   Владислав Картавцев
   Восемнадцать часов дурдома
   (Роман)

Часть первая. Тринадцать долгих часов

6 утра

   – Господи, когда же я сдохну? – Андрей разлепил глаза и с ненавистью уставился на будильник, который верещал, как подрезанный. Утро вторника – до пятницы еще, как ножками от Новогиреево до Юго-Западной.
   – Где написано, что во вторник обязательно нужно выходить на работу? – этот вопрос в последнее время не давал Андрею покоя, – и обязательно горбатить на износ! Чертов вторник со своим мерзким названием – «вторник», бр…, ненавижу!
   Андрей медленно поднялся с кровати и подошел к окну. Снаружи выл ветер и хлестал дождь вперемешку с мокрым снегом. Вторник, что говорить – он почти всегда такой! Впрочем, понедельники были не лучше, как и среды с четвергами – и так до самого воскресенья, потому что и по выходным ему время от времени приходилось дежурить в больнице. И как изменить такое положение вещей он не знал, а небеса на сей счет молчали.
   Андрей вгляделся в темноту. Окна его двухкомнатной хрущебы выходили на улицу Чечулина – аккурат на отделение полиции. Сейчас рядом с ним было оживленно, судя по всему, паковали каких-то рецидивистов или просто неудачников, которые попались под горячую руку и не смогли вовремя предъявить документы.
   – Привет стражам при звездах и лычках! Как ночь? Прошла спокойно? Проблем нет, ОПГ обезврежены, наркоманы ликвидированы, проститутки заперты в обезьяннике? И, кстати, когда найдете злоумышленника, который массовым воровством лампочек в подъездах третирует весь район? А то по лестнице спускаться страшно, того и гляди, ноги переломаешь!
   Андрей постоял возле окна секунд пятнадцать, собираясь с мыслями и включая первую скорость. Потом понурил плечи, зацепил из пачки дежурную сигарету и поплелся в туалет. Не на балкон же выходить в такую погоду, будь она неладна!
//-- *** --//
   Ему двадцать восемь. Он холост, жильем обеспечен (если можно считать жильем хрущебу на Чечулина), в настоящий момент свободен и находится в творческом поиске. В социальных сетях имеет статус «Завидный жених», но со второй половиной пока не определился. Курит с пятнадцати лет, что не мешает ему заниматься восточными единоборствами три раза в неделю. Кирпичи головой разбивать пока не пробовал, но верит – придет и его время.
   Андрей сел на унитаз и глубоко затянулся. – Скотская привычка! – подумал он, живо представив свои легкие в разрезе, из которых скоро можно будет извлекать гудрон промышленным способом. – А ведь когда-то я твердо был уверен, что курение – не для меня! Вот что жизнь с людьми делает!
   Андрей посмотрел на свои желтые пальцы, и ему немедленно захотелось засунуть руки в стиральную машину и хорошенько прокипятить с «Тайдом». «Операция «Тайд» или кипячение! Что скажут пытливые домохозяйки? И зачем платить больше, если можно не платить!», – перед глазами встал навязчивый образ чокнутого мужика, который бегает по квартирам и предлагает здоровенным дебелым теткам выбросить ржавые железные корыта для кипячения с балкона, а взамен сует экономическую двадцатикилограммовую упаковку американского порошка, похожего по цвету на кокаин.
   – И как тебя самого с балкона не скинули? Я бы точно не удержался! – Андрей швырнул бычок в воду и резко дернул за цепочку. Он специально не менял унитаз в квартире, предпочитая пользоваться старым дедовским, из бескомпромиссного чугуна – раритет, винтаж, таких теперь не делают! Вот только девушек иногда приводить страшно. Девушки они такие – чуть-что, так сразу настроение портится, и на лице написано если не отвращение, то изрядная толика скепсиса. Да и пес с ними!
   – А теперь в душ! И пусть ни у кого не возникает сомнений: душка-Андрей моется дважды в день! Утром и вечером – все, как у людей! – он быстро намылился и сел на дно ванной. Пена приятно щекотала подмышки, смывать ее не хотелось. – Ага, так вам, микробы – попались, голубчики! А ну-ка отведайте отечественной дезинфекции!
//-- *** --//
   Андрей вспомнил, как еще в детстве он ездил вместе с мамой к прапрабабушке в деревню Волкожоповка Смоленской области, и с того времени навсегда усвоил, что лучше хозяйственного мыла ничего нет. – Сейчас мы тебя очистим от вшей! – приговаривала Айседора Германовна, старушка уже за девяносто. Несмотря на преклонный возраст, ума в ней было на двоих, и она постоянно одергивала маму Андрея, вечно поучая ее то одной, то другой житейской мудрости.
   – Посмотри на Андрюшку! Сынок-то твой совсем завшивел, и как ты только до такого довела?
   – Айседора Германовна! – мама чуть не плакала, – где Вы нашли вшей, это родимые пятнышки!
   – Пятнышки, говоришь! Знаем-знаем, пятнышки-шмятнышки! А вот сейчас мы их кипяточком да с мыльцем, а потом в полотенце, и на печку его, родимого! Всю жизнь здоровеньким проживет! И мне еще спасибо скажет за науку-то!
   Айседора Германовна мелко резала ножом тонкие полоски страшного на вид хозяйственного мыла и бросала их в таз, потом, действительно, доливала кипяток и дула на него, краснея и потея, пока вода не становилась теплой. – Залезай! – Андрей послушно снимал с себя всю одежду и садился в таз, а в углу плакала мама, ее плечи дрожали, а глаза были запавшими от слез
   – Порыдай мне еще, порыдай! Довела дитё до такого состояния, а теперь рыдает! Ну-ка быстро шасть на двор дрова рубить! И чтоб без поленницы не возвращалась!
   Пока мама Андрея трудилась на принудительных хозяйственных работах (за дровами шла печь, которую нужно было растопить, потом – приборка избы, а под самый конец – стирка белья в ближайшей неглубокой речке) Айседора Германовна мыла и шкрябала Андрюшку мочалкой, не переставая заговаривать воду:

     Водичка, водичка,
     Умой Андрюше личико!
     Крестьянский сын,
     Здоров, любим!

     Доля крестьянская,
     Не барская, не панская —
     Нет денег – не беда,
     Без денег – божья благодать!

     Здоровьем богата
     Крестьянская хата!
     Здоровей всех Андрюшка будет —
     На радость нам, на зависть людям!

   – Накалядовала, старая перечница! – Андрей, выдержав положенные пять минут в мыльной пене, с удовольствием стал поливать себя душем, – вот с тех пор здоровья валом, а денег – ни на грош! И не нужно говорить после этого, что все колдуны повымерли! Живут, курилки, и еще как!
//-- *** --//
   Он обтерся полотенцем и, как был голышом, побежал обратно в комнату делать зарядку – плавные неторопливые движения из тайцзицюянь. Как-то раз в одной умной книжке он прочитал, что физические упражнения в голом виде не только способствуют сохранению космической энергии и придают телу тонус, но и заставляют более осознанно смотреть в глаза вселенной – что сейчас было для него важным
   – Я не папуас! – при очередном мягком ударе кулаком в невидимого противника Андрей резко выдохнул, – мне есть что одеть, я просто горжусь своим телом и не стесняюсь своей наготы! Я прозрачен, мой вес в норме, я источаю силу и красоту!
   – А еще мне нужно выметаться на работу! – он присел на ковер, восстанавливая дыхание, – вот иметь бы лимон грина, так был бы я самым счастливым человеком на земле. А так приходится смотреть на свой болтающийся член в зеркале!
   Андрей криво усмехнулся и достал свежие трусы из шкафа. Потом надел носки и так – в трусах и в носках – поплелся на кухню жарить стандартную яичницу с помидорами и колбасой и варить кофе. У него еще оставалось полчаса до выхода – на работе нужно быть к девяти, а ехать час сорок.
   – Есть же счастливчики, которые работают в соседнем подъезде! Вот мне бы так, но нет, занесло в психиатрическую у черта на куличках! Улица 8-го марта! Вот уж праздник, так праздник! Да после такого на любую женщину будешь смотреть, как на врага народа!
   Специализированная клиника, где трудился Андрей, располагалась на улице 8-го марта – между станциями метро «Динамо» и «Аэропорт». А от «Динамо» еще нужно было идти пешочком минут двадцать или пытаться влезть в насмерть забитый общественный транспорт. А личный автомобиль – это вообще за гранью, за час сорок одолеешь только полпути до работы и нервов потратишь на два года жизни.
   – Интересно, при СССР специально внушали излишний оптимизм безнадежным пациентам? Типа, улица Праздничная, а там – морг, или улица Юбилейная, а там лепрозорий, или улица Женских Прелестей, а там – кладбище! Или у них случайно так смешно получалось? C их бы чувством юмора – да в свинарник, хряков веселить перед отправкой на мясокомбинат!
   Яичница поспела и громко шкворчала на плите. Андрей быстро выложил ее на тарелку, оторвал от нарезного батона внушительных размеров кусок и намазал его маслом.
   – Время ознакомиться с утренней депрессией! – он щелкнул пультом, включая телевизор на канал новостей: «А теперь прогноз погоды!»
   – Ну, погода так погода! Хотя и так понятно, что ничего хорошего ждать не приходится!
   – «Здравствуйте, сегодня я – Рахманинов Николай Тортугович, ведущий сотрудник гидрометцентра, расскажу обо всем, что ожидает нас в ближайшие двадцать четыре часа!
   Итак, на всей территории нашей страны властвует жестокий циклон, который пришел к нам из США и проник вплоть до западных границ, включая Крым и Севастополь. Акцентирую внимание (и хозяйкам на заметку) – американский облачный прихвостень уже в Севастополе, так что ничего хорошего нам ожидать не приходится! Поскольку где янки, там один бардак, и этот раз – не исключение!
   Вслед за циклоном идут дожди, вьюги и метели, и если на севере снежные ураганы просто не дают жизни нашим соотечественникам, то на юге, западе и юго-западе они действуют гораздо тоньше и коварнее: падающая с неба вода смывает последние надежды на хорошее настроение и сухую обувь после выхода на улицу. Впрочем, мы знаем, кого винить, и поэтому, кто предупрежден, тот вооружен!
   Теперь о температуре: в Хатанге, как всегда, минус тридцать, в Омске – муторные минус восемь, в Симферополе – плюс два (там все еще питают иллюзии, что зимы не будет), в Санкт-Петербурге минус четыре и жуткий пронизывающий ветер с Невы, ну а в столице плюс-минус ноль – и под ногами то, о чем в приличном обществе говорить неприлично!
   И в заключении, где бы Вы ни были, прогноз погоды всегда с Вами и не оставит Вас неохваченным! Доброго Вам дня!»
   – Жесть, это жесть! – Андрей вяло жевал яичницу, настроение, и так не успевшее прийти в себя с момента пробуждения, снова устремилось под горку. – Не стоило мне сегодня включать телевизор, а то мне иногда кажется– я становлюсь похожим на мазохиста! Или вампира – питаюсь исключительно негативом! Впрочем, с нашими новостями и немудрено. Любой янки гарантировано сыграл бы в ящик, посмотрев пару недель про сплошные войны, убийства и санкции, а нам хоть бы хны! А потому что мы рождены, чтоб сказку сделать былью, и как закалялась сталь нам нипочем! Мы приспособленные, и после ядерного апокалипсиса останемся только мы и крысы, а всех остальных – к ногтю!
   Щелк!
   «Новости экономики.
   Рубль продолжает свое стремительное падение, и сейчас уже почти никто не верит, что экономика России способна избежать коллапса в среднесрочной перспективе! Вчера на торгах рубль подешевел по отношению к доллару на восемь рублей, по отношению к евро – на десять. Это вызвано не только закономерными паническими настроениями игроков на валютной бирже, но и падением цен на нефть в совокупности со скотским поведением Саудовской Аравии, Катара и Кувейта, которые под давлением из Вашингтона и себе в убыток продают черное золото значительно дешевле его реальной стоимости.
   Кроме того, наш корреспондент по секрету сообщил из штаб-квартиры ЦРУ, что в конгрессе США готовится законопроект, предусматривающий масштабную добычу сланцевой нефти из недр Норвежского моря. Это еще более обрушит энергетический рынок, вследствие чего Россия не досчитается в этом году десятков миллиардов долларов!»
   – Сериал «Кранты – 2»! Серия сто сорок седьмая: «Если ты не уверен, что во всем виноваты американцы, хорошо подумай и возьми свои слова обратно!» Щелк!
   «А теперь немного из политической кухни. Представитель госдепартамента США Джек Каки заявил на брифинге для прессы, что не сомневается, что Марс находится на Юпитере и заселен боевыми роботами с клеймом «Made in Russia», поскольку только подлые русские могут так издеваться над всем цивилизованным сообществом, не обращая внимания на нужды человечества. В ответ наш министр иностранных дел молча продемонстрировал ему фигуру из нескольких пальцев, напоминающую кукиш, что означает несогласие и пренебрежение. Так держать, господин министр!
   В территориальных водах Швеции взбалмошные потомки викингов, ныне деградировавшие до уровня пожирателей попкорна со всеми вытекающими отсюда последствиями, ищут якобы российскую подводную лодку, которая им то ли приснилась, то ли привиделась после литры выпитой. Принимая во внимание, что никаких наших подводных лодок в территориальных водах Швеции отродясь не бывало, это всё более напоминает паранойю, вызванную общей истерией на почве российской военной угрозы.
   В ответ на обвинение средств массовой информации Швеции о якобы имевшем место российском вторжении министр обороны молча продемонстрировал им фигуру из нескольких пальцев, напоминающую кукиш, что означает несогласие и пренебрежение. Так держать, господин министр!
   На полях саммита стран G-7, что ныне расшифровывается, как «США и их шестерки», вновь поливали грязью Россию и российскую внешнюю политику, которая стоит костью в горле циничным господам из так называемого западного блока. Искомые господа и примкнувшие к ним дамы никак не могут взять в толк, что время унижений России окончательно прошло, и теперь с нами должны считаться абсолютно все! О чем прямо свидетельствует молчаливый кукиш, продемонстрированный премьер-министром России в ответ на вопрос журналиста из Washington Post намерена ли Россия наконец сдаться. Браво, господин премьер-министр и так держать!»
   Щелк!
   – Вот на этой позитивной ноте мы и прерываем нашу трансляцию! – Андрей быстро ополоснул тарелку и сковородку в горячей воде вперемешку с «Fairy» и закинул на сушилку. – Теперь немножко кофе, и труба зовет!..

7 утра

   – Если Вам кто-то скажет, что проблемы с одеждой возникают только у женщин, не верьте ни единому слову! – Андрей смотрел на вешалку в прихожей и прикидывал, что бы ему одеть. – Куртка номер раз! Синтепон в клетку. Отстой, я в ней похож на клоуна! Курка номер два – кожа с орлом на горбу. Круто, но слишком холодно. Куртка номер три – ярко-оранжевая замша. И что она здесь делает? Зима ведь на носу! Вариант четыре – пуховик Columbia – для дождя совсем не годится. А пятого варианта, как всегда и нет! Придется идти клетчатым, как в «Приключениях принца Флоризеля» – страшно, зато бандиты не пристанут!
   – Так, с верхней одеждой разобрались! Теперь всё остальное. Конечно, можно и в трусах, но боюсь, далеко я так не уйду! – Андрей представил, как он спускается в темноте вниз по подъездной лестнице, а внизу его поджидают маньяки, которые с криком: «Живое мясо!», бросаются на него и начинают резать на ремни. А он визжит, как розовый молочный поросеночек, и пытается заскочить обратно в квартиру – впрочем, безуспешно.
//-- *** --//
   Андрея передернуло. Излишнее воображение всегда было ему помехой – особенно после дурного поступления в медицинский. – Доктор сказал в морг, значит в морг! – Андрей живо вспомнил свой первый поход в анатомичку и лекцию, которую его группе прочитал заслуженный эскулап, похожий на вурдалака:
   «Анатомичка – место замечательное! Нет на свете места чудеснее анатомички! А наша анатомичка и вовсе особенная! Говорят, при старом режиме здесь были конюшни графа Орлова (тот самый любовник Екатерины Великой, который потом вывел породу Орловских рысаков), а позже – пивоварня братьев Шнобелей. Если вы выйдете наружу, то на фронтоне здания обязательно под слоем штукатурки обнаружите автопортрет искомых братьев в натуральную величину кисти самого Репина, что говорит уже само за себя!
   Итак, анатомичка – это целый радостный мир! Благостный запах формалина витает под ее сводами, трупики заскладированы рядками, и уже никому не доставят никаких неприятностей. Отрезанные конечности и пропаренные черепа услаждают взгляд! Охапки ушей, пальцев и носов – что может быть лучше!? Поэтому если Вам некуда пойти с девушкой, приглашаем Вас в нашу анатомичку, мы с радостью раскроем перед Вами двери в любое время суток и даже в выходные!
   Таким разнообразием трупов, как у нас, не может похвастаться ни одно подобное заведение в России. К нам и только к нам свозятся бомжи и нищие, невостребованные жертвы автокатастроф, алкоголики и наркоманы, мертвые девицы легкого поведения с Украины и масса тому подобных интересных субъектов, которые немедленно занимают заслуженные места в ванных и на уютных полочках с номерками.
   В распоряжении студентов и преподавателей только самые лучшие и отточенные инструменты, в том числе секаторы, бензопилы и рашпили для бережного препарирования трупов. Нам абсолютно неважно, что Вы умеете, и что Вы не умеете – мы научим Вас всему, и Вы никогда не забудете часов, проведенных с нами! А потом, после напряженных занятий, мы досыта накормим Вас в нашем ресторане, так что после нас у Вас останутся только приятные и долгие воспоминания…»
   Андрей вспомнил, как впервые вступив под своды анатомички, чуть не грохнулся в обморок от жуткого запаха, пропитавшего не только стены, пол и потолок, но и, казалось, фундамент и землю под зданием. И как его потом вывернуло наизнанку, когда веселый хирург предложил ему отведать кровяной конской колбасы – еще теплой!
   «Бери, не стесняйся, колбаска – это белок, он силы придает, а резать трупиков, знаешь, какая сила нужна! Бывает, пилой так намашешься, потом две недели руки дрожат. На вот покушай!», – сволочь, животное! – потрясение, которое испытал Андрей, было настолько сильным, что ему стоило нечеловеческих усилий заставить себя прийти в анатомичку еще раз. А веселому хирургу он отомстил, пару раз разбавив его чай собранной в туалете мочой. – А не будет над студентами издеваться!
//-- *** --//
   Андрей вынырнул из воспоминаний и обнаружил, что пробыл в ступоре целых десять минут – непозволительно долго, принимая во внимание, что он всё еще в трусах и носках, а уже нужно бежать!
   – Ах ты ж, грусть моя, печаль! – он быстро натянул джинсы, рубашку и свитер, – по случаю вторника смокинг с бабочкой оставим дома! Эй, мажордом, поди сюда, Ванька! К завтрему чтоб все было вычищено, и прикупи немного пудры – графиня Оболенская давеча изволила пригласить меня откушать, так что карету запряжешь восьмеркой – да не меринов, а ахалтекинцами! А мы пойдем трудиться с божьей помощью!
   – Где мои ключи? – Андрей судорожно обшаривал взглядом прихожую, пытаясь вспомнить, куда он их кинул. У него была особенная привычка по пришествии домой с работы бросать их подальше – с глаз долой, из сердца вон. Так он протестовал против несправедливого устройства мироздания, и оно отвечало ему той же монетой каждое утро. – Всё, зуб даю, с сегодняшнего вечера буду класть их в куртку, заодно и потренирую силу воли!
   Словно в ответ на его обещание мироздание смилостивилось – Андрей хлопнул себя по карману джинсов:
   – Ура, вот же они! Нашлись еще быстрее, чем я предполагал
   Он быстро выкатился из квартиры, гремя ботинками через пять ступенек.
   – Вот вам, соседи-подонки, спите, небось, до десяти, а люди пашут, деньги зарабатывают! Жаль, что у меня каблуки не подкованы, грохоту бы было!
   Воображение вмиг нарисовало картину:
   Ремонт обуви.
   Тучный мастер кавказской наружности смотрит исподлобья:
   – Тэбе чего, дарагой?
   – Подковку!
   – Одын, два, говори, да, слюшай!
   – Два подковка на каждый ботинок!
   – Э, чэго дразнышься? По-рюсски гаварыт нэ умеешь?
   – Умею! Подковы есть?
   – Да у мэня двадцат подков, какой тэбе?
   – Титановые, и чтоб гремели, как стадо коней, а то соседи не поймут! Выбегут и будут спрашивать: «Почему так молча ходишь, не уважаешь, да, дорогой?»
   – Андрей пинком распахнул подъездную дверь, – опять, сволочи, домофон сломали, и куда только смотрит парламент? Обязательно напишу кляузу на самый верх, вот только разбогатею – и сражу же непременно!
   Андрей рысью понесся вдоль дома к автобусной остановке. Там гудела толпа.
   – Какое препротивнейшее зрелище, графиня Оболенская будет не восторге! – Андрей протиснулся в самый центр толпы и встал, – впрочем, можно не торопиться с визитом, если ей нужно – пусть сама и приезжает! А что, смокинг с бабочкой вычищены, апартаменты сияют, время принимать гостей!
   Андрей зябко поежился и поднял воротник. С неба сыпало чем-то мерзким, толпа колыхалась, как живой организм, вытягивая шею и грязно ругаясь, когда очередная набитая гражданами маршрутка проносилась мимо. Но вот наконец подошел автобус номер 276 до метро «Новогиреево». Повинуясь инстинкту, пассажиры атаковали его передние двери с яростью доисторических тираннозавров. Впереди Андрея вклинился какой-то дед, который, размахивая толстенной дубовой клюкой, громогласно пообещал убить водителя, если тот немедленно не пропустит его в салон и не предоставит положенное ему по закону место, как ветерану войны.
   На вид деду было лет шестьдесят, водила презрительно посмотрел на него и отказался. Дед немедленно взъярился и стукнул клюкой в лобовое стекло, водила выскочил, выдернул из-под сиденья увесистый гаечный ключ и набросился на деда. Безобразная свара тут же привлекла внимание всех пассажиров. Пользуясь моментом, Андрей перепрыгнул через турникет и, хваля себя за находчивость и расторопность, прошел в конец салона. – Пусть платит папа Карло, у него есть золотой ключик, а мне за вредность даже молока не дают! А стоило бы, учитывая общественно-полезную значимость моего нелегкого труда!
   – Еще бы местечко, так нет, старухи все оккупировали! А как же, спрашивается: «Молодым везде у нас дорога!»? Как всегда, лозунги отдельно, а жизнь отдельно? – Андрей встал возле окошка и прилип лбом к холодному стеклу. – Чем отличается настоящий доктор от шарлатана? – вспомнил он слова старого заслуженного профессора, который когда-то читал им лекции по фармакологии, – а тем, что у настоящего доктора всегда холодная голова и всегда при себе пара ободряющих шуток для больного циррозом печени, поскольку ну чем его еще приободрить, как не пошлыми анекдотами про студенток-медичек!
//-- *** --//
   – А я похож на доктора? – Андрею вдруг захотелось лизнуть стекло языком. Снаружи было холодно, а в автобусе жарко, поэтому на стеклах изнутри образовался конденсат – очень аппетитный. Андрей быстро обернулся, удостоверился, что на него никто не смотрит, а потом быстро слизал с десяток капель.
   – В любом случае, похож или не похож – вопрос философский, а вот то, что я обладаю всеми признаками доктора – факт налицо: голову только что охладил, и анекдотов в запасе пруд пруди! Но когда же мы тронемся?
   – Эй там, спереди! – Андрей возвысил голос, – кто скажет, побоище уже закончилось или нет?
   – Еще нет! – немедленно отозвался какой-то мужик на противоположном конце салона, – но наши побеждают! Так что скоро поедем!
   – Ну, слава богу! – Андрей взглянул на часы, – едрён-батон, а время-то совсем в обрез! Нет, явно день не задался с самого утра! Да и бог с ним, главное, проскочить мимо главврача – не хочется за опоздание по шапке получать! А то он еще от вчерашнего не отошел!
   Главврач имел ФИО Зелинский Остап Ибрагимович, и понятно, что вся больница называла его Бендером. Вчера Бендер пригласил Андрея в кабинет и устроил ему выволочку совершенно из-за мелочи, на которую нормальный человек даже не обратил бы внимания. Андрей делал виноватый вид, смущенно пыхтел, кряхтел и пытался оправдаться, но Бендер и слушать ничего не хотел. Он метал молнии, как Юпитер-громовержец, и иногда казалось, что одна из них обязательно шарахнет Андрею между глаз. Но пронесло!
   – Интересно, и чего он на меня так взъелся? Подумаешь, не заполнил дежурную «Форму номер четыре»! Кому она нужна, если ее все равно никто не смотрит и не читает!
   «Форма номер четыре» появилась в больнице не так давно. Ее придумал сам главврач – для повышения, как он говорил, эффективности труда. – Наверное, от нечего делать! – таково было всеобщее мнение.
   – Бендер определенно сошел у ума! – шипел в курилке штатный бухгалтер Берлага.
   – Совершенно с Вами согласен! – вторил ему МНС Балаганов, которому непосредственно было поручено следить за ее заполнением. Он целыми днями приставал то к одному врачу, то к другому с надоедливым вопросом: «Как там поживает наша Форма?», а когда его посылали, жутко обижался и немедленно стучал Бендеру. Вот так произошло и вчера. После того, как выяснилось, что Андрей не собирается заполнять пресловутую бумажку, Бендер рассвирепел. Он поставил строптивого сотрудника перед собой и битый час полоскал Андрею мозги, а под конец прочитал ему лекцию о пользе формальностей в организации трудового процесса.
   – Вот перед нами «Форма номер четыре»! Что мы в ней обнаруживаем? Ровно десять простеньких вопросов, на которые нужно дать ответ!
   Вопрос первый: «Кто, по вашему мнению, сегодня отлынивал от выполнения прямых обязанностей и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос второй: «Кто, по вашему мнению, сегодня преуспел в работе и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос третий: «Кто, по вашему мнению, сегодня мешал другим выполнять их прямые обязанности и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос четвертый: «Кто, по вашему мнению, сегодня помогал другим выполнять их прямые обязанности и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос пятый: «Кто, по вашему мнению, сегодня вял и не проявляет усердия и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос шестой: «Кто, по вашему мнению, сегодня бодр и горит на работе и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос седьмой: «Кто, по вашему мнению, сегодня виноват в снижении производственных показателей и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос восьмой: «Кто, по вашему мнению, сегодня перевыполнил план и увлекал товарищей за собой и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос девятый: «Кто, по вашему мнению, сегодня достоин порицания и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк»,
   Вопрос десятый: «Кто, по вашему мнению, сегодня достоин поощрения и почему? Если Вы не имеете своего мнения, просто поставьте прочерк».
   – Что, спрашивается, сложного в том, чтобы заполнить эту простенькую Форму и в конце рабочего дня бросить ее в специальный почтовый ящик при входе? И зачем, спрашивается, обижать казенного курьера, который только и хотел, что поинтересоваться, как идет процесс заполнения Формы? Идите, идите, Корявый, с глаз долой, и чтоб больше никаких косяков, а то не видать Вам премии, как своих ушей!
   – Корявый, Корявый! – Андрей пулей выскочил из кабинета главврача и понесся по коридору, – я уже двадцать восемь лет, как Корявый, да к тому же еще и Изольдович! А то стал бы я здесь работать, будь у меня ФИО поприличнее! В следующий раз я эту Форму Балаганову в дупу засуну и проверну два раза! – мысль о предстоящей расправе над МНС была притягательной, она согревала душу, и Андрей вернулся к себе в кабинет уже почти спокойным. – Нет, пожалуй, нет! Лучше я каждый день буду вписывать его фамилию в пункты номер один, три, пять, семь и девять! А почему? Да потому что мне так хочется! Вот так-то, МНС, никогда ты не будешь доцентом!
//-- *** --//
   Автобус издал крякающий звук, липко чмокнул дверями и рванул с места. Задумавшийся Андрей от неожиданности дернулся и, не удержавшись, упал на бабку на сидении сзади – прямо на коленки, на которых покоилась огромная хозяйственная сумка, набитая чем-то хрупким. Хрупкое нечто лопнуло, и Андрей дернулся одновременно от истошного визга бабки и от ее кулачного выпада, которым она пыталась сломать ему ребра.
   – Что ж ты наделал, ирод! – за первым ударом последовал второй, а потом и третий, – все яйца мне разбил, сволочь! А ну быстро вставай! Кто мне теперь за все заплатит?
   Андрей медленно и неуклюже поднялся на ноги. Морда бабки ему определенно не нравилась, именно с такой она, судя по всему, принародно втаптывала в грязь покойника-пьяницу-мужа, когда он был еще живым.
   – Извини, мать! – буркнул он и полез за кошельком, – давай я тебе заплачу!
   – Заплатишь, конечно, заплатишь, милок, можешь в этом не сомневаться!
   – How much? – Андрей, стиснув зубы, пытался говорить спокойно. Ох, с каким наслаждением он сейчас заехал бы бабке по ее злобной роже – но нельзя: возраст надо уважать!
   – Тыща! – бабка быстро протянула открытую ладошку, – давай, гони бабло!
   – За что тыща-то! У тебя там что, две сотни яиц было? – Андрей попытался немного сбить цену, но лучше бы он этого не делал!
   – Не твое собачье дело, сопля бумажная! – бабка моментально взорвалась, как Ключевская сопка на Камчатке, – ты мне вон, все кости переломал, биндюжник! А ну давай деньги, а то сейчас в полицию сдам!
   – Ладно, ладно! – Андрей вытянул из кошелька тысячную купюру и протянул бабке, – удавись, ведьма! Чтоб ты распухла!
   – Ах ты, недоносок! – бабка лихо выхватила деньги и раскрыла варежку на всю катушку, – да я ж тебя сейчас! Что ж это деется-то, люди добрые, что ж это происходит? Меня, ударницу коммунистического труда, да ведьмой кличут! Ну, погоди у меня, вот сейчас я тебя в ГУЛАГ-то упеку, упеку!
   Бабка сбросила на пол сумку и зачем-то полезла в карман. Автобус гудел. Андрей оглянулся: в глазах пожилой общественности читался смертный приговор. Пора ретироваться! Автобус как раз подошел к остановке, и Андрей пулей выскочил на улицу.
   – Фу, спасся! – задние двери закрылись, он показал средний палец яростно взирающей на него сквозь окно старухе и криво улыбнулся. Теперь, пожалуй, он точно не успеет, разве что случится чудо, и кто-нибудь за десять минут подбросит его до метро.
   – Андрюха, привет! – рядом с ним затормозила машина. Это оказался сосед снизу Валера, с которым они иногда пили водку на лавочке. – Ты что такой напряженный? Автобуса ждешь? Давай подвезу!
   Андрей быстро плюхнулся на сидение рядом и благостно закурил:
   – Спасибо! Ты даже не представляешь, как ты меня выручил!
   – Что ж не представляю? Очень даже! Поэтому с тебя флакон, в субботу накатим! Договорились?
   – Заметано, шеф! – было только утро вторника, но Андрей чувствовал, что к субботе он непременно захочет напиться. Честно говоря, если бы не работа, можно и прямо сейчас, но нет – служебный долг превыше всего!
   Валера нажал на газ, и машина прыгнула вперед, набирая и набирая скорость.
   – Шумахер – отстой! – авторитетно заявил Валера, вклиниваясь между двумя грузовиками, – вот если бы меня посадить за руль болида «Формулы-1», я бы всех порвал, как Тузик грелку! Как ты думаешь?
   – Угу! – Андрей не стал спорить, – сто пудов! Жалко только, что все места раскуплены! Как всегда, везде одни ворюги, и нормальному человеку не пробиться!
   – Точно – Валера, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, резко тронулся с места и чуть не сбил проходившую по пешеходному переходу женщину, – куда прешь, кобыла! Смотреть по сторонам нужно, а не в носу ковыряться! А насчет воров ты прав! Куда ни плюнь, сплошь одно ворьё!
//-- *** --//
   Машина снова уткнулась в плотную пробку, Валера со злобой ударил по рулевому колесу и грязно выругался. По части ругани он был виртуозом, и Андрей часто ловил себя на мысли предложить ему соавторство в издании книги: «Крылатые русские выражения, колхозные присказки и страсть интеллигентов к ядрёному словцу»
   – Вот так и стоишь вечно, как баран, нервы треплешь и закипаешь, как чайник! – Валера увеличил громкость радио:
   Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! В эфире передача «Удобрения» и сегодня мы с вами будем определять, кто по итогам недели является лопатой навоза, детским ковшиком навоза и ковшом от карьерного экскаватора. Само собой, ковшом навоза!
   Итак, на голосование выставляется шесть кандидатур:
   Удобрение первое: ведущий чиновник министерства образования Москвы с его высказыванием в прямом эфире нашего радио: «Каждый должен знать лишь то, что он должен знать! А за большее город платить не намерен!»,
   Удобрение второе: руководитель департамента нано-очистки управления ЖКХ Москвы, подчиненные которого вчера слили в Москва-реку две цистерны фекалий из дачного поселка миллиардеров в Барвихе,
   Удобрение третье: помощник губернатора по фамилии Ковшов-Навозов – просто по факту своей фамилии,
   Удобрение четвертое: старший следователь района Буржуево, авторитетно заявивший, что: «Мусор бывает разным! С некоторыми из них можно даже водки выпить!»,
   Удобрение пятое: президент Национального Комитета по распределению отработанных биологических масс господин Жлобов, который внес в Государственную Думу проект закона о дополнительном финансировании обустройства фильтрационных и аэрационных полей в пределах бульварного кольца,
   Удобрение шестое: главный архитектор Лондона по фамилии Скот. Этот персонаж не был замечен ни в чем таком, но поскольку он Скот, и нам с ним не по пути, то мы решили включить его в наш перечень!
   А теперь номера телефонов. Вариант первый: 111-11-11, второй – 222-22-22, третий – 333-33-33, четвертый – 444-44-44, пятый – 555-55-55, вариант со скотом: звонить не нужно, мы заранее ставим его в аутсайдеры и награждаем утешительным призом! Отправим в его адрес открытку с изображением Биг Бена и большой кучи навоза в центре Трафальгарской площади – пускай радуется! Для тех же, кто хочет выступить в прямом эфире, у нас есть специальный номер телефона: 000-00-00. Звоните!
   – Что за бред? – Андрей никак не мог понять, шутит ведущий или нет. – Что это за передача такая?
   – Во дает! – Валера громко хихикнул, – ты что, не в курсе? Это новый проект, специально по заявкам, уже целый месяц идет, я каждое утро слушаю! Ты из тайги только что вышел, не в курсе последних тенденций?
   – Да нет! Я просто на машине на работу не езжу, поэтому и спрашиваю. И народ голосует?
   – Еще как! Я сам пару раз звонил, особенно когда на голосование ставят кандидатуры известных людей. Сегодня что-то у них не очень, а вот недавно выставляли самого певца Андрея Дуревича, так, представляешь, семьдесят пять процентов позвонивших сказали, что он целый самосвал навоза! А всё потому, что нужно быть со своим народом, и если не хочешь зарабатывать в собственной стране – катись колбаской по Малой Спасской! Можешь валить хоть в хохляндию, хоть в жидовию, только кому ты там нужен со своей балалайкой? Глас народа, он такой! От него нет спасения!
   Через минуту они, наконец, вырвались на стратегический простор, и Андрей немного повеселел. Тем временем голосование шло полным ходом. Лидировал помощник губернатора – уж больно знаковая была фамилия. Впрочем, лидировал не то чтобы очень. Вопреки решению заранее признать Скота аутсайдером и ограничиться подарком с видом на загаженный центр Лондона, общественность не собиралась сдаваться и продолжала голосовать за него.
   Вот позвонил один мужик и стал с возмущением доказывать, что Скот легко отделался. Мужика долго успокаивали, но он так раздухарился, что начал декламировать нецензурные частушки, посвященные империалистической политике Англии, и его отключили.
   – Во народ даёт! – Валера был в восторге. – А мужик-то красава! Как он их в прямом эфире! Не зря, ох не зря рейтинг у передачи зашкаливает! – Валера лихо затормозил у входа в метро, – остановка «Новогиреево!», с тебя бутылка водки к выходным! Благодарить не нужно!
   Андрей посмотрел на часы. Было 8 утра.

8 утра

   Андрей пулей заскочил в метро – у турникетов и у касс волновалось людское море.
   – Черт! – он вспомнил, что вчера истратил последнюю поездку, нужно становиться в очередь за проездным. Можно, конечно, попробовать протиснуться к автоматам по продаже билетов, но возле них тоже не протолкнуться. – Говорила мне мама, готовь сани летом! – Андрей имел в виду многочисленные призывы покупать билеты заранее – он их всегда игнорировал, а потом ругал себя за расхлябанность. – Нет, определенно, нужно стать серьезнее! Ведь мне уже скоро на пенсию!
   Впереди в очереди нетерпеливо переминалась с ноги на ногу привлекательная молодая девушка. – Наверное, в туалет хочет! Эк ее родимую приспичило! И наверняка, ее зовут Маруся! – мысль сразила Андрея навылет, – если бы у меня были такие формы, я бы обязательно был Марусей!
   – Девушка! Здравствуйте! У меня к Вам предложение! – «Маруся» обернулась и удивленно посмотрела на Андрея, – коль нам все равно время терять, давайте я Вам прочитаю стихи собственного сочинения! У меня талант, я только что получил премию Международного Фонда имени Грибоедова «Басни ищут талантов!»
   – Это Вы мне? – девушка уставилась на Андрея. Она окинула его взглядом с ног до головы, и на ее лице появилось презрительное выражение. – Нет, лучше не надо! И вообще, молодой человек, у Вас нет ни единого шанса, я в метро не знакомлюсь!
   – А вот и напрасно! – Андрей моргнул правым глазом, потом левым, а потом сразу двумя глазами – и так несколько раз. Фирменный трюк – в такие минуты он становился похожим на Крамарова с его дебильной рожей, у него получалось так смешно, что никто не мог удержаться от смеха.
   Вот и сейчас девушка не выдержала и громко прыснула, но все равно отвернулась.
   – Ничего! – громко продекламировал Андрей, – я буду читать Вашей спине, тем более она такая красивая, аж дух захватывает!
   Конечно, Андрей имел в виду не совсем спину, а нечто пониже, но в плотной людской толпе прямо сказать об этом не решился. – Итак, басня называется: «Не верь рекламе, или не все то хорошо, что на БМВ!»

     Однажды попугай решил поесть зерна,
     Поесть не просто так, а с чувством, с расстановкой,
     Поесть не торопясь, красиво, чинно, ловко,
     Поесть, чтоб стать его была видна!

     На пальму он взлетел, поел, спустился,
     Все сделал правильно, на обе лапы приземлился,
     Почистил перышки, прочистил голосок,
     Подумал и упрятал голову в песок.

     Ведь попугаю мало красоты —
     Ему про страусов цветные снятся сны!
     Ведь голова в песке – суть привилегия немногих,
     А только страусов – изысканных и строгих,
     Могучих птиц, что смотрят свысока
     На попугаев,
     Доля чья сурова, нелегка.

     «Отныне страус я!
     Отныне страусы – моя семья,
     Отныне я не попугай совсем,
     Отныне страус – говорю об этом всем!

     Отныне я большой, отныне страшный,
     Мой гнев смертелен, взгляд ужасный!
     Пусть почитают все меня вокруг,
     Особенно, коль ты мой враг, совсем не друг!»

     Тут на беду тапир тупой
     Бежал через саванну,
     Стремился в реку он
     Принять скорее ванну.

     Он не заметил страуса
     Размером в полтора мыша,
     И растоптал его,
     Оставив полумертвого, едва дыша.

     Мораль – коль попугай ты,
     Страусом не нужно становиться,
     Ведь попугай не мене,
     А, быть может, боле птица!

     Чем страус, что летать не может,
     А только бегает и лезет вон из кожи,
     В потугах вечных и пустых стараясь доказать,
     Что тоже птица он, и может он летать!

//-- *** --//
   – Браво! – очередь встретила его домашнюю заготовку оглушительными аплодисментами, и даже «Маруся» соизволила вновь обернуться и одарила Андрея очаровательной улыбкой: – А ты парниша ничего, резвый! Меня, кстати, зовут Анжела! А тебя как?
   – Андрей! Фамилия Орловский! Кстати, мой род один из древнейших в России, уходит корнями к самому Вещему Олегу! Знаешь такого?
   – Не-а! – Анжела беспечно мотнула головой, – но, значит, ты дворянин? И большой у тебя двор, или ты так – из обнищавших?
   – В самом расцвете! – Андрей гордо выпятил грудь, судорожно соображая, чем еще удивить новую знакомую, – надумаешь посетить мою виллу на Капри, милости просим!
   – Знаем мы ваши кобелиные виллы! – Анжела насмешливо сложила губки лодочкой, – в лучшем случае, хрущеба на отшибе, а в худшем – вообще съемная комната или просто угол в общаге! Впрочем, мне до этого нет совершенно никакого дела! А лучше расскажи веселый анекдот!..
   Очередь продвигалась вперед, и через пару минут они вместе загрузились в передний вагон поезда, следовавшего в центр. Андрей обратил внимание на новый рекламный плакат на стене: «Компания «Картон» Правило номер один: без квартиры ты кретин! Компания «Картон» – наши квартиры только для Вас!»
   Плакат был огромным, метров восемь в длину, и буквы на нем были никак не менее полуметра. Вчера его еще не было, видно, за ночь успели наклеить.
   – Ты до какой станции едешь? – Андрей надеялся, что его новая знакомая побудет рядом еще хотя бы минут десять. Уж больно хотелось поболтать с красивой девушкой, заретушировав унылую серость бытия.
   – Скоро выходить, до «Авиамоторной»!
   – А где работаешь, если не секрет?
   – Не секрет! Я студентка, учусь в МЭИ на пятом курсе, а потом пойду в Мосэнерго! – в голосе Анжелы слышалась неподдельная гордость, как будто она только что вытянула счастливый жизненный билет, – у меня там папа начальником, так что и без древних феодалов – типа тебя, у меня все в шоколаде! Но если почитаешь еще стихи, я готова с тобой сегодня поужинать! Могу заодно и подружку пригласить!
   – Опа! – Андрей немного опешил – вот так сразу, и крепость, казавшаяся неприступной, сдалась без единого выстрела! Что-то уж больно подозрительно, хотя, конечно, игнорировать такое заманчивое предложение глупо!
   – Само собой, принцесса! Я даже сочиню специально для тебя оду к радости. А заодно и для твоей подруги, скажи только, как ее зовут!
   – Снежана! Она отличная девчонка, тебе понравится! И страсть как любит стихи, особенно в постели! – Анжела словно ненароком прижалась к Андрею, и тот почувствовал, как ее ладонь легла ему на бедро. – Я тоже их обожаю, но сначала с тебя ресторан на троих, а потом можем подробно изучить твои владения! Павлины у тебя есть, мой барин?
   – Есть, павлины есть! – Андрей помрачнел, – неужели я наткнулся на обыкновенную проститутку, которая разводит меня на деньги? Надо же было так вляпаться! Или здесь просто игра, или меня провоцируют, а, может, девушка совсем без папы из Мосэнерго, а приезжая из Кукуевки и таким образом старается зацепиться за московский угол?
   Основываясь на своем жизненном опыте, Андрей точно знал, что никогда нельзя быть уверенным, что у новых знакомых на уме. Мотивы их поведения могут быть столь разнообразными, что никакой фантазии не хватит, чтобы их все оценить! Впрочем, Анжела была привлекательной и так шикарно выглядела, что от вечера с ней он отказаться никак не мог!
   Поезд тем временем остановился на станции «Перово». На стене висел огромный плакат: «Компания «Картон» Правило номер два: без квартиры жизнь не мила! Компания Картон – наши квартиры только для Вас!»
   – А телефончик дашь? – Андрей вытянул из кармана китайский Vertu Ferrari F480 (выглядит точь-в-точь, как настоящий, за единственной разницей – подделка!). Впрочем, подделка очень качественная (она обошлась Андрею в двенадцать тысяч рублей), так что с налета распознать fake было сложно.
   – Записывай! – Анжела взглянула на телефон, и ее глаза сверкнули, +7 969 00 717 19, звони часиков в пять, договоримся о встрече! Только не забудь о ресторане! А пока расскажи мне что-нибудь интересное! И, кстати, как насчет Снежаны? Одобряешь, или мы проведем время вдвоем, покатаемся на Ferrari и закусим омарами? Кстати, какая у тебя машина?
   Да, машина! Как и многие наши сограждане, Андрей являлся счастливым обладателям Ford Focus – его был 2009 года выпуска. Машина ему нравилась, но сейчас Андрей почему-то застеснялся. Пришлось надуть щеки и с важным видом просипеть: – «Infiniti», джип»!
   Кажется, Анжела была довольна.
   – Отлично! А после рестораны мы куда поедем, к тебе загород, или ты примешь нас на съемной квартире, которую специально держишь для встреч с красивыми девушками, наподобие меня?
   Андрей сморщился, как после доброй порции красной смородины. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – над ним издеваются. Конечно, Анжела видит его насквозь и отлично играет роль наивной дурочки – она так точно обозначила все ключевые моменты его возможного благосостояния, что одним вопросом загнала его в угол.
   Теперь выбор невелик – вернее, его нет вовсе: изображать из себя миллионера бессмысленно, поэтому нужно потянуть время и дождаться станции «Авиамоторная», чтобы прекратить этот бесперспективный и тупой флирт.
   Андрей надулся, как мышь на крупу, а Анжела рассмеялась и легонько запанибрата щелкнула его пальцем по носу:
   – Эх ты, богатей! И почему вы все мужики предсказуемы, как фарфоровый унитаз! Хоть бы раз встретить МЧ, который не станет понтоваться вымышленным богатством, а скажет без обиняков, что живет с мамой, работает инженером или техником в автосервисе и в метро ездит, потому что экономит на бензине! Так нет, обязательно нужно рассказывать сказки – как будто в стране еще остались дурочки, способные хоть чему-то верить!
   Андрей обиженно молчал. А что он мог возразить – ведь не устраивать же скандал с девушкой прямо в вагоне, уцепившись за вольное сравнение с унитазом!
   – Короче, с тобой все понятно! Никакой «Infiniti» у тебя, конечно, нет, работаешь ты в лучшем случае за 40 000 рублей в месяц и, скорее всего, неженат! И еще резвый, несмотря на недостатки, ничего не боишься и классно читаешь стихи! – диагноз был поставлен Анжелой мгновенно. Чего-чего, а проницательности ей было не занимать!
   – Поэтому вот тебе мое предложение: сегодня мы с подружками вечером идем в кафе, хочешь, присоединяйся к нам! Я представлю тебя, как моего знакомого писателя, есть у меня небольшая нужда в представительстве! Но ты уж будь добр, не подкачай и сочини что-нибудь пристойное, чтоб не было стыдно в глаза людям смотреть! И оденься поприличнее! Договорились?
   – А то! – Андрей воскрес. Он не ожидал такого щедрого предложения от своей новой знакомой! Добрый знак – пожалуй, компенсирует все утренние неприятности, которые с Андреем уже успели произойти. – Можешь не сомневаться, звание писателя оправдаю, в конце концов, есть Интернет – готовый всегда прийти к нам на помощь! Костюм, галстук, фрак, косуха, – что девушки предпочитают в это время суток?
   Поезд выкатился на станцию «Шоссе Энтузиастов». Андрей мимолетно взглянул в окно и прочитал: «Компания «Картон» Правило номер три: квартиру быстро бери! Компания Картон – наши квартиры только для Вас!»
   – Предпочитаю что-нибудь модное! Только без бабушкиного нафталина, пожалуйста, и постарайся выглядеть богемно! Ты же, как-никак, лауреат конкурса! И вот еще что! Давай-ка я тоже запишу твой номер телефона – мало ли, вдруг ты решишь кинуть добропорядочную девушку, и я буду без тебя скучать! А самое главное, кто еще утешит мой тонкий слух на ночь глядючи?
//-- *** --//
   Через несколько минут Анжела вышла на «Авиамоторной», а Андрей, прочитав: «Компания «Картон» Правило номер четыре: квартиру быстро тыри! Компания Картон – наши квартиры только для Вас!», достал планшет и подключился к Интернету. Первым делом он ткнул в ссылку «В контакте» и проверил новые отзывы к своей фотографии, на которой он верхом на белом медведе в унтах и толстой бобровой шубе позирует на фоне голубого айсберга на горизонте.
   Фотка была что надо – его хороший знакомый и по совместительству профессиональный фотохудожник недавно открыл фирму, специализирующуюся на оригинальных портретах и пейзажах для соцсетей. Андрею он все сделал бесплатно, для начала предложив на выбор: его лицо в кабине космического корабля, он на поверхности Луны, в Марианской впадине в батискафе или на медведе на северном полюсе. Андрей выбрал последнее и немедленно убедился – качество фотопродукции было отменным.
   Комментариев хватало: кто-то писал, что на его лице явно недостает рыбьего жира против обветривания, кто-то предлагал отправиться на медведе на рыбалку, а кто-то сетовал, что не имеет возможности слетать в Арктику и самому поучаствовать в таком занимательном сафари. В общем, обычный ни к чему не обязывающий треп, которым отличаются все социальные сети.
   Пока Андрей изучал новые записи, поезд остановился на станции «Площадь Ильича». Почетное место на стене вестибюля занимал рекламный плакат: «Компания «Картон» Правило номер пять: квартиры отличные – только на пять! Компания Картон – наши квартиры только для Вас!»
   В принципе, «В контакте» больше ничего интересного не было – кроме свежего изображения очаровательной красотки в группе «Самые завидные женихи и невесты столицы», в которой Андрей тоже состоял. Группа была многочисленной, все участники, как один, хвастались бьющими через край богатством и щедростью – что же касается Андрея, он скромно писал, что коллекционирует дорогие старинные автомобили и холодное оружие.
   Девушка с фотографии была страсть как похожа на его новую знакомую, внизу стояла подпись: «Елизавета Вертинская, наследница империи Вертинских на Гавайях одна. Скучаю, жду!»
   Андрей нажал на флажок: «Вау, класс!», не удержался и написал комментарий: «Будь у меня такая роскошная грудь, я бы тоже не вылезал с Гавайев! Захочешь выпить пивка, только позвони!»
   Всё, с «В контакте» покончено, и Андрей решил почитать только что вышедшую книгу модного автора – вчера приобрел ее в интернет-магазине. Реклама книги, как всегда, обещала разрыв шаблона, вынос мозга и гарантированный интеллектуальный экстаз, который непременно охватит читателя, стоит ему только увидеть первые строки, а после углубиться в повествование.
   – Так, Виктор жЛОБ, «Логический церебрализм», – Андрей загрузил файл, – аннотация:
   Здравствуйте, мои дорогие сладкие читатели и почитатели! Я – Виктор жЛОБ – рад представить на ваш суд мою новую форму самовыражения, которая смело подходит под категорию «Кино не для всех». Для моих книг характерен вызов, эмоциональный накал и процесс сопереживания, отчетливый выброс адреналина главных героев и поле для размышлений, обильно сдобренное философскими темами. Поэтому читать мои книги не только долго, но и увлекательно! И я желаю вам насладиться и слогом, и текстом и жду вас у себя в гостях для обсуждения продолжения, которое обязательно последует!
   Ваш Виктор жЛОБ.

   – Какое однако интригующее начало! – зачитавшись, Андрей не заметил, как поезд выкатил на станцию Марксистская, и люди стали выпрыгивать из вагона, как селедки из сплющенной ударом гидромолота консервы. – Осторожнее, чучело! – буркнул он, когда какой-то мужик со всего размаха наступил ему на ногу, – не для тебя я сегодня ботинки чистил!
   Склоки не получилось: мужик то ли не услышал, то ли спешил, а то ли просто не захотел ругаться. Зато отвлекшийся от планшета Андрей с удовольствием обозрел на стене: «Компания «Картон» Правило номер шесть: без квартиры жизнь – жесть! Компания Картон – наши квартиры только для Вас!»
   – Действительно, жесть! Почти как в моей хрущебе – только еще хуже! Впрочем, ребята явно стесняются! Если они хотят привлечь внимание, им нужно действовать агрессивнее! Например, вот так:
   «Компания «Картон». Наши квартиры только для вас, а кто не купил, тот пи… рас!»,
   «Компания «Картон». Только для вас наши квартиры, а кто не купил, тот полный муд…ило!»,
   «Компания «Картон». Только для вас квартиры наши, а кто не купил, тому жить у параши!»,
   «Компания «Картон». Наши квартиры для вас только, а кто не купил, тому по жизни горько! А потому что козел!»
   И наконец: «Компания «Картон». Квартира от «Картона» – пристанище гандона!»
   – Или лучше кондома? А, без разницы! – Андрей широко улыбнулся, пролистнул пальцем страницу на планшете и углубился в Телегина.
//-- Глава первая. Сочные грезы недоавгустина --//
   Динамически все шло хорошо, агрессор присутствовал, но тьма сопротивлялась. Она уносила пылинки здравого смысла, и сквозь нее просвечивала трясина серости, переходящая в ноктюрн. Надежд а человечества плыла во мгле, и не было на свете материи, способной остановить ее!
   Но нашелся герой, ощетинившийся во мрак. Он вскинулся, расправил плечи и бросил насмешливо: «Ау! Где вы, остатние члены? Где вы, прошедшие сквозь время, где вы, окопавшиеся в тылу усредненности бытия, где вы, слабые и униженные, вставайте, и да прибудет с вами господь, и отзовется в вас целенаправленность и сила, и придет к вам видение пути!»
   Ответом ему явился свирепый хохот лютого волка, который разнесся по степи подобно древнему забытому проклятью, сковывающий и подавляющий, воскрешающий чудовищ из древнего ужаса, хмельной и яростный, ледяной и бронзовый! Хохот нарастал, и ему вторило поверженное пространство, и вдруг тени забытых несчастий вышли в свет, вдруг возомнило о себе невежество и пошло вскачь, разнеслось, расширилось, увеличилось в размерах и поглотило сияние мудрости, прежде обитавшей в этих землях.
   Злонамеренное торжество, оно шаг за шагом поглощало крупицы смысла, грозилось затопить сознание и ввергнуть в наполненный кошмарами сон, но герой не сдавался. Он проламывал хребты безумия, стягивал, сковывал зло, выкручивал руки, осознавая, что только движение есть жизнь, только в нем есть светлое присутствие ангелов, только оно может спасти и спастись, и только ему можно вверить самое ценное.
   Его борьба переросла саму себя, она трансформировалась в состязание мишеней, она поочередно тянула и шла следом, она вышла, она скользила, она печалилась и веселилась, она и была тем сущим, что мог предложить герой. И не было против нее защиты, и не глумилась она, но только помогала пережить и понять, и свершилось! Тьма стала пятиться, тьма вошла в подобие преамбулы, тьма просила пощады, но нигде не могла заполучить её и вынуждена была спасаться, прятаться в норе, устремиться в безвестность и смотреть оттуда жалкой и побитой.
   Герой торжествовал, он пел гимны, он читал осанны, и те, кто присутствовал, отзывались ему, они шли, и они же были на равных. Они пополняли его воинство, и оно становилось могучее, теперь оно не боялось, но дрожали от страха враги, разбегались и жалели о былых устремлениях, о падших бесцельно, о жертвах и варварах, что были повержены и остались лежать трупами на мерзлой земле.
   И тогда случилось! Тогда из неведомых глубин космоса прибыл ветер. Он принес бурю, полыхали молнии, били наотмашь, и друзья сказали, что отныне покидают они, пришло их время – ведь долго еще будут слышны объятия потревоженных, долго еще никто и никогда не откликнется на зов, и долго вороны будут петь свою грустную песнь, зажатые в тисках безвременья.
   Явилась развязка. Все уснуло, все погрузилось в жидкость, все замерло, закостенело, остановившись и предавшись созерцанию. И не было боле ничего, и молекулы, и атомы прекратили разбег, но уподобились Будде сияющего солнца, который смотрит свысока, и нет, и не дано ему другой кармы, но только созерцание и тишина, что правит миром снов и сновидений.
   Герой остыл. Остыли его чувства, слова, и даже разум впал в уныние и прекратил мятущийся бескровный бой за понимание и сути, и размеров предстоящих битв и потрясений, он уподобился вопросу, который навис над всеми и был распят поочередно то одним, то третьим, то шестым. И явь взошла и скопом взорвалась многоголосицей, и раздался рокот, который вряд ли мог быть услышан помимо воли и намерения о том, что суть, и что есть истина в последней воле торжества. Божественно, и хочется еще алкать и прикоснуться к благодати реальной тишины и смерти, вопреки всему!..
//-- *** --//
   – Хочется алкать и прикоснуться к благодати реальной тишины и смерти, вопреки всему! Вот это его заплющило! – Андрей отключил экран и вышел наружу. Станция «Третьяковская», на стене: «Компания «Картон» Правило номер семь: без квартиры ты дурак совсем! Компания Картон – наши квартиры только для Вас!»
   – Лузеры, и этим все сказано! – Андрей сравнил убогий плакатный слоган со своими свежими находками и, окрыленный, рванул на переход. Три минуты, и он оказался на станции «Новокузнецкая», где первым делом уткнулся в плакат: «Если вам говорят, что в «Картоне» лучше, правило первое: это неверно! Компания «Элитные дома от Палыча» – недостойны только сволочи!»
   – Обалдеть! – Андрей, действительно, слегка обалдел и протиснулся в вагон, пытаясь понять, что же такое за ночь случилось с руководством метрополитена, что оно позволило обклеить все станции такой рекламой. – Наверное, хорошо заплатили! – в итоге пришел он к логичному выводу и снова уткнулся в планшет. Впрочем, нет! Было слишком неудобно, в поезд набилась жуткая толпа, так что Андрей просто не смог поднять руку с планшетом на уровень лица. Пришлось так и ехать до следующей станции «Театральная», где стало немного полегче.
   Само собой разумеется, на самом видном месте красовалось: «Если вам говорят, что в «Картоне» лучше, правило второе: не верьте этому отстою! Компания «Элитные дома от Палыча» – недостойны только сволочи!»
   – Парадокс! – Андрей прочитал рекламное объявление и даже чуть-чуть взгрустнул. – И вот эти люди с интеллектом белого гриба и ягеля живут, как сыр в масле катаются, а я не могу себе позволить даже на Канары бобылем слетать, не говоря уж о девушке за мой счет! Где, спрашивается, справедливость?
   Он тяжело вздохнул и вслух процитировал недавно услышанную им понравившуюся эпиграмму из «Правдоруба и лихоборца товарища Неплоского», который шел по каналу «Культура на дне». Смысл программы был прост: вместе собирались писатели и поэты и острили один другого тупее. Впрочем, были и такие, которых хотелось слушать, и которым хотелось сопереживать. Например, основатель партии Сермяжные Лапти (ПСЛ), борец за социальную идею товарищ Многожильный. Именно его стихи больше всего нравились Андрею. Андрей негромко продекламировал::

     Вот он на «Порше»
     Весь из себя видный,
     Весь из себя чинный,
     Весь из себя дивный!

     Весь из себя при деньгах,
     Весь из себя при блате,
     Тупой, как пень, он
     И налогов не платит!

     Даешь пролетарское восстание
     Против упырей-кровопийц!
     Устроим им в наказание
     Обед без трюфелей и устриц!

     Пускай почувствуют,
     Как народ живет,
     Как народ воет,
     Как слезы льет!

     Кормясь с помоек,
     Кормясь с подачек,
     Кормясь с помидоров,
     Выращенных на дачах!

     Пускай безжалостна
     Поступь капиталистов,
     У нас задача одна —
     Вытащить маузер и застрелить их!

   Над ухом раздалось одобрительное покряхтывание. Андрей обернулся – рядом стоял дед, расплывшийся в улыбке:
   – Молодец, сынок! Так их, паразитов, три шкуры с нас спускают, и никто ни за что не отвечает! Вот при Советской-то власти их бы всех прижали к ногтю, а сейчас что – один бардак и анархия! На вот, возьми визитку, активисты нам нужны, звони, приходи, бригада еще не полностью набрана, будешь за главного!
   – Какая бригада? – Андрей пытался понять, что дед имеет в виду.
   – Как, какая? Могильщиков антинародного режима, конечно! Манифестации, митинги, волнения и недовольства – это все наше, всё оплачиваемое! А ты парень подкованный, будешь у нас за горлопана-главаря, вон и стихи знаешь, так что считай, обеспечен работой на годы вперед!
   – Нет, спасибо, дедуля! – Андрей твердо оттолкнул протянутую ему визитку, – я еще в ЦРУ не продался, чтобы в такое тяжелое время против собственного народа идти! Мне и без этого проблем на работе хватает, хочешь, чтобы меня за сто первый километр выслали?
   – Ну, как знаешь! А мог бы и подкалымить! – дед мгновенно сник и отошел в сторону. По его лицу блуждали тени минувших сражений, побед и неудач.
   – Похож на Чапаева в старости! – Андрей в последний раз кинул на него взгляд и отвернулся.
   «Станция Тверская. При выходе из вагона не забывайте свои вещи!», – прогудел электронный мужик, и двери распахнулись. Поверх всей станции шла перетяжка: «Если вам говорят, что в «Картоне» лучше, правило третье: отстою этому не верьте! Компания «Элитные дома от Палыча» – недостойны только сволочи!»
   – Какие, однако, настырные! Есть мнение, пока доеду до работы, захочу купить квартиру – или просто отобрать у «Картона» переселить туда Палыча, а самому въехать в его хоромы! А что по этому поводу скажет господин жЛОБ? Заглянем в ответы!
//-- *** --//
   Колесо вечности провернулось, оставив после себя послевкусие беды. Филигранный стержень был вынут, Толстая встала и покачнулась, как от удара битой. Глухой звук извне поколебал устои, спружинил и ушел, покинул пространство, наполненное страданием и болью.
   Трясина была упразднена, картина вскипела и вылила сплеча настойку – медленно и с расстановкой. Толстая недоуменно воззрилась и пришла к выводу о несущественном, она хотела выговориться, но вдруг ее охватил страх, перемежающийся пониманием ненужности и сугубой кривизны проделок, поскольку иначе чем проделками сие назвать было невозможно.
   Где-то вспорхнула птица, но пусть! Толстую несло. Могучий огненный поток подхватил ее и стремительно опрокидывал, а она, не в силах противиться, лишь жалко вращала белками глаз, печально уносясь в неведомые глубины мироздания без всякой надежды спастись.
   Ее не было видно долго. Глас из тишины не нарушал рассвета, опричники не трубили в барабаны, ловко и подспудно пытаясь отгородиться от злодеяний венценосного монарха. Зов пучины был нескончаем. Ему вторило эхо, наполнявшее пространство удалью и лихоимством, стонущее и вызывающее на дуэль ошметки разума, все еще бывшей у Толстой и ее неразделенной души.
   Вскоре все было кончено. Сарказм, как проявление всеобщего жизнеописания, здесь был лишним – и без него понятно проявление момента. Толстая очутилась обнаженная на древе, куда ее занесло ручьем сознания, улыбаясь и веря, что все, что сделано, было не зря, и благодарность последует, но если ее не теребить, но просто прикоснуться.

   – Так и запишем! Готовый наш пациент! Зря потратил сто рублей! – Андрей выключил планшет и кинул его в сумку. Вот рту стоял мерзкий привкус Толстой, которая качалась обнаженная на древе. И ладно бы просто качалась, а то издавала примитивные и неприличные звуки и пела «Интернационал», время от времени превращаясь в потомка Чапаева в старости.
   Понятно, что станция «Белорусская» встретила Андрея гигантским постером: «Если вам говорят, что в «Картоне» лучше, правило четыре: держи карман шире! Компания «Элитные дома от Палыча» – недостойны только сволочи!»
   – Интересно, когда я вечером поеду домой, это безобразие все также будет висеть? – Андрей вытащил из кармана жвачку и кинул в рот, – «Wrigley’s Spearmint»! Господи, сперминт – и что только жевать приходится! С таким-то скотским названием вкус мог бы быть и поприличнее! Хотя Dirol еще хуже, через минуту – ощущение, словно грязный носок пережевываешь!
   – И вообще, то ли дело в детстве! – в памяти мгновенно всплыли роскошные жевательные резинки (японские, немецкие, американские) с изображением скоростных поездов, могучих авианосцев и сверхзвуковых реактивных истребителей, обертки от которых он любовно складывал в кляссер, а потом хвастался перед друзьями. – Где все это, спрашивается? Один сперминт остался, да и тот на зубах вязнет!
//-- *** --//
   Андрей оттолкнул мужика, который попытался на него упасть на одном из крутых поворотов, и начал пробираться к выходу. – Станция «Динамо» приветствует вас! На станции «Динамо» есть стадион, на нем тренируется команда «Динамо», которая вечно оправдывает свое название! А еще там есть такой веселенький желтенький дурдом, куда сейчас держит путь будущее светило медицинской мысли Корявый Андрей Изольдович!
   – «Станция Динамо. Выходя, гасите всех!» Послышалось или нет? – Андрей рванул наружу, распихивая пассажиров. Многие матерились ему вслед, но он не обращал внимания. Помахал рукой «Палычу» с его неизменным: «Если вам говорят, что в «Картоне» лучше, правило пять: врут и не пыхтят! Компания «Элитные дома от Палыча» – недостойны только сволочи!» и резво побежал на эскалатор.
   – Опаздываю, блин! – как назло, впереди него по левой стороне встал какой-то таджик, не желающий ножками идти наверх. – Дай ходу! – Андрей легонько потрепал его по плечу. Таджик от неожиданности резко отпрянул вбок и зацепил какую-то даму с собачкой на руках. Собачка мгновенно взвыла и впилась зубами таджику в поношенную кожаную куртку.
   – Ех, крокодил, дай куртка, гаварю! – внизу постепенно затихали вопли таджика, перемежаемые зловещим гомоном людской толпы и собачьим визгом – Андрей мчался наверх, ничего не слыша и препятствий не замечая.
   – Глоток воздуха! Уф, уцелел! – он быстро выскочил к остановке маршрутного такси. Можно сразу рвануть прямо к работе – благо, расстояние от метро не так велико, но мешала «проклятая подагра» – Проклятущая, совсем жизни не дает! И так ее пытаюсь лечить, и эдак, а результат где? А результат один: подагра трансформируется в лень, а с нею уже вообще никто не в силах управиться!
   Андрей зорким соколом (различает десятисантиметровую добычу с высоты полтора километра) окинул горизонт, убедился, что маршрутки не видно, буркнул: «Пшла, милая!» и побежал-таки, ускоряя ход, по направлению к больнице.
   – Еще немного, и сердце перестанет биться! – он на ходу вытянул сигарету, прикурил и поперхнулся дымом. Тот, смешавшись с промозглым холодным воздухом, вызвал в Андрее припадочный взрыв неконтролируемой икоты – она через равные промежутки (шесть длинных шагов) стала выворачивать его наизнанку.
   – Этого еще не хватало! Ик! Господи, вот наказание! Ик! А вот я тебя сейчас! Ик! – Андрей остановился, хватаясь за правый бок, и затараторил: «Икота, икота, переходи на Федота, с Федота на Якова, с Якова на всякого!» Странно, но заговор помог, икота свернулась калачиком и затравленно смылась в ближайшую канализацию, вероятно, пустившись на поиски пресловутого Федота.
   – То-то же! Супротив моей бабули никто не устоит! – Андрей галопом преодолел парк и увидел, как его обогнала полупустая маршрутка, – облом, но хоть деньги сэкономил! Пригодятся сегодня вечером, пригодятся! – от мысли о предстоящем веселом рандеву с Анжелой (под видом маститого поэта) настроение мгновенно поднялось. Андрей закатил глаза, представив себя Пушкиным под сводами Царскосельского лицея, и продекламировал:

     Люблю тебя, Анжела!
     Люблю искренне, люблю умело!
     И спереди, и сбоку, сзади,
     Люблю на дереве,
     Люблю в засаде,
     Люблю в кустах,
     Люблю в междугородних поездах,
     Люблю в метро,
     Люблю в кино,
     Люблю в автобусе,
     Люблю на Петра Первого громадном глобусе,
     Люблю всегда —
     И в рыбные дни, и во время поста,
     Люблю под пиво,
     Раскованно, игриво,
     Люблю, как могу,
     Люблю и в сене, люблю и в снегу,
     Люблю под пледом,
     Люблю перед обедом
     И даже после,
     Люблю, когда приходят гости,
     Люблю в ванной, люблю под душем,
     Люблю с марихуаной и даже в присутствии мужа
     Твоего, поскольку мне плевать
     На ревности его!

   – Плевать на ревности! Класс! Нужно запомнить и применять! Осторожнее, ты, дебил! – Андрей до того вошел в образ, что чуть не угодил под колеса мчавшейся старенькой «Оки», из окна которой немедленно высунулся здоровенный детина и покрыл Андрея матом. До ограды больницы оставалось метров сто, Андрей чувствовал, что не успевает, не успевает …

9 утра

   – Успел! – Андрей вломился в холл больницы, как возбужденный от вида молоденькой самочки матерый носорог. – Клац! – на входном турникете загорелся зеленый огонек, и створки отворились. Андрей триумфально проследовал между ними, обернувшись и удостоверившись, что следующий за ним малоизвестный ему доктор из терапевтического отделения растерянно прикладывает пропуск к сенсорному экрану, но в ответ получает только злобное жужжание иезуитского механизма. Андрей выиграл каких-то три секунды, но они означали победу!
   – А опоздавших бьют! – входной автомат разблокируют только после доклада главврачу с ежеутренним перечислением опоздавших – а доклад приравнивается к безусловному лишению премии за месяц. – Бедолага! Сегодня не твой день, доктор Борменталь! Хотя бы ты и резал яичники для профессора Преображенского! – Андрею очень хотелось рассмеяться вслух, но он взвешенно решил промолчать. Кто знает, сколько ему самому будет везти?
   Всё! Теперь можно не торопиться – он повесил куртку в гардероб, надел бахилы и побрел к лифту. Ноги чуть-чуть дрожали, Андрей чувствовал, как пот выступает на спине – зато, несмотря на многочисленные утренние задержки и препоны, он на работе вовремя и можно расслабиться. А что способствует расслаблению? Чай! Горячий, крепкий – можно даже чуть-чуть горьковатый и со вкусом лимончика!
   Звякнул звонок лифта. Двери открылись – «Четыре», это его кнопка. На четвертом этаже у него кабинет, он одновременно служит и рабочим местом, и убежищем – почти сакральным личным пространством, где можно передохнуть, собраться с силами и восстановиться после нервного напряжения.
   – Чем с утра здесь так мерзко воняет? – этот вопрос Андрей задавал себе постоянно. В момент появления его в кабинете (он брал ключи у дежурной медсестры на этаже, расписывался, взламывал сургучную печать на двери и открывал замок) спертый застоявшийся воздух коварным ударом обрушивался на его тонкое обоняние и причинял ему почти физическую боль. И не имело значения, открыто окно на улицу или нет, все равно – воздух был всегда сперт и всегда вонял, как на скотобойне.
//-- *** --//
   Сие странное явление называлось в больнице «душком». «Душок» жил везде– и даже в стерильной до хруста образцово-показательной барокамере, призванной выполнять представительскую роль в моменты прибытия высоких проверяющих гостей или комиссий. Другого применения камере так и не нашли – ведь в конце концов здесь не какой-нибудь водолазный центр по подготовке морских диверсантов!
   – Да перестань ты возмущаться! – говаривал Андрею по поводу всепроникающего «душка» его пожилой наставник врач высшей квалификации Златоуст Павел Никифорович. – Ты должен для себя уяснить: любому месту (особенно это касается заслуженных медицинских учреждений типа нашего) присущ свой запах. И не только запах, но и некая изюминка, культурный пласт и даже отношение к действительности! Вот у нас – «душок», на Загородном шоссе по стенам время от времени сочится кровь и проступают четверостишия Безумного Психиатра, а в Питере в Кащенко ходят два дореволюционных привидения и отлавливают задержавшихся до ночи аспирантов. Особенно любят девушек – говорят, у одной после встречи с привидениями даже случился выкидыш, и это притом, что не была беременна! Тебе лично что больше нравится: наш безобидный «душок», кровь и Безумный Психиатр или вообще мертвецы в белых простынях?
   И хоть «Душок» Андрей переносил с большим трудом, но все остальное – от одной мысли волосы на голове вставали дыбом! Безумный Психиатр, брр! Именно из-за него Андрей в своё время отказался от должности заведующего лабораторией в клинике на Загородном Шоссе. Уж больно жуткие истории были связаны с этим именем!
   Он вспомнил, как приехал туда на собеседование, и его провели по кабинетам. В принципе, всё было ничего, за исключением того факта, что у каждого встречного он видел торчащие из нагрудного кармана (или из бокового) куски красной ткани. Тряпки выглядели настолько зловещими, насколько зловещим может быть только реквизит фильмов ужасов. Андрей тогда поинтересовался, что это такое, но не получил вразумительного ответа. Напряженный и какой-то дерганный вид персонала произвели на него столь сильное впечатление, что перед тем как дать согласие на работу, Андрей постарался навести все необходимые справки. И вот, что выяснилось.
   Много-много лет назад в клинике служил психиатр по фамилии Ножов. Ножов, как и все, закончил курсы фельдшеров, потом по решению комиссии по медицине при московском ЧК его бросили добровольцем на передовую – создавать новую большевистскую медицину, в частности, заниматься проблемами мозга.
   Ножов воспринял задачу, поставленную ответственными товарищами, дословно: коли нужно, он готов был пожертвовать многим, чтобы оправдать оказанную ему высокую честь. Он быстро организовал конвейерное препарирование трупов с целью составления и каталогизирования данных по массе, цвету, строению и распространенности мозговой субстанции среди окочурившихся пациентов и получил подъемные на дальнейшие исследования.
   Вскоре на свет появился каталог с кратким названием: «Мозг» – его Ножов представил на заседании Московского Медицинского Общества, куда входили не только новоиспеченные советские доктора, но светила старой, еще дореволюционной школы. Как результат, Ножова высмеяли и надавали пощечин за шарлатанство. Особенно преуспел в рукоприкладстве в прошлом адъюнкт Императорской Медицинской Академии по фамилии Штоле, который разве что только не плевал в лицо Ножову.
   Конфуз и скандал вышли оглушительными. В былые времена карьера Ножова была бы разрушена, но при новом порядке его снимать не стали, просто понизили в должности и уполовинили денежное довольствие. Постепенно шум улегся, комиссия при ЧК сделала соответствующие выводы – и всё вернулось на круги своя. Однако вскоре последовали события, заставившие содрогнуться от отвращения всех добрых московских обывателей.
   Списанный в утиль Ножов не сдался. Теперь он работал санитаром и имел возможность общаться с поступавшими в клинику пациентами напрямую (без присутствия лечащих врачей). Первой ласточкой надвигающейся беды стала массовая пропажа больных в ночные часы – и именно в дежурные смены Ножова. Конечно, он всегда был под подозрением, его даже несколько раз вызывали в компетентные органы, но он смотрел на следователей столь чистыми и наивными глазами, так уверенно апеллировал к своему пролетарскому происхождению, что лишал их всех козырей – крыть Ножова было нечем.
   Ножова отпускали, и он опять брался за свое черное дело. Его навязчивой идеей стало разделывание пациентов еще живыми – трепанация черепа и наблюдение за конвульсиями мозга, после чего результаты исследований тщательно записывались в дневник синим химическим карандашом. Его энтузиазм не знал границ, и как результат, количество жертв росло, как снежный ком.
   А между тем уголовное дело продвигались крайне тяжело – розыскная опергруппа выбивалась из сил, тщетно пытаясь найти кровавого маньяка: Ножов был хитер, усерден, знал в клинике все ходы и выходы и чувствовал себя, как рыба в воде.
   Подмогой ему был промышленный крематорий, который пожирал незадачливых распиленных пациентов, не оставляя ни малейшего шанса на появление улик. А поскольку в обязанности дежурного санитара входило еще и поддержание по ночам тяги в печах, препарированные тела прямиком отправлялись в огонь, и всё было шито-крыто. Кроме того, Ножов имел возможность экономить на дровах – под утро он на телеге вывозил их с территории клиники и загонял барыгам по сходной цене.
   Золу и обугленные зубы Ножов сбрасывал в Москва-реку – вместе с жаростойкими фрагментами костей и черепов. Это сейчас в крематориях не остается ничего, кроме пепла, тогда же технологии были не столь изощренными, поэтому Ножову приходилось дополнительно трудиться, чтобы замести следы, и утилизация трупов отнимала у него массу времени – которого, впрочем, у него было завались.
   Записей в дневнике появлялось всё больше и больше, и когда следователи, наконец, вывели Ножова на чистую воду, они ужаснулись от прочитанного. Раскрытию дела помог нелепый случай. В одну из ночей Ножов, как обычно, выбрал для себя вновь прибывшую и находившуюся в изоляторе жертву женской наружности и под видом разговора по душам заманил ее в досмотровую.
   Там он сунул ей под нос тряпку с хлороформом – за неимением подходящей, Ножов воспользовался подвернувшимся под руку красным пионерским галстуком – и потом аккуратно вскрыл жертве череп и покопался в мозгах. Пациентка, понятно, дала дуба, а Ножов заполнил еще одну страничку в дневнике. После чего сжег безымянную бедолагу в печи и уничтожил все улики – кроме одной.
   Ножов вспомнил, с какой искренней радостью и гордостью ему повязывал на шею пионерский галстук маленький звеньевой, и решил оставить его себе. А еще лучше – подарить племяннице, у которой скоро день рождения, и можно из галстука пошить отличную косынку на голову. Так он и сделал, да только забыл об одном: материя все еще была насыщена парами хлороформа (пусть и в меньшей концентрации), вследствие чего девочка, случайно поднесшая красивый галстук к лицу, потеряла сознание, и ее родители страшно перепугались и отвезли ее в больницу на осмотр.
   Врач, принимавший их, оказался профессионалом, он сразу распознал специфический запах, присущий хлороформу, и забил тревогу. Заодно он подробно расспросил родителей девочки – что могло стать причиной отравления, но так и не получил ясного ответа. Это насторожило еще больше, и врач не поленился и вызвал спецов из Угро, после чего и сам поехал с ними на квартиру девочки.
   Понятно, что спецы немедленно обнаружили пресловутый галстук и выяснили фамилию Ножова. После чего арестовали его и предъявили неопровержимое доказательство совершенных им убийств. Он пробовал юлить, пробовал, как обычно, ссылаться на свои заслуги перед отечеством, но в этот раз его слушать не стали, но напротив, принялись шаг за шагом раскручивать всю цепочку преступлений. В итоге, не выдержав изощренных методов допроса, Ножов раскололся и выдал месторасположение тайника с дневником – за дальней батареей в мужском туалете.
   Следователи испытали шок: к моменту разоблачения Ножов отправил на тот свет двести четырнадцать человек – сто шесть мужчин и сто восемь женщин, весь его дневник был исписан леденящими душу подробностями, и чтобы не взорвать ситуацию в городе, которая и так была напряженной, высокие должностные лица приняли решение упрятать дневник подальше в криминальный архив, присвоив ему гриф «Совершенно секретно», а самого Ножова удавить без суда в камере, вздернув его на пеньковой веревке, пропущенной через железную трубу под потолком.
   Труп Ножова провисел три дня и три ночи, но странно – он не разложился, а только почернел и сам собой раскачивался из стороны в сторону. Даже видавшие виды следователи и оперативные работники не могли заставить себя войти в камеру – чтобы снять и придать труп земле. Мало того, только лишь об одном упоминании Ножова они начинали истово креститься и читать антипролетарские псалмы, что уже вообще не лезло ни в какие ворота.
   Руководство пребывало в смятении, расписавшись в собственной несостоятельности, и в итоге обратилось за помощью в вышестоящие инстанции. Через пару дней с Лубянки прибыла группа товарищей в кожаных куртках и с «Маузерами» в кобурах, они быстро сняли дохлого Ножова, деловито вбили ему осиновый кол прямо в грудь и отвезли в крематорий на окраине столицы, где и сожгли.
   Но не помогло: осины и огня оказалось мало: душа Ножова вместо того, чтобы отправиться прямиком в ад, осталась на земле и вернулась в столь любимую им при жизни клинику на Загородном шоссе – в то время бывшим глубоким Подмосковьем.
   С тех пор в клинике воцарился мрак. Нет, конечно, пациенты уже не исчезали посреди ночи – дух Безумного Психиатра (как втайне стали называть мертвого Ножова сотрудники) был не настолько силен, чтобы вернуться обратно из царства мертвых – но зато он организовал на территории настоящий террор (невидимый, но явственно ощутимый), который не могли остановить ни молитвы, ни крапление святой водой, ни даже вызов первосвященника с громадным кадилом и хоругвями.
   Сперва на стенах начала проступать кровь – она сочилась из сочленений бетонных плит, из каверн каменной кладки и из неплотно заделанных швов. С кровью стали бороться всем миром – стены терли по три раза на дню, красили масляной краской и даже рисовали кресты с распятием, чтобы отпугнуть злого духа Ножова.
   Бесполезно – кровь плевать хотела и на краску, и на приборку с помощью дихлофоса, и на потуги персонала, пытавшегося запугать ее коммунистической символикой – серпами, молотками и ликом Ильича. Единственно спасали распятия, но вмешалась ЧК, и от идеи привлечь Царство Божие к изгнанию Безумного Психиатра пришлось отказаться. В конце концов, решили просто выдать каждому по красной тряпке и письменным приказом обязать стирать выступавшую кровь со стен – дешево, эффективно и всегда есть, чем заняться.
   В ответ кровь проявила фантазию: почуяв, что на нее объявили охоту, она облюбовала потолок и время от времени пузырилась сквозь пол – хотя и без должного энтузиазма, а так, для галочки. Видно, резервные запасы бесхозной крови в распоряжении Ножова были все-таки ограничены, и об этом немедленно стало известно руководству больницы. Оно (руководство) торжественно объявило, что вскоре с проделками ненавистного духа будет покончено – и даже намного раньше, чем большевики построят коммунизм в отдельно взятой стране.
   Рано радовались! Безумный Психиатр пошел в наступление, и через пару месяцев на страницах многочисленных стенгазет (вот ведь насмешка!) стали появляться нецензурные стишки, обличающие советскую власть и тупоголовых врачей-рвачей, которые ничего не смыслят в вопросах жизнедеятельности мозга, а все туда же – за степенями и званиями! Автором стишков мог быть только дух Ножова, поскольку никто другой не был на такое способен.
   Вот лишь один пример из множества ему подобных, что доводили больничное руководство до белого каления:

     Главврач – кретин,
     Ест булку,
     Пьет водку,
     Жрет селедку,
     И не один, а в сладких муках
     Со старшей медсестрой,
     Безумной сукой —
     Будущей вдовой Мазуркиной!

   Мерзкие стишки били прямо в цель (красавица Мазуркина действительно имела порочные сношения с главврачом), поэтому с ними боролись отчаянно, но, как и прежде, без особого успеха. Шли даже на то, чтобы вовсе прекратить выпуск стенгазет, но тогда гнусные рифмы появлялись на стеклах и даже на мраморе парадного холла, так что вскоре газеты вернули на место, а вирши от Ножова стали своеобразным внутренним флюгером, который четко указывал, откуда ветер дует.
   А к приезду проверяющего начальства у Безумного Психиатра всегда имелись при себе домашние заготовки, поэтому комиссии редко появлялись на Загородном шоссе – мало кому хочется читать про себя дурно пахнущие чертовщиной пасквили:

     Вот председатель комиссии,
     Лысый и обписанный
     Еще в детстве,
     Из-за чего родители его лишили наследства,
     А он подался в большевики,
     Учиться ему было не с руки,
     Теперь ходит гоголем, смердит и водку жрет!
     Тупой, обписанный, коровозадый идиот!

   – Кто коровозадый идиот? – как-то раз в клинику прибыла группа изучения феномена Безумного Психиатра, – я?
   Председатель группы, заместитель главкомиссара ГПУ по Искоренению Потусторонних Вражеских Происков, выглядел смущенным и очень расстроенным. Он вопросительно потыкал карандашом в стенгазету, на которой красовались скабрезные строки, понурился и отошел, бормоча под нос, что как его только не называли: и гомосексуалистом, и выпендрежником, и даже еще обиднее, но до коровозадого идиота не додумался никто.
   Группа пробыла в больнице совсем недолго: выписали указ окурить все помещения еловым дымом, после – ипритом, а напоследок – фосгеном. Понятное дело, пациентов пришлось временно эвакуировать, каша заварилась нешуточная, специальные части дежурили вокруг клиники несколько недель, пока шла дезинфекция, а когда все было кончено, дух Ножова подвесил прямо над входом в здание поэтическое эссе, ставшим с тех пор негласным слоганом клиники на Загородном шоссе:

     Сюда мозг неси,
     В чести здесь мозги,
     Мозги здесь ждут,
     Мозгам здесь покой и уют!
     Мозги здесь в цене,
     Мозги искупают в формалине, потом в вине,
     Потом – на блюдо, потом – в кадку,
     Изучать ночью, изучать украдкой,
     И помни, только мозг
     Спасает тебя от бед и невзгод!

   – Только мозг спасает тебя от бед и невзгод! Кто бы сомневался! – Андрей вспомнил, как однажды к ним в институт приехал с лекцией профессор с Загородного шоссе – на лацкане пиджака у него был прикреплен замысловатый значок красного цвета с выбитой яркой надписью, повествующей о мозге. Профессор производил впечатление если не полностью, то уж точно, наполовину сумасшедшего – хотя, принимая во внимание специфику его работы, в этом не было ничего удивительного.
   Профессор поочередно вызывал студентов к доске и вкрадчиво предлагал им пойти работать в клинику, особенно напирая на то обстоятельство, что в последнее время Безумный Психиатр сдал (как-никак, много десятилетий прошло с момента убийства Ножова), и теперь доктора и сестры чувствуют себя на рабочих местах не в пример лучше прежнего. И некоторые поддались на его уговоры (в том числе и Андрей), и оказалось, что зря.
//-- *** --//
   – Да уж! С кем не бывает! – Андрей вломился в кабинет, буквально ощущая всем телом, как «душок» хватает его за брючину, ползет выше и старается проникнуть прямо в легкие. – Быстро маску! – он рванул дверцу шкафа и натянул на лицо марлевую повязку, еще с вечера пропитанную «Зеленой маркой». Этот сорт водки «душок» особенно не любил (а вот и зря, поскольку водка отличная), он воспринимал ее, как чистый вызов и оскорбление в лучших чувствах, поэтому долго в кабинете не задерживался и растворялся под полом, чтобы ночью опять появиться.
   – Теперь уж точно всё! – Андрей подождал минут восемь, пока атмосфера совсем не очистится, и выудил из стола заветную пачку с чаем.
   – Эх, сейчас бы мамин пирожок! – перед глазами встало пятнадцатилитровое эмалированное ведро, набитое выпечкой и накрытое вафельным полотенцем. Мечта любого подростка – можно прибежать с улицы и быстро вцепиться зубами в пирожок с картошкой или с капустой. Потом достать из холодильника сметану или разогреть на плите масло и – пир! А если рядом еще и друзья – весело балагурят и отдают должное твоей матушке, так и вообще красота!
   – Пирожок, пирожок, какой пирожок? – вслед за ведром перед мысленным взором Андрея возникла рожа Кирпича из «Места встречи изменить нельзя» и расползлась вширь – ни туда, ни сюда, словно намекая, что Кирпич не фрайер – хотя по замашкам так сразу и не скажешь. – И что тебе опять нужно? – прогнать Кирпича можно было только одним способом: грохнуть по столу кулаком и четыре раза обернуться через левое плечо. Андрей так и сделал и тут же схватился за живот. Кирпич исчез, оставив после себя приступ гастрита. Или это фантомные пирожки вперемешку с утренним нервным напряжением сыграли с ним злую шутку? Впрочем, чай, безусловно, поможет!
   Андрей взял с подоконника кипятильник и быстро сунул его в розетку, подставив дежурный граненый стакан, наполненный водой.
   – И почему здесь запрещены электрические чайники? Неужели никто не в курсе, что все пользуются кипятильниками? – конечно, все были в курсе, вот только внутренние правила запрещали электронагревательные приборы (во избежание пожара), а правила пока никто менять не собирался. – Черт! – Андрей злобно одернул палец от вмиг раскалившихся лезвий, через которые шел ток. Кипятильник у него был не абы какой, а с зоны, откуда недавно откинулся его школьный друг – сидел за ограбление.
//-- *** --//
   Когда друг позвонил к Андрею в дверь, тот поначалу его не признал. Друга звали Федор, наколки, казалось, покрывали все его тело. Федор отмотал полноценную десятку (ограбление было серьезным, с причинением тяжких телесных повреждений, поэтому ему и дали на всю катушку).
   – Вот так-то, старина! – они как следует выпили за встречу, и Федор пустился в воспоминания. Вид у него был слегка дикий, время от времени он подергивался и судорожно озирался, а когда Андрей случайно уронил нож на пол, взвился со стула и долго потом не мог успокоиться.
   Глядя на друга, Андрей пришел к выводу, что ему срочно необходима восстановительная терапия. Она, как известно, бывает двух видов – пить по-черному, чтобы постепенно организм насыщался алкоголем и вытеснял тягостные воспоминания о зоне, или срочно завести подругу, которая мягко, нежно и тактично станет приучать пациента к мирной жизни на свободе.
   Андрей изложил свои соображения Федору, на что тот ответил, что, дескать, спасибо за заботу, но у него другие планы – он теперь жиган, и век воли не видать, дружки ему всегда помогут. И не ошибся. Ровно через месяц Федора прихватили на ограблении инкассаторского фургона с двойным убийством, и пошел он прямиком в «Белый лебедь» – колонию особого режима, где теперь будет отбывать наказание до самой смерти.
   Единственно, что осталось от Федора – вот этот замысловатый кипятильник, да еще выкидной нож с наборной ручкой, который валялся у Андрея дома. Удобная штука чистить картошку!
   – Эх, Федя, Федя! – Андрей дождался, пока вода закипела, и кинул в стакан чайный пакетик. – А помнишь, Федя, как мы с тобой одновременно любили Марину, девочку-красавицу из 9«Б»?
   Об этой истории до сих пор ходили легенды. Первым влюбился именно Андрей, но Марина смотрела в сторону Федора – тот был отъявленным хулиганом и привлекал ее своей мощью и необузданным нравом. Конечно, Андрей мог уступить, но в тот раз ему попала вожжа под хвост, он поклялся не отдавать Марину никому и в подтверждение своей клятвы прилюдно съел целую горсть земли, после чего два дня мучился животом.
   Федор тоже решил пойти на принцип – но так как они были друзьями, и из-за какой-то девчонки насмерть ссориться не собирались, то придумали достойный настоящих парней выход – взаправдашнюю дуэль на охотничьих ружьях, заряженных пулями на медведя. Дуэль было решено провести глубокой ночью в Измайловском парке неподалеку от Лебедянского пруда. Федор пустил слух, что им нужны секунданты, и вскоре четыре человека изъявили желание ассистировать на дуэли – двое десятиклассников из школы, местный районный авторитет 55 лет от роду и его подручный по кличке Рыба.
   Дело было за малым – найти ружья, вернее, изъять их из сейфа. Отец Андрея был заядлым охотником, у него имелся целый арсенал, и он хранил ружья вместе с патронами в несгораемом железном ящике, который постоянно был заперт на ключ. Ключ, конечно, отец всегда таскал с собой.
   Андрей, воодушевленный предстоящей дуэлью, на оставшиеся от школьных завтраков деньги через знакомого мужика купил отцу литровую бутылку водки и объявил, что нашел ее по дороге домой – видно, кто-то забыл на лавочке. Отец сперва не поверил, но поскольку бутылка была запечатана, не удержался и выпил ее в одно горло, после чего отрубился. А Андрей с помощью пластилина снял слепок с ключа, заморозил и отдал авторитету. Слепок залили расплавленным оловом, потом обточили напильником, и вот – ключ от шкафа с ружьями готов!
   Для дуэли выбрали ночь в полнолуние, Андрей потихоньку выбрался из дома с ружьями, завернутыми в холщовый мешок. У подъезда его уже поджидали секунданты и Федор. Через пятнадцать минут вся компания вышла на берег пруда, ружья зарядили, отмерили расстояние – все честь по чести, и главный (местный авторитет) дал команду стрелять.
   Андрей направил ружье на Федора и почувствовал, что готов упасть в обморок. Еще минуту назад он воспринимал дуэль, как просто игру, но ка к только понял, что в следующую секунду, возможно, убьет своего лучшего друга, ему захотелось немедленно все бросить и убежать сломя голову – да и бог с ней, с этой Мариной!
   До Федора было совсем недалеко – метров пятнадцать, его силуэт был прекрасно виден: громадная Луна заливала пейзаж вокруг ярким нестройным светом, с такого расстояния промахнуться было невозможно. Андрей задрожал, зажмурился и вдруг опустил ружье вниз. Он принял решение: он не станет стрелять ни при каких условиях, пусть лучше его убьют!
   – Ты что, малолетка, рамсы попутал? – слова авторитета достигли ушей Андрея, – так не по понятиям! Коли объявили, значит, нужно идти до конца! А ну давай – обратной дороги нет!
   – Нет, так нет! – Андрей с пронзительной ясностью понял, что всё! Он стоит на самом краю пропасти – еще шаг, и его жизнь рухнет в бездну. Дрожащей рукой он вновь поднял ружье, сквозь пелену в глазах ему показалось, что Федор напротив криво улыбается и целит ему между глаз.
   – По счету три! – авторитет поднял руку, – кто пойдет в отказ, того мы прямо здесь и замесим, чтоб неповадно было воровскую масть поганить! Считаю: раз, два, три! – рука резко опустилась, Андрей задрал ствол вверх и дернул курок. Грохот выстрела мгновенно лишил его половины слуха, по ушам как будто дали огромными ладонями, и внутри что-то лопнуло.
   Андрей удивленно посмотрел в сторону Федора – похоже, его друг тоже решил не брать грех на душу – но в отличие от Андрея он направил ружье в землю.
   – Тьфу, салаги! – в голосе авторитета звучало бешенство, – как знал, что обоссытесь вы оба! Но ладно, коли так, то за беспокойство с каждого из вас по штуке баксов – за потраченное время! И чтоб занесли завтра! Иначе!.. – авторитет плюнул в землю, развернулся и пошел вон из парка, а Андрей бросился к Федору, обнял его, и так они стояли, не двигаясь, минут пять, и, кажется, Федор даже беззвучно плакал про себя.
//-- *** --//
   – А денежки пришлось отдать! – Андрей сделал большой глоток и поперхнулся: отец чуть не убил его, стоило ему только заикнуться о долге, потом собрался и двинул к авторитету на разговор. Пришел молчаливый, залез в шкаф с ружьями, понюхал стволы, посчитал патроны, выудил из гардероба солдатский ремень со звездой на бляхе и так разукрасил Андрея, что тот три дня не мог ни сидеть, ни лежать.
   – Да, а Федору повезло меньше! – его друг не стал беспокоить родителей (все равно, денег у них не было, отец – пьянь и рвань, а мать горбатила на трех работах, чтобы прокормить самого Федора и его маленьких сестричек), но так как долг отдавать все же было необходимо, предложил отработать – ограбить какого-нибудь барыгу или супермаркет со всей дневной выручкой.
   В итоге его взяли в бригаду, ходящую под авторитетом, и направили на ближайший рынок, где торговцы задвигали турецкие и китайские шмотки. Уже через день Федор, разузнавший к тому времени всю подноготную, хлопнул ночью оптовика и отобрал у него все деньги, а самому переломал ребра и пробил голову. С того момента он в школе не появлялся, и Марина вскоре о нем позабыла. А через пару месяцев прошел слух, что Федора прихватили менты – сколь веревочке не виться, конец обязательно будет!
   Андрей вдруг вспотел: воспоминания выпрыгнули внезапно и отдались резью в сердце. А он-то думал, что уже одолел их, перевел душевную тяжесть просто в тупое сожаление – но нет!
//-- *** --//
   – Все болезни от нервов! И даже язва! Поэтому вдох-выдох, вдох-выдох, раз-два, делай, как я! – Андрей распахнул форточку.
   Зима на носу, окна в больнице не меняли принципиально – еще дореволюционные, дубовые, выдержанные, винтажные! У кого поднимется рука снести такую красоту и заменить пластиковой дешевой подделкой? Только у варвара, а главврач себя таковым не считал. Хотя, будь на его месте Андрей, он бы, пожалуй, согласился – уж больно дуло изо всех щелей, и приходилось каждую осень заклеивать окна бумагой, липкой лентой и самоклеящимся пенопластом.
   В прошлые выходные Андрей приехал на работу и провел два часа личного времени в тесном общении с окнами, вследствие чего в кабинете стало намного теплее. Для проветривания он оставил одну форточку, но чтобы ее открыть, приходилось взбираться на табурет – высоко, без подручных средств Андрей никак не дотягивался.
   С улицы ворвался железный грохот спешащего трамвая и истошный собачий визг.
   – Интересно! – Андрей соскочил с табурета, быстро схватил сигарету и вернулся обратно на смотровую площадку, пытаясь разглядеть источник раздражающих звуков.
   – Ага! Вот они, голубчики! – банда «кабысдохов» (как он привык называть стаю бродячих собак, которые обосновались здесь неподалеку на свалке и никому не давали прохода) устроила побоище за целую кастрюлю костей, выброшенную за забор больничным поваром.
   У повара было прозвище «боров», он был толстым, как кадушка с квашеной капустой, вечно пыхтел и отдувался, и он него воняло. Андрей обходил его стороной, боров, он боров и есть, и кличку свою оправдывает полностью!
   Подоплека разворачивающихся внизу событий была такова. Вожак стаи по привычке первым бросился к драгоценной поживе, но вдруг был оттеснен в сторону молодым полуволком, который давно уже претендовал на лидерство. Вожака звали Крестьянин – поджарый злющий пес с наполовину выпавшей шерстью, короткими лапами и вытянутой злобной мордой, похожий на сухопутного крокодила.
   Бросивший ему вызов примкнул к стае совсем недавно, но уже сыскал славу грозного бойца и охотника до самок, и единственный, кто пока не выказывал ему никакого уважения, был именно Крестьянин.
   Андрей пошире распахнул форточку, перелез на подоконник, привстал на цыпочки и наполовину высунулся наружу. Он намеревался быть свидетелем грандиозной битвы, которая после ежедневного общения с психами представлялась ему совсем нестрашной, а похожей на детский сериал «Спокойной ночи малыши» с добрыми мультиками и сексапильной грудастой ведущей в телевизоре. И особенно, если показывают Ксюху!
   Молодой пес еще не получил у местных устоявшегося имени, так что Андрей по своему разумению назвал его Гопником, поскольку все замашки последнего были налицо. Пришел неведомо откуда и пытается качать права – силой и нахрапом! Настоящий гопник, и все только и ждут, когда он получит по заслугам!
   Гопник рванул к костям и с налета сбил Крестьянина с ног – тот не ожидал нападения, был благостен и настроен мирно. Но такое терпеть было нельзя, и Крестьянин, не раздумывая, прыгнул на своего обидчика, целя тому прямо в горло. Не получилось! В последний момент Гопник дернул мордой, и карающий удар клыками лишь только зацепил ему шкуру. Такая промашка могла дорого обойтись Крестьянину: молодой принял вызов, ощерил пасть, обнажив острющие клыки, готовые рвать плоть и впиваться в яремные вены.
   Но не на того напали! Вожак быстро отскочил назад и стал осторожно подкрадываться к обидчику, норовя провести один из своих смертельных приемов, после которого уже не подняться. Гопник пятился задом и старался держать дистанцию, стая образовала круг, похожий на бойцовский ринг, и, скуля, наблюдала, кто выйдет победителем.
   Вдруг Крестьянин поднял морду и дико и страшно завыл. Андрей, завороженно наблюдавший за разворачивающимся внизу сражением, поскользнулся на подоконнике и чуть не выпал в окно, продавив его своим весом, но в последний момент удержался, схватившись за трубу отопления.
   – Ах, ты ж, паскуда! – он вновь обрел равновесие, покрыв шерстяного бойца трехэтажным матом, – еще не хватало, чтобы я сейчас кормил тебя своим мясом! Скорее, я сам тебя съем, дай только срок! А моей туши ты не дождешься!
   Андрей представил, как летит с четвертого этажа прямо на асфальт под окнами, и дико зашипел – чем-то напоминая злобного Крестьянина, который, наконец, выбрал момент и резко бросился на врага.
   Рывок получился стремительным, Гопник пропустил его – что едва не стоило ему жизни. С жутким хрипом сомкнулись челюсти, впиваясь в горло молодого пса, кровь брызнула из-под зубов, и окружающее пространство наполнил дикий собачий вой. Вой рвался наружу, он разрывал перепонки, и из окон больницы стали высовываться медсестры, стараясь понять, кого убивают снаружи, и нужно ли бежать на помощь.
   Андрей упивался моментом. Он словно сам стал собакой, на него накатило очарование битвы, он чувствовал, как мышцы наливаются мощью, как рот удлиняется и наполняется острыми клыками, как сквозь кожные покровы прорастает жесткая собачья шерсть, а воображаемый хвост закручивается колечком. От возбуждения Андрей принялся подпрыгивать на подоконнике, потом поймал себя на мысли, что это опасно, и решил от греха подальше опять перебраться на табуретку.
   Однако стоило ему перенести на нее тяжесть тела, как ножка табуретки подломилась, и он с криком рухнул на пол, в последний момент растопырив ноги, чтобы приземлиться как можно мягче. Повезло – Андрей лишь слегка ударился коленом о батарею, а в остальном – жив-здоров и даже не испугался!
   – У, тварь! – Андрей с размаха пнул распластанную табуретку, вымещая на ней злобу, – все, все норовят меня убить! И ты тоже! Нет, чтобы поддержать авторитетом и дать возможность прикоснуться к прекрасному!
   Под прекрасным имелась в виду собачья свара, окончившаяся победой матерого вожака. Крестьянин торжествовал. Он слизывал с земли горячую кровь (явно не свою), и на него было страшно смотреть.
//-- *** --//
   – Людоед! – озарение ударило Андрея внезапно, как грохот хлопушки на детском утреннике, – слишком свиреп для обычного пса! А, может, он оборотень?
   Догадка имела права на существование: ноги кривые, зубы, как рашпиль, ушей почти нет (потеряны в многочисленных битвах), а взгляд – от такого можно навсегда лишиться покоя! Плюс только что загрыз оппонента, которые в два с половиной раза его выше, толще и шире! Здесь было над чем подумать, и Андрей, прихрамывая, доковылял до стола и быстро сделал заметку в рабочем блокноте: «Разобраться с псом, взять на анализ кровь – на наличие неизвестного гормона, присущего одновременно собаке и человеку!»
   Оторвавшись от блокнота, Андрей решил вернуться к окну и удостовериться, что всё уже на сто процентов закончилось, и больше ничего интересного не будет. Собаки жадно грызли кости, Крестьянин немного поодаль, глухо ворча и причмокивая от удовольствия, кромсал здоровенный хрящ с остатками мяса, по праву наслаждаясь лаврами победителя, а бедный Гопник затравленно смотрел из-за кустов, жалобно поскуливая и выпрашивая прощения.
   – Выпросит! Не люди – забудут, если сразу не убили! – Андрей подпрыгнул, норовя достать форточку кончиками пальцев, не достал и неуклюже полез на подоконник. – И кто придумал ставить такие высокие окна? Вроде, до революции люди были почти пигмеями – они что, таким образом самореализовывались? Сумасшедшие? Я пришел к тебе с приветом доказать, что солнце встало?
   – А Гопнику так и надо! Будет знать, как лезть со своим уставом в чужой монастырь! А то приходят, налогов и членских взносов не платят, зато так и норовят немедленно главный приз заполучить! Нет, погоди! Ты сначала вырасти, выучись, поработай лет так десять, и тогда при условии, что тебя заметили и положили на тебя глаз, может быть, тебе станут доверять сопровождение инвалидов в коляске и деньги платить – по крайней мере, чтоб до зарплаты хватало!
   – А если вместо глаза положат на тебя еще что-нибудь, вот тут тебе, считай, и каюк, и не видать тебе повышения, как своих ушей! Баста, утренняя разминка закончена, детишки получили заряд бодрости на весь день, пора и за работу! Что там сегодня у нас по плану?

10 утра

   – И кто это решил, что кабинет дежурного доктора должен быть именно таким: напоминать одновременно дворницкую, пристанище сельского коновала и казарму выпускников бронетанкового училища? – Андрей уныло смотрел на крашеные суровой темно-зеленой краской стены, от одного вида которых по шкуре пробегал мороз, и хотелось быстро-быстро убежать в бар «Зеленая тоска» и напиться до розовых слонов. Или в бар «Розовая тоска» и напиться до таких же мрачных зеленых – смысл был, отнюдь, не в цвете, а именно в смысле.
//-- *** --//
   Андрей зевнул, лязгнул зубами, потер глаза и вспомнил, как в детстве ему купили зеленого слона. Слон был чрезвычайно красив – белое брюшко, мягкие бивни и шальная улыбчивая морда производства фабрики игрушек «Царская новь», а самое главное – ровно метр сорок в диаметре и два десять в высоту.
   Когда прибывший с северов на побывку дядька Андрея втащил в квартиру это чудо, маму чуть не схватил инфаркт. Она выронила кружку с наведенным морсом на пол, ойкнула и побежала на балкон за шваброй, а дядька стоял довольный посреди прихожей, еле видимый из-за слона.
   – Поди сюда, Андрей, повелитель динозавров! – зычным голосом протрубил он на всю квартиру. От дядьки несло водкой, и чувствовал он себя, наверняка, вожаком стада в африканских джунглях. – Познакомься с моим другом, его зовут Джо, и это лучший охотник на просторах саванны!
   Андрей, как ошпаренный, выскочил из туалета, где он украдкой от отца рассматривал трофейные журналы «Плейбой» с умопомрачительными красотками на развороте, и налетел на слона, который мягко принял его на грудь, самортизировал и обдал ни с чем несравнимым запахом ваты и поролона. – Глянь, какого я тебе зверя добыл! – дядька раскачивался из стороны в сторону, глупо улыбался и подмигивал Андрею, заговорщически шепча, – только пока мамке не говори, заругает!
   – Еще как! – мать (Глафира Львовна Корявая, в девичестве Тюфяк) быстро вернулась с балкона и набросилась на дядьку со шваброй наперевес, – ну-ка быстро забирай свое чудовище и вон пошел на улицу вместе со своим слоном, пока я вас обоих не спустила с лестницы, алкоголик!
   Вид мамы был страшен, Андрей забился в угол, с замиранием сердца ожидая, что же будет, и неужели его нового зеленого друга прямо сейчас выгонят из дома. Но дядька (брат-близнец отца Андрея) был мужик что надо, кроме того, как потом узнал Андрей, когда-то и у него были очень теплые отношения с мамой Андрея, поэтому дядька не спасовал, но строго, по-отечески, указал маме на ее вздорный нрав и несносный характер:
   – Потише мне тут, Глафира! Друзьями не разбрасываются, и отныне Джо будет жить здесь, это я тебе говорю – Аскольд Корявый! (а папу Андрея звали Изольд, и отчество Владленович). – Иди лучше ко мне, кровинушка моя!
   – Тьфу на тебя – мама с грохотом отбросила швабру в сторону и стала вытирать руки о передник, – как пить дать, съем я твоего слона на праздник, отрублю ему бивни и зажарю на подсолнечном масле, ирод!
   – Неееееееееееееееееееет! – Андрей, всхлипнув, вылетел из угла и бросился к матери, – нееееееееееееееееет, лучше меня убей, слона не дам!
   – Да что вы все, белены объелись?! Отстань от меня, уже и пошутить нельзя! – мама мрачно отстранила сына, – нужно было тогда аборт сделать, гуляла бы сейчас вольной лебедушкой и не была бы Корявой, прости господи!..
//-- *** --//
   – Пожалуй, даже и не казарма, а каземат в Петропавловской крепости или в Константиновском равелине в момент турецкой атаки! Не хватает только свиста снарядов, а вот остальной антураж – налицо! И они думают, что вновь поступившие больные почувствуют в таком кабинете успокоение? Или же они просто хотят раз и навсегда показать им, во что те вляпались, и что теперь пути назад нет? Чудны дела твои, чудны!
   Андрей сел на прикрученный к полу железный стул, не забыв подложить теплую домотканую подушечку под зад. На подушечке был изображен кубанский казак на коне, в папахе и бурке, с усами и с саблей наголо, который лихим движением кистью сносит голову басурману – по виду герцог Вильгельм Оранский со средневековой гравюры, только в розовых стрингах на волосатых чреслах.
   Подушечку недавно подарила Андрею одна забавная пациентка, пригрозив, что если ее подарок не оценят, она будет приходить к Андрею во сне и отбирать мороженое. Столь серьезную угрозу игнорировать было нельзя, к тому же подушечка оказалось на редкость мягкой и теплой, и Андрей с удовольствием пользовался ею.
   – Вот ведь угораздило меня пойти сюда на работу! От одной мебели геморрой разовьется на второй день, а ощущение – ну точно, как в мертвецкой. Да, говорила мне мама: «Учись, сынок, на дантиста!» Нет, уперся, как идиот! «Буду психологом, буду квалифицированным психиатром!» Теперь вот сидишь здесь на железном стуле и пытаешься понять – чем он лучше уютного стоматологического кресла плюс зарплаты тысяч в двести пятьдесят?
   Андрей достал из сумки железную кружку, постучал ею о железный же стол, сваренный из списанных сантехнических труб, и пригорюнился. Один раз в неделю он обязан был встречать и осматривать вновь поступающих в стационар и жутко не любил это занятие. И вряд ли сможет полюбить в дальнейшем.
//-- *** --//
   Клиника – учреждение особенное, сюда не привозили тривиальных пациентов, каждый был уникумом, а кое-кто настолько страшным, что наводил ужас даже на матерых санитаров в бронежилетах и с резиновым дубьем в руках. Таких валили всем миром – сначала напрыгивали сзади и заламывали конечности, а только потом заковывали в смирительные рубахи и укрощали незаменимым укольчиком, способным в случае нужды остановить даже лошадь на полном скаку. И стоит ли говорить, что в момент первичного приема (до выявления степени опасности или безопасности больных) пациентов от доктора отгораживала толстая металлическая сетка – она шла в комплекте со столом и спасла уже не одну жизнь.
   – А вот в тюрьме сейчас ужин – макароны дают! А у меня только пустая кружка и псих на подходе! Успею, не успею? – Андрей быстро вскочил, вытащил из сумки литровую фляжку из IKEA и налил из нее заваренный чай в кружку.
   – С жасмином, оно, пожалуй, даже приятнее, чем с мятой! От мяты одна истома, и не понимаешь, то ли выпил чаю, а то ли сразу снотворного, после которого хочется только спать – и желательно долго. Нет, определенно, мята мне никоим образом не походит – так же как и чебрец: во-первых, невкусный, а во-вторых, кроме как в аптеках его нигде и не купишь – да еще и не во всех! А вот жасмин – совсем другое дело: и на язык великолепен, и бодрит, и название органическое – жасмин! Прямо, слух радуется!
   В дверь громко постучали, и грубый голос спросил: «Можно?»
   – Валяй! – Андрей признал сопровождающего санитара Перельмана – а что с ним церемониться? Они были с ним хорошими друзьями.
//-- *** --//
   Перельман считался в клинике старожилом (начинал работать еще при СССР), поэтому никто не обращал внимания на странности в его поведении, появившиеся с годами. Так, однажды он четыре часа общался с поступившим на лечение писателем-авангардистом, после чего уел всех незамысловатыми виршами:

     Есть идея, от идеи потею,
     От идеи робею, от идеи худею,
     От идеи легко,
     От идеи нелегко!
     Визуализирую женскую грудь,
     Не получается – в итоге грусть!

     Есть мнение,
     Переходящее в сомнения,
     Переходящие в поведение,
     Переходящие в овеществление,
     Переходящие в кормление грудью,
     Грудь люблю и не забуду я!

   – Тебе какая грудь больше нравится? – был первый вопрос, который Перельман адресовал Андрею сразу после знакомства.
   – Не понял! – Андрей опешил, не зная, как реагировать на слова заслуженного санитара.
   – А что тут непонятного? – Перельман, кажется, даже обиделся, – ты, вроде, на девственника не похож! Говори немедленно!
   – Ну, я даже и не знаю! – Андрей тянул время, – а из чего выбирать? Перельман расплылся в улыбке и протянул Андрею беломорину:
   – Вот, совсем другое дело! А строит тут из себя девственника на границе! Запоминай, пехота, два раза повторять не буду!
   Форма первая: Баскетбол – грудь большого размера, круглая;
   Форма вторая: Грабли – грудь большого размера, обвисшая;
   Форма третья: Баллон – грудь большего размера, чем большой;
   Форма четвертая: Маковка – гигантская грудь, круглая;
   Форма пятая: Цепеллин – гигантская грудь, обвисшая;
   Форма шестая: Монте-Карло – груди нет;
   Форма седьмая: Азиатчина – маленькая грудь узкой формы;
   Форма восьмая: Колбаса – большая грудь, похожая на колбасу;
   Форма девятая: Колба – грудь сужена в основании, расширяется к соску;
   Форма десятая: Лесосека – большая грудь узкой формы;
   Форма одиннадцатая: Пацюк – вялая грудь среднего размера;
   Форма двенадцатая: Роял Стандарт – упругая грудь маленького размера;
   Форма тринадцатая: Роял Нестандарт – упругая грудь маленького размера с заостренными сосками;
   Форма четырнадцатая: Дата Туташкия – волосатая;
   Форма пятнадцатая: Персик – большая и клевая!
   Форма шестнадцатая: Рыжик – средняя и клевая!
   Форма семнадцать: Магарыч – маленькая и клевая!
   – Ну, так какая?
   Андрей подумал и уверенно ответил: «Магарыч!»
   – Вот тебе и на! – Перельман выглядел расстроенным, – а я-то думал, что вот, появился единомышленник, которому аэростаты нравятся! И что ж вы все молодые такие глупые, никак не можете понять, что баба должна под рукой чувствоваться, а не греметь костями, как стиральная доска!
   – Да не слушай ты его! – вмешался в их разговор проходивший мимо врач лет сорока, – это же Перельман, он со своими аэростатами уже всю больницу забибикал, все никак не может смириться, что от него жена убежала к соседу-кондитеру!
   – Во-первых, не к кондитеру, а к мяснику! А во-вторых, не к соседу, а к свояку! И в третьих, не сбежала, а я её выгнал! – запальчиво ответил Перельман, – а все потому, что Пацюк, и никакого душевного удовлетворения!
   – Ну-ну! – хмыкнул врач и пошел дальше. Андрею стало не по себе, ему почему-то подумалось, что негоже принародно обсуждать женщин, а тем более жен. Но, конечно, он ничего не сказал…
//-- *** --//
   – Вот, Андрюша, привел! – Перельман был небрит, и от него разило дешевым тройным одеколоном, – с новым психом тебя! А вот история болезни, переводят к нам – в других стационарах от него открещиваются, ну а мы, сам понимаешь, любому рады!
   Андрей взглянул на маленького тщедушного человечка с невыразительным смазанным лицом, невидящим взором смотревшим куда-то в потолок. – Что ж! Давай усаживай его на стул, но стой за дверью, если позвоню, сразу действуй!
   – Ну-с! Как Вас зовут? – Андрей открыл историю болезни и первым делом наткнулся на подшитый в папку тетрадный клетчатый листок с нарисованной летающей тарелкой. Из тарелки выглядывали злобные рожи рогатых инопланетян, а один высунул задницу наружу и гадил на человека внизу. К голове человека был приклеен ярлык, на котором было написано: «Иван Иванович Суржиков весь в инопланетном дерьме!»
   – Я так пониманию, Вы и есть Иван Иванович Суржиков! – Андрей удовлетворенно покивал головой: «Дело номер СП-00000000787543 Ивана Иванович Суржикова, 15.05.1964, москвич, холост, неженат, бобыль» – Ага, а вот и фирменный логотип больницы Скворцова-Степанова! Интересно, он что, к нам из Питера прибыл? Тогда понятно, там у них все шутники!
   – Ну-с, милейший Иван Иванович, может, Вы мне расскажите, какая такая оказия с Вами приключилась?
   Маленький человек задумчиво повернул голову в сторону Андрея, в его глазах мелькнула искра разума, он высунул язык, после чего смачно харкнул на пол:
   – Браво, сидельцы, только ураниане помогут нам очиститься!
   – Ураниане? – Андрей сморщился и отодвинулся ближе к окну. За сеткой его не достанут, так что бояться – он не боится, а вот быть оплеванным не очень хочется, – это те, что уринотерапией страдают?
   – Идиот! – Иван Иванович вдруг подпрыгнул со стула, вцепился руками в сетку и сильно потряс ее, – ураниане – наши союзники, они вместе с нами воюют против альфиан!
   – Понятно, понятно! – Андрей примирительно вскинул руки вверх, – Вы садитесь, пожалуйста, и если хотите, можете рассказать немного о вашей жизни, о борьбе против альфаниан!
   – Альфиан, кретин! Не альфаниан, а альфиан! А если еще раз неправильно скажешь, я тебе глаз высосу!
   – Ладно! – Андрей хмыкнул и широко улыбнулся. – Вот это по-нашему! – подумал он, – а то привозят все каких-то – ни туда, ни сюда! Давно мне кандидаты на пятый уровень не встречались!
   – А вот скажите мне, а вы-то сами кто – земляне?
   – Мы – земляне! – пациент гордо выпятил грудь, потом немного помолчал и с силой ударил себя кулаком по уху, – и у нас отличный слух, мы слышим голоса!
   – И что же они говорят? – Андрей раскрыл дело и начал заполнять пустую страницу в самом конце: «Осмотр при поступлении. Пациент проявляет отчетливые признаки агрессии на почве навязчивых видений. Шизофрения, усугубленная бредом».
   – Они говорят, что голодны! – Иван Иванович вдруг зарычал, ощерил зубы и укусил себя за руку, – они говорят: «Дай кусочек!»
   – Хорошо! – Андрей отложил в сторону ручку, – а, может, Вы вспомните, похищали ли Вас когда-нибудь пришельцы, и что с Вами делали?
   – Нет! Никогда! – больной резко отступил назад и с размаху упал на стул, – и это после всего, что я для них сделал! Какое кощунство! Какое коварное кощунство! Подонки! Воды, дайте воды, подонки! Воды! – он вдруг покраснел, с хрипом схватился за горло и попытался воткнуть палец себе в кадык.
   – Довольно! – Андрей быстро схватил медный колокольчик со стола и громко позвонил. В дверь вломился Перельман, отработанным приемом завернул Суржикову руки за спину и обмотал их липкой лентой. – Уводи его на уровень три! Думал пятый, но вроде, почти безобидный! Себя, конечно, может покалечить, но там они все такие!
   Андрей посмотрел на часы. Без двадцати пяти одиннадцать. Быстро управился! А ведь могло быть хуже!
   У него поднялось настроение. До конца первичного осмотра («первички») оставалось чуть менее часа, и, судя по спокойной атмосфере в коридоре, он имеет все шансы провести его в одиночестве.
//-- *** --//
   – И почему их все время тянет на инопланетян? – Андрей закрыл глаза и попытался вспомнить, какой процент из личного состава вновь прибывающих пациентов так или иначе связан с зелеными человечками.
   Андрей сидел на первичке один раз в неделю, и в среднем за время его дежурства через него проходило один-два человека. Максимум три – но только совсем уж в исключительных случаях. А бывало, что и ни одного.
   – Итак, считая Суржикова, за последний месяц было шесть человек, – Андрей принялся загибать пальцы, – номер первый – полоумная алкоголичка Самарская Авдотья Никитична, которую заклинило на почве белой горячки, и она стала во всех встречных видеть чертей и посланников Сатаны. В общем, ничего особенного – здесь ей быстро вправили мозги и выслали по месту жительства.
   Номер два – Криволапов Сергей Феоктистович, бывший продавец из магазина косметики. Вдруг ни с того ни с сего возомнил себя звездочетом. Причина помутнения в рассудке неясна. Допускаю, парфюмерная вода попалась уж больно токсичная – ведь всем известно, что в магазинах задвигают турецкое фуфло под видом аутентичной продукции! А иначе им и не выжить – с такими-то расходами! Смешной малый – до сих пор каждое утро начинает с требования показать ему звезды, и особенно Сириус, Альдебаран и Бетельгейзе. Название-то какое – почти Бетельгейзер! Была бы у меня такая фамилия, я бы давно свалил в Израиль! В общем, под категорию съехавших на почве внеземного разума подходит!
   Номер три – Сиабов Тарч Хумамшидович! – Андрей залез во внутренний карман халата, вытащил оттуда записную книжку, полистал и сунул обратно, – нет, не Тарч, а Тарш! Что-то с памятью моей стало, по широкому пройду полю! Тарш – прикольное имя! И что бы оно могло значить? Помешался на почве национальной неприязни к китайскому народу. Что ему они сделали – остается загадкой! Поступил в клинику в состоянии буйной ярости. Полицейские отловили его на вещевом рынке – он зубами пытался перегрызть железный засов контейнера, в котором, по его мнению, находилось краденое китайцами золото ацтеков. Три укола – прежде чем успокоился! Здоров мужик! Но на присутствие инопланетян не похоже, те бы действовали тоньше!
   Четвертый номер. Апармурат Апармуратович Апармуратов – всем рассказывает, что он горский князь, и сует под нос справку, якобы выданную ему персидским шахом в семнадцатом веке на пожизненное владение Кавказом и персонально горой Арарат. Настоящий неподдельный псих! – Андрей вспомнил, как Апармурат пытался разорвать защитную сетку, отделяющую его от Андрея, и ему стало немного не по себе. – Сволочь, обещал, что как только выйдет на волю, так сразу и зарежет! Но ничего, здесь тебя быстро научат родину любить! Все вы горячитесь, пока лечение не получили, а потом ничего – как шелковые, и поете хором натощак!
   Теперь номер пять – Дворницкая-Ксешинская Матильда Евгеньевна. Битых полчаса доказывала – типа, она есть реинкарнация той самой дореволюционной Матильды, что наставила рога самому императору Николаю Второму. А послали ее специально, чтобы проверить разумность землян и их готовность слиться с вселенским разумом. Короче – наш пациент, точнее пациентка! Так что, считай, вместе с Суржиковым получается трое на трое – то бишь пятьдесят процентов!
//-- *** --//
   – А время, между тем, спешит и льется, словно песня! Без десяти одиннадцать! – Андрей сладко зевнул и выглянул в зарешеченное окно. Оно выходило во внутренний двор и света почти не давало. Зато через него было отлично видно женский туалет с закрашенными суровой черной краской окнами, которые часто были приоткрыты – дамы любили атмосферу посвежее и поэтому постоянно проветривали помещение.
   Вот и сегодня кто-то распахнул окна на распашку – по-видимому, не имея никакого понятия, что дам могут застать врасплох. Хотя доподлинно утверждать невозможно, дамское сознание – чистый сумрак, и просчету не поддается.
   – Эх, стоило организовать здесь женскую баню! – Андрей сунул в зубы сигарету и выпустил в потолок столб дыма. Курить в «первичке» было строго-настрого запрещено, но он приноровился – главное, если тебя застукали, делать невинное лицо и все отрицать: «Снаружи занесло! Из женского туалета!» А насчет бани – это была его дежурная шутка номер четырнадцать.
   Андрей посмотрел на свои желтые ногти и представил, как приходит в маникюрный салон и говорит: «Эй, boy! Ну-ка быстро сделай мне маникюр, да не простой, а как у этого – как его? Ага – метросексуала! Плачу два двугривенных, и смотри мне, чтоб без баловства!»
   Ему вдруг стало дико смешно, и чтобы приступ смеха не напугал никого в коридоре (все-таки, учреждение серьезное, и смеяться всуе здесь считается дурным тоном) он быстро ухватил зубами длинный и грязный заусенец на большом пальце и резко рванул на себя.
   – Вот так тебе! – заусенец оторвался с характерным треском, на пальце выступила кровь, и Андрей с удовольствием слизал ее, – ничто так не способствует просветлению разума, как конкретные действия!
   Он затушил окурок о наружную кирпичную стену (для этого ему пришлось просунуть руку сквозь решетку) и уже собирался закрыть окно, как вдруг в туалет напротив вошла помощница доктора Парчевского.
   Означенный Парчевский был та еще зануда. Когда в клинике случались общие пьянки (например, под Новый год или на 8 марта) доктор все время рассказывал одну и ту же историю: как он выяснил, что является прямым потомком того самого прощелыги, который в «Мастере и Маргарите» получил от Коровьева в подарок колоду десятирублевок на том самом знаменитом представлении в Варьете.
   А поскольку любая (пусть даже самая интересная) история, если ее рассказать пару десятков раз, становится тошнотворной для слуха обывателей, то за Парчевским быстро закрепилось прозвище «зануда-покерщик», поскольку его родственник ведь не зря говорил, что: «Кабы не покер, то жизнь в Москве была бы совершенно несносна». И понятно, что многие добавляли к прозвищу сочные эпитеты, чтобы весомо подтвердить свое отношение к доктору.
   Впрочем, как говорится, что – с ним детей крестить, что ли, с этим Парчевским? Помрет, никто и не вспомнит! Совсем другое дело его молоденькая ассистентка, которая появилась совсем недавно (и как он только выбил штатную единицу, сволочь!) и уже привлекала к себе пристальное внимание всего мужского коллектива больницы. Ассистентку звали Машенька, и последнее время в фантазиях Андрея ей стало уделяться все больше и больше места.
   Андрей замер, как вкопанный. Он присел, потом отпрянул в сторону и скрылся за стенкой. Окна женского туалета располагались всего в каких-то десяти метрах от окон «первички», и все, что там творится, было прекрасно видно.
   – Бинго! – Андрей быстро метнулся к столу, на котором лежал его рабочий портфель, и выудил из его разверзнутого чрева «кривое дуло» – загнутый под девяносто градусов раскладывающийся оптический прибор, который позволял наблюдать за всем происходящим из-за угла. Конечно, система зеркал сильно снижала качество изображения, зато можно спокойно наслаждаться зрелищем, не рискуя быть обнаруженным. Кто заподозрит в одинокой канализационной трубе, торчащей из окна, шпионское око, на другом конце которого – активная приемная система в виде подпрыгивающего от вожделения молодого (но уже опытного!) врача?
   Андрей уверенными движениями (чувствовалась практика) развернул прибор в боевое положение, присел на корточки и выдвинулся к окну, где и зафиксировал его в заранее высверленных пазах на раме.
   – Вот ты мне и попалась, цыпочка! – он прильнул к трубе и замер в неподвижности. По больнице ходили упорные слухи, что Машенька время от времени принимает в туалете легкий душ, причем, моется из раковины, щедро поливая пол водой. Вследствие чего у нее постоянно возникают конфликты с уборщицей бабой Клавой.
   Машенька выдавила жидкое мыло из дозатора-податчика, открыла кран в раковине и стала тщательно мыть руки. Вдруг она оглянулась и громко ойкнула – даже Андрей услышал. Несколько долгих секунд Машенька с напряженным лицом разглядывала помещение «первички» – убедилась, что там никого нет, и расслабилась. Андрей молча усмехнулся – девушка была перед ним, как на ладони, но сам он при этом оставался человеком-невидимкой, скрытым за подоконником.
   – Раздевайся, золотко, раздевайся! – он облизал губы и отстранился от подзорной трубы – немного проморгаться. Все-таки, нелегкая это работа – наблюдать из-за угла: требует сосредоточенности и выдержки! – Я сюда не на твои руки смотреть пришел, а на попу в кружевных трусиках!
   Машенька не торопилась. Она тщательно вытерлась бумажными салфетками и принялась разглядывать себя в зеркале. Её лицо изменилось – Андрей успел заметить полную гамму эмоций, обозначающих недовольство. Маша снова открыла кран, наклонилась, извернулась, оказавшись лицом над самым срезом раковины, и принялась одной рукой застирывать что-то на халате.
   – Пятно! – Андрей взвыл, приходя в мгновенное возбуждение, – сейчас у нее ничего не получится, и она снимет халатик!
   Он инстинктивно дернулся и неожиданно почувствовал, что у него сводит правую ногу. От долгого неудобного сидения на корточках мышцы онемели и сдали в самый неподходящий момент.
   – Курва боска! – Андрей выпустил из рук трубу и с глухим стуком упал задницей на пол, в последний момент попытавшись самортизировать руками, чтобы не расшибить себе голову и не повредить спину. И все бы обошлось, если бы не одно но! Согласно тривиальным законам физики, сверху на него немедленно с характерным железным лязгом рухнул хитрый оптический прибор – угодив одним концом точно между ног.
   Андрей громко вскрикнул, не в силах сдержаться, ухватился рукой за поврежденную часть тела и покатился по полу, вспоминая в голос всех святых угодников, а заодно и не угодников – и не святых. Пронзительна я боль мгновенно вытеснила все мысли из головы – кроме одной: «Все, каюк тебе, Андрей Изольдович! Вот и остался ты без наследства!»
   Через пару минут внизу живота немного отпустило, и Андрей медленно, стоная и боясь прикоснуться к тому самому месту, поднялся на ноги. В поле зрения попалась окаянная подзорная труба, и он с силой пнул по ней, произведя оглушительный грохот – прибор ударился о ножку железного стола, и ножка зазвенела подобно натянутой адской тетиве непосредственно над ямой с углями, перед которой выстроились подготовленные к публичной казни престарелые прелюбодеи.
   – Андрей, у тебя все нормально? – из-за двери послышался голос Перельмана и его приближающиеся шаги. Санитар как раз возвращался из спецблока, куда отвел Суржикова – а тут такой грохот!
   – Все в порядке! – Андрей не узнал своего голоса. Хриплый, наполненный страданием, он больше подходил каторжнику или замученному гребцу на галерах после изнурительного дневного перехода под бичом надсмотрщика. – Все в порядке! – повторил он еще раз, садясь на стул и прикрывая телом валяющуюся на полу подзорную трубу. Еще не хватало, чтобы Перельман начал интересоваться, что это такое! Не удержится и разболтает всей больнице, что Корявый подсматривает за девушками в женском туалете, да еще и в рабочее время!
//-- *** --//
   Дверь открылась, и появился санитар. Он подозрительно оглядел помещение, словно хотел сам удостовериться, что на территорию клиники не высадился спецназ американских морских котиков, замысливших теракт. – И впрямь, всё нормально! – на лице Перельмана проступило разочарование, – а я думал, ты шутишь!
   – Знаешь, Гриша! – Андрея разобрала лютая злоба, и он еле сдержался, чтобы не плюнуть в Перельмана, – иногда мне кажется, что ты слишком много общаешься с пациентами – слишком тупой! Но все равно, спасибо! А теперь, пожалуйста, дай мне немного побыть в одиночестве!
   – Понимаю! – Перельман одобрительно наморщил лоб, – подумать – оно никогда не вредно! Но если начнешь о девках, позови меня, я тут недалеко – за дверью!
   – Ладно, ладно! – Андрей угрюмо кивнул, превозмогая тянущие позывы снизу. – Только это мне сейчас и остается! Думать! А вдруг навсегда? – невыносимая мысль пронзила его насквозь, – а вдруг я теперь инвалид, кастрат Фаринелли? Вдруг страшное падение навсегда закрыло для меня лазейку насладиться женским телом?
   Андрей весь покрылся крупными мурашами, желудок свело, в глазах потемнело. Перспектива одинокой жизни разворачивалась нешуточная. Ведь девушке не расскажешь, что ранен на колчаковских фронтах, и поэтому там – высокопрочный протез из легированной стали!
   Было отчего зарыдать, и Андрей, недолго думая, пустил слезу. Она выкатилась из правого глаза и застряла где-то в кожаных складках шеи. Андрей закрыл глаза и представил себя в гробу – рядом выстроился весь персонал клиники, и лично главврач читает по бумажке отходную:
   – Сегодня от нас ушел исключительной честности человек! Несмотря на свою непрезентабельную фамилию, он любил кошек, ценил женскую красоту и сдавал нормы ГТО строго один раз в два года! И по службе нареканий у него не было, поэтому вся наша больница с грустью восприняла весть о его кончине! А теперь, товарищи, каждый из вас пусть выйдет и скажет что-нибудь хорошее Корявому А.И. напоследок!
   – Подождите, я не согласен вот так скоро уйти! – Андрей поднимается из гроба, все с ужасом смотрят на него и с криками: «Зомби, насяльника!» начинают разбегаться врассыпную. А он машет им вслед костлявой рукой и сам себе декламирует пронзительную эпиграмму:

     Жизнь закончена, увы!
     Не видать ни сумы, ни тюрьмы,
     Не видать ни ласки, ни детей,
     Погиб Андрей, любитель бл…ей!

     Сгубили мужика
     Ни скука, ни тоска,
     Ни водка, ни пиво,
     Ни желание жить красиво,
     Сгубил тяжелый перископ!
     Хоп!

     Прямо с утра
     Поджидала беда:
     Падение первое – в автобусе, нервное!
     Падение второе – о батарею головою!
     Падение третье – наверняка,
     Раз, и на белом свете
     Нет мужика!

   Андрей смотрит – все уже далеко. И даже крики испуганных сотрудников почти не слышны, и только громкое повторяющееся эхо помнит еще слова Андрея. И он ложится обратно в гроб и засыпает – уже навечно!

   Из состояния клинической смерти Андрея вывел все тот же бодрый рык Перельмана. В коридоре зазвонил дежурный телефон, и, выслушав кого-то, санитар принялся громко и грязно ругаться в трубку, требуя у невидимого собеседника прибавки жалования. Потом отключился и снова вломился в смотровую.
   – Андрюха, представляешь! Звонила эта грымза Кирпичная и объявила, что в субботу всем без исключения надлежит явиться к девяти утра! Типа, субботник, нужно рыть канаву под Интернет-кабель! А кто не придет, тому строгача и запись в трудовую! И еще две неделе на подсобных работах у Шимана!
   Шиман был владельцем частного фермерского хозяйства в Подмосковье, а заодно и лучшим другом больничного администратора Кирпичной Виктории – по совместительству одной из семи любовниц главврача. Их так и называли – «Неделькой». Кирпичную пользовали по четвергам.
   В ее активе имелся шикарный бюст, обтянутые лосинами крепкие ляжки и пронзительный с бесовщиной смешок, которым она пугала персонал во время занятий сексом в комнате отдыха. В такие моменты на информационном табло на двери зажигалась яркая надпись: «Не беспокоить! Идет совещание!» Предполагалось, что никто ни о чем не догадывается, однако никакие запертые двери не могли заглушить звуковой фон, сопровождающий искомое «совещание».
   Уж не известно, кто кого больше имел, но после посещения комнаты отдыха, Кирпичная выходила оттуда, пребывая в благости и в приподнятом настроении, и поэтому аж до вторника забывала о подшефных бедолагах– сотрудниках. Зато во вторник она вновь начинала испытывать потребность в дополнительном стимулировании, а поскольку до четверга было еще далеко, срывала свой темперамент на всех подряд, придумывая новые и новые трудовые повинности.
   – Это ж надо! Рыть канаву! Всё, решено! – Перельман скакал вокруг Андрея, как сайгак, – буду писать на нее в Главк, пускай шлют комиссию!
   – Сядь, не мелькай, Гриша! – очнувшись от кратковременной клинической потери самоидентификации вследствие шокового состояния, Андрей обнаружил, что боль почти ушла (он даже может прикоснуться к ушибленному месту), и так возрадовался возвращению к жизни, что был готов заступиться даже за Кирпичную, чья противная рожа и его бесила до чрезвычайности.
   – Тут, главное, не торопиться! Не пыли, до субботы еще далеко, а там видно будет! А вдруг она говорит от имени, и ты просто подставишься? Что тогда?
   Простые и незамысловатые доводы Андрея подействовали на Перельмана отрезвляюще – как ушат холодной воды. Он в момент побледнел, прислонился к стене и сполз вниз на корточки.
   – Дельный ты мужик, Андрюха, хоть и молод не по годам! Прав ты, наше дело десятое – санитарское, скажут пахать, будем пахать, скажут рыть, будем рыть, а скажут съесть Кирпичную, так и это сможем! С кетчупом! – Перельман плотоядно облизал губы, мгновенно став похожим на вурдалака из старых отечественных фильмов. – Как ты думаешь, она вкусная?
   – Не! – уверенно протянул Андрей, – с таким мерзким характером о неё только зубы сточишь! Покуришь?
   – А то! – Перельман явно обрадовался и цепко схватил протянутую ему сигарету, – а что это у тебя за труба на полу валяется? Вроде, раньше не было!
   – А, не обращай внимания! – Андрей быстро сложил перископ и сунул его обратно в портфель, – это старая отцовская астролябия! Так, таскаю с собой для утяжеления, мышцы тренирую, чтобы зря время не тратить!

11 утра

   – Мышцы – это хорошо! – Перельман глубоко затянулся, удержал дым в легких и выпустил его тонкой струйкой через уши. – А так ты умеешь?
   – Во дает! – Андрей даже немного обалдел от такого фокуса, – научи! Буду девчонок завлекать!
   – Без проблем! Значит так: перво-наперво нужно расширить ушной проход, сделав возможным истекание газов непосредственно из организма через ушную раковину. Например, гвоздем или шурупом. Только осторожно! Я в детстве попробовал, так потом целую неделю кровь из ушей лилась фонтаном! Бабка думала, что всё – амба, так деду и говорила: «Отмучился наш Гриша, пора, пора заказывать ему деревянный макинтош!» Но ничего, выжил – вот с тех пор дым и пускаю! Хочешь, прямо сейчас дырки и пробьем!
   – Нет, спасибо! – Андрей кинул бычок на улицу и грустно отметил, что окна женского туалета плотно задраены – впрочем, ничего другого он и не ожидал! – Вот тебе и результат: сисек не видно, зато телескопом по причинным местам как удачно вышло!
   – Слушай, Гриша! Давай-ка дуй на пост! У меня всего полчаса осталось, совсем не хочется из-за тебя премии лишиться! Вдруг ефрейтор пойдет по коридору и спросит, где Перельман? А вот он курит в неположенном месте!
//-- *** --//
   Ефрейтором в больнице называли ответственного за противопожарное состояние товарища Рукавишникова Симона Семеновича – бывшего подполковника МЧС. Он уволился со службы полтора года назад, немного поскучал на пенсии, да и устроился помощником завхоза – и на него моментально повесили связь с пожарниками. Благо, он их почти всех знал, пил водку, как насос, и спьяну орал матерные частушки не хуже Магомаева в юные годы. Словом, ценный специалист по связям, а такими людьми не разбрасываются!
   У ефрейтора была скверная привычка появляться из ниоткуда, подкрадываться исподтишка и немедленно орать на всю Ивановскую – стоило ему только уличить персонал в курении в неположенном месте. А чтобы еще больше усилить эффект, он складывал руки наподобие рупора, подносил их одной стороной ко рту, а другой – к уху возмутителя спокойствия и выстреливал из себя громоподобные междометия:
   – Ах, ты ж пыдр, да я щас тя! Да по сосулам! Да сапогом, мать твою! Я, мать твою, четырнадц раз в пожаре горел, мать твою зногу, а ты ж, пыдр, мать твою, курить удумл мля, молокосос, мать твою!
   Прозвище «ефрейтор» приклеилось к Рукавишникову моментально, стоило одному из застуканных старых профессоров возмутиться и наклепать жалобу на имя главврача, в которой помощник завхоза сравнивался с Гитлером. А поскольку «бесноватый» было не то, «фюрер» – тоже, «гестаповец» – сильно грубо, «эсесовец» – тяжелопроизносимо, а «гнида» – слишком коротко, то «ефрейтор» был поддержан большинством голосов.
//-- *** --//
   Андрей закрыл за Перельманом дверь и вернулся к окну – на сей раз просто подышать свежим воздухом. Были все шансы, что за оставшиеся двадцать пять минут его никто не побеспокоит, и от нечего делать можно помечтать. – Интересно, а какая Анжела в постели? – вдруг подумал Андрей и улыбнулся. – Наверное, ничего! Как-никак, дочка начальника, должна быть с фантазией!
   Андрей точно знал, что образованные девушки (да еще если из приличных семей) сильно отличаются от крестьянок, с которыми ему приходилось пересекаться в бытность свою еще студентом. Казалось бы, капитализм, фермерские хозяйства, все механизировано и компьютеризировано, ан нет – немедленно после поступления в медицинский весь первый курс погнали на картошку в какой-то колхоз (или как он тогда назывался?), где студенты беспробудно целый месяц пили самогон и отбивались от местных леди, измученных мужьями-алкоголиками. И даже не самими мужьями, а их невниманием!
   Так вот, сразу в первый же день ночью в общагу вломилась целая кавалькада колхозных красавиц – они притащили с собой десятилитровую канистру первача и живого хряка. Хряка перли, ухвативши за четыре копыта, он страшно визжал и порывался боднуть пятачком похитительниц. Предполагалось, что его освежуют прямо на месте и пустят на шашлык – отметить встречу. По счастью, до этого не дошло – хряк вырвался, вскочил на подоконник второго этажа, выдавил стекло и выпрыгнул на улицу – аккурат в глубокую лужу. После чего рванул наутек с такой скоростью, что поймать его не представлялось возможным.
   Девушки очень расстроились и немедленно для поднятия настроения накатили по сто пятьдесят, после чего стали отлавливать студентов по одному и настойчиво предлагать им заняться плотской любовью. В первую и самую страшную ночь Андрей спасся – по стечению обстоятельств ему выпало дежурство в местной каптерке, где хранился весь фермерский инвентарь, так что он благополучно проспал до утра, запершись изнутри и не подозревая, что в это самое время происходит с его горемычными товарищами.
   Утром перед глазами Андрея предстала ужасная картина – валяющиеся вповалку голые тетки и не менее голые студенты (словом – Содом и Гоморра в реале без всякой библейской ерунды). Место побоища было усыпано бытовым мусором – окурками с истлевшими фильтрами, пластиковыми стаканами и использованными презервативами, не говоря уж про всё остальное. От храпа сотрясались стены. Шумовой эффект был потрясающим – но, как оказалось, это только цветочки, а ягодки не заставили себя ждать.
   Вскоре в общагу пожаловал откомандированный вместе со студентами профессор – пришел поднимать вверенный ему личный состав на трудовой подвиг (по двести пятьдесят центнеров с гектара).
   Профессора звали Латыш-Грекоримский Борис Абрамович, он защитил докторскую по медицине еще в далеком семьдесят восьмом, и надо же – под самый конец преподавательской и научной карьеры чем-то так сильно расстроил ректора, что тот сослал его на земляные работы. Впрочем, намекнув, что если к студентам не будет претензий, и урожай корнеплодов не подведет, то Грекоримского помилуют и вновь допустят в лабораторию прививать чуму свиней.
   Увидев собственными глазами свидетельства ночной оргии, профессор впал в состояние душевного катарсиса, немедленно проявившееся в рукоприкладстве со всеми вытекающими последствиями. Борис Абрамович поуверенней перехватил поношенную клюку, обмотал ее конец любимым носовым платочком с вензелем (подарок Берлинской Академии Наук!) и методично принялся обстукивать студентов по головам, монотонно приговаривая:
   – То, что Вы умеете тыкать членом куда ни попадя, вовсе не означает, что Вы сдадите экзамен по гистологии! Это я Вам обещаю!
   – То, что Вы умеете тыкать членом куда ни попадя, вовсе не означает, что Вы сдадите экзамен по анатомии! Это я Вам обещаю!
   – То, что Вы умеете тыкать членом куда ни попадя, вовсе не означает, что Вы сдадите экзамен по психиатрии и наркологии! Это я Вам обещаю!
   Спящих бедолаг, не вовремя попавших под раздачу, была ровно дюжина, и для каждого у профессора нашлось доброе слово. Закончил побудку он предсказанием:
   – То, что Вы умеете тыкать членом куда ни попадя, вовсе не означает, что Вы сдадите экзамен по военно-полевой хирургии! Это я Вам обещаю!
   Среди прочих не остались обделенными и офтальмология, и оториноларингология, и пропедевтика внутренних болезней, и медицинская реабилитация, и биопсийно-секционный курс, и клиническая аллергология и иммунология, и общественное здоровье и здравоохранение, и даже радиационная медицина.
   Зато Андрею профессор пожал руку и обещал замолвить словечко перед деканом насчет него – как доказавшего в боях свою преданность и профессионализм. Стоит ли говорить, что после такого конфуза проштрафившиеся студенты шарахались от колхозниц, как черт от ладана, и те всем скопом насели на Андрея – как на еще неохваченного.
   Прямо после ужина в местной колхозной столовой вечером сего же дня девушки взяли Андрея в оборот, выставив ультиматум: либо каждую ночь – новая в порядке жребия, либо работа сутки через трое, но со всеми сразу. Конечно, по молодости лет Андрея бил энтузиазм, но животное чувство самосохранения взяло верх, и он остановился на первом варианте, логично предположив, что только так сможет дотянуть до момента окончания уборочной страды.
   Когда в конце месяца студенческий отряд уехал обратно в Москву, Андрея провожали всем селом. В числе его амурных побед числились: Аксинья, Борислава, Василиса, Голуба, Дарья, Евпраксия, Желя, Забава, Исидора, Капитолина, Любомила, Мавра, Нимфодора, Олеонелла, Пульхерия, Руфь, Сбыслава, Таисия, Ульяна, Фотинья, Чеслава, Эдита, Юнона и Ядвига.
   Андрей увозил с собой в Москву не только приятные воспоминания, но и общее цветное фото 30 на 45 см. с автографами колхозниц. Немедленно после возвращения в столицу он купил подходящую рамку, и фотография заняла подобающее ей место на рабочем столе Андрея у него в квартире. А интересующимся он всегда отвечал, что на фото – женский истребительный танковый батальон и он – инструктор, подготовивший девушек для проведения подрывных операций в глубоком вражеском тылу.
   Целый месяц Андрей пытался избавиться от ледяного страха быть побитым внезапно протрезвевшими мужьями – искомый страх за время колхозного существования пропитал его насквозь. Андрей даже подумывал обратиться за помощью к психологу, но потом стиснул зубы и дал себе слово, что сам справится. А поскольку клин клином вышибают, он решил перевести всё в смех, для чего как-то вечером сел и написал поэму под названием «Колхозные вечера».

     Не слышны в саду даже шорохи,
     Все здесь замерло до утра!
     Если б знали вы, как мне дороги
     Те колхозные вечера!

     В понедельник – Аксинья,
     Почти совсем не синяя,
     Почти совсем трезвая,
     Умелая и резвая.

     Во вторник – Борислава,
     По колхозу о ней идет слава —
     Умелица, бывшая сиделица,
     Горяча – особенно после строгача!

     В среду – Василиса
     С лицом хитрым, как у лиса,
     С короткими седыми волосами,
     С раскосыми игривыми глазами.

     В четверг – Голуба,
     Умела, люба!
     Пришла в валенках,
     Ушла распаренная.

     В пятницу – Дарья,
     Не шути – ударит!
     Кулаки, как молот,
     А в глазах – холод!

     В субботу – Евпраксия,
     Смешливая, не плакса,
     Любит так и вот так,
     Да только не лезет никак!

     В воскресенье – Желя
     С запахом «Шанели».
     Сама в шинели
     От мужа офицера.

     В понедельник – Забава,
     До ласки справна,
     До любви охоча,
     Домогалась всю ночь!

     Во вторник – Исидора,
     Ох и баба вздорна,
     Ох и баба с перцем —
     Ни души, ни сердца!

     В среду – Капитолина,
     Откопалась из нафталина,
     А все туда же —
     На старости лет поддалась половой блажи!

     В четверг – Любомила,
     Страшнее крокодила,
     Зато без зубов —
     Без коренных и клыков!

     В пятницу – Мавра,
     Родственница Ставра —
     Кучера колхоза,
     Монополиста по навозу.

     В субботу – Нимфадора —
     Кувыркается на сене здорово.
     Одно плохо —
     Иголки колют в жопу!

     В воскресенье – Олеонелла.
     За ночь со мной на десять кило похудела
     И стала всего сто двадцать,
     Отработал – не к чему придраться!

     В понедельник – Пульхерия,
     Попыталась разобраться, могу ли я,
     Оказалось – могу!
     От страсти чуть не удавила меня в стогу!

     Во вторник – Руфь,
     Судить не берусь
     Строго,
     Оказалась почти недотрога!

     В среду – Сбыслава,
     Настойчива, упряма,
     Выпила все соки,
     Едва не помер – не могу больше, увольте!

     В четверг – Таисия,
     Скорострельная, быстрая,
     С такими скоростями —
     Присматривать за малолетними поросями!

     В пятницу – Ульяна,
     Настолько была пьяная,
     Что всю ночь проспала,
     И я рядом – слава Аллах!

     В субботу – Фотинья,
     Настоящая скотина,
     Заставляла ходить по спине голышом,
     Угрожала ножом, в общем, чувствовал себя полным козлом.

     В воскресенье – Чеслава,
     Почет ей и слава,
     Успокоила после Фотиньи —
     Настоящей скотины!

     В понедельник Эдита,
     Пришла сердита —
     Муж не пускал,
     Мужа избила – и ко мне на сеновал!

     Во вторник – Юнона,
     Прозрачная, тощая до звона,
     Покормил булкой, положил спать,
     Уснул рядом, слава Аллах опять!

     В среду Ядвига,
     Так ягодицами двигала,
     Что истратил все, что имел,
     Переступил и вышел за предел —
     Памятуя, что завтра четверг,
     А значит, прощай колхоз-миллионер!

   Андрей трудился несколько дней – подходящая рифма все никак не шла в голову, зато когда закончил, остался очень доволен. Страхи покинули его сами собой, и он с непередаваемым чувством облегчения закинул фотографию на антресоли, где ее вскоре съели крысы – да и бог с ней!
//-- *** --//
   – Да, интересно, какая же она? А вдруг еще и с гешефтом, в смысле, если папа богатый, вдруг чего-нибудь перепадет? – Андрей вспомнил Крамарова и его: «Куплю пиджак с отливом – и в Ялту!», громко фыркнул и не менее громко чихнул. – И почему всегда так: если девушка прекрасна телом, то нет ничего за душой, а если прекрасна делом, то страшна, что Квазимодо твой?
   – А вдруг у нее папа извращенец? Вдруг всем ухажерам своей дочери он предлагает сначала познакомиться с ним? – рассеянные, неконкретные мысли бродили в голове Андрея, фоном оттеняя грандиозную постельную сцену с его – Андрея – участием.
   Девушка сидит в отороченной лисьим мехом прозрачной брендованной ночной рубахе на краю итальянской кровати и капризно надувает губки. Весь ее вид говорит о том, что только олигарх достоин разделить с ней ложе. Голос за кадром:
   «Она еще не знает, что ждет ее впереди!»
   «И что же?» – кричат зрители из зала.
   – А вот что! – внезапно рядом с Анжелой материализуется невесомая тень – в ярко-оранжевых в цветочек трусах и в очках Gucci. Тень медленно раскачивается в воздухе, открывает рот, и изо рта вываливается длинный язык, на котором написано: «Добро пожаловать в секс-вселенную Корявого! Секс и еще раз он, и масса незабываемых впечатлений – и даже без папы-начальника!»
   Девушка от неожиданности испуганно дергается, резко выбрасывает левую ногу вперед, случайно обнажая нежную розовую плоть, и наступает на жадно тянущийся к ней язык.
   «Что это?» – кричат зрители из зала.
   «Спокойно! – отвечает им бестелесный голос за кадром, – сейчас возникшее недоразумение будет устранено, и действие продолжится!»
   Под давлением ноги язык отваливается и быстро уползает за шкаф, откуда периодически высовывается и показывает Анжеле кончик.
   Немая тень увеличивается в размерах, она нависает над девушкой, трусы приобретают пурпурную окраску, а Gucci трансформируется в Prada с треугольными линзами. Одновременно уши тени растут и вскоре начинают напоминать слоновьи – и по форме, и по содержанию. Тень заворачивается в них полностью, подпрыгивает, из отверстия сзади вырывается реактивное пламя, и тень летит к потолку. Взрыв – подобно петарде! Тень превращается в Андрея в строгом черном трико, планирующего на пол на парашюте.
   На груди у Андрея большой трафарет: «Welcome except Obama!», он улыбается и показывает Анжеле отличные крупные, как у лошади, зубы. Но не ржет! На плече у Андрея закреплен лазерный бластер – на случай появления Джокера в самый неподходящий момент. И вот – долгожданный миг: Анжела встает и радостно вскидывает руки в приветственном жесте, случайно обнажая нежную розовую плоть, которую немедленно атакует выпрыгнувший из-за шкафа язык.
   «Уйди, противный!» – кричат зрители из зала.
   «По многочисленным заявкам! – бестелесный голос за кадром немедленно вмешивается, – мы лишаем похотливый язык статуса резидента. Отныне он только смотрит! И поделом»!»
   Сбитый на взлете язык меняет цвет, становится совсем бледным и тает в воздухе, оставляя после себя плакат: «Отвергнут за неспособность удержаться!» Плакат сворачивается в трубочку, падает и закатывается под кровать, где и замирает – уже навсегда.
   Камера выхватывает напряженное, но радостное лицо Анжелы, в ее глазах читается тургеневское ожидание: «Придет или не придет? А если придет, то что делать?» Зрители в зале хором начинают декламировать: «Я встретил Вас, и все былое…», на что Анжела лишь отмахивается и крутит фигу незримому сомневающемуся собеседнику.
   – Конечно, придет! И ляжем в постель! – для себя Анжела уже все решила, поэтому оставляет помощь зала на потом. У нее в запасе еще целых три неиспользованные подсказки, а значит, успех почти гарантирован.
   – Если что и можно назвать любовью, то именно это! – Андрей неподражаем! Он приседает на одно колено, берет Анжелу за мягкую ладонь и нежно проводит ею по своей волосатой груди. Он – голый по пояс, разоблачение произошло незаметно, пока зрители были заняты борьбой с надоедливым языком. На груди Андрея вытатуировано тату E=MC*MC
   Одинокий возмущенный зрительский выкрик из зала: «Невежда! Так извратить формулу великого Эйнштейна! Ведь даже школьник знает, что энергия равна массе, умноженной на скорость света в квадрате!»
   «Спокойно, граждане! Спокойно! Специально для сомневающихся поясняем: энергия Андрея равна мужественности (М), умноженной на массу (М), умноженную на скорость света в квадрате (С*С)
   E = MC*MC = M*M*C*C = M*M*(C*C)
   Так что с формулой мы не ошиблись, да и ошибиться не могли, а вот что касается нашего любознательного собеседника, то поскольку его никто вилами в бок не колол, за излишний привнесенный драматизм попросим его из зала! Попросим, попросим! Пшел вон, вредитель, забывший о мужественности (М)!
   А ну-ка все вместе хором!

     Пошел из зала,
     Пошел вон!
     Из зала вон пошел,
     Скот!

   «То-то же! Другим наука!» – бестелесный голос-суфлер удовлетворенно замолкает, а зрители бросаются к сцене, затаив дыхание. Что-то сейчас произойдет, что-то будет!
   Андрей громко крякает и решительно передвигает ладонь Анжелы вниз – туда, где из-под трико выпирает нечто настолько огромное, что навевает думы о племенном жеребце – и не только крупными зубами.
   – О! Mein Gott! – Анжела щелкает челюстью, закатывает глаза и вцепляется двумя руками в торчащее скрытое за трико нечто, нажимая вниз и пытаясь отыскать точку опоры. «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю!» – читается на ее лице – вместе с желанием порвать неподатливую ткань и овладеть Андреем не сходя с места.
   Фирменное трико, сошедшее с конвейера в китайской провинции Guangdong (Гуандон), городе Huadong (Хуйдон), не выдерживает напора с двух сторон и рвется с характерным скрежетом разрываемого гидравлическими кусачками металла, оставляя в руках Анжелы голое взбудораженное нечто переливающегося фиолетово-красного цвета с заметным шилдиком «Made only in Russia Chechulina Str. Моscow»
   Андрей выгибается всем телом, остатки порванного трико сползают по ногам вниз, не встречая сопротивления. Теперь он не охотник, он жертва – его взяли в оборот, и он только стонет, не в силах совладать с жарким цунами вожделения, которое уже зародилось в бездне и вот-вот вырвется наружу и снесет все к чертям собачьим, не пожалев ни собственности, ни машин, ни детских велосипедов.
   Зрители в первом ряду дергают себя за волосы – зависть к главному герою (Андрею Корявому) невозможно контролировать, зрителям остается только наблюдать, а для восприимчивых натур это не так-то просто.
   Чтобы хоть как-то разрядить наэлектризованную атмосферу в зале, голос вывешивает покрывало, заслоняющее Андрея и его подругу. На покрывале (подозрительно похожим на прадедушкино барахло из сундука в сарае) изображена сцена купания красного коня с автографом самого автора – впрочем, это неважно.
   «Долой! – кричат озлобленные зрители, – убери эту красную тряпку! За что мы тебе платим, чтобы ты отвлекал нас на самом интересном месте?»
   А за покрывалом бушует оргия. Согласно сценарию, сейчас Андрей должен поднять Анжелу на руки и отнести ее наверх блаженства – прямо по лестнице со стрелкой: «Это туда!» Девушка удобно примостилась на его восторженном труженике, свесила ножки и теперь легкомысленно строит глазки – в надежде на будущие близкие отношения. «Летят самолеты – ура Кибальчишу!» – время от времени она вспоминает о своем пионерском прошлом и дает волю чувствам – тем более, позиция обязывает.
   – Позиция, диспозиция, дислокация, дегенерация! – вторит ее мыслям Андрей, спеша по-быстрому утащить Анжелу подальше от навязчивых зрительских глаз – чтобы насладиться близостью под покровом темноты.
//-- *** --//
   … – Ку-ку! – голос Перельмана вырвал Андрея из задумчивости. Андрей вздрогнул всем телом, краешком сознания вяло проследив, как его фантомный двойник с Анжелой, (можно сказать, почти что на руках) исчезает под напором жизненной прозы.
   – Ну что тебе? – Андрей уставился на санитара, переминающегося с ноги на ногу рядом с дверью, – ладно, потом еще что-нибудь придумаю! – это уже относилось к только что пережитому эротическому шоу, прерванному так внезапно.
   – Привел!
   – Кого привел!
   – Новичка!
   – Ну, тогда заводи! – Андрей взглянул на часы и выругался про себя. До окончания вахты оставалось всего лишь десять минут, а тут такая подстава! Придется разбираться еще с одним экземпляром!
   – И дело давай! – он принял от Перельмана толстенную папку, перевязанную вместо шнурка проволокой. – Ого, первый раз такое вижу! Откуда товарищ?
   – Из Иркутска привезли! – Перельман плюнул себе в ладонь, потом нахмурился, достал из кармана халата бумажный платок и вытер руку, – вечно про них забываю! Всё память проклятая!
   – Про кого, про них? – Андрей уже раскрыл папку с историей болезни и отвечал рассеянно, не сильно вдаваясь в суть разговора.
   – Про платки, конечно! – санитар удивленно посмотрел на друга и покачал головой, – Андрюша, ты бы поменьше работал, перегрузка не доведет тебя до добра! Так заводить?
   – Конечно! Чего тянешь? Кстати, что за ним?
   – Как обычно, три побега, три попытки, три пересылки – и вот хлопчик у нас!
   Перельман имел в виду три попытки суицида, три спец. изолятора и три удачно совершенных пациентом прорыва на волю, откуда его снова и снова возвращали к местам постоянного проживания. Но видно, после очередного происшествия терпение надзорных служб лопнуло, и нарушителя спокойствия решили перевести в заведение понадежней.
   – Упакован? – вопрос был непраздный, принимая во внимание, что именно такие персонажи часто устраивают буйные сцены с медицинским персоналом – почему-то докторов они считали личными врагами и всячески старались им подгадить.
   – По высшему разряду! – Перельман сладко улыбнулся, – парашютом!
   Гриша имел в виду способ нейтрализации особо буйных пациентов – в смирительную рубашку из первоклассного парашютного шелка, прочную, мягкую, нежную и совершенно нервущуюся. Рубашка являлась новейшей разработкой «НИИ Разума» на Авиамоторной – патент был оформлен совсем недавно, но новшество уже зарекомендовало себя исключительно с лучшей стороны.
   Рубашка шла с капюшоном и продуманными тесемочками – для фиксации нижней челюсти буйнопомешанного – так, что он терял способность кусаться даже в случае неожиданного припадка. Капюшон изнутри выкладывался толстым слоем эластичного нано-пенопласта, предохранявшего пациента от повреждения головы, если тот вдруг надумает разбить ее о стену.
   – Отлично! – Андрей улыбнулся, – хоть Перельман и подпортил ему настроение под самый конец, но дело, судя по всему, не займет много времени. Андрей быстро оформит вводную и сопроводительную, проведет наружный осмотр и распрощается с пациентом, а того отведут в палату номер 6 – специально для таких, как он.
//-- *** --//
   Кто-то может решить, что название блока, где отсиживали срок особо буйные пациенты, пошло от знаменитой Чеховской «Палаты номер шесть», и ошибется. Хотя, конечно, с черным юмором у врачей всегда было всё в порядке, но в данном конкретном случае шестерка просто завершала череду цифр, ей подобных – начиная с единицы. Хотя, положа руку на сердце, она все-таки стояла особняком – отдельно.
   И если, вдруг, читатель увидит логическую неувязку между фразой: «шестерка просто завершала череду цифр, ей подобных – начиная с единицы», и: «хотя, положа руку на сердце, она все-таки стояла особняком – отдельно», то пусть не переживает и не пытается найти в этом какой-то глубинный смысл, а просто плывет дальше по течению – ему все разжуют.
   Дело в том, что под больницей (о чем местные жители совершенно не догадывались) располагалось еще пять подземных этажей. Андрей (да и весь медперсонал) называл их казематами. В свое время здесь была секретная пересыльная тюрьма, потом – филиал городской марксистско-ленинской библиотеки, потом – казармы роты СМЕРШ и, наконец, хранилище противогриппозных сывороток – стратегического запаса страны.
   Само собой, под каждый отдельный вид деятельности подземные помещения переоборудовали, что, впрочем, никак не влияло на атмосферу, царившую в казематах. Любой, спускавшийся в подвал, испытывал неподражаемые чувства страха и безысходности (даже во времена недолгого хранения безобидных уколов).
   Страна советов успешно развивалась, население росло, и вскоре пространства для содержания пациентов в клинике наверху стало не хватать. Времена, когда обходились только одним корпусом (обозначавшимся в документах кодовой шифровкой СЛОН – Специализированный Личностный Оперативный Надзор), канули в лету, так что срочно пришлось решать проблему с расселением больных.
   В итоге постоянной нервотрепки, нескончаемых заявок на расширение площади в министерство и докладов на самом высшем уровне лет через пять-таки наверху приняли постановление расконсервировать подвалы и оборудовать в них комфортабельные номера для проживания больных.
   Не стоит и говорить, что после заполнения подвалов психами, к страху и безысходности добавились безумие, душевная нищета, нерациональное мышление и боевой гопак, которым особенно страдали ненормальные хохлы.
   И еще ощутимое давление болезни и абсурда от всего происходящего, которые поселились здесь навсегда.
   Итак, подвал! Почти как: «Итак, она звалась Татьяной!»
   Подвал был разделен на поэтажные зоны. Всего их было пять. Самый ближний этаж к поверхности назывался «Зоной слабого рассудка» (ЗСР). Его обитателей звали «засранцами»;
   Второй этаж – «Зона угрюмого безудержного горя», населяли его «зубры»;
   Третий – «Зона психов» – «зипуны»;
   Четвертый – «Зона вечерних сумерек» – «завсегдатаи»;
   Пятый этаж был разделен на две половины – «Шлюзовая камера» – «школьники», и собственно палата номер шесть или по-другому – «Зона беспробудной тьмы» – «шестерки» или «заботливые».
   «Школьниками» называли пациентов, находящихся в переходном состоянии – которых можно лечить, можно не лечить, все равно, их судьба зависит только от них самих. Ну а с «шестеркой» понятно и так – здесь вообще ничто ни от чего не зависело.
   Нетрудно догадаться, какой контингент сидел на пятом этаже – ведь даже самые бесшабашные санитары и фельдшеры спускались туда с содроганием и каждый раз истово крестились, если целыми и невредимыми возвращались на свет божий.
   На пятый этаж вел отдельный лифт с двумя бронированными дверями в палец толщиной и единственной огромной красной кнопкой на панели управления, которая при нажатии уносила лифт в преисподнюю. В центре лифта была оборудована отдельная клеть – в случае чрезвычайной опасности можно было в ней забаррикодироваться и выдержать напор кромешников в течение минут пятнадцати. Этого времени обычно хватало, чтобы подоспела помощь, а если нет – уж не обессудьте, никто не застрахован от несчастных случаев на производстве!
   На двери лифта висел огромный железный щит, но котором был изображен барельеф оскаленной безумной морды и надпись: «Два раза подумай, прежде чем туда лезть, где тебя могут съесть!»
   Морда была очень страшная – неизвестный художник воспроизвел ее с такой точностью и с таким чувством, что каждый раз подходя к лифту, Андрей вздрагивал и непроизвольно закрывал глаза – смотреть на своё потенциальное будущее совсем не хотелось.
   А как раз сегодня ему предстоял осмотр – ровно в три часа. Так сказать, на закуску! С первого по пятый этаж.
//-- *** --//
   – Вот он, зверюга! – Перельман втолкнул в дверь высокого, как палка, и такого же худого пациента, с лица которого смело можно было писать портрет Малюты Скуратова-сотоварищи. Его челюсть была перехвачена тесьмой, а лоб плотно прикрывал капюшон – что в совокупности оставляло доступным для обзора только половину лица. Но и этого хватало – Андрей сразу понял, что перед ним – маньяк, и возможно – кровавый маньяк, сбежавший на грешную землю прямиком из ада.
   Дело Сивгородичевского Иммануиллла Саммуиловича (именно такое было у больного ФИО – запоминающееся, приходится признать) Андрей отложил в сторону, про себя отметив, что после знакомства с СИС ему нужно пересмотреть отношение к собственным фамилии, имени и отчеству и перестать считать их чем-то из ряда вон.
   Особенно имя – Иммануиллл (с двумя буквами «М» и тремя «Л» в конце). Таким именем мальчика могли наградить только родители не в своем уме, ведь это – первый признак ненормальности. Немудрено, что Иммануиллл в итоге-таки двинулся, да еще и до состояния буйнопомешанного – аж до «шестерки».
   – Что мы имеем? – с фотографии на титульном листе на Андрея смотрела физиономия Сивгородичевского без тесемок и капюшона (или «без намордника» – как это называлось на профессиональном сленге). – А имеем мы то, что и должны иметь в подобных случаях: фрустрацию личности, кроваво-маниакальный синдром и эффект Кашпировского во взгляде!
   – Ну-с, расскажешь анекдот? – Андрей криво усмехнулся, достал из портфеля чистый лист бумаги и принялся заполнять форму. Дело нехитрое – тягомотины минут на пятнадцать – и гулять.
   – Да, батенька! Эк тебя жизнь-то перекосила! Знаешь, а ведь ты молодец! С таким ФИО – и не одного доказанного убийства, одни только мутные эпизоды с поджогами! Но поскольку все спаслись, то и обвинять тебя особенно не в чем, а можно смело утверждать, что ты для общества не опасен и вполне подходишь для палаты номер шесть! В противном случае тебя бы отправили в Козельск, а там знаешь, как несладко! Почти как в аду, из которого ты убежал! Впрочем, чего я тебе рассказываю? Ты ведь все равно живешь в своем измерении! Ты, кстати, на русском-то то умеешь говорить или только по-своему – на демоно-диалоге?
   СИС молчал. У него были пустые глаза, смотреть в которые не хотелось. Андрею вдруг стало его жалко. Он отложил ручку и бумагу в сторону:
   – Ладно, братан! Извини меня – что-то настроение испортилось, вот я и сорвался! А хочешь, я тебе песенку спою, меня бабушка научила! Она очень хотела, чтобы я стал врачом, и вот – я здесь перед тобой, а ты передо мной!

     Баю-баюшки-баю!
     Не ложися на краю!
     Придет злобненький бабай
     И утащит за Можай!

     А потом придет Яга!
     Отобьет тебе рога!
     А потом продаст за рупь!
     Спи мой мальчик, не балуй!

     А потом придет Кащей,
     Наведет с собой бл…ей,
     Будет с ними водку пить,
     Спи мой мальчик, не шуми!

     Баю-баюшки-баю!
     Не ложися на краю!
     Придет серенький волчок,
     В прошлом красный стукачок.

     Спи мой мальчик, засыпай,
     Баю-баю-баю-бай!
     Солнышко давно зашло,
     В Норильлаге хорошо!

   – Понравилось? – ответом Андрею было молчание, – зря ты так, я ведь к тебе всей душой, я же по-человечески хотел, а ты? Впрочем, как знаешь! – Андрей вновь взял дело и принялся старательно вписывать на последнюю страницу сопроводительную.
   – Итак, поступил, бла-бла-бла, такой-то-такой-то, признаков жизни, кроме прямохождения, не подает, молчит, глазными яблоками не вращает, на раздражительные звуки, интонации и крики внимания не обращает! Не поет, не подпевает, не зевает, ответа на вопросы не дает! Золото, а не пациент, просто гриб-боровик в кадке!
   – Всё! – Андрей победно откинулся на стуле, обратив внимание, что Сивгородичевский стоит, прижавшись лбом к стене.
   – Изучаешь! Ну-ну! – Андрей позвонил в колокольчик, и в дверях возник Перельман.
//-- *** --//
   От Гриши разило дешевым тройным одеколоном – каждые два часа санитар тщательно обрызгивал себя, утверждая, что только так можно отогнать злых духов, которые, как известно, сидят на плечах психов – на правом и левом – и так и норовят переметнуться на сладенькое – т. е. на нормальных людей.
   – Опять на себя полведра вылил? – Андрей сморщил нос и отошел к окну, – лучше бы ты его пил, не так бы воняло!
   – ЫК! – Перельман невольно икнул, – нельзя нам, Изольдыч, могут с работы попереть, да еще и с записью! Вот то ли дело было при прежнем режиме – заложил за воротник полтинничек, и никакие психи не страшны! А сейчас – так одно расстройство! Да к тому же и нормального тройного днем с огнем не сыскать! Вот раньше чего только не было! Любой парфюм – отечественный, высший сорт! А если парфюма нет, то люди помогут! Правда, встречались и такие, что морду воротили от пролетариата!
   – Вот был у меня сосед! – Перельман заговорил быстро-быстро, словно опасаясь, что его могут прервать, и он не успеет поделиться наболевшим. Андрей миролюбиво кивнул и закурил сигарету. Всё! Его смена в «первичке» на сегодня подошла к концу, можно никуда не торопиться – до трех часов дня он совершенно свободен.
   – Так вот, был, значит, сосед! Фамилия у него была интересная – Нежопа. А звали Олесь Михайлович. Мерзкий был мужичонка, я его не любил. Слишком жадный. Бывало, придешь домой после работы, шланги горят, и на душе ересь огненная, что хочется немедленно залить. Придешь и чувствуешь – Нежопа гонит самогон.
   Он тогда на плодоовощной базе работал, так по ночам вывозил домой гнилые фрукты и из них гнал. Ну, поначалу, понятно, брагу – бутыли у него прямо в ванной стояли, а потом уже первач – на даче. А летом – так прямо дома на плите. Поставит аппарат на огонь, трубу в окно выкинет и начинает коптить. А ментам, что приходили по его душу, пару червонцев сунет и штоф, они и уйдут! Времена-то, помнишь, какие были, жидкая валюта тогда ох как ценилась – не то что сейчас!
   Так вот, пришел я как-то летом домой с работы. Злой, как черт, и шланги горят огнем. А все потому, что отпахал две смены – да не просто, а на приеме! Союз разваливался, у народа крышу совсем сорвало, так мы месячный план по пациентам в декаду делали!
   Дурки все были переполнены – то экстрасенса привезут, то почитателя речей Горбачева, а то и самого министра иностранных дел Российской империи. В общем, конвейер – горбатили почти задарма, зарплату не платили, зато стимулировали розовой водой. Она хоть и не тройной, но если ее через песок пару раз пропустить, а после прокипятить и осадить в эмалированной кастрюле – то ничего, пить можно!
   Так вот, пришел, значит! Руки трясутся, а от самого розовой водой на всю ивановскую разит. А мне вчерась жинка (а мы с ней были только год как женаты) говорит: «Гриша, еще раз я от тебя бабский аромат учую, так три месяца давать не буду, чтобы ты, кобель, знал, как чужих сучек брюхатить – в то время как своя дома неласканная прозябает!»
   Ну, думаю – что делать? Хотел мыла немного съесть, чтобы запах, значит, розовой воды отбить изо рта, так мыло, как назло, кончилось! Потом еще «Поморин» помогал, но в то время и его не стало. В общем, выход один – ломиться к Нежопе за стаканом. У его первача такой мерзкий запах был, что напрочь перебивал весь парфюм. Ну и что, что пьяный, главное, родной кровинушке не изменил, верность сохранил и пришел домой с деньгами – хоть с какими-то!
   Да, Андрюша! – ты не думай, что я алкаш какой-нибудь, уж ты-то меня знаешь! Просто времена были – ну, словно опричнина, куда податься бедному санитару? Вот и страдал, пытаясь заглушить внутреннюю боль розовым за неимением тройного! А тогда знаешь, как трудно было! Мужики вон – санитары постарше – те вообще «Дихлофос» дубасили. Чистый! Или прыснут в пиво пару пшиков и балдеют. Коктейль назывался «Трави таракана» А что, прикольно! Башка тупая-тупая, и все вокруг похожи на жуков – так и хочется убить! Но я им не злоупотреблял – мне ведь еще сына родить нужно было и дочь! А как я наследников делать буду, если сам на таракана похож? Я – человек с понятиями, не смотри, никакой не шалапутный! А с розовенькой-то что? Да ничего, и, вообще, для девушек она больше!
   – Ну, так вот, звоню Нежопе, открывает. Я ему, типа: «Олесь, привет! Спасай, жена ругается, боюсь, утюгом по голове получу, если немедленно розовую первачом не осажу!»
   Насупился! А ведь я ему рупь сую! Не даром ведь брать собрался!
   «Нет! – говорит, – ты мне своим рублем в нос не тычь, поскольку, во-первых, стакан стоит треху, а во-вторых, ко мне сейчас должны прийти уважаемые люди! Они заберут всю партию оптом!»
   Вот так, представляешь! Уважаемым, значит, всё, а мне – от ворот поворот! Значит, я совсем не уважаемый!
   Перельман вытянул шею, встал на цыпочки и воззрился в потолок, словно пытаясь глазами просверлить в нем дыру. Бесполезно! Какой бы мощностью не обладал взгляд санитара, потолки в клинике были высокие, и исходящий от Перельмана оптический пучок рассеивался, не достигая цели – не в силах вызвать хоть какие-то повреждения. К тому же у Гриши были обычные глаза, а не боевые лазеры.
   Андрей достал новую сигарету. Ему было лень – лень двигаться, лень думать, лень что-либо делать. Поэтому пусть Перельман рассказывает – он подождет. Сменщик на прием должен явиться минут через двадцать, так что время пока есть.
   В шее санитара что-то отчетливо хрустнуло, и он схватился рукой за основание черепа:
   – Вот так, вспомнишь эту скотину, тут же инвалидом становишься! А все потому, что человек плохой был, жадный! Отказал он мне в стаканчике, и тут меня такая злость разобрала – ну, думаю, сейчас я тебе устрою – мало не покажется! И устроил – будь спок! Это мы могем!
   Домой, конечно, заходить не стал – жена у меня была будь здоров и слов на ветер не бросала! Спустился на этаж к знакомому (отличный мужик – звали Швов Изя – хоть и жид, но душа-человек, правда, мамаша у него была зверь), позвонил в клинику и говорю, мол, приезжайте, братцы, выручайте – тут один баклан разбушевался, беленькая у него, самогон гонит, вот до чертей и допился!
   Пришлось, конечно, подождать! Пришлось! Но зато, когда скорая приехала, вот был цирк! Пошли мы, значит, к Нежопе со смирительной рубашкой, прозвонили в звоночек – он дверь открыл, а мы на него всем скопом и набросились, Быстренько упаковали – и в дурку, сразу пару укольчиков – стал, как миленький! Наш пациент! Супротив тогдашней медицины даже слон устоять не мог, что там говорить про какого-то Нежопу! Ну, а квартира, само собой, открытая осталось, так я оттуда весь самогон в больничку-то и отвез. А Нежопу мы потом выпустили, дали ему справку по месту работы, что он две недели провел в дурдоме по случаю белой горячки, и дубликат отправили заказным письмом – чтоб не смел, подлец, государство обманывать. И поперли его с базы, мигом попрели!
   Перельман затушил чадящую беломорину о ноготь большого пальца и удовлетворенно причмокнул губами. Непонятно было, воспоминания о чем доставляют ему большее удовольствие – о самогоне и жене, что не выгнала его из дома, но отнеслась с пониманием, или о Нежопе, карьера которого с тех пор так и не восстановилась.
//-- *** --//
   Время шло. Андрей вручил папку санитару и велел отвести Сивгородичевского с сопроводительными документами прямо по месту назначения – в «шестерку», а сам поднялся к себе в кабинет. Он уже привык к историям от Перельмана, и почти всегда они заканчивались одним и тем же – помещением обидчиков Гриши в дурдом и справкой по месту работы.
   – Вот так бывает! – настроение у него гуляло, как девушка на выданье в поисках мужа-олигарха. Он представил себя на месте Нежопы и решил, что на его месте он никогда не окажется – во-первых, фамилии несравнимы, а во-вторых – чего-чего, а на Перельмана он управу имеет. Главное, чтобы так и оставалось в дальнейшем!
   – Ах, Перельман, ах, Перельман! – Андрей сквозь зубы процедил мотивчик «Ах, вернисажа» Лаймы Вайкуле, потом расхохотался и дополнил уже во весь голос:

     Ах, Перельман, ах, Перельман!
     Какой подлец, какой обман!
     Укольчик раз – и ты баран,
     Укольчик два – и ты дрова!

     И помни, гнида,
     Перельман не шутит!
     Якорь тебе в печенку!

   – В печенку якорь! – Андрей сел на кушетку и уставился на книжную полку, где у него хранились книги по психиатрии и психологии. – А вот что по поводу такого метода лечения сказали бы наши светила?
   Андрей давно подумывал написать диссертацию. И не просто подумывал, но уже, можно сказать, начал ею заниматься. Перво-наперво, конечно, нужно было собрать материал. Но с этим проблем возникнуть не должно – обширная практика Андрея давала ему прекрасный шанс для самореализации. Плюс еще книги, коих у него скопилась прорва, и из которых можно многое почерпнуть.
   Андрей быстро поднялся и достал из шкафа антикварное издание Крепелина и Сербского 1898 года по психиатрии в двух томах. Подарок богатых друзей (бывших сокурсников), которые немедленно после выпуска укатили в Израиль, прошли переаттестацию, получили лицензию по врачебной специальности и работали в одном из тель-авивских профильных учреждений. Прошлым летом они были в Москве на экскурсии – Андрей встречался с ними в ресторане неподалеку от Красной площади.
   Из их разговора Андрей понял, что зарабатывают сокурсники (каждый, а всего их трое) ровно в десять раз больше, чем он. Так что скинуться на книжки им было довольно просто. В качестве алаверды он два дня (у себя на квартире после ресторана) поил их коньяком московского разлива, который, конечно, лучше одесского, но все же не французский – зато гораздо дешевле. В общем, Андрей остался в выгоде.
   – Когда-нибудь и мое имя будет красоваться на корешке очень толстой книги! – он осторожно погладил обложку, потом поцеловал, представив, что перед ним красавица-фотомодель, и поставил двухтомник обратно в шкаф.
   – Но чтобы мечта стала явью, нужно сделать еще очень много! Ведь кандидатские, а тем более докторские на дороге не валяются, а уж по моему профилю так тем более! Впрочем, это все лирика, а физика будет такова: в тридцать лет Андрей Изольдович Корявый – кандидат медицинских наук, в сорок – доктор, в сорок пять – член-корреспондент, ну, а в пятьдесят уже и академик. А в пятьдесят пять буду лечить самого президента, а он будет вызывать меня перед сном и просить дать ему чего-нибудь успокоительного на ночь:
   – Андрюша, Андрюша!
   – Чего изволите-с, Виктор Павлович?
   – Дай мне антибиотиков, голова болит, и в кишках запор!
   – Как изволите-с, Виктор Павлович! Вам с чаем-с или сразу с водочкой?
   – Да какой там чай! От него у меня подагра и остеохондроз! Пятьдесят, таблеточку и огурчик!
   – Немедленно-с, мигом-с, сию минуту-с! Вот-с, Ваша любимая-с – из байкальской воды, зерна класса экстра и осажденная серебром! Ну, на здоровье-с!
   – Вот житуха будет! Красота! Знай только, подавай – и полный шоколад! Почет, уважение, и евреи не будут насмехаться над моей нищенской зарплатой!
//-- *** --//
   Андрей на секунду сильно зажмурился, отгоняя от себя картины дольче виты, которая, конечно, вся еще впереди. Он частенько пользовался этим приемом – давление на глаза (до появления в зрачках темных пятен) позволяло ему быстро переключиться с одной темы на другую.
   Видение президента со шкаликом подмышкой ушло, а на его месте встал сам седобородый Андрей Изольдович в перламутровой мантии, увешанный наградами, что твой Брежнев, с кафедры главного зала Нью-Йоркской психиатрической академии читающий лекцию маститым иностранным профессорам и докторам:
   Медицина – это совсем не лженаука, что сейчас расплодились, как амебы под лучами яркого полуденного солнца! Медицина почти не терпит шарлатанов, по крайней мере, в открытую, и чтоб здесь преуспеть нужно упорно трудиться и быть настоящим подвижником.
   Конечно, у каждого свой залог успеха, но сбор материала – это основа основ. Делать выводы, разрабатывать методики лечения, анализировать и строить пиктограммы и графики с характерными пиками и впадинами, похожими на женскую грудь, это всё потом, но сначала – материал, материал и еще раз материал!
   Запишите актуальный слоган: «Все на сбор метаданных!»
//-- *** --//
   Еще несколько лет назад, учась в медицинском институте, Андрей взял за правило ежедневно посвящать полчаса времени поиску и копированию открытых материалов из Интернета по своей специализации. Тридцати минут оказалось даже много, работ в общем доступе, считай, не было совсем, а те, что публиковались в толстых научных журналах, редко когда попадали в сеть в первозданном неурезанном виде. Если вообще попадали.
   По хорошему, Андрея спасла бы иностранная подписка на актуальные научные издания, он бы получал необходимую литературу в срок и целенаправленно – но жутко не хватало денег, и, кроме того, с английским у него было не очень, а учиться языку в последнее время совсем не хотелось.
   – Итак, что у нас сегодня? – Андрей включил компьютер и минут пять ждал, пока тот загрузится. Противный железный ящик булькал, рычал, издавал непристойные звуки, помаргивал лампочками, пыхтел, как квашня, ухал и специально пытался довести хозяина до белого каления. Ничего не поделаешь, вся техника в больнице – родом из палеолита, так что приходится терпеть. Зато можно придаться спонтанной медитации, глядя, как компьютер превозмогает сам себя.
   Наконец система подгрузилась, антивирус выдал информацию, что отныне всё под контролем, и на экране появилась смешная рожица в сиреневых очках – шарж с Леди Гаги с надписью через все лицо: «Вас приветствует ведущий отечественный дурдом! Если хочешь войти – введи пароль и входи!»
   Заставка была особой гордостью Андрея – он долго думал, как бы ему разнообразить больничную сеть, а когда придумал, действовал решительно. С помощью знакомого хакера он переделал приветствие – чтоб было веселее. Но, понятно, только у себя на компьютере. Узнай о его самоуправстве главврач, выговором Андрей не отделается – как бы с работы не вылететь!
   Андрей щелкнул мышкой по крестику, закрывающему Леди Гагу. Больничная сетка ему сейчас не нужна, тем более Боливар не вытянет двоих – либо Интернет, либо работа!
   – Ну-с, милейший, а ну-ка поднимите рубашонку, давайте посмотрим на Ваш тугой живот! – смотреть пришлось долго, искомый специализированный сайт подвисал и глючил, но все же какую-то информацию с него получить удалось.
   «Профессор Суходольский опубликовал ряд статей о целенаправленной импровизации со стороны подопытных пациентов в условиях перманентного стресса, вызванного удивительным положением вещей и невозможностью немедленно на них реагировать. Всего испытуемых было шестнадцать, каждому из них предложили ряд экспериментов, направленных на выявление и сокрытие, с чем испытуемые справились на отлично, явив беспримерную альтернативную логику и отказ от общепринятых штампов».
   «Доктор медицинских наук, заслуженный врач Российской Федерации профессор Уринов вернулся из путешествия в Сьерра-Леоне, где вел исследования в области практической психиатрии, а именно – в области применения ударных доз сильнодействующих гомогенных псевдокалифимов и их влияния на сознание больных с последующим изучением измененного восприятия с квалифицированным патогенным бредом шестой категории сложности».
   «Вчера состоялась защита кандидатских диссертаций в Медицинском центре Академии наук по темам:
   «Борьба за сознание, или высоковольтные электрические разряды, как генератор помехозащищенности высшей деятельности мозговых контуров»;
   «Влияние аквариумных рыбок на чувствительные рецепторы псевдочеловека относительно разумности его поведения»;
   «Среднекаталитический психоневроз растений, передающийся половым путем. Методы воздействия, профилактики и предотвращения»;
   «Социальные сети в разрезе всеобщей психопатии и соматического переходного состояния Homo Erectus к Homo Sapiens и обратно».
   – Что мне здесь интересно? – Андрей тщательно просмотрел свежие новости и пришел к выводу, что аквариумные рыбки достойны внимания. Они сами по себе служили отличным успокаивающим средством – у него даже дома стоял огромный прозрачный стеклянный бак, в котором плавало несколько карасей. Они были пойманы в ближайшем пруду за городом, быстро приспособились к хлорированной воде (кто бы мог подумать!) и питались объедками с барского стола (остатками ужина Андрея).
   С момента пленения карасей прошло месяцев пять, они значительно набрали в весе, и еще немного, и можно их зажарить или сварить из них рыбный суп – только жалко! Уж больно интересно за ними наблюдать, и, кроме того, реально успокаивают и повышают настроение.
   Самого крупного карася Андрей прозвал Калигулой – с такими глазами навыкате кроме как Калигулой и быть-то некем. А плавники – на зависть соперникам и серьезный бонус в борьбе за жизнь и потомство!
   Далее за Калигулой шла Мессалина – симпатичная карасиная самка, все время строившая глазки Андрею, потом Нерон – противнейшая рыба, постоянно жаждущая корма, следом – Гай (мелкий юркий карасик, который все никак не хотел вырастать), а в самом конце – Цирцея, раз в месяц метавшая икру увесистыми пригоршнями. Икру Андрей тщательно вылавливал из бака и пускал на бутерброды, предварительно остудив в холодильнике.
//-- *** --//
   Андрей задумчиво щелкал мышкой, соображая, можно ли на рыбках сделать диссертацию. Например, введя их в обиход обитателей подвала от первого до четвертого уровней. Главное, чтоб рыбок не съели сырыми в первый же день! Тогда весь эксперимент псу под хвост, и только зря время потратишь!
   Подумав немного, Андрей все-таки решил не рисковать (кто знает, чем всё это закончится!), зато ему в голову пришла замечательная идея. Прямо в выходные он изучит рынок медицинского оборудования и попытается найти б/ушный энцефалограф в хорошем состоянии. Если повезет, обойдется недорого!
   А дальше – всё просто! С его помощью Андрей каждый вечер будет снимать с самого себя энцефалограмму в момент наблюдения за рыбками – непосредственно перед этим и после. Годовая линейка энцефалограмм послужит отличным наглядным материалом – введением в разрабатываемый Андреем передовой метод лечения депрессивных и возбужденных электоральных состояний.
   Особенно Андрею нравилось определение: «Возбужденные электоральные состояния», он считал себя его автором, очень гордился и на полном серьезе обдумывал подачу заявки об авторских правах. Единственно, что его смущало, так это отсутствие полной уверенности, что он первый в этом щекотливом вопросе, а вторым – и далее по списку – быть не хотелось.
   Обычно скачкообразному усилению психической активности общества предшествовала избирательная кампания. Несколько партий – на букву К, на букву Л, на букву С и на букву Е – всегда претендовали на представительство в законодательном собрании и своими претензиями настолько раззадоривали электорат, что тот положительно сходил с ума – постепенно, шаг за шагом – однако неотвратимо.
   Особо чувствительные лишались сна и покоя и бредили рейтингами и потенциальным количеством мест, которые займут фавориты и аутсайдеры. Те же, у кого психика была устойчивей, генерировали ярко выраженный скептицизм, понимая, что выберут К или Е, или вообще Ж – разницы никакой, и всё в стране останется, как было. И чему можно дать однозначное определение: «Бардак»
   Андрея выборы всегда интересовали только с точки зрения профессионала-психиатра. Особенное удовольствие доставляло видеть, как кандидаты (партийные боссы, их доверенных лица или же любимые любовницы) размазывают друг друга по асфальту, окунают соперников в навоз и всячески стараются унизить конкурентов по политическому цеху прилюдно – с голубых телевизионных экранов и со страниц многотиражных печатных изданий.
   Несколько лет назад – в период наивысшей психической активности электората (примерное за две недели до даты общероссийского голосования) – Андрей спокойно возвращался с работы домой, и тут ему навстречу попался прайд агитаторов, состоящий из двух молоденьких девушек, одной дамы постарше и надзирающей – сухонькой старушки (которая не только раздавала буклеты кандидатов, но и следила, чтобы девицы усиленно размахивали партийными флагами, а не только мечтали о сексе с молодыми привлекательными людьми).
   Судя по всему, получалось у старушки не очень хорошо – девицы, как только завидели Андрея, немедленно отставили флаги в сторону, одновременно обе подскочили к нему и с томлением во взоре стали умолять забрать их с собой. Минуты две Андрей не мог понять, что от него требуют, причем здесь именно он, и неужели он такой авторитетный с виду и такой благородный, что к нему можно обращаться с подобными просьбами.
   А ларчик открывался просто – девушки страсть как замерзли, хотели писать и минут за пять до появления Андрея решили покинуть пост просто из принципа – да и гори оно синим пламенем это партийное строительство, если ради него приходится часами торчать на морозе и изображать из себя клоунов! А, как известно, если девушка что-то решит (тем более, если их две), то удержать ее (их) может только чудо, но никак не доводы разума от старушки-надзирательницы, с помощью которых она пыталась восстановить моральный дух и порядок в подшефном бабском батальоне.
//-- *** --//
   А что может быть лучше для целей побега, чем подвернувшийся под руку высокий привлекательный МЧ, рассеянно проходящий мимо и не обращающий внимания на агитационный материал? Понятно, что МЧ не склонен вести надоедливые разговоры о политике, и, воззвав к вечному чувству прекрасного, можно убедить его представиться братом (суженым, деверем) одной из девушек и забрать их с собой. А они поблагодарят его сладкими и продолжительными улыбками и побегут по своим делам!
   Конечно, если намеренно выискивать огрехи в подобных логических построениях, то им (огрехам) несть числа, но это только – если намеренно искать. Андрей же просто выслушал торопливые объяснения девушек, напустил на себя важный вид и обратился к старушке с огненной зажигательной речью. Он думал, этого будет достаточно, но не на того напал!
   Бабуля-процентщица (так мимоходом окрестил ее Андрей) мгновенно ринулась в бой. На ней держался данный участок идеологического фронта, и сдавать позиции она была не намерена. Ведь партия оказала ей высокую честь, а: «Партия сказала, народ ответил есть!» Главное, было бы, что есть!
   – А ты кто такой тут выискался? А ну пошел вон! Сейчас как дам больно! – старушка перехватила знамя наподобие средневекового копья (острым навершием вперед) и постаралась резво ткнуть Андрею в пах. Спасла его только молниеносная реакция и явная бабкина целеустремленность – желание нанести обидчику невосполнимый вред открыто читалось у нее на лице.
   И непонятно, чем бы дело кончилось, если бы не ужас – который внезапно (к его стыду) скрутил Андрея, и он бросился наутек – а вместе с ним и две девицы! Приятная неожиданность – они восприняли поступок Андрея не как постыдное бегство, а как заранее просчитанный маневр, который привел-таки к желаемому результату. А коль скоро девушки подумали именно так, то Андрей не стал их разубеждать, но напротив, быстро сориентировался и предложил усугубить знакомство – тепло, по-родственному.
   Одна из девушек отказалась, зато вторая восприняла приглашение спасителя благосклонно. Она жила в соседнем с Андреем доме и пригласила его зайти на кофе – тем более, она дома одна, а в такой мерзкий вечер хочется, чтобы кто-нибудь оказался рядом.
   Девушку звали Илона, в ее говоре чувствовался немосковский акцент, вероятно, южный – молдавский или украинский. Андрей думал недолго – почему бы и не попить кофе или чая – коль скоро зовут, а его самого никто не ждет!
   Как потом выяснилось, Илона была студенткой (училась на третьем курсе в Московском коммерческо-инженерном колледже) по специальности «психолог тире дипломированный психотерапевт». Она приехала в столицу из славного города Кишинёва и снимала однокомнатную квартиру еще с тремя своими однокурсницами – Симоной, Стразоной и Иванкой. Симона, Стразона и Иванка сейчас отсутствовали – их отрядили в ночной клуб «Жирный толстосум» работать группой поддержки по контракту, так что Илона чувствовала себя полноценной хозяйкой квартиры.
   По дороге Андрей заскочил в магазин и купил Tchibo Gold Exclusive – поскольку заявляться на кофе-пати без своего самовара – дурной тон. К кофе он взял водки, банку «Берлинских огурчиков «Дядя Ваня» и полкило вареной колбасы с батоном «Московский» – чтобы разнообразить меню вечера.
   Илона оказалась девушкой очень веселой и непосредственной – она улыбалась, очень много шутила, и Андрею с ней было хорошо и уютно. Единственно только – не хватило водки: в самый неподходящий момент она закончилась.
   Андрей изъявил желание раздобыть еще, отправился в магазин и обнаружил, что уже десять часов, и крепкий алкоголь не продают. Он повертелся около кассы, попытался договориться с продавщицей – бесполезно! Она утверждала, что компьютер блокирует оплату всего спиртного, и отпустить его нет никакой возможности.
   Андрей расстроился не на шутку, а когда вернулся назад и обнаружил, что на двери подъезда висит домофон, а он не запомнил номер квартиры Илоны, взъярился уже всерьез. Да только все без толку!
   Он покрутился рядом с дверью минут десять, понял, что замерзает, ткнул в первый попавшийся номер и представился сантехником, которому нужно срочно попасть внутрь, а его не пускают. Дескать: «Позвольте войти, у вас унитаз на втором этаже засорился!» – в одном из сериалов про бандитов и ментов Андрей видел, что именно так преступники попадают внутрь.
   В кино, может, и так, но в настоящей жизни его обозвали бомжом, уродом и ё. ным козлом одновременно и пообещали, что если он еще раз позвонит, то ему разобьют башку молотком. Пришлось отступить и ретироваться к себе – к холодной постели и неудовлетворенному сну натощак, вследствие чего Андрей люто возненавидел электоральные процессы и решил, что обязательно сделает по ним достойный большого ученого материал.
//-- *** --//
   Постепенно он втянулся и теперь не пропускал ни одних выборов – будь то муниципальные, региональные или общероссийские, и с каждым разом ему становилось все интереснее и интереснее. Стопка аккуратно изложенных на листочках наблюдений росла и росла и вскоре должна была вылиться во что-то грандиозное – да вот хотя бы в патент с оригинальным названием!
   – А вот интересно! – Андрей отключил интернет и встал размять плечевой сустав (два сустава). Что-то у него в последнее время побаливала спина, да и вообще всё побаливало, так что гимнастика Айенгара могла помочь. – Возьмем политика! Еще лучше – психованного политика. Политика, который сошел с ума на производстве прямо в здании Государственной Думы после принятия пакета из ста тринадцати законов разом. Эдакий трудяга, не выдержавший груза ответственности! Его можно пожалеть, но нас больше интересует прикладной аспект.
   – Допустим, у него наблюдается измененное пограничное состояние – ИПС, не путать с ППС, ДПС и ИМЦ (индивидуальным менструальным циклом). Какими словами можно его описать? – Андрей вытянул плечи вверх, простоял в напряженной позе семь секунд и расслабился. Потом повторил всю последовательность семнадцать раз и вновь уселся за стол.
   Мысль об ИПС политика (политическом ИПС) целиком завладела им, и он по своей многолетней привычке вгрызся в кончик карандаша:
   – Что же, есть время поразмышлять. Упражнение на подбор синонимов – как в средней школе! «А теперь, господа ученики, мы потренируемся! Задача: наиболее ярко, сочно и емко чиркнуть картину психа – вернее его мыслительный процесс!»
   Чтобы слова не пропадали всуе, Андрей достал чистый лист бумаги и стал рисовать на нем тезисы:
   – Итак, псих – это:
   – аберрация сознания! – хорошо, Денис!
   – искривление восприятия! – отлично, Дмитрий!
   – выверт мозга! – прекрасно, Демьян!
   – обрушение логики! – великолепно, Демид!
   – переклин образа! – замечательно, Дурбан!
   – бифуркация полушарий с подменой понятийных интерпретаций! – превосходно, Дистарх!
   – крестообразное скольжение мыслей вдали от основного потока! – блестяще, Демиозис!
   – дистанционное зондирование шунта с вентиляцией мозжечка! – ну, это ты совсем загнул, Деристофан, хотя и притягательно, притягательно!
//-- *** --//
   – Фу, устал! – Андрей посмотрел на свои скользящие каракули и вдруг решил поупражняться в составлении сложносочиненных имен.
   – Например, что будет, если скрестить Ваню и Аню? Ванян, Иванян, Анюван, Аюван, Ваин, Иан и еще много чего! А если совместить Бориса и барышню Анжелу, то получится без всякого сомнения Брожела, что говорит о ее высоком интеллекте. Ведь не может девушка с таким именем быть тупой, как козья морда! Хотя, постойте, разве у козы морда тупая?
   Андрей закрыл глаза: «Чистый бред, и на что он только тратит свое время!»
   Андрей громко чихнул – точно! Бред. И вообще, весь сегодняшний день какой-то нескладный, хоть и идет как обычно! Нет удовлетворения, нет полета мысли и плавности суждений! А всему виной – противная погода, настроение, оставляющее желать лучшего, и ночное невысыпание. В нем виновен подонок-сосед-снизу, который всю ночь гремел на кухне кастрюлями и нещадно материл какого-то Сиськина, который не желает платить бабло, а все хочет на халяву и на реализацию.
   Сосед-подонок-снизу был так опечален этим обстоятельством, что выпил, наверное, никак не меньше ведра, вследствие чего настолько разошелся, что вдобавок к кастрюлям решил среди ночи завести Black Sabbath, чем перебудил уже весь дом. В итоге жильцы сначала поочередно ломились к нему на квартиру и страшно ругались, потом плюнули и вызвали полицию, которая приехала уже под утро, скрутила соседа и силком увезла его в участок на допрос по поводу Сиськина, бабла, кастрюль, сковород, а заодно и выяснить, где он взял такое старье, как Black Sabbath, и почему крутит его так громко.
   А Андрею нужно было в шесть утра вставать, поэтому он промучился всю ночь, настолько озлобился, что решил непременно каждую неделю аккурат по субботам подбрасывать соседу в почтовый ящик использованный презерватив или – что еще лучше – заливать замочную скважину в двери его квартиры клеем «Момент», чтобы эта сволочь по выходным не могла вырваться на простор.
   – Кстати, это мысль! Насчет «Момента»! Может, нюхнуть для бодрости?
   – Отставить нюхать клей! – Андрей быстро выпрямился на стуле и вскинул ладонь к воображаемому козырьку фуражки, – есть, отставить нюхать клей! Виноват, больше не повторится! Прошу отправить меня на фронт на передовую! Вот именно, на фронт! Скоро, скоро придет и твой черед – в пятнадцать ноль-ноль, как штык! Но пред этим – обед! А до него – всего час!

полдень

   В кабинет постучали.
   – Ну! – Андрей недовольно сморщился: меньше всего ему хотелось с кем-то говорить. Спокойные предобеденные шестьдесят минут он планировал использовать для самосовершенствования (немного размышлений, немного кандидатской, немного опосредованного творчества – чтоб заработали мозги).
   Что до творчества – то оно, по мнению Андрея, разделялось на две категории: прозаическая проза и высокий штиль (штиль, в смысле стиль, и никак иначе). Андрей считал себя личностью продвинутого кругозора и поэтому имел твердые убеждения, что ему с его огромным гармоничным внутренним миром подходит именно поэзия – высочайшей пробы. Но ее еще нужно было поискать.
//-- *** --//
   Дней десять назад он залез в свой почтовый ящик в подъезде и обнаружил «Общественный поэтический сборник номер тридцать четыре», который попал к нему, наверняка, по ошибке. Но поскольку сборник был издан на отличной мелованной бумаге, Андрей решил положить его в туалете и использовать в качестве одноразовых пепельниц – по листочку на каждую сигарету. А заодно и читать, знакомясь с общественными поэтическими новинками.
   Начал он с оглавления. Поэтов было ровно семьдесят, по алфавиту – от Амфитеатрова Павла до Ягужинской Софьи.
//-- *** --//
   Итак, Андрей сел, закурил, аккуратно вырвал страничку, свернул воронку и принялся сбрасывать в нее пепел, следя, как тот скапливается между Нахичеваневым Тарго и Ораступозоло Ванькой-Каином.
   – Никогда бы не подумал, что у поэтов такие вычурные имена! – Андрей пребывал в недоумении. Спустя пару минут он пришел к выводу, что если они так называют сами себя, то можно представить, какие они пишут стихи! Чутье его не подвело – от первых же прочитанных рифм его замутило, речь в сборнике шла исключительно о коитусе, гениталиях, извращенцах и садомазохистах. А вот об обществе не было сказано ни слова.
   – И это называется поэзия! – возмущению Андрея не было предела. Его мама обожала Есенина и Тютчева, а сам он в школе читал Фета – украдкой от всех, чтоб одноклассники не засмеяли. – И что теперь? Наслаждаться вот этим?
   От расстройства Андрей достал еще одну сигарету и закурил. Перед его мысленным взором встал потный Амфитеатров, с надрывом декламирующий:

     Гроб, мертвец, всем пиз…ец!
     Мертвяки отвесили висяки,
     Зомби встали, всех послали
     Нах…й
     Железо куй,
     Клейми, чтоб неповадно,
     Сладко, усладно
     Ей было!
     Она в постели – ей мило!

   – Ей мило! – Андрей покачал головой, – наверное, за такие рифмы в старые добрые феодальные времена сажали прямо на кол. Чтоб поэт успел насладиться собственным творчеством перед смертью! Вот бы взять этого Амфитеатрова – да и розгами его, розгами! Все ж мы не старорежимные изуверы, и смерти ему желать не будем, но парочку ударов для профилактики не помешало бы!
   Андрей посмотрел на потухший окурок (смрад в туалете стоял невыносимый, скоро, наверняка, соседи взбунтуются) и выкинул его в унитаз. Ткнул кулаком в поэтический сборник и представил, как комкает его и бросает прямо в морду Амфитеатрову с криком: «Вызываю тебя на дуэль!» На душе полегчало, и одновременно возникло желание самому что-нибудь написать. А лучше – создать новое направление в литературе. Он назовет его «Стих-кроссворд-одно-разнослов»! А первым его произведением станет вот это:

     К атюша
     А роматна,
     К атюша

     Н ежна,
     А ристократична,
     З амечательна,
     Ы толста!
     В олнующе
     А лчуща,
     Л юбовью
     О слеплена,
     С тепенна,
     Ь удовлетворена!

     Б оится
     Р астолстеть
     И похудеть,
     Т аится!
     А н, нет!
     Н ет
     С осисок
     К ислых —
     О твет
     Е пископу!

     П усть
     А ссоль
     С осет
     С оль!
     А
     Ж енщина
     И скусница,
     Р оковая
     С путница
     К оротает
     О дна —
     Е динственно-умна!

     С толь
     У дачно
     Д ни
     Н а
     О тдыхе-даче

     П рошли!
     О тдохнуть
     Т оварищам
     О стервенело
     П омогли!
     Л ежали,
     Е ли,
     Н е пили,
     Н е пели!
     О х!
     Е дрён

     Горох!
     Е дрёна
     Р ама!
     М ама
     А нна
     Н ашла
     С ына
     К олю
     О й!
     Й ййййййййй!

     П ьяного,
     О тправила
     Д омой!
     В город
     О дного —
     Д невать,
     Н очевать,
     О долевать
     Й ого-самого!

     Л ол!
     О паньки!
     Д аешь
     К оньки!
     О деть!
     Й ухха!

     7 размер-до-уха!

     М аловат
     А
     Я и рад!

     1
     9
     1
     5

     Г ололед
     О тврат
     Д ачу
     А лкаши-громят!

   И пусть слог не очень, зато первые буквы в каждой строчке складывались в вопрос: «Как называлось британское пассажирское судно, потопленное германской подводной лодкой 7 мая 1915 года?» Ответ: «Лузитания»! В общем, Андрей был доволен!
   Оставалось только выйти с новым модным трендом на рынок, раскрутить торговую марку «Корявый & Co.» и жить припеваючи до конца дней своих, пожиная плоды внезапно проснувшегося литературного таланта.
//-- *** --//
   – Ну! Войдите! – громко повторил он, и в кабинет вкатилась баба Клава.
   – Ну, ну! Когда научишься говорить, как положено доктору? – баба Клава толкала перед собой ведро с мыльной водой. – Прочь пошел! Дезинфекция! – из уст уборщицы вырвался истеричный смешок.
   Андрей схватил сигареты и выскочил наружу. Спорить с Балаклавой – как называли уборщицу в больнице – было себе дороже. После тридцати пяти лет работы в психиатрической клинике она несомненно двинулась рассудком, что выражалось вообще во всем – но ее терпели, поскольку, во-первых, больше никого не найдешь на такую работу за такие гроши, а во-вторых, раньше она была заслуженным и уважаемым специалистом-психиатром, и коллектив признавал ее заслуги и не собирался выдворять прочь на поругание с нищенской пенсией.
   – Ходют и ходют, пачкают и пачкают! – баба Клава завела свою обычную пластинку и принялась живо шуровать шваброй по подоконнику, полу и даже по столу, с которого Андрей предварительно убрал все бумаги и спрятал их в тумбочку. Как всегда, Андрей еле сдерживался – его так и подмывало выпихнуть безумную бабку из кабинета, но он терпел, понимая, что его авторитет еще недостаточно высок, и идти поперек мнения коллектива ему совсем не с руки.
   – А вот интересно, сколько времени и мне понадобится, чтобы окончательно съехать с катушек с такими-то делами? – Андрей на ходу закурил, не обращая внимания на многочисленные противопожарные плакаты с жуткими противогазными мордами, развешенные по стенам. С плакатов на него укоризненно смотрели зомби всех мастей: начиная от подростка в форме с брандспойтом и в тяжелой пожарной каске с золотым дореволюционным околышком и заканчивая дедом в инвалидной коляске, который беззубым ртом призывает окружающих тушить огонь в лесу посредством обращения к земле.
   Андрей не удержался и смачно плюнул в табличку, аккурат вывешенную над местом для курения: «Не курить! Штраф битиём батогами!», потом опомнился, быстро достал из кармана бумажный носовой платок, стер плевок и брезгливо кинул платок в урну с окурками, от которой шел ядреный никотиновый дурман вперемешку с вонючим запахом истлевших сигаретных фильтров.
   – Развели здесь наглядную агитацию, нормально человеку и шага ступить негде, сплошь кругом пожарные и СЭС! А вот взять, да и засунуть их шланги и пробирки прямо в одно место, чтобы испражнения соответствовали нормам и правилам, а заодно и ГОСТ! Вот бы поскакали, голубчики – и никаких штрафов, а только боль, превозмогающая всё вокруг!
   Андрей всматривался в сумрак коридора. Где-то там в конце остался его кабинет, и вскоре оттуда должен был материализоваться слегка различимый контур бабы Клавы со шваброй, после чего Андрей сможет вернуться обратно и вновь приступить к научным изысканиям.
//-- *** --//
   Баба Клава не спешила. После первичной уборкой шваброй она распаковала новую ветошь и принялась стирать влажные следы на поверхности мебели, ежесекундно что-то злобно бурча под нос. Сегодня на первом месте в ее классификации врагов рода человеческого обосновался главврач, который посмел явиться в больницу без калош, чем и загадил весь холл – а ей вытирать!
   Второе место – хирург по фамилии Космодемьянский, приходивший раз в месяц, чтобы обследовать пациентов на предмет их физического и хирургического здоровья. Космодемьянский был прикреплен к клинике специальным указом министерства, чем очень гордился и всегда носил себя так горделиво, как будто он лично – любимый конь Александра Македонского Буцефал.
   Впрочем, уважением он не пользовался – персонал клиники не принимал варягов, считая их тунеядцами и паразитами. В этом вопросе среди сотрудников наблюдался единодушный консенсус – все (начиная от практикантов и заканчивая маститыми профессорами) были уверены, что только работая здесь, в стенах прославленной психиатрички, можно прочувствовать профессию эскулапа и получить надлежащую квалификацию.
   Презрение к собственной персоне Космодемьянский ощутил в первый же день. Сначала завхоз выдал ему халат с дырами в районе подмышек, потом отказал в письменном инструменте, посоветовав иметь свой. Пришлось приглашенному хирургу бежать в ближайший газетный ларек за покупками – никто из встреченных им сотрудников клиники так и не захотел делиться.
   Космодемьянский обиделся не на шутку и немедленно после возвращения (он купил сразу коробку ручек) поспешил к главврачу, размахивая предписанием из министерства, где черным по белому было предложено: «оказывать подателю сего всяческую помощь и расположение». Однако главврач встретил его холодно – такие прилизанные типчики (явные карьеристы) ему тоже совсем не нравились, поэтому он молчал, упорно кивая головой и время от времени намекая хирургу, что пора бы уже приступить непосредственно к обязанностям.
   Следующим шоком для Космодемьянского стало знакомство с пациентами. Санитары, не мудрствуя лукаво, привели к нему в досмотровый кабинет легенду клиники – бывшего оперного певца Большого театра, которого заклинило еще в 1982 году, и с тех пор он пел, не переставая, делая перерывы только на еду и сон.
   Пациент (Саксофонный Илья Петрович – в прошлом заслеженный артист РСФСР) обладал одной особенностью – его страшно раздражало присутствие рядом лиц, по его мнению, вульгарных (Homo Vulgaris, как он выражался). Он моментально вспыхивал, как пропитанная керосином пакля, и удержать его можно было только согласованными действиями тройки санитаров.
   В случае с Космодемьянским Илья Петрович быстро определил в нем натуру приземленную, склонную к стяжательству и накопительству неправедно нажитой собственности, а посему запел так громко, как только мог, и от его могучего баса у хирурга чуть не лопнули барабанные перепонки. И ладно бы, стервец, пел, например, выглядывая в окно или забившись под кровать – нет! Саксофонный в предвкушении особо протяжных нот подбегал к Космодемьянскому, хватал его за уши, тянул к себе и выдувал прямо в ушную раковину:

     Не лед трещит, да не комар пищит —
     Это кум до кумы судака тащит!
     Эх, ох, эх, ой, кумушка да ты голубушка!
     Свари, кума, судака, чтобы юшка была!
     Эх, ох, эх, ой, юшечка да и петрушечка,
     Поцелуй ты меня, кума-душечка!
     Ну, поцелуй, ну, поцелуй, кума-душечка!

   После первой же атаки в прошлом заслуженного артиста прикомандированный хирург чуть не упал в обморок и, сопровождаемый громким смехом санитаров (они наблюдали за происходящим через камеры, установленные внутри помещения), начал бегать из угла в угол, как тигр в клетке, пытаясь скрыться от нового и еще более громкого и напористого аккорда: «Эй, ухнем!»
   Санитары сгибались со смеха. А когда Космодемьянский осознал, что досмотровая заперта с той стороны (от страха его немного прослабило, и он пытался малодушно вырваться наружу и укрыться в туалете), санитары и вовсе попадали на пол и чуть не умерли в приступе искреннего веселья.
   И хорошо, что не умерли, поскольку ровно через минуту пришла пора спасать незадачливого хирурга – во избежание настоящей смерти. Космодемьянский побледнел, схватился за сердце, а когда, обернувшись, увидел прущего на него свиньей Саксофонного с растопыренными пальцами, люто заикаясь, начал сползать по стене. Казалось, погибель неминуема, но хирургу повезло
   – у одного из санитаров (самого сознательного) вдруг проснулась совесть, он решил не брать грех на душу и отогнать Саксофонного, который уже нависал над жертвой, как плющ-вампир.
   В общем, если не считать изрядной седины и спорадического, иногда проявляющегося заикания, можно считать, что Космодемьянский отделался легким испугом. А после того, как он лично написал покаянные строки, размножил на ксероксе, рассовал по конвертам и разослал всем сотрудникам клиники, его оставили в покое, решив, что хватит с него – склоненную голову меч не сечет, и хирург пусть все-таки будет – но только чтоб не борзел!
   Письмо Космодемьянского (копия) до сих пор лежало у Андрея в столе, и сейчас он пытался вспомнить его содержание:

     Простите меня,
     Простите меня три раза,
     Я все-таки врач,
     Я не зараза!

     Я признаю
     Ошибку свою,
     Каюсь,
     Кланяюсь,
     Молю!
     Простить
     И оставить в строю!

     Дать возможность исправиться,
     Коллективу понравиться,
     Заслужить прощения,
     Заслужить уважение,
     Заслужить быть с вами —
     Путевыми пацанами!

     Клянусь, что больше ни-ни!
     Хочу работать ночи и дни,
     Не гоните, примите,
     Место мое укажите!

     Заранее спасибо говорю,
     За прощение благодарю,
     Надеюсь на понимание,
     Если же нет – пойду писать завещание!

   – А что, толково тогда у него получилось! – Андрей сел на лавочку и от нечего делать принялся грызть ногти. – Наверное, кто-то из наших посоветовал!
//-- *** --//
   Андрей прикусил ноготь большого пальца, плавно потянул, оторвал и сплюнул на пол. Посмотрел – вроде, ровно получилось, ничего подправлять не нужно.
   – Почти салон красоты! Как у этого, как его? – на ум пришло недавнее интервью с одним ряженым надутым банкиром, который сам себя называл метросексуалом и хвастался маникюром. – Педик ты толстожопый, а не метросексуал! Бабло, значит, лопатой гребешь, в то время как другие последний хрен без соли доедают! – Андрей медленно наливался злобой и желчью. Кулаки непроизвольно сжались, скулы свело приступом ненависти, и Андрей, представив, что перед ним свиное рыло банкира, резко выбросил ногу вперед, целясь ему прямо между глаз:
   – Вот тебе, паскуда, за все горе народное! На, на, получай еще! – Андрей вскочил и, с присвистом дыша, принялся наносить удары попеременно руками и ногами и остановился только тогда, когда почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он был весь красный, с него градом тёк пот, зато в голове было светло и радостно – как будто он только что извел злого духа или освободился от родового проклятия!
   – Хочешь сделать доброе дело? Убей банкира! – Андрей опять сел, выждал пару минут и достал очередную сигарету, – а теперь можно и перекурить!
   Он глубоко затянулся, поперхнулся и зашелся в приступе кашля. – Тьфу, ты господи, тифозный барак!
   – Короче, курить вредно! – Андрей удрученно посмотрел на жуткую цветную картинку на пачке, которая ярко живописала, что происходит с курильщиком при злоупотреблении табаком, – впрочем, жить тоже вредно, в самый неподходящий момент можно умереть!
//-- *** --//
   – Но все же нужно купить чехол для пачки, чтобы лишний раз не насматривать себе на погибель! – Андрей, как и все доктора, был человеком крайне суеверным и полагал, что нехорошие мысли рано или поздно ведут к болезни, а картинки с сигарет их (мысли) отнюдь не улучшали.
   – А, может, бросить? – слабый внутренний голос вкрадчиво проник ему в мозг и разросся до величины диплодока. Еще немного, и голос зазвучит оглушительным набатом, объявляя тревогу и заставляя хозяина срочно искать оправдания, почему этого делать нельзя. – А потому что разве с такой работой бросишь?
   Здесь Андрей был прав – с его должностью и профилем бросать курить все равно, что немедленно подписать себе билет в одни конец в перманентный невроз, который обязательно закончится либо инсультом, либо инфарктом или еще чего похуже. Хотя, что может быть хуже парализованной половины тела?
   – Что, что? Чума и натуральная оспа! – Андрей наконец-то разглядел, как из его кабинета вывалилась баба Клава, и поспешил обратно. Он успел выкурить три сигареты и вдоволь нафилософствоваться на тему вредности и опасности бытия, поэтому сейчас чувствовал во рту нехороший привкус беспокойства и тревоги, вызванный отсутствием силы воли в себе самом. Ну, и еще побил банкира, что хоть как-то скрашивало мерзкую картину всего вокруг.
   – Вот Власов взял и стал олимпийским чемпионом со сломанной спиной! Или Жаботинский! Хотя с такой-то фамилией грешно не стать: симбиоз жабо и тины – что может быть страшнее? – Андрей мрачно кивнул бабе Клаве, взирающей на него, как солдат на вошь, – работать можно?
   – Иди, иди, чертов доктор! Вот бы мне сейчас в руки автомат, так я бы показала тебе, что значит родину любить!
   – Спасибо! – Андрей сделал вид, что доволен диалогом, зашел в кабинет и захлопнул за собой дверь. Посмотрел на открытую настежь форточку и зябко поежился:
   – И сколько раз этой стерве говорить, чтоб не смела проветривать помещение в мое отсутствие! – Андрей хорошо помнил, что закрыл форточку, чтобы согреться, и вот сейчас снова в кабинете было холодно и промозгло. – Когда-нибудь я ее точно отблагодарю шваброй по голове! Пожалуй, стоит накропать на нее грязный пасквиль:
   Анонимка на имя главного врача Зелинского Остапа Ибрагимовича!
   Предмет анонимки:
   Клавдия Ивановна Шульженко!
   Цель анонимки:
   Выведение на чистую воду
   Клавдии Ивановны Шульженко!
   Автор анонимки: Аноним
   Довожу до Вашего Сиятельного внимания факт недопустимого антиобщественного и волюнтаристского поведения вышеозначенной Клавдии Ивановны Шульженко – полной тезки в прошлом прославленной народной артистки, в прошлом ведущего специалиста по нервным и сопутствующим заболеваниям, а ныне вредной старухи, уборщицы и ироду в одном лице!
   Ее поведение настолько вызывающе, что ее бывшие соратники по цеху:
   Леонид Утесов;
   Лидия Русланова;
   Марк Бернес;
   Аида Ведищев а и даже сам Николай Крючков ее бы не одобрили, а предали бы справедливому суду совести и народного гнева!
   Расшифровка: искомая Клавдия Ивановна Шульженко моет половой тряпкой столы в кабинетах и раскрывает настежь форточки в самый разгар свежего морозного утра, в связи с чем сотрудники простывают, болеют и подвергают свой натруженный организм серьезному стрессу, вследствие чего не могут достойно выполнять функциональные обязанности!
   Ласково просим разобраться с вышеозначенной Клавдией Ивановной Шульженко и лишить ее премии за гнусный характер и стремление унизить докторский состав!
   Подпись: Число:
   АнонимСегодняшнее
   – Вот еще раз заставит меня стучать зубами, точно напишу! А копию толкну непосредственно в Главк – пусть присылают комиссию и аттестуют бабку по новой – только на швабре с моторчиком, а то на этой уже летать неудобно! Настоящая Баба Яга, прости господи! Целых полчаса потратил впустую!
//-- *** --//
   В кабинете было очень холодно. Андрей обнял себя за плечи, сел на корточки и спиной прислонился к батарее, чувствуя, как чугунное тепло начинает разгонять кровь в холодеющей пояснице. Он вспомнил своего любимца кота Пафнутия (кличка не очень эстетичная, зато полностью отражающая суть этого животного), который, вроде, уже должен пожаловать за порцией молочка.
   Пафнутий жил на этаже уже лет восемь и с методичностью путевого обходчика каждый день наведывался во все кабинеты (строго по расписанию), чтобы подкрепиться и засвидетельствовать своё благорасположение. И везде его потчевали разносолами – молочком, сметанкой, маслицем, колбаской, курочкой Рябой, рыбкой, говядинкой, свининкой, тушенкой и даже баварскими сосисками, хотя последнее время он от них воротил морду.
   – Что-то задержался, пушистый! – Андрей немного согрелся и решил выглянуть в коридор. – Цыпа-цыпа-цыпа! Кис-кис-кис! Где ты, зверюга?
   Мгновенно из-за ближайшего поворота высунулась огромная наглая морда кота, он призывно мяукнул и затрусил к Андрею, подметая пол отросшей густой шерстью на животе.
   – Иди ко мне, моя киса! Сейчас я тебе молочка налью, будешь сытым, будешь довольным! – Андрей почесал ласкающегося кота за ухом, открыл маленький холодильник и достал оттуда початую (почти до самого донышка) бутылку «Останкинского». Вообще-то холодильник предназначался для хранения исключительно ампул с лекарствами, но места в нем хватало и для продуктов.
   – А вот и мисочка! – Андрей любовно поставил на пол украшенное яркими ромашками фарфоровое блюдце и налил в него молока. – Давай, рубай, меховой, и помни своего кормильца! Авось, замолвишь словечко перед своим кошачьим богом! Вдруг, в следующей жизни я переселюсь в кота (или кошку) – поэтому лучше заранее позаботиться!
//-- * * * --//
   Кот лениво подошел к блюдцу, ткнулся мордой в молоко, хрипло мяукнул и принялся лакать – с таким видом, как будто делает Андрею одолжение. Время от времени он отрывался, обводил кабинет осоловелым взглядом, закатывал глаза и топорщил усы, с которых срывались молочные брызги. Андрею Пафнутий напоминал ленивого кошачьего пресыщенного барина – воплощение Луи XIV наших дней.
   Наконец кот закончил и, не сходя с места, рухнул рядом с блюдцем, уронив голову на лапы и погружаясь в сон. Что в нем особенно нравилось Андрю, так это его способность всегда съедать все до крошки (и выпивать до капли). Может быть, когда-нибудь у Пафнутия и наступит пресыщение, но только не в этой жизни!
   Андрей вытащил блюдце из-под кота и ополоснул его в раковине. Помимо ромашек блюдце украшала надпись: I love you my little peach! Оно было подарено Андрею Светланой Пальченко, его институтской любовью, воспоминания о которой до сих пор разъедали сердце Андрея сильнее негашеной извести.
   Светлана присоединилась к их группе уже под самый конец. Она училась на курс старше, потом взяла академический отпуск по семейным обстоятельствам и в итоге писала диплом уже вместе с Андреем и его товарищами. С первым же ее появлением Андрей понял, что влюбился весь без остатка.
   В ее присутствии он чувствовал невероятную робость, его умение общаться легко и непринужденно куда-то исчезало, он просто смотрел на Светлану, и по его лицу можно было с легкостью прочитать, о чем он думает. Он несколько раз делал попытки поближе сойтись со Светланой, но она была холодна – как будто Андрея вообще не существовало в природе.
   Это настолько злило его, что он готов был наброситься на нее с кулаками, но сдерживался, повторяя и повторяя по себя, что все равно – Светлана в итоге будет принадлежать только ему! Увы, всё вышло по-другому.
   – Наверное, к лучшему, – умом Андрей это понимал, но в душе так и не смог смириться, – любишь, не любишь, не имеет значения, зато избежал насмешек и лишних пересудов! – ему только и оставалось, что крепко сжимать зубы и скрипеть челюстями, пытаясь совладать с эмоциями.
   Андрей вспомнил вечеринку по случаю окончания института. У него оставалась последняя надежда поговорить со Светланой и убедить ее в серьезности своих намерений. Накануне он решил, что так и сделает, надел костюм, купил шикарный букет роз и прибыл по месту назначения – в частный дом одногруппника в элитном поселке Жуковка под Москвой. К тому времени там уже собрались все – в основном, девушки, и только четверо мужчин, одним из которых был Андрей.
   Владельца дома звали Вальдемар. Он очень гордился своим необычным именем, так же как и тем, что его папа – богатый коммерсант, сделавший состояние на торговле контрабандными моющими средствами.
   Назвать папу на сто процентов коммерсантом было нельзя (скорее, деляга, по уши замаранный в связях с серьезным криминалом), но результат от этого никак не менялся – у него было просто гигантское количество денег, чем Вальдемар и хвастался на каждом углу. Кроме денег, папа обладал еще одним достоинством – знатной фамилией Губодуев.
   Основатель династии очень хотел, чтобы наследник укрепил честное имя семьи, и поэтому решил – сын должен непременно получить диплом врача. Далее по плану намечалась карьерная лестница (всё уже было на мази – после института Вальдемар сразу шел в госпиталь при администрации президента, где его уже ждали и готовы были обеспечить кандидатскую через два года, а докторскую – через пять), а затем можно думать и о депутатстве – в качестве талантливого заслуженного врача России.
   Впрочем, планы-планами, а пока и одних папиных денег хватало, чтобы все девчонки без исключения мечтали запрыгнуть к Вальдемару в постель и утащить под венец. Однако наследник клевал только на самых симпатичных, пользовал их пару недель и отсылал подальше, мотивируя тем, что: «Ты сама виновата и мне даром не нужна!» Вскоре Андрей узнает, что в постели Вальдемара побывала и Светлана – она, как и все, была опробована и забракована со стандартной формулировкой.
   Но пока что он находился в радужном неведении, одел костюм и купил розы для своей избранницы.
//-- *** --//
   И заготовил признание в любви в стихах:

     Светлана, ты свет моих очей,
     О тебе мечтаю днями, не сплю ночей!
     Стань моей супругой,
     В моем лице приобретешь ты друга,
     В моем лице приобретешь ты мужа,
     Будем жить долго, счастливо и дружно!

   Андрей не ожидал, что на вечеринке всё будет настолько прозаично. Молодые люди (состоявшиеся дипломированные профессионалы) немедленно начали пить, как лошади, и пили, пока не попадали. Время от времени кто-нибудь из особо чувствительных пускал слезы, и если это была девушка, то заканчивалось все тем, что она выхватывала из толпы мужчину и волокла в отдельный кабинет (ванную и даже туалет), где всё и происходило.
   Андрей улучил момент и уединился в комнате со Светой. Она в тот вечер пребывала в меланхолии (Вальдемар окончательно показал ей от ворот поворот), так что заглатывала одну рюмку водки за другой. По всей видимости, она даже не поняла, что осталась вместе с Андреем – ей было все равно.
   Она позволила ему сделать все, что он хотел, отдаваясь со страстью и без всякого намека на стеснительность. У Светланы было крепкое молодое тело, тяжелая грудь и роскошные бедра, к которым хотелось прижаться и возлежать на них, как на перине, неотрывно наблюдая за поступательными движениями пупка, мерно вздымающегося и опускающегося в такт дыханию.
   Андрей любил Светлану, и то, что она отдалась ему так легко и привычно, оказалось для него сокрушительным ударом. Ничто так не вредит романтическим отношениям, как отсутствие сопротивления со стороны своей избранницы. Кроме того, Светлана все время путалась в именах, называя его то Пашей, то Володей, то Гиви, то Ахметом, то еще кем.
   А ведь он так часто представлял себе, как проведет с ней первый романтический вечер, как вокруг запылают свечи в канделябрах, заискрится хрусталь, наполненный шампанским, а толстенькие купидончики будут витать где-то рядом и целиться во влюбленных из лука, и вот – такая петрушка!
   Объект его поклонения, опрокинув за воротник граммов триста, мгновенно с полунамека сбросила трусы и позволила овладеть собой сзади, потом еще, а потом еще, уверенно и очень профессионально водя бедрами и постанывая.
   В Светлане чувствовался профессионализм, она даже и не пыталась изображать из себя неопытную девушку, но явилась вожделенно-разочарованному взгляду Андрея матерой дамой, уже доподлинно знающей толк в чувственных наслаждениях. Не было сомнений, что во внутренний мир Светланы окунулось уже достаточное количество усатых гренадеров (и равнинных, и горцев), поэтому все романтические мечты Андрея пошли прахом.
   Впрочем, единственно, за что он себя винил в тот вечер – так это за то, что потратил слишком много времени впустую, чего-то ожидая и боясь оскорбить девушку непристойными предложениями. Нужно было еще в самом начале знакомства навешать ей лапши на уши, уложить в койку, и тогда бы у него исчезли все иллюзии.
   За свои поруганные и оскверненные мечты Андрей оторвался на Светлане по полной. Он дал волю чувствам, он прыгал на ней, как заправский ковбой, он представлял ее то Мэрилин Монро, то Джиной Лоллобриджидой, то Красной Шапочкой, достигшей половозрелости, а себя самого – Шварценеггером в волчьей шкуре и с накачанным бицепсом во всех местах.
   Светлана по достоинству оценила его агрессию и темперамент – в конце она вылизала его с ног до головы, что еще больше убедило Андрея во мнении, что вряд ли она станет примерной женой и примерной матерью для его потенциальных детей. Всё было кончено, так толком и не начавшись! Зато после девушки сохранилось фарфоровое блюдце с признанием в любви к маленькому персику и с ромашками. Для Пафнутия как раз сойдет!
//-- *** --//
   – Эх, Светлана! И чего ж тебе не хватало? Наверное, сала! – Андрей выключил воду, вытер руки бумажной салфеткой и бросил ее в урну. – Кто их разберет, этих девушек? Встречается нормальный мужик с чувствами, нет – нужно обязательно в рожу харкнуть, а потом удивляться, и почему это никто замуж не берет!
   – Да, котяра? – Андрей наклонился к спящему Пафнутию и почесал его за ухом. Кот довольно промурлыкал что-то во сне, поводил усами, перевернулся на спину и вытянулся всем телом.
   – Не кот, а настоящий боров! Может, мне тебя домой забрать? Будешь мышей ловить и соседей, а то они уж больно зловредные стали! Хотя, жизнь у меня, конечно, не сахар! Хозяйки нет, кормить нечем! Оставайся лучше в больнице – всегда при харчах, и чешут почем зря!
   Пронзительно заверещал телефон на столе. Андрей дернулся, громко выругался, чуть не наступил коту на хвост и схватил трубку.
   – Алло! Давай быстро дуй на пятиминутку! – Андрей услышал на том конце строгий голос руководителя сектором межпрофессиональной подготовки, – сколько раз тебе долдонить, что по вторникам у нас заседание в 12–30?
   – Бегу, бегу!
//-- *** --//
   – Черт побери! – Андрей выскочил из кабинета, пытаясь понять, почему он вечно забывает об этих заседаниях – ну, словно память куда-то проваливается! И каждый раз получает нагоняй, испытывая терпение руководства.
   Он мгновенно преодолел два этажа по лестнице и ввалился в огромную аудиторию, оставшуюся еще с дореволюционных времен – и с того времени мало изменившуюся.
   Андрей знал историю своего учреждения наизусть – в ней ничего не было сказано об институте благородных девиц при жандармских курсах Московского гарнизона, бывшем здесь до революции. И напрасно не сказано, потому что лично Андрей не сомневался, что в этой аудитории воспитанницам ставили манеры, заставляли зубрить наизусть правила выговора аристократического «Фи» и втолковывали каверзный этикет употребления основных и десертных блюд.
   Сейчас же вместо призрачных и навсегда канувших в лету благородных девиц с кафедры вещал зав. секцией Симонович Антон Семенович, которого пару лет назад спустили сверху с заданием в кратчайшие сроки наладить в коллективе «Систему прививки разносторонних взглядов», чтобы медперсонал не слишком зацикливался на работе, а смотрел шире и не чурался хобби и прочих интересов.
   Симонович свалился на них, как снег на голову, он никому не был нужен, и сотрудники шептались по углам, что необходимо как можно скорее свести его в могилу, и подбивали штатных санитаров устроить с ним тот же фокус, что и с Космодемьянским. Но вышла загвоздка – Антон Семенович никоим образом не пересекался с пациентами, и натравить на него психов не получалось. Ну, в самом деле, не бить же его в темном коридоре, обездвижив целлофановым пакетом из-под подгузников!
   Пришлось закусить удила и делать вид, что нового человека приняли и уважают. Но это до поры до времени – Андрей был уверен!
   Симонович грозно взглянул на Андрея, бегущего на свое место с виноватым видом, громко рыкнул куда-то вдаль, повращал глазами, насадил на нос очки еще плотнее, чем они были прежде, и продолжил:
   – Итак, специально для опоздавших, которым, конечно, мы поставим на вид, повторяю. Разнообразие быта ни в коей мере не говорит о распущенности его владельца и создателя, но напротив, облегчает в итоге делопроизводство и сулит организации вмененную прибыль, т. е. вменяемую прибыль. Поэтому я и пытаюсь достучаться до всех вас уже двадцать четыре месяца и объяснить, что совсем необязательно каждый вечер после работы упиваться до белой горячки – и так изо дня в день – а можно, например, сходить в кино с любимой дамой или же вообще в консерваторию, где нескучно, и с пользой для общества провести время!
   – Корявый! – Андрей только решил уснуть, пользуясь моментом (вопли лектора действовали на него лучше любого снотворного), как карающий голос Симоновича настиг его – не помогла и задняя парта! Андрей оторвал отяжелевшую голову от столешницы и обвел ничего не понимающим взором аудиторию.
   – Мне кажется, или кое-кто думает, что профессор слепой? Ну-ка к доске!
   – К доске, к доске! – Андрей недовольно поднялся и, мысленно проклиная Симоновича и пожелав ему умереть раньше положенного срока, неторопливо спустился вниз. Субординация и внутренние правила клиники требовали от него подчинения, хотя, будь его воля, он бы дал Симоновичу прямо в рог – без толики жалости!
   – Ну? – Андрей выдавил из себя вопрос, как будто выплюнул унцию яда. Он хотел добавить еще: «Чего нужно?», но промолчал. И так, он – в числе злостных прогульщиков, и спасает только потомственное пролетарское происхождение!
   – Не нукай мне здесь! – Симонович как будто взорвался изнутри и весь пошел красными пятнами, – хочешь вылететь с работы? Так я тебе быстро устрою! Забыл, кто я?
//-- *** --//
   Симонович был дальним родственником заместителя министра и поэтому имел доступ непосредственно к телу. Об этом постепенно узнала вся больница, и врачебный персонал опасался ему перечить – хотя, ну какой из него профессор?
   Раньше Симонович служил следователем в подмосковном городе Мытищи (которые все сотрудники между собой называли не иначе как Мудищи – и именно из-за того, что оттуда в больницу прибыл Симонович), поэтому солдафонские нотки повсеместно сквозили в его внешнем виде и в его голосе. Поговаривали, он сам лично упек на зону пару сотен ни в чем неповинных людей и до сих пор упивался их страданиями, словно маньяк. Лично Андрей этому верил – да и трудно было не поверить, глядя вот на это чудо, которое сейчас стояло перед ним и сверлило его немигающим взглядом!
   – Да мне плевать, кто ты! – на Андрея вдруг что-то нашло, и он решил не сдаваться. Услышав его слова, зал замер – первые ряды заслуженных профессоров окаменели, зато на лицах врачей с задних парт начали появляться улыбки. – Ты что ли будешь с пациентами возиться за тридцать тысяч рублей? Вали в свою ментовку и не отвлекай уважаемых людей от дела!
   – И почему мы должны слушать этого дилетанта? – Андрей отвернулся от остолбеневшего Симоновича и теперь обращался к залу, – он кто, вообще? Может, у него степень есть или стаж? Почему он отрывает нас от выполнения прямого врачебного долга?
   Ответа он получить не успел. Неизвестно, что нашло на Антона Семеновича (вероятно, узнать о себе правду оказалось выше его сил), но он взревел, ка к нильский крокодил во время брачного периода, громко всхрапнул, выставил руки вперед и вцепился Андрею в горло, прилагая максимум усилий, чтобы придушить последнего.
   У Андрея всё закружилось перед глазами, потом зрение померкло, и, кажется, он потерял сознание. Ненадолго.
   – Голубчик! Голубчик! – кто-то тряс его за плечо. – Просыпайся! Ау, пора вставать!
   Андрей открыл глаза. Над ним склонилось несколько маститых профессоров – в том числе и двое заместителей главврача. – Ну, слава богу, очнулся! Молодец!
   Один из заместителей (его звали Аресьев Той Людвигович) улыбался, показывая все тридцать два отбеленных зуба одновременно. – Спасибо тебе, Андрей! Спас всех нас! Пока ты здесь валялся без чувств (всего-то каких-то пятнадцать минут), мы состряпали коллективное письмо на имя министра и подписались под ним – что Симонович в приступе неконтролируемого психоза напал на тебя и пытался ототеллить! Так что, считай, избавились мы наконец-то от этого паскудника, избавились!
   – Правда? – Андрей выглядел немного ошеломленным, – значит, меня увольнять с волчьим билетом не собираются?
   – Да что ты такое говоришь? – Аресьев замахал руками, словно ветряная мельница, – да мы тебе премию дадим, ведь ты вызволил весь коллектив! И Бендер уже знает – и даже уже определился с суммой. По секрету, для него лишний соглядатай из министерства, как кость в горле, и как собака на сене. А тебе повезло, кроме денег еще и приобрел уважение – а это дорогого стоит! Ну, вставай, вставай!
   Аресьев протянул руку, Андрей ухватился за нее – помощь оказалась нелишней! Что-что, а душить Симонович навострился умело – Андрей до сих пор чувствовал его палец на яремной вене.
   – До свадьбы заживет! – рассеянно подумал он, отряхивая грязь с халата, – время час, пора и пообедать!

1 час пополудни

   – Да, жрать охота! – Андрей скинул халат и надел куртку, – куда бы пойти: в столовую-мясокомбинат или просто купить в магазине банку сметаны и «Доширак» и пообедать с комфортом? В столовку идти – денег нет, там хоть и кормят протухшими костями, но все равно, двести рублей вынь да положь! Всё – решено! В ближайший магазин – батон 9-90, пара «Дошираков» – 80 рублей, сметана «Домик в деревне» – 65, итого где-то сто пятьдесят! Еще куплю за пятнадцать рублей кроссворды с гороскопом – на два дня хватит!
   Андрей миновал проходную, боком просочился через заклинившую больничную калитку для персонала и повернул налево в ближайший магазин «Восьмерочка».
   – «Восьмерочка» вас кормит и поит, и укладывает спать прямо в кровать! – Андрей быстро двигался вдоль рядов, высматривая лапшу. На привычном месте ее не оказалось, так что он совершил круг почета и обнаружил ее в самом дальнем углу – между перцем и макаронами.
   – Срочно нужно вычислить менеджера и накапать ему, что его тупые мерчандайзеры губят все дело – засунуть такой ходовой товар так далеко! Потерял пять драгоценных минут, и кто мне возместит?
   Андрей подошел к кассе и уткнулся в огромную очередь – человек двадцать с телегами, корзинами и гружеными провизией авоськами. – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – от неожиданности он присвистнул и неуверенно вытянул шею – вдруг есть еще одна функционирующая касса, которую он не заметил?
   Мимо! Зато со стены на него смотрел внушительных размеров плакат, на котором была нарисована улыбающаяся морда, и написано: «Если перед Вами очередь в пять человек, а вторая, третья, четвертая касса не работают, позвоните по номеру +7 496 666 66 66, и вам обязательно ответят!»
   – Ага! Пришло время правительственной связи! – Андрей быстро выхватил телефон и набрал заветные цифры. На том конце раздались длинные гудки, потом глухой голос ответил:
   – Служба обслуживания клиентов! Жалуйтесь!
   – Алло! – Андрей усилил тембр, и на него немедленно обратили внимание все присутствующие, – звоню сообщить, что стою в очереди, кассы не работают, передо мной сто человек, и, боюсь, не выдержу, съем батон со сметаной прямо на месте!
   – Адрес! – эмоциональный порыв Андрея, кажется, не вызвал никакого отклика со стороны его собеседника.
   – В смысле, адрес?
   – В смысле, в смысле! Молодой человек, не кажитесь тупее, чем Вы есть на самом деле! Адрес магазина!
   – Ул. 8-го Марта, дом 56! – услужливо подсказала Андрею стоявшая рядом сухонькая старушка с полной сумкой китайских груш. Сумка лежала у нее между ног – когда приходило время двигаться очереди, старушка с кряхтением приподнимала груши и переставляла их на полметра вперед. – Правильно, сынок! Пожалуйся на них, совсем стыд и совесть потеряли!
   – Слышал, 8-го Марта, 56! Так, когда заработают кассы? – Андрею очень хотелось покрыть матом работника службы обслуживания, но в этот раз он сдержался – из памяти еще не стерлись воспоминания, вызванные эпической перепалкой и последующей битвой с Симоновичем.
   – Высылаем бригаду, спасибо за информацию! Ожидайте в течение часа! – и собеседник отключился.
   – Ну и? – бабуля с грушами выжидательно уставилась на Андрея, – сейчас откроют?
   – Шиш с маслом! – на Андрея было страшно смотреть, – да, мать, шиш нам обоим с маслом! Да и черт с ними, обойдусь без их магазина! – Андрей свалил продукты возле кассы, с ненавистью взглянул на сонную нерусскую кассиршу и побрел к выходу. – Стрельну до завтра хлеба у Перельмана, он парень добрый, не откажет!
//-- *** --//
   – Гриша! – Андрей вломился в апартаменты санитаров (АС) и неожиданно нос к носу столкнулся с Прокопом. От неожиданности он вздрогнул и даже чуть-чуть подался назад – этот экземпляр мог навести страху на кого угодно.
   Представьте себе желтый тифозный блин, на котором из-под кустистых бровей выглядывают свинячьи глазки, и кривой рот, постоянно шепчущий надрывные самопальные матерные стишки, известные только ему. Затем туловище ниже блина облачите в запятнанный чем-то отдаленно похожим на кровь вперемешку с мочой халат, вложите ему в руки пилу для трепанации черепа, и на все это наденьте колпак с тевтонским крестом (именно с такими крестами на щитах рыцари неслись по льду Чудского озера, выстроившись свиньей и разинув в истошном крике рты, чтобы спустя пару минут быть потопленными вместе с конями). Представили? Так вот, Прокоп – еще страшнее.
   Все-таки рыцари в те времена были элитой, прирожденными воинами, и за сравнение со звероподобным санитаром, конечно, обиделись бы. В Прокопе чувствовалась нездешняя пришлая порода – особенно, когда он плотоядно улыбался, рассказывая, как паковал очередного бедолагу в смирительную рубашку, и как ему хотелось при этом откусить ему голову.
   Андрей вспомнил – одна из историй санитара произвела на него такое впечатление, что он потом не мог уснуть неделю – голый заросший шерстью Прокоп преследовал его во сне и пытался загрызть длинными гнилыми зубами.
   Хотя, наверное, Андрей слишком впечатлителен, ведь все остальные к шуткам санитара давно уже привыкли (так же как и к его манере ведения беседы), и никто и никогда не придавал его словами особого значения.
   – А вот и зря! – думал Андрей. Под личиной прокопа скрывался маньяк, в этом не было никакого сомнения, и только зашоренный взгляд местных контуженых постояльцев мог этого не замечать. Но дай Прокопу волю – и вот тогда кровавого месива не избежать!
   Андрей, конечно же, зря полагал, что кроме него никто не замечает странностей в поведении санитара. Еще как замечали и старались все время быть настороже, надеясь исключить худшее развитие событий.
   Прокоп любил закидывать за воротник, что само по себе ослабляло его психику. А в последние месяцы он находился в столь возбужденном состоянии, что даже главврач встревожился и по своему обыкновению посоветовал ему лечиться электричеством. Дежурная шутка, после которой всегда следовал совет: «Съездить на воды в Баден-Баден за бриллиантами в стуле и без шнапса домой не возвращаться!»
   Прокоп ходил жутко злой и так и норовил всем подряд излить горечь по поводу невыносимых условий труда и всеобщего обнищания масс. Особенно бесило его то обстоятельство, что его затирают в коллективе, а ведь только он может так ловко обращаться с психами! А если кому-нибудь в пределах больницы сдуру приходило в голову обсуждать политическое положение в стране, Прокоп являлся словно из-под земли и сразу встревал в разговор. Его глаза метали молнии, а зубы яростно скрежетали, как только речь заходила об олигархах и их богатстве.
   В такие моменты казалось, что Прокоп рванет, как вагон с нитроглицерином, а смертельная ударная волна пойдет гулять по русским просторам, невзирая на лица и занимаемые ими должности. Санитар являл собой выжимки, концентрат, квинтэссенцию народного негодования в связи с неправедно проведенной приватизацией с последующим ограблением масс и разворовыванием всего и вся.
   Впрочем, гнев ободранного, как липка, и оболганного злыми коммерсантами гражданина – это только цветочки. А ягодки начинались, когда Прокоп выпивал литр или более. Начальство знало, к чему это может привести, и специально оборудовало в левом крыле больницы автономную распивочную, которую так и называли: «Пещера злого Прокопа» (ПЗП, или по-другому: «Пиз…ец полный»). В клинике царствовал свой, особенный юмор – так что и Прокопа он не обошел.
   Первым признаком надвигающейся грозы была каменная мрачность, которая завладевала санитаром, его лицо становилось неподвижным, белки глаз закатывались, а кулаки сами собой искали топор или что-то типа того. В этот момент всё его окружение бросалось врассыпную, дверь запирали снаружи и шли отдыхать, понимая, что раньше чем через двенадцать часов в ПЗП соваться нельзя – и это при условии, что часть водки забрали с собой, а не оставили там.
   Санитар впадал в транс, за которым следовало всеобщее разрушение, прерываемое только тяжелой одышкой и периодическим лязгом наружного железного засова – Прокоп пытался отодвинуть его изнутри посредством громоподобных проклятий и боем черенком топора в обитую металлом дверь. По распоряжению заведующего санитарным отделением к Прокопу выставлялся пост из двух дюжих мужиков – ждали, пока он протрезвеет, и его можно выпускать на свет божий, в наказание лишив надбавки за вредность.
   В общем, было отчего испугаться, но сегодня Андрею повезло. Прокоп чувствовал себя малахольно и расслабленно.
   – А, Андрюлло! Привет! – санитар сидел в углу и смачно отгрызал хвостик от палки сухой колбасы. – Тебе, я вижу, потребен Перельман – так он в сортире, сейчас придет! Будешь колбасу на брудершафт? Кусай с другого конца!
   – Нет, спасибо! Я только пообедал, так – хотел Гришку позвать на перекур! – Андрей содрогнулся от одной только мысли разделить трапезу с Прокопом – особенно таким оригинальным способом.
   – Ну, тогда ладно! – Прокоп смачно хрюкнул, раскрыл пошире челюсти и с силой захлопнул, одним махом отхватив граммов сто. – Обожаю мясо! – свирепо пробурчал он, – жаль, что ты вегетарианец!
   – Кстати, Андрюлло! – прожевав колбасу и обтерев губы рукавом халата, Прокоп потянул Андрея за локоть, усаживая его рядом на промятый до самых пружин кожаный диван, – коли уж зашел, так я тебе похвастаюсь! Всю ночь писал, зацени! Песня! Называется «Тринадцатая зарплата» Стихи мои, музыка народная!

     Популярна нынче жопа!
     Жопа-опа! Жопа-опа!
     Жопа по лесу пошла,
     Жопа денежку нашла!
     Жопу в гости ждут друзья —
     Без жопы водку пить нельзя!

     Припев:
     Очевидно всем —
     Без жопы жизни нет совсем —
     Потому что тела часть,
     Сомневаешься – учи матчасть!

     После водки будет пиво,
     Жопа ухожена, красива,
     С жопой всем хорошо,
     Жопа села на горшок!

     Припев:
     Очевидно всем —
     Без жопы жизни нет совсем —
     Без жопы никуда —
     Ни туда и ни сюда!

     У жопы день рождения,
     Жопе нужна премия!
     Жопа санитара —
     Тысячи мало!
     Жопе нужно пять!
     Иначе жопу не унять!

     Припев:
     Люди добрые
     Денег полные,
     Дайте премию
     На жопы день рождения!

   – Ну как? – Прокоп выжидательно уставился на Андрея, сверля его правым глазом. Левый у него был закрыт черной пиратской повязкой с черепом и костями. Перельман говорил, что Прокоп специально заказал ее в ателье, чтобы выглядеть импозантнее. А потом месяц упрашивал руководство разрешить надевать повязку во время обеденного перерыва.
   – Класс! – Андрей знал, что если в его ответе Прокопу что-либо не понравится, то сам Андрей рискует, как минимум, здоровьем. Но и особо поддакивать санитару не хотелось – стоит один раз начать, потом будешь всю жизнь петь дифирамбы его бредовым литературным произведениям (если это убожество можно назвать литературой). – Так, когда ты сказал, Гриша придет?
   – Почем я знаю? – Прокоп опять взялся за колбасу, – говорю, в сортире – давит из себя раба капля за каплей!
   Вся больница знала, что Прокоп не всегда был сумасшедшим санитаром, когда-то (еще до развала СССР) он заведовал секцией Политпросвета и знал все труды Ленина почти наизусть, в том числе и переписку с партийными товарищами. Чем до сих пор и пользовался при случае – к месту и не к месту!
   – А вот ты понимаешь, что раба давить – это не вошь к ногтю прижать, а словно Коллонтай за сиськи щупаешь?
   – Не, не понимаю! – Андрей поднялся, – ладно, Прокоп! Пойду я, а Грише скажи, пусть поднимется ко мне, дело есть!
//-- *** --//
   – Сдается мне, остался я сегодня без обеда! – Андрей кинул сумку на стол. В желудке нехорошо бурлило – так недолго и язву заработать! И что сегодня за день такой суматошный? Всё одно к одному, и даже пожрать толком не получилось!
   – Хотя, – Андрей открыл форточку и закурил, – может, не всё так плохо? С Анжелой познакомился? Познакомился! Симоновича выжил? Выжил! Разве это не успех? Еще какой! Вот и Пафнутий говорит, все в порядке! Да, котик? – ответом ему было молчание – разве от животного можно добиться чего-то членораздельного?
   – Андрюша! – в кабинет постучали, – это я! Девчонки готовы?
   Дверь приоткрылась – на пороге стоял Перельман с пакетом подмышкой. Восторженное выражение на его лице сменилось разочарованием:
   – Ага, девушек нет – это плохо! Так и знал, что Прокоп опять меня обманул, иди, говорит, к корешу Корявому, у него там вкусное! Я так и понял, что у тебя тут с девчонками тусовка. А как же без меня? Я вот даже хлеба принес и мяса!
   – Заходи, Гриша! – Андрей не считал себя настолько тупым, чтобы позволить еде ускользнуть из – под носа, – покури, попей чайку! А коли уже принес мясо, так давай, я его съем!
   – Ну, не знаю! – Перельман плотно прижал пакет к груди, – вроде, оно для девчонок! Диетическое! Хотя, бог с ним! Семь бед, один ответ!
   – Молодец, Гриша! – Андрей быстро отломал от батона кусок и жадно впился в него зубами, – ты, прав, девушек нет, но зато я купил гороскоп взамен – почитаю! Тебе ж, наверное, интересно, что ждет тебя, Гриша, на этой неделе! Ты в каком месяце родился?
   – В юном месяце апреле в старом парке тает снег! – Перельман тоскливо взглянул на Андрея и закурил, – знаешь, Андрюха, поэтому всю жизнь и мучаюсь! Ведь в апреле кто рождаются? Бараны! Ну, или овны по-научному, по-ихнему! Отчим, помню, мне так и говорил: «Тупой ты, балбес, тупой! Карма это, тупая животная карма! И все-то у тебя, барана, будет не так, поэтому готовься!» Как в воду глядел, скотина! Не любил я его, а видишь, всё так и вышло!
   – Да плюнь ты на него! – Андрей скрутил фигу и поводил ею из стороны в сторону, – он, почитай, давно уже в могиле гниет, а ты все вспоминаешь! Слушай лучше, что умные люди пишут!
   Андрей выудил из сумки журнал с красивой молодой бабенкой на обложке, улыбающейся, казалось, всем телом. Журнал назывался «Моно-Лиза» и специализировался на подаче объявлений платного эротического характера. Ну, а чтобы хоть как-то разбавить обилие проституток, призывно взирающих со страниц, в конце был гороскоп, а в начале – статья о президенте «Русагропромышленного Союза»
   – Как ты думаешь, Гриша, какое отношение этот козел имеет к девам любви?
   – Андрей показал улыбающуюся щербатую рожу коммерсанта Перельману.
   – А кто это? – санитар равнодушно глянул на фотку и отвернулся, – сутенер?
   – Точно, сутенер! Они там все в офисах сутенеры. С длинноногими податливыми секретаршами и мальчиками на побегушках! А еще здесь есть перечень московских бань со стационарными точками продажи березовых веников! Ладно, веники оставим на потом, а сейчас, как и обещал, оплата за хлеб и мясо – правдивый гороскоп!
   Андрей открыл журнал с конца и внимательно стал изучать предсказания. Лично его вопрос звезд в последнее время занимал все больше и больше – очень хотелось знать, как сложится карьера, и как с личной жизнью – все ли будет в порядке, и когда ждать появление богатой невесты.
   По гороскопу Андрей был «Рак» – знак не то чтобы очень хороший, но и неплохой, всяко лучше «Скорпиона» или «Рыб», которые тоже относятся к стихии воды. По крайней мере, когда девушки узнавали, что он именно «Рак», они реагировали спокойно, а не бежали с ужасом, опасаясь дальнейших трудностей в отношениях. А вот с овнами было совсем по-другому. Овнов девушки не любили – подспудно, но тем не менее искренне.
   Андрей глянул на Перельмана и решил, что минуту тот обождет. Уж больно хотелось сначала узнать про себя самого.
   «Ракам повезло. Их врожденная способность перемещаться по дну не дает им погибнуть на дне общества, они смогут вынырнуть из социальной ямы и начать по-новому смотреть на мир широко раскрытыми глазами! Если Вам тяжело, если Вы чувствуете себя, как в дурдоме, если вокруг Вас одни психи, и если Вы рак – то дело в шляпе! Считайте, Вы уже победили, остается только воплотить Ваши умения в жизнь и извлечь из них весомый материальный интерес!»
   – Да, я в дурдоме, и вокруг меня одни психи! Не в бровь, а в глаз! И откуда они все знают? Вот и верь после этого криминальным сводкам, которые утверждают, что все астрологи – мошенники!
   – Теперь – овны! – Андрей быстро перелистнул страницу и впился взглядом в обворожительную красотку Жозефину. Именно она с точки зрения редакции наиболее соответствовала овнам – ее фото красовалось рядом с искомым созвездием.
//-- *** --//
   Андрей мечтательно замер. Жозефина разбудила в нем воспоминания об одной романтичной особе со скромным именем Ира. Он познакомился с ней в начале лета – случайно. Пошел с похмелья собирать бутылки в Измайловский парк и увидел ее. Она сидела на лавочке и читала «Анну Каренину». Андрей не смог удержаться и в шутку процитировал наизусть два первых абзаца текста, чем вызвал у Ирины интеллектуальный шок. В общем, познакомились!
   Сразу же после обмена любезностями Ирина заявила, что она овен-самочка и поэтому претендует на бережное к себе отношение и снисходительность в связи с ее вспыльчивым и неудобным характером!
   Андрей хоть и был чуть-чуть нетрезв, здраво подумал – нужно бежать, но потом решил немного повременить – вдруг не все так страшно! Ждать долго не пришлось: неожиданно Ирина так расчувствовалась, что рассказала первому встречному (Андрею), что вчера ее бросил сволочь-муж, посему страдания Карениной ей близки. Когда же Ирина выяснила, что Андрей – почти сам Каренин, то подлинно бросилась ему на грудь и потребовала утешения и ласки!
   В итоге к концу дня Андрей и Ирина обнаружили друг друга в одной постели – Анна Каренина-таки сыграла свою роль. Ирина оказалась девушкой с фантазией, и долго после ее ухода Андрей не мог уснуть, вспоминая и вспоминая все подробности бурной страстной любви. Больше он ее не видел – вероятно, муж решил, что такая девушка на дороге не валяется, и разбрасываться ею себе дороже. А может, Ирина просто забыла адрес квартиры Андрея или, вообще, удовлетворилась одним страстным свиданием. История об этом умалчивает.
//-- *** --//
   Андрей нашел «Овна»:
   «Для овнов неделя сложится не лучшим образом. Очень и очень многие хотят Вас наказать, проучить за Ваш вздорный и вспыльчивый характер. Враги не дремлют, поэтому рекомендуем заранее запастись вазелином и предохранительными средствами – никогда точно не знаешь, в какой момент они могут понадобиться! Кроме того, смазки – они не настолько дорогие, чтобы экономить на насущном! И желаем вам пережить всё!»
   – Вот те номер! – Андрей закрыл журнал и уставился на сонного Перельмана, – если я расскажу ему, что его ждет, то, боюсь, обидится на всю жизнь! Лучше прочитать что-нибудь более удобоваримое! Ладно, пойдем по порядку!
   «Телец – настоящий телок. Поэтому личная жизнь тельца состоит попеременно из жевания травы и машинно-принудительной дойки, с помощью которой из него высасывают все соки – деньги, счастье в личной жизни и надежду на будущее, особенно если работает в офисе и никакой перспективы, кроме как стать заместителем менеджера, не имеет. Тельцам нужно проявить больше терпения и уверовать, что не только замом, но и целым менеджером они стать способны!»
   «Близнецы должны немедленно заняться свингом – для начала обменяться женами, потом – любовницами, а потому уже и самым дорогим – самими собою! Для подбора напарников рекомендуем использовать следующие интернет-порталы: свинг. ком, суперсвинг. ком, суперсексисвинг. ком и для разнообразия – свинг-на-диване. ком. Не забудьте о предохранении – здоровье Вам еще понадобится для будущих побед! Поэтому мы настаиваем на Durex. Durex – нежнее только люрекс!»
   – А что перед Овном? – Андрей вернулся немного назад.
   «Рыбы всегда приятны с пивом! К Вам это тоже относится, поскольку именно под пиво Вас будет поедать руководство на очередной планерке по случаю невыполнения государственного заказа! Советуем взять с собой страшный резиновый противогаз, чтобы при одном взгляде на Вашу морду хлипкие нервы директора впадали в истерику! Как результат – директор, чтобы окончательно не растратить жизненный потенциал, вынужден будет простить Вас и назначить своим консультантом по отражению вражеских атак – посредством ужаса»
   – Да, выбор небольшой! Слышь, Гриша! Ку-ку! – Андрей обратил внимание, что Перельман застыл у окна, – ты чего там делаешь?
   – Погоди, Андрюша! – Перельман обернулся с заговорщическим видом, – смотри, вон идет новая любовница главврача! Давай наполним презерватив водой и скинем ей на голову! Вот будет потеха!
   Андрей присмотрелся – точно! Именно она!
//-- *** --//
   Все началось полгода назад. На общем собрании больницы было решено провести долгожданный ремонт фасада и внутренних помещений. После принятия решения о ремонте стали судорожно искать деньги. Денег, как всегда, не оказалось, начали скрести по сусекам, но и там тоже было пусто. И, вообще, мифическое понятие «сусеки», в которых что-то должно быть, стало в то время настоящим фетишем – на него молились даже главврач с заместителем.
   – Поскрести, поскрести! – то и дело долетало до слуха встревоженных врачей и санитаров, и они уже всерьез стали опасаться, что руководство двинулось умом, поскольку только и делает, что целыми днями бормочет. Дошло до того, что главврача как-то раз увидели вдрызг пьяным в обнимку с привлекательной молоденькой санитаркой Валечкой Кулебяки (кстати, уже восьмой – расширение «недельки» налицо), которую все звали Кулебякой, но она не обижалась. Напротив, утверждала, что вкусная, и время от времени предлагала себя попробовать.
   Некоторые соглашались, так что вскоре даже главврач не смог игнорировать восторженные отзывы, сопровождающие Валечку. Но поскольку он был человеком семейным и основательным (и «недельки» в обычной жизни ему хватало), и только проклятые сусеки сводили его с ума, ему нужно было для начала напиться, чтобы сойтись с симпатичной девушкой – даром что подчиненная.
   Впрочем, никто не знает, что там у них доподлинно было, поскольку от одного вида главврача, обнимающего Кулебяку за бедра, все разбегались, чтобы случайно на следующий день не попасть под горячую руку и не быть обвиненными в шпионской деятельности в пользу врагов.
   Можно верить или не верить, но живое человеческое общение с альтернативной дамой пошло главврачу на пользу, он наконец-то покинул область затуманенного сознания («туманное сознание» – одно из его любимых устойчивых выражений) и постепенно снова приобрел лощеный и самодовольный вид и даже опять начал бриться, не говоря уж о том, чтобы носить галстук.
   А вскоре и вообще собрался с духом и поехал выбивать деньги в министерство, мотивируя свою просьбу тем, что без ремонта никак нельзя, поскольку представительство и профессиональная честь требуют чистоты и безупречности.
//-- *** --//
   Вряд ли можно встретить чиновника, который был бы против чистоты и безупречности, так что аргументы главврача нашли отклик в сердце замминистра (они были знакомы еще с института, а потом десять лет работали в районах, инфицированных «зеленой стагнирующей дуркой» – заразной болезнью, которая катастрофически разрушала мозг и, как следствие, больные пациенты все, как один, превращались в зомби без всякой примеси вечной загробной жизни).
   Работа была та еще – неблагодарная и опасная. Зомби – мало того, что были без примеси, так еще и отличались повышенной агрессивностью и живучестью, их приходилось бить снова и снова, чтобы хоть как-то заставить подчиняться. Да и то – только на ограниченное время.
   Как-то раз будущий замминистра задумался о личном и безрассудно повернулся к одному такому персонажу спиной и чуть не поплатился за свою промашку. Зомби немедленно набросился на него, подвывая и разбрасывая вокруг себя пену, как от хорошей скаковой лошади. И был бы еще один труп в цинковом гробу, если бы рядом не оказался Бендер и не спас приятеля.
   Главврач был мужик не из пугливых и мастером спорта по боевому самбо, так что справиться с каким-то зомби для него было раз плюнуть. И, кроме того, принимал таблетки для выведения токсинов разложения, которыми был пропитан воздух в местах компактного проживания зомби, а они обладали побочным эффектом – напрочь лишали страха и инстинкта самосохранения.
   Впрочем, таблетки-таблетками, но лучше водки средства все равно не было. Боишься зомби – сто граммов, потом еще сто, ну и еще – и ничего не страшно! В клинике до сих пор поговаривали, что именно водка в свое время помогла главврачу защитить докторскую диссертацию, в ней главврач научным образом доказал, что бороться с «зеленой стагнирующей дуркой» можно посредством этилового спирта в максимальных дозах, и эффект не замедлит сказаться.
   Как результат, очаг странной, расползающейся по стране, инфекции был локализован, всех зомби-идиотов постепенно вылечили (тех, кого не убили), а замминистра (тогда бывший просто начальником чрезвычайной экспедиции) получил повышение и сделал головокружительную карьеру. И до сих пор помнил, кто его спас.
//-- *** --//
   В итоге деньги на ремонт нашлись, главврач сиял и даже принародно подарил огромный букет цветов Валечке Кулебяке, которая одним только ей известным способом вернула его к жизни и решила общую финансовую проблему. Кстати, после того случая ее поставили руководить всеми санитарками четвертого-третьего этажей, и скоро коллектив было не узнать: девушки, все как одна, приходили на работу в коротких юбочках, одевали такие же коротенькие халатики (и совершенно без нижнего белья), так что мужиков от них невозможно было отогнать.
   Их так и стали называть – «Команда Кулебяки» или просто «кулебяки», и слух об их непередаваемой сексапильности и отзывчивости распространился далеко за пределы больницы. И скоро дошел до министерства, и друг главврача решил лично проинспектировать подшефное заведение, убедиться, что деньги тратятся не зря, процесс идет и вскоре воплотится в новый замечательный фасад и не менее замечательные внутренние помещения. Ну, и заодно познакомиться с разбитными санитарками.
   По случаю прибытия заместителя министра с инспекцией (с тайным эротическим подтекстом) главврач вызвал к себе заведующего отделением злокачественных неврозов Пильчика Иосифа Абдурахмановича (который по совместительству являлся главным редактором больничной стенгазеты) и приказал написать хвалебную оду начальству с особым упором на щедрость и человеколюбие.
   Пильчик думал недолго. Времени было в обрез, так что он просто взял томик Пушкина, открыл его на первой попавшейся странице и вольным образом переделал произведение великого поэта.

     Пускай, не знаясь с Аполлоном,
     Поэт, придворный философ,
     Вельможе знатному с поклоном
     Подносит оду в двести строф;

     Но я, Михалыч уважаемый наш Стас,
     Не просыпаюсь с петухами,
     И напыщенными стихами,
     Набором громозвучных фраз,
     Я петь пустого не умею
     Высоко, тонко и хитро,
     И в лиру превращать не смею
     Мое – гусиное перо!

     Нет, нет, любезный замминистра, не оду
     Вам намерен посвятить;
     Что прибыли соваться в воду,
     Сначала не спросившись броду,
     И в след Парпарову парить?

     Пишу своим я складом ныне
     Кой-как стихи на именины.

     Что должен я, скажите мне, в сей час
     Желать от чиста сердца другу?
     Глубоку ль старость, Стас Михалыч,
     Детей, любезную супругу,
     Или богатства, громких дней,
     Крестов, алмазных звезд, честей?

     Не пожелать ли, чтобы славой
     Вы устремились в путь кровавый,
     Чтоб в лаврах и венцах сиял,
     Чтоб в битвах гром из рук метал,
     Победа чтоб на поле боя,
     Как древле Невскому герою,
     Всегда, везде летела вслед?

     Не сладострастия поэт
     Такою песенкой поздравит,
     Он лучше муз навек оставит!
     Дай бог любви, чтоб Вы свой век
     Питомцем нежным Эпикура
     Вели меж Вакха и Амура!

     А там – когда Стигийской брег
     Мелькнет в туманном отдаленьи,
     Дай бог, чтоб в страстном упоеньи,
     Вы с томной сладостью в очах,
     Из рук младого Парпарова
     Вступая в мрачный чолн Харона,
     Уснули у Кулебяки на грудях!

   И подпись: Зелинский Остап Ибрагимович, главврач

   Здесь уместно некоторое отступление. Заместителя министра звали Шпиц Станислав Михайлович, а министра – Парпаров Осип Савельевич.
   А Пильчик форменно дал маху, когда тиснул оду в газету, не согласовав предварительно текст с Бендером. Надеялся, что, как обычно, никто ничего читать не станет – но в этот раз ошибся!
   С заместителем министра прибыла внушительная свита, и надо же было такому случиться, что к ней примкнула его коллега женского пола и по совместительству подруга жены и страстная любительница поэтического слога, перечитавшая не только Александра Сергеевича, но даже и Баратынского, Тредиаковского и протоирея Аввакума Петрова.
   Коллегу звали Феофания Леопольдовна Озлоблённая – что она и подтвердила после того, как у входа в клинику обнаружила стенд с газетой, в тексте которой наткнулась на стихотворение А.С. Пушкина «Князю А.М. Горчакову» в переделанном виде. И все бы ничего, если б не Кулебяка с большой буквы с грудями! И подпись главврача!
   Скандал вышел грандиозный, Бендер орал на Пильчика, как наполеоновский сержант на рекрута, замминистра уехал, не солоно хлебавши и затаивши обиду, и вскоре прислал в больницу разнарядку сократить персонал на 20 % – и начать непосредственно с отделения злокачественных неврозов. Впрочем, в итоге обошлось только переводом Пильчика на другую работу и отправкой Валечки на дачу к заместителю министра – замаливать грехи. С приказом делать что хочешь, но честное имя больницы, а заодно и главврача восстановить!
   Кулебяка появилась на рабочем месте только через неделю, и весь персонал с облегчением выдохнул – Шпиц сменил гнев на милость и больше зла ни на кого не держал. Все-таки он был человеком по натуре добродушным и отходчивым, за что его в министерстве и ценили!
//-- *** --//
   – Ух, смотри, как бедрами работает! – Перельман по-волчьи щелкнул зубами и покраснел. – Сладенькая! Вот я бы с ней побарахтался! Не то что с бывшей женой-барыгой! Ты знаешь, Андрюша, что у меня жена была барыга? Торговала на рынке носками и семейными трусами, так к ней мужики со всего района стадами сбегались. Дай, говорят, Надя, размерчик поприличнее – так, чтобы и с карманчиком впереди и с гладиолусами на жопе! Представляешь?
   – Не, не представляю! А ты прав, Кулебяка – та еще штучка, у главврача губа не дура! – Андрей поймал себя на мысли, что готов даже выпрыгнуть в окно, чтобы как-нибудь ощутить себя Бендером в Кулебяке! Но теперь к ней не подойдешь – карьерный рост налицо, а где карьера – там и неприступность. Особенно сейчас, когда после повышения Валечке платят приличную зарплату, она покупает новые шмотки и пользуется вниманием друзей заместителя министра.
   – Давай презерватив! – Андрей еще раз глянул на приближающуюся Валечку и решил ей отомстить. А потому что нечего пользоваться телом из меркантильных побуждений!
   – Вот! Вот это по-нашему! – Перельман сунул руку под халат, вытащил из джинсов китайскую резинку China Amore, бегом бросился к раковине и стал наполнять ее желтой водой из-под крана:
   – Наша, наша отечественная водичка идет, целебная, не то что вшивая прозрачная европейская! Здесь у нас, почитай, полная таблица Менделеева, всё, всё на пользу – и мышьяк, и сурьма, и сера!
   – Тьфу, зараза! – не успела вода раздуть резинку до приемлемых размеров, как та с треском порвалась, оставив в руках у Перельмана только жалкий ошметок. – Вот, вот, гляди Андрюша, что подонки-китайцы вытворяют! А если бы это была не вода, а я в резине, и она бы порвалась в самый ответственный момент? Что бы тогда? СПИД или гепатит?
   – Гриша, не тупи! Кулебяка скоро будет под окнами! – от горестных раздумий санитара оторвал окрик Андрея. – Не успеем!
   – Еще как успеем! – Перельман выхватил новый презерватив, а потом еще один, разорвал упаковки и сунул одну резинку в другую. – Наука, брат! Двойная крепость! Двойной объем и разделение труда!
   Андрею очень хотелось сказать Перельману, что и одинарного количества жидкости будет достаточно, но он засмотрелся на Валечку – она так эротично открыла калитку больничной ограды, что Андрей мысленно взвыл. Почему ему, молодому и здоровому, нужно терпеть такие страдания без права прикоснуться? Тем более, в Валечке побывали почти все, один лишь он протормозил, дурень!
   – Готово! – к нему подскочил Перельман, неся на руках разбухший от воды резиновый шар, – командуй!
   – Товсь! – лицо Андрея окаменело, – цельсь, пли!
   По его команде Перельман сделал зверское лицо и аккуратно перевалил водяную бомбу через подоконник. В полном соответствии с законами всемирного тяготения бомба полетела вниз, через секунду окатив брызгами Кулебяку со спины (Андрей чуть-чуть не рассчитал скорость передвижения объекта, он целил в голову, но промазал).
   – Закрывай! – Андрей отпрянул вглубь кабинета, чтобы осоловевшая от неожиданности Валечка его не увидела. – Тише! – цыкнул он на надрывающегося от хохота Перельмана, – поймают, так нас с тобой линчуют на месте!
   – Это кто это там такой каааааааааааааа-зёл! – что-то раньше Андрей не слышал от Кулебяки такого противного визгливого голоса, – а ну, высуни рожу! Так я тебя – по харе!
   Валечка наконец осознала, что на нее совершено покушение, и решила предпринять ответные шаги. Она отбежала назад метров на пятнадцать и принялась высматривать возможных виновников. Андрей быстро усадил Перельмана на корточки, страшным голосом велел ему заткнуться, а потом сел сам.
   – Выходи, подлец! – надрывалась внизу Кулебяка, – выходи, сейчас я тебе зеньки-то повыцарапываю!
   – Во раздухарилась! – Перельман удивленно закатил глаза. Получилось смешно – как в цирке. – И кто бы мог подумать, что она способна на такое! Вот бы ее темперамент, да моей бывшей Надьке – она бы за день трусов килограммов по сто продавала!
   – Ладно, достаточно! – Андрей решил, что можно уже не обращать внимания на вопли Кулебяки, и встал во весь рост. – Повеселились, и будет! Представление закончено!

2 часа пополудни

   – Синичка, синичка, лети сюда, я тебе хлебушка насыплю! – Андрей высунулся в окно и покрошил зачерствевшую корку батона (остаток от Перельмановских щедрот) на доску размером полметра на полметра. Доска была из сибирского кедра толщиной восемь сантиметров и когда-то являлась частью входной парадной двери, установленной еще до свержения царского режима.
   Кулебяка только что ушла – судя по всему, ей надоело бессмысленно орать – ни ответа, ни привета, злоумышленник не пойман, а пальцем показывать будут! Перельман тоже умотал – довольный донельзя, с лютой, сквозившей в глазах жаждой растрезвонить по всему санитарскому корпусу, что Кулебяка-то – ага, как обделалась! А Андрей решил немного промяться – до курилки.
   Закончив крошить, Андрей ласково погладил доску: – Вещь!
   Как часто случается во время ремонта, строители пришлой национальности заменили старые двери на новые, наполовину стеклянные, а массив кедра попытались вывезти под покровом темноты, хотя главврач строго-настрого приказал не трогать, а оставить ему для дачи. На беду гастарбайтеров охранять ценное дерево поручили проверенному больничному сторожу по прозвищу Бобик.
   Сторож не подкачал и вовремя вызвал наряд полиции – как только учуял, что вот-вот должна свершиться кража. Неудачливым несунам пришлось ретироваться не солоно хлебавши, поскольку полиция прибыла незамедлительно. Скорость реакции правоохранителей можно объяснить просто – объект режимный, пользуется заслуженной дурной репутацией, а массовый побег психов на свободу входит в тройку самых сильных фобий, которыми страдают горожане по месту жительства.
   Полицейские были уверены, что случилось страшное – под заунывные звуки сирены прибыло два воронка, оттуда выскочили восемь дюжих сотрудников с автоматами и капроновыми сетями, которыми они намеревались отлавливать нарушителей спокойствия. Но вместо массового побега они обнаружили только пьяного сторожа, который размахивал зазубренным крестьянским серпом и истошно орал, что никому не позволит расхищать больничное добро.
   Пришлось успокаивать сторожа, он и рассказал, что двери эти – суть культурное наследие дореволюционных времен, и он ни за что не отдаст их на поругание или же на распил – разве что после личного распоряжения самого министра! И даже главврачу и то – отдавать не намерен! А серп этот совершенно безобиден, его подарил сторожу племянник, приехавший давеча погостить из села Чумазое Владимирской области вместе с женой и двумя детьми. А сам сторож никоим образом не собирался нападать на стражей закона, зато отогнал банду головорезов, решивших украсть кедр и сделать из него красивые наличники.
   В общем, скандал и ночной переполох замяли, однако взамен главврач (ух, и ругался же он матом!) вынужден был безвозмездно передать двери в отделение полиции, чьи сотрудники чуть не обделались от страха, увидев перед собой оскаленную рожу с безумными глазами, а под ним тело, размахивающее серпом.
   Двери распустили на доски, и из досок изготовили великолепные лестничные перила, которым сноса не будет еще лет двести. Использовали всю древесину – остался только неприкаянный кусок полметра на полметра, который бравые полицейские торжественно вернули назад в больницу с общей заверенной петицией не наказывать сторожа-благодетеля.
   Главврач с поклоном принял подарок, налил всем по сто пятьдесят чистого спирта, полицейские выпили за мир во всем мире, после чего и скрылись на своих бронеавтомобилях в неизвестном направлении. А кусок дерева в итоге был повышен до ранга птичьей кормушки и установлен за окном в курилке, чтобы сотрудники не просто так тратили время на отравление никотином, но и заботились о пернатых братьях наших меньших.
   – Летите, летите! – Андрей еле успел одернуть руку – на свежие крошки спикировал невесть откуда взявшийся голубь и принялся яростно клевать, смешно запрокидывая голову и крутясь на месте, словно вентилятор.
   Как известно, там, где появляются голуби, более мелкой живности места нет – вот и сейчас сизарь был единственным хозяином на всей доске, а решившие было позавтракать воробушки и синички с писком разлетелись в стороны и далее уселись на ветвях близлежащего дерева, гневно осуждая иждивенческую политику голубя. А тому хоть бы хны!
   Андрей с сигаретой в зубах наблюдал за птичьим гвалтом. Раньше он не проявлял интереса к живой природе, но надо же – вошел во вкус и теперь даже иногда спорил сам с собой – окажутся ли воробьи настолько наглыми, что попробуют оспорить гегемонию голубей, или испугаются и упорхнут, как и в этот раз.
   – Голубь, конечно, страшный! А как воевать с таким страшным, большим и наглым? – Андрей взял из угла деревянную отломанную планку от ящика – в ящике пару недель назад в больницу привезли огромный стационарный стетоскоп. Стетоскоп позволял не только слышать всё, что творится внутри пациента, но и классифицировал звуки по их качеству, определяя наличие того или иного заболевания по косвенным признакам и второстепенным шумам. Особенно хорошо он подходил для головы. Как известно, голова – предмет темный, и без стетоскопа никак нельзя!
   – Сейчас я тебя огрею по хребтине-то, мешок с перьями! Или натравлю на тебя Пафнутия! – Андрей представил, как жирный кот бросается вперед и плотоядно выдирает хвост у голубя, – вот полетаешь тогда, полетаешь! Как фанера над Парижем! Привык жрать, скотина, от пуза, в то время как дети Африки голодают!
   Андрей тщательно прицелился и метко ткнул голубя в пах. Тот с клекотом дернул головой, расправил крылья и спикировал на землю, всем своим видом выражая презрение Андрею. Сама поруганная невинность, да и только!
   – А вот плевать мне, что ты меня не любишь! – в подтверждение своих слов Андрей плюнул через подоконник и стал приманивать синичек, – птичка-синичка, прилети на небо, прилети за крошками, прилети за хлебом!
   Синички, словно понимая человеческую речь, быстро слетелись к кормушке, и Андрей удовлетворенно отошел подальше, чтоб не спугнуть – пусть кушают! Он почувствовал прилив вдохновения – ежедневная программа по добрым делам была выполнена!
//-- *** --//
   С самого детства мама Андрея говорила ему, что человек обязан каждый день совершать добро – либо помочь старушке получить пенсию, либо перевести ее через дорогу, либо подтащить ведро до околицы, а самое главное – не требовать за свои услуги деньги или хотя бы «спасибо»!
   – Твоя совесть должна быть чиста! – мама укладывала маленького Андрюшу в кроватку и гладила его по головке, – даже если ты целый день охотился за котом в подвале, пытаясь подстрелить его из рогатки, в конце ты должен налить ему молочка и погладить по шерстке, чтобы успокоить животное и умиротворить его! А потому что так велит боженька, потому что так велит евангелие, и идти против них – грех!
   – Да, мама! – Андрей не спорил, во снах он видел боженьку, как живого, и поэтому нисколько не сомневался, что он существует, – я всегда буду заботиться о зверях и рыбках, они такие красивые!
   – И не только о рыбках, но еще и о людях! – шептала ему мама и гладила, и гладила, – засыпай, маленький, засыпай! Проснешься, наступит новый день, он будет лучше, чем вчерашний, но помни – хорошие, светлые дела хранятся на небесах, и каждый день совершай хотя бы одно!
   – Да, мама! – Андрей переворачивался на бок и закрывал глаза. Он уже знал, кем будет, когда вырастет – обязательно врачом! Ведь разве есть на свете профессия, более человечная, чем доктор Айболит?
   Андрей растрогался. В руках у него была очередная дымящаяся сигарета – уже выкурена целая пачка, а ведь только два часа дня!
   – Мама, мама! Мне тебя так не хватает! – он зажмурился, из глаз чуть не потекли слезы, но он сдержался. Его мама ушла к другому мужчине, когда Андрею исполнилось двенадцать, ушла, и больше он ее не видел. Андрей ждал, что она вернется – сначала неделю, потом месяц, потом два, полгода, год.
   Отец часто пил, пытаясь таким образом заглушить боль потери, но сыну было еще горше. А главное, Андрей не мог понять, почему так произошло – что они с папой сделали неправильно? Он пытался спрашивать отца, но получал только дежурные отговорки – дескать, у взрослых так бывает, они встречаются, потом расходятся – ничего необычного, c'est la vie и всё такое!
   Отец, конечно, был прав – особенно принимая во внимание, что мама моложе его, красивая и страшно устала от постоянных серых дней и вечного жизненного сумрака. Теперь-то Андрей понимал, что она просто сбежала – сбежала навстречу новой судьбе, сбежала с любовником и больше никогда не объявлялась. Типичная love story, если уподобиться полиглоту и применять иностранные языки направо и налево!
   Постепенно Андрей смирился – можно сказать, озлобился, можно, сказать – ему стало все равно – смысл от этого не меняется! Одновременно он дал себе зарок: выбросить из своей жизни всё, так или иначе связанное с мамой! В том числе и обещание совершать ровно по одному доброму делу каждый день! Он решил стать жестким и циничным. Тогда, впрочем, он не оперировал такими высокохудожественными словами – нет! Но на эмоциональном уровне его зароки можно было охарактеризовать именно так – жесткий циник – ведь так гораздо проще жить! А мама – да и бог с ней, бог простит!
   Но прошло несколько лет, и вдруг Андрей почувствовал в себе потребность в добрых делах. Сначала он пытался от нее отгородиться, но потребность нарастала и требовала выхода. В итоге после долгой борьбы Андрей решил пойти на попятную – в конце концов, он сам строит свою жизнь и может меняться по своему усмотрению! Вот хотя бы птичек подкормить и отогнать наглого голубя, защитив маленьких!
   – Что-то я уж больно расчувствовался! Наверное, погода виновата или Перельман со своими бредовыми задумками! Это ж надо – сбросить на Кулебяку презерватив! Совсем Гриша с ума сошел! Хотя, чему я удивляюсь? Он уже давно такой – как и мы все!
   Андрей медленно поплелся в кабинет. Предобеденный голод сменился послеобеденным желанием вздремнуть – и чтобы не просыпаться до самого утра. Андрей споткнулся – веки смыкались прямо на ходу, хотя ударная доза никотина должна была подействовать возбуждающе.
   – Перекурил! В смысле, выкурил слишком много, сбил давление или повысил, и теперь организм требует подпитки! – Андрей авторитетно поставил диагноз самому себе, – а чтобы взбодриться, нужно задействовать положительную энергию извне! Например, вспомнить что-нибудь приятное – историю из жизни, смешной стишок, распевку или частушку!
   – Ага! – Андрей улыбнулся. Потом расхохотался во весь голос.
//-- *** --//
   Как-то раз его папашка крепко выпил и поспорил с дворовыми собутыльниками, что буквально на следующий день затеет ремонт в квартире и через три месяца сделает из нее конфетку. А поскольку он ничего, кроме шариковой ручки, никогда в руках не держал (ну, еще ружье – но ведь это не работа, это для души), а частные услуги, а тем более услуги специализированных компаний по ремонту, были им тогда недоступны, то его бахвальство выглядело со стороны смешным. О чем ему и не преминули заявить.
   Отец вспылил и побился об заклад со всеми сразу, доказывая, что он – мужик и слов на ветер не бросает. И спорит на десять ящиков водки, что ровно через три месяца будет дома обмывать новый ремонт с иголочки.
   В тот вечер отец вернулся домой столь насупленным и решительно настроенным, что мама очень испугалась. Таким она видела его лишь раз – перед самой посадкой в колонию за драку. Слава богу, тогда дело развалилось – потерпевший оказался завзятым бичом и хоть и пытался всячески выставить себя жертвой, но в итоге его никто слушать не стал, и дело закрыли прямо в суде, чтобы побыстрее сбагрить бича с глаз долой.
   Отец тогда шибко перенервничал (а уж в каких истериках пребывала мама, Андрею даже и вспоминать не хотелось) и дал зарок больше не пить – по крайней мере, не так чтобы до чертей. Но периодически срывался, вот и в этот раз не выдержал, да и наспорил на столько, что впору было бежать и срочно вымаливать прощение. Но об этом не шло даже и речи: отец заявил, что сначала постарается сделать все возможное, а потом, если что, займет денег на злосчастную водку!
   На следующий день (была суббота) в квартире всё зашевелилось – отец рвал старые обои со стен, подобно сумасшедшему строителю, заходящемуся в приступе разрушения. Андрею было тогда всего шесть, и он с ужасом смотрел, как его маленькая и уютная комнатка превращается в пещеру неандертальца – не хватало только наскальной живописи на мрачных серых стенах.
   Впрочем, это было только начало: за обоями пошли полы, кровать Андрейки вынесли в коридор, игрушки на кухню или же распихали по углам. За день отец учинил такой раздрай, что на каком-нибудь конкурсе звание «Первого вредителя» ему точно было бы обеспечено. А через неделю вся квартира напоминала поле битвы слонов в Западной Африке.
   Полы были вырваны с корнем, с потолков свисали провода, а часть мебели пришлось даже вынести в общий подъездный тамбур и периодически отслеживать, чтобы ее оттуда не украли. Ну и само собой, был еще балкон, который заставили шкафами сверху донизу.
   После того, как с порядком было навсегда покончено, отец Андрея удовлетворенно купил водки, сел на табурет на раскуроченной кухне и выдал сакраментальное: «Ну вот и отлично! Отступать некуда, позади Москва!», что означало, что он морально готов возродить квартиру к жизни – уже обновленной и соответствующей его представлению о красоте и уюте.
   Увы, одного лишь только отцовского желания было мало – руки у него росли из задницы (скрывать нечего, хоть и горькая правда – но однако правда), и кроме как уверенно крушить, он ничего не мог. Мама, всю прошедшую неделю с ужасом наблюдавшая, во что превращается квартира, а теперь с еще большим ужасом осознавшая, что толку от папы, как от козла молока, судорожно принялась обзванивать всех друзей и знакомых, пытаясь понять, у кого можно перехватить денег на ремонт.
   Со скрипом она собрала первый взнос, и спустя три дня в квартире появился щирый хохол откуда-то из-под Полтавы, с усами, свисающим под носом, покатым лбом и руками – длинными, как у гамадрила. Хохол был туп, как кирзовый сапог, и любую мысль ему приходилось втолковывать по десять раз. Зато работал недорого – и в принципе, дело свое знал.
   Общение с ним мама взяла на себя. Папа, понимая, что втянул семью в чудовищную авантюру, твердо (почти также, как и сделать ремонт) решил зарабатывать деньги, чтобы оплатить материал, доставку и труд хохла, которого звали Никандр. Андрей так и запомнил устойчивый семейный фразеологизм: «Хохол-Никандр» – как проявление чего-то страшного, от чего нет, и не предвидится избавления.
   Хохол-Никандр держался ровно две недели до получения первого аванса, после чего ушел в дикий запой на четыре дня и пропил явно больше, чем заработал. Когда он вернулся в квартиру Андрейки, у него не было ни золотой цепочки, ни золотого же крестика, до этого висевшего на шее.
   – Хозяйка, я прийшов! – прогудел он низким пропитым басом, – хочу трошки працювати! Мабуть, на сало со смальцем зароблю, а то диты не кормлены, я зразумию! Цо так, цо так!
   – Говори по-русски, черти б тебя взяли! И откуда ты только свалился на мою голову? – Глафира Львовна Корявая сурово смотрела на Никандра, – мне на фирме обещали непьющего работящего хохла, а ты? Ты посмотри на себя, образина! Напился до скотского состояния, крест пропил! Там у вас, что, все такие?
   – Ни, хозяйка, я – самий тверезий! Так шо, шпалери клеити будемо?
   – Тьфу на тебя, басурман! – мама громко и грязно выругалась и впустила хохла в квартиру. Лучше бы она этого не делала!
   Никандр взялся за работу с неподдельным энтузиазмом – он мгновенно поклеил обои по всей квартире – прямо на старые! Понятное дело, они тут же запузырились и пошли пятнами. Мама охала и стонала, а папа достал из сейфа двустволку, навел ее на хохла и приказал переделывать за свой счет!
   Что тут началось! Никандр рухнул на колени и стал биться головой о бетонный пол, причитая и вознося молитвы своим богам. Каноническими текстами в них и не пахло, зато накал страстей не оставлял сомнений – Никандр страдает! Он повышал и повышал голос и вскоре перешел на плач навзрыд, а под конец забился в конвульсиях, изо рта у него пошла пена, и он замер с неестественно выпученными глазами и вывалившимся языком.
   – Кажись, окочурился хохол! – Изольд Владленович осторожно ткнул Никандра в бок стволом, – куда ж его теперь – в больницу или сразу в морг?
   – Зарыть да и все дела! – мама Андрея в сердцах сплюнула и пошла вызывать скорую:
   – Алло! Это 03? У нас тут гастарбайтер помер, приезжайте, заберите, а то вонять будет! Как не приедете? Граждан не России не обсуживаете? А куда ж мне тогда звонить? Какое гражданство? Чье? Мое? Ах, гастарбайтера! Хохол он! Ага, точно хохол, морда красная, а сам на свинью похож! Как я могу так говорить? А как мне говорить, если эта сволочь всё в доме порушила, да еще и копыта откинула в самый неподходящий момент! Так куда звонить? В украинское посольство! Ха-ха-ха, как смешно! Чтоб над вами ваши дети так смеялись! У, понаехали тут, совета дельного дать не могут!
   – Что? – папа сконфужено сел на табурет и с горя закурил. – Что говорят-то?
   – А ты не слышал? Говорят, или в посольство обращайтесь, или сразу в канаву выбросите, там его собаки съедят, да и все дела! – мама истово перекрестилась, – только, Изя, я, знаешь, что думаю – грех это большой, в канаву-то! Может, в морг отвезем, пусть его разрежут на нужды науки, глядишь, нам кой-какая денежка перепадет за неопознанный труп!
   – Мама, папа! Он вроде шевелится! – неуверенно подал голос Андрейка, – может, добьем, чтоб не мучился?
   – Т-сссссссс, сынок! Как тебе не стыдно так говорить! Ведь человек, живая людина, хоть и хохол! – сердобольная мама Андрея склонилась над Никандром и положила руку ему на грудь. – Точно, дышит! И пульс есть! Тогда вопрос, как его оживить? Изя, ты что думаешь?
   – Прикладом по кумполу! – папа затушил бычок об пол и кинул его в Никандра. Тот громко всхрапнул и открыл глаза:
   – Дайте грошей, москали! – немедленно после пробуждения Никандр издал неприличный звук и завел волынку про деньги. – Гроши потрибны! У вас их багато!
   – Посмотри на него! – Глафира Львовна брезгливо сморщилась, – не успел к жизни вернуться, уже деньги вымогает! А давай, Изя, ты его пристрелишь, и вся недолга! И мне легче, и воздух чище! Слышь, хохол, сейчас тебя застрелим!
   – Погоди, Глаша! – папа серьезно задумался, – сначала позвоню брату, у него есть связи в клинике по пересадке органов! Может, сдать хохла – всё будет выгоднее, чем зря патроны тратить!
   – Як це здати хохла? – Никандр нездорово оживился, – а якщо вин не згоден?
   – Глаша, что он там бормочет? – папа опять ткнул Никандру ружьем в нос, – сала что ли требует?
   – Ни, не сала! Може ви мене видпустите?
   – Что ты там несешь, обмылок нерусский?
   – Мама, мне кажется, он хочет, чтоб его отпустили! – пока родители разбирались с хохлом, Андрейка сбегал на кухню и приготовил себе бутерброд. И не только приготовил, но уже и съел, и теперь пришел смотреть, убьют его родители Никандра или нет. – Пусть идет, смотри, какой жалкий!
   – Ладно, сын! – Изольд Владленович принял решение и милостиво отвел ружье, – проваливай, денег за работу не получишь, ты нам и так должен за испорченные обои!..
//-- *** --//
   – Что ж ты так скрипишь? – Андрей открыл дверь в кабинет и в очередной раз дал себе зарок назавтра смазать петли рыбьим жиром, что хранился у него в шкафу. Завтра, да – но не сегодня, потому что сегодня он устал. А завтра будет полон сил и энергии и двери победит!
   Возле батареи сладко потягивался кот. По довольной морде Пафнутия было видно, что он выспался и готов опять есть. Кот подбежал к Андрею, ткнулся носом в ногу и настойчиво замурлыкал.
   – Эх ты, животинка! – Андрей ласково погладил Пафнутия по шерсти, – не зря мама говорила, что коты всяко лучше людей, несмотря на то, что гадят исподтишка. И обои дерут. Зато коррупцией не страдают и не корчат из себя академиков и премьеров. Чем бы мне тебя покормить?
   Андрей вспомнил, что холодильник пуст, и помрачнел. Кот не отставал, притираясь все настойчивее и настойчивее. Придется пойти на поиски провианта. – Пойдешь со мной, котофей?
   Вместо ответа Пафнутий вдруг вздыбил шерсть, горестно мяукнул и бросился под стол, развив неимоверную скорость на двух метрах дистанции.
   – Не иначе, мышь померещилась? У меня тут такое часто бывает! – Андрей проследил взглядом, как кот пытается вклиниться в узкую шириной в семь сантиметров щель между тумбой стола и полом, и решил оттянуть неразумное животное.
   Он привычно схватил Пафнутия за тушку, разворачивая мордой к себе, и моментально поплатился за свою доброту. Кот рявкнул, извернулся и с силой когтями деранул Андрея по руке, а потом по штанине, разорвав ее от колена до самого пола. Отскочил в сторону, ощерил клыки и выкатил наружу полуметровый шершавый язык, что обозначало последнюю степень озверина.
   Андрей пронзительно заорал и схватился за руку – когти Пафнутия оставили на ней широкие кровавые полосы, уже набухшие тяжелыми каплями. На Андрея накатило – шла бескомпромиссная борьба двух желаний: уничтожить кота или сделать операцию самому себе.
   – Ну и какое лекарство тебе прописать, сволочь? Чтобы ценил нормальное отношение и не бросался на людей, как вепрь? – Андрей кинулся к Пафнутию и яростно дернул кота за хвост, намереваясь вырвать его под корень. Не получилось! Кот утробно взвыл и клацнул зубами, целясь Андрею в лицо.
   – Посмотри, паршивец, брючину мне порвал, как я теперь на обход пойду, ведь засмеют? – Андрей выпустил кота, но не удержался и наподдал ему ногой. Кот среагировал, как Месси в штрафной площадке «Реала», и отскочил.
   – Кто тебя засмеет? – на морде кота было написано презрение, – твои чокнутые пациенты что ли? Да ты и сам от них недалеко ушел – еще немного и станешь понимать язык птиц и зверей!
   – А вот и не стану! – Андрей ткнул ему в морду кулаком и попытался вырвать ус. В ответ Пафнутий цапнул его за ладонь и вонзил когти во все пять пальцев одновременно. – Ай, больно! Ты что себе позволяешь, животное! Больше не буду кормить тебя колбасой! Всё, ты меня достал, пшел вон! – Андрей пинками погнал кота за дверь, и тот припустил по коридору, как будто ему только что подсыпали соли на одно место.
   – То-то же! Будешь знать, кто на свете царь зверей! – Андрей достал из стола склянку с салициловым спиртом и принялся тщательно обрабатывать поврежденные места. – А то совсем оборзел, кусает руку кормящую да еще и норовит изъясняться человеческим голосом! Кстати, нужно спросить у Быковатого – говорят, у него получается с котами вот так запросто разговаривать.
//-- *** --//
   Быковатый, как и Перельман, был другом Андрея, но только не санитаром, а доктором. Его кабинет располагался напротив, так что завести дружбу было совсем не трудно.
   Быковатого звали Викентий Александрович, он был старше Андрея на три года и недавно защитил кандидатскую диссертацию по теме «Видоизменение психических расстройств под действием длительного просмотра «Смешариков». Из диссертации следовало, что наиболее острые формы возбудимости возникают от вида свиньи, или как там ее зовут, ага – Нюши-хрюши, далее по списку следовали Копатыч и отморозок-лось.
   После защиты, само собой, была долгая пьянка, которая переросла в ночь погромов в ординаторской. Андрей отчетливо помнил, как с ненавистью бил все эти блестящие медицинские приспособления, которые под воздействием водки вызвали в нем такой неуправляемый приступ ярости, что только массовый погром мог остудить его порыв. Железо падало вниз, грохот кругом стоял неописуемый, зато на душе было весело и очень свежо.
   На утро Андрей самолично простерилизовал поруганное оборудование в автоклаве, предварительно тщательно вымыв под краном с хозяйственным мылом. Трудотерапия пошла ему на пользу – во-первых, главврач не догадается о загуле, а во-вторых, голова перестала болеть, пока Андрей работал руками. А вот с Быковатым получилось хуже – он напился до такой степени, что решил самолично посреди ночи спуститься на пятый этаж подвала и от страха чуть не поседел, едва спасшись от разъяренных психов.
   Его вытащили наружу совершенно трезвым с ходящей ходуном нижней челюстью (и даже верхней) и заикающимся, как Скетмен Джон при исполнении хитов. Мало того, к своему стыду Быковатый слегка обмочился, так что от него разило на две версты. Впрочем, здесь, как говорится, со всеми бывает, и персонал больницы скоро пришел к единому мнению: Быковатый поступил, как герой, а то, что замочил штаны – так любой на его месте сделал бы то же самое, если не больше.
   Поэтому через неделю на пленарном заседании актива больницы было принято решение премировать Быковатого за беспримерную храбрость, проявленную в тылу врага, и заказать гипсовый бюст с его изображением в виде лица Юлия Цезаря и надписи на лбу: «Быковатый».
   – Приятно чувствовать себя в центре внимания? – Андрей всей душой завидовал Быковатому и много раз спрашивал себя, для чего он в пух и прах разносил ординаторскую, если можно было спокойно спуститься вниз и тоже стать героем! Главное – чтоб вовремя вытащили!
   Зависть его постоянно возрастала и в итоге довела Андрея до ручки – он решил втайне пробраться в красный уголок, где стоял бюст Быковатого-Цезаря, и разбить его вдребезги. А на месте преступления оставить послание (анонимное и записанное левой рукой):

     «Если вы думаете, что Быковатый – герой, то:
     Вы либо тупы,
     Либо жлобы,
     Либо дубы,
     Либо глупы,
     Либо неумные,
     Либо неразумные,
     Вы либо – даже и не знаю кто!
     Но точно не те, и точно не тот!

   Подпись: Беспристрастный небесный свидетель»
   И вот день мести настал! С самого утра Андрей пребывал в отличном настроении, воспользовался моментом (выждал, когда все уйдут на обед) и гуашью нарисовал на двери Быковатого: «Быковатый – козел!» Потом спрятался у себя и стал наблюдать через глазок за реакцией друга.
   Минут через двадцать всё произошло. Увидев яркое послание, Викентий Александрович сначала онемел, потом побледнел, потом покраснел, потом сжал до хруста челюсти, потом – кулаки, потом склонил голову, выпучил глаза и куда-то помчался по коридору. Андрей ликовал – наконец-то он уел Быковатого – да не просто уел, но не оставил на его самомнении камня на камне!
   Стоит поторопиться – соперника-героя нужно не просто повергнуть, его следует добить! А посему, цель – бюст! Андрей схватил неврологический молоток и пустую бутылку из-под шампанского – на всякий случай. Вдруг удара молотком будет недостаточно, чтобы уничтожить истукана, тогда Андрей снесет ему голову бутылкой – классическим хуком наотмашь!
   Андрей выскочил из кабинета и лихо затрусил в красный уголок. Выглянул из-за угла, убедился, что один, и саданул Быковатому-Цезарю по носу. Гипс не поддавался, Андрей взмахнул еще раз – молоток со звоном отскочил, не оставив на поверхности даже вмятины! Андрей недоуменно отступил на шаг – такого не может быть, ведь гипс – субстанция чрезвычайно мягкая, и должен быстро раскрошиться под напором обитой резиной стали!
   Налицо – альтернативная реальность, в которой мягкое стало твердым, а твердое… Кстати, о твердом! Андрей поудобнее перехватил порожнюю бутыль и хрястнул ею отвесно прямо по темени. По всему зданию разнесся грохот разлетающихся осколков, бюст Быковатого переменился в лице, заглавная буква «Б» и следующая за ней «ы» странным образом трансформировались в «Д» и «и» и образовали новое слово: «Диковатый».
   От зверского удара по голове гордый профиль Юлия Цезаря поплыл, нос сплющился, скулы расширились, а глаза сузились – на Андрея в упор смотрел сам Тэмуджин, он же Чингисхан – основатель и первый великий хан Монгольской империи, объединивший разрозненные племена кочевников и устроивший всему близлежащему миру конкретное попадалово.
   Андрей, онемевший от такого внезапного преображения, едва успел сориентироваться и юркнуть под стол, застеленный яркой скатертью с бахромой, изготовленной из бывшего знамени бывшего районного комитета партии (КПСС). В красный уголок с двух сторон ворвались напряженные санитары с электрошокерами и резиновым дубьем. Услышав шум, дежурный по смене решил, что свирепствуют буйные, и отрядил спецподразделение Перельман-Прокоп-Онуфрий (Андрей часто спускался в подвал именно с Онуфрием) навести порядок.
   – Похоже, никого! – первым, кто сообразил, что красный уголок пуст, оказался Гриша, – сбежал юродивый – глянь, что после себя оставил!
   Перельман указала на брошенный Андреем впопыхах неврологический молоток. – Здесь на нем и инициалы есть: АИК!
   – Знаю я этого паразита! – Онуфрий, как постоянный участник вылазок в подвал, говорил авторитетно и с расстановкой, – Артемий Иссидорович Клаксон – из «зипунов», но претендует на «завсегдатаи»!
   – А, этот! – Гриша опустил резиновую дубинку. – Тупой! Но безвредный! Этот сам прибежит, жрать захочет и вернется! Отбой, братва! А старшему доложим, что всё в порядке – обидчик найден и уже понес наказание! Прокоп, запомнил, что говорить?
   В ответ Прокоп что-то грубо промычал – по-видимому, согласился.
   – Пошли! – зычный голос Перельмана растрескал больничную тишину, – раз-два, раз-два! Правой, левой, правой, левой! Песню запевай!
   По его команде Онуфрий тонким козлиным голоском вывел первые ноты:
   «Зеленою весной под старою сосной
   С любимою Ванюша прощается…», – Прокоп подхватил, и санитары чинно отправились восвояси.
   – Фу, пронесло! – Андрей, обливаясь потом, выбрался из-под стола. – А если бы поймали, тут бы мне каюк и пришел! Впрочем, у истории нет сослагательного наклонения – чудесное провидение на моей стороне, и именно оно сегодня велело мне разрушить бюст Быковатого! Так и запишем: In god we trust!
//-- *** --//
   Андрей вышел из кабинета и постучал Быковатому в дверь.
   – Алло! Кто это?
   – Я!
   – Ну, коли так, заходи!
   – Привет! – Быковатый сидел за столом и внимательно разглядывал что-то через увеличительное стекло.
   – Ты там чего? – Андрею стало интересно, чем занят его друг, и он сразу забыл о своем желании поговорить о котах.
   – Понимаешь, Андрюша! – Быковатый на мгновение поднял голову, и его глаза гневно блеснули, – пытаюсь найти свою зарплату. До конца месяца, почитай, еще половина, а денег как не бывало! Вот я и думаю – может, лупа поможет!
   – Не! – Андрей авторитетно мотнул головой, – только время зря потратишь! С зарплатой такие фокусы не проходят! Ее нужно не в микроскоп рассматривать, а зазывать заговорами! Вот была у меня бабуля-ворожея, вот та умела деньги привечать! Я лично в ее магию не очень-то и верю, но тебе могу рассказать. Вдруг правда? Слушать будешь?
   Быковатый отложил лупу, выпрямился и серьезно кивнул, попутно вытащив откуда-то Parker с золотым пером – записывать.

     Денюжка к денюжке,
     Рублик к рублю,
     Хочется денюжек,
     Деньги ловлю!
     Лопатой, раскрытой клетью,
     Завлекаю, умею я!
     Обещаю с каждого рубля
     Восковую свечку,
     Дровишек в общую печку,
     А барину штоф – чтоб не был суров
     И жаден! Ловись рупчик, красив и отраден!

   – И что, помогает? – на лице Быковатого явственно читались сомнения, – лажа какая-то, я таких присказок могу сам придумать в шесть секунд штук сто!
   – Не знаю! – Андрей не стал понапрасну убеждать друга (сам он никогда не пользовался бабкиными заговорами, хотя и помнил их наизусть), – если хочешь, применяй, не хочешь, так и не надо! Только вот что, коли надумаешь наговорить себе богатства, помни, за каждым целковым спрятан черт, и стяжательство – большой грех!
   Андрей посмотрел на опешившего Быковатого и довольно засмеялся. Он давно хотел поглумиться над вечными жалобами друга на низкую зарплату – а тут такая отличная возможность! Тем более, сам Быковатый всем рассказывал, что замужем за красавицей-женой при состоятельном папе, и супруга ему время от времени подкидывает на необходимые мужские развлечения.
   – Кончай нытье! – Андрей решительно рубанул воздух ладонью, – мне Пафнутий все штаны разорвал – так я и то спокоен. Поэтому гони ее прочь – тугу печаль! Кстати, он к тебе не заходил пожаловаться? Мы с ним расстались не очень хорошо, вот я подумал, вдруг заглянет на разговор по душам!
   – Не, не заходил! Да и толку от него – всё сплошь одни анекдоты и никакой серьезности!
   – Как это анекдоты? – теперь настала очередь удивляться Андрею, – так ты, значит, и вправду, понимаешь его!
   – Понимаю! – Быковатый насупился и сделался мрачным до чрезвычайности, – только ты никому не рассказывай – за такие способности вмиг упакуют в «парашют» и в подвал к пациентам! И поминай, как звали! Поэтому – чур, молчок! Кстати, он на тебя недавно настучал – дескать, Корявый в «Первичке» за женским туалетом подглядывает! Пришлось сделать ему внушение, чтобы больше никому не говорил, а то могут последовать оргвыводы!
   Андрей сидел с открытым ртом. Он вспомнил, как неделю назад сам лично развлекал Пафнутия историями с телескопом. Кот слушал очень внимательно и, оказывается, запоминал, гад, чтобы доложить, кому надо! Вот ведь животное! Ладно, Андрей ему это припомнит!
   Быковатый сочувственно посмотрел на Андрея:
   – Да, друже, вот так бывает, веришь человеку или зверю, а они возьмут и насрут в душу по самые гланды! Или разобьют ни в чем неповинный бюст! Найду эту суку, голыми руками заставлю весь гипс съесть! Кстати, это мысль! Нужно кота поспрошать – вдруг, он что-то знает!
   Андрей содрогнулся. Память лихорадочно пустилась в пляс, пытаясь вспомнить, был ли Пафнутий свидетелем его вылазки к бюсту. Если да – то всё! Пиши пропало! Быковатый его замочит, даром что доктор – доктора тоже умеют резать, и еще как!
   – Ладно, я пошел! – Андрей скорбно понурился. Безысходность навалилась на него тяжелой гранитной плитой – ему придется отравить Пафнутия, как лишнего свидетеля! Бросить всё на самотек Андрей не имеет права – на карту поставлена его карьера и репутация, которые, конечно, гораздо важнее какого-то кота! Впрочем, алилуйя! Можно ведь подарить его Анжеле или забрать к себе на квартиру – ненадолго, пока Быковатый не забудет о досадном проишествии с бюстом! Всё, решено! Андрей так и сделает – а отловить Пафнутия раз плюнуть!
   – Уже уходишь? – Быковатый прервал грустные размышления Андрея, – а анекдот от кота, как я и обещал – на посошок, так сказать?
   Андрей остановился:
   – Валяй!
   – Заходит как-то перс в общественный туалет при МИДе. Смотрит – непорядок! Санузел используется не по назначению! Прямо в кабинке первый секретарь посольства в Камеруне, прибывший на родину для получения дополнительных инструкций, спаривается с помощником начальника отдела дипкурьеров женского пола.
   Перс смотрит на такое безобразие, и все в нем восстает! Он начинает излагать голосом логичные доводы о противоправности содеянного, но на него не обращают внимания. Наконец, вопли кота становятся такими раздражающими, что первый секретарь посольства на мгновение отрывается от помощника женского пола, хватает кота за шкирку и макает его в унитаз.
   – Ратуйте, граждане! – надрывается кот, но ответом ему только презрение, чередуемое приглушенными стонами и напряженным молчанием.
   Вывод – даже если ты чистый перс, русский знать необходимо – ведь именно с ним связана твоя судьба!
   – Круто! – Андрей немного помолчал, анекдот от Пафнутия породил в нем тоску – холеный мидовский перс в унитазе, что может быть подлее? Андрей медленно вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь.

3 часа пополудни

   – Интересно, что чувствовал Суворов, стоя напротив Измаила? – Андрей вернулся к себе, снял халат, достал из шкафа армейский бронежилет (пятый уровень защиты, тридцать четыре килограмма весом) и завернулся в него. Бронежилет полностью закрывал шею, торс, пах и колени – обычный человек в нем не то что ходить, стоять бы не смог, таким он был тяжелым.
   – Вероятно, боялся, как и я – каждый раз, когда приходит время спускаться в подвал. – Андрей проверил крепления бронежилета, водрузил на голову кевларовый шлем с пуленепробиваемым обзорным стеклом и стал похож на суперполицейского Шварценеггера, готового отразить нападение разъяренной толпы.
   – А может, и не боялся, поскольку был крут, что твое вареное яйцо! А я – я не такой, так почему же выпала мне злая доля? Ну, хоть за вредность и стресс доплачивают!
   В комплект «Защитной подвальной амуниции» (ЗПА), кроме бронежилета и шлема, входили металлизированные перчатки и высокие стеганые трехслойные сапоги на толстой каучуковой подошве, способные нейтрализовать даже вертикально загнанные в пол иголки от шприцев – не говоря о простом битом стекле!
   Андрей скинул ботинки, натянул сначала один сапог, потом второй. Нагибаться было неудобно – проклятый бронежилет давил к земле. Андрей чувствовал, как его мышцы трещат от напряжения, и в который уже раз покрыл трехэтажным матом разработчиков экипировки. В их воплощении бронежилет был центром всей конструкции – всё остальное крепилось поверх, так что сперва одеть сапоги не получалось – как ни пытались. И сколько Бендер ни слал злобные телеграммы на завод-изготовитель, толку от этого было ровно ноль!
   – Уф! – Андрей тяжело выпрямился и набрал номер внутренней связи. Сегодня его сопровождают санитары – Онуфрий, прожженный матерый волк, и Акакий – зеленый юнец, сразу после армии. Вот Андрей и посмотрит, на что тот способен, и выйдет ли из него в итоге человек!
   – Санитарская! Уколы, вязалово, профилактика! – трубку взял именно Онуфрий.
   – Кончай рекламу пихать! – Андрей вдруг озлобился – уж очень не хотелось лезть в подвал. А хотелось, наоборот, мирно провести вечер с Анжелой, – бери юнгу и на выход! Жду вас возле лифта через десять минут. И чтоб каски не забыли!
   – Слушаюсь, босс! – бодро ответил Онуфрий и вдруг без видимого перехода зашептал в трубку, – что-то тоскливо мне, душу прям выворачивает, может, сегодня на пятый спускаться не будем?
   – Поглядим! – Андрею и самому жутко не хотелось играть во взрослые игры со смертью, но открыто признаться в этом он не смел, – предчувствия – вещь нематериальная, их к протоколу не подошьешь, так что придется ориентироваться на местности. – Бери своего козлоногого Акакия и весь комплект – дубье, шокеры, перцовку, светошумовые и парализующие гранаты! И на весе не экономьте – чтоб полный БК! И, надеюсь, обойдется!
   Андрей положил трубку, запер кабинет и, переваливаясь с ноги на ногу, как пьяный грузчик в порту, медленно побрел по коридору к служебному лифту. Надавил на кнопку, подождал, пока двери откроются, вошел, и лифт отвез его на первый этаж. Еще пара десятков шагов, и вот – ненавистные двери с нарисованной оскаленной страшной рожей.
//-- *** --//
   У рожи было имя собственное. Сотрудники звали портрет «Диким Агафоном», хотя Андрею он напоминал Геббельса, раздавленного плашмя упавшей сверху полутонной гирей. Или даже весом в 620 кило. Увидеть Дикого Агафона во сне считалось нехорошим предзнаменованием – он сулил проблемы на работе и длительную командировку в «Кащенко».
   На счастье Андрея Дикий Агафон снился ему очень редко – честно, всего два раза, но оба раза полностью оправдывал свою репутацию. После первого на Андрея исподтишка напал псих на совершенно безобидном минус первом этаже («Зона слабого рассудка»), где, считалось, все настолько тихие, что можно спокойно ложиться с ними в постель и проснешься даже без отрезанного уха и без провода в одном месте.
   Оказалось, нет, и в ЗСР по чьему-то вопиющему недосмотру был помещен буйный больной, только что двинувшийся разумом от вида внезапно извергнувшейся Ключевской Сопки на Камчатке, куда искомый пациент прибыл туристом покататься на лыжах. Вид пирокластического потока, летящего со склона вулкана прямо на него, настолько испугал незадачливого любителя адреналина, настолько ввергнул его эмоциональную сферу в пучину страха перед неминуемой смертью, что он навсегда остался в ней, и шансов на выздоровление почти не было.
   Правда, сначала пациент был тихий, очень тихий, поэтому и попал в ЗСР. И надо же такому случиться – аккурат в дежурство Андрея (в ночь перед этим ему приснился оскаленный Дикий Агафон с собачьим ливером в зубах, на тоненьких ножках и зазывающий Андрея в ад) агрессия в пациенте воспламенилась подобно пресловутому вулкану, и он с криком: «Порву тебя, шкура!» бросился на осматривающего его доктора. Доктором оказался именно Андрей.
   Безумного искателя неожиданно взрывающихся вулканов звали Тараканов Бенджамин Семенович, и, целиком оправдывая свою фамилию, он подобрался сзади к Андрею и попытался вонзить свои жвала прямо тому в шею. И ведь знал, куда кусать – согласно технике безопасности, кевларовый шлем должен наглухо крепиться к бронежилету, прикрывая уязвимые места, но доктора часто отстегивают массивный воротник, чтобы не задохнуться. Вот и Андрей, находясь на первом этаже, тоже слегка пренебрег правилами, и спасла его только счастливая случайность.
   В запале атаки Тараканов не рассчитал скорость рывка и промахнулся – зубы щелкнули всего в каких-то трех сантиметрах от кадыка, а второй попытки ему совершить не дали. Прокоп (Андрей работал именно с ним) среагировал молниеносно – одновременно с частичной потерей разума санитар приобрел звериную прыткость и свирепость – одним могучим ударом телескопической прорезиненной дубины он свалил Тараканова на пол и стал избивать его ногами с непередаваемым восторгом на небритом лице.
   Впрочем, полностью насладиться побоищем ему не дали – санитары всегда работали парами, и Гриша Перельман специально был приставлен к Прокопу – оттаскивать на случай подобных ЧП. Получалось у него здорово – в итоге и Тараканов почти не пострадал, и Прокоп не сильно обиделся, и Андрей остался жив.
//-- *** --//
   – Да, Тараканов – сволочь! Дал же бог фамилию! А есть ведь еще и Жуков! – Андрей прохаживался возле лифта, ведущего в преисподнюю, и философствовал. – Ненавижу жуков! – его всего передернуло, – ничего нет в мире паскуднее жуков, ну разве что только тараканы и Таракановы – но они уже вообще за гранью!
   Андрей вспомнил общагу. А именно, третий курс медицинского института – тогда он решил немного пожить отдельно и съехал с отцовской квартиры. Ну, прокантовался пару месяцев, и тут внезапно в его круг общения вошел недоучившийся студент, которого исключили за пьянку и общую неуспеваемость, но который, тем не менее, не спешил выезжать из общежития, а все норовил у кого-нибудь зависнуть и остаться навсегда.
   Получилось так, что Павел (а студента звали именно так – он был родом из казахского города Актюбинска – ныне город Актобе, и, конечно, нужно непременно все переименовать, чтобы каждый знал, что казах – это звучит гордо) был маниакальным любителем тараканов. Как такое возможно, совершенно не понятно, но он никому не разрешал их трогать, называя своими кентами и чуть ли не братьями. Тогда же Андрей заметил у Павла склонность к маниакальным и шизофреническим состояниям, подкрепленную неумеренным потреблением водки и днем, и ночью.
   Павел был тверд, он требовал и умолял, и тараканов перестали давить и шугать из угла в угол. Как следствие, они за два месяца расплодились настолько и так обнаглели, что стали бегать по комнате целыми стадами – что моментально привело к отсутствию женского пола не только в отдельно взятой тараканьей комнате, но и вообще на всем этаже.
   В итоге Андрей принял волевое решение: послал Павла на три веселые буквы и заморозил тараканов заживо, уехав на зимние каникулы в Челябинск и оставив дверь в комнату открытой. Та зима была лютой (и как не полопались батареи от мороза, один только бог знает), но факт – после атаки пургой и стужей ни один таракан до самого конца проживания Андрея в общаге так и не решился больше заглянуть в его комнату.
   Вместе с тараканами неожиданно пропал и Павел, и Андрей часто думал – может, он был их крестным папой и ушел за ними в неведомые дали, откуда не возвращаются.
   Кстати, Павел отличался еще и неуемной страстью во время пьянки поедать живьем граненые стаканы, тем самым полностью опустошая студенческие запасы посуды. В итоге ему было поставлено на вид и строго-настрого запрещено даже прикасаться к стаканам под угрозой побития одновременно всеми проживающими.
   Так что, вполне вероятно, он ушел от недостатка стекла в организме, а Андрей до сих пор с содроганием вспоминал жуткий скрежет толстого откусываемого стекла и потом характерный жевательный звук, от которого стыла кровь в жилах. Что сказать, зрелище не для слабонервных – но в любом случае лучше, чем нагло пробегающий мимо таракан.
   – Или жук! И откуда ты взялся в такой холод, сволота? – вдруг из-под лифтовой двери высунулась рыжая морда громадного жука, и Андрей с размаху придавил его тяжелым защитным сапогом. Мимо! Жук с ехидным видом растопырил крылья, прокричал что-то там на своем жучином языке и лихо полетел вдоль коридора, разбрасывая экскременты подобно «кукурузнику», орошающему виноградные плантации на Сицилии.
   – Тварь! – Андрей в сердцах стукнул себя ладонью по лбу. Кевлар упруго спружинил, так что голова Андрея осталась в целостности и сохранности (зато ладони досталось за двоих). – Вот-вот, жуки они именно такие – только гадить способны! Но где же Онуфрий с бойцом?
   Андрей хотел было сесть на корточки, но потом решил, что без посторонней помощи на ноги уже не встанет. Делать нечего – чтобы убить время, нужно перекурить!
   Щелк! Одноразовая зажигалка выстрелила искрой, но пламя так и не появилось.
   – Опять газ кончился! Да что ж это такое – хватает всего на пару дней! – Андрей в бешенстве зарядил зажигалкой прямо в морду Дикого Агафона, и от него откололся кусочек краски – прямо с носа – как будто расковыряли огромный прыщ! Дикий Агафон вмиг сделался еще страшнее прежнего, и Андрея передернуло:
   – Закрашу тебя ночью краской! – он погрозил портрету кулаком и собирался громко выругаться, но тут на лестнице, ведущей сверху, послышались разнобойные шаги – Онуфрий и новое перспективное пополнение санитарского корпуса спешили на задание.
//-- *** --//
   – Вас только за смертью посылать! – Андрей грозно зыркнул на Онуфрия, – спецсредства взяли?
   – Андрюша, прошу тебя, не будь ты с Нею так фамильярен! – в голосе Онуфрия сквозила мольба, – тем более, перед подвалом! Кто знает, что нас там ждет!
   – Ладно, ладно! Ты главное, не зевай, если что – шокером и дубьем охаживай! Волк не выдаст, свинья не съест!
   – Бог, бог не выдаст, Андрюша! – в горле Онуфрия что-то забулькало, – ох, не гневи господа всуе!
   – Пошли! – Андрей захлопнул забрало шлема и нажал на кнопку вызова лифта, – в добрый путь!
   Лифт с Андреем и санитарами с жутким скрипом медленно спустился на десять метров вниз и застыл на минус первом этаже. Андрей провернул тяжелые железные болты, приподнял крышку и открыл «Смотровую щель» (в свое время снятое с танка Т-72 устройство переднего обзора, через которую водитель-механик в ранних модификациях боевой машины осматривал окрестности). «Щель» была намертво вварена в дверь лифта, а ее пуленепробиваемое стекло гарантированно спасало медицинский персонал от внезапных атак душевнобольных.
   – Ну, что там? – подал голос молодой санитар. В тишине его вопрос прозвучал, как замогильный глас из склепа. Атмосфера предполагала. Посреди лифтовой камеры стояла клеть – сейчас открытая, но готовая в случае опасности немедленно принять в свое чрево страждущих спасения. На потолке помаргивала тусклым мертвенно-голубым светом одинокая лампочка, свисавшая на электрических проводах, тени от нее разбегались в разные стороны – причудливо и устрашающе.
   Андрей подумал, что, наверное, именно так должен выглядеть предбанник чистилища, предназначенный нагонять страха – чтоб зуб на зуб не попадал от жути.
   – Черт бы побрал этих недоносков-строителей! – Андрей по привычке яростно заскрипел зубами, – говорили им, намекали, просили, требовали – обеспечьте в лифте нормальную человеческую освещенность! А они! Типа, да, да, насяльника, все сделаем, только позже – сначала основной фронт работ освоим, а уж потом! А в итоге так и ушли, и не сделали ничего – скотобаза!
   – Акакий! – Андрей отлип от смотровой щели и дернул за рукав молодого санитара, – да, не дрейфь ты, это только минус первый, здесь с нами по определению ничего страшного случиться не должно! Посмотри лучше, я что-то в непонятках! Вроде, ни одного психа не просматривается на горизонте! Как ты думаешь, почему они сегодня такие ленивые?
   Недоумение Андрея имело свою подоплеку. Обычно в это время обитатели «Зоны слабого рассудка» всем скопом дружно играли в футбол. Они, как стадо баранов, бегали все одновременно за мячом, повинуясь запрограммированным звуковым сигналам – вроде свистка арбитра к началу матча, который раздавался из-под потолка. Сразу после этого сверху падал одноразовый китайский футбольный мяч, и начиналось веселье.
   Психи выбегали толпой из своих комнатушек и начинали ожесточенно пинать по всему, что попадалось под ноги. О футболе вскоре все забывали, главной утехой становилось всеобщее побоище – громогласное, зато дружное и почти незлобивое. Одноразовый мяч, оставленный наедине с самим собою, постепенно по чуть наклонному желобу скатывался в «мячеприёмник», где с помощью пневмопочты выводился за пределы больницы – к вящей радости стаи бездомных собак, возглавляемой Крестьянином (собаки, визжа и истошно лая, разрывали его на куски).
   Минут через сорок после начала футбольного матча удовлетворенные побитые психи, выпустившие пар и накопившуюся в течение суток агрессию, разбредались по своим камерам, после чего к ним можно было спуститься и осмотреть.
   – Если бы не было футбола, его бы стоило придумать! – не раз шептал про себя Андрей, когда совершал обход минус первого этажа. – Без футбола любой (пусть даже и самый спокойный псих) быстро превращается в непредсказуемую машину для убийства, а уж о том, чтобы его покормить и уложить в кроватку, и речи быть не может!
   – Сколько время? Я часы забыл в кабинете! – Андрей ухватил за рукав Онуфрия, – котлы есть?
   Онуфрий неуверенно дернулся всем телом, соображая, что же от него требуется, потом понял и уставился на часы: – Половина четвертого! Получается, сегодня они в футбол не гоняли, и как мы к ним тогда пойдем?
   Его голос прозвучал жалко, и Андрей невольно улыбнулся: каждый раз Онуфрий дергается – точь-в-точь, как и сам Андрей во время институтской практики после четвертого курса, когда впервые спускался в подвал. Только тогда Андрею не нужно было самолично осматривать пациентов, он мог отсидеться за бронированными дверями лифта! Что ж, все меняется – и не всегда к лучшему!
   – Ничего! Прорвемся! – Андрей вспомнил старую медицинскую шутку про фалопиевые трубы и истерично засмеялся во весь голос. На него вопросительно уставился Онуфрий, ожидая объяснений:
   – Изольдыч, все нормально?
   – Нормально! Я вот думаю, а вдруг психи поубивали друг друга – нам работы меньше!
   – А – это! – в горестном вздохе Онуфрия чувствовалось разочарование, – и не надейся! Зуб даю, как только выйдем из лифта, сразу налетят кучей!
   – Так! Слушай мою команду! – Андрей принял решение и повысил голос, – забрала вниз, дубины – в левой, шокеры – в правой, держать строй, при малейшей опасности занимать круговую оборону! Акакий, дай мне резервный комплект гранат! Записывающие камеры на шлемах включить, вздрогнули – вперед!
   Андрей нажал на рычаг открывания лифтовой двери, и она медленно отъехала в сторону.
   – Не торопиться! Смотреть по сторонам! Задача меняется: необходимо выяснить, что произошло с автоматом подачи футбольного мяча – может, есть смысл подключить резервный блок. К комнатам с больными подходить осторожно, двери блокировать. Не допускать массовой одновременной атаки! Светошумовые и парализующие гранаты держать наготове! Акакий, распусти рюкзак – если что, доставай, рви чеку и сразу кидай! Только не в нас!
   Отряд медленно продвигался вдоль коридора. Вот и первая дверь – заперто! Андрей нажал на кнопку электронной блокировки замка – зазвучал характерный зуммер. Первый пациент обезврежен! Но ненадолго – Андрей будет деблокировать двери в обратном порядке – по мере возвращения к лифту.
   Камеры (комнаты) с больными располагались в правом крыле первого этажа подвала, футбольная площадка, зал для общения и просмотра успокоительных телепередач, столовая для приема пищи и гигиенический блок – в левом. В каждой комнате жило по одному пациенту, и сейчас все они находились внутри – из левого общего крыла не доносилось ни звука, значит, там никого нет!
   Двери камер шли вдоль коридора по обеим сторонам – Андрей жал на кнопки блокировок справа, Онуфрий – слева. Акакий замыкал строй, шатаясь под грузом гранат в тяжелом заплечном рюкзаке.
   – Странно все это! – Андрей нервно кусал губы, – не припомню ничего подобного! Как ты думаешь, Онуфрий, чем все это пахнет?
   – А тут и думать нечего, Изольдыч! – у Онуфрия от страха стучали зубы, – нутром чую, готовят психи нам ловушку! Слышь, Изольдыч, капкан готовят!
   – Как, интересно? Если мы их всех в камерах позакрывали?
   – Не могу знать, да только сердце не обманешь! – Онуфрий истово перекрестился и сделал попытку поцеловать распятие под бронежилетом. – Проклятое железо – никак крестик достать не получается! А он бы в этом аду ох как пригодился!
   – Ладно, не скули! – Андрей перешел на еле различимый шепот, – крайние камеры (вон те – по шесть с каждой стороны) самые опасные. Если их заблокируем, считай, полдела сделано! Ну, да ты и сам знаешь, не мне тебя учить! По команде – на счет три! Рывком, от двери к двери, пока психи не повыскакивали! Раз, два, три!
   Онуфрий, как заправский ямайский спринтер, бросился вперед, Андрей за ним. Зуммеры слились в один долгий сигнал.
   – Уф! – Андрей тяжело прислонился к стене, – три минуты перерыв! Потом проверяем автомат, электронику, убеждаемся, что все нормально – или ненормально. Если обнаружим неисправность, составляем акт, вызываем бригаду техников – и на второй этаж. Технари сами разберутся! А нам мороки меньше!
   Они чуть-чуть отдохнули. На Акакия было жалко смотреть – парень явно был не в себе. По его лицу тек пот, лицо побелело, и он вздрагивал от каждого постороннего шороха. Зато Онуфрий повеселел – пока пациенты заперты по своим комнатам, им опасаться нечего!
   – Жалко, курить нельзя! – Андрей мечтательно зацокал языком, – да, братва? Взять махры, набить «козью ногу» и закумарить! Красота! Всё, перекур долой! Дело есть дело!
   Андрей вынул из нагрудника связку тяжелых амбарных ключей и отпер небольшую дверцу на стене – электронный мозг футбольного автомата – и от удивления чуть не сел на пол. Мозг был весь утыкан гвоздями – длинными, сантиметров пятнадцать. Не зря автомат не работал – после таких-то повреждений!
   – Откуда это? – Андрей моментально ощерился. Параграф инструкции «Об осмотре подвала и недопущении кризисных ситуаций» номер 31/4 гласил: «В случае обнаружения колюще-режущих предметов искусственного происхождения немедленно ввести карантин, по возможности блокировать пациентов в боксах и сообщить экстренным службам. Отступить в лифт и дожидаться прибытия подкреплений в лифтовой кабине!»
   Андрей подозвал Онуфрия:
   – Вот, братец, полюбуйся – теперь нагрянут комиссии и из министерства, и из Главка, и даже из мэрии – ЧП первой категории! – Андрей быстро направился к огромной красной кнопке за пуленепробиваемым стеклом, скинул перчатку с правой руки и приложил большой палец к сенсорному компьютерному датчику проверки.
   – Личность идентифицирована! – секунд через десять мрачный компьютерный голос подтвердил полномочия Андрея, – вам разрешено воспользоваться экстренной связью!
   Внутри бронированного ящика с кнопкой раздался микровзрыв, и стекло осыпалось на пол мелкой неопасной крошкой, открывая доступ непосредственно к самой кнопке и переговорному устройству. Андрей быстро сунул руку внутрь и надавил:
   – Экстренный контролер по клинике слушает!
   – Докладывает старший группы осмотра подвала Корявый! Уровень ЗСР, ЧП – пункт 31/4. Жду указаний!
   – Принято! – в голосе контролера возникло напряжение, – смертельная опасность есть?
   – Нет! Больные зафиксированы в блоках, коридор чист!
   – Отлично! – Андрей и через микрофон чувствовал, как его собеседник обливается потом – запах проникал даже по проводам, – до момента прибытия группы разрешаю проведение оперативных мероприятий! Задача номер один – убедиться, что территория полностью зачищена, задача номер два – проверить основной и дополнительные блоки автоматики!
   – Постойте! – Андрей перебил контролера, – блок номер два осмотрен – он весь утыкан громадными гвоздями!
   – А! – на том конце установилась недолгая нестройная тишина. – А что с первым?
   – Пока не знаю! – Андрей почувствовал, как холодок пополз вниз по спине. Первый блок отвечал непосредственно за всю систему жизнеобеспечения уровня – в частности за электронные замки в камерах, освещение, подачу воды и пищи и т. д. А если и с ним беда? Впрочем, паниковать еще рано!
   – Осмотреть и доложить! – голос контролера сорвался на визг, – и, ребята, крепитесь – спасение уже близко!
   – Акакий! – Андрей отнял руку от красной кнопки, и микрофон отключился, – дай-ка мне еще парочку гранат на всякий случай – и Онуфрию тоже!
   – Слушаюсь, командир! – все-таки в новеньком чувствовалось недавнее армейское прошлое: мозгов особо нет, но зато еще не забыл, как быстро и точно выполнять команды!
   – О цо так! – Онуфрий криво улыбнулся, – с гранатами в разгрузке оно как-то спокойнее! Что будем делать?
   – Слышал, что сказал контролер? Осмотрим блок и будем ждать спецов, там ребята серьезные! А наше дело десятое – можем копать, можем и не копать – мы же не ГРУ какое!
   – Ну, с богом, Андрюша! – Онуфрий в очередной раз быстро перекрестился, – эх, говорил я тебе не упоминать Ее (с косой) всуе, говорил!
   – Заткнись! – Андрей со скрипом провернул громадный ключ в закрытой дверце блока номер один. – Всё заржавело! Так, посмотрим – что у нас здесь?
   – Вроде, всё на месте! Гвоздей нет, лампочки моргают, аппаратура жужжит! – Андрей с минуту пялился на красные и зеленые огонечки, потом захлопнул дверцу. – Так и запишем, замок не подкачал! А посему, чтобы убедиться, что на вверенной нам территории царит покой и порядок, сделаем обход оставшихся помещений! За мной рысью!
   – Тут главное не спешить! – они вошли в левое крыло и остановились перед выходом на футбольное поле. – Акакий, выгляни, посмотри – что там? – Андрей легонько подтолкнул молодого санитара вперед.
   Акакий робко сделал пару шагов и, вытянув шею, высунул голову в кевларовом шлеме из-за угла:
   – Чисто! – санитар повеселел, – идем дальше, босс? Еще пара минут, и можно расслабиться!
   – Я тебе расслаблюсь! – Онуфрий сзади сделал попытку дать Акакию хорошего пендаля, но не смог поднять ногу в тяжелом сапоге, – видел старорежимный плакат: «На работе не пью!»? Так вот, в нашем исполнении он звучит таким образом: «В подвале – не до релакса!» Думаешь, самый умный – да? Самый смелый – да? А знаешь ли ты, что вот это всё – худшее, что может случиться здесь? Подумай сам – гвозди в щитке, психи сидят по норам и носа не кажут, кругом тишина и пустота! Зуб даю, век воли не видать, не выйдем мы сегодня наружу, не выйдем!
   – Да помолчи ты! – Андрей зло посмотрел на санитара. Он чувствовал – Онуфрий прав, кругом творится какая-то дьявольщина, но не поддаваться же панике! – Ну-ка встали клином – я, так уж и быть, впереди, вы прикрываете мне спину! И быстро – к центру футбольного поля, по сторонам смотреть, криком предупреждать!
   Андрей не стал ждать, пока санитары отреагируют, и двинулся вперед. Задачи им определены – пусть догоняют! Андрей прошел пару десятков метров, и тут его внимание привлекло черное пятно неправильной формы в самой середке футбольного поля.
   – Онуфрий, ты видишь это? – Андрей резко остановился и указал рукой на интересующий его объект, – если да, промычи два раза, только негромко!
   Онуфрий замычал и немедленно стал похож на бронированного бычка-трехлетка.
   – Кончай! – Андрей прервал его на самой низкой ноте, – я и так уже понял – видишь и думаешь, что странно это всё!
   – Всем оставаться на своих местах! Пойду осмотрю аномалию! – Андрей неуверенно двинулся вперед, постепенно ускоряя и ускоряя шаг. Потом внезапно остановился и громко присвистнул:
   – Мать честная! Вот это номер! Идите сюда!
   – Нифига себе! – санитары приблизились и не смогли сдержать возгласа удивления – в полу в самом центре футбольного поля зияла огромная дыра – сквозной лаз на минус второй этаж подвала. С той стороны к дыре была приставлена деревянная лестница.
   Андрей молчал. Молчали и санитары – на их скорбных застывших лицах отражались отголоски борьбы вселенского зла с вселенским же добром.
   – А я-то думал, что уже всё в этой жизни видел! – Онуфрий первый решился нарушить воцарившееся торжественное молчание, – а оказывается, вовсе и нет! И что теперь?
   – Стойте здесь! – Андрей сжал кулаки, – если снизу полезут, бейте сапогами прямо в рыло, разрешаю использовать все, что есть под рукой! Наша задача – охранять периметр от нашествия. А я мигом – только сбегаю доложу и вернусь!
   – Хорошо! – казалось, еще немного, и Онуфрий завоет, – ты уж не бросай нас здесь, Изольдыч! Акакий, вон, почти и пожить-то еще не успел! Возвращайся быстрее!
   – Своих не бросаю! – Андрей уже мчался к красной кнопке – доложить о чем-то немыслимом!
   – Кто? – голос контролера сильно дрожал.
   – Я! – Андрей пытался восстановить дыхание после бега в тяжелых доспехах, поэтому контролер его сразу и не узнал. – У нас здесь катастрофа!
   – Говори яснее! Пациенты атакуют?
   – Нет! Огромная дыра с минус второго этажа на минус первый, а в дыре – лестница! Оставил возле нее двух санитаров, боюсь, скоро начнется!
   – Мама! – после сообщения Андрея контролер чуть не упал с кресла (о чем свидетельствовали характерный звук и ругань), – ой, мамочка! Соединяю с Бендером!
   – Алло! – переговорное устройство загудело от сочного фальцета главврача, – давай, Корявый, докладывай как можно точнее!
   – Гвозди в футбольном автомате, неопознанная дырка в полу, по-моему, код А1!
   – Так уж и А1! Ты мне панику не разводи, паникер! Я всё понял – занимайте оборону возле дыры, скоро прибудет подкрепление с новыми инструкциями! За работу! – Бендер отключился.
   – Так уж и А1, так уж и А1! – зло передразнил главврача Андрей, – может, ему из кабинета и кажется, что всё в порядке, и панику разводить ни к чему, а мне вот совсем нет! И Онуфрию, и Акакию!
   Код А1 по шкале ЧП обозначал наивысшую степень угрозы – массовый побег из подвала или, например, кровавый бунт. Конечно, пока ничего подобного не наблюдалось – но неизвестность! Она опаснее любого бунта, она сулит множественные неприятности, и лучше, как говорится, перебдеть лишний раз, чем потом расплачиваться за свою расхлябанность!
   – А какой же это, по-твоему, код? D10 что ли? Тебя бы сюда спустить, вот я бы посмотрел, как бы ты изворачивался! И никакое самбо не поможет, когда парочка психов возьмет в оборот!
   Андрей со всей возможной скоростью несся обратно к санитарам. Он понимал, что не переживет, если обнаружит их растерзанные трупы.
   – Только не это, только не это! – одна единственная скукоженная напряженная мысль отдавалась в мозжечок. Андрей выбежал из-за угла и облегченно остановился.
   – Слава богу, вроде, все живы! Вот только почему Акакий лежит плашмя на полу?
   – Что это с ним? – Андрей тяжело отдувался – марафон в спецкостюме – то еще удовольствие! Требует не только крепости телом, но и духом – и даже запахом!
   – Прикрывает амбразуру! – лицо Онуфрия расплылось в широкой улыбке, – я тут подумал, если психи полезут, я просто сяду ему на спину – они и не смогут его подвинуть! Так и сохраним дыру в целостности!
   – Так они ж его убьют! Или ты раздавишь – со своим-то весом!
   – Да, наверное! – Онуфрий явно пребывал в философском настроении, – но с другой стороны – ведь должен кто-то погибнуть при исполнении! Так почему не Акакий? Слышь, мелюзга, орден хочешь: «Сгорел на работе Первой степени»?
   – Не хочу! – голос у перевернутого на живот Акакия был хриплым и совершенно безрадостным, – хочу домой к бабе прижаться!
   – А не получится! – Онуфрий в нарушение всех инструкций залез в карман и достал пачку сигарет, – на вот покури перед смертью, всё легче будет!
   – Отставить! – Андрей вырвал пачку у смутившегося Онуфрия, – я вернулся, значит, никто пока не умрет! Акакий, подъем! Доложить об увиденном в дыре!
   – Темно там! – Акакий медленно перевернулся на спину, поджал под себя ноги и со скрипом поднялся, словно Василий Алексеев под пятисоткилограммовой штангой. – И жутью веет, и психи крадутся в темноте! Господи, а умирать-то как не хочется!
   – Не паникуй! – Андрей вспомнил Бендера и попытался скопировать интонации главврача. – Подмога уже в пути, так что просто ждем!
   Потянулись томительные мгновения ожидания. Через четверть часа раздался характерный звук – лифт дернулся и устремился вверх из подвала – к свету и нормальным людям!
   – Отлично! – Андрей потер руки, – считай, обошлось! Сейчас прибудет команда горнострелков, а мы отправимся к кофе и праздничным круассанам!

4 часа пополудни

   Лифт замер, постоял минут пять и снова тяжко пошел вниз. Андрей слушал чарующие ржавые звуки с замиранием сердца – приятней этой музыки для него ничего не существовало! Остановка! Двери лифта распахнулись, зазвучали приглушенные шаги и матерщина, перемежающая оглушительным нестройным грохотом.
   – Онуфрий, ну-ка выгляни! Чего там? – Андрей нетерпеливо переступил с ноги на ногу, – наверняка, спецподразделение!
   – Опаньки! – из-за угла показалась старая замызганная тележка (на ней обычно больничный повар вывозил помои из пищеблока). На тележке лежали два внушительных размеров бетонных огрызка с торчащей в разные стороны арматурой. Тележку толкал Прокоп в чугунной хламиде, напоминающей латы госпитальера в период расцвета рыцарства, из-под лат выглядывала десантная тельняшка. За Прокопом волочился Гриша Перельман – в видавшей виды дедовской кольчуге до пола и хоккейной каске с красным кленовым листом. В каждой руке у Перельмана было по железному лому. А уже за Перельманом шел обалдевший Онуфрий, вновь истово крестясь и даже немного заикаясь.
   – Вы это чего? – Андрей и сам слегка опешил, – а где морская пехота?
   – Нема! – Прокоп на мгновение остановился, – Бендер говорит, потонула! Нас послал!
   – Что, правда? Гриша? – Андрей с мольбой посмотрел на Перельмана.
   – Отож! – лицо санитара расплылось от самодовольства, – именно так! Говорит, на вас одна надежда – на вашу смелость и изворотливость! Говорит, берите бетон и вываливайте прямо в дыру! А если парочку психов прихватит – так ничего страшного, спишем в утиль! И еще говорит – нет у меня солдат сейчас, нет! Да и не надо вам – вы сами лучше любого солдата – вон какие бравые молодцы!
   – Понятно! – Андрей сделался мрачным, как туча, – а на словах что передать велел?
   – А ничего! Вот, говорит, отдай, Гриша, Корявому конверт – там в нем весь план и изложен! – Перельман протянул Андрею смятое письмо.
   – Интересно, что же пишет наш главнокомандующий? – Андрей быстро развернул послание:
   Приказываю Корявому А.И. принять на себя командование над спецподразделением санитаров (с учетом прибывших на подмогу дополнительных сил) и провести детальную разведку и санацию всех этажей подвала. Оставляю за Корявым право на самостоятельное принятие решений и на устранение любых возможных последствий!

   Главврач Зелинский Остап Ибрагимович.

   P.S. Держись, сынок, больше ничем помочь не могу! Больше у меня свободных сил нет – и не предвидится!
   P.P.S. Главное, не бойся, если что – пускай вперед Прокопа!
   P.P.P.S. Постарайся вернуться живым и прости меня – лифт временно заблокирован. У вас есть только одна дорога – вниз! Разблокирую только после доклада с минус пятого! Еще раз извини, но безопасность гражданских превыше всего!
   – Вот и конец тебе, Андрей Изольдович! – у Андрея подкосились ноги, а лицо покрылось холодным потом. – А главное, бойцов погубишь!
   Андрей затравленно глянул на бодро марширующих Перельмана и Прокопа, толкающих тележку, и его чуть не стошнило. – Выберусь, убью этого выродка! – речь, безусловно, шла о главвраче!
   Тем временем телега, груженная бетонными блоками, замерла возле дыры в полу.
   – Изольдыч! Ты что там застрял? Сгружаем?
   – Валяй! – Андрей похлопал себя по внешней разгрузке и достал из кармана отобранные у Онуфрия сигареты. Чиркнул зажигалкой – хорошо! Сделал пару затяжек и направился к своим.
   Перельман и Онуфрий живо орудовали ломами – вот они скинули первый блок на дыру, затем – второй. В результате образовалась внушительная бетонная пломба, полностью перекрывшая доступ с минус второго этажа на минус первый.
   – Перекур! – Андрей щедро распределил сигареты Онуфрия между санитарами. – Слушай диспозицию! Руководством больницы нам поставлена задача зачистки подвала – в случае успеха лично обещаю каждому по две призовые бутылки водки! В случае неуспеха водку все равно будем пить – только посмертно!
   Теперь о том, что нам предстоит сделать конкретно. Поскольку ситуация остается тяжелой, напряженной и непонятной, сейчас спускаемся на следующий этаж и силой принуждения разгоняем пациентов по норам! Пусть сидят! Дальше идем на третий – и так далее до самой «Шестерки»! В успехе мероприятия я нисколько не сомневаюсь – особенно сейчас, когда нас стало пятеро. Один Прокоп в открытой рукопашной схватке способен уложить семерых! А если будет нападать исподтишка, то нет силы, способной его остановить!
   Андрей закурил очередную сигарету:
   – Командование операцией беру на себя! Присваиваю себе звание генерал-лейтенанта. Отныне с целью соблюдения секретности обращаться ко мне исключительно по званию: «Товарищ генерал»! Акакий, ты кем в армии был?
   – Младшим сержантом!
   – Поздравляю – с повышением тебя. Отныне ты полноценный сержант! Прокоп!
   – Ну?
   – Ты – прапорщик по прозвищу «Зверь»! Запомнишь?
   – Ну!
   – Отлично, идем дальше! Онуфрий!
   – Я!
   – Будешь капитаном запаса, призванным на сборы. А посему имеешь право!
   – Есть!
   – А теперь Гриша! Указом генерал-лейтенанта Корявого назначаю тебя своим заместителем и присваиваю чин майора и командующего батальоном! Корявый батальон – название, леденящее кровь! Наш девиз: «Из ануса (т. е. подвала) к звездам!» Всех устраивает?
   Санитары дружно закивали, а Перельман радостно заулюлюкал.
   – Хорошо! Тогда слушай мою команду – к лифту шагом марш! И помните – только от нас зависит будущее больницы! Ведь кто кроме нас? Один за всех и все за одного! Парад, але!
   – Товарищ генерал, – на полпути к лифту Перельман остановился (все-таки он реально самый умный, с первого раза запомнил, как обращаться к Андрею), – может, телегу с собой возьмем? Вдруг ранение или внезапная засада? Тогда перевернем ее и укроемся, а сами будем отбиваться гранатами!
   – Голова – как есть голова эйнштейновская! – Андрей благодарно взглянул на Перельмана, – по Сеньке и шапка! Назначаю тебя не только своим заместителем, но и начальником штаба. За дополнительную водку, само собой!
   – Рад служить-с! – Перельман на ходу стянул с головы каску и поклонился. Получилось так смешно, что Андрей не выдержал и заржал.
//-- *** --//
   Места в лифте еле хватило на всех.
   – Чем черт не шутит! – подумал Андрей и нажал кнопку нулевого этажа. Лифт не тронулся с места. Бендер не обманул – путь к спасению пролегал через преисподнюю!
   – Чего уставился? – Андрей прикрикнул на Акакия. – Жми на минус второй, нас уже заждались!
   – В нашем положении есть только один видимый несомненный плюс! Можно наплевать на все больничные инструкции – и пить, и курить в свое удовольствие! Всё равно от мира мы отрезаны! – Андрей еще раз осмотрел подчиненное воинство, – да, вот это и есть настоящее сумасшествие! Однако до прибытия лифта на следующий уровень – целых три минуты, можно немного отвлечься!
   Андрей закрыл глаза и ушел в себя. На ум пришли его давешние размышления на тему: «Интересно, что бы я сделал, если бы меня назначили главным по реабилитации сумасшедших?»
   Вдруг меня вызывают на прием к министру и официально объявляют под камеры, что с сегодняшнего дня я – Президент Общероссийской Комиссии по Социальной Адаптации Людей, Пострадавших от Умственного Надлома (ОКпСАДПоУН).
   Министр предлагает присесть и вкрадчиво так говорит: «А ну-ка доложите мне, Андрей Изольдович, а как Вы планируете снизить поголовье умалишенных в два раза за отчетный период? C чего начнете – и чем закончите, и даёте ли гарантию, что Ваш план сработает?»
   Я сажусь в огромное кожаное кресло, всматриваюсь в яркие голубые глаза напротив и, стараясь говорить громко, отчетливо и раздельно, посвящаю министра во все тонкости работы.
   1. В качестве первого шага я намерен без промедления составить списки нуждающихся в реабилитации. Для этого будут задействованы все ресурсы комиссии, подняты архивные банки данных и обращения граждан, а также проанализированы компьютерные базы районных поликлиник, прозябающих на самом острие излома.
   2. После сбора всей необходимой информации комиссия под моим председательством наметит шаги, кои мы будем выполнять, и пути, коими мы будет идти. И смею Вас уверить – и шаги, и пути будут самой что ни на есть высшей пробы, первой категории и настолько эффективные, что останется только поражаться их эффективности.
   3. После изучения путей и прикидок, подходят ли нам подходящие для путей шаги, каждый из нас отбудет на фронт и лично возглавит ополчение, вооруженное специально разработанными методичками, где будет всё-всё прописано – вплоть до размера и партитуры лекарственных препаратов, необходимых к прокалыванию и вливанию.
   4. Ополчение получит задачу немедленно приступить к работе, расшевелив и раскошелив осиные гнезда и змеиные пещеры слабых умом, в коих они притаились и только и ждут удобного момента, чтобы выскочить на свет божий и наброситься на санитаров с ножовками и бензиновыми рубанками! Кстати, нижайше прошу Вас снабдить каждого откомандированного от комиссии специалиста полноценными защитными воинскими комплектами (2 штуки), хромовыми сапогами и термоядерным бластером (он же детектор) для определения и уничтожения неподдающихся лечению зомби.
   5. Следующий момент – можете не сомневаться, психов мы додавим, мало того, каждый из них будет адаптирован авторски, на свой эксклюзивный лад, каждый из них пройдет переквалификацию и овладеет перспективной профессией – они смогут клеить коробочки, разгружать жгучий перец на фабрике специй без респираторов и даже убирать навоз в фермерских угодьях, так что без работы и реабилитации никто не останется!
   6. И в заключение – в нашей комиссии, я Вас уверяю, работают настоящие энтузиасты своего дела – знают и ценят людскую природу, понимают, что всему есть предел, поэтому передозировки не будет, а всё, как и положено – строго по весу, и все капельки отмеряны. И, можно вопрос, почему Вы решили меня обо всем этом спросить именно сегодня – ведь сегодня только вторник, а совещание должно состояться не раньше пятницы! Так что неувязочка получается! Неувязочка!
   – Да, неувязочка! – Андрей тряхнул головой, выходя из задумчивости. – А ведь как в воду глядел! И даже с нападением зомби и необходимостью защитных воинских комплектов не сильно ошибся. Вон Перельман с Прокопом экипированы чисто как гопники! Никуда не годится!
   Лифт резко остановился, и Андрея тряхнуло.
   – Полегче на поворотах! Смотри, куда прешь! – виноватым во всем оказался, почему-то, опять Акакий. Наверное, по молодости лет!
   – Эх, размахнись рука, распрямись плечо! – Андрею стыдно было признаться, что выходить из лифта страшно, и он гасил эмоции веселыми прибаутками и присказками. – Батальон, товсь!
   Санитары дружно выровнялись вдоль одной из стен. И даже Прокоп не сильно бухтел.
   – Краткий инструктаж перед выходом. «Зубры» хоть и не «зипуны» (и тем более не «завсегдатаи»), но тоже могут быть очень опасны. Особенно, если почувствуют агрессию. Поэтому наша задача – максимальная осторожность и учтивость, не бить сразу, но вежливо убеждать пациентов проследовать в камеры, указывая им путь. Кто из нас самый куртуазный?
   Санитары рассеянно переглянулись.
   – Обижаете, товарищ генерал! – Онуфрий облизал губы, голос у него дрожал, – среди нас гомосеков нет!
   – Каких гомосеков? – Андрей слегка опешил, – «куртуазный» в переводе с французского – галантный (вежливый)! Эх вы, деревня! Ладно, простите, если случайно кого обидел – в следующий раз буду выражаться попроще! Итак, кто не засовывает язык в задницу и за словом в карман не лезет?
   – Я! – вперед выступил Прокоп, – жопа – моя любимая часть тела!
   – Отлично! Пойдешь впереди и будешь толкать защитную телегу. А мы будем следовать за тобой и разговаривать на понятном пациентам наречии. Построились, пошли! И да – если вежливость не поможет, то, как я говорил ранее, бейте изо всех сил и первыми! Погрузим на телегу, потом развезем, куда надо!
   Акакий по команде Андрея нажал на кнопку, и двери лифта чинно отворились. Маленький, но норовистый отряд вырвался на свободу – санитары построились согласно боевому расписанию, прикрывшись спереди помойной телегой и окружив Андрея телами – коробочкой.
   – Итак, вывод первый! Никого не видно! – Андрей вытянул шею, привстал на цыпочки и осмотрел горизонт поверх головы Прокопа. – Странно! Почти так же странно, как и у «засранцев». Насколько я помню, «зубры» вечно разбиваются по парочкам и любуются друг другом, издавая при этом громкие звуки и шастая, где ни попадя – а здесь мертвая тишина!
   – Говорю вам, проклято тут! – Онуфрий, стоявший слева от Андрея, покрепче перехватил дубину, – мамой клянусь, нечистый дух витает!
   – Нечистых духов давно уже всех повывели «Доместосом»! – Перельман (справа) вдруг решил не согласиться с напарником, чем заслужил в глазах Андрея дополнительную благодарность. – Товарищ генерал, предлагаю не тянуть, а смело наступать!
   – Все согласны с планом начальника штаба? – Андрей обернулся и сурово посмотрел на Акакия, – а как молодая смена, не противится?
   – Никак нет!
   – Тогда вперед!
//-- *** --//
   Лязг катящейся по бетонному полу тележки невыносимо бил по ушам. Впрочем, Андрей терпел – ради безопасности приходится чем-то жертвовать. Ничего, барабанные перепонки выдержат и это! Они завернули за угол. Планировка минус второго этажа была аналогичной минус первому, справа – жилой блок, слева – все остальное.
   – Что происходит? А вдруг Онуфрий в корне прав? – немыслимо, но «зубры» все как один сидели по камерам – точь-в-точь, как и их собратья-«засранцы». В этом Андрей убедился уже спустя несколько минут. А еще через короткий промежуток времени обнаружилась и искомая дыра – ровно на том же месте и аналогичная по площади. Разница в одном – на минус первом этаже лестницы не было, на минус втором она была!
   – Видит бог, грешен я, грешен! – отряд остановился возле дыры (предварительно заблокировав пациентов в камерах), и Онуфрий задул в свою любимую волынку. На него тут же прикрикнул Перельман, пригрозив заклеить рот скотчем – и даже продемонстрировав, что скотч имеется в наличие. Онуфрий угрюмо замолчал, но было видно – копит злость!
   – Итак! – Андрей сорвал с головы шлем – волосы были мокрые, как после купания. – Разрешаю оправиться и провести гигиенические процедуры! Минус второй этаж – вопросов все больше и больше, присутствие внеземного разума или воздействующего на умы пациентов электромагнитного излучения становится всё более видимым! У кого есть курить?
   Перельман с готовностью вытащил из кармана «Дымок» и протянул Андрею:
   – Берите, товарищ генерал! Старорежимные – вчера полез дома на антресоль за раскладушкой (приехал ко мне из Ставрополя брат с женой, ух и красивая – аж зубы свело!) и нашел целый блок – остался еще со времен СССР. Забыл я совсем про него! Табачок настоялся – за душу хватает, как топор по голове!
   – Да? – Андрей взял пару сигарет и с удовольствием закурил. – А что днем не угощал? Ух, какие забористые – прямо горлодер!
   Перельман замялся и отвел взгляд. Но потом всё же пересилил себя:
   – Жалко стало! Такое-то богатство транжирить! А сейчас думаю, все одно – почти что пропадать! Так пусть братва порадуется!
   – Это правильно! – Онуфрий перестал дуться и вновь подключился к разговору, – знаешь, как раньше наши к бою готовились? Обязательно парились в бане и чистые белые рубахи надевали, чтоб перед Господом, значит, предстать чистыми и готовыми к Геене Огненной! А жадным там совсем не место!
   – В Геене? – Андрей кинул на пол шлем и сел на него. Он что-то устал, а шлем выдержит – как-никак, самые современные военные технологии! – Скажи-ка лучше, друг капитан, чем будем дыру конопатить? Бетона-то нет!
   – Черт его знает! – Онуфрий рассеянно дернулся. Он явно не ожидал такого вопроса с подвохом. – Может, телами? Вытащим с десяток психов, перевяжем их скотчем да и положим прямо на дыру – пускай немного понежатся, пока мы подвал изучаем!
   – Экий ты, братец, кровожадный! – Андрей поджег второй «Дымок». – Не иначе, в прошлой жизни полицаем служил. Или ниндзя! Предложение капитана отклоняется! У кого еще есть мысли на заданную тему? Гриша?
   Перельман отрицательно качнул головой. Рядом с ним бестолково скалился Прокоп, а Акакий, похоже, и вовсе уснул, свернувшись на полу калачиком!
   – Не повезло парню! – подумал Андрей. – Первый выход – и такое! Иные за всю жизнь не испытывают ничего подобного! Зато с нервами все в порядке – не плачет, в истерике не бьется, отдыхает, как мужчина!
   – Понятно! Головы при вас не для того, чтобы думать! Сделаем проще – перенесем из блока питания с десяток столов, уложим в поленницу, скрепим бинтами или скотчем и все дела! Кляп для дыры готов! Столы, почитай, каждый килограммов по сто весом – а вместе это целая тонна! Всем понятно? За работу!..
   Минут через пятнадцать напряженной возни, наполненной железным тележечным грохотом, сэндвич из дубовых столов был готов. Он получился слегка бесформенным (тут и там из общей деревянной массы выпирали резные и гладкие толстенькие ножки), но зато настолько тяжелым, что, будучи помещенным поверх дыры, напрочь перекрыл доступ на этаж. Даже для человека-паука – и Бетмена с Робином!
   – Наша первая совместная победа! – Андрей сиял. Особенно умиляла его воплощенная ноу-хау – бинты в качестве сопутствующей арматуры и ночные вазы, заполнившие полости деревянного бутерброда – для утяжеления всей конструкции. – Теперь если кто скажет, что батальон Корявого только на убой посылать, можно смело плевать ему в морду! По случаю локального успеха – троекратное ура!
   – Ура! Ура! Ура! – дружно грянули санитары. В ответ Андрей сурово подбоченился и указал в сторону лифта.
//-- *** --//
   – Что стоит знать при общении с «зипунами»? – лифт прибыл на минус третий этаж, и Андрей решил снова акцентировать внимание на технике безопасности. Пока что их продвижение было победоносным – пациенты по неведомым причинам сидели по камерам, так что бойцам «корявого батальона» оставалось только заблокировать электромагнитные замки на дверях комнат.
   – Акакий, ты что-нибудь знаешь?
   – Никак нет, товарищ генерал! Пытался, – а мне сказали, пусть это будет сюрпризом!
   – Тогда слушай! «Зипун» – антисоциальный общественно-опасный тип, питается всем подряд (что дают), не разбирает, где друг, а где враг – в общем, чистый зверь в переходном состоянии. Согласно внутреннему распоряжению по больнице за номером 844 от 29 февраля 2012 года, к «зипунам», участвующим в нападении на сотрудника клиники, может быть применена физическая сила, переходящее в насилие. Так что даю карт-бланш на побоище! Иного выхода у нас нет! Теперь что касается построения. Акакий, телегу в этот раз повезешь ты – Прокоп мне нужен в качестве Терминатора. Его инстинкты быстрее разума, а сейчас это кстати, как никогда. Мои персональные телохранители – Онуфрий и Перельман. Акакий, дай мне рюкзак – поскольку я наиболее защищенная боевая единица, метание гранат беру на себя!
//-- *** --//
   И снова двери лифта разошлись.
   – Я так и знал! – у Андрея мгновенно вспотели ладони. – А потому что не может постоянно везти!
   Прямо напротив стояли пациенты, сбившиеся в плотное каре. Пациентов было никак не меньше трех дюжин – толпа колыхалась, время от времени оттуда раздавились придушенные хрипы и истошные вопли, заставляющие шевелиться волосы на спине.
   – Боже! – Акакий вцепился в рукоятку телеги и замер с поднятой ногой. – Боже! – жалостливо повторил он и сделал попытку забиться обратно в лифт.
   – Куда? Куда, сука? – хриплый рык Прокопа пригвоздил его к полу, – еще один шаг и жопу..! – в горле Прокопа что-то забулькало, и Андрей так и не смог разобрать, что именно Прокоп собирается сделать с жопой, а самое главное – с чьей.
   Акакий замер, его колени задрожали, и он бы, наверное, рухнул на пол, если бы в это время из толпы психов не выскочил громадный мужик (Илья Иванович Муромский, сошедший с ума во время ночного просмотра американского реслинга и имевший прозвище Илья Муромец) и не указал на Андрея пальцем. По крайней мере, Андрею показалось, что псих целит прямо в него. А Акакий так и застыл с раскрытым ртом.
   – Захлопнуть шлемы! Телегу ставь! – Андрей машинально отработанным движением щелкнул защитным стеклом и сунул руку в рюкзак. Прокоп лихо подскочил к телеге, одновременно сильно пнув Акакия и выводя его из ступора, и перевернул телегу, перекрывая почти весь коридор. По правую руку от Андрея засопел Перельман, по левую – Онуфрий, вошедший в состояние бешенства.
   – Сейчас! – Андрей нащупал два холодных металлических бочонка – судя по шероховатой поверхности, парализующие, – сейчас начнется!
   Словно услышав предупреждение генерала, объединенная толпа психов стала раскручиваться, словно двигатель гигантского авиалайнера, набирающий обороты. Гул бессвязных голосов, криков, воплей и стонов нарастал, и когда он достиг апогея, толпа, подпитываемая все новыми и новыми членами, спешившими на зов собратьев с разных концов этажа, бросилась на штурм.
   – Полундра! – крикнул Андрей и швырнул в толпу две гранаты. Потом немедленно еще две – светошумовые. Почти одновременно грянуло четыре взрыва – вспышки били по глазам словно молнии. Андрея, Онуфрия и Акакия спасли защитные стекла шлемов, Перельман профессионально прикрылся рукой от поражающего воздействия гранат, а Прокопу и это было ни к чему – железный мужик!
   От разрывов первые несколько рядов психов скосило, как косой. Но сзади напирали все новые и новые – образовалась жуткая куча-мала, росшая с каждой секундой, как снежный ком. Психи лезли по головам друг друга, не разбирая, кто еще стоит, а кто уже упал – настолько велико было их желание прорваться к Андрею и его людям.
   – Гриша! – Андрей наклонился к уху Перельмана, перекрикивая остервенелый вой и визг атакующих, – гранатами больше нельзя – скатятся прямо нам под ноги! Сами попадаем, тогда всё – порвут! Готовься, сейчас атакуем!
   Перельман с готовностью кивнул – как будто только этого и ждал Молодец – Андрей в нем не ошибся!
   – Ну что, захлебнемся в кровушке! – Андрей поймал шалый взгляд Онуфрия и улыбнулся. На него накатили спокойствие и отрешенность – наверное, именно так и бывает с солдатами на поле боя, которые понимают – вот и всё! – По моей команде на раз-два!
   – Раз! – хриплый возглас вырвался из легких. Синхронно и одновременно поднялись четыре руки с дубинками (кроме Акакия – он буквально вгрызся в телегу, упираясь изо всех сил, чтобы сдержать натиск озверевших психов) и хрястнули по оскаленным мордам.
   – Два! – дубинки вернулись назад для следующего замаха. – Раз! – очередной сокрушительный удар, несколько пациентов рухнуло на пол, образовав в плотном строе зомби-пациентов заметную просеку.
   – Бейте их, братцы, не останавливайтесь! – Андрей зажал дубинку в зубах (рот чуть не порвался), скинул рюкзак со спины и быстро выхватил несколько гранат. – Жрите, твари! – в самый центр толпы полетели заветные парализующие цилиндрики.
   – Бзынь! – от ударной волны под потолком треснуло несколько плафонов. Психов разметало во все стороны – лишь немногие остались стоять на ногах.
   – В атаку! Не дайте им опомниться! – Андрей ринулся вперед, перепрыгивая через тележку и с остервенением всаживая дубинку в живот Ильи Муромца. Справа от него рубился Прокоп – от его молодецких ударов пациенты валились, как рожь под серпом старательного крестьянина.
   – Получай! – Онуфрий со всего размаха огрел зачинщика бунта по шее, и Муромец с глухим стоном повалился под ноги санитарам. Одновременно тяжелый сапог Акакия, подоспевшего на подмогу, потушил в нем сознание.
   Увидев свержение своего кумира, несколько оставшихся стоять психов с жалобным поскуливанием разбежались кто куда – их преследовали Онуфрий и Прокоп, догоняя и лупя наотмашь по головам. Побоище!
   Андрей тяжело прислонился к стене – кажется, сегодня пронесло!
   – Гриша! – Андрей не узнал своего голоса. Как у мертвеца – ни эмоций, ни интонаций, – Гриша, где скотч?
   – Сейчас, сейчас, Андрюша! – Перельман засуетился и быстро вытащил из поясной сумки под кольчугой несколько рулонов, – вязать?
   – Давай, пока не очухались!
//-- *** --//
   – Кажись, всё! – минут через десять назад вернулись радостные Онуфрий и Прокоп. Прокоп так и сиял от счастья, от его самодовольства в коридоре стало даже светлее. – Докладываю, товарищ генерал! Всех поимели, всех окучили! Можно растаскивать по камерам!
   – Молодцы, хвалю за службу! – Андрей оторвался от очередного психа (связывал ему руки за спиной). – Представляю вас всех к государственным наградами – к двухлитровой бутылке пива каждому, чтоб водку залакировать! Если больница не заплатит, готов взять расходы на себя! Вы – настоящие молодцы, никогда не думал, что на такое способны! Онуфрий, смени меня! Устрою осмотр территории, надеюсь, дыры в полу не найду!
   Андрей передал пациента на руки санитару, а сам отправился в обход.
   – Не хотелось бы снова городить штабель из столов! Хотя, бог с ним – десять минут работы, и всё в ажуре! Кстати, по возвращении на поверхность обязательно закажу себе вымпел с надписью: «Корявому победителю от благодарных потомков!» Стильно и броско!
   Андрей на секунду представил, как главврач торжественно вручает ему искомый вымпел и выдает на гора хвалебную песнь:

     Андрею Корявому слава в веках!
     Андрею Корявому слава – не стыдно за мужика!
     Андрею Корявому респект и почет!
     Андреи Корявые наперечет!

     В стране родной,
     В которой с героями полный застой,
     Проблемы, дилеммы и тухлый отстой!
     Зато
     Наш Андрюша парень непростой,
     Видный, солидный, слегка холостой,
     Герой,
     Совсем не из недотрог,
     Уверен, надежен,
     С подчиненными строг!

     Победитель «зипунов»,
     Смелости в нем будь здоров!

     Отваги,
     Верности присяге
     И таланта организатора,
     Проявил себя не хуже Терминатора!

     Разбил в пух и прах
     Мамаевы орды,
     Преодолевая нерешительность, страх,
     Начистил им морды!

     И не только морды,
     Но и кое-что еще,
     Поэтому Корявому
     Респект и почет!

     И слава в веках!
     Оплата последует!
     И не стыдно за мужика —
     Оттянулся, как следует!

     Что же до нас, руководства,
     Принято решение
     Отправить Корявого
     На курсы собаководства!

     Чтобы впредь спускался в подвал
     Только вместе с кобелём —
     Озверелым, страшным,
     Настоящим собачьим богатырем!

     Кобель —
     Чистый зверь,
     Рядом с ним – не до смеха,
     Ценою жизни готов
     Охранять старшего брата – человека!

     Андрея Корявого —
     Классного малого,
     Легенду приходящего века!

   – Эх, люблю собачек! – Андрей блаженно улыбался. – Не то что паскудных котов-стукачей! Ну-с, посмотрим, что у нас здесь!

five o’clock

   – И как же это у них получается? – Андрей недоуменно наклонился над внушительной дыркой в полу. – Прямо бермудский треугольник!
   Перекрытия между этажами были железобетонными, выполнены на совесть с применением легированной арматуры высокой плотности укладки. Обычно такие конструкции характерны для спецобъектов – стратегических бомбоубежищ или запасных командных пунктов. В свое время в момент заложения подвала у архитекторов (под воздействием сурового взгляда людей из органов) проснулась инициатива, и они предложили предусмотреть для подвала дополнительные опции, в частности – укрепленного многоэтажного бункера на случай войны. Что и было сделано. В результате перекрытия не могла пробить даже полуторатонная фугасная бомба – как же пациенты смогли их взломать?
   – Не иначе, полтергейст! Или даже сам Антихрист! – Андрей боязливо оглянулся через плечо и мелко перекрестился. – Придется опять столы перетаскивать! Хотя, если для Него такой бетон не помеха, как его сможет остановить жалкое дерево?
   К Андрею, отдуваясь, подошел Перельман:
   – Докладываю, товарищ фельдмаршал – больных всех повязали и растолкали по камерам – замки работают, сам проверял! Так что сидят, миленькие, как мартышки в клетке! Эх, Изольдыч, сейчас бы остограмиться! – Перельман протяжно подвыл и сунул в зубы «Дымок». – С такими-то делами немудрено в депрессию впасть – тоска охватывает! У тебя, случайно, во фляжке водки нет?
   – Не! – Андрей сглотнул слюну. Перед его внутренним взором материализовалась запотевшая беленькая «Зеленая марка» 1 литр на байкальской водичке, осажденная серебром. Бутылочка сама собой наклонилась и налила стопочку. Откуда ни возьмись рядом с гранёненькой появился огурчик и головка маринованного чесночка. Красота!
   Андрей посмотрел на санитара. У того шел дым из ушей.
   – Однако коптит, Вилючинский! – Андрей закрыл глаза, а когда вновь открыл их, увидел, как Перельман закинул в рот погасший окурок и меланхолично пережевывает его, что твой верблюд.
   – Мне кажется, или я уже того? Крышей поехал? – внезапно сомнения стали одолевать Андрея. – А ведь меня предупреждали, не бери все близко к сердцу, не бери! И не страдай излишней поэзией! Вот сочинил стихи за Бендера, и тут она – легка на помине! Поэтическая лихорадка, переходящая в навязчивый дурман с миражами!
   Андрей вспомнил, как пару месяцев назад его, подающего надежды молодого врача с опытом, отправили на однодневные курсы повышения квалификации на Ленинский проспект – в Академию Наук. Повышение квалификации состояло из пяти лекций подряд – одна из них так и называлась: «Романтико-поэтический психоз, усугубленный навязчивой рифмой». Читал лекцию бодренький девяностодвухлетний академик:
   «Что ж, чтоб не ходить вокруг да около, сейчас я продемонстрирую некоторые образчики изящной словесности, вышедшие из-под пера наших подопечных. В моей долгой практике я кого только не повидал! Были и Лермонтовы с ударением на второй слог, и Пушкины, само собой, и даже личный переводчик старорежимного ташкентского феодала, который так настырно всовывал мне свои стихи, что пришлось взять и пообещать предать их гласности в больничной газете «Не только мыслею единой!» Вот, в частности, его творение:

     Кочерыженька моя, кочерыжка,
     Что ж ты смотришь на меня,
     Как печальная волчица?
     Ты не корм, я не хищник,
     Я твой друг,
     Я твой защитник,
     Я тебя схороню,
     Я тебя спасу,
     Я тебя, моя родная,
     Чрез невзгоды пронесу,
     Как у Кубла-бая (среднеазиатский бай Кубла – у него красавица-жена)
     На балу, среди кустов,
     Где так мил и кров, и дом!

   – Или вот еще, пожалуйста:

     Если б ты была моей —
     Бродила бы одна среди полей,
     Среди арыков, паранджой накрыта,
     Среди хлопка – уверено-морковка,
     Я бы тебя спас, я б тебя согрел,
     Издалека б тебя я разглядел
     И поехал б за тобой
     На горячем коне,
     Чтобы припасть к твоим ногам
     При солнце, при луне,
     Лизать их и стонать
     От страсти,
     Имея в виду лишь любовь,
     В коей я есть полной власти!

   – Стоит заметить, когда пациент сочинял конкретно вот эти вирши, его состояние было почти оптимальным, так что некоторые из его фраз похожи на человеческие (что совсем необязательно для таких, как он). Как вам, например?

     Убей меня люто молотком,
     Слегка опрысни кипятком
     И ешь не спеша,
     Улыбаясь и чуть ласково дыша!

   – Кстати, уважаемые коллеги, тот самый пациент вскоре выписался, вернее, мы сами его выписали, поскольку, во-первых, фондов не хватало, и пришла команда освободиться от балласта, а во-вторых, он ведь был почти нормальным, да к тому же и не наш, не российский! Усвистал обратно к себе в Ташкент, где, говорят, сейчас пишет речи для тамошних чиновников. Вот бы послушать, я уверен – там есть чему поучиться! Да, и если вам интересно – вряд ли кто-нибудь в Узбекистане сможет заподозрить в нем сумасшедшего – просто он по-иному смотрит на мир, и плюс с профессионалами в психиатрии там напряженка. А мы своих подопечных не сдаем!»
   – Когда у меня случится затмение рассудка, меня тоже не сдадут! Как Прокопа, Бабу Клаву, того же Перельмана! Оставят – ведь должен же кто-то командовать спецотрядом по отлову психов! – Андрей растянул губы – настроение явно улучшилось. Плюс ко всему Перельман перестал жевать бычок и теперь смотрел на Андрея вполне разумным взглядом.
   – Вот так вот, друг Гриша! – Андрей с чувством похлопал Перельмана по плечу, – уважаю я тебя – столько лет санитаришь, а до сих пор нормальный! Поэтому бери-ка бойцов, а латайте дыру. Знаем мы, откуда они берутся, эти дыры, не знаем – разницы никакой, заделывать-то все равно нужно!
   Отряд с энтузиазмом принялся за работу. Андрей, напевая под нос «Хава Нагилу», контролировал процесс. Ведь для чего начальство нужно? Для контроля и придания движению правильного направления! В итоге при его деятельном участии минут через десять очередной деревянный бутерброд (типа затычка) был готов.
   – Вот что, братцы! Осталось всего два этажа! – перед тем, как опять войти в лифт, Андрей решил приободрить бойцов. – По своему предыдущему опыту могу смело утверждать – самое страшное уже позади! «Зипуны» всегда отличались свирепостью и каннибальскими замашками, «завсегдатаи» же – пациенты вполне мирные, замкнуты в основном на себя, а на других внимания не обращают (если их понапрасну не раздражать, конечно). Но поскольку никого постороннего на этаже быть не должно, есть вероятность, что встреча с «завсегдатаями» пройдем без эксцессов! Впрочем – жилеты, шлемы и кольчуги не снимать, шокеры и дубье не убирать! Хотя, шокеры здесь бесполезны – удар током для них все равно, что укус комара! Направо к лифту, шагом марш!
//-- *** --//
   – Поисковая партия прибыла! – пока лифт двигался вниз, с лица Акакия не сходила немного идиотская улыбка. Парень все еще находился в состоянии шока. Но напряжение постепенно отпускало, что выражалось в истерических смешках и похохатываниях. – Поисковая партия прибыла! Это мы!
   – Заткнись! – Прокоп отлепился от стены и мрачно взглянул на Акакия, – выберемся наверх, пойдешь гальюн драить, салага!
   – Это почему? – затравленно пискнул молодой санитар, – что я такого сказал?
   – Прав Прокоп! – в разговор встрял Онуфрий, – такая у нас служба – туалеты после вахты чистить. А то от перенесенного стресса гадишь дальше, чем видишь – что и тебя не минует! Поэтому Прокоп заранее и предупреждает!
   – Ааааааааа! – понимающе кивнул Акакий, – тогда понятно!
   – Равняйсь! Смирно! – лифт остановился, время разговоров кончилось. – По счету «раз» открывай!
   И вновь створки лифта отошли в сторону. Отряд никто не встречал, и Андрей медленно выдохнул. Он, конечно, и сам верил той оптимистической картине, что нарисовал насчет «завсегдатаев», однако всегда приятно оказаться провидцем.
   – Не расслабляться! Строй не размыкать! – бойцы плотно прижались друг к другу и стали потихоньку продвигаться вперед. – Самое опасное место – развилка! Отличное место для засады!
   – Отряд, стой! – в двух метрах от поворота Андрей махнул рукой. Внутри свербило – нехорошие предчувствия накатывали изнутри, и он решил не искушать судьбу.
   – Акакий! Дай-ка мне парочку парализующих! – ранец с гранатами опять нес санитар. – Командование решило, профилактика не помешает! Всем присесть!
   Андрей секунду подумал, взвешивая «за» и «против», и швырнул гранаты за угол. Раздался оглушительный двойной взрыв, сопровождающийся падением тяжелых тел на пол.
   – Так я и знал! Ждут, гады! А мы их светошумовыми! Получай! – следом за первой парой гранат последовала вторая, грохот больно ударивл по ушам – и со вспышкой, как в эпицентре грозового облака.
   – Гриша! Высуни личико! Глянь, что там!
   Перельман покорно встал на четвереньки и быстро заглянул за поворот. На четвереньки – чтобы спастись от возможного удара кулаком в лицо. Военная хитрость!
   – Готовы! Андрюша, ты только посмотри на этих красавцев!
   – Ого! Это что-то новенькое! – Андрей недоуменно смотрел на шестерых валяющихся на полу психов – у каждого в руках была средних размеров строительная кирка. Они так и не выпустили их – сжимали крепко и решительно.
   – В комплект первой врачебной помощи сей инструмент не входит! У нас появились незнакомые поставщики оружия массового поражения – непосредственно контрабандой на территорию клиники! Правда, не похоже на деяние Антихриста? – Андрей легонько ткнул Онуфрия в бок. – Здесь, брат, не креститься нужно, а искать злокозненных террористов!
   – Найду, порву! – Прокоп на глазах наливался злобой. Андрей знал это его состояние – если эмоции санитара прямо сейчас не найдут выхода, он переключится непосредственно на Homo Sapiens в зоне видимости. Поэтому нужно действовать очень быстро!
   – Смирно! – голос Андрея звучал сурово и властно. Он – командующий, в этом не может быть никакого сомнения, и бойцы должны ему подчиняться! – В связи с предотвращенным членовредительством и вмешательством постороннего недружелюбно настроенного разума объявляю план «Б»! Задача – Прокоп получает повышение, ему присваивается звание боксера Кличко и вменяется в обязанность изловить всех пациентов до одного и изолировать! Командование в него верит и нисколько не сомневается – он способен управиться в одиночку – и в помощи не нуждается! Прокоп – на выход!
   Санитар радостно оскалился, взвился пружиной и рванул на поиски больных. Андрей, хоть и надеялся, что тот не станет тормозить, но все же удивился готовности и энтузиазму, с которой Прокоп побежал выполнять задание. Воистину, Андрей нашел единственно верное решение – перенаправить выброс гнева санитара вовне!
   – Ну что, перекур? – Акакий затравленно посмотрел на кирки в руках психов и в очередной раз покрылся холодным потом – даже по лицу текло. – Товарищ генерал, а Вы говорили, что «завсегдатаи» не страшные!
   – А ты что, испугался? – на Андрея вдруг накатила меланхолия. – В армии, небось, с парашютом прыгал, и ничего, а здесь дрожишь от каких-то сумасшедших!
   – В армии меня никто не хотел убить, а потом освежевать! – Акакий говорил очень серьезно. – Господи, кому расскажу, не поверят! Вот работка!
   Андрей хотел ответить и, может, даже приободрить молодого санитара, но вдруг издалека послышался истошный жуткий вой Прокопа – от него волосы встали дыбом по всему телу.
   – За мной! – Андрей выронил окурок и рванул вперед с максимально возможной скоростью, на ходу перехватив дубинку правой рукой. За ним неслись санитары – на их лица было страшно смотреть. Оскаленные, не выражавшие ничего человеческого, они свидетельствовали об одном – если с Прокопом что-то случится, виновникам не жить!
   Вовремя! Андрей первым вбежал в заставленный столами обеденный зал – картина, открывшаяся ему, была сюрреалистичной. На Прокопа с четырех сторон наступали пациенты, вооруженные крестьянскими вилами, Прокоп выл, как дикий зверь, пена выступила у него изо рта – он отбивался, орудуя дубиной, как заправский средневековый фехтовальщик – но, конечно, долго продержаться ему не дадут!
   – Ату их! – Андрей придал телу ускорение, подскочил к первому вилоносцу и со всей силы врезал ему дубиной по затылку. Вилы выпали у того из рук, и он стал медленно заваливаться на пол. Готов!
   С другими пациентами расправлялись санитары. Андрей боковым зрением уловил, как Онуфрий ударил тяжеленным сапогом «завсегдатаю» в пах, с трудом увернувшись от нацеленного ему в живот заточенного железа.
   – Получай, падаль! – Перельман и Акакий дубасили третьего, а Прокоп с победным воплем ринулся на оставшегося смутьяна. Вилы чикнули по феодальным чугунным латам, процарапав металл как будто гигантскими птичьими когтями. Ответом на выпад психа был сокрушительный удар, который и снес пациента на пол.
   – Финита ля комедия! Всем стоп! – Андрей оттолкнул в сторону озверевшего Прокопа. – Хватит с него, убийства я не допущу!
   – Так это что ж? – на Прокопа было жалко смотреть – у него словно отобрали любимую игрушку. – Дать уйти этим гадам? Они ж меня чуть не порешили!
   По клинике уже давно ходили слухи, что в момент смертельной опасности у санитара включаются мозги, и он становится совершенно вменяемым. Вот и сейчас – Андрей видел, Прокоп словно вернулся к прежней жизни заведующего секцией Политпросвета и может мыслить разумно.
   – Никуда они не денутся! Заменим им быструю легкую смерть медленной пыткой! Замолвлю словечко перед Бендером – лишим их белково-витаминного коктейля и положенного на ночь шоколадного мусса, пока хором не придут просить прощения! А поскольку они ведь сумасшедшие, и скоординированных действий от них не дождешься, то так и останутся без сладкого на всю оставшуюся жизнь!
   – А, ну тогда ладно! – Прокоп расплылся в застенчивой, немного детской улыбке.
   – Эх! Вот что жизнь-злодейка с людьми-то делает! – на Андрея вдруг накатило – ему захотелось обнять, крепко прижать к себе сурового санитара (как мама) и наговорить ему ласковых слов – чтоб дитя успокоилось! – Ведь нормальный человек, придраться не к чему, а тут такая профессиональная болезнь!
   – Ладно! – Андрей дернул головой – морок минутной жалости прошел: в случае с Прокопом медицина бессильна, и Андрей ничего не может поделать.
   – Грузите ангелочков – и по блокам! И не забудьте удостовериться, что заперты надежно! А нас еще ждет минус пятый и палата номер шесть! Гриша, останься! Как ты думаешь, откуда взялся весь этот шанцевый и колхозный инструмент?
   – Ума не приложу, Изольдыч! – Перельман, без сомнения, проникся ощущением значимости и приближенности к телу – как-никак, первый помощник целого генерала. – Наверное, все из той же проклятой дырки в полу!
   – Точно! – Андрей хлопнул себя по лбу. – Дыру-то мы и не проверили. Давай-ка быстро глянем – хотя я не сомневаюсь – на месте она, милая, на месте!..
   – Вот как тут не поверить в наличие темных могущественных сил? Четвертая дырка по счету, и с каждым этажом становится все страшнее и страшнее! – Андрей и Перельман склонились над разобранным раскуроченным полом и громко переругивались. – Прямо хоть кропи святой водой!
   – Толку нет, Изольдыч! – Перельман приложил палец к губам и понизил голос до состояния свистящего шепота. – Говорят, сейчас расплодились нано-демоны – так они даже святой воды не боятся – единственно только, реагируют на боевой лазер – желательно, красный рубиновый. И еще на человеческую мочу! Вот бы пописать на них полной струей!
   – Какие проблемы, Гриша! – Андрею вдруг стало смешно. – Дыра перед тобой, доставай, да писай, пока заряд не кончится! А я пока пойду проверю, как там наши – не убили бы больных в приступе гнева!
//-- *** --//
   – Ну что, облегчился? – через четверть часа Андрей вернулся назад к дыре, ведя за собой довольных Онуфрия, Акакия и Прокопа. Дело сделано – последний рывок, залатать дыру, обследовать «Шлюзовую камеру» и «Зону беспробудной тьмы» – и на свободу! А там вечер женской нежности и прочие прелести жизни, которые сейчас казались Андрею чем-то нереальным!
   – А то! – Перельман сидел на корточках и курил. – И даже, кажется, попал в кого-то невидимого! Оттуда, – санитар указал рукой во тьму нижнего этажа, – явственно потянуло серой и чистилищем! Уж меня не обманешь – диаволово я за версту чую!
   – Что ты знаешь о Диаволе! – внезапно Прокопа, стоявшего позади Андрея, прорвало. – Сначала испей горькую чашу безумия, смертный! – краткий миг ясности сознания санитара завершился, и его состояние опять вошло в норму.
   – Испьет, испьет! – Андрей замахал на Прокопа руками. – Но сначала рутина – латать дыру! В общем – всё, как обычно! Я даже сам начинаю привыкать!
//-- *** --//
   – Первым делом, как только лифт остановится, нужно перезарядить огнеметы! – Андрей подмигнул Перельману, краем глаза наблюдая за реакцией зеленого Акакия. Тот охнул и схватился за сердце. Первый день работы был для него сродни погружения в преисподнюю и по накалу ужаса напоминал «Восставших из ада» и «Дети кукурузы» в одном лице, приправленных «Оно» по Стивену Кингу, от которого подлинно стыла кровь в жилах.
   – Огнеметы! – только и смог повторить молодой санитар, – мы их что, жарить будем?
   – Именно! – Андрей довольно похрустел пальцами (за ним числилась такая гнусная привычка, и наряду с его манерой прилюдно обгрызать ногти под корень она производила совершенно отталкивающее впечатление), – поджарим, как барбекю на вертеле! Ты любишь барбекю?
   – Нет! Уже нет! – Акакий по-бабски взвизгнул, и Андрею показалось, что его вот-вот хватит удар. Он уже хотел сыграть назад, но передумал – накал страстей все еще был не настолько высок, и следовало поддать газку.
   – А вот и зря! Между прочим, в жареном мясе всё гармонично – и запах, и вид, и вкус. Всё зависит исключительно от того, кого поджарили! Вот взять, например, овечку, барашка или же приятную во всех отношениях свинку. Эскалоп – вау! Пальчики оближешь! Или ростбиф с кровью! Красота! Или гуляш, плов, запеченная рулька или вяленое ухо! Деликатес! А вот с человеком не так! Хотя, с другой стороны, сказал бы кто-нибудь каннибалу из Океании, что человека есть нельзя, и был бы оплеван всем племенем, как богохульник. Так что – все дело в восприятии, и советую тебе пересмотреть свое отношение! Ничего, поработаешь пару лет, окрепнешь, уже так страшно не будет!
   Андрей произнес всю тираду намеренно неторопливо и с расстановкой, чтобы смысл сказанного дошел до санитара. Андрей ожидал чего угодно, но только не того, что произошло в дальнейшем.
   Акакий с криком: «С меня довольно!» с размаха ударил головой о бронированную стенку лифта, и по всей кабине пошел гул, как от церковного колокола в момент пасхального служения.
   – Держи этого психа! Вяжи его! – Андрей среагировал мгновенно. – Вяжи его, пока он башку себе не разнес! – Андрей прыгнул вперед и вцепился Акакию в горло сзади, в то время как Перельман провел ловкую подсечку и повалил вышедшего из ума санитара на пол. После чего ловко взгромоздился ему на спину, завернул руку и примотал её скотчем непосредственно к шее.
   – Во дожил персонал! Совсем шутки перестал понимать! – Андрей тяжело вздохнул и хотел с силой двинуть Акакию ногой по зубам, но воздержался, – набирают кретинов по объявлению, а они даже юмор не воспринимают! Это несерьезно, балбес! Для тебя говорю – ритуал у нас такой! Специально для новичков, которые впервые спускаются на минус пятый! Как ты сегодня! А теперь скажи, нахрена ты собирался себя убить? Может, выпустить тебя без защиты к «школьникам» и «заботливым», чтоб жизнь ценил? А огнеметы – так их давно пора установить, вот только начальство никак не разрешает! Любит оно, начальство, понимаешь, людей – любит! И тебя полюбит, если немедленно не придешь в себя!
   Андрей посмотрел на Акакия. Тот закатывал глаза и судорожно выгибался всем телом.
   – Похоже, спекся наш напарник! Классическая нервная пастораль – припадок в обостренной форме. Теперь три дня будет в себя приходить! И в кого они только такие слабаки? – Онуфрий злобно плюнул на пол. – Опять форму заполнять, опять потянут на дыбу выяснять, отчего восьмой санитар за год с ума сходит, и, дескать: «Где мне для вас кадры искать, если вы всех гробите, да калечите!». Вот уж не думал, что сорвется на последнем скачке!
   – А что, Изольдыч? – Перельман деловито перевернул дергающегося Акакия и примотал его вторую руку к ноге – так, что тот сразу стал похож на разобранного на запчасти камчатского краба. – Может, сразу определим его к «шестеркам», да и все дела! Или все-таки поднимем наверх, пусть руководство разбирается?
   – Да, проблема! – Андрей не стал скрывать, что расстроен, – а я-то думал, этот окажется покрепче – бывший десантник, бла-бла-бла! Столько с нами уже прошел! Не – бесполезно! Нужно в следующий раз просить кого-нибудь из гробовщиков или паталогоанатомов – они привычные, им на все плевать! Немного подучить дубьем бить – и готов образцовый санитар! Ну да ладно, считаю, в подвале Акакия оставлять нельзя – все-таки исследовали четыре этажа плечом к плечу, он нам, можно сказать, жизнь не единожды спасал! Поэтому поднимем наверх и сделаем все возможное, чтобы поставить бедолагу на ноги! Кстати, кто знает, девушка-то у него есть?
   – А то как же! Рассказывал, что даже две – Апраксиана и Аризоната!
   – Вот ведь незадача! – Андрей закусил губу, – если б знал, что придется утешать сразу двух, оставил бы бойца в резерве! Гриша, раздевай его – не всё ж тебе психов кольчугой пугать! А тут, как-никак, полный боекомплект защитной экипировки – будешь чувствовать себя свадебным генералом! Надо же, целых две девушки! – Андрей смущенно покрутил головой. – А вот у меня ни одной постоянной, а тех, что появляются, больше чем на неделю не хватает! Нет, следовало оставить Акакия в тылу! Взял, взял грех на душу! В следующий раз обязательно буду уточнять насчет девушек, чтобы не сесть в лужу!
   Андрей проследил, как Перельман заученным движением выдернул Акакия из амуниции и быстро надел ее на себя.
   – Ловко у тебя получается – ты что, до больницы мародером работал?
   – Никак нет, товарищ генерал! Просто умею! – Перельман радостно щелкнул застежками шлема. – Докладываю, отряд смирился с потерей бойца и готов приступать к новой зачистке!
   – Ну, тогда пошли!
//-- *** --//
   – Нет, что ни говори, а зловещей места, чем минус пятый, на свете найти трудно! – Перельман потянул Андрея за рукав и указал на выдавленное в стене гигантское распятие с обнаженным Христом в окружении демонов. Кто бы ни был неведомый творец распятия, не приходилось сомневаться в его безумии – гравюра производила столь жуткое впечатление, что мало кто мог смотреть на нее дольше пары секунд. На лике Христа, казалось, отразились все страдания человеческие, а демоны явились напрямую из ада, готовые унести туда любого, осмелившегося разглядывать распятие дольше положенного.
   – Знаю! – мельком глянув в сторону гравюры, Андрей заученно прикрыл глаза. – Здесь, вообще, лучше ни на что не смотреть! Через пять минут крышей поедешь! Кстати, что это за звук?
   Отряд остановился. Андрей приложил палец к губам – все напряженно слушали. Откуда-то издалека доносились звуки мелодии, которую Онуфрий точно идентифицировал, как: «Ах, мой милый Августин!». Надрывно звучала губная гармошка, и хор пьяных гестаповцев старательно выводил слова. Музыка завораживала, подчиняла и пригибала к земле – и спустя минуту Андрей поймал себя на мысли, что готов сдаться гитлеровцам без боя.
   – Врешь, не возьмешь! – он скинул перчатку и яростно вцепился зубами в кулак. Из прокусанной вены хлынула кровь, Андрей покачнулся и… пришел в себя. Наваждение отступило, страшный бессловесный призрачный зверь отпрянул, устрашившись крови, и сгинул в темноте. Андрей быстро вынул жгут и перемотал руку. Посмотрел на санитаров – они находились в состоянии глубокого транса.
   – Приплыли! Опять фашисты! – Перельман затравленно посмотрел на Андрея.
   – Мы что, перенеслись во времени и оказались в июне 41-го?
   – Брось! – Андрей всеми силами пытался поддержать своих присмиревших бойцов. – Я читал, перемещение во времени невозможно!
   – Нет, возможно! – Гриша плавно сполз на пол. – Хоть режь меня, Изольдыч, дальше я ни ногой! Под фаустпатроны я не подписывался!
   – И я! – Онуфрий отвел глаза и ловко устроился рядом с Перельманом. – Посижу здесь, а ты иди, Андрюша! Иди! Ты главный – с тебя и весь спрос!
   – Прокоп, а ты? – у Андрея еще оставалась надежда, что боевой санитар его не подведет. Однако и она не оправдалась – Прокоп разинул рот, издал чавкающий нечеловеческий звук и отвернулся.
   – Понятно! Вот уж не думал, что в самом конце пути окажусь в одиночестве! – Андрей угрюмо посмотрел на забастовавших, находящихся под гипнотическим воздействием санитаров, хотел покрыть их матом, но передумал – его люди сделали максимум из того, на что были способны, и не их вина, что враг применил оружие массового поражения – патефон с «Августином»! От судьбы не уйдешь – придется разбираться во всем самостоятельно!
   Андрей глубоко вздохнул, отобрал у Перельмана рюкзак с гранатами, у Онуфрия – вторую дубинку и обреченно двинулся вперед.
//-- *** --//
   – Интересно, как чувствует себя бутерброд, когда его едят? – Андрей оглянулся на санитаров – между ними и Андреем было уже метров пятнадцать.
   Он чувствовал себя почти голым – и не просто голым, а обжаренным в сырном соусе и сдобренном специями – аккурат для праздничного стола. То, что его съедят, он почти не сомневался. Вот сейчас, сейчас… Стоит только выглянуть за угол!..
   – На счет раз! – Андрей втянул голову в плечи и решительно сделал шаг в вечность. Он ожидал лютого пронзительного воя (от которого кровь не просто стынет в жилах, а сворачивается подобно парафину), приближающегося к нему со всех сторон. По его прикидкам, после обнаружения жизни ему останется не более трех минут – пока не будут использованы все гранаты, и пока «школьники» не навалятся на него кучей. А кончится все закономерно – к нему подойдет самый страшный «заботливый», медленно сорвет с него шлем и, ласково поглаживая Андрея по голове, вопьется клыками в кадык.
   – Интересно! – Андрей неуверенно повернул голову вправо-влево, – никого нет! А где все? – его окружало пустое безпациентное пространство, гармонию которого нарушал только проклятый «Августин». – Куда все делись?
   Андрей закрыл глаза, потом открыл. Он где-то читал, что если как следует зажмуриться, мираж обязательно исчезнет – а то, что вокруг него мираж, он почти не сомневался. Здесь должно быть полно психов высшей категории опасности! Мало того, он сам уже должен быть трупом – однако ж, жив и почти не пострадал!
   – Куда теперь? – Андрей вытащил из карманчика на разгрузке старинную монету, на одной стороне которой был изображен крест, на другой – лик императора. Андрей звал его Калигулой. – Пусть решит судьба, если крест – к «школьникам», если Калигула – к «шестеркам»!
   – Дзынь! – монета покатилась по полу и застыла на ребре. Андрей громко выругался и сам испугался звукам своего голоса. Человеческая речь в этом пространстве вечного сумеречного забвения звучала, как богохульство.
   Андрей вдруг решил помолиться. Он присел на корточки, положил рядом дубинки, перекрестился и два раза прочитал «Отче наш». На него снизошло спокойствие – единственно только, занудный Августин постоянно отвлекал Андрея от небесной благодати.
   – Пора заканчивать с этой шарманкой! – после очередной высокой ноты пьяных гестаповцев Андрей впал в ярость. – Господь велит мне сначала разобраться с фашистами, а потом снова кинуть монетку! – Андрей был в этом уверен.
   Он вскочил, поправил бронежилет, схватил дубье и устремился на звуки музыки вперемешку с адольфовскими бубенцами. Сейчас он выяснит, кто здесь воду мутит!..
//-- *** --//
   – Опа! – Андрей влетел в обеденный зал и остановился, как вкопанный. Впереди метрах в десяти от него (рядом с заколдованной дырой в полу) маячила одинокая фигура, облаченная в темную колдовскую тогу. Фигура напоминала материализованное привидение, она молчала, покачивалась из стороны в сторону и производила впечатление абсолютного вселенского зла.
   У Андрея подогнулись коленки:
   – Здравствуй, доктор Evil! – Андрей робко двинулся вперед, осеняя себя крестным знамением через каждый шаг. – Если ты пришел за мной, сначала одолей силу Христову, исчадие ада!
   Фигура, кажется, никак не реагировала на приближение Андрея. Подойдя ближе, Андрей обратил внимание, что она вся какая-то нескладная – тога свисала с худых плеч, как китайская дерюга раннего дофабричного образца, а капюшон по размеру был явно больше необходимого (или просто голова у доктора Evil была, как у микроцефала). Андрей улыбнулся – грешно ждать серьезных неприятностей от такого уродца – и прибавил шагу.
   Фигура отреагировала. Она медленно повернулась.
   На Андрея из-под капюшона смотрели вполне вменяемые человеческие глаза синего цвета – женские. Остальное лицо было спрятано под маской-балаклавой.
   Андрей остановился в пяти шагах от женщины-фигуры. Некоторое время оба молчали. Внезапно фигура выпростала ладони из карманов тоги и одновременно щелкнула пальцами правой и левой рук. Августин тут же смолк.
   – Что ж! Наконец-то! – голос у фигуры (на вкус Андрея) был хрипловат, но тем не менее, приятен. – А я уже заждалась! Хотя, признаться честно, ваше блестящее перемещение по этажам от поверхности досюда доставило мне массу удовольствия!
   – Кто ты? – Андрей приоткрыл щиток шлема, чтобы лучше видеть собеседницу. – И что делаешь на режимном объекте? И самое главное, как сюда попала?
   – О! Называй меня Mad Digger! Так мне больше нравится! Но вообще-то у меня множество имен!
   – Понятно! Значит, чокнутый копатель! А других у нас тут и не держат! Хочешь сигаретку?
   – Не! – женщина-копатель отрицательно покачала головой. – Смолы и никотин могут привести к преждевременной смерти, а я свое здоровье берегу!
   – Ну, как хочешь! – Андрей щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. – Кстати, digger, ты человек или посланница юпитериан?
   – Человек, человек! – заверила его фигура. – И даже больше, чем ты можешь себе вообразить!
   – В смысле, сверхчеловек? – Андрей криво ухмыльнулся. – Знавали мы и таких! Почитай, каждый второй доказывает, что он тонкая неординарная личность. Но, однако, все уважают грубую силу! Кстати, ты случайно не в курсе, где все пациенты?
   – Пациенты? – фигура задумчиво прошлась вправо-влево. – По камерам сидят, само собой, где же им еще быть!
   – Ты что ли их туда засунула? – голос Андрея был наполнен скептицизмом вперемешку с иронией. Справиться одной со спецконтингентом невозможно – он был в этом уверен!
   – Именно я! Точно так же – как и на минус первом, и на минус втором!
   – Ага! – Андрей сделал попытку почесать в затылке, но рука наткнулась на шлем. Секунду подумав, он его снял – нет смысла дальше париться! – А зачем тогда устроила представление с «зипунами» и «завсегдатаями»?
   – Неужели не понятно? – синие глаза сверкнули. – Во-первых, мне хотелось посмотреть, на что вы способны, а во-вторых, ведь ради этого я сюда и пришла!
   – Ради чего этого? В каком смысле?
   – В самом прямом! Видишь ли, Андрей Изольдович, товарищ генерал! – фигура рассмеялась (смех был приятным). – Открою тебе секрет. Я – режиссер! Снимаю фильмы и всё такое! Можно сказать, режиссер-экстремал! И команда у меня – все экстремалы! Мы производим кино – только очень необычное и, желательно, документальное! В последний раз снимали в публичном доме для гомосексуалистов в Киеве! Страсть! – фигура передернула плечами.
   Андрей слушал, не перебивая. А что ему оставалось?
   – Честно говоря, после Киева долго не могла прийти в себя. Такая грязища! И чтобы восстановить нервишки требовалось что-то легкое! Вот я и подумала: «Нужно сделать смешное! В качестве разрядки, так сказать! Например, внедриться в дурдом и устроить переполох! И посмотреть, что будет!»
   – Да уж! – Андрей докурил одну сигарету и сразу поджёг вторую. – Расскажи еще что-нибудь – может, я тебе и поверю!
   – Зря ты так! – чокнутый копатель женского пола уловила нотки неподдельного сомнения в голосе Андрея и восприняла их, как вызов. – Чтобы ты не сомневался, сейчас я тебе всё расскажу. Кроме того, ты мне понравился – честно! Такого драйва мне еще видеть не приходилось! А твоя команда санитаров – это просто праздник какой-то! Благодаря тебе я «Оскара» получу за лучший фильм на иностранном языке! Эх, найти бы еще аутентичного классного переводчика, чтобы он ваши диалоги правильно обработал! Вот была бы красота! Кстати! – Андрею показалось, что фигура еле сдерживает смех под маской. – Шутка с огнеметами обязательно станет лучшей в сезоне! Это я тебе обещаю!
   – Выходит, что? – Андрей был обескуражен. – Ты не только всё видела, но и всё слышала?
   – Конечно! – фигура сделала знак рукой – должно быть, обозначающий: «Ну и тормоз-же ты, братец!» Как ты себе представляешь режиссера, не контролирующего происходящего на площадке? Это не режиссер, а лох! И кайло ему в руки – и сизой голубкой в Магадан! А теперь слушай!
   Почему мне в голову пришла идея проникнуть к вам в учреждение, я уже рассказывала. Бросила клич, собрала команду. У меня люди отличные! Мы никогда не выходим на дело, не подготовившись! Изучили матчасть, ознакомились с архивами, выяснили всё интересующее. Оказалось, клиника у вас особенная – такой, почитай, во всей стране больше не сыскать!
   А посему заказали спецтехнику. Пришлось из Германии специально выписывать – бетонные полы по степени прочности АА1 можно взять только корундовыми бурами, да и то – если сильно постараться! Еще потребовалась электроника, переносной командный центр управления сетями, скрытые видеокамеры с направленными микрофонами, а самое главное – кадры! Пришлось даже нанять пару ребят на стороне – впрочем, они как узнали, что я замыслила, так даже денег не потребовали! Самим стало интересно, что со всего этого выйдет!
   В итоге у нас вызрел отличный сценарий, а самое главное, степень реализма – 100 %, ни убавить, ни прибавить! Первую дыру мы выломали быстро – перекрытия в самом низу не очень твердые, а под ними – заброшенный туннель метро, так что доступ есть. Кстати, если хочешь, можешь убедиться! – копатель женского пола указала Андрею на дыру.
   Андрей не удержался и заглянул – действительно, похоже на туннель, что-то капает, и запах, как из канализации – вперемешку с затхлостью.
   – В общем, вошли мы в два ночи, думали, что и другие этажи осилим быстро, но не тут-то было! Возни с ними – мама дорогая! Арматура через каждый сантиметр, гранитная крошка – бетонный наполнитель, думали, буры сдохнут! Сменили восемь насадок! – копатель женского пола горделиво показала на пальцах: «8». – В итоге пробились на предпоследний уровень только к семи утра! Чуть не озверели и чуть не опоздали!
   – Опоздали куда? – на Андрея вдруг обрушилась такая вялость, что он почти перестал слушать, что вещает ему mad digger. Все его сегодняшние подвиги – чистой воды постава! А Акакий – за что ему-то такая судьба?
   – Я вижу, тебе плохо! – копатель женского пола участливо наклонилась. – Я могу чем-нибудь помочь?
   – Ты уже помогла! – Андрей подпустил в голос ехидцы. – Через тебя мой санитар может рассудка лишиться!
   – Это ты виноват! – безапелляционно парировал(а) mad digger. – Не стоило его огнеметами пугать! Так что от своей вины не отказывайся!
   – Ладно, ладно! – Андрей замахал руками. – Отвечу перед богом и людьми. Лучше скажи, что дальше было!

шесть часов вечера

   – Дальше? Интересно все-таки? Вот так-то! – в голосе загадочного режиссера женского пола Андрей уловил довольные нотки. – Мне, как творцу, приятно слышать, что исполнителю главной роли даже после окончания съемок еще не все понятно! Кстати, ты любишь шансон?
   – Шансон? – Андрей выглядел обескураженным. – Вообще-то нет, а что?
   – Жаль! Я тут давеча на днях сочинила пару куплетов. Теперь думаю, куда их всунуть – в начало фильма непосредственно после названия или уже в самом конце – на титры с исполнителями наложить? Вот послушай! Шансон «Мишка»!

     Братишка,
     Здесь конкретная тайга,
     Сугробы здесь величиной с бульдозер,
     Братишка,
     Зимою здесь тоскливо и промозгло,
     И ни дымка,
     Ни крика,
     Ни шума от работы мозга —
     Одни лишь скрипы сосен.

     Здесь голодно, братишка!
     Лесов дары
     Скудны,
     Здесь мяса нет,
     Братишка.
     Здесь только ягода и шишка,
     Зато тебя мы взяли на обед,
     Вкусняшка Мишка!

   – Ну как? – mad digger театрально заломила руки.
   – Браво! – Андрей громко похлопал в ладоши. – А я ведь сразу раскусил – ты точно из наших! Потенциальный лидер палаты номер шесть!
   – Нет уж, увольте! – в голосе копателя женского пола зазвучал металл. – Мне и на воле хорошо! Кстати, у тебя уже рабочий день кончился, так что если хочешь вовремя успеть домой, слушай! Короче, только к семи утра успели! А почему так важны семь утра?
   Андрей почесал в затылке. Действительно, почему?
   – Эх ты! С виду профессионал, а элементарных вещей о родной альма-матер не знаешь! Да потому что в семь утра в камерах с пациентами разблокируются электронные замки, и они выходят на волю пастись! А мне ни в коем случае нельзя было этого допустить!
   – Т. е. ты хочешь сказать…, – до Андрея что-то начало медленно доходить.
   – Вот именно, тупая твоя башка! – mad digger заговорила почти ласково. – Не думаешь ли ты, что я могла управиться своими ограниченными силами с таким количеством психов – загнать их обратно! Гораздо проще не выпускать их совсем!
   – Т. е. они сидят по боксам во вчерашнего вечера? – Андрей был ошеломлен. И почему он раньше не сообразил? – Голодные? Ну ты и зверь!
   – Естественно! А как по-твоему? В моей работе часто приходится быть жесткой! – mad digger весело рассмеялась. – Покури! Говорят, никотин стимулирует мыслительный процесс!
   – Но почему ты тогда выпустила «зипунов» и «завсегдатаев»?
   – Неужели не понятно? Я пришла сюда за драйвом, за концентратом драйва! Он весь должен быть заснят! А время фильма всегда ограничено. Каждый сантиметр пленки (или секунда на экране) стоит денег. Поэтому сработала чистая логика. Заставить тебя гоняться за «засранцами» и «зубрами» – получится скучно! Они почти как коровы – травоядные и безобидные в массе своей. Отдать тебя на растерзание «школьникам» и «заботливым»? Так ведь убьют вас, а мне уголовное преследование даром не нужно! Кроме того, не хочу брать грех на душу! А «зипуны» и «завсегдатаи» – как раз золотая середина. С одной стороны страшные и очень опасные, с другой – у вас были все шансы справиться! Хотя, риск, конечно, определенный имелся!
   – Имелся? – Андрей чуть не подавился сигаретой, таким сильным было его возмущение. – Да нас чуть живьем не съели!
   – Ну и что? – mad digger равнодушно пожала плечами. – Искусство требует жертв. Кроме того, всё ведь обошлось! Хочешь, отблагодарю тебя шоколадкой?
   – Нет! – Андрей был тверд. Шоколад после 18–00 он не употребляет!
   – Зря! А я съем! – mad digger вынула из кармана двойной «Сникерс» и смачно захрустела орехами. – Слушай дальше!
   – Перед проникновением в подвал нам нужно было взять под контроль больничную компьютерную сеть – в частности, чтоб картинка с видеокамер шла правильной, устраивающей нас. Если ты не в курсе – на каждом из этажей установлено по несколько десятков передающих видеоустройств, и все они замкнуты на службу охраны, на главврача и его заместителей. Честно говоря, мы думали, что провозимся с ними несколько часов, но нам повезло – недавно-таки у вас наладили централизованную компьютеризированную систему, так что не пришлось мучиться с каждой камерой по отдельности.
   В моей команде есть парочка гениев – для них даже кремлевские сети не являются чем-то недоступным. А уж больничные сервера – так это вообще раз плюнуть! В итоге картинка с камер на день сегодняшний был заменена днем вчерашним, поэтому никто не встал на дыбы и не начал бегать, как ошпаренный, требуя немедленно спуститься в подвал и разобраться, что к чему. Кроме того, мы внесли некоторые изменения в электронную систему управления подвалом – в частности, заблокировали замки на боксах с пациентами, чтобы с виду они работали, как обычно, но на самом деле подчинялись командам с отдаленного ноутбука. Который, понятно, находится в наших руках!
   – Что еще? – mad digger наконец-то доела шоколадку и выкинула обертку в дыру в полу. – После перепрограммирования камер и микрофонов они стали отправлять картинку непосредственно на наш командный центр. Из отснятых материалов мы и сделаем полноценное кино – кстати, сейчас оно уже монтируется, а короткий проморолик на десять минут уже готов. Часика через полтора выложим его в Интернет – пусть народ восторгается! В принципе, все было готово, нужно было только к определенному часу создать мистический фон для затравки. Например, понатыкать гвоздей в блок управления футболом. Чтобы ты насторожился и сразу забил тревогу!
   – Вот, собственно, и всё! – mad digger посмотрела на часы. – Однако, время уже чуть ли не половина седьмого. Пора тебе и на свободу. Кстати, имей в виду, камеры минус пятого этажа сейчас ничего наверх не передают, поэтому нашего разговора, считай, нет! По крайней мере, ты никому не сможешь доказать, что с кем-то беседовал. Тебе никто не поверит! И вероятно, будет лучше, если ты не станешь никому говорить, что все это безобразие устроила неведомая mad digger!
   – Естественно! – Андрей дернул шеей. – Не такой я и дурак, как кажусь!
   – Уничижение – обратная сторона гордыни! – подняв палец вверх, с расстановкой проговорила mad digger. – Запомни! Есть еще вопросы?
   – Есть! Скажи мне, почему мои санитары впали в ступор? Музыка виновата, излучение? Газ распылила?
   – Небольшой приборчик, подавляющий волю. Многоканальный! Предусматривает до пяти отдельных потоков – каждый со своим уровнем мощности! Для разговора мне нужен был только ты – остальные могли немного отдохнуть! Поэтому мой оператор и сделал так, чтобы ты один адекватно воспринимал действительность! Сейчас я уйду, и твои санитары очнутся! И не будут ничего помнить, имей в виду!
   – Хорошо! – Андрей дождался, когда mad digger сделает паузу в повествовании, и логично спросил. – А что мне дальше делать?
   – Не знаю! – mad digger пожала плечами. – Я сейчас ухожу, а ты иди к красной кнопке и докладывай начальству, что все кончено! И, может быть, тебя даже наградят! Да! Я уже говорила, что ты мне понравился – жаль, что мы больше не встретимся! Хотя – чем черт не шутит! Предстану перед тобой в нижнем белье – и даже совсем без белья! Ну – пока!
   Mad digger помахала рукой Андрею и крикнула в дыру.
   – Эй там! Давай лестницу!
   В ответ раздался железный скрежет – стремянка подана! Mad digger послала Андрею воздушный поцелуй и скрылась в дыре. А он смотрел на чокнутого копателя женского пола и пытался понять, что ему хочется больше – дать ей уйти и расслабиться самому или медленно убить ее!
   Всё! Андрей побрел к санитарам. Если копатель не врала, сейчас они должны прийти в себя. Так и оказалось – Перельман, Онуфрий и даже Прокоп (что для него редкость) осознанно осматривались кругом и вполголоса шептали молитвы.
   – Ну что, соколы Больницы имени Восьмого Марта! – Андрей сильно хлопнул Перельмана по плечу. – Ваш доблестный генерал всех победил, пока вы спали. Так что ходатайствуйте за меня перед начальством. Дескать, командир – сам и только лишь с помощью капроновой сетки – переловил пациентов и распределил их по камерам! Опасность миновала! Пойдемте, хлопцы!
   И они пошли – прямиком к красной кнопке экстренной связи.
   – Алло! Это Корявый! – прогудел Андрей нарочитым басом. Теперь он, считай, легенда медучреждения и может позволить себе небольшие фривольности. – Кто на связи на большой земле?
   – Это Бендер! Т. е. Зелинский! – в трубке послышался недовольный мрачный голос главврача. – Докладывай, что у тебя там за бардак творится, камеры с минус пятого вообще ничего не показывают! Вы там еще живы?
   – Так точно! – Андрей улыбнулся. Mad digger не обманывала – Бендер слеп и глух – сидит там, как тетерев, и можно смело вешать ему лапшу. Молчать обо всем произошедшем – в интересах самого Андрея. Не дай бог, он сболтнет чего лишнего – его жизнь кончена! Замордуют объяснительными, составлением фотороботов, подробных отчетов, очными ставками и прочей белибердой!
   – Докладываю! Силами подшефного мне подразделения с приданым подкреплением (при моем непосредственном участии) зачищен этаж подвала минус пять. Пациенты размещены по боксам и пребывают в неге и благости. Убыль отряда специального назначения – один трехсотый. Кажется, немного свихнулся. Пострадавшего бойца зовут Акакий. Как фамилия? – Андрей обернулся к Онуфрию.
   – Чья? Моя? Моя – Гвоздёв!
   – Да нет, Акакия! Твою я и так знаю!
   – А! Так бы сразу и говорил. Сыночкин он!
   – Пострадавший – Сыночкин! – внутри Андрея опять что-то шевельнулось. Эх, раньше бы знать все подробности об Акакии – и фамилия у него такая нежная, и девушка (две девушки) есть! Не стал бы он его привлекать, поберёг бы в резерве, поберёг!
   – А дыра в полу есть? – услышав про убыль личного состава, главврач грязно и долго выматерился, вспомнив одной фразой бога, черта, прапорщика Козлищева и гнусную потаскуху из города Кременчуга. В больнице знали все – Бендер не любит Кременчуг. Впрочем, как и вообще всех хохлов.
   – Есть! Аналогичная предыдущим! Из нее воняет!
   – И куда же она ведет?
   – Кажется, в подземелье! Я не спускался! – Андрей постарался придать голосу как можно более правдоподобное звучание. – Есть мнение, что именно оттуда проникли злоумышленники!
   – Злоумышленники? – Андрей так и представил, как Бендера перекосило возле аппарата связи. – А ты кого-нибудь видел?
   – Никак-с нет-c!
   – Тогда не мели ерунды! Не хватало нам еще полиции и всенародной огласки! Мною уже подписан приказ: дыры в полу и гвозди в электронных блоках управления – суть явление мистическое, не имеющее материального происхождения! Поэтому следственных действий в связи с ЧП проводить нецелесообразно! Я уже вызвал ремонтников, через час приедут со своим бетоном, законопатят пол, и будет, как новенький! Лучше прежнего – на загляденье и нам на радость!
   – Слушаюсь, не молоть ерунды! – Андрей с трудом подавил рвущийся наружу зевок. – После всего произошедшего за последние несколько часов вникать в бубнеж Бендера было тоскливо (Андрей еле дождался, пока тот закончит).
   – А мне что делать? Наверх?
   – Да! – отрывисто и все так же недовольно прохрюкал Зелинский, и было непонятно, что ему теперь не нравится.
   – Наверное, всё не нравится! – подумал Андрей, но вслух подтвердил, что приказ получен, и отряд немедленно поднимается, освобождая поле для деятельности настоящим профессионалам – с бетоном, брандспойтами и в строительных касках.
//-- *** --//
   – Как ты там говорил, Гриша? – лифт, с трудом выбирая заржавевший трос, полез наверх, обещая через пару минут доставить Андрея с санитарами в нормальную жизнь. – Только прошедшему через чистилище понятна прелесть кровати с женщиной-персиком под одеялом? Или я что-то путаю? – Андрей держал шлем в правой руке, а другой приглаживал мокрые до корней волосы.
   – Точно, Изольдыч! – Перельман растянул в улыбке губы, потом смачно крякнул. – Хотя уверен, после сегодняшнего приятно будет даже с дата туташкия – главное, выпить побольше. Крест истинный, думал – хана нам!
   – А ты, Онуфрий? – Андрей наконец-то выудил из разгрузки расческу и причесался. – Кажись, тоже малость струхнул! Молитвы читал!
   – Станешь тут читать! – Онуфрий до сих пор иногда зябко поеживался. – Вон Акакий не верил в бога, всё кричал, что атеист, а теперь? Везем его аккурат в дурдом навечно – если Бендер не сжалится и не оставит больничным садовником – взамен того, что скопытился месяц назад. Помните, кличка у него была Чпок – вечно с ножницами для обрезания кустов носился. Вот и говорят, так пристрастился к железу, что понравился самому Сатане, и тот обеспечил ему место в аду рядом с одним из котлов – в качестве смотрящего и первого истопника!
   – Ну и фантазия у тебя! – Андрей – сколь ни был серьезен – удержаться не смог. По части мистики Онуфрий сегодня превзошел сам себя. – Так недолго и в попы податься, грехи замаливать!
   – Не! – Онуфрий скептически поморщился. – Не пойду. Не готов! Хотя церкву нужно посетить, свечечку поставить господу нашему Иисусу Христу за чудесное спасение, слава те, господи! Но прежде выпьем водки с Гришей! Так? – Онуфрий повернулся к Перельману, и тот с готовностью кивнул.
   – Все с вами ясно! – Андрей содрогнулся от оглушительного визга, с которым лифт миновал минус третий этаж (направляющие в шахте были немного погнуты, и это место кабина вечно преодолевала из последних сил), – Кстати, давно хотел спросить, откуда у тебя такое имя заковыристое? Онуфрий!
   – Имя знаменитое. Историческое! – Онуфрий раздулся от гордости. – О нем даже в «Повести временных лет» сказано. Врать не буду, сам читал!
   – Что читал?
   – А вот послушай отрывок:
   Однажды одиннадцатого октября отец Онуфрий, осматривая окрестности Онежского озера, обнаружил обнаженную Ольгу.
   – Отдайся, о Ольга! – ох, охочь отец Онуфрий Ольги!
   – Отойди, отец Онуфрий – отвечала обнаженная Ольга. – Отойди! Обписаю – столбенеешь, обкакаю – окаменеешь, отведаешь оплеухи Ольгиной!
   Онуфрий вдруг подавился на полуслове и истошно закашлялся. Прокоп немедленно с силой ударил ему по спине дубинкой – звон от удара пошел по всему лифту.
   – Мама, убивают! – надсадно прокричал сквозь кашель Онуфрий и с кулаками бросился на Прокопа. Завязалась яростная драка – с одной стороны разнимать санитаров бросился Андрей, с другой – Перельман. Бесполезно! Гладиаторы что есть мочи дубасили друг друга, метя в лицо и в жизненно важные органы тела. Впрочем, ни о каких увечьях не могло быть и речи – на санитарах все еще была защитная экипировка, пробить которую кулаками не представлялось возможным.
   – Милые бранятся, только тешатся! – наконец до Андрея дошло, что при любом раскладе от побоища в лифте неприятностей не будет. А Онуфрий и Прокоп просто выпустят пар и разомнут застоявшиеся мышцы!
   Андрей отошел в сторону. И начал болеть то за одного, то за другого – в зависимости от того, кто в данный момент был наверху. – Всегда выбирай победителя! – так учила когда-то Андрея его сбежавшая мама, и сама жизнь постоянно подтверждала правильность ее принципиального выбора.
   К прибытию лифта на нулевой уровень санитары окончательно выдохлись. Они все еще стонали и ревели – но уже больше для проформы. А когда лифт завизжал тормозами и уткнулся в стоп-переборку, медленно поднялись на ноги, поклонились друг другу, как два борца сумо на татами, и разошлись по углам. На их лицах было написано удовлетворение.
//-- *** --//
   – Хочешь мне что-нибудь доложить дополнительно? – Бендер стоял напротив Андрея и сверлил его взглядом. Немедленно после возвращения он вызвал Андрея к себе на откровенный разговор.
   – Да нет! – Андрей пожал плечами. – Что говорить-то? Вы и так всё сами видели!
   – Точно! И слышал тоже! И помню, как ты обещал санитарам водку.
   Бендер набычился, потом снял с шеи большой амбарный ключ и открыл им здоровенный старинный, высотой в полтора метра, сундук, стоящий в углу кабинета. Покопался в нем и, пыхтя и раскачиваясь всем телом, извлек из его чрева картонный ящик с девятью литровыми бутылками «Березовой».
   – На вот! Передашь бойцам, пусть знают, больница слово держит и не забывает персонал, верой и правдой исполняющий свой долг! Но только пусть пьют тихо и не буянят! А Прокопа сразу отправят в ПЗП – не хватало еще, чтобы он весь ремонт нам изуродовал и имущество перебил!
   – Спасибо! – Андрей взял из рук главврача заветный ящик и прижал к груди. В принципе, он был готов купить санитарам беленькую и на свои, но всё же приятно, что Бендер оказался не настолько скуп!
   – Как думаешь, каков процент мистического во всем этом загадочном деле? – Зелинский в нарушение внутренних правил бухнулся в кресло, вынул из кармана кубинские «Лигерос» и задымил. – Кури! – махнул он Андрею. – Чего уж там, и так сегодня весь день дисциплина – псу под хвост!
   – Думаю, достаточно! – Андрей вопросительно посмотрел на пачку «Легироса» (главврач сжимал ее в кулаке), и тот протянул ему пару сигарет.
   – Кому расскажешь, не поверят!
   – А и не надо рассказывать! – Зелинский замахал руками. – Ты меня понимаешь?
   Андрей кивнул.
   – Ценю твою понятливость! И особенно умение держать язык за зубами. Нам ведь десятки проверок не нужны? Сотни метров объяснительных в Главк и в министерство не нужны? Осадное положение в клинике до выявления злоумышленников и их полной ассенизации не нужны? А нужно нам, чтобы в наше болото никто не лез и никаких помех плодотворной медицинской деятельности не создавал!
   Бендер замолчал и полез в стол. Вынул оттуда два граненых стакана и початую бутылку виски.
   – Предлагаю закончить сегодняшний день на оптимистической ноте! Завтра с утра распространю приказ – премируем тебя чем-нибудь за проявленное мужество и находчивость! Но пока не знаю, чем! Ночью подумаю! Ну, будь здоров!..

Часть вторая. Пять коротких часов

семь часов вечера

   … Вот так-то, Гриша! – Андрей облегченно взгромоздил картонный ящик с водкой на стол и вытер пот со лба. – Обещанное вознаграждение за беспримерную храбрость и смелость духа! Пейте на здоровье, но Бендер приказал, сначала Прокопа – в ПЗП, а то натворит дел!
   – Спасибо, Андрюша! – в краешках глаз заслуженного санитара проступили слезы. – Храни тебя бог!
   – Ты что это, Гриша, так расчувствовался? – Андрею стало немного не по себе от такого искреннего проявления симпатии. Ничего подобного он от Перельмана не ожидал – старый работяга умел держать себя в руках!
   – А то, Андрюша! – Перельман шмыгнул носом и полез за сигаретами. – Мне, почитай, до пенсии осталось всего-то пара годков, а если бы не вышел сегодня из подвала – или как Акакий? А что, если бы на минус третьем нас порвали бы на части? Или у «завсегдатаев»? Нет, Андрюша, можешь скромничать сколько угодно, но это ты нас организовал, не отдал на поругание сиволапым!
   – Брось, Гриша! – Андрей смущенно отвернулся. Его уши алели. Ему было не по себе. Своих заслуг он не видел даже в микроскоп, по его мнению, это именно санитары выполнили всю работу – он же просто бился с ними плечом к плечу в одном строю! А оно – вот оно как получается! И завтра он придет в клинику и прочтет в глазах коллег нескрываемое уважение?
   Андрей тряхнул головой, отгоняя назойливый морок. К чему готовиться? Наверное, он сделает все, чтобы не зазнаться, а дальше? А дальше будет видно – жизнь продолжается, на носу у него – долгожданный вечер с Анжелой, если, конечно, она его не обманула!
   – Давай, Гриша! За тебя! – Андрей сильно сжал руку Перельману. – Жить будем, не помрем!..
//-- *** --//
   – А ведь сейчас мне придется изображать молодого, но уже маститого поэта – лауреата какого-то там конкурса. Какого – уже и не помню! И для охмурения девушки придется что-нибудь сочинить, пока еду!
   Андрей вышел из клиники и с удовольствием втянул легкими влажный воздух.
   – Какая красота! – ему хотелось хохотать и плакать одновременно. Он громко рассмеялся и перехватил удивленный и немного встревоженный взгляд стоящей рядом бабули. На ее лице открыто читались сомнения – не псих ли вышел из-за больничной оградки? Андрей нахмурился, потом пожал плечами. Не станет же он выкладывать ей всю подноготную!
   – И что же я ей расскажу? – Андрей имел в виду Анжелу. – Сагу о Прокопе и Перельмане. Типа:

     Спустились сегодня в подвал,
     В подвале страшно, и жутью веет,
     Смотрю – от страха Перельман худеет
     Прямо на глазах!

     В глазах – страх,
     В душе – размах,
     Трясутся руки —
     И вовсе не от скуки,
     А от чувства тяжелого,
     Чувства безысходного,
     Боится не вернуться назад,
     Да так, что подрагивает Перельмана зад,

     Но он делает вид, что герой,
     За себя и остальных санитаров встанет горой!
     Не даст в обиду никого,
     Ни Прокопа, на Онуфрия, ни себя самого!

     Дубинка – в правой,
     Граната – в левой,
     Картина маслом:
     Перельман отправился на дело!

     Непосредственно в самое пекло,
     Непосредственно, где неподготовленным не место,
     А только больничный спецназ,
     Может выручить любого из нас!

   – Ну-ну! А сагу назвать: «Ода Грише Перельману или славься всем оркестром!». В смысле: «Славься!», и все такое.
   К остановке подъехала маршрутка, и Андрей плюхнулся в кресло рядом с водителем. Заплатил тридцать рублей и уставился в салон. Обычное зрелище – после трудового дня народ тащится к метро, и некоторым еще шлепать до дома полтора часа.
   – Боюсь, Перельманом Анжелу не пробьешь! – Андрей вдруг затосковал. В голову лезли мрачные мысли, от былого восторга по случаю чудесного избавления не осталось и следа.
   – Иногда приходится признавать отсутствие таланта в себе самом! Нет, чтобы слету, как Есенин, глаголом жечь сердца людей – нет, приходится всякое убожество выдавать за поэтический слог! А ведь могу просто прийти в кабак, подсесть к девчонкам и сказать: «Здравствуйте, мое имя Андрей Корявый, я только что спас жизни четырех человек – и это не считая себя самого! Прошу любить и жаловать – и да, на ночь меня тоже хватит!»
   – Устал, милок? – благожелательно спросила дама средних лет напротив. Андрей дернулся, проследил за ее взглядом, думая, что она обращается к нему – нет, пронесло! Дама смотрела на маленького песика на руках соседа и разговаривала именно с ним. По-человечески.
   – Конечно, животные – они гораздо добрее и отзывчивее рода людского, жалко только, на работу не ходят и денег не зарабатывают! – Андрей прикрыл глаза, и лихорадочные мысли понеслись в его голове вскачь. – А может, ну их в баню, эти стихи, а лучше прикинуться зоологом и гринписовцем и ловить девушку на собаку или кошечку?
   – Точно! – Андрей дернулся, как от удара. – Пафнутий! И как я про него забыл? Еще думал – удавить или забрать с собой! А вот и решение – подарю зверюгу Анжеле, и все довольны! И кот жив, и Быковатый не успеет его расспросить, и, глядишь, через Пафнутия смогу уболтать ее на постель!
   – Шеф, тормозни здесь! – Андрей принял решение молниеносно – он возвращается назад и ловит кота. Он даже знает, где! Пафнутий, наверняка, сейчас спит у себя в коробке под лестницей. Коробка набита ватой, там тепло и уютно – так, что на месте кота Андрей тоже бы ее любил!
//-- *** --//
   – Теперь главное не спугнуть! – Андрей, вертя в руках огромное толстое полотенце и платок, пропитанный хлороформом, медленно крался по этажам. Для маскировки и тишины он намеренно снял ботинки и оставил их в кабинете – опять пришлось ломать печать, расписываться у дежурного – и так далее. А еще потом – придется носки стирать! Словом, морока! Зато Андрей пообещал самому себе, что после поимки кота не задержится в клинике и лишней секунды, и на душе потеплело.
   – Лишь бы ты был на месте, мой шерстяной друг! – мысленно Андрей уже представлял, как торжественно вручает Пафнутия, перевязанного розовым бантом поверх морды, Анжеле, та меняется лицом от удивления, а потом восторженно хватает кота и начинает целовать его в нос. А Андрей кричит, что на месте Пафнутия по всем раскладам должен быть он!
   – Ага! – Андрей, стараясь не дышать, заглянул под лестницу. – А вот и мы!
   Из большой коробки с ватой (на коробке были нарисованы банановые пальмы, солнце и загорелая креолка, целиком в один присест запихнувшая банан в рот) торчал хвост Пафнутия.
   – Сейчас быстро хватаю, обвязываю полотенцем – и хлороформом ему в рожу! Не успеет опомниться – как уже в дамках! Спит бодрым кошачьим сном и видит представление с участием четырех обнаженных кошечек!
   Андрей собрался, почувствовал, как кровь взыграла в жилах, и резко рванул коробку на себя! Есть! Рукой с полотенцем он профессионально обхватил лапы Пафнутия, нейтрализуя смертельно опасные когти, а второй приложил платок, облитый хлороформом, к морде кота, у которого от ужаса лезли глаза на лоб. Всё! Через пять секунд Пафнутий расслабился, последний раз дернулся всем телом и сладко (и одновременно печально) засопел.
   – Слава те, господи! – Андрей вытер пот со лба. – Не пришлось лишать жизни ни в чем неповинную зверушку! На сегодня это было бы уже слишком! Но дело, считай, сделано! Сейчас осторожно запакуем мехового друга в сумку – и тихой сапой домой, т. е. навстречу новым романтическим отношениям! И нужно еще купить подарочную ленточку!

восемь часов вечера

   – Я сыночку своему колыбельную спою! Чтоб он вырос и отца смог подвесить за яйца!.. – Андрей, не вынимая руку из сумки, почесывал спящего Пафнутия. Кот периодически кряхтел и бормотал во сне, и Андрею иногда казалось, что он понимает, о чем сетует Пафнутий. Даже и не сетует, а так – размышляет во сне. Например, о том, что сливочное масло лучше есть мягким, а замороженное – оно чисто камень и совсем невкусное.
   Пафнутию было хорошо – под воздействием хлороформа ему снились красотки с белой грудкой, голубыми, как небо, глазами и хвостами чрезвычайной пушистости. Снились туземки ярко оранжевого окраса в полоску и даже голые сфинксы противоположного кошачьего пола, призывно мяукающие и призывающие своего героя – т. е. именно Пафнутия.
   Иногда кот вздрагивал – по телу пробегала короткая судорога, и тогда Андрей усиливал массаж мягкого кошачьего брюшка – и Пафнутий успокаивался.
   – Вижу, киса, недоставало тебе ласки в больнице, недоставало! С кошечками-то у нас проблемы – не приживаются. Одни крысы и озверевший персонал из двуногих! – Андрей вынул руку из сумки и почесал нос (туда попала кошачья шерсть или пыль – что, примерное, одно и то же). Андрей еле сдерживался и, чтобы не расчихаться, заставил себя переключиться вовне – типа: «Я – здесь и сейчас, и мне хорошо!»
   – А вот и нет – мне плохо! – Андрей попытался отстраниться от мужика, напиравшего на него под давлением толпы (в вагоне была жуткая толкотня), и подумал, что если сейчас достать из сумки Пафнутия и взгромоздить его мужику на голову – вот будет потеха! Пришлось несколько раз моргнуть и наконец-то сладко чихнуть (прямо мужику в морду), чтобы отделаться от навязчивой идеи использовать кота в качестве оружия селективного поражения.
   От чиха Андрея мужик крякнул и злобно задышал. Назревал скандал – впрочем, Андрею было плевать. Он мысленно усмехнулся, представил, как выглядит мужик на фоне озверевшего Ильи Муромца, и в результате рассмеялся в голос. И видно, что-то в облике Андрея разительно переменилось – мужик не рискнул бросаться в драку, а отвернулся и даже постарался отодвинуться.
   – Вот, что уверенность в лицах делает! – Андрей торжествовал. После подвала, кажется, ему было всё нипочем – по крайней мере, на сегодняшний вечер! Кот, как заведомый залог успеха, мирно спит, до станции метро «Новогиреево» осталось всего ничего, а самое главное – Анжела уже звонила и интересовалась, когда Андрей будет!
   Перво-наперво она спросила, почему Андрей ей сам не набрал в пять часов, как договаривались (честно признаться, Андрей совсем забыл, да и как он мог – из самого центра заварушки-то?). Пришлось Андрею сходу придумывать какую-то левую отмазку – из разряда: «Выступал перед выпускниками хорового и поэтического училища имени Карло Броски». Отмазка вышла не очень – впрочем, Анжела не стала вдаваться в подробности и просто узнала, во сколько его ждать, и продиктовала адрес кафе. Не забыв напомнить Андрею, что он должен приготовить искрящуюся юмором поэму-экспромт, поскольку сегодня у них по плану – творческий вечер единомышленников, и девушки собираются прихвастнуть друг перед другом достижениями за прошедший отчетный период.
   – Лады! – буркнул Андрей, осознавая, что одним лишь только Пафнутием отделаться не получится – но разве только в качестве дополнения к стихотворной форме.
   – И где мне, простите, искать стих про кота? – Андрей мысленно пробежался по всем знакомым ему великим поэтам и не вспомнил ничего непосредственно о кошачьих. – Но ведь есть интернет и портал «Стихи. ру», из которого можно что-то дернуть и выдать за собственное сочинение! Например, это! Чем не тема?

     Вот кот лежит передо мной —
     Пушист, породист и упитан,
     Красивый – да, но норов злой,
     И для животного ну совершенно не воспитан.

     Он думает, что он здесь пуп земли,
     И абсолютно все ему позволено,
     Носиться, прыгать, требовать еды
     И стены ободрать с обоями.

     Он одомашнен и не знает ничего
     О жизни где-то далеко снаружи,
     Где нет ни колбасы, ни ласк и ни кино,
     А только голод, драки, снег и лужи.

     Клыки и зубы, молодая кровь,
     Повадки зверя, племенные гены.
     Да, он здесь царь, но только до тех пор,
     Пока его оберегают стены.

     Но что обидно – вряд ли он поймет,
     Что жизнь его, как райский сад, прекрасна,
     Он просто кот, и ему просто невдомек,
     Что там снаружи может быть опасно.

     А в доме так тепло, покой и сухо.
     И кот лежит – заснул и видит сны.
     Ему здесь хорошо, ошейник греет ухо,
     А рядом миска, полная еды.

     Как говорится, много в жизни есть того,
     Чем мы пожертвовать готовы
     Ради еды и благостной истомы,
     И ласки господина своего.

     Другое дело – за стеной уютного жилища —
     Да, там война и, да, там часто муки,
     Там есть дворцы, и есть там пепелища,
     Чего там только нет! Там нет лишь только скуки!

     Да, там снаружи бед не счесть,
     Сурово, жутко, часто – непогода,
     Но все же что-то там такое есть,
     И это что-то называется свобода!

   – Именно то, что нужно! Интересно, если я буду читать с планшета, Анжела поверит, что это мое сочинение? А вдруг нет? Вдруг заставит закрыть текст – типа: «Если автор, должен помнить все наизусть!» – Андрей ненадолго задумался, потом решительно полез в сумку и из-под брюха сопящего Пафнутия выудил блокнот и карандаш.
   – А мы их обманем – да, котейка? Выпишем текст на листочек – дескать, вольный набросок в метро, практически, не горящая рукопись! – Андрей прислонил блокнот к двери и, одним глазом подсматривая в планшет, а другим контролируя движение руки с карандашом, принялся быстро переносить четверостишия на бумагу.
   Через три остановки кропотливая работа, наконец, была закончена.
   – Уф! – Андрей вытер пот со лба и подмигнул воображаемым собеседницам. – Теперь никто не усомнится в моих интеллектуальных способностях! И в самом деле – не рассказывать же дамам, что тружусь в психушке рядовым доктором без научной степени! Засмеют и на порог не пустят!
   Андрей посмотрел на информационное табло – состав вот-вот прибудет на станцию «Авиамоторная», до Новогиреево – семь минут.
   – Интересно, какие из профессий пользуются успехом у слабого и прекрасного пола? – Андрея вдруг потянуло на философские размышления. Семь минут – тоже время, и его нужно чем-нибудь занять. Читать неохота, в окно смотреть не на что, а вот обсосать тему – чем не вариант?
   – Перво-наперво, конечно, олигарх! Эти – вне конкуренции, и все флаги в гости к ним! Потом – тривиальные долларовые мультимиллионеры, коих, как известно, в Москве – как собак нерезаных, и куда ни плюнь, сразу попадешь именно в него, родимого! Следом идут хозяева небольших офисов и квартир попроще – площадью не более пяти тысяч квадратных метров в центральном округе столицы, что по нынешним временам – почти что конкретные лохи!
   «Следующая станция – Шоссе Энтузиастов», – приятный женский голос с металлическими интонациями оторвал Андрея от размышлений. Народа в вагоне значительно поубавилось – при желании, можно было даже сесть. Андрей так и сделал – почти четыре часа в бронежилете и сопутствующей защитной униформе не прошли для него даром – ноги гудели, как, наверное, после трех километров гусиным шагом по пересеченной местности.
   – Посидеть – оно всегда приятно! – Андрей посмотрел на мчащуюся в его сторону тетку здоровенных размеров (вероятно, она хотела занять его место) и закрыл глаза. – Ничего с ней не случится – с этим куском сала с глазами! Уверен, целый день спекулировала носками у выхода из метро, вон – рожа красная, что твой тертый кирпич, отсидела весь зад на стуле – постоит, не переломится!
   – На чем я остановился? – Андрей еще раз мысленно пробежался по списку и пришел к выводу, что, собственно, до профессий, любимых девушками, он пока еще не добрался. Потому что олигархов и плетущихся у них в хвосте финансовых лохов никак нельзя считать профессионалами – может, они даже таблицы умножения не знают!
   – В кого я сам мог бы влюбиться? – Андрей решил пойти от противного и представил себя в юбке и с прокладкой «Carefree» между ног. – Наверное, в штангиста или в борца джиу – джитсу! Хотя, какой с них толк? Ровным счетом никакого – денег нет, а всё остальное без денег не имеет значения! Даже если торс раскачен, а движения плавные и игривые!
   «Следующая станция – Перово!», – девушка из динамика в очередной раз подтвердила – она реально на страже!
   – Вот так, наверное, чувствует себя кукушка в часах! – Андрей приоткрыл один глаз и убедился – тетка-гора нависает над ним и истово сверлит его взглядом, принуждая освободить место на диване.
   – Можешь сверлить хоть до морковкиного заговения! – Андрею очень хотелось подмигнуть тетке, но он решил не раззадоривать дракона понапрасну и снов а взялся за перебор актуальных и востребованных со стороны прекрасного пола профессии.
   – Так, таксист не катит. Т. е. абсолютно! Говорят, при СССР круче таксистов были только министры, но с того времени так много воды утекло, что уже и не упомнишь – сколько! Другие шоферы не востребованы тем более – мало того, что у них вечный геморрой, так еще и передавливают себе всё, что можно, поэтому часто остаются без наследства! Пожалуй, из водителей востребованы только хозяева бензовозов – имеют возможность сливать бензин налево и черпать со дна остатки. А там, где остатки – там и основной сладкий гешефт!
   У Андрея вдруг зачесалось где-то между подмышек, и он вскользь позавидовал Пафнутию – кот мог так ловко изгибаться, что его зубам были доступны все части тела без исключения. А вот человек – создание примитивное и неспособен обслужить себя сам без посторонней помощи – ну разве что только применяя специальное чесало (кстати, китайского производства).
   – Ладно, с колесами мы разобрались – баранка и рычаги не приносят людям ничего, кроме болезней и потерянного в пробках времени. Могу судить по себе! Идем дальше – умственный труд! Материального вознаграждения от него даже меньше, чем от шофера! Это только с виду доктора наук и академики – уважаемые и обеспеченные люди (хотя, даже и с виду уже нет – если, конечно, не ректор, проректор или заведующий хозяйством Академии наук!). Вечно за душой – ни гроша! Короче, наука пролетает, как фанера над Парижем! А кто тогда остается?
   «Следующая станция – Новогиреево!», – пробубнил автоинформатор, и Андрей подобрался. Ему вдруг стало немного не по себе, внутри что-то напряглось и отказывалось расслабляться. Знакомая картина для первого свидания – пока как следует не выпьешь, не отпустит!
   – А остаются тогда электрики, нефтяники и газовики! И еще спекулянты, торгующие дровами – у тех тоже все хорошо! А потому что источник их благосостояния – либо в земле, либо под землей, но в любом случае – неиссякаем и достается почти даром!
   – Кстати! Не помню, кем я назвался, когда знакомился с Анжелой! – Андрей наморщил лоб, пытаясь восстановить в памяти пургу, которую он лихо вдувал в уши девушки. – Вспоминается только, что хвастался то ли насчет Infiniti, то ли насчет BMW, но меня быстро и очень эффектно осадили! Да, и еще говорил, что поэт – но это, конечно, не считается!
   – Все-таки сдается мне, что конкретно ничего о профессии сказано не было, поэтому могу представиться кем угодно. Например, менеджером среднего звена в банке «Золотой рассвет» или спекулянтом трастового хедж-фонда. Дескать, сижу в кресле целыми днями, смотрю на графики и торгую драгметаллами. А в конце рабочей недели хожу в «Трех буржуинов» и просаживаю выручку на стриптиз и колу со льдом!
   Тук-тук, тук-тук! Поезд резко затормозил, визжа и обтираясь металлом о металл, и на Андрея повалился спящий рядом мужик-работяга.
   – Прошу прощения! – на секунду придя в себя, буркнул он, извиняясь, и снова провалился в сон.
   Поезд встал в туннеле. Андрей посмотрел на часы – по идее, девушки еще не должны разойтись – в любом случае, Анжелу он сегодня выпускать не намерен. Она уже казалось ему старой знакомой – тем более, Андрей везет ей ценный подарок – кота с бантиком!
   – Однако бантик еще нужно купить! – Андрей мысленно пробежался по ближайшим к метро магазинам. – Можно заскочить в «ТД Новогиреево», что займет у меня лишние десять минут. Хотя, можно и без бантика – Пафнутий и в отсутствие украшений красив до чрезвычайности!

девять часов вечера

   – Может, вместо бантика тебя перемотать скотчем? – Андрей вопросительно смотрел на кота, начинавшего приходить в себя после хлороформа. – А то оклемаешься, зверюга, и погрызешь всех присутствующих в мелкий винегрет! А что мне тогда делать? Как возмещать моральный и физический ущерб? Тем более, скотч у меня в сумке есть, а за цветной красивой лентой еще идти!
   Андрей представил, как вытаскивает стреноженного Пафнутия – с заклеенной пастью и взглядом, как у очумевшего зомби из фильма ужасов, и громко засмеялся, чем и привлек всеобщее внимание пассажиров вагона.
   Поезд тем временем прибыл на станцию метро «Новогиреево», и Андрей радостно устремился на свободу.
   – Куда, направо или налево? – на развилке в переходе он остановился. Налево – сразу к кафе, направо – к торговому дому. – Нет, с Пафнутием шутки плохи, а без бантика – так тем более! Придется сделать крюк!..
   Минут через десять изучения закоулков мегамаркета Андрей, наконец, обнаружил искомый ларек – специализирующийся на продаже подарочной упаковки. Он выбрал тесьму потолще и понаряднее – с расписными сердечками и признаниями в любви на английском языке. Купил и сунул в карман.
   – Пускай котейка пока поспит! – Андрей снова посмотрел на часы – если так дело пойдет и дальше, он может опоздать!
   Раздался скрежущий звук сигнала мобильного телефона. Сквозь него прорывались приглушенные слова: «Какой-то урод опять тебя хочет!». Это был последний и самый модный рингтон – его Андрей скачал в прошлую пятницу. И пока он ему не надоел!
   Звонила Анжела.
   – Алло! – Андрей обрадовано нажал на кнопку ответа и, предвидя вопрос, сообщил, что уже мчится на всех парах. – Бегу, уже подбегаю – уже почти у самого входа!
   Но, кажется, Анжелу интересовало несколько другое.
   – Андрей, а где ты работаешь? – совершенно неожиданно спросила она.
   – В банке! – Андрей моментально сориентировался – не говорить же ей правду! – Специалистом по валютным операциям! А почему ты спрашиваешь?
   – Да так! – в голосе Анжелы послышался смешок. – Мы с девчонками поспорили – вдруг ты просто скорбный пролетарий! Ну, приходи быстрее, а то я уже заждалась!
   – Заметано, боцман! – Андрей уже набирал скорость, пожирая ногами расстояние, отделяющее его от отличного душевного завершения сегодняшнего дня. – Если спросят о валютах, совру, что специализируюсь на тенге, тугриках и вонах, так что пытать меня о возможном курсе доллара и евро бессмысленно!
   – До кафе хоть и недалеко, но пешком – минимум полчаса! – Андрей остановился на остановке маршрутного такси. – Железный конь домчит меня в три раза быстрее! И всё не так дорого, как частник с мотором!
   Так и вышло – и уже через десять минут Андрей стоял возле входа в заведение и переминался с ноги на ногу:
   – Последний раз тебя спрашиваю, Андрей Изольдович, что делать с котом? – Пафнутий дергался всё сильнее и вскоре грозил совершено ожить. – Что, что – давай, мотай, пока никто не видит!
   Сказано-сделано! Андрей вынул из кармана ленту, аккуратно зубами разделил ее на шесть частей, поставил сумку на крыльцо и тщательно повязал бантики на все четыре лапы коту. И на хвост, и на шею. Получилось очень стильно!
   – Что ж! Теперь можно и на прием! – Андрей прочистил горло, проверил, где лежит листок с выписанной новеллой про кота (во внутреннем кармане куртки – чтоб не забыть!), и вошел внутрь. Кафешка называлась: «Междусобойчик под мяско», имела три зала (большой, поменьше, миниатюрный – VIP), и Андрей пошел между столиками, пытаясь высмотреть знакомое лицо.
   – Молодой человек, Вы не меня ищите? – откуда-то сбоку его окликнула Анжела. Она высунулась из-за шторы и призывно улыбалась Андрею. С ней были еще три девушки, а посредине всей композиции на столе царствовал дорогой «яблочный» ноутбук – гигантской диагонали монитора и, наверняка, жутко дорогой.
   – Привет! – Андрей плюхнулся на диван рядом с Анжелой. – Меня зовут Андрей! И мне заранее очень приятно!
   – Александра! – блондинка (хорошенькая!) с краю на противоположной стороне протянула ему руку – пожал.
   – Тамара! – брюнетка с очаровательным низким голосом, от которого у Андрея побежали мурашки по всему телу, руку подавать не торопилась, смотрела серьезно – в общем, чего другого ожидать от брюнетки?
   – Виктория! – третья девушка была выкрашена в сиреневый и желтый цвета, что, впрочем, ее совсем не портило, но наоборот, притягивало взгляд. – Как ты предпочитаешь, облобызать ручку или воздушные чмоки-чмоки?
   – Ручку – оно приятнее! – Андрей подмигнул Виктории. – Можешь не сомневаться!
   – Ну, тогда на держи! – Виктория выпростала из-под стола руку (вся тыльная поверхность ладони была покрыта замысловатым разноцветным тату). -Прикладывайся, если хочешь!
   – Именно что хочу! – Андрей схватил длань и приложился губами. Он был еще немного пьян (вместе с Перельманом опрокинул пару стаканчиков за воротник – и с Бендером тоже) и поэтому чувствовал себя легко и раскованно. – Какие однако милые у тебя подруги, Анжела! А что вы такого интересного смотрите?
   Вопрос, конечно, был логичным – принимая во внимание, что ноутбук занимал полстола. И должна была существовать веская причина, чтобы выставить это чудо техники на первый план.
   – А! Не обращай внимания! – Анжела кликнула официанта и забрала у него меню. – Заказывай, не стесняйся! И, кстати, стихи приготовил? Я девочкам сообщила, что к нам пожалует настоящий лауреат чего-то там, поэтому разнообразь, пожалуйста, наш вечер! Кстати, ты любишь фильмы?
   – Угу! – Андрей жадно ухватился за меню, поэтому на вопрос Анжелы отреагировал односложно. Кроме того, его все больше беспокоил Пафнутий – через десять минут кот задаст им шороху! – А я тебе подарок привез! Знатный! Овеществленный поэтический дар – не больше, не меньше!
   – Что ты имеешь в виду? – в интонациях Анжелы сквозило подозрение. – Подарки я, конечно, люблю, но только смотря какие!
   – Актуальные! – Андрей вытянул из кармана заветную бумажку и громко с расстановкой стал читать. Время от времени он прерывался – указующе тыкал пальцем то в пол, то в потолок, а когда пафос кошачьего стиха достиг вершины, наклонился – и вуаля, перед изумленными и опешившими от неожиданности девушками предстал сонный Пафнутий на разъезжающихся лапах, перевязанных ленточками «I love you».
   – Ой! – первая отреагировала Александра. – Какой красавчик! Кому?
   – Вам! – Андрей широко развел руками, дескать – выбирайте! – Чистопородный перс голубых кровей, покладистый, экономный, ухоженный, к туалету приучен, ловит мышей – гладит, заботится и выпускает на волю! Душка, а не кот! Оставил бы себе, но подарок есть подарок!
   – Упитанный и наглый! – Тамара быстро протянула руки к Пафнутию и погладила. Кот от неожиданности тягуче мявкнул, вздыбил шерсть, но потом, как будто опомнившись, подогнул передние ноги и выпятил задницу. Последствия от применения хлороформа были все еще сильны – кот вел себя, как сам не свой.
   – Он что, педик? – Виктория одна единственная не поддалась обаянию кота и осталась равнодушной. – Вроде, причиндалы все на месте, не кастрирован, почему тогда жопу подставляет?
   – Сама ты педик! – хотелось ответить Андрею, но он сдержался и в свою очередь погладил кота. – Не! Он француз! Привезен из города Парижу, поэтому, завидев даму, падает на колени! А там уж как получится!
   – Понятно! – Виктория залихватски заглотила водку и даже не поморщилась. – А я-то сдуру решила, что ты пытаешься втюхать нам бракованного кота-гомосексуалиста!
   – Таким не занимаемся! Женщин любим! – Андрею снова (второй раз за вечер!) показалось, что он уловил мысли кота: «Нафига ты забрал меня из больницы и привез к этим двуногим?»
   Андрей запнулся на полуслове (он хотел еще что-то добавить насчет мужских достоинств Пафнутия, но, сообразив, что понимает дикое животное, словно человека, вмиг потерял нить разговора).
   – Дай попить! – внятно потребовал Пафнутий, и Андрей немедленно налил ему в пустое блюдечко (из-под нарезанных лимонов) беленькой.
   – Благодарю! – кот несколько раз лизнул языком водку, закатил глаза и рухнул рядом с ноутбуком.
   Последней мыслью Пафнутия, явившейся Андрею, была тугая печаль о заветной коробке под лестницей, набитой ватой.
   – А что он у тебя ест? – Тамара достала из сумочки расческу и принялась чесать Пафнутию шерсть, предварительно убрав его со стола и положив рядом на диван.
   – Все подряд! Как, примерное, и я! – Андрей крикнул официанта и заказал ему свиной эскалоп, пасту по-армянски и жульен. И еще графин водки «Птица счастья». – Но «Вискасом» кормить нельзя – привыкает, потом другое жрать отказывается!
   – Само собой! – Анжела чокнулась с Андреем и потянула через соломинку крепкий дамский коктейль. – Как на службе? Расскажи прикол про валюту!
   – Сейчас, только поем! – Андрей выхватил у официанта тарелку с хлебом (подается помимо заказа) и жадно откусил. До него только сейчас дошло, что он почти ничего не ел с самого утра. Зато курил и пил!
   – Кстати, для чего вам все-таки эта железка? – ноутбук был уж слишком большим, и внимание Андрея нет-нет, да и отвлекалось на него.
   – Кино будем смотреть! – Тамара закончила заниматься Пафнутием и поцеловала его в нос. – Сразу видно, не местного пошиба животное – шерстяной и галантный!
   Андрей поморщился. Он-то знал, кто такой Пафнутий, и с чем его едят. Андрею вдруг резко расхотелось спать с Тамарой – по крайней мере, пока она не дезинфицирует ротовую полость хозяйственным мылом. Впрочем, лечь с девушкой в постель никто Андрею и не предлагал.
   – А что тогда не включаете? Время-то идет! – Андрей имел в виду анонсированный фильм.
   – Потерпи, наш резвый друг! – Анжела отвлеклась от коктейля. – Кино сейчас только привезут!
   – Кто? Киностудия «Мосфильм» – прямо на дом? – Андрей громко рассмеялся, но тут же скорчился – живот скрутило не на шутку. После дня голодания сухой хлеб пошел со скрипом – и кажется, необходимо срочно навестить одно место!
   – Простите, девочки, пойду подкрашу губки! – Андрей, схватившись за левый бок, резво выскочил из-за стола и рванул к туалету. Громкий смех Виктории был ему напутствием – девушка по достоинству оценила шутку.
   – Самое нужное помещение в любом здании – это, безусловно, сортир! Особенно если точно знаешь, где он расположен! – Андрей на ходу перехватил снующего без дела официанта и поинтересовался, куда бежать. Туалет оказался замаскирован под фальшивую лоджию, что по задумке владельцев кафе, вероятно, добавляло камерности и домашней атмосферы.
   – Интересно, наработал уже на язву или пока еще нет? – Андрей удобно взгромоздился на общественного белого друга, предварительно обложив стульчак специальными одноразовыми прокладками (аж четырьмя, хотя можно было обойтись и одной). – Будем надеяться, нет, поскольку не хотелось бы в столь юном возрасте чувствовать себя инвалидом. Я ведь пока юн!
   – Что ты знаешь о юности, кретин? – внезапно внутри Андрея пробудился потусторонний внутренний голос. – На твоем месте я бы даже и не заикался о вещах, о которых не имеешь ни малейшего понятия!
   – Это я-то не имею? – от возмущения Андрей чуть не упал с унитаза, быстро достал из кармана сигарету и закурил. – Если хочешь знать, я и есть сама юность – квинтэссенция юности!
   Андрей покосился на висящий прямо напротив его головы знак с перечеркнутой дымящейся сигаретой и глубоко затянулся. – А, может, голос прав, и уже пришло время маразма?
   – Вот-вот! И я об этом долдоню уже битых полтора часа! – в интонациях внутреннего собеседника послышались злорадные нотки. – Ты – старый козел, тебе только и остается, что копаться в себе!
   – А вот и нет! – Андрей сплюнул. – Вот заметь, плевать я хотел на тебя и на твои потусторонние мысли! И если захочу, велю заткнуться – причем навсегда!
   – Ну-ну! – угрюмо пробасил голос и обиженно замолчал.
   – Могли бы, между прочим, и литературы подложить! – Андрей, не дождавшись продолжения увлекательного диалога, обшарил взглядом кабинку и убедился – читать нечего. – Боятся, что украдут или пустят на «козьи ноги»?
   Андрей представил, как вырывает страницу с изображением какой-нибудь полуголой актрисы (или даже не какой-нибудь, а целой Веры Штольц!), сворачивает в трубочку и набивает махоркой. Потом быстро поджигает и втягивает глянцевую красоту в себя, чувствуя, как при этом душа актрисы проникает в самый центр организма и наполняет его сопричастностью – а, может, даже познанием телесного.
   – Да! Вот бы стать знаменитостью! – от зависти у Андрея вдруг свело скулы. – Или миллиардером – как там его, Надомниковым! Молодой хлыщ, бабла море, и девушки вокруг – мне и во сне такие не приснятся! И сниматься в «Корте» рядом с красоткой Веркой Штольц – а не по подвалам лазить, как мышь, гадая, прибьют тебя сегодня психи или просто поглумятся!
   Андрей тяжело вздохнул. Сгорбился на унитазе – при воспоминании о подвале настроение скатилось ниже абсолютного нуля. Перед глазами Андрея всплыл улыбающийся скромной застенчивой улыбкой Акакий Сыночкин и сурово погрозил ему пальцем:
   – Что же ты наделал, Изольдыч? – лицо Акакия скривилось, губы задрожали, как под напором лютого северного сквозняка. – Я ведь тебе доверял всей душой, а ты? Ты бросил меня под танки, а сам сбежал! Разве так поступают с бойцами?
   – Уйди, прошу! И без тебя тошно! – Андрей рявкнул на фантомного санитара (тот немедленно исчез), опомнился и резво вскочил с унитаза. – Нет, нужно возвращаться – так недолго и самому двинуться рассудком! Красотки ждут меня, и прочь угрызения совести! В психиатрии, как и на войне, жертвы неизбежны! Солдаты и медперсонал гибнут под бомбами!
   Андрей замахал руками, пытаясь загнать под потолок сигаретный дым – а там его добьет работающая вытяжка. Операция: «Дыму – бой и отсутствие перспективы!» заняла у него еще минуты три. Зато свидетельств правонарушения не осталось совсем – а ведь уже довольно давно курение в кафе и ресторанах запрещено совсем, и за него обязательно наложат огромный штраф. Так что Андрей спас хозяев точки общепита от серьезного ущерба!
   – Еще одно доброе дело за сегодня обязательно пойдет мне в портфолио, когда на небесах будут решать, в какой котел меня определить – с кипящей смолой или для начала с подостывшей – чтоб привыкал к температуре постепенно! – Андрей вымыл руки, закинул в рот «Орбит», показал самому себе тридцать два белых зуба (посредством отражения в зеркале) и вышел наружу. Всё – теперь он готов к вечерней трапезе и более тесному плотскому общению! И желудок отпустило – слава богу!
   Рядом с туалетом топтался разгоряченный мужик, которого, видно, сильно припекало. Время от времени он пытался зажать рукой нечто снизу торса, но спохватывался и только громче шамкал челюстями. Мужик дико взглянул на Андрея, выходящего из двери, и пулей ринулся внутрь.
   Спустя секунду Андрей услышал его животный стон облегчения и снова порадовался за себя – одно доброе дело превратилось в два! Ведь разве смог бы мужик без длительного ожидания ощутить всю прелесть процедуры облегчения?
   Впрочем, бог с ним, с этим сортиром! Андрей устремился вперед – к девушкам!
   Отодвинув штору, он немедленно убедился – здесь произошли перемены! Теперь все четыре девушки приткнулись на одном диване и жарко обсуждали картинку из ноутбука. Фильм!
   Девушки не обратили на Андрея почти никакого внимания, целиком и полностью поглощенные разворачивающимися на экране событиями, и Андрей, схватив со стола эскалоп и вилку с двумя кусочками хлеба, встал позади них – ему тоже было интересно, что же там такое показывают.
   – А ты вовремя! – одна Анжела соизволила оторваться от экрана. – Как раз фильм привезли – вернее, промо-ролик! Чувствую, кино будет – бомба! Ты только посмотри на начало!
   На экране тем временем шли титры:
   «Однажды в далекой-далекой клинике где-то на краю мироздания! Встречайте! Поле битвы – психиатрическая больница! Все действующие лица существуют на самом деле! Новый документальный реалити-фильм режиссера-загадки, режиссера-невидимки, режиссера, разрывающего шаблоны, режиссера Кольчинской! «Подвал»!»
   Прочитав уплывающие вверх слова, Андрей поперхнулся и закашлялся так громко, что девушки все одновременно яростно зацыкали на него, а Тамара даже пригрозилась выгнать Андрея на улицу – чтоб не мешал наслаждаться творчеством! Андрей замолчал – хотя ему было что сказать – очень даже было!
   Железные двери огромного грузового лифта разошлись с жутким скрежетом.
   Невдалеке от лифта – толпа. Камера выхватывает из толпы парочку лиц – по виду, совершенно сумасшедшие! Толпа взрывается дикими криками, переходящими в оглушительный разнобойный визг.
   Из дверей лифта медленно выходят пять человек, толкая впереди себя замызганную железную телегу на колесах. Крупный план.
   Трое напоминают спецназовцев – на них бронежилеты, шлемы и защитные сапоги, в руках – дубинки и электрошокеры. Двое оставшихся – какая-то пародия на средневековых рыцарей, причем – у одного из-под лат выглядывает десантная тельняшка, у другого на голове – хоккейная каска с кленовым листом.
   – Я так и знал! – завидев толпу, предводитель пятерки мгновенно останавливается. Молодой спецназовец рядом с ним бросается назад, пытаясь опять забиться в лифт.
   – Куда? Куда, сука? – хриплый рык ряженого в тельняшку мужика (одного из пятерки) пригвождает слабодушного к полу, и тот пристыженно возвращается в строй.
   В это время напряжение толпы достигает пика, от нее отделяется здоровенный амбал (его лицо не выражает никаких эмоций, кроме лютой жажды убийства) и указывает на спецназовцев.
   Снова крупный план. Камера наезжает на спецназовцев.
   – Захлопнуть шлемы! Телегу ставь! – старший отряда отработанным движением руки закрывает защитное стекло на шлеме. Боец в тельняшке подскакивает к телеге и переворачивает ее – так, что теперь она перекрывает весь коридор. – Сейчас! Сейчас начнется!
   Камера отъезжает под потолок. Объединенная толпа психов начинает раскручиваться, словно двигатель гигантского авиалайнера перед взлетом. Гул бессвязных голосов, криков, воплей и стонов нарастает, а когда достигает апогея, толпа, подпитываемая все новыми и новыми членами, спешащими на зов собратьев с разных концов этажа, бросается на штурм.
   – Полундра! – командир спецназа швыряет в толпу две гранаты. Потом немедленно еще две – светошумовые. Гранаты рвутся с ослепительными вспышками и страшным грохотом. От разрывов гранат первые несколько рядов психов падают, как подкошенные. Однако сзади напирают все новые и новые – жуткая куча-мала из тел растет с каждой секундой, как снежный ком.
   Психи лезут по головам друг друга, не разбирая, кто еще стоит, а кто уже упал.
   – Ну что, захлебнемся в кровушке! – страшно кричит все тот же командир. – По моей команде – на раз-два!
   – Раз! – хриплый возглас вырывается из легких. Синхронно и одновременно поднимаются четыре руки с дубинками (кроме молодого – он буквально вгрызается в телегу, упираясь изо всех сил, чтобы сдержать натиск озверевших психов) и наотмашь бьют по оскаленным мордам.
   – Два! – дубинки возвращаются назад для следующего замаха. – Раз! – очередной сокрушительный удар, несколько пациентов падает на пол, и в плотном строе зомби-пациентов образуется заметная просека.
   – Жрите, твари! – в самый центр толпы летят еще гранаты.
   – Бзынь! – от ударной волны под потолком плафоны осыпаются на пол.
   – В атаку! Не дайте им опомниться! – командир отряда прыгает вперед через тележку и с остервенением всаживает дубинку в живот озверевшему амбалу…
   Стоп! Картинка останавливается. На экране возникает надпись: «За полтора часа до».
   Темнота – нечеловеческий скрип спускающегося в преисподнюю лифта. Внутри кабины одинокая красная лампа освещает пространство адским светом. Три фигуры в защитной амуниции стоят рядом с разверзнутой пыточной клетью…
   – Странно! – Андрей мельком подумал, что лампочка-то в лифте совсем не красная, а мертвенно-голубая, но потом решил, что с красным – так даже лучше. Атмосфера полностью напоминает библейское чистилище – и, в конце концов, режиссеру виднее!
   – Ну, что там? – дрожащий шепот разрывает тишину. Он звучит, как замогильный глас из склепа…
   По экрану ноутбука бегут какие-то цветные сполохи, и вдруг фильм прерывается. Появляется надпись: «Интересно? Хочется еще? То-то же! А ведь это только промо-ролик! Встречайте – «Подвал» Кольчинской!»
   Андрей глубоко задышал. Оказывается, все это время он стоял, замерев и почти не подавая признаков жизни – и даже легкие пребывали в своеобразном ступоре. Одновременно ожили и девушки – их поддержал и Пафнутий, подав пьяный голос из сумки.
   – Круто! – первой пришла в себя Александра. – Вот это треш! Я думала, у меня сердце выскочит из груди! Особенно, когда толпа кинулась на парней из лифта! А командир – какой красавчик! Вот это, я понимаю, мужчина! А его крик: «Захлебнемся в кровушке!»? Мурашки по спине толщиной с палец!
   – Стопудов! – Андрею показалось, Тамара от восторга сейчас завизжит. – Парням «Оскар» обеспечен, а режиссер – просто преклоняюсь! Как она могла снять такое?
   – Вот у нее и узнаешь! – Анжела повернулась к стоящему сзади Андрею. – Что скажешь, банкир-поэт? Цепляет за душу?
   – Еще как! – голос Андрея сорвался на хрип. Он взглянул на свои руки – они тряслись. Только посмотрев на себя со стороны, Андрей понял, чего он сегодня избежал. – Честное слово, страшно!
   – Эх ты, финансист! – лицо Анжелы выражало глубокое разочарование. – Иди, покури, успокойся!
   – Пожалуй, я так и сделаю! – Андрея вдруг перекорежило – запоздалая нервная реакция? Он дрожал всем телом – ужас выходил из него волнами, заставляя кривиться лицо, а мышцы – лихорадочно сокращаться. И чтобы девушки не приняли его за хронического наркомана, Андрей быстро схватил пачку сигарет и выскочил из-за занавески – к выходу и на крыльцо, где с помощью никотина можно привести себя в порядок!
   В холле кафе Андрей нос к носу столкнулся с симпатичной темноволосой девушкой – она внезапно остановилась, как вкопанная, и проводила Андрея удивленным взглядом. Но он не обратил на нее никакого внимания – тело требовало успокоения, в данном случае – сигарет, изрядную дозу!
   – Что, друг Корявый? – Андрей чиркнул зажигалкой и втянул в себя так много дыма, что почувствовал, как легкие распирает изнутри. – А еще изображаешь из себя сурового мачо – а самого колотит, как после тяжелого прихода! И, кстати, готов ли ты, корявый друг, объявить сейчас Анжеле, что тот Рэмбо в шлеме – это ты собственной персоной? И никакой это не плагиат или желание примазаться к чужой славе!
   – Плохо, братишка? – участливо поинтересовался мужик, дымивший рядом. – Помочь?
   – Да нет, спасибо! – после нескольких затяжек Андрей почувствовал себя лучше. – Хотел с девчонками поразвлекаться, а они уставились в ноутбук и фильмы смотрят! Тоска!
   – А! – мужик понимающе кивнул. – Тогда ладно, а я-то грешным делом решил, что со здоровьем нелады! Ну, извини!
   – Не за что! Наоборот, спасибо тебе за участие! – Андрей крепко пожал руку мужику и подумал, что тот чем-то похож на Гришу Перельмана. – Водку пьешь?
   – А кто ж ее не пьет? – мужик утвердительно качнул головой. – Нальешь, так я завсегда рад!
   – Без вопросов, друже! – Андрею вдруг так захотелось выложить первому встречному все, что с ним сегодня произошло, что он не смог сдержаться. – Пойдем накатим по маленькой за мое здоровье. У меня сегодня, можно сказать, день рождения!
   – Ого! Поздравляю! А тебя как звать-величать?
   – Андрюха!
   – Класс! А меня – Жорка! Ну, будем знакомы!

десять часов вечера

   – Два по сто! – Андрей кинул пятьсот рублей на барную стойку и сел на стул. Слева от него примостился Жорка. – Ты тут часто?
   – Да нет! – Жорка проследил за ловкими движениями бармена. – Качественно работает – профи! Нечасто, брат! Просто сегодня решил немного приложиться – жена, дети, быт заел, скукота, хочется отдушины!
   – Вот и мне тоже! – Андрей громко стукнул стопкой о Жоркину посудину. – Будь здоров!
   Они выпили. Андрей крякнул и поискал глазами – чем бы закусить? Бармен быстро подсунул ему тарелку с вяленым мясом.
   – А что, правда, у тебя сегодня день рождения? – Жорка вопросительно смотрел на Андрея, требуя продолжения.
   Андрей утвердительно кивнул и снова дал бармену деньги:
   – Повтори!
   Через минуту они опять выпили. И закусили. А еще раз. Андрей предложил пойти перекурить. Вышли. Затянулись. Хорошо!
   – А что, Андрюха! Семья-то у тебя есть? – Жоркин язык уже еле ворочался. – Ты извини, если лезу в личное!
   – Не, семьи нет! – Андрея повело в сторону, и он ухватился за ручку двери. – Один! Женат на работе!
   – А кем пашешь, если не секрет!
   – Врач! Лечу людей! – Андрей для проверки закрыл глаза – голова тут же закружилась. «Вертолеты»! Больше пить нельзя! – И бывает, успешно лечу!
   – Странно! – Жорка с нескрываемым интересом на пьяном лице уставился на Андрея. – Никогда бы не подумал! Взгляд у тебя такой – совсем не как у доктора! Серьезный слишком, я бы даже сказал суровый иногда!
   – Только кажется! – у Андрея не было никакого желания распространяться о своей профессии. – Гастроэнтеролог! Если нужна консультация – язва, гастрит – обращайся!
   – Лады! – Жорка протянул ему руку. – Дай пять! Слава богу, пока не жалуюсь – но вдруг приспичит! Жизнь – ведь она такая штука, совершенно непредсказуемая!
   – Тут ты прав – и еще как! – Андрей внезапно вспомнил о Пафнутии и заторопился. Черт с ними, с этими бабами – а вот котейку жалко! Лучше он просто попросит его не болтать лишнего Быковатому, да и все дела! Коту ведь что – пусть просто согласится с разумными доводами Андрея, и любимая лежанка, набитая ватой, уже завтра к нему вернется! Точнее, Пафнутий к ней вернется – но разницы никакой!
   – Ладно, брат! – Андрей щелчком отбросил окурок подальше. – Спасибо за компанию, пойду назад к своим дамам – чую, ждут – не дождутся!
   Конечно, Андрей лукавил – его планы провести вечер с Анжелой с треском рушились – тем более, время уже половина одиннадцатого, голова не соображает, а ноги налиты свинцом – здесь бы добраться до кровати и уснуть мертвецки в надежде завтра не проспать!
   – Бывай, друг! – Жорка понимающе кивнул. – Если что, спросишь меня здесь – скажут, как найти! Приятно было познакомиться!
   – И мне! – Андрей в приступе чувств обнял Жорку и похлопал его по спине. Отвернулся и пошел – забрать кота и попрощаться с девушками!
//-- *** --//
   – А вот и я – межбанковский гений! – Андрей завалился за загородку, широко улыбаясь. Ничто так не мобилизует, как желание до конца казаться разбитным и веселым рубахой-парнем – и особенно в компании четырех привлекательных девушек! Простите, их было уже пять!
   – Привет! – Андрей непонимающе уставился на новенькую. Хмель широкой поступью гулял в его голове, а посему мыслительный процесс был заторможен. – Я – Андрей, торгую валютой и ценными бумагами, спекулирую финансовыми производными и деривативами, надуваю биржевые пузыри, словом – малый хоть куда!
   – А я Женя! – девушка громко прыснула со смеха, и приветствие из ее уст получилось каким-то похрюкивающим и смазанным. Ее голос показался Андрею смутно знакомым, но увы – опьянение как оно есть! Мешает трезво мылить и сопоставлять.
   – Очченннннннннннь приятно! – Андрей наклонился к Пафнутию, ухватившись за стол, чтобы не грохнуться на пол. Сунул руку в сумку – ага, мягко и шерстью пахнет! Значит, кот там! Вот только почему молчит?
   – Что с котом? – Андрей выпрямился и гневно уставился на девушек. – Убили?
   – Сам ты убил! – Анжела вызывающе вскинула голову. – Пьян, как и ты! Начал бузить, так мы ему – водки! А он и не отказался! И почему вы, мужики, все такие алкаши? Знала б, что ты так нажрешься, ни за что б не пригласила!
   – А, понятно! – Андрей стоял, покачиваясь из стороны в сторону. – Ну, извини! День уж больно выдался тяжелым, спекулировать валютой – занятие нервное, и здоровья от него – ну совершенно ни на грош!
   – А ну-ка, девочки, подвиньтесь! – в их разговор вдруг вмешалась Женя. – Дайте-ка мужчине сесть! Наверное, если напился, значит, была причина! Так?
   Андрей машинально кивнул, заторможено отметив про себя, что девчонки-то выполнили распоряжение Жени беспрекословно. Немного помявшись, он сел. Притянул к себе заледеневший эскалоп и принялся вяло жевать. Несколько минут все молчали. Андрей закончил и внимательно (получилось, правда, не очень) оглядел всех присутствующих. В него вперились четыре напряженных пары глаз, и только одна Женя, кажется, была ему искренне рада. Она улыбалась и строила веселые рожицы. А ее подруги искренне не понимали, что на нее нашло.
   – Прошу прощения, если оказался не тем, кого ждали! – Андрей отломил кусочек хлеба и кинул его в сумку – если Пафнутий вдруг проснется, будет, чем перекусить. – Скоро пойду. А напоследок хочу прочитать вам нечто из поэзии! Ведь обещал! Хотите?
   Женя утвердительно кивнула, все остальные все так же сидели молча.
   – Что ж! Слушайте!

     Кто это там спускается на лифте вниз?
     На нем тяжелый бронежилет, шлем, сапоги!
     Не капитан кавалерии,
     Не полковник жандармерии,
     Не боец спецподразделения!
     Нет – дежурный врач психиатрического отделения!

     Впереди у него – осмотр подвала,
     Рядом с ним – два санитара
     В полной выкладке,
     К ежедневной опасности привыкли они.

     Каждый из них боится смерти,
     И каждый не полез бы вниз – поверьте!
     Но долг зовет!
     Звучит команда «Вперед!»

     Маленький отряд пошел,
     Сегодня почти спокойно – что ж, хорошо!
     Пациенты мирно играют и спят,
     Передвигается плотно маленький отряд.

     Рутина – осмотр,
     Врач за работой,
     Санитары прикрывают,
     Смотрят по сторонам, не зевают!

     Всего два часа под землей —
     И, воскресшие, – снова домой!
     Через неделю – опять смена!
     Пока же гуляй, Андрюха, смело!

     Но будь всегда готов!
     Трусливых и глупых нет среди докторов.
     Пожертвовать собою ради блага граждан страны —
     Разве не об этом ты постоянно цветные видишь сны?

     Гордись профессией,
     Доктора!
     Вот так-то, девушки,
     А мне пора!

   – Постой! – Женя ухватила Андрея за рукав, когда тот начал медленно подниматься с дивана. – Не торопись! Мы ведь с тобой не договорили!
   – О чем? – Андрей сел, не сопротивляясь. В голосе его звучало равнодушие, и сам он был полностью опустошен (хотя уже частично протрезвел). – Эй, официант, кофе можно? Двойной, без сахара!
   – Да вот хотя бы о поэзии! Занятный стишок ты прочитал! Сам сочинил? – Женя взглядом одернула Анжелу, которая аж подпрыгивала – так хотела что-то спросить, и та, напряженно скривив губы, промолчала.
   – Не! – Андрей взял очередную корочку и рассеянно покрошил хлеб в тарелку, время от времени кидая в рот мякиш. – Негласный гимн отдела валютных спекуляций, где я имею честь состоять! Никто не знает, откуда он взялся, но, тем не менее, прижился – хотя многие считают его уж больно пафосным! И я тоже – до недавнего времени считал!
   – И что же произошло?
   – В смысле? – Андрей принял из рук официанта кофе. – Брат, курить можно?
   – Извините, запрещено!
   – Плохо! Так о чем ты говоришь? – Андрей вновь повернулся к Жене.
   – Что произошло – почему ты перестал считать гимн пафосным?
   – Странные вопросы ты задаешь, девушка! – Андрей наклонился вперед и уставился в лицо Жени тяжелым взглядом. – Такое чувство, что я тебя уже где-то видел, и с тобой разговаривал!
   Женя широко улыбнулась, мимолетно шикнув на подружек – дескать, тихо! Они слушались ее – прямо как духи злобного сержанта в учебке!
   – Точно! – Женя уткнулась кулачками в подбородок. – Я хвасталась шансоном! Но тебе не понравился. Кстати! – Женя показала пальцем на ноутбук. – Запись все так же идет!
   Андрей пристально смотрел на Женю. Что-то в его пьяной голове щелкнуло: этот голос, эти глаза! Неужели?..

одиннадцать часов вечера

   – Вот именно, деревянная твоя голова! – Женя так громко рассмеялась, что от звука ее голоса на столе зазвенели коктейльные бокалы (почти что землетрясение!). – Позволь представиться – Кольчинская Евгения!
   Женя протянула Андрею руку, и он сжал ее, не отпуская.
   – Девушки! – выдержав театральную паузу, Женя освободилась от хватки Андрея. – Внимание – вот тот самый офицер спецназа из фильма «Подвал» – доктор Андрей Корявый собственной персоной! Он же – валютный спекулянт в придуманном банке!
   Андрей мысленно закатил глаза – он клял себя последними словами, самым мягким из которых было: «Идиот»! Не узнать Mad Digger-а! Надо же было так напиться! Впрочем, ведь никто не мешает ему сохранять хорошую мину при плохой игре – и нацепить на лицо молодецкую улыбку! А выяснение отношений с его сегодняшним злым демоном (если до них дойдет) он оставит на потом!
   Женя быстро развернула ноутбук и щелкнула мышкой:
   – Гриша, останься! – Андрей без шлема и с мокрыми волосами вытащил сигарету и закурил. Он обвел рукой разбросанные по полу вилы и кирки и вопросительно посмотрел на Перельмана. – Как ты думаешь, откуда взялся весь этот шанцевый и колхозный инструмент?
   – Ума не приложу, Изольдыч! Наверное, все из той же проклятой дырки в полу!
   – Точно! – Андрей хлопнул себя по лбу. – Дыру-то мы и не проверили. Давай-ка быстро глянем – хотя я не сомневаюсь – на месте она, милая, на месте!..
   Щелк! Фильм остановился. Девушки, все как одна (кроме Жени), взорвались эмоциями. Анжела покраснела, у Тамары алели уши, Александра делала вид, что интересуется конструкцией потолка, а Виктория зашлась в приступе смеха.
   Первой в атаку бросилась Анжела – казалось, она готовится ударить Андрея кулаком в лицо:
   – И спрашивается, зачем Ваньку валять? – интонации ее голоса напоминали хруст пищевого льда под ударами ножа. – Типа, цену себе набивал?
   – Не! Даже и не собирался! – Андрею внезапно резко полегчало. Он почему-то подумал, что уважение в глазах режиссера Кольчинской стоит пятнадцати предстоящих (пардон, уже идущих) разборок а посему на остальных ему плевать, как тучному дромадеру! – Если ты помнишь, я молчал и ничего не говорил! И в принципе, собирался уходить!
   – Так пойдем! – Женя резко встала, захлопнула ноутбук и кивнула на сумку с Пафнутием. – Кота не забудь, тебе его завтра еще в больницу отвозить!

Часть третья. Женя

без пятнадцати минут полночь

   – Ну-ка подвинься! – Женя ткнула Андрея вбок и юркнула к нему под одеяло. Она пахла свежестью и одновременно чем-то терпким и стойким – очень приятным (наверняка – не туалетная вода, разлитая в Турции и проданная отечественным модницам втридорога, а настоящие духи!) – У, как нагрел – сорок градусов в больших количествах – это не шутка!
   – Уже почти выветрилось! – Андрей обнял Женю, одновременно нежно поглаживая ее по волосам. Его трясло от желания – еле сдерживался.
   – А ты крепкий мальчик! – Женя прижалась к Андрею всем телом. – Самое время вспомнить твой день от начала и до конца и ужаснуться – разве может быть у человека столько сил!
   – Это как посмотреть! – Андрей наклонился к уху Жени и несильно куснул ее за мочку. Время, прошедшее с момента их побега из кафе, было потрачено не зря – они не только добрались до квартиры Андрея, но и успели освежиться – чистка зубов, бритье лица, гигиенические процедуры, пара ментоловых подушечек в рот перебить водочный запах – и вот, оказались в объятиях друг друга!
   В Жениной сумочке нашлось все необходимое, чтобы гостья чувствовала себя комфортно. А Андрей выделил ей свою рубашку – самого большого размера – в качестве мини-халатика.
   – Это как посмотреть! – Андрей чуть-чуть отстранился и мягко поцеловал Женю в губы. – Силы – субстанция хоть и материальная, но их запас варьируется в зависимости от ситуации – от очень маленького до почти неисчерпаемого. Это я тебе как врач говорю. А уж ради девушки, подобной тебе, можно вывернуться наизнанку!
   – Не надо! – Женя прижала палец к губам Андрея. Постепенно и ее охватывало возбуждение. – Ну-ка поворотайся на спину, время одевать скафандры! – она выхватила из-под подушки заранее припасенный «Durex».
   – Любая девушка должна с детства знать – забота о здоровье будущего потомства – превыше всего! Поэтому сейчас мы облачим тебя в резиновый костюм – ты ведь не против?
   Андрей почувствовал, как пальцы Жени быстро пробежались по его вздыбленному помощнику, и чуть не извергнул из себя все самое ценное. Ему пришлось крепко сжать зубы и задержать дыхание, чтобы накатывающий вал страсти немного отступил.
   – Ты уж потерпи, милый! – Женя легонько щелкнула Андрея по носу. – Грешно растрачивать имущество впустую, даже если желание поделиться им идет от всего сердца! – Она негромко рассмеялась каламбуру, а потом резко и быстро села на Андрея, вгоняя его в себя. Одно движение, два, три, и Андрей, содрогаясь всем телом и не в силах сдержать рвущийся наружу глубокий стон, выстрелил в нее всем, что имел.
   – Хорошо, хорошо! – Женя сжала его бедрами, одновременно раскачиваясь из стороны в сторону – будьте уверены, в Андрее не осталось ничего!..
   – Не надолго меня хватило! – спустя пару минут Андрей нашел в себе силы сесть на край кровати и заговорить. – Наверное, мне нужно что-то сказать в свое оправдание!
   – Дурачок! – Женя обняла его за плечи. – Вроде доктор, а в девушках не разбираешься! Хотя куда тебе – для этого нужно быть гинекологом! Кстати, как ты попал на вечеринку? – Женя имела в виду странное появление Андрея в компании девушек в кафе.
   – Утром случайно познакомился с Анжелой, прочитал ей стихи! Вот она и пригласила! Сказала, что дочка крутого папаши, а меня представит, как поэта. Я и вправду иногда пишу стихи! – Андрей вдруг покраснел, и Женя почувствовала его смущение. – А насчет ее крутизны я сильно сомневаюсь! – Андрей вдруг подумал, что Женя решит, что он повелся на возможное богатство Анжелы, и предпринял попытку заранее оправдаться.
   – А вот и зря! – Женя спрыгнула на пол и завернулась в рубашку. – Сделай чайку, а я пока ополоснусь!

полночь

   – Иногда нужно верить даже случайным знакомым! – через пять минут она вернулась из ванной. – Все девушки в кафе – дочки либо очень обеспеченных, либо богатых родителей!
   – И ты тоже? – Андрей протянул Жене кружку с чаем и халву в шоколаде производства Бабаевской фабрики.
   – Я? – Женя запихнула халву в рот. – Да! Мы же ехали к тебе на джипе с водителем и охраной, или ты не заметил?
   – Заметил! Правда, подумал – люди из твоей команды, сопровождают режиссера на встречу с потенциальной звездой, а ныне уже генералом!
   – Однако! – Женя пальцем указала на вторую халву. – Дай еще, не жлобись! Кстати, – она хитро подмигнула Андрею, – ты сильно удивишься, если узнаешь, что я самая крутая из всех?
   – Сильно? – Андрей пожал плечами. – Да, наверное, просто с ума сойду!
   – Ну так начинай! – Женя вскочила с кровати и прошлась по комнате, покачивая бедрами, как на подиуме (Андрей перестал дышать). – На моей груди написано: «Нефть», на бедрах – «Газ», а между ног – «Кино»! Тебе что больше нравится?
   – Кино! – Андрей привлек Женю к себе и усадил на колени. – Постой, фамилия Кольчинская! А ты случайно не дочка того самого?..
   – Именно! Младшая! У меня еще две сестры. Но я самая любимая!
   – Мама дорогая! – Андрей закрыл глаза. У него не было слов.
   – Ты любишь мех? – Женя тем временем спрыгнула с колен Андрея и вытянула из сумки пьяного в хлам Пафнутия. Кот спал. Женя погладила его и громко чихнула. – Пыльный мешок – в качестве рукавицы из норки не подходит!
   – Да, не подходит! – Андрей немного пришел в себя. – У него и когти есть, и зубы – знаешь, какой зверюга!
   – Не сомневаюсь! – Женя отнесла Пафнутия к батарее, кот блаженно вытянулся и негромко захрапел. – Еще и голосистый – сразу видно, кошачий мужчина!
   Она пошла на кухню и вымыла руки.
   – А хочешь сниматься по-взрослому? – вдруг без перехода предложила Женя.
   – Подыщем тебе роль, имидж у тебя, считай, уже есть (я постараюсь) – почему не попробовать?
   – Кино? – Андрей сладко потянулся. – Кино – это хорошо! Кино – это как в сказке! Как у Веры Штольц! Только так не бывает!
   – Еще как бывает! – Женя снова легла на кровать. – Кстати, я ее знаю – не близко пока, но все же! А ее продюсера – Демьяна Высоковского – намного лучше. Так что – времени подумать тебе до утра!
   – Конечно! – Андрей обнял Женю. Он согласен! Но сообщит об этом позже. Ведь до утра еще так далеко! А пока – пока у него есть, чем заняться!

Конец.

Владислав Картавцев Восемнадцать часов дурдома (Роман)