   А. Н. Харин
   Модели государственного устройства в условиях глобализации: сценарии для России
   Монография

   Моим дорогим друзьям:
   Елене, Елене, Ольге,
Георгию, Владимиру

   Рецензенты:
   Кефели И.Ф. – доктор философских наук, профессор;
   Бляхер Л. Е. – доктор философских наук, профессор

Введение

   Мир стремительно меняется, о чем не говорит разве что ленивый. При том, изменения происходят во всех сферах: в экономике, в социальной, культурной и в политике. Существует даже устойчивое мнение о том, что наступает новый этап в развитии человечества, который имеет несколько названий…
   Одной из главных отличительных черт современного мира становится его постепенное превращение во «Всемирную глобальную деревню» (термин М. Маклюэна) – благодаря процессам глобализации. Сближаются культуры, социальные общности, экономики… Под воздействием волн глобализации оказывается и государство, которое все менее способно контролировать информационные, денежные, людские потоки, пересекающие его границы. Кроме того, государство постоянно вынуждено учитывать и интересы соседей, а также международных правительственных организаций и иных акторов мировой политики. Оно все более становится ограниченным на мировой арене, и иногда может возникнуть впечатление, что сжимающаяся «глобальная деревня» словно сдавливает хрупкие границы отдельных государств. Пусть даже государство и выдержит этот натиск, перейдет в контратаку и закрепит достигнутый успех, однако мир за это время, и само государство в том числе, претерпит существенные трансформации.
   Нужно учитывать, что происходящие процессы не могут не затрагивать и нашу страну. Тем более, что и события, имевшие место быть двадцать с лишним лет назад на бескрайних просторах Евразии, связанные с гибелью СССР и советского варианта глобализации, дали мощный импульс происходящему сейчас в мире. Несмотря на эту трагедию, наше государство остается пока, в силу ряда обстоятельств, видным игроком на мировой арене, и его не может не коснуться происходящее.
   Эти изменения находят отражение в социально-философской и политической теории. Многообразие моделей постсовременного государства неизбежно ставит вопрос о появлении работ, в которых бы обобщались имеющие место подходы. Но таких пока мало. Можно сказать, что в монографиях А.С. Панарина наметилось описание нескольких возникающих субъектов постсовременных государств: корпорации-государства, цивилизации. Однако А.С. Панарин оставил в этом плане именно наброски, поскольку его интересовали другие вопросы, и он, к примеру, не использовал понятие «корпорация-государство». Не было в его понятийном аппарате и таких категорий, как «регион-государство» и ряда других.
   Определенные попытки систематизации содержатся в статьях Е.Г. Пономаревой. Но она, преимущественно, рассматривает два вида концепций: корпорации-государства и регион-экономики. Кроме них ею уделяется внимание такому явлению как государство-фантом. А.И. Неклесса преимущественно анализирует корпоративное государство и корпорацию-государство. Однако теоретических конструктов гораздо больше. К ним можно отнести цивилизационные сценарии (С. Хантингтон), идеи новой империи (П. Ханна, Ж. Коломер, С.И. Каспэ) и сетевых объединений…
   Имеет место быть также интерес к глобалистским теориям, в то же время их почти не рассматривают наряду с моделями будущей государственности, а берут отдельно. С одной стороны, в подобного рода концепциях напрямую не ведется речь о государстве, но с другой стороны, судьбы этого института так или иначе косвенно присутствуют в данных построениях, да и будущее суверенитета во многом зависит именно от складывающейся ситуации. В случае возможной (но, на наш взгляд, не вероятной) реализации глобалистского проекта, о чем предупреждают некоторые политологи, государство, скорее всего, окажется подчинено определенным наднациональным структурам, влияющим на судьбы мира. Поэтому такого рода модели, на наш взгляд, имеет смысл рассмотреть.
   Говоря о государстве в условиях глобализации, почему-то забывают и про теории нового Второго мира, хотя в них дается, пусть и косвенная, попытка проследить судьбы данного института. Вместе с тем, авторы упомянутых сценариев стремятся отразить еще одну тенденцию: формирование параллельных существующим международным организациям структур. Указанная тенденция может явиться одним из важных факторов дальнейшего существования государства. С одной стороны, могут возникнуть параллельные, наднациональные структуры, что повлияет и на суверенитет государства, а с другой, развитие подобной ситуации может воспрепятствовать иным тенденциям. К примеру, глобалистской.
   Таким образом, на данном этапе пока нет работы, в которой систематизировались бы все главные подходы, а также рассматривались сценарии возможной трансформации российской государственности. Всем этим и обусловлена главная цель нашей книги: рассмотрение возникающих теорий, стремящихся объяснить модификации государства (в том числе и российской государственности) в глобализующемся мире, а также и структура монографии.
   В первой главе мы рассмотрим концепции глобального развития в целом: как теории глобализма, так и идеи нового Второго мира. В следующей главе предстоит разобрать наиболее часто встречающиеся в научной литературе концепции возможных альтернатив современному государству, а в заключительной части мы попытаемся проследить цивилизационный сценарий эволюции российской государственности, как, на наш взгляд, наиболее вероятный.

Глава 1. Модели глобализации в XXI веке

   Мир меняется, что вызывает самые разнообразные идеи, теории, в частности, концепции глобального развития. Говоря о суверенитете в условиях глобализации, следует сразу же уточнить, о какой глобализации идет речь? На данном этапе имеет место быть несколько подходов к анализу глобального развития. Условно их можно подразделить на две группы.
   Во-первых, это теории становления мондиалистского мира, основой которого является идеология глобализма. Такого рода концепции популярны уже несколько десятилетий. Во-вторых, на наш взгляд, последнее время формируется еще один подход, в основе которого лежат теории нового Второго мира. Этот подход основывается на констатации возрастания роли Восточной Азии и АТР в мировой экономке, а также на формирующихся интеграционных объединениях, фактически начинающих представлять альтернативу Евроатлантике и свой вариант глобализации.
   В случае реализации одного из этих теоретических конструктов, соответственно, изменится роль как государства, так и других акторов мировой политики, в том числе и России. Данным обстоятельством и вызван наш интерес к указанным подходам: они представляют собой альтернативу иным концепциям формирования и организации глобального, в первую очередь, политического, пространства в современном мире.

1.1. Глобалистские проекты в оценках отечественных авторов

   В данной параграфе мы, главным образом, остановимся на идеях А.С. Панарина, который одним из первых начал изучать феномен глобализма. Двадцать лет назад, когда рушилось советское государство, у подавляющей массы общества была уверенность в том, что заканчивается Холодная война, в прошлое уходит конфронтация, человечество вступает в эпоху согласия и гармонии… Последовавшие за крахом СССР события развеяли эти иллюзии. Стало очевидным, что мир отнюдь не гармоничен, и претензии на мировое господство как были, так и остаются. Активно развивались идеи, оправдывающие новые глобальные проекты, оказывающие существенное воздействие на борьбу субъектов геополитики за перераспределение сфер влияния, мировых ресурсов.
   В этом плане и представляют интерес размышления А.С. Панарина, который одним из первых в России уделил внимание в своих работах глобализму как фактору перераспределения власти и ресурсов в мире, влиянию этих идей на геополитический статус государства. Отдельные аспекты данного направления в творчестве А.С. Панарина уже были рассмотрены в работах ряда ученых и политиков [1 - Александр-Деви И. Русская национальная идея в концепции А.С. Панарина // Политэкс. – 2005. – № 2. URL: http://www.politex.info/content/view/150/30/; Кефели И.Ф. Социальная природа глобализма. URL: http://www.anthropology.ru/ru/texts//kefeli/global2_06.html; Савельев А.Н. Стратегическая политология Александра Панарина. Размышления над книгойh А.С. Панарина «Стратегическая нестабильность в XXI веке» // Золотой лев. – № 61–62. URL: http://www.zlev.ru/n61.htm.].
   А.С. Панарин отождествляет такие понятия как «глобализм» и «неолиберализм», отмечая при этом, что последний изменил либеральной идеологии, отбросив одновременно христианство и идеи эпохи Просвещения, а затем перешел к открытому социал-дарвинизму. Глобализм, с позиции А.С. Панарина, – это новейшая форма нигилизма, ищущая себе алиби в так называемых объективных тенденциях [2 - Панарин А.С. Искушение глобализмом. М., 2003. – С. 5.]. Глобалистский проект, взятый на вооружение евроатлантической цивилизацией, характеризуется последовательным отстранением от всех местных норм и традиций.
   Чем вызвана подобная агрессивность и неприязнь местных традиций? Дело в том, что на современном этапе перед Западом возник выбор: «либо переориентироваться на «нулевой рост» в виду экологических, энергетических и сырьевых ограничений планеты, либо осуществить передел мировых территорий и таким образом заполучить новые ресурсы» [3 - Там же. – С. 101.]. Западная элита выбрала второй вариант.
   Но был и еще один важный аспект. Разбирая социокультурные основы американской экспансии, А.С. Панарин отмечает, что для США изначально было характерно манихейское противостояние «остальному миру, как погрязшему в грехах». Связано это, не в последнюю очередь, с волнами эмигрантов, которые привносили с собой и неприятие Старого Света. Отсюда возникало и отторжение культурных традиций прошлого, оставленного за океаном [4 - Панарин А.С. Искушение глобализмом. – С. 101.]. Другой социокультурной причиной агрессивности является творческое бесплодие, охватившее западный мир. Последнее порождает страх перед «пределами роста», что ведет к чрезмерной экспансии.
   Основными концептами идеологии глобализма являются такие категории либерализма (неолиберализма), как «демократия», «свобода», «гражданское общество», «открытое общество». Они, особенно последнее понятие, являются средствами в присвоении материальных благ других стран с помощью компрадорских элит.
   Открытое общество понимается А.С. Панариным, как социум, полностью подверженный внешнему воздействию, и население такой страны не имеет права скрывать национальные ресурсы «от конкурса мировых претендентов». Под лозунгом «открытого общества», в первую очередь, осуществляется защита интересов крупных экономических корпораций и сильных западных стран.
   По мнению А.С. Панарина, меняется и понятие элиты. В эпоху реализации глобалистского проекта быть элитой, значит «поставить себя в независимое положение от национальных интересов и национальных чаяний» [5 - Там же. – С. 6.]. Именно эти, независимые от национального мнения элиты, и становятся верными проводниками глобалистского курса, в обмен на право сохранить власть [6 - Панарин А.С. Искушение глобализмом. – С. 121; Козырев Г.И. Международный политический процесс // Социально-гуманитарные знания. – 2003. – № 4; Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации // Свободная мысль. – 2007. – № 11. – С. 108.].
   Согласно А.С. Панарину, основой неолиберального (либертаристского) проекта, продвигаемого США и Западом в целом, являются три компонента. Во-первых, апокалиптика конца истории: человечество неминуемо движется к победе либерализма над мировым злом. В этом плане решения, которые принимает США, – «апокалипсические решения, отмеченные близостью окончательной развязки исторической драмы человечества».
   Во-вторых, «формационное высокомерие»: страны мира больше не рассматриваются как нечто самоценное, теперь их существование оправдывается близостью «к самому передовому строю». Соответственно, Америка, превратившаяся в «формационного гегемона», – венец развития человечества. Ее обитатели – Гулливеры, окружены лилипутами (злодеями, недоумками, недотепами, которых нужно опекать и наставлять). В-третьих, «подтасовки» и «приписки» – стремление изобразить действительность иной, чем она есть [7 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность в ХХI веке. М., 2003. – С. 19–20.].
   Америке в контексте всего этого выгодно:

   • чтобы влиятельные элиты в разных странах мира, тяготеющие к Западу, чувствовали себя неуютно среди собственного населения, так как элиты, нашедшие общий язык с туземным большинством, были бы менее зависимыми от внешней американской поддержки;
   • чтобы увеличивалось количество стран-сателлитов, также противостоящих региональному окружению, не имеющих надежной геополитической опоры вокруг и потому нуждающихся в высоком американском покровительстве; одинокие, чувствующие себя во враждебном окружении и готовые опираться на могущественного заокеанского покровителя – вот кто будет выступать проводником американского влияния («атлантизма») в мире;
   • чтобы над странами, лишенными или лишаемыми собственных средств обороны, постоянно тяготело чувство опасности, непредсказуемости окружающего мира, чреватого перманентной угрозой хаоса; всякая диктатура моментально повисает в воздухе, вызывая недоуменные вопросы, если она не подпитывается атмосферой апокалиптических ожиданий и присутствием врага, в любую минуту готового поднять голову.

   Таким образом, воспроизводится древнеримская политика, проводящаяся под лозунгом «разделяй и властвуй». Только если Рим нес другим народам наряду с разрушениями и культуру, то «новому Риму» (то есть США) исследователь отказывает в культурной роли, о чем речь еще пойдет дальше.
   Нельзя сказать, что А.С. Панарин полностью критикует либеральные идеи, тем более, что он сам на рубеже 1980–1990-х годов отдавал им дань уважения. Проводя сравнение между проектами Просвещения и современным неолиберальным, ученый полагает, что первый был склонен к диалогу, а глобалистский – к монологу. Неолиберальное сознание «закрыто для апелляций извне, для свидетельств другой позиции и другого опыта» [8 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 22.]. Фактически идеи «демократии», «свободы», «гражданского общества», пропагандируемые адептами новой идеологии, ими же и отрицаются. Чем это вызвано, задается вопросом А.С. Панарин? Вернемся вновь к обозначенному А.С. Панариным противоречию: на словах США говорят о «демократии», а на деле имеет место быть гегемония одной страны или одного класса.
   Интересы общества, испытывающего на себе реализацию данного проекта, не совпадают с целями компрадорской элиты, стремящейся обменять ресурсы страны на власть. В подлинной демократии политические процессы протекают под знаком непредсказуемости, непредопределенности, что не может, по логике вещей, устраивать неолибералов. Существует опасность, что народ выберет не того, кого нужно. Что остается неолибералам? Превращать социум в сумму индивидов, а не личностей, народ в электорат, которым легко манипулировать.
   А.С. Панарин склонен разделять демократию как ценностную систему, опирающуюся на понятие политического суверенитета народа, и демократию как технологическую систему, прямо отрицающую этот суверенитет в пользу технологического отношения к народу как к обрабатываемой массе. В результате реализации «технологического принципа» возникает релятивистская система, в которой политики, лишенные идейного стержня и легко меняющие убеждения, обрабатывают податливую массу. Люди, имеющие определенные ценности, не вписываются в данную систему, «призванную приводить избирателя в заранее заданное состояние». Технологическая система демократии политически маргинализирует таких личностей. Тем самым в современной ситуации у человека возникает выбор: либо уходить из политики, если у него есть свои взгляды и убеждения, либо оставаться и превращаться в послушный объект манипуляции.
   Также появляется новый тип личности, освободившийся от традиционных «запретных комплексов», имеющий право желать всего и немедленно. Для такого человека главное – наслаждение, а все находящееся «по ту сторону удовольствия», серьезное и обязывающее, для него не существует и вызывает отвращение [9 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 172.]. Такой личностью легко управлять, и в результате эти люди отрываются от своих корней, становятся проводниками внешних идей, идут на поводу у компрадорских элит. Трагический опыт перестройки – яркое тому свидетельство: играя на потребительских настроениях, распространенных в обществе, антигосударственные элементы направили энергию народа на разрушение собственной страны.
   Другой части общества, которая остается ценностно-ориентированной и потому занимается реальным производством материальных благ, манипуляторы внушают мысль о порочности государственного патернализма, а под прикрытием этого происходит демонтаж систем социальных гарантий прошлых эпох. В результате «принцип удовольствия» для одних окупается бесчеловечно жестким «принципом реальности» для других, не причисленных к избранным «баловням прогресса». Безграничная свобода либерального меньшинства должна быть обеспечена безграничным закабалением «нелиберального» большинства» [10 - Там же. – С. 171.]. Такая судьба ждет, по мнению Панарина, весь мир.
   Близки к выводам А.С. Панарина наблюдения Д.Ш. Халидова, полагающего, что пропагандируемые неолибералами принципы позволяют им повсеместно в мире внедрять на ключевые посты собственную креатуру, опираясь на негативные (основанные на манипулятивных и компрометационных практиках) принципы отбора и на помощь глобальной медиакратии. А также последовательно продвигать и легитимировать гедонистический идеал, размывая традиционный морально-этический фундамент социума и государства [11 - Халидов Д.Ш. «План Путина» и проблема преемственности. Методологический экскурс и проблема субъектности России // Политический класс. – 2008. – № 1. – С. 36.].
   Е.Г. Пономарева приводит данные ООН на 1999 г., согласно которым жители 85 из 174 обследованных стран стали жить хуже, чем 10 лет назад, а пять ведущих стран (Канада, Норвегия, США, Япония, Бельгия) улучшили свои показатели. Ссылаясь на иностранные издания, она приводит и еще ряд цифр, соглашаясь с мнением о «глобальной экспроприации» [12 - Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации. – С. 100.]. Часть зарубежных и отечественных политологов, экономистов также склонна считать, что в наше время процессы формирования единого мирового экономического, культурного и политического пространства оборачиваются глобализацией неолиберального образца [13 - Вельяминов Г.М. Россия и глобализация // Россия в глобальной политике. – 2006. – № 3. URL: http://www.globalaffairs.ru/number/n_6816; Хейвуд Э. Политология. М., 2005. – С. 62.].
   Фактически, по А.С. Панарину, во всем мире устанавливается диктатура богатых над бедными, ведущая к разрушению традиционного общества, размыванию местных ценностей и, как следствие, возникновению хаоса.
   Выводы А.С. Панарина в данном случае совпадают и с мнениями некоторых политологов, указывающих на открытое давление центра на периферию [14 - Богданов А.Н. Легитимация «имперского» миропорядка // Свободная мысль. – 2010. – № 10; Пономарева Е.Г. Указ. соч. – С. 100.], а также на негативные последствия неолиберальной модели глобализации для всего мира [15 - Вельяминов Г.М. Указ. соч.]. «Практика же глобализации, провоцирующая деградацию национального государства, ведет человечество к дикости Средневековья» [16 - Пономарева Е.Г. Указ. соч. – С. 106.]. Американский исследователь И. Александр-Деви отмечает, что «глобализация (т. е. распространение придуманной либералами экономической системы естественного отбора и культа потребления на все сферы жизни и по всему миру) действительно ведет человечество в тупик» [17 - Александр-Деви И. Указ. соч.]. И этот хаос не случаен. «Человечество, через создание ситуации хаоса, непреодолимых страданий, чувства безысходности, подводится к мысли о создании единого органа мировой власти, наделенного глобальными диктаторскими полномочиями» [18 - Ивашов Л.Г. Россия в геополитическом контексте ХХI века // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 4. – С. 21.].
   Как правило, критики данного тезиса заявляют, что именно самим народам Третьего мира надо «поставить в заслугу» разворовывание богатств, выделяемых этим странам Западом, кровопролитные вооруженные конфликты [19 - Долгов С.И. Реальность глобализации и критика антиглобалистов // Россия в глобальной политике. – 2003. – № 4. URL: http://www.globalaffairs.ru/numbers/5/]. Однако кому можно «вменить в заслугу» проектировку границ, до сих пор вызывающую конфликты на периферии, поставки вооружений в страны Третьего мира, превращение этих стран в сырьевые придатки «золотого миллиарда», вмешательство в дела отдельных государств, приводящее порой к еще большей эскалации вооруженных конфликтов (последние события в Ливии и в Сирии свидетельствуют как раз об этом)? На наш взгляд, доля ответственности Запада здесь не меньше. Не случайно исследователи в качестве одной из многочисленных причин происходящего сейчас на Ближнем Востоке называют поддержку Америкой коррумпированных режимов [20 - Сатановский Е. Революция и демократия в исламском мире // Россия в глобальной политике. – 2011. – № 1. – С. 19.].
   А.С. Панарин отмечает, что Россия с ее огромными ресурсами стала одной из жертв глобалистского проекта. «Демократическая» элита на рубеже 1980–1990-х г г. произвела передел собственности, присвоила себе огромные богатства, позволив и Западу взять часть российских средств. При этом граждане, которых беззастенчиво обирали, были названы люмпенами, совками, маргиналами… А.С. Панарин характеризует политику российских властей 1990-х г г. как «новый апартеид» и «внутренний расизм» [21 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 39.]. Но компрадорская элита не заметила, что ей Западом отводилась особая роль: «Внутренний расизм российских «радикал-реформаторов» превратился на Западе во внешний расизм: расистское отношение к России в целом, как к стране, недостойной тех бесценных ресурсов», которые лежат на ее территории» [22 - Там же. – С. 40.].
   Таким образом, компрадорская элита оказалась в сложном положении: ненавидимая народом с одной стороны, с другой она испытывает нарастающее давление Запада. Это дало Америке возможность реализовывать свои стратегические замыслы в Евразии, не допуская при этом объединения России с потенциальными оппонентами политики США: Китаем, Индией, мусульманскими странами [23 - Там же. – С. 274.]. Вместе с тем, по мнению А.С. Панарина, «демократические организаторы нового режима с самого начала мечтали о «пиночетовской диктатуре», поэтому они не раз сознательно провоцировали бунт с целью установления диктатуры» [24 - Там же. – С. 49.]. Россия, по А.С. Панарину, оказалась в одиночестве: без стратегических союзников, без патриотической элиты. Какие же выходы видит А.С. Панарин для России и для мира? По его мнению, в мире возникло два основных сценария развития ситуации:

   • образование транснациональных федераций-империй, в основном по принципу цивилизационного сходства (т. е. в ареале мировых религий);
   • глобальный социальный раскол мира по вертикали: между интернационалом элит, снявшим ответственность перед собственными народами, и народным интернационалом отверженного большинства [25 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 328.].

   В первом случае предполагается изгнание компрадорских элит, возвращение к цивилизационным истокам, духовное преображение общества и создание социальных государств. Таких государств, которые бы заботились о всех членах общества. Возможно, даже это будут своеобразные теократии. Иначе говоря, глобализму, ведущему мир к неоязычеству, хаосу, войне всех против всех, может быть противопоставлена монотеистическая традиция, а также культура. Фактически в мире грядет новая биполярность: борьба богатых, вооруженных неолиберальной идеологией и ведомых США, против бедных, опирающихся на свои культурные ценности, в первую очередь на идею социальной справедливости.
   Другими словами, по А.С. Панарину, сегодня не Запад борется с Востоком, а новые богатые, начисто порвавшие с традицией продуктивной экономики, борются с новыми бедными экспроприированными в ходе всемирной либеральной реформы и уничтожения большого социального государства [26 - Там же. – С. 372.]. Одновременно сталкиваются две идеологии: идеологии американизма и антиамериканизма. Первая – это, по сути, идеология богатых всего мира, восхваляющая США как неоспоримый авторитет и непревзойденный образец для всего человечества, идеология компрадоров и национальных отщепенцев, видящих в Америке гаранта внутреннего и мирового порядка. Эту идеологию А.С. Панарин характеризует как идеологию нового расизма, превращающую прогресс из достояния всех народов в новую привилегию избранного меньшинства. Антиамериканизм выступает как идеология обездоленного большинства мировой периферии [27 - Там же. – С. 388–390.]. Исходя из такой расстановки сил А.С. Панарин видит три варианта будущего:

   • глобальная победа «американского агрессора», стремящегося монопольно владеть ресурсами всей планеты;
   • внутреннее самоочищение стран, уже подвергшихся атаке от капитулянтских и компрадорских элементов, поощряемых внешним врагом, и создание на этой основе новых стартовых позиций в мировой войне богатых и бедных;
   • геополитическая, демографическая и социокультурная перегруппировка всей атакуемой мировой периферии в форме вытеснения носителей декадентских начал более свежими – здоровыми и цельными характерами «варварского типа» [28 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 418.].

   Успех антиамериканистских сил (т. е. бедных) А. С. Панарин связывает, как уже частично говорилось, с обращением последних к церкви, к великим монотеистическим традициям Востока. Именно с ними, а также с обращением к забытым Западом идеям Просвещения, А.С. Панарин и связывает надежды. Характеризуя Запад как некий единый монолит, А.С. Панарин все-таки не исключает возможности размежевания евроатлантического мира, в случае успеха европейских левых, а также союза последних, как и России, с культурами Востока [29 - Там же. – С. 534.].
   Конечно, можно не согласиться с А.С. Панариным по многим моментам. Есть в его концепции и противоречия. С одной стороны, он выделяет две идеологии: глобализм и антиглобализм. Но вместе с тем идеологию бедных, идеологию антиглобализма он фактически отождествляет с мировыми религиями. Насколько оправдано такое определение? Идеология и религия – суть разные вещи. И как может стать идеологией антиглобализма то, что зародилось гораздо раньше, еще тогда, когда и речи быть не могло о подобных явлениях.
   Справедливо упрекая США в экспансионизме, автор не учитывает, что в самих Штатах не все довольны имперским бременем. Существует множество внешних ограничителей могущества Америки: возникающие трения с Евросоюзом, рост значения Восточной Азии в мировой политике. Следует иметь в виду и положительные стороны глобализации для стран Третьего мира, на которые указывают западные ученые (Д. Бхагвати, Ф. Закария, К. Престовиц).
   Негативно оценивая западное общество, А.С. Панарин не отмечает (хотя, на наш взгляд, где-то и допускает это) позитивных тенденций, характерных для евроатлантической цивилизации. Например, по замечанию В.Г. Хороса, «и в Европе, и в Америке (больше надежд все-таки на Европу) растет число сторонников альтернативного жизнеустройства, не укладывающегося в рамки рыночного фундаментализма и потребительства. И это обстоятельство оставляет вопрос о будущей цивилизационной картине мира открытым» [30 - Хорос В.Г. Цивилизации сегодня // Мировая экономика и международные отношения. – 2008. – № 9. – С. 91.].
   Так же можно сказать и по поводу идеологии неолиберализма. Критикуя неолиберализм за противопоставление «черное-белое», А.С. Панарин сам невольно допускает такую же ошибку. Признавая выдающиеся заслуги за эпохой Просвещения, А.С. Панарин на данном этапе не видит положительных моментов, акцентируя внимание преимущественно на теневых сторонах.
   В самом неолиберализме существует несколько течений, конкурирующих друг с другом. Часть неолибералов считает стратегию силового глобализма и унилатерализма бесперспективной, чреватой истощением ресурсов США [31 - Сирота Н.М. Политические идеологии: генезис и современные формы. СПб., 2009. – С. 35–36; Фукуяма Ф. Америка на распутье. Демократия, власть и неоконсервативное наследие. М., 2009.]. Для некоторых направлений неолиберализма характерна тенденция к смягчению социального неравенства в обществе [32 - Сирота Н.М. Указ. соч. – С. 35.], из их рядов раздаются и предложения по поводу того, что государству не надо брать на себя излишние функции, чтобы оставались силы заниматься именно тем, что рынок не сделает – культурой, экологией, поддержанием правопорядка и т. д.
   С другой стороны, в современном мире неолиберализм и неоконсерватизм тесно переплетаются, что зачастую приводит к отождествлению одного с другим и используется в политических играх. Иногда такое сложное идейное течение, как либертаризм, относят то к неолибералам, то к неоконсерваторам. Сам А.С. Панарин в некоторых местах, на наш взгляд, все-таки, больше говорил о неоконсерваторах: например, когда он сравнивал новации либералов в области внешней политики с троцкизмом [33 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 158.]. Многие неоконсерваторы являлись бывшими троцкистами. В целом вопрос о соотношении неолиберализма и неоконсерватизма является сложным и выходит за рамки монографии.
   Можно считать и упрощенной схему новой биполярности, предложенную А.С. Панариным. Скорее всего, современный мир будет полицивилизационным, хотя его деление по линии богатый Север – бедный Юг отчасти сохраняется.
   Одновременно ряд оценок А.С. Панарина разделяется исследователями, либо в его работах есть идеи, нуждающиеся в глубоком осмыслении и дальнейшей разработке. В научной литературе преобладают резко негативные взгляды на деятельность российской элиты в 1990-е гг. Можно сказать, что характерным является высказывание одного из исследователей: «При анализе политики команды Ельцина на протяжении 90-х гг. создается впечатление, будто в России орудовали оккупационные власти» [34 - Дашичев В.И. Политика глобального господства. От ХХ к ХХ1 веку //Социально-гуманитарные знания. – 2004. – № 2. – С. 21.]. В работах О.А. Арина, К.Н. Брутенца, Л.Г. Ивашова и других ученых показано влияние реформ на ослабление национальной безопасности страны, снижение геополитического статуса России.
   Актуальной является и мысль А.С. Панарина о том, что Запад рассматривает Россию как страну, «недостойную своих ресурсов», в свете появляющихся на Западе работ З. Бжезинского («Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство»), Ф. Хилл и К. Гэдди («Сибирское бремя»), в которых фактически ставится вопрос о передаче части российских ресурсов под управление других стран. Можно вспомнить и разгорающиеся споры вокруг границ в Арктике, появление прогнозов возможных переделов богатств России. Ряд современных исследователей указывает на то, что США «решают свою главную цель – сокращение населения России, ослабление ее экономической мощи, что позволит им захватить окончательный контроль над богатыми сырьевыми ресурсами нашей страны» [35 - Мурай О.В. Новое глобальное общество под общим руководством // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 3. – С. 81–82.].
   И.Ф. Кефели считает, что А.С. Панарин понимает глобализацию «весьма широко, на цивилизационном уровне, что позволяет рассматривать ее экономический, экологический и политический аспекты в едином социокультурном пространстве, где основными акторами, т. е. действующими историческими субъектами, выступают народы и страны с присущей им культурной историей» [36 - Кефели И.Ф. Социальная природа глобализма. URL: http://www.anthropology.ru/ru/ texts//kefeli/global2_06.html.]. В связи с этим, на наш взгляд, заслуживает внимания мысль А.С. Панарина о создании транснациональных федераций-империй, по принципу цивилизационного сходства. В ней можно видеть прообраз новых образований, идущих на смену традиционному государству, а также акцент на приоритетности цивилизационного пути развития России. Поэтому А.С. Панарина следует считать одним из представителей цивилизационной парадигмы в российской геополитике рубежа ХХ – ХХI веков, получившей свое развитие в последнее десятилетие.
   Тезис А. С. Панарина о важности контактов с восточными культурами разделяется и рядом современных исследователей, полагающих, что именно формирование многополярного мира, центрами которого будут выступать цивилизации, станет противовесом стремлению США к гегемонии [37 - Ивашов Л.Г. Указ. соч. – С. 23; Кефели И.Ф. Философия геополитики. – С. 201.]. Но нерешенным является вопрос о характере этого сотрудничества. Скорее всего, идея антизападного военно-политического союза с ведущими странами Востока, которая порой становится популярной в публицистике и среди ряда исследователей, проблематична и нереализуема. Однако вполне возможен диалог культур, цивилизаций, сторонниками которого являются многие отечественные и восточные ученые (Зотов В.Д., Ивашов Л.Г., Кефели И.Ф.). И в этом плане идеи А.С. Панарина также не устарели.
   К числу исследователей, стремящихся дать философское осмысление глобалистских проектов, можно отнести и А.Г. Дугина [38 - См. напр. Дугин А.Г. Философия политики. М., 2004.]. С его точки зрения, Ф. Фукуяма и С. Хантингтон сформулировали два основных сценария протекания либеральной глобализации: оптимальный (Ф. Фукуяма) и пессимистический (С. Хантингтон). Несмотря на определенную противоречивость этих концепций, А.Г. Дугин отмечает, что на самом деле их полемика «ни в коей мере не затрагивает общего глубинного консенсуса относительно ценности и императива универсализации глобализма» [39 - Дугин А.Г. Философия политики. М., 2004. – С. 344.], тем более, что оба автора являются членами Совета по международным делам.
   В отличие от А.С. Панарина, А.Г. Дугин предлагает более развернутое описание основных положений глобализма и либеральной парадигмы:

   1) мондиализм, планетарная унификация государств, народов, культур в социальном, экономическом, политическом смыслах. Создание мирового государства и мирового правительства;
   2) атлантизм, стратегическая доминация Запада, распространение западной социально-политической матрицы (либеральной демократии) на весь мир, превращение вооруженных сил США в мирового жандарма;
   3) переход к «финансовой экономике» («новая экономика», «неоэкономика», «турбокапитализм» «экономика постиндустриального общества») как последней и наивысшей стадии развития рынка, при которой электронно-биржевые спекуляции важнее реального производства;
   4) реальная доминация капитала – речь идет о том, что в случае проигрыша социалистических революций отношения между капиталом и трудом, могут измениться от классической индустриальной модели (с формальной доминацией капитала над трудом, при которой труд выступает как антагонистический субъект) к новой модели – с реальной доминацией капитала (при которой капитал полностью поглощает труд и превращает его в пассивный объект);
   5) концепция «богатого Севера» – неравномерное распределение центров финансового, политического, экономического и стратегического контроля в пользу развитых стран – США и Западной Европы, вынесение индустриального производства и центров добычи и переработки ресурсов в Третий мир;
   6) концепция «золотого миллиарда». В сложной ситуации нового мира после «конца истории» выжить сможет не все человечество, но только его технологически высокоразвитая часть, а также региональная экономическая и политическая элита, сумевшая интегрироваться в мондиалистский истеблишмент;
   7) тотальная атомизация человечества. Всеобщее смешение отменяет существующие расы и нации, разрушает религии, любые коллективные ансамбли. Все люди становятся неопределенной расой, без корней, культуры и т. д. Культуры и национальности можно будет менять как атрибуты одежды. Индивидуализм, нарциссизм становятся главными человеческими ориентирами;
   8) «унисекс» – полное уравнивание полов между собой, легитимизация перверсий и трансгендерных операций, признание гомосексуальных браков;
   9) генная инженерия – создание квазичеловеческих существ и биомутантов;
   10) тотальная информатизация и виртуализация производства. Перевод деятельности в сетевую виртуальную сферу коммуникаций;
   11) «новое кочевничество» – полный отрыв индивидуумов от почвы. Отсутствие границ, виз, таможенного контроля;
   12) индивидуальный номер, он же – кредитная карта, паспорт, телефон и т. д., заменяющий личность;
   13) пацифизм: вместо национальных армий и возможных войн – мировая полиция, которая борется против всех, кто не доволен либеральной парадигмой [40 - Дугин А.Г. Философия политики. – С. 345.].

   Подробно описав «программу» глобализма, в последующих работах А.Г. Дугин стремится дать наброски предполагаемого общества будущего в случае реализации указанного сценария.
   Указанный сценарий дает импульс глобализации, под которой А.Г. Дугин понимает «процесс навязывания всем странам и государствам мира западного экономического, политического, культурного, технологического и информационного кода» [41 - Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. Времена новых империй. Очерки геополитики XXI века. СПб., 2007. – С. 114.], проводимый богатым Севером, и направленный на укрепление мирового господства «золотого миллиарда». Целые страны и народы в такой ситуации должны либо встроиться в существующую систему нового колониализма, либо превратиться в отверженных.
   Это должно привести к победе либеральной модели экономики по всему миру, установлению либерал-демократических политических систем, торжеству идей «прав человека», «открытого общества» и «гражданского общества». Такой сценарий означает не только глобальный диктат США, но и создание единого мирового государства и правительства. В результате должен произойти постепенный отказ от прежних моделей международного права, отомрут такие структуры, как ООН, НАТО и т. д. Они заменятся институтами, с помощью которых глобальная элита сможет сконцентрировать всю полноту власти над миром. Возникнут так называемые Соединенные Штаты Мира [42 - Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. – С. 114–115.].
   Пока, преимущественно, в теоретическом плане данной тенденции противостоят как радикальный, так и «гуманитарный» антиглобализм. Задача России, по мнению автора, занять нишу «умеренной оппозиции» по отношению к глобализму. Иначе втягивание в глобализацию по-американски подорвет остатки суверенитета России.
   Что касается практических рекомендаций А.Г. Дугина, то они являются более конкретными, нежели у А.С. Панарина, предлагавшего союз с восточными культурами. А.Г. Дугин указывает на то, что в Евразии сейчас существует несколько «больших пространств»: европейское, российской, исламское и китайское. Их задача: отказаться от конфликтов друг с другом и создать новый совокупный континентальный субъект – Евразию, «признав друг за другом статус его коллективных участников, полноправных полюсов многополярности» [43 - Там же. – С. 123.].
   Подробный разбор практических рекомендаций А.Г. Дугина не входит в задачу данного параграфа. Нас в первую очередь интересовала оценка автором глобалистских теорий. Как видим, подобно А.С. Панарину, А.Г. Дугин усматривает возможность противодействия практической реализации глобалистских построений. И видит это в консолидированном взаимодействии как восточных культур, так и Европы (в отличие от А.С. Панарина, который, по всей видимости, объединяет Запад в единое целое).
   К числу современных авторов, также пишущих о глобализме, можно отнести И.Ф. Кефели. Прообразом формирующегося в наше время однополярного мира он считает империализм начала ХХ века. Оба эти явления развивались примерно по одним законам, хотя между ними и произошел исторический разрыв, обусловленный существованием социалистической системы и приведший к появлению новых явлений и закономерностей [44 - Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. СПб., 2004. – С. 57.]. И.Ф. Кефели в своей работе останавливается на анализе трех вопросов, связанных с экономической и политической глобализацией: 1) природа экономической глобализации; 2) акторы (или проводники) экономической и политической глобализации; 3) противостояние глобализма и альтерглобализма.
   Как и большинство исследователей, И.Ф. Кефели констатирует, что основным двигателем всех глобализационных процессов выступают транснациональные корпорации (ТНК), глобальный рынок товаров и услуг, виртуальная экономика и виртуальные финансы. Подобно А.С. Панарину, И.Ф. Кефели указывает на обострение конкурентной борьбы за природные ресурсы и рынки сбыта, что и лежит в основе экономической глобализации. В координатах складывающегося мирового рынка национальное богатство остальной части человечества все более теряет свою национальную принадлежность и во все большей степени выступает в качестве источника пополнения национального богатства стран «золотого миллиарда» [45 - Там же. – С. 57–58.].
   Как и рассмотренные выше авторы, И.Ф. Кефели подчеркивает, что экономическая глобализация, реализующая идеологию неолиберализма, определяется рыночными, а не государственными механизмами [46 - Там же. – С. 58.]. Проводниками глобализации являются не только ТНК, но и мультинациональные корпорации, Международный валютный фонд (МВФ), НАТО и др.
   И.Ф. Кефели, в отличие от А.С. Панарина и А.Г. Дугина, указывает на еще одну важную тенденцию, связанную с глобализацией: рост экономической и политической роли мегаполисов, все чаще выступающих в качестве самостоятельных акторов в мировой экономике [47 - Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. – С. 59.].
   И.Ф. Кефели подчеркивает негативное воздействие глобализации на остальной мир, указывая, на то, что более 60 государств переживают отставание в экономическом развитии. С другой стороны, для России, при подобном развитии ситуации, судьба является незавидной.
   Вместе с тем, навязывание идеологий глобализма вызывает в мировом сообществе обратную реакцию в лице движения альтерглобализма. В числе альтернатив глобализму И.Ф. Кефели называет геоцивилизации, среди которых и русско-православная [48 - Кефели И.Ф. Философия геополитики. СПб., 2007. – С. 185.].
   О реализации идей глобализма как одной из тенденций в современном мире, пишет и Л.Г. Ивашов в своих работах. Он выделяет три разнонаправленных вектора движения человечества к новому мировому порядку:

   • однополярный – мир по-американски;
   • мондиалистский – монополярный под властью денег;
   • многополярный – мир на основе мировых цивилизаций [49 - Ивашов Л. Г. Глобальный мир стремится к биполярности // Геополитика и безопасность. – 2012. – № 1. – С. 28.].

   Тем самым Л.Г. Ивашов разделяет варианты развития однополярного мира. Добавим также, что он считает неосуществимыми все концепции однополярного и мондиалистского миропорядка. Вместе с тем в своих работах он дает описание тенденции формирования мондиалистского мира. Эта тенденция особенно активизировалась в связи с упадком США, полагает Л.Г. Ивашов. На авансцену выходит «глобальный финансовый олигархат», стремящийся создать единое планетарное пространство с подконтрольным мировым правительством и с ослабленным суверенитетом государств.
   Опорой финансовой олигархии служат закрытые клубы сверхбогатых людей, ТНК, деньги и сетевое управление: два основных средства, с помощью которого происходит диктат воли слабым суверенным государствам.
   Л.Г. Ивашов дает следующее описание структуры «олигархата». На высшем уровне находится мировой финансовый центр, в который входит 16 банков (но скоро их количество вырастет до 22). На среднем уровне – транснациональные банки (их более 1000) и на низшем уровне, национальные банки, сопряженные с транснациональными банками.
   Мировая финансовая олигархия контролирует более 70 % всех денежных ресурсов, драгоценных металлов, углеводородного сырья, а также до 80 % информационных потоков. Она опирается на систему всемирных органов управления экономическими и политическими процессами: Давосский форум, «Большая восьмерка», «Большая двадцатка», Бильдербергский клуб, Мировой банк, МВФ, а также теневые вооруженные и специальные силы (частные военные корпорации, террористические формирования), глобальную наркомафию с годовым оборотом около 1 трлн. долларов. Как и А.Г. Дугин, Л.Г. Ивашов отмечает, что в структуру управления входит НАТО и ряд других международных организаций. Основой всемирной олигархии являются Финансовая резервная система США, группы Ротшильдов и Рокфеллеров, а также Ватикан.
   Объектами управления становятся элиты и правительства государств, через финансовый контроль над которыми и происходит колонизация слабых политий. В зависимых государствах роль национальной элиты заключается в выполнении воли глобальной элиты и претворения в жизнь целей и задач, поставленных перед ними. Л.Г. Ивашов фактически повторяет тезис А.С. Панарина, утверждая, что «быть «национальной элитой» сегодня – значит, не связывать себя с туземным народом, а быть частью мирового истеблишмента». Ответственность перед глобальной элитой значительно превышает ответственность перед собственным народом. Поэтому и о демократии в этих странах говорить не приходится [50 - Ивашов Л.Г. Глобальный мир стремится к биполярности // Геополитика и безопасность. – 2012. – № 1. – С. 28.].
   Олигархические группы, стремясь к глобальному господству, ставят перед собой несколько задач. Первый этап – создание на планете системного кризиса и нестабильности. Второй – организация голода и природных бедствий. Третий – формирование общественного мнения в пользу глобального антикризисного управления и образования мирового правительства.
   Для расширения и углубления влияния мировых финансовых центров необходимо формирование в глазах мирового сообщества образа врага. В прошлом таковым был СССР, сегодня – это исламский терроризм, Ливия, Сирия, Иран, а в ближайшей перспективе вполне может стать Китай. Для этого необходимо будет вокруг Поднебесной создать агрессивно настроенную антикитайскую дугу [51 - Ивашов Л.Г. Мир в ХХI веке. URL: http://akademiagp.ru/mir-v-xxi-veke.].
   Но как уже отмечалось выше, Л.Г. Ивашов в целом скептически относится к реализации данного варианта, хотя особо и не поясняет, почему он должен потерпеть поражение.
   Таким образом, исследователи, чьи взгляды были проанализированы, не склонны рассматривать торжество идей глобализма, как неизбежное явление, указывая на растущее противодействие мондиалистским проектам. Россия в таком противостоянии может сыграть существенную роль. Это в интересах нашего государства, так как в противном случае ему уготована роль сырьевой периферии.
   Если в России ведущие исследователи указывают в качестве альтернативы глобализму на полицивилизационный мир, то на Западе политологи начинают писать еще об одной тенденции: формировании новой альтернативы лидерству евроамериканского мира. Нужно сказать, что и в России также последнее время эта теория начинает обретать сторонников.

1.2. Евроатлантическая цивилизация и новый Второй мир: тенденции и перспективы

   Двадцать лет назад, когда произошел распад биполярной системы, могло показаться, что она, как и эпоха противостояния, уходит в прошлое, а с ними и так называемый Второй мир. Все это время в политической науке использовались понятия «Запад» и «Третий мир». Но раз существуют эти миры, то объективно должен встать и вопрос о Втором мире. Хаотичное переходное состояние современного мирового сообщества, длящееся вот уже двадцать лет и полное неопределенностей, побуждает к размышлениям на подобные темы. К числу таких примеров можно отнести интересную книгу американского политолога П. Ханны. Однако для него новый Второй мир не является чем-то самостоятельным, это своеобразные «качели, болтающиеся из стороны в сторону» [52 - Ханна П. Второй мир. М., 2010.].
   Мы рассмотрим два материала, на наш взгляд, логически взаимосвязанные друг с другом. С точки зрения авторов обеих статей, новый Второй мир – это альтернатива Западу, можно даже сказать, что иной вариант глобализации.
   Первая публикация – статья израильского профессора Азара Гата «Возвращение великих авторитарных держав», в которой выдвигается идея «новой авторитарной волны». По мнению ученого, Китай и Россия, являясь авторитарными странами, с успешно развивающимися экономиками могут представлять собой жизнеспособную альтернативу западным демократиям. Исследователь полемизирует с распространенным тезисом о взаимосвязи экономического развития страны и становления в ней демократии. Китай, на его взгляд, не скоро достигнет того уровня, когда можно будет проверить возможность существования авторитарного государства с растущей экономикой [53 - Gat Azar. The Return of Authoritarian Great Powers // Foreign Affers. July/August 2007. URL: http://www.foreignaffairs.com/articles/62644/azar-gat/the-return-of-authoritarian-great-powers (дата обращения 1.08.2011).]. Развивающиеся «авторитарные гиганты», по мнению ученого, могут интегрироваться в мировую экономику, но не исключена возможность их вступления во враждебные отношения с демократиями.
   Предпосылки для новой волны авторитаризма, о которой пишет А. Гат, сохраняются в современном мире:

   • во-первых, это наличие большого количества стран с диктаторскими или переходными режимами;
   • во-вторых, цивилизационный тип общества предполагает не только специфику демократии, но и возможность сохранения на данном этапе авторитарных режимов, тем более, что в связи с разразившимся мировым финансовым кризисом у ряда стран возникнет соблазн выйти из него путем закручивания гаек;
   • в-третьих, не следует исключать притягательности моделей некоторых авторитарных стран (того же Китая);
   • в-четвертых, учитывая волнообразное распространение демократии, возможно и следует ожидать очередную волну авторитаризма;
   • в-пятых, согласно рейтингу английского журнала «The Economist», ни одна из стран БРИК, не вошла в число политий со стабильной демократией [54 - Лазар Ф. Страны БРИК и демократия // Le Monde. 2008. 8 июля. URL: http://www.inosmi.ru/translation/242447.html (дата обращения 1.08.2011.).].

   Однако в статье есть и спорные моменты. Во-первых, являются ли «восходящие гиганты» авторитарными державами в полном смысле этого слова, тем более, что и сам А. Га т не исключает возможности эволюции Китая и России в сторону демократии. Россия большинством отечественных политологов также определяется как страна с переходным режимом. Не исключены дальнейшие преобразования в Китае.
   Может, авторитарными являются другие «восходящие гиганты»? Индия, являясь демократической страной, по мнению того же А. Гата, выступает в роли модели для многих развивающихся стран. В этой стране, в отличие от других культур Востока, сильнее укрепились традиции европейского парламентаризма, сохраняется федеративная модель государства. Это было связано с изначальной слабостью политической власти в Индии, многообразным этническим и конфессиональным составом государства, наличием в обществе множества идей и ценностей. К числу крупных демократических государств причисляют и Бразилию.
   Исследователи приводят и другие аргументы против идеи «возвращения авторитарных держав»:

   • некорректность формулировок (когда новые понятия часто пытаются втиснуть в традиционную терминологию) и аморфность самих «миров»;
   • пока ни одна из демократических стран не свернула к диктатуре, хотя и «наметились предпосылки не радикального, но значимого отката к авторитаризму» [55 - Кулагин В. Нетленность авторитарности? // Международные процессы. – 2008. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/sixteenth/006.htm (дата обращения 1.08.2011).];
   • сложно определить, какие из стран являются авторитарными, а какие демократическими, так как нет четких критериев [56 - Кулагин В. Указ. соч.];
   • отдельные политии могут искренне считать себя демократическими, а своих оппонентов авторитарными;
   • когда А. Гат и другие говорят об альтернативах либеральной модели, то они фактически противопоставляют ей только авторитаризм. Однако отечественные политологи считают, что в мире на повестке дня стоит вопрос «…о создании новой модели демократии» [57 - Демократия: универсальные ценности и многообразие исторического опыта. Материалы круглого стола // Полис. – 2008. – № 5. – С. 73.].

   Таким образом, концепция «новой авторитарной волны», предлагаемая А. Гатом, не является убедительной, она во многом схематична, отдельные ее положения весьма спорны.
   Если А. Гат только обозначил идею, тенденцию, то авторы статьи «Мир без Запада» (Н. Барма, С. Вебер, Э. Ратнер) в какой-то степени попытались дать описание формирующегося нового мира. По мнению этих ученых, происходит становление альтернативного варианта глобализации, в которой нет места Западу. Лидерами здесь выступают страны БРИКС. «Мир без Запада» покоится на убыстряющихся взаимосвязях между развивающимися странами (через потоки товаров, денег, людей и идей), неподконтрольных Западу. Формируется новая, параллельная, международная система с собственными нормами, институтами и общепринятыми структурами власти.
   Главным элементом становящегося нового Второго мира является государство, вместо индивидуализма господствует коллективизм, грубая сила доминирует над договорным правом. Новые страны налаживают свои каналы распространения информации, укрепляют экономические отношения. Китай активно помогает африканским странам, Венесуэла сотрудничает с Ираном и т. п. Экономики этих стран перспективны благодаря природным ресурсам, доступу к инвестициям, использованию передовых технологий.
   Таким образом, возникает другой мир со своей системой ценностей, где доминирует «воля государства», вместо «воли граждан», распространенной на Западе. Подобно А. Гату, американские ученые указывают на то, что многое зависит от США и предлагают три варианта действия для Вашингтона: жесткую блокаду развития «мира без Запада» или снижение привлекательности этого мира, а также избрание тактики «живи сам и давай жить другим» [58 - Barma N., Ratner E., Weber S. A World Withaut the West. The National Interest. – July/ August 2007. – № 90. URL: http://iis.berkeley.edu/sites/default/files/a_world_without_west. pdf (дата обращения 1.08.2011). – С. 29–30.].
   По ряду аспектов с авторами статьи можно согласиться, и их идеи встречают сочувствие у других исследователей.
   Имеет место быть тенденция к своеобразному формированию нового мира, ядром которого является группа БРИКС. Этот мир, по мнению Н.А. Комлевой и Б.Ф. Мартынова, характеризуется рядом черт:

   • готовностью принять на себя часть ответственности за происходящее в мире;
   • активное продвижение идеи многополярного мирового порядка;
   • в этих государствах популярны идеи многополярного мира;
   • в политических элитах преобладает критика крайностей либерализма [59 - Комлева Н.А. ШОС – поиск глобального равновесия // Геополитика и безопасность. – 2009. – № 2–3; Мартынов Б.Ф. «Групповой портрет» стран быстрого развития // Международные процессы. – 2008. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/sixteenth/004. htm (дата обращения 1.08.2011).].

   Данная тенденция не случайна: создание единого информационного, экономического и политического пространства содействует развитию стран, ранее отстававших от Запада. Помимо этого, потребность в общем решении глобальных проблем, частичное недовольство диктатом США и их союзников, международное разделение труда и другие факторы побуждают развивающиеся страны координировать свои усилия в тех или иных направлениях [60 - См. напр.: Мартынов Б.Ф. Указ. соч.].
   Восточная Азия находится на подъеме, и не исключено, что «здесь, на Востоке, похоже, формируется новая геополитическая система, включающая в себя мощные цивилизационные ресурсы» [61 - Ивашов Л.Г. Россия в геополитическом контексте XXI века // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 4. – С. 25.]. Возможно, что и Китай стремится создать альтернативную международную структуру отношений в развивающемся мире, автономную и бесконфликтную [62 - Брутенц К.Н. Закат американской гегемонии. Конец однополярного мира и великая геополитическая революция. М., 2009. – С. 301.]. Своеобразными прообразами такой системы является Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Н.А. Комлева полагает, что не исключено и расширение формата ШОС и БРИКС за счет присоединения к ним латиноамериканской группы АЛБА (Боливарианского альянса) [63 - Комлева Н.А. Указ. соч. – С. 98.]. Однако, на наш взгляд, вполне возможен и другой вариант интеграции: ШОС и Союза южноамериканских наций, возглавляемый той же Бразилией (УНАСУР). Тем более, что политическими центрами этого объединения являются столицы Боливии и Эквадора – тех стран, которые также входят в АЛБА.
   Укрепляются связи между отдельными ведущими странами Третьего мира. Это видно на примере работы «группы трех» (Бразилия, Индия, ЮАР). Иран активно сотрудничает с Венесуэлой при посредничестве Мавритании. Вместе с Сирией Иран является приглашенной страной в группе АЛБА.
   За последние годы намечаются и тенденции в улучшении китайско-индийских отношений, о чем свидетельствует совместная работа этих стран в группе БРИКС, а также участие Индии в качестве наблюдателя в ШОС. Китай становится одним из основных торговых партнеров Индии (пока вторым после США, но в перспективе и первым). Обе страны сотрудничают в области приобретения необходимых сырьевых ресурсов [64 - Брутенц К.Н. Указ соч. – С. 333.]. По всей видимости, будут делаться и дальнейшие попытки по углублению сотрудничества между странами [65 - Давыдов В.М. Пробуждающиеся гиганты БРИК. Шансы многополярного мира // Свободная мысль. – 2008. – № 5. – С. 140; Ханна П. Указ. соч. – С. 730.].
   Государства Востока постоянно подчеркивают свою самостоятельность. Например, страны БРИКС провалили голосование в Совете Безопасности ООН по вопросу о применении оружия в Ливии. Россия и Китай, заняли особую позицию в Совете Безопасности ООН по Сирии на рубеже 2011–2012 гг., провалив несколько раз проекты резолюций США по ситуации в этой стране. Взаимодействуя с США по многим направлениям, Индия в то же время налаживает отношения со странами, не пользующимися популярностью в Вашингтоне. Например, своеобразным ответом американцам в этом плане было заявление индийского МИДа весной 2008 г.: «Иран и Индия – это древние цивилизации, история отношений которых насчитывает века. Ни одна страна не имеет права указывать, как этим отношениям развиваться в дальнейшем» [66 - Цит. по: Брутенц К.Н. Указ соч. – С. 338.].
   Китай проводит политику «доллары в обмен на сырье», активизирует свою деятельность по всему миру, особенно в АТР, а также в Африке, Латинской Америке, постепенно проникая в сферы влияния США. В поле его интересов уже попадают такие американские союзники, как Австралия, Пакистан и Таиланд. Действует Пекин активно и по объединению с конфуцианскими странами (Японией и Южной Кореей). Китаю удалось вытеснить США с позиций главного торгового партнера в Южной Корее [67 - Ханна П. Указ. соч. – С. 352.], в перспективе Пекин намерен оторвать от союза с США и Японию, по крайней мере в экономическом плане.
   В пользу концепции «Мира без Запада» могут свидетельствовать рост антиамериканских настроений в исламском мире, а также «левый поворот» стран Латинской Америки. Возникает в связи с этим вопрос, а не может ли Ибероамерика выступить в качестве платформы для формирования альтернативного мира? Тем более, что потенциальный лидер региона – Бразилия входит в связку БРИКС. Параллельно с полевением происходит и так называемый «индейский ренессанс», растет и оппозиция предлагаемому США для стран региона проекту АЛКА (зоны свободной торговли Америки). В любом случае, в Латинской Америке действительно идет поиск своей цивилизационной идентичности, о чем неоднократно писали такие эксперты, как В.Г. Хорос и Л.Г. Ивашов.
   В России среди ученых распространены идеи «поворота к Востоку». Бытует даже мнение, что Россия начинает менять свой прозападный курс [68 - Уткин А.И. Подъем и падение Запада. М., 2008. – С. 654; Иноземцев В.Л. Россия превращается в сателлита Пекина. URL: http://inosmi.ru/politic/20120312/188003070.html.]. За период с 1995 по 2008 годы российский экспорт в Иран вырос с 250 млн. долл. до 3,3 млрд. [69 - Трейсман Д., Шлейфер А. Почему Москва говорит «нет» // Россия в глобальной политике. – 2011. – № 1. – С. 67.] В 2009 г. 14 % импорта шло из Китая – по сравнению с 2 % в 1995 г. «Хотя российский экспорт в КНР сейчас составляет менее 6 % от общего объема, эта цифра будет увеличиваться с ростом потребности Китая в сырье» [70 - Там же. – С. 67.]. В то же время в 1995 г. 6% российского экспорта шло в США, а к 2009 г. эта цифра составляла 3 % – меньше, чем Россия экспортирует в Польшу, что позволяет сделать вывод о расхождении экономических интересов Москвы и Вашингтона [71 - Трейсман Д. Указ. соч. – С. 64.].
   Вместе с тем, идеи, высказанные американскими политологами, вызвали критику, в том числе и на Западе [72 - См. напр. Devin Stewart. Report and Retort: Alternative Leadership Still Requires Ethics // The National Interest online. 07.06.2007. URL: http://www.policyinnovations.org/ideas/policy_ library/data/alternative_leadership/_res/id=sa_File1/stewart_alternative_leadership.pdf (дата обращения 1.08.2011); Gvosdev N.K. // The National Interest. – 21.11.2007. URL: http://nationalinterest.org/commentary/rapid-reaction-world-without-the-west-watch-1879 (дата обращения 1.08.2011).], что вполне оправданно, на наш взгляд. В их работах содержится ряд спорных положений. Мы остановимся только на некоторых из них.
   Во-первых, это вопрос о единстве нового Второго мира и его противопоставлении Западу. Можно согласиться с имеющимся мнением, что связка стран БРИКС, выступающая в роли лидера новой тенденции, пока является преимущественно виртуальной и представляет из себя более экономическое объединение, нежели политическое. Вместе с тем эта группа позиционирует себя как сторонников создания многополярного миропорядка, а отнюдь не образования какого-то особого параллельного мира.
   Соответственно, у каждого из государств свои потенциальные сферы влияния и интересы. С одной стороны, это чревато трениями, которые и так имеют место быть: китайско-российские (на Дальнем Востоке и в Центральной Азии); индо-китайские (в Юго-Восточной Азии, а в перспективе – в Восточной Африке, Центральной Азии). Не исключены противоречия между Бразилией и проникающим на латиноамериканский континент Китаем, тем более, что в обеих странах часть элиты утверждает, что ХХI век будет за их государствами. Интересы России и Ирана пересекаются в Центральной Азии и Закавказье. Следует отметить, что Россия пока блокирует вступление Ирана в ШОС.
   Бразилия и Индия выступают за реорганизацию Совета Безопасности ООН, предлагая расширить число постоянных членов, но Китай какое-то время прохладно относился к идее повышения статуса Индии. Запад сможет ловко играть на всех этих противоречиях.
   Не является единым и мир ислама. Внутри исламских стран множество политических течений, взглядов. Несмотря на создание интеграционных объединений, в нем нет общепризнанного политического лидера, тем более такого, который на данном этапе постарался бы противопоставить ислам Западу.
   Такие страны, как Саудовская Аравия и Пакистан, долгое время были союзниками США. В Пакистане сейчас идет борьба американцев, китайских спецслужб и исламских экстремистов. Более того, ситуация осложняется возможным распадом страны (чему свидетельство обстановка в Вазиристане – провинции Пакистана). Турция, стремится в Евросоюз. Иран, по всей видимости, склонен к более тесным связям с Европой, но в нем также усиливается влияние Китая. Среди исламских государств второго ряда тоже нет единства, что ведет к многочисленным противостояниям. К примеру, последнее время обостряются стабилизировавшиеся было отношения между Турцией и Ираном [73 - Mustafa Akyol. Turkey Vs. Iran. The Regional Battle for Hearts and Minds. URL: http:// www.foreignaffairs.com/articles/137343/mustafa-akyol/turkey-vs-iran?page=show.].
   В связи со всем этим оправдан, на наш взгляд, вопрос Д. Белла: «И разве правильно мы делаем, когда говорим, что ислам несет угрозу западному миру?» [74 - Белл Д., Иноземцев В.Л. Эпоха разобщенности: Размышления о мире XXI века. М., 2007. – С. 216.].
   Левые силы в Латинской Америке, которые могли бы стать носителями антизападных идей, также не являются чем-то единым. Активно проводит свою линию Евросоюз, в первую очередь Испания: сказываются определенная культурная общность, давние связи. Не собираются сдавать своих позиций и США. Цивилизационное единство латиноамериканцев не мешает элитам отдельных стран (например, Мексики, Колумбии) сотрудничать с США.
   У развивающихся стран нет общей идеологии – она и не разрабатывается, а «воля государства», о которой пишут авторы статьи «Мир без Запада», не служит основой для объединения. С другой стороны, Запад пока доминирует на рынке идей, оказывая интеллектуальное влияние на весь мир.
   Даже Китай, став фактически второй экономикой мира, проникнув на разные континенты, не имеет пока той идеи, которая позволила бы ему сплотить часть мирового сообщества вокруг себя, подобно тому, как это сделал Советский Союз. Поэтому «духовным лидером и объединителем мировых цивилизаций он быть не может» [75 - Ивашов Л.Г. Россия в геополитическом контексте XXI века. – С. 22.]. В лучшем случае, лидером АТР. Кроме того, Китаю, чтобы стать сверхдержавой, необходимо решить ряд проблем как внутреннего, так и внешнеполитического характера, о которых здесь не имеет смысла писать.
   Во-вторых, имеет место быть выстраивание отношений с Западом, а не только внутри группы БРИКС или ШОС. Формирующийся новый Второй мир заинтересован в сотрудничестве с США и с Евросоюзом. Это видно на примере ведущих стран «Мира без Запада».

   • Для России Европа является доминирующим внешнеторговым партнером (60 % всего товарооборота России с зарубежными странами приходится на ЕС) [76 - Гаджиев К.С. Геополитические горизонты России: (контуры нового мирового порядка). М., 2007. – С. 639.]. Это проявляется и в официальной позиции российского руководства, которое, похоже, не собирается «…выстраивать альтернативный антизападный вектор мировой политики» [77 - Богатуров А.Д. Три поколения внешнеполитических доктрин России // Международные процессы. – 2007. – № 1. – С. 34.].

   Усиливается не только китайско-российское, но и российско-европейское экономическое сотрудничество: в 2009 г. доля Европы составляла 52 % российского экспорта и 45 % российского импорта. Доля Европы в иностранных инвестициях в Россию возросла с 41 % в 1995 г. до 71 %. В 2009 г. 61 % российских коммерческих соглашений об импорте высокотехнологичного оборудования и услуг был заключен с партнерами из ЕС (11 % – с американскими компаниями) [78 - Трейсман Д. Указ. соч. – С. 64–65.].
   Задача модернизации, стоящая перед Россией, побуждает часть отечественной элиты к более тесному сотрудничеству с Америкой. Поэтому и «в стратегической области связи России и Америки крепче, чем Китая и США» [79 - Шаолей Ф. По заветам Меттерниха. Трехсторонние отношения Китая, США и России в переходном мире // Россия в глобальной политике. – 2011. – № 1. – С. 90.]. В научных кругах России популярны мысли о Западном векторе внешней политики страны, сторонники данного подхода представляют страну как часть единой евроатлантической цивилизации. В общем, вопрос о цивилизационной идентичности и внешнеполитической ориентации в России также является открытым.

   • Подобным образом в Китае какое-то время обсуждалась мысль о том, что КНР должна «помочь» США в ее мировом гегемонизме, выдвигались идеи о создании нового биполярного мира, о «партнерстве равных». По всей видимости, эта идея (как и предложения З. Бжезинского и Г. Киссинджера о выстраивании особых отношений между обеими странами) не встретила широкой поддержки в китайской элите. Но Пекин, судя по всему, пока признает сложившийся порядок вещей, а китайские политологи любят подчеркивать многовекторность внешней политики КНР, в том числе и стремление их страны к дружбе с США.

   Российско-китайские экономические отношения на данном этапе уступают китайско-американским: российско-китайский товарооборот в 2006 г. составил 34 млрд. долларов. В то же время торговля Китая с США – 262 млрд. долларов, с ЕС – 272 млрд. доллара [80 - Кулагин В. Указ. соч.]. Авторы статьи «Мир без Запада» отмечают, что Китай вкладывает в Африку огромные средства, но пока страны Африки все равно больше ориентированы на Европу [81 - Там же.]. Нельзя сбрасывать со счетов и Францию, давно проводящую активную политику в Магрибе и в какой-то степени превратившую этот регион в свое «ближнее зарубежье».
   Возможно, Россия для КНР в первую очередь инструмент для давления на США, отношения с которыми всегда будут в КНР приоритетными (точно так же, как Россия в глазах США может выступать противовесом Китаю и Евросоюзу).

   • Индия покупает не только российское вооружение. По мнению отечественных экспертов, наши конкуренты тоже успешно работают с индийцами: Великобритания в конце прошлого года объявила о продаже 57 учебных истребителей Hawk на 1,1 млрд. доллара. А США примерно тогда же договорились о поставке Индии 10 транспортных самолетов C-17 на 4,1 млрд. доллара [82 - Скосырев В. Индия – крупнейший покупатель оружия // Независимая газета. – 2011. – 3 марта. URL: http://www.ng.ru/world/2011-03-15/6_india.html (дата обращения 1.08.2011).]. Значительная часть индийского экспорта (до 40 %) реализуется на западных рынках. Доля России на экспортном рынке индийского машиностроения отстает от доли США в 25 раз, а Германии и Великобритании в 7,5 раз [83 - Портяков В.Я., Уняев С.В. Растущий треугольник // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 6. – С. 169.]. В ослаблении российско-индийских связей, скорее всего, есть и доля вины России. Л.Г. Ивашов отмечает, что в 1990-е гг. индийская элита с восторгом откликнулась на предложения России о стратегическом партнерстве, но Москва все свела к отношениям «купи-продай» [84 - Ивашов Л.Г. Россия в геополитическом контексте XXI века. – С. 24.].

   В Индии имеют место быть и проамериканские настроения, симпатии при всем наличии американо-индийских противоречий. На наш взгляд, в связи с этим возможен вариант «союза трех демократий»: США, Индии и Японии с учетом развивающихся индийско-японских отношений.

   • Иран, не входящий в БРИКС, но рассматриваемый некоторыми нашими аналитиками как «стратегический союзник России» и испытывающий влияние Китая, также проводит двусмысленную политику. Антиамериканизм, демонстрируемый иранскими дипломатами, сочетается с фактическим отсутствием массовых антизападных настроений в стране. Некоторые аятоллы выступают за восстановление отношений с Вашингтоном. Судя по всему, Иран не прочь установить более тесное взаимодействие с Западом, нежели с Россией [85 - Лукоянов А.К. Иран: взгляд без предубеждения // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 1. – С. 128–129.]. К тому же отказ России в продаже ракет С-300 не мог не сказаться на корректировке политики Тегерана. Место России на иранском рынке вооружений может занять другой представитель «Мира без Запада» – Китай (тем более, что он уже успешно это сделал в Северной Корее).

   Таким образом, политика стран «нового Второго мира» в западном направлении неоднозначна. Нельзя прямо утверждать, что государства БРИКС противопоставляют себя Западу. Глобализирующийся мир становится все более взаимосвязанным, поэтому интересы и противоречия тесно переплетены друг с другом [86 - Devin Stewart. Ibid.], в связи с чем и на Западе некоторые политологи полагают, что встающие гиганты не смогут доставить беспокойство могуществу США [87 - Gvosdev N.K. Ibid.]. Как видим, восходящие державы пока не склонны выступать в роли альтернативы развитым странам.
   Дискуссионным является утверждение о том, что только страны нового Второго мира склонны к применению силы. Для современных элит характерна тенденция прихода к власти лидеров, ориентирующихся, преимущественно, на силовое решение проблемы. И это присуще не только «Миру без Запада»: Дж. Буш в США (да, он оставил свой пост, но возглавлял Америку еще недавно), А. Меркель в Германии, Н. Саркози во Франции, С. Берлускони в Италии, Дж. Ховард в Австралии, А.Ф. Расмуссен в Дании… Как пишет в связи с этим О.В. Гаман-Голутвина: «Создается впечатление, что наступило время решительных лидеров, во все возрастающей степени полагающихся на силу и входящих в более агрессивные и взаимно антагонистические элиты (что наблюдается, по крайней мере в некоторых либеральных демократиях)» [88 - Гаман-Голутвина О.В. Процессы современного элитогенеза: мировой и отечественный опыт // Полис. – 2008. – № 6. – С. 83.]. Эта «решительность» проявилась недавно в Ливии, возможно, она проявляется также и в Сирии.
   Демократические страны могут бороться друг с другом, и проводить агрессивную внешнюю политику: в 1982 г. Великобритания силой решила проблему Фолклендских островов, выбив оттуда аргентинский гарнизон. Еще в памяти пример, когда блок НАТО, в который входит много демократических государств, подверг бомбардировке Югославию, защищавшую свой суверенитет. США считаются демократическим государством, однако развязали войну в Ираке.
   В 1990 г. американский политолог Д. Миршеймер, на наш взгляд, убедительно доказал в своей статье, что демократические страны отнюдь не всегда склонны к миру. Он признает, что до сих пор это не были войны с другими демократиями, вместе с тем, «исторические факты свидетельствуют о том, что демократии абсолютно в той же степени, что и авторитарные государства, склонны к ведению войн…». Народные массы в демократических режимах могут быть охвачены националистическими или религиозными страстями, подталкивая свои правительства к войне [89 - Миршеймер Дж. Почему мы скоро будем тосковать по холодной войне // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 6. – С. 27.].
   С другой стороны, по мнению Миршеймера, авторитарные лидеры зачастую боятся развязывать войны, «потому что они нередко высвобождают демократические силы, способные подорвать режим». Известны случаи, когда поражение в войне вело к краху того или иного диктатора, авторитарного режима. В определенной степени здесь можно привести пример окончания Первой мировой войны, в результате которой рухнули монархии в Австро-Венгрии, Германии, России и Турции. Камбоджийский диктатор Пол Пот, спровоцировавший Вьетнам на войну, потерпел в ней поражение и был свергнут в 1979 г. Аргентинские военные, проиграв Великобритании в 1982 г., потеряли власть.
   Что касается любви к применению силы «Мира без Запада», то и здесь не все так однозначно. Россию на Западе последнее время любили обвинять в «непропорциональном применении силы» в связи с событиями на Кавказе, однако Россия защищала своих граждан, и на ее месте так же поступила бы любая другая страна, не говоря уже о США. Почему-то забываются протесты нашей страны против бомбардировок Югославии, агрессии США в Ираке.
   Китай не чурается в своей практике жестких мер. Но если взять историю этой страны, то мы увидим, что рост территории и усиление могущества Китая преимущественно обеспечивались относительно ненасильственными действиями. К завоевательным войнам, походам китайцы прибегали в крайнем случае, ими делалось все для предотвращения войны. Победа, с их точки зрения, достигалась не на полях сражений, а задолго до военных действий, путем дипломатии, шпионажа, культурного воздействия, всевозможных манипуляций.
   Другой пример – Бразилия. Американские и бразильские ученые отмечали, что бразильцы остро реагируют на проявления расизма и ксенофобии. Белые бразильцы сделали ставку на смешение рас, что ужасало некоторых североамериканцев. Рабство в Бразилии было отменено более мирным путем, нежели в США [90 - Мартынов Б.Ф. Бразилия – восходящий гигант // Свободная мысль. – 2008. – № 9. – С. 19–20.]. В 2003 г. президент Бразилии еще рассматривал США и свою страну как две крупнейшие экономики и демократии в Америке, однако начало войны США в Ираке привело к охлаждению отношений между этими двумя странами.
   Эксперты неоднократно отмечали (например, Б.Ф. Мартынов), что государства БРИКС выступают за укрепление роли ООН и международного права, критикуют практику «гуманитарных интервенций», что противоречит утверждениям авторов идеи «Мира без Запада». В то же время в практике США имели место быть случаи, когда эта страна обходила решения международных организаций. Следует признать, что от возможности применения силы не застраховано ни одно из государств, особенно в наше время, когда разгорается борьба за мировые ресурсы.
   Нужно также учитывать, что и на Западе есть различные подходы к оценке стран «Мира без Запада». Напомним, что в 2007 г. госсекретарь США К. Райс высказывалась за более внимательное отношение к восточным гигантам. По этому вопросу нет единства и в администрации Б. Обамы (уже упоминались инициативы Г. Киссинджера и З. Бжезинского).
   Авторы статьи «Мир без Запада», как и А. Гат, указывают на то, что многое зависит от Америки. Точнее будет сказать, не от Америки, а от Запада. Насколько Запад проявит свою мудрость? Сможет ли он включить восходящие страны в «Большую восьмерку», реформировать Совет Безопасность ООН, введя в число постоянных членов не только Японию и Германию, но еще и Бразилию с Индией? Другими словами, и от самой евроатлантической цивилизации зависит, станет ли «Мир без Запада» формироваться как альтернатива ей или окончательно интегрируется в разного рода международные структуры.
   Данные концепции отражают кардинальные изменения, происходящие в мире, но они не однозначны. Во-первых, многие из положений, выдвинутых в анализируемых статьях, – спорные и нуждаются в дальнейшей проработке. Во-вторых, данные идеи в определенной степени являются носителями и выразителями конфронтационного духа и стиля. Мир в них рассматривается в парадигме столкновений – противоборства «Запада» и «Мира без Запада», «авторитаризма и демократии». Такой подход, вопреки желаниям авторов, может содействовать усилению конфронтации в мире. В каком-то смысле идея «Мира без Запада» является продолжением концепции «Столкновения цивилизаций» американского политолога С. Хантингтона. Мы уже отмечали, что в странах Запада наблюдается приход к власти «ястребов» (или «львов»). Указанные выше теории могут стать «руководством к действию» для них.
   Согласимся также с Д. Беллом в том, что делить весь мир на «Запад» и «все остальное» – бессмысленно [91 - Белл Д., Иноземцев В. Указ. соч. – С. 20.]. Современный мир опутан связями, взаимодействиями, противоречиями. Поэтому не имеет смысла говорить о каком-то параллельном существовании разных миров или вариантов глобализации. Выходцы из правящих элит незападных стран получают образование в США, Великобритании. Миллионы людей по всему миру смотрят американские фильмы, носят американскую одежд у, что также влияет на их менталитет. Работы таких западных авторов, как И. Валлерстайн, С. Хантингтон, Ф. Закария, П. Ханна и многих других, стимулируют мысль, побуждают к дискуссиям, обсуждениям, и в этом плане мир уж точно не будет «Миром без Запада».
   В то же время волны мигрантов в Европу и Америку привносят свои ценности, традиции. Другими словами, идет активный процесс взаимодействия между различными странами, регионами, цивилизациями. Процесс сложный, неоднозначный, в чем-то конфликтный. В какой-то степени этим и вызвано появление одного из разбираемых здесь материалов.
   «Мир без Запада» возможен в одном случае: если Евроатлантика, а точнее американская элита, сама себя противопоставит всему миру, как это произошло несколько столетий назад, когда Европа вознеслась над всеми, будет смотреть на другие цивилизации свысока и своей агрессивностью настроит против себя остальное человечество. Однако и в этом случае не будет «Мира без Запада», а будет мир только без одной из частей евро-атлантической цивилизации: «Мир без Америки».
   Мы рассмотрели два вида концепций: глобалистские и теории нового Второго мира. Несмотря на такие рассуждения, можно пока утверждать, что формирование единого мира, где суверенитет государства будет ослаблен, и, с другой стороны, нового Второго мира, несущего с собой сохранение традиционного государства и выступающего в качестве реальной альтернативы Западу, пока являются либо малообоснованными, либо вполне возможными в очень и очень отдаленном будущем.

Глава 2. Альтернативные модели государства в cовременном мире

2.1. Государство и глобализация: новые подходы

   Формирующееся единое мировое экономическое, политическое, информационное пространство ведет, помимо прочего, и к трансформации институтов государства, его типов, их классификаций, и, соответственно, к появлению различных подходов в анализе специфики современного государства.
   Мы уже отмечали, что в мире возникает множество политий, при том как модификаций старых, так и новых: квазигосударства и государства-призраки (фантомы), ассоциированные и непризнанные государства, государства-нации и регион-государства, корпорации-государства и сетевые центры как государства, мировые города (интер– либо мегаполисы) и даже всемирная федерация с государственными функциями… Образуются и «серые зоны», которые вполне могут стать основой для формирования каких-то новых государственных образований.
   Не случайно, распространенным в научной и публицистической литературе становится тезис о «Новом Средневековье», эпохе, когда существовало множество самых разнообразных политических образований: империи, княжества, города-государства, графства, герцогства, теократии и т. п. Напомню, что это также было и временем, когда государства в современном смысле этого слова не существовало. Доминирующими субъектами международных отношений являлись империи. Но уже с XVI века в Европе им на смену начинают приходить государства-нации, вступающие в упорную борьбу с теократией в лице римского папы, епископов, аристократией в форме множества княжеств, графств, баронств, вольными городами и с империей. Все это нашло отражение в политической мысли Нового времени, в первую очередь в трудах Н. Макиавелли (введшего термин «государство») и Ж. Бодена (с его теорией суверенитета), и кроме того, в противостоянии имперского и государственного принципов формирования политического пространства, приведшего к страшной Тридцатилетней войне в Европе (1618–1648 гг.). Вестфальский мир 1648 г., как известно, оформил государство в качестве главного субъекта мировой политики.
   Однако, триста с лишним лет спустя, западные ученые начинают все более активно говорить об ослаблении государства, о постепенной утрате им своих позиций. Одним из первых о возможности трансформации современного государства заговорил американский футуролог Э. Тоффлер. Он выступил с концепцией «Трех волн», в своей основе напоминающей триаду: премодерн-модерн-постмодерн. Им соответствуют цивилизации «Первой», «Второй» и «Третьей» волн.
   По мнению мыслителя, на данном этапе государство-нация, как продукт цивилизации Второй волны, начинает испытывать давление со стороны Третьей волны. Э. Тоффлер верно указал две тенденции, набирающие оборот в наше время: 1) стремление одних сил перенести власть с уровня государства-нации на уровень внутринациональных регионов и групп; 2) попытки других поднять власть на уровень международных агентств и организаций [92 - Тоффлер Э. Третья волна. М., 2002. – С. 500.].
   Еще в 1980 г. Э. Тоффлер пророчески предупреждал: «Мы движемся в направлении мировой системы, скорее состоящей из тесно взаимосвязанных единиц, как связаны нейроны в мозгу, нежели представляющей собой подобие бюрократической административной единицы» [93 - Там же. – С. 524.]. Американский футуролог тогда даже допускал возможность, что в будущем в ООН разгорится борьба по вопросу «останется ли эта организация «профсоюзом государств-наций» или в ней будут представлены другие единицы – региональные, возможно, религиозные и даже корпорации». В связи с распадом и реструктуризацией мира, полагает автор, скоро придется изобрести новые политические формы для установления нового порядка в мире, где государство-нация по многим причинам «становится опасным анахронизмом» [94 - Там же. – С. 525.].
   Э. Тоффлер писал об этом почти три десятилетия назад. Тенденция с того времени не изменилась, хотя и не проявилась в таком варианте, в каком предвидел он. Другое дело, что не во всем можно согласиться с Э. Тоффлером. Для него в эпоху цивилизации Третьей волны меняется все: политическая власть и государство, семья и общество, экономика и наука. В мире происходит много изменений. Но, на наш взгляд, мыслитель слишком пессимистичен по отношению к семье, традиционным религиям, которые все-таки сохранятся. Будет модифицироваться только государство, о чем справедливо и пишет Э. Тоффлер. Хотя он и не мог предположить в тот период, что возникнут и иные альтернативы, помимо указанных им.
   Вслед за книгой Э. Тоффлера начали появляться и другие работы. В первой половине 1990-х гг. прогремела концепция С. Хантингтона о грядущем столкновении цивилизаций, но о ней еще речь впереди.
   В конце 1990-х гг. израильский ученый М. ван Кревельд указал на ряд тенденций ведущих к ослаблению государства. Среди них он выделил такие, как появление ядерного оружия, глобализацию, кризис социального государства а также кризис государственной модели в странах Третьего мира, куда она была бездумно перенесена из Европы.
   Эти причины привели к ослаблению государства, и наступлению «Мира после государства». В подтверждение своей позиции израильский ученый приводит такие факты. Во-первых, это ослабление влияния традиционных институтов, рост насилия внутри отдельных стран. Падение авторитета власти ведет к появлению своеобразных пустых, бесконтрольных зон. Это территории войн и грабежа. Такие территории есть в Сомали и Сьерра-Леоне, и они могут стать реальностью для других регионов.
   Но если взрыв, развал – это один вариант для государств, то имеет место быть и другой: интеграция. М. ван Кревельд указывает на такие примеры региональных объединений, как НАФТА(Североамериканская зона свободной торговли), ЕС (Евросоюз), АСЕАН (Ассоциация государств Юго-Восточной Азии), МЕРКОСУР (Общий рынок Южной Америки). Технологические и иные изменения подталкивают страны к сотрудничеству друг с другом, в том числе и за счет частичного ограничения своего суверенитета. Логика присутствия в крупных организациях также побуждает государства передавать часть полномочий низшим звеньям: регионам, округам и т. п.
   Возникает все больше организаций, в том числе и общественных, и, возможно, в будущем они станут более эмансипированными от государства с одной стороны, а с другой, скорее всего, их контроль над своими членами будет возрастать [95 - Creveld M. The State: Its Rise and Decline. URL: http://mises.org/daily/527.]. Обозначив факторы ослабления государства, М. ван Кревельд, тем не менее, подробно не рассмотрел вопрос о том, какие именно альтернативы государству возможны.
   Тем временем повестка дня все настойчивее ставит вопрос о возможности кризиса современного государства [96 - См. напр.: Shampa Biswas. W(h)iter Nation state. National and state identy in the Face Fragmentation and Globalisation // Global Society. – Vol. 16. – 2002. – № 2. URL: http://web.centre.edu/lorihm/biswas.pdf$Keith Suter. The future pf the nation-state in an era of clobalization. URL: http://global-directions.com/Articles/Business/GlobalizationScenarios.pdf; Howison P. The Decline of the Nation-State. URL: http://pacificempire.org. nz/2007/05/15/the-decline-of-the-nation-state.]. Это вызвано рядом причин. Во-первых, итогом наблюдений за складывающейся мировой конъюнктурой. Во-вторых, скорее всего, имеет место быть и определенный политический заказ, стремление поиграть на временных трудностях данного политического института, либо выдать желаемое за действительное.
   Дальнейшее развитие процессов глобализации, с одной стороны, социально-философской мысли и политической теории с другой, привели к появлению новых концепций, стремящихся осмыслить положение государства в современном мире. В первую очередь, ученые указывают на разнообразие типологий самого государства. В этом плане интерес представляет классификация, предложенная М.В. Ильиным. Вместо категории «государство» он предлагает слово «государственность». За последним стоят два разных понятия: «statehood» – cтатусность государства, его принадлежность к сообществу государств-состояний; «stateness» – состоятельность, как соответствие своей собственной природе государства-состояния. Если статусность – это первичная функция государства, то состоятельность – потенциал ее осуществления. Кроме того, статусность преимущественно относится к внешнеполитическим особенностям, а состоятельность – к собственным, как правило к внутриполитическим возможностям.
   Отталкиваясь от этого, М.В. Ильин предлагает два критерия типологизации государственнности.
   Во-первых, на основе их статусности:

   • мега-государства – большие, многосоставные политии с относительно усиленными внешними аспектами суверенности и избыточной статусностью; у данных образований сильно выражен имперский синдром;
   • макро-государства – довольно крупные страны с относительно сбалансированными внешними аспектами суверенности и достаточной статусностью; они обладают значительным населением, территорией и ресурсной базой;
   • мини-государства – это небольшие политии с относительно умеренными внешними аспектами суверенности и ослабленной статусностью. Они обладают небольшими населением и территорией. У них достаточно сильно выражен комплекс зависимости, хотя в некоторых аспектах они в состоянии обеспечивать вполне самостоятельное проведение внутренней и даже внешней политики;
   • микрогосударства – это совсем малые страны с существенно ослабленными внешними аспектами суверенности и низкой статусностью. Микрогосударства обладают весьма ограниченным населением и территорией. У них очень сильно выражен комплекс зависимости [97 - Ильин М.В. Альтернативные формы суверенной государственности. URL: http://igpi.ru/bibl/other_articl/1253005141.html.].

   К особому классу М.В. Ильин относит непризнанные государства, которые являются разными по своему характеру с предельно проблематизованными внешними аспектами суверенности и весьма неопределенной статусностью.
   Второй критерий – это состоятельность государств: М.В. Ильин отмечает, что данный вопрос пока плохо изучен, и на основании указанного критерия можно выделить только две основные группы политий: квазигосударства и несостоявшиеся государства [98 - Там же.].
   Мы не случайно остановились на данной классификации. На наш взгляд, она наиболее отчетливо отражает деление государств в современном мире. Кроме того, некоторые из обозначенных групп выступают в качестве зародыша для новых образований. К примеру, такие мега-государства как США, Россия, Индия, Бразилия могут выступать в качестве цивилизационных, либо новых имперских, центров. Среди мини-государств не исключено возникновение таких, как несостоявшиеся государства, квазигосударства, возможно и государства-кланы и т. п. Распадающиеся мини-государства (это касается Юга) вполне могут образовывать «серые зоны».
   Квазигосударства и несостоявшиеся государства также могут входить в состав тех или иных цивилизационных образований, отделившись от «метрополии». К примеру, Косово, отколовшись от Сербии и став таким «государством-фантомом», потихоньку втягивается в орбиту влияния исламской цивилизации. Даже несмотря на присутствие там американских оккупационных войск.
   Параллельно с подобными классификациями исследователи все чащи констатируют тезис о самом ослаблении государства. По замечанию Л.Е. Гринина, «государство как главная единица и субъект исторического процесса начинает постепенно уступать место более крупным единицам» [99 - Гринин Л.Е. Приведет ли глобальный кризис к глобальным изменениям? // Век глобализации. – 2009. – № 2. – С. 45.].
   Вместе с тем, учеными делаются попытки определить альтернативные формы государственности и те организации, что могут стать противовесом государству. С одной стороны, к ним все чаще относят правительственные и неправительственные организации. Что касается международных организаций, то уже неоднократно в литературе отмечалась деятельность таких акторов, как Бильдербергский клуб, «Трехсторонняя комиссия» [100 - См. напр.: Мурай О.В. Указ. соч. – С. 77–81; Нартов Н.А., Нартов В.Н. Геополитика: учебник для студентов вузов. М., 2010.]. По замечанию Ю.В. Ирхина, главной целью Бильдербергского клуба является формирование транснационального управления, а в число планов входит объединение государств «посредством различных запутанных финансово-экономических договоров, которые бы подчиняли их политику интересам мировой торговли и контролю всемирной элиты [101 - Ирхин Ю.В. Роль сетевых и теневых организаций транснациональных элит в мировой политике // Социально-гуманитарные знания. – 2010. – № 3. – С. 81.]. Однако, как правило, про такие «теневые» организации пишут преимущественно, когда речь идет о мондиалистских проектах.
   Помимо тайных организаций, о которых мало что известно и порой больше домыслов, нежели реальной информации, существуют и другие международные институты, становящиеся над государством, такие, например, как ООН, Лига Арабских государств и т. п. Они не всемогущи, но, вместе с тем, оказывают порой существенное влияние на позиции отдельных государств в современном мире.
   Не следует забывать и об отдельных городах («мировых городах» или «интерполисах») таких, как Нью-Йорк, Гонконг, Сингапур, Токио. Они все заметней становятся крупными центрами международной деловой, политической, социальной жизни, привлекая к себе капитал и кадры, а также являясь проводниками, своеобразными опорными площадками для дальнейшего проникновения в центр страны. Так, Москва, например, постепенно превращается в «главный плацдарм западных компаний и банков для проникновения на постсоветское пространство, его крупнейший коммуникационный узел и внешнеторговые ворота» [102 - Глобальная геополитика / под ред. И.И. Абылгазиева, И.В. Ильина, И.Ф. Кефели. М., 2010. – С. 127.].
   А если брать экономические показатели, то, например, в Токио производится вдвое больше товаров и услуг, чем во всей Бразилии. По масштабам производства Чикаго сравним с Мексикой. Мировые города все более приобретают роль самостоятельных акторов экономической глобализации, вступая в союзы с ТНК, другими мегаполисами вовне сферы межгосударственных отношений [103 - Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. – С. 59.].
   Характерными чертами подобных центров являются:

   • преференциальный режим;
   • ускоренная оборачиваемость финансового, промышленного и торгового капитала;
   • в них сконцентрированы огромные капиталы и ноу-хау разработки;
   • здесь принимаются важнейшие экономические и политические решения [104 - Глобальная геополитика. – С. 127.].

   Но появляются и новые, возрастающие центры влияния. Еще не стихла полемика вокруг идей С. Хантингтона (тем более что они подтверждаются рядом фактов), а уже в начале «нулевых» имела место быть дискуссия вокруг книги «Империя» американца М. Хардта и итальянца А. Негри. С нашумевшими идеями начинают выступать П. Ханна, Ж. Коломер, о чем речь еще предстоит.
   И.Ф. Кефели отмечает, что все более сильное влияние на мировые процессы оказывают СМИ, а также «гибридные образования». Под последними он понимает «объединение государственных и негосударственных структур в области бизнеса и СМИ» [105 - Кефели И.Ф. Философия геополитики. – С. 65.].
   Делаются также и попытки классификации возникающих субъектов мировой политики. Ш. Кафлен выделяет три основные трактовки будущего государства:

   • растворение национального государства;
   • гибкое национальное государство;
   • измененное национальное государство [106 - См. Coughlan S. Is there a future for the nation-state in an era of globalization? If so, what future? URL: http://www.shaneland.co.uk/academic/ma/globalisationessay1.pdf (время обращения 15.03.2011).].

   Существуют и другие модели возможной государственной трансформации. По мнению Б.А. Галя, будущая организация мирового политического пространства имеет три формы:

   • «мировая сеть» (сложное пересечение всевозможных сетей, транснациональных корпораций);
   • «мировая империя»;
   • «мировое государство» (или «мировая федерация»).

   Как полагает ученый, государство продолжит свое существование, но утратит базовые характеристики [107 - См. Галь Б.А. Общество и государство: модели развития в постнациональной ситуации. URL: http://polite.com.ua/library/4080-.html.].
   На наш взгляд, более адекватную классификацию, отталкиваясь от работ зарубежных исследователей, предлагает Е.Г. Пономарева. Взяв за основу три вида суверенитета – негативный, позитивный и операционный, автор указывает на то, что сейчас в мире существуют три группы государств:

   • предсовременное – обладающее внешним суверенитетом, но не внутренним, то есть государство, признаваемое другими, но не имеющее возможностей контролировать свою территорию (добавим здесь, что слабость такого государства ведет к появлению так называемых «серых зон» и непризнанных государств и т. п., о чем еще речь пойдет);
   • современное – классическое государство, обладающее как внутренним, так и внешним суверенитетом; данный вид государства сейчас и сталкивается с проблемами, порожденными глобализацией;
   • постсовременное государство, обладающее операционным суверенитетом, т. е. испытывающее влияние со стороны других субъектов [108 - См. Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации. – С. 97.].

   Данная классификация важна тем, что показывает наличие сложности и многообразия современного мира. В нее могут вместиться разные виды государственных образований. На наш взгляд, можно чуть расширить эту типологизацию и предложить еще одну модель:

   • государства-архаики – или протогосударства (те же «серые зоны» или государства-кланы), это те страны, где фактически не работают как традиционные институты, так и современные; чаще всего это зоны хаоса и анархии, в которых власть находится под контролем теневых структур, полевых командиров и т. п.;
   • традиционные государства – близкие к государствам модерна, но, как правило, являющиеся авторитарными (те же корпоративные государства);
   • современные государства – т. е. классический тип государства;
   • постсовременные государства или государства постмодерна, о которых ниже.

   Вместе с тем не стоит списывать со счетов и само государство. Несмотря на всевозможные перипетии оно продолжает оставаться главным субъектом международных отношений. От него пока много зависит на данном этапе. Можно согласиться с мнением Л.Е. Гринина, что национальное государство еще долго будет ведущим игроком на мировой арене, поскольку в обозримом будущем только оно сможет решать многие злободневные вопросы. Л.Е. Гринин даже предположил, что возможен своеобразный «ренессанс» роли государства и его активности на мировой арене [109 - См. Гринин Л.Е. Указ. соч. – С. 137.]. Хотя, на наш взгляд, о ренессансе государства, возможно, не имеет смысла говорить, так как оно пока и не утратило существенно свои позиции, а лишь только чуть-чуть оказалось потесненным другими субъектами.
   Подобная позиция разделяется многими учеными (если не подавляющим большинством). К примеру, И.Ф. Кефели, соглашаясь с тем, что ряд функций государства переходит к иным акторам, отмечает, что оно продолжает оставаться главным субъектом мировой политики, и весь вопрос состоит в том, «по какой логике и в каких формах государство будет взаимодействовать с этими акторами и каким образом будут перераспределяться властные полномочия в рамках данной системы» [110 - Кефели И.Ф. Философия геополитики. – С. 60.].
   Существует также мнение (А.А. Галкин, И.Ф. Кефели), что глобализация будет способствовать и расширению ряда функций государства [111 - См. напр.: там же. – С. 61.]. Во-первых, существует необходимость защиты национально-государственнных очагов демократии от транснациональных источников авторитаризма. Во-вторых, по мере углубления глобализации возрастает значение государственных институтов как гарантов социальных завоеваний. В-третьих, национальное государство способно воспрепятствовать давлению глобального производителя (ТНК) на национально организованных социальных партнеров.
   С подобными рассуждениями можно согласиться. Единственное, что авторы не уточняют: о каких транснациональных источниках авторитаризма идет речь. Добавим также, что разразившийся мировой кризис заставил заговорить не только об ослаблении государства, но также о необходимости обращения к государственным рычагам регулирования экономики.
   В целом, наряду с сохраняющим свои позиции государством будут и иные акторы мировой политики. Поэтому далее мы рассмотрим несколько видов современной государственности, нашедших отражение в научной и публицистической литературе, это:

   • корпорация-государство;
   • регион-государство;
   • государство-империя;
   • государство-цивилизация.

   Но наряду с ними мы также обратимся и к корпоративному государству, являющемуся, с одной стороны, представителем традиционного государства, а с другой, несущим в себе зародыши иного образования.

2.2. Корпоративное государство

   Его можно отнести к традиционным видам государства. В современной научной и публицистической литературе обсуждается наличие предпосылок для возникновения корпоративного государства [112 - См. напр. Иноземцев В.Л. Корпорация «Россия»: Желательна ли такая перспектива и насколько она возможна. URL: http://www.globalaffairs.ru/articles/0/6736.html; Перегудов С.П. Бизнес и бюрократия: особенности будущего. Можно ли считать Россию корпоративным государством? // Независимая газета. – 2006. – 10 марта. http://www.ng.ru/ideas/2006-03-10/11_business.html.]. Оно характеризуется господством особой профессиональной корпорации (например, административно-бюрократического класса). Но правящий слой здесь отличается не личным обладанием материальными ресурсами, а коллективным, прямым либо косвенным, управлением собственностью [113 - Неклесса А.И. Новый амбициозный план. Проекции и чертежи новой сборки мира // Политический класс. – 2008. – № 1. – С. 103.].
   Одной из разновидностей корпоративного государства является корпоративно-идеократическое. Оно базируется на определенной идее и может быть светским (Советский Союз) и религиозным (Иран 1980-х гг.). Возможны и другие варианты корпоративного государства. Среди них можно выделить корпоративно-бюрократическое. Возможно, таковым является Сингапур, Южная Корея, Тайвань, т. е. те страны, где была проведена модернизация при сохранении авторитарного режима и благодаря корпорации чиновников. Еще одну группу составляют корпоративно-милитаристские государства, в которых у власти находится военная каста, стремящаяся к милитаризации общества.
   Элементы корпоративного государства можно наблюдать в политике «Нового курса» Ф.Д. Рузвельта, в европейских социал-демократиях [114 - Неклесса А.И. Указ. соч. – С. 102–103.]. В политическом же плане это государство выступает как авторитарное. Правящий класс навязывает обществу какую-либо идею (националистическую, державническую, мессианскую), провозглашая ее «единственно-верной». Трудовые организации в различных своих формах (профсоюзы, кооперативы), гражданские группы превращаются в приводные ремни, связывающие власть и общество.
   В последнее время у части российской элиты появился соблазн так называемой стратегии антизападничества. При реализации этого подхода, возможно ужесточение политического курса страны, сплочение общества в единый организм, для противостояния «темным силам». Такая ситуация не может не породить корпоративное государство.
   Несмотря на то, что рассматриваемый феномен является видом традиционного государства, он может стать одним из факторов возникновения нового типа политии. Во-первых, послужить в качестве предпосылки появления корпорации-государства. Во-вторых, возможно создание имперской, корпоративно-идеократической государственности.

2.3. Корпорция-государство

   Одним из видов постсовременных государств является корпорация-государство. Данный феномен еще только нарождается, вместе с тем, он уже находит отражение в научной литературе. В первую очередь тут можно назвать работы А.С. Панарина. Сам он, правда, не вводил такое понятие, однако в его книгах показаны определенные предпосылки формирования и даны наброски нарождающегося феномена [115 - См. Искушение глобализмом. М., 2003.; Стратегическая нестабильность в ХХI в. М., 2003.; Сюда же можно добавить и две книги, увидевшие свет уже после смерти мыслителя: Народ без элиты (М., 2006) и Правда железного занавеса (М., 2006). Они представляют из себя отрывки из его работ, публиковавшихся в разное время.].
   Наиболее подробно корпорация-государство как таковая освещена в работах А.И. Фурсова, одним из первых давшего данное определение и рассмотревшего разные аспекты деятельности этого образования [116 - ]. А.И. Неклесса и Е.Г. Пономарева рассматривали корпорацию-государство в контексте новых политий, появляющихся в современном мире [117 - См. Неклесса А.И. Указ. соч.; Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации; Она же. Государство в условиях глобализации // Свободная мысль. – 2009. – № 10.]. А.Н. Окара в своих работах на российском примере попытался указать на то, какие черты корпорации-государства проявляются во внешней политике России, в первую очередь в российско-украинских отношениях [118 - См. Окара А.Н. Государство-корпорация как новый тренд для России, Украины и Белоруссии. URL: http://www.intelros.ru/2007/05/16/andrejj_okara_gosudarstvokorporacija_ kak_novyjj_trend_dlja_rossii_ukrainy_i_belorussii.html; Окара А.Н. Украинские дискурсы и российская парадигма // Политический класс. – 2007. – № 5.].
   Публицист М. Калашников в своей работе также уделил внимание корпорации-государству через призму идей А.И. Фурсова и А.И. Неклессы [119 - См. Калашников М. Глобальный смутокризис. М.; Минск, 2009.].
   С интересным проектом создания в России корпорации-государства выступил К.Н. Маркарян [120 - Маркарян К.В. Россия как государство-корпорация. О российской национальной идее: «Третий путь» Путина // Политический класс. – 2006. – № 1.]. Но, в отличие от других исследователей, он более оптимистично рассматривает данный феномен, полагая, что корпорация-государство может стать оптимальным выходом для строительства новой России.
   Согласно определению, данному А.И. Фурсовым, корпорация-государство – это такая форма государственного устройства, цели функционирования которой имеют прежде всего экономический характер [121 - См. Фурсов А.И. Мир который мы покидаем. – С. 279.].
   Подобным образом трактует рассматриваемый феномен А.Н. Окара: «Это мобильная властная самоорганизующаяся корпорация, подменяющая собою традиционные институты национального государства, имитирующая основные государственные функции и использующая государственные и социальные ресурсы в корпоративных интересах» [122 - Окара А. Государство-корпорация как новый тренд.].
   Обобщая все эти подходы, можно вывести следующее определение корпорации-государства: это организация, подминающая под себя органы государственного управления и ставящая на первое место в своей деятельности корпоративную выгоду (прежде всего экономические интересы).
   Другими словами, это объединение, сочетающее в себе черты корпорации (в широком смысле слова под ней понимается «всякое объединение с экономическими целями деятельности» [123 - Корпорация http://ru.wikipedia.org/wiki/Corporation.]) и государственной власти.
   Хотя корпорация-государство и является продуктом постмодерна, но ее прообразы стали формироваться еще в эпоху рождения модерна (если не раньше). А.И. Фурсов и А.И. Неклесса в качестве примера приводят английскую Ост-Индскую компанию (1600–1858 гг.). В это время существовали еще Ост-Индские компании в Голландии (1602–1798 гг.), и во Франции (1664–1794 гг.), а также ряд других объединений. Но именно английская по масштабам своей деятельности, продолжительности существования, экономической и военно-политической мощи превзошла своих современниц.
   Возможны возражения по поводу того, что пример не очень удачен. Ост-Индская кампания Англии не подчиняла себе государство, а скорее выступала его помощником в деле «освоения» богатств Востока, а иногда и прямо зависела от поддержки монархии. Более того, с 1784 г. королевская власть постепенно начинает подчинять себе Компанию, пока не ликвидировала ее в 1858 г.
   Эта организация занималась торговлей, а не производством, выступая «формой организации торгового, доиндустриального капитализма» [124 - Фурсов К.А. Ост-Индская компания. История великого олигарха. URL: http://www.analysisclub.ru/index.php?page=hist&art=2205.], и в этом плане является примером далекого прошлого. В какой-то степени ее даже уместно было бы сравнить с Орденом Тамплиеров, Ганзейским союзом.
   С другой стороны, английская Ост-Индская компания была относительно самостоятельной, имела свои вооруженные силы, флот, в 1686 г. английское государство даже разрешило компании чеканить монету [125 - Там же.].
   В числе предшественников корпорации-государства можно назвать и английского предпринимателя Сесиля Родса (1853–1902 гг.). Алмазный король, фактически создатель государства в государстве, человек с большими планами и широким размахом деятельности, он был одним из влиятельных людей своего времени. В какой-то степени пророчески О. Шпенглер писал о Родсе, что могущество последнего «являет собой прелюдию еще предстоящего нам будущего, которым окончательно завершится история западного человека» [126 - Шпенглер О. Закат Западного мира; Очерки морфологии мировой истории. Полное издание в одном томе. М., 2010. – С. 53.].
   Во второй половине XX века, начали складываться предпосылки для формирования корпораций-государств. Крах колониальной системы на рубеже 1950–1960-х гг. привел не только к позитивным моментам. В ряде стран местные правящие группы, добившись освобождения страны, все более начинали «рассматривать обретенную государственность как специфический клановый ресурс» [127 - Неклесса А.И. Указ. соч. – С. 106.], как своеобразную награду, «приз» за их борьбу.
   Глобализация, возникновение таких игроков на международной арене, как транснациональные корпорации подтолкнули процесс появления подобных организаций. Определенное размывание государственного суверенитета, формирование единого экономического и информационного пространства (а вместе с этим и прозрачность экономических процессов, доступ к информации), дают ТНК больше возможностей для разворачивания своей деятельности. Добавим сюда и развитие высоких технологий (коммуникационных, производственных и т. п.), совершенствование процесса управления общественными отношениями (позволяющих воздействовать на массы в нужном русле), а также и «новые методы управления практикой и процессами государственного строительства» [128 - Там же. – С. 98.].
   Процессы деколонизации также помогают ТНК и корпорациям-государствам: формирование новых политий является сложным и неоднозначным процессом, многие из них обладают слабым суверенитетом, но на свою беду имеют богатые ресурсы. В такой ситуации ТНК стремятся подмять под себя национальные государства [129 - См. Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации. – С. 109.], навязывают им неравноправные соглашения, часто выступают в роли самостоятельных субъектов международных отношений. Например, Лакшми Миталл, индийский бизнесмен, основатель и владелец Mittal Group, во время гражданской войны в Либерии, подписал с местным правительством контракт, фактически создав в этой стране корпорацию-государство [130 - См. Корпорация-Государство или Поклонитесь Будущему Боссу http://kvisaz.ru/20061225/753.].
   500 глобальных ТНК контролируют примерно 70 % мировой торговли и имеют сотни подчиненных компаний в разных странах. Если составить общий список государств мира (по показателю валового национального продукта) и глобальных ТНК по экономической мощи, то «Дженерал Моторс» займет 23-е место, «Форд» – 24-е, «Мицубиси» – 26-е, «Дженерал электрик – 44-е, а за ними пойдут Португалия, Греция, Малайзия, Колумбия [131 - Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. – С. 58.].
   В настоящее время ТНК добиваются изменений правил ВТО, чтобы иметь право подавать в суд на страну, минуя свое государство. Так по просьбе концерна Bechtel суд Мирового банка приговорил Боливию к выплате этому концерну 25 млн. долл. Причина: население одного из боливийских штатов изгнало со своих земель представителей Bechtel, взвинтивших цены на поставляемую ими воду [132 - Диктатура ТНК // Завтра. – 2012. Июнь. – № 25. – С. 4.]. Суд NAFTA принял решение о том, что Мексика должна выплатить американскому концерну Metalclad 17 млн. долл. компенсации за запрет на строительство свалки ядовитого мусора рядом с заповедником [133 - Там же.].
   Но корпорации бросают вызов и крупным индустриальным странам: к примеру Канадская Methanex возбудила против США иск за принятие Калифорнией экологических законов, запрещающих использование производимого этой компанией вредного для здоровья химиката, и потребовала компенсации в размере 970 млн. долл. А Американская Crompton Corporation пригрозила потребовать от США 100 млн. долл. компенсации за запрет пестицида Линдейн, вызывающего рак груди и расстройство нервной системы [134 - Там же.].
   Одним из главных средств контроля над другими политиями корпорации-государства и ТНК делают борьбу за национальные элиты других стран путем их покупки, смены и ликвидации неугодных политиков. Происшедшее в Ливии в 2011 г. является одним из таких примеров, хотя там также шла речь и о распределении ресурсов между отдельными странами Запада.
   Среди внутренних причин формирования корпорации-государства можно назвать нахождение у власти группы собственников, связанных, как правило, с транснациональной корпорацией. Это касается, в первую очередь, богатых стран Запада. Нельзя с одной стороны утверждать, что они постепенно превращаются в корпорации-государства. Вместе с тем, мы можем наблюдать и другие процессы. Такие магнаты, как Карлос Слим (признанный в 2011 г. самым богатым человеком планеты) и Руперт Мердок оказывают влияние на политику ряда стран (в том числе и США, Австралии, Великобритании) [135 - См. Харви Д. Краткая история неолиберализма. Актуальное прочтение. М., 2007. – С. 51.].
   Можно привести и другие факты. Так, бывший президент США Дж. Буш-младший владел крупным пакетом акций компании «Aloha Petroleum» и «Harken Energy». Окружение Д. Буша-младшего также было тесно связано с бизнесом. В 2000 г. нефтяная компания «Exxon Mobil» предоставила Республиканской партии США на президентских выборах крупную денежную сумму. Р. Чейни с октября 1995 года по август 2000 года был президентом и исполнительным директором ведущей нефтедобывающей компании США «Halliburton Company» в Далласе, штат Техас. В период его руководства данной фирмой были установлены контакты «Halliburton» с нефтяными компаниями Ирака. И это несмотря на санкции, предпринимаемые тогда властями США и руководством ООН против Ирака [136 - Цит. по: Комлева Н.А. Преэмптивная война как технология ресурсного передела мира // Геополитика и безопасность. – 2012. – № 1. – С. 88.].
   Другой помощник Дж. Буша-младшего К. Райс была директором «Chevron» в 1989–1992 годах и до 2001 года являлась консультантом этой компании (по сей день владеет ее акциями). А Д. Рамсфельд в 1980-х годах сотрудничал с «Bechtel», компанией, которая намеревалась построить нефтепровод в Ирак, и получал дивиденды как ее советник. Также он занимал пост советника нефтяной компании «Unocal», планировавшей строительство трубопровода через территорию Афганистана в Туркменистан. Всего, по данным Н.А. Комлевой, из высших чиновников администрации Буша 43 человека владели различными пакетами акций нефтяных компаний [137 - Комлева Н.А. Преэмптивная война. – С. 88–89.].
   Поэтому, на наш взгляд, вполне обоснованным является мнение о том, что «можно как угодно относиться к американскому политическому руководству, но то, что оно представляет на властном Олимпе интересы транснациональных нефтяных компаний, являющихся, в свою очередь, частью бизнеса могущественных международных финансово-политических групп, – очевидный факт» [138 - Цит. по: Комлева Н.А. Указ. соч. – С. 89.].
   Другой причиной можно считать трансформацию такого типа современного государства, как корпоративное (характеризующееся господством особой профессиональной корпорации). Это возможно в случае присвоения правящим слоем государственной собственности и использование ее сугубо в личных, как правило коммерческих, целях. Однако пока сложно провести грань между корпорацией-государством и корпоративным государством как таковым.
   Можно выделить и еще одну социальную предпосылку данного феномена. С одной стороны, происходит формирование космополитичной бизнес-элиты, оторванной от своих корней, активность которой распространена на весь мир, о чем писали и говорят как западные (З. Бжезинский), так и отечественные исследователи (А.С. Панарин, А.И. Неклесса).
   Так, З. Бжезинский утверждает, что в мире появилась ярко выраженная глобальная элита «с глобалистскими взглядами и транснациональной лояльностью» [139 - Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. М., 2004. – С. 178.]. Ее характерными чертами по З. Бжезинскому, являются:

   • свободное владение английским (и использование его для ведения дел);
   • высокая мобильность;
   • космополитический образ жизни;
   • основной ее привязанностью является место работы (как правило транснациональный бизнес или финансовая корпорация); Бжезинский считает типичным то, что уроженцы других стран занимают в таких корпорациях высокие должности.

   По существу, отмечает З. Бжезинский, ежегодные встречи всемирного экономического форума стали «партийными съездами новой глобальной элиты». И эта элита «все более явно демонстрирует понимание своих собственных интересов, дух товарищества и самосознание» [140 - Бжезинский З. Указ. соч. – С. 179.].
   Примерно об этом же, но с других позиций, пишет М.Г. Делягин, указывающий на то, что образующие глобальный управляющий класс люди живут «не в странах, а в пятизвездочных отелях и закрытых резиденциях…» [141 - Делягин М.Г. Глобальный управляющий класс // Свободная мысль. – 2012. – № 1–2. – С. 74.]. И, как следствие, данный класс не привязан ни к одной стране и не имеет внешних обязательств.
   Возможно также, многое зависит и от того, какой вид элиты находится у власти. Элиту условно можно разделить на «кочевников» и «земледельцев». К первому виду относятся те, кто рассматривает страну как добычу, население всего лишь как средство выкачивания денег. Во втором случае речь пойдет об элите, считающей свою страну территорией, которую необходимо возделывать, преображать, и, как правило, более привязанной к своему государству. Мотивы у «земледельцев» могут быть разными. Для одних главное – укрепиться у власти, но это они делают, объективно принося пользу своей стране. Другие же мыслят стратегически, чувствуя ответственность перед государством.
   Раньше подобные слои тоже существовали, что также нашло отражение в философской и политологической литературе. Например, А.С. Панарин писал о противопоставлении двух архетипов: хищного «кочевника», стремящегося к наживе, и «пахаря», добывающего свой хлеб и обустраивающего землю [142 - Панарин А.С. Православная цивилизация в современном мире. М., 2003. – С. 13.]. Под кочевниками автор понимал и современный финансовый капитал, высасывающий все соки из общества. В классической геополитике существовало подобное деление на цивилизации Моря и Континента. С позиции представителей «континентальной геополитики» (к которой относился и А.С. Панарин) морская цивилизация является, с одной стороны, торговой, а с другой – пиратской. Речь идет о межгосударственных отношениях, вместе с тем, повторимся, данный подход вполне уместен и при анализе внутриполитических процессов.
   В случае победы элиты «кочевников» в правящей верхушке, неизбежно полное присвоение средств страны именно этой группой, и, возможно, частичное подчинение транснациональному капиталу, с которым «кочевники» могут быть связаны множеством взаимодействий.
   Не менее важную роль играет нарождающийся за последнее десятилетие «класс новых воинов» (термин Р. Питерса) [143 - Попов И.М. Солдат против «воина» // Независимая газета. – 2 февраля 2004 г. URL: http://nvo.ng.ru/wars/2004-02-20/2_enemy.html.]. В связи с многочисленными войнами, конфликтами, образованием целых очагов нестабильности, растет класс наемников. Некоторые из этих людей фактически выросли на войне и видели только войну (возьмем тот же Афганистан или Судан). Благодаря современным средствам доставки, деятельности частных военных компаний, таких воинов легко вербовать и перебрасывать с континента на континент. Безусловно, корпорации-государства будут проявлять все больший интерес к подобному слою людей, создавая себе вооруженные отряды для борьбы с неугодными элитами и правительствами.
   Сюда же можно добавить уже упоминавшиеся частные военные компании (ЧВК), которые активно используются не только американцами, но и другими государствами [144 - См. напр.: Гушер А. Частные военные компании и их роль в политике и практике некоторых государств. URL: http://www.ru.journal-neo.com/node/3899.]. Во время событий в Ливии, в СМИ имели место публикации о деятельности ЧВК в операции по свержению режима М. Каддафи. Не исключено, что данный опыт будет учтен и применен ТНК в последующих военных операциях.
   В глазах государства и ТНК использование ЧВК имеет ряд преимуществ и позволяет решить не только сугубо военные задачи. Их преимущество по сравнению с использованием вооруженных сил в том, что потери, понесенные ЧВК, не вызывают недовольства у населения отдельных западных стран, подразделения ЧВК более оперативны и мобильны благодаря меньшей забюрократизированности; считается, что уровень подготовки их личного состава выше, чем армейский [145 - Балмасов С.С. URL: Западные частные военные компании расширяют деятельность в Афганистане, Ираке, Ливии и Сомали http://www.iimes.ru/rus/stat/2012/17-06-12. htm#top.].
   Н.А. Комлева указывает и еще на одно преимущество использования ЧВК: «Понятие «военные преступления» неприменимо к ЧВК, поскольку нет международной правовой базы их деятельности. Поэтому ЧВК могут действовать там и так, где и каким образом не могут действовать регулярные вооруженные контингенты. Следовательно, возможны пытки захваченных ЧВК гражданских или военных, разрушение объектов культуры или иные действия, запрещенные международными нормами… Для ЧВК не действуют вообще никакие нормы международного гуманитарного права, поэтому применение ЧВК практически не ограничено» [146 - Комлева Н.А. Преэмптивная война. – С. 91.].
   Более того, благодаря своей специфике эти контингенты не подпадают под контроль законодательных органов государства и под контроль гражданского общества, «в той же мере, что регулярные вооруженные силы государства» [147 - Там же.].
   Не случайно, что ЧВК становятся все более активным инструментом в руках бизнеса, в том числе и в руках ТНК. К примеру, одна из частных военных компаний – Kellog Brown & Root – является дочерней структурой нефтяной компании Halliburton, тесно связанной с Р. Чейни, вице-президентом США в период 2000–2008 гг. [148 - Там же.].
   Развивая тему социальных и институциональных предпосылок корпорации-государства, А.И. Фурсов полагает, что в нее стремятся превратиться и террористические организации, криминальные синдикаты [149 - См. Фурсов А.И. Мир, который мы покидаем. – С. 282.]. Почему так происходит? В главных своих сферах: торговле оружием, нефтью, драгметаллами, наркотрафике, проституции и порнобизнесе, по мнению А.И. Фурсова, современная глобальная экономика является криминальной, нарушающей основы государства-нации. Поэтому и корпорация-государство является корпорационно-криминальным. Таким образом, ученый связывает два процесса: криминализацию общества и становление корпорации-государства. Именно последнее, по его мнению, более адекватно той части современной глобальной экономики, которая строится на криминале.
   В качестве примера он приводит Косово, в котором, по его словам, создано криминально-корпорационное государство. Да, с одной стороны, Косово является перевалочным пунктом для торговли оружием и не только. В Косово реализуются разного рода экономические проекты [150 - Овчинский В.С. Война миров. «Независимость» Косово в зеркале теневой политики. URL: http://www.contr-tv.ru/common/2651.]. Однако, возможно, здесь имеет смысл говорить не о корпорации-государстве, а о «государстве-призраке» или «государстве-фантоме» (термин Е.Г. Пономаревой). Возможно, даже и о предсовременном государстве. Все-таки суверенитет государства гарантируется присутствием войск НАТО.
   Другой пример – Колумбия, где, по словам А.И. Фурсова, «государством являются Медельинский и Калийский картели, а также FARC» [151 - Фурсов А.И. Мир, который мы покидаем. – С. 281.]. Но не будет ли в данном случае корпорация-государство напоминать корпоративное, т. е. один из видов традиционного авторитарного государства?
   Правда, сам А.И. Фурсов проводит разницу между обоими видами государства. Корпоративное государство он склонен рассматривать как один из видов социального государства или welfare state (к их числу он относит и фашистские режимы в Европе в межвоенный период). Если главной задачей нации-государства (в том числе и welfare state), по мнению ученого, являлось «включение «в себя» всего населения», то главная задача корпорации-государства в другом: исключение из реальной государственности всего экономически нерентабельного, непригодного в качестве объектов эксплуатации населения [152 - См. Фурсов А.И. Указ. соч. – С. 280.].
   С автором можно частично согласиться. Вместе с тем, фашистское государство, которое приводит в качестве примера А.И. Фурсов, тоже строилось на отсечении и порабощении всех чужих, и не о каком «социальном государстве» здесь речь не идет. Тем более, что все-таки сам термин «социальное государство» применялся отнюдь не для фашистских режимов.
   Возникает и другой вопрос: насколько возможно сравнивать корпорацию-государство с криминальным государством. Может, в последнем случае правильно говорить о своеобразном «государстве-клане» (под кланом в данном случае можно понимать именно мафиозное объединение), а отнюдь не о корпорации-государстве? Сам А.И. Фурсов также пишет о «государстве-клане» и «государстве-бандите». На наш взгляд, отождествлять корпорацию-государство с «государством-бандитом» неправомерно. Это разные явления. Государства-корпорации вырастают на основе крупных ТНК, официально признанных, деятельность которых не всегда является криминальной.
   Государства-кланы – немного другие образования. Во-первых, они вырастают из теневых структур, открыто противопоставляющих себя государству и обществу. Кроме того, ими могут быть как отрасли теневой экономики, так и вооруженные объединения, контролирующие определенную территорию, занимающиеся терроризмом, наркоторговлей и другими видами криминальной деятельности. К государствам-кланам можно отнести территории таких стран, как Афганистан, Мьянма, Сомали и ряда других. По своей структуре государства-кланы более похожи на протогосударства. Кроме того, государства-кланы являются продуктом предсовременного государства, если отталкиваться от типологии, предлагаемой Е.Г. Пономаревой [153 - См. Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации. – С. 97.], а корпорация-государство, все-таки феномен постиндустриального общества. Возникают и другие возражения. Например, по поводу утверждения о том, что современная глобальная экономика в своих основных отраслях является криминальной. Здесь нужна большая доказательная база, нежели ее приводит автор. Можно поспорить и с характером деятельности FARC.
   Несомненно: корпорация-государство является новым видом государственности, своеобразной альтернативой существующей политии. Данное образование тесно связано с процессами глобализации и повернуто лицом к мировому рынку.
   Идейными предпосылками корпорации-государства являются идеологии неолиберализма и неоконсерватизма [154 - См. Пономарева Е.Г. Государство в условиях глобализации. – С. 78; Харви Д. Указ. соч. – С. 108.]. Прикрываясь неолиберальной риторикой, такие корпорации могут постепенно освобождаться от контроля со стороны государства, что дает им также возможности, пользуясь идеями свободного рынка, проникать в разные регионы мира, формировать свои какие-то правила игры, модели поведения на мировой арене [155 - См. Вельяминов Г.М. Указ. соч.].
   С другой стороны, само государство, следуя логике неолиберальных идей, должно быть активным на мировой экономической арене, что побуждает его «действовать как коллективная корпорация» [156 - Харви Д. Указ. соч. – С. 109.].
   Как же реализуется или должен реализоваться внутриполитический курс подобного образования? Отталкиваясь от приведенных выше определений политологов А.И. Фурсова и А.Н. Окары, можно отметить, что внутри страны такая корпорация будет приватизировать властные функции государства (в первую очередь силовые и принудительные), направляя их на решение в первую очередь своих, а не национальных задач.
   Главные принципы поведения для такого института – экономическая эффективность, следование таким правилам, как «цель оправдывает средства», «выживает сильнейший». Следовательно, и отношение к занимаемой территории, населению – утилитарное. В первую очередь: выкачивание денежных средств какими либо способами. Одновременно корпорация-государство будет стремиться по-максимуму избавляться от социальных обязательств перед «нерентабельным» населением, а по возможности – и от него самого [157 - См. Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации. – С. 104; Фурсов А.И. Доклад.]. Более того, сама культура начнет вытесняться «индустрией электронных и химических грез, душевного комфорта, иллюзий» [158 - Неклесса А.И. Новый амбициозный план. – С. 102.]. Духовные, нравственные ценности сменятся потребительскими, что также поможет корпорации государству выкачивать ресурсы.
   Но здесь возникает ряд проблем. Во-первых, корпорации-государству будут мешать образованные люди, в первую очередь гуманитарии, для которых материальное является вторичным по сравнению с духовным. Соответственно корпорация-государство будет заинтересовано в сокращении гуманитарной интеллигенции и гуманитарных циклов во всех системах образования.
   Во-вторых, общество само по себе является единой целостной системой, у которой есть свои интересы, порой стоящие выше индивидуальных. Более того, в современном мире происходит демократизация общества, что ставит под сомнение возможность корпорациями проводить свою политику. Поэтому и неизбежно отрицание корпорацией-государством демократии и социума. Более того, имеет место быть противостояние между авторитарной системой предприятия и демократической политической системой. Если главным признаком демократии является суверенитет народа, свободно избирающего и смещающего правителей, то «на капиталистическом предприятии персонал не выбирает руководство; как правило, не участвует в решениях» [159 - Панарин А.С. Искушение глобализмом. – С. 122.]. Другими словами, в корпорации-государстве все решает монополия экономической власти собственника.
   Соответственно, корпорации-государства будут превращать общество в сумму индивидов а не личностей, народ в электорат, которым легко манипулировать [160 - См. Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 182.]. В итоге появляется новый тип личности, о котором уже говорилось выше: оторванный от своих корней, «необремененный» культурными нормами и традициями, легко порывающий со своим прошлым, ставящий превыше всего потребительство, нежели духовные ценности. Все это также не может не ставить под вопрос и судьбы демократии.
   Наблюдения А.С. Панарина в данном случае перекликаются в чем-то с мыслями Д. Харви. Последний, констатируя, что неолибералы отрицают само общество, приводит слова М. Тэтчер: «не существовало такого явления как общество, – только отдельные мужчины и женщины… еще и их семьи» [161 - См. Харви Д. Указ соч. – С. 36.]. Тем самым интересы отдельных лиц, семей противопоставляются общественным.
   Д. Харви отмечает, что реформы, проводимые по рецептам либералов, способствуют еще большему обострению противоречий в социуме, росту недовольства. Поэтому у неолибералов, заявляющих об ослаблении государства, возникает потребность в усилении этого политического института. Здесь Д. Харви приводит мнение другого ученого К. Поланьи, высказанное еще в 1940-е гг.: «либеральный (а потом и неолиберальный) утопический проект может быть реализован только на основе авторитаризма. Свобода масс будет ограничена в пользу свободы меньшинства» [162 - Там же. – С. 98.]).
   В этом плане можно сказать, что неолиберализм постепенно начинает переходить в неоконсерватизм. Тем более, что последний, на наш взгляд, более соответствует интересам транснациональных корпораций. В свою очередь, часть либералов, недовольная диктатом крупных монополистов, может выступить с критикой нарождающегося строя, как губящего свободу рыночных отношений, подавляющего мелких и средних предпринимателей.
   Подведем итоги по этому разделу. Возникающая в качестве альтернативы государству корпорация-государство имеет несколько специфических черт:

   • это образование характерно для постиндустриального общества, эпохи постепенного размывания государственного суверенитета;
   • данный институт сращивается с органами государственной власти либо подчиняет их себе, благодаря находящимся в его руках ресурсам (в первую очередь экономическим, а также и политическим, информационным);
   • государственные интересы воспринимаются сквозь призму интересов данной корпорации (главным образом, коммерческих);
   • при развитии подобного феномена возможно наличие таких форм политической власти как автократия, олигархия, плутократия (власть богатых); соответственно, политический режим в данном образовании будет гибридным (смешанным), умеренно-авторитарным, но вряд ли демократическим.

   Необходимо немного затронуть проблему корпорации-государства и России. Ряд исследователей указывает на то, что во внешней политике России проявляются черты такого государства. Например, А. Окара усматривает их в риторике российского руководства, заявляющего о России как «энергетической сверхдержаве» и «либеральной империи». В системе ценностей российской власти на первое место выходят сугубо утилитарные факторы – цифры вместо смыслов [163 - См. Окара А.Н. Украинские дискурсы и российская парадигма. – С. 85.]. К подобным выводам приходит и К.В. Маркарян, считающий, что российские политики, «…вынося оценки и принимая решения… мыслят страну как корпорацию, а мир – как рынок» [164 - Маркарян К.В. Указ. соч. – С. 20.].
   Американский ученый П. Ханна полагает, что российская дипломатия подчинена «Газпрому». По мнению политолога, яркий пример этому – ситуация с Белоруссией. Преследуя свои узкокорпоративные интересы, «Газпром» отталкивает от России своего стратегического союзника. Точно также и внутри страны «Газпром» превратился в самостоятельное государство и крупного собственника, влияющего на внутреннюю политику. Экономика «Газпрома» составляет треть экономики России [165 - См. Ханна П. Указ. соч. – С. 39–40.]. Подобные же выводы делает и Б. Кагарлицкий, отмечающий, что «отношения России с Украиной и Белоруссией легче всего понять, исходя из стратегических задач «Газпрома» и проблем, с которыми корпорация сталкивается на рынках…» [166 - Кагарлицкий Б.Ю. До основания а затем? Способна ли Россия предложить новую внешнеполитическую стратегию? // Россия в глобальной политике. – 2012. – № 3. – С. 80.].
   А.И. Фурсов отмечает, что в 1990-е гг. в России возникли черты такого государства. По его мнению, когда заявляется, что для государства главное быть экономически конкурентоспособным, это уже признак корпорации-государства. Именно фирма или государство, превращающееся в фирму, по словам автора, может ставить задачу быть конкурентоспособным [167 - Фурсов А.И. Корпорация-государство. Доклад.].
   Действительно, история страны в 1990-е гг. дает возможность говорить об определенных тенденциях становления такого формообразования: разгон Верховного Совета, обнищание части населения, деградация культуры, навязывание потребительских ценностей.
   Есть такие примеры и в наше время: Д.А. Медведев, бывший президентом России в 2008–2012 гг., до этого являлся председателем Совета директоров компании ОАО «Газпром». Можно согласиться с утверждением об усилении роли «Газпрома» в жизни общества [168 - См. напр.: Бляхер Л.Е. Возможен ли постимперский проект: от взаимных претензий к общему будущему // Полития. – 2008. – № 1. – С. 6.]. Помимо этого, в научной литературе и в публицистике неоднократно раздавались суждения о свертывании демократии в России. Сохраняются проблемы в социальной сфере и в культуре. Рост аполитичности масс может привести к усилению авторитарных тенденций. С.П. Перегудов, анализируя ситуацию в современной политической системе России, отмечает, что становится все заметнее автономизация госсектора экономики. Ученый считает, что термин «параллельное государство» – преувеличение, но соглашается, что влияние госкорпораций растет [169 - См. Перегудов С.П. Политическая система России после выборов 2007–2008 гг.: факторы стабилизации и дестабилизации. Часть II // Полис. – 2009. – № 3. – С. 152.]. Вместе с тем, в начале 2011 гг. и президент страны, и премьер министр подвергли критике деятельность госкорпораций.
   Можно сказать, что большую роль играет соотношение сил в треугольнике: Власть-Бизнес-Общество. В случае перекоса в сторону одного из властных элементов возможно корпоративное государство. Но если будет иметь место усиление группы собственников, подчинение ими властных органов, то может возникнуть корпорация-государство.
   По мнению А.И. Фурсова, становление данного образования тормозится его потребностью в государстве [170 - Фурсов А.И. Корпорация-государство. Доклад.]. Другой причиной торможения ученый считает, то что перспектива создания такого государства в любой стране может вызвать к жизни сплоченную коалицию крайне правых и крайне левых, и даже части либералов. Корпорация-государство, по мнению ученого, «бесспорно, выступает как прогресс капитала, который, однако, как это часто бывает с социальным прогрессом, осуществляется за счет и в ущерб большинству, т. е. выступает как зло, которое следует не только анализировать, но и по отношению к которому надо делать моральный выбор» [171 - См. Фурсов А.И. Корпорация-государство. Доклад.].
   Можно указать и на другие аргументы. Во-первых, любая корпорация, в отличие от государства, может обанкротиться.
   Во-вторых, этот феномен до сих пор нуждается в нации-государстве как в некой скорлупе и естественной среде питания. Ведь данное образование практически ничего не создает, а проедает сделанное ранее [172 - Там же.].
   В-третьих, ТНК пока заинтересованы в самом государстве, в первую очередь, в его полицейских функциях. Без помощи государства не обойтись и при финансовых кризисах, оно помогает транснациональным корпорациям защищать их интересы как внутри страны, так и за рубежом.
   В-четвертых, не следует сбрасывать со счетов и противоречия в самом господствующем классе. Дело ЮКОСА уже неоднократно некоторыми политологами, публицистами и журналистами приводилось в качестве примера того, что в России бизнес подчинен власти.
   В-пятых, несмотря на определенные тенденции, полностью не сложилось корпоративное государство, которое можно считать одной из предпосылок формирования корпорации-государства.
   В-шестых, сохраняется возможность сопротивления со стороны части гражданского общества.
   В-седьмых, существенной альтернативой корпорации-государству могут являться такие новые феномены, как регион-государство и цивилизация. Однако здесь главное, чтобы цивилизация не выродилась в корпоративно-идеократическое государство.
   В-восьмых, развитие человечества непредсказуемо и возможно появление новых вариантов развития государственности, в том числе и российской.

2.4. Регион-государство

   Процессы глобализации, протекающие в современном мире, ведут не только к интеграции мирового пространства, но и к его регионализации, к объединению нескольких стран по ряду признаков. В результате возникают крупные регионы, а также «большие экономические пространства с числом потребителей не менее 400–500 млн. человек» [173 - Ивашов Л.Г. Геополитический взгляд на XXI век // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 1. – С 10.]. К таковым пространствам можно отнести нарождающиеся цивилизации, империи… С другой стороны, на мировую арену выходят регионы, являющиеся частью отдельных государств. Данные обстоятельства побуждают исследователей говорить о новом регионализме или даже о появлении такого актора глобальной политики, как регион-государство [174 - См. Китинг М. Новый регионализм как возможность // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 4; Пономарева Е.Г. Государство в условиях глобализации // Свободная мысль. – 2009. – № 10; Юдина И.Н. Трансформация роли государств и регионов в эру глобализации // http://hist.asu.ru/aes/iud_st_ru.htm.]. К примеру, руководитель научных прогнозов ЕС Р. Петрелла в конце 1990-х гг. утверждал, что «к середине следующего столетия такие нации-государства, как Германия, Италия, Соединенные Штаты, Япония, не будут более цельными социоэкономическими структурами и конечными политическими конфигурациями». Главенствующий социоэкономический статус приобретут такие регионы, как графство Орандж в Калифорнии, Осака в Японии, Рур в Германии и др. [175 - Цит. по: Уткин А.И. Мировой порядок XXI века М., 2002. – С. 87.]
   Нужно сказать, что нарождающийся феномен, в отличие от других, является нечетким. Он даже имеет несколько определений: «регион-экономика», «регион-государство». Нам по ряду причин ближе термин «регион-государство» – о чем ниже. Численность населения в таких государствах, по мнению некоторых ученых, не должна составлять более 20 млн. человек [176 - Цит. по: Пономарева Е Г. Государство в условиях глобализации. – С. 73.]. Но, на наш взгляд, она может быть и больше. Регион-государство может представлять из себя конфедерацию либо иметь гораздо более сложную структуру.
   Один из разработчиков теории регион-экономики (которую в политическом плане конституирует регион-государство) К. Омаэ определял регион-экономику как естественную деловую единицу глобальной информационной экономики. Не имеет значения, что представляет из себя регион-экономика: находится ли она внутри отдельного государства или представляет комбинацию регионов нескольких государств. Главное, что определяет данный феномен, – «наличие таких размеров и масштаба, которые позволяют выполнять функции истинных и естественных деловых единиц глобальной экономики» [177 - Там же.]. Регион-государство решает региональные проблемы путем использования глобальных ресурсов и связано с другими регион-государствами в большей степени, чем со своей страной. Функционирование данного объединения определяется сугубо экономическими императивами [178 - Там же.].
   В концепции М. Китинга регион-государства – не только экономическое явление. Регионы, по его мнению, могут быть как экономическими, так и политическими и культурными пространствами, либо пространствами социальной солидарности. В одних случаях центром активности может быть весь регион, в других – только крупный город или город-регион. Также регионы могут существовать внутри отдельных государств [179 - См. Китинг М. Указ. соч. – С. 145.].
   А.И. Фурсов вслед за К. Омаэ вводит понятие «регион-экономика», которое характеризуется сугубо экономическими, а не политическими либо социальными факторами и императивами [180 - Фурсов А.И. Корпорация-государство. Доклад на заседании клуба «Красная площадь».]. А.И. Фурсов не отрицает, что регион-экономика является порождением процессов глобализации. Однако данное понятие он отождествляет с понятием «рынок-государство», а также и с категорией «корпорация-государство». Для него это вещи почти тождественные.
   Постараемся, отталкиваясь от этих размышлений, дать определение регион-государства. На наш взгляд, этот термин можно понимать в двух смыслах. Во-первых, это объединение нескольких государств или регионов, прежде всего в экономических целях, активно выступающее в качестве самостоятельного субъекта на международной арене и преследующее, прежде всего, экономические интересы. Во-вторых, под регион-государством можно понимать отдельный регион страны, становящийся в силу внешнеэкономической деятельности все более самодостаточным.
   Как правило, это временное образование, которое может потом модифицироваться в нечто иное (например, в цивилизацию) либо прекратить свое существование в результате удовлетворения экономических интересов.
   Почему мы останавливаемся именно на термине «регион-государство»? На наш взгляд, данный феномен, активно занимаясь экономической деятельностью, перенимает часть функций у государства, в какой-то степени являясь частичной заменой его в международных (преимущественно экономических) отношениях.
   К регион-государствам могут относиться:

   • страны, деятельность которых ведет к появлению крупного экономического пространства; постепенно превращающегося в значимого субъекта международных экономических отношений;
   • отдельные регионы страны, ведущие активную внешнеэкономическую деятельность и также становящиеся заметными игроками на мировой арене.

   На наш взгляд, необходимо различать такие феномены, как регион-государство и корпорация-государство. Корпорация-государство может выступить в роли одной из предпосылок формирования регион-государства, но оно подчиняет себе власть в отдельной стране, в то время как регион-государство, это объединение суверенных государств (или некоторых их регионов) по экономическим интересам.
   Отличаются регион-государства и от империй с цивилизациями, хотя у них есть общие моменты. Так, регион-государства могут стать предпосылками для формирования как новых империй, так и цивилизаций. Регион-государства, как и цивилизации, вполне вероятно, могут существовать в форме конфедераций. Вместе с тем, если регион-государство строится, главным образом, на экономической основе, то два других феномена, объединяются вокруг какой-либо идеи: политической, религиозной. Но, повторимся, вполне возможен переход одного образования в другое. Экономического интереса, как правило, бывает недостаточно, и субъекты начинают искать еще что-то, сближающее их. Это и станет, на наш взгляд, главным фактором эволюции тех же регион-экономик в империи и цивилизации.
   Причины его формирования могут быть разными. Во-первых, данный феномен могут образовать несколько корпораций-государств, т. е. таких организаций, которые сочетают в себе черты корпорации и государственной власти. Во-вторых, географическая структура мира и существующие экономические связи также ведут к становлению регион-государств.
   Имеют место быть и иные факторы. М. Спиндлер пишет о том, что мир постепенно разделяется на несколько региональных экономик, ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР и АТЭС [181 - Spindler M. New regionalism and the Construction of Global Order // http://wrap.warwick. ac.uk/2025/]. Сюда еще можно добавить и африканские региональные объединения (например, Экономическое сообщество стран Восточной и Южной Африки). Евросоюз может стать классическим вариантом складывающегося регион-государства. Другой пример – это Североамериканская зона свободной торговли (НАФТА). В определенной степени к ним можно отнести и общий рынок стран Южной Америки (МЕРКОСУР). Дальнейшее развитие Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в будущем может также поставить на повестку дня вопрос о подобном формировании.
   Можно предположить, что и группа БРИКС постепенно превратится в регион-государство. С одной стороны, входящие в группу страны разбросаны по континентам, но цели и задачи у них по многим вопросам совпадают, поэтому не исключено, что мы увидим возникновение такого глобального феномена. Тем более что имели место быть и другие подобные попытки: идеи создания супер-НАФТА (Северная Америка и Европа). С другой стороны, имеется проект расширения НАФТА на юг, в Латинскую Америку. В обоих случаях также возможно вести речь о крупных регион-государствах. Притом данные образования, скорее всего, не смогут эволюционировать в цивилизацию, поскольку ценностные ориентации их членов (особенно БРИКС) существенно различаются.
   Однако возникают не только крупные региональные образования. Можно согласиться с позицией, согласно которой реалии современного глобализирующегося мира таковы, что мощь государства-нации подрывается, с одной стороны, силами сверху на транснациональном уровне, а с другой стороны – силами снизу, тенденциями к регионализации и дроблению государств [182 - Тоффлер Э. Указ. соч. – С. 500.]. Политически государства остаются суверенами, а экономически их мощь может изменяться под воздействием сил глобализации [183 - См. Юдина И.Н. Указ. соч.]. В связи с этим можно констатировать, что существует опасность того, что формирующиеся регионы могут разорвать государство.
   Таким образом, регион-государства могут образоваться внутри одной страны, а затем при неумелой политике центра выйти из состава государства. Проблемы сепаратизма мы сейчас можем наблюдать в Италии, Испании, Бразилии. Они связаны, помимо прочего, и с формированием в них регион-государств.
   В целом, на основании указанного выше, можно условно выделить несколько групп возможных регион-государств. Во-первых, микро-регион-государства – как правило, это отдельные области внутри той или иной страны, являющиеся также заметными игроками и на международной арене. Процессы глобализации содействуют активности отдельных регионов государств на международной арене. По замечанию О.В. Плотниковой, «регионы, обладая разнообразными ресурсами, сумели замкнуть на себя важнейшие экономические потоки» [184 - Плотникова О.В. Региональное измерение в современном мироустройстве (на примере унитарных государств) // Власть. – 2012. – № 9. – С. 72.].
   Большую роль начинают играть такие регионы, как Каталония в Испании, север и юг Италии, Сан-Паулу в Бразилии, Гонконг в Китае. В какой-то степени, возможно, Бавария в ФРГ. П. Ханна в связи с этим указывает на активизацию деятельности части провинций Китая и Индии, имеющих даже свои представительства за рубежом. Калифорния, по его словам, «эффективно осуществляет собственную политику в сфере иммиграции, климата и энергетики» [185 - Ханна П. Новое средневековье. Как способы управления миром отстают от реальности // Россия в глобальной политике. – 2012. – № 2. – С. 52.]. Можно также отметить, что Южная Калифорния является центром континентальных полицентричных региональных сетей, объединяющим различные этнические и социально-экономические сообщества [186 - Глобальная геополитика. – С. 130.].
   Другой пример – Большой Франкфурт (Франкфурт-на-Майне и Рейн-Майнская область) – это своеобразные глобальные финансовые ворота Германии [187 - Там же.]. Наверное, сюда же можно отнести и Ранштадт (название, образованное от имен городов Амстердам, Роттердам, Гаага, Утрехт). Кроме него, Милано-Венецианский коридор на севере Италии. Сюда же добавим регион Камсай в Японии (города Осака и Кобе/Киото), обеспечивающий «эффект участия в глобальном развитии для Японии» [188 - Там же.].
   Сотрудничество регионов на субнациональном уровне является настолько необходимым и важным для их социально-экономического развития, что «даже унитарные государства вынуждены признавать право своих территориальных сообществ на осуществление международных связей» [189 - Плотникова О. В. Указ. соч. – С. 72.]. Регионы таких стран, как Швеция, Финляндия, Нидерланды располагают большой самостоятельностью по осуществлению международных связей «и более значительными возможностями влиять на формирование и осуществление внешней политики государства» [190 - Плотникова О.В. Указ. соч. – С. 75.]. О.В. Плотникова указывает на то, что в унитарных государствах вся международная деятельность регионов строго регламентирована и осуществляется под руководством центральных органов власти [191 - Там же.]. Добавим еще, что вполне возможна и реакция государств на излишнюю самостоятельность каких-либо регионов. Так стоит ли в таком случае тогда говорить о формировании микрорегион-государств?
   На наш взгляд, да. Тенденция все равно имеет место быть. К примеру, та же Каталония, участвуя в международных делах, стремится к еще большей самостоятельности. Существует сепаратизм и в Северной Италии.
   Во-вторых, это мезо-регион-государства, которыми могут стать объединения нескольких регионов отдельных стран. Тем более, что ряд регионов в силу своего пограничного положения и хорошо развитой инфраструктуры становится точками соприкосновения разных политий [192 - Там же. – С. 72.].
   Е.Г. Пономарева приводит такие примеры, как Северная Италия и Баден-Вюртенберг в ФРГ; объединение Пинанг (остров и штат в Малайзии) – Медан (административный центр провинции Северная Суматра в Индонезии) – Пхукет (остров, расположенный на юго-западе Таиланда).
   В-третьих, это макро-регион-государства. Их и следует в первую очередь понимать как регион-государства. Наиболее классический пример, это Евросоюз, но сюда же можно добавить АСЕАН, МЕРКОСУР, в какой-то степени даже ШОС.
   Однако макро-регион государства могут быть и другими, более дробными. Если отталкиваться от принятой ООН классификации мира по макро-регионам, то структура будет следующей:

   • в Европе регион-государства могут формироваться по следующим группам: Западная Европа, Северная Европа, Южная Европа, Восточная Европа;
   • в Азии: Западная Азия, Центральная Азия, Южная Азия, Восточная Азия, Юго-Восточная Азия;
   • в Африке: Северная Африка, Западная Африка, Центральная Африка, Восточная Африка, Южная Африка;
   • в Америке: Северная Америка, Центральная Америка, Карибский бассейн, Южная Америка;
   • В Австралии и Океании: Австралия и Новая Зеландия, Меланезия, Микронезия, Полинезия.

   Есть мнение, что данные макрорегионы объединяются в цивилизации [193 - Глобальная геополитика. – С. 175.]. На наш взгляд, это не совсем так. Границы цивилизаций, в некоторых случаях, проходят прямо по этим регионам.
   В-четвертых, возможно создание мега-регион-государств. О них пока речи и быть не может, но определенные тенденции имеются. Здесь можно назвать такие примеры, как Супер-НАФТА и БРИКС. Возможны и иные варианты данных образований.
   Если проблема формирования регион-государств в современном мире начинает постепенно освещаться в научной литературе, то почти нет работ, посвященных возможной эволюции России в регион-государство. Притом, что, говоря о цивилизациях, империях или корпорации-государстве, исследователи примеривают подобные варианты и для России. На наш взгляд, такой сценарий возможен. Во-первых, это участие в таких международных объединениях, как ШОС и БРИКС, в случае их эволюции в сторону регион-государства. Во-вторых, регион-государство могло бы появиться на базе Содружества Независимых Государств. Несмотря на проблемы во взаимоотношениях, сохраняется возможность российско-белорусской интеграции. Существует Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС). Много возможностей появляется в связи с созданием Белоруссией, Казахстаном и Россией Таможенного союза.
   В-третьих, в России существует восемь федеральных округов, выступающих также экономическими макрорегионами. В случае неумелой политики правительства отдельные из них вполне могут вовлекаться в другие экономические объединения либо выступать в качестве самостоятельных регион-экономик. К примеру, Дальневосточный федеральный округ может постепенно втягиваться в созданную на севере Китая свободную экономическую зону. Северо-Запад России – во взаимодействие с Евросоюзом, тем более, что отдельные районы Финляндии и Карелии близки к созданию местной регион-экономики, по типу существующей в Эльзасе и Лотарингии. Повторимся, такая опасность есть при определенном стечении обстоятельств. Так, И.Ф. Кефели выделяет два возможных сценария экономического развития России:

   1) втягивание западной и восточной России в орбиты влияния двух соперничающих мировых группировок и превращение центра страны в мировую экономическую периферию либо в зону борьбы за экономический передел мира;
   2) объединение Россией АТР и Евроатлантики на своей территории.

   Второй сценарий, полагает И.Ф. Кефели, наиболее приемлем для России. Но что требуется от руководства страны в экономическом плане для предотвращения расползания России на ряд регион-государств? По мнению исследователя, необходимы следующие шаги:

   • модернизация Транссиба и завершение автомагистрали Дальний Восток-Западная Европа;
   • сооружение второго транспортного железнодорожного хода – Северо-Сибирской магистрали от БАМа;
   • возрождение Северного морского пути как наиболее короткого маршрута между северными акваториями Атлантического и Тихого океанов, соединяющими Европу, Восточную Азию и Северную Америку;
   • проведение тоннеля через Берингов пролив для формирования полимагистрали Северная Америка – Азия;
   • организация трансконтинентального воздушного моста между Азией и Северной Америкой через Северный полюс;
   • создание трансконтинентальных коммуникационных систем [194 - Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. – С. 66–67.].

   Разумеется, здесь возникает и проблема развития отдельных регионов страны. В связи с этим В.Л. Иноземцев предлагает несколько сценариев развития Сибири для превращения ее в более активную часть страны в экономическом плане. Во-первых, открытие новых месторождений, с последующей консервацией для будущих поколений. Во-вторых, привлечение новых инвестиций, в том числе и из-за рубежа при сохранении контроля над ресурсами. Это могло бы постепенно привести к превращению Сибири в центр высокотехнологичной промышленности и инноваций [195 - Иноземцев В.Л. Поруганная часть России. Сибири нужна не госкорпорация, а деколонизация // http://www.mk.ru/politics/article/2012/05/01/699081-porugannaya-chast-rossii.html.].
   Также возможно проведение грамотной политики и по отношению к другим регионам России, что позволило бы сохранить ее единство, экономическую целостность, и предотвратить диспропорции в социально-экономическом развитии. Вместе с тем указанные восемь федеральных округов вполне могут сыграть роль в формировании вокруг России крупного макрорегиона.
   Подведем итоги. Во-первых, термин «регион-государство» является более дифференцированным чем, к примеру, современные цивилизации или империи. Наверное, в будущем придется говорить о нескольких феноменах, которые мы здесь описали в одной группе. Во-вторых, возможно, возникающая альтернатива будет иметь переходное значение, и постепенно начнет эволюционировать в цивилизацию. В-третьих, данный вариант пока прослеживается слабее, нежели формирование империй, корпораций государств или цивилизаций. В-четвертых, на наш взгляд, можно поставить проблему правомерности данного термина к имеющимся экономическим образованиям, а также его выделения в отдельный вид типологии государств постсовременного типа: корпорации-государства – регион-государства – империи – цивилизации.

2.5. Государство-империя

   В наше время вновь все чаще начинают говорить об имперской модели. Империи, как и цивилизации (о них речь ниже), существовали с давних пор, тем более, что некоторые ученые склонны отождествлять эти понятия. До XVI в. империи были основными субъектами мировой политики, а затем уступили ведущую роль государствам-нациям. Можно согласиться с позицией И.И. Рогова, что «терминологически неверно использовать слова «империя» и «государство» как синонимы» [196 - Рогов И.И. Империя и политическое государство: проблемы идентификации // Власть. – 2011. – № 4. – С. 48.]. Да, это государство, но несколько иное, нежели современное государство-нация [197 - Там же. – С. 48.].
   Несмотря на долгую историю своего существования, до сих пор нет в науке четкого определения, что же такое империя.
   Президент Академии геополитических проблем Л.Г. Ивашов под империей понимает форму государственной организации, «при которой цивилизационное пространство практически совпадает с зоной распространения государственного суверенитета» [198 - Ивашов Л.Г. С. Россия или Московия? Геополитическое измерение национальной безопасности России. М., 2002. – С. 189.].
   Развернутое определение империи дал А.Г. Дугин: «Империя представляет собой такое политико-территориальное устройство, которое сочетает жесткий стратегический централизм (единую вертикаль власти, централизованную модель управления вооруженными силами, наличие общего для всех граждан правового кодекса, единую систему сбора налогов, единую систему коммуникаций и т. д.) с широкой автономией региональных социально-политических образований, входящих в ее состав (наличие элементов этно-конфессионального права на локальном уровне, многонациональный состав, широко развитую систему местного самоуправления, возможность сосуществования различных локальных моделей власти – от племенной демократии до централизованных княжеств или даже королевств)» [199 - Дугин А.Г. Теория многополярного мира. М., 2012. – С. 496–497.]. Все империи, согласно А.Г. Дугину, мыслят себя как мировые империи и наделены миссией.
   Нам близко определение данного феномена К.С. Пигровым, как надэтнического, наднационального государственного образования, организованного на принципах некоторых высших начал, более значимых, чем просто общность происхождения [200 - Пигров К.С. Империя как инновация, или императив империй // Вестник Санкт-Петербургского университета. – 2007. – Серия 6. – Вып. 2. – Ч. 1. – С. 3.].
   Близка по смыслу к этому подходу трактовка Л.Е. Бляхера, данная им в приватной беседе: «империя – политическая форма, предшествующая государству, обязательно содержащая в себе «Вселенский проект». Империя всегда господствует над «четырьмя сторонами света». Правда, зачастую это господство существует только в пространстве смыслов. В этом случае мир делится на уже империю и еще не империю….». Главное в трактовках К.С. Пигрова и Л.Е. Бляхера – это характеристика империи как образования, сформированного на основе определенного «наднационального проекта».
   Существует несколько типологий империй. С. Айзенштадт классифицировал данный феномен, выделяя в нем:

   • «патримониальные» империи (держава Карла Великого);
   • империи кочевников;
   • «централизованные исторические бюрократические империи» (Древний Египет, Китай, империи Доколумбовой Америки, Рим, Византия и др.).

   Отталкиваясь от критерия контроля над пространством, предложенного В.П. Семеновым-Тян-Шанским, можно выделить три типа империй:

   • «кольцеобразные» – Римская империя, Византия, Османская, Швеция;
   • «клочкообразные» – Испанская, Португальская, Голландская, Британская, Французская империи;
   • «от моря и до моря» – самый распространенный вид – Персидская, Парфянская, Арабская, Монгольская, Российская.

   Другим критерием выступает контроль над водным пространством:

   • «речные» – Египет, Вавилон, Древнекитайская империя, Древнеиндийские империи;
   • «морские» – Рим, Византия;
   • «океанические» – Великобритания, Франция и т. п.

   По наиболее развитым сферам общественной жизни существуют империи:

   • военные;
   • экономические;
   • политические;
   • культурно-конфессиональные.

   Существуют и иные типологии империй, однако, их более полный обзор выходит за рамки работы. Отметим только, что условно все империи можно поделить на:

   • традиционные – существовавшие примерно до XVII в., т. е. до выхода на арену государств-наций;
   • империи модерна – они возникали, как правило, на основе государств-наций и представляли из себя колониальные империи, существовавшие в XVII–XX вв.;
   • империи постмодерна – те образования, что формируются в наше время и идут на смену государствам-нациям.

   Исходя из существующих в научной литературе определений империй [201 - См. Пигров К.С. Указ. соч.; Дугин А.Г. Теория многополярного мира; Бляхер Л.Е.], можно отметить, что традиционные империи, как правило, характеризовались рядом признаков: 1) наличием особой, мессианской идеи, придающей легитимность существованию данного образования; 2) экспансией, являющейся своеобразным продолжением имперской идеи, претендующей на вселенскость; 3) специфической организацией взаимодействия центра и периферии.
   Империи модерна, на наш взгляд, мало чем отличаются от традиционных империй. Они также основаны на высшей, наднациональной идее, также стремятся к расширению и занимают огромные пространства. Однако теперь их ядром, как уже отмечалось, является государство-нация.
   В современном мире империи как таковые модифицируются, видоизменяются, становятся своеобразной альтернативой государству. Однако имеет место быть и сохранение традиционных империй, к которым ряд исследователей относит Россию. Другие полагают (З. Бжезинский), что такой империей является США. В свое время даже существовал термин «либеральная империя», применимый к США [202 - См. Дергачев В.А. Геополитика. М., 2004. – С. 453.]. Однако здесь, скорее всего, речь идет немного о другом виде империй, более современном. Вместе с тем, по всей видимости, пока концепт «либеральной империи» слабо разработан.
   Возможно появление корпоративно-идеократических империй, которые будут носить смешанный характер. В таких империях будет господствовать замкнутый слой, взявший на вооружение какую-либо мессианскую идею. Вместе с тем подобные империи частично будут относиться и к образованиям нового типа, т. к. через экономику и СМИ их влияние будет распространяться далеко за пределы своих границ.
   Здесь встает вопрос: чем современные империи будут отличаться (и отличаются) от традиционных? На наш взгляд, в первую очередь меньшей фиксированностью границ. Сейчас границы империй размыты. Да, и у традиционных империй были какие-то сферы влияния, но имели место быть и территории, непосредственно подчиняющиеся метрополии, входящие в имперскую структуру. В наше время ситуация гораздо сложнее. Колоний как таковых фактически не осталось (разве что – полуколонии), но существует множество либо зависимых территорий, либо таких, где пересекается влияние нескольких государств. Если раньше империя имела не только фиксированные границы, но и определенную иерархическую структуру, то на данном этапе возможна и сетевая модель империи, чего не было в прошлом.
   Подобным образом рассуждает А.Г. Дугин, полагающий, что империя «в контексте постмодерна является сетевой (а не пространственной) структурой» [203 - Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. – С. 41.].
   Современные ученые делают попытки переосмыслить имперский феномен, предложить свои модели империй. В числе первых (если не первыми) концепцию появления новой империи выдвинули М. Хардт и А. Негри. Для них она – «децентрированный и детерриториализованный, то есть лишенный центра и привязки к определенной территории, аппарат управления, который постепенно включает все глобальное пространство в свои открытые и расширяющиеся границы. Империя управляет смешанными, гибридными идентичностями, гибкими иерархиями и множественными обменами посредством модулирования командных сетей» [204 - Хардт М., Негри А. Империя. М., 2004. – С. 12.]. Таким образом, для цитируемых авторов империя – это сетевая структура, и она существует в единственном числе, носит глобальный, всеобъемлющий характер.
   С оригинальной концепцией выступил испанский ученый Ж. Коломер, выдвинувший предположение, что в будущем весь мир окажется разделенным на крупные империи и малые нации, живущие в их орбитах [205 - См. Colomer Josep M. Great Empires, Small Nations. The Uncertain Future of the Sovereign State. – London; New York: Routledge, 2007; Josep M. Colomer. Bringing the Empire Back in. http://gcg.universia.net/pdfs_revistas/articulo_81_1206609718123.pdf.]. Автор пытается отстаивать термин «империя», утверждая, что раньше им пренебрегали в политических исследованиях, несмотря на то, что данный феномен существует. Империи могут быть демократическими, диктаторскими, либо даже иметь смешанный режим [206 - См. Josep M. Colomer. Bringing the Empire Back in. http://gcg.universia.net/pdfs_revistas/ articulo_81_1206609718123.pdf P. 48.].
   Испанский ученый противопоставляет категории «государство» и «империя». Последняя характеризуется рядом признаков:

   • очень большие размеры территории и населения;
   • отсутствие фиксированных и постоянных границ, так как империи имеют тенденцию к расширению территории;
   • целостное образование многообразных групп и территориальных единиц, варьирующихся в разные эпохи; например, в древнем мире – это города; в средние века – республики, графства, княжества, епископства и т. п.;
   • набор многоуровневых, часто пересекающихся юрисдикций; власть в империях ограничена и существует разделение властей, так как центральное правительство может лучше управлять регионами опосредованно; существует самоуправление [207 - Josep M. Colomer. Bringing the Empire Back in. – P. 52.].

   В этом плане государство будет отличаться от империи в следующем:

   • большие и средние размеры территории и населения;
   • фиксированная территория и оформленные границы;
   • суверенитет или, другими словами, государство имеет верховную власть над территорией и населением; признается верховенство законов, и решения власти признаются другими политиями;
   • монополия на исключительную юрисдикцию, единообразие порядка.

   На данном этапе, по мнению, Ж. Коломера, существует пять империй, фактически соответствующих указанным признакам: США, Европа, Россия, Япония и Китай [208 - См. Josep M. Colomer. Bringing the Empire Back in. – P. 48–49.]. Они включают в себя около 40 % населения мира и 80 % мировой продукции. К ним Ж. Коломер добавляет еще пять стран, которые могут быть сопоставимы с первой пятеркой по численности населения, разнообразию федеральных типов их внутренней организации.
   Это Индия, вместе с Пакистаном и Бангладешем, Индонезия, Бразилия, Австралия и Канада. Но две последние являются малонаселенными. В десяти этих единицах вместе существуют более чем 2/3 мирового населения, начиная с ХХI века [209 - Там же. – P. 54.].
   Остальные политии, по мнению Ж. Коломера, подразделяются на несколько видов, в которые входят как современные государства, так и другие образования, например, непризнанные государства, субъекты федераций… [210 - Там же. – P. 55–56.].
   «Проект» мироустройства, предлагаемый Ж. Коломером, интересен, можно согласиться с автором, что помимо классических государств в мире наличествует много образований иного рода. Вместе с тем возникает несколько вопросов. Во-первых, судя по описанию, «империи» Ж. Коломера напоминают федерации. Но Китай и Япония отнюдь не федерации, а унитарные государства. Во-вторых, почему к империям относится Япония, которая не является, как уже отмечалось, федерацией, и, кроме того, уступает по численности населения.
   И. Бусыгина считает, что в «имперском проекте» Ж. Коломера все же представлены федерации [211 - Бусыгина И.М. Великие империи, малые нации. Неясное будущее суверенного государства. URL: http://www.perspektivy.info/book/velikie_imperii_malye_nacii_neyasnoe_ buduschee_suverennogo_gosudarstva__2008-11-18-12-8.htm.]. Но тогда выходит, что даже по логике Ж. Коломера не все федерации являются империями. Например, Нигерия или Судан. Это большие по своим размерам государства, но к империям, судя по Ж. Коломеру, их относить нельзя.
   Нужно сказать, что отдельные исследователи склонны отождествлять империи и федерации [212 - Захаров А. Империя и федерация // Свободная мысль. – 2006. – № 5.]. Но, видимо, такое отождествление возможно не во всех случаях.
   Американский ученый П. Ханна полагает, что «межимперские, а не международные или межцивилизационные отношения «определяют контуры современного мира». Именно империи, а не цивилизации, по мнению ученого, наполняют географию смыслом. Они не признают цивилизационных границ, по мере распространения своих норм и обычаев могут изменять людей, к какой бы цивилизации те ни относились. Поскольку империи больше озабочены властью и собственным расширением, а не сохранением чьей-либо уникальной культуры, они, попросту говоря, превосходят по размерам любую из цивилизаций. По его мнению, в нашем мире существует три империи: США, Евросоюз и Китай. Другие политические объединения выступают в роли объектов воздействия мировых империй.
   П. Ханна проводит определенную грань между империями прошлого и настоящего. Если раньше главным фактором была военная сила, то теперь к показателям имперской мощи можно отнести: экономическую эффективность, долю на мировом рынке, технологические инновации, запасы природных богатств, численность населения, а также нематериальные факторы (волю нации и дипломатическую искушенность) [213 - См. Ханна П. Второй мир. – С. 9–10.].
   Американский политолог не дает критериев четкой характеристике того, что он понимает под империей. В.Л. Иноземцев в связи с этим подчеркивает, что термин «империя» в данном случае «скорее призван придать его теории дополнительную «звучность», чем определяет ее глубинную суть». Вместе с тем, по замечанию В.Л. Иноземцева, в книге П. Ханны есть и новшество: он четко противопоставляет империи цивилизациям [214 - См. Иноземцев В. Л. «Вторые и первые» / Ханна П. Второй мир. IX.], в то время как большинство исследователей их отождествляет.
   Но здесь возникает много вопросов. Во-первых, почему такой империей не может быть Индия, которая закрепилась в Южной Азии (с учетом нестабильного, готового развалиться Пакистана шансы Индии на господство в этом субрегионе возрастают), создала себе «Ближнее зарубежье» в Восточной Африке, упрямо проникает, несмотря на противодействие Китая, в Юго-Восточную Азию, налаживает контакты с Бразилией (а, следовательно, и с Латинской Америкой), входит в многочисленные международные организации: состоит членом в БРИКС, является наблюдателем при ШОС и вместе с Бразилией и ЮАР образует группу ИБАС. Чем это не империя? С другой стороны, какой империей может быть Евросоюз, у которого, хотя и есть лидер в лице Германии или франко-германского союза, но пока само образование является рыхлым и аморфным. Добавим также, что пока Европа стремится играть в Средиземноморье, а не во всем мире.
   Возможно, империи П. Ханны тождественны сверхдержавам, то есть таким феноменам, которые способны оказывать решающее воздействие на мировую политику (о чем справедливо писал В.Л. Иноземцев). Однако и Евросоюз пока не тянет на роль сверхдержавы. Да и Китай на данном этапе тоже.
   Активно вопрос об империи в своих трудах разрабатывает и С.И. Каспэ [215 - См. Каспэ С.И. Центры и иерархии: пространственные метафоры власти и западная политическая форма. М., 2008; Каспэ С. И. Содружество варварских королевств: независимые государства в поисках империи // Полития. – 2008. – № 1.]. Анализ имперских систем он начинает с Древнего Рима, который для него, как и для многих ученых, является своеобразным архетипом, моделью имперской власти. В современном мире, как полагает автор, выстроена новая империя. Это империя Запада, достигшая завершенной универсальности, пронизавшая своими сетями, охватив инфраструктурой, включив в политическое взаимодействие весь мир. Поэтому у нее нет границ, не только интернационально, но и фактически. Отсутствуют даже альтернативы и «внешние варвары», от которых можно изолироваться. С одной стороны автор, как и М. Хардт и А. Негри, рассматривает империю в качестве организма охватившего весь мир. Но, в отличие от последних, у него империя имеет свой центр.
   В плане имперского строительства является завершенной и глобализация, так как не осталось зон вне влияния империи. Но при этом автор оговаривается, что речь не идет о гомогенизации всего мира: империя представляет из себя иерархическую организацию, и составляющим ее сообществам присваивается различный статус. При этом данная дифференциация детерминирована не произволом и алчностью, а степенью солидарности периферийных элементов с центром и единой мерой справедливости для всех [216 - См. Каспэ С.И. Центры и иерархии. – С. 285–287.]. Однако ученый оговаривается, что задача является масштабной и может быть непосильна для империи.
   Идеи С.И. Каспэ находят поддержку у других исследователей. К примеру, Л.Е. Бляхер отмечает, что контуры новой империи «обозначились предельно четко». Но это пока только контуры. Не вступил в силу главный компонент – «соотнесение политического порядка с ценностями более высокого аксиологического уровня» [217 - Бляхер Л.Е. Империя как парадигма политологического рассуждения: проблема «оборачивания» в политической науке // Полития. – 2008. – № 4. – С. 170.]. Однако человечество находится в поиске нового ценностно-символического пространства [218 - Там же.].
   Из отечественных авторов часто об имперском проекте пишет А.Г. Дугин. Правда, у него в одних случаях речь идет об империях, а в других о цивилизациях. Автор фактически отождествляет эти понятия. По мнению А.Г. Дугина, к середине ХХI века, по мере отмирания государств-наций, сформируются четыре «больших пространства» или империи, обладающие сложной конструкцией, имеющие свою валюту, законодательство и органы власти:

   • Пан-Америка – охватывающая собой весь американский континет;
   • Евроафрика – в которую будут входить Евросоюз, т. н. Арабский Халифат и Черная Африка;
   • Евразия – под которой А.Г. Дугин понимает постсоветское пространство (за исключением стран Балтии); кроме нее Исламская континентальная империя (включающая Иран, Турцию, Пакистан) и Индия;
   • «Тихоокеанский кондоминиум» – Китай, Япония, Юго-Восточная Азия и Австралия [219 - Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. – С. 375.].

   Идея формирования больших пространств как таковых, на наш взгляд, реализуема, с учетом происходящих сейчас процессов регионализации мира. Однако вряд ли можно согласиться с автором именно в такой структуре больших пространств. Вполне возможен тихоокеанский вариант, с учетом того, что Китай постепенно втягивает в экономическом плане в свои сети Японию, превращает в сферу влияния Австралию. Данный вариант не исключен. Однако с тремя другими блоками дело обстоит сложнее. На наш взгляд, автор здесь следует пан-идеям К. Хаусхофера, однако насколько это допустимо? К примеру, сложно представить единую империю из трех исламских стран, каждая из которых сама стремится к доминированию либо в регионе, либо в самой цивилизации. Много вопросов и по американскому континенту. Таким образом, данный сценарий, на наш взгляд, маловероятен.
   Интересную мысль недавно высказал А.И. Фурсов. По его мнению, в мире будут возникать так называемые импероподобные образования, представляющие из себя наднациональную власть, «суперконцерн и орден одновременно», комбинирующие институционально-иерархический и сетевой принципы. Выглядеть они будут как органичные наднациональные блоки с населением не менее 300–350 млн. человек. Автор полагает, что внешним субъектом управления импероподобных образований будут госбюрократии со значительной ролью военных и спецслужб, роль которых в кризисных условиях растет и которые схватились с финансовым капиталом, объявившим им войну в 2008 году и обреченным на подавление – компромиссного или бескомпромиссного типа.
   Любопытно утверждение А.И. Фурсова о том, что формирование импероподобных образований может принять форму правой националистической (по крайней мере, антимультикультурной) политической революции, ученый также отмечает, что данные феномены могут быть только антилиберальными [220 - Фурсов А.И. Наступает эпоха новых империй. Евразийский союз – единственный шанс России на выживание. URL: http://svpressa.ru/society/article/51739/]. К сожалению, А.И. Фурсов в этом плане не аргументирует свою позицию. Но с автором можно согласиться, исходя из того, что имперская идея популярна в правых кругах, по крайней мере российских.
   Имперские сценарии для России. Одним из первых имперский сценарий для России начал разрабатывать А.Г. Дугин еще в 1990-е гг. В одной из своих последних работ он вновь акцентировал внимание на необходимости воссоздания единого стратегического пространства в рамках бывшего СССР с добавлением Монголии и исключая Прибалтику. Разумеется, идеология данного образования должна быть совершенно иной, нежели 20 с лишним лет назад. Воссоздав распавшееся государство, Россия вновь станет империей. Евразийский союз должен, по мысли автора, возникнуть добровольным путем с уважением автономии входящих в него политий. Наиболее оптимальной формой для такого образования могла бы стать конфедерация.
   С одной стороны, новая империя будет иметь «единый центр военного командования, общую границу, единое экономическое пространство с общей системой таможенных барьеров и транспортных тарифов, общую валюту и некоторый минимум признаваемых всеми правовых норм». Но с другой стороны, каждая страна будет обладать высокой степенью свободы в выборе внутренней политики, политической и социальной организации, правовой системы [221 - Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. – С. 164.].
   Предпосылки для такого союза существуют. Это и осознание многими главами СНГ необходимости интеграционного образования, и наличие наднациональных структур: Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), Организация договора по коллективной безопасности (ОДКБ) и другие.
   Весь ход вещей, по мысли А.Г. Дугина, ведет к созданию такого Союза. Добавим, что подписание договора между тремя странами: Россией, Белоруссией и Казахстаном о новом Евразийском Союзе, в какой-то степени, также подтверждает верность рассуждений А.Г. Дугина.
   Однако России на этом пути мешает Америка, видящая в нашей стране конкурента, проводящая «цветные революции» на постсоветском пространстве. Следовательно, России одной не справиться с решением сложной для нее задачи. Соответственно, нужны союзники, каковыми являются основные центры силы, кроме Америк: Евросоюз, арабский мир, Турция, Иран, Китай, Япония. При умелой игре российского руководства они могут быть полезны нашей стране. Так, Турция может разомкнуть для нас Черное море, а Иран обеспечить выход к «теплым морям», взаимовыгодное сотрудничество с Китаем и Японией стимулирует развитие экономики Сибири [222 - Там же. – С. 170–171.]. Китай и Россия также помогут друг другу при создании своих имперских пространств в случае ограничения американской империи [223 - Там же. – С. 517.].
   А.Г. Дугин полагает, что Россия, восстановив свой имперский формат и статус «великой мировой державы», «будет приемлема для каждой из стран, важных для интеграции постсоветского пространства, с выполнением определенных условий, разных для каждой из соседних стран». Главным условием здесь является наличие демократической империи, строго соблюдающей принципы свободы и независимости входящих в ее состав народов и культур [224 - Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. – С. 171.].
   Однако предлагаемая А.Г. Дугиным идеология евразийства, как нам представляется, пока выглядит очень аморфной, и не ясно, какие стороны «евразийского проекта» смогут побудить представителей других народов войти в состав империи.
   Применительно к России также можно взять концепцию «Космополитической империи» В.С. Мартьянова. По мнению ученого, это транснациональный способ координации властно-политического, экономического и культурного мирового пространства, «не связанный с сакрализацией части земной поверхности и ее человеческой истории, но предлагающий взамен более универсальную миссию или идею, претендующую на глобальность» [225 - Мартьянов В.С. Космополитическая империя // Свободная мысль. – 2009. – № 7. – С. 51.].
   С одной стороны, данный вариант вполне подходит для всего мира, с другой, он является наиболее приемлемым для интеграции постсоветского пространства. В этом объединении ученый и видит задачу России. Во главу угла кладется, как отмечает В.С. Мартьянов, не разъединяющая логика интересов национальных элит, но нечто большее – политическая этика, основанная на авансах и аксиомах доверия, на разделяемых всеми нормах. Власть на территории бывшего СНГ передается неким космополитическим структурам. Но для того, чтобы быть жизнеспособной, империи нужно переиграть нации-государства, предложив более универсальные и прозрачные культурные, этические и экономические правила игры [226 - Там же. – С. 65.]. Развивая логику автора, можно предположить, что мир превращается в сложную иерархическую структуру. Возможно, из нескольких империй. Россия может сформировать свою имперскую структуру, одновременно входя в новую, более сложную организацию.
   Вместе с тем при конструировании новой империи возникает ряд вопросов. Во-первых, какие ценности должны стать универсальными, объединяющими все страны в космополитическую империю и в империи второго уровня? Во-вторых, важным является вопрос о формировании наднациональных политических структур. Или одна из стран, как это было ранее, фактически и станет руководящим центром, либо эти структуры будут созданы на каких-либо иных основаниях? В-третьих, не может ли империя совпадать с цивилизацией вновь?

2.6. Государство-цивилизация

   В числе предшественников современной цивилизационной парадигмы можно назвать А.Дж. Тойнби. В своем фундаментальном труде «Постижение истории» он ставил вопрос о том, что для науки целесообразно различать международные отношения, определяющие связи между государствами внутри конкретного общества (под которым Тойнби понимал цивилизацию), и отношениями между «самими обществами» (или цивилизациями) [227 - Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 2001. – С. 39.]. В другом месте, в статье «Столкновение цивилизаций» (здесь, в отличие от С. Хантингтона, нет вопросительного знака) А.Дж. Тойнби указывал на государство, как подчиненный и эфемерный феномен в жизни цивилизаций в лоне которых оно возникает и исчезает [228 - Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории: Сборник. М, 2003. – С. 407.].
   Своеобразным развитием идей А.Дж. Тойнби стала статья американского политолога С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций?», появившаяся в 1993 г. Концепция, изложенная в данной работе, вызвала волну дискуссии: большинство исследователей в России и за рубежом подвергли критике идеи С. Хантингтона. В числе замечаний были такие:

   • внутри самих цивилизаций ведутся ожесточенные войны;
   • главную роль играют экономические противоречия между государствами;
   • размыто определение цивилизации;
   • возникали вопросы и по некоторым цивилизациям как таковым, о которых писал С. Хантингтон; например, ставилось под вопрос существование африканской цивилизации: японскую цивилизацию некоторые критики относили к конфуцианской и т. п.

   Кто-то из отечественных исследователей даже в полемическом задоре поспешил увидеть в статье С. Хантингтона оправдание автором экспансии США через концепцию «столкновения цивилизаций». С другой стороны, некоторые ученые (А.И. Уткин) поддержали эту идею. Даже возникшие в пику упомянутой статье разговоры о «диалоге цивилизаций» можно рассматривать как частичное согласие с идеями Хантингтона, ведь он делал упор именно на ведущей роли цивилизаций в современном мире. Обобщая итоги дискуссии того времени, можно сказать, что исследователи согласились с тем, что цивилизационный фактор играет пусть не главную, но все-таки существенную, роль в международных отношениях. В связи с этим можно согласиться с мнением, что «никто не сумел опровергнуть положение о том, что современная структура глобального социума складывается цивилизациями» [229 - Глобальная геополитика. – С. 148.].
   Конечно, часть современных ученых продолжает ставить под сомнение субъектный статус цивилизаций, указывая на следующие тенденции:

   • государство пока сохраняет свои позиции главного субъекта международных отношений;
   • большую роль играют экономические взаимоотношения между странами, ведущие к образованию так называемый «регион-государств»;
   • в связи с процессами глобализации происходит взаимопроникновение культур, во многих странах мира существуют значительные субкультуры, ориентирующиеся на Запад; и это относится не только к элитам стран, но и к простому населению;
   • ядром цивилизации, как правило, является религия, но сейчас в ряде регионов мира ее влияние ослабевает, несмотря на имеющиеся всплески религиозного фундаментализма.
   • некоторые исследователи (Ж. Коломер, П. Ханна) полагают, что ведущая роль в мировых делах будет принадлежать империям [230 - См. Ханна П. Второй мир.; Кolomer J. Op. cit.].

   Тем не менее, процессы глобализации неизменно ставят на повестку дня и вопрос о социокультурной идентичности, идет взаимодействие не только капитала, но и идей, символов, смыслов. Сталкиваясь с ценностями другого общества, та или иная страна стремится понять через них себя, осмыслить свое место на культурной карте мира. Зачастую страны сближает не только капитал, но и общий взгляд на вещи, общие ценности.
   Современное общество – информационное, способствующее более интенсивному обмену знаниями, ценностями, что не может не содействовать возникновению крупных социокультурных образований или цивилизаций. Не случайно в геополитике начинает формироваться парадигма, представители которой делают акцент на существенной роли цивилизаций в международных отношениях [231 - См. напр.: Василенко И.А. Геополитика современного мира. М., 2010; Дергачев В.А. Указ. соч.; Кефели И.Ф. Философия геополитики; Киселев Г.С. Основной инстинкт цивилизаций и геополитические вызовы России. М., 2002.].
   На возрастающую роль цивилизационного фактора указывает и Концепция внешней политики Российской Федерации: «По мере преодоления сдерживающего воздействия биполярной конфронтации все более громко заявляет о себе культурно-цивилизационное многообразие современного мира. Возрастает значение также религиозного фактора в формировании системы современных международных отношений, в частности их нравственного основания» [232 - Концепция внешней политики Российской Федерации. Опубликована 12 июля 2008 г. URL: http://archive.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108.shtml.].
   Само понятие «цивилизация» появилось в Европе в эпоху Просвещения. Первоначально в это слово включались нормы поведения, подобающие гражданину, и под ним понимались человеческое поведение, действие [233 - Осборн Р. Цивилизация: новая история западного мира. М., 2007. – С. 10.]. Одновременно стал формироваться и иной взгляд на цивилизацию как определенный уровень в развитии общества, своеобразный идеал, к которому нужно стремиться. Под таким идеалом, соответственно, стали понимать в первую очередь Европу. Как отметил в связи с этим Р. Осборн, «цивилизация была атрибутом людей белого цвета кожи и христианского вероисповедания, атрибутом же прочих было варварство» [234 - Там же. – С. 11.].
   Однако постепенно трактовки цивилизации стали меняться. Знакомство европейцев с окружающим миром приводило к укреплению мысли о многообразии цивилизаций. Эти размышления нашли отражение в многочисленных цивилизационных концепциях. На их основе на данном этапе можно сформулировать два главных подхода к анализу цивилизаций.
   Стадиальный подход (Л.Г. Морган, Ф. Бродель, Э. Тоффлер и др.). Его представители делали акцент на понятии цивилизации как определенного уровня развития человеческого общества в целом, в первую очередь экономики, материальной сферы. Культурная сфера здесь признается, однако она фактически является вторичной. В наше время все более популярным становится деление цивилизации на доиндустриальную, индустриальную и постиндустриальную. В этом плане можно указать на работы американского футуролога Э. Тоффлера [235 - См. напр.: Тоффлер Э. Указ. соч.], который в своих монографиях разработал концепцию трех волн в человеческой истории. Каждая из них характеризуется определенным уровнем развития материального производства, состоянием общественных отношений, типом политических деятелей и использованием властью тех или иных средств.
   На наш взгляд, в определенной степени можно согласиться с позицией, что стадиальный подход совпадает с формационным. К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривали историю, как смену общественно-экономических формаций и ведущая роль в историческом процессе принадлежала материальным производительным силам. Характер их развития влиял на производственные отношения в обществе. Однако следует признать, что вопрос о соотношении понятий «формация» и «цивилизация» остается спорным и выходит за рамки монографии.
   Данный подход также можно условно назвать «универсалистским», исходя из распространенных представлений о наличии «общечеловеческой цивилизации». Для представителей всех течений данного направления характерно признание идеи общей для всех народов истории, системы так называемых «общечеловеческих ценностей». Соответственно, тем или иным странам и народам необходимо вливаться в единую, общечеловеческую цивилизацию.
   Условно к «универсалистскому» подходу можно отнести концепцию И. Валлерстайна. По мнению О.В. Плебанек, идеи И. Валлерстайна, как и работы С. Хантингтона, оказали существенное влияние на представления о глобальных акторах геополитики [236 - Глобальная геополитика. – С. 144.]. Хотя сам И. Валлерстайн, по словам О.В. Плебанек, отрицает цивилизационный подход, однако его теория мир-систем (состоящих из мир-империй и мир-экономик) имеет отношение к «геоцивилизациям». Формой существования миросистемы является «геокультура» (термин И. Валлерстайна), а содержанием «макроэкономика». И. Валлерстайн допускает, что в геокультуре всегда будут присутствовать как интегративные тенденции, так и центробежные, «оставляя место для партикуляристских культурных общностей» [237 - Глобальная геополитика. – С. 146.].
   Тем самым, признавая создание единой миросистемы и миро-экономики, И. Валлерстайн допускает и деление мира по геокультурам. В целом же, исходя из этого подхода, геоцивилизация может пониматься «как глобальная интегрированная миросистема, в той или иной степени (в современную эпоху) взаимодействующая со всеми сообществами» [238 - Там же. – С. 149.].
   Локально-культурологический подход (К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, А.Дж. Тойнби). Представители данного направления сделали акцент на культурных факторах. Любая цивилизация, по их мнению, связана с конкретной территорией, и основывается на определенных ценностях, идеях, символах, как правило, религиозных.
   Отцы-основатели указали на ряд цивилизаций, существовавших в мировой истории. Каждая из цивилизаций в своем развитии проходит несколько этапов: возникновение, расцвет, угасание, смерть. Все цивилизации проживают определенное количество времени (как правило, в среднем 1500 лет). На каждую цивилизацию воздействует ряд факторов (исторических, географических, культурных), кроме того, цивилизации имеют как общие черты, так и свою специфику.
   Н.Я. Данилевский вывел несколько законов существования данного феномена: 1) несколько народов, близких по языку, могут создать цивилизацию («культурно-исторический тип» в терминологии Н.Я. Данилевского), если способны по своим задаткам; 2) для формирования цивилизации необходима и политическая независимость; 3) начала одной цивилизации не передаются другой; 4) чем больше народов («этнографических элементов») входит в состав данной цивилизации, тем она многообразнее; 5) каждая из цивилизаций проходит определенные этапы в своем развитии [239 - Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. М., 2003. – С. 95–96.].
   О. Шпенглер указал на наличие определенных символов у каждой цивилизации, специфику ее мировосприятия. Геополитическим аспектом понятия «цивилизация» в концепции О. Шпенглера является то, что «культуры имеют границы не только во времени но и в пространстве» [240 - Глобальная геополитика. – С. 142.]. Немецкий мыслитель также соотнес угасание культуры с началом экспансии. В какой-то степени к нему здесь близки К.Н. Леонтьев и А. Тойнби. Первый из них полагал, что распространение империи вширь, это единственное спасение в период вторичного смешения [241 - См.: Емельянов-Лукьянчиков М.А. Иерархия радуги Русская цивилизация в наследии К.Н. Леонтьева, Н.Я. Данилевского, О.А. Шпенглера, А.Дж. Тойнби. М., 2008. – С. 475.]. А.Дж. Тойнби отмечал, что универсальное государство (или империя) возникает после надлома цивилизации и является попыткой взять под контроль социальный распад, «предотвратить падение в пропасть» [242 - Тойнби А.Дж. Постижение истории. – С. 497.]. Империя стремится представить себя как конечную цель существования, тогда как в действительности это фаза «в процессе социального распада» [243 - Там же. – С. 498.]. М.А. Емельянов-Лукьянчиков в связи с этим указывает, что империя здесь выступает, как способ своеобразного спасения цивилизационного наследия [244 - Емельянов-Лукьянчиков М.А. Указ. соч. – С. 471.].
   Интерес для международных отношений представляет и концепция Вызова-и-Ответа, на который должны отвечать цивилизации, предложенная А. Тойнби. В этой теории показаны не только факторы, ведущие к формированию цивилизаций, но и предложена стратегия межцивилизационных взаимодействий. И, хотя ряд мыслителей и ученых критикует эти взгляды английского историка (Л.Н. Гумилев), данная концепция нашла и последователей (напр. И.А. Василенко).
   К цивилизационному подходу иногда относят еще и этнологический, ярким представителем которого является Л.Н. Гумилев. Общее в данных подходах, действительно, есть. Этносы, согласно Л.Н. Гумилеву, отличаются друг от друга групповым самосознанием, а их функционирование связано с конкретным ландшафтом, за рамки которого они стараются не выходить. Этносы, как и цивилизации, проходят определенные этапы в своем развитии, а продолжительность этой жизни составляет примерно такой же срок, как и у цивилизаций.
   Вместе с тем, на наш взгляд, Л.Н. Гумилева не совсем можно отнести к представителям современной цивилизационной парадигмы в геополитике. Во-первых, этносы как таковые сейчас выступают самостоятельными субъектами международных отношений. Во-вторых, этносы могут приходить на смену один другому, а цивилизация тем не менее будет сохраняться. Яркий пример – это Китай, культура которого сохраняется на протяжении столетий и тысячелетий, в то время как этническая карта поменялась. В-третьих, отдельные народы могут входить в цивилизацию, делая ее многообразной. В-четвертых, на наш взгляд, понятие «этнос» также сопоставимо и с категорией «государство», так как один из видов этноса – нация, является продуктом формирования государства.
   Последние десятилетия появляются и иные подходы к интерпретации понятия «цивилизация». С оригинальной концепцией Осевого времени выступил К. Ясперс. Согласно его идеям, примерно в 800–200 гг. до н. э. началось рождение нового, современного человека. Поэтому данную эпоху К. Ясперс назвал Осевым временем. На огромных пространствах Евразии произошли серьезные изменения, затронувшие все великие культуры того времени: Древнюю Грецию, Израиль, Иран, Индию, Китай. Человек начинает глубже осознавать окружающий мир, ставить вопросы о смысле бытия, познавать идею Абсолюта, отрабатывать понятийный аппарат. Фактически в этот период происходило закладывание основ великих мировых религий. Эти процессы были уникальными, они происходили зачастую в изолированных друг от друга цивилизациях но у них было и общее. Мыслительная деятельность в древних культурах, новое качество мышления дали импульс дальнейшему развитию человечества в материальном и духовном плане. В то же время, К. Ясперс отмечал, что цивилизации, не затронутые Осевым временем (египтяне, вавилоняне), остались в прошлом.
   Интерес представляет анализ цивилизации Ф. Фернандеса-Арместо. Для него цивилизация – это отнюдь не фаза социального развития или не процесс коллективного самоусовершенствования, не кульминация прогрессивного развития и т. п. Цивилизация рассматривается автором как система взаимоотношений между человеческим обществом и миром природы. Поэтому она и может появиться где угодно, и нет каких-то особых «благоприятных» сред для ее возникновения. На наш взгляд, подход по-своему и заужен, игнорируется духовная сфера, упор больше делается на поведенческий аспект деятельности человека.
   В целом же обозначенные подходы, как универсалистский, так и локальный, явились основой для современных цивилизационных теорий, а также создали методологическую базу для анализа геоцивилизаций как таковых.
   На данном этапе понятие «цивилизация» продолжает характеризоваться крайней неопределенностью и расплывчатостью. Зачастую определения цивилизации отличаются неполнотой, противоречивостью. Можно согласиться с К.С. Гаджиевым, считающим этот факт, в некоторой степени, проявлением сложности и многообразия социокультурной жизни, невозможностью охватить все ее богатство каким-то одним определением. Исследователи по-прежнему выделяют два основных смысла: во-первых, это уровень материального производства; во-вторых – духовная культура.
   Если брать понятие «цивилизация» применительно к мировой политике, то и здесь наблюдается такое же разнообразие мнений и оценок.
   В.Л. Цымбурский отмечал, что цивилизация, это не просто «общность, основанная на сверхлокальных ценностях». Для него «Цивилизации-высокие культуры» – это группы народов (иногда отдельные народы), выделяющиеся из образующего ойкумену континуума культур – полуискусственных сред обитания людей – сразу по трем признакам:

   • каждая цивилизация воплощает с предельной отчетливостью определенный тип огосударствленной социальности;
   • она утверждает этот тип огосударствленной социальности на Земле, провозглашая себя носительницей специфического представления о последних причинах, целях и нормах существования мира и человечества; другими словами, цивилизация сплачивается вокруг некой сакральной вертикали, проецирующей само бытие данной группы народов с их традицией государственного строительства в трансцендентный план;
   • в своем самоутверждении она создает геополитический режим определенного, географически достаточно автономного ареала, выступающего на мировой карте как «твердыня» данной цивилизации; конечно, цивилизация может выходить далеко за пределы своего ареала-«твердыни», но тем самым она только утверждает его – и свое собственное – геополитическое и культурное доминирование над другими пространствами и их народами; в своей иерархической организованности, различающей основные, «ядровые» народы ареала-«твердыни» и народы периферийных приделов, цивилизации представляют высшую форму трайбализма, выработанную земным человечеством и пока что непревзойденную [245 - Цымбурский В.Л. Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы. 1993–2006. М., 2007. – С. 242–243.].

   Другими словами, для В.Л. Цымбурского цивилизации – это «только народы или группы народов, государственно контролирующие достаточно выделенный ареал в мировом географическом раскладе и при этом освящающие свою геополитику сакральной вертикалью, религией или идеологией, которая бы проецировала духовные и социальные предпочтения этих народов в сферу представлений о последних причинах и целях существования мира и человечества» [246 - Цымбурский В.Л. Коньюнктуры Земли и Времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования. М., 2011. – С. 56.]. Цивилизационная геополитика по В.Л. Цымбурскому должна в первую очередь рассматривать взаимоотношения ядра и народов периферии.
   Л.Г. Ивашов понимает под цивилизацией формирующиеся во времени и в пространстве различные культурно-исторические типы общества, отдельные геополитические, социальные, духовные структуры, отличающиеся друг от друга не только по характеру производства, социально-экономическому строению, но и по образу жизни человека, обычаям, мифологии, мышлению, религиозному сознанию [247 - Ивашов Л.Г. Россия или Московия. – С. 179.].
   Для А.Г. Дугина цивилизации – это широкие и устойчивые географические и культурные зоны, объединенные приблизительно общими духовными, ценностными, стилистическими, психологическими установками и историческим опытом. Чаще всего (но не обязательно) эти зоны совпадают с границами распространения мировых религий. В состав такой цивилизации может входить несколько государств, притом имеют место быть случаи, когда границы цивилизаций проходят по отдельным государствам, разделяя их на части [248 - Дугин А.Г. Теория многополярного мира. – С. 464–465.]. Следует отметить, что большинство исследователей трактует цивилизацию примерно в таком же направлении.
   На наш взгляд, цивилизация – сложная, многоуровневая, социокультурная организация, формирующаяся на основе общих ценностей, занимающая значительную территорию. Основными элементами цивилизаций являются:

   • ценностное ядро,
   • сложная многоуровневая социокультурная и политическая организация,
   • территория.

   В любой из цивилизаций существует комплекс ценностей, знаний, и норм, составляющих ее ядро. О характере этих ценностей ведется дискуссия. Основоположники цивилизационного подхода и С.П. Хантингтон считают главным элементом цивилизации религию [249 - См. Хантингтон С.П. Столкновение цивилизаций. М., 2003. – С. 49.]. Другие оспаривают эту позицию.
   К.С. Гаджиев, фактически признавая религию одной из составных частей цивилизации, выступает против распространенного отождествления данных понятий. Так, он рассматривает ислам и задается вопросом: можно ли ставить знак равенства между Турцией и Ираном, Индонезией и Ираком? К какой цивилизации отнести Казахстан, населенный почти поровну христианами и мусульманами? Если мы говорим о православно-славянской цивилизации, то к кому отнести чехов и поляков? Нельзя забывать, считает К.С. Гаджиев, что часто цивилизация либо империя выбирают ту или иную религию, по-своему переваривая ее [250 - См. Гаджиев К.С. Указ. соч. – С. 162–163.].
   Сравнивать указанные К.С. Гаджиевым исламские страны можно. Тем более что и их население причисляет себя к единому мусульманскому миру. Вместе с тем, мир ислама состоит, минимум, из четырех субцивилизаций: арабской, тюркской, персидской и малайской. Названные автором страны относятся к данным элементам. Казахстан – это фактически осколок огромной страны. Но сейчас, возможно, его имеет смысл отнести к миру ислама. Термин «православно-славянская цивилизация» относится, в первую очередь, к странам, где живут славяне, исповедующие православие. Поэтому чехи и поляки не могут относиться к этой цивилизации. Они – составной элемент Запада.
   Критиком тезиса С. Хантингтона о взаимосвязи мировых религий и цивилизаций выступал В.Л. Цымбурский. Среди его основных аргументов можно указать следующие:

   • истории известны великие религии, оказавшиеся невостребованными в цивилизационном строительстве: например, иудаизм и манихейство;
   • цивилизация может выработать себе новую религию на своей уже вполне развитой стадии; таким образом «мировидение и аксиология религии бывают производны от уже определившегося стиля цивилизации», что наблюдалось в Китае, где был даосизм, конфуцианство;
   • религия может разделять цивилизацию, в то же время именно «терзаемая конфессиональным расколом, цивилизация умеет выработать консенсус, превосходящий вероисповедное разделение», как это было в Европе в 1648 г. после страшной Тридцатилетней войны; В.Л. Цымбурский здесь полемизирует с В. Соловьевым, заявляя, что «христианство не сплачивает исповедующие его цивилизации, но служит основанием для их размежевания»;
   • ни одна из цивилизаций восточной, индо-тихоокеанской части Старого Света не выступает в своей истории как «центрированная» вокруг какой-то одной, неизменно исповедуемой религии»; здесь можно наблюдать «гамму» из нескольких религий [251 - При этом В.Л. Цымбурский все-таки признает, что «в пределах одной эпохи какая-то из религий – будь то конфуцианство, синтоизм, индуизм или буддизм – может исполнять в «гамме» основную, тонообразующую роль, тогда как иные религии разнообразят «гамму» дополнительными возможностями осмысления судеб космоса и человека».];
   • история евроазиатского Востока, взятая сама по себе, в принципе не могла бы натолкнуть на идею характеризовать цивилизацию через исповедание какой-то одной религии;
   • определение цивилизации через одну религию есть дошедшая до нас от средневековья идея Запада. Вопрос только в том, насколько такое привычное самоописание западных цивилизаций покрывает подлинную историю их самих.

   В.Л. Цымбурский признает, что в период своего становления цивилизации используют формотворческий и «энергетический» потенциалы религий, «несущих на своих священных писаниях печать иных цивилизационных ареалов». Так было и с христианством в Европе и буддизмом в Японии. Но если в Японии возросло значение синтоизма, то в России и в Европе религия заменяется «секулярными идеологиями большого стиля» [252 - Цымбурский В.Л. Остров Россия. – С. 243–245.].
   Таким образом, констатирует В.Л. Цымбурский, «отношения между религиями – картинами устроения Града Небесного и «цивилизациями-высокими культурами» как попытками строительства реально самодовлеющего Града Земного неоднозначны и подвижны. Потому вульгаризаторским выглядит стремление С. Хантингтона преподносить любые религиозно мотивированные или религиозно рационализированные распри под этикеткой «цивилизационных столкновений» [253 - Там же. – С. 245.].
   Хотя цивилизация, по В.Л. Цымбурскому, и выступает в каждый период своего зрелого существования как «тип духовности и социальности, подведенный под религиозно или квазисекулярно трактуемую сакральную вертикаль, однако непрерывность бытия цивилизации не требует в качестве предпосылки ни неизменности социального устройства, ни постоянства сакральной маркировки». Ценности, мировоззрения и институты могут меняться во времени: «Цивилизация – оплот католицизма становится очагом секулярного либерализма… Земля Будды разочаровывается в буддизме. Метрополия восточного христианства преобразуется в геополитическую «твердыню» ислама, а Святая Русь, объединявшаяся вокруг Белого Царя, оборачивается заветным «отечеством пролетариата всех стран». Для В.Л. Цымбурского главное, «не та или иная маркировка как таковая, но сама авторитетная маркированность народа или группы народов, поддержанная долгосрочным геополитическим строительством, за ареальной «оградой» которого тип духовности и социальности выявляет свой потенциал спонтанной эволюции, не прекращая, однако, «облучать» своим меняющимся воздействием соседние, духовно, социально и геополитически менее «специализированные» группы народов» [254 - Цымбурский В.Л. Остров Россия. – С. 246.].
   С.Д. Баранов, полемизируя с идеями С. П. Хантингтона, также приводит ряд тезисов. Религия и вера, по его мнению, это коллективный или индивидуальный выбор пути, в него нельзя автоматически записывать всех. Например, если человек родился в России или в Румынии, он не становится автоматически православным христианином. Тем более, что большинство граждан этих стран имеют слабое отношение к Церкви. Разделяя цивилизации по конфессиям, можно прийти к странной ситуации, когда те же западные и восточные украинцы оказываются чуждыми друг другу. Полное господство православия над душами людей, по его мнению, продолжалось в России не более пяти веков (с начала XV – по начало XX в.), подобная ситуация была и в Западной Европе. А цивилизация – это более устойчивая и длительная форма земной жизни, которую религия меняет в отношении к своим приверженцам, а не автоматически ко всем членам общества [255 - Баранов С.Д. Восточно-европейская цивилизация: структурные черты, прошлое, настоящее. URL: http://www.ruskline.ru/analitika/2011/05/02/vostochnoevropejskaya_ civilizaciya_strukturnye_cherty_proshloe_nastoyawee/?p=0].
   Можно согласиться с приведенными выше аргументами В.Л. Цымбурского и С.Д. Баранова. Но, ядром культуры является знание, а каким оно было вначале у любого народа? Преимущественно религиозным, хотя где-то постепенно и начинало заменяться научным. Но даже если религия оказывается вытесненной на задворки общественного сознания, все равно остаются архетипы поведения, менталитет, заложенные ею. Что касается В.Л. Цымбурского, то он все-таки признает наличие религиозных ценностей в любой цивилизации, хотя и выступает против прямого отождествления мировой религии и цивилизации, с чем частично можно и согласиться.
   Вместе с тем, если согласиться с тем, что ядром цивилизации является аксиологический компонент, а не когнитивный, то возникает вопрос: а что является основой его формирования? Первые ценности все-таки были религиозными. Анализ аксиологической составляющей западного, исламского и других обществ показывает, что именно религиозные ценности, в основном, становятся ядром цивилизации, определяют поведение людей, их взаимоотношения с представителями других стран и народов. Невозможно исламскую или индийскую цивилизации представить без религии. На первом этапе истории различных цивилизаций (но не всех) она играла существенную роль, но затем отходила на второй план. Например, в той же Европе. Однако и здесь, если брать ценностное ядро западного общества, мы увидим, что либеральные идеалы фактически вытекают из протестантизма. В качестве компромисса можно признать, что ядром цивилизации являются как религиозные, так и иные, ценности.
   Отечественный исследователь Е.Б. Рашковский [256 - См. Рашковский Е.Б. Цивилизационная теория: познание истории – познание современности // Мировая экономика и международные отношения. – 2008. – № 8. – С. 78–79.] отмечает, что опыт любой цивилизации охватывают и пронизывают так называемые «человеческие смыслы», влияющие и на ее ценностное ядро. Данный опыт взаимосвязан с приспособлением человека к окружающей среде, с характером ответа на возникающие вызовы, идущие как из внешней, так и из внутренней среды. Помимо этого, цивилизационная практика взаимосвязана и с приспособлением человека к самому себе, своему внутреннему миру, с возможностью раскрытия индивидом своего внутреннего потенциала.
   Человеческие смыслы, пронизывающие цивилизацию, выстраиваются в целую систему цепочек: божественность-человек, жизнь-смерть, время-вечность, речь-молчание, общество-индивид, мужеское-женственное, богатство-бедность, досуг-труд, власть-подданство, центр-периферия, лукавство-прямодушие, право-бесправие и т. д. Эти цепочки и представляют из себя систему ценностей. В обозначенных смысловых координатах проявляются образы цивилизаций, характер происходящих в них изменений, специфика межцивилизационных взаимодействий [257 - Там же.].
   Данные взаимодействия порождают массу вопросов, ответы на которые приводят к возникновению новых ситуаций внутри цивилизаций, к застою или развитию, к кризису или возрождению, к изменению самого лица культур. Любую из цивилизаций пронизывают подобные противоречия. Например: рациональности и веры на Западе; святости и греха в России; власти и культуры в Китае; смирения и протеста в исламе; жизнеутверждения и мироотрицания в индуизме и буддизме и т. п. [258 - Рашковский Е.Б. Указ. соч. – С. 79.]
   В этой связи возникает и еще одна важная проблема, актуальная для цивилизаций. Основатели цивилизационного подхода, постулируя тезис о неизбежности определенных этапов в истории цивилизации (рождение, развитие, упадок, смерть), вызывали на себя критику в игнорировании роли человека, проблемы человеческой свободы (Рашковский Е.Б.). Однако, как считает Е.Б. Рашковский, без учета фактора свободы, «действующего в глубинах личности и межличностной коммуникации, едва ли можно понять свойство иных цивилизаций выживать в непредвиденных внешних обстоятельствах и внутренних ломках. Равно как без такого учета вряд ли понять их адаптивность, их способность воспринимать и самим продуцировать новую проблематику отношений человека к природе, к системам человеческого общения, новую проблематику отношений человека к самому себе» [259 - Там же. – С. 77.].
   Добавим также, что индивид свободен принимать либо отвергать те или иные символы, давать оценки различным явлениям, наполнять новым содержанием старые ценности. Все это и проявляется в существовании тех или иных систем ценностей, в символике цивилизации.
   Большую роль в любой цивилизации играет и самоидентификация людей. С.П. Хантингтон выделяет несколько уровней, принадлежащих к той или иной цивилизации. Например, житель Рима может ощущать себя в различной степени римлянином, итальянцем, католиком, христианином, европейцем и жителем Запада. Цивилизация, к которой человек принадлежит, является для него самым высоким уровнем, помогающим ему четко идентифицировать себя. Цивилизации – это самые большие «мы», внутри которых каждый индивид ощущает себя в культурном плане как дома и отличает себя от всех остальных, или от «них».
   Цивилизации являются многосторонними целостностями, несмотря на то что границы между ними редко бывают четкими. Они также имеют длительную продолжительность жизни, могут адаптироваться к окружающей среде, изменяться. По С.П. Хантингтону, их уникальная и особенная сущность заключается в «длительной исторической непрерывности» [260 - Хантингтон С.П. Указ. соч.]. Цивилизации могут пережить смену политических режимов, систем, социально-экономические потрясения.
   Мы уже говорили о ценностных противоречиях, пронизывающих любую цивилизацию. Но, помимо них, внутри цивилизации содержится множество других конфликтных цепочек: верхи-низы, город-деревня (или степь: смотря по историческим обстоятельствам), центр-периферия, элита-массы, официальные ценности и смыслы – низовые «контркультуры» [261 - Рашковский Е.Б. Указ. соч. – С. 83.].
   Многообразны не только внутрицивилизационные противоречия, но и контакты между входящими в цивилизацию обществами: союзы, слияния, разделения, войны, покорение одних другими, поглощение, разрушение. Одни объединения исчезают, появляются другие, обрываются связи между какими-то частями. Но во все периоды, по замечанию А.А. Зиновьева, «имеет место быть какая-то совместность и преемственность – историческая совместность». В результате совместной жизни составные элементы оказывают влияние друг на друга. «Они совместными усилиями создают нечто общее, что в тех или иных формах развивается у них по отдельности, делает их сходными в этих отношениях – социально родственными» [262 - См. Зиновьев А. А. Фактор понимания. М., 2003. – С. 319–320.].
   В рамках одной цивилизации может одновременно существовать одно или несколько государств, они могут быть монархиями или республиками, федерациями или конфедерациями, империями или городами-государствами. В них могут существовать демократические или авторитарные, тоталитарные или переходные политические режимы.
   На наш взгляд, могут возникать не только цивилизационные образования, но и объединения внутри них, или так называемые субцивилизации, например, евроатлантическая цивилизация сейчас распадается на две основные части: англо-американская и континентально-европейская [263 - Хотя некоторые исследователи (Ю.В. Яковец) выделяют и еще один элемент в качестве цивилизации, но на самом деле являющийся частью евроатлантики – океаническую цивилизацию.]. Возможно существование нескольких африканских субцивилизационных образований (с центрами в ЮАР и в Нигерии). Это может сделать и делает мир еще более многообразным и полицентричным.
   С другой стороны, на наш взгляд, все цивилизации могут образовывать так называемые метацивилизации. По В.А. Дергачеву, «… это концептуальное объединение нескольких цивилизаций на основе определенных общих признаков… например, Запад и Восток» [264 - Дергачев В.А. Геополитика. Русская геополитическая энциклопедия. 2010. http://dergachev.ru/Russian-encyclopaedia/12/70.html.]. Можно сказать и по-другому: это крупные родственные социокультурные образования. Раньше в политологии и геополитике встречались выделения двух таких «метацивилизаций»: Запад и Восток. Интересный подход есть у нашего философа Г.С. Померанца. Он вместо термина «метацивилизация» предложил иное понятие: «субэкумена», выделив три такие «субэкумены»: средиземноморскую, индийскую и китайскую.
   Свой вариант метацивилизаций предложил С.В. Хатунцев. По его мнению, существует три метацивилизации в Старом Свете, разделенные на шесть цивилизационных субъектов. Это метасистемы:

   • Европа-Россия («метацивилизация христианства» или метацивилизация Севера);
   • Китай-Индия (т. е. метацивилизация Востока);
   • арабо-персидский мир – Черная Африка (метацивилизация Юга).

   В Новом Свете, по его мнению, существует еще одна такая система, состоящая из двух культурно-исторических миров. К особым мирам относятся Австралия и Океания [265 - Хатунцев С.В. Лимитрофы – межцивилизационные пространства Старого и Нового Света // Полис. – 2011. – № 2. – С. 86–87.].
   Отталкиваясь от приведенных выше размышлений, выделим условно два основных современных типа, которые можно назвать мегацивилизациями, так как приставка «мега» означает «большой», «огромных размеров», «растянутый», а с учетом охвата территорий, которые заняли два этих типа цивилизаций, данный термин звучит более оправданным.

   I. Средиземноморский тип:
   1) евроатлантическая (к которой по ряду критериев можно отнести континентально-европейскую, англо-американскую субцивилизации), российская и иберо-американская цивилизации; к ним же можно добавить и океаническую субцивилизацию [266 - Термин Ю.В. Яковца.];
   2) исламская цивилизация (арабская, персидская, тюркская и малайская субцивилизации).
   II. Индо-тихоокеанский тип:
   1) индийская цивилизация;
   2) конфуцианская цивилизация (с четырьмя субцивилизациями: китайской, японской, корейской, вьетнамской);
   3) буддистская (в которую можно включить два крупных разрозненных ареала или две субцивилизации: монгольскую и индокитайскую).

   Уже в древности между двумя этими регионами были проложены мостики: 1) Индийский океан, который напрямую связывал два названных анклава еще на заре человеческой цивилизации; 2) империя Александра Македонского и последующие греческие царства в Азии [267 - Не случайно сейчас указывают на элементы греческой культуры в буддизме.]; 3) империи арабов и Чингисхана, ставшие тем мостиком, по которому достижения из Поднебесной потихоньку перетекли в Европу и были развиты западной цивилизацией.
   Деление условное, спорное. Вместе с тем оно показывает все-таки наличие крупных цивилизационных образований и определенную родственность всех культур. Это лишний раз говорит о недопустимости разговоров про «конфликт цивилизаций», а с другой стороны, об определенных культурных предпосылках глобализации: у всех цивилизаций есть что-то родственное, общее, несмотря на их уникальность и неповторимость.
   Но, тем не менее, у каждой цивилизации есть свое контролируемое пространство и ядро. С.В. Хатунцев также указывает, что все они разделены лимитрофным поясом, отделяющим пространства цивилизаций друг от друга [268 - Хатунцев С.В. Указ. соч. – С. 87–88.].
   Формирование цивилизации может происходить разными путями, в том числе и посредством создания своей сферы культурного влияния либо некоторые государства будут передавать часть суверенитета цивилизационному ядру, о чем в свое время писал и С. Хантингтон. Если при формировании современных империй главными критериями будут выступать в первую очередь политические и экономические факторы, то в цивилизациях социокультурные, а затем уже политические и экономические.
   По мере эволюции цивилизации, число и природа составляющих ее образований могут изменяться. Это может быть одно государство или несколько. Во втором случае возникает стержневое государство, к которому примыкают другие на основе цивилизационной общности. Тогда вполне возможно возникновение конфедерации.
   Государства могут входить в определенную цивилизацию не на основании политико-правовых договоров, соглашений, союзов, а на основании политико-культурном. Как отмечает С. Г. Киселев, на первый взгляд кажется, что это хрупкая система, на деле же она, «особенно в отдельные периоды истории народов и государств, бывает гораздо крепче договоров и политических союзов» [269 - Киселев С.Г. Указ. соч. – С. 15.].
   Разумеется, такое бывает не всегда, но с мнением автора можно согласиться. Сколько бы войн и конфликтов не было внутри Европы, но в целом европейцы уже длительное время ощущают себя единой общностью.
   Цивилизации не являются чем-то замкнутым, а взаимодействуют в процессе своего развития (или «соразвития», по терминологии Е.Б. Рашковского). В ходе взаимодействия цивилизаций происходит трансляция, передача знаний, опыта, ценностей от одной культуры к другой, а вместе с этим и разного рода ассимиляции, синтезы, симбиозы и т. п. Например, российская цивилизация формировалась под сильным влиянием Византии, кочевников Евразии, Запада, ислама. Западная цивилизация не могла не испытывать влияния античного наследия, Византии, арабского мира.
   Особенно актуально тема взаимовлияния звучит в наше время, когда мир фактически сжимается, превращаясь в «глобальную деревню». Представители различных цивилизаций распространяются по всему миру, неся во все уголки Земли свою культуру: ислам распространяется не только в Африке, но и в Европе, в Северной Америке. В начале 20-го столетия буддизм был популярен среди интеллектуалов Европы.
   Все это сказывается на степени различий, либо похожести цивилизаций друг на друга. Например, у западной и российской цивилизаций больше схожих черт, нежели у евроатлантической и конфуцианской. Исследователи в связи с этим выделяют такой феномен, как «периферийные» или «пограничные» цивилизации. Они характеризуются переплетением различных культурных элементов внутри одной цивилизации, а также столкновением и конфликтным сосуществованием в рамках одной и той же социокультурной макрообщности различных способов решения коренных экзистенциальных противоречий (таких, как человек-природа, индивидуум-социум, традиция-инновация).
   Говоря о внутрицивилизационных противоречиях, отметим, что цивилизации постоянно получают Вызовы, как со стороны внешней среды, так и изнутри и дают на них ответы. Можно согласиться с мнением Я.Г. Шемякина, что цивилизация – это особый, коренным образом отличающийся от первобытности, способ решения фундаментальных противоречий бытия мыслящей материи [270 - См. Цивилизационный подход: методологические аспекты. Материалы круглого стола // Восток. – 1992. – № 3. – С. 25.]. Большую роль при этом играет не только система ценностей, но и личностное начало или «фактор свободы». Характер ответов на многочисленные вызовы способствует застою либо развитию цивилизации, и, соответственно, ведет к неравномерности всего исторического процесса. В случае прекращения работы механизма решения фундаментальных противоречий, происходит крах цивилизации.
   История цивилизаций «включает и историю установления контактов межу ними» (Ф. Фернандес-Арместо). Это неизбежно ставит вопрос еще об одном важном элементе цивилизаций – их территориях. Любая цивилизация фактически конституируется территорией. По замечанию М.В. Ильина, цивилизации, как таковые, часто формируются из исторических империй, микроэкономий и вселенских церквей [271 - ]. Добавим сюда еще и роль государств, не обязательно империй. Через империи и государства цивилизация часто реализует свою историческую энергию, выражает себя. Вместе с тем среди ученых есть позиция, согласно которой территориальный рост цивилизаций в последствии ведет к их надлому.
   Затрагивая вопрос о границах цивилизаций, отметим позицию С.П. Хантингтона (разделяемую, впрочем, и другими учеными, к примеру А.Г. Дугиным), считающего, что границы цивилизаций размыты. Это зачастую связано с тем, что люди, проживающие на определенной территории, могут считать себя принадлежащими другой цивилизации. Например, представители исламской цивилизации сейчас разбросаны по всему миру. Также можно сказать и об индийской цивилизации, представители которой имеют большие диаспоры в Южной Африке, в Юго-Восточной Азии, на Карибах и в Европе.
   В то же время тот или иной регион также может менять культурную ориентацию. Например, Восточное Средиземноморье входило долгое время в состав античной, потом византийской цивилизации. Однако в результате арабских завоеваний оно было утеряно для христианских цивилизаций (Византии и Европы). Индия долгое время была опорой буддизма, однако он оттуда постепенно был вытеснен в другие регионы. Центральная Азия сначала преимущественно входила в сферу влияния иранской цивилизации, но постепенно превратилась в арену борьбы трех цивилизаций: буддистской (Тибетская империя), конфуцианской и исламской (в лице Арабского Халифата, а потом кочевников-тюрков). Последняя и стала победителем в ходе ожесточенной борьбы.
   В связи с этим С.В. Хатунцев предлагает более активно вводить в культурно-цивилизационную и историческую картину мира понятия «лимитрофов», полагая, что это даст больше эврестических возможностей, нежели концепция С. Хантингтона [272 - Хатунцев С.В. Указ. соч. – С. 98.].
   Можно вспомнить уже упоминавшиеся выше пограничные цивилизации, которые исследователи затрудняются отнести к тому или иному феномену. Яркий пример здесь – Латинская Америка. Вероятно, сюда можно отнести и Восточную Африку, испытывающую перекрестное влияние исламской и индийской цивилизации, а также имеющей все шансы в отдаленном будущем войти в состав формирующейся африканской цивилизации.
   Часть цивилизационного ареала может быть поглощена соседями. Например, греки в Малой Азии длительное время находились под властью Персидской империи, в то же время являясь неотъемлемой частью (в культурном плане) греческой цивилизации.
   Особые отношения в любой цивилизации существуют между центром и периферией: они могут иметь разные способы взаимодействия, неодинаковые принципы функционирования. Например, в античные времена Италия и восточные провинции Римской империи отличались в своем развитии. Так и в современном мире. Многое зависит и от того, останется Россия (или другая страна, например Индия) государством-цивилизацией либо станет ядром, вокруг которого объединятся политии на основе единой социокультурной идентичности.
   Цивилизация может существовать в форме империи. Классические примеры – Рим, Россия с XVIII в. Но не всякая цивилизация может быть империей, так же как и не любая империя уже является цивилизацией. Например, древнегреческая цивилизация не была империей. С другой стороны, Бразильская империя (1882–1889) не была цивилизацией, а Британская (1497–1949) – являлась частью Запада. Цивилизация древнего Ирана имела несколько империй. Самая ранняя – это империя Ахеменидов. Далее в рамках древнеиранской цивилизации возникло еще несколько империй: Понтийская, Парфянская и, в какой-то степени, Великая Армения, затем империя Сасанидов. Позднее, уже в рамках исламской цивилизации, существовала иранская империя Саманидов.
   Что касается исламской цивилизации, то сначала она была объединена одной империей, но позднее в исламском мире существовало еще несколько имперских образований, отражающих, порой, и субцивилизационную структуру (например, империя Саманидов – иранская по своему характеру, а держава Османов – тюркская).
   Точно так же и цивилизация Запада имела несколько имперских форм, притом одновременно Британскую, Французскую, Австро-Венгерскую и ряд других образований. Империи могут чередоваться на всем протяжении существования одной цивилизации. В Европе это сменяющие друг друга Испанская, Португальская, Голландская и т. п. В рамках исламской – это пока две великие империи – Арабская и Османская. В современном мире империя, на наш взгляд, может быть только унитарным государством или федерацией. В свою очередь, цивилизация, все-таки, может выступать и в роли конфедерации.
   Как империя, так и цивилизация, строятся на основе определенной идеи. Но если в цивилизации преобладает, «ценностный проект», и цивилизация просто стремится к сохранению своих ценностей, то империя все-таки более направлена на расширение своей территории, на экспансию. Т. е. империя, более «космическое образование», нежели цивилизация. Однако границы империй будут более отчетливы, нежели границы цивилизаций, так как империя представляет из себя более политическое образование. В империи граждане могут ощущать себя частью некоего политического, идеологического и экономического целого, принадлежа к разным типам культуры. А цивилизация, как таковая, все-таки предполагает культурное единство. Вместе с тем допустимо совпадение империи и цивилизации, как это имело место быть с цивилизацией инков или ацтеков.
   А.Г. Дугин, уделяя внимание в своих работах вопросу о соотношению данных феноменов, указывает на два способа интеграции больших социальных пространств: 1) культурный, выражением которой является цивилизация; 2) политический, проявляющийся в форме империи [273 - Дугин А.Г. Теория многополярного мира. – С. 249.]. Другими словами, по мнению автора, цивилизация, это «большое пространство, объединенное философией, культурой и образом мысли». А империя – это в первую очередь единство и централизация с точки зрения политической власти, а культурная общность вторична [274 - Там же. – С. 249.]. Вместе с тем он также признает, что термин «цивилизация» может иметь политический смысл, а термин «империя» – цивилизационный [275 - Там же. – С. 251.].
   Возможен вопрос о соотношении цивилизаций прошлого и современности: почему именно сейчас цивилизация является одной из альтернатив государству? Раньше субъектами цивилизации, главным образом, выступали империи и государства. К примеру, цивилизация Средневекового Запада существовала в форме Священной Римской империи Германской нации.
   Сейчас цивилизация является интегрирующим ядром для других стран. Например, цивилизация Средневекового Запада буквально порождала империи, теократии, города-государства, княжества, герцогства… В наше время на основе цивилизационной идентичности происходит объединение государств.
   В геополитике для обозначения современных цивилизаций начинает использоваться категория «геоцивилизация», подчеркивающая их статус геополитических акторов и акцентирующая внимание на пространственном аспекте функционирования данного феномена [276 - Глобальная геополитика. – С. 149.].
   О.В. Плебанек, занимаясь проблемой геоцивилизационной динамики, выделила несколько этапов существования рассматриваемого явления. На первом этапе происходит формирование социокультурной матрицы, «отвечающей условиям существования большой группы людей, выходящей за пределы этнических, политических и иных границ» [277 - Плебанек О.В. Алгоритмы геоцивилизационной динамики // Геополитика и безопасность. – 2011. – № 3. – С. 21.]. Здесь большую роль играют так называемые аттракторы, способствующие собиранию системы, формированию цивилизационного пространства [278 - Там же.]. В глобальной политике такими аттракторами могут выступать те или иные страны, объединяющие вокруг себя другие государства.
   На втором этапе образуется система ценностей, определяющих содержание матрицы геоцивилизации [279 - Там же.]. Здесь исследователь оговаривается, что на предыдущем этапе система духовных ценностей носила как правило эклектический, неоформленный характер. Теперь имеет место упорядочение существующих ценностей. Затем налаживается функционирование всех социальных институтов и воспроизводство системы. И последний этап – это распад геоцивилизационной матрицы [280 - Там же. – С. 22.].
   Соглашаясь с данной схемой, мы можем предложить и еще один вариант цивилизационной динамики, который, по всей видимости, действует не всегда. На первом этапе возникает ядро будущей цивилизации, формируется ее ценностная основа. На втором этапе происходит формирование цивилизационного пространства, но оно, как правило, недолговечно и потом распадается на множество мелких государств. На последнем этапе можно наблюдать формирование нового «Большого пространства» цивилизации. Не все, но некоторые цивилизации, подтверждают данный тезис.
   К примеру, в Западной Европе с крушением римского мира появляется новая цивилизация, оформившаяся сначала в виде «варварских королевств». Позднее (к 800 году) образуется империя Карла Великого, со временем распавшаяся на множество мелких политических единиц. В наше время происходит интеграция европейского пространства. Примерно такая же ситуация с исламской цивилизацией. Возникшая империя арабов распалась, однако сейчас наблюдаются процессы консолидации исламского мира.
   Православная цивилизация также начала формироваться в рамках Киевской Руси: государства, занимавшего огромные пространства вдоль пути «из варяг в греки», однако с XIII века наступает период распада этого единства, вхождение части народов в иную цивилизацию. С XVII в. начинается процесс собирания русских земель.
   К этим трем цивилизациям с долей условности можно добавить Индию. В IV–VI вв. часть полуострова была объединена империей Гуптов, в рамках которой, фактически, были заложены основы современной индийской цивилизации.
   Если брать конфуцианскую цивилизацию, то она никогда не была единой, вместе с тем ее ядро – Китай – на протяжении нескольких тысяч лет проходил примерно одинаковые стадии: объединение страны-распад государства-объединение…
   До сих пор нет четкого списка современных цивилизаций. С. Хантингтон указывал на такие цивилизации, как западная цивилизация, исламская, индуистская, синская, японская, латиноамериканская, православная, буддистская, африканская.
   Однако японская цивилизация является субкультурой более широкой – конфуцианской общности. Что касается буддистской цивилизации, то в ближайшее время вряд ли возможно ее становление как актора геополитики. Во-первых, ее культурный центр находится под контролем другой цивилизации. Во-вторых, буддистские страны разорваны и фактически не смогут создать единое цивилизационное поле.
   И.А. Василенко выделяет пять основных цивилизаций: западно-христианскую, православно-христианскую, исламскую, индуистскую, конфуцианско-буддистскую [281 - Василенко И.А. Геополитика современного мира: учеб. пособие. М., 2010. – С. 53.].
   Другие исследователи приводят более расширенные списки. К примеру, Ю.В. Яковец называет десять цивилизаций: евразийская, западноевропейская, североамериканская, латиноамериканская, японская, китайская, индийская, мусульманская, африканская, океаническая [282 - См. Яковец Ю.В. История цивилизации. М., 1997.]. По поводу японской и китайской цивилизаций речь уже шла выше. На наш взгляд, также североамериканская и западноевропейская являются двумя частями единого целого: евроатлантического мира. Океаническая цивилизация (Австралия, Новая Зеландия) скорее всего являются субцивилизацией Запада или частью англоамериканской субцивилизации.
   И.Ф. Кефели обозначает следующие цивилизации: западная, русско-православная (русско-евразийская, российская), конфуцианская, индская, арабо-мусульманская, латиноамериканская, тропически-африканская [283 - Кефели И.Ф. Философия геополитики. – С. 66.]. На наш взгляд, данный перечень является более полным, так как очевидна тенденция формирования цивилизационного пространства в Ибероамерике, а в будущем такое возможно и в Африке.
   На наш взгляд, сейчас можно выделить такие цивилизации, как западная (или евроатлантическая), российская (у нее несколько названий: евразийская, православная, православно-славянская), конфуцианская, индийская, исламская, латиноамериканская, африканская. Каждая из этих цивилизаций имеет потенциал для дальнейшего развития в современном мире.
   Запад состоит из двух основных субкультур: англо-американской и континентально-европейской, к которым можно еще добавить и океаническую. Есть мнение, что особой частью евроатлантики является российская цивилизации, но к этому вопросу мы еще вернемся.
   Сейчас модно говорить о кризисе Запада [284 - См. напр. Бьюкенен П. Смерть Запада. М., 2003.] и даже можно сравнить то, что происходит в Европе с эпохой упадка Рима. По крайней мере, частично развитие ситуации напоминает то, что было в Римской или в Византийской империях периода их заката. Но, несмотря на кризисные моменты, характерные для Запада, на данном этапе эта цивилизация сохраняет лидирующие позиции, она пока доминирует на рынке идей, оказывая интеллектуальное влияние на весь мир. Евроатлантическая цивилизация может существенно воздействовать на политическую и экономическую ситуацию в мире, имея огромный потенциал.
   Отмечая сложности современной евроатлантической цивилизации, некоторые исследователи осторожны в своих высказываниях. Например, Д. Белл замечает, что упадок, «это всегда относительное понятие. Он никогда не бывает абсолютным. И если, например кто-то намерен рассуждать об упадке Соединенных Штатов, ему необходимо обратить внимание на структурные изменения, скрывающиеся за поверхностностью явлений…» [285 - Белл Д., Иноземцев В.Л. Указ. соч. – С. 61.]. В.Г. Хорос, как уже отмечалось выше, также указывает на позитивные тенденции в западной цивилизации, связывая их в первую очередь с ростом сторонников альтернативного жизнеустройства, отвергающего дух потребительства и рыночного фундаментализма [286 - Хорос В.Г. Указ. соч. – С. 93.].
   Конфуцианская цивилизация. Современные исследователи (например, И.А. Василенко, В.Г. Хорос) полагают, что конфуцианская этика (прилежание, бережливость, послушание старшим и т. п.), культ знания и образования, китайский прагматизм помогут дальнейшему развитию этой цивилизации. Сюда можно добавить и умелое сочетание традиции и инновации, присущее современной конфуцианской цивилизации.
   Отметим также и стремление социума, его лидеров к достижению общественной гармонии. С одной стороны, сильная централизованная власть в конфуцианской цивилизации выступала в роли тормоза прогресса. Но современная ситуация на Дальнем Востоке (Китай, а еще раньше – Тайвань, Сингапур, Южная Корея, Япония) дает пример ведущей роли государства в деле реформирования общества. Л.С. Васильев отмечает, что традиционный китайский социум давал индивиду больше возможностей для самореализации, нежели исламский [287 - Васильев Л.С. История религии Востока: учебное пособие для вузов. М., 2006. – С. 689–690.].
   Китай постепенно и непреклонно ведет политику по развитию конфуцианской цивилизации. Этому способствуют, помимо указанных выше, и такие факторы, как экономическая и военная мощь страны, демографический потенциал и рост международного авторитета. Но Китай не только постепенно проникает в близлежащие регионы, но и последнее время руководство страны разрабатывает концепцию морской цивилизации, тема моря все более активно занимает умы китайской элиты, уже выдвигается идея о вступлении Китая «в эпоху морей и океанов» [288 - Мигунова О.В. Китай как морская цивилизация (об одном аспекте трансформации китайской цивилизационной идентичности) // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 1. – С. 59.].
   Положительной стороной индийской цивилизации в современном мире также является культ знания. К числу сильных сторон исследователи относят изучение возможностей человеческой психики. Стремление к самосовершенствованию неизбежно должно вести и к улучшению социума, к гармонизации общественных отношений.
   Как полагает И.А. Василенко, модель гражданского неповиновения, разработанная и примененная на практике лидером борьбы за независимость Индии М. Ганди, «обладает большим эвристическим потенциалом при возникновении межэтнических, межконфессиональных и даже межцивилизационных конфликтов». Т. Чоудари и некоторые другие мыслители акцентируют внимание на такой ценности, характерной, по их мнению, для индийского общества, как толерантность. По мнению ученых, это результат политики англичан в Индии, которые постепенно внедряли в ткани индийского традиционного общества элементы английской политической системы [289 - Василенко И.А. Политическая глобалистика. М., 2000. – С. 203.].
   Индийская цивилизация также имеет в числе позитивных факторов такие, как центральное положение в Южной Азии, научный и демографический потенциал, ядерное оружие, развитую экономику. С одной стороны Индию, как частично и Китай, можно считать оформленным государством-цивилизацией. Но эта цивилизация обладает и своими сферами влияния, к которым, в первую очередь, можно отнести Южную Азию и Восточную Африку, т. е. она выходит за свои границы. Кроме того, своеобразными проводниками индийского социокультурного влияния могут быть диаспоры, разбросанные по разным материкам: на Карибских островах, в Европе и в Южной Африке.
   Исламская цивилизация. Данный феномен, о чем уже шла речь, имеет четыре субкультуры: арабскую, иранскую, тюркскую и малайскую. Среди сильных сторон современной исламской цивилизации специалисты (например, С. Хантингтон) справедливо выделяют демографический потенциал. По словам В. Хороса, ислам успешно привлекает новых сторонников благодаря простоте своих религиозных правил. Одновременно верующий чувствует двойную защиту со стороны Аллаха и уммы [290 - Хорос В.Г. Указ. соч. – С. 91.]. Хорошо организованная и дисциплинированная исламская община, подчиняющаяся воле авторитетного лидера, способна решить стратегически важные задачи. Напомним, что важным качеством является и поощрение исламом социальной мобильности, фактическое утверждение принципа равенства возможностей для каждого человека.
   Мир ислама занимает важное стратегическое положение в Евразии, образуя пояс между Европой и Юго-Восточной Азией, выходя к трем океанам (Индийскому, Тихому и Атлантическому). Через этот регион проходят основные воздушные и сухопутные коммуникации, связывающие Европу с Азией. Все это делает мусульманский мир важным геополитическим центром.
   Под контролем исламской цивилизации находятся крупные запасы нефти и газа (Ближний Восток, Центральная Азия). Мир ислама расположился в стратегически важных зонах: Гибралтар (да, он в руках англичан, но Северная Африка находится под контролем арабовмусульман), Суэцкий канал, Аденский и Ормузский проливы, Африканский Рог, Малаккский пролив (правда Сингапур контролируют китайцы, но Малайзия и Индонезия – исламские государства). В исламском мире начинают возникать и интеграционные объединения: Организация Исламская конференция, Лига арабских государств.
   В то же время особенностью исламской цивилизации является слабая восприимчивость к другим культурам. Многие арабо-исламские режимы Ближнего Востока и Северной Африки отличаются стабильностью, что, помимо прочего, является и особенностью исламской цивилизации. Последнее время мы можем наблюдать буквальное подтверждение этих слов, наблюдая кризис на Ближнем Востоке и в Северной Африке, где большинство режимов всё-таки устояло в результате потрясений.
   Исламская цивилизация расколота по множеству параметров. Одни исследователи указывают на то, что тюрки занимают в этом мире периферийное положение, подобно славянам в Европе [291 - Цымбурский В.Л. Остров Россия.]. С другой стороны, возможен и тюрко-иранский альянс против арабов, с учетом наметившегося потепления в отношениях Иран и Турции. Варианты могут быть разнообразными. Помимо этого, ислам раскалывается противостоянием шиитов и суннитов.
   В связи с этим у данной цивилизации нет пока общепризнанного лидера, о чем уже частично шла речь в первой главе. На такую роль подошла бы Индонезия – самая крупная мусульманская страна, занимающая стратегически важные позиции на путях из Тихого океа– на в Индийский. Однако она расположена на периферии исламского мира. Население и культура Индонезии находятся под воздействием индуизма, буддизма, конфуцианства, христианства. Кроме того, рядом Китай, стремящийся втянуть Индонезию в орбиту свого влияния. Хуацяо (китайские иммигранты) уже взяли под контроль примерно половину индонезийской экономики.
   Пакистан обладает многочисленным населением и военной мощью, но это относительно бедная страна, раздираемая этническими и региональными противоречиями. У нее есть и мощный противовес в регионе – Индия. За последние годы ситуация в Пакистане усугубилась. Во-первых, фактически от него откололся север (область Вазиристан). Во-вторых, Пакистан все более превращается в арену борьбу трех сил: исламских экстремистов, китайских спецслужб и американцев.
   Иран обладает внушительными размерами, центральным расположением, нефтяными ресурсами, сильной армией, населением, средним уровнем развития и историческими традициями. Однако большинство населения Ирана – шииты (а 90 % населения исламского мира – сунниты); в Иране – персы, а основная часть исламского мира – арабы и тюрки. Да и вновь заявляет о себе китайский фактор. Кроме того, сам Иран – политэтническое государство. Из 65-миллионного населения страны только чуть более половины являются персами, четвертую часть составляют азербайджанцы, еще одну четверть представляют разнообразные меньшинства: курды, туркмены, арабы. Азербайджанцы и курды представляют определенную опасность для национальной целостности Ирана [292 - Василенко И.А. Геополитика современного мира. – С. 354.].
   Саудовская Аравия, являющаяся колыбелью ислама, могла бы возглавить исламский мир. Тем более, что в ней расположены самые почитаемые святыни ислама, ее язык – это язык ислама, она обладает самыми крупными в мире запасами нефти. Но малочисленное население Саудовской Аравии и географическая уязвимость делают ее зависимой от Запад в плане безопасности [293 - Там же.]. Не всем нравится в регионе и дружба саудовских властей с США.
   Турция обладает многими данными для лидерства: хорошее экономическое развитие, военное могущество, многочисленное население, последнее время налаживаются отношения с Ираном. Но пока в стране идет борьба трех сил, которая не известно чем закончится: «западников», стремящихся превратить Турцию в европейское государство; «исламистов», ориентирующихся на Ближний Восток и мусульманский мир; националистов, выступающих с идеями «пантюркизма».
   Кроме того, по замечанию В.Л. Цымбурского, тюркский элемент является относительно чуждым и периферийным для исламского мира в котором доминирует арабо-персидская составляющая. Можно сказать, что в чем-то тюркская субкультура похожа на еврославянскую (о чем также писал В.Л. Цымбурский): как славяне являются чуждыми для Евроатлантики, так и тюрки для ислама.
   Из арабских стран вполне мог бы попытаться стать лидером исламской цивилизации Египет. Он занимает стратегически важное место на Ближнем Востоке, его армия по численности занимает примерно 10–11-е место в мире. Однако это экономически бедная и зависимая от других страна.
   В целом, если возможно функционирование таких крупных цивилизационных образований как евроатлантическая цивилизация, православная и индийская, то в исламском мире возможно несколько субцивилизационных образований.
   Латиноамериканская (или ибероамериканская) цивилизация. Можно условно разделить ее на два основных региона: Центральноамериканский и Южноамериканский. Сейчас на континенте идет поиск цивилизационной идентичности, так как Ибероамерика относится к пограничным мирам, то есть к сочетающим в рамках одной и той же социокультурной системы качественно различные способы разрешения коренных проблем [294 - Шемякин Я.Г. Специфика латиноамериканской цивилизации. Обзор. // Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия: учеб. пособие для студентов вузов / сост. Б.С. Ерасов. М., 2001. – С. 454.]. На континенте формируются интеграционные объединения, такие как ЮАСН и АЛБА. Есть и лидер – Бразилия. У Латинской Америки также ресурсный и демографический потенциал.
   Однако пока есть трудности и у этой цивилизации. Во-первых, некоторые страны так и не решили вопрос об идентичности. В Аргентине периодически поднимаются дискуссии о том, к какому миру она принадлежит. Во-вторых, на континенте множество противоречий между отдельными странами: Боливией и Чили, Колумбией и Венесуэлой, имели место быть в свое время трения между Аргентиной и Бразилией за лидерство в регионе. В-третьих, США и Евросоюз активно действуют в этом регионе, предлагая (особенно первая) свои интеграционные проекты. Так, Мексика уже входит в НАФТА.
   Африканская цивилизация. В свое время С. Хантингтона помимо прочего критиковали как раз и за то, что он в своей знаменитой статьей упомянул и африканскую цивилизацию. С одной стороны, с критиками можно согласиться. У этой цивилизации пока нет общепризнанного лидера (на эту роль претендуют ЮАР и Нигерия). На континенте имеет место быть многообразие ценностей и идеалов, и не только африканских, но и западных, исламских. Кроме того, Африка является ареной, на которой активно взаимодействуют другие цивилизации: в первую очередь это западная и исламская, но последнее время все более активизируются индийская и конфуцианская. Часть территории континента вполне подходит под разряд так называемых «серых зон».
   Однако у африканской цивилизации есть общие черты, позволяющие со временем сделать этот мир более монолитным. Во-первых, это наличие ориентации на ценности традиционного коллектива (семьи, общины, племени, клана), на корпорацию при сохранении личностного начала и определенной автономии индивидуума в конкретном социуме. Во-вторых, особая роль мифологических мировоззренческих представлений. Человек воспринимается в тесной взаимосвязи с природой. Для африканской духовной традиции присущи антропологизм и антропокосмологизм. В-третьих, существенную роль оказывает религия [295 - Ирхин Ю.В. Социология культуры. М., 2006. – С. 463–464.].
   На наш взгляд, пока крупного цивилизационного образования в Африке не предвидится. Во-первых, эта цивилизация находится под сильным воздействием евроатлантического, исламского, а последнее время индийского и конфуцианского цивилизационных полей. Сейчас Африка находится в сфере влияния государств-корпораций. Здесь можно привести такие примеры, как Заир (о чем писал А.И. Фурсов) и Либерия. По крайней мере в случае с Африкой можно привести мнение А.Н. Окары, полагающего, что в числе главных угроз цивилизациям являются корпорации-государства [296 - Окара А. В окрестностях Нового Константинополя, или восточнохристианская цивилизация перед лицом новейшего мирового хаосо-порядка // Цивилизационные активы и цивилизационные рамки национальной российской политики. Материалы научного семинара. Вып. № 6 (15). М.: Научный эксперт, 2008. – С. 50.].
   Таковы основные модели возможной трансформации государственности и их соответствие практике. Можно даже предположить, что не все из обозначенных альтернатив будут возникать далее. Какие-то из них в скором времени могут прекратить свое существование. Одновременно появятся новые образования, неведомые ранее. В любом случае, необходим анализ возникающих интегративных, наднациональных объединений, а также литературы, посвященной им. Указанные тенденции могут со временем иссякнуть, а им на замену придет нечто новое. Однако нет гарантии того, что кажущиеся новые альтернативы государству не превратятся всего лишь в новые виды того самого государства или в типы территориального устройства. Например, цивилизация может выступать в роли конфедерации государств. Регион-государство со временем может стать федерацией в более крупных размерах.
   Вместе с тем из всех разобранных нами тенденций, на наш взгляд, перспективнее для России цивилизационный сценарий. Данное положение может вызвать критику. Во-первых, среди исследователей нет единого мнения в определении феномена цивилизации. Сама концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона подверглась критике в числе прочего и за преувеличение роли цивилизационного фактора в наше время. Во-вторых, между отдельными странами, входящими в ту или иную цивилизацию, существуют противоречия. Иногда более серьезные, нежели межцивилизационные. В-третьих, проблемным пока является и выбор цивилизационной идентичности России. В-четвертых, активную роль начинают играть и такие акторы, как корпорации-государства. Кроме того, возможно развитие «имперского сценария», о котором тоже много говорят и пишут.
   Однако, на наш взгляд, именно цивилизационный сценарий наиболее актуален для России, особенно поиск цивилизационной идентичности [297 - См. напр.: Демурин М.В. Конфликт цивилизаций: Исчезновение или возрождение России // Россия в глобальной политике. – 2006. – Т. 4. – № 5. – С. 65–76; Наумов С.Ю., Слонов Н.Н. От суверенной демократии к суверенной цивилизации // Свободная мысль. – 2007. – № 9. – С. 38–49; Хорос В.Г. Указ. соч. – С. 89–95]. Какое-то время в России велась дискуссия вокруг теории «суверенной демократии». Ряд политологов подверг ее критике, считая, в числе прочего, нелепым само сочетание слов «суверенная» и «демократия». Однако можно рассматривать эту идею и в качестве своеобразной попытки найти цивилизационную модель для нашего социума.
   Какие перспективы открываются перед страной в случае реализации цивилизационного сценария? Государство-цивилизация – противовес модели «корпорация-государство» с его холодным экономическим расчетом, принципами: «только бизнес и ничего личного», «рынок все отрегулирует». Одной экономики для общения с другими странами мало. Система ценностей и экономические связи будут более крепким фундаментом. Идея, что с соседями должен доминировать принцип «только бизнес и ничего личного», – необоснованна.
   Поэтому цивилизационный сценарий дает возможность продолжения диалога со странами Ближнего зарубежья в более конструктивном направлении [298 - См. напр.: Демурин М.В. Россия и страны СНГ. Цивилизационный вызов. Что делать России с осколками бывшего СССР // Политический класс. – 2007. – № 12. – С. 16–27.]. Более того, Россия и Запад пока совпадают по ценностной основе, и мы можем вести диалог друг с другом. Но не только. По мнению Б. Мартынова, в последние годы наблюдался рост взаимодействия по линии «родственных» цивилизаций, в частности, между христианской православной (Россия) и христианской католической цивилизациями. Последнее, по мнению Б. Мартынова, проявилось в своеобразном «открытии» Россией Латинской Америки в 2005–2008 годах. А также, «в несколько меньшей степени в традиционно более конструктивно складывающихся отношениях между РФ и католическими странами «старой Европы» (Франция, Италия, Испания, частично – ФРГ)» [299 - Мартынов Б. Многополярный или многоцивилизационный мир? // Международные процессы. – 2009. – Т. 7. URL: № 3. http://www.intertrends.ru/twenty-first/014.htm.]. Развивая мысль автора о Латинской Америке, можно отметить, что Россия и ибероамериканская цивилизация фактически относятся к разным полюсам развития. Россию некоторые ученые продолжают относить к Северу, а Латинская Америка – это Юг в экономическом плане. Интегрирующую роль тут и могут сыграть христианские ценности.
   Современное мировое сообщество становится глобальным. Но это означает не только взаимопроникновение идеалов, ценностей, экономических и политических моделей. В условиях становления единого мирового экономического, политического и культурно-информационного пространства встает вопрос о национальной идентичности. Одной системы экономических связей недостаточно. Человеку необходимо определиться с тем, кто он. Здесь и необходима система ценностей, идеалов с помощью которых можно вести диалог с другими сообществами. С другой стороны, процессы глобализации сопровождаются региональной интеграцией: происходит объединение мира на основе крупных образований, в связи с чем и у России сохраняется возможность на базе определенной системы ценностей интегрировать, хотя бы частично, некогда единое пространство.
   Государство-цивилизация – это еще и альтернатива возможному возникновению корпоративного государства. Последнее базируется на идее избранности, как правило, идейно-политической, поэтому может противопоставить Россию остальному миру. Признавая противоречия России с Евроатлантикой, отметим, что конфронтация губительна для нашей страны. Государство-цивилизация – это и противовес религиозной идеократии, которая навязывает человеку отдельные религиозные ценности, в отличие от религии.
   Можно согласиться с И.А. Зевелевым, считающим, что концепция России, как отдельной большой цивилизации, с одной стороны, позволяет легко парировать критику недемократичности государственного устройства современной России. С другой – дает возможность вполне современно, в духе ХХI века, интерпретировать «русский вопрос»: российская цивилизация – это наше государство вместе с Русским миром, который включает в себя всех, кто тяготеет к полю русской культуры. В данном контексте тезис о разделенном народе, по мнению автора, звучит архаично [300 - См. Зевелев И.А. Будущее России: нация или цивилизация? // Россия в глобальной политике. – 2009. – Том 7. – № 5. – С. 100.].
   Таким образом, поиск цивилизационной идентичности для России не является чем-то праздным. Сейчас стоит выбор: или отстоять себя не только как хозяйственно-экономическое целое, но и социокультурное, «либо уйти в историческое небытие» [301 - См. Хорос В.Г. Указ. соч. – С. 95.]. Возможно, что именно система цивилизационных ценностей поможет остановить деградацию общества и сплотить его, дать ориентиры для развития.
   Подведем предварительные итоги по этой главе. В ней мы рассмотрели наиболее часто встречающиеся модели государственности будущего, а также ряд возможных сценариев для России. На наш взгляд, именно цивилизационный сценарий наиболее приемлем для России в будущем. Но хватит ли возможностей для его реализации: покажет время.

Глава 3. Российская цивилизация и государственность в ХХI веке: сценарии развития

В данной главе мы более подробно остановимся на цивилизационном варианте развития российской государственности.

3.1. К вопросу о понятии «российская цивилизация»

   Современная Россия выступает ядром крупного социокультурного образования. Очень часто его называют «православной цивилизацией» (С. Хантингтон, А.С. Панарин). Но есть и другие названия этой цивилизации: такие, как «евразийская» (А.Г. Дугин), «славяно-православная» (И.Ф. Кефели), «православно-славянская», «восточнохристианская» (А.Н. Окара), «восточноевропейская» (С.Д. Баранов). Существуют и другие вариации: «русско-православная» или «русская (православная) цивилизация», «северная цивилизация». Таким образом, вопрос с цивилизационной идентичностью остается открытым: для кого-то Россия – православная цивилизация (А.С. Панарин), другие считают Россию евразийской цивилизацией.
   Из всех определений, наиболее часто встречаются три категории:
   «Православная цивилизация» – данное название указывает на религиозные истоки современной цивилизации, ее системообразующее ядро, а также позволяет в культурном плане повернуться к Восточной Европе, где также находятся православные государства «Восточнохристианская цивилизация» – с одной стороны данное определение является емким, поскольку позволяет включить такие ареалы, как Закавказье и Ближний Восток. Оно также дает возможность увидеть общие корни с западной цивилизацией, указывает на социокультурное ядро рассматриваемого феномена. Но возникает вопрос: а как быть с той же Центральной Азией и с Сибирью? То есть ситуация, схожая с категорией «православная цивилизация».
   «Евразийская цивилизация» – данное определение позволяет указывать на более широкий характер цивилизации, включающий в ее состав еще и иные – неправославные элементы. Ведь не случайно критики термина «православная цивилизация» указывают именно на то, что в России есть элементы ислама и буддизма. Однако все-таки возникает и здесь вопрос. У любой цивилизации есть своя система ценностей. За основу данной цивилизации какие «евразийские» ценности можно взять? Православные? Но, может, тогда имеет смысл назвать цивилизацию «православной»? Сочетание православных и исламских ценностей? Но не будет ли тогда данная цивилизация всего лишь субкультурным элементом, к примеру, той же исламской цивилизации? Тем более, что мир ислама, интегрировав огромные пространства, сохранил частично культуру подчиненных народов.
   Или, быть может, евразийская цивилизация – своеобразный симбиоз западных, православных, советских и исламских ценностей? Но насколько устойчиво такое здание, основанное на множестве ценностей из разных культур? Ведь все равно должны же быть какие-то общие ценности? Возможно, стимулятором послужит некая «Евразийская идея», о которой много пишут, но ведь разные мыслители ее понимают по-своему.
   Рассматривая многочисленные определения Евразии и значения данного слова, можно условно выделить несколько подходов к трактовке данной идеи:

   • кратологическое – Евразия как идеократическое государство (т. е. базирующееся на определенной идее, под которой основатели евразийства очень часто понимали православие), чаще всего империя;
   • конфронтационное – Евразия как особый имперский или социокультурный мир, противостоящий Западу;
   • историко-географическое – Евразия как единый географический регион, имеющий общую историю;
   • культурологическое – Евразия как особая система ценностей, отличная как от западных, так и от восточных.

   Более того, если такие категории, как «православная цивилизация» или «восточнохристианская цивилизация» хотя бы как-то очерчивают ареал распространения рассматриваемого феномена, то понятие «евразийская цивилизация» может вызвать и вопросы. К примеру: Турция – расположена как в Европе, так и в Азии, имеет многовековую исламскую культуру, но в то же время она стремится в Евросоюз. К какой цивилизации отнести ее? Вопросов много, как и по границам любой другой цивилизации.
   Высказывается даже мнение, что Россия является не отдельной цивилизацией, а полицивилизацией, поскольку объединяет в своих рамках ряд других цивилизаций: православную, исламскую и пр. [302 - Феофанов К.А. Современное мировое сообщество и взаимодействие цивилизаций // Социально-гуманитарные знания. – 2005. – № 6. – С. 8.] Но в то же время К.А. Феофанов отмечает, что по ряду причин допустимо говорить и о российской цивилизации (наличие территориального единства страны, формирующаяся цивилизационная общность, определенная степень цивилизационного единства) [303 - Там же. – С. 8.]. В этом плане с автором можно согласиться, так как если брать цивилизацию в чистом виде, то таких «полицивилизаций» достаточно. К примеру, Китай, в котором сочетаются элементы трех цивилизаций: конфуцианской, исламской (уйгуры) и буддистской (Тибет). Примерно так же можно сказать и об индийской цивилизации, включающей в себя компоненты индуизма, ислама и буддизма.
   Возможно, из-за многообразия трактовок часто используется понятие российская цивилизация. Разумеется, слово «российская» более имеет привязку к отдельной стране. «Россия» – это в первую очередь государство, страна. Если термин «страна» брать в широком смысле, то это также и общество. Но именно поэтому термин «российская цивилизация» также ставит своеобразные рамки расширения культурного ареала и не отражает сущности современных цивилизаций, фактически являющихся надгосударственными образованиями.
   Тем не менее, в рамках данной работы мы будем применять категорию «российская цивилизация». Однако для нас Россия – это часть или ядро более крупной православной цивилизации, выступающая как одна из субцивилизаций. Точно так же, как мы часто говорим о Китае, китайской цивилизации, хотя она является также составной частью конфуцианского мира. Кроме того, речь в монографии идет и о судьбах государства как такового, соответственно в данном смысле термин «российская цивилизация» будет, на наш взгляд, вполне уместен.

3.2. Факторы формирования российской цивилизации

   На ее становление в свое время оказал ряд факторов.
   Геополитический фактор. Россия всегда находилась в тесном взаимодействии с соседями, что не могло не влиять на внутреннюю политику и социально-экономическую ситуацию. Так, крещение Руси, помимо прочего, было связано и с тем, что соседние страны активно начинали принимать христианство или ислам, входя в определенную систему международных отношений. Соответственно и Киевской Руси необходимо также было сделать свой выбор.
   Примерно на протяжении периода с 1113–1204 гг. геополитическое положение Древнерусских земель было наиболее благоприятным (т. е. с момента восхождении на Киевский престол Владимира Мономаха и до взятия Константинополя крестоносцами). На востоке половцы, с одной стороны, были отогнаны от русских земель, но и сами выступали в роли своеобразного буфера между Киевской Русью и государствами Центральной Азии и Ближнего Востока. На юге была Византия. На западе – относительно урегулированные отношения с Польшей и Венгрией, а также западнославянские и литовские племена, которые пока сдерживали агрессию немецких рыцарей. Но в такой благоприятной геополитической обстановке наша страна существовала недолго.
   С XIII в. русские земли начинают постоянно испытывать давление почти по всему периметру границ. Непрерывные войны, требовавшие мобилизации всех ресурсов, усиливали центральную власть, повышали роль армии в жизни общества. Огромные средства шли не на общество в целом, а на военные нужды, что порой придавало однобокость развитию российской цивилизации.
   Но военные неудачи нередко стимулировали преобразования в обществе. Одной из причин реформ Ивана Грозного среди прочих стало противостояние Крымскому и Казанскому ханствам. Трудности в войне со шведами также побудили Петра Великого к проведению преобразований. Крымская война сыграла немаловажную роль в отмене крепостного права. Поражение в войне с Японией подтолкнуло Николая II к некоторым преобразованиям в военной сфере (увы, в основном похороненным на стадии разработки проектов).
   В период войн, как правило, происходило сплочение общества. Ярким примером этого стала Великая Отечественная война. Тогда Советскому Союзу выразили поддержку и призвали белоэмигрантов сражаться с фашистами такие непримиримые враги большевиков, как А.И. Деникин и П.Н. Милюков. Этот же процесс можно было наблюдать и внутри самой страны, когда люди, пострадавшие от советской власти (казаки, кулаки и т. п.), добровольно вступали в ряды Красной Армии, понимая, что решается судьба Родины.
   Л.Н. Шлык указывает еще на одну особенность геополитического положения России: в орбите влияния нашей страны находились народы, ориентированные на помощь с ее стороны. Поэтому на институт российского государства возлагались, помимо прочего, и задачи защиты более слабых соседей от захватчиков [304 - Шлык Л.Н. Политическая культура как социокультурное явление [Электронный ресурс РГБ]: дис… кандидата культурологических наук. М., 2005. – С. 123.].
   Уникальность геополитического положения России (как и ее истории), расположенной на огромных просторах Европы и Востока, стимулировала не утихающие уже несколько столетий споры о цивилизационной идентичности России. Не одно поколение мыслителей, публицистов, политологов, историков ломало голову над вопросом о том, кто мы? Вносило это и определенный раскол в общество, в первую очередь – в интеллектуальную и политическую элиту.
   Вместе с тем отдельные исследователи ставят под сомнение фактор срединного положения России. Например, Л.Н. Шлык считает что в этой проблеме есть элемент надуманности: «На самом деле определить свое положение как срединное между Востоком и Западом может не только Россия. Этим правом могут воспользоваться также Эстония, Латвия, Литва, Польша, Украина, Румыния. Французы и немцы называют Востоком то, что для нас считается частью Запада. Вопрос заключается в содержании, степени и направленности культурных заимствований с «Запада» и «Востока» [305 - Там же. – С. 121–122.]. Согласимся с автором в последнем замечании о том, что вопрос заключается в содержании и характере заимствований. Можно добавить, что и в Восточной Европе соседи считают друг друга «Востоком», а себя «Западом». И на Западе неоднозначно воспринимают Россию: для одних она – часть Европы (возможно, отсюда и лозунг «Новых правых» «Европа от Дублина до Владивостока»), для других – мы особый мир, отличный от Запада.
   Однако речь идет о самоидентичности культуры, а не о ее восприятии другими странами и цивилизациями. Все гораздо сложнее. К списку можно добавить Испанию, в которой в 1960-е годы были дискуссии о том, является ли страна частью Европы, существует подобный раскол и на Украине.
   Но, среди указанных автором примеров, Польша и государства Балтии давно определили себя как часть Запада. В глазах некоторых деятелей культуры и политики Польша выступала в роли бастиона, защищавшего Европу от Азии. Яркий пример – исторические романы Г. Сенкевича, в которых удачно показан менталитет польской шляхты XVII в. и отражено сознание части современников автора.
   Что касается России, то мы пока не разобрались в себе, в этом и состоит проблема. Не случайно С. Хантингтон назвал Россию «расколотой» (или «разорванной») страной, которая до сих пор не может определиться с цивилизационной идентичностью [306 - Хантингтон С.П. Указ. соч. – С. 211–219.].
   Территориальный императив. Уже неоднократно исследователи отмечали роль пространства, природно-климатического фактора в истории нашей цивилизации. Г. Гачев задавался вопросом: «Удивительно, как гадавшим о судьбах России не приходило на ум спросить ее природу: чего она хочет, какой бы истории она могла желать от народившегося на ней человечества? Все русские мыслители: от Чаадаева до Шафаревича думали в рамках историософии. То есть брали некие схемы развития и устроения обществ, которые сказались на поверхности Земли за тысячелетия цивилизаций, и прилагали эти карты к России, раскладывали, ей пасьянсы. «Западники», «славянофилы», «соборность», «православие и католицизм»; «Византизм и Славянство», «Россия и Европа», «народ-богоносец», «Развитие капитализма в России», «Русская идея», «Евразийство», «Социализм», «Русофобия»… – все берут некие надземные готовости вокруг России и принимаются ими соображать насчет нее. Так это и в нынешних страстных политико-публицистических спорах: «Что нам менять и брать?» Будто страна и ее природа есть некая пассивная безгласность и безмысленность и просто материал-сырье истории в переработку. Но ведь уже устроение природы здесь есть некий текст и сказ: горы или море, лес или пустыня, тропики или времена года – это же все некие мысли бытия, сказанные словами природы» [307 - Гачев Г. Ментальности народов мира. М., 2008. – С. 205–206.].
   Размышляя над российской самоидентификацией, А.И. Неклесса назвал Россию «страной пути» [308 - Неклесса А.И. Страна пути. Вектор судьбы России – ее культурно-исторический проект // Политический класс. – 2008. – № 2. – С. 57.], так как стимулами и ориентирами для России являются понятия странствий и дорог. Во-первых, стремление достичь естественных границ способствовало расширению российского государства с XVI в. Во-вторых, это приводило к тому, что большая энергия уходила на освоение и организацию новых территорий, на их удержание. Еще Н.А. Бердяев отмечал, что на это ушла «большая часть сил русского народа» [309 - Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. – С. 59.]. Это не могло не повлиять на усиление централизованной власти, и не случайно в России процессы становления абсолютизма и существенного расширения территории совпали. С А.И. Неклессой можно согласиться еще вот в каком ракурсе: мы страна пути и в ментальном плане, так как постоянно чего-то ищем, решаем какие-то проблемы. Особенно это касается сейчас проблемы самоидентификации: кто мы? Часть Запада или нечто самостоятельное? Уже 200 с лишним лет идут на эту тему споры, и частично мы к ним еще вернемся.
   Некоторые исследователи полагают, что территориальная экспансия и авторитаризм политической системы России слабо взаимосвязаны. По их мнению, существует много демократических государств с обширной территорией, которая, «так же как и в России, складывалась путем завоеваний и присоединений», таких как США, Канада, Китай, Бразилия и Индия [310 - Лукин А.В., Лукин П.В. Мифы о российской политической культуре и российская история // Полис. – 2009. – № 1. – С. 65–66.]. В результате экспансии, полагают авторы исследования, расширяется лишь та политическая система, которая существовала изначально. Признавая влияние географического фактора на политическую культуру, авторы справедливо полагают, что он вряд ли может предопределить характер политической системы. Как крупные, так и малые государства могут быть демократическими, либо авторитарными, и «ни размер, ни способ приобретений тут ничего не объясняет» [311 - Там же.].
   Да, в какой-то степени, именно благодаря своей территории (но не только ей) Индия, например, является демократическим государством и федерацией. Но приводимые авторами примеры могут вызвать и возражения. США, Бразилия и Канада существовали в ситуации относительного благоприятного международного положения, серьезных угроз территориальной целостности и суверенитету не было, в то время как России постоянно приходилось вести войны за выходы к морям, за возвращение захваченных или удержание приобретенных земель. А это не могло не повлиять на характер политической системы.
   Однако освоение огромных территорий имело и другую, прямо противоположную тенденцию: на окраины уходили крестьяне, монахи, казаки, которые осваивали новые районы, помогая их закреплять за центром. У недовольных властью была такая же возможность, что приводило и к возникновению особого догосударственного идеала вольной жизни. Этот идеал постоянно выдвигался как требование в ходе крестьянских войн, особенно он был распространен среди казачества, жившего в условиях господства норм и ценностей догосударственной «военной демократии». Вместе с тем уход на новые земли недовольных, ослаблял внутриполитический накал в центре страны.
   Основная часть территории страны (примерно 3/4) находится в зоне рискованного земледелия. Суровые климатические условия, потребность в прибавочном продукте приводили к усилению государственного гнета, что вырабатывало привычку власти добиваться от общества своего, зачастую суровыми методам, не считаясь ни с чем [312 - Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. URL: http://society.polbu.ru/milov_rushistory/ch18_i.html.]. Эти факторы сыграли свою роль в формировании таких противоположных черт, как терпение и бунт, доброта и жестокость, государственничество и анархизм. Суровые климатические условия способствовали укреплению и сохранению института общины (о чем ниже).
   Влияние Византии, Востока и Запада. Воздействие Византии проявилось в первую очередь в принятии христианства, о чем еще поговорим. Из Византии на Русь пришел культ державы, империи, мощного государства, сохранившийся до нашего времени. Английский историк А.Дж. Тойнби, рассуждая о византийской традиции в российской истории, указывал на настороженное отношение россиян к Западу: «Для русского марксиста, как и для славянофила или православного христианина, Россия – всегда «Священная Россия», а Западный мир… безусловно, и навсегда погряз в ереси, коррупции и разложении» [313 - Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. М., 2003. – С. 374.]. Корни подобного отношения, по мнению автора, идут из Византии, но следует добавить, что не только оттуда: историческая память самой Руси могла сохранить известие о взятии Константинополя крестоносцами в 1204 г., помнили походы рыцарей на Русь и другие события. Образ врага формировался в результате конфронтационного цивилизационного взаимодействия.
   Современные исследователи отмечают и еще один важный момент, характерный для России: своеобразный космополизм, выразившийся в надэтничном, наднациональном характере политической власти и государственности. «Это обстоятельство проявилось прежде всего в интернациональном подходе к формированию политической и интеллектуальной элит народов, входящих в состав империи, и, в конечном итоге, обусловило и по сей день отсутствие русского национального государства и неразвитость политического сознания русского народа» [314 - Баранов Н.А. Эволюция современной российской демократии: тенденции и перспективы. СПб., 2008. – С. 187.]. «Византийский фактор» проявился и в сохраняющемся интересе российского государства к Юго-Восточной Европе, когда-то входившей в «Византийское содружество наций» (термин Д. Оболенского).
   Фактор Запада. Восприняв христианство, Россия долгое время развивалась в рамках единого с Европой культурного поля: для восточнославянской политической традиции, как и для европейской, было характерно влияние христианской системы ценностей. В XI–XIII вв. начинается постепенное обособление Руси и Европы в силу ряда причин. Этот процесс был длительным и неоднозначным, а в XIII–XIV вв. даже возникла альтернатива развитию российского государства в лице Великого княжества Литовского и Русского. Вместе с тем в пределах Литвы формировался и особый тип цивилизации, отличный от Москвы. Однако в связи с полонизацией литовско-русского государства эта альтернатива исчезла.
   Но, несмотря на обособление Московской Руси от Запада, влияние, пусть и косвенное, все-таки имело место. Во-первых, через русские земли, находившиеся в составе Речи Посполитой. Именно через них в XVII в. европейские ценности начинают активно проникать в Россию. Вместе с тем, как полагают некоторые исследователи, и православная цивилизация, пусть и подспудно, на подсознательном уровне тянулась к Западу [315 - Манекин Р.В. Неотвратимые объятия памяти. Извечное стремление России на Запад обретает в ХХI веке мессианский смысл // Политический класс. – 2008. – № 7.].
   Начиная с Петра I, страна уже официально избирает своим образцом Европу. В первую очередь протестантский север (Англию, Голландию, немецкие княжества). Фактически с XVIII–XIX вв. усиливается влияние западной политической традиции, все больший слой людей знакомится с европейскими ценностями индивидуализма, прав и свобод человека, частной собственности, секуляризации и ослаблении государства. Формируется прослойка, ориентированная на Запад, и с этого времени по-настоящему начинается своеобразный цивилизационный раскол России. Это и явилось одной из причин социально-политических потрясений России в ХХ веке.
   Сложнее обстоит дело с влиянием Востока. До сих пор в отечественной историографии и политической мысли ведется дискуссия на этот счет. С одной стороны существует ряд исследователей, указывающих на важную роль монголо-татарского ига в формировании российской цивилизации, и даже в ее ограждении от давления Запада. В первую очередь это евразийцы (Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий), их последователь Л.Н. Гумилев и др. Но другие авторы (А.А. Горский, А.В. Лукин), не исключая возможности влияния монголо-татар на социально-политические институты, отмечают, что оно было несущественным.
   Религиозный фактор. В первую очередь, обратим внимание на такой важный элемент, как язычество. Несмотря на то, что с конца Х века Русь приняла христианство, языческие элементы остались в подсознании общества и оказали влияние в том числе на цивилизационную специфику России.
   Г. Флоровский пишет: «Язычество не умерло и не было обессилено сразу. В смутных глубинах народного подсознания, как в каком-то историческом подполье, продолжалась своя, уже потаенная жизнь, теперь двусмысленная и двоеверная… Грань между этими двумя социально-духовными слоями всегда была подвижной и скорее расплывчатой» [316 - Флоровский Г. Пути русского богословия. Киев, 1991. – С. 2–3.].
   О сохранении пережитков язычества до нашего времени говорят и современные исследователи. По мнению Л.Н. Шлык, именно язычество породило радикализм русской политической культуры, стремление видеть все в черно-белом цвете. Это вытекает из языческой картины мира, в которой происходит вечная борьба добра со злом [317 - Шлык Л.Н. Указ. соч. – С. 140.]. Такие представления о борьбе добра и зла, света и тьмы есть у всех народов, однако можно согласиться с автором, что «русское сознание в этом противопоставлении радикально». Ценностный дуализм перешел и в культуру, приводя к радикализму, откуда и любовь русского сознания к крайностям: «все или ничего», «третьего не дано». Эти антитезы приводили к бунтам, целью которых было уничтожение существующего строя и замена идеальным порядком, соответствующим ценностям добра, справедливости. Проявляется радикализм в отношении царской власти. Либо это идеальный «царь-батюшка», «добрый государь», либо «не Божий слуга, но дьявол». Притом отношение может меняться и к одному правителю. Яркий пример – Николай II.
   По меткому замечанию С.С. Аверинцева, «русская духовность делит мир не на три, а на два – удел света и удел мрака; и ни в чем это не ощущается так резко, как в вопросе о власти. Божье и антихристово подходят здесь друг к другу вплотную, без всякой буферной территории между ними; все, что кажется землей и земным, на самом деле Рай или Ад; и носитель власти стоит точно на границе обоих царств. То есть это не просто значит, что он несет перед Богом особую ответственность – такая тривиальная истина известна всем. Нет, сама по себе власть, по крайней мере власть самодержавная, – это нечто, находящееся либо выше человеческого мира, либо ниже его, но во всяком случае в него как бы и не входящее» [318 - Аверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности. Статья вторая. Закон и милость // Новый мир. – 1988. – № 9. – С. 234–235.]. Таким образом, двойственное отношение к власти привело и к парадоксальному сочетанию: приверженность к реальному царю и борьба с ним [319 - Шлык Л.Н. Указ. соч. – С. 142.].
   Православие. Принятие христианства оказало существенное влияние на российскую цивилизацию, которую не случайно порой стали называть православной. Во-первых, был принят восточный вариант христианства, или православие. Если католическая церковь больше занималась устройством земного порядка (римские папы постоянно претендовали на светскую власть), то православие акцент делало на внутреннем мире человека. Фактически католическая церковь, а вслед за ней и протестантизм, сыграли большую роль в активизации политического поведения масс. Достаточно вспомнить интриги пап в средние века, Крестьянскую войну в Германии XVI в., роль католических священников в войне за независимость латиноамериканского континента. Православие в этом плане выглядело более пассивным.
   Во-вторых, православие придало сакральный характер власти. Оно сыграло существенную роль в деле укрепления авторитета правителей и государства, повлияло на формирование национальной идентичности. Легитимность «государей Московских» определялась волей Бога и православной церковью. Когда посол Священной Римской империи Н. Поппель от имени своего повелителя предложил Ивану III королевский титул, тот гордо ответил: «мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы…».
   Христианство, в отличие от язычества, дало иное понимание власти. Целью государства являлось совместное спасение. Но спастись можно только через любовь друг к другу. Евангельская заповедь любви предполагала идею служения людям. Поэтому каждый должен был выполнять определенные обязанности во имя служения ближним. Это положение предопределило сословное деление общества. Ведь каждое сословие должно было служить другим, содействовать их спасению. Во главе данной сословной системы стоял великий князь. Цель княжеской власти, с точки зрения русской православной церкви, – содействовать спасению душ подданных, т. е. поддерживать церковь, следить за благочестием населения.
   Князь, а затем и царь, как имеющий от Бога власть, должен будет ответить за то, как он ее использовал. Но он ответит не только за свои поступки, но и за действия подданных. Отсюда одна из причин усиления княжеской (царской) власти. Раз правитель за все отвечает, то он и должен иметь большие полномочия. С другой стороны, отсюда и недоверие людей в Киевской Руси боярскому суду. Ведь за действия бояр так или иначе несет ответственность князь. Следовательно, его слуги могут и плохо судить. Все это постепенно вело к формированию таких поговорок, как «царь хороший, но бояре плохие», «жалует царь, да не жалует псарь».
   В-третьих, православие являлось духовной опорой Московской Руси в противостоянии католическому Западу и исламскому Востоку. Не случайно Северо-Восточная Русь чуть не была поглощена Великим княжеством Литовским и Русским. Однако после принятия католичества и начала стремительной полонизации Литва утратила право на центр объединения русских земель, каковым являлась до этого (напомним, что в Великом княжестве Литовском и Русском основным языком считался русский, действовала Русская Правда, многие литовские князья принимали православие и женились на русских княжнах).
   Православие способствовало сближению русских и местных народов, живших в империи, развитию культуры соседних этносов.
   Вместе с тем православие с недоверием относилось к католичеству, что повлияло в XVI–XVII вв. на определенный изоляционизм российского общества, на нежелание брать что-то с Запада. Только с Петра I начинается более активное (но, может, и не всегда продуктивное) заимствование западного опыта.
   В целом же православие способствовало формированию таких ценностей как соборность, мессианство, самопожертвование, спасение, равенство, справедливость, служение родине, идеократия, государство, государь [320 - Шлык Л.Н. Указ. соч. – С. 133–134.].
   Сочетание православия и пережитков язычества привело к двойственности русского сознания, к противоречивости русской души, о чем неоднократно писали русские мыслители [321 - Барама Д. Русская (православная) цивилизация. Полемика с Аркадием Малером о значении православия для России. URL: http://www.russ.ru/pole/Russkaya-pravoslavnaya-civilizaciya.]. Это способствовало и двойственному восприятию ценностей политической культуры. Русский человек мог быть покорным власти и бунтарем; сочувствующим борьбе за справедливость соседних народов, и безразличным к своим; добрым и жестоким; стремящимся к согласию с другими, но и способным быть нетерпимым к инакомыслию. Святость и безбожие, коллективизм и индивидуализм, порядок и охлократия – все эти и иные качества демонстрировались русскими на протяжении длительной истории.
   И самое главное: православие, с одной стороны, предопределило особый путь России, она пошла не тем путем, что Запад. Но, в то же время, мы являемся родственной цивилизацией Западу, а некоторые авторы полагают, что Россия – это часть огромной евроатлантической цивилизации.
   Однако еще со времен П.Я. Чаадаева имеет место быть критика роли православия в российской цивилизации -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

. Например, Д. Барама указывает, что православие неспособно обеспечить проведение модернизации, в прошлом оно также не выступало против социальной несправедливости, о чем уже писалось выше. Проводятся и параллели с протестантизмом, давшим толчок развитию западных стран.
   Подробный разбор полемики о роли православия в истории России не входит в задачу данной монографии, поэтому перейдем к следующему фактору. Это роль общины, которая также до сих пор вызывает дискуссию. Сторонники первого подхода отмечают, что благодаря общине сформировалась такая важная черта русского человека, как коллективизм, стремление к равенству и справедливости. Община тормозила социальное расслоение, препятствовала развитию капитализма. Вместе с тем некоторые исследователи отмечают, что нужно с осторожностью говорить о природе влияния общины на формирование культуры и характер крестьян [322 - Лукин А.В., Лукин П.В. Указ. соч. – С. 69.].
   Однако этот фактор имел место, так как в коллективе крестьянин мог противостоять трудностям, вызванным спецификой природы, община смягчала гнет государства, создавая тем самым для индивида своеобразную защитную подушку. Но, с другой стороны, и государство было заинтересовано в общине как в идеальном средстве выкачивания ресурсов. Неслучайно и Петр I заставлял предпринимателей объединяться в «кумпанства» или гильдии, считая это прекрасным фискальным инструментом. Коллективизация в 1930-е годы также имела целью создание крупных коллективных хозяйств для перекачки средств из деревни в город.
   Чувство общинности, в свою очередь, стимулировало привычку к коллективному поведению в политике. Это способствовало тому, что во время восстаний Степана Разина и Емельяна Пугачева крестьяне поддерживали повстанцев только в пределах своей общины или волости. Не случайно в годы Первой мировой войны у крестьян бытовала поговорка: «Мы рязанские – до нас немец не дойдет». В числе факторов, позволивших большевикам справиться с крестьянской стихией, бушевавшей в стране в 1917–1921 годах, была не только притягательность их лозунгов, но и разобщенность деревни на множество мирков.
   Рассмотренные факторы по-прежнему оказывают воздействие, порой даже на подсознательном уровне, на формирование современной цивилизационной общности, в какой-то степени детерминируя ее дальнейшее развитие.

3.3. Цивилизационные сценарии развития России

   В предыдущем параграфе речь шла о традиционной российской цивилизации. Однако меняющийся мир ставит перед нашей страной и перед Большой Россией (т. е. распавшимся постсоветским пространством) новые вопросы и вызовы. Один из них – это создание новой социокультурной общности цивилизации постмодерна.
   Имеет место быть несколько сценариев такого цивилизационного развития. Во-первых, возможен Евроатлантический вариант [323 - См. напр. Третьяков В.Т. Наука быть Россией. М., 2007. – С. 686–720.]. В основе российской цивилизации лежат христианские корни, хотя сейчас, разумеется, Запад, да и Россия, начинают все дальше отходить от своих истоков, вместе с тем, сохраняются архетипы поведения, да и общие культурные истоки, главный из которых – античность. Конечно, наследие греко-римской цивилизации и было воспринято опосредованно, через Византию, однако ее влияние породило такое явление как «Русская античность». Добавим, что на протяжении X–XIIII вв. Киевская Русь была частью цивилизации Средневековой Европы, выступая в роли его восточноевропейской субцивилизации. Раскол церквей в 1054 г, разгром Константинополя в 1204 г., агрессия крестоносцев в Прибалтике и монголо-татарское нашествие, поглощение части западных русских земель Великим княжеством Литовско-Русским, приводят к постепенному обособлению Северо-Восточной Руси от Европы. Далее с XV в. Русь начинает менять геополитический вектор развития, все более устремляясь в сторону востока, что также способствовало отчуждению обеих цивилизаций. Наверное, свою роль сыграл и Балтийско-Черноморский пояс, состоявший преимущественно из враждебных для России Швеции и Речи Посполитой.
   В современных условиях демографическое и цивилизационное давление трех миллиардов: китайского, индийского и исламского, а также целый комплекс глобальных проблем, могут побудить США, ЕС и Россию к интеграции на основе культурных ценностей. Определенного рода предпосылки к этому сохраняются [324 - См. напр.: Громыко А.А. Цивилизационные ориентиры во взаимоотношениях России, ЕС и США // Свободная мысль. – 2007. – № 8. – С. 68–76.]. Однако где гарантия того, что, войдя в такую цивилизацию, Россия не займет в ней окраинное периферийное положение? С другой стороны, США также выступают своеобразной окраиной в Евроатлантике [325 - См. Иноземцев В.Л. Европейский «центр» и его окраины // Россия в глобальной политике. – 2006. – Т. 4. – № 5. – С. 77–91.].
   Некоторые авторы (например, Д. Тренин, А. Арбатов, и др.), считают, что Россия тесно связана с Западом, в первую очередь в решении глобальных проблем. Кроме того, противостояние с Евроатлантикой может быть использовано третьей стороной. Поэтому, по их мнению, России необходимо интегрироваться в Европейский союз, возможно вступить в НАТО, стать частью Запада (или она уже является ею, но необходимо более укрепить наши отношения). Тогда она сможет превратиться в великую державу.
   Например, В.Т. Третьяков выдвинул концепцию двух Евросоюзов и одной Европы [326 - См. Третьяков В.Т. Наука быть Россией; Два Евросоюза – одна (и единая) Европа // Политический класс. – 2009. – № 4.]. Согласно мысли В.Т. Третьякова, Россия – европейская страна и специфическая часть евроатлантической цивилизации. В связи с этим В.Т. Третьяков задается вопросом: «Не странно ли, что мусульманская и немалая по размерам и численности населения Турция, большая часть территории которой лежит в Азии, при благоприятных обстоятельствах может реально войти в ЕС, а для христианской России такая возможность рассматривается как чисто теоретическая, да и то немногими?» [327 - Там же. – С. 686–687.]
   В целом же он считает спор о том, является ли Россия Европой, бесперспективным. Наша страна – это большая часть Европы, сумевшая вестернизировать и христианизировать гигантские пространства от Урала до Тихого океана. Есть Европа, а есть европейская цивилизация, ставшая двести лет назад евроатлантической [328 - Там же. – С. 687.]. Составными частями ее и являются: Западная или классическая Европа, США и Россия.
   Но присущий ряду ученых европоцентризм, по мнению В.Т. Третьякова, не позволял раньше да и сейчас «воспринимать европейскую цивилизацию во всем ее масштабе» [329 - Третьяков В.Т. Наука быть Россией. – С. 692.]. Вместе с тем, наличие дуализма, противоречия внутри евроатлантической цивилизацией стимулировало ее развитие. Именно внутренний конфликт привел к тому, что Европа стала распространять экспансию своей цивилизации на весь мир. А борьба двух порожденных Западом идеологий, сделала евроатлантическую цивилизацию самой конкурентноспособной на планете [330 - Там же.].
   Именно признание своей трехсубъектности западной цивилизации позволит ее составным частям – США, Евросоюзу и России сохранить свою идентичность, собственный прогресс и лидерство в мире. Кроме того, современный мировой порядок, полагает В.Т. Третьяков, «изжил себя и должен быть заменен на новый – межцивилизационный» [331 - Там же. – С. 699.].
   Задача России как части обширной европейской цивилизации в этих условиях, совместно с двумя другими субъектам создать Евроатлантический Союз [332 - Там же. – С. 686.]. Базироваться новый Союз должен на признании таких ценностей, как христианская, культурная и цивилизационная традиция, демократия, отказ от силового решения возникших конфликтов и др. Предполагалось и создание Евроатлантической ассамблеи (работающей на постоянной основе). На территории Евроатлантического Союза должны функционировать три валюты.
   В состав Российского Союза должно входить почти все постсоветское пространство за исключением стран Балтии. Прецедент такого Союза у нас уже, по мнению В.Т. Третьякова, был. Это СССР или «Евросоюз-1» (согласно терминологии автора). Почему именно данный термин? Еще большевики разрабатывали проект Соединенных Штатов Европы, и созданный в 1922 г. СССР фактически являлся реализацией данного плана, пусть и на развалинах Российской империи. Он и стал первым Евросоюзом. Да, в его состав не входила вся территория Европы, а с другой стороны, Евросоюз-2, созданный в 1957 г. являлся объединением только западноевропейских государств. Оба Евросоюза базировались на основе общих устремлений и ценностей [333 - Там же. – С. 704–705.].
   Фактически имело место существование двух конкурирующих друг с другом Евросоюзов, рожденных в рамках одной и той же цивилизации, и их конкуренция стимулировала дальнейший прогресс, как это было и в предыдущие эпохи. Несмотря на победу одного из них в 1991 г., второй постепенно начал возрождаться, что также идет на пользу обеим частям Европы. В свою очередь вариант полного подавления поверженной стороны, ее унификация, стирание различий между обеими частями, оказалось бы гибельным для всей Европы [334 - Третьяков В.Т. Наука быть Россией. – С. 707–708.]. Всем этим автор и аргументирует необходимость создания своеобразной ассоциации двух Евросоюзов и, добавим, США.
   Но возникает вопрос: а понимают ли две другие части огромного Евроатлантического мира опасность унификации? На данном этапе, судя по всему, среди части западной элиты пока преобладает «геополитический подход», сторонники которого выступают за большее подавление России, ее вытеснение с постсоветского пространства. Возможно, в будущем ситуация и переменится, но в какой степени?
   В.Л. Иноземцев предложил идею «расширенного Запада». По мнению ученого, необходимо переосмыслить понятие Запада [335 - См. Иноземцев В.Л. Контуры посткризисного мира // Россия в глобальной политике. – 2009. – № 3. – С. 86–90.]. На основе ценностей этой цивилизации сформировались Россия и страны Латинской Америки. Поэтому с позиции Запада является ошибкой смотреть, как Россия постепенно начнет дрейфовать в сторону Китая [336 - Там же. – С. 87.]. Тем более в ситуации, когда происходит возвышение «нового Востока».
   Россия и Латинская Америка, по мнению В.Л. Иноземцева, могли бы стать частью единого «расширенного Запада», как родственные ему цивилизации. Если В.Т. Третьяков упор делает преимущественно на создании представительных органов, то В.Л. Иноземцев предлагает ряд других мер. В том числе и реорганизацию Североатлантического альянса во Всеатлантический. Россия, как и ряд латиноамериканских стран, могли бы стать новой частью экономической организации, повторяющей в своих основных чертах структуру Евросоюза [337 - Там же.]. В данную организацию интегрировалось бы и США. Такой союз был бы выгоднее, считает В.Л. Иноземцев, для многих его членов. Он вдохнул бы новые силы в Североатлантический альянс, задал бы вектор развития России, а также помог бы и странам Латинской Америки. Создание такого союза также скажется и на международной безопасности положительным образом.
   А.А. Громыко, как и указанные выше авторы, полагает, что Россия является частью западной цивилизации, наряду с двумя ее ответвлениями (европейским и американским). Для него, как, например, и для В.Т. Третьякова, Холодная война, это внутрицивилизационное противостояние [338 - Громыко А.А. Указ. соч. – С. 71–72.]. Советские ценности, это – рационализм, вера в прогресс, социальная справедливость, многокультурье, всеобщее благополучие, сильное светское государство. А.А. Громыко также разделял позицию тех исследователей, кто считает, что советская цивилизация – один из проектов вестернизации.
   Исчезновение антагонизма между СССР и США привело к нарастанию другого внутрицивилизационного противоречия: между Европой и Америкой [339 - Там же.]. Как вполне обоснованно полагает в связи с этим автор, ни одна цивилизация не застрахована от противостояний внутри нее. Такое противостояние есть в исламском мире (между арабами, тюрками и иранцами), в конфуцианской цивилизации (Япония и Китай)…
   Что касается России, то именно сложности с ее встраиванием в западную цивилизацию, неверно избранные средства (форсированная адаптация к политическим свободам и рыночным отношениям), привели к возрождению идеи об особом пути. Однако Россия более органично вписалась в западную цивилизацию. Для дальнейшего успешного продвижения на этом пути нужно, полагает ученый, отказаться от идеи возрождения «российской цивилизации» и признать поливариантность путей развития в рамках евроатлантического мира [340 - Там же. – С. 73–74.]. Тезис о внутреннем единстве и монолитности Запада как такового спорен. А.А. Громыко, как и другие исследователи, указывает на то, что существует, по крайней мере, две модели евроатлантической цивилизации: европейская и американская. По каким-то параметрам Россия совпадает с США, а по другим с Европой. Вместе с ЕС Россия разделяет ценности «мягкой силы», секулярности, многосторонности и многокультурья; с США нас объединяют такие ценности как партикуляризм, обогащение, материальный прогресс, автономность и индивидуализм [341 - Громыко А.А. Указ. соч. – С. 76.]. При этом автор отмечает такую специфику: если по ряду ценностей мы и США отталкиваемся друг от друга (например, идея избранности), то пересечение с западноевропейскими ценностями работает на сближение с России и ЕС.
   Тем более, что России начинать с нуля не придется в налаживании связей с Европой, так как в течение столетий она обогащала европейскую цивилизацию своими достижениями в области науки, культуры и социальными достижениями. Поэтому России надо не присоединяться к европейской цивилизации, считает автор, к которой она принадлежала всегда, а «занять в ней передовые позиции» [342 - Там же. – С. 74.].
   Отталкиваясь от данных рассуждений, можно предложить следующий сценарий: Россия входит в Евроатлантическое содружество, разделяя его систему ценностей, что также позволит ей найти общий язык с такими республиками бывшего СССР, как страны Балтии, Украина, Молдова. Сюда можно добавить стремящуюся в ЕС Грузию, а в перспективе и Белоруссию.
   Однако спорным до сих пор является вопрос о цивилизационной идентичности России: в элите и в обществе нет однозначного ответа по данной проблеме [343 - См. напр. Маслов О.Ю. Русский народ в преддверии цивилизационного прорыва. URL. http://www.polit.nnov.ru/2007/03/20/ruscivic.]. На Западе также не все согласились бы считать Россию европейской страной (в том числе и в бывших советских республиках) [344 - См. напр. Шкаратан О.И. Посткоммунистические общества Европы и Азии // Свободная мысль. – 2010. – № 1. – С. 87.]. У Евросоюза, и в целом у западной цивилизации, свои интересы на постсоветском пространстве, и в элите «Новой Европы» пока неоднозначное отношение к России, некоторые страны пытаются играть именно на нагнетании антироссийской истерии.
   Возникает также опасность потери центральноазиатских государств, у которых отнюдь не евроатлантическая ориентация (несмотря на то, что, к примеру, Казахстан является членом ОБСЕ). Тем более что при распаде СССР примерно так и произошло: стремясь в западное сообщество, российское руководство в начале 1990-х гг. опрометчиво отбросило от себя страны данного региона, не желая быть «азиатской страной», а где-то, видимо, следуя «мудрому» совету некоторых отечественных «интеллектуалов», призывавших избавиться от этого «подбрюшья» (и совсем не думая об участи как этого региона в целом, сейчас начинающего частично погружаться в архаику, так и русскоязычного населения в нем).
   Добавим, что имеют место быть сомнения и по поводу нынешнего состояния Евросоюза, точнее по его дальнейшим перспективам, которые также ставятся под вопрос «благодаря» трениям между Европой и США, «Старой» и «Новой» Европой, а внутри старой протестантским Севером и католическим Югом.
   Существуют и так называемые промежуточные трактовки цивилизационного развития России. К ним можно отнести, например, идею восточноевропейской цивилизации, предложенную С.Д. Барановым. По его мнению, «это малая европейская цивилизация, находящаяся как бы «в тени» Большого Запада, тем самым примыкающая к его цивилизации, но не сливающаяся с ним» [345 - Баранов С.Д. Указ. соч.].
   Главной особенностью данного феномена, по мнению С.Д. Баранова, является то, что эта цивилизация производит свою особую культуру и антропологию, в целом родственную западноевропейской, но в то же время существенно отличающуюся от нее. С одной стороны, Восточноевропейская цивилизация не есть «разорванная», как утверждал С.П. Хантингтон, с другой – она комплиментарна Евроатлантике.
   Кроме того, данный феномен сложился как евразийский или «континентальный» вариант европейского человека, живущего в своем особом, восточном векторе. Для этой цивилизации характерны: 1) особый тип хозяйствования (как правило, экстенсивный), 2) специфическое мышление (нелогоцентрическое и неинструментальное), 3) ориентация на коллективные формы быта при сохранении и развитии индивидуума; 4) внутренний эгалитаризм вместо формального демократизма и легизма; 5) православие. Но автор оспаривает тезис о преимущественном влиянии религии на цивилизацию.
   К промежуточным трактовкам можно отнести и концепцию Я.Г. Шемякина, полагающего (как и часть латиноамериканистов), что Россия относится к группе так называемых «пограничных цивилизаций». В рамках данных цивилизаций идет борьба противоречивых тенденций, связанных с решением кардинальных противоречий [346 - Шемякин, Я.Г. Указ. соч. – С. 454.]:

   • между сакральным и мирским;
   • между человеком и природой;
   • человеком и социумом;
   • традицией и инновацией.

   От решения этих противоречий зависит либо «трансформация «пограничного» социума в самостоятельную цивилизационную систему «классического» типа, либо интеграция его в уже существующую субэкумену», другими словами, либо один из вариантов вестернизации и вхождение региона в состав еврроатлантики, либо избрание стратегии самобытности [347 - Шемякин Я.Г. Отличительные особенности «пограничных» цивилизаций (Латинская Америка и Россия в сравнительно-историческом освещении). URL: http://www.metal-profi.ru/library/otlichitelnie_osobennosti.htm.]. Данная борьба, согласно логике Г.Я. Шемякина происходит и в России.
   Россия как самобытная цивилизация. Это направление представлено достаточно широко в научной и публицистической литературе, но оно также отличается разнообразием названий и вариантов. Например, имеет место условно называемый изоляционистский вариант. Одним из первых его предложил В.Л. Цымбурский. Суть его теории в том, что Россия окружена гигантским межцивилизационным поясом, так называемым Великим Лимитрофом, протянувшимся по всей Евразии от Балтийского моря до Кореи.
   Основная часть этого пояса проходит по территории бывшего СССР, хотя захватывает также и районы Китая, Монголию. Великий Лимитроф является не только своеобразной естественной границей российской цивилизации, защищающей ее от иных цивилизаций, но и выступает в качестве объекта воздействия США и других центров силы.
   Дабы в какой-то степени противостоять этому, В. Цымбурский считал важным для России союз с Ираном и Китаем, реализацию совместных геоэкономических проектов в Центральной Азии [348 - Цымбурский В.Л. Коньюнктуры Земли и Времени. – С. 113.].
   Вместе с тем, «отход на остров», должен был способствовать регионализации и выдвижению на первый план проблем внутренней геополитики, «особенно относящихся к трудным пространствам Новой России за Уралом» [349 - Цымбурский В.Л. Коньюнктуры Земли и Времени. – С. 41.]. В связи с этим для В.Л. Цымбурского большую актуальность приобретал вопрос о переносе центра страны в Сибирь [350 - Цымбурский В.Л. Остров Россия. – С. 278–286.].
   Одновременно В.Л. Цымбурский критиковал западничество и евразийство как два старых искушения, «лишь затемняющих пред Россией новые вызовы» [351 - Цымбурский В.Л. Коньюнктуры Земли и Времени. – С. 34.]. С одной стороны, с отходом России из Центральной и Восточной Европы в полной мере раскрылась роль нашей страны в судьбах европейского ареала XVIII–XX вв., это «роль небезуспешно навязывавшей себя ему чужеродной силы». Запад, полагает В.Л. Цымбурский, все более определяется через совокупность хозяйственных и военных международных структур и объявлять себя «другой Европой», а то и «подлинной Европой» вне этих структур, – самозванчество безобидное лишь до тех пор, пока из него не выводятся стратегические следствия. Исследователь видит два возможных следствия из подобной позиции: во-первых, «возвращение к натиску на Запад как оправданию нашего исторического существования»; во-вторых, «удовлетворенность ролью смирного и поднадзорного маргинала в сугубо гуманитарных европейских институтах».
   С другой стороны, не подходит России, по мнению В.Л. Цымбурского, и евразийство. Во-первых, под этим названием, полагает В.Л. Цымбурский, часто циркулируют воззрения, далекие друг от друга, имеющие мало общего. Союз с европейскими правыми и с мусульманами маловероятен [352 - Там же. – С. 34–36.]. В качестве аргумента против евразийства В.Л. Цымбурский приводил и пример оттока русских из Центральной Азии.
   Из современных авторов можно назвать Д.М. Володихина, стоящего на своеобразных неоизоляционистских позициях. Он рассматривает Россию как самодостаточное государство-цивилизацию. Данная модель предполагает: во-первых, сохранение и развитие социально-культурных отличий от всех остальных цивилизаций, в том числе и от евро-американской; и, во-вторых, создание такой экономической базы, которая позволяла бы России сохранять полную независимость от всего мира и динамично развиваться при этом. А это по большому счету – «укрепление границ», политика «закрытых дверей», то есть изоляционизм [353 - Володихин Д.М. Перспектива тысячелетнего развития Русской цивилизации // Политический класс. – 2007. – № 9. – С. 49.]. Только вне глобализационных процессов Россия и сможет развиваться, по мнению Д.М. Володихина.
   Вместе с тем, данный сценарий преимущественно является «изоляционистским», предполагающим сохранение России как самостоятельного «государства-цивилизации», без формирования своего цивилизационного пространства. Более того, автор упускает из виду такой аспект, как рост иных цивилизаций, делающий глобализацию неоднозначным и многоуровневым процессом.
   Для А.С. Панарина Россия является особым типом цивилизации, пусть и родственным Западу через античную историю, а также через эпоху Просвещения. Он полагает, что Россия вместе с Востоком может дать вызов современному Западу, навязывающему всему миру свою модель. Конфуцианский и исламский миры уже дают свои ответы на цивилизационные вызовы. Такой ответ может дать и Россия, имеющая «в своем генезисе первоначально тождественное Западу, но преданное и подавленное им греческое ядро» [354 - Панарин А.С. Православная цивилизация. – С. 483.].
   Однако А.С. Панарин не указывает на то, какой должна быть православная цивилизация, какие страны должны в нее входить. Более исследователя интересует ценностный аспект: противостояние ценностей Запада и православия (как он их порой понимает). Можно выделить только два момента, на которых он акцентирует внимание. Во-первых, это роль российского государства, которое, будучи связанным с христианскими корнями, стоит на стороне слабых против сильных, не позволяя последним давить первых. И это касается не только внутренней политики, но и внешней.
   Второй важный момент, который мы можем выделить в «цивилизационной стратегии» А.С. Панарина, это союз с древними восточными культурами. В первую очередь с исламским миром и с конфуцианством а также с Индией. Эти культуры являются носителями Традиции, поэтому и у православной цивилизации с ними будет больше общего.
   Разработкой «Православного проекта» занимается активно и глава Византийского клуба А.М. Малер, который полагает, что центральным моментом наднационального и надгосударственного «Православного проекта» является идея геополитического единства православных стран. В данный цивилизационный блок могут войти все страны Восточной Европы от Греции и Балкан до Кавказа. Прообразом такого объединения может являться идея Православной конференции (по аналогии с Исламской конференцией), нашедшей воплощение в Межпарламентской ассамблее православия, в которую входят 24 государства.
   Достоинства данного проекта, по мнению А.М. Малера, состоят в том, что он позволит избежать таких крайностей, как растворение в либеральном глобализме, удушение в этнонациональном изоляционизме, возникновение евразийского тоталитаризма [355 - Малер А.М. Рождение Православного Проекта. Универсальные ценности ортодоксального христианства между либеральным Западом и тоталитарным Востоком // Политический класс. – 2008. – № 5. – С. 19.]. Это путь возвращения в Европу, точнее в православную и Восточную Европу, а не в либерально-секулярный Евросоюз [356 - Там же. – С. 18.].
   С подобными идеями выступает и К. Фролов. Он в своих работах больше внимания уделяет внутриполитическим аспектам, вместе с тем, по его мнению, в реализуемых мировых проектах: неолиберальном (имеющем и протестантские корни) и исламском России уготована роль провинции. И лишь находясь в системе координат восточнохристианской цивилизации, «Россия несет столичные функции, способна быть субъектом, а не объектом мировой политики» [357 - Фролов K. Русская церковь под прицелом «оранжевых технологий» // Политический класс. – 2007. – № 3. – С. 55.]. Ибо без сильной России страны православной традиции останутся маргиналами в мировой политике, а православие будет отброшено на обочину борьбы идей и смыслов [358 - Там же.].
   Главным ответом на геополитическую катастрофу конца ХХ века, полагает автор, должно стать создание международной Организации Православная конференция со своими политическими и экономическими структурами. Опорой России могут выступать Сербская православная церковь на Балканах, Антиохийский патриархат – на Востоке, Александрийский патриархат распространяет свое влияние в Африке (около 5 миллионов африканцев приняли православную веру, т. е. в Африке наблюдается православный бум). В связи с этим автор предлагает открыть богословский факультет в Российском университете дружбы народов. Кроме того, православные общины существуют в США, Канаде, Латинской Америке, Европе, Австралии. И все это пока происходит помимо России.
   РПЦ, по мысли К. Фролова, выступает и в качестве единственной нерасчлененной структуры на постсоветском пространстве, являющейся своеобразной предпосылкой для объединения распавшейся страны.
   Таким образом, по мысли автора, успешные действия российской дипломатии и использование потенциала православия могут привести к тому, что Россия окажется в центре православной цивилизации [359 - Фролов К. Указ. соч. – С. 55–56.].
   А.Н. Окара предлагает вместо понятия «православная цивилизация» категорию «восточнохристианская цивилизация» [360 - Окара А.Н. В окрестностях Нового Константинополя. – С. 18–19.], в виду неприемлемости первого. Во-первых, А.Н. Окара полагает, что в результате такого названия цивилизация как явление ошибочно приравнивается к религии. Во-вторых, восточное христианство не сводится лишь к православию (например, есть еще грекокатолики, монофизиты, которых вполне можно отнести к восточнохристианской цивилизации). В-третьих, страны этого мира – сакральные, церковь в них отделена от государства и играет слабую роль (за исключением Греции) [361 - Там же.]. В результате правильнее было бы говорить о постправославном сообществе.
   К данной цивилизации А.Н. Окара относит те страны Восточной Европы, где «восточное христианство исповедуется подавляющим большинством населения и исторически является основой национальной или государственной идентичности», а также ряд регионов Ближнего Востока, Северной Африки и Северной Америки, являющихся окраинами этого феномена. Осевыми, по мнению автора, являются три страны: Греция, Россия и Украина [362 - Там же. – С. 24.].
   Отмечая раскол в современном восточнохристианском мире, автор полагает, что на данном этапе даже невозможно создание какого-либо геополитического и геоэкономического блока. «В существующих условиях более актуально установление двусторонних и многосторонних отношений между странами восточнохристианского ареала, актуализация в общественном сознании и в сознании элитных групп цивилизационной проблематики, научные и философские исследования, а также переход из рефлективной стадии в креативную» [363 - Окара А.Н. В окрестностях Нового Константинополя. – С. 42.]. В целом же, по его мнению, для цивилизационного «строительства» нужны «строители» («креативный класс») и «строительный материал» (ресурс «мягкой власти») [364 - Там же.]. Наверное, с этим можно согласиться, особенно в период, когда культурные образы, символы начинают играть все более ощутимую роль, влияя на взаимодействие между нациями.
   А.Н. Окара также, на наш взгляд, вполне обоснованно, не исключает того, что в будущем возможно расширение ареала Восточнохристианской цивилизации. Окружающие страны, близкие, как правило, в культурном и историческом планах, восточнохристианская цивилизация может рассматривать «в качестве союзных лимитрофов, с которыми должны выстраиваться приоритетные отношения». Другими словами, Польша, Чехия, Словакия, Хорватия, Казахстан, по логике автора, лимитрофы, которые можно включить в сферу влияния.
   Для каждой из стран, входящих в эту цивилизацию, формируется своя стратегия поведения: Украина должна стараться не превратить во врагов Польшу и крымских татар, Сербия – пытаться удержать приемлемые отношения с Хорватией и Боснией и Герцеговиной, Греция и Болгария станут поддерживать отношения с Турцией.
   Автор заключает, что «если у православных стран по отдельности и у восточнохристианской цивилизационной общности в целом будут выстроены эффективные отношения с родственными и соседними неправославными странами и конгломератами на основе их общих интересов и взаимоприемлемых ценностей, это сделает цивилизационную идентичность более устойчивой, привлекательной и эффективной в геополитическом отношении» [365 - Там же. – С. 26–27.].
   Все большую популярность приобретают в стране и евразийские концепции. К примеру, И.Б. Орлова признает, что в современных условиях одним из главных субъектов геополитики, идущим на смену государству, становятся цивилизации, «как крупные культурно-исторические системы, из которых складывается многополярный мир» [366 - Орлова И.Б. Контуры современной евразийской концепции. URL: http://www.ispr.ru/Confer/EuroAsia/confer9-1.html.]. В связи с этим, встает вопрос о возможности возрождения расколотой евразийской цивилизации. Хотя И.Б. Орлова и признает данный вопрос открытым, она отмечает, что в геополитическом плане Евразийское пространство характеризовалось на протяжении всей истории двумя формами политических образований: единым государством и системой государств. Мир Евразии то собирался (скифами, гуннами, монголами, русскими), то вновь распадался.
   На данном этапе, полагает автор, современная евразийская концепция может сыграть роль в деле интеграции постсоветского пространства: вакуум идеологии, возникший в странах бывшего СССР, как раз и может быть заполнен евразийской идеологией. Но необходима евразийская идентичность. Откуда ей взяться? Автор считает, что для этого нужна медленная и кропотливая работа евразийской интеллигенции, направленность государственной политики, вырабатывающей иерархию приоритетов, а также активизация экономического, социального и иного взаимодействия в евразийских рамках, при создании единых надгосударственных структур, решающих общие задачи. В качестве примера автор приводит Евросоюз, где уже давно происходят подобные процессы.
   Евразийское наднациональное сотрудничество будет прочным и устойчивым только при условии баланса интересов всех народов, равной ответственности и равноценного экономического социального и другого вклада каждого государства-участника в развитие и функционирование общеевразийского сотрудничества, что обеспечит выживание и дееспособность евразийского сообщества [367 - Орлова И.Б. Указ. соч.].
   И.Ф. Кефели в своих работах также указывает на важность для России евразийских идей, в том числе и Л.Н. Гумилева. Более того, евразийство должно быть обновлено, по мысли И.Ф. Кефели, реалиями глобальной геополитики и «достижениями реального коммунизма» [368 - Кефели И.Ф. Геополитика Евразии. СПб., 2010. – С. 281.]. Для формирования России как одного из полюсов силы необходимо, по мнению И.Ф. Кефели, наличие нескольких условий. Во-первых, консолидация всех сил, внутри российского общества. Во-вторых, объединение, в первую очередь с Украиной и Белоруссией, имеющими с Россией единые этнокультурные, конфессиональные и исторические корни. Консолидация всех сил и, как следствие этого, достижение стабильности во всех сферах общественной жизни, по мысли автора, будут способствовать «собиранию земель» вокруг Российской Федерации [369 - Кефели И.Ф. Геополитика Евразии. – С. 274.].
   Формирование цивилизационного пространства России И.Ф. Кефели связывает со складывающейся геополитической ситуацией в мире: по его мнению, в настоящее время формируется противовес американской гегемонии в лице России, Китая, Индии и исламского мира. В этом случае, с позиции автора, России необходимо восстановить контроль над «хартлендом». Из всех видов контроля И.Ф. Кефели отдает предпочтение культурно-цивилизационному, опирающемуся на культурную историю, этнические корни, архетипы массового сознания.
   Тем самым выбор для нашей страны в возрождении России-Евразии, «понимаемой как форма существования объединившихся на едином пространстве народов во главе с русским народом в виде естественного геополитического ареала, в рамках которого обеспечивается его национальная безопасность» [370 - Там же. – С. 275–276.]. При этом И.Ф. Кефели аргументировано критикует конфронтационные направления в евразийстве, к которым он относит, к примеру, работы А.Г. Дугина. Необходимо, по мнению И.Ф. Кефели, «инициировать консолидирующую роль в российском обществе, а не заниматься поиском врагов» [371 - Там же. – С. 286.].
   Таким образом, мы рассмотрели несколько цивилизационных сценариев развития страны в условиях современности. Их многообразие отражает сложность и уникальность ситуации, а также и сложность задачи стоящей перед страной. Главное для них одно – это представление о России как уникальной цивилизации, являющейся либо самостоятельной единицей, либо субцивилизацией более крупного мира.

3.4. Формирование цивилизационного пространства России

   В предыдущем параграфе мы рассмотрели несколько вариантов цивилизационного развития России. Вне зависимости от ценностного содержания, перед нашей страной стоит проблема формирования своего цивилизационного пространства. Здесь можно согласиться с Л.Г. Ивашовым, указывающим на ряд задач, вытекающих из данной проблемы:

   • принятие геополитической доктрины, определяющей место и роль России в системе мировых цивилизаций;
   • восстановление православно-славянской и евразийской цивилизационной матрицы и воссоздание евразийского и славянского союзов [372 - Данное пожелание, на наш взгляд, никак не противоречит с «Евроатлантическим» сценарием цивилизационной интеграции, так как Россию можно рассматривать и как часть именно Евроатлантики.];
   • выработка национальной идеи и стратегии развития российского государства в соответствии с цивилизационной сущностью;
   • определение геополитических союзников в лице цивилизаций и предложение человечеству своей (совместно со странами СНГ и близкими по цивилизационным признакам народами) философии геополитики XXI века [373 - Ивашов Л.Г. Геополитическая структура будущего миропорядка // Геополитика и безопасность. – 2009. – № 4. – С. 13.].

   Все-таки Россия, «как исключительно национальное государство в своих нынешних границах, не сможет статья полюсом даже при самых благоприятных условиях» [374 - Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. – С. 146.].
   Но осуществление подобной задачи осложняется рядом моментов. Во-первых, сокращением сфер влияния России в мире, имевшим место в 1990-е гг., и наблюдающимся даже в наше время. Во-вторых, многое зависит от вопроса цивилизационной идентичности страны и от подхода тех или иных ученых к решению стратегических задач, стоящих перед Россией. Как известно, здесь мы можем наблюдать как сторонников интеграции России в евроатлантическую цивилизацию, так и их оппонентов. Есть также и исследователи, которые констатируют, что «номинально дверь на Запад для России открыта, но в реальности приглашение России в Западный мир немыслимо. Запад как бы сам начал подталкивать Россию в мир Китая, Индии, Бразилии» [375 - Уткин А.И. Указ. соч. – С. 652.].
   Сложность однозначного выбора состоит еще и в том, что «России показана стратегия, которая тщательно учитывает ее уникальный статус двухконтинентальной державы» [376 - Брутенц К.Н. Указ. соч. – С. 436.]. С одной стороны, Россия тесно связна с евроатлантическим миром своей историей, культурой, экономическими связями, проблема модернизации российской экономики «вряд ли может быть успешно решена без сотрудничества с Западом» [377 - Там же.]. Вместе с тем, за Уралом 80 % ее территории, 70 % ее границ, наша страна буквально «вросла в Азию, сформировав свой Восток» [378 - Там же. – С. 438.], соседями Российской Федерации являются мир ислама и Китай. Все это определяет и специфику геополитического кода нашей страны [379 - Кефели И.Ф. Философия геополитики. – С. 133.], что нашло отражение и в Концепции внешней политики Российской Федерации, принятой 12 июля 2008 г., авторы которой делают акцент на многовекторности во взаимоотношении с окружающим миром [380 - Концепция внешней политики Российской Федерации.].
   Признавая важность отношений с Западом и Востоком, на наш взгляд, на данном этапе России в первую очередь необходимо сформировать свое цивилизацонное пространство, под которым мы понимаем сферу социокультурного, а также политического и экономического влияния той или иной цивилизации. Любая цивилизация через свои отдельные страны стремится создать такое пространство. Например, Запад создает такое пространство через Францию (политика Франкофонии), Испанию (Иберо-американский саммит), Германию (проникновение в Восточную Европу). Свое «Ближнее зарубежье» формирует и Индия (Восточная Африка).
   В числе целей внешней политики России также определены содействие объективному восприятию Российской Федерации в мире, популяризация русского языка и культуры народов России [381 - Концепция внешней политики Российской Федерации.], а это не может не вести и к укреплению или расширению цивилизационного пространства. Уточним, что последнее немного отличается от цивилизационного ядра, под которым понимается территория, выступающая в роли основы цивилизации. В нашем случае цивилизационным ядром является сама Россия в современных границах.
   На наш взгляд, наряду с такими факторами, как экономический, социальный, можно использовать не только культурный компонент, но и такой важный элемент культуры как православие [382 - Фролов К. Указ. соч.]. Православными на данный момент являются такие республики постсоветского пространства, как Белоруссия (80 % от всего населения), Грузия (83,9 %), Молдавия (98 %), Украина (83,7 %). Православные общины многочисленны в Прибалтике (особенно в Латвии – 15,3 % и Эстонии – 12,8 %) [383 - http://ru.wikipedia.org/wiki/Православие_в_мире.]. В Восточной Европе к православным странам можно отнести Болгарию (82,6 %), Грецию (98 %), Румынию (86,8 %), Сербию (85 %) и Македонию (64,7 %). Сильны позиции православных также в Казахстане (44 %) и Киргизии (20 %). Это в какой-то степени поможет наладить диалог с исламским миром. Православные общины разбросаны по всему миру. Но мы остановимся на тех государствах, которые могут являться потенциальными членами пространства православной цивилизации.
   Противники этого варианта могут указать на несколько обстоятельств, существенно затрудняющих его реализацию. Во-первых, в самой России, как и в других государствах, уже мало людей, фактически являющихся православными. С. Хантингтона как раз и упрекали за то, что он Россию назвал православной цивилизацией. Во-вторых, среди православных государств нет единства. Пример – недавняя война России с Грузией. Ухудшаются отношения России с Белоруссией, не совсем гладкие отношения и с Украиной. Существенные противоречия были и есть между греками, болгарами и сербами. Многие православные государства стремятся в Евросоюз (Грузия, Украина) или входят уже туда (Болгария и Румыния). В-третьих, встает вопрос о том, как быть с исламскими государствами СНГ (такими как Азербайджан, Казахстан и Киргизия), какое место они должны занять и займут ли в новом цивилизационном образовании? В-четвертых, если брать страны Ближнего зарубежья, то мы видим, как они постепенно втягиваются в сферу влияния других центров силы.
   С другой стороны, конфликты между государствами, принадлежащими к одной цивилизации, бывали всегда, однако это не значит, что невозможно достичь единства. Франция и Германия имеют за своими плечами гораздо более трагичный опыт взаимодействия, нежели Россия и Грузия, наша страна и Украина. Однако сейчас они являются ядром объединения Европы. Противоречия были у Бразилии с Аргентиной, более того последняя долгое время не могла определиться с цивилизационной идентичностью. Взаимоотношения между ЕС и балканскими государствами «по-прежнему напряжены и нестабильны» [384 - Ханна П. Указ. соч. – С. 58.], но пока никто из стран Юго-Восточной Европы не поднимает вопроса о выходе из Евросоюза.
   У многих народов так или иначе сохраняется православная идентичность, что дает возможность использовать этот фактор наряду с такими, как русскоязычная диаспора на постсоветском пространстве, длительные культурные и экономические связи, совместная история.
   Формирование цивилизационного пространства, на наш взгляд, может проходить в несколько этапов. В концепции внешней политики России от 2008 г. сказано, что «приоритетным направлением… является развитие двустороннего и многостороннего сотрудничества с государствами-участниками СНГ» [385 - Концепция внешней политики Российской Федерации.]. И.Ф. Кефели справедливо полагает, что укреплению роли России в мировой экономике «могло бы дать восстановление государственного союза с бывшими союзными республиками, в первую очередь с Украиной, Беларусью, Казахстаном, Кыргызстаном и странами Закавказья» [386 - Кефели И.Ф. Философия геополитики. – С. 139–140.].
   Отталкиваясь от этого, на первом этапе необходимо наладить ухудшившиеся (а где-то и испортившиеся) отношения с Украиной, Белоруссией и Грузией, как православными странами, а также с другими государствами СНГ. Во-первых, на постсоветском пространстве пока существует и в ближайшем времени сохранится культурно-цивилизационная общность [387 - Россия и мир. Новая эпоха. 12 лет которые могут все изменить / отв. ред. С.А. Караганов. М., 2008. – С. 384.]. Во-вторых, страх некоторых государств перед исламскими террористами, экспансией Китая и неприятие гегемонистских устремлений Америки создает своеобразную ситуацию, когда бывшие постсоветские республики превращаются в специфический «клуб «непринятых» или принятых на неприемлемых условиях [388 - Бляхер Л.Е. Возможен ли постимперский проект: от взаимных претензий к общему будущему // Полития. – 2008. – № 1. – С. 6–16.]. В-третьих, имеет место быть давняя и общая история, которая, по замечанию Л.Е. Бляхера, «при известной изощренности может быть осмыслена как идеал-проект» [389 - Там же.].
   При этом необходимо предложить ряд каких-то идей, символов, вокруг которых будут сплачиваться остальные страны [390 - Там же.]. Система ценностей и экономические связи станут более крепким фундаментом, нежели только одна идея, что с соседями должен доминировать принцип «только бизнес и ничего личного».
   Ю.М. Солозобов предлагает дать особые интеграционные полномочия двум стратегическим союзникам: Казахстану в Центральной Азии, а Минску в западном направлении [391 - Солозобов Ю.М. СНГ: двадцать лет спустя после «развода». Постсоветское пространство на пороге перемен / De futuro, или История будущего / под ред. Д.А. Андреева, В.Б. Прозорова. М., 2008. – С. 185–186.], тем более, что, как отмечает сам исследователь, данная геополитическая конструкция совпадает с форматом нового Таможенного союза. При этом важно, чтобы «наши соседи увидели в единении с Россией гарантию своего достойного будущего во всех смыслах – политическом, военном, социально-экономическом, культурном…» [392 - Демурин М. Россия и страны СНГ: Цивилизационный вызов: что России делать с осколками бывшего СССР // Политический класс. – 2007. – № 12. – С. 18.].
   Активное участие России в региональных экономических форумах, таких как ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС, ОЦАС также позволит укрепить нашей стране свое геополитическое положение в регионе [393 - Глобальная геополитика. Указ. соч. – С. 248.]. Не следует сбрасывать со счетов и Таможенный Союз (декабрь 2010 г.) а также начавшее функционировать с января 2012 г. Единое экономическое пространство.
   Можно согласиться с выводами Гребенченко С.Ф., что дальнейшие процессы на территории постсоветского пространства будут представлять из себя несколько «региональных разноскоростных и разноотраслевых векторов сближения» с локомотивами интеграции в виде различных мини-организаций наподобие Таможенного Союза [394 - Гребениченко С.Ф. В фарватере интеграции // Социально-гуманитарные знания. – 2012. – № 1. – С. 41.].
   На втором этапе следует обратить внимание на две группы стран. Во-первых, на прибалтийские республики. Да, страны Балтии отождествляют себя с Евросоюзом и входят в него с 2004 г. По мнению ряда экспертов, отношения между Россией и ними заходят в тупик [395 - Симпкинс А. Внутренняя шизофрения. Эксперты поставили диагноз отношениям России и Эстонии. URL: http://rus.delfi.ee/projects/opinion/vnutrennyaya-shizofreniya.d?id=42266903.], однако и им можно предложить роль своеобразного посредника между двумя регионами (тем более, что такие идеи уже высказывались в прессе), необходимо также сохранять и развивать экономические и культурные связи, а также вновь использовать фактор православия.
   В Прибалтике имели и имеют место быть тревожные тенденции в политике властей по отношению к русскоязычным общинам, что не может не влиять и на взаимоотношения между Балтией и Россией. «Власти балтийских стран, проводя целенаправленную политику ассимиляции русского населения, проявляют особую активность именно в этих направлениях – пытаются перевести школьное образование на национальные языки, взять под свой контроль русскую прессу, ограничить права православной церкви на владение храмами» [396 - Тетерин И. О русской газете замолвите слово. URL: http://kp.ru/daily/24524.5/671789/.]. Одна из причин – скандинавский капитал, который «присутствует практически во всех хозяйственных сферах: от регулирования финансовых операций и телекоммуникаций – до сбора и обработки бытового мусора» [397 - Там же.]. Подконтрольная скандинавам эстонская пресса, подтянутая ими до высокого уровня, вытесняет русскоязычные газеты при помощи властей, а заодно и формирует у населения соответствующие представления о России. В свою очередь русские СМИ, судя по всему, забыты нашим бизнесом.
   Однако из среды российских медиа-игроков уже раздаются предложения по исправлению ситуации [398 - Тетерин И. Указ. соч.]. Умелые действия российской дипломатии, бизнеса и руководства РПЦ могут исправить ситуацию. Добавим сюда активность русских общин, Латвии, отстаивающих свои права, самобытность [399 - Линдерман В. Латыш. Русский. Перезагрузка // Час, 19.03.2011. URL: http://www.chas-daily.com/win/2011/03/18/l_003.html?r=30.], заинтересованность части латвийской элиты (и прибалтийской в целом) в деловых отношениях с Россией.
   Во-вторых, государства Юго-Восточной Европы (в первую очередь Сербию, Болгарию, Румынию). Факт, что страны этих регионов (и Балтии и ЦЮВЕ) порой враждебно относятся к России, а с другой стороны стремятся в Евросоюз, не должен смущать, поскольку существуют примеры политий, которые входят в несколько образований. Так, Мексика является членом НАФТА, однако мексиканцы чувствуют свою принадлежность к латиноамериканской цивилизации. Турция входит в Организацию Исламская конференция, одновременно ее элита стремится вступить в Евросоюз. Поэтому не исключено, что отдельные государства вполне могут быть членами Евросоюза или других организаций и, вместе с тем, входить в объединения с Россией.
   На рубеже 1980–1990-х гг. Россия сама ушла (а кто-то из аналитиков даже использует термин «бежала» [400 - Уткин А.И. Измена генсека. Бегство из Европы. М, 2009.]) из Восточной Европы, покинув своих сторонников (что не могло не подпортить ей имидж у части общественности этих стран), фактически уступив место для игры своим геополитическим конкурентам. Последствия данного шага сказываются и сейчас, однако, это не значит, что ничего не надо предпринимать для исправления ситуации. Тем более что она, по мнению ряда экспертов, по сравнению с 1990-ми годами начинает постепенно нормализоваться. «Территориальная близость, традиции давних исторических связей, а главное – интересы взаимовыгодного сотрудничества сегодня и завтра все больше приводят и Россию, и страны Восточной Европы к осознанию необходимости развития всесторонних добрососедских отношений: и политических, и экономических, и научных, и культурных» [401 - Орлик И.И. Восточная Европа в стратегии НАТО // Свободная мысль. – 2009. – № 4. – С. 139.].
   Например, «в то время, как в 2007 г. Франция и Германия получали, соответственно, 14 % и 36 % газа из России, показатели в странах Восточной Европы были гораздо выше: 48 % в Польше, 92 % в Болгарии и 100 % в трех прибалтийских государствах» [402 - Трейсман Д. Шлейфер А. Указ. соч. – С. 58.]. В Болгарии, несмотря на внешнеполитический курс правительства, согласно данным Национального центра изучения общественного мнения, около 72 % населения симпатизируют России, и только 8,6 % негативно относятся к нашей стране [403 - Минчев М. Этого Россия Болгарии не простит // Столетие, 10.02.2011. URL: http:// www.stoletie.ru/geopolitika/etogo_rossija_bolgarii_ne_prostit_2011-02-10.htm.].
   К.Н. Брутенц, например, полагает, что у России есть перспективы в хороших взаимоотношениях даже с теми странами, руководство которых занимает антироссийские позиции: «Экономические связи, растущая готовность российского бизнеса к инвестициям, поток российских туристов, оживление русских меньшинств сделают свое дело» [404 - Брутенц К.Н. Указ. соч. – С. 451.].
   А.Г. Дугин также не исключает возможности тесного взаимодействия России со странами Восточной Европы. В первую очередь с православными государствами, такими как Греция, Македония, Болгария, Румыния. Вместе с тем, полагает он, работать надо и с другими славянскими государствами: Польшей, Чехией, Словакией, Словенией и Хорватией.
   Не отрицая антироссийских позиций в Восточной Европе, А.Г. Дугин констатирует: «По сути дела, восточноевропейцы начинают осознавать свою особенность. Не просто отличие румынов, например, от французов или от кого-то еще, а именно как восточноевропейцев от западноевропейцев. Это не значит, что надо раскалывать Европу, наоборот, помогать и включаться в процесс формирования этой цивилизационной ниши России точно надо» [405 - Александр Дугин о модели многополярного мира, роли России в преодолении американской гегемонии и приоритетах страны. http://eurasianews.md/eurasia/aleksandr-dugin-modeli-mnogopolyarnogo-mira-roli-rossii-preodolenii-amerikanskoj-gegemonii-prioritetax-strany.htm.].
   Ряд стран, как Восточной Европы, так и бывшего СССР, участвуют в совместных организациях. Например, в Организации Черноморского экономического сотрудничества (Азербайджан, Армения, Грузия, Греция, Молдова, Россия, Румыния, Сербия, Украина). Совместная работа в разного рода форумах также может содействовать интеграции. Страны Восточной Европы фактически оказались на периферии Евросоюза, как и государства Балтии, порой чувствуя свою ненужность. Поэтому им и нужно предложить важную роль посредников между двумя родственными цивилизациями.
   К.Н. Брутенц полагает, что для успешной реализации данной стратегии необходимо несколько условий: «тщательно выверенное соблюдение начал равноправия и взаимной выгоды, нейтрализацию жупела «русской угрозы», взвешенное отношение к провокационным выпадам тамошних политических спекулянтов, деликатная поддержка российских меньшинств, активные связи с различными политическими силами, в том числе с левыми» [406 - Брутенц К.Н. Указ. соч. – С. 452.].
   Далее, вполне возможно попытаться создать международную организацию Православная конференция, «со своими политическими и экономическими структурами» [407 - Фролов К. Указ. соч. – С. 55.]. Напомним, что есть Организация исламская конференция (несмотря на вражду между отдельными мусульманскими странами), проходят заседания Иберо-американского саммита. России вполне возможно по их образу создать организацию.
   Таким образом, Россия может оказаться в центре православной цивилизации и на равных взаимодействовать с другими акторами мировой политики, социокультурными образованиями. Но для этого необходимы главным образом, воля и компетентность российского руководства и других стран, в первую очередь Украины, Белоруссии и Казахстана. И целенаправленная кропотливая работа многих поколений.

3.5. Структура российской цивилизации

   Разумеется, что ядром формирующейся цивилизации будет оставаться Россия. Но что она из себя представляет и какой ей быть в дальнейшем? В литературе уже появляются проекты внутреннего устройства «государства-цивилизации» [408 - Ремизов М. Проект государство-цивилизация // URL: http://cv.jinr.ru/~kras/tanja/ zakon/konst/2.html.]. К примеру, М.В. Ремизов полагает, что России необходимо стать государством-цивилизацией, тем более, что она не подходит под классическое понимание «государства-нации». С подходом автора можно частично согласиться, однако в его проекте присутствуют именно наброски.
   Мы уже отмечали, что у цивилизации три составляющих элемента: территория, сложная многоуровневая социокультурная организация и ценностная основа. Что касается территориальной основы страны, то по мнению И.Ф. Кефели, существующие Федеральные округа России, являются также и макрорегионами, создающими своеобразный «геополитический каркас» для российской территории. Функционирование данных макрорегионов позволяет более эффективно использовать имеющийся ресурсный потенциал, укрепляет единство геополитического, социокультурного, экономического и политико-правового пространства страны [409 - Кефели И.Ф. Геополитика Евразии. – С. 209.].
   Добавим что каждый из этих макрорегионов, являясь также и своеобразным субкультурным элементом, возможно примет участие и в формировании цивилизационного пространства России.
   Говоря о сложной многоуровневой организации, мы имели ввиду не только объединение нескольких государств в цивилизационное образование, но и отдельную государственность. Рассматривая данный феномен применительно к России мы, в первую очередь, обратим внимание на идеи А.С. Панарина. Анализируя состояние российского государства на рубеже столетий, он выделяет два основных фактора, негативно действующих на его функционирование. С одной стороны, в мире происходит процесс перераспределения ресурсов в пользу «золотого миллиарда». Одним из главных средств этого перераспределения, по мнению автора, является неолиберальная идеология, отрицающая сильное государство (мешающее архитекторам нового мирового порядка прибрать к рукам ресурсы более слабых, но богатых стран). С другой стороны, правящая в стране в 1990-е г г. элита, как полагает автор, фактически пошла на сговор с Западом, являлась проводником его политики в России. Вот здесь и возникает, по А.С. Панарину, одно из противоречий между «либеральной» элитой и народом.
   Неолибералы отрицают государство по нескольким причинам:

   1) оно мешает им перераспределять собственность в своих руках;
   2) государство может выступать в роли социального арбитра между трудом и капиталом [410 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 205–206.].

   Отстаивая свои взгляды, неолиберальная элита обрушивается со своей критикой в первую очередь на русский народ, что не случайно, так как последний «является одним из самых государственнических, или «этатистских», в мире», – и эта черта составляет ядро его ценностной системы. Для либералов уважение русских людей к государству – это проявление лени и жажды опеки [411 - Там же. – С. 207.]. Частично соглашаясь с данным тезисом автора, можно вспомнить и имеющие место размышления о «рабской психологии русского человека» (но подобного рода «мыслители» забывают, что эти «рабы» оказывали сопротивление величайшим завоевателям, в то время, как почти вся Европа предпочитала сдаваться на милость победителя).
   Нет, не лень, а жертвенность и мессианское чувство признания заставляют, по А.С. Панарину, русских людей быть государственниками. Анализируя суровую российскую историю, мыслитель вполне резонно задается вопросом: «Представьте, как в этих исторических и геополитических условиях мог бы выглядеть либеральный стандарт поведения, связанный с «дистанцированием от государства» и пренебрежением обязанностями социальной взаимопомощи и взаимозащиты» [412 - Там же. – С. 208.]? Более того, государство является элементом, связывающим два компонента политической культуры России – традиционный (христианский) и либеральный или западнический. На наш взгляд, к ним можно добавить еще и советский, являющийся своеобразным сплавом двух первых.
   Автор несколько идеализирует российское государство, утверждая, что оно, связанное с христианскими корнями, стоит на стороне слабых против сильных, не позволяя давить низшие слои населения. При этом А.С. Панарин словно забывает о крепостном праве и не только о нем. Хотя по вопросу о крепостном праве ряд исследователей солидаризируется с А.С. Панариным. К примеру, М.А. Емельянов-Лукьянчиков отмечает, что закрепощение русских крестьян на протяжении XV–XIX вв. воспринималось в то время как часть «необходимого для всех православного послушания» [413 - Цит. по: Емельянов-Лукьянчиков М.А. Указ. соч. – С. 473.], и только с постепенным упадком русской цивилизации отношение к крепостному праву менялось. Другими словами, это не выглядело как несправедливость со стороны государства и в какой-то степени подтверждает тезис А.С. Панарина.
   В исполнении важных социальных функций, в частности в защите бедных от богатых, А.С. Панарин видит и своеобразный «демократизм» российского «государственного деспотизма»: союз царя с народом против «сильных мира сего» (своеобразная «народная монархия», если использовать термин И.Л. Солоневича – авт.). Таким образом, чтобы быть демократическим в социальном отношении – чутким к социальным запросам и правам большинства, российскому государству необходимо быть сильным – устойчивым к давлению номенклатурных и криминальных кланов, не говоря уже о воздействии иностранных сил, заинтересованных в социальном истощении нашей страны. Россия, как отмечает А.С. Панарин, «потому и получила в народном сознании название Святой Руси, что ее государство осуществляет – на грешной земле и грешными земными средствами – священный парадокс христианства, обещающий слабым грядущее торжество, сильным грядущее унижение» [414 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 211.].
   Даже Советский Союз, по Панарину, унаследовал некоторые черты традиционной российской государственности. С одной стороны, критикуя «советский проект», особенно в первый период его реализации, автор признает, что советская империя вместо получения экономических дивидендов, дотировала программы индустриализации опекаемых ею стран, обучала молодежь, сохраняла и оберегала от уничтожения национальные языки и культуру, создавала национальные элиты [415 - Там же. – С. 223.]. Советский Союз выступал на мировой арене как защитник слабых против сильных (хотя и допускал в рамках своего лагеря давление на своих подчиненных). Вся антисоветская истерия, по автору, вызвана возмущением богатых, что им «мешают брать то, что положено». Вместе с тем, современные неолибералы опасаются усиления государства, считая, что оно будет выполнять свои социальные функции.
   Несмотря на определенную идеализацию российского государства, взаимоотношений власти и народа, А.С. Панарин допускает, что оно может идти на поводу у «олигархического меньшинства», как это имело место, по его мнению, в 1990-е гг. Такое государство является слабым, вынужденным переплачивать сильным за счет бедных. В целом, согласно логике А.С. Панарина, ослабление данного института ведет к усилению власти богатых или к хаосу.
   Какие же выводы делает А.С. Панарин для российской государственности и ее перспектив? Мы остановимся только на внутриполитическом аспекте. Размышляя над будущим России, ученый отталкивается от рассуждений В.С. Соловьева, что приводит его к постулированию тезиса о необходимости трех сильных институтов: государства, церкви и гражданского общества [416 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 469.].
   Обратимся к первому элементу. Очевидно, что государство должно стоять на страже прав человека (социальных, политических и экономических), являться гарантом стабильности системы. Тот, кто возмущается наличием в истории России сильного государства, либо опасается его современного укрепления, либо забывает, что оно не только выступало в роли самодовлеющего чудовища, Левиафана. Его ослабление, как это было в период трех системных кризисов в начале XVII в., в 1917 г. и в конце ХХ в., вело к хаосу и анархии в обществе, к росту насилия и произвола. Уже одно это доказывает необходимость укрепления государства. Кроме того, идея сильного социального государства популярна, высказывается в наши дни в научной и публицистической литературе.
   К примеру, тот же М.В. Ремизов указывал на необходимость развития в России патерналистского государства. По его словам, государство как опекун всего национального достояния и исключительный собственник огромной его части (недра, стратегические инфраструктурные объекты и т. д.) де-факто держит контрольный пакет ресурсов развития общества. Поэтому и уровень его системных обязательств должен соответствовать этому факту [417 - Ремизов М. Указ. соч.].
   Вторым важным элементом, по А.С. Панарину, является гражданское общество. Каждая социальная группа объективно выступает носителем значительных потенциальных ресурсов и информации, неиспользование которых ослабит общество перед лицом новых вызовов. Поэтому и необходимо вовлекать граждан в политику, в общественную жизнь, тем самым, усиливая власть, расширяя каналы взаимодействия правящей элиты и общества [418 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 461.].
   А.С. Панарин сопоставляет гражданское общество на Западе и в России. С его позиции, на Западе гражданин стоит выше коллектива. Для реализации своих интересов индивиды и объединяются в группы или расходятся, вступают в борьбу или заключают компромисс, достигают консенсуса. Оправданным и интересным, на наш взгляд, является сравнение гражданского общества с миром атомов, которые сталкиваются друг с другом, сцепляются и вновь расходятся.
   Некоторые исследователи склонны трактовать такое гражданское общество как «объединение успешных граждан против неудачников-бедняков» [419 - Тузиков А.Р. Демократия и гражданское общество в России // Социально-гуманитарные знания. – 2004. – № 5. – С. 205.], что совпадает и с характеристикой А.С. Панарина. Для последнего это «активное в потребительском смысле (в смысле готовности потреблять дефицитные блага) сообщество, противопоставленное всем, не имеющим кредитной карточки» [420 - Панарин А.С. Указ. соч. – С. 470.].
   С другой стороны, в России человек формировался в общине и был охвачен многообразной системой связей – семейных, общинных, приходских. Западный человек также прошел через систему цехов, приходов. Но это было характерно преимущественно для средневекового общества. Проявлениями общинного демократизма были и вече в Киевской Руси, и, в определенной степени, Советы в России и СССР в ХХ в. Не идеализируя общину, автор отмечает, что личность в таком коллективе приучалась понимать других, ставить интересы группы, государства выше своего «я». Также и в современном российском гражданском обществе интересы коллективов должны стоять на первом месте. При этом нельзя допустить поглощения общиной личности, ее стирания и нивелирования. Но главное здесь, чтобы эти объединения участвовали в жизни общества, отстаивали свои права перед властью. Отказ от этого приведет к тому, что государство будет брать все на себя, что в свою очередь неизбежно будет вести к отчуждению между обществом и властью.
   Добавим, что нельзя также допустить и превращения гражданских групп, коллективов в «приводные ремни», связывающие правящий режим и общество (что в свое время предлагали евразийцы), в создание корпоративного государства. Коллективы, ассоциации, группы должны быть ограждены законом в правах, а не регламентированы государством в своей деятельности. В результате мы можем получить элемент, сдерживающий в чем-то государство. Другое дело, что российское гражданское общество, действительно, может отличаться от западного, о чем писал не только А.С. Панарин [421 - Ирхин Ю.В. Гражданское общество и власть: проблемы взаимодействия и контроля в современной России // Социально-гуманитарные знания. – 2007. – № 5; Поздняков Э.А. Российское гражданское общество: иллюзии и реальность // Политический класс. – 2006. – № 10.].
   Могут возразить, что гражданское общество – сугубо продукт Запада. Однако и на Востоке создаются предпосылки для развития такого феномена, эволюция и функционирование которого вполне возможны «без индивидуализации западного типа и при усилении издавна существовавшей модели культуры (религии) – например, на базе конфуцианства – и сохранении традиционных политико-психологических феноменов поведения» [422 - Ирхин Ю.В. Гражданское общество и власть. – С. 9.].
   В то же время следует учитывать, считает А.С. Панарин, что государство и гражданское общество имеют и свои слабости. Общество пронизывается потребительскими идеями и постепенно деградирует, порой легко превращаясь в орудие манипуляции антигосударственных (и не только) сил. Одновременно государство может эволюционировать в диктатуру денежного мешка. Какой выход из этой ситуации? А.С. Панарин считает, что необходима третья власть – теократия, влиятельное духовное сообщество [423 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 466.]. Он оговаривается, что речь не идет о таких теократических государствах, как Ватикан или Исламская республика Иран времен аятоллы Хомейни. Здесь подразумевается духовный авторитет, не подкрепленный силовым, политическим давлением. Можно возразить, что церковь является одним из составных элементов гражданского общества, но А.С. Панарин оспаривает это мнение, считая, что церковь хотя и связана с последним, все же является отдельным институтом.
   Автор справедливо замечает, что у всех мировых религий свой взгляд на отношения человека и Бога. Но любая мировая религия осуждает убийство, коррупцию, кражу. Важнейшими религиозными ценностями являются семья, любовь, труд. Церковь должна призывать власть не творить беззакония, не развращать народ [424 - Панарин А.С. Стратегическая нестабильность. – С. 471.]. Добавим также, что и граждан необходимо стимулировать к выполнению своего долга, чем должны заниматься не только государство и гражданское общество, но и религиозные институты.
   В этом плане можно согласиться с мнением Н.А. Баранова, что церковь «настраивает и прихожан, и Священноначалие не на индифферентное отношение к происходящему в государственной сфере, а на активное участие в общественных и государственных делах» [425 - Баранов Н.А. Церковь и государство: формы взаимодействия // Человек. Сообщество. Управление. Научно-информационный журнал. Краснодар: изд-во Кубанского гос. ун-та, 2009. – № 4. URL: http://cp-rapn.rapn.ru/node/25.]. Кроме того, церковь может взаимодействовать с государством в делах, служащих благу самой церкви, личности и общества. Она призвана принимать участие в устроении человеческой жизни во всех областях, где это возможно, объединяя соответствующие усилия с представителями светской власти [426 - Там же.].
   Подобным же образом рассуждает и М.В. Ремизов, отмечающий, что порой не государство нужно церкви, а наоборот. Во-первых, считает автор, именно религиозная картина мира задает систему координат, в которой возможен абсолютный суверенитет государства-цивилизации (особенно – ядерного государства-цивилизации, способного физически взорвать человечество). Во-вторых, чтобы действовать, суверенная власть должна считаться праведной с позиции вероисповедных традиций данного общества. В-третьих, социальные институты традиционных религий восполняют вакуум доверия в обществе, дефицит первичных социальных связей и поведенческих эталонов [427 - Ремизов М.В. Указ. соч.].
   М.В. Ремизов полагает, что только традиционные для Росси конфесии способны по-настоящему гармонизировать собственное социальное строительство с интересами и ценностями российского государства [428 - Там же.].
   Но здесь возникает еще одна проблема, о которой пишет А.С. Панарин: как пройти между Сциллой плутократии и Харибдой тоталитарного идеократического государства. Государство, скрепленное какой-то идеей, может выродиться в тоталитарное. Есть опасность того, что правящие элиты подомнут под себя гражданское общество и церковь (а часть ее могут и приручить, позволив приватизировать собственность). А.С. Панарин частично отвечает на этот вопрос, лишь отмечая, что западноевропейская элита неудачно пыталась решить данную проблему: вместо творчества интеллектуалы занялись манипуляцией масс, пропагандируя потребительский образ жизни.
   А.С. Панарин приходит к выводу, что «не интеллектуальная «церковь» богатых, а страдающая и сочувствующая церковь бедных – вот истинное основание «постэкономического» и «постиндустриального» общества. Творить живую человеческую солидарность, основанную на вере в Божественное начало, вовсе не то же самое, что «творить» прометееву науку, занятую преобразованиями мира в угоду потребительским интересам».
   Можно согласиться с А.С. Панариным, что низкий моральный уровень элиты и социума в целом неизбежно ведет к тому, что к обществу и государству люди начинают относиться только как к средствам для удовлетворения своих личных амбиций. Подчеркнем, что без нравственного оздоровления власти, общества нельзя говорить о возрождении России (о чем писали и многие мыслители, например И.А. Ильин). Без этого, на наш взгляд, бесполезными будут любые реформы в экономике, социальной сфере, в политике.
   О том, что общество нуждается в духовном лекарстве свидетельствует множество сект, лже-проповедников, которые восполняют собой духовную жажду народа. Поэтому и востребована роль церкви. У этого института есть социальная программа, которую государство может частично воспринять в своей политике с учетом современности. Этика православия допустима в экономике, в решении многих социально-психологических и демографических проблем, связанных с модернизацией общества [429 - Фролов K. Указ. соч.].
   Церковь может помочь государству и в области внешней политики, о чем уже шла речь ранее: благодаря этой поддержке Россия может вернуть себе позиции ядра православной цивилизации.
   Нам могут возразить, что под видом православия навязывается новая идеология. Однако это не совсем так. Идеология – это, образно говоря, мысль об устройстве этого мира, религия – путь к спасению (а он проходит через земную жизнь). Возникает и еще вопрос: почему другие народы могут хранить и защищать свою культуру (возьмем тот же Китай или исламский мир), а мы нет?
   Останавливаясь подробнее на роли церкви в жизни российского гражданского общества, отметим, что она должна быть скреплена идеалами, ценностями, иначе возможно ее превращение в механический набор конкурирующих групп, в войну всех против всех (о чем и предупреждал А.С. Панарин). Религия может предложить такие ценности. Кто же еще? Сейчас много говорят о необходимости усваивать «общечеловеческие ценности». Однако зачастую под ними подразумевают только западные ценности, да и то не все. Более того, в некоторых случаях имеет место быть дисфункция данных ценностей, их негативное влияние на общество.
   Например, ценность индивидуализма. Классический либерализм рассматривал ее как приоритетную, способствующую развитию личности, с чем можно согласиться. Либералы указывают на необходимость считаться с правами и свободами личности, с ее достоинством. Но, как полагают некоторые ученые, индивидуализм стал вырождаться в культ человека потребляющего, живущего только для удовлетворения собственного «Я». Индивидуализм приводит к разрыву всех человеческих связей, к отказу людей от ответственности перед государством, другими людьми, даже просто к элементарному отказу от труда, как мешающему его удовольствию, наслаждению (и здесь вновь можно вспомнить размышления А.С. Панарина на этот счет). Человек отвыкает трудиться, думать и привыкает только получать что-то от других для себя. Такой индивидуум протестует против всего мешающего ему, против традиционных норм, морали. В результате человек вырождается, растворяется в толпе, серой массе.
   С позиции некоторых исследователей такая ценность, как толерантность, могла бы сыграть большую роль в сглаживании конфликтных ситуаций, противоборства политических сил. Однако ее реализация существенно затруднена расколом, имеющим место быть в современном российском обществе. Тем более, что и понятие «толерантность» по-разному трактуется учеными, политическими деятелями. В некоторых случаях под этим феноменом подразумевается только терпимое, уважительное отношение ко взглядам одной стороны, но в другой ситуации лица, ратующие за толерантность, готовы преследовать противников.
   Ценностью, вызывающей, наверное, самые неоднозначные оценки в научной и публицистической литературе, является свобода. Идея свободы вдохновляла людей на активные действия по отстаиванию своих прав. Эта ценность способствовала и сплочению людей, когда представители различных национальностей боролись за свободу какого-либо народа. В этом плане свобода сыграла положительную роль в истории. Однако здесь есть и оборотная сторона: очень часто это понятие используется для каких-то своекорыстных целей, разрушения государства.
   Под видом распространения «общечеловеческих ценностей» в первую очередь имеет место быть распространение массовой культуры, ориентированной на потребителя. В результате эгоистический индивидуалист, стесненный нравственными и культурными нормами, получает поддержку извне. Вновь сошлемся на мнение А.С. Панарина, считающего, что модернизация и вестернизация «знаменуются эффектами нравственного одичания, всемирной криминальной революции» [430 - Панарин А.С. Православная цивилизация в современном мире. – С. 7.]. Происходит размывание самобытности общества, формирование слоя людей, оторванных от своей страны. Только сохранение традиционных ценностей способствует самоидентификации общества, его интеграции.
   Есть и еще одно возражение, на которое не обратил внимание А.С. Панарин в своих работах: Россия на данном этапе – преимущественно светская страна, в которой церковь отделена от государства, а основная масса людей имеет довольно слабые представления о православии. В связи с этим могут прозвучать и обвинения в «наступлении клерикализма» и т. п.
   Но речь идет не о «христианизации» общества, а о том, что церковь становится одним из важных институтов в жизни страны. Она может выступать и периодически выступает в роли посредника между властью и обществом, между отдельными общественными силами. Также следует учитывать, что, несмотря на секуляризацию общества, в соответствии с архетипом мы остаемся православными людьми, и православные ценности так или иначе близки основной массе россиян.
   В своих работах А.С. Панарин упустил еще один важный момент: говоря о церкви, он имел в виду православие, забывая про ислам и буддизм. Но можно сказать, что, к примеру, исламское духовенство также принимает и может принимать активное и деятельное участие по воспитанию своей молодежи. В наше время в связи с активизацией радикальных течений и движений в исламских регионах страны как никогда особенно важна роль мулл. В целом же на данном этапе наблюдается «несомненный прогресс» в вопросах взаимодействия светской власти как с руководством РПЦ, так и с представителями других конфессий [431 - Колин К.К. Духовная культура общества как фактор обеспечения национальной безопасности // Социально-гуманитарные знания. – 2011. – № 3. – С. 57.].
   Таким образом, с одной стороны, к данному подходу много вопросов: как будут взаимодействовать между собой государство, гражданское общество и церковь? Каково место ислама и других конфессий в таком государстве? Как активизировать деятельность граждан? С другой стороны, идеи А.С. Панарина можно учитывать в процессе цивилизационного строительства.

3.6. Проблема переноса столицы: «за» и «против»

   Рассмотрев структуру российской и, шире, православной цивилизации, мы должны остановиться еще на одном больном вопросе, обсуждаемом в современном научном и политическом сообществе. Это проблема создания новой столицы России.
   Данный вопрос имеет свою историю. Еще декабристы планировали сделать Нижний Новгород центром страны. В наше время также есть разные варианты переноса столицы. Например, летом 2007 г. в передаче «Что делать?» на телеканале «Культура» большинство экспертов высказалось за перенос столицы в азиатскую часть страны.
   Варианты в современной научной и публицистической литературе предлагаются разные. Например, философ и геополитик А.Г. Дугин несколько лет назад предлагал перенести столицу в Казань [432 - Дугин А.Г. Третья столица. URL: http://www.arctogaia.com/public/Tatar.htm.]. По его мнению, это было бы идеальным вариантом для евразийской интеграции, для сплочения народов как внутри страны, так и на пространствах СНГ. Один из геополитиков С.В. Хатунцев считает оптимальным наличие центра на Урале. По его мнению, этот регион играл и играет большую роль в жизни России, кроме того Южный Урал – сердцевина российско-евразийского континента [433 - Хатунцев С.В. Идите все, идите…на Урал // Политический класс. – 2007. – № 12. – С. 37.].
   Концепции А.Г. Дугина и С.В. Хатунцева имеют ряд общих моментов:

   • позиция, что Москва и Санкт-Петербург совпадают с прозападным курсом российского руководства в прошлом;
   • идея, что для интеграции постсоветского пространства наличие столицы не в Москве будет выигрышным для России; ведь прежняя имперская политика страны отождествлялась с Санкт-Петербургом и с Москвой.
   • критика сложившейся в России системы взаимоотношений центр-регионы; например, С.В. Хатунцев отмечает, что в стране осуществляется «проект своего рода внутреннего колониализма, в некоторых пунктах перетекающего в колониализм (точнее, в неоколониализм) внешний. Его можно было бы назвать моделью колониализма новейшего, колониализма ХХI века – моделью, могущей служить образцом для стран бывшего второго мира» [434 - Хатунцев С.В. Идите все, идите на… Урал. – С. 41.]. Отношение центра к периферии напоминает, таким образом, взаимодействия метрополии и колоний. Можно сказать, что одна из главных причин – отдаленность огромных пространств от центра, а отсюда отчуждение столицы от своих окраин.

   Таким образом, вопрос о новом центре власти – не праздный, не от «нечего делать», а вызван существующими проблемами в территориально-политическом устройстве (и не только в нем). Складывающаяся система взаимоотношений центра и окраин критикуется и другими исследователями. Например, Л.Г. Ивашов отмечает, что в Москве и Санкт-Петербурге оседает до 90 % финансовых ресурсов страны при нещадной эксплуатации сибирских недр [435 - Ивашов Л.Г. Повернуть взгляд к Сибири // Геополитика и безопасность. – 2009. – № 1. – С. 18.]. Наряду с этим, несмотря на наличие крупных центров в той же Сибири и на Дальнем Востоке, огромные пространства России находятся в заброшенном состоянии, что ведет к диспропорциям в развитии. Политика центра способствует росту отчужденность жителей этих регионов от столицы, связи Москвы и «Зауралья» начинают постепенно ослабевать. Например, согласно опросам в конце 1990-х гг., количество дальневосточников, которым удалось побывать в Москве, составило 5 %, а за общероссийскими новостями следило 15 % опрошенных [436 - Бляхер Л.Е. Государство и несистемные сети «желтороссии», или заполнение «пустого пространства» // Полития. – 2010. – № 1. – С. 58.]. Все перечисленное может вызвать рост сепаратизма, а с другой – приведет к возникновению внутри страны регион-государств, что также чревато угрозами единству России.
   Данные обстоятельства лишний раз побуждают ставить на повестку дня вопрос о переносе столицы. Признавая справедливыми ряд аргументов А.Г. Дугина и С.В. Хатунцева, мы все-таки более склоняемся к варианту смещения центра власти в Сибирь. Казань находится в европейской части страны, недалеко от Москвы (если брать по меркам страны в целом). Примерно то же самое можно сказать об Урале: мы не приближаемся к таким отдаленным районам, как Восточная Сибирь и Дальний Восток.
   А.Г. Дугин не исключал смещения центра власти за Урал, но полагал, что перенос столицы в Сибирь – дело отдаленного будущего. Однако стоит ли ждать, когда оно наступит и есть ли у России время в запасе? Тем более, что на Западе ряд исследователей полагает, что наша страна еще просуществует лет 20–30 а потом исчезнет с карты мира [437 - См. напр. Ханна П. Второй мир.].
   Возможно, столицу имеет смысл переместить в Красноярск, фактически являющийся географическим центром страны (допустим такой сценарий и в отношении Новосибирска).
   Вопрос о смещении центра власти именно в Сибирь поднимался уже давно. В свое время М.В. Ломоносов отмечал, что богатство России будет прирастать Сибирью. Из европейских мыслителей О. Шпенглер предполагал, что возникнет «русско-сибирская» культура. Английский геополитик Х. Маккиндер указывал, что Сибирь является географическим центром мира.
   Последние пятнадцать лет данная тема становится вновь актуальна, о чем уже говорилось. Здесь сказались и диспропорции в развитии страны, и фактическое смещение территории государства в глубь Евразии, после гибели СССР, и ряд других обстоятельств.
   Это нашло отражение и в ряде прогнозов. Например, статья-прогноз М. Дианова. Автор не исключает в будущем раздела полномочий между Москвой и одним из сибирских городов [438 - Дианов М. Два президента, две столицы, по два губернатора. Федерация через 45 лет // Политический класс. – 2005. – № 6. – С. 49–52.]. В социальных сетях также ведется обсуждение данной проблемы, начинают проводиться социологические опросы и сборы подписей за смещение центра в Сибирь [439 - См. напр. http://www.sborgolosov.ru/voiteview.php?voite=148; Розов Н. Большой Восточный проект. Сибирь как плацдарм российско-европейской цивилизаторской миссии. URL: http://globalsib.ru/node/99; Сибирский региональный форум. URL: http://siberiaregion.ru/index.php?fid=9&id=1252030265; Тарло Е. URL: http://tarloeg.livejournal.com/699.html; Вольский С.О Необходимости переноса столицы России в Сибирь. URL: http://badnews.org.ru/news/o_neobkhodimosti_perenosa_stolicy_rossii_v_sibir/2010-12-28-5723.]. Хотя, как признал автор одного из постов: «Сама мысль о таком переносе представляется многим до сих пор фантастической и неосуществимой» [440 - Розов Н. Указ. соч.].
   Появляются также и серьезные, научные работы, посвященные проблематике переноса столицы в Сибирь. Можно в этом плане выделить статьи В.Л. Цымбурского и Л.Г. Ивашова, в которых дана развернутая аргументация в пользу такого сценария развития государства. Однако, на наш взгляд, в этих публикациях мало представлено доводов против такого решения.
   Импульс всплеску публикаций дало заявление новоутвержденного губернатора Московской области С. Шойгу о необходимости переноса столицы в Сибирь 6 апреля 2012 г. [441 - Шойгу предложил перенести столицу в Сибирь. URL: http://lenta.ru/news/2012/04/06/ shojgu/.] Это породило и дискуссию в прессе.
   Ю.В. Крупнов, поддержав идею переноса, посчитал, что лучше всего ее перенести в Приморье: это превратит Дальний Восток из крайне слабого региона в форпост России, и, кроме того, позволит России присутствовать «головой» в АТР как становящемся центре мирового экономического развития [442 - Крупнов Ю.В. http://krupnov.livejournal.com/380346.html.]. И не нужно, по мысли Ю.В. Крупнова, смущаться тем, что это окраина: в свое время Константин Великий, Андрей Боголюбский и Петр Великий переносили столицы на окраины». Б.В. Межуев согласился с идеей распределения части властных функций между несколькими городами России [443 - Межуев Б.В. Уход на Восток, или движение по кругу. URL: http://www.izvestia.ru/ news/521270.].
   Имели место и критические высказывания. Например, А.Н. Окара в приватной беседе посчитал идею смещения центра власти гибельной для страны. По его мнению, российская политическая система негибка, и, возможно, с трудом перенесла бы подобные вызовы. Более того, этот перенос увеличит трансакционные издержки и транспортные расходы. Необходима естественная демографическая экспансия в данный регион, а специально это делать в те места, где жизнь не расцветает, а угасает, бесполезно. Более того, того нет ресурсов, ни свободного капитала ни инструментов принуждения. Таким образом, это немного усилит Сибирь, но существенно ослабит центральную Россию.
   Другими словами, полагает А.Н. Окара, это будет не креативная деструкция, а дегенеративная. И еще один важный цивилизационный аспект. Россия – это страна, в которой есть два полюса: славянский и туранский. Когда Беларусь и Украина вообще выходят из поля притяжения Москвы, в последней (в Московской Руси, РСФСР, Великороссии как угодно) всегда начинаются одни и те же мистические процессы: усиление Турана, уменьшение влияния славянского фактора. В этом контексте перенос столицы из славянской зоны России (точнее, славяно-финской) в туранскую (т. е. Золотую Орду) выглядит симптоматичным.
   Отталкиваясь от данных позиций, рассмотрим доводы против такого решения и в его поддержку.
   Аргументы против переноса столицы в Сибирь. Можно привести исторический пример: перенос столицы из Москвы в Санкт-Петербург. В какой-то степени это мероприятие подорвало экономику северных регионов России. Разумеется, одной из причин было произвольное перенаправление товарно-денежных потоков вместо Архангельска в Санкт-Петербург, но и смещение центра власти тоже сыграло свою роль.
   Также и сейчас, кто-то может указать на затратность проекта: ведь нужно строить новые магистрали, дороги, расселять приезжающих туда людей. Вместе с тем, переезд органов власти за Урал, может привести к частичному запустению той же Москвы (на что указывал тот же А. Окара), как в свое время произошло с Санкт-Петербургом. Являясь второй столицей, он постепенно угасает, превращается в провинциальный город. Пусть это не так заметно, но процесс идет.
   В числе трудностей, связанных с возможным переездом руководства страны в другой город, отметим наш менталитет: часть общества привыкла ассоциировать себя с Западом, желает быть ближе к Европе, тем более, что с ней более крепкие и давние экономические, культурные связи. Добавим, что Москва уже на протяжении столетий была столицей страны и все к этому привыкли. Были два века «Петербургского периода», но и они как-то органично смотрятся: Россия стремилась войти в Европу и перенос столицы в Санкт-Петербург был в чем-то и оправдан. Тем более что и Москва тогда сохраняла статус второй столицы.
   Для многих центр в Сибири кажется немыслимым: ведь для большинства Москва – это символ страны, город, сыгравший огромную роль в истории нашего государства, да и эти земли уже почти 900 лет относятся к историческому ядру государства, еще при древних князьях – Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо СевероВосточная Русь и доминировала среди других княжеств. Отсюда – из Владимирской Руси – началось возрождение государства.
   Другими словами, переносы столицы внутри исторического ядра российского государства – это одно, а вот перенос на совершенно иные земли, ставшие российскими и освоенные относительно недавно – другой вопрос.
   Возникает и еще одна ментальная причина: а захочет ли наша элита переезжать, бросать все насиженное, рвать какие-то экономические и не только связи? Нельзя забывать, как на этот шаг могут посмотреть жители европейской части России: той же Рязани, Ярославля, да и Кирова. Раньше столица для них была под боком, в любой момент можно было выбраться туда за всем необходимым, в Москву (как и в Санкт-Петербург) отправляли на учебу своих детей, а теперь куда? Получается, что до новой столицы (например из того же Кирова), нужно ехать примерно двое суток. Кто туда поедет? Не окажется ли город при определенных обстоятельствах в изоляции?
   Возможна негативная реакция и регионов, примыкающих к новой столице: боязнь того, что их города, лежащие на Транссибе, превратятся в «проходной двор».
   Оказавшись в Красноярске, мы можем отдалиться от Европы, одного из главных экономических партнеров, покупателя ресурсов, а также нашего кредитора. Есть опасения, что вместе с тем, мы и не приблизимся к АТР. Точнее, Россия в АТР государство окраинное, выходящее к океану в его замерзающем секторе севернее той части восточно-азиатского приморья, где состоялось экономическое «чудо», поэтому она с одной стороны изолирована в АТР [444 - Цымбурский В.Л. Остров Россия. – С. 317–318.].
   Неизвестно также, пойдут ли инвестиции в эти регионы. Население Сибири становится все меньше, сейчас сибиряков (вместе с жителями Дальнего Востока) примерно 26 % от всего населения страны [445 - http://ru.wikipedia.org/wiki/Сибирь.]. Не будет ли здесь диспропорции: центр размещается в малозаселенных районах, а густонаселенные регионы немного отдалены?
   Могут привести и такой аргумент: столицы многих больших стран находятся чуть не на окраине: Вашингтон – в США, Оттава – в Канаде, Канберра – в Австралии, Пекин – в Китае, Дели – в Индии. И ни в одной из этих стран пока, похоже, не ставится вопрос о переносе столицы.
   Некоторые аналитики не исключают удара Китаем по Сибири [446 - Храмчихин А. Как Китай раздавит Россию. http://www.apn.ru/publications/article20421. htm.], следовательно, и Красноярск может оказаться под угрозой. Нестабильно и в Центральной Азии, куда в случае чего могут прийти и талибы из Афганистана, тревожный звонок прозвучал недавно из Казахстана (события в Жанаозене).
   Рядом находится также Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая, часть жителей которого стремится к отделению от КНР. В случае мощного сепаратистского взрыва на западе Китая, а также разрастания конфликта в Центральной Азии, Красноярск может оказаться в опасной зоне, и фактически быть отрезанным от остальной России. Добавим, что Красноярск находится в относительной близости от так называемого «Золотого полумесяца» (Иран, Афганистан, Пакистан), где производится большое количество опиума. Через Центральную Азию как раз проходит наркотрафик из этого региона.
   Аргументом «против» является и то, что последнее время Красноярск позиционирует себя как столицу Сибири, а отнюдь не России, что может поставить под вопрос идею переноса сюда центра (но в таком случае допустим и новосибирский вариант, тем более что в 1993 г. такие идеи уже возникали).
   Было бы интересно знать и мнение самих жителей того же Красноярска – статус столицы имеет как свои плюсы, так и свои минусы. И захочется ли им испытать на себе все трудности «столичного бремени»?
   И еще один момент, важный для нашей концепции создания новой цивилизации. Получается, что центр нового образования отодвигается далеко в Сибирь, и нет ли здесь противоречия: с одной стороны автор выступает за формирование культурного ядра, в том числе и на Западе страны и тут же выступает за смещение центра на Восток.
   Вопрос действительно сложный. Можно было бы сказать, что Москва останется именно цивилизационным центром страны, а политическим в рамках России – Красноярск. Но не приведет ли это к путанице?
   Но в литературе, как научной, так и в публицистической, существуют и довольно многочисленные аргументы за перемещение центра восточнее Урала. Это необходимо по ряду причин. 80 % территории страны находится в азиатской части (и 70 % границ проходит также со странами Востока), притом что столица располагается в европейской части. С запада на восток здесь вырисовывается геополитическая ось, исторически соответствующая пути покорения русскими Сибири: Челябинск – Омск – Новосибирск – Томск – Кемерово – Красноярск – Иркутск – Хабаровск – Владивосток [447 - Кефели И.Ф. Геополитика Евразии. – С. 227.]. В Сибирском федеральном округе сосредоточено 85 % нефтегазового комплекса страны, 75 % добычи угля, от 40 % до 100 % добычи сырья для черной и цветной металлургии [448 - Там же. – С. 228.], а также и другие полезные ископаемые. Нельзя забывать и об огромном лесном массиве.
   Во многих из указанных стран, где столицы чуть не на окраине, территория является более освоенной, нежели у нас: в США развиты оба побережья, и Лос-Анджелес мало чем уступает Вашингтону по своему значению. Точно так же можно сказать и о Канаде: Квебек, Оттава и Монреаль на востоке страны, а Ванкувер – на западе. Во многих из этих стран развита сеть коммуникаций. Например, китайцы проводят дороги в Тибете, а Синцзян-Уйгурский автономный район используют как важную коммуникационную базу для дальнейшего продвижения на запад Евразии. Кроме того, у многих из этих стран нет территориальных споров с соседями.
   Красноярск располагается на широте Челябинска и Куйбышева, т. е. в относительно теплом районе. Рядом Новосибирск – крупный железнодорожный центр, от которого дорога идет на Омск и Алма-Ату, с другой стороны – на Дальний Восток. Сверху от Красноярска – выход на Норильск, т. е. к крупным полезным ископаемым, в Арктику, в Северный морской путь. Недалеко от Красноярска находится и Байкал, а это – примерно 1/5 запасов пресной воды в мире. Рядом с Красноярском находится и Алтай – уникальный во всех отношениях регион, богатый и своими полезными ископаемыми, местом схождения границ четырех государств (Россия, Казахстан, Китай, Монголия). Алтай – это еще и особый регион, представляющий собой место диалога трех религий – христианства, ислама и буддизма [449 - Кефели И.Ф. Геополитика Евразии. – С. 230.].
   Соседство с Китаем не должно смущать. С одной стороны, ряд исследователей уже давно доказал, что Китай на нас не нападет [450 - Морозов Ю.В. К чему может привести публикация мифов о китайской угрозе. URL: http://www.oko-planet.su/politik/politikday/36917-k-chemu-mozhet-privesti-publikaciya-mifov-o.html.]. Тем более что одной из главных особенностей китайской внешней политики является стремление избегать силовых методов, действовать более мягко (но эффективно) при отстаивании своих интересов, используя древний даосский принцип: «Белое плавно переходит в черное, и наоборот».
   Но если даже и предположить такой мрачный вариант, то Красноярск, хоть и не совсем, но защищен Монголией от Китая, и китайская армия, в случае предполагаемой войны, свой удар, в первую очередь, нанесла бы по Дальнему Востоку. С другой стороны, некоторые исследователи (Л.Е. Бляхер) видят «китайскую угрозу» в том, что китайцы могут потерять экономический интерес к Дальнему Востоку, что приведет к возникновению проблем у жителей региона [451 - К примеру, об этом рассуждал Л.Е. Бляхер в частной беседе.]. Уже сейчас, по мнению некоторых авторов, китайцы все больше внимания в экономическом плане уделяют другим странам [452 - Лунев С. Чего стоит Сибирь // Международные процессы. – 2004. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/four/013.htm.].
   Вопрос о так называемой «китайской угрозе» выходит за рамки монографии, но мы здесь приведем еще мнение И.Ф. Кефели. Он полагает, что между Сибирью и соседними государствами «существуют не только протяженные границы, но и исторически сложившаяся взаимозависимость экономики на базе разделения труда» [453 - Кефели И.Ф. Геополитика Евразии. – С. 232.].
   В связи с последним добавим, что перенос столицы приблизит нас к восточным соседям (в первую очередь к Китаю и Индии), которые сейчас все более активно развиваются (Китай ведь уже является второй экономикой мира, а Индия находится примерно на 4–5 местах). Общеизвестно, что постепенно центр деловой активности смещается в АТР. С новой столицей, все-таки, Тихоокеанский регион, хоть и немного, но станет ближе. Мы уже отмечали, что, с одной стороны, Россия частично изолирована от АТР, вместе с тем она может сыграть в этом регионе свою роль [454 - Цымбурский В.Л. Остров Россия.], тем более что промышленный потенциал Сибири позволяет России вновь расширить окно в Восточную Азию [455 - Кефели И.Ф. Указ. соч. – С. 227.].
   Рядом окажется и Центральная Азия, через которую – выход на Ближний Восток, а также на Иран и через него в Индийский океан (который, по аргументированному замечанию Р. Каплана, может стать центральной ареной ХХI века [456 - Каплан Р. Центральная арена ХХ1 века // Россия в глобальной политике. – 2009. – № 2.]). Россия инициировала создание Шанхайской организации сотрудничества, и, следовательно, «ей самой нужно двигаться в восточном направлении» [457 - Ивашов Л.Г. Повернуться лицом к Сибири. – С. 20.]. Существует, пусть и виртуальная, но связка Россия-Индия-Китай. Красноярск как раз рядом с этими странами, и, тем самым, перенос столицы мог бы активизировать взаимодействие в рамках как ШОС, так и связки Москва-Пекин-Дели. Речь ни в коей мере не идет о создании «Мира без Запада», но площадка ШОС могла бы послужить для России одной из основ диалога с Евроатлантикой. Да и основная часть стран, членов ОДКБ, находится в Центральной Азии, что активизировало бы наше взаимодействие.
   Блок НАТО все ближе придвигается к нашим границам, что вызывает озабоченность у ряда наших политиков и военных (и недоумение по поводу этой тревоги со стороны Запада). В связи с этим имеет ли смысл рисковать, устанавливать столицу чуть ли не у границы? Вместе с тем, пусть и не сейчас, но утрата Приморья все-таки может возникнуть, как и ряда других регионов востока страны (плохо осваиваемые территории так или иначе всегда привлекали и будут привлекать внимание других государств, где меньше ресурсов). Оба негативных фактора легче будет нейтрализовать при нахождении центра в «урало-сибирской Срединной России» (термин В.Л. Цымбурского), нежели если бы столица размещалась в Москве [458 - Цымбурский В.Л. Остров Россия. – С. 302.].
   При сохранении уже сложившихся (пока другой вопрос – каких) отношений с Западом, размещение столицы за Уралом, активизировав восточное направление, в целом позволит проводить сбалансированную многовекторную внешнюю политику.
   Л.Г. Ивашов видит еще один положительный момент в переносе: погрязший в коррупции и разврате правящий слой останется в Москве и Санкт-Петербурге (так как придерживается своей прозападной идеологией и хочет быть поближе к Западу).
   В литературе неоднократно встречалась мысль, что перенос столицы в Сибирь вдохнет жизнь в пустеющие районы, даст им новый импульс для развития. Тем более что в России капитал идет за властью, поэтому не исключено и смещение центра деловой активности вслед за принятием такого важного решения. Красноярск стянет страну, станет соединяющим звеном между Дальним Востоком и европейской частью страны. Именно отсюда – из центра страны, будет больше возможностей контроля за ее отдаленными регионами. С другой стороны, управлять государством при современных телекоммуникациях будет относительно легче.
   В связи с проблемой перемещения центра власти можно вспомнить и ряд исторических аналогий. Князь Константин Великий перенес столицу из дряхлеющего Рима в Константинополь, что позволило еще сохраниться на долгое время Римской, а потом и Византийской, империи. Андрей Боголюбский фактически создал новое ядро российского государства, отказавшись от Киева в пользу Владимира. В XIV в. подобное произошло уже с Москвой.
   Известны случаи, когда попытки сохранить старую столицу только усугубляли ситуацию. Например, некоторые исследователи Византии (Ф.И. Успенский) считают ошибочным, что после изгнания крестоносцев из Константинополя, город вновь стал столицей возрожденной (правда ненадолго) империи. Это привело к окончательной потере малоазиатских территорий Восточного Рима, являвшихся базой для могущества страны [459 - Справедливости ради, стоит заметить, что византийские императоры безразлично относились к своим малоазиатским провинциям еще в XI–XII вв., что уже тогда дало очень печальные результаты, а ошибки XIII в. есть продолжение предыдущих.]. В этом плане обоснованным, на наш взгляд, шагом является перенос столицы из Стамбула в Анкару, осуществленный Кемалем Ататюрком (1923). В 1960 г. появляется новый центр страны в Бразилии, что также можно назвать позитивным шагом.
   В.Д. Соловей предлагает, сместив центр власти за Урал, построить новую столицу. По его мнению, российская политика, в результате такого шага, «обрела бы наконец смысл, сосредоточившись на настоящем большом деле… отечественное общество получило бы мощный импульс к обновлению и пресловутую национальную идею… был бы дан чрезвычайно мощный толчок развитию отечественной экономики…» [460 - Соловей В.Д. По ту сторону Урала. Там лежит будущее и надежда России // Политический класс. – 2005. – № 6. – С. 60.]. Частично соглашаясь с автором, мы все-таки поспорим с идеей строительства новой столицы. На наш взгляд, необходимо ресурсы бросить на другие направления, на тот же переезд власти. Но для экономики сейчас было бы обременительно, на наш взгляд, заниматься созданием новой столицы.
   Таким образом, вопрос о переносе столицы является сложным. С одной стороны, после развала СССР возникло новое государство, пусть и имеющее тесную преемственность с предыдущим, но изменившееся в своих границах, с новым социально-экономическим укладом, иной идеологией. Началась другая эпоха, для которой, по всей видимости, может быть нужна и иная столица.
   Наверное, такой перенос вдохнул бы жизнь в нашу страну, по мнению некоторых аналитиков, возникла бы более устойчивая структура территориально-политического устройства, обретшая гармоничную модель с центром в Западной Сибири со столицей в Красноярске или Новосибирске, с двумя флангами – Евророссией и Приморьем, являющимися проводниками страны в Западную Европу и в АТР. Такой перенос обозначил бы и новую тенденцию в развитии страны. Вопрос упирается в волю правящей элиты и общества, в их желание сделать необходимые шаги и в возможности по их реализации. А для этого необходимо провести серьезную работу по разным направлениям.
   Это с одной стороны, но, все-таки весомыми, выглядят и некоторые контраргументы. В первую очередь, опасность того, что столица переносится именно в пустеющий регион, и отсутствие у государства средств на переселение тех, кто желает туда поехать. Второй важный момент – это вопрос о традиции. Не будет ли по ней нанесен ощутимый удар. И третье: а само общество готово ли к этому, в том числе и население Сибири?
   Таким образом, вопрос остается открытым и требующим более тщательного рассмотрения. Скорее всего, это даже вопрос отдаленного будущего, если такая потребность станет во всей своей остроте и полноте.
   Подведем итог по этой главе. В ней мы рассмотрели возможные направления формирования цивилизационного пространства православной цивилизации. На наш взгляд, это в первую очередь бывшие советские республики, а, кроме того, страны Восточной Европы, преимущественно православные.
   Что касается внутренней структуры российской государственности, то нас убеждает позиция А.С. Панарина в необходимости умелого сочетания трех компонентов: государства, гражданского общества и церкви. Не исключена в будущем и постановка вопроса о переносе столицы, однако это требует вдумчивой работы и детального обсуждения. Тем более что смещение властного центра в глубь страны диссонирует с проблемой расширения цивилизационного пространства на западе.

Заключение

   Таким образом, мы ставили своей целью рассмотреть в книге возможную эволюцию российской государственности в условиях глобальных процессов.
   В первой главе были проанализированы отдельные концепции построения мондиалистского или глобалистского миропорядка с подчинением всех государств одной структуре. А также косвенно полемизирующие с ними идеи нового Второго мира как реальной альтернативы Западу. Однако все они пока являются либо мало обоснованными, либо вполне возможны в очень и очень отдаленном будущем. К примеру, тот же новый Второй мир, как таковой, на данной этапе представляет из себя зачаточное состояние, и более здесь следует вести речь не о «Мире без Запада», а о полицивилизационном мире.
   Во второй главе мы проанализировали основные подходы к эволюции государственного суверенитета и разобрали наиболее часто встречающиеся модели государственности будущего, такие, как корпоративное государство, корпорация-государство, регион-государство, государство-империя и государство-цивилизация. Применительно к России в этой главе нами были освещены три сценария возможной трансформации: становление корпорации-государства, регион-государство, и превращение России в новую империю.
   При допустимости реализации подобных сценариев, на наш взгляд, более предпочтительным является цивилизационный сценарий, развитие страны на основе определенных ценностей в будущем (не исключено и сочетание западных и традиционных).
   В заключительной главе мы постарались проанализировать два основных аспекта становления российского государства-цивилизации. Во внешнеполитическом плане это вопрос о наиболее предпочтительном векторе формирования собственного цивилизационного пространства. Что касается внутриполитической сферы, то здесь мы главным образом постарались дать наброски структуры российской цивилизации, отталкиваясь от схемы А.С. Панарина, которая нами в общих чертах принимается, хотя нужны и доработки. На наш взгляд, нельзя было не обойти вниманием и вопрос о возможном переносе столицы. Эта проблема является актуальной, но требует тщательной проработки.
   Разумеется, мир многообразен и непредсказуем. Не исключено и появление новых игроков, в том числе и негосударственных структур. Вместе с тем, чтобы не плестись в хвосте глобальных процессов, нужно самим формировать повестку дня и действовать исходя из ситуации.

Список литературы

   1. Аверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности. Статья вторая. Закон и милость // Новый мир. – 1988. – № 9. – С. 227–239.
   2. Александр-Деви И. Русская национальная идея в концепции А.С. Панарина // Политэкс. 2005. № 2. URL: http://www.politex. info/content/view/150/30/
   3. Баранов Н.А. Эволюция современной российской демократии: тенденции и перспективы. СПб.: Балт. гос. техн. ун-т, 2008. – 276 с.
   4. Баранов Н.А. Церковь и государство: формы взаимодействия // Человек. Сообщество. Управление. Научно-информационный журнал. Краснодар: Изд-во Кубанского гос. ун-та, 2009. № 4. URL: http://cp-rapn.rapn.ru/node/25.
   5. Баранов С.Д. Восточно-европейская цивилизация: структурные черты, прошлое, настоящее. URL: http://www.ruskline.ru/analitika/2011/05/02/vostochnoevropejskaya_civilizaciya_strukturnye_cherty_proshloe_nastoyawee/?p=0.
   6. Барама Д. Русская (православная) цивилизация. Полемика с Аркадием Малером о значении православия для России. URL: http://www.russ.ru/pole/Russkaya-pravoslavnaya-civilizaciya.
   7. Белл Д., Иноземцев В.Л. Эпоха разобщенности: Размышления о мире XXI века. М.: Центр исследования постиндустриального общества, 2007. – 304 с.
   8. Бердяев Н.А. Судьба России. М.: Мысль, 1990. – 207 с.
   9. Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. М.: Международные отношения, 2004. – 288 с.
   10. Бляхер Л.Е. Возможен ли постимперский проект: от взаимных претензий к общему будущему // Полития. – 2008. – № 1. – С. 6–16.
   11. Бляхер Л.Е. Империя как парадигма политологического рассуждения: проблема «оборачивания» в политической науке // Полития. – 2008. – № 4. – С. 163–171.
   12. Бляхер Л.Е. Государство и несистемные сети «желтороссии», или заполнение «пустого пространства» // Полития. – 2010. – № 1. – С. 180–188.
   13. Богатуров А.Д. Три поколения внешнеполитических доктрин России // Международные процессы. – 2007. – № 1. – С. 54–69.
   14. Богданов А.Н. Легитимация «имперского» миропорядка // Свободная мысль. – 2010. – № 10. – С. 151–166.
   15. Брутенц К.Н. Закат американской гегемонии. Конец однополярного мира и великая геополитическая революция. М.: Международные отношения, 2009. – 508 с.
   16. Бусыгина И.М. Великие империи, малые нации. Неясное будущее суверенного государства. URL: http://www.perspektivy. info/book/velikie_imperii_malye_nacii_neyasnoe_buduschee_ suverennogo_gosudarstva__2008-11-18-12-8.htm.
   17. Бьюкенен П. Смерть Запада. М.: ООО Издательство АСТ, 2003. – 444 с.
   18. Валовая Т.Д. Постсоветское пространство в эпоху прагматизма // Россия в глобальной политике. – 2005. – Т. 3. – № 2. – С. 158–171.
   19. Василенко И.А. Политическая глобалистика: учебное пособие для вузов. М.: Логос, 2000. – 360 с.
   20. Василенко И.А. Геополитика современного мира. М.: Юрайт, 2010. – 395 с.
   21. Васильев Л.С. История религии Востока: учебное пособие для вузов. М.: Эксмо, 2006. – 736 с.
   22. Вельяминов Г.М. Россия и глобализация // Россия в глобальной политике. 2006. № 3. URL: http://www.globalaffairs.ru/ number/n_6816
   23. Володихин Д.М. Перспектива тысячелетнего развития Русской цивилизации // Политический класс. – 2007. – № 9. – С. 49–56.
   24. Галь Б.А. Общество и государство: модели развития в постнациональной ситуации. URL: http://polite.com.ua/library/4080-.html
   25. Гаман-Голутвина О.В. Процессы современного элитогенеза: мировой и отечественный опыт // Полис. – 2008. – № 6. – С. 68–77.
   26. Гаджиев К.С. Геополитические горизонты России: (контуры нового мирового порядка). М.: Экономика, 2007. – 751 с.
   27. Гачев Г. Ментальности народов мира. М.: ЭКСМО, 2008. – 544 с.
   28. Глобальная геополитика / под ред. И.И. Абылгазиева, И.В. Ильина, И.Ф. Кефели. М.: изд-во МГУ, 2010. – 312 с.
   29. Гребениченко С.Ф. В фарватере интеграции // Социально-гуманитарные знания. – 2012. – № 1. – С. 20–42.
   30. Громыко А.А. Цивилизационные ориентиры во взаимоотношениях России, ЕС и США // Свободная мысль. – 2007. – № 8. – С. 68–76.
   31. Гринин Л.Е. Приведет ли глобальный кризис к глобальным изменениям? // Век глобализации. – 2009. – № 2. – С. 117–140.
   32. Давыдов В.М. Пробуждающиеся гиганты БРИК. Шансы многополярного мира // Свободная мысль. – 2008. – № 5. – С. 131–142.
   33. Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. М.: Эксмо, 2003. – 640 с.
   34. Дашичев В.И. Политика глобального господства. От ХХ к ХХI веку // Социально-гуманитарные знания. – 2004. – № 2. – С. 3–27.
   35. Демократия: универсальные ценности и многообразие исторического опыта. Материалы круглого стола // Полис. – 2008. – № 5. – С. 55–74
   36. Делягин М.Г. Глобальный управляющий класс // Свободная мысль. – 2012. – № 1–2. – С. 74–86.
   37. Демурин М.В. Конфликт цивилизаций: Исчезновение или возрождение России // Россия в глобальной политике. – 2006. – Т. 4. – № 5. – С. 65–76.
   38. Демурин М.В. Россия и страны СНГ. Цивилизационный вызов. Что делать России с осколками бывшего СССР // Политический класс. 2007. № 12. С. 16–27.
   39. Дергачев В.А. Геополитика. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2004. – 526 с.
   40. Дергачев В.А. Геополитика. Русская геополитическая энциклопедия // Аналитический и образовательный портал «Институт геополитики профессора Дергачева». – 2010. 1875 интернет-страниц. URL: http://dergachev.ru/Russian-encyclopaedia/12/70.html.
   41. Дианов М. Два президента, две столицы, по два губернатора. Федерация через 45 лет // Политический класс. – 2005. – № 6.
   42. Диктатура ТНК // Завтра. – 2012. – июнь. – № 25. – С. 2.
   43. Долгов С.И. Реальность глобализации и критика антиглобалистов // Россия в глобальной политике. – 2003. – № 4. URL: http://www.globalaffairs.ru/numbers/5. – 170–180 с.
   44. Дугин А.Г. Философия политики. М.: Арктогея, 2004. – 614 с.
   45. Дугин А.Г. Геополитика постмодерна. СПб.: Амфора, 2007. – 382 с.
   46. Дугин А.Г. Третья столица. URL: http://www.arctogaia.com/ public/Tatar.htm.
   47. Александр Дугин о модели многополярного мира, роли России в преодолении американской гегемонии и приоритетах страны. URL: http://eurasianews.md/eurasia/aleksandr-dugin-modeli-mnogopolyarnogo-mira-roli-rossii-preodolenii-amerikanskoj-gegemonii-prioritetax-strany.htm
   48. Дугин А.Г. Теория многополярного мира. М.: Евразийское движение, 2012. – 532 с.
   49. Емельянов-Лукьянчиков М.А. Иерархия радуги Русская цивилизация в наследии К.Н. Леонтьева, Н.Я. Данилевского, О.А. Шпенглера, А.Дж. Тойнби. М.: Русскiй Мiръ, 2008. – 704 с.
   50. Захаров А. Империя и федерация // Свободная мысль. – 2006. – № 5. – С. 111–125.
   51. Зевелев И.А. Будущее России: нация или цивилизация? // Россия в глобальной политике. – 2009. – Том 7. – № 5. – C. 88–102.
   52. Зиновьев А.А. Фактор понимания. М.: Алгоритм; Эксмо, 2006. – 528 с.
   53. Ивашов Л.Г. Россия или Московия? Геополитическое измерение национальной безопасности России. М.: изд-во «Эксмо», 2002. – 416 с.
   54. Ивашов Л.Г. Повернуть взгляд к Сибири // Геополитика и безопасность. – 2009. – № 1. – С. 17–23.
   55. Ивашов Л.Г. Геополитическая структура будущего миропорядка // Геополитика и безопасность. – 2009. – № 4. – С. 8–12.
   56. Ивашов Л.Г. Геополитический взгляд на XXI век // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 1. – С. 9–13.
   57. Ивашов Л.Г. Россия в геополитическом контексте ХХI века // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 4. – С. 20–26.
   58. Ивашов Л.Г. Глобальный мир стремится к биполярности // Геополитика и безопасность. – 2012. – № 1. – С. 28–33.
   59. Ивашов Л.Г. Мир в ХХI веке. URL: http://akademiagp.ru/mir-v-xxi-veke/
   60. Ильин М.В. Альтернативные формы суверенной государственности. URL: http://igpi.ru/bibl/other_articl/1253005141.html.
   61. Иноземцев В.Л. Корпорация «Россия»: Желательна ли такая перспектива и насколько она возможна. URL: http://www.globalaffairs.ru/articles/0/6736.html.
   62. Иноземцев В.Л. Россия превращается в сателлита Пекина. URL: http://inosmi.ru/politic/20120312/188003070.html.
   63. Иноземцев В. Л. «Вторые и первые» / Ханна П. Второй мир. М.: Центр исследования постиндустриального общества; изд-во «Европа», 2010. – 616 с.
   64. Иноземцев В.Л. Европейский «центр» и его окраины // Россия в глобальной политике. – 2006. – Т. 4. – № 5. – С. 77–91.
   65. Иноземцев В.Л. Контуры посткризисного мира // Россия в глобальной политике. – 2009. – № 3. – С. 86–90.
   66. Иноземцев В.Л. Поруганная часть России. Сибири нужна не госкорпорация, а деколонизация. URL: http://www.mk.ru/ politics/article/2012/05/01/699081-porugannaya-chast-rossii.html.
   67. Ирхин Ю.В. Социология культуры. М.: Экзамен, 2006. – 528 с.
   68. Ирхин Ю.В. Гражданское общество и власть: проблемы взаимодействия и контроля в современной России // Социально-гуманитарные знания. – 2007. – № 5. – С. 3–24.
   69. Ирхин Ю.В. Роль сетевых и теневых организаций транснациональных элит в мировой политике // Социально-гуманитарные знания. – 2010. – № 3. – С. 79–92.
   70. Кагарлицкий Б.Ю. До основания а затем? Способна ли Россия предложить новую внешнеполитическую стратегию? // Россия в глобальной политике. – 2012. – № 3. – С. 76–89.
   71. Калашников М. Глобальный смутокризис. М.; Минск: Харвест, 2009. – 639 с.
   72. Каплан Р. Центральная арена ХХI века // Россия в глобальной политике. – 2009. – № 2. – С. 103–118.
   73. Каспэ С.И. Центры и иерархии: пространственные метафоры власти и западная политическая форма. М.: Московская школа политических исследований, 2008. – 320 с.
   74. Каспэ С.И. Содружество варварских королевств: независимые государства в поисках империи // Полития. – 2008. – № 1. – С. 17–26.
   75. Кефели И.Ф. Социальная природа глобализма. URL: http:// www.anthropology.ru/ru/texts//kefeli/global2_06.html.
   76. Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. СПб.: Северная звезда, 2004. – 286 с.
   77. Кефели И.Ф. Философия геополитики. СПб.: ИД «Петрополис», 2007. – 208 с.
   78. Кефели И.Ф. Геополитика Евразии. СПб.: ИД «Петрополис», 2010. – 328 с.
   79. Киселев С.Г. Основной инстинкт цивилизаций и геополитические вызовы России. М.: изд-во «Известия», 2002. – 368 с.
   80. Китинг М. Новый регионализм как возможность // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 4. – С. 143–148.
   81. Козырев Г.И. Международный политический процесс // Социально-гуманитарные знания. – 2003. – № 4. – С. 98–110.
   82. Колин К.К. Духовная культура общества как фактор обеспечения национальной безопасности // Социально-гуманитарные знания. – 2011. – № 3. – С. 46–58.
   83. Комлева Н.А. ШОС – поиск глобального равновесия // Геополитика и безопасность. – 2009. – № 2–3. – С. 92–98.
   84. Комлева Н.А. Преэмптивная война как технология ресурсного передела мира // Геополитика и безопасность. – 2012. – № 1. – С. 88–95.
   85. Концепция внешней политики Российской Федерации. Опубликована 12 июля 2008 г. URL: http://archive.kremlin.ru/text/ docs/2008/07/204108.shtml.
   86. Корпорация-Государство или Поклонитесь Будущему Боссу. URL: http://kvisaz.ru/20061225/753.
   87. Кулагин В. Нетленность авторитарности? // Международные процессы. – 2008. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/ sixteenth/006.htm.
   88. Лазар Ф. Страны БРИК и демократия // Le Monde. – 2008. – 8 июля. URL: http://www.inosmi.ru/translation/242447.html.
   89. Линдерман В. Латыш. Русский. Перезагрузка // Час. – 19.03.2011. URL: http://www.chas-daily.com/win/2011/03/18/l_003.html?r=30&
   90. Лукин А.В., Лукин П.В. Мифы о российской политической культуре и российская история // Полис. – 2009. – № 1. – С. 56–70.
   91. Лукоянов А.К. Иран: взгляд без предубеждения // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 1. – С. 120–130.
   92. Лунев С. Чего стоит Сибирь // Международные процессы. – 2004. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/four/013.htm.
   93. Малер А.М. Рождение Православного Проекта. Универсальные ценности ортодоксального христианства между либеральным Западом и тоталитарным Востоком // Политический класс. – 2008. – № 5. – С. 14–19.
   94. Манекин Р.В. Неотвратимые объятия памяти. Извечное стремление России на Запад обретает в ХХI веке мессианский смысл // Политический класс. – 2008. – № 7. – С. 56–65.
   95. Маркарян К.В. Россия как государство-корпорация. О российской национальной идее: «Третий путь» Путина // Политический класс. – 2006. – № 1. – С. 16–22.
   96. Мартынов Б.Ф. «Групповой портрет» стран быстрого развития // Международные процессы. – 2008. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/sixteenth/004.htm.
   97. Мартынов Б.Ф. Бразилия – восходящий гигант // Свободная мысль. – 2008. – № 9. – С. 17–28.
   98. Мартынов Б.Ф. Многополярный или многоцивилизационный мир? // Международные процессы. – 2009. – Т. 7. – № 3. URL: http://www.intertrends.ru/twenty-first/014.htm.
   99. Мартьянов В.С. Космополитическая империя // Свободная мысль. – 2009. – № 7. – С. 51–66.
   100. Маслов О.Ю. Русский народ в преддверии цивилизационного прорыва. URL. http://www.polit.nnov.ru/2007/03/20/ruscivic.
   101. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. URL: http://society.polbu.ru/milov_ rushistory/ch18_i.html.
   102. Минчев М. Этого Россия Болгарии не простит // Столетие. – 10.02.2011. URL: http://www.stoletie.ru/geopolitika/etogo_rossija_ bolgarii_ne_prostit_2011-02-10.htm.
   103. Миршеймер Дж. Почему мы скоро будем тосковать по холодной войне // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 6. – С. 8–35.
   104. Мигунова О.В. Китай как морская цивилизация (об одном аспекте трансформации китайской цивилизационной идентичности) // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 1. – С. 58–60.
   105. Мурай О.В. Новое глобальное общество под общим руководством // Геополитика и безопасность. – 2010. – № 3. – С. 77–81.
   106. Нартов Н.А., Нартов В.Н. Геополитика: учебник для студентов вузов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2010. – 647 с.
   107. Наумов С.Ю., Слонов Н.Н. От суверенной демократии к суверенной цивилизации // Свободная мысль. – 2007. – № 9. – С. 38–49.
   108. Неклесса А.И. Новый амбициозный план. Проекции и чертежи новой сборки мира // Политический класс. – 2008. – № 1. – С. 91–108.
   109. Неклесса А.И. Страна пути. Вектор судьбы России – ее культурно-исторический проект // Политический класс. – 2008. – № 2. – С. 52–65.
   110. Овчинский В.С. Война миров. «Независимость» Косово в зеркале теневой политики. URL: http://www.contr-tv.ru/common/2651/
   111. Окара А.Н. Государство-корпорация как новый тренд для России, Украины и Белоруссии. URL: http://www.intelros.ru/2007/05/16/andrejj_okara_gosudarstvokorporacija_kak_novyjj_trend_dlja_rossii_ukrainy_i_belorussii.html.
   112. Окара А.Н. Украинские дискурсы и российская парадигма // Политический класс. – 2007. – № 5. – С. 77–94.
   113. Окара А.Н. В окрестностях Нового Константинополя, или восточнохристианская цивилизация перед лицом новейшего мирового хаосо-порядка // Цивилизационные активы и цивилизационные рамки национальной российской политики. Материалы научного семинара. Вып. № 6 (15). М.: Научный эксперт, 2009. – 144 с.
   114. Орлова И.Б. Контуры современной евразийской концепции. URL: http://www.ispr.ru/Confer/EuroAsia/confer9-1.html.
   115. Орлик И.И. Восточная Европа в стратегии НАТО // Свободная мысль. – 2009. – № 4. – С. 125–140.
   116. Осборн Р. Цивилизация: новая история западного мира. М.: М.: АСТ; ХРАНИТЕЛЬ, 2008. – 764 с.
   117. Панарин А.С. Искушение глобализмом. М.: Эксмо, 2003. – 416 с.
   118. Панарин А.С. Стратегическая нестабильность в ХХI веке. М.: Алгоритм, 2003. – 560 с.
   119. Панарин А.С. Православная цивилизация в современном мире. М.: Алгоритм, 2003. – 544 с.
   120. Перегудов С.П. Бизнес и бюрократия: особенности будущего. Можно ли считать Россию корпоративным государством? // Независимая газета. 2006. 10 марта. http://www.ng.ru/ ideas/2006-03-10/11_business.html.
   121. Перегудов С.П. Политическая система России после выборов 2007–2008 гг.: факторы стабилизации и дестабилизации. Часть II // Полис. – 2009. – № 3. – С. 145–161.
   122. Пигров К.С. Империя как инновация, или императив империй // Вестник Санкт-Петербургского университета. – 2007. – Серия 6. – Вып. 2. – Ч. 1. – С. 3–14.
   123. Плебанек О.В. Алгоритмы геоцивилизационной динамики // Геополитика и безопасность. – 2011. – № 3. – С. 18–22.
   124. Плотникова О.В. Региональное измерение в современном мироустройстве (на примере унитарных государств) // Власть. – 2012. – № 9. – С. 72–75.
   125. Пономарева Е.Г. Суверенитет в условиях глобализации // Свободная мысль. – 2007. – № 11. – С. 95–110.
   126. Пономарева Е.Г. Государство в условиях глобализации // Свободная мысль. – 2009. – № 10. – С. 69–82.
   127. Попов И.М. Солдат против «воина» // Независимая газета. – 2 февраля 2004 г. URL. http://nvo.ng.ru/wars/2004-02-20/2_enemy. html
   128. Портяков В.Я., Уняев С.В. Растущий треугольник // Россия в глобальной политике. – 2008. – № 6. – С. 162–174.
   129. Рашковский Е.Б. Цивилизационная теория: познание истории – познание современности // Мировая экономика и международные отношения. – 2008. – № 8. – С. 78–79.
   130. Ремизов М. Проект государство-цивилизация. URL: http://cv.jinr.ru/~kras/tanja/zakon/konst/2.html.
   131. Рогов И.И. Империя и политическое государство: проблемы идентификации // Власть. – 2011. – № 4. – С. 47–49.
   132. Романов Н.М. К вопросу о феномене «цивилизация» и феноменологии столкновения цивилизаций. URL: http://www.nbuv. gov.ua/Portal/Soc_Gum/Niz/2009_10/Romanov.html
   133. Россия и мир. Новая эпоха. 12 лет которые могут все изменить / отв. ред. С.А. Караганов. М.: АСТ; Русь-Олимп, 2008. – 448 с.
   134. Савельев А.Н. Стратегическая политология Александра Панарина. Размышления над книгой А.С. Панарина «Стратегическая нестабильность в XXI веке» // Золотой лев. – № 61–62. URL: http://www.zlev.ru/n61.htm.
   135. Сатановский Е. Революция и демократия в исламском мире // Россия в глобальной политике. – 2011. – № 1. – С. 16–29.
   136. Симпкинс А. Внутренняя шизофрения. Эксперты поставили диагноз отношениям России и Эстонии. URL: http://rus.delfi.ee/projects/opinion/vnutrennyaya-shizofreniya.d?id=42266903.
   137. Сирота Н.М. Политические идеологии: генезис и современные формы. СПб.: ИКЦ, 2009. – 192 с.
   138. Скосырев В. Индия – крупнейший покупатель оружия // Независимая газета. – 2011. – 3 марта. URL: http://www.ng.ru/ world/2011-03-15/6_india.html.
   139. Солозобов Ю.М. СНГ: двадцать лет спустя после «развода». Постсоветское пространство на пороге перемен / De futuro, или История будущего / под ред. Д.А. Андреева, В.Б. Прозорова. М.: Политический класс; АИРО-ХХI, 2008. – С. 177–204.
   140. Соловей В.Д. По ту сторону Урала. Там лежит будущее и надежда России // Политический класс. – 2005. – № 6. – С. 54–60.
   141. Тетерин И.О русской газете замолвите слово. URL: http://kp.ru/daily/24524.5/671789.
   142. Тойнби А.Дж. Постижение истории: Сборник. М: Рольф, 2001. – 640 с.
   143. Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории: Сборник. М.: Айрис-пресс, 2003. – 592 с.
   144. Тоффлер Э. Третья волна. М.: Издательство ACT, 2002. – 784 с.
   145. Трейсман Д., Шлейфер А. Почему Москва говорит «нет» // Россия в глобальной политике. – 2011. – № 1. – С. 54–69.
   146. Третьяков В.Т. Наука быть Россией: наши национальные интересы и пути их реализации. М.: Русскiй мiръ, 2007. – 768 с.
   147. Третьяков В.Т. Два Евросоюза – одна (и единая) Европа // Политический класс. – 2009. – № 4. – С. 18–25.
   148. Тузиков А.Р. Демократия и гражданское общество в России // Социально-гуманитарные знания. – 2004. – № 5. – С. 194–206.
   149. Уткин А.И. Мировой порядок XXI века М.: Эксмо, 2002. – 512 с.
   150. Уткин А.И. Подъем и падение Запада. М.: АСТ, 2008. – 761 с.
   151. Феофанов К.А. Современное мировое сообщество и взаимодействие цивилизаций // Социально-гуманитарные знания. – 2005. – № 6. – С. 3–15.
   152. Флоровский Г. Пути русского богословия. Киев: Издатель Христианско-благотворительная ассоциация «Путь к истине», 1991. – 602 с.
   153. Фролов K. Русская церковь под прицелом «оранжевых технологий» // Политический класс. – 2007. – № 3. – С. 49–56.
   154. Фукуяма Ф. Америка на распутье. Демократия, власть и неоконсервативное наследие. М.: АСТ; Хранитель, 2007. – 282 с.
   155. Фурсов А.И. Корпорация-государство. Доклад на заседании клуба «Красная площадь». URL: http://www.intelros.ru/index. php?newsid=124.
   156. Фурсов А.И. Мир, который мы покидаем, мир, в который мы вступаем, и мир между ними. Капитал(изм) и Модерн – схватка скелетов над пропастью / De futuro, или история будущего / ред. Д.А. Андреев, В.Б. Прозоров. М.: Политический класс; АИРО-ХХI, 2008. – С. 255–304.
   157. Фурсов А.И. Наступает эпоха новых империй. Евразийский союз – единственный шанс России на выживание. URL: http:// svpressa.ru/society/article/51739/
   158. Фурсов К.А. Ост-Индская компания. История великого олигарха. URL: http://www.analysisclub.ru/index.php?page=hist&art=2205.
   159. Халидов Д.Ш. «План Путина» и проблема преемственности. Методологический экскурс и проблема субъектности России // Политический класс. – 2008. – № 1. – С. 28–40.
   160. Ханна П. Второй мир. М.: Центр исследования постиндустриального общества; изд-во «Европа», 2010. – 616 с.
   161. Ханна П. Новое средневековье. Как способы управления миром отстают от реальности // Россия в глобальной политике. – 2012. – № 2. – С. 44–59.
   162. Хантингтон С.П. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003. – 603 с.
   163. Харви Д. Краткая история неолиберализма. Актуальное прочтение. М.: Поколение, 2007. – 288 с.
   164. Хардт М., Негри А. Империя. М.: Праксис, 2004. – 440 с.
   165. Хатунцев С.В. Идите все, идите… на Урал // Политический класс. – 2007. – № 12. – С. 28–45.
   166. Хатунцев С.В. Лимитрофы – межцивилизационные пространства Старого и Нового Света // Полис. – 2011. – № 2. – С. 86–98.
   167. Хейвуд Э. Политология. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – 544 с.
   168. Хорос В.Г. Цивилизации сегодня // Мировая экономика и международные отношения. – 2008. – № 9. – С. 89–95.
   169. Храмчихин А. Как Китай раздавит Россию. URL: http://www.apn.ru/publications/article20421.htm.
   170. Цивилизационный подход: методологические аспекты. Материалы круглого стола // Восток. – 1992. – № 3. – С. 25–31.
   171. Цымбурский В.Л. Остров Россия. Геополитические и хроно-политические работы разных лет. 1993–2006. М.: РОССПЭН, 2007. – 544 с.
   172. Цымбурский В.Л. Коньюнктуры Земли и Времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования. М.: Европа, 2011. – 372 с.
   173. Шаолей Ф. По заветам Меттерниха. Трехсторонние отношения Китая, США и России в переходном мире // Россия в глобальной политике. – 2011. – № 1. – С. 83–93.
   174. Шемякин Я.Г. Специфика латиноамериканской цивилизации. Обзор. // Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия: учеб. пособие для студентов вузов / сост. Б.С. Ерасов. М., 2001. – С. 453–463.
   175. Шемякин Я.Г. Отличительные особенности «пограничных» цивилизаций (Латинская Америка и Россия в сравнительно-историческом освещении). URL: http://www.metal-profi.ru/library/otlichitelnie_osobennosti.htm.
   176. Шкаратан О.И. Посткоммунистические общества Европы и Азии // Свободная мысль. – 2010. – № 1. – C. 79–92.
   177. Шлык Л.Н. Политическая культура как социокультурное явление [Электронный ресурс РГБ]: дис… кандидата культурологических наук. М., 2005. – 187 с.
   178. Шпенглер О. Закат Западного мира; Очерки морфологии мировой истории. Полное издание в одном томе. М.: АЛЬФА-КНИГА», 2010. – 1085 с.
   179. Юдина И.Н. Трансформация роли государств и регионов в эру глобализации. URL: http://hist.asu.ru/aes/iud_st_ru.htm.
   180. Яковец Ю.В. История цивилизаций: учеб. пособие для вузов гуманитарн. профиля. М.: ВЛАДОС-ПРЕСС, 1997. – 352 с.
   181. Barma N., Ratner E., Weber S. A World Withaut the West // The National Interest. – July/August 2007. – № 90. URL: http://iis.berkeley.edu/sites/default/files/a_world_without_west.pdf.
   182. Creveld M. The State: Its Rise and Decline. URL: http://mises.org/ daily/527
   183. Coughlan S. Is there a future ror the nation-state in an era of globalization? If so, what future? URL: http://www.shaneland. co.uk/academic/ma/globalisationessay1.pdf.
   184. Spindler M. New regionalism and the Construction of Global Order. URL: http://wrap.warwick.ac.uk/2025/
   185. Shampa Biswas. W(h)iter Nation state7 National and state identy in the Face Fragmentation and Globalisation // Global Society. – Vol. 16. – 2002. – № 2. URL: http://web.centre.edu/lorihm/biswas.pdf$
   186. Keith Suter. The future pf the nation-state in an era of clobalization. URL: http://global-directions.com/Articles/Business/GlobalizationScenarios. pdf.
   187. Gat Azar. The Return of Authoritarian Great Powers // Foreign Affers. – July/August 2007. URL: http://www.foreignaffairs.com/ articles/62644/azar-gat/the-return-of-authoritarian-great-powers.
   188. Devin Stewart. Report and Retort: Alternative Leadership Still Requires Ethics // The National Interest online. – 07.06.2007. URL: http://www.policyinnovations.org/ideas/policy_library/data/alternative_leadership/_res/id=sa_File1/stewart_alternative_leadership.pdf.
   189. Gvosdev N.K. // The National Interest. – 21.11.2007. URL: http://nationalinterest.org/commentary/rapid-reaction-world-without-the-west-watch-1879.
   190. Mustafa Akyol. Turkey Vs. Iran. The Regional Battle for Hearts and Minds. URL: http://www.foreignaffairs.com/articles/137343/ mustafa-akyol/turkey-vs-iran?page=show
   191. Colomer Josep M. Great Empires, Small Nations. The Uncertain Future of the Sovereign State. London; New York: Routledge, 2007.
   192. Josep M. Colomer. Bringing the Empire Back in. URL: http://gcg.universia.net/pdfs_revistas/articulo_81_1206609718123.pdf

А. Н. Харин Модели государственного устройства в условиях глобализации: сценарии для России Монография