Николай Бершицкий
Шато де Ригоберт

   Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.
   © Н. Бершицкий, 2015
   © ООО «Написано пером», 2015

Глава 1

   Сентябрьский ветер гулко раздувал паруса драконьих кораблей. 876 год принес на волнах Сены крупный флот яростных северян. Их громкие веселые песни гнали, словно рога охотников перепуганную лису, войска Карла Лысого. По пути норманны огненным вихрем опустошали села и города, замки и монастыри, с их непреступными стенами, падали к ногам завоевателей. Народ, обложенный крупной данью короля и неумелый в бою – чего нельзя сказать о воителях севера – сдавался почти без сопротивления. Викинги быстро распространялись по Франции, порабощая ее население.
   К 879 году, когда страну возглавили Карломан и Людовик, во Францию хлынули новые силы норманнов, перекинувшиеся на Нидерланды и Германию. Не ведали устали мечи и топоры северян, вскоре драккары с полосатыми парусами уже шли по Луаре откуда их войско ринулось к замку Амбуаз, павшему под неистовым натиском. Но, история, о которой пойдет повествование, начинается чуть позже…
   Викинги стояли на реке Бигене, притоке Сонны. Довольные недавними победами, они расслабились, готовя наступление вглубь земель, а часть кораблей, должна была идти дальше по воде. Ярл Ярдар собирал свою дружину к походу по суше, с корабля выгрузили оружие и припасы. Поблизости находились поселения, которые можно было грабить, прежде чем добраться до укрепленных мест французов, так что пришлось брать больше людей, дабы унести и добычи больше, и с десяток оставить охранять драккар. Хотя норманны, в том числе и Ярдар, по прозвищу Каменный Лоб, не подозревали, что существует реальная опасность, и что она так близко. Грохот подходящей армии застиг скандинавов врасплох. День Святого Андрея выдался на редкость удачным для королей Карломана и Людовика, ведущих воинство франков. Конница ударила первой, смяв ошарашенных внезапной атакой викингов и отбросив их к воде. Спохватившись, северяне под ливнем стрел бросились в бой, громя и рубя. Многочисленная пехота франков пустила в ход копья, чтобы держать разъяренных противников на расстоянии, но те, перерубая древки, все равно прорывались. Силы были неравны и, несмотря на отвагу норманнов, строй их таял быстрее, чем снег теплым весенним днем. Франки зажали северян у кораблей, сражаясь уже по колено в воде. Ярл Ярдар до последнего держался в битве, израненный и окровавленный. Из его людей осталось двадцать пять человек.
   Вдруг запылали суда, запаленные королевскими воинами. Огонь перескакивал большой колючей белкой с мачты на мачту, а потеря кораблей означала и потерю возможности отступить. Тогда ярл принял нелегкое решение: спасаться бегством, бросая товарищей – пусть сами решают свою судьбу.
   «На борт!» – призвал он людей из личной дружины.
   Прикрываемые стрелами и камнями защитников драккара, пятнадцать выживших людей Каменного Лба вскарабкались на судно и сразу приналегли на весла. Река залилась багровыми отсветами пожарищ и крови. Кто-то из викингов тоже сумел вырваться из окружения, однако таковых насчиталось немного. Ладья встала на течение и быстро понеслась неведомо куда. Черный дым маячил над берегом зловещей тучей, отмечая место кровопролитной сечи.
   Корабль плыл три дня и три ночи. К исходу четвертого дня плавания, в ходе которого викинги опасались высаживаться, начали подходить к концу запасы пищи и воды. Воду удавалась зачерпывать из реки, перегибаясь через борт, но с едой ситуация обстояла намного хуже. Почти все было выгружено при сборе, а ловить рыбу не на что, да и нечем. Не прыгать же в реку и хватать ее голыми руками?
   – Нужно сходить, – подытожил Ярдар, стоя на носу и обозревая выворачивающуюся из тумана блестящую, колышущуюся дорогу. – Дува, лезь-ка на мачту да осмотрись, нет ли сел поблизости? От франков мы должны были далеко уйти, все ж река нас несла.
   Зоркий Дува Хеймдаллев Сын ловко вскарабкался на рею и, приложив ребро ладони к бровям, повертел головой.
   – Да! Вижу деревню! – крикнул он, затем присмотрелся и добавил: – И замок!»
   Сквозь голубоватый и какой-то нереальный, призрачный туман действительно показались очертания домов и крепости на холме в трех с половиной полетах стрелы от селения. Утомленные северяне направили ладью к крутому, поросшему камышом, берегу. Ближе к делу, запал начал разгораться в воинственных сердцах, спрыгнув на мелководье, отряд норманнов устремился к деревне. Хуторок был невелик, зато богат. Жители, точно не зная о вторжении скандинавов, абсолютно не готовились к обороне или хотя бы бегству. При виде разъяренных, изголодавшихся людей с оружием, они прижимались к стенам и поднимали руки. Ярловой дружине даже не захотелось их резать, слишком уж пассивно и смирно вели себя эти несчастные.
   Всех согнали в центр села, а сами пошли по домам, пока селян стерегли. Брали в основном еду, на женщин сейчас времени не было. Ярдар решил лично поговорить с людьми из деревни. Сильно его беспокоил замок на холме.
   – Кто ваш господин и почему он не защищает свои владения? – сурово спросил ярл у старосты.
   Тот покосился на замок и покачал головой.
   – Нет, сударь, у нас нет господина. Это имение пустует уже много лет. Старики из села, самые ветхие и седые, и те не помнят, когда в последний раз загорались факелы в окнах Шато де Ригоберт. Говорят, в его стенах сокрыты сокровища, накопленные прежними владельцами за сотни лет, но мы не решаемся ходить туда.
   – Еще бы! Вы дрожите при встрече с настоящими мужчинами сильнее, чем камыши на берегах вашей речушки! – усмехнулся Ярдар.
   – Мы не солдаты, – согласился староста. – Войны нас не касаются, и добрались до нас только сегодня. Но Шато де Ригоберт отпугивает нас – и не только нас – совсем по другим причинам. Бытует поверье, будто все, кто пожелает завладеть сокровищами Ригоберта, будут преданы проклятью и погибнут страшной смертью.
   – Теперь ты знаешь, что для страшной смерти не обязательны проклятия, – недобро блеснул глазами ярл.
   Шумной ватагой викинги, грабившие дома, привалили к центру. Одни тащили туго набитые съестными припасами, веревками и золотыми крестами, украденными из старенькой церквушки, тюки. Другие хохотали, хлопали девушек по попкам, грызли жареные ножки кур и окорока, пили пиво, нарытое в погребах. Молчаливым и угрюмым оставался один седовласый Магнус, именуемый также Троллем. Даже бравые дружинники ярла опасались Магнуса, держались поодаль от него и не дергали без острой надобности.
   – Ну, что? Будем жечь? – безразлично спросил Тролль Ярдара, поглядывая исподлобья серыми, точно могильная плита, глазами.
   – Постой! К Ниддхеггу в пасть эту дыру! У меня тут идея получше наклюнулась. Вон видишь, замок-то? Надо бы нам его занять, укрепить и отослать людей к ярлам за подмогой. За такими стенами мы год проживем, собирая дань с этих доходяг. Так что гоните скот, внутри всем места хватит! Девять лучших воинов пойдут со мной, остальные – соберут припасов и на ладью. Гребите назад по этому берегу, ищите основной флот да к нам ведите. А я, пожалуй, здесь приживусь… Если про сокровища тот пес не наврал, – тихо прибавил он.
   Викинги согнали пять коров, десяток свиней да овец. С ярлом отправился Магнус – человек крупный, суровый и невероятно сильный. При солидном возрасте он мог уложить двоих юношей в кулачном бою зараз. Немало денег Магнус поднял, на спор вызывая на поединок доверчивых, подвыпивших сородичей и чужеземцев. Сидит, вроде, старик в мешковатой одежде, высокий-то высокий, да на вид дряхлый совсем. А скинет тряпье – тролль троллем. Кулаки, что молоты бьют. Говаривали, что он колдун и берсеркер, дескать, железо его не берет, мечи в бою словно тупятся, как по нему ударяют. Без Магнуса Ярдар Каменный Лоб в походы не отправлялся. Вторым вызвался Дува Хеймдаллев Сын, прозванный в честь сторожа Бивреста за небывало зоркие глаза. Он прихватил с собою верный ясеневый лук, из которого разил без промаха с большого расстояния, и колчан с тридцатью стрелами. Еще там были братья Ульв и Бергфинн Олавсоны, молодые, горячие и сильные воины, с ранних лет ходящие в походы и снискавшие славу в десятках битв и Блакари Воронье Перо, получивший свое имя из-за черных волос. По этой же причине многие побаивались Блакари, а поскольку он был еще и кузнецом, на редкость умелым, то люди почитали его за сильного колдуна. Выкованное им оружие считали заговоренным. Ярдар лично заказал ему свой меч Кнуз. Шестым назвался Гисли Толстый, веселый с друзьями и свирепый с врагами. При нем всегда был топор и увесистая дубина, обитая железными кольцами с шипами. Низкий хохот Гисли слышен был за милю, любил он пиво покрепче и кусок мяса потолще. Любой пир, где появлялся Гисли Толстый, был весел и непременно заканчивался дракой. Не мог не идти с ярлом его родич Офрид Кровоглазый, высокий, длинноволосый и с налитыми кровью глазами, даже когда он был спокоен. С Офридом в военном деле мало кто спорил, он мог легко драться двумя мечами и метать дротики с обеих рук. Не всякий обладал таким искусством, разве что Ярдар мог похвастаться тем же. Последние двое были Эгиль Хитрый и Торгрим Кривой. Оба не выделялись особенно, зато были верны ярлу. Эгиль, правда, жаден был сверх меры, но поскольку честно делил добычу со своими, его не трогали и не порицали.
   Взвалив на могучие плечи награбленный скарб, отряд воинственных северян выступил к замку, погруженному в недобрую тьму.

Глава 2

   Все выше и выше по холму пролегала крутая тропка. Трава под ногами темнела и жухла с приближением к Шато де Ригоберт. А были ли то происки темного колдовства или близость болота с его испарениями повлияла на траву, не тревожило умы норманнов. Болото же оказалось рвом, вода в котором стухла за сотни лет, покрылась ряской и иной растительностью, семена коей обронил неосторожный ветер или птица. Ров изначально задумывался как непреступная преграда – шириной он был две или все три руты. Для переправы на другой берег стояли лодки – пять штук – привязанные к вбитым в землю сваям. Также пролегал мост до самых ворот, но он, словно ударом великана, был перебит, обвалился, порушился в воду и сейчас догнивал в вечном спокойствии.
   Сам замок или, точнее сказать, укрепленное имение, мрачной громадой высился над стоячей жижей. Яркие краски слезли, почернели, стекла на многих окнах, перекрытых почему-то прутьями железных решеток, были разбиты, ставни еле держались на петлях. Монументален был Шато де Ригоберт, на семь этажей вырос он вверх, посредине, словно палец, тычущий в небеса, торчала башня с конусной крышей и острым шпилем. На углах были четыре пристройки с бойницами под квадратными навесами. Фасад прикрывался укрепленной стеной, доходящей до четвертого этажа, поросшей пучками травы. Где-то дальше за этой стеной, огибающей замок, имелся внутренний дворик, иначе для чего было вкруг огораживать замок сзади? Болото равномерно окружало имение Ригоберта со всех сторон, мост же был один – это сразу было заметно.
   Ярдар почесал бороду и хитро улыбнулся. В такой крепости можно держать осаду целой армии в течение месяца, главное не давать врагу понтоны наводить. Хотя какие тут понтоны? Вокруг ни деревца, а тащить бревна и орудия в гору они замучаются, знай – из луков их постреливай. И не всякому в голову придет искать шайку викингов в древних руинах. А уж, какие богатства там могут храниться!
   «А ну, парни, за дело! – прикрикнул ярл на дружину. – Отвязывайте лодки. Будем по очереди сплавляться, скот нужно переправить».
   Животные упирались, шли нехотя. Пришлось их чуть ли не волоком тащить. Гисли Толстый, устав от толканий со свиньями, подхватывал тех на плечи и, хохоча по обычаю, тащил в лодку. Только после того, как три лодки были загружены, северяне приметили у кромки воды серого старца. Дряхлый, убогий, тощий, словно скелет, он сидел на камне с удочкой в руках и тихо посапывал.
   – Эй! Ты кто будешь?! – толкнул рыбака Ярдар.
   – А? Что? – встрепенулся тот. – Кого принесло под стены этого проклятого логова зла?
   – Кого принесло, того уже не прогонишь, – усмехнулся ярл. – Ты чего тут делаешь, старик? Что, во рву рыбка-то клюет? Ха-ха-ха! Иль не знаешь, где у вас река течет?
   – Знаю, господин, – тихо ответил старик. – Только мне в деревню нельзя, да и рыбка там другая, не та, какую мне надо. Да вы не смущайтесь, в этой воде не меньше тайн, чем за стенами Шато де Ригоберт. Здесь давно рыба водится. А улов какой богатый!
   Ярдар перевел взгляд на ведерко, прикрытое засаленной тряпицей и имеющее крайне дурной запах. Из-под тряпки свисало нечто, похожее на рыбий хвост. «Он и есть», – отметил ярл.
   – Ну, смотри, дед! Теперь у этой крепости новый хозяин! Можешь сидеть на берегу, но только в замок мой не лезь. Вон, паренька того видишь, – он указал на Дуву, старик кивнул. – Он тебе глаз стрелой выбьет, если ты даже до реки спустишься. А эти стены отныне никто не преодолеет.
   – Их и раньше не преодолевали, – беззубо ухмыльнулся старик. – Никогда и никто не брал Шато де Ригоберт штурмом, кроме самого Ригоберта, зато крови лилось больше, нежели на ратном поле.
   – Ты, я вижу, много про замок знаешь, – заинтересовался Ярдар. – Скажи-ка мне, кто же брал его?
   – Господин, наверное, и не знает, сколько стоит эта твердыня. А стоит она со сто двадцатого года до рождения Христа. На этом самом месте стояла фортеция римских завоевателей. Спустя десяток лет пришли племена с северо-востока, вел их свирепый вождь, которого позже и прозвали Ригобертом, истинного имени предания не помнят. Он первым занял крепость, превратил ее в каменный бастион, жил и пировал. Говорят, за ним шел кровавый след от самой Германии до этого форта. Он был жесток и жаден, все награбленное спрятал в вырытых под замком подвалах и поклялся всеми демонами, что не отдаст их ни одному смертному. Считается, будто любой, кто я принесенными в эти стены после его правления, не уйдет живым. И кто бы ни занимал Шато де Ригоберт, пропадал в нем, точно в пасти ненасытного зверя.
   – И ты хочешь напугать меня этой басенкой? – хмыкнул Ярдар. Дружина поддержала вождя смехом.
   – Как могу, господин? – замахал худощавыми руками старик. – Мое дело – рыбачить, а в крепости я сам бывал, укрывался от дождя. Но коли вы заявляете свои права на нее, то не смею больше появиться там.
   – Мудрое решение, старик, – Ярдар сплюнул в воду и вернулся к переправе.
   Его люди загружали уже пятую лодку. Вскоре и она была готова. Поплыли Гисли и Дува, Блакари и братья Олавсоны – они сели в одну лодку. В последнюю лодку (а остальные со зверьем, оно же в воду прыгать не будет без непосредственного контроля) сел Офрид, чтоб за всем присмотреть от лица ярла, и с ним – Эгиль Хитрый. Свободное место ушло под скот: свиней и овец грузили по три штуки, а коров пришлось по одной возить. Ох, и намучились же викинги с перевозом! Скотина, как только могла, сопротивлялась, от воды шарахалась, от вони нос воротила. У кого лучше прочих получалось со зверьем ладить, остались у приоткрытых ворот стеречь перевезенных животных. Офрид с берега следил за лодками, а Гисли заводил скот в залу. После живности перетаскали снедь. Пришло, наконец, время перебраться оставшимся на том берегу.
   Как закончили с делом, лодки выволокли да в зале припрятали. Небо к этому времени окрасилось персиковым закатом. Не меньше часа пришлось потратить. Ярдар последний раз глянул на старика, сидящего, точно каменный идол, на прежнем месте, и затворил тяжелые ворота.
//-- * * * --//
   Массивный засов, укрепленный железом, лег в петли. Внешний мир перестал существовать в сырых, поросших мхом залах. Было очень темно, темнее, чем должно быть в закатный час. Окна словно задерживали льющийся снаружи свет. Факела, разумеется, не горели, как и толстые оплывшие свечи в оплетенной паутиной люстре. Холл когда-то ослеплял великолепием, но замок перестраивали в последний раз лет сто назад, а пустел он, как прикинул ярл, не меньше полувека. Черные зевы галерей вели вправо и влево. Идя прямо, можно было попасть на задний двор – в воротах краснела щель – либо подняться на другие этажи или сторожевую башню. Побитые временем статуи, проржавевшие от сырости рыцарские латы, громоздкие и неуклюжие, распухшая мебель, затянутая вуалью паучьих тенет, и жутковатые лица на старых картинах, пожалуй, это все, что находилось в зале. Ничто из обнаруженных северянами предметов не сошло за сокровище или хотя бы за ценность. Разве только оружие, да и оно проржавело. И зачем таскать с собой лишние алебарды и двуручные мечи?
   Ярдар недовольно заворчал, озираясь привыкшими к полутьме глазами. Правда, он злился пару минут. Ведь это только первая комната, можно сказать, прихожая. Кому в голову придет такая светлая мысль – хранить богатства в прихожей?!
   «Эй! А головки-то на стульях золотые!» – невольно громко выкрикнул Эгиль, в глазах у него вспыхнул огонь желания.
   Вытащив из-за пояса у спины большой охотничий нож, он потер круглую головку на резном кресле у круглого заметенного серыми дюнами столика и примерился сковырнуть ее.
   «Не тронь! – рубанул Ярдар. – Успеешь золото полапать. Если верить болтовне той деревенщины, золота здесь навалом и оно отныне мое. А я щедр со своей дружиной, как тебе известно. Ульв, Бергфинн! – кликнул он братьев. – Отгоните скот на задний двор. Дува, лезь на башню да возьми Эгиля, а то у него от духоты жадность взыграла. Будет ваш черед дозор нести. Как луна в зенит войдет, спускайтесь в главный зал, сюда, то есть. Вас подменят Балакари, у него как раз лук при себе, да мой родич Офрид».
   Громко скрипнули ворота заднего двора, заставив ярла умолкнуть. Бергфинн вел за привязанные к шеям бечевы коров, упрямо упирающихся и мычащих, как целое стадо. Брат его, Ульв, гнал следом овец и свиней, посвистывая прутиком, найденным в деревне. Давно не смазанные петли скрипнули, дернув за нервы, когда Ульв толкнул створку пяткой.
   «Так, дальше кто? – задался вопросом Ярдар. – Угу, Гисли, ты у нас к столу первый бежишь, тебе и погребок искать для наших припасов. Пока пусть тут полежат, а ты полазай по подвалам. Если нужна будет помощь в переноске, так задействуй Балакари с Офридом, покуда их на стражу не позвали. Магнус, без тебя я никуда, да и ты, Торгрим, оба пойдете со мной крепость осматривать. Нам тут долго сидеть, а чтобы чувствовать себя как дома, для начала хорошо бы выяснить, где чего находится. Пойдем сначала по этажам. Хочу я посмотреть, каков зал правителя в этом замке».
   Решено – сделано. Дува поправил лук на плече, прихватил из корзины булку и пошел к лестнице в башню. Эгиль, не слишком довольный скорой отправкой в дозор, поплелся за ним, сначала распихав по карманам пару яблок, солонину, хлеб и сунув под мышку бутыль вина. Гисли почесал за ухом, прикидывая, в какой стороне спуск в подземелье, а затем махнул рукой и, наугад, пошел в правую галерею, сгинув в непроглядной тьме. Балакари двумя быстрыми движениями отряхнул стул возле того же круглого столика и развалился на нем, широко разведя ноги в черных кожаных штанах. Для поддержания зловещего образа, который ему льстил, он частенько наряжался в черное. Офрид присел прямо на стол.
   Ярл же с двумя провожатыми направился к одной из двух загибающихся лестниц, размещенных по бокам от прохода на башню. Вскоре бряцанье их мечей захлебнулось в густой тишине.

Глава 3

   На заднем дворе, словно на лугах после дождя, поднимался туман. Запах сырого сена повеял из пустеющих стойл. Тихо поскрипывали деревянные калитки конюшен, хотя ветра не было. Притихшее стадо покорно шло, ведомое братьями. Ульв, разгоняя марево руками, направился к стойлам, проверить, сойдут ли они для животных, или уже утратили уют, прогнили и развалились.
   Отодвинув калитку, липкую от тумана, воин севера заглянул в хлев. Изнутри он выглядел как длинный коридор с несколькими входами, разделенный дощатыми стенками на ячейки. Ячейки устилали копны сена, местами синего и черного. Как ни странно, сено сохранилось, пусть и не в лучшем виде. Ульв прокрался, точно расхититель, в темнеющий коридор. На миг ему послышалось приглушенное временем блеянье овец, а может, то блеяли овцы, охраняемые продрогшим Бергфинном. На следующем шаге, под ногой, раздался долгий хруст медленно ломающейся под давящим весом кости. Присев на корточки, Ульв поводил ладонью по соломе и неприкрытым ею холодным камням. Под руку попалось ребро овцы, рядом валялись и другие. Осмотревшись, он обнаружил, что все ячейки завалены костями домашних животных, погибших от голода. Именно эта мысль пришла в голову старшему сыну Олава Острозубого. Что-то случилось с последними владельцами замка, и скот некому было кормить.
   «А сена почему так много осталось?! – ударило ему в голову. А если болезнь?!» – последовала еще более ошеломляющая идея. Невольно отряхнув руки, Ульв попятился спиной к выходу, но уперся в деревянный заборчик. Сердце подпрыгнуло в груди, а Ульв – на месте. Резко развернувшись, он увидел, что шел назад чуть правее, чем входил. Выскочив на двор, он принялся кликать брата.
   – Чего шумишь? – шикнул Бергфинн, появившись из дымки, словно корабль.
   – Похоже, замок вымер от болезни! – затряс Бергфинна за плечи Ульв. – Не соврал старик, говоря, что не мечи губили всех его владельцев! И сам бледный был, что мертвец! Надо убираться отсюда!
   – Да не может быть, – криво улыбнулся Бергфинн, сдерживая накатившее волнение.
   Подняв глаза к башне, он приметил Дуву, тот тоже увидел братьев и помахал им рукою. А потом туман сокрыл его.
   «Пойдем, посмотрим, вдруг что-то другое скотину сгубило», – предложил Бергфинн, не желая мириться с версией о болезни. Страх требовал опровержения.
   С этими словами он заглянул в хлев, а Ульв боязливо ступал за ним. Бергфинн слыл умелым охотником и следопытом, он приник к земле, как его учили, клинком подтянул череп коня и принялся изучать. Вертел и так, и эдак, наконец, взял в пальцы и ощупал. В темноте надеяться приходилось на осязание.
   «Нет, не болезнь, – облегченно выдохнул он. – Этого коня убили. – показав череп брату, Бергфинн ткнул кончиком меча на рассечение на затылке. Глянув еще пару черепов и костей, заверил: – Убиты все. Убиты и обглоданы. Кости грызли зубами, но сложно понять, чьими. Возможно, люди из крепости обезумели или изголодались в осаде. Старик сказал, штурмом не брали, а ведь могли осадой извести. Вот с голодухи и померли. А те, кто пришел на их место, могли просто уйти со своим скотом. Давай-ка стадо загонять, пока по двору не разбежалось».
   Приободренный Ульв помог брату разместить скотину в ячейки сарая. Кости они сгребли в кучу на середину двора да оставили до поры до времени. Авось на растопку еще сгодятся, если франки крепость осадят.
   – Надо было сразу травы настричь, – посетовал Ульв. – А чем теперь скотину кормить будем?
   – Гисли, помнится, захватил пару мешков корма у крестьян в сарае. На первый раз и этого хватит.
   – Эх, не хватит, – с досадой выдохнул Ульв. – Ты принеси еду для зверья и нам чего-нибудь захвати, я б от пивка не отказался. Сам сплаваю на тот берег да накошу травы.
   – А ярл коли прознает? Дува тебя быстро высмотрит с башни.
   – Ничего, он же увидит, что я на лодке плыву. А ярлу так и вообще дела нет, он по замку ходит. Скотину кормить-то надо.
   Согласившись, вернулись в залу. Кряхтя, мимо проковылял раскрасневшийся от беготни по лестницам Гисли. Он фыркал и пыхтел так, словно переплыл реку. Офрид свирепо сверкнул глазами, встречая пришельцев. Впрочем, глаза ярлова родича казались злыми всегда из-за кровавости. Блакари самозабвенно начищал снятые со стены мечи, примеряясь, как бы их перековать. Поняв, что потревожили его (а он был очень бдителен) товарищи, Офрид вернулся к столу, на котором разожгли свечи в тяжелом чугунном подсвечнике, покрытом позолотой. Там же дожидалась хозяина чарка меду. Одним глотком Офрид опустошил ее и присел.
   – Как скот? – поинтересовался он у братьев.
   – Разместили, – коротко отвечал Бергфинн. – Только покормить надо. Гисли, куда ты те тюки бросил?
   Великан Гисли хрюкнул, растерянно осмотрелся и указал на два мешка возле стола.
   – Там вроде, – буркнул он. – Ладно, некогда мне лясы точить. Я погреба отыскал, пойду, снесу запасы, а то стухнут.
   – А вино-то было? – не отрываясь от запятнанной стали, с ехидной улыбкой сказал Блакари. – Я слышал, в замках всегда вино по подвалам прячут. Все же веселее сидеть будет, да и ночь холодная грядет, кожей чую.
   – Вино? – задумавшись, переспросил Гисли. – Да, было вино. Я принесу.
   – Давай с тобой схожу, тоска здесь смертная, – поднялся Офрид.
   – Нет, нет, ничего, я принесу, – затараторил Гисли и был таков.
   Дружинники удивленно переглянулись. Странно себя повел Гисли Толстый, точно утаивал чего-то. Да и не горланил пьяные песни, как бывало, стоило ему только отыскать пиво иль еще какое пойло. Офрид постоял, решая: идти за Гисли или нет? В итоге остался в зале – так ведь и вахту прохлопать можно. Бергфинн принялся разжигать большой камин, на котором виднелся барельеф лица, обколовшийся настолько, что сложно было разобрать, женщина там изображена, мужчина или вообще незнакомая тварь. На растопку пошла сломанная мебель, валяющаяся там и тут без порядка. Обломки специально отложили Офрид и Блакари на просушку, подоспело время их жечь.
   Ульв потихоньку засуетился. На улице стемнело, а он все не мог заставить себя выйти из замка, будто неведомая сила держала. Но скот не кормлен, а на утро и франки, глядишь, пожалуют. Тогда из-за робости одного воина весь отряд останется без запасов. «Негоже викингу темноты бояться!» – порешил он.
   – Пойду, пожалуй, – объявил Ульв, отодвигая засов. Прихватил с собой четыре пустых мешка – два вернул его брат, сбегавший в хлев после разведения огня, два опустели, когда из них вытащили еду и питье.
   – Куда это? – строго нахмурился Офрид. По стати он не уступал своему родичу, Ярдару, и уважением в дружине пользовался не меньшим.
   – Травы накошу, – нехотя отозвался Ульв. – Раньше запасемся – лишних хлопот в дальнейшем избежим. Я скоро, пива мне приберегите.
   Дверь захлопнулась за ним сама, втянув в зал клубы тумана и продирающий до костей холод.
//-- * * * --//
   Ворота замкнулись сразу, как Ульв вытолкал лодку на узкую кромку травы. Сразу за ней замерло болото, в ночи похожее на поляну в лесу. Так вот не разберешь, ступишь – и поминай, как звали. Ульв Олавсон недаром попал в число избранных ярла, он был могуч, горяч и вынослив. Управиться с лодкой в одиночку для него легче легкого. Что там лодка? В родном хуторе он выше всех лазал по горам и дальше других заплывал в море в самые лютые морозы. А в первый поход отправился в четырнадцать лет, прикинувшись перед хевдингом проходившего стороной корабля восемнадцатилетним.
   Лодка вязко хлюпнула, погружаясь в зеленую воду. К ночи та словно стала гуще. Луна не отражалась в воде, лишь распласталась масляным пятном. Всюду клубился белый туман, тянущийся с реки. В ночи ухал филин, откуда, было не разобрать. Да и ближайший лес из замка виделся тонкой шершавой черточкой, подведенной на горизонте. Ульв влез в лодку и опустил весла. Провернуть их оказалось серьезной задачей. Они увязли в болоте, хотя днем ничего подобного не происходило. Норманну почудилось, будто кто-то хватает весла снизу. Осознавая абсурдность этого предположения, он все же решил глянуть за борт. Рука сама собою ухватилась за рукоять меча с широким навершием, изображающим Торов Мьельнир.
   Качнувшись в лодке, Ульв глянул в воду. Она была похожа на кожу жабы, зеленая с черными пятнами. Местами проступали долго держащиеся пузыри, точно гнойные прыщи. Вонь только крепла, Ульву приходилось зажимать нос, чтобы хоть минуту смотреть в тухлую воду. Тишь да гладь, никаких признаков жизни. Да и что может жить в этой мути? Старик про рыб говорил, видать, большие они тут. Для верности решил глянуть с другого борта. И увидел сквозь зеленую пленку черное лицо, с впалыми скулами, глаза на выкате, борода торчит клочьями. От неожиданности Ульв повалился на дно лодки, извлекая меч из ножен, но ничего не последовало. Отдышавшись и набравшись смелости, он снова глянул за борт. Еще секунду назад в непроглядной жиже подрагивало отражение Ульва, четкое, как в зеркале, да плавал клок бурых водорослей.
   «Один всемогущий, – нервно смеясь, потер лоб Ульв. – Надо ж было на самого себя страху нагнать. Замок этот проклятый, что ли, так действует. Хорошо еще в одиночку поплыл, а то точно на смех подняли бы».
   Весла пошли шлепать по болоту без натуги, словно причудилось все. На вершине башни успокаивающе горели факелы, мелькали черные тени Дувы и Эгиля. Полная луна всползла над лесами, однако светлее не стало. Ночь из пугающей превратилась в тихую и умиротворяющую. Только силуэт старика рыбака, маячащий в тумане на уровне северной части замка, напоминал о призраках, таящихся во мраке. Неприкаянный бродяга удалился к тому моменту, когда лодка уперлась в берег, и больше не возникал.
   Ступив на хоть и не далекий, но долгожданный берег, и погрузившись в высокие заросли десятки лет некошеной, буйнорастущей травы, викинг принялся за дело. Звонко лязгал меч, словно отсекающий головы врагам, подрубая травы и взрезая туман, тускло моргала сталь в лунном свете.

Глава 4

   Гисли любил ярла, уважал его воинское мастерство, всегда преданно служил, но его скорые распоряжения выдавили из толстяка пару крепких, возмущенных слов. Только ушли в помещение после нелегкой переправы, а Ярдар не дал ни огонь развести, погреть уставшие ладони, ни выпить, ни поесть. Даже память о недавнем налете на деревню выветрилась, а ведь они и туда же прибыли утомленными и голодными. Впрочем, франки не дремлют. Подхваченные крыльями славной победы, будут преследовать разбежавшихся норманнов в каждой щели, дабы не собрались вместе.
   Темная галерея без окон тянулась далеко вперед, а Гисли уже не различал дороги. Под слепо шарящей по стене рукой качнулась ваза на тумбе, затем подвернулся старинный холст. Гисли покорил себя за неосмотрительность: в главной зале-то факела были, а тут поди еще, отыщи. Стена, стена, картина, снова стена. Но вот удача улыбнулась викингу. Длинная деревяшка в ладони определенно являлась факелом, на ощупь пакля маслянистая, значит, смола не сгорела. Поругиваясь, Гисли Толстый нащупал в кармане меховой куртки, надетой поверх кольчуги, огниво. Пришлось раскорячиваться, зажимать факел коленями. На третий удар по кремню вылетевшая искра упала на паклю. Темнота, как стая перепуганных волков, разбежалась от яркого, просто ослепительного, после долгого мрака света. Огонь взвыл, вырвавшись на свободу.
   Теперь Гисли мог осмотреться. Находился он в длинном коридоре, который прошел на треть. По правую руку тянулась вереница дверей, слева – несколько лестниц вверх и вниз. Под ногами расползался истлевший ковер, стены украшали картины пейзажей Франции и портреты. Лица потускнели, краска слезала. В дрожащем свете факела они показались Гисли злыми и словно принадлежащими мертвецам. Должно быть, такое видит бесчестный человек, оказавшись в Нифельхейме. Резные тумбы с вазами, позолота и краски которых давно померкли, чередовались с напольными горшками, откуда торчали сухие остовы растений. Вытащив из-под кольчуги камешек с руной Одал, висящий на тесьме, Гисли крепко сжал его в кулаке и прикрыл глаза, вспоминая плеск волн родного фьорда. На душе сразу потеплело и прибавилось сил. Не напрасно носил он этот символ всегда и всюду.
   Он выбрал первый же спуск: плутать по неизвестному месту желания не было. Ступени из гранитных кирпичей местами покрылись зеленой слизью, замок вообще будто из-под воды поднялся, до того там было сыро и холодно. Факел оставался последней искрой жизни в промозглой, черной безвестности. Чем ниже спускался Гисли, тем холоднее делался воздух. Определенно где-то здесь хранили припасы. Чернота непокорно расступилась перед огнем, открыв арку и край подвала. Внутри золотой искоркой блестел некий предмет. Зачарованный северянин ступил на следующую ступень. Предательски притаившаяся слизь подхватила ногу, Гисли понесло вперед. Ударившись, он выронил факел и откинул гудящую голову на пол.
//-- * * * --//
   Он не знал, сколько времени пролежал в подвале, но внутреннее чутье подсказывало, что не очень долго. Спина болела совсем чуть-чуть: здоровяку Гисли и не так доставалось в жизни. Как-то раз ему живот мечом вспороли, а он выздоровел, дружина дивиться не переставала, как такое возможно. А вот возможно. От рождения Гисли Толстый был крупным и здоровым, как бык. Ел за двоих, крепчал так же. Ему что ни рана, нитками зашей, да покорми плотнее и следа не останется. Почесал затылок, поднял голову. Вокруг сгустилась тьма, словно живая, встревоженная незваным гостем. Факел продолжал гореть, лежа на полу в паре локтей. Со стороны лестницы стояли две фигуры, не приближаясь и не говоря.
   «Я в порядке, – прокряхтел Гисли, обращаясь к товарищам. – Сейчас, сейчас».
   Он поднялся, отряхнул штаны и подобрал факел. Обернувшись, однако, никого не застал. Лишь по бокам от арки стояли два деревянных шеста с перекладиной, на которых были нахлобучены доспехи. Гисли таких не видел: составлены из поперечных полос железа, шлемы с гребнями… На вид, они провисели тут не одну сотню лет. Ржавчина изъела блестящие панцири, красные гребни выцвели и поредели. Под шестами валялись мечи и щиты.
   Гисли потер глаза и осмотрелся. Подвал с овальным потолком и несколькими колоннами полнился доспехами на шестах или просто валяющимися на полу. Среди них желтели гнилые кости, наполовину ушедшие под холодную, зловонную болотную воду. Дальняя часть и вовсе была затоплена, похоже, там располагался спуск. Куда, уже не выяснить. На одном из черепов поблескивал золотой обруч. Украдкой Гисли пролез по грудам костей и железа и нерешительно поддел украшение толстыми пальцами. Череп под руками викинга треснул, провалился внутрь самого себя. Трофей отправился за пазуху. В подвале дел не оставалось. Гисли не понимал его предназначения: зачем хранить мертвые тела под замком? А пищу оставлять в таком месте, как минимум, опасно: паразиты и зараза – привычные спутники смерти.
   Следя, куда наступает, Гисли поднялся в темный и тихий коридор. Дальше следовал еще один спуск и еще один подвал. Раздавшийся из залы хохот Офрида, похожий на зов рога Гьяллархорна, приободрил его, сразу наступило ощущение того, что ты не одинок в этих сумрачных палатах. Ступени второго подвала не избежали участи предшественников. Все та же слизь и неровность. Гисли спускался медленно и осторожно, снова холодало, да так, что зубы застучали. Этот подвал оказался вдвое больше предыдущего, по стенам тянулись полки в три ряда, на которых покоились давно превратившиеся в серо-зеленую жижу продукты питания. У самых стен по правую и левую руку теснились большие бочонки с краниками. Некоторые полки пустовали, и на них можно было, не опасаясь плесени, разложить свои припасы.
   «А что у них в этих бочках припрятано?» – облизнулся Гисли.
   Чарка на табуретке возле бочек прогнила, и к ней не хотелось даже прикасаться. На счастье Гисли носил с собой бурдючок с пивом или медом, без него из дому ни ногой. Как специально, он опустел в пути от поля несчастливой битвы. Поднеся бурдюк к кранику, норманн схватился за винт, на силу повернул этот кусок ржавчины. Темно-бардовая струйка устремилась в горлышко кожаного мешка. Понюхал, глотнул – вполне сносно. Вино настоялось и сделалось крепким. Отпив еще, Гисли разжег факелы на стенах и сразу повеселел. Затем отыскал в каком-то углу железку, не то кочергу, не то вообще, боги знают что. Ей старательно соскреб слизь со ступеней, ведь бегать по этой лестнице придется много и много раз. Приметил места для запасов и почувствовал себя хозяином склада. А что, пусть ярл позволит ему за продовольствием следить.
   Полки тоже пришлось прочистить «кочергой». На дереве тут же проступили следы зубов и коготков. Крысы! Естественно – где еда, там и крысы. «Эх, кота бы сюда, да потолще, – покачал головой Гисли. – Хотя, в такой холодине и с гнилой едой, может, передохли все». Для верности посмотрел по стенам, нет ли нор или фекалий. Сложно было что-нибудь разобрать, поскольку слизь и вода проникли и сюда. Обшарил подвал вдоль и поперек, перетащил бутыли с вином подальше от затопленных участков – тут их тоже насчиталось немало, хоть и не таких обширных. Нашел также два провала, уходящих вглубь, но и они полнились водой. Закончив обследование, Гисли еще раз окинул взглядом будущий склад отряда и отправился за тюками.
   Он поторопился, чтобы уложиться скорее, даже утомился скакать по ступеням. На пути к зале он столкнулся с Ульвом и Бергфинном. Братья чуть побледнели, словно бы пережили потрясение, но уже отошли от него. Свирепые глаза Офрида, к которым надо было давно привыкнуть, однако никак не получалось, приковали Гисли к месту острым, как клинок, взглядом. На вопросы товарищей он отмахнулся парой фраз и ухватил мешки.
   «Давай я с тобой схожу», – спустил ноги на пол Офрид, покидая стол, на котором сидел.
   Гисли осторожно взглянул на родича ярла: короткая светлая колючая борода, меж нее кривится улыбка хищника. Глаза, пронзительные и страшные, смотрели твердо и спокойно. Наверное, Гисли сам не смог бы объяснить потом, отчего испугался Офрида. С этим мужем они ходили во многие походы, делили кровь и добычу, а тут вдруг показался он каким-то ненастоящим и жутким. Словно умер Офрид, пирует в Вальхалле подле Одина, а его заменил злой дух.
   «Нет, не надо», – буркнул Гисли не своим голосом и поспешил в укромный подвал, где только он правил безгранично.
   Пришлось сделать несколько ходок. На второй раз Офрид уже не вызывал испуга, на третий он оттачивал мастерство обращения с мечами, гулко рубящими затхлый воздух. А в последний заход ни Офрида, ни Блакари в зале не было. Они отправились на башню, сменив Эгиля и Дуву, последний пристроился на меховом плаще у камина и храпел, как кабан. Гисли, помимо последнего тюка с вяленым мясом, прихватил стул, поставил его у бочек с вином и начал заливаться им при свете факелов. После трудов можно и отдохнуть. Вскоре Гисли сморил сон.

Глава 5

   При подъеме башня, выглядевшая со стороны сравнительно невысокой, показалась непреодолимой. Ноги Дувы и Эгиля Хитрого точно свинцом налились, будто какая сила препятствовала им, оберегала свои владения. Наконец добравшись до деревянного люка, Дува толкнул его и вскарабкался первым. Эгиль просунул голову в отверстие, осмотрелся, поежился и залез следом. С верхушки открывался отличный вид на застланные туманом равнины под холмом, реку и деревушку. Ни один франк не ускользнет от острого взора Дувы Хеймдаллева Сына. Дува улыбнулся. Эгиль напротив не испытывал восторга на холоде, превосходящем залу замка. Спугнув стаю воронов, он присел на скамью возле парапета и откинул голову.
   – Не спи, франков пропустишь, – подтрунил соратника Дува, потирая сигнальный рог на кожаном ремне.
   – Какому франку в голову придет лезть сюда, – зевнул Эгиль. – Не знаю, чего там у Ярдара на уме, а по мне так лучше убраться отсюда, как только переждем нужное время. Франкские короли вечно слоняться в окрестностях не будут, тем паче, что мы их обогнали.
   – Чего ж тебя смущает?
   – Тролль его знает, – скривился Эгиль. – Я неприятности за версту чую – опыт научил. И сдается мне, нечего ярлу тут делать, и нам нечего.
   – А как же несметные богатства, которые сулил старик? – продолжил подтрунивать Дува. – Ты любишь золото, я знаю.
   – Золото, богатства? Ха, думаешь, здесь действительно есть золото? – Эгиль махнул рукой и отвернулся. – Замок стоит на этом болоте десятилетиями, ты веришь, что его до сих пор никто не обчистил. Да те же селяне, наверняка, вынесли все ценности. Старикан нас нарочно сюда заманил, а сам сейчас франкам докладывает.
   – Вряд ли, – посерьезневшим голосом проговорил Дува.
   Когда Эгиль обернулся, заметил, что товарищ смотрит куда-то на запад. Привстав, перевесился, присмотрелся: в барашках волн тумана, раскачиваясь из стороны в сторону, двигалась сгорбленная фигура рыбака.
   – Чего он тут околачивается? – прищурился Эгиль.
   Скосившись на Дуву, он заметил неуверенность на точеном лице лучника. Он вложил стрелу в тетиву и в нерешительности оттянул ту на пару пальцев. Глазные яблоки быстро вращались вокруг одной точки, он то поднимал руки с луком, то опускал. Наконец, глубоко вздохнул и убрал стрелу, силуэт старика пропал в тумане.
   – Спокойнее, стрелы побереги, – отважился заговорить Эгиль.
   С Дувы словно спала пелена забытья. Тряхнув головой несколько раз, он присел на скамейку у другого парапета. Затем достал с пояса флягу с медом и глотнул целиком ее содержимое, чего обычно на посту не делал. Дальше ночь шла тихо, но тревожно. Крики воронов, недовольных вторжением чужаков, неожиданно и резко доносились за спиной, отчего северяне подпрыгивали и хватались за оружие. Слышались щелчки и скрип веревки, отяжеленной раскачивающимся грузом. Луна медленно плыла по безоблачному темно-синему небу, подглядывая за сторожами. Дува и Эгиль коротали время дежурства разговорами, но те шли туго и длились недолго. Холодало. Эгиль, в отличие от Дувы, все время проводящего на мачте и высматривающего горизонт, к холоду относился без неприязни. За время пребывания вдали от родины, он и вовсе отвык от него. Он устал кутаться в плащ, длины которого не хватало, как ни крути.
   Когда луна находилась на полпути к зениту, до ушей Дувы долетели крики. Поначалу, Хеймдаллев Сын списал это на иллюзии, посещавшие его раньше, но затем голос стал отчетливее. Принадлежал он Ульву. Эгиль проводил напарника удивленным взглядом, потом все же решил покинуть обустроенное ложе под факелом и последовал за ним. Дува прошел к восточной части башни, выходящей во внутренний двор. Внизу он обнаружил братьев Олавсонов и помахал им рукой. Те ответили жестами, постояли, что-то обсуждая, и скрылись в стойле, крытом хворостом.
   Ночные часы еле ковыляли, растягиваясь в целую вечность каждый. Дуве начало мерещится, будто лукавая луна не поднимется в зенит никогда. Эгиль счастливо задремал на скамье, оставив товарища без собеседника. Дува решил тщательно осмотреть башню. Обошел ее от края до края вдоль парапетов, однако ничего интересного не нашел, кроме обрывка веревки на фронтальной стороне. Веревка была примотана к балке, отстающей от парапета, и, видимо, лопнула под тяжестью привязанного к ней груза. Что могло висеть на бечевке в таком месте как башня, почему это что-то свесили наружу? Возможно, человек, оставивший веревку пытался бежать из замка. Хотя как он попал на сторожевую башню в таком случае? Пригладив волосы, Дува хотел отойти от парапета, но услышал плеск воды. Метнувшись к краю, он уперся обеими руками в балку. Зоркие глаза обшарили мутно-зеленую гладь, застланную серыми клубами – посреди рва покачивалась лодка. Человек (кто конкретно из дружинников это был, Дува не заметил) глядел в воду, словно на него смотрел кто-то в ответ. Дальше произошло вообще странное событие. Пассажир лодки шарахнулся, в руке блеснул меч. Дува пододвинулся к левому углу башни, откуда вид был лучше. Воин тем временем убрал оружие и принялся грести к берегу.
   Это немало удивило сторожа, ведь уговора про покидание замка не было, а человек в лодке выглядел настороженным и обеспокоенным, точно затевал что-либо преступное. Пальцы опять легли на оперение стрелы в висящем у бедра колчане. Но вновь рука не поднялась на цель, все ж это был свой! Дува знал товарищей как облупленных, среди них хаживали разные пороки, но никогда – предательство. Давно дозор так не трепал нервы викингу, бывавшему в тысяче крутых переделок. Однако мистический страх, которым дышали замшелые, отсыревшие камни Шато де Ригоберт не поддавался сравнению с былыми делами. Подумав, что просто утомился, Дува присел на скамью, его клонило в сон. Однако засни он, стражи не станет, Эгиль-то давно дрыхнет. Лучник собирался уже ткнуть напарника ногой, но передумал: слишком сладко тот спал. Взявшись обеими руками за лук, Дува замер, словно окаменел и стал частью замка, он смотрел на туманные луга, растянувшиеся до бесконечности.
//-- * * * --//
   Желтый блин луны докатился до высшей точки, оповестив караул, что пора бы меняться. Дува порадовался наступлению назначенного часа, стряхнул оцепенение, встал и толкнул Эгиля в бок. Кряхтя и ворча, Эгиль сполз с належанного местечка. Потянулся, зевнул, взял меч, уложенный у скамьи.
   – Ну, как спалось? – ехидно спросил Дува.
   – Прости, не удержался, – оправдался напарник. – В следующий раз, если снова нам черед выпадет, ты отдыхай, а я покараулю.
   – Не приучен я в дозорах спать. Пошли смену звать.
   По скрипучим ступеням башни они спустились в залу. В камине потрескивал огонь, братья Олавсоны спали по углам на своих плащах. Офрид кивнул дежурным, показывая, что помнит свой черед. Махнув увлекшемуся старым оружием Блакари, он зашагал к башне. Кузнец подхватил мешок с отложенными припасами и поторопился за ним. Дува прилег на плащ у огня и быстро заснул. Эгиль остался в одиночестве. От скуки он растолкал Бергфинна.
   – Чего надо? Солнце уже взошло? – заспанно-гнусавым голосом замямлил тот.
   – Нет, ночь на дворе. Куда наш толстяк подевался?
   – А, Гисли? – приподнялся Бергфинн. – Он бегал тут с тюками, а, взяв последний, ушел с концами. Понятия не имею, куда он все перетаскал. Да что с ним станется, замок заброшенный. Разбуди, если смена вернется – мне следом идти.
   Хрюкнув, он плюхнулся обратно на плащ и захрапел. Ульва будить оказалось бесполезно, он спал крепче десятка человек. Видимо, именно его видели с башни Дува и Эгиль. Подумав так, Эгиль оставил братьев в покое. На столе лежали хлеб, мясо и сыр, до которого не дотянулись викинги, ждавшие в зале. Нашелся и кувшинчик вина. Эгиль в свое удовольствие набил живот и, чуть захмелев, встал из-за стола, чтобы размять ноги. Пока он потягивался и похрустывал косточками, в зал проскочил Гисли, взял еще один мешок, незаметно приткнутый под стол, и моментально скрылся. Эгиль пожал плечами и решил продолжить моцион. Прогулялся до входа в башню, откуда расходились галереи первого этажа и лестницы на второй. Собираясь возвращаться к камину, Эгиль заметил золотистый блеск в левой галерее. Он нахмурился, почесал живот, потрепал бороду, воровато огляделся и на цыпочках направился в темноту. Чем дальше он заходил, тем темнее становилось, галерея не имела окон и в свое время освещалась только факелами, естественно, потухшими на данный момент. Однако Эгиль Хитрый не обращал на такие пустяки внимания, лишь завидев блеск золота, а блестело, несомненно, оно.
   Приблизившись, Эгиль не без удивления обнаружил, что был привлечен монетой. Но каким образом маленькую монету было видать из залы в темной галерее? Вблизи она потускнела, на вид ей было лет сто, если не больше. Украшали ее надписи на немецком. Недолго думая, Эгиль нагнулся и ухватил монету, потер ее и запрятал в кошель на поясе. Разгибаясь, приметил другую монету, поблескивающую чуть дальше. Подобрал, заметил еще одну. Насобирав пять штук, Эгиль засомневался. Это походило на какую-то глупую игру.
   «Кто это балуется? – посмеялся северянин сквозь зубы. – На выходки Торгрима Кривого похоже. Все над моей жадностью потешаешься?»
   Ответа не последовало.
   «Ну и тролль с тобой, сам свое золотишко собирай».
   На сей раз из темноты раздался глубокий выдох разочарования. Эгилю же не захотелось уличать товарища в насмешке, чересчур нечеловеческим показался ему выдох. Но когда он услышал за одной из дверей что-то похожее на разговоры, что тянулись по левую руку, решил, будто и впрямь ярл со спутниками решил разыграть его, а теперь вместе попивают себе пиво и посмеиваются. Ввалившись в комнату, он оказался в просторной столовой. Никого здесь не оказалось, хотя столы были сервированы, только на блюдах и тарелках вместо еды валялись пыльные кости. Звуки стихли сразу, как скрипнула дверь. Эгиль удостоверился в пустоте помещения, обойдя вокруг столов, заглянул в задернутое тюлем, похожим на огромную паутину, и плотными шторами окно: почти к самым окнам подходила безмятежная вода. Кое-где на зеленой пленке проступали пузыри, идущие со дна. Туман, словно штурмуя замок, наползал на стены и вскоре застлал все видимое пространство.
   Почуяв недоброе, Эгиль торопливо покинул странную столовую и запер дверь. Этажом выше громко звякнуло железо, встревоженный норманн поспешил туда.

Глава 6

   Все разбрелись по поручениям ярла, а Офрид с Блакари остались в зале. Офрид заранее предвидел море скуки – Блакари не славился интересным собеседником и вообще общительным человеком. Замкнутый и сосредоточенный, он копался с оружием, бормоча под нос свои заклинания. Вот и сейчас он оставил Офрида и разглядывал мечи в железных руках доспехов. Правда, кузнец быстро вернулся на стул, склонив голову. Выбор, и без того не богатый, пал на принесенные из деревни бутыли с вином. До смены еще много часов, а Офрид вынослив был к питью. Редкий викинг мог его перепить, решивший соревноваться. Пил он пиво самое крепкое, как бык, а вино выветрилось через час-другой.
   Более скучного проведения времени в жизни ярлова родича не бывало никогда. Напротив, Блакари, похоже, нашел себе занятие – разглядывать оружие, которого в зале там и тут оказалось больше, чем было видно до зажжения свечей, и прикидывать, как бы его перековать. Разбредшиеся дружинники точно в бездну канули: ни звука, ни слова, ни шороха. Впрочем, на счет шорохов Офрид погорячился. По углам просторной залы постоянно кто-то шуршал, а в отдаленном завывании ветра (хотя его не было, когда они входили в замок, Офрида это удивило) слышался вой многих голосов. Вой настолько тихий, словно его издаваемый издавали тени. А может, и не на улице он носился? Офрид осмотрелся, и ни единой живой души, само собой, не нашел. Впрочем, его взгляда любая нечисть испугалась бы, а сам он был храбр до безумства.
   – Эх, жаль баб из деревни не прихватили, – вздохнул Офрид. – Я такой тоски не испытывал даже в двухмесячном походе. Мы с Ярдаром, помниться, дальние земли отыскать хотели, про какие старики байки травят. Скучно Ярдару на месте сидеть, если похода не наметили, он сам придумает куда плыть. Да, зато пограбили тогда славно, хоть и недалеко отошли от Дании.
   – Баб надо было взять, – не оборачиваясь, кивнул кузнец.
   Тему походов он не поддержал, да Офрид не сильно на это рассчитывал. Блакари, в отличие от него и ярла, предпочитал торчать в кузнице у дома и создавать свои шедевры. А, попав на ладью, непременно спешил к наковальне, проводя у нее почти все время. Для дополнения образа колдуна молчаливость играла наилучшую роль. Беседа не ладилась и дальше, как ни старался Офрид разговорить товарища, а ведь им еще на посту вместе стоять.
   «Надо будет вина да пива прихватить больше, – решил он. – Франки сюда не полезут этой ночью, так точно».
   Усевшись на столе поудобнее, Офрид вынул два ножа из набедренных ножен и принялся точить один о другой. Услышав родные сердцу звуки, Блакари покосился на него с хитрой улыбкой. Так они и сидели в восковом свете свечей, толстых и бледных, словно пальцы утопленника. Их мрачный покой нарушили намного позже. В зале появились сразу оба брата Олавсона и Гисли Толстый с такой физиономией, будто Фенрира встретил. Читалось в его лице и что-то еще, какой-то замысел. Офрид людей насквозь видел и безошибочно определил, что нечисто на душе у Гисли. То, как он быстро и небрежно отбоярился от братьев, настораживало еще сильнее.
   – Давай я с тобой схожу, – предложил он, когда Гисли обещал принести вина из погреба.
   – Нет, нет, ничего, я принесу, – отвертелся от попутчика здоровяк. Через секунду его уже не было.
   Офрид прищурился, заподозрив что-то нехорошее, но за Гисли не последовал. Блакари дьявольски улыбнулся, приподняв черные усы скобкой, и косо поглядел на Офрида.
   – Чего навострился? Никак на нашего толстяка дурно подумал?
   – Нет, – коротко буркнул племянник Ярдара. – Мое дело за порядком следить в отсутствие дядюшки. Не думаю, что Гисли замыслил против него или нас, только странно слишком держится.
   – Не бери в голову. Это все он, замок, – кузнец пренеприятно захихикал.
   – А что замок? Груда камней, ничем не отличается от любого другого. Мы не больше месяца назад брали крепость франков.
   – Ну, ты сравнил, – покачал головой Блакари. Поднявшись со стула, он вытащил из рук ближнего доспеха меч и повертел им. – Тому лет десять максимум, принадлежал какому-то знатному ставленнику королей. Мы обагрили его первой кровью за все время, как его отстроили. Здесь другое. Заброшенное имение, простоявшее сотни лет, видевшее многих правителей и многие смерти. Тут даже дышится с трудом.
   Офрид слушал, дивясь, с чего бы Блакари вдруг сделался таким болтливым. Еще минуту назад из него слова было не вытянуть, а теперь едва ли остановишь. Речь кузнеца заинтересовала его, а завораживающий, почти шепчущий голос заманивал в сети слов. Он присел на стол и слушал дальше.
   – Ты мне верь, – серьезно сказал Блакари. – Мой дед читал руны по-особому, колдовал, общался с мертвыми. Он рассказывал мне о них, научил определять плохие места. Это одно из них. Смотри, темнота так и колышется, словно волны, качающие мертвецов.
   – Предлагаешь уходить? – на полном серьезе спросил Офрид. Слова Блакари могли показаться бредом, однако на племянника ярла произвели эффект.
   – Зачем торопиться, если мы не тронем «их», «они» не тронут нас. А если дело до худшего дойдет, у меня припасен особый меч, выкованный мною лично из метеорита. Коль предания не врут, такой клинок должен быть страшен для троллей и выходцев из Нифельхейма.
   – О чем таком вы толкуете? – напомнил о себе Бергфинн, возившийся с камином. – Про каких «выходцев» ты болтаешь, Блакари? Решил подшутить над нами, пользуясь славой чародея?
   Офрид почувствовал себя глупо, а кривая усмешка кузнеца, редко покидающая его хитрое и зловещее лицо, только усиливала это чувство.
   – Не время шутить, – строго заметил он, Блакари же развел руками.
   Через какое-то время приковылял Гисли, забрал пару тюков с провиантом и ушел обратно в темную галерею. Затем появился снова, снова ушел. Блакари от нечего делать начал таскать всякое оружие, какое смог найти поблизости, к столу, раскладывать его и осматривать. Офрид выпил все вино, имеющееся в распоряжении, стало по-настоящему скучно. Бергфинн устроился на плаще у камина и заснул, Офрид не успел спросить у него, куда подевался его брат, а будить не захотел. С Блакари заводить новые разговоры он посчитал пустым занятием, и вообще кузнец откровенно отталкивал его сейчас. В тусклом свете коптящих свечей, лицо черноволосого колдуна приняло пугающие очертания, тени легли под глазами и в ямки на щеках, черные усы и борода превратились в пятно мрака. Ни дать ни взять тот самый дьявол, которого христиане изображают на витражах и в книгах, хранящихся в монастырях.
   Тени на стенах двигались, ползая по углам, словно живые. Где-то скрежетали когти крыс. За высокими стрельчатыми окнами у входа в замок виднелись туман да синева ночи. Только Офрид расслабился, задумавшись о грядущих подвигах, о битве с королями франков, о мести им, как жуткий скрип обдал его холодом с головы до пят. Встрепенулись и другие дружинники. Но как оказалось, то была входная дверь. На пороге показался Ульв с мешками, набитыми травой. Лицо младшего Олавсона почему-то было бледно, хотя он сам, кажется, этого не знал. На усах и бороде блестели капельки росы, одежда отсырела. Молча пройдя в более сухой угол, он расстелил плащ и улегся на нем. Бергфинн, не задавая лишних вопросов, встал, взял мешки и вышел на задний двор. На мгновение Офриду почудилось, будто он выпал из реальности и попал в другой мир. Все окутала синева, прямо как за окном, язычки свечей стали черными, предметы отбросили длинные тени, люди истаяли до силуэтов. Тряхнув золотистой гривой, ярлов родич вернулся в сознание. Комната осталась прежней, Блакари самозабвенно водил средним и указательным пальцами по ржавому лезвию длинного меча с пятнами, похожими на высохшую кровь.
   Вернувшись, Бергфинн улегся у огня и заснул так же крепко, как до пробуждения, которого точно и не было. Гисли, прихватив последний мешок с батонами хлеба, исчез и больше не возвращался. Офрид сначала помышлял идти на его поиски, потом как-то расхотелось. Да и Гисли выглядел странным. До смены времени было еще вдоволь, луна появилась за окном, поднялась высоко, но до зенита ползти еще час-полтора. И снова ожидание, нудное, тревожное, словно вот-вот случиться нечто важное. Минуты тянулись так медленно, будто встали на месте. Блакари перекусил, отложив оружие, и заранее собрал в дорожную сумку запасы на дежурство. Офрид тоже немного припас, от скуки побродил по зале, разминая ноги.
   Шаги и вялые голоса на лестнице башни порадовали Офрида – хоть какая-то перемена, пусть дежурство, верно, будет и того скучнее. Поправив пояс с мечом, он пошел навстречу Дуве и Эгилю, спускающимся вниз. Оба выглядели в крайней степени усталыми и измотанными. Лица побледнели, в глазах появились красные прожилки, чем-то напомнившие Офриду его собственные.
   – Башня в вашем распоряжении до утра, – зевнул и потянулся Дува. – Я, пожалуй, вздремну.
   – Сколько влезет, – грубовато ответил Офрид.
   Проверив, все ли на месте, он кивнул Блакари, чтобы тот поторапливался. Кузнец с трудом оторвался от разглядывания доспехов у центрального входа, коим занялся минуту назад, и поплелся к башне, шаркая ногами. Попутно он мычал какую-то песенку, от звуков которой у Офрида мурашки пробежали по спине, хотя страха как такового он не испытывал. Шаги, стукающие по деревянным ступеням, поглотила темнота.

Глава 7

   Ярла сразу потянуло на верхний этаж, чутье подсказывало, что именно там должен располагаться зал правителя, а именно его Ярдар наметил найти в первую очередь. Кроме этого, в списке стояли оружейная и сокровищница. Последняя играла наибольшую роль, ведь дружина рассчитывала на обещанное золото, не получив его, воины начнут сомневаться в честности предводителя. И если за Офрида и Магнуса ярл не волновался, то Эгиль, Гисли и Торгрим Кривой были себе на уме, а братья Олавсоны дружили с Гисли. В общем, ему не к чему были лишние склоки.
   Торгрим шел впереди, неся факел в вытянутой руке, ярл – сразу за ним, чтобы не пропустить чего важного. Магнус тяжело шагал позади с суровым выражением лица и подозрительно озирался. Последний этаж, как собственно и другие, представлял собой коридор, образующий квадрат внутри квадрата, за стенами, находился внутренний двор. С обеих сторон были двери, ведущие в комнаты на фронтальной стене и выглядывающие во двор соответственно. Посередине заднего блока проходила башня, а за ней более крупные помещения, выдающиеся из блока дальше. Ярдар не знал этого, но, повинуясь интуиции, выбрал дверь слева от башни. За прохудившейся кладкой разносились шаги дозорных, отправившихся на пост.
   – Попробуем эту, – придержал ярл Торгрима, ухватив за плечо.
   Тот остановился и отодвинулся в сторонку. Первым пошел Магнус, попросив ярла обождать.
   – Замок старый, не будем рисковать тобой, – добавил он, берясь за ржавую ручку.
   Ярл уступил без удовольствия: как только он принялся обходить Шато де Ригоберт, сразу ощутил себя его владельцем, поэтому в нем заговорила ревность к собственности, на которую посягнул посторонний. Тролль уверенно потянул дверь на себя и проскользнул в щель. В следующий миг раздался оглушительный грохот, заставивший Торгрима и Ярдара подскочить, но мужество воинов севера быстро взяло верх. С мечами наголо оба ввалились в комнату, где застали стоящего на одном колене Магнуса и груду железок на полу. Магнус растерянно смотрел на разбросанные доспехи, словно ожидал видеть на их месте что-нибудь другое.
   – Ты чего? – ярл прошел в помещение, обогнул Магнуса, толкнул ногой наплечник, подвернувшийся на пути.
   – Не понимаю, – поднимаясь, выдохнул Тролль. – Я видел, что они шевелились, – он ткнул мозолистым пальцем на рассыпавшиеся латы. – Я бы не стал просто так мечом махать, они точно двигались.
   – Да будет тебе, – произнес Торгрим, повертев поднятый с пола шлем. На всякий случай он при этом находился в двух метрах от Магнуса, а то ведь можно было от Тролля и в голову схлопотать, ежели, что не по нему.
   – Я не вру своему воеводе! – огрызнулся седовласый, в горле его раздавалось рычание голодного волка. – Сказал, шевелились, значит шевелились!
   – Они пустые, – заверил Торгрим. – Ты посмотри, их тут полно.
   Он обвел зал рукой, показывая на проступившие из темноты силуэты доспехов разных эпох и народов. Они выстроились в две шеренги по бокам от прохода, точно стражи давно истлевшего правителя. В конце зала действительно был трон, и чем ближе доспех стоял к нему, тем древнее он был. У самого трона, в ногах невидимого короля, валялись римские лорика сегментата, пробитые мечами и копьями, разрезы еще хранили отпечатки черной крови. Их победно обступили «германцы-завоеватели», кольчуги на кожаных рубахах, незатейливые шлемы и деревянные щиты с рунами, так похожими на те, что использовали скандинавы. Когда-то эта письменность пришла сюда с такими же воителями с севера. Ближе к входу размещались тяжелые латы, которых Ярдар толком не видел в бою, видимо, носили их лучшие и знатнейшие воины. Как попали латы в Шато де Ригоберт? На ком принесены были в свое последнее пристанище?
   «Так, – протянул ярл, потерев ладони. – Вот и нашли первое искомое местечко».
   Он направился к трону, разбросал римские нагрудники и прикоснулся к спинке. Под слоем пыли блеснуло золото, Ярдар жадно обтер подлокотники – трон целиком был отлит из чистого золота. Ярл задрожал от восторга, примеряя себя на этом престоле, как вдруг ощутил на себе посторонний взгляд. Однако спутники тем временем разбрелись по залу, отыскивая ценности, припрятанные по углам, такие, например, как золоченые вазы и гербы из серебра. Отогнав странную мысль, Ярдар, тем не менее, поднял взор выше трона. Столкнувшись с живым взглядом больших черных глаз, испытанный битвами воевода отдернул руку от трона и отшатнулся, сердце бешено лупилось в груди. Отдышавшись, ярл, к своему стыду, обнаружил, что перепугался чучела бизона: массивная голова глядела, нахмурив мощный лоб, на незваных пришлецов по-человечьи умными, осуждающими глазами.
   Осмотр быстро закончился, потенциальной добычи набралось прилично, однако выносить ее было незачем и некуда, тем более, что Ярдар намеревался надолго обосноваться в замке. Обойдя напоследок помещение, ярл велел покинуть его, выйдя последним и закрыв за собой дверь. Отныне это его законные владения. Тихий ветер просвистел в щели и зашуршал среди доспехов, а северяне двинулись дальше. Они осматривали комнату за комнатой, потеряв счет времени. В основном им попадались спальни с монументальными кроватями, прикрытыми бледными от пыли, словно саваны, занавесями. Встречались кабинеты, помещения прислуги или стражи. Спустились на этаж ниже, обошли его, под пристальным надзором луны, заглядывающей в окна со всех стороны. Ярдаром овладел азарт, он представлял, как осядет в Шато де Ригоберт – название, конечно, надо будет сменить – созовет под своей рукой большую дружину и будет собирать дань с окрестных поселений франков. Или возьмет под контроль самих королей, за плату оберегая их земли от завоевателей, или даже земляков. Возвысится тогда неприступная крепость на болоте, род могучих правителей пойдет из нее.
   Ночной путь по бесконечным коридорам и комнатам продолжался. Сколько они успели обойти помещений, они не считали. Магнус отстал, пристроившись позади ярла, его ярко-голубые, кажущиеся белыми глаза сосредоточились на спине воеводы, а слух ловил странные звуки, напоминающие шаги и тихий шепот. Лицо седовласого обмерло и побледнело, как замерзшая вода. Какие-то мрачные думы терзали его ум в тот миг. Дойдя до второго этажа, норманны натолкнулись на комнату с оружием, но для арсенала она была чересчур мала, да и располагалась не слишком удобно, чтобы стража могла быстро взять оружие в случае атаки, а на стены отсюда выхода не имелось. Однако оружейная привлекла внимание захватчиков. Здесь хранилось оружие, украшенное золотом и драгоценностями, узорчатые мечи, гербовые щиты, наплечники и наручи из золота и серебра, кольчуги, переливающиеся перламутром из материала, которого на севере не было. Это оказалась настоящая сокровищница оружия, лишь малая толика того, что хранят стены древнего замка. А что лежит в истинной сокровищнице?! О ее существовании вопрос уже не поднимался. Не в силах удержаться, все трое кинулись снимать со стен мечи и топоры, примерять шлемы с коронами наверху, натягивать ремни из воловьей кожи с тяжелыми золотыми бляхами. Ярл присмотрел себе славный клинок, расцвеченный рубинами и изумрудами, ради него он даже перевесил верный Кнуз на правое бедро.
   – Эх, не по мне шлем, – покачал головой Магнус, снимая увенчанный короной доспех. После него лоб сдавил холодный след, словно от обруча. – Да и оружие мне не требуется. Я бы лучше на золото взглянул.
   – Взглянешь еще, – довольно захихикал Торгрим, напяливая на лицо, похожее на обточный морем валун, маску, крепящуюся к одному из шлемов. – Ты бы прихватил чего все же, авось пригодится. Франки нагрянут – удирать придется…
   – Никуда мы не удерем, – резко вставил ярл. – Мы в этой крепости до смерти останемся, если повезет. А поганым франкам я ее точно не сдам, куда им против нас тягаться да за такими стенами? Им и болота не миновать. Ладно, берите, кто что хочет, и пойдем. Хочу обойти тут каждый угол до рассвета.
   – А как с дозором, спать и нам надо? – хрипло спросил Магнус.
   – Олавсоны отоспятся, а утром на башню, – не задумываясь, ответил ярл. – За дело, замок большой.
   Вышли в коридор. Тролль углом глаза заметил странную тень за спиной, но свет факела выплыл следом за Торгримом, погрузив оружейную во мрак. Три силуэта метались в темноте, появляясь то в одном окне, то в другом. Наконец третий этаж остался позади, лестница привела их на второй. Ничем особым он от предшественников не отличался: те же спальни для знатных особ и слуг, зал для пиров – единственное привлекательное место на всем уровне. Ярдар сразу наметил отпраздновать удачное приобретение на следующий вечер, ежели не стрясется чего-нибудь.
   – Ну что, – почесал поясницу ярл. – Как, по-вашему, золото не в подвалах ли будут хоронить?
   – Могу поклясться, в подвалах! – воскликнул Торгрим, которому уже надоело бродить во мраке и одиночестве. Хотелось ему с товарищами пересечься, а они все в зале оставались, когда он уходил.
   – И мне так думается, – согласился Ярдар. – Давайте сразу с этим покончим.
   Он хлопнул себя по бедрам, и в ту же секунду в окно что-то ударило, издав жуткий грохот. Ярл отлетел в сторону, словно ветром подхваченный, Торгрим со страху повалился назад, перевернув пустые латы, стоящие на страже между окон в этой части коридора, выходящего непосредственно к улице, а не к очередным комнатам. Магнус схватил меч и кинулся к окну: железные рамы с решетками держались прочно, стекло местами потрескалось, но Тролль не был уверен, что оно так не выглядело и раньше. В пределах видимости никакой живности не вырисовывалось. Гневно пыхтя, Магнус поводил взором, ища средь тумана загадочного обидчика. Все в одно мгновение стихло, словно то был лишь сильный порыв ветра, зато на лестнице послышались взволнованные шаги.

Глава 8

   Крепкая рука Магнуса вовремя остановила полет меча, еще чуть-чуть и пущенный в дело раньше времени клинок раскроил бы череп Эгиля Хитрого пополам. Тот аж побелел, увидев перед носом тонкую полоску стали.
   «Эй, ты чего?! – вспылил Эгиль, оттолкнув меч. – Тут врагов нет, зачем оружием машешь, не навоевался?! Так франки недалеко, тебя не держат на цепи!»
   Седовласый хмыкнул и убрал оружие, вместо него заговорил ярл:
   – Луна что, уже в зените?
   – Да, в самом что ни наесть. Дуву сон сморил, а я… я чего-то спать не хочу. Вот и решил осмотреться, и вдруг грохот слышу – стало быть, беда у воеводы. Я стрелой к вам и прилетел, а то вдруг франки пробрались или какой иной недруг?
   – Недруг здесь точно есть, – нахмурился Ярдар. – Вот только, как его звать и где он прячется? Раз такое дело, иди-ка ты с нами. Мы собирались сокровищницу отыскать, а у тебя, Эгиль, на золото нюх особый.
   Эгиль только хохотнул, согласившись с комплиментом. Вместе спустились в залу, пока свет камина не ударил в глаза, все держались наготове, Магнус особенно тщательно озирался и вглядывался в черные от тени углы. В зале все спали, не слышали шум, судя по всему. Ярл нашел странным столь крепкий сон: воины у него в дружине состояли бывалые, терпевшие лишения. Порой приходилось по двое суток не спать и не есть. А в такой тревожной обстановке неожиданно провалились в глубочайший сон. При свете они с удивлением обнаружили нездоровую бледность на лицах друг друга. Поначалу-то они решили, что это результат неожиданных событий, грянувших подобно молнии, однако выходило иначе. В прогревшейся комнате все четверо тоже ощутили слабость и тягу ко сну. Лишь по Магнусу сложно было определить, что твориться за его стеклянными глазами. Пересилив усталость, Ярдар велел следовать за ним, сам же направился по недавнему пути Эгиля – видать, не случайно Хитреца туда ноги понесли, как и монетки не случайно подвернулись, подметил Эгиль. Странно, как верно прозорливость подсказала ярлу нужное направление, впрочем, и выбор-то был один из двух.
   На этот раз викингам не попалось ни одной монеты. Ярдар посмотрел в пасть первого спуска в подземелье, но тяжелый запах гниения оттолкнул его от идеи идти туда. Остановились у следующего. Магнус вытащил из железного кольца факел и запалил от огня в руках Торгрима. Ярдар искоса стрельнул на него взглядом, словно не одобрял его рвение в дележе еще сокрытых богатств, которые приписал себе. Решено было проверить подвал, первым послали Торгрима, по желанию ярла. По большому счету Магнус занимал место его подручника и всегда пользовался уважением и милостью хевдинга, но на сей раз ярл доверил Торгриму важное поручение. Эгиль вытянулся, чтобы лучше видеть убранство подвала, только темень столь густо обволокла фигуру ступающего по лестнице товарища, что даже огонь не разгонял ее.
   Торгрим шел осторожно по неверным камням, на предпоследней ступени нога все же повелась в бок по скользкому илу, и он начал падать. Инстинктивно выбросив свободную руку, он ухватился за ржавое кольцо в стене и повис на нем, рыча от боли в плечевом и локтевом суставах, вызванной резким рывком. Оттеснив дружинников, ярл спустился к Торгриму. Тот уже отпустил счастливое кольцо и стоял, прислонившись к стене и потирая руку. Факел повесил в свободную выемку рядом с собой.
   «Не похоже на сокровищницу,» – пройдя вглубь, заметил Ярдар.
   И действительно, помещение слабо напоминало укромное местечко для хранения золота. Из темноты торчали острые окровавленные колья и шипы, виднелись решетки и какие-то сооружения. Ярл выхватил оставленный Торгримом факел и обследовал комнату тщательнее. Догадки его подтвердились – это была пыточная. В некоторых клетках и на шипах еще болтались скелеты с деформированными костями. Жаровня для накалки клещей была завалена инструментами казни. Подвал занимал большую площадь и сплошь был заставлен всевозможными приспособлениями для причинения боли и смерти.
   – Плохое место, – сказал Магнус. Он и Эгиль спустились сразу за ярлом.
   – Верно, плохое, – согласился Ярдар, почувствовав неприятное давление в висках. – К тому же оно нам не нужно, уходим.
   – Сколько людей погибло здесь бесславной смертью? – покачал головой Торгрим.
   Ярл сунул ему в руки факел и указал на лестницу. Все вместе они поднялись на первый этаж. Ярл широко зевнул, сон одолевал его все сильнее, но желание отыскать сначала золото властителей Шато де Ригоберт тянуло дальше в темноту.
   – Наверно, много тут этих подвалов, – проговорил он, глянув в коридор, где чернели один за другим провалы в гнилостные ямы.
   – Много, это точно, – кивнул Магнус. – Разделимся?
   Ярдар замешкался, обдумывая предложение. С точки зрения здравого смысла идея оправдывалась, однако было и противоположное мнение. Вдруг, – думал ярл, – они первыми найдут сокровищницу и стащат оттуда что-нибудь? Он хотел первым увидеть ее во всем величии и красе, а уже потом делить добычу на доли. Так должно быть справедливо. Правда, сил нет рыскать по подвалам. Эта мысль пролетела в голове воеводы, как только он увидел слабый блеск в темной галерее.
   «Туда», – уверенно сказал Ярдар и зашагал на блеск.
   Монетка, которую Эгиль узнал тут же, заманчиво переливалась глубоким золотым светом на ступеньке пятого от входа подвала. Уверенности скандинавам добавил и тот факт, что подвал перекрывали створки истлевшей двери из обитого железом дуба. На вид они были неприступны, но, как бы невзначай, приоткрыты. Ярл с Магнусом навалились на трухлявое дерево, продавили ворота… Факелы Торгрима и Эгиля выхватили из темноты мигом вспыхнувшие лесным пожаром груды золота, сундуки, ломящиеся от ценностей, драгоценные камни размером с кулак, украшения, короны. Пол подвала, вопреки логике, был сух и чист, словно за сокровищницей регулярно ухаживали. Ярдар прямо потерял дар речи при виде несметных богатств, какие не добыть ни в одном походе.
   – Первая в мире война случилась – все-то помнит она! – из-за Гулльвейг, убитой и трижды сожженной в жилище Высокого (трижды сжигали трижды рожденную, многажды жгли – доныне жива, Хейд ее имя), – процитировал Старшую Эдду Магнус, взирая на палящее глаз злато.
   Но никто его не слушал, великое богатство ослепило всех. Магнус, к слову, тоже не остался безучастным при виде небывалого количества драгоценностей. Он просто нашел в себе силы удержаться от хватания всего подряд, к чему порывались Торгрим и Эгиль.
   – Спокойно, вы! – гавкнул на воинов ярл. – Руки уберите! Я разделю все по чести и по совести. Сначала нужно будет перечесть и оценить клад, а затем я разобью его на десять частей. В любом случае это золото принадлежит нам.
   Эгиль хоть и слышал слова Ярдара, однако перед огненным металлом удержать себя не смог, потеряв власть над разумом. Тихонько ухватив ожерелье с жемчугом, он хотел припрятать его в карман. Уловка почти удалась, как вдруг мощная рука Магнуса сдавила запястье неудавшегося воришки каменной хваткой.
   – Ты, Эгиль, верно ярла не слыхал? – тихо и угрожающе спросил Тролль, склонив к уху Хитреца голову.
   – Отвлекся, – оправдываясь, прохрипел Эгиль, глядя на посиневшую руку с ожерельем.
   Конечно, он сразу поспешил избавиться от украшения. Магнус отпустил его, а ярлу не сказал ни слова. После осмотра сокровищницы они вышли в коридор, Ярдар попросил Магнуса помочь закрыть ворота, сам же вытащил из кармана кожаный шнурок и повязал на ручки дверей.
   – Вот так оно надежней будет, – резюмировал он. – Я доверяю своим людям, и все ж хочу быть полностью уверен, что никто, без моего ведома, не вскроет сию дверь. А ежели у кого хватит наглости порвать шнурок и сбежать с награбленным, то лучше ему не появляться ни тут, ни в Дании, нигде бы то еще. Друзей у меня хватает, я с каждым конунгом знаком и дружен. Уяснили?
   – Уяснили, – нечаянно выдал себя Эгиль.
   Ярл пристально посмотрел на него, потом на Магнуса, но промолчал. Главная задача на сегодня была выполнена, и северяне вернулись в главную залу. Медленно разбрелись по углам, перекусили, легли. Сон моментально сковал их теплыми путами, но видения были не спокойными. Ярл видел кого-то на своем новом троне, наглец смеялся ему в лицо и издевательски подзывал пальцем, а он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он стоял напротив обидчика, снося оскорбления, а вокруг лучилось золото.

Глава 9

   Одним богам известно, сколько проспали бы викинги, околдованные странной дремой, если бы не громкие голоса Офрида и Блакари – в основном Офрида.
   – Эй, чья там очередь на башне сидеть?! – воззвал ярлов родич. – Утро давно наступило, а я утомился!
   – Где это толстяка Гисли таскает? – раздался насмешливый голос кузнеца. – Пусть он свое брюхо наверх и волочет.
   – Братьев подымать надо, – отвечал Офрид.
   Ярл услышал шаги и недовольное ворчание кого-то из Олавсонов. Открыл глаза и привстал. Племянник усердно тряс заспавшегося Ульва, на бороде которого до сих пор сохранились капли липкой росы. Протерев глаза, он встал и громко призвал дружинников к пробуждению. Как только отряд собрался вокруг стола, появился и Гисли с мешком еды, разумно прихваченной из погреба к завтраку. Принес он и вино, так что вопросов, где его носило всю ночь, задавать не стали: с одной стороны и так ясно, с другой – нехорошо на добро вместо благодарности оскорбления сыпать. Трапеза прошла скромно, разговоров, какие часто сопровождают ее, не вели.
   – Ладно, поели – пора и за работу приниматься, – Ярдар поднялся из-за стола и стряхнул хлебные крошки со штанов. – Сегодня у нас будет много дел. Для начала Ульв и Бергфинн отправятся на башню – они дольше всех почивали. Я и Торгрим пойдем по вчерашнему пути и зажжем факела у тех комнат, которые нам всего нужнее, позже мы в них кой-какой порядок наведем. Офрид, ты моя правая рука, тебе и вести остальных в ту деревушку. Заберите еще еды, корм для скота и баб, что ли, приведите. Не помню, когда в последний раз тешился.
   – Отлично! – возрадовался Офрид. – Ох, и надоело же мне без дела сидеть! Жаль, в хуторе одни слабаки живут, без боя добыча не в радость.
   – Весь в отца! – ярл похлопал племянника по плечу. – Он тоже в драку первым лез, так и погиб – один в окружении двух десятков. Настоящий воин был, такой муж – всем пример. Ничего, еще франков на наш век хватит, идите.
   Шумная ватага вывалилась из залы, снарядив две лодки. Предвиделось, какое-никакое, развлечение, как тут не шуметь и не радоваться? Лодки плюхнулись в стоячую воду, весла заработали, как крылья альбатроса, с силой лупя и взрезая зеленую пленку. Ярл позавидовал дружинникам, однако ему предстояло решить собственные задачи. Подняв Торгрима, он велел тому взять факел и идти следом. Все утро до полудня они бродили по коридорам и галереям, припоминая, где вчерашней ночью совершили нужные открытия. Замок просветлел, словно в нем появились новые окна, не в пример ночи вся обстановка стала приветливой и мирной. Работа в замке не прекращалась весь день. Когда вернулись довольные налетчики, таща на плечах кричащих деревенских девушек, ярл и его помощник уже встречали их у парадного входа. Ярдар повелел запереть женщин в комнате на первом этаже до вечера, а пока дал людям задание привести по возможности в божеский вид основные помещения. Без отдыха викинги трудились до заката, лишь отвлекаясь на смену караула. Выволокли в задний двор груду костей и поломанной мебели, запалили большой костер. Гисли накормил скот, после чего был привлечен к мытью окон.
   Ближе к исходу дня отыскали-таки оружейную палату, набрали стрел, проверили бойницы на фронтальной стене, плотно прилегающей к фасаду имения. На стенах Шато де Ригоберт можно было долго сопротивляться осаждающей армии. Метательного оружия и стрел для луков в подвале с амуницией хватило бы на тысячу человек. Заодно осмотрели башню, подрезали с нее непонятные обрывки веревки и отправили их в костер, пылавший до следующего утра. Магнус и Гисли как самые сильные воины в отряде сняли с петель ненужные двери в пустынных спальнях и приладили их на место рухляди, скрывавшей сокровищницу. Блакари, стоило викингам натолкнуться на кузницу, засел в ней до самого вечера, точа оружие и распаляя печь пожарче. Похоже, зловещая атмосфера замковых подземелий вдохновила кузнеца на новое творение. По завершению основных работ ярл приказал принести из погребов вино и мяса в застольный зал. Туда же приволокли и бедных девушек.
   Ярдар наметил отпраздновать овладение замком с той широтой, кою позволяли условия. Столы сдвинули плотнее, разожгли огонь, воевода занял кресло во главе. На пир прибыли и дозорные, поскольку Ярдар пригласил их: франки не появлялись в округе уже двое суток, и с дозорной башни видно их не было. Веселье пошло полным ходом, вина в погребе хранилось столько, что пить его можно было месяц без продыху. Из оружейной принесли деревянные щиты и метательные топоры, чтобы было чем позабавится с пьяных глаз. До полуночи в древних стенах и пустынных коридорах стоял гудеж и разносились женские визги.
   «За нас, друзья! За нашу новую твердыню!» – голосил ярл, поднимая кубок, взятый из сокровищницы.
   Воины вторили своему воеводе и клялись в вечной верности ему и его клинку. После полуночи Гисли и Торгрим, шатаясь, словно на ладье во время шторма, на ощупь поплелись в башню, остальные разошлись по комнатам, которые выбрали себе для ночлега, с женщинами в обнимку. Впрочем, сторожа тоже уходили не обиженными, изрядно порезвившись на пиру. На этом гулянье закончилось. Ярл, однако, не торопился на боковую. Выждав, когда все дружинники покинут зал, а голоса их растворятся за закрывшимися дверьми, он тихонько вышел на лестницу и поднялся к своей тронной палате. В темноте факела самым загадочным образом потухли, при закрытых-то окнах, – живо поблескивали глаза зубра, чья голова нависла над троном, как напоминание о том, что даже за самым властным царем кто-то наблюдает. Вот только обычно под этим наблюдателем понимают немертвое животное.
   Он взял факел у входа и обошел весь зал, освещая его. Факела дружно загорелись, озарив помещение красноватым светом, ярл осмотрел комнату и подумал: «А, может, забыли тогда зажечь?» Присев на трон, погрузился в тяжелые мысли, после веселой пирушки вроде бы радоваться впору, а Ярдара снедали недобрые предчувствия. Беда встала за его спиной, но кто принесет ее, неужели дружина? Воздух натужно вышел из щели стиснутых зубов. Всю ночь напролет он просидел на золотом престоле покинутого замка, и все думал, думал. А к чему пришел в итоге, никто не знал.
   Ночь ничем не удивляла посетителей имения на болоте, к шорохам за шкафами и скрипу половиц в соседних комнатах северяне быстро привыкли – по существу в этот вечер они были слишком пьяны и заняты девушками для того, чтобы пугаться призраков. А на утро вся память о странностях Шато де Ригоберт стерлась. Норманны обживались в крепости, последующий день приводили в порядок менее нужные помещения, готовя их к приходу подкреплений. Будет где разместить товарищей, да и похвастать новыми владениями удастся. Жаль только, замок Ярдар получил без боя, а так – подобрал, но кое-где и приврать можно. Хотя большой лжи не будет, если сказать, что в шато лилась кровь: горы костей тому подтверждение.
   Скот потучнел за время пребывания в стойлах, не смотря на взволнованный вид и тревожное поведение по вечерам. На башне починили колокол, оповещающий замок о бедах и нападениях, ему требовалось заменить кем-то вырванный язык. Впрочем, франки до сих пор не объявлялись, единственной живой душой, мелькавшей возле замка, был надоедливый рыбак.
   «И что этого старого неслуха сюда тянет?! – возмущался Ярдар, прогуливаясь по внешней стене. – Будто во всей Франции места мало для бродяги, чтоб он в проклятущем этом болоте потонул!»
   Блакари за прошедшие два дня с ночи пира успел отковать пробный кинжал и пару талисманов с защитными рунами, которые, правда, оставил при себе и не показывал друзьям, если у него вообще могли быть друзья. Магнус вечно следовал за ярлом, оберегая его покой. Смена условий не изменила обязанностей седовласого, сторожил он воеводу по-прежнему бдительно, хотя и не от кого было. Дни потекли один за другим. Первая неделя еще насыщалась заботами о замке, а потом викингам стало откровенно скучно. Однако скучать оставалось недолго…

Глава 10

   Очередная мертвецки тихая ночь вяло текла по своему руслу. Торгрим и Гисли уже уничтожили две бутылки вина, поборолись на руках, пересказали все известные им легенды и истории. Чем было разбавлять остаток смены, они просто не в состоянии были придумать. И будто одной скуки не хватало, чтобы вывести сторожей из себя, с болота под стенами налетели мошки и комары. А местное мошкарье, следует отметить, отличалось большими размерами, кровожадностью и наглостью. Чем только не гоняли насекомых те несчастные, кому выпадал черед дежурить в периоды их активности?! Быть может, лишь дым и отогнал бы кровососов, но разводить на башне огонь норманны не решались – разве можно найти лучший способ сообщить о себе? От силы горело пару факелов, но от них шло недостаточно дыма, чтобы смутить кровососов. Приходилось терпеть. Поскольку крылатая пакость в последние три ночи особенно разбушевалась и охамела, дежурства на башне превратились в вынужденное и несправедливое наказание.
   Торгрим отмахивался от комаров мечом, найдя в этом монотонном занятии неплохое времяпрепровождение. Гисли больше ел, сидя на лавке. Скуку он всегда плотно заедал, оттого в итоге и получил прозвище Толстый, хотя скучать по жизни ему толком не доводилось: вот только причин для трапезы у него имелось гораздо больше, нежели свободного времени. За прошедшие два часа караула он намешал в своем животе столько всякой снеди, что последний начал угрожающе рычать.
   – Не лопни, – хмыкнул Торгрим, косясь на округлившееся пузо товарища.
   – Ха, на этот случай у меня выход есть.
   Неприятно захихикав, толстяк поднялся и начал развязывать веревочки на штанах.
   – Сейчас воронье попугаю, ха-ха.
   – Эй! – возмутился Торгрим, рванув от парапета. – Ты чего удумал? Не знаю, какие вольности ты себе позволяешь с другими на посту, но я твою задницу наблюдать и нюхать не собираюсь. Ты что в хлеву вырос? А ну-ка, порточки придержи и спускайся на двор, куда все ходят по нужде.
   – Не-е-е, – капризно протянул крепко выпивший Гисли. – Этак я по дороге обгажусь. Я ж смотреть не заставляю.
   – Ну, уж нет, кум, ты как знаешь себе, можешь всю башню перемазать, а мне только этой радости тут не надо. Иди, иди, чем дольше стоишь, тем скорее штаны перепачкаешь.
   Гисли фыркнул, махнул рукой и поплелся на лестницу. Тяжелые шаги толстяка еще долго разносились по деревянным пролетам. Вывалившись на внутренний двор, Гисли тихо посмеивался над неудавшейся затеей, отыскал в темноте вырытую наскоро яму, из которой шел премерзкий запашок, роем жужжали мухи. Добраться до нее удалось не иначе, как при помощи стены – в хмельной слабости ноги не могли удержать здоровяка. Чуть не провалившись в отстойник ногой, Гисли припал боком к перегородке стойла, прилегающего углом к крепости и, похлопав по щеке подлезшую корову, принялся биться со штанами. Но все обошлось, Гисли даже не упал. Закончив необходимые дела, он поправил портки и собирался, было, возвращаться на пост, как вдруг услышал голоса. Кому они принадлежали, не разобрал, но вот откуда исходили, понял сразу: на другой части двора в хлеву, вздрагивая, горел факел, вытягивая тени. Говорили трое, это легко определилось по количеству теней на стене, один собеседник постоянно оборачивался, и Гисли даже удалось разглядеть краешек его носа. Нахмурив брови и сняв с лица веселую маску, викинг по стеночке двинулся к теням. Однако голоса не становились отчетливее при приближении, словно что-то скрывало их, какая-то пелена. Гисли сделалось страшно, ни воинская закалка, ни пьяный задор не сумели одолеть необъяснимый приступ страха. Но он продолжил движение, пока не приник к перегородке хлева, на ощупь вытащил меч дрожащей рукой и насторожился. Бубнеж за стенкой закончился, темные силуэты троих заговорщиков зашевелились и исчезли.
   Ничего не понимая, толстяк пролез в стойло, где мирно спали овцы. После того, как погас свет унесенного факела, он плохо различал обстановку. Глаза на свету уже успели отвыкнуть от темноты. Поползав по соломе, он обнаружил несколько следов (что уже могло оспорить версию с пьяным бредом), уходящие в дверь в конце хлева. Оказывается, тут были и боковые проходы, про которые Гисли не знал. Делать было нечего, не гоняться же за тенями по замку. Они уже давно затерялись, следов на камне не остается.
   «А вдруг опять «эти» шалят?» – вслух подумал Гисли, припомнив рассказы друзей о странностях, творящихся в имении. Да и сам Гисли сталкивался с движущимися во мраке фигурами, оказывающимися в свете факела пустыми доспехами, слышал шаги и шепот.
   Решено было убираться отсюда по добру по здорову. Так и поступил. Вернувшись на пост, Гисли не стал ничего рассказывать Торгриму, хотя подмывало очень. До смены караула оба стража не обмолвились ни словом.
//-- * * * --//
   На следующее утро Гисли тоже не поделился своими соображениями насчет ночного совета. С одной стороны он опасался, что ему не поверят, узнав о его состоянии в тот момент, с другой – не был достаточно уверен в лояльности товарищей. А поскольку он еще и не опознал заговорщиков – если они таковыми являлись – то разглашать всем подряд о странных событиях было бы слишком опрометчиво. До четырех часов дня Гисли ходил по замку, не находя себе место, расслабиться удалось лишь в родимом погребке, и то ненадолго. Там, сидя на свернутом плаще прямо на полу и попивая вино, он решился выдать все, что видел, ярлу. Вот уж кто-кто, а Ярдар определенно не причастен к заговору, ибо против кого ему-то плести сети?
   Стемнело очень рано, полил дождь, окна помутнели от кривых разводов необычно темных, ржавых струй. В галерее установился такой же мрак, как и в первую ночь, когда отряд только занял шато. Гисли осторожно поднялся по ступеням, становясь на носки, чтобы ни единого шороха не вырвалось из-под ноги. Ему было страшно, но не из-за важности сообщения, не из-за угрозы столкнуться с врагом и умереть от его руки. Страх возник от мысли, что кто-то из его боевых друзей, клявшихся в верности Ярдару, вдруг замыслил зло против своего вождя. В зале горел свет и стучал нож, вонзаемый в стол. Это развлечение выдумал для себя Офрид: отыскал столешницу без ножек, положил на пол и метал в нее нож, иногда забираясь на стул. Для большего интереса он выбирал какую-нибудь щелку или же сам царапал дополнительную мишень, в которую старался попасть с наибольшей точностью. И это, действительно, оказался ярлов родич. Он почему-то был один, но Гисли не заботило, куда разбрелись воины.
   – Привет, Офрид, – пропыхтел он, выходя из темноты.
   – И тебе привет, – не отрываясь от мишени, ответил юноша.
   – Слушай, а ярл где? Что-то не видал я его с прошлого вечера, как уходил на часы.
   Офрид выдернул нож и замер, словно обдумывал что. Затем он повернулся к Гисли и произнес вполне обычным голосом:
   – Не знаю, наверное, в тронном зале. Шибко ему трон золотой приглянулся. А тебе чего надо? Если проблемы какие, ты мне говори, я ведь вместо него.
   Гисли потерялся, потеребил бороду и придумал:
   – Да я это, просто побеспокоился.
   – А чего беспокоиться?..
   Последняя буква слова, вышедшего из уст Офрида, смазалась душераздирающим звоном колокола на башне. Племянник Ярдара блеснул налитыми кровью глазами и побежал к среднему проходу. Гисли, поняв, насколько сейчас маловажна будет для ярла его новость, потопал за Офридом. Давалось ему это с трудом. Если бы знал, что беда нагрянет так вот неожиданно, то не размякал бы в тепле с вином. На лестнице башни ему повстречались Магнус и ярл, где-то на этажах раздавались голоса Ульва Олавсона и Эгиля Хитрого. По поднявшемуся грохоту шагов нетрудно было догадаться, что малочисленные обитатели Шато де Ригоберт спешили на внешнюю стену или на башню.
   Блакари и Бергфинн, стоявшие на вахте, указывали Дуве на северо-запад. Ярдар со свом верным телохранителем подоспели чуть раньше Гисли и пытались разглядеть сквозь непроницаемую, живую стену дождя причину волнений.
   «Франки, франки идут», – прошептал Дува, глядя из-под ладони вдаль.
   Ярл подивился бы, что и дождь не преграда Хеймдаллеву Сыну, но мимолетом сам увидел сквозь пелену красные глазки факелов. Десяток, сотня, вот уже, навскидку, четыре сотни. Огней становилось все больше и больше, приближалась целая армия, и двигалась она сюда. Даже если франки не догадались, что отряд беглых норманном мог укрыться в покинутом замке, то звон колокола, наверняка, их привлек. Снизу, со стены послышались нелестные комментарии Офрида, подхваченные Ульвом и Торгримом.
   «Ничего, не волнуйтесь! – крикнул ярл. – Они не нападут в такую погоду. Идем в тронный зал, будем думать, как отстоять крепость».
   Недовольно ворча и переговариваясь в полголоса, северяне потянулись в башенный люк. Промокшие и угрюмые они пришли в тронный зал, сели по лавам и приготовились слушать слово Ярдара.

Глава 11

   Ярл, зло сопя, занял место на троне и обвел свирепыми глаза, укрытыми густыми седеющими бровями, дружинников.
   – Мы знали, что этот день придет, – проговорил он. – Нас не страшит смерть, и не пугает сталь франков. Много их мы побили и еще больше побьем прежде, чем отойти в светлые чертоги Вальхаллы. Но я не сдам мой замок этим собакам так просто. Нужно держать его так долго, как это вообще возможно, если боги помогут нам, мы продержим его до прихода наших товарищей, которые сейчас должны подниматься вверх по реке. Для начала нам нужно избавиться от женщин – они будут есть нашу еду и при случае сдадут нас франкам.
   – Убить их? – спросил Офрид.
   – Если придется. Можно отправить их на другой берег, они мало видели и знают, но такая милость может обернуться для нас же бедой.
   – Я займусь этим, – холодно сказал Магнус, вытащив клинок на два пальца из ножен. – Мне не привыкать убивать женщин и детей.
   От низкого, жестокого и какого-то темного голоса Тролля передернуло самого ярла. Махнув ему, дескать, действуй, Ярдар встал и прошелся вокруг трона. Под тяжелым взглядом остекленевших глаз зубра ему неуютно было там пребывать. Воины тихо и смиренно ждали, пока ярл продолжит.
   – Так, – протянул тот. – На пост будем выходить по одному, внимания врагов не привлекать ни в коем случае! Если кто-нибудь попробует переправиться – тогда стреляйте и убивайте, никто, вступив в болото, не должен уйти живым, вам это ясно?!
   Викинги зашумели, кивая головами.
   – Осадные орудия им на холм не затащить, так что шансы у нас неплохие. Главное делать все верно и твердой рукой. Стрелять точно, не тратить стрел понапрасну. За еду у нас Гисли ответственный, пусть разделит ее, чтоб хватило на неделю, а дальше начнем забивать скот. Придется пояса затянуть, хорошо, что на заднем дворе есть источник, воды нам хватит с лихвой. Собираться будем в главном зале, если франки и прорвутся, встретим их там. Биться будем до смерти!
//-- * * * --//
   Магнус спустился на второй этаж, куда переправили похищенных женщин с первого. На его лице не дрогнул ни мускул при мысли, что он сейчас пять девушек лишит жизни. В коридоре было по обыкновению темно, даже факела на стенах не спасали от густого мрака. Шаги норманна тонули в звенящей тишине, сквозь которую еле слышался женский смех – тонкие кокетливые колокольчики тихонько перешептывались между собой. Тролль ухмыльнулся, подумав, как должно быть переменится вдруг поднявшееся настроение пленниц, когда они узнают свою участь. А может, порезвиться с ними напоследок? По пути викинг прихватил двуручный меч из рук доспеха и стянул у него же с плеча ножны для крупного оружия. Повод испытать скоро возникнет.
   Он подошел к двери, удивившись, что смех словно исходил не из-за нее, а витал по коридору за другими дверями. «Что задумали эти бестии?» – огрызнулся про себя Магнус. – «Ловушку им делать не из чего… Проклятье, когда это Магнус Бьернсон баб боялся?» Толчком плеча седовласый высадил дверь и ввалился в помещение. В полусвете тлеющих свечей он обнаружил лежащие на полу тела узниц. Вены у запястий были перегрызены, пол, как и губы женщин, был залит кровью. Остолбенев, Магнус смотрел на бледные лица и опустевшие глаза, с ненавистью смотрящие на него в ответ. Он не хотел больше выносить этих взглядов, но не мог отвести свой. Наконец, пересилив себя и налившись пришедшим из глубин души гневом, викинг зарычал и начал кромсать тела, рассекать головы, лишь бы не видеть больше этих корящих глаз. Багровая лужа растеклась по полу, просачиваясь в щели между плитами и будто впитываясь в них, в сам замок.
   Оставив изуродованные трупы как есть, Магнус ударом меча погасил свечи и вышел быстрым нервным шагом наружу. Тут снова раздался смешок, но теперь он звучал презрительно и зло. Дверь позади громко хлопнула, от удара петли сорвались, она повисла в проеме, а из-под нее заструилась кровь. Бойкий ручей все расширялся и дымился, как если бы кровь выпустили из еще горячего тела. В окна кто-то скребся, сквозь дождь было не видать. Магнус отшатнулся, схватился за голову, но все же не позволил самообладанию покинуть разум. Отвернувшись от хлопающих дверей и грохочущих окон, он побежал к лестнице. В замке еще оставались незавершенные дела.
//-- * * * --//
   Викинги собрались в главном зале, как и было указано ярлом, Бергфинн пошел в стойла проверить скот, а Гисли спустился в погреб. Сам Ярдар задержался наверху. Организовывать дружину опять досталось Офриду, но племянник ярла не спешил раздавать приказы и готовить встречу врагов. Он сидел на круглом столе и поглядывал то на вход в башню, то на свой меч. Неожиданно на втором этаже послышались странные звуки, гром и треск, словно замок начал разваливаться на части. Северяне насторожились, обнажив оружие, однако пойти и проверить, в чем проблема, они не успели. Дверь распахнулась, на пороге стоял Бергфинн с испуганными глазами и потускневшим лицом.
   – Чего еще?! – небрежно гаркнул Офрид.
   – Скот, – пошевелил посиневшими губами Олавсон. – Кто-то перебил весь скот. У нас нет запасов…
   – Что?! – Офрид вскочил так резко, что стол перевернулся на пол. – Кто это сделал, признавайтесь?!
   Викинги переглянулись, пожимая плечами. Никто не признался, да и какой смысл убивать животных, припасенных для собственного пропитания?
   – У нас здесь предатель, – бешено вращая глазами, процедил родич Ярдара. – Или предатели, это мы еще выясним. Наверняка франки подкупили кого-нибудь из вас, лучше сознайтесь сразу.
   – А почему мы не можем подумать так же про тебя? – с неизменной ухмылкой на устах произнес Блакари, попутно ковыряясь кончиком метеоритного меча под ногтем. – Тот, кто сильнее прочих сыплет обвинениями, сам обычно оказывается нечист. А, как тебе такая версия?
   – Я тебе кишки выпущу, колдун! – озверел Офрид.
   Его клинок молнией блеснул в полете, но Ульв вовремя навалился на Офрида, обняв обе его руки.
   – Тихо, тихо, – успокоил он главаря. – Кровь пролить всегда успеем.
   – Да, – прорычал Офрид. – Пойдем ярла отыщем.
   Они, под пристальными взглядами товарищей, прошествовали к лестницам и скрылись в темноте. Блакари встал со стула, улыбка медленно растаяла. Затолкнув меч в ножны, он пошел следом за теми двумя. Его не стали останавливать и даже не спросили, чего возникло у него на уме.
//-- * * * --//
   Гисли уже выучил каждую колдобину на каждой ступени винного погреба. Слизь, которую он тщательно удалил в первый раз, почему-то вновь обволокла старые камни, но Гисли спустился без приключений. Он сам не понимал, зачем пришел сюда, ноги принесли. Сделав последний шаг, он провалился в густую, холодную, черную воду по щиколотку, чуть не выронив от страха факел. Заветный бочонок, снимающий усталость, гонящий прочь любые страхи, заманчиво поблескивал железными обручами в дальнем конце подвала. Гисли, как завороженный, направился к нему, погладил отсыревшее дерево. В ответ на прикосновение раздался стук и ворчание, норманн в ужасе отпрянул. Крышка бочки, с виду плотно прибитая, отвалилась, и Гисли Толстый увидел внутри жирную косматую крысу, сидящую на куче залитых вином человеческих сердец. Мысль о той мерзости, которую он выпил несколько литров, незамедлительно вызвала рвоту.
   Плюясь и кряхтя, он вытащил топор, чтобы поквитаться с гнусной тварью, как вдруг услышал скрежет когтей из других закутков. Крыса-великан утробно зарычала и спрыгнула на пол. Из темных затопленных углов, выныривая из-под воды, таща в желтых зубищах кости или волоча целые скелеты, наползали новые крысы еще больших размеров. Скелеты злобно стучали челюстями, безглазые черепа с нечеловеческой ненавистью вперились в живого человека. Уровень воды поднялся, по голеням Гисли прокатилась волна холода. Он понимал, что оказался в западне, из которой нет выхода, отчаянье душило его, выдавливая воздух из легких и не пуская назад. Следуя давней привычке, как он обычно поступал в опасной ситуации, Гисли выставил топор, приготовил дубину и начал вертеть головой в попытках усмотреть за всеми противниками. Но много ли толку от мастерства фехтовальщика, от крепкой стали и зоркого глаза, когда ты окружен злыми проворными тварями и мертвецами? Гисли не отличался скоростью, а его удары были скорее сильными, чем быстрыми, да и темнота делала свое дело, играя на стороне чудищ, ею рожденных. Первая крыса прыгнула сзади и глубоко впилась в икру. Викинг с диким ревом ударил монстра, разрубив вдоль туловища, но на него набросилось сразу четыре новых. За левую ногу схватились костлявые пальцы скелета, по каким-то причинам, как и большинство его собратьев, передвигающегося ползком. По телу под кожаной курткой и рубахой заструилась кровь, одна крыса примостилась на загривке северянина, вгрызлась в шею.
   Гисли вертелся, брыкался, рубил топором, лупил по черепам окованной дубиной, однако силы стремительно покидали его, ноги подкашивались, руки мертвецов тянули вниз, в высоко поднявшуюся могильную воду. Стены начали кружиться перед глазами, слышался смех и плач. Гисли упал на колени, меч вывалился из онемевшей ладони и плюхнулся в бурлящую жижу. Последнее, что увидел Гисли Толстый перед тем, как померкли глаза, был рычащий скелет, надевающий на проломленную голову золотую тиару и суетящиеся по лицу, обгрызающие кожу крысы с торчащей, словно иголки, шерстью. Тело медленно погрузилось под воду вместе с облепившей его нечистью, камешек с руной Одал на миг блеснул в меркнущем свете, факела сами собой погасли…

Глава 12

   Бергфинн, Торгрим, Эгиль и Дува растерялись, оставшись одни в полутемной зале, они полагали, Офрид найдет выход из ситуации, а тот бросил людей на произвол судьбы. Все естество подсказывало норманнам, что смерть стоит у них за спинами, через плечи дуло ее ледяное дыхание. Огонь в камине слабо потрескивал, угасая с каждой минутой, однако викингов заботили другие проблемы. Переглянувшись, они все разом посмотрели на ворота.
   – Надо уходить, – сказал Эгиль.
   – Уходить? – возмущенно спросил Бергфинн. – То есть, как уходить? Куда? А как же остальные?
   – У остальных своя голова на плечах, – без стеснения продолжил гнуть свою линию Хитрец. – Если они не дураки, сами уберутся, а лично я еще пожить собираюсь.
   – С каких это пор мы бросаем товарищей, а, Эгиль? – наступил на него Дува.
   Эгиль попятился к воротам, бегая глазами то к ней, то к лучнику.
   – Я никого бросать не собирался, ты видел, эти трое ушли наверх. Могли бы и тут остаться – ушли бы вместе.
   – А зачем уходить?!
   – Как зачем?! – сорвался Эгиль. – Еды нет, я до сих пор не видел своей доли золота, а франки не сегодня – завтра возьмут замок. Ты что, всерьез поверил в эти ярловы бредни про героическое отстаивание «его замка»? Да нас разотрут в пыль. Сколько у нас человек, луков, стрел? А у них? Нет, дружище, так не пойдет. Почему я должен умирать за «его замок», с какой стати ярл вообще присвоил его себе?
   – Ты жалок, – презрительно прошипел Дува. – Зачем Ярдар только тебя таскает по походам? Давай, убирайся отсюда, нам только легче будет.
   Эгиль разозлился, но понимал, что он в меньшинстве, и связываться с Дувой не стоит, во всяком случае, пока, сквитаться можно и позже. Пренебрежительно сплюнув на пол, он пошел к воротам, теребя монеты, найденные на полу в коридоре и тайком стащенные из сокровищницы. Золото, хоть и в столь малом количестве, все же грело его душу, он ведь уходил не с пустыми руками. Потянул за кольцо, поднатужился, потянул снова, но ворота даже не скрипнули. Глянув со злобой на товарищей, Эгиль ухватился двумя руками, потянул из всех сил, дергал кольцо и так, и эдак. Все напрасно. В ярости он пнул лежащую у входа лодку и закричал.
   – И кто запер ворота?! – брызжа слюной, зарычал он. – Ты, Дува?! Точно ты, иначе не корчил бы из себя героя! Решил поиздеваться надо мной или рассудок потерял?!
   – Ворота заперты? – с неподдельным испугом переспросил Дува, и не думающий о продолжении свары.
   – Заперты, – окончательно запутался Эгиль. Растерянно подергав кольцо, он сполз на пол и обхватил голову руками, бормоча: – Кто? Кто нас предал? Проклятый замок, проклятое золото!
   Бергфинн снял с пояса топор и рубанул двери несколько раз – никакого результата. Тут же погас камин, людей охватило нешуточное волнение. Спешно похватав оружие, запихав недоеденную пищу в мешки, которые привязали к поясам, и, накинув плащи, они, позабыв недавние разногласия, отправились на задний двор в надежде найти там запасной выход или тайную лазейку. Дверь открылась, пахнуло ночным холодом, четыре дрожащих факела замелькали по двору, тыркаясь в каждый угол. Недавно почившие животные уже воняли так, словно валялись не меньше недели, с болота тучей налетели мухи и мошки. Жадно жужжа, насекомые набрасывались на людей, облепили их лица, забивались в рот. Огонь, используемый для защиты, разгонял черную живую взвесь лишь на секунду. Ни прохода, ни хотя бы лестницы на стену не было видно, сколько не ходи, а мухи загоняли их обратно в здание.
   Наконец северяне сдались. Бергфинн захлопнул за собой дверь, спасаясь от голодных слепней, оставивших кровоподтеки на лицах воинов. Все принялись плеваться и отхаркиваться, много насекомых они проглотили, и от странного смрада в горле их тошнило. Переведя дыхание, держали совет.
   – Не выйдет, – раздосадованный, Дува перевернул стул и поддал ему вдогонку. – Там нет выхода, даже если мы плохо обследовали двор. Мухи улетят, однако это только начало, зараза начнет плодиться, мы долго не протянем.
   – Стена, фронтальная стена! – воскликнул Торгрим. – Нужны веревки, можно содрать шторы, их в замке полно, они длинные и прочные! Свяжем и спустимся!
   – Точно, точно! – Эгиль схватил руку Торгрима и потряс ее. – Скорее наверх, на втором и третьем этаже полно спален с толстыми шторами на окнах!
   Дува и Бергфинн оценили идею. Снова взяв факела, все четверо, а разделяться они не хотели, чувствуя что-то неправильное в происходящем, поднялись на второй этаж. Не успел Дува открыть и первой комнаты, как этажом выше раздался крик, грохот, звон…
//-- * * * --//
   Ярдара переполнила необъяснимая тревога. С тех пор, как его люди спустились в залу, а он задержался на не отпускающем его троне, темнота заползла в его душу. Украдкой она вытащила свое тучное, пульсирующее тело и обволокла ярла с головы до пят. Ярдар хотел встать с трона, но какая-то сила держала его. Причем не против воли, он сам передумывал вставать, стоило этой крамольной мысли зародиться в голове. Ярл обратил внимание на странный звук и обнаружил, что это сопит голова мертвого бизона. Ярдар почему-то этому не удивился. Он поднял голову и присмотрелся к зверю: тот определенно смотрел на него неподвижными глазами и сопел. Шерсть вокруг черных ноздрей слегка колыхалась в такт дыханию.
   «Ну и чего, – усмехнулся ярл. – Можешь не стараться, я отсюда не уйду. Это мой замок, привыкай».
   Бизон фыркнул, будто насмехаясь над человеком. Ярдар погрозил чучелу кулаком.
   «Нет, не встану. Мне незачем, в конце концов».
   «А золото? – донесся до слуха вождя голос, непонятно откуда идущий. Похоже, он был в его голове. – Золото-то, действительно золото! – опомнился Ярдар. – Эти крысы наложат на него ручищи. Я ви дел, я все видел, как этот Эгиль пялился на мое золото. Скотина, жадный мерзавец! Зачем я таскаю его с собой, он всегда подворовывал добычу, я знаю?! Ну, держитесь у меня, я этого так не оставлю!»
   Он буквально взлетел, обнажая по пути меч, взятый из сокровищницы оружия. В глазах ярла пылал неподдельный гнев, зубы скрежетали, как несмазанные колеса телеги. Рыча и воя, он бросился к выходу, но у самых дверей остановился и обернулся.
   «А ты никого не пускай на мой трон! Слышишь, зверюга?!»
//-- * * * --//
   Ярдар прискакал к заветной сокровищнице быстрее самого проворного скакуна во всей Дании. Вышибив ворота плечом, он, зачарованный огненным пылом, остановился у кучи монет, кубков, ожерелий и корон. Никаких дружинников тут не оказалось, что, от части, отрезвило ярла. Он даже задумался, отчего вдруг повел себя столь странным, если не сказать несвойственным ему образом? Факела на стенах сокровищницы горели, хотя воевода точно не помнил, что оставлял их зажженными, а кроме него и без него, никому не дозволялось заходить сюда.
   «Значит, все-таки они здесь побывали» – подумал он.
   – Ярл, что ты тут делаешь? – вопрос Магнуса сковал Ярдара.
   – А ты что? – ответил он тем же вопросом. – Разве я не приказывал не трогать золото до тех пор, пока я его не разделю?
   – Приказывал, – согласился седовласый. – Только сдается мне, что нам дожидаться этого момента придется до следующей зимы. Перестал ты, ярл, ценить преданных тебе людей.
   – Что-то твои речи не похожи на слова преданного человека, – огрызнулся Ярдар. – Тебе, вижу, не терпится мое золотишко прибрать, не так ли?
   – Уже твое, ярл? Боюсь, мы не станем ждать дележки и сидеть в этом треклятом замке.
   – Мы?
   Магнус не ответил, вместо этого вышли Ульв и Офрид.
   – Так вы все в сговоре против меня?! И ты, Офрид?! Золото тебе дороже родича?!
   – Сговор? – Ульв отшатнулся от Магнуса и Офрида. – Ярл, я на твоей стороне.
   Он шагнул еще назад и выхватил меч, но использовать его уже не успел. Его шею обхватила рука, а из груди проклюнулся черный клин кованой стали. С хрустом, острие вошло глубже, разрезая грудную клетку. Ульв застонал и свалился на пол к ногам Блакари и его подельникам. Кузнец зловеще улыбнулся, обтерев метеоритный клинок о штанину. Магнус оголил двуручный меч и решительно пошел на Ярдара. Но вождь не за красивые глаза удостоился своего звания и положения, он не просто так пользовался уважением дружины. Рванув навстречу Троллю, решившему, что победа уже у него в руках, уклонился от удара и повалил седовласого тычком навершия Кнуза под колено, парировал выпад Блакари, вытолкнул его из сокровищницы и схватился с племянником. Офрид был сильнее ярла физически, зато многократно уступал ему опытом и мастерством. Несколько раз грубо рубанув – на что у Ярдара всегда находился ответ – Офрид пропустил точный удар в бок золоченым клинком. Ярдар издавна умело орудовал двумя оружиями одновременно и, имея такую возможность теперь, не преминул ею воспользоваться. Левой рукой, контролируя насаженного на меч противника, он Кнузом пронзил сердце Офрида и был таков до того, как к нему подскочили подельники предателя.
   Блакари порывался преследовать воеводу, однако Магнус остановил его. Судьба ярла больше его не тревожила, а смерть одного заговорщика означала, что доля золота последнего переходит двум оставшимся. Отставив двуручник в угол комнаты, Магнус достал мешок и вдруг вспомнил недавнюю мысль. Вспомнил вовремя, поскольку она же посетила и Блакари. Перехватив руку с оружием, Магнус легко сломал ее, после чего крепко приложил кузнеца кулачищем. Переносица Блакари хрустнула, хлынула кровь. А, пока колдун корчился на полу, Тролль поднял метеоритный меч и пригвоздил им бывшего владельца.
   «Сам управлюсь», – проворчал он, загребая монеты широкой ладонью.
   Мешок пухнул и тяжелел, Магнус не скупился, засыпая в него золото, хотелось взять больше, больше, больше… Закончив нагружать свою тару, он, поразмыслив, взял куль Блакари. Он набил бы и третий мешок, принесенный Офридом, но здравый смысл взял-таки верх – столько золота даже такой силач, как Магнус, не унес бы. Заткнув за пояс метеоритный клинок Блакари, который ему сразу приглянулся, и, вернув в большие ножны на лопатках двуручник, Тролль перекинул мешки через плечи и поспешил на выход. Он знал, замок так просто его не отпустит, поэтому действовал быстро. Когда он шел по лестнице, Шато де Ригоберт сотряс мощнейший удар, идущий из глубин земли. Стены и пол заходили ходуном, картины и вазы с грохотом посыпались на пол, за ними последовали доспехи, создавая при падении оглушительный лязг. Окна разом взорвались, решетки, перекрывающие их, заскрипели и полопались. По коридорам понесся стон, переходящий в рычание. Лестница из подвала удлинилась во стократ.
   «Провалитесь в Нифельхейм! – закричал Магнус в разверзшуюся пустоту. – Тебе, кто бы ты ни был, не остановить меня!»
   Сопротивляясь неведомой и невидимой силе, викинг ступил на лестницу. Ступени уходили у него из-под ног, обваливались в никуда, оставляя зияющие чернотой провалы. За спиной Магнус слышал хлопанье кожистых крыльев, но бежал, не оборачиваясь. Ноша на плечах делалась тяжелее с каждым шагом, притягивая к земле, голову заполонил тихий злой шепот, шлющий сложно различимые проклятья на разных языках. Шепот сменялся смехом и рыданиями, в дырах в стенах Троллю мерещились силуэты изрубленных на куски девушек с перегрызенными венами, однако ничто не останавливало беглеца. Чтобы не терять бодрость и уверенность, он сам захохотал, его смех разлетался жутким эхом, умножаясь сотнями голосов…

Глава 13

   В замке начало твориться нечто невообразимое, Дуве, Бергфинну, Торгриму и Эгилю пришлось рвать шторы, как сорняки. Окна при этом дрожали, ставни хлопали, а стекла вылетали градом режущих льдинок, полосуя лица северян. На улице поднялась буря, болото закипело, словно суп в котле, пузырясь и брызжа зловонной зеленью. Ветер, казалось, способен был смести старые стены, вырвать весь замок из земли и унести его за море. Но в завывании шквала слышались и другие зв уки – голоса живых существ, шипящие и визгливые, их сопровождали удары крыл по ветряной преграде. Выбежав из третьей по счету комнаты с кипой намотанных на руки штор, воины устремились к черной дыре лестничного пролета. Длины штор должно было хватить до земли, а дальше как угодно, хоть вплавь, до другого берега. Они и не догадывались, что разминулись с ярлом и его преследователями, что Ярдар прячется этажом ниже в темном углу.
   В оглушительной какофонии разгулявшейся злой силы никто из четверых человек не расслышал лязга проржавевшего железа, лишь дикий крик Торгрима кривого заставил их остановиться. Торгрим шел последним и каким-то образом отстал от товарищей. Дува кинулся назад и застал Кривого в окружении врагов, закованных в тяжелые латы. Прежде такие же доспехи стояли между окон на этажах и у лестниц. У викинга отсутствовала левая рука, ее обрубили выше локтя, в правой он зажал меч. Лучник бросил тряпье и вскинул лук, стрела полетела в щель для глаз, но воин не погиб, стрела глухо звякнула и осталась торчать. Торгрим в безумной ярости набросился на обидчиков, сокрушительные удары пробивали изгрызенные ржой панцири, попросту тупя клинок. Дува хотел помочь Торгриму, но крик Эгиля потянул его в другую сторону. В тот же неуловимый миг Торгрим получил смертельную рану в основание шеи. Латы повернули шлемы к Дуве, тому оставалось лишь бегство.
   У лестницы он застал одного Бергфинна. Юный силач поднял на плечи доспех, мышцы его раздулись шарами, вены расчертили тело синими ручейками. Выдохнув, он запустил поклажу в другой доспех, гремя, куча железа покатилась по ступеням.
   – Где Эгиль?! – крикнул с ходу Дува.
   – Убежал в башню, я хотел его остановить. Эти проклятые духи напали на нас, я не был готов к такому.
   – Ладно, – сморщившись от идеи бросить соратника, выдавил из себя Дува. Нам надо уходить, на стену, скорее. Там еще полно этих пустышек.
   Как в бреду, не помня дороги, они добежали до витражных дверей, ведущих на фронтальную стену. Стоило им высунуться, как с неба, из завившихся вихрем туч, упало чудовище: наполовину человек, наполовину летучая мышь. Вереща и скаля острые клыки, оно носилось над людьми, пыталось ухватить цепкими пальцами на ногах, поцарапать загнутыми когтями. Дува натянул тетиву, стрела вонзилась в руку-крыло неведомого зверя. Пока одна тварь извивалась, хватаясь зубами за древко стрелы, подоспели другие. Бергфинн и Дува отбивались мечами, однако существа почти не попадали под их удары. Где-то на башне закричал Эгиль Хитрый, а вскоре его тело с петлей на шее свесилось через парапет, из прорванного кармана просыпалась пригоршня золотых монет, звонко упавших на стену. Бергфинн не выдержал напряжения и метнулся в помещение, угодив в объятья двух бестелесных девушек, за которыми толпилась армия бледных духов павших в Шато де Ригоберт воинов.
   Рот норманна немо раскрылся, кожа стянулась и ссохлась, покрасневшие глаза вылезли из орбит, а борода облетела, точно листья осенней порой. Под холодный хохот призраков тело Бергфинна Олавсона истлело за считанные секунды. Дува жадно глотал смрадный воздух, поднятый ветром с болота, последняя надежда, жалкая и смутная, была в его сердце, последний подвиг бросал вызов. Отшвырнув навалившуюся тварь и пустив пару стрел во вторую, он разбежался, едва миновав смертоносных объятий, и перескочил через высокую кладку бойницы. Шлепок сопроводил Дуву Хеймдаллева Сына в гнусную жижу, призраки крепости Ригоберта собрались на стене, чтобы посмотреть на смерть храбрейшего дружинника в войске Ярдара.
//-- * * * --//
   Магнус сносил доспехи, словно медведь хлипкую изгородь. Ярость берсеркера гнала Тролля к выходу, а клинок, выкованный чернобровым Блакари из метеорита, рубил нечисть в куски. Влетев плечом в ворота, он обнаружил, что те не отпираются. Тут тоже на выручку пришел меч Блакари. Прорубив в воротах щель, Магнус запустил в нее руки, царапаясь в кровь, рванул и разорвал створки. Лодка плюхнулась в воду, на днище упали мешки с золотом. Весла взметнулись над матовой водой, лодка двинулась, встречая отчаянное сопротивление самого рва. Однако никакая сила не могла остановить Тролля, если он задался целью. Греб он без передышки, прикладывая максимальные усилия. Видел, как со стены, окруженной тучами и крылатыми монстрами, упало тело товарища, как повесили на башне еще одного. Злорадно улыбаясь, радуясь, что судьба поглотила не его, он греб и греб дальше.
   До берега был какой-то полет стрелы, в тумане уже отчетливо виделись травы. Буря утихала по мере отдаления от замка, плыть становилось легче… до того момента, как к воде вышел рыбак. Старик помахал Магнусу рукой, и лодка тот час встала, будто уперлась в корягу на дне. Магнус перегнулся через нос посудины и отшатнулся, шаря по днищу в поисках меча. Лодку крепко ухватили руки мертвецов, они цеплялись за борт и раскачивали судно, пытаясь выбросить пассажира в воду. Здесь обычно невозмутимый Магнус не выдержал давления страха. Дрожа всем телом, он рубил по почерневшим пальцам и разбухшим рукам, из которых брызгала вода. Лодка более-менее высвободилась, Магнус взялся за весла, но вдруг вода прямо по курсу забурлила, вспенилась зелеными пузырями, о днище что-то скребануло. Тролль снова схватил меч, хотя тут он ему был не помощник. Вода разомкнулась, над ней поднялась длинная шея, даже не шея, нет – тело. Кольчатое, как у червя, заканчивающееся слепой головой с круглой пастью, что воронка с зубами.
   Магнус попятился, забыв, что отступать некуда, едкая вонь защипала ноздри. Меч в руке безвольно повис. Болотный монстр не стал нападать, он уготовил человеку гораздо худшую судьбу, нежели мгновенная смерть в зубах-крючьях. Из пасти «пиявки» хлынула дымящаяся вязкая жидкость буро-зеленого цвета, окатила нос лодки, и тот сгорел, точно солома. Мутная вода хлынула в лодку, болото забирало свою жертву. Магнус боролся за жизнь до последнего, цепляясь за все, что попадало под руку. Он отбивался от мертвецов, тянущих его с какой-то особой жестокостью, будто он послужил причиной их гибели. Только вечно борьба продолжаться не могла: лодка кренилась все сильнее, наконец, мешки с золотом покатились вниз, увлекая за собой их обладателя.
   Рот кричащего седовласого заполнился водой, глаза застлала пелена ряски, а в ушах гудел победный рев чудовища. Утопленники уволокли его на дно, таящее немало костей, болото улеглось, «пиявка» скрылась под слоем водорослей. Буря, свирепствующая вокруг Шато де Ригоберт, сошла на «нет». Больше ей некого было пугать и останавливать от бегства – все уже были побеждены. Крылатые демоны вернулись на балки в темноте башенной кровли, сыто вереща и по-тигриному мурлыча. Лишь поскрипывала в тишине ясной ночи веревка, на которой раскачивался бедный Эгиль Хитрый, чей страх привел его к погибели. Туман вновь пополз над болотистым рвом, а тень старика-рыболова исчезла за опустившимся занавесом.

Глава 14

   Ярдар убежал от бывших дружинников на лестницу, там приготовился дать им решительный бой: занял удобную для неожиданной атаки позицию в углу у входа, дышал тихо и медленно, вслушиваясь в каждый шорох. Шаги преследователей не разносились по коридору, не послышались они и через минуту. Вдалеке кто-то вскрикнул от боли, что-то звякнуло об пол. Некоторое время ничего не происходило, зато потом началось такое… Ветер рвал шторы, стекла летали по воздуху смертоносным снегопадом, вой, рычание, крики, все слилось в жуткие шумовой поток, от которого у ярла заболела голова. Ему мерещилось, будто он умер и провалился в кипящее озеро у корней ясеня Иггдрасиля в Нифельхейме, где чернокрылый Нидхегг рвет жалких людишек, не нашедших в высокой Вальхалле достойного пристанища.
   Заткнув уши и плотно сомкнув веки, он сел на пол и склонил голову. Безумство творилось долго, крики призраков перемежались криками людей. По лестнице сыпались доспехи, лицо вождя по очереди обдавало то холодом, то жаром. Когда буря стихла, стихло все. Мир словно заснул, или, быть может, замок переместился в другой мир? Ярдар встал и вышел на лестничный пролет, спотыкаясь вялыми ногами о рассыпавшиеся латы, шаркая по отсыревшим от болотных брызг камням. Окна в галереях все разбились, устлав полы осколками, с улицы доносилось спокойное уханье совы, сидящей на зубчике стены. Ярдар шел, осматриваясь так, словно видел мир впервые, словно родился слепым и вдруг прозрел. Звать воинов он не стал, но откуда-то был уверен, что должен идти в тронный зал. Туда и направил свои стопы. Вернулся на лестницу, поднялся на верхний этаж и замер возле двери. Сквозь щель, между дверью и полом, струился теплый огненный свет, вовсю шумели голоса, время от времени ревел бизон.
   Ярл взялся за ручку, не решаясь открыть дверь, при этом чувствовал нужду попасть в зал к своему законному трону. Его не волновала судьба боевых товарищей – придут и другие, даже разгром в замке мерк по сравнению с возможностью обладать им. Сдвинув брови, он потянул на себя дверь и шагнул на свет…
   – Здравствуй, Ярдар, свирепый вождь норманнов! – приветствовал викинга старик на троне.
   – Здравствуй и ты, рыбак, – хрипло ответил ярл, проходя по новенькой ковровой дорожке, вдоль которой выстроились воины разных времен. Бизону он разочарованно цокнул, коря в измене.
   Все в тронном зале изменилось, обновилось, факела и свечи светили втрое ярче, чем за все время нахождения скандинавов в шато. Старик один выпадал из картины, он был грязен, изможден, седые волосы топорщащейся копной, свисали до копчика, ногти торчали, как вилы, зубы росли криво и гнили. В темных кругах прятались выцветшие злобные глаза. Надето на него было серое рубище или рваный саван. При такой внешности рыбак выглядел возмутительно неуместным на золотом троне.
   – Все-таки ты нас погубил, – вздохнул Ярдар. – Я знал, без тебя не обойдется, ждал я, правда, другого подвоха. Стало быть, ты и есть тот самый Ригоберт, о котором ты молол тогда у рва?
   – Я-то? – прокряхтел с насмешкой старик, постукивая пальцами по подлокотникам трона. – Нет, что ты, ярл, ха-ха-ха. Куда мне до Ригоберта? Я всего лишь последний владелец этого проклятого замка. А Ригоберт…он тут, – призрак развел руками.
   Ярдар оглядел высокие потолки и углы зала, но так никого и не увидел, старикашка же недобро засмеялся.
   – Не буквально. Он здесь, в этом замке. Он и есть этот замок. Когда он завоевал форт римского легиона и захватил много богатств, его люди предали вождя, поддавшись жадности. Они закололи его и еще дышащего утопили в озере, на котором стоял форт. Замок – его кости, болото – его кровь. С тех пор этот ров начал гнить, превратившись в то, что ты видел. И вот, год за годом, век за веком повторяется судьба Ригоберта в глупцах, посещающих его вечные владения. Давно у нас не было свежих душ, я уж начал думать, что мир изменился, но нет, он прежний. Кровь невинных обагрила замок, и наше время пришло.
   – Мне не важно, кто ты и чего здесь делаешь! – грозно крикнул ярл. – Теперь этот трон и этот замок принадлежат мне!
   – Конечно, конечно, – старик засуетился и освободил трон. – Ты представить себе не можешь, как мне надоело просиживать зад на этой табуретке! Впрочем, скоро узнаешь сам.
   – Ты у нас рыбак, вот и рыбачь себе, – посмеялся Ярдар, проходя к трону.
   – Да, много лет я ловил «рыбку», да все не попадалось достойной смены мне. Вот, ярл, пришел ты, и захотел владеть этим замком и кровавыми богатствами в его подвалах, теперь ты и рыбак, ха-ха-ха!
   Ярдар опустился на трон, и все вокруг поплыло, закружилось. Краска на стенах пожухла, факела тускло затеплились рыжеватым огнем, лица воинов побледнели, стали словно прозрачными, по доспехам поползла ржавчина и кровь. Старик-рыбак захохотал и исчез, впитавшись в стены. Пустота вытеснила из головы ярла мысли, глаза побелели, кожа на лице стянулась, придав ему старческий вид, волосы поседели. Воины-призраки склонились перед новым владельцем Шато де Ригоберт, за окном радостно засвистели демоны под крышей. Ярдар улыбался.
//-- * * * --//
   Передовой отряд франков, дождавшись рассвета, подъехал к холму, на котором возвышался замок. Их предводитель был послан королями на разведку – ходили слухи, будто группа норманнов свирепствует в округе. Вероятно, они отбились от армии, разгромленной на Бигене, либо приплыли из глубины страны, отделившись от других завоевателей. В любом случае надо было разобраться в ситуации. Жители близлежащего хутора подтвердили опасения, да, дескать, были норманны. У подножия крутого холма люди спешились, командующий приказал им подниматься осторожно, вдруг недруг наблюдает за ними с высокой башни над имением, на которой болтается обрывок веревки. Самые зоркие воины проползли на животах до вершины холма и присмотрелись к башне – никого. Зато неожиданным оказалось наличие на холме болота, окружившее заброшенное шато наподобие рва.
   Над водой колыхался прозрачный туман, у кромки сгорбился человек в серой бесформенной хламиде. В руках он держал удочку из длинной сухой ветви, замерев в ожидании клева на камне, такой же неподвижный, как и его сиденье. Побрякивая мечами и топориками на поясах, франки приблизились к рыбаку.
   – Эй, старик! – одернул незнакомца вожак. – Селяне поговаривают, у вас в краю норманны завелись. Короли проходят мимо для перегруппировки, но мелкие шайки этих разбойников мы по дороге выбиваем. Не прятались ли они в этом замке?
   – А что, приглянулся вам замок-то? – усмехнулся старик, повернув косматую голову. Беззубая улыбка рыбака выглядела жутковатой.
   – На кой ляд мне эта рухлядь? – бросил командир. – Я здесь выслеживаю северян, а не подыскиваю новое жилье. Нам и при королевском дворе недурно живется, а, парни?!
   Солдатня поддержала военачальника хохотом и выкриками. Старик помрачнел, как будто все его надежды и чаянья от слов франка рухнули в одночасье. Поправив леску, он молвил:
   – Нет, сударь, не было тут норманнов. Вон, видите, лодки свалены? Только на них можно перебраться на тот берег, а поскольку они тут, – старик пожал плечами.
   – Ну что ж, хорошо, – выдохнул вождь, затем присмотрелся к рыбарю и улыбнулся. – А ты и сам на норманна похож! Ребята, как вам такой ярл, ха-ха-ха?!
   Отсмеявшись, воины повернулись и ушли восвояси, а старик опустил голову, его губы, посиневшие и потрескавшиеся, скривились в зловредной усмешке. Он подергал улочку и забормотал: «Ничего, только-то несколько часов кануло, еще успею, еще успею. Рыбак, собака, перехитрил. И час, что год. Ну, ничего, еще успею, еще успею».

Глава 15

   Двое вскарабкались на просевший холмик и остановились, вдыхая утренний воздух после грозы. Но к приятным свежим ароматам примешался душок застаревшей плесени и гари. Один мужчина, младший из двоих, потянулся, почесал затылок и широко зевнул. Перед крестьянами, возвращавшимися с полей, где они были вынуждены заночевать из-за непогоды, лежали мрачные руины старого замка. Камни покрылись сажей от пожара, на них не рос даже мох, стояли они окруженные высохшим, засыпанным почти доверху рвом.
   – А что, Жан, что здесь было?
   – Здесь-то? – второй крестьянин пощипал колючую лопатную бородку с проседью. – Здесь стоял язамок, который назывался Шато де Ригоберт, – пояснил он. – Его лет сто как не существует, разрушился. Но люди, предки которых селились тут же, в поселке у реки, говорят, что место это было гиблое.
   – И чего они говорят?
   – Экий ты любопытный, – засмеялся Жан. – Говорят, стоял замок уж добрых лет шестьсот или того больше, кто знает. Построил его некто Ригоберт на развалинах другой крепости, захваченной им. Люд жил тихо-мирно сотни лет в тени этого проклятого замка. Если жадность кого-нибудь не гнала внутрь, так и волноваться было не из-за чего. История Шато де Ригоберт смутно известна после 879 года от рождества Христова.
   – Почему так, куда люди из поселка делись? – загорелся любопытством молодой.
   – Как-то пришли норманны в село, – крестьянин крякнул и присел на пенек. – В те года их тут полным-полно расхаживало. Они отослали часть людей к своим, а остальные пошли в имение, хотели там укрепиться, хех. Никого из них с тех пор не видели – замок сожрал. Только предводитель их остался вокруг да около бродить – замену себе искать на проклятом троне. Да вскоре подоспели и дружки их, много кораблей привели. Деревню сожгли дотла, королевская армия отступила, замок тоже захватили, да долго в нем не остались. Может, почуяли зло, обитающее в нем, а то и ярл-рыбак, как его прозвали местные, предупредил, чтобы ноги уносили. Стало быть, честь его пересилила желание освободиться от бремени ловца душ. Впрочем, не исключено, что таких жадных среди тех норманнов не нашлось, только мне в то слабо вериться.
   – Ну, так, а с замком-то что? Ты сказал, разрушился. Отчего ж он разрушился сам по себе?
   – Почему сам? Ты дослушай сперва, нечего старика перебивать, шустрый какой выискался. Стоял он год или два после норманнов, а потом, если верить сказкам, какие по народу гуляют, ударили в него сразу с десяток молний, он и погорел. Горел так, что за много верст видать было. Несколько дней горел, никакие дожди его залить не могли.
   – Молнии? Да брось ты! Это где такое видано, чтобы с неба сразу десять молний в одно место било?!
   – Неспроста это случилось, кто-то проклятье снял. Тут тоже мнения расходятся, кому хочешь, тому верь. Одни твердят, будто некий безымянный святой монах проходил стороной и, увидав это сатанинское логово, очистил его молитвою и крестным знамением от духов, другие уверяют, что нашелся какой-то герой, отважный и бескорыстный. Якобы он одолел владельца трона и сокрушил стены Шато де Ригоберт. А находятся и такие болтуны, утверждающие, мол, ни тот и ни другой тут не причем. Сказывают, что один норманн из тех, кто тут селился и погиб, все-таки уцелел. Вроде как корысти у него на сердце не было, а в последний момент он спрыгнул со стены и переплыл болото. Потом же вернулся и отомстил замку – спалил его до углей. Вот и думай, кто правду говорит, а кто брешет, однако замка с тех самых пор и нету. Один лишь дурной дух остался, от него у нас в носу и попахивает.
   – Постой, Жан, – поспешил разъяснить все молодой. – А как же эти слухи ходят, если норманны опустошили село?
   – А пес их ведает, слухи эти. Ты слухов, что ли, не знаешь? Они всегда откуда-нибудь да возьмутся. Ладно, пойдем уже, место это все равно недоброе, а нам до хутора идти и идти.
   Взвалив на плечи скошенное сено, крестьяне поплелись под гору, нагонять товарищей, ушедших еще до начала грозы: они-то, верно, где-нибудь тоже заночевали, прячась от дождя. А у них телеги имеются, к родному дому быстро донесут, в тепло и уют, подальше от проклятого холма и руин Шато де Ригоберт. Пусть его уродливый остов тут так и корчится. Две фигурки удалялись вдоль реки, становясь все меньше, меньше и меньше.

Николай Бершицкий Шато де Ригоберт