-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Василий Жуковский
|
|  Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке
 -------

   В.А.Жуковский
   Сказка о Иване-царевиче и сером волке



     Давным-давно был в некотором царстве
     Могучий царь, по имени Демьян
     Данилович. Он царствовал премудро;
     И было у него три сына: Клим —
     Царевич, Петр-царевич и Иван —
     Царевич. Да еще был у него
     Прекрасный сад, и чудная росла
     В саду том яблоня; всё золотые
     Родились яблоки на ней. Но вдруг
     В тех яблоках царевых оказался
     Великий недочет; и царь Демьян
     Данилович был так тем опечален,
     Что похудел, лишился аппетита
     И впал в бессонницу. Вот наконец,
     Призвав к себе своих трех сыновей,
     Он им сказал: «Сердечные друзья
     И сыновья мои родные, Клим —
     Царевич, Петр-царевич и Иван —
     Царевич, должно вам теперь большую
     Услугу оказать мне; в царский сад мой
     Повадился таскаться ночью вор;
     И золотых уж очень много яблок
     Пропало; для меня ж пропажа эта
     Тошнее смерти. Слушайте, друзья:
     Тому из вас, кому поймать удастся
     Под яблоней ночного вора, я
     Отдам при жизни половину царства;
     Когда ж умру, и все ему оставлю
     В наследство». Сыновья, услышав то,
     Что им сказал отец, уговорились
     Поочередно в сад ходить, и ночь
     Не спать, и вора сторожить. И первый
     Пошел, как скоро ночь настала, Клим —
     Царевич в сад, и там залег в густую
     Траву под яблоней, и с полчаса
     В ней пролежал, да и заснул так крепко,
     Что полдень был, когда, глаза продрав,
     Он поднялся, во весь зевая рот.
     И, возвратясь, царю Демьяну он
     Сказал, что вор в ту ночь не приходил.
     Другая ночь настала; Петр-царевич
     Сел сторожить под яблонею вора;
     Он целый час крепился, в темноту
     Во все глаза глядел, но в темноте
     Все было пусто; наконец и он,
     Не одолев дремоты, повалился
     В траву и захрапел на целый сад.
     Давно был день, когда проснулся он.
     Пришед к царю, ему донес он так же,
     Как Клим-царевич, что и в эту ночь
     Красть царских яблок вор не приходил.
     На третью ночь отправился Иван —
     Царевич в сад по очереди вора
     Стеречь. Под яблоней он притаился,
     Сидел не шевелясь, глядел прилежно
     И не дремал; и вот, когда настала
     Глухая полночь, сад весь облеснуло
     Как будто молнией; и что же видит
     Иван-царевич? От востока быстро
     Летит жар-птица, огненной звездою
     Блестя и в день преобращая ночь.
     Прижавшись к яблоне, Иван-царевич
     Сидит, не движется, не дышит, ждет,
     Что будет? Сев на яблоню, жар-птица
     За дело принялась и нарвала
     С десяток яблок. Тут Иван-царевич,
     Тихохонько поднявшись из травы,
     Схватил за хвост воровку; уронив
     На землю яблоки, она рванулась
     Всей силою и вырвала из рук
     Царевича свой хвост и улетела;
     Однако у него в руках одно
     Перо осталось, и такой был блеск
     От этого пера, что целый сад
     Казался огненным. К царю Демьяну
     Пришед, Иван-царевич доложил
     Ему, что вор нашелся и что этот
     Вор был не человек, а птица; в знак же,
     Что правду он сказал, Иван-царевич
     Почтительно царю Демьяну подал
     Перо, которое он из хвоста
     У вора вырвал. С радости отец
     Его расцеловал. С тех пор не стали
     Красть яблок золотых, и царь Демьян
     Развеселился, пополнел и начал
     По-прежнему есть, пить и спать. Но в нем
     Желанье сильное зажглось: добыть
     Воровку яблок, чудную жар-птицу.
     Призвав к себе двух старших сыновей,
     «Друзья мои, – сказал он, – Клим-царевич
     И Петр-царевич, вам уже давно
     Пора людей увидеть и себя
     Им показать. С моим благословеньем
     И с помощью господней поезжайте
     На подвиги и наживите честь
     Себе и славу; мне ж, царю, достаньте
     Жар-птицу; кто из вас ее достанет,
     Тому при жизни я отдам полцарства,
     А после смерти все ему оставлю
     В наследство». Поклонясь царю, немедля
     Царевичи отправились в дорогу.
     Немного времени спустя пришел
     К царю Иван-царевич и сказал:
     «Родитель мой, великий государь
     Демьян Данилович, позволь мне ехать
     За братьями; и мне пора людей
     Увидеть, и себя им показать,
     И честь себе нажить от них и славу.
     Да и тебе, царю, я угодить
     Желал бы, для тебя достав жар-птицу.
     Родительское мне благословенье
     Дай и позволь пуститься в путь мой с богом».
     На это царь сказал: «Иван-царевич,
     Еще ты молод, погоди; твоя
     Пора придет; теперь же ты меня
     Не покидай; я стар, уж мне недолго
     На свете жить; а если я один
     Умру, то на кого покину свой
     Народ и царство?» Но Иван-царевич
     Был так упрям, что напоследок царь
     И нехотя его благословил.
     И в путь отправился Иван-царевич;
     И ехал, ехал, и приехал к месту,
     Где разделялася дорога на три.
     Он на распутье том увидел столб,
     А на столбе такую надпись: «Кто
     Подумавши, поворотить решился
     Иван-царевич. Он недолго ехал;
     Вдруг выбежал из леса Серый Волк
     И кинулся свирепо на коня;
     И не успел Иван-царевич взяться
     За меч, как был уж конь заеден,
     И Серый Волк пропал. Иван-царевич,
     Повесив голову, пошел тихонько
     Пешком; но шел недолго; перед ним
     По-прежнему явился Серый Волк
     И человечьим голосом сказал:
     «Мне жаль, Иван-царевич, мой сердечный,
     Что твоего я доброго коня
     Заел, но ты ведь сам, конечно, видел,
     Что на столбу написано; тому
     Так следовало быть; однако ж ты
     Свою печаль забудь и на меня
     Садись; тебе я верою и правдой
     Служить отныне буду. Ну, скажи же,
     Куда теперь ты едешь и зачем?»
     И Серому Иван-царевич Волку
     Все рассказал. А Серый Волк ему
     Ответствовал: «Где отыскать жар-птицу,
     Я знаю; ну, садися на меня,
     Иван-царевич, и поедем с богом».
     И Серый Волк быстрее всякой птицы
     Помчался с седоком, и с ним он в полночь
     У каменной стены остановился.
     «Приехали, Иван-царевич! – Волк
     Сказал, – но слушай, в клетке золотой
     За этою оградою висит
     Жар-птица; ты ее из клетки
     Достань тихонько, клетки же отнюдь
     Не трогай: попадешь в беду». Иван —
     Царевич перелез через ограду;
     За ней в саду увидел он жар-птицу
     В богатой клетке золотой, и сад
     Был освещен, как будто солнцем. Вынув
     Из клетки золотой жар-птицу, он
     Подумал: «В чем же мне ее везти?»
     И, позабыв, что Серый Волк ему
     Советовал, взял клетку; но отвсюду
     Проведены к ней были струны; громкий
     Поднялся звон, и сторожа проснулись,
     И в сад сбежались, и в саду Ивана —
     Царевича схватили, и к царю
     Представили, а царь (он назывался
     Далматом) так сказал: «Откуда ты?
     И кто ты?» – «Я Иван-царевич; мой
     Отец, Демьян Данилович, владеет
     Великим, сильным государством; ваша
     Жар-птица по ночам летать в наш сад
     Повадилась, чтоб золотые красть
     Там яблоки: за ней меня послал
     Родитель мой, великий государь
     Демьян Данилович». На это царь
     Далмат сказал: «Царевич ты иль нет,
     Того не знаю я; но, если правду
     Сказал ты, то не царским ремеслом
     Ты промышляешь; мог бы прямо мне
     Сказать: отдай мне, царь Далмат, жар-птицу,
     И я тебе ее руками б отдал
     Во уважение того, что царь
     Демьян Данилович, столь знаменитый
     Своей премудростью, тебе отец.
     Но слушай, я тебе мою жар-птицу
     Охотно уступлю, когда ты сам
     Достанешь мне коня Золотогрива;
     Принадлежит могучему царю
     Афрону он. За тридевять земель
     Ты в тридесятое отправься царство
     И у могучего царя Афрона
     Мне выпроси коня Золотогрива
     Иль хитростью какой его достань.
     Когда ж ко мне с конем не возвратишься,
     То по всему расславлю свету я,
     Что ты не царский сын, а вор; и будет
     Тогда тебе великий срам и стыд».
     Повесив голову, Иван-царевич
     Пошел туда, где был им Серый Волк
     Оставлен. Серый Волк ему сказал:
     «Напрасно же меня, Иван-царевич,
     Ты не послушался; но пособить
     Уж нечем; будь вперед умней; поедем
     За тридевять земель к царю Афрону».
     И Серый Волк быстрее всякой птицы
     Помчался с седоком; и к ночи в царство
     Царя Афрона прибыли они
     И у дверей конюшни царской там
     Остановились. «Ну, Иван-царевич,
     Послушай, – Серый Волк сказал, – войди
     В конюшню; конюха спят крепко; ты
     Легко из стойла выведешь коня
     Золотогрива; только не бери
     Его уздечки; снова попадешь в беду».
     В конюшню царскую Иван-царевич
     Вошел, и вывел он коня из стойла;
     Но на беду, взглянувши на уздечку,
     Прельстился ею так, что позабыл
     Совсем о том, что Серый Волк сказал,
     И снял с гвоздя уздечку. Но и к ней
     Проведены отвсюду были струны;
     Все зазвенело; конюха вскочили;
     И был с конем Иван-царевич пойман,
     И привели его к царю Афрону.
     И царь Афрон спросил сурово: «Кто ты?»
     Ему Иван-царевич то ж в ответ
     Сказал, что и царю Далмату. Царь
     Афрон ответствовал: «Хороший ты
     Царевич! Так ли должно поступать
     Царевичам? И царское ли дело
     Шататься по ночам и воровать
     Коней? С тебя я буйную бы мог
     Снять голову; но молодость твою
     Мне жалко погубить; да и коня
     Золотогрива дать я соглашусь,
     Лишь поезжай за тридевять земель
     Ты в тридесятое отсюда царство
     Да привези оттуда мне царевну
     Прекрасную Елену, дочь царя
     Могучего Касима; если ж мне
     Ее не привезешь, то я везде расславлю,
     Что ты ночной бродяга, плут и вор».
     Опять, повесив голову, пошел
     Туда Иван-царевич, где его
     Ждал Серый Волк. И Серый Волк сказал:
     «Ой ты, Иван-царевич! Если б я
     Тебя так не любил, здесь моего бы
     И духу не было. Ну, полно охать,
     Садися на меня, поедем с богом
     За тридевять земель к царю Касиму;
     Теперь мое, а не твое уж дело».
     И Серый Волк опять скакать с Иваном —
     Царевичем пустился. Вот они
     Проехали уж тридевять земель,
     И вот они уж в тридесятом царстве;
     И Серый Волк, ссадив с себя Ивана —
     Царевича, сказал: «Недалеко
     Отсюда царский сад; туда один
     Пойду я; ты ж меня дождись под этим
     Зеленым дубом». Серый Волк пошел,
     И перелез через ограду сада,
     И закопался в куст, и там лежал
     Не шевелясь. Прекрасная Елена
     Касимовна – с ней красные девицы,
     И мамушки, и нянюшки – пошла
     Прогуливаться в сад; а Серый Волк
     Того и ждал: приметив, что царевна,
     От прочих отделяся, шла одна,
     Он выскочил из-под куста, схватил
     Царевну, за спину ее свою
     Закинул и давай бог ноги. Страшный
     Крик подняли и красные девицы,
     И мамушки, и нянюшки; и весь
     Сбежался двор, министры, камергеры
     И генералы; царь велел собрать
     Охотников и всех спустить своих
     Собак борзых и гончих – все напрасно:
     Уж Серый Волк с царевной и с Иваном —
     Царевичем был далеко, и след
     Давно простыл; царевна же лежала
     Без всякого движенья у Ивана —
     Царевича в руках (так Серый Волк
     Ее, сердечную, перепугал).
     Вот понемногу начала она
     Входить в себя, пошевелилась, глазки
     Прекрасные открыла и, совсем
     Очнувшись, подняла их на Ивана —
     Царевича и покраснела вся,
     Как роза алая; и с ней Иван —
     Царевич покраснел, и в этот миг
     Она и он друг друга полюбили
     Так сильно, что ни в сказке рассказать,
     Ни описать пером того не можно.
     И впал в глубокую печаль Иван —
     Царевич: крепко, крепко не хотелось
     С царевною Еленою ему
     Расстаться и ее отдать царю
     Афрону; да и ей самой то было
     Страшнее смерти. Серый Волк, заметив
     Их горе, так сказал: «Иван-царевич,
     Изволишь ты кручиниться напрасно;
     Я помогу твоей кручине: это
     Не служба – службишка; прямая служба
     Ждет впереди». И вот они уж в царстве
     Царя Афрона. Серый Волк сказал:
     «Иван-царевич, здесь должны умненько
     Мы поступить: я превращусь в царевну;
     А ты со мной явись к царю Афрону.
     Меня ему отдай и, получив
     Коня Золотогрива, поезжай вперед
     С Еленою Касимовной; меня вы
     Дождитесь в скрытном месте; ждать же вам
     Не будет скучно». Тут, ударясь оземь,
     Стал Серый Волк царевною Еленой
     Касимовной. Иван-царевич, сдав
     Его с рук на руки царю Афрону
     И получив коня Золотогрива,
     На том коне стрелой пустился в лес,
     Где настоящая его ждала
     Царевна. Во дворце ж царя Афрона
     Тем временем готовилася свадьба:
     И в тот же день с невестой царь к венцу
     Пошел; когда же их перевенчали
     И молодой был должен молодую
     Поцеловать, губами царь Афрон
     С шершавою столкнулся волчьей мордой,
     И эта морда за нос укусила
     Царя, и не жену перед собой
     Красавицу, а волка царь Афрон
     Увидел; Серый Волк недолго стал
     Тут церемониться: он сбил хвостом
     Царя Афрона с ног и прянул в двери.
     Все принялись кричать: «Держи, держи!
     Лови, лови!» Куда ты! Уж Ивана —
     Царевича с царевною Еленой
     Давно догнал проворный Серый Волк;
     И уж, сошед с коня Золотогрива,
     Иван-царевич пересел на Волка,
     И уж вперед они опять, как вихри,
     Летели. Вот приехали и в царство
     Далматово они. И Серый Волк
     Сказал: «В коня Золотогрива
     Я превращусь, а ты, Иван-царевич,
     Меня отдав царю и взяв жар-птицу,
     По-прежнему с царевною Еленой
     Ступай вперед; я скоро догоню вас».
     Так все и сделалось, как Волк устроил.
     Немедленно велел Золотогрива
     Царь оседлать, и выехал на нем
     Он с свитою придворной на охоту;
     И впереди у всех он поскакал
     За зайцем; все придворные кричали:
     «Как молодецки скачет царь Далмат!»
     Но вдруг из-под него на всем скаку
     Юркнул шершавый Волк, и царь Далмат,
     Перекувырнувшись с его спины,
     Вмиг очутился головою вниз,
     Ногами вверх, и, по плеча́ ушедши
     В распаханную землю, упирался
     В нее руками, и, напрасно силясь
     Освободиться, в воздухе болтал
     Ногами; вся к нему тут свита
     Скакать пустилася; освободили
     Царя; потом все принялися громко
     Кричать: «Лови, лови! Трави, трави!»
     Но было некого травить; на Волке
     Уже по-прежнему сидел Иван —
     Царевич; на коне ж Золотогриве
     Царевна, и под ней Золотогрив
     Гордился и плясал; не торопясь,
     Большой дорогою они шажком
     Тихонько ехали; и мало ль, долго ль
     Их длилася дорога – наконец
     Они доехали до места, где Иван —
     Царевич Серым Волком в первый раз
     Был встречен; и еще лежали там
     Его коня белеющие кости;
     И Серый Волк, вздохнув, сказал Ивану —
     Царевичу: «Теперь, Иван-царевич,
     Пришла пора друг друга нам покинуть;
     Я верою и правдою доныне
     Тебе служил, и ласкою твоею
     Доволен, и, покуда жив, тебя
     Не позабуду; здесь же на прощанье
     Хочу тебе совет полезный дать:
     Будь осторожен, люди злы; и братьям
     Родным не верь. Молю усердно бога,
     Чтоб ты домой доехал без беды
     И чтоб меня обрадовал приятным
     Известьем о себе. Прости, Иван —
     Царевич». С этим словом Волк исчез.
     Погоревав о нем, Иван-царевич,
     С царевною Еленой на седле,
     С жар-птицей в клетке за плечами, дале
     Поехал на коне Золотогриве,
     И ехали они дня три, четыре;
     И вот, подъехавши к границе царства,
     Где властвовал премудрый царь Демьян
     Данилович, увидели богатый
     Шатер, разбитый на лугу зеленом;
     И из шатра к ним вышли… кто же? Клим
     И Петр царевичи. Иван-царевич
     Был встречею такою несказанно
     Обрадован; а братьям в сердце зависть
     Змеей вползла, когда они жар-птицу
     С царевною Еленой у Ивана —
     Царевича увидели в руках:
     Была им мысль несносна показаться
     Без ничего к отцу, тогда как брат
     Меньшой воротится к нему с жар-птицей,
     С прекрасною невестой и с конем
     Золотогривом и еще получит
     Полцарства по приезде; а когда
     Отец умрет, и все возьмет в наследство.
     И вот они замыслили злодейство:
     Вид дружеский принявши, пригласили
     Они в шатер свой отдохнуть Ивана —
     Царевича с царевною Еленой
     Прекрасною. Без подозренья оба
     Вошли в шатер. Иван-царевич, долгой
     Дорогой утомленный, лег и скоро
     Заснул глубоким сном; того и ждали
     Злодеи братья: мигом острый меч
     Они ему вонзили в грудь, и в поле
     Его оставили, и, взяв царевну,
     Жар-птицу и коня Золотогрива,
     Как добрые, отправилися в путь.
     А между тем, недвижим, бездыханен,
     Облитый кровью, на́ поле широком
     Лежал Иван-царевич. Так прошел
     Весь день; уже склоняться начинало
     На запад солнце; поле было пусто;
     И уж над мертвым с черным вороненком
     Носился, каркая и распустивши
     Широко крылья, хищный ворон. Вдруг,
     Откуда ни возьмись, явился Серый
     Волк: он, беду великую почуяв,
     На помощь подоспел; еще б минута,
     И было б поздно. Угадав, какой
     Был умысел у ворона, он дал
     Ему на мертвое спуститься тело;
     И только тот спустился, разом цап
     Его за хвост; закаркал старый ворон.
     «Пусти меня на волю, Серый Волк», —
     Кричал он. «Не пущу, – тот отвечал, —
     Пока не принесет твой вороненок
     Живой и мертвой мне воды!» И ворон
     Велел лететь скорее вороненку
     За мертвою и за живой водою.
     Сын полетел, а Серый Волк, отца
     Порядком скомкав, с ним весьма учтиво
     Стал разговаривать, и старый ворон
     Довольно мог ему порассказать
     О том, что он видал в свой долгий век
     Меж птиц и меж людей. И слушал
     Его с большим вниманьем Серый Волк
     И мудрости его необычайной
     Дивился, но, однако, все за хвост
     Его держал и иногда, чтоб он
     Не забывался, мял его легонько
     В когтистых лапах. Солнце село; ночь
     Настала и прошла; и занялась
     Заря, когда с живой водой и мертвой
     В двух пузырьках проворный вороненок
     Явился. Серый Волк взял пузырьки
     И ворона-отца пустил на волю.
     Потом он с пузырьками подошел
     К лежавшему недвижимо Ивану —
     Царевичу: сперва его он мертвой
     Водою вспрыснул – и в минуту рана
     Его закрылася, окостенелость
     Пропала в мертвых членах, заиграл
     Румянец на щеках; его он вспрыснул
     Живой водой – и он открыл глаза,
     Пошевелился, потянулся, встал
     И молвил: «Как же долго проспал я!» —
     «И вечно бы тебе здесь спать, Иван —
     Царевич, – Серый Волк сказал, – когда б
     Не я; теперь тебе прямую службу
     Я отслужил; но эта служба, знай,
     Последняя; отныне о себе
     Заботься сам. А от меня прими
     Совет и поступи, как я тебе скажу.
     Твоих злодеев братьев нет уж боле
     На свете; им могучий чародей
     Кощей бессмертный голову обоим
     Свернул, и этот чародей навел
     На ваше царство сон; и твой родитель
     И подданные все его теперь
     Непробудимо спят; твою ж царевну
     С жар-птицей и конем Золотогривом
     Похитил вор Кощей; все трое
     Заключены в его волшебном замке.
     Но ты, Иван-царевич, за свою
     Невесту ничего не бойся; злой
     Кощей над нею власти никакой
     Иметь не может: сильный талисман
     Есть у царевны; выйти ж ей из замка
     Нельзя; ее избавит только смерть
     Кощеева; а как найти ту смерть, и я
     Того не ведаю; об этом Баба
     Яга одна сказать лишь может. Ты,
     Иван-царевич, должен эту Бабу
     Ягу найти; она в дремучем, темном лесе,
     В седом, глухом бору живет в избушке
     На курьих ножках; в этот лес еще
     Никто следа не пролагал; в него
     Ни дикий зверь не заходил, ни птица
     Не залетала. Разъезжает Баба
     Яга по целой поднебесной в ступе,
     Пестом железным погоняет, след
     Метлою заметает. От нее
     Одной узнаешь ты, Иван-царевич,
     Как смерть Кощееву тебе достать.
     А я тебе скажу, где ты найдешь
     Коня, который привезет тебя
     Прямой дорогой в лес дремучий к Бабе
     Яге. Ступай отсюда на восток;
     Придешь на луг зеленый; посреди
     Его растут три дуба; меж дубами
     В земле чугунная зарыта дверь
     С кольцом; за то кольцо ты подыми
     Ту дверь и вниз по лестнице сойди;
     Там за двенадцатью дверями заперт
     Конь богатырский; сам из подземелья
     К тебе он выбежит; того коня
     Возьми и с богом поезжай; с дороги
     Он не собьется. Ну, теперь прости,
     Иван-царевич; если бог велит
     С тобой нам свидеться, то это будет
     Не и́наче, как у тебя на свадьбе».
     И Серый Волк помчался к лесу; вслед
     За ним смотрел Иван-царевич с грустью;
     Волк, к лесу подбежавши, обернулся,
     В последний раз махнул издалека
     Хвостом и скрылся. А Иван-царевич,
     Оборотившись на восток лицом,
     Пошел вперед. Идет он день, идет
     Другой; на третий он приходит к лугу
     Зеленому; на том лугу три дуба
     Растут; меж тех дубов находит он
     Чугунную с кольцом железным дверь;
     Он подымает дверь; под тою дверью
     Крутая лестница; по ней он вниз
     Спускается, и перед ним внизу
     Другая дверь, чугунная ж, и крепко
     Она замком висячим заперта.
     И вдруг, он слышит, конь заржал; и ржанье
     Так было сильно, что, с петле́й сорвавшись,
     Дверь наземь рухнула с ужасным стуком;
     И видит он, что вместе с ней упало
     Еще одиннадцать дверей чугунных.
     За этими чугунными дверями
     Давным-давно конь богатырский заперт
     Был колдуном. Иван-царевич свистнул;
     Почуяв седока, на молодецкий
     Свист богатырский конь из стойла прянул
     И прибежал, легок, могуч, красив,
     Глаза как звезды, пламенные ноздри,
     Как туча грива, словом, конь не конь,
     А чудо. Чтоб узнать, каков он силой,
     Иван-царевич по спине его
     Повел рукой, и под рукой могучей
     Конь захрапел и сильно пошатнулся,
     Но устоял, копыта втиснув в землю;
     И человечьим голосом Ивану —
     Царевичу сказал он: «Добрый витязь,
     Иван-царевич, мне такой, как ты,
     Седок и надобен; готов тебе
     Я верою и правдою служить;
     Садися на меня, и с богом в путь наш
     Отправимся; на свете все дороги
     Я знаю; только прикажи, куда
     Тебя везти, туда и привезу».
     Иван-царевич в двух словах коню
     Все объяснил и, севши на него,
     Прикрикнул. И взвился могучий конь,
     От радости заржавши, на дыбы;
     Бьет по крутым бедрам его седок;
     И конь бежит, под ним земля дрожит;
     Несется выше он дерев стоячих,
     Несется ниже облаков ходячих,
     И прядает через широкий дол,
     И застилает узкий дол хвостом,
     И грудью все заграды пробивает,
     Летя стрелой и легкими ногами
     Былиночки к земле не пригибая,
     Пылиночки с земли не подымая.
     Но, так скакав день целый, наконец
     Конь утомился, пот с него бежал
     Ручьями, весь был окружен, как дымом,
     Горячим паром он. Иван-царевич,
     Чтоб дать ему вздохнуть, поехал шагом;
     Уж было под вечер; широким полем
     Иван-царевич ехал и прекрасным
     Закатом солнца любовался. Вдруг
     Он слышит дикий крик; глядит… и что же?
     Два Лешая дерутся на дороге,
     Кусаются, брыкаются, друг друга
     Рогами тычут. К ним Иван-царевич
     Подъехавши, спросил: «За что у вас,
     Ребята, дело стало?» – «Вот за что, —
     Сказал один. – Три клада нам достались:
     Драчун-дубинка, скатерть-самобранка
     Да шапка-невидимка – нас же двое;
     Как по́ровну нам разделиться? Мы
     Заспорили, и вышла драка; ты
     Разумный человек; подай совет нам,
     Как поступить?» – «А вот как, – им Иван —
     Царевич отвечал. – Пущу стрелу,
     А вы за ней бегите; с места ж, где
     Она на землю упадет, обратно
     Пуститесь взапуски ко мне; кто первый
     Здесь будет, тот возьмет себе на выбор
     Два клада; а другому взять один.
     Согласны ль вы?» – «Согласны», – закричали
     Рогатые; и стали рядом. Лук
     Тугой свой натянув, пустил стрелу
     Иван-царевич: Лешие за ней
     Помчались, выпуча глаза, оставив
     На месте скатерть, шапку и дубинку.
     Тогда Иван-царевич, взяв под мышку
     И скатерть и дубинку, на себя
     Надел спокойно шапку-невидимку,
     Стал невидим и сам и конь и дале
     Поехал, глупым Лешаям оставив
     На произвол, начать ли снова драку
     Иль помириться. Богатырский конь
     Поспел еще до захожденья солнца
     В дремучий лес, где обитала Баба
     Яга. И, въехав в лес, Иван-царевич
     Дивится древности его огромных
     Дубов и сосен, тускло освещенных
     Зарей вечернею; и все в нем тихо:
     Деревья все как сонные стоят,
     Не колыхнется лист, не шевельнется
     Былинка; нет живого ничего
     В безмолвной глубине лесной, ни птицы
     Между ветвей, ни в травке червяка;
     Лишь слышится в молчанье повсеместном
     Гремучий топот конский. Наконец
     Иван-царевич выехал к избушке
     На курьих ножках. Он сказал: «Избушка,
     Избушка, к лесу стань задо́м, ко мне
     Стань передо́м». И перед ним избушка
     Перевернулась; он в нее вошел;
     В дверях остановись, перекрестился
     На все четыре стороны, потом,
     Как должно, поклонился и, глазами
     Избушку всю окинувши, увидел,
     Что на полу ее лежала Баба
     Яга, уперши ноги в потолок
     И в угол голову. Услышав стук
     В дверях, она сказала: «Фу! фу! фу!
     Какое диво! Русского здесь духу
     До этих пор не слыхано слыхо́м,
     Не видано видо́м, а нынче русский
     Дух уж в очах свершается. Зачем
     Пожаловал сюда, Иван-царевич?
     Неволею иль волею? Доныне
     Здесь ни дубравный зверь не проходил,
     Ни птица легкая не пролетала,
     Ни богатырь лихой не проезжал;
     Тебя как бог сюда занес, Иван —
     Царевич?» – «Ах, безмозглая ты ведьма! —
     Сказал Иван-царевич Бабе
     Яге. – Сначала накорми, напой
     Меня ты, мо́лодца; да постели
     Постелю мне, да выспаться мне дай,
     Потом расспрашивай». И тотчас Баба
     Яга, поднявшись на ноги, Ивана —
     Царевича как следует обмыла
     И выпарила в бане, накормила
     И напоила, да и тотчас спать
     В постелю уложила, так примолвив:
     «Спи, добрый витязь; утро мудренее,
     Чем вечер; здесь теперь спокойно
     Ты отдохнешь; нужду́ ж свою расскажешь
     Мне завтра; я, как знаю, помогу».
     Иван-царевич, богу помолясь,
     В постелю лег и скоро сном глубоким
     Заснул и про́спал до полудня. Вставши,
     Умывшися, одевшися, он Бабе
     Яге подробно рассказал, зачем
     Заехал к ней в дремучий лес; и Баба
     Яга ему ответствовала так:
     «Ах! добрый молодец Иван-царевич,
     Затеял ты нешуточное дело;
     Но не кручинься, все уладим с богом;
     Я научу, как смерть тебе Кощея
     Бессмертного достать; изволь меня
     Послушать: на́ море на Окиане,
     На острове великом на Буяне
     Есть старый дуб; под этим старым дубом
     Зарыт сундук, окованный железом;
     В том сундуке лежит пушистый заяц;
     В том зайце утка серая сидит;
     А в утке той яйцо; в яйце же смерть
     Кощеева. Ты то яйцо возьми
     И с ним ступай к Кощею, а когда
     В его приедешь замок, то увидишь,
     Что змей двенадцатиголовый вход
     В тот замок стережет; ты с этим змеем
     Не думай драться, у тебя на то
     Дубинка есть; она его уймет.
     А ты, надевши шапку-невидимку,
     Иди прямой дорогою к Кощею
     Бессмертному; в минуту он издохнет,
     Как скоро ты при нем яйцо раздавишь.
     Смотри лишь не забудь, когда назад
     Поедешь, взять и гусли-самогуды:
     Лишь их игрою только твой родитель
     Демьян Данилович и все его
     Заснувшее с ним вместе государство
     Пробуждены быть могут. Ну, теперь
     Прости, Иван-царевич; бог с тобою;
     Твой добрый конь найдет дорогу сам;
     Когда ж свершишь опасный подвиг свой,
     То и меня, старуху, помяни
     Не лихом, а добром». Иван-царевич,
     Простившись с Бабою Ягою, сел
     На доброго коня, перекрестился,
     По-молодецки свистнул, конь помчался,
     И скоро лес дремучий за Иваном —
     Царевичем пропал вдали, и скоро
     Мелькнуло впереди чертою синей
     На крае неба море Окиан.
     Вот прискакал и к морю Окиану
     Иван-царевич. Осмотрясь, он видит,
     Что у́ моря лежит рыбачий невод
     И что в том неводе морская щука
     Трепещется. И вдруг ему та щука
     По-человечьи говорит: «Иван —
     Царевич, вынь из невода меня
     И в море брось; тебе я пригожуся».
     Иван-царевич тотчас просьбу щуки
     Исполнил, и она, хлестнув хвостом
     В знак благодарности, исчезла в море.
     А на море глядит Иван-царевич
     В недоумении; на самом крае,
     Где небо с ним как будто бы слилося,
     Он видит, длинной полосою остров
     Буян чернеет; он и недалек;
     Но кто туда перевезет? Вдруг конь
     Заговорил: «О чем, Иван-царевич,
     Задумался? О том ли, как добраться
     Нам до Буяна острова? Да что
     За трудность? Я тебе корабль; сиди
     На мне, да крепче за меня держись,
     Да не робей, и духом доплывем».
     И в гриву конскую Иван-царевич
     Рукою впутался, крутые бедра
     Коня ногами крепко стиснул; конь
     Рассвирепел и, расскакавшись, прянул
     С крутого берега в морскую бездну;
     На миг и он и всадник в глубине
     Пропали; вдруг раздвинулася с шумом
     Морская зыбь, и вынырнул могучий
     Конь из нее с отважным седоком;
     И начал конь копытами и грудью
     Бить по водам и волны пробивать,
     И вкруг него кипела, волновалась,
     И пенилась, и брызгами взлетала
     Морская зыбь, и сильными прыжками,
     Под крепкие копыта загребая
     Кругом ревущую волну, как легкий
     На парусах корабль с попутным ветром,
     Вперед стремился конь, и длинный след
     Шипящею бежал за ним змеею;
     И скоро он до острова Буяна
     Доплыл и на берег его отлогий
     Из моря выбежал, покрытый пеной.
     Не стал Иван-царевич медлить; он,
     Коня пустив по шелковому лугу
     Ходить, гулять и травку медовую
     Щипать, пошел поспешным шагом к дубу,
     Который рос у берега морского
     На высоте муравчатого холма.
     И, к дубу подошед, Иван-царевич
     Его шатнул рукою богатырской,
     Но крепкий дуб не пошатнулся; он
     Опять его шатнул – дуб скрипнул; он
     Еще шатнул его и посильнее,
     Дуб покачнулся, и под ним коренья
     Зашевелили землю; тут Иван-царевич
     Всей силою рванул его – и с треском
     Он повалился, из земли коренья
     Со всех сторон, как змеи, поднялися,
     И там, где ими дуб впивался в землю,
     Глубокая открылась яма. В ней
     Иван-царевич кованый сундук
     Увидел; тотчас тот сундук из ямы
     Он вытащил, висячий сбил замок,
     Взял за уши лежавшего там зайца
     И разорвал; но только лишь успел
     Он зайца разорвать, как из него
     Вдруг выпорхнула утка; быстро
     Она взвилась и полетела к морю;
     В нее пустил стрелу Иван-царевич,
     И метко так, что пронизал ее
     Насквозь; закрякав, кувырнулась утка;
     И из нее вдруг выпало яйцо
     И прямо в море; и пошло, как ключ,
     Ко дну. Иван-царевич ахнул; вдруг,
     Откуда ни возьмись, морская щука
     Сверкнула на воде, потом юркнула,
     Хлестнув хвостом, на дно, потом опять
     Всплыла и, к берегу с яйцом во рту
     Тихохонько приближась, на песке
     Яйцо оставила, потом сказала:
     «Ты видишь сам теперь, Иван-царевич,
     Что я тебе в час нужный пригодилась».
     С сим словом щука уплыла. Иван —
     Царевич взял яйцо; и конь могучий
     С Буяна острова на твердый берег
     Его обратно перенес. И дале
     Конь поскакал и скоро прискакал
     К крутой горе, на высоте которой
     Кощеев замок был; ее подошва
     Обведена была стеной железной;
     И у ворот железной той стены
     Двенадцатиголовый змей лежал;
     И из его двенадцати голов
     Всегда шесть спали, шесть не спали, днем
     И ночью по два раза для надзора
     Сменяясь; а в виду ворот железных
     Никто и вдалеке остановиться
     Не смел; змей подымался, и от зуб
     Его уж не было спасенья – он
     Был невредим и только сам себя
     Мог умертвить: чужая ж сила сладить
     С ним никакая не могла. Но конь
     Был осторожен; он подвез Ивана —
     Царевича к горе со стороны,
     Противной ворота́м, в которых змей
     Лежал и караулил; потихоньку
     Иван-царевич в шапке-невидимке
     Подъехал к змею; шесть его голов
     Во все глаза по сторонам глядели,
     Разинув рты, оскалив зубы; шесть
     Других голов на вытянутых шеях
     Лежали на земле, не шевелясь,
     И, сном объятые, храпели. Тут
     Иван-царевич, подтолкнув дубинку,
     Висевшую спокойно на седло,
     Шепнул ей: «Начинай!» Не стала долго
     Дубинка думать, тотчас прыг с седла,
     На змея кинулась и ну его
     По головам и спящим и неспящим
     Гвоздить. Он зашипел, озлился, начал
     Туда, сюда бросаться; а дубинка
     Его себе колотит да колотит;
     Лишь только он одну разинет пасть,
     Чтобы ее схватить – ан нет, прошу
     Не торопиться, уж она
     Ему другую чешет морду; все он
     Двенадцать ртов откроет, чтоб ее
     Поймать, – она по всем его зубам,
     Оскаленным как будто напоказ,
     Гуляет и все зубы чистит; взвыв
     И все носы наморщив, он зажмет
     Все рты и лапами схватить дубинку
     Попробует – она тогда его
     Честит по всем двенадцати затылкам;
     Змей в исступлении, как одурелый,
     Кидался, выл, кувыркался, от злости
     Дышал огнем, грыз землю – все напрасно!
     Не торопясь, отчетливо, спокойно,
     Без промахов, над ним свою дубинка
     Работу продолжает и его,
     Как на току усердный цеп, молотит;
     Змей наконец озлился так, что начал
     Грызть самого себя и, когти в грудь
     Себе вдруг запустив, рванул так сильно,
     Что разорвался надвое и, с визгом
     На землю грянувшись, издох. Дубинка
     Работу и над мертвым продолжать
     Свою, как над живым, хотела; но
     Иван-царевич ей сказал: «Довольно!»
     И вмиг она, как будто не бывала
     Ни в чем, повисла на седле. Иван —
     Царевич, у ворот коня оставив
     И разостлавши скатерть-самобранку
     У ног его, чтоб мог усталый конь
     Наесться и напиться вдоволь, сам
     Пошел, покрытый шапкой-невидимкой,
     С дубинкою на всякий случай и с яйцом
     В Кощеев замок. Трудновато было
     Карабкаться ему на верх горы;
     Вот, наконец, добрался и до замка
     Кощеева Иван-царевич. Вдруг
     Он слышит, что в саду недалеко́
     Играют гусли-самогуды; в сад
     Вошедши, в самом деле он увидел,
     Что гусли на дубу висели и играли
     И что под дубом тем сама Елена
     Прекрасная сидела, погрузившись
     В раздумье. Шапку-невидимку снявши,
     Он тотчас ей явился и рукою
     Знак подал, чтоб она молчала. Ей
     Потом он на ухо шепнул: «Я смерть
     Кощееву принес; ты подожди
     Меня на этом месте; я с ним скоро
     Управлюся и возвращусь; и мы
     Немедленно уедем». Тут Иван —
     Царевич, снова шапку-невидимку
     Надев, хотел идти искать Кощея
     Бессмертного в его волшебном замке,
     Но он и сам пожаловал. Приближась,
     Он стал перед царевною Еленой
     Прекрасною и начал попрекать ей
     Ее печаль и говорить: «Иван —
     Царевич твой к тебе уж не придет;
     Его уж нам не воскресить. Но чем же
     Я не жених тебе, скажи сама,
     Прекрасная моя царевна? Полно ж
     Упрямиться, упрямство не поможет;
     Из рук моих оно тебя не вырвет;
     Уж я…» Дубинке тут шепнул Иван —
     Царевич: «Начинай!» И принялась
     Она трепать Кощею спину. С криком,
     Как бешеный, коверкаться и прыгать
     Он начал, а Иван-царевич, шапки
     Не сняв, стал приговаривать: «Прибавь,
     Прибавь, дубинка; поделом ему,
     Собаке: не воруй чужих невест;
     Не докучай своею волчьей харей
     И глупым сватовством своим прекрасным
     Царевнам; злого сна не наводи
     На царства! Крепче бей его, дубинка!» —
     «Да где ты! Покажись! – кричал Кощей. —
     Кто ты таков?» – «А вот кто!» – отвечал
     Иван-царевич, шапку-невидимку
     Сняв с головы своей, и в то ж мгновенье
     Ударил оземь он яйцо; оно
     Разбилось вдребезги; Кощей бессмертный
     Перекувырнулся и околел.
     Иван-царевич и́з саду с царевной
     Еленою прекрасной вышел, взять
     Не позабывши гусли-самогуды,
     Жар-птицу и коня Золотогрива.
     Когда ж они с крутой горы спустились
     И, севши на коней, в обратный путь
     Поехали, гора, ужасно затрещав,
     Упала с замком, и на месте том
     Явилось озеро, и долго черный
     Над ним клубился дым, распространяясь
     По всей окрестности с великим смрадом.
     Тем временем Иван-царевич, дав
     Коням на волю их везти, как им
     Самим хотелось, весело с прекрасной
     Невестой ехал. Скатерть-самобранка
     Усердно им дорогою служила,
     И был всегда готов им вкусный завтрак,
     Обед и ужин в надлежащий час:
     На мураве душистой утром, в полдень
     Под деревом густовершинным, ночью
     Под шелковым шатром, который был
     Всегда из двух отдельных половин
     Составлен. И за каждой их трапезой
     Играли гусли-самогуды; ночью
     Светила им жар-птица, а дубинка
     Стояла на часах перед шатром;
     Кони же, подружась, гуляли вместе,
     Каталися по бархатному лугу,
     Или траву росистую щипали,
     Иль, голову кладя поочередно
     Друг другу на спину, спокойно спали.
     Так ехали они путем-дорогой
     И наконец приехали в то царство,
     Которым властвовал отец Ивана —
     Царевича, премудрый царь Демьян
     Данилович. И царство все, от самых
     Его границ до царского дворца,
     Объято было сном непробудимым;
     И где они ни проезжали, все
     Там спало; на́ поле перед сохой
     Стояли спящие волы; близ них
     С своим бичом, взмахнутым и заснувшим
     На взмахе, пахарь спал; среди большой
     Дороги спал ездок с конем, и пыль,
     Поднявшись, сонная, недвижным клубом
     Стояла; в воздухе был мертвый сон;
     На деревах листы дремали молча;
     И в ветвях сонные молчали птицы;
     В селеньях, в городах все было тихо,
     Как будто в гробе: люди по домам,
     На улицах, гуляя, сидя, стоя,
     И с ними всё: собаки, кошки, куры,
     В конюшнях лошади, в закутах овцы,
     И мухи на стенах, и дым в трубах —
     Все спало. Так в отцовскую столицу
     Иван-царевич напоследок прибыл
     С царевною Еленою прекрасной.
     И, на широкий взъехав царский двор,
     Они на нем лежащие два трупа
     Увидели: то были Клим и Петр
     Царевичи, убитые Кощеем.
     Иван-царевич, мимо караула,
     Стоявшего в параде сонным строем,
     Прошед, по лестнице повел невесту
     В покои царские. Был во дворце,
     По случаю прибытия двух старших
     Царевых сыновей, богатый пир
     В тот самый час, когда убил обоих
     Царевичей и сон на весь народ
     Навел Кощей: весь пир в одно мгновенье
     Тогда заснул, кто как сидел, кто как
     Ходил, кто как плясал; и в этом сне
     Еще их всех нашел Иван-царевич;
     Демьян Данилович спал стоя; подле
     Царя храпел министр его двора
     С открытым ртом, с неконченным во рту
     Докладом; и придворные чины,
     Все вытянувшись, сонные стояли
     Перед царем, уставив на него
     Свои глаза, потухшие от сна,
     С подобострастием на сонных лицах,
     С заснувшею улыбкой на губах.
     Иван-царевич, подошед с царевной
     Еленою прекрасною к царю,
     Сказал: «Играйте, гусли-самогуды»;
     И заиграли гусли-самогуды…
     Вдруг все очнулось, все заговорило,
     Запрыгало и заплясало; словно
     Ни на минуту не был прерван пир.
     А царь Демьян Данилович, увидя,
     Что перед ним с царевною Еленой
     Прекрасною стоит Иван-царевич,
     Его любимый сын, едва совсем
     Не обезумел: он смеялся, плакал,
     Глядел на сына, глаз не отводя,
     И целовал его, и миловал,
     И напоследок так развеселился,
     Что руки в боки и пошел плясать
     С царевною Еленою прекрасной.
     Потом он приказал стрелять из пушек,
     Звонить в колокола и бирючам
     Столице возвестить, что возвратился
     Иван-царевич, что ему полцарства
     Теперь же уступает царь Демьян
     Данилович, что он наименован
     Наследником, что завтра брак его
     С царевною Еленою свершится
     В придворной церкви и что царь Демьян
     Данилович весь свой народ зовет
     На свадьбу к сыну, всех военных, статских,
     Министров, генералов, всех дворян
     Богатых, всех дворян мелкопоместных,
     Купцов, мещан, простых людей и даже
     Всех нищих. И на следующий день
     Невесту с женихом повел Демьян
     Данилович к венцу; когда же их
     Перевенчали, тотчас поздравленье
     Им принесли все знатные чины
     Обоих полов; а народ на площади
     Дворцовой той порой кипел, как море;
     Когда же вышел с молодыми царь
     К нему на золотой балкон, от крика:
     «Да здравствует наш государь Демьян
     Столицы дрогнули и от взлетевших
     На воздух шапок божий день затмился.
     Вот на обед все званные царем
     Сошлися гости – вся его столица;
     В домах осталися одни больные
     Да дети, кошки и собаки. Тут
     Свое проворство скатерть-самобранка
     Явила: вдруг она на целый город
     Раскинулась; сама собою площадь
     Уставилась столами, и столы
     По улицам в два ряда протянулись;
     На всех столах сервиз был золотой,
     И не стекло, хрусталь; а под столами
     Шелковые ковры повсюду были
     Разостланы; и всем гостям служили
     Гейдуки в золотых ливреях. Был
     Обед такой, какого никогда
     Никто не слыхивал: уха, как жидкий
     Янтарь, сверкавшая в больших кастрюлях;
     Огромножирные, длиною в сажень
     Из Волги стерляди на золотых
     Узорных блюдах; кулебяка с сладкой
     Начинкою, с груздями гуси, каша
     С сметаною, блины с икрою свежей
     И крупной, как жемчуг, и пироги
     Подовые, потопленные в масле;
     А для питья шипучий квас в хрустальных
     Кувшинах, мартовское пиво, мед
     Душистый и вино из всех земель:
     Шампанское, венгерское, мадера,
     И ренское, и всякие наливки —
     Короче молвить, скатерть-самобранка
     Так отличилася, что было чудо.
     Но и дубинка не лежала праздно:
     Вся гвардия была за царский стол
     Приглашена, вся даже городская
     Полиция – дубинка молодецки
     За всех одна служила: во дворце
     Держала караул; она ж ходила
     По улицам, чтоб наблюдать везде
     Порядок: кто ей пьяный нападался,
     Того она толкала в спину прямо
     На съезжую; кого ж в пустом где доме
     За кражею она ловила, тот
     Был так отшлепан, что от воровства
     Навеки отрекался и вступал
     В путь добродетели – дубинка, словом,
     Неимоверные во время пира
     Царю, гостям и городу всему
     Услуги оказала. Между тем
     Все во дворце кипело, гости ели
     И пили так, что с их румяных лиц
     Катился пот; тут гусли-самогуды
     Явили все усердие свое:
     При них не нужен был оркестр, и гости
     Уж музыки наслышались такой,
     Какая никогда им и во сне
     Не грезилась. Но вот, когда, наполнив
     Вином заздравный кубок, царь Демьян
     Данилович хотел провозгласить
     Сам многолетье новобрачным, громко
     На площади раздался трубный звук;
     Все изумились, все оторопели;
     Царь с молодыми сам идет к окну,
     И что же их является очам?
     Карета в восемь лошадей (трубач
     С трубою впереди) к крыльцу дворца
     Сквозь улицу толпы народной скачет;
     И та карета золотая; козлы
     С подушкою и бархатным покрыты
     Наметом; назади шесть гейдуков;
     Шесть скороходов по бокам; ливреи
     На них из серого сукна, по швам
     Басоны; на каретных дверцах герб:
     В червленом поле волчий хвост под графской
     Иван-царевич закричал: «Да это
     Мой благодетель Серый Волк!» Его
     Встречать бегом он побежал. И точно,
     Сидел в карете Серый Волк; Иван —
     Царевич, подскочив к карете, дверцы
     Сам отворил, подножку сам откинул
     И гостя высадил; потом он, с ним
     Поцеловавшись, взял его за лапу,
     Ввел во дворец и сам его царю
     Представил. Серый Волк, отдав поклон
     Царю, осанисто на задних лапах
     Всех обошел гостей, мужчин и дам,
     И всем, как следует, по комплименту
     Приятному сказал; он был одет
     Отлично: красная на голове
     Ермолка с кисточкой, под морду лентой
     Подвязанная; шелковый платок
     На шее; куртка с золотым шитьем;
     Перчатки лайковые с бахромою;
     Перепоясанные тонкой шалью
     Из алого атласа шаровары;
     Сафьянные на задних лапах туфли,
     И на хвосте серебряная сетка
     С жемчужной кистью – так был Серый Волк
     Одет. И всех своим он обхожденьем
     Очаровал; не только что простые
     Дворяне маленьких чинов и средних,
     Но и чины придворные, статс-дамы
     И фрейлины все были от него
     Как без ума. И, гостя за столом
     С собою рядом посадив, Демьян
     Данилович с ним кубком в кубок стукнул
     И возгласил здоровье новобрачным,
     И пушечный заздравный грянул залп.
     Пир царский и народный продолжался
     До темной ночи; а когда настала
     Ночная тьма, жар-птицу на балконе
     В ее богатой клетке золотой
     Поставили, и весь дворец, и площадь,
     И улицы, кипевшие народом,
     Яснее дня жар-птица осветила.
     И до утра столица пировала.
     Был ночевать оставлен Серый Волк;
     Когда же на другое утро он,
     Собравшись в путь, прощаться стал с Иваном —
     Царевичем, его Иван-царевич
     Стал уговаривать, чтоб он у них
     Остался на житье, и уверял,
     Что всякую получит почесть он,
     Что во дворце дадут ему квартиру,
     Что будет он по чину в первом классе,
     Что разом все получит ордена,
     И прочее. Подумав, Серый Волк
     В знак своего согласия Ивану —
     Царевичу дал лапу, и Иван —
     Царевич так был тронут тем, что лапу
     Поцеловал. И во дворце стал жить
     Да поживать по-царски Серый Волк.
     Вот наконец, по долгом, мирном, славном
     Владычестве, премудрый царь Демьян
     Данилович скончался, на престол
     Взошел Иван Демьянович; с своей
     Царицей он до самых поздних лет
     Достигнул, и господь благословил
     Их многими детьми; а Серый Волк
     Душою в душу жил с царем Иваном
     Демьяновичем, нянчился с его
     Детьми, сам, как дитя, резвился с ними,
     Меньшим рассказывал нередко сказки,
     А старших выучил читать, писать
     И арифметике, и им давал
     Полезные для сердца наставленья.
     Вот напоследок, царствовав премудро,
     И царь Иван Демьянович скончался;
     За ним последовал и Серый Волк
     В могилу. Но в его нашлись бумагах
     Подробные записки обо всем,
     Что на своем веку в лесу и свете
     Заметил он, и мы из тех записок
     Составили правдивый наш рассказ.