Пятиклассники
Евгений Петров

Пролог

   Многочисленные города постоянно расширяются, превращаются в мощные мегаполисы. Автомобильные реки перетекают по новейшим широким улицам. А они одна за другой разрастаются, гордо перетекая в современные проспекты. Ширится, разветвляется паутина улиц, переулком, проулков и прочее, прочее, прочее.
   Но есть среди всей этой паутины малые скромные улочки – улочки нашего детства. Со временем они словно усыхают, скукоживаются, постепенно теряются в густой тени разрастающихся деревьев. Как же порой хочется отвернуться от современной повседневной кутерьмы и пройтись по исчерченному темными полосами теней, растрескавшемуся старому асфальту. Облупившиеся фасады когда-то новых домов провожают прохожих подслеповатыми глазами пыльных окон. Идешь, бывало, мимо, а в голову сами собой вливаются воспоминания…
   Вот дом, в котором прошли счастливые детские года…
   Вот детский сад, в который когда-то бегал…
   А вот и первая школа. Первые друзья, подруги. Первая учительница…
   Первая любовь…
   Да, мало ли чего связано с этими тенистыми улочками, которые когда-то казались огромными и длинными, но которые нет-нет да и проходишь от начала до конца, или в обратном направлении.
   Не ищите в рассказах своих знакомых. Все совпадения являются абсолютно случайными…

История первая.
Улица, улица, улица родная

1 сентября

   Сегодня мне нужно идти в новую школу. Новую, не в том смысле, что вновь построенная, а просто по окончании четвертого класса всех нас раскидали по разным школам. Так я и попал в это высоченное, по сравнению со старой уютной двухэтажной школой, четырехэтажное здание. Друзья все, нет, не все – Валерка перевелся в эту же школу, оказались неизвестно где. Валерка тоже, хоть и перешел вместе со мной, но попали мы в разные классы.
   Ужасно не хотелось идти в мрачное серое здание моей, теперь уже моей, школы. То ли дело старая, желто-белая, в глубине яблоневого сада…
   Но делать нечего: надо идти…
   Всунули мне в руку огромный, совершенно бесполезный, букет, прямо, как мелкому – первокласснику.
   – Иди, получай знания, – папа подтолкнул меня в спину, в качестве напутствия.
   Тяжело вздохнув, я вышел на залитую ярким осенним солнцем улицу.
   Густая, еще зеленая трава на газоне, а может и на окаймленной кленами и тополями полянке, весело зашевелилась под легким ветерком, словно приглашая меня поиграть, побегать.
   – Некогда мне, – отмахнулся я, ощущая непривычную пустоту внутри, и, повернув направо, как можно бодрее зашагал по направлению к школе.
   Тополя, расчертившие темными полосами ослепляющий асфальт, приветливо шелестели листьями.
   – Иди-и сме-елее. Это всего лиш-шь ещ-ще один уч-чебный год-д-д…
   – Справлюсь, – махнул я им в ответ букетом…
   …И тут нос к носу столкнулся с Валеркой, спешащим мне навстречу с таким же дурацким букетом.
   – Юрка, ты куда? – глаза его раскрылись по семь копеек, – школа-то в другой стороне…
   Я озадаченно на него посмотрел. Недоуменно покрутил головой: действительно, я шел по привычной за четыре года дороге к старой школе.
   – Тьфу ты! – я развернулся и зашагал рядом с Валеркой, размахивая букетом. Почему-то я не додумался выбросить его.
   – Ай-ай-ай, – укоризненно погрозили нам клены, осыпав «вертолетиками».
   Школьный двор. Перекрытая массивной чугунной оградой на кирпичной основе, небольшая площадка была заполнена школьниками почти как автобус в часы пик. В этой толчее я с превеликим трудом отыскал свой будущий класс. Классная руководитель – габаритная тетка, учитель английского языка, с труднопроизносимым именем: Эльвира Леонидовна, или как ее называли между собой ребята – Леопардовна, громогласно представила меня и еще двоих ребят, оказавшихся тоже новичками в этом классе: толстенького, почти круглого темноволосового Пашку Медведева, действительно выглядевшего как медведь, и высокого худого Мишку Крекера, чья светлая голова возвышалась над остальными одноклассниками как башня. «Истинный ариец», – мелькнула в голове фраза из прошедшего недавно фильма про Штирлица.
   Потом организованной гурьбой мы все повалили в класс.
   Рядом со мной за партой оказалась несколько высокомерная девчонка с длиннющей косой, за которую неудержимо захотелось дернуть, чтобы не задавалась… Иринка – ее имя. Мне тут же вспомнилась другая Иринка – из старой школы, тоже соседка по парте. Наша с ней дружба только-только начала завязываться в конце прошлого года. Вдруг вновь захотелось ее увидеть, но теперь это было совершенно невозможно: летом, вместе с родителями она переехала в другой город. Я украдкой вздохнул… Иринка коротко покосилась на меня, хмыкнула и задрала свой вздернутый нос еще выше. Вот задавака! У меня аж ладони вспотели, и руки к ее косе чуть не потянулись…
   Но девчонок бить нельзя – это правило я запомнил еще с детства и старался его не нарушать.
   Леопардовна что-то пыталась бормотать по-нерусски. Читала из книжонки какие-то рассказики. Я абсолютно ничего не понимал и, от нечего делать, принялся с интересом рассматривать новых одноклассников. Большинство из них, насколько я видел, так же, как и я, занимался кто чем может. Леопардовна дочитала очередной рассказ и раскатисто расхохоталась. Кое-кто выдавил из себя вежливый смешок…
   Прозвенел спасительный звонок.
   Хлопки парт наполнили класс. Ребята рванулись к выходу. В коридоре меня окружили пацаны-одноклассники.
   – Стукнемся? – подскочил ко мне вихрастый паренек, насколько я запомнил, его зовут Макс.
   Мелькнул кулак. Скулу скользком ожгло. Я неуклюже отодвинулся в сторону, неловко выбросил вперед руку. Мой удар попал в живот Макса.
   «Ну, – думаю, – щас всем скопом навалятся – новичка «учить», – внутри меня аж похолодело.
   К моему удивлению, меня лишь хлопнули по плечу: «Молодец».
   – Надо было ему в рожу дать, – равнодушно бросил крепкий, но несколько вихлявый парень, – я – Леха… – сказал, и пошел прочь странной шаркающей походкой, шатаясь из стороны в сторону.
   – Как там тебя? Юрка? – между тем выпрямился Макс, – Леха прав… Что же ты, в морду двинуть не можешь?
   – В морду?… – протянул я с деланной задумчивостью, – А зачем? Вдруг покалечу… – сказал я это, скорее, для большей значимостью. Не любил я драться. Что толку кулаками махать? Все вопросы можно и так решить…
   – Смешно… – протянул Макс.
   Ребята отошли от меня, занимаясь своими делами, делясь летними воспоминаниями. Конечно, ведь они знакомы не первый день, и даже не первый год. У них уже давно сложились кампании. Я ж пока не вписывался ни в одну из них. Может как-нибудь потом… А пока я оставался в одиночестве…
   В ожидании звонка я бродил по просторному коридору.
   – Ну как? – неожиданный хлопок по плечу заставил меня вздрогнуть и непроизвольно сжаться.
   Я резко обернулся. Передо мной, улыбаясь во весь рот, стоял мой Валерка. Лучший друг. Мы с ним…
   – Все пучком, – отозвался я, украдкой погладив скулу.
   – Ну, давай! Встретимся после уроков! – и умчался куда-то со своими одноклассниками.
   Я затравленно огляделся вокруг… Стало еще более одиноко…
   Снова, ужасно вовремя, прозвучал звонок.
   Мой любимый урок – математика. Математичка в новой школе мне сразу понравилась. Полненькая добродушная женщина Зоя Александровна, оказавшаяся к тому же завучем, толково и доходчиво объяснила, чего от нас ждет. Я с головой погрузился в чарующий мир чисел. Увлечено я решал пример за примером, пока удивленно не заметил, что все задания параграфа кончились… Математика всегда мне легко давалась…
   – А я уже все решила… – мелодичный глубокий голос за спиной заставил меня обернуться.
   Миловидная девочка, Наташа Неволина, тянула руку. Чем-то она мне сразу понравилась…
   В оставшиеся два урока я нет-нет, да оборачивался посмотреть на нее. Что в ней было особенного? Обычная девчонка. Серо-зеленые глаза, несколько веснушек на щеках, прямой нос, две косы. Вроде, ничего такого… но снова и снова хотелось смотреть на нее…
   Вечером, идя с Валеркой домой, я все вспоминал Наташу, почти не слушая, о чем восторженно вещал мой друг…
   Так закончился первый школьный день…

Фонтан

   Утром ко мне забежал Валерка. Время до школы еще было: мы учились во вторую смену.
   – Пошли, погуляем!
   – А то…
   Мы выскочили на улицу. Стоял жаркий сентябрьский день.
   Ярко светило солнце. Не скажешь, что лето уже давно кончилось и наступили осенние школьные будни. Мягко шелестели листьями, кое-где уже пожелтевшими, деревья. В неведомой дали чирикали запоздалые птицы. То ли забыли, что уже не лето, то ли радовались теплому солнечному деньку. Кто их разберет. В голову-то к ним все равно не залезешь здорово было идти по нагретому асфальту. Мы с Валеркой мерили шаги, старательно переступая через длинные черные тени, время от времени перечеркивающие наш путь.
   Я машинально крутил в руках недавно тщательно вырезанную из доски саблю. Мы собирались поиграть во что-нибудь. А сабля в данном деле далеко не последнее дело – всегда пригодится.
   – А пойдем купаться, – неожиданно предложил Валерка.
   Я взглянул на припекающее солнце. Внезапно захотелось бултыхнуться в прохладную воду, воспользоваться последними теплыми деньками, вспомнить прошедшее лето. До такой степени захотелось, что я даже ощутил как погружаюсь в ласковую воду Камы.
   Однако, ближайшее место для купания находилось за зданием цирка. Причем, нужно было пройти по крутому склону, пересечь многочисленные железнодорожные пути, пролезть в дыру в заборе. И только потом можно подойти к реке. Я представил этот не очень приятный путь, и мурашки побежали по коже. К тому же, на берегу, как раз в месте купания, постоянно ошивалась местная шпана.
   Общаться с этой компанией не хотелось совершенно. Я еще плохо умел плавать и отчаянно боялся, что эти пацаны меня засмеют.
   – Что-то не хочется тащиться к Каме, – стараясь говорить как можно более небрежно и независимо, – давай лучше тут поиграем…
   – Тут так тут, – сразу согласился Валерка, – а во что?
   Этот вопрос застал меня врасплох.
   – На месте решим.
   – На каком?
   – Как обычно – на пустыре.
   Глаза Валерки почему-то поскучнели. Мой друг несколько отстал от меня, чего-то обдумывая.
   – Ну, ты чего?
   – Знаешь, я придумал, – повеселел вдруг Валерка.
   – Чего еще? – насторожился я.
   От Валеркиных выдумок можно было ожидать всякого. То мы с ним в сугробы с сараев прыгали, чудом не попав на прикопанные в снегу вилы, как ни странно, но острием вверх. Кто их там так поставил? То при игре в Робина Гуда друг в друга из лука стреляли. Валерке тогда стрела с наконечником из гвоздя в язык попала. Зачем он язык наружу высовывал? То… Да мало ли чего было.
   – Пойдем купаться, но не на Каму.
   – А куда?
   – Во двор больницы, – он с удовольствием посмотрел на мой ошарашенный вид, – там у них фонтан есть с теплой водой…
   – А туда можно? – я вдруг вспомнил этот фонтан, окруженный огромной, выше человеческого роста, решеткой.
   – Почему нет?
   – Зря что ли его решеткой отгородили.
   – Да, нормально все. Наши там часто купаются.
   – Что, через решетку перелазят? – я с недоверием смотрел на Валерку.
   – Там в ней дырка есть…
   Фонтан – это конечно здорово. Он не должен быть глубоким, и мое неумение плавать не будет заметно. На душе даже как-то полегчало.
   – А там есть где плавать-то, – я даже Валерке стеснялся признаться в своем недостатке.
   – Найдется! Побежали!
   И мы рванули к фонтану…
   Только взрослые ходят по тротуарам. Это непреложная истина. Мы с Валеркой, вполне естественно, этого правила не придерживались. Мягкая, кое-где начинающая желтеть, трава газонов легко сминалась под ногами. Земля гулко отдавалась на каждый шаг. Мы стремительно неслись по утренним улицам, старательно огибая деревья, которые нет-нет да заступали нам дорогу. Каждый раз при таком событии я ударял морщинистый ствол саблей и неизменно восклицал:
   – Получи!
   Стараясь не отставать от меня, Валерка подхватил с земли довольно прямую ветку, старательно очистил от лишних веточек и листьев, превратив в своеобразное оружие.
   – Давай поиграем в запорожцев, – на бегу обернулся он ко мне.
   Валерка недавно прочитал несколько книг о казаках, таких как «Тарас Бульба», «Азов» и др. и все стремился подражать их героям…
   У меня с этим все было несколько сложней. О казаках я знал только из книг Г. Сенкевича и фильмов, снятых по их мотивам; таких как «Потоп», «Пан Володыевский». Не очень-то привлекательно выглядели там запорожцы…
   Но игра – есть игра. Там все можно представить так, как хочется. Там даже самый страшный злодей может оказаться приятным человеком…
   – Ну, запорожцы так запорожцы, – равнодушно отозвался я, в глубине души рассчитывая, что Валерка в связи с такой игрой откажется от купания, – только вот они в основном верхом… не плавают…
   – Все нормально, – отозвался мой друг, – с реками они тоже часто завязаны.
   – Завязаны?
   – Частенько они и по рекам перемещались. У них даже корабли – «чайки» были.
   – Как скажешь…
   …Наконец, впереди приземистое здание поликлиники, покрытое бледно желтой облупившейся краской, которое мы и называли больницей.
   Тут наши движения непроизвольно сделались более осторожными. Мы крадучись проникли во двор больницы. Вот и фонтан… Высокая, в виде закругленных петель, много выше нашего роста окружала фонтан.
   – Куда тут? – я растерянно огляделся.
   Взгляд мой упал на небольшую табличку со строгой надписью, криво прикрепленную ржавой проволокой на одном из прутьев решетки:

   КУПАТЬСЯ
   ЗАПРЕЩЕНО!
   ВОДА ТЕХНИЧЕСКАЯ!

   – Смотри… – я толкнул Валерку под бок и показал надпись.
   – Фигня, – отмахнулся мой друг и, подойдя к небольшому холмику, принялся быстро раздеваться.
   – Но…
   – Брось, – Валерка в одних трусах двинулся вдоль решетки, выискивая лазейку, – ага, вот она!
   Он легко проскользнул между прутьями и бросился в воду с небольшого поребрика.
   – Давай сюда! Что ты там мнешься?
   «Ладно, попробую и я»
   Я скинул одежду, машинально чуть не сняв и трусы.
   – Ты чего? – недоуменно окликнул Валерка.
   «Тьфу ты»
   Я поддернул трусы и двинулся в сторону лаза, протиснулся, осторожно опустил ноги в воду, оказавшуюся неожиданно теплой и с тяжелым сердцем оттолкнулся от бетонной стенки, погружаясь в фонтанный бассейн…
   С ужасом заметил, что ноги не достают дна. В фонтане оказалось гораздо глубже, чем я мог предполагать. Внезапно захотелось выбраться обратно.
   – Плыви сюда, – позвал Валерка.
   Вода в том месте, где он стоял, едва прикрывала его плечи. Видимо, там был какой-то выступ. Это приободрило меня: на камне я смог бы немного отстояться, прежде чем направиться обратно. Купаться уже совсем расхотелось.
   Я плюхнулся в воду, направляясь к другу…
   Снова попытался встать на дно… его не было… и я с головой скрылся под водой. Внутри меня все сжалось от ужаса…
   «Тону!»
   – Держись, – Валерка протянул мне руку, собираясь вытащить меня на камень рядом с собой.
   Я лихорадочно вцепился в Валеркину ладонь и попытался подтянуться. Однако произошло обратное: друг мой соскользнул с камня и…
   …Некоторое время мы барахтались в теплой воде фонтана, то и дело, то скрываясь под водой, то выныривая на поверхность…
   – Спасите! – завопил я в пустынный двор, – Тону!!!
   Валерка уже окончательно скрылся из вида. Ноги мои ощущали его странно обмягшее тело. Но помочь ему я ничем не мог.
   – Помогите!
   На наше счастье к решетке фонтана приблизился какой-то парень лет двадцати.
   – Помогите!
   – Держи, пацан, – он протянул мне руку и вытащил на сушу.
   – Там… еще… Валерка, – еле слышно проговорил я, дрожа натягивая одежду прямо на мокрое тело. «Чтоб я еще пришел сюда…»
   Мой спаситель быстро разделся и занырнул в фонтан.
   Через несколько томительных мгновений безжизненное тело Валерки показалось на поверхности.
   Тут я смог перевести дыхание.
   Изо рта Валерки хлынули потоки воды. Несколько движений искусственного дыхания… Я напряженно, застывшим взором, следил за действиями спасателя…
   Наконец, мой друг закашлялся и осмысленно посмотрел в мою сторону.
   Губы его шевельнулись.
   – Что произошло? – его вырвало.
   – М-мы тонули…
   – Да? – он с трудом приподнялся и сел.
   – Ну, утопленники, как вы? – парень выпрямился и принялся одеваться.
   – В-все… п-путем, – отозвался Валерка, щелкая зубами.
   – Справитесь сами? —
   – К-конечно…
   Мы, поддерживая друг друга, медленно двинулись домой…

Тесто

   Прошло несколько дней. Фонтанные события несколько подзабылись. Но все равно я с настороженностью проходил мимо. Стоило увидеть падающие серебристые струи окутанной паром воды, как явно ощущалось под ногами мягкое податливое тело Валерки. Аж всего передергивало. Тогда-то я и дал себе зарок – не ходить по той улице. Для меня отныне ее не существовало.
   Кроме всего прочего, после этих событий подхватил я простуду и вынужден был торчать дома. С одной стороны здорово: в школу ходить не надо занимайся, чем хочешь. Но ведь такая тоска сидеть дома, и носа не высовывая на улицу. Да и Валерку теперь не выпускают из дома до самой школы.
   Э-эх-х, жизнь.
   Правда, и на улицу не особо и хочется. Прислонился к оконному стеклу, посмотрел во двор. А за окном шел противный, какой-то серый, дождь. Тяжелые листья, прибитые потоками воды лениво опускались на мокрый с пузырящимися лужами асфальт.
   Тоска-а.
   Может вообще-то оно и к лучшему, хоть какую-нибудь книжку почитаю. Будет, что потом предложить Валерке для игры. Выпустят же его когда-нибудь. Вытащил одну из своих любимых – «Одиссею капитана Блада». Классная вещь – про пиратов. Начнешь читать – не оторвешься.
   …И вот я уже вместе с Питером Бладом скачу для оказания медицинской помощи лорду мятежников…
   Драгуны Кирка.
   Тут я остановился в чтении, задумчиво огляделся вокруг.
   На память пришло давнее мое увлечение. В детстве, года два-три назад, я очень любил лепить из пластилина различные фигурки и разыгрывать с ними различные сцены. Из-под моих рук когда-то выходили герои книг и фильмов.
   Вот и сейчас вдруг нестерпимо захотелось слепить этих самых драгунов Кирка, довольно подробно описанных в книге.
   Я отложил капитана Блада в сторону и вытащил ящик стола в поисках коробки пластилина.
   Он же должен где-то быть. Во всяком случае, мы его покупали, когда готовились к школе.
   Вот и разыскиваемая коробка. Ровные брусочки разноцветного пластилина спокойно лежали между картонными полосками, с интересом поглядывая на меня.
   «Ну, что ты будешь сейчас делать?»
   Это они намекали, что родителям очень не нравилось, когда я начинаю что-то делать из пластилина.
   – Опять тесто месишь? – обычно говорила мама.
   Несколько раз все мои кентавры, гладиаторы, львы и прочие персонажи просто превращались в огромный разноцветный ком или же все вместе оказывались в мусорном ведре. После каждого подобного случая я долго не брался за любимое занятие. Потом все равно к нему возвращался.
   А сегодня, ну прям руки зачесались. Но нужно все было сделать так, чтобы родители не заметили… Поэтому, отщипывать пластилин следовало крайне осторожно, чтоб со стороны заметно не было…
   Но тут я уже давно использовал свой собственный способ. Нужно аккуратно достать брусочек, отколупнуть необходимый кусок от нижнего угла – и никто ничего не заметит, если только не будет доставать пластилин из коробки…
   – Ну, вот, пластилин добыл. Приступим.
   Я принялся за дело…
   И вот передо мной несколько фигурок. Осталось обрядить их в форму соответствующего полка.
   «Так, – размышлял я, вглядываясь в текст, – прозвище солдат – „раки“, следовательно – мундиры красные».
   Внешний вид драгун хорошо видно на иллюстрации в книге. Через некоторое время на столе ровными рядами лежало что-то около десятка солдатиков.
   Осталось изобразить золотой галун…
   – Оп-па! – тут я крепко задумался. – Из чего бы мне его сделать?
   Можно было бы, конечно, налепить полоски желтого пластилина. Но это выглядело бы крайне неэстетично. Хотелось бы, чтоб золото блестело, а не просто соответствовало по цвету.
   – Стоп! – сказал я сам себе, – у нас же где-то были конфеты, отложенные на мамин день рождения. А золотка, то есть фольга, в них, по-моему как раз желтого цвета.
   Не долго думая, я принялся шарить по всем кухонным ящичкам и шкафчикам.
   Ура! Вот они!
   Грудка разноцветных шоколадных конфеток лежала передо мной. Вдруг в душе моей шевельнулся червячок сомнения. «Конфеты приготовлены к празднику. Как мне добыть золотку? Я не мог съесть ни одной конфетки.
   А может…
   Точно, так я и сделал. Я аккуратно разворачивал фантик, доставал золотку, а потом заворачивал конфетку обратно…
   «Здорово я придумал, – шевельнулась гордая мысль, – почти ничего и не заметно».
   Я положил конфеты на место и вернулся к своим солдатикам…
   Нарезать узких золотых полосок, наклеить их на фигурки – дело нескольких минут. Драгуны смотрелись просто великолепно – хоть сейчас в бой…
   …Но…
   Почти никогда не обходится без этого самого «НО».
   Из чего сделать шпаги?
   Золотки для этого явно не годились: слишком мягкие. Нельзя было делать оружие и из пластилина. Получилось бы, черт знает что.
   Я принялся барабанить пальцами по столу, а сам лихорадочно шарил взглядом по комнате. Ничего подходящего…
   Впрочем, как это «ничего», а булавки? Их еще называют английскими. Где-то они у нас были… Вроде бы, у мамы в швейной коробке есть.
   Я рванулся к комоду. Вытащил картонную, сшитую из разноцветных кусочков, коробку, с замиранием сердца открыл…
   Какова же была моя радость, когда на меня хитровато взглянули стальные иголочки английских булавок.
   Наконец я смог завершить создание отряда драгун.
   Но с кем они будут воевать?
   И я придумал сделать фигурки по такому же образцу, но в мундирах черного цвета…
   Это будут – испанцы…
   …И сражение началось…
   В самый разгар боя раздался звонок.
   «Неужто родители пришли?»
   Я заметался по комнате в поисках укромного местечка для своей небольшой армии…
   Звонок продолжал настойчиво звонить.
   Кое-как прикрыл пластилиновых солдатиков листком бумаги, я открыл дверь.
   И тут же облегченно вздохнул: в дверях стоял Валерка.
   – Ты чего так долго не открывал? Я специально бегу, чтоб успеть за тобой заскочить, а ты…
   – Я думал, родители…
   – И что?
   – Смотри… – не дав Валерке даже снять башмаки, я потащил его в комнату, показывать свою армию.
   – Класс, – восхитился Валерка, – Я тоже так хочу…
   – Приступай…
   – Ага, приступай, а школа?
   Я посмотрел на часы. Действительно, наступило время, когда нужно было идти в школу.
   – Я не могу, – проговорил я, – болею…
   – Ну, ладно, я побежал… Завтра еще забегу…
   Он скрылся.
   Я долго смотрел в окно, наблюдая, как мой друг постепенно скрывался за пеленой дождя.
   Потом вернулся к солдатикам. Раз Валерке понравилось, значит нужно сделать их как можно больше, чтобы можно было нормально играть…
   Отряд за отрядом выстраивался на подоконнике своеобразным парадом…
   – Опять тесто месишь? – подошла сзади мама и устало опустилась на стул.

Быстрый олень

   Завершилась томительная неделя болезни. Завтра снова в школу. Трудно сказать, хочется мне или нет. С одной стороны – да, хочется, снова увидеть Наташу; но в то же время – опять уроки, снова бормотание Леопардовны. Я посмотрел на свое пластилиновое войско.
   На подоконнике к этому времени уже выстроилась целая армия. В глазах несколько зарябило от разноцветных мундиров. Красные, зеленые, синие, даже желтые – раздобытые мной из разных книжек – ровными рядами стояли под знаменами, только и ожидая начала военных действий…
   Днем ко мне заскочил Валерка, приволок свои фигурки. Да уж. Ничего я ему не сказал, но до чего его солдатики были неуклюжими: перевязи – простые колбаски, вместо голов – шарики. Я тяжело вздохнул, стараясь делать это как можно более незаметно. Но не критиковать же моего лучшего, можно даже сказать, единственного пока, друга. Впрочем, он и сам заметил разницу.
   – Давай твоими поиграем.
   Завязалось жаркое сражение. Солдатики смешались на поле боя. Даже штыки и шпаги выглядели почти настоящими. Конечно, не обошлось и без споров. Кто не так сходил, кто напал, кто победил в схватке. Мне кажется, что в подобных играх всегда так бывает…
   Время пролетело незаметно.
   Вот уже и два часа…
   Валерка заторопился в школу.
   Уроки начинались с полтретьего.
   Он умчался. Я снова остался в одиночестве. Обратно расставил солдатиков по полкам. Немного полюбовался на стройные ряды французов, англичан, австрийцев, русских, тяжело вздохнул и отправился вглубь комнаты. Играть в солдатики одному резко расхотелось. Да и какое удовольствие от такой игры. Это как играть сам с собой в шахматы или шашки. С одной стороны вроде бы и выиграл, а с другой – ты же и проиграл…
   От нечего делать включил телевизор.
   Ух ты!
   На экране замелькали индейцы, полетели стрелы в белых бандитов. Я схватил телепрограмму. Так и есть. Фильм «Белые волки» с Гойко Митичем в главной роли. Это классно.
   Я с удовольствием уставился в телевизор. Изображение, конечно, не было цветным. Все цвета делились лишь оттенками голубого. Но и то… Это было что-то. Благородные индейцы отчаянно отбивались от белых колонизаторов. И действовали они не в пример честнее, чем белые. В голове моей сразу возникли темы для будущих игр с Валеркой.
   Игры «про индейцев»…
   Это здорово. Надо только заранее придумать себе «индейское» имя.
   Как их там называют?
   …Зоркий Сокол, Меткий глаз, Быстрый Олень, Стройная Береза (это уже девчачье) … В общем, все имена составлены из существительного и прилагательного.
   Все – решено!
   Буду называться Быстрый Олень. Тем более, что и бегаю я довольно неплохо. Вон летом, на спор с Валеркой, целый перегон между остановками бежал наравне с трамваем. Потом, правда, запыхался и отстал, но ведь бежал же…
   Теперь – оружие. Тут еще проще. Судя по фильмам, большинство краснокожих воинов вооружено луками и стрелами. С этим проблем быть не должно. Что такое лук? Это палка со шнурком. Нечто подобное мы для игры в «Робин Гуда» делали. Желательно, чтобы палка была гибкой (это я помнил не только по нашей игре, но и по повести Крапивина из «Пионера» – «Алые перья стрел»), а шнурок крепкий, чтоб не порвался. Дома, естественно, ничего подходящего не найти.
   Недолго думая, я выскочил во двор.
   Огляделся.
   Гибкая палка?
   Гибкая, но упругая?
   Папа говорил, что они в детстве для лука использовали верес.
   Ну, где ж его взять в городе-то?
   Придется обходиться тем, что есть…
   Ветка от тополя, которых было особенно много во дворе, явно не подойдет, сломается в пять секунд. Ива? Она опять слишком гибкая – нет в ней необходимой упругости. Клен, мы его знали как американский, – прямые ровные побеги. Лучше их использовать на стрелы. Быстро наломал примерно с десяток ровненьких нетолстых ветвей. Так, стрелы у меня почти были.
   – Как же я забыл? – хлопнул я себя по лбу (жест где-то подсмотренный). При игре в лесных стрелков для самого лука мы использовали рябиновые прутья (или черемуховые).
   С этим несколько сложней. Раньше мы такие прутья в лесу срезали. А в городе…
   Впрочем, есть такое место.
   Возле больницы – там, где фонтан.
   Я помчался туда, стараясь не вспоминать о прошлом. В несколько минут я уже был на месте. Сам источник моих недавних неприятностей осторожно обошел по широкой дуге.
   Вот и заросли рябины.
   Ура!
   Обдирая локти и коленки вломился в самую чащу. Принялся старательно осматривать ствол за стволом.
   – Ты кто? Что на-до? – неожиданно послышалось над самым ухом.
   Я испуганно отпрянул в сторону и оглянулся. Метрах в двух от меня покачивалась на ветке синичка и выжидательно смотрела на меня черными глазками, поворачиваясь ко мне, то одним боком головки, то другим.
   – Да, ну тебя, – отмахнулся я, – уж чириканье за человеческую речь принял.
   И почти тут же увидел именно то, что мне нужно. Прямая палка с несколькими подвядшими листочками кем-то уже сломанная валялась на земле. Подхватил я это сокровище и помчался обратно домой делать оружие.

   * * *

   Дома, на кухне, разложил на столе свое деревянное богатство и принялся за дело.
   Сначала кухонным ножом старательно подрезал разлохмаченные сломы. С обоих концов будущего лука прорезал канавки для шнурка. Стал снимать кору. Она отходила от палок длинными лентами. Правда, после этого очищенная поверхность прутьев оказалась скользкая и липкая. Я и тут не растерялся: быстро протер бело-желтые заготовки полотенцем. Остался шнурок – тетива… И с этим я справился, использовав кусок маминой ужасно крепкой не то нейлоновой, не то капроновой бельевой веревки.
   Согнул свой новый лук. Красота! Тетива отозвалась ровным гудящим звуком. А чтобы руки не скользили по луку, обмотал самую середину черной папиной изолентой, воткнув кроме всего прочего несколько подобранных на дороге голубиных перьев. В общем, лук получился просто на загляденье. Раньше гораздо хуже получалось.
   Надо опробовать…
   Пострелял я кленовыми ветками по игрушкам.
   Замечательно!
   Разве что ветки – это только ветки, а еще пока не стрелы.
   Занялся я изготовлением стрел.
   Самое главное – наконечники. Для них хорошо использовать гвозди. Обычные гвозди, разве что убрать шляпку и расплющить острие. Ерунда. За несколько минут я наклепал себе с десяток наконечников, ровно по количеству кленовых древков. Крепко примотал все той же изолентой. Оставалось сделать оперенье.
   Из чего?
   Подходящих для этой цели перьев не было.
   – Ладно, это потом, – махнул я рукой, а пока быстро склеил нечто похожее из бумаги.
   Теперь я был вооружен. Покидал полученные стрелы в полочку для обуви. Класс! Стрелы втыкались как им и положено.
   Так, с оружием разобрались.
   Теперь – головной убор.
   Тоже все просто: нужна головная повязка с перьями.
   Саму ленту взял от старого, уже ненужного плаща, а по бокам пришил пару полосок завалявшегося не знаю от чего пушистого меха. Напоследок пришил к повязке большое полосатое перо из папиной коллекции.
   Вот теперь все было готово.
   Быстрый Олень готов к подвигам…

Стрельба из лука

   Валерка обалдел от моего предложения поиграть в индейцев.
   – Ты чего, с ума спрыгнул, – протянул мой друг, – вообще офигел?
   – А что такого?
   – Ты на улицу смотрел? Там же дождь хлещет, – он покрутил пальцем у виска, – давай лучше в солдатиков. Я новых наделал. – Валерка вытащил из портфеля, мы собирались сразу от меня идти в школу, пластилиновые фигурки.
   Посмотрел я на его изделия и чуть не заплакал от отчаяния. Лучше бы он не принимался за подобную работу. Солдатики его выглядели прямо сказать отвратительно, грубо – никогда не старался он довести дело до конца, полностью пренебрегая проработкой деталей. Вот и сейчас, в Валеркиных солдатиках легко можно было увидеть некое подобие человеческих фигур, можно было даже отличить цвета мундиров, но в общем… все какое-то корявое… Одним словом что-то есть, а что – непонятно. Лишь отдаленное подобие. Даже ремни перевязей выглядели в виде толстеньких колбасок…
   Конечно, я не мог сказать ему этого в лицо: он искренне восхищался своими изделиями.
   – Что-то не хочется, – пробормотал я, – давай – в другой раз.
   – В другой так в другой, – пожал он плечами и убрал свои «шедевры» обратно в портфель.
   Я облегченно перевел дух, стараясь сделать это как можно более незаметно.
   – Ну а как же мы будем играть в индейцев, не выходя на улицу? – вернулся он к первоначальному разговору.
   – Прямо здесь, – я обвел рукой комнату.
   Валерка осмотрелся.
   – Ну, здесь так здесь.
   И вот тут я вытащил лук и стрелы.
   – Ух, ты, здорово, – он пощелкал пальцем по туго натянутой тетиве.
   Я взял лук в руки и выпустил стрелу в обувную полочку. С легким стуком наконечник из сплющенного гвоздя вошел в мягкое дерево.
   – Здорово, – восхитился Валерка, – я тоже так хочу.
   Об игре в солдатики он напрочь забыл.
   – Меня зовут Быстрый Олень, – гордо проговорил я и надел на голову головную повязку с пером.
   Снова взвилась стрела, подкрепляя сказанное мной.
   – Я все сказал! Хау! – проговорил я, подражая героям Гойко Митича.
   – Тогда я буду… буду… – Валерка на мгновение задумался, – Быстрый Барс.
   Что-то подобное я слышал и в фильме. Значит, он тоже смотрел «Белых Волков». Замечательно. Валерка достал из портфеля коробку с красками – сегодня у них рисование – и намазюкал себе на щеках красные зигзаги – «индейская» раскраска.
   Точно. Как я сам об этом забыл. Я последовал его примеру и стремительно нарисовал себе длинную красно-желтую полосу, проходящую через обе щеки и переносицу.
   После наведения боевой раскраски я уселся верхом на стул. Это будет лошадь. Взмахнул рукой с зажатым в кулаке луком.
   – И-и-и-и-и! – раздался в комнате «индейский» клич.
   Валерка плюхнулся в соседний стул.
   – Устроим соревнование по стрельбе! – прокричал он.
   – Легко…
   Я слез со стула, то есть «с коня», направился на кухню и торжествующе притащил мамину разделочную доску.
   Вот и мишень.
   Я укрепил доску-мишень на спинке кресла, прислонив ее к шифоньеру. Выпустил стрелу.
   Щелк!
   Стрела торчала в самом краешке доски. Еще чуть-чуть, и я бы промазал.
   – Есть! – я резко рванул кулаком.
   – Теперь я!
   Валерка выхватил у меня лук, слегка прицелился и спустил тетиву. Стрела ткнулась в шифоньер неподалеку от мишени и упала на пол, не воткнувшись. На лакированной дверце осталась небольшая зарубка. Я презрительно усмехнулся старательно пригладил отставшую щепочку и снова взял в руку лук. Свистнула очередная стрела. Мой выстрел на этот раз оказался не лучше Валеркиного. Стрела, дрожа бумажным оперением, торчала из дверцы шифоньера. Легким завитком отщепилось дерево мебели.
   А Валеркина стрела попала почти в центр доски-мишени.
   – И-и-и-и! – снова завопил я, выпуская очередную стрелу.
   Стрела…
   Еще одна…
   Еще…
   Постепенно мишень превращается в иструхлявленную, истыканную острыми наконечниками доску…
   Еще одна стрела…
   Неожиданно доска раскололась и свалилась на усыпанный мелкими щепками пол. Следом посыпались стрелы.
   К своему ужасу я заметил, что некоторые стрелы, втыкающиеся в разделочную доску, пробивали ее насквозь. Соответственно, на дверце шифоньера появились многочисленные зарубки.
   Ничего себе, поиграли.
   Я почесал затылок.
   Мы с Валеркой принялись лихорадочно убирать следы преступления. Кое-как мы несколько сгладили содеянное. Конечно, полностью все исправить было не в наших силах. Следы от стрел явно выделялись на лакированной поверхности. Тут уж ничего не поделаешь. Придется все оставить так, как есть.
   Часы пробили два. Пора в школу.
   Мы засуетились.
   Я схватил ранец, закинул его за спину и рванулся к двери.
   – Юрка, стой, – Валерка ухватил меня руку.
   – Что такое?
   – Ты что, так и собрался в школу в раскраске идти?
   Чтоб тебя, совсем забыл. Наперегонки мы бросились в ванную. Принялись усиленно тереть щеки. Вода с лица текла красная, словно напитанная кровью. Основная масса краски смылась достаточно быстро. Но… как много в этом «но»… Акварель плотно впиталась в кожу. Как мы ни старались, бледно-розовые полосы окончательно так и не удалились. Куда деваться? Торчать дома дольше – бесполезная трата времени, которое и так уже поджимало. Еще немного, и мы опоздаем…
   Пойдем так, как есть. Может никто не заметит. Тем более, что полосы почти не заметны…
   Мы со всей возможной быстротой побежали в школу…

   * * *

   Первым, кого я встретил, придя в класс, была Наташа Неволина. Она окинула меня странным недоуменным взглядом. Неужели заметила остатки боевой раскраски. Вот невезуха. Что она обо мне подумает?
   – Ну, ну, – усмехаясь подошел ко мне Пашка Медведев, – что это?
   Нужно было как-то перевести тему разговора.
   – Не знаешь, – брякнул я первое, что пришло мне в голову, – сколько человек в когорте?
   – Чего? – опешил Пашка.
   – Не знаешь? – как можно искренней проговорил я, – О чем тогда с тобой разговаривать? – и независимой походкой двинулся к своему месту.
   Пашка остался в недоумении. Что-то вполголоса проговорил Крекеру. Тот задумчиво посмотрел в мою сторону.
   Под их перекрестными взорами я тяжело опустился на свое место. Положил руки на парту и опустил в ладони лицо.
   Краем глаза заметил, как моя соседка Иринка обернулась к Наташе, и они принялись о чем-то оживленно беседовать.
   Прозвенел звонок. Начался урок.
   Третья подруга Наташи и Ирины – Лена передала Ирине записку. Иринка осторожно развернула записку.
   Перед моими глазами мелькнуло в записке непонятное слово ТКМЕЗУЕ…
   Чем-то неуловимо знакомым повеяло от этого странного слова…
   Украдкой я взглянул на Наташу – может что и прояснится…
   …Ничего…
   Мысленно я представил Наташу в индейской одежде. И до того это сочетание показалось мне органичным, что поневоле залюбовался…

   * * *

   …Наконец, уроки кончились.
   Я направился домой.
   На улице быстро темнело. Поразительно, но уличные фонари один за другим гасли при моем приближении, словно в осуждении.
   Я невольно замедлил шаги, вспомнив вид шифоньера.
   Что меня ждет дома? Отвертеться всяко не удастся.
   Ноги начали заплетаться от невыносимого нежелания идти домой.
   Но как бы медленно я ни шел, подъезд неуклонно приближался.
   С тягучим скрипом открылась дверь подъезда. Медленно поплыли под ногами ступеньки. Тяжелая рука мучительно медленно поднималась к звонку.
   Наконец, кнопка вжалась под моим пальцем.
   Почти сразу открылась дверь.
   – Ну, рассказывай, – грозный голос отца не предвещал ничего хорошего.
   Я медленно поднял тяжелую, словно чугунную, голову и взглянул в грозные глаза отца.
   – Мы играли, – еле слышно пробормотал я.
   – Во что?
   Зашипел, вытаскиваемый из брюк отца ремень…

Индейцы Вундед-Ни

   Неожиданно для себя я всерьез увлекся индейцами. Каждый фильм с участием Гойко Митича просматривал ни по одному разу. На подоконнике рядом с моими пластилиновыми солдатиками выстроилось целое племя индейцев с перьями на головных уборах. Но мне казалось, что этого невозможно мало. Чего-то определенно не хватало.
   – Книжки нужно читать, – уверенно проговорил Валерка.
   И он потряс перед моими глазами какой-то книжкой с изображенными на обложке индейцами в пышных головных уборах.
   – Что это у тебя?
   – Ни за что не узнаешь.
   – Да, ладно тебе. Покажи уж.
   Я выхватил красочную книгу из рук друга, как ни пытался он препятствовать моему движению.
   «Томек на тропе войны» – прочитал я на обложке.
   – Ну и… – я повертел книжку в руках и неуверенно проговорил, – Дай…
   – Классная штука, – Валерка отобрал книгу обратно. – Вот сам прочитаю, тогда и тебе дам почитать.
   – Я и без тебя справлюсь, – протянул я.
   – Спорим, что я больше твоего книг про индейцев прочитаю, – выкрикнул Валерка с азартом.
   – А давай, – почему-то согласился я.
   И мы вместе с ним отправились в ближайшую библиотеку.
   И тут мне конкретно повезло: в только что сданных книгах я практически сразу обнаружил книгу с почему-то знакомым названием «Последний из могикан».
   – Вот это именно то, что мне нужно, – не сдержавшись, воскликнул я чуть не в полный голос.
   – Тише… – укоризненно прошелестел голос библиотекарши.
   – Конечно, конечно, – я торопливо приложил палец к губам и обратился к Валерке, – Во, что я нашел…
   – Ну-ка, ну-ка, – следом за мной перешел на шепот Валерка, – А ты уверен, что она про индейцев?
   Тут уже я и сам засомневался. А вдруг я в чем-то ошибся… быстренько перелистал ряд страниц… и… слава Богу… наткнулся на типично индейское имя Соколиный Глаз. Уррра!!! Не ошибся!!! Показал страницу Валерке.
   – Во, видел? Соколиный Глаз! Пожалуй, я назовусь этим именем…
   – Ну, уж фигушки, – свирепо прошипел Валерка, – если уж решил быть Быстрым Оленем, так и оставайся им.
   – Как скажешь, – проговорил я и, схватив «Последнего из могикан» подмышку, рванул домой, через плечо бросив другу, – вот прочитаю, тогда увидишь…
   Что я имел в виду, трудно сказать…

   * * *

   История последнего из могикан заинтересовала меня настолько, что я никак не мог оторваться от книги ни днем, ни ночью.
   Даже ложась спать, я брал с собой книжку. Накрывался одеялом и включал фонарик. Передо мной оживали герои. Я с увлечением следовал за Ункасом и Чингачгуком по лесам Америки. Днем, в школе, даже на уроках, я продолжал читать, положив книгу на колени…
   К моей радости я узнал, Ункас и есть Быстрый Олень. Такое совпадение поразило меня до глубины души.
   И вот тут у меня появилась гениальная мысль: – я решил составить словарь «индейских» слов.
   Сказано – сделано…
   Сразу после уроков я помчался в магазин за тетрадкой. Аккуратным, во всяком случае, мне так казалось, почерком вывел сверху страницы:

«Словарь индейских слов»

   Дальше, пошло-поехало.

   Ункас – Быстрый Олень
   Магуа – Хитрая Лисица
   Чингачгук – Большой Змей…

   Неожиданно книга кончилась. С огромным сожалением пришлось сдать «Последнего из могикан» обратно в библиотеку…
   Начались поиски книг «про индейцев».
   Одну за другой прочитал книги Шульца: «Ошибка Одинокого Бизона», «Моя жизнь среди индейцев» и другие…
   Мой «словарь» неуклонно пополнялся.
   И тут совершенно неожиданно для себя обнаружил книгу с моей тематикой среди произведений А. С. Пушкина «Джон Теннер».
   В словарь добавилось огромное количество новых слов…
   Если так пойдет и дальше, то придется добавлять еще одну тетрадку.

   Валерка даже начал обижаться на меня.
   – Ты совсем перестал гулять, – уже в который раз укоризненно говорил он.

   Наконец, я поддался его уговорам.
   Мы выскочили на улицу. Стояли последние осенние деньки. Еще немного, и наступят более холодные дни. Игры неминуемо преобразятся. Зимой, в сугробах, уже так не поиграешь.
   – Давай в индейцев! – предложил я.
   Мы прихватили новый лук, стрелы и рванули на пустырь.
   – Ты знаешь, – на ходу поделился я своими новостями, – я тут кучу индейских слов нашел.
   – Ух ты! – восхитился Валерка и как-то совсем по школьному попросил, – Дашь списать?
   – Обижаешь, – отозвался я и, прицелившись, выпустил стрелу в тонкий ствол одинокого тополя.
   На мое удивление стрела воткнулась в самую середку. Наконечник увяз вплоть до древка.
   Выдернуть стрелу сразу никак не получалось. Я рванул изо всех сил. Молоденький тополек качнулся, осыпав нас ворохом ярко-желтых листьев. Но стрела не шелохнулась.
   – Ну вот, – протянул Валерка, – пропала стрела…
   – Пропала и пропала, – отмахнулся я.
   Стрела гордо дрожала на осеннем ветерке, покачивая серо-сизым опереньем из голубиных перьев.
   Валерка почесал в затылке.
   – Ты не слыхал?
   – Чего еще? – я оторвался от созерцания воткнутой стрелы.
   – Про Вундед-Ни?
   – Что за Вундед-Ни?
   – Ну, ты даешь, – удивился Валерка, – Там индейцы дакоты восстание подняли.
   – Врешь!
   – Обижаешь, – Валерка демонстративно отвернулся, – все газеты об этом пишут… – и пропел:
   Ты постой на минутку,
   Есть важное дело.
   Я вам песню спою
   Про бойца Пелтиера.
   Он брошен в застенки
   В той Южной Дакоте,
   Где…
   – Что за …?
   – Ну, вооще… – покрутил головой Валерка, – Леонард Пелтиер – это же борец за свободу индейцев…
   – А-а-а, – быстро сориентировался я, – вот ты про кого. А то я сразу и не сообразил.
   Быстро огляделся. С размаху хлопнул себя по лбу в несколько театральном жесте.
   – Извини, – проговорил я виноватым тоном, во всяком случае мне хотелось, чтобы он выглядел виноватым, – чуть не забыл, но сегодня нужно в школу пораньше…
   – Зачем это? – подозрительно вопросил мой друг.
   Ну, не мог же я ему сказать, что собрался просмотреть последние газеты. Поэтому и плел все, что приходило в голову.
   – Леопардовна зачем-то просила прийти, – с трудом выговорил я.
   Помчался домой.
   Первым делом развернул газету. В глаза мне бросились изображения современных индейцев из Вундед-Ни.
   – Вот это да! Буду собирать еще и картинки про индейцев…

Племя индейцев

   Очередную книжку я нашел у знакомых, к которым зашел перед самой школой. Мама что-то просила передать, а я сразу – прямиком к книжному шкафу. И сразу на нее наткнулся. На обложке изображены девушка с парой перьев за узорной головной повязкой и воин в огромном головном уборе.
   – «Зверобой», – прочитал я название.
   У меня аж руки задрожали от желания прочитать очередные приключения индейцев.
   – Можно мне взять?
   – Бери, только читай осторожно, – тетя Тома критически посмотрела на меня, – не испорти.
   – Я аккуратненько….

   – Ага вот и еще одна, – торжествующе показал я книгу Валерке, вспомнив о нашем с ним споре.
   – Ух ты! Дашь почитать?
   – Не, не могу. У знакомых на время взял.
   Я бережно спрятал драгоценную книгу в портфель.
   Первый урок – математика. Читать абсолютно некогда. У нас с Наташей проходило негласное состязание: кто больше задач и примеров решит. Мы оба даже в учебнике решенные номера точками обозначали. Впереди всего класса задания прорешивались. Какое уж тут чтение…
   На ботанике я старательно углубился в приключения Зверобоя. Зачем мне все эти цветочки-лепесточки, всякие там крестоцветные, сложноцветные – одним словом сплошная мура. Зато книжка оказалась интересной. Вот Зверобой прибыл в плавучий домик Тома Хаттера. Вот, они вместе с…
   Прозвенел звонок.
   Следующий урок – русский язык; там уж точно не особенно почитаешь. Обычно приходится много писать. Упражнения там всякие.
   Зато после – история. Там можно оторваться. Училка по истории – Руфина Викторовна – странно, она даже никакого прозвища не имеет, – женщина добрая. Вряд ли она особо заметит. Правда, она и рассказывает очень интересно. Но все эти Междуречья и Хаммурапи – кому они вообще нужны?
   И я снова углубился в чтение.
   Иринка тут как тут – мне в книжку заглядывает.
   – Что читаешь?
   – Отстань, – буркнул было я, но, вспомнив, что она Наташина подружка, нехотя пояснил, – Зверобоя…
   И вот тут-то мне потребовалась моя тетрадь с индейскими словами. Нужно же было записать новые слова:
   Уа-Та-Уа – Тише-О-Тише
   Райвеннок – Расщепленный Дуб

   Чтобы выглядело покрасивше, на пустом месте я обычно пририсовывал фигурки индейцев. Получалось вообще здорово, словно книга с иллюстрациями. Класс!
   – Дай посмотреть, – Иринка чуть шею не вытянула, стараясь заглянуть в мою тетрадку.

   Би-наис-са – Птица
   Не-кик-уоз-ке-чим-е-куа, – женщина Выдра

   – Ничего себе, – проговорила она, – откуда взял?
   – Секрет, – усмехнулся я, стараясь сделать это как можно более загадочно.
   – Не хочешь, не говори, – надулась Иринка.
   Украдкой я покосился на заднюю парту. Наташа внимательно слушала Руфину Викторовну.
   Эх, зря я обидел Иринку. Может через нее можно будет и с Наташей подружиться. Я взглянул на Иринку. Она что-то старательно записывала на листочке, прикрывая рукой написанное. Только сейчас я заметил, что она имеет странную привычку жевать кончик косы в моменты раздумья. Иринка незаметно передала записку на заднюю парту. Наташа и Лена практически синхронно склонились над ней. И вот тут я заслужил заинтересованного взгляда Наташи. Ради этого я готов был на все что угодно.
   Надо спасать положение.
   Я склонился к Иринке.
   – Не злись, – проговорил я еле слышно, – просто я все это выписывал из разных книг.
   – Я не злюсь, – она выпустила изо рта косу и откинула за спину.
   Прозвенел спасительный звонок, прерывая возникшую неловкость.
   Следующий урок – музыка. Там можно читать без проблем, точно уж никто не помешает. Но совершенно неожиданно рядом со мной за парту опустилась все та же Иринка. Это тем более странно, что на музыке порядок рассадки не действует, каждый садится, как ему вздумается. А тут…
   – Вот что, – проговорила Иринка, как только мы уселись, – я не буду на тебя злиться, если ты…
   – Что?
   – А вот что, – она вытащила из портфеля тетрадку и протянула мне.
   – Зачем это?
   – Вот заполнишь рисунками, тогда я и подумаю, чтобы тебя простить…
   – Рисунками?
   – Ну, да, нарисуешь мне на всех страницах индейцев, и мы в расчете…
   – Индейцев?
   – У тебя они довольно-таки неплохо получаются…
   – Согласен.

   На перемене подошел ко мне Леха вместе с Мишкой Крекером.
   – Вот Юрка, – обратился Леха к Мишке, положив мне на плечо руку, – он много знает про индейцев.
   – Это хорошо, что он много знает, – протянул Мишка и взъерошил светлые волосы. – Может и пригодится…
   – Берем его в племя?
   – В племя? – тут уж удивился я, – В какое еще племя?
   – Понимаешь, – доверительно проговорил Леха, – у нас в классе создано два, а может уже и три, племени индейцев.
   – Даже так? – я несказанно удивился.
   – А то! – горделиво приосанился Леха. – Мы – апачи.
   – А кто другие? – тут уж меня пробил интерес к сказанному.
   – Во главе наших врагов – ленни-ленапов – Наташка Неволина, – отмахнулся он, – и с ними вся их компания.
   – Ага… Понятно…
   – Ну, что, войдешь в племя апачей, – вопросил Леха.
   – Давай-ка я лучше свое организую, – предложил я взаимовыгодную альтернативу, – сможем потом образовать союз, ну и…
   – Интересный вариант, – Леха почесал в затылке и обернулся к Мишке, – а ты как считаешь?
   – Тогда отправим к нему Макса, – слегка усмехнулся Мишка, – будет нашим агентом..
   И он насмотрелся фильмов про шпионов. Интересная смесь индейцев и шпионов образовалась. Что там еще будет дальше? И почему они подошли ко мне именно сейчас?
   – Значит, договорились, – они повернулись, чтобы уходить, – Да, а как ты назовешь свое племя? – спохватился Леха.
   – Мы будем навахи, – вспомнил я недавно прочитанную книгу «Сын племени навахов»…
   Валерка наверняка согласится…

Пожар

   Третий урок – труды. Своих мастерских в новой школе не было. Приходилось тащиться в мастерские старой, чуть не сказал – родной, школы, а это несколько кварталов. Успеешь за перемену – хорошо, А не успеешь – все равно надо успеть. На улице как назло стояла великолепная погода. Падающие ярко-желтые листья медленно засыпали дорожки. Дворники не успевали заметать золотое великолепие. На растущих вдоль школьного забора яблоньках зелеными ожерельями висели маленькие горьковато-кислые яблочки-дички. Оказывается, еще не все потеряно, здесь тоже есть яблоки, как и в старой школе. Еще немного – и зарядят бесконечные дожди. Потом – снег. И наступит зима. В зиме, конечно, есть своя прелесть, свои возможности для игр и развлечений, но последние деньки осени не сравнить ни с чем.
   Я медленно брел возле яблонь, время от времени срывая яблочки. Они так здорово освежали во рту. Благодать да и только. Портфель покачивался в такт шагам. Идти на труды совсем не хотелось. Махнуть бы сейчас куда-нибудь, жить себе на природе, охотиться на диких зверей. Никакой тебе школы, уроков, строгих родителей. Сам по себе. Здорово. Заманчивая перспектива захватила меня. Я принялся усиленно строить планы моего дальнейшего проживания в чаще леса.
   – Нет, тут одному не справиться, – от пришедшей в голову мысли я даже остановился и еще раз повторил, – одному никак.
   На это дело надо идти только с кем-то. Лучшей кандидатурой на подобное предприятие мог быть только Валерка. Надо будет обсудить с ним эту проблему.
   – Юрка, стой! – раздавшийся сзади голос прервал мои размышления.
   Принесла нелегкая.
   Я обернулся. Меня догонял Леха с зажатой под мышкой папкой. Многие из моих одноклассников тогда ходили с папками. Лехина папка же была особенная: ярко оранжевого цвета с накрашенным на ней трафаретом индейца.
   Уж кого-кого, но именно Леху мне сейчас хотелось видеть меньше всего. Но что делать? В нашей игре в индейцев он был вождем, что называется, головного племени в нашем союзе.
   – Чего тебе? – всеми силами старясь выразить заинтересованность, обернулся я к нему.
   – Вот что у меня есть, – он вжикнул молнией папки и вытащил замусоленную тетрадь.
   – Что это?
   – Индейские слова.
   Интересно, неужели он тоже составляет словарик. Я нетерпеливо раскрыл тетрадку.

   Амо – пчела
   Аджидомо – белка

   – Откуда это?
   – Есть такая книга «Песнь о Гайавате». Там до фига индейских слов.
   – Не читал.
   – Ха, про индейцев знает много, а чуть ли не главную книгу не читал…
   – Прочитаю еще, – уклончиво проговорил я и отправил в рот еще одно зеленое яблочко.
   Я перелистнул несколько страниц в Лехиной тетради.

   Олигархия – власть немногих

   – Это не индейское слово, – указал я, – оно греческое.
   Леха озадаченно почесал в затылке.
   – Ты уверен?
   – А то… – несколько высокомерно сказал я и поспешно добавил, – точно, точно – греческое.
   – А ладно, – Леха махнул рукой, – пусть будет греческо-индейское.
   Он несколько помялся и вдруг выпалил:
   – Я слыхал, что у тебя тоже есть такой словарь…
   – Ну,,, – насторожился я.
   – Дай посмотреть, я может, что и спишу к себе.
   – Смотри, – я вытащил свою заветную тетрадь с нарисованными индейцами.
   Леха углубился было в рассматривание слов и рисунков, как вдруг его занятие прервал звук сирены.
   Мы оба оглянулись. Прямо во двор школы, от которой мы так и не смогли далеко отойти, прикатила пожарная машина.
   – Ничего себе, – проговорил я, – побежали, посмотрим, что там такое.
   И мы, напрочь забыв о трудах, припустились обратно к школе.
   Увиденное поразило нас.
   Двор был переполнен школьниками и учителями, которые в редком единодушии смотрели вверх.
   Из крайних окон четвертого этажа вырывались клубы черного дыма вперемешку с редкими бледно-оранжевыми языками пламени. Насколько я понял, горел угловой кабинет, там где у нас обычно проходил урок русского языка. Пожарная машина, подъехав почти к самому зданию школы, выдвигала лестницу. Пожарник в плохосгибающейся брезентовой робе уже взбирался по ней, волоча за собой шланг. Брызнули разбитые стекла. Мощная струя воды ворвалась внутрь класса. Посыпались стекла и из других окон этого же класса.
   – Ничего себе, – с непонятной интонацией проговорил Леха.
   Тем временем языки пламени постепенно скрылись. Черный дым начал светлеть, пока не превратился в белый клубящийся пар.
   Пожарники задвинули лестницу, смотали шланг и уехали.
   Все мы, включая учителей и учащихся, остались наедине с обгоревшей школой. Какие уж тут труды. Как только всем разрешили вернуться в школу, мы с Лехой стремительно бросились на четвертый этаж, чтобы оценить величину повреждений. Тут нас заметила Зоя Александровна, математичка.
   – Вот что, ребята, – строго проговорила она, – давайте-ка будем наводить порядок.
   – Это как, – непонимающе уставился я на нее.
   – Ну, видите же, что тут у нас творится.
   Да уж, картина и вправду была неприглядная. В кабинете по щиколотку стояла мутная буровато-серая вода, в которой как-то обреченно стояли обгорелые столы и стулья. Плавали какие-то разрозненные листки, какие-то схемы и многое другое.
   Делать нечего, и мы с Лехой включились в работу.
   Первым делом вытащили всю воду. Сколько раз мы спустились с полными ведрами вниз, с четвертого этажа на первый, наверное, и не сосчитать. Мы старательно таскали воду, соревнуясь с ребятами из других классов. В школьном дворе образовалась огромная лужа – все стремились вылить грязную воду именно туда – как ее потом будем обходить, никого не интересовало. После вытащили в коридор обгоревшую мебель. Пот с нас катил что называется ручьем. После пожара да после воды, воздух в кабинете по своим качествам очень напоминал парилку, но с каким-то неприятным запахом. Устали мы все до невозможности.
   – Давай передохнем, – проговорил Леха, отирая лоб.
   – Давай, – тяжело дыша, согласился я.
   Тем более, что нашей помощи вроде как больше и не требовалось.
   Мы заскочили в соседний кабинет, по игре случая это оказалась наша классная комната, и плюхнулись за ближайшую парту. Леха непроизвольно сунул руку внутрь парты. Что он хотел там найти?
   – Ничего себе, – потрясенно проговорил он, вытаскивая целую груду клочков бумаги.
   Я не поленился и заглянул внутрь. Увиденное заставило меня крепко призадуматься. Среди обрывков бумаги, в парте валялось несколько обугленных спичек. Кроме того, на некоторых клочках явно виднелись следы огня. Значит кто-то хотел поджечь именно этот класс. И этот кто-то явно наш одноклассник.
   Кто из наших способен на такое?
   Мы с Лехой принялись перебирать возможных поджигателей.
   Примерно через полчаса мы сошлись во мнении, что это мог быть только Васька Сенин – нескладный худой парень, как бы сейчас сказали, несколько неадекватный. Васька не с кем не общался, держался от остальных в стороне. На шутки отвечал с какой-то агрессией. Его старались не задевать: мало ли что может взбрести в его голову.
   – Точно, это Васька, – удовлетворенно проговорил Леха, – больше некому…

   * * *

   А на следующий день нас вызывали к следователю.
   Первым в комнату завуча, где расположился этот, совершенно непохожий на милиционера (он не был в форме), человек, вызвали Леху. Пробыл он там почти целый урок. Я не успел перекинуться с ним, вышедшим от следователя, и парой слов, как туда же пришлось идти и мне.
   – Так, Юрий Павлов? – следователь поднял голову от каких-то бумажек и уставился на меня.
   – Да, это я…
   – А почему, Юрий, ты вчера не пошел на урок труда?
   Не пошел и не пошел. Ему-то какое дело? Или он меня в поджоге подозревает?
   – Ну, это как бы это сказать…
   – Говори как есть, – во взгляде появилась заинтересованность.
   – Ну, в общем, мы с Лехой…
   – С Лехой?
   – Ну он только что у вас тут был…
   – А – Алексей Чернов – которого тоже вчера на трудах не было…
   – Ну, да, мы с ним собирались переписать индейские слова…
   – Индейские слова, – удивленно посмотрел на меня следователь, – Зачем?
   – Чтоб были…
   – А зачем?
   – Просто, у нас есть, а у других – нет. Здорово. Мы можем общаться по-индейски. Чего тут непонятного?
   – Ладно, иди, – он устало откинулся на спинку стула, – хотя, нет, подожди. У меня есть несколько другая информация…
   – Да вы что? – искренне возмутился я, – все именно так и было… Это точно не мы подожгли школу… Это, скорее всего…
   – Стоп, – внезапно оживился следователь, – ну-ка, юные Шерлоки Холмсы, что вы там заметили?
   Ну, я и рассказал все, что мы с Лехой видели: и про бумажки, и про спички, и про наши подозрения насчет Васьки…
   – Индейские слова, – почесал в голове Леха, – а я сказал, что мы яблочков нарвать собирались…
   – А про Ваську ты говорил?
   – Ну, я сказал, что мы в нашем классе нашли…

   Больше мы Ваську Сенина в нашем классе не видели…

Конкурс чтецов

   Сегодня на уроке наша русичка Елена Александровна объявила:
   – На следующей неделе у нас в школе состоится конкурс чтецов. Желающие могут подойти ко мне и записаться.
   Почему-то мне ужасно захотелось поучаствовать в этом конкурсе. И уже на перемене я отыскал Валерку и поделился с ним своими соображениями.
   – Ты что, совсем сбрендил, – Валерка покрутил пальцем у виска, – а оно тебе надо?
   – А что такого?
   – Да ты только представь себе, – поучительным тоном проговорил мой лучший друг, – выйдешь ты на сцену, уставятся на тебя офигенное количество людей…
   – Ерунда, – отмахнулся я, – легко с этим справлюсь.
   – Ну, смотри… – а Валерка убежал по каким-то своим делам.
   Я долго смотрел ему вослед. Тяжелый вздох вырвался у меня.
   «Плохо дело. Похоже, что мы с ним все больше и больше отдаляемся друг от друга. Но, в то же время, в чем-то Валерка и прав. Тяжело выйти на сцену под пристальными взглядами учителей и ребят. А вдруг я чего-нибудь забуду, а вдруг мое стихотворение не понравится, а вдруг…» Спасительный звонок прервал мои сомнения.
   «Будь что будет» – и я решительно зашагал в класс.

   После уроков я впервые возвращался домой в одиночестве, не дожидаясь Валерки. Мысли мои все возвращались к предстоящему конкурсу. Это должно было, по моему мнению, больше привлечь внимание Наташи ко мне.
   Дома после ужина я зарылся в книги, стараясь найти что-нибудь подходящее для конкурса. Хотелось подобрать что-то такое, что не особо известно. Ясно же, что большинство участников возьмут стандартные стихи Пушкина там, или Лермонтова. Ну, в общем, какое-нибудь стихотворение из школьной программы. Мне же хотелось использовать стихи, не известные основной массе. Больше шансов на успех.
   – Что с тобой? – мама заинтересованно подняла глаза от какой-то своей книги, – ты что-то потерял?
   – Да, что ты ищешь? – папа оторвался от телевизора, где транслировали хоккейный матч.
   – Да, у нас скоро конкурс…
   – Гоооол! – завопил папа и тут же, спохватившись, проговорил, – Извини. Так что там у тебя за конкурс?
   – Конкурс чтецов.
   – Чтецов? – мама отложила книгу в сторону и поднялась с дивана.
   – Ну да, – я продолжил поиски среди книг наших пермских поэтов.
   – А как насчет Асадова, – мечтательно проговорила мама и начала:

   Шар луны под звездным абажуром
   Озарял уснувший городок.
   Шли, смеясь по набережной хмурой…

   – Не-е, это не пойдет…
   – Почему? – удивленно повернулся ко мне папа. – По-моему, вполне неплохие стихи.
   – Да что там хорошего? – отмахнулся я, уже ни один раз слышавший это стихотворение, – фигня какая-то. Мне бы что-нибудь более подходящее.
   – Ну, тут уж ничем помочь не могу, – и папа снова уставился в телевизор.
   – За то я могу, – торжествующе произнесла мама.
   – Это как это? – хором проговорили мы с папой.
   – Сегодня я шла мимо Дворца Культуры, а там объявление: «Приглашаются мальчики и девочки в кружок Художественного Слова».
   – Ну и?
   – Все очень просто. В этом кружке ты сможешь и стихи подобрать, и научиться их правильно декламировать.
   – Декламировать?
   – Рассказывать…
   – А-а-а, понятно…

   На следующее утро я побежал во Дворец Культуры записываться в кружок. Меня встретила строго одетая пожилая женщина.
   – Меня зовут Маргарита Андреевна, – представилась она и спросила, – А как вас зовут?
   – Юра.
   – Так, значит, Юрий, вы решили заняться речью?
   – Речью? Мне захотелось научиться читать стихи…
   – Я об этом и говорю, – мягко улыбнулась Маргарита Андреевна, – чтение стихов хорошо развивает память, а также улучшает грамотность речи.
   – Ага… То есть да, – спохватился я, вспомнив о правилах культуры.
   – Ну что ж. Приступим к стихам.
   Маргарита Андреевна взяла со стола несколько листков с печатным текстом.
   – Что это?
   – Мне хочется, чтобы вы прочитали эти стихи.
   – Хорошо, – я взял листки и начал читать:

     «Олегу комендант сказал:
     «Ты для футбола ростом мал.»
     «Хоть раз бы стукнуть по мячу, —
     Обиделся Олег…»

   – Стоп, стоп, стоп, – замахала ладонью Маргарита Андреевна, – Что вы, Юрий, так нельзя.
   – А как? – я оторвался от листков и посмотрел ей в лицо.
   – Понимаете, Юрий, – вы сейчас не стихи читаете, просто тараторите, словно сдаете технику чтения. При чтении, неважно, что вы читаете, нужно выделять мысль интонацией.
   – А как это?
   Маргарита Андреевна жестом указала мне на стул, сама присела рядом.
   – Давайте, Юрий, рассмотрим это стихотворение по кусочкам.
   И мы принялись анализировать текст. Где понизить голос, где – совсем наоборот, где добавить настроение, где слегка приостановиться.
   – Ну, Юрий, – проговорила Маргарита Андреевна, – прочитайте еще раз, но уже с учетом всех пояснений.
   Я поднялся, вышел на середину комнаты рассказал еще раз, старательно исправляя все полученные замечания. Для себя я уже решил, что именно это стихотворение я и буду рассказывать на конкурсе чтецов. Чем-то оно зацепило меня. Может тем, что концовка понравилась мне обалденно:

     «… И вот удар – и гол забит!
     Ребята рукоплещут…
     И даже комендант сказал:
     «Неплохо стукнул – хоть и мал».

   Класс! Вот этот Олег смог стать футболистом, несмотря ни на что. Я тоже должен добиться всего, что задумал. И первым шагом к достижению своих целей должна будет стать победа в конкурсе.
   – Хорошо, Юрий, теперь намного лучше, – проговорила Маргарита Андреевна одобрительно. – А сейчас давай-ка выучим еще одно стихотворение:

   «Он пионером был в Артеке…»
   По мне первое звучало гораздо лучше, чем это. Однако, Маргарите Андреевне явно больше понравилось второе. Но тут уж ничего не поделаешь. Каждому свое.
   С грехом пополам рассказал я и это стихотворение. По тому, как хмурилась Маргарита Андреевна, я понял, что не оправдал надежд руководителя.
   – Не так, Юрий. Давайте еще раз…

   Наконец наступил долгожданный день конкурса. С самого утра меня колотило до такой степени, что хотелось забиться под кровать и не вылезать наружу. И черт с ним – с конкурсом. Еще как опозорюсь перед всеми. И тогда Наташа не то что заметит меня, а, скорее, просто отвернется от меня с презрением.
   За полчаса до начала занятий за мной как обычно зашел Валерка. Он понимающе посмотрел на меня.
   – Ладно тебе трястись, – сказал мой друг, – Пошли в школу.
   – А вдруг… – испуганно проговорил я.
   – Прекрати, – строго выговорил он, – я же не…
   – Что? – тут я даже забыл о своих страхах, – Ты тоже?
   – Тоже? – прикинулся непонимающим Валерка, – Что тоже?
   – Ты участвуешь в конкурсе, – я уже не спрашивал, а уличал моего лучшего друга.
   – Да, – вызывающе ответил он, – А чем я хуже тебя?
   – Тогда держись, – я решительно шагнул за дверь, – я собираюсь победить на конкурсе.
   – Я так просто не сдамся.
   Тут во мне взыграл азарт. Я тоже не собирался сдаваться без боя.

   * * *

   Конкурс начался после шестого урока. Небольшой актовый зал школы заполнился учениками с пятого по восьмой класс. Никак не меньше двух сотен получилось, а то и больше, если еще и всех учителей подсчитать. Ничего себе, выходить на сцену перед таким количеством народа. Теперь я понял, что означает выражение «душа ушла в пятки». Ноги стали неподъемными. Я никак не мог заставить их двигаться в сторону сцены.
   – Юра, иди скорее, – подтолкнула меня в спину наша пионервожатая Марина, – скоро начинаем.
   На сцену вышел первый выступающий…
   Второй…
   Я оказался прав: они читали стихи из школьной программы. Это несколько приободрило меня.
   Третьим выступал Валерка.
   На мое удивление, в его стихотворении не было ничего похожего на рифму. Там был какой-то рассказ на тему написанной на стене фразы «Да здравствует Ленин!». Так называемое стихотворение в прозе. Но Валерка на этом не остановился, а прочитал еще одно – небольшое – «Притяжение Луны».
   Хлопали ему сильно. Гораздо громче, чем всем предыдущим. Мне сразу вспомнилось, о способе голосования у спартанцев, о котором я совсем недавно прочитал в учебнике истории. Чем громче – тем лучше.
   Наконец подошла и моя очередь.
   На негнущихся ногах я вышел на сцену. Внезапно захотелось убежать, чтоб не видеть это многообразия глаз. Большинство их обладателей готовы были всех поднять на смех. Закрыть глаза что ли? И вот тут я увидел Наташу. Все, вот ей я и буду рассказывать. И будь что будет.
   Я собрался с силами, поднял высоко голову, и начал так, как меня учила Маргарита Андреевна. Я старался изо всех сил, выдерживая все паузы, подчеркивал мысль интонацией. В общем все делал так, привык на занятиях в кружке. И вот я закончил свое выступление. Ответом мне была полная тишина. Я растерянно огляделся вокруг. Неужели я выступил хуже всех. В глаза навернулись слезы. Все… Я даже с этим не справился. Опустил голову…
   И тут зал взорвался оглушительными аплодисментами.
   Это была безоговорочная победа!

Юный стрелок

   С утра я достал лук и принялся отрабатывать меткость стрельбы. И все потому что накануне наш физкультурник, то есть учитель физ-ры Борис Николаевич пообещал устроить соревнование по стрельбе. А какой я Быстрый Олень, если не смогу добиться успеха в этом испытании.
   Лучше всего, конечно, тренироваться на улице. Но как выйти на улицу с луком? Во-первых холодно. Зима на дворе. А во-вторых, там же ребята гуляют. И стоит мне показаться на улице, как никакой тренировки уже не будет. Начнется какая-нибудь игра, и не факт, что всю игру лук со мной останется. Всем захочется выстрелить. А ведь ни у кого же нет уже летнего оружия, только у меня. Несправедливо будет, если я буду с луком бегать, а все остальные? А вдруг еще кто отберет, и тогда я вообще без лука останусь.
   Нет уж, я как-нибудь дома…
   Поначалу я собирался укрепить щит с крестом в кресле и уже поставил круглую крышку от бочки между подлокотником и сиденьем, как вдруг заметил, что в случае чего мои стрелы опять-таки попадут в тот же самый многострадальный шкаф. Опять мне попадет. А сколько я потом лук и стрелы по-новой делал… я даже укромное место для всего этого нашел, чтоб не дай бог родители не нашли. А то опять все уйдет на мусорку. И опять все снова начинай… Ну уж нет, дудки.
   Тогда я переместил щит, то есть теперь мишень, в середину комнаты, прикинув, что в случае непредвиденных обстоятельств, стрелы просто напросто запутаются в шторах, и ничего не повредится. Замечательно придумал.
   Встал я напротив мишени, прицелился.
   – Вжик, – свистнула тетива.
   – Х-р-р, – отозвалась штора.
   С первого же выстрела я воткнул стрелу прямо в ткань. Древко поникло, слегка раскачиваясь, наконечник пробил штору и зацепился за материю. Дернул я стрелу на себя. Сильней качнулась штора, но стрелу выпустила. А вслед за моей стрелой сквозь штору блеснула солнечная стрела. Аккурат в точку попадания. Да уж, дырка…
   Я почесал голову. Неприятность. Но ведь шторка же не шкаф. Дырку еще могут и не заметить. Вечером солнце не будет стрелять сквозь окно. Его у нас почти и не видно. Мама даже говорит, что мы живем как в склепе. Только еще бы узнать, что такое склеп. Во всяком случае это что-то такое, куда не попадает солнце. Пока я так размышлял, солнце вовсю раскачивало штору, вычерчивая на полу замысловатые световые фигуры. Я уж и о луке забыл. Постелил на пол листок бумаги, и давай солнечные следы карандашом зарисовывать. Здорово получилось.
   Но тут в памяти всплыло предстоящее соревнование.
   Чтоб тебя.
   Я взглянул на часы. Время идет, а я еще и не стрелял как следует. Вот опозорюсь. Наташа посмотрит на меня зеленющими глазами, вздернет носик. И тогда все… Не спасут меня ни картинки, хоть я весь класс ими зарисую, ни фигурки. Чем я потом смогу добиться хоть какого-то внимания к себе. Сплошной неудачник. Подумаешь, стихи прочитал. А настоящий индеец должен уметь не стишки рассказывать, а быть воином.
   Я снова встал наизготовку.
   – Вжик. Тук.
   На этот раз стрела зацепилась за кончик щита.
   Уже лучше.
   – Вжик. Тук.
   – Вжик. Х-р-р.
   Опять шторка. Еще один луч загулял по полу.
   – Вжик. Тук.
   Звонок в дверь.
   Кто бы это мог быть, неужто родители раньше пришли. Щаз как застукают меня на месте преступления.
   Быстро запихнул я все под диван. Потом достану. И пошел открывать.
   Передо мной стоял весь запорошенный снегом Валерка, уже с портфелем.
   – Ты что, Юрка, сдурел? – с самого порога завопил он.
   – А что такого? – я непонимающе смотрел на друга.
   – Он еще спрашивает, – Валерка взмахнул руками, – на часы давно смотрел?
   Я обернулся к часам.
   Ничего себе. Увлекся я не по-шуточному. До звонка минут пятнадцать осталось. И пятнадцать же минут до школы еще и идти. А я еще и не переоделся.

   Вот если бы Борис Николаевич сегодня принимал зачет по бегу… Мы с Валеркой точно бы по пятерке заработали. Причем бежали-то мы по снегу в зимней одежде, да еще и с портфелями. Совсем как этот, который от Марафона бежал. Руфина Викторовна нам недавно рассказывала. В доспехах, после целого дня битвы…
   В общем, успели мы к самому-самому звонку.
   Еле отдышался. Ботинки мои гулко протопали в класс. Мелькнуло перед глазами лицо Наташи, скрипнула парта. И как раз прогудел звонок.
   Почему прогудел?
   Это он раньше заливался мелодичным звоном. Потом словно внезапно охрип, осип… в общем совсем его не было слышно. Прошипит где-то вдалеке, и все. Разве только по часам можно сориентироваться.
   Надоело это всем, и решили его отремонтировать. Вот после ремонта он и стал гудеть, да еще таким басом, что поначалу я аж вздрагивал…
   Итак, значит, прогудел звонок.
   Математика. А мысли мои ужасно далеки от всяких там примеров, я все о стрельбе думаю. Скорее бы уж…
   Даже Зоя Александровна заметила.
   – Юра, – строго проговорила она, подходя к моей парте…
   Она еще что-то произнесла, но я не сразу понял, о чем речь. Вот заклинило у меня и все тут…
   – Павлов, – наконец пробился ко мне голос Зои Александровны, – чем это ты у нас занят?
   – Извините, – я медленно поднялся, – я больше не буду.
   Слегка скосил глаза в сторону Наташи. Как стыдно-то. У нас с ней негласное соревнование по выполнению заданий по математике: кто больше успеет сделать за урок. Когда она больше нарешает, когда я. А тут… Я почувствовал, что у меня краснеют уши. Этого еще не хватало.
   – Ладно, садись, – ладонь математички опустилась на мое плечо, – и больше не отвлекайся.
   Я опустился на сиденье и низко склонился над тетрадкой. Ни на кого смотреть больше не хотелось. Занялся математикой. И тут словно прорвало. Примеры у меня решались один за другим, с такой скоростью, что к звонку я смог прорешать и почти половину заданий следующего параграфа. Вот так фокус.
   Остальные уроки тянулись так медленно, словно в уроке не сорок пять минут, а по крайней мере часа два. А время ползло, я несколько раз смотрел на часы, хорошо что они над доской висят, а стрелка будто приклеилась к одной точке и никак не хочет с этого места сдвинуться.
   Вообще устал я ждать последнего урока…
   Но вот, наконец, и он.

   УРОК ФИЗКУЛЬТУРЫ!!!

   Борис Николаевич собрал всех и повел в подвал. Оказалось, что там расположен в нашей школе тир. Надо же, а я полгода проучился и не знал. Ходили правда отдельные слухи, но какой же настоящий индеец верит слухам. Видимо, иногда стоит к ним и прислушиваться.
   Из металлического шкафа, я потом узнал, что так положено хранить оружие, Борис Николаевич вытащил аж целых пять винтовок. Пневматических. Почти таких же, как мы с папой видели в тире в Парке Горького. Я там даже очень неплохо стрелял. Мишень, правда, ни одна не упала. Папа потом сказал, что я попал тигру в хвост, а зайцу в лапу. Утешил, называется, но я долго гордился такими достижениями…
   Вышла моя очередь стрелять.
   Борис Николаевич выдал мне восемь пулек в металлической крышечке.
   – Давай, три пристрелочных, а остальные в зачет.
   Пристроился я к винтовке, смотрю, а черные и белые круги на мишени слились в непонятную серую кляксу. Встряхнул головой. Не проясняется.
   – Медленно тяни спуск, – приговаривает где-то за спиной Борис Николаевич.
   – Пух! – хлопнула винтовка и слегка дернулась.
   – Не спеши, – наставлял Борис Николаевич, – плавненько веди спуск. Не дергай.
   Попробовал я последовать его совету.
   Еле заметно потянул крючок.
   – Пух! – я даже сам не заметил, как винтовка снова выстрелила.
   – Восьмерка на три! – проговорил Борис Николаевич.
   Какая такая восьмерка, на какие три.
   – Пух!
   – Пух!
   Выпустил я все пульки. Лежу – жду результатов.
   – Молодец, – удивленно покачал головой Борис Николаевич, – сорок четыре. Из пятидесяти.
   – Это хорошо или плохо?
   – Ну, норматив на значок «Юный стрелок» ты выполнил, – и задумчиво добавил, – может тебе стрельбой заняться?
   Из тира я вышел с высоко поднятой головой. Оказалось, что мой результат был лучшим в классе.

   Валерка, в своем классе выбил – сорок два. На значок-то он тоже сдал, но мой результат все равно выше.

Сценка из книги

   Леопардовне взбрело в голову, что мы должны накануне дня Советской армии поставить какую-нибудь сценку о наших ребятах.
   – Есть у кого-нибудь на примете подобные сценки? – вопросила она на классном часе.
   Что такое сценка я знал неплохо. Там отдельно печатается имя, а рядом то, что данный человек говорит. Выглядит это примерно так:

   «ВАСЯ (задумчиво глядя на Петю). А не пойти ли нам в кино?
   ПЕТЯ (отрицательно мотает головой). Давай лучше на каток…»

   Ну и так далее по всей книге. Читать такие книги, одно расстройство. Абсолютно ничего хорошего. По себе знаю. Пробовал я несколько таких штук осилить. Но куда там. Только одну пьеску и смог прочитать: «Экзамен на рыцаря или рыцарь на экзамене». Да и то потому, что там есть смешные места. Представил я как эта пьеска будет смотреться, когда не нужно будет читать, кто и что сказал, а все будет видно сразу. Мне папа так объяснил, что все фильмы сначала такими пьесками пишут. Вот я и подумал, а не подсунуть ли этого самого «Рыцаря» нашей Леопардовне…
   Весь вечер рылся в книгах, но нашел. Вообще сама по себе книга интересная. Там и рассказики неплохие есть. И повесть. Только вот несколько таких пьесок ее портят. «Рыцарь» – пожалуй, лучшее из них.
   На следующий день притащил я эту книгу Леопардовне.
   – Эльвира Леонидовна, такая пьеска подойдет?
   Леопардовна быстренько пролистала всю книгу. Ничего себе. Неужели она смогла прочитать хоть что-то? Вот бы мне так…
   – Замечательная пьеска, Павлов, – похвалила она меня и ушла с моей книжкой в учительскую.
   Здорово! Моя пьеска понравилась! Значит, мы ее и будем ставить. А раз это моя книжка, то мне скорее всего дадут сыграть какую-нибудь роль… И тогда-то я докажу Наташе, какой я замечательный актер, и дождусь благосклонного взгляда и дружбы…
   После уроков Леопардовна собрала нас в классе и торжественно проговорила:
   – Итак, мы решили ставить несколько сценок из такой замечательной книги, – она подняла вверх книгу, это была не моя книга, на обложке какой-то полностью красный человек скакал на такой же красной лошади, Название я прочитать не смог, но Леопардовна громко произнесла, – эта книга называется «Как закалялась сталь».
   «А почему не моя?» – чуть не закричал я.
   Леопардовна между тем продолжала:
   – Вы – пионеры, будущие комсомольцы, и вы должны знать, какие люди устанавливали Советскую власть. В этой книге про Павку Корчагина и показано, как комсомольцы боролись за общенародное государство…
   Потом она принялась перечислять, кто кого будет играть. А у меня на глазах накатились слезы. Так хотелось, чтобы именно по моей книжке поставили сценку. Но я не дал слезам вырваться наружу: индейцы не плачут. Но все равно было горько и обидно. Зря что ли я искал что-то интересное, что должно было бы всем понравиться. А тут какой-то Корчагин.
   Меня не обрадовало даже то, что и мне досталась маленькая роль Жухрая. (Я только много времени спустя узнал, кто это вообще такой.)

   Делать нечего. Начал я учить роль. Да что там учить? Всего-то пара фраз. Минутку или две на сцене помельтешить. Ерунда одним словом.
   Не прошло и дня, как я ужеи наизусть знал не только свои слова, но и слова Витьки Фрицлера, который в нашей сценке играл Павку. В общем, одно расстройство…

   Потянулись репетиции.
   Леопардовна все командовала:
   – Сюда ходи, туда смотри, здесь говори, а здесь просто руками размахивай.
   – Зачем руками размахивать? – однажды не выдержал я.
   – Как зачем? – завозмущалась Леопардовна, – ты же внимательно прочитал свою роль. Вник в содержание сценки.
   – Ну…
   – Там ты собираешься Павку научить приемам борьбы. Умению постоять за себя. Так что придумай что-нибудь похожее…
   Легко сказать – придумай. А что я придумаю? Я и сам-то никаких приемов не знаю, а тут на тебе… еще и показывай.
   Выручил меня Валерка. Он как раз в это время поступил в секцию бокса. Очень ему не терпелось похвастаться своими достижениями.
   Собрались мы как обычно у меня дома перед уроками.
   – Ну, показывай!
   – У тебя перчаток нет?
   – Каких это еще перчаток? – я с удивлением посмотрел на него, не заговаривается ли.
   – Как это, какие? – возмутился он, – боксерские, конечно.
   – А без них никак?
   – Можно, конечно, но как-то…
   Тут уж я не выдержал:
   – Не хочешь, не надо! Без тебя справлюсь.
   – Ты чо, обиделся? Нам тренер сказал, что без перчаток нельзя. Травму можно получить.
   – А может тогда просто чем-то руки замотать?
   – Давай. А чем?
   Перерыли мы с Валеркой весь дом, чтобы найти что-нибудь подходящее. Ничего похожего на эти самые боксерские перчатки.
   – Как они хоть выглядят-то?
   – Навроде небольших таких подушек.
   – Подушек? – и тут меня осенило, как это я раньше не догадался, – Давай зимние шапки на руки намотаем. Вот и будут нам перчатки.
   Так мы и сделали. Кое-как примотали меховые зимние шапки к рукам. Получились такие шарики на кулаках.
   Начал Валерка передо мной подпрыгивать. И время от времени руки вперед выбрасывает то правую, то левую.
   – А ты защищайся…
   От чего тут защищаться? Он и так в меня попасть не может. Ну, надо так надо. Выбросил он в очередной раз руку вперед. Отбил я якобы идущий в меня удар, а сам другой рукой двинул ему в челюсть.
   Как ни странно, но я попал. Валерка аж закачался. Вот ничего себе.
   – Хороший удар, – потер Валерка подбородок, – немного бы посильней и положил бы меня.
   Попробовали еще. Тут уж и мне крепко досталось. Отшатнулся я назад, а там кресло стояло. Запнулся я о него, так и плюхнулся на сиденье. Перед глазами черные точки бегают.
   Ах так! Принялся я дубасить почем зря. Чуть настоящая драка не началась. Хорошо, что мы оба вовремя спохватились и прекратили размахивать руками.
   Валерка отдышался и сказал:
   – Вот так на сцене и покажешь…
   – Драку? – не понял я.
   – Да, нет же, – поморщился он, – проведешь несколько ударов по воздуху, и этого вполне хватит.

   И вот наступил долгожданный день.
   Мы – артисты кое-как приоделись согласно наших ролей и стали ждать. Народу в зале собралось… даже больше, чем на конкурсе чтецов.
   Класс выходил за классом. И вдруг, один из наших предшественников, как раз его очередь была перед нами, начал показывать сценку из моей книги, как раз ту, которую я планировал для нас «Рыцарь на экзамене…». Ничего себе. Я обернулся на Леопардовну. Она стояла с такой сияющей улыбкой, словно сама все сочинила и поставила.
   Закончилась их сценка.
   Пришла наша пора выступать. А я от злости почти все слова забыл. Пришлось говорить что-то от себя, главное, чтоб по смыслу подходило. Смотрю, а Леопардовна начинает хмуриться. Тут у меня как прорвало. Я все-все вспомнил, и слова, и необходимые удары. В общем мне показалось, что неплохо получилось.
   И вдруг захотелось мне стать именно актером. Играть в спектаклях…
   Сбежал я быстренько домой. Даже не стал дожидаться результатов.
   Медленно шел я по заснеженным дорожкам. Подбадривающе скрипел снег:
   «Мо-ло-дец. Мо-ло-дец.»
   И даже уличные фонари, словно огни на сцене, включались, когда я подходил к ним…
   Решено, я буду артистом!

Фигурки

   – Ну как? – прицепилась ко мне Иринка, как только мы устроились за партой.
   – Что как? – недоуменно повернулся я к ней.
   – Но я же просила нарисовать мне несколько картинок.
   – Да, да, конечно, – рассеянно отозвался я.
   Неуверенно я вытащил из портфеля Иринкину тетрадку и протянул ей. Она небрежно пролистала несколько страниц и изумленно посмотрела на меня.
   – В чем дело?
   – Но тут же еще не все страницы зарисованы.
   Я украдкой покосился на заднюю парту. Мне показалось, что Наташа тоже прислушивается к нашему разговору. Захотелось показаться более значительным.
   – Рисунки – это ерунда, – глубокомысленно проговорил я, повернувшись к Иринке, одновременно стараясь держать в зоне внимания и Наташу, – я могу предложить что-нибудь и получше.
   О, радость, мои слова произвели хоть какое-то впечатление на Наташу.
   – И что это ты можешь предложить? – проговорила она.
   Наташа наклонилась вперед и с интересом взглянула на меня!
   «УРРРА!!!» Но что-то надо было и отвечать. И тут меня охватила робость. Делиться своим сокровенным – своими пластилиновыми фигурками почему-то показалось мне неприемлемым.
   – Я… я… могу…
   – Ну, что ты там можешь? – Наташин шепот приобрел насмешливую интонацию.
   Отказаться сейчас от своих слов – это окончательно потерять доверие Наташи. А именно этого мне абсолютно не хотелось.
   – Я могу… могу… слепить фигурки индейцев, – словно бросаясь в пропасть, выговорил я.
   – Слепить?
   – Ну да… Из пластилина…
   – А точно сможешь?
   – А то…
   – Перестаньте разговаривать, – хлопнула по столу ботаничка Ирина Владимировна.
   Некоторое время я слушал Ирину Владимировну, не особенно понимая, что она там говорит.
   Тычок в спину заставил меня обернуться.
   – Завтра и начнешь, – еле слышно проговорила Наташа.
   Завтра? Как начать, если родители контролируют весь мой пластилин. В голове вертелись мысли о предстоящих фигурках. Нужно будет как-то утаить от родителей предполагаемое снижение количества пластилина. Я и так старался отщипывать помаленьку снизу каждого брусочка, так что при открытой коробке, пластилин казался нетронутым. А тут? Предстояло изготовить ни одну-две фигурки, что не особенно бы повлияло на видимых запасах. А может просто своих отдать? Нет, не годится. Мои индейцы уже участвовали в сражениях – имеют «раны» и «следы лечения»… Нет, в данном случае нужны именно новые, только что сделанные фигурки.
   Не будешь же ссылаться на родительские запреты. Раз сказал, надо делать!

   Дома я вытащил свою коробку пластилина. Да уж… Озадаченно почесал в голове. Если сейчас отщипнуть еще понемногу, то сразу станет заметно. У меня вырвался тяжелый вздох.
   – Что случилось? – тут же отозвалась мама.
   Может рассказать ей?
   Нет, не поймет…
   – Ничего, – проговорил я, изо всех сил стараясь добавить в голос равнодушия, – просто писать много задали.
   – Да? – тут уже удивился папа, отвернувшись от телевизора, – а когда это ты уроки с вечера делать начал?
   Вот, влип, так уж влип. Все уроки я обычно с утра начинаю делать, что называется на свежую голову. Постоянно так и объясняю родителям… Как это у меня вырвалось про уроки?
   А папа уже тут как тут.
   – Ну-ка, давай посмотрим, что там много…
   Он взял дневник. Я вздохнул несколько свободней: именно сегодня, я, словно чувствуя, записал все домашнее задание.
   – Так, – отец добрался до сегодняшней записи, – Упражнение… Открывай учебник, посмотрим.
   Я медленно потащил учебник из портфеля. «Хоть бы и в самом деле оказалось большим… Хоть бы и в самом деле оказалось большим…» Я совершенно не помнил, какое там упражнение по величине. «Хоть бы и в самом деле оказалось большим… Хоть бы и в самом деле оказалось большим…»
   Вот и нужная страница.
   Уффф!
   Текста переписывать аж на полстраницы.
   – Вот видишь…
   – А ты задание к нему внимательно читал? – насмешливо посмотрел на меня папа.
   – А что?
   – Смотри, – он ткнул пальцем в упражнение, – его не надо целиком переписывать, а только выбрать определенный тип предложений.
   – Правда что ли?
   – Будь внимательней, – и папа отошел к телевизору, где передавали очередной матч нашей сборной по хоккею.
   – Приступай, – снова обратился он ко мне, – я проверю.
   Вот уж незадача на мою голову. Придется заниматься уроками. А я бы лучше вместе с папой хоккей посмотрел. Тем более там наша любимая харламовская тройка играет…
   – Подожди, – подозрительно проговорила мама, – а чего это ты к русскому языку пластилин достал? Опять собрался тесто месить?
   – Да ты что? – я решительно возмутился, стараясь не привлекать ко всему этому внимания, – Просто коробка рядом оказалась…
   – Немедленно убери.
   Весь вечер я старательно делал уроки. Так и надо – сам напросился…

   На следующее утро мы с Валеркой провели на улице: строили снежный город, прорывая тоннели под сугробами. Когда уж тут думать о пластилине и о фигурках. Едва-едва успели с прогулки в школу собраться.
   Вот вам и здрасте – ничего я для девчонок не сделал.
   А перед последним уроком Наташа сама ко мне подошла и протягивает огромную коробку пластилина. Я о такой мог только мечтать. У меня маленькие коробочки за 30 копеек – восемь цветов. А тут: большая за 50 – цветов, наверное, около шестнадцати и еще три пластмассовых стека. Я обомлел от восторга…
   – Это тебе для индейцев.
   – Ага, – мотнул я головой. И тут же спохватился, – а что из всего пластилина лепить?
   – Пожалуй, из всего – это слишком, – рассудительно проговорила Наташа, переглянувшись с Иринкой, – давай-ка ты нам сделай хотя бы десяток. Или два…
   Десять человечков – это в принципе не долго, если изготавливать солдатиков в одинаковой форме. Времени уходит не намного больше, чем на одного. А индейцы же не ходили в одинаковой одежде. Нужно было много всего придумать: кому какой цвет для одежды и отделки выбрать, какие перья налепить и мно-ого чего еще…
   Но и от своих слов нельзя отказываться – надо делать.
   – Ну, – выжидательно смотрела на меня Наташа, – согласен?
   – Или это слишком много, – ехидно вмешалась в разговор Иринка.
   Так и стукнул бы… Но, нельзя… Девчонка все-таки.
   – Сделаю, – неопределенно пожал я плечами.
   – Когда? – тут же спросила Наташа.
   А я прижал к груди коробку с пластилином и не знаю, что и ответить.
   – Завтра, – торопливо выговорил я, – завтра половину принесу…
   – Ага – завтра десять штук, – чуть не хором сказали Наташа с Иринкой.

   Опять мне пришлось уроки вечером делать.
   А наутро я даже отказался идти гулять с Валеркой. Занялся индейцами. Но самым первым делом я отщипнул от каждого кусочка Наташиного пластилина совсем понемногу себе для украшения своих фигурок.
   Теперь приступим к заказу. С размерами фигурок я определился легко. У меня уже вработалась своя мерка: высотой с мой мизинец – и не мелко, все можно показать, даже нос и глаза, и не крупно.
   Десять одинаковых заготовок я сделал примерно минут за пять-шесть. Теперь нужно было их украсить бахромой, перьями, цветной вышивкой, добавить оружие. И все индеец готов…
   А тут – десять. И сделать надо так, чтобы в грязь лицом не ударить. Уж не погорячился ли я, на десять-то?
   Но тут фантазия моя взыграла. Один индеец с ружьем, другой с луком, третий с томагавком. Даже двух человек на лошадях сделал. У кого большой султан из перьев, у кого – только несколько перышков в волосах, а одного и вообще сделал с рогами бизона. И снова меня выручили английские булавки. Из них здорово стрелы получились. Облепил колечко пластилином – и вот, готовая стрела…
   В общем, к началу уроков я уже все двадцать слепил. Вот Наташа-то удивится.

   – Держи, – я как можно небрежнее протянул ей всю коробку обратно, но там среди брусочков пластилина были аккуратно разложены мои фигурки.
   В ее глазах блеснули искорки.
   – Молодец, – проговорила она вполголоса и отошла к своей парте.
   – Я хотел предложить вам союз, – проговорил я ей в спину, – союз навахов с ленни-ленапами…
   – Нужен нам твой союз, как петуху тросточка, – тряхнула головой Иринка.
   А Наташа промолчала. Она рассматривала МОИ ФИГУРКИ…

Инсценировка патриотической песни

   Сегодня вдруг выяснилось, что для полного отражения Дня Советской Армии, кроме сценки необходимо еще подготовить и инсценировку патриотической песни. Тема «Красная (или Советская) армия». Причем выступать нужно было уже завтра, то есть двадцать третьего – в самый праздник. Об этом нам прямо на уроке английского заявила Леопардовна. При этом она сияла как начищенный самовар (как-то я видел такой в музее).
   – Какую песню мы с вами выберем? – торжественно вопросила она.
   Мы стали неуверенно переглядываться: не знали мы ни одной такой песни. Я, правда, мельком слыхал:

     «Гулял по Уралу
     Чапаев-герой.
     Он соколом рвался
     С врагами на бой…»

   Но это было все, дальше из этой песни я ни слова не помнил. Я даже и не заикнулся о ней.
   Какое-то время Леопардовна ждала наших предложений. Но так и не дождалась. Почему-то ее это еще больше обрадовало.
   – Тогда я предлагаю вам песню про Щорса.
   – А кто такой Щорс? – вполголоса проговорил со своего места Леха.
   – Командир Красной Армии, – тут же отозвалась Леопардовна.
   – Я не знаю о нем песню, – снова проговорил Леха.
   – И очень плохо, Чернов…
   Весь класс загудел от явной несправедливости: никто этой песни не знал.
   – Тише, – Леопардовна хлопнула указкой по столу с такой силой, что мне показалось, будто раздался выстрел. – Вот у меня текст песни, – она помахала несколькими листочками перед носом и обратилась именно к Лехе, – Чернов, раздай.
   Взял я листок и прочитал отпечатанный на машинке текст:

     «Шел отряд по берегу,
     Шел издалека.
     Шел под красным знаменем
     Командир полка.
     Голова обвязана,
     Кровь на рукаве.
     След кровавый стелется…»

   – Вот такая вот песня, – проговорила Леопардовна.
   – Эльвира Леонидовна, – поднял руку Витька Фрицлер, – а кто будет Щорсом?
   Понятно, ему самому хотелось. Изображал же он недавно Павку Корчагина. И тут ему опять захотелось выпендриться.
   – Кто будет? – Леопардовна на мгновение задумалась, обвела взглядом Витьку, посмотрела на других, – Хм…
   Почему-то мне вдруг захотелось быть этим самым Щорсом. Как же, командир полка, да еще ему, судя по полученному тексту, петь не нужно. А у меня, как говорила мама, «медведь на ухо наступил».
   Какой уж там из меня певец? Хотя, сказать по правде, петь я любил, но все песни я пел одинаково – «на один мотив», как говорила мама. И так мне захотелось принять участие, что даже рука зачесалась подняться и самому себя предложить. Тем более, что я хотел же быть артистом. Но, в то же время, не принято у нас вперед вылезать. Правило такое неписанное. Никто сам не напрашивается. А я еще с конкурсом чтецов это правило нарушил. Второго раза мне никто не простит. Что делать?
   А Леопардовна словно услышала меня:
   – Щорсом у нас будет Павлов…
   – А чо сразу я? – так полагалось по тому же правилу.
   – Да, ладно тебе, Юрка, – крикнул Максим, – давай уж будь этим самым Чорсом…
   – Щорсом, – поправила Леопардовна.
   Я старался всеми силами скрыть свою радость. Я буду изображать командира полка, то есть стану главным действующим лицом в инсценировке. Наташа снова обратит на меня внимание.
   – Я согласен, – я деланно глубоко вздохнул, – Щорсом так Щорсом…
   И прямо тут же на уроке мы начали учить слова песни. Вообще это было гораздо лучше, чем заниматься тем же самым английским, зачем он нужен?
   Прогудел звонок.
   – После уроков не расходимся, – прокричала Леопардовна, – будем репетировать…

   На следующий день первым был урок пения. На пении мы обычно сидели, как кому вздумается. Сложилось так, что в последнее время моим соседом был Алик.
   – Не заходите пока! – провозгласила Иринка.
   «Подарки раскладывать будут», – сразу сообразил я. И не тороплюсь. Мой-то подарок никуда от меня не денется. Вошел в класс со звонком. Гляжу, а нет моего подарка.
   – Ты не видел? – спросил я Алика.
   – Не-а, – проговорил он, что-то старательно пережевывая, – тут только мне две шоколадки лежали.
   Так прям и захотелось ему в рожу двинуть. Ясно же, что одна шоколадка моя была. Но стоило ли унижаться из-за какой-то шоколадки. Двинул я ему локтем в бок для профилактики. Ну, не люблю я драться. Да, и потом, сегодня же выступление. Зачем себе настроение еще и этим портить? Потом разберемся…
   После урока надели на меня старую выцветшую гимнастерку, обмотали голову бинтом, красной краской кровь нарисовали. Вроде неплохо получилось. Жаль только, что посмотреть некуда было. А, ладно, сойдет…
   Встали мы возле сцены ждать нашей очереди.
   Тут ко мне Валерка подошел.
   – Юрка, помогай.
   – Что случилось?
   – Мне одному надо морду начистить.
   – Драться что ли?
   – Ну, да…
   – А кому? – будто это имело хоть какое-то значение – ведь друг попросил…
   – Вовке Степанкову, – назвал Валерка первого школьного хулигана, который никому проходу не давал, всех задирал.
   – Давай, помогу..
   Зашли мы в ближайший класс. Тут же и Степанков пришел.
   – Вы у меня потом еще получите, – грозно пообещал он.
   Тут уж я не выдержал, и так нервы не пределе. Размахнулся и ударил… по воздуху. Степанков уже с Валеркой сцепился. Сопят, пыхтят оба, кулаками машут. Мне и подойти-то некуда. Разошлись немного в стороны. Подскочил я и вместо того, чтобы ударить, просто толкнул Степанкова. Неожиданно это сработало. Отлетел Вовка, наткнулся на стул и с грохотом свалился на пол.
   – Щас мы тебя, – подступил к нему Валерка.
   Но докончить нам не дали. В дверь забарабанили изо всей силы.
   – Юрка! Павлов! Ты где? Выступать пора!
   Пришлось нам прекратить.
   – Вы еще дождетесь, – утирая рот, приговаривал Степанков, – я вас по отдельности поймаю…

   Вышел я на сцену весь помятый, будто и впрямь в бою побывал. Да, какой там бой. Драка, и та не получилась… Явно не мое это…
   Кое-как спели мы про нашего Щорса. Что там заработали, меня совсем не интересовало.

   Всю дорогу домой я думал о том, что ничем не помог другу. Я этого Вовку Степанкова даже стукнуть не смог. Выходит, плохой из меня друг…
   А вдруг – что-нибудь более важное…
   – Надо было тебе сначала все объяснить, – сокрушался Валерка, – чтоб ты знал ЗА ЧТО…
   Я только тяжело вздыхал… Эх, надо было врезать…

Томагавк

   Я нашел эту штуку полузарыввшуюся в снегу. Снег уже сырой, подтаявший, вот и вытаяло. Стальное острие, по виду напоминающее клюв на слегка изогнутой рукоятке.
   – Томагавк, – завопил я, взмахивая найденной штуковиной.
   – Не-а, – Валерка скептически помотал головой.
   – Ну да, не совсем томагавк, – я внимательно рассмотрел находку, – но зато что-то отдаленно приближенное к этому индейскому оружию.
   Томагавк это был или не томагавк, какое это имело значение. Главное, что при желании его можно было метнуть совсем как томагавк. Что я сразу и продемонстрировал Валерке. Я вытянул руку, стараясь точно скопировать картинку из журнала «Вокруг света». Там статья была, как раз про томагавки. Мишенью мне послужил забор, которым почему-то огородили наш пустырь. Ну, впрочем, то место, где мы постоянно играли. Кувыркнувшись в воздухе, клюв моего оружия воткнулся в доску. Правда и кончик рукояти тоже касался импровизированной мишени.
   – Во, видел?
   – Видел, – Валерка протянул руку и взял этот так называемый томагавк, – сейчас моя очередь.
   Пусть кинет. Мне что жалко? Одному все равно неинтересно играть. А тут можно соревнование, например, устроить. Может мне снова удастся у него победить.
   Валерка целился дольше. Или он не видел той картинки. Хотя нет, видел. Мы вместе ее рассматривали. Даже перерисовывали к себе в тетрадку. Ну, в ту, где индейские слова.
   Его бросок оказался значительно лучше моего. Во всяком случае, воткнулось только острие, а рукоять не достала до доски примерно на ладонь.
   – Давай соревнование устроим, – предложил я.
   – Соревнование, это, конечно, здорово, – протянул Валерка, – а как соревноваться? Кто больше воткнет? Так это и не соревнование будет, а так.
   – А давай тогда мишень нарисуем.
   Побежали мы ко мне домой за инструментом для рисования мишени. Лучше всего для этой цели подошел бы мел. Искали, мы искали хоть какой-нибудь маленький кусочек мела. Ничего не нашли. Да и откуда он у меня дома мог взяться? Я что, школа? И в девчачьи классики я не играю. Схватили карандаши. Нарисовали на заборе круг. Нарисовать-то нарисовали, но что толку. Близко видно, а чуть подальше отойдешь, и нет круга.
   – А может кирпичом?
   Точно, кирпич – рыжий. Он тоже рисуется. И на досках его видно будет. Волк в «Ну, погоди!» тоже кирпичом мишень рисовал.
   Осталось найти кирпич. Где его искать?
   Конечно, на стройке.
   Побежали мы на стройку, благо она недалеко, всего через два квартала. Вот напасть. Кирпича на стройке не оказалось. Там какие-то огромные плиты, сразу с окнами, шалашиком поставлены. Не видно нигде кирпича.
   – Нашел, – закричал Валерка.
   Это пока я плиты с окнами рассматривал, он уже куда-то сбегал. Прихожу я туда, откуда он вопил. Да, кирпичи, но не оранжевые, а белые. Твердые. Ими не писать, а доски царапать только. Опять не повезло. Сел я на ближайшую плиту, томагавк на колени положил.
   Тут Валерка подскочил.
   – А давай пока в ящик покидаем.
   Точно, жаль, что не я придумал. Ящик небольшой, правда, прямоугольный, а не круглый. Так ведь и бледнолицые враги тоже продолговатые.
   Нашли мы ящик, в котором щелей поменьше. Прикрепили еще одну доску. Это у нас голова будто бы.
   Просто так кидать – попал, не попал; воткнул, не воткнул, – неинтересно.
   Решили мы, что попадание в голову будет десять очков. В центральную доску – восемь, а в любую крайнюю – пять.
   Отметили расстояние, не кидать же кто, откуда хочет…
   Первым я встал. Ну, я же нашел, мне и начинать. Прицелился.
   Мимо…. Только искры от ближайшей плиты посыпались.
   Валерка же попал в среднюю доску, правда, не воткнул.
   В следующий бросок я постарался вложить всю свою меткость.
   Ура!
   На этот раз мое оружие воткнулось справа от центра. Ящик крутнулся от удара и шлепнулся. Установил я его снова. Протянул томагавк Валерке.
   Валерка подержал, подержал его, и говорит:
   – Не, одного топора мало.
   – Как это мало?
   – Давай мы в эту же мишень еще и ножи покидаем.
   – Из кухни что ли тащить?
   – У меня есть, – он достает из кармана что-то похожее на вытянутый наконечник стрелы, только с пластмассовой рукояткой.
   Здорово. Стали мы по очереди томагавк и нож метать. Как я ни старался, а у Валерки и нож чаще втыкается, и томагавк. Да и очков больше набрал. Хоть плачь.
   – Так тоже неинтересно, – это уже я решил идею подкинуть.
   Валерка как раз вытаскивал свой нож из доски. Обернулся ко мне.
   – Что предложишь?
   Что я предложу? Я и не знаю, не думал еще. Мне бы только Валеркину полосу удачи прервать.
   А он уже подошел ко мне.
   И вот тут меня словно осенило:
   – Давай после десяти удачных бросков, ну, то есть когда и нож и томагавк в цель воткнутся, будем отходить на шаг назад…
   – Давай, – Валерка сразу согласился.
   А что ему не соглашаться, когда он и так впереди и по очкам, и по втыканиям.
   – Только счет заново начнем…
   – Это, почему это?
   – Новая игра – новый счет.
   Покидали мы еще немного. На улице начало темнеть.
   Если сейчас промахнуться, то и не найдешь ничего. Особенно Валеркин нож легко затеряться может. А отыграться-то хочется.
   Опять он далеко вперед по очкам и втыканиям ушел.
   – Здорово, – Валерка, наконец, остановился, – Пошли по домам. Завтра перед школой продолжим.
   Дома я старательно украсил томагавк: привязал на толстую нитку несколько перьев, обмотал рукоять еще одной меховушкой, такой же как у меня на головном уборе. Томагавк получился просто загляденье, совсем как в книжках рисуют. Только рукоять там всегда прямой рисуется, а у меня изогнутая.
   Жалко мне стало такую красоту на улицу выносить. Запачкается еще. А может пока подержать его дома, до лета. А там и вволю накидаемся.

Библиотека

   Тишина читального зала всегда завораживала меня. Как зайдешь в библиотеку, сразу какое-то особое настроение создается. Лампы мерно жужжат. Даже запах особенный. Поневоле голос понижаешь…
   Правда, такое отношение складывается не в каждой библиотеке. Не везде пробирает трепет… Не везде.
   Но самая престижная, в моем понимании, библиотека теперь для меня оказалась недоступна. Ситуация сложилась таким образом, что у меня на руках все еще оставалась книга, которую я взял ровно четыре года назад… И до сих пор не вернул. Все некогда было.
   Вот и пришел я снова в детскую библиотеку. На этот раз я не собирался ничего брать домой. Выдалось немного свободного времени, и я собирался просто почитать в захудаленьком читальном зале. Маленькая комнатенка со скрипучим полом естественно не навевала ни малейшего намека на торжественное благолепие.
   Слегка качнулась под моим пальто, одиноко стоящая в углу вешалка, мелькнули было стойки с журналами. Вот тут я остановился.
   А что, если полистать журналы?
   Сказано-сделано. Вытащил я журнал «Костер» и пристроился за ближайший столик. Попадались иногда в этом журнале неплохие вещи. В общем, нравился мне этот журнал. А вот Валерка его совершенно не воспринимал. Не знаю, почему… Сегодня Валерка был занят. Снова ушел на свою тренировку. Большого количества друзей у меня никогда не было. Вот и остался я один.
   Пролистал я несколько страниц, и тут удача вновь посетила меня. Прямо перед моими глазами, на страницах журнала, показалась фотография индейца в пышном головном уборе. Ничего себе.
   – Сат-Ок, – прочитал я полушепотом, – Таинственные следы.
   Нет, я достаточно хорошо читал просто глазами. Мне уже давно не нужно было сопровождать чтение звуковыми сигналами. Но до того неожиданно было увидеть объект моих теперешних увлечений в обычном пионерском журнале. Я, конечно, раньше слышал имя автора, но все-таки я, видимо, еще не достаточно разбирался в индейцах. Я все считал, что его имя произносится – Садаок. Не знаю, почему у меня сложилось такое произношение.
   Но тут… этот индейский писатель. Чем не повод увлечь Валерку «Костром»?
   Но как показать ему, что там печатают?
   И тут у меня возникла гениальная, как мне показалось, идея. А что если вырвать страницы из журнала, да и предъявить ему.
   Я огляделся вокруг. Посетителей почти не было. Лишь пара девчонок хором читала какую-то книжку с картинками, да Лариса Борисовна – техничкам библиотеки – листала старые газеты.
   Можно приступать.
   Я еще раз огляделся и осторожно потащил страницу. Раздался еле слышный треск разрываемой бумаги. Оп! Страница уже у меня. Я положил ее в стол. Снова посмотрел вокруг. Никто из присутствующих не обращал на меня внимания…
   Переходим к следующей странице…
   Еще одна страница прошелестела в стол.
   На меня по-прежнему никто не обращал внимания.
   Девчонки, наконец, начитались и покинули читальный зал. Я остался практически один, если, конечно, не брать во внимание Ларису Борисовну.
   Ага. Можно действовать и смелее.
   Количество вырванных страниц в столе увеличивалось. Ура! «Таинственные следы» у меня…
   Хотя… стоп…
   На последней странице мелькнула надпись:

   ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ.

   Значит, придется вырывать страницы и дальше из следующего номера журнала. Я тяжело вздохнул, пролистал дальше…
   Где же?
   А, вот… новые страницы последовали в стол…

   ОКОНЧАНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ

   Еще один журнал потрошить…
   Я посмотрел на висевшие в зале часы. Пора бы и уходить. Но с неоконченным же произведением… Может, уж сразу все страницы из журнала вырвать. Быстрее будет.
   Лариса Борисовна все еще шелестела газетами за последним столом, полностью поглощенная своими делами.
   И я решился…

   – Что это ты тут делаешь? – голос над ухом прозвучал неожиданно громко.
   Я поднял голову.
   Прямо передо мной стояла Лариса Борисовна и протягивала руку к лежащим в столе страницам.
   – А то я смотрю, что-то ты притаился, – в ее голосе не было злости, а лишь мягкое недоумение, – и не заметил меня…
   – Убирайся отсюда! – это подошла заведующая библиотекой, – и не появляйся больше…
   Было ужасно стыдно.
   Кое-как собрал одежду и, спотыкаясь, вышел на улицу.
   – Привет, Юра! – окликнул меня странно знакомый голос.
   Я медленно поднял голову. Передо мной стояла Иринка – из старой школы…
   Говорить я с ней никак не мог.
   – Привет, – буркнул я и, снова опустив глаза, побежал домой, оставив Иринку в недоумении…

Карниз

   На следующий день я шел в школу, едва передвигая ноги. Весна неуклонно все больше и больше вступала в свои права, но мне абсолютно было не до этого.
   – Вот он, вот он, – скрипел снег под ногами, – жур-на-лы пор-тит…
   – Позоррр! Позоррр! Позоррр! – каркали вороны.
   Мне казалось, что и люди со всех сторон указывают на меня пальцами.
   Вдруг захотелось сделать что-нибудь такое, что несомненно подняло бы меня в моих собственных глазах. Но что?
   – Как я вчера не обратил внимания на Ларису Борисовну, – приговаривал я вполголоса, при этом оглядываясь в поиске чего-нибудь такого эдакого, – Сейчас бы не было никакого стыда.
   – Перестань ты ныть, – наконец не выдержал Валерка, – вообще не надо было вырывать эти несчастные страницы, – во всяком случае, не тогда, когда есть кто-то рядом…
   – Ага… А если в школу сообщат?
   – Да, не сообщат, – отмахнулся мой друг, – больно им это надо.
   Но мне все равно было несколько не по себе.
   И тут я увидел. Прямо под моими ногами дымился окурок сигареты, сгоревший меньше, чем наполовину.
   – Хау!!! – я бросился к нему.
   Одновременно со мной туда же кинулся и Валерка. Наши руки почти одновременно коснулись горящей палочки. Но все-таки я был быстрей, а он только обжег ладонь о горячий уголек.
   Я с гордым видом засунул сигарету в рот и сильно вдохнул в себя дым. Но, как бы я ни гордился, это был мой первый опыт курения. И последствия не замедлили сказаться. Меня резко потянуло на рвоту. Не знаю, как я выглядел со стороны, но в голове вдруг все закружилось. Захотелось отшвырнуть окурок куда подальше, но тут я взглянул на Валерку. Во взгляде друга явно виделась зависть. И не поддаваясь на свои внутренние порывы, я шумно выдохнул воздух. Дым заклубился изо рта как из трубы Ленинского завода. Валерка даже отошел от меня немного в сторону. Ну и пусть, хоть не заметит моего отвратительного состояния.

   Однако, мои опасения насчет библиотеки не оправдались. Никто даже и не заикнулся о моей неудаче. Все было как и прежде.
   На перемене ко мне подошел Леха. Внутренне я напрягся, вдруг чего скажет. Но он сказал совсем не то, чего я боялся.
   – Ну, – спросил он, оглядываясь вокруг, – получилось у тебя с союзом?
   – С каким еще союзом?
   – Помнишь, мы с тобой договорились, что ты заключишь союз, – он мотнул головой в сторону Наташиной парты, – с ленни-ленапами. Потом будешь…
   – Нужен нам ваш союз, – вмешалась Иринка: услышала все-таки, – как петуху тросточка…
   – Как дам! – Леха замахнулся.
   – Прекрати, – я перехватил его руку.
   – Ну, ладно, – Леха отстранился и направился к своей парте уже привычной вихляющей походкой.
   – Да, какие они индейцы, – презрительно бросила Наташа, – у них же руки дрожат. Они ж даже прямую линию провести не смогут.
   – Я смогу, – запальчиво проговорил я.
   – Давай, – Наташа протянула мне лист бумаги.
   Не долго думая, я быстро провел ручкой по предложенному листу. Чернила оставили четкую фиолетовую линию.
   – Так не пойдет, – возмутилась Наташина соседка – Лена, – линию надо проводить медленно. Вот так.
   И она провела ровную прямую линию.
   – Ничего себе.
   – Теперь ты попробуй…
   Но ничего попробовать я уже не успел: прогремел звонок.
   Я снова с наслаждением погрузился в мир чисел. При решении очередного примера мне пришла записка.
   «От Наташи».
   Я осторожно развернул записку. На ней было написано:

   ЗАВТРА В 10 ЧАСОВ ПРИХОДИ НА СОВЕТ ВОЖДЕЙ ПО АДРЕСУ…

   Ничего себе. Я не поверил глазам. Меня приглашают на совет.
   Идти или не идти?
   Конечно, мне очень хотелось пойти, но неожиданная робость охватила меня. Я попал в странное положение. С одной стороны приближалась моя мечта сблизиться с Наташей, а с другой… Меня посетила достаточно интересная идея. Я придумал, как одновременно и не отказаться, и не согласиться.
   Слегка покосившись в сторону Наташи, я старательно вывел в ответ на записку:

   НЕ ПРИЗНАЮ СОВЕТА БЕЗ ТРУБКИ МИРА…

   Громкое фырканье было мне ответом. Кажется, я снова потерял ее расположение.
   Надо было срочно восстанавливать репутацию.
   Перемена.
   Настало время доказать, что я не трус.
   Надо заметить, что именно в этом классе мне представлялась достаточная возможность для осуществления этого. С внешней стороны вдоль всех трех окон тянулся довольно-таки широкий, сантиметров 30, карниз. Я и решил пройти по этому карнизу из одного окна в другое. Сказано, сделано.
   Я распахнул окно и осторожно вступил на покрытый листами железа выступ. На мое счастье, снег и лед, покрывавший карниз всю зиму, почти полностью сошел. Я сделал шаг. Невзначай посмотрел вниз, голова закружилась. Я качнулся. Еще немного, и… пришлось попятиться от края карниза.
   «Только не смотреть вниз. Только не смотреть вниз». – Раз за разом повторял я, делая осторожные шаги.
   Вот я миновал одно окно.
   Промежуток стены.
   Ужасно медленно проплывает подо мной громыхающее железо.
   Второе окно, еще один промежуток…
   Еще немного – и можно будет возвращаться в класс.
   Неожиданный вскрик снизу снова заставил меня вздрогнуть. Я покачнулся и судорожно ухватился за оконную раму.
   – Быстро залезай обратно! – закричала со двора завуч Елена Александровна, – и ко мне в кабинет!

   – Ты, что, Павлов, совсем с ума сошел? – напустилась на меня Елена Александровна.
   – Да, ничего страшного. Там же…
   – Ничего страшного? – вскричала Елена Александровна, – Да, у меня сердце захолонуло, когда я тебя на этой карнизе увидела.
   Я виновато опустил голову.
   – Принеси дневник!

   И в дневнике у меня появилась следующая надпись:
   «ШКОЛА ЗА ЖИЗНЬ ВАШЕГО СЫНА НЕ ОТВЕЧАЕТ. ОН ХОДИТ ПО КАРНИЗУ ТРЕТЬЕГО ЭТАЖА!»

Макулатура

   В первый день весенних каникул Леопардовна вызвала нас в школу. Даже отдохнуть нормально не дала. Каникулы-то и так – всего неделя, а тут в школу тащись. Считай, день пропал.
   Конец марта. Снег почти полностью стаял. Из-под снега появилась земля с насыпавшимися еще осенью бурыми листьями. Играть бы да играть на свежем воздухе. А тут…
   Чего она придумала?
   – Значит, так, ребята, – сразу начала Леопардовна, – вам необходимо собрать макулатуру.
   – На фига, – еле слышно пробормотал Леха.
   – Не «на фига», Чернов, – строго взглянула она, – а необходимо для спасения лесов.
   – А как тут леса-то спасаются? – это уже Макс.
   – Вы же знаете, что из леса делают бумагу. А старая бумага – макулатура – поступит в переработку. Так будет спасен лес.
   – Ага, понятно. А сколько надо принести?
   – Сколько сможете. А сейчас, приступайте. Бумагу будете приносить в старый гараж, который находится за школой.
   Мы разбежались кто куда.
   Я даже и не собирался бегать по квартирам, выпрашивать старые газеты и журналы. Я просто помчался домой. В тумбочке, в прихожей, у нас лежали огромные кипы газет и журналов «Крокодил». Вот их-то я и намерен был притащить в школу. Вроде бы и жалко – мне нравилось иногда почитать анекдоты в «Крокодилах». Любил я и рассматривать картинки. Год назад мы с Валеркой даже собирались отправить в журнал свои рисунки, но почему-то дальше идеи да нескольких плохоньких набросков дело не пошло.
   В прихожей я сразу же бросился к тумбочке. Так и есть. Да, и куда они могли деться? Разве что в туалет. Но туда ведь столько не нужно. Я вытащил всю бумагу из тумбочки.
   А как мне все это дотащить до школы?
   Я направился на кухню. Где-то там должны были находиться сетки-авоськи. Они нашлись на гвоздике за холодильником.
   Я поспешно натолкал газеты и журналы в авоськи. Моей силы хватило только на то, чтобы немного приподнять наполненные сетки. А их еще и нужно донести до школы. Все-таки два с половиной квартала…
   Ладно уж, как-нибудь.
   И я потащил авоськи по улице. Руки оттягивало до такой степени, что приходилось останавливаться чуть ли не каждые десять-пятнадцать шагов.
   Нет, так дело не пойдет. Слишком медленно.
   До школы оставалось еще совсем немного. И я просто напросто поволок сетки по открывшемуся после зимы асфальту. Это оказалось гораздо легче, чем нести их на весу.
   Как я сразу не додумался?
   Я волок сетки с макулатурой и радостно оглядывался вокруг, щурясь на яркое весеннее солнце, прислушиваясь к пению птиц. Красота!
   – Эй, мальчик, – голос прохожего вывел меня из приподнятого состояния, – обернись назад.
   – А что такое?
   – Ты же всю улицу своими газетами замусорил.
   Я посмотрел на свои сетки. Надо ж было такому случиться, что авоськи перетерлись, и теперь вся моя макулатура буквально по листочку разлеглась чуть ли не всему кварталу.
   Ничего себе. Вот ведь незадача. Еще совсем немного времени назад такого бы не произошло. Вряд ли на снегу веревки сетки перетерлись бы.
   Оставил я сетки, а сам собрал все выпавшее. А дальше-то что? Как их теперь до школы тащить?
   Надо этот разрыв чем-то связать.
   Я снова вытащил бумагу из сеток, перевязал разрывы теми же сеточными веревками. Запихал все обратно. Потащил дальше. Теперь я уже остерегался опускать свою ношу на асфальт, вдруг опять…
   И вот тот самый гараж. Весь завален бумагой. У входа стоит Леопардовна и всю принесенную макулатуру на пружинных ручных весах взвешивает.
   – Ну, Павлов, что ты тут принес?
   Я подтащил свои сетки ближе.
   – Ничего себе, – она критически оглядела мои сетки, – Придется разгружать.
   – Зачем это?
   – У меня весы рассчитаны только на пять килограмм. А у тебя тут явно больше.
   Пришлось мою макулатуру взвешивать по частям. И получилось, что я приволок почти двадцать килограмм – больше всех в классе.
   Знай наших!
   – Молодцы, ребята, – Леопардовна засунула весы в карман и оглядела груды бумаги, – а теперь все это надо погрузить в машину.
   Ничего себе, наваленную огромными кучами бумагу, да еще и загрузить?
   – Так, – Леопардовна ткнула пальцем в меня и еще нескольких парней, – останьтесь и свяжите все это в пачки. Вот вам для этого связочный материал.
   Она протянула ворох лохматых веревок и ушла.
   Ну, как можно находиться среди всего этого богатства и не воспользоваться?
   Конечно, нужно выполнить то, для чего нас оставили, но я сразу заметил нечто, что можно было бы прихватить себе.
   Прямо перед моими глазами из бумажной кучи выглядывала относительно новая книга. Бросился я к ней.
   – Вальтер Скотт «Квентин Дорвард», – прочитал я вполголоса.
   Сразу же сунул книгу подмышку. Находка вдохновила меня на дальнейшие поиски. Я принялся перебирать бумагу. Все ненужное складывал в положенные стопки, а все, что могло мне пригодиться, прибирал к себе.
   Вслед за первой книгой нашлась и вторая: «Петр Первый», потом еще.
   И вдруг – радость: «Последний из могикан». Я даже глаза протер, боясь поверить в неожиданное счастье.
   Держать подмышкой три солидные книжки оказалось несколько неудобно, тем более, что я наткнулся на целую подшивку журналов «Вокруг света». А там часто попадались материалы про индейцев. Я нашел достаточно укромное местечко, куда начал складывать свою добычу.
   Кучи различных бумаг постепенно превращались в ровные, связанные веревочками, кипы.
   Увеличивалась и моя добыча.
   Вдруг перед моими глазами мелькнуло нечто до боли знакомое. «Костер» – журналы именно за тот год, за которые совсем недавно мне выдалось стерпеть в библиотеке. Я быстро схватил увиденное и принялся лихорадочно перелистывать.
   – Только бы… только бы, – повторял я еле слышно.
   – Ф-фу, – облегченно вздохнул я, – «Таинственные следы» оказались на месте.
   Я огляделся вокруг. Бросил взгляд на свое хранилище. Что-то внутри меня сжалось: стопка моей добычи резко уменьшилась. Я кинулся туда. Так и есть – найденные книги исчезли.
   – Ребята, кто прихватил? – обратился я к одноклассникам.
   – Что случилось? – подскочил Леха.
   – Да, я тут несколько книжек нарыл, а они пропали…
   – Как это пропали? Тут же все свои.
   Он деятельно взялся за дело.
   – Ну-ка, показывайте, что у кого есть! – скомандовал он.
   Среди разложенной добычи моих книг не оказалось.
   – Может, кто посторонний заходил? – задумчиво проговорил Витька.
   – Все может быть, – глубокомысленно выговорил Леха.
   Но все-таки глаза его затравленно бегали. Выяснять подробности я не хотел. Да и как? Ничего ведь на виду нет…
   Оставаться дальше мне расхотелось. Я собрал все то, что осталось и направился в сторону дома. Обида за утерянные книги несколько скрадывалась «Таинственными следами»…

Спектакль

   – Приближается День Космонавтики, – начала Леопардовна в первый же день после каникул.
   – И что? – проговорил Макс абсолютно незаинтересовано.
   Меня это тоже совершенно не интересовало. Я читал очередную книгу. Да и потом, после кражи книг, мне никого не хотелось видеть.
   – В связи с праздником нашему классу дано задание поставить небольшую сценку о путешествие на одну из планет Солнечной Системы.
   Такое заявление заставило меня проявить внимание. Я поднял голову и посмотрел на Леопардовну.
   Мне это сразу почему-то напомнило пьеску «Первая тройка», которую я как-то пытался прочитать в «Пионере». Тогда я так и не смог дочитать до конца: ну, не нравится мне пьесы читать. Гораздо лучше смотреть. А сейчас, особенно после роли Жухрая, я решил стать артистом. Спектакль мог стать еще одним шагом к достижению моей мечты.
   – А где мы возьмем пьесу? – спросила моя соседка Ирина.
   – Вот тут-то самое интересное, – Леопардовна сложила руки на груди, – пьесу вы должны придумать сами.
   – Как это – сами? – встрепенулся Леха.
   – Сделаем, – тут же вскочила с места Наташа.
   – Вот и хорошо, – Леопардовна удовлетворенно потерла руки, – в качестве пункта назначения для нашего класса выбран Сатурн. А сейчас начнем урок…
   …Сразу же после урока Наташа со своими подругами принялись оживленно шушукаться. Видимо, они уже принялись сочинять.
   Я с надеждой смотрел в их сторону, может и мне предложат хоть какую-то роль.
   – Юрка, иди сюда, – позвал меня, заглянувший в класс Валерка, – у меня классная новость.
   – Что случилось?
   – Нам выпало представлять Марс на Дне Космонавтики, – выпалил мой друг. Я сразу же позавидовал другу. Ведь это ж надо – МАРС! Про него так много книг! Есть из чего выбирать. Хотя, выбирать не приходится. Пьеску же надо придумать самим. И все равно. Марс настолько часто будоражит мысли окружающих возможностью наличия жизни.
   А что известно о Сатурне? Только то, что это одна из планет-гигантов и еще она имеет кольцо. Вот, пожалуй, и все. Что тут можно сочинить?
   Впрочем, это не моя забота. Мне бы только хотелось, чтобы меня пригласили участвовать в спектакле. Насколько это возможно?
   Да и тут решать не мне. Не буду же я сам напрашиваться. С Наташей отношения так и не наладились. Подумаешь, фигурки. А так мы с ней даже и не общаемся. Может хоть Иринка может что-нибудь сделать. Все-таки, соседка по парте. Но можно ли на это всерьез рассчитывать?
   Не знаю.

   * * *

   Прошло несколько дней.
   Валерке было совершенно некогда. Он занимался своим сценарием. Оказалось, что мой друг тоже сочиняет пьесу, только для своего класса. В общем, мы с ним почти не встречались.
   А наши девчонки в это же время постоянно обсуждали будущий сценарий, перебрасываясь записками.
   – Юра, – однажды совершенно неожиданно обратилась ко мне Наташа.
   У меня аж все внутри запело. Неужто случилось именно, о чем я мечтал.
   – Чего тебе? – отозвался я, стараясь выглядеть как можно более равнодушным.
   – Мы хотели пригласить тебя участвовать в спектакле, – негромко проговорила она.
   «УРРРА!» – конечно, вслух я этого не озвучил.
   – Хорошо. А в качестве кого? – я продолжал сохранять невозмутимость.
   – Так ты согласен или нет? – тут тон ее стал на удивление деловым. – Останешься сегодня после уроков, все и узнаешь. Придешь?
   – Ладно. Я буду…
   Надо ли говорить, с каким нетерпением я ждал окончания уроков…
   После уроков в классной комнате собралось человек десять. Леха тоже был здесь. Интересно, в качестве кого?
   Все собравшиеся расселись за партами. Вперед вышла Лена. Чисто учительским жестом она постучала по столу ручкой.
   – Внимание!
   И она принялась рассказывать сюжет пьесы. По сюжету космонавты попадают на Сатурн, который оказывается населенным людьми, типа индейцев. И несколько космонавтов встречаются с ними. Вот, в принципе, и все. Примерно это и требовалось по заданию.
   Мне во всем этом отводилась роль начальника экспедиции. В моем подчинении были две девчонки Маринка и Ольга, а также Сашка Будаков. Все остальные должны быть жителями Сатурна. Причем, Наташа становилась сатурнским вождем. Это показалось мне знаком к нашему сближению. Как же иначе? Я – начальник экспедиции; она – вождь туземцев. Прямой контакт. Конечно же, я полностью погрузился в подготовку к спектаклю…

   * * *

   Вот наступил долгожданный день 12 апреля – День Космонавтики – день спектакля. Позади многочисленные репетиции. Сегодня состоятся премьеры спектаклей всех классов.
   Накануне Наташа обратилась ко мне с просьбой, принести мой головной убор. Интересно, откуда она о нем узнала? Я же никому его не только не показывал, но и не рассказывал. Я, конечно, обещал. Да, и как я мог отказаться? Ведь это же НАТАША. Естественно, я принес свое произведение.
   Очередь нашего класса совпадала с порядком планеты Сатурн в системе – мы были пятыми.
   Что там показывали о Меркурии, я не смотрел. Мы проводили последнюю репетицию.
   На Венере оказались дикари. Что-то отдаленно напоминающее нашу пьеску. Зал встретил венериан насмешками. Вдруг нечто подобное будет и с нами.
   Я с нетерпением ждал выступление Валеркиного класса. Что он мог там напридумывать? В действительности же оказалось что-то среднее между такими произведениями, как «Аэлита» и «Остров доктора Моро».
   Вот, наконец, наступила и наша очередь. Мы с тревогой вышли на сцену. Это все-таки не отдельные короткие сценки, как раньше, а достаточно большой и цельный спектакль. Оказалось, довольно непривычным находиться на сцене почти все время. Со сцены, неожиданно для меня, я видел практически каждого зрителя в зале. Даже в те редкие моменты, когда я оказывался спиной к залу, я все равно чувствовал направленные на меня взгляды. Такого я никак не ожидал. Вот, как оказывается, выглядит работа артиста изнутри. Не скажу, что это придало мне уверенности. Неожиданно я забыл все свои слова. Хорошо еще, что несколько помогли ребята.
   Финальная сцена, когда космонавты и туземцы пожимают друг другу руки. сейчас я коснусь руки Наташи…
   Но не тут-то было. Чтобы добиться этого, пришлось бы перестраиваться прямо на сцене. Во время спектакля это оказалось невозможным. Как я во время репетиции не предусмотрел этого?
   Гром аплодисментов завершил наше выступление.
   – У вас был самый классный спектакль, – восхищенно говорил мне Валерка, когда мы с ним вместе шли домой.
   Я соглашался с ним, а сам все думал, как бы мне все-таки подружиться с Наташей.

Побег из дома

   – Все, надоело, – я решительно вытащил лист бумаги.
   – Что ты собрался делать? – спросил Валерка.
   – Давай, убежим из дома. Отправимся путешествовать.
   – Это зачем?
   – Будем жить самостоятельно, в тайге, – мечтательно начал я, – охотиться на зверей. Совсем индейцами станем, – и мысленно продолжил, – может, хоть так на меня обратят внимание.
   – Давай, – загорелся моей идеей Валерка.
   – Тогда надо составить план действий, – я ткнул пальцем в свой листок.
   И мы принялись. Первым делом нарисовали план нашего будущего жилища. Разместили, где у нас будут храниться припасы, где карты и оружие, как будет выходить дым из помещения, чтобы не особо заметно было. Пересчитали наличные деньги. Их оказалось совсем немного. Что-то около рубля.
   – Да уж, пока не получится, – я озабоченно почесал голову.
   – А может пока займемся приготовлением оружия и припасов?
   – Точно.
   Мы проверили все, что у нас имеется. Я показал другу лук, десяток стрел и томагавк. Мне сразу же показалось, что стрел маловато. Мы оба с Валеркой понимали, что не всякое животное можно поразить одной стрелой. Нужно было еще сделать скидку на промахи. Как бы хорошо я не отстрелялся из винтовки, не думаю, что в условиях тайги у меня все пойдет настолько же успешно. Значит, необходимо наделать еще стрел. Кроме того, Валерке неплохо бы обзавестись собственным луком и стрелами.
   – Я свой метательный нож принесу, – пообещал Валерка.
   Это было бы неплохим добавлением к нашему предприятию.
   Встал вопрос, где же нам хранить все собранное к побегу. Причем, место должно быть таким, чтобы никто не обнаружил нашего тайника. Создать такой тайник где-то на улице – это сразу потерять его. В любом случае его кто-нибудь найдет и присвоит все наши вещи. Значит, тайник нужно устраивать дома. Но где? Своей комнаты у меня не было, а в любом другом месте наши приготовления рано или поздно обнаружат родители.
   В любом? Впрочем, было у меня одно место, куда родители не очень-то и заглядывали. Дело в том, что в нашей квартире имелся своеобразный подпол. Мы жили на первом этаже, и предыдущие жильцы устроили небольшой погреб с люком в кухне. Вот туда мы и договорились складывать все припасы.

   * * *

   Вот и наступил день начала нашего путешествия. В копилке набралось целых десять рублей. С оружием тоже все в порядке: ножи, луки со стрелами.
   Пора двигать.
   – Ты, что так и собрался по городу идти?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ну, вот так с луком и стрелами?
   – А куда мне их девать?
   – Спрячь куда-нибудь. Я, например, все под одеждой скрыл, – он многозначительно хлопнул себя по куртке.
   Действительно, над плечом явно вздыбился угол надетого через плечо лука. Я решил спрятать лук по-другому. Для этого оказалось достаточным просто снять тетиву: ее и потом всегда можно снова нацепить. А колчан со стрелами легко спрятался под полой курточки.
   Вот теперь мы были готовы к выходу.
   Яркое апрельское солнце встретило нас ослепительным светом. Ветви деревьев покрыла словно зеленая дымка начинавшихся распускаться листочков. Было так тепло, что я даже несколько растерялся: не слишком тепло мы одеты. Правда, потом мне в голову пришла мысль: «А что мы будем делать зимой?». Может стоило еще и зимнюю одежду прихватить?
   – Куда теперь? – прервал мои мысли Валерка.
   Да, действительно, куда?
   – Для начала отправимся в магазин. Нам же припасы в дорогу нужны.
   Мы заскочили в магазин. Но что там можно было купить? Хлеб, и все пространство заполняли огромные пирамиды сгущенки. Вот мы и взяли две буханки хлеба и пару банок сгущенки. У нас осталось что-то около двух рублей. Что можно сделать на два рубля. На железнодорожный вокзал нечего было и соваться. Тем более, что на поезде нас довольно быстро отыщут. Остается одно направление – река. Так я и сказал своему другу после того, как мы вышли из магазина.
   Делать нечего, мы направились к дебаркадеру, где причаливали речные трамвайчики. Вот тут мы немного просчитались. С этого пункта работала только переправа.
   – Может, с той стороны мы сможем отправиться дальше? – проговорил Валерка.
   – Может.
   Мерно плескала вода в борта трамвайчика, пока мы переправлялись через Каму. Я с нетерпением вглядывался в приближающийся правый берег великой реки. Еще немного, и мы сможем начать свое путешествие.
   Волны медленно накатывали на песчаный берег, когда мы сошли с трамвайчика. Осталось подняться по скрипучей деревянной лестнице. Наконец, мы подошли к кассе. Тут нас поджидала очередная неудача. Оказалось, что и отсюда билеты продавались только в два направления: обратно на левый берег и к речному вокзалу. Двигаться обратно не имело ни малейшего смысла.
   Тогда мы решили направиться к вокзалу.
   На этот раз путешествие длилось гораздо дольше. С палубы корабля мы внимательно всматривались в проплывающие мимо берега. Перед нашими глазами проходили многочисленные дома, огороды, иногда появлялись редкие церквушки, еще сохранившиеся в то безбожное время. Бледно-зеленая дымка начавших распускаться листочков смотрелась с реки более целостно, более органично, что ли. Странно чувство наполняло меня. Не знаю, как относился к этому речному путешествию Валерка, но, мне показалось, что его глаза тоже наполнены восторгом. Как не медленно проходило наше движение, но оно все равно приходит к концу.
   И вот перед нами появился и речной вокзал.
   Встала настоятельная потребность в покупке билетов для дальнейшего пути.
   Понятно, что двигаться следовало в южную сторону.
   А что у нас на юге?
   Ни я, ни Валерка никак не могли сориентироваться. Мы наперебой стали вспоминать карту нашей родной Пермской области. Ничего конкретного мы так и не смогли вспомнить.
   – Юрка, – вдруг обратился ко мне Валерка, – ты же около года назад уже плавал на теплоходе до Ростова. Вот и вспоминай…
   Я принялся вспоминать.
   Точно, самым южным городом Пермской области, до которого мы могли бы добраться, оказался Чайковский.
   Решено, мы берем билет до Чайковского.
   В кассах не было никакой очереди, что вполне естественно в конце апреля. Основные пассажиры будут разве что в мае. И тут еще одна неприятность: денег у нас хватало только на один билет.
   – Может, кто-нибудь один отправится в путь? – посмотрел на меня Валерка.
   А что делать второму. Путешествовать в одиночку мне не хотелось. Также я не имел ни малейшего желания отпускать одного Валерку. Тем более, что это была моя идея – сбежать из дома.
   – Нет, это нам не подходит, – я решительно направился прочь от вокзала…

Педсовет

   В этот день я сидел низко пригнувшись к парте. Неудача в задуманном предприятии привела к тому, что я не мог смотреть в глаза одноклассникам. Почему? Не знаю. Никто из них не имел ни малейшего представления о моем замысле. Значит, чего мне стыдиться? И все равно было как-то не по себе. В то же время ничего не хотелось делать. Я даже книгу не достал из портфеля.
   – Ты, чо такой смурной? – хлопнул меня по спине Леха.
   – Отстань…
   – Да, ладно тебе, – он слегка усмехнулся, – мы тут немного с врагами поквитались.
   – С врагами?
   – Ага. Сашка Кузнецов Ленке заехал.
   – А причем тут враги? – я не сразу сообразил, что он говорит.
   – Да ты чо? Ленка же – в числе лени-ленапов.
   – Так он, что, девчонку стукнул? – я постепенно вникал в смысл сказанного.
   – Ленка – главный помощник Неволиной, – терпеливо пытался объяснить Леха. – Значит, наш враг.
   – Девчонок бить нельзя, – я поднялся с места и, оттолкнув Леху, выскочил из класса.
   В коридоре я сразу увидел плачущую Лену. Неподалеку стоял Кузнецов и мерзко ухмылялся:
   – Индейцы не ревут.
   Не раздумывая, я бросился на него и с размаху впечатал кулак в смеющееся лицо. Надо заметить, что Сашка – Валеркин одноклассник, по комплекции что-то общее между нашими Крекером и Медведевым. Я, конечно, тоже не мелкий, но и до него еще не дотянул. Даже Степанков, с которым не так давно дрался Валерка, выглядит более хилым. Но, в это мгновения я даже как-то не успел об этом подумать.
   Голова Кузнецова дернулась. От неожиданности он даже отступил на шаг. Потом опомнился и попер на меня.
   – Да как ты… – удар Сашкиного кулака откинул меня к стене.
   Вот тут-то мне и нужно было бы вспомнить все, чему меня пытался научить Валерка, иначе Кузнецов меня одной массой задавит.
   Я оттолкнулся от стены и снова бросился на него.
   И тут мы уже сцепились основательно. Но, как я ни старался вспомнить Валеркины уроки, все мои действия складывались из беспорядочных ударов. Одни из них попадали в цель. Гораздо больше ударов пропадало впустую. Я вообще не очень люблю драться. Не лучше дело обстояло и у моего противника. То есть я не знаю, насколько ему нравится махать кулаками, но в точности ударов мы с ним оказались наравне.
   Еще несколько ударов.
   Где-то, как мне показалось, далеко прогремел звонок.
   И тут меня схватили за руки, прервав очередной удар.
   – Перестань, – завопил мне в ухо Леха.
   В этот момент кулак Кузнецова попал мне в глаз. Я рванулся из державших меня рук, но не тут-то было. Леха сжал меня со спины, не давая ни малейшей возможности продолжить бой.
   – Кузнецов, Павлов, – раздался голос Леопардовны, – Что тут происходит?
   Леха тут же отпустил меня, и я снова рванулся к противнику.
   – Прекратить! Я сказала! – ее голос с трудом прорывался ко мне сквозь мое частое тяжелое дыхание.
   Но я уже завелся.
   – А вам-то, какое дело?
   – Павлов, быстро в класс!
   Я посмотрел на нее исподлобья.
   – А вы когда мне книгу отдадите? – прерывисто спросил я, постепенно восстанавливая дыхание.
   – Какую еще книгу? – сбитая с толку отозвалась она. Тут же спохватилась, – Причем тут какая-то книга. ЗДЕСЬ что происходит?
   – А это уже не ваше дело, – хмуро отозвался я.
   Мне теперь было уж все равно. Героя из меня тоже не вышло. Это только в книгах герои легко справляются со своими противниками. В настоящей жизни часто все происходит совсем наоборот. Снова меня пытался схватить Леха. Я раздраженно отшвырнул его в сторону.
   – Отстаньте все от меня, – и зашел в класс.
   Сразу же сел за парту, чтобы никто не заметил, как предательски дрожат у меня колени.
   – Чтоб сегодня же отец пришел в школу! – вдогонку завопила Леопардовна.
   После уроков домой меня не отпустили.

   * * *

   Вечером меня с отцом вызвали на педсовет.
   Кошмар!
   Леопардовна с первых же минут напустилась на меня.
   – Это самый плохой ученик со всей параллели! – верещала она, – Он постоянно нарушает дисциплину, учится хуже всех в классе.
   – В чем это выражается? – спокойно проговорил отец, – Оценки вроде бы у него неплохие.
   – Он постоянно срывает уроки. Грубит. Одно путешествие по карнизу чего стоит.
   – Про карниз я уже знаю. Тем более, что прошло уже два месяца.
   – А сегодня он набросился на меня с кулаками.
   – Неправда, – отозвался я.
   – А ты помолчи! – Леопардовна резко прервала меня.
   – Вы у меня книжку украли, – упрямо проговорил я.
   – Выйди в коридор! – взбеленилась она, – поговорим с твоим отцом.
   Я вышел из кабинета.
   …О чем там говорили в мое отсутствие, я не знаю, но на следующий день отец забрал мои документы из школы.
   Следующий учебный год мне придется начинать в другой школе…

История вторая.
Школьный год Славы Светлакова

Пролог

   Тридцать первое августа. Завтра в школу. День выдался непривычно прохладным. Изредка пролетали капли дождя. Порывистый ветер противно пробирался к самому телу, заставляя кожу покрываться мурашками. Однако это меня нисколько не расстроило. У меня появилась реальная возможность продемонстрировать ребятам дедушкин подарок. Летом какое-то время я отдыхал в деревне и получил в подарок (папа сказал, что это семейная реликвия) танкистские погоны, оставшиеся еще с самой войны. Черные такие погоны с интересной эмблемкой, совсем не похожей на те, что я видел в военторге. А на поле погон несколько поблекшим, некогда золотым, металлизированным галуном выложена буква Т. Причем, перекладинка чуть не втрое шире ножки. Интересная такая буква. Дедушка пояснил, что это знак звания старшины.
   – Ага, старшины, – не поверил я тогда, – У старшины – широкая полоса вдоль всего погона, а тут…
   – Так это же погоны времен войны, – улыбнулся дедушка.
   – А ты был на войне?
   Тут дедушка открыл расписную шкатулку и вытащил оттуда несколько медалей. Ух ты… На трех ленточках вместо привычных кружков висели звездочки. Оказывается, мой дед был кавалером ордена «Славы». Как бы мне хотелось получить в подарок медали. Но… они же не были мной заработаны…
   Мне только дома папа рассказал, что Николай Иванович, мой дедушка заслужил все эти награды, совершив геройские подвиги… А то, что он дал мне боевые погоны, Стоит многого. Вот мне и захотелось похвастаться этими свидетелями давних теперь боев.
   Нет, я не собирался махать погонами направо и налево. Смотрите, вроде, что у меня есть. Я поступил по-другому. Мне самому, не тетю Лару же просить, пришлось пришить погоны на серое, похожее на армейскую шинель, пальто. Вот в этом-то пальто я и направился в школу узнавать расписание на первое сентября. В общем, выглядел я будто солдат. Для большего соответствия я влез в сапоги и нацепил настоящий солдатский ремень.
   На школьном дворе первым, кого я увидел, был Юрка Павлов. Он шел с таким расстроенным лицом, что мне даже стало несколько неловко за свой вид.
   – Что случилось?
   – Да, – он горестно махнул рукой, – нас с Валеркой в другую школу переводят…
   – Брось… С чего бы это?
   Мы с ним никогда не были особо дружны. Ну, одноклассники и одноклассники, и больше ничего. Однако, такое известие очень меня поразило. Юрка считался одним из лучших учеников нашего класса, и вдруг его и переводят? Валерка ладно, он учился с тройки на четверку. Его перевод казался вполне закономерным.
   – Вроде как, мне до той школы ближе, – проговорил Юрка и тут же более громко и раздражительно продолжил, – нисколько там не ближе, даже дальше. А Валерка так вообще в новую школу будет мимо нашей ходить…
   – Странно все это, – пробормотал я.
   Но Юрка уже меня не слушал. Он стремительно уходил в сторону своего дома. Некоторое время я смотрел ему вослед. Действительно странно. Получается, что мы с ним каждый день будем встречаться по дороге в школу. К той школе, куда перевели Юрку, я живу гораздо ближе, чем к нашей, а он – наоборот. По идее меня нужно было переводить…
   Я мотнул головой, отгоняя ненужные мысли и подошел к школьному крыльцу. И надо же, прямо на крыльце лицом к лицу я столкнулся с Мариной Орловой. Весь последний год я мечтал с ней подружиться, но все как-то не довелось. Может, в этом году…

1

   В основном за лето у нас мало что изменилось. Разве что классный руководитель теперь у нас был, вернее была, другой.
   Наша бывшая классная, Нина Николаевна, ушла в декрет. Это, то есть, собралась рожать ребенка.
   Новая классная Елена Константиновна, сразу и не выговоришь, высоченная, она, наверное, даже выше моего папы, хотя он и сам-то не маленький. Мы ее сразу так и прозвали Каланча. Учить она нас будет русскому языку и литературе. Литература мне вообще нравилась. Я себя без книжки и не представлял. Но вот Каланча… пока неизвестно.
   В общем, день первого сентября, начался с линейки, на которой поздравили нас с началом нового учебного года, говорили еще какие-то слова. Вроде того, что вы, то есть мы, пионеры, что мы должны учиться, учиться и учиться… Ну, и дальше все в таком же духе.
   После линейки завалились мы в класс.
   В классе как-то особенно приятно пахло ремонтом. Нет, не тем ремонтом, когда все перевернуто вверх дном, и всюду валяются обрывки старых обоев, различный другой мусор, а тем ремонтом, когда все сияет чистотой, когда еще не совсем выветрился запах свежей краски, когда солнце отражается от блестящих поверхностей. Удивительно, даже учиться захотелось. Хотя сам процесс учебы мне всегда нравился. Тем более, что мне особо и напрягаться не приходилось. Все, как говорит папа, на лету схватываю.

   * * *

   Первым уроком, как, впрочем, и ожидалось, был русский язык. Наша Каланча сразу же превратила урок в классный час. И начала она его с крайне неприятного пересаживания: ей почему-то хотелось, чтобы мальчик обязательно сидел с девочкой. Зачем бы это? Не все ли равно как и с кем мы сидим?
   Моей соседкой оказалась Оля Першина – скромненькая невзрачная девчонка. Не то, что Марина. Ее бы лучше со мной посадили. А с Мариной оказался Генка Белянов. А с другой, стороны, кто мешает общаться вне школы.
   Перемена заполнилась рассказами о проведенном лете.
   А мне вспомнилось не что-нибудь, а рыбалка с дедушкой, с тем самым, который подарил погоны.

   «Встали мы тогда рано. Утро еще только занималось. Солнце едва-едва поднималось над полями, напоминая не привычный шар, а скорее что-то вроде увеличительного стекла на синей, словно подушке. Где-то свистела одинокая пташка. И вдруг заливчато заголосил петух:
   – КУКАРЕКУ!
   И тут как прорвало. То в одном дворе, то в другом дворе раздавались эти самые КУКАРЕКУ!!!
   С удочками через плечо мы двинулись через поле. Почти на уровне груди колыхались волосатые колосья ржи. Изредка среди высоких стеблей одиноко синели резные васильки. Я наклонился было сорвать цветочек.
   – Не трогай, – остановил меня дед.
   – Почему?
   – За целый день он все равно умрет и завянет. А тут он живой и красивый.
   – А разве цветы живые?
   – А как же… И им тоже бывает больно…
   Мы подошли к реке. На поверхности весело плескались солнечные блики. Возле самого берега густые заросли камыша. Коричневые мохнатые шишечки еле слышно шелестели под легким ветерком.
   – Здесь и будем ловить?
   Дедушка вместо ответа прижал к губам палец, дескать, тишина…»

   – А ты, Славка, где отдыхал? – чей-то вопрос вырвал меня из воспоминаний.
   – На море, в Анапе, – неожиданно даже для себя проговорил я.
   Спасительный звонок отвлек от выдумывания подробностей.
   Следующим уроком была история. Надеюсь, в этом году у меня получится исправить прошлогоднее положение, когда у меня вышла одна единственная тройка – как раз по истории. Я обязательно должен попасть в число хорошистов, или ударников, как в прошлом году их называла Нина Николаевна. Тем более, что я собирался подружиться с Мариной, а она у нас как раз – отличница.
   Вот с такими мыслями я и возвращался после первого школьного дня домой.
   Идти не больно-то и хотелось. Все равно дома мачеха. Может, тетя Лара и неплохая женщина, но это же не мама. Хотя папа вроде бы хорошо к ней относится. Это его дело, а я не особо намерен.
   Что я там не намерен, мне так и не удалось придумать, как навстречу мне попался Генка Белянов, одноклассник. Мы с ним ходили в футбольную секцию с первого класса. Правда, особой дружбы между нами как-то не сложилось. Разве что приятельские, как говорит папа, отношения. Но лучше уж с приятелем, чем с чужой теткой. На удивление, Генка уже успел сбегать до Кулинарии и сейчас старательно жевал коржик, обильно посыпая тротуар крошками.
   – Ну, как тебе? – набив полный рот, проговорил он.
   – Что как?
   – Как тебе первый учебный день?
   – А вот ты о чем, – я непроизвольно пожал плечами, – ничего особенного. Как и в прошлом году.
   – Ага, – он еще откусил от коржика, – а на футбол пойдешь?
   Футбола мне сейчас только и не хватало. Из-за этого самого футбола в прошлом году мама ушла. Встретила на турнире в Анапе дядю Сашу и уехала к нему жить. А нас с папой оставила вдвоем. Конечно, я не стал говорить всего этого Генке. Просто помотал головой.
   – Ну и правильно, – неожиданно легко согласился со мной Генка.
   Он наконец-то разделался с коржиком, и словно спохватившись, вытащил из портфеля еще один, протянул мне.
   – Бери, – а на губах его появилась виноватая улыбка.
   И внезапно он показался мне совсем неплохим парнем.
   – А может в другую, какую секцию пойдем?
   Это его предложение показалось мне привлекательным. Другая секция? Интересно. Вот только, какая? Валерка, например, ходит на бокс. Туда же? Что-то нет никакого желания. Я и так могу любому рожу начистить. Зачем мне еще бокс?
   – Что скажешь? – Генка нетерпеливо заглянул мне в глаза.
   Но что я ему мог ответить. Я еще и сам не решил, куда податься. Может мне с папой посоветоваться. Он когда-то занимался спортом. Правда, особых успехов не достиг, но все-таки…
   – Я еще подумаю, – проговорил я.
   – Подумай, – Генка неожиданно хлюпнул носом.
   Он повернулся и, слегка подволакивая ноги, побрел к своему дому.
   Чего это с ним?

2

   Утром мы подрались с Толькой Редькиным.
   Чего ему опять было надо? В последнее время он то и дело привязывается ко мне. Причин я, как ни старался, не находил.
   Раньше, еще в первом и втором классе, мы даже дружили. Нас четверых – меня, Тольку, Сережку и Андрея – даже называли «четыре мушкетера». Мы всегда были вместе. Но потом что-то разладилось. Сережку с Андреем перевели в другой класс. Больше мы с ними не встречались. Времени не было. А наши встречи с Толькой все чаще заканчивались драками. Причем с переменным успехом.
   Вот и сейчас, без видимого повода он принялся махать кулаками. Я тоже пару раз заехал ему по лицу.
   – До первой крови! – заявил Толька, попав мне в глаз.
   У меня словно звездочки рассыпались. Ну, точно, искры из глаз. Фингал будет точно. В ответ я смог только расквасить ему нос.
   – Что тут происходит? – это Каланча. Кто-то уже успел позвать.
   Ее только тут не хватало.
   – Опять Светлаков?!
   Причем тут я? И почему «опять»? Вроде ничего никогда и не было. Вел себя нормально… А драка? Что драка? Ну, стукнули друг другу по паре раз. И все… С кем не бывает. Велика важность.
   – Что молчишь?
   А чего тут говорить? Обычное дело. И я молчал.
   – Так! – голос Каланчи приобрел угрожающие нотки.
   Что она хотела сказать? Я не понял, так как именно в этот момент прогремел звонок.
   Урок математики. Одно время, мне просто не нравилась математика. А сейчас я ее вообще ненавидел. Почему? Может из-за училки, Марии Мироновны, которая в этом году заменила нашу Нину Николаевну? Понятия не имею.
   – Ладно, иди на урок.
   Я отправился в класс. Толька еще раньше скрылся в дверях, успев напоследок показать мне кулак.
   Почему все так устроено? Та же Каланча. Вот недавно, на уроке, так Ленку головой об доску шарахнула, что доска даже свалилась. Пришлось ее тогда обратно на стену водружать. И ничего. А Руфа, Зинаида Руфовна – учитель географии, только таким образом и ведет уроки. Им, значит, можно. А мы? Почему нам ничего нельзя?
   – Почему не пишешь? – это Оля толкнула меня под бок.
   С пера ручки сорвалась жирная капля чернил и плюхнулась на страницу. Огромная лиловая клякса расцвела на странице уродливым цветком. Ручка же была не шариковая, а автоматическая, та, в которую нужно было время от времени заливать чернила.
   – Отстань, – я отмахнулся от Оли.
   Но отмахнулся я рукой, в которой как раз и была зажата злополучная ручка.
   – Ой! – вскрикнула моя соседка.
   Я недоуменно повернулся к ней. Нет! Только не это! Час от часу не легче. Надо же, все к одному. Олино лицо оказалось почти полностью залито чернилами. Девочка вскочила и, закрыв лицо руками, выскочила в коридор.
   – Светлаков! – голос математички сорвалась на визг, – Что ты себе позволяешь?
   – Я же не… – растерянно проговорил я.
   – Вон из класса!!!
   Что тут поделаешь. Как можно что-то ей объяснить? В любом случае окажешься неправ. Я понуро вышел из класса, даже не взглянув на Марию Мироновну. Мелькнул под ногами металлический порог раздевалки. Это как раз то, что надо. Мне хотелось укрыться от всех. Лицо горело от стыда. Не хотел я ничего такого. Я и предположить не мог, что чернила могут выплеснуться из ручки. Оля точно уж никак не заслужила. Как я смогу теперь ей в глаза смотреть? Это ж вам не драка. В драке что, двинул каждый по нескольку раз, все и закончилось. А тут много хуже… Странно только, что отца в школу не вызвали.
   Прозвенел звонок. Я постарался забиться поглубже в чьи-то пальто. Грубый материал царапал лицо отдельными жесткими ворсинками.
   – А, вот ты где, – Генка притащил мои вещи из класса.
   А я и не заметил, что выскочил без них.
   – Что теперь делать?
   Странно, но единственным человеком, с кем я мог бы посоветоваться, теперь неожиданно стал Генка. Вот не думал, не гадал, а как-то так сложилось. Но, опять же, что он может посоветовать?
   – Извиниться бы надо, – Генка зашуршал бумагой, доставая очередной коржик, – Завтра и извинишься.
   – Почему это завтра?
   – А потому, – он откусил значительный кусок, – что Олька уж домой убежала. Я только что видел. Вся в слезах…
   – А к-как…
   – Как у нее с лицом? Все нормально. Вроде светлей стало.
   – А что она говорит?
   – Точно не знаю, но тебя вроде не обвиняет…
   – Не обвиняет? – У меня словно отлегло от души.
   – Нет. Давай, вылезай. Тебя математичка зовет.
   Странно, но почему-то никто так и не додумался придумать математичке прозвище. На мой взгляд, ей хорошо бы подошло… нет, не знаю. Мария, и Мария. Может, Зеленка? Тут можно придумать сразу несколько причин. Во-первых, она только что из института. Потому и заводится, как говорит папа, с пол-оборота. Надо же показать себя. А во-вторых, у нее и фамилия соответствующая – Зеленина.
   В кабинет я вошел, понурив голову, всем видом стараясь показать раскаяние.
   – Проходи, Светлаков, – это уже Каланча подхватила меня под локоть и подтащила к самому учительскому столу.
   Куда без нее? Завуч все-таки.
   – Рассказывай, Светлаков.
   – Что рассказывать-то?
   – А вот за что ты Оленьку чернилами облил?
   Зачем она так? Ну, не подумал, что так получится. Не специально же я.
   – Что молчишь?
   Я бы и рад сказать, но как раз сказать-то мне и нечего. Все равно из них двоих никто не поверит, что бы я не… И я продолжал молчать. Эх, Нине Николаевне бы ничего объяснять не пришлось, она бы все поняла, а этим все равно не объяснишь. Они обе наперебой орали на меня странно похожими визгливыми голосами. По их мнению выходило, что я весь такой-растакой, что обо мне колония плачет, что все хулиганские поступки в школе исходят от меня. Я, наверное, рассмеялся бы. Тоже мне, нашли преступника, в пятом-то классе…
   – А эта отвратительная драка…
   – Ага, а я один, что ли дрался? Сам с собой? – я тут же вынужден был остановиться, близко оказался комок в горле. Еще подумают чего.
   – Молчи уж!
   Ну, вот и пойми этих взрослых. То, «что молчишь», то «молчи».
   – С Анатолием я потом тоже переговорю.
   Опять непонятно. Почему Редькин – Анатолий, а я – Светлаков. Никакой справедливости.
   – Может директора позвать? – заискивающе спросила математичка.
   – Какой директор, уважаемая Мария Мироновна? Сами разберемся.
   А в чем тут разбираться? Ничего плохого я не делал. Драка? Так все дерутся. Чернила? Не нарочно же. Случайно.
   – Ну, что, так и будешь стоять? – Каланча как клещами схватила меня за плечо, сильно встряхнула.
   Я только помотал головой. Еще не хватало перед ними разреветься.
   – Ладно, иди, – неожиданно проговорила русичка, – еще один проступок, будем вызывать инспектора детской комнаты милиции.
   Я стремительно вылетел из школы.
   Фу, пока пронесло…

3

   Первым был урок физкультуры. Он мне всегда нравился. Только тут можно ни о чем не думать, а только бегать, прыгать и за это удовольствие еще и оценки получать. Красота одним словом. На этот раз Георгий Валентинович, старшеклассники еще почему-то называли его Плехановым, наш физкультурник, решил провести зачет по прыжкам в высоту. Раньше я никогда не добивался в этом особых успехов. Но должен же я когда-то справиться. Тем боле, что совсем недавно по телевизору шел новый фильм «Право на прыжок». Так там главный герой вернулся в спорт после операции. Неужели я не смогу? Тем более, что у меня-то никаких операций не было.
   Первая высота – семьдесят сантиметров.
   Это легко. Разбег, прыжок. Почти весь класс преодолел эту высоту.
   Восемьдесят.
   Одноклассники начали сходить с дистанции. На удивление с этой высотой не справился и Редькин.
   Девяносто.
   Отсеялось еще несколько человек.
   Сто.
   На этой высоте сошел и Генка. Из всего класса нас теперь осталось только двое: я и, как ни странно, Оля Першина. От нее я этого никак не мог ожидать.
   Сто десять.
   Мы все еще вдвоем. Оля, как мне кажется, меня простила, но я все равно хотел, чтобы она одержала победу. Весь класс, затаив дыхание, следил за нашим соревнованием.
   Сто двадцать.
   Оля ободряюще улыбнулась мне. Моя нога зацепилась за планку. Громкое дребезжание послышалось мне ехидной усмешкой. Зато Оля успешно справилась с этой высотой. Лишь задорно взметнулась косичка…

   * * *

   – Бежим скорее! – завопил Генка, подбегая ко мне сразу после уроков.
   – Что такое?
   День выдался противный. Шел назойливый мелкий дождь. Единственная радостное событие – это мир с Олей. А что, неплохая девчонка. Может, и стоит обратить на нее внимание…
   – Э, да ты меня совсем не слушаешь, – протянул Генка.
   Неужели обиделся? Не может быть. Не на что бы ему обижаться. Мы с ним не настолько еще дружим, чтобы обращать внимания на такие моменты.
   – Да, слушаю я, слушаю, – несколько невпопад отозвался я.
   – Ну, и о чем я говорил? – Генка схватил меня за руку и требовательно посмотрел в глаза.
   О ЧЕМ?
   – Ты предлагал куда-то бежать, но так и не сказал, куда…
   – Ага, – он удовлетворенно отцепился, – около нашего дома ангар ломают.
   Действительно, недалеко от Генкиного дома находилось странное полукруглое здание, почти полностью покрытое ребристым серебристым металлом. Почему-то все ребята называли его ангаром. Ходили слухи, что ангар принадлежал театру…
   – Надо успевать, пока все не растащили.
   И мы побежали. Мелькнули мимо нас мокрые, нахохлившиеся кусты с висящими на ветвях редкими листьями. Прохлюпали под ногами многочисленные лужи на асфальтовых дорожках.
   Нас встретили непривычно распахнутые настежь ворота ангара. Внутри озабоченно суетились мужики, загружавшие какие-то тюки в крытый грузовик. Под стенами шныряли такие же пацаны, как и мы с Генкой. Явно что-то выискивали. Пока я растерянно оглядывался вокруг, Генка уже прихватил кое-какие вещи. Нечто замысловато изогнутое. Тогда и я принялся за поиски. Правда я не сразу сообразил, что именно следовало искать. Для начала прошелся около нескольких разломанных ящиков.
   Почти сразу на глаза попалось потертое бархатное полотнище со стоящим на задних лапах львом, вышитым золотыми нитками. Поначалу я принял этот кусок ткани с полу-оторванной бахромой за флаг. Разглядев его более внимательно, я сообразил, что это не далеко так. Сломанная палка, прикрепленная к полотнищу, располагалась горизонтально. С концов этого своеобразного древка вился увенчанный кистями золотой плетеный шнур.
   Что же это такое, если не флаг?
   На память пришли картинки из учебника истории прошлого года. С подобными «знаменами» изображались русские войска в Куликовской битве и в Ледовом побоище.
   Как же их называла наша историчка Наталья Валерьевна?
   Штандарты? Нет…
   А, вспомнил – ХОРУГВИ!
   Я намотал полотнище хоругви на древко и взял его подмышку. Теперь я всматривался разваленное сокровище более внимательно.
   Металлическим блеском сверкнул нагрудник рыцарского панциря, иначе называемый кирасой.
   И вот тут-то я загорелся азартом. Вдруг захотелось собрать полный доспех. Причем, в качестве некоего подобия носилок можно было бы использовать уже найденную кирасу.
   Железка к железке. Я подбирал все, что можно было бы отнести к деталям доспеха. И вдруг, снова что-то габаритное. На этот раз на разбитой деревянной основе зеленел чеканенный шагающий лев.
   – Это щит, – авторитетно заявил подошедший Генка.
   Сам он тоже держал несколько железяк. В одной из них я легко опознал забрало. Зато другая явно была эфесом шпаги.
   – Это еще не щит, – я провел пальцем по размочаленному краю, – но он будет щитом, как только я найду, куда прикрепить зверя.
   – Я знаю, где искать.
   – И где? – Я подозрительно взглянул на него.
   – Возле магазина, – выпалил он, – там иногда выбрасывают бочки, а у них днища крепкие и круглые.
   Рука Генки погладила чеканную гриву льва.
   – Тебе бы еще начистить его. Для этого хорошо использовать мел.
   Точно. Надо бы не забыть завтра прихватить мел из класса. А сейчас пора бы и уходить. Я вдруг вспомнил, что мне надо успеть прийти домой до семнадцати часов. В это время прибывала мусорная машина. С некоторого времени эта процедура стала моей обязанностью. Тогда у меня еще был Герон – хорошая такая собака, правда, не совсем породистая. Вот и было решено возложить обязанность по выноске мусора на меня, раз уж все равно надо с Героном. В прошлом году Герон умер, а обязанность осталась. Приятного в ней, конечно, мало. От машины идет тяжелый запах, вернее сказать – жуткая вонь.
   Отказаться бы, но папа сказал, что мужчины не боятся трудностей. И действительно, не тетя Лара же будет с ведром таскаться. Она ж все-таки женщина, хоть и мачеха.
   Я подхватил добычу и стремглав бросился домой.
   – Хорошо, что ты успел, Слава, – тетя Лара вытерла руки передником. – А то уж я сама собиралась идти.
   Я аккуратно сложил собранное в шкафу, подхватил ведро. Простучали под ногами ступеньки. Хлопнула входная дверь.
   Возле подъезда уже собрались люди с кульками, ведрами, каким-то барахлом прямо в руках. Машина должна скоро прийти. Слышались приглушенные разговоры. Я поневоле прислушался. Говорили о скором начале нового строительства. О расселении нашей малосемейки. Подробностей мне узнать не удалось. Подъехала мусорка. Разговоры прекратились. А так хотелось узнать, что это за расселение такое…

4

   – По домам? – Генка шумно отряхнул ладони после еще одного коржика.
   Взгляд его мне показался тоскливым. Тут мне в голову пришла одна идея. А что если пригласить Генку ко мне? А что такого? Папа – на работе. Тетя Лара тоже придет еще не скоро. Как-то так сложилось, что друзей у меня не осталось. Вот с Генкой и начали более или менее сдруживаться. Тем более, что он, насколько я заметил, тоже ни с кем особо не общался.
   – Пошли ко мне, – проговорил я, не подумав.
   – Не, – он помотал головой, – давай лучше во дворе встретимся. Около твоего дома же парк. Там играть здорово.
   Оказывается он знал, где я живу. И про парк правильно сказал. Может когда-то этот парк и был местом отдыха для взрослых, но сейчас в нем собиралась ребятня. Тем более, что там можно было найти уголки почти для всех. Разросшиеся деревья и кусты словно делили парк на множество укромных местечек. В общем идеальное месс то для игр. Особенно сейчас, когда осень полностью вступила в свои права, засыпая потрескавшийся асфальт тенистых дорожек яркой разноцветной листвой. Любоваться же осенним парком именно сейчас было некогда: у нас игра с Генкой.
   Добежать до дома, бросить портфель и выскочить на улицу было делом нескольких минут. Генка уже был там. В руках у него была сделанная из толстой проволоки шпага.
   – Ух ты, – я внимательно рассмотрел замысловато переплетенную гарду. – Сам делал?
   – А то, – самодовольно усмехнулся Генка и взмахнул клинком.
   – А почему не использовал ангарный эфес.
   – Приберегу до лучших времен…
   Свистнул проволочный прут, рассекая воздух. Щелкнул попавший под удар падающий одинокий кленовый лист.
   Надо же, я вряд ли так же попал бы с первого раза. Генка же, как мне показалось, нисколько не удивился. Однако, мне тоже надо было раздобыть хоть какое-нибудь оружие. Иначе, какая же игра получится. Но, где же найти что-нибудь подходящее? Не ломать же ветви у деревьев. Хотя многие из наших знакомых именно так бы и поступили.
   – Смотри, что я нашел, – завопил Генка, поднимая из-под куста внушительный обломок палки. – Точно подойдет.
   Пожалуй, подойдет. Когда-то эта палка являлась хоккейной клюшкой, у которой оказался отломанным крюк. Я непроизвольно взвесил импровизированное оружие в руке.
   – А во что можно играть таким разным оружием?
   Генка посмотрел на меня с таким видом, что я чуть было не поперхнулся собственными словами.
   – Что тут думать? – завопил он чуть не на весь парк. – Вспомни, какой фильм недавно в ДК показывали.
   Я принялся лихорадочно рыться в памяти. Действительно, что-то там было с мечами. Помнится, еще раньше смотрел я это кино. В голове ярко всплыл эпизод из фильма, в котором доспехи одного из героев легко пробились мечом. Теперь-то я сообразил, что они были кожаные, а тогда… Еще немного, и название вспомню. И так уже на языке вертится.
   – Спартак! – видимо устав меня дожидаться, выпалил Генка.
   Точно, это то самое название. Помню, я еще удивлялся, что фильм совсем не соответствует книге.
   – А кто будет Спартаком?
   И вот тут Генка меня поразил.
   – Никто, – он уверенно воткнул «шпагу» в землю, – мы будем просто гладиаторы…
   Он рванул клинок из земли и, взметнув к хмурому небу, бросился на меня.
   Я едва успел отскочить в сторону. Наше оружие столкнулось с громким треском. Мне даже показалось, что Генкин прут основательно погнулся. Ан нет, металл оказался достаточно упругим, чтобы достойно встретить удар. Теперь я перешел в атаку. Клюшка метнулась вперед, изображая копье, а может – трезубец, я еще окончательно не определился. Немыслимо изогнувшись, Генка избежал удара. Палка лишь слегка зацепила бок противника.
   – Я победил! – я торжествующе поднял вооруженную руку.
   – Ни фига, – сразу же заспорил Генка, – Один – ноль!
   – В кино не было никакого счета! – возмутился я.
   – А у нас будет, – заявил он и, бешено вращая «шпагой», бросился на меня.
   Я отступал, слегка оскальзываясь на запутавшейся в траве опавшей листве. Неожиданно под ногу попался незамеченный в пылу боя пенек. Нога подвернулась. Клюшка отлетела в сторону. Газон больно ударил спину. Даже солнце поспешило выглянуть сквозь завесу облаков, чтобы увидеть мою промашку. Тут же подскочил Генка. Прут опустился мне на плечо. Однако боли я не почувствовал. Видимо, Генка все-таки сдержал удар.
   – Один – один, – воскликнул он, отскакивая назад.
   Этого я никак не мог допустить. Подхватив с земли клюшку, я сильно ударил по «шпаге» Генки, надеясь выбить из рук.
   – Ой, – вскрикнул Генка, выпуская рукоять из ладони.
   Вытянувшись над увядающей травой в длинном выпаде, я дотянулся до него, но сам вынужден был упасть на колено. На штанине расцвело огромное грязно-зеленое пятно. Мачехе опять предстоит стирка. Пусть поработает. Может все-таки оставит нас с папой в покое.
   – Два – один, – тряхнув головой, торжествующе проговорил я.

   Между тем облака рассеивались. Солнце все больше наполняло жарким теплом осенние деньки бабьего лета. Видимо, последние теплые дни. Того и гляди, начнутся холода. Тогда играм в парке придет конец.
   – Жарко, – я скинул куртку на ближайший куст.
   Генка последовал моему примеру.
   Бой продолжился. Теперь я стремился в основном удержать счет. Еще немного – и победа моя. Взяв клюшку двумя руками, я всеми силами противостоял Генке, не давая ему возможности нанести удар. А он упрямо и неудержимо рвался вперед. Снова и снова прут пролетал перед моей грудью. Мне едва удавалось отбивать разящие удары. Генка все ближе и ближе подбирался ко мне. Никак не ожидал, что он так ловок в фехтовании. Так и проиграть можно.
   – Все, время кончилось. Я победил.
   Я спрятал свое оружие среди практически голых ветвей куста.
   – Время?
   – Мне пора домой. Потом еще поиграем.
   – Может не получиться, – голос Генки стал печальным, – нам дают новую квартиру. И она находится сравнительно далеко от парка.
   – А где?
   – Знаешь, где магазин «Темп»?
   – Ну…
   – Следующий дом за ним…
   – Так это не так уж и далеко. Зато школа будет сразу через дорогу.
   – Ну, да, – он печально улыбнулся, – До завтра?
   – До завтра…
   Мы пожали друг другу руки. Генка медленно поплелся домой, волоча самодельную шпагу. Кончик прута загребал листья, собирая своеобразный бурунчик.
   Я долго смотрел ему вослед, до тех пор, пока фигура моего нового друга не скрылась за кустами и деревьями парка.
   И только подойдя к двери подъезда, я сообразил, в какую секцию нам стоит податься.

5

   В почтовом ящике явно что-то белело. Конверт. Странно, как его не заметил папа. Он вроде сегодня раньше меня пришел.
   Я вытащил конверт, повертел в руках. Адрес на конверте возвещал, что письмо адресовано именно папе.
   – Тебе послание, – крикнул я, заходя в комнату.
   – Что там у тебя? – он взял у меня конверт.
   Зашелестела бумага.
   – Возрадуйтесь, мои дорогие! – папа помахал в воздухе листком бумаги.
   – Что там у тебя случилось? – подошла тетя Лара.
   – Смотри, – папа протянул ей листок. – Нам квартиру дают.
   – Ну-ка, ну-ка, – она заинтересованно заглянула ему через плечо.
   – Вот, же смотри, – папа разложил лист на столе и ткнул пальцем, – читай «Вам выделяется квартира…» Тут даже адрес есть. Можно прямо сейчас посмотреть…
   Папа аж прямо светился. Раньше я совсем не понимал этого выражения. Что значит «светился»? Не фонарь все-таки. Зато теперь мне стало это понятно. Нам же квартиру дают! Не придется больше по длинному коридору бегать в душ или в туалет. Да, еще и очереди, особенно по утрам. У нас, как это называется, комната в малосемейке. А какая же у нас малосемейка? Папа, мама, то есть тетя Лара, да я. Итого – три человека. Нам как раз квартира положена. И вот, нам ее дали! Радоваться же надо. Еще неделю назад Генка хвастался, что в новую квартиру переезжает. Теперь вот подошла и наша очередь.
   – Поехали! – завопил я, хватая папу за руку.
   И мы поехали. Не так уж и далеко это оказалось. И школу не придется менять. Даже ближе, чем теперь. Пятиэтажный кирпичный дом располагался почти рядом с Генкиным, с другой стороны магазина. Встречаться мы теперь сможем гораздо чаще. Хотя, куда уж чаще? Может и совсем подружимся. Что-то я несколько размечтался. Вот бы еще и мама была с нами. Порадовалась бы.
   Я украдкой посмотрел на тетю Лару. Она выглядела довольной и счастливой, глаза блестели. Неожиданно тетя Лара показалась мне красивой.
   – Мама все равно лучше, – упрямо пробормотал я, стараясь, чтобы меня никто не услышал.
   – Чего ты такой недовольный? – папа крепко прижал меня к себе.
   – А чего быть довольным-то? Мама же не с нами.
   Я почувствовал, как папины пальцы слегка сжались на моем плече. Тетя Лара как-то уж очень быстро отвернулась. Заметил я, или мне показалось, но на ее глазах блеснули слезы.
   Папа куда-то ушел. Вернулся он на удивление быстро. И в руке задорно позванивала связка ключей.
   Прошелестели под ногами пыльные ступени. Промелькнуло несколько лестничных площадок.
   Поворот ключа, и дверь на пятом этаже открылась от легкого толчка. Я проскользнул внутрь квартиры.
   Ух ты! Коридор и отдельная ванна с туалетом. Даже комнаты две. А если посчитать еще и эту, без окон, то и все три. Правда, папа назвал комнату без окон кладовкой. А тетя Лара так и вообще – чуланом. Конечно, я знал, что такое чулан. У бабушки в деревне он был. Кладовка в новой квартире совсем на чулан не походила. Но самое главное – в квартире был балкон. Сколько раз я завистливым взглядом рассматривал балконы, представляя, сколько игр можно было бы придумать с балконом. Вернее, не с самим балконом, а с его использованием.
   Миновав высокий порожек, я выскочил на это сооружение. Остановился, только наткнувшись на решетку. Взглянул вниз и отпрянул от неожиданности. Мне показалось, что слишком высоко. Раньше я никогда не поднимался выше второго этажа. А тут – пятый! Лучше уж вверх смотреть. Я задрал голову. Прямо над головой нависал карниз крыши. Никогда он не находился настолько близко. Мне показалось, что я могу дотронуться рукой до проплывающих в небе облаков.
   – Ну, как? – спросил папа, появляясь рядом со мной.
   – Здорово!
   – Тогда, прямо завтра и переезжаем, – весело проговорил папа и, хлопнув меня по плечу, обернулся в комнату, – Лара, готовьтесь к переезду.
   – Так сразу?
   – А чего тянуть-то? Я оформлю бумаги, а вы со Славкой собирайте вещи.
   – Но, Миш, я ж завтра работаю. Да, и Слава учится.
   – Ничего, – папа махнул рукой, – ради такого дела можно и пропустить денек.

   Что же мне прихватить с собой?
   Я разложил на полу все свои сокровища. Вряд ли мне разрешат взять много. Но, вообще-то, места же там больше. Должно все поместиться.
   А может мне еще и комнату выделят? Мечты закрутились в голове. Тогда я смогу разместить и вновь добытое в театральном ангаре. Оставалось как-то аккуратно сложить части доспехов и хоругвь. И уже в новой квартире можно будет довести все это до приемлемого состояния. А там уже и в играх использовать.
   Отдельными стопками упаковались книги. Это наша особая гордость. Читать мы любим. И я, и папа почти постоянно с книгой. Вот и накопилось значительное количество. Особой моей любовью пользовался двадцатитомник Вальтера Скотта. Правда, наша англичанка Нина Михайловна пыталась доказать, что правильнее говорить Уолтер Скотт. Вроде того как спутник Шерлока Холмса должен зваться Уотсон, а не Ватсон. Только ей никто не поверил. Разве что ее сын, он учился в нашем классе, Санька. Хотя в «Записках о Шерлоке Холмсе» так и написано Уотсон. Но при чем тут Вальтер Скотт? Какая тут может быть связь?
   Еще один сверток спрятал напоминающую оленьи рога ветку. Я все думал, как бы прикрепить эту ветку к стене. Теперь такая мечта тоже могла осуществиться. Правда, лишь в том случае, если мне достанется комната.
   А как там насчет мусора? Придется так же ждать машину или что-то другое? Слышал я, что в некоторых домах делают мусоропровод. Может, и в этом так же? Жаль, не успел ни спросить, ни посмотреть. И как бы я посмотрел, если не знаю, что это такое и как выглядит.
   – Упаковался? – тетя Лара зашла в комнату со сковородкой в руках.
   В помещении распространился вкусный запах жареной картошки. У меня аж рот слюной наполнился.
   – Иди, мой руки, и за стол, – распорядилась тетя Лара.
   Вот уже завтра не придется пользоваться общим умывальником и таскать мыло с собой из комнаты. Никто чужой не помешает. Особенно не хочу больше видеть соседку из комнаты напротив, Ираиду. Ненавижу я ее. Еще давно, в детстве, испугался чуть не до скандала. Зубы у нее какие-то страшные. С тех пор стараюсь поменьше с ней встречаться.
   И тут, как назло, именно она мне и попалась.
   – А, Славик, – запричитала она, – никак вы переезжаете?
   Как будто не знает, как я к ней отношусь.
   – Некогда мне, – буркнул я и метнулся в умывальную. Надо же как-то от нее скрыться.
   – Хам! – взвизгнула Ираида мне вослед.
   Куда она потом делась, я уже не видел. Вот и еще один положительный момент для переезда…

6

   Я медленно продвигался по улице, внимательно вглядываясь во все встреченные вывески. Тихонько похлюпывал под ногами мокрый свежевыпавший снег. Он, как говорил папа, еще должен растаять, чтобы окончательно устелить землю еще только через месяц. Голые ветви настороженно качались, провожая меня черными черточками, выступающими из подтаивающих сугробиков. Мелькали перед глазами разноцветные таблички различных учреждений. А мне нужна была только одна единственная «Школа высшего спортивного мастерства», но именно она никак и не находилась. А может, я искал как-то не так.
   Ну, а как я должен был искать? Высшая школа – значит хорошее здание с большой, бросающейся в глаза вывеской.
   А тут, куда не глянь, одни деревянные дома, и притом, еще и выглядевшие так словно вот-вот развалятся. Никак не могла эта самая школа располагаться в таких трущобах. Может, я не правильно адрес записал?
   Точно. Вдруг я ошибся, и то, что я ищу – совсем в другом месте. И это не та улица?
   Пришлось уже в который раз развернуть листок с адресом.
   Нет, все правильно. «Куйбышева, 33».
   Ну, и где этот тридцать третий?
   Я огляделся вокруг. Ничего себе, я стоял как раз возле него. Невзрачная темно-бордовая вывеска с выцветшими буквами гласила, что именно в этом двухэтажном обшарпанном домишке и находится искомое.
   Рука с трудом поднялась к тяжелой ручке сверкающего желтого металла, абсолютно не соответствующей массивной двери. Створка нехотя подалась, открывая полутемную и длинную деревянную лестницу. Истертые ступени отозвались душераздирающим скрипом. Им вторили деревянные же перила с облупившейся краской. Ноги поднимали меня выше и выше.
   Почему я пошел один?
   Надо было и Генку позвать.
   Второй этаж. Лестница уперлась в обитую клеенкой дверь. Осторожно я потянул за ручку. Дверь нехотя подчинилась. В нос одарил странный смешанный запах, несколько похожий на тот, что наполнял тренерскую футбольной секции. Это обстоятельство добавило мне уверенности. Я решился и переступил невысокий порог.
   Темноволосый мужчина, сидевший за заваленным столом, поднял голову. В тусклом свете блеснули очки.
   – Чего тебе, юноша?
   Меня еще никогда так не называли. Я снова оробел. Язык словно прилип в горле. Нет, определенно нужно было приходить с Генкой.
   – Так, что ж ты молчишь-то? Зашел-то ведь вроде бодро.
   – Я это…
   Что ж это такое? На футбол так легко записался без всяких там затруднений. Что тут-то со мной происходит? Впрочем, тогда ж я не сам записывался. Это папа постарался. Он привел, показал, дал первое напутствие. И этот адрес тоже он нашел.
   – Я хотел бы записаться в секцию, – наконец единым духом выпалил я.
   – Это в какую?
   Несмотря на суровость тона, я заметил промелькнувшие в глаза мужчины искорки. Вот бы он оказался тренером.
   – Ну, в ту самую, где, – я опять запнулся, – на шпагах сражаться учат.
   – Сражаться, значит, – он поднялся во весь рост, – а ты уверен, что это здесь?
   И вот тут-то я заметил в углу сетчатую маску. У меня отлегло от сердца. Все-таки не ошибся. Я не стал ничего говорить, только кивнул. Губы его искривились в слабой усмешке.
   – Так, герой, ты попал в точку. Ну, и сколько тебе лет, такому решительному?
   – Одиннадцать, – и поспешил добавить, – но скоро будет двенадцать.
   – Ладно. Придешь послезавтра на стадион «Динамо». Пройдешь в длинное здание. На нем еще написано «Зал дзюдо». Спросишь Виктора Алексеевича. Там и посмотрим…
   – Ага…
   Я чуть не кубарем скатился по крутой лестнице. Сейчас бы к Генке махнуть. Думаю, что и он бы не отказался.

   Добежать до Генкиного дома – дело нескольких минут. Но вот тут возникла заминка. Дом-то я знал, а квартиру как-то не догадался спросить. На втором этаже, но в каком подъезде? Как назло и во дворе никого не было. А то можно было бы спросить.
   Оставалось одно, вызвать приятеля криком.
   Сказано – сделано. Я поплелся вдоль подъездов, выкрикивая как можно громче:
   – Генка! Генка!
   – Чё, орешь, – почти сразу же он высунул голову из ближайшего окна. – Поднимайся.
   Я моментально взбежал по пыльным бетонным ступеням. Что там – всего-то второй этаж. Генка уже ждал меня возле открытой двери.
   – Я нашел для нас секцию, – завопил я, едва вступив на порог.
   – Да, не ори ты, – он втащил меня в квартиру, – всех соседей распугаешь. Одна Антонина Ивановна чего стоит.
   – Тогда, пошли ко мне.
   – Не могу, – сразу поскучнел Генка, – к тебе далеко, а скоро родители придут.
   А, так он же еще не знает. Не успел я ему про переезд рассказать. Это раньше мы далековато друг от друга жили – почти две трамвайных остановки между нашими домами. Сейчас же я от него всего лишь через дом. Тут – туда и обратно не больше нескольких минут. Даже если едва ноги передвигать. А бегом так и вообще моментом.
   – К нам теперь близко. Вон, мой дом даже из твоего окна видно.
   Генка недоуменно смотрел на меня. Что ж до него так медленно доходит?
   И вот тут лицо его просветлело. Он подпрыгнул на месте. Я ждал, что он заорет на весь подъезд. Но он только сильно хлопнул меня по плечу. Не со злости, а как сказал бы папа, от избытка чувств. Орать Генка не стал, видать, сильно им от их соседки достается. Наша Ираида тоже еще та штучка. Какая такая штучка, я, конечно, не знал, но частенько слышал как об этом говорили старшие. Что ж делать, видать везде такие Ираиды есть. Мне даже немного взгрустнулось. А вдруг и в нашем новом доме найдется своя Ираида или, как там назвал Генка, Антонина.
   Но Генка мне не дал додумать эту мысль. Он, уже одетый, выталкивал меня на лестничную площадку.
   – Не останавливайся, – поторапливал он меня, – иди быстрее.
   Впрочем, зачем я вытаскивал его из дома. На игру времени и правда не оставалось. Родители Генкины, к тому же скоро придут. Но и не сообщать же о секции в квартире. Кто знает, как Генка на это отреагирует. Может и не сдержаться. Я ведь не слишком хорошо его знал.
   – Говори, – Генка прислонился к мокрой скамейке.
   Оказывается, он никуда и не собирался бежать. Просто вывел меня на улицу. Может, он в чем-то и прав. Рассказывать можно и тут. Совсем не обязательно куда-то бежать, где-то таиться. Хотя, и у меня не особо и притаишься. Тетя Лара уж точно пришла с работы. А я почему-то не хотел знакомить с ней Генку. Почему? Не знаю.
   – Ну, чего ты там нашел?
   – Послезавтра мы с тобой пойдем в секцию фехтования, – выговорил я на одном дыхании и перевел дух.
   – Куда?
   – На шпагах сражаться.
   – Гена, домой! – прямо перед нами встал Генкин отец.
   – Потом поговорим, – бросил я и помчался к себе.

7

   Наступил долгожданный день записи в секцию. Сразу после уроков, даже не забросив домой портфели, мы побежали на стадион. Недавний снег уже полностью стаял, оставив после себя пожухлую мокрую листву. По сути, этот период года – самый неприятный. Тепло уже кончилось, а настоящий холод еще не наступил. На улице слякотно и грязно. Теперь оставалось только ждать, когда снег окончательно покроет землю, и наступит зима. Тетя Лара вчера сказала, что до этого надо ждать как минимум месяц. Это то, что Каланча в школе называла народной мудростью.
   При чем тут мудрость?
   Многочисленные маленькие и большие лужи противно плескали под ногами. Ботинки почти сразу промокли.
   И почему я не одел сапоги? Носить их в мешке, видите ли, неудобно. Надо было послушать тетю Лару. Она ведь предлагала… Что это я? Нашел, о чем жалеть. Маму бы я точно послушал, а эту…
   Самая большая и глубокая лужа разлеглась как раз в воротах стадиона. Добавлять сырости в ботинки не хотелось. Я остановился в нерешительности практически в шаге от стадиона.
   – Ну, что остановился? – нетерпеливо толкнул в спину Генка.
   В кои-то моменты он оказался позади. Обычно такого не бывает. Никогда до сегодняшнего дня он не отставал.
   Я непроизвольно шатнулся вперед, для равновесия выставил ногу. Шумно плюхнула вода в луже, заливаясь в ботинки.
   – Ай, – вскрикнул я, выскакивая из лужи, и обернулся к Генке, – что ты делаешь?
   А он уже прошлепал мимо меня, крутя головой.
   – И где?
   – Что? – раздражение на Генку прошло само собой, – что где?
   – Тот зал дзюдо, о котором ты мне говорил.
   Тут пришла и моя очередь вертеть головой. На глаза попалось приземистое длинное здание. Сразу возникло ощущение, что нам именно туда и надо. Не отвечая Генке, я направился к зданию. В ботинках противно хлюпало. Это заставило меня быстрей перебирать ногами.
   В торце выбранного мной здания оказалась дверь с двумя вывесками.
   Одна из них гласила: «Стрелковый тир». За спиной послышался глубокий вздох разочарования. Ага, Генка тоже начал с этой вывески. На расположенной ниже, простой фанерной табличке можно было прочитать «Зал дзюдо». То, что нам нужно. Дверь неожиданно легко открылась. Ноги ступили на скрипучий дощатый пол с облупившейся краской. Да что же это такое? Почти везде скрипучие и плохо покрашенные доски. Видимо, так надо, или как говорит папа, так положено. Что положено, куда положено?
   – А дальше куда?
   Действительно, в небольшой прихожей видно два практически противоположных хода. Один на ведущую вниз лестницу. А другой – в длинный полутемный коридор. Куда идти? Никаких указателей. Очередная задача.
   – Незачем соваться в подвал, – я решительно направился в правый коридор.
   По обеим сторона потянулись одинаковые безличные двери без номеров и табличек. Поворот коридора, и перед нами еще одна лестница. О, нет, сейчас опять будет скрипеть. Однако, ничего такого не произошло. Мы поднимались только сопровождаемые звуком шагов.
   Открывшееся помещение напоминало спортзал школы. В небольшой коридорчике столпились ребята и девчонки. Может они тоже записываться? А девчонки-то куда?
   – Смотри, – Генка дернул меня за рукав.
   Я увидел невысокую сетчатую конструкцию, заполненную вставленными в ячейки рапирами.
   Ого! Надо бы показать себя как самого умелого фехтовальщика. С легким скрежетом я вытащил один клинок. Сталь рапиры вжикнула, рассекая застоявшийся воздух помещения.
   – Защищайтесь, сэр, – я направил оружие на Генку.
   Он выхватил соседнюю шпагу и отскочил назад, отражая мой первый выпад. Мне нужна безоговорочная победа. Я устремился за ним, бешено описывая круги клинком. Генка так же стремительно отступал от меня, изредка встречая мой клинок своей шпагой. Помещение наполнилось лязгом встречающихся клинков. Совсем другое ощущение, не то, что в парке на палках. Еще немного, и я его достану. Я сделал еще несколько шагов, стараясь дотянуться до тела приятеля.
   – Что это у вас происходит? – громкий голос Виктора Алексеевича за спиной заставил меня опустить рапиру.
   Генка некоторое время еще держал шпагу в боевом положении.
   – Положите оружие на место, – мой недавний собеседник смотрел строго, – и никогда больше не берите его просто так.
   Я поместил рапиру на место, стараясь сделать это как можно менее заметно. Генка последовал моему примеру. Громкий скрежет наполнил помещение. Ну, какой же он неловкий. Не то, что я.
   – Построились, – скомандовал Виктор Алексеевич.
   Ага, опять. На физкультуре построились, на футболе. И тут, то же самое. Не, чтобы сразу дал шпаги да начал учить сражаться.
   Словно услышав мои мысли, тренер между тем продолжал:
   – Фехтовать пока никто из вас не умеет. Поэтому, мы начнем с общефизической подготовки, или сокращенно ОФП.

   И лишь в конце тренировки Виктор Алексеевич принялся учить нас держать оружие, а также и стойке. Оказалось все гораздо сложнее, чем я себе представлял. То, как мы сражались раньше, правильнее сказать, фехтовали, не шло ни в какое сравнение с тем, как надо. Ноги, руки занимали такое неудобное положение, что то и дело хотелось расслабиться и принять более привычное. Тренер постоянно поправлял стойку. Ноги затекали. Шаги выглядели какими-то искусственными что ли. Совсем не так мушкетеры в фильмах сражаются. Не знаю, может, оно и правильно., но как же устают руки и ноги.
   – Все. На сегодня хватит. – Виктор Алексеевич ушел в тренерскую.
   Мы отправились по домам.
   Усталые ноги гудели, не особенно обращая внимание на слякоть и сырость в ботинках. Хотя за время тренировки сырость эта несколько уменьшилась.
   – А что, нормально, – наконец проговорил Генка, – надо будет дома обязательно повторить.
   – Я в библиотеке вчера книгу видел, – вдруг вспомнил я, – называется «Фехтование-юным». Надо бы взять, посмотреть.
   – Ага, и картинки перерисовать, – встрепенулся мой друг.
   Надо же, я Генку назвал другом. Даже ради одного этого стоило идти в секцию. Я благодарно повернулся в сторону рассуждающего Генки.

8

   Сегодня опять ко мне привязался Редькин. Как ему только не надоело?
   – А, Светлаков! – он мерзко ухмыльнулся, – что-то в последнее время ты на стадион зачастил. Снова футболом решил заняться?
   А ведь когда-то и он начинал вместе со мной и Генкой в футболе, но ему быстро надоело. Еще до самого первого нашего матча. Он так и не попал тогда в команду. Чем он теперь занимается и занимается ли вообще, я не имел ни малейшего представления, да и не желал.
   – Не твое дело, – у меня не было ни малейшего желания говорить с ним.
   Я повернулся спиной к Тольке. И тут же получил удар в плечо. Сжав кулаки, я отошел на шаг.
   – Боишься? – он схватил меня за плечо и рванул на себя.
   Этого мне только не хватало. Стерпеть я уже не мог. Я вывернулся из-под его руки, и с разворота ка-а-ак заехал Тольке в нос. Того, что случилось дальше, я никак не мог ожидать. Толька отлетел назад и головой вляпался прямо в оконное стекло. Звон и сверкающие осколки наполнили школьный коридор. Окна как не бывало. Но я же не нарочно. Что за невезение?
   – Ой, – Толька схватился за нос и помчался на первый этаж.
   Я припустил за ним. Нет, я не хотел ему добавить. Просто срочно нужно было уносить ноги с места преступления. И так почти месяц без замечаний, а тут такое. Точно, в детскую комнату отправят. Напротив входа, на небольшом стульчике я обнаружил Редькина. Он сидел, прижав ладони к лицу, а на пол медленно падали темно-красные капли из разбитого носа. Чего это он? Мало ли мы носов разбивали, но никто так жалко не сидел. Зажимали платком текущую кровь, и все… А тут? А вдруг он еще и затылок стеклом порезал? Но, кажется, этого не произошло. Я облегченно перевел дух.
   – Держи, – протянул ему такой необходимый в данном случае платок, – и голову подними.
   Платок сразу почти полностью окрасился красным.
   – Я тебе еще покажу, – пробурчал он еле слышно, – дождешься ты у меня…
   Точно, сейчас как все расскажет, и конец мне. И, как назло, урок сейчас у Каланчи. Она и так к Редькину лучше, чем ко всем остальным относится, тут уж мне попадет по первое число. И в школе, и потом от отца. А что я такого сделал? Подумаешь, нос разбил. Мало их разбивается в драках, больших и маленьких. Но вот стекло. Хотя и стекла время от времени бились. Но не головой же.
   Я обреченно пошел в класс. Сейчас начнется… Толька влетел в класс почти сразу за мной, проскочил к своему месту. Учебники и тетради беспорядочно полетели в портфель. Сам портфель устроился подмышкой. Украдкой оглядываясь, Редькин скрылся из школы.
   Каланча сразу заметила его отсутствие.
   – А где Анатолий? – чуть не с порога спросила она.
   Ей никто не ответил. То ли никто ничего не знал, а свидетелей нашей стычки и в самом деле не было. То ли просто не хотели говорить. Она не пользовалась доверием ребят. Лишь Генка украдкой посмотрел на меня со своего третьего ряда. Перехватив его взгляд, на меня уставилась и Оля. Я с деланным равнодушием пожал плечами.
   Как ни незаметно я это проделал, Каланча заметила.
   – Опять Светлаков, – с какой-то непонятной гримасой проговорила она.
   – А что я? Чуть что сразу Светлаков?
   – Во-первых, встань, когда тебя спрашивают.
   Я нехотя поднялся. Сознаваться я все равно не собирался, это было бы глупым. Не пойман – не виноват.
   – Неужели тебе нечего сказать?
   – А что я должен сказать? – буркнул я, смотря на поверхность парты.
   – Чего пристали к человеку, – крикнул со своего места Генка, – с каких огурцов ему знать об этом…
   – Белянов, а тебя-то кто спрашивал?
   – Елена Константиновна, – Генка выглядел крайне возмущенным, – может лучше урок начнем?
   – Светлаков, садись. Белянов, к доске.

   * * *

   Многотрудный школьный день наконец-то закончился. Я вышел на улицу. Никто так ничего и не спросил о разбитом стекле. Правда, особой своей вины в случившемся я не видел. Произошло лишь печальное стечение обстоятельств. На душе все равно было как-то пакостно. Еще немного, и я, возможно, побежал бы сознаваться. Погода тоже словно подталкивала меня к такому шагу. Завывала метель. Противный колючий снег впивался в лицо. Лед, плотно покрывший дорожки, заставлял ноги скользить и разъезжаться. Каток, да и только.
   Шаги мои постепенно замедлялись. Я все оборачивался на здание школы. Сначала, отворачиваясь от снега, потом и из-за чувства вины. Наступил момент, когда я остановился окончательно. Еще немного и…
   – Слава, – окликнул меня еле слышный девичий голос. – Ты не виноват…
   Сквозь колючие иголки снега, прикрывая варежкой лицо, ко мне приближалась Оля. Надо же. Хотя, мы вроде бы примирились, но на уроках большей частью, не общались.
   – Чего тебе? – от неожиданности мой голос звучал не совсем дружелюбно.
   – Ты не виноват, – повторила Оля.
   Ее слова словно отвечали моим мыслям.
   – В чем? – поинтересовался я.
   – Конечно же, в разбитом стекле.
   Это заявление настолько меня ошарашило, что я даже перестал замечать летящий прямо в лицо снег.
   – Ты видела?
   – Конечно, видела, – она тряхнула головой так, что выбившиеся из-под шапки косички задорно взлетели, разбрасывая в разные стороны нападавший снег, – видела, как Толька Редькин первым стукнул тебя, а уж потом и ты…
   – А почему тогда…
   – Пошли ко мне, – перебила меня Оля, – а то холодно тут. Чаю попьем.
   Этого я точно никак не мог ожидать. Конечно, знакомые и друзья среди девочек у меня были. Я ходил в гости к знакомым родителей, где играл с их дочерями. Они-то и были моими друзьями среди девчонок. Ходил я с ними и гулять. Но, никто из них никогда не приглашал меня, именно меня, в гости.
   – Почему бы и нет. Пошли, – решился я, – Только, давай заскочим в Кулинарию за пирожным.
   – Давай, – она взяла меня за руку.
   Я не имел ни малейшего понятия, где живет Оля, и поэтому она стала моим проводником. Закрываясь от жалящего снега, и стараясь не поскользнуться, мы направились к Олиному дому. Только теперь я понял, почему Оля приняла мое предложение о Кулинарии. Кулинария находилась рядом с Олиным домом.
   Дверь нам открыла миловидная женщина. Она оказалась так похожа на Олю, то есть, вернее, Оля похожа на нее. Точно – это мама моей соседки по парте.
   – Меня зовут Марина Александровна, – проговорила она чуть хрипловатым голосом после того как я остановился на пороге комнаты, – а ты, надо полагать, Слава? Оля про тебя много рассказывала.
   – А что? – мне захотелось провалиться сквозь землю. Вдруг Оля рассказала и про чернила.
   – Слава, проходи, – Оля потянула меня за руку.
   – Ребята, чай будете?
   – Конечно, ма, – задорно проговорила Оля, – мы даже специально пирожные купили.
   Ма! Когда-то и я так называл маму. А потом она уехала. Мне вдруг стало невыносимо горько.
   – Можно, я пойду домой, – еле слышно проговорил я, – чаю попьем как-нибудь в другой раз.
   Я быстро схватил пальто, сунул ноги в ботинки.
   Мелькнуло растерянное лицо Оли.
   Марина Александровна проводила меня удивленным взглядом.
   Протопали по ступеням ноги. Снежные иголки принялись жалить меня с удвоенной силой.
   Я помчался домой.

9

   А вот Генка на меня обиделся. И все из-за того что я ушел с Олей. А он, видите ли, ждал меня в тот день. Надулся так, что и говорить со мной не хотел.
   Так грустно начались каникулы. На улицу не хотелось и носа высовывать. А что за интерес дома сидеть? Погода, как назло, выдалась на диво сухая и морозная. Конец октября. Первый легший на зиму снег. Еще белый и чистый. Легкий морозец. Самое дело бы поиграть пока не стало слишком холодно. Или, как говорят в деревне, побегать. Они так и отпрашиваются: «А можно мы побегаем?» поначалу меня это очень смешило. А потом я привык, и уже сам обращался к дедушке с такой просьбой. У нас же тут принято называть игры во дворе словом гулять. Но, как же можно гулять одному? Ни пофехтовать, ни поговорить. И на тренировках не отвлечешься. Виктор Алексеевич отправил всех на каникулы. В общем, тоска зеленая.
   Может, на мировую с Генкой пойти? Но почему именно я? Я ж никакой вины за собой не чувствовал. Пусть он придет первый. А если к Оле податься? Захочет ли она меня видеть после давешнего бегства. Есть еще и двоюродные братья и сестры, но тащиться к ним на другой конец города было совсем уж неохота.
   Оставалось валяться на софе с книгой в руках.
   – Ну, что ты все один маешься? – сочувствующий голос тети Лары почему-то вызвал раздражение.
   У меня на глазах даже навернулись слезы. Я повернулся лицом к стене. Не хватало еще, чтобы она заметила внезапно заблестевшие глаза.
   Тетя Лара осторожно присела на край дивана. Теплая ладонь бережно опустилась на плечо. Неожиданно захотелось прижаться к этой руке. Я непроизвольно тряхнул плечом.
   – А почему бы тебе не пойти к Гене? – на удивление, она была почти полностью информирована о моих делах.
   Впрочем, что я удивляюсь? Я же сам все рассказываю, ну, или почти все.
   – Мы поссорились, – выдавил я сквозь стиснутые зубы.
   – А что так?
   Я только тяжело вздохнул.
   – А помириться?
   – Я?
   – Но кто-то же должен быть первым. Обычно, тот кто первым протягивает руку дружбы, бывает мудрее.
   – Точно! – я соскочил с дивана и бросился в прихожую.
   Накинуть пальто, схватить недавно изготовленный деревянный меч и скатиться по ступеням было делом пары минут. И я уже во дворе. Запылил под моими ногами снег. Промелькнул ряд тропинок. Хлопнула дверь Генкиного подъезда. Задребезжал звонок.
   Прозвучали за дверью шаги.
   – Кто там?
   – Генка, это я!
   – Славка? – мне показалось, что в его голосе прозвучала радость, и тут же он грустно добавил, – меня заперли.
   – Это как?
   – Я четверть с пятью тройками закончил, – он шумно вздохнул, – и теперь меня наказывают.
   – Ладно, пойду я.
   Что мне еще оставалось делать? Не стоять же под дверью. И я побрел обратно. Настроение еще более ухудшилось. Я вышел на улицу. Делать абсолютно нечего. Даже мой меч теперь казался абсолютно бесполезной вещью. Я раздраженно ударил деревянным лезвием по небольшому сугробику, образовавшемуся почти возле самого подъезда.
   – А вот он где, – раздался ехидный голос, – со снегом воюет.
   Я резко обернулся.
   На меня надвигался Толька Редькин. Плечом к плечу рядом с ним стояли еще три фигуры. Их я сразу узнал – все они из параллельного класса. Каждый сжимал в руках грубо выструганные из досок примитивные подобия мечей. Однако, по сравнению с их дубинами мой меч выглядел просто прутиком. И их четверо. С каждым из них по отдельности я бы точно справился. А вот – со всеми? Лучшим вариантом было бы, конечно, убежать.
   Но я ж теперь фехтовальщик, мушкетер. Убегать мне теперь вроде как не к лицу. Я тяжело вздохнул, стараясь сделать как можно более незаметно.
   – Что ты тут у нас делаешь, Слава Светлаков? – мое имя прозвучало у Тольки на удивление ехидно.
   Ничего себе, попался. Чтоб тебя, а я и забыл, что Толька в этом же дворе живет. То-то мне двор знакомым показался. Молчать дальше не имело смысла.
   – Не твое дело, Дурак Дураков.
   Толькины сопровождающие закатились в смехе. Хоть маленькая, но победа.
   – Прекратили, – Толька оттолкнул ближайшего к нему Лешку Зотина из «б» класса.
   Мишка, Лешкин брат тут же взмахнул своей еле обструганной доской. Я отступил на шаги поднял меч, встречая удар. Послышался громкий треск. У меня в руках остался жалкий обломок. Теперь уж точно, не оборониться. И бежать поздно. Меня уже окружили со всех сторон. Точно, побьют.
   Эх! Как говорит папа, погибать так с музыкой.
   И со всей дури двинул Тольке кулаком в челюсть. В этой компании он какой-никакой, но главный. Не ожидавший такого, он не успел защититься и отшатнулся назад. Но вот ведь незадача, под ноги ему попалась полузасыпанная снегом скамейка. Споткнувшись, Редькин кувыркнулся в кусты. Тут же и я получил палкой по плечу. Руку пронзила боль.
   Ну, все. Это конец. Нет уж, так просто я не сдамся. Подумав так, я сильно пнул Лешку промеж ног. Удар достиг цели. Лешка скорчился от боли. Оставалось только оттолкнуть в сторону Мишку и броситься бежать… Но я упустил из виду четвертого противника. Им оказался, никогда бы не подумал, Сережка Бормотов, тот самый из бывшей четверки. И как я его сразу не узнал?
   И вот этот-то Сережка, подставил мне ногу. Я растянулся на земле, основательно пробороздив снег носом.
   Срочно нужно подняться, а то начнут бить ногами. Но каждая попытка некоторое время заканчивалась новым падением. Меня спасало только то, что у половины моих противников были те же проблемы. Но они хоть могли рассчитывать на помощь, а я…
   Наконец, мы все кое-как поднялись. Замелькали кулаки. Кто-то попал мне в глаз. Кому-то заехал и я. Некоторое время спустя я оказался посередине, и удары посыпались со всех сторон. Где уж тут отбиваться? Теперь я старался лишь полнее защитить от ударов лицо и живот. Большинство моих ударов перестало доставать до цели. А противник все чаще попадал. Долго мне так не простоять. Необходимо искать пути отхода.
   Вдруг Сергей свалился мне под ноги, а меня неизвестная рука отдернула ко входу в подъезд.
   Я оглянулся к неожиданному спасителю. Плечом к плечу рядом со мной стоял Генка. Все. Теперь мы были вдвоем. И со спины к нам не подойти. Мы сможем отбиться!
   Это поняли и нападавшие.
   – Пойдем, – проговорил Толька своим приятелям, – а этих мы еще поодиночке подкараулим.
   И они удалились, не оглядываясь.
   – Откуда ты взялся? – я удивленно посмотрел на друга.
   Теперь я мог его так называть с полным правом.
   – Через балкон, – слегка усмехнувшись, проговорил Генка, – увидел вашу махаловку и спустился.
   – А как?
   – Так же, – проговорил он и, забравшись на козырек подъезда, перебрался на балкон.
   Потом, прощаясь, махнул мне рукой.
   – Пока, – весело прокричал я.
   Обломок меча полетел в кусты. На душе стало легко и радостно…

10

   – Ты чего в прошлый раз убежал?
   Так встретила меня Оля в первый же день после каникул. И что я должен был сказать? Не мог же я рассказывать про уехавшую маму, про тетю Лару.
   – Я вспомнил, что мне надо было домой, – пробормотал я, стараясь не глядеть в ее сторону, – мы ж переезжали в новую квартиру.
   Конечно, мы переезжали совсем не в тот день, но не все ли равно.
   – Ага, – она сделала вид, что поверила. – А мне собаку купили.
   – Собаку?
   – Ну да. Хочешь, покажу?
   И не дожидаясь ответа, она вытащила из портфеля альбом для рисования.
   А я и понятия не имел, что она умеет рисовать. Если бы не было в этот день урока рисования, то и не узнал бы. В первой четверти я как-то не обращал на это внимания. Почему? Мы ведь сидели на одной парте, а не замечал. Может потому, что тогда мы еще не дружили. И тут меня как4 по голове стукнуло. Я ж хотел подружиться с Мариной Орловой. Но никаких изменений в этих планах так и не произошло.
   Оля между тем открыла альбом. Ничего себе, собачонок на рисунках выглядел совсем как живой. Здорово у нее получается. Надо бы сегодня на уроке ее удивить. Если, конечно, получится.
   Темой урока оказался чайник. Тот самый, в котором обычно заваривают чай.
   Что тут рисовать?
   Нечего делать. Легкотня. Я всего-то пару минут потратил, чтобы набросать контуры. Оставалось раскрасить. Это вообще не проблема. Тут главное – чтобы рисунок не выглядел разноцветным пятном. А вот как этого добиться – уже какая-никакая, но проблема.
   Я заглянул в альбом к Оле. Ага, она взяла, да прикрыла от меня.
   – Будем соревноваться, – хитро прищурившись, проговорила Оля. – У кого лучше получится.
   Интересно, как это сочетается с дружбой? Ну, ладно, посмотрим еще, чья возьмет. Придется смотреть еще у кого-нибудь. Я обернулся назад. Сидящая сзади Танька Колупаева, старательно вырисовывала линии в альбоме. Даже кончик языка высунула от усердия. Ей еще далеко до завершения рисунка. Ренатик, рядом с ней, густо мазал черным края нарисованного уже кривобокого чайника. Зачем бы это?
   – Ты не знаешь, зачем Ренатик… – я дотянулся до сидящего впереди Ильяса.
   – Светлаков, не разговаривай! – Наталья Юрьевна слегка постучала ладонью по столу.
   Ну, вот опять. Все Светлаков да Светлаков. Когда, наконец, это кончится?
   Так, зачем же все-таки он мазал черным?
   И тут, словно откуда-то издалека до меня снова донесся голос Натальи Юрьевны: «Не забывайте о тенях, полутенях, бликах». Точно, тени!
   Дальше пошло легче, и вскоре у меня получился такой чайник, что мне самому понравился. Не особенно я умею рисовать, а тут получилось. Я восторженно огляделся. Генка в другом конце класса еще усиленно трудился над рисунком, низко склонившись над партой.
   – Сдаем работы.
   Я ожидал пятерки, но на альбомном листе, что мне вернули, ехидно краснела мерзкая тройка. Рядом с ней, как на параде выстроились целых пять плюсов.
   Надпись под оценкой гласила:
   «Если бы ты не крутился на уроке, не разговаривал бы, внимательно слушал учителя и не отвлекался, то было бы пять».
   Я ж не сделал ничего плохого. И, вообще, какая связь между рисунком и поведением?

   – Разве можно так оценивать? – спрашивал я Генку, когда мы возвращались из школы. – У меня ж все было хорошо нарисовано.
   Мы шли вдвоем только с Генкой. Могли бы и втроем идти, Оля легко бы вписалась в нашу компанию. Но с ней я договорился, что приду смотреть собаку как-нибудь в другой раз.
   В начале ноября зима практически окончательно вошла в свои права. Снег громко скрипел под ногами. Деревья словно укутанные в толстые белые шубы, выстроились вдоль дороги. Яркое солнце вовсю светило, но приносило только мороз. Не лето все-таки.
   – Пошли ко мне, поиграем, – проговорил я, – а то на улице что-то холодно.
   – А, пошли, – сразу же отозвался Генка, – тем более, что я никогда не был у тебя дома.
   Но, вообще-то, я звал Генку не только и не сколько из-за холода. Первым делом мне хотелось похвастаться новым мечом, который я стругал взамен сломанного все свободное время. И меч получился совсем как настоящий – подогнанной под пальцы рукоятью, с перекрестием-гардой, с выровненным четырехгранным клинком. Красота, да и только.
   Как и следовало ожидать, Генка так и прилип к мечу. Он, то брался за рукоять, то поглаживал острие, то смотрел вдоль меча. Мне даже стало жаль лишать его игрушки.
   – У меня есть еще заготовка для следующего меча, – неожиданно даже для самого себя проговорил я, – давай посражаемся.
   – Прямо сейчас?
   – А что такого? – сказал я и махнул заготовкой, имеющей пока весьма отдаленное сходство с мечом.
   Громкий хлопок раздался в помещении. Посыпались стекла.
   Что я разбил?
   Вроде бы все цело. Я ж стоял посреди комнаты.
   – Лампочка, – вскрикнул Генка.
   Я поднял взгляд. Действительно, стеклянная колба теперь представляла собой торчащие зубчатые осколки. Я вспомнил, что лампа была велика и несколько выступала из-под люстры. Поэтому, зацепить ее не представляло ни малейшей трудности.
   Я откинул деревягу в сторону. Машинально потянулся к выключателю.
   – Ты что делаешь? – вскричал Генка, – замыкание устроишь…
   Но лампочка, даже разбитая, зажглась. Во всяком случае, та самая пружинка, что находится внутри, горела.
   – Горит, – торжествующе проговорил я.
   – Ага.
   Между тем, пластиковый абажур люстры начал оплавляться. Звонко щелкнул выключатель.
   – Попадет теперь, – удрученно высказался Генка.
   – Да уж, – я еще раз посмотрел на разбитую лампочку. И тут меня посетила гениальная идея, – Давай, выкрутим обломки. И никто ничего не узнает.
   Со стула я не дотянулся. Пришлось нам пододвинуть стол.
   – Варежки надень, – посоветовал Генка, – а то порежешься.
   Пока я выкручивал лампочку, Генка подобрал все осколки с пола. Хорошо, что у нас ковров не было, как во многих домах. Вот, например, у папиного друга – Дмитрия Ивановича – не только на полу, но и на всех стенах ковры. А у бабушки так половики настелены. Вот там пришлось бы повозиться со стеклами. А у нас все просто: крупные подобрал, потом подмел веничком, и все.
   Только, куда ж все это девать?
   – Бежим в магазин за новой лампой, прикрутим. А обломки где-нибудь по дороге выкинем.
   Кое-как засунули оружие за шифоньер. А пальто нам с Генкой пришлось застегивать уже на лестнице. Хлопнула за нами дверь. Мы помчались по заснеженной улице.
   – Стоп!
   Да, что ты будешь делать. Опять перед нами Редькин с компанией.
   – Некогда нам!
   Мы с Генкой почти одновременно выдвинули вперед кулаки. Дорога тут же очистилась, а мы пробежали дальше. На удивление, никто нас не преследовал. Оглядываться и нам было недосуг.
   Лампочек в магазине не оказалось. Во всяком случае, тех, что нам нужны.
   Что ж теперь делать?
   – Ладно, пошли по домам. – Я прощально махнул Генке и медленно поплелся в обратный путь.
   – Может, скажем, что это я? – проговорил Генка, – мне ж все равно не попадет.
   – Нет, я сам…

11

   – Светлаков, ты мне нужен, – ко мне приближалась Каланча.
   Чтоб тебя, а я только собрался с Олей о ее собаке договориться. А тут эта Каланча. Ну, что я опять натворил? Вроде бы ни в чем не замечен. Чего ей еще от меня надо? Делать нечего, надо идти. Каланча все-таки не только наша классная, но и завуч.
   – Вот что, Светлаков, – не терпящим возражения тоном проговорила она, – на тебя возлагается важная роль.
   – Какая, Елена Константиновна?
   Каланча пристально посмотрела на меня.
   – Надеюсь, ты еще помнишь, что приближается Новый Год.
   – Ну, да, – я все еще ничего не понимал.
   – Пойдем в мой кабинет.
   А я как-то и забыл, что у Каланчи еще и кабинет свой есть, а не только наш класс и учительская. Я медленно потащился вслед за ней.
   – Не отставай.
   А что тут отставай. Домой-то не по времени пускают. А тренировки сегодня все равно нет. Так что мне совершенно некуда спешить.
   В кабинете Каланча уселась за стол. Мне пришлось встать напротив. Некоторое время завуч рассматривала меня. Видимо удовлетворенная осмотром, она, наконец, заговорила.
   – Насколько мне известно, ты хорошо читаешь стихи, Светлаков. Поэтому, я и решила предоставить тебе честь участия в новогоднем празднике.
   – Это как? – сказать, что я был ошарашен, ничего не сказать.
   – Все просто. Ты будешь изображать Новый 1973 год на праздничной елке. Вот тебе слова. – непререкаемым тоном произнесла Елена Константиновна, – К завтрему чтоб выучил.
   Никак не мог от Каланчи ожидать такого слова, как к завтрему. Так только бабушка говорила. А Елена Константиновна все-таки учитель русского языка. Не может же она говорить, как в деревне.
   Между тем, передо мной лег на стол лист с напечатанным стишком. Что-то маловато для роли. Помнится, еще прошлым летом, в лагере, я был ведущим концерта, так там столько листов было. А тут, всего-то несколько строчек. Чего тут запоминать-то? Особенно до завтра. Я бы так сразу смог повторить:
   – Здравствуйте, мои друзья,
   К вам пришел на праздник я.
   Вы хорошие ребята,
   Пионеры, октябрята.
   Будем с вами мы дружить,
   И, – вот тут я на мгновение запнулся, – стране родной служить.
   Хорошо нам всем живется,
   Песня звонкая поется.
   Вот и все. Ничего сложного. Хоть сейчас на праздник. Я так и сказал Каланче. Она лишь усмехнулась и принялась доказывать, что я и без выражения читаю, и тихо, так что на празднике меня никто не услышит. Пришлось снова повторять.
   Опять не ладно. Сейчас-то чего не хватает? Принялась она объяснять, как надо выходить, как говорить, как рукой водить. В лагере и то проще было. Там хоть и целые сценки приходилось разыгрывать, но никто так не придирался. А попробуй возрази. Сразу же нарвешься на ругачку.
   Еще одно повторение.
   – Пойдем на сцену, – Каланча решительно поднялась и направилась на второй этаж.
   Там у нас у дальней стены имелось значительное по площади возвышение со ступеньками. Ну, сцена. На ней и проводились различные концерты.
   Меня, что прямо на сцену собираются выставить. Мне этого и в лагере на всю жизнь хватило. Не хочу я снова туда. Опять будет на меня смотреть куча народу. Потом начнутся дразнилки. Так и кулаков на всех не хватит.
   – Может лучше кого другого позвать, – проговорил я.
   – Кого еще другого? Давай, не отлынивай.
   Каланча широкими шагами прошлась по всему залу.
   – Вот здесь будет стоять елка. А ты выходишь вот отсюда. Потом обходишь вокруг елки, – свои слова она энергично сопровождала жестами. – Пошел!
   И я пошел. Несколько шагов, разведение рук в стороны.
   – Ты как бы обнимаешь всех присутствующих.
   Произнесение стишка.
   – Не тараторь. Медленней, более вдумчиво. Еще раз.
   – Здравствуйте, мои друзья…
   – Пауза. Дальше.
   Еще один проход.
   Еще один.
   И еще.
   И еще.
   Надо же, не думал, что можно так уставать. Как это в лагере я так не уставал? Там все прошло быстро и без всякого напряга. Может, все дело в том, кто руководит репетицией?
   – На сегодня хватит, – странно, но голос Каланчи показался мне усталым.
   С чего ей-то уставай? Она же ничего не делала.

   Я спустился в раздевалку.
   Тут же ко мне подбежал Лешка Зотин. После драки в Генкином дворе он все чаще попадался мне на пути. И никогда не был враждебным. И на этот раз он выглядел попросту взволнованным. Совсем не похоже, что он собирается поквитаться.
   – Тебя поджидают, – с трудом отдышавшись, проговорил Лешка. – Облава.
   – Кто?
   – Много кто. Во главе с Редькиным.
   – А ты? – я подозрительно уставился на него, поглаживая кулак.
   – Я?
   – Ты почему не с ними?
   – Не важно, – он отмахнулся, – но с ними нам, – он почему-то объединил нас, – не справиться.
   В обще-то нас теперь двое. Вот бы еще и Генку к нам. Но его, после разбитой лампочки, вообще никуда не выпускают. Каждая минута задержки учитывается вплоть до порки. Оказалось, что моя мачеха и мать Генки когда-то учились в одном классе. И они довольно часто общались. Так, что на Генку рассчитывать не приходилось.
   Я внимательней всмотрелся в Лешку. Думаю, что не подведет.
   – Справимся, – я решительно шагнул к двери.
   – Нет, – он схватил меня за руку, – их около десятка. Давай, я лучше тебя через черный ход выведу.
   Пришлось согласиться. Полностью доверять Лешке в драке я, конечно, не мог. Но мог ли я довериться ему в бегстве? Приходилось рисковать. Преимущества заднего хода в данном случае очевидны. Через сугробы там вела узенькая тропинка. Количеством среди глубоких сугробов меня не задавить. Одно это могло способствовать успеху.
   Так оно и случилось.
   Мы с Лешкой благополучно скрылись из школы и направились по домам. Оказалось, что и Лешка жил неподалеку, в следующем за моим, так называемом, дробь два.
   – Приходи как-нибудь, – проговорил Лешка на прощанье.

12

   – Эй, Славка, я искал тебя, – окрик Сережки Бормотова показался мне, по крайней мере, странным.
   – Чего тебе еще? Давно не получал? – ну, не мог я уже по-другому с ним общаться.
   От неожиданности он даже отступил на шаг. Впрочем, при этом он не сделал ни малейшей попытки к защите. Сережка только поглубже засунул руки в карманы пальто, так что пальто опустилось значительно ниже и словно надавило на плечи Сережки получилось, что Сережка выражал не независимость, как, наверное, хотел, а лишь сгорбленную неуверенность. Носок его ботинка беспрестанно елозил по полу.
   – Говори, чего хотел.
   – Намечается облава на Зотина, – хмуро проговорил он, опустив глаза.
   С чего бы это он сообщал мне об этом? Давно ли он сам старался присоединиться к толпе, чтоб поколотить меня. Хорошо, что тогда Генка помог. А в прошлой облаве – принимал он участие или нет? А если принимал, то почему сейчас подошел ко мне? Вопрос на вопросе, и никакого ответа.
   – А чего вдруг…?
   Он принялся что-то бормотать. Ну, точно – Бормотов. Совершенно ничего не понятно. Он бы голову поднял. Да и говорить стоило бы более внятно. Папа в таких случаях говорит: «Не мямли». И верно – хочешь, чтоб тебя поняли, говори понятно.
   – Не мямли! – воспользовался я папиными словами.
   – Надоело мне толпой нападать. Вот я и решил предупредить.
   – Так и предупреждал бы самого Лешку. Я-то тут причем?
   – Он мне не поверит, – хмуро проговорил Сережка.
   – А мне поверит?
   – Он же вывел тебя в прошлый раз, – проговорил он. И тут же оживился, – кстати, а куда? Как вы скрылись?
   – Через черн…
   – Вот, и ты его туда выведи, – прервал он меня и устремился к выходу.
   Некоторое время я смотрел ему вослед. И куда он так торопится? Остался бы, да помог. Все-таки мы бы тогда с Лешкой не вдвоем бы были. Так ведь нет. Я огляделся. Может, Генка еще не ушел. Так оно и оказалось. Приятель как раз выходил из раздевалки с привычным уже песочным кольцом. Я поманил его взмахом руки.
   – Зотина не видел? – с ходу спросил я.
   – Щас появится, а чё? – значительный кусок коржика скрылся во рту Генки.
   Как-то я не замечал за ним такой манеры разговора. А может, просто не обращал внимание.
   – Его бить собираются.
   – Ага. А кто?
   – Ну, та же компашка, что и к нам цеплялась.
   – А разве он не с ними?
   – Я ж тебе рассказывал, как он меня от облавы увел.
   В этот самый момент появился и Зотин. Я сразу бросился к нему. Пальцы мои ухватили его за рукав. Не говоря ни слова, я потащил Лешку к черному ходу. Краем глаза успел заметить, что Генка, подхватив портфель, устремился за нами.
   – Отстань, – Лешка сделал неуверенную попытку вырвать рукав.
   – На тебя облава, – проговорил я, и тут меня словно осенило.
   Это же из-за меня теперь охотятся на Лешку. Это он в прошлый раз меня спас от облавы, а теперь бывшие приятели хотят ему отмстить. Как это похоже на Редькина. У него почему-то всегда так. Даже, когда мы с ним еще дружили, он пытался за все поквитаться. Даже за самую маленькую обиду, готов был пустить в ход кулаки. А уж тут-то, он же явно считал, что Лешка предал их компашку. А где гарантия, что завтра не потребуется так же спасать уже и Сережку. Все это я продумал за те короткие мгновения, во время которых мы тащили Лешку к черному ходу.
   Еще пара шагов – и дверь. Оставалось лишь откинуть крючок. Почему-то черный ход закрывался на простенький крючок.
   В ближайших к двери окнах неожиданно промелькнули неясные тени. Рука сама собой вытянулась поперек дальнейшего пути наподобие шлагбаума. Я пригляделся внимательней. Да, это была Толькина компашка.
   Но как они узнали?
   На этот вопрос незамедлительно нашелся и ответ, как только я узнал в одной из притаившихся фигур Сережку Бормотова. Здрасьте, приехали. Предатель! Вот ведь как оно бывает. Что же нам теперь делать?
   И тут меня поразил Генка. Обычно он не особо отличался быстротой мышления.
   – Основной-то ход сейчас свободен, – проговорил он в раздумье.
   Точно. И мы бросились к главному выходу. А они пусть нас на заснеженном поле подождут.
   Мороз, хоть и не шибко сильный, но сразу же ухватил за щеки и нос. Дыхание вырывалось густыми сизыми клубами. Деревья, каждая их веточка, как будто спряталась в белые мохнатые шубы. Интересно было смотреть на окружавшие со всех сторон белые пушистые деревья. Но что-то я отвлекся. Не особенно всех остальных затрагивали эти почти сказочные красоты. Мы столпились на крыльце школы в некоторой растерянности. Вроде бы и надо по домам расходиться, но что-то же и с облавщиками нужно делать.
   – А, ну их, – так махнул рукой Генка, что чуть не скинул варежку в сугроб, – пошли домой.
   Это предложение меня почему-то совершенно не заинтересовало.
   – А Толька с компанией?
   – А чё? Постоят, замерзнут, да и смоются.
   Нет, это все не то. Мне захотелось наказать их сильнее, чтоб навсегда отбить желание охотиться толпой на одного. Я вспомнил единственную тропиночку, ведшую от черного хода школы, по которой не так давно мы с Лешкой спасались от такой же облавы. Она была настолько узкой, что даже ноги невозможно поставить рядом, только одну перед другой. А если добавить высокие сугробы, то выбираться Толькиной компашке будет не очень-то просто.
   – А давай, мы их самих поколотим, – выпалил я внезапно возникшую мысль.
   – Их семь человек, – с сомнением покачал головой Лешка, – а нас трое…
   – Точно, – Генка подхватил мою мысль, – затаимся у выхода со стадиона, и…
   Тут и до Лешки дошло.
   – Они же там не смогут всей толпой навалиться. Мы, как спартанцы, сможем навешать им.
   – Спартанцы, – тут уже я оказался непонятливым.
   – Ага, – подхватил Генка, – это как в кино.
   – В каком еще?
   – Со вчерашнего дня в «Горне» идет, – пояснил Лешка, – «300 спартанцев» называется.
   – Надо будет посмотреть,

   За разговорами мы уже подошли к предполагаемому месту засады. Немного пригнувшись, затаились. Ближайшая из яблонь качнулась и одобрительно осыпала нас мельчайшим снегом. Значит, чтоб лучше замаскировать нас на фоне снега. Следом за ней шевельнулись и другие яблони школьного сада. Генка зябко передернулся, видимо снег за шиворот попал. Вот ведь, до выпендривался, шарф как веревку намотал.
   Оставалось ждать. Хорошо бы еще не долго, а то и сами замерзнем. Солнце-то, конечно, яркое, но зимой все наоборот: чем ярче солнце, тем морозней день. Постепенно мороз все больше давал о себе знать. Поневоле порадуешься, что все-таки надел валенки. Сережка вот был в ботинках. Наверное, мерзнет сейчас?
   Со стороны школы послышался громкий скрип снега и приглушенные ругательства. Наши «друзья», видать, основательно замерзли. Вскоре показались и съежившиеся, спотыкающиеся фигуры. Сразу расхотелось с ними связываться. Но мы все-таки вышли им навстречу.
   – Щас, вы у меня получите, – проговорил Генка, методично ударяя кулаком в ладонь.
   Лешка демонстративно скрестил руки на груди. Его героический вид портил лишь покрасневший от мороза нос.
   Толькиной компашке некогда было наблюдать за таким несоответствием. Они все-таки дольше нашего на улице находились. Да, еще и без движения.
   Какая уж тут драка, когда пальцы даже в варежках почти в сосульки превратились. С чего бы? Вроде бы и мороз не сильный, а поди ж ты… Однако, мы не должны показывать свою слабость.
   Я встал рядом с друзьями и сжал кулаки.
   Первым вывалился из-за сугроба Сережка. Этот точно мой. Я шагнул вперед. Мой кулак неуклюже впечатался в подбородок Бормотова.
   Как ни странно, но этим вся драка и закончилась. Сережка свалился под ноги шедшего следом. Тот с размаху уткнулся лицом в сугроб. Остальные не стали дожидаться наших кулаков и быстренько поползли в разные стороны, увязая чуть не по пояс в сугробе.
   – Катитесь отсюдова, – приговаривал Генка, подправляя противникам направление при помощи пинков.
   Таким образом, поле боя осталось за нами…

13

   Наконец-то выдалось хоть какое-то время сходить к Оле, посмотреть на собаку.
   Я договорился, что после тренировки сразу приду к ней.

   Тренировка же выдалась интересная.
   – Сегодня будем биться, – изрек Виктор Алексеевич сразу после построения.
   Это оказалось настолько неожиданным, что многие из нас просто растерялись. Боями мы занимались впервые.
   – До одного укола, – продолжал между тем Виктор Алексеевич, – По круговой системе. Каждый с каждым.
   Я огляделся. Нас собралось девять человек. За прошедшее время больше половины записавшихся отсеялось. Таким образом, на каждого приходилось по восемь противников. Разве только Алешка, его Генка вскорости после несостоявшейся драки притащил в секцию, еще пока не участвовал. А остальные надели колеты и маски, и в бой.
   Одновременно проходило три поединка под наблюдением свободных от боев фехтовальщиков. Они и отмечали количество побед и поражений.
   Первый мой противник – Денис Медынский из восьмой школы – невысоконький, но ужасно вертлявый. Он сразу рванулся в атаку и до того стремительно, что мне пришлось отступать до самого края дорожки. Ну, уж нет, так не пойдет. Я поймал его клинок на гарду и, вытянувшись в длинном выпаде, проскользнул под шпагой. Туше!
   Следующий – Сашка Нечаев. Он в основном стремился ударить клинком по клинку, но в атаку не переходил. Совершенно бессмысленное бряканье. Но, не мог же он защищаться бесконечно. Я решил провести атаку в почти его манере. Сильный удар по Сашкиному клинку, отбросивший его в сторону, и быстрый выпад. Сашка шагнул было назад, но наконечник шпаги дотянулся до колета. Туше!
   Ага, у меня уже две победы. А как дела у других. Генка – одного победил, а со вторым еще пока не закончил. Хотя его дело плохо. Андрюшка Федин победил двоих, и сейчас, как и я отдыхает. Теперь мне пришлось следить за боем Медынского и Виталика Картышева. Медынский снова попробовал стремительную атаку. На этот раз его противник пропустил Дениса мимо себя и быстро нанес встречный укол. Надо бы запомнить. Насколько я помню, следующий бой у меня с ним.
   Так и оказалось. Этот бой протекал на удивление неторопливо и размеренно. Виталик не особо стремился к нападению, похоже, лишь ожидал моей ошибки. Надо что-то придумывать. Что же делать? У меня не такой уж богатый опыт. Это ведь только первые поединки. А если провести перевод. Виталик отклонился от укола. Его шпага устремилась ко мне. Забыв все правила защиты, я размашисто отмахнулся от клинка и, шагнув назад, свалился на пол.
   – Поднимайся, – голос Виктора Алексеевича прозвучал неожиданно сердито, – и не забывай о технике.
   О какой еще технике? Мы ж тренируемся всего пару месяцев. Скорее всего, еще и не все приемы изучили.
   – Пользуйся изученными защитами.
   И вот мы снова стоим друг против друга. Выпад – защита. Выпад – уклонение и укол в руку сверху. Туше!
   Игорь Максимов – пожалуй, самый опытный из наших фехтовальщиков. Он единственный, кто еще не пропустил ни одной тренировки. Это сказалось. Достаточно быстро он обошел мою защиту. Шпага его нашла цель, больно ткнув в грудь.
   Еще один передых. Сражались Генка и Андрюшка. Генка победил легко и быстро. Грузный Федин не успел уследить за Генкиным клинком.
   Против меня вышел высокий худой эстонец Валдо Лерг. За внешней медлительностью у него скрывались короткие стремительные атаки. Примерно так же мгновенно жалит оса. Я еще в деревне заметил: сидит она себе и сидит спокойно, но стоит на нее замахнуться, как гвоздем вдарит. Так и Валдо. Медленно, и вроде бы, лениво блокировал мою шпагу и тут же – выпад. Моя защита звякнула о его клинок только после того, как укол достиг цели.
   Генка. Ну, этого-то я хорошо знаю. Думаю, проблем с ним не будет. Однако, все оказалось не так уж просто. И когда он только успел натренироваться? Атака —защита – контратака. Шаг вперед – показ укола – защита – шаг назад – защита. Выпад. Туше! Совершенно неожиданно шпага моя ткнулась в грудь Генки.
   Перевел дух. Мне осталось еще два боя. А волосы под маской уже слепились в сосульки от пота. Жарко все-таки в маске. Да и тело под колетом ужасно чешется. Надо же, мы на тренировках тоже время от времени колеты надеваем. Почему ж там так не потеется?
   Вот и Андрей. Генка его легко одолел. И мне как-то негоже хуже его сражаться. Неожиданно, схватка получилась упорной. Андрей беспрестанно атаковал. И как только он не устал? Четвертая – шестая – седьмая – оппозиция гардой – уклонение – выпад. Туше!
   Владимир Воюш. Неужели, последний бой? А как же тогда на соревнованиях? Там и боев больше, и счет не заканчивается одним уколом. А ведь он тоже устал. Вперед – в бой. И тут же звон клинков словно стал веселей. Володька бился как-то беззаботно что ли. Я и купился на эту беззаботность – моментом схлопотал укол.
   Таким образом, мне удалось набрать только пять очков. У Генки – шесть. Ничего себе.
   – Завтра не опаздывать, – подводя итоги, проговорил Виктор Алексеевич.
   – Как это? У нас же нет завтра тренировки.
   – Теперь есть. Разве я еще не сказал? У нас скоро соревнование. Поэтому тренировки теперь будут каждый день.
   Ничего себе. Интересно, а кто будет участвовать? Вряд ли кто из нас.
   – Участники соревнования определятся, – продолжал между тем Виктор Алексеевич, – в процессе всех дальнейших тренировок. А сейчас все свободны.

   – У меня дела, – проговорил я, выходя со стадиона.
   Генка ничего не спросил, а просто помахал мне вослед. Они с Алешкой куда-то собрались. Я остался один. Почему-то я был несказанно рад этому. Теперь никто не помешает мне прийти к Оле в гости. Во всяком случае, никто не будет надо мной смеяться и впоследствии тыкать пальцем. А, вообще, Генка способен на это. Мне кажется, что ему самому хотелось бы подружиться с Олей.

   Я и не заметил, как добрался до Олиного дома. Кнопка звонка отозвалась мелодичным перезвоном.
   И сразу в ответ на звонок раздался заливистый лай. Ага, собака уже встречает. Здорово. Но мне почему-то сейчас совсем не до собаки.
   Это ж надо, если раньше с Генкой мы просто так палками махали. Сражались то есть. А сегодня – почти по всем правилам фехтовали. И это – незабываемое впечатление.
   Мохнатая рыжая маленькая собаченция выскочила ко мне из открытой двери. Оказывается, Оля уже отреагировала на мой звонок.
   – Проходи.
   – А мамы твоей не будет?
   Оля не ответила. Она уже скрылась в комнате. Я последовал за ней. Меня встретила несколько приглушенная музыка. Оля сидела у пианино и энергично брякала по клавишам.
   Я устроился на диване, старательно делая вид, что мне интересно
   Звучало что-то классическое. Неудачное сочетание. Моя усталость после столь бешеной тренировки и музыка. Глаза непроизвольно начали слипаться. Не хватало мне еще уснуть.
   Все, больше не могу. Я поднялся и сделал несколько шагов.
   – Ты чего это?
   – Оль, давай как-нибудь в другой раз, – пробормотал я, одеваясь.
   Хлопнула за мной дверь, и я поплелся домой.

14

   Зря я переживал по поводу моего выступления на елке. Оказалось, что выступать мне было нужно только перед малышней с первого по четвертый класс. На нашем празднике эта роль отводилась не мне. Так что я мог, и должен был, придумать новогодний костюм. Конечно, лучшим костюмом стала бы та же самая шинель. Но ведь праздновать же мы будем не на улице, а в теплой школе. Так что костюм солдата в шинели явно не годится.
   Что же тогда придумать?
   Может, папа что-нибудь посоветует?
   – Да уж, задал ты мне задачу, – папа даже поднялся с кресла, – а почему бы тебе не одеться, как в прошлом году, мушкетером?
   – Ага, мушкетером… – я сразу прервался, так плаксиво вдруг зазвучал голос.
   – А что такого? – он нетерпеливо обернулся к телевизору.
   Как, что такого? Он разве не помнит, что тот мушкетерский костюм был предназначен только для одного праздника. Да и выброшен он уже давно, сразу после окончания смены в лагере. Шляпа еще тогда, почти на следующий день, вся смялась. Бумажное перо разорвалось на мелкие кусочки – не слишком крепкое же было. Пластмассовую шпагу летом стащили. Я тогда гулять убежал. Домой лень было заходить. Так я ее на форточку в кухне положил. Благо на первом этаже. Разве только плащ мог еще где-то в кладовке валяться. Правда, при переезде я его все-таки не видел.
   А, впрочем, зачем мне вспоминать про старый костюм, когда у меня есть доспехи, почти полные. Оставалось только примерить.
   Решено. Я принялся за поиски. Перерыл всю кладовку. Нет нигде доспехов. Куда они могли деться?
   – Пап, ты не видел моих доспехов?
   – Чего не видел? – вид отца был настолько ошарашенным, что заподозрить его в какой-то причастности к исчезновению моего богатства не представлялось ни малейшей возможности.
   Может, тетя Лара знает?
   Хочешь – не хочешь, но надо идти к ней. Она как раз на кухне посудой брякала – ужин готовила. Что там говорить, готовить она любила, да и умела. Мама тоже умела готовить, но не очень-то и любила. Чаще папа, встречая маму с работы, что-то колдовал у плиты. Довольно неплохо у него получалось.
   Вот и оставались бы мы с ним вдвоем.
   Зачем нам эта Лара?
   Но, она уже была тут, и никуда от этого не деться.
   Еле-еле переступая ногами, я направился на кухню. Хорошо еще, что это не та кухня из малосемейки, где постоянно кто-то околачивался.
   Лара стояла у плиты, где на сковородке громко скворчала жарящаяся курица, распространяя вкусный запах по всей кухне. Как только вся квартира не пропахла этим ароматом?
   – Тетя Лара?
   – Сейчас, Слава, еще немного, и будем кушать.
   Она почему-то все время говорила «кушать». Как это меня раздражало. Что я, маленький?
   – Я не про ужин.
   Тетя Лара повернулась ко мне. Лицо ее, раскрасневшееся от жара, озарила улыбка.
   Вообще, могла бы и не улыбаться, – непроизвольно мелькнула мысль.
   – А о чем тогда? – она на мгновение повернулась к плите, что-то пошевелила на сковородке.
   От этого вкусный запах только усилился. Сейчас он, наверное, уже наполнил всю квартиру.
   Я непроизвольно сглотнул слюну. Не хватало еще, чтоб тетя Лара заметила. Но она или не обратила внимания, или на самом деле не заметила. Между тем, насколько я мог видеть, ужин был готов.
   – Давай за стол, – тетя Лара обтерла руки фартуком, – Там и поговорим.

   Сразу говорить не хотелось. Рот старательно занимался поглощением пищи.
   – Слава, не молчи. Что у тебя?
   Ага, не молчи. А вдруг она все выбросила. Что тогда? Хотя, как она могла выбросить? К машине же мусорной я хожу. Моя это обязанность. Значит, доспехи где-то дома.
   – Тетя Лара, а вы не видели моих доспехов?
   – Доспехов? – тетя Лара задумчиво нахмурилась, есть у нее такая привычка, – Это те железки, что ты еще осенью принес?
   Ладно, пусть будут железки. Главное, что знает про них. Скорее всего, поможет и с их местонахождением.
   – Ага… Они самые. Не знаете, куда они подевались?
   – А как же, конечно знаю. Они в тумбочке, на балконе.
   Я чуть не заорал от досады. Надо же, на балконе… Балкон же на зиму заклеен. Туда не проберешься. Да, и проберешься, не особо это поможет. Теперь там снегу по колено. Не то, что к тумбочке не пробраться, а и просто выйти не получится.
   – А зачем тебе?
   – Хотел новогодний костюм сделать, – хмуро отозвался я.
   – Да, уж, не повезло тебе, – оторвался от тарелки папа, – А, может, оно еще и к лучшему?
   – Как это?
   – А так. Для новогоднего костюма это железо все равно не годится. Тяжело в нем и неудобно. Ни поплясать, ни хоровод водить. Никуда не годится…
   – Да, – подхватила тетя Лара, – на праздник надо что-то более легкое и… красочное что ли.
   – Что же мне тогда делать?
   – А когда праздник?
   – Всего десять дней осталось, – я уткнулся в тарелку.
   – Это ж – целая вечность, – усмехнулся папа и умчался в комнату, к телевизору.
   – Ничего, Слава, – тетя Лара слегка взъерошила мне волосы, – что-нибудь придумаем.
   Лежа в постели, я все представлял, что они смогут придумать. Мама бы обратилась к подруге – Клавдии Иосифовне – та работала в ДДК – Детском дому Культуры. Она всегда мне костюмы приносила. Еще в детском саду. Какие-то театральные. А сейчас нам туда дорога, скорее всего, закрыта. Так что не видать мне больше классных костюмов. Впрочем, и в прошлом году уже обошлись без тети Клавы. Костюм мушкетера сами же сделали. И тут должны бы справиться.
   Мысль опять повернулась к шинели.
   Может, все-таки ее?
   Нет, это никак не подходит. Не буду же я в пальто по залу скакать. Снять его все равно не получится. И что тогда это будет за праздник? Одна насмешка…

   * * *

   Надо же, тетя Лара все-таки придумала. И, причем, почти в том же ключе, что и моя шинель. Со своей работы она принесла погоны майора – это такие, с одной большой звездочкой и двумя полосками, папа их назвал просветами, офицерский ремень и фуражку.
   Ни чего себе.
   Интересно, где это она так работала, что могла позволить себе почти полную армейскую форму. Мельком я слышал, что где-то на приемке. Но, что за приемка такая, где она – никаких сведений.
   Неужто, что-то секретное? Слово «секретное» взрослые говорили, чуть ли не шепотом и оглядываясь по сторонам.
   Но не в этом дело. Теперь нужно было как-то приспособить все это к новогоднему костюму. Погоны погонами, но их еще надо как-то и куда-то пришить. Не использовать же шинель. Гимнастерку бы мне. Но где ж ее взять?
   Спасла положение опять же тетя Лара. Откуда-то их груды одежды, она вытащила ярко-зеленую рубаху. Я о ней почти забыл. Сама по себе рубаха была ужасно неудобной: колючей, да и надевалась через голову. Короче, не нравилась мне эта рубаха. Вот и пряталась в глубине вещей.
   – Вот то, что нам надо, – удовлетворенно проговорила мачеха.
   – Совсем она не похожа, – сморщился я.
   – Зачем тебе настоящую? – поинтересовался папа, – ты не в армии служить собираешься, а на праздник костюм готовишь. Немного, похоже – и ладно.
   Тоже верно. Так, можно и медальки нацепить. Тем более, что у меня был старый, еще с прошлого или позапрошлого года, журнал «Мурзилка». А в нем – все медали за войну. Отыскал я журнал среди бумаг. Опять незадача. Бумага-то в журнале тонкая – мнется и рвется. Как такие медали привесить?
   Выход нашелся быстро. А что если наклеить их на картонку? И плотней – не будут скручиваться и обрываться.
   Проблема пришла неожиданно: ремень. Офицер, которому он принадлежал, наверняка, был в несколько раз толще и шире меня. Чтоб ремень сошелся на мне и не падал, нужно было проделать несколько новых дырок.
   – Жаль, – тетя Лара критически осмотрела ремень, – Как я не подумала об этом. И новых дырок делать нельзя. Неволин просил вернуть ему ремень после праздников.
   Приходилось отказываться от офицерского ремня. Неужели, и этот костюм не получается?
   – Вот что, сын, – пришел нам на помощь папа, – надевай-ка солдатский.
   – Но…
   – Никаких, но. Других вариантов все равно нет. Будешь, будто ты из солдат офицером стал.
   Ничего не поделаешь. Выхода действительно больше не было.
   – Тогда я и фуражку не буду брать, – я решительно отложил головной убор в сторону…

15

   Наступил день праздника.
   Елка для малышни начиналась раньше нашей. Я вполне успевал после их праздника переодеться. Правда, пришлось нести с собой и свой костюм, и костюм Нового Года.
   Спрятал я рубаху с ремнем за сцену, а на себя натянул то одеяние, что мне полагалось по сценарию. Через плечо мне повесили широкую синюю ленту с цифрами 1973 – я ж все-таки Новый Год.
   Пристроился я с краю, так, чтоб меня малышне не было видно, наблюдаю, жду условного сигнала, когда мне перед ребятами появиться. И вдруг замечаю, что забыл слова. Этого еще только не хватало.
   – Здравствуйте, мои друзья, – шептал я раз за разом, а дальше, ну никак не вспоминалось.
   А тут и Каланча рукой машет: выходи, дескать. А куда ж я выйду? Не могу никак вторую строчку вспомнить.
   Каланча чуть ли не подпрыгивает.
   Пришлось идти.
   – Здравствуйте, мои друзья, – я прошел половину положенного пути. Ну, не помню, что там дальше.
   Пошел на второй круг руками развожу, словно всех приветствую.
   – К вам, – громким шепотом подсказывает Каланча.
   – К вам пришел на праздник я, – всплыли в голове следующие слова.
   Дальше все пошло без сбоев.

     – Вы хорошие ребята,
     Пионеры, октябрята.
     Будем с вами мы дружить,
     И стране родной служить.
     Хорошо нам всем живется,
     Песня звонкая поется.

   Я выскочил из зала и снова укрылся там, где находился в самом начале праздника. Торопливо снял ленту, костюм. А сам весь трясусь. Ну, думаю, полный провал. Потом вообще засмеют. Явно, не мое это дело – на сцене выступать.
   – Молодец, Светлаков, – надо же, Каланча еще и похвалила, – не растерялся.

   Пришел черед надевать и рубаху с погонами.
   Началась наша елка.
   Хорошо хоть никаких слов заучивать не надо. А просто – веселится вместе со всеми. Внимательно оглядел одноклассников. В первую очередь, меня, конечно, интересовали костюмы друзей. Оля выбрала народный костюм, впрямь – сестрица Оленушка, так я ее назвал про себя. Генка пришел просто в маске. Марина изображала клоуна. А Алешка вообще не пришел на елку: они с родителями уехали куда-то за город. Жаль. Ведь, насколько я понимаю, это наш последний именно такой праздник. Более старшие ребята, даже шестых классов, не говоря об остальных, никаких костюмов уже не делали. Да и сама елка у них проходила не в школе, а во дворце. Вроде как, новогодний бал. Значит, нам надо хорошенько повеселиться напоследок.
   Мы и старались вовсю.
   Но самое интересное произошло в конце праздника, уже после того, как нам раздали новогодние подарки, и стали присуждать отдельные призы за костюмы. Генка, пригорюнившись, стоял в сторонке, провожая всех нас тоскливым взглядом.
   – Я же не знал, что за костюмы будут отдельные подарки, – постоянно приговаривал он, теребя в руках маску. – Вот, ничего и не получил.
   – Не расстраивайся, – я, как мог, утешал друга, – вот поедем в лагерь, – оказалось, что он тоже, как и я, отправляется в зимний пионерский лагерь, – там мы с тобой точно займем призовые места.
   – Третье место присуждается нашим снежинкам, – между тем громко провозгласила Елена Константиновна, почему-то я никак не мог назвать ее в этот момент Каланчой, она была ведущей нашей елки. – Вон, их сколько собралось в нашем зале.
   Я огляделся. Действительно, девчонок, одевшихся снежинками, оказалось так много, что можно было бы нагрести целый сугроб.
   Снежинкам выдали что-то очень уж небольшое. Оно и понятно: где ж на них всех набрать серьезных подарков.
   – На второе место вышел, – тут Елена Константиновна сделала многозначительную паузу, – доблестный майор Светлаков.
   Неужели это она про меня? Точно. Но и тут, она умудрилась не назвать меня по имени. В подарок я получил настольную игру. Здорово, будет чем нам с Генкой в лагере заниматься. Обязательно возьму с собой.
   – И, наконец, первое место присуждается Оле Першиной за русский народный костюм. И за…
   Дальше я не слушал, обратив все внимание на доставшийся Оле подарок.
   Ей подарили большущую куклу. Олины глаза счастливо заблестели. Ей и должны куклы нравиться. Девчонка все-таки.
   Марина за своего клоуна ничего не получила. И мне внезапно стало жаль Марину. Она же тоже старалась. Почему ее костюм не занял никакого места?
   Деревянными шагами я подошел к ней и протянул свой приз.
   – Возьми, – сказал я, – будто это тебе присудили второе место.
   – А ты?
   – Мы обойдемся, – я хлопнул Генку по плечу и спросил, – пошли на горку?
   – А может, лучше ко мне, – проговорила негромко Оля, – у меня как раз сегодня день рождения.
   Ничего себе. Почему я не знал? Даже как-то неудобно стало. Мы ж все-таки без подарков.
   Похоже, эта же проблема волновала и Генку.
   – Что же мы тебе дарить-то будем? – проговорил он, засовывая в рот конфету.
   – Ничего не надо, – весело перебила Оля, – просто приходите.

   И мы пошли.
   – Только не надо музыки, – на ходу предупредил я.
   – Ага, – рассмеялась Оля, – А то опять уснешь…
   Значит, она все-таки заметила, что в прошлый раз я чуть не уснул. Хорошо, что никто не обратил внимания на ее слова. А то еще пришлось бы объяснять, что и как.
   Нас снова встретила собачонка. Она скакала вокруг нас, заливаясь веселым лаем и бешено крутя хвостом.
   Оле даже пришлось прикрикнуть на нее:
   – Тихо ты, Жулька.
   – Жулька? – удивленно спросил Генка, – Это что, от слова жулик, что ли?
   – Нет, что ты. Жулька – это сокращенно от Джульетты.
   – Ага, понятно, – протянул я, хотя, по правде говоря, мне ничего не было понятно.
   А потом было весело. Мы ели торт, пили газировку. Даже что-то срезали ножницами.
   Но без музыки все равно не обошлось.
   Оля сыграла что-то ужасно веселое. Под эту музыку спать явно не хотелось.
   – Я тоже хочу, – Генка уселся возле пианино и одним пальцем отстучал Чижика-Пыжика.
   От него я никак этого не ожидал.
   – А что ты играла в прошлый раз? – шепотом спросил я у Оли.
   – «Времена года» Чайковского, – так же шепотом ответила она, – А тебе, не понравилось?
   – Понравилось, – уклонился я от ответа, – я просто очень усталый был.
   – Хватит шептаться, – подскочил к нам Генка, – пошли все-таки на горку!

   Домой я вернулся весь в снегу, но довольный. Хорошая у нас получилась компашка.
   Жалко только, что с завтрашнего дня надо быть в лагере…

16

   Лагерь. Мы почти старшие среди всех отрядов. Старше нас только шестиклашки, а все остальные – вообще малышня – с первого по четвертый класс. Остальные, как правило, по лагерям, особенно зимним, предпочитают не ездить.
   Первым делом мы разместились но комнатам, они назывались палатами, впрочем, как и во всех пионерских лагерях. Естественно, мы с Генкой напросились в одну. Витьку Ищенко из сорок девятой мы тут же и выбрали старостой палаты. Он теперь должен был отвечать за чистоту и порядок. Я вздохнул облегченно. Почему-то мне казалось, что Генка предложит на это место меня.
   – Хорошо, что ты не предложил меня, – еле слышно проговорил я.
   – Ага, а я думал, что ты меня назовешь.
   И тут нас позвали на сбор отряда. Такая уж традиция. Мы даже и переговорить толком не успели.
   Собрался весь отряд в холле нашего этажа. Каждый коротко рассказал о себе. Кто чем занимается, как учится и все тому подобное. После такого представления вожатая Таня, она оказалась как раз из нашей школы – из седьмого или восьмого класса, предложила нам выбрать председателя совета отряда. Конечно, как без него? У нас же все-таки, хоть временная, но пионерская организация. А кого ж выбирать? Тем более, что все ребята практически незнакомые, из разных школ. Мало ли кто что про себя рассказал. Например, я сообщил, что занимаюсь фехтованием, что в этом лагере уже не первый раз, ну, и кое-что еще. Ничего интересного, на мой взгляд.
   – Предлагайте кандидатуры, – призывала Таня.
   После долгих споров меня на эту должность и выдвинули. Этого я совсем не ожидал.
   За что мне такая честь?
   Но тут снова выступила Таня.
   – Ребята, дело в том, что нам нужно еще и человека в совет дружины, – она сделала многозначительную паузу и внимательно всех оглядела. – Славу я хотела предложить туда.
   – Это почему же? – возмутился я.
   Совсем мне не хотелось заниматься делами дружины. Лучше просто отдыхать, как во все предыдущие годы.
   – Ну, главная причина в том, что ты, – начала объяснять вожатая, – уже человек бывалый, знакомый с порядками в лагере, ответственный…
   – Какой же я ответственный?
   – А кто на празднике выступал? А кто летом в…
   – Хватит. Но ты же знаешь, что меня хулиганом в школе считают.
   – А насчет дисциплины, – подвела черту Таня, – вот и исправишься.
   Так и получилось, что я попал в совет.
   – А…
   – Нечего уже возражать отправляйся в комнату совета дружины.
   Пришлось идти. Дальнейшие вопросы отряда рассматривали уже без меня.
   Заседание совета дружины прошло, на удивление, быстро. Меня назначили знаменосцем. Раз мы – дружина, значит, у нас должно быть и знамя. А знамя же должен кто-то носить.
   – Ты – фехтовальщик, – сказали мне, – это дело в самый раз по тебе.
   Интересная у меня складывалась общественная работа. Во втором классе я был барабанщиком. Даже успел несколько маршей изучить, пока руки ржавыми гвоздями не ободрал. Пока в бинтах ходил, мне и замену нашли. Распрощался я с барабаном. Поначалу расстраивался, а потом привык. Зато летом в лагере, уже перед этим годом, попал я в горнисты. Я и сейчас бы справился: все ж сигналы наизусть выучил.
   – А может, я лучше горнистом буду? – попросил я.
   Зачем только я завел этот разговор.
   – А сможешь? – с сомнением посмотрел на меня вновь избранный председатель Совета Дружины Колька.
   – Спрашиваешь.
   – Договорились. Будешь еще и горнистом.
   В самом конце совещания нам показали план работы лагеря. Приказали довести до сведения отрядам.,. Единственное, что мне запомнилось из этого плана – конкурс костюмов.
   Есть, где нам с Генкой отличиться!
   Довольный, спеша поделиться новостями, я прибежал в палату.
   Однако, главную новость преподнес мне Генка. Оказывается, это его вместо меня выбрали в председатели Совета Отряда. Ничего себе поворотец.

   * * *

   И понеслось. Пришлось мне по всем четырем этажам ходить и созывать на зарядку, линейку, даже каждый прием пищи начинался с сигнала горна. Не говоря уж о подъеме и отбое.
   Звонкие звуки горна далеко разносились по этажам. И знаешь, что без моего сигнала не начнутся никакие события распорядка дня. Здорово ощущать свою полную причастность ко всем делам!
   А на торжественных линейках еще и выносить тяжелое полотнище знамени. Оно слегка колышется в такт шагам. А потом волной опускается на плечо, чуть щекоча бахромой. Только я никак не мог понять, нужно ли мне во время исполнения дружинной песни подпевать, или это не положено. Генка мне говорил, что ассистенты поют. Сам же я не вижу. Смотреть приходится прямо перед собой. В большинстве случаев, я даже старался не моргать. А это так сложно…

   * * *

   – Теперь костюмы, – поставил я перед Генкой задачу.
   Неотвратимо приближалось празднование Нового Года. Надо было подумать и о конкурсе. Как можно его пропустить?
   – Что костюмы? – он выглядел на удивление ошарашенным.
   – Собираешься ты или нет участвовать в конкурсе костюмов?
   – Ага, ты опять какое-нибудь место получишь, а я…
   – Как я теперь выиграю-то? У меня ж теперь нет никакого костюма.
   Конечно, откуда же он возьмется? Тетя Лара ремень уже отдала обратно. А без ремня, что за костюм. Одна насмешка. Надо что-то новое придумывать. Причем, такое, чтобы можно было защитить. В прошлом году, когда я был в костюме мушкетера, мы с приятелем целый поединок на сцене устроили. Теперь-то я бы точно его по-другому провел. А тогда… В общем, только бестолковое махание штагами и получилось.
   – Как это нет? – вернул меня к разговору Генка, – а то, что был в школе?
   – О том можно уже и забыть. И потом, надо нам что-то такое, чтоб вместе…
   Генка уселся на кровати и задумался. А что тут думать? Взгляд мой упал на книгу, взятую из дома. «Заколдованная рубашка» она называется. Про гарибальдийцев. На нее я и указал Генке. На рисунках все выглядело до удивления просто: обычные рубахи с поясом, а на шее вроде как пионерский галстук. Тут сгодится все та же, зеленая, со школьного праздника. Оставались лишь сабли, и костюм готов.
   – Не-а, – Генка помотал головой, – не пойдет. Рубаха должна быть красная. И, потом, где мы сабли достанем?
   Насчет рубах, он несколько загнул. Мне кажется, что тут подойдут любые. А вот с саблями, действительно, проблема. Из доски не выстрогать. Нет ни времени, ни места. Даже простого ножа не достанешь.
   – А может, мы их это… из картона вырежем? Из толстого.
   Натаскали мы в палату кучи этого самого картона. Все свободное время, хоть его было и совсем немного: то сборы, то какие-нибудь экскурсии, мы вырезали и клеили сабли. Слой за слоем, слой за слоем. Мы все старались добиться того, чтобы нашими картонными клинками хоть немного можно было пофехтовать. А они все гнулись и гнулись и никак не хотели становиться твердыми. Как такими честь костюма защищать?
   – А давай еще пистолеты склеим, – предложил Генка, – вроде как стрелять будем.
   Тоже верно. Склеили мы еще и пистолеты.
   Только все оказалось напрасно. Не было в этом году защиты костюмов. Конкурс, конечно, был, но места за костюмы не присваивали.
   – Эх, надо было все-таки красные рубахи сделать, – приговаривал Генка, привычно что-то жуя…

17

   Пролетели с елками, горками, лыжами и санками зимние каникулы.
   Началась самая длинная, как говорит Каланча, третья четверть. Может, она – четверть, конечно, и самая длинная, но мы совсем этого не заметили. Начнем с того, что в школу мы пошли только с середины января; февраль сам по себе месяц вообще короткий; а там и – весна. Как раз наоборот получается, но не спорить же с Каланчой.
   Самое же главное – то, что из школы исчез Толька. Перевели его из нашей школы. А куда и почему? Никто ничего не знает. Ходили, правда, слухи, что отец у него военный, а их часто переводят из одного города в другой. Вот и все за ними переезжают. Так это или не так – никто не мог сказать ничего определенного. С одной стороны вроде бы и неплохо – никто особо заедаться не будет, а с другой…
   Печальней было другое. Почему-то больше и больше от меня отделялись Генка с Лешкой. Вот тут причину я, как ни старался, но так и не смог найти. И тот и другой не только совсем перестали ходить на тренировки, но и все время где-то вместе пропадают, а меня с собой и не зовут.
   С остальными же ребятами я как-то и не сходился особо. И если не считать Оли, то у меня практически не оставалось друзей в классе. Мы даже и с Генкой-то не успели полностью подружиться.
   Хорошо это или плохо?
   Сказать трудно. Конечно, мало с кем удается пообщаться, но, в то же время, больше свободного времени остается на секцию. Нет, количество тренировочных дней не увеличилось, но зато можно было больше возможности для отработки приемов самостоятельно дома. Как говорит папа, во всем можно найти что-то положительное. А что положительного в том, что я в одиночестве размахиваю купленной в спорттоварах шпагой?

   Вот и в день Советской Армии Генка с Лешкой сразу после школы усвистали в кино. Как раз показывали «Клеопатру». Меня позвать они не догадались. Обидно. Впрочем, может, я и сам бы не пошел, но они могли бы просто позвать. К Оле идти просто не удобно. Хотя папа постоянно говорит, что неудобно только на потолке спать. Но и он не смог меня переубедить. Так и остался я в этот день один. Был бы со мной хоть кто-нибудь, может все сложилось бы по-другому.
   Еле передвигая ногами, я вывалился из школы. Особенных дел не предвиделось. Колючий февральский снежок, сыпавшийся с самого утра, перестал осыпать улицы. Даже облака, до этого плотной пеленой висевшие над городом растворились в глубокой синеве неба. Ясность зимнего дня неизменно связана с морозом. Вот и сейчас он принялся довольно ощутимо хватать меня за щеки почти сразу же по выходу из школы.
   – Вячик-Мячик, – раздавшиеся чуть ли не под самым ухом слова, заставили меня непроизвольно вздрогнуть – так меня называла только мама, – здравствуй.
   Я обернулся на голос. Ко мне раскрасневшаяся на морозе приближалась именно она. Я аж словно врос в землю. Не могу двинуться ни вперед, ни назад. Это же мама, и этим все сказано. Как бы ни складывались мои отношения с тетей Ларой, ни в какое сравнение с мамой она не идет.
   Но и сказать мне было нечего. Все-таки какое-то время прошло. Скоро уж полный год будет.
   – Чего молчишь? – голос мамы звучал ласково.
   Захотелось вдруг пробежать, прижаться к маме и не отпускать ее больше никуда. Но ноги не двигались, и мама сама подошла ко мне.
   – Как ты тут? – ворковала она.
   А я молчал. У меня словно комок в горле встал. Целый год она и не вспоминала о нас с папой. Даже к своему саше она уехала ровно за две недели до моего дня рождения, а тут… Я совсем запутался.
   – Я не могла тебя взять с собой, – продолжала она, – у меня просто денежек на два билета не было. Но ведь сейчас-то я за тобой приехала…
   А ведь действительно – могло и так случиться, что тогда мама не могла взять меня.
   – Мама, – я уронил в снег папку, с которой пристрастился ходить в школу после каникул, и прижался к мохнатой маминой шубе.
   Она все гладила меня по спине и приговаривала:
   – Как ты тут без меня? Чем занимаешься? Продолжаешь ли играть в футбол? Каких добился успехов?
   На все вопросы с хода не ответить. Надо как-то более обстоятельно.
   Мама, видимо, тоже об этом подумала. Она взяла меня за руку и потащила в кулинарию. Я едва успел папку подхватить из сугроба. Почему-то ни я, ни мама в этот момент даже не подумали прийти домой и обсудить все там.
   – Кури Налия, – вполголоса проговорил я, глядя на вывеску.
   – Что? – наклонилась ко мне мама.
   – Ты разве не помнишь, что я так говорил в детстве?
   Мама не ответила.
   Дверь легко открылась, подчиняясь маминой руке.
   И вот мы уже сидим за столиком. Передо мной – вазочка с мороженым, а у мамы – кофе.
   Я захлебываясь рассказываю, что у нас теперь новая квартира с балконом и отдельной ванной. Что я бросил футбол и теперь занимаюсь фехтованием. Что у меня, как говорит Виктор Алексеевич, неплохие возможности. Что через год или два я смогу поехать на первенство РСФСР по юниорам.
   Мама слушала меня, изредка кивая, шумно прихлебывала кофе.
   – Здорово, правда, – закончил я свой рассказ.
   – Здорово, – отозвалась она как-то рассеянно.
   – Ты не рада за меня?
   – Конечно, рада, – она протянула руку и потрепала меня по голове, – только, видишь ли, Вячик-Мячик, это твое фехтование в жизни не пригодится…
   Интересно, а что пригодится? Футбол?
   – Это отец заставил тебя им заниматься, – мама говорила решительно, не терпящим возражения тоном, – это была его мечта…
   – Я сам, – попытался я возразить.
   – Да, какой там сам? – пренебрежительно отмахнулась мама, – Это все папашкино влияние.
   – А где ты была раньше? Почему не приезжала?
   – Как же вас теперь найдешь? На старой квартире вас нет. На письма мои не отвечаете.
   – А разве ты писала?
   Она снова не ответила.
   – В общем, я решила, что должна тебя забрать с собой…
   На это мне совершенно нечего было ответить. Я не знал, как мне относиться к подобному заявлению.
   Вспомнилось, как весной папа утешал меня после маминого отъезда. А мама даже не поздравила меня с днем рождения, хотя тогда мы еще жили на старой квартире.
   Между тем мороженое кончилось, а я все не мог дать ответа.
   – Я подумаю, – буркнул я, выскакивая из-за столика, и уже на ходу застегивая пальто, выбежал на улицу.
   Надо и с папой посоветоваться…

18

   На следующий день после разговора в кафе мама сама пришла к нам домой. Тетя Лара сразу же ушла на кухню. Папа строго посмотрел на меня, и я понял, что мне тоже не мешало бы уйти.
   Я закрылся в своей комнате. На столе передо мной лежали раскрытые тетради и учебники. Вроде бы уроки делаю. А на самом деле голова моя оказалась занята совсем не школьными делами.
   Невольно я прислушался к происходящему в большой комнате.
   Поначалу не было слышно ни единого слова. Голоса их напоминали, скорее, невнятное жужжание. Я осторожно поднялся со стула, подошел к двери и приложил ухо. Наверное, это нехорошо – подслушивать, но мне было интересно. Все-таки решалась моя судьба. Уезжать мне или нет? Так теперь стоял вопрос.
   Сам я определиться не мог.
   На самом деле, что выбрать: папу с тетей Ларой или маму с Сашей, почему-то я не мог назвать его дядей, не знаю. Ситуация, надо сказать, совсем не простая. Вроде бы тут и друзья, и школа, и секция. А там опять же мама и море. Тут не совсем сложившиеся отношения с тетей Ларой, а там – совершенно мне незнакомый Саша. Вдруг мы с ним вовсе не найдем общего языка. Обратно возвращаться? Так и бегать туда-сюда?
   Голоса в большой комнате зазвучали громче. Мама в чем-то обвиняла папу. Папа что-то резко отвечал, но что – я никак не мог разобрать. Прозвучали приближающиеся к моей комнате шаги. Я стремительно отпрянул от двери и плюхнулся на стул: – я все время тут и был…

   Зашуршала в прихожей шуба, хлопнула дверь. В квартире стало тихо. Я выбрался в большую комнату. Пусто. Приглушенные голоса, прерываемые шкворчанием чего-то на сковородке, доносились из кухни.
   Я шагнул в проем.
   – Вот и Славик, – сразу заметил меня папа.
   Придвинул мне стул.
   – Присаживайся.
   Он побарабанил пальцами по столу. Прошел к окну. Долго стоял, вглядываясь в снежную пелену за окном. На улице свирепо завывала метель. Почему-то, совсем не к месту, вспомнились слова из песни: «И в сентябрьский день погожий, и когда метет февраль…».
   – Ну, что скажешь? – проговорил он, не оборачиваясь.
   Многочисленные снежинки стучались в кухонное окно, словно стараясь пробиться в квартиру. Даже сидя в теплой кухне, я словно всей кожей ощущал колючие удары мелких льдинок. «Вот и еще один положительный момент: там в Анапе метелей не бывает. А как там, наверное, хорошо летом…
   – А что я должен сказать? – я сделал вид, что не понимаю.
   Папа повернулся ко мне и пристально на меня посмотрел. Чувствовалось, что он в напряжении. Таким я его еще не видел. Даже тогда, когда мама уезжала, он выглядел более спокойным. Но я же и вправду не слышал, о чем они говорили без меня. Я мог об этом только догадываться. Даже подслушивая, я не разобрал не единого слова. Что же мне отвечать?
   – Мама хочет, – сквозь силу проговорил папа, – забрать тебя к себе в Анапу.
   Мне показалась, что даже масло на сковородке стало меньше трещать.
   И тут у меня внутри словно что-то оборвалось. Из глаз сами собой покатились слезы. Нет, я не заплакал, но слезы лились и лились.
   В этот момент папа даже растерялся. Он присел рядом со мной, прижал к себе, мягко взъерошил волосы.
   – Ну, ты чего, – приговаривал он чуть сбивчиво, – ничего же особенного не случилось. Все нормально.
   – Да-а, не случилось, – протянул я сквозь слезы и опустил голову, – мама там, а мы здесь. А мне еще и выбирать.
   – А помнишь, как мы с тобой… – начал было говорить папа, но осекся и замолчал.
   Так мы сидели вместе на кухне. Рядом слегка потрескивало что-то готовящееся на сковородке. Ничего не хотелось говорить. Я вспоминал, как в прошлом году я считал, сколько праздников встретил без мамы. Тогда я утешал себя, что она вот-вот приедет, и все станет хорошо.
   Мама приехала, а лучше не стало.
   Но она звала меня к себе, к морю.
   – «А фехтование?» – спрашивал меня внутренний голос, – «А предстоящие соревнования?»
   – «Но там же мама.» – отвечал я ему.
   – «А Оля, Генка, Алешка?»
   – «Я буду приезжать».
   Видимо, я все уже решил.
   Папа понял смысл моего молчания по-своему:
   – Вот видишь, какую кашу заварила твоя мама…
   И меня прорвало:
   – Она не виновата! Мама хорошая! Ты ничего не знаешь! Она и меня бы с самого начала забрала, если бы у нее были денежки! И ты бы мог тоже поехать! – я выкрикивал фразы одну за другой, не заботясь о их связности.
   – Наверное, ты прав, – проговорил папа, поднимаясь.
   А тетя Лара пошла собирать мои вещи.

   * * *

   За вагонным окном постепенно сменялась природа. Снег постепенно исчезал из поля зрения. Начали появляться зеленые листочки. Весна.
   На покупку билетов и оформление всех школьных документов ушла ровно неделя, и вот мы ехали к месту нашего с мамой жительства.
   Позади остался заснеженный город.
   В воспоминаниях сохранились и друзья, прибежавшие всей толпой на вокзал.
   А впереди меня ждало море, новые впечатления и новые друзья…
   Но долго еще я вспоминал крики друзей:
   – Пиши! Не забывай!

История третья.
Мы на роли героев вводили… себя

1

   В школу я шел с особым чувством. Мне пообещали, что в случае успешного окончания пятого класса меня, скорее всего, отправят в лагерь на Черное море. А на море мне хотелось. Я там был в прошлом году, после третьего класса. Мы с мамой ездили в Лазаревское. Здорово было! Ласковое море, пальмы, летний кинотеатр, тисо-самшитовая роща и многое-многое другое. Подробней я сейчас и не вспомню, впечатления этого года о путешествии на теплоходе все-таки сильней.
   А вдруг это там же в Лазаревском? Хотя, вроде бы, я там никаких лагерей не видел. Но ведь это не значит, что их вообще нет?
   Так я размышлял, направляясь в школу. Огромный букет оттягивал руку. Я хотел уж было от него отказаться, но положено первого сентября идти в школы с цветами. Яркие краски ранней осени окружали меня со всех сторон. Листва еще не вступила в полную золотую пору, лишь изредка сквозь зелень просвечивали золото и багрянец. Еще немного, и осень полностью перекрасит все листья. Вот тогда-то и начнется то, что обычно называется золотой осенью.
   Тенистый парк с хоккейной коробкой посредине, у которой давно уж облупилась краска, благодушно провожал меня шелестом листьев. Позади остался и длинный забор новостройки. Хотя, можно ли назвать новостройкой длящееся уже несколько лет строительство? Предполагалось, что там будет новая школа. Но пока ее нет. Может, хоть Наташке удастся в нее попасть. Перед самым школьным забором разлеглась широкая глинистая канава, на вид мокрая и склизкая. И лишь пара узких, скользких после вчерашнего дождя, досок продолжала дорожку, ведущую к дверям школы. Как бы не поскользнуться.
   Все-таки на линейку я опоздал. Да и в класс пришел к самому звонку.
   Какие же изменения произошли у нас в классе за лето? Ага. Появился новичок. Рената Матвеевна, математичка, назвала его Курочкиным, Валерой. Может и стоит с ним получше познакомиться.
   Вот и первый урок в этом учебном году. Мне оставалось только тяжело вздохнуть, усаживаясь за парту. Не то, что я неспособен к учебе. Мне просто ужасно лень. Лениться же я стал еще в первом классе. Ну, как же мне было не лениться, когда я пошел в школу, умея и читать, и писать, и считать? Что в таком случае я должен был делать на уроках? Прямо скажем, нечего. Вот я и обленился. Да, что уж сейчас-то искать причины? Надо в этом году все-таки взяться за учебу. Хотя, и в прошлом году я пытался дать такие же обещания. Но хватало меня лишь…
   Острый локоть Светки Иоос, моей соседки по парте, с силой врезался в бок. Вредная вообще-то девчонка. Вот, например, в прошлом году потащила она весь класс на военный аэродром. Всем тогда досталось, а ей хоть бы хны. Дочь какого-то там офицера. Я и повернулся было к ней, чтобы как-то ответить, но она презрительно наморщила носик и высокомерно качнула увенчанной огромными бантами головой. Я проследил за ее взглядом. Рядом с партой стояла Рената Матвеевна.
   – Федин, Андрюша, ты почему не слушаешь? – строго проговорила она.
   – Я слушаю, – еле слышно пробурчал я.
   Не рассказывать же ей про причины моей лени. Я лишь опустил голову, рассматривая свежеокрашенную крышку парты. Как на зло, на ней не было ни единой царапины. Что там мне разглядывать?
   – Брал бы пример с Валеры Курочкина, – укоризненно сказала Рената Матвеевна.
   Я скосил взгляд на Валерку. Вот уже и новичка мне в пример ставят. Тоже мне пример-министр.
   – Федин, к доске! – скомандовала математичка.
   Пришлось идти. Я поплелся отвечать своей любимой шаркающей походкой. Сколько раз меня за нее ругали – и дома, и в танцевальном кружке. Портреты великих математиков укоризненно провожали меня умными глазами. Доски пола, несмотря на ремонт, каким-то тихим музыкальным скрипом вторили каждому моему робкому шагу. Нет, не так, все-таки математика мне нравилась. Но не в первый же урок вызывать.
   – Итак, вспомним материал прошлого года. Реши-ка вот это…
   Ну, уж и задачка. Для меня-то Рената Матвеевна могла подобрать что-нибудь и посложнее. Ведь хорошо же знает, на что я способен. Конечно, я расправился с этим заданием в два счета.
   – Садись, Андрюша, – улыбнулась она, – как всегда, молодец.
   Я устало опустился рядом с этой вредной Светкой. Так и двинул бы, но девчонок бить нельзя. Светкины банты качнулись, когда она, повернув голову, украдкой показала мне язык. Хорошо еще, что мы не на первой парте.
   Теперь у доски отдувался мой ближайший друг – Витька Пеннер. У него проблем с этим предметом тоже никогда не было.
   Как-то так сложилось, что все наши одноклассники здорово разбирались именно с математикой. Не было ли это связано с тем, что Рената Матвеевна являлась еще и нашей классной? Вот, например, вэшки и гэшки жаловались, что им никак не дается именно математика. Опять же у них другая математичка.
   Так, в чем же тут причина?
   Пока я так размышлял, урок закончился.
   – Чего опаздываешь, – тут же подошел ко мне Витька.
   Конечно, ему ж не надо было через канаву перебираться. Впрочем, и по моей дороге не я один шел. Ответить же мне ему нечего. Не знаю я, как объяснить мое опоздание.
   Я лишь неопределенно пожал плечами.
   – Кино смотрел.
   Ничего другого мне в голову просто не пришло. А какой был фильм? Что я скажу, если Витька спросит?
   – В кружок будешь снова ходить? – спросил я, не давая Витьке возможности задать следующий вопрос.
   Весной мы с ним вместе на танцы ходили.
   – Я? – Витька запнулся, – я не знаю…
   Ага, не знаю. Так я и поверил. Точно, не будет он ходить. Витька уже и в прошлом-то году посещал танцы крайне нерегулярно. Даже Марина Викторовна ругалась, что приходится перестраивать, как она называла, связки. Я и сам-то не очень настроен продолжать эти самые танцы. Есть что-то девчачье в этом занятии.
   – А я так точно, не пойду.
   – Ага. А где летом был?
   Вот с этого и следовало начинать. А не с того, почему я опоздал, какое кино смотрел.
   А тут как раз и есть возможность похвастаться. Благо, что за лето я успел не только прокатиться на теплоходе от Перми до Ростова и обратно, но еще и в лагере побывал.
   Правда, если честно говорить, в лагере мне совсем не понравилось. Смена оказалась совместной с детдомовскими ребятами. И что бы там о них не говорили, как бы их не расхваливали. Вроде того, что о них нужно заботиться, потому что они остались без родителей. И так далее… А вот интересно, можно ли этим объяснить воровство? А ведь они у меня часть вещей сперли, причем даже личных. Э, да что вспоминать.
   А про путешествие на теплоходе можно и поговорить…
   Звонок.
   Русский язык. Как и ожидалось, Ирина Николаевна дала задание написать сочинение на тему «Как я провел лето».

2

   Тетрадь передо мной белела открытым листом. В голове не находилось ни одной мысли. Вот если бы это сочинение задали на дом, а не приходилось писать прямо на уроке. Тогда бы я сообразил, что именно писать…
   Но, делать нечего. Я старательно вывел посреди строки:

   «Как я провел лето»

   Дальше опять застопорилось. Повернулся к Светке. Она старательно заполняла аккуратным почерком строчку за строчкой. Интересно, что она там пишет. Вот бы узнать. Вытянул я шею, стараясь посмотреть более внимательно.
   – Федин, – ко мне, обвиняюще качая головой, подошла Ирина Николаевна, – как не стыдно…
   А что стыдного-то? Уж не подумала ли она, что я списываю?
   Наверное, стоило бы обидеться.
   Разве не моя «Снежинка» еще в третьем классе заняла первое место среди новогодних сказок? А мой «Волшебный конь»? Неинтересная вроде бы сказочка, но ведь и написана-то она была еще, аж во втором классе.
   И при всем при этом обвинять меня в списывании?
   И у кого? У Светки? Которая и сама-то не прочь у кого-нибудь списать.
   – Ирина Николаевна, а чего же мне стыдиться? Чё я сделал-то?
   – Андрей, не порть русский язык. Нет такого слова «чё».
   Она постучала пальцем по парте и отошла.
   Я склонился над тетрадкой. Про что писать?
   Лагерь?
   А, ну его в баню, как говорит баба Липа – бабушкина сестра. Почему, именно в баню, я никогда не мог понять, а никто не объяснил.
   Написать про теплоход? Но там так много всего, что явно времени на уроке никак не хватит. Сколько мы видели интересного. Одних городов больше десятка, и в каждом что-то особенное. А огромный богомол, которого я поначалу очень испугался. А как писать про сделанные из спичечных коробков кораблики. В них мы с Алешкой играли прямо на палубе. Кстати, вот бы Алешку и в городе найти. Может и продлится наша дружба. Нет, про путешествие лучше просто поговорить.
   Может уже написать про Лазаревское. Все равно больше не про что. Но, в то же время, я же не был там именно в этом году. И не помню, рассказывал ли о той прошлогодней поездке. Кстати, позднее можно будет и собранный там гербарий в школу притащить…
   Ладно, больше некогда рассуждать. Уже почти пол-урока прошло.

   «Летом я ездил на Черное море в город Лазаревское».

   А интересно, это город или нет?

   «Самое первое, что я увидел на станции, это памятник адмиралу Лазареву, тому самому, что вместе с Беллинсгаузеном плавал к Антарктиде.
   А потом было много чего интересного. Я купался в море, загорал. Качался на тарзанке».

   Тарзанка, подвешенная к сливовому дереву пользовалась вниманием всех местных пацанов. Меня это сооружение привлекло в первую очередь именно ягодами. Никогда до этого я не видел растущих слив. И лишь потом я решил и покачаться. Но эта попытка окончилась неудачей. Надо же было мне в самой верхней точке отцепить руки. И я брякнулся на асфальт спиной метров с двух. Хорошо еще, что без особых последствий. Но не описывать же мне такое падение. Еще на смех себя выставлю…

   «Я побывал даже в летнем кинотеатре. Это такой кинотеатр, который располагается прямо под открытым небом».

   Фильм такой интересный смотрел. «За мной, канальи» называется Вот бы еще раз посмотреть. Но что-то у нас я такого фильма ни разу не видел. Правда мама меня водила и в обычный кинотеатр на какое-то индийское кино. Жаль, ничего из него не запомнил…

   «Особое впечатление на меня оказала поездка на экскурсию в тисо-самшитовую рощу».

   Точно, здорово было. В этом походе я нашел полностью сохранившийся сухой панцирь жука-оленя. Как он сохранился? Правда, потом я сдуру положил его в спичечный коробок вместе с пойманным огромным черным тараканом. Я ж думал, что прибил этого гиганта, а он оказался живым – разгрыз мою находку в мелкие кусочки и убежал. Даже коробок сам смог открыть…

   «Там я видел самшит. Его еще называют железным деревом. И все потому, что оно тонет в воде».

   Ага, тоже мне тонет. Бросил я веточку вместе с листьями в стакан с водой. никакого эффекта: даже и не думает тонуть. Зато, когда я в воду попала веточка уже без листьев, она пошла ко дну. Надо же. Впрочем, совсем недавно, я снова бросил веточку в воду. Но она уже высохла и спокойно плавала на поверхности. Вот вам и железное дерево…

   «Кроме того, мы ходили в горы собирать молодые грецкие орехи для варенья».

   Оказывается варенье из грецких орехов очень вкусное. Никогда бы не подумал. Орехи и орехи, а тут – варенье. Правда, орехи эти даже без скорлупы. Можно ли в таком случае называть их орехами?

   «Деревья, которые были вокруг не привычные наши березы, елки и тополя, но высокие стройные кипарисы, похожие на клены платаны и даже эвкалипты. Здорово. Мне еще очень понравились и веерные пальмы, и цветы магнолии».

   Действительно, желтая дымка цветущих пальм до сих пор словно стоит перед глазами. А ведь прошло уже больше года. А магнолии? Это вообще красота. Цветы же ведь еще и чудесно пахнут. Мы с Павлушкой – сыном хозяйки квартиры, он меня на пару лет постарше – даже сбегали ночью за таким цветком. Павлушка говорил, что рвать их запрещено. Вот мы с ним и таились. Сорвать-то цветок мы сорвали, но потом при отъезде забыли его на балконе. Вот вам, называется и привез магнолии…

   Что же еще писать? Описывать трехдневную тряску в поезде что ли? Чего ж тут такого уж особенно интересного?

3

   Следующий урок – история.
   Кабинет, в котором нам предстояло заниматься в этом году, напоминал кладовку. Вдоль стен располагались какие-то запыленные, видно, что старые, вещи. Всякие там фартуки, лапти, прялки, туески, коробочки. Я точно такие же штуки у бабушки видел. Она, хоть и не в деревне живет, но все-таки, в своем доме. На стенах – иконы, а на чердаке навалом такого же пыльного «добра».
   Учительницей, которая собрала все это барахло в кабинете, была Клавдия Иосифовна – «Истеричка», как мы ее называли между собой. Причем, совершенно не из-за того, что это прозвище созвучно уроку. Сама по себе, баба это истеричная. Особенно внимательно она следила за своим кабинетом. Не дай бог даже просто затронуть любую из ее выставленных безделушек. Вою будет. Вот в прошлом году Витька просто взмахнул какой-то ребристой штуковиной, напоминающей биту из лапты. Так Истеричка его и к директору водила, и родителей вызывала. Видите ли на «музей» ее покушались Да, какой уж там музей? Бывал я в музеях. Там много всего интересного: и оружие, и украшения, макеты всякие, все аккуратно разложено за стеклом. А тут – фигня полная.
   У меня с Истеричкой тоже совершенно не сложились отношения. Она все время чего-то ко мне цеплялась. Даже трояк мне за год вывела. У меня тогда родители все учебники истории попрятали. Еле нашел и в другое место спрятал. Теперь достаю только тогда, когда их нет дома. Вдруг попадет. Мама-то еще ничего – покричит и ладно, а отец ведь, и выпороть может.
   В четвертом классе учебник истории назывался «Рассказы по истории СССР». Так себе книжечка, для маленьких детей. Ничего особенного. Зато картинки цветные. Я всех воинов вырезал. В большущую тетрадь вклеил. Все собирался сделать нечто вроде «Книги военной истории прошлых веков». Но дальше наклеенных картинок дело не пошло.
   А в этом году же мы будем изучать «Историю Древнего Мира». Это все, что произошло, начиная с первобытных людей. Про первобытных людей я читал. У меня даже классная книжка «Приключения доисторического мальчика» есть. А весь учебник я еще летом рассмотрел. Рассмотрел, и расстроился: у Лельки – это двоюродная сестра – учебник был совсем другой. А главное – цветные картинки. В моем учебнике они оказались гораздо хуже. Вот бы учиться по Лелькиному.
   Однако, вопреки моим ожиданиям, вместо Клавдии Иосифовны в класс вошел молодой мужик. Ничего себе. Я еще не встречал мужчин-учителей. Светлые волосы нового историка казались как-то по-детски взъерошенными. Почему-то это вызывало симпатию к нему. Он представился Анатолием Викторовичем.
   – Ну что, ребята, – Анатолий Викторович бодро начал урок, – с сегодняшнего дня мы с вами будем изучать историю.
   Странно, а что мы тогда изучали? Но не успел я и глазом моргнуть, как меня опередила все та же Светка Иоос.
   – В прошлом году у нас уже была история, – выпалила она несколько задиристо.
   Светка, конечно, далеко не тихоня, но такого я от нее все равно не ожидал.
   Анатолий Викторович, видимо, тоже не ожидал. Глаза его расширились. Он насмешливо покрутил головой.
   – Однако.
   Интересно, что он ответит. Я посмотрел по сторонам. Все, как сговорившись, выжидательно уставились на историка.
   Не знаю, почему, но я заслушался. Никогда особенно историей не увлекался, а тут. Может все из-за того, что это не Клавдия-истеричка?
   Анатолий Викторович между тем рассказывал р раскопках, в которых люди, их называют археологами, находят различные древние вещи и по ним определяю как жили люди.
   Сразу захотелось самому покопаться в земле.
   Вот я уж точно найду самое ценное…

   ***

   Жаркий воздух плавится над потными спинами. Лопаты со скрипом вгрызаются в прокаленную до твердости камня землю. Невдалеке маняще плещется река, но оторваться нельзя.
   Над горизонтом, поднимается, чернеет огромная грозовая туча. Еще немного, и ливень может нарушить раскоп. Вода смоет культурный слой. И тогда все потеряно. Долгие месяцы работы будут безвозвратно утрачены. Нужно торопиться, не обращая внимания на палящее солнце. Рабочие то и дело бросают тревожные взгляды на чугунную тучу, захватывающую небо все больше и больше. Вот уже и солнце скрывается за плотной стеной. Первые тяжелые капли, словно снаряды, выбивают в сухой пыли округлые воронки. На разложенных вокруг находках образовываются мокрые пятна. Резко пахнет сыростью. Вокруг темнеет, словно в сумерки, хотя время подходит только еще к обеду.
   – Андрей Романович, пора прятаться, – испуганно обращается ко мне Светка Иоос. И куда только делась ее заносчивость? – а то нас вот-вот смоет в реку.
   Я внимательно смотрю на небо, стирая пот.
   И тут хлынуло. Допустить, чтоб размокли все наши труды, невозможно.
   – Срочно! Закрывайте рас…

   ***

   Звонок прозвучал до того неожиданно, что буквально вырвал меня из мира раскопок. Эх, еще бы немного и…
   Взгляд, которым я одарил Светку, вряд ли отличался благодарностью. Хотя, собственно, причем тут она?

4

   Домой я направился чуть ли не бегом. Еще накануне мы с Витькой договорились сразу после школы махнуть на Каму. Благо, что день стоял теплый, совсем еще летний. Солнце словно стремилось наполнить первый осенний день напоминанием о лете. Словно бы снова…
   Что снова я додумать не успел. Сзади послышались догоняющие шаги.
   – Привет, – кто-то ощутимо ткнул меня в спину.
   Витька!
   – Чё молчишь? – он забежал вперед и пристально посмотрел на меня, – Мы идем купаться или нет?
   – А как же. Щас закину портфель, и пойдем.
   Заходить в квартиру я посчитал излишним. Проще было засунуть сумку в форточку на кухне… и дальше к реке.
   До пляжа можно легко добраться через речной вокзал, но это далеко не рядом. Поэтому мы, мальчишки, использовали другой путь.
   Пролегал он по крутому склону, выходившему не сразу к Каме, а на многочисленные рельсы железнодорожной станции. Ладно бы пара другая, а тут их столько… и на многих располагались вагоны товарняков. Когда Витька в первый раз пару лет назад показал мне, я даже растерялся. Я тогда с такой опаской прошел по этому пути. Доля опасения осталась и сейчас. Но не подавать же вида.
   Высокая подсыхающая уже трава хлестала по ногам, распространяя своеобразную пылевую завесу. Из-под ног сыпались мелкие камешки и комочки засохшей глины и с шелестящим шумом скатывались дальше. Почему-то подумалось, что после дождя по этой еле заметной тропинке не пройти. Непроизвольно я посмотрел на небо. Ни тучки, ни облачка. Лишь ярко светит солнце, распространяя ласковое тепло.
   – Опять замер? – голос Витьки разносился гораздо ниже по склону.
   Действительно, что это я. Так и день кончится, а мы еще даже и до реки не добрались.
   Под ноги стремительно бросилась тропинка. Мелькали перед глазами начинающие буреть стебли. Только одна мысль настойчиво билась в голове: только бы не оступиться, только бы не оступиться. Что это со мной сегодня? Раньше такого не было.

   ***

   И как часто бывает в подобных случаях в самый неподходящий момент нога не находит подходящей опоры. По спине словно прокатывается холодная волна. Я кубарем качусь по косогору, тщетно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но руки беспомощно царапают твердую землю. Небо и земля несколько раз меняются местами. Я выкатываюсь на рельсы. Они теплые, нагретые солнцем. Солнечные лучи отражаются от полированной поверхности рельсов, словно от зеркала. Стальные полосы начинают еле заметно вибрировать, показывая, что ко мне приближается поезд. Я его еще не вижу, но чувствую. Вот он все ближе и ближе. Вибрация усиливается. Еще немного… и…

   ***

   Тряхнув головой, я отогнал непрошенные видения. И сразу словно отпустило. Дальнейший спуск продолжался без приключений. Как я сразу не вспомнил: пути отделяет от склона двухметровый бетонный забор с протянутой по верхнему краю колючей проволокой. Перелезть через верх не представлялось ни малейшей возможности. Мы ж никогда и не пытались этого сделать. Для перехода мы давно заприметили внушительную дыру, полускрытую в зарослях пыльного репейника.
   Я поискал взглядом друга.
   А, вот он! Его голова мелькнула среди серых лопухов. Значит он уже перебирается на другую сторону. Пора бы и мне поспешить.
   Хотя, конечно, до бесшабашности Витьки мне далеко. Например, мне бы и в голову не пришло глотать металлическую стружку, а Витька в прошлом году проделал это. Как только он ничего внутри не разрезал.
   В какой-то мере дыру в заборе перекрывали причудливо изогнутые прутья арматуры. Шумно выдохнув я рванулся вслед за Пеннером. Рука протянулась было к волокнистому стволу репейника. На глаза попала черная блестящая шевелящаяся масса тли, густо облепившая стебель. Меня аж передернуло от брезгливости. Я растерянно огляделся вокруг в надежде найти более подходящее направление.
   – Долго ты там? – прошипел Витька, просунув голову между прутьями.
   – Щас…
   Я зажмурил глаза и полез вперед. Вот я уже на другой стороне. Осталось перебраться через рельсы. Как назло, дорогу нам перекрывал состав.
   – Пошли, – Витька махнул рукой и решительно полез под ближайшим вагоном.
   Этого мне еще не хватало. Ни за что туда не полезу.
   А вдруг вагон двинется с места?
   Я направился поверху, через вагонную площадку. Благо, что вагон – товарный.
   – Ты чего? – резкий шепот Пеннера звучал осуждающе, если не сказать – зло, – а если заметят?
   – А если поезд пойдет, – огрызнулся я.
   – Куда пойдет? Он же без тепловоза…
   Тут и я заметил, что вагоны не только не присоединены к составу, но и вообще не сцеплены друг с другом.
   На этом наши препятствия не закончились. Снова перед нами оказался состав…
   Вот и бетонный скос к реке. Ребятня выстроилась на заросшем ивами небольшом островке, отделенном от берега протокой.
   Вдалеке посередине Камы по направлению к речному вокзалу прошел бело-голубой трамвайчик. Я машинально проводил его взглядом. И тут сердце замерло: у одного из причала красовался большой теплоход. Неужто, наша «Вишера»? Хотя, нет. Этот побольше. Обгоняя трамвайчик, на подводных крыльях промчался «Метеор».
   Ласково заплескалась набегающая на берег волна.
   Полетела на бетонные блоки сбрашиваемая одежда. Разлетелась многочисленными брызгами, расступилась камская вода, пропуская загорелые тела… веселый смех наполнил воздух…
   А потом мы лежали на теплом песке островка, подставляя себя последним жарким лучам осеннего солнца…

5

   – Где ты был? – таким вопросом меня, вернувшегося чуть ли под вечер, прямо с порога встретила мама.
   А что я мог ответить?
   Купаясь, мы совершенно забыли о времени. Оно-то как раз и понятно: мы стремились урвать как можно больше последнего солнечного тепла.
   А по квартире разносились вкусные запахи стряпни. У мамы так классно получаются всякие там пирожки и булочки. Интересно, что у нас за праздник. Я машинально сглотнул слюну. К сожалению, сделать тихо это не получилось.
   – Что молчишь? – посмотрел на меня, оторвавшийся от книжки папа, – смелости сознаться не хватает?
   И снова уткнулся в чтение. Ну да, книжка-то ему гораздо важнее…
   – Мы, – я запнулся. Что бы такое простенькое придумать? – мы… ходили на Каму купаться.
   И почему язык сработал раньше мозгов? Как вообще можно было об этом говорить, когда мне это было запрещено, особенно в одиночку. Но, как говорит папа: «слово не воробей…». Какая-то старая пословица. Но вот, что там дальше, ни разу как-то не приходилось слышать, а папа не договаривал. Он вообще редко договаривал пословицы и поговорки. Подразумевалось, что я и без того сам должен их знать.
   Мама нахмурилась. Руки ее спрятались в карманы халата. На лбу показалась суровая складка. Глаза угрожающе сузились.
   Действительно. Что это я? Теперь точно, попадет.
   – Мы? – ага, мама все-таки решила докопаться до истины, – опять с Пеннером?
   Отпираться бесполезно. И как я забыл, что мамы наши когда-то в одном классе учились?
   – Придется с Аллой еще поговорить, – решительно произнесла она.
   Этого я никак не мог допустить. Года два назад она вот так же «переговорила» с Аллой – мамой Витьки. Его потом целую неделю из дома не выпускали. Так и сидел бы он взаперти, если бы не одно «но». Оказалось, что ключи от наших квартир были абсолютно одинаковыми. Мы с ним тогда этим неплохо пользовались. Но всему свое время. Теперь уж такое не пройдет: в обеих квартирах замки поменяли. Жаль. В случае чего, помочь уже не получится.
   Теперь же неплохо бы и Витьку предупредить о готовящемся. Ему обычно от родителей сильно достается.
   – А ты еще с ней не говорила?
   Но мама не ответила. У нее уже поменялось настроение. Меня всегда поражала эта способность мгновенно переходить с одной темы к другой.
   – Мы с папой ждем тебя вот уже пять часов, – продолжила мама, – собирались же отпраздновать твой первый учебный день…
   Тоже мне праздник. По мне бы лучше конец учебного года отмечать, а никак не начало.
   Хотя, как сказать?
   Впереди же меня ждет лагерь на черном море. А где начало – там ожидается и конец…
   – Так это ж хорошо, – преувеличенно бодро воскликнул я, стараясь как можно больше отвлечь маму от предстоящего разговора с игоревой матерью. – Давайте уже начинать. Шибко скусно пахнет…
   Мама рассмеялась и, взъерошив мне волосы, направилась на кухню.
   Надеюсь, что и про свой разговор с мамой Витьки забыла.
   – Переодевайся и мой руки, – голос мамы сразу утратил строгость.
   Вот то-то же. Еще бы я не знал, как заставить маму смягчиться.
   Однако с папой такой фокус не пройдет.
   – Так что же вас потащило на Каму? – проговорил он, усаживаясь за столом.
   Причем спросил таким тоном, словно сам никогда молодым не был. Никогда не поверю, что когда-то и ему не приходилось бегать купаться в неположенное время и в неположенном месте.
   Но, что же ему все-таки ответить?

   ***

   Весело отражается солнце от зеркальной глади, создавая яркую дорожку на поверхности реки. Мы все вместе бросаемся в воду в обрамлении множества хрустальных брызг. На несколько мгновений над нами вспыхивает радуга. Ритмично поднимаются тонкие загорелые руки. Камская волна ласково плещет в лицо.
   Своеобразное соревнование.
   Кто там первый, кто – последний? Еще не видно. И какая, в сущности, разница. Во всяком случае, для меня. Но вот Витька…
   Для него – это дело принципа.
   Расплескивается вода под ударами рук.
   Все ближе кусты, взятые по негласному решению компании за линию финиша.

   Невдалеке медленно проходит бело-голубой речной трамвайчик. Полощется на легком ветерке флаг с крупными буквами КРП. Папа в детстве, смеясь, расшифровывал: «Курите, Ребята, Папиросы».
   Всплеск, неожиданно громкий, разносится над Камой.
   Что-то плюхается в воду…
   Громко разносится серена.
   – Человек за бортом!
   Красным кольцом пролетает спасательный круг. Но он слишком далеко от тонущего.
   – Спасите! Помогите!
   НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Это же Светка…

   ***

   – О чем задумался? – вопрос папы вывел меня из мыслей.
   А я и не заметил, что замечтался.
   – Да вот о первом школьном дне вспоминаю.
   На столе между тем появилась запотевшая бутылка. Забулькала, перетекая из бутылки в стопку, прозрачная жидкость.
   – Ну, тогда поздравляю тебя с началом учебного года, – провозгласил папа.
   – А у нас есть то’тик, – подскочила ко мне Наташка.
   Я тяжело вздохнул, стараясь сделать это как можно незаметней. Ну, не нравится мне, когда папа пьет эту водку.
   – Что вздыхаешь? – папа все-таки заметил.
   Мне сразу вспомнился случай, когда он однажды напился до тошноты. С тех пор я терпеть не могу пьянку вообще. Именно тогда я и решил, что никогда в жизни не буду пить.
   Но как я могу отцу сказать о своем неприятии. Я, может, из-за этого и домой-то обычно не особо и тороплюсь. Даже на предложение Пеннера согласился.
   – Я подумал о том, что впереди еще столько времени, – мне пришлось снова тяжело вздохнуть, на этот раз с шумом, – год-то только начался…

6

   – Вставай быстрей, – провозгласил папа рано утром, – у нас с тобой сегодня одно очень важное событие.
   Важное событие? Вчера, вроде ничего об этом не говорили. Но я все равно был крайне заинтересован. Поэтому я поднялся как можно быстрей. Я даже не стал складывать постель, а просто скатал матрас со всем бельем, мне приходилось спать на полу, и затолкал в шкаф.
   – Сейчас мы поедем смотреть спуск на воду нового нефтерудовоза.
   Вот ничего себе. А что такое этот самый нефте… рудовоз? Папа что-то говорил о нем раньше, но что именно… никак не вспомню.
   – Мужики, завтракать! – позвала мама, – мыть руки и за стол…
   – Утро… утро начинаем с туалета, – пропел папа, —
   Здравствуй, здравствуй, мой любимый унитаз…
   – Прекрати, Леша, – голос мамы звучал строго, – незачем забивать голову ребенку твоими идиотскими стишками.
   А мне понравилось. Здорово придумано. И потом, я уже далеко не ребенок. Зачем мама меня так назвала? Вот Наташка – точно ребенок, но не я же.

   – Все, пошли, – папа закинул в себя последние капли чая.
   Именно в этот момент мой взгляд попал на портфель.
   – Ага, пошли, – спохватился я, – а как же школа?
   Действительно, как папа не подумал о школе
   – Ничего, сегодня можно и пропустить. Сам же вчера сообщил, что впереди еще много времени…
   – А я? – встрепенулась Наташка.
   Она уже вылезла из своей кроватки и смотрела на нас огромными синими лужицами глаз. «А у Светки глаза – зеленые», почему-то подумал я.
   – Ты еще маленькая, – отмахнулся папа, потрепав по взлохмаченной после сна голове.
   – Я бо’шая, – голая пятка гневно ударила по доскам пола.
   – Конечно большая, – рассмеялась мама, – но пусть они без тебя смотрят на свои корабли.
   Ага, значит, этот самый нефтерудовоз – корабль…

   ***

   Бревно бушприта гигантским носом выдвигается над океаном. Тяжелые темно-серые волны, противореча ярко светящему солнцу, ритмично бьются в борта. Свежий ветер наполняет громаду белоснежных парусов, яростно шевелит перья на широкополой шляпе, чуть не срывая ее с головы. Пальцы с силой смыкаются на ребристой рукояти длинной шпаги.
   Далеко впереди виднеется корабль, как облаком увенчанный всеми возможными парусами. Он пытается скрыться, но ход его тяжел. Сразу видно, идет с грузом. Прижимаю к глазу подзорную трубу. Прямо в поле зрения полощется на ветру красно-желтый флаг Испании.
   Испанцы! Явно везут золото из Америки.
   – Вперед! – громовым голосом отдаю команду. – Он не должен уйти!
   Корабль и так уже почти летит по водной поверхности. Однако матросы поднимают дополнительные паруса, еще увеличивая скорость движение…

   …Испанец все ближе. Уже различается название корабля противника. Приглядываюсь. «Синко-Льягас». Ага! Флагманский корабль адмирала Испании – дона Мигеля де… не помню точно его имени…

   Раздается залп наших носовых пушек. Кормовая надстройка «Синко-Льягас» разлетается в щепки. Мои люди заполняют весь обращенный к испанцу борт. В руках сверкают широкие клинки абордажных сабель.
   – На абордаж! – откидываю шляпу в сторону и прикрываю голову стальным шлемом.
   С ужасным скрежетом впиваются в борт противника абордажные крючья. Корабли сталкиваются бортами.
   Я одним движением перепрыгиваю на «Синко-Льягас». Под каблуками сапог слегка прогнулись доски палубы. Навстречу выходит капитан испанского корабля. В руке его сверкает, отбрасывая солнечные лучи великолепный толедский клинок…

   ***

   Ого, замечтавшись, я и не заметил, как мы добрались до судозавода. На просторном причале столпилось такое количество народу, какое я видел лишь на демонстрации.
   Над всеми возвышался огромный корабль. Он совсем не походил на то судно, что виделось мне в мечтах. Длиннющий, огромный корпус с четырехэтажным домом на корме. В чем-то он даже разочаровал меня. Я ж ожидал увидеть благородный парусник, а не груду железа. Эта махина находилась на небольших таких вагончиках. А может, и не вагончики. Во всяком случае, эти тележки-вагончики располагались на уходящих под воду рельсах. Ага, понятно, именно по ним этот самый нефтерудовоз будет спускаться с берега в Каму.
   Носовая часть корабля затянута тканью. Под ней явно скрывается название. Интересно, какое оно…
   – Смотри! – папа указал куда-то вверх.
   Что там? Приглядевшись, я увидел, что к самому носу корабля прямо под тканью болтается на веревке бутылка. Ничего себе.
   – По старой корабельной традиции, – вполголоса проговорил папа, хотя вполне мог бы говорить и в полный голос: такой стоял шум, – при спуске корабля на воду принято разбивать о него бутылку шампанского.
   И тут гомон вроде утих. Послышали длинные и нудные речи, из которых я понял только одно, что этот нефтерудовоз – первый корабль в классе «река-море». Значит, он все-таки увидит море, а то и океан, а не будет всю жизнь болтаться по рекам.
   Речи закончились.
   Все уставились на нос корабля. А там бутылка уже начала раскачиваться. Наступила тишина.
   Бамс!!!
   Удар разбившейся бутылки прозвучал на удивление громко среди всего скопления народа.
   Развернулось полотнище, закрывавшее название. Сверкнули золотом буквы:
   ВОЛГО-ДОН
   И это – название корабля? Никакой фантазии…
   А какое название смог бы придумать я сам?
   Резкий скрежет разнесся над головами собравшихся. Пришли в движение тележки-вагончики. Корабль покатился в воду…
   Корпус опускался все ниже. Вот ужи и последняя тележка исчезла под водой. Еще немного – и корабль… а, впрочем, что потом?
   Раздался громкий басовитый гудок. Я поискал глазами что-то огромное, соразмеримое с только спущенным судном.
   По реке бойко приближался верткий буксир. Оказалось, что только спущенный на воду корабль сразу сам передвигаться не может. Его нужно еще стащить с тележек.
   Буксир пыхтел, пыхтел. Черный дым клубами валил имз трубы, но огромный нефтерудовоз не сдвинулся с места. Сил у буксира не хватало. Ну да, обычно же он тащит за собой баржи, а данный корабль не идет ни в какое сравнение даже с самой большой баржой. Несколько раз дергался буксир – все без толку.
   – Надо было два позвать, – произнес я еле слышно.
   Я словно был услышан. На помощь нашему буксиру бодро направлялись еще два.
   Совместными усилиями буксиры все-таки сдернули ВОЛГО-ДОН в Каму…

7

   Не успел я оглянуться, как незаметно пролетела уже половина сентября. О купании уже не приходилось и вспоминать. Заметно похолодало. Низко нависало окутанное тучами небо. Деревья почти полностью лишились листвы. Белым покрывалом накрыл землю первый снег.
   Белым?
   Я не видел в нем ничего белого. Однако, где бы я не прочитал о первом снеге, везде он описывается как белый. Даже часто встречается и такое не совсем правильное название цвета – БЕЛОСНЕЖНЫЙ. Ну, это, скорее всего, только для красивости. Может, конечно, снег где-нибудь и был ярко-белым, но никак не у нас в городе. Вокруг он лежал не то что белый, а какой-то серый, или даже серо-рыжий. Но все равно, принято называть первый снег БЕЛЫМ. Пусть так и будет.
   По обочинам медленно подтаивали неопрятные недолговечные сугробики. На дорогах первый снег уже превратился в грязную кашу, забрызгиваемую каждой прошедшей машиной. Кстати, тоже никак не могу понять, почему машина идет, а не едет. Папа что-то объяснял по этому поводу, но до меня так и не дошло. У них же нет ног, а только колеса. Значит – едут.
   Но сейчас речь не об этом. Некогда мне заморачиваться на природу и машины.
   Нам с Пеннером нужен был стадион «Динамо». От кого-то я услышал, что там есть секция фехтования. Я и решил туда записаться.
   А как я пойду один?
   Естественно, я потащил с собой и Витьку. Тем более, что мы с ним время от времени проводим поединки. Как я считаю, настала пора заняться фехтованием вплотную. Вот мы с Пеннером и шли к стадиону по серым сырым улицам…

   …Уже подходя к фехтовальному залу, мы услышали лязг сталкивающихся клинков.
   – Уже сражаются. Мы опоздали…
   Нет, не опоздали. Вдоль стенки двое мальчишек бестолково махали оружием. На настоящий фехтовальный поединок похоже было мало. Мы и то лучше порой фехтуем…
   – Что это у вас происходит? – громкий голос за спиной заставил меня непроизвольно вздрогнуть.
   Только что дравшиеся мальчишки отреагировали по-разному. Один из них, светловолосый, украдкой задвинул рапиру в решетчатую конструкцию, наполненную другими рапирами и шпагами. Как я это сооружение сразу не заметил. Другой, тот, что отступал под натиском светловолосого, направил клинок в сторону подошедшего, встав, как я считал, в боевое положение. Этот точно будет фехтовальщиком.
   – Положите оружие на место, – обладатель громового голоса, скорее всего тренер, говорил строго, – и никогда больше не берите его просто так.
   В глазах мальчишек появилось виноватое выражение.
   – Построились!

   ***

   – Сдавайтесь, именем кардинала!
   Передо мной, поигрывая шпагой, стоит гвардеец кардинала. Красный плащ с нашитым крестом небрежно откинут, показывая широкую перевязь из толстой кожи. Пушистые страусовые перья на широкополой шляпе слегка трепещут под свежим ветерком. Ярко светит над головой солнце. Солнечный луч ослепительной точкой отражается на обнаженном клинке.
   С тяжелым вздохом, не хочется драться в такой замечательный день, сжимаю эфес. Стальное жало клинка выскакивает из ножен навстречу противнику.
   – Я буду иметь честь атаковать Вас, – гордо произношу я и выставляю ногу вперед…

   ***

   – Фехтовать пока никто из вас не умеет. Поэтому, мы начнем с общефизической подготовки, или сокращенно ОФП.
   – Вперед! – скомандовал тренер.
   За всю тренировку мы так ни разу и не взяли оружие в руки.
   И лишь в самом конце тренировки мы получили разрешение взять в руки рапиры. Оказывается, фехтование на рапирах является базовым для всех остальных видов. Жаль, а так хотелось бы взять в руку саблю, но никак не рапиру.
   Среди предложенных Виктором Алексеевичем рапир, у одной или двух чашка гарды оказалась погнутой. Конечно, никому не хотелось держать некрасивое оружие. И вот тут я немного замешкался и последнюю ровную рапиру вместе со мной ухватила девчонка, чем-то похожая на Светку, мою соседку по парте.
   Наверное, такая же вредная?
   Я тянул клинок к себе, протягивая девчонке погнутую рапиру. Она же упорно сопротивлялась.
   Да, что это такое?
   – Отдай, – прошипел я вполголоса.
   – Сам отдай, – не сдавалась она.
   – Прекратить! – Виктор Алексеевич положил руку мне на плечо.
   – А чего она?..
   – Ты же мужчина, – проговорил он почти тем же тоном и голосом, что иногда слышался и у папы.
   Я даже голову поднял, посмотреть, не он ли это…
   От слов тренера по мне прокатилась волна неловкости, волна вины. Я, с трудом подавил тяжелый вздох и решительно отцепился от нормального клинка…
   …Как же, на мой взгляд, неудобно держать рукоять рапиры. Совсем не так, как мы привыкли, фехтуя во дворе палками. И сама поза тоже оказалась крайне неудобной. И руки, и ноги словно наливались тяжестью и постоянно стремились выпрямиться. Приходилось их постоянно подправлять.
   Как же еще и фехтовать в таком положении?
   – Здорово! – восхищенно восклицал Витька, когда мы возвращались.
   Чего тут здорового?
   Вслух я, конечно, этого не сказал…

8

   Тянулись утомительные серые дни. Скучно и неинтересно протащились осенние каникулы. На улице вовсю уже лежали сугробы. Кое-где во дворах начинали строить горки. Пройдет еще немного времени, и все они наполнятся детворой.
   В школе тоже ничего интересного. Обычные уроки.
   По понравившемуся было уроку – истории – тоже какая-то ерунда. А тут еще и вместо Анатолия Викторовича на урок явилась школьная старшая пионервожатая Альбина. Ее еще тут не хватало. Мало того, что и ее-то мы почти не воспринимали, а еще и тема совершенно неинтересная: Китай. На фиг он кому нужен?
   От нечего делать я принялся рисовать. Как-то мы с Витькой придумали увлекательную, во всяком случае для нас, игру. Заключалась она в следующем: рисуем крепость или город, или вообще какую-нибудь местность. На ней размещаем фигуры воинов, и своих, и вражеских. А потом как бы стреляем линиями. Попадания отмечаем взрывчиками. Вот, примерно, и все.
   Этой игрой я и увлекся, забыв и об Альбине, и вообще об уроке
   – Что делаешь? – Светка сунула ко мне в тетрадь нос.
   – Отстань, – сердито отмахнулся я.
   Объяснять еще этой.
   – Ну, дай посмотреть.
   – Ну, чего ты ко мне привязалась?
   Видимо, я невольно повысил голос. В классе наступила тишина. Альбина вплотную подошла к парте. Пальцы ее зажали воротник пиджака. Я покрутил головой, ослабляя сдавивший горло воротник. Альбина подтащила меня к углу возле подоконника. Вроде как наказала. Возможности избавится от скуки стало еще меньше. Играть в тетрадную войнушку больше не хотелось, хоть листок и ручку я как-то умудрился прихватить.
   Чем же еще себя занять? Ну, не слушать же нудные объяснения Альбины о совершенно неинтересном мне древнем Китае.
   Я неприязненно посмотрел на Альбину. И тут мне словно молнией в мозгу стрельнуло.
   А что, если попробовать ее нарисовать.
   Я кое-как устроил листок на подоконнике между цветочными горшками и принялся за дело. Самое удивительное, но у меня получилось очень похоже. Практически полное сходство… Никогда раньше так хорошо портреты не получались.

   ***

   Толпы людей перемещаются по огромным светлым залам. Все стены увешены картинами. Это моя выставка. Такие выставки, насколько я знаю, называются персональными.
   Что такое персональные?
   – Какой замечательный художник, – восторженно шепчет кто-то из посетителей.
   Я гордо поворачиваю голову. Прямо передо мной с блестящими глазами стоит Светка. В руках она держит листок с рисунком, сделанным шариковой ручкой. Это именно этот, который я нарисовал на уроке истории, рисунок. Она протягивает его мне.
   – Андрей Алексеевич, подпишите, пожалуйста, – голос ее дрожит от неуверенности.
   Нарочито небрежно беру рисунок из Светкиных рук. Аккуратная надпись украшает листок:

   НА ПАМЯТЬ ОТ АНДРЕЯ ФЕДИНА

   Протягиваю автограф. На лице Светки проступает радость.
   Снисходительно глажу ее по плечу.
   – Ничего…

   ***

   – Федин, – пыталась что-то сказать Альбина.
   Закончить фразу она не успела. Прозвенел спасительный звонок. Хмель подскочил ко мне, подтаскивая портфель.
   – Передай Альбине, – протянул я ему свой рисунок.
   Он быстро подбросил листок почти прямо в руку пионервожатой.
   Мы выскочили из класса вместе.
   – Как она отреагировала?
   Витька равнодушно пожал плечами.
   – Никак. Улыбнулась, и… все.
   – Федин, Пеннер, – перед нами остановилась Альбина, – мне бы поговорить с вашими родителями. Обсудить ваше поведение.
   – А чё…
   Укоризненно покачав головой, Альбина удалилась, зажав журнал подмышкой. Высокие каблуки звонко цокали по каменным плитам школьного коридора.

   Хлопнула выходная дверь. Я застегивал пальто уже на улице. Снег звонко заскрипел под ногами.
   Настроение ухудшилось из-за Альбины.
   – Что теперь делать? – удрученно по смотрел я на друга.
   – Не бойся, – широко усмехнулся Витька, – у меня все предусмотрено.
   – Это как?
   – У меня есть заклинание на желание:

   Вверху небо, внизу земля
   Исполни желание, шапочка моя…

   С последним словом он погладил меховую шапку и что-то прошептал.
   – Вот и все. Теперь все наладится.
   Надо же, оказывается, Витька всерьез верит в чудеса. Хорошо, если поможет. А вдруг нет.
   Тогда что?
   Впрочем, папа всегда говорил, что чудеса случаются только с теми, кто в них верит.
   Так что, может, и мне верить в эту считалочку-заклинание…

9

   – Посмотри, что я нашел, – с этими словами Витька потряс перед моими глазами потрепанной книжкой.
   Книжка тут же исчезла в портфеле. Мне удалось разглядеть только слово Атлантида.
   Не та ли это Атлантида, про которую я не так давно читал в «Аэлите»? Там где-то в океане утонул этот огромный остров. Неужели про эту Атлантиду еще что-то написано?
   – А что это за книга?
   Глаза Пеннера восторженно заблестели. И он принялся оживленно рассказывать. Руки друга мельтешили в отчаянной жестикуляции. Честно говоря, я понял далеко не все…
   Может, ему следовало бы поменьше махать руками, а подробней рассказывать?
   Видимо, надо бы прочитать самому, но я не увидел полное название книги. Единственное, что я успел разглядеть, это оформление. Такую серию книг папа называл «рамки».
   Хмель еще что-то говорил, а я вспоминал, что мне еще известно об Атлантиде. Известно же было совсем немного. Только то, что существовал некогда остров Атлантида с древней цивилизацией атлантов. В результате землетрясения этот остров погрузился в океан. Где только его не искали, но до сих пор никто в мире не смог найти ни малейших следов этого острова.
   – Атлантида погибла из-за того… – увлеченно говорил между тем Витька.
   В какой-то момент я совсем перестал его слушать. Мне вспомнилась, что мама хотела встретиться с его и поговорить о нашем поведении. Хотя, что такого в нашем поведении?
   Может уже пора использовать считалку-заклинание:
   Как там у Пеннера?

   Небо вверху, а внизу земля
   Желанье исполни, шапка моя.

   Как-то так…
   Возле дома мы расстались.
   – Да, кстати, – остановил я его, – вспомни свое заклинание, а то вдруг моя мама твоей нажаловалась. Достанется тебе.
   Родители Пеннера воспитывали его достаточно жестко, не скупясь на наказания. Мне вот почти не попадало, а ему…
   – Узнай, – проговорил Витька после непродолжительного молчания, – а потом дай мне знать. Не стоит заклинание попусту расходовать.
   Действительно, а вдруг количество срабатываний ограничено, как желаний у волшебной палочки.
   – Ага.
   Я протопал по ступеням. Палец нажал на кнопку звонка. Дверь раскрылась. Я прошмыгнул в квартиру, внимательно посмотрел на маму.
   – Что с тобой? – удивилась она, – ты как будто хочешь о чем-то спросить…
   Поразительная проницательность. Но не мог же я напрямую задать вопрос о предполагаемой беседе. Как же быть в такой ситуации. Игорь мерзнет на улице и ждет результата.
   – Я… хотел спросить, – с трудом выговорил я, – не встречалась ли ты…
   – С Аллой? Нет, еще не успела.
   Фу, отлегло. Теперь надо как-то сообщить Витьке. Я украдкой подошел к окну, слегка раздвинул шторы. Хорошо, что родители вместе с Наташкой ушли на кухню ужинать и не видели моих манипуляций со шторами.
   За окном стояла кромешная тьма. Там Пеннер или нет – увидеть не представлялось ни малейшей возможности.
   Может, хоть ему-то меня видно?
   Все возможно. Я отрицательно помотал головой в надежде, что Витька все-таки заметит.
   – Что ты там делаешь?
   Я отошел от окна, не говоря ни слова.

   После ужина я остался на кухне. Передо мной на столе лежала раскрытая тетрадь. Поначалу я собирался делать уроки, чтобы завтрашнее утро оставалось свободным для других, более важных, дел. Тем более, что утром нужно было идти на тренировку.
   Неожиданно мысли вернулись к Атлантиде.
   А что если она не погибла? А вдруг тогда, в те давние времена люди просто переместились во времени. И они живы. И вот-вот…

   ***

   «Искусственный остров жил своими повседневными заботами. Он почти сплошь утопал в пышных зеленых садах. В многочисленные блестящие озера гляделось бездонное небо. Причудливые, но геометрически правильные крыши домов сверкали многочисленными тарелками антенн над раскидистыми кронами плодовых деревьев.
   По странной прихоти своих создателей остров получил поэтическое название Атлантида. Этот остров, созданный руками молодежи, был одним из научным центров планеты.
   Ученые – пожалуй, самые странные люди планеты, поселившиеся на Атлантиде, с радостью отказались от широко развитой системы жизнеобеспечения. Все продукты питания выращивались на острове самими учеными. Ученые сами выращивали хлеб, содержали животных и ухаживали за садами и огородами. Немалые размеры острова позволяли найти просторные территории для занятия сельским хозяйством. Но ученые не отделялись от остального населения планеты: они могли пользоваться всеми техническими и экономическими достижениями, результаты же их исследований так же становились достоянием всей планеты».

   Тиродий отодвинулся от клавиатуры пишущей машины, никто так и не додумался дать ей простое название, и устало потянулся. За окном стояла уже глубокая ночь. Яркая луна висела над городом наподобие гигантского светильника. Неожиданно захотелось выйти из душного помещения, прогуляться по ночным улицам.
   Тихие улочки Атлантиды встретили его легким ветерком, особенно приятным после дневного зноя.

   ***

   Я устало потянулся и положил ручку. Неплохо получилось. Завтра обязательно надо продолжить. Вдруг, да и получится у меня книжку написать…

10

   Трамвай дребезжит, передвигаясь по маршруту. Блестящие рельсы услужливо бросаются под колеса. За трамвайным окном мелькают свежие зеленые листья.
   Я успеваю удивиться: это зимой-то?
   Вагон начинает непомерно раскачиваться. Нет уж. Дальше ехать небезопасно.
   Очередная остановка. Слегка колышутся под ногами ступени. Ударяет по подошвам асфальт.
   Мы с Валеркой Курочкиным провожаем уходящий трамвай взглядом. Странно, но вагон поворачивает там, где даже нет рельсов. Над городом разгорается алое полотнище, словно от пожара.
   Что такое пожар я знал. Видел как-то в Оханске.
   Но это зарево – не пожар. А что это?
   Тут же яркая вспышка освещает все вокруг. Трамвай, из которого мы с Витькой только что вышли, вспыхивает огромным огненным шаром.
   Что это?
   Бросаюсь к месту взрыва. Валерка с трудом поспевает за мной. Никаких следов. Лишь Витька Пеннер прижимает к груди оранжевую папку.
   Отхожу за стеклянную дверь магазина. Проплывает, чуть не задевая плечи стенами, длинный узкий коридор. Перед глазами открывается уставленное стеклянными витринами помещение. Подхожу к ближайшей витрине. Внутри вижу…

   И тут я проснулся. Ну и сон.
   К чему бы это?
   Бабушка говорила, что сон, приснившийся с четверга на пятницу – вещий, то есть показывает, что будет.
   Может, это и связано с нашими предстоящими планами. Нам с Витькой сегодня нужно обязательно идти на тренировку. Вскоре состоится внутреннее первенство, поэтому тренироваться надо интенсивнее. А к стадиону добираться приходится именно на трамвае. Можно, конечно и на троллейбусе, но мы как-то к этому не привыкли.
   Не успел я выпить кружку чая, как у двери уже трезвонил Пеннер.
   Как всегда.
   – Что телишься? – почти закричал он прямо с порога. – Мы уже опаздываем.
   Как так – опаздываем? Я посмотрел на висевшие над столом часы-ходики. Оп-па! Действительно, следует поторопиться, если мы хотим прийти вовремя.
   Двор встретил нас снежным великолепием. Иней покрыл каждую веточку, каждое деревце и кустик, словно пушистым одеялом.
   В голове неожиданно зазвучали строки:

     Выпал снег, такой желанный,
     Выпал снег ночной порой,
     И улегся долгожданный
     Белым на земле ковром.

     Он лежит пушистый, нежный,
     Словно сказочный покров.
     Белой черточкой небрежной
     Ветви тронуты кустов…

   Что это вдруг на меня нашло? Стихов мне еще не хватало. Никогда до этого я и не пробовал их сочинять. Видимо, вчера что-то во мне сдвинулось. Впрочем, некогда мне с этим разбираться. Нам нужно спешить.
   Мы бегом помчались к остановке.
   Быстрей! Вот и трамвай уже появился…
   Промелькнула закрывающаяся дверь, пропустив нас в вагон почти в самый последний момент.
   Ехать предстояло несколько остановок. Я решил использовать это время, чтобы пересказать Витьке свою гипотезу про Атлантиду.
   Первоначально Пеннер внимательно слушал мой сбивчивый рассказ. Неожиданно ноздри его дернулись. Витька точно что-то унюхал. Но что? Мне было непонятно. У меня всегда были проблемы с запахами.
   – Дымом пахнет, – наконец, медленно произнес мой друг.
   Я посмотрел по сторонам. На память тут же пришел сон. Как бы еще и вспышки не было.
   Салон уже затягивал дымный туман. Ничего себе.
   – Сон в руку, – проговорил я еле слышно.
   – Выходим! – прокричал Витька, как только трамвай остановился.
   Мы стремительно выскочили на улицу. Вместе с нами на остановке оказались и остальные, редкие в это время пассажиры. Ноги мои скользнули по льду. Еще немного, и я растянулся бы. Я устоял лишь ухватившись за друга. А он ухватился за меня. Так мы и устояли на скользком раскатанном льду.
   Трамвай двинулся дальше. За ним тянулся густой черный шлейф дыма. Мгновение спустя среди дыма появились языки пламени. Пылающий вагон мчался по снежной улице, и в этот момент снег действительно был ослепляющее белым.
   Надо же, как вовремя мы успели выскочить.
   – Пошли домой, – произнес Пеннер, – не пойдем сегодня на тренировку.
   – Ага, давай, не пойдем, – согласился я.

   Перед уроком я разложил перед собой тетрадь с началом рассказа об Атлантиде. Ручка заскользила было по бумаге. Однако, дальнейших мыслей в этой теме не находилось. Перед глазами все стоял огромный столб черного дыма и горящий трамвай.
   Я тряхнул головой, избавляясь от наваждения.
   «Надо думать о чем-то другом, – промелькнула мысль, – Вот только о чем? Может, о заснеженном городе?»
   Мне вспомнились стихи, сочиненные утром.
   Строчки ровно легли на страницу.
   Маловато, может еще что-нибудь добавить?

     На крыльце, и на дорожке
     Не видать еще следов.
     Щеки, уши осторожно
     Щиплет утренний мороз.

     Пролетают резные снежинки,
     Устилают собой пустоту.
     Опасаюсь вступить на тропинку.
     Не хочу нарушать красоту…

   Несколько отклонился от листа, чтобы посмотреть со стороны. Стихи мне самому определенно понравились.
   – Что это у тебя? – звонкий Светкин голос ворвался в мысли.
   Ее рука ухватила листок.
   – Отдай! – завопил я, бросаясь за соседкой по парте.
   – Ага! Разбежалась! – Светка выскочила из класса.
   Не побегу же я за ней. Вдруг еще что подумают.
   Буквально через пару секунд Светка вернулась. На лице ее застыло презрительное выражение.
   – Забирай свою фигню, – она небрежно бросила тетрадь передо мной…

11

   Пеннер совсем забросил тренировки после случая с трамваем. Впрочем, и я сам ходил с неохотой. И уж, конечно, не пользовался трамваем. Мало ли что может еще случиться. вдруг в другой раз не получится выскочить вовремя?
   Несколько раз я пытался уговорить Витьку, но переубедить его оказалось невозможно.
   Что за невезуха?
   Вот с Витькой и в прошлом году так же было. Но уж и тут ничего не поделаешь. Пришлось идти одному. А какой интерес заниматься в одиночку? У меня как-то не получилось сблизиться с остальными нашими фехтовальщиками. Девчонки тоже теперь занимались отдельно, больше не приходилось спорить из-за рапиры. А интересно было бы увидеть ту – давнюю противницу…
   Я медленно шел по улице, слегка загребая ногами свежевыпавший снег. С ясного, без единого облачка, ярко-голубого неба светило солнце, но вместо ожидаемого вроде бы тепла наступали холода. Постепенно подмораживало. Крепчающий мороз, папа почему-то называл его ядреным, ощутимо щипал щеки. Приближался новый год. А какой же новогодний праздник без обжигающего морозца? Не сильного, но ощутимого. Деревья стряхнули недавние шубы из мохнатого инея и стояли гордо и прямо, словно бросали зиме вызов. Мерное покачивание ветвей в воздухе внезапно напомнило мне скупые, отточенные мастерством, движения фехтовальщиков. На мгновение мне послышался лязг клинков. Я даже остановился.
   – Что встал? – глухо прошелестели рапиры деревьев. – Иди вперед.

   Первое, что бросилось мне в глаза – присутствие среди тренирующихся нового человека. Чем-то неуловимо знакомым показался весь его вид. Я пригляделся…
   – Лешка, ты?
   Это же был тот самый Лешка, с которым мы познакомились еще на теплоходе, с кем гоняли сделанные из спичечных коробков кораблики по нагретому металлу тентовой палубы.
   Откуда он взялся?
   – Вы знакомы? – удивленно проговорил Генка Белянов – один из тех двоих, что затеяли примитивный бой во время самой первой тренировки.
   Ответить я не успел. Из тренерской вышел Виктор Алексеевич. Пришлось спешно строиться.
   – Сегодня будем биться, – изрек Виктор Алексеевич сразу после построения. – Я знаю, как вы долго этого ждали.
   Как биться? Мы ж изучили только отдельные атаки и защиты. Нам далеко еще до боев.
   – До одного укола, – продолжал между тем тренер, – По круговой системе. Каждый с каждым.
   Вот тебе – приехали, как любит говорить бабушка. Я оглядел возможных противников. Их восемь…

   ***

   Двор капитана де Тревиля. Блестят шпаги. Ожидаются схватки за чин лейтенанта мушкетеров. Де Тревиль должен обратить на меня внимание, он должен заметить, что только я достоин патента.
   Разбиваемся на пары. Против меня выходит длинный худой Лерг. Этот точно, один из претендентов на лейтенантский патент. Я не должен допустить его победы. Он движется медленно, вкрадчиво, совсем как наша кошка Дунька. Значит, может так же мгновенно перейти в нападение. Точно. Он проводит стремительный выпад. С огромным трудом успеваю подставить клинок. Перенос, длинный выпад в стиле д’Ориоля. Шпага изгибается дугой. Один есть.
   Воюш. Владимир дерется бесшабашно, легко. Может, это и неправильно, но его бой напоминает песню, а лязг клинков воспринимается как музыка акк… омпа… немента. Атака – защита – контратака. Попадение. Победа.
   Перевожу дух…

   ***

   На бой вышли Виталик Картышев и Славка Светлаков. Неожиданно, вид чужого боя заворожил меня. Виталик стремительно атаковал. Еще немного – и его клинок достигнет цели. Забыв все правила защиты, Славка размашисто отмахнулся от выпада Виталика и, шагнув назад, не удержал равновесия и свалился на пол. Рука подняла маску. Лицо Славки перекосило страдальческой гримасой.
   – Поднимайся, – голос Виктора Алексеевича прозвучал неожиданно сердито, – и не забывай о технике. Пользуйся всеми изученными защитами. Они снова встали друг против друга. Виталик опять атаковал. Славка на этот раз взял защиту более успешно. Снова атаковал Виталий. Я не успел заметить как Светлаков нанес укол. Ничего себе – Славка одержал уже три победы.

   Против меня выходил уже Нечаев. Его манера боя оказалась довольно странной. Такого я никак не ожидал. Он действовал, что называется, ударами в оружие. Это его и подвело. Он совсем забыл об атаке. Вот тут-то я его и зацепил. Теперь и у меня стало три победы.
   Следующий бой с Денисом дался мне тяжело. Денис – самый невысокий из всех, и к тому же верткий и ловкий. Его клинок будто одновременно окружал меня со всех сторон. Мне все никак не удавалось найти дырку в его обороне. Но тут помог случай. Денис чуть помедлил в отражении моего выпада, и моя шпага достигла цели.
   Четыре победы!
   Генка Белянов. Я вспомнил, что хотел переговорить с ним. Эх, не вовремя я вспомнил об этом. Говорил же Виктор Алексеевич, что все посторонние мыслм надо оставлять за дорожкой. Так и вышло, что первая же Генкина атака увенчалась успехом.
   Виктор Алексеевич укоризненно покачал головой.
   Неужели он на меня надеялся?
   Небольшой отдых перед следующим поединком.
   Кстати, с кем, теперь, мне предстояло встретиться?
   Ого!
   Игорь Максимов. Тут надо бы поднапрячься. Игоря нам все время приводили в пример. И техника-то у него идеальная, и дисциплина, и… много всего еще. Я решил использовать его склонность к стандартным действиям. Почему-то именно сейчас мне снова вспомнился тот бой Генки и Славки. Вряд ли Игорь будет ожидать такого нарушения техники…
   Я вышел на бой с Игорем в твердой надежде одержать победу. Я стремительно рванулся в атаку. Игорь почти бежал, отступая. Я, догоняя его, ринулся вперед, применив атаку стрелой. На удивление, мой клинок ткнулся в колет противника. Ошеломляющая победа.
   Славка. Вот пришла очередь встретиться и с ним. Почему-то именно его я считал главным соперником.

   ***

   Вячеслав. Нет, он не из мушкетеров. Это – замаскированный гвардеец кардинала. Я должен победить. Вячеслав выходит против меня. В глазах сверкает сталь, сравнимая с блеском шпаги, направленной на меня. Насколько я знаю, он любитель беспрерывных атак. Интересно, как ему понравится подобный способ ведения боя.
   Не тратя ни мгновения на разведку, я бросаюсь в атаку.
   Выпад! Четвертая защита, и отход.
   Ответная атака. Отбив в третью позицию.
   Снова атакую. Шестая защита. Вячеслав словно пропускает мой клинок поочередно по бокам.
   Провожу еще одну атаку. Седьмая защита.
   Теперь атакует он. Шпага Вячеслава выполняет перенос. Выпад. Спешно отхожу на пару шагов, вытянув вооруженную руку в направлении противника.
   Вячеслав принимает клинок шпаги на жалобно звякнувшую гарду. Острие шпаги Вячеслава больно ткнулось в грудь.
   Поражение…

   ***

   Последний бой. А как же я устал. Виталик, наверное, устал не меньше?
   Поединок с самого начала пошел как-то неровно. Я почти не видел противника. Лицо под маской заливалось потом. Вот бы снять. Но нет… Не сейчас. Еще немного – и…
   Не успел. Виталик нанес укол почти под маску…
   В итоге: пять побед и три поражения. Как и у Светлакова. Лучше выступил только Игорь Максимов. Он проиграл только мне…

12

   – Готовьтесь, – торжественно проговорил папа.
   – К чему?
   – Мы едем в Нытву на встречу Нового года.
   Вот ничего себе. Зачем это нам куда-то ехать? Ладно бы папе самому. Где-то там, насколько мне известно, проживал папин закадычный друг. Так пусть бы один и ехал. Нас-то зачем тащить?
   Я, например, остался бы лучше дома. Сходил бы на катушки около дворца Ленина. Там обычно в новогоднюю ночь проходили массовые гуляния. И мы бы с Пеннером могли неплохо поиграть. Можно было бы и Витьку позвать. Может, и Генка с Лешкой присоединились бы. Самое главное, что ведь почти договорились. А сейчас все рушилось. А мне даже и не предупредить о моем отъезде. И все из-за того, что отцу вдруг захотелось встретиться с Сергеем Ивановичем, или как я привык его называть еще в детстве, дядей Сережей.
   – У меня же тренировка, – попытался я найти повод остаться.
   – Сегодня? Тридцать первого? А разве вас не распустили на каникулы?
   Мне оставалось подавить тяжелый вздох. Папа снова угадал. Действительно, следующая тренировка была назначена лишь на пятое число. Как раз в мой день рождения. А до этого дня еще почти неделя. Не отвертеться. Придется ехать. А, впрочем, что еще мне оставалось? Все равно рассчитывать на то, что меня оставят дома одного, не приходилось…

   Автобус мчится по горной дороге. Мимо пролетают отвесные скалы, перемежающиеся заросшими густой зеленью склонами. Где-то в высоте виднеются увенчанные снеговыми шапками вершины. Время от времени они озаряются ярким огнем. Это солнечные лучи отражаются от кристаллов льда.
   Автобус останавливается. Перед нашими глазами скала почти полностью затянутая свисающими нитями растений. Что ту интересного. Разве что привязанные многочисленные разноцветные ленточки. Зачем бы это? Приглядываюсь внимательней – вдруг я чего-то пропустил. И как я сразу не увидел. Вся поверхность скалы словно сочится водой.
   ВОДОПАД.
   Окружающие стремятся умыться. Следую их примеру. Вода неприятно холодит лицо.
   Спешно возвращаюсь в автобус с желание больше никогда из него не выходить.
   Прижимаюсь носом к самому стеклу окна. Дорога почти возле самых колес обрывается в пропасть. Дух захватывает глубина пропасти, особенно при быстром движении. Кажется, вот-вот и мы устремимся навстречу далекому дну…
   Автобус сильно встряхивает. По днищу словно ударяет молот…

   – Уснул что ли? – папа тряхнул меня за плечо, – Мы приехали.
   Я недоуменно огляделся. Вместо извилистой горной дороги передо мной находился заснеженный, насквозь промороженный город. Оставалось лишь глубоко вздохнуть.
   Мимо потянулись унылые, по самые окна засыпанные снегом, двухэтажные дома. Печальная картина. Зато хоть снег чистый, не то что у нас в городе.
   Наташка вырвала руку и плюхнулась прямо в сугроб, скрывшись почти полностью. Звонкий хохот отразился многоголосным эхом по тихим улочкам. Пришлось вытаскивать сестренку наружу. Теперь она сама напоминала маленький сугробик.
   – Опути-ка, – сердито отпихнулась она от моих рук.
   Развернулась и побежала.
   Не прошло и секунды как она снова оказалась в сугробе. Ну что тут поделаешь. В очередной раз выгребли Наташку из-под снега. Мама крепко взяла девчонку за руку.
   – Опути, – завопила Наташка, – я сама!
   Дома вокруг нас постепенно сменились на более современные пятиэтажки. Папа начал пристально вглядываться в номера домов.
   – Здесь, – он решительно направился к подъезду одной из пятиэтажек.
   А дальше все почти так же, как и у нас. Мы прошли по пыльным бетонным ступенькам. В углах мелькали подозрительные пятна. Кое-где валялись затоптанные окурки.
   Дверь на третьем этаже открылась сразу при нашем приближении, даже звонить не пришлось. Навстречу нам вышел дядя Сережа. Странно, но раньше он мне казался большим и крупным, а теперь оказалось, что он даже не выше папы.
   – Привет, – проговорил он, протягивая руку.
   Я тоже приветствовал его рукопожатием. Мимоходом удивился. Я никак не ожидал, что рука его окажется такой мягкой. Насколько я помнил по рассказам отца, дядя Сережа – Сергей Иванович – служил в армии подводником. Как же, в таком случае…
   – А это кто у нас? – Сергей Иванович наклонился к Наташке.
   Наташка все еще стояла вся в белом, так и не отряхнувшись от снега.
   Она хлопнула варежкой по шубке. Во все стороны полетела снежная пыль.
   – Я – Наташка Лёшаевна, – гордо проговорила Наташка.
   Я чуть не расхохотался. Наташкина варежка повисла на резинке. Девчонка протянула ладошку дяде Сереже.
   – Даже так? – в голосе папиного друга не слышалось ни капли насмешки, – ну, проходи, Лёшаевна, в комнату…

   До наступления Нового Года времени почти не оставалось. Мы быстро разделись и прошли было в комнату. И тут настроение мое резко ухудшилось: я увидел стол, накрытый к празднику. В самой середине стола стояли бутылки. Куда ж без них? А это как раз то, что мне никогда не нравилось в праздниках.
   Уголком глаза я заметит, как переглянулись папа с мамой. С чего бы это? Вряд ли из-за меня.
   – Андрей, – отец обратился ко мне совсем как к взрослому, – Сергей предлагает вам с Наташкой, – тут он запнулся, – отметить праздник в соседней квартире.
   Нас нагрузили различными вкусностями и отправили в квартиру напротив. Насколько я понял, хозяева квартиры отмечали праздник у Сергея Ивановича. Потому-то нам и нашлось там место. А вот куда девались дети дяди Сережи?

   Наташка увлеклась какими-то игрушками. В моем присмотре она явно не нуждалась. Зато я получил возможность осмотреться. Раньше мне никогда не приходилось встречать квартиру с большим, чем одна, количеством комнат. А тут их было целых три.
   Я расположил еду в кухне, а сам прошелся по комнатам. Меня поразило небывалое количество книг. Взгляд мой скользнул по корешкам. Надо же. На полках стояли книги абсолютно разных направлений деятельности.
   А вдруг среди них найдется и что-нибудь, что могло бы меня заинтересовать?
   Мои поиски стали более предметными.
   Я перебирал книгу за книгой. Внезапно сердце мое восторженно замерло. В руках я держал толстенную Энциклопедию по фехтованию. Не может быть, но это самое то…
   Я устроился за столом. Страницы замелькали у меня перед глазами. Чего там только не было. И кое-какие исторические сведения по каждому виду оружия, и основные стойки и приемы. Клад.
   Как бы заполучить эту книгу себе?
   Спрятать целиком, а потом увести домой? Нет, не получится. Слишком толстая. А может просто вырвать только то, что нужно именно мне? Я огляделся по сторонам. Наташка по-прежнему возилась с игрушками, не обращая на меня ни малейшего внимания. Но что именно взять?
   Стремительно зашелестели перелистываемые страницы. Что выбрать?
   Ага!
   Вот оно: фехтование на шпагах…
   – Анд’ей, – Наташкин голос за спиной раздался совершенно неожиданно, – что ты де’аешь?
   Хорошо, что я еще не успел вырвать ни одной страницы. Как бы я сейчас выглядел? Взгляд мой лихорадочно шарил по комнате.
   Скрипка! Я долгое время хотел попробовать на ней сыграть. Очень медленно инструмент коснулся моей руки, уперся в плечо. Щека легла на край скрипки. В руку прыгнул смычок.
   Я увлеченно водил смычком по струнам. Мне казалось, что звучит музыка.
   – Ну как? Здорово я играю?
   – До’ово, – кивнула сестренка, – но не иг’ай бо’ше…

13

   Первый же день после каникул начинался с урока физкультуры. Владимир Егорович – наш физрук – еще до каникул обещал, что в третьей четверти физкультура будет проходить на лыжах.
   Дома у нас лыж не было. Разве что мои старые, теперь Наташкины, детские. Мне они никак не подходили. Купить же новые никак не получалось. Тем более, кто-то из ребят говорил, что в школе есть какое-то количество лыж для тех, у кого их нет. Проверить это высказывание пока не представлялось возможности. Да и как проверишь, если мы вставали на лыжи только в первом и во втором классе. Все не было постоянного учителя. Теперешний физрук лишь в этом году пришел.
   Собрался я и пришел в школу, как есть, то есть без лыж.
   Владимир Егорович посмотрел на меня критически. Конечно же, ведь я единственный оказался нуждающимся в спортинвентаре.
   – Ну, пошли, что ли, – физрук хлопнул меня по плечу.
   Ага, сейчас я и увижу тайную комнату с запасными лыжами, кедами и всем прочим подобным.
   Однако далеко идти не пришлось. Владимир Егорович открыл каморку рядом со своей комнаткой. В лицо пахнул специфический запах. Примерно так же пахло и в тренерской фехтовальной секции.
   – Выбирай, – физрук махнул рукой в сторону нескольких пар лыж, – знаешь как?
   Я только кивнул.
   – Добро, выберешь, захлопнешь дверь, и догоняй…
   Когда я вышел на улицу, ребята уже ушли. Только длинный лыжный след тянулся к лесу…

   ***

   Плотно выглаженная лыжня бежит вперед, заходя в лес. Я шагаю прямо по ней. Но на мне нет лыж. Мне не нравится пользоваться этими загнутыми досками. Мне постоянно чудится какая-то нарочитость в движениях любого лыжника, какая-то неестественность. Поэтому я иду просто пешком. Лыжня не проваливается под моими ногами, лишь слегка осыпаются края. Шаг мой уверенный и твердый. Снежный покров пятнают редкие следы. Вот этот след оставлен проскакавшим зайцем. А тот, похожий на собачий, дело лап волка. Небрежная стремительная черта, сорвавшая часть снежного гребня – след крыла птицы.
   Со всех сторон меня окружают засыпанные снегом деревья. Пушистый иней толстым слоем окутал даже толстенные стволы. Припорошенные снегом и инеем кусты напоминают сказочных животных. В снежных кристалликах россыпью разноцветных камней отражается солнце. Кажется, вот-вот из глубины леса появится нечто…
   Оглушительная тишина царит вокруг. Внутрь меня закрадывается тревога. Ладонь опускается на эфес шпаги. С легким шорохом, чтоб не услышал возможный противник, выползает из ножен клинок. Блик холодного зимнего солнца удобно устроился на самом острие.
   Неожиданно слабый звук наполняет сказку зимнего леса. Замираю, прислушиваясь. Теперь ясно различаю, что это плачь.
   Разве можно лить слезы в такой сверкающей сказке?
   Плачь все ближе.
   И вот передо мной, прижавшись спиной к дереву, прямо на снегу – нет, не на снегу, а на лыжных обломках, сидит и плачет…
   СВЕТКА?
   Ее тут только не хватало…

   ***

   Лыжня завернула и вновь вывела меня к опушке.
   Где же одноклассники?
   Не мог же я не заметить их в лесу. Или я где-то не там свернул, может, замечтавшись, я просто лыжню перепутал. Вполне возможное дело, этот лес давно уже стал местом лыжных прогулок почти всего района. Лес там расчерчен вдоль и поперек.
   Придется мне попробовать силы в распутывании следов.
   Я пригляделся. Этот след, свежий, мой. Ребята явно должны были оставить более глубокую, но и более раскатанную лыжню. Я прошел еще некоторое расстояние, метров, может, пять или десять. Из-под моих ног уходили два абсолютно одинаковых следа. Который из них тот, что нужен мне?
   Правый или левый?
   Левый или правый?
   Они оба могут им оказаться.
   Что же делать?
   Выход может быть только один. Одно из двух: или я найду ребят, или опять проделаю лишний круг по лесу.
   Правый или левый?
   Левый или правый?

   Мне вспомнилась старая притча: «У одного старика в хозяйстве было два петуха. Белый и черный. Петухи очень дружили между собой. Настали голодные дни. Чтобы спасти себя от голода старик должен был зарезать одного из петухов. Но какого резать? Белого или черного? Задумался старик:
   – Зарежу белого – черный будет скучать. Зарежу черного – заскучает белый.
   Думал старик, думал. Ничего не мог придумать. Решил он спросить совета у мудреца. Пошел к мудрецу. Объяснил ему ситуацию. Выслушал мудрец старика.
   – Режь черного!
   – Но ведь белый заскучает.
   – Черт с ним, пусть скучает».

   – Пусть скучает, – махнул я рукой и направился по правой лыжне.
   Снова потянулись мимо меня засыпанные пушистым снегом кусты. Слегка поскрипывали на морозце сонны и ели. Белыми продолжениями сугробов вытягивались стройные березки. Вот притаившийся зайчик. Даже черненький сучок в виде глазика оказался точно в том месте, где и должен бы быть. Далее несколько сгрудившихся запорошенных деревьев, сейчас не видно каких, образовали ажурную крепость.
   А вот и ели выстроились словно хрустальные ворота в сказку. Вот бы все это описать.
   Но как?
   Я уже и думать забыл о поиске следов, лишь восторженно смотрел вокруг.
   Звонкие голоса откуда-то из глубины леса нарушили сказочное очарование.
   Я вздохнул и направился навстречу одноклассникам, возвращающимся в школу…

14

   – Давай поиграем, – с порога предложил Витька, ввалившись ко мне ранним утром.
   Я еще даже еще не успел свернуть матрас. Пришлось его сворачивать при неожиданном госте.
   Появление Пеннера поразило меня, что называется до глубины души. Обычно мой друг так рано никогда не поднимается. А уж тем более дойти до меня – для него это вообще великий подвиг. Разве что на тренировку он еще мог выйти в это время, но он давно забросил фехтование.
   Я же еще ходил в секцию. У нас вскорости ожидалось внутреннее соревнование, на котором будет решаться вопрос об участии в городском первенстве. Мне очень хотелось туда попасть, а для этого следовало потрудиться. В последнее время мы занимались почти каждый день.
   Но вот сегодня выдался, пожалуй, один из немногих дней, когда тренировки не было. Иначе Витька мог и не застать меня.
   – Ну что ж, можно и поиграть, – согласился я, – а во что?
   Мы встречались теперь очень редко, разве только в школе. И, естественно, нам было абсолютно не до игр.
   А поиграть-то хотелось.
   И тут Витька увидел стоящий в углу обломок шпаги. Не так давно я сломал этот клинок на тренировке. Зачем я его принес домой?
   Глаза друга загорелись.
   Ага! Значит не совсем он отказался от мысли о фехтовании.
   – Может в фехтовальщиков? – предложил я, в надежде, что хотя бы таким образом я смогу возвратить ему интерес к секции.
   На лице его появилась странная гримаса разочарования.
   – Не-а. Это мне теперь неинтересно.
   – А чё так?
   – Спортивное фехтование не красивое, – глубокомысленно проговорил он.
   Я аж задохнулся от возмущения. Как это – не красивое?
   – Я тут нашел классную книгу, – Витька вытащил из портфеля, явно собирался сразу от меня идти в школу, потрепанную книгу в черной обложке с нарисованными шпагами и надписью «Сценическое фехтование». – Я теперь вот этим решил заняться.
   – Ух ты, здорово. Ну, тогда и играть надо на эту тему.
   Вот тут-то бы и пригодилось оружие, выструганное из доски еще в прошлом году, когда мы с двоюродным братом жили у бабушки на Висиме. Сражались мы тогда почти каждый день. Каждый успел себе по нескольку видов оружия выстругать. У меня с того времени осталась сабля и меч. Дума, что уж и не пригодится.
   – Саблю мне! – ухватился Витька за рукоять изогнутого клинка.
   Я вспомнил, что недавно читал книгу про гуннов. Как она называлась? Впрочем, не все ли равно.
   – Играть будем в кочевников и горцев…

   ***

   Яркое горячее солнце светит над бескрайней степью. Жара заставляет воинов обнажиться до пояса. Металлические доспехи накаляются до такой степени, что прикосновение к ним вызывает ожоги. Именно это время решают использовать племена кочевников.
   Многочисленная армия могущественного вождя кочевников, знаменитого Хмель-хана, движется войной в горы. Горцы, возглавляемые молодым вождем, готовятся отразить нападение кочевников.
   Хмель-хан подъезжает к подножью гор на лошади. Едет по узкому ущелью. Цокают по камням подкованные копыта, высекая колючие искры. Навстречу ему выезжает предводитель горцев.
   – Покоритесь нам, – гневно говорит Великий хан кочевников, – сложите оружие.
   – Никогда вам не покорить нас, – молодой горец выхватывает длинный прямой меч.
   В руке Хмель-хана появляется его клинок. По ущелью разносится звук скрестившегося оружия. Противники обмениваются серией ударов…

   ***

   Да уж. Фехтовать, сидя верхом на стуле, совсем не то, что на дорожке. Особо умением тут не блеснуть.
   Мне никак не удавалось применить в этом поединке ничего из изученных в секции приемов. Наши силы и умения оказались почти равными. Вот если бы я встал на ноги, то… Но в таком случае бой будет несколько несправедливым. Витька, хоть и ходил в секцию, но очень недолго. По сравнению с ним у меня уже было преимущество. Поэтому приходилось биться, не по фехтовальным правилам.

   ***

   …На сгрудившихся в ущелье кочевников сыплются огромные камни, запирая все выходы. Испуганные скакуны встают на дыбы, сбрасывая наездников. Оставшиеся без лошадей, кочевники бестолково бегают по дну ущелья в поисках выхода. Немного позже с окружающих склонов густо летят стрелы. Кочевники в панике. Отдельные, наиболее хладнокровные, воины пытаются отвечать на выстрелы, но тщетно. Горцы умело прячутся за камнями. Их стрелы более успешно находят цель. Валятся многочисленные убитые. Крики раненых далеко разносятся в горах.
   Только некоторым из них удается вырваться из смертельного ущелья. Снова в бою встречаются оба военачальника.
   Кипит жаркая схватка. Громко звенят клинки. Никому не удается добиться победы. Раз за разом раны покрывают тела противников. Льется кровь. На какое-то время продвижение кочевников приостановлено.
   Хмель-хан поворачивает скакуна, уходя от схватки.
   – Мы еще встретимся, – непримиримо говорит он, обращаясь к вождю горцев.
   Стучат по камням копыта. Густыми клубами поднимается пыль.
   – Мы еще встретимся! – слышится затухающий крик военачальника кочевников…

   ***

   Оп-па, ну, мы и заигрались. Я мельком взглянул на часы. До школы оставалось всего несколько минут. Мы успеем на урок только если поторопимся.
   Мы выскочили на улицу. Мы сразу же попали в круговерть февральской метели.
   Быстрей, быстрей.
   Мелькали мимо мелкие колючие льдинки, как густая снежная пелена. Нам приходилось бежать, чуть ли не на ощупь.
   – Здорово поиграли, – крикнул Витька, стараясь перекричать шум и свист метели. – Завтра продолжим…
   – Завтра у меня тренировка, – возразил я.
   Дверь школы открылась. Мы оказались в вестибюле.
   – Тогда, не завтра, – вздохнул он, – а как-нибудь в другой раз, – и добавил. – А продолжить все равно надо…

15

   Вот уже целую неделю Витька старательно что-то записывал, а вид его при этом был достаточно загадочным. Пеннер старался ни с кем не общаться. После уроков сразу убегал домой. Поговорить с ним не представлялось ни малейшей возможности. От любых вопросов он просто отмахивался и так же поспешно исчезал.
   Наконец, на последнем уроке я не выдержал.
   – Чё это у нас с Витькой? – обратился я к Светке.
   Она ответила таким удивленным взглядом, что я аж закашлялся.
   – А я-то почему должна знать?
   Ну, надо же думать, у кого спрашивать. Явно же не у Светки. Откуда ей знать? Она повернулась к парте Витьки и пристально на него посмотрела. Пеннер опять что-то писал, низко склонившись над тетрадкой.
   – Что же все-таки он там строчит?
   – Стихи пишет, – уверенно произнесла Светка.
   – Чё-ё-ё?
   – Ну, да, – она тряхнула головой так, что волосы прямо хлестнули ее по лицу. – праздник же приближается.
   Вот ведь девчонки. О чем только думают? Впереди, конечно, нас ожидал международный женский праздник. Но не связано же все с этим. Надо же, стихи… да еще и к празднику.
   Хотя…
   Как там я писал когда-то:

     Весна пришла к нам в город
     А вместе с ней грачи
     И побежали с горок
     Веселые ручьи

   Вроде бы так…

   Я посмотрел в окно. Весна в этом году выдалась ранняя и быстрая. Вроде только еще начало марта, а в городе она уже вовсю разгорается. Деревья, правда, еще мокрые и голые, но сугробы повсюду уже усели, превратившись в неопрятные, серые кучи грязного снега.

   «Весна пришла – весне дорогу»

   По правде говоря, весна мне совсем не нравится, особенно ранняя, когда еще не стаял весь снег, когда неизвестно что может появиться из-под сугробов. На улицах промозгло и сыро. Грязь вытаяла из-под снега, но под тончайшим слоем грязевого месива прятался невероятно гладкий лед. Поэтому ходить надо крайне осторожно, дабы не навернуться.
   Неожиданный хлопок по плечу заставил меня обернуться. Валерка Курочкин протягивал свернутый листок бумаги.
   Записка!
   Меня поражал Валерка. Только в начале года он новичком пришел к нам в класс, а сейчас он уже чуть ли не возглавляет Совет отряда – во всяком случае, спортивный сектор полностью под его началом. Ну, да, он же каким-то спортом занимается, не знаю, правда, каким. Да, это и не важно.
   Развернул Валеркину записку. Меня поразил его необычайно ровный почерк. Так красиво я, например, не писал никогда. Нет, однажды было. В первом, или во втором, классе…

   ***

   Идет контрольный диктант, не то за четверть, не то за год. Стоит вопрос о итоговой оценке. Естественно хочется, чтобы она оказалась хоть несколько повыше. А то у меня из-за корявого почерка оценка за русский язык постоянно болталась между тройкой и четверкой…
   Я старательно выписываю буковки. Стараюсь изо всех сил. Рядом старается Светка. Даже кончик косы жует от усердия. Еще чуть-чуть, и язык высунет. Руки нестерпимо чешутся. Так и хочется дернуть за косичку. Но нельзя. Я должен написать хорошо. Буковка к буковке – ровные строки заполняют страницу. Даже глаз радуется, когда я смотрю на результат.

   ***

   Я легко отогнал непрошенные воспоминания и вгляделся в записку. Строчки ровные, но что он там понаписал?

   ОСТАНЬСЯ СЕГОДНЯ ПОСЛЕ УРОКА.
   ЕСТЬ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР ПО ПОВОДУ 8 МАРТА.
   ПРЕДУПРЕДИ ПЕННЕРА.

   – Дай посмотреть, – потянула меня за рукав Светка.
   Опять она лезет не в свое дело…
   Я отдернул руку. Смятая записка спряталась в кармане.
   – Отстань, – проговорил я одними губами.
   Светка демонстративно отвернулась, поджав губы. Ну и пусть себе дуется. Подумаешь. Мне-то какое до всего этого дело? Не очень-то и надо…

   ***

   Конница кочевников снова мчится по степи, чтобы покорить свободолюбивый народ гор. Хмель-хан, злой после недавних потерь в ущелье, на этот раз выпускает вперед разведчиков.
   Горы постепенно приближаются. Армия кочевников замедляет ход. Никому не хочется повторно подставлять себя под камни и меткие стрелы горцев. Вот и печально знакомое ущелье. Движение еще замедляется.
   – Вперед! – командует Хмель-хан, направляя в ущелье разведчиков.
   Разведчики пришпоривают лошадей, вихрем пролетают сквозь иголочное ушко ущелья. Зорко вглядываются воины в нависшие над тропой скалы.
   Никого.
   Впереди виднеется одно из селений горцев.
   Защитники плечом к плечу встают на стенах городища. Предводитель горцев пристально оглядывает готовых к схватке воинов. Взгляд его падает на стоящую неподалеку девушку, вооруженную длинным луком.
   Зеленые глаза девушки смотрят вызывающе.
   – Я тоже могу сражаться, – дерзко говорит она…

   ***

   Звонок оборвал мои мысли на самом интересном месте.
   Я быстро собрал портфель и бросился к двери, надеясь перехватить Витьку у выхода из класса.
   Не тут-то было. Дорогу мне перегородил Курочкин.
   – Ты куда? – Валерка умер ладонь мне в грудь, – я же просил задержаться.
   А почти совсем забыл о его записке.
   Мы столпились вокруг Валерки.
   – Вот что, ребята, – заговорил он свистящим шепотом, – нам нужно подумать о подарках девчонкам.
   – Давайте распределим, кто и кому будет делать подарок, – тут же предложил я.
   Тем более, что у меня уже был готов подарок для Светки. Я собирался ей подарить модель самолета. Мы с папой его собирали осенью. А еще меня ждала модель броненосца «Потемкин». Я, конечно, лучше бы его подарил, но мы не смогли его еще доделать: я не рассчитал и перерасходовал клей. Теперь броненосец так и пылится недоделанный, а вот самолет…
   – Нет, так не пойдет, – возразил Валерка, – сделаем всем одинаковые подарки…

16

   В этот день мы оставались дежурить в классе.
   Витька восторженно помахал перед лицом замусоленной тетрадкой.
   Такой откровенной радости я у него давно уже не видел. В последнее время он, по большей части, словно в черепаший панцирь спрятался. Даже на женский праздник не остался девчонок поздравлять.

   Зато все остальные мальчишки, даже обычно державшийся в стороне Сережка Петухов, приняли участие.

   Вообще-то у нас в классе два Сережки Петухова. Они даже нисколечко не похожи. Один длинный и худой, другой – маленький и толстенький. Друг другу они даже не родственники, но у них и отчества одинаковые. Здорово? И тот, и другой – Владимировичи. А самое интересное, что и живут-то они на одной лестничной площадке. Только у длинного Сережки квартира шестьдесят четыре, а у толстого – шестьдесят пять. Шестьдесят пятый всегда что-нибудь затевает, а вот шестьдесят четвертый, как придет в класс, так за парту сядет, согнется в три погибели – и не подходи к нему.

   Но на празднике даже он песню девчонкам спел. И у него такой голос оказался, что… почти как у тех, кого мы в театре слушали в опере. Совсем неинтересно, половина слов непонятна: потому как все поют.

   А Витька от праздника отмахнулся, быстренько домой смылся.
   – Смотри, что я написал, – проговорил он и сунул тетрадку мне чуть ли не в нос.
   Я внимательно рассмотрел тетрадь. Оказывается, Витька еще и разрисовал ее. У него здорово рисовать получается. Гораздо лучше, чем у меня. Может, именно он и станет художником.
   Тетрадь. На обложке нарисован человек в широкополой шляпе с перьями. Совсем как в кино про мушкетеров. Никак, Витька очередную книжку прочитал. Оттуда и срисовал.
   – Потом посмотришь, – нетерпеливо говорил Витька, – читай лучше.
   Чего читать-то?
   Я раскрыл тетрадь как книгу.

   «ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ»

   Значилось на первой странице.
   Заголовок.

   Буквы под заголовком сложились в слова: «Жарким летним днем по одной из узких улиц Парижа шел молодой человек».

   У меня в «Трех мушкетерах», кажется, есть карта Парижа. Попросил бы Витька у меня книгу. Неужели бы я ему не дал. Тогда бы он смог написать: по улице … Сент-Антуан. Это я вспомнил «Жака Отважного»…

   «Одет он был богато, но небрежно».

   Я пропустил несколько строчек с описанием одежды. Какая разница, как выглядели штаны и куртка этого человека? Успел только прочитать, что сбоку у него висела длинная шпага. Как же без шпаги? Новый д’Артаньян?

   «Невдалеке послышался звон металла. Явно кто-то пытался выяснить отношения с помощью шпаг. Молодой человек ускорил шаги. В пустынном дворике за темным сумрачным домом дрались двое. Искры сыпались с клинков при каждом ударе».

   Интересно, где и когда он видел искры при поединке?

   « – Черт возьми, – вскричал молодой человек и, выхватив шпагу, бросился к дерущимся, – Дуэли же запрещены!
   Оба противника обернулись на крик молодого человека. Две шпаги сверкнули на солнце. Теперь он оба готовы были напасть на него. Молодой человек отступил на шаг, занимая оборонительную позицию. Перед его глазами мелькнул сверкнувший зигзаг. Острие шпаги обошло клинок и легко пронзило плечо молодого человека. Он вскрикнул и повалился на мощеную камнем мостовую. В глазах его потемнело».

   Недолгим же оказался его бой. Кстати, а как зовут этого молодого человека? Я пробежал глазами по всем у написанному. Имени нигде не было. А может Витька просто забыл или имя есть дальше?
   Я перелистнул страницу. Дальше текста оказалось на удивление мало.

   «Молодой человек очнулся в полутемной комнате на застеленной серыми рваными простынями кровати. На деревянном столике возле кровати стоял бокал. Одежда молодого человека, тщательно вычищенная, лежала на таком же, как стол, грубо сколоченном, табурете. Тут же лежала и его шпага.
   Молодой человек поднялся с постели, быстро оделся и, оглядевшись по сторонам вскарабкался на высокий подоконник, собираясь выпрыгнуть.
   – Зачем в окно? – громкий голос от двери заставил его вздрогнуть, – Ведь есть же дверь…»

   Я быстро просмотрел еще несколько страниц. Больше ничего не было написано.
   Пока я читал, Витька все не оставался в покое. Он, то ходил по классу, то садился за парту, громко хлопая крышкой.
   – Ну как?
   – Что как?
   – Как тебе моя книга?
   – Твоя? Откуда списал?
   – Чё это – списал? – обиженно протянул Витька, – я сам сочинил.
   – Сочинил? А дальше-то?
   – Еще придумаю…

17

   Сегодня Анатолий Викторович рассказывал легенду об основании Рима:
   – …Четырнадцатый по счёту царь Альба-Лонги, Нумитор, был свергнут своим братом Амулием.

   ***

   – А-а!!! – в лучах заходящего солнца возносятся вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.
   – А-а! – гулко отзывается эхо и мечется по окружающим каменистым склонам.
   Устрашающая лавина звероподобных людей устремляется вслед за его невнятными затухающими звуками. Все они, как один, завернуты в косматые волчьи шкуры со спутанной до плотной корки шерстью. Головы людей укрывают шлемы в виде голов этих свирепых хищников с жутко оскаленными пастями. Белые клыки ярко выделяются на общем темном фоне.
   Словно в ожидании неминуемой грозы, затихает пораженная природа. Даже недавний легкий и свежий ветерок, благостно овевавший покрытые нежной зеленью холмы, замирает, испуганный стремительными молниями клинков. Всевозможные птицы прерывают многоголосый разговор, во все крылья спеша укрыться в ветвях небольшой рощицы. Только зловещий черный крест, пролетающего на большой высоте стервятника продолжает накручивать широкие круги, зорко высматривая на зеленом полотне возможную добычу.
   – А-а-а! – пронзительный злой крик заглушает натужный топот крепких ног и тяжелое надрывное дыхание бежавших.
   – Впере-е-ед! – огромный вожак широко взмахивает хищно сверкнувшим в наступающих сумерках клинком и направляет острие меча в сторону небольшого каменного здания.
   Навстречу выступает небольшой отряд воинов в сверкающих доспехах и занимает оборону. Блестящие медные шлемы призывно сверкают, отражая последние солнечные лучи.
   – Нумитор, – кричат они, превратив имя своего царя в боевой клич, и бросаются на пришельцев.
   Со звоном и грохотом сталкиваются противники. Проливается первая кровь.
   Словно начищенный бронзовый щит этрусков, солнце бросает на поля боя последний луч…

   ***

   – Ты не слушаешь? – Светкин тычок отвлек меня от мыслей.
   – …Близнецы не утонули и были, по легенде, вскормлены волчицей…
   Ага, конечно, будет вам волчица людей вскармливать. Сожрет, и все дела. Нет, тут уж точно была не волчица.
   Но что тогда?
   Видимо, я произнес это вслух, потому что Светка опять ко мне прицепилась.
   – Ну, о чем ты все время думаешь?
   Вот ведь зараза. Как там папа говорит: «Чтоб тебя – приподняло, перевернуло и шлепнуло».
   – …Ромул убил Рема и стал, таким образом, первым царём Рима. – закончил рассказ Анатолий Викторович.
   Кстати, а о чем я только что мечтал?
   Что-то очень интересное, связанное с тем, что сейчас говорил историк.
   А он, между тем продолжал:
   – Первоначальное население города составляли преступники и изгнанники из других городов.

   ВСПОМНИЛ! Я чуть не закричал в полный голос.

   Замелькали передо мной исписанные листы тетради. Ага, вот, наконец, и чистый.
   ВОЛЧИЦА… ВОЛЧИЦА… Стучало в голове. ВОЛЧИЦА?

   И тут меня озарило. Какая же тут, к лешему, волчица? Люди это.
   Люди?
   Точно, люди из клана Волка. Ну, как индейцы. Недавно какое-то кино про них показывали. Значит, так и запишем: люди-волки!
   В руке, словно сама собой очутилась ручка. Успеть бы записать за своими мыслями. Что я там нафантазировал? Строчки быстро поползли по тетради:

   «Долина озарилась ярким солнечным светом. Приближался вечер. Откуда-то издалека слышался неумолимый грозный рокот моря. Птицы рассыпали звонкие трели.
   По равнине, усыпанной сочной зеленью, двигалось огромное войско.
   – А-а!!! – в лучах заходящего солнца взметнулись вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.
   – А-а! – гулко отозвалось эхо и заметалось по окружающим каменистым склонам.
   Устрашающая лавина звероподобных людей устремилась вслед за его невнятными затухающими звуками».

   Я критически оглядел написанное. Что-то не так. Но, что?

   А вообще здорово! Я отложил ручку, с хрустом размял пальцы.

   – Что там у тебя? – уже в который раз ко мне в записи заглянула Светка.
   Чего ей опять-то надо?
   Но она уже выхватила тетрадку и углубилась в чтение.
   Этого-то только не хватало. Не отбирать же обратно. Мне вспомнилось, как еще совсем недавно все та же Светка в пух и прах раскритиковала начало рассказика об Атлантиде. Впрочем, и мне-то самому он не очень понравился. То ли дело Римская история. Офигенный простор для деятельности.
   Обернулся к Витьке. Интересно, как обстоят у него дела с «Человеком со шрамом»? Мне бы его мнение узнать, а никак не Светкино. У меня гораздо интереснее получается! Я покосился в сторону соседки по парте.
   Щас точно раскритикует. Я замер в ожидании.
   Светка, даже не посмотрев на меня, отодвинула тетради и задумчиво жевала косичку.
   Я схватил свою тетрадь и придвинул к себе. Светка на это не обратила ни малейшего внимания. Вот ведь удивительно. Не похоже на нее…

18

   Теперь и я, вслед за Витькой, занялся писательством. Каждую свободную минуту я старался посвятить этой новой страсти. А этих свободных минут становилось все меньше. Но самое поразительное то, что я совершенно перестал опаздывать.
   Никогда бы не подумал, что полностью занятое время помогает приходить всюду вовремя. Теперь приходилось тщательно планировать каждый день. Тренировки, уроки, домашнее задание, прогулки, игры, а тут еще и новое увлечение. Для него тоже нужно было выделить особое время. Поневоле начнешь придерживаться режима дня.
   Мне вдруг захотелось сделать то же самое, что и Витька: создать свою рукописную книгу.
   Как к этому подступиться?
   Я положил перед собой толстую тетрадь. Это и будет моя книга.
   Оставалось только покрасившее ее оформить. По методу Пеннера идти не хотелось. У него тетрадка оформлена достаточно просто, а мне хотелось соорудить что-нибудь особенное, как в настоящей книге. Чтоб и какое-либо издательство было.
   Первым делом соорудил нечто вроде обложки из альбомных листов. Теперь надо ее разрисовать.
   В этот момент я задумался. С какой начать? Оказалось, что у меня в проекте два замысла. Книга про горцев и кочевников, по нашей с Витькой игре, и недавно начатая по Римской истории. Какому из них отдать предпочтение? Со всех полок на меня укоризненно смотрели корешки солидных книг.
   «Ай-яй-яй, – шелестели они, – разве можно сразу несколько книг писать?»
   Не знаю, может, и можно.
   Но, в таком случае, мне надо изготовить две книжки. А тетрадка только одна. Придется идти еще за одной.
   Я выскочил из дома. Прохлюпала под ногами лужа, перегородившая дорогу возле подъезда. Ботинки тут же заляпались грязью. Неожиданно земля поехала под ногами. Как я забыл о гольном льду под тонюсеньким слоем грязной воды. Хорошо еще, что даже в этой ситуации мне удалось немного сконцентрироваться, а то бы… шлепнулся прямо в грязь. Однако брючина все равно приняла глинистый цвет и промокла насквозь. В ботинке булькало.
   Что теперь делать? Не идти же в таком виде дальше. Пришлось возвращаться.
   – Ну, что ж я так неаккуратно, – сокрушался я, заполаскивая брюки.
   Хотелось бы отстирать грязь до прихода родителей.
   – Не мог что ли сначала с одной книгой разобраться, – бухтел я, – а как-нибудь потом и за другую браться?

   Снова передо мной лежала тетрадь…

   ***

   Мрачная келья озаряется лишь дрожащим кружочком от пламени свечи. Не малейшего движения воздуха не чувствуется в затхлом помещении. Вязкая духота и характерный запах сгоревших свечей густо наполняет помещение.
   В массивной каменной чернильнице стоят несколько гусиных перьев. На грубо-сколоченном столе лежит пачка чистой бумаги. Над листом низко склоняется бородатый монах-переписчик в темной одежде.
   Рука достает перо из чернильницы. Огромная черная капля готова уже сорваться с кончика пера. Но не срывается. Излишки чернил осторожно счищаются о край.
   На листок ложатся ровные буковки. Буковка с буковке. Переписчик так старается, что крупная испарина покрывает лоб. Монах отклоняется назад, рукавом стирает пот. Снова приступает к работе. Перо начинает попусту царапать бумагу. В очередной раз булькают чернила. Ровные строки бегут по листку дальше…

   ***

   Что же мне изобразить?
   На обложке я старательно нарисовал скрестившиеся прямой и изогнутый мечи. Рука моя сама сделала выбор за меня. В этот раз я занялся кочевниками. Как же мне назвать это произведение?
   ВОЙНА КОЧЕВНИКОВ И ГОРЦЕВ?
   Нет, не то. Слишком длинно и неинтересно.
   НАШЕСТВИЕ?
   Тоже не подходит. Вообще что-то непонятное. Мне нужно что-то особенное. Яркое и емкое…
   Я более внимательно посмотрел на рисунок. Меня наполнило неясное ощущение незавершенности. Не хватало какого-то штриха.
   А если… Может, какую драгоценность подрисовать?
   Я схватил мамину шкатулку. Перед глазами промелькнули различные украсюшки.
   – Это то, что надо, – я выхватил, вроде бы золотую, подвеску с изображением летящей птички.
   Птичка? Что-то мне это напомнило. Но что?
   Память принялась лихорадочно вспоминать.
   ПТИЧКА? ПТИЧКА?
   Описание похожего изображения встречалось мне где-то совсем недавно. В какой-то книге. А не в той ли, где я читал про монголов?
   Точно.
   ПТИЧКА – СОКОЛ!
   Изображение летящего сокола помещалось на монгольских охранных знаках, позволяющих их владельцу свободно перемещаться по всему монгольскому государству.
   Как же они назывались?
   Помнится, что изображений было несколько. Там и голова тигра, и лошадь, и летящий сокол. Целый зверинец.
   Мне показалось, что я непременно должен вспомнить это название.
   Хлопнула входная дверь. Звонкий Наташкин голос наполнил квартиру.
   – Андрюша, ты дома? – это уже мама, – посуду вымыл?
   – Анд’юша, посуду помыл? – повторила Наташка.
   Чтоб тебя! Со своими книгами я напрочь забыл о посуде.
   Я запихал украшения обратно и стремглав бросился на кухню. Терпеть не могу мыть посуду, но приходится. Тем более, что утром обещал.
   Горячая вода шумно стучала о раковину.
   И тут я вспомнил.

   ПАЙЦЗА!

   Пайцзами назывались эти монгольские знаки.
   Так я и назову и нашу с Витькой игру, и книгу:
   ЗОЛОТАЯ ПАЙЦЗА

19

   «Шаг за шагом горцы отходили от догоняющей их стены огня. Все, дальше отступать было уже некуда. Горцы, во главе с Рьоги, сгрудились на самой вершине горы, в центре огненного кольца. Ужасный степной пожар полностью опустошил склоны. Жар подступал все ближе, заставляя беглецов больше и больше словно вжиматься друг в друга.
   Наступали последние мгновения.
   Даже, если пламя погаснет, кочевники Хмель-хана сомнут жалкие остатки защитников некогда огромного народа.
   Сквозь языки пламени Рьоги и Кра видели, как кочевники все плотней сжимают кольцо вокруг обреченных горцев…
   Стрелы степняков одновременно опустились на тетивы. Заскрипели сгибаемые луки. Вот-вот многочисленные стрелы накроют Рьоги и его сторонников».

   Что-то мне не нравится такое окончание истории войны горцев с кочевниками.
   Правда, нашу многосерийную игру мы с Витькой именно так и закончили. И никак не переделать. Ну, никак не может маленький горский народ одержать победу над огромной армией захватчиков, как бы ни старался. Да и Рьоги мне нравится.

   – Анд’юша, что делаешь? – ткнула меня в бок Наташка.
   В садик ее не повели – кашляет она, видите ли. Хорошо хоть не мешала мне писать.
   – Книгу пишу, – отмахнулся я, не поднимая головы.
   – Книгу пишешь?
   – Да. Не мешай.
   – А я? Я то-оже хочу-у.
   Вот ведь незадача. Чем бы ее занять?
   Где-то у папы были подходящие листы. Но где? Ни на столе, ни на комоде их не видно.
   Скорее всего, он прятал их в книжном шкафу. Там дверца на ключ закрывается. Ага. Они там и от меня что-то пытались прятать. Бесполезная затея. Так я еще в прошлом году научился открывать эту дверцу…
   Открыл бы и сейчас, но… Наташка. Совсем не хотелось, чтобы она узнала мою тайну, а потом и родителям бы рассказала. Нет, это явно мне не подходит.
   Пришлось мне вырвать несколько страниц из тетради.
   Наташка устроилась возле табурета. Она часто любила играть, изображая стол из этого табурета. Наташка такую игру обычно называла: в начальника…
   Наташка, высунув язык, принялась старательно выводить ровные строчки угловатых зигзагов.

   Фу, слава богу, увлеклась.

   Теперь можно и продолжить…
   На чем я остановился?
   А, да, на том, что мне нравится Рьоги. Впрочем, как я могу не нравиться сам себе? Ведь в игре Рьоги – это именно я. Как-то не хочется убивать себя.
   Что бы такое придумать?
   Может так?

   «Яркий столб света прорезал мрак ночи. Огромное металлическое сооружение словно на невидимых нитях повисло над группой горцев. Открылся овальный люк. На головы обреченных вывалилась веревочная лестница.
   – Забирайтесь сюда, – из открытого люка раздался громкий голос.
   Воины спешно вскарабкались по перекладинам лестницы.
   – Стрелять! – почуяв неладное, скомандовал Хмель-хан.
   Тишину ночи наполнился свистом стрел.
   Звонко застучали стальные наконечники по корпусу небесного корабля. Через мгновение корабль взмыл в воздух. И еще через пару секунд он превратился в яркую звездочку, а потом и вообще исчез в бездонном небе».

   Я поставил последнюю точку в книге. Тяжелый вздох непроизвольно вырвался из груди.
   Спинка дивана прогнулась. Ладонь легко погладила обложку самодельной книги.
   Какое-то приятное чувство удовлетворенности наполнило меня.
   Еще бы.
   Работа нескольких последних недель завершилась. Я с хрустом потянулся. Жаль только, что ни в школу, ни на тренировку идти не надо. Каникулы все-таки наступили. Последние в этом учебном году. Да, впрочем, и Виктор Алексеевич нас распустил на неделю.
   Вот и пришлось мне с Наташкой дома сидеть.
   Похвастаться готовой книгой, пусть даже и рукописной, некому. Вот и Витька потерялся. Они с родителями уехали в деревню.

   – Анд’юша, поиг’ай со мной, – захныкала Наташка.
   Она уже исписала зубчатыми строчками все страницы. И смотрела на меня огромными жалобными глазами.
   – Я не буду с тобой играть, – твердо сказал я.
   Лицо сестренки начало приобретать характерное выражение. Наташкины глаза наполнились влагой. Понятно, еще немного, и хлынут слезы.
   До этого доводить никак нельзя. Уходя, мама сказала, что доверяет мне. Как же я могу не оправдать мамино доверие.
   – Вот смотри, – я указал на разбросанные страницы, – как я могу с тобой играть, раз ты все игрушки разбрасываешь.
   Наташка задумчиво посмотрела на причиненный ею беспорядок.
   – Я сичас!
   Наташка протопала к табурету. Бумага смялась в ее кулаке. В корзину с игрушками полетели смятые листы.
   – А это? – я указал на валяющиеся игрушки.
   Рука Наташки ухватила кубик. Кусок дерева брякнул о игрушки. Следом за ним туда же направилась и кукла Вика, лишенная по воле Наташки одежды.
   – Так не пойдет.
   Наташка смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
   – Викочку надо одеть…
   Когда мама вернулась, мы с Наташкой сидели на полу и играли в куклы…

20

   Каникулы благополучно закончились. Никогда не думал, что буду с нетерпением ждать этого дня. По сути, каникулы как-то пролетели мимо меня. Всю неделю я провел с кашляющей Наташкой.
   Единственное светлое пятно, это то, что я все-таки завершил написание «Золотой пайцзы». Одно это несколько сглаживало пребывание с этой малолеткой.
   Зато теперь я мог и поделиться своим достижением.
   Моя «книга» уютно устроилась в портфеле между учебником истории и альбомом для рисования.
   Щелкнул замок. Ноги протопали по лестнице.
   Жаркое солнце встретило меня сразу по выходу из подъезда. Теплынь стояла почти летняя.
   Деревья стояли голые, мокрые, но уже далеко не угрюмые. Ветви отряхнулись как выкупавшиеся собаки, и теперь гордо устремились навстречу солнцу. Уже еле заметно начали набухать почки. Еще нет той нежной зеленой дымки, характерной для более позднего времени. Воздух наполнился многоголосым щебетанием птиц.
   Апрель. Весна вступила в свои права. Может, еще не полностью, но в самом ближайшем приближении.
   Возникло неодолимое желание вдохнуть свежий весенний воздух полной грудью.
   Снег еще не совсем сошел, но остались отдельные пятна. Многочисленные лужи поблескивали в лучах солнца. Одна из них вальяжно развалилась возле самого дома, перегораживая дорогу.
   Вот она – ложка дегтя в бочке меда.
   Обходить эту преграду не хотелось. Я решил идти вброд.
   – Что такое лужа? Лужа – это море, – громко пел я, пока ноги шлепали по воде, – В ней кусочек солнца, небо, облака…
   Переправа закончилась благополучно. Лужа оказалась широкая, но не глубокая. Я даже ног не замочил, лишь ботинки помылись…

   В класс я вошел, разыскивая глазами Витьку. Ну, а кому я еще мог полностью довериться? Не Светке же… Тем более, что Витька тоже показывал мне своего «Человека со шрамом».
   – Витька, ты мне нужен, – прокричал я чуть ли не с порога.
   Он угрюмо сидел за партой, не поднимая головы. Не случилось ли чего?
   – Что с тобой? – я положил ему руку на плечо.
   – Ничего особенного, – пробормотал он, – нафига я вообще в эту деревню ездил?
   – Да что произошло-то?
   – Что, что? Велик я свой раздолбал.

   ***

   Чуть вздыбленный по середине тротуар бросается под колесо велосипеда. Мелькают реечно-досочные не то поребрики, не то просто небольшие ограничители. Степенно проходят потемневшие от времени избы. Заборы, проснувшиеся после зимней спячки стоят почти по колено в лужах, так, что снизу они аж чернеют от сырости. Во дворах сквозь щели запертых калиток виднеются дощатые настилы, спасающие ноги от хлюпающей грязи.
   Витька, крутящий педали, всматривается в переднее колесо велосипеда. Движение колеса превращает рисунок протектора в длинные непрерывные полосы. Складывается впечатление, что колесо вот-вот выскочит и начнет самостоятельное путешествие.
   – Эй, посторонись, – кричит кто-то сзади.
   Витька резко выворачивает руль.
   Велосипед ударяется в поленницу…

   ***

   – Так и получилось. – печально закончил он рассказ, – на переднем колесе «восьмерка», рама погнулась. В общем – хана велику. Да и сам весь в синяках.
   Как-то мне неудобно стало обращаться к нему с моей книгой. Я повернулся и медленно поплелся к парте.
   Тяжело плюхнулся на сиденье.
   – Чем в каникулы занимался? – тут же привязалась ко мне Светка.
   – Ничем, – отмахнулся я и принялся, что называется, готовиться к уроку.
   Ну, что ж я такой неловкий?
   Моя «книга» зацепилась за учебник и вывалилась на пол. И, конечно же, Светка сразу заметила. Схватить рукопись для Светки – дело мгновения.
   – Ой, что это?
   Она начала разглядывать самодельную обложку:
   – Так – «Золотая пайцза» – издательство «Богатыри».
   Обложка раскрылась. Светка углубилась в чтение.
   – Отдай, – проговорил я без всякой надежды.
   Ясно же, что Светка теперь ни за что не отдаст книгу, пока не прочитает.
   – Что это? – она требовательно посмотрела на меня.
   – Я книгу написал, – пробормотал я еле слышно.
   – Книгу?
   Теперь уж точно, не вернет.
   Легкое шуршание страниц наполнило пространство вокруг парты. Странно, что я вообще его слышал. Хотя, если честно, не прислушивался бы я, точно ничего бы не услышал.
   А как я мог не прислушиваться? Мне же все-таки интересно, как Светка воспринимает книгу.
   Я весь издергался, пока она читала. Светка время от времени отрывала взгляд от тетради и украдкой посматривала в мою сторону. В прошлый раз она сразу сказала, что я фигню написал, а тут молчит. Кстати, она уже третье мое произведение читает. Вот у меня уже и личный читатель появился.
   А может, ей действительно нравится?
   В первый раз не приходит в голову никаких мыслей, никаких мечтаний.
   Мне показалось, что шорох страниц стал несравненно громче. Или, действительно, показалось.
   Спокойно усидеть на месте не получалось.
   Нетерпеливо посмотрел в окно. Росший возле самой школы клен царапал стекло. На тоненькую веточку опустилась желтогрудая синица. Она внимательно вглядывалась в комнату черными бусинками глаз.
   – Федин, ты меня слушаешь? – я и не заметил, как Анатолий Викторович подошел к парте.

   На перемене Светка сама сунула мне «книгу», даже просить не пришлось.
   – А где тут я? – спросила она и резко отвернулась.
   Что она хотела этим сказать?
   Все-таки понравилось ей или нет?..

Эпилог

   – Извините, молодой человек, – руководитель литературного объединения неопределенно пожал плечами и протянул пачку листов, – но ваш роман несколько сыроват.
   Андрей Алексеевич Федин нарочито небрежно запихнул рукопись в сумку. Хлопнула входная дверь. Промелькнули под ногами ступени. Полукруглое здание областной писательской организации проводило его насмешливым блеском оконных стекол. Воздух после недавнего дождя наполнился свежестью. Город, омытый от прожаренной пыли, выглядел более отчетливым, более прозрачным. Высыхающий асфальт слегка парил.
   Яркий закат полыхнул пламенем в огромных окнах торгового центра.
   Андрей решительно мерил шагами парковую аллею. Убегали назад аттракционы.
   «Как же так? – тяжело думал Андрей, – я ж этот роман уже пять раз переделывал. От того, что я впервые нацарапал еще в пятом классе, осталось совсем мало. В принципе это уже совсем не то произведение».
   Андрей опустился на скамейку. Рука сама собой достала рукопись.
   – Что же тут еще-то менять?
   Глаза лихорадочно бегали по строчкам. «В этой версии книги нет уже ни кочевников, ни горцев. Все меняется. Даже название романа звучит теперь по-иному. Теперь он называется „МАССАГЕТЫ“. Хмель-хан превратился в персидского военачальника Астибара, Рьоги стал Саксафаром. Были перелопачены горы литературы об истории персидского похода против массагетов. Это уже не описание давней детской игры. Из-под руки Андрея вышел исторический роман. Вот это-то и подвело автора. С исторической точки зрения – не подкопаешься. Но этого мало. Нужно еще и художественности добавить».
   – Я понял свою ошибку, – вскричал Андрей.
   Сопровождаемый недоуменными взглядами, он мчался по лужам. Яркая летняя зелень сливалась в длинные полосы.

   За окном шуршали шины машин, слышались шаги прохожих. Время от времени тренькали звонки велосипедов. Город жил обычной жизнью.
   …Андрей устало откинулся от ноутбука.
   Написанное явно стало лучше…

   – Все равно я стану писателем…

Пятиклассники Евгений Петров

Пролог

История первая. Улица, улица, улица родная

1 сентября

Фонтан

Тесто

Быстрый олень

Стрельба из лука

Индейцы Вундед-Ни

«Словарь индейских слов»

Племя индейцев

Пожар

Конкурс чтецов

Юный стрелок

Сценка из книги

Фигурки

Инсценировка патриотической песни

Томагавк

Библиотека

Карниз

Макулатура

Спектакль

Побег из дома

Педсовет

История вторая. Школьный год Славы Светлакова

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

История третья. Мы на роли героев вводили… себя

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

Эпилог

Пятиклассники
Евгений Петров

История первая.
Улица, улица, улица родная

История вторая.
Школьный год Славы Светлакова

История третья.
Мы на роли героев вводили… себя