   Жаклин Врана
   Эхо от лам
   Тодд Лерой

Глава 1

   Она запустила руку в почтовый ящик и вынула плотный оранжевый конверт. Еще теплый, он приятно шуршал. Жаклин не знала, когда приходит отправитель. Она обращалась в почтовую клиентуру, и те ничего кроме счетов и выписок из банка ей не предъявляли. Девушке приходилось мириться с тем, что незнакомца не раскрыть. И все же это беспокоило ее не сильно. Жаклин патологически не умела волноваться.
   Она обитала в квартире, просторной, как и все в Швеции, однако же серой и грязной. Многие женщины назвали бы ее неуютной или холостяцкой. Этот квадрат бетона Жаклин все равно не принадлежал. Она выплачивала шесть тысяч крон в месяц и была вполне этим довольна. Ее устраивала крыша над головой и четыре стены во всех комнатах
   О том, что на балконе вымеряет шаги ручной ворон, квартиродателям она так и не сообщила. Она полагала, что по таким мелочам беспокоить владельцев точно не стоит. Хозяйка, пожилая леди из Вестервика, квартиру ей сдавала уже почти пятнадцать лет. Как раз столько же было и ворону. Жаклин приручила его еще подростком, когда помогала патологоанатому. Она часто навещала молчаливые гробницы и кормила ненасытных птиц животных. Она не решалась брать на себя лишнюю опеку. Рыбки, которых она завела в тринадцать, умерли уже через неделю. А вот ворон нашел ее сам и сам навязался.
   Ванко уже был ручным, о чем свидетельствовала пара фраз, которые он выговаривал голосом охрипшего ребенка. К тому времени Жаклин уже была наслышана о том, что вороны – птицы очень преданные и предательства не переносят. Ванко был птицей явно брошенной и больной. Девочке с трупным цветом лица он все же доверился, а однажды выследил и постучал клювом в стекло ее кухни. Случилось это спустя год после их встречи. Девочка не располагала к новым знакомствам. Да и вовсе к каким-либо знакомствам, но животных и птиц она жаловала больше людей.
   Ее квартирку в одну комнату и кухню можно было спутать с притоном для наркоманов, если бы не разбросанные повсюду стаканы остывшего кофе. Жаклин не любила убираться и несмотря на то, что ей откровенно не нравилось, когда трогали ее вещи, часто прибегала к услугам уборщицы. Она заваривала огромную кружку кофе и наблюдала за тем, как убирается женщина, не придавая значения тому, как сильно ее смущает. Если уборщицы были молодые, то краснели и выполняли работу молча, если пожилые, особенно фру Редиго, иммигрантка из Португалии, то позволяли себе пускать колкие фразы вроде: «Не терпится самой попробовать? Хочешь, могу показать?».
   С момента последней уборки прошло более трех недель, поэтому стол заполонили картонные стаканчики, пропахшие жженым сахаром. Жаклин бросила довольно весомую посылку на угловой стол из дешевого мебельного центра и забралась на стул в грязных сапогах. Кроме морозильной камеры из техники на полу стояли огромная кофемашина, какую обычно используют в сети ресторанов быстрого питания. Как и многие шведы, готовила она неохотно. Чтобы реже ходить за покупками, Жаклин замораживала даже те продукты, которые в заморозке не нуждались.
   Отец ее был шведом, мать – исландкой. Все детство Жаклин провела в Норвегии. Акклиматизация в Швеции далась ей непросто. В коллектив ее приняли не сразу. Девушке пришлось испытать на себе глумление и предвзятость со стороны коллег. И все же профессионализм убедил не передразнивать ее акцент и манеру речи.

   Жаклин вылила в раковину не допитый с прошлого раза кофе и бросила стаканчик в огромный пакет в углу. Засыпала молотые зерна в рожок и дождалась сигнала. Она не испытывала потребности в еде, но вот кофе пила неумеренно. Ее много раз предупреждали, но каждый раз она вспоминала популярную шутку ученого, дожившего до восьмидесяти лет. О том, что кофе, должно быть, действительно яд, но крайне медленный.
   Меньше пятнадцати кружек кофе в день Жаклин не выпивала. Если напитка под рукой не оказывалось, что случалось крайне редко, глотала кофеин. Коллеги справедливо шутили, будто кофе течет по ее жилам вместо крови.
   Ее фаворитом оставался крепкий эспрессо. Однако в этот раз она порадовала себя огромной чашкой капучино. Картонные стаканы она закупала в ближайшем супермаркете, а кофе хранила в плетеных мешках, причем зерновой, и мелила сама в специальном отсеке кофеварки. Пожалуй, именно кофеварка оставалась самой дорогой покупкой за всю ее жизнь. И дело не в том, что это самая функциональная машина, какую ей удалось найти, но в том, что она вела действительно скромный образ жизни. Не болела вещизмом и не заботилась о внешности. Вот уже почти десять лет она носила то же прямое темно-синее пальто по колено с ярко-желтым воротником и кожаные туфли, редко подстригала светлые по грудь волосы и вообще не красилась. Львиную долю сэкономленных денег она бросала на банковский счет, который никогда не проверяла. Все, что ей требовалось, – это замороженный фаст-фуд, килограммы кофе и снус, который она хранила в ящике рядами. Телевизор она не смотрела, телефоном почти не пользовалась, а свет включала редко, поэтому счет за квартиру получала смехотворный. У нее не было родственников, которым приходилось дарить подарки. Единственный, за кем она ухаживала, добывал падаль сам. Время от времени она покупала ворону свежую мертвечину в мясной лавке и приносила кроликов по праздникам, но не больше. Птица соответствовала ее нетребовательности. Да и в остальном они были сильно похожи.
   Она вернулась на стул с огромным стаканом, коробком снуса и конвертом под мышкой. Распечатала грубую бумагу и убедилась в том, что содержимое не отличалось оригинальностью и в этот раз. Довольно крупная сумма денег, которую она не планировала тратить. Для нее Жаклин открыла отдельный счет, часть которого отправляла на благотворительность, в суть которой не особо вникала.
   Ей нечего было скрывать, поскольку ее личной жизни попросту не существовало. Если бы Жаклин была знакома с художественной литературой хотя бы косвенно, то могла заподозрить какого-нибудь спасенного ею каторжника, внезапно разбогатевшего в последние годы. Но за всю жизнь она не прочла ни единой книги, которая бы не касалась вычислительных технологий и криминалистики. К тому же среди людей, которых она спасала, каторжники не встречались.
   Жаклин вынула резинку из кармана и перетянула ею стопку незаслуженно полученных денег. Она не знала точной суммы и считать не собиралась. Чужое – это чужое, а чужакам в ее жизни места нет.
   На столе в ее отделе стоял большой календарь с пометками праздников Швеции. Праздновала она редко, но ее питомец на торжестве настаивал. Девушка уже слышала его стук в окно балконной двери и вернулась в коридор, чтобы бросить на стол мертвого кролика.
   Она присвистнула, и ворон влетел на кухню из ее комнаты.
   – День Мартина, – сказал он голосом электронного динамика.
   – Знаю, – кивнула на мертвечину Жаклин.
   – Гусь жареный, – впился в шею кролика тот.
   Он был втрое больше убитого животного и все же не мог переварить его полностью, поэтому остановился на половине.
   – Завтра есть не будешь, – лениво бросила Жаклин.
   Ворон тряхнул головой и лениво доел остатки.
   – Гусь жареный, – повторил он, раскрывая кровавую пасть. – Филиппики.
   Жаклин подняла пакет с пола в коридоре и вынула небольшой искусственный венок.
   – Вот и у нас Филиппики, доволен?
   Птица кивнула и угнездилась на столе, сложив крылья.
   – Что еще скажешь? – посмотрела на него прямым взглядом она.
   Ванко отвернулся, но долго выдержать на себе ее взгляд не смог. Собрал обглоданный скелет, слетел со стола и поплелся в комнату на лапах.
   Она уже не помнила праздника без этой птицы. Без людей – сколько угодно. У нее не было близкой связи ни с кем. Даже с матерью. Мужчины редко обращали на нее внимание, потому что видели в ней скорее женственного мужчину, чем мужиковатую женщину. Некоторые полагали, что и одежду она покупает в мужском отделе. На самом деле нередко так и было. Жаклин не обращала внимания на то, что говорили вывески, знаки и прочие обозначения. Брала то, что нравилось, и то, в чем было удобно, как только рвалось предыдущее, и пробивала на кассе, не снимая. У нее был слишком низкий для женского голос. Некоторые продавщицы принимали ее за мужчину, соблюдающего моду на худобу, а порой даже заглядывались на нее. Жаклин в чувствах окружающих не разбиралась. Она вообще не умела читать мимику других. Выражалась чересчур открыто, предпочитала не сплетничать за спиной и невольно оскорбляла окружающих, чем выводила из себя почти всех. Например, когда одна из сотрудниц пожаловалась на узость дверного проема, выразила общую мысль беззастенчиво спокойно:
   – По-моему, это вы слишком широкая. Остальные в нее проходят беспрепятственно.
   Она всегда говорила прямо. При этом подтекст никогда не использовала и переносную речь не понимала.
   В пятнадцать лет у нее диагностировали синдром Аспергера. О результатах теста психолог не сообщила. Зато слух быстро распространился, и с тех пор за девочкой укрепилась кличка Ганс в честь педиатра, давшего имя одноименному синдрому. Хотя многие черты позволяли усомниться в диагнозе. Она умела обращаться с печатным словом и говорила несколько манерно, используя довольно богатую мимику.
   Некоторые сотрудники требовали ее увольнения, но увольнять ее никто не собирался, потому как свою работу она выполняла отменно. В полиции она проработала ровно половину своей недолгой жизни, а именно четырнадцать лет. На новую должность девочку поставил офицер полиции Отто Нильс. Как он ее встретил и зачем оставил в конторе, никому не было известно. Некоторые утверждали, что это якобы его внебрачная дочь или племянница, потерявшая родителей. Но до правды так никому добраться не удалось. Девочка сбежала из дома, и никто ее не хватился, а посему Отто решил, что и заявку подавать не стоит. Видимо, ушла она не просто так и не по своей вине. Да и какой родитель не возьмется за поиски дочери?
   Когда он ее нашел, девочка не могла вспомнить даже собственного имени. Сначала назвалась Метте, но тут же дернула головой и поправила на Жаклин. В действительности у нее было двойное имя – Жаклин-Метте. Первое дала ей мать, второе – отец. Они спорили на протяжении всей жизни по любому поводу и каждый называл дочь по-своему.
   С ее сестрой таких проблем не возникло. Может, потому что устали от спора и на вторую сил пререкаться уже не хватило. Младшую назвали Софи, и родилась она часом позже. Они были настоящими близнецами. Однако с каждым годом становились все менее похожими друг на друга.
   Софи – утонченная и женственная, хрупкая и любвеобильная. Никаких синдромов ей никогда не ставили. В отличие от старшей сестры, она умела подчеркивать свою несомненную красоту. После развода родителей Жаклин воспитывал отец, а Софи – мать. И все же сестры имели ничего общего еще до распада семьи. Софи укладывала играла в снежки, а болезненная Жаклин высчитывала корни на снегу.
   Все было предрешено, еще когда отец девочек поднял руку на беременную мать. С первым криком и ее слезами, стало понятно, что брак не удался. Рано или поздно он бы все равно раскрошился, и собрать его не смог бы даже самый профессиональный семейный психолог.
   Мать терпела мужа еще шесть лет и подала на развод. Права на опеку остались за ней, но муж согласился разорвать узы при условии, что за ним останется негласное право попечительства над одной из дочерей. В результате Жаклин переехала с ним в Норвегию, а Софи с матерью остались в Исландии. Первая сбежала из дома в четырнадцать, вторая – только в двадцать два, и то на деньги матери. Сестры встречались несколько раз в год на севере. Теперь, когда Жак снимала скудную квартиру в Швеции, а Софи приобрела дом в Дании, виделись и созванивались они чаще, но неизменно по инициативе младшей сестры.
   Жаклин пользовалась только сотовым телефоном, поэтому на странный сигнал домашнего не среагировала. Поставить его обязал муниципалитет. После трех сигналов продолжительностью в двадцать секунд она опомнилась и пошла в комнату, такую же грязную и без излишеств.
   – Жак? – ласково спросила Софи. – Ответь, пожалуйста, если меня слышишь. Чтобы мне, как в прошлый раз, не пришел огромный счет за твое молчание и мое ожидание.
   – Да, – надавила кнопку она.
   – Жак? – удивленно повторила сестра. – Неужели это правда ты? Я уже целый месяц не могла до тебя дозвониться. Я читала твою последнюю статью о Дании. Мне очень понравилось. У тебя удивительный талант. Тебе платят? Ну, разумеется, платят! Но сколько? Я слышала, репортеры зарабатывают не так много. Но ведь это не твоя основная работа, верно?
   – Мда, – кивнула Жаклин, не вникая в речь сестры и покручивая иголки пихтовой ветви. – Да, наверное.
   – Да, наверное – что?
   – Наверное.
   Жаклин баловалась тем, что отправляла заметки о городах, по которым путешествовала. Дома она была редко, поэтому его состояние ее заботило слабо. Она не задумывалась над дизайном квартиры и расставляла дешевую мебель по примеру демонстрационных каталогов. Угловой стол и цветастая ширма, рабочий стул и кресло-мешок, стеклянный стеллаж и подвесные лампы, вытянутые вдоль стены. Она предпочитала, чтобы о дизайне заботились другие. Даже если мебель ломалась, она оставляла ее до истечения гарантийного срока и выкидывала еще целую по той же причине. Могло показаться, что она не большая поклонница комфорта, но на деле просто не хотела тратить время на испытание вкуса.
   Большую часть времени Жаклин проводила в Швеции. Но пять из двенадцати месяцев отдавала предпочтение другим странам Европы. В основном северным. Своей родине и детским воспоминаниям в Исландии, новому дому сестры в Дании, Финляндии с постоянной комнатой в отеле. Помимо Скандинавии часто навещала и те страны, языки которых умела свободно использовать: Чехию, Германию, Австрию. Иногда ездила и в более теплые южные уголки европейского полуострова. Больше всего любила отдыхать в Греции. К ней ее тянула какая-то необъяснимая сила и обаяние древности. Но там она любила именно отдыхать. В остальных странах она работала и не переставала набрасывать заметки о путешествиях в Европе, за пределы которой так ни разу и не выбралась.
   – Но это была Дания, – судя по голосу, огорчилась Софи. – Значит, ты отдыхала там и между делом не могла навестить родную сестру?
   – Я там работала, – спокойно ответила Жаклин.
   И все же сестра привыкла подвергать сомнениям ее высказывания. Она единственная не замечала ее странностей.
   – Тебе у меня не нравится?
   – Нет, – открыто призналась Жаклин. Слишком броское в розовых и персиковых тонах окружение откровенно ее раздражало. – Видимо, у меня нехилая аллергия на такие цвета, – посчитала нужным пояснить она.
   Дом Софи лопался от всевозможных инноваций. Она приобретала приспособления для всего. Даже приспособления для других приспособлений. Сестра умела находить способ истратить зарплату в три счета. Она видела прелесть в мелочах, а крупное покупки ее угнетали, поскольку от них веяло чем-то обязывающим.
   – Хотела бы я посмотреть, как ты живешь, – попыталась намекнуть Софи.
   – Хорошо, – только и ответила Жаклин.
   – Да, ну что ж… Если не хочешь меня приглашать, я могу приехать без приглашения.
   – Я просто не хочу тебя приглашать, – совершенно беззлобно ответила она. – Да тут и не на что особо смотреть.
   Она бросила взгляд на почти тюремную ванную, огороженную от комнаты почти прозрачной ширмой. С потертой серой плиткой и крошащимся полом. Нигде в мире она не чувствовала себя комфортнее.
   – Разговор закончен? – уточнила Жаклин.
   – Я хотела узнать, как у тебя дела, только и всего.
   – Тогда ладно.
   – Так как у тебя дела?
   – Ну, – растерялась Жаклин. – Это вопрос метафорический или обязывает к ответу?
   – Второе. Я хочу услышать от тебя хоть какую-нибудь реплику.
   – Тогда нормально. Теперь все?
   – Не хочешь поинтересоваться, как дела у меня? Так, хотя бы вежливости ради.
   – Этот вопрос несет в себе негатив.
   – Джерри меня бросил, если хочешь знать, – дрогнул ее голос. – Он мне изменил.
   – О, – коротко отреагировала она. – Досадно. А кто такой Джерри?
   – Сначала я нашла номер в записной книжке, затем позвонила на него, – пропустила ее вопрос Софи. – Ответила женщина и представилась его коллегой. Я вскрыла его переписку и… Там были такие гадости, даже передать сложно.
   – Гадости? – нахмурилась Жаклин. – Касаемо половых сношений либо в прямом смысле? Эвфемизмом это назвать сложно.
   – Я от него ушла, – заключила Софи.
   – Это должно быть по настоящему сильным для тебя ударом, ведь по сравнению с другими связями эта продлилась довольно долго.
   – Я видела его своим супругом, отцом моих детей.
   Ее слова прерывал стук клюва о балконное стекло. Жаклин положила трубку, чтобы приоткрыть окно, а когда вернулась, поняла, что существенных изменений не произошло.
   – … с этой шлюхой! Прямо в моей кровати. А он казался мне… Ведь он почти на руках меня носил.
   Жаклин поставила телефон на громкую связь и отправилась на кухню за новой порцией кофе. Гнев Софи прорывался сквозь бурление воды отрывками.
   – Это ведь… он убедил меня… он обещал, что… ведь в нем ничего… он мало… не красавец… и не такой уж умный… все, что он мне обе… как только я в него…
   На последней фразе Жаклин взяла трубку, положила на плечо и зажала ухом.
   – Ты ничего не хочешь добавить? – срывался голос девушки. – Утешить меня, например? Ты мой единственный родной человек.
   – А как же мать?
   – Она в тысячах от нас километрах. Территориально ты ближе.
   – Но, если я не ошибаюсь, на телефонные разговоры пространственные ограничения особо не влияют.
   – Конечно, ошибаешься! Мне бы хотелось, чтобы ты была рядом. То есть я и так тебя чувствую, но если ты положишь руку мне на плечо, это по-настоящему меня обяжет. Или хотя бы сделаешь вид, что тебе не все равно. Ведь тебе все равно?
   Жаклин размешивала кофе пластмассовой ложкой. Она не умела притворяться, и сестра прекрасно это знала. Заиграла более привычная ее слуху музыка – монофония мобильного.
   – Мне нужно идти, – прервала поток сестры она. – Если есть что-нибудь информативное, можешь позвонить через три минуты. Разговор с коллегами в среднем длится именно столько.
   – Что? – было слышно, как хмурится Софи.
   – Уже, – бросила взгляд на часы она, – восемь с половиной минуты я слышу одну новость в разных вариациях.
   – Жак, что если я покончу с собой? Что если через день тебе придется рассматривать мое дело? Вынимать мое тело из петли?
   – Судя по тону, это крупное преувеличение. К тому же люди, склонные к суициду, в действительности о планах сообщают лишь в пяти процентах. Не думаю, что ты в них входишь.
   Софи замолчала, и Жаклин поспешила вернуть трубку рычагу, прежде чем та опомнится.
   На экране мобильного высвечивалось имя старшего следователя Уве Ингмана. Мужчины средних лет, взбитого телосложения, грушевидным лицом и узкими глазами, затянутыми морщинами. О расследовании он узнавал первым после секретаря отдела, а уже затем сообщал девушке. В свою очередь она созывала команду, чтобы отправиться на место преступления немедленно. Ей доверяли не только по причине профессионализма и даже какого-то педантичного перфекционизма, но потому что кроме работы у нее ничего не было. Она не пыталась придумать отговорки, связанные со здоровьем члена семьи или торжества у родственников. Она не отмечала праздников, а потому могла появиться на месте преступления даже в Рождество. Ей некого было оставлять, и она могла отправиться в любой уголок Европы. Более того, у нее были минимальные потребности, минимальные требования. Она довольствовалась любыми условиями, предложенными страной-заказчиком. Своя полиция есть в каждом государстве, но не в каждой находились те, кто умел работать круглосуточно, без пищи и сна. Она не числилась полицейским, потому что не имела образования. В конторе ей присудили звание старшего детектива, но неформально, и никакая бумага этого не подтверждала. Ее могли уволить в любую минуту.
   И в то же время не могли. Таких ценных сотрудников, как она, упускать никто не собирался. И несмотря на то, что она никем не значилась, ей платили. Не больше и не меньше, чем остальным. Хотя работала она страстно и не позволяла себе халтуры и малейшей лени. Жаклин не давала себе спуску и бурлила неисчерпаемым терпением и настойчивостью. Она просто не умела оставлять дело на полпути, бросать за неимением улик. Она вгрызалась в него, порой пренебрегая тактичностью. Когда требовалось сообщить членам семьи о смерти родственника, обычно пользовались только ее услугами. Она не реагировала на чужие слезы и боль, и не умела выразить соболезнование.
   – Жак, у нас тело, – лаконично сообщил он.
   – Спасибо.
   – За что? – удивился мужчина.
   – За лаконичность.
   – Местоположение на твоем навигаторе.
   – Спасибо.
   – За что теперь? – вздохнул он.
   – За оперативность.
   – Успел сбросить, пока ты поднимала трубку. Так долго я до тебя еще не дозванивался.
   – Здесь другое. Еще хуже.
   – Верю на слово. В общем, покидай свой жирный район в центре и отправляйся на север. Там, где не так много людей и демократичные цены.
   – Я живу не в таком уж и центре. Какой район? – спросила у гудков она и потянулась за ключами от машины, матово-черного «Шевроле Тахо» с мощной решеткой на бампере.
   Автомобиль принадлежал участку, причем всему отделу, но находился в ее пользовании вот уже семь лет с момента получения прав, а вернее, их покупки. Никто другой на него не претендовал. На нем она исколесила сотни тысяч километров по всей Швеции, большей части Скандинавии, внушительному списку городов Европы. Но только те, что прилегали к Швеции. Длительные поездки ее не напрягали, но изнашивали двигатель. Когда требовалось пересечь несколько границ подряд, она не рисковала и прибегала к услугам авиалиний.
   Птица услышала звон ключей и громко каркнула.
   – Путь неблизкий. Не уверена, что тебе придется по вкусу, – потрепала его за перья Жаклин. – Лучше отдохни здесь. Если хочешь, включу телевизор.
   – Сам умею, – забил крыльями Ванко.
   – Тебе ведь нравилась какая-то передача. Что-то связанное с кухней. Кстати, вот что я тебе еще не показала.
   Она полезла в потрепанную сумку и вынула шар, усыпанный бисером и блестками.
   – Думала, тебе понравится. Купила на площади Сергельс-торг.
   Жаклин не имела понятия о хорошем вкусе, поэтому в торговых центрах собирала в корзину первое, что попадалось на глаза. И только кофе или книги она могла выбирать часами. Стоять у полок и принюхиваться к запаху свежих зерен или свежеотпечатанной бумаги.
   Чтобы усилить эффект от подарка для птицы, Жаклин включила настольную лампу. Ванко успокоился и замер, наблюдая за игрой блеска. Да и сама девушка не заметила, как им увлеклась. Эстетика не сильно ее привлекала, и все же разноцветный перелив разбудил в ней тоску. Она думала о том, как редко замирает вот так напротив обыкновенного предмета, элементарного и не требующего размышлений. Когда снег растает, она будет вынуждена от него избавиться, люди перестанут быть такими же открытыми, как за неделю до и в ночь Нового года. Они сами определили, когда приходит время превращаться в зверей. Сами установили неопределенный и нечеткий срок радости в триста с лишним дней и так же сами отменили его. От этого Жаклин хотелось праздновать еще меньше.
   До четырнадцати лет она исправно отмечала все зимние праздники вместе с семьей. Но одна рождественская ночь провалилась в ее памяти. Отец напился до такой степени, что перестал различать лица жены и детей. Обычно руку на последних он не подымал, но в тот момент ему было плевать, с кем устраивать разборки. Он определил врага номер один – собственную жену – и погнался за ней с топором, а когда шестилетняя Жаклин перекрыла ему дорогу к матери, шлепнул ее по лицу деревянной рукояткой. Девочка упала в снег у сарая и потеряла сознание. Софи в это время забилась в углу и тихо поскуливала. Отец уронил топор и схватился за голову. Он первым бросился вызывать скорую помощь и кричал на машиниста за медлительность и на врачей за некомпетентность. И конечно на жену, которая потеряла дар речи от его действий и заикалась еще месяц. Чтобы избавиться от расстройства, пришлось прибегнуть к помощи логопеда.
   На следующий день Жаклин ничего вспомнить не смогла. Ничего, кроме своей злости на отца. Если бы отложились его действия, она убежала бы из дома в тот же день.
   Она не понимала мать. Почему она терпела так долго? Чего боялась? Неужели полагала, будто все наладится? Беспечная Софи кардинальных методов не одобряла и даже упрашивала родителей перед входом в суд не разводиться. Жаклин даже шлепнула ее по лицу за глупость, трусость и эгоизм.
   – А разве ты не эгоистка? – спросила младшая со слезами. – Ты ведь ради себя стараешься их поссорить!
   Жаклин растерялась и не нашла, что ответить. Позже она мечтала высказать то, о чем думала тогда. Взрослым и, вероятно, грубым языком.
   Из мыслей ее выдернул очередной звонок Уве.
   – Я не вижу, как перемещается твоя звезда на мониторе. Ты застряла в снегу или кончился бензин? Послать помощника?
   – Нет, я смотрела на елочную игрушку.
   – А, – он не нашелся, что сказать.
   – Выхожу, – бросила птице она и включила телевизор. – Пульт на кресле-мешке. Не заляпай, если будешь на нем есть.
   – Закрой, – напомнил ворон, и Жаклин развернулась по кругу, чтобы забрать ключи с кухни, а заодно почесать его шею в знак благодарности.
   Она не раз забывала запирать квартиру на замок, но обчистить ее еще ни разу никто не рискнул.
   Жаклин занимала половину пролета на седьмом этаже в узкой серой высотке на краю центра. Один из самых бедных и запущенных домов забытого квартала. Лифт никогда не работал, и спускаться и подниматься приходилось пешком. Кроме этой короткой физической нагрузки девушка себя ничем не утомляла.
   Внедорожник она ставила почти у дверей. Старый-добрый «Тахо», негласно именуемый соседями «гробовозкой» из-за непроницаемо-черных окон, украшало несчетное число царапин
   Как только двигатель завелся, вспыхнул навигатор с новым пунктом назначения. Пятьдесят миль пути.
   Отовсюду раздавались приятные запахи свежезаваренного кофе и свежеиспеченных булочек. Уже на пятом километре она не выдержала и остановилась у ближайшего кафе.
   Еще через милю повеяло выпечкой. Она не скрывала страсть к сладкому и заскочила за медовым барашком в уже проверенную пекарню.
   Тридцать миль спустя город покрылся синими красками. Жаклин съехала с главной трассы, и очень скоро показались яркие вспышки фар и мигание алых сигналов. Она остановилась и нехотя покинула нагретый салон автомобиля. Ей нравился ненавязчивый мороз конца декабря. Ее успокаивали воздух, нагретый большим скоплением людей, и одновременная свежесть холода. Где-то над городом пускали фейерверки, фрагменты которых были заметны даже и с ее перспективы.
   – Очень вовремя, – буркнул Уве, подходя к Жаклин со спрятанными в карманах руками.
   С его комплекцией, мороз совершенно его не беспокоил. Он расстегнул пальто, выглаженное заботливыми руками жены. От Уве пахло перегаром вчерашнего застолья. Он явно забыл побриться и, казалось, еще не проснулся.
   – Тело спрятано не так уж искусно, – пояснял он по дороге к ели.
   – Хотели, чтобы нашли как можно быстрее?
   – Скорее всего. Сомневаюсь, что это, – кивнул он на тело, привязанное к дереву гирляндой, – несчастный случай и неосторожное сокрытие улик.
   Труп еще дымился. От замкнувших огней пахло гарью и жженой кожей.
   – Значит, у него какая-то еще для нас новость, – предположила девушка, опускаясь рядом с телом.
   Жаклин надела перчатки и чуть пригнулась. Обугленное лицо напоминало крошащийся угольный мелок. Она коснулась носа, и тот частично осыпался.
   – Думаю, так делать не стоит, – сказал Уве. – Иначе личность нам не установить.
   – Он не хотел, чтобы мы узнали, кто убит? Сомневаюсь, – размышляла вслух она.
   – Если родственников у него нет…
   – У нее, – исправила Жаклин.
   – У нее? – удивился один из полицейских, тощий, ярко-рыжий аспирант по имени Лок Аспен.
   Жаклин выкопала из снега золотую серьгу и покрутила ею перед носом у молодого ученика.
   – Может, он модник? – предположил тот.
   – Модник? – нахмурилась Жаклин. – Не думаю, что для мужчин ходит мода на серьги с такими большими камнями.
   – Видимо, Она весьма обеспеченная, – заключил Уве.
   – Очень может быть, – протянула девушка. – Скорее всего выше среднего достатка. Такое украшение обошлось ее обладательнице не в одну сотню крон.
   – Да ты, погляжу, большой знаток побрякушек, – ухмыльнулся Уве и добавил, заметив ее растерянность: – Ладно, не бери в голову. Так, значит, она богата, поэтому мотивом вполне может стать ограбление.
   – Вряд ли, – усомнилась Жаклин. – Профессиональный вор не мог не заметить чистоту камней. Скорее всего, убийство несло какую-то ритуальную подоплеку. Он должен был что-то для нас оставить.
   Она просунула руку под обугленную куртку и расстегнула замок.
   – Что ты делаешь? – зашипел Уве, оглядываясь по сторонам.
   Жаклин оголила грудную клетку с явно женской грудью и крупной дырой слева. Пригнулась, чтобы заглянуть в содержимое, и поднялась. Аспирант отбежал, чтобы прочистить желудок, а Уве потер переносицу и устало отвернулся.
   – Вырезал сердце, – заключила она, стягивая перчатки.
   – Намек на то, что женщина разбила ему сердце?
   – Как одна из версий.
   – Насколько же сильно нужно обидеть, чтобы вырезали сердце?
   – Да он явно болен! – вскричал юноша, отирая рот. – Разве не понятно?
   Грянул очередной взрыв, и снег снова окрасился цветными огнями.
   – Самое время, – пробурчал мужчина.
   Жаклин потянула за конец гирлянды и пошла, словно по тросу, освобождая нить от снега. Гирлянда уводила от места убийства все глубже в лес. Уве отвернулся от живописного салюта, последовал за девушкой и остановился в паре метров, когда замерла та.
   – Что-то есть? – спросил он, наблюдая за тем, как она убирает за ухо светлые волосы, и роется в снегу.
   – Да, кажется, что-то есть, – тускло ответила она, вытягивая ручку сумки.
   Ничего особенного в ней не оказалось. Кошелек, маленькая косметичка и фотография, с которой смотрел мужчина старше сорока. Довольно полный и небритый. Строгий фас, будто с паспортного образца. На обратной стороне было выведено: «Он меня убил».
   – Да, определенно что-то есть, – заключила она, убирая фотографию в карман.

Глава 2

   Главный секретарь отдела расследований Соня Иккерман поставила в центр стола поднос с чашками кофе.
   – Делаем фику, иначе у меня голова лопнет.
   – Нет, не делаем, – протянул дрожащие руки Виктор Браги, вечно возбужденный и гиперактивный молодой человек, жаждущий новой дозы кофеина. – Нет, не лопнет.
   – Расслабься, – потрепала его и без того неаккуратные кудри она. – Мы никуда не спешим.
   – Нет, спешим, мы спешим, – подскакивали его колени.
   – Результаты почерка у нас на руках, – бросил на стол файлы вошедший Уве. – Совпадение почти стопроцентное. Почерк женский.
   – Почерк легко подделать, – заметила Жаклин.
   – По-моему, ситуация как ясный день проста, – вступил Лок. – Она знала, кто ее убьет, потому что чем-то ему насолила.
   – Святая простота, – усмехнулся Уве.
   – Почти паспортная фотография вряд ли принадлежит обыкновенному знакомому, – согласилась Жаклин. – Но и не уголовнику. В базе данных его нет.
   – Мы отправили фотографию в поисковик, – сообщила Соня.
   – Если чертов наркоман там не работает, мы ничего не обнаружим, – заметил Лок.
   – А его там и нет, – кивнул немного успокоенный Виктор. – Мы не можем с ним связаться. Или он не хочет выходить с нами на связь.
   – Единственный, с кем он выходит на контакт, это ты, Жаклин, – наклонил голову в намеке Уве. – Ты его единственный друг, если можно так сказать.
   Девушка не поняла ни намека, ни цели обсуждения и посмотрела на всех по очереди.
   – Мы имеем в виду Тоби, – подсказал Уве.
   Жаклин кивнула и сглотнула кофе.
   – Поможешь его найти? – уже совсем открыто спросил он.
   – Сегодня же сделаю, – сняла всеобщее напряжение она.
   Тоби она знала уже семь лет с его криминальных шестнадцати, когда он угодил за решетку за взлом банковского счета в первый раз. Именно она помогла ему устроиться в отделе и заработать первые законные деньги.
   Тоби не скрывал пристрастий к наркотикам, хотя и старался с ними бороться. В семнадцать его задержали за выращивание марихуаны на балконе. У соседки снизу была на нее аллергия и отсутствовала проблема с нюхом. Она стучала к нему в квартиру не единожды, но так и не прорвалась через волны тяжелой и невозможно громкой музыки. Помимо этого мальчик сквернословил, много пил и устраивал частые вечеринки с девушками из неформальных баров. Но чего у него отнять было нельзя, так это талант
   – Без него бы мы многое не выяснили, – справедливо заметил Уве. – Простите, но в нашем отделе работают полные идиоты. Даже я со своим скромным стажем в сети разбираюсь лучше.
   – Не надо извинений, – согласилась Жаклин. – Ведь это правда.
   – Нам нужно найти не только этого парня, – перевел тему Уве. – Не менее важно установить личность убитой. Я хочу, чтобы Тоби занялся именно этим.
   – Соня, поторопи этих кретинов из информационного центра. Пусть печатают фотографию в газетах и журналах, вешают на столбах – что угодно, если не хватает мозгов найти по фото из паспорта.
   – Мы не знаем, сколько дней она пролежала в этом лесу, – заметила девушка.
   – Ты уже говорила с Чарли?
   Над Чарли Паталисом насмехался весь отдел. Никто не знал, почему настолько эмоциональный и восприимчивый к насилию молодой человек выбрал профессию патологоанатома. Он боялся одного вида крови.
   – Это я собираюсь сделать прямо сейчас, – не дожидаясь одобрения, поднялась она.
   Уве закивал.
   – Вы объявите перерыв? – уточнила она, застыв у двери.
   – Перерыв, – подала знак остальным Соня.
   Жаклин дождалась, пока поднимутся окружающие и направилась по коридору к лифту. Она не подозревала, что после этой мизансцены все вернулись к обсуждению. Девушка спустилась на подземный этаж, в кабинет Чарли сохранялась минусовая температура.
   Обугленное тело лежало на кушетке в центре кабинета. Эксперт затягивался мятной электронной сигаретой и потирал подбородок. Невероятно худощавый с искривленным носом и слишком темными для его светлой кожи бровями он выглядел еще более бледным, чем обычно.
   – Чего ты так испугался? На ней же ни капли крови – попыталась улыбнуться Жаклин.
   – Кровь есть на каждом трупе, – тускло ответил он. – Это женщина, ты была права. Судя по органам, не старая, но и не молодая. Средних лет.
   – Сорока?
   – В этом районе. О здоровье заботилась – видимо, деньги позволяли, – но старость ничем не обманешь.
   – Ее обеспеченность нам это на руку. Скоро ее хватятся.
   – Есть и неприятная новость, – поджал губы Чарли. – По грибы она ходит уже четверо суток, поэтому кровь запеклась сильно. Дымилась она, потому что лампы работали еще какое-то время после смерти.
   – И никто до сих пор о ней не вспомнил, – протянула Жаклин. – Довольно странно для обеспеченной женщины.
   – Согласен, – печально кивнул он. – Итак, жертва ни насилию, ни грабежу не подвергалась.
   – Она девственница?
   – Думаю, что нет, – не смог скрыть улыбку Чарли. – Ей за сорок.
   – То есть она замужем?
   – То, что она не девственница, не обязывает ее быть замужней.
   – То есть она спала с мужчинами будучи свободной? – серьезно продолжала допрос она.
   – Ведь это не преступление, – развел руками эксперт.
   – И сколько у нее было мужчин?
   – Я… Подожди, мы говорим о принудительном сексе перед убийством? Остальные связи нас не интересуют. Она могла хоть групповые вечеринки устраивать!
   – Групповые? Что это значит?
   – Ну… – смутился мужчина.
   – Звучит интересно. Потом расскажешь, – оборвала мужчину она, обходя кушетку по кругу. – Кстати, не хочешь совокупиться?
   – Что? – заговорил шепотом он. – Мы ведь с тобой давние друзья.
   – Да не такие уж мы и друзья.
   – Я фигурально выражаюсь. Просто я не готов к серьезным отношениям, – начал запинаться через слово он.
   – А кто говорит о чем-то серьезном? – смутилась девушка.
   – Жена только что меня оставила, и я…
   – Этот долгий монолог меня успокоил. Есть что добавить?
   – К чему? – окончательно растерялся он.
   – К делу.
   – А, – собрался Чарли, поглядывая на девушку искоса. – Цепь замкнули, женщину ударил мощный поток энергии. Волосы загорелись мгновенно, поэтому так сильно обуглилось лицо. Ее убили днем, если ты об этом. Примечательно, что убийство произошло днем.
   – То есть убийца действительно не боялся быть пойманным, – рассуждала Жаклин. – И хотел, чтобы жертва видела его лицо. К чему эта демонстрация?
   В порыве мысли она покинула кабинет эксперта и продолжала думать вслух в лифте и на выходе из отдела, не обращая внимания на других сотрудников.
   Компьютером дома Жаклин предпочитала не пользоваться. Вместо этого она сидела за самым маленьким отделением, огражденным самой высокой ширмой, и почти без света и в отдающей эхом тишине. Тоби она обнаружила почти мгновенно. На связь он не выходил, потому что заблокировал все страницы и адреса с последней их совместной работы.
   «Не хочешь заработать?», – бросила ему в ящик она и тут же добавила:
   «Я про честный заработок».
   «Ты из отдела?» – пришел ответ через пару секунд.

   Она позволила ему найти ответ собственными силами.

   «Кто мог взломать мой сервер?»
   «Жак?»

   «Бинго. Так как насчет работы?»

   «Тебе я всегда рад помочь».
   «Хотя деньги у меня пока имеются».
   «Ты же знаешь, что пока есть что пить, я работы не ищу».

   «А ты знаешь, что я могу в любой момент устроить облаву на твой притон?»
   «И ты не успеешь убрать свои кусты под кирпич над окном».
   «Или в дыру за шкафом».
   «Или в морозильнике».

   «Я понял».
   «Хорошо».

   «Облаву я тебе все равно устрою».

   «Но ты же обещала!»

   «Разве?»
   «Нет, прочла переписку и убедилась, что действительно ничего не обещала».
   «Я спросила – хочешь? Ты не ответил. Значит, хочешь».

   Жаклин отсканировала одну из копий подозреваемого и отослала на почту Тоби.

   «Но это не так важно», – приписала она.

   «Ну и за каким чертом ты мне тогда это шлешь?»

   «Чтобы понял, от чего отталкиваться. Это может как-то помочь в установлении личности погибшей. Куда важнее именно это. Разузнай, какая обеспеченная женщина пропала четыре дня назад. До связи».

   «П. С. Мне деньги не нужны».

   «П. П. С. Я и не собиралась платить».

   Она отключила процессор и откинулась на спинку стула. За окном висело матово-черное покрывало. Стрелка застыла на одиннадцати. Из информационного отдела люди утекали уже после шести. В дверях просторного зала появилась кудрявая голова Сони Иккерман. Она уже знала, что дверь кабинета закрывать не стоит, даже когда рабочий день кончен. Жаклин устанавливала свой график. Могла приехать под вечер и остаться на всю ночь.
   Секретарь поставила на ее стол маленькую чашку эспрессо и ласково улыбнулась.
   – Отдохни немного, а я послежу за сообщениями о подозреваемом в прессе.
   – Угу, – запихала под верхнюю губу снус Жаклин. – Не думаю, что информатором будут СМИ. Мужчина со снимка не публичный человек, и знать его должен кто-то столь же непубличный. Нужно развесить больше портретов где-нибудь на фонарях и на входе в подъезды. Тогда звонки поступят от местных. Наблюдайте именно за телефоном и не уделяйте слишком много внимания телевидению.
   – Хорошо, я вызову нескольких девочек, – успокоила следователя Соня. – Чтобы посмотрели за телефоном в мое отсутствие. Мы будем чередовать перерывы.
   – Я рада, – бросила Жаклин, опустошив чашку одним глотком.
   Уже через минуту она пристегивала ремень безопасности. Кофеин быстро исчерпался, и последние пять минут езды голова ее периодически падала на грудь. Она прибавила газу, чтобы не потерять управление, и поспешила припарковаться у тротуара своего дома.
   Жаклин втянула ночной зимний воздух. Многие окна, несмотря на поздний час, еще горели. Жаклин закурила единственную сигарету, завалявшуюся во внутреннем кармане пальто, и вскинула голову на незанавешенную личную жизнь. Какой-то мужчина со второго этажа пил чай за круглым столиком кухни, ребенок наблюдал за скудным видом из окна, подперев щеки кулачками, женщина разбирала только что поступивший заказ и мерила новые туфли.
   Из круглосуточной пекарни за углом повеяло печеными яблоками, булочками с корицей и кофе с банановым сиропом. Ухватив ноты кофеина, Жаклин приободрилась и забыла о сне. Пересчитала монеты и направилась в заведение, не успев докурить. Знакомая официантка, а по совместительству кухарка и владелица, попросила затушить никотин и протянула меню, которое девушка знала наизусть.
   Жаклин расположилась на любимом высоком стуле у окна. Она была единственным посетителем и, пожалуй, самым постоянным. И дело было не в том, что ей нравилось именно это место. Она посещала несколько заведений в день за новой порцией кофе, не ограничиваясь кофемашиной у себя или бесплатным автоматом в участке.
   Дома Жаклин опустилась в покрытую ржавчиной ванну за ширмой. Пахло сыростью и даже каким-то гниением. Она подумала, что в таких случаях следует вызывать сантехника, к услугам которого она еще ни разу не прибегала. Потолок раскрошился. Посторонний звук, означающий очередной сорвавшийся со стен пласт, напоминал о ремонте, которого она еще никогда не проводила. Это была ее и одновременно не ее квартира.
   Девушка поставила пластмассовый стаканчик с кофе на подставку для ноутбука, но была так измотана морально и физически, что не сумела до нее дотянуться и уснула прямо в ванне.
   Ее разбудил звонок сотового из кармана пальто, брошенного на пол. Она вздрогнула и поежилась от воды, успевшей остыть за пару часов. Жаклин осмотрела свое посиневшее от холода тело и подняла телефон.
   – Сколько времени? – бросила она, не взглянув на экран.
   – Шестой час утра, – ответила Соня. – Я дежурила всю ночь. Звонок поступил две минуты назад, и первым делом я решила позвонить именно тебе.
   – Все правильно, – откинула мокрые волосы Жаклин и набралась мужества вырваться из холода.
   Конечности онемели. Сначала девушка разогрела пальцы на ногах, затем поднялась и покачнулась. На воздухе оказалось еще холоднее.
   – Ванко, ты открыл окно? – крикнула она в комнату и продолжила в трубку. – Дальше.
   Птица вылетела из-за ширмы и опустилась на почерневшую раковину.
   – Ванко будил, – отчитался ворон.
   – Жак? – напомнила о себе Соня.
   – Я вся слух, – положила под ухо трубку она, согреваясь полотенцем, и тяжело закашляла.
   – Судя по голосу, ты простудилась. Прими что-нибудь от гриппа. В такое время это нередкое явление.
   – Все это не слишком информативно.
   – Хорошо, перейду к делу. Кажется, наш подозреваемый найден. Позвонила пожилая женщина и представилась его соседкой
   – Где он живет?
   – В том-то и дело, что больше нигде.
   – То есть? Он безработный?
   – Он умер два месяца назад и уже захоронен. Уве сбросит адрес его соседки.
   – Это не столь важно.
   – Ты не собираешься ее опрашивать?
   – Собираюсь. Но еще я собираюсь разведать кладбище этого парня. Как его имя?
   – Михаэль Сванссон.
   – Говорит о чем-нибудь?
   – Еще как, – тускло признала Соня. – Два месяца назад этот парень разбился на машине бывший автомеханик. Просто забыл проверить тормоза перед тем, как выезжать.
   – Автомеханик, не проверивший тормоза собственной машины?
   – Неаккуратный механик. Бывает и такое. В каждой профессии встречаются гнилые зубы.
   Повисла долгая пауза.
   – Плохие исключения, – добавила Соня. – Уве в участке. Говорит, что сбросил адрес. Можешь выезжать. Старушка живет напротив механика. Не бойся ее беспокоить. Она с четырех на ногах. Хотя у тебя с беспокойством все просто.
   – Выезжаю, – хлопнула крышкой старого дешевого телефона она и набросила единственные вещи в своем гардеробе: штаны под кожу, мужскую рубашку и голубое пальто с ярким воротником, по которому ее узнавали с дальнего расстояния.
   На готовку кофе времени она решила не тратить, поэтому купила в придорожном кафе. Навязчивая сладость сводила челюсти, поэтому она остановилась, чтобы выбросить стаканчик и купить эспрессо без каких-либо наполнителей.
   Дом автомеханика располагался в тридцати километрах от нее, на юге города, недалеко от Лесного кладбища, где предали земле мужчину. Такой же небогатый квартал и дешевые квартиры. Жаклин вспомнила о том, что мужчина умер сегодня только для ее перспективы, поэтому квартира не просто не обнесена полицейской лентой, но принадлежит другим владельцам – довольно бедной многодетной семье. Женщина тридцати с небольшим лет согласилась ответить на все вопросы с условием, что будет кормить при ней младенца.
   – Вы не имеете ничего против? – убедилась в последний раз женщина.
   Для своего возраста она выглядела прекрасно. Ее не портили ни растянутый шерстяной свитер, ни безвкусные меховые угги.
   – Нет, все же мне как-то неудобно, – улыбнулась она, засовывая ребенку пустышку в рот.
   – Так снимите свитер, – посоветовала Жаклин.
   – Я не в том смысле, – улыбнулась она шире. – Мне перед вами неудобно, а не физически.
   – В нас не так много отличий, чтобы их стесняться.
   – Вас интересуют мои персональные данные? – вернулась к теме хозяйка.
   – Нет-нет, меня даже имя ваше не интересует. Но для протокола потребуется.
   – Тогда Наташа Гуттенберг. Мы переехали в Швецию совсем недавно и купили эту квартиру уже после смерти владельца, поэтому мало о нем знаем.
   – Мы обмениваемся вот уже пятой репликой, а кофе вы до сих пор не предложили.
   – Простите, – спохватилась хозяйка. – Это так на меня не похоже. Обычно я сразу предлагаю гостям что-нибудь выпить.
   – Молотый или растворимый?
   – Простите?
   – Вы пьете молотый или растворимый?
   – Люблю молотый, но пью растворимый, – смущенно улыбнулась она. – В этом месяце зарплата у мужа совсем паршивая.
   – Значит, обойдемся без него, – усадила ее жестом следователь. – Мне и это очень неинтересно, и все же, откуда вы родом?
   – Великобритания, Ливерпуль. Вы когда-нибудь там были? В нашем регионе ситуация была совсем отвратной. Рабочих мест никаких. Муж поставил последние центы на рулетку. На эти деньги мы бы все равно долго не протянули, а так был какой-то шанс на удачу и быстрый заработок. Мы смогли переехать, и государство предложило ипотеку.
   – Значит, этот дом принадлежит государству?
   – У прежнего владельца родственников не было. Об этом мы узнали уже после въезда. В конторе нам о ее судьбе ничего не рассказали. А вот соседка знает больше, чем надо…
   Пустышка выпала из губ младенца, и тот разразился криком. Из комнаты выбежал мальчик пяти лет, потирая сонные глаза, такие же большие, как у женщины.
   – Ложись, спи, милый, – кивнула ему мать. – Ничего не случилось.
   Мальчик вернулся в комнату, не отводя взгляда от незнакомки.
   – Это мой старший, – с нежностью пояснила хозяйка. – Есть еще дочь. Так вы от кофе отказались? Справедливо. Но можете попросите у соседки. Она часто сует нос не в свои дела. Кроме того, рассказывает то, что нам знать вовсе необязательно. И любит хвастаться тем, что у нее новое все-что-только-можно-представить.
   – Да, – по инерции поднялась Жаклин и направилась к двери в коридоре.
   Женщина проводила ее взглядом и рассеянной улыбкой. Но у самой двери следователь обернулась и задала контрольный вопрос:
   – Никаких вещей он не оставил?
   – Во всяком случае, не в нашей квартире.
   Жаклин задержалась еще на минуту, чтобы насладиться красотой женщины. Она крайне ей симпатизировала, и сдержать мысли на этот счет было сложно.
   – Вы как-то очень хорошо выглядите.
   – Что ж, спасибо, – улыбнулась та.
   Жаклин перевела взгляд на фотографию невзрачного и немного раздутого в брюхе мужчину и бутылку крепкого напитка на столе.
   – Этот тип имеет на вас права?
   – Да, – смутилась женщина, не переставая улыбаться. – Так уж вышло. Я его любила. И ничего менять не хочу.
   – Но ведь он вас недостоин, – справедливо заметила Жаклин.
   – Не нам выбирать достойных нас, – ответила с печальной улыбкой хозяйка.
   – Досадно, – завершила знакомство она.
   Шорох за дверью напротив следователь услышала еще прежде, чем позвонила. Как только цепь заиграла, она выставила документ под нос пожилой женщине.
   – Жаклин Врана, полиция Стокгольма. У меня к вам несколько вопросов. И первый вопросом не является. Почините дверь, если не можете так долго ее отпереть. Я слышала, как вы подошли к ней, когда звонила вашей соседке, Наташе Гуттенберг. И второе, тоже не вопрос. Налейте мне кофе. Желательно эспрессо без сахара. Но если есть ореховый или ванильный сироп, можете добавить пару капель. А теперь перейдем к вопросам, которые лучше задавать сидя.
   Старуха застыла с приоткрытым ртом, и девушке пришлось чуть отодвинуть ее в сторону и переступить порог. Квартира выглядела действительно намного лучше соседской. С ремонтом и встроенной техникой. Она даже напомнила Жаклин дом сестры. Такой же обильно обставленный и в розово-персиковых тонах. Выбежала навстречу и принялась облизывать нос ее сапога маленькая собачка. Из собак Жаклин предпочитала только крупные породы, маленькие откровенно ее раздражали. Поэтому следователь тряхнула ногой, так, что та отлетела к стене, и нагнулась, чтобы протереть сапог от слюней одноразовым платком.
   – Тинкерли, – пришла на выручку животному хозяйка. – Будьте осторожнее с моим сокровищем. Она очень любит гостей.
   – Сомневаюсь, что это взаимно. Я сяду на диван в той комнате. Он мне больше нравится.
   – Пожалуйста, – пропустила ее старуха.
   Жаклин села на подушки. Хозяйка прибежала из кухни с чашкой эспрессо.
   – Моя машина все делает.
   – Я за нее рада.
   – И капучино, и мокачино.
   – Разве что сироп не добавляет, – отпила Жаклин. – И мелет зерна?
   – Нет, – проскрежетала старуха.
   – А моя мелет, – равнодушно призналась девушка, не замечая, как потемнела хозяйка, и отставила чашку на стеклянный столик. – Итак, фру…
   – Называйте меня просто Молли, – приторно улыбнулась та.
   – Я могу вас называть как угодно, только для отчета требуется полное имя.
   – Молли Якобссон, – снова потускнела женщина.
   – Для Молли вы откровенно стары. Значит, коренная шведка.
   – В отличие от соседей, я никакая не иммигрантка, – воздела подбородок она. – А вот у вас имя и фамилия далеко не шведские. Жаклин…
   – Нет, правильно Жаклин, – исправила она с паузой между слогов.
   – Жаклин, – повторила она, как и в первый раз.
   – Жаклин. «А» короткая, «и» тянется. Жаклин. Я, знаете ли, горжусь французскими корнями. Хотя не знаю, с какой стороны им взяться. Скорее всего, от бабушки по материнской линии.
   – Так вы метиска? – чуть заметно поморщилась та.
   – Вы даже не представляете, насколько.
   – А фамилия какого происхождения?
   – Чешского. И хотя это вас не касается, была зачата в Праге. Информация не конфиденциальна, поэтому могу добавить, что дед по стороне отца – норвежец, а по стороне матери – исландец.
   – У вас полная сборная солянка в крови.
   – В крови у меня эритроциты, а кофе у вас отвратительный. Но это к слову. А теперь к вопросам. Как хорошо вы знали подозреваемого?
   – Я знаю, что он был большим лентяем. Мало работал и много развлекался. Настолько ленив, что даже семью не успел к своим сорока с лишним завести. Эта квартира досталась ему от матери.
   – Она жива?
   – Сомневаюсь. В последний раз я видела ее пятнадцать лет назад, и уже тогда она была старше, чем я сейчас. Может, вы неохотно поверите, но мне уже шестьдесят.
   – Почему же не поверю? – простодушно удивилась Жаклин. – Весьма охотно. Я думала, больше. Значит, в данный момент ей должно быть около восьмидесяти.
   – Я не сказала, насколько больше. На тот момент ей было за семьдесят. Нет ее сейчас в живых. Люди столько не живут.
   – Почему же? В Швеции довольно приличная продолжительность жизни.
   – Но не до ста же лет! – возмутилась фру Якобсон.
   – Кто знает?
   – Я знаю, – поджала губы старуха. – Никому не хочется жить так долго.
   – С этим я согласна. Особенно если позаботиться о тебе некому.
   – О ней этот эгоист не заботился. Не то, что мой милый Влади.
   – Сын часто вас навещает?
   – Не так, чтобы часто… Зато он много чего здесь купил, – поспешила добавить она. – Да-да, вот это все – то, на чем вы сидите, из чего и что пьете, – привозит он.
   – Значит, забота для вас определяется материальными подарками.
   – А для вас нет? – натянула улыбку старуха, скрывая дрожь в голосе.
   – А для меня все равно, – равнодушно призналась Жаклин. – Ваш сосед, вероятно, поджарил электричеством одну из своих знакомых.
   – Он кого-то убил? – упала челюсть фру Якобсон.
   – Вы не замечали его в компании с женщиной?
   – Разумеется, нет! Вряд ли он мог позволить что-то, кроме бутылки пива. Нет, прекрасное ему было чуждо. Иногда он снимал каких-то дешевых проституток, но только по праздникам. Он мало работал и, как следствие, мало зарабатывал.
   – Действительно дешевых или это какое-то очередное фигуральное выражение? – аккуратно задала свой больной вопрос Жаклин.
   – Самых дешевых! Страшных, как… Даже моя жизнь не настолько страшна.
   – А никто из них не мог, скажем, внезапно разбогатеть?
   – Сомневаюсь, что одна из них нашла иной способ заработка.
   – Ни с кем из них у него конфликтов не было? Вы не слышали криков из его квартиры?
   – Ему даже скандалить было в тягость, а вы говорите о спланированном убийстве! Все, что он хотел от жизни, так это умереть и спать спокойно. Я, кстати, была на его похоронах. Кроме меня никого на них не было. Приставной судья и какой-то тип, крадущий права на его квартиру. Какой-то государственный чиновник. Ни одного родственника или близкого. Думаю, на его могиле цветов нет совсем, а единственный букет, который, кстати говоря, мой, уже давно завял. Печально, когда никто о тебе не вспоминает после смерти. Печально и страшно. Будто и не жил вовсе.
   – Будто и не жил вовсе, – завороженно повторила Жаклин. – Да, досадно.
   Взгляд ее оставался стеклянным, когда она покидала квартиру старухи. Она представила себя на месте мужчины. Себя, на одиноком кладбище с единственно загнившим букетом цветов от какой-то незнакомой соседки, такой же одинокой и брошенной. В компании с червями, медленно пожирающими ее плоть. Такая готика ей по вкусу не пришлась, и она подумала написать завещание, в котором просила себя кремировать. На случай внезапной смерти от пули преступника.
   Жаклин бросила пустой взгляд на болтливый навигатор и заткнула механическую женщину. Солнце еще не собиралось вставать, и панорама переливалась ее любимым и умиротворяющим голубым. Она свернула в узкий двор по украшенным звездными шарами улочкам. Ей пришлось сложить боковые зеркала внедорожника, чтобы не оставить их на снегу. Она проезжала мимо развилок с привязанными к фонарям велосипедами и подумала о том, что неплохо бы и ей приобрести это приятное средство передвижения. Везде проходимое и не замирающее в пробках.
   Особенно ей нравились ярко-желтые дома на фоне призрачно-синего марева. Они напоминали ее пальто. В сущности, саму Жаклин. Они будто говорили, что здесь ее настоящий дом.
   Вскоре показались вязы Лесного кладбища. Время от времени Жаклин навещала здесь того, кто помог ей подняться и устроиться в теперь уже своей стране. Офицер полиции Отто Нильс. Человек, который подарил ей крышу над головой и, в конце концов, жизнь. Именно он нашел ее в лесу замерзшей и потерянной после того, как та оставила дом и купила билет на ближайший рейс. Отто устроил девочку в контору, и первое время она жила у него. Теперь, после его давней смерти, все эти воспоминания превратились в потертую пленку с погоревшими кадрами.
   У самого офицера Нильса семьи не было. Он не любил об этом рассказывать, но с девочкой поделился в обмен на ее откровенность. Жена и маленький сын погибли в автокатастрофе. В машине, которую он вел. Он задавался вопросом, почему не ушел вместе с ними, почему оставлен страдать в одиночестве. Жаклин ответила на его вопрос наглядным примером. Для того, чтобы спасти ее.
   Жаклин презирала отца, а к матери, что еще хуже, вообще ничего не испытывала, потому что сильно от нее отдалилась и потому что та держала ее на вытянутой руке слишком долгое время, для того чтобы обрушить на нее удушливую опеку, какой окружала сестру все годы отсутствия Жаклин. Отто заменил ей обоих родителей, всю семью. А когда его не стало, она окончательно определилась с профессией. Несмотря на то, что ее семья еще существовала, смерть лишь одного человека – а для ее сознания всех родственников – отрезала девочку от остальных и поселила на материк под названием Одиночество. Когда-то она делила его с таким же потерянным, но теперь училась справляться своими силами. Она хотела спасать, оберегать и справедливо наказывать, но скорее из долга и мести, а не от большой любви к человечеству.
   Лесное кладбище Жаклин навещала часто. Его заснеженные просторы, пышные кроны вяза, как в саванне, цепь свечек в знак памяти об усопших. Машину она оставила у входа, в конце липовой аллеи, а путь продолжила по сугробам пешком. Долгие пешие прогулки, особенно на подъеме по лестнице, обычно ее утомляли, но не в этом случае. На последней ступени ее ожидали Уве с Локом.
   – Опросила старуху? – бросил мужчина, разворачиваясь к тропе.
   – Да, ничего особенного. А это кому? – заметила букет в его руке Жаклин.
   – Отто. Подумал, что ты, как всегда, забудешь, а ему внимание приятно.
   – Вот кто меняет ему цветы, когда забываю я, – догадалась девушка.
   Уве был одним из лучших друзей Нильса и по совместительству его коллегой и младшим помощником. Он был свидетелем убийства мужчины и понимал, каким ударом обернется эта потеря для девочки, поэтому опеку о ней после его смерти принял на себя.
   – Всегда найдется тот, кто принесет цветы ему на могилу, – опустила голову она.
   – Хорошему человеку не жалко всех полей мира, – согласился Уве.
   Лок появился в отделе только пару лет назад, когда оканчивал институт на первой стажировке, поэтому о ком идет речь, понимал смутно.
   – Мы уже опросили рабочих, – вступил в разговор он, чувствуя неловкость. – Наш подозреваемый покоится по левую сторону от часовни. В нескольких метрах и около пятнадцати по глубине в лес.
   – То есть почти километр от этого места, – заключил Уве.
   Этот километр троица посвятила тишине и созерцанию. В конце тропы их поджидал пожилой служитель кладбища. Он показал остаток пути, отвечая на вопросы касаемо личности погребенного.
   – У вас великолепная память, – восхитился Уве. – Помнить каждого – большой подвиг.
   – Не так уж часто к нам заселяются, – рассмеялся старик. – Но этого действительно легко забыть. Его никто не навещает. Пришлось поменять цветы самому. Кажется, у него совсем нет родственников. Печально не быть знаменитостью. Он не Грета Гарбо, которую навещают толпами. Знаете, молодой человек… – обратился к Жаклин служащий. – Может, это прозвучит странно и даже абсурдно, однако вы на нее очень похожи. Было в ней что-то мальчишеское. Или даже мужественное.
   – Или во мне что-то женское, – заметила она, чем ввела мужчину в краску. – Грета…
   – Актриса, – ответил на ее вопросительный взгляд Уве.
   – Хорошо, – кивнула она, когда рабочий остановился у могилы со знакомым всем именем. – А теперь раскопайте.
   – Что? – опешил старик. – Но это запрещено?
   – Это запрещено? – перевела вопрос помощникам она.
   – Это запрещено, – подтвердили те, поджав губы. – Без разрешения, да.
   – Вы мешаете следствию, – настояла Жаклин. – А это будет рассматриваться как сокрытие улик и соучастие в преступлении.
   – Но беспокоить усопшего – кощунственно! – взмолился рабочий.
   – Этот человек, возможно, и не усопший вовсе. Вероятно, три дня назад совершил зверское убийство. Так вы отказываетесь с нами сотрудничать? Будете беречь мертвых или спасать живых?
   Она развернулась, и старший следователь подыграл ее трюку, тогда как Лок уловки не понял и остался у плиты, растерянный и лишенный дара речи.
   – Ладно, постойте, – остановил их старик. – Сейчас позову могильщиков. И через двадцать минут…
   – Приятно иметь с вами дело, – резко развернулась и пожала ему руку Жаклин. – А мы пока проведаем нашего старого знакомого.
   Следователь направилась к своему покойному родственнику. Уве поспешил следом и вложил букет белоснежных лилий ей в руку.
   – Это не мое, – попыталась вернуть букет она, но мужчина покачал головой. – Это нечестно.
   – Он хотел бы, чтобы ты их положила.
   – И желательно купила.
   Лок остался наблюдать за рабочими. Посещать того, кого он не знал, казалось ему неловким.
   Земля у плиты Нильса была усеяна цветами.
   – Не мы одни его навещаем, – умиротворенно заметила девушка.
   – Здравствуй, Отто.
   Жаклин обернулась, втянув шею от удивления. Остальные двадцать минут они провели в тишине, погруженные в думы и общение со старым знакомым. Их размышления прервал крик Лока.
   Первым отреагировал Уве. Жаклин задержалась еще на пару минут, чтобы коснуться плиты друга. В присутствии постороннего ее это смущало. Она потерла покалывающий нос и заложила руки в карманы.
   К ее приходу гроб уже вынули на поверхность. Еще новый, но из очевидно дешевого материала. Неаккуратно сложенные доски раскрошились, ржавые гвозди вылетали от малейшего нажатия. Рабочие отступили, предоставляя дальнейшие действия следователям.
   Жаклин приблизилась к ящику и постучала по заиндевевшему дубу. Раздался отзвук пустой скорлупы от грецкого ореха. Она приложилась к нему ухом и задержала дыхание, будто рассчитывала услышать биение сердца. Затем решительно выпрямилась и дернула за одну из досок. Любопытные рабочие, успевшие приблизиться вплотную, дрогнули от неожиданности. Уве предложил помощь, но девушка раздраженно отмахнулась и помогла себе ногой. Мощная подошва сапог прорывалась и застревала между досками. Один из рабочих этой сцены не выдержал и предпочел наблюдать с безопасного расстояния. Наконец нога ее полностью провалилась, и ручка изнутри щелкнула. Она освободила ногу и пригнулась, убирая непослушные волосы за уши. Рабочие замерли, Уве подошел ближе и вынул пистолет на всякий случай.
   Жаклин дернула крышку, и содержимое открылось окружающим во всем своем отвратительном великолепии. Восприимчивому Локу снова сделалось нехорошо, Уве опустил оружие, закрыв глаза, Жаклин потерла переносицу и тихо чертыхнулась. Гробница не пустовала. Хозяин ее, уже порядком разложившийся, мирно спал. Одежда сильно истлела и потрепалась, кожа проваливалась между костями в черепе.
   – Его осматривали? – спросила Жаклин, перебирая пальцами рабочую форму механика.
   – Нам это неизвестно, – ответил старик. – Кажется, его похоронили в том, что на нем было в последний момент.
   Девушка запустила руку в карман оранжевой куртки, потускневшей от холода и грязи. Что-то зашуршало между ее пальцами. Она бросила гневный взгляд на рабочих и скорбный – на своих коллег.
   – Мы здесь ни при чем, – оправдывались первые, в то время как она вынимала поблекший снимок паспортного образца.
   – Кто бы сомневался. Это какая-то игра обиженного ребенка. Кажется, у нас это называется испорченным телефоном. Или переводом стрелок, – она подняла фотографию над головой и продемонстрировала Уве обратную сторону со словами «Он меня убил».

Глава 3

   Свет единственной лампы падал в центр стеклянного столика. Жаклин склонилась над фотографиями. На одной из них – Михаэль, на второй – светловолосый юноша с водянистыми глазами. Остальные выжидали вердикта экспертизы. Уве разделывал кровяную колбасу, Лок украшал искусственную елку на подоконнике. Виктор барабанил пальцами, раздражая окружающих обыкновенной нервозностью от переизбытка или недостатка кофеина. Он уже и сам не мог определить, чего не хватает его организму, поэтому злился вместе с остальными.
   Наконец, в кабинете показалась энергичная Соня с документами в руках.
   – Совпадение почерка чуть меньше, чем в прошлый раз, – сообщила она, прежде чем кто-то заглянет в бумаги.
   – Но ведь мы не можем утверждать наверняка, – переворачивала страницы Жаклин. – Почерк – не отпечатки пальцев.
   – В том-то и проблема, – вздохнула женщина. – Мы сняли отпечатки с ламп, которыми была убита женщина. Они принадлежат Михаэлю.
   – То есть дело можно закрыть? – обрадовался Лок. – Все сходится.
   – Нет, не можем, – стукнул кулаком Виктор. – И не будем.
   – Согласна, – кивнула Жаклин, постукивая по фотографии с незнакомцем. – Мы не знаем, кто этот мальчик. Ведь не знаем? – уточнила у Сони она.
   Она развела руками, набирая телефон отдела.
   – Можешь спросить сама, – передала ей трубку женщина.
   – Да? – спросила у гудков Жаклин и повторила, когда раздался голос.
   – Слушаю, – отозвался Снуре Ламан, молодой человек из поискового отдела.
   Со своей работой он справлялся с переменным успехом, и девушку это нередко злило. Он единственный, кто мог производить в ней желчь тоннами.
   – Я тоже слушаю, – бросила она. – Мы оба умеем слушать. Вот так совпадение.
   Уве зажал губы, чтобы не рассмеяться вслух.
   – Га?.. Жаклин? – исправился он. – Мы еще не успели ничего разведать.
   – Меня должно это удивить?
   – Мы… Что? Мы думаем, что узнать об этом юноше ничего не удастся.
   – Уверены?
   – Абсолютно. Мы все проверили. Нигде и ничего о нем нет. Никаких данных. Он будто призрак.
   – Так ищите внимательнее.
   – Мы уже все проверили.
   – Значит, не все, – спокойно заключила она.
   – Нет, все, и досконально, – он поднял голос так, что слышали все в кабинете. – Постарайтесь получить новые данные.
   – Хорошо, – потерла переносицу она. – Вот тебе новое задание.
   – Да, – заинтересовался Снуре. – Записываю.
   Уве и Лок пригнулись, чтобы подслушать разговор, и застыли в ожидании.
   – Записывай, ничего не упусти.
   – Хорошо, – деловито сказал он. – Диктуй.
   – У тебя на столе ксерокопия фотографии, которую мы нашли в последний раз, верно?
   – Так.
   – Блондин, светлые волосы…
   – Верно, – соглашался мужчина. – И что мне с ней делать?
   – Узнать, кто он такой, – спокойно объяснила она в десятый раз и положила трубку.
   Уве выдавил воздух из легких и громко рассмеялся.
   – Это было жестоко, – качала головой Соня.
   – Разве? – возмутился Лок. – Ничего не жестоко! Я давно хотел это сделать.
   – И я, – согласился Уве.
   – Ведь все так очевидно, – задумчиво сказала Жаклин, и общее веселье оборвалось. – Разве нет?
   – Что очевидно? – выглянула через ее плечо Соня.
   – Вглядитесь в его глаза.
   Уве взял фотографию и выставил перед носом.
   – Слишком блестящие. И настолько светлые, что сливаются с белком. Я понял, о чем ты.
   – А нам не объясните? – запротестовал аспирант.
   – Он незрячий, – догадалась Соня.
   Жаклин перевернула снимок и рассмотрела почерк.
   – Это должно сузить список, – потянулась к телефону Соня. – Давайте сообщим об этом…
   – Нет, – задержала ее руку девушка. – Пускай сами думают.
   – В любом случае за дополнительной информацией ты обратишься к Тоби, – кивнул Уве.
   – Может, они просто адекватные люди, которым не нравится работать в праздники? – возмутился аспирант. – Может, здесь только вы мазохисты?
   – А может, кто-то говорит слишком много и не по делу? – отозвался Уве.
   – Кому действительно надо отдохнуть, так это Жаклин, – мягко улыбнулась Соня.
   – Я отдыхала в прошлом месяце. Вы же читали мою статью в журнале.
   – Ты не отдыхала, – облизал пальцы Уве, – а была на задании.
   – Отпечатки на фотографиях есть? – сменила тему она.
   – На фотографии с первого места преступления обнаружены отпечатки, кого бы вы думали…
   – Михаэля, – раскинул руками Лок. – В чем дело? Почему нельзя объявить убийцей его?
   – Успокойся, – бросил Уве, сворачивая грязные салфетки. – Если никаких улик в течение суток не всплывет, так и поступим. Но не думаю, что это принесет облегчение всем нам. Особенно Жаклин, – бросил ухмылку на ее стеклянные глаза он. – Да, Жаклин?
   – Михаэль убил женщину и получил по заслугам, – пояснил Лок. – Иногда жизнь бывает справедливой.
   – Жизнь никогда не бывает справедливой, – обернулась на вид за окном Жаклин и постучала рукой по столу. – Вот что мы сделаем.
   – Идем спать? – жалобно предложил Лок.
   – Не дождешься, – усмехнулся Уве, вытирая руки влажным полотенцем.
   – Пусть сравнят почерки еще раз.
   – Но ведь… – начала Соня.
   – Почерки этих двух фотографий. Нам надо знать, принадлежат ли они одной руке. И продолжайте поиск отпечатков с последнего снимка.
   – Они должны принадлежать убийце Михаэля? – спрыгнул с подоконника Лок. – Но ведь Михаэль сам убийца. Зачем восстанавливать честь убийцы?
   – Потому что будет третий, – откинулась на спинку стула Жаклин. – А теперь расходимся.
   Лок хлопнул в ладоши, Виктор схватил куртку и выбежал из отдела первым. Соня спустилась в кабинет экспертизы с новым поручением. Уве собрал пакеты с мусором, а Жаклин выключила яркие лампы над столом и бросила последний взгляд на панораму из офиса.
   – Подбросишь меня? – спросил он, нажимая кнопку лифта. – Я и до кладбища на метро добирался.
   Жаклин резко кивнула и направилась к машине, подготавливая ключи.
   – Мы живем в немного разных частях, но Швеция тесная, – забрался на соседнее кресло он и хлопнул дверью. – К тому же я знаю, в какой восторг тебя приводят ночные улицы. А сама помочь ты никогда не предложишь.
   – Ты угадал, – поправила стекло Жаклин. – Тем более мне ведь надо тебя как-то отблагодарить.
   – За что? – нахмурился Уве.
   – За цветы, – ответила она. – Только остановим у первого заведения. Я всех распустила только для того, чтобы выпить кофе.
   – Охотно не против.
   Первое кафе показалось уже через несколько минут. Жаклин припарковалась на свое усмотрение, не обращая внимания на сигналы выезжающих с поворота машин.
   – У тебя, насколько я знаю, права есть, – усомнился Уве, открывая перед ней дверь в кафе.
   – Есть, – кратко ответила она, рассматривая меню над потолком. – Американо и… американо.
   – Два американо? – переспросила официантка.
   – Нет, американо и капучино, – исправилась Жаклин и выложила кредитку. – Почему ты решил, будто у меня нет прав?
   – Ну, ты неправильно паркуешься и забываешь блокировать двери.
   – Я не заблокировала двери? – обернулась Жаклин.
   – Да, я пытался тебе сказать, но ты так спешила…
   Жаклин пожала плечами, подняла поднос и направилась к угловому столику.
   – Все равно не моя.
   – Но ты несешь за нее ответственность, – кинул ей вслед Уве, но не удостоился даже взгляда. – Кофе и блинчик с мясом и вишневым соусом.
   – Ты ведь уже ел, – недоумевала Жаклин, когда он поставил поднос рядом.
   – Это запрещает мне поесть еще раз? Если уж мы оказались в таком месте. Или раз ты питаешься одним только кофе, это обязывает всех остальных следовать твоему полезному рациону?
   – Да, у меня полезный рацион, – не поняла сарказма девушка.
   – Нет, Жаклин, то, как ты ешь, вовсе не полезно. И говорю я тебе это, потому что желаю только добра. Ведь ты мне небезразлична.
   – Почему это? – подняла бровь она. – Ты же мне безразличен.
   – Спасибо за правду. И все же ты годишься мне в дочери, а старший всегда берет на себя ответственность за младшего. Дети не привыкли заботиться о ком-то, а в тебе еще не сформирован родитель.
   – Вот как? – удивленно спросила она. – Значит, я не должна испытывать вину за то, что не могу ответить тебе взаимностью?
   – Может, и должна, не знаю, – раздраженно махнул мужчина. – Я сам неважный родитель и давно перестал понимать свою дочь. Она, к слову, почти твоя ровесница.
   – То, что мы с ней ровесники, еще не делает нас похожими.
   – Почему-то мне кажется, из тебя выйдет неплохой родитель. Ты не совершишь моих ошибок.
   – Я вообще не собираюсь быть родителем, – поежилась она. – Я смотрела, как это происходит, и мне это показалось противоестественным.
   – Я тоже видел, как рожает моя жена, и, поверь мне, это самая в природе натуральная вещь. В отличие от этого скверного мяса и джема. Раз уж мы заговорили о семье… Как поживает сестра?
   – Из последнего разговора с ней я вынесла, что весьма скверно. Все беды с этой особой происходят из-за того, что она невыносимая потаскуха.
   – Сказал бы, что о родных сестрах так не отзываются, но знаю, что лгать ты не умеешь, и приму за чистую монету.
   – Она спала с одним парнем на протяжении полугода и подумала, что это даст ей право считать его своим.
   – А я-то думал, ты самая знатная феминистка в стране.
   Уве рассмеялся с набитым ртом, вдохнул брусничный соус и резко закашлялся. Жаклин спокойно наблюдала за этими муками, игнорируя его жесты.
   – Спасибо, – выдавил он, когда кашель отступил.
   – Не за что, – пожала плечами она. – А за что?
   – Когда человек кашляет, следует постучать ему по спине, иначе ненароком задохнется, – доходчиво пояснил мужчина.
   – Даже если человек взрослый и понимает, что с набитым ртом не разговаривают и уж тем более не смеются? Закончил? – следила за его движениями челюстью она.
   – Необязательно вскакивать, как только закончишь с трапезой.
   – Ты собираешься есть еще? – поморщилась Жаклин.
   – Нет, что ты! Я не такое чудовище, как ты думаешь.
   – Я не думаю, что ты чудовище, но у тебя чудовищный желудок, – добавила она, немного помолчав. – Почему ты назвал меня феминисткой?
   – Ну не знаю, – наклонил голову в бок он.
   – Ты доел? – поднялась Жаклин. – Кажется, они закрываются. Это кафе не круглосуточное.
   – Да, – вздохнул и направился за ней в машину Уве. – Прости, что залез не туда, – сжал губы он. – И прости, что поднял голос. Это непозволительно и непрофессионально.
   – Да, я не твой допрашиваемый. Криком бы ты из меня ничего не выбил.
   – Так я из тебя действительно сделаю феминистку, – рассмеялся он. – Просто все в отделе… Понимаешь, в коллективе закрытых не любят.
   – И что же, если я просто работаю на работе, значит, можно пускать обо мне сплетни?
   – К сожалению, в большинстве кругов это именно так и происходит, – с горечью признал он. – Если не обсуждаешь вместе с остальными – обсуждают тебя.
   – И что же, меня обсуждают? – сглотнула она. – А ты обсуждаешь вместе с ними? Как меня называют за спиной?
   – В нашем кругу тебя никто так не называет, поверь.
   – Но как называют не в нашем кругу? – потребовала ответа Жаклин.
   – Тебя это не обрадует. Гансом.
   – И что это значит?
   – Я не большой специалист в медицине и литературе.
   Она кивнула, прислушиваясь к звону брелока и шума двигателя.
   – Понимаешь, – продолжил он, – мне трудно тебя защищать, когда я сам ничего не знаю. Вот уже пятнадцать лет я объясняю коллегам, что никакая ты не сбежавшая из другой страны преступница, не наркоманка и не лесбиянка. Фантазия у людей безгранична. Скоро они тебя и вампиром сделают. Я не перестану тебя защищать, но для этого нужно хотя бы чувствовать уверенность в том, за что заступаешься.
   Жаклин не отвлекалась от дороги.
   – Высадить у дома? – бросила она.
   – Да, у дома, – огорченно ответил Уве.
   – До завтра, – кивнула она, не оборачиваясь, и остановила машину на площадке рядом с его подъездом.
   – Жаклин, я всегда буду на твоей стороне. Понимаю, что новым Отто мне для тебя не стать. И все же не думай, что ты одна.
   Он покинул машину, и девушка тут же тронулась. Она не стала ждать, пока он поднимется на свой этаж, как любила это делать. Не стала смотреть на окно их кухни. На то, как радуется его приходу жена, ставит на стол свежеприготовленный чай с имбирным печеньем. А дочь наблюдает за ней с высоты в коротком халате, забросив на подоконник ноги в шерстяных гетрах.

   Жаклин выехала на главную улицу, свернула в сторону площади Сельгенс Тор и бросила машину вне зоны стоянки. Прошла вдоль горящих витрин магазинчиков, рассматривая причудливые игрушки, елочные шары с миниатюрными копиями популярных зданий внутри, плетеных зверей. Один из них ей приглянулся особенно. Это был олень из веток вроде тех, что стояли в центре площади.
   – Его можно подключить, и тогда он будет светиться, – пришел на помощь продавец. – Показать?
   Жаклин вспомнила о кошмарах, которые преследовали ее всю ночь, и поставила игрушку на прежнее место.
   – А есть что-нибудь не электрическое? – отмахнулась от уродливых кадров она. – Что не сгорит.
   – Обычные олени, – кивнул на более дешевый товар мужчина. – Из обычных веток. Тоже горят, но только если очень постараться.
   Она подняла одну из фигурок с повязанным на шее миниатюрным шарфиком.
   – Беру этого, – вынула кредитку она.
   Продавец не выдержал и указал на ее пальто.
   – Не хотите ответить на телефон?
   Из-за общего шума и навязчивой фоновой музыки своей тихой монофонии она не услышала. Привыкший к подобной какофонии продавец посторонний звук уловил несколько минут назад. Она не успела ответить и проверила входящий номер. Такого в ее электронной записной книжке не было. Спустя секунду с этого же номера, прежде чем она успела бросить обратный звонок, пришло сообщение с коротким текстом: «Имя слепого Николас Эшби. Садовод».
   Садоводом себя называл Тоби. Его информации Жаклин верила без проверок. Мальчик еще ни разу ее не подводил. Перезванивать ему она не стала. Вместо этого набрала номер Сони Иккерман, которая, как она подозревала, до сих пор находилась в участке вместе с экспертами.
   – Николас Эшби, – бросила в трубку она, забирая карту у продавца.
   – Имя слепого?
   – Да, Николас Эшби, – повторила по слогам она, возвращаясь к машине быстрым шагом. – Пустите фотографии в ленту новостей. Нужно объявить его в срочный розыск.
   – Он убийца Михаэля?
   – Еще хуже. Он следующая жертва. Моя машина…
   – Жаклин? Я тебя…
   – Где моя машина?
   Соня почти не различала ее голоса сквозь поток постороннего шума. Жаклин медленно отдаляла трубку, наблюдая за тем, как ее автомобиль погружают на эвакуатор. Она бросилась за ним, обогнала и преградила дорогу буксировщику. Водитель приоткрыл дверь, чтобы крикнуть что-то неприличное.
   – Жаклин Врана, – выставила свидетельство она. – Полиция Швеции.
   – Ничего не знаю, у меня приказ, – хлопнул дверью он и объехал девушку до того неаккуратно, что ей пришлось отскочить к бордюру и упасть в снег.
   Впадать в панику было не в ее правилах. Провожая взглядом капот своего автомобиля, она вынула мобильный и набрала номер того, кто всплыл в ее памяти первым.
   – Да? – сонно ответил Уве. – Что-то случилось?
   – Мою машину эвакуировали, – коротко и спокойно пояснила она, отряхивая пальто. – Можно я вернусь к тебе?
   – Ну, да, конечно, – обрадовался, но одновременно растерялся он. – Ждем. Ты далеко? Тебя встретить?
   – Нет, доберусь, – нагнулась за игрушкой она.

Глава 4

   Дверь он открыл в домашних штанах, белой майке и тапочках. Сонный и потирающий глаза, отступил от порога и указал на кухню.
   – Сегодня разборки устраивать не будем. Позвоню завтра, и решим этот вопрос полюбовно. Лучше тебе разуться, – заметил ее грязную обувь он.
   – А вы разуваетесь? – удивилась Жаклин.
   – Представь себе, – улыбнулся он. – Жена не любит грязи в доме. Ты же знакома с моей женой, если я помню?
   – Бекки твоя жена? В таком случае – знакома. Она появлялась в участке несколько раз, чтобы принести тебе еду.
   Квартира Уве разительно отличалась от ее собственной. Чувствовалось, что в ней кто-то живет, но без той броской загруженности розового в мире Софи. Ряд семейных фотографий в компании бесчисленных родственников и друзей на полках, подарки, купленные или же сделанные руками.
   – Странно, – задержалась на пороге Жаклин.
   – Что странно? – улыбнулся мужчина.
   – У вас так тепло.
   – Да, мы хорошо топим. Даже тапочки не нужны.
   – Нет-нет, – замахала руками она.
   – Нужны, – показалась в проеме ванной дочь Уве, накрашенная совсем не по-домашнему. – Я принесу.
   – Это моя дочь Кларисса, – бегло представил девочку отец. – В общем, мы с женой ждем на кухне. Печенье и кофе еще остались. Мы как будто знали, что ты вернешься. Обслужи гостя, милая, – бросил хозяин и скрылся на кухне.
   – С большим удовольствием, – улыбнулась миловидная девочка, наклоняясь к напольному шкафчику так, что задралась юбка и оголились стройные бедра. – Вам нравятся? – выпрямилась она, демонстрируя белые махровые тапки с заплатками. – Мама сама их пришила. Вот здесь.
   Она провела ногтем по рисунку, улыбаясь пухлыми ярко-красными губами.
   – Вы работаете с папой? – поставила обувь к ногам Жаклин она и помогла расстегнуть пальто длинными ногтями. – Он ничего о работе не рассказывает.
   – Вот как? – приподняла бровь Жаклин, позволяя девочке за собой ухаживать.
   Подвоха в ее заботе она не заметила. В этом доме ей все казалось необычным, поэтому удивляться она перестала.
   – Наверное, вы очень устали, – повесила на крючок пальто гостьи девочка, взяла ее руку и повела на кухню. – Работа у вас напряженная. Каждый день убийства и погони.
   – Да не так уж…
   – Можете прийти ко мне после трапезы, – обошла гостью девочка.
   Жаклин растерянно обернулась корпусом и проводила Клариссу взглядом. Девочка помахала рукой и скрылась в комнате, оставляя за собой демонстративную щель.
   – Ну, где ты там? – крикнул мужчина, и девушка прошла на кухню, маленькую, но уютную. – Я уж было подумал, ты нас грабишь.
   – Добрый вечер, Жаклин, – улыбнулась жена Уве, приятной наружности женщина средних лет. – Ты, насколько я помню, любишь эспрессо.
   – Да, – удивилась ее познаниям Жаклин и опустилась напротив своей чашки. – У вас очень приятная дочь. Тоби ответил мне двадцать минут назад.
   – Когда эвакуировали машину? – не мог сдержать улыбку Уве.
   – Как это могло произойти? – сопереживала хозяйка. – Разве они имеют право до выяснения обстоятельств? А как же штрафы?
   – Я разберусь с этим завтра, – отмахнулся мужчина. – Все, кроме телефона, осталось там? Составь список, чтобы ничего не прибрали.
   – Да в общем-то нет, – пожала плечами Жаклин.
   – А кошелек?
   – При себе, – стукнула по карману гостья.
   Уве неловко переглянулся с женой.
   – Тогда почему не вызвала такси?
   – Не знаю, – задумалась Жаклин.
   – В любом случае кровать я уже разобрала, поэтому сегодня поспишь у нас, – улыбнулась Бекки.
   – Хорошо, – легко согласилась Жаклин, все еще думая над словами Уве о такси. – Я буду спать с вами?
   – Да, в гостиной, – собрала посуду в мойку женщина. – Можешь идти, когда хочешь.
   – Думаю, так и поступлю, потому что здесь дел не осталось, – кивнула девушка. – Кофе отвратный, но все равно спасибо.
   – Не за что, – растерялась хозяйка. – Печенье с собой не возьмете?
   – Уве говорит, они невкусные, поэтому даже пробовать не стану, – отчеканила она и направилась в коридор к гостиной.
   – Ах, Уве говорит, – перевела взгляд на мужа та.
   – Эй, – поймала ее в коридоре девочка и увлекла к себе в комнату.
   На ней была легкая шелковая сорочка, еще более короткая, чем халат, но косметики значительно поубавилось. Свет не горел, пахло ароматическими свечами.
   – Это ведь не гостиная, – уточнила Жаклин.
   – Гостиная напротив, за шкафом, – пояснила девочка, усаживая гостью на кровать.
   Она забралась на кровать с ногами, провела рукой по жесткой рубашке Жаклин и между волосами, точно гребенкой.
   – Какие красивые, – восхитилась она. – Не у многих женщин такие встретишь.
   – Наверное, – равнодушно пожала плечами та.
   – Люблю мужчин с длинными волосами, – напевала девочка.
   Сладкие ароматы и спокойный свет усыпляли Жаклин.
   – А ты каких женщин любишь? – начала расспрос Кларисса. – Длинноволосых или кудрявых?
   Ее голос размывался, становился все тише и менее отчетливым.
   – Женщин? – сонно протянула Жаклин. – Мне все равно.
   – У меня кое-что есть, – упорхнула с кровати Кларисса и нагнулась над тумбочкой, как уже делала это раньше. – Отец думал, что потерял ее или допил. Мне на руку его плохая память.
   Жаклин хотела опровергнуть комментарий насчет памяти Уве, но губы не шевелились. Девочка вылила остатки содержимого в маленькие чашки и протянула одну гостье. У той сил не хватало даже на то, чтобы поинтересоваться составом. Она вылила ее в себя залпом и только потом почувствовала привкус спирта. Последний раз она пила три года назад, и этот опыт запомнился всем. Она думала, что в кофе ей подливают какой-то сливочный сироп, но им оказался Бейлис. Эта шутка отдела свалила ее в сон на целые сутки. Правда, выпила она тогда немало, но не была настолько уставшей и сонной. Теперь она почти спала, и глоток абсента полностью затуманил ее разум. Она не успела отставить чашку и упала назад, разлив остатки.
   – Жак? – испугалась девочка и похлопала по щекам гостя.
   Однако услышала мирное сопение и отставила свою чашку.

   Проснулась Жаклин только в третьем часу дня. Девочки в комнате не оказалась. На мобильном высветилось несколько пропущенных вызовов. Она потерла спутанные от массажа Клариссы волосы и поднялась на дрожащих ногах. Тут же села и повторила попытку. В голове нестерпимо колотило, а на языке оставался кисловатый привкус. Она вышла в коридор и столкнулась с матерью девочки. Та удивилась, но галантно промолчала.
   – Яичница на столе. Кофе сейчас сделаю.
   Жаклин дошла до стола на ватных ногах в тапках не по размеру и упала на подоконник, удерживая разбитую голову.
   – А где остальные?
   – Кларисса в школе, а Уве уехал на работу восемь часов назад за бумагами по поводу машины, – поставила чашку с эспрессо женщина.
   – Почему не разбудил?
   – Сказал, что ничего нового, достойного твоего внимания, там нет. К тому же он повсюду передвигается на велосипеде либо метро, поэтому подбросить все равно не мог.
   Жаклин оценила вид из окна семьи Ингман. Слепящее полуденное солнце нравилось ей меньше всего. Деловые высотки блестели и неприятно слепили.
   – Сколько я вам должна? – спрыгнула с подоконника девушка.
   – Должна? – смутилась Бекки. – Жаклин, живи здесь хоть год. Мы твоих денег не возьмем. Для Уве ты словно племянница, ведь он твой наставник.
   Пока хозяйка разбиралась на кухне, Жаклин вынула подарок, предназначенный Уве, и поставила на полку рядом с фотографиями. Среди других памятных семье вещей он выглядел в ее глазах лишним. Ей сделалось неловко, и рука сама потянулась опустить его обратно. Куда, как она думала, ему самое место.
   Бекки собрала нетронутую яичницу в одноразовую посуду и успела передать его гостье. Та равнодушно ее приняла, но тут же выбросила в первый контейнер на улице. Она задержалась за поворотом, уставившись на брелок в виде прозрачных сердец, наполненных цветной жидкостью – подарок от коллег на какой-то из праздников. Это была их инициатива. Сама Жаклин никому подарков не делала.
   «С чего бы это ему пригодилось? – думала она, пряча оленя в безразмерный карман. – Нужно дарить деньги. Пусть сам купит себе то, что действительно нужно».
   Прежде чем поехать в отдел, Жаклин всегда набирала Сони. Собеседник вступал в разговор первым, независимо от того, кто звонил.
   – Гудки кончились, – добродушно напомнила женщина.
   Жаклин пожала плечами.
   – В целом ничего нового, – продолжила секретарь. – Поступала пара звонков о том, что они где-то видели этого парня. В магазине или в парке. Но никаких конкретных адресов. Ни одна база его места жительства не выдает. Как будто он уже мертв, а мы гоняемся за призраком.
   – Надеюсь, что еще нет. Первое и второе убийства отделяют три месяца.
   – То, что смерть Михаэля неслучайна, мы доказать не можем. Автомобиль, на котором он разбился увезли на свалку и разобрали на металлолом.
   – Мы еще можем успеть найти Нильса живым. Если убийца не поторопится.
   Слабый кофе Бекки ее ненадолго поддержал. Добираться пешком у нее желания не было. Большие скопления людей ее пугали. Она вызвала такси и свернула в ресторанчик за самым большим стаканом капучино. Максимальным официантка порцию назвала без преувеличения. Его хватило до самого дома. Потягивая остатки, она дернула ручку незапертой двери.
   Чужое присутствие девушка почуяла мгновенно. Рука автоматически потянулась в нагрудный карман пальто.
   Телевизор все еще работал. Раздавался эхом искусственный смех какой-то дешевой комедийной передачи. Она заметила тень и выставила оружие.
   – Жаклин Врана, полиция Стокгольма, – заявила она своему искаженному отражению.
   Софи выронила на пол огромное ведро сухой кукурузы и подняла руки по инерции. Ванко, сложивший крылья на ручке кресла, повернул шею и устало моргнул.
   – Как ты сюда попала? – поморщилась Жаклин.
   – А двери тебя запирать не учили? – улыбнулась та. – И может, опустишь?
   На Софи было платье не по сезону, но Жаклин не сомневалась, что в нем она и приехала.
   – Хотела сделать тебе сюрприз, – объяснила девушка, соскальзывая с кресла. – Поэтому предупреждать не стала. Думала, по прибытии позвоню. Но ты не отреагировала. Посмотри, сколько у тебя пропущенных.
   Жаклин расстегнула пальто, проворчав под нос что-то нечленораздельное, упала в кресло и принялась гладить блестящую голову Ванко. На ручке по другую сторону располагался макет черепа, украденного из анатомического кабинета. Ворон издал звук, имитирующий смех, на какую-то телевизионную шутку, а Жаклин вернула пистолет во внутренний карман.
   – Это тебе, – выглянула из широкой сумки Софи, вынимая платье на манер тех, что носила сама.
   – Это что? – поморщилась Жаклин.
   Разница в их внешности, несмотря на совершенную идентичность в детстве, поражала даже старшую сестру. Со временем изменился не только стиль, но фигуры и лица. У Жаклин – угловатые и мальчишеские. Острые скулы и тонкие губы, подвижные мужские надбровные дуги, плоская грудь и худощавые ноги. У Софи – мягкие и округлые. Огромные глаза, пухлый рот и пышные формы. Взгляд у них тоже отличался. У старшей – равнодушный и строгий, у младшей – кокетливый и застенчивый.
   – Померь, – попросила сестра. – Тебе должно пойти.
   – Мне подходит моя одежда.
   – Умоляю тебя, – обняла ее за плечи Софи. – Развеемся сегодня в каком-нибудь баре.
   – Да. Сказала бы я, не будь у меня столько работы.
   – Думаешь, все в участке работают круглосуточно? Уверена, у них есть личная жизнь и семьи. Боюсь спросить, но когда ты была в последний раз в постели с кем-то?
   – Сегодня, – механически ответила Жаклин. – С дочерью моего коллеги. Ей семнадцать.
   – Вот оно как, – чуть попятилась младшая. – Я ничего против твоих предпочтений не имею, – бегло добавила она. – Я не против посетить с тобой какой-нибудь бар по… интересам.
   – Я не хожу в бары.
   – Не сомневаюсь, – смущенно улыбнулась Софи.
   Близилось к шести. Солнце медленно опрокидывалось.
   – Я поищу подходящий тебе клуб, – обратилась к бездонной сумке гостья и вынула планшет. – А ты одевайся.
   – Я уже одета.
   – Оденься еще раз, – надавила сестра, бросая на нее взгляд матери.
   Он мог подействовать на Софи, но Жаклин ничего не испытала.
   – Вот, нашла один, – воскликнула младшая после нескольких минут поисков. – Самый ближний к нам всего в пятнадцати минутах. До одиннадцати вход бесплатный, так что вызываю такси, пока не поздно.
   – Вызывай, – равнодушно бросила Жаклин, щелкая каналами.
   – Кстати, если ты не заметила, – не унималась младшая, меняя короткое платье на очень короткое, – я здесь у тебя прибралась. Ты ведь знаешь, у меня аллергия на пыль. Могла бы хотя бы один ее слой стереть перед моим приездом.
   – Я тебя не приглашала, – оглянулась по сторонам Жаклин.
   И действительно чего-то не хватало. Пустых коробок из-под молока и горы стаканчиков, разбросанных фотографий, досье и улик прошлых дел, грязных носков и одноразовых салфеток, полотенец и белья. Все испарилось. Жаклин потянулась к ящику для обуви – второе место хранение снуса после шкафчика на кухне.
   – Готова? – спросила Софи, надевая огромные серьги. – Выходим.
   Жаклин лениво поднялась и взяла пульт.
   – Оставь, – каркнула птица, и девушка повиновалась.
   – Пистолет можешь тоже оставить, – посоветовала сестра. – Там вряд ли кто-то будет нам угрожать.
   – Оружие при мне всегда, – бросила она, прикрывая дверь. – Это привычка.
   – Лучше бы у тебя выработались более полезные привычки. Убираться, например, или закрывать дверь. И когда, наконец, починят ваш лифт? – жаловалась она, придерживаясь за перила.
   – Куда мы идем? – на всякий случай уточнила Жаклин.
   – В бар.
   – Кофе там продают?
   – Конечно, продают, – съязвила сестра. – А еще булочки с корицей и мармелад на гриле.
   – Хорошо, – не поняла шутки Жаклин.
   – Простите, у нас не работает лифт, – отчиталась перед таксистом Софи, забираясь в машину. – Кстати, где твоя машина? Разве ты не водитель?
   – До вчерашнего времени, да, – коротко пояснила девушка, выглядывая в окно.

   Клуб оказался довольно просторным, но сильно задымленным. Софи моментально закашлялась, а Жаклин пробивала дорогу к стойке сквозь паровую завесу. Она пролистала меню и заказала первое, в чем был замешан кофе. Другие ингредиенты напитка она проигнорировала, поэтому когда его принесли, осилила только несколько глотков.
   – Плохой здесь кофе, – постановила она. – Идем в другое место.
   – С ума сошла? – зашипела Софи. – Другого места для тебя здесь нет. А платить за такси еще раз я не собираюсь. Пошли, сядем за столик той женщины, – предложила она, хватая свой и ее коктейли. – Кажется, она от тебя глаз не сводит.
   Следователь инертно за ней побрела и приземлилась рядом. Незнакомка с высоким бокалом в руках была многим их старше, но выглядела для своего возраста великолепно и очень ухоженно. Незначительные морщины вокруг рта и над глазами ничуть ее не портили. В шелковых штанах и блузке, строгих лаковых туфлях на квадратном каблуке, она выделялась из толпы танцующих потных подростков и неформалов с проколотым всем-что-только-можно-проколоть.
   – Ингрид Радамас, – протянула изящную руку в браслетах она. – Вы, как я посмотрю, сестры.
   Голос у нее был низкий и деловитый.
   – Я Софи, а это Жаклин, – пожала ей руку младшая. – Не думала, что можно встретить таких женщин в подобных местах.
   – Каких таких? – перевела руку Жаклин та, но девушка ее приветствия не заметила.
   Ингрид болезненно передернуло, и кисть ее медленно опустилась. Она видела, что взгляд новой знакомой бродит по цветастой толпе детей в поисках чего-то неопределенного.
   – Где вы работаете? – замяла неловкую паузу Софи.
   – В одном бизнес-центре. Я управляющий. А вы? – обратилась к Жаклин та.
   Младшей пришлось толкнуть старшую локтем в бок, чтобы привлечь ее внимание.
   – Она детектив, – объяснила за сестру Софи, понимая, что все это время она была не с ними.
   – Как интересно, – снова улыбнулась женщина, вынимая серебряный портсигар.
   – Жаклин Врана, полиция Стокгольма, – отчиталась девушка, выставляя фальшивое удостоверение, сделанное каким-то мастером по просьбе Уве.
   Подделку замечали немногие, но опыт этой женщины обмануть было сложно.
   – Вы с его помощью подруг цепляете? – ухмыльнулась та.
   – Что это значит? – нахмурилась Жаклин, разглядывая документ, который носила вот уже десять лет.
   Жаклин поводила свидетельством перед носом еще какое-то время, после чего убрала, переводя взгляд на женщину.
   – Но если бы вы действительно им были, я бы сравнила вас с Дюпеном, – продолжала та.
   – Я с ним не знакома.
   Ингрид не могла удержаться от улыбки, а Софи стала пунцовой от стыда за сестру.
   – У вас тоже французское имя, – заметила женщина. – Имеются корни?
   – Наша бабушка была француженкой, – ответила Софи.
   – Удивительно, у меня тоже, – не отводила взгляда от Жаклин женщина. – Только по обеим сторонам.
   – Вы француженка? – чувствовала себя лишней Софи.
   – На семьдесят пять процентов. Шведом был только дед по стороне отца. От него я и унаследовала семейный бизнес, – зажала сигарету между губ она. – Зажигалки не найдется?
   Жаклин курила редко, но огонь с собой носила всегда. Женщина придвинулась на край дивана и пригнулась над ее сложенными руками.
   – Очень красивые пальцы, – заметила она, выпуская пар. – Так, значит, вы не большой знаток детективов? Хотите, дам почитать Эдгара По?
   Ингрид затушила недокуренную сигарету и поднялась, заложив маленькую сумочку под мышку. Она поднялась, и Софи пришлось буквально вытолкнуть сестру за плечи.
   – Зачем? – нахмурилась Жаклин, но та ударила ее еще больнее, и девушка поднялась. – Ну ладно.
   В ожидании звонка из конторы она могла последовать любому совету. Без работы она просто убивала время и болталась из угла в угол, ведомая чужими пинками.
   Ингрид махнула первому такси, Жаклин устроилась рядом и отвернулась к окну, разглядывая панорамы, точно ребенок, которого вывели на прогулку в парк аттракционов.

   Женщина жила в богатом районе. В районе, где одна квартира занимала целый этаж и где двери открывались картами вместо ключей. Одна из стен ее апартаментов была стеклянной, точно в каком-нибудь центральном офисе. Другая состояла из книжных полок, доходящих до зеркального потолка. Столько литературы гостья встречала разве что в библиотеке. Несмотря на громоздкую технику, все выглядело очень стильно и дорого.
   – Выпьете чего-нибудь? – предложила она.
   – Да, кофе.
   – Два кофе! – бросила она куда-то в стену.
   – Хорошо, – отозвалось из другой комнаты.
   Жаклин спустилась в зал по крошечной лестнице. Кроме грандиозной кровати в нем ничего не было. Она пересекла комнату и остановилась у того, что особенно впечатляло – вид из окна. Должно быть, это одно из самых высоких зданий города, подумала она, вспоминая, сколько этажей они проехали.
   Ингрид приняла бокалы из рук мулатки, что-то ей шепнула, и уже через минуту служанка хлопнула входной дверью. Ингрид подошла к окну и передала один из бокалов гостье. Жаклин сделала глоток и замерла. Затем поводила бокалом у носа, отдалила его и сделала еще один глоток. Это был самый вкусный кофе из того, что она пробовала.
   Женщина довольно кивнула и сделала глоток сама.
   – Прямой дорогой из Панамы. Это не экскременты какого-то хорька, – ухмыльнулась она. – Я переработанные продукты даже из интереса пробовать не стану.
   Заиграла знакомая монофония, и Жаклин ответила.
   – Николас еще ребенок, – сообщила Соня. – Школу закончил только год назад. Пока дальнейшая судьба неизвестна.
   – Что за школа?
   – С музыкальным уклоном. Кажется, он играл на каком-то инструменте. Мальчик сирота, поэтому о нем никто не сообщил.
   – Учителя знают, где он жил раньше?
   – Да, вместе с бабкой. Но та умерла несколько месяцев назад, и, по всей видимости, квартиру он продал, чтобы на что-то жить.
   – Банковского счета на его имя нет?
   – Как раз это мы и выясняем.
   – Значит, он любитель музыки. Скорее всего, завсегдатай магазинов пластинок. Там его и надо искать.
   – Магазинов с пластинками по городу разбросаны сотни. Сама понимаешь, кататься по ним не вариант.
   – Это все?
   – Пока да. Кстати, Уве забрал твою машину. Позвони ему, когда освободишься. Если не занята, – явно ухмылялась женщина.
   Жаклин опешила и сочла лучшим решением убрать телефон в карман.
   – Так значит, это действительно правда? – восхитилась Ингрид. – Над чем сейчас работаете?
   – Разыскиваем человека, который может быть уже мертв, и устанавливаем личность садистски убитой женщины средних лет. В вашем кругу никто не пропадал? Подруги, коллеги?
   – Нет, – попыталась вспомнить Ингрид. – Нет, не пропадал. А к чему этот вопрос?
   – К тому, что женщина была довольно богатой и могла проживать в подобном районе.
   – Я слышала об убийстве, но на ум никто не пришел. К тому же расспросы с фальшивым удостоверением вы задавать не имеете права, – беззлобно улыбнулась она. – Удивительно, что для такой проницательной интеллигентной девушки вы так страшно необразованны. А еще более удивительно то, что не читаете детективов. Что же тогда заставило вас пойти в полицию? Я думала, на службу идут вдохновленные романтикой.
   Не дождавшись ответа, Ингрид направилась к стеллажу и подставила лестницу.
   – Вы заслуживаете прочесть хотя бы классику. Были в вашей практике какие-нибудь случаи закрытых детективов? Чтобы убийцей оказался кто-то из ваших знакомых. Сосед или помощник, с которым вы работали. Сколько вы уже служите?
   – Почти пятнадцать лет, – ответила Жаклин.
   – Я под впечатлением. Вам не дать больше двадцати восьми.
   – Мне не больше двадцати восьми. Мне ровно двадцать восемь.
   Ингрид вернулась к девушке с тремя книгами.
   – Как обещала, одна из них Эдгар По, вторая – классика Англии, третья – национальная классика. Можете не возвращать. Мне будет приятно, если какие-то из моих вещей сохранятся у вас. На случай если не захотите встретиться со мной без повода.
   Женщина подступила ближе, и Жаклин почувствовала ее дыхание. Следователя даже цветочный и пряный запах из далекого детства, приятный и отталкивающий одновременно.
   Что-то резко ослепило Жаклин. Аромат Ингрид сменился запахом жженого тела. Она отстранилась на расстояние вытянутых рук и убрала волосы женщины за ухо. Это были те самые серьги, какие она видела на теле убитой.
   – Где вы их купили?
   – В ювелирном магазине на Сергельс-торг, – переняла ее страх женщина.
   – Много таких штампуют?
   – Думаю, всего три пары на весь город. Немногие могут позволить серьги в тысячу крон.
   – Выглядят значительно дешевле.
   – Спасибо, – усмехнулась Ингрид.
   – Как давно вы их купили?
   – Может, месяц назад. Их привезли только в октябре. Думаю, кроме меня их еще никто не приобрел. Могу дать визитку магазина, – подошла к сумочке и вынула стопку карт Ингрид. – Ты уходишь? – дрогнул ее голос.
   – Да, мне надо кое-что проверить. Возможно, продавец что-то знает.
   – Продавцы не обязаны запоминать имена всех покупателей. Даже самых дорогих вещей. Ты уходишь? – повторила она, опускаясь на кровать.
   Она будто постарела лет на десять за один вопрос. Морщины вокруг рта сделались четче.
   – Спасибо за книги, – обернулась Жаклин, подыскивая правильные слова.
   Но женщина не смогла даже кивнуть в ответ.
   – Или до свидания? – предположила Жаклин.
   Но и это не произвело никакого эффекта, а задерживаться дольше она не могла.

Глава 5

   Переговорить с Уве она успела в лифте. Мужчина удивился названному адресу.
   – Что ты там забыла? Это ведь самый дорогой район Стокгольма, если я не ошибаюсь.
   – Брала кое-какие книги. Кажется, детективы.
   – С каких пор ты читаешь художественную литературу? – еще больше удивился он. – Такси не лови, я уже еду.
   Жаклин узнала звук своего внедорожника на расстоянии в километр. Все это время она прождала у подъезда, а когда забиралась в машину, подняла голову, чтобы встретить колючий взгляд Ингрид.
   – Не буду спрашивать, что ты делала в этом доме, – аккуратно начал он, проследив за направлением ее взгляда, – но откуда эта информация насчет производителя украшений?
   – Я была у одной женщины.
   Уве поджал губы и прибавил музыку. Жаклин не нравилось, когда пользовались ее вещами. Радио в ее машине никогда не играло.
   – Слушай, не хочешь поменяться? – предложила она.
   – С чего бы вдруг? – гневно спросил он. – Это рабочий автомобиль всего отделения. Водить ее может кто угодно и в какое угодно время.
   Жаклин заметила нарастающее напряжение и по-детски смутилась.
   – Можешь убавить звук? – намеренно тихо спросила она. – У меня к тебе серьезный вопрос.
   – Да неужели? – усмехнулся Уве.
   – Мое удостоверение – фальшивка.
   – Это не вопрос.
   – Так значит фальшивка?
   – Хорошо, у меня к тебе встречный серьезный вопрос, раз на то пошло. Он был бы личного характера, не касайся моей дочери ровно наполовину. Что ты делала в ее комнате всю ночь?
   – Спала, – уверенно ответила Жаклин.
   – Твоя сексуальная жизнь меня мало интересует, Жаклин. Этим ты вольна распоряжаться сама, но когда дело касается моей дочери, я должен знать все.
   – Не понимаю, – растерялась она и замолкла.
   Остаток пути они проехали в тишине. Разговор возобновился только на площади.
   – Его сделал я, – пытался вывести напарницу мужчина. – А на что ты еще рассчитывала? С незаконченным средним кто бы тебя взял? Да ты вообще в базе как полицейская не числишься.
   Жаклин еще не встречала его в таком гневе и была слишком удивлена, чтобы расстраиваться.
   – И никогда ничему не научишься, – добавил он. – За тебя приходится постоянно отвечать. У меня есть собственная семья и ребенок, если ты помнишь.
   – А у меня нет.
   Уве стало неловко за свою несдержанность.
   – Надеюсь, магазин еще работает.
   – Сколько я должна за машину?
   – Нисколько. Она ведь общая, – объявил временное перемирие голосом Уве и сравнил вывеску с символикой на визитке. – Да, это оно.
   Продавец уже сворачивался, но даже поздние посетители вернули ему улыбку.
   – Добрый вечер, господа, – вернулся за витрины он. – Выбираете кольцо для своей дамы?
   – Похоже, что эта девочка моя невеста? – рассмеялся Уве. – Она младше меня почти вдвое.
   – Обычно невесты другими не бывают, сэр, – оправдался продавец. – Так что вы желаете?
   – Мы не покупать пришли, – ответила следователь. – Жаклин Врана, полиция Стокгольма. Где серьги?
   – Лучше я, – отодвинул ее Уве. – Можете показать, какие серьги у вас имеются в ассортименте?
   – Разумеется, сэр, – подошел к одной из витрин продавец.
   Жаклин остановилась напротив и невольно загляделась.
   – Ну? – окликнул ее Уве. – Есть что-нибудь похожее?
   – Нет, – резко вскинула голову она. – Совсем ничего. Это весь товар?
   – Имеются каталоги, но там вещи эксклюзивные, – ответил продавец.
   – Такие нам и нужны, – кивнула она. – Есть что-нибудь в трех экземплярах?
   – Четыре модели, – положил на стекло изящный буклет продавец и принялся листать страницы. – Да, вот посмотрите. С мелкими алмазами, с одним, но крупным…
   – Нам нужен зеленый камень, – сократил поиски Уве.
   – Наверное, речь идет о «Глазах нимфы», – пролистал далеко вперед буклет он и остановился на товаре за тысячу крон.
   – Это они, – кивнула девушка. – Кому вы их продавали?
   – Мы не храним таких записей, – начал терять к ней интерес мужчина. – Гарантии с именами находятся у наших клиентов.
   – Не храните имен тех, кто покупает безделушки за тысячу крон? – удивился полицейский. – Хотя бы происхождение в памяти отпечаталось?
   – Откуда?.. – изумился Уве, но тут же осекся и поморщился. – Хорошо, а две другие?
   – Вторая, кажется, англичанка или американка, – продолжил продавец. – Приехала с переводчиком. Стандартная английская фамилия.
   – Если умирает иностранец, родственники объявляют тревогу, – рассуждал вслух Уве. – Нет, нам нужна шведка. Одинокая женщина средних лет.
   – Третья шведка, верно, – задумался мужчина. – Речь совершенно чистая. Акцента не было, понимала языковые обороты и шутки. И фамилия шведская.
   – Но ее вы, само собой, вспомнить не можете.
   – Помню только, что кончалась на что-то традиционное.
   – Вроде «-сон»? – отбросил спесь Уве.
   – Нет, я бы запомнил, потому что на «-сон» заканчивается моя. Вообще-то, – протянул он, – знаете, произошел в тот день один курьез. За него страшно неловко, хотя вины моей в этом нет. Эта дама одевалась роскошно и дорого, если не сказать вызывающе.
   – С чего вы так решили?
   – На ней была шуба.
   – И что в этом примечательного?
   – То, что это была ранняя осень, – усмехнулся продавец. – Нечасто увидишь такие кадры.
   – Охотно верим, – поддержал его усмешку полицейский. – Так что произошло?
   – Она покинула мой магазин и нарвалась на поборников животных. Те ожидали ее у дверей моего магазина и облили краской из ведер. Пришлось менять одну из дверных створок.
   – Досадно, – равнодушно подытожила девушка. – А где тут ближайшая химчистка?

   Химчистка располагалась в десяти минутах езды от Сенгельс-торг и на момент их прибытия оказалась закрытой.
   – Приедем завтра, – побрел к автомобилю Уве.
   – Нет, не приедем, – резко остановилась Жаклин. – Здесь сказано, она круглосуточная.
   – И что дальше?
   – То, что, – подняла и отряхнула от снега сорванный листок она, – хозяин ушел на перерыв. И вот его телефон.
   – Так позвони, – раскинул руки полицейский.
   Жаклин достала мобильный, поглядывая на Уве, в том случае, если он передумает и все же решится позвонить сам. Но тот закурил и вернулся к машине.
   – Вернитесь на рабочее место, – командным тоном бросила в трубку Жаклин. – Я здесь.
   – Кто это я? Римский отец? – недоумевал мужской голос.
   – Полиция Стокгольма.
   – И что же, я должен сорваться и бежать?
   – Было бы очень любезно с вашей стороны, – вспомнила фразу из книги по этикету она.
   После короткой паузы мужчина прошептал что-то нецензурное и бросил трубку.
   – Кажется, он идет, – убежденно кинула напарнику Жаклин.
   Хозяин, вопреки недовольному виду, появился в ту же минуту. С Уве он поздоровался, а вот Жаклин обошел стороной. Ей это предосудительным не показалось, ведь она и сама редко с кем здоровалась, но то, что он придержал дверь только для Уве, ее немного смутило.
   – Да, сэр? – обратился к полицейскому тот.
   – Мы, собственно, вот по какому поводу, – начал Уве. – Понимаю, что таких сведений вы не держите…
   – И все же архивы иметься у вас должны, – перешла на конкретику Жаклин.
   – Весной этого года к вам могла обратиться женщина, – продолжил напарник. – С просьбой очистить от краски шубу.
   – Возможно, – кивнул хозяин. – Но архивы, как утверждает ваша помощница, хранятся не у нас.
   – Скажите где, и мы сами все узнаем, – вставила Жаклин, не удостоенная ни одного его взгляда.
   – Вы не разберетесь, – натянул уничижительную улыбку он.
   Девушка подтекста не заметила и улыбнулась в ответ с пустым и растерянным взглядом.
   – Почему это? – согласился с ее недоумением Уве.
   – Нет, может, и разберетесь, – сменил тон хозяин. – Однако зачем вам тратить на это время? Я свой почерк пойму лучше других. А как только найду, сразу же вам сообщу. Предположим, через неделю.
   – Мы можем выслушать ответ и завтра, – сказала Жаклин.
   – Я не могу завтра, – снова подскочил его голос.
   – Ладно, благодарим за содействие, – кивнул на дверь напарнице Уве. – Вот телефон нашей конторы. Позвоните, когда узнаете имя этой женщины.
   – Всенепременно, – улыбнулся мужчине хозяин и спрятал карту в ящике стола.
   – И пусть земля вам будет пухом, – вспомнила очередную всплывшую фразу она и повернулась к выходу с чувством выполненного долга.
   – Откуда ты только это взяла? – негодовал мужчина, занимая пассажирское место.
   – Что именно?
   – Этот вежливый бред. Что за чертовщина?
   – Это не чертовщина. Это из книги, которую ты мне подарил на прошлое Рождество.
   – Верно, – вспомнил Уве. – Но комментарии к этим фразам тебе бы тоже не помешало запомнить. К тому же необязательно их лепить куда надо, а куда нет.
   – Но ведь ты так постоянно делаешь, – справедливо отметила Жаклин.
   – Возможно, – неохотно согласился мужчина и уронил голову на кресло. – Подвези меня.
   Раньше все штрафы за ее лихие гонки приходили на его счет. Эту привилегию он отменил только два года назад, когда понял, что пришло время ей самой отвечать за свои ошибки. Он и так тратил значительную сумму капитала на проделки дочери. Кларисса оказывалась к тюрьме не раз. И первый – за употребление кокаина в школе. В дальнейшем о причинах ее задержания он слышать не хотел. И вовсе не потому, что, как она думала, отца не интересовала ее жизнь. Просто за каждый подобный проступок его и так с головой пожирало чувство вины за отсутствие времени на ее воспитание.

   Когда вернулась Жаклин, сестра уже спала в ее кровати. Несмотря на отчетливый запах спирта, одежда оказалась аккуратно сложенной на кресле, а выстиранное нижнее белье развешано на облезлых батареях в ванной. Даже в трезвом состоянии Жаклин с такой чистоплотностью соревноваться не могла. Более того, утомилась настолько, что не могла позволить себе даже раздеться или хотя бы снять обувь. Единственное, что ей удалось, так это стянуть пальто. С тяжелым стуком ударился о пол пистолет. Грянул выстрел. Софи резко подскочила. От неожиданности она не сумела издать даже крика.
   – Это я, – сообщила Жаклин, возвышаясь над сестрой тощим пугалом.
   – Так ласково меня еще никогда не будили, – упала на подушки со вздохом та и потерла опухшие глаза. – Ну как все прошло? С Ингрид, – подсказала она, прочитав замешательство на ее лице.
   – Мы пили кофе, – вытянулась на спине струной она и положила руки на грудь, словно покойник.
   – Однажды я вернулась из школы, а ты встретила меня с рассеченной бровью, – заговорила после короткой паузы она. – Ты не обращала внимания на кровь и уводила меня все глубже в лес. Мы шли к маяку, и я слышала в голове голос отца. Он винил мать во всех грехах. Оказывается, это она позволяла ему себя бить, – горько усмехнулась Софи. – Она неумелая хозяйка и вообще не достойна иметь детей, а мы вдвоем – главная ошибка в их жизни. Я не знаю, почему она выбрала меня.
   Жаклин показалось, будто сестра плачет, и закрыла голову подушкой.
   – Иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня за это. Должна ненавидеть. Мы так испугались, когда навещали тебя впервые. Ты лежала в больнице с тяжелой травмой, а мама сказала, что ты просто споткнулась и упала с лестницы. Я была слабее, и поэтому она…
   Дыхание Софи становилось тише и спокойнее, и наконец, выровнялось.

   Утром Жаклин проснулась раньше. Она рассматривала такое похожее на свое лицо сестры. Без косметики отличить его от собственного было труднее.
   – Собирай вещи, – заявила она, как только та проснулась. – У меня много дел. Мне нужно съездить в школу, опросить учеников, которые знали Николаса.
   – Что ты там бормочешь? – прошептала Софи, надевая полупрозрачную водолазку.
   Жаклин вернулась и осмотрела с головы до ног свою неточную копию.
   – Это и мое тело. Не стоит так его выставлять, иначе мне будет казаться, будто все узнают, что у меня под пальто.
   – Поверь мне, это уже многие знают. Не думала, что ты читаешь, – обратила внимание на книги она, – детективы. Насколько я помню, в детстве ты читала только энциклопедии.
   – Я читала кодексы, – твердо заявила Жаклин.
   Софи поторопилась к выходу. Жаклин ее вид сзади вызвал еще большее отвращение, чем спереди. Она схватила пальто и всю дорогу до автомобиля пыталась набросить его на плечи сестры.
   – Я хочу попробовать что-нибудь традиционное, – защебетала девушка, устраиваясь на пассажирском сиденье. – Ты съехала на встречную, – предупредила Софи. – Я и раньше понимала, что ты опасный водитель. Игнорируешь знаки, штрафы, камеры. Останови здесь, мне нравится это место.
   Жаклин недовольно затормозила и вышла из машины, забыв ключи.
   За чередой автомобилей стелились волны гор и блекло-голубая полоса неба. Где-то на горизонте пробивался истерический оранжевый, однако мрачную картину он существенно не менял.
   Прежде чем дегустировать блюдо, Софи настороженно к нему принюхивалась и крутила перед глазами на протяжении минуты.
   – Я в еде не привередливая, – выдавила она. – Однако эта сладкая селедка окончательно убедила меня в том, что шведская кухня… специфична, – подыскала правильное слово она и притянула тарелку с десертами. – Может, это истоки прежних времен? Когда сахар позволяли себе только богачи. Современное поколение компенсирует его недостаток в прошлом, поэтому подслащивает даже соленое. В некоторых странах ситуация обратная. Вот ты пробовала кофе с солью? Моя подруга из Франции говорит, что по-другому пить его не может. Якобы соль убивает лишнюю горечь, а вот по мне так просто соленый кофе. Каким же приторным должен быть этот пирог, – набралась мужества и поместила в рот кусок штруделя она.
   Жаклин вынула мобильный размером с ладонь и набрала номер Софи.
   – В каком институте учился Николас? – избегая столь нелюбимых приветствий, спросила она.
   – Не в институте, а в школе. Высшей музыкальной школе.
   – Это ровным счетом ничего мне не говорит, – не без отвращения сказала девушка.
   Она испытывала неприязнь ко всему, что было связано с образованием прямо или косвенно. Она сменила три школы: две в Исландии, одну в Норвегии. Университет она не хотела даже начинать. Однако с появлением нового увлечения решилась попробовать силы в Королевском техническом институте. Несмотря на то, что отборочный тур она прошла, продолжить ей не позволили по необъяснимым причинам.
   – Так вот это очень престижное заведение. Его он бросил на втором году обучения. Думаю, из-за нехватки денег. Между прочим, дочь Уве там учится.
   – Вышлите мне адрес по навигатору.
   – Уве сейчас нет. Он как раз поехал забирать девочку. Думаю, он и тебя может подбросить. Позвони ему.
   – Я и сама в состоянии добраться. Встречу его там.

   ***

   Здание академии совершенно ее не впечатлило. Задерживаться у дверей она не стала, устраивать самостоятельную экскурсию тоже. Вместо этого обратилась к охраннику с требованием отвести к ректору. Он перевел поручение секретарше, и та указала номер кабинета.
   Какофония звуков из коридора сдавливала виски. Жаклин не стала задерживаться в кабинете долго. Никто из учеников мальчика все равно не видел. Многие неохотно признали, что он был одним из лучших музыкантов на факультете. Первый год он усердно посещал занятия и получал только самые высокие баллы. Однако на втором курсе положение юноши заметно пошатнулось. Он много прогуливал и пытался вылезти за счет прошлых успехов. Не менял и, казалось, даже не стирал джинсового костюма.
   Некоторые утверждали, будто видели его в переулках с открытым кейсом для сбора денег. Будто он пользовался положением инвалида и воровал в магазинах. Один из бывших напарников клялся, что видел, как тот прятал пачку печенья под куртку и вышел, не заплатив. Сигнал у дверей сработал, но охранник арестовывать мальчика не стал, потому что имел представление о его скудном положении.
   Ничего нового следователю выяснить не удалось, и это выводило ее из себя. Она постучала по карманам в поисках сигареты, но вспомнила, как уничтожила последнюю пару дней назад. Пришлось обратиться к молодежи. Те с опаской переглянулись и поделились целой пачкой при условии, что никто из учителей об этом не узнает. Среди собравшейся кучки было немало вокалистов, для которых подобная репутация могла обернуться провалом на экзамене по оперному пению, а значит, и отличным мотивом для занижения оценок с доходчивой лекцией о причинах и последствиях.
   Среди детей она заметила и дочь Уве в традиционной школьной форме с отличием в длине юбки.
   Жаклин вернулась в машину и запила успокоительные остывшим кофе. Забросила в рот украденную у подростков сигарету и направила внедорожник в сторону моста.
   Искать места на парковке у нее настроения не было. Выкурив пару сигарет и наблюдая за тем, как скрывается за шлюзами болезненное солнце, и катаются по мелким волнам экскурсионные теплоходы, она продолжила путь с остановкой у ближайшего кафе.
   Остановка затянулась на два с небольшим часа. За это время она успела прочесть все одолженные у новой знакомой книги. Официантка раздраженно подходила несколько раз, несмотря на то, что остальные столики пустовали. Не отвлекаясь от чтения, Жаклин махала на новую чашку кофе и сложила книги в пакет, как только закончила.
   Она позвонила Ингрид, чтобы договориться о встрече. Женщина ответила почти моментально.
   – Жаклин Врана. Я бы хотела вернуть ваши книги. Могу сделать это почтой, если хотите.
   – Это необязательно, – отозвалась расстроенная Ингрид. – Я просила не возвращать мне их вовсе.
   – Я бы хотела их вернуть, – настояла Жаклин. – Подождите минуту, вторая линия, – сообщила она, прежде чем переключиться.
   – Это Соня, – остановила ее женщина. – Проверяла почту, с которой заходила из компьютерного кабинета?
   – Нет, в участке я с того дня не появлялась.
   – В общем, не суть важно, – прервала уже себя женщина. – Тобиас ответил.
   – Тоби? – поднялась Жаклин. – Что-то узнал?
   – Да, где живет Николас Эшби. Адрес я выслала двадцать минут назад. Дом он сдает. Основное время проводит под мостом неподалеку. Лок уже в пути. Мы послали его фотографии на телевидение.
   – А почему не поехал Уве?
   – Без понятия. Сказал, якобы рабочий день кончился. Это на него не похоже.
   Жаклин сбросила вызов и допила остатки кофе. Она и не вспомнила о второй линии, на которой ожидала Ингрид.

Глава 6

   Николас брел по грязному переулку с крадеными колой и бутербродами в сумке. Джинсовый костюм на нем висел, а некогда качественные ботинки прохудились до того, что пришлось клеить носы темной изолентой.
   Несмотря на длительное прозябание в самом бедном районе города, Николас остался скромным и послушным ребенком со скрытыми талантами, демонстрировать которые на публике смущался.
   После смерти бабки мальчик перестал надеяться только на ее пенсию, паршивые оценки в академии загубили стипендию, поэтому пришлось найти способ зарабатывать деньги самому. Людей с таким очевидным недостатком не брали даже на самые скверные профессии.
   Первым делом он продал всю мебель, а вторым – сдал квартиру иммигрантам. Платили они немного, но всегда вовремя, и все равно денег этих хватало с горем пополам.
   Он старался не попасться на краже и делал это осторожно, выбирая новые места. Набирал немного и не каждый день, чтобы не пали подозрения. Большинство охранников отпускали его из сочувствия. Но были и те, кто делал вид, будто не замечает слепоты мальчика. В любом случае в клетке он еще ни разу не оказывался.
   Когда близился конец месяца, он считал дни до начала следующего. Именно тогда мусульманин по имени Ахмед отрывал пять тысяч крон от семьи. Николас распределял их по дням, но никогда недосчитывался на последней неделе: нередко его обкрадывали собственные же напарники.
   Он понимал, что всю жизнь так продолжаться не может. Он знал, каким бесценным даром владеет, но использовать его по назначению не умел. Здесь он попробовал первый в жизни алкоголь и первые наркотики. Здесь он почувствовал себя счастливым и свободным как никогда, но это какое-то нездоровое и слишком быстрое счастье проходило, оставляя неприятный осадок и окуная в еще большую меланхолию.
   О его таланте никто в новом кругу знакомых не догадывался. Он редко доставал инструменты и уже начал забывать многие партитуры.
   Разумеется, о том, чтобы сочинять самому, и речи не шло. Он не умел вызывать вдохновение на голодный желудок.
   Николас не решался пройти в дом своего детства и каждый раз, когда забирал месячную выплату, направлял пустой взгляд на то место, где предположительно стояло фортепьяно. Он и не догадывался, что новые хозяева давно от него избавились, чтобы освободить место для стиральной машины. Новые жильцы не подозревали, насколько важна для мальчика эта крупица прошлого, и без сожаления от нее избавились.
   Из инструментов у Николаса оставалась только губная гармошка. Раньше он не позволял играть на ней даже самым близким, но бедность не знает брезгливости, поэтому та собрала всех микробов проулка.
   Взамен на легкое воровство новые друзья позволяли слушать новостные программы по телевизору, который подключали к трансформаторной будке прямо на улице. Они собирались в круг и обсуждали политические проблемы. Николаса этим вечером чуть не поймали. Ему пришлось бежать, не оглядываясь и не дожидаясь звукового сигнала светофора, поэтому он сильно устал, и сил на споры у него не оставалось. Однако ухо его не могло не поймать собственного же имени, прочитанного с экрана голосом диктора.
   – Если вы узнаете человека, чей фоторобот сейчас на экране, – позвоните нам по номеру ниже. Николас Эшби. Двадцать лет. Возможно, мертв, – обрывочными фразами сообщала она.
   Остальные на телевизор внимания не обращали. Понедельник был самым тяжелым днем для всех бедняков. Уставшие и недовольные рабочие скорее были готовы урвать последнее даже у нищего.
   Юноша с опаской озирался и вытянул руки, чтобы нащупать воздух. Его место находилось на крупной дистанции от других бродяг, в ряду погнивших коробок. Он спрятал руки в карманы и поспешил к своему пристанищу, все еще улавливая отголоски своего имени.
   – Полиция не сообщает причины поисков этого гражданина. Он может быть потенциально опасен или заражен.
   «Неужели меня объявили в розыск только потому, что я украл несколько банок со шпротами?», – подумал он.
   – Скорее всего, мужчина уже мертв, но если вам известно последнее место его пребывания…
   Мальчик прибавил шаг, чувствуя чужое присутствие. Он будто находился под куполом или под толщей резко застывшей от мороза воды. Звуки, которые ранее казались просто отчетливыми, стали невыносимо громкими. Шорох в пакетах и отдаленное биение поездов, гудки, чавканье из какой-то забегаловки. Все смешалось, и он сбился с пути, впервые в жизни, потерял координацию и направление. Больше остальных выделялся голос пожилой женщины. Он перекрывал даже рев колодок и печальный взрыв смеха новых друзей.
   Николас взялся за голову и заскулил. Что-то железное и холодное приставили к его затылку. Старуха все еще шептала, но слов он не разбирал. Послышался легкий щелчок и рев двигателя. Холод отступил, и мальчик упал на колени, вытирая мокрое лицо.

   Жаклин опередила Лока на минуту. Она застала мальчика растерянным и озадаченным, со сложенными за спиной руками. Он что-то шептал. Девушка наклонилась над дрожащим телом и приставила удостоверение.
   – Жаклин Врана, полиция. Удостоверение фальшивое, так что можете не отвечать на мои вопросы до прибытия в участок.
   – Я одинок, – шептал он.
   – Что? – строго оборвала его неразборчивый лепет Жаклин.
   – Я одинок. Она так сказала, – поднял блеклые глаза он.
   Свет фар заставил ее выпрямиться. Лок ехал неторопливо, оглушая прохожих фанковой музыкой.
   – Ну что здесь? – подошел он, выпуская густой пар и мелко подскакивая.
   Жаклин всмотрелась в его растекшиеся зрачки.
   – Ты что-то принял?
   – С чего ты взяла? – отвел взгляд Лок. – Это Николас Эшби?
   – Да, – вернулась к подозреваемому Жаклин и посветила фонариком ему в лицо. – Он действительно слеп.
   – Нам его увозить? – подскочил следователь, потирая руки. – Увозить его? – тут же повторил он.
   Жаклин перевела усталый взгляд, и лицо ее вытянулось.
   – Сдается мне, ты навещал Тоби. Он все еще выращивает запрещенные средства на балконе?
   – Ну, я занял у него кое-что, когда забирал адрес, – по-детски отчитался Лок.
   – Он послал адрес на мой компьютер в отделе.
   – Она хотела меня убить, – прошептал мальчик, опускаясь корпусом на икры. – Она что-то говорила.
   – Кто? – пригнулась Жаклин.
   – Кто? – повторил Лок, широко и глупо улыбаясь.
   – Эта старуха. Она приближалась, а когда подошла вплотную – поднесла дуло к моей голове.
   – Дуло? Она хотела вас убить? – удивился аспирант, вынимая сигарету с блокнотом.
   Жаклин все еще силилась разобраться в том, кто перед ней: жертва или убийца. Бессвязные фразы испуганного подростка только уводили ее от окончательного решения.
   – Его посадят за достатком улик без суда, – заключила девушка.
   – В любом случае оставить мы его не можем, – немного успокоился Лок. – Отвезем в отдел, а там и подумаем, что делать.

   Через тридцать минут Соня уже раздавала кофе с подноса по кругу. Первым за ним потянулся Виктор. Этим вечером его бил особенно сильный озноб.
   – Его посадят, что бы мы здесь ни обсуждали, – заметил он, пряча длинный нос в картонный стакан, и опрокинул содержимое. – Какое бы мы решение ни вынесли. Отпечатки, фотография, – загибал пальцы он. – Что еще? Видеозапись?
   – Слепой убить не может, – тихо сказала Жаклин, грея синие руки о стенки стакана.
   – Запутать провода автомобиля так, чтобы тот сломался через какой-то определенный срок, не каждому зрячему дано, – согласилась Соня.
   – Испортить или сломать способен даже ребенок, – развел руками Лок.
   – Особенно ты, – кивнула Соня.
   – А сломаешь кофемашину еще раз – будешь готовить кофе до конца дней, – предупредил Виктор.
   – Он жертва, а не убийца, – рассуждала Жаклин.
   – Уве? – окликнула мужчину Соня.
   Тот стоял у окна, опершись ладонями о подоконник.
   – Что? – неохотно отозвался он.
   – Может, хочешь что-нибудь добавить?
   – У меня сегодня годовщина свадьбы. Предполагается, что в десять тридцать вечера люди отдыхают и занимаются своими делами.
   Таким озлобленным следователя в отделе еще никогда не видели. Раньше он не возникал даже по поводу работы в день рождения жены или дочери.
   – Твоего субъективного мнения никто не спрашивал, – бросил Виктор, у которого настроение тоже было ни к черту. Он сдерживал прыгающее колено обеими руками.
   – Женщин здесь только две, а орут почему-то все сразу, – проворчала Соня, отодвигая стул и поднимая пышное тело.
   – Будь у нас автомобиль, – начала Жаклин, разглядывая пустое дно чашки, – попавший в аварию, мы бы все поняли.
   – Нечего его выгораживать, – поморщился Уве. – Все улики на руках. Всем хорошего вечера, – добавил он, забирая куртку со стула и покидая зал.
   – Это похоже на ритуал, – продолжила мысль Жаклин. – Мужчина уже три месяца как покойник, и убить женщину он не мог. Есть какая-то четвертая сторона. С настоящим мотивом.

   ***

   Переговорить с подозреваемым девушке позволили только на следующий день, перед судебным процессом. Ничего существенного ей выяснить так и не удалось. Она чувствовала ложь в интонации, хотя и не умела прочесть ее по мимике. Николас не солгал ни разу. Он был не причастен к убийствам и откровенно недоумевал на каждую ее реплику.
   Погрузившись в мысли, она утонула в ванне. Она спустила воду, опасаясь, что опять заснет. Однако сон отбивала розовая зубная щетка в прозрачной подставке с рыбками. Она вспомнила, что не одна в этой квартире, и по освобожденным от штукатурки полкам. Софи еще не пришла, несмотря на поздний час.
   Жаклин вернулась в комнату и осмотрелась не без омерзения. Ее передернуло от чужих отпечатков пальцев на стаканах и чужих туфлях на входе. Она впервые подумала о том, чтобы постирать одежду.
   После продолжительных гудков трубку подняли. Однако ничего вразумительного ответить не смогли. Звучала давящая на перепонки музыка, сквозь которую прорывались чей-то испуганный шепот, чьи-то шаги по паркету и взволнованное дыхание. Жаклин сбросила и набрала еще раз.
   – Жаклин? Жаклин, помоги мне! – кричала Софи. – У тебя есть адрес?
   Следователь сбросила вызов и принялась медленно собираться. Запустив в рот сигарету, набросив привычную одежду и не застегивая пальто, она вышла на мороз с мокрыми волосами. Они моментально застыли и покрылись льдом. Она сохраняла внешнее спокойствие, но внутри у нее все закипало. Обычно рядом с ней никто не парковался, и на этот раз кому-то сильно не повезло. Жаклин завела машину и дернулась настолько резко, что помяла впередистоящий «минивэн». Затем отодвинула его мощной решеткой бампера и выехала на трассу.
   Она знала город достаточно хорошо, однако все же вбила адрес в навигатор.
   Прежде чем войти в элитный отель, Жаклин посетила кафе ради огромного стакана кофе. Потягивая напиток из трубки и не произнося ни слова, показала удостоверение охраннику и консьержу. Под напечатанным адресом великолепно выведенным почерком значился номер в отеле.
   Консьерж изменился в лице. Было видно, что пускать женщину он желанием не горит. Мало того, что ему пришлось провожать сотрудницу, так еще и взламывать номер своим ключом. То, что они оба увидели, Жаклин ничуть не смутило.
   Обнаженная девочка, судя по неразвитой фигуре, несовершеннолетняя, сидела в полупоклоне, привязанная к кровати, с кляпом во рту. Полностью раздетый мужчина с папиросой наблюдал за ней с кресла. Сначала он было возмутился и угрожал, но, заметив пистолет в руке Жаклин, провалился в сиденье и выставил пустые ладони.
   – Софи! – окликнула та, вынимая телефон другой рукой.
   Новизной и функциями полицейская модель не славилась, но она любила ее не за это. Камера позволяла делать достаточно четкие изображения, а видео записывало объемный звук без песка. Жаклин решила воспользоваться сразу обеими возможностями. Сначала сделала несколько фотографий с разных ракурсов, после чего записала происходящее во всех подробностях.
   Софи стыдливо укрывалась шелковым халатом с логотипом отеля и умоляла не направлять объектив на нее.
   – Одевайся, – бросила ей одежду с кровати Жаклин и поднесла камеру к лицу насильника. – Назовите свое имя. Громко и четко.
   – Гарри Нельсон, – пропищал он.
   – Профессия, статус, положение, – протянула пустой стакан консьержу она.
   – Владелец компании «Ни…
   – А ты не уходи, – кивнула работнику отеля она. – Имя?
   – Жак Морье.
   – Так мы тезки? – криво улыбнулась она. – Дальше.
   – Владелец компании «Нильсон и Нельс». Мы занимаемся кредитным обложением.
   – Я вижу, – бросила взгляд на привязанную к кровати девушку Жаклин и набрала номер Сони. – Вызови подразделение по адресу, который я тебе отправила.
   – Ты мне… – сонно начала женщина.
   – Пять минут назад. С добрым утром.
   – О боги, Жаклин, – жалобно протянула Соня. – Во что ты опять угодила?
   – Не угодила, а напоролась. На педофила, – повесила трубку Жаклин и подошла к девочке, чтобы вынуть кляп. – Ведь я права?
   Девочка с потекшей по щекам тушью заплакала в полный голос.
   – Сколько лет? – приставила к ней камеру Жаклин.
   – Четырнадцать.
   Жаклин кивнула и выключила камеру, а Софи тем временем помогла девочке высвободиться.
   – Ты задержишься, – остановила сестру Жаклин. – Чтобы дать показания.
   – Но я хочу домой! – проскулила та.
   – Конечно, хочешь. И уедешь, как только дашь показания, – забросила трубочку в рот Жаклин.
   – Не бросай меня!
   Но Жаклин уже спускалась по лестнице в холл отеля.
   Домой она прибыла только к пяти часам и успела на сводку новостей, в которой речь шла о педофиле-маньяке. Ванко гнездился на коленях. Так он поступал, только когда собирался о чем-нибудь попросить.
   – Праздник! – каркнул он.
   – Нет сегодня никаких праздников, – не переставала поглаживать его голову девушка, рассматривая свое лицо с экрана.
   В некоторых случаях Жаклин брала его на задание вместо поисковой собаки. Он замечал малейшие детали, просматривал все новостные передачи и был в курсе всего происходящего.
   Иногда Жаклин казалось, будто Ванко – реинкарнация ее погибшего друга. Никакой религии она не следовала и верила во все и ничто сразу. Всю печатную информацию принимала за истину, а поэтому в ее искривленной философии жили все боги, божки и пантеоны. Ее доверчивость собрала религии всех мастей. Еще в детстве, когда мать рассказывала мифы и сказки, она была убеждена в существовании потустороннего мира с иными материями и существами. Она верила в Апокалипсис и в инопланетян. В Рай и перерождение одновременно. Данные эти она почерпнула не из художественной литературы, но из отчетов и телевизионных передач.
   Мать читала девочкам до пяти лет, но когда возникли проблемы с мужем, времени на чтение не оставалось, и пояснить то, что информация эта не информация вовсе, а воображение чужого ума, женщина не успела. Жаклин принимала на веру даже то, что сама считала необычным. «Это странно. Я не знала», – заключала она и помещала в голову новое фантастическое объяснение явлений природы. Сначала она узнавала о том, что молнии посылает Зевс, а уже после – о том, что их создает электричество. Так в ее сознании помещались и наука, и верования. Причем друг с другом они не конфликтовали, никаким мыслительным импульсам не подвергались и мирно сосуществовали.
   – Я беседовала с ним на протяжении трех часов. Невиновному скрывать нечего, особенно когда от этого зависит его свобода. Нет, он действительно ничего не делал. Или сделал, но не заметил. Что мог сделать и не заметить слепой?
   – Убийство, – предположила птица, сползая с плеча и опускаясь на анатомический череп.
   – Убить, – протянула Жаклин и затушила сигарету.
   Стукнула входная дверь, и на пороге показалась изможденная Софи. Она собиралась кричать и ругаться, но Жаклин прервала ее рукой и махнула на угол со скомканным бельем.
   – Я сложила твои вещи.
   Софи прошла в комнату и бросила взгляд на огромный мешок и неаккуратно свернутые в одну кучу платья.
   – Это ты называешь сложить? – усмехнулась сестра, опускаясь на диван, и стянула туфли на неприлично высоком каблуке. – Ты меня прогоняешь?
   – Вовсе нет. Просто провожаю.
   – На твоем месте я бы…
   – Но ты не на моем месте, – напомнила о прошлом Жаклин.
   – Я знала, – покачала головой с усмешкой та. – Знала, что ты всегда мне завидовала. Потому что мать выбрала меня, а тебя почти бросила. Да что уж там, она тебя действительно бросила!
   – Ну, хорошо, я не отрицаю, – спокойно пожала плечами Жаклин и поднялась, чтобы заварить кофе.
   – Когда ты наконец поймешь? – поднялась вслед за ней Софи. – Я – все, что у тебя осталось.
   – А как же твоя мать?
   – Она и твоя мать тоже. И она тяжело больна, – сделалась тише сестра. – И, вероятно, осталось ей не так много. Помнишь, когда я звонила после того, как вернулась из Исландии? Врач сказал, что ей осталось… Ей почти ничего не осталось, она умирает, – закончила Софи упавшим голосом.
   Когда умер Отто, Жаклин корила себя за то, что не сумела выдавить слез и не знала, каким богам молиться.
   – Что ж… – задумчиво протянула она. – Мы положим ей монету под язык, и Харон проводит ее в царство мертвых.
   – Ну что за чепуху ты несешь? – поморщилась сестра, и Жаклин совершенно запуталась. – Ничего, я и сама собиралась уехать сегодня, но прежде убраться в твоем наркоманском притоне.
   – Здесь наркотиков нет, – честно сообщила Жаклин.
   – Я надеюсь, когда-нибудь ты повзрослеешь, – поднялась с мешком на плече сестра.
   – Прощай, Софи! – каркнул Ванко.
   Жаклин смотрела по сторонам, не поворачивая головы. Она чувствовала неловкость, какую в своем доме еще не испытывала.
   – И тебя не интересует, как я доеду? – улыбнулась та. – На чем? Как я себя чувствую после того, как меня пытались изнасиловать?
   – Так тебя не изнасиловали?
   Софи обняла сестру за плечи.
   – Я позвоню, когда все случится, – бросила Софи.
   Жаклин было успокоилась, как раздался звонок от Сони. Когда секретарь не здоровалась, ничего хорошего это не значило.
   – Николас умер, – объявила она. – Этот слепой подросток скончался прямо в тюрьме.
   Жаклин молчала, бросая пустые взгляды на картонные стаканы.
   – Слышишь?
   – Скоро буду, – опомнилась Жаклин.

Глава 7

   Она поставила машину сразу на двух парковочных местах и задержалась за рулем, обдумывая дальнейшие действия.
   В первую очередь Жаклин выслушала показания патологоанатома. Тот несколько волновался с момента их последней встречи, выглядывая из-за бумаг и чего-то выжидая.
   – Его отравили, сомнений нет, – заключил он. – Вскрытие и анализы показали завышенную концентрацию хлора в крови. Выводы делай сама.
   Жаклин отбросила простыню и встретила искривленное в агонии лицо мальчика со вздутыми венами на шее.
   – Убийца небогат и пользовался подручными средствами. Возможно, у него не было времени. Он действовал быстро, а значит, не хотел, чтобы Николас нам о чем-то поведал.
   – А мог? – усомнился Чарли. – Слушай, Жаклин, – смущенно начал он, – насчет того предложения…
   – Какого предложения? – нахмурилась она, рассматривая закатившиеся зрачки Николаса.
   – Сама знаешь, – выдохнул мужчина.
   – Ума не приложу, – осекла его она, вынимая из покрывала застывшие руки трупа.
   – Просто надеюсь, что это никак не испортит наши текущие с тобой отношения.
   – Взгляни на его пальцы, – прервала его потуги Жаклин. – Их свело судорогой.
   – Последствия отравления хлором, верно, – подтвердил Чарли.
   – Из отчета Сони я поняла только то, что кто-то подмешал ему яд ему в напиток.
   – В бутылку с колой. Заключенным давать что-то кроме воды возбраняется.
   – Кто-то из сокамерников? Едва ли они носили яд в карманах, – ответила на свой же вопрос Жаклин.
   – Смерть наступила почти мгновенно. Он поделился с соседом, и тот сделал только глоток, поэтому отделался судорогой на пятнадцать минут.
   – Он ничего не видел? Кто разносил воду? Кто дежурил в ту ночь?
   – Смерть наступила час назад, а результаты вскрытия стали известны за минуту до твоего прихода. Тебе придется самой туда съездить. Если хочешь, возьми напарника.
   – У меня нет напарников, – отрезала она, укрывая тело.

   Поднимаясь в лифте, Жаклин набрала номер Сони, чтобы та в свою очередь оповестила Лока. Тот оказался в ее машине раньше, чем она сама. Лок был возбужден и воодушевлен, как всякий раз, когда приходила его очередь поработать на пару с Жаклин. Он успел хорошо ее изучить. Когда дело запутывалась окончательно и все зацепки срывались, будто дверные петли, она впадала в истерику, запиралась дома и обрубала всякие связи.
   – Я готов, – улыбнулся он ей с соседнего кресла.
   Играла тяжелая музыка с тошнотным бурлением и криками. Лок подскакивал от волнения и радости, постукивая по коленям в такт и даже подпевая кусками бессвязные тексты. Жаклин посторонний звук поймала только спустя двадцать минут. Вместо того, чтобы выключить запись, вынула диск и выбросила из полуоткрытого окна.
   – Эй! – возмутился Лок, но больше ничего не добавил и весь остаток поездки наслаждался завыванием ветра и работой двигателя.
   Казалось, для Жаклин это лучшая музыка. Она даже двигала шеей под стук внутренней композиции, сложенной из хождения дворников, металлического звона брелока и шума проезжающих мимо автомобилей.
   Когда навигатор запищал, девушка подняла окно и свернула к решетчатой стене. Охранник у ворот отдал честь и потребовал назвать цель визита.
   – Покажи ему свое удостоверение, – кивнула коллеге Жаклин.
   – Полиция, – горделиво бросил он в открытое окно. – Мы бы хотели опросить некоторых свидетелей по делу сегодняшнего происшествия.
   – Да, сэр, – отошел от машины охранник и махнул кому-то с вышки.
   Двери медленно распахнулись, и Жаклин въехала на территорию тюрьмы. Неприметное кирпичное здание, окруженное высокими стенами и колючей проволокой, Лока разочаровало.
   – И почему шведские тюрьмы считают роскошными? – поморщился он.
   – Сокамерником займусь я, – вернула его на землю Жаклин. – За тобой камеры слежения и разносчик еды, дежуривший этой ночью.
   Лок взволнованно кивал и выбежал из машины, не зная, за что браться в первую очередь.
   – Сперва мы оба подойдем к начальнику отделения, – бросила она ему в спину, и юноша резко остановился.
   Он вернулся и замер рядом, точно собака, выжидающая команды.
   – Попроси охранника, чтобы нас к нему отвел, а там разберемся.
   – Хорошо, – резво кивнул он и бросился к мужчине у ворот.
   – Не к тому, – изменила его направление Жаклин.
   Через минуту пара следователей уже вела по коридорам и лабиринтам камер. Все переговоры девушка оставила за практикантом. Он провел короткую беседу с начальником тюрьмы, сделал короткий отчет и составил план, которому последовали оба. Жаклин все это время рассматривала скудный вид из крошечного окна, без остановки курила и разыскивала автомат с кофе.
   – Тебе на второй этаж, камера под номером двести сорок три, – вернулся с отчетом практикант. – На входе попросишь охранника тебя сопровождать. А я поднимусь в будку дежурного – сейчас он спит, а затем в столовую, которая вообще в другом корпусе.
   Жаклин, вымеряя каждую ступеньку и разворачиваясь, как огромный внедорожник, оказалась у решетки второго этажа и махнула охранникам. Тех уже оповестили, поэтому лишних вопросов и удостоверения не потребовалось.
   – Со мной должен идти сопровождающий, – передала слова Лока она и последовала по коридору, не дожидаясь решения о том, кто же из них пойдет.
   К оскорблениям заключенных Жаклин не прислушивалась. Она остановилась у прутьев последней камеры и опустила глаза на свернутого в кровати мужчину среднего возраста.
   – Вставай, Грегори, – скомандовал охранник. – К тебе посетитель.
   Жаклин отступила на шаг и кивнула ручке. Тот с недоумением за ней наблюдал.
   – Откроете? – уточнила девушка.
   – Хотите пройти внутрь? – усомнился он.
   – Мое имя Жаклин Врана, – прошла в открытые двери и представилась мужчине следователь. – Вы можете идти.
   – Грегори Биркинс, – поднял голову заключенный.
   – Я вашего имени не спрашивала, потому что в отчете вряд ли стану упоминать. Можете сесть.
   – У меня проблемы со спиной, – объяснил Грегори. – К тому же это отравление. Тюремный врач прописал постельный режим…
   – Вы не поняли. Это не вопрос.
   Мужчина всмотрелся в ее серьезное и спокойное лицо, слишком каменное и мужественное, и медленно подчинился.
   Светлые камеры с личным санузлом и мягкими кроватями, столик со стопкой свежих книг и газет. Возможно, внешне здание выглядело не лучшим образом, но внутри следовало традициям исправительных учреждений Швеции.
   – Ваша биография меня мало интересует. Кто разносил напитки с едой?
   – Дежурный, – смутился он. – Мне интересно, почему на некоторых заключенных плевать хотели, а некоторым отдают такую честь? У него какие-то серьезные связи?
   Жаклин посмотрела на него ничего не выражающим лицом и вернулась к опросу.
   – Итак, напитки с едой, – поторопила его жестом она.
   – Дежурят здесь трое попеременно, – успокоился Грегори. – Этой ночью дежурил Ульф. Он здесь работает, сколько я себя знаю.
   – Значит, он принес колу вместо простой воды?
   – Да, но мы не стали подзывать охранника. Боялись, что отнимет, если узнает о том, как нам сказочно повезло. Кормят здесь неплохо, но иногда хочется сожрать какую-нибудь гадость. Может, она каким-то образом сократит наш срок. Ну, так, знаете, чтобы не брать грех на душу. Я-то здесь пожизненно.
   – Личные переживания оставьте при себе. Одно не понятно, – задумалась девушка, – почему кола предназначалась именно Николасу? Кто-то ведь должен был оповестить и дежурного, и кухарку.
   – Ульф сказал, что это подарок от кухарки для новоприбывшего.
   – Во сколько разносят еду?
   – В девять вечера.
   – Но Николаса не стало только в четыре утра.
   – Он ведь не сразу ее прикончил.
   – А с вами, значит, не поделился?
   – Поделился, но много меня в нее не влезает. Я сделал только глоток. От непривычки меня затошнило, но я сдерживался, а через пару часов почувствовал, что если этого не сделаю, желудок разорвется.
   – Но ведь, как я понимаю, вы не против эвтаназии. Могли бы допить.
   Грегори хрипло рассмеялся, но непроницаемое лицо девушки остановило его веселье.
   – Вы серьезно? – на всякий случай решил убедиться он.
   – Серьезнее не бывает. Пожизненное заключение – это не шутки. Слышали о последней тенденции? Случаи самоубийств в Европе возросли на двадцать процентов за последние пять лет. Мне интересно послушать, что об этом думают такие, как вы.
   – Вы меня с кем-то путаете. Я, конечно, не рад, что сюда попал, но за жизнь надо держаться каждый день. Это все, что у меня осталось. И если я понесу наказание сейчас, то после мне не придется нести этот крест повторно.
   – Николас к числу самоубийц не принадлежит и сам подсыпать яд бы себе не стал.
   – Он не был склонен к суициду, – кивнул Грегори. – То есть он принадлежит к числу молодежи, но не той, которая пытается замечать в жизни только темное. Как я понял, мальчик был очень талантливым. Без преувеличения талантливым. Такие люди уверены в своем святом предназначении даже в самые тупиковые моменты. Они думают, что ангел будет сохранять их жизни до тех пор, пока те не выполнят свой долг в уплату за гениальность.
   – Дальше, – безразлично прервала его Жаклин. – Ваш сосед потерял сознание, на что вы позвали охранника.
   – Сознание он потерял не сразу. Его бросило в жар, вены на лице и шее разбухли, налились кровью и пульсировали, как безумные. Он протянул руки, а пальцы были как-то странно вывернуты, будто сломанные. Но страдал он недолго. Все эти минут… пять я пытался как-то ему помочь. Делился водой и тряс за плечи.
   – При отравлении человеческому организму помогать бесполезно.
   – Я же просто запаниковал, – отчитался мужчина. – Мне самому было плохо.
   – И все же вы поняли, что причина этому – жидкость.
   – Да, это я понял сразу. Потому что Николас ничего не ел. Я… – бросил взгляд на охранника Грегори. – Я могу говорить только с вами? Без свидетелей.
   Жаклин кивнула и обернулась к охраннику всем корпусом. Тот посмотрел на обоих. После некоторого замешательства кивнул и отошел на расстояние доступное для защиты в экстренных случаях.
   – В общем, это может вас разозлить… – замялся Грегори. – Но я кое-что припрятал от полиции.
   – Я тоже полиция.
   – Да, но вы… вы женщина.
   – И поэтому я могу не злиться? – нахмурилась Жаклин. – Нет, вы точно меня с кем-то спутали. Почему вы скрыли от полиции свою находку?
   – Боялся, что узнают о моем нехитром приспособлении. Острые предметы заключенным носить запрещается, а у меня кое-что припасено. Что именно, я не покажу, но вот что я с помощью него нашел – охотно. Обещайте, что не раскроете мою маленькую тайну.
   Жаклин не ответила, поэтому мужчина махнул рукой и запустил руку под подушку.
   – Вот что я вытащил из бутылки с помощью… Неважно чего, – протянул снимок Грегори. – Кажется, это фотография. Несколько смазанная, правда, хотя и ламинированная.
   – Неудивительно, пролежать в хлоре столько часов, – задумчиво пояснила себе Жаклин и всмотрелась в лицо на фотографии. Плохо различимое, оно все же очевидно принадлежало старухе. На обратной стороне кривым детским почерком была выведена фраза: «Меня убила она».
   – Это ведь не мальчик писал? – еле заметно ухмыльнулась девушка.
   – Уж поверьте. Я с ним весь день провел. Писать он умел и даже… Вот, взгляните на его тетради.
   Грегори поднялся с большим трудом и просунул руку под матрас второго яруса. После чего протянул исписанную танцующими буквами тетрадь. Кроме нотного стана и абстрактных зарисовок в ней ничего не было.
   – Говорю же, он гений! – восхитился мужчина. – Там ноты и для фортепьяно, и для гитары. Удивительный человек.
   – Он ничего вам рассказать не успел? – убрала к себе тетрадь мальчика Жаклин. – Что-нибудь личное. То, что его внезапно осенило или взволновало перед смертью.
   – Он вообще мало разговаривал. В основном болтал я. Люблю хороших слушателей, а он был очень терпеливым.
   – Не сомневаюсь, – заключила Жаклин, разворачиваясь к решетке и махая охраннику.

   Лок уже выжидал ее у входа на второй ярус.
   – Ульф Мерик сказал, что напиток предназначался именно Николасу, а передала его кухарка.
   – Ты ее опросил?
   – Я думал, что мы вместе этим займемся, – колебался он, прежде чем выдавить: – как одна команда. Мы ведь напали на какой-то след.
   – Веди, – лениво бросила она, спускаясь по лестнице.

   Столовая выглядела довольно цивильно. Бесконечные ряды столов, не залепленных жвачкой и прочим мусором, чистые полы и белоснежные стены. Здесь царил порядок, и представить, что кто-то мог начать бунт на одном из выхоленных столов, было сложно.
   – Кухарок здесь три, – пояснил аспирант. – Работают по двое суток каждая. Нам повезло, что Эрику не сменила вторая.
   – Эрика – та, что передавала колу?
   – Именно. Работает с шести утра до семи вечера.
   – Но еду разносят в восемь.
   – Не ту, что готовит она. В семь передают последний сухой паек, состоящий из воды, хлеба и похлебки, а потом… Черт, отличная жизнь у преступников в шведских тюрьмах! – возмутился Лок. – Может, и мне ограбить какой-нибудь банк?
   – Это признание с поличным? – резко остановилась она.
   – Нет, это… Просто шутка, – неловко улыбнулся он.
   – Предупреждай, когда шутишь. Это Эрика? – кинула взгляд на полную женщину следователь.
   – Это Эрика, – опередила его женщина, не отвлекаясь от работы.
   Она раскладывала еду по тарелкам, точно конвейер. Ее руки летали в воздухе и захватывали посуду, словно автомат с игрушками.
   – Жаклин Врана, фальшивый полицейский Стокгольма. Ваша смена была вчера. Один из заключенных, которых вы обслуживали, скончался этой ночью. Слышали о таком?
   – Разумеется, – спокойно отреагировала она, не прекращая работу.
   – Это ведь не вашей инициативой было подать мальчику колу вместо воды?
   – Хотите сказать, не моей ли инициативой было отравить этого ребенка?
   – Я так и сказала, – немного растерялась Жаклин. – Я ведь так и сказала? – обратилась за помощью к Локу она.
   – Да поняла я, – отмахнулась кухарка, вытирая вторую руку о фартук. – Поедите чего-нибудь? У меня тут лишнее.
   – Мы не есть сюда пришли, – одернула напарника Жаклин.
   – А тебе, дочка, это не помешает, – настаивала женщина.
   Жаклин поняла, что женщина страдает синдромом насильственного принуждения к питанию, какое она уже не раз встречала среди женщин ее возраста, и была вынуждена согласиться, иначе диалог грозил застопориться.
   – Вот так, хорошо, – наложила самую крепкую порцию ей женщина. – Как посмотришь на современную молодежь – за голову сразу хватаешься. Вон моя дочь до двадцати пяти себя диетами мучила и бросила, когда замуж вышла. Вес набрала, а родить не может до сих пор. А ведь уже не маленькая, четвертый десяток пошел.
   Жаклин кивнула Локу, и тот взял на себя всю ношу. Эрика к ним присоединилась уже через несколько минут. Этого времени хватило на то, чтобы Лок съел всю свою порцию и перешел на тарелку девушки. Та поставила перед собой пустую тарелку помощника и сидела, сложив руки на коленях.
   – Какая молодец, – впервые улыбнулась женщина, протягивая кофе. – А ты, парень, бери пример.
   Лок чуть было не подавился.
   – Бери пример, парень, – довольно повторила Жаклин. – Теперь, когда с культом еды покончено, полагаю, мы можем перейти непосредственно к опросу, – деловито сказала она, отпивая кофе.
   Его вкус разительно отличался от того, к чему она привыкла. Жаклин отставила чашку и сложила руки на столе.
   – С чем покончено? – удивилась Эрика.
   Было заметно, что задели ее самые глубокие чувства.
   – С паршивой едой и кофе. Вы ведь не сами купили эту бутылку?
   – Нет, ее мне передала пожилая женщина, – заметно обиделась она.
   – И вы молча ее приняли? Разве не было заметно, что бутылка вскрыта?
   – Я этому значения не придала. Старуха сказала, что она бабка мальчика и будет навещать его каждый день, чтобы чем-нибудь угостить. Не могла же я ей отказать!
   – Это риторический вопрос? – спросила у напарника Жаклин. – Сказать «нет» несложно. Могу научить, если хотите. Спросите что-нибудь, и я покажу, как элементарно это делается.
   – Вам понравились макароны?
   – Нет. Говоря по правде, я вообще к ним не притрагивалась. Вот видите? Ничего страшного со мной не произошло. В меня не попала молния Зевса, не проткнул меч Немезиды.
   Возникла продолжительная пауза, во время которой отклика ждала только Жаклин.
   – Меня интересует, обиделись ли вы. Нет. Вот видите? «Нет» можно употреблять бесконечное число раз и в различном контексте. Вы запомнили ее лицо?
   – Нет, – последовала совету следователя Эрика.
   – В данном случае следовало проявить внимание.
   – Старуха, каких миллионы. Морщинистое лицо…
   – Как у вас?
   – Ну… – смутилась женщина. – Я еще не настолько стара.
   – И все же морщины у вас имеются.
   – Хорошо, тогда ее кожа была дряблой, – начала гневаться кухарка. – Она выглядела так, будто почти при смерти.
   – При смерти, – задумалась Жаклин. – Я не знаток в проблемах взросления, но при смерти это в районе девяноста?
   – Да, я думаю, за восемьдесят.
   – Никаких опознавательных знаков?
   – Говорю же, совершенно обыкновенная старуха. Она сказала, что одинока. Кроме нее у него никого нет, а в доме престарелых ей совсем невесело.
   – Насколько нам известно, последняя родственница мальчика скончалась два года назад. Она была его бабкой. Сделаем так, – опустила руку в карман Жаклин и вынула снимок неизвестной пожилой дамы. – Вы ее узнаете?
   Эрика вглядывалась в нечеткий овал лица, поднося фотографию все ближе.
   – Я не могу сказать точно, – вынесла с сомнением она. – Но на этом снимке женщина выглядит достаточно цивильно, а та, что приходила ко мне, напоминала скорее бездомную или что-то вроде того.
   Жаклин ушла в себя на минуту, прикусив большой палец, и наконец вылила поток мыслей. Причем таким тоном, будто вообще не искала слушателей.
   – Он упомянул о каком-то голосе, прежде чем появились мы. И голос этот также принадлежал старухе. Он добавил, что чувствовал чье-то преследование. Что ж, если никакой информации больше нет, то конец связи, – поднимаясь, заключила Жаклин.
   Лок бегло поблагодарил кухарку и нагнал девушку бегом. Та села в машину и еще долго не заводила мотор.
   – Не волнуйся, – пытался подбодрить ее не менее расстроенный Лок. – Мы попытаемся…
   – Я хочу выпить, – оборвала его Жаклин.
   – Но ведь рабочий день еще не кончен, – удивился Лок.
   – С каких пор ты ставишь работу превыше отдыха?
   Лок не отличался трудолюбием и пытался найти лазейку для очередного выходного дня. Сердцем он хотел веселиться, но разумом мечтал о повышении.
   – Сейчас только час дня, – бросила взгляд на часы девушка. – Встретимся вечером у входа в забегаловку. Сколько тебе лет?
   – Двадцать четыре, – выдавил он, вжимаясь в кресло.
   – Значит, я могу не опасаться за свою жизнь этой ночью. Ты ведь меня защитишь?
   Жаклин недоуменно на него посмотрела, тут же отвернулась и пожала плечами.
   – Ты сейчас одна? – не постеснялся спросить он.
   – Я сейчас с тобой, – завела автомобиль Жаклин.
   – Я так и понял, – ехидно улыбнулся он. – А вот у меня есть девушка.
   – Девушка – это что-то вроде собаки?
   Лок дернул головой в усмешке и отвернулся к окну. Пожалуй, он как никто другой знал про ее личную жизнь, потому что вопросы задавал часто провокационные.
   – Если хочешь, сброшу тебе адрес бара по навигатору. Выброси меня на этой улице. Здесь пешком до него минут пять.
   Реакции не последовало, и он тут же расшифровал, что имел в виду.
   – Останови машину.
   Жаклин надавила на тормоз до упора и тронулась еще до того, как он успел хлопнуть дверью.
   Чтобы отпустить разум на какое-то время, следователь припарковалась у гавани, заняла место на транспортном теплоходе и принялась наблюдать за тем, как растворяются и накатывают друг на друга волны. Она помнила, как еще в детстве наблюдала за дрейфующими на горизонте кораблями с маяка.
   Теперь она забиралась на высокий маяк, не чувствуя усталости в ногах. Багровое солнце раскинуло нетерпеливые лучи, но тьма вселенной уже давила на него сверху, и оно послушно зарывалось в землю.
   До восьми лет она любила стоять на маяке в сопровождении сестры. Девочки сбегали, чтобы укрыться от деспотии отца.
   Мобильный зазвенел одновременно с гудком поезда.

Глава 8

   В химчистку Жаклин прибыла в одиночестве. Мужчина устроил произвольный перерыв, поэтому пришлось еще раз ему звонить. Девушке он был рад не больше, чем в прошлый раз.
   – А где мужчина? – спросил вместо приветствия работник. – Номер не доступен, – тускло кивнул себе он и отпер дверь химчистки. – Что ж, разберемся так.
   – Думаете, без него мы не справимся?
   – Полагаю, что так, – бросил уничижительный взгляд он, исчезая в проеме между рядов стиральных машин. – Вот ее номер, – протянул потертый лист он. – Видите? Стирка шубы от зеленой краски. Достать информацию мне удалось с большим трудом. Ювелирная работа. Кое-какие места пришлось… – он резко замолк и прищурился. – Вы разбираетесь в ткани?
   – Не особо.
   – Не сомневаюсь, – буркнул мужчина и занял позу выжидания. – Ничего не хотите сказать? Наверное, вам бы стоило меня поблагодарить. Я ведь мог палец о палец не ударить. Как сейчас благодарят в полиции?
   – Я должна сказать «спасибо» за то, что вы помогали следствию? Полиция ничем вам не обязана, – бросила она, разворачиваясь к двери.
   – Черта с два мне бы хватило обыкновенного «спасибо»! – воскликнул он.
   Жаклин развернула листок с именем и набрала номер Сони.
   – Анника Стетфорд, семьдесят первого года рождения.
   – Это что? – зевнула в трубку секретарь.
   – Это имя первой убитой, – отчеканила Жаклин.
   – Сейчас я не на работе, но могу передать в отдел управления информацией.
   – Почему не на работе? – искренне удивилась девушка.
   – Потому что сейчас первый час ночи. Кстати, Лок тебя искал. Просил, чтобы ты ему перезвонила, как только освободишься. Он сбрасывал какой-то адрес на твой навигатор.
   – Поняла, – сбросила звонок Жаклин и направилась к автомобилю, припаркованному в неположенном месте.

   Клуб выглядел слишком пестро и неформально. В отличие от того, который она посетила вместе с сестрой, здесь не было набитых деньгами мешков, исключительно молодежь.
   Лок ожидал на входе. Он курил и общался с какой-то девушкой в порванных колготах и латексных шортах.
   – Это твоя подруга? – кивнула на нее Жаклин.
   Незнакомка поморщилась и отошла к другой компании.
   – Не обязательно было так об этом кричать, – зашипел аспирант.
   – То есть это не она? – нахмурилась Жаклин.
   Лок отмахнулся, затушил сигарету и толкнул входную дверь. Жаклин знала этот запах еще по притону хакера и своего главного помощника по сбору информации.
   – Не обращай внимания, – успокоил ее Лок. – Здесь некого арестовывать. Люди просто расслабляются. И мы просто к ним присоединимся. Никакой работы, поняла?
   Жаклин недоверчиво на него посмотрела, но все же согласилась и подошла к барной стойке. Она приняла кофейный ликер, горький, но все же со слабо выраженным привкусом кофейных зерен.
   – Если это дерьмо собачье, платить все равно нужно?
   – Заказывай, что хочешь. Я тебя по-дружески угощаю.
   – Дружески? – нахмурилась она. – Но ведь мы с тобой не друзья. К тому же мы оба знаем, сколько ты зарабатываешь.
   – И что дальше? – равнодушно пожал плечами он. – Я никогда не голодаю. Если возникают материальные проблемы, всегда могу занять у друзей. В конце концов, моя девушка тоже работает. В скором времени мы собираемся пожениться.
   – Зачем?
   – Человеку свойственны сомнения. Подбадривать себя постоянно невозможно. Одному чертовски сложно. Стоит искать того, кто готов разделить с тобой всю невыносимость жизни. Так происходит постоянный теплообмен. Циркуляция крови в вашем общем организме. Она, предположим, сердце, а я – желудок.
   – В организме человека гораздо больше частей помимо сердца и желудка. Ты здесь, а сердце дома.
   – По правде говоря, она тоже не дома, – задумался он.
   – Жак? – окликнул ее мягкий голос.
   Она почувствовала легкое прикосновение. Это была Ингрид, о существовании которой она совершенно забыла. Выглядела она еще более эффектно. С распущенными, но аккуратными волосами, в легкой полупрозрачной одежде, она казалась моложе лет на пять.
   – Книги у меня в машине, – привстала Жаклин. – Сейчас принесу.
   – Вовсе необязательно, – задержала ее женщина.
   Лок запихал трубочку в рот и махнул бармену, чтобы тот угостил девушек за его счет. Ингрид бросила подозрительный взгляд и развернулась к нему спиной.
   – И это тоже необязательно, – добавила она, протягивая бармену слишком крупную купюру. – Вы не вместе?
   – Мы не вместе, – ответил за нее юноша.
   – Мы же вместе, – запуталась Жаклин.
   – Все, я пошел, – сказал себе Лок, отставляя бокал на стойку. – Встретимся через два часа.
   – Мне показалось, – продолжала женщина, не обратив внимания на его уход, – будто ты придумала предлог, чтобы меня оставить.
   Жаклин ощутила неприятное покалывание под кожей и сжалась на стуле, давясь коктейлем.
   – Я ничего не требую, – не переставала говорить женщина, вынуждая Жаклин съеживаться все больше. – Просто я человек конкретный. Лучше сказать сразу, чего от меня хотят или не хотят. Тогда все встанет на свои места.
   Ингрид замолчала, сверля ее прямым взглядом, которого Жаклин просто не выносила. Она чего-то ждала, но чего, девушка не понимала и оттого терялась еще больше. Женщина улыбнулась и протянула ярко-голубой коктейль, с которым следователь разделалась залпом. На ее вес ей обычно хватало и этого.

   Осознание того, что она находится в чужой, хотя и знакомой кровати, пришло не сразу. Жаклин лениво ответила на сотовый.
   – Мы кое-что нашли, – сообщила Соня. – Можешь выезжать.
   Ингрид поставила перед ней поднос с кофе и тепло улыбнулась. Жаклин стянула одеяло и с облегчением заметила, что какая-то часть одежды на ней все же осталась. Она выпила по-прежнему вкусный кофе почти залпом.
   – Надеюсь, ты не из тех, кто плотно завтракает, – сказала женщина, опуская ноги в колготы. На ней был шелковый халат, явно дорогой и пошитый будто специально для ее тела. – Прислуга приходит в десять. К этому времени меня дома уже не бывает. Но если хочешь, можно заказать еду на дом, – предложила Ингрид. – Я ухожу через полчаса, поэтому тебе придется дождаться служанку, прежде чем уйти самой.
   Жаклин так плохо себя уже давно не чувствовала. И дело даже не в физической боли. На работе девушка увечья получала нередко. Иногда действительно серьезные. Это была боль другого рода. Какое-то туманное смятение. Словно тело отделилось от мозга, а сама Жаклин перестала нести ответственность за каждую из частей. Ее пугало все чужое. И это был не пустой страх, а настоящая возрастающая и плодящаяся внутри паника. Такое случалось и раньше, когда она оказывалась в недопустимой близости от постороннего. Позже она блокировала такие воспоминания, точно вирус.
   Ингрид тем временем одевалась за ее спиной. Элегантное нижнее белье и официальный костюм дорогой марки. Она заметила растерянность Жаклин и подошла, чтобы обнять ее. Та кричала внутри, но в действительности не могла пошевелить ни единым мускулом. Разум ее находился где-то внутри, загнанный и обезволенный, а телом управляло существо пугливое и неземное.
   Наконец боль резко отступила, и девушка спокойно выдохнула. Жаклин не хотела отталкивать Ингрид. Она не ощущала привычного омерзения от тактильных ощущений. Безусловное добро незнакомого человека и тихая забота без претензий на дифирамбы и компенсацию казались ей странными.
   – Мне нужно идти, – прошептала она, отнимая руки женщины от своих плеч. – Еще раз спасибо.
   Жаклин стала одеваться, набирая свободной рукой номер того, у кого могла быть ее машина.
   – Этот… Лок Аспен… полиция, – громко зевнул аспирант.
   – Моя машина, – строго бросила она.
   – Твоя машина в участке. Мы так вчера и не пересеклись, а мои звонки ты предпочла игнорировать.
   Жаклин хлопнула дверью и сбросила вызов. Голосовать на обочине она не умела. Машины огибали ее с громкой и разборчивой руганью. Ее внедорожник находился в участке, и все сознание Жаклин занимал адрес, горящий на электронной карте внутри. То, что она могла спровоцировать настоящую аварию на дороге, мало ее волновало.
   Она заплатила таксисту остатками наличности – которая, к слову, превышала реальную стоимость в несколько раз – и потребовала, чтобы тот ехал как можно быстрее. На работу Жаклин прибыла уже через четверть часа. Лок выжидал у дверей лифта. Он замер с сигаретой в руке, удивляясь тому, с какой скоростью может передвигаться такси, если пассажирское сиденье занимает его коллега.
   – Идем, – бросила ему Жаклин, подлетая к своему автомобилю.
   Но тот, к ее глубочайшему сожалению, оказался запертым. Впервые на ее памяти.
   – Вообще-то так положено, – оправдался Лок. – Я не рассчитывал, что ты приедешь так скоро. Мы ведь созванивались минут десять назад.
   – Двадцать две, – поправила она. – Ключи.
   – У меня в пальто.
   Жаклин осмотрела его с головы до ног. Теплый вязаный свитер со снежинками, алый шарф, брюки с полосой и лаковые ботинки не по сезону.
   – Пальто я не вижу, – заключила она.
   Лок улыбнулся, приподняв палец, и надавил на кнопку лифта.
   – Одно мгновение, начальник.
   Спустился он далеко не через одно мгновение. Жаклин такое терпела с большим трудом.
   – Прости-прости, – показался он, прихрамывая на одной ноге. – Кажется, что-то разбил, пока летел к тебе.
   Девушка приняла ключи, заняла водительское сиденье и поправила спинку кресла. Лок сел на соседнее место, чем немало ее смутил. Она не заводила машину, выжидая его пояснений.
   – Мне выйти? Просто я подумал… Ну раз уж мы начали дело вместе, то почему бы?.. Нет?
   Выражение лица Жаклин не менялось. Лок втянул губы и открыл дверь, кивая своим мыслям.
   – Просто я было подумал, что тебе станет интересно узнать, куда мы сейчас направляемся.
   Он не спешил выходить, а Жаклин не спешила зажигать двигатель.
   – Только пристегнись, ехать будем еще быстрее, – предупредила девушка, и Лок захлопнул дверь, сияя от счастья.
   – Ты просто не представляешь, как я этому рад!
   – Не представляю, – хмуро согласилась она.
   – На меня навесили какие-то очередные бумаги. Разложить что-то там по каким-то датам чьих-то убийств…
   Жаклин вдавила педаль газа, и Лок буквально вошел в сиденье. Заговорил он уже после того, как понял, что ниже скорости уже не последует.
   – Мы едем в больницу, – начал пояснять он. – К Питеру Стетфорду. Муж первой жертвы.
   – Он еще жив? – не могла успокоится Жаклин.
   – Да, но на момент убийства был в тяжелом состоянии. Сейчас идет на поправку. О смерти жены еще ничего не знает.
   – Почему никто ему об этом не сообщил? – удивилась Жаклин.
   – Ну знаешь… О таких вещах рассказывать непросто.
   – Молчание не воскресит его жену.
   – Это, – старался подобрать верное слово Лок, – неэтично, наверное. Но если уж ты так вольно рассуждаешь, значит, и сообщишь сама.
   – Обычно я этим и занимаюсь.
   Сколько Жаклин себя помнила, сообщать о смерти родственников всегда доверяли только ей. Она выполняла свою работу и принималась за следующую. Ее было слишком много, чтобы придавать значение тому, чего исправить уже нельзя.
   – Будь осторожнее со словами, – посоветовал юноша, когда Жаклин припарковалась на месте скорой помощи. – Жена была единственной его родственницей и близким человеком. В себя он пришел только этой ночью, и сегодня его выписывают.. Поэтому постарайся не сообщать ему новость в лоб.
   Питер Стетфорд сидел в зале ожидания в кресле-каталке, заполняя бумаги о выписке. На вид мужчине можно было дать далеко за шестьдесят, хотя по документам за ним числилось только пятьдесят четыре года. Выглядел он довольным, хотя и немного растерянным. Постоянно оглядывался, будто кого-то выжидая, и морщинистое лицо его подрагивало на каждый стук входной двери.
   – Питер Стетфорд? – окликнула его со спины следователь.
   – Да? – развернул кресло он.
   – Жаклин Врана, полиция Стокгольма.
   Она обернулась на Лока, стоящего у автомата с кофе, и тот показал два больших пальца.
   – Я не буду сообщать вам эту новость в лоб, так что если хотите, сперва можем побеседовать о чем-то отвлеченном.
   – Какую новость? – открыл рот мужчина.
   – О смерти вашей жены.
   Она снова обернулась и повторила знак Лока одним пальцем, после чего встретила совсем состарившееся лицо. Мужчина уронил голову и закрыл глаза руками. Он издавал звуки, похожие на кашель.
   – Клиника не из дешевых, – вернулась к напарнику и забрала его кофе она. – Из чего можно сделать вывод, что мужчина не беден.
   – Он владелец большого пакета акций нескольких крупных компаний.
   – Это должно нас как-то заинтересовать? – сделал глоток дешевого растворимого кофе Жаклин. – Мы ведь уже знаем, что женщину убили с целью не грабежа. Мужчина старше своей жены на двенадцать лет. С чем он сюда попал?
   – У него постоянные проблемы с сердцем. Вообще-то Питер уже давно не жилец, но деньги творят чудеса. У него больше никого не осталось. Потомства они дать не успели. Он хилый с рождения, настоящая рассада болезней.
   – Сколько слез в этом старике?
   Лок заварил вторую чашку кофе, но и ту забрала Жаклин.
   – Когда? – выдавил старик.
   – Около недели назад, – подскочил юноша. – Предположительно, ее убили.
   – Да что там предполагать? – бросила Жаклин. – Так оно и есть. Ее сожгли заживо.
   – Это может быть несчастным случаем, – попытался вставить Лок.
   – Несчастным? – усмехнулась девушка. – Если только вообще возможно нечаянно примотать себя к дереву…
   – Убийца еще не найден, – оборвал ее напарник. – Но мы над этим работаем.
   – Я еду домой, – отер лицо старик. – Мне нужна помощь. Я думал, жена за мной приедет.
   – Мы вам поможем, – любезно кивнул Лок и принял бумаги. – Скажите адрес, и мы сами вас довезем.
   – А служанки у вас разве нет? – удивилась Жаклин. – Я думала, человеку с вашими деньгами…
   – Мы отвезем, – повторил напарник и повез кресло в сторону выхода. – Ваши вещи…
   – Все при мне, – вздыхал через каждое слово Питер. – Я ничего не успел забрать. Сердце прихватило внезапно, и я почти все время провел в коме.
   Голоса становились все тише и, наконец, заглохли вовсе. Жаклин любовалась парком за окном, спокойным до мертвенности, зажгла сигарету и получила выговор проходящей мимо сестры.

   Дом старика оказался самым роскошным из тех, что Жаклин когда-либо видела. Трехэтажный и полностью стеклянный, с бассейном на заднем крыльце и крыше, грандиозными комнатами, заполненными всевозможной техникой. Лок помог старику выбраться, усадил в кресло и довез до комнаты. Жаклин наблюдала за тем, как он переносит Питера на кровать, а сама тем временем расхаживала по апартаментам и разглядывала вещи, о применении которых даже не догадывалась.
   – Это наш номер, – положил на прикроватный столик визитку Лок. – Непосредственно нашего отдела. Так что позвоните напрямую.
   Старик благодарно кивнул, но по взгляду было заметно, что отпускать новых знакомых он не хотел.
   – Вы можете позвонить в любой момент, – повторил юноша.
   – Хорошо, мальчик, – выдавил улыбку тот.
   Жаклин возвышалась над его кроватью, закуривая последнюю сигарету в пачке.
   – Вашу жену истязал серийный убийца.
   Лок остановился в дверях и прошептал что-то грязное.
   – Почему вы так думаете? – почти шепотом спросил Питер.
   – Ее убийство связано с цепью подобных, – металлически продолжала девушка. – Но как именно, нам установить не удалось. Пока что ни у одной из жертв не было родственников. Ваша жена – исключение. Имена Михаэль Сванссон и Николас Эшби вам ни о чем не говорят?
   Питер напряженно задумался и покачал головой.
   – Кто они?
   – Механик и студент. Еще две жертвы. Вы ведь не думаете, что ваша жена могла кого-то убить?
   – Ну, разумеется, нет! – возмутился Питер.
   – Этот некто, четвертая сторона, не бросает работу незавершенной. Так что оставлять вас наедине я бы не стала. Но еще меньше мне хочется торчать дома и выступать в роли гувернантки. В любом случае наш номер у вас есть. Заметите нечто подозрительное – звоните немедленно.
   Мужчина закивал, но в его глазах читалась тревога.
   – Не бойтесь, Питер, – успокоил его Лок. – Нас больше, и мы быстрее.
   – Пока что мы это никак не доказали, – все же оставила последнее слово Жаклин.

   – Полагаю, обратно мы будем ехать не так быстро? – понадеялся Лок, пристегивая ремень. – Нам ведь некуда спешить.
   Жаклин только кивнула в ответ, но ничего не изменила.
   – Почему ты никогда не слушаешь музыку в машине? – поморщился он, теребя уши. – Не переношу такую тишину. Заедем в кафе по дороге? – предложил он.
   – Могу остановить где-нибудь, а дальше справишься сам.
   – Невероятно любезно с твоей стороны, но без компании я обычно не обедаю.
   Пошел мелкий снег с дождем. Он оседал на лобовом стекле, поэтому дворникам приходилось работать без пауз.
   – Я заметил, ты не ешь мясо, – возобновил диалог аспирант, – и даже провел собственное расследование, чтобы понять, почему.
   – Я вообще почти не ем, – без эмоций сообщила Жаклин. – Не только мясо.
   – У тебя вторая группа крови, – пропустил ее слова Лок, – а она считается вегетарианской. А вот у меня первая, поэтому я абсолютный мясоед. Вообще люди первой группы считаются почти вымирающим видом. Самым ранним и самым опытным. Я не хвастаюсь, так говорят в передачах. Ты ведь… ты смотришь передачи? – усомнился он.
   – Я вообще стараюсь телевизор смотреть поменьше. За меня это делает птица.
   – А я-то думал, это очередная шутка кого-то из информационной базы. Они любят про тебя байки сочинять.
   – Например? – отвлеклась от дороги Жаклин.
   – Например то, что ты расчленила своих родителей, прежде чем попасть в Швецию.
   Девушка с любопытством на него смотрела, не замечая того, что выезжает на встречную полосу и целится в гудящий грузовик.
   – Если не хочешь рассказывать о личной жизни, – указал на стекло юноша и, наконец, сам взялся за управление рулем, – ее сочинит коллективный разум. Просто не подставляйся. Не делай из себя уязвимой мишени. Если не хочешь делиться личным – не показывай личности. Не демонстрируй свои отличия от других так явно. Сливайся с остальными, дублируй их действия и манеры. Не давай им повода над собой шутить. Но это вовсе не значит, что ты не можешь поделиться с тем, кому ты не безразлична, – добавил аспирант, чуть пригнувшись и немного смущаясь. – Иногда самые верные советы получаешь от постороннего. Того, кто сможет посмотреть на ситуацию чистым и незамутненным взглядом.
   – Я чувствую какой-то намек, – поморщилась Жаклин.
   – Вовсе нет, – отпрянул он, отворачиваясь к своему окну.
   – Вот и чудно. Не люблю намеков. Жаклин Врана, – прервала монофонию на первом гудке она.
   – Закончили? – спросила возбужденная Соня, и Жаклин кивнула. – Тогда у меня для вас еще кое-что.
   Лок превратился в слух, пригнувшись над ухом напарницы. Жаклин перевела на громкую связь и выставила мобильный, чтобы не терпеть такую близость постороннего дыхания.
   – Убийство. И что самое занимательное, в доме престарелых. Задушили старуху. Адрес высылаю. Можете направляться туда уже сейчас.

Глава 9

   На место они прибыли, когда тело старухи уже грузили в машину скорой помощи. Жаклин потребовала, чтобы мешок вскрыли, и сотрудники были вынуждены подчиниться. Они разрезали мешок и приоткрыли верх, чтобы продемонстрировать уже знакомое ей лицо.
   – Это она? – спросил через плечо Лок. – Женщина с последнего снимка?
   Жаклин кивнула и потребовала, чтобы от пакета избавились полностью.
   – Что?.. Что вы делаете? – спросили удивленный мужчина и сестра, которая наблюдала за старухой в доме престарелых.
   Девушка на них внимания не обращала и продолжала ощупывать холодное тело под одеждой, одновременно выворачивая карманы. Наконец глаза Жаклин прояснились. Она вынула бумагу из вязаного свитера и приказала спрятать тело.
   – Больше оно мне не понадобится, – пояснила она, оглядывая толпу. – Кто за ней наблюдал?
   – Я, – вызвалась молодая девушка в черном халате.
   – Уделите нам пару минут, – кивнула на двери дома Жаклин.
   От больницы это место отличалось незначительно.
   – Как давно она здесь живет? – опустилась на диван в гостиной следователь.
   Семенящий за ней всю дорогу Лок упал рядом и указал на кресло любезным жестом. Испуганная девушка медленно села и убрала упавшие локоны за уши.
   – Я слежу за фру Ясперсон вот уже четыре года. До этого она уже провела здесь не менее пяти лет.
   – И как часто она покидала заведение?
   – Сколько я помню, за пределы парка я ее не увозила.
   – То есть она калека? – уточнил Лок.
   – Ей семьдесят восемь лет. Может, так говорить неприлично, но в ее возрасте все мы будем калеками. Она еще очень хорошо сохранилась. Оставила ясность ума и чувство юмора.
   – Как часто ее навещали родственники?
   – Насколько я могу судить, родственников у нее немного, – вполне уверенно держалась девушка. – Во всяком случае, она ни о ком не рассказывала. Как-то раз обмолвилась, что дочь живет в Америке, брат во Франции, а его дети в Италии. Даже если семья ее достаточно велика, то явно не сплоченная. Думаю, это как-то связано с ее характером, – смущенно оглянулась она, будто ее может слышать дух старухи. – Она не то чтобы злая, но очень строгая. Бывало, она доводила меня до слез. Не любила делиться ничем личным, не рассказывала историй из прошлого, как многие из тех, кто готов уйти на покой.
   – Это нам на руку не играет, – выдавил аспирант. – Кому же уйдет ее состояние? Если, разумеется, оно у нее есть.
   – Есть, и, кажется, немалое. Довольно крупная сумма на банковском счету, но завещание она составить не успела. О ее родственниках информации тоже нет. Если они не отыщутся в этом году, деньги перейдут в собственность учреждения, которое кормило ее вот уже почти десять лет за свой счет.
   – Справедливо, если учитывать, что ни один из родственников ее все это время ни разу не вспомнил, – заключил юноша.
   – Как оказалось, что женщину оставили днем в одиночестве? – вмешалась в разговор Жаклин.
   – С двух дня до пяти вечера она любила оставаться в парке одной, – покраснела девушка. – Я вывозила ее на улицу и оставляла у скамьи. Видимо, в какой-то момент никого поблизости не оказалось.
   – А вы где были все это время? Даже из окна за ней не наблюдали?
   – На моей совести судьба пятнадцати стариков, – заговорила чуть громче она. – Я не могла быть с ней одной круглосуточно.
   Лок придвинулся, чтобы погладить ее руку.
   – Простите, фрекен…
   – Сьюзан, – робко улыбнулась она.
   – Сьюзан, мы не хотим ни в чем вас обвинять. Просто смерть этой женщины связана с цепью событий, которую мы стараемся объяснить и, в конце концов, предотвратить. Поэтому так важно, чтобы вы ничего от нас не скрывали.
   – Я уже все рассказала, – задрожал ее голос. – Я оставила фру Ясперсон в парке и занималась другими пациентами. Вернулась в обычное время – ровно в пять часов вечера – и обнаружила ее уже мертвой.
   – То есть убийство произошло в промежутке с двух до пяти.
   – За это время фру Ясперсон можно было расчленить и распихать по банкам, – заметила Жаклин, рассматривая снимок, найденный в кармане старухи.
   На этот раз с фотографии на нее смотрел мужчина тридцати с лишним лет. Статный и привлекательный блондин с белоснежными зубами. Кожа рыхлая и в многочисленных шрамах, но это его не портило.
   – Что это? – проявила любопытство Сьюзан.
   – Узнаете этого человека? – протянула снимок Жаклин.
   – Впервые вижу, – перевернула бумагу девушка. – Вот только почерк знакомый…
   – Как у фру Ясперсон? – догадалась она.
   – Да, верно! Как у нее, – подняла влажные глаза девушка.
   – Нам нужно осмотреть, где обитала все эти девять лет покойница, – поднялась с дивана Жаклин.
   – Разумеется, я вас отведу, – подскочила девушка и повела пару за собой, по коридору, вверх по лестнице и к бесконечному ряду дверей.
   Отовсюду веяло затхлостью. Они оказались в комнате с двумя кроватями. Почти в больничной палате со светлыми стенами, мебелью на колесах и капельницами по углам. Старуха на соседней кровати дремала. Фру Ясперсон принадлежала передвижная тумбочка с двумя полками. Кроме гигиенических принадлежностей в ней ничего не было. Жаклин не постеснялась потревожить мирно спящую соседку. Сьюзан поднимала руку в немой просьбе не будить женщину, однако следователя нормы этикета в такие моменты не волновали.
   – Простите? – небрежно трясла за локоть старуху она и даже постучала по ее дряблым щекам для пущей уверенности.
   Та что-то прокряхтела и перевернулась на другой бок. Затем резко вздрогнула и пискнула от страха.
   – Полиция вас беспокоит. Нам нужно задать несколько вопросов по поводу вашей соседки фру Якобсон. Вы с ней все время проводили вместе, как я понимаю.
   – Ничего я об этой стерве не знаю, – огрызнулась женщина.
   – Стерва – слово с негативной окраской? – обратилась к напарнику она.
   – А я еще не такое могу о ней сказать.
   – Фру Своль, – жалостливо протянула Сьюзан.
   – Неудивительно, что ее наконец-то убили, – не унималась старуха. – У такой тьма врагов должна быть, не сомневаюсь.
   – Ни о каких случайных родственниках она не упоминала?
   – Ничего я о ней не знаю. – с трудом села в кровати фру Своль. – Она вообще рта не открывала, даже чтобы спокойной ночи пожелать.
   – Значит, об этом человеке вы тоже ничего сказать не можете? – протянула фотографию с мужчиной следователь.
   – Не могу, – перевернулась на бок старуха и притворилась, будто способна заснуть по щелчку пальцев.
   – В любом случае, откуда мы можем быть уверены в том, что сама покойная знала этого человека? – рассуждала вслух Жаклин.
   – Разве это не почерк фру Ясперсон? – спросила Сьюзан.
   – Почерк легко подделать. Если обнаружите что-нибудь еще – звоните нам.
   – Вот по этому номеру, – протянул визитку Лок.
   – Боги Олимпа, что за дикий запах? – поспешила к выходу Жаклин. – Как будто что-то сгнило.
   – Куда теперь? – поспешил за ней Лок, спотыкаясь на лестнице. – В отдел информации?
   – Мой личный отдел информации на сообщения не реагирует. Это не к добру. Нужно бы нам его самим навестить, – завела двигатель Жаклин и тронула, игнорируя ремень и застывшие окна.
   Разумеется, она имела в виду Тоби, за которого чувствовала какую-то навязчивую ответственность по совершенно неведомым ей самой причинам. В свою очередь юноша не единожды ей помогал: ему удавалось обнаружить данные, стертые из всех мировых баз.
   Обитал он в самом грязном районе самого разрушенного дома в квартире, которую даже Жаклин могла счесть неприемлемой для жилья. На двери, еле державшейся на петлях, висел охранный замок с пятизначным кодом. Девушка его вычислила за пару минут.
   Квартира в одну комнату кишела растениями в горшках и без них. Они вились вдоль стен, загибались на полу и окутывали мебель. Вились над раскрытыми книгами, перекрывали свет ламп и, наконец, укрывали тело мальчика, раскинувшегося на полу в центре комнаты. Жаклин подошла к нему и постучала носком сапога о торчащие из-под футболки ребра. Тоби не шевельнулся. Тогда девушка чертыхнулась – она знала, что это могло значить, – и присела на колени у его головы. Освободила синее лицо от листьев лопуха и приказала принести воды. Потеребила карманы пальто в поисках подручной аптечки, выпотрошила от связки всевозможных препаратов, жгутов и шприцов. Освободила иглу от пленки, надела на шприц и принялась щупать кости мальчика. После чего с силой замахнулась и запустила иглу в районе сердца. Мальчик мгновенно подскочил и набрал воздух полной грудью. К этому моменту она иглу уже вытащила.
   – Ублюдок, – шлепнула его по щеке Жаклин.
   Тоби звонко рассмеялся, удерживая тощий живот.
   – Испугалась? Признайся, испугалась!
   – Ничего подобного, – возвращала на место препараты она.
   – Спасибо, друг, – принял воду у Лока он. – Я не знаю, как это произошло, честно!
   Тоби никогда не менялся. Длинные дреды с разноцветными повязками, такие же цветные брекеты на зубах и браслеты на запястьях. Носил он несменные футболки цвета милитари, джинсовые бриджи больше на два размера и рваные шлепки.
   – Кстати, смотри, что купил, – поднялся и отряхнул штаны он. – Тут небольшой бардак, не обращайте внимания.
   – Да что уж там, – проскрипел Лок, отскребывая жвачку от подошвы. Он повалился в яркое надувное кресло и принялся рассматривать яркие вещи вокруг.
   – Тебе капучино или латте? – улыбнулся Тоби, подставляя кружку под жерло кофемашины. – Купил специально для тебя.
   – Латте, – бросила Жаклин, рассматривая облупленные стены и что-то выискивая.
   – А тебе, парень? Ты, кажется, новенький? – сощурился мальчик.
   – Я заезжал к тебе на днях. Но в целом, да, я всего два года работаю. На стажировке, – покачивался в кресле Лок, улавливая травянистый запах и чувствуя приятную сонливость. – Сразу после университета. Капучино.
   – Образованный и все такое, значит? – ухмыльнулся Тоби. – А мы с Жаки нет. Хотя она не любит, когда об этом напоминают, – поймал ее суровый взгляд боковым зрением он. – А вот мне все равно. Меня всему научила жизнь.
   – Да неужто? – ухмыльнулась она.
   – Сомневаешься?
   – Нет, просто интересно, чему такому тебя научила жизнь. Как закапываться дурью на восемьдесят процентов?
   – Я знал, что ты обо мне беспокоишься, – ухмыльнулся он, протягивая девушке кофе.
   – Ничего подобного. У меня для тебя работа. Ты всего лишь не отвечал.
   Мальчик одновременно удивился и обиделся. Он знал, что девушка лгать не умела.
   – Что за работа?
   – Ты должен разузнать об этом человеке.
   Она вынула и положила на журнальный столик фотографию привлекательного мужчины, найденную в одежде старухи.
   – Прямо сейчас?
   – Немедленно.
   Лок бросил взгляд на ящик под столом и протянул руку, но мальчик успел вовремя подскочить.
   – Нет-нет, это открывать нельзя! Все герметично. Без перчаток туда лучше не лезть, – предупредил он, протягивая стакан.
   – Что герметично? – подняла бровь Жаклин. – Что ты опять там выращиваешь?
   – Да за кого ты меня принимаешь? – запихал ящик поглубже он. – Это просто лекарство.
   – От чего?
   – От скуки, – рассмеялся он. – Да ладно тебе. Не пытайся казаться скучнее, чем ты есть на самом деле.
   Тоби очистил рабочий стол от огромных листьев папоротника. Открылись три огромных монитора с бесконечными рядами зеленых букв и цифр. Жаклин хмуро привстала. Мальчик поспешил свернуть программы и заменить их обоями с подсолнухами.
   – Ты ведь не собираешься спрашивать?
   Следователь побледнела от злости, и мальчик поспешил перевести разговор.
   – Дайте мне минут пятнадцать. А пока можете воспользоваться тем, что в тех банках и пакетах.
   – А что в тех банках и пакетах? – полюбопытствовал аспирант.
   Мальчик ухмыльнулся, а Жаклин покачала головой.
   – Я об этом доложу, знаешь? – напомнила о своей честности она.
   – К тому моменту их здесь уже не будет. Кстати, вам повезло. Я уже нашел этого человека, – потер подбородок он, откидываясь на спинку. – Его имя Аксел Ном, и он известный адвокат. Более чем известный. Один из лучших во всей Швеции. Только вот что примечательно. Он не работает вот уже четыре месяца. Раньше у него таких промежутков не было. Его сайт заблокирован, а все дела заморожены. Ему даже письма нельзя отправить.
   – Но ведь это еще не значит, что он мертв, – предположила девушка.
   – О, нет, совсем не значит. Никто не подавал в розыск. Он просто переехал в другой район. Где-то на юге.
   – Вот так просто? – удивился Лок. – Бросил успешную деятельность и переехал со всем нажитым?
   – О нажитом здесь ни слова. Он снимает номер в дешевом мотеле. И номер машины с парковки не совпадает со знаком, который значится в его страховке. Здесь два варианта. Либо поменял машину и забыл поменять страховку.
   – Либо поменял номерные знаки, – закончила Жаклин. – Что более вероятно.
   – Зачем ему это делать? – раскинул руки аспирант.
   – У нас ведь есть его адрес. Можем спросить напрямую.
   Заработал принтер, и через несколько секунд выскользнула бумага с адресом и номерами. Жаклин набирала номер адвоката и совершила три попытки, но каждый раз наталкивалась на короткие гудки после шквала длинных. После чего набрала номер мотеля, в котором тот остановился.
   – Мотель «Синяя волна», – сообщил гнусавым голосом мужчина. – Что вы хотели?
   – Поговорить с одним из ваших постояльцев. Его имя Аксел Ном.
   – Секундочку, – бросил трубку он и вернулся через какое-то время. – Нет у нас таких.
   – Весьма вероятно, он мог записаться под каким-то чужим именем. Вы ведь паспортов не требуете.
   – Зачем нам паспорта? – устало спросил мужчина.
   – Аксел Ном проживает в вашем мотеле уже четыре месяца.
   – Я не могу беспокоить всех тех, кто проживает здесь четыре месяца только потому, что к нему звонят с вероятностью один к двум сотням.
   – Не кто-нибудь, а полиция.
   – Ну и что мне с того, что полиция? – выругался мужчина. – Нам она каждый день звонит! У нас номеров на две тысячи. Один из самых крупных мотелей в Швеции, если хотите знать.
   – Не хочу.
   – Так вот знайте, – шлепнул трубкой со звонком он.
   – Это не близко? – спросила у мальчика она.
   – Весьма не близко. Часов девять езды.
   – Досадно, – протянула она. – Знакомые у него здесь имеются?
   – Сколько хочешь. Я ведь уже говорил, насколько чертовски известен этот тип.
   – В любом случае в первую очередь нам нужно добраться до него самого, а уже затем опрашивать остальных. Ведь речь идет не о покойнике, и мы должны быть первыми, кто его отыщет.
   – Удачной поездки, – махнул мальчик.
   – Да-да, я пришлю сюда проверку с овчарками, – бросила она, ставя чашку в раковину. – У тебя пятнадцать минут.
   – Успею, – безразлично откликнулся он, разворачивая экраны с бегающими строками.
   – И как тебе удается сбить собак со следа?
   – Так я тебе и сказал.
   – А если я наставлю дуло тебе в затылок?
   – Ну ко… – повернулся и тут же застыл он, встретив пистолет. – Ты что, серьезно?
   Жаклин пожала плечами она и спрятала оружие.
   – Ты же не будешь звонить в поисковую службу? – решил убедиться Лок, хлопая дверью автомобиля.
   – Конечно, буду, – пристегнула ремень и ответила на его удивленный взгляд Жаклин. – Во время дальних поездок следует пристегиваться.
   – Мы отправляемся прямо сейчас?
   С одной стороны, Лок был ужасно голоден и устал, с другой – ему не терпелось отправиться на совместное задание.
   – Хорошо, – поджал губы он. – Едем прямо сейчас.
   – Прямо сейчас мы едем в мясную лавку, – завела двигатель она. – Мне нужно купить еды для Ванко на ближайшие сутки. Неизвестно, как долго мы пробудем в этом месте.
   Лок бросил взгляд на часы. Они показывали восемь.
   В мясной лавке они оказались уже через пятнадцать минут. Жаклин покинула автомобиль и вернулась со связкой кроличьих тушек. Кровь на шеях животных запеклась, но какая-то жидкость все же испачкала задние сиденья. Теперь стало очевидным происхождение других пятен, въевшихся в ткань намертво, как и чем бы он ни старался от них избавиться.
   Через пять часов пути по темному шоссе напарник заметил небольшие изменения в ее манере. Она съезжала на встречную полосу чаще обычного и не обращала внимания на мигающие сигналы фур.
   – Может, поменяемся? – предложил он, чувствуя, как слабеет сам, и понимая, что идея эта ничем не лучше.
   – Если увидишь какую-нибудь забегаловку на дороге, скажи мне, – пропустила его слова Жаклин.
   – Мы выехали на шоссе. По навигатору никаких кафе не ожидается еще часа два.
   К тому времени, когда показалась горящая вывеска, Лок уже спал несколько часов.
   Мотель напоминал связку гаражей, нагроможденных друг на друга и составляющих общий муравейник. Идеальный квадрат с прорезью в центре для парковки нескольких десятков автомобилей. Жаклин пришлось машину оставить чуть поодаль, на поле рядом с обрывом, среди тысячи других ничем не обозначенных машин. Чтобы без труда ее найти, она припарковалась у знака «Стоянка запрещена».
   – Ты в курсе, что обозначает этот круг с полосой? – поинтересовался разбуженный аспирант.
   – Нет, но у нас есть мое фальшивое удостоверение и твое настоящее, – ответила она, выбираясь из машины.
   – Теперь тебе в тягость даже дверью хлопнуть? – напомнил юноша. – Не боишься, что кто-нибудь решит ее украсть?
   – Зачем? – удивилась она.
   – Ну, так, на всякий случай. Зачем люди вообще крадут? – повысил тональность Лок. – Что за вопросы?
   – Но ведь мы из полиции. Зачем кому-то красть у полиции?
   – Наверное, потому, что они не догадаются, у кого именно крадут.
   – Думаю, наш знакомый работает в этом отсеке, – указала на огромный щит она и толкнула деревянную дверь. – Жаклин Врана, полиция Стокгольма, – обратилась к мужчине за стойкой она.
   Тот дремал, прикрывшись газетой. Низкий голос девушки заставил его подпрыгнуть.
   – Впрочем, мы уже знакомились, – продолжала она, рассматривая журнал посетителей и номеров.
   – А, вы та девушка, что звонила вчера вечером, – лениво заметил он, отнимая у нее журнал. – Осталось шесть номеров, и все они…
   – Мы здесь только для того, чтобы найти человека по имени Аксел Ном, – положила на стол снимок она. – Узнаете?
   – Узнаю, но это не значит, что я должен запоминать номера каждого посетителя.
   – То есть он остановился у вас и еще не выписывался?
   – Нет, но я редко его вижу. Кажется, он своего номера вообще не покидает. Но платит вовремя, поэтому сомневаюсь, что… Он кого-то убил? Мне проблемы не нужны. В прошлом месяце мы приютили троих убийц и одиннадцать грабителей. Забирайте его хоть сразу. Аксел Ном… – задумался он. – Дайте-ка вспомнить.
   – Вспоминайте, у вас есть минуты две, – бросила она, подбираясь к автомату с кофе. – Карточки он не принимает?
   – Прежде чем командовать, вам следовало бы продемонстрировать удостоверение, – заметил рабочий.
   – Знаете что… как ваше имя, между прочим?
   – Стивен Григ.
   – Так вот, знаете что, мистер Григ? – обратилась она с явной угрозой. – Я не настоящий полицейский. И в полицейских кадрах вообще не числюсь. Оружие ношу незаконно, и удостоверение мое – фальшивка. Но вот что я вам скажу, мистер Григ. Оправданий мне нет.
   Она откинулась в кресле с чувством выполненного долга, оставив мужчину в смятении. Он ожидал продолжения разгромного монолога, но его не последовало.
   – Может, хотя бы расскажете, чем провинился этот человек? – робко понадеялся Стив.
   – Мы сами еще не знаем, но вероятно узнаем, – многозначительно ответила она. – Смотрите в журнал. На моем лице вы его имени не найдете.
   – Не так-то просто запомнить, в каком из двух тысяч номеров остановился тот или иной посетитель, знаете ли, – возмутился Стив.
   – Неужели вы не проработали какую-нибудь иерархию заселения? – спросил Лок, падая на скамью рядом с Жаклин.
   – Иерархию? Будете меня учить, как работать? – пришел в бешенство мужчина. – Один выезжает – второй въезжает. Вот и вся иерархия. Место освобождается…
   – Мы поняли, – остановила его жестом девушка.
   – Да, и вот мое удостоверение, – на всякий случай показал карточку Лок, чувствуя, как закипает мужчина.
   Стив не ответил, прожигая ее взглядом и перелистывая страницы журнала.
   – Четыре месяца назад заселилось девять мужчин, – наконец сообщил он. – Трое из них уже выписались. Этого типа я видел недели три назад. Он платит в конце месяца. Сейчас подходит его срок. Так что можете дождаться, пока он появится с рентой через пять дней.
   – Лучше дайте номера оставшихся шести мужчин, и мы сами их проверим, – предложила Жаклин.
   Все еще не отрывая взгляда омерзения от пары, он выписал цифры из журнала и выдернул бумагу из блокнота с таким садистским выражением лица, с каким юные вандалы отрывают лапы у кузнечиков.
   – Неужели он совсем не выбирается из своего номера? – удивился Лок. – Он что же, совсем не питается? Неужели здесь нет какой-то общей столовой?
   – Есть, но этого типа я там ни разу не видел. Он предпочитает заказывать еду к себе в номер. Причем, должен сказать, не самую дешевую. То есть не какую-то пиццу, а что-то ресторанное.
   – В комнатах убираются? – строго спросила Жаклин.
   – Да, три девочки. По одной на каждом этаже.
   – Где они сейчас?
   – Должны прийти через, – взглянул на часы Стивен, – минут пять.
   – Что ж, мы подождем, – опустилась обратно на скамью она, и Лок подчинился.
   Девушки появились точно в срок. Озябшие с мороза, они не спешили снимать пуховиков.
   – Жаклин Врана, полиция, – накинулась на них девушка. – Садитесь.
   – Им пора за работу! – спохватился Стивен. – Посетители просыпаются с минуты на минуту.
   Уборщицы опустились на скамью одновременно, бросая вопросительные взгляды на своего начальника.
   – Нам говорить, мистер Григ? – спросила одна из них.
   – Говорить, – ответила за него Жаклин. – Кому из вас выдают крупные чаевые?
   – Крупные чаевые? – удивилась другая. – С роду их не видела.
   – На моем этаже одни жадные нищие лентяи, – выругалась третья.
   Жаклин перевела вопросительный взгляд на ту, которая промолчала. Девушка зажалась и бросила испуганный взгляд на Стивена. Тот покраснел и понял: она что-то от него скрывает, и намекнул об этом Жаклин, вместо того, чтобы поддержать знакомую.
   – Вы на каком этаже работаете? – спросила у нее следователь.
   – На третьем, – ответили две другие.
   – От каких номеров этого списка можно избавиться? – протянула бумагу она.
   – От всех до полутора тысяч, – выдала подругу одна из девушек. – Мария, как ты могла об этом молчать? Мы ведь всем делимся!
   – Но не чаевыми! – воскликнула юная служанка. – Тем более я их заслужила.
   – Чем? – усмехнулась третья.
   – Я… – оглянулась по сторонам в поиске поддержки она, но натолкнулась на всеобщее осуждение. – Не могу об этом рассказать.
   – Уж постарайся, – подпер бока кулаками Стив. – Ты ведь у него не только убиралась, верно?
   – Это… это мое личное дело, – пропищала девушка.
   – Да неужели? – поморщилась одна из уборщиц. – И как часто ты с ним спишь? Сколько он тебе платит?
   – Я убираюсь у него раз в неделю. Он сам мне так приказал. Но платит столько, сколько не платят за каждый день уборки в течение целого месяца.
   – Значит, у тебя еще один начальник? – поджал губы Стивен. – И платит он больше, чем я. Причем за то, что ты не работаешь.
   – Какой из этих номеров? – напомнила о списке Жаклин.
   – Восемнадцать двенадцать, – попятилась девушка. – Его зовут Грег Морис.
   – Проводите нас, будьте любезны, – направилась к выходу следователь.
   – В этом блоке сам черт ногу сломит, – согласился Лок, помогая девушке подняться.
   – Каждую неделю, – выдохнула пар Жаклин. – А конкретнее?
   – Каждое воскресенье.
   – То есть пять дней назад, – подытожила девушка.
   – В этом блоке, – кивнула уборщица и повела следователей по шаткой и скользкой лестнице. – Здесь надо быть аккуратными.
   – Вам не холодно? – поинтересовался Лок, чем удостоился хмурого взгляда Жаклин. – А тебе не холодно?
   – Если ты интересуешься искренне, а не для того, чтобы отвести мои подозрения, то нет, не холодно, – прочеканила она, останавливаясь рядом со служанкой. – И все же, тебе придется признать, что твоя теория не работает. Ты, так или иначе, обращаешь внимание на других женщин.
   – Но это вовсе не означает измену!
   – Я специалист в области человеческих отношений. Совсем небольшой, поэтому не представляю, что значит измена. И все же то, что ты демонстрируешь, не может ей не быть. Вы как считаете? – обратилась к девушке она. – Он с вами заигрывает?
   – Ну, я не знаю, – растерялась служанка. – Я не могу судить.
   – Да бросьте, я ведь с вами заигрывал! – протянул юноша. – Неужели вы не заметили?
   – Если честно… – неловко улыбнулась она, перебирая связку ключей закоченевшими пальцами.
   Казалось, она вообще не вникала в их разговор.
   – Даже я поняла, что этот молодой человек имел в виду совокупление.
   – Да о каком совокуплении идет речь, Жаклин? – покраснел аспирант, потирая лоб. – Совокупление не имеет ничего общего с элементарным общением. Разве не видишь, какая огромная между ними пропасть?
   Служанка толкнула дверь и убрала связку в кошелек на поясе.
   – Прошу, – отошла от проема она.
   – Благодарствую, – улыбнулся Лок, протискиваясь мимо нее. – Неужели вы и правда не заметили того, что я с вами заигрывал? Какой запах! – воскликнул он, делая шаг назад.
   Жаклин согласно кивнула и зажгла свет. Комната напоминала картонный коробок для пойманного насекомого. Из мебели только диван и столик, из техники – холодильник. Диван был не свободен. Из-под одеяла виднелись густые седеющие волосы со снимка.
   – Жаклин Врана, полиция, – окликнула мужчину следователь.
   Но тот не отозвался.
   Тогда девушка ударила его носком сапога. Лок протянул руку, но тут же приложил ее ко лбу и отвернулся. Запах гниения впитался в стены и ткани. Уборщица его не вынесла и поспешила вернуться на лестничную площадку.
   – Адвокат не может быть глухим, верно? – тяжело вздохнула Жаклин.
   После чего присела и коснулась одеяла рукой в перчатке. Под ним скрывалось лицо, потерявшее всякую форму.

Глава 10

   Виктор постукивал по столу пустой чашкой, намекая Соне о ее обязанностях. Когда он что-то не получал вовремя, настроение его заметно ухудшалось. Он становился невыносимо нервным и нападал на первого встречного.
   – Что мы имеем в итоге? – обратился ко всем Виктор, не переставая раскачиваться на стуле. – Ни черта мы не имеем! – ответил себе он. – Мы всегда на шаг позади.
   – Но это неплохо, если учесть, что неделей ранее мы не успевали на километр, – вставил аспирант, но тут же понял, что сболтнул лишнего.
   – Он просто нами манипулирует, – продолжал Виктор. – У него все расписано, а мы всего лишь часть этого представления.
   – Те, кто оставляет улики, желает быть пойманным, верно? – задумчиво спросила Жаклин.
   – Милая, у тебя кровь носом идет, – заметила Соня, подступая к Жаклин.
   С девушкой такое происходило весьма часто. Причем сама она этого не замечала. Кровь стекала по губам, подбородку и капала на белый воротник рубашки.
   – Подожди секунду, – заметалась точно курица-наседка Соня. – Вот держи, – протянула смоченные спиртным ватные тампоны она.
   Жаклин бросила беглый взгляд в сторону Уве. Тот перебирал бумаги, покачиваясь на стуле, но не подобно Виктору, а лениво и медленно, будто не имел отношения ко всему происходящему. Время от времени он поглядывал на коллег исподлобья. Он наверняка заметил кровь на ее лице, но впервые не сказал об этом. Жаклин оскорбленно нахмурилась и принялась размазывать влагу по лицу ему назло. Она знала, как не любил неряшливость мужчина. Однако в этот раз он даже виду не подал.
   – Нет-нет, – снова подскочила Соня с влажной салфеткой наготове. – Лучше я.
   Жаклин все это время не отрывала обиженного детского взгляда от Уве. Зазвонил телефон конторы. Равнодушным никто не остался.
   – Может, из базы? – предположила Соня, снимая трубку. – Криминальный отдел.
   – Мне нужно с кем-нибудь… – отозвался пожилой мужчина, голос его заметно дрожал. – Та молодая девушка… Они оставили мне номер…
   – Кто это? – поморщился Виктор, постукивая кулаком.
   – Не знаю, – скривилась она и вернула трубку к уху. – Назовитесь.
   – Мое имя Питер. Питер Стетфорд. Мне сказали, что я могу обратиться…
   – Питер Стетфорд, – передала коллегам она.
   Жаклин вырвала трубку из руки женщины и заговорила простуженным голосом:
   – Слушаю, миздер Стетворд.
   – Это вы та девушка? – неуверенно спросил он.
   – Какая имедо?
   – Та, что забрала меня вчера из клиники.
   – Да, навердое. Что-то случилось?
   – Мистер Стетфорд? – привстал аспирант. – Включи громкую связь!
   Но Жаклин его просьбу проигнорировала. Она пыталась прислушаться к еле различимому писку мужчины.
   – Мне кажется… Мне кажется, здесь кто-то есть, – перешел на шепот он. – В моем доме. Кто-то меня преследует. Это я уже давно чувствую, но сегодня слишком отчетливо. Этот кто-то следит за каждым моим действием.
   – Буду через пятнадцать мидут, – бегло бросила она и положила трубку.
   – Может, хочешь рассказать нам? – раскинул руки Виктор, когда Жаклин уже было подошла к входной двери.

   На месте Жаклин оказалась действительно через пятнадцать минут. Причем в них она внесла время, затраченное на автомат с кофе в отделе на первом этаже. Оружие она приготовила уже в автомобиле. На ее звонок старик откликнулся нескоро. Девушка начала волноваться и собиралась перелезть через ворота, но мистер Стетфорд показался в дверях пентхауса на прежнем кресле. Ехал он чрезвычайно медленно, перебирая колеса с большим трудом и тяжело дыша.
   – С вашими деньгами вы могли бы позволить себе автоматическое, – заметила Жаклин.
   Мистер Стетфорд тепло ей улыбнулся. Никакой тревоги на его лице не отпечаталось.
   – Мог бы, но на себе привык экономить, – подъехал к воротам и дернул рычаг он.
   Заскрипели железные балки, двери разъехались со скоростью хозяина.
   – Не похоже, чтобы вы сильно волновались, – ступила на его участок девушка. – По телефону вы звучали куда менее уверенно.
   – Раньше я действительно волновался за жизнь больше, – улыбнулся старик и повел девушку в сторону стеклянных дверей. – Скупал самые дорогие препараты, ездил на самые дорогие курорты. Но не упрекните меня в эгоизме, расточительстве или в чем-то подобном. Просто я слишком сильно любил свою жену. Мою девочку.
   – Ей было за сорок. Она уже не девочка, – справедливо заметила Жаклин.
   Старик хрипло рассмеялся, и глаза его при этом сузились и покрылись плотными морщинами.
   – Я сразу понял, что вы очень прямолинейна. Хотите кофе с горячим мороженым?
   – Не откажусь. От кофе. А мороженое оставьте при себе.
   Мужчина снова рассмеялся, махнул на кресло против камина и поехал на кухню, объединенную общим залом.
   Раздался щелчок и писк, загорелись красным лампочки на потолке.
   – Я бы не советовал, – предупредил хозяин. – Через десять секунд сработает пожарная сигнализация, и вас окатит ледяной водой с ног до головы. В моем доме курящих с роду не было, поэтому такое мы во время ремонта не предусматривали.
   – Досадно, – убрала пачку Жаклин.
   – Судя по цвету кожи и зубов, вы курите слишком много, – печально заметил старик. – Вы вся как будто из бумаги сделана. Словно порветесь, если до вас дотронуться.
   – Зачем до меня дотрагиваться? – нахмурилась девушка.
   – В двадцать четыре я резко разбогател, – снова заговорил мужчина, нарезая огромный торт ножом для резки мяса. Не думайте, что мне помогла спина отца, но и без помощи, признаю, не обошлось. Просто я помог развить его идею. Причем так, что поднял его акции втрое.
   – Вы собираетесь рассказать свою биографию? – поморщилась девушка.
   – А еще через два года он умер от остановки сердца, – беззаботно продолжал он. – Отец, кстати, тоже много курил и употреблял кофе литрами. Впрочем, как и моя жена. Анника появилась в моей жизни в тот момент, когда я вовсе не думал о семье. Ей только исполнилось двадцать два. Она окончила институт, и ей часто отказывали в приличной работе. Тогда она отчаялась и устроилась к нам секретарем. Занималась всякой мелкой работой. Разносила кофе, распечатывала бумаги.
   Мужчина поджег верхний слой торта голубым пламенем из горелки. Сливки загорелись на пару секунд и равномерно растеклись по слою бисквита. Сигнализация пискнула, но тут же успокоилась. К этому времени подоспел и кофе. Автоматическая кофемашина сделала два высоких стакана с плотной пеной. Напевая, мужчина сложил тарелки с чашками и приборами на поднос и опустил на колени. После чего выехал из кухни в холл и остановился рядом с диваном, на котором ждала девушка.
   Жаклин недоверчиво потыкала бисквит ложкой. Светлый крем и шоколад смешались в одну вызывающую нехорошие ассоциации массу, однако на вкус оказались сносными.
   – Вы ведь понимаете, что пробую я его только приличия ради? – строго сообщила она и приступила к напитку.
   – В тот день во всем здании остались только мы с ней, – продолжал старик.
   – Умоляю, вы собираетесь продолжать?
   – Я требовал кофе каждые несколько минут. С моим сердцем мне его пить вообще запрещено. В одну секунду мое сердце резко замедлилось и остановилось. Я даже почувствовал, как это произошло. Резкий скачок, и я уже на полу, без сознания. Она ругала мою неосторожность, вызывала скорую и пыталась сделать искусственное дыхание сама. В общем, я подумал, что без нее мне просто не протянуть ни минуты, и через месяц мы поженились. Я бы и раньше ей предложил, но она была очень приличной и не хотела спешить. А может, сомневалась в чистоте моих намерений, не знаю. Я заставил ее уволиться, и с тех пор она не работала ни дня.
   – Пирог я больше не хочу, – отставила тарелку Жаклин. – Столько сахара мне поглощать запрещено.
   Жаклин замерла. По залу проскользнула тень. Девушка вынула пистолет и осмотрелась.
   – Оставайтесь здесь, – приказала она.
   С заднего двора доносилась классическая музыка. Следователь пробежала несколько метров и резко остановилась: кто-то включил подсветку бассейна. Она тихо выругалась и вернулась назад. Жаклин заметила чье-то худосочную фигуру и побежала за ней, стреляя в воздух.
   Раздался ответный выстрел. Пуля пролетела в дюйме от ее лица, и девушка прислонилась к стене, прижимая оружие к груди. Она понимала, что долго задерживаться вне дома не стоило, и возобновила быстрый шаг. Следующий выстрел она уже ощутила: выстрел пришелся по коленной чашечке. Волна боли пронеслась по ее телу. Идти дальше Жаклин не могла. Последнее, что она видела, прежде чем потерять сознание, лицо убегающего мужчины. Оно застыло в ее памяти. Рыхлое, изъеденное полосами морщин, с огромным вытянутым ртом и пухлыми губами. Словно дешевая карнавальная маска. Мужчина обернулся лишь на мгновение, а затем скрылся в дверях. Жаклин лишилась сознания, когда раздался очередной выстрел. На этот раз последний.

   ***

   В себя Жаклин пришла только на следующий день. Она села в постели и, ослепленная чистотой клиники, часто моргала. Из вены на внутренней стороне запястья вилась трубка, в которую каплями стекал раствор из ампулы. В кресле рядом с ее кроватью спал Уве. Жаклин одновременно удивилась и обрадовалась его присутствию. Во сне среди прочего бреда она видела и его.
   Она вынула иглу и спустила ноги с кровати на ледяной пол. Правая была перебинтована тканью в багровых разводах. Жаклин сделала напор на левую и попыталась сделать шаг, но тут же упала. Уве дернулся и подскочил.
   – Что с ней? – забормотал с закрытыми глазами он.
   Девушка перевернулась на спину и потянулась к ножке кровати. Наконец, Уве открыл глаза и подскочил к ней с рукой помощи.
   – Что за черт? – тихо спросила она.
   – Должен признаться, это действительно плохо, – сообщил он, усаживая ее на место. – И это не шутки. На этот раз рана действительно серьезная.
   – Кость должна срастаться сама собой, иначе ты навсегда останешься инвалидом. Но в целом положение дерьмо. Нормально ходить ты не сможешь еще как минимум полгода.
   – А бегать?
   – Думаешь, если ходить не сможешь, то бегать будешь, как лань? – усмехнулся в своей манере Уве. – Тебя вообще хотят отстранить от работы.
   – Но не отстранили? – покрылась холодным потом она.
   – Мы сказали, что ты в основном головой работаешь, а она вроде как не задета. Вернее, задета, но с рождения, и ты как-то с этим мирилась все это время. Хочешь кофе?
   Уве исчез и вернулся через минуту с пластиковым стаканом.
   – Кофе здесь паршивый, сам пробовал, но другого нет. Можно, конечно, сходить в кафе через дорогу, но готовить там его будут минут двадцать.
   – Что с этим стариком? – поинтересовалась Жаклин, зная ответ заранее. – С Питером.
   – В него стреляли, – отпил из своего стакана мужчина. – Прямо в сердце и в упор.
   Жаклин кивнула, не решаясь задавать вопросов с еще более очевидным исходом.
   – Тебе следовало взять с собой подкрепление. Одна бы ты не справилась. Ты видела того, кто?..
   – Да, я его видела.
   – Вот оно что?.. – протянул Уве. – Значит, сможешь составить фотопортрет.
   – Смогу, – уверенно кивнула Жаклин. – И все же сомневаюсь, что компьютер сможет выдать такого урода.
   – Он был… с дефектами? – осторожно спросил мужчина.
   – Уродом, говорю же. Такими лицами пугают непослушных детей в цирке.
   – Что ж, – хлопнул по коленям он, – было приятно тебя увидеть. Возвращайся в участок, как только почувствуешь улучшение.
   – Я поеду прямо сейчас, – настояла Жаклин. – Мне же нужно составить фоторобот. А после вернусь домой к Питеру и обследую место преступления.
   – Не стоит, Жаклин, – нехотя выдавил Уве. – Я не должен этого говорить, но… Ты знаешь, как это бывает.
   – На работе мы тебя отвадили, но вот от задания ты все же отстранена.
   – Сколько раз меня отстраняли? – поморщилась она. – Это никогда не имело никаких последствий. И с какой стати они отстраняют того, кто не имеет отношения к полиции?
   – Ты служишь вот уже больше десяти лет.
   – Может быть, ты, наконец, объяснишь, почему мое удостоверение – подделка? Ты ведь сам мне его сделал.
   – И что с того? – спокойно ответил Уве. – В противном случае ты бы осталась без работы. Мы с Отто решили, что так будет лучше. Он был твоим наставником, и после его смерти эта обязанность пала на меня. Можешь заниматься этим делом на своей основе, и я ничего об этом сообщать не стану, – поднялся он.
   – Труп ведь уже осмотрели, поэтому я уже ничего не успею.
   – Верно, – спохватился мужчина, вынимая бумагу из внутреннего кармана куртки. – Это вместо снимка.
   Она поднесла бумагу к носу и принюхалась к буквам выскобленными красными чернилами.

   «Это сделал я».

   – Кровь? – нерешительно спросила она. – Следует отдать на экспертизу.
   – Уже отдали. Ничего особенного. Вторая, резус-фактор положительный. О чем это может сказать?
   – О том, что у него не все в порядке с головой.
   – А у кого из нас в порядке? – усмехнулся мужчина. – Это круг подозреваемых не сужает ни на дюйм.
   – Разве у нас имеются подозреваемые?
   – Твоя машина в участке, но я могу сам тебя подбросить, – пропустил ее комментарий Уве.
   – Хорошо, – кивнула она, стягивая больничную сорочку и полностью оголяясь.
   – Кажется, тебя совершенно не смущает то, что я по-прежнему здесь.
   – Но ведь ты не настроен на межполовую связь со мной.
   Уве хотел было что-то сказать, но вместо этого махнул и вышел за дверь, бросив:
   – Жду на выходе. У тебя пять минут.
   Жаклин справилась за гораздо меньшее время. Тяжелее всего ей давалась ходьба. Она слишком заметно хромала, и каждый шаг отдавался ударом тока по всему телу. Волнение заставило ее курить без пауз. Антипожарная система на этот раз не ждала двадцати секунд и сработала сразу. Однако к моменту, когда палату обдало водой, Жаклин ее покинула и курила в коридоре в сопровождении старшего коллеги.
   – По-моему, здесь курить нельзя, – заметил он.
   – Кто сказал? – оглянулась на двери палат Жаклин. – Я должна догадаться о том, что мне делать нельзя?
   Сестра в холле, подавшая бумаги на выписку, поразилась поведению девушки настолько, что даже не смогла предъявить претензии вслух.
   – В первую очередь поедем в участок, – предупредил Уве.
   – В таком случае я заберу машину и поеду на место преступления одна.
   – Не забывай, что ты отстранена от дела.
   Жаклин вернула бумаги с ручкой сестре.
   – Тебе следует купить что-нибудь для поддержки. Здесь неподалеку есть хорошая аптека. Тебе помочь? – подал руку девушке он, когда та пыталась забраться в машину.
   Жаклин не любила, когда вмешивались в ее самостоятельность. Все детство она стремилась доказать, что вполне способна обходиться без взрослых родственников. Переехав на новую квартиру в пятнадцать, она училась сама обустраивать свой быт и принималась за любую работу. Если бы она позволила себе отчаяться, заплакать или опустить руки, то просто бы не выжила. Поэтому и теперь закидывала ноги в высокий салон полицейского автомобиля, тяжело дыша и кривясь от боли, но от помощи отказалась. Уве доставляло удовольствие наблюдать за ее, как ему казалось, детским максимализмом и какой-то игрой во взрослую особь мужского пола.
   Он дождался, пока Жаклин пристегнется, и поехал по привычке медленно, соблюдая все дорожные правила. Его манера вождения девушку раздражала, поэтому ездила на задания она с ним редко.
   В аптеке они подобрали деревянный костыль с металлической ручкой. Платить пришлось Уве, потому как девушка свою карту оставила. Кроме того, мужчина заплатил за весьма дорогие медикаменты, которые ей выписали.
   – Тебе придется остановиться у моего дома, чтобы я сняла деньги, – убежденно заявила она у выхода.
   – Это подарок, – спокойно сказал он.
   – Я не люблю подарков, – гневно выпалила Жаклин, стукнув палкой о бордюр.
   – Твой дом в совершенно другой стороне, и я не собираюсь давать такие петли из-за одного твоего феминистического каприза.
   – Феминистического? – морщилась она, нехотя пристегиваясь. – С чего бы это вдруг?
   – Ты даже пахнешь, как мужчина. Это, – принюхался к ней Уве, – мужской одеколон?
   – Наверное, – растерялась Жаклин, не отрывая взгляда от лобового стекла. – Какая разница? Тем более что мужских гормонов во мне гораздо больше, и если хочешь знать, женские физиологические процессы всегда обходили меня стороной.
   Уве тяжело вздохнул и выбрал место на парковке в участке.
   – Понимаю, что в твоем воспитании женщина роли никакой не играла. Но ты всегда могла обратиться к Отто или ко мне. Мы не профессионалы, но в любом случае взрослые люди, поэтому имеем представление о любом процессе человеческого организма. Поэтому что бы ни произошло – что угодно – не стесняйся обращаться с вопросами ко мне, понятно?
   – Меня еще опросят? – толкнула автомобильную дверь она.
   – Разумеется, – последовал за ней в участок Уве. – Поэтому сначала поделись информацией со мной как с близким коллегой и сотрудником.
   – У старика серьезные проблемы со здоровьем. Особенно с сердцем, – вспоминала Жаклин, вызывая лифт.
   – Сердце? – нахмурился он. – Ты серьезно?
   – Разве Лок не упомянул об этом в отчете?
   – А почему, собственно, мальчик обязан писать все отчеты за тебя?
   – Потому что работать со мной – и так большая честь.
   – Скромностью ты никогда не обладала, – усмехнулся он. – Так что с сердцем?
   – У многих пожилых людей с ним проблемы, ничего удивительного. Просто у него они начались довольно рано.
   – Его убили выстрелом в сердце, – возбужденно заметил он.
   – Да, как и его жену. Правда, предварительно примотав к дереву и устроив локальный фейерверк.
   – Я опустил подробности его кончины, но здесь фантазия убийцы не менее яркая, поверь.
   – А ведь они, между прочим, супруги. Первая пара, связанная между собой. Ранее мы имели дело с людьми, которые друг друга даже не знали. А этих двоих убили похожим образом. Питеру сердце тоже вырезали?
   Уве задумчиво кивнул, закусив большой палец, и покинул лифт первым.
   – Как мы и думали, это какой-то ритуал, – рассуждала вслух Жаклин. – Но не религиозный. Здесь мотивы личные. Убийца мстит. Он предсказуем и следует своим принципам. Значит, психическое здоровье у него шаткое.
   – На этот раз он не оставил фотографии следующей жертвы.
   – Видимо, для него было очень важно избавиться именно от этого человека. Ведь он не замкнул круг. Было бы весьма логично, если бы он, скажем, вложил фотографию первой жертвы.
   – Жены Питера? В таком случае Питер должен был сам ее убить, а это абсурд.
   – Не думаю, что он руководствовался каким-то особым порядком, но своя стратегия в этом есть, – не могла не остановиться у кофейного автомата Жаклин. – Он старательно изучал жертв. Только вспомни, когда был убит первый в его списке претендент. Более четырех месяцев назад. Значит, до этого случилось то, что связало жизнь всех этих людей. Какое-то событие, в котором они все вместе приняли участие. Еще одна деталь: адвокат сменил номерные знаки четыре с половиной месяца назад. Смерти тянутся именно с того периода.
   – События кружатся вокруг Аксела Нома, и нам следует копнуть о нем поглубже.
   – Предлагаешь вскрыть и его могилу? – нахмурилась Жаклин.
   – Изучить получше, я имел в виду, – перевел мужчина.
   – А разве вы еще не изучили?
   – Под «вы» ты кого имеешь в виду?
   – Отдел информации, – начала злиться она. – Какого дьявола они вообще там делают?
   – Вот здесь позволю не согласиться, – защитил коллег Уве. – Они рассмотрели все его дела, даже самые незначительные. Его карьера идеальна. Ни одной прорехи. Он закрыл все, чем занимался на тот момент, а новые дела получал уже после переезда.
   – Нас не его работа интересует, а жизнь. Он пытался что-то скрыть.
   – Грабеж и убийство?
   – Вспомни подписи под каждым снимком. Их обвиняли в убийстве. Кто-то один был свидетелем убийства другого всеми этими людьми.
   – Скажи, как мог убить этот слепой? – улыбнулся Уве, заглядывая в кабинеты коллег. – Или эта старуха?
   – Но каким образом оказались на снимке его отпечатки?
   – За полгода можно достать отпечатки любого, даже президента. В конце концов, мальчик отсидел свой срок перед смертью, если тебя беспокоят проблемы морали и совести. Фоторобот значительно облегчит наши поиски, – толкнул дверь в компьютерный кабинет он.

   На составление фоторобота у Жаклин ушло чуть более двадцати минут. Больше всего времени было потрачено на рисовку рта, искривленного шрамами, огромного и без преувеличения уродливого.
   – Это ты его видела? – скривился Уве. – Не завидую.
   – Ты случайно сознание не потеряла до того, как он в тебя стрелял? – усмехнулся Рик Смол, художник из отдела информации. Его красивое лицо постоянно морщилось и неприятно ухмылялось.
   – Если я вам больше не нужна, – набросила пальто на плечи она и подскочила к двери, но вспомнила о боли в ноге и приняла костыль из рук коллеги.
   – Тебя подвезти? – обернулся Уве.
   – Если за рулем будешь ты, мы не доедем до следующего утра.
   – Справедливо, – поджал губы он.
   – Одну из копий бросьте Тоби.
   Рик прокашлялся. Упоминание Тоби сотрудников отдела информации раздражало и смущало.
   – Тоби меняет аккаунт каждую неделю, – вступился за коллегу Уве, чувствуя напряжение с его стороны.
   – Хотите сказать, у вас не получится его разузнать? – подстегнула коллегу Жаклин. – Мы ведь знаем его конкретный адрес.
   – Конечно, знаем, он находится под нашим контролем, – согласился мужчина. – Но под опеку его никто брать не хотел.
   – Так давайте я стану его опекуном, – спокойно предложила девушка.
   – Ты сама находишься под опекой, – напомнил Уве.
   – Я и так несу постоянную за него ответственность. Кстати, можете бросить к нему поисковую охрану.
   – Ты так просто его сдаешь? – рассмеялся Рик.
   – А почему нет? Я же за него в ответе.
   – Тоби парень исключительно умный, но если продолжит прежний образ жизни, долго не протянет, учти, – пригрозил пальцем Уве. – Я испытываю безграничное тепло к этому мальчику. Мы вместе его отыскали, не забывай. И все же я за него беспокоюсь. У него вообще деньги сейчас имеются? Насколько я помню, он работать никогда не любил.
   – Неужели у него нет никаких интересов, кроме как подворовывать и крутить косяки? – снова усмехнулся Рик.
   – У него светлая голова, – защитил мальчика Уве. – И, уверен, много талантов, помимо того, что ты сейчас назвал. Просто он не умеет их выгодно вложить.
   – Это сейчас было оскорбление? – остановилась над Риком девушка и опустила серьезный взгляд.
   – Тебя злит, что какой-то отморозок работает лучше целого отдела профессионалов?.
   За своих близких она могла постоять без труда. Чаще всего перед сотрудниками отдела информации. Задевать девушку и ее знакомых доставляло им особое удовольствие.
   – Хотя о каких профессионалах в таком случае идет речь? – продолжала она, не отводя гневного взгляда.
   – О тех, кто, по крайней мере, получил подтверждающий это сертификат.
   – Прекрати, Рик, – посоветовал Уве. – Иначе вступлю я.
   – Ну конечно, – отвернулся к монитору он и добавил чуть тише: – Вы ведь всегда на стороне этой умалишенной.
   – Защищая подобных ей, вы сами теряете позиции. Сколько дел за последние годы вы раскрыли?
   – Рик, – окликнула его девушка.
   – Что, Ганс? – искривился в насмешке он и лениво обернулся, но получил удар такой силы, что голова автоматически приняла прежнее положение. – Тварь, что ты сделала? – потер окровавленный нос рукавом он.
   Жаклин обратилась вопросительным взглядом к старшему коллеге и получила одобрительный кивок. После чего размяла руку и поспешила к двери, ковыляя и болезненно одергиваясь.
   – Не забудь отправить фоторобот на почту Тоби, – бросила на прощание она.
   – Можешь захватить Лока, – посоветовал еще не отсмеявшийся Уве.

   Но Жаклин все же рискнула сесть за руль сама, о чем впоследствии сильно пожалела. Проехать ей удалось только пять метров. Причем затормозила она экстренно, оказавшись в сантиметре от бетонной стены. Вызвать на задание аспиранта было не худшей идеей, согласилась она, вынимая сотовый. Лок откликнулся моментально. Буквально через минуту он сидел рядом с ней с двумя огромными стаканами кофе, возбужденный и сказочно счастливый.
   – Всегда готов, инспектор, – отдал честь он, прилежно пристегиваясь и подгоняя зеркала под свои параметры.
   – При другом раскладе я бы тебя ни за что не взяла, – тускло отозвалась она.
   – А как же командный дух? – задал свой любимый вопрос он.
   – На кой черт он мне сдался? И вообще, о какой команде идет речь, если меня отстранили?
   – Я был на твоей стороне, помни, – покачал пальцем прямо перед ее носом он. – Даже сходил к начальству и отчитался за тебя перед ними вместе с Уве.
   – Очень любезно с вашей стороны, но позиции моей это не изменило.
   – Я навещал тебя в больнице, но потом меня вызвали.
   – У-у-у, – без эмоций протянула она.
   – Отстранили тебя, если хочешь знать, из-за того, что ты не взяла напарника. Будь рядом я…
   – Он бы и тебя застрелил, – закончила Жаклин.
   – Я прекрасно умею стрелять.
   – А я идеально, и все же он попал в меня первый, – отвернулась к окну она и задала вопрос, который держался в ее голове вот уже десять лет, но который она либо забывала, либо не решалась задать. – Кто такой Ганс?
   – Ганс? – сделал вид, будто не понимает, Лок. – Это твой знакомый?
   – Это я у тебя хочу узнать. Выходит, что скорее твой, потому что Гансом называют меня, и ты уже об этом говорил.
   – Ах, Ганс… – протянул он с неловким смешком. – Первый раз слышу.
   – Правда? – обернулась Жаклин.
   – Ну… Может быть, я и слышал нечто подобное в отделе информации, но не знал, что это значит.
   – Это что-то значит?
   Лок почувствовал жалость к девушке, и скрывать правду становилось труднее.
   – Я полагаю – но это всего лишь предположение, что это в честь какого-нибудь персонажа, – аккуратно фильтровал фразы он.
   – Может, какой-нибудь немецкой сказки. Имя ведь традиционно немецкое.
   – Сказки, – задумалась она.
   – Ты ведь читала сказки в детстве?
   – Нет, нам их читала мама, – искренне ответила она.
   – Нам? Ты в семье не одна?
   – У меня есть сестра.
   – Надо же. Мы действительно о тебе многого не знаем. Вернее, мы о тебе ничего не знаем.
   – Я о тебе, например, тоже ничего не знаю. Вообще ни о ком из вас.
   – Потому что не интересуешься. А это не очень-то и вежливо. Не здороваться тоже невежливо. Ты, например, никогда не здороваешься. В нашем отделе к этому привыкли, но ведь другие тебя знают не так хорошо.
   Жаклин задумчиво молчала, и Локу пришлось привлечь ее внимание.
   – Иногда ты чересчур откровенна, а иногда невыносимо закрыта. Я узнаю, с кем и в какой позе ты спала прошлой ночью, но не имею понятия, кем были твои родители. Если ты не будешь раскрывать этих вещей, то на чем строить диалог? Мы же не можем найти общих точек соприкосновений. Давай сделаем так? – воодушевился юноша. – Я обменяю факт своей биографии на твой, договорились? Я родился в Германии, в Берлине, на севере. Мой отец американец…
   – Мы ведь не убийство твое раскрываем. Пока что ты жив, и факты мне ни к чему.
   – Хорошо, – успокоился и выдохнул он. – Скажи честно. Я просто проверяю. Ты ведь не раз лежала в психологических учреждениях здесь и в других странах?
   – Ты употребил слово «ведь», а оно предполагает заведомо положительный ответ.
   – Хорошо, тогда утверждение. Ты лежала в клиниках. Я это знаю. Все это знают. Каким-то образом это просочилось в общественные круги, как бы ни старались Отто или Уве. Какие диагнозы тебе там ставили?
   – Разные? – отодвинулась Жаклин.
   – Может быть, это как-то поможет отнести тебя к определенному классу людей.
   – Не надо меня никуда относить, я не люблю общественные собрания. Социопатию, обсессивно-компульсивное расстройство, шизофрению, аутизм, всевозможные синдромы. Всего и не вспомнишь, – потерла лоб Жаклин.
   – Синдром Аспергера в этом списке был?
   – Мне много чего ставили, но Отто всегда говорил, что верить во всю эту чушь не стоит.
   – Это верно. В случае с шизофренией они немного переусердствовали.
   – Ее мне поставили еще в шестнадцать. Этих специалистов смутило то, что я предпочитаю одиночество большим скоплениям народа.
   – Да, это, конечно, все решает, – усмехнулся Лок, дергая головой. – В таком случае дерьмо они, а не специалисты.
   Жаклин почти улыбнулась.
   – Кажется, это тот самый дом, – кивнул на стеклянный особняк юноша и принялся искать место для парковки.
   Дом был окружен полицейской лентой, а место преступления огорожено железными опорами. Лок показал удостоверение караулящему патрулю и провел девушку внутрь. Жаклин интересовала комната покойника, особенно личные вещи. Она поднялась на второй этаж, оставляя Лока на страже внизу, осмотрела ванную и спальню. Полки, шкафчики и прикроватные столики ломились от многообразия таблеток. Некоторые из них Жаклин узнала. Сердечные препараты она принимала и сама. Стол в кабинете был завален выписками из клиник и санаториев. Видимо, последние годы жизни владелец особняка посвятил исключительно лечению. Все проекты были оставлены и свернуты. Бесконечные счета и путевки строили на столе целые горы, корзины были забиты купонами и вырезками о курортах.
   Жаклин вытрясла мусорное ведро, опустилась на пол и принялась рыться в бумагах: заключениях врачей, обследований и операций. Одна из последних действительно серьезная: пересадка чужого сердца. Об этом Питер не упоминал. Выписку Жаклин разгладила и аккуратно сложила. Она вспомнила о том, что сердце после убийства у старика изъяли, но, как оказалось, орган этот принадлежал вовсе не ему. Потоптавшись в кабинете еще десять минут и не заметив ничего примечательного, Жаклин спустилась на первый этаж и вернулась к автомобилю.
   – Это клиника, в которой лечили меня? – протянула выписку уже в машине она.
   – Да, Питера мы тоже, кстати, забирали оттуда, если не забыла, – запустил двигатель напарник. – Не против, если я все-таки включу радио? Ехать придется на другой конец города, и если учитывать, какой интересный и содержательный диалог с тобой можно завязать…
   Жаклин молчала, и Лок понял, что разговор окончен.
   Сестра на входе осталась прежняя. Она поинтересовалась, не забыла ли чего девушка.
   – Жаклин Врана, полиция, – показала удостоверение свободной рукой та.
   – Я знаю, – вежливо и растерянно улыбнулась сестра. – Так вы что-то забыли?
   – Питер Стетфорд у вас числился?
   – Минуту, – обратилась к монитору она. – Да, это наш пациент.
   – В последний раз ему делали операцию на сердце. Есть информация о том, чье именно сердце ему пересадили?
   – Об этом вы можете поговорить с хирургом, который проводил операцию. Доктор Яспер Канин сейчас занят. Освободится через тридцать минут.
   – И мы должны ждать?
   – Да, сожалею, но вам придется ждать, – неловко улыбнулась она.
   – Чем он так занят?
   – Операцией по удалению опухоли.
   – И это не может подождать? – удивилась Жаклин. – У нас к нему серьезный разговор.
   – Но он… Ведь он проводит операцию на живом человеке, – испугалась девушка.
   – Значит, полчаса, – протянула Жаклин.
   – Сожалею, но таковы правила, – расслабилась та. – Можете подойти к его кабинету на втором этаже. В самом дальнем углу, сто пятьдесят седьмой. Яспер Канин.
   – С памятью у меня все в порядке, – бросила следователь и направилась к лифту.
   – Простите, – отчитался за нее перед сестрой Лок. – Мы можем пойти пешком. Не обязательно подниматься по лифту на один этаж. Тем более времени у нас еще немало.
   – Двадцать девять минут.
   – Да, двадцать восемь и тридцать секунд, – усмехнулся ее педантичности Лок.
   – Правда? – обернулась она.
   – Правда, – был вынужден признать шутку за правду тот. – Поднимемся на лифте.
   Кабинет Яспера Канина оказался незапертым, и Жаклин не видела ничего предосудительного в том, чтобы зайти внутрь и внимательно его изучить. Лок часто оглядывался и периодически выглядывал за дверь. Девушка хлопала шкафчиками, разблокировала и распотрошила компьютер.
   Доктор вошел в свой кабинет, чувствуя себя гостем. Мужчина средних лет, выглядел он словно телеведущий.
   – Простите? – застыл в дверях он, смотря на то, как роется в его бумагах девушка.
   – Жаклин Врана, полиция, – бросила она, не подымая глаз.
   – И значит, вам положено все, что душе вздумается? – улыбнулся он.
   Она задумалась и кивнула.
   – Пожалуй, что да.
   – В таком случае я сяду на кушетку с вашего позволения.
   Он опустил бумаги на стол, налил кипятка из чайника и опустился на диван рядом с окном.
   – Как ваша нога? Операция была довольно тяжелой, но прошла успешно.
   Жаклин вспомнила, что уже слышала имя врача от Уве.
   – Хотелось бы лучшего. Хорошо выглядите, – наконец, подняла на него глаза Жаклин.
   – Спасибо, я не курю и люблю, когда все подчиняется определенному распорядку.
   – Вы не женаты?
   – Женат, и у меня двое детей.
   – Тогда зачем вам выглядеть хорошо?
   – Вы в чем-то меня подозреваете? – одновременно нахмурился и улыбнулся он.
   – Меня вообще не интересует ваша персона. Единственный, кто меня беспокоит, так это человек, в которого стреляли прошлым вечером. Его имя Питер Стетфорд. Вы делали ему операцию на сердце чуть более четырех месяцев назад. Припоминаете такое?
   – В этом году операций на сердце прошло четыре, – потер подбородок он. – Три из них мужчинам. Среди мужчин это более частое явление. Наверное, их недолюбливают. Питер Стетфорд… Какого рода эта операция?
   – По пересадке сердца.
   – Да, кажется, вспомнил, – закивал мужчина. – Пациента и эту истеричную особу, его жену. Она постоянно что-то кричала и пыталась нас в чем-то обвинить.
   – Помните донора?
   – Молодой человек. Лет двадцати пяти. Если хотите, могу посмотреть его имя. Все данные сохранены.
   – Он умер?
   – Ну разумеется, он же донор, – подошел к столу и нагнулся к монитору мужчина. – Позвольте, – взял из ее рук мышь он. – Его привезли уже в тяжелом состоянии. Кажется, с ним что-то случилось. В любом случае он был уже не жилец. Его родственница дала добро на пересадку. Мы получили ее письменное согласие. Оно тоже сохранилось. А вот и наш донор. Зовут его Вигго Скол. Двадцать шесть лет. Подождите минуту, поищу письмо его тетки. Это единственная родственница, до которой нам удалось достучаться.
   Доктор вынул бумагу из ящика и протянул следователю. Адрес был ей знаком. Этот дом для престарелых она посещала не так давно. Разрешение, сухое и лаконичное, подписанное дрожащей рукой старухи.

   «Я, Инга Ясперсон, родственница Вигго Скола, даю разрешение на отключение моего племянника от системы жизнеобеспечения, а также на пересадку его сердца пациенту Питеру Стетфорду.»

   – Инга Ясперсон, – протянула девушка. – Фру Ясперсон.
   – Та старуха, которую придушили в доме престарелых? – уточнил аспирант.
   – Кем она приходилась Вигго?
   – Воспитательницей, – ответил доктор. – Насколько я понял, она заботилась о нем в детстве. Родителей у мальчика не было. Родственные связи у них довольно далекие, судя по фамилиям. Она выделила деньги на то, чтобы обеспечить его местом на кладбище. По всей видимости, старуха не бедствовала. Хотя и не особо щедра.
   – Вы сказали, Вигго к вам прибыл уже в тяжелом состоянии, – напомнила Жаклин.
   – Да, он попал в какую-то катастрофу. Можно сказать, он умер почти сразу. Однако его сердце дотянуло до того момента, когда прибыл Питер.
   – Удивительно, но в своем диалоге вы упоминаете только мертвецов. Едем на кладбище, – кивнула напарнику и вышла за дверь следователь.
   – Хочу напомнить, что сейчас почти девять, – осторожно начал он, догнав ее у лифта. – А значит, на кладбище мы прибудем в одиннадцатом часу. Гулять по такому месту ночью не самое приятное занятие.
   – Дело твое, а я еду прямо сейчас.
   Лок тяжело вздохнул и опустил руку в карман за ключами.

   ***

   Горела линия зажженных свечей в стеклянных стаканах. Лок дрожал от холода и какого-то мистического страха, но это не мешало ему говорить меньше. Он называл не только созвездия, ему были известны величины, отдаленность и характеристики. Жаклин к его словам сильно не прислушивалась.
   Обращаться пришлось к тому же рабочему, что помог следователям и в предыдущий раз. Во второй раз ее просьба ошеломила его не сильно, однако время суток, в которое было необходимо произвести раскопки, не могло не смутить.
   Так или иначе, кладбище пришлось потревожить, а гробницу покойного вскрыть. За время раскопок Жаклин успела посетить могилу воспитателя и изучить портрет Вигго на плите. Она непроизвольно поежилась и схватила руку юноши.
   – Что с тобой? – перенял ее испуг аспирант.
   Она не могла забыть этого лица. С фотографии улыбался широкий рот мужчины, который стрелял в нее днем ранее. На секунду ей показалось, будто она сходит с ума.
   Рабочие подняли гроб на поверхность, и Жаклин сделала несколько резких шагов назад. Выглядела и вела себя она не так уверенно, как ранее.
   – Согласен, дело не из приятных, – понимающе кивнул рабочий. – Но если хотите, кто-нибудь из нас…
   – Нет, все вместе, – подошла вплотную к ящику она. – Нужно потянуть за крепежи с четырех сторон. Видимо, они прогнили.
   Гроб поднимали трое рабочих, и смотритель отступил, сочтя, что его помощь не требуется. Лок последовал его примеру.
   – Его не должно здесь быть, – предупредила девушка. – Тянем на три…
   Петли звонко лязгнули, лопнула одна из деревянных досок, провалился и осел на дне слой песка и грязи. Крышку подняли и отставили рядом. Любопытство заставило заглянуть внутрь даже пугливого Лока. Песок накрыл голову полусгнившего тела. Жаклин протянула руку в перчатке, тем самым заставив поморщиться всех своих помощников, и стряхнула крупицы с голубой кожи, испещренной лазейками насекомых. Несмотря на то, что ничего человеческого в существе не осталось, она узнала незнакомца с фотографии.
   Монофонный звонок заставил мужчин подскочить. Номер определить не удалось, но она знала, кто звонил в таких случаях.
   – Я нашел записи аварии, в которой участвовал адвокат, – сообщил Тоби.
   Во время работы его голос разительно отличался. Он как будто взрослел на два десятка лет.
   – Той самой, которая заставила сменить номерные знаки, а после бросить работу и переехать в пустыню.
   – На юг Швеции, – поправила Жаклин. – Он был участником аварии.
   – Да, в которой сбил мужчину.
   – Личность установить удалось?
   – Пока нет, но если хочешь, можешь приехать ко мне и посмотреть кино самолично. Кстати, спасибо за осмотр. Действует отрезвляюще. Повышает адреналин.
   – Все успел спрятать?
   – Разумеется, – улыбнулся в трубку он. – Тебя ждать?
   – Жди, – сбросила звонок она и махнула Локу. – Здесь все.

Глава 11

   Жаклин пересматривала видео длиной в десять секунд в течение двух часов. Все это время Тоби с Локом играли в карты на деньги. Аспирант проигрывал гораздо чаще и намеревался сворачивать, но желание отыграться каждый раз перевешивало.
   – Запись паршивая, – вспомнил о Жаклин мальчик. – Но это все, что удалось найти. Лучше качества пока нет. Высота и ракурс тоже не самые подходящие.
   – Эй, ты что сейчас сделал? – возмутился Лок. – Еще один такой жест, и я бросаю.
   – Ладно-ладно, – вскинул руки Тоби. – Но до этого я играл честно, клянусь!
   – Синее «Вольво» определенно то же, – игнорировала их девушка. – Номерной знак с такого расстояния рассмотреть непросто.
   – Кстати, в машине обнаружены следы героина, – вставил аспирант.
   – Это нас мало интересует. На этих кадрах отчетливо видно, что авария довольно крупная. Бампер помят, но вот на стоянке выжидал уже отремонтированный автомобиль.
   – Еще и с другим номерным знаком, – кивнул Тоби.
   – Значит, в первую очередь после аварии он поехал в салон, после чего сменил место жительства. Можно проверить, в каком салоне выдали этот номерной знак?
   – Легко, – поднялся с пола мальчик, оставляя карты на месте. – Поняла, что произошло?
   – Более чем. Только этого недостаточно. Можно сделать четче?
   – Я показываю первичный вариант. Уже частично видоизмененный. Поверхностная обработка. Если хочешь приличного результата, подожди еще несколько дней.
   – Через несколько дней будет Рождество, – напомнил Лок. – Вы действительно намерены работать?
   Его вопрос остался без внимания, и юноша продолжил самостоятельный диалог.
   – Я бы отметил его где-нибудь за границей. Думаю, в какой-нибудь жаркой стране, но в Европе. Может, в Греции. Я слышал, ты была в Греции, Жаклин.
   Он дождался слабого кивка и продолжил.
   – Пары дней вполне достаточно. К тому же на большее мне и не хватит. А Новый год хочется встретить, как полагается.
   Жаклин снова кивнула, и он понял, что мысли ее слишком далеки от отдыха.
   – С его тормозной системой что-то не в порядке. Он едет со скоростью в сто километров в час, что на данной дороге запрещено. И все же пешеход оказался на линии довольно давно и передвигался медленно, поэтому водитель мог его заметить и затормозить вовремя. Но не затормозил.
   – Вспомни о героине в его бардачке.
   – В его крови следов наркотиков не выявлено.
   – Я не испытываю трудностей с вождением даже во время самого большого прихода, – довольно закивал Тоби.
   – Крайне познавательно, – блекло отреагировала она. – Дело не в нем, а в неисправности автомобиля. Он пытается избежать столкновения, но скорость не снижает. Затем резко сворачивает и вылетает на обочину, где и сбивает человека. Не останавливаясь, едет дальше и пропадает из виду. Предположим, что мотор заглох по истечении топлива. Как бы он вернулся на место преступления и как объяснил свой побег?
   – Он просто решил залечь на дно, пока не утихнет, – кивнул Тоби. – Я всегда так делаю. Нет ничего эффективнее, поверьте мне.
   – И пешеход ведет себя довольно странно, – вернулась к записи Жаклин. Он ничего не предпринял, хотя видел, что машина останавливаться не собирается. Передвигается он, во всяком случае, слишком медленно.
   – В нашем деле замешан автомеханик, – напомнил ей аспирант. – Мы проверяли место его работы. Ничего примечательного.
   – С базы информации, говоришь, – повела бровью Жаклин.
   Лок демонстративно зевнул и повалился в кресло-мешок.
   – Этот бесконечный день когда-нибудь закончится?
   – Ты бы мог уйти еще днем.
   Юноша тяжело вздохнул и перевернулся набок.
   – Значит, следует проверить два салона. Сомневаюсь, что он обращался в один и тот же дважды. Приступай к поискам, – уступила место Тоби она. – Найдешь к утру. А чистых стаканов у тебя нет?
   Жаклин была готова подставить рот под клапан и получить ожог языка второй степени, только бы не мыть чужое.
   – Под раковиной лежат пластмассовые, – обернулся к монитору Тоби. – Вигго погиб в автомобильной аварии больше четырех месяцев назад. Убийца с места преступления скрылся. Его сердце спасло мужчину по имени Питер Стетфорд. Об этом написано больше, потому что Питер человек известный. Об исчезновении адвоката тоже немало информации. Кто-то даже проводил собственное расследование, правда, безуспешное.
   – С тебя адрес автомобильного салона, – повторила она, вынимая чашку из-под пресса. – А главное, постарайся найти что-нибудь о Вигго.
   – Как скажешь, – вернулся на пол Тоби.
   – О нет, я и так проиграл тебе все месячную зарплату, – отмахнулся Лок.
   – Да брось, я твоих денег не возьму. Я же вижу, что у тебя их нет.
   – Справедливо, – буркнул аспирант. – В следующий раз. А сегодня мне нужно побыть водителем еще какое-то время.

   ***

   Ванко встретил Жаклин, извиваясь у ее ног, забирался на плечо и спускался на руку несколько раз. Ворон даже не обратил внимания на свежие кроличьи тушки у нее за спиной. Вместо этого обнюхивал девушку, как собака, и рассматривал ее колено.
   Уснуть во время расследования Жаклин было сложно. Она провожала взглядом редкие машины и безостановочно думала. Она просто не умела затушить мусорный диалог внутри себя. Сигарета частично приструнила навязчивое давление мозга, но лишь частично.
   Прежде чем послушать новости, Жаклин набрала обжигающе горячую ванну и дождалась полного остывания. Все это время она разглядывала свое отражение и силилась вспомнить, откуда взялся уродливый шрам между лопаток. Стены беззастенчиво крошились и оставляли заметные полосы грязи на полу. После отъезда сестры квартира сильно изменилась. Вернулись прежние слои пустых стаканчиков и затушенные обо все подряд бычки. Она думала о том, чтобы очистить квартиру, но как-то отстраненно, будто строила планы на какую-то другую жизнь, где от нее ничего другого не требуется.
   Жаклин обмоталась единственным полотенцем с многочисленными дырками от пепла. Время от времени она пользовалась прачечной за углом, но полотенце относить всегда забывала. Ей хватало единичного экземпляра всего. Постельного белья, расчески, единственного стула и кресла. Она не знала цену вещам, но и тратиться на лишнее не любила. Могла купить слишком дорогие по меркам среднего жителя часы и забрать кушетку со свалки.
   Домашний телефон напоминал первые модели семидесятых-восьмидесятых годов. Удивительно, как на нем оказался автоответчик. Определять незнакомые номера он не умел, но Жаклин находила иные способы вычисления адресата. Она подключала безысходный аппарат к полицейскому датчику слежения и кабелем к программам на ноутбуке. Компьютер она меняла гораздо чаще. Как только модель устаревала, избавлялась от нее, несмотря на достаточную работоспособность. Причем избавлялась радикально: выбрасывала вместе с мусором в огромных черных мешках.
   Первый номер автоответчик проигнорировал, а значит, звонил незнакомец. Жаклин вообще редко звонили. В забитой ею электронной книге хранились только имена сестры и отдела.
   – Здравствуй, Жаклин, – сказал приятный голос знакомой ей женщины. – Это Ингрид. Я не стала звонить на твой рабочий телефон, потому что сочла это неприемлемым. Думаю, беспокоить тебя по-домашнему не так фатально. Я подумала, что тебе захочется попить моего кофе еще раз. Никаких принуждений. Я пойму, если ты откажешься. Ну, или не пойму. По тебе вообще сложно что-либо понять. Ты можешь просто сидеть рядом и молчать, глядя в окно. В общем, ты знаешь мой адрес. Приезжай в любое время.
   Жаклин попыталась вспомнить, что еще задолжала этой женщине и почему та не оставит ее в покое.
   Личную жизнь она не обсуждала, хотя и могла задать чересчур личный вопрос незнакомому человеку. Из-за этого некоторые считали ее безумной шлюхой. На самом же деле партнеров она меняла только по необходимости.
   Не дослушав сообщение до конца, она переключила на следующее. Этот номер аппарат из другого века определил.
   – Здравствуй, Жаки, – не своим голосом поздоровалась сестра. – Похороны назначены через неделю. Она просила… Позвони мне, пожалуйста. Я не могу рассказывать о таких вещах немой коробке. Понимаю, что и ты в ответ немногое скажешь, но по крайне мере…
   Жаклин сбросила сообщения и очистила список.
   После того, как родители развелись, девочки встречались редко – исключительно по праздникам. Первые годы они чувствовали себя в компании друг друга открыто. Они копили тайны, чтобы выдать их только друг другу. Некоторые вещи Софи скрывала даже от матери, но не от Жаклин.
   Со временем пропасть возросла. Они перестали чувствовать прежнюю близость, а секретами делилась только Софи. Жаклин все больше слушала. Она вообще прекратила раскрывать рот.
   Когда Жаклин исполнилось четырнадцать, отец вернулся в дом ее рождения уже один, и Софи узнала о том, что сестра бесследно исчезла. Она организовала собственные поиски, отправила объявления во все местные газеты, оповестила полицию, собрала знакомых, которых на тот момент у нее было не так много.
   Сестру она обнаружила во время тура по Скандинавии на последнем курсе института. Кто-то из компании купил местную газету на остановке, пролистал и с удивлением обнаружил лицо знакомой из автобуса.
   – Так это же ты, Софи! – передал газету он.
   Жаклин она навестила только через два года, когда окончила институт с отличием и защитила диплом по искусству ландшафта. Она не верила в свои силы и кишела комплексами насчет собственных возможностей. Вопреки низкой самооценке, результаты итоговых экзаменов говорили иное. Но она им предпочитала не доверять. Софи не могла отделаться от нескончаемых оскорблений отца. Как бы ни старалась девочка, за все детство она не удостоилась ни одного его теплого слова, похвалы или улыбки. Она вспоминала период жизни с отцом и не представляла, как бы смогла протянуть под одной с ним крышей еще какое-то время. Известие о побеге успокаивало. Во всяком случае это не самоубийство. Отца ни одна из девочек не воспринимала. Жаклин и вовсе боялась, что унаследовала его равнодушие. Софи же знала, что равнодушие это совершенно иного свойства. Оно направлено не на разрушение.
   Жаклин провела в среде насилия, невежества и безразличия полжизни, тогда как Софи четверть. Поэтому первая сформулировать настоящие чувства не умела. Она не считала сестру поверхностной и даже молчаливо хвалила за каждую победу. Но никогда вслух, а значит, Софи теряла единственную поддержку и ощущала себя жалкой во всех смыслах. Ветреность в нее заложила мать. Она сдувала с нее пылинки, буквально подтирала остатки еды с ее воротника. Во все тяжкие девочка ударилась именно назло ей. Мать думала, будто девочка и знать не знала, что такое сигареты, в то время как Софи попробовала почти все виды наркотиков к двадцати.
   За Жаклин никто ответа не держал. Ей пришлось зарабатывать с девяти лет. Она сносила нападки отца, запиралась в подвале и засыпала, сотрясаясь от холода в пыльном углу под лестницей. Он старался не подымать на нее руки, но подходил к черте настолько близко, что, если бы девочка не защищалась, перешел бы ее не одну сотню раз.
   Историю семьи Жаклин соседи хорошо знали. Одна из соседок прониклась к девочке сочувствием и позволяла оставаться у себя в любое время, поила чаем и сладостями, которых в доме алкоголика никогда не водилось. Дом старушки был последним пристанищем, поэтому, когда той не стало, умерла последняя надежда Жаклин.
   К тому моменту ей было уже тринадцать, и она могла постоять за себя острым словом и решительным действием. Это выводило отца из себя, и когда отношения заострились, она сделала последний рывок к собственному спасению. Собрала все те немногие личные вещи, которые скопила за годы недолгой жизни (по большей части с матерью) и отправилась на поиски свободы.
   Обе сестры были по-настоящему красивы. Однако с внешностью Софи переусердствовала, а Жаклин не подчеркивала вовсе. При правильном подходе они могли быть похожи на актрис золотого периода. Один неверный шаг делал из первой мальчика пятнадцати лет, а из второй – особу из сферы развлечений.
   Жаклин оделась вплоть до пальто и упала в кресло, рассчитывая последующие действия. Она могла не спать на протяжении недели, при этом мозг ее не испытывал ущемлений. Она выжидала какого-то знака, но период ожидания мог растянуться на сколько угодно долго. Жаклин могла посвятить это время написанию колонки в журнал. У нее хранилась целая полка с выдержками ее авторства. Время от времени она перечитывала собственные работы и находила в них недочеты.
   Писала она не для одного журнала, но официально работала только на «Гида Европы». Редакторы могли послать ее в чужую страну за свой счет и оплатить отель только за то, чтобы она составила объективное мнение о сервисе. Жаклин приходила в издательство в любой момент и спрашивала, какие вакантные путевки имеются. Там она хорошо себя зарекомендовала, поэтому без поездки оставалась редко. Фотографии она тоже делала сама. Для этого Жаклин приобрела профессиональную фотокамеру, на которой меняла объективы с промежутком в год. Когда дело касалось техники, она не скупилась.
   Ее работу прервал омерзительный писк мобильного. Сообщения она получала редко, поэтому источник шума определила не сразу.
   «Сегодня ночью проходит иллюминация на площади. Адрес внизу. Ингрид.»

   ***

   Ехать пришлось своим ходом, потому что машину ее изъяли. Она уже забыла, каково мерзнуть в неотапливаемом трамвае и делать огромные пешие круги от одной станции к другой. Благо ночью скопления людей – явление редкое, поэтому ей не пришлось бороться в метро за свободное место.
   Ингрид ждала ее в кафе с видом на площадь. Она вышла, оставив вещи внутри, чтобы встретить знакомую, и проводила ее на место за столиком.
   – Ты пропустила начало, – заметила она без укоризны. – Все это в честь нашей компании.
   Огромный проектор отбрасывал картины зданий разных стран и растил воздушные памятники в небе. Под светомузыку, прерываемую выстрелами грандиозных фейерверков и аплодисментами публики. Наблюдающими были людьми явно не простого круга, одетые со вкусом и ощутимо дорого.
   – Все они работают на меня либо со мной, – объяснила она, разделывая крохотный кусок чего-то желеобразного. – Заказывай, что хочешь.
   Жаклин заглянула в меню, чтобы попросить у официанта пять стаканов кофе с различными добавками. Раздался последний оглушающий выстрел, и пролился завершающий фонтан искр. Толпа зааплодировала и подняла бокалы.
   Ингрид поднялась и поклонилась, после чего произнесла короткую речь в благодарность за сотрудничество.
   – Пятнадцать лет мы строили то, что имеем сейчас. Но это отнюдь не только наша с Матисом и Пьером заслуга. Кстати, эти двое просили передать свои извинения. Они проводят праздники вместе со своими семьями на своей родине. Так получилось, что шведка в начальниках только я. И семьи у меня тоже нет. Лишь вместе мы можем построить окно в новое будущее. Я не буду говорить о том, что заслуга компании – каждый маленький винтик, а работаем мы, словно часы. Винтиков у нас нет. Каждый равноценно важен. Мы все стрелки, поэтому идем дружно и в ногу со временем.
   Жаклин подняла чашку, чтобы последовать примеру остальных, и отпила кофе, который действительно уступал домашнему.
   – Твое появление самый большой для меня подарок, – ласково улыбнулась Ингрид и накрыла пальцы Жаклин своей ладонью.
   Девушка нахмурилась и убрала руку в карман, оставив на свободе лишь ту, которой поднимала чашку.
   – Фрекен Радамас, – клюнул ее руку полный лысый мужчина. – Я хотел поблагодарить вас лично. Этот небольшой подарок за нестираемое качество вашей работы, – протянул бархатный коробок он.
   – Не стоило, – чуть заметно ухмыльнулась она. – Я ведь не сама кирпич закладывала.
   – Вы прирожденный лидер. Будь у вас за спиной надежная опора в лице такого же предприимчивого и обеспеченного…
   – Я человек самодостаточный и уже сложила в себе двух людей разного пола. Уж поверьте, мужского во мне больше.
   – Что ж, – бросил неловкий взгляд на ее собеседницу старик. – Надеюсь, мы с вами еще пересечемся.
   – Не сомневаюсь, – тепло улыбнулась она, сложив руки, но тут же стерла улыбку, стоило ему уйти. – Самая неприятная часть моей работы. Умение подыгрывать. А этот тип уже четыре года меня облизывает. Пыльный мешок с деньгами. Как будто для этого я работала как проклятая всю жизнь. Разумеется, чтобы продаться в рабство, как дешевая потаскуха, которая ничего из себя не представляет. Наверное, я слишком сурова, но такой меня сделала работа.
   – Меня тоже, – кивнула Жаклин.
   – Подруг у меня тоже нет. А те, что ими притворяются, советуют усыновить или удочерить ребенка. Я к такому не готова. Зачем мне чужие дети? Они уже рождены кем-то, а я ничего миру не дала. Да и нужны ли миру мои дети?
   Голос ее звучал не слишком расстроенно, и Жаклин усомнилась в искренности ее слов.
   – Женщина, которая построила офисы ведущих компаний мира, не смогла построить семью. Всю жизнь я искала похвалу и одобрение совершенно незначимых для меня людей, и поэтому ничего не приобрела взамен.
   Жаклин не вслушивалась и предпочитала рассматривать публику, поглощающую еду. Одного из мужчин она рассматривала особенно пристально. Она судорожно его вспоминала. Наконец, привстала и указала на него пальцем, пытаясь подобрать нужные слова.
   – Этот парень… Вы его?..
   Девушка оголила пистолет, и кто-то из толпы вскрикнул.
   – Жаклин, – позвала ее Ингрид. – Прошу тебя, вернись на место.
   Но следователь направлялась к столу напротив, ковыляя и расталкивая людей, которые оружия в ее руках еще не заметили.
   – Полиция, – остановилась у столика мужчины она и направила дуло между глаз насильника ее сестры. Того самого, что она выловила в гостинице. Он изменился в лице и чуть привстал, подняв руки над головой.
   – Это какое-то недоразумение. Вы кто? – удивился он с усмешкой. – Подожди, я тебя вспомнил. Та девушка, с которой я познакомился в одном… В одном заведении, – добавил он, поглядывая в сторону коллег.
   – Почему вас не посадили? – строго спросила она.
   Музыка заглохла, и люди вокруг образовали плотную стену из тел.
   – Жаклин, – остановилась у нее за спиной Ингрид и положила руку на плечо. – Мы не собираемся никого арестовывать. Это закрытая вечеринка. Здесь преступников нет.
   – А должны были? – скривился в омерзительной улыбке он.
   – За изнасилование двух молодых женщин, одна из которых несовершеннолетняя.
   Мужчина неловко обернулся и встретил шокированные глаза сотрудников.
   – Если бы я действительно совершил преступление, то полиция этого бы так просто не оставила, – уверенно начал он.
   – Жаклин, – крепче сжала ее плечо женщина и отвела назад, опуская пистолет в ее руке. – Это часть представления. Обычная шутка, слишком резкая, чтобы сработать. Вы ведь знаете, как часто такие проходят.
   Толпа выдохнула, и некоторые нервно рассмеялись. Мужчина поправил пиджак и опустился на место, не отводя гневного взгляда от полицейской. Музыка возобновилась, и участники рассыпались по ресторану в добровольной последовательности.
   – Но это не шутка, – возмутилась Жаклин. – Это Гарри Нельсон. Я его прекрасно запомнила. Владелец компании «Нельсон и…».
   – Успокойся, – усадила ее на место Ингрид. – Он владелец компании. Ты сама ответила на свой вопрос. Я вижу в тебе львиную долю непоколебимой справедливости, но здесь она лишняя. Я хочу предложить тебе кое-что. Не думаю, что ты согласишься, потому что ты слишком сильно уважаешь свое право на одиночество. Я уезжаю на праздники в свой дом в Уппсале и хочу пригласить тебя. В общем, когда почувствуешь, что сильно устала и что тебе необходим отдых… В общем, вот мой адрес, – протянула визитку женщина. – В Стокгольме меня не будет.
   Телефон пискнул, и на экране высветилось сообщение о высланных адресах.
   – Одного из убитых я знала, – внезапно привлекла ее внимание Ингрид. – Этого адвоката. Не сказать чтобы он мне нравился, но однажды он нам очень помог. Нас чуть было не обманули на крупную сумму денег, а этот парень, можно сказать, спас наши тылы. Врагов у него было немало, но не думаю, что кто-то собирался ему мстить.
   – Он поменял номерные знаки, прежде чем покинуть город, – впервые за ночь сосредоточилась на разговоре Жаклин. – Не было ни единого громкого дела, которое бы могло испортить ему репутацию?
   – Дай-ка подумать, – прикусила губу она. – Так сразу и не вспомнишь. Еще кофе?
   – Если вы пытаетесь отнять у меня время, это не лучшая идея.
   – Я ни в коем случае тебя не задерживаю. Просто на такие вещи у меня действительно плохая память. У меня слишком много знакомых, чья судьба меня мало интересует. Можешь ехать по своим делам, а я позвоню сама, как что-нибудь вспомню.
   – Вы будете в Уппсале, – напомнила Жаклин.
   – Что не помешает мне позвонить.
   – Думаете, вам может быть известно дело, которое неизвестно мировому сообществу? – спросила она, выдержав пуазу.
   – Некоторые из них на публику не выносятся и не афишируются. Административную базу данных не так просто взломать. Существуют компьютеры без выхода в Интернет. На них как раз и хранится вся информация. На другие носители она не распространяется.
   – То есть в сетевом пространстве до нее добраться нельзя?
   – Знаешь что, – постучала ложкой по дну стакана Ингрид. – Вот как мы поступим. Ты успела догадаться, что связи у меня есть везде.
   – Поэтому вы поддерживаете контакт со мной? – обрадовалась догадке Жаклин. – У вас просто нет других в полиции?
   – Нет, я знакома с начальником полиции, а кроме того, с судьей, – воодушевленно продолжала Ингрид. – Между прочим, он и подсказал мне его кандидатуру во время защиты. В общем, у меня есть запасные средства и обходные пути. В любом случае информацию я раздобуду.
   – Уппсала? – напомнила Жаклин.
   – Это ведь моя идея была туда поехать. Не захочу – не поеду. А если и поеду, то с чувством выполненного долга.
   – Должно быть, у вас действительно крупные связи во всех областях. Мой домашний номер не так легко узнать.
   – Я не только твой номер узнала, уж прости, – вскинула руки она.
   – Вы нашли информацию обо мне? – спокойно спросила Жаклин.
   – Мои коллеги сразу же заявили, что судьба у тебя трагическая, но узнать подробности я отказалась. Ты на меня не в обиде? – подняла пристыженный взгляд женщина.
   Теперь на Ингрид она смотрела совершенно другими глазами. Она не допускала чужаков, а когда те пытались подсматривать в глазок ее двери – подставляла дуло к обратной стороне. Ингрид перешла все границы.
   – Говорю же, иногда я бываю очень бестактной. Но, во всяком случае, я с тобой честна. К тому же я постараюсь это загладить. Сегодня же вместо обычного трехчасового сна отправлюсь в суд к моему знакомому и опрошу его. Это будет моим наказанием. Если я не посплю днем, у меня голова еще сутки разрывается. Так я буду помнить о своей ошибке. Но если хочешь, можешь придумать собственное наказание.
   – У меня плохо с воображением, – сказала она лишенным тона голосом. – К тому же я никогда ни на кого не обижаюсь.
   Раздался монофонный сигнал, и Жаклин принялась мысленно себя корить.
   – Ты на месте? – спросил явно довольный Тоби. – Я не заметил, чтобы твой сигнал переместился хотя бы на дюйм. Судя по всему, ты не особо торопишься.
   – Интересно, мой радар виден всему Стокгольму или только сотне моих знакомых? – ухмыльнулась она.
   – Мне удалось восстановить качество пленки. Как только закончишь с опросом – приезжай ко мне. У меня для тебя новость.
   Жаклин отключила вызов и с трудом поднялась. Соседка подставила ей палку под руку и помогла добраться до выхода. Толпа почти рассосалась, и вид у многих был сильно помятым.
   – Спасибо, дальше я сама, – отмахнулась девушка.
   – Я могу подбросить.
   Жаклин нервно сглотнула. Навязчивое общество всегда выводило ее из себя, но ехать на метро днем хотелось еще меньше, поэтому она была вынуждена согласиться.
   – До участка. Тридцать минут отсюда, – бегло пояснила она и застыла у «Кадиллака» женщины. – Неплохо.
   – Могу одолжить в любое время, если у тебя есть права, – улыбнулась Ингрид.
   – Их нет, – серьезно ответила Жаклин, чем смутила женщину. – Два километра вперед, затем налево.

   ***

   Лок на телефон не отвечал, и ее автомобиля на парковке в участке не оказалось. Жаклин пришлось подняться в отдел на пятом этаже и выловить секретаршу.
   – Он сегодня на работе не появился, – объяснила та. – Позвонил в четвертом часу ночи, сказал что-то нечленораздельное, и целый день его не видно. Вероятно, вчера ты его немало погоняла. Придется покрыть перед начальством.
   – Нигде я его не гоняла, – поджала губы Жаклин. – Мы работали вместе, но я до сих пор на ногах.
   Соня предпочитала черный чай, а Жаклин наливала кофе из термоса, пожалуй, самый отвратительный, какой только пробовала в своей жизни. Женщина выставляла на стол плетеные корзины с печеньями, сухарями, колотым шоколадом и леденцами. Жаклин и не помнила, когда ела в последний раз. Поглощение еды она считала чем-то противоестественным. Вообще любой физический процесс виделся ей странным.
   Через несколько минут в их кабинет молча заглянул Уве.
   – Ты-то мне и нужен, – кивнула и поднялась Жаклин.
   В первую очередь они направились в самый ближний к участку салон. Тот, в котором работал механик. Начальник салона согласился провести их к бывшему месту работы убитого, хотя и не скрывал раздражения по поводу частоты этих проверок.
   – Чем вас так сильно заинтриговала его персона, – не переставал возмущаться мужчина. – Работник из него никудышный. Каждый день у него был следующим, а каждое сейчас – потом.
   – Он был человеком, а мы занимаемся тем, что расследуем его убийство, – бросил Уве, рассматривая рабочий стол. – А теперь здесь кто работает?
   – Нико.
   – Какой из них? – спросил следователь, бросая взгляд на стеклянную стену, за которой трудились рабочие.
   – Тот молодой растаман в гавайской рубашке, – указал на мужчину, покрытого татуировками, он. – Позвать?
   – Будьте так добры.
   Через минуту Нико показался на пороге своего кабинета, сел на стул в углу и закурил. Выглядел он расслабленно и никого не смущался, постоянно кивая внутреннему голосу.
   – Что хотели, ребята? – расстегнул пуговицы рубашки он. – Я ничего не знаю.
   – Мы знаем, что вы ничего не знаете, – согласилась Жаклин. – До вас на этом самом месте работал ныне покойный Михаэль Сванссон. Знакомы с таким?
   – Нет, но у меня остались кое-какие вещи. Я сложил их в коробку и убрал на верхнюю полку в шкафу. Кажется, во время предыдущего осмотра им большого значения не придали.
   Нико поднялся на табуретку и вынул коробку с личными вещами предыдущего владельца.
   – Здесь все, что мне удалось собрать. Этот парень настоящая свинья.
   Жаклин заглянула в бумаги. Многочисленные клейкие стикеры с номерами клиентов, фотографии незнакомых людей, по всей видимости, знакомых Михаэлю. Девушка вынула бумагу с инициалами «А. Н.» и подняла ее над головой, чтобы показать Уве.
   – Думаешь, это Аксел?
   – Здесь номер сотового. Легко проверить, – вынула мобильный из кармана Жаклин и набрала номер.
   – Полиция Векше, слушаю, – ответил строгий женский голос.
   – Расследованием убийства Аксела занимается полиция Крунуберга?
   – В том числе. Ведь оно произошло на их земле, – пояснил Уве. – Частично дело наше, частично – их. Но вещи Аксела остались там. И мы не вправе их конфисковать.
   – Слушаю, – повторила женщина.
   – На чей номер я звоню? – задержала дыхание Жаклин.
   – Секунду.
   Было слышно, как женщина кладет телефон, с кем-то беседует и включает какой-то посторонний прибор.
   – Говорите.
   – Твоего номера нет в его записной книге. Тебя могут считать подозреваемой, – пояснил Уве. – И поставить вычислительную систему.
   – Уже поставили, – кивнула Жаклин.
   – Что? – переспросила женщина.
   – В таком случае это твой разговор, – протянула ему телефон Жаклин.
   – Да, полиция Стокгольма. Уве Ингман на аппарате.
   – Полиция? – опешила женщина. – Вы уверены?
   – Более чем. Проверьте по базе полицейских. Я могу вам и номер банковской карты сообщить.
   – Не стоит, – тускло ответила та.
   Раздался повторный щелчок аппарата, и возобновились посторонние голоса на заднем плане.
   – Джессика Стетгард. Вы имеете понятие, кому позвонили? Около недели назад произошло убийство в одном из номеров отеля. Так вот вы звоните на номер этого убитого. Преступление произошло на территории нашего отеля, а значит, улики принадлежат нам.
   – Это убийство входит в цепь преступлений, каждое из которых, кроме данного, произошло на территории Швеции, – отняла трубку Жаклин. – Более того, убитый проживал в Стокгольме.
   – Нам известна биография убитого. Аксел Ном, тридцать шесть лет, адвокат. Пока что нам этого достаточно.
   – Достаточно для чего?
   Женщина снова вздохнула.
   – У вас астма? – спросила Жаклин. – Просмотрите меню телефона и откройте адресную книгу.
   – Секунду. Где здесь адресная книга? – сказала тише она.
   – Дай, посмотрю, – отозвался второй тихий голос.
   – Найдите Ингрид Радамас, – дала наставление Жаклин. – Между ними осуществлялась переписка?
   – Да, год назад.
   – Можете зачитать?
   – Что ты делаешь? – смутился Уве.
   Жаклин поднялась и проковыляла к двери, чтобы тот ничего не услышал.
   – Мы чем тут занимаемся? – раскинул руки мужчина. – Может, посвятишь меня в свои планы?
   – Кажется, мы проигрываем это дело, – принялась зачитывать женщина. – Это первое сообщение. Я чувствую, что справедливость не на нашей стороне, потому что мы не заслужили ее. Второе. Мы не делаем ничего плохого. Не бери на себя чужие ошибки. Далее. Если мы проиграем, значит, я это заслужила, потому что на этот раз я чувствую себя виновной.
   – Ладно, достаточно, – остановила ее Жаклин.
   Она вспомнила о том, как ей самой было неприятно узнать, что подвергалась пересмотру ее биография. Или, как утверждала Ингрид, подвергалась частично.
   – Не сомневайтесь, мы просмотрели всю его почту, – сообщила Джессика. – К слову, довольно обильную. Ничего подозрительного замечено не было.
   – Да, – потерла висок Жаклин. – В этой переписке нет ничего, что бы могло вызвать подозрение?
   – Этот диалог носит исключительно деловой характер. Видимо, это одна из его клиенток. Обыкновенное дело о захвате недвижимости.
   – Чужой недвижимости?
   – Сложно сказать. Но не думаю, что в данной ситуации он защищал исключительно невинного. Клиентка пыталась выкупить незаконную территорию. По всей видимости, она принадлежала иммигрантам на правах собственности. Она доказала отсутствие их гражданства.
   Жаклин сбросила вызов и махнула на выход из салона.
   До второго пункта назначения ехать пришлось более двух часов. Однако информация, полученная там, стоила потраченного времени. Они получили подтверждение того, что знаки поменяли. Причем после серьезной аварии.
   – Этот парень, – рассказал один из очевидцев, – на полной скорости впечатался в амбар напротив. У него отказали тормоза. Далее машину пришлось толкать вручную.
   – Он жаловался на предыдущее обслуживание? Был напуган, потрясен? – давила на работников Жаклин.
   – Мне показалось, этот тип был чем-то шокирован, – ответил второй. – Он постоянно оглядывался, будто его кто-то преследует. Мы подумали, что он совершил ограбление.
   – И поэтому согласились поменять его номерной знак? – съязвил Уве.
   – Кто же знал, что это окажется правдой? – пожал плечами первый. – Он слишком прилично заплатил, чтобы возникали такие мысли.
   – И жалобы тоже были, – продолжал первый. – Он причитал о тормозах, но это и так было очевидно.
   – Ругался и обвинял, – добавил второй.
   – Да, очень грязно ругался, – добавил второй.
   – Номерной знак у вас еще остался? – спросила Жаклин.
   – Разумеется, нет, – почти возмутился мужчина. – Мы от них сразу избавляемся. А весь металлолом храним на заднем дворе. Но там вы его уже не отыщите.
   – Списанные знаки должны храниться в регистрах, – подсказала Жаклин.
   – Должны, – задумались рабочие.
   – И вы их сами туда вбивали, – качала головой девушка.
   – Сами, – согласились мужчины. – Только было это около полугода назад.
   – Чуть больше четырех месяцев, – поправила она.
   – Ну, может быть, – бросился к кабелю рабочий. – Мы в компьютерах не особо разбираемся, так что вам придется…
   Жаклин воткнула вилку в розетку и запустила компьютер. Мужчины отошли, сели на гору травы и закурили, наблюдая за тем, как щелкает по древней клавиатуре девушка.
   – Несмотря на его ничтожную производительность и выпуск из прошлого века, вам удалось набрать всю грязь этого, – заключила Жаклин. – И как ему удается тянуть весь этот мусор?
   Она оперлась на руку – стула за компьютерным столом не оказалось – и вздохнула, наблюдая за тем, как загружает одних из первых созданных человечеством браузеров.
   – Он давал какой-нибудь документ подтверждения личности? Заверил номер в полицейском участке?
   – Должно быть, – кивнули оба.
   – Много имен ему использовать незачем, – пощелкала по переднему зубу Жаклин. – Грег Морис. Так его назвала уборщица из отеля «Синяя волна». Вот и оно, – довольно протянула девушка. – И старый, и прежний номер, – вынула мобильный она и набрала номер Джессики.
   – Жаклин? – сразу отозвалась она. – Жаклин или Уве?
   – Это Жаклин, – коротко пояснила девушка. – Продиктуйте номер автомобиля Аксела Нома. Грег Морис – его имя по книге записей?
   – Секунду, – бросила женщина и зашелестела бумагами. – Верно, Грег Морис. Ноль девять три…
   – Шесть пять девять ноль, – закончила Жаклин.
   – Верно.
   – Это все, что мы хотели знать, – сбросила вызов она и набрала обратный номер, с которого звонил Тоби в последний раз.
   – Записывай и пробивай по базе следующий код. Буду часа три через.

   ***
   – Первая связь – женатая пара. – чертила на доске маркером Жаклин. – Анника и Питер Стетфорд. У обеих жертв вырезаны сердца. А между тем сердце Питера чужое.
   – И принадлежит покойнику, – подскочил на стуле Виктор.
   – Установлена связь между этой парой со старухой из дома престарелых, – добавил Уве.
   – Простите за опоздание, – показался в дверях потрепанный Лок и демонстративно зевнул.
   – Ничего страшного, – пригладила его шевелюру Соня. – Жаклин все нам объяснила.
   – Я? – спросила та немыми губами.
   – Правда? – засиял юноша.
   – Оно мне надо? – приложила руки к груди она.
   – Это было в первый и последний раз, – подрагивал Виктор. – В первый и последний.
   – Добавить кофе? – предложила Соня.
   – В последний, – хлопнул кулаком он, чувствуя, что зависает на одной фразе.
   – Инга Ясперсон, – продолжала Жаклин. – Тетка покойного Вигго Скола дала разрешение на пересадку сердца племянника совершенно незнакомому человеку, не разбираясь в сути проблемы.
   – Выходит, у нас шесть покойников, а не пять, – заметил Уве. – Мы не знаем, как погиб этот мальчик.
   – В результате несчастного случая, – ответила Жаклин. – Его сбил автомобиль. Это и есть последняя связь. Между ним и адвокатом.
   – Его сбил Аксел Ном? – поднял голову Уве. – Того мальчика, чье сердце пересадили.
   – А как же механик? – поставила чашку напротив Виктора Соня.
   – Механик ремонтировал машину Аспена, – пояснил Уве. – Причем ремонт сделал некачественно. Он, в свою очередь, привел к аварии на дороге, которая унесла жизнь Вигго Скола. Чье сердце как раз и пересадили Питеру.
   – А как насчет Николаса Эшби?
   – По замыслу маньяка его убила старуха, – размышлял Уве.
   – Может, связи между ними быть и не должно? – предположила Жаклин. – Это убийца хочет, чтобы мы так думали. В любом случае нужно просмотреть записи этой аварии. Может, тогда картина прояснится.
   – Откуда мы возьмем записи аварии четырехмесячной давности? – вспылил Виктор. – У нас нет этих записей!
   – Уже есть, – кивнула девушка.
   – Это правда, – подтвердил аспирант. – Они-то мне и не дали выспаться вчера.
   – Сейчас ими и займемся, – набросила на плечи пальто Жаклин.
   – Но мы каждый дюйм просмотрели, – взвыл юноша.
   – У Тоби должны быть новые данные, – бросила она, потягиваясь к палке под столом.
   – Кто с тобой поедет? – вскинул молящие глаза Лок.
   – Поеду я, – вызвался Уве. – Заодно проведаю, как поживает этот ребенок.

   Дверь Тоби запереть забыл. Он даже не оглянулся, когда вошли полицейские. Но шаги услышал, поэтому бросил:
   – Я восстановил качество картинки. Благодаря номерам удалось получить записи с других камер. Изображения на них четче, да и ракурсы выгоднее.
   Мужчина заглянул под столик с металлическим холодильником.
   – Ты просто вынуждаешь меня это открыть.
   – Что? – отвлекся от монитора мальчик. – А, нет, не надо. Это мои препараты. Если их открыть – мгновенно испортятся.
   – Вот как? – ухмыльнулся Уве, вымеряя комнату шагами. – Как же ты их принимаешь?
   – Они еще не готовы. Как только – так сразу.
   – Не много ли тебе мониторов? – взял банку с содовой мужчина.
   – Зато так мы сможем смотреть с трех ракурсов одновременно, – хитро улыбнулся мальчик. – Видео слева – первое. Как раз его мы изучали с Жаклин. На этих кадрах очевидно, что отказали тормоза, и затормозить он не мог. Теперь посмотрите на видео в центре. Здесь мы видим то, как он огибает пешехода на трассе. Тот не пожелал сменить траекторию и остановился прямо перед автомобилем. И в заключение кадры справа. Он сбивает мужчину на тротуаре. Меняем камеры. Здесь он едет дальше, даже не предпринимая попыток торможения.
   – Увеличь вторую камеру, – попросила Жаклин. – Меня интересует пешеход и тот, кто на тротуаре.
   Тоби кивнул и вернулся к мышке с клавиатурой.
   – Могу даже фоторобот распечатать.
   Жаклин уткнулась в монитор носом и вгляделась в лицо блондина. С одного из боковых кадров его профиль вырисовывался слишком отчетливо, чтобы не узнать владельца.
   – Это слепой парень, – заключил Уве.
   – Да, – кивнула девушка. – Николас. А тот, что на тротуаре?
   Второго – брюнета с крупным ртом – долго ей разглядывать не приходилось.
   – Вигго Скол, – кивнула себе девушка.
   – Другими словами, человек, что в тебя стрелял.
   – В тебя стрелял покойник? – скривился Тоби. – Как такое возможно?
   – Возможно, если существуют люди с идентичными генами, – протянула она, рассматривая свое лицо в отражении монитора. – У Вигго есть брат-близнец.

Глава 12

   Лок заказал пиццу с пепперони прямо в отдел и теперь поедал ее в одиночестве. Соня разливала чай, а Виктор постукивал кулаком по столу.
   – Мы изучили дела покойного адвоката, – заявил Виктор. – Ни в чем грязном он замешан не был. У нас нет возможности копнуть глубже. Взламывать базу данных суда незаконно. Также мы опросили близких друзей Аксела, но они о его работе имеют довольно поверхностные знания.
   – Нас интересует не Аксел, – резко оборвала его Жаклин. – Вернее, он вовсе нас не интересует.
   – К чему такая категоричность? – прищурился мужчина. – У тебя есть какая-то информация?
   – Совершенно никакой. Просто мы роемся не там, где требуется.
   – Подожди, – тряхнул головой Лок. – Думаешь, он собирается?..
   – Не будем гадать, – остановил их диалог Уве, закуривая сигарету. – Это что еще за машина? Кажется, она поворачивает к нам на парковку, а выезда с нее нет.
   – Что за машина? – подпрыгнул Виктор. – У нас все машины на месте.
   – Красного «Кадиллака» ни у кого нет?
   Жаклин вынула телефон и воспользовалась функцией разблокировки. Ее действия заметил только мужчина.
   – Значит, информатор у тебя все-таки имеется, – кивнул на десяток неотвеченных вызовов он.
   Девушка сбросила звонок, спрятала телефон в карман и направилась к выходу.
   – На пару слов, – бросила она Уве, прежде чем скрыться в коридоре.
   – Вы куда? – обиделся Лок.
   – Прогуляемся, – набросил куртку мужчина. – Гадайте пока сами. Ну и что это за источник? – поинтересовался он, поймав ее в коридоре.
   – У меня к тебе один вопрос, – набралась мужества спросить она. – Если информатор, скажем так, тебе неприятен и не располагает к доверию, потому что прошел проверку неуспешно, стоит ли пользоваться услугами такого информатора?
   – Ты в обиде на свой источник? – нахмурился Уве, сложив руки. – Подожди, – задержал кнопку лифта он. – Ты обижена и поэтому отказываешься принимать информацию по данному делу? Жаклин, это называется эгоизмом. Все это время ты отказывалась от его помощи в угоду своему ханжеству?
   – То есть… – пыталась разобраться она, – мне стоит воспользоваться ее услугами?
   – Это риторический вопрос, – поспешил добавить он, подталкивая девушку в открытые двери лифта. – Если хочешь, схожу я.
   – Нет, – резко оборвала его Жаклин и нажала кнопку первого этажа.

   Красный «Кадиллак» на парковке выделялся слишком отчетливо. Ингрид разговаривала с каким-то полицейским на повышенных тонах. Он явно не хотел пропускать ее в учреждение без допуска.
   – Это свидетель, – пояснила с расстояния Жаклин.
   Мужчина кивнул и вернулся на пост охраны.
   Ингрид выглядела помятой и словно опять постарела на десяток лет. Строгую одежду она сменить не успела, поэтому свежести от нее не исходило. И все же аромат дорогих духов перекрывал посторонние запахи.
   – Я тебе целый день звонила, – тускло улыбнулась она, разводя руками в карманах.
   Девушка остановилась в нескольких шагах и повернулась профилем.
   – Вы проверили информацию? – строго спросила Жаклин.
   Зубы Ингрид стучали. Она обхватила тело руками, запахивая легкое пальто так плотно, что затянулись швы.
   – Прошу тебя, давай обсудим это в кафе, – умоляла посиневшими губами она.
   Жаклин кивнула и развернулась на девяносто градусов, оказавшись к ней спиной.
   – До кафе пешком не дойдешь, – несмело улыбнулась Ингрид.
   – Следуйте за мной, – бросила Жаклин.
   Женщина смиренно подчинилась. Она была готова оказаться в любом здании, только не на этом холоде. В лифте Жаклин молчала, а Ингрид пыталась что-то сказать. Она ощутила, какую власть имеет над ней эта девушка.
   Жаклин приказала войти в кабинет – и та безропотно вошла. Кабинет напоминал комнату для допросов: крохотная и с минимальным интерьером.
   – Садитесь, – кивнула на один из двух стульев полицейская.
   – Мой дядя – известный немецкий писатель. Иногда мы навещаем друг друга. Он бы мог посоветовать тебе какие-нибудь писательские курсы, – смущенно улыбнулась женщина, оглядываясь в поиске чайника или кофемашины.
   – О чем пишет ваш дядя? – заинтересовалась Жаклин.
   – Майкл Мур. Может, слышала о таком? Детективы, военные драмы…
   – Он ведет расследования?
   – Отчасти, да. Я присутствовала во время написания одной из его работ. Ходила с ним по библиотекам, разыскивала какие-то данные…
   – Исторические архивы? Он пишет о прошлом?
   – Он романист. Будь он реалистом – писал бы о настоящем, будь фантастом – о будущем. Но он слишком старомоден. Он даже битников до сих пор не принимает.
   – Что с Акселом? – прервала ее внезапное отступление Жаклин. – Вы что-нибудь о нем узнали?
   – По этому делу я узнала мало. Кроме как в мелких махинациях он ни в чем не замечен. Сперва я думала, что Аксел совершил что-то неприглядное и его мог покарать какой-нибудь больной идеалист. Или религиозный фанатик. Такие случаи весьма нередки.
   – Знаю, – кивнула Жаклин. – И все же никто из подозреваемых ничего плохого не совершил. Во всяком случае, двое из них не могли совершить нечто подобное физически.
   – Оставьте Аксела в покое, – пригнулась Ингрид. – Он не тот, кто вам нужен, поверь мне.
   Жаклин посмотрела на них с подозрением и неприязнью.
   – Нас связывало только одно дело, – пыталась оправдаться женщина. – Оно закончилось, и контакт мы больше не поддерживали. Это был единственный раз, когда я пользовалась его услугами. Я не хотела, чтобы ты думала обо мне плохо. Любой обеспеченный человек совершает какое-то хотя бы самое незначительное преступление.
   – Поэтому я не должна рассматривать Аксела как центральную фигуру? Потому что именно вы испортили ему репутацию?
   – Процесс об иммигрантах здесь никакой роли не играет.
   – Не играет, – согласилась Жаклин, – зато описывает вашу характеристику как нельзя более четко.
   Ингрид вздохнула и мысленно успокоилась.
   – Родственников нет ни у одной из жертв.
   Девушка откинулась на спинку стула и опустила руку в карман за сигаретой. Ингрид наклонилась над столом и сказала как можно тише:
   – Я знаю, где скрывается Ноель Скол, брат первой жертвы, Вигго Скола. Они участвовали в одном из дел, связанных с имуществом. Умер их неродной дядя. Тот, что воспитывал братьев на пару со своей женой, фрекен Ясперсон.
   – Старухой из дома престарелых? – отложила сигарету Жаклин.
   – Да, четверть наследства он оставил им, еще по части – собственным детям, которые теперь в Швеции не живут. Меньше всего досталось жене. Они не особо ладили. Хотели развестись еще после рождения детей, но процесс этот запустили, а в конце концов бросили, как это обычно бывает. Разумеется, факт этот женщину не обрадовал. Видимо, старик полагал, что та протянет свой короткий срок на государственные средства и особых нужд у нее нет. Скупая и жалкая, она жила в одиночестве до конца дней. В целом ей можно посочувствовать. Дети за наследством отца даже не приехали, не говоря уже о ее похоронах.
   – Паршивый характер?
   – Более чем. С близнецами она обходилась еще хуже, чем с детьми, которых часто избивала. – махнула Ингрид. – Может, соседи что-то и привирают. С фантазией обычно у них проблем нет, но органы опеки ее проверяли не раз. Семья обеспеченная, и скандал ей был не нужен.
   – Что в итоге получили братья?
   – Почти ничего. Четверть наследства приравнивалась к дому на юге Швеции. Дядя хотел, чтобы мальчики зажили спокойной уединенной жизнью в горах и забыли об ужасах детства. Он действительно их любил, но, по всей видимости, был крупным подкаблучником и не мог перечить жене. Это наследство было своеобразным искуплением перед детьми. Искупление это оказалось невелико. Сарай в самом заброшенном районе Стокгольма. Совершенно жалкого вида домик, в котором способны поместиться разве что пара кроватей и телевизор.
   Она заглянула в сумочку и вынула стикер с адресом.
   – Можем поехать вместе, если ты не против, – натянула смущенную улыбку она.

   ***

   Заброшенный сарай огораживал сетчатый забор с оповещающей табличкой о злой собаке. О наличии животного указывала и будка. Утопающий в густой траве домик с заколоченными снаружи окнами очевидно хозяина не имел.
   Жаклин застыла за деревянной дверью с оружием в руках. Ингрид выжидала за ее спиной.
   – Разве это законно? – улыбнулась она.
   – Нет, – беззаботно ответила следователь и разогналась, чтобы пробить дверную ручку сапогом.
   Несмотря на худосочную фигуру, ноги у Жаклин были довольно сильные. Она занималась тхэквондо на подготовке полицейских и достигла приличных результатов. Однако с того момента прошло уже более пяти лет, поэтому дверь уступила только со второй попытки.
   Изнутри домик выглядел еще меньше. Он следовал четкому описанию Ингрид, за исключением того, что там не было и телевизора. Первое и единственное, что привлекло внимание Жаклин, – магнитная доска, изрисованная маркером. Бесконечные даты, стикеры и фотографии. Адреса и заметки. Ингрид сняла несколько портретных снимков и вгляделась в лица. Одну из фотографий она перевернула, чтобы показать Жаклин их общего знакомого.
   – Аксел, каким я его помню, – пояснила та, читая информацию позади снимка.
   – У него была какая-то стратегия. Здесь расписание дома престарелых.
   – Юный информатик, – кивнула на блок-схему под бумагами женщина.
   Первым в кругу числилась Анника Стетфорд.
   – Напомни мне, кто это.
   – Первая жертва, – пояснила Жаклин. – Жена Питера, которого убили последним. Питеру было необходимо сердце, а Николас оказался на дороге в неподходящий момент. В глазах Вигго виноват каждый, кто имел прямое или косвенное причастие к убийству брата.
   Среди фотоснимков она узнала свое лицо с подробной характеристикой на обратной стороне.
   – Смотри, этот сукин сын тренировал почерки каждой жертвы, пока не достиг необходимого образца, – кивнула на стопку исписанных разным почерком листов женщина. – Здесь и отпечатки все собраны.
   Жаклин бросилась ко второй стопке бумаги со снимками. Ее взгляд привлекла фотография врача, которого она опрашивала. Тот самый, что проводил ей операцию на колене несколькими днями ранее. Молодое и свежее лицо мужчины средних лет.
   На обратной стороне снимка был расписан график его работы на ближайшую неделю.

   «Вск. 8.00 – 17.30
   Пн. 8.00 – 17.30
   Вт. – 8.00 – 21.30 (дежурство)
   Ср. Чт. Пт. – выходные дни»

   – Сегодня вторник? – оторвала испуганный взгляд Жаклин. – Вигго в курсе всего, что с ним связано. Мне нужна ваша машина, – выставила руку ладонью вперед Жаклин.
   Ингрид вложила связку в руку девушки, и та заковыляла к ее красному «Кадиллаку».

   Вести машину с покалеченной ногой оказалось еще сложнее, чем она предполагала. И все же силы и аккуратности ей придавал приток крови в мозг. Она вспоминала, о чем рассказывал доктор Канин. О его несгибаемом графике в трое суток и семье с двумя детьми. Стрелки показывали десятый час вечера. Он мог задержаться на работе или же направляться домой. Она определенно не успевала.
   В больницу Жаклин прибыла только в десять. Отчаявшись, она методично набирала номера телефонов тех, кто помочь ей уже никак не мог.
   – Яспер Канин, – бросила она Тоби. – Сбрось мне его адрес немедленно.
   Затем последовали звонки Локу и Уве.
   – У нас нет номера мобильного Яспера Канина?
   – Яспер Канин, – задумался Уве. – Дай-ка вспомнить, кто это…
   – Врач, – гневилась она, чувствуя, как упускает время.
   – А я советовал его взять, – подтрунивал аспирант на заднем фоне. – Я же советовал, а ты не…
   Она сбросила и оставила машину на трассе у клиники.
   Медсестра беззаботно пила чай. Хромающая девушка заставила ее приподняться.
   – Что с вами? Вызвать врача?
   – Да, если можно, Яспера Канина.
   – Доктор Канин отбыл…
   – Тридцать минут назад, я знаю, – раздраженно выпалила она.
   – Сейчас дежурит второй врач. Если хотите…
   – Не хочу, – отрезала девушка. – Дайте мне номер телефона Яспера Канина.
   – Но у доктора Канина выходной, – взмолилась девушка. – Он поехал домой, а вами может заняться…
   Жаклин вынула фальшивое удостоверение и приставила к носу медсестры.
   – Хорошо, секунду, – кинулась к журналу та.
   Жаклин перевернула удостоверение и впервые за долгое время его изучила. Числилась она как «Жак ли Врана». Уве сфальсифицировал не только ее профессию, но и пол.
   – Пожалуйста, молодой человек, – протянула телефон дрожащей рукой та.
   Следователь кивнула и набрала номер Тоби.
   – Да, я собирался тебе звонить, – отчитался мальчик.
   – Так почему не позвонил? – вспылила она. – Адрес.
   – Здесь вот какая загвоздка. У него два дома. В одном из них живет его семья, во второй время от времени отдыхает он. Куда, по-твоему, отправится уставший от работы мужчина средних лет?
   – Я не умею рассуждать как мужчина средних лет.
   – Я бы предложил первый вариант. В этот свой второй домик он катается не один, а с любовницей. Правда, постоянной. С ней они встречаются уже более семи лет. Адреса сброшу на мобильный. Открой приложение, которое я тебе загружал в прошлом году. Можешь не сворачивать во время разговора…
   И все же она сбросила диалог и кивнула горящей красным точке. После чего набрала номер с визитки. Яспер ответил только с восьмого гудка. Тон у него был сильно удивленный, но между тем и не менее раздраженный.
   – Слушаю?
   – Я знаю, что вы слышите, доктор.
   – На данный момент я не доктор, а человек, который желает отдохнуть от работы. Со всеми вопросами обращайтесь…
   – Вас беспокоит полиция, и вопросы я буду задавать, кому хочу.
   – Вот как? Жаклин Врана? – тепло рассмеялся он. – Как ваше самочувствие?
   – Вопросы задаю я, – настойчиво повторила девушка. – Куда вы сейчас направляетесь?
   – Домой, – изворотливо ответил он. – Домой, к жене и детям. Они накрыли ужин, так что…
   – Любовницу вы тоже пригласили?
   Повисла затянувшаяся пауза. Когда диалог возобновился, вернулся испуганный и раздраженный тон.
   – Послушайте, что вам надо?
   – Я хотела предупредить…
   – Я знаю свои права, – гневно вскричал он. – Я работаю на благо своей семьи, поэтому заслужил отдых. Вас это не касается.
   – Я не собираюсь никому об этом говорить. Цель моего звонка в другом. Я лишь хочу вас обезопасить, поэтому советую не ехать в дом, где нет вашей семьи. Вы слышите? Доктор Канин?
   Она убрала телефон от уха и убедилась, что экран погас и диалог завершен не по ее желанию.
   – Ну как хотите, – прошептала она, давя на колено локтем.

   ***
   Яспер Канин отпер дверь своего уютного загородного коттеджа одной из трех копий ключей. Еще две были в распоряжении жены и любовницы. Последняя знала его расписание лучше первой. Жена предполагала, что в последний день дежурства он может задержаться на всю ночь. Таким образом, Яспер встречался со своей пассией раз в шесть дней. С этой женщиной у него было гораздо больше точек соприкосновения. Познакомились они еще в институте, а встречаться начали во время заграничной практики для хирургов. Первое время Яспер и Магда общались как старые знакомые, вспоминали моменты институтской жизни.
   Яспер не чувствовал за собой особой вины, и Магда его поддерживала. Жена часто его жалела, но как-то по-матерински. Оттого Яспер видел в ней исключительно заботливую наседку без намека на влечение.
   Как раз в момент дефицита последнего он и встретил Магду. За год свиданий с ней он сильно изменился. Начал бегать по утрам и питаться белком, отказался от фаст-фуда и посещал фитнес-центр каждый выходной день. Он изменился в лице и фигуре, заметно посвежел и выглядел действительно счастливым.
   – Магда? – окликнул он с порога.
   Обычно она бежала к нему навстречу с распахнутыми объятиями. Она ничего не готовила и не убиралась в его доме. Этого ему хватало у жены. С Магдой он искал совершенно другого.
   Он почувствовал какой-то подвох и не спешил выходить на кухню. Но свет зажег. Прежде чем лампы загорелись, он ощутил резкий толчок дула затылком и упал на колени. Свет снова погас. Кто-то связывал его руки изолентой, насвистывая детскую песню.
   – Простите, но… – начал доктор. – Я ничего не понимаю… Я ничего не сделал! Можете взять все, что здесь хранится. Даже подскажу точное местоположение всех тайников.
   Каждый день он имел дело со смертью и поэтому знал, что здоровье и жизнь – главные богатства. Больше всего он боялся потерять именно эти ценности, на остальное ему было плевать.
   – Прошу вас…
   – Ты еще в сознании? – удивился незнакомец и стукнул его дулом дважды для верности.

   Жаклин бросала взгляд на панель с часами. Она привыкла работать в одиночку, но чувствовала, когда нужно предупредить сотрудников о том, где находится. Первый, кого она решила оповестить, был Уве. Собственно, он стал и последним.
   – Ты в больнице? – сонно спросил он, громко чавкая и отхлебывая.
   – А ты дома.
   – Я дома, потому что конец рабочего дня, знаешь ли.
   – Не конец, если есть, что искать.
   – А есть, что искать? – перестал чавкать он.
   – Я направляюсь в дом Яспера Канина. Второй дом. Сейчас там находится он и, что вполне вероятно, его любовница. Адрес тебе сбросит Тоби. Если я перестану отвечать на звонки, тебе придется подключать группу.
   – Боги, Жаклин, почему ты поехала одна?
   – Ты все понял? – выжидала его ответа девушка.
   – Да, понял, – тускло сказал он. – Береги себя.
   В глазах Жаклин потемнело. Она поняла, насколько сильно упало давление, но останавливаться времени не оставалось. Она вынула шприц и ампулы, втянула раствор одной рукой и вколола в плечо. Игла вошла неровно и даже погнулась под кожей. Девушка вскричала от боли и потеряла управление на какое-то время. Но когда раствор подействовал, собралась и продолжила путь уже без подобных происшествий.

   Яспер пришел в себя очень скоро. Многолетняя практика и напряженная работа подарили ему способность контролировать сознание и состояние любого вещества в крови. Он заморгал, привыкая к темноте, и огляделся, чтобы понять, где находится. Узнать собственный гараж большого труда не составило. Полумрак, сырость и запах гниения. Жену он к этому месту не допускал, а сам убирался крайне редко. На леске, привитой к потолку, висела небольшая лампа с восковой свечой. Она рассеивала свет и давала понять, в каком положении он застыл: прикрученный к деревянному стулу, со связанными позади руками.
   Похититель явно не рассчитывал на столь быстрое пробуждение своего заключенного и пришел в растерянность, когда уловил его неровное дыхание. Яспер огляделся и заметил такое же прикрученное к стулу тело. Очевидно, соседка чувствовала себя гораздо хуже. Он понял, что это женщина. С длинными темными волосами, покрывавшими лицо, в красном платье в крупный горох. Он знал это платье.
   – Магда? – окликнул девушку он. – Магда!
   Похититель скреплял ей руки позади, удерживая тело в вертикальном положении. Голос мужчины заставил его дрогнуть и поднять пистолет.
   – Кто тебя просил? – подошел к доктору он и нагнулся над лампой.
   Яспер поморщился. Такого уродливого лица он еще не встречал. Перекошенное от шрамов и ненависти.
   – Я тебя знаю? – прищурился доктор.

   Дорога становилась темнее, а фонари все реже. Жаклин вынула телефон, чтобы набрать того, кого не ожидала услышать. Гудки казались бесконечно долгими. Предчувствие никогда ее не обманывало. Она слышала, что одна из бабок по материнской линии, родом из Исландии, была настоящей колдуньей, умела исцелять и даже возвращать людей с того света. Сама она такой силы не чувствовала, и все же чутье никогда ее не подводило.
   Однажды Жаклин удалось спасти дом от пожара. В рабочий день там никого не было. Девочка почувствовала себя неуютно, закричала посреди урока и потребовала, чтобы ее немедленно отпустили. Огонь успел перекинуться только на шторы и ящики с книгами, а с водой проблем в их местности не было, поэтому очаг затушили быстро. С тех пор ко всем прочим кличкам Жаклин прибавилась еще «ведьма».
   Пять длинных гудков сменились короткими.

   – Это тебя, – указал на мобильный в кармане врача незнакомец. – Мне поднять?
   Яспер покачал головой.
   – Я тоже так думаю, – улыбнулся он, сбросил вызов и отшвырнул телефон. – Говоришь, меня знаешь?
   Рот у Яспера остался свободным. Похититель рассчитывал на обмен информацией. Значит, ему нужно какое-то признание, подумал врач.
   – Вы мой бывший пациент. Прошу вас, – заглянул в его мутные глаза Яспер, – отпустите женщину. Причем здесь она?
   – Это твоя шлюха? – выплюнул незнакомец.
   – Она не шлюха. Она тоже врач.
   – Не думай, что я не знаю. Я о тебе знаю даже больше, чем ты сам.
   – Вы за мной следили?
   Мужчина ухмыльнулся и вынул перочинный нож из кармана потертой куртки. Одежда его была грязной и помятой. От нее смердело. Яспер не признавал грязь и соблюдал правила гигиены, поэтому незнакомец его отвращал.
   – Я с тобой почти жил последние четыре месяца. Со всеми вами. Я тебе неприятен? – заметил он. – И не пытайся лгать. Я же вижу.
   – Кто ты такой? – покачал головой Яспер. – И какого черта от меня хочешь?
   – Помнишь Вигго Скола? – опустился на корточки незнакомец.
   – Вигго Скол, – задумался мужчина.
   В таком положении это удавалось чрезвычайно трудно.
   – Вигго Скол, – раздраженно повторил он. – Неужели ты убил так много людей, чтобы забыть их имена?
   – Но я никого не убивал! – поклялся врач.
   – Ты вырезал ему сердце – вот что ты сделал, – полоснул по воздуху он. – Позже и я это с тобой сделаю. Но прежде мне необходимо узнать, кто тебе в этом помогал.
   – Что? – выдавил мужчина. – Я лишь выполнял свою работу. В прошлом году я провел четыре операции по трансплантации сердца. Вигго Скол – тот мальчик, что попал к нам после аварии на дороге?
   – Да, тот самый.
   Было слышно, с какой сложностью даются ему эти слова.
   Послышались чьи-то шаги снаружи. Мужчина отступил к стене и замер, придерживая пистолет над лицом.
   Ворота гаража поплыли наверх и стукнулись о верхнее ограждение. Свет уличного фонаря ослепил Яспера, но вместе с тем и Ноеля.
   – Жаклин Врана, полиция, – не могла отдышаться девушка. – Сток… Бросайте оружие.
   Дуло пистолета полицейская направляла на жертву. Когда похититель привык к свету, ему было легче целиться и ориентироваться в пространстве.
   – Сама бросай, – бросил он, выбивая оружие из ее рук.
   Жаклин опустилась на колени, чтобы сделать переворот, как учили в полицейской школе, но пистолет в темноте не разглядела.
   – Подними руки! – приказал похититель.
   Девушка вздохнула и поднялась.
   – Руки! – повторил мужчина. – Иначе я выстрелю. Мне терять нечего.
   – При таком раскладе, наверное, мне придется подчиняться, – признала Жаклин.
   – Значит, Врана, – закивал он. – Я успел хорошо тебя изучить.
   – Знаю, я была у вас в гостях, – согласилась девушка. – Мы ведь уже встречались. И вы зачем-то оставили меня в живых.
   – Да, – болезненно скривился он, опуская пистолет и отступая на пару шагов назад. – Да, я не хотел тебя ранить, но выбора не оставалось. Как твоя нога?
   – Уже лучше, – сухо ответила она. – Благодаря доктору Канину.
   – Ах, вот оно что, – снова ухмыльнулся Ноель.
   – Это его работа. Спасать тех, кого можно спасти. Иногда посредством тех, кому уже помочь нельзя.
   – Даже без разрешения тех, кому дорог этот безнадежный? – потер свободной рукой глаза он. – Не подходи! – вскинул пистолет он, чувствуя, как становится ближе девушка. – Я и тебя убью, если потребуется.
   – Разрешение на операцию было заверено и подписано, – мягко заметила она.
   – Да, но кем? – воскликнул он, разводя руками. – Человеком, который на его судьбу плевать хотел. Этой чертовой сукой, которая третировала нас все детство!
   – Почему же вы сами?.. – начал Яспер.
   – Закрой рот! – зарычал на него мужчина и перешел на спокойный разговор, обращаясь уже к полицейской. – Я в это время сам находился в больнице. Правда, в другой. Но это сути вещей не меняет. Мне выписали слишком большую дозу, поэтому долгое время прийти в себя не удавалось. Моего брата просто убили. Без моего ведома. Когда я очнулся, то узнал, что его уже нет. Ты ведь меня хорошо понимаешь, верно? – спросил он, истерично облизывая губы.
   Жаклин была вынуждена согласиться.
   – Я не знаю, – честно призналась она, опуская руки.
   Этот вопрос вывел ее из равновесия, и эту секунду замешательства Ноель решил потратить с пользой. Подошел к обездвиженной Магде и принялся накручивать ее волосы на ствол.
   – Прекратите! – умолял Яспер.
   Жаклин все еще обдумывала вопрос юноши, время от времени вглядываясь в его огромные, налитые кровью глаза и невероятно худое лицо.
   – Жалкий слизняк. Тебе не все равно, кому умирать, верно? – перевел оружие на врача Вигго. Каждое слово давалось ему с невероятной тяжестью.
   Внезапно он напрягся, прислушиваясь к шуму на улице. Жаклин вспомнила себя в возрасте одиннадцати лет. Она редко смотрелась в зеркало, но подозревала, что выглядела практически так же.
   Глаза мальчика округлились еще больше, и Вигго превратился в шарж на самого себя. Вскоре звук услышали остальные. В том числе и Магда.
   Ноель спрятался за спину женщины и приставил дуло к ее затылку.
   – Но ведь это ничего не решит, – растерялась Жаклин.
   – Это еще как решит. Еще как, – причитал с горящими глазами он, завороженный миганием сигналов на автомобилях.
   Полицейские покинули машины, опустились на одно колено и направили оружие на голову мальчика. Среди них Жаклин заметила Уве с Локом. Первый бросил на нее обеспокоенный взгляд, второй – взволнованный и даже немного радостный. Девушка пыталась показать, что ситуация под контролем, но Уве ее рассеянный вид не убедил.
   – Ведь ты меня понимаешь, – обратился к девушке Ноель.
   Жаклин кивнула и хотела было что-то сказать. Ее прервал приглушенный звук выстрела из пистолета, после чего посыпался град из полицейского оружия.
   Первым стрелял Ноель. Врач подпрыгнул на стуле. Голова накренилась вперед, тело накренилось и повалилось вместе со стулом. В убийцу стреляли уже полицейские. Они опоздали на какую-то секунду. Тело Ноеля изрешетила сетка пуль. Он забился в эпилептическом танце и рухнул на землю позади кричащей женщины.
   Жаклин вскинула руки, чтобы остановить пальбу, и бросилась к Ноелю.
   – Она с ума сошла? – спросил у напарника Лок. – Она ничего не перепутала?
   Уве раскинул руки, спрятал пистолет за пояс и вынул перочинный нож. Подал знак остальным шести полицейским и прошел в гараж.
   – Кого-то еще удастся спасти, – опустился рядом с врачом Уве и приложил два пальца к его шее. – Проклятье, пусть поторапливаются!
   – Ноель тоже еще дышит, – тихо сообщила Жаклин.
   – Кого ты еще собралась спасать? – покачал головой Уве. – Он по меньшей мере десяток пуль поймал.
   – У тебя проблемы с определением верной стороны? – воскликнул Лок.
   Жаклин заметила, как шевелятся губы Ноеля, и пригнулась над его лицом. Однако юноша замолк, прежде чем она успела что-то разобрать.
   – Помочь добраться до участка? – предложил Уве.
   Девушка отпустила руку Ноеля, неспешно поднялась и вернулась к автомобилю Ингрид.
   – Я с вами, – вступился Лок, прыгая на заднее сиденье «Кадиллака». – Не каждый день выпадает шанс на таком покататься.
   – Думаете, они выберутся? – спросил аспирант, выглядывая через плечо Уве.
   – Убери голову, – приказал тот.
   – Где находится душа? – внезапно подала голос Жаклин.
   – На эту тему говори с Виктором, – посоветовал мужчина. – Палеонтолог у нас он.
   – Не хочу показаться дилетантом в этой области, – прищурился Лок. – Вообще я не особенно религиозен. То есть я верю во что-то внеземное. В то, что подарило вселенной жизнь, но не отношу себя к определенному религиозному течению.
   – Ты агностик, – подсказала Жаклин.
   Наверное, – согласился юноша. – Но я слышал, будто при смерти человеческое тело теряет от двух до тридцати граммов массы.
   Секунду, – выставил мобильный Уве. – Отчет для Виктора.

   – Такое же явление наблюдается и во время сна, – заметила Жаклин. – И не только у людей. Хотя разница в граммах существует. Индейцы Северной Америки верили в то, что душа во время сна покидает тело и странствует по мирам. Какое-то время после смерти она хранится в этой кладовой знаний. Поэтому в следующей жизни становятся вероятными такие понятия, как дежавю и коллективное бессознательное.
   – Давайте помолчим двадцать минут и перенесем этот диалог в участок, – попросил Уве, включая радио и сбрасывая вызов. – Так-то лучше.
   – Держи, – вынул из кармана и протянул запечатанный пакетик он. – Совсем забыл. Это миндаль. Говорят, он полезен таким, как ты.
   – Не хочу тебя поправлять, – вскрыла пакет Жаклин. – Но, должно быть, ты перепутал мой аутизм, с болезнью Альцгеймера.
   – Виктор? – закричал мужчина, когда двери лифта открылись. – Виктор? Ты уже слышал эту палеонтологическую диарею, и она требует немедленной терапии.
   – Да? – показал кудрявую голову из двери кабинета он. – Я весь во внимании.
   В кабинете помимо него была Соня, разливающая кофе по стаканам.
   – Итак, почему бы не отнести цикличность к одному из основных свойств? – начал Виктор. – Ведь мы знаем, что после очередного конца света Вселенная снова обретет размеры спичечной головки. Под цикличностью мы предполагаем то, что Вселенная в прежнем ее состоянии уже существовала. Почему бы не рассматривать Вселенную как живой организм, подобный человеческому? Организм растет и достигает максимальных размеров, после чего увядает и, наконец, гаснет. Ведь смерть – это не медленный процесс, а грандиозное колебание в теле. Пожалуй, самое большое за всю жизнь. Хочу напомнить, что без вашего отчета этот вечер для нас не закончится.
   – Не будь скучным, Виктор, – протянул аспирант. – И меня заставишь писать?
   – И тебя, – убежденно кивнул тот. – Всех вас.
   – Возвращаясь к вопросу о душе, – напомнила о себе Жаклин.
   – Определенно какая-то материя существует, – продолжал Виктор. – И эта материя, несомненно, покидает тело во время отключения сознания, как вы и говорили. Однако опыты по взвешиванию умирающего существа проводились и на животных. Сначала масса тела действительно уменьшается, но буквально через два часа приобретает прежний вес.
   – Сравнивать организмы настолько отдаленных цепей нерационально. Животное представляет совершенно иную группу биологической цепи.
   – Да, я полагаю, что человек не отличен от мыши или, положим, от свиньи, – спокойно подтвердил Виктор. – Может быть, поэтому я и стал вегетарианцем. Между прочим, я заметил, что ты тоже мясо не ешь.
   – А ты замечал, чтобы она хоть что-то употребляла? – усмехнулся Уве.
   – Значит, зря я включил тебя в список своих единомышленников. Я даже порывался добавить тебя в друзья, будь у тебя страница на каком-нибудь аккаунте.
   – Теперь я уже и не знаю, кого ставить на пьедестал странности в моем личном списке знакомых, – задумался Уве. – Мне начинает казаться, что нормальных людей в моем коллективе нет. Прости, Соня, – добавил он на ее кашель.
   – А со мной что не так? – возмутился Лок.
   – С тобой не так все. А я пошел писать отчет. Надеюсь, закончим одновременно, чтобы я смог…
   Зазвонил телефон отдела. Виктор прокашлялся, махнул секретарю и поднял трубку сам.
   – Ага. Да я понял, – тускло отреагировал он. – И больше ничего сделать нельзя? Очень жаль. Что ж, – заключил он, складывая руки на столе. – По крайне мере твой отчет получится исчерпывающим. Яспер умер. Ты ведь была не особо с ним близка?
   Жаклин задумалась, поджав губы, и мотнула головой.
   – А что с Ноелем?
   – В нем десять пуль, – напомнил мужчина. – Сколько можно сочувствовать убийце?
   – Вся эта ситуация – чистое стечение обстоятельств.
   – То есть этот парень вырезал людей тоже совершенно случайно? – не мог не рассмеяться в ответ Виктор. – Так просто, нож подвернулся под руку, и он не знал, чем себя занять в данный момент. Может, попробовать выследить пожилую старуху или слепого ребенка, чтобы заняться карвингом на их телах? Да, это весомый аргумент. Пожалуй, я тоже ему посочувствую, – поднял последнюю чашку с остывшим кофе он. – Эта женщина никогда не научится готовить кофе правильно.
   – Порой месть выливается в самые неконтролируемые формы. Неважно, в каком человеке она засела, – поднялась и поковыляла в свой крохотный кабинет Жаклин.
   Прежде чем появился Уве, она провела в нем несколько часов за отчетом.
   – Не отвлекаю? – застыл в дверях он. – Долго тебе еще? Могу подождать минут десять, если хочешь.
   – Нет, мне еще столько же, – ответила она, не отвлекаясь от монитора.
   – Я нашел это у тебя в машине, – вынул из кармана плетеного оленя он. – Не знал, что ты любишь такие вещи.
   – Ты их любишь, а не я, – бросила смущенный взгляд на спрятанный подарок Жаклин.
   – Так это ты мне купила? – поразился Уве.
   Жаклин выдержала его долгий взгляд и кивнула.
   – Не буду мешать, но постарайся не задерживаться до утра, – прикрыл дверь он, скрывая улыбку.
   Девушка работала еще три часа, поставила точку в отчете и уронила голову на стол.

   Ванко подогнул лапы, чтобы угнездиться под безвольно висящей рукой хозяйки. Без работы Жаклин не чувствовала себя живой, и все, что ей оставалось, это сорвать трубку домашнего телефона и набрать номер издательства журнала. Главный редактор сообщил, что финансовые неурядицы прошлого месяца пошатнули позиции «Гида Европы», поэтому в этом вакансий уже не осталось. Кроме того, ее язык сух для рекламы, а единственное свободное задание поручили ее главному сопернику, Нику Фурье.
   Последующие два дня Жаклин не вылезала из кровати даже для того, чтобы заварить кофе. Она получала бесконечные сообщения автоответчика и звонки на мобильный. Кто-то ее поздравлял, а кто-то искал. Она же занималась тем, что выискивала недостатки в своих статьях.

   «Температура зимой достигает тридцати градусов холода. Самый жаркий период приходится на июль», – писала она.

   «Наш маршрут проходит по незабываемым ландшафтам Норвегии. Стране, где переплетается реальное и волшебное. Стране, где путешественника ожидает самое невероятное и неожиданное. При желании бежать в неземное…», – отвечал Ник.

   «Экономика страны развита слабо. Как и во всякой другой стране третьего мира, основная часть населения занята в добывающих отраслях промышленности. Отсталость во многом связана со стремительным приростом населения…», – информативно описывала она.

   «Это место удивительным образом отличается от того, с чем имеет дело рядовой рабочий. Одно из самых труднодоступных для туристов, скрытое за недействующими вулканами. Гавань спокойствия и уединения для настоящих отшельников и в то же время настоящее приключение для любителей рискованных удовольствий», – емко отвечал ее соперник.

   Жаклин поморщилась и отбросила журнал в угол, выступающий в роли урны. Ей пришлось приподняться, и электрическая волна боли прошла по мышцам раненой ноги. Положение ухудшалось. Теперь она не могла даже в самых рискованных мыслях представить то, как управляет автомобилем.
   В дверь постучали и тут же открыли. На пороге замерла смущенная Ингрид в простой одежде: длинной блузке, черной кожаной куртке и джинсах. Она улыбалась, не решаясь пройти дальше.
   – Я бы не смогла уехать, пока не убедилась, что ты в порядке, – остановилась у кровати она и показала пакет, набитый продуктами.
   – Черт, – села в кровати Жаклин, потирая лоб. – Совсем забыла. Ваша машина.
   – Ничего страшного. Я ее забрала. В бардачке оставались мои документы, поэтому мне пришлось предъявить свои. Так что сейчас я приехала на ней.
   – Так, значит, вы не уехали в Уппсалу?
   – Я все еще надеюсь на компанию, – опустилась на край она и принялась разгружать сумку. – Здесь несколько упаковок кофе. Того самого, который ты пила у меня дома. Кое-какие продукты. Рыба, сыр, фрукты. Любишь виноград?
   – Зачем вы это делаете? – удивилась Жаклин.
   – Делаю что? – не переставала улыбаться Ингрид.
   Девушку ее реакция только гневила. В ее улыбке было что-то материнское, а вспоминать о матери Жаклин было неприятно и даже в какой-то степени болезненно. Мать была слишком на нее не похожа. Непрактичная сказочница, казалось, она и будучи взрослой верила в Одина и весь пантеон Скандинавии. Она соблюдала традиции языческих племен и порой пугала девочку колдовскими обрядами по сожжению кукол.
   И все же что-то дочери у нее переняли. Жаклин уверовала в богов в прямом смысле, использовала некоторые целительные заговоры.
   – Как интересно, – заметила деревянную доску с чертежом Ингрид.
   Тетрадь с рунами – это все, что сохранилось у Жаклин от матери. Она осторожно взяла ее из рук женщины. Когда-то девочка и сама пыталась заниматься целительством, но первое правило целительства гласит о том, что врачеватель обязан быть здоровым сам.
   – Впервые вижу, чтобы держали ворону в доме, – указала на птицу женщина.
   Ванко сидел в кресле, не отводя немигающего взгляда с гостьи.
   – Ворон, – исправила Жаклин. – Это ворон.
   – В чем отличие?
   – Уличные вороны дрессировке не поддаются.
   – Так этого ты купила?
   – Нет, – задумалась девушка. – Вообще-то я тоже его нашла. И все же это ворон, а не ворона, – убежденно повторила она.
   – У меня есть хороший знакомый, – кивнула на ее ногу женщина. – Он может тебя осмотреть. Если хочешь, я договорюсь прямо сейчас, – подготовила мобильный она. – Он отличный специалист.
   – Я устала от всего, что связано с отличными специалистами.
   – А как обстоят дела с твоим увлечением? Ты едешь за границу?
   – Нет, мне отказали в работе, – смиренно призналась Жаклин.
   – Я могу сделать так, что их уволят уже сегодня.
   – Я не поеду в Уппсалу с вами, – отрезала Жаклин.
   – Вот как, – тоскливо протянула Ингрид.
   – Мне нужно ехать в Исландию. Умерла моя мать, и, похоже, мне следует присутствовать на ее похоронах.
   – Билеты уже куплены? – поинтересовалась Ингрид. – Как понимаю, ты полетишь. В Исландии я знаю только столицу. Рейкьявик, верно? Полагаю, единственный аэропорт находится именно там.
   – Единственный, но семья живет в Хусавике. Это на самом севере. В заливе Скьяульванд. Город сравнительно невелик. С населением в две тысячи пятьсот человек. Но для севера он считается крупным.
   – Хусавик, – задумалась Ингрид. – Да, я вспомнила по названию церкви. Похороны пройдут там?
   – Наша мать не придерживалась какой-либо религии. У нее были свои специфичные верования. Она была приверженцем асатры – скандинавской мифологии, которую занесли на исландскую землю норвежские викинги. С ее точки зрения, загробной жизни не существует, а смерть является началом новой жизни, – произнесла почти по слогам Жаклин, будто сомневалась в своих же словах.
   – Я так понимаю, обряд будет не совсем традиционным.
   – Цикличность природы подразумевает возмещение.
   – А под возмещением имеется в виду кремация?
   – Подразумеваю, что так.
   – Значит, ты настоящий викинг? – первой принялась за еду женщина. – Эксперт по выживанию в диких условиях.
   – По правде говоря, ничего дикого в условиях Исландии нет. Особенно на севере. Климат мягкий и умеренный. На территории большое количество термальных источников и озер. А в городе – бассейнов. Кто был настоящим покорителем холодов, – смутилась Жаклин, – так это отец. Он часто выходил в океан и ловил тюленей. Сбывал их жир, мясо и шкуру. Он мог оставаться в море по несколько месяцев и питаться одной рыбой.
   – Я заметила, что об отце ты говоришь с неохотой, – поддержала ее неприязнь Ингрид. – Я тоже с отцом не ладила. Мой психолог утверждает, что все последующие проблемы с мужчинами вытекают именно из этого первоначального контакта. Женщина учится нелюбви к одному, и вскоре это чувство распространяется на всех остальных.
   Ингрид бросила взгляд на закрытое темной занавеской окно.
   – Любой имеет право жить, как ему вздумается, если видит в этом свое счастье. Разве только оно не мешает другим. Нам кажется, будто общество требует от нас постоянного труда. Но общество от нас вообще ничего не требует. По сути, мы ему вовсе не нужны. Мы пытаемся что-то доказать, перепрыгнуть выше собственной головы. Мы ради себя все это делаем и также можем этого не делать ради себя. Каждый из нас имеет право на многое.
   Каждая минута чужого присутствия выкачивала из Жаклин все больше воздуха.
   – Не буду тебя нервировать, – словно прочла ее мысли женщина. – Я уезжаю завтра утром, и больше мы не увидимся.
   – Мы не увидимся? – наконец проявила внимание Жаклин.
   – По крайне мере, на этой неделе.
   – А, – снова потеряла интерес она и пожала плечами.
   Жаклин успела заснуть прежде, чем хлопнула дверь.

Глава 13

   Жаклин не предполагала, что может проспать так долго. Сотовый разбудил ее только в первом часу.
   – Я забронировала билет на пять вечера.
   От такой концентрации одного человека в ее окружении ее немного подташнивало.
   – Тебе лучше? Может, отменить рейс? Если так, говори сразу, чтобы успеть вернуть залог.
   – Я лечу сегодня, – вытолкнула из себя девушка.
   – Хорошо, тогда я сброшу название аэропорта и номер брони.
   – Чертов проходной двор, – проворчала Жаклин, заметив чью-то голову в проеме входной двери.
   – Прости, я не постучал, – тихо сказал Лок и прошел по коридору почти на носках. – Кстати, это лежало в твоем ящике, – и положил оранжевый конверт на тумбочку.
   – Я приехал тебя навестить, – судя по тону, обиделся он. – Это запрещено?
   – Никаким законодательством и никакими правилами этических норм, – бросила вызов она. – Исключительно моими личными соображениями.
   – Здорово, у тебя ворона! – указал пальцем на безобидно спящего Ванко он.
   – Ванко, скажи этому объекту с разумом ниже среднестатистического о том, что ты никакая не ворона.
   Ванко лениво оторвался от сна, но счел гостя недостойным внимания и занял прежнюю позу.
   – Вот видишь? – убежденно махнула Жаклин. – Он настолько умен, что не видит смысла в контакте с тобой.
   – Насколько ты помнишь, сегодня Рождество…
   – Вот как, – вяло отозвалась девушка.
   – Мы хотели поздравить тебя от всего отдела. Украсили твой кабинет шарами, накрыли небольшой стол…
   – Зачем? – удивилась она.
   – Затем, что ты вкладываешь душу в то, что делаешь. Больше, чем кто-либо из нас. Подожди, где же это? – постучал себя по карманам куртки он, вынул открытку и продолжил читать уже с нее. – Это Уве писал, так что меня осуждать не надо. «Ты самый ответственный член нашего дружного кооператива». Это слова Уве, – бегло напомнил он. – Тут в нем проснулся поэт, – внес насмешливую ремарку Лок. – «И если положиться на теорию, что душу носит именно этот орган, то сердце занимает всю полость твоего организма». Сомневаюсь, что в тебе вообще содержатся органы.
   – Почему он сам не приехал и не прочел все это?
   – Уве ждал тебя все утро, но уехал домой в одиннадцатом часу. Ведь у него семья и все такое. Им нужно помогать по дому, подобрать стоящие подарки. Я предлагал ему свою помощь в этом непростом выборе, но он наказал заехать к тебе, поздравить от всех нас и заодно проверить самочувствие. Не хочу сказать, что это исключительно его инициатива, – бурно уверил он, положив ладонь на грудь. – Я тоже думал об этом все утро. И сам хотел написать что-нибудь душевное. Например, об удаче, что дожил до того момента, когда смог с тобой поработать.
   – Дорос, – поправила девушка. – Дорос до того момента.
   – Ну или пока ты не успела отойти в мир иной, – махнул он.
   – Между нами разница в пять лет, – опустила голову она, сверля его профессорским взглядом.
   – Наверное, я мазохист, потому что общение с тобой – целенаправленное унижение.
   – Выходит, компанию мне надо искать в среде подавленной молодежи. Всяких изгоев и экстремальных субкультур, которые стремятся подчеркнуть свою неиндивидуальную индивидуальность.
   – Наверное, – рассмеялся Лок. – К слову, вот.
   Он снял портфель с плеч и вынул плетеную фигурку ламы с вполне человеческим взглядом.
   – Это от Уве. А вот это…
   Вслед за ламой последовал игрушечный шар с пенопластом внутри, коробка с марципаном и кофейные сигары.
   – …от остальных.
   Жаклин всматривалась в глаза игрушечного животного. Он напомнил ей о мальчике с огромными глазами и вытянутым лицом.
   – Ноель жертва обстоятельств, разве нет? – подняла растерянный взгляд она.
   – Ты тоже, но при этом не размахиваешь ножом перед всеми подряд. Можно быть сколько угодно жертвой, но не выливать свои травмы на остальных. Мою мать избивал и насиловал ее родной отец, но при этом не было и дня, чтобы она кому-нибудь не помогла.
   – Я не знаю, как бы повела себя в случае, если бы угрожали жизни моей сестры, – убежденно сказала она. – Никто из нас не знает, как поведет себя в подобной или любой другой экстренной ситуации.
   – Не забывай, что эта жертва зарезала на смерть не одного человека, – пытался достучаться до ее разума аспирант.
   Лок бросил взгляд на столик у тумбочки с телевизором. Там смешались вещи незначительные и действительно важные: тюбик зубной пасты вместе с паспортом, жетон под расческой, пачка сигарет и банковская карта.
   – Собралась куда-то?
   – В Исландию. На похороны матери, – спокойно ответила она.
   Он поднялся, подошел к тумбочке и принялся изучать ее полицейское удостоверение.
   – Жак ли Врана, – подавился смешком он. – Так ты у нас француз?
   – У меня действительно имеются французские корни, которые я не скрываю.
   – Разумеется. Ты вообще ничего от нас не скрываешь, – саркастично заметил он. – Мы полагали, что твоя мать вот уже как пятнадцать лет мертва.
   – Теперь она действительно мертва.
   – Не посмею вдаваться в подробности, но… Как оказалось так, что ты приехала в Швецию автостопом из Норвегии, в то время как твоя мать все это время жила в Исландии?
   – Это очень плохо сформулированный и не выстроенный логически вопрос.
   – Отсутствие логики заключено в действии.
   Лок покачал головой, поджав губы.
   – Во сколько вылетаешь?
   – Через, – бросила взгляд на часы она, – четыре часа.
   – Удачной дороги, – ободряюще улыбнулся он, но тут же смутился и напустил трагедии на лицо. – То есть, сочувствую об утрате. Хотя ты подавленной не выглядишь, – тут же расслабился он.
   Лок ушел на ее манер, без прощаний и жестов. Жаклин бросила взгляд на конверт, но больше вниманием его не удостоила.

   Перед отъездом Жаклин заскочила в мясную лавку за парой кроличьих тушек для Ванко. Продавец хорошо ее знал. Мужчина средних лет, со значительной растительностью на лице, он был не более разговорчив, и поэтому тишина устраивала их обоих.
   За прилавком мужчины никогда не оказывалось. Жаклин использовала столовый звонок из прошлых веков. Мужчина откликнулся только на пятый, что не было на него похоже.
   – Простите, – стирал полотенцем кровь с ладоней он. – Без помощника работать непросто.
   Жаклин пересекалась с его молодым помощником, мальчиком на подхвате. Она не могла вспомнить и дня, чтобы тот не вышел на работу со своим работодателем, и позволила утолить жажду любопытства.
   – Вы его уволили?
   – Нет, он… Не знаю, что за страшная молодежная волна… В общем, он покончил с собой вчера вечером.
   – Это явление распространено не только среди молодежи, – заметила она, не переставая оборачивать кроличьи тушки в газетную бумагу.. – Да, в процентном соотношении добровольно с жизнью расстаются именно подростки. Далее идут люди до тридцати пяти. По большей части недовольные положением на работе или заработком. Некоторых не устраивает то, что они не могут трудоустроиться, имея приличное образование.
   – Но это не повод вешаться на дверной ручке, поджимая ноги, – качал головой мужчина.
   – Ваш помощник ушел из жизни подобным образом?
   – Нет, он закололся.
   – Вполне обосновано, учитывая его должность.
   – И место работы у него было. И платил я ему, – смущенно прокашлялся он, – в общем-то, немного, но достаточно.
   – Во многих странах отсутствует оперативная психологическая поддержка, – механически отчеканила Жаклин.
   – Сомневаюсь, – протянул мясник. – Вчера он не выглядел таким уж подавленным. Как угадать момент, когда кому-нибудь из этих кретинов ударит в голову мысль о самоубийстве? Все остальные должны замереть и выжидать? Как будто люди, которым в жизни повезло чуть больше, не знают, чем себя занять в будничный вечер!
   – Слишком бурная реакция говорит о факте самобичевания.
   – То есть? – поморщился он.
   – Вы чувствуете вину за своего сотрудника. Так уж много ли вы ему платили?
   – Знаете что, – выдавил он после короткой паузы. – Берите своих кроликов и убирайтесь.
   Пока он перевязывал тушки, пальцы у него дрожали, вследствие чего узел долго не получался.
   – Не думаю, что вы не хотите об этом поговорить, – прищурилась Жаклин.
   – Кажется, теперь я догадался, какую должность вы занимаете.
   – У людей с черепом подобного типа хорошо развитое логическое мышление. Они на удивление проницательны.
   – Занозы в заднице, – закончил он, бросая тушки на прилавок.
   – На самом деле я полицейский, – бросила она, прежде чем уйти. – Но вы были очень близки.

   Прибыла она лишь к одиннадцати часам ночи, когда обряд почти закончился. Кремация состоялась еще утром, а поминки – в обед. Среди собравшихся она отметила немногих знакомых. В основном эта безликая толпа состояла из друзей матери, каких было немало. Родственники, которых она в последний раз видела на Рождество пятнадцать лет назад. Разноюродные сестры, братья и тетки сочувствующе кивали, полагая, будто привычное для девушки каменное лицо – отпечаток невосполнимой утраты. Софи была на удивление молчалива, поэтому иногда сестер можно было спутать.
   Дом их матери, а соответственно дом Жаклин до шести лет и Софи до двадцати одного, располагался в небольшом поселке близ Хусовика. Численность жалкая, а здания разбросаны в километрах друг от друга, поэтому соседи хоть и знали друг друга, пересекались крайне редко. Довольно просторный дом стоял на горном возвышении с видом на озеро.
   Софи украсила лестницу и тропу цепью бумажных фонарей, организовала шатер с щедро накрытым столом. Весь вечер она металась между фонарями призраком, чтобы зажечь погасшие свечи. Было нетрудно догадаться, как много сил она вложила и каким характером нужно для этого обладать.
   И все же самооценку Софи это не повысило. Мать жила исключительно ради дочери. Жаклин не понимала этой почти болезненной связи. Разорвалась двусторонняя пуповина, и теперь одна из них была вынуждена носить ее раненый шлейф до конца жизни.
   Чтобы забыться в особенно трудный час, девушка много пила. За весь вечер она не обменялась фразой ни с кем из родственников и близких. Но когда почувствовала необходимость в поддержке, подошла к Жаклин, гнездящейся в уголке под шатром.
   – Она велела, чтобы ее прах развеяли над озером ровно в полночь.
   – Ты о Мии?
   Жаклин называла мать по имени.
   – Прояви благодарность к этой женщине. Она все для нас делала. Ты не представляешь, как она с ума сходила, когда узнала о твоем идиотском побеге.
   – Мой идиотский побег – самая мудрая вещь, которую я совершила, и единственное, о чем не жалею. Видимо, я должна была себе противоречить и остаться в угоду спокойствия матери, которая живет в тысячах километрах от меня и которая плевать хотела на мою жизнь.
   – Она не плевала на тебя, Жаклин, – осушила бокал вина залпом Софи. – Она устроила грандиозный поиск по Исландии, потому что считала, будто ты бежала к ней, а не в абсолютно чужую себе страну.
   – Что ж, теперь эта страна – моя родина, – улыбнулась она, салютуя своим полупустым бокалом. – Кажется, это не сок…
   – Может, не все, что она делала, было полезным, важным и нужным. Порой даже вредным и губящим…
   – Отличные слова, – согласилась Жаклин.
   – … но все это она делала от сердца, из чистого желания сделать счастливыми нас.
   – Инверсия употреблена с намерением надавить на ложное содержание фразы?
   – О чем ты? – нахмурилась уже довольно пьяная Софи.
   – Не нас, а тебя, – пояснила сестра. – Нас никогда не было.
   – Ты очень к ней не справедлива. Она старалась изо всех сил.
   – Я знаю, – кивнула Жаклин. – Она действовала вполне рационально. Например, сохраняла брак в течение шести лет с мужем-тираном. Статистика утверждает, что если пережить критический рубеж потери самодостаточности мужчины, в шестидесяти процентах случаев брак остается в силе. Преодолев кризис пяти лет, пара принимает требования друг друга. Если по прошествии кризисного периода картина не меняется, значит, брак был обречен на поражение изначально.
   – Насилие невозможно скрыть, – покачала головой сестра. – Может, я и не была свидетелем тех ужасов, которые видела ты, но характер отца я тоже на себе испытала, уж поверь. Тебя он любил значительно больше.
   – Отец? – не могла не усмехнуться Жаклин. – Отец любил только себя.
   – Он даже немного тебя боялся, потому что видел, насколько ты сильна и какой потенциал в тебе заложен. Он гордился тем, что является частичной причиной твоего появления.
   – Мой потенциал, – протянула девушка. – Но в то время у меня не было предрасположенности ни к чему.
   – Вспомни, как ты выходила с ним в море на недели. В то время он еще не пил, а у матери и мысли не возникало о разводе.
   – Возможно, у меня на удивление выборочная память.
   – Я тоже хотела с вами, но меня хватало только на день, – продолжала Софи. – Я жаловалась на холод, простуду и недостаток пищи.
   – А меня, значит, мать отправляла со спокойной душой.
   – Потому что ты сама этого хотела. Тебе было под силу то, что удавалось только крепким мужчинам. Ты умела справляться без пищи и воды долгое время, вытерпеть любые погодные условия, любые температуры. А однажды вернулась с огромным порезом на спине. Тебя зацепило крюком, и кровь билась пульсирующей струей, а ты как будто не замечала. Тогда я прочла в его глазах нечто вроде испуга.
   Жаклин вспомнила о шраме на лопатке и невольно согласилась.
   – Ты грустишь о матери? – поинтересовалась Жаклин.
   – Конечно! – подавилась вином Софи. – Господи, Жаклин, иногда ты выглядишь просто невменяемой.
   – Море дает – море забирает. Кажется, это исландская поговорка.
   – Да, – задумчиво протянула Софи. – Как твоя нога? Я слышала…
   – Софи!
   Над парой возвысился молодой человек, одетый не по сезону: в слишком легкую куртку на строгий костюм. Он широко улыбался и отпивал из стакана, закусывая сыром на деревянных шпажках.
   – Повсюду тебя искал. Это, как я понимаю, Жаклин? – галантно потянулся к ее кисти за поцелуем.
   Та его намерений не поняла и убрала руки в карман.
   – Это Нэд. Наш троюродный сводный брат, – представила мужчину сестре Софи. – Чем-нибудь помочь?
   – Нет, – беззаботно ответил он. – Просто хотел предложить съездить на теплый источник завтра днем.
   – Вообще-то сейчас не лучшее время для таких предложений, – смущенно улыбнулась она.
   – Почему? – удивился Нэд.
   – Видимо, у данного экземпляра сильно запущенная форма рака мозга, поскольку даже я осознаю несвоевременность данного предложения, – отчеканила Жаклин, не обращая внимания на присутствие мужчины.
   – Что ж, – усмехнулся своему бокалу тот, – тогда в другой раз.
   – Пожалуй, – согласилась младшая сестра. – Не обязательно было его оскорблять, но спасибо, – улыбнулась она. – Он весь вечер за мной бегает.
   – Родственниками вы являетесь лишь формально, а значит, он претендует на половые отношения, правильно я поняла?
   – Правильно.
   – Хорошо, – осталась довольна собой Жаклин. – Кажется, мне становятся понятны некоторые скрытые желания людей.
   – Я хотела было согласиться, – нехотя призналась девушка. – Иногда наступают моменты, когда приходится разделить тоску с кем-то физически.
   – Приходится означает принуждение, не так ли?
   Софи повела челюстью, издав короткий смешок.
   – Ты считаешь меня потаскухой?
   – Компенсация недостатка мужского воспитания в детстве или психологическая травма, вызванная ущемлением со стороны родственника или родителя. Вследствие чего комплексы, связанные с внешностью, низкая самооценка. Вызывающий макияж даже на похоронах матери, одежда, не прикрывающая того, чему бы стоило находиться в прикрытом состоянии.
   – Прошу тебя, не надо меня разбирать, – взмолилась девушка и тут же перевела тему. – Мама хотела устроить настоящий парад с фейерверками, живой музыкой и маскарадом. Пришлось заказать музыкантов, чтобы выполнить ее просьбу хотя бы частично. Но это не тот жанр, который она предпочитала.
   – Мне одной кажется, или эта женщина была несколько безумной?
   – А от кого бы иначе появилась ты? – ехидно улыбнулась и поднялась на ватных ногах девушка. – Минуту тишины!
   Родственники образовали плотное кольцо вокруг девушек и заметно притихли.
   – Все мы знаем, каких убеждений придерживалась мама. Нам всем следует уважать ее решение о последнем желании. Она просила, чтобы ее прах развеяли рядом с домом, над этим озером. В месте, где она провела большую часть жизни. Она жила, чтобы подарить жизнь нам с Жаклин, чтобы сделать счастливыми и здоровыми людей вокруг. Никогда не отказывала в помощи, никогда не отворачивалась и не придумывала оправданий. Ее дом и сердце были всегда открыты. А теперь свою признательность выскажет моя любимая сестра Жаклин.
   Та чуть было не выронила стакан.
   – Я должна что-то сказать?
   Софи закивала и неловко улыбнулась растерянным гостям.
   – Эта женщина не имела никакой роли в моей жизни, – начала Жаклин, и Софи осталось только опустить голову от стыда. – Но я вижу свою сестру, – продолжала девушка, – и понимаю, что Мия прожила действительно не зря. Ей удалось создать невозможное. Человека, который обладает невероятными возможностями и вплотную не видит всех своих качеств. А еще она верила в то, что хорошие люди перерождаются в цветы в следующей жизни. У меня все.
   Жаклин спрятала глаза на дне бокала, хотя продолжения ее слов все еще ждали. Некоторые смущенно прокашлялись, другие растерянно хмурились. И только Софи сохранила гордое выражение.
   – А теперь, – обратилась ко всем она, – выполним просьбу матери.
   Девушка подняла вазу, стоящую на земляном пригорке, и повела процессию к озеру.
   – Помоги мне, – улыбнулась сестре она, подставляя вторую ручку горшка.
   Жаклин неуверенно взялась за предложенную ручку и перевернула вазу вместе с сестрой. Холодный ветер поднял и унес пепел в сторону гор по другую сторону озера.
   – Спасибо, – отерла лицо меховым пончо Софи. – Спасибо всем за то, что были здесь сегодня. Прошу наверх.
   Толпа последовала по пригорку к домику. Последним ушел родственник, с которым познакомила Софи Жаклин. Он не отводил от девушек прямого и навязчивого взгляда.
   – Никто не будет винить меня за то, что я воспользуюсь оружием в оборонительных целях? – потянулась за пистолетом следователь.
   – Тебе разрешили провезти оружие в другую страну? – удивилась Софи, все еще отирая щеки.
   – Я же полицейский, – пожала плечами девушка. – Хотя и фиктивный.
   – Помнишь, как мы собирали пух уток-наседок? – вдохновенно улыбнулась Софи. – А потом шили из него шарфы. Утки совершенно нас не боялись, потому что взамен мы отгоняли хищников от их птенцов.
   Жаклин многого не помнила. Она смотрела на то, как расплывается неоновое сияние на горизонте и переливаются на этом свету голубые ледники, а вместе с ним и бесконечный серебряный ковер.

Жаклин Врана Эхо от лам Тодд Лерой