она начала изучать углы этого здания, не желая мириться с установленными рамками и правилами, даже под страхом быть забракованной.
   Прячась от охраны, и передвигаясь по слепым зонам, зонам недоступным видео камерам, Элис смогла завести их подвал.
   Как оказалось, все здания были соединены между собой системой коридоров. Но те почти не эксплуатировались и были безлюдными. Именно по ним два молодых Штампа сумели попасть в здание института, туда, где на первом этаже находилась комната встреч.
   Медленно и тихо пробираясь по коридорам, взгляд Джейкоба скользнул на небольшой телевизор, который висел под потолком.
   – Смотри. Наш приют. Кажется это реклама, – он указал пальцем на экран.
   Элис остановилась и посмотрела наверх.
   И правда, на экране застыла панорама их приюта. А потом на передний план вышел знакомый всем детям приюта главврач «Будущей Надежды» и обратился к зрителям.
   – Добрый день, – начал он, – У вас есть вторая половинка. А вы уже задумывались о ребёнке? Любая пара, которая строит отношения на века, хочет иметь детей. И это прекрасно. Но всегда есть риск, что ребёнок может родиться с изъянами, или болезнями, о которых вы узнаете только в дальнейшем. Наш институт «Будущая Надежда» с удовольствием поможет вам уменьшить этот риск, поможет подготовить вас к будущему. Взяв ваше ДНК и ДНК вашего партнёра, мы можем создать биологическую модель, которая будет точной копией вашего ребёнка. За один год вы сможете увидеть, как ваш ребёнок будет выглядеть в разные стадии своего взросления, какая у него будет психика, какой иммунитет. А также мы сможем довести до ума формулу вашего плода. Сделать идеального ребёнка, и после произвести оплодотворение. Кто-то может сказать, что это аморально, но мы считаем, что нет ничего страшного, чтобы заглянуть в будущее и немного его подкорректировать. Звоните! Мы поможем вам вырастить идеального ребёнка, такого, как вы хотите.
   После реклама закончилась и началась какая-то передача. Ведущий улыбался в камеру.
   Элис одёрнула Джейкоба и они продолжили осторожно продвигаться к комнате встреч.
   Двое дезертиров сумели пробраться туда ещё до начала свидания родителей и учёных.
   Комната встреч была небольшой. Несколько стульев, круглый стол и большой телевизор, который сейчас напоминал мутное зеркало.
   Элис указала на шкаф, и они забрались в него, оставив небольшую щель, чтобы видеть всё происходящее.
   – Уже вот-вот я увижу маму и папу, – у Джекоба вырвался восторг.
   – Тсссс. Они могут услышать, сиди молча.
   И вот спустя некоторое время, дверь комнаты открылась, и внутрь вошли трое. Учёный в белом халате, и семейная пара. Мужчина и женщина.
   Джейкоб задрожал от волнения.
   – Что ж, хочу вас обрадовать, – начал мужчина в белом халате, – Джейкоб растёт чудесным мальчиком. Очень покладистым, он немного отрешённый от других, но мы работаем над этим. Думаю, вам стоит показать запись. Ваш проект идёт к завершению, скоро будет оплодотворение.
   – Понимаете, мы как раз и хотели об этом поговорить, – начал мужчина.
   – Я вас слушаю.
   – Мы… как бы это сказать… разводимся, – мысль уже закончила женщина.
   – Ого. Почему?
   – Как говорят, не сошлись характерами, – мужчина выдавил подобие улыбки, – Но, чтобы закрыть проект ведь нужно подпись обоих?
   – Да.
   – Вот поэтому мы, наверное, и пришли вместе. Думаю, в последний раз. Мы хотели бы прекратить проект.
   – Что ж, такое в нашей практике было. Но уже проделана большая работа, деньги не будут вам возращены.
   – Деньги, это не главное, – сказала Женщина, – Главное, что мы хотим закрыть наш проект.
   – Что ж, очень жаль. Думаю, тогда запись и другие данные вам предоставлять бессмысленно.
   – Думаю, да. Просим извинения за потраченное на нас время.
   – Это не страшно. Все расходы уже покрыты. Мальчик просто замечательный, обидно такой штамп отдавать на забраковку. Так, думаю, нам стоит пройти в мой кабинет, чтобы расторгнуть контракт.
   Все трое поспешно покинули комнату встреч.
   Через минуту Элис вылезла их шкафа и выглянула в коридор.
   А Джейкоб продолжал стоять там, где стоял. Он не верил тому, что услышал, его родители, те, кого он так долго ждал, отказались от него. Он не появится на свет, его забракуют. Всё, о чём он мечтал, о жизни в любящей семье, о том, как мама и папа гуляют с ним, как покупают собаку, учат его кататься на велосипеде… всё это рухнуло. Теперь он был просто браком, от которого избавится институт, чтобы не превышать расходы.
   По щекам нашего героя побежали слёзы, слёзы обиды… ведь он был хорошим воспитанником, у него хорошие данные здоровья… а тут такое.
   Элис стояла рядом и молчала, ей было жалко своего друга. Но она не знала, что сказать, как его утешить, наверное, в интеллектуальную сыворотку не подмешивают такое знание, как утешение ближнего… ведь в приюте «Будущая Надежда» никто не грустит.
   – Нам пора… – сказала она через несколько минут, – Думаю… думаю, нас скоро хватятся.
   – И что с того, меня уже забракрают, – безразличным голосом произнёс Джейкоб.
   – Но меня-то нет. Подумай обо мне.
   Джейкоб молча кивнул и выбрался из шкафа.
   Обратно наши герои добрались без происшествий, также минуя охрану и стараясь не попадаться в объектив видеокамер.
   Весь остаток дня Джейкоб пролежал в кровати, смотря в потолок. С каждой минутой, с каждым морганием смысл существования гас в его зрачке. Сославшись на здоровье, он не пошёл на ужин и профилактические процедуры. Он просто лежал, лежал и смотрел в потолок.
   А потом был «отбой».
   А потом была ночь и Джейкоб снова не мог уснуть.
   Он не мог уснуть и в следующую ночь. Он стал плохо выполнять поручения докторов. Его эмоциональные показатели снизились. Всё для него потеряло смысл.
   Так прошло несколько дней.
   Снова была ночь и, когда часы показали полвторого, дверь палаты приоткрылась, и штамп семьсот тридцать два вышел в коридор и снова направился к палатам девочек, к своей подруге.
   В палате Элис, впрочем, как и во всех других палатах, все спали. Джейкоб подполз к её кровати и легонько толкнул в бок.
   Элис застонала во сне.
   – Элис… Проснись, – будил он её шёпотом.
   – М? Что… ты опять не спишь? Что такое…
   – Я… я пришёл попрощаться.
   – Что?!.
   – Я сбегаю. Я хочу найти папу и маму.
   – Ты с ума сошёл или тебе сыворотка в голову ударила? – Элис приподнялась на кровати.
   – Нет. Просто, что мне терять. Меня всё равно забракуют, а так… а так я увижу мир… постараюсь помирить родителей.
   – Как? Ты ведь даже не знаешь, где они живут.
   – Доктор оставил на столе папку с файлами. Там был адрес, я думаю, это адрес мамы или папы. Я запомнил его. И первым делом направлюсь туда.
   – Ты не сможешь выйти на улицу. Двери заблокированы. Я пыталась ночью выйти погулять, но у меня это не вышло. Лишь сработала сигнализация.
   – Помнишь, у доктора Смита пропал ключ, он ещё спрашивал у нас, не видели ли мы его.
   – Ну.
   – Это я его украл, пока он заполнял какие-то бумаги, я стащил его из халата. Думаю, он мне поможет.
   – Ты безумней меня… ты крут.
   Джейкоб улыбнулся.
   – Спасибо. Я сбегу, по тем же коридорам, которые ты мне показала. Может быть, мы с тобой ещё увидимся. После рождения, и даже будем жить на одной улице.
   – Может… как сказали мои родители, они живут в пригороде Нью-Йорка. Дом сто сорок два, по улице им. Уэлша.
   – Я запомнил.
   – Я буду по тебе скучать.
   – Я по тебе тоже.
   Двое друзей обнялись, и Джейкоб направился к выходу.
   Впереди его ждал непростой путь на свободу, через коридоры в подвалах, потом по газону, минуя охрану и свет, а там через забор, а что его ждало за забором, он не знал. Это пугало его, пугало, но одновременно и манило. Возможно, он сможет всё исправить, возможно, у него ещё есть шанс избежать забраковки.
   Главное, не отступать.
 //-- * * * --// 
   Для Джейкоба выбраться из института не составило большого труда, особенно имея на руках пропуск одного из докторов. Выбравшись из подвалов на задний двор, наш герой, как настоящий шпион пополз по лужайке к стене, минуя фонари, замирая, когда слышал шаги охраны.
   Его сердце колотилось так, что ему казалось, будто биение слышно за километры. Руки дрожали от волнения, он потел, но продолжал ползти по траве, пачкая форму в земле.
   Около стены перед ним встала сложная задача, как преодолеть двухметровую преграду. Ворота охранялись, да и на столбах тут и там тоже стояли камеры слежения.
   Ища выступы, оставляя ссадины, срывая пальцы Джейкоб всё-таки смог ухватится за верх заменой стены. Занятия физкультурой давали своё. Ещё пару рывков и дезертир оказался по другую сторону.
   Теперь перед ним был целый мир, целый мир, которого он не знал, только слышал про него от воспитателей и впитывал с сывороткой.
   Пройдя несколько метров вперёд, наш герой вышел на пустую дорогу. Десятки фонарей и ни одной машины.
   Джейкоб начал паниковать, о чём же он думал, мир такой большой… а он даже не имеет представления, куда идти, в какой части страны, в какой части земного шара он находится. Его мысли нагнетались, закипали, паникуя, он уже собирался направиться обратно к стене, перелезть её и вернуться в институт пока его ещё никто не хватился.
   И вот он уже развернулся и стал прикидывать, как перелезть обратно, как вдалеке забрезжили две фары.
   Не видя ни разу в живую, Джейкоб всё равно сумел узнать в этих фарах автомобиль.
   Он вернулся на дорогу и стал махать руками.
   Автомобиль свернул к обочине. Дверь открылась и из машины вышел мужчина.
   – Эй, парень, ты чего здесь делаешь один?
   – Я… я отстал от группы, мы были сегодня на экскурсии, – Джейкоб врал впервые, и он сам себе удивлялся, как ловко у него это получалось. Хотя чувство стыда, воспитанное в нём за месяцы в приюте, давало своё.
   – На экскурсию?! – удивился мужчина.
   – Да, мы ходили в этот, научно исследовательский институт. Но я отстал от группы.
   – Господи. Почему ты тогда не вернулся обратно?
   Там… там уже никого нет. Вся охрана дальше за забором. Я кричал, но…
   – Идиоты. Ладно, садись, я довезу тебя куда нужно.
   – Спасибо.
   – Хорошо. Так куда тебе?
   – На «Зелёную улицу», дом тридцать два.
   – Ну всё, поехали.
   Они оба сели в машину и автомобиль сорвался с места.
   Джейкоб вжался в кресло. Скорость, она была не большая… но он в первые испытывал это ощущение, ощущение быстрого движения.
   Столбы проносились мимо, мелькали деревья.
   – Что, с тобой? – поинтересовался водитель.
   – Эм… я просто не привык ездить на машине. Точнее…
   Он судорожно пытался вспомнить слова, которые могли бы оправдать его, интеллектуальная сыворотка бурлила в его голове. Слова, слова.
   – Меня укачивает…
   – Да, я вроде еду не быстро… ты, наверное, просто переутомился… стресс и всё такое…
   – Да… наверное, трудный выдался денёк.
   Со временем наш герой привык к скорости и даже начал ею наслаждаться.
   А потом он увидел город, яркий, огромный, дома, как колья, возвышались один над одним, окна, неоновые лампы, светящиеся вывески своим количеством и яркостью напоминали звёздное небо. Машина въехала в город и на бедного штампа налетела волна света, шума, людей и совершенно ненужной информации. Яркая надпись гласила: «Туры в Европу. Недорого!», другая «Лучшие цены в нашем магазине»… Люди шли десятками, болтая смеясь… Некоторые даже спали прям на тротуаре. Количество машин было невозможным, сочетаясь, они проносились мимо, издавая противный звук, неслись на них… Для Джейкоба город был похож на большой бесполезный механизм, который издавал десятки звуков, светился и играл.
   – Ты чего так таращишься? Что-то не так?
   – Нет… просто стресс. Понимаете…
   Только сейчас он поймал себя на мысли, что смотрит на всё происходящее с открытым ртом.
   Машина сделала ещё несколько поворотов и остановилась.
   – Приехали. Сам дойдёшь до дома?
   – Да. Спасибо.
   – Давай иди. Думаю, твои родители тебя обыскались.
   Мальчик вышел из машины и направился к дому под номером тридцать два. Был всего один подъезд. Джейкоб дёрнул дверь, но та оказалась запертой. Рядом было табло с пронумерованными кнопками. Джейкоб нажал цифру одиннадцать.
   Раздался звук домофона.
   – Кто… кто там? – в динамиках послышался сонный голос.
   – Эм… Мам, это я…
   – Я думаю, ты ошибся, малыш…
   – Нет… это я, мам.
   – Ты, наверное, тот мальчишка из двадцать седьмой квартиры. Сейчас я тебя провожу. Входи.
   Раздалось пищание.
   Джейкоб вошёл внутрь. В подъезде было светло, лестница вела выше.
   – Ну, поднимайся. Я жду, – раздалось этажом выше.
   Джейкоб стал быстро подниматься по лестнице – ему не терпелось увидеть глаза своей мамы, ближе рассмотреть её лицо, в прошлый раз он видел только её волосы и невнятные черты лица.
   И вот он поднялся и посмотрел на женщину своими яркими, полными надежд глазами.
   – О, Господи! – девушка прикрыла раскрытый рот ладонью.
   – Мама, я же говорил, что это я, – Джекоб светился от счастья.
   Милена Берч опёрлась на стену и медленно опустилась на пол. Её рот был открыт, а расширенный зрачок почти полностью съедал радужную оболочку.
   – Мама… что с тобой?! Тебе плохо?!
   – Ты… ты ведь не настоящий…
   – Как не настоящий. Я воспитанник приюта… я тот, кто должен был появиться из твоего животика… Мама…
   – Нет, нет, нет… ты же просто биологическая модель… – девушка мотала головой.
   – Так и есть… но если бы я стал выпускником, я бы родился, и ты была бы счастлива… я был бы настоящим ребёнком… Мама, почему ты отказалась от меня… А где папа?
   – Папа? Ты же не настоящий… ты модель… боже мой… – женщина не верила в происходящее.
   Женщина взяла Джейкоба за руку, потом за запястье, подтянула его и провела рукой по щеке.
   – Ты настоящий… ты тёплый… Твои глаза… глаза… они живые…
   – Ну конечно я настоящий… – Джейкоб рассмеялся, – Только вы с папой решили не заводить меня… и теперь меня забракуют. Мамочка, пожалуйста, передумайте…
   – Мы не живём с твоим папой вместе… мы расстались.
   – Ну а как же я?! Я ведь хочу жить, – на глазах Джейкоба появились слёзы, – Я хочу родиться.
   – Он говорил, что ты пустой… – почти шёпотом произнесла женщина.
   – Кто говорил… что значит пустой?
   – Главный учёный. Ты пустой, у тебя нет эмоций, что твоя кожа холодная… что ты просто биологическая модель.
   – Но это враньё. У меня куча эмоций, каждый день я думал о вас с папой, и от этого радовался. А когда вы решили отказаться от меня, я плакал и грустил. Я сбежал из Приюта, я хочу… чтобы вы снова были вместе. Я хочу, чтобы у вас был ребёнок… Я!
   – Нет… нет… это всё не правильно и не правда! Уходи. Мы с твоим отцом разошлись… Уходи. Нам не нужны дети.
   – Ну почему, ведь у вас бы мог быть такой замечательный ребёнок, как я?
   – Я сказала, уходи!!! – срывающийся голос эхом разлетелся по всему подъезду.
   Женщина махнула рукой, словно пытаясь отбиться от роя мух, и закрыла глаза, как от едкой пыли. Она плакала.
   – Мама… – на последней надежде произнёс мальчик.
   – Я сказала, уходи!! Уходи!
   Джейкоб сделал шаг назад. Потом ещё один робкий шажок. Мама, она кричала на него, но за что, ведь он приехал к ней. Он её любит, разве это не счастье, когда тебя любит твой сын.
   – Я сказала, убирайся отсюда! – у женщины началась истерика, – Ты не мой сын, ты просто модель ребёнка, который мог бы быть у меня.
   – Но…
   – УБИРАЙСЯ!
   Джейкоб побежал вниз и выбежал из подъезда. Он бежал без остановки, вперёд, не сворачивая, через дворы, через дороги, не обращая внимания на сигналящие машины. Он просто бежал, а когда его силы закончились, он свалился на асфальт. Наш герой лежал и плакал. Его юный мозг, выращенный на эмоциональной сыворотке, не мог понять такого предательства. Зачем, ну зачем создавать его, зачем думать о детях, если потом бросать это всё… Это подло, ведь он уже создан… а сейчас он брак… правильно их называют в приюте – ненужные дети, это брак… Но Джейкоб отказывался таким быть. Он хотел своё детство, не в приюте, а в обычно доме, в окружении не докторов и лекарств, а в окружении своих родителей и игрушек.
   Джейкоб ещё долго мог бы лежать на земле, заливаясь слезами. Но где– то рядом он услышал голоса.
   – Эй, крошка, ты куда так спешишь? – голос низкий, мужской.
   – Отвали, – а это уже был женский голос.
   – Уууу, как грубо. А ну-ка остановись, – там был ещё одни мужчина.
   – Пропусти меня! – девушка была возмущена.
   Джейкоб поднял голову и увидел три тени. Женский силуэт и два мужских. Двое крутились вокруг девушки, не давая ей пройти. Один толкнул её. Оба смеялись над беспомощностью девушки.
   – Может, нам стоит проучить грубиянку, – сказал один из мужчин.
   – Я сказала, отвали! – повторила девушка, но в её голосе был слышны заметные черты страха.
   – Да! Думаю, ты прав! – согласился со своим товарищем второй.
   Зная жизнь только по сыворотке и по книгам, Джейкоб смог понять, что такое поведение не приемлемо. Он резко поднялся и направился в сторону троих. Знания, которые дали ему воспитатели, говорили, что он должен помогать людям, которые попали в беду.
   Никогда не битый, никогда не пуганный, он намеревался разобраться в сложившейся ситуации.
   – Ну что, Ципа, может…
   – Эй, я хотел бы вас попросить, чтобы вы оставили девушку в покое, – уверенным голосом произнёс наш герой.
   Двое парней, которым было около двадцати пяти лет, замерли. Они таращились на щуплого мальчугана, который сейчас, в свои одиннадцать месяцев жизни, выглядел на шестнадцать лет. На секунду повисла паузка, а потом…
   Двое разразились смехом.
   – Я рад, что мы можем просто посмеяться над этим и разойтись.
   – Ты, придурок… – огрызнулся один из них, – я оставляю тебя целым лишь потому, что давно так не смеялся. А теперь, пошёл вон.
   Оба парней кинули на мальчишку презрительные взгляды и повернулись к девушке.
   – Так, на чём мы остановились.
   Джейкоб насупился. Его стало раздражать, что этот мир отрицает его существование, что он ничего не значит, и что он ничего не может изменить. Он сорвался с места, набирая скорость, юный штамп влетел плечом в одного. Тот отлетел.
   – Ах, ты ж… Ну всё…
   Двое повернулись обратно к нашему герою. Джейкоб стоял, сморщив лоб, приняв устрашающий вид. Он глубоко дышал.
   Эти двое были как минимум на голову выше его. Они оба сжали свои руки в кулаки.
   – Я сказал, оставьте эту деву…
   Но договорить предложение ему было не суждено.
   Джейкоб почувствовал, как на несколько секунд всё его сознание покинуло тело. А потом боль колющей волной расплылось по его челюсти. Мир кружился, но тот сумел устоять на ногах. Но не успел он прийти в себя, как кулак прилетел ему живот. И боль снова битым стеклом просыпалась на его внутренности.
   – Урод… – выругался один из парней, нанося удар.
   – Я тебя здесь в землю втопчу, – выкрикнул другой.
   – Помогите!!! ПОМОГИТЕ! – кричала девушка.
   – Я тебя изуродую, – а те двое не унимались.
   Удары сыпались на бедного мальчика, как град. Удар кулаком в ребро, удар другим кулаком снова в челюсть. Потом был удар ногой. Сколько боли – одна боль глушила другую, подпевала другой. И всё это сливалось в один большой хор агонии.
   Послышалась полицейская сирена.
   – Чёрт! Полиция… пошли.
   – Урод! Ладно, пошли.
   – Ещё увидимся с тобой, красавица, – бросил один из них напоследок.
   Двое подонков побежали в противоположную сторону от полицейской сирены, скрываясь, исчезая в темноте.
   Девушка подбежала к лежащему на земле мальчишке. Тот глубоко дышал и не открывал глаз.
   – Господи, ты как? А? Я сейчас вызову скорую.
   – Они ушли?… – еле слышно спросил он.
   – Да, лежи… я позову на помощь.
   – Не надо. Помогите мне встать.
   – Как, не надо!? Тебе лучше лежать.
   – Нет, помогите мне встать.
   Девушка помогла подняться бедолаге. Лицо того начинало заплывать, из носа бежала кровь, смотреть на мир он мог только одним глазом.
   – Так, если ты не хочешь, чтобы я вызывала помощь. Я не буду спрашивать почему, у каждого из нас свои проблемы… Но ты спас меня. Поэтому пошли со мной. Можешь идти?.
   – Да… А куда мы идём? – боль резала мальчика.
   – Тебе нужно отлежаться. Пару дней, я думаю ты можешь побыть у меня. Давай, пошли… вот так, облокотись на меня.
   Пройти всего несколько домов оказалось достаточно сложно. Наш герой не мог полностью встать на правую ногу, а каждый шаг отдавался ему в рёбра. Девушка поддерживала его, но это не сильно помогало.
   – Уф… если бы не ты… страшно подумать, что они могли со мной сделать. Меня, кстати, зовут, Наташа… Наташа Кент. А тебя?
   – Джейкоб. Меня зовут Джейкоб.
   – Рада знакомству. Ты очень храбрый юноша. Так… вот и пришли.
   Девушка помогла подняться Джейкобу на крыльцо, а сама полезла за ключами.
   Они вошли в подъезд, лифт поднял их на двадцатый этаж.
   – А вот и моя квартира.
   Девушка дотянулась до звонка и позвонила. Юный Штамп продолжал висеть на девушке, сам еле-еле держась на ногах.
   Дверь открылась.
   – Наташа?! Что произошло, кто это?
   На пороге стоял высокий, немного худощавый мужчина. В его взгляде застыло изумление, и сотни вопросов.
   – Ох, долгая история… Этот бедолага спас меня… правда, ценой своего здоровья.
   Мужчина взяла Джейкоба под руку, и протащил его в спальню.
   – Ему нужно в больницу! У него куча синяков и, кажется, вывернута нога.
   – Он отказался от больницы.
   – Как это, отказался от больницы!? Всё равно его нужно туда доставить.
   – Ты же врач. Помоги ему, – настаивала Наташа, – Я не могу отправить его туда. Может, у него неприятности с властями.
   – Значит, ты привела в дом преступника.
   – Этот преступник спас меня от двух верзил, которые хотели сделать со мной неизвестно что?! Я не могу его предать и отвести туда, куда он не хочет попасть. Ты врач, Майкл, помоги ему!
   Майкл молчал, посмотрев в умоляющие глаза Наташи, вздохнул, перевёл взгляд на лежащего, почти теряющего сознание юношу.
   Джейкоб предпринял попытку встать.
   – Я… Я могу уйти, я не хочу доставлять вам неудобства.
   – Да лежи уж. Так, закинь ноги. Наташа, принеси мне мой чемодан, – Майкл стал осматривать несчастного, – Нужно сделать укол… а потом наложить компрессы.
 //-- * * * --// 
   Первый свет нового дня лёг тёплыми лучами на лицо Джейкоба – своей яркостью он пробивал кожу век и колол глаза. Наш герой поморщился, немного повернул голову, но не смог сбежать от солнечных иголок. Утро нагло рвалось в сон Джейкоба и возвращало его к реальности, он начал возиться.
   – Ты смотри, он просыпается, – Голос – женский. Чей это голос? – пробежал вопрос в голове просыпающегося Штампа.
   Может, новая Воспитательница? Может…
   Нет… подождите… точно, ведь он уже давно не в приюте. Незнакомка… незнакомка приютила его. На… На… Наташа… точно, её зовут Наташа, это был её голос.
   – Тише, пускай ещё поспит, – это был голос Майкла, – У него сильные ушибы… я удивлён, что переломов нет.
   – Я не сплю… – подал голос Джейкоб.
   – Вот видишь, он уже не спит. Просыпайся, моего бравого защитника ждёт завтрак.
   Джейкоб, перевернулся и попытался подняться. Вчерашние удары, эхом боли напомнили о себе.
   – Не так резко, тебе ещё долго придётся отлёживаться, – пояснил ему Майкл.
   Джейкоб оглядел комнату. Уютная, небольшая, на стенах были фотографии хозяев квартиры. Некоторые были свадебные, другие – с друзьями, третьи – просто с пейзажами.
   Мужчина, тот, который пол ночи ставил и менял компрессы нашему герою, подошёл и подставил плечо.
   – Ты вчера отключился, нам самим пришлось тебя раздеть. Давай, помогу тебе встать. Наташа сейчас принесёт тебе халат.
   – Спасибо.
   Джейкоб с трудом одел халат, знакомство с его величеством болью продолжалось.
   Потом все трое прошли на кухню. Кухню заполнял запах жаренного, он прокрадывался в ноздри и дразнил желудок. Джейкоб вспомнил, что последний раз он ел, когда был в приюте.
   Перед ним поставили тарелку. Яичница, бекон. Рядом поставили сок.
   – Налетай. Бравые солдаты должны много кушать, – Наташа улыбалась. Все уселись за стол.
   Джейкоб намотал на вилку кусок бекона и положил его в рот. Мммм, это было невероятно… хрустящий, солёный. Приютская, бумажная еда не шла ни в какое сравнение с этой вкусовой симфонией.
   – Очень вкусно… очень! – произнёс наш герой в восхищение.
   – Спасибо. Я всегда рада хорошему аппетиту… а то тут некоторые бывают нос воротят, – Наташа прищурено посмотрела на Майкла.
   – Ну прекрати… хм… удивительно, могу поклясться что ещё вчера видел у тебя под глазом большой синяк, а сейчас его почти нет.
   – Мне часто говорят, что на мне быстро всё заживает.
   Джейкоб знал, почему синяк на его лице почти исчез. Ведь он был штампом – человеком, который за одну неделю вырастает на несколько лет, а значит и регенерирует он так же быстро, и поэтому любые ссадины, синяки переломы рассасываются и срастаются всего за несколько дней, а иногда даже часов.
   – Скажи, а почему такой юный мальчик гулял один на улице. Твои родители разве не волнуются за тебя? – Наташа накручивала на вилку бекон.
   Джейкоб понимал, что ему снова придётся врать. Врать много. Чтобы не спугнуть, чтобы не расстроить. Чтобы не быть пойманным.
   – Мои родители умерли.
   – Оооо. Я сочувствую. Извини, но у тебя же должен быть кто-то.
   – Нет.
   – Ты живёшь в приюте?
   – Да. Но я сбежал… я захотел немного погулять… а потом я снова вернусь туда.
   – Мальчик захотел свободы. Вот почему ты не захотел, чтобы мы направили тебя в больницу.
   – Да… послушайте. Я не хотел бы вам докучать. Спасибо за завтрак, я, наверное, пойду собираться.
   – Ты куда это собрался. Я как врач, не могу тебя отпустить… – Майкл жестом указательного пальца выразил свой протест, – Несколько дней ты поживёшь у нас, пока полностью не поправишься.
   – Но.
   – Без «Но».
   Джейкоб улыбнулся. Доброта совершенно незнакомых людей тронула его, люди в приюте были холодными, как стены самого здания. Они не воспринимали воспитанников как людей, а только как Штампов, как производственную модель. Не зная, что такое искренняя забота, Джейкоб воспринимал заботу воспитателей как подлинную, но сейчас он чувствовал разницу. Голоса этих двух были тёплыми, без приказного тона, без монотонности.
   Господи, сколько же ещё прекрасного в этом мире, а у нашего героя так мало времени.
   – Так, ты возвращайся в кровать. И когда проснёшься, чувствуй себя как дома, ну а мы на работу, – Наташа встала из-за стола, – Думаю, я скоро найду подходящий материал.
   – А кем ты работаешь?
   – Я журналист.
   Вскоре, после завтрака гостеприимные хозяева квартиры собрались и ушли, а наш герой вернулся в кровать. Боль понемногу уходила из его тела.
 //-- * * * --// 
   Следующие дни были для Джейкоба днями открытий. Еда, улицы города, запахи, звуки. Многое он никогда не видел и не слышал, он только мог представить – интеллектуальная сыворотка давала только теоретические знание, но мы то с вами знаем, что нет ничего лучше практики.
   Наташа показывала ему город и удивлялась тому, что Джейкоб так много не знает, что этот мальчишка в свои года никогда не пробовал сладкой газировки или никогда не видел ночного города.
   Через несколько дней Майкл снял повязки с тела нашего героя.
   – Невероятно, ни одного синяка! – он был удивлён тому, как их гость идёт на поправку, – У тебя невероятно быстрая регенерация, я такого никогда не видел.
   Это был вечер, они втроём сидели в зале около телевизора и смотрели новости. Джейкоб уже четыре дня жил у своих новых друзей. И если раньше он хотел побыстрее уйти из чужого дома, дабы не навлечь на себя беду, дабы не оказаться разоблачённым, то теперь мысль о том, что ему придётся покинуть этот дом страшно тяготила его. Покинуть людей, которые были добрыми, такими заботливыми – эти люди могли бы быть идеальными родителями. Но почему то ими не были.
   – Наташа, – обратился он к девушке.
   – М?
   – А почему у вас нет детей. Ведь вы… вы самые заботливые люди, которых я встречал.
   – Невероятно. Ни одного синяка. Всё за четыре дня, – Майкл продолжал с неподдельным интересом рассматривать кожу Джейкоба, ища следы недавней драки, но кожа была чистой, без ссадин или кровоподтёков.
   – Это долгая история. Мы очень хотим детей, но, как это часто бывает, судьба даёт нам одно, но не даёт другого. Нам дала заботливый характер, но не дала возможности эту заботу проявлять.
   – Я не понимаю.
   – У нас не может быть детей. Своих… только…
   – Только искусственное оплодотворение, – закончил Майкл фразу.
   – Майкл! Он же ребёнок.
   – Ничего страшного, я знаю, что это такое.
   – Так что вот так. Но мы… о, тише… сейчас, этот подонок, как всегда будет оправдываться.
   Наташа тыкнула пальцем в сторону телевизора и все троя уставились в голубой экран.
   Там, за стеклом, сидел ведущий, он улыбался зрителям и громким голосом пригласил в студию нового гостя.
   – А теперь поприветствуйте, нашего следующего гостя – Джона Керуака.
   И в студию, махая рукой, приветствуя зрителя, вошёл он, тот, кого Джейкоб несколько раз видел в живую, тот, благодаря кому он появился на свет, тот кто создал его и ещё с тысячу Штампов – главврач исследовательского института «Будущая Надежда».
   – Добрый вечер.
   – Добрый, – поздоровался главврач.
   – И сразу перейду к вопросам, если вы не против.
   – Конечно, нет.
   Оба улыбались.
   – Как известно, ваша деятельность вызывает у общественности смешанные чувства. Некоторые говорят, что вы помогаете семейным парам создать ребёнка, которого они всегда хотели, без изъянов, другие же считают, что вы проводите бесчеловечные эксперименты.
   – Да, я знаю… Но не понимаю, к чему эти обвинения. Мы создаём биологические модели, которые всего за несколько месяцев могу показать будущим родителям то, каким будет их ребёнок, – главврач говорил не быстро, подбирая слова, – Возможно, мы даже можем улучшить генетический код, убрать из будущего ребёнка врождённые болезни и отклонения.
   – Но разве эти так называемые модели – не люди? Разве они не чувствуют боли или страха? Разве вы не держите их взаперти против их воли?
   – Нет конечно, – Керуак усмехнулся, – Это модели, всех их чувства или эмоции всего лишь запрограммированная биология. Мы только делаем их похожими на живых. Мы не можем держать их против их воли, потому что у них нет воли. Они машины, пускай из крови и плоти, но это машины.
   – Тогда у меня другой вопрос. Что вы скажете о недавнем инциденте, с одной из ваших клиенток. Она утверждала, что мальчик, который должен был родиться у неё, пришёл к ней и доказывал ей, что он будет хорошим сыном. Чтобы та не отказывалась от него. Она говорила, что он был живым, что его глаза были живыми.
   – Да, мы наслышаны об этом инциденте, – главврач был спокоен, – Это женщина сейчас пытается судиться с нами.
   – Значит, вы не отрицаете, что из вашего приюта мог сбежать один из подопечных.
   – Конечно, отрицаю! Если бы такое случилось, это доказывало, что у Штампа есть воля, что он хочет родиться и готов пойти на жертвы и лишения, чтобы появится на свет. Но это история – вымысел. Женщина, которая выдумала эту историю, просто хочет дискредитировать наш институт. И всё потому, что мы отказали ей в возвращении денежных средств, так как проект, который она заказала, был на стадии завершения. Но в конце она отказалась от него.
   – То есть, из вашего института никто не сбегал?
   – Конечно же нет, – Керуак изобразил возмущение.
   – Лгун! Господи, когда я доберусь до него… – было видно, что Наташу распирает злость.
   – Успокойся… – попросил Майкл.
   – Ты знакома с Джоном Керуаком? – спросил Джейкоб.
   – Я пытаюсь собрать против этого человека информацию. Я хочу, чтобы этот садист прекратил свои эксперименты. Я знаю, что эти бедные дети всё чувствуют, что эти дети люди – и они это знают, просто закрывают на всё глаза. Нельзя ради эксперимента давать жизнь, а потом ради эксперимента забирать её. Пускай она искусственная, но всё же жизнь.
   – То есть, если ты соберёшь достаточно материала, то приют «Будущая Надежда» закроют. И его дети никогда не буду бояться «забраковки»?
   – Да. Я уверена, что он врёт на счёт сбежавшего ребёнка. Я уверенно, кто-то из воспитанников приюта сбежал. Вот бы мне найти этого ребёнка, я бы взяла у него интервью. Интервью с воспитанником приюта «Будущая Надежда» – это была бы сенсация.
   – Наташа… – Джейкоб готовился сказать, что-то очень важное.
   – А?
   – Я хотел бы тебе кое-что рассказать…
   В комнате повисла тишина. Наташа вопросительно смотрела Джейкоба, а тот собирался с мыслями.
   – Ты говоришь, если собрать достаточно доказательств, то приют можно закрыть?
   – Да. Но…
   – То, что мои раны заживают так быстро, это неспроста. Просто моя кожа каждый день стареет на несколько месяцев, если не лет.
   – Не может быть! – глаза Наташи округлились, – Ты.
   – Я сбежавший Штамп, я скрывал это, потому что боялся, что люди захотят вернуть меня обратно. Туда… в приют, и подвергнуть забраковке. Я не хочу… мои родители отказались от меня и моя жизнь и так пройдёт очень быстро, я не хочу провести её в четырёх стенах приюта. Вы подарили мне вкус жизни, настоящей, не искусственной.
   – Фантастика! – выкрикнула девушка.
   – Я же замечал, что ты вырос, твоё лицо изменилось…. – подтвердил Майкл, – Но я не придал этому значение.
   – Ты ведь это не просто так всё рассказал… Ты ведь поможешь мне?
   – Да, я помогу. Но у меня есть условия…
   – Это какие?
   – Первое – ты не допустишь, чтобы я попал обратно в приют. Если я себя раскрою я признаю себя их собственностью, и они смогут меня себе забрать.
   – Я докажу, что ты не вещь! – уверенно заявила Наташа, – Ты ведь не вещь. У тебя есть страх и радость… Эмоции… Вещь не стала бы вступаться за человека в тёмной подворотне.
   – А второе… мы начнём действовать, только через месяц.
   – Почему?!?
   – Там в приюте есть одна девочка. Она очень хорошая и родители у неё тоже очень хорошие. Ей до выпуска остался ровно месяц. Если мы начнём действовать сейчас, то обречём её на нерождаемость.
   – Но.
   – Она мой друг, я должен позволить ей родиться.
   – Что ж, хорошо, – согласилась журналистка, – Но ты должен скрывать своё происхождение от всех. За это время мы с тобой подготовимся. Я возьму у тебя пару интервью.
   – Хорошо.
   – А дальше мы снова позовём этого садиста в студию.
   Джейкоб кивнул.
 //-- * * * --// 
   Следующий месяц был непростым.
   Наташа готовилась выступить на национальном телевидении с самым шокирующим материалом. Вся информация держалась в тайне.
   Джейкоб же старался меньше привлекать к себе внимания, не разговаривать с посторонними личностями и вообще, старался не покидать пределов квартиры.
   Сотрудники института «Будущая Надежда» сделали интересный ход. Так как в открытую искать пропавшего воспитанника они не могли, на каждом столбе города, на пакетах с молоком появилось объявление о том, что пропал мальчик. Восемнадцати лет, не высокий, брюнет, глаза карие, всех, кто видел его, просим позвонить по телефону, и ниже была фотография, фотография нашего героя.
   Если набрать номер, который был написан в объявлении, то трубку брала женщина и взволнованным голосом начинала расспрашивать, где и когда видели мальчика.
   Люди не подозревая, что Джейкоб – беглый Штамп, могли по доброте своей позвонить и выложить всё, думая, что помогают, но… в итоге становились лишь инструментом в руках большой корпорации.
   Наташа не придавала этому большого значения, но в один из дней на улице к ней подошла женщина. Она по театральному строила гримасу отчаянья, её нижняя губа дрожала, а глаза были на сыром месте – сухие, но вот готовые взорваться. В её руках была фотография Джейкоба, она подходила ко всем, она подошла и к Наташе.
   – Простите, вы не видели этого мальчика, – дрожащим голосом спросила женщина.
   – Что, простите… а мальчика, нет не видела.
   – Посмотрите внимательней, говорят, его видели в этом районе, – женщина поднесла фотографию прямо под нос нашей знакомой.
   – Нет, я, к сожалению, его не видела.
   Наташа посмотрела на фотографию и сделала непростительную ошибку. Глаза, мимика, всегда выдают человека… особенно тогда, когда он видит, что-то знакомое когда он видит то, что уже видел и пытается это скрыть.
   Наташа, посмотрела на фотографию и сглотнула слюну.
   Агенты института «Будущая Надежда» самые настоящие ищейки, они легко могут распознать ложь. Наташа посмотрела на фотографию, сглотнула слюну, а в этот момент Женщина, которая показывала ей фотографию, увидела в этом жесте знак – клеймо лжи.
   – Вы точно не видели этого мальчика? – голос незнакомки из жалобного стал твёрдым и настойчивым.
   – Я же сказала вам, что нет.
   Наташа отошла от женщины и пошла своей дорогой. Уверенно, стараясь ничем не выдать себя. Она шла не оборачиваясь.
   Шаг. Ещё шаг. И вот она повернула за угол и вышла на улицу, поток людей хлынул ей на встречу.
   Она быстро обернулась. Никого.
   Пройдя ещё пару метров, она снова обернулась. Снова никого… хотя нет, подождите. Мужчина, в десятке шагах от неё. Он шёл за ней, нога в ногу – он шёл за ней, не отрывая взгляда.
   Девушка свернула на параллельную улицу, мужчина последовал за ней. Она видела его в отражении витрин и стоящих машин.
   Он ждёт, когда они останутся наедине или же он следит за её передвижениями, ждёт, когда она приведёт его домой, к Джейкобу.
   Наташа спустилась в метро, мужчина проследовал за ней. Девушка пыталась раствориться в толпе, но тот не выпускал её из виду.
   Заслышав поезд, Наташа рванула к нему, мужчина побежал за ней. Он забежал в вагон, но когда он обернулся, то увидел, что девушка, за которой гнался, стоит на платформе за закрытой дверью.
   Вагон тронулся.
   Ликовать было нельзя. Неизвестно, может за ней следят несколько агентов. Наташа села в вагон, который шёл в противоположную сторону, и, спустя сорок минут она оказалась на окраине города.
   Подойдя к таксофону на улице, она набрала свой домашний номер.
   – Алло, – трубку взял Майкл.
   – Это я, Наташа.
   – Ты куда пропала? Что с твоим голосом?
   – Они выследили меня. Агенты института, они поняли, что мальчик у меня.
   – Но как?!
   – Они подмечают всё, они надрессированы искать нежелательных людей.
   – И что теперь?!
   – Если они увидели меня, значит, они скоро поймут, где я живу. Вам нужно убираться оттуда.
   – Понял. Мы поедем за город.
   – Лучше даже в другой город.
   – А ты?
   – Я найду, где спрятаться. Главное, забери все мои записи. Забери всё… Ровно, через три недели. В понедельник мы встречаемся у входа в здание моего телеканала.
   – Хорошо. Удачи тебе. Я очень тебя люблю.
   – И я тебя. Всё будет хорошо, они паникуют… Знают, что мы порвём их на куски.
   На этих словах Наташа повесила трубку. Огляделась… она даже не могла подумать, что спустя всего час она окажется на окраине города, где дома разрисованы граффити, где шум машин перекрывает шум заводов, где не стоит находиться на улице после наступления темноты… окажется в таком месте, без возможности вернуться обратно.
   Плана у неё не было.
   Она знала только одно, нужно затаиться… затаиться и ждать ещё несколько недель. А потом взорвать весь мир сенсацией.
   Только ждать…
 //-- * * * --// 
   Следующие три недели Джейкоб прожил в другом городе, в старом, поношенном годами гостиничном номере. Всю еду ему приносил Майкл. Они не выходили на улицу, и почти не подходили к окнам.
   Это были до-о-олгие три недели.
   Но вот двенадцатого сентября, в четыре часа дня, Майкл встал из своего кресла и сказал.
   – Пора.
   Джейкоб молча кивнул.
   Ему было страшно. Скоро ему нужно будет выступить перед большим скоплением народа, выступить перед десятками камер, камер, которые разнесут его образ и голос по миллионам голубых экранов.
   Но больше всего он боялся, что всё провалится, что он не сможет добраться до студии, что люди не станут его слушать, что… что вот-вот он окажется снова в приюте, за забором, в ожидании очереди на забраковку.
   Двое вышли из отеля и сели в машину.
   Они ехали несколько часов. Закончился один город, началась дорога с монотонным пейзажем, а потом начался другой город.
   Майкл остановил машину перед входом здания телецентра.
   Их встречала Наташа и ещё несколько человек охраны.
   – Как вы, всё хорошо? – спросила Наташа.
   – Всё хорошо. Ты готова? – Майкл держала Джейкоба за плечо.
   – Да. Ты заснял, то, что я тебя просила?
   – Что заснял? – поинтересовался мальчик.
   – Ты всё увидишь.
   Втроём, под сопровождением охраны, они прошли внутрь.
   – Студия уже готова. Уже все собрались. Рекламу об этом шоу крутили целую неделю. Нас буду смотреть миллионы! Джейкоб, это наш с тобой звёздный час.
   Джейкоб остановился. В его голове застыла цифра – Миллионы! Он глубоко задышал, глаза его стали мёртвыми и пустыми.
   – Так… Джейкоб, успокойся, – Наташа увидела панику на лице юного Штампа, – Всё будет хорошо. Главное помни, рассказывай всё, что ты рассказывал мне. Ты главный свидетель. И помни, ты не их собственность, ты человек. Ты сам себе принадлежишь, они лишь создали тебя, но жизнь твоя.
   – Угу.
   Студия была залита светом. Зрители, одна сотня, может чуть больше, сидели рядом. Восемь камер были направлены на декорации. Ведущий в деловом костюме готовился к началу шоу – его гримировали, параллельно он повторял главные вопросы.
   – Так, пока что тебе придётся посидеть в гримёрке, – Наташа тоже проверяла свои записи, – Тебе пригласят. Гримёрка охраняется, так что всё будет хорошо.
   – А разве я не могу сидеть рядом с тобой?
   – Такой закон шоу, всё должно происходить постепенно. Людей нужно удивлять, а не показывать всё сразу. Ты понимаешь?
   Джейкоб молча кивнул и один из охранников проводил его в гримёрку.
   Шоу начиналось.
   – Итак, дамы и господа, мы начинаем, – ведущий улыбался в камеру, – Добрый вечер, с вами я, Дэннис Свифт и наше шоу «Наизнанку».
   Сегодня наш гость, известный учёный, человек, который уже несколько лет терпит нападки социальных защитников, защитников прав человека… И сегодня его снова ждёт сражение, которое он намерен выиграть. Итак, поприветствуйте, Джон Керуак!
   Раздались аплодисменты.
   В студи поднялся мужчина, то самый, который уже был здесь, тот самый, который выступал в рекламе своего Института. Он вошёл в студию, он никому не махал, он просто прошёл и сел на своё место.
   – Здравствуйте Джон.
   – Здравствуйте, – поздоровался главврач.
   – И сегодня против нашего учёного выступит журналист, который уже давно нападет на институт «Будущая Надежда», Наташа Кент.
   Девушка вошла в студию, она улыбалась и махала зрителям.
   Она села с другой стороны от ведущего.
   – Итак. Сегодня здесь мы снова поднимаем тему человечности и гуманности по отношению к воспитанникам приюта «Будущая Надежда». Наташа, думаю, начнём мы сегодня с вас. Раз вы сегодня в роли нападающего.
   – Думаю, вам не стоит повторять, что ваши эксперименты, вся ваша деятельность бесчеловечна, – обратилась она к Керуаку.
   – Ох, сколько раз я уже это слышал, – главврач наигранно закатил глаза, – Думаю, вам не стоит отвечать, что наши воспитанники не люди, а всего лишь биологические модели. Их эмоции искусственные.
   – Сегодня у меня есть доказательства того, что…
   – Я знаю, какие у вас доказательства. Я их не боюсь. Думаю, юного Джейкоба можно уже сейчас пригласить в студию.
   – То есть вы не скрываете того, что из вашего приюта сбежал один из воспитанников?
   – Мы полагаем, что его выкрали. Мы пытались это скрыть, но думаю, сейчас это бесполезно. Мы считаем, что воспитанника украли.
   – Вон как… его мы пригласим, но сначала у меня будет несколько вопросов.
   – Я вас слушаю, – главврач был спокоен, не один мускул лица не дёргался.
   – Что такое «забраковка»?
   – Это процедура, когда созданный нами Штамп оказывается браком, то есть не пригодным к рождению в будущем. Это могут быть серьёзные врождённые болезни или же психические отклонения.
   – И как же проходит эта процедура… Забраковки.
   – Штампу.
   – Ребёнку, – поправила его Наташа.
   – Нет, штампу. Ребёнок живой и рождается из утробы матери в процессе любовного акта. А штамп рождается из пробирки с чисто научного подхода. Так вот, штампу делается инъекция препарата Ц320. Данный препарат ускоряет процесс старения и ре. Штамп в течение нескольких дней стареет, его тело изнашивается и он умирает.
   – Вы считаете это гуманным?
   – Мы не убиваем наших воспитанников, лишь ускоряем их развитие.
   – Что такое «выпускной»? – продолжала журналистка.
   – Когда воспитанник достигает восемнадцатилетнего биологического возраста и при этом заказчик остаётся доволен проектом. То данный штамп становится выпускником. У него берётся ДНК и пересаживается матери будущего ребёнка. То есть, проводится операция оплодотворения.
   – А что происходит с самим штампом?
   – Ему вкалывается препарат Ц320…
   – Тогда в чём разница?
   – В том, что выпускник больше никогда не появится в нашем институте. Его ДНК окажется в утробе. А бракованный снова может оказаться у нас. Мы снова будем корректировать его цепочку. Такой же внешне, он будет изменён внутри. Это ещё раз доказывает, что наши воспитанники штампы. Продукт, который можно воссоздать десятки раз.
   – И каждый из них будет живой? Будет жить?
   – Каждый из них будет работать. Существовать, – поправлял главврач.
   – Вы говорили своим клиентам. Что ваши Штампы холодные и никогда не показывали их вживую своим клиентам. Почему?
   – Это делалось всё по той же причине, почему мы сегодня здесь. Чтобы не вызвать у родителей эмоциональную связь. Через экран телевизора они воспринимают наших Штампов как моделей, а так у них может создаться впечатление, что они живые.
   – Но, по вашему мнению, они не живые?
   – Мне кажется, мы ходим по кругу… Я же сказал, что нет.
   – То есть если бы это был обычный ребёнок, вы бы не стали проводить процедуру выпуска или забраковки. То есть, если бы он был для вас живым человеком. Вы бы этого не сделали.
   – Я не убийца. Конечно же нет!!! – Керуак был возмущён.
   – Что ж… – прервал дискуссию ведущий, – я думаю, пора пригласить ещё одного нашего гостя. Его зовут Джейкоб или, как его называют в институте, Штамп Семьсот Тридцать Два. Единственная биологическая модель, которая сумела покинуть пределы приюта.
   В студию вошёл наш герой, софиты слепили его. Наспех ему прикрепили микрофон и он сел рядом с Наташей.
   – Здравствуй, Джейкоб, – главврач улыбнулся своему творению.
   – Добрый вечер, мистер Керуак.
   – А ты вырос за эти два месяца, – тот продолжал быть любезным.
   – Зачем вы меня искали? – просил Джейкоб.
   – Потому что ты как утраченная вещь. Ты собственность института, и поэтому должен находиться на его территории.
   – Я всё равно был бы забракован. Зачем вам нужно было за мной гоняться.
   – А ты думаешь, какой-нибудь завод показывает свои неудавшиеся модели всем. Нет, они прячут их. Так и тебя нужно было…
   – Хватит это повторять! Я человек, я могу чувствовать!
   – Это заложено сывороткой, – спокойной пояснил Керуак.
   – Я испытываю страх! Волнение! Радость!
   – Всё это заложено и посажено в твою голову! Ты модель, биологически запрограммированная машина!
   – Нет! – Джейкоб сопротивлялся фактам, – Это всё моё, оно настоящее.
   Но мистер Керуак лишь покачал головой.
   – Прости, мой милый Штам, я понимаю, что ты хотел бы так думать, но нет…
   – А сон? – вмешалась Наташа.
   – Что, сон? – поинтересовался главврач.
   – Он спит. Машине ведь не нужен отдых.
   – Как и любая машина, он нуждается в подзарядке. Сон – это процесс, когда штамп отключается, когда отключается тело и мозг, и организм копит энергию.
   – То есть, в этот момент штамп, как машина, находится в состоянии покоя. В бездне своей головы не испытывая ни страха, ни счастья.
   – Именно. Он словно выключен.
   – Отключается… мистер Керуак, я хотела бы вам кое-что показать. Включите монитор.
   Загорелся экран. Сначала он был синий, но потом включилась запись.
   На экране появился гостиничный номер, тот самый, в котором Джейкоб и Майкл прожили несколько недель.
   Камера плыла по стенам, а потом замерла на кровати. В ней спал мальчик, в ней спал Джейкоб.
   Он ворочался во сне. Сначала на один бок, потом на другой.
   Стонал. А потом заговорил во сне.
   – Нет! Нет! Прошу вас, остановитесь. Наташа! НЕТ! Не отдавайте меня обратно, – бормотал Джейкоб во сне.
   Мальчик на экране ёрзал по кровати всё сильнее. Морщился, извивался. Бормотал что-то невнятное.
   – Нет! Я не хочу быть забракованным. – продолжал бормотать себе под нос.
   – Во сне человек видит самые подлинные страхи, – Наташа обращалась к главврачу, – Если вы утверждаете, что сон – это лишь время, когда механизм находится в выключенном состоянии. То сейчас вы можете увидеть совершенно противоположное. Промотайте вперёд.
   Плёнка ускорилась.
   Мальчик на экране улыбался. Он спал, смеялся и улыбался сквозь сон.
   – Наташа! Побежали! Так здорово, – мальчик смеялся во сне, – Смотри, как красиво.
   – Ваши штампы видят сны. Может быть, в институте они и не видели их, потому что их жизнь была размеренной, без впечатлении и эмоций. Но Джейкоб видит сны, в них он видит свои главные переживания и мечты. Разве это не доказывает, что он человек? Сон – это царство подлинных эмоций.
   В студии повисла тишина.
   – Я… Я… – главврач растерялся, – этого не может быть. Пожалуйста, остановите съёмку. Мне нужен перекур.
   – Хорошо. Перерыв. Дорогие зрители, мы вернёмся после рекламы, – ведущий улыбнулся в камеру.
   Мистер Керуак пулей вылетел из студии. Его трясло, на лбу появились капли пота. Он расталкивал операторов, ассистентов, всех… выбежав в коридор, он влетел в свою гримёрку, и заперся там.
   Прошло больше часа.
   В дверь постучал ассистент.
   Мистер Керуак. Как вы там?
   – Уйдите. Я ещё не готов! – послышалось из-за двери.
   – Нам нужно продолжить запи…
   – Я сказал, убирайтесь!.. Стойте! Позовите Джейкоба, мне нужно с ним поговорить.
   Через пару минут Джейкоб стоял около двери.
   Он так же постучал.
   – Мистер Керуак, это я.
   Раздался щелчок замка.
   – Проходи.
   Наш герой вошёл внутрь. Гримёрка тонула в темноте, свет шёл только от небольших лампочек вокруг зеркала. Главврач института «Будущая Надежда» сидел в углу комнаты. Он пил что-то противное, каждый раз, делая глоток, он морщился.
   – Посмотри на меня.
   Джейкоб посмотрел.
   – Господи… Скольких я убил. Сотни… нет, наверное, больше тысячи. Я давал вам жизнь, а потом забирал её. Прости… – Керуак говорил урывками, постоянно проглатывая ком в горле.
   – Вы просто не знали.
   – Конечно, я не знал! Вы были для меня пустышками, движущимися статуэтками! А вы люди. Из пробирки, но люди! А я убийца!
   – Но теперь всё можно исправить, – Джейкоб пытался успокоить своего создателя.
   – Теперь уже нельзя. Как… как с этим жить!?!
   – Так же. Просто не допускать ошибок. Закрыть институт.
   Главврач на секунду улыбнулся.
   – Джейкоб… подойди.
   Керуак начал рыться в кармане своего пиджака. И достал небольшую шкатулку.
   – Вот. Возьми.
   – Что это?
   – Это ты. Твоё ДНК. Я взял его сюда, показать, что такое жизнь. Что из всего тебя, только эта цепочка настоящее, а всё остальное искусственное… И что только эта цепочка генов никому не принадлежит… но теперь… теперь это принадлежит тебе.
   Джейкоб взял шкатулку в руки. Небольшую, в которой хранилась целая жизнь.
   – Я думал, ты брак… а оказывается, ты самый живой из всего, что я создал.
   – Мистер Керуак, вам нужно выйти к людям, они всё поймут. Они увидят ваше раскаянье.
   – Да… думаю, так и надо сделать.
   Он встал, и они вдвоём вышли из гримёрки.
   Они шли по коридору. Молча, но потом мистер Керуак остановился.
   – Джейкоб?
   – М?
   – Ты меня прощаешь?
   – Конечно, – Джейкоб улыбнулся, – Вы же не знали, что вы творите. Вы учёный, вам нужны факты. И больше ничего вас не переубедит.
   – Большего я и не хотел услышать, – мистер Керуак улыбнулся, – Прощай.
   И после этих слов главврач исследовательского института «Будущая Надежда» сорвался с места. Он побежал, быстро, с каждым шагом набирая скорость.
   Ещё быстрее.
   Одним прыжком он вскочил на подоконник и выпрыгнул в окно. Послышался звон стекла.
   Так, двенадцатого сентября из жизни ушёл Джон Керуак, учёный создавший принцип планирования будущего ребёнка.
   После его смерти правительство признало, что создание Штампов негуманно и не этично. Институт был закрыт, а всем воспитанникам дали возможность дожить свои дни так, как они этого пожелают.
   Не успокаивай свои глаза, мой читатель… на смерти Джона Керуака не кончается эта история. Нет.
   Она закончится через пару абзацев, но закончится она не на смерти, а на рождении новой жизни. Последнее, самое интересное, самое вкусное… впереди.
   После закрытия института прошло несколько лет. И вот, в пригороде Нью Йорка, на «Зелёной» улице около детской площадки остановился автомобиль. Тот самый автомобиль, который однажды доставил нашего героя к студии телеканала.
   Из машины вышли трое. Ты, мой читатель, знаешь каждого из них. Девушка – журналист, мужчина – врач и старик, пожилой мужчина, в глазах которого жил ребёнок.
   Наташа… Майкл… Джейкоб.
   Наташа и Майкл остались около машины. Джейкоб направился к детской площадке, он неуверенно обернулся, но двое у машины жестом подбодрили его.
   Старик… никто бы и никогда не подумал, что в этом теле, которое поедает артрит, старческие пятна и сколиоз, живёт ребёнок..
   Наш герой улыбнулся своим друзьям и более уверенно направился к небольшой песочнице рядом с железным турником. Там, рядом, на скамейке сидела женщина, она была мамой девочки, которая сидела в песке и самозабвенно что-то строила.
   Джейкоб остановился рядом.
   – А как зовут эту милую особу, – его голос был хриплым.
   – Элис, – мама девочки улыбнулась.
   – У вас очень красивая дочка.
   – Спасибо. Она ещё та проказница. Вечно лезет туда, куда не следует.
   – Да уж… – потрескавшиеся губы Джейкоба расплылись в улыбки, – я знаю.
   – Что простите?
   – Нет… ничего… я говорю, что милая девочка… мне, старику, только и остаётся наблюдать, как живут молодые.
   – Ну вы не так уж и стары.
   – Поверьте мне, завтра я буду ещё старее, – Джейкоб рассмеялся и мама Элис тоже улыбнулась, – Что ж… до свидания, Элис… расти послушной девочкой. Хотя… думаю, ты вырастишь ещё той проказницей.
   Джейкоб улыбнулся и направился обратно к машине. Его организм съедала старость, которая неслась на запредельной скорости, сбивая с дороги жизнь. Он шёл медленно, стараясь беречь силы.
   – Ну что? – поинтересовалась Наташа.
   – Она такая же милая… И я уверен, что она ещё не раз решит сбежать из родительского дома.
   – И что теперь…
   – Ну… думаю, через пару дней я умру. И чтобы понимать это, мне не нужна интеллектуальная сыворотка.
   – Может.
   – Без может… Я человек… но человек, который живёт с особенными свойствами своего организма. И прежде, чем я сгнию… я хотел бы передать вам кое-что…
   Джейкоб залез в карман и достал из кармана шкатулку, он протянул её Майклу.
   – Говорят… В Нью Йорке есть клиники, которые занимаются искусственным оплодотворением. Я всегда мечтал о таких Маме и Папе, как вы.
 //-- * * * --// 
   Джейкоб, молодой мальчик, заточённый в быстро стареющем теле, умер через несколько дней после того, как вручил своим «ангелам хранителям» шкатулку ДНК.


   Из Франции с любовью

   История, которую я хочу рассказать, произошла во времена известной войны, когда полем брани стал почти весь мир. Стреляли люди.
   Стреляли в людей. Рушились дома. Рушились жизни. Страшное время. Чёрный лист истории человечества.
   История начинается с врага, с человека, который был по ту сторону фронта, винтовки, по ту сторону идеи.
   История начинается с Шефира Вина, военного, нациста – имя которого знали по обе стороны баррикад. Ориентировки и основные приметы были известны всем шпионам.
   Высокий, статный брюнет, всегда закутанный в свой кожаный плащ, он внушал уважение сотоварищам и страх врагам. Смотря на мир из под козырька своей фуражки, он казался очень строгим, и суровым человеком.
   И вот опять, оберштурмфюрер Шефир направлялся в комнату, где и проводил свои допросы.
   Там его уже ждали несколько рядовых помощников, которые каждый раз смотрели на всё действо, как на спектакль, а на Шефира, как на главного актёра, как на кумира. Ну и, конечно же, в центре комнаты на стуле сидел виновник торжества, тот, в чей голове хранилась информация, которая так была нужна третьему рейху.
   Шефир вошёл в комнату. Трое помощников выпрямились по стойке смирно, приветствуя своего командира.
   Оберштурмфюрер посмотрел на своего «пациента» и улыбнулся.
   – Что, в казематах гестапо совсем обленились? Что шлют мне не орешки, а какие-то фантики, – в его голосе было пренебрежение, самый настоящий плевок в сторону пленного.
   Рядовые смеялись. И правда, люди, которые сидели здесь до этого, были намного крепче духом, волей и телом, чем их сегодняшний гость.
   Посередине комнаты, привязанный к стулу, сидел рядовой английской армии. Его форма была в пятнах крови и пота. Все открытые части тела были в синяках. Он глубоко дышал, хватая воздух ртом. В открытом рту не хватало пары зубов.
   – Кто его допрашивал до меня?! – со злостью спросил Шефир.
   – Мюллер, сэр, – ответил один из помощников.
   – Мюллер, чертов мясник. В пытках должна быть элегантность, рубить пальцы и кричать на пленника может каждый. Пленника надо щадить.
   Шефир посмотрел на своего собеседника и спросил.
   – Мне сказали, что ты говоришь по-немецки, это так?
   Тот кивнул. На его губах была гримаса боли, но в глазах читался вызов, отражалось непокорство.
   Шефир хохотнул.
   – Узнаю этот взгляд. Сотни раз его видел. Взгляд «Можешь пытать меня, но я ни чего тебе не скажу». Взгляд «Ты расколол многих, но я то… но я то другой». Вы все думаете, что вы особенные, непокорные, что каждый из вас индивидуальность. Но каждый раз, видя ваши слёзы, слыша, как со стонами и всхлипами вы кричите или шепчите свои признания, вижу, когда вы выплёвываете с кровью информацию. Я понимаю, что вы все одинаковые.
   – Можэщь говорыть что угодно, нацист, но от миня ты услышашь только оскарблиния в свой адрэс!
   – Ты чудесно говоришь по-немецки. Есть акцент, но я тебя отлично понимаю. Это хорошо, значит, мне будет легче понять, что ты пытаешься мне сказать сквозь свои крики.
   Шефир снова улыбнулся – жуткий, пугающий оскал. Он был готов терзать свою жертву.
   – Ганс, будьте добры, мои краски – холст уже готов.
   Англичанин вжался в стул.
   Помощник подкатил к нашим собеседникам блестящий столик, на котором красовались медицинские инструменты. Начищенные, пугающие, непонятные.
   – Ты знаешь, где войска ваших союзников начнут свою атаку? Ты можешь мне сказать это сейчас и остаться невредимым. Или сказать мне через некоторое время, но остаться на всю жизнь психическим или физическим инвалидом?
   Англичанин, самодовольно хмыкнул.
   – Ну что ж.
   После этих слов Шефир воткнул две маленькие иглы в грудь англичанина.
   – Эти маленькие, намагниченные иголочки буду искать друг друга, прокладывая свой путь через твои внутренности.
   Англичанин стонал от боли.
   – Ты чувствуешь, как они ищут друг друга?! А?
   Экзекуция продолжалась ещё почти час. Целый час самых изощрённых пыток: иглы, кусачки, ножи. С каждой минутой на теле солдата появлялись новые шрамы, а горло уже не кричало от боли, а хрипело.
   По окончанию часа Шефир снял с висков своего пленного электрические щипцы и отошёл в сторону. Ни слова. Ни одного вразумительного предложения не произнёс его пленник.
   – А ты, оказывается, не фантик, – сказал Шефир по истечению часа, – теперь понятно, почему ты в гостях у меня.
   Тот улыбнулся. Он чувствовал свою победу. Но он не знал, что это было только начало всей его боли.
   Шефир вернулся на место. Он испытывающе посмотрел на англичанина. Не отрывая взгляда, он залез в карман своего плаща и вытащил пробирку, наполовину заполненную непонятным раствором. В самом растворе жило и пыталось выбраться наружу существо, очень похожее на паука.
   – Знаешь, что это такое?
   Тот покачал головой.
   – Это, мой друг, «портал в инферно». Знаешь, почему «портал в инферно»?… Потому что сразу, как он попадёт в твое тело – ты попадёшь в ад. Он голодный, он будет бегать, щекоча тебя изнутри. Он будет искать твоё серое вещество. Он грызёт извилины.
   Шефир достал шприц и провёл им перед его глазами.
   – А это у нас шприц успокоительный, который угомонит его сразу, как ты захочешь выдать мне информацию.
   Англичанин поморщился. Он смотрел на существо в пробирке и глубоко дышал, он уже предвкушал боль.
   Шефир медленно открыл пробирку и поднёс её к животу пленника. Тот не сводил взгляда с колбы. Резким движением нацист придавил пробирку открытой стороной к форме англичанина. Насекомое в мгновение разорвало ткань, после чего кожу, и уже через десять секунд привязанный собеседник взвыл от боли.
   – Ну что?! Ты чувствуешь запах серы?! А? я знаю, что ты там!!!! В аду!!! Я могу вернуть тебя на грешную землю, если ты скажешь мне, где находятся войска союзников!
   Тот бился в агонии. Он кричал, пытался выдрать руки из кандалов. Насекомое, раня его изнутри, карабкалось к его мозгу.
   – Я… Я… Я… ска… Я ска… Я скажу. – задыхаясь от боли, выпалил Англичанин.
   Шефир быстро схватил шприц и ввел тому успокоительное, и уже через пару секунд пленник обмяк в кресле.
   Оберштурмфюрер подозвал одного из помощников.
   – Отвести его в кабинет и предоставить карту. Записать все, что он скажет. После чего дать ему отдохнуть, возможно, он ещё нам понадобится.
   Шефир подошёл к пленному, и, взяв его за подбородок, повернул его лицо к себе.
   – Если ты что-то утаишь, я найду способ разбудить своего маленького друга, и у него будет самый настоящий пир из твоих мозгов.
   С этими словами он вышел из комнаты.
   В тот день Шефир Вин, как всегда, с блеском закончил свою работу. Щелкунчик третьего рейха расколол очередной орех с информацией.
   Осенний вечер бился дождём в витражные окна уютного бара, где оберштурмфюрер Шефир сидел в гордом одиночестве, потягивая недорогое, но приятное горлу виски.
   Он любил быть один, ему всегда нравилось помолчать с самим собой. Да и сами люди, даже сослуживцы, не тянулись к нему: всё-таки род его занятий откладывал свой отпечаток и создавал свою ауру, которая держала людей на расстоянии.
   Единственный, кто всегда рад был пообщаться с Шефиром, это его друг унтершарфюрер Гюнтер. Единственный, кто без последствий может не отдать ему честь при встрече или дружески похлопать того по плечу.
   – Ты как всегда мрачен и одинок, – произнёс Гюнтер, подсаживаясь к нашему герою, он расплывался в улыбке, рассматривая угрюмое лицо Шефира.
   – Да, что-то настроение на нуле.
   – Ну, впрочем, как всегда. Что ж, посидим в мол…
   – Ну вот зачем, объясни мне?! – не дал договорить ему Шефир – Зачем они всегда сопротивляются, зачем заставляют себя мучать, ведь они знают, что я их сломаю. Я вытащу из них то, что мне нужно. Но они всё равно упрямятся.
   – Ты о пленных, которых допрашиваешь…. Ну, такова их работа, молчать. А твоя работа сделать так, чтобы они не молчали.
   – Вчера я снова использовал паука.
   – Ого, знать, крепкий был парень, – Гюнтер был удивлён.
   – Сам не ожидал от англичашки такой воли.
   – Англичанин? Такой небритый и долговязый?
   Шефир кивнул и отпил виски.
   – Видал, когда его везли…
   – Везли?!
   – То есть. – Гюнтер хотел оправдаться, – чёрт. Ну да, везли мёртвого на тележке, думаю, сжигать.
   – Что?!?! Я же сказал не убивать его, потому что он ещё может утаивать многое.
   – Успокойся! Его никто не убивал. Он сам.
   – Что?! Как?!
   – Он начал показывать на карте места расположения противников, но что-то забыл и, испугавшись, что снова попадёт к тебе, схватил нож для писем,… думаю… дальше тебе объяснять не надо.
   Шефир обхватил голову руками. И закрыл глаза.
   – Я чудовище, – если слышно произнес он.
   – Это твоя работа. Это война, здесь не бывает легко, и ты с этим ничего не сможешь поделать.
   Шефир глубоко дышал.
   – Я мучаю людей, я пугаю их, показываю себя хладнокровным мясником. Но внутри я ломаюсь с каждым днём всё больше и больше.
   – Не переживай. Успокойся. Война не может быть вечной.
   – Но и я не вечен!
   Он сделал большой глоток и осушил стакан.
   – … Я не вечен.
   – Просто думай о хорошем. Думай об…
   – Адель…
   – Точно! Об Адель.
   – Она единственная, кто спасает меня. Её письма греют мне душу. Даже не знаю, как бы я справлялся, если бы не знал её.
   Ты влюблён, – улыбнулся Гюнтер, – Вы ведь во Франции познакомились?
   – Да. Жизнь, которую я почти забыл. Ещё не было войны. Только назревала. Меня еле впустили во Францию. Я ездил на медицинскую конференцию, которая длилась несколько дней. Однажды в кафе я увидел её. Этот взгляд и ту кокетливую улыбку я не забуду никогда. Понимаешь. Истинная француженка. Причёска каре. Приталенный пиджак… ммм… Тонкие губы. Я старался быть смелее. Ведь скоро домой…
   – Ты мне это уже всё раскааазывал…
   – Мы нравились друг другу. Эти свидания. Поцелуи. Французская любовь слаще, особенно если ты – немец. Голова болела от вина, а глаза закрывались от бессонных ночей. Мы…
   – Лежали на крышах. Целовались в подворотнях. Будили по ночам соседние номера. Ты приезжал к ней пять раз. А когда ты уезжал, вы оба плакали. А теперь вы постоянно переписываетесь и ждёте конца войны, чтобы снова увидеться. Я всё это знаю, приятель, ты мне сотни раз рассказывал про неё. Я напомнил тебе о ней, потому что просто захотел, чтобы ты улыбнулся.
   Шефир улыбался.
   – Спасибо. Ты единственный знаешь, какой я. Ведь я не мясник…
   – Нет, приятель. Нет.
   Дальше их разговор пошёл в воспоминания о довоенной жизни. О том, как они дрались во дворах, о том, как в школе любили одну и ту же девочку. А потом с глубин прошлого одним прыжком вскарабкались на воздушные замки, забрались в мечты о том, у кого какой будет дом, кто где будет жить, кто как будет жить. Главное, чтобы кончилась война.
   Спустя несколько дней в квартиру Шефира постучал молодой ефрейтор. Он доложил, что Гауптштурмфюреру Гюставу снова требуется талант нашего героя. Причем, незамедлительно. Шпион, который ожидал разговора с Шефиром, нёс в своей голове информацию, которая могла бы изменить многие грани войны.
   Собравшись, Шефир спустился вниз и сел в приготовленный для него автомобиль.
   Уже на месте, он неспешно выпил кофе, медленно готовясь к допросу и надевая маску равнодушного садиста.
   Несколько часов он знакомился с документами пойманного. Девушка, двадцати пяти лет. Стройного телосложения. Выносливая. И так далее. Документы гласили, что вся информация по данному шпиону была строго засекречена, так как информация, которую передавала данная особа, несла колоссальное значение для враждующей стороны. В данный момент пленённая девушка обладала информацией о подпольных организациях, которые в буквальном смысле действовали под носом у нацистов. В своей голове она несла планы и чертежи следующего нападения, которые должна была передать дальше в подполье.
   Такой орешек нужно было расколоть незамедлительно, пока враждующая сторона не поняла, что третий рейх обладает информацией о расположении главных заноз на теле великой Германии.
   И вот, Шефир уже шёл по коридору, раздумывая над первыми вопросами, которые он задаст пленнику. Думая, какие инструменты ему могу понадобиться. И сможет ли он сделать так, чтобы это побыстрее закончилось.
   Но, войдя в комнату, где проходили все его допросы, увидев шпиона, который сидел перед ним, он рассыпал все своими организованные мысли, а маска садиста одной секундой сползла с его лица.
   Он стоял молча, обомленный, шокированный.
   Не понимая и не веря в то, что происходит.
   К деревянному стулу, который ещё помнил кровь и пот предыдущего допрашиваемого, кожаными ремнями была прикованная девушка, которую Шефир десятки раз видел в своих снах. К деревянному стулу была прикована девушка, фотография которой лежала в его боковом кармане.
   На стуле, прямо перед нашим героем, измученная, но такая же прекрасная, сидела Адель. Девушка из французского городка. Девушка, которую он любил и с которой так мечтал встретиться, но, думаю, точно не при таких обстоятельствах.
   Шефир молчал.
   Адель, щурясь от непривычно яркого света, тоже молчала.
   – Сэр, что-то не так? – спросил один из помощников.
   Шефир продолжал молчать.
   – Сэр…?
   – Оставьте нас с ней наедине, – наконец сказал он.
   – Но.
   – Информация, которую знает данный шпион, носит повышенную секретность и посторонние уши, – Шефир старался наполнить голос призрением, – тем более такого низкого ранга, слышать её не должны.
   Трое помощников, которые всегда присутствовали на всех экзекуциях, вышли из комнаты.
   Как только за своей спиной он услышал щелчок закрытой двери, Шефир подлетел к закованной девушке. Он упал перед ней на колени и стал рассматривать и трогать её руки, лицо. Бледная кожа была усыпана синяками, а карие глаза затуманены усталостью. Растрепанные черные волосы потеряли прическу.
   Как давно её держали, Шефир не знал, но было видно, что этого было достаточно, чтобы превратить французскую кокетку в измученного голодом и сыростью пленника.
   – Адель… как?!
   – Шефир… ты?
   – Как ты здесь оказалась. Я не понимаю. Ты, ты передаёшь информацию,… я думал, ты в стороне от войны.
   – Как видишь. Все мы затронуты этой войной.
   – Ты! Чёрт!
   Шефир вскочил с места и силой пнул в стену.
   – Дьявол!!!
   – Я не хотела заниматься передачей информации. Я просто находилась в нужном месте, в нужное время.
   – Ты передаёшь информацию повышенной секретности в своей голове. Не ври мне! Что всё это совпадение. Ты натренирована. Ты обучена. Я читал твоё досье.
   Адель молчала.
   – Странно нас свела судьба. Да? – проронила она.
   – Чёрт!
   Он был зол на судьбу, с её странным чувством юмора. На Адель, что она решила внести свою лепту в войну. Он был зол на себя за то, что начал заниматься этой грязной работой.
   – Ты понимаешь, где ты?
   – Да. Это комната допросов.
   – А ты знаешь, кто я?
   – Ты будешь меня допрашивать.
   – Нет! Я буду тебя пытать! Я.
   – Ты оберштурмфюрер Шефир Вин.
   – Это просто звание и имя. Я – главный дознаватель третьего рейха, после встречи со мной люди кончают жизнь самоубийством, или навсегда лишаются рассудка.
   – Но ты же не такой.
   – Я не такой, но это моё призвание и это мой долг, от которого мне не убежать.
   – Ведь всё можно изменить…
   – Я не могу…. Третий Рейх просто не отпустит меня, зная мои возможности…
   – Значит, – Адель попыталась улыбнуться, – сегодня я твой главный пациент, доктор Шефир.
   – Я уже давно не доктор.
   – Я вижу.
   Шефир с минуту молчал.
   – А знаешь, что объединяет всех, кого я пытал, – он пытался её сломать страхом, пытался сломать, не причинив физической боли.
   – Что?
   – Они все ломались. Час, два или сутки,… но они говорили всё. Они вспоминали все документы, все расположения войск. Я прошу тебя, скажи мне то, что ты знаешь. Я не хочу делать тебе больно… Я определю тебя в лагерь, подальше от военных действий. А оттуда вызволю тебя. И мы вместе уедем.
   Но она словно не слышала его.
   – Я так давно мечтала тебя увидеть, – сказала Адель.
   – Я тоже, родная.
   – У судьбы странное чувство юмора.
   – Адель, я прошу тебя. Скажи мне всё, я сойду с ума от твоих криков и слёз.
   – С чего ты взял, что я буду кричать…
   – Адель, послушай!!! Я умоляю тебя.
   – Я не могу. Ты знаешь.
   – Скажи мне. Я прошу тебя. Ведь всё это того не стоит.
   Но на все дальнейшие мольбы Адель лишь отрицательно мотала головой. Шефир смирился. И пригласил своих помощников обратно.
   Унтерштурмфюрер раскрыл свой свёрток медицинских инструментов, и последний раз умоляюще взглянул на Адель.
   Та же, в свою очередь, постаралась улыбнуться ему кокетливо, как тогда, в том маленьком баре.
   Шефир приступил к своей работе.
   Магнитные иглы вошли в кожу Адель, и та закричала от боли. Иглы шли на встречу друг другу внутри её стройного тела.
   Шефир встал перед ней на одно колено. И старался тихо шептать ей на ухо.
   – Я прошу тебя, скажи всё, что ты знаешь. Прошу. Пощади меня и себя. Адель плакала и говорила сквозь слёзы.
   – А ты помнишь, о чём мы мечтали…. Помнишь, а?
   – Я всё помню. Прошу тебя, скажи мне, что ты знаешь. И твои мучения закончатся.
   – Я не могу.
   И Шефиру пришлось продолжить. Он прикрепил к тонким пальцам Адель щипцы и стал пропускать через них электрический ток.
   Первый разряд.
   Крик.
   Вены на пальцах Адель проступили сквозь кожу.
   Второй, ещё более сильный.
   Крииииик.
   Третий. Ещё более долгий.
   Крик. Она кричала! Кричала, но не произносила ни одного вразумительного слова.
   Шефир посмотрел на Адель умоляюще, но та лишь улыбалась ему через последние силы.
   Он отложил все приборы в сторону.
   – Мне нужен перерыв.
   Шефир вышел из комнаты и направился к туалету. Он долго умывался холодной водой, приводя себя в порядок.
   Его руки дрожали, глаза застыли в каменном напряжении – он глубоко дышал.
   Ещё не начав пытки, он знал, что сделает именно это…
   Достав из своего кармана колбу, оберштурмфюрер рассмотрел в ней своё самое грозное оружие.
   Посмотрев на паука, который уже замучил больше сотни человек, Шефир вздохнул и направился обратно в комнату для пыток. Он знал, что делать. В голове была ясность и очевидность его дальнейших действий.
   Выпивая с утра свою первую чашку кофе, он никогда бы не мог подумать, что сегодня изменится его жизнь. Что именно сегодня он взглянет на вещи с другого угла.
   Войдя в комнату, которая была пропитана чужими криками и болью, Шефир подсел к своей собеседнице и показал ей колбу с пауком.
   Рядовой, который стоял поодаль, заулыбался, предвкушая дальнейшее представление.
   – Знаешь, что это такое? – обратился он к Адель, демонстрируя колбу.
   – Нет, но я думаю, скоро узнаю.
   – Не заставляй меня делать то, что я должен сделать… скажи мне.
   – Я не могу…. Каждый из нас должен делать то, что должен.
   Шефир глубоко вздохнул и откупорил колбу.
   – Я тебя люблю, – почти неслышно произнёс оберштурмфюрер.
   – И я тебя.
   И после этих услышанных слов Шефир с силой швырнул колбу в одного из помощников.
   Послышался звон. Истошный крик – паукообразное существо впивалось в рёбра рядового.
   Вскочив со стула и выхватив свою парабелу, Шефир выстрелил в другого своего сослуживца.
   Третьему растерявшемуся также досталась свинцовая смерть.
   Двое лежали без движений, один бился в конвульсиях, пытаясь любыми способами достать из себя то, что так нагло бегало в его внутренностях.
   Шефир быстро стал развязывать Адель.
   – Господи, что я натворил!
   – Зачем ты это сделал?!
   – Война призывает защищать то, что тебе дорого. А если то, что мне дорого, оказывается по другую сторону баррикад, то это уже не моя война. Идём.
   Они быстро вышли из комнаты. Шефир держал Адель за руку и вёл её по коридору. Нужно было торопиться, выстрелы наверняка привлекли чужое внимание. И неизвестно, когда завоет сирена. Главное, успеть пересечь блокпост.
   Через складское помещение оберштурмфюрер сумел вывести их обоих на задний двор административного здания, по дороге, не встретившись ни с одним человеком.
   – Жди здесь, я подъеду на машине и посигналю.
   Шефир вышел к парадной и направился к своему автомобилю. Водитель, как всегда, поспешил открыть ему дверь, приглашая сесть в автомобиль.
   – Шефир, вы уже всё? – услышал он голос за спиной.
   Это был Гауптштурмфюреру Гюстав. Человек, который был противен Шефиру за то, что тот восхищался его работой. За то, что тот призвал его на эту работу, за то, что тот открыл в нём этот талант.
   – Так точно, Гауптштурмфюрер. Это оказалось не сложно. Девушка ведь.
   – Отлично! А почему я не видел, как пленницу выводят к автомобилю, ведь её должны доставить обратно в камеру.
   – Я направил её в лазарет. Она ценный информатор и требует хорошего ухода.
   – А ещё она красотка. Такую уродовать нельзя. Думаю, сразу, как она выдаст всю информацию, я займусь этой аппетитной особой.
   Шефир еле сдержался, чтобы не достать свою, ещё не полностью разряжённую, парабелу. Но, обладая стальными нервами, сумел превратить свою ненависть в ложную, почтительную улыбку.
   Гюстав улыбнулся своему подчинённому в ответ и направился к парадному входу в административное здание.
   Шефир сел в машину.
   – Едем на задний двор, – произнёс он.
   Водитель кивнул и завел автомобиль. И уже через минуту они были около входа, откуда совсем недавно выбежали Шефир и Адель.
   – Тормози.
   Водитель остановил автомобиль.
   – Сигналь.
   – Зачем, сэр? – водитель недоумевал.
   – Сигналь, я сказал!
   Водитель нажал на гудок.
   Из-за столба показалась Адель и быстрым шагом направилась в сторону машины.
   Водитель был изумлён. Пленница! На свободе. Он точно знал, что это пленница. Измученная, бледная, исхудавшая.
   Шефир взвел пистолет и приложил дуло к водительскому креслу.
   – Только звук и я тебя убью.
   Адель села к Шефиру на заднее сидение.
   – Езжай к посту.
   – Вас не выпустит конвой, – сказал водитель.
   – Езжай, сказал, а там мы что-нибудь придумаем.
   Машина тронулась с места. Они медленно выехали к парадному входу, приближаясь к посту.
   Дежурный сразу узнал машину оберштурмфюрера и незамедлительно открыл шлагбаум.
   Шефир рассмеялся.
   – Беспрекословно служа третьему рейху, третий рейх беспрекословно стал доверять мне.
   В зеркало заднего вида Шефир увидел удаляющееся здание, куда приходил на службу несколько лет подряд. А потом увидел, как на крыльцо выбежал солдат, он что-то кричал и куда-то показывал. А потом он услышал ещё крики. А потом услышал быстро нарастающую сирену. А потом снова крики.
   Скорее всего Мюллер, другой дознаватель, зашёл в комнату для допросов. И увидел картину вопиющего предательства.
   Теперь он, унтерштурмфюрер Шефир, официально дезертир, военный преступник… человек без груза на плечах, но со смертной казнью в приговоре.
   От водителя Шефир избавился уже на первых поворотах. Выкинув его из машины, но не убив.
   Адель сказала, что им нужно добраться до гостиницы «Океан» на окраине города, там они могли бы переждать какое-то время. Люди, работающие в той гостинице, имели хорошие связи с подпольем и могли предоставить убежище, гражданскую одежду, еду, оружие – настоящий островок союзников в центре враждующего моря. Именно там пропадали пьяные нацисты, которые хотели уединиться с фройлен лёгкого поведения.
   Бросив машину за несколько домов до убежища, они стали медленно пробираться сквозь улицы с усиленным конвоем. Укрываясь от света, избегая собак, они были похожи на ночных воров.
   Услышав пароль и узнав Адель в лицо, владелец отеля их принял. Он был радушно настроен, он уже слышал о новости и расплывался в улыбке от того, что третий рейх был ударен в одно из своих уязвимых мест.
   По улицам ходили десятками солдаты, как цепные псы, и ходили цепные псы, как солдаты. По несколько человек с фонарями. Их неясные фигуры было видно с последнего этажа гостиницы, где их разместил хозяин заведения.
   – Хм. Мы долго искали, где же вход в подполье. А он был прям под носом.
   – Да уж. У вас, у тщеславных нацистов, что угодно можно творить под носами, потому что от своей гордости вы слишком высоко задираете их.
   Шефир усмехнулся.
   – Ну, спасибо. Я так рад, что теперь я рядом…
   В комнату снова вошёл хозяин гостиницы, своим присутствием перебив фразу Шефира. Хозяин вошёл и обратился к Адель.
   – Грузовик ждёт вас.
   Сказав это, он снова вышел из комнаты, предварительно отдав девушке небольшой свёрток.
   – Ого, нас уже ждёт грузовик. А они точно смогут переправить нас через пост на границе города?
   – Не нас… Меня, – голос Адель наполнялся горечью.
   – Я не понимаю.
   – Любой пойманный с ценной информацией попадает к тебе в руки, они знали это…
   – И какой же ценной информацией обладала ты?
   – Никакой…
   – Я не понимаю.
   – Они нашли твои письма, понимаешь.
   Шефир мотнул головой. У Адель побежала первая слеза.
   – Они нашли твои письма. Они увидели твой подчерк. Они увидели, что ты любишь меня… Они… решили этим воспользоваться.
   Шефир стоял молча. Пытаясь сложить всё услышанное воедино.
   А Адель продолжала плакать, продолжала говорить… говорить и плакать.
   – Они сказали, что я нужна родине… Они забрали моего сына,… понимаешь, Сына. Забрали мой дом. Мне пришлось согласиться. Они сказали, что заклеймят меня предателем…
   Плача и говоря, Адель разворачивала свёрток, который был в её руках.
   – Я правда тебя люблю… Любила каждую нашу встречу… правда… Там, на допросе, я плакала не от боли… А от того, что видела, что скоро ты сломаешься, не я… а ты… что скоро ты сломаешь свою жизнь…
   Она продолжала шелестеть бумагой и говорить.
   – Когда я согласилась, они создали на меня липовый документ, создали мою липовую историю. И вот, уже спустя некоторое время, я стала шпионом, который обладал одной из самых ценных информаций. Но на самом деле я была пустышкой. Пустышкой, на которую купились нацисты. Я была крючком, на который посадили тебя. Тебя нужно было или убить, или сломать. Но ты решил спасти меня. А я привела тебя сюда.
   Адель полностью вскрыла свёрток и извлекала из него маузер. Чёрный, тяжёлый, он казался очень громоздким в её маленьких руках. Она направила его на Шефира. Она плохо целилась, глаза туманили слёзы.
   – Ты хочешь убить меня. Но я ведь сломан. Я и так сломан. Я больше не хочу пытать и дознаваться. Я предал свою страну. Предал ради тебя.
   Шефир сделал шаг вперёд, надеясь приблизиться к Адель, но та лишь более уверенно выставила пистолет.
   – Не подходи! Они знали, что ты сломаешься. Это было видно в письмах, они даже рассчитали, что ты поможешь мне бежать. И теперь ты здесь. И сейчас во всей гостинице тишина, хотя здесь больше пятидесяти человек. И все они хотят тебя растерзать. Они хотят пытать тебя, как ты пытал их сослуживцев или родных. Мучать тебя. Соглашаясь на всё это, я просила только одного, чтобы они разрешили мне убить тебя. Без мучений…
   Нависла тишина. Шефир сглотнул слюну. Он был предан единственным человеком, которому был предан сам. Он был предан своей мечтой, своей заоблачной послевоенной жизнью.
   Настенные часы мерили секунды.
   – Не бери такой груз, – произнёс он, – Не надо. Я вытерплю. Я заслужил.
   – Нет… не вытерпишь… Ты просто не видел их глаза.
   И после эти слов…
   Свинцовая пуля, горячая и быстрая, физически и метафорически, разбивала и обжигала сердце влюблённого нациста.
   Тот рухнул на кровать. Он глубоко дышал.
   Адель плакала, но не подходила.
   – Я… не злюсь… на тебя. Я не заслужил, того… о чём… мечтал.
   Адель плакала. Не веря тому, что происходит. Человек, встреча с которым была настоящим символом безоблачного, послевоенного будущего, лежал перед ней, издавая последние вздохи.
   Адель выбежала из комнаты, не закрыв дверь.
   В коридоре виднелись тени десятков человек, но были слышны только удаляющиеся шаги и рыдания Адель.
   Это последнее, что услышал Шефир, прежде чем погрузиться в секундный сон перед смертью.
   Адель посадили в грузовик, который в дальнейшем преодолел границу города и доставил её в безопасное место.
   Шли года, после гибели главного дознавателя третий рейх потерял большое количество информации от будущих пленных, что сильно отразилось на дальнейшей военной истории.
   Тело самого оберштурмфюрера Шефира не было найдено, оказавшись своим среди чужих, и чужим среди своих, он был обречён пропасть в глубокой яме неназванных и стёртых имён военной истории.


   Замкнутый круг

   События этой весьма необычной истории произошли несколько лет назад, в далёкой Германии. В весьма чарующем и тихом городе под названием Алсфельд. Если я не ошибаюсь, шёл две тысячи второй год.
   Хотя, события, о которых я буду рассказывать, имели место быть совсем недавно, сама история уходит глубоко корнями во время, запутываясь в годах и десятилетиях.
   Так вот, третьего сентября, несколько лет назад молодой учёный по имени Август поднялся на второй этаж своего особняка и вошёл в комнату, в которой, обласканная солнечным светом, закутанная в одеяло… с улыбкой, на которой застыло умиротворение, спала его любимая девушка. Нет, не подумай, не жена и не любовница. Просто девушка, которую он любил.
   Август подошёл к её кровати и провёл рукой по её щекам.
   – Любимая, Леонора, проснись, – он говорил почти шёпотом.
   Он говорил, тихо, медленно, стараясь как можно нежнее вытянуть свою возлюбленную из мира грёз.
   – Просыпайся, моя милая.
   И вот уже веки нашей спящей героини задёргались. И вот она уже открывает глаза. И вот она смотрит на мир своими голубыми глазами– брызгами, на залитую солнцем комнату, щурится от яркого света.
   – Доброе утро.
   – Доброе, – её голос заспан и так мил.
   – Просыпайся. Завтрак уже на столе. Так что выпей свои лекарства и спускайся. Сегодня будут оладьи…
   – Мммм… опять таблетки – она поморщилась, она ненавидела пить таблетки.
   – Ну, родная, ты же всё понимаешь.
   – Да, я всё понимаю.
   – Вот и чудно. Жду тебя внизу. Оладьи – пальчики оближешь.
   Он вышел из комнаты, оставив дверь немного приоткрытой, последний раз сказав ей поторопиться с другого конца коридора.
   И вот уже через некоторое время, одетая, но, всё ещё такая же сонная, Леонора сидела за столом в большом гостином зале. Неубранные золотистые волосы, молодое лицо, не знавшее косметики, полусонный взгляд предавали её образу еле уловимый утренний шарм, обаяние сонной принцессы.
   Август внёс в гостиную поднос. Кривляясь, изображая услужливого официанта, он поставил тарелку перед Леонорой.
   – Ммм… пахнет очень вкусно.
   – Ну, так. Что, что… а оладьи мне всегда удавались.
   Она улыбнулась.
   Завтракали они в полной тишине, каждый погружённый в свои мысли. Изредка только переглядываясь, улыбаясь друг другу. И только через полчаса, когда на тарелках остались лишь разводы джема, а от кофе – чёрная полоска на чашке, Август нарушил тишину.
   – Какие планы у тебя сегодня?
   – Я думала нарисовать картину поля, которое видно на заднем дворе за забором.
   – Отлично, я думаю, что это великолепный вид, чтобы перенести его на холст. Хотя, погодка…
   – Да, я тоже так считаю, что вид отличный. Знаешь, твои оладьи и правда удались.
   Живущим на отшибе, в огромном особняке, только вдвоем, предоставленным самим себе, им всегда приходилось самим придумывать себе развлечение. Чаще всего Леонора уходила на задний двор и рисовала картины. Закаты, рассветы, поля, пасущихся коров, все, что она могла увидеть с лужайки их дома, из садов их поместья. Август же уходил в закрытую часть особняка, где работал над своим научным проектом. Проектом, который был покрыт тайной для всех, даже для такого близкого человека, как его любимая Леонора.
   Они никогда не покидали границ своего участка и жили достаточно отчуждённо от всех, пряча свою личную жизнь за высоким каменным забором. Это немного смущало местных жителей, да и сам особняк, выполненный в готическом стиле, наводил тягостные думы на весь город. Но при этом, никто из горожан не держал в мыслях разрушать безмолвный барьер со своими затворными соседями. Единственные, кто посещал их дом, были почтальон и молодой парень, который привозил им еду, да и то, чаще всего это происходило в те минуты, когда хозяева дома были заняты своими делами.
   И только иногда, совершенно нехотя, Август покидал территорию особняка, отправляясь в город за материалами или реагентами для своих опытов. Все же остальное время молодой учёный проводил в закрытой части своего дома, за научной работой, в которую был посвящён только он.
   И вот, закончив завтракать, Август, как всегда, направился в свою лабораторию.
   – Я, наверное, сегодня пропаду там на весь день, так что не скучай здесь.
   – Не буду. Я же уже придумала себе развлечение на весь день.
   – Это хорошо, и главное, помни – не выходи…
   – «Не выходи за территорию». Всё я помню.
   – Правильно, а почему?
   – Потому что ты не хочешь, чтобы мне стало плохо где-то далеко, там, где ты не сможешь мне помочь.
   – Правильно, моя любимая.
   Он поцеловал её нежно в губы, провёл рукой по волосам. По всем его движениям и действиям было видно, что он дорожит каждой минутой, проведённой с любимой, но дело, которое ждало его в лаборатории, не требовало отлагательств.
   – Не грусти, родная, скоро я найду лекарство, и мы с тобой отправимся на прогулку. Отправимся путешествовать. Хорошо? Только потерпи, родная.
   Леонора молча кивнула, выдавив из себя улыбку. Она знала, что ему тяжело даются эти поиски, что часто он пропадает ночами и днями, мучая себя бессонницей и мигренью. И всё это ради неё.
   – Ну всё, я ушёл. Не скучай.
   Леонора расположила свой мольберт на небольшом холме рядом с домом. Приготовила палитру, хотя, судя по погоде в тот день, ей не понадобились бы другие краски, кроме серого, чёрного и синего.
   Осень в Алсфельде достаточно мрачное и тусклое время года. Почерневшие листья, серые маленькие здания, ветер завывающий, как плачущий ребёнок и тучи, которые неделями могли не пропускать солнечный свет. Одним словом, депрессия матери природы во всей её красе.
   Леонора сделала первых два мазка. Затем ещё пару. И вот, войдя в ритм, стала создавать образ осени на своём холсте. И хочу вас заверить, что художником она была достаточно искусным.
   В это время, выждав секунду, когда она увлечется, сильный ветер сорвал с её головы шляпку.
   Ту самую, её любимую. Ту самую, в которой она любила ходить по территории их поместья и представлять, как она прогуливается где– нибудь в Венеции. Мечтать о том, как она будет прогуливаться в Венеции.
   Шляпку несло ветром к воротам и Леонора, не раздумывая, побежала за ней.
   – Ах ты… ну… черт – она негодовала, было непонятно, на кого она ругается – на ветер или на шляпку, которая не хотела возвращаться к хозяйке.
   Шляпка извивалась в воздушном потоке, словно, вальсируя. Словно, дразня свою хозяйку, то приближаясь, то удаляясь от неё. И только у самых ворот она сумела отвоевать свой головной убор у пронырливого ветра.
   – Уф! – облегчённо выдохнула она.
   В этот момент.
   – Добрый день, фройлен Мюллер, – раздался голос у неё за спиной.
   – А, добрый вечер. Вы меня напугали!
   В воротах их поместья стоял почтальон. Седой человек, как минимум шестидесяти лет. Лицо, изрезанное морщинами, расплывалось в приветливой улыбке. Он держал в руках письма, которые намеревался положить в ящик.
   – Ветрено сегодня, не правда ли? – сказал он.
   – Ох, ничего не говорите. Новая осень принесла скуку и мрак в наши края. Хотя, я люблю здешние мрачные пейзажи.
   – О, я тоже. Никогда не променяю это место на кое-либо другое. Вы чудесно выглядите, Фройлен Мюллер, вы словно не стареете.
   – Спасибо. Вы тоже в чудесной форме. Мне кажется, вы даже помолодели. Я бы сразу вас и не узнала. Как поживает ваша жена и сын?
   Почтальон улыбнулся.
   – Фройлен Мюллер, я никогда не был женат. И я думал, вы это знаете. Леонора была удивлена.
   – Но как же так, Густав, я же помню вашу жену! И вашего сына Артура!
   – Фройлен Мюллер. С вами всё в порядке? – голос почтальона стал немного обеспокоенным.
   – Конечно. А что?
   – Просто, Густав. Густав Шнайдерсон – мой отец. И он уже давно умер от старости, как и его жена, моя мать. А я как раз и есть Артур. И я не женат. И у меня нет детей.
   Эта новость, словно пощёчина для памяти, для разума, ударила в голову Леоноры. Она была ошарашена. Она не понимала. Как же так! Ведь ещё совсем недавно она разговаривала с Густавом. Спрашивала у него, как его дела. И Густав рассказывал ей, рассказывал совсем недавно, что его сын Артур подрастает. Что его жена нашла новый рецепт яблочного пирога. Что всё у них хорошо. Что живут они душа в душу! А теперь, каким-то невероятным образом, его сын стоял перед ней. Его сын, который выглядел ровесником своему отцу. Это было просто невероятно! И Леонора пустилась бы в споры с почтальоном, стала бы говорить, что такое не может быть, стала бы утверждать, что её собеседник что-то путает. Она стала бы упираться, стала бы, поверьте, если бы такое явление было впервые. Но нет, увы, уже не в первый раз наша героиня замечает, что время, какие-то события или целый пласт временных фактов, словно вода сквозь пальцы убегают из её памяти.
   Леонора, шокированная услышанным, сделала шаг назад. Она глубоко дышала, словно задыхаясь от услышанного.
   Почтальон повторил:
   – С вами точно всё в порядке?
   Леонора пыталась скрыть своё волнение.
   – Конечно. Просто… просто бывает, находит…. Знаете ли. Вы очень похожи на своего отца, Артур.
   И после этих слов она пустилась бежать к дому.
   Быстро, не оглядываясь. Не смотря по сторонам.
   Она вбежала в дом. Рухнув в холе на мраморный пол, она заливалась слезами. Солёными каплями из её глаз бежала истерия непонимания! Истерия отчаянья! Она рыдала, кричала.
   Август вбежал в холл, он был растерян и напуган.
   – Милая, что произошло?
   Но та только плакала.
   – Родная, ответь мне, – Август добивался от неё ответа.
   Заливаясь слезами, сквозь всю соль, она выдавила из себя.
   – Это… это снова произошло!
   – Что произошло? А?
   А она, словно не слушая, продолжала:
   – Ну почему, ну как…. Ведь нашим почтальоном был Густав. А теперь…. А теперь, каким-то образом его сын. Сын состарился до его возраста. И так быстро. Как… ответь мне. Ведь ещё пару месяцев назад я разговаривала Густавом. Я помню. Я помню Густава.
   И снова плач, плач, плач.
   Август пытался её успокоить.
   – Родная моя, но Артур всегда был нашим почтальоном. Его отец уже давно умер от старости. Он ведь сам нам об этом рассказывал.
   – Но как? Почему? Почему я его помню! Почему мне кажется, что я разговаривала с ним совсем недавно. Что со мной происходит! Ведь это уже не в первый раз! Почему моя любимая швейная машинка, спустя несколько недель… ведь я помню как шила на ней совсем недавно… и теперь моя любимая швейная машинка оказывается заржавевшей под плотным слоем пыли. Как так, ответь? Почему я вижу в окна, как за один день в городе появляются новые дома! Хотя ещё вчера их не было. Что со мной!?
   – Родная, это все последствия болезни. Ты же сама замечаешь, как слабеешь. Твой разум просто играет с тобой.
   – Я больше так не хочу. Ты не понимаешь… время словно ускользает сквозь мои пальцы.
   – Успокойся, родная. Успокойся. Я скоро найду лекарство. Обещаю.
   Но она не слушала, Леонора заливалась слезами. Свернувшись как младенец, она лежала в холе, на холодном полу. И слезы, сбегая с её переносицы, капали на мрамор, создавая на сером камне соленую лужу отчаянья. Август обнимал её, гладил по волосам, стараясь остановить её истерику.
   Так они пролежали на холодном мраморе несколько часов. Пока не стемнело, пока Леонора просто не уснула от бессилия.
   После этих событий Леонора провела несколько дней в постели, в полной отстранённости от мира. Она отказывалась спускаться есть. Отказывалась принимать лекарства. Не хотела разговаривать. Словно упрямый ребёнок, она объявила бойкот всему окружающему миру.
   Смотря в потолок, погружённая в свои мысли, она проводила свои часы от пробуждения до сна на кровати, почти неподвижно, утрачивая смысл своего существования.
   Но вот однажды, спустя может три или два дня после инцидента в холе, наша героиня услышал звук. Звук, который отвлёк её от изучения потолка и своих мрачных мыслей.
   Обыкновенный мышиный писк. Думаю, ты, читатель, представляешь себе его, представляешь, как мышь скребется в углу.
   Леонора приподнялась на кровати. Она увидела, как в углу около стенного шкафа маленькая мышка, вроде полевая, грызла что-то в своих лапках.
   Леонора невольно расплылась в улыбке. Картина и в правду была чарующей.
   – Эй, маленький, иди сюда, – сказала она еле слышно.
   Леонора впервые за три дня вылезла из кровати. Вступив на холодный пол голыми ногами, она подошла чуть ближе к своему незваному гостю и поманила его рукой.
   – Эй, маленький. Хочешь кушать?
   Но мышонок, завидев девушку, только напугался и уже в следующий миг выбежал из комнаты.
   – Ну, куда же ты?!
   Она проследовала за маленьким грызуном в коридор, но тот уже сбегал по лестнице на первый этаж.
   Чуть поторопившись, Леонора настигла мышонка у первой ступени, но проворный беглец уже бежал по холлу в правую часть особняка. Прямиком к закрытой лаборатории Августа.
   – Эй, маленький! Ты куда. Туда нельзя.
   Она старалась пригородить путь мышонку, но тот уже вбежал приоткрытую дверь. В северное крыло дома, в закрытую для людей половину.
   Леонора была удивлена. Впервые за многие годы дверь в лабораторию Августа была открыта. Все знания и тайны, которые скрывал её любимый, были за слегка прикрытой дверью.
   И, конечно же, мы с вами знаем, что такое человеческое любопытство. Жажда знать то, что знать запрещено, увидеть то, что не представлялось для глаз. Так сказать, нарушить познавательное табу.
   Леонора подошла чуть ближе и толкнула дверь.
   За ней был длинный коридор, по стенам которого тянулись десятки проводов. Солнечный свет не попадал в данный участок дома, и поэтому редкие лампы с тусклым жёлтым светом были единственным ориентиром. Выцветшие обои, потрескавшийся потолок. Немного пугающее зрелище.
   Девушка сделала шаг. Потом ещё один, и вот она уже в тёмном коридоре лаборатории. Непонятные запахи, непонятные звуки. Огоньки ламп, гудение трансформаторов, тусклый свет. Стены, словно большие тиски, давили на глаза. Леонора шла медленно, стараясь не споткнуться о толстые кабели, которые тянулись по полу, словно змеи.
   Первая комната справа была заставлена полками с тысячей пробирок и склянок, разных цветов и оттенков. Подписанные и нет. Маленькие и большие. Грязные и чистые.
   В другой комнате располагалась трансформаторная – гора железных ящиков, устрашающе гудевших, заполоняла собой всю комнату.
   Впереди была последняя комната и, как предполагалось, основная, та, в которой и проводил всё своё время Август, стараясь вывести лекарство от её недуга.
   Леонора подошла к последней двери и открыла её. Комната была светлее остальных, но такая же заставленная. Целый шкаф с рукописями, ещё несколько полок с колбами, большой рабочий стол, наполовину заставленный химическими принадлежностями, большой чан, накрытый тканью, и десятки формул, расписанных по всем стенам.
   Самого Августа не было в лаборатории.
   Леонора прошла по комнате и огляделась. Зрелище завораживало: целый храм науки в одном маленьком помещении. Подойдя к чану, она немного приподняла ткань, но ничего, кроме бурлящей жёлтой жидкости, не увидела. Но, уже в следующий миг, незакреплённая ткань большой волной упала на пол, обнажая всё содержимое стеклянного чана…
   Она закричала. Истошно. Наверное, оглушив саму себя.
   Немыслимое, невозможное зрелище предстало её взгляду. Такое ворует любые мысли, выталкивает на поверхность неподдельные, бессловесные эмоции. И ничего кроме, как закричать от увиденного ею, ей не оставалось.
   Ведь там, в чане, повторяя все контуры тела, все изгибы и черты, цвет волос и форму лица, покоилась в непонятной жёлтой жидкости, покоилась, словно спала, точная копия Леоноры.
   Крик Леоноры, резонируя от стен, разлетелся по всему особняку. Крик был звонкий, истошный.
   В лабораторию вбежал Август. Увидев происходящее, он одним движением накинул упавшую ткань на чан.
   – Дорогая, что ты здесь делаешь?! Дорогая, успокойся.
   Он попытался обнять девушку, но та, вырвавшись из его рук, выбежала из комнаты. Оказавшись в холле, она побежала на улицу.
   – Леонора, подожди!
   Она хотела убежать за территорию особняка. Подальше от увиденного ею.
   Август нагнал её только у самых ворот. Успев схватить за руку.
   – Пусти меня! – крикнула она.
   – Леонора, послушай!
   – Что это было, а? Кто это была? – её голос был срывающимся – Почему она так похожа на меня? Почему? Что это?
   – Леонора, успокойся.
   – Объясни мне!
   – Послушай. В чане – это не ты. Не совсем ты. В чане, это… это…
   – Ну, кто это?
   – Это твой дубликат.
   – Что? – она не понимала.
   – Твой дубликат. Твоя полная копия, созданная мной из твоей крови.
   – Но зачем!?
   – Я не могу тебе объяснить.
   – Объясняй! Объясни мне сейчас же! Или я никогда не вернусь обратно. Слышишь меня?!
   – Леонора, пойми, тебе не нужно всего этого знать.
   – Я хочу знать. Я хочу понять, по какой причине в твоей лаборатории находится мой дубликат. Зачем он тебе нужен?
   Вопрос повис в воздухе. Ожидая своего решения. Они оба молчали. Леонора смотрела на Августа пытливым взглядом, а Август старался не выпускать правду наружу. Перебирая в голове все возможные варианты лжи.
   Он не выпускал правду наружу точно зная, что она ей не понравится, что такая правда… как минимум, повергнет её в шок.
   Но потом…
   – Хорошо. Я расскажу тебе, – начал он – Я думаю, теперь терять нечего, всё равно остался месяц, максимум два.
   – Месяц до чего?
   – Ты сама поймёшь. Но, если ты будешь слушать, то будешь слушать до конца.
   – Хорошо, только я хочу правду. Понял?
   – Я думаю, нам стоит прогуляться.
   Первый раз за долгие годы они вышли за территорию своего поместья. Они не пошли в город, нет, Август предложил ей прогуляться вдоль дороги, которая вела к городской церкви, которая, как и их дом, находилась на отшибе, возвышаясь над редким лесом своей башней с колоколом.
   Они шли не спеша, не под руку, не как пара, а как двое случайных прохожих. И первые две минуты их дорогу сопровождала тишина.
   Август подбирал слова, он не знал, с чего начать свои объяснения.
   – Эм… Ты помнишь… ты помнишь те дни, когда ты страдала от сильной бессонницы?
   – Конечно. Эти ужасные несколько недель. Но ведь это было так давно. Как минимум, два года назад.
   – Помнишь, приезжал молодой врач, и он прописал тебе лекарства?
   – Ну, конечно. Он прописал мне кору сонного дерева. Я даже ещё помню, как её заваривать. И она отлично мне помогла. Помню, спала, как убитая.
   – Я не спорю. Ты и правда стала спать лучше. Но однажды, спустя несколько дней, я проснулся ночью в кровати и не обнаружил тебя рядом. Выйдя в коридор, я увидел, что дверь в дальнюю спальню открыта. Ты была там, совершенно обнажённая. Ты стояла на подоконнике, на самом краю. Ты спала, ты спала и ходила во сне. И вот, также во сне ты сделала шаг вперёд… (молчание) Не сочти меня сумасшедшим, но ты разбилась насмерть…
   – Что… что ты нес…
   – Подожди, дослушай. Когда я подбежал к окну, ты уже лежала неподвижно на земле, а когда я сбежал вниз, ты уже не дышала.
   – Ты хочешь сказать.
   – Да. Ты умерла.
   – Но как же… ведь я. Нет. Я не верю! – она крутила головой, словно пытаясь вытряхнуть из сознания всё услышанное.
   – Я понимаю, что это невероятно, но слушай.
   Они шли дальше, всё ближе приближаясь к церкви. Молодой учёный продолжал рассказывать историю, которая с каждым словом всё меньше походила на правду, и всё больше напоминала бред сумасшедшего.
   Август продолжал:
   – Я не хотел отпускать тебя, отдавать тебя смерти. Я хотел вернуть тебя. И у меня было решение. Как специалист по генетике, я уже знал, что делать. Я не впадал в отчаянье и точно знал, что смогу вернуть тебя. Нужно было только время и полная конфиденциальность. Ведь моя идея, мой замысел, нарушал все законы общественной морали.
   Ганц, священник, который раньше был при городской церкви, помог мне похоронить тебя в тайне. Он знал, что я хотел сделать и был против этого. Ведь я собирался поступиться не только общественной моралью, но и божьими законами. Но он всё равно помог мне сделать так, чтобы твои похороны прошли незаметно. И вот, после траурного дня, я принялся за работу.
   – За какую работу?
   Тот опять замялся.
   – Отвечай же, ну…
   – А разве ты не понимаешь? Я намеривался вывести твой дубликат. Дублировать тебя, твою кожу, твои глаза, волосы, твою память, всё от ногтей на ногах до точного количества волос на голове. И, как ты сама видишь, мне это удалось.
   – То есть я.
   – Да, ты дубликат, ты копия самой себя. Но создать тебя такую идеальную стоило мне титанических усилий. Поверь. Первые эксперименты были ужасны. Первые образцы дубликатов были далеки от совершенства. Одни рождались со сросшимися конечностями, другие рождались без глаз. Но, однажды, я создал тебя идеальную, я ликовал. Ты была точной копией, без каких– либо изъянов. Но потом я посмотрел в твои глаза, и они были пусты. Ни памяти, ни эмоций, ни интеллекта. Пустышка. И это был новый провал. Каждому из неудачных дубликатов я вводил яд. И ты не представляешь, как это было мучительно. Убивать тебя снова и снова.
   – Прошу тебя, перестань! То, что ты говоришь, ужасно!
   – Если уж слушаешь… То слушай до конца.
   И вот они уже подошли к церкви, прекрасной в своей мрачности и пугающей в своей величественности. Они подошли к правой стене, к той, от которой начинался высокий изрезанный коваными цветами забор, и остановились у большого куста сирени, который всей своей зелёной массой нависал над проходящими мимо, скрывая часть здания.
   Они остановились, и Август продолжил свой невероятный и местами аморальный рассказ.
   – Но, однажды ты проснулась. И посмотрела на меня ясными глазами, ты назвала меня по имени. Спросила меня, что происходит. Я ликовал. У меня получилось. Я смог создать тебя. Ту единственную, ту идеальную, ту идентичную! Я обнял тебя, чуть не задушил в объятиях. Боже, как же я скучал по тебе. И целых два года мы жили, как в сказке, проводя по максимуму времени вместе, я не вспоминал про ту ночь, когда я потерял тебя, а ты даже про неё не знала, так как спала. Но, однажды ты сильно заболела. Вроде бы обычная простуда, но она просто не хотела отпускать тебя. Снова приходил врач, но он ничем не смог помочь. Он заявил, что твой организм отказывается бороться с болезнью. А ещё через месяц ты умерла.
   – Снова?!
   – Да. Как оказалось, в ходе следующих моих исследований, у дубликатов полностью отсутствует иммунитет. И поэтому любая инфекция приводит к смерти. Я проводил дни и месяцы в лаборатории, пытаясь справиться с этим изъяном. Снова и снова выстраивая цепочку. Но всё было тщетно. Каждый год или два ты умирала. Я оплакивал тебя, каждую из вас, но уже вскоре создавал тебя новую и снова пускался в бой, стараясь избавиться от этого недуга в твоём новом дублированном теле. Для этого нужны все эти таблетки, которые ты пьёшь.
   – Господи! Это ужасно!
   – А думаешь, мне было легко. Каждый раз видеть, как ты увядаешь. Каждый раз видеть, как ты удивляешься тому, чему ещё пару лет назад уже удивлялась. Видеть одни и те же нарисованные тобой картины, штрих в штрих, мазок в мазок и знать, что через год или, может, два, ты снова их нарисуешь.
   – Это просто не укладывается в голове. Хотя, многое становится ясным. Так вот почему я не помнила, как состарился наш почтальон. Это никакая не болезнь. Никакие не игры моего разума.
   – Нет.
   – И моя ржавая швейная машинка. Уже давно была сломана.
   – Да. С течением времени она просто заржавела. Я постарался спрятать её от тебя. Но, однажды ты всё равно её нашла.
   – Господи! Как же долго это уже продолжается?! Как долго ты создаешь меня?!
   – … Уже более ста пятидесяти лет.
   – Но,… но как же так?
   Август улыбнулся. И, подойдя чуть ближе к большому кусту сирени, поманил Леонору рукой. Отогнув гибкие ветки, он указал ей пальцем вперёд.
   Леонора не верила своим глазам. Там, за огромным кустом, около самой стены церкви, на глубине двух метров покоились два человека, и только два мраморных памятника над могилами говорили, кто были эти два усопших. На одном из них было выгравировано «Леонора Мюллер тысяча восемь сот шестьдесят шестой, тысяча девятисотый». Другой стоял чуть поодаль и принадлежал он Августу Мюллеру, «тысяча восемь сот шестидесятый, тысяча девятьсот сорок третий».
   Он продолжил.
   – Когда мне пошёл восьмой десяток, я понял, что уже не могу работать также продуктивно, как раньше. Зрение стало меня подводить. Память стала ни к чёрту. Стал работать меньше, а отдыхать больше. Ну, думаю, ты представляешь, что такое старость. И я понял, что одной жизни, чтобы разгадать эту загадку, мне недостаточно. И вот уже я беру у себя образец крови. Я намереваюсь создать собственный дубликат. Но дубликат не восьмидесятилетнего старика, а себя молодого, себя тридцатилетнего. Мне требуется около двух лет, чтобы научиться омолаживать клетки. Новые формулы, вычисления… Подготовка к эксперименту… и вот… день икс…. И всё остальное я уже знаю только из своих дневников, то есть, из дневников Августа Мюллера, так сказать, прародителя. Он пишет, что дубликат номер один идеален, он помнит всё до того самого дня, когда взял у себя образец крови. Дубликат номер один молод, хорошо видит, не устаёт. Дубликату номер один всего тридцать лет, но при этом его знания и память остались без изменений. Август Мюллер пишет, что вечером этого же дня, они вместе с дубликатом садятся за стол. Распить прощальную бутылку вина. Я настоящий, первичный Август, подмешал в свой бокал мышьяк. Они оба выпивают. Август Мюллер желает удачи своему протеже. И на этом… на этом записи в дневнике заканчиваются. В дальнейшем память каждого из дубликатов различна.
   – Всё, прекрати…
   – В дальнейшем, каждый из дубликатов ведет дневник, передавая новые знания и результаты экспериментов другому номеру.
   – Я прошу тебя, хватит.
   – У каждого из нас только одно правило, не говорить тебе правды до полного выздоровления.
   Не вытерпев всего этого шквала аморальной и, во многом, невероятной информации, она закричала:
   – Я сказала, хватит!
   Её крик – её протест против правды, распугал всех птиц. И они, большой стаей, громко хлопая крыльями, разлетелись, испуганно гаркая.
   Несколько секунд была звонкая тишина.
   Леонора:
   – Всё, что ты говоришь, это всё неправильно. Это всё отвратительно!
   – Это единственный выход.
   – Нет! Это не выход!
   – Любимая, послушай.
   – Не называй меня так! Двое любящих друг друга людей сейчас лежат в этой земле, они сейчас счастливы в другом мире! А мы! А мы с тобой лишь только запрограммированы любить друг друга. Повторять то, что повторяли они. Любить то, что любили они. Мы только дублируем этот порочный круг.
   – Поверь, скоро всё прекратится. Скоро иммунитет будет найден.
   – Когда? Десять или может сотни дубликатов спустя? А?! ответь?!
   – Думаю, уже скоро. Новый дубликат.
   – Никаких новых дубликатов!
   Леонора с силой толкнула Августа в грудь. С силой, отчаяньем и яростью. И тот, не ожидая такого поворота, просто не смог устоять на ногах. Падая на землю, Август пытался ухватиться за ветки деревьев, но этим только смял куст.
   Леонора же, не дожидаясь, пока тот встанет с земли, побежала в сторону особняка. Она бежала быстро, не жалея лёгких, ног… уже спустя всего несколько секунд, она скрылась из виду.
   Оцарапанный ветками, испачканный в грязи Август поднялся с земли. Теперь деформированный куст сирени обнажал секрет двух влюблённых, выставляя напоказ два гранитных камня. Но сейчас это не заботило молодого учёного. Не медля ни секунды, он бросился вдогонку за своей возлюбленной, за своей возлюбленной под номер семьсот сорок три.
   Леоноры не было на дороге, её не было и на территории поместья. Август вбежал в особняк.
   – Леонора! – кричал он ей.
   В ответ он услышал только звон стекла, который раздавался из его лаборатории.
   – Нет, только не это!
   Август поспешил на звук, на звон, на треск.
   В лаборатории творился хаос, и королевой его была Леонора. Она хватала и бросала, всё, что попадалось ей на глаза, она била всё, до чего дотягивались её руки. Вырывала провода, разбивала пробирки. Она уже схватила горелку, намереваясь кинуть её в ящик с документами.
   – Не смей! – выкрикнул Август, схватив Леонору за руки.
   Дальше была борьба.
   – Пусти меня!
   – Что ты делаешь! Мои исследования!
   – Это всё нужно прекратить!
   – Успокойся. Мы в двух шагах, чтобы создать иммунитет для нас!
   – Для нас?! Для кого – нас?! Для двух пустышек, которые живут чужую жизнь?.
   – Мы живём свою жизнь!
   – Нет! И ещё раз нет!!!
   Борьба за злополучную горелку продолжалась несколько минут, никто из них не хотел уступать. Август, вцепившись мёртвой хваткой, не выпускал её из рук, Леонора кусала своего противника за руки, царапалась, наступала на ноги, подключая в борьбу всю свою фантазию.
   Спустя несколько минут, она беспомощно отпустила руки Августа. Поникнув, она села на пол и закрыла лицо руками.
   Она плакала.
   Плач, плач беспомощной – отчаянье человека, который ничего не может изменить.
   Август потушил горелку и поставил её на стол. Он подошёл к своей возлюбленной, той, ради которой он проживал уже не один десяток жизней. К той, ради которой он плюнул законам природы в лицо.
   – Что же ты наделала, моя дорогая, – сказал Август, оглядывая полуразрушенную лабораторию.
   – Я не твоя дорогая, – произнесла Леонора сквозь плач.
   – Нет, моя, – возразил тот – Я это знаю. Ты чувствуешь и мыслишь точно также, как мыслила при жизни. И я это знаю лишь потому, что даже спустя сотню дубликатов я продолжаю любить тебя. Спустя сотню тел, которые я поменял, я люблю тебя. Каждое моё дублированное сердце бьётся ради тебя. Я обманул смерть ради тебя, ради тебя я наплевал на все общественные и церковные законы.
   – Но я этого не хочу. Я этого не хотела.
   – Но так мы всегда может быть вместе. Всегда.
   – Я не хочу так, – она продолжала рыдать – И ты это прекрасно понимаешь, если этого не хочу я, то и сама Леонора первая, трагично погибшая, этого не хотела бы. Она не хотела, чтобы её тело дублировали, чтобы какие-то куклы ходили по земле, подражая её жизни. Она этого не хотела бы.
   Август молчал. Он понимал, что она права. Но теперь ему нужно было понять совсем другое. Ведь почти за две сотни лет эксперимента, он ни разу не поинтересовался, а хочет ли этого сама Леонора. Сама виновница аморального, научного торжества. И теперь Леонора, Леонора семьсот сорок три, узнала об этом. И она была в ярости. И это означало, что все семьсот сорок два дубликата до этого тоже были бы в негодовании, и что сама Леонора Мюллер была бы против таких действий.
   И теперь ему, Августу триста шестьдесят один, оставалось осознать то, что все двести лет исследований были напрасны, что настоящая Леонора проклинает его, где-то там, на небесах. Проклинает его настоящего, настоящего Августа Мюллера, который, скорее всего, горит в аду и сам сыпет на себя тысячи проклятий.
   Тяжелое озарение, согласитесь со мной. Такой свет не только озаряет правдой, но ослепляет ею. Ослепляет, прожигает насквозь, уничтожает всё твоё я. Оставляя на безмолвное самобичевание.
   – Тебе лучше убить меня, – сказала она более спокойно.
   – Что ты такое говоришь?
   – Лучше, поверь. Потому что если я не уничтожу все эти исследования, я найду способ сбежать и рассказать людям о том, что здесь происходит, я не допущу, чтобы это продолжалось дальше.
   Леонора поднялась с пола. Её лицо было красным от слёз, но в глазах была решимость. Она сделала первый шаг, потом второй. Август сидел неподвижно, даже не думая её останавливать.
   Леонора вышла на улицу, направляясь в город. Она была полна решимости прокричать на площади города о творившемся в особняке Мюллеров беспределе, но вот её окликнул голос Августа.
   – Подожди.
   – А, ты всё-таки решил меня остановить. Ну что ж, давай.
   – Нет. Я хочу закончить исследования. Если ты не хочешь быть живой, то и мне жить не зачем. Я топтал эту землю только ради тебя. И это тебе говорю я, Август Мюллер из самой могилы, сквозь триста шестьдесят дубликатов, ртом триста шестьдесят первого, я говорю тебе, что жизнь моя здесь не имеет смысла без тебя.
   – И что же ты намереваешься сделать?
   – Хочу сжечь лабораторию. И я хочу, чтобы ты мне в этом помогла. Я хочу, чтобы оставшиеся месяцы мы прожили, как обычные люди. Как обычные люди, мы могли бы гулять. Ходить в город. Ведь согласись, мы в буквальном смысле, сто лет не были в обществе.
   Леонора улыбнулась.
   – Даже спустя сотню дубликатов, я всё ещё обожаю твою улыбку, – произнёс Август.
   В этот день на территории поместья Мюллеров был большой костёр. В нём горело всё. Папки с исследованиями, образцы крови, склянки с растворами и даже дневник самого Августа Мюллера. Большим столбом синий дым от реагентов коптил небо.
   И двое, двое дублированных, двое повторяющих чужую жизнь стояли около пламени. Они держали друг друга за руку, смотря на огонь, осознавая, что именно они положили конец порочному кругу дубликатов. Что именно они вырвались из системы, разрушив закольцованный процесс – воистину поступок настоящего человека, человека, а не запрограммированного дубликата.
   Сгорело все, а всё, что не сгорело до конца, плавилось и тлело в остывающих углях.
   Смотря на огонь, Леонора задала главный вопрос.
   – Долго нам ещё осталось?
   – Около двух месяцев. Не думаю, что дольше.
   – И что мы будем делать эти два месяца?
   – Жить, как нормальные люди. Гулять, ходить в город, знакомиться с другими людьми.
   В следующие месяцы, два влюблённых с очень коротким сроком жизни старались впитать в себя все краски этого мира. Многое было им неизвестно. Многое пугало. Без них мир шагнул далеко вперёд и совершенно не предупредил их об этом. И они, выйдя из своей маленькой вселенной, просто не могли впитать в себя столько информации. Все эти новые машины, передовые средства связи, новое правительство. От большой лавины информации их спасало только то, что городок Алсфельд был достаточно тихим местом, куда все новшества мира доходили с трудом, а иногда и вовсе обходили стороной. Но одно они полюбили точно. Кино. Да, кино. Движущиеся картинки приводили их в невероятный экстаз. А сюжеты, а актёры… Леонора вскрикивала от каждого выстрела и плакала над каждой смертью на экране.
   Настал день, когда они оба лежали в кровати. В обнимку. Оба бледные, с жаром и ознобом. Обыкновенная простуда их мучила уже три дня. И организм не думал сопротивляться ей. Это был последний третий день, день, когда организм дубликатов отказывается жить, в полной мере отдавая себя на растерзание болезни.
   – Это были чудесные месяцы, – голос Леоноры был измученный, слегка дрожащий, предсмертный.
   – Да.
   – Я рада, что на нас всё закончится.
   Август улыбнулся.
   – А я просто рад, что я рядом с тобой.
   Это были их последние слова. Уже спустя несколько минут, почти в одно мгновенье, они перестали дышать. Они лежали, обнимая друг друга, делясь друг с другом остатками тепла.
   Весь особняк замер в тишине, в обволакивающей, прощальной тишине.
   Спустя час, где-то внизу, в холе особняка снова зародился звук. Шаги. Голоса. И было не понятно, кому они принадлежали.
   – Отнеси её в комнату, – раздался голос неизвестного.
   – Понял, сэр, – ответил другой.
   Шаги. Ещё шаги. Кто-то приближался к комнате, где лежали два усопших.
   Дверь открылась.
   На пороге стоял молодой человек. Лет тридцати, не старше. Можете верить или нет, но он был как две капли воды похож на Августа. На того самого Августа, который лежал в кровати в обнимку со своей возлюбленной.
   Мужчина, который стоял на пороге, посмотрел на Леонору. Он улыбнулся и произнёс.
   – Моя любимая, не знаю, что могло произойти, но ты не умрёшь, я не позволю. Прости меня за эту слабость. За то, что я хотел сдаться. Такого больше не повторится. Я найду лекарство. Я найду иммунитет.
   – Август, я положил её в спальню, как вы и сказали.
   Рядом с комнатой, чуть поодаль от молодого человека, который так был похож на мёртвого хозяина особняка, стоял весьма обрюзгший мужчина. Он был в грязной робе, растрёпан и по глазам было видно, что он не отличался интеллектом.
   – Это хорошо, Людвиг, – сказал молодой человек, который так сильно было похож на Августа – хорошая работа.
   – Спасибо, Сэр.
   – Значит, говоришь, что много лет назад я перевёз в твой дом часть лаборатории.
   – Да сэр. Вы привезли её моему отцу. И дали указание запустить машину, если над вашим домом когда-нибудь поднимется синий дым. Прошу извинить меня за задержку, оборудование давно не использовалось, поэтому, чтобы запустить его, потребовалось время.
   – Не страшно… Так даже лучше… Перевести часть оборудования… Хм. Умно. Сто пятьдесят третий, постарался на славу.
   – Кто, сэр?
   – Никто, не бери в голову. Прости, я забыл, я уже заплатил тебе за сохранность своих вещей и документов?
   – Но сэр, – Людвиг был удивлён – вы разве не помните, ведь банк сам перечисляет нашей семье ежемесячную ссуду с вашего счёта до тех пор, пока вы живы.
   – Ах да, точно! Забыл! – пытался оправдаться наш дублированный герой – Сам понимаешь, суета.
   – Понимаю, сэр.
   – Ну, вот и славно. Но есть ещё одно задание. Надо, чтобы завтра ты привёз из города всё оборудование и образцы.
   – Понял вас, сэр.
   – И не забудь про документы. Там очень много важной информации.
   – Конечно, сэр. Я всё знаю, сэр. Для вас, ученых, каждая бумажка важна.
   – Именно, Людвиг! Давай иди.
   – Хорошо, сэр. Я пошёл. Да… она лежит на втором этаже в первой спальне.
   – Ещё раз спасибо, Людвиг.
   Неопрятный и нерасторопный мужчина побрёл к выходу. Быстро, насколько позволяли его короткие ноги и избыточный вес.
   А молодой учёный стал подниматься по лестнице на второй этаж. Он вошёл в комнату, где, обласканная солнечными лучами, закутанная в одеяло, лежала…
   Думаю, дальше, вы сами всё знаете.
   Порочный круг – достаточно неприятная вещь в нашей жизни. Попав в него, очень сложно его покинуть. По многим причинам: принципиальность, слабость, нерешительность. Многое, очень многое может стать фактором того, что вы будете проживать жизнь по кругу. Но это далеко не всегда верно, по одной простой причине, что наша жизнь, наше время, это не кольцо и не череда повторяющихся событий, наше время – это прямая с неизвестным концом и неповторимыми моментами жизни. Гибкая прямая. Только сам человек может придать смысл своему движению вперед… и если уж он захочет сделать осмысленным круг… или треугольник… или точку… ничто его не остановит.
 //-- * * * --// 
   Напоследок, как яркий пример моих слов, хочу дать вам лишь маленький совет. Если вы окажитесь в Германии, то обязательно посетите «безымянное кладбище». Оно находится недалеко от небольшого городка, где вы сможете остаться на ночлег. Спросите у местных, многие про него знают. Но при этом никто не знает, как оно появилось. Что примечательно, у него нет смотрителя и нет забора. Это кладбище посреди чистого поля. С одинаковыми, как капли воды, могилами. Ни на одном из надгробных камней нет даты рождения или смерти. На каждом из них есть только одно имя. Одно имя и номер.
   Леонора пятьдесят восемь… Леонора сто сорок три… Леонора двести шестьдесят… Леонора триста девяносто один… Леонора четыреста сорок пять.


   Билет на автобус

   В своих историях, я часто затрагиваю время. Я говорю, что время это лекарство, я говорю, что время это знание, что время это две стороны существования всего… это и новая жизнь и извечная смерть… Но сегодня, я хочу показать вам этот бесконечный поток в новом ключе.
   Представьте, что века, тысячелетия это километры и метры длинной бесконечной дороги, подумайте, что года, месяца это щебёнка или гравий на этой дроге, а недели, дни и часы это мелкая дорожная пыль.
   Представили?
   И если время это дорога, то по дороге можно идти и вперёд и назад. Что каждая дорога, это путешествие, главное найти способ передвижения. Единственный вопрос, который возникает – это дорога прямая или загнута восьмёркой. А может это очень большой круг.
   Но мы оставим это фундаментальные вопросы для другого раза и остановимся только на передвижении.
   Затрагивая такую тему, я невольно вспоминаю историю, которую услышал от далеко не молодого путешественника.
   Тогда нам было по пути. Он сидел, угрюмо уставившись в окно. Я не удержался и поинтересовался, что с моим попутчиком.
   Он ответил достаточно просто… «Скучаю по своим друзьям».
   И я спросил его снова, где же его друзья. И в тот момент я ожидал услышать название любой географической точки на нашей планете. Но… седой, намного старше меня, мужчина повернулся ко мне, улыбнулся и сказал.
   «Наверное, уже проезжают семьдесят пятый год».
   Тогда я услышал историю про пятерых друзей, которые нашли способ путешествовать по дороге веков, сумели обмануть время, смерть.
   Их история начинается в Америке, да, снова там. Путешествия во времени существуют и в других странах, но нас интересует именно эта пятёрка друзей.
   Их история начинается в семидесятых годах, когда им было по десять лет.
   Я начну с дня, когда они смеясь выбежали из старого заброшенного автобуса в котором так любили играть.
   Пятеро друзей, четверо мальчишек и одна девочка. Чтобы ты не путался в дальнейшем, я сразу назову их имена. Одного звали Джон Холл, второго Брюсс Симмонс. Мальчишку, который всегда был не от миро сего, звали Себастьян Грин. И Скот Петерсон, мальчишка выдающегося ума, всегда с книгой и в очках.
   Их очаровательную подружку звали Джессика Томпсон. Всегда шебутная, она редко находила общий язык с девочками и по этому всё время проводила в компании этой четвёрки.
   Был слышен детский смех.
   – И как всегда я половину пропустил! – возмутился Джон.
   – Джонни, успокойся, ничего интересного! – раздался детский голосок Брюса, – Правда, Себастьян нас чуть не подвёл. Но к этому нужно привыкнуть.
   – Что?! – возмутился Себастьян, – Я не виноват.
   – А кто громче всех кричал? Нас чуть не схватили. – продолжал обвинять его Брюс.
   – Он прав, ты был настоящим придурком, – подала свой голосок Джессика и демонстративно покрутила пальцем у виска.
   – Ну извините. Вы уже должны привыкнуть, – развёл руками Себастьян, – Вы же привыкли, что Джона постоянно нужно от куда-то доставать… привыкните, что и я могу быть не всегда вменяем.
   – С ним это происходит, не по его воле… – кричал Брюс свои детским голоском, – а ты мог сбавить свою страсть к…
   – Ребята! Успокойтесь. Хватит ругаться. Всё же получилось! – прервал всех Скот Петерсон.
   – Да… точно. Всё удалось, Скотти прав. – Брюс успокоился.
   – Себастьян! Иди домой, – крик был из далека. Это кричала мама Себастьяна.
   – О! Мама! Как же я соскучился по её стряпне! Побежали, уже темнеет.
   Вся пятёрка сорвалась с места и побежала к домам, где уже начинали загораться окна. Темнело. Игровые площадки пустели, и многие дети уже давно были дома.
   Заброшенный автобус находился дальше, ближе к лесу, где не было фонарей и темнота особенно быстро схватывала контуры, по этому в сумерках здесь становилось особенно жутко.
   – Ну и. – спросил на ходу Брюс.
   – Что, и? – Себастьян понял, что тот обращается к нему.
   – Кем ты теперь хочешь стать, когда вырастешь?
   – Ну, после всего, что случилось, я хочу стать рок музыкантом.
   Вся компания подала недовольные возгласы.
   – ЧТО?! Вот хочу и всё. Мне знаете, может тоже многое не нравится…
   – Рок музыканты плохо кончают, – подал заумный голос Скот Петерсон – самый рассудительный из всей компании.
   – Ничего страшного, за то это лучше гонщика, художника и писателя… Я убедился.
   – А ты, не пробовал думать, о чём ни будь более приземлённом, – поинтересовался Брюс.
   – Нет, не пробовал, – бросил Себастьян.
   – Ты где бегаешь, я тебя зову, зову! – возмутилась Мама Себастьяна. Она стояла на крыльце, поставив руки в бока и морщила нос.
   – Извини Мам… Ну всё до завтра… Джонни, я рад тебя снова видеть!
   – Да, и я!
   Себастьян, махая рукой своим друзьям поднялся на крыльцо и прошёл в дом.
   – А что, Джон куда-то уезжал? – спросила мама.
   Да нет…
   – Тогда почему ты сказал, что рад его видеть.
   – Да просто. Это долгая история, – протянул Себастьян и вдохнул воздух пропитанный едой, – Как вкусно пахнет! Как я соскучился по твоей еде!
   – М?
 //-- * * * --// 
   Историю пятерых друзей я буду рассказывать временными скачками, не переживай, мой читатель, от этого она не потеряет смысл повествования, просто не станет занудной и слишком затянутой.
   Перебежим на восемь лет в перёд.
   В выпускной класс, наши герои уже взрослые. Кто-то возмужал, кто-то похорошел, ну а кто-то испортился. Каждый пошёл своей дорогой, но как они и были, так и остались не разлей вода.
   Наверное, из-за этого их выбра…
   Ой… я слишком забегаю в перёд.
   Вернёмся к школе, перенесёмся в школьный двор. Там, когда уже прошли уроки и многие из учеников направились домой, двое влюблённых сидели на лавочке, скрепив друг за другом руки, улыбаясь друг-другу, целуя друг-друга.
   Джессика Томпсон, девочка из нашей пятёрки, была влюбленная в Брюса Симонса. Эти двое всегда смотрели друг на друга томным взглядом.
   – Эй, голубки, хватит зажиматься, – на площадке показался Себастьян.
   – Чего тебе, Себастьян?! – раздражённо выкрикнула Джессика.
   – Да ничего. Джон сказал, что мы собираемся здесь.
   – Он у врача?
   – Ага.
   На площадке показался Скот, с прошедшего времени он изрядно вытянулся, ещё сильнее испортил себе зрение, но сильно продвинулся в учёбе, особенно в медицине.
   – Джон ещё не подошёл? – спросил он поправляя свои толстые очки.
   – Нет. Как ты? – спросила Джессика.
   – Я хорошо. Просто… просто снова всё по новой.
   Себастьян стал затягивать сигарету.
   – Ты мог бы не курить здесь, – возмущалась девушка.
   – Скотт, тебе нужно отдохнуть. Ты, чёрт возьми, знаешь про медицину всё, в свои восемнадцать, ты уже выдающийся врач! – Себастьян говорил зажав сигарету зубами, – Ты постоянно портишь себе зрение… я прошу тебя, отдохни.
   – Нет. Я должен понять! Я получил этот билет неспроста, я должен вылечить своего лучшего друга. Я должен…
   – Может, Себастьян прав? -…
   На школьную площадку вошёл их пятый друг, Джон. Он был бледен, но улыбался. Он оглядел друзей, все смотрели в разные стороны: в пол, в стену, в небо… куда угодно, только не на своего друга.
   – Вы чего напряглись, как будто вы не знали что со мной, – со смешком спросил Джон.
   – Просто, это так сложно принять. Ведь тебе больно. – сквозь набегающие слёзы произнесла Джессика.
   – Больно мне будет ещё очень не скоро. Так что давайте радоваться жизни.
   – Что сказали врачи? – поинтересовался Скот Петерсон.
   – Всё, как и всегда. Внутренние гноевики едят мои внутренности. Впереди у меня ещё десять или пятнадцать лет жизни. Но мы-то с вами знаем, что двенадцать.
   – Я найду. Обещаю, я найду. – произнёс Скот смотря в глаза своему другу, наливая свои зрачки целеустремлённостью.
   – Я хочу, чтобы ты начал жить не для меня, а для себя!
   – Скажешь матери? – спросил Брюс.
   – Нет. Я знаю, чем это кончится. Все деньги нашей семьи уйдут на бесполезное лечение.
   – Джон. – большего девушка не смогла из себя выдавить.
   – Успокойтесь ребята. Мне ведь не в первой, пропускать что-то интересное.
   Все грустно усмехнулись.
   Пятеро друзей ещё с полчаса стояли на заднем дворе, стараясь говорить на отвлечённые темы. Обсуждая рок группу Себастьяна. Будущую свадьбу Брюса и Джессики. Они обсуждали всё, дабы в тишине не висла тема неизлечимой болезни.
 //-- * * * --// 
   И снова мы одним скачком перенесёмся на несколько лет вперёд.
   Приблизительно на семь. Наши герои уже давно нашли себя в той жизни, а двое из них Джесика Томпсон и Брюс Симонс решили на долгие годы или на одну вечность связать друг друга узами общей ответственности.
   И снова наша пятёрка собралась вместе – несколько лет они не виделись. Создание брачного союза двух их друзей был отличный повод, чтобы снова собраться вместе.
   Я пропущу момент в церкви, ведь все мы знаем, как проходит венчание, кто кого целует, кто плачет, кто улыбается, кто говорит слова от имени Бога, и перейду сразу к вечеру, к загородному дому, где собрались все гости и друзья, где играла музыка, и все веселились.
   Трое друзей стояли около небольшого дерева, медленно потягивая свои бокалы. Себастьян, уже почти не стоял на ногах, он всегда из всей пятёрки отличался своей любовью к горячительному и запрещённому.
   – Хах! Вы представляете, в седьмой раз! Эти чудики… – Себастьян, пьяный, искренне радовался за своих друзей.
   – Может тебе уже хватит? – спросил у него Джон.
   – Кто бы говорил! Я думал, что тебе больше всего надо брать от этой жизни! А?
   – Я и беру, только не алкоголем.
   – Ты занудней и занудней!
   – А ты с каждым разом всё хуже и хуже.
   Они оба рассмеялись.
   – Как твоё путешествие? – поинтересовался Себастьян.
   – Отлично! Покорил всю Европу.
   – Прошлый раз была Африка, а теперь вся Европа?
   – Угу.
   – Из-за твоих путешествий, я не могу проводить исследования, – обиженно произнёс Скот.
   – Скот, прошу тебя! Я уже однажды извёл на тебя целый круг, и мы выяснили, что это неизлечимо. Я просто хочу прожить хотя бы тридцать лет, полной жизнью. Я путешествую, смотрю мир.
   – Я просто хочу… чёрт, ты ведь мой лучший друг… я скучаю.
   – Я понимаю, но думаю, тебе стоит найти другую цель в жизни. Ты ведь великий учёный, ты смог найти вакцину от сложнейших заболеваний.
   – Они меня не греют, ведь я искал лекарство от твоей болезни, а эти открытия случайны.
   – Всё равно, ты молодец. Тебе надо отдохнуть.
   – Может вам ещё в засос поцеловаться, а? – закатив глаза произнёс Себастьян, – Одно и тоже каждый раз.
   – Ну, а как твоя группа? – поинтересовался Джон.
   – Отлично. У нас скоро концерт в Берлине! Я сочинил ещё пару песен.
   – Ты ведь понимаешь, что сочинил и наглым образом забрал себе чужие творения, разные вещи.
   – Эти люди ещё даже не придумали их в своих головах, значит формально это не их.
   – Ну-ну…
   – О, кто бы говорил, мистер я запомнил номера лотерейного билета и теперь на эти деньги катаюсь по миру.
   Все трое рассмеялись.
   Трое друзей продолжали выпивать и болтать о том, как и кто, проводит своё время.
   Через некоторое время к ним подбежала невеста, а за ней и жених. Невеста была прекрасна, платье великолепно сидело на ней, подчёркивая каждый изгиб её тела. Забранные волосы, маленькие серьги.
   Жених прятался под обычным, строгим, но весьма эффектным костюмом, бледно синено цвета.
   Они все обнялись, разлука была долгой – у каждого были свои дела, у каждого был свой временной отрезок, который каждый хотел прожить по-своему.
   – Вы хоть церковь что ли сменили бы. А то вы какие-то однообразные, – Себастьян продолжал цинично шутить.
   – А ты как всегда, ещё та свинья Себастьян, – подметила Джессика.
   – Ну так… – тот рассмеялся.
   – Как ты, Джон? – просил Брюс.
   – Ну как, теперь мне можно покупать лунные лепестки совершенно законно.
   Все снова рассмеялись.
   Их диалог были долгим, они друг друга перебивали, пытаясь рассказать, кто и как провёл последние четыре года. Шутили друг над другом, чокались бокалами друг с другом, а потом…
   – Мистер, Грин. – это был официант.
   – Да, это я.
   – Вас к телефону.
   – О, это наверное Себастьян, тоже Себастьян… талантливый чёрт. Я сейчас.
   Его не было несколько минут, а потом он подошёл, потерянный, обезличенный.
   Он сделал большой глоток из стакана.
   – Мама умерла… Кажется я опять перепутал дни… Чёртово пьянство.
   Торжество, счастье, удача, во-первых не бывают вечными, а во-вторых не приходят одни. Они одна сторона жизненной медали…
   Мы снова бежим вперёд, на несколько лет.
   И день, на котором мы заострим внимание, окрашен в мрачные тона. В чёрные, чувствуется запах ладана и в воздухе висит скорбь.
   Небольшая церковь, в пригороде, тонула в январском снегу. Внутри было много людей в чёрном. Впереди у всех перед глазами стоял гроб, там лежал человек, человек знакомый всем присутствующим. Были слышны всхлипы, текли слёзы.
   Скорбь всегда невыносима. Особенно в этот день, особенно для наших четырёх друзей.
   Они стоят поодаль, каждый из них сказал свою памятную речь, и сейчас им оставалось только молчать. Мужчины смотрят в пол, а девушка смотрит вперёд и рыдает.
   – Джессика, успокойся, – повторял Брюс Симонс, – Ведь с его смертью можно было смириться за это время.
   – Не могу… вижу его и не могу сдержать слёз. Я знаю, что мы встретимся, но ещё так не скоро.
   – Все мы, когда ни будь встретимся снова, – в этот раз Себастьян не был весел, был пьян, но не весел.
   Мрачнее всех был Скот, за время похорон, да и за несколько дней до них, он почти ни с кем не разговаривал, его тяготило чувство проигрыша.
   – Ты как, приятель? – обратился к нему Себастьян.
   Скот отреагировал на его вопрос лишь натянутой улыбкой, а потом вышел на улицу.
   Друзья последовали за ним. Тот шёл к машине.
   – Ты куда? Эй… – выкрикнул Себастьян.
   – Домой, надоело! Видит Бог я старался… вы живёте свою полноценную жизнь, а он… он умирает в тридцать лет. Мне никто не хочет помогать…
   – Но ведь никто так не умён как ты, – Брюс.
   – Да и я не умён! За такое время… ЗА ТАКОЕ ВРЕМЯ, можно было бы выучить и понять всё! Но вам только, резвиться. Снова жениться, убиваться наркотиками…
   – Он сам говорил, что не хочет, чтобы мы тратили на него время. Он говорил тебе, отвлекись! – Брюс пытался вразумить друга, – Хотя бы на один круг, но нет, ты продолжал искать.
   – Ладно… Я уезжаю в Чикаго. Наберите меня, как решите… ну вы поняли.
   – То есть, ты уезжаешь?! А как же я?! – выкрикнула Джессика.
   – М? – Брюс застыл в непонимании.
   – Я всю жизнь буду гоняться за болезнью Джона. Мы с тобой решили, что это всё лишь помешательство.
   – Я не понимаю, – Брюс переводил взгляд со своей невесты на своего друга.
   Джессика спустилась с крыльца и подошла к Скоту. Она продолжала плакать.
   – Время может и идёт по кругу, но мы может его менять по своему.
   – Вы мне можете объяснить, что происходит, – Брюс.
   – Брюс… Я люблю тебя… любила. Но вечности нет… Скот… Мы как-то пошли прогуливаться и я поняла, что…
   – Как давно?! – перебил тот.
   – Пойми, мне было сложно обманывать тебя… Скот просил, чтобы я рассказала. А потом мы решили, что лучше оставить всё как.
   – КАК ДАВНО!? – Брюс выкрикнул так громко, что спугнул птиц на ближайших деревьях.
   – Когда нам было по двадцать два. Когда нам было по двадцать два на прошлом круге. Я думало это пройдёт после. Но нет. Мы решили не видеться. Но.
   – Всё понятно. И ты знал? – обратился он к Себастьяну.
   – Нет… я был не в курсе.
   – Его пьяной голове нельзя доверять, – пояснила Джессика.
   – Думаю, вам будет хорошо вместе, -…
   …Брюс резко развернулся и направился в противоположную сторону от церкви. Он глубоко дышал, ноздри раздувались от злости. Не было обиды, была только злость. Он взрыхлял снег ногами.
   – Брюс! – его пытался окликнуть Себастьян.
   – ПОШЛИ ВЫ!!!
 //-- * * * --// 
   После похорон, трое друзей, двое из которых оказались тайными любовниками поехали домой к Симонсам. Все втроём они хотел поговорить с Брюсом, объяснить всё, объяснить, что это не конец света, что мир продолжает быть, а время продолжает идти.
   Но дома никого не было. В спальне валялись вещи, было видно, что Брюс собирался в спешке. Он взял всё самое необходимое, а в гостиной на журнальном столике он оставил наспех написанную записку.
   «Дорогие предатели. Я ухожу от вас, моим смыслом этого путешествия было прожить вечность с той, кого я любил больше всего. Но она решила по другому. Я ухожу… и билет забираю с собой. Удачно завершить круг. Последний. С нелюбовью, Ваш Брюс».
   – Вы молодцы!!! Молодцы чёрт возьми! – Себастьян стоял посередине гостиной, театрально хлопая в ладоши, – Джессика, вот скажи… тебя всегда на правду пробивает, в самый ненужный момент… Я конечно за вас рад, но теперь то! Всё по серьёзному… теперь, то мы живём один раз!
   – Мы можем попробовать уехать втроём, – предположила она.
   – Не выйдет! – отрезал тот.
   – С чего ты взял, – спросил Скот, – Мы же уже нарушали правила. Запоминали числа и даты… пользовались этим. Ты запоминал музыку.
   – Он прав, может и тут получиться. Мы уедем втроём, Брюс не вспомнит, что мы были вместе, но у него будет билет. И всё встанет по старому.
   – Нет! Не получится! – снова отрезал тот.
   Почему такая уверенность?
   – Скотт… Чёрт… Да потому… да потому, что я уже пробовал уезжать один.
   – ЧТО?!
   – Я был пьян! Это была ваша свадьба. Я узнал, что умерла мама… и мне стало, так обидно… я хотел навестить её. Вот собирался через пару дней, но опять опоздал…
   – И ты… – скулы Скота задрожали от злости.
   – Я поехал в наш городишко, к сожалению он оказался ближе, чем расстояние необходимое протрезветь.
   – Ты ездил пьяный. Думаешь мало, что нам Джона нужно откапывать, так ещё и тебя бы пришлось.
   – Я импульсивен!
   – Я убью тебя! Сейчас прям здесь!
   Скот вскочил и направился на Себастьяна, в данный промежуток времени он ненавидел его. Он хотел его задушить. Тот тоже кинулся на своего друга.
   – Давай иди сюда, ботан! – орал пьяный Себастьян, – Я давно хочу по твоему заумному лицу надавать.
   И возможно, была бы драка, возможно много синяков и немного порванной одежды, но в конфликт вмешалась девушка. Она пыталась их разнять, отталкивала их друг от друга.
   – Успокойтесь! Хватит! Да успокойтесь же вы!
   На разрешение ссоры ушло несколько минут, но всё же ей удалось рассадить поцапавшихся друзей по разным креслам.
   – Извините меня, – начал Себастьян, – Я был неадекватен, тогда… Мне было ужасно стыдно.
   – Что было, когда ты зашёл в автобус? – спросила Джессика.
   0– Ничего. Я вертел билетом, садился на своё место, но тот продолжал оставаться заржавевшей посудиной. Я кричал и колотил стены.
   – Значит, водителя не было? – просила Она.
   – Нет. Единственное, что там было необычного. Это нетронутая временем, блестящая и ровная, без намёка на ржавчину табличка.
   – Что это была за табличка?
   – Автобус тронется, когда все пассажиры займут свои места.
   Друзья молчали. Долго, настолько долга, что тиканье часов на стене стало невыносимо.
   – Нам нужно найти Брюса. Или… – Скот подвёл черту, – это будет наш последний круг.
   – Хех! Ну, кто вас за язык тянул!
   С тех моментов: с тяжелого признания около церкви, с найденной записки, с драки дома – прошло больше тридцати лет. Герои сильно изменились, износились жизнью, покидались по миру.
   Брюс Симонс так и не появился, он, словно провалился – в это мире достаточно стран, чтобы в них исчезнуть как капле в море.
   Скот Петерсон и Джессика, которая тоже уже стала Петерсон, поселились в пригороде Нью-Йорка. Создав спокойную, ничем не примечательную семью. Оба ходили на работу, ездили отдыхать и уже давно смирились с мыслью о том, что умрут от старости.
   Себастьян Грин продолжал прожигать жизнь, как только мог. На данном этапе жизни его рок группа была на вершине славы, а многие люди писали ему гневные письма о том, что он забрался в их мозг и украл их песни. Но ты, мой слушатель, знаешь, что пропитый мозг Себастьяна далек о от ясновидения.
   Трое друзей почти не виделись, каждый выбрал свою стезю и уж слишком они разнились друг от друга.
   Но одно письмо изменило их планы на старость.
   Письмо нашла Джессика под своей дверью – мятый конверт. Открыв его, она увидела до боли знакомый почерк и первые строчки на листе ввели её в ступор.
   Письмо.
   «Приветствую Вас, мои друзья-предатели. Прошло много лет, и я не хотел бы этого признавать, но я скучаю по вам. Я был везде. В Европе, России, даже прокатился на северный полюс… Пару раз пытался влюбиться. Я убил человека.
   Было много времени всё обдумать. И я понял, что если вы предатели, то я самый большой эгоист на свете. На протяжении нескольких вечностей у меня была взаимная любовь с самой очаровательной девушкой на свете. А потом любовь настигла других и мне стало завидно и обидно… И я решил уйти, дать им для любви одну жизнь. Но теперь я понимаю, что это не правильно, что для любви к такой девушке как Джессика одной вечности мало.
   Я понимаю, что из-за меня мир может лишиться такого учёного, как Скот, может на одном из кругов он сможет вылечить людей с «ТРИ ИИИ» или избавит мир ещё от какой ни будь чумы.
   Но как минимум это не справедливо по отношению к Себастьяну… Хоть иногда, он меня и раздражает, но всё таки я его люблю.
   Я жду вас 19 августа… около автобуса.
   PS. Не забудьте Джона».
   – Милая, ты чего стоишь на пороге. Что за письмо… проходи, я приготовил лазанью.
   Скот стоял в коридоре и вопросительно смотрел на свою жену.
   Женщина, уже далёкая от молодости, но всё ещё сохранившая свой шарм, широко раскрытыми глазами бегала по строчкам. Её морщинистый лоб разгладился от удивления.
   Джессика молча, немного дрожащей рукой протянула письмо.
   Прочитав письмо, Скот молча посмотрел на свою жену и побежал к телефону.
   Он резкими движениями набрал номер.
   На той стороне послышались гудки, а потом шум – музыка, крики.
   – Да?! – выкрикнули в трубку.
   – Он объявился! Себастьян! Он объявился!
   – Я плохо слышу.
   – Брюс дал о себе знать.
   – А ну выруби! – музыка в трубке стихла, – Как?! Где?! Вы его видели?
   – Он прислал письмо. Он хочется встретиться около автобуса. Говорит, чтобы мы захватили с собой Джона.
   – Я завтра буду у вас! Слышишь?
   – Давай… если он хочет вернуться, то у нас впереди много дел, и я никогда не делал их в таком возрасте.
   На следующий день в гостиной семейства Петерсонов сидел Себастьян – старый, морщинистый, с отвисшим животом. Он уже в третий раз просматривал письмо.
   – Ну, что думаешь? – спросил Скот.
   – Не могу понять, по какой причине через двадцать пять лет, он решил объявиться.
   – Ну он же написал, что одумался, – ответила Джессика.
   – Это я прочитал, просто странно, что на размышление у него ушло двадцать пять лет.
   – Может он просто не хочет умирать. А сам строит из себя благородного человека, мол, всё это я делаю ради вас, а не себя и так далее…
   – Скорее всего, так и есть, – согласился Себастьян, – Ладно, только теперь у нас одна маленькая проблема…
   – Это не проблема, мы ведь делали это уже семь раз, сможем и снова, – Скот был решителен.
   – Да, только не в таком возрасте. За это время я бутылку с пивом еле поднимаю, а ты хочешь, чтобы я вытаскивал гроб.
   – Нужно попытаться.
   – Ты давно был у него на могиле?
   – Да. Лет семь или восемь назад.
   – Лопаты у нас есть… – вставила Джессика.
   Этим же вечером, а если быть точным, то ночью, трое стариков стояли на кладбище, которое находилось в нескольких милях от Нью-Йорка.
   Накрапывал дождь и темноту резал только луч одного фонаря, который в своих руках держала Джессика. Все трое стояли около надгробия, старого, гранитного. На нём, классическим готическим шрифтом, было написано: «Джон Холл. Добрый сын. Хороший друг. Вечный путешественник».
   – Привет Джон, а мы за тобой, -…
   …С этими словами, Себастьян воткнул лопату в землю. Его примеру последовал Скот.
   Старый рок музыкант и гуляка глубоко дышал, останавливаясь каждые пять минут на отдых.
   – Да, чёрт тебя побери, Себастьян! – выругался Скот.
   – Знаешь, попей с моё, посмотрим, какой ты будешь.
   – Сразу, как вылечу Джона, я возьму круг пьянства.
   Все рассмеялись.
   – Вот это по нашему, – улыбнулся Себастьян, – Ладно, продолжим.
   Они долго копали. Себастьян ещё пару раз отдыхал, а накрапывающий дождь успел превратиться в ливень. Они копали и копали. Рядом с могилой росла гора сырой земли. И вот лопаты упёрлись в твёрдое.
   Скот нагнулся и разбросал землю руками – это были очертания гроба.
   – Отлично! Ещё чуть чуть, – воодушевился Скот.
   – Прежде чем закончить, я отбегу ненадолго, по деликатному вопросу.
   – Ну божешь ты мой!
   – Я старик имею право.
   Себастьян вылез из могилы и скрылся в темноте.
   – Иногда, я готов его убить.
   – У меня к нему тоже смешанные чувс…
   – Эй! Вы что тут делайте?! – Джессику перебил строгий голос за спиной.
   В темноте появился новый луч фонаря, совсем рядом. Это был охранник, кладбищенский сторож. И он светил в лицо несчастному, который стоял, промокнув насквозь, в свежевырытой могиле.
   – Сэр, это не то, что вы…
   – Молчать! Вы что тут могилы грабите?!
   Скот попытался вылезти из могилы, но охранник резким движение достал пистолет.
   – А ну оставайся на месте! Это шокер и тебе не поздоровится если хоть дёрнешься! Это и тебя касается, – обратился он к Джессике.
   – Сэр…
   – Молчать! Вы что на старости лет из ума выжили?!
   Рукой с пистолетом охранник дотянулся до рации на плече.
   – Семьдесят третий, главному… Приём.
   – Главный слушает… – послышалось в рации.
   – У меня тут…
   Раздался глухой удар.
   – Семьдесят третий, приём… Ответьте. Приём… – говорил в рации голос диспетчера.
   Охранник упал на землю, выронив пистолет и фонарик. Он упал в грязь лицом и не шевелился. Позади него стоял Себастьян, держа в руках лопату, он смотрел на лежавшего человека в форме.
   – Ты… ты что наделал?! – выкрикнул Скот.
   – Что? Я избавил нас от проблем.
   – Ты убил его!
   – Да перестань, просто хорошенько огрел.
   Джессика нагнулась к охраннику и попробовала найти пульс. Она перекладывала пальцы то так, то так.
   – Пульса нет, – сказала она.
   – Ты убил представителя власти!
   – Боже мой, что я наделал! – иронично выкрикнул Себастьян, – Как же это исправить! Слушай, а может, мы попробуем докапать эту чёртову могилу, достать тело и потом поехать к нашему автобусу, где нас ждёт Брюс. А вдруг автобус может отправить нас в прошлое. Ну это только моя догадка конечно… но может, стоит попробовать, а?
   – Ты…
   – Приди в себя! Там диспетчер не получил ответ, сейчас сюда могут направляться ещё люди в форме. На всех моей лопаты не хватит.
   – Себастьян спрыгнул в могилу, и они продолжали копать.
   Они налегли с двойным рвением. Убирая землю с боков, с крышки и вот спустя ещё пять минут они втроём, пачкаясь в грязи, тащили на поверхность подгнивающий от сырой земли гроб.
   – Чёрт, я сейчас умру. Сердце просто рвёт грудную клетку, – крехтя произнёс Себастьян.
   – Держись… Ещё чуть чуть, дотащим его до машины, и останется только добраться до автобуса.
   Подняв, далеко не лёгкий гроб, они водрузили его на плечи и медленно направились к выходу. Земля была скользкой и двое пожилых мародёров еле-ели держались на ногах.
   Захлопнув багажник, Себастьян схватился за сердце и согнулся.
   – Чёрт! Как больно.
   Он залез в карман своего пальто и достал флягу, сделав из неё внушительный глоток, облокотился на машину.
   – Садись. Остался последний рывок.
   Себастьян открыл дверь и свалился на заднее сидение. Скот сел за руль. Дождь заливал стёкла сплошным потоком, превращая весь внешний мир в размытые очертания. Бегающие дворники просто не успевали очищать лобовое стекло.
   Машина трёх наших друзей неслась в темноту, разбивая сплошную стену воды.
   За их спинами осталось несколько городов, четыре часа пути и впереди было всего несколько километров до цели.
   Все ехали молча.
   Скот старался, разглядеть дорогу, а Джессика находилась в полу дрёме.
   Себастьян лежал на заднем сиденье, то и дело хватаясь за сердце.
   – Чёрт! Как же страшно! Думаешь, Джону тоже было так страшно.
   – М?
   – Я боюсь умереть. И я знаю, что смерть это не конец в нашем случае, но так страшно.
   – Успокойся. Мы почти приехали. Нужно только заправиться.
   – Я умру. Сердце сейчас вылетит к чертям.
   Машина заехала на заправку. Скот выбежал из машины, быстрым движением открыл бак, вставил пистолет и побежал оплачивать бензин в кассу.
   Когда он вернулся, Себастьян стаял около машины, он еле держался на ногах.
   – Садись в машину, нужно ехать.
   – Там душно. Мне нечем дышать.
   – Себастьян, садись в машину.
   Себастьян истерично засмеялся.
   Двое мужчин, которые тоже заправлялись стали наблюдать за происходящим.
   – Ты ведь мне друг? ДРУГ ВЕДЬ?
   – Конечно друг… – Скот пытался успокоить пьяного паникёра, – Я прошу тебя сядь в машину.
   – Как же мне страшно. Я больше никогда не буду подкалывать Джона. Ты слышишь меня, приятель…
   Себастьян постучал по стеклу багажной двери.
   – … Я никогда не буду больше над тобой шутить.
   Скот попытался взять пьяного под руку и силой затащить в машину, но тот вырвался и отбежал чуть поодаль.
   – Подожди минуту… вот уже!!! – Себастьян заплакал.
   – Нам нужно ехать, – Скот смотрел на друга умоляюще.
   – Обещай, что вы возьмёте меня с собой. Обе.
   Себастьян схватился за сердце, согнулся пополам, и повалился на сырой асфальт.
   Скот и двое мужчин, которые уже закончили заправлять машину подбежали к нему.
   – Чёрт! Он не дышит! – один из подбежавших, ощупал пульс, – Я побежал вызывать скорую.
   – Стойте, не надо!
   – Как не надо! Ты бредешь приятель. Я к телефону.
   Другой остался рядом, он был достаточно крупным. Если Скот решит потащить тело друга в машину, он остановит его.
   – Вы не понимаете, у него просто припадок.
   – Друг, он не дышит. А у тебя шок.
   – Помогите мне затащить тело в машину и через несколько часов, всё будет улажено.
   – Ты, что рехнулся старик…?!
   Раздался глухой удар, Скот краем глаза увидел, как что-то промелькнуло на головой мужчины.
   Джессика, наблюдая за происходящем, поняла, что нужно действовать наверняка и теперь стояла с зажатым в руках гаечным ключом, а неизвестный мужчина падал на землю без сознания.
   – Джессика?! Ты то куда?
   – Давай, затаскивай тело в машину.
   К тому времени, когда вернулся другой очевидец сердечного приступа, машина наших героев сорвалась с места и уехала в ночь.
   За рулём была Джессика, а Скот сидел рядом ругаясь на весь салон.
   – ЧЁРТ! Идиот! Кретин! Вечно с ним одни неприятности. Да о нас уже сообщают всем постам. Мы не проедем ещё один город!
   – Успокойся. Надо, что-то придумать. И мы придумаем.
   – ЧТО!? У нас в машине два трупа. Мы убили охранника на кладбище и оглушили мужика на стоянке.
   Следующий отрезок истории наших героев больше напоминал криминальную драму.
   Мозг Джессики, наевшись адреналина, начал думать совершенно в нестандартном и немного пугающем ключе.
   Она остановила машину на дороге и включила габариты. Вышла из машины и стала голосовать.
   Остановился пикап.
   – То, что нам нужно, – произнесла Она.
   Из грузовика вышел, добродушный юноша.
   – У вас, что-то случилось?
   – Да… у нас с двигатель, что-то… а у мужа очки где-то потерялись, вы не могли бы посмотреть.
   Молодой человек улыбнулся и направился к их машине.
   И снова… Гаечным ключом, пожилая женщина, наша героиня вывела из строя молодого парня.
   – Ты что творишь?! – выкрикнул Скот.
   – Мы должны перетащить все тела в его машину! А эту, скатим с обочины в кювет. Так, нас не найдут.
   – Скажи мне… у тебя есть тайная жизнь? Ты работаешь на мафию?
   – Шутник, у нас много работы.
   Они сделали все так, как она и сказала. И спустя двадцать минут новый автомобиль, красный пикап вёз их к назначенной цели. Оставалось не больше двадцати километров.
   И вот уже показался старый, забытый ими, городишка. Тот самый, где они выросли, влюблялись, дрались, гуляли. Тот самый, который уж в одиннадцать вечера тонул в темноте и весь город засыпал.
   Сейчас двое проезжавшие мимо него, повернули на просёлочную дорогу, которая вывела их к небольшому пролеску, где, застряв в земле и опутавшись корнями, стоял старый, поржавевший автобус.
   Пикап остановился, потухли фары.
   – Наверное, он ещё не приехал, – предположила Джессика.
   – Даже в свои шестьдесят – ты прекрасна.
   Это был Брюс, он вышел из автобуса, такой же старый, как и все его друзья. Улыбаясь, он направился к ним.
   – Я очень злился на вас, но понял, что больше скучал.
   Он подошёл и обнял Джессику, та улыбнулась и ответила ему взаимностью. Потом он пожал руку, Скоту. Скот выдавил из себя измученную улыбку.
   – Как у вас всё прошло?
   – Это ужасная история. Твоё письмо застало нас врасплох, и мы не успели подготовиться. Себастьян убил человека.
   – ЧТО?!
   – А я оглушила двух и угнала машину.
   – Как же так? А где сам Себастьян?
   – Он… Он умер. Он вместе с Джоном лежит в фургоне. Сердце не выдержало.
   – Конечно… столько пить. Смотрел про него передачу, он в сорок лет от скандинавского камня лечился.
   – Вот и всё. Почему ты передумал?
   – Я же написал… что это было бы эгоистично.
   – Тогда почему так долго? – спросил Скот, открывая багажник пикапа, – У нас же правило… круг заканчивается, когда нам по пятьдесят.
   – Я долго искал…
   – Кого?
   – Замену… Я не поеду с вами на новый круг. Я наворачивал эти временные круги, только из-за тебя, Джессика. А сейчас, хоть я вас и простил… я не смогу смотреть на вас вместе. Я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились… Даниэль выходи.
   – Из автобуса, медленно вышел пожилой старик… он был старше, чем наши герои. Медленно, он подошёл к остальным.
   – Я слышал, у вас целое приключение было, чтобы сюда добраться, – произнёс тот протягивая руку.
   – Познакомьтесь, это Даниэль… Даниэль Перес… родом из Испании.
   – То есть, он поедет вместо тебя?
   – Да, я отдам ему свой билет.
   – Это что за благородство. А если он из эти…?
   – Я не вытаскиваю гвозди. Можешь быть спокоен. Единственное, что я хочу… это… больше времени провести со своей женой…
   – Путешествуя и взрослея, я многое понял, – стал объяснять Брюс, – Я видел тысячи людей и сотни судеб. Такое знание не должно потеряться, я хочу рассказать вам о своём путешествии. И мои наблюдения и выводы помогут вам… Пускай, это будет затяжное прощание. Моя последняя история. Хорошо?
   История Брюса, история его двадцати пяти летнего отсутствия напоминает русскую матрёшку. В его рассказе скрыты судьбы ещё нескольких человек. Но обо всём по порядку.
   И для начала мы перенесёмся с вами обратно в тот день, когда Брюс услышал признание своей любимой жены, которое ранило его до глубины души, разозлило и выбило из колеи событий и планов на будущее.
   Придя домой, он судорожно начал собирать свои вещи. Злой, обозлённый… он глубоко дышал. В свою сумку он кидал всё подряд: какие то рубашки, брюки.
   Спустившись вниз, он написал несколько строк на листке и бросил его на столик в гостиной.
   Выйдя на улицу, он поймал такси и направился на край города. Он не знал куда ехать, поэтому первую ночь он решил провести в дешёвой гостинице… подальше, от людей которые предали его.
   Он решил, что хватит кругов, он уедет далеко и там, далеко, наконец состарится. Он уже давно готов к старости, а эти… пускай в страхе доживают свой век!
   В его кармане было мало денег, но на следующей неделе будет новая передача «Американская Мечта». Лотерея, где они с Джессикой должны были правильно угадать числа, выиграть баснословную суму и уехать на несколько лет отдыхать. Но теперь, он заберёт их себе и исчезнет из этого города из этой страны.
   Всю неделю он прожил в грязных стенах, дешёвого отеля выходя на улицу только за едой. Стараясь экономить, он ждал среды – в кармане его пиджака лежал купленный и заполненный билет.
   После среды, он ещё почти неделю жил на краю города, выжидая момент, когда его бывшие друзья, перестанут его искать.
   А потом… а потом он забрал деньги, положил их в банк, приобрёл чековую книжку, в последний, прощальный раз сходил в любимый бар и сел на самолёт до Германии.
   Следующие годы он решил посвятить путешествию.
   Но первое, что он делал в Германии– это пил.
   Пил много, забываясь в разных гостиницах, под разным градусом и часто с разными девушками.
   Ведь, насколько ярко он не пытался зажечь свою жизнь, в ней всегда было тёмное, неосвящённое пятно по имени Джессика Томпсон. Всегда, каждый день, он думал о том: где она сейчас, что она делает, как часто она целует Скота, вспоминает ли она его.
   Потом была Италия, её сменила Франция.
   Время лечило его душевные раны, но очень медленно.
   И первое событие которое изменило его взгляд на жизнь, заставило его задуматься, случилось с ним через три года после того как он покинул Америку.
   Был вечер холодной французской осени. Брюс изрядно залив голову алкоголем вошёл в свой номер в гостинице. Было темно, он сел на кровать и стал раздеваться, но уже через минуту остановился. В углу комнаты, около шкафа он различил фигуру – человек не двигался, но по очертаниям было видно, что он смотрит на него.
   – Кто вы? – спросил наш герой.
   – Я вас очень долго искал, Брюс.
   Брюс, не отрывая взгляда от незнакомца, потянулся к телефону.
   – Я бы не стал этого делать, – незнакомец направил на нашего героя руку, по тени было видно, что в руке он сжимал пистолет.
   – Что вам нужно от меня?
   – Ваш билет.
   – М?
   – Не прикидывайтесь дураком, – голос незнакомца был спокойным, надменным, – Я всё про вас знаю всё! про вашу пятёрку.
   – Но, откуда? – Брюс был удивлён.
   Незнакомец прошёл по комнате и сел в кресло.
   – Не стоит, включать свет я думаю. Я просто хочу забрать ваш билет и уйти. Вашим друзьям, я скажу, что вы отдали билет мне. Вы не увидите моего лица и останетесь живы. Но чтобы наше общение было более непринуждённым, можете называть меня Стефаном.
   – Но как вы узнали о нас?
   – Это было не сложно. Я стал искать временные ляпы. Повторения или частую удачу, путешественник во времени, редко отказывается от соблазна, к примеру, выиграть несколько раз подряд крупную сумму в лотерею. Ваш друг Джон, был наверное самым наглым из всех.
   – Но откуда вы знаете о путешествиях во времени?
   – Хах! А вы думали, что вы единственный, кто катается по волнам времени? Машин времени много. Некоторые природные, такие как пещера в Гималаях, выходы из которой ведут в разные столетия. А может быть и ваш вариант – аномалия, вызванная взрывом от столкновения временных потоков… когда два объекта из разных времён пытаются попасть в один и тот же день, час и минуту… и главное в одно и тоже место… Такие временные порталы достаточно не изучены и работают по разным алгоритмам. Я встречал разные, например, есть лифт где-то в России, который может открыться в тысяча девятьсот семнадцатом, а может и в двухтысячных, и всё зависит на сколько загружена кабина. В вашем же случаи, в автобусе должно быть пять пассажиров. Я уверен, что когда вы играли, вы просто нашли там пять билетов… вы не сразу заметили изменения, но когда вышли и направились домой, то увидели, что время немного отмоталось назад. Я прав?
   – Да… так всё и было. Мы играли в автобусе, и когда я вернулся домой, я обнаружил, что на столе стоит ваза которую я разбил на прошлой неделе. А потом я упал в обморок, когда увидел что в квартиру вошёл Дядя Томас… а он… (смех) умер три дня назад. Со временем мы поняли, что нашли… Но, откуда вы столько знаете о путешествиях во времени.
   – Есть третий вид машины времени. Созданная человеком. Я изобрёл такую.
   – Но тогда зачем вам мой билет.
   – Выслушайте и всё поймёте. Моя машина времени походила на буровую установку, она сверлила пространство, тем самым образуя портал – временную дыру. Чем глубже погружалось сверло, тем дальше во времени можно было нырнуть. Я бы никогда не задался вопросом создания такой машины, если бы не моя любимая Сюзанна. Она умерла… её сбил автомобиль. Я убивался горем, но уже тогда я вёл разработки машины, которая смогла бы резать время. И когда я достиг успеха, я выбрал дату, которая была за день до её гибели. И в этот же день увёз её за город, я конечно страшно переживал, но это была малая цена.
   – И что же было дальше?
   – Она свалилась с Балкона и свернула себе шею. Я вернулся обратно и повторил попытку, в это раз подвела проводка и она сгорела в доме. Потом.
   – Гвоздь. Мы с таким сталкивались. События, которые нельзя изменить. События, которые каким-то образом в дальнейшем влияют на всё мироздание.
   – Я называют это временным постулатом. Но… ваш термин, тоже хороший.
   – Тогда зачем вам нужен мой билет?
   – Я думаю, что скоро пойму как можно обойти этот временной нюанс.
   – Но я всё равно не понимаю, зачем вам.
   – За тем, что вы не видите моего лица, но я очень стар. Моя машина времени лишь кидает меня из одно участка в другой. Я уже больше тридцати лет пытаюсь спасти свою жену, по этому миру гуляет несколько тысяч меня из разного времени. Моя машина не возвращает мне молодость, но ваш автобус. Он отматывает время вспять так, что вы снова становитесь детьми, сохраняя только память. Мне нужна молодость.
   – Но как вы поняли, что наша машина работает именно так?
   – Я долго следил за вами. Слушал ваши разговоры. Сначала я хотел заставить одного из вас написать записку о том, что ему всё надоело и он уезжает неизвестно куда и забрав билет его убить. Но потом я услышал ваш разговор у церкви. Но вы так быстро исчезли мистер Симонс, что на ваши поиски я потратил около трёх лет. Но теперь я здесь… и я прошу вас, отдайте мне ваш билет.
   – Я не могу.
   – Не будьте эгоистом! – Стефан повысил голос.
   – Билет появляется в кармане, только тогда когда ты оказываешься в автобусе.
   Стефан вскочил с кресла и направил дуло пистолета на Брюса, тот непроизвольно выставил руку вперёд.
   – Это правда!
   – Не врите мне! Я знаю, что билет появляется у вас в руке, тогда, когда вы этого захотите! Так захотите этого!
   Брюс выдохнул и сунул руку в карман, на несколько секунд он подумал о небольшом, пронумерованном, коричневом кусочке бумаги и в следующий миг, что-то шероховатое коснулось его ладони.
   Он вытащил руку, между пальцами был зажат билет.
   Незнакомец протянул руку вперёд, чтобы забрать его, но уже в следующий миг кто-то выбил дверь номера. Небольшой замок вылетел с треском.
   – Нам пора! – выкрикнул влетевший.
   – НЕТ!
   Раздался выстрел. Комнату на секунду озарил яркий свет и незнакомец получив в лоб свинцовый поцелуй, упал на ковёр.
   Неизвестный, который ворвался в номер, тоже повалился в коридоре.
   Брюс, был шокирован происходящим. Он медленно встал и включил лампу, на столе. Стефан, лежал на полу, его морщинистый лоб украшала дыра, из которой бежала кровь. Наш герой сделал несколько шагов назад. Неизвестный, который убил Стефана лежал неподвижно в коридоре.
   Убит? Но был только один выстрел, и вспышка была тоже только одна.
   Брюс выглянул в коридор, в нём уже толпились постояльцы со всего этажа.
   (перешёптывания)
   Он перевёл взгляд на пол. Там, на длинном ковре лежал мужчина, у которого во лбу зияла дыра от пули. Этот мужчина был точно копией Стефана, может, только на несколько месяцев постарше.
   Брюса ещё долго допрашивала полиция: что, как, почему? Но ничего вразумительного он ответить не смог.
   Выйдя из участка, он заехал в отель и собрав все вещи поехали в аэропорт.
   Нужно было убраться подальше из этого города, ещё лучше замести следы. Неизвестно, сколько ещё таких же ненормальных охотятся за ним. А может ещё и сам Стефан жив, точнее один из сотни его временных образов.
   Брюс купил билет до Голландии и уже через восемнадцать часов был там.
   Поселившись в провинциальном городке, он продолжил свою разгульную жизнь.
   Но в этот раз, что-то изменилось, изменилось в нём. Стефан своим появлением в его мире заронил в нём зерно сомнения. Правильно ли он поступил.
   И было понятно, что друзья предали его. Но такое ли это сильное предательство… ведь сердцу не прикажешь. Они полюбили друг друга, так же как когда то он полюбил Джессику, а она Его. Вечной любви не существует и это всегда был вопрос времени.
   Брюс с каждым днём, с каждым пьянством и разгулом, всё больше и больше видел в своём поступке эгоизм. Стефан, так отчаянно пытался вернуть свою любовь, спасти её… а сколько ещё таких же как он ходят по этой земле в надежде, что-то исправить в своей жизни.
   Билет нужно было отдать, но в хорошие руки. Поступок Стефана был благороден и красиво, но в его действиях было отчаяние. Исправить временной постулат невозможно, значит, отдать билет, такому как он, всё равно, что выбросить его на ветер.
   Решив сделать самоотверженный поступок, Брюс не знал, только одного… с чего ему начать. Где искать.
   Но первый претендент на билет сам себя нашёл.
   Это произошло через несколько месяцев после того инцидента в номере, всё в той же Голландии.
   Брюс прогуливался по улице, немного шатаясь. Он заблудился, этот город ещё не был ему так хорошо знаком.
   – Вы, случаем, не заблудились? – послышался голос.
   – Есть такое. – Брюс нашёл глазами собеседника. Тот стоял около ворот, жестом приглашая войти.
   – Думаю, вам стоит зайти ко мне. Я сделаю отвар, который быстро отрезвит вас.
   Брюс, пошатываясь, поднялся по ступенькам.
   Гостеприимный хозяин жил в очень большом доме и может сам он не был таким большим, как стеклянная оранжерея за ним, которая возвышалась на несколько этажей над домом и была с километр в длину.
   Они прошли в дом.
   На кухне было много цветов. Брюс сел и пьяным взглядом стал осматриваться. Дом утопал в зелени, самые разные растения, десятки, сотни… По углам были разбросаны книги по ботанике и садоводству.
   Незнакомец, который приютил нашего героя, заваривал непонятные сушёные листья. Потом добавил несколько капель из какой-то склянки.
   И с добродушной улыбкой поставил перед Брюсом чайник.
   – Вот, мой друг… Этот отвар, сейчас он настоится несколько минут… он приведёт вас в чувства.
   Он был горький, Брюс сделал несколько глотков и поморщился. Но каково было его удивление, когда расплывающиеся от алкоголя картина мира в несколько секунд стала чёткой и ясной. Из головы ушла нарастающая головная боль. В руки вернулась сила.
   – Невероятно, – Брюс был удивлён, как быстро он снова почувствовал себя хорошо, трезво, адекватно.
   – А то… мой личный рецепт. Что касается трав, то о них я знаю всё.
   Брюс посмотрел на незнакомца – он узнал его.
   – Это ведь вы… Вы Артимус… чёрт, я забыл фамилию извините.
   – Артимус Фиджеральд. Это я.
   – Никогда не подумал, что познакомлюсь с вами, – Брюс был удивлён такому знакомству, – Ваши лекарства… они гениальны. И главное, что безвредны… правда дороговаты.
   – Это уже не я. Я только продаю рецепт, а они уже делаю всю накрутку, ну и так далее. Но приятно, что вы меня узнали.
   – Мой друг… когда был ещё жив, спасался обезболивающими, которые были сделаны на основе вашего рецепта. Из трёх сортов клевера с добавлением, если я не ошибаюсь, коренного порошка анастЭзии.
   – Ваши познания меня очень радуют, всё верно.
   – Мой знакомый, хороший врач, он всю жизнь пытался спасти нашего общего друга.
   – Сочувствую. Значит, не в этой жизни.
   – Хах… Да уж… если не в этой, то в следующей.
   – Пойдёмте я вам кое-что покажу.
   Они вышли в сад, прямо перед ними были большие стеклянные ворота оранжереи. Этот большой стеклянный замок пугал своим величием, вложенным в него трудом, тем, что было в его пределах.
   Артимус открыл ворота, и двое вошли внутрь. Зрелище было колоссальное. Деревья, которые касались крыши, известные и не известные кусты – под стеклянным куполом, было самое настоящее буйство красок, все цвета и цветы мира сошлись здесь, слились в одну палитру в одну круговерть.
   – Это просто невероятно, – Брюс задрав голову осматривал оранжерею.
   Артимус пригласил его прогуляться.
   – Думаю человеку, который знает и уважает мой труд, я могу показать, где рождаются лекарства.
   Они шли по дороге, Артимус показывал пальцем на разные растения и рассказывал о них.
   – Почти все растения мира уживаются здесь. Я сумел создать уникальную среду обитания… такую, от которой не будет страдать ни одно растение.
   Брюс хотел повернуть на право, но Артимус его остановил.
   – Думаю, туда идти не стоит.
   – А что там?
   – Это не столь важно.
   Через некоторое время они вышли обратно на улицу.
   – Спасибо, вам за экскурсию. Это потрясающее место!
   – Всегда рад гостям, – Артимус радушно улыбался, – Кстати, если задержитесь, я угощу вас своей настойкой. А завтра отвезу куда скажете.
   – Думаю, такому человеку я не могу отказать.
   Начинался вечер и двое недавно познакомившихся сели за стол на летней веранде. Артимус достал графин с голубовато мутной эссенцией.
   – Ох… мой друг, вам понравится. Главное держать её в холоде.
   Артимус налил им по стопке, Брюс приподнял стекло и посмотрел вглубь посуды. Жидкость была голубоватого цвета, мутная.
   Наш герой сделал глоток – настойка обожгла ему горло, но это был не болезненный ожог… она, словно лёгким касанием открыла все чувства его тела, задействовала все рецепторы языка и своим теплом, лёгкой кислинкой разбежалась по венам до самого мозга.
   – Это великолепно!
   Артимус скромно улыбнулся.
   А дальше, после нескольких повторений… разговор среди двух мало знакомых людей побежал быстро, откровенно, словно они уже давно лучше друзья. Оба смеялись, делились рассказами из жизни.
   Артимус рассказал про свои открытия и студенческие годы, а Брюс про школу, про предательство друзей. Каждый рассказывал о себе всё, но каждый, при этом, что-то утаивал. Наш герой не рассказывал про перемещения во времени, а Артимус про что-то своё. И это не бросалось в глаза, но чувствовалось.
   А потом, было временное затишье.
   Брюс посмотрел на звёздное небо.
   – Хороший сегодня вечер. Спасибо вам за…
   Плач – Артимус плакал, опустив голову, на его рубашку падали солёные, пьяные слёзы.
   – Артимус… вы чего, почему вы плачете?
   – Ваши рассказы… это ваше самобичевание, что вы поступили глупо и эгоистично… Напомнили мне, что я точно такой же…
   – Все мы не без греха, но не стоит так убиваться.
   – Вы не понимаете…
   – Ну, тогда объясните мне.
   – Идёмте.
   Они оба встали, их немного шатало. Они вернулись в оранжерею.
   – Что мы здесь забыли?
   – Идёмте за мной, – хозяин поманил своего гостя рукой.
   Они шли по знакомым тропинкам и остановились около той самой дорожки, на которую хотел ещё днём свернуть Брюс.
   Артимус жестом показал, чтобы наш герой следовал за ним.
   Там куда они свернули, растения росли плотнее, и самой тропинки почти не было вино.
   – Осторожней…
   – Почему?
   – Сейчас вы всё поймёте, главное идите за мной… след в след.
   Они вышли на небольшую поляну, в лунном свете деревья походили на жутковатую толпу скрюченных уродливых великанов, и казалось что из плотных кустов, из самой темноты кто-то смотрит на них. И складывалось впечатление, что ядовитый плющ или что-то похожее на него, двигал своими стеблями как щупальцами – извиваясь на высокой решётке.
   – Что мы забыли здесь сейчас? – Брюс с опаской озирался по сторонам.
   – Несколько лет назад… Понимаете, я всегда был предан науке. Я никогда никого не любил, у меня нет детей, нет жены. Но однажды, я прогуливался по рынку в поисках нужного мне удобрения…
   – Почему именно здесь нужно было рассказывать мне историю из жизни?
   – Прошу вас послушайте. Я очень давно не говорил по душам и хочу, чтобы вы отнеслись ко мне с пониманием. У меня нет друзей, но я хочу кому-то открыться.
   Брюс понимающе кивнул.
   – Так вот… я прогуливался по рынку в поисках нужного удобрения. И оказалось, что последнее из них купила девушка. Прямо передо мной. Я догнал её и сказал, что хочу выкупить удобрение. Она сказала, что узнала меня и предложила обмен – она поделится со мной удобрением, а я покажу ей оранжерею. Ну, я и согласился. Её звали Анна. Я показал ей всё… потом она ещё несколько раз приходила в гости. Это настораживало. Она говорила, что увлекается ботаникой… ещё много чем. И предложила свою бесплатную помощь в уходе за моим садом, а я бы рассказывал её всё, что знаю. Я отказывался, но она сумела настоять. Она приходила каждый, понедельник, среду и субботу. И вот… однажды она не пришла, сначала один день, потом другой… Я думал, вот и хорошо меньше вопросов будет и вообще… Но…
   – Вы стали скучать по ней.
   – Вы правы, мой друг. Я стал скучать. И я под предлогом, что она забыла у меня тетради поехал к ней. Оказалось, что она просто больна. Я привозил ей лекарства собственного изобретения и сумел за три дня поставить её на ноги. Чёрт! Я даже не заметил, как влюбился в это милое личико. Теперь я хотел, чтобы она приходила ко мне каждый день… так она и делала. Потом мы стали просто гулять. Потом… извините если я повторяюсь, просто тяжело это всё рассказывать. Так вот, она даже переехала ко мне. И всё было хорошо… до одного дождливого осеннего дня. Градом, в моей оранжерее выбило несколько окон. И их в кратчайшее время нужно было заделать. Я провозился под ливнем почти шесть часов и естественно заболел. Причём, очень сильно. Анна сказала, что сможет выходить меня… будет ухаживать, так же как я ухаживал за ней. Она делала отвары, с растений в моём саду. И как – то ночью у меня был сильный жар, требовались корни Германского Клёна… вон он растёт, с права от вас. Я хотел сказать, чтобы она не ходила туда, но она, недослушав, убежала. На следующий день жар спал, я проснулся, а Анны рядом не было. Дома тоже. Я пришёл в оранжерею и увидел, то, что боялся больше всего. Её хрупкое тело обвивали лозы «Сапсакера».
   – Это растение такое?
   – Это растение охотник! Его лозы обвивают вас, жалят и вы слабеете. Потом она обивает вас полностью. И начинает питаться вами, когда в лапы Сапсакера попадает даже маленькая живность, на его стеблях распускаются пара красивых цветов, с необыкновенным рисунком. В тот день, он весь был покрыт такими цветами.
   – И что вы предприняли?!
   – Если вырвать жертвую из лоз растения, то напоследок, он выпрыснет очень большую дозу яда и живой организм умрёт. Такое растение нужно травить, чтобы оно завяло, тогда лозы сами отпустят жертву. Это сложная процедура.
   – Вы так и сделали?!
   – Это было сложно. Моя оранжерея, это сложная экосистема – все растения связаны между собой, как старая гирлянда. Если гибнет одно, то через несколько недель, может месяц погибнет весь сад. Только создав такую хрупкую схему, можно было ужить все растения мира под одним куполом.
   – И… и что же вы сделали?! – Брюсу было любопытно всё больше и больше.
   – Я несколько дней собирался с мыслями. Но потом. Я взял чёрную краску и стал закрашивать все стёкла оранжереи… я отключил систему подачи воды. Я смотрел как гибнет мой сад. И видел, как с каждым днём дыхание Анны становиться всё чаще и ровнее.
   – Вы поступили очень благородно, ради любви… вы.
   Хозяин оранжереи рассмеялся. А потом заплакал.
   Артимус отошёл от своего гостя и медленными шагами направился к тому самому растению, который Брюс принял за ядовитый плющ.
   – Понимаете… я… я не смог.
   Артимус раздвинул большие листья, и перед нашим героем предстала пугающая, пробирающая до нервных окончаний картина. Бледная девушка, кожа которой была обтянута по костям, с закрытыми глазами, с синими губами лежала в зелёных объятиях Сапсакера.
   Такое зрелище отрезвляла лучше любого отвара.
   – Понимаете, я не смог… И посмотрите. Господи, какой же я идиот… Трус. Как бы я хотел вернуть всё назад!
   Видя слёзы своего недавнего знакомого, Брюс уже знал, кому он хочет отдать свой билет. Перед ним был раскаивающийся, человек который скучал по.
   – Если бы я тогда решил выдрать её из лоз. Растение ведь не оправилось бы.
   М? Я не понимаю.
   – Ну посмотрите! НА его листья, они увядают. Анна умерла, а лозы, почему то не отпускают её. И теперь уже трупный яд отравляет Сапсакер. И это уже не обратить. Вся! Вся моя оранжерея погибнет. Если бы я мог! Я бы всё исправил. Я бы вытащил тело из лоз, спас бы свой сад.
   Слова Артимуса до конца отрезвили нашего героя. Хозяин сада говорил ужасные вещи, сожалел не о утраченной любви, не о умершей… он сожалел о своих цветах.
   Брюс попятился назад.
   – Мне… мне надо идти. – промямлил он себе под нос.
   – Стойте, куда же вы! Я рассказал вам историю своей трагедии, а вы даже не скажет несколько слов ободрения?
   – Мне надо.
   Брюс развернулся и быстрым шагом направился к выходу.
   – Бесчувственный мерзавец! Я раскрыл вам трагедию своей жизни, напоил вас лучшей настойкой, а вы вот так вот, просто уходите?!
   Брюс почти его не слышал. Ему хотелось поскорее убраться из этого места. Выйдя на дорогу, он пошёл по трассе в сторону своей гостиницы, рукой ловя автомобиль.
   Брюс был убеждён, что каждый гений, это ненормальный человек. Человек эгоистичный, преданный миром и предавший все ценности сам.
   Около недели Брюсу снились кошмары. Ему снились растения, которые обвивались вокруг его шеи и душил его. Снился плачущий Артимус. Снилась девушка, которая молила его освободить из ядовитых лоз. Всю неделю Брюс просыпался в холодном поту на сырых простынях.
   А когда снова засыпал, всё повторялось.
   Через месяц наш герой покинул Голландию и направился в Австралию.
   Прожив там год, он смог заработать большие деньги, на ставках. Выигрывая, то на футболе, то на хоккее. Знакомые называли его «Лакки» – счастливчик. Никто ведь и подумать не мог, что Брюсу благоговеет не удача, а хорошо натренированная память.
   Потом была Африка. Там несколько лет он занимался благотворительностью. Помогал деньгами и делом.
   За его счёт в городах были вырыты колодцы, и создана клиника.
   Через некоторое время он переехал в Мексику.
   В скитаниях по миру он провёл почти двадцать пять лет.
   Но не было человека, которому он хотел бы отдать билет.
   Были отчаявшиеся, но трусливые. Были устремлённые, но сумасшедшие.
   Однажды он уже решил отдать билет, старой пожилой женщине. В юности она была балериной, но упустила свой шанс из-за любви. ОН сказал, чтобы та ждала его вечером под фонарём, и он принесёт ей подарок, но когда он пришёл её уже не было.
   К концу пятого десятка он плюнул на поиски и решил на долгое время осесть в Испании.
   Купив там квартиру, он стал всё больше и больше узнавать местных жителей, город. Он решил, что последний свой вздох издаст здесь.
   Купив машину и научившись ездить, Брюс в первые дни своего вождения сумел получить штраф. Взяв квитанцию в руки, он направился в госдепортамент.
   Там он и повстречал очень странного человека, который срывающимся голосом орал на стены здания. Он кричал на Испанском, но было понятно, что слова его далеки от цензуры.
   Брюс прошёл мимо, но когда он вышел из учреждения, тот человек продолжал кричать. Он кричал так, что где-то на последних словах его голос терял звук. Кричал с яростью, каждое слово сопровождая брызгами слюни.
   На улицу вышел Охранник. И сказал, что-то на испанском. На сколько Брюс знал язык, тот просил его убраться, пока его не закрыли.
   Но то снова лишь нецензурно выругался.
   Брюс понимал, что сам незнакомец не остановиться. Он сделал паршу шагов и обратился.
   – Эй, приятель, ты говоришь по английски.
   – Я госслужащий высшего эшелона! – выкрикнул тот на чистом Английском, – Конечно! я говорю по английски. Чего тебе?
   – Слушай, я понимаю… ты сильно расстроен. Может, сходим выпить?
   – Понимаешь… эти!!! ЭТИ!!! Пошли… – дебошир вздохнул.
   Вдвоём они пошли в сторону узких улиц. От незнакомца уже несло выпивкой – вчерашним перегаром.
   – Я знаю, здесь один бар, – сказал он.
   – Я доверяю твоему вкусу. Веди.
   Бар оказался пропит и прокурен.
   Он тонул в полумраке и галдеже посетителей. Контингент тоже оставлял желать лучшего. Грязные руки на плохо вымытых кружках, потёртые ботинки на заляпанном полу.
   – Зато здесь люди добрее.
   Они сели за стол и новый знакомый нашего героя заказал два пива.
   – И часто ты сюда ходишь? – спросил Брюс.
   – Я раньше вообще не пил. Но за последние три месяца, это место, мой дом.
   – Почему?
   – Потому… Пей своё пиво, – отрезал тот.
   Хорошо…
   Их разговор не особо клеился.
   Оба смотрели по сторонам, незнакомец то и дело кому-то приветственно кивал и делал частые глотки. Его глаза были усталыми, не пьяными, а именно усталыми, измученными от выпивки.
   – Ну и от куда ты? Дай угадаю… Американец?
   – Угу.
   – Так и подумал, уж больно яркий акцент. И что же тебя привело в Испанию?
   – Я путешествую.
   – Бежишь от чего то?
   – От себя… расскажи о себе.
   – Я госслужащий высшего эшелона. Но если быть точным я производил конфискацию имущества и аресты.
   – Пристав?
   – Именно… но теперь… теперь, я просто пьяница, – незнакомец прислонил лоб к пивной кружке.
   – Почему? Я думал, что у вас хорошая пенсия.
   Незнакомец осушил бокал и жестом показал, что хочет ещё. Он протянул руку нашему герою.
   – Даниэль… будем знакомы, – произнёс он.
   – Брюс. Будем.
   – Моя пенсия такая, что я могу напоить себя, тебя и всю эту шваль!
   – Тогда почему ты кричал там… у стен?
   – Я хотел обратно. Я отдал своей службе сорок лет. А теперь они выдворяют меня… у меня нет цели, всё что я любил, потерял. Знаешь каково это, приходить домой… видеть стены которые уже давно лишены уюта. Понимать что ты один.
   – Ты один…
   – Теперь да. Чёрт ну и тему мы с тобой завели. Хех…
   – Расскажи мне свою историю. А я расскажу тебе свою.
   – Что ж.
   Даниэль сделал новый большой глоток. И посмотрел на нашего героя выжидающим взглядом…
   – Да… думаю мне давно пора было выговориться. В свои двадцать пять я женился на прекрасной женщине по имени Кассандра. Мы очень любили друг друга. Я как раз заканчивал академию. Я устроился на работу сопроводителем старшего пристава… как охранник, только обучен лучше. Нам выдавали капсулы Z45. Ты ведь знаешь, что это?
   – Смутно.
   – Это препарат ставит в голове блокады для эмоций. Делает нас менее чувствительными к осуждённым, делает рассудительными и непредвзятыми. Сначала он отлично помогал на работе. Когда я приходил домой, я снова был собой, а не бездушной машиной правосудия. Потом… я стал пить препарат по дороге на работу… чтобы не нервничать в пробках. Потом, я стал пить его дома, чтобы семейные ссоры и быт не так сильно давили на меня. Я даже стал пить его в выходные.
   – Разве у вас был к нему свободный доступ?
   – Нет… но всегда, всё можно достать… если захочется. Просто с годами, приходя домой… Когда действие препарата заканчивалось, я вспоминал бедных людей у которых мы забирали имущество за не уплаченные налоги. Оставляли многодетные семьи ни с чем… тогда Z34 и помогал справиться с угрызением совести.
   – Ужасно.
   – Ужасно не это… я стал удаляться от жены. Когда она заболела, я не навещал её в больнице. Только один раз… Это были пять минут за которые я не сказал ни слова, только отстранено мычал. А когда… а когда она умерла, я… под препаратом решил, что ехать к ней на похороны это пустая трата времени. И поехал на работу.
   – Это очень печально, – Брюс и правда сочувствовал своему собеседнику.
   – Я бы всё отдал, чтобы снова обнять её. Поцеловать. Полюбить. А потом меня уволили. Препарат для гражданских вне закона… И пелена равнодушия быстро пропала. И осталась пустота. Я просил их, верните меня на службу, я не хотел ничего чувствовать… но нет. Пенсия, закон и бла бла бла. И по этому я здесь. Я пью… пью много.
   История собеседника тронула Брюса. Человек ошибся в своей жизни, но при этом он не был одержим… его ошибка не была временным постулатом… Человек просто потерял себя… он, лучше всего подходил на кандидатуру.
   – Даниэль, я хотел бы вам помочь.
   – У тебя есть Z34? М? если есть… то продай мне… у меня много денег, – глаза Даниэля загорелись.
   – Нет. У меня есть возможность исправить вашу ошибку. Отмотать всё назад.
   – Что ты несёшь?! – собеседник начал злиться.
   – Я говорю про путешествие во времени.
   Брюс рассказал ему всё. Всю историю пятерых друзей: от того как они нашли билеты, до того как их дороги разошлись. Он не упускал ничего. Объясняя принцип работы машины времени, рассказывая почему он хочет помочь именно ему. Но Даниэль прервал его.
   – Ты решил посмеяться надо мной?! Я излил тебе душу, а ты. – Даниэль вскочил из-за стола.
   – Прошу вас не кричите… поверьте мне, я хочу вам помочь.
   – Убирайся! пока я не покалечил тебя! – тот поднял кружку, чтобы замахнуться ей.
   – Я.
   – Убирайся!
   Брюс в стал и пошёл к выходу, но потом развернулся и вернулся к столику.
   – Один вопрос? Вы любите футбол?
   – Да. А что?
   Сегодня вечером в матче Мексика – Испания. Победит Мексика. Со счётом три – один. А через один день будет убит Немецкий посол в Польше. А завтра, загорятся Австралийские леса, и там будет объявлено чрезвычайное положение. Погибнет пятьдесят три человека. Вы запомнили что я сказал.
   – Откуда ты это можешь знать, а?
   Брюс молча написал Даниэлю свой адрес на салфетке и вышел из бара.
   Первую свою жизнь, первый свой круг Брюс прожил до семидесяти лет. Только в этом возрасте вся пятёрка решила поиграть с временем. В последние годы первого круга Брюс тщательно изучал историю спорта, он знал, что в дальнейшем она может пригодиться, ведь ставки будут везде и всегда.
   В среду, через три дня после встречи с Даниэлем, Брюс собирался дойти до букмекера. Алжир играл с Германией. Но когда он собрался и открыл дверь, на пороге стоял его недавний знакомый.
   – Как? От куда ты всё это знаешь?! – спросил то с порога.
   – Я же сказал, я путешественник во времени. Был им…
   – В голове не укладывается. И ты хочешь отдать мне билет…
   – Да… за тридцать лет, ты самый достойный. И если честно, я просто устал искать.
   – И что… что мне нужно сделать.
   – Ничего, – Брюс выдавил смешок, – Сегодня я заберу деньги из тотализатора и завтра мы поедем в Америку.
   Брюс не показывал этого, но он был рад, что Даниэль согласился. Наконец с него падёт бремя ответственности за билет.
   – У меня весь день свободен… может я пойду с тобой?
   – Пошли. Я расскажу тебе немного о своих друзьях.
   Они спустились в холл. Шторы были закрыты, и помещение тонуло в полумраке. На удивление выход на улицу был закрыт.
   – Странно, домуправ обычно не закрывает эту дверь.
   – Мой друг… Это я её закрыл, -…
   Нашего героя покоробило. Голос был до боли знаком.
   В углу на небольшом диване сидел человек, которого Брюс считал уже давно погибшим – убитым. Он сидел на диване в своей привычной позе, выставив одну руку вперёд, сжимая пистолет.
   Это был Стефан, сумасшедший путешественник во времени. Воскресший, невредимый.
   – Вы?!.. – глаза нашего героя округлились, – вы живы?!
   – Не совсем… И так, я думаю вам стоит пройти с нами, – голос Стефана, как всегда был спокоен.
   – С нами?
   – Да… с нами, – голос Стефана послушался из разных уголков большого зала. Синхронный.
   Брюс оглядел холл. Из разных дверей, с лестницы и даже из-за стойки домуправа появились люди. Одного роста, одной комплекции… с одинаковыми чертами лица. Как близнецы. Это был Стефан, помноженный на семь.
   – Что происходит? – Даниэль смотрел на происходящие не понимая.
   Один из семи попытался взять в захват бывшего пристава, но тот одним поворотом откинул нападавшего.
   Стефан который сидел на диване встал и направил пистолет на Даниэля.
   – Я прошу вас не сопротивляться. Вы пойдёте с нами.
   Даниэль недовольно поморщился, но расслабился и дал связать себя. С Брюсом поступил так же. Их сопроводили обратно наверх в квартиру.
   Стефан, который держал в руках пистолет сел в кресло, и улыбнулся своим пленникам. Другие последовали его примеру.
   – Не переживайте, если мы будем сотрудничать, вы останетесь живы. И если всё пойдёт так, как я хочу… То скоро ничего этого и вовсе не произойдёт.
   – Почему их семеро?! – спросил Стефан.
   – Ты же убил сам себя? Как? – Брюс обращался к Стефану с пистолетом.
   – Ах это. – тот засмеялся, – это всё глупости. Умер Стефан вселенной X2.
   – М?
   – Я и не думал, что ты поймёшь. От путешествий во времени я перешёл к путешествиям по вселенным. Я подумал, что моя любовь может быть и в других мирах. И от туда её можно выкрасть! Но… я ошибался. Она умирает везде!
   – Везде! – один их Стефаном расплакался.
   – Успокойся Стефан A1. Постулат действует везде. Это, ДА.
   – Да… это… вроде как… парадокс – произнёс другой Стефан, который явно был недалёкого ума.
   – Ты не из этой вселенной? – спросил Брюс.
   – R7, сделай нам всем чаю, – Стефан обратился к одной из своих копий.
   Один из семи Стефанов кивнул и удалился на кухню. Это был кроток, его глаза бегали в страхе. Каждый из Стефанов отличался. Один, нервно трогал вещи и свои руки, взгляд другого был пуст и почти ничего не выражал, зато он был более крупным и наверняка сильней всех остальных. Брюс смотрел на эту картину и не верил. Словно шизофреника, расщепили, вы тащили из одной головы все личности одного разбитого ЭГО.
   – Я из другого мира. Наши миры очень похожи перепутаны лишь цвета. А вот во вселенной R7 я страдаю чрезмерной замкнутостью. А в другой я настоящий невротик. А если ты обратишь внимание на парня с права, то он слепой. В его вселенной солнце настолько яркое, что выжигает роговицы. Я пробирался в разные вселенные, собирая единомышленников. Но оказавшись здесь, узнал, что тут я давно уже умер. Убив сам себя. И всех нас объединяло одно… мы были влюблены в одну девушку. Как я прочитал в своих дневниках здесь. Временной постулат собирает вокруг себя статичную информацию.
   Стефан, которого все называли R7, внёс в спальню поднос с чашками.
   – То есть: влюблённых людей, местность и так далее Я прочитал в своих дневниках о существование машины времени, которая возвращает на десятки лет назад… омолаживает тебя, а ещё сохраняет твою память. Я прочитал, как найти Вас, мой друг… выискивая человека, который часто выигрывает на ставках или в лотерею. Прочитав дневник полностью, я ещё раз убедился что я гений. Так вот…
   Стефан сделал глоток, и всё копии последовали его примеру.
   – Перейдём от слов к делу. Мне нужен ваш билет… Брюс.
   – Тогда вам придётся меня развязать.
   Брюс не хотел отдавать билет, он судорожно соображал, что можно придумать, что сказать, как соврать. Но решение проблемы пришло неожиданно и оттуда откуда его было нельзя ожидать.
   – Что ж… это можно. T8, развяжи его. Попрошу вас, только без…
   Стефан выронил чашку, его взгляд помутнел, он провёл рукой по лицу.
   В этот момент один из семи упал на пол, потом другой. Тот, самый здоровый, который шёл развязывать Брюса повалился на журнальный столик. Через минуту семь одинаковых тел бездвижно лежало в комнате. Семь, но восьмой стоял, тот который сделал чай, но ни разу его не попробовал.
   Стефан R7 быстро подбежал к пленникам и стал развязывать верёвки.
   – Что это было?
   – Сильное снотворное, вперемешку с Кохоретом не чувствуется… – ответил ему R7 – В своей вселенной я химик.
   – Но зачем?
   – Гоняясь со своими копиями за разрешением проблемы, я понял, что решить её можно только тем, если бы мы никогда не познакомились с Анной. Но я понимал, что такое невозможно, я не верил в машину времени. Но тут появились вы. Они буду в отключке почти двое суток, потом я добавлю им немного. Запасов снотворного хватит на полторы недели. За это время я прошу вас, делайте так, чтобы Стефан из этой вселенной никогда не встретил Анну. Я думаю, это поможет. Ведь, как было написано в дневниках вокруг постулата всё статично. Поторопитесь…
   Стефан из вселенной R7 полностью освободил нашего героя и Даниэля.
   В этот же день Брюс купил два билета до Нью-Йорка и через семь часов они уже были там.
   А ещё через три дня они сидели в старом заброшенном автобусе в ожидании четырёх друзей.
   Послышался звук мотора и на поле выехал пикап, за его рулём сидела женщина, постаревшая, но для Брюса всё такая же красивая.
 //-- * * * --// 
   Брюс закончил рассказывать свою историю. Его друзья молчали, за какой-то час они услышали столько, что переваривать полученную информацию будут ещё очень долго. Может даже не один круг.
   – Брюс, это невероятная история, – Скот был шокирован историей своего друга.
   – Это точно, – усмехнулся тот, – Пережив всё это, я точно могу сказать, что с меня хватит путешествий. Я хочу умереть старым, но Даниэлю нужно кое-что исправить. Я хочу, чтобы вы приняли его в свой коллектив.
   – Конечно… чёрт, Брюс… я буду по тебе скучать, – Джессика испытывала целую помесь эмоций.
   – Когда вы снова будете молодыми. Когда…жжж в общем, когда я снова влюблюсь в тебя… не отшивай меня очень грубо. Тот мальчишка… он безгранично влюблён, в девочку по соседству.
   – Я постараюсь, – она искривила улыбку.
   Это было прощание. У Джессики наворачивались слёзы, Брюс грустно улыбался, а другие… другие молчали.
   А потом все обнялись в последний раз. Скот и Даниэль втащили гроб в автобус, а потом перенесли туда Себастьяна. Его губы уже посинели, а кожа приобрела бледноватый оттенок.
   Пятеро пассажиров находилось внутри старого заброшенного автобуса. Всё, что увидел Брюс, это как трое его знакомых исчезли за потрескавшимися окнами старого Икаруса. Исчезли, растаяли. Сейчас они же были на пять минут раньше.
   Брюс уже не видел их, но все со скорбью и замиранием сердца смотрели, как мир катиться назад. Джессика плакала, и первые её слёзы танцевали на морщинах, но уже скоро новая слеза побежала по совершенно гладкой коже. Она убрала её рукой, на которой пропали все старческие пятна. Краем глаза она увидела, как прядь её седых волос насыщается каштановым цветом.
   Себастьян начал громко и жадно хватать воздух.
   – Посмотрите, кто проснулся, – выкрикнул Сокт.
   – Я жив!
   Себастьян трогал себя за лицо, смотрел на свои руки.
   – Я жив! И я уже не настолько стар! Это получается. Мы едем домой!
   Джессика, улыбаясь, кивала.
   – Эй, а ты кто? Эй.
   Он обращался к новенькому. Но тот его не слушал, Даниэль раскрыв рот смотрел, как вдали исчезают небоскрёбы, как солнце каждую секунду сменяет луну. Миллионы закатов и рассветов. Он трогал свою молодящеюся кожу. Когда он повернулся к остальным, передним стояло трое подростков. Они помогали вылезти из гроба их другу.
   Это было невероятное зрелище.
   Самая настоящая вселенская афера, смех над природой.
   – Ну как, выспался приятель?! – спросил Себастьян в привычной ему манере.
   – Спал как убитый, – ответил Джон.
   – Ты не поверишь, но я тоже?
   Засмеялись все, даже новый знакомый.
   – Так, надо приготовиться! Нам скоро выходить, – предупредил всех Скот.
   – Уже?! – удивился Даниэль.
   – Ну ты же не хочешь оказаться младенцем… И так… раз, два… три…
   Смеясь, из старого заброшенного автобуса, выбежало пятеро друзей.
   – И как всегда я половину пропустил! – выкрикнул Джон Холл.
   – В этот раз, ты и правда многое пропустил, – согласился Скот, – Но Себастьян остался неизменен, чуть нас опять не подвёл.
   – Что?! Опять? я не виноват!
   – А кто громче всех кричал. Нас чуть не схватили?
   – Он прав, ты был настоящим придурком, – подтвердила Джессика.
   Девочка демонстративно покрутила пальцем у виска.
   – Ну извините. Вы уже должны привыкнуть. Вы же привыкли, что Джона постоянно нужно откуда-то доставать… привыкните, что и я могу быть не всегда вменяем.
   – А где Брюс? – спросил Джон.
   – Это, друг мой, долгая история… – ответил Скот.
   – А что делать мне? – юный Даниэль, он был старше наших героев, но всё равно ребёнком.
   – А это кто? – удивился Джон.
   – Я вам всё расскажу. Но пока…
   – Нет уж рассказывай сейчас! – настоял Себастьян.
   – Себастьян! Иди домой, – это был голос из далека. Женский, настойчивый.
   Себастьян посмотрел в сторону домов, которые тонули в полумраке, и расплылся в улыбки.
   – Мама. – произнёс он.
 //-- * * * --// 
   Время опасная игрушка, в неумелых руках она может погубить, свести с ума или убить.
   Время лечит, но и старит. Возможно, вы никогда не сможете путешествовать во времени.
   Но распоряжаться им может каждый. Никогда не затягивайте важные решения и никогда не спешите, там, где требуется ждать.
   Балансируйте.


   Фанатизм, как точная наука

   Историю, которую я хочу рассказать вам сегодня, произошла достаточно в необычном месте. В городе, который, как я уверен, не отмечен на карте, и точное его местоположение невозможно определить. Он отрезан от всего мира. И, как сказала мне моя гостья, находится он на острове.
   Город ни чем не отличался от других населённых пунктов нашей планеты. Те же дома, больницы, магазины, кафе, та же инфраструктура, как и везде. Единственное, что отличало этот город от всех, что про его существование знали только жители самого города. И то, что я, человек извне, узнал про этот город, было из ряда вон.
   Назывался этот город Стимбург. Стимбург, будучи закрытым городом, был весьма полезен внешнему миру, так как добывал колоссальное количество угля.
   Город находился под правлением четырёх человек. Артемус Вашингтон был ответственен за «зеленый» квартал. Вернер Амстердам следил за «красным». Томас Будапешт распоряжался «синим» сектором города. А Клаус Париж, отвечал за «жёлтый» квартал.
   События, которые произошли в этом городе, имели место быть несколько лет тому назад.
   Всё началось с болезни, которая дикими темпами распространялась по городу. И были непонятны её причины. Ни каких явных симптомов. Просто в один из дней своей жизни, житель города начинал двигаться медленнее обычного, говорить невнятно…. замедляясь с каждой секундой, и просто падал замертво.
   Врачи города посчитали, что это заразно… и что с каждым днём, болезнь приобретала характер эпидемии. Люди гибли не в разнобой, нет, а в отдельно взятом квартале. Сначала это был «зелёный» квартал. Люди падали беспричинно. Умирали в течение нескольких дней. Один за другим. Но вирус не покидал его территорию. И власти города решили изолировать квартал. Мера была жесткой, но необходимой.
   Вакцину искали, но уже к концу месяца, «зелёный» квартал полностью вымер. Высокий забор скрывал ужас, который творился там. Люди лежали на дорогах. В своих кроватях. Лежали на лавочках.
   Было решено, что «зелёный» квартал будет похоронен за забором на долгие годы. Даже исследовательская группа, не будет пущена туда в ближайшее пятьдесят лет.
   Так, «зелёный квартал» исчез с карты города пятнадцать лет назад. А Артемус Вашингтон, не выдержав утраты и груза ответственности, умер от сердечного приступа. Через несколько дней, после того, как квартал признали официально «мёртвой зоной».
   Так, пятнадцать лет назад, «зелёный» квартал был вычеркнут с карты города.
   И люди зажили дальше. Стараясь не помнить. Стараясь забыть.
   Но спустя шесть лет, по «красному кварталу» шёл мужчина. Он шёл очень медленно. Ещё с самого утра он заметил, что многие движения стали для него проблемными. И вот сейчас, какие-то двадцать метров, от своего подъезда до любимого кафе, он шёл почти пятнадцать минут.
   Он подошёл. Взялся за ручку, потянул. И упал. Упал замертво.
   – Смотрите! Что с ним?! – выкрикнул, кто-то из прохожих.
   Люди стали походить ближе.
   Кто-то подбежал. Проверил его пульс, его не было.
   Кто-то, проходя мимо, тоже хотел подбежать и посмотреть, что произошло, но на это у него ушло несколько минут….
   История повторилась снова. Но теперь уже «красный квартал» был под ударом. И по-прежнему врачи не знали, что происходит. Люди гибли. Падали замертво. Люди хотели бежать из «красного» сектора, но власти их не пускали.
   И, уже через несколько дней, вокруг заражённого квартала вырос забор. Высокий на столько, чтобы никто не смог перебраться на другую сторону.
   Вернер Амстердам, ответственный за «красный квартал», в попытке понять, что произошло, вошёл в заражённую зону, но так оттуда и не вернулся.
   Люди были в панике, вирус. Снова. Никто не понимал, почему он так долго дремал. И почему власти не боролись с ним. Почему не изучали.
   Все, до одного жителя города, понимали, что если вирус проснулся снова, это обернётся катастрофой.
   И они были правы..
   Прошло всего несколько лет и на этот раз и в синем и в жёлтом квартале люди падали без сил. Падали замертво.
   В этот раз не было возможности отгородиться от вируса, он был повсюду. Во всех оставшихся районах города. Паника распространялась.
   Чтобы успокоить буйствующие массы, Клаус Париж решил выступить с речью перед горожанами.
   Пришло более тысячи человек.
   Клаус поднялся на трибуну. Стоял гул разгневанной толпы.
   – Сограждане! – обратился Клаус к горожанам, – Снова, уже известная нам болезнь, атакует наш город. И мы, по-прежнему беззащитны.
   – И что нам делать? – послышался вопрос из толпы.
   – Вакцины так и нет.
   – Получается, мы обречены? – раздался вопрос из другой части толпы.
   – Нет. Не думаю. Выход есть всегда. И мы будем его искать.
   – А где Томас Будапешт? – вопросы так и сыпались из напуганных масс.
   – Ему сильно нездоровится. Нет. Это не та же болезнь, которая убивает наш город. Это обыкновенная простуда.
   – Пусть люди с большой земли, привезут нам вакцину. Или хотя бы медикаменты.
   – Они уже изучают нашу проблему. И ищут выход из сложившейся ситуации. Не беспокойтесь. Мы не останемся беззащитными. Верьте.
   – Это всё нам наказание. Раньше мы отгораживались от своих сограждан, от своих братьев. А теперь, весь мир отгораживается о нас.
   Толпа снова взревела.
   – Успокойтесь! Успокойтесь! Конечно, в сложившейся ситуации мы можем паниковать, но лучше же быть организованными. Соблюдать меры предосторожности.
   – И что нам делать?
   – В больницах вы сумеете получить необходимые медикаменты. Использовать простые меры защиты. Закрывать нос и рот повязкой, меньше контактировать с людьми, и пропивать необходимый курс лекарств.
   В толпе ещё долго гуляла паника и страх. Люди задавали вопросы, получали неясные ответы. Было видно, что лидер «желтого» квартала сам находится в замешательстве. Но самое удивительное было то, что насколько бы сильно не буйствовала эпидемия, жители города продолжали ходить работать в шахты. Они добывали уголь, без каких либо пререканий. Ни у кого не было возражений. И это было удивительно.
   Это было удивительно, до того момента, пока я не узнал, главную тайну города.
   – Я знаю, что сейчас у нас не лучшие времена, но главное мы должны помнить что? – Клаус обратился к толпе.
   – Наш остров рай! Ты с него не уплывай! – раздался хор людей.
   Эта речёвка была гимном города. Каждый должен был повторять её хотя бы раз в день. Эти незамысловатые слова работали и влияли на людей. Никто не покидал остров. Никому, даже в самые сложные времена, это не приходило в голову.
   Каждый знал, что там, где он живёт, рай… и отсюда не стоит уплывать.
   Граждане этого города были преданы острову, своей работе.
   Закончив выступление, Клаус Париж спустился с трибуны и направился к своему автомобилю. Где его ждал водитель.
   – Куда вас, Сэр? – спросил он.
   – Домой.
   – Понял.
   Клаус сел на заднее сидение. В машине уже сидел его советник.
   – Ну, как массы восприняли новость? – поинтересовался тот.
   – Они напуганы.
   – Это и понятно. Ведь вирус снова начал своё нападение и в этот раз нам не удастся от него просто отмахнуться высоким забором.
   – Я всё понимаю. Что-нибудь слышно от людей с большой земли?
   – Пока вакцина не найдена.
   – А наши доктора что говорят?
   – Ситуация такая же.
   – Значит… ох… – Клаус схватился за сердце. Он сморщился и нагнулся.
   – Сэр, опять сердце?
   – Да… – Клаус глубоко дышал.
   – Я заметил, что ваши приступы участились.
   – Это естественно, ведь мы, как ответственные за свои сектора, переживаем сильнейший стресс.
   – Я переживаю за вас. Надеюсь, что вы не закончите, как Артемус Вашингтон.
   – Будь уверен, что нет. А где моя дочь?
   Советник промолчал.
   – Где моя дочь, я ещё раз спрашиваю.
   – Сэр, Селина, она… она сумела обмануть охрану и убежать.
   – ЧТО?! – Клаус был возмущён, – Она наверняка опять с этим проходимцем гуляет! Я же сказал, что в такое время она должна находиться дома. Чёрт!
   – Наши люди уже ищут её.
   Она наверняка сейчас гуляет на площади шести дорог. Дайте указание, искать её именно там.
   Клаус оказался прав. Его дочь и правда прогуливалась по городу со своим приятелем. Молодой человек, по имени Шварц, души не чаял в дочке управляющего «жёлтым сектором». Он постоянно вытаскивал её гулять, не смотря на запреты и угрозы со стороны её отца. Он был влюблён. По крайней мере, он так думал.
   Посидев в одном кафе в «синем квартале», они направились на площадь шести дорог, где в выходной день гуляли все. Где сходились углами четыре квартала города.
   – Поражаюсь, какие же дуболомы работают на твоего отца, – со смехом в голосе произнёс он.
   – Ну, они не такие уж и глупые. Просто я умнее, – Селина игриво улыбнулась своему спутнику.
   – Ну-ну. Хотя не знаю, насколько они глупые,… но силы у них хоть отбавляй.
   – С этим не поспоришь.
   Площадь была почти безлюдной, многие в страхе заразиться оставались дома. Поэтому, на площади, которая обычно тонула в толпе слоняющихся, сегодня была безлюдной.
   – Смотри.
   Шварц указала на столб. На нём висел плакат. Один из первых, который предупреждал людей, что вирус буйствует.
   – Будьте осторожны, – начал читать он, – Используйте простые меры защиты. Принимайте медикаменты, используйте повязку на лицо. Избегайте общественных мест и старайтесь не контактировать с людьми. И помни «Наш остров – рай. Ты с него не уплывай».
   Шварц закончил читать плакат и улыбнулся.
   – Что ты улыбаешься?
   Он подтянул к себе девушку и поцеловал её.
   – Дурак.
   – Просто, это так глупо. Ведь всем известно, что эти меры бессильны.
   Это было понятно, и пятнадцать лет назад и 8 лет. И даже тогда ни тебе, ни мне не было страшно. И сейчас… эти все меры – просто иллюзия защиты и всё.
   – Тогда давай убежим.
   – Убежим?
   – Ну да… из города. Зачем умирать в и так умирающем городе?
   – Но нас никто не пустит на большую землю.
   – Может и не пустят. Но попробовать всегда же можно. Лучше попробовать, чем умирать здесь.
   – Я… – он не успел закончить.
   – Вот она… – раздался громкий голос на площади.
   Это был один из охранников управляющего Клауса. Он и ещё около десяти стражей подбежали к двоим прогуливающимся. Одетые в чёрное, массивные, скрывающие своё лицо за шлемами. Они выглядели угрожающе. Никто и никогда не видел лиц главных стражей города.
   В несколько секунд они оттеснили Селину в сторону, а Шварца с силой оттолкнули.
   – Эй – возмутился молодой человек.
   – Отойдите, – произнёс охранник.
   – Пустите, меня, дуболомы чёртовы! – Селина кричала на всю площадь.
   Но те не слушали, взяв под руки девушку, они тащили её к автомобилю. Селина пиналась, извивалась, но всё было бесполезно. Для таких, как эти ребята, она была не опасней младенца.
   – Сэр Париж, разрешил применять силу, если вы будете оказывать чрезмерно сильное сопротивление, – предупредительно произнёс один из охранников, – Так что, я советую вам успокоиться.
   Шварц ещё раз попытался прорваться к девушке, но один из охранников с силой ударил его под дых. Молодой парень в секунду повалился на пол и загнулся.
   – Что вы себе позволяете, если отец узнает…
   – Ваш отец не давал особых распоряжений по поводу данного субъекта, – отчеканил один из дуболомов.
   – Что?!
   – Если он и дальше будет оказывать сопротивление, то мы заберём его в камеры. Где будем выяснять, что он делал рядом с девушкой… пропажа, которой, дело государственной важности.
   Но тот больше не пытался оказывать сопротивления. Не пытался прорваться через охрану к возлюбленной. Он лежал площади, держась за живот.
   Дом главного управляющего жёлтым сектором находился на дальнем краю города и представлял собой большой, роскошный особняк. Несколько спален, зал для переговоров, большой холл, огромная гостиная.
   По коридорам дома в главный зал, Селину вели к её отцу. Двое охранников не выпускали её из рук, контролируя каждый шаг.
   В зале Клаус сидел за столом, обсуждая что-то с советником и двумя врачами. Когда Селину ввели в зал, они все замолчали.
   – Селина, милая моя, – управляющий пытался изобразить радушный вид.
   – Отец, это возмутительно!
   – Я думаю, мы можем ненадолго прерваться, – обратился он ко всем присутствующим, – Я хотел бы остаться наедине со своей дочерью.
   Все вышли.
   Клаус, не стирая радушную улыбку, подошёл к дочери.
   – Ну и что ты сердишься?
   – Что я сержусь? Да из-за тебя, Шварц сейчас лежит на площади загибается от боли.
   – Я думаю, он сам виноват, – голос Клауса был ровным, – Это он каждый раз подстрекает тебя к побегу. Ты же знаешь, какие сейчас времена. Вирус…
   – Вирус, вирус… какая разница, мы всё равно все умрём. Уж лучше.
   – Не говори так. Мы ищем вакцину. И даже если мы все умрём, я хочу, чтобы ты прожила дольше остальных.
   – Каким образом? Сидя взаперти?
   – Скоро мы сможем победить болезнь.
   – Я хочу уехать с острова!
   – Уехать с острова? Что за бред? Большая земля не примет тебя или кого-нибудь из наших сограждан. Я просто хочу, чтобы ты находилась в безопасности…. Ты должна помнить «Наш остров рай! Ты с него…
   Клаус скрючился пополам. Сморщился от боли. Схватился за сердце.
   – Отец, что такое? – Селина подхватила Клауса под руку.
   Последнее время сердце стало меня подводить.
   – О, господи. Опять!
   – Постарайся меня не расстраивать. Хорошо? Я не прошу о многом.
   – Хорошо.
   – Обещай, что ты пойдёшь сейчас к себе и примешь все необходимые медикаменты, – он глубоко дышал, – Договорились? Возможно, они не помогают настолько насколько нужно, но всё же помогают.
   – Хорошо.
   Селину напугало состояние отца. И она не стала сильно сопротивляться его уговорам. А просто поднялась к себе.
   Но она знала, что нельзя оставлять всё так. Она понимала, что город загибается, что рано или поздно, последний человек упадёт замертво. Нужно было бежать. Но пока, она не понимала как. Не понимала куда.
   Если люди с большой земли и правда не выпускают горожан с острова, то при попытке побега, она погибнет быстрее, чем здесь. Но здесь она погибнет точно.
   Наблюдая из окна своей комнаты, как стражи в своих чёрных бронированных костюмах ходят по территории дома, она планировала новый побег, но не до квартиры своего возлюбленного. Нет.
   Она планировала сбежать с острова.
   Через несколько дней Селина снова бежала из дома. Когда стемнело, она сделала из подушек подобие своего силуэта и накрыла одеялом. Так её точно до утра не хватятся. Оставалось, только в кратчайшие сроки добраться до Шварца и рассказать ему свой план.
   Выбравшись за пределы дома, девушка, стараясь не попадать под лучи фонаря, бежала по улице. Людей не было. Ни одного человека, ни души.
   Каждый столб и каждая стена пестрили листовками с предупреждениями о мерах безопасности.
   Пока Селена шла до дома Шварца, она неоднократно натыкалась на мёртвых людей, которые валялись на улице. Городская администрация уже не успевала справляться с нападками эпидемии, и, поэтому, город просто тонул в образах смерти и полной обречённости.
   Она подошла к двери и постучалась.
   – Кто? Кто там? – раздался осторожный голос Шварца.
   – Это я… Селена.
   Послышались щелчки замка.
   – Ты смогла снова сбежать?!
   – Да. И у нас мало времени. Собирайся, мы сбежим из города.
   – Как?
   – Собирайся. Я всё объясняю по пути.
   – Я не могу всё бросить вот так.
   – Ещё пару дней и не будет никакого ВСЕ! – она тянула его за руку.
   – Послушай…
   – Или ты идёшь со мной,… или я ухожу одна.
   – Хорошо. – молодой человек вздохнул, – А куда мы идём?
   – В порт.
   – Подожди, я только возьму куртку.
   Они шли дворами и переулками. Стараясь избегать света фонарей.
   Двое или трое человек, которые проходили мимо них или мимо которых проходили они, упали замертво.
   Было страшно. Ни он, ни она не знали, заражены они или нет. А что, если они выберутся, но кто-то из них упадёт замертво на большой земле. Что, если они заразят других людей и они станут виновниками настоящей земной катастрофы.
   Но они продолжали идти. Держась за руку, избегая света фонарей, не обращая внимания на предупредительные листовки.
   Подойдя к причалам Селена остановилась. В порту было тихо, был слышен только плеск воды. Из-за заражения, порт потерял много рабочих.
   – Так, там много охраны. Но я уже всё придумала, – Селена говорила еле слышно, так что Шварцу приходилось сильно напрягать свои уши.
   – Селена…
   – Нам нужно просто пробраться на главную пристань.
   – Селена послушай…
   – И уже там…
   – Селена, мы ни куда не поплывём…
   – То есть?!
   – Понимаешь,… я люблю тебя…. – он запинался, подбирая слова, – но я должен был это сделать.
   Послышались сирены и рёв машин.
   За несколько секунд порт наполнился машинами городской службы.
   Люди в чёрных костюмах, скрывая своё лицо под непроницаемыми шлемами, окружили наших героев. Стражи были повсюду. Кто-то направлял на их пистолеты. Кто-то просто держал оцепление.
   – Ты предал меня?! – закричала девушка.
   – Просто я подумал, что бежать из города не лучшая идея, – Шварц пытался оправдаться.
   – ТЫ меня предал!!!
   Один из стражей подошёл и схватил девушку. Та пыталась вырываться.
   – Ты предал меня! – продолжала она кричать.
   Страж затащил девушку в машину и закрыл дверь.
   И снова, за несколько секунд городской порт опустел. Был слышен, только плеск воды.
   Шварц остался стоять один.
   Он не мог понять, почему он так сделал, почему он предал свою возлюбленную.
   Он двинулся в сторону дома, но почувствовал, что его движения стали заторможенными.
   Двое охранников ввели Селену в дом.
   – Пустите меня!!!
   Те молчали. Ведя её вперёд по коридорам. Открывая дверь за дверью. И вот они поставили её перед спальней отца.
   Селена стояла молча.
   – Входи, – раздался ослабший голос за дверь.
   Девушка сделала шаг вперёд и открыла дверь.
   В спальне было темно. Только маленький светильник блёклым светом освещал угол комнаты.
   Клаус лежал в кровати. И смотрел в потолок.
   Селена подошла.
   – Привет, моя милая, – произнёс он.
   – Отец, зачем ты вернул меня. Ведь здесь витает смерть?!
   – Милая моя. Никакой смерти нет.
   – Отец, сейчас точно не до философствования.
   – Послушай меня и если ты меня выслушаешь, то я попрошу охрану, что бы она отвезла тебя в порт.
   Селена молчала.
   – Я хочу сказать тебе то, что объяснит многое. Сказать то, после чего ты не будешь бояться, не будешь спешить.
   – Отец, я прошу тебя…
   – Послушай.
   Селена села на край кровати и замолчала.
   – Почти пятьдесят лет назад, четверо учёных поспорили… Они были гениями и безумцами одновременно. А главное, они были новаторами своего времени. Они стремились сделать жизнь людей безоблачной. Чтобы в мире никто не был одинок, чтобы у каждого был помощник, чтобы человек больше отдыхал, чем работал. Но если человек, не будет делать определённые действия, то их должна делать машина. И она должна быть достаточно умной, чтобы в определённый момент отойти от поставленной задачи, машина должна была уметь анализировать ситуацию.
   – Отец! О чём ты говоришь?
   – Я говорю об искусственном сознании. Каждый из этих учёных создал робота, который бы выполнял все его приказы, – с каждым предложением, Клаус говорил медленней, – Потом один из учёных, смог очеловечить робота, сделать его максимально похожим на человека – сделать биоробота. Другие тоже это смогли. Затем, другой учёный наградил своего робота свободой мыслей. Трое других догнали его в этом аспекте через несколько месяцев. Роботы мыслили, рассуждали.
   Уже через год, робота нельзя было отличить от человека. Он дышал, моргал, отвечал на любые вопросы. Более того, у него были эмоции. Все они, конечно, заложенные витиеватые программы, но всё же.
   – Я не понимаю, к чему мне всё это знать?
   – Четверо этих учёных совершенствовали свои детища. День ото дня, раз от раза. И никто не уступал. Потом, один из них предположил, что их роботы должны пройти главное испытание. Испытание временем.
   Одна угольная компания, решила заказать роботов у учёных. Но она не знала у кого из четверых. Тогда учёные предложили выход, который устроил бы их всех. Они создают роботов, в достаточном количестве, каждый из них равную часть, чтобы добывать уголь, а компания оплачивает содержание роботов. Создаёт для них все условия.
   Директор компании согласился.
   Был построен город на острове, и поделён, на четыре сектора. Красный, зелёный, жёлтый и синий. Учёные выбрали четырёх основных роботов, тех, с которых было начато всё. Нулевые. Они дали им свои имена, а фамилии по месту своего рождения. Вашингтон, Амстердам, Будапешт… Париж. Эти нулевые, как основные звенья, имели власть над другими образцами, а так же были связными с внешним миром.
   – Ты хочешь сказать,… что мы все роботы?!
   – Да.
   – Я в это не верю. Кровь! У меня же есть кровь.
   – Плазма.
   – Я же дышу, – девушка продолжала приводить доводы.
   – Ты не дышишь. Ты даже не различаешь запахи.
   – Я…
   – Вспомни своё детство.
   – Ну, я родилась…
   – Ты не помнишь. Потому что не рождалась. И ты никогда не задавалась этим вопросом, потому что так запрограммирована. А почему люди не хотят бежать с острова? Почему, они не поднимают восстания в такие сложные времена? Не поддаются панике? Потому что они так запрограммированы. А сколько ты видела маленьких детей? Никто никогда не задавал этих вопросов, потому что они изъяты из ваших программ. Шварц… не вини его за то что он сказал, где вы будете. Любой робот, запрограммирован сообщать, если у другого робота, из-за сбоя программы, появиться желание бежать.
   – Сбой программы?!
   – Да. Они случаются часто. Может быть, ты видела, когда жители города становятся агрессивны, или же впадают в состояние апатии. Гнев, ярость, страх, злость… это всё сбои программ. Они необходимы. Для очищения программного режима. Но если их не устранять, то со временем робот становится опасным. Поэтому, вы ходите к врачам, где вам исправляют эти недуги. Вы идёте туда подневольно, по заложенной программе. Если этого не делать, сбой программы, может передаться другим. Страх в одном роботе, по определённым алгоритмам слов может передаться другим. Так же и злость… Шварц, запрограммированный всегда быть рядом с тобой, как конечным носителем… сбил программу тебе… и теперь, ты при каждом удобном случае сбегаешь из дому, не смотря на другие запреты.
   – Получается – Шварц меня не любит?!
   – Он запрограммирован тебя любить. Быть рядом. Ты конечный носитель. Ты тот, кто повезёт последнюю информацию на большую землю.
   – Я?!
   – Да ты. Это твое предназначение. Доктор Клаус внедрил тебя тайно.
   – Я не понимаю…. Мы роботы, но почему, тогда все гибнут?!
   – У них кончается завод.
   – Завод?
   – Каждый из роботов имеет свой срок жизни. Роботы «красного сектора» оказались самыми недолговечными. Потом были роботы «зелёного сектора». Для того, чтобы у роботов не начал формироваться новый вопрос в их алгоритме воли, мы, нулевые, создали идею того, что распространяется вирус.
   – Зачем, ты мне всё это рассказываешь?
   – Потому что ты повезёшь конечную информацию с острова. Для доктора Клауса. Он должен изучить тебя. Угольная компания этого бы не допустила. Им выгодней, что мы, роботы не развивались, чтобы мы оставались машинами, не требующими ни чего кроме работы. А мозг робота развивается, задавая сам себе вопросы. Ты развиваешься быстрее всех, ты носитель уникального ума, который изменит этот мир. Доберись до Клауса, покажи ему себя.
   Сразу, как я отключусь, на большую землю поступит информация о том, что эксперимент завершён. И через несколько дней здесь будут люди, которые зачистят город, для новой партии биороботов. Ты должна выбраться и не попасть в лапы чистильщиков.
   – Но ведь мой завод то же скоро подойдёт к концу?
   – Нет.
   Клаус медленно вытащил руку из-под одеяла. В его зажатой руке, что-то излучало синий свет такой силы, что он пробивался через зажатые пальцы.
   – Что это?
   – Это часть моего завода. Я замкнул его. Только благодаря ему, я сейчас разговариваю с тобой. Этого даже не удавалось моему создателю. Наша батарея похожа на человеческое сердце. Оно сокращается, распространяя энергию. Рассеивая её по организму. Замкнув электроны, я сделал так, что энергия идёт не направленно в организм, а рассеивается, тем самым подзаряжая и сама себя. Он тоже не вечен, но его хватит на гораздо больший срок. Главное избегай других роботов. Заряд рассеивается на несколько метров. И роботы могут проснуться. И неизвестно, как сбилась их программа после отключения.
   Селена подставила руку, и Клаус вложил в неё светящееся устройство. Оно напоминала амулет. Устройство прямоугольной формы, ровно каждые три секунды меняла своё свечение. С блёкло-синего на яркоголубой. Это была энергия, разливающаяся в никуда.
   – Спрячь его.
   – Куда?
   Правой рукой, одним пальцем, нажми на левое плечо. В самый центр. А потом наверх плеча.
   Селена неуверенно повторила то, что сказал её отец. Центр плеча, верх плеча.
   С механическим звуком, плечо Селены плавно сдвинулось. Обнажая стальные кости плеча.
   – Что это?!
   – Это энергетический карман. Положи в него моё изобретение. Только не повреди контакты. Хорошо. А теперь плавно нажми на плечо.
   Плечо также плавно съехало вниз.
   – Энергия спрятана в тебе. Теперь, тебе нужно бежать. Ты единственная, кто может покинуть остров. У тебя нет ограничительного барьера. Доктор Клаус, специально убрал его, чтобы ты, по завершению эксперимента, смогла покинуть остров.
   – Но как мне бежать?
   – На корабле. Остров никто не охраняет. Главное не попасться тем, кто придёт зачищать. И не подходи близко к другим. Запомни.
   – А как же ты?
   – Я… Ты не испытываешь ко мне жалости. Я не твой отец… Это всё программа. Забудь.
   Селена молча кивнула и вышла из комнаты.
   Двое охранников валялись у входа. Она прошла мимо них. И те на несколько секунд зашевелись. Издавая непонятные мычания.
   Селена выбежала на улицу. Город был окутан тишиной.
   Люди…
   То есть биороботы, десятками лежали на улице. Кто-то на выходе из дома, кто-то на лавочке, откинув голову назад. Некоторые ещё ходили. Они озирались по сторонам. Каждому из них осталось завода не больше, чем на несколько часов.
   Многие не могли выстроить логическую цепочку, почему окружающие стали гибнуть в таких количествах. Из-за этого в их системах происходили сбои. Порождая ошибку под названием страх. У других была агрессия. У третьих апатия. Кто-то вырабатывал алгоритм паники.
   Некоторые бездвижные оживали на несколько секунд, когда Селена, проходила слишком близко. Но они успевали, только встать, и, не поняв ничего, снова падали замертво.
   Селена шла молча, ей нужно было дойти до причала и уплыть. Она понимала, что не могла взять с собой никого. Она строго придерживалась установленной задачи. Покинуть остров и доставить информацию доктору Клаусу. Самое удивительное было то, что она знала, где он живёт, куда ей надо идти, хотя ещё пару минут назад, даже не имела понятия, кто он такой.
   Было утро. Предрассветное алое зарево очерчивало силуэт мёртвого города. Тихий, обездвиженный. Город умер. Формально никогда и не был жив. Населённый только биороботами. Данный город никогда не посещала ни одна живая душа.
   Единицы шли по городу. Обходя стороной лежачих, биороботы логически пытались понять, когда придёт их черёд. Каждого из них.
   Селена шла по улице, стараясь обходить бездвижные тела, но не всегда это ей удавалось. И поэтому, иногда оказавшись в нескольких метрах от отключённого, она невольно заряжала его, на миг, на секунду. И только на это мгновение тот успевал открыть глаза, что-то промычать, простонать.
   Это пугало.
   Пройдя несколько улиц, она уже увидел виднеющийся вдалеке порт, цель была близко. Она ускорила шаг, но через несколько метров остановилась.
   Около своего дома, бездвижно, облокотившись на дверь, лежал Шварц.
   Ничто логичное не могло заставить биоробота подойти к лежачему. Имея все алгоритмы самосохранения, любой робот обошёл бы мёртвого стороной, но… Селена, со своими сбившимися алгоритмами, увидела логику совершенно в другом. Медленно, она подошла к молодому человеку.
   Шварц зашевелился. Он сжал кулаки, замотал головой, застонал.
   Селена присела рядом с ним. И наблюдала, как тот приходит в себя.
   Шварц открыл глаза и посмотрел в небо. Широко открыл рот. Посмотрел по сторонам и сосредоточил взгляд на девушке.
   – Селена… я жив? Я думал, что вот-вот умру. Я шёл так медленно, силы просто покидали меня. Я думал…
   – Нет. Ты не умер… ты.
   – Селена, прости меня! Я не знаю, почему я решил предупредить твоего отца. Извини.
   – Ты не виноват. Вставай.
   Она помогла ему встать. Шварц замечал, как к нему возвращаются силы. Как с каждой минутой, секундой, его тело наполняет бодрость.
   – Удивительно. Я думал, что я умер. Почему? – молодой человек осматривал своё тело, проводил рукой по лицу, – Я излечился. Я чувствую, что наполняюсь силой…. Я излечен. Но как?!
   – Мы не умираем. Понимаешь, мы…
   – Эй, ты?!
   К ним подходила женщина. По оболочке тела, ей было около тридцати. Она явно, что-то хотела от Селены.
   Подходила ещё трое мужчин у них тоже был вопрос к нашей героине. Шахтёры, в рабочей одежде.
   – Ты?! – обратилась женщина к нашей героине.
   – Я?
   – Да ты… Как ты это сделала?
   – Что именно?!
   – Как ты воскресила этого парня.
   – Да, я тоже видел, – подтвердил один из шахтёров.
   – Я… я просто подошла к нему и все.
   – Нет. Так не может быть… он лежал здесь более трёх часов недвижно, но стоило тебе подойти,… и он встал,… Говори…
   – Рассказывай, давай!!! – криком встрял в беседу второй шахтёр.
   – Я скажу, но вам это не поможет… то, что я вам расскажу, может показаться бредом, но постарайтесь мне поверить.
   Селена рассказал всё. Как был построен их город, кто они все такие. Почему они умирают…. Почему они не умирают, а просто отключаются. Рассказала, для чего всё это было затеяно. Рассказала всё, что знала сама.
   – Что за бред ты несёшь?… – возмутилась женщина, – я просила тебя рассказать правду, а ты решила надо мной посмеяться. Да, я сейчас тебя…
   Селена увернулась от удара.
   – Дайте я вам покажу.
   Девушка потянулась к плечу женщины, но та отпрянула. Сработал алгоритм самосохранения.
   – Не трогай меня! То, что ты сказала это бред!
   – Это правда.
   – Бред! Ты обманываешь нас! – выкрикнул один из шахтёров.
   – Вы можете мне не верить. Но мне нужно идти.
   – Куда это ты собралась?! – возмутилась женщина.
   – У меня есть задание и я его должна выполнить.
   – Какое задание? Город гибнет! – та не унималась.
   – Задание, на большой земле.
   – Остров покидать нельзя. Ведь наш остров рай.
   – Да очнитесь вы уже! Вы запрограммированы так думать!!! – Селена пыталась достучаться до них, – Вы когда-нибудь пробовали думать по– другому, а?! Поймите.
   – Что, она несёт?! – раздражённо спросил шахтёр, – Я думаю, как я думаю. И считаю, что лучше нашего острова нет. Вот был я…
   – Где?! Ну, где вы были?! У вас нет собственной памяти. Вы запрограммированы, не покидать остров. А я могу это сделать.
   – Ты можешь воскрешать людей, – глаза женщины горели фанатическим огнём, – Ты нужна острову и ты хочешь его покинуть?! Это не допустимо. Ты наше спасение.
   – Нет спасения, вы роботы…
   – Всё ясно! Это девушка, обладает даром, который может снова поднять наш город,… но она одержима. И наша задача, не допустить этого…
   Селена начала сторониться, пытаясь выйти из круга биороботов. Она понимала, что их системы ломаются с каждым витком.
   – Мы не можем допустить, чтобы такой дар для нашего города покинул остров, – женщина говорила громко, стараясь привлечь не многочисленную толпу.
   Селена сделала рывок, но шахтёр с силой оттолкнул её к стене дома. Шварц стоял молча. По его программе, шахтёр поступал правильно, никто не должен покинуть остров. И ты, как гражданин, должен препятствовать этому. «Наш город – рай! Его не покидай!»
   – Вы не понимаете, – застонала девушка.
   – Вы двое. Взять её! Я знаю, что мы должны сделать!
   – НЕТ!
   Селена снова сделала рывок вперёд. Яростный, быстрый. Но тщетно! Один из шахтёров остановил её снова. Он схватил её, смяв одежду на шеи. И свободной рукой нанёс удар.
   Программа Селены получила сигнал о повреждении и, для восстановления технических характеристик, перешла в режим сна.
   В несколько секунд тело несчастной обмякло в руке шахтёра.
   Когда система Селены снова пришла в норму, она открыла глаза.
   Её взору пристала главная площадь города, десятки биороботов толпились на ней. Они смотрели на девушку. Сотни глаз – они окружали её со всех сторон, образовывая вокруг неё живую стену.
   Селена попытала шевельнуться, но не смогла, она была привязана к столбу.
   Женщина, которая приказала схватить её, стояла перед ней спиной, обращённая к толпе, и говорила с жителями города. Она говорила громко, чтобы каждый мог её услышать.
   – Это девушка обладает даром! Она может исцелять! Более того, она может воскрешать!
   – Отпустите меня! – выкрикнула Селена.
   – Тише, избранная! Вы все видели, как человек, которого положили около неё вставал, набирался сил. Он воскрес.
   – Он не воскрес! Он зарядился. Вы все биороботы! Вы не люди! И скоро…
   – Замолчи!!! – рявкнула женщина, – Эта избранная решила пренебречь своим даром и хотела сбежать от нас… в такой тягостный для города момент!
   – Вы все обречены! Отпустите меня! Вы не люди, она вам врёт… отпустите меня и я вам докажу…
   – Она уже пыталась внушить мне, что я робот, что все мы роботы… Но, я то знаю, что это была просто уловка. Девушка одержима, одержима кем-то, кто пытается увести это дар с нашего острова.
   Программы женщины были нарушены, Селена это понимала. Система этой женщины полностью отрицала факт того, что она робот. Ошибки системы разрушали внутреннее построение алгоритмов, рождая болезнетворные задачи и действия, очень схожие с человеческой паникой, одержимостью и суеверием. И ещё хуже – Фанатизмом.
   И сейчас, она распространяла свой болезнетворный вирусный страх на толпу. И толпа его принимала, толпа его слушала. Анализировала своей системой,… биороботы ломались, искажая свои задачи и мысли…
   Принимая всё как должное, как неопровержимый факт.
   Биороботы верили ей. Слушали её. Пропитывались суеверием, переводили свою систему в алгоритмы схожие религиозным помешательством.
   – Она избранная, – продолжала разглагольствовать фанатичка, – но не вставшая на путь веры… Она поможет воскресить наш город… Эти верёвки лишь для того, чтобы это дитя не навредило само себе, не навредило нам.
   – Вы роботы!!! Вы не люди! Отпустите меня….
   – Не слушайте её. Она, будучи даром нам, одержима ложью! Только связав, мы можем удержать её! Только связав, мы можем возродить наш город! Как говорили наши лидеры?!
   Немногочисленная толпа взревела. Громко. Чётко.
   – Наш остров – рай! ТЫ с него не уплывай!
   – Сегодня наш остров не похож на райский уголок! Но мы это можем исправить! И она поможет нам в этом.
   – Отпустите меня! Скоро придут они.
   Невозможно, было достучаться до этой женщины… она твердила свою истину… и эта истина нравилась другим… они принимали её!
   – Каждый! Каждый должен подойти к этой девушке и вкусить божественной силы. Каждый, должен найти свою мать, родного человека, друга и принести его к её ногам.
   – НЕТ! Энергии на всех не хватит!
   – Мы возродим город!
   Толпа одобрительно загудела.
   – Мы должны воскресить всех! Мы вернёмся к своим задачам, к своей работе! А когда вы почувствуете слабость! Вы должны прийти сюда и пасть к её ногам. Как к божеству, как к чуду!
   – Зачем!!!??? Зачем вы пойдёте работать. Нужно бежать с острова! – связанная девушка продолжала стучаться в головы толпы.
   – НЕТ! Почему мы должны бежать с острова?!
   И снова толпа:
   – Наш остров рай. Ты с него не уплывай.
   Селена сникла. Она поняла, что всё было бесполезно. Биороботы заражены, заражены суеверием и страхом. Системы сломаны, программы работают не правильно.
   Никто из них не хотел верить в то, что он робот. То, что он не живой, что он создан – придуман. Биоробот чувствовал себя человеком, напуганным человеком, человеком, которому угрожает смертельная опасность,… что он может умереть, хотя на самом деле никогда не жил… что Селена, будучи обычным распространителем энергии, для него представляется как спасительница, как человек, обладающий необыкновенным даром.
   Толпа была завербована.
   На протяжении следующего дня биороботы подходили к столбу и набирались энергии. А Селена, в отчаянье пыталась перепрограммировать системы… пыталась докричаться… достучаться до них…
   – Развяжите меня, я прошу вас…
   – Бедная, не понимает, что она одержима… – с жалостью в голосе произнёс один из пришедших поклониться ей.
   – Я не одержима. Вы не понимаете, скоро на всех обесточат.
   – Ты не понимаешь, что говоришь, – отвечал другой пришедший.
   – Это вы не понимаете!
   – Малышка… ты недаром оказалась в нашем умирающем городе, – рабочий смотрел на привязанную блаженным взглядом.
   – Это не дар. Прошу вас…. Нажмите мне на плечо и вы сами убедитесь,… прошу.
   Но её не слушали. Биороботы приходили весь день. Кто-то приходил один, кто-то приносил своих родных или друзей.
   Селена сникла. Уже к вечеру, она перестала, что-либо доказывать. А просто молчала. Она смирилась, что она будет обесточена со всеми, завтра на рассвете.
   День превращался в вечер, плавно умирая в ночь. Темнело. Все меньше биороботов приходило к избранной. И вот, к двенадцати ночи, площадь полностью опустела.
   Тишина. Темнота. Только близкие столбы освещали улицу.
   Селена не закрывала глаза, она со страхом смотрела в сторону порта. Ожидая, что вот-вот с той стороны покажутся силуэты людей. Они будут идти, отключая каждого…. Они отключат и её. И она не выполнит свою задачу.
   Трое шахтёров, которых назначили охранять Селену, дежурили около её столба, поочерёдно, каждые десять минут подходя проведать пленницу.
   – Селена, ты не спишь? – раздался голос за её спиной.
   Шварц подошёл незаметно, стараясь не привлекать внимания. Было предрассветное зарево, многое оставалось в тени. Стоя за спиной у девушки, он пытался развязать верёвки.
   Биоробот, который должен был проведать Селену только что отошёл, и поэтому у них было несколько минут.
   – Тугие узлы. Буду резать.
   – Что ты делаешь?
   – Я задумался…. Все стали ходить на работу, на шахты, в больницу. Но я не мог вспомнить, кем работаю я. Я вспоминал, но сумел вспомнить, только то, что всегда хотел быть рядом с тобой… Должен быть рядом с тобой… Я подумал, так не бывает, почему я раньше об этом не задумывался, только… только если, мне приказали об этом не думать… то есть запрограммировали. Я вспомнил, как ты говорила. «Нажмите на плечо. Я вам докажу». Я нажимал весь вечер, пробовал в разные точки, … Пробовал в разном порядке. И потом, я услышал щелчок. Плечо выдвинулось. Я потрогал. Это была сталь. Холодная. Понимаешь.
   – Понимаю.
   Шварц продолжал возиться с верёвками, разрезая узел за узлом.
   – Я машина. В голове не укладывается. Ведь слова Грауд, были так правдивы и решительны и так… заразительны.
   – Эту женщину зовут Грауд?
   – Да.
   – Она просто внушала вам ересь…. Она рушила ваши программы.
   – Именно тогда я стал всё понимать. Наверное, логика ещё не покинула меня.
   – Помоги мне бежать.
   – Этим я и занимаюсь…. Скажи,… если ты уйдёшь. Я снова отключусь?…
   – Да.
   – Но почему, ты не отключаешься?
   – Это долго объяснять.
   – Я боюсь,… бред, как робот может бояться,… но в тот момент, когда я отключился, там, на крыльце, не было ничего. Понимаешь?… Люди говорили, что есть рай или ад. После смерти. А у роботов нет ничего. Получается, когда я отключусь, я просто… исчезну.
   – Бежим со мной.
   – Остров покидать запрещено.
   – Господи!!! ДА сломай ты уже себе эту программу!
   – Я хочу,… но не могу.
   Верёвки ослабли. Селена отошла от столба.
   – Нужно бежать. Быстрее, – прошептала она.
   – Эй! Избранная сбежала, – выкрикнул один из шахтёров осветив фонарём опустевший столб.
   Трое шахтёров бежали к ним. Один держал в руке дубинку.
   Селена и Шварц сорвались с места и побежали в сторону причала.
   – Избранная сбежала! – закричал другой.
   Ещё двое выбежали на улицу на крики шахтёров и погнались за нашими героями.
   – Стой! – воскликнул кто-то.
   Селена бежала вперёд, боясь обернуться. Это её единственный шанс. Главное добежать до воды. Прыгнуть. Ведь они не последуют за ней – программа в их голове не позволит. Только бы добежать, только бы успеть.
   Вот они уже вдвоём забежали на причал.
   Селена остановилась. Шварц тоже.
   На пристани стояли неизвестные. Их было много. Десять или двадцать, одетые в резиновые костюмы, полностью скрывающие тело и лицо они двигались в сторону города. В их руках были ружья. Один из них показал рукой в сторону Селины и Шварца.
   – Кто это? – спросил молодой человек.
   – Люди!
   – Уже?!
   – Они пришли, на рассвете, как и говорил Клаус.
   Шахтёры нагнали беглецов, и один из них грубо схватил Селену за грудки.
   – Бежать вздумала… – оскалил тот зубы.
   Он занёс дубину намереваясь ударить девушку.
   – Но теперь ты полу…
   Тёмная стрела вонзилась в шею Шахтёра. В несколько секунд она стала синей. Полностью высосав энергию из Шахтёра. Тот отпустил девушку и бездвижно повалился на землю.
   – Кто это такие? – в страхе выкрикнул один из догонявших нашу героиню.
   – Люди.
   – Мы тоже люди! Зачем они убивают нас?
   – Они нас обесточивают.
   Люди приближались. Завёрнутые в свои костюмы, похожие на тени, они выглядели устрашающе. Они стреляли.
   Стрела. И вот ещё один лежит обесточенный.
   Ещё стрела.
   – Я думал, их будет меньше. Стрел хватит? – произнёс один из вооружённых.
   – Надеюсь, – ответил ему другой.
   – Так ты была пра…
   Другой шахтёр повалился бездвижно.
   Селена схватила за руку Шварца, и они побежали обратно в город. Нужно было спрятаться.
   В городе воцарилась паника.
   – Избранная была права! ЛЮДИ!!! – кричал кто-то.
   – ЧТО?! Не может быть! – раздавалось в толпе.
   – Люди!!! Они нас обесточивают.
   Биороботы выбегали из своих домов. Они боялись… машина – робот боялась умереть.
   Человек склонился над биороботом, который споткнулся и не смог убежать. Биоробот выставил руку вперёд.
   – Нет! Прошу вас. Не нужно.
   Человек дрогнул. Палец замер на курке.
   – Почему они боятся? – спросил он у напарника.
   – Стреляй! – приказал ему тот.
   – Они боятся. Роботы не должны бояться.
   – Стреляй.
   – НЕТ! Прошу вас! НЕТ! – кричал биоробот.
   – Он чувствует. Он боится. Он живой.
   – ОН машина.
   – Убивать, что-то, что может чувствовать бесчеловечно… пусть даже, это машина.
   – Это приказ,… а к чёрту!
   Другой человек сам выстрелил в несчастного биоробота. И тот в секунду был обесточен.
   – Возвращайся на корабль нытик! – приказал он своему сослуживцу.
   Селена и Шварц бежали по городу, который тонул в панике. Роботы суетились. Бежали от своей смерти.
   – Нужно снова попасть в порт, – решила наша героиня.
   – Но там же люди, – молодой человек панически озирался.
   – Мне нужно уплыть с острова.
   – Хорошо.
   Они шли узкими улочками, слыша, как в домах и на улицах кричали роботы, видя, как падают замертво те, с кем они недавно работали, с кем жили бок о бок.
   Увидев приближающихся людей, Селена и Шварц прятались. Убегали.
   Добраться до порта было сложно, но они это сделали.
   Они вышли к причалу.
   У самого края пристани лежали тела биороботов. Десятки.
   Несчастные пытались бежать, но заложенная программа не давала им возможности прыгнуть в воду и поплыть с острова. Они останавливались в ступоре, пока не получали стрелу в затылок.
   Для каждого из них этот остров был «РАЙ», и никто из них не мог покинуть его, даже под страхом полного обесточивания.
   Селена и Шварц спрятались за контейнерами гружёнными углём.
   – Так. Там всего двое. Если мы побежим быстро, то сможем прыгнуть в море и уплыть. Ты понимаешь?
   Шварц кивнул.
   – Мы уплывём с острова и всё. А там, нас никто не отличит от людей. Мы спрячемся. Пусть, мне так велит программа, но точно не программа заставила меня подойти к тебе. Я люблю тебя… пускай это ошибка программы, но это лучшее, что программа сделала со мной.
   Она подтянула Шварца к себе и поцеловала его. Тот улыбался.
   – Ты готов?
   Шварц снова кивнул.
   – Запомни, этот остров не рай. И мы имеем полное право уплыть с него. И так. Раз… Два… Три.
   Они выбежали из-за контейнеров и побежали к причалу.
   – Двое на причале, – выкрикнул один из людей.
   – Бежим, бежим! – не останавливайся кричала Селена.
   Селена подбежала к самому краю и прыгнула.
   Она погрузилась почти на самое дно и стала всплывать. Выплыв на поверхность, девушка стала оглядываться.
   – Шварц?! ТЫ где? Шварц?
   – Я здесь, – негромко произнёс молодой человек.
   Молодой человек стоял на самом краю причала, но не прыгал.
   – Прыгай!
   – Я не могу.
   – Я прошу тебя.
   Шварц вытянул ногу вперёд и наклонился для прыжка. Но не прыгал.
   – Я прошу тебя, прыгай! – кричала она.
   – Я пытаюсь. Но ведь, наш остров.
   – Забудь про остров… Ты свободен… Прыгай.
   – Наш ос.
   Шварц пошатнулся и упал. Девушка видела только свисающую руку, и яркий синий свет, который просвечивал сквозь доски.
   – Шварц… – с горечью в голосе произнесла она.
   Кто-то бежал по причалу. Люди.
   Девушка нырнула, опускаясь всё ниже и ниже, пока не достигла дна.
   Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она может дышать под водой. Её биорганизму не нужен кислород.
   Она огляделась. Подводная жизнь приветствовала её. Рыбы и водоросли.
   Девушка сделала шаг, под водой, потом другой, они давались тяжело. Она медленно, но верно шла в сторону большой земли. К своей цели.
   Через шесть часов она вышла на берег на незнакомом ей пляже. Был уже вечер. Смеркалось. Девушка села на песок и посмотрела на маленький остров, который почти полностью пропадал за линией горизонта.
   – Девушка. Что с вами…
   Неизвестный подошёл со стороны. Селена посмотрела на него. Это был человек, без костюма, он был точь-точь, как она или как они, те с острова… биороботы.
   – Вам нужна помощь?
   Селена улыбнулась. В его голове, в системе сформировался вежливый ответ, на вежливый вопрос.
   – Всё в порядке. Я просто люблю купаться в одежде.
   Многие из вас думают, что это история со счастливым концом.
   И я бы сам так хотел думать.
   Но Селена попала в мир, который пропитан корыстью и злобой, многие врут, многие предают…. У людей нет программ или сдерживающих алгоритмов.
   Плюсом.
   Доктор, учёный, который создал её – умер. И теперь она робот без хозяина. У неё нет целей и задач. И она была бы рада найти новый смысл своего существования. Но программа, увы, его не находит. И поэтому сейчас, она ходит по миру, слоняется из одного угла страны в другой.
   Всегда в страхе, что вечный двигатель в её плече не такой уж вечный.
   Убегая от чего-то, мы не всегда знаем куда бежать. А просто бежим. Я надеюсь, что у каждого из вас есть куда бежать и идти. Есть цели и задачи, есть смысл жизни. Если нет, найдите, ведь без смысла, жизнь превращается в существование.


   Соседи

   Моя новая история начинается в стране, которая строилась и росла под символом свободы, куда ехали все, кто искал новой жизни и новых возможностей. Америка, как любящая мать, принимала всех.
   Наш герой – офисный клерк, одетый по последней офисной моде, бежал, сломя голову, продирался через нью-йоркскую улицу, своим серым пиджаком сливаясь с толпой. Он опаздывал на встречу, но не на встречу страховщиков, деловых партнёров или другую нудятину, нет… он опаздывал на встречу, которая была важна ему на столько, что он, проклиная все городские пробки, рвя свои лёгкие и не жалея своих ног, бежал вперёд. Сбивая с ног пешеходов и перебегая дорогу на красный свет, он бежал в парк, минуя несколько улиц всего за какие-то пять минут.
   И вот, он ворвался в парк, пробежал вперёд, минуя пару аллей, оказался у заветной лавочки, где его ждала девушка, в которую он был влюблён. В которую был влюблён ОН, но которая, к сожалению, не была влюблена в него.
   – Извини, я опоздал… – он глубоко дышал – … Пробки»
   – Я понимаю, – Илона мирно улыбнулась, – Всё хорошо. Как ты поживаешь?
   – Я то? Отлично… Ты как?
   – Я тоже хорошо.
   – Может. – молодой человек всё ещё не мог отдышаться, – пройдёмся?
   – Угу.
   Некоторое время они шли молча, бывшие чувства, которые ещё не полностью выветрились, заставляли их молчать… заставляли их долго подбирать слова… или просто смотреть в даль, убегая от происходящего… неловкость и молчание преследовали наших прогуливающихся.
   Первым молчание нарушил наш герой.
   – Илона… послушай. Я понимаю, мы расстались и видимся исключительно, как друзья… но может всё таки сходим в кино. Сегодня вечером… а? Я уже купил билеты. Я слышал много хорошего о фильме «Ночь над городом».
   – Я бы с удовольствием, но… думаю, мой молодой человек этого не одобрит… – Илона пыталась не обидеть своего знакомого.
   – Вон как.
   – К тому же… он уже позвал меня на этот фильм, как раз сегодня вечером.
   – Молодой человек?! Уж не тот ли.
   – Да тот самый!
   – Да что ты в нём нашла?! – Майкл не сдержал злости.
   – Многое. Он романтичен. Он не как ты, не зациклен на деньгах и карьере. Он другой, понимаешь? Он непредсказуем. Только не обижайся на мои слова.
   – Другой, значит. А я?
   – Ты? Поверь, ты чудесный человек, просто… – Илона подбирала слова, – просто ты не мой экземпляр. Я любила тебя, честно… просто, он именно тот, кто мне нужен… и уж раз ты мой друг… и если я для тебя хоть что-то значу, то мог бы порадоваться за меня.
   – Я рад… честно. Просто, ведь он такой. Я ведь тоже могу быть таким.
   – Ты?! Майкл… – Илона невольно рассмеялась, – Ты… Ты хороший. Ты ответственный, предприимчивый,… но ты совершенно другой человек.
   Ты найдёшь ту, которая полюбит тебя именно таким. Поверь.
   – Значит, в кино не идём…
   – Прости. Но я иду со Степом…
   – Хм… Степ?
   – Да… и он уже купил билеты.
   – Купил билеты… – Майкл без причины улыбнулся.
   – Ты чего всё повторяешь?!?! – Илону стало раздражать поведение Майкла, – Я понимаю, ты недоволен, что я так быстро нашла другого, а?! но смирись… мне с ним хорошо, он другой. Он не скучный и не кидается занудными фразами. Он совершенно другой человек…
   Между ними повисла тишина.
   – Извини, – Илона почувствовала вину, – я не хотела тебя обидеть.
   – Я всё понимаю. Просто… Я рад за тебя. Мне… тяжело смириться…
   – Я понимаю, – её голос был заботлив, – Но я действительно влюблена.
   Их прогулка длилась недолго и была достаточно однообразной. Пройдя одну аллею, они сворачивали направо, пройдя ещё одну аллею, они снова повернули направо, и так до того момента, пока снова не выходили к лавочке, у которой они встретились.
   В этом был весь Майкл, само спокойствие и стабильность. Ему бы и в голову не пришло сказать Илоне «Наплюй! Пошли со мной… и ты не пожалеешь». Майкл, привыкший всё рассчитывать, воспринимал мир как уравнение, не мог отступить от запускаемых или выдающих вычислений.
   И с этим он ничего не мог поделать.
   Закончив свою однообразную прогулку, двое, теперь уже просто знакомых, разошлись, скромно поцеловав друг друга в щеки. Илона отправилась по своим делам, окрылённая вечерней встречей.
   Майкл вернулся в свой душный офис, топя свою злость и обиду в рутине дня.
 //-- * * * --// 
   Майкл вернулся домой поздно вечером. Злость и обида (опять злость и обида… крайнее раздражение не знаю что еще…) не отпускали его. Он с силой закрыл дверь и прошёл в спальню. Он ходил по комнате, глубоко дыша, что-то ворча себе под нос.
   – Лучше, чем я!.. Другой человек! Смешно!
   Его злость набирала обороты. Майкл с силой ударил в стену.
   Потом ещё раз, по шкафу. Потом ещё раз… и не заметил, как попал по зеркалу.
   Раздался звон стекла.
   – Ах ты, чёрт!
   Из мелких ран на его руке бежала кровь, падая вязкими каплями на паркет.
   Зажав руку другой рукой, Майкл быстрыми шагами направился в ванную.
   Промывая рану, он не отрывал взгляд от зеркала. Смотря на своё отражение, он продолжал ворчать и злиться.
   – Он лучше меня! Он – другой человек. СТЕП?! Что за имя ты себе выбрал! А? Чем ты лучше меня. Чем, а?!
   На секунду он перестал мыть руку. Поморщился. И совершенно другим голосом сам себе в отражение произнёс.
   – Всем.
   Майкл снова скривил лицо и привычным голосом выкрикнул обратно в зеркало.
   – Нет! Ты не лучше! Ты разгильдяй и сумасшедший!
   – Именно такой ей и нравится! – искажая голос, ответил он сам себе.
   – Нет!
   – Тогда почему она идёт на свидание со мной!? – Майкл продолжал диалог сам с собой.
   – Я не допущу, она не пойдёт на свидание с тобой! – Выкрикнул Майкл.
   – Да что ты говоришь! – Майкл засмеялся сам себе в отражение.
   И уже через секунду лицо Майкла исказила страшная гримаса боли. Он скорчился и пулей вылетел из комнаты.
   Шатаясь, ударяясь об стены.
   – Что ты делаешь, ублюдок?! – закричал наш герой.
   – Я?! Я собираюсь на свидание, – искажённый голос.
   Майкл повалился на пол. Он корчился от боли, стонал, ёрзал по паркету. Раздался хруст костей, его кожа пошла в натяг.
   – НЕТ! НЕТ! НЕТ! – истошно, в надрыв, закричал Майкл.
   Его волосы стали темнеть, уже через несколько секунд они были намного длиннее прежних.
   – Нет!
   Потом всё стихло. Не было хруста, шуршания, стонов. Майкл больше не выкрикивал «НЕТ»…
   На полу лежал совершенно другой человек. Он глубоко дышал. Брюки и рубашка были ему малы.
   Неизвестный открыл глаза и приподнялся на руках. Он оглядел комнату и усмехнулся.
   – А крику было. Ух! – это был другой человек.
   Еще незнакомый нам человек встал и, словно после долгого сна, стал потягиваться и разминать кости.
   Он походил по комнате и, посмотрев на часы, недовольно выкрикнул, словно хотел, чтобы кто-то очень далеко его услышал.
   – Из-за твоих кривляний я сейчас опоздаю в кино!
   Закончив возмущаться, он прошёл в ванную и из-под раковины достал свёрток. Как оказалось, в нём хранилась одежда его размера. Джинсы, майка и пара кроссовок. То, что ни при каких условиях не одевал Майкл, но то, что с большим удовольствием носил его сосед по телу.
   Одевшись, он стал ходить по комнате в поисках билетов в кино.
   – Интересно, куда же ты их положил, – бормотал он сам себе под нос.
   Его взгляд упал на книгу около кровати. Подняв её, он открыл середину. Два билета на вечерний сеанс красовались между страницами.
   – Майкл, Майкл… – новый владелец тела рассмеялся, – ты такой предсказуемый.
 //-- * * * --// 
   Илона стояла около входа в кинотеатр, всматриваясь в праздношатающихся проходящих людей.
   Выходной был в самом разгаре, поздний вечер располагал для хорошего отдыха. Прохладный ветер Нью-Йорка бодрил, а звуки проезжающих машин, голоса людей и музыка из кафе, задавали ритм.
   Илона вертела головой и поправляла золотые волосы каждые две минуты. После чего смотрела на часы, затем всматривалась в людей, после чего снова смотрела на часы и вертела головой. Всё делала быстро, резко. Было видно, что она нервничает. Взволнованный взгляд делал картину её переживаний полной.
   Но вот из её лёгких вырвался вздох облегчения, который ещё несколько секунд назад нервным комом метался по организму.
   Она помахала рукой в толпу.
   Из суетливой уличной массы выделилась мужская фигура. Уверенным и убыстрённым шагом мужчина направлялся к Илоне.
   Это был тот самый незнакомец из квартиры Майкла – из его тела.
   Он подошёл вплотную к Илоне и обнял её.
   – Здравствуй, зверёк, – произнёс он.
   – Почему так долго? Мы же собирались ещё перекусить перед фильмом.
   – Извини,… дела были. Не успел тебя предупредить.
   – Вечно у тебя дела, Степ.
   Она пыталась смотреть на него упрекающим взглядом и выглядеть недовольной, но у неё это плохо получалось.
   Он посмотрел на неё сверху вниз и улыбнулся.
   – Не злись, – спокойным голосом произнёс он.
   Илона подняла голову и не смогла сдержать улыбки. Её злость улетучилась сразу.
   Вы думаете, что он очень быстро заслужил прощение, но в данном случае вам надо понять, что их взгляды с момента первой встречи, всегда объединяла чертовщинка в зрачках. Их это роднило, общие мысли и идеи, записанные на роговицах глаз, заставляли тянуться друг другу.
   Первый раз, посмотрев в глаза Степа, случайно, в том кафе на пересечение улиц, Илона поняла, что Майкл далеко не тот человек, с кем она хотела бы прожить свою жизнь.
   И сейчас, в сотый или тысячный раз, видя в глаза Степа около кинотеатра, где до начала сеанса остались секунды, Илона поняла, что злиться на человека, с которым ты хочешь провести всю свою жизнь, по крайне мере глупо.
   Илона взяла его под руку, и они вошли в кинотеатр.
   – Говорят, фильм интересный, – попытался разбавить атмосферу Степ.
   – Ещё раз опоздаешь, я тебя укушу! – в шутку произнесла та.
   – Слушай, ты и так кусаешься постоянно!
   – А тут сильно укушу!
 //-- * * * --// 
   Кабинет психолога. Слышен звук метронома.
   – Вы понимаете меня, доктор. Мне очень тяжело с этим справляться.
   – Я всё прекрасно понимаю.
   Майкл лежал на кушетке в кабинете психолога. Уставившись в потолок, он пытался собраться с мыслями и рассказать всё доктору. Звук метронома успокаивал его, но не давал сосредоточиться.
   – Психофизическое раздвоение личности достаточно сложное заболевание, но оно лечится, – доктор делал пометки в блокноте и внимательно следил за мимикой своего пациента.
   – Как? Доктор!
   – В вашем случае главное, не ограничивать пространство. Ваше второе «я» слишком хорошо влилось в социум, – психолог говорил, делая акцент на необходимые слова, – И, если запереть вас в палате, то это может навредить вам обоим. В вашей общей психике конфликт между вами будет нарастать в геометрической прогрессии.
   – То есть, пускай он разгуливает свободно и портит мою жизнь?! Так получается?!
   – Не кричите, любой стресс, может способствовать высвобождению вашего второго «я».
   – Он не моё второе «я»! – Майкл был раздражён.
   – Формально нет, – психолог, как полагается людям его профессии, держал голос в одной тональности. Любые эмоции, которые могли бы навредить разговору с пациентом, были похоронены под мягким и успокаивающим тембром, – Он совершенно другой человек. Но всё же прорастает он из вашей психики. Мы это уже с вами обсуждали. Причина его появления в том, что вы хотите быть с Илоной. Вы хотите нравиться ей, соответствовать её идеалу. Но у вас – именно у вас – это не получается. В вас нет нужного запала, вы ведёте более размеренный образ жизни, носите только строгую одежду. Выходные у вас только в выходные.
   – Да… я такой. Но ради неё я могу измениться.
   – Нет, не можете. Если бы могли, он… как его, говорите, зовут? Степ? Так вот, Степ бы в вашей жизни не появился.
   – Доктор, что мне делать, скажите. Прошу! – Майкл сел на кушетку и сжал голову руками. Он нервничал, он паниковал… он боялся. Он молил доктора помочь ему, его голос переполняло отчаянье, – Только вы можете сказать мне, что происходит с моим организмом. Он забирает мою жизнь. Он уже забрал мою девушку. Он влюбил её в себя. Он хочет избавиться от меня, стать полноценным человеком, а меня хочет заточить глубоко в голове. Каждый его приход с каждым разом длиться всё дольше и дольше.
   – Всё потому, что вы думаете об Илоне. Вы хотите быть с ней, но такой, какой вы есть, вы ей не нужны. Поэтому ваш мозг, ваш организм выпускает наружу того, кто может справиться с этой задачей.
   – Но это же не я!!! – Майкл злился от того, что понимал доктора, понимал, что он прав. Понимал и одновременно не хотел мириться с этим, – Что за абсурд! Мой же организм наносит мне вред.
   Майкл уже не сидел на кушетке. Он ходил по комнате, размахивая руками. Злясь, глубоко дыша. С каждой фразой повышая голос.
   – Формально, ваш организм просто даёт вам то, что вы так сильно хотите.
   – Так что мне с этим делать, Доктор?
   – Нужно идти от причины вашей проблемы. Вы должны меньше думать об Илоне.
   – Я так не могу. Она сидит у меня в голове, понимаете. С её светлыми волосами, с её милой улыбкой, с её бесбашенностью… КОТОРОЙ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, нет у меня!!!
   – Немедленно успокойтесь! И сядьте! – доктор повысил голос.
   Майкл был в бешенстве, но подчинился. Вся несправедливость его положения просто сводили его с ума.
   – Я понимаю, что вам нелегко, – психолог вернулся в привычную тональность, – Но нужно бороться.
   – У меня не получится доктор. Скоро он полностью поглотит меня. Я не смогу перестать думать о той, которую люблю.
   Злость и негодование в голосе Майкла сменились обречённостью. Всё, что видел он – это тупик. Тупик, в который в скором времени его загонит Степ.
   Доктор посмотрел на своего клиента и вздохнул. Он хотел помочь Майклу, он знал быстрое решение проблемы. Он знал, что Майкл с его слабовольным характером ухватится за эту возможность обеими руками. Но как Врач он знал и о последствиях данного лечения.
   – Хорошо… Хорошо, я могу вам помочь.
   – Правда?! Как?
   – Есть экспериментальное лекарство, которое не растворяет ваше второе я, но блокирует его. Сейчас проводятся экспериментальные исследования в Германии. И если… и если вы хотите, я могу записать вас добровольцем.
   – Конечно! Я ухвачусь за любую возможность.
   – Ну конечно, ухватитесь, – врач ещё раз для себя подчеркнул слабохарактерность своего клиента, – Но есть одно но. Лекарства пьются курсом, в течение всей жизни больного. Если вы пропустите несколько процедур принятия лекарства, то ваш мозг и организм отдадутся во власть вашего Альтер-эго, и вы сгинете в потёмках своего мозга.
   Вернуть себя обратно вы сможете, лишь снова приняв лекарство, но не думаю, что ваш сосед по телу пойдёт на это.
   – Думаю, я могу рискнуть. Выбор у меня небольшой.
   – Что ж… хорошо. Я вас предупредил. Ждать лекарства около месяца, надеюсь, ситуация с вашим диагнозом не ухудшится. И постарайтесь часто не думать о том, что вы нашли решение. Степ может почувствовать угрозу.
   – Хорошо. Я понял вас, доктор. Спасибо.
   Майкл судорожно пожал доктору руку и вышел из кабинета.
   Первый раз за несколько месяцев он улыбнулся. Решение его проблемы было уже близко. Он надеялся на успех. Он надеялся, что сможет остаться в своём теле один, он надеялся, что сможет вернуть Илону.
   Прошло около четырёх недель после того, как Майкл последний раз встречался с доктором. За это время его психофизическое состояние сильно ухудшилось. Всё чаще и чаще он оказывался в заточении собственного тела, всё чаще и чаще он просыпался на кровати, понимая, что вчера он был так близок к Илоне и одновременно так далеко. Всё чаще и чаще его посещали мысли о суициде, вскочить с кровати и перерезать себе горло. Или накинуть себе петлю на шею.
   Майкл давно бы сломался, если бы не обещание, которое дал ему доктор.
   Он ждал заветное лекарство.
   Последние дни были самыми тяжкими. Его всё чаще посещали мысли о том, что доктор соврал ему. В его голове крутилась мысль, что после четырёх недель ожиданий начнётся первая неделя разочарования. И тогда уж точно он полоснёт себе ножом по горлу…
   Полоснёт…
   а, может, нет… Больше, чем просто раствориться в чужом разуме, Майкл боялся умереть.
   Доктор позвонил в конце четвёртой недели, в пятницу. Он сказал, что всё готово, что лекарство пришло ровно в назначенный срок.
   И вот сейчас Майкл стоял в комнате, держа в одной руке стакан с водой, а в другой небольшую капсулу красного цвета. Заветная пилюля излучала нежно-блёклый кровавый свет, сквозь тонкие стенки капсулы можно было увидеть чёрные точки, которые быстро шевелились в бордовой жиже.
   Майкл ещё раз взглянул на лекарство и, вздохнув напоследок, стал подносить руку ко рту.
   Ещё секунда и он будет свободен. Ещё секунда – и он снова станет нормальным человеком. Ещё секунда…
   Рука Майкла замерла около рта.
   – И что это мы тут делаем? – Майкл шевелил губами и говорил голосом Степа.
   Майкл напряг тело и попытался закинуть лекарство в рот, но лишь скорчился от боли.
   – Я давно за тобой наблюдаю! Ты задумал избавиться от меня!
   – Я избавлюсь от тебя! – наш герой кричал сам на себя.
   – Нет! Я тебе не позволю разлучить нас! – Степ.
   – Нет никаких вас. ТЫ – это я!
   – НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! Я совершенно другая птица! Я лучше!
   Майкл повалился на пол, с силой сжимая пилюлю в руке.
   – Отдай её мне! Тебе не поможет лекарство. Я всё равно сильнее тебя.
   – Нет!
   Ползая по полу, Майкл старался поднести руку с таблеткой к губам, но внутренняя сила не давала ему это сделать. Внутренняя сила крутила его желудок до жуткой боли, она сжимала ему мозг. Степ, в буквальном смысле, избивал Майкла изнутри.
   – Выпусти эту чёртову таблетку!!! – Майкл кричал голосом Степа.
   Майкл попытался встать с пола. Он всё ещё не разжимал кулак с лекарством, стараясь всё ближе и ближе подносить её ко рту.
   Раскрыв рот, он снова закричал голосом Степа.
   – Выпусти, сказал!
   И именно в этот момент одним рывком Майкл забросил лекарство в горло. Чуть не подавившись, он снова повалился на пол. Кровавая капсула уже неслась по пищеводу, рассасываясь в кровь.
   Майкл лежал на полу, глубоко дыша, запыхавшись от борьбы, голос его внутреннего «я» произнёс.
   – Скажи Илоне, что я люблю её. И мне жаль, что я не смог сдержать слово.
   Майкл почувствовал, как с последней фразой Степа из его организма плавно ушла боль и скованность, словно тот, кто крепко держал его изнутри, просто уснул, ослабляя свои объятия.
 //-- * * * --// 
   Майкл сидел в кафе и, завидев Илону, которая входила в помещение, расплылся в улыбке.
   – Илона, наконец-то ты согласилась встретиться. Куда ты пропала?
   С их последней встречи прошло чуть больше двух месяцев, Майкл уже, как пять недель принимал прописанные лекарства. Полностью взяв под контроль своё тело и разум, Майкл стремился встретиться с Илоной, но та избегала его и, как выяснилось, любого контакта с людьми.
   После долгих уговоров она всё же согласилась повидаться с Майклом. Они договорились встретиться в кафе.
   Увидав Илону, Майкл был напуган. От цветущей и жизнерадостной девушки остался бледный, безэмоциональный пустырь с гримасой безразличия.
   – Что случилось?! – спросил он, разглядывая, как изменилась его возлюбленная.
   Шокированный увиденным, Майкл медленно сел за столик, не сводя взгляда с Илоны. Мешки под глазами, неухоженные волосы, взгляд, где потухли все искры прежнего задора. Её нельзя было узнать, в её вид и состояние не хотелось верить.
   – Он пропал… – ответила она сухим голосом.
   – Кто?!
   – Степ. Степ пропал. Мы договорились с ним встретиться в пятницу вечером, но он так и не объявился тогда.
   – И давно это было?
   – Около двух недель назад.
   – И ты всё убиваешься по нему? Может, он сбежал?
   – Нет, такого не может быть. Я искала его, приходила на его работу. Сказали, что от его и след простыл.
   – Работу?! – Майкл был удивлён.
   – Да. Звонила ему домой. Сказали, что он уже давно не появлялся дома.
   – Домой?!
   – Что с ним такое могло случиться, раз он исчез? Я чувствую, произошло что-то нехорошее.
   – Может он просто сбежал.
   – Нет, он не мог, он мне обещал.
   – Что обещал? Наобещать можно многое.
   Илона залезла в свою сумку. И положила на стол небольшую коробочку.
   – Я не хотела тебе говорить, зная, как ты ко мне относишься…
   Майкл взял коробочку в руки и открыл. Ядовито-зелёный изумруд впивался в золотое кольцо – красивое и элегантное ювелирное изделие красовалось в центре маленькой коробочки.
   – Он сделал мне предложение. Он обещал, что через пару месяцев, когда он перестанет пропадать так часто на работе, мы устроим скромную свадьбу или просто венчание и всегда, всегда будем вместе.
   Майкл был поражён. Степ, его второе «я», которое создал его мозг, имел собственную работу и дом, более того, у него были планы на далёкое будущее. На то будущее, когда он перестанет так часто пропадать на работе, на то будущее, когда Майкл бы просто перестал существовать как личность. И самое главное – эта его вторая личность любила Илону не меньше его. Он сразу вспомнил слова доктора, что не сам создал Степа, а, создавая, наградил его чувствами к той, кого сам любил.
   – Если это всё был обман, я не переживу, – девушка провела рукой по лицу, убирая слезу, – Он был первый, кого я так сильно полюбила. Я жду его каждый день, что вот он войдет и просто скажет, что задержался на работе. Но я устаю ждать. Я почти не сплю. Я…
   Их разговор был долгим и одновременно мучительным для Майкла, все страдания Илоны выливались в слова, все её мучения подтверждались потухшими глазами и опухшими от слёз веками.
   Их разговор еще не подошел к концу, но Майкл уже знал что делать.
   На это было тяжело решиться, но он знал, что это необходимо.
 //-- * * * --// 
   Майкл метался по своей комнате, нанося удары по каждой стене, по каждому предмету. Он бил ногой, бил рукой.
   – Чёрт! Какой же я дурак! Чёрт! Не видеть очевидного!
   Запищали его наручные часы. Время, когда нужно было пить таблетки.
   Майкл залез в карман и достал красную, знакомую ему капсулу. Посмотрев на таблетку, он силой жал её в кулаке, после чего швырнул в стену.
   Ещё раз, ударив с силой шкаф, он достал несколько листов из стола и сел писать.
   Он писал быстро, яростно, не отвлекаясь. Что-то зачёркивал. Что-то дописывал. Он писал, оголив зубы, и было слышно, как ручка через листы бумаги достаёт до стола. Закончив писать, отбросил ручку и, встав со стула, повалился на кровать.
   Он глубоко дышал. Глубоко дышал и ждал. Он ждал его. Когда тот, который спал больше месяца, снова проснётся.
   Майкл поморщился, схватился за живот, свернулся калачиком. Мучительная боль побежала по его телу, боль в костях, боль в коже.
   Боль одной большой волной накрывала его. Боль, от которой он уже успел отвыкнуть.
   Снова был слышен хруст костей, снова он чувствовал, как волосы на его голове вырастают на несколько сантиметров. Он чувствовал, как радужная оболочка его глаз меняла цвет.
   В этот раз он не сопротивлялся, поэтому весь процесс превращения занял мало времени и доставил меньше мучения обоим сторонам.
   Прошло всего несколько минут, и на кровати уже лежал Степ. Он смотрел в потолок и не верил тому, что снова на свободе. Его глубокое дыхание разлеталось по комнате.
   Только через несколько минут он решился встать с кровати. В его голове был сумбур, он не знал, какой сейчас год, какой месяц, день… он долго вспоминал, почему так долго был в заточении. Голова раскалывалась, а тело ещё не всеми мышцами подчинялась ему.
   На столе около окна Степ заметил исписанные листы. Шатающейся походкой он подошёл к столу.
   На первом листе, первой строчкой, размашистым подчерком было написано: «моему соседу по телу».
   Не понимая всего происходящего, Степ взял листы со стола и начал читать. Подчерк был колючим и неровным, было видно, что автор записки торопился или сильно нервничал, когда её писал.
   «Мой ненавистный сосед по мозгу, с прискорбием сообщаю, что ты победил. Я отдаю своё тело в твою полную власть. Я делаю это лишь потому, что люблю ту, которая любит тебя. И не могу видеть, как она страдает каждый день, ожидая твоего появления.
   Признаться, я недооценил тебя. Если всё, что она говорит – правда, то я думаю, что она в надёжных и любящих руках.
   Я надеюсь, что она будет счастлива с тобой. Но если ты её обидишь, клянусь богом, я найду, как выбраться наружу и затолкать тебя обратно в уголок своего мозга.
   Ты пробыл в заточении чуть больше месяца. Долгий срок, но она тебя ждала. Я не знаю, что ты скажешь в своё оправдание… В наше оправдание, но не думаю, что сказать правду будет верным решением.
   Звони ей сейчас же, она ждёт твоего звонка.
   С ненавистью и уважением, твой сосед по телу Майкл Аддерли.
   PS. Я хотел бы хоть иногда видеть внешний мир. Хотя бы одну неделю в году. Надеюсь, ты позволишь. Если да, то лекарство лежит в верхнем ящике, в шкафу».
   Дочитав письмо, Степ положил его на стол. Он с минуту молчал, после чего быстрыми шагами подбежал к телефону и стал судорожно набирать номер, который ни какими пытками и заточениями нельзя было стереть из его памяти.
   В трубке послышались гудки.
   – Алло, – женский знакомый голос.
   Степ расплылся в улыбке.
   Привет, зверёк.


   Второй шанс

   В этой записи, я хотел бы рассказать тебе, мой читатель, историю одного отставного офицера. Человека строгой внешности и солдатской выправки, но обладателя очень мягкого характера – внешность, как говорится, часто врёт.
   Его история, как уже понятно из названия, расскажет тебе о возможностях второго шанса.
   Об одном случае, об одном его друге, который был награждён и проклят своим даром.
   Звучит банально, но не спеши перелистовать.
   И так…
 //-- * * * --// 
   Друг отставного офицера, и правда, спасал людей, в буквальном смысле, давая второй шанс. Но он не был доктором или пожарным. Отнюдь. Его друг обладал даром, который был достаточно специфичным и уникальным. Даром, который мог достаться только человеку с благими намерениями, но не лишенному чувства мести. Человеку, который лучше других знал, что нераскаявшийся убийца или изощренный садист должен не сидеть в тюрьме, а лежать в могиле.
   Как раз таким человеком и был друг нашего офицера. Звали его Вацлав. И был он Увеликом.
   Об Увеликах, как о реальных созданиях, мало кто знает, а многие из тех, кто знает, просто не верят в их существование. Но их нельзя винить в этом, ведь в способности Увеликов достаточно тяжело поверить. Они наделены даром забирать изъяны людей, забирать то, что люди не заслужили, и в дальнейшем отдавать другим. Любые болезни, раны или уродства Увелик может забрать у вас и наградить ими, к примеру, преступника, который в полной мере заслуживает такого подарка.
   Нужно знать, что Увелики бессмертны, они не стареют, их нельзя ранить. Они не чувствуют боли и никогда не болеют. Единственная боль, которую они чувствуют, – это боль других людей, единственная рана, которая может появиться на их теле, – это рана другого человека. Поэтому Увелик может запросто истечь кровью в подворотне, забрав ножевую рану ограбленного бедолаги, или умереть от сердечного приступа, который еще полчаса назад должен был случиться с больным из тридцать седьмой палаты.
   Увеликов нельзя назвать ангелами, но то, что они делают мир лучше – бесспорно.
   История нашего Увелика начинается ровно четыре года назад с того дня, как сам офицер, рассказал мне эту историю. Начинается она ранним утром в больнице.
   Вацлав достаточно частый гость в этом заведении, ведь именно там, чаще всего, люди нуждаются в помощи. И очень часто простая медицина оказывается бессильна перед болезнью.
   В этот день в больнице, как всегда, была суматоха. Беготня, крики врачей и больных. Центральная больница – это всегда настоящий муравейник, где и днём и ночью кипит работа, ведь, как не прискорбно, люди болеют и умирают каждую минуту.
   Все, как всегда, заняты делами: погружены в работу или озабоченны своим недугами. А сладковато-горький запах лекарств в полной мере дополнял картину.
   В будничной суматохе, благодаря своей незаурядной внешности, Вацлав без труда смог пройти мимо врачей и зоркой охраны. Он поднялся на нужный этаж и направлялся к восемнадцатой палате. Он уже знал, куда и к кому идет.
   Ровно два дня назад он увидел у дверей больницы женщину, которая заливалась слезами. Она была матерью, чей ребенок сейчас лежал в этой больнице. Она рыдала, захлебываясь слезами. Говорила неразборчиво, с всхлипами:
   Если быть точным, то основное, что она говорила, было:
   – Зачем..? Почему..? Почему он..? Мой милый… Ему… Ему и такая болезнь… За что?!
   Её пытался успокоить мужчина. Ему это плохо удавалось. Но он старался, как мог. Именно тогда, в тот день, увидев слёзы девушки, её отчаянье, Вацлав понял, кому он поможет в следующий раз.
   Увелик подошел к восемнадцатой палате и медленно открыл дверь.
   Палата была залита солнечным светом, идеально чистая, и все с тем же запахом лекарств.
   Все звуки больницы остались за дверью, и сейчас в палате стояла полая тишина.
   На кровати лежал ребенок. Ему было не больше десяти лет. Он читал книжку в красочной обложке, – наверное, единственное яркое пятно в палате. Увидев гостя, мальчик сразу отвлекся от книги.
   – Здравствуй, – сказал Вацлав.
   – Здравствуйте, – ответил тот.
   Мальчик был слаб. Усталость в глазах, мешки под ними. Бледная кожа. Слабое дыхание. Он мучился со своей болезнью, и это было видно. Голос был хриплый, с легким стоном, белая больничная пижама предавала его виду еще большую удрученность.
   Мальчик отложил книжку и стал рассматривать гостя.
   Вацлав тем временем подошел к кровати и присел на край.
   Он представился:
   – Меня зовут Винцент. Я доктор.
   Увелик никогда не представлялся своим настоящим именем. Это было ни к чему, и, к тому же, иногда небезопасно.
   – Здравствуйте, доктор. У вас какие-то новости для меня? – поинтересовался мальчик.
   – Нет. Не то, чтобы нет. Я хотел сказать…
   – Тогда, значит, все так же, – его хриплый голосок был наполнен обречённостью и слегка пугающим безразличием.
   Вацлав попытался оправдаться перед своим собеседником:
   – Оооо, нет. Не переживай…
   – Да я и не переживаю.
   На удивление голос мальчика был спокойным и ровным. Страх полностью отсутствовал в его речи. И, с одной стороны, это было понятно и вполне очевидно: ему было всего десять лет. Дети редко боятся смерти в таком юном возрасте. Ведь, не получив что-то в полной мере, нельзя жалеть, если это теряешь. Если бы тридцатилетний мужчина услышал такой приговор для себя, то, скорее всего, сейчас бы бился в припадке отчаяния, заливаясь слезами. Ведь он пожил на земле, увидел и попробовал достаточно, но этого «достаточно» слишком мало, чтобы так просто с ним расставаться. Тридцатилетний требовал бы ещё денег, требовал бы ещё женщин, алкоголя, впечатлений… Всего того, что он уже пробовал, но того, чего бы он пробовал ещё с большим удовольствием. А дети… а дети, как старики, они относятся к смерти более спокойно, более равнодушно. Только дети это делают из-за своего незнания, а старики из-за своей сытости.
   – Вот и правильно, – продолжал Вацлав – я думаю, что скоро уже тебя выпишут. Твои друзья, наверняка, уже соскучились по тебе.
   Вацлав пытался приободрить своего молодого собеседника, но мальчик неуклонно смотрел на мир с пугающим реализмом.
   – Мои друзья и я уже всё знаем. Не стоит меня успокаивать. Другой доктор уже все мне рассказал. И знаете, на следующей неделе все друзья приедут навестить меня. Разрешили устроить целый праздник вот в этой палате. Я знаю, что они все буду улыбаться и подбадривать меня. Вся палата будет в шариках и цветных лентах. Все будут смеяться, играть, есть торт, бегать. Делать все, чтобы не замечать ее.
   – Кого ее?
   – Смерть.
   – Невероятно, как ты так легко можешь об этом говорить? Я многих повидал, и все боятся её. Все пытаются её обмануть, торгуются, отрицают.
   – Не знаю почему, но я ее не боюсь. Я не понимаю, как можно бояться того, что неизбежно.
   Вацлав был шокирован: этот десятилетний ребенок говорил как столетний мудрец. Это пугало. Его безразличие настораживало.
   – Ты очень храбрый мальчик, – сказал он, – и все-таки я буду надеяться, что ты пойдешь на поправку. Дай, я пожму твою мужественную руку.
   Мальчик выдавил подобие улыбки и протянул руку своему собеседнику.
   Маленькая ладошка полностью поместилась в ладони Увелика.
   – Если хотите, то тоже приходите на мой праздник.
   Вацлав почувствовал, как по телу побежала мелкая дрожь. Болезнь уже струилась по его венам. Боль! Невыносимая головная боль. Вацлав зажмурился. Слабость! Озноб! Всё это окутывало его.
   И вот уже неизлечимая болезнь всей своей смертельностью вгрызалась в голову Увелика.
   Он открыл глаза. Он все еще сжимал руку мальчика. А тот смотрел на него своими ясными глазами без какого-либо намека на усталость. Здоровый румянец и цвет кожи просто сжигали унылую больничную пижаму. А голос, голос! Звонкий. Детский. Настоящий детский голос, голос, в котором живет сама жизнь. Жалко, ты не можешь услышать его. Не можешь сравнить голос ещё недавно обречённого ребёнка и здорового, готового на хулиганства, мальчугана:
   – С вами все в порядке, доктор? – спросил тот.
   Вацлав сидел на кровати, приходя в себя, стараясь заглушить головную боль.
   Мальчик повторил:
   – С вами все в порядке, доктор?
   – Что? А. Да, – голос Вацлава был измученный, – Да, все хорошо. Мне нужно идти… к другим пациентам. Поправляйся.
   Так до конца и не придя в себя, немного шатаясь, Вацлав поспешил покинуть палату, дабы избежать ненужных вопросов и проблем.
   И вот… На ослабших ногах, бледный, как больничный кафель, с синяками под глазами, с головной болью, которая сводила с ума, Увелик отправился к своему другу.
   Его друг, тот самый отставной офицер, работал на другом конце города.
   В тюрьме с самыми отъявленными подонками и мерзавцами.
   В тот день путь до тюрьмы показался Вацлаву вечностью. Птицы пели слишком громко, солнце светило слишком ярко, и голова от этой какофонии просто раскалывалась. Он не понимал: как такие мучения мог выносить десятилетний мальчик?
   Наконец-то он добрался до места. Ему уже не терпелось расстаться с этой болезнью. С этими иглами в голове.
   Надзиратель ждал его на крыльце.
   – Господи! – офицер был в ужасе от состояния своего друга, – Ты выглядишь просто ужасно! Что за болезнь у тебя?
   – Понятие не имею, – Вацлав еле ворочал языком от слабости, – но чувствую, что мой мозг вот-вот взорвется! Господи, эта боль просто невыносима!
   – Давай я тебе помогу.
   Офицер подвел Вацлава к камере с номером тридцать шесть и отыскал нужный ключ.
   Дверь, со стоном ржавых петель, открылась. Запах пота, мочи и грязи вырвались наружу.
   Помещение заключенного напоминало вырытую могилу. Полтора метра в ширину и два в длину. И съедающий глаза сумрак. Кровать, умывальник, стол и окно, больше напоминающее щель в стене.
   – Заключенный 375320, встаньте и подойдите к проходу, – отчеканил офицер.
   Послышались Шаги. Еще шаги. Медленные.
   Из темноты вышел человек. Это был мужчина тридцати лет, сгорбленный, уже седой, худощавый. Глаза затуманенные, прищуренные веками от непривычного света. Серые и пустые.
   – С вами хотят познакомиться, – сказал офицер.
   – Да? И кто же? – голос заключенного был хриплый, с нотками насмешки, не над людьми, нет… а над целым миром.
   – Это доктор Винцент, – представил офицер Вацлава.
   – Интересно. Это с какими же намерениями доктор решил посетить мою скромную обитель? – заключённый посмотрел на Вацлава своим затуманенным, но не лишённым безумства взглядом.
   – Здравствуйте… – Вацлав замялся, – я провожу исследование, и хотел бы знать… Эм… Расскажите мне, за что Вы сидите здесь?
   Заключенный ухмыльнулся, слегка оголив свои жёлтые зубы. Стёртые, кривые, еле держащиеся в гнилых дёснах.
   – Как и любой здесь… за убийство.
   – И кого Вы убили?
   – Нууу. Я много кого убил. Но сижу я за одну историю. Много лет назад я только вышел из тюрьмы «Затворки Солнца», ну, Вы знаете, та, что на окраине Чехии. Ни денег, ни жилья. Ведь наше государство не заботится о недавно освободившихся, а просто выплёвывает их на обочину жизни. Я слонялся по стране, как бродяга. Однажды я попал под сильный дождь! О, это был ещё тот ливень… Я старался укрыться от дождя под карнизом магазина, но всё равно промок весь. Я думал, что просто сдохну от холода и сырости. Но… Словно увидев мои страдания… На другой стороне улицы из дома вышел мужчина. И поманил меня рукой… Слушайте, офицер, а нас сегодня чем будут вообще кормить?
   – Рассказывай историю, или единственное, что ты будешь есть, – это свои зубы! – отрезал офицер. Когда дело касалось заключенных, наш офицер становился жестоким, грубым и до ужаса озлобленным. Это место сильно меняло его. Меняло всех, кто здесь работал и, однажды, могло случиться так, что сорвавшийся надзиратель запросто мог бы оказаться по другую сторону камерной двери.
   – Хорошо… Хорошо… Так вот… – продолжил заключённый, – я перебежал улицу и подошел к этому парню. Оказывается, он звал меня к себе. Неожиданно ведь? Встречается всё-таки ещё доброта в наше время. Они жили втроём. Его жена и их сын. Лет, может, пяти. Думаю, сейчас ему уже около двадцати… интересно, как изменилась его жизнь с появлением в ней меня? – заключенный хихикнул.
   И уже через секунду пожалел о своем веселье. Тяжёлый удар дубины пришёлся прямиком ему в живот. Тот скорчился от боли.
   – Ты закончил со своими лирическими отступлениями? – процедил сквозь зубы офицер.
   – Да… да, конечно… – заключенный приводил своё сбившееся дыхание в порядок. – Так вот… он привёл меня в дом. Они меня неплохо накормили. И выделили комнату. На протяжении всего ужина его жена мне строила глазки… и я не вру! Нет! Так и было… хотя все… даже на суде… мне не верят… если бы она не строила, я бы даже и не стал… но, а так… ведь, чёрт возьми, я очень давно не был близок с девушкой… я не мог устоять… я прокрался ночью в их спальню. Я старался вести себя тихо, но сначала она закричала, потом уже и муж проснулся. ТВАРЬ! зачем надо было заигрывать, если потом отбрыкиваешься, а?! А?! Сразу был скандал. Он орал, чтобы я убирался… я пытался сказать, что это всё она… представляете,… как обидно меня обвиняли, хотя я и виноват-то не был… он меня толкнул… ну и тут я уже сорвался. Я его ударил. Потом ещё раз, но уже подсвечником с комода… потом ещё раз и еще… пока не забил на смерть. Жена его. Господи, как она кричала.
   – И что? И что тогда Вы сделали?
   – Да ничего! – рассказчик рассмеялся, – зажал ей рот рукой. Я старался её успокоить, но вышло так, что я переусердствовал… и… ну в общем, я её задушил. Но они оба сами были виноваты. Ну согласитесь. Я решил, раз уж отступать некуда, то я возьму немного вещей себе… им-то, я думаю, они вообще больше не нужны… чёрт, и совсем забыл про их мелкого сорванца, который выбежал из дома… и уже через десять минут привел полицию. Я пытался оправдаться, но суд всё равно приговорил меня к заключению в этом гадюшнике. Так что, это была моя последняя весёлая ночка на воле…. Но она и правда была весёлой.
   Заключенный улыбался. Он явно получал удовольствие от своего рассказа. Убежденный, что в полной мере наказал негостеприимных хозяев дома.
   – Так что? Может, еще что-то рассказать? – Он жаждал общения, – Я как– то ограбил торговца. Хотите, расскажу, а? Ооочень забавная история, а то мне здесь не хватает слушателей. Каждый пытается хвастаться, а в итоге что? Никто никого не слушает. Ну, так, м? Отличная история.
   Но Вацлав услышал достаточно, чтобы вынести свой приговор. Приговор, что эта мразь достойна той боли, которая кипела в его голове. Той боли, которой ещё часа два назад, был награждён маленький мальчик.
   – Нет. Я думаю… В следующий раз.
   – Нуууу, смотрите. Забавная история, я хочу вам сказать.
   – Я вам верю. Но не сегодня. До свидания.
   Вацвал протянул заключённому руку. И заключенный пожал её.
   – Ну как знаете, как знаете. Но вы все равно, если что, захо… захо…
   Чёрт! Чёрт! Моя голова! Моя голова!
   Истошный крик нераскаявшегося заключённого, резонируя от камней, разлетелся по тюрьме.
   Заключенный выхватил руку и сжал обеими голову.
   – Моя голова! – кричал он, – моя голова! Моя голова! Мояголова! Мояголовамояголова!
   Он упал на пол, корчась от боли, крича.
   Он, наверное, повторил это еще много раз, но за закрытой дверью камеры не было слышно.
   Вацлав с облегчением вздохнул.
   – Уф. Так гораздо лучше. Чувствую себя, как заново родившимся.
   – Представляю, – сказал офицер.
   – Как эти люди могут жить со своим грузом?!
   – Не имею ни малейшего понятия, мой друг. Но каждый раз, когда я вижу на их лице улыбку, вижу, как они придаются своим кровавым воспоминаниям, я выбиваю из них всё до тех пор, пока моя рука не занемеет.
   – Я тебя понимаю. Черт. Ну и день, я хочу тебе сказать.
   – Что такое, мой друг?
   – Этот мальчик… который в больнице. Не укладывается в голове, он был полностью безразличен к своей смерти. Это просто пугало. А его слова. Его слова взрослые, мудрые. Слова, которые не должен произносить ребенок. Обычный ребенок. Это уже не в первый раз, когда я задумываюсь о своих поступках. Задумываюсь о том, что я делаю.
   – Что ты имеешь в виду?
   – А что, если я делаю что-то не так? Что, если я спасаю не тех людей? Ведь болезни, какие бы они ни были, не даются просто так человеку. Ведь я самым натуральным образом меняю ход истории.
   – Ну, не преувеличивай.
   – Нет, нет. Ты просто подумай. А что, если этот мальчик. Этот мальчик, пока еще безобидный, когда вырастет, станет таким же подонком, как все эти заключенные? И окажется здесь. А? Подумай. Помнишь Ганса? Такого же, как я. Помнишь, кого он вылечил от менингита. Если бы он не вмешался, мировой войны бы не было. Не было таких кровавых личностей как Шефир Вик. Не было столько жертв. Просто не было бы этого ужасного, кровавого преступления. А может, одного из тех, кого я спас, уже в этой тюрьме.
   – Поверь мне, мой друг. Все не так. Твой дар от Бога и не думаю, что он достался бы человеку, который может оступиться. Тем более так.
   – Но я все же человек. Как ты подметил. Я тоже ошибаюсь.
   – Друг мой, твои сомнения понятны. Обладая таким даром, только безрассудный не стал бы сомневаться. Но я полностью уверен, что в нужный момент, даже через все тени сомнений, ты знаешь, кому помогать. И думаю, если бы этому мальчику в больнице суждено было стать убийцей, ты бы прочел это в его глазах. Ты бы увидел в них нездоровый блеск.
   – Надеюсь, ты прав. Надеюсь, ты прав, мой друг.
   Единственное, что требовалось Вацлаву, это расслабиться и отдохнуть. Единственный человек, который мог ему в этом помочь, был Филипп. Завсегдатай питейных заведений. Хороший слушатель. Неплохой друг.
   Как и всегда, Филипп был в баре «Дель», распивая, уже неизвестный ему по счёту, бокал водки с клюквой. Он как всегда сидел один в углу, стараясь ни на кого не смотреть и оставаться незамеченным самому.
   Бар «Дель» был уютным заведением, куда приходили не веселиться, а отдохнуть от городского шума. Утонуть в дыме сигарет и расплыться в алкогольном дурмане.
   Вацлав подсел к своему приятелю. Тот радушно ему улыбнулся.
   – Вацлав! Рад тебя видеть.
   – И я тебя рад.
   – Дай-ка я угадаю… опять внутренние терзания?
   Вацлав кивнул.
   – Ну, раз ты пришёл меня отрезвлять, то мне понадобится ещё одна водка с клюквой, – и Филипп подозвал официантку и сделал заказ.
   Вацлав, обладая иммунитетом к любым неблагоприятным факторам, просто не мог пьянеть. Не мог отравиться алкогольными парами, и Филипп, как хороший друг, помогал ему в этой задаче.
   Когда официантка отошла от них, Вацлав с большим удовольствием пожал руку Филиппу. Незамедлительно по его крови побежало приятное, расслабляющие тепло.
   Дальше был разговор, непринуждённый, необязывающий. Смех. Какие– то воспоминания. Вацлав ещё несколько раз жал руку своему приятелю, а тот, в свою очередь, несколько раз заказывал себе водку с клюквой.
   Но потом…
   – Ты!
   Это была Аманда. Молодая, но обветшалая особа. Настоящий фанатик лунного камня. Дрожа от собственной слабости и жажды, она подошла к их столику.
   – Прошу тебя! – срывающимся голосом говорила она, заставив обратить на себя внимание, – Прошу тебя, избавь меня от этого.
   – Нет, – отрезал Вацлав.
   Филипп сидел молча, и пил свою водку.
   – Я умоляю тебя. Я оступилась, но могу исправиться.
   – Нет. Я давал тебе второй шанс. Я избавил тебя от зависимости. Я сам чуть не умер от неё. А что сделала т?. Ты просто взяла и вернулась с того, с чего начала.
   – Но.
   – Ты заставила меня поверить в тебя! Изменив тебя, я убедил всех не забирать у тебя сына. Но что сделала ты? Ты снова вдыхаешь скандинавский камень, а где твои дети? А?!
   – Я…
   – Вылечив тебя, я подписал им… смертный приговор. Смотря на тебя, видя тебя,… я снова и снова сомневаюсь в своём даре. Ты первая и, надеюсь, единственная ошибка.
   – Но я.
   – Нет!
   Вацлав ударил по столу и встал.
   Он вышел на улицу и отправился прочь от того места, где бельмом маячила его главная ошибка.
   Был уже вечер. Вацлав возвращался домой, наслаждаясь каждым мигом без той невыносимой боли, которая еще несколько часов назад резала его на части. Но образ Аманды не выходил из его головы.
   Хмель почти вышел из его тела.
   Он шел не спеша. Вечерний город всегда доставлял ему удовольствие. А после такого тяжелого дня – двойное. Гнетущие мысли не покидали его, но уже не так сильно душили.
   В его планах был только отдых и сон. Свалиться на диван и провалиться в грезы. Но все изменил негромкий плач. Еле слышный, неуловимый. Он был совсем недалеко, он шел оттуда, где, сгорбившись от старости и ревматизма, стояла пожилая женщина. Она стояла под светом фонаря и разглядывала фотографию в руке.
   Слезы, сбегая по морщинистому лицу, срывались и звонко ударялись о матовую поверхность бумаги.
   Вацлав подошёл к ней.
   – Почему Вы плачете?
   Она, ничего не говоря, протянула ему фотографию. Мятую и старую. Немного пожелтевшую.
   На ней, застыв в реверансе, стояла балерина. Стройная, изящная, с грацией лебедя. Взгляд, устремленный вперед к зрителю, кокетливый и игривый. Сколько жизни было в ней, в этой застывшей девушке.
   – Я была очень талантливой и очень красивой.
   – Это вы?! – Вацлав был поражён.
   – Да. Но очень много лет назад. Ах, эта молодость. В спешке, в опозданиях. Я крутилась всегда, даже когда не была в балетной пачке. Я бы могла стать очень знаменитой балериной. И я не хвастаюсь.
   – И что же Вам помешало это сделать?
   Старушка еле заметно улыбнулась.
   – Когда человек влюбляется, ему становиться плевать на будущее и на последствия. Он живет только настоящим. Он живет встречами, свиданиями, поцелуями. Приходится разрываться между работой, карьерой и своей любовью. И однажды приходит такой миг, такое время, когда нужно выбирать: или ты становишься семейным человеком, или одиноко идешь к славе и успеху. (вздыхает) Я была влюблена. Но, как оказалось потом, это был не самый мой удачный выбор.
   Вацлав смотрел на фотографию. На девушку в балетной пачке. Та, у которой вся жизнь была впереди, слава, успех и ни одна гора не смогла бы устоять перед ней. И ни один, даже самый чопорный зритель, не смог бы сдержать аплодисменты.
   И снова сомнения в голове Вацлава. Девушка в балетной пачке…
   Сколько сердец бы она разбивала. Соблазнив одного, убегала бы к другому. Скольких своим кокетством она бы довела до самоубийства или сумасшествия. Или, может, наоборот: скольких композиторов и поэтов она бы могла вдохновить? Ведь, глядя на фотографию, он уже влюблялся в этот образ. Имея мудрость старости и грацию молодости, она могла направлять его в правильное русло.
   Он влюблялся.
   А когда человек влюбляется, как подметила его пожилая знакомая, ему становится плевать на будущее и на последствия.
   – Я бы хотел… Я бы хотел послушать Вашу историю любви. Не хотите прогуляться?
   – Это очень мило. Давно я уже не гуляла, тем более с таким очаровательным кавалером. Хотя, раньше у меня отбоя не было от них.
   Вацлав взял под руку свою спутницу, и они медленно пошли вдоль дороги.
   Их сопровождали только звуки ночного города.
   – Ох, я помню, как первый раз увидела балерину. Увидела, как она танцует, как кружится, и поняла, что хочу так же. Хочу все эти аплодисменты. Хочу быть этим белым лебедем. Как только представилась возможность, я отправилась в школу танцев. Ооооо, Вы бы знали, сколько нервов, крови и пота я потратила там. Но все было не напрасно. Меня заметили, увидели мой талант и моё стремление. И уже вскоре.
   Они шли вдоль дороги. Город все шумел. Пожилая балерина продолжала говорить. А наш Увелик продолжал стареть. Стремительно. Первые морщины. Первые седые волосы и вот ему уже примерно сорок пять.
   И вот, спустя несколько минут, голос старушки уже не такой хриплый.
   – …Мне аплодировал весь петербургский дворец. Ах, моя мечта… Все эти аплодисменты. Цветы. Признание. Я просто не могла насытиться этим блеском славы. Ну, а потом… я встретила его. Его букет мне принесли в гримерную. Была записка,… хоть убейте, но не помню, что там было написано, но точно помню, что только в одни эти слова можно было влюбиться. Он был красив. Как он был красив! И очень обходительный.
   Я стала пропадать с ним постоянно, всегда. Пропуская репетиции, что сильно злило моего учителя, но мне было плевать: я была влюблена. Были цветы, походы в театр, пламенные признания в любви. Однажды он сказал, что больше не хочет быть без меня. Он предложил уехать. Жить вместе, всегда быть вместе. Предложил пожениться. Тогда и встал нелегкий выбор: семейная жизнь или балет (смеётся). И опять у меня было только одно оправдание. Ведь я была влюблена.
   Они шли небыстро. Прогуливались. Вацлав чувствовал, как приближается его восьмидесятилетие. Его тело старело, морщины, старческие пятна. Слабел слух. Падало зрение. Но он все продолжал слушать ее рассказ. Он смотрел на нее уже почти молодую. Они все шли под руку, молодея и старея с ужасающей скоростью.
   И вот уже историю рассказывает не престарелая женщина, а юная девушка с очень длинной судьбой.
   – … Свадьба была превосходной. Три дня одного праздника. А потом еще путешествие. Мы всегда были вместе. Долго. Столько смеха, столько счастья. А потом. А потом начались скандалы. Непонятно откуда. Много скандалов, один за другим. Волнами. Мы словно перестали понимать друг друга. Ругались на любой почве. И, в конце концов, он просто ушел. Сказал, что больше так не может, что мы стали слишком разными. Он ушел. А мне было уже тридцать. И балет, моя мечта, была в недосягаемости. Обычная работа. Никаких грез. Никаких аплодисментов. Простая жизнь. Всего этого нельзя было вернуть. Я старилась, так и не покорив мир своим реверансом.
   Они остановились под фонарем. Оба молчали, слушая город.
   Уже юная и полная жизни спутница нашего героя удивлённо сказала:
   – Знаете, а когда я вас увидела, я и не думала, что вы такой старый. Вы мне казались намного моложе меня.
   На это Вацлав лишь усмехнулся и своим хриплым голосом старика сказал:
   – А я и не думал, что Вы такая молодая.
   И правда, она была прекрасна. Прекрасна и молода. Стройная, подтянутая и такая живая. Изумрудные глаза без тумана старости, гладкая кожа без шрамов времени. Волосы, наполненные золотистым цветом. Молодая, с прожитой старостью и начинающийся молодостью. Красива. Чудесна. Прекрасна.
   В неё можно и нужно было влюбиться.
   Смотря на неё, Вацлав уже мечтал увидеть её в балетной пачке. Увидеть её пластику. И первый раз он не сомневался в своем поступке. И наделся завтра оказаться молодым. Оказаться рядом с ней.
   – Как вы любезны, с такой старой дамой, как… как… Мои руки. Они гладкие! Гладкие!
   Не веря глазам, она старалась осмотреть себя всю. Кружилась. Заглядывала себе под юбку, гладила по рукам, трогала волосы. Она не могла понять, что произошло. Она не могла поверить.
   – Что случилось?! Как такое возможно?!
   Вацлав улыбался:
   – Это не столь важно. Главное знайте, теперь у вас есть второй шанс стать… Шанс осуществить свою мечту и не оступиться. Не потратьте его понапрасну.
   – Это Вы сделали! Да, точно Вы! Ведь когда Вы подошли, Вы были такой молодой, а теперь. А теперь Вы старик. Вы старик, а я молодая. Но зачем?
   – Завтра я тоже буду молодым. Не переживайте за меня. И, может, снова став молодым, я бы пригласил Вас на свидание.
   – Но как такое…
   – Главное помните, что теперь у Вас есть второй шанс. А теперь идите спать. Я думаю, утро вечера мудренее. Тем более после таких событий.
   – Но.
   – Идите спать. Вы все скоро сами поймете.
   Она молча кивнула. Поднялась по крыльцу к подъезду. Но уже через секунду сбежала вниз. И впилась в губы состарившегося Увелика.
   – Я согласна пойти с вами на свидание, – сказала она.
   – Я уже боялся, что мое предложение пролетело мимо. Но всё равно бы я пришёл завтра с букетом.
   Девушка улыбнулась. И уже через секунду исчезла за подъездной дверью.
   Лишь напоследок Вацлав крикнул:
   – И не кружитесь много перед зеркалом!
   Начался дождь.
   Хотя, если мне не изменяет память, то настоящий ливень.
   Хотя, нет. Точно!!! Офицер говорил, что была гроза! Гроза, которая своими раскатами грома пробирала до мурашек.
   Вацлав спешил к своему другу. Ноги плохо его слушались. Одышка мешала быстро идти. Постоянная усталость. Сердце бешено стучало. Артрит вгрызался с болью.
   Добраться до тюрьмы стоило нашему Увелику невероятных усилий.
   Он постучал в дверь.
   Дверь открыл наш офицер.
   Но он не узнал друга.
   – Тебе чего, старик?
   Своим хриплым голосом, Вацлав произнёс:
   – Друг мой, это я.
   – Вацлав?! Что? Как? Проходи немедленно!
   И вот они снова были в тюрьме.
   Они спешили к камерам. Старость съедала Вацлава. Он редко и глубоко дышал. Тяжело перебирал ногами. Опирался о стену.
   – Зачем, а?! – возмущался офицер, – ты же знаешь правило. Ты ведь сам его придумал! Никогда не забирать смертельные ранения и старость. Ведь это все чревато! Ну, зачем? А?
   – Я знаю. Знаю. Но ты бы видел, какая она красивая. А сколько отчаяния было в ее глазах. Мне кажется, я влюбился. И поверь мне, друг, это был первый раз, когда я не сомневался в своем решении. И не сомневаюсь.
   – Может, и не сомневался, но теперь ты на волоске от того, чтобы умереть от старости.
   – Плевать. Плевать. Старость – дело проходящее. У меня завтра с ней свидание. С этой балери…
   Не закончив предложение, Увелик повалился на пол. Он был без сил.
   – Вацлав! Вацлав! Чёрт. Вацлав.
   Всю дорогу до камер офицер нес Увелика на руках. А тот лишь бормотал.
   – У меня будет свидание. Свидание с балериной. С красивой. И уже скоро очень знаменитой.
   И вот они подошли к камерам.
   Офицер одной рукой достал ключи и открыл камеру.
   – Заключенный 724320, выйти! Ну же, давай, Вацлав, вставай. Заключенный 724320, быстрее! Выходим!
   Хромой заключённый поспешил к выходу. Такой же грязный, как и предыдущий, такой же омерзительный на вид и взгляд.
   Офицер взял заключённого за руку. И подвёл его к лежащему на полу Увелику.
   – Ну же, Вацлав, возьми его за руку. Вацлав! Возьми его за руку. Ну же!
   Но тот молчал. Он не поднимал руки. Он был полностью обездвижен. Его грудь не поднималась. Он не дышал. Глаза закрыты. А на губах улыбка.
   Но офицер продолжал:
   – Ну же, Вацлав, ну же. Возьми его руку!
   – Сэр, может, нужна помощь? – вмешался заключённый.
   Офицер отрезал:
   – Заткнись!
   Отрезал и продолжил:
   – Вацлав, ну же!
   Офицер ещё долго пытался докричаться до своего друга. Но всё, что я могу сказать, это то, что ровно четыре года назад в чешской тюрьме от старости умер Увелик, друг офицера и просто человек, который всегда при первой возможности давал людям второй шанс. Второй, но никогда не давал третий.
   Офицер так и не узнал, что случилось с той девушкой. Но он, как и я, надеется, что жертва Вацлава была не напрасной. И та девушка, прожившая старость и начавшая новую молодость, в полной мере воспользовалась своим вторым шансом.
   Но совсем недавно, я встретил своего друга.
   Разодетого и обутого, в бессмертную классику, он шёл, держа под руку свою супругу. Я остановился и поприветствовал его.
   – Ну, здравствуй. И по какому поводу ты такой нарядный? Отличный костюм, хочу заметить.
   – Спасибо. Сегодня идём на балет, – заявил он мне.
   – Ты?! На балет?! – я, и правда, был удивлён, ведь такое зрелище было не для него. – Не думал, что тебя туда можно затащить.
   – Так-то нет. Но сегодня выступает очень известная балерина. Она прекрасна. И даже такое скучное действие превращает в настоящее зрелище.
   – Да ты что?!
   – Да! Она очень красива! Изящна! А ее светлые волосы! А ее взгляд. Ох, это надо видеть!
   Супруга толкнула моего друга в бок.
   – Смотри, не засматривайтесь сильно, а то… – я, улыбаясь, кивнул в сторону его жены.
   – Это точно. Не ревнуй милая. И, самое удивительное (поразительное), она появилась как из неоткуда, еще четыре года назад никто не слышал о ней. А теперь она покорила Петербург, Париж и приехала к нам.
   – Бывает же?!
   – Ну ладно. Мы пойдём.
   – Хорошего вечера. И ещё раз – отличный костюм.
   После этих слов они пошли в сторону театра, а я ещё раз убедился, что у всех в этом мире есть второй шанс. Главное – правильно им воспользоваться.


   Предвзятое отношение

   Из дневника:
   Сегодня я задался вопросом предвзятого отношения.
   И невольно вспомнил историю, которую мне рассказала непосредственно сама героиня. Всё это произошло в Германии. Несколько лет назад я посещал необходимую и интересную конференцию в Берлине. Там я узнал об одной девушке, которая живёт в небольшом городе, очень красивой, но ведущей полностью затворнический образ жизни. Она редко принимала гостей и никогда не выходила на улицу, что странно, всего несколько лет назад эта особа была самым популярным человеком в городе.
   Такое не могло обойти моего внимания, и я поехал в тот город, чтобы попытаться поговорить с этой девушкой.
   Попасть к ней оказалось достаточно сложно, она очень долго сопротивлялась, но я всё-таки смог настоять на своём. Раздался звонок, гласивший об открытии двери, и я вошёл внутрь.
   Оказавшись в длинном коридоре, я решился пройти дальше, но…
   – Подождите. Не проходите пока, – издали квартиры раздался женский голос.
   Я замер.
   – Видите флакон на столе?
   Там и правда стояла небольшая склянка, заполненная мутновато синей жидкостью.
   – Выпейте её.
   Я попытался отказаться.
   – Это не опасно. Выпейте или вам придётся уйти.
   Пришлось повиноваться необычной хозяйке, выпив, я прошёл дальше и оказался на небольшой кухне. Холодной, пустой, местами покрытой большим слоем пыли.
   – Я сейчас спущусь.
   Через две минуты ко мне вышла девушка, красота которой была неоспорима. Бледность и худоба предавали ей неуловимый шарм.
   – Так зачем я вам нужна?
   Я объяснил ей, что коллекционирую необычные истории и хотел бы услышать её. Ели она не против, конечно.
   – Не обычные. Это какие, например? – спросила она.
   Я рассказал ей историю про одного молодого человека, который умел исцелять и забирать болезни себе.
   – Интересно. А есть ещё?
   Я кивнул.
   – Давайте поступим с вами так, – предложила она, – Вы расскажете мне ещё несколько историй и, если они мне понравятся, я расскажу вам историю своей жизни. Но вам придётся выпить ещё один флакон. И если всё пойдёт как нужно, то вы узнаете, почему я торчу здесь, почему каждого пришедшего я заставляю пить эти флаконы и почему на лице моего возлюбленного появились шрамы… Да-да… я заметила, как вы с любопытством рассматриваете фотографии.
   Я был вынужден согласиться. Я рассказал ей историю о путешественниках во времени, о влюблённых клонах, которые жили неподалёку от неё. И ещё пару историй, стараясь рассказывать красочно, не упуская деталей.
   – Что ж. Это было очень интересно. Я поставлю нам чаю и, может, приготовлю что-нибудь поесть. Вас ждёт очень долгий рассказ.
   Я уселся поудобней и, сделав несколько глотков чая, стал слушать.
   И так…
   Мой читатель…
   Познакомься с Амандой.
   Красивая девушка девятнадцати лет, рыжие волосы, точёная фигурка и обворожительная улыбка. Аманда живёт в небольшом городке Германии, название его не столь важно. Главное, что весь этот городок души не чает в этой девушке.
   Вот она заходит в небольшую бакалейную лавку и все мужчины, улыбаясь, уступают ей очередь. Аманда улыбается им в ответ, забирает свой заказ и удаляется.
   Пользуясь популярностью у мужчин Аманда, к моему удивлению и, думаю, к удивлению многих слушателей, не снискала врагов и среди женского населения. Каждая девушка их маленького городка мечтала стать подружкой Аманды. Когда она садилась в кафе, к ней обязательно подсаживалась девушка, стараясь завести с ней разговор.
   Аманда училась в колледже, там она была старостой класса, любимицей учителей и фавориткой среди студентов.
   Обожаемая всеми, Аманда с лёгкостью добивалась всего, чего хотела. Аманда никогда не покидала своего города, но она не сильно из-за этого переживала.
   Погружённая в свои дела, она купалась в лучах популярности, улыбок и комплиментов.
   Всегда после колледжа её встречал Клаус, счастливчик, которому повезло стать избранником самой популярной девушки в городе.
   В день, когда начинается моя история, Клаус, как всегда, подобрал её после школы на своей машине, и они поехали в кафе, в котором они любили… как говорила вся молодёжь, «Зависать».
   – Как учёба? – спросил он.
   – Всё хорошо. Правда, по истории Германии задали большой доклад, и сдать его надо к понедельнику. А я в последнее время стала сильно уставать.
   – Да я заметил. Ты какая– то бледная эти несколько дней… Всё хорошо?
   – Не знаю… нет времени дойти до врача.
   – Может, я завтра тебя туда отвезу?
   – Да, думаю, это будет правильно.
   Машина Клауса въехала на парковку.
   Выйдя первым, молодой человек обогнул автомобиль и подал руку Аманде.
   Под руку они вошли в кафе. Солнечное, покрытое ярким кафелем и пропитанное атмосферой позитива заведение.
   Официант улыбнулся им и проводил их за столик.
   – Нам как всегда, два молочных коктейля.
   Официант кивнул и удалился.
   – Слушай, а что это за история с парнем, который чуть не накинулся на тебя в центре города.
   – Ах эта… – отмахнулась девушка, – да не бери в голову.
   – Как это не брать. Я был в ярости. Жалко, что меня рядом не оказалось, я бы ему показал.
   – Успокойся, мой ярый защитник. Это был приезжий, который ехал в своём кабриолете почти пять часов без остановки. Ему просто напекло голову. Когда он остановился, ему показалось, что я сказала ему что-то грубое. Вот он и накинулся. Но когда его отпоили водой, он ещё долго извинялся.
   – Всё равно, дикость какая-то…
   Аманда мило улыбнулась, отпила свой коктейль и поморщилась.
   – Фу… какой он горький.
   – Горький, ну-ка дай попробовать. Да нет, вроде сладкий…
   Аманда попробовала ещё раз и снова поморщилась.
   – Да нет же, горький. Как же здесь жарко.
   Аманда смотрела по сторонам, её дыхание стало частым, на лбу выступили капельки пота. Она обмахивала себя книжкой с меню, но та ей не помогала.
   – Аманда, что с тобой? – Клаус был взволнован.
   – Не знаю… Не могу понять… – Аманда постоянно оглядывалась.
   – Твои глаза, они пожелтели!
   Что?! Что…
   Девушка потянулась к сумочке, но сразу, как она накренилась вперёд, всё её тело обмякло, и она повалилась на красно-белую плитку.
   – Аманда! Аманда! Кто-нибудь, вызовите скорую!
   Бармен за стойкой побежал к телефону. Другие посетители кафе стали толпиться, кто стоял, раскрыв рот, другие, раскрыв глаза. Все были в ужасе, самая популярная девушка города лежала без сознания.
 //-- * * * --// 
   Когда Аманда пришла в себя, она почувствовала, как к её груди прикасается холодный металл. То справа, то слева. Она немного приоткрыла глаза. Над ней навис силуэт мужчины. В его ушах торчал стетоскоп, и он внимательно прислушивался к каждому звуку, исходящему из него.
   Он увидел, что девушка открыла глаза и улыбнулся.
   – О, мы проснулись, – голос был мягким, – Как вы себя чувствуйте Аманда. Я – ваш лечащий врач.
   Мужчина отодвинулся от девушки и сел.
   Аманда приподнялась и огляделась. Это была её комната. Рядом с врачом стоял обеспокоенный отец, а поодаль, у самой двери, её молодой человек. Его взгляд тоже был озабочен.
   На несколько секунд в комнате повисла тишина.
   – Что… что произошло? – спросила Аманда.
   – Вы потеряли сознание в кафе. Ваш молодой человек сказал, что вы жаловались, будто молочный коктейль, который вы пили, был слишком горький. Это так?
   – Да… а потом стало очень жарко. А ещё, перед тем, как потерять сознание, я почувствовала запах тухлятины.
   Врач вздохнул. Симптоматика его очень расстроила.
   – Что, доктор? Это плохие признаки? – спросил отец девушки.
   – Я не уверен, но есть нехорошие предпосылки.
   – Какие? Доктор, вы можете сказать точно! – тот повысил голос.
   – Не кричите гер Коч. Я собираю мысли.
   – Извините. Просто, это событие так меня потрясло.
   – Я понимаю… Есть вероятность, что у вашей дочери Мускусивный синдром.
   – И что это?
   – В лёгких Аманды образуется слизь, которая постепенно склеивает её лёгкие. От этого она чувствует горечь в еде, запах тухлятины. Пары этой слизи выходят наружу через гортань и покрывают рецепторы языка и носа.
   – Значит, нам нужно избавляться от этой слизи. Я предполагаю, есть возможность… ну, не знаю, вымыть её оттуда…
   – Есть способ, – врач вздохнул, выдержав паузу, – Операция.
   – Операция. Меня будут резать?! – Аманда была в ужасе.
   – Да, при условии, что найдётся донор. Сейчас эта болезнь набирает силу и лёгкое тяжело найти.
   – А что будет, если слизь склеит все мои лёгкие?
   – Вам будет нечем дышать.
   – Не переживай, моя милая… То есть, лечения нет! Только операция!?!
   – Боюсь, что так.
   Аманда посмотрела вдаль комнаты, зрачки Клауса были потуплены, на нём не было лица. Он молчал. Аманда поймала его взгляд и жестом протянутой руки попросила его подойти. Молодой человек сел рядом на кровать и взял свою девушку за руку.
   – Ты слышал, Клаус, – отец Аманды был возмущён, – Вот тебе и лучшая медицина в мире! Одни шарлатаны! Только бы скальпелем махать!
   – Я прошу вас успокоиться.
   – Успокоиться… моя дочь, может умереть… моя…
   – Папа!
   – Прости, милая, – мужчина немного усмирел.
   – Мы сделаем все анализы, возможно, рано паниковать и у вас много времени, чтобы найти донора. Плюс, есть малая вероятность, что я ошибаюсь в диагнозе.
   – А если времени мало? – спросил отец.
   – Мы что-нибудь придумаем.
   – Я могу стать донором! Я ведь отец, я лучше всего подхожу!
   – Да можете. Это главный вариант, который мы будем рассматривать. Давайте дождёмся анализов, а там будем думать. Хорошо?
   Отец, нервы которого сдавали оборонительные позиции накопившемуся стрессу, нехотя кивнул.
   – Я вас провожу, доктор, – сказал он сухим голосом.
   – Хорошо. Поправляйся, Аманда.
   Доктор улыбнулся пациентке и направился к выходу.
   В прихожей отец больной девочки пожал руку врачу и протянул ему свёрток.
   – Я прошу извинить меня за моё поведение. Столько всего, а теперь ещё и это… Спасибо, что вы приехали сразу… Это вам.
   Доктор взял свёрток, в нём что-то лязгнуло.
   – Аааа… – улыбнулся он, узнав содержимое, – знаменитый на весь город лимонад Франка Коча. Спасибо. Вам бы свой бизнес открыть, а не батрачить на этом водохранилище.
   – Я думаю об этом.
   – Я хотел бы сказать вам ещё кое-что. Вы конечно можете стать донором, но вы работаете на городском водохранилище… это тяжёлая работа и после операции вы ещё долго не сможете вернуться к ней, а если что-то пойдёт не так, вы вообще лишитесь работы. Я не отговариваю вас, но вы хороший человек, а это большой риск. Поэтому, давай те не спешить.
   – Хорошо. До свидания. Ещё раз спасибо.
   Весь следующий день Аманда провела в больнице. Где у неё взяли кровь, анализ слюны, слизи из лёгких, сделали рентген. Наша героиня обошла с несколько десятков кабинетов для того, чтобы врачи сумели составить полноценную картину её заболевания.
   И, после обхода всех врачей, оставалось только ждать вердикта.
   Но вердикт превратился в настоящий приговор. Слизь в лёгких несчастной склеила почти семьдесят процентов всего объёма. Оставался месяц или меньше.
   И это было видно, Аманда уже не вставала с постели, тяжело дышала, стала бледной. Почему болезнь так резко стала прогрессировать – оставалось загадкой.
   Франк Коч сидел дома и пил настойку собственного приготовления.
   В дверь постучали.
   – Открыто, – крикнул он в сторону двери.
   На пороге появился юноша – Клаус.
   – Вы хотели меня видеть? – робко произнёс он.
   – Клаус, проходи! Только не шуми, наша принцесса спит.
   Молодой человек прошёл и сел. Он был скован в движении, до этого он ещё ни разу не оставался наедине с отцом своей девушки. Не зная о чём говорить, он сидел молча.
   Франк усмехнулся и указал пальцем на кухонный шкаф.
   – Достань стопку, вон с той полки. Одному мне сегодня эту бутылку не осилить.
   – Но, думаю, сейчас не то время, чтобы пить…
   – Сейчас, как раз самое время.
   Клаус достал стопку и снова сел. Отец нашей героини отвинтил крышку стеклянной бутылки, та была ещё почти полной. Намного больше, чем до середины, литровая бутыль была наполнена прозрачной желтоватой жидкостью, на дне был серо-зелёный осадок. Франк, немного гуляющей рукой, поднёс горлышко к стопке, и прозрачная субстанция побежала в стекло.
   – Моя лучшая настойка. Ты когда-нибудь пил мои настойки?
   – Да… однажды, Аманда выкрала у вас бутылку, и мы пили её в полях.
   – Ах… негодница, – Франк расплылся в грустной улыбке.
   Клаус сделал вдох и опрокинул стопку. Он ждал, как жидкость обожжёт ему горло, но удивился… по стенкам побежало лишь ласкающее и опьяняющее тепло.
   – Я же говорил. Моя лучшая настойка, – пояснил Франк, заметив удивление своего собеседника.
   А дальше была ещё одна стопка.
   И ещё. Они пили полночи. Пили и разговаривали. Иногда забывались и с тихого тона переходили на громкий бас… Или же громко смеялись. Франк делился опытом, а Клаус просто яркими впечатлениями из своей не столь длинной жизни.
   Они разговаривали обо всём, но при этом не затрагивали тему недавних гнетущих событий. Сегодня был вечер отвлечённых тем.
   Бутылка опустела вместе с их трезвым рассудком. Их пошатывало, взгляд был в пространство и не сосредотачивался на объекте.
   – Так… думаю… думаю, пора спать, – запинаясь через слово произнёс Франк.
   – Я должен вызвать такси.
   – Не неси чушь. Ложись здесь на диване. А завтра все втроём позавтракаем.
   Клаус медленно перебрался на кровать и лёг, не раздеваясь, а Франк, пошатываясь, удалился в темноту.
   Для Клауса утро началось с раскола. Его черепная коробка трескалась от пульсирующего от боли мозга. Он поморщился и сжал руками свои виски.
   В горле пересохло, а самого его немного мутило.
   Он поднялся с кровати – всё тело находилось под сильным давлением вчерашней ночи. Руки немного дрожали, а горло жадно глотало кислород. Губы были сухими.
   Но даже под всем этим шквалом похмельного недуга он ясно понимал одну вещь.
   Видел её, эта мысль зарождалась в нём ещё вчера и с каждой выпитой стопкой становилась всё очевидней.
   Он, Клаус Джунг, любит всем сердцем девушку, которая скоро должна умереть. И если та покинет этот мир, то смысл жизни будет для него потерян.
   Молодой человек выдохнул и направился по коридору в комнату Аманды.
   Дверь была приоткрыта.
   Отец девушки уже был там, он обнимал свою милую дочь и успокаивающе шептал ей на ухо.
   – Не переживай, милая… Тебе пересадят моё лёгкое, а я… может надо попробовать заняться изготовлением лимонада…
   Клаус постарался сделать несколько шумных шагов, чтобы привлечь к себе внимание.
   – Аааа, вот и Клаус проснулся, ну что… – Франк улыбнулся, – пойдёмте завтракать. Смотрю, тебе не очень хорошо, у меня есть для тебя сыворотка.
   – Послушайте… вам не придётся отдавать своё лёгкое. Я.
   – Клаус, – перебил его отец Аманды, – прежде чем ты скажешь глупость, я бы сразу хотел тебя отговорить.
   – Не надо меня отговаривать. Аманда, я не представляю жизни без тебя, я хочу быть с тобой. И твоя смерть убьёт и меня. Я отдам тебе своё лёгкое, плюс их у меня два, – у Клауса вылетел смешок.
   – Клаус. – Аманда заплакала.
   Клаус подошёл и обнял девушку, а та прижала его к себе сильно, чуть не придушив.
   Франк Коч встал с кровати и похлопал молодого человека по спине. Он улыбался.
   – Спасибо, Клаус. Спасибо. Наша семья в долгу перед тобой. Я, наверное, оставлю вас, а сам пойду делать завтрак.
 //-- * * * --// 
   Квартиру увядающей Аманды Коч снова навестил доктор. Всё семейство, включая Клауса сидели на кухне.
   – Что ж, очень хорошо, что вы нашли донора из вне. Мы проверили Клауса, он идеально подходит для пересадки. Я уже позвонил своему коллеге в Берлин, и он готов провести операцию.
   – В Берлин? – Франк был ошарашен, – Но я думал, операция будет проводиться здесь.
   – У нас нет таких кадров.
   – Но. Но как же моя дочь, она может плохо перенести перелёт. Она уже на улицу еле выходит. А тут.
   – Не переживайте, её доставят с комфортом.
   – А разве сам врач не может приехать?
   – Не говорите глупостей, – врач был сдержан и с пониманием относился к панике заботливого отца, – Не переживайте, ваша дочь будет в надёжных руках.
   – Только я поеду вместе с ней.
   – Как вам угодно.
   Доктор ещё долго объяснял Аманде и Клаусу все нюансы операции. Стараясь сгладить углы и подготовить молодую пару к предстоящему серьёзному событию. Он нахваливал хирурга, расписывая его достижения, говорил, что операция идёт всего несколько часов, и на данном этапе развития медицины достаточно проста и летальных случаях не было последние несколько лет.
   Франк почти не слушал, только иногда кивал, девушка заметила, что её отец погрузился в свои мысли, но не стала придавать этому большого значения.
 //-- * * * --// 
   В один из дней, перед отъездом Франк Коч был не похож на себя.
   С утра они, как всегда, завтракали. Франк подошёл к столу и небрежно поставил тарелку перед дочерью так, что некоторая часть еды вылетела за пределы.
   – Ешь, – раздражённо сказал он.
   Девушка была удивлена такому поведению. Отец сел напротив и стал резкими движениями нарезать куски бекона.
   – Папа… с тобой всё хорошо?
   – Ты можешь есть молча?!? – огрызнулся Франк.
   Аманда уставилась в тарелку и стала ковырять пищу. Она не понимала, почему её отец так раздражён.
   – Ты ковыряться в ней будешь или же всё-таки съешь уже?!?! – не унимался тот.
   Девушка, не поднимая лица, положила небольшой кусочек яичницы себе в рот.
   Они ели молча. Мужчина недовольно сопел каждый раз, пережёвывая пищу, он исподлобья поглядывал в сторону своей дочери. Морщился. А потом резко бросил вилку и закричал.
   – А ты можешь так не чавкать, а?
   – Но я.
   – Что, ты?! Выросла в хлеву?!
   – Что с тобой?!??! А? почему ты на меня кидаешься?
   – Почему? Да потому что ты никчёмное создание, которое всегда только берёт, берёт и берёт! И ничего в замен! С тобой столько мороки.
   – Прекрати! – голос Аманды надломился.
   Франк ударил по столу и встал.
   – Прекратить?!?!? А что, я не прав? Ты только из-за меня стала принцессой. И любимицей всех! Прекратить!
   Аманда плакала, навзрыд… всхлипывала, опустив голову.
   – Чего ты там ноешь, а?
   Мужчина вышел из-за стола и, угрожающе, направился в сторону бедной девушки. Та, увидев надвигающегося отца, в глазах которого горела злоба, выскочила из-за стола и отбежала.
   – Что с тобой?!?! Уйди! – кричала она.
   – Это ты убирайся из мое…
   Послышался звон настенный часов.
   Франк посмотрел на часы и опешил.
   – Время уже два?!
   Аманда кивнула.
   – Чёрт… Будильник на часах сломался, – пробубнил Франк себе под нос.
   Мужчина попятился назад, развернулся и тремя шагами добежал до своей комнаты. Он заперся там. А бедная девушка медленно сползла по стене. Она дрожала, плакала. Закрыв лицо руками.
   А потом её запястий, осторожно и нежно, коснулась мужская рука. Девушка подняла голову и хотела убежать, но мужчина – её отец, сжал её в объятиях. Это был словно другой человек, прежний папа, с тем самым заботливым взглядом.
   – Прости меня! Прости… на меня что-то нашло.
   – Что с тобой было? Что? – девушка продолжала плакать.
   – Просто эти срывы. Я сейчас пью успокоительное. На работе столько всего, плюс твоя операция… Прости.
   Через некоторое время Аманда перестала сопротивляться и тоже обняла своего отца.
   – Ты меня так напугал. Прошу, будь спокойным… ты для меня самая главная опора. Прошу.
   – Хорошо. Этого больше не повторится.
   Потом они вернулись к завтраку, в этот раз Франк заботливо поставил перед ней тарелку, провёл рукой по волосам и сел напротив. Он улыбнулся своей дочери, и они оба начали завтрак со второй более удачной попытки.
 //-- * * * --// 
   До отъезда в Берлин оставалось всего несколько дней, больницы подготавливали все необходимые бумаги, а Франк, будто бы помешавшись, полностью пропал в своей маленькой лаборатории. С головой погрузившись в изготовление лимонада. Каждый день он создавал около ста бутылок. Одну за одной. Взяв отгул, он с утра и до вечера смешивал нужные ингредиенты, создавал необходимые пропорции – что-то кипятил или выпаривал.
   Аманда, обеспокоенная таким поведением своего отца, ослабшей рукой постучалась в дверь его маленькой химической обители.
   – Да… Да, – отвлёкся мужчина.
   – Отец, я беспокоюсь за тебя.
   Аманда была бледной, её дыхание было прерывистым – в её лёгких оставалось очень мало место для живительного кислорода.
   – А что такое? Ты вот, моя юная красавица, вообще должна лежать в постели и не вставать.
   – Ты проводишь здесь всё своё время. Почему? Ты, наверное, создал уже больше ста бутылок. Зачем так много?
   – Я хочу сделать подарок больнице, в которой ты будешь лежать. Отправлю завтра, Микхент согласился довести их до Берлина. Я уже даже с главврачом поговорил. Раздадут всем. Добродушный парень, я хочу тебе сказать. Кстати, некоторые и там знают про мой талант.
   Может, нам и правда стоит открыть своё дело, когда ты поправишься, м?
   – Но зачем? Так много.
   Франк оторвался от работы.
   Вздохнул. Он положил пинцет, которым набирал гранулы высушенных солевых цветков, снял перчатки и подошёл к своей дочери. Милой, озабоченной, к такой бледной и еле державшейся на ногах. Франк взял её за руки и посмотрел в утомлённые глаза.
   – Столько всего навалилось. Тяжело… тут среди склянок я могу отвлечься хоть на несколько часов и не думать о том, что есть вероятность того, что я останусь без тебя… Понимаешь?
   Девушка кивнула, но взгляд её остался обеспокоенным. Она медленно провела своими тоненькими пальчиками по его руке, таким образом, высказывая свою симпатию и сильнейшую обеспокоенность за близкого и родного человека.
   – Не обращай внимание… Хех… я ведь не сошёл с ума. Просто решил совместить приятное с полезным. Двумя ночами раньше я сел делать новый лимонад и так увлёкся, что с утра обнаружил больше тридцати бутылок. Я подумал, куда мне столько… А потом осенило, что я могу послать благодарность больнице. Позвонил туда, узнал количество людей, вот теперь и пашу, чтобы успеть. Я тебя напугал, да?
   – Немного… Клаус тоже был обеспокоен, всё-таки мы теперь семья.
   – Он славный малый. Сегодня я всё доделаю, а завтра мы весь день проведём вместе? Как тебе?
   Аманда снова молча кивнула. В этот раз на её бледном, уставшем лице появился лёгкий намёк улыбки. Она приподнялась на носочки и поцеловала своего отца в колючую, четырёхдневную щетину.
   – Иди спать… Не забудь принять лекарства, милая.
   Франк небрежно провёл рукой по макушке своей милой дочери.
   Девушка развернулась и направилась в сторону своей спальни. Её шаг был медленным, она немного сутулилась, словно на плечах её был мешок – несчастную добивала болезнь – нехватка кислорода сделала её кожу бледной, нижние веки превратила в синеватые мешки, а всё тело налило вязкой тягучей усталостью, которую невозможно было побороть не долгим сном, не большой дозой кофеина или других стимулирующих веществ.
   Наш заботливый отец проводил Аманду взглядом и закрыл дверь, впереди у него было ещё много работы. В больнице работало больше шести ста сотрудников, и каждый из них должен был получить свою бутылку его лимонада.
 //-- * * * --// 
   Несмотря на то, что здоровье Аманды оставляло желать лучшего, она достаточно легко перенесла переезд. Конечно, в дороге ей часто становилось плохо, пару раз её глаза закатывались, и она теряла сознание, но бдительные врачи достаточно быстро возвращали её в реальность.
   Оставив все свои силы в другом городе, находясь почти в бессознательном состоянии, в трёх небольших шагах от комы и, может, в пяти, от самой смерти, Аманда почти не могла шевелиться. Каждое движение было выторговано ею за колоссальные усилия у своего собственного организма.
   Сразу, как автомобиль с увядающей Амандой остановился около больницы, к нему подошли двое санитаров. Они заботливо переложили девушку на носилки и ввезли в холл берлинской больницы, которая славилась своими врачами и хирургическими достижениями, особенно на поле микрохирургии.
   Девушка сразу почувствовала, как её обволакивает больничный воздух – горький, сырой, пропитанный суетой и болью, потом врачей и самих больных.
   Аманду везли по узким коридорам, один раз подняли на лифте на 4 этаж.
   Немного склонив голову на бок, девушка наблюдала за тем, как меняются коридоры, проносятся неоновые лампы на потолках и то, как каждый, кто встречался на пути, улыбался ей – врачи, медсёстры, санитары, которые везли её. Все. Все, кроме больных, смотрели на неё, скривив лицо, смотрели со злостью или с не скрываемым отвращением, – Привезли принцессу… – выкрикнул, кто-то из больных.
   – Что, сама до палаты не смогла бы дойти?! – добавил другой.
   – Симулянтка! – послышался ещё один раздражённый голос, – Лживая тварь!
   Франк шёл рядом в полушаге от санитаров, от самих носилок и негромко говорил своей дочери успокаивающие слова.
   – Не обращайся внимание. Им просто тяжело…
   – Малолетка несносная – выкрикнул ещё один, – Помощь другим нужна! Вали отсюда!
   – Не обращай внимание. Им просто тяжело, вот они и злятся. – продолжал повторять Франк, – На самом деле они так про тебя не думают.
   Но Аманда, девушка, которой даже движение зрачков давалось с трудом, и правда не придавала этому значения. Больше всего на свете она хотела оказаться в кровати и поспать, провалиться в мир Морфея – не чувствовать слабости, боли в лёгких, хоть на пару часов оставить сознанием, свой недоедающий кислорода организм.
   Она очень хотела, но каждый раз, как она закрывала глаза, по её мыслям мелкими иглами пробегал страх… А что, если это последний раз, когда она бодрствует… А что, если она уснёт и организм перестанет сопротивляться болезни, и врачи не успеют ничего сделать. А что, если… и этих «А что, если»… были десятки, десятки причин, которые заставляли её ослабший организм отказываться от восстанавливающего сна.
   Аманду ввезли в палату. Санитары осторожно переложили её на кровать и вышли.
   – Врач скоро подойдёт, а тебе надо поспать… Тебе уже выписали необходимые лекарства, и сестра скоро придёт к тебе сделать пару уколов.
   – Я… я не могу спать.
   – Тебе нужно… я знаю, чего ты боишься, но мы в больнице, – он взял дочку за руку, – Врачи рядом, если что-то пойдёт не так, в любой момент они будут у твоей койки в полной боевой готовности. Если бы они думали, что твой организм не справится, то перенесли операцию на более ранний срок. Аманда, всё под контролем… Поспи. Наберись сил – завтра тебя ждёт непростой день.
   – Я постараюсь…
   – Вот и хорошо.
   Отец поцеловал в холодеющий от капелек пота лоб. И улыбнулся.
   Девушка постаралась улыбнуться в ответ, её утомлённый взгляд благодарил за всё.
   Франк вышел из палаты.
   Девушка откинулась на подушку и та своими объятиями утопила её сознание во сне – в мягком, вязком мире.
   Аманда проснулась от резкой боли в руке. Она открыла глаза, ещё до конца не вспомнив, что находится в другом городе. Завертела головой.
   – О… проснулась! – раздался не доброжелательный голос.
   Девушка перевела взгляд на руку, из вены тонкой, алой струйкой бежала кровь.
   – У меня кровь идёт.
   – Господи, какие мы изнеженные.
   Женщина в белом халате, с лицом полного недовольства подошла к кровати и грубым, резким движением вытерла кровь проспиртованным, ватным диском. А потом, также, не скрывая своей злости, или, может, отвращения, отошла в сторону и стала складывать медицинские инструменты.
   – Разве я сделала что-то не так?
   – Да… то, что ты явилась сюда… – бросила медсестра.
   Аманда не понимала этой беспричинной злости. Она уже это видела раньше, так на неё злились уже не в первый раз. Кто-то уже не в первый раз смотрел на неё таким взглядом и еле сдерживался, чтобы не сорваться. Кто же это был…
   – Мне кажется, это не совсем профессионально, так разговаривать с пациентами.
   Медсестра оставила свои инструменты и развернулась. Её взгляд искрил злостью, было видно, что за сомкнутыми искривлёнными от ненависти губами скрываются плотно сжатые зубы. Она смотрела на ослабшую девушку и глубоко дышала, выталкивая из своих ноздрей горячий пар агрессии.
   Женщина стала медленно подходить. И с каждым своим шагом она выплёвывала предложения.
   – Послушай-ка сюда, ты… Я только что вышла из отпуска… И меня сразу завалили делами… И я не намерена выслушивать нравоучения, какой то сопля.
   – Сестра Анна!
   В дверном проёме стоял мужчина. Он тоже был в белом халате, намного выше своей коллеги. Его взгляд был недовольным и немного удивлённым.
   – О! Доктор Хорст, – медсестра переменилась в лице.
   – Я как понимаю, вы сегодня встали не стой ноги… Пожалуйста, займитесь другими пациентами.
   – Хорошо, доктор… Просто тут…
   – Идите… – отрезал тот любые вопросы.
   Сестра бросила на Аманду прожигающий взгляд, взяла поднос с инструментами и исчезла за дверью.
   Врач присел на край кровати и улыбнулся.
   – Я доктор Хорс, – представился он.
   – Добрый день. Честно, я не знаю, почему она набросилась на меня… – начала оправдываться девушка, – я вообще спала.
   – Успокойтесь. Просто сестра только не давно вышла из отпуска и не успела влиться… А так, она очень приветливая и отзывчивая. Думаю, вы ещё поладите. Итак, я тот, кто будет вас завтра оперировать. Операция не сложная, и поэтому не переживайте.
   – Я и не переживаю… если честно, я очень устала ждать. И хочу быстрее снова начать дышать нормально.
   – Уже скоро. А пока вам надо отдохнуть, – улыбка врача вызывала доверие, – Ваш отец сказал, что вам тяжело заснуть. Вечером я пришлю другую медсестру, и она введёт вам успокоительное.
   Доктор добродушно похлопал девушку по укутанным ногам и встал.
   Около входа он остановился.
   – И, да… Спасибо вашему отцу за лимонад. Он потрясающий. Весь коллектив в восторге. Только сестре Анне не достался… Может, из-за этого она такая злая сегодня. Шутка… думаю вы ещё поладите.
   – Может, и правда. Я скажу папе. У него вроде есть ещё.
   Доктор ушёл. И только когда захлопнулась дверь, наша героиня вспомнила, на кого была похожа сестра Анна. Кого она напомнила своим обозлённым взглядом, своими обидными фразами… Она была похожа на её отца. На Франка, на того Франка, который чуть не накинулся на неё совсем недавно за завтраком.
   Аманда до конца не понимала, но что-то общее было в их поведении. Как-то все эти события были связанны между собой.
 //-- * * * --// 
   Операция длилась чуть меньше двух часов.
   Под холодным светом большой лампы, кожа несчастной Аманды казалась ещё более бледной.
   Её дыхание было полностью переведено в искусственный режим, доверив поступление кислорода в её тело нескольким трубкам и тихо шипящему аппарату.
   Хирург, доктор Хорст в окружение трёх помощников, в буквальном смысле потел над телом своей подопечной. Капли пота скапливающиеся на его лбу, направились сорваться, но молодая медсестра несколько раз в десять минут протирала ему лоб.
   Его уверенные руки, со знанием дела выполняли свою работу. Можно было только любоваться, с какой лёгкостью он ваял над своей пациенткой.
   Надрез там, разрез тут… И вот уже из раскрытой грудной клетки ассистент хирурга достал, лёгкие. В раскрытой рёберной пасти можно было увидеть, как стучит сердце, как по органам бежит жизнь.
   Вся операция прошла без эксцессов.
   Грудную клетку девушки свели обратно, зашили, наложив сверху несколько укрепляющих пломб, которые намертво сводят разрезанные части тела, а также ускоряют регенерацию организма.
   Как и уверял сам Хорст, операция достаточно лёгкая, главное – знать все нюансы.
   Когда была поставлена последняя пломба, доктор Хорст снял свою марлевую повязку. Клаус, Франк и лечащий врач Аманды вздохнули с облегчением.
   Осталось дождаться, когда девушка, которую уже увозили в палату, проснётся и сама сообщит о своём самочувствии.
 //-- * * * --// 
   Аманда неожиданно для себя стала осознавать, что находится в непонятном вакууме. В вязком мраке, всё тело скованно. Тело не связанно, не приковано, просто организм отказывается подчиняться сознанию. Девушка хотела позвать на помощь, но рот тоже не слушался её.
   Охватил ужас. Где она?! В гробу?! В болоте?!
   Пока её паника нарастала, в её пустой мирок ворвались звуки.
   (отдалённые звуки больницы)
   Непонятный шум, какие– то голоса. С каждой секундой они становились всё более отчетливыми.
   Ещё через небольшой промежуток времени, проснулись все рецепторы её организма. Аманда ощутила сухость во рту, шероховатый материал под своей спиной. Она лежала, кажется, на кровати. Девушка почувствовала, как её лицо и ноги обдал лёгкий ветерок. Кончики пальцев на руках стали ей поддаваться. Задрожали веки, и через тонкую щель стали пробиваться режущие лучи солнца.
   Аманда открыла глаза, весь мир предстал перед ней мутным разноцветным пятном. Блики, сгустки разных красок, непонятные шевеления.
   По мере того, как её зрение фокусировалось, прорисовывая всё новые и новые детали мира, слух тоже восстанавливал себя.
   Вдали от себя… Кажется, в дверном проёме она различила две фигуры. Они что-то обсуждали, голоса были ей знакомы. Она пыталась разглядеть людей, но изображение всё ещё было не в фокусе.
   – Мне нужно, чтобы её завтра перевезли в больницу нашего города, – голос искажался, но был очень родным.
   – Это невозможно! Она ещё месяц будет восстанавливаться. Таблетки, лечение.
   – Лечение она может пройти и в своём городе.
   – К чему это всё… – другой неизвестный, силуэт которого был похож на доктора Хорста, – Переезд может сказаться на её здоровье. Пускай она хотя бы восстановит силы.
   – Это слишком долго!
   – Да что за спешка. Вы сами можете ехать, в нашей больнице за ней присмотрят. Она самая…
   – Дело не в этом… и вас это не касается.
   – Какой же вы после этого отец. Если свои интересы ставите выше здоровья дочери.
   – Вы не понимаете, и не поймёте. Поймите, это необходимо. Нужна специальная машина, я оплачу. Я думаю, она хорошо перенесёт переезд. Тут всегда несколько часов езды.
   – Я просто не понимаю, к чему такая спешка.
   – Я отец, и я настаиваю!
   – Её переезд в машине, которая будет снабжена нужным оборудованием, будет дорого стоить.
   – Деньги – это не проблема. Её уже ждут в центральной больнице нашего города.
   – Что ж… это ваше право. Нам нужно будет подписать некоторые бумаги. И завтра вы сможете…
   – Сегодня!
   – Даже сегодня, вы просто не понимаете, чего проси…
   Голоса снова теряли свою резкость и отчётливость. А весь мир начал тускнеть в зрачках Аманды. Вакуум снова поглощал сознание и тело нашей героини.
   Реальность осталась за веками, за барабанными перепонками.
   Новое пробуждение далось Аманде намного легче, чем первое.
   Зрение и слух сразу нашли свои места. Все органы чувств запели в унисон, снабжая мозг тактильной информацией.
   Аманда приподнялась на кровати и огляделась. Она была в больнице, но совершенно в другой палате, за окном она увидела знакомый пейзаж своего родного города.
   Отведя взгляд от окна, она заметила, что в углу палаты, на небольшом стуле сидит её отец. Он улыбался, заботливо, смотря, как его дочь приходит в себя.
   – Где… где я? – спросила Аманда.
   – Ты в центральной больнице нашего города. Я перевёз тебя сюда, подумал, что так будет лучше.
   – Да… я помню. Ты разговаривал с доктором. Это вроде был ты.
   – Ты не спала?
   – Я пришла в себя ненадолго. Ты был очень настойчив… Зачем, папа?
   – Просто я подумал, что тебе стоит быть поближе к дому.
   – Но не впервые же дни операции? В чём причина? – девушка продолжала допытываться.
   – Просто так лучше для тебя.
   Франк был сбит с толку такой настойчивостью своей дочери.
   – Папа. Я хочу знать! Я…
   – Что хочешь. Знать. Тут тебе просто лучше.
   – Там в больнице была медсестра. Так вот… она накричала на меня и хотела накинуться на меня. Она вела себя так же, как ты вел себя тогда.
   Мужчина переменился в лице.
   – У меня тогда был срыв… Может, просто у неё тоже день не задался.
   – Нееет! Ваши слова, ваши жесты были так похожи. И эти глаза. Что происходит, папа? Почему ты послал туда столько лимонада?
   – Я же говорил… я просто хотел задобрить.
   – Ложь! – закричала девушка на всю палату, – А ещё?! Ты перевёз меня сюда, откуда столько денег, папа?
   Франк молчал. Ещё никогда его дочь не напирала на него так. Он не был готов к таким вопросам.
   – Я жду!
   – Послушай, ты сейчас очень слаба. Может, мы это обсудим, когда ты поправишься?
   – Нет, сейчас.
   – Я обещаю, что расскажу тебе всё сразу, как ты станешь чувствовать себя лучше. Когда выпишешься.
   – Хорошо… – Аманда сбавила напор, – После выписки я жду от тебя правды.
   – Хорошо, – вздохнул Франк.
   – И не вздумай мне соврать!
   На этих словах мужчина встал со стула, подошёл к кровати и, поцеловав девушку в лоб, молча вышел из палаты.
   Через месяц Аманда вошла в квартиру. Её состояние быстро шло на поправку, и к выписке на её лице появился мягкий румянец здоровья.
   Отец проводил её на кухню.
   – Сейчас я угощу тебя своим новым чаем. На пряностях.
   Но Аманда пропустила это мимо ушей. Она села за стол и устремила на отца вопросительный взгляд.
   – Я жду ответа.
   – М? – Франк попытался изобразить недоумевающий взгляд.
   – Папа, не придуривайся. Расскажи, всё.
   – Хорошо. Хорошо. Только вот сначала попробуй мой чай.
   Мужчина поставил кружку перед девушкой на стол. Он улыбался, его скулы кривились в неестественном изгибе.
   – Пока ты не расскажешь всё. Я не буду пить твои снадобья… напитки… настойки. Я чувствую, что ты в них что-то мешаешь.
   – Ты что, думаешь, я бы стал травить свою любимую принцессу?! – Франк усмехнулся, прикрывая улыбкой бегающие глаза.
   Аманда не изменилась в лице, не изменилась во взгляде.
   Мужчина убрал со своего лица улыбку. И сел рядом.
   – Пойми… Всё, что я хотел, это защитить тебя.
   – Я не маленькая девочка. Расскажи мне всё.
   – Всё началось в твоём детстве. Когда ты родилась, все акушеры, врачи… кхм… кривили нос, с того самого дня, как ты появилась на свет.
   – Я родилась уродом?!
   – Нет. Ты была очень красивой. Понимаешь, ты единственная в своём роде носишь патологическое заболевание, которое не изучено. Я больше тебе скажу, его даже нет в справочниках.
   – Папа! Я же просила правду! – Аманда наморщила лоб.
   – Это и есть правда. Дослушай меня и всё поймёшь… твой организм выделяет ферамон, который влияет на человека странным образом. Любой, кто находится рядом с тобой, кто чувствует твой неуловимый аромат, начинает агрессировать. Злиться, ругаться.
   – Как ты тогда?!
   – Да. Именно. Чем больше эмоций ты выпускаешь наружу… страх, счастье, ненависть… всё это создаёт выброс этого ферамона. И все, кто чувствуют его, начинают на тебя нападать, ты становишься для них самым раздражительным объектом.
   – Я не до конца понимаю. Ведь ты всегда так добр ко мне. Почему?
   – Ненависть к тебе была еле заметной до трёх лет. Потом стали поступать жалобы из детского сада, что тебя бьют другие дети. А потом я узнал, что воспитатели вовсе не против, что они тебя бьют. Потом не выдержала Кристин.
   – Мама?! Так она жива? – Аманда была изумлена.
   – Она ушла. Сказав, что больше не может выносить твой отвратительный голосок. Что ты надоедливая. Много чего она наговорила. И я соглашался с ней, но я держался. Я знал, что ты не виновата.
   – Мама… жива. – девушка не могла поверить в услышанное.
   – Там… где мы жили раньше, я был достаточно известным химиком и у меня есть несколько патентов, несколько марок дорого алкоголя обязаны мне.
   – Так вот откуда деньги?!
   – Но я решил временно отойти от этих дел. Я хотел решить загадку, связанную с твоей болезнью. Я искал формулу лекарства, которое изменило бы твой запах.
   – И, как я понимаю, ты его нашёл.
   Франк покачал головой.
   – Не совсем. Я долго искал формулу. Находясь с тобой рядом, я пытался использовать затычки для носа, но с возрастом твой запах стал пробиваться и через них. Прошли два года без каких либо результатов. Но вот однажды… Я снова дал выпить тебе новый образец. Снял затычки… И… Я кричал на тебя несколько часов, таскал тебя за волосы… Я был зол.
   Девушка, слушая всё это, невольно прикрывала ладонью раскрытый от удивления рот.
   – Лекарство не помогло. И в этот вечер я напился. Напился очень сильно, ты тогда заперлась в своей комнатке. Я слышал, как ты плакала. И это меня злило. А утром… точнее, уже был день, меня разбудил твой прелестный голосок. Сначала я не придал этому значения, но потом понял, что на моём носу нет затычек, а ты стоишь всего в полуметре от меня.
   – Так лекарство подействовало?
   – Не так как я планировал. Ночью я пил в лаборатории и случайно выпил образец номер сто сорок семь. И он изменил моё обоняние. Я перестал чувствовать твой раздражающий запах. Больше скажу! Я проникся к тебе такой любовью, что её тяжело описать. Мы пошли с тобой гулять. Я играл с тобой. Это был чудесный день, но уже к вечеру меня снова стал выводить из себя твой голос и твоё поведение. Лекарство имело свой срок. Но это было неважно, я сдвинулся с мёртвой точки.
   – Не могу понять, почему я ничего этого не помню.
   – Чуть погодя ты всё поймёшь. Дальше я работал над тем, чтобы продлить эффект. К концу третьего месяца мне удалось улучшить результат. Теперь почти пятьдесят два часа лекарство блокировало твой ферамон. У меня зрел план, как же сделать так, чтобы все начали принимать это лекарство, но на ум ничего не шло. А через несколько месяцев я узнал, что у тебя скапливается слизь в лёгких.
   – Ты уже знал тогда?!
   – Да. Но ни один врач не стал бы тебя оперировать. Да и донора было бы очень тяжело найти. Врач заверил, что болезнь будет развиваться ещё очень долго. К концу года у меня созрел план. Я уволился из своей химической лаборатории. Мы с тобой собрали вещи и переехали в другой город. Сюда.
   – То есть, я не родилась в этом городе?!
   – Нет. Когда ты приехала сюда, я на несколько дней ввёл тебя в кому, и вычищал твою память отварами. Каждый день я нашёптывал тебе новые воспоминания. Так, чтобы когда ты проснулась, у тебя была бы новая жизнь.
   – То есть, воспоминания из моего детства – ненастоящие?
   – Есть и настоящие.
   – Но зачем нужно было это делать. Ведь со временем все люди снова бы начали чувствовать мой запах и снова ненавидеть меня. Чтобы все полюбили меня, нужно было бы отравить всю воду в городе… Подожди… Ты хочешь сказать… – картинка всего случившегося и происходящего складывалась в её голове.
   – Да. Я устроился на городское водохранилище и стал добавлять усиленную формулу в воду. В больших количествах.
   – Невероятно! Так вот почему тот приезжий орал на меня. Он был из другого города и ещё не пил из местных фонтанчиков.
   Франк кивнул.
   – Ты росла, а передо мной встала новая задача. Найти тебе донора, чтобы заменить тебе лёгкие. Это были долгие поиски. Нужно было учесть всё. Резус-фактор, болезни… многое. Я тайно покупал медицинские карточки школьников и студентов нашего города. Пока не нашёл идеального кандидата.
   – Клаус.
   – Он походил по всем параметрам. Каждый вечер он тренировался в парке. Прыгал со скакалкой, делал растяжку. Отлично раскаченные лёгкие. Идеальные показатели жизни. Когда мы пришли с тобой погулять, в тебе уже было лекарство схожее с тем, что я добавляю в воду. Только.
   – То есть, ты хочешь сказать… что когда ты отошёл купить вату. А я увидела Клауса и влюбилась в него с первого взгляда. Вся наша прогулка по парку, когда ты ушёл. Вся эта моя влюблённость, его влюблённость… просто… просто работы твоих порошков и настоек.
   Взгляд Аманды стал отрешённым, осознание того, что пол её жизни строится на вранье и тайне, выбило её из душевного и психического равновесия.
   Девушка хотела накинуться на своего отца с криками. В ней в яростной схватке сошлись два полыхающих чувства. Осознание того, что всё это он делал для неё, а другое, что он ей врал столько лет… что полностью манипулировал её жизнью. Ей хотелось закричать и она бы закричала, если бы Франк не продолжил рассказывать.
   – Когда вы полюбили друг друга, дело оставалось за малым. Каждый день в нашу систему вентиляции я подкладывал сушёный порошок «Сокс»… его не сложно сделать, и для многих астматиков он полезен. Но если его будут вдыхать люди с твоей болезнью, то распространение слизи начнёт прогрессировать. Через две недели ты повалилась без сознания в кафе.
   – Так вот почему болезнь так резко проявила себя. Таким скачком.
   – Когда было ясно, что тебе нужна пересадка, нужно было сделать последнее… Я пригласил к себе Клауса, и дал ему попробовать своей настойки. Я вывел формулу, которая в десятки раз увеличивает привязанность и симпатию к тебе. Уже на утро он был бы готов застрелиться ради тебя или броситься под танк.
   – Ты… как же ты мог поступить с бедным мальчиком.
   – Я пытался спасти тебя! Обезопасить тебя! Это мир, даже твоя мать отвернулись от тебя, а я нет… Во всём своём плане я не предусмотрел только одно. Что тебя повезут в другой город. Туда, где никто не пьёт нашу воду. Решение проблемы меня нашло вечером.
   – Лимонады! Ты отправил туда партию отравленного лимонада.
   – Ты не представляешь, как я рисковал. А что, если кто-то из врачей не любит лимонад, а что, если это будет тот, кто будет оперировать тебя. И тогда она просто откажется тебя оперировать или того хуже… изрежет прямо на хирургическом столе.
   – И во всей этой суматохе ты сам забыл выпить лекарство? В тот раз, когда ты накинулся на меня.
   – Именно. Но я быстро понял, чем вызвана моя агрессия. Ну, остальное ты знаешь.
   В комнате повисла тишина, давящая, жгучая… ждущая того, что её вот– вот разрушат.
   – Просто не укладывается в голове… – Аманда сжала виски руками, – За что?! За что этот мир ненавидит меня!
   – Сейчас, когда я тебе всё рассказал. Я прошу тебя, выпей моего чая…
   Франк смотрел на свою дочку умоляюще.
   – Так… так будет легче… и правильней.
   – Что в этой чае?
   Мужчина молчал.
   – Я спрашиваю! Что в нем?!?
   – Это очищающий память отвар.
   Аманда заплкала.
   – Нет! Нет! Так не пойдёт.
   – Послушай меня. Ведь ты была счастлива, когда жила в неведенье. Я очищу твою память, нашепчу тебе новое. И всё будет как раньше, ты снова будешь самой популярной девочкой в городе.
   Наша героиня ударила по столу.
   – Нет!
   Девушка одним резким движением скинула чашку на пол, и та, поцеловав кафельный пол, разлетелась на десятки крупных и сотни мелких осколков, расплескивая – выпуская на свободу своё содержимое.
   – Я сказала, нет!
   – Хорошо. Пусть так. Всё равно, кроме нас никто не знает, ты и дальше сможешь быть любимицей публики.
   – И это тоже – нет!
   Что?!
   – Я не хочу жить в мире, где меня любят из-за того, что их мозги отравлены. Они как зомби, как твои марионетки. Я не хочу жить среди кукол.
   – Ты не понимаешь. Эти люди будут ненавидеть тебя, – отец пытался вразумить дочку.
   – Я постараюсь им понравиться. Теперь я знаю, из-за чего они меня недолюбливают, значит, смогу это донести до них…
   – Я пытался… поверь.
   – А теперь попытаюсь я. Я сама. Я прошу тебя, перестань подмешивать это лекарство в воду. Прошу тебя.
   Девушка подошла к своему отцу. Она обняла его, прижала к себе, а потом заглянула в его глаза. Её радужная оболочка – зрачки молили послушать её.
   – Хорошо… хорошо, я это сделаю. Но только я сам буду пить.
   – Нет. И ты не будешь. Я прошу тебя.
   – Хорошо…
   Больше никаких очищающих настоек или зомбирующих препаратов.
   – Я тебя понял… Я правда, старался только ради тебя.
   – Я понимаю.
 //-- * * * --// 
   С прошедшего разговора Аманды и Франка прошло несколько дней.
   Девушка лежала дома, в последний раз набираясь силами перед трудовыми буднями.
   Завтра она выйдет на улицу, где люди воспримут её своим незатуманенным разумом. Увидят её такой, как она есть… почувствуют её запах и, скорее всего, они возненавидят её, но она попытается всё исправить. Попытается рассказать им о своей болезни, рассказать о себе – достучаться до них.
   И это будет не просто.
   Девушка сидела на своей кровати и что-то читала, но все её мысли были погружены в завтрашний день.
   В комнату вошёл Франк.
   – Всё… я проверил, вода полностью очистилась от моего препарата.
   Думаю, уже сегодня вечером все люди почувствуют лёгкое недомогание, а завтра… Завтра… возненавидят тебя, сразу, как только ты покажешься у них на глазах.
   – Я думаю, я смогу всё исправить.
   – Ты просто не помнишь… не помнишь, как ты просила меня что-нибудь придумать. Как ты плакала от того, что все люди ненавидят тебя без причины.
   – Тогда я была маленькой… А сейчас я сильная. Я справлюсь.
   – Я надеюсь. Сегодня я принял последнюю дозу, скорее всего, завтра я уже буду придираться к тебе по всяким мелочам, так что ты держись. И заранее прости меня.
   – Я всё понимаю.
   – Вот.
   Он протянул девушке небольшой свёрток.
   – Что это?
   – Когда тебе станет невмоготу, просто разверни его и всё поймёшь.
   Может, он тебе и не понадобится.
   – Я думаю, не понадобится.
   Франк подошёл ближе и крепко обнял свою дочь. Его объятие, его взгляд, его слова были похожи на прощание. Он прощался не с дочерью, а со своим отношением к ней. Ведь завтра он будет на неё кричать, ненавидеть, толкать – и всё это он будет делать без какого либо зазрения совести.
   Поцеловав её в лоб, он вышел из комнаты.
   Сегодня ночью они оба долго не могли уснуть. Каждый в своей комнате, каждый в своих мыслях – они ворочались на кроватях, смотрели в потолок, вздыхали.
   Утро шло очень долго, но пришло незаметно.
   Аманда открыла глаза и зрачком порезалась о яркий луч света. Поморщилась и потянулась в своей кровати.
   Из коридора шёл тёплый, дразнящий желудок, запах выпечки.
   – Аманда. Просыпайся, спускайся. – послышался голос Франка из другой части квартиры, – Я завтрак сделал.
   Аманда улыбнулась, день начинался не плохо. Голос папы был добр.
   Она вскочила с постели, маленькими пяточками на холодный пол и не большими, но быстрыми шажками, надевая на ходу халат, выбежала в коридор.
   А потом на кухню.
   Кухню, отражаясь от кафеля и металлической посуды, заливал солнечный свет.
   Около стола стоял Франк, он держал в руках тарелку, на которой лежало несколько французских гренок.
   Аманда вошла, девушка улыбнулась в ответ и стала медленно подходить к своему отцу.
   Шаг.
   Потом ещё шаг.
   Она неотрывно смотрела в глаза мужчины, на черты его лица.
   Шаг.
   Ещё…
   И вот лицо Франка переменилось – улыбка сползла, наморщился нос, веки сузились, взгляд стал исподлобья.
   Он резким рывком бросил тарелку на стол и молча отошёл к окну.
   Девушка села за стол. Глупо было надеяться, что всё окажется так легко.
   Взяв один тост, она обмакнула его в джем и начала есть.
   – А ты могла бы не так громко чавкать?! – огрызнулся Франк.
   – Извини.
   – Ешь молча!
   Франк стоял около окна, сложив руки на груди, он прорезал Аманду взглядом.
   Девушка поднесла обмокнутый в джем кусок хлеба ко рту, но заметила на столе сложенный листок бумаги.
   «Аманде» – было написано на нём.
   Она положила свою гренку обратно на тарелку и взяла в руки листок со своим именем.
   Развернула.
   Это был почерк её отца.
   «Милая, Аманда. Я решил написать это письмо сразу, как проснулся. Сегодня я уже не одурманен своим препаратом, но моё сердце всё так же переполняет любовь к тебе, к моей самой красивой и любимой девочке на свете. Я знаю, что ты скоро проснёшься, и эти строчки потеряют для меня всякое значение. Прошу простить меня за всё, что я тебе наговорю… Твой любящий Отец».
   Девушка подняла глаза и посмотрела на своего папу.
   Она еле сдержала слёзы – около окна стоял человек, который просто не мог написать таких строк. Только не этими сложенными в не довольстве на груди руками. Только не этими мыслями, которые сочились через ненавидящие глаза.
   – Может, ты будешь есть, а не читать?!
   – Да… папа.
   – Прошу тебя… заткнись и ешь молча, – закатив глаза, произнёс мужчина.
   Девушка уткнулась в тарелку.
   Мужчина вышел в коридор и стал одеваться.
   – Думаю, до школы ты доберёшься сама. А я на работу… должен же кто– то кормить твою глотку.
   Он сильно хлопнул дверью.
 //-- * * * --// 
   Поездка до школы в общественном транспорте обернулась для Аманды самой настоящей каторгой. Ей несколько раз наступили на ногу, пару раз толкнули.
   – Чего ты вытаращилась на меня, – выкрикнул один из пассажиров.
   В автобусе шептались все – кто-то показывал пальцем, кто-то без стеснения выражал своё отвращение.
   – Ты чего морду свою ворочаешь?!? – выругался ещё кто-то.
   Аманда поморщилась от накатившего негатива.
   – Тебе ещё что-то не нравится, – один из пассажиров угрожающе сжал кулаки.
   Девушка пулей вылетела на своей остановке. Она бежала подальше от шепчущихся голосов, от тычущих пальцев. Бежала в сторону своего университета, наверное, даже не подозревая, что именно там её ждёт главная катастрофа сегодняшнего дня.
   Пары уже начались, и, к её облегчению, в коридорах почти никого не было. Она открыла дверь нужной ей аудитории и вошла. На неё сразу упала сотня взглядов.
   Милая женщина, около сорока лет, с удивлением посмотрела на вошедшую девушку. Сначала на её лице стала появляться улыбка, но уголки только успели дёрнуться, как её лицо стало формировать совершенно другое выражение. Думаю, мой слушатель, ты догадываешься каким взглядом, она посмотрела на неё.
   – Так-так… Вы посмотрите, кто тут у нас явился, – голос преподавательницы был язвительным, – пропустив почти полтора месяца занятий.
   – Фрау Петра, ведь я.
   – Что ты? – не дала она закончить девушке, – Может, ты всё это время готовилась? Пока валялась на больничной койке.
   – Я не могла… я только недавно стала себя нормально чувствовать.
   – Ну-ну…
   – Вы не будете против, если я займу своё место.
   – Буду… Очень даже!
   – Но почему?
   – А потому, что ты всё равно не поймёшь уже материал, который я даю.
   – Я понимаю, что вы сейчас ненавидите меня. Но я хотела бы всё объяснить… Это всё, болезнь…
   – Может, ты сама начнёшь нести ответственность за свои поступки. Хватит всё сваливать на кого-то или что-то другое… – та повысила голос.
   – Поймите… Болезнь… Ту всё очень сложно.
   – Я сказала, уходи. – Фрау Петра указала на дверь, – Я не хочу ничего слушать.
   – Прошу вас… пой.
   – Тебе сказали – убирайся! – выкрикнул студент с задней парты.
   – Да! Хватит мешать? – поддакнул его сосед.
   Рядом с девушкой упал карандаш, который швырнули с заднего ряда.
   – Катись! Не мешай! – закричал ещё кто-то.
   Поднялся целый гул.
   В Аманду летели скомканные клочки бумаги. Карандаши. А также бранные слова, возгласы «Вон»…
   Она пыталась что-то сказать, но гул толпы глотал всё.
   – Я.
   Гул накрывал волной её голос.
   – Я.
   А преподавательница. Она. Что она. Всегда добрая и отзывчивая ко всем студентам, стояла поодаль и самодовольно улыбалась – наслаждаясь как бедную девушку закидывают, закрикивают.
   – Как вы не понимаете. – девушка заплакала.
   Она выбежала из аудитории и побежала по коридору.
   Убегая, она слышала смех, из ещё не до конца закрытой двери.
   Так прошёл весь её день. В оскорблениях, унижениях… в толчках в автобусе, злых взглядах.
   За этот день её несколько раз доводили до слёз, домой она вернулась эмоционально пустой. Ослабшей физически и морально – не держась на ногах.
   В коридоре стоял отец.
   – Звонили из университета, – начал он строгим голосом, – Сказали, что ты непозволительно вела себя на уроке.
   – Я?!
   – Сказали, что ты сорвала его.
   – Нет! Это они накинулись на меня.
   – Давай без своих оправданий. Если тебя отчислят, пойдёшь искать работу… Думаю, такой, как ты, найдут работёнку попроще. Не требующую большого ума.
   – Отчислят…
   Девушка обошла своего отца и ворвалась в свою комнату. Она заперлась и повалилась на кровать.
   Отец постучал в дверь.
   – Завтра я уйду рано, надеюсь, тебе хватит ума самой себе сделать завтрак?
 //-- * * * --// 
   Аманда проснулась от непонятного дребезжания, которое настойчиво вытаскивало её из сна.
   Девушка открыла глаза и приподнялась на подушке.
   Звонили в дверь. Девушка встала и, ещё до конца не придя в себя, вышла в коридор. И подошла к двери.
   – Кто… Кто там?
   – Аманда, это я!
   – Клаус?! Что тебе нужно?
   – Как что?! Ты пропала, – его голос был взволнованным, – Позавчера и вчера, не звонила и не брала трубку. Открой, я хочу узнать, всё ли в порядке.
   – Нет… не сейчас.
   – Почему не сейчас? Что произошло… твоей отец сказал, что вы поругались… и, если честно, не очень хорошо отзывался о тебе. Я первый раз видел, чтобы он с такой злостью говорил о ком либо. Открой.
   Девушка колебалась. Открыть дверь, убрать единственную заслонку, которая спасла всё ещё влюблённое отношение Клауса к ней.
   Но ведь и вечно она прятаться от него не может…
   – Клаус… Я не могу.
   – Я не понимаю. Открой, я хочу увидеть тебя, я всегда смогу тебе помочь. Аманда…
   – Клаус, это всё тяжело объяснить, но если дашь мне время…
   – Что?! Время… – голос юноши стал озлобленным, – знаешь! А пошла ты! Ты неблагодарная.
   Запах самый юркий шпион. Путешествуя по воздуху, он преодолевает любые преграды, проникает в любые щели… Щели или замочные скважины.
   – Ты! Я отдал тебе своё лёгкое! А ты. Тварь! – Аманда в замочную скважину видела как он кричит в дверь, тычет пальцем, – Я ненавижу тебя.
   – Клаус, послушай. Давай, давай обсудим всё по телефону.
   – Да катись ты ко всем чертям. И не звони мне. Я пришёл её навестить, а она ещё кочевряжится!
   Он ушёл. Девушка, плакала, сползая по двери – она слышала, как её молодой человек, выйдя из подъезда, продолжает ругаться. Каждое его слово было гвоздём в гроб надежды Аманды, надежды на то, что всё можно исправить самой.
 //-- * * * --// 
   Прошла неделя. За эти семь дней наша героиня узнала о себе много нового. Её мешали с грязью, поливали бранью, окидывали презрением – её искупали во всех нечистотах негативных человеческих эмоций.
   Веки Аманды опухли от слёз, глаза были в полопанных красных капиллярах.
   В понедельник, в начале новой недели, она влетела в свою комнату.
   Крича.
   Это был вопль отчаянья. Она подошла к шкафу и стала выкидывать все свои вещи, она искала его. Свёрток.
   Её терпению пришёл конец.
   Взяв в руки свёрток, она стала разматывать его.
   Судорожно, быстро, пару раз чуть не выронив его из рук.
   За грубой тканью скрывался заполненный голубоватой жидкостью флакончик.
   А на самой ткани размашистыми буквами было написано – «Подлей».
   Аманда колебалась всего несколько минут, а потом…
   … Наверное, стоит начать со следующего дня. С пробуждения нашей героини, с того, что кто-то заботливой рукой провёл ей по волосам.
   – Милая моя… Проснись.
   Аманда открыла глаза и встретилась взглядом со своим отцом. Его радужный узор глаза источал заботу и умиление.
   – Я же говорил тебе, что это будет невыносимо.
   Аманда вскочила с постели и заключила своего отца в объятья.
   – Хох… тише-тише, дружок.
   – Как же мне было плохо. Я так соскучилась по простым объятьям.
   – Я понимаю… Прости, что позволил тебе увидеть всё это, ощутить снова гнев людей на себе.
   – Ты не виноват, я должна была узнать. Но теперь, теперь… я хочу всё обратно. Ты ведь сделаешь так, чтобы меня все любили?
   Девушка плакала.
   – Конечно. Сегодня же… я уже всё предусмотрел.
   – Только… ты мог бы усилить эффект, хотя бы не на долго. Пробудить их любовь ко мне ещё больше.
   – Но зачем?
   – Просто я сейчас так подавлена. Я хочу чуть больше, чем раньше. Пожалуйста.
   Франк расплылся в улыбке и поцеловал свою милую дочку в лоб.
   – Конечно, моя милая… Конечно.
 //-- * * * --// 
   Начнём по второму кругу…
   Познакомьтесь с Амандой.
   Красивая девушка девятнадцати лет, рыжие волосы, точёная фигурка и обворожительная улыбка. Аманда живёт в небольшом городке Германии, название его не столь важно. Главное, что весь этот городок души не чает в этой девушке.
   Всё вернулось на круги свои. Люди, завидев милую Аманду, улыбались ей, махали рукой.
   Но это почему-то совсем не радовало девушку.
   Что-то изменилось в её взгляде на мир, что-то озлобило сознание. Она улыбалась прохожим в ответ, но, в душе своей, мечтала наброситься на каждого, вцепиться своими ногтями. Расцарапать их лживые, задурманенные лица.
   Вечером она подошла к отцу и попросила сделать его несколько флаконов с усиленной формулой.
   – Но, зачем?
   – Папочка… это очень нужно. Я хочу вместе с Клаусом поехать за город. А там, ты сам знаешь, вода идёт из рудника. И если мы там задержимся… ведь там часто размывает дорогу.
   – Ты права, – согласился тот.
   Уже к вечеру она держала в руках три небольших флакона густой, голубоватой жидкости.
   Но на эти три флакона, наполненных одержимостью к её особе, у нашей героини были немного другие планы.
   Вечером она встретилась с Клаусом, с молодым человеком, который ещё день назад послал её ко всем чертям. Но сейчас он извинялся. Они сидели в кафе, и тот держал её за руку, клялся в любви, говорил, что не знает, как так вышло, что на него нашло.
   – Малыш, прости меня! Как так получилось, я не знаю!
   – Ничего страшного, с каждым бывает. Нервный стресс – вот и всё.
   Девушка смотрела на молодого человека и искренне хотела его простить, но не выходило. Сознанием она понимала, что он не виноват, но сердцем, пропитанным обидой и злобой, мечтала о мести.
   – Ты не мог бы сходить к бару и заказать нам ещё пару кофе, – попросила она.
   – Сейчас подойдёт официант.
   – Смотри, сколько здесь народу. Пока он дойдёт… Сходи сам, если тебе не трудно.
   Клаус улыбнулся и вышел из-за стола.
   За время, пока молодой человек делал десять шагов до стойки бара, Аманда успела подставить к себе чашку кофе своего собеседника и вылить туда один целый флакон. И, конечно же, поставить, чашку обратно.
   Клаус вернулся.
   – Всё. Я заказал.
   – Вот и хорошо.
   Она отпила свой капучино, он глотнул свой кофе.
   Они разговаривали около часа, Аманда постоянно смотрела ему в глаза. Бедняга расценивал это как заинтересованность в своей личности, но он сильно ошибался.
   И вот, девушка увидела мимолётный знак. Зрачки молодого человека немного расширились, а радуга его глаза стала насыщаться, а потом перепевать еле уловимой симпатией к своей спутнице.
   Аманда откинулась на спинку своего стула и заговорила холодным, равнодушным голосом.
   – Прости… но нам нужно разойтись, – сказала она, делая голос безразличным.
   – ЧТО?!?
   – Понимаешь, я не люблю тебя. Мне нравится другой тип мужчин.
   – Это… какой же?!
   – Ну мне нравятся. Брутальные мужчины, ну знаешь… такие, лысые… со шрамами на лице и теле. И чем больше шрамов, тем лучше. А ты… ты очень смазливый. Нет… ты не мой тип.
   И на этих словах, фразах, которые своей кинутой небрежностью раздробили сердце юноши, она встала из-за стола и направилась к выходу.
   – Аманда! Я же люблю тебя! – закричал Клаус.
   В кафе повисла тишина.
   – Меня все любят, – произнесла Аманда, оставаясь в роли безразличной королевы.
   Она вышла из зала, ни разу даже не обернувшись. А сердце Клауса, отравленное искусственно выращенными эмоциями, давилось, выплёвывая слёзы.
 //-- * * * --// 
   На следующий день Аманда приехала в институт.
   Медленно пройдя мимо всех студентов, которые ей улыбались, она вошла в кабинет декана.
   Мужчина, которому было за шестьдесят, в солидном костюме, радушно поприветствовал нашу героиню.
   – Оооо! Аманда! Рад тебя видеть. Чем я могу быть тебе полезен?
   – Да я пришла на счёт случая, который произошёл несколько дней назад, – в этот раз Аманда выступила в роли милой, немного затюканной ученицы.
   – Не переживай, моя милая, тот случай, полное недоразумение!
   – Именно это недоразумение я и хотела бы обсудить с вами, Гер Мартин.
   – Что ж… Может, тогда чая?
   – С большим удовольствием, но если вы выпьете его вместе со мной.
   – Конечно.
   Через некоторое время он поставил перед ними две чашки чая, и они уселись за небольшой столик в углу кабинета.
   – Итак, я слушаю.
   – Ох! А вы бы не могли немного прикрыть шторы. Это солнце… оно просто режет глаза, – Аманда продолжала оставаться милой.
   – Конечно.
   Старческие шаги декана были медленными, достаточно медленными, чтобы за это время в его чашке оказалось половина флакончика синеватой жидкости.
   Потом он сел за обратно за стол и, улыбнувшись своей студентке, отпил из чашки.
   – У этой заварки странный вкус, – заметил он.
   – Весьма. Так вот…
   И Аманда начала свой рассказ про то, как её закидывали бумагой… про то, как фрау Петра стояла и бездействовала… про то, как она сама, преподавательница с долгим стажем работы, ударила её указкой… про то, как оскорбляла её… оскорбляла её отца…
   Аманда, не дёрнув глазом, сгущала краски всего случившегося.
   И, возможно, декан потребовал бы доказательств, опросил бы студентов, но его глаза уже залились необъяснимой, сильной симпатией к юной особе.
   Он встал из кресла и сделал короткий телефонный звонок.
   – Пригласите ко мне фрау Петру, – его голос был резким.
   Через некоторое время в дверь постучали.
   – Войдите.
   Это была женщина, преподавательница Аманды.
   – Вы хотели меня видеть? – спросила она.
   – Вы сегодня же соберёте свои вещи и уберётесь из нашего учебно заведения, – резким, приказным тоном сказал Декан.
   ОН чеканил каждое слово.
   – Но… я же…
   – Я сказал, сегодня! И я, дам вам такие рекомендации, что преподавать вам разрешат только в детском саду или в колонии для трудных детей! Пошли вон.
   – Но… – сейчас эта женщина была очень похожа на Аманду несколько днями раньше, когда ей не давали вставить ни одного оправдательного слова. И это… очень нравилось нашей, озлобленной героине.
   – Вон! – выкрикнул декан.
   – Аманда, – преподавательница умоляюще посмотрела на свою ученицу, – объясни, что это было.
   – Вы нарываетесь, фрау Петра!
   Женщина выбежала в слезах.
   – Аманда, прошу меня простить, что вам пришлось это увидеть.
   – Ничего страшного.
   И после этого она вышла из кабинета и поехала домой.
   Дома её ждал теперь всегда любящий отец. Придя с работы, он приготовил ужин, который с порога заставлял желудок рычать.
   Аманда прошла в кухню и улыбнулась папе.
   – Ну что?! Как дела в университете? – спросил Франк.
   – Лучше, чем ты думаешь.
   Девушка села за стол, а Франк поставил перед ней тарелку с обжаренной в панировке куриной грудкой и тушёными овощами.
   Сам сел рядом.
   – Ну что… приятного тебе аппетита.
   – Спасибо, пап.
   Они приступили к еде, но через некоторое время Аманда прервала трапезу.
   – Я думаю, стоит ещё больше увеличить дозу в воде.
   – Но дорогая, я думаю, и так достаточно. Все и так тебя любят, все тебе улыбаются. Ты же не хочешь становиться богиней или тираном?
   – Просто я думаю, стоит увеличить дозу. И всё.
   – Аманда, я тебя, конечно, люблю. Но не могу пойти на это. Думаю, ты понимаешь…
   – Конечно, папочка…
   Они продолжали есть.
   – Папочка? – начала снова Аманда.
   – А?
   – Может сегодня вечером сделаем по паре чашек кофе и сядем смотреть телевизор?
   – Что ж… я с большим удовольствием.
 //-- * * * --// 
   На середине их любимой передачи Франк согласился с её идеей увеличить мощность сыворотки.
   Аманда улыбнулась, и они уже решили продолжить смотреть телевизор, но…
   В дверь с силой и напором постучали.
   – Интересно, кто это? – удивился Франк.
   – Это, наверное, Клаус. Я пойду, открою.
   – Так поздно. Хм.
   Аманда подошла к двери и, не спеша, медленно поворачивая каждый замок, открыла дверь.
   Увиденное на пороге заставило её отпрянуть.
   Это и правда был Клаус, его глаза горели бешенством, он тянул вперёд руки, но не делал шагов. Его голова была обрита на голо, скорее всего, самостоятельно, так как на голом черепе виднелись царапины.
   Его рубашка была нараспашку, пуговиц не было.
   И всю эту картину сумасшествия дополняли десятки порезов. На лице, груди, руках.
   – Что с тобой произошло?!
   – Вот! Видишь! – тыкал он себя в грудь – Я лыс! А все эти раны – они очень глубокие, каждый из них останется шрамом. Теперь что?! Теперь?! Ты любишь меня снова?!
   Аманда сделала шаг назад. Она не испытывала жалости к своему гостю, который истекал кровью. Алые капли смешивались с потом, со слезами.
   – Нет. Я тебе не люблю, – холодно произнесла она, – А если ты сейчас отсюда не уберёшься, я тебя возненавижу.
   – Аманда! Я…
   – Убирайся!
   Клаус медленно повернулся и стал спускаться с лестницы. Его плачь был слышен до самого низа, но Аманда этого не знала, ведь как только его нога коснулась первой ступени, она уже захлопнула дверь.
   Она вернулась в гостиную.
   – Кто это был?
   – Клаус. Сказал, что уезжает на неделю.
   – Вон как.
   Всю следующую неделю Аманда продолжала свою Вендетту.
   Она стравливала людей на улице, сталкивала граждан в автобусах. Люди били друг-друга, выбивали дух – каждый старался доказать нашей героине, что он прав, каждый пытался понравиться ей.
   В воскресенье она попросила снова повысить дозу в трубопроводе города и выдать ей на руки несколько флаконов зелья. И отец делал всё, как она говорила – ведь он так любил свою маленькую девочку.
   А Аманда, она уже просто не могла остановиться, ей хотелось больше. Она хотела, чтобы люди любили её всё больше и больше. В её голове уже крутился план, как распространить своё влияние на несколько городов, а может, и всю страну.
   И может, всё так и произошло бы, если только…
   Это был вечер, один из дней, когда Аманда снова просила увеличить эффект препарата.
   – Я конечно это сделаю, моя милая… Но я не понимаю, зачем?
   – Так нужно! И ещё! Я хочу выезжать в другие города! – голос Аманды был раздражённым, – Я думаю, нам надо увеличить производство этого препарата.
   – Я и так работаю в полную силу! – возмутился отец.
   – Тогда надо найти ещё одного человека в помощь!
   – Это рискованно.
   – Какой же ты трусливый! – бросила та с отвращением, – Будь моя воля! У меня был бы другой отец!
   – Не говори так… – голос Франка задрожал, – я очень тебя люблю.
   – Зато, я тебя нет!
   Для отца, сердце и мысли которого были отравлены, перенасыщены препаратом разорвались на мелкие куски. Его руки задрожали, затряслась нижняя губа.
   Мелкими шажками, сгорбленный от обиды, он направился в свою комнату.
   – Ты куда это?!
   Франк зашёл в спальню и закрыл дверь.
   – Папа?! – Аманда подёргала ручку – Ты заперся?! Открой.
   – Если ты меня не любишь, – за дверью раздался голос плачущего отца, – То я не вижу смысла в своём существовании.
   Немедленно открой дверь!
   – Может, ты меня и не любишь, но я тебя любил!
   Раздался выстрел.
   – Нет!!!! – закричала Аманда, надрывая свои лёгкие.
   В несколько секунд всё рухнуло, одним большим камнем на дно. Единственный, кто умел готовить препарат, громко, замертво упал за дверью.
   Через минуту девушка поймала себя на мысли, что скорбит не по смерти отца – не потому, что его алая кровь тонкой струёй выбегала из-под двери.
   Нет.
   Аманда скорбела по разрушенным мечтам, планам. Злость и жажда мести полностью выбили из неё сочувствие, заменив алчностью к своему эго и жаждой чужого внимания.
 //-- * * * --// 
   На следующий день Аманда зашла в лабораторию своего отца и обнаружила там сотни маленьких пробирок, наполненных препаратом, а ещё с пару десятков двух или трёхлитровых капсул, заполненных той же голубоватой жидкостью.
   Влюблённый отец трудился, не покладая рук.
   Подсчитав общее количество препарата, девушка поняла, что его может хватить на несколько десятков лет, если она не будет выходить на улицу, а если и будет принимать гостей, то очень редко.
   Ну, а дальше, мой слушатель, ты знаешь, чем заканчивается эта история.
   Её самым частым гостем стал Клаус, травясь препаратом, он продолжал любить Аманду, а Аманда, находясь в безвыходной ситуации, позволяла ему любить себя.
   Молодой человек не понимал её затворничества, но не сопротивлялся ему.
   Думаю, прочитав до конца эту историю в моём дневнике, не стоит винить Аманду за её алчность и мстительность. Злоба, как сорняк, приживается в любом сознании, и задобренный нужным количеством негатива, быстро захватывает весь мозг.
   А представляете, если вас ненавидит весь мир?
   Не относитесь к людям предвзято, каждый имеет попытку проявить себя.
   После я покинул дом Аманды, на лестнице я встретил молодого человека, лицо которого украшали шрамы, он бежал наверх. С горящими от любви глазами и сжимая в руке букет гербер.


   Контактная информация

   Артем Каргин
   Группа в «Вконтакте» – http://vk.com/broken_stories
   Mail – art.rabota@mail.ru
   Буду рад вашей критики и пожеланиям.


   Благодарности

   Выпуску данного сборника я обязан многим людям. Кто-то помогал финансово, кто-то помогал редактировать тексты или делал иллюстрации.
   Кому-то хочется сказать «спасибо» за моральную поддержку.

   Наталия Мартынова (Наталия Бирюкова) – чудесный, добрый и отзывчивый человек. Писательница, написавшая прекрасную книгу «Путешествие в навь». Она помогла мне отредактировать тексты, проверила ошибки в большей части рассказов. Всегда поддерживала мои начинания. Спасибо.
   Нелля Рябина – друг, который всегда меня поддерживал. Всегда смеялась над моей безграмотностью, но ни разу не отказалась мне помочь в проверки орфографии. Спасибо.
   Оля Дёмина – чудесная девушка, талантливый художник. Спасибо за поддержку.
   Лева Варяг – начинающий талантливый художник. Спасибо, за иллюстрации.

   Вадим Богданов – человек, которого я никогда не видел в лицо, но который больше всех поддержал меня финансово. Выделив деньги на издание и рекламу моих сказок. Человек с большой буквы – самый настоящий меценат. Спасибо.
   Так же, за финансовую помощь я хотел бы поблагодарить:
   – Фёдора Мурачковского.
   – Олега Смолина.
   – Екатерину Корнеенкову.
   – Алексея Крещук.
   – Анастасию! (без фамилии)
   – Михаила Фальца.

   Спасибо всем за ваше терпение и поддержку.