Разговоры с Богом
Ольга Гринева

   © Ольга Гринева, 2015

   Фотография на обложке Маргарита Карева

   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

О себе

   Я люблю природу, но я люблю её как-то так масштабно что ли… То есть меня не манит лес как таковой, особенно вблизи города, дорог и прочей сомнительной радости, я не люблю ходить в походы, это вообще для меня катастрофа – лес, комары, рюкзаки, палатки, ни помыться, ни отдохнуть толком, жуть… но при этом, я обожаю попасть в какой-нибудь сосновый бор, прислониться к сосне, закрыть глаза, и остаться одной во всей Вселенной. Вот это непередаваемые чувства, это нечто вообще иное, не из этой жизни.
   Я не люблю тёплые моря. Не люблю юг. Мне там не климат. Жарко, влажно, пальмы – не моё. Но я обожаю холодные моря. Балтийское море пленило меня однажды в школе и навсегда. Холодное, серое, с пенными барашками, жесткое и невыносимо красивое особенной красотой. Мужской красотой. Холодный ветер, ощущение мужественности и спокойствия – это странно, наверное, но Балтика ассоциируется у меня с мужчиной. Наверное, таким, каким бы я хотела видеть мужчину рядом с собой. Теплые моря здесь не катят.
   Я люблю небо и звезды. Я обожаю звезды. Они дарят ощущение того, что одиночество не может быть полным, пока на небе горит хотя бы одна звезда. Звезда – это всегда романтика, это всегда любовь, всегда глаза напротив. Звезды не просто есть. Они дарят веру в то, что есть немного больше. Чуть-чуть, но больше.
   Я люблю дождь. Обожаю летние ливни, но и осенние моросящие дожди для меня не в тягость, потому что дождь – это время подумать. Дождь это всегда мысли о том, что все будет хорошо, потому что дождь не может идти вечно, даже если пузыри на лужах не думают исчезать.
   Я обожаю грозу. Такую, чтобы небо темное, чтобы ветер гнул деревья к земле, чтобы молнии сверкали на все небо, и гром гремел на всю Вселенную. Я никогда не боялась грозы, я всегда выходила на улицу или вставала к окну и ждала каждой молнии, каждого удара грома. А когда начинался дождь, я испытывала странное ощущение покоя и чего-то светлого. Гроза – это всегда очищение.
   Я люблю зиму. Зимой идет снег. Тихо-тихо, медленно-медленно, снежинки падают на землю, на деревья, на все вокруг, и, кажется, что ты попал в сказку, у которой нет ни начала, ни конца, а есть только понятие «здесь и сейчас». Снег не бывает холодным. Снег такой, каким мы хотим его видеть и ощущать. Для меня всегда снег горячий, особенно когда он тает на губах во время поцелуя.
   Я люблю осень. Раннюю осень, когда деревья стоят в золотых листьях, и когда эти листья начинают падать на землю. Обожаю ходить и шуршать листьями в парках. Такое чувство, что с этим шуршанием уходят от тебя напряжение, усталость, непонимание… Листья забирают с собой все самое плохое, оставляя надежду на счастье. Я люблю шуршать листьями, когда моя рука находится в теплой мужской ладони, потому что я понимаю, что человеку рядом со мной в эти моменты также хорошо, как и мне, иначе, зачем бы ему быть рядом со мной?
   Я люблю облака. Потому что точно знаю, что на одном из самых больших и пушистых облаков сидит мой ангел. Сидит и смотрит на меня, и облако мягко плывет по небу вслед за мной. Я знаю, что мой ангел не оставит меня, потому что рядом с ним на этом облаке всегда есть место и для меня.
   Из всех цветов я больше всего люблю большие садовые ромашки. Они всегда напоминают мне детство. Они похожи на солнце, маленькое личное солнышко в ладошках. Абсолютно чистые и всегда радостные цветы. А еще у них нет шипов…
   Я люблю южный ветер. Южный ветер в лицо – это практически вечное блаженство. Я писала уже какие чувства вызывает у меня этот ветер. Наверное, это странно, может быть, глупо, но иногда мне кажется, что южный ветер – это и есть я… Взлететь, взъерошить, разметать, слегка толкнуть, немного притормозить, разогнаться снова, бежать, лететь, стремиться, остановиться, и снова лететь, лететь, лететь….
   Я до сих пор летаю во сне. Это удивительно реальные сны, я всегда знаю, что стоит мне оттолкнуться от земли, и я смогу взлететь. И я летаю…

   Иногда мне кажется, что я никогда не стану по-настоящему взрослой, по-настоящему серьезной. По-крайней мере, до тех пор, пока я чувствую себя ветром, пока мой ангел разворачивает крылья, пока гроза распахивает окна, пока моя рука лежит в мужской ладони, пока Балтийское море зовет меня к себе, я всегда буду такой – непонятной, но раскрытой, иррациональной, немного сумасшедшей, и безумно счастливой, потому что у меня есть человек, которому я могу все это сказать. И этот человек – ты…

О небе

   Небо было тревожным.
   Мятущимся, нервным, бесконечным.
   Облака, окрашенные в багровый оттенок, мчались, не задерживаясь, стремясь куда-то за горизонт.
   Небо нависало так низко, что казалось, оно вот-вот рухнет на землю.
   Давно не видела я такого неба.
   В детстве я слышала, что древние считали, что такое небо всегда предвещало что-то плохое.
   Не знаю.
   Может быть.
   Но я не чувствовала ничего плохого в этом зловещем небе.
   У всех бывает плохое настроение, почему же небо должно было быть исключением?
   Я стояла под деревьями, и слушала, как затихает лес.
   Лес готовился к ночи.
   Сосны, шумевшие под странным небом, уже успокоились и их кроны величаво венчали могучие стволы.
   Птицы затихали, устраиваясь в своих гнездах.
   Цветы все, до одного, закрыли свои лепестки, ожидая нового утра.
   Даже веселый родник, казалось, стал журчать чуть тише.
   И только небо переливалось над лесом цветом налившейся вишни.
   Я улыбнулась и пожала плечами.
   Если лес спокоен – чего же переживать мне?
   Лес мудрее, древнее, спокойнее.
   Ему ведомо то, чего мне не понять никогда.
   А небо…
   Небо станет прежним, как только первые лучи рассвета встанут на его просторах.
   Когда утро сменит ночь.
   Когда ветер поменяет направление и умчится далеко-далеко, оставив мне только воспоминания.
   Мы все возвращаемся к своей жизни рано или поздно.
   И небо вернется тоже.
   К той самой жизни, которая походит на все другие и ни на одну из них не похожа никогда.

Послесловие

   Он не заслужил света, он заслужил покой.
М. А. Булгаков

   Много раз прочитанные слова, вчера вдруг прочно засели в голове.
   Только покой.
   Ни ад, ни рай.
   Покой – все, что мы ищем, казалось бы, всю жизнь.
   Покой.
   Но вдруг отчетливо, ясно, откровенно я поняла, что на самом деле мы ищем не покой.
   Мы ищем Свет.
   Наши представления о том, чего мы хотим, могут подменять понятия, могут путать, петлять, обманывать, но однажды приходит момент, когда все встает на свои места.
   И мы видим Свет.
   Чувствуем его.
   Пытаемся потянуться к нему, чтобы хотя бы слегка прикоснуться душой.
   Впустить в себя.
   Остаться с ним.
   И только это становится по-настоящему важным.
   И словно молнией пронзает мысль о том, что покой – это всего лишь мишура, фантик, пустая коробочка.
   Ты открываешь ее и понимаешь, что тебя обманули.
   И наступает разочарование, слезы, обиды, непонимание.
   Ведь ты так стремился к покою, а получил пустышку.
   И нет сил прислушаться, понять, ощутить, подумать.
   Пока не наступит самый главный день в жизни.
   Или самый обычный.
   Но именно в этот день ты поймешь, что такое Свет.
   И все встанет на свои места.
   И давно привычные истины станут чужими.
   И ты примешь то, что отвергал всю жизнь.
   И сам попытаешься дойти туда, куда упорно не хотел идти.
   Потому что только Свет может сделать тебя лучше.
   Потому что только Свет останется с тобой.
   А покой…
   Покой – это всего лишь иллюзия счастья.
   Вечные обещания, вечные слова и никаких изменений.
   Ты останавливаешься в покое.
   Ты теряешь свою душу.
   Ты растворяешь в серой пелене, даже если тебе кажется, что ты получил желаемое.
   Нет.
   Не получил.
   А только потерял возможность.
   Все возможности.
   Всю свою жизнь.

   Не так ли, пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат?

Кусочек пуха

   Кусочек пуха, зацепившийся на ветке, привлек мой взгляд.
   Какая ерунда.
   Мало ли, что подхватит и принесет ветер?
   Но взгляд зацепился и уже невозможно было оторваться.
   Дерево, приготовившееся к весне, ветки с набухшими почками, серость от апрельского, совсем не весеннего неба, накрапывающий дождь, перемешивающийся со снегом и пух.
   Зацепившийся на ветке.
   Что в нем такого?
   Легкое облачко, которое запуталось среди паутины и не может выскочить на свободу.
   Я протянула руку, и освободила невесомый пух.
   Он уютно повозился и устроился у меня в ладони.
   Куда я с ним?
   И зачем он мне?
   Я смотрела на ладонь, ощущала тепло и улыбалась.
   Надо же.
   Такая мелочь, и так улучшила настроение.
   Вдруг откуда то снизу послышалось настойчивое чириканье.
   Я опустила взгляд.
   Воробей прыгал напротив меня и что-то чирикал.
   Но у меня нет с собой ни семечек, ни хлеба.
   Что я могу дать тебе, малыш?
   И вдруг я поняла.
   Я присела перед воробьем, и протянула ему руку, не дыша, чтобы не спугнуть ни его, ни пух, который моментально взлетит с первым порывом ветра.
   Воробей подпрыгнул, ухватил клювом пух, взглянул на меня и взлетел.
   Ну вот и хорошо.
   Вот и пригодится пух для устройства гнезда.
   А хорошо все-таки весной.
   Радостно.
   Даже если небо серое и погода так себе.
   А греет душу радость возрождения.
   И надежда на спасение.

Свет внутри тебя

   Когда ты много лет живешь с глубоко спрятанной болью, или даже не болью, нет, а скорее, с отголосками боли, которую ты все-таки сумел пережить, то ты к этому привыкаешь.
   Привыкаешь не думать, не вспоминать, не болеть этим.
   Привыкаешь к этому ощущению, словно бы ты был рожден уже вот так, целиком и без остатка, и без этих отголосков не мыслишь себя совсем.
   И даже никогда не приходит мысли, что от всего этого можно избавиться.
   Но тебе слишком комфортно, слишком привычно, всего слишком.
   Кроме одного.
   Тебе не хватает свободы.
   Но ты никак не можешь связать то, что стало тобой с тем, кем ты хочешь стать на самом деле.
   Ты мечешься в поисках решения, бросаешься то в одну, то в другую сторону, пробуешь изменить свою жизнь, и все-равно возвращаешься в одну и ту же точку.
   Точку внутренней боли.
   И даже не понимая, что с тобой, ты чувствуешь, что выхода нет.
   Вообще нет.
   И вроде бы кругом любимые и близкие люди, вроде бы жизнь совсем не так плоха, вроде бы все идет своим чередом.
   Но свободы нет.
   И ты живешь с этим как можешь, загоняя мысли в самый тесный и дальний уголок своей головы.
   Чтобы не думать, не переживать, не искать, не бороться.
   Да и с кем бороться?
   Битву себе ты точно проиграешь сразу.
   Но однажды тебя словно озаряет свет, которого ты никогда в жизни не видел.
   Чистый белый свет с золотыми отблесками.
   Он появляется у тебя внутри, полыхает в груди, окружая тебя покоем, какой-то безудержной жаждой деятельности, а самое главное, ты вдруг, благодаря этому огню, понимаешь, что все эти годы мешало тебе быть свободным.
   И встаешь недвижимый, удивляясь, как такая простая мысль не пришла тебе в голову раньше.
   Улыбаешься.
   Встряхиваешь головой.
   И пишешь письмо.
   То самое, которое не мог написать столько лет.
   Оно получается легким, коротким и очень честным.
   Ты признался в любви и попросил прощения.
   То, что сделать очень трудно, особенно там, где казалось, осталась лишь выжженная земля.
   И тебе даже не важен ответ, потому что ты сделал самое главное в своей жизни.
   Но ответ пришел.
   И тебе тоже сказали, что тебя любили и просят прощения и прощают.
   И слезы, словно очищают душу, открывают все двери, вырываются наружу и ты понимаешь, что вот только теперь ты стал свободным.
   От боли, от отношений, от прошлого.
   Всю жизнь мы живем так, словно разрушаем себя.
   Всю жизнь мы мечемся в поисках решения.
   А оно всегда рядом.
   Нужно только увидеть свет и поверить ему.
   И попросить прощения.
   Остальное Бог сделает за нас.
   Главное-доверять.
   И любить.
   И вы не пожалеете.

Рассвет после тумана

   Когда меня сюда привезло такси, была глубокая ночь.
   Да и все эти перелеты утомили настолько, что сил хватило только чтобы войти в снятый домик, раздеться и утонуть в постели без сновидений.
   Сквозь сон я всю ночь слышала чье-то тяжелое ворчание, и улыбалась, понимая, что это океан, который был совсем рядом со мной.
   Утро наступало не спеша.
   Оно как-будто расталкивало густой туман, который спустился за ночь на побережье.
   В окна домика не было видно ничего, и, натянув джинсы с рубашкой, я выскочила за дверь.
   Туман был густой, плотный, слоистый.
   Казалось, что его можно резать ножом, словно торт.
   Я порылась в закромах памяти и даже представила, каким бы мог быть этот торт.
   Пожалуй, «Наполеон».
   Туман пах океаном.
   Первым океаном в моей жизни, который я увижу, когда туман решит уйти.
   А пока я раздумывала отойти мне от домика, рискуя потеряться, или все-таки подождать.
   Ждать не хотелось.
   В конце концов, я же приехала сюда через половину мира совсем не для того, чтобы прятаться в домике, даже столь уютном, как у меня.
   И я сделала шаг вперед.
   Босые ноги почувствовали гальку под ногами, круглую, омытую волнами за миллион лет до меня.
   Сердце застучало сильнее.
   Я шла вперед, и туман расступался передо мной и вновь смыкал свои объятия у меня за спиной.
   Страха не было.
   Страх потеряться отступил с первым моим шагом.
   Я точно знала, что со мной ничего не случится, и шла вперед.
   Туда, где вздыхал, ворочался, о чем-то шептал океан.
   Шептал всю ночь, весь день, всего лишь вечность.
   Я чувствовала, что он совсем рядом, потому что рекламный проспект, обещал мне домик на берегу, в шаговой доступности, у воды.
   Шагов оказалось около тридцати, когда мои ноги вдруг почувствовали тепло воды.
   Я машинально сделала еще шаг вперед, и утренний прилив окатил меня до колена.
   Я рассмеялась.
   Первое впечатление самое верное.
   Океан был добрым.
   Веселым и мудрым.
   Я села на берегу и стала ждать, когда туман уйдет.
   Я видела лениво накатывающие волны, я слышала какие-то звуки, предположив, что это могли быть чайки, я представляла себе тот вид, который увижу, и незаметно для себя снова задремала.
   А открыла глаза от того, что шаловливый луч солнца слегка коснулся моего носа.
   Тумана не было.
   Передо мной лежал океан.
   Яркий, переливающийся, играющий волнами до самого горизонта, и даже еще дальше.
   И я задохнулась от восторга.
   Восторга первобытного, рожденного где-то в глубине моей души, и о котором я даже не могла мечтать.
   Берег был пуст.
   Реклама не подвела.
   Мой домик действительно был один на берегу, хотя в приличном отдалении можно было заметить такие же домики.
   Но сейчас для меня не существовало ничего, кроме океана, его мощи, его совершенства и его всепоглощающей доброты.
   Я встала и вошла в воду.
   Волна подбежала ко мне, и рассыпалась на капли у моих ног.
   Я погладила ее рукой, и она вильнув, словно собака хвостом, пообещала вернуться.
   Она вернется.
   Много-много раз, как это было до меня и будет после меня.
   Я смотрела на все это великолепие, и понимала только одно.
   Ничего в жизни не стОит больше того, что может дать тебе утренний туман на берегу океана.
   Ни одна картина мира не сравнится с тем великолепием, которое открывается тебе на берегу, когда туман уходит.
   И никакая сила в мире не заставит меня забыть о том, что ощутила я, когда первый раз в жизни оказалась на берегу океана.

Жизнь после пепла

   Рассыпается, уходит сквозь руки, утекает между мгновениями.
   Сгоревшая память, убитые чувства, потерянная любовь.
   Вот только что все сияло красками, чувствовало и жило.
   И казалось, что жизнь будет вечной.
   Но стоило вспыхнуть одной искре – и остался лишь пепел.
   Ветер было попробовал развеять этот погребальный костер, взъерошив пепел, но, набежав, тут же осекся, отступил, и сгинул, словно его и не было.
   И боль тут же, в полной тишине и пустоте, не упустив возможности, начала давить воспоминаниями.
   Скручивать в тугой комок и отпускать на мгновение, чтобы вернуться снова и снова, с еще большей силой.
   Пепел всегда оставляет после себя причудливые очертания минувшего.
   Из них нельзя составить ничего, даже пресловутое слово «Вечность».
   Если есть пепел – Вечности здесь делать уже нечего.
   Опоздала Вечность.
   И она, пожав плечами, ускользает, шурша в пространстве шелками времени.
   Что ей делать здесь, где от нее оставляют лишь пепел?
   Протягивая руку ей в след, мы уже понимаем, что сможем ухватить только холод.
   Да и можем ли?
   Но и до пепла нам не дотронуться.
   Нет, в нем уже нет жара, нет боли.
   В нем вообще ничего нет.
   Но каждый раз, смотря на него, запуская пальцы в то, что осталось после пламени, просеивая каждое мгновение жизни, мы сжигаем себя снова и снова.
   И только пепел знает, что значит сгореть дотла.
   Потому что нет возврата из пепла.
   Пеплом можно только стать.
   Но жить уже не получится.
   Больно.

Город, которого нет

   У каждого из нас есть свой Город, которого нет.
   В нем каждый имеет свои мечты, свои надежды, свою любовь.
   Город, который у каждого из нас в сердце.
   Город, в который мы стремимся всегда, но редко, когда туда попадаем.
   Мы все время промахиваемся.
   Чего-то всегда не хватает.
   Не верим в любовь.
   Оставляем надежду.
   Забываем мечты.
   И Город, уже показавшийся на горизонте, вдруг начинает меркнуть, таять, исчезать.
   И легкая дымка грусти вдруг накидывает на него свою вуаль.
   Оставляя нам только возможность вздохнуть.
   И снова искать путь.
   Город, которого нет – он всегда с нами.
   Его ворота всегда открыты.
   Его площади и проспекты всегда ждут наших шагов.
   Его дома застыли в бесконечном ожидании своих жильцов.
   Часы на старой площади все отстукивают время без нас.
   А мы спешим.
   Все знаем, все помним, но не получается.
   И постепенно Город превращается в рассеянный туман.
   И все реже о нем вспоминаем.
   И все реже о нем думаем.
   Предаем его.
   Предаем себя.
   Но я верю, что однажды мы остановимся.
   Прислушаемся.
   Вглядимся.
   Сделаем усилие.
   И войдем в Город, которого нет.
   Чтобы остаться там навсегда.
   Счастливыми.

Солнца хватит на всех

   Сосед был затворником.
   Его не часто видели на улице, он не был слишком приветлив, хотя если с ним здоровались, он всегда отвечал.
   К нему привыкли, как привыкают ко всем чудакам – просто оставили его в покое.
   У него были свои привычки.
   Ранним утром он брал с собой старый мешок и уходил куда-то.
   Возвращался ближе к полудню.
   И так каждый день.
   К этому тоже привыкли.
   Но вот маленький Митька был крайне любопытным.
   Он жил в соседнем доме, родители его работали, оставляя ребенка на старую, почти глухую бабку.
   Бабка готовила поесть, а больше толку от нее не было.
   Митька был вполне самостоятельным в свои 6 лет, серьезным и рассудительным.
   А еще он был наблюдательным.
   И часто замечал, что когда угрюмый сосед возвращается домой, сквозь прореху в его мешке что-то светится.
   Митька был нормальным ребенком.
   Он решил узнать тайну.
   И как-то рано-рано утром уловил момент, когда сосед с мешком вышел на крыльцо.
   Держась позади, Митька бежал за быстро идущим взрослым человеком, ни мало не думая о том, куда они идут и как добираться обратно.
   Они шли долго.
   Митька порядком утомился.
   Солнце еще не взошло, но его лучи начали золотить небо.
   Митька спрятался за деревом, и во все глаза смотрел, как сосед достает из мешка моток ниток, протягивает руку к первому лучу солнца, и начинает мотать этот луч на клубок.
   Митька аж забыл, как дышать!
   Солнце послушно крутилось под руками соседа, отдавая лучик за лучиком.
   Потом сосед оторвал солнечную нить, и поклонился солнцу.
   Митьке показалось, что солнце важно кивнуло мужчине и побежало все выше и выше.
   Занималось солнечное утро летнего дня.
   Сосед меж тем, смотал клубочек, закрепил нитку, положил в мешок, и оглянулся.
   Спрятать лохматую головенку Митька не успел.
   Конечно же, сосед его увидел.
   Редкая улыбка тронула его губы.
   Он подошел к мальчишке и взял его на руки.
   Митька слова не мог сказать.
   А сосед легко, словно пушинку, нес его домой, и вскоре Митька уснул на его удобных, теплых руках.
   А проснулся он уже в своей кровати.
   Митька потянулся и вскочил, вспомнив все.
   Значит, сосед занес его в дом и ушел!
   Видела ли его бабка?
   Но бабка спала на печи, и явно еще не просыпалась.
   Митька сел на кровати и протер глаза.
   И что теперь делать?
   Пойти к соседу и спросить, зачем ему солнечные нити?
   Или растрещать на всю деревню о колдуне, мотающим солнце в клубок?
   Так не поверят…
   А поверят так сам греха не оберешься.
   Митька поправил подушку, и вдруг увидел под ней что-то блестящее.
   Он поднял подушку, а под ней лежал кусочек солнечной нити.
   Он играл яркими красками, и вокруг него явственно разносилось тепло.
   Митька задохнулся от восторга и взял ниточку в руки.
   Как-будто живая, она льнула к его ладошкам.
   Он выскочил из дома и огородом метнулся к домику соседа.
   Дверь была открыта.
   Митька вбежал в избу и сразу все понял.
   Соседа больше там не было.
   Только лист бумаги белел на столе.
   Митька подошел и по слогам прочитал: «Солнца хватит на всех, главное, чтобы оно светило каждому, а каждый дарил его другому».
   И Митька улыбнулся.
   И через всю жизнь он сохранил кусочек солнечной нити, подаренной странным соседом.
   И старался дарить свое тепло всем, кто встречался на его пути.
   И ему не было жалко своих усилий.
   Потому что солнца и, в самом деле, хватит на всех.

Митькины фонарики

   С самого раннего детства Митька умел зажигать фонарики.
   Он любил проснуться рано утром, когда еще все спали, кроме бабушки, и, не открывая глаз, улыбался новому дню.
   И зажигал фонарик.
   А потом шлепая голыми пятками, бежал на кухню завтракать.
   На кухне его всегда ждала бабушка.
   Она пекла Митьке блинчики или оладушки, наливала горячий чай, ставила блюдце с вареньем, и, подпирая, рукой щеку, улыбаясь, смотрела на Митьку.
   И на его горящий фонарик.
   Когда-то и она умела зажигать фонарики, да ее время прошло.
   Затем приходили Митькины родители, торопливо гладили его по голове, благодарили бабушку за завтрак и убегали по делам.
   Митькиных фонариков они не замечали.
   Они всегда торопились.
   Митька шел в школу, заботливо кутая фонарик в теплое пальто.
   Он оберегал его от вездесущего ветра, чтобы огонек не затух.
   В школе он был как все.
   И только одна девочка, с красивой стрижкой, ясными глазами и удивительным именем Аделина, знала о Митькиной тайне.
   Но она молчала.
   И улыбалась.
   Потому что она тоже умела зажигать фонарики.
   Митьке она нравилась.
   После школы Митька приходил домой, занимался разными важными мальчишескими делами, встречал родителей после работы, а потом шел спать.
   Закрывал глаза.
   Прощался с фонариком до следующего утра и засыпал.
   А из-за окна на него смотрела луна.
   И размышляла о том, как долго Митька будет зажигать фонарики.
   И как долго взрослые будут проходить мимо, не замечая, как из глаз ребенка льется удивительный солнечный свет.
   Как светит этот самый фонарик.
   И как Митька его бережет от ветра, и как бабушка греется у его фонарика.
   Но взрослые всегда спешат.
   И теряют возможность видеть свет.
   Попробуйте остановиться.
   И зажечь фонарик внутри себя.
   И тогда Митьке станет немного легче светить всему миру.
   И в мире станет светлее.
   Чуть-чуть.
   Но с маленького фонарика начинается большое Солнце.

Радуга на двоих

   У нее были крылья, а у него старое поношенное пальто.
   Он смотрел на нее и никак не мог понять, почему она держит его за руку и не смотрит ни на кого другого.
   Он заваривал терпкий чай в маленьком чайничке с щербинкой, доставал сахар, ставил на стол вазочку с конфетами и смотрел на нее, боясь дышать.
   Она пила чай маленькими глоточками, съедала пару конфет и молчала.
   Он думал, что ей не нравится чай.
   А она думала, как он прекрасен, когда задумчиво подпирает рукой подбородок.
   Они любили читать одну и ту же книгу, прижавшись друг к другу на диване.
   он все время боялся помять ее крылья, а она укутывала его ноги стареньким клетчатым одеялом.
   Они часами могли стоять у окна, глядя на звездное небо.
   И даже на небо без звезд они могли смотреть часами.
   Он никогда не спрашивал ждет ли ее кто-нибудь, а она совсем никуда не спешила.
   Он стеснялся своей маленькой квартирки, стеснялся нелепой обстановки, которая досталась ему от бабушки.
   А она прижималась щекой к его ладони и ей было абсолютно все-равно, что стул, на котором она сидела, помнит еще шуршание платья его прабабушки.
   Они выходили гулять в сумерках, когда на улицах становилось меньше людей.
   Он боялся, что над ней будут смеяться, что она выбрала его.
   А ей нравилось быть с ним рядом, просто потому что это был ее человек.
   И ей было абсолютно все-равно, что у него не было крыльев, что он был нелеп и старомоден, что его старое поношенное пальто вызывало улыбку у прохожих.
   Какая разница, если у них на двоих была одна радуга и весь мир?

Фрезии

   Ей снова приснился этот сон.
   Она в черном, плотно облегающим ее фигуру платье и белой фате, сквозь строй друзей, идет к алтарю.
   С тем самым, которого… который… в общем, она выходила замуж.
   Ее удивлял и беспокоил цвет платья, ведь это была ее свадьба.
   Фата длинная, прозрачная, невесомая, скользила по полу, закутывая ее в белоснежное облако.
   Она смотрела по сторонам и видела тех, кого в реальной жизни давно не было среди друзей.
   Жизнь развела и больше уже не сводила.
   Разве что в этом странном, волнующем, тревожащем сне.
   Она не видела лица своего избранника, только знала, кто он, чувствовала тепло его руки, в которой лежала ее рука, и сквозь пелену происходящего, она пыталась понять, что же заставило ее снова сделать этот шаг.
   В черном платье среди чужих людей.
   Красочность ее сна была удивительна.
   Тяжелый букет из фрезий, откуда они взялись?
   Ее любимые цветы были совершенно другие.
   Букет оттягивал руку, и она не могла его переложить, потому что другая рука была крепко сжата его рукой.
   И снова мечущиеся мысли в голове о том сюрреализме, что творился вокруг: поздравления, улыбки, какие-то речи, подарки, мельтешение лиц и вот каким-то чудом она ловит его взгляд.
   Все те же зеленые глаза.
   Все тот же легкий прищур.
   Все так же, как тогда, когда…
   И букет падает, путается в фате, она наклоняется, чтобы поднять цветы и просыпается.
   Сердце стучит, испарина на лбу и запах фрезий, непонятно откуда-то.
   Она встает, подходит к окну и распахивает форточку.
   Ночной ветер ворвался в комнату, запутался в шторе и завернул ее в эту штору, словно в фату из сна.
   Она вздрогнула, отряхнулась и обняла себя за плечи.
   Поздно.
   Все слишком поздно и невозможно повторить.
   И сон всего лишь сон.
   Только вот почему так пахнет фрезиями?

Я вернусь, когда выпадет снег

   Ты сказал мне, что вернешься, когда выпадет снег.
   Мне было бесконечно больно смотреть, как ты уходишь по желтым шуршащим листьям, но я сразу начала ждать тот день, когда выпадет снег.
   Осень не спешила уходить.
   Она любовалась собой, любовалась осенним лесом, голубым прозрачным небом, легким ветром, падающими листьями.
   Она кружилась в осенних вальсах, бегала наперегонки с облаками и по вечерам приходила ко мне на крыльцо.
   Мы молчали.
   Но в нашем молчании она была бесконечно болтлива.
   Она не хотела слушать меня, не хотела понимать, не хотела сочувствовать.
   Ей было хорошо, и что ей до того, что я ждала первого снега, потому что ты обещал вернуться?
   Я варила кофе, пекла печенье и угощала осень.
   Она не отказывалась.
   А потом, как-то в одну ночь выпал снег.
   Я проснулась от того, что утренний свет был другим.
   Я подскочила к окну, и задохнулась от нахлынувших чувств.
   Снег выпал!
   Я как-то сразу засуетилась, забегала, запереживала.
   Дела валились из рук.
   Я прислушивалась к каждому звуку, к каждому скрипу, выбегала за дверь, но тебя не было.
   Лес стоял в каких-то странных рваных одеждах, кое-где прикрытых этим нелепым снегом, и глядя на него я поняла, что ты не вернешься.
   А снег сошел к вечеру.
   И виноватая осень плакала дождем, прося у меня прощения за нелепую шутку.
   Мне не хотелось с ней разговаривать, и я ушла в дом.
   Свернулась клубочком, зажгла свечу и всю ночь пыталась понять, за что она так?
   Осень вздыхала за дверью.
   Мне не было ее жаль.
   А потом свеча погасла и я уснула.
   День пролетал за днем, и вот уже первые настоящие снежинки стали кружиться над нашим лесом.
   Я поднимала лицо к небу, и снежинки падали на мое лицо, таяли, оставляя капли, похожие на слезы.
   Осень больше не приходила ко мне на крыльцо.
   Она смотрела на меня издалека, а когда я ловила ее взгляд, отворачивалась и медленно уходила.
   Мы не ссорились, нет.
   Просто говорить нам было больше не о чем.
   Самый безумный и радостный месяц осени сменился строгим ноябрем.
   Ноябрь был консервативен, спокоен и уверен в себе.
   Все краски погасли, все стало серым, кроме вечнозеленых елок, на которых резвились белки, уже сменившие свои шубки на зимние.
   Пушистые хвосты то и дело мелькали между ветвей, заставляя улыбаться.
   Что ж, хоть кто-то мог еще веселиться.
   Я медленно повернулась к дому.
   И вдруг как-то сразу стало темно, и тучи словно накрыли лес, дом, меня.
   Снег пошел сразу, словно кто-то там, наверху, щедро кидал его горстями вниз, закрывая дорожки, укутывая деревья, пугая веселых белок.
   Я добежала до дома, разожгла камин и взяла книгу.
   Я уже боялась ждать, не могла верить, устала надеяться.
   Снег все шел, тихо и сказочно.
   Я смотрела в окно, и никаких мыслей не было у меня в голове.
   А потом тихо скрипнула дверь.
   И огонь взметнулся и затрещал с новой силой.
   Я боялась пошевелиться.
   Пока не услышала твой голос:
   – Я же говорил что вернусь, когда выпадет снег.
   И, резко обернувшись в кресле, я краем глаза увидела желтое платье осени, мелькнувшее в заснеженном окне.

Свет в конце туннеля

   Я задумалась о вроде привычном выражении.
   «Свет в конце туннеля».
   Такой вот кованый светильник с неярким огоньком, мятущимся внутри.
   Конец туннеля и там кто-то держит этот светильник.
   Не видно кто, просто силуэт.
   Об остальном можно лишь догадываться.
   И мы аккуратно идем по туннелю, боясь оступиться, боясь опустить глаза, боясь, что светильник вдруг задует порывом ветра.
   Или что тот, кто его держит вдруг устанет и уйдет, унеся с собой и светильник.
   и как тогда быть?
   Куда идти?
   Но дело все в том, что может быть конец туннеля, а может быть и начало пути.
   И скажите мне, что важнее?
   Тот тоннель, по которому мы идем, надеясь на отдых и понимание после пройденных дорог и сделанных ошибок или начало пути, где еще ничего неизвестно, но светильник уже зажжен?
   Один и тот же светильник.
   Одна и та же дорога.
   Одни и те же слова.
   И такие разные судьбы.
   И огонек, мятущийся внутри кованого светильника.
   Я не знаю, что выберет каждый из нас.
   Но очень хочется верить, что свет не погаснет.
   И тот, кто держит этот свет, будет нас ждать.
   Чтобы мы не решили.

О странностях жизни и любви

   Все наши поступки имеют окраску.
   Хорошую или плохую.
   Добрую или злую.
   Нейтральности так мало в нашей жизни, ведь мы все живем в чувствах, эмоциях, ожиданиях.
   И всегда приходится выбирать.
   Всегда приходится метаться между тем, что хочется и тем, что надо.
   И между людьми приходится выбирать тоже.
   И я каждый раз выбираю тебя.
   Мне говорят, что я ошибаюсь, что ты не тот, кто мне нужен, что я не буду с тобой счастлива.
   Сначала я слушала и пыталась доказать, что они ошибаются.
   Потом я перестала доказывать, но еще слушала.
   От меня отвернулись родные, меня не понимали подруги.
   Мне все твердили, что ты – самая большая ошибка в моей жизни.
   Я стала переводить эти разговоры в другое русло.
   Через некоторое время на меня махнули рукой.
   И оставили в покое.
   И я осталась одна.
   И по-прежнему любила только тебя.
   Я уже не знала, где правильно или неправильно, где плохо или хорошо, где правда, а где ложь.
   Я просто жила.
   Жила тобой.
   Дышала тобой.
   Думала о тебе.
   А ты был всегда рядом.
   Вопреки всем разговорам.
   Вопреки всем предсказаниям.
   Вопреки всему.
   Всегда был рядом и держал меня за руку.
   И какая разница, что думали обо мне другие?
   Ведь самое главное в жизни только то, что думаю о себе я.

   За пределами представлений о правильных и неправильных поступках есть пространство. Я встречу тебя там. (с)

На небесах

   О чем, я буду думать, когда буду на небесах?
   Так или иначе, но каждый из нас задает себе этот вопрос.
   Или просто иногда ловит себя на такой мысли.
   И каждый начинает вспоминать лучшие моменты своей жизни, чтобы помнить их там, где есть все и не будет ничего.
   Так о чем я буду думать на небесах?
   Я буду думать о горах.
   О величественных пиках, покрытых снежными шапками.
   О сошедшем леднике.
   Я буду помнить о той сосне, выше которой я была. Первый и последний раз в жизни.
   Я буду помнить и думать о тех звездах, которые держала там, в горах, на ладонях.
   и я буду помнить о том Великом Молчании, которое хранят горы, когда разговаривают с тобой.
   А еще я буду думать о море.
   О том море, которое тебя слышит, понимает, целует, обнимает и отпускает, зная, что ты уже никогда не забудешь его.
   Просто не сможешь.
   Я буду помнить о ветре, который треплет волосы, запутываясь в них, и вырывается, зная, что его никто не догонит.
   Я буду думать о близких и родных людях, которые всегда будут со мной, что в этой жизни, что в будущей.
   И еще о многом я буду думать.
   И о многом я буду помнить.
   И смотреть вниз.
   И хотеть все это повторить, зная, что это уже невозможно.
   Но пока мы здесь.
   И у нас еще есть возможность создать свои воспоминания.
   Дополнить их.
   Отшлифовать.
   И сохранить.
   Пока не придет время.

Когда все не так

   Знаете так бывает, когда всё идет не так.
   Вот и у него так случилось.
   Мать развелась и вышла замуж за другого.
   Нет, он ничего был мужик, но ужиться вместе не получалось.
   Да и ребенок, который у них родился все время требовал внимания.
   А отец исчез сразу в неизвестном направлении и даже не попрощался.
   Девушка бросила его.
   Не ушла к другому, нет, просто уехала учиться и написала, что карьера важнее.
   Он потерял работу, потому что хозяин закрыл автомастерскую, где он работал несколько лет.
   Денег оставалось на неделю, а что делать потом?
   Завербоваться в армию тоже не получилось.
   Что-то там не так со здоровьем, ничего страшного для обычной жизни, но нагрузки были вредны.
   И он решил уехать из дома, в другой город, а может быть, даже в другую страну.
   Чтобы просто начать все сначала.
   Собрал вещи, обнял мать, посмотрел на уснувшую сестренку.
   Отчим был на работе.
   Сердце сжалось, но решение было принято.
   И он ушел.
   Но сил хватило только до скамейки в городском парке.
   Вечер вот-вот был готов опуститься на город, но в парке было безлюдно.
   Наверное, потому что все счастливые люди сидели на работе или уже двигались к дому, где их всех ждали.
   А вот его не ждал никто.
   Он почувствовал, как кто-то сел рядом.
   Он покосился в ту сторону.
   Надо же.
   В этом мире еще не перевелись чудаки.
   Незнакомец был средних лет, явно интеллигент, но какой-то… другой.
   Не местный, что ли?
   Парень пожал плечами.
   Мало ли.
   Он и сам сейчас чужой везде.
   А незнакомец вдруг сказал: «А тебе есть куда идти?»
   И он хотел ответить, что это его личное дело и даже открыл рот.
   Но все как-то пошло не так.
   И вдруг он рассказал незнакомцу все.
   И про мать, и про отца и про девушку.
   И даже про любимого в детстве медвежонка, которого украдкой запихнул в рюкзак.
   И про то, что идти некуда.
   И про то, что вобще не знает, что будет дальше.
   И будет ли.
   Незнакомец слушал молча, и в его прищуре чудилось что-то до боли знакомое, но узнавание постоянно ускользало, балансируя на грани реальности.
   Когда парень замолчал, он тихо сказал: «Возвращайся».
   И также тихо рассказал, что мать очень сильно любит его и переживает, и плачет.
   И отчим не находит себе места, думая, что это он виноват, что не нашел общего языка с ним.
   И что именно сегодня он договорился о том, чтобы парня взяли на работу.
   И что сестренке нужен старший брат, а без него как ей быть такой маленькой и слабой в этом мире?
   Девушка?
   Что ж… с этой не получилось, но вот в доме по соседству, разве ты не замечал ту, рыжеволосую, с веснушками? Через пару лет у вас родятся дети… ах, прости, ты же ее не замечал, тогда я поторопился. Или нет?
   Парень ошеломленно молчал.
   В голове как из кусочков паззлов вдруг стала складываться совсем другая картина.
   Отчим, который всегда был рядом, когда ему было плохо, но он отталкивал его.
   Мать, которая всегда заботилась о нем.
   Сестренка, которая замолкала, стоило ему взять ее на руки.
   И что там про рыжеволосую соседку? Неужели, он и правда ловил ее взгляды?
   Господи, какой он был дурак!
   И вдруг как током: Господи?
   Он рывком повернулся к незнакомцу.
   Так вот почему ему знаком этот взгляд.
   Но… разве так бывает?
   Он открыл рот, но вопрос не успел сорваться.
   Незнакомец встал, улыбнулся, положил руку ему на плечо, чуть сжал и исчез.
   Как-будто его вобще не было.
   Через пару минут, парень встал, подхватил свой рюкзак и поспешил к дому.
   Туда, где его всегда ждали.
   Дойдя до ворот парка, он оглянулся.
   Скамейка была пуста.
   Но теперь он точно знал, что у него всё получится.
   Потому что иногда очень важно, чтобы тебя выслушал незнакомец.

Бог и море

   – Видите ли. Бог – он повсюду.
   – Море тоже, падре. Море тоже.
Алессандро Барикко. Море-океан.

   Вот такой простой диалог.
   Вот такая простая истина.
   И мне показалось, пусть на минуту, но показалось, что я вдруг поняла всё.
   Конечно, это невозможно, конечно, я самонадеянна, но послушайте, может быть, я права?
   Если принять за истину оба высказывания, ведь все становится на свои места!
   Бог повсюду.
   И море тоже.
   Но весь этот мир и все это море создал Бог.
   И Он в море и море в Нем.
   Но тогда становится совсем понятным и простым, что когда мы заходим в море, погружаемся в его глубину, катаемся на его волнах или просто лежим на спине, раскинув руки в сторону и глядя в бесконечное небо (которое, к слову, тоже везде), мы все это делаем вместе с Богом.
   Рядом с Богом.
   Внутри Бога.
   И Бог обнимает нас морскими волнами, шепчет нам морским прибоем и говорит с нами прыгающими на Его волнах дельфинами.
   И когда мы приходим на берег, садимся на гальку, обняв колени, и начинаем говорить с морем, рассказывая о своих проблемах, то мы говорим с Богом.
   Мы плачем, и Бог вбирает в себя нашу боль.
   А нам становится легче.
   Нам кажется, что наши слезы стали морской водой.
   А они всего лишь стали частью Бога.
   Просидев всю ночь на берегу, мы встаем, опустошенные и счастливые, и уходим от моря, возвращаясь туда, где нас ждут.
   Чувствуя, что ночной разговор с морем помог, море нас приняло, море нас простило.
   Бог простил и благословил.
   На любовь, на прощение, на саму нашу жизнь.
   И мы снова и снова стремимся вернуться к морю.
   Вернуться к Богу.
   Вернуться к самому себе.
   Самое главное здесь – не опоздать.

   – Видите ли. Бог – он повсюду.
   – Море тоже, падре. Море тоже. (с)

Однажды

   А вот так, запросто, хотели бы вы поговорить с Богом?
   Вот представьте, уютный летний вечер где-то за городом.
   Лес, речка, и комаров нет.
   Вот такое чудо, так тоже бывает, ведь мы же мечтаем, правда?
   Так вот, комаров нет, а есть легкий ветерок, который играет с травой, наклоняя ее и спружинив, отлетает в сторону.
   Веранда резная, обвитая плющом.
   Столик на веранде старого большого и скрипучего дома.
   Лампа под оранжевым абажуром над столиком, придающая невыразимый уют и теплоту.
   Плюшевая скатерть, самовар, чайник с заваренными лесными травами, баранки, конфеты и свежесваренное клубничное варенье.
   Обязательно клубничное, моё любимое.
   Рядом со столиком два кресла-качалки.
   В одном вы.
   А в другом Бог.
   Завернул на огонек и на чашку чая.
   И вы поднимаете глаза и…
   Нет, вы сразу понимаете, что перед вами не кто-нибудь, а Бог.
   Как тут не понять?
   Только вот Бог не такой, как мы представляем себе.
   А вот, кстати, как вы себе представляете Бога?
   Я видела и читала много вариантов.
   Мне больше нравится вариант мужчины.
   И пусть не очень пожилого.
   Молодой мужчина, почему нет?
   Богу ведь все-равно в каком образе быть, а мне приятно.
   И вот разлит чай, разложено в розетках варенье, и я судорожно думаю, о чем бы спросить Бога.
   Такой шанс вряд ли представится снова.
   А он пьет чай и улыбается.
   На коленях у него уже свернулась пушистая кошка, которая вообще не любит незнакомцев, а напротив него улегся мой пес.
   Прикрыв глаза, он смотрит на Бога и, честное слово, улыбается!
   И мы молчим.
   Потому что вечер тих, потому что лампа уютно светит, потому что чай хорош, а варенье в этом году получилось просто бесподобным.
   И я не знаю, что я могу спросить у Бога.
   Он знает все.
   А что я хочу узнать?
   И нужны ли мне эти ответы?
   Бог смотрит на меня и улыбается.
   И мне становится хорошо и спокойно-спокойно.
   И я говорю:
   – Знаешь, я поняла, что Бог равно любовь, когда прочитала «Волкодава» Семеновой.
   А он наклонил голову и ответил:
   – Ты всегда плачешь, когда читаешь эту книгу.
   И я киваю.
   Конечно, он знает.
   А потом я снова решаюсь сказать:
   – А ты можешь сказать, почему Спаситель мерзнет во льдах?
   И он улыбается:
   – Разве я могу знать, как видит автор своё детище?
   И подкладывает себе варенье в розетку.
   И я, уже вообще ничего не понимая, говорю ему тихо-тихо:
   – А почему ты пришел ко мне?
   И он, нисколько не смущаясь, гладя кошку, нежащуюся у него на коленях говорит:
   – Ты сварила замечательное варенье, это было слишком сильным искушением, я не устоял.
   И я понимаю, что у меня с Богом все-таки есть общее!
   Мы оба любим клубничное варенье.
   И вот вечер клонится к закату.
   Чай допит и варенье съедено.
   И он говорит:
   – Мне пора.
   А я, заметавшись, говорю:
   – Подожди минутку!
   И бегу на кухню, достаю банку варенья и возвращаюсь на веранду.
   Он уже встал, держа кошку на руках, и гладя пса, который прижался к его ногам.
   – Вот. Возьми. Попьешь чай там, на небесах.
   И Бог смеется и забирает варенье.
   А потом кладет руку мне на голову и я задыхаюсь от любви.
   Бог равно любовь.
   Я это давно знаю.
   А теперь довелось почувствовать.
   Прикоснуться.
   Понять.
   И открывая глаза, понимаю, что плачу.
   А Бог смотрит на меня и улыбается тихой улыбкой.
   Совсем не печальной.
   Полной любви.
   Ко мне, к кошке, к собаке, к лесу, к этому вечеру.
   Ко всему миру.
   Бог отдает мне кошку и уходит, держа в руках банку клубничного варенья.
   У калитки оборачивается и вдруг исчезает.
   Кошка вздыхает, спрыгивает и уходит в дом.
   А мы с собакой в обнимку сидим всю ночь под горящим абажуром и ждем.
   Ну вы понимаете…
   Вдруг он захочет вернуться?

Разговор первый. На вершине горы, за облаками

   Я оглянулась вниз.
   Суета альпинистского лагеря, разноцветные палатки, вкусные запахи готовящейся пищи остались позади.
   Вверх я шла одна.
   У меня была возможность дождаться группы, но мне отчаянно хотелось подняться одной.
   Инструктор, выслушав меня, пожал плечами, и кивнул головой, выдав мне рацию для экстренной связи.
   Да и в самом деле, не первый раз в горах, высота не пик Джомолунгмы, погода отличная, прогнозы неизменны, маршрут известен.
   К вечеру я должна была уже спуститься в лагерь.
   Я любила горы.
   Они давали покой, возможность услышать себя, принять решения.
   Горы никогда не подводили.
   И не предавали.
   Я вздохнула и продолжила подъем.
   Открывавшиеся виды были великолепны, и я как-то пропустила момент, когда поднявшийся ветер вдруг притащил за собой легкие облака, и аккуратно уложил их на вершину.
   Солнце при этом не уставало светить, и я знала, что погода не переменится.
   А облака?
   Что ж, узнаю на что они похожи.
   Я улыбнулась и шагнула вверх.
   Облака были мягкие, словно одеяло.
   Мне показалось, что я завернулась в них, и вышла на вершину, обнимая себя за плечи.
   Аккуратно сняв с себя остатки облаков, я повернулась и застыла на месте.
   На вершине горы, на которую я поднималась не первый раз, стояла скамейка, которой абсолютно точно не было раньше, а на скамейке сидел Бог.
   Вы спросите откуда я взяла, что Бог?
   Когда вам доведется его встретить, вы тоже не ошибетесь.
   Бог сидел, раскинув руки по спинке скамейки, зажмурив глаза и подставив лицо солнцу.
   «По образу и подобию Его» – промелькнуло у меня в голове.
   Я медленно подошла и села рядом.
   Бог приоткрыл один глаз, увидел меня и улыбнулся:
   – Прекрасная погода.
   Я вспыхнула мгновенным румянцем, потому что вдруг поняла, что все мои мысли ему известны, а эти мысли, как назло, метались, словно сумасшедшие, хватаясь за одно, другое, третье…
   Я выдохнула:
   – Спасибо тебе, Господи, погода и правда отличная.
   Он рассмеялся так задорно, что я тоже улыбнулась в ответ.
   Отсмеявшись, он продолжил:
   – Как ты?
   Я пожала плечами:
   – Ты знаешь, сейчас весьма неплохо.
   Внимательные глаза смотрели на меня.
   Я продолжила:
   – Правда, спасибо. У меня все хорошо.
   Он чего-то ждал, и я тихо добавила:
   – Ну ты же сам все знаешь.
   Он улыбнулся бесконечно удивительной улыбкой:
   – Знаю. Но иногда очень полезно послушать людей.
   Я кивнула:
   – О, да. Слушая людей ты начинаешь понимать, что всё совсем не так, как тебе хотелось бы, казалось бы и вообще, все не так.
   Он прокомментировал:
   – Да ты философ.
   Теперь рассмеялась я:
   – Да что ты! Боже мой… ой, прости… нет, я не философ. Просто опыт.
   Опыт… кто бы только знал, как мне дался этот опыт.
   Даже наедине с собой, я старалась не вспоминать самое больное, через что пришлось получать этот мой опыт.
   Его голос прозвучал неожиданно:
   – Я знаю, мне было больно так же, как и тебе.
   Я вскинула глаза.
   Конечно, ему ли не знать.
   – Так ты нашла покой?
   Я кивнула:
   – Конечно.
   Он повернулся ко мне:
   – И ничего не хочешь изменить?
   И тут я не выдержала.
   Я знала, что просить нельзя, но я и не просила. Просто не могла не сказать.
   – Ты же знаешь, Господи, ЧТО я хотела бы изменить. Вместо городской суеты мне хватило бы маленького домика, затерянного в лесах, небольшого озера рядом, и знания того, что на той горе, что видно из моего окна, под покрывалом облаков, на вершине, подпирающей небо, живут драконы.
   Он очень серьезно выслушал меня, а потом сказал:
   – Смотри.
   И я увидела, как облака под нами расступились, а то, что представилось моему взору, изумляло.
   Весь мир лежал передо мной.
   И Бог сказал мне:
   – Не ошибись.
   И я увидела океан с прибоем, белым песком и пустынными пляжами.
   Я увидела Австралию и кенгуру, скачущих по своим, конечно же, очень важным делам.
   Я увидела сосновые леса Канады.
   Красивейшие страны Европы.
   Антарктиду, с пингвинами, смешно ковыляющими на своих лапах.
   Море.
   Прозрачное, тихое, с кедрами на берегу.
   Все лежало передо мной и ждало моего выбора.
   И я, не глядя на Бога, сидящего рядом прошептала:
   – А где гора с драконами?
   И он снова рассмеялся, а облака вновь заняли свое место.
   Я повернула голову.
   Идиотка, понятное дело.
   Могла бы на берегу океана жить.
   Драконов мне подавай.
   Но сердце упрямо стучало и я знала, что другого мне не надо.
   И Бог знал тоже.
   Он поднял руку, провел по моим волосам, и чуть задержался.
   Я замерла.
   Мне подарили весь мир, всю любовь, всю радость, которую только можно было себе представить.
   И даже ту радость, которую представить было нельзя.
   Я увидела какие-то водопады, яркие цветы, радугу, услышала музыку, лучше которой не слышала ничего в своей жизни.
   Я забыла как дышать.
   Я молила про себя, чтобы этот миг длился вечно.
   А Бог сказал:
   – Иди.
   И убрал руку с моей головы.
   Я встала со скамейки, прошептав:
   – Спасибо.
   Потому что больше не было слов в моем мире.
   Потому что всю меня затопили чувства.
   Бог снова раскинул руки на спинке скамейки, закрыл глаза и поднял лицо к небу.
   А я, поправив лямки рюкзака шагнула к облакам.
   Оглянулась и прошептала:
   – До свидания.
   И снова услышала его смех:
   – Ты права. Мы еще увидимся.
   И я шагнула вниз.
   Облака обступили меня, окружили, заполнили собой все пространство, а когда я вышла из них на тропинку, день уже клонился к вечеру.
   Странно.
   По моим ощущениям я провела на вершине не больше получаса.
   Но что такое полчаса, когда с тобой говорит тот, кто сотворил этот мир и это время?
   Я спускалась вниз, не глядя по сторонам.
   Да и какое значение имели теперь виды и пейзаж?
   Чудо.
   Вот, что случилось со мной.
   А я так и не задала ни одного вопроса, не узнала главного, только лепетала какую-то чушь.
   Надеюсь, Бог не разочаровался во мне, все-таки, Ему было известно, что с мозгами у меня все в порядке, когда я адекватная.
   Сумерки уступили место сиреневому вечеру, звезды вышли на небо, и я почти спустилась, когда какое-то неясное чувство тревоги толкнуло меня изнутри.
   Я резко остановилась и осмотрелась.
   Никаких палаток.
   Никакого лагеря.
   Никаких людей.
   НИ-ЧЕ-ГО.
   Я пыталась найти что-то знакомое, но уже понимала, что не найду.
   Или нет, не так.
   Я нашла.
   То, что искала все это время.
   Я опустилась на землю, обхватила голову руками, и прислушалась к себе.
   Внутри меня поднималась волна изумленной радости.
   Я чувствовала, что случилось то, чего я хотела всегда, больше всего на свете.
   Он меня услышал.
   Я снова посмотрела вниз.
   Теперь я знала, что нужно искать.
   И я увидела.
   Маленькую бревенчатую хижину среди соснового леса, чуть дальше поблескивало озеро.
   Ну же, оглянись, не бойся!
   И я оглянулась.
   Позади меня стояла гора.
   Совсем не та, с которой я только что спустилась.
   Она была очень высокой, ее вершину укутывали серые плотные тучи.
   И я абсолютно точно знала, что над этими тучами живут драконы.
   Меня затопило счастье.
   Мир стал полностью тем, каким я хотела его видеть.
   И в душе затрепетал огонек надежды.
   Может быть, Бог услышал и то, о чем я не смогла сказать?
   Проверить можно было только одним способом.
   И я, вскочив с земли, побежала вниз.
   Он услышал.
   Потому что я увидела, как в окошке моего дома зажегся свет, послышался лай собаки и и дверь распахнулась мне навстречу.
   Я дома.
   Спасибо тебе, Господи.
   И до свидания.

Разговор второй. Не усложнять

   Мы сидели на крылечке моего домика.
   Вечер был тихим, теплым и, по-домашнему, уютным.
   Мы пили чай из больших кружек, чай был заварен с травами, что придавало ему особенный лесной аромат.
   Я любила такой чай, а мой гость совсем не возражал против него.
   К чаю было земляничное варенье и печенье, которое я достала из духовки ровно за пять минут до стука в дверь.
   Я не ждала никого в этот вечер, особенно Его.
   И когда распахнула дверь, то замерла на пороге от неожиданности.
   Совсем не удивило то, что моя собака, ревностно оберегающая наш домик, ластилась к Его ногам, словно это Он был ее хозяином.
   Хотя… кто знает, насколько она была права?
   Он улыбнулся:
   – Зашел к тебе на аромат волшебного печенья.
   Я посторонилась:
   – Проходи.
   А он вдруг предложил:
   – А давай попьем чай на крыльце? Вечер уж больно хорош.
   Вечер в самом деле был хорош, и я согласилась.
   Вынесла маленький столик, поставила рядом зажженную лампу и разлила чай.
   Было удивительно тихо, хотя лес жил своей жизнью.
   Но его звуки, шорохи, движения, нисколько не нарушали наш покой.
   Мне было очень легко с Ним молчать.
   Можно было бы и поговорить, конечно, уж вопросы бы у меня нашлись, но мне показалось, что он устал.
   А молчание иногда было самым лучшим отдыхом.
   Тем более, молчали мы уютно, словно завернулись в старые пледы, да и замерли на пороге… нет, не домика.
   Мироздания.
   А под нами были звезды и небо распахивало свои объятия.
   Мне так казалось.
   И вдруг Его голос донесся до меня:
   – И какая звезда тебе нравится больше всего?
   Я вздрогнула и вынырнула на поверхность, едва не расплескав чай:
   – Звезда? Не знаю… я не сильна в астрономии, просто люблю звезды все сразу.
   Он улыбнулся:
   – Забавно. Я тоже создавал их все одинаковыми, но люди так любят давать всему имена.
   Я пожала плечами:
   – Так звезды становятся ближе к нам, и кажется, что до них можно дотронуться рукой.
   Он задумался:
   – Людям настолько нужны звезды?
   Я отставила кружку и погладила рукой собаку:
   – Ты знаешь, мне кажется, что людям нужно просто знать, что они не одиноки. И какая разница, что помогает им в этом? Звезды, друзья, собака, любовь? Каждый сам ищет способ избавиться от одиночества, а когда находит его-старается не потерять.
   Он смотрел на меня, внимательно слушая.
   Потом вздохнул и сказал:
   – Люди часто ошибаются, пытаясь увидеть и понять то, что давным-давно было им объяснено.
   Я засмеялась:
   – Вставать на грабли – это наш любимый вид спорта.
   Он удивленно поднял брови и рассмеялся.
   Потом сказал:
   – У тебя удивительно вкусное печенье.
   Я ревниво проворчала:
   – А варенье?
   Он кивнул:
   – И варенье.
   И тогда я подумала, что все-таки могу задать один вопрос:
   – Тогда почему Ты так редко ко мне заходишь?
   Он задумался:
   – Не знаю. Боюсь, что тебе будет некогда, ты будешь занята.
   Я прошептала:
   – Для Тебя я всегда свободна.
   И Он очень серьезно кивнул головой, и мы снова замолчали.
   Вечер сгущал свои краски, неугомонные белки давно угомонились в своих дуплах, чай был выпит, а мы все сидели на пороге маленького домика и смотрели на гору, вершина которой всегда была затянула облаками, но я точно знала, что именно там, за этими облаками, живут драконы.
   Он вдруг спросил:
   – Неужели тебе и правда достаточно просто знать, что они там есть?
   Я кивнула:
   – Конечно. Ведь мне было всегда достаточно знать, что Ты есть, и вот Ты сидишь рядом со мной со мной и пьешь со мной чай. Так и драконы. Я просто знаю, а они просто есть.
   Он снова покачал головой:
   – Ты не перестаешь меня удивлять.
   И я засмеялась:
   – Удивить Тебя – огромная честь, Ты не находишь?
   Он улыбнулся и положил руку мне на голову.
   Я закрыла глаза, и через мгновение поняла, что осталась одна.
   Собака ткнулась мне носом в руку, заскулив.
   Я потрепала ее за ушами, и открыла глаза:
   – Да. Он ушел. Но Он вернется. Потому что мы Его всегда ждем.
   Вечер перешел в теплую ночь, а я все так и сидела на крыльце.
   Главное, верить и ждать. Молчать и знать.
   Жить.
   И больше нет никакого смысла в этой жизни.
   Она очень проста.
   Не усложняйте.

Разговор третий. Самое главное

   Я подошла к горе и подняла голову.
   Верхушка крутой горы терялась высоко-высоко в серых облаках, снизу казавшихся рваными и какими-то потрепанными.
   Там, за линией облаков, жили драконы.
   Нет, я смотрела наверх не для того, чтобы их увидеть.
   Я думала о том, что когда-нибудь драконы захотят сами спуститься вниз, оставить свое гнездо, и увидеть чудеса моего мира.
   Но это будет только тогда, когда они сами этого захотят.
   И ни мгновением раньше.
   Я махнула рукой верхушке горы, зная, что меня там увидят, и обернулась.
   Мой пушистый пес гонял белок.
   Белки, задрав хвосты, бегали между деревьями, взлетали на сосны, пищали, и всячески показывали, что они здесь главные.
   Пес гавкал, пытался познакомиться поближе, но белки только смеялись над ним.
   Я крикнула собаку и пошла к своему дому.
   Сумерки опускались на лес, деля мир на две части.
   Еще светлую, но уже уходящую в темноту, и темную, которая уверенно занимала свое место, предваряя приход вечера.
   Я любила это время суток.
   Таинственное, загадочное, манящее.
   Я увидела свет издалека.
   Странно.
   Я уходила днем и мне совершенно не нужно было оставлять зажженный светильник.
   Собака, которая бежала чуть впереди меня, вдруг остановилась, принюхалась и не оглянувшись на меня, вдруг рванула вперед.
   Мое сердце застучало.
   Только Он мог прийти вот так, запросто туда, где Его всегда ждали.
   Я ускорила шаг и вскоре вышла к дому.
   Светильник стоял у двери, а Он сидел в удобном кресле-качалке.
   Собака уже лежала рядом с Ним, радостно стуча хвостом по доскам.
   У меня такого кресла не было.
   Впрочем, такой пустяк, как кресло, вообще не стоил внимания.
   Я села перед ним, и глядя снизу вверх сказала:
   – Добрый вечер, я скучала.
   Он помолчал и вздохнул:
   – Скоро зима.
   Зима… Да, осень нынче была удивительно теплой, ласковой, умиротворяющей.
   Моё любимое время года.
   – Спасибо Тебе за эту осень.
   Он кивнул:
   – Тебе нравится?
   Я пожала плечами:
   – Знаешь, есть такие моменты, когда ты чувствуешь себя словно в сказке. Так вот вся эта осень – моя сказка.
   Он помолчал и сказал:
   – Ты ходила к драконам.
   Не спросил, а словно поставил точку.
   – Нет. Я ходила смотреть на вершину.
   Его брови едва заметно поднялись:
   – И только?
   Я, глядя Ему в глаза ответила:
   – Еще не время видеть драконов.
   Он покачался в кресле, совсем как обычный человек, а потом спросил:
   – А как ты думаешь, когда придет это время?
   Я не ожидала такого вопроса, кому как не Ему знать? Но, подумав, вдруг прошептала:
   – Знаешь… люди должны сначала поверить в Тебя, поверить Тебе, без Тебя нет и не может быть никаких драконов. Ни в каком мире. Ни в одной Вселенной. Нигде.
   Прошептала и опустила глаза.
   Щеки пылали, мысли словно остановились, я замерла, не зная, обидела я Его или нет.
   Даже собака перестала стучать хвостом, словно почуяв что-то.
   А Он молчал.
   Я смогла поднять глаза на него и с облегчением увидела, что Он улыбался.
   Немного устало.
   Немного с иронией.
   И с огромной любовью.
   И меня затопило этой любовью, окунуло в океан, покачало на волнах, и аккуратно вынесло на берег.
   В эту самую осень.
   В этот самый лес.
   К этому самому домику.
   Где Бог запросто сидел в кресле-качалке и разговаривал со мной.
   А Бог вдруг сказал:
   – Мне хватает того, что в меня веришь ты.
   И я улыбнулась:
   – Чаю?
   Но Он взглянул на небо и выдохнул:
   – Мне пора.
   Я поднялась с крыльца и протянула Ему руку:
   – Спасибо за вечер.
   Он рассмеялся:
   – Кресло я оставлю тебе.
   Мои глаза распахнулись:
   – Мне? Спасибо.
   Он потрепал собаку за уши, шагнул вниз и сразу исчез.
   И только кресло, еще качавшееся, напоминало о том, что разговор снова был.
   Еще один.
   И я точно знала, что не последний.
   Я осторожно подошла к креслу и коснулась его рукой.
   Вздохнула, открыла дверь и запустила собаку внутрь дома.
   Подхватила светильник и зашла сама.
   Да.
   Время драконов обязательно придет.
   Но самое главное не в этом.
   Главное каждый выбирает для себя.
   Он лишь дает выбор.
   Всегда дает выбор.
   Такой уж у Него характер.
   Такая уж у Него Любовь.

Разговор четвертый. Протянутая рука

   Он как-то устало опустился в кресло-качалку, которое так и стояло с прошлого Его прихода на крыльце.
   Кресло скрипнуло, собака заметалась и, открыв дверь, выскочила, виляя хвостом.
   Я вытерла руки и вышла за ней.
   – Здравствуй.
   Он поднял глаза и улыбнулся:
   – Здравствуй.
   Около Его глаз разбежались морщинки:
   – Я бы чаю выпил. Можно?
   Я повернулась, вошла в домик и кинулась доставать чайник, чашки, его любимое варенье:
   – Конечно, сейчас, Ты отдохни пока.
   Я увидела, как Он откинулся на спинку и кресло качнулось вперед-назад.
   Чайник закипел, я заварила чай с травами, и вынесла маленький столик на крыльцо.
   Он попробовал ароматный напиток и улыбнулся:
   – Чудесный был урожай трав в прошлом году.
   Я, сев, как всегда, у Его ног, кивнула:
   – Да, Ты знаешь, лето было хорошим и трав было много. В этом году, возможно, все сложится так же хорошо.
   Он вздохнул:
   – Ты не устала жить одна здесь?
   Я задумалась:
   – Я не одна. У меня есть мой пес, есть этот лес, есть мои мечты, мои мысли. У меня есть Ты. Это совсем не одиночество. Это счастье.
   Он снова покачался:
   – Знаешь, у Меня многие просят. И многим Я даю. Но немногие довольствуются тем, что получают…
   Я пожала плечами:
   – За меня не волнуйся.
   Он засмеялся:
   – Ты заметила, что все время Меня утешаешь?
   Я смутилась:
   – Нет, я не заметила, но если Ты так считаешь… позволь Тебе сказать… Я, наверное, и правда, Тебя хочу утешить, у Тебя уставший вид.
   Он помолчал и вздохнул:
   – Нынче время тяжелое. Всё встало с ног на голову, всё перепуталось, мир потерялся и люди потерялись вместе с ним.
   Я тихонько добавила:
   – И все винят в этом Тебя…
   Он кивнул:
   – Да.
   Я внимательно посмотрела на него:
   – Ты не виноват. Ты всегда даешь выбор. Ты всегда даешь Любовь. И только наша вина, если мы выбираем боль, ненависть, зависть.
   Он отхлебнул чай и сказал:
   – У тебя удивительный чай и очень вкусное варенье.
   Я вскочила на ноги и добавила ему в розетку варенья:
   – Ты ешь, пожалуйста, ешь.
   Мы замолчали и вечер, опускавшийся на лес, накрыл нас легкой сиреневой вуалью.
   Он слегка пошевелил рукой и лампа, стоявшая в углу на крыльце, загорелась сама собой.
   Я засмеялась:
   – Я могла бы зажечь ее сама.
   А Он ответил:
   – Ерунда.
   А потом добавил:
   – Чего ты хочешь сейчас больше всего?
   Я запустила руку в пушистую шерсть своего пса и задумалась:
   – У меня все есть, спасибо Тебе.
   Он настойчиво повторил:
   – И все-таки?
   Я пожала плечами:
   – Я хотела бы, чтобы Ты всегда был рядом. Чтобы лампа горела. Чтобы свет не гас. Чтобы те, кому этот свет нужен – смогли бы найти Тебя. А я могла бы помочь.
   И, помолчав, добавила:
   – И чтобы Ты не огорчался так сильно из-за наших поступков.
   Я подняла голову и встретилась с его взглядом.
   Вечным.
   Бесконечным.
   Глубоким.
   Добрым.
   Понимающим.
   Он смотрел на меня и внутри меня разливался тот самый свет, о котором я всегда мечтала.
   Который мог помочь другим, который мог спасти меня.
   Мы молчали, и слезы медленно текли у меня по щекам.
   Слезы счастья и Любви.
   Он кивнул головой:
   – Я думал, ты попросишь о том, чтобы увидеть драконов.
   От неожиданности я рассмеялась:
   – Ну зачем мне драконы без Тебя? Как же Ты не понимаешь, что я всегда смогу их увидеть, но какое это будет иметь значение, если я не смогу разделить эту радость с Тобой?
   Он долил себе чай в чашку:
   – Ты растешь.
   Я удивленно хмыкнула:
   – Тебе виднее.
   Теперь рассмеялся Он:
   – О, да. Поверь Мне.
   Я кивнула:
   – Я верю. Всегда.
   Он снова откинулся на спинку кресла, а я прислонилась головой к Его коленям.
   Сидеть бы так всю жизнь, и больше ничего не надо.
   Я закрыла глаза.
   Мне было удивительно спокойно.
   Нет, не зря я попросила это место и эту судьбу.
   Всё было сделано правильно.
   Пес заволновался и я открыла глаза.
   Он поставил чашку на столик и поднялся:
   – Мне пора.
   Мне всегда будет мало того времени, что Он дарил, приходя ко мне.
   Я поднялась на ноги и сказала:
   – Это был волшебный вечер. Я буду ждать Тебя снова.
   Он коснулся рукой моего плеча, и кивнул:
   – Спасибо. Я приду.
   И исчез, оставив после себя чуть мерцающий воздух.
   Я протянула руку, коснувшись этого мерцания и улыбнулась.
   Он вернется.
   Он никогда меня не оставит.
   Как не оставит никого из тех, кто просит Его помощи и верит Ему так, как верю Ему я.
   Главное, почувствовать Его Любовь, обернуться и увидеть протянутую руку.
   И дать свою.

Разговор пятый. Сказки Венского леса

   Небо потемнело как-то сразу, внезапно.
   Гроза надвигалась со стороны гор, небо метало молнии, и дождь вот-вот должен был хлынуть вниз.
   Я любила дождь.
   Любила вот такие сильные грозы и никогда их не боялась.
   Любила бесконечно тянущиеся осенние дожди.
   Любила быстрые летние дождики в сопровождении солнца.
   Любила выходить под дождь и ловить капли ртом, давая дождю возможность вымочить меня полностью, а затем сушиться дома, у огня, радуясь своему обновлению.
   Любила слушать звуки дождя, сидя у окна или засыпая в своей кровати.
   Любила запахи, которые приносил дождь, оставляя их после себя.
   Любила выйти после дождя в летний лес и пройтись под соснами, которые играя, щедро обливали меня дождевой водой со своих веток.
   Да, я любила дождь.
   Я подошла к окну, которое выходило на горы.
   Темная туча висела так низко, что казалось, полностью забирала горы в себя.
   И вдруг я отчетливо поняла, что драконов там больше нет.
   Не знаю, как я это почувствовала, но я это знала наверняка.
   Мыслей не было.
   Я не впала в ступор или оцепенение, просто теперь я это знала.
   Голос за спиной прозвучал внезапно, словно раскат грома:
   – Тебе жаль?
   Я уперлась лбом в стекло и закрыла глаза:
   – Нет. Они свободны делать свой выбор, где жить.
   Он вздохнул и я обернулась.
   Его улыбка согрела.
   Я смотрела в Его глаза и мне действительно было не жаль улетевших драконов.
   Было жаль, что они вот так не смогут стоять напротив Него и согреваться Его светом.
   Дождь стучал по крыше и по окнам домика, и вдруг я поняла, что слышу мелодию вечного вальса.
   Дождь играл Штрауса.
   Сказки Венского леса.
   Лес был не Венский, дождь не был Штраусом, но он играл вальс и тогда я сказала:
   – Могу ли я пригласить Тебя на вальс?
   Он слегка приподнял бровь и я увидела, наверное, самое искреннее удивление на его лице за все время нашего с Ним знакомства.
   Он сделал шаг навстречу и раскрыл руки:
   – А ты умеешь танцевать?

   Здесь нужно сделать небольшое отступление.
   Я не умею танцевать вальс.
   И вообще, мои танцы всегда напоминают движения отравленного страуса.
   Но однажды один мужчина мне сказал: «Абсолютно неважно, умеешь ты танцевать вальс или нет. Самое главное, чтобы был хороший партнер. Тебе нужно просто довериться ему и смотреть в его глаза, остальное получится само собой».
   Надо сказать, у меня несколько раз была возможность проверить его слова.
   Это истинная правда.
   Доверие и глаза, и вы – королева вальса.

   Я посмотрела на Него и сказала:
   – Самое главное, что танцевать умеешь Ты.
   И вложила свою руку в Его.
   Дождь выводил мелодию умело.
   Мы кружились в маленьком домике словно в большом зале на балу, и я смотрела только в Его глаза, доверившись Его рукам, отдав Ему свое сердце.
   Лучший танец в моей жизни.
   Единственный танец в моей жизни.
   Дождь закончил мелодию и мы остановились.
   Я опустила руки и прошептала:
   – Спасибо.
   А он несколько мгновений смотрел на меня и улыбался.
   Мы молчали, но вдруг мой пес, все это время лежавший у двери, заволновался, заскулил и, открыв дверь, выскочил наружу, залившись звонким лаем.
   Дождь кончился, но в дом ворвался не свежий аромат, так привычный мне, а чей-то тяжелый запах.
   И вот тут я засмеялась от всей души:
   – Знаешь, я все-таки попрошу Тебя об услуге. Если Тебе не сложно, сделай так, чтобы драконы пахли приятнее.
   Он снова удивленно поднял бровь и мы вышли на крыльцо.
   Пес бегал по полянке перед домом, облаивая великолепную пару драконов, которые топтались перед моим крыльцом.
   Он повернулся ко мне в изумлении:
   – Откуда ты знала?
   Я пожала плечами:
   – У всех есть выбор и право быть счастливыми. Они тоже его сделали.
   Драконы внимательно посмотрели на меня, на Него, неловко отвесили поклон, тяжело поднялись и полетели к своей горе.
   Они не исчезнут, теперь я была в этом уверена.
   Пес, обделенный их вниманием, последний раз гавкнул, и вертя хвостом, поднялся к нам на крыльцо.
   Солнце, вдруг разорвав тучи своими лучами, обрушило на нас свое тепло и свет.
   Я села на крыльцо перед Ним и прислонилась спиной к Его ногам.
   Он положил руку мне на голову и меня снова, как всегда, затопило волной бесконечного счастья.
   Собака примостилась рядом со мной, а потом Он сказал:
   – Как ты думаешь, что нужно человеку?
   И я ответила:
   – Вера. Потому что когда есть вера, то будет и все остальное.
   Он убрал руку, и я обернулась.
   Солнце стояло за Его спиной, образуя нимб вокруг Него.
   Я прошептала:
   – Ты прекрасен.
   Он улыбнулся и шагнул в солнце.
   Легкое облачко на мгновение скрыло солнце с глаз а когда оно пролетело, мы с моим псом снова были вдвоем.
   Я потрепала его за уши:
   – Ну что? Не захотели драконы с тобой дружить?
   Он заворчал, а я засмеялась.
   Я всегда знала, что драконы живут на той горе.
   Верила и знала.
   И мне не нужно было ничего другого в этой жизни.
   А лес оживал после дождя, который сегодня превзошел самого себя, играя вальс Штрауса по крыше моего дома.

Разговор шестой. У самого синего моря

   Я проснулась ночью от удивительного ощущения, что за окном шумит море.
   В окно светила привычная луна, и я, было подумала, что это ветер гуляет в верхушках сосен.
   Но дверь скрипнула, приоткрылась, пропуская собаку в домик, и воздух наполнился морскими ароматами.
   Пес вилял хвостом, и всем своим видом показывал, что рад моему пробуждению и готов прогуляться еще и со мной.
   Я встала и выглянула в окно.
   Лес был на месте, только вот за горизонтом почему-то явственно угадывалось море.
   Я вышла на крыльцо.
   Раннее утро, я любила это время суток.
   Еще стояла тишина, но уже просыпающийся мир заявлял о себе.
   Я шагнула на тропинку и пошла туда, где было море.
   Оно и в самом деле было там.
   Через час, уже в первых лучах рассвета, я шагнула на песок, и прибой подкатил волны к моим ногам.
   Моря здесь не могло быть.
   Я видела свой лес из-под облаков, сидя на вершине горы.
   Я знала, что его не могло было быть здесь.
   Но оно было.
   Самое синее море, которое я когда-либо видела в своей жизни.
   И я улыбнулась:
   – Доброе утро.
   Ответ не заставил себя ждать:
   – Надеюсь, оно будет приятным.
   А разве могло быть по-другому?
   Я почувствовала Его присутствие за моей спиной, а затем Он обошел меня и сел на песок.
   Вот так, запросто, как обычный человек.
   Я скинула мокасины, и села рядом с ним, ощущая уже нагревающийся песчаный берег.
   Солнце вставало над горизонтом, разрисовывая небо утренней акварелью.
   Я зажмурилась и подумала про себя, что было бы совсем неплохо, если бы на волнах запрыгали дельфины.
   Я почувствовала, как Его плечи вздрогнули от смеха, и дельфины тут же оказались напротив меня.
   – Спасибо.
   Собака, распушив хвост, кинулась в море знакомиться с новыми друзьями.
   Она влетела в волны, вода попала ей в пасть, нос, она смешно чихнула, но через пару мгновений уже уверенно плыла к дельфинам.
   Дельфины не испугались.
   А чего им бояться у себя дома?
   Я закрыла глаза и прошептала:
   – Хорошо-то как.
   Он спросил вдруг:
   – А почему ты не захотела жить у моря тогда?
   Я задумалась.
   И правда, почему? Ведь я любила море.
   – Знаешь, море это хорошо. Море – это та свобода от горизонта до горизонта, когда понимаешь, что мир – он огромный, непознаваемый и бесконечный. А лес и горы – это то, где я всегда дома, и где мне не надо познавать мир. Мир уже мой. Навсегда.
   Я замолчала.
   Какую глупость, наверное, я сморозила, но по-другому я сказать не могла.
   Он молчал.
   Я наклонила голову и посмотрела на Него.
   Он смотрел на почти уже вставшее солнце и улыбался:
   – Ты забыла сказать про варенье. Ведь ягоды растут только в лесу?
   И мы оба рассмеялись.
   – Ты прав, конечно. И варенье, и травы, и наши вечера под шум вечных сосен. И виды из моего окна.
   Он кивнул:
   – Спасибо за откровенность.
   Собака, наигравшись с дельфинами, выскочила на берег и, встряхнувшись, легла у наших ног.
   Он запустил руку ей в густую шерсть и я почувствовала то тепло, которое растеклось по телу собаки, которая чувствовала себя на седьмом небе.
   Я вдруг оробела и тихо спросила:
   – Можно мне прижаться к тебе?
   И Он кивнул:
   – Конечно.
   Я опустила голову и прижалась лбом к его коленям.
   Это было тем самым раем, о котором мы все слышали.
   И, конечно, каждый представляет его себе таким, каким хочет увидеть.
   Но для меня не было ничего чудеснее моего прижатого лба к Его коленям.
   Ничего и никогда.
   Дельфины посвистели нам и умчались на глубину.
   Мои мысли трепетали бабочками, путаясь, перемешиваясь, теряясь и снова находясь.
   Бог и я сидели на пустынном берегу у моря, разговаривали, общались, понимая друг друга даже без слов…
   Могла ли я еще несколько месяцев назад думать об этом?
   Конечно, нет.
   Он вдруг спросил:
   – А ты не хочешь перекусить?
   И я вдруг поняла, что проголодалась.
   – Хочу.
   Он кивнул головой, встал, протянул мне руку и помог подняться.
   – Пойдем, здесь есть очень симпатичный кабачок.
   Я от удивления округлила глаза:
   – Ты и кабачок?
   И Он рассмеялся:
   – Ну ты понимаешь, ведь это Я придумал это море, почему бы Мне не придумать кабачок?
   И мы двинулись по краю прибоя к кабачку, который, как оказалось, и в самом деле, был очень приличный.
   Его степенный хозяин поздоровался с нами так, будто бы мы были его постоянными клиентами.
   Быстро накрыл стол и ушел за стойку.
   Еда была великолепной.
   И мы сидели на темных деревянных скамейках, нас обвевал прохладный ветер и красное вино было лучшего урожая.
   Собака лежала под столом и спала.
   Это был волшебный день и вечер тоже стал волшебным.
   Вдруг я поняла, что пришла пора прощаться.
   Я посмотрела на Него и спросила:
   – Мне пора?
   И Он кивнул головой.
   – А могу я еще когда-нибудь прийти сюда, к морю?
   И Его улыбка не вызывала сомнений:
   – Конечно, когда захочешь.
   Я встала со скамейки и протянула руку:
   – Тогда до встречи?
   И собака, махнув Ему хвостом, выскочила из кабачка.
   Я шла вдоль берега, не оглядываясь.
   Если честно, то я просто боялась оглянуться, чтобы не увидеть, что кабачка уже нет за моей спиной.
   Но когда лес уже встал передо мной привычными соснами, я не смогла удержаться.
   И оглянулась.
   Сумерки уже сгустились, звезды начинали вышивать не небе узор из созвездий, но кабачок был на том же самом месте.
   А в окошке горел свет.
   Меня там будут ждать.
   Всегда.
   Я улыбнулась и углубилась в лес, к своему домику.
   А надо мной шумели те самые сосны, без которых я уже никогда не смогу представить свой мир.

Разговор седьмой. После чуда

   Я стояла на берегу самого синего моря и смотрела, как солнце опускается за горизонт.
   Море засыпало.
   Волн не было, морская гладь была спокойной, готовящаяся отражать свет луны и, готовых вот-вот появиться, звезд.
   Едва намечающийся ветерок касался моих плеч, волос, и, коснувшись, тут же отлетал назад.
   Песок, нагревшийся за день, отдавал тепло моим босым ногам.
   Было хорошо, спокойно, свободно и радостно.
   Радость была во всем.
   И в тихом шепоте моря, и в шорохе сосен, оставшихся за спиной, и во всей окружающей меня Вселенной.
   Море ждало меня с того самого дня, когда я первый раз пришла сюда, почувствовав его присутствие у себя в маленьком, уютном домике.
   Я знала, что оно будет меня ждать, ведь мне это обещал Он.
   – Как ты?
   Он подошел сзади и обнял меня за плечи.
   Я замерла.
   До сегодняшнего дня Он гладил меня по голове, Он брал меня за руку, Он позволял прикоснуться к Своим коленям, но обнял Он меня в первый раз.
   Моё дыхание замедлилось, и я замерла.
   Знаете, как это бывает, когда тебя обнимает отец?
   Мне не довелось этого испытывать в моей жизни, так уж случилось, но я все-равно об этом слышала.
   Чувствовала.
   Пыталась представить.
   И только теперь довелось узнать.
   Мир стал другим.
   Совсем.
   Он обрел свою целостность, он замкнулся в своей справедливости, он принял меня обновленной.
   Мир наконец-то узнал обо мне, а я узнала о мире.
   О том, каким его задумал, сотворил и подарил мне Тот, кто сейчас обнимал меня.
   – Как ты?
   Он повторил вопрос, не размыкая рук.
   Я улыбнулась:
   – Я счастлива. Только это другое счастье. Ты помнишь, кубик Рубика?
   Я почувствовала, как Он кивнул головой.
   – Так вот. Теперь я собрала свой кубик. И он со всех сторон идеален. Я очень долгое время не понимала, как нужно собирать этот кубик, мне всегда не доставало терпения, весь мой рекорд – одна сторона.
   Но вот сегодня, мне словно открылась та самая схема, которую я в детстве видела в журнале «Юный техник». Тогда это была просто схема. А сегодня она плавно наложилась на мои руки и вот он, результат. Все сошлось. Даже думать не пришлось. Просто интуитивно я все сделала, как надо.
   Я замолчала.
   Он, не размыкая объятий, повернул меня к Себе и заглянул в мои глаза.
   Я утонула, потом всплыла, потом снова утонула и наконец-то, осталась на поверхности, словно поддерживаемая Его руками.
   Все было правильно.
   Я улыбнулась и встретила Его улыбку.
   Мы смотрели друг на друга и улыбались.
   Знаете, если солнце и светит, то только потому, что Бог улыбается нам, а мы улыбаемся Ему в ответ.
   – Пойдем в кабачок?
   Его голос снова вернул меня на берег самого синего моря.
   Я кивнула головой, и Он, взяв меня за руку, повел вдоль берега моря.
   Вышла луна и звезды закружили свой вечный хоровод.
   В кабачке горел камин.
   Треск поленьев создавал домашний уют.
   Все тот же хозяин уже приготовил стол и приветливо пригласил присесть.
   Вечер перешел в ночь, а я не могла насмотреться на Него, не могла никак привыкнуть, что это все навсегда.
   Насовсем.
   С Ним.
   Я улыбалась и наше молчание было настолько уютным, что не хотелось нарушать его словами.
   Мне было удивительно легко с Ним молчать.
   Он ведь все понимал, все чувствовал, все знал.
   И я теперь знала многое.
   Не все, конечно.
   Но главное – знала точно.
   И мир кружился в хороводе вместе со звездами, и чуть слышная мелодия звучала у меня в голове.
   Я вздохнула:
   – Мне пора.
   Он кивнул и сказал:
   – Закрой глаза.
   Я послушно закрыла глаза, а когда открыла их, то уже стояла на крыльце своего дома, и ласковый пес выскочил ко мне, встречая.
   Я улыбнулась и прошептала:
   – Спокойной ночи.
   Я знала, что Он меня услышит.
   А завтра будет новый день.
   И мне теперь не нужно Его ждать.
   Он всегда будет со мной.
   Во мне.
   Как и я теперь всегда буду с Ним.
   Что еще нужно на этой земле?
   Лично я думаю, что самое главное со мной уже случилось.
   А дальше – Он подскажет.
   И я снова вспомнила Его объятия.
   И новый день шагнул мне навстречу.

Разговор восьмой. Ночной дождь

   Дождь шел с вечера.
   Барабанил по крыше, тосковал ноктюрном, стучась в окна.
   Мне не спалось.
   Подушка казалась тяжелой, одеяло слишком теплым, матрас слишком мягким.
   Собака тоже не спала, вздыхала, топталась, переходила с места на место.
   В какой-то момент, когда в очередной раз, дождь кинул горсть воды в окно, я встала, зажгла лампу и поставила чайник.
   Чай был заварен с вечера.
   Я люблю свежезаваренный чай с травами.
   Вот и сейчас я поставила на стол любимую чашку, розетку с вареньем и испеченные днем булочки.
   Да, на ночь есть вредно.
   Но уже была середина ночи, которая вполне могла сойти за раннее утро.
   Лампа горела ровно, словно пойманная маленькая луна под стеклом.
   Я присела за стол, который стоял у окна, и пила чай, глядя в ночь.
   Рассвета не было видно.
   Небо до горизонта было затянуто плотными тучами, которые, казалось, лежали на самых верхушках сосен.
   Ночь словно остановилась.
   Но, несмотря на дождь, это была хорошая ночь.
   Такая, знаете, уютная, не в постели, а вот так, с накинутым платком на плечах и чашкой горячего чая.
   Собака вдруг вскочила и подбежала к двери.
   Я улыбнулась.
   Да, ночь была удивительной.
   И с гостем.
   Всегда любимым.
   Всегда ожидаемым.
   Всегда неожиданным.
   Я встала вслед за собакой и открыла дверь.
   Он стоял на крыльце, складывая большой зонт, с которого стекали капли дождя.
   – Ты шел под дождем?
   Он улыбнулся и качнул головой:
   – Ты знаешь, это очень увлекательно, идти под дождем в ночном лесу.
   Я засмеялась:
   – Действительно, что может быть лучше?
   И посторонилась, пропуская Его в дом.
   Собака ласкалась под Его рукой, и мы прошли к столу.
   Я достала вторую чашку и подогрела чайник.
   – Чай? Ты же не откажешься?
   Он словно улыбнулся:
   – От твоего чая-никогда.
   Я пододвинула к Нему варенье и тарелку с булочками:
   – После дождя очень здорово согреться.
   Он кивнул:
   – Особенно в такую ночь.
   Мы помолчали.
   Я снова глядела в окно, но как и раньше, там была темнота, и только огонь моей лампы дарил немного света.
   Он сказал:
   – Я пришел на этот свет.
   Я улыбнулась и повернулась к нему:
   – Тебе нужен был свет? Ты же знаешь дорогу, это же Твой мир.
   Но Он качнул головой:
   – Ты не права. Свет нужен каждому, даже Мне. Чтобы однажды не заблудиться в самый нужный момент своей жизни.
   Я плотнее укуталась в платок:
   – Ты прав.
   Он снова взял булочку:
   – Конечно, разве ты могла сомневаться?
   Тут рассмеялась я:
   – С Тобой невозможно спорить, Ты всегда прав.
   Он вдруг неожиданно сменил тему:
   – У тебя уставший вид.
   Я немного подумала:
   – Да. Как-то последние дни я много думала и дела находились постоянно. Еще и уснуть не смогла сегодня.
   Он внимательно смотрел на меня:
   – О чем ты думала?
   Я помолчала, а затем ответила:
   – О разном. О том, что когда чего-то очень хочешь, а потом получаешь, наступает момент пустоты. Как-будто ты не понимаешь, действительно ли ты хотел именно этого?
   Но постепенно внутри тебя вдруг начинает заполняться великая пустота, и ты понимаешь, что с тобой произошло настоящее чудо. Исполнение твоего желания, твоей мечты. И вдруг приходит понимание, что теперь все совсем по-другому. И это нужно осознать. И вот когда осознание происходит – вот тогда приходит усталость.
   Приятная усталость. Как-будто ты шел по дороге, преодолевая трудности, а теперь пришел домой.
   Он слушал меня внимательно, как всегда.
   И Его глаза улыбались.
   Я замолчала и взяла чашку с чаем.
   Он протянул руку и коснулся моего плеча:
   – Тебе всю жизнь приходится принимать решения. Тебе тяжело, я знаю. Но ты всегда справляешься. Я горжусь тобой.
   Я подняла на Него глаза:
   – Спасибо. Это неожиданно. Мне всегда кажется, что я все решения принимаю с трудом и очень часто ошибаюсь.
   Он кивнул:
   – Может быть, и ошибаешься. Но ты никогда не сдаешься.
   А потом, помолчав, добавил:
   – А дождь-то замолчал.
   Я удивленно глянула в окно.
   Дождь и правда, перестал играть свою мелодию, и лишь редкие капли, прощаясь, падали на крышу.
   А на горизонте заалела полоска неба.
   Начинался рассвет.
   Я задула лампу и комната погрузилась в сиреневые оттенки наступающего утра.
   Чай остыл.
   Он посмотрел в окно и сказал:
   – День будет солнечным.
   Я улыбнулась:
   – Тебе ли не знать?
   А он вдруг очень серьезно ответил:
   – Иногда и Я чего-то могу не знать. Но если в чьем-то окне горит свет-всегда можно найти ответ. Всегда.
   Он встал:
   – Мне пора.
   Я кивнула:
   – Доброго утра Тебе и счастливого дня.
   Собака подняла голову и вильнула хвостом.
   Он взял зонтик, стоявший в углу, и открыл дверь.
   В домик ворвался свежий воздух, напоенный ароматами дождя, леса, встающего солнца и радостных предчувствий.
   Я закрыла глаза, вдыхая все эти великолепные запахи, а когда открыла их – Его уже не было.
   А солнце вставая над моим лесом, озаряло горизонт, лес и весь мир своим светом.
   Который давал ответы на все вопросы.
   Если, конечно, у тебя были силы их задать.

Разговор девятый. Стать морем

   С самого утра мне хотелось увидеть море.
   Услышать шум прибоя, вдохнуть свежий морской воздух.
   Хотелось пройти босиком, чтобы ощутить ласку накатывающей волны.
   Почувствовать что-то такое, что можно услышать только у моря.
   Подумать.
   И я пошла к морю.
   Верный пес бежал впереди меня, виляя пушистым хвостом.
   Он радовался прогулке, словно это было его желание, а не мое.
   Впрочем, кто знает, может быть, пес был прав.
   К морю мы вышли знакомой дорогой, проходящей через мой лес.
   Я ощутила его присутствие еще среди деревьев.
   А потом как-то сразу оказалась на берегу.
   Море лежало передо мной бесконечным водным пространством, распахнув свои объятия.
   Море дышало, чувствовало, здоровалось со мной.
   Оно тоже радовалось нашему общению.
   Я подошла и коснулась воды рукой:
   – Ну здравствуй, море.
   Море глубоко вздохнуло, накатило, чуть задержалось и отхлынуло снова.
   Я улыбнулась и села на берегу, обняв колени.
   На море я могла смотреть бесконечно.
   Мысли, казалось, утекли в водную гладь, окунулись в глубину, а потом вернулись ко мне уже обновленные, уже совсем другие.
   Я любила это состояние обновления морской глубиной.
   Словно сосуд, я наполнялась изнутри покоем, блаженством, счастьем.
   Пес, поиграв с волнами, вернулся ко мне и лег рядом, положив голову на вытянутые лапы.
   Прикрыл глаза и словно тоже погрузился в общение с морем.
   – Что в этот раз? – знакомый голос раздался неожиданно.
   Я качнулась туда-сюда и ответила:
   – Просто соскучилась.
   Он коснулся моей головы рукой, и я ощутила волну неги, охватившей меня.
   А потом Он вышел из-за моей спины и сел рядом.
   Собака радостно забила хвостом и поприветствовав Его, устроилась рядом с Ним, прижавшись к Его боку.
   Я улыбнулась.
   Я знала, какое это счастье, сидеть рядом с Ним, ощущать Его руку у себя на голове, слышать Его голос.
   Мы помолчали.
   А потом я сказала:
   – Ты уверен, что та жизнь, которую Ты мне выбрал, это именно то, что я могу сделать?
   Он повернул голову:
   – А как тебе кажется?
   Я пожала плечами:
   – Ты знаешь, я абсолютно уверена, что живу именно так, как хочу и как должна. Делаю то, что у меня получается лучше всего, и чувствую, что это всегда кому-нибудь, да нужно. Пусть даже одному человеку. Но иногда мне кажется, что все зря. Что мир не изменится, что свет в окне горит лишь для тех, кто и так о нем знает.
   Он поднял брови:
   – Разве этого мало?
   Хм. Действительно, даже если все так и есть, разве этого мало для тех, кто греется у моего света и кто идет на этот свет, ожидая моего слова, моего действия, моей помощи?
   – Ты умеешь озадачить одним вопросом.
   Теперь Он рассмеялся:
   – Я понимаю твои сомнения. Но и ты должна понять, что все, что ты делаешь – все это и есть та малая часть добра, из которой состоит весь этот большой мир.
   Ты хочешь измениться сама или изменить свою жизнь?
   Я испуганно подняла на Него глаза:
   – Нет.
   Он удовлетворенно кивнул головой:
   – Потому что ты сама знаешь, что твое место вот здесь, твои дела – вот эти, твоя жизнь – вот такая. Что тебе до остальных?
   Я прикрыла глаза и словно обкатала Его слова у себя в голове.
   Действительно, что мне до остальных?
   Каждый сам выбирает и как жить, и что думать и в какую сторону смотреть, чтобы увидеть свой свет. Или не увидеть, и искать, искать, искать. И не найти никогда.
   Мне просто повезло чуть раньше.
   И я нашла.
   Я посмотрела на море.
   Море все также бесконечно катило на берег свои волны и забирало их обратно, словно ждало моего ответа или решения.
   Море всегда было довольно собой.
   Что же мне мешает стать морем?
   Его голос прошептал:
   – Ты и есть море. А твоя жизнь – это корабль, который качается на волнах, бегает наперегонки с дельфинами и поднимает паруса, ловя свежий ветер. Каждый твой поступок, каждая твоя мысль уходит в море с этим кораблем, и только нам решать с каким грузом они вернутся обратно к нам.
   И я ощутила покой.
   – Спасибо.
   Я повернула голову и увидела, как Он потрепал собаку, и на прощание, коснувшись моей головы своей рукой, улыбнулся мне понимающе и прощающе.
   Он всегда прощал меня.
   И всех, кто в этом нуждался.
   А потом исчез.
   Как всегда.
   Я посидела еще немного, а потом, взяв в руки сандалии, пошла вдоль берега к кабачку, стоявшему неподалеку.
   Хозяин понимающе кивнул головой, и поставил передо мной чашку горячего кофе.
   Время пить кофе.
   Время становиться морем.
   Время оставаться собой.

Разговоры с Богом Ольга Гринева