Тодд Лерой
Парашива

Предисловие

   Он родился на пороге двадцать первого века. Долгое время мать не хотела давать имя ребенку. Она вообще его не хотела, считала нежеланным. Без имени мальчик прожил еще шесть лет. Мать ненавидела его всем своим существом, а когда медсестра предлагала от него избавиться, отказалась из эгоистичных положений. Просто кроме него у нее никого не осталось.
   Но мальчик отплачивал ей за ненависть той же монетой, хотя и не специально. Он пил из ее груди слишком жадно, и на второй день молоко закончилось, а мать сильно болела и не могла выйти на работу долгое время. Необразованной, из бедной семьи, с ребенком на руках, ей оставалось разве что податься в проститутки. От мальчика она почти ничего не скрывала, потому что видела в нем взрослого еще с рождения.
   На седьмом году он сам предложил свое имя матери.
   – С этих пор меня будут звать Измаилом, мама, – деловито заявил он.
   И мать только равнодушно пожала плечами.
   – Делай, что хочешь и как знаешь, – отзывалась почти на каждую его реплику она.
   Мальчик ненавидел бедноту. Его раздражало то, что у многих детей в школе гораздо большее состояние, жизнь гораздо более комфортная и легкая. В то время как многие дети погрузились в компьютерные технологии с головой, у Измаила не было даже телевизора. Он был уверен, что заработать сможет разве что стараниями.
   Мальчик открыл невероятный потенциал человеческого мозга уже в одиннадцать. К тому времени он выучил уже четыре иностранных языка, хотя и был уверен, что миру необходим лишь один, универсальный. Возможно, именно он создаст это удобное смешение национальностей.
   Первое время в школе друзей у него почти не было. Он был слишком умен и получал превосходные оценки, поэтому многие ему завидовали. Но вскоре окружение поняло, что дружить с ним выгоднее, чем воевать. Он слишком непреклонен, чтобы делиться информацией из страха. Более того, он не видел национальных различий. Он разговаривал с иностранцами на их языке с изумительным акцентом и поражал их своим знанием о культуре.
   Вскоре матери Измаила предложили перевести мальчика в школу для одаренных, на что она, как и следовало ожидать, махнула рукой и ничего не ответила. Требовалось ее письменное разрешение на обучение ребенка за границей, и та с легкостью его предоставила.
   – Одним ртом меньше, – заметила она, протягивая согласие с росписью.
   – Обучение бесплатно. И кормить его будут за счет государства, – заверила завуч школы.
   – В противном случае я бы не согласилась, – буркнула мать. – Читать я умею, не сомневайтесь.
   Репутация о женщине ходила по городу нелицеприятная. Измаилу оставалось избегать ее обсуждения в своем присутствии, делая вид, что ничего кровного между ними нет, а живет он в ее притоне совершенно случайно. Так или иначе, мать он любил самозабвенно. Он устроился на работу, чтобы избавить ее от скверного труда на стороне. Та от его помощи не отказывалась и все же работу не бросала. Можно было подумать, что ей она нравится или она настолько с ней свыклась, что представить жизнь иначе уже не в состоянии.
   Еще в двенадцать, когда мальчик подрабатывал уборкой, он столкнулся с матерью в доме одного из ее клиентов. Они предпочли не «узнавать» друг друга. Каждый выполнял свою работу молча. Измаил терпел ее презрительный взгляд, ее бесконечную пьяную ругань. Она могла обозвать его как угодно. Исчадием ада, выродком и никчемным куском мяса. Мальчик сносил все. Во время длительных запоев она становилась похожей на сказочную ведьму с растрепанными волосами. В ней пробуждался поток красноречия и откровенности. Она ничего не стыдилась.
   – Проклятое существо, – усмехалась она, лежа на диване, пока тот за ней убирал. – Меня насиловало сразу пять мужчин. Я даже не знаю, от кого именно тебя зачала. А может быть, ни от кого? Может, меня обрюхатил черт?
   Она задыхалась, упиваясь собственными шутками. А однажды, пошутив особенно удачно, скончалась от остановки сердца. Это случилось после того, как она подписала разрешение на его образование.
   Мальчик преуспевал и в новой школе, схватывая информацию на лету, словно уже слышал сказанное раньше. В конце концов он расположил к себе не только детей, но и учителей. Они позволяли ему вести уроки самому, устраивать мероприятия, присутствовать на родительских собраниях, чтобы высказаться по поводу одноклассников. Его слушали запоем и не смели перебивать. Он выигрывал все гранты, устраивал соревнования сам, а школу окончил экстерном уже в тринадцать.
   Именно тогда он увлекся философией и религией. Его знанию священнописаний мог позавидовать любой монах. Он цитировал огромные памфлеты и мог дать совет на все случаи жизни. Юноша даже задумывался о том, чтобы обратиться к вере, но слова матери не давали ему покоя, и он решил продолжать образование в престижном институте.
   Поступить собственными силами больших трудов для него не составляло. Измаил привлек внимание комитета не только своими безупречными знаниями, но и внешним видом. А именно, своими руками. Ярко-красные, с острыми, как у ястреба, ногтями. Юноша пытался их постричь, но те напоминали железо по структуре и не поддавались такому же менее прочному материалу. В институте Измаилу приходилось носить перчатки. Даже в изнурительную жару и в душном помещении он не снимал свое прикрытие, а на вопросы заинтересовавшихся им девушек отвечал снисходительно или шутливо.
   Технический институт ему также позволили окончить экстерном. Получив звание профессора и доктора наук, он принялся внедрять идеи в массы. Он настаивал на том, что социуму следует быть универсальным, а обществу более открытым. Ничто не должно утаиваться. Только так можно сократить время до рамок бесконечности. Если вся информация будет написана у человека на лбу, это значительно упростит процесс общения, трудоустройства и продолжения рода. Он предложил наделять подробной внешней информацией людей, как некогда продукты. Теперь без этой информации человек выпадал из общества, терял положение как ячейка. Без информации он становился никем и терял право на существование в конкретном месте.
   Благодаря располагающей внешности он занял пост мэра одного небольшого европейского государства с такой же простотой. Вообще многое давалось ему непринужденно. Имея прирожденные таланты, он не растрачивался на самолюбование, а стремился к безупречному. Он сам хотел стать превосходным. Он научился любить себя, хотя и замечал множество недостатков, которые еще следовало исправить. Он видел свое будущее отчетливо и ясно.
   Вскоре Измаил объединил европейские земли окончательно и стал негласным их правителем. Жизнь в его стране разительно отличалась от всего остального мира. Слишком легкая и размеренная, слишком обеспеченная и комфортная. Иностранцы хотели получить гражданство любой ценой, а правители соседних государств не видели другого выхода, кроме как объединиться. В скором времени он подчинил себе еще четыре страны, которые благополучно объединил и правителем которых стал методом открытого голосования.
   Его боготворили, но Измаил знал, что это всего лишь крупица того, что ему предстоит достигнуть. Он продолжал образование и не переставал творить в лаборатории. Он научился контролировать тело и разум. Спал по два часа в сутки, практически ничего не ел и мало двигался. Он полагал, что человеку слишком многое приходится выбирать, а ведь муки выбора самые сложные. Зачем выбирать, что есть на завтрак, если можно получить достаточное количество микроэлементов при помощи еды, подобной той, которой питаются космонавты? Зачем тратить время на походы в магазин, выбор партнера для воспроизводства? Тогда как еду можно получить за секунду, а партнера со скоростью мысли?
   Измаил никогда не любил, но этот вопрос мучил его не сильно. Он не пытался вникнуть в его суть. Он сам был зачат не просто в нелюбви, поэтому ничего плохого в случайном выборе партнера не видел. Сам мужчина женился на девушке из института, миловидной и достаточно умной, но ничего к нему не испытавшей. Он не пытался ее добиться, не подавал знаков внимания, не устраивал свиданий. Он не старался ее понять и редко с ней общался. И в конце концов поставил перед простым фактом, элементарным выбором. Она согласилась, и уже через день они расписались, а еще через девять месяцев она родила первого ребенка. Измаил испытывал к ребенку смешанные чувства. Внимания он ему практически не уделял, но денег на его воспитание тратил немало. Отец знал, что следующее поколение – новый виток в развитии человечества. Сверхчеловек, созданный для жизни в рае на земле. Это новое поколение его детей, избавленное от муки выбора, станет его лучшим творением.

Глава 1

   Он остановил автомобиль, чтобы запастись блоком сигарет на неделю вперед. Машину он не запер: на его черный понтиак, расцарапанный почти до металла, никто не претендовал. Ручник не поднимался до упора, педали приходилось вбивать в пол всем весом, руль поворачивался с тугим скрипом, а коробка зажигалась разве что с третьей попытки.
   Продавец магазина готовился закрываться и уже включил сигнализацию на холодильник с алкоголем. В такое время его клиентами могли быть разве что наркоманы, пьяницы или извращенцы. Однако незнакомец под эти описания не подходил. По виду не старше тридцати, худощав, с четко очерченным лицом, идеально прямым, как у сфинкса, каре вороньего цвета и заостренными ушами. Изогнутые брови должны были выглядеть устрашающе, и тем не менее угрозы от него не исходило. В его водянистых глазах читалось какое-то умиротворяющее спокойствие и безразличие ко всему окружающему. На продавца он смотрел снисходительно и смиренно.
   Мужчина склонялся под грузом тяжелой одежды и амулетов на ушах, шее и руках. Серьги в виде клинков и ногтей, подвески в виде рогатых черепов и незнакомых продавцу символов.
   Несмотря на апатичный и слишком уставший, в какой-то мере подавленный вид клиента, продавец потянулся к баллончику под кассой.
   – Я похож на того, кто собирается тебя обчистить? – спросил мужчина без выраженной интонации.
   Продавец покачал головой два раза с небольшой паузой.
   – Догадываешься, что мне надо? – продолжал тот.
   – Откуда мне знать? – попытался разозлиться продавец.
   – Во всяком случае, не баллончик. И не деньги в кассе. Не пиво и не презервативы. Видишь, как я все упростил?
   – Сигареты? – спросил продавец, обращаясь к стеклу с табаком.
   Мужчина вынул небрежную стопку долларов и бросил на кассу.
   – И зажигалок на сдачу.
   Продавец выложил несколько блоков самых дорогих сигарет и с десяток железных зажигалок.
   – Еще что-нибудь?
   – А здесь еще на что-то хватит? – ухмыльнулся покупатель и сгреб товар в широкий карман кожаной куртки.
   За двадцать минут езды по темной трассе мужчина успел докурить первую пачку и уже вскрывал вторую. Дорога сужалась и напоминала бездорожье. Еще через десять минут ехать становилось и вовсе опасно. Как раз на этом отрезке пути на трассе показалась фигура на чемоданах. Мужчина попытался подать сигнал, но тот не желал срабатывать. Тогда он чертыхнулся и притормозил.
   Девушка поднялась и подбежала к автомобилю с благодарным лепетом. Мулатка с чуть раскосыми глазами. Возможно, филиппинка или пуэрториканка. В любом случае с такой экзотичной внешностью она могла быть только метиской.
   – Я так вам благодарна, сэр, – еле дышала она. – Отменили последний рейс, и я… Куда можно сесть?
   – А разве я сказал, что можно сесть? – обратился к ней он, не оборачиваясь.
   – Но вы же остановились, – поникла девушка.
   – Чтобы посмотреть на звезды. К тому же я заблудился.
   – Я заплачу, – не отступала девушка.
   – Мне деньги не нужны. Снимите номер и, будьте добры, отойдите с дороги. Уберите свои чемоданы, иначе я проедусь по ним.
   – Я заплачу, но не так… как требуют в местных гостиницах.
   – Мне деньги не нужны, – повторил он. – Садитесь. Но прежде назовите число от одного до трех.
   – Три? – удивленно предложила девушка.
   – Садитесь. Покажете дорогу. Я немного заблудился.
   – Правда? – бросилась к своей тяжелой ноше.
   Какую бы боль она ни изображала, мужчина из машины так и не вышел. Чемоданы пришлось забрасывать на заднее сиденье своими силами. В темном салоне она заметила, что бросает сумки на что-то мягкое, но значение этому не придала.
   – Как скоро вы меня высадите? – спросила она, разматывая ремень безопасности, связанный в тугой узел.
   Мужчина успел выкурить четвертую сигарету за время знакомства с ней.
   – Я тоже раньше много курила, – призналась она, чтобы забить нарастающую паузу. – Но на месте, где я работаю, сказали, что у них курят только мужчины либо шлюхи. Я ни тот, ни другая. Пришлось отказаться.
   – Рад за вас.
   – Как вас зовут, вы сказали?
   – Я не говорил.
   – Так скажите, – улыбнулась она.
   Мужчина бросил на нее взгляд боковым зрением.
   – Люк вас устроит?
   – Вы мне предлагаете вам имя выбрать?
   – Да, вам. Какая разница, кто его дает. Родители, вы или общество. Имя не играет ровным счетом никакого значения. Я просто человек. И вы просто человек. Не больше, не меньше. Мы все просто люди.
   – А я Кристина, сотрудник по торговле.
   – Кристина-сотрудник-по-торговле ваше имя? Пишется через дефис или слитно?
   Девушка растерянно улыбнулась и продолжила:
   – Я здесь, чтобы продать небольшой участок за городом. Но задержалась, потому что пришлось долго уговаривать клиента. Никто не любит расставаться с деньгами. Непонятно только, ради чего они их зарабатывают… Вы почему усмехаетесь?
   – Я усмехаюсь каждый раз, когда лгут.
   – Вот как? Я же ничем себя не выдала. Вернее…
   – Вы заснули в автобусе и сошли на последней остановке, потому что вас разбудил водитель. А дальше ждали попутки без гроша в кармане.
   – Без гроша?.. Но у меня есть деньги! – запротестовала Кристина. – Вот, посмотрите, – зарылась в сумочке она.
   – Думаете, за пять часов сна в общественном транспорте?..
   – Да, это глупо, – уронила голову девушка. – Следовало… Постойте, так это вы меня обокрали! Вот поэтому вам не были нужны мои деньги, когда я предлагала.
   – Вовсе нет. Мне это незачем.
   – Неужели? – скептически отозвалась она. – Что, если я загляну в бардачок и обнаружу что-нибудь свое?
   – Своего у вас было десять долларов и билет на самолет, который улетел вот уже как восемь часов назад.
   Кристина задержала пальцы на дверце.
   – Да кто вы такой? – всмотрелась в его бледное лицо девушка.
   – Паршивые здесь сигареты, – выбросил очередной окурок на пол он.
   Кристина открыла бардачок, не отрывая взгляда от его острого профиля. Помимо газетных вырезок, исписанный тетрадей и потекших ручек, он хранил довольно внушительный пистолет.
   Свет габаритных огней и ярких вывесок ударил по стеклам, и девушка вжалась в кресло.
   – Остановите, – приказала она.
   – Мы выехали на магистраль. Придется вам потерпеть немного.
   – Так включите аварийный сигнал!
   – Сомневаюсь, что в этой машине еще что-то работает.
   – Разве можно водить автомобиль с неисправной системой? Как вас вообще прав не лишили?
   – Уже лишили, – спокойно заверил он.
   – Вы ведь шутите, Люк? Остановите автомобиль, как только съедете, – отвернулась к окну со сложенными на груди руками девушка.
   – К своим вещам я отношусь педантично, уж поверьте.
   – То есть это не ваша машина? – изумилась она.
   – Хотите узнать, чья она, – загляните в бумажник, – кивнул на бардачок он.
   Девушка открыла бардачок с оружием, вынула кошелек и заглянула в него с опаской.
   – Чуть больше пятисот долларов, – сообщила она.
   – Нищий ублюдок.
   – И фотография. Вы на ней блондин с густой… Подождите, это же не вы вовсе!
   – Вы невероятно наблюдательны, – выхватил кошелек и выбросил его в окно Люк.
   – Там были деньги! – воскликнула Кристина. – И я видела имя на карточке. Том Черил. Пятнадцатый агент. Кто это?
   – По всей видимости, владелец этого хлама.
   – Вы ее украли?
   – Просто одолжил у того, кому она больше не понадобится. Во всяком случае, у ее владельца в данный момент машина в разы лучше. Так что думаю, он не сильно расстроился.
   Тишину прерывало шуршание пакета на заднем сидении.
   – Не думайте об этом, – бросил Люк, наблюдая за смущенной девушкой.
   – О чем не думать?
   – Мы съезжаем на дорогу, – предупредил он. – Готовьтесь выпрыгивать.
   Темно-синее небо подпирало макушки густых деревьев, и Кристина вжалась в сиденье.
   – Я не собираюсь вас насиловать, – успокоил ее мужчина. – Только выброшу, где посветлее и водятся люди. Вы не позвонили своим родителям, хотя обещали это сделать.
   – Вы моя совесть или что? – прищурилась она. – И вы хотя бы изредка поглядываете на экран навигатора? Мы отдаляемся от всех жилых мест.
   – В таком случае прыгайте, пока не поздно. Я не собираюсь вас насиловать, – повторил он.
   – С какой стати вы так часто это говорите? Я могу и обидеться.
   – И красть у вас тоже нечего.
   Кристина перевела взгляд на отражение в зеркале. Обычно ее красота мужчин привлекала. На секунду она в ней усомнилась. Пухлые губы и миндалевидные глаза. Быть может, она просто не его типаж? В темноте отражение исказилось. Девушка выглядела полнее и темнее, чем обычно. Она даже вздрогнула от ужаса.
   – Вы меня не интересуете априори. Не потому, что не красивы. А вы красивы.
   – А потому, что… – снова осмотрела его она.
   – И не поэтому. Меня вообще ничто не интересует. Кроме задания, которое следует выполнить, – обернулся к ней он.
   – Выходит, секса между нами все-таки не будет?
   – Кристина, – серьезно обратился к ней он, – я хочу…
   – Смотрите на дорогу, – попросила она.
   – Если мы больше не увидимся, потому что кто-то из нас…
   – Прошу вас, дорога!
   – Ты должна знать, что у меня…
   – Нет! – закричала она, дергая руль.
   Силуэт оленя вырисовался в тусклом свете фар. Мужчина стукнул ее по пальцам и надавил на тормоз. Однако машина все еще скользила к деревьям, игнорируя поворот впереди.
   – Мы едем прямо к оврагу! – снова зацепилась за руль Кристина.
   Люк расслабленно откинулся, потирая виски.
   – Снова в начало. Какая досада, – только и успел сказать он, прежде чем автомобиль перевернулся.
//-- * * * --//
   Несмотря на то, что машина несколько раз перевернулась и напоролась на корни деревьев, приземлилась она колесами вниз. Первой в себя пришла Кристина. Девушка откинула слипшиеся от крови волосы и возбужденно выдохнула. По ее телу прошлась волна адреналина, которого она не испытывала уже многие годы.
   – Это было потрясающе! Надо же! Нам так. – обернулась к мужчине она.
   Он упирался лбом в руль. Кристина заметила татуировку в виде креста на его шее, но не придала ей значения. Вероятно, такие носят в тюрьме, подумала она.
   Девушка откинула голову водителя и чуть было не вскрикнула, когда увидела его бледное лицо со стеклянными глазами. Из уголков рта не переставала сочиться кровь. Кристина набрала воздуха в легкие, чтобы не терять самообладания. Машина заглохла, но рабочую форму явно не потеряла.
   – Давайте поменяемся местами, – сказала она себе, открывая дверь.
   Несмотря на видимую хрупкость, тело мужчины оказалось нелегким, и девушке пришлось толкать его на соседнее кресло ногами. Когда Люк перекатился и занял не самую удобную позу, Кристина опустилась на водительское кресло и принялась искать ремень безопасности. Такого не оказалось, и девушка поправила разбитое стекло заднего вида. Автомобиль зажегся лишь с шестой попытки.
   – Вы сбились с пути, – сообщил механический голос навигатора.
   – Вот уж не думала, – усмехнулась она, закуривая сигарету владельца.
   – Маршрут изменен. Двигайтесь триста метров вперед, затем поверните налево.
   – Как скажешь, – опустила рычаг она и поехала на первой скорости.
   Топливо заканчивалось, но ни стоянок, ни заправок на горизонте не виднелось. Кристина притормозила, чтобы осмотреть карманы попутчика. Бумажник с паспортом и несколькими долларами.
   – А еще деньгами разбрасывался, – фыркнула она, зажигая автомобиль. – Интересно, ты мертв?
   Она размышляла, о чем будет говорить в суде и будет ли говорить вообще.
   – Может, куда проще сокрыть улики? – думала вслух она. – Как считаешь? Что, если тебя кто-то знает? Тебя кто-то знает?
   Кристина ударила его в грудь с размаху и отскочила от страха, потеряв управление: мужчина громко вздохнул и тяжело закашлялся.
   – Черт тебя побери! – закричала она, снова стукая его уже по инерции. – Ты все это время просто спал?
   – Что? – перевел на нее растерянный взгляд Люк.
   – Ты спал? Видишь меня вообще? – защелкала пальцами у него перед носом она.
   За его синими глазами стояла совершенная пустота. Кристина снова его толкнула.
   – Под идиота теперь косишь?
   – Простите? – спросил он с детским недоумением.
   – Кто ты такой, скажешь мне, наконец?
   Люк потер лоб и осмотрелся.
   – Не знаю, – искренне ответил он.
   Такое сыграть было сложно, признала Кристина и тем не менее сильно разозлилась. Особенно когда он потерял сознание во второй раз, уже от потрясения внутри себя.
   – Ты издеваешься, что ли? – выругалась она, щелкая перед его огромными зрачками.
   – Поверните налево. Сто метров вперед, – командовал навигатор.
   Кристина заметила горящую на экране точку и выжала последние капли бензина, чтобы добраться до конечного пункта назначения.
   – Здесь ты живешь? – спросила у мужчины она.
   Тот все еще не пришел в себя, и осматриваться пришлось одной. Его дом стоял в центре равнины, окруженной глубоким лесом. Девушка не сомневалась в том, что дверь не заперта. И все же, ржавую, открыть ее стоило немалых трудов. Кристина осмотрела полупустые комнаты, захламленные пустыми контейнерами. Две комнаты делил узкий коридор, наполненный смрадным запахом.
   Она изучила ванную и аптечку за зеркалом, обнаружила спирт и вернулась к машине, чтобы привести в чувство владельца. Тот дернулся и пробормотал что-то нечленораздельное.
   – Давай, парень. Я тебя не дотащу, – протянула руку она.
   Мужчина кивнул и поднялся на ватных ногах. Взгляд у него был мутный, словно у алкоголика или наркомана. Он последовал за ней по коридору и упал на диван напротив телевизора с тем же застывшим взглядом.
   – К черту тебя, – заключила Кристина, направляясь на кухню.
   Она изучила шкафчики, оказавшиеся пустыми, зажгла счетчик и включила радио на подоконнике. Вернулась к автомобилю и забрала бумаги с оружием.
   – Какого дьявола я делаю? – причитала она, заворачивая пистолет в прочную ткань и бросая взгляды на черный пакет.
   Перевязанный на скорую руку мусорный мешок вызывал у нее любопытство всю дорогу, и не заглянуть в него девушка не могла. Она вернулась на кухню за скотчем и разрезала пакет вдоль. Пальцы тут же окрасились багровым, а в нос ударил запах гнилья. Кристина отбросила нож и отошла от машины на метр. Эту проблему она решила оставить на другой, более спокойный день. Этот оказался самым тяжелым за год. Она решила от него избавиться и свернулась в кресле, чтобы уснуть на четырнадцать часов.
//-- * * * --//
   Когда она проснулась, хозяин дома все еще пребывал в мире снов. Кристина не стала его беспокоить и занялась уборкой. Спешить ей было некуда и незачем. Днем назад ее уволила компания, которой она верно служила вот уже восемь лет. Она не отмечала свой тридцатый день рождения прошлой зимой, потому как ненавидела этот праздник. Она не понимала, зачем салютовать старость. Никто не поздравил ее потому, что она не пожелала включить мобильный. Она вообще предпочитала им не пользоваться и о том, куда направляется в следующий раз, никому из родных не сообщала. В этот раз даже брату, от которого раньше секретов не держала.
   Время от времени Кристина проверяла, жив ли ее новый знакомый. Его поза со сложенными на груди руками, широко распахнутыми глазами ничего хорошего не обещали. Она стянула его сапоги, вытерла запекшуюся кровь с лица и попыталась прикрыть глаза веками. Она наблюдала за его сном, потягивая кофе, которого у него было немереное число банок, и осматривая квартиру, пустую и холодную, как глаза владельца.
   Первые два дня садиться на диван она не рисковала, но на третий уже подвинула его тело и примостилась рядом, подложив его руку себе под голову.
   Вечером четвертого дня она обнаружила его в сидячей позе с чашкой чая в руках. Она заваривала чай каждое утро и вечер на случай, если он проснется. В конце концов, это должно было произойти.
   – Еще, – почти приказал он.
   – Ладно, – согласилась она, возвращаясь на кухню. – Вот, – протянула кружку она.
   Но к тому моменту глаза его уже застыли. Он принял позу лотоса и размеренно дышал.
   – К черту, – бросила девушка, поставив стакан на ручку дивана. – Выпьешь, когда очнешься.
   Утром пятого дня она решила подойти к машине вплотную и приоткрыть прорезь руками в перчатках. Показались очертания головы. Кристина увеличила прорезь и посмотрела в лицо погибшего или убитого. Нос и щеки впали, глаза иссохли. Девушка задержала приступ тошноты и вернулась в спальню.
   – Почему чай остыл? – спросил мужчина, и Кристина подпрыгнула от неожиданности.
   – Потому что я сделала его вчера.
   – Ты выполнила мою просьбу еще вчера?
   – Да, я за день знала, что тебе понадобится чай сегодня, – ухмыльнулась она, присаживаясь рядом. – Если хочешь есть, то… не получится. Вся еда закончилась еще вчера. В твоем холодильнике оказалось несколько банок с консервами, которые я… В общем, теперь не осталось ничего.
   – А нам нужно есть?
   – Не знаю, как ты, но нормальным людям это положено. Ты действительно не голоден?
   – Не знаю, – задумался он. – Возможно.
   Его лицо, еще более бледное, чем при их встрече, исказилось от боли, заслезились глаза.
   – Как будто если бы я этого не сказала, ты бы голода не почувствовал, – заметила Кристина. – Вот пульт. Посмотри телевизор, а я разведаю обстановку. Быть может, все здесь не так пустынно. Зачем ты поднялся? Тебе следует оставаться в кровати. Люк?
   Мужчина поднялся с пультом в вытянутых на уровне груди руках, переключая каналы и вздрагивая каждый раз.
   – Он цветной, – изумленно обернулся к девушке он. – Какой сейчас год?
   – Что? – выдавила она. – Две тысячи тридцать второй.
   – Уже? Как быстро оно идет.
   – Кто идет?
   – Время, – улыбался он, рассматривая пульт.
   – Кристина выругалась про себя и поджала губы, чтобы не сорвать злость на мужчине.
   – Прежде чем я уеду, мне нужно кое-что узнать, Люк. Это очень важно, слышишь меня? – повысила голос она, чтобы привлечь его внимание, и выхватила пульт. – Скажи мне вот что. Кто находится в твоей машине?
   – У меня есть машина?
   – Если это можно так назвать, – медленно закипала она.
   – Я не знаю, – нахмурился он.
   – Ты издеваешься? – покраснела девушка.
   – Не злитесь. Я действительно ничего не знаю, – признался Люк.
   – Я на тебя не злюсь.
   – Но ведь только что вы назвали меня больным ублюдком. Это крайне неприятно.
   Девушка замолкла и перебрала все свои реплики в голове.
   – Говорю же, я ничего не знаю, – спокойно повторил он. – Я даже имени своего не знаю.
   Люк снова скривился, потирая виски, упал на диван и уронил голову.
   – Это твой дом, Люк, – спокойно продолжила девушка. – Помнишь, что случилось пять дней назад? Мы…
   – Я ехал на работу?
   – Ты у меня спрашиваешь?
   – Ты меня не знаешь и при этом находишься у меня дома? – уточнил он.
   – Согласна. Это выглядит и звучит одинаково странно. Но пять дней назад мы попали в аварию вдвоем, вы серьезно ушиблись, и я была единственной, кто мог вам помочь в такой ситуации.
   – Я болен? – ощупал лицо он. – Где зеркало?
   Кристина раскрыла сумочку, лежащую на кресле, и вынула зеркальце. Люк рассмотрел белое лицо в трещинах и кивнул.
   – Твое? – усмехнулась девушка.
   – Да, его я помню.
   – А теперь осталось вспомнить вот что, – опустилась на корточки у его ног она. – Кто находится в твоей машине?
   Люк поднял голову и посмотрел на девушку.
   – По-твоему, я болен?
   – Я этого не говорила, – почти улыбнулась она.
   – Только что.
   Кристина действительно об этом подумала, но только подумала.
   – Говорите правду. Ложь искривляет действительность, – заметил он.

Глава 2

   Кристина обнаружила подвал с запасом консервов, и потребность в судорожном поиске кафе и продуктовых магазинов отпала. Люк по– прежнему мало двигался и разговаривал, перебирая каналы и не задерживаясь ни на одном дольше секунды. Девушка готовила порции на целое войско от голода и жадности.
   – Что это? – поморщился Люк, принимая тарелку макарон с консервами.
   – Твоя еда, между прочим, – села в кресло с ногами она и принялась набивать рот. – Своего лица в новостях еще не обнаружил?
   – Я заметил, что эта вещь умеет разве что рекламировать. Ведь только для этого она и была создана, не так ли?
   – Весь мир создан для того, чтобы рекламировать и продавить. Все об этом знают, но такая реальность, кажется, всем только по вкусу. Лично я ничего не хочу менять.
   – Я так и понял, – отставил тарелку на пол он. – Мы вообще создаем реальность, в которой находимся. А то, где мы находимся, – всего лишь проекция нашего коллективного бессознательного. Даже то дурное, что мы создаем здесь, – лишь плод наших желаний. Значит, это было для нас выгодным, наиболее уместным и комфортным.
   – Но ведь мы не отвечаем за действие одного конкретного индивида. Например, тебя. Кто в ответе за то, что ты убил?
   – Прости? – поднял испуганные глаза он.
   – За идиота хочешь сойти? В суде такое давно не срабатывает. И у полиции ты…
   – Но я не мог убить, потому что сам работаю в полиции, – развел руками он.
   – Значит, что-то все таки ты помнишь, – скривилась Кристина. – Я не могу верить сухим словам. Есть подтверждения?
   Люк оглянулся и поднялся на тощих ногах.
   – Если это мой дом, то они должны быть, – заметался по комнате он. – А что ты здесь делаешь? Мы в каком-то родстве?
   – Маловероятно.
   – Тогда почему ты не уезжаешь к себе?
   Вместо того чтобы солгать в очередной раз, девушка решила сменить тему и сымитировать занятость и заинтересованность.
   – Проверю кухню, – бросилась в коридор она.
   Девушка избавлялась от пустых банок из-под кофе, выбила коврики, наконец вернулась в комнату и застала Люка в том же положении, что и утром.
   – Передумал искать? – обратилась к шкафу с вещами она.
   Люк молчаливо наблюдал за тем, как она выворачивает карманы чужих курток и пальто.
   – Безразмерные вещи, но грязные и потертые, в твоем стиле. Так что не исключено… – размышляла Кристина.
   – Это точно две тысячи тридцать второй? – удивлялся он, сидя в позе лотоса.
   – Я, в отличие от тебя, ничего не травмировала.
   – Не так я себе представлял это время. То есть в мое время все думали, что в двадцать первом веке машины будут летать, а не ездить по земле.
   – В твое время?
   – Тысяча девятьсот пятьдесят втором году, – честно ответил он.
   – Вот как, – протянула Кристина. – Что ж, время движется не настолько быстро, как мы полагаем. А машины до сих пор ездят на колесах. Тебе бы не помешало помыться. Как-никак почти неделю в таком состоянии. Или, быть может, около восьми десятков лет?
   Люк опустил голову на слипшуюся от крови одежду и волосы, потер шершавый подбородок и отправился в ванную.
   – Мыло и станок найдешь за зеркалом, – бросила вслед она.
   Люк подставил голову под ледяной напор и следил за кровавыми узорами под ногами. Кристина тем временем продолжала выворачивать карманы его пиджаков. В одном из них она обнаружила паспорт с его фотографией, разве что на ней прическа у него была значительно короче, а глаза темнее. Она спрятала документ у себя и взяла чистый комплект одежды.
   – Спасибо, – принял костюм через приоткрытую дверь он.
   В нем мужчина выглядел совершенно иначе. Девушка наткнулась на две пары кроссовок и предложила остаться в туфлях с острыми носами. Люк восторженно воскликнул, когда заметил радио на подоконнике:
   – Такая вещь и у нас была.
   – Неужели? – подошла к нему с галстуком Кристина. – Подними голову.
   Люк воткнул шнур в розетку. Заиграла слишком веселая для серой обстановки дома музыка.
   – Это современное? – спросил он.
   – Нет, скорее уже классика. Современное… – прокрутила каналы она, – вот, например.
   Звучала ритмичная мелодия с густыми басами, скрипящим фоном и слишком обработанным, почти компьютерным голосом.
   – На такой аппаратуре это странно слушать, – согласилась Кристина. – Это что-то действительно из века прошлого. Я такого даже из детства уже не помню.
   – А в каком году ты родилась?
   – Две тысячи втором.
   – Это человек поет? – не переставал удивляться он.
   – Сложно сказать. Сейчас это мало кого заботит. Музыкант – это не тот, кто разбирается в нотах, но скорее в технике.
   – А оперные певцы еще остались? Вообще такая профессия, как певец, еще существует?
   – Ты задаешь вопросы, на которые очень сложно дать однозначный ответ. Остались, но это скорее предмет какого-то фетиша. Что-то слишком помпезное и совсем для элиты.
   – Это печально, хотя оперу я никогда не любил. А это как называется?
   – Думаю, электронное… что-то. Я не разбираюсь в современных стилях. Новостей об убийствах не слышно?
   – Я насчитал двенадцать сообщений о смерти, две из которых через суицид, четыре связаны с пожаром, три – с утоплением, а также шесть краж, четыре…
   – Достаточно. Нас должно интересовать похищение человека и ничего лишнего.
   – Современное радио также состоит из рекламы более чем на семьдесят процентов.
   – Поразительно тонкое замечание, – закатила глаза Кристина.
   Люк отвел свое тело к дивану и обхватил колени руками. Такого озноба у него еще не было. Он будто вжался в собственное нутро.
   – На тебя не похоже, – испугалась Кристина.
   – А ты знаешь, что на меня похоже? – бросил он, переворачиваясь на бок.
   – Справедливо, – зарылась в сумочке в поисках таблеток она.
   – Вы не моя жена и не моя любовница, – неожиданно серьезно сказал он.
   – И что с того? Вернее, почему этого не может быть?
   Люк стремительно поднялся и сжал ее запястье с такой силой, что девушка вскрикнула от боли.
   – Я всего лишь агент по недвижимости, – быстро отчиталась она. – И всего лишь тебе помогла.
   – Если не расскажешь все от начала до конца…
   Мужчина сжал свои пальцы на ее шее и поднял девушку на дюйм от земли. Она закашлялась и принялась отрывать его непомерно длинные пальцы, удивляясь невероятной для столь тощего телосложения силе. Люк испугался, когда ее голова запрокинулась, ослабил хватку и поставил на ноги, прислонив к стене, чтобы девушка не упала. Кристина согнулась пополам, истерично кашляя и набирая воздух в грудь.
   – Я действительно агент по недвижимости, а здесь осталась, потому что. Мне больше некуда идти.
   – Ты живешь не здесь. И родители твои тоже не здесь живут.
   – Верно, – согласилась она. – Здесь я из-за своего молодого человека. Он уехал в командировку, а я решила навестить его без предупреждения. Он дал ключи от своего дома, поскольку мы должны были пожениться через месяц, и я могла переехать к нему. Но как выяснилось, он успел заселить дом какими-то шлюхами. Он их периодически менял. Это здорово подпортило мое настроение, и я отправилась к следующему клиенту сильно подавленной. Разумеется, сильно ему нагрубила и, разумеется, получила выговор в виде увольнения. Уставшая и разбитая, села в автобус до аэропорта, но заснула и была ограблена подчистую. Все. Это все, я клянусь! Ничего криминального. Дальше меня подобрал ты, и мы попали в общую локальную катастрофу. Какого черта ты меня опрашиваешь? – пришла в себя девушка. – Разве не должно быть наоборот? Я же не спрашиваю, откуда в твоей машине труп с пистолетом!
   – Потому что мне нечего сказать, – спокойно ответил он, возвращаясь к дивану. – Я всего лишь полицейский, который расследовал дело об убийстве.
   – Но это ничего не объясняет и ничего не гарантирует. Где подтверждение? Ты даже именем фальшивым назвался. А ведь это было еще до того, как ты якобы лишился памяти.
   – А как меня зовут? – поднял уставшие глаза он.
   – По документам, – вынула бумаги из кармана девушка, – ты Сет Датруд.
   – Так и есть, – спокойно согласился он, рассматривая лицо на фотографии.
   – Да, это я. Моя одежда и моя прическа. Не помню, что у меня было желание отращивать волосы. Чертовски чего-то хочется, – постучал по карманам он.
   – Я дам тебе это, если поможешь разобраться с тем парнем в машине, – выдвинула условие Кристина.
   Убеждать Люка больше не требовалось. Он вышел, распахнул дверь автомобиля и без опаски открыл пакет.
   – Полагаю, вызывать полицию уже поздно, – рассуждала Кристина.
   – Почему?
   – Конечно, можно было бы еще с месяц-другой с ним потусоваться, – скептически ответила она. – Да раскрой глаза, наконец! Может, в прошлом веке у каждого жителя мертвец и считался чем-то вроде домашнего животного, но в нашем убийство карается очень жестоко. Что предлагаешь им сказать? То, что мы оставили его в качестве сувенира?
   – Но почему ты не позвонила?
   – Удивительная проницательность. И не менее удивительная хитрость. Убить человека и заставить постороннего взять на себя вину…
   – Если преступление совершил я, то и мне отвечать по закону времени, в котором я оказался. Даже если не помню, за что и как убил этого человека. Лишать жизни живое существо равносильно уничтожению целой вселенной.
   – Мы не можем оставить его здесь, пока будем разыскивать родственников и виновника торжества, – заметила Кристина.
   – Предлагаешь его похоронить, а уже затем заняться расследованием?
   Девушка повела плечами, вынула блок сигарет из бардачка и оставила на крыше автомобиля.
   – Занимайся этим сам. Вот твои батарейки.
   Люк справился с этим заданием менее чем за час. Собрал достаточное количество древесины, развел костер, соорудил ложе усопшему. Еще через десять минут он предложил Кристине проводить мертвеца в загробный мир вместе с ним. Девушка, хотя и с большим недовольством, бросила уборку на кухне и последовала за ним.
   – Я думала, ты его закопаешь, – удивилась на пороге она.
   – Он должен сгореть, – спокойно сказал он.
   – Я еще нужна?
   – Да, потому что одному туда идти страшно.
   – Ты веришь в то, что его еще что-то ожидает?
   – Я это знаю. Мир бесконечен, а значит, и человек бесконечен, потому что мы его часть. Жизнь – это лишь подготовка к смерти. Поэтому жизнь по сравнению со смертью почти миг, который душа не замечает. Жизнь – это борьба со смертью. Некоторые умирают всю жизнь. Но только те, кто борется, побеждают. Каждый миг равен смерти. Каждый миг бесконечен и каждый может закончиться. И ты можешь закончиться в каждый момент.
   – Признаться честно, я боюсь смерти.
   – Смерть страшна для тех, кто ее боится. А для тех, кто не боится, ее нет. Они знают, что их ждет. Они готовы.
   – Но ведь он умер, по меньшей мере, месяц назад.
   – Душа заключена в теле до тех пор, пока с ней не попрощаются и пока ее не отпустят.
   – Или это она? Это мужчина, чьи документы я нашла в бардачке? Том Черил?
   – Понятия не имею, кто это. Можно взглянуть на его фотографию?
   – Ты выбросил их из окна машины перед тем, как мы разбились.
   – Но ведь мы не разбились. Мы живы, так? – нахмурился Люк.
   – На загробный мир это явно не похоже, – невольно обернулась по сторонам она. – Хотя место, должна признаться, странное.
   Кристина отмахивалась от усилившегося запаха гнили, а мужчина опустился на холодную осеннюю землю и застыл в позе лотоса с закрытыми глазами. Когда стемнело и ветер стал нестерпимо холодным, она ушла в дом за теплой одеждой и кофе. Люк дождался, пока не догорит последняя ветка, а от соломенной горы не останется горстка пепла. Ему казалось, будто он прощается с кем-то очень близким. Возможно, самым близким, кого он когда-либо знал. Однако имя Тома Черила ни о чем ему не говорило.
   – Нам нужно выбираться, – заявила Кристина следующим утром, добивая последнюю банку с консервами. – Я обнаружила бак с бензином у тебя в подвале, так что…
   – Как выглядит современная еда? – спросил он, смотря на ее трапезу с неподдельным интересом.
   – Примерно так же. В домашних условиях люди готовят все меньше.
   – Ты хочешь сказать, женщины готовят все меньше, – уточнил он.
   – Женщины, мужчины, какая разница? Моя мать особо готовить не любила и всю еду заказывала на дом даже в то время, когда можно было без этого обойтись. А вот тетя, родная сестра отца, любила готовить мне и брату. Она была из тех женщин, которые всю ценность жизни видели в семье и детях, а поэтому работала исключительно за любовь.
   – Твоя мать еще жива?
   – Да, и просила меня позвонить, как доберусь, однако настроения с ней разговаривать у меня нет. Мы вообще с ней ладим не особо хорошо. Честно признать, не думаю, что я когда-либо ее любила. Или хотя бы уважала. Она не родная мне.
   – Но ведь это роли не играет. В конце концов, она вложила в тебя все, что могла.
   – Теперь питание нацелено не на вкус, а на пищевую ценность, – перевела тему Кристина. – Современную же еду приближают к той, которой питаются космонавты. Минимум вкуса – максимум пользы.
   – А мясо едят до сих пор? Насколько мне помнится, вегетарианское общество расширялось достаточно глобально.
   – Как видишь, – сказала она с набитым ртом.
   – Пропаганда пользы мяса еще не потеряла своей актуальности. Видимо, этот век состоит только из пропаганды и рекламы. А все, о чем вы думаете, было заложено в вас чьим-то иным сознанием.
   – Будь по-твоему, – махнула она. – Я мясо все равно не ем.
   – Ты вегетарианка?
   – Не обязательно навешивать ярлыки на тех, кто что-то НЕ ДЕЛАЕТ. Не верует – значит атеист. Не ест мясо – значит вегетарианец. А как называются те, кто мясо ест?
   – Термин вегетарианец ввели сами вегетарианцы. Если отталкиваться от латинского перевода и логики, то морбосарианец.
   – В таком случае, лучше оставить все как есть, – расстроилась Кристина.
   – Ты ведь мясо не ешь из каких-то соображений?
   – Говорю же, я просто его не люблю. И не собираюсь изменять своему вкусу только, как ты утверждаешь, из-за пропаганды. Все знают о том, что мясо вредно, однако никто не собирается от него отказываться, тешась иллюзиями о его первостепенной важности. Создавая миф о том, что без элементов в мясном белке долго не протянешь.
   – А то, во что ты одета, – одежда будущего? Вернее, настоящего, – бросил взгляд на ее облегающие штаны и свитер он.
   – Это обыкновенная консервативная одежда, ничего более. Так мы будем собираться? – собрала грязную посуду она. – Если ты полицейский, то твое имя, вероятно, осталось в какой-то базе данных.
   – В базе данных?
   – Разумеется, каждый человек содержится в какой-то базе данных. Информация о нем хранится на глобальном компьютере государства. И ты не исключение, даже если умер полвека назад. Твои предпочтения, привычки, желания – все это достояние общественности.
   – То есть ничего личного у человека не осталось? – поморщился Люк. – С другой стороны, чему здесь удивляться? Ничего личного у нас не было первоначально. Мы лишь плод чужого воображения. И чем скуднее жизнь, тем мощнее мир, который создает это воображение. Соответственно мир нашего создателя еще более скучный, чем наш. И наоборот, чем глубже мир в мире, за которым наблюдают, тем ярче картинка, интереснее сюжет и шире возможности. Так или иначе, эти возможности не выходят за границы разума создателя и выйти за их пределы персонаж не может по определению.
   – Наркотики в наше время нелегальны. Шестидесятые закончились много лет назад, – предупредила она. – Собирайся, мы едем. Помнишь, как водить автомобиль?
   – Это должно находиться в базе данных моих возможностей?
   – Не будем рисковать, – взяла ключи со столика она, чтобы занять место водителя.
   Пустая дорога и такая же автострада сопровождала их на протяжении двух часов. Наконец, показался первый признак жизни в виде стоянки.
   Кристина заполнила бак на деньги, собранные в карманах Люка. В общей сумме их оказалось немало – в районе тысячи евро разным номиналом. Помимо евро она обнаружила денежные единицы других государств, многие из которых она не встречала даже в выпускающих такие купюры некогда странах. Единой валютой для них всех вот уже несколько лет выступало евро.
   Следующим жилым местом оказалась придорожная закусочная с паршивой едой и неприветливыми официантками. Кристина заказала пару гамбургеров по электронному каталогу и вставила указанную на табло сумму. После чего подсела к старику, читающему газету.
   – Простите, вы не знаете, что здесь можно проглотить не морщась? – поинтересовалась у него она.
   – Здесь все одинаково паршиво, – ответил он, не отрываясь от чтения. – Но с треской можно даже разжевать.
   – Положите туда курицу, – бросила официантке она, и та недовольно надавила на кнопку с изображением рыбы.
   – Мне неловко есть за твой счет, но альтернатив нет. Я, как ты, воздухом питаться не могу, – отчиталась она, кусая огромный бутерброд. – В моей семье всегда кормили обильно. В моей настоящей семье, я имею в виду.
   – Каждая семья настоящая, – заметил Люк. – У меня нет никакой, и я был бы счастлив даже самой несчастливой и бедной из них.
   – Мама мексиканка с пуэрто-риканскими корнями, а отец португалец с китайскими и еще черт знает с чем, – пропустила его слова девушка. – Они оба обильно готовили. Обильно, остро и очень вкусно. Я скучаю по их жирной кухне каждый раз, когда заливаю очередной пакет с неопределенной смесью микроэлементов. Эта вещь бессмертна, – покачала перед лицом Люка кунжутной булочкой она. – Редкостное дерьмо, но все же лучше всяких консервов.
   Она ела с таким аппетитом, что старик отложил газету и принялся за свою яичницу.
   – Вы, ребята, как из тюрьмы сбежали.
   – Так и есть, – ответила Кристина. – Но мы хотим сдаться и поэтому ищем ближайший участок.
   – Через минут двадцать первый. В нем работаю я, – продемонстрировал значок старик.
   – Мой друг тоже полицейский, – махнула в сторону равнодушного Люка она.
   – Хороший полицейский знает толк в хорошей еде. Ваш друг хороший полицейский, раз ничего здесь не съел. Но он много курит. Я тоже по молодости много курил.
   – Поэтому умрете через пару месяцев, – наконец, вставил мужчина.
   Кристина поспешила поместить остатки бургера в рот и увела Люка, поочередно извиняясь и благодаря. После чего заняла водительское место и завела двигатель лоснящимися от жира пальцами.
   – Открытий мы за это время почти никаких не сделали, – рассуждала за рулем она. – Разве что ты бываешь ублюдком время от времени. Но это мне стало известно еще при знакомстве. Я имею в виду, ты прозорливый сукин сын, знаешь об этом? Как тебе удается замечать то, до чего остальные никогда не догадаются?
   – Люди ведут себя очень странно, когда лгут. То есть они и так ведут себя странно, исполняя общественные роли, надевая якобы заслуженные звания. И все же когда они лгут, эта игра выглядит не просто смешно, но омерзительно. Это что? – указал на горящую вывеску он.
   – Бар, – ответила Кристина, сбавляя скорость автомобиля. – Можем выйти.
   – Твое предложение не оставляет альтернатив. Ты тоже со мной пойдешь?
   – А что же я, по-твоему, какой-то аксессуар, который можно забыть в бардачке?
   – Нет, но ты мне никто, – откровенно ответил он.
   – В любом случае твои деньги почти на исходе. Дерьмом собираешься заправлять машину? В тебе ведь его хоть отбавляй, – бросила она, толкая дверь.
   Люку бар понравился благодаря богатому выбору табака, Кристине – алкоголя. Та заказала сразу пять шотов и сразу же их опрокинула. На сцене танцевали три слишком неестественных девушки.
   Латиноамериканки, похожие друг на друга как три капли. Он удивлялся тому, как им удается не только стоять, но и так грациозно двигаться. Кристина отправилась танцевать, а Люк все еще не мог подавить тошноту к алкоголю. В конечном счете, сдался и заказал сигарет.
   – Глупо брать сигареты в баре, – заметил приятный на вид мужчина в строгом костюме. – В магазине напротив раз в пять дешевле.
   – А ты что в этом смыслишь? – огрызнулся бармен.
   – Все, – изменился в лице он. – Я вписал эти цены в твою карточку. Это мое заведение.
   Бармен поежился и посмотрел в его красивое, но изъеденное сигаретными пятнами лицо. Тяжелые веки, слезающие на глаза, придавали ему сходство с семейством кошачьих.
   – Так нельзя пить, – заявил он своим низким голосом. – У всего есть традиция, даже у такого неблагородного занятия, как это. Другое дело, как ты куришь. Словно кислород вдыхаешь в наполненном газом помещении. Я Дино Синови, владелец этого притона. И еще около двадцати подобных, разбросанных по штатам.
   – Ясно, – кивнул Люк.
   – А ты?
   – А я нет, – спокойно ответил он.
   – А это? – кивнул на Кристину тот.
   – А это мое.
   – И как зовут твое?
   – Зовите моим, – беззлобно ответил Люк.
   Дино посмотрел на посетителя с прищуром и улыбнулся.
   – Необычный вы клиент. Знаете, есть в нас что-то родственное. Наверное, мы смотрим на какие-то вещи одинаково широко. Как вы на все это смотрите? – махнул на зал Дино.
   – Какое это имеет значение? Мы едва знакомы, и мое мнение не должно вас интересовать, – не отводил взгляда от Кристины тот.
   – Лично меня интересует мнение исключительно незнакомцев. Те, с кем я знаком, открыты для меня как книга. В мире около пятнадцати миллиардов людей. Разве вам не хочется познакомиться с каждым из них? Узнать что– то новое, непознанное.
   Люк почувствовал сильный отток энергии. Ноги его окоченели, слегка подкосились.
   – Что вы делаете? – спросил он, хмурясь.
   – А что я сделал? – все еще улыбался Дино. – Всего лишь спросил, какого мировоззрения вы придерживаетесь.
   – Того, где все люди идиоты, – скучающе ответил Люк.
   – Уверен, вы куда лучшего мнения об окружающем.
   – Уверены на счет того, что думаю я?
   – Раз уж вам жаль поделиться мыслями, их за вас додумываю я. Так делает общество, и я не исключение.
   – В таком случае, вы обратились не к тому человеку. Я об этом мире вообще ничего не знаю. У меня есть только интуитивные догадки.
   Люк почувствовал легкую хмель и слабость, которая начала развязывать его язык, но опьянением это назвать было нельзя.
   – Почему вы боитесь поделиться тем, что думаете? В наше время это называется невоспитанностью, – заметил Дино. – Уверен, мы одного мнения на счет того, что происходит на самом деле.
   – Существует массовое заблуждение на счет того, что такое «на самом деле». Человеческий мозг дорисовывает образы, которые не способен понять и принять. Например, если небо внезапно исчезнет, никто из людей этого не заметит. Или сделает вид, что не заметит. Мозг просто заполнит эту картину чем-то более для него реальным и доступным. Он просто не допустит того, чего по его определению быть не может. А ведь на самом деле все, что здесь построено – ваш клуб в том числе, – всего лишь иллюзия ограниченного пространства. Мы ходим по голой земле собственной фантазии.
   – Не совсем то, что я хотел услышать, – протянул Дино.
   – Вы хотели услышать что-то определенное? Или поговорить на тему, которая интересует лишь вас? В таком случае я вам не приятель.
   – Я хотел сказать, что звучит все это довольно нелепо, но в то же время интересно. Кем вы работаете?
   – Я полицейский.
   – Женаты?
   – Возможно, – растерялся Люк. – Я помню, что у меня была какая-то женщина.
   – Плохая у вас память на такие вещи, – усмехнулся мужчина.
   – Можно ли считать за биографию то, чего не помнишь?
   – С вашей перспективы – нет.
   – Значит, я не женат.
   – В любом случае, вашу биографию можно проверить, – опрокинул остатки вина Дино.
   – Каким образом?
   – Ваша спутница ничего вам не объяснила? – удивился тот. – Вы сразу показались мне странным. Передвигаетесь на автомобиле образца сорокалетней давности, платите наличными, что сейчас большая редкость.
   – Наличные – это редкость?
   – В большинстве европейских и азиатских стран, а также Америке – да. Мы в Америке. О вас должно быть известно все, даже если вы находитесь на другой планете.
   – С какой стати?
   – Затем, что вы – не отдельная единица, а часть общего. У вас не осталось никаких тайн. Вы уже не личность. Если только вы… – пригнулся и заговорил тише он, – не пытаетесь обмануть систему. Те, кто пытается противостоять общественному началу, – враги цивилизации, понимаете?
   – Откровенно говоря, нет.
   – У вас есть какие-то секреты от общества? – спросил напрямую он.
   – Боюсь, что мне нечего скрывать, потому как я сам о себе ничего не знаю, – признался Люк.
   – В таком случае следуйте за мной, – обернулся к двери выхода хозяин клуба.
   Прежде чем покинуть заведение, Люк бросил взгляд на танцующую в толпе Кристину. Как и следовало полагать, она уже нашла компанию. На этот раз полного мужчины средних лет. Он столкнулся с ним взглядом и, показалось, заметил какой-то испуг в его светлых глазах, но значения ему не придал.
   Дино перешел трассу и остановился около автомата, напоминающего телефонную будку с аппаратом, состоящим из кнопки, огромного экрана и прорези под ним. Люк встал за спиной мужчины, наблюдая за его действиями. Тот вынул прозрачный пакет с кристально белой перчаткой и натянул на руку как можно плотнее.
   – Если на ней окажется хотя бы одно постороннее вещество, система заподозрит неладное и раскроет защиту, – пояснил Дино, надавливая на кнопку рукой в перчатке. – Подставь указательный палец, – указал на изображение с отпечатком он.
   Люк помедлил и все же прикоснулся к экрану. Раздался треск, изображение поменяло цвет с зеленого на красный. Дино постучал по аппарату кулаком и посмотрел в лицо новому знакомому с удивлением и страхом. После чего дернул его руку и поднес к свету лампы.
   – Ты протестант! – изумленно прошептал он.
   – Я не могу протестовать, потому что не знаю устройства вашего мира, – скучающе признался Люк.
   – Тогда зачем ты стер отпечатки? – повернул к нему его же пальцы Дино. – Они совершенно чистые, никакого рисунка. Это против закона!
   Люк подставил ладони к свету и понял, о чем говорил мужчина. Пальцы и ладони совершенно плоские, лишенные узоров.
   – И почему ты разгуливаешь так спокойно, если протестуешь? Такие люди должны сидеть дома, запершись на все замки, – продолжал Дино с горящим взглядом. – Посмотри.
   Он выставил руки, демонстрируя многочисленные шрамы.
   – Теперь протестовать бесполезно. Мы стали цифрами, о которых известно абсолютно все. И это касается не только дел, но и мыслей. Теперь даже подумать без постороннего вмешательства сложно. Известно то, что я алкоголик и развратник. То, что устраиваю оргии каждые выходные и трачу львиную долю денег на проституток. Когда я хочу познакомиться с какой-нибудь приличной девушкой, она вскрывает мою систему и лицезрит всю мою подноготную. Понимаешь, что это значит? То, что у нас нет шанса исправиться и покаяться в грехах. То, что если ты согрешил раз, то вынужден грешить до конца жизни, потому что в этом мире нет прощения. Я никогда не женюсь, и у меня никогда не будет семьи, потому что я номер два три семь один пять ноль девять четыре два.
   – Но ведь никто не заставляет вести подобный образ жизни до конца дней. Вы сами себе хозяин и можете остановить это в любой момент, если хотите. И то, что вы не остановили этот процесс до сих пор, значит лишь то, что вы не хотите его прекращать. Никто и ничто, кроме вашей слабой воли, в этом не виноват. А эта слежка всего лишь повод ничего не менять.
   – Мы всего лишь продукты, производящие новые продукты. Вас такая ситуация не пугает? – удивился Дино. – Против чего же вы протестуете?
   – Я не протестую, но любое лишение свободы выбора меня действительно пугает. Даже если вы хотите вести такую распутную жизнь дальше, никто не может вам помешать. И никто не вправе указывать вам на то, как распоряжаться своей жизнью. Не сетуйте на то, что вам кто-то мешает измениться. Такой вещи просто не существует. Вас устраивает текущее положение вещей, только и всего. Если вы считаете нормой алкоголизм и распутство, значит, для вас так оно и есть. До тех пор, пока это не нарушит прав других людей. Если же это касается исключительно вас, то я вам не судья и не полицейский, поэтому запрещать не стану. Хотя полицейский я на самом деле.
   – Вы полицейский? – усмехнулся Дино.
   – В это так трудно поверить? – добродушно отреагировал он. – В ваше время возможно нечто из области фантастики? Перемещение во времени, например?
   – В наше время практически ничего не возможно, как и в прежнее. Этот век ничего нового и по-настоящему полезного не создал. И почему ты называешь его нашим временем? Несмотря на то, что ты протестант, оно такое же наше, как и твое.
   – Нельзя сказать, что машина времени – вещь полезная, – рассуждал полицейский. – Но если хотите правды, то это время действительно не мое. Не то чтобы оно мне не нравилось, и не то чтобы оно как-то меня удивило. Я еще не успел его изучить как следует. Во всяком случае, вас ведь не роботы рожают.
   – А как еще это назвать? Мы не выбираем компаньона случайно. В этом веке нет места случайностям. Мы выбираем не любовника, а напарника по размножению. Любовь стала недоступной для многих. Поиск отнимает уйму времени, а время – высшая ценность.
   – Временем двигают лишь наши поступки. Если замрем мы – замрет и оно.
   – Выходит, оно уже давно остановилось, потому что мы ничего не делаем. Всю сложную и не очень работу выполняет техника. Мы вообще перестали делать что-либо физическое. Отпала возможность даже в спорте. Любой недостаток можно исправить в считанные секунды. Даже последнюю стадию ожирения. Нам вообще практически ничего не остается.
   – Не думаю, чтобы этот факт как-то особенно вас расстраивал. Чем же тогда занимаются люди?
   – Наслаждаются этой утопией, чем же еще?
   – Вы называете утопией мир, в котором нечего делать? Но ведь, создавая эти машины, вы не прогрессируете, а, наоборот, отбрасываете себя назад. Лишаясь тех возможностей, на которые способен человеческий разум и сознание. Создавая машины, которые выполнят за вас даже самое элементарное, вы делаете себя еще более безвольными, еще неприспособленнее к жизни. В таком комфортном загоне не останется места целям. Смысла существования не существовало первоначально, а теперь вы его даже выдумать не можете. Так или иначе, не мне вас судить. Сам-то я вообще ничего не сделал. Даже плохого, – взглянул на пустую ладонь Люк и направился в бар, чтобы забрать Кристину.
   – Кажется, эта девушка ушла, – бросил ему вслед хозяин заведения.
   – Девушка, которая была со мной? – уточнил Люк. – Но когда?
   – Около пяти минут назад. Уехала с каким-то мужчиной.
   – Вы уверены? – присмотрелся к его глазам полицейский и с горечью заключил: – Вы не врете.
   – Я не стану врать Первому, – криво улыбнулся тот.
   – Первому? – замер у двери автомобиля он. – Первому посетителю?
   Дино только пожал плечами, все еще загадочно улыбаясь, и Люк вдаваться в подробности не стал.

Глава 3

   Наедине он чувствовал себя потерянным, словно заблудившийся иммигрант. Кристина успела стать его проводницей. Без нее он блуждал словно слепой в пустыне. С управлением автомобиля он разобрался довольно быстро. По прошествии десяти минут он водил точно профессионал со стажем длиною в жизнь.
   Люк похлопал по карманам свободной рукой в поисках сигарет. Последняя пачка пустовала, и он вспомнил, что все найденные в его доме деньги находятся в распоряжении Кристины. Вероятно, люди двадцать первого века обманывают даже тех, кого обманывать не выгодно, подумал он, глядя на экран навигатора. Может, женщины и раньше его обманывали? Перед его глазами стоял образ рыжеволосой девушки с ярко-зелеными глазами. Он предпочел оставить эти воспоминания до лучших времен. Возможно, в одной из его квартир остались хоть какие-то напоминания о прошлом? Ведь каждый хранит дома фотоальбомы с хроникой. Он не должен отличаться от остальных настолько разительно.
   Навигатор показывал новый пункт назначения через тридцать километров. Незаселенные трассы сменились захламленными мусором трущобами. Один из этих серых многоэтажных домов хранил квартиру Люка. Подъездная дверь была выбита и висела на одной петле. В таких притонах обычно живут отбросы общества, размышлял он.
   Люк не знал, какая из квартир принадлежит ему, и на всякий случай дергал ручки каждой. Пролет, заваленный бочками, газетами, пустыми банками. Краска почти выцвела, а стены отслаивались пластами. Запертой оказалась только квартира на втором этаже. По звонку на порог вышла пожилая дама с котом на руках.
   – Тебе чего? – грубо спросила она.
   – Вы меня знаете?
   – Может, и знаю.
   – Я здесь живу?
   – Сложно сказать. Ты здесь редко появляешься. Но если появляешься, то живешь на последнем этаже. Хотя какая разница? Ночуй в любой. Все они одинаковы.
   – А ключи я вам на всякий случай не оставлял?
   Люк вспомнил, как в прежние времена отдавал ключи соседям на хранение.
   – С какой стати? – фыркнула она. – Здесь ни одна, кроме моей квартиры, сроду не закрывалась. Такое ощущение, что только я пытаюсь сохранить видимость того, что было раньше. Не поверишь, но у меня даже кое-какие вещи уцелели. Пора тебе расстаться с этой идеей, Сет.
   Она хлопнула дверью, и Люку оставалось разве что последовать ее совету. Однако каждый раз он натыкался на хозяев, спящих на полу в груде мусора. Ни одна из дверей не была пронумерована.
   Его собственностью оказалось просторное пристанище с огромной кроватью из погнутого матраса на скрипящих пружинах и деревянным шкафом длиною в стену, столика, кресла и телевизора из пятидесятых годов. На столике у окна гнили цветы, окруженные окурками, полными и пустыми бутылками из-под виски. Люк откупорил еще запечатанную и рухнул в кресло напротив выключенного аппарата.
   Он просидел до вечера, опустошив остальные бутылки и так ни разу не захмелев. Наконец, поднялся и просканировал шкаф в поиске сигарет. В карманах грязной одежды копилась какая-то мелочь, которой бы не хватило даже на четверть пачки. Тогда взгляд Люка привлекла вырезка с огромным заголовком: «Ограбление, совершенное никем. Не пойман – не вор».
   Он выдвинул один из ящиков и наткнулся на целую стопку статей о преступлениях. Никакой связи между ними он не усмотрел. Одни заголовки кричали об ограблении, совершенном невидимками, вторые – об исчезновении людей, третьи – об убийствах без свидетелей. Под грудой вырезок хранилась неаккуратно сложенная пачка денег разной валютой и банковскими счетами, а также с десяток документов с фотографией Люка, но с разными именами на каждом. В углу шкафа под коробками из-под обуви ждала не меньшая удача – несколько блоков сигарет. Там же сложенные кое-как амулеты с изображениями животных и знаками, которые показались ему знакомыми, кожаные повязки, темные очки разных форм. Он уже не сомневался в том, что квартира принадлежит ему – разница между ней и домом, который он посетил ранее, была незначительной – поэтому деньги он мог тратить со спокойной душой.
   Коридор напоминал салат из всего, что можно поместить в квартиру: стиральная машина рядом с холодильником, зеркало за стеллажом с посудой. Люк забросил грязную одежду в машину и перебрал чистую. Удивительным образом ютились в его шкафу вещи спортивные и классические, строгие костюмы и свободные штаны, старомодные и современные. Мужчина надел самую удобную на его взгляд одежду: свободную рубашку без рукавов, черные брюки, круглые очки и массивные ботинки. Украшения с рук и шеи он снимать не стал. Полицейский остановился напротив зеркала, раскинув руки в стороны, и осмотрел себя в полный рост. Подошел ближе и пригляделся к бледному лицу и таким же глазам. Его удивило полное отсутствие радужки. Из угла в угол глаза бегали только зрачки. Он предпочел долго в этом не копаться и вернулся к стиральной машине, которая к тому моменту уже закончила.
   Люк сложил деньги с документами в отдельный пакет, собрал пустые бутылки, но выносить далеко не стал – подъезд и без того приходился свалкой – и вышел на узкую улицу в поисках приличного кафе. Таких поблизости не оказалось, и ему пришлось посетить достаточно забитый уголок на шоссе. Слишком уютный для мусорных притонов с безликими высотками. Он удивился чересчур низким ценам заведения, но официантка пояснила, что это как раз у него слишком много наличных для одной чашки кофе.
   – Здесь хватит на то, чтобы купить это место, – усмехнулась она.
   Девушка была приверженницей свободного стиля. Несмотря на довольно светлый тон кожи и явно европейскую внешность, она носила бинди и круглую серьгу в носу. При этом одета была неформально: порванная футболка, американская пилотная куртка с нашивками, легинсы и тяжелые сапоги на высокой подошве.
   – Такие цены только у вас?
   – Считай, что так, – бросила она в ответ.
   Ее непреднамеренная ложь, вызванная скорее растерянностью, подействовала на него незначительно, и все же он схватил ее запястье по инерции.
   – А если честно?
   – Не сказать, чтобы только у нас, – протянула девушка. – Во внешнем мире цены куда ниже, но нам нужно как-то себя поддерживать. Это нелегко, знаете ли. Мы с отцом еле перебиваемся.
   – Во внешнем мире? – напрягся Люк, отпуская ее руку.
   Девушка застыла, глядя на него с усталой иронией.
   – Совсем с ума сошел?
   – Выходит, вы меня знаете? – ответил вопросом на вопрос он.
   Девушка только улыбнулась, щуря подведенные мелом глаза. Было заметно, что поведение мужчины кажется ей нарочно фальшивым.
   – Это какая-то игра, Гари?
   – Гари? – переспросил он.
   – Если хочешь сохранять нейтралитет, я даже спрашивать не буду зачем. Значит, так оно и надо. Передать остальным, чтобы ничего у тебя не спрашивали?
   – Остальным?
   Она вытянула шею, скептически покачала головой и отправилась на кухню. Мужчина выкурил несколько сигарет, дожидаясь заказа. В состоянии покоя он выглядел инертным, даже почти спящим.
   – Если тот мир внешний, то это, стоит полагать, внутренний? – предположил он.
   – Скажи, что делать. В противном случае я совершенно запутаюсь, – намекнула она со смущенной улыбкой.
   – Просто расскажи все что знаешь. Сделай вид, что мы незнакомы. Что я человек из внешнего мира. Объясни, в чем отличие и что нас держит здесь, а кого-то другого там? Чья коммуна многочисленнее? И есть ли между вами война? Мне нужно быть в курсе всего, чтобы продолжать деятельность. Ведь она была, верно? – уточнил он.
   – Ну, разумеется, Гари. Ты один из первых, кто отказался принимать иллюзорный мир. Ты самый главный наш проводник. Ты Первый.
   Люк потер переносицу и тяжело вздохнул. Совсем недавно, какую-то неделю назад он жил и работал в пятидесятых, зарабатывая для семьи на обывательской работе. Как он мог стать чьим-то проводником?
   – А этот мир, выходит, настоящий?
   – Можно и так сказать, – пояснила она. – Мир беженцев. По сути, мир отбросов, которые не желают становиться частью иллюзии. От тех, кто не желает верить системе, безжалостно избавляются.
   – Дай мне секунд десять, чтобы переварить, – потер лоб он, разглядывая свои пустые глазницы в отражении чашки. – Получается, мы просто бежали от того, чей частью не хотим становиться?
   – Пока прогнозы туманны, – пожала губы она.
   – И мы не хотим ничего изменить?
   – Показать нам, куда идти, – твоя обязанность. И до сих пор ею остается.
   Девушка выставила запястья с татуировками в виде чуть повернутых вбок крестов.
   – Перекресток, – подсказала девушка. – Символ трудности выбора. Во всяком случае, он у нас есть. Этот знак носят все, кто не согласен. Те, кто еще борется за личные права и свободу. Кто выступает против кодовых номеров, по которому можно вычислить все, что тебя касается. Даже местоположение на текущий момент.
   – У меня эта метка тоже есть?
   – Ты ее и придумал, – улыбнулась девушка. – Многим приходилось скрывать свои намерения. Такая метка у тебя на шее сзади.
   Чем глубже он вникал, тем меньше понимал свое нынешнее окружение и ситуацию, в которой оказался.
   – Как тебя зовут? – спросил он.
   – Нам запрещено говорить имена. Между прочим, это твое собственное правило. Но если ты не прочь его нарушить, то Махарди. Ты зовешь меня просто Махой.
   – Люди во внешнем мире тоже носят имена?
   – Условно да, но для государства и компаний, на которых работают и которым принадлежат, они просто двоичные коды. Мешки энергии, состоящие из нулей и единиц.
   – И только поэтому мы бежали? Поэтому стали отщепенцами?
   Маха обошла мужчину стороной и откинула волосы с его шеи.
   – Странно, вроде бы и понимаю, что это ты, но никак не могу отделаться от мысли, что ты шпион, – вернулась на прежнее место и всмотрелась в его глаза девушка. – Вот уже пятнадцать минут на тебя направлен прицел моего пистолета, но я не выстрелю до тех пор, пока мои подозрения не оправдаются. Ты всегда вел себя странно, однако к такому твоему поведению все привыкли. Теперь ты словно бы и не ты вовсе. А нечто пустое. Конечно, я пообещала исполнять каждое твое поручение и даже повторю твои собственные некогда слова. Но, так или иначе, это странно.
   Полицейский кивнул, и девушка опустилась на стул и взяла сигарету из его пачки.
   – Люди внешнего мира несвободны, потому что у них нет права выбора. Они полностью зависимы от материального. Выполнить даже самую элементарную работу они уже не в состоянии. Окружающий мир их не устраивают, но направлять силу на его изменения они не хотят. Для этого они создают новый мир, иллюзорный. Тот, который считают единственно настоящим и верным потому, что он находится в их голове. Они программируют мир вокруг себя таким, каким хотят видеть, наиболее комфортным и удобным. Они создают утопию внутри.
   Маха достала квадратное устройство, практически прозрачное по ширине, и запустила нужную программу одним нажатием пальца.
   – Я этим пользуюсь нечасто, правда, – отчиталась она, краснея. – Знаю, ты это запрещаешь, но никаких личных данных я нигде не оставляю, клянусь. Я даже кэш путаю, чтобы они не понимали, что конкретно я ищу. К тому же я пользуюсь программой одного крайне известного и крайне скрытого хакера. Она позволяет блокировать любое проникновение системы в личные ресурсы.
   – Как знаешь.
   Маха развернула прозрачный двусторонний экран. Проступило объемное изображение людей с очками, закрывающими большую часть лица.
   – Им кажется, что они живут. Что они делают что-то значимое. Они как бы оправдывают свое бесцельное существование жизнью внутри. Им кажется, будто они индивидуальны, независимы. На самом деле, они рабы ситуации. Рабы техники, государства, кредитов, которых накопили в огромном множестве. Они не видят выхода и поэтому отключаются от реальности. Наш мир отличается лишь тем, что мы хотим работать. Что мы еще хотим что-то создать. Своими силами, а не с помощью устройств. Они отказываются принимать мир, где им приходится работать.
   – То есть люди действительно не покидают своих домов?
   – Точно гусеницы, не выходящие из коконов. Они так не создали космических кораблей и не совершили космических путешествий, потому что им хватает господства внутри себя. Там, в собственной реальности, они короли, гении, лучшие. Там отсутствует какая-либо конкуренция. Они всегда первые. И если что-то идет не так, значит, они не заплатили по кредитам своей фирме. В их голове начинается полное безумие. Их просто разрывает внутри собственного мира снова и снова. Они не могут выбраться и застревают в этом безумии навечно. Их разум не умирает, потому что минута здесь длится сотню лет там. Они вынуждены блуждать по лабиринтам своего подсознания бесконечно, не видя конца. Они теряют контроль над собственной реальностью и попадают в мыслительный ад. Разумеется, это не афишируется.
   Открылась анимированная картинка с изображением счастливого мужчины на берегу моря. Он поднял коктейль, салютуя девушке, похожей на Мерлин Монро.
   – Она еще жива? – удивился Люк.
   – Они могут позволить все что угодно. Создавать фильмы с помощью сознания с самыми невероятными эффектами и развитием сюжета, после чего транслировать по общей сети. Могут обедать с погибшими звездами. Да что уж там! Могут на них жениться и сбрасывать фотографии своим друзьям. В их реальность.
   – Но ведь вероятен факт, что кто-то захочет жениться на одной и той же знаменитости. Что тогда происходит?
   – Голограмма разрывается вместе с их сознанием. Поэтому лучше семейные снимки держать при себе. Либо показывать исключительно друзьям из своей реальности, создавая эскизы старых друзей. Их симулякры. Какая разница, настоящие они или нет, когда можно окунуться в иллюзорный мир с головой и не чувствовать дискомфорта? Всего лишь выплачивать долги по кредиту и жить беззаботно до конца… До какого они хотят конца. Они сами придумывают, сколько им жить и как умирать.
   Женщина, подающая руку принцу из популярного некогда мультфильма, причем тот сохранил свою мультипликационную графику. Мужчина в темном костюме супергероя и мальчик, включенный в сюжет любимой книги. Все они соблазняли счастливыми лицами зрителя, что смотрел на экран.
   – Ты можешь стать частью чего угодно, – описала фотографии Маха.
   – Но что, если их отключить принудительно? Или если выйдет из строя система?
   – Они потеряют память. Вся информация об их жизни, по сути сама жизнь хранится на жестком диске. Соответственно просыпаются они в полном неведении. Причем забывают и ту жизнь, что вели на диске, и ту, что была до нее. Они сходят с ума, узнавая о том, что происходит вокруг. Разумеется, эта информация конфиденциальна.
   – Но даже если всплывет, люди ее проигнорируют.
   – То же самое ты говорил, когда это произошло около года назад. Ты слил информацию о замыкании более чем трех тысяч программ. Никакой реакции. Даже среди тех, кто был временно отключен или еще не подключился.
   – Системный брак не исключен при создании любой техники большими тиражами. Но в данном случае речь идет о человеке.
   – Больше, о его душе. Она не умирает и вынуждена петлять внутри сознания трупа. Это хуже, чем кошмар наяву. Сначала человек создает идеальный, с его точки зрения, мир. К хорошему быстро привыкаешь, и вот он уже забыл о том, что когда-то его создал. Он убежден в своем бессмертии. В том, что умеет летать, потому что в его мире все рождаются с крыльями за плечами. Но вот что-то пошло не так, и происходит замыкание в устройстве и порядке его мира. Представь, что кто-то берет твой мир своей огромной рукой и сжимает до размера грецкого ореха или выбрасывает в черную дыру. Либо же просто его лопает, включает невесомость на поверхности земного шара и оставляет все человечество твоего сознания подвешенным в центре пустой галактики. Вариантов много. И если носитель запрограммировал организм созданного своим сознанием человечества на абсолютное выживание, то есть лишил низших потребностей, сам понимаешь, все это человечество обречено на бесконечный космический полет в центре небытия.
   После длительной паузы, выделенной на переваривание информации, Люк очнулся.
   – Остался хоть кто-нибудь по-настоящему живой?
   – Во внешнем мире только программисты и корпорации, на которые те работают.
   – А подобные этому места еще есть?
   – Разумеется. В Америке их не менее десяти, еще пять в Европе. Они разбросаны по всему земному шару, только это не афишируется. Против них не воюют, но только до тех пор, пока они не ступят в мир внешний. Считается, что аноним, перешедший черту, несет в себе преднамеренную угрозу для иллюзорного мира. Территория этого сектора начинается десятью километрами южнее и расстилается еще на двадцать километров к северу. Некрупный, но никто и не говорил, что он самый большой.
   – А люди с чипами…
   – Прокаженные.
   – Возможно. Они не могут присоединиться к нам, если уже помечены?
   – Могут, если очистятся от меток. В том числе имен. Но зачем им это? Они плавают по своим утопиям и бросать их ради реальности не намерены. Реальность, в которой работают? – фыркнула она. – Увольте! Их лишили права выбора, поэтому они разучились видеть настоящее.
   – Маха – не твое настоящее имя?
   – А кто говорил, что я была прокаженной? – оскорбилась девушка. – Это мое имя, потому что меток я никогда не носила. И вообще согласилась на такую жизнь одной из первых.
   – Прости, – неловко улыбнулся он, приступая к остывшему кофе. – Но это звучит как мракобесие. И этот крест… Какое-то навязывание религиозных взглядов. Подобное существовало и в мое время.
   – Полагаешь, будто я шучу? – разозлилась Маха.
   – Нет, я уже почти ничему не удивляюсь. Не в том положении. Но крест – это уже навязывание.
   – Не крест. Перекресток, – строго поправила она. – Этот знак, повторяю, придумал ты. И он не привязан ни к какой религии, потому что ты не причислял себя ни к какой из известных вероисповеданий или философий. Это знак выбора собственного мировоззрения, который делают уже в сознательном возрасте.
   – Неужели знаки имеют такое принципиальное значение?
   – Знаки несут материальную печать. Так нелепо и глупо пересказывать слова человеку, который сам же их произносил, – вскинула голову девушка. – О важности меток знали все правители. Свастика тебе удачи не принесет, будь уверен. Есть что-нибудь будешь? Вид у тебя неважный.
   – А обычно я что-нибудь ем?
   – Когда как. Ты вообще все решаешь спонтанно.
   – Человек внешнего мира чем-нибудь питается?
   – Человек внешнего мира, – скептически повторила она. – Человек вымирает как вид. Он становится хуже машины. Машины хотя бы что-то делают. Человек внешнего мира питается энергией и старается обходиться без еды в привычном ее понимании.
   Люк заметил за кассой пожилого мужчину, одетого в какие-то лохмотьях: радужную футболку, спортивные штаны и тапочки.
   – А это кто? – махнул он в его сторону.
   – Хозяин магазина и мой начальник по совместительству. Его сын Том живет во внешнем мире. Жил, точнее сказать. Некоторое время назад его не стало.
   – То есть? Что-то вышло из его системы?
   – Нет, его похитили. Возможно, убили. Никто не знает.
   – Я знаю этого мужчину? – привстал Люк.
   – Время для разговора не самое подходящее, – поспешила за ним Маха. – Сын, как-никак.
   – Добрый день, сэр, – остановился у кассы напротив старика полицейский. – Мне нужно поговорить о вашем погибшем сыне.
   Старик бросил утомленный взгляд на девушку. Той осталось только раскинуть руками в знак извинения.
   – Я его просила, но что толку?
   – Что ты хочешь знать, Сет? – обошел стойку и опустился на стул старик.
   Люк заметил, что у мужчины слишком дрожат руки для того, чтобы прикурить сигарету, и помог ему.
   – Что-то вышло из системы? – переспросил у старика он.
   – Понятия не имею, – покачал головой тот. – Не подумай, что мне плевать на судьбу сына. Все его осуждали, но, в конце концов, это его выбор. И никто не вправе навязывать ему свою точку зрения. Пусть бы жил как угодно, только жил. Ведь он мой сын, а у меня больше сыновей нет.
   – Как давно он исчез?
   – Около недели назад, как мне удалось выяснить. Хотя контакта я с ним не поддерживал больше года.
   – Выходит, с вами кто-то связался?
   – Да, мне сообщили, что мой сын не выходит на работу вот уже два дня. Понятия не имею, как им удалось достать мой адрес.
   – Во внутреннем мире есть телефоны?
   – Хотя бы этой роскоши нас не лишай, – усмехнулся старик. – Не знаю, зачем взял трубку. Видимо, не до этого было. Я сильно переживал. Переживал настолько, что – прости, Люк, но я не мог этого не сделать – навестил квартиру сына. Клянусь, я не оставил ни единой нашей координаты. Ни одного намека. Всего лишь осмотрел квартиру Тома и забрал кое-какие вещи, которые смогут облегчить поиски. Том, знаешь ли, мальчик очень скрытный. На публике появлялся редко, ни в какой связи замечен не был. Среди его вещей на рабочем столе я обнаружил стопку визиток и его текущее задание. Уж не знаю, кем он работал…
   – Полиция дом осмотрела раньше вас?
   – Мне ничего не доложили, но уверен, что так.
   – С тобой беседовали? – спросила Маха.
   – Только насчет его работы. Но я и сам понятия не имею толком, чем он там занимался. Вроде поиском каких-то вирусов или багов. На этих визитках неполный список личностей, которые он разыскивал.
   Люк просмотрел педантично разложенные по датам карточки. Последним числился некий Л. Даргас.
   – Не знаете, кто этот Л? – спросил у старика он.
   – Преступник и убийца Люк Даргас, – пояснил тот. – Во всяком случае, так говорят другие документы. Их мне забрать не позволили.
   – И как выглядит этот Люк? – начал волноваться полицейский.
   – Никто его не видел. Никто даже не знает, из внешнего он мира или же внутреннего. Не известен ни его возраст, ни происхождение. Разве что пол.
   – Что значит неизвестно, к какому миру он принадлежит? Если он убирает людей из внешнего мира, значит, он должен находиться где-то среди нас.
   – С чего ты взял? – прищурился старик. – Мы не хотим причинять вред людям из внешнего мира. Среди них наши дети, родители, друзья.
   – Наши враги не они, – пояснила девушка. – А система, которая ими манипулирует. Мы хотим всего лишь открыть им глаза на реальные вещи, но никак не… Это противозаконно. Преступления крайне редки, что в мире нашем, что во внешнем. Особенно во внешнем. Людям незачем убивать и грабить на самом деле, когда сделать это внутри себя гораздо легче.
   – Тогда… против чего мы воюем? – замешкался Люк. – Против мира без насилия? Чего плохого в том, что?..
   – Что с тобой, Гари? – сохранял подозрительность старик, протягивая руку к его лбу. – Ты как будто забыл, что сам проповедовал.
   – Я ничего не проповедую, – стряхнул его ладонь Люк. – У меня только одно правило: не вмешиваться в жизнь других. И если нынешний человек не вмешивается в жизнь постороннего, ничего предосудительного я в этом не вижу.
   – Но эти люди не люди вовсе, – вступилась Маха. – Ты сам об этом не раз говорил. Это уже новый вид. Вид, который желает стать бессмертным. Ты никогда не отличался адекватностью, но сегодня переступил все границы, – заключила девушка, опускаясь на землю и занимая позу лотоса.
   – Прежде чем что-либо понять, мне следует навестить внешний мир, – оправдался Люк. – Я в нем когда-нибудь уже бывал?
   – Ну, разумеется, Гари! Ты постоянно там обитаешь, потому что работаешь на местную полицию.
   – Значит, я все-таки полицейский? Полицию во внешнем мире? – удивился он. – Как такое возможно? Что насчет моих отпечатков пальцев и фальшивых документов?
   – Ты двойной агент, Гари. Не полицейский, – исправился старик. – Просто работаешь под прикрытием, поэтому твое рабочее место находится в полицейском участке. Двойным агентам позволено пользоваться фальшивыми документами. Они полагают, будто ты следишь за нами. Будто ты подосланный кролик, понимаешь, о чем я?
   – Но что, если я действительно работаю на них? – с опаской спросил он. – Что, если мое настоящее имя не Гари? Что, если я убираю своих же?
   – Это исключено. Если бы это было правдой, нашей коммуны уже давно бы не существовало. Ты столько раз прикрывал наши тылы, что подобные мысли даже абсурдны. Наконец, они не знают, кто ты такой. Это наше главное оружие.
   – И кто я такой?
   – Ты Гари Даласкиз. Человек, с которого все начиналось, – улыбнулся тот. – В то время как они думают, будто ты один из последователей. А значит, один из тех, кого запросто можно переманить деньгами и сказками о хорошей жизни.
   Люк задумчиво кивнул.
   – Дайте адрес конторы, в которой я работаю во внешнем мире.
   – Я сам тебя подброшу, если хочешь. Тем более, если кто-то так здорово тебя подставил, чем отбросил наш общий прогресс на километры назад. Я слышал, что у них появилось оружие, способное вычищать память, но не мог подумать, что они уже пустили его в ход.
   – Полагаете, памяти меня лишили нарочно? – нахмурился мужчина.
   Он вспомнил свою первую встречу с Кристиной. Незнакомка с подозрительно добрыми намерениями вполне могла сойти за агента внешнего мира. Она исчезла так же внезапно, как и появилась.
   – Я этого знаю. Забирайся в фургон, – махнул на раскрашенный в радужные цвета пикап он и отер ладони о грязные штаны цвета хаки, прежде чем занять водительское кресло.
   Когда автомобиль тронулся, Люк продолжил размышления вслух.
   – Я вижу много противоречий. Вы говорите, мир внешний избавлен от преступности. В то же время в нем имеются полицейские участки.
   – Преступники – это мы. А защищают они себя.
   – В таком случае, каким образом вы попадаете в мир внешний? И почему вас не арестовывают? Например, в том случае, когда вы осматривали квартиру покойного сына.
   – Во-первых, – насторожился старик, – мой сын еще не покойник. Во-вторых… Тебе что-то известно? – обернулся к нему он и посмотрел в упор. – О моем сыне.
   – Мне мое имя неизвестно, не говоря уже об остальном.
   – Честно признать, – потер подбородок тот, – я и сам не раскусил этого момента. Сам поразился такой официальности, ожидал облавы.
   – Так зачем пошли?
   – Я был подавлен! – возмутился старик. – Растоптан! Посмотрел бы я на тебя, узнай бы ты о смерти своего единственного сына. Я жил для него большую часть лет, и вот… Ты не представляешь, каково это, умирать позже собственных детей. Тебе кажется, будто ты оставляешь что-то после себя, и тут приходится держать тело мертвого ребенка на руках.
   – Вы держали его тело?
   – Фигурально выражаясь. Если честно, я сразу почувствовал, что его нет в живых. Еще до того, как мне позвонили. Родительское сердце никогда не обманывает. И в то же время оно надеется на лучшее. Хотя и знает правду. Я хочу верить.
   – Вы встретились с полицией внешнего мира? Они опросили вас?
   – Признаться, очень вежливо, без нажима. Более того, предоставили доступ ко всем документам и личным данным сына. Может, у них сохранилось какое-то уважение к родителям покойников? – горько усмехнулся старик.
   – И это все? Вы уверены, что они?..
   – Уверен, Гари, – убежденно отмахнулся тот. – Я же не маленький.
   – Но что, если… – нехотя выговорил мужчина. – Что, если это я попросил их вас не трогать? Получается, это дело расследую я. Вполне логично, если учесть вышеуказанные факторы.
   – Да, но ты не учел того, что сам не рассказывал нам об этом деле. Ты никогда ничего от нас не скрывал. А уж о смерти моего сына рассказал бы и подавно. Это я сам хотел тебя об этом попросить, но раз уж зашел такой разговор…
   – Я попытаюсь разузнать все возможное, сэр. Тем более что это в моих же интересах. Ваш сын пропал неделю назад. Как раз в то время, когда пропал я. Случайностей не бывает. Эти события как-то связаны.
   – Возможно, – уставился в пустоту водитель.
   – Как зовут вашего сына?
   – Том Черил.
   Люк отвернулся к окну и громко выдохнул. Он знал не так много имен, чтобы забыть то, которое принадлежало телу в его автомобиле.
   – Что, если я скажу, что сам убил вашего сына? У меня были на то какие-то причины?
   Старик непроизвольно обернулся и дернул руль, отчего машина съехала на обочину. Но тут же реабилитировался и вернулся в строй, не скрывая улыбки.
   – Это исключено. Ты спас слишком многих, чтобы кого-то устранять.
   – Но что, если я устранил одного ради тысячи? Это вполне на меня похоже. Прежний я выбрал бы такой вариант с максимальной долей уверенности. Мой образ мысли вряд ли мог измениться существенно.
   – Жертвенность – не по твоей части.
   – Но разве я не жертвую собой, чтобы спасти вас всех?
   Старик уверенно покачал головой.
   – Я не верю, что ты способен на убийство. Ты даже животное пальцем не тронул ради спасения тысяч. Ты один из тех, кто верит в судьбу.
   – И поэтому не верю в силу выбора, которую отстаиваю этой коммуной? – нападал Люк. – И разве жизнь животного меньше по значимости? Чем вы ее мерите?
   – Я лишь сказал…
   – Разумом? – не отступал Люк. – В таком случае, животное может оказаться куда разумнее вас. Даже листок с дерева может оказаться куда разумнее человека, потому что не наполняет голову всяким дерьмом.
   – Раньше, помнится, ты говорил, что глупую мысль от умной ничто не отличает.
   – А теперь говорю, что все мысли равнозначно глупы, потому что связывают с физическим и не позволяют мыслить глобально. Видеть вещи без предубеждения, не ограниченно, объективно.
   – Хочешь сказать, физически значит неразумно априори?
   – Физически – не обязательно телесно. Развиваться надо всесторонне.
   – Я тебя и раньше не понимал, Гари, – обернулся старик. – Ты разговариваешь на кодовом языке? Если прослушивают или следят – дай знак.
   – Пускай прослушивают, – отмахнулся он. – Я еще сам не до конца принял эту реальность. Возможно, это какой-то длинный, продуманный до деталей сон, в то время как я лежу в клинике с комой из-за сердечной недостаточности. Знаете ли, много лет я достаточно много пил.
   – Ты и алкоголь в этом мире несовместимы. Хотя наркотиками когда-то баловался. Опять же это исключительно мое предположение. Уж больно странный ты тип. Удивительная у тебя все-таки память. Ты помнишь какие– то несуществующие вещи, а свое настоящее совсем забыл. Видимо, их прибор не только вычищает мозг, но и заливает в него новую информацию.
   – Я еще сам не понял, как это работает. Знаете, это похоже на плохое кино. Вот я сижу в полупустом зале и вглядываюсь в обрывки бессюжетной ленты, силясь собрать его в нечто цельное. И в то же время соседи пересказывают мне сюжет другой картины, совершенно другого жанра, и моя концентрация рассеивается. Кристина мне ничего не объяснила. Нужно было…
   – Кто такая Кристина?
   – Не успел узнать. Возможно, девушка, которая спасла мою жизнь. А возможно, и та, которая первоначально ее отняла. Она вполне могла, как вы говорите, стереть мне память и бросить на произвол, забрав все средства к существованию.
   – Она тебя ограбила?
   – Я бы так не сказал. То есть… Я даже рад, что она встретилась мне на пути. Ведь без нее бы я совсем пропал и запутался в происходящем. Кто знает, как оно на самом деле. Возможно, Кристина действительно меня спасла. В таком случае, моя благодарность ничтожна.
   – Деньги – ценность не великая, но все же какая-никакая ценность. Не бери в голову.
   – Я даже не успел понять, какому миру она принадлежит. Наверное, потому что не понимаю, какому миру принадлежу сам. Против чего борется внутренний мир? Против утопии?
   – Мы хотим вернуть личное пространство, Гари. Понимаешь, ступая на их землю, ты лишаешься всего личного. У тебя не остается ничего, что можно было бы скрыть. Если ты захочешь уединиться, чтобы излить душу на фотографии с обнаженными дамами, за этим процессом будут наблюдать тысячи глаз. Не исключено, что твоих знакомых. О тебе известно все. Даже больше, чем ты сам знаешь. Сомневаюсь, что там еще остались знакомые. Зачем поддерживать связь с теми, с кем не видишься вовсе? Они сидят в своих яйцевидных клетках и не выходят за порог своего метра. Их пространство сужается до одного шага в диаметре, а им кажется, будто они стали свободными, вольны выбирать, куда идти, что делать и как жить. За них это решили еще до их рождения. На самом деле они боятся мира. Они верят, что он враждебен, и если заниматься тем, что они действительно любят, то их непременно заклеймят. Мир воинственен и страшен, он моментально их убьет, стоит сделать шаг вбок. Вот во что они верят. Мы боремся за правду.
   – С каждым годом мы становимся намного слабее природы, потому что не хотим ничему у нее учиться. А мир действительно не враждебен, я согласен. Он инертен и спокоен. Его строит и меняет только наше восприятие по отношению к нему, но только в нас самих. На сам мир наше восприятие и присутствие никак не действует. Все события строятся на причинно-следственных связях, не более того. Вашего сына убили только потому, что он оказался не там, а кто-то другой ожидал от него не того. Если относиться к миру как к полю боя, то он ответит исключительно тем, что вы от него ждете. А ждете вы того, что в итоге получаете.
   – Хочешь сказать, я хотел смерти своему сыну? – усмехнулся старик.
   – При чем здесь вы? Вы и ваш сын – не одно и то же лицо. Он сам ее для себя выбрал. Он с ней не боролся.
   – То есть если я уверен в том, что мир мне друг, то я получаю его плоды по щелчку пальца?
   – Именно. А если пришли с мыслью о том, что даже ради одной монеты приходится пахать как волу, то такая участь вас и ждет. Мы живем в голове не только в вашей реальности. И строим мир для нас внутри нас.
   – Наверное, – задумчиво протянул старик. – Я всю жизнь проработал на кофейной плантации. Но мне эта работа всегда нравилась. Я хочу сказать, что мне действительно доставляет удовольствие трудиться. Я против случайного богатства. Деньги нужно получать за труд, а дом строить собственными руками.
   – В наше время появился растворимый кофе.
   – Ваше время – это какие годы? – рассмеялся он.
   – Пятидесятые.
   – Ты и тогда эти помои пил? – расстроился старик. – Кофеина в нем, возможно, и больше, но вот от первоначального напитка вкуса никакого не остается, будь уверен. Добывать и варить настоящие кофейные зерна – целый ритуал, которому нет равных. Но в наше тысячелетие не любят все то, что делается неспешно. Я четыре года прожил на островах, транспортируя эти зерна в Америку. Ни с чем не сравнимый запах. Такой знойный и горький, – защелкал пальцем у носа он. – Я загорелся идеей подарить этот вкус всем тем, кто родился и вырос на материке и ничего о нем не слышал. А когда подзаработал достаточно средств, чтобы заняться любимым делом непосредственно, поехал во Францию учиться на баристу. На тот момент мне и двадцати не было. Проработал во Франции еще восемь лет. А потом обзавелся семьей и ребенком.
   Он потер переносицу, и Люку стало не по себе. Он почувствовал себя в теле того, кого стоило ненавидеть и бояться.
   – Что вы обнаружили в доме своего сына? – разбавил тишину он.
   – Только личное. Вот это, – поднял руку и выставил безымянный палец с шестигранным кольцом он. – Это он носил не снимая.
   – Плохой знак, – заключил мужчина.
   – Я об этом сразу подумал.
   – Что оно значит? Он был венчан?
   – Нет, семьи он завести так и не успел. Он очень скрытный и одинокий мальчик, поэтому девушки у него никогда не было. Хотя сам я остепенился только в тридцать с лишним.
   Люк постарался вспомнить безглазое лицо человека в мусорном мешке. Возраст его определить было крайне трудно. И все же пожилым его назвать нельзя. На Люка накатила тошнота. Довольно быстрая высокая для габаритов грузовика скорость усиливала эффект.
   Больше о сыне старика он не упомянул ни разу. Через полчаса они оказались у границы между двумя мирами. Граница обозначалась столбами на дистанции метра друг от друга. Никакой преграды Люк не заметил и уже приготовился пройти мимо, но старик резко его остановил.
   – Не знаю, из какого вещества состоит эта конструкция, но лучше не рисковать. Уж не помню, кто из нас ее поставил, но разум ее сделал явно больной.
   – Конструкция?
   Вместо ответа старик поднял камень и бросил в сторону столбов. Когда камень настиг их невидимой границы, вспыхнуло что-то невыносимо яркое, почти неоновое, и камень расщепился на молекулы. В пятидесятых ничего подобного Люк не встречал.
   – Это неофициальная граница, – пояснил старик. – Если хочешь перейти на сторону внешнего мира, следует обзавестись подобающими документами, пройти через ворота в километре отсюда и признаться в том, что ты дезертир.
   – То есть мы людей не держим?
   – На то мы и внутренний мир. У каждого есть выбор. Если кому-то по душе жить в рабстве, мы ему не преграда.
   – А на сторону внутреннего мира кто-нибудь переходил?
   – По неофициальным подсчетам, около десяти миллионов. По официальным – около двух сотен тысяч.
   – Что значит по неофициальным?
   – Эти люди пытались пройти. Разумеется, с той стороны им такой возможности не предоставили. Уверен, с этими людьми произошло то же самое, что и с камнем.
   Люк бросил взгляд на горку песка у границы и кивнул.
   – Каким образом переходим мы?
   – А мы создали специальный материал, который помогает создавать так называемые кроличьи дыры в пространстве в радиусе одного метра, что составляет воздействие поля. Ты должен вернуться в прежнюю реальность, сменив координаты ровно на метр. И тем самым оказываешься за границей поля и воздействия электронного барьера. Это баг нечто вроде вакуума, который…
   – Мне кажется, систему можно как-то упростить.
   – Сам создал – сам и упрощай, – ухмыльнулся старик. – В общем, все, что тебе нужно, – это оголить блокатор системы и сделать десять шагов вперед в той реальности. Но только десять, запомнил?
   – Вполне. Вот только никакого блокатора при мне нет.
   – У каждого есть блокатор, Гари.
   – Что ж, я свой потерял, – раскинул руки Люк.
   – Ладно, – вздохнул старик и вынул небольшой мешочек с чем-то квадратным. – Пользуй моим. Как найдешь – верни.
   – То есть такой баг есть у всех? – удивился Люк. – У каждого жителя внутреннего мира? Зачем он всем нам?
   – Чтобы приобрести продукты, которых здесь не достать. Или встретиться с людьми, которых здесь не увидишь.
   – Выходит, в какой-то степени мы зависимы от того мира?
   – Мы ни от чего не зависимы. Мы вправе передвигаться где захотим.
   Люк взял мешочек и подступил к невидимой черте вплотную. Старик сказал что-то в назидание, но мужчина уже оголил программу и делал первые шаги в реальности, где события развивались в обратную сторону, заставляя повторять одно действие по сотне раз. Двигаться в таком пространстве было чрезвычайно трудно. На свои десять шагов Люк потратил не меньше часа. Он упорно считал, чтобы не сдаться раньше времени. По достижении десяти Люк спрятал программу и оказался в реальности, которую покинул часом раньше. И все же реальности недоступной его пониманию.
   С одной стороны, разительно это пространство не отличалось. Никаких летающих машин, обещанных в прошлом веке, никаких космических кораблей, которые изображали в иллюстрациях его времени. Обыкновенный заселенный город с многоэтажными кирпичами. Крошечные квартиры с россыпью таких же окон. Огромное число машин и супермаркетов.
   Он заметил ряд контор, на вывеске одной из которых значилась шестигранная звезда. Этот знак он помнил еще на своей прежней работе полицейским. Его остановили уже на входе.
   – Пропуск, – сказала женщина в стеклянной будке.
   – Я располагаю информацией о пропаже человека.
   – Пропуск, – повторила она механическим голосом.
   – Я здесь работаю, мисс. У меня информация о пропаже человека, – настойчиво повторил он.
   Женщина с подозрением отвернулась и связалась с шефом по микрофону.
   – Вас ждут. Кабинет триста сорок четыре, – сказала она, хмурясь и провожая его взглядом. – Без пропуска, – добавила она тише вслед мужчине. – И здесь курить запрещено.
   Люк поднялся на второй этаж и остановился у дверей комиссара.
   – Здесь курить запрещено, сэр, – догнал его в дверях молодой офицер.
   – Нет-нет, Джозеф, – успокоил его сидящий в кресле шефа мужчина средних лет. – Сету можно.
   Люк вгляделся в лицо незнакомца. Он годился ему в отцы, но отцом явно не был.
   – С какой стати ты забыл пропуск? Такое с тобой впервые. Я тебя не узнаю!
   – Сет? – переспросил он, перешагивая порог.
   – Вы уверены?.. – подал голос молодой офицер.
   – Расслабься, Джозеф, прошу тебя.
   Тот покраснел и споткнулся в коридоре.
   – Все пытается доказать, что достоин повышения. Ты же его еще не видел? Нанял три дня назад. Это мой средний, между прочим. Работает безупречно, ничего не могу сказать. И все же сын начальника, и такое быстрое продвижение. Люди не поймут.
   – Так значит, мое имя Сет? – переспросил Люк.
   – Отрабатываешь на мне какой-то очередной трюк? На этот раз я не куплюсь, – откинулся на спинку он. – Хватит валять дурака. Зачем пришел? Новая информация? Нам она как раз необходима. Тебя не было целую неделю. Повториться такое не должно, сам понимаешь. Ты слишком ценный источник. Таких у нас немного. При повторе придется…
   Мужчина прокашлялся, заминая конец предложения. Люк опустил глаза на табличку с именем. Пол Фишинг. Ни налета на знакомство.
   – Я полицейский? – уточнил он.
   – Я бы такого не допустил, – рассмеялся комиссар. – Не в этой жизни. Если есть что сообщить – милости прошу. Сегодня день не самый удачный, поэтому не до твоих садистских проверок.
   – Я хочу расследовать дело об убийстве Тома Черила.
   – Хочешь сказать, пропажу Тома Черила? – пригнулся он. – Или тебе действительно что-то известно?
   – Возможно. Это серийный маньяк?
   – Похоже на то. Убийство и пропажа. Именно в таком порядке. Почерк тот же, что и у прошлого десятка убийств.
   – Описание Тома Черила имеется?
   – Имеется даже снимок, – пригнулся к ящику и вынул фотографию он. – Мужчина тридцати лет. Среднего телосложения. Волосы светлые. Глаза темные.
   – Где он был замечен в последний раз?
   – Координаты дам позже. Это заброшенный концертный зал, нынешний притон для бродяг. Территория почти граничит с внутренним миром, поэтому на нее никто не посягает. Кстати, как там братья наши меньшие? Никаких подозрительных действий?
   – Во внутреннем мире? – уточнил Люк.
   Вместо ответа комиссар прокрутил круг в воздухе, как бы поторапливая собеседника.
   – Нет, ничего странного я не заметил, – автоматически отчитался он. – На этом месте были найдены его личные вещи?
   – Да, его кровь, – спокойно ответил Пол. – И еще одна вещь, которую признал его отец.
   – Шестигранное кольцо?
   Бровь комиссара поплыла вверх.
   – Я уже говорил с его отцом, – честно признался Люк.
   – Этот идиот ничего не знает, – махнул рукой тот. – Мы его опросили.
   – Что оно значит? Ведь Том не был помолвлен.
   Пол снова насторожился.
   – Мы пытаемся это выяснить. Это кольцо было найдено на всех предыдущих жертвах. Есть какие-то мысли?
   Люк покачал головой.
   – Тело мужчины еще не найдено, – продолжил Пол.
   – Прежде чем начать это расследование, следует кое-что разъяснить. Можете просто кивнуть, если не хотите отвечать. Я не полицейский, но работаю на вас, так?
   Пол поджал губы и задумался, глядя в потолок.
   – А что, собственно, тебя интересует? Запутался в фальшивых паспортах?
   – Значит, – помедлил Люк. – Мое настоящее имя Сет?
   – Туго ты сегодня все-таки соображаешь. Увлекся антидепрессантами? Говорил же, что пачками его глотать не стоит. Во внутреннем мире до сих пор пользуются устаревшими медикаментами, и ты, видимо, туда же. Никто не просит вживаться в роль настолько крепко. Ты, конечно, профессионал, но нам нужен живым.
   Люк заглянул в уставшие, покрытые плотными морщинами глаза Пола, и тот настороженно отпрял. Он боялся себя и прививать страх незнакомцу не хотел, поэтому предпочел перевести разговор в прежнее русло.
   – Значит, я исчез около недели назад, верно?
   Пол кивнул, протягивая Люку толстую сигару из личных запасов.
   – Вы достаточно хорошо меня знаете. Кем я был в прошлой жизни? У меня была семья?
   – Выходит, теперь я с духом общаюсь?
   – Можно и так сказать.
   Люк не знал, в каком направлении двигаться. Он опросил сотни людей на прежнем месте в пятидесятых, но теперь информация касалась его самого. Как ее вынимать из тех, кого он знал еще меньше себя, полицейский понятия не имел. Каждое действие имеет противодействие, повторил про себя он. Что он сделал до того, как превратилась в чистый лист его память? И является ли он кем-то без нее сейчас? Должен ли нести ответственность за того, кто действовал за него раньше? Он не мог рисковать чем-то, чего не имел. Если бы он знал, что является частью семьи, то чувствовал бы большую ответственность и не шел на смерть с такой легкостью. Он размышлял над тем, спит ли он или уже мертв и видит сон после смерти, в то время как струпья выедают его сухие глазницы. Он словно учился ходить заново в этом сне. Маленькие дети не сразу обнаруживают внутренний голос – своего главного помощника, союзника, друга и врага одновременно. У Люка остался только он. Крайне хваткий, но в то же время убийственно критичный.
   – Кубинские, – протянул Пол, принимая задумчивость собеседника за благодарность. – Звучит как клише, и все же не всякая кубинская сигарета хороша.
   – Лучшие сигареты доминиканские.
   – Как скажешь, – не стал спорить Пол. – Ты всегда прав.
   Люк пропускал информацию через чужое сознание, поэтому мог только догадываться о значении многих слов по наитию. Он просто чувствовал их значение.
   – Дело настолько серьезное, что на согнутых коленях не решается? – кивнул на стул Пол.
   Люк опустился на стул, не зная, с чего начать. Он никому не мог доверять, потому что еще не распознал, кто его настоящий враг. И все же подозревать всех подряд было неразумно.
   – Ты и обычно задумчив, но сегодня перешел все границы. Ну же, взбодрись! Хочешь кофе? Что-то в семье случилось? Жена изменила? Когда мне изменила жена, я не особо огорчился. А чему огорчаться? Я это заслужил. Нужно было больше на нее тратить. Раз уж завел, карман следует держать как можно шире. Женщина – очень дорогое животное. Особенно если породистое.
   Люк подумал о своей возможной семье, и его передернуло. Вероятно, жена могла объяснить все, что оставалось скрытым для него.
   – Кофе не хочешь? – пригнулся над микрофоном Пол. – Два эспрессо, будь так любезен. Без сах… Какой шустрый, – рассмеялся он, когда вбежал в кабинет его изможденный сын. – Я все-таки подумаю над твоим повышением.
   Джозеф опустил поднос с двумя чашками кофе и бросил озлобленный взгляд на отца и Люка.
   – А может, и нет, – добавил Пол.
   Юноша задержался у двери, чтобы открыть ее пинком, но передумал и дернул за ручку.
   – Злится на отца, мол, из страха или гордости выше не ставлю, – пояснил мужчина. – Кофе, должен признать, делает отменный. Ну а ты? – хлопнул в ладони он. – А у тебя деньги кончились, поэтому пришел? Ты всегда знал, где поживиться, и добровольно никогда не приходил. Сомневаюсь, что ты голодаешь. Ты за год зарабатываешь столько, сколько я за всю жизнь не наскреб. И что еще более необычно, ты приходишь с вопросами, требуешь, чтобы изложили дело.
   – Странно?
   – Одним словом, на тебя не похоже. Обычно ты сам приносишь нам досье с полными биографиями преступников и ходом расследования.
   – Так я взялся за это дело?
   – Да, куколка, и получил весьма немалый аванс. Твои услуги никогда дешево не обходились. С твоим исчезновением дело пришлось продолжать самостоятельно. Ты шавка элитная. Даже дерьмо будешь рыть ради своей выгоды.
   – И сколько вы мне обычно платите?
   С лица Пола сошла добродушная улыбка. Люк почуял агрессию и поменял свое мнение о комиссаре.
   – Ты либо угарным газом надышался, либо перешел на что-то потяжелее, – грубо сказал тот. – Дураком притворяться у тебя никогда не получалось. Я из собственного кармана вынул пять сотен и зарплату всего отдела урезал, чтобы собрать твои чертовы две тысячи. Учти, это только аванс. Так что либо выкладывай на стол его, либо портфолио убийцы.
   Багровое лицо покрылось испариной, а волосы чуть наэлектризовались. Люк равнодушно кивнул и вынул пять купюр номиналом по сотне долларов.
   Пол провалился в кресло с приоткрытым ртом.
   – Правильно? – вежливо уточнил Люк.
   Комиссар только кивнул, отирая мокрое лицо, но тут же активизировался и подскочил.
   – Так ты отказываешься от дела?
   – Выходит, что да.
   – Но ты не можешь! – испугался Пол. – Ты – ты работаешь на нас! Ты никогда не опускал руки так быстро.
   – Я не помню о том, что делал никогда.
   – Ты не отступник, Сет, – откинул банкноты комиссар, сотрясаясь от ужаса. – Ты, так или иначе, работаешь на внешний мир. Отказываться или нет – дело твое, и все же… Подумай хорошенько. Это немыслимо! Мы тебе не позволим, ты же знаешь.
   Он пригнулся над микрофоном и бросил:
   – Двоих сюда, живо!
   Люк даже двинуться не успел, как в кабинете появились два рослых парня в костюмах и подняли гостя за сухие плечи.
   – В комнату для опроса, – скомандовал шеф и последовал за троицей.
   Люк не сопротивлялся. Ему было нечего скрывать, а поэтому нечего бояться. Ему самому требовалась правда, но грубой силой ее выбить было нельзя. Его бросили на стул. Один из мужчин замахнулся для удара, но Пол сразу же его осек.
   – Запугивание здесь не поможет. Его будто чем-то накачали.
   Комната выглядела довольно стандартной для помещений подобного рода. Однако прибор на столе показался Люку чем-то фантастическим. Пол подключил датчики к вискам опрашиваемого и повернул к себе почти прозрачный в диаметре монитор.
   – Я знаю, что ты такие системы обходишь на раз, но это последняя версия, – вскинул палец Пол. – Ее никому не удалось обвести. Еще одно. Учти, что это для опасных преступников, поэтому будет немного больно. Итак, – опустился на стул он, не отводя глаз от Люка. – Ты что-нибудь узнал за эту неделю?
   – Да.
   – Что-то о Томе Чериле?
   – Да.
   – Узнал, кто его убил?
   – Нет.
   – Хочешь курить?
   – Да.
   – Я тоже, но здесь нельзя. А тебе тем более. Ты как бы под следствием. Совершил что-то незаконное?
   – Нет. Не знаю. Нет.
   – Прибор молчит, поэтому в подробности вдаваться не будем. То, что ты напился или переспал с двумя шлюхами сразу, можешь не описывать. Это в расчет не берем.
   – Я бы рад узнать хоть что-нибудь.
   – Тебе болтать не положено. Да и нет – весь ответ. Спал когда-нибудь с мужчиной?
   – Что?
   – Неважно. Просто ответь.
   – Нет.
   – Так что вы мне проспорили, – сказал охранникам он и стянул датчики.
   – Это все? – запротестовал Люк. – Спросите еще что-нибудь. Мы ведь ничего не узнали!
   – Опрашивать будешь преступников. Тебе понравилось? Ты ни разу не поморщился, – удивлялся Пол, рассматривая датчики. – Может, сломались? Да брось! Неужели тебе деньги не нужны? Мы заплатим еще десять тысяч. Ты любишь такие дела. Без улик и свидетелей.
   – Я не говорил, что от него отказываюсь. Вы неправильно меня поняли.
   – Вот оно как? – выдохнул Пол. – Расходимся, парни! Зачем ты только время наше потратил? Держи свое новое липовое удостоверение, – бросил карточку с фотографией Люка он.
   – Я имел в виду то, что не располагаю достаточным количеством информации для того, чтобы начать расследование.
   – Так спрашивай, – раскинул руки Пол.
   – Мне нужно знать имя моей жены.
   Комиссар звонко рассмеялся.
   – И как это, спрашивается, должно относиться к делу Тома Черила? К тому же мне-то откуда знать? Никому факты твоей биографии не известны. Ты должен оставаться тенью для всех нас. Так что не вздумай высовываться.
   – То есть… У меня может и не быть жены?
   – Тебя самого может не быть, – усмехнулся Пол, толкая дверь кабинета.

Глава 4

   Люк понял, что на автомобиле до места преступления не доберется, поэтому припарковал его на стоянке участка, тогда как сам воспользовался общественным транспортом. Такого скопления людей в метро он никогда не встречал. На какое-то мгновение ему показалось, будто он вот-вот потеряет сознание от духоты. Его легким едва хватало воздуха на вздох.
   Он изучал многочисленные вывески, отмечая, что мир с годами стал намного ярче, но одежда однообразнее. Почти никто не общался между собой, никто не сидел на месте и не задерживался в кафе подолгу.
   Внешний мир разительно отличался от внутреннего.
   Люк вздрагивал от писка сигналов и терялся от того, что от него ждали какого-то выбора со всех сторон. Если ты отказываешься покупать продукцию у одного производителя, значит, предпочел ему другого. Он чувствовал, как давит на него многообразие хлама, который помогает избавиться от денег, выставляя экономию времени за главную ценность. Будто человек знает, сколько ему отведено наверняка. Его сознание не переваривало такого количества рекламы, вытесняющее собственные мысли. Он чувствовал, как за него решают.
   Наконец, Люк добрался до места, которое на карточке значилось главным административным зданием штата. На деле главное здание оказалось не более чем притоном для бродяг. Заброшенное, с выбитыми стеклами, осыпающейся штукатуркой и наполненное мусором почти на треть высоты стен. Среди мусора, закутанные в тряпки, ютилась дюжина нищих азиатов. Люк обратился к единственному из них не спящему по-английски. Тот ответил по-китайски, но полицейского это не смутило. Он чувствовал разницу в языках, но, к своему удивлению, прекрасно его понимал.
   – Коп?
   Мужчина кивнул, и китаец продолжил:
   – Ты киваешь для того, чтобы не выглядеть идиотом?
   – Я и есть идиот, – ответил Люк, из-за чего китаец добродушно рассмеялся.
   – Только идиот в этом не признается.
   – В таком случае я этого не признаю. Нет большего счастья, чем жить в блаженном идиотизме.
   Нищий наклонил голову, внимательно его рассматривая.
   – Почему ты говоришь по-китайски?
   – Я говорю по-английски, – смутился Люк.
   – Нет, ты говоришь по-китайски. Это очень странно. Ты сам очень странный.
   – Наверное, по-китайски я говорю потому, что говоришь ты. А ты говоришь принципа ради или потому, что не знаешь английского?
   – Скажем так, я ему сопротивляюсь. Трудно не знать английского в наше время. Остальные языки искореняются, проталкивая место одному. Универсальному языку. Но ведь ты американец, верно? Иммигрантов никто не любит. Особенно тех, кто не собирается учить языка их страны. Я тоже не любил иностранцев у себя на родине. Почему ты вообще со мной разговариваешь?
   Люк пожал плечами и присел рядом.
   – Между прочим, ты говоришь без акцента, – продолжал нищий. – Это делает тебя еще более странным. Я не снижаю темпа, чтобы сбить тебя с толку. Более того, я говорю на порядок быстрее, чем обычно. Но тебя это почему-то совершенно не беспокоит.
   – Почему ты отказываешься говорить по-английски?
   – А тебя это злит? – ухмыльнулся нищий.
   – Кроме обмана, меня ничего не злит.
   – Потому что я против мира без границ. Кто-то считает это превосходной идеей. Мир с единым правлением, единым языком и валютой. Но мне такое не по душе.
   – Хочешь сказать, современный мир строит Вавилон?
   – Я успел изучить остальные религии, поэтому толерантен и восприимчив к ним.
   – Но что плохого в толерантном мире? Ведь стирает государственные границы именно толерантность.
   – Во всем должна быть умеренность. Даже в хорошем. Нельзя быть излишне добрым, это напрягает. Все излишнее ведет к плохим последствиям.
   – Даже доброта?
   – Даже, – кивнул мужчина.
   – Что вы делаете в Америке? Разве вы приехали не зарабатывать?
   – Я приехал сюда, чтобы вернуть сына. Он исчез пять лет назад, и с тех пор мы от него вестей не получали. Первое время мне пришлось поработать самому, чтобы посылать деньги жене и двум другим детям. Я отчаянно трудился, но вскоре мои услуги прекратили пользоваться успехом. Если раньше человека выращивали для того, чтобы выполнять одноплановую работу, то теперь эту самую работу выполняют машины. Поэтому такие рабочие, как я, стали непригодными. Нас просто выбросили.
   – Какую работу выполняет современный человек?
   – Современного человека готовят к выбору профессии уже с детства. То есть ему не предоставляют выбора в будущем. Но, не попробовав всего, сложно определиться с чем-то одним. Поэтому все большее число людей работают там, где им не предназначено. То есть термин призвания отпадает.
   – Как вы оказались на улице? Это же не было спонтанным решением? Первое время вы жили как подобает.
   – Верно, – печально согласился тот. – Это не мое решение. Я снимал квартиру, работал без выходных на протяжении трех лет, откладывая деньги для семьи. Но однажды меня выследили и обчистили, не забыв захватить и паспорт со свидетельством.
   – Но разве во внешнем мире существует преступность?
   – Разумеется! – горько рассмеялся он. – Толерантность – громкое слово для прикрытия еще более тяжких грехов.
   – Это были американцы?
   – Какая уже теперь разница. Я не держу на них зла. Этим людям тоже нечего есть и негде работать.
   Люку показалось, что мужчина что-то скрывает, и задал тот же вопрос.
   – Один из них китаец, – нехотя ответил тот. – И мне показалось…
   – Что?
   – Это неважно, – отмахнулся нищий.
   – Я умею хранить тайны.
   Мужчина посмотрел в темные глаза собеседника и продолжил.
   – Я запомнил, что один из них был похож на моего сына. Возможно, для любого человека с европейской внешностью все азиаты на одно лицо, но… Я видел его и раньше. Он сидел на земле с пластмассовой коробкой между ног, прося подаяния.
   – И не обратились к нему до ограбления?
   – Нет, я испугался. Не знаю чего. Того, что он меня не вспомнит. Того, что осудит. Все это уже не так важно. Я смирился с потерей сына и не хочу вызывать в памяти его дух.
   – А ваша семья?
   – А что моя семья? Она там, а я здесь, в этом клоповнике с остальными иммигрантами. Время от времени нас прогоняют, чтобы провести какие-то собрания. Довольно неприятно спать зимой на голой земле.
   – Собрания? – насторожился Люк. – Как часто? По какому поводу?
   – Нам об этом не сообщают, разумеется. Кто мы такие, чтобы нам что-то объяснять? Иногда подолгу не появляются, а иногда задерживаются на три дня. После того убийства они, мне помнится, ни разу не появляются.
   – Какого убийства? Вы о нем знаете?
   – Нищие знают все. Остальные как будто закрывают глаза на такие вещи. Хотя в газетах время от времени об этом пишут.
   – То есть убийства – не такая большая редкость во внешнем мире?
   – Редкость, конечно, по сравнению с тем, что было, скажем, лет пятьдесят назад, но имидж приходится усердно поддерживать, иначе поднимутся волнения среди граждан.
   – Кто они? Чем занимаются?
   – Не знаю. И ваши коллеги, полицейские, я так понял, тоже.
   – Я не полицейский, – закурил Люк. – И сигарета – моя единственная коллега. У меня здесь вообще никого нет.
   – Как и у меня.
   – Не скажите, – настаивал Люк. – У вас есть семья. Пускай она и далеко, но все-таки есть. В весьма конкретном месте, от которого вас разделяют только… Сколько стоит билет на самолет до Китая?
   – Около трех тысяч евро, – удивленно ответил нищий.
   Люк вынул пакет со связкой купюр.
   – Вот, здесь четыре, – протянул стопку денег он. – На одежду и прочие услуги. В таком виде вас в аэропорт не пустят. Как вас зовут?
   – Вэйдун, – ошарашено принял купюры он.
   – В отличие от меня, они настоящие, не бойся.
   Китаец запихал деньги в грязный карман пальто дрожащей рукой.
   – Это за правду. Она дорого стоит, а ты ни разу не солгал.
   Китаец запустил руку в пальто, на котором сидел, и протянул визитку.
   – Бродяги всегда подметают за невнимательными полицейскими.
   – То есть это… принадлежало тому, кого убили? А вы случайно не видели, как это произошло?
   – Я же говорю, нас туда не пускали. В этот зал – можете себе такое представить? – набилось три сотни человек.
   – А меня среди них не заметили?
   – Даже если бы заметил, явно не запомнил бы. Любая толпа – это тупоголовое безликое стадо, которым элементарно манипулировать. Не думаю, что ты среди них был.
   – Я не отвечаю за себя прежнего. Убитый входил в эту группировку? Это их телефон?
   – Понятия не имею.
   – Выходит, единственный способ это узнать – позвонить по номеру из автомата.
   – Автомата? – удивился Вэйдун.
   – Неважно, – отмахнулся Люк, поднимаясь на ноги. – Просто позвонить.
   – А как тебя зовут, парень? – бросил ему в спину китаец.
   – Не знаю, – честно ответил тот.
//-- * * * --//
   Люк осматривался по сторонам в поисках автомата. Даже обратился за помощью к прохожим, но те на его голос никак не реагировали. После некоторых поисков ему показалось, что он обнаружил нечто похожее на телефонную будку. Темный непрозрачный ящик внутри оказался почти ослепляющим. Заиграл рекламный ролик. На экране показалась надпись: «Пропустить рекламу за десять евро». Он коснулся экрана ладонью, но тот никак не среагировал. И тогда Люк вспомнил, что современная система на таких как он внимания не обращает, потому как не считает гражданином своего мира. Полицейский подумал о том, как не хватает помощи постороннего, и вспомнил о тех немногих знакомых, которых уже удалось повстречать. Особенно о Кристине, которая так ничего ему и не пояснила. Казалось, она сама плутала в поисках ответов.
   За неимением знакомых, Люк решил обратиться к прохожим. Менее занятым выглядел подросток, потягивающий кофе за столиком уличного кафе. Мужчина предложил ему сотню долларов за то, чтобы он набрал номер с визитки. Тот не выглядел абсолютным дураком и отозвался со скептицизмом.
   – Я не из тех, кто обманывает, а деньги нужны всем, – уверил Люк. – Эта работа не займет больше минуты. Спорю, ты никогда так много не зарабатывал.
   – Почему бы тебе не сделать это самому? – усмехнулся мальчик.
   – Потому что заплачу тебе двести, если перестанешь задавать вопросы.
   Мальчик пожал плечами и направился к будке вслед за мужчиной. Спустя минуту он вышел и предоставил полицейскому разговор с девушкой. Люк расплатился и запер за собой дверь изнутри.
   – Банк Отус. Здравствуйте, я слушаю.
   – Банк, да?
   – Слушаю.
   Ее голос звучал на удивление вежливо и в то же время замороженно, словно говорил автоответчик.
   – Мне нужен, – бросил взгляд на визитку он, – Пол Отус.
   – Мистер Отус в кабинете. Я могу перевести звонок, если у вас к нему личное дело.
   – Будьте так любезны, – подстроился под ее тон Люк.
   По прошествии двух минут, заполненных рекламой, девушка снова заговорила:
   – Простите, но мистера Отуса сегодня на рабочем месте нет.
   – В таком случае дайте адрес.
   – Что, простите? – издала смешок девушка. – Вы знаете, о ком идет речь? Мистер Отус – владелец сети банков. Если разговор действительно настолько важен, то…
   – Более чем.
   – В любом случае я такой информацией не располагаю. Вы можете устроить личную встречу с его главным секретарем.
   – Вы не понимаете, мистер Отус может быть замешан в уголовном деле. Я полицейский, и мне просто необходимо его допросить. Совершенно убийство…
   – Убийство? – почти вскрикнула она. – Это исключено.
   – Не исключено. И убийцей вполне может оказаться ваш начальник.
   Девушка замолчала, но Люк слышал ее тяжелое дыхание. Он будто выбил ее из внутреннего равновесия.
   – Сейчас… Подождите минуту.
   Раздался щелчок, и заговорил уже мужской голос.
   – Записывайте, – сказал он и продиктовал адрес дома, перед воротами которого Люк оказался уже через двадцать минут.
//-- * * * --//
   Двери особняка в четыре этажа служанка распахивать перед гостем не спешила, однако после демонстрации фиктивной полицейской карты ждать его больше не заставила и проводила в просторную кухню на первом этаже.
   Такого количества всевозможной техники в одной комнате Люк еще не встречал. Служанка предложила кофе или чай на выбор, и тот согласился на первое.
   – Миссис Отус скоро к вам спустится, – уверила служанка, ставя перед ним чашку.
   Молодая хозяйка показалась на пороге прежде, чем исчезла служанка. На вид ей можно было дать не больше двадцати, но голос у нее был зрелый, почти старый. Одета и накрашена девушка была тоже не по возрасту. Леопардовый пиджак и бордовая помада делали ее похожей на маленькую потаскуху, которая старается походить на даму в возрасте. Прическу, которую она носила, Люк помнил еще по пятидесятым. Она опоясывала лицо, точно сладкая вата в виде буквы «м». Девушка опустилась на стул рядом с Люком и закурила тонкую сигарету.
   – Я по делу об убийстве, – сообщил он без приветствия.
   Девушка прижала руку к сердцу на манер старухи.
   – Какой беспредел! Молодежь совсем стыд потеряла. В наше время! А при чем здесь мой супруг?
   – Об этом я спрошу у него.
   – Спросите у меня. За годы брака я изучила его лучше, чем он сам.
   – Годы? – нахмурился Люк.
   Девушка хрипло рассмеялась и потушила окурок.
   – А вот и мой милый! – воскликнула она, когда на кухню вкатили коляску со стариком в глубоком седьмом десятке в клетчатом костюме и непроницаемо черных очках.
   – Сет Датруд, – протянул удостоверение Люк.
   Но старик на его жест внимания не обратил, и документ приняла жена.
   – Помощник комиссара и частный детектив, – прочла она. – Интересная, должно быть, работа. Я-то думала, если нет преступности, то нет и тех, кто охотится за преступниками.
   – Оставь нас наедине, Кассандра, – сказал старик и продолжил уже после того, как та покорно исчезла: – Послушайте, я не замешан ни в каких деловых аферах.
   – Я не по этому вопросу, сэр. Вы знакомы с Томом Черилом?
   – За день я слышу тысячи имен. А фотографии в моем случае бесполезны. Полагаете, слепой старик мог кого-то убить?
   – Мы не знаем, мертв ли этот человек. Он пропал около недели назад. Один из главных подозреваемых – я сам. И поэтому не собираюсь вас обвинять. Я хочу выяснить правду.
   – Но я действительно ничего не знаю. Мы с женой доживаем свой век в тишине и покое. Выплачиваем кредиты и процветаем за счет чужой бедности. Все как у всех.
   – Ваша жена и вы – люди не одного века.
   – Бросьте, моя жена младше меня четырьмя годами. Хотя и выглядит моложе наших детей. Не зря же я в нее столько вкладываюсь.
   – Четырьмя годами? Вы уверены?
   – Ну разумеется! Мы даже в одном колледже учились. Ничего удивительного в ее внешности нет. Каждый месяц спускает на нее четверть моей зарплаты. Совсем на старость с ума сошла! Хотя знаете, когда я ее касаюсь, у меня такое странное чувство, будто ничего за эти сорок лет не изменилось.
   – Вы не представляете, насколько молодо выглядит ваша жена, – убрал удостоверение Люк. – Значит, вы об убийстве ничего не знаете? И ничего подозрительного не заметили?
   – На подозрительное реагирует моя охрана. Если мне что-то и угрожает, они делают так, что я об этом не узнаю.
   – То есть вы понятия не имеете, почему на месте преступления была найдена ваша визитка?
   – Хоть убейте, – усмехнулся старик. – Где это место?
   – В заброшенном конференц-зале в пяти кварталах отсюда. Не слышали, что там происходит?
   – Я в светские дела не лезу. А что касается визитки, то такие у каждого второго в штатах. Не сомневаюсь, что счет в одном из моих банков открыли и вы.
   – Говоря по правде, я этого не помню, – признался Люк.
   Он вынул пакет с документами и разложил бумаги на столе. Среди них на имя Гари Даласкиза приходилось больше всего. На одной из карт он заметил и эмблему банка Отуса с персональным кодом. Однако на снимке мужчина был блондином со светлыми глазами, в явно строгом костюме.
   – Вероятно, это она.
   – Можете проверить ваш счет у нас, если хотите. Просто отдайте вашу карту моей жене. Она заправляет всеми бумажными делами, с тех пор как я лишился зрения.
   Хозяин позвал женщину, и та вернулась на кухню в то же мгновение.
   – Проверь счет молодого человека. Как вас? Гари?
   – Гард Колис, – прочел имя с карты он, и старик насторожился. – Я детектив, сами понимаете.
   Девушка провела пальцем по стеклянной поверхности стола. Развернулся монитор с картой сайта Отус банка.
   – Вводите номер, – кивнула она.
   Люк опасливо коснулся экрана пальцем, и тот мгновенно среагировал. Он ввел код в поле со звездами. Через некоторое время высветилась его фотография с шестизначным числом.
   – Не думала, что полицейские так хорошо зарабатывают, – заметила стоящая все это время за его спиной хозяйка. – Простите, что лезу не в свое дело, но шестьсот тысяч…
   – Можно их у вас снять?
   – У нас дома? – рассмеялась девушка. – Мы не банк. Вы находитесь у нас дома, не забывайте. Ближайший банк Отус в пяти минутах отсюда. Всего их двадцать три по стране.
   – Благодарю, – убрал карту во внутренний карман Люк. – А досье мое здесь хранится?
   – Забыли личную биографию? – ухмыльнулся старик. – В наше время это случай нередкий. Многие предпочитают жить здесь, – указал на висок он.
   – Но ведь вы тоже выступаете за подобную жизнь, раз живете в мире внешнем, – заметил гость.
   – Нет, мы здесь неплохо зарабатываем, – холодно ответил мистер Отус. – А я слишком стар для того, чтобы протестовать.
   – Хотите сказать, не все те, кто живут здесь, согласны с такой политикой?
   – С политикой деградации? А вы с ней разве согласны? Вы ведь такой же житель этого мира и не претендуете на звание героя. Вы так же, как и мы, молча осуждаете и сидите здесь с нами. А звание полицейского еще не делает борцом за свободу человеческого разума, – ухмылялся старик.
   – Согласен, – скривился от собственной лжи Люк.
   – Скажу больше, полицейские выступают за такую политику больше остальных. Думаете, другие этого не замечают? Вам приходится меньше работать и больше зарабатывать. Вот незадача.
   – Меньше работать? Но ведь убийств меньше не стало, – процитировал слова одного из новых знакомых он. – То, что вы о них не подозреваете, еще не значит…
   – Количество самоубийств выросло на семьсот тысяч процентов. Это, по– вашему, достойное возмещение? Чем легче становится жить человеку, тем слабее он становится. Ему незачем бороться, а значит, его выводят из себя все менее значительные вещи. Его выбивает из равновесия любое мало-мальски трудное занятие. Ему незачем учиться, а значит, незачем думать и развиваться. Его даже жить не заставляют. Просто существуй и ни о чем не беспокойся. Думаете, старшее поколение такая жизнь их детей устраивает? Двое наших сыновей из своих комнат не высовываются круглосуточно.
   – Хватит, Пол, – прервала его жена.
   – Хватит? Им уже далеко за тридцать, а они о детях в самых рискованных фантазиях не думали. Разве ты не хочешь увидеть внуков? Они уже дождались, когда ослепну я, а теперь подходит твоя очередь.
   – Они обещали отправить свои снимки в общество знакомств.
   – В каком году? – горько усмехнулся старик.
   – Не требуй от них слишком многого. Почти у всех их друзей еще семьи нет.
   – Полагаешь, у них есть друзья? Давно ты с ними встречалась? Они друг с другом уже почти не видятся. Родные братья! Скажу больше, в последний раз, когда я спросил, где Денни, Майкл ответил, что с ним не знаком.
   – Майкл и Денни – наши сыновья, – пояснила девушка. – Вы открыли очень болезненную для нас тему. Позвольте, – провела по столу рукой она. – Вот ваше досье.
   Люк прочел подробные данные о Гарде Колисе, женатом программисте тридцати двух лет, и выписал адрес своей квартиры во внешнем мире.
   После чего поблагодарил женщину и направился к выходу, распихивая документы по карманам. В дверях он развернулся и задал вопрос, который волновал его всю встречу:
   – Ваш муж сказал правду? Вам действительно за шестьдесят?
   – Если я не отвечу, вы меня арестуете? – ухмыльнулась она. – Шестьдесят пять, если быть точной.

Глава 5

   Люк решил приобрести временный и удобный в пользовании транспорт, который помнил еще по сороковым. Когда-то в детстве он катался на мотоцикле отца и обрадовался наличию этого вида транспорта в двадцать первом веке, поэтому снял часть денег со счета Гарда Колиса и отправился на поиски подержанной модели. Для этого пришлось обратиться за помощью к столбу с электронными объявлениями, вставить несколько купюр в приемник и озвучить номер услуги «33 – подержанный легковой транспорт». Самые близкие территориально запросы стояли выше. Его привлекло третье объявление.
   Матово-черный, чуть поцарапанный по бокам мотоцикл стоял у подъезда одной из высоток. На транспорт его века он был похож крайне отдаленно. Огромный по габаритам, с многочисленными трубками, он напоминал скелет. «Звони в квартиру номер 347», – значилось на вывеске.
   – По объявлению, – сообщил Люк в динамик.
   Продавец, мужчина в одних кожаных шортах, показался покупателю спустя двадцать минут.
   – Сколько отдашь? – сразу перешел к делу он.
   Люк в ценах не разбирался и сказал первое, что пришло на ум:
   – Пятьсот?
   – Действительно, больше за нее не предложишь, – рассмеялся он, протягивая ключи. – Бак заполнен, навигатор рабочий.
   С механикой Люк разбирался значительно быстрее, чем с техникой. Он решил прогуляться по супермаркетам интереса ради. Его поразило, насколько огромные города потребления способны выстроить человеческие руки. Города бесполезных товаров с внушительными скидками. Он сравнивал цены простых и элитных магазинов, задаваясь вопросом, зачем переплачивать.
   – За качество, – отвечали вывески. – Качество прослужит вам годами, десятилетиями.
   Но зачем десятилетия службы, если эту вещь сменят уже через пару лет? Те же самые продавцы придумают вещь еще более качественную, а мода выбросит старую на помойку безвкусия.
   Люк насчитал тысячи изделий, способных сделать человека еще бесполезнее. Заставляя его меньше думать и двигаться. Техника, которая думает за покупателя, чтобы очистить его время. Мужчины перестали добывать еду, а женщины убираться и готовить, матери – воспитывать и учить детей.
   Мир делился на тех, кто за собой ухаживает, и тех, кто полностью на себя наплевал. Забегаловки рядом с фитнес-центрами, алкогольные киоски рядом с аптеками. Люди травят людей, заставляя покупать яд с одной стороны и противоядие – с другой.
   Он зашел в музыкальный бар, чтобы удивиться современному звуку.
   – То, что я слышал раньше, сильно от этого отличается, – сказал бармену он.
   – Наверное, потому, что производить ее стало гораздо проще. Из-за многочисленных паттернов становиться музыкантом не обязательно. Как и учиться игре на инструментах.
   – Хотите сказать, настоящих музыкантов не осталось?
   – Почему же не осталось? Среди многообразия дерьма всегда найдется что-то стоящее. Существуют экспериментаторы, но они идут на риск, потому что чем-то свежим и небанальным на жизнь не заработаешь. Люди любят переработанное старое. Как будто скучают по прошлому тысячелетию.
   – Полагаете, ничего нового придумать нельзя?
   – Ну почему же нельзя? Человек пессимист по своей природе. Он еще до изобретения автомобиля думал, будто ничего создать нельзя. То, что после Моцарта вымрут все музыканты, а после Гомера не останется достойных писателей.
   – Но, так или иначе, мы пользуемся их творениями до сих пор, перерабатывая и переосмысляя.
   – Вы любитель старины, я смотрю, – усмехнулся бармен, протирая стаканы.
   – А вы не любитель своей работы, – заметил Люк.
   – С чего бы это? – почти разозлился мужчина.
   – Мало кто любит свою работу, – сказала женщина, сидящая рядом. – Двенадцать часов презрения в день.
   Она бросила в свой коктейль несколько таблеток.
   – Зачем презирать то, чем занимаешься полжизни? – спросил полицейский.
   – Мне нужна машина, – пожал плечами бармен. – По крайней мере, я могу взять ее в кредит.
   – Современный человек живет в кредит, – вставила женщина. – Я знаю, о чем говорю, потому что работаю в кредитной компании. Нас обсаживают со всех сторон. С одной ставят салон с дорогими автомобилями, с другой – банк. Нас продают и покупают.
   – Поэтому приходится работать почти круглосуточно, – согласился бармен.
   – Но почему бы не купить машину подешевле? – удивился Люк.
   – Потому что у моего друга автомобиль за триста тысяч.
   – Выходит, вы работаете для своего друга? – уточнил Люк.
   – Я работаю для себя.
   – Вы покупаете зависть, – подытожил Люк. – Но тем не менее отказываетесь жить в иллюзорном мире.
   – Еще остались люди, которые любят работать, – заметила женщина, бросая еще несколько таблеток.
   – Вы любите ненавидеть? Или ненавидите любить? – улыбнулся Люк. – И что это у вас в бокале?
   – Для похудения.
   – Но ведь вы не толстая.
   – Журналы говорят иное.
   – Но не я. Вы предпочитаете верить журналам или живым людям?
   – Я верю престижу. А престижные вещи смотрятся на мне далеко не лучшим образом.
   – На мне тоже. Но это не повод пихать в себя всякую дрянь.
   Люк забросил в себя несколько шотов текилы, но так и не захмелел. Уже стемнело, и он отправился на поиски места жительства Гарда Колиса на своем подержанном транспорте. Им оказалась крошечная квартира в одну комнату и с множеством кнопок на стенах. Какие-то заставляли выезжать кровати, диваны и кресла, какие-то плитки, за которыми открывались ванная с туалетом, какие-то бросали прожектор с кинолентой на стену.
   Люк надавил на ту, которая выдвигала рабочее место: стол с компьютером и кресло. С компьютером он дела не имел никогда, но быстро учился, поэтому в его устройстве разобрался за несколько минут. В ящиках стола он обнаружил биографии незнакомых людей. Среди них было досье и на Тома Черила с большим числом фотографий.
   «Мужчина тридцати лет. Слежка началась около месяца назад. Нейтрализовать немедленно. Утечка информации».
   В нижнем шкафчике он заметил ключи от автомобиля и коробку с накладными отпечатками пальцев на пятерых владельцев. Имена двух ему были знакомы: Гард Колис и Гари Даласкиз. Он убрал ее в карман вместе с ключами и покинул квартиру в поисках гаража, соответствующего номеру квартиры.
   Гараж располагался на подземном ярусе дома. Ключей у Люка не было, но он догадался открыть дверь отпечатком Гарда Колиса. Изнутри сильно смердело. Автомобиль на первый взгляд выглядел довольно дорогим, хотя изрядно потрепанным. Владелец подумал, что запах разносится из салона, и забрался внутрь, чтобы проверить. Однако тот оказался как раз-таки самым нейтральным по запаху местом, и Люк тронулся со спокойной душой. Проехав метр вперед, он остановился и вышел. Вынул ключи, но закрывать гараж не спешил. Его поразило то, что он увидел на полу гаража. На том пространстве, которое прикрывал автомобиль. Ему хотелось просто исчезнуть, не разбираясь и не докапываясь до сути.
   Люк подошел к раздутому телу и подтолкнул ногой, чтобы увидеть сгнившее, изъеденное личинками лицо мертвеца. Первое, что он хотел сделать, – это сдаться полиции обоих миров. Но вместо этого загнал автомобиль обратно, захлопнул дверь гаража и направился в квартиру, придерживая уставшее тело. Мотоцикл он небрежно бросил у подъездной двери дома.
   К горлу подступала сладковатая влага, но ничего физиологического с его телом забавным образом не происходило. Он не питался и почти не пил, поэтому ни в чем противоположном этому нужды не испытывал.
   Полицейский почуял чужое присутствие еще на пороге, поэтому приготовился к самому худшему. Он толкнул дверь, медленно вошел и убедился в своей острой интуиции в который раз. Он остановился напротив дула пистолета лбом.
   – Это ты? – спросил знакомый голос.
   Люк поднял глаза на смуглое женское лицо с азиатским разрезом глаз. Это была Кристина.
   – Сукин сын! Ты оставил меня без денег!
   – Ты забрала все деньги, – пришел в себя мужчина. – Может, опустишь? Откуда ты это взяла?
   – Нашла у тебя в шкафчике.
   – Это многое объясняет, – нейтрально отозвался он, нажимая на кнопку выдвижного кресла.
   – Ты не в настроении, – заметила она, опуская оружие.
   – Как ты меня нашла? – упал в кресло Люк. – А главное, зачем? Ведь ты сама от меня бежала.
   – Я не бежала, – смущенно сказала девушка. – Просто оставила на какое– то время. Человеческий организм, знаешь ли, нуждается в некоторых вещах.
   – Мне сказали, что ты уехала с каким-то мужчиной.
   – Тебя ведь это никак не задевает, – ухмыльнулась она, падая на диван. – Я вернулась домой, рассчитывая застать тебя там, перерыла шкафы в поисках зацепки. Обнаружила вот эти визитки на разного тебя, – бросила перевязанную стопку бумаг ему Кристина. – В том числе этот адрес. Какая из них настоящая?
   – Я не обязан ничего тебе объяснять, – инертно ответил он. – И ты была не обязана возвращаться ко мне. Мы друг друга не знаем. И ты ничего мне не объяснила.
   – Не объяснила? – возмутилась она. – Я единственная, кого ты знаешь.
   – Но я не единственный, кого знаешь ты, – надавил он. – Ты так и не объяснила, зачем вернулась.
   – Затем, что у меня здесь никого не осталось. И вообще нигде. Возможно, ты не единственный мой знакомый, но единственный, кого мне хочется видеть. В том смысле, что тебе совершенно на меня плевать. Это так необычно и старомодно.
   – Тебе нужны деньги на обратную дорогу?
   – Да нет же, – устало ответила она. – Я просто не знаю, куда мне идти и чем заниматься. Это не похоже на то, чего я хотела.
   – Что именно?
   – Да все, что меня окружает. Эта работа, семья, этот молодой человек. Похоже, не осталось вещи, которую бы я не презирала.
   – Я так понял, здесь существует многообразие и одновременное ограничение профессий и возможностей. Несколько часов назад я разговаривал с парой человек из бара. Им обоим не нравится то, чем они зарабатывают. Они рабы состояния, рабы денег и вещей, на которые работают. Они глупы, потому что занимаются тем, чего не любят, и не занимаются тем, что любят по-настоящему. Можно зарабатывать миллионы, иметь отличное образование и быть в курсе всех новостей, но при этом ненавидеть свою работу. Только любовь рождает что-то поистине великое и значимое.
   – Наверное, легко рассуждать так, имея столько банковских карт на шестизначные суммы. А что делать тем, кому повезло меньше? К тому же любовь обманчива, – закатила глаза Кристина. Было заметно, что воспоминания о прошлом ей неприятны.
   – Любовь никогда не обманывает.
   – Люди только говорят о любви, но, в конце концов, все равно предают.
   – Влюбиться можно в кого угодно, а вот полюбить – лишь того, кто заставит поверить в собственную исключительность и значимость. По– моему, любовь не достойна слов. И те, кто кричит о ней громче остальных, скорее всего и предадут, как ты говоришь.
   – Откуда тебе это знать? Ты ведь ничего не помнишь, – возмутилась девушка.
   – Я помню, что любил кого-то, но говорить об этом не хочу. Все, о чем я знаю или, по крайней мере, догадываюсь интуитивно, исходит лишь от этого чувства. Мне кажется, любовь никогда не предаст. И никогда не причинит боль. Любовь остается, даже если это невыгодно обоим. Она не идет на уступки, не знает ограничений. Она не готова жертвовать собой ради пользы одного.
   – Значит, то, что проходит, уже не любовь? Но ведь каждая любовь настоящая на момент ее жизни.
   – Проходит – не предает. Заблуждения часто случаются из-за того, что люди принимают шаблоны кино и телевидения, игру и постановку за чистую правду и руководства к действиям в жизни. Настоящую любовь сложно спутать с чем-то другим.
   Кристине этот разговор доставлял неудобство, и она поспешила перевести тему.
   – Тебе удалось что-нибудь выяснить?
   – Возможно, меня пытаются подставить, – задумчиво сказал Люк. – Но это всего лишь возможно.
   – Хочешь сказать, это тело тебе подбросили? – криво улыбнулась она.
   – Это и то, – спокойно ответил он.
   – Есть еще одно? – передернуло Кристину.
   – Да, но…
   Девушка непроизвольно отошла на дюйм.
   – Только не вздумай меня покидать сейчас. Ведь ты уже вернулась, – испугался Люк. – Ты единственная, кого я знаю. Я встречаюсь с людьми, которые упрекают меня в невоспитанности. Они здороваются со мной, жмут руку, спрашивают, как семья, а мне и ответить нечего. Шаг вперед отталкивает меня назад.
   Люк поднялся, и Кристина снова отпрянула. Он подошел к ней вплотную и взял за локти.
   – Я сам себя боюсь, но окружающее пугает больше. Мне нужно разобраться, а для этого необходим человек, который не отказал в помощи. Ты знаешь, что я не виноват. Ты свидетель.
   – Да ничего я не знаю! – оттолкнула его девушка. – И, собственно, почему я должна тебе верить?
   – Просто так, без повода. Если не хочешь, можешь вернуться к родителям. Я оплачу перелет, гостиницу…
   – Не надо, – резко оборвала она. – Я к ним не вернусь. Просто не хочу, чтобы они считали меня неудачницей. Я потеряла все в один момент.
   – Даже самое худшее в жизни к лучшему.
   – Твой оптимизм порой сильно раздражает.
   – Это не оптимизм. Я говорю как есть и что вижу.
   Кристина подошла к стене, надавила на кнопку с кухонным столом и запрограммировала кофемашину на две чашки эспрессо.
   – Какая из этих квартир твоя? – спросила она, не оборачиваясь.
   – Понятия не имею, – искренне ответил он. – Так ты остаешься?
   Девушка протянула ему один из стаканов и нажала на кнопку ванной, которая располагалась под плиткой пола. Блоки отъехали, появилось отверстие диаметром в один метр, выложенное кафелем на дне.
   – Не против, если я помоюсь у тебя?
   Люк довольно кивнул и вышел в коридор с пачкой сигарет, оставив дверь открытой. Ему было приятно слышать плескание воды и ее болтовню. Она рассказывала о вещах несущественных и не задевающих глубоко. О сплетнях тех, чье мнение не интересует, изменах тех, кто не любил, потерянной работе, которую ненавидишь. Придирках родителей и порицании начальства. Бесконечной бумажной рутине. Череде ссор, излечимых болезнях и поправимых ошибках. С ними ее жизнь выглядела, по крайней мере, наполненной.
   – Мне не хватает проблем, – сказал он по возвращении в квартиру, когда девушка уже оделась. – Они помогают чувствовать себя живым.
   С перспективы орла даже самый крупный зверь на земле выглядит крошечной мышью. Кристина казалась человеком мыслящим и не лишенным будущего. Она не нарушала кодекс ни моральный, ни гражданский. Не была изувечена врожденными недугами, ее судьбу не переехала смертельная болезнь.
   Она жаловалась на завистников, которые лишь доказывали то, что она достойна зависти. В одном полотенце она выглядела мистически притягательно. Люк заметил рубец на ее плече и не смог сдержать любопытства.
   – Что это?
   – Раньше здесь стоял иероглиф, – махнула она. – Пришлось свести из-за того, что во многие приличные организации с татуировками не берут.
   Здесь вообще не любят знаков отличия.
   – Здесь – это во внешнем мире?
   – Ну мы же здесь, верно? – ухмыльнулась Кристина. – И все же эту мне вывести не удалось.
   Она обернулась и продемонстрировала татуировку на плече: схематичную змею с высунутым языком вида сверху.
   – Что это значит? – поинтересовался он.
   – Понятия не имею. Я даже не помню, когда ее сделала.
   – Разве эта процедура не болезненна? Думаю, такое сложно не запомнить.
   – Я многое что не помню в своей биографии. Намеренно или нет, – неохотно призналась она. – Так что ты такой не один.
   – Намеренно?
   – Важную информацию можно хранить на жестком диске, чтобы возвращаться к ней время от времени, а незначительную отправлять в оперативную.
   – Для меня это все равно загадка. Как и то, что я попал во внутренний мир, миновав главные ворота. Мужчина, который…
   – Хочешь сказать, ты попал во внутренний мир? – поразилась она. – Так просто?
   – Но ведь каждый может себе это позволить.
   – Далеко не каждый. Не всякий, кто захочет. Ходят слухи, что перебежчиков устраняют на месте. Поэтому никто не рискует. Хотят, да, многие, но рискуют единицы. А теперь отвернись, – приказала она.
   Люк подошел к одной из стен и надавил на кнопку, которая создавала окна в стене, чтобы выкурить очередную сигарету.
   – Я догадываюсь, почему барьер пропустил меня так просто.
   – И почему же?
   – Потому что я о нем не знал. В моей вселенной его не существовало до тех пор, пока его не создали чьи-то слова.
   – Вот оно как, – саркастично отозвалась она.
   – Как может существовать то, во что не веришь? А тем более то, чего не знаешь вовсе.
   – Тебя вообще ничего не смущает? – спросила она, становясь рядом с ним без майки.
   – Я это уже видел, – скучающе сказал он.
   – Да я не об этом. Тебе не кажется странным то, что человек убит, а на его поиски до сих пор никто не бросился? Неужели смерть незначительного человека не достойна хотя бы самого малого внимания?
   – А разве мертвецам необходимо внимание?
   – Смерть популярных людей смакуют месяцами.
   – Если хочешь опровержений, открой нижний ящик стола.
   Кристина последовала его указанием и достала часть газетных вырезок из огромной стопки.
   – Это должно сделать тебя помощником комиссара в моих глазах? То, что ты коллекционируешь все это дерьмо, действительно пугает. Некоторым из этих вырезок лет по сто. Они древние, взгляни! – протянула пожелтевшую бумагу она. – Но вот, например, эта свежая. А значит, мы еще в состоянии найти копии.
   – Вряд ли. Жизнь новости короче мышиной.
   – Но все же длиннее человеческой памяти, так что попробовать стоит.

Глава 6

   На этот раз Люку скрывать было действительно нечего, и он отправился в полицейский участок вместе с Кристиной.
   – Эта девушка со мной, – бросил на входе он, предъявляя фальшивое удостоверение.
   Комиссара новость о свежем мертвеце сильно разгневала. Он заставил заполнить отчет о происшедшем обоих свидетелей, и магнетизм Кристины на него не подействовал.
   – Мне нужно посмотреть архив преступлений, чтобы понять, с чем мы столкнулись, – сказал Люк.
   – С рутинной работой ты всегда справлялся на быструю руку и кое-как, – скривился Пол. – Думаешь, эти убийства и похищения как-то связаны?
   – Вы можете сами в этом убедиться, – заверил полицейский, кладя на стол шестигранное кольцо. – Это я снял с последней жертвы. Точно такое же носил и Том Черил. Они работали на одну организацию. Возможно, что-то искали, а возможно, кого-то. Не исключено, что меня.
   – А зачем им ты? – скривился Пол.
   – Этого я пока не знаю. И чтобы приблизиться к…
   – Я понял. Тебе нужны архивы. Так что тебя держит? Ты в нашей библиотеке бываешь часто и раньше разрешения не спрашивал.
   – Номер кабинета?
   Пол звонко рассмеялся.
   – Хорошая шутка от того, кто помнит номера всех преступлений и телефоны всех сотрудников.
   – Память не безгранична. Какие-то вещи вытесняются автоматически.
   Комиссар сделался серьезным и настороженным.
   – В таком случае один семь три пять. А я поехал проверять адрес, который ты мне дал. Где, говоришь, лежит тело?
   – В гараже. На полу, – бросил полицейский.
   – Надеюсь, вызов не ложный, потому что в такую духоту просто так кататься большой охоты нет. Чья это, говоришь, квартира?
   – Гарда Колиса, – ответил полицейский.
   – И каким образом ты в ней оказался? Впрочем, неважно, – махнул комиссар. – Ты на этот вопрос никогда не отвечаешь. Да и это не мое дело. Нашел – и ладно. От вас жду развернутого отчета.
   Люк оставил Кристину за составлением показаний, а сам отправился в полицейскую библиотеку. Дверь просторного кабинета с рядами шкафов поддалась только отпечаткам Сета Датруда. Документы были рассортированы по датам и тематикам. Он обратился к свежим номерам. Сразу несколько газетных заголовков кричали о том, чтобы люди не открывали электронную почту. Эта просьба украшала многие издания на протяжении года. Первое упоминание об убийстве занимало мелкий уголок в углу.
   «Сегодня утром в своем доме было обнаружено тело двадцатидвухлетней студентки Присциллы Акерт. Глубокие ножевые ранения свидетельствуют о том, что жертву пытали на протяжении нескольких часов, пока та не потеряла сознание от множественной потери крови. Родители от комментариев отказываются. На момент убийства они отсутствовали. Окно комнаты девушки на момент обнаружения тела открыто. Соседи ничего подозрительного не заметили. Криков никто не слышал. Одна из версий убийства выглядит следующим образом: убийца проник в дом через окно, зажал рот жертвы кляпом и нанес десяток ножевых ранений. Эксперты обследовали дом убитой и обнаружили письмо с угрозой с неизвестного IP– адреса. Короткое сообщение пользователь вскрыл часом ранее».
   С каждым новым выпуском известия разрастались и, наконец, заняли целый разворот. Каждое содержало отчет об убийстве в собственном доме. Причем жертвами становились не только девушки, но и молодые люди до тридцати пяти лет. Все они получали письма с угрозами на электронный ящик, которые открывали непосредственно за час до собственной смерти.
   По истечении нескольких месяцев убийца приобрел новую привычку: отсылать фотографии будущих жертв в полицейские участки. Однако с большой задержкой и всего за три минуты до убийства.
   «Ни одной из жертв спастись еще не удалось. И помочь им еще ни у кого не получалось».
   Люк вернулся озадаченным и растерянным.
   – Что-нибудь узнал? – спросила Кристина, заполняя отчет. – Подожди, потом расскажешь. На теле были ножевые ранения?
   – Пиши как знаешь.
   – В том-то и дело, что я не знаю ничего. Ты оставил его там и даже не сказал…
   – Датруд! – возник в дверях разъяренный, судя по расширенным ноздрям, комиссар. – Ты надо мной издеваешься?
   – Что такое, сэр? – апатично спросил Люк.
   – Что такое? Десять минут езды в одну сторону – вот что такое. Хотите, чтобы я арестовал вас обоих за клевету?
   Кристина перестала печатать и напряглась.
   – А вы! Вы взрослая женщина и не брезгуете шутить с правительством?
   – Но я ничего не знаю, – взмолилась Кристина.
   – А еще что-то пишет, – поморщился он. – Никакого тела там нет. На выход!
   Пол выдернул шнур компьютера, и экран погас. Джозеф застыл на пороге и тут же развернулся, осознав, что отца лучше в такой момент не беспокоить. Кристина вышла вслед за ним и пошла рядом, чтобы задать несколько вопросов.
   – Вы знаете этого мужчину? Сета Датруда. Он детектив?
   – Он кусок дерьма, который воображает себя детективом.
   Больше девушка у него ничего не спрашивала и дождалась, когда появится Люк.
   – Ничего не понимаю, – сказал он на выходе. – Я не убирал тело. Оно оставалось там.
   – Хочешь сказать, кто-то заметает за тобой следы?
   – Но зачем это кому-то нужно?
   – Значит, за собой. Кстати, я узнала кое-что очень важное. Кто ты такой.
   – И кто же? – напрягся Люк.
   – Я догадывалась.
   – Да? – остановился он.
   – Ты кусок дерьма.
   – А еще убийца.
   Мужчина достал одну из украденных газетных вырезок, отдал ее девушке и спустился в метро. Кристина засеменила вслед за ним, вчитываясь в заметку.
   «Свидетель (мужчина шестидесяти девяти лет, безработный) утверждает, что убийца действовал хладнокровно и профессионально. Темнокожий мужчина в темном костюме, он же будущая жертва, следовал за своим убийцей, соблюдая дистанцию. Затем один из мужчин (бледнокожий брюнет, телосложение тощее) развернулся и сделал несколько выстрелов из пистолета в упор. После чего облил тело какой-то жидкостью и поджёг. То мгновенно воспламенилось и сгорело. Личность убитого установить не удалось».
   – На расовой почве? – спросила девушка уже в вагоне поезда.
   – Он выстрелил не глядя. Читай эту, – протянул вторую вырезку Люк.
   «Свидетелем стала пожилая женщина, чьи окна выходят на двор, в котором произошло убийство. Она акцентировала внимание на том, что люди по этому проулку почти не ходят. Появление двух мужчин ее смутило. Один из них, светлокожий молодой человек тридцати лет с, как она описывает, «женоподобной прической», шел впереди. Второй, коренастый и лысый, следовал сзади. Женщина подумала, что они знакомы, а рядом не идут по причине узости проулка. Затем первый что-то уронил, и второй заметно ускорился. Первый резко выпрямился, развернулся и выстрелил в лоб преследователю. После чего свидетельница скрылась. Она добавила, что мужчина действовал как настоящий профессионал, не раз имеющий дело с оружием».
   Кристина застыла с вырезками в руках, забыв о том, что пора выходить, и Люку пришлось ее подтолкнуть.
   – Я вот тут подумала, – начала она. – Ведь полицейским разрешено пользоваться оружием в целях самообороны.
   – Какой полицейский станет убивать ради самообороны каждую неделю?
   – Тогда моя фантазия себя исчерпала, – тускло завершила она.
   По возвращении домой наступила ночь, и Люк предложил девушке поспать на его кровати, в то время как сам займет место на полу. Однако заснуть ему так и не удалось. Он сидел, поджав ноги, представляя себя кем-то или чем-то другим. Существом без прошлого, почти животным. Он не знал, на что способен человек будущего, поэтому испробовал все возможные варианты. Воспарить в воздухе ему так и не удалось, зато он видел истинную природу вещей. Люк видел или, по крайней мере, четко представлял, что происходит за стенами его дома и чем живут его соседи. Ему казалось, будто он слышит, о чем они думают. Он даже хотел навестить одного из них, чтобы проверить. Его настигал соблазн испробовать то, в чем они существовали. Возможно, это действительно замещает реальность полностью. Возможно, это интереснее и проще, чем настоящее. Жить так, как хочешь, лишь с теми, кого любишь и хочешь видеть по-настоящему.
   Люк не знал, чем себя занять, чтобы отогнать дурные мысли, поэтому принялся изучать ящики стола. Один из них был забит оружием полностью. Он взял нечто похожее на пистолет и выстрелил в ладонь. Кристина вскрикнула во сне и резко села в кровати.
   – С ума сошел? – закричала она.
   Мужчина выставил совершенно целые ладони.
   – Люди вашего века бессмертны?
   – С чего ты это взял?
   Люк мотнул головой и ничего не ответил. То, что казалось ему обыденным еще несколькими секундами назад, теперь звучало и выглядело, по меньшей мере, нелепо. Он не почувствовал боли. Кроме того, после прямого выстрела в ладонь в ней не осталось ни следа.
   – В кого ты стрелял? – не переставала удивляться девушка.
   Люк проследил за направлением ее глаз и заметил пробоину в стене. Пуля прошла сквозь ладонь, отскочила от твердой поверхности, а теперь дымилась на полу. Тогда он приставил дуло к виску. Кристина вскочила с кровати, бросилась к нему и выбила оружие.
   – Я, конечно, знала, что ты идиот, но не думала, что настолько, – выругалась она.
   – Ты не понимаешь. Мне с этого ничего не будет, – улыбался он точно обезумевший. – Жаль, что я не могу этого сделать.
   Люк чувствовал обиду за то, что не может довести до конца справедливый суд. Виновные должны расплачиваться за свои ошибки.
   – Теперь мне тебя одним вообще оставлять нельзя, – покачала головой Кристина, наливая кофе.
   За ее спиной раздался второй выстрел, и Люка отрикошетило назад. Полы остались сухими.
   Кристина разбудила полицейского уже через полчаса. Тот пришел в ярость от того, что ничего существенного с его телом не произошло.
   – Ну ты и ублюдок, – толкнула его в плечо девушка.
   – Нет ничего страшнее неопределенности, – сказал себе он.
   – Тебе вообще плевать на окружающих. Не думай, что они будут относиться к тебе иначе при таком раскладе. Так что я сходила по магазинам, пока ты спал, и потратила твои деньги. Если ты не против, – добавила она, заметив его злость.
   – Да, так лучше, – оправдал ее расточительство он, рассматривая девушку. – Так ты хоть чем-то от них отличаешься.
   Некогда прямые длинные волосы были заплетены в бараньи кольца, губы подведены ярко-фиолетовым карандашом. На ней было значительно больше украшений под золото, синие круглые очки, прямое пальто чуть ниже бедер и кроссовки на прямой подошве.
   – Так я одевалась еще пять лет назад, пока не появился жесткий дресс код, – развернулась она. – Прости, но потратилась я довольно нескромно. Все равно такой суммы для тебя слишком много, а мужчинам многого не надо. Особенно тебе. Ты даже не ешь.
   – Я не против, – махнул он.
   – Взамен я кое-что нашла в одном из кухонных шкафчиков, – улыбнулась она, протягивая коробку.
   – Что это?
   – Понятия не имею, но ключа от этого нет. Вот еще, – бросила на стол пять сигаретных блоков она. – Продавец назвал это дерьмом редкостным. Пришлось искать в четырех магазинах.
   Люк все еще лежал, разглядывая белоснежные потолки своей новой квартиры.
   – Ты так и будешь ничего не делать? – пнула его в бок девушка. – Это не самая выгодная стратегия. Таким темпом я потрачу все твои деньги, а ты выкуришь все сигареты этой марки в стране.
   Он сел, чтобы рассмотреть серебряную коробку, и натолкнулся на отражение своих глаз. Постепенно зрачок растекся и заполнил всю поверхность белка.
   – Какого цвета мои глаза? – смущенно спросил он.
   – Светло-голубые, – чуть пригнулась она. – А какими должны быть?
   – Глаза – зеркало души, так?
   Кристина опустилась рядом и принялась обводить контур губ.
   – В таком случае, тебе лучше здесь не находиться, – продолжал он. – Мне постоянно снится один и тот же сон. Будто это я убил всех этих людей.
   – Я никуда не уйду. Даже если ты меня погонишь. И мне не страшно умереть, потому что я потеряла все, чего можно было лишиться.
   – Ты должна бояться неизвестности, в которую вступаешь. Даже самое темное воспоминание светлее кромешной тьмы будущего. Тебе было чего лишаться. Тебе есть на что жаловаться. И ты не понимаешь, насколько ты счастлива. Потому что все эти гнилые моменты составляют твое прошлое. У тебя есть опыт, личная история. Как здоровый человек, который не чувствует радости от того, что не болен, и жалуется на маленькую зарплату. Человек ненасытен и любит жаловаться без конца.
   – Надеюсь, ты получишь то, о чем так мечтаешь, – сказала она без жалости. – Познаешь радость предательства и смерти близкого. Отличный слоган паршивой рекламы. Радуйся даже дерьму.
   – Не надо ругаться так бездумно и напрасно. Каждое мгновение жизни одинаково прекрасно.
   – Какая чушь, – скривилась Кристина, пряча помаду. – Затем тебе в таком случае курить?
   – Я не вижу ничего плохого в сигаретах. Человек умирает не от этого. Да и вообще живет, как ему нравится. Мне нравится жить так. Теперь ты выглядишь как ты настоящая.
   Кристина признавала, что в одежде молодости сама стала моложе душой.
   – Ты первый, кому понравилось.
   – Все потому, что я первый, кто видит тебя насквозь.
   Он протянул руку ладонью вниз и выставил ее над головой девушки. После чего обвел ее контур, будто надевал кокон или плотный чехол. Кристина почувствовала тепло и даже жар в некоторых областях тела.
   – Что ты делаешь? – смутилась она, отталкивая его руку.
   – Общаюсь с тобой, как умею.
   – Пытаешься увидеть меня насквозь?
   – Я уже увидел и теперь хочу научить тебя, как видеть остальных.
   – И что же, нужно вести себя так же странно каждый раз, когда пытаешься рассмотреть человека?
   – Нужно просто открыть глаза. Я имею в виду объективный взгляд. Такой, каким вижу не я тебя и не ты себя. Даже не те, кто тебя окружает, и не те, кто подарил тебе жизнь. Глазами, какими смотрят на тебя животные. Животные видят тебя насквозь, а не видят исключительно то, что хотят увидеть. Человек осуждает то, чего бы сам хотел иметь и что бы сам хотел делать. В злости бунтует его завистливое подсознание.
   – То есть если я назову тебя извращенцем, это может означать лишь то, что я сама такая или хочу быть такой?
   – Именно так.
   – Но что, если я назову тебя глупым?
   – То, пожалуй, я соглашусь. Все считают друг друга глупцами, потому что мы действительно недалекие. И наши предубеждения на счет друг друга только усиливает этот эффект.
   – Ну а если это достаточно обоснованное мнение? То есть если человек с высшим образованием, ученый и философ считает безработного лентяя глупее. Ведь так, по сути, и есть.
   – Почему ты так думаешь? В лени есть своя мудрость. И даже ребенок может оказаться умнее этого философа. Что дали ученому эти книги? Что дало ему это образование? Самоутверждение? Оно лишь заверило то, что он умен нотариально, не более того. Образование может получить любой, не зависимо от начальных предпосылок. Просто у кого-то больше эго, а у кого-то больше страха. Ты получила образование только потому, что боялась не найти работы в будущем. И вот теперь ты все равно ее потеряла. И разве поможет тебе твое образование найти новое место на следующий день? Оно не дает никакой гарантии. Только притупляет внимание и делает тебя еще менее восприимчивой к правде.
   – Но ведь я столько прочла, – запротестовала девушка.
   – И поэтому считаешь себя умнее меня? – закончил за нее Люк. – То есть лучше.
   – Я потратила время на то, чтобы быть лучше кого-то в чем-то.
   – В чем-то, но не в целом, – согласился он. – Но зачем тебе столько книг? Зачем столько знаний во всех областях? Зачем столько философий, если ты не практикуешь ни одной из них.
   – Почему ты так думаешь?
   – Потому что ты по-прежнему несчастна. За несколько тысячелетий человечество создало множество мировоззрений, взглядов, дало столько дельных и действенных советов, но никто ими не пользуется. Столько гениальных мыслителей, столько гениальных идей, культур. Если бы ты научились жить по наставлениям хотя бы пяти процентов из них, то уже давно бы стала сверхчеловеком. Или хотя бы счастливой постоянно, что одно и то же.
   – Быть счастливым постоянно невозможно.
   – Так думаешь ты. Минуты сомнений отбрасывают тебя от цели на километр назад. Дело в том, что ты просто не желаешь становиться сверхчеловеком. Ты боишься измениться, поэтому довольствуешься тем, что имеешь. Самовлюбленность и эгоизм не дают тебе перейти на следующую ступень развития. Человек настолько узок, что не приблизился даже к животному.
   – Хочешь сказать, животные куда умнее человека? – усмехнулась Кристина.
   – Я это и сказал. Способнее, умнее, выносливее. Вместо того чтобы становиться совершеннее, вы создаете машины, которые должны перенять ваши функции.
   – А ты, выходит, не человек?
   – Я этого не говорил.
   – Раз уж ты такой мастер на осуждение…
   – Я не осуждаю.
   – …то научи видеть насквозь. Ты говоришь, что человек примитивен, а значит, особо напрягаться не стоит, так?
   – Я не говорил, что он примитивен. Человек – это камень, а в камне миллиарды граней. На то, чтобы изучить хотя бы одного, не хватит целой жизни. Даже жизни этого самого человека. Я не говорю, что умею видеть полностью, но говорю, что способен заглянуть за твою внешнюю оболочку. Я вижу не то, что ты хочешь мне показать и какой хочешь показаться. Раньше ты мне нравилась меньше, потому что скрывала свою суть. Теперь я вижу, что ты – это ты. Для того чтобы увидеть и почувствовать себя настоящего, нужно забыть о том, кем тебя хотели видеть.
   Люк поднялся, надавил на кнопку шкафа и открыл полку с постельным бельем, чтобы вынуть темную и светлую простыни. Затем снова опустился на пол. Светлой простыней он накрыл девушку, темной – себя.
   – Теперь ничто не сможет тебя отвлечь. Ты гора, которую нельзя разбить. Никто не видит, что представляет собой камень, потому что он бесформенный. Теперь и у тебя нет формы. Никто не знает, где находится тот или иной камень и где он окажется через год. Возможно, на другой стороне экватора. Так и ты. Должна оказаться там, где тебя никто не достанет. Ты можешь стать чем угодно. Отвлекись от моего голоса, прислушайся к тишине и представь себя на дне чего-то глубокого. Там, где тебя никто не увидит и не тронет. Представь себя животным. У каждого животного есть сверхсила, которой нет у человека. Человек губит свои способности развиваться и приобретать. Представь, что ты не согласилась с таким положением. Человек порвал все связи с природой. Постарайся с ней помириться. Постарайся взглянуть на мир с закрытыми глазами. Так ты увидишь гораздо больше.
   Кристину хватило только на десять минут тишины. Она поднялась и надавала на кнопку, которая выдвигала прожектор. Тот бросил свет на противоположную стену и начал крутить рекламу сети популярных ресторанов.
   – Слишком мало времени, чтобы сидеть и ничего не делать, – пояснила она.
   – Времени на что? Мы и так ничем не заняты. А времени никогда не хватает, как за ним ни гонись. Я согласен на то, что каждую минуту нужно тратить разумно. И все же отдых и уединение – самая полезная его трата.
   – А как насчет того времени, которое поможет нам со всем этим разобраться?
   – Это не твоя обязанность, а моя. Ты осознаешь, что происходит. Просто не желаешь этим делиться.
   – Я? – выплюнула Кристина. – Да как ты смеешь упрекать меня в неискренности? Человек, который имени настоящего назвать не может…
   – Я не могу назвать имени не от того, что желаю его скрыть. Я готов поделиться всем, что знаю сам. Просто дело в том, что я совершенно ничего не знаю. Ни о себе, ни о мире вокруг.
   – Полагаешь, будто остальные что-то об этом знают? Я живу вот уже три десятка лет и до сих пор не разобралась, кто я, чем занимаюсь и что за люди меня окружают.
   – Но ведь ты живешь в мире внешнем и знаешь, как он устроен. Хотя бы частично.
   – Я не пользуюсь благами внешнего мира и в этот кокон не входила ни разу.
   – Кокон – это мир иллюзий?
   Кристина кивнула.
   – Верный способ лишиться остатков чего-то личного, – пояснила она. – Ты получаешь многое, не делая ничего, но не нужно забывать, что это лишь иллюзорные блага. На самом деле ты действительно ничего не имеешь. Только после того, как на это подпишешься, не жди, что появится возможность и желание развиваться дальше. Ты становишься рабом лени.
   У меня еще остались вещи, которые я не хочу раскрывать посторонним.
   – То есть эта машина питается информацией из прошлого в том числе?
   – Эта машина впитывает все то, что ты знаешь и не знаешь о себе.
   – То есть когда-либо знал, но забыл, – задумчиво подытожил он.
   – Только не вздумай этим пользоваться. Кокон не поможет тебе вспомнить. Он сам отнимает информацию, делая ее общим достоянием сети.
   – Но как она поступит с человеком, у которого нет личной информации?
   Девушка покачала головой. Ход его мыслей ее явно пугал.
   – Как достать кокон?
   – Следует зарегистрировать личный номер в базе данных.
   – У тебя есть личный номер?
   – Я не собираюсь вносить его в регистр. У моего брата есть, но сам он им не пользуется. Он просто взломал систему и создал фальшивый регистр на несуществующего человека.
   – Можно воспользоваться его коконом?
   – Чужим коконом пользоваться нельзя.
   – Но ведь он может создать еще один фальшивый регистр.
   – Для него это не составит больших трудностей. Хотя сейчас система стала жестче и с такими, как он, поступает сурово. И это несмотря на то, что он один из лучших хакеров мира и даже государство с руководителями компаний пользуются его услугами в своих целях. Взамен они предоставляют ему видимость свободы.
   – В любом случае он располагает какой-то информацией о происходящем. Думаю, даже регистрация не потребуется, – рассуждал вслух полицейский. – Где он живет? Мы можем поехать к нему прямо сейчас?
   – Он живет в другом штате.
   – Здесь нас ничто не держит. Мы можем поехать в любой штат. У меня есть машина, у тебя – адрес.
   – Та, что в гараже, машина? – обрадовалась девушка.
   – Нет, мы поедем на той, которая была моей первоначально.
   – На этом древнем понтиаке? – скривилась она. – Разве ты его не выбросил?
   – Оставил в участке. Заберем и поедем на нем. Как-никак он тоже мой хороший знакомый.

Глава 7

   Кристина периодически засыпала на соседнем сиденье. Снег навевал ей воспоминания о детстве, и она улыбалась своим мыслям.
   – Джереми переехал в отдельный дом уже в семнадцать. В отличие от меня, он был одаренным ребенком и на личное имущество накопил, еще не достигнув совершеннолетия.
   – В чем заключается его гениальность?
   – В том, что с техникой он обращается с такой же простотой, как и с зубной щеткой. Однако вместо того чтобы направить свой талант в нужное русло, занимается каким-то мусором.
   – А что, по-твоему, нужное?
   – Не знаю, – скривилась Кристина. – Я бы распорядилась им иначе.
   Создала бы какую-нибудь программу, полезную для человечества.
   – Но таких изобретений и без его помощи хватает.
   – Я хочу сказать, он еще ребенок. Максималист, обиженный на родителей. Вот и мается без дела. Он способен создать программу, которая прокормит бедные государства.
   – Такие еще остались?
   – Бедность никуда не денется. Хотя нищим для счастья многого не надо. По крайней мере, материального. Человек цивилизации расстраивается, когда затапливают его квартиру, не осознавая, какое это счастье уже обладать ею. Мы смотрим на тех, кто выше по социальному статусу. Хотим такие же вещи, такие же автомобили, таких же возлюбленных. Я видела, как развлекаются жители бедных стран. Они сами придумывают игры. Даже взрослые инфантильны до старости.
   – У нас разный менталитет. Но в любом случае, счастливы они не от недостатка мозгов и возможностей. Эти вещи одинаковы для всех.
   – Возможности? Хочешь сказать, возможности инвалида и богатого здорового человека совершенно идентичны?
   – Ты можешь просить подаяние на алкоголь с целыми руками, а можешь красить стены, не имея их. Деньги – бумага, которую печатают на станках. Они не дарят внутренней силы. Ты можешь прожить за чужой счет, но не успеть сделать ничего. А в следующей жизни родишься уже без конечностей и будешь просить подаяние у тех, кому вчера брезговал дать сам.
   – Да ты верующий, – усмехнулась Кристина.
   – Я ни во что не верю, – тряхнул головой он. – Во всяком случае, во что-то конкретное. То, что имеет материальный образ. А твоя семья религиозна?
   – В моей семье все сложно, – изворотливо ответила она.
   – Я бы помог нищим, если бы знал, что деньги приносят пользу.
   – Откуда у тебя столько денег? – возмутилась девушка. – Неужели детективы так хорошо зарабатывают?
   – Нет, только я. А ты завидуешь тем, у кого есть деньги?
   – С чего ты взял?
   – Ты завидуешь брату?
   – Нет, – смущенно ответила она.
   – Но ведь он хорошо зарабатывает.
   – Да, он уже семь лет у родителей денег не просит и живет исключительно за свой счет.
   – Но ведь он им тоже не помогает.
   – Они еще не старые люди. До сих пор зарабатывают. С какой стати он им что-то должен? Они особо никогда на него не тратились. Они вкладывались в его потенциал, но не в самого Джереми.
   – А разве его потенциал – не есть сам Джереми?
   – Джереми тоже был ребенком с обыкновенными потребностями. Друзей у него никогда не было. Впрочем, как и сейчас. Он находится под контролем государства.
   – Он твой родной брат?
   – Сводный. Но какое это имеет значение? – отмахнулась она и тут же перевела тему: – Каким образом ты остался жив после того, как выстрелил себе в голову?
   – Я действительно стрелял? – повернулся к ней Люк.
   – То, что показалось двоим, – уже не выдумка.
   Кристина открыла бардачок и достала найденную в доме коробку.
   – Так и не узнал, что в ней?
   – Есть подозрение, что лекарство.
   – От чего или для чего?
   – Мало ли? Сама говоришь, люди вашего времени еще не добились бессмертия.
   – Но зачем оно тебе? Ты ведь и так бессмертен, – потрясла коробку рядом с ухом она. – Звучит как стекло. Какая-то склянка. Как ее открыть?
   – Разберемся. Оставь здесь, – строго ответил он, посматривая на панель навигатора. – Этот дом?
   – Да, с мешками мусора у ворот. Джереми не самый большой любитель чистоты. Ему скажем, что ты мой жених. Никто не должен знать, что я осталась без мужа. Тем более родители. Не то чтобы он не умел хранить секретов. Просто уши есть даже у стен.
   Люк бросил машину прямо на дороге, оставив ключи на переднем сиденье. Невыносимо громкие басы доносились до самой трассы. Звонка владелец дома явно не слышал, поэтому гостям пришлось стучать ногами.
   Дверь открыл молодой человек в темной толстовке и шортах по колено. Темные растрепанные волосы, смуглая кожа и азиатские черты роднили его со старшей сестрой. Он не стал вдаваться в подробности, демонстрировать вежливость и правила приличия. Пропустил гостей внутрь без лишних слов, а сам забрался в кресло напротив огромного монитора. Джереми водил руками по экрану, не касаясь поверхности, время от времени нажимая на датчик над ухом.
   – Ты не предупреждала, – сказал он, не отрывая бегающего взгляда от экрана.
   – А что бы это изменило?
   – Кто этот тип? Ты надолго? Спать будет на полу. У меня кровать всего одна, и она моя. Завтра тестирование, простужаться мне нельзя.
   Юноша говорил чрезмерно быстро, порой глотая слова.
   – Развлекать я вас не смогу, надо готовиться. Еду найдешь в холодильнике. Вы поженились? Ты беременна?
   – Научись дожидаться первого ответа прежде, чем задавать следующий вопрос.
   – Пицца в холодильнике, но по такому поводу можешь заказать другую. Номер два в быстром наборе.
   – Два? Значит, пицца важнее, чем я с родителями?
   – Других цифр нет вообще.
   Кристина встала за спиной брата, рассматривая новую программу, над которой он работал в тот момент.
   – Это Билл? – махнул на гостя мальчик.
   – Нет, это Люк.
   – А что стало с Биллом?
   – Хорошая у тебя память.
   – Что мне делать с прежней информацией?
   – Утилизируй.
   – Как скажешь, – надавил на датчик он.
   – Это так ты готовишься к тесту? – кивнула на монитор сестра.
   – К нему я уже готов. А вот на второе образование приходится копить. Над этим и работаю.
   – Второе? Ты сказал родителям?
   – Зачем? Чтобы они взорвались от гордости? Что изменит для них это знание?
   – Ты уже взломал почту всех профессоров?
   – Ты умеешь взламывать почту? – вмешался Люк.
   – Он умеет все, что связано с техникой, – ответила за брата девушка. – Он взламывает государственные системы, не говоря уже…
   – Ты слышал о маньяке, который посылает письма за пять минут до того, как погибает жертва?
   – Слышал. И даже занимался этим делом какое-то время. Правда, безуспешно.
   – Хочешь сказать, есть кто-то сильнее тебя в этом деле? – удивилась Кристина.
   – Я не самый лучший хакер в Америке на данный момент. Но если наберу еще двести баллов, то получу письменное тому подтверждение.
   – Что ты о нем узнал? – продолжил опрос Люк.
   – Ничего конкретного. Я взламывал полицейские архивы, просматривал досье. Никакой связи между жертвами нет.
   – Какая-то связь есть всегда.
   – Не в этом случае. Вероятно, они увлекались одним делом, но каким, я не выяснил.
   – Тайная организация?
   – Очень может быть. Я выставил оповещение на случай, если на почту полиции придет письмо от неизвестного адресата. Однажды даже узнал девушку с фотографии.
   – И что же, приехал к ней? – разозлилась Кристина.
   – Да, но, к сожалению, не успел. На убийство ему требуется не более десяти минут, а не час, как сообщается в официальном заявлении. Во всяком случае, у ее дома я был уже через десять минут. Лили к этому времени была мертва. Я нашел ее в ванной комнате.
   – Как ты попал к ней в дом? – нахмурилась она.
   – Пришлось лезть через окно.
   – Какой же ты идиот! Тебя ведь могли заподозрить!
   – Уже заподозрили. Я уже под надзором государства и бесплатно на него работаю, – выставил ладони мальчик. – Зато теперь меня почти никто не беспокоит.
   – Это похоже на убийство? – спросил полицейский.
   – Не могу сказать. У Лили были перерезаны вены. Таким способом обычно расстаются с жизнью подростки без принципов, но у Лили было будущее. Она оканчивала институт и уже как три года работала. Планировала получать повышение и покупать дом вдали от родителей.
   – Значит, все жертвы молодые люди, которые только готовятся к самостоятельной жизни.
   – Не совсем так. Были в списке и довольно зрелые личности. Тридцати с небольшим лет. Однако в их жизни работа на тот момент отсутствовала.
   – То есть ее вообще никогда не было?
   – Была, но в какой-то момент они ее лишились.
   – Они вполне могли переживать кризис, – предположила сестра.
   – У Лили кризиса не было, – покачал головой Джереми. – Я проверял почту того, кто отправил письмо. Ящика на тот момент уже не существовало.
   Люк не почувствовал в его словах ни слова лжи и подошел, чтобы похлопать по плечу в знак благодарности. Мальчик только ухмыльнулся, не отводя взгляда от монитора.
   – Аутисты не умеют лгать, если ты об этом, – заметил он.
   – Такой диагноз ему поставили лет в десять, – пояснила Кристина и пригляделась к устройству над его ухом. – Что у тебя на голове?
   – Доработанная версия одного известного приспособления, – пояснил он. – Сеть позволяет выуживать информацию в любую секунду, полагаясь и доверяя ей полностью. Чужое мнение о каком-либо объекте или явлении вытесняет собственное. То есть вы получаете информацию, доверяя ей полностью и безоговорочно. Будь то политические конфликты и справедливость только вашего государства. Неверные диагнозы, расхожие с мнениями настоящих врачей. То, что заставляет чувствовать себя знатоком в любой области знания, чувствовать собственную значимость и правоту во всем. Ставить себя выше профессионалов и специалистов.
   – Что-то вроде Фауста? – уточнила Кристина.
   – Не знаю, кто это. Но знаю, что, лишаясь собственного мнения и переставая фильтровать информацию, человек сам становится сетью.
   – Вроде как продавать душу… Я одна это читала? – смутилась она.
   – Моя версия помогает загружать информацию в мозг без урона жесткой системе. Он достает запрос в любое время, но не позволяет ей замещать собственную мысль или мысль авторитетного для меня человека.
   Кристина подошла к телефону, чтобы заказать сырную пиццу, а Люк принялся разглядывать довольно просторный дом. Он рассмотрел электрический камин рядом с диваном. Несмотря на то, что огонь был электрическим, жар от него исходил вполне реальный. Он пригляделся к вещам, о применении которых даже подумать не мог, заглянул в туалет с автоматизированной системой всего, что на первый взгляд не требовалось.
   – Многие из этих вещей сделал сам Джереми, – пояснила Кристина, принимая пиццу в специальном отсеке для доставки. – У него золотой мозг. В прямом смысле. Куда ты инвестируешь свои доходы?
   – В технические компании.
   – У Джереми четыре дома по всей стране, – с гордостью добавила сестра.
   – И пара квартир.
   – Даже так? – подскочила она. – Почему не отдашь мне хотя бы одну?
   – Ты не спрашивала, – пожал плечами он. – Забирай какую хочешь.
   Еще ни в каком доме до этого Люк не чувствовал такого уюта, как здесь. Ему даже захотелось разделить пиццу с этой семьей, хотя до этого чувство голода ни разу не просыпалось.
   Мальчик работал перед монитором всю ночь и ушел под утро. Кристина проспала почти до обеда, а полицейский разбирался в устройстве изобретений. Он обнаружил мгновенный анализатор физического и душевного состояния здоровья, который вычислял болезнь еще на ее начальных стадиях, и не побрезговал протестировать его на себе. Физических отклонений в его теле обнаружено не было. Более того, прибор показывал зашкаливающий процент выносливости, практически равный бессмертию. Зато выдал целый список проблем ментального плана. Вместе с тем под каждой из этих проблем выводился перечень препаратов, способных эти проблемы устранить, а также номера телефонов компаний, у которых можно было их заказать.
   Но больше всего Люка увлекло устройство компьютера, который оставил в свободном доступе хозяин. Там были программы, создающие реальность силой мысли. Пользователь выступал в роли режиссера и сценариста и создавал кино на свой вкус. Таким образом, потребность в чужом творчестве отпадала. Мужчина надел очки, напоминающие мотоциклетный шлем, и удивился тому, насколько осязаемы фильмы, созданные Джереми. Он чувствовал каждый удар, ощущал на себе все проявления погоды. Сам сюжет стирался после просмотра практически полностью, но главным оставался сам процесс.
   Он щелкнул по каждой иконке монитора. Особенно его смутила программа, что показывала центиллионы каналов из реальных и вымышленных жизней людей. Показывали даже те каналы, где люди смотрели канал с Люком, смотревшим на них. Для того чтобы узнать, чем занимается тот или иной объект, нужно ввести координаты с его местонахождением. Такие хранились в архиве каждого.
   Здесь же Люк обнаружил и материальную память, переписанную из головы Джереми. В папке «То, что надо вспомнить» хранились события из жизни, которые мальчик хотел переживать заново. А в папке «То, что надо забыть» – те, которые он безжалостно из нее стер и вспоминать не хотел. Люк решил примерить на себе воспоминания из второй папки. Он ощутил на себе удары матери мальчика, крики, ругательства и позор.
   – Ушел? – спросила Кристина, выходя на кухню с чашкой кофе в просторной майке брата и своих порванных легинсах.
   – Твой брат очень умен, – заметил мужчина, стягивая шлем.
   – Да, и к тому же безобиден, так что даже не думай заподозрить его в чем– то подобном.
   – Он ни разу не солгал мне, поэтому я и не собираюсь его в чем-то винить.
   – Дай мне кое-что сделать, – попросила освободить место она и надела шлем.
   Какое-то время Кристина сидела с закрытыми глазами, ее веки дрожали, подергивались пальцы. Она сохранила файл в архив «того, что следует забыть» и открыла новые глаза, более молодые и горящие жизнью.
   – Что ты сейчас сделала? – нахмурился Люк.
   – Вероятно, что-то стерла, – бросила взгляд на иконку она.
   – Что?
   – Название говорит само за себя. И если я это стерла, то значит, оно мне ни к чему. Я не первый раз этим пользуюсь, так что все в порядке.
   – Ты стерла измену своего жениха?
   – Какого жениха? – удивилась девушка. – Не говори ерунды. У меня жениха сроду не было. Несколько непродолжительных романов, каждый из которых не превышал месяца. Чтобы меня загнать под венец, нужно… Нет, это невозможно.
   Она звонко рассмеялась, и Люк позавидовал ее возможности распоряжаться памятью настолько свободно и бездумно. Он был рад подсмотреть хотя бы один кадр из прошлого до аварии. Пускай самый неблагополучный.
   – Что у него за невеста? – снова натянула шлем она и открыла симулятор отношений. – Вот это да! Я могу делать с ней все, что душе угодно!
   Кристина протягивала руки и ощупывала воздух.
   – Ты что-то осязаешь? – поразился мужчина.
   – Да, и пользоваться этим сейчас желания у меня нет, – сняла шлем она. – Тем более что это девушка Джереми. С другой стороны, я могу создать кого угодно силой воображения. Любых размеров, любого пола. Вообще он сам редко этим пользуется. Посмотри на дату последнего обновления. Четыре месяца назад. То есть сексуальные потребности у него появляются крайне редко. Вообще, сексом люди занимаются все меньше. Как и любовью. Что такое любовь, вообще мало кто знает. Секс становится чисто физиологическим процессом. Его легализовали, поэтому родителям уже не стыдно рассказывать о нем детям. Пропало что-то сакральное, интимное. Теперь это исключительно функция для продолжения рода. На уроках полового воспитания детей учат тому, в каких позах можно быстрее зачать. Разве можно научить любви? Это омерзительно!
   – Уроки полового воспитания?
   – Представь себе. Знаешь, как выглядят современные школы? Никак. Их вообще нет. Все дети занимаются дома. Однако участвовать во всех занятиях и просматривать материал, которые подготавливают для них учителя, они обязаны. Таким образом, они могут догнать класс, даже если сильно заболевают.
   – Но ведь это неплохо, – заключил полицейский.
   – Неплохо. Но есть и свои минусы. Авторитет учителя пал. Каждый младенец считает себя умнее взрослого только потому, что пользуется сетевой информацией напрямую. Они расширяют жесткую память мозга до бесконечных пределов. Второй минус в том, что сократилось разнообразие уроков. Если ты выбираешь профессию программиста в десять лет, значит, будь добр изучать все аспекты программирования. Биология и география тебе уже ни к чему.
   – Но что, если он передумает в будущем? Он же не сможет заняться тем, что ему понравится, потому что ничего в этом не смыслит.
   – Вот именно. Дети развиваются не всесторонне, а только в своей узкой специальности. То, что им не нужно, искореняется на первых этапах обучения. То есть им, как и Шерлоку Холмсу, знать о том, что Земля вращается вокруг Солнца, совершенно необязательно. В их работе это не понадобится. Если дети удосужатся пообщаться между собой, то исключительно на одну тему. Они совершенно не читают беллетристику.
   – Но ведь книги еще существуют.
   – Да, но по большей части в электронных изданиях. Печать – процесс трудоемкий. Куда проще сбросить готовый продукт в закрытом доступе.
   – Но ведь такой труд не оплачивается, – возразил мужчина.
   – Знаешь, что такое закрытый доступ? Тот, что открывается путем вноса денег. Не думаю, что это менее выгодный способ заработка.
   – И что же теперь читают люди?
   – Еще двадцать лет назад они зачитывались книгами о том, как стать более здоровыми, богатыми, успешными. А теперь им и это не нужно. Они и так не испытывают проблем со здоровьем, да и денег им хватает вдоволь.
   – Может, человек и беспричинной любви уже не испытывает?
   – Я вот, например, любви ни к кому не испытывала. Это не так страшно.
   – В таком случае надень очки и открой папку с воспоминаниями, которые следует уничтожить.
   Кристина смутилась и посмотрела на монитор, но совету не последовала.
   – Человек перестает идти на самопожертвование, – продолжал мужчина. – Каждая вера начинается с жертвы за другого человека. Когда ставишь чужие интересы превыше своих и топчешь собственное эго – это и есть человечность. А теперь человек как вид вымирает.
   – Так ты верующий? – изумилась Кристина.
   – Я не пропагандирую никакой веры. И я не видел человека, который ни во что не верит. А вера в любовь так вообще самая сильная. Даже люди, которые потеряли веру, не просто не верят, они верят в ничто, они верят в плохое будущее и уходят с этой верой. Из чего складывается дурное предчувствие?
   – Из страха? – пожала плечами она.
   – Страх – самый мощный стимулятор, и в то же время самый крепкий тормоз. Он может как подтолкнуть к спасению, так и потопить. Если человек боится садиться в самолет из-за того, что у него дурное предчувствие, то оно вполне может оправдаться, потому что тот ему доверяет. Но не оправдается, потому что в этом же самолете сидит сотня людей, которые ничего не подозревают. Наши верования распространяются только на нас.
   – Но если боится большая часть экипажа?
   – То с вероятностью в девяносто девять процентов их общая вера опрокинет самолет в бездну. Вера всегда ведет к материальным последствиям. А твоя любовь, – кивнул на монитор он, – и вовсе не была любовью.
   – Но ведь я никогда не любила, – убедительно сказала она.
   – Даже если тебя разлюбили, – продолжал он, – предали, значит, не любила и ты. Любовь – это совместное дело, обоюдный процесс. Когда любишь по-настоящему, то не можешь не страдать без этого человека. Это все равно, что жить без одной руки. Вроде как дела можно выполнять и дальше, но вот тяжелый груз уже не поднять.
   – К чему вообще этот разговор? – усмехнулась Кристина. – Я самый скептичный на этот счет человек. В сказки не верю с детства. К тому же в любви страдаешь и с человеком, и без. К чему эти трудности?
   – Не путай любовь и привязанность. Любовь не приносит страданий.
   – И как их отличить?
   – Привязанность – это когда ешь гречневую кашу на воде каждый день и, заметив элитный сыр на столе, отказываешься от него в пользу той же каши. Просто потому, что боишься попробовать новое, хоть и лучшее. Вы боитесь позволить себе лучшее.
   – Сам говорил, любовь – это жертва.
   – Я сказал, что ради любви стоит пойти на жертву, но сама любовь – это благодать, а не наоборот. Когда любишь, уверен, что ешь сыр каждый день, поэтому обращать внимание на остальное не имеет смысла.
   – А если кому-то нравится каша? – скривилась девушка.
   – На каждую кашу найдется свой любитель.
   Кристина освободила место за компьютером и отправилась на кухню за куском подсохшей пиццы.
   – Почему любовь так часто и быстро заканчивается? – спросила она, набивая рот тестом.
   – Любовь не может кончиться просто так. Не может быть такого, чтобы кто– то разлюбил умышленно. Значит, ты просто не встретила того, кого стоит любить. У современного человека не хватает времени на поиски, поэтому он довольствуется первым впечатлением, первым влечением. А затем сравнивает возлюбленного с идеалом, искренне недоумевая, что в нем нашел в первый день, обижаясь на то, что он не соответствует иллюзии. Настоящая любовь безусловна и не требует перемен в человеке.
   – Выходит, в любовь с первого взгляда ты не веришь?
   – В страсть, возможно, но не любовь. Любовь не приходит в первый день. Она задерживается, осматривается и ждет. В тишине и кромешной тьме.
   Девушка выбросила остатки пиццы в контейнер и заказала следующую партию для брата с его же сберегательной карты.
   – Какой в ней смысл?
   – В том-то и дело, что никакого. В жизни вообще нет никакого смысла, и если мы это признаем, то сойдем с ума. Работа, увлечения и продолжение рода оберегают нас от этого, заставляя думать, что мы представляем какую-то ценность для вселенной. Но правда в том, что мы рождаемся и умираем, а потом умирают и наши дети, а через две сотни лет этот род обрывается, как будто нас и не было вовсе. Смысла нет и в каждом элементе жизни. В том числе любви. Но зато это одна из самых прекрасных и величественных бессмысленных вещей.
   Кристина перевела взгляд на дверцу холодильника. Ее взгляд привлек электронный снимок брата в возрасте пяти лет и себя в возрасте тринадцати.
   – В детстве мать сильно его стыдилась, обвиняла его в непонимании элементарного. Его мозг устроен таким образом, что разбирается только в недоступном остальным. Однажды Джереми оставили дома одного, и он открыл дверь грабителям. Он поверил тому, что незнакомцы поменялись телами с его родителями. На тот момент ему было уже двенадцать. Он увлекался фантастикой и ничего странного в их словах не заметил. Он даже помог вынести золотые часы, которые могли повернуть время, – болезненно улыбнулась Кристина. – Иногда мне очень его жаль. И тем не менее порой я ему завидовала. В девять он выиграл достаточно крупный денежный приз в конкурсе «Маленький гений». Тысяча долларов на новое изобретение, которое мать ему сделать, конечно, не позволила. Она потратила эти деньги на новый холодильник. Ему дали ровно год на то, чтобы продемонстрировать следующее изобретение. Творить приходилось из подручных материалов. Я так за него краснела на выступлении. Все же он занял достойное третье место, несмотря на нулевой бюджет. С каждым годом конкурсы становились все сложнее, а гранты все серьезнее. Думаю, родителям то, что изъяли грабители, он вернул с достатком. Мать пихала его во всякие передачи, где таких, как он, считали уродами. Каждый год он приносил сотни тысяч дохода. Весь гнев матери в итоге выливался на меня. Я в свои двадцать ничего в дом не приносила. Училась за их счет и позволяла себе развлекаться время от времени. Вскоре Джереми понял, что его используют, и отказался участвовать в программах. Тем более что его никто особенно и не звал. Спала детская невинность, и теперь он походил на заядлого наркомана со стандартной для подростков кожей. На экране он смотрелся невыгодно.
   – Но ведь у него было право выбора.
   – Им он воспользовался только в четырнадцать. Принял участие в международном конкурсе программистов и выиграл возможность учиться в любом техническом университете страны. Теперь он тоже частенько принимает участие в играх, но исключительно киберспортивных. Правда, когда я называю это игрой, он сильно возмущается. Для него это настоящий спорт, и не меньше.
   – Сто сорок три, – ворвался в дверь Джереми.
   – Это плохо? – испугалась сестра.
   – Нет, но ровно такой же балл у одной девушки из соседнего штата, – упал на стул он.
   – Девушки? – удивилась она. – Хотя это закономерно. Первым программистом была женщина. Да и первый компьютер создан ей же. Кстати, у тебя есть девушка, Джереми? У тебя она вообще когда-нибудь была?
   – Вся моя личная жизнь хранится на этом жестком диске. Если я хочу что– то в ней изменить, то…
   – Хочешь сказать, ты девственник?
   – Никто из моих ровесников этим не занимается, – оправдался мальчик. – Этим вообще практически никто не занимается. А зачем, если есть инкубаторы и программы по созданию электронных партнеров?
   – Все равно девушек твоего возраста интересует исключительно счет в банке. Перспектива их мало волнует.
   – Можете разговаривать на эти темы где-нибудь в другом месте? – попросил Джереми.
   – Если тебя не любят, то лишь потому, что ты сам не успел себя полюбить, – пропустил его просьбу гость.
   – Меня пригласили на работу техником, – пытался перевести разговор юноша. – Пятьдесят тысяч начальная ставка.
   – Судя по голосу, ты предложению не рад, – заметила сестра.
   – Я не люблю, когда надо мной кто-то нависает. Мне нравится распоряжаться своим графиком самому. Вставать, когда захочется, и работать ночью. Или же оставлять работу на конец месяца, в то время как… Кристина, – застыл над ящиками стола он, – ты, случаем, ничего здесь не трогала?
   – Всего лишь упорядочила твои документы в алфавитном порядке.
   – А разве ты не заметила, что, помимо алфавита, на ящиках стояли еще и цифровые указатели?
   – Кроме единиц и нулей, там ничего…
   – А разве ты не помнишь систему счисления по школьной программе? – допил газировку он и швырнул банку в угол.
   Электронный пылесос немедленно активизировался и подобрал пустую банку в отсек с металлическими отходами.
   – В моем доме ничего трогать не надо. Даю тебе ровно час на то, чтобы все восстановить. И, между прочим, в самих ящиках все было упорядочено не по цвету. Я дальтоник, если не забыла.
   – Я тоже.
   – Среди девушек дальтоников нет.
   – С твоей дотошностью тебе следовало податься в медицину.
   – Не дотошность, а синдром саванта, – поправил мальчик.
   – Опять что-то выдумал?
   – Все отклонения в моем организме и мозгу контролирует вот этот аппарат, – поднял моментальный анализатор качества здоровья он. – Список безграничен, но лечить многие из этих якобы болезней я не хочу.
   – Тебя никто не просит, Джереми. Ты абсолютно здоров. Не стоит записывать себя в калеки.
   – Не отвлекайся, – бросил ей мальчик.
   – Здесь что, и формула сочетания есть? Но ведь это твоя полка! Зачем так усложнять?
   – Затем, чтобы не расслаблялся мозг. Он должен постоянно тренироваться, быть в круглосуточном напряжении.
   – Даже во сне? – спросил Люк.
   – Даже во сне, – подтвердил мальчик. – Я свои сны контролирую полностью, поэтому могу заниматься в них всем тем, что не успел днем. Я выхожу в эту комнату и продолжаю решать. Я выхожу за пределы дома, изучаю окружение и делаю какие-то выводы. Нахожу новые формулы, подтверждаю старые теоремы.
   – Но ведь ты толком не высыпаешься, – заметила сестра.
   – Это и не требуется. Я могу восполнить энергию прямыми источниками.
   – Едой?
   – Необязательно.
   – Выходит, ты восполняешь энергию искусственным путем, чтобы меньше спать и очистить время для таких необходимых вещей, как расположение ящиков по формулам из комбинаторики.
   – Ты тоже ей пользовалась, когда выбирала, что надеть, – напомнил мальчик.
   – Я до сих пор пользуюсь некоторыми формулами. Реального дохода и покупательной способности денег или расчета реального банковского процента. Некоторые вещи действительно полезны на практике. Но не в такой, – подняла последнюю папку она. – Все-таки умирать тебе девственником, а племянников я так и не увижу.
   – Разве не знаешь, как рожают в наше время? Обоюдная симпатия не столь важна. Какой-нибудь женщине потребуется мой мозг для своего будущего потомка, и она воспользуется моими услугами.
   – Хочешь сказать, матерью может стать любая женщина?
   – Более того, в любом возрасте.
   – Даже та, которая быть матерью не заслуживает?
   – Уже примерно через двадцать лет родителями будут считаться не те, кто воспитали, но те, кто подарили жизнь в прямом понимании. Воспитанием будут заниматься уравновешенные машины. Говорить они будут вполголоса, чтобы снизить общий уровень шума. Человек агрессивный по своей природе. Он привык кричать подобно обезьяне. Но если первоначально воспитывать детей таким образом, чтобы они шептали…
   – Но ведь это лишит человека возможности показывать эмоции в будущем.
   – А зачем показывать эмоции на публике? Можно сублимировать свои чувства во что-то более полезное. Лишаясь животного сношения, человек направляет энергию в то, о чем раньше подумать не мог.
   – То есть любовь лишает человека возможности создать прекрасное?
   – Животное сношение. Цивилизация лишь убивает в нас животное. Животные крики – животное сношение.
   – Животным сношением ты называешь секс? – уточнила сестра.
   – Любое проявление любви не входит в понятие цивилизации.
   Цивилизация – это ускоренная череда событий и жуткая экономия времени.
   – То есть любовь – животное чувство, которое не входит в понятие цивилизации. Кроме того, отнимает энергию и время, – уточнила она.
   – Именно так.
   – Ты же даже не знаешь, что это такое. Как можно рассуждать о вещах, которые для тебя находятся за пределами эмпирического понимания?
   – Нам демонстрировали в школе. Мне не понравилось. Я не увидел в этом смысла. Зачем эти лишние движения, когда можно сдать побочный продукт и получить готовый? Я же не собираюсь брать ответственность за то, что получится в итоге.
   – То есть функция родителей полностью отпадает? А полноценной матерью я уже стать не смогу?
   – Это твое дело. Если тебе нравятся все эти животные игры, обмен микробами, нехватка времени, головная боль…
   – Ты будто симптомы болезни перечисляешь, – усмехнулась Кристина.
   – Так и есть. Любовь – это болезнь прошлых веков, от которой медленно, но верно человек избавляется. А скоро и вовсе забудет, как чуму. Ведь человек думал, что и с чумой не справится, а как оно вышло, – улыбался мальчик.
   – Джереми, – вступил мужчина, – у меня к тебе просьба. Я заплачу, если потребуется.
   – Деньги мне не нужны.
   – Можешь научить меня пользоваться компьютером на должном уровне?
   – Смотря что для тебя должный уровень. Сколько ты на нем работаешь и что умеешь?
   – Нисколько и ничто.
   – Это шутка? Я должен смеяться? – обратился к сестре он.
   – Люк никогда не шутит, – заверила та. – А еще он очень быстро учится. Водить автомобиль он научился меньше чем за десять минут.
   – Это тот антиквариат, что припаркован у ворот? Где вы вообще его накопали? Я думал, это металлолом.
   – А у тебя автомобиль есть? – спросила Кристина.
   – Есть, но мне он не нужен. Университет находится в пятнадцати метрах. Я вполне способен дойти пешком.
   – А за пределы университета ты заходишь?
   – Нет, – отрезал он. – Автомобиль в гараже. Пользуйте в любое время, если хотите. Правда, сначала придется зарегистрироваться.
   Вскоре мальчик убедился в том, о чем упомянула Кристина. Уже через два часа Люк разбирался в устройстве компьютера ничуть не хуже самого Джереми. По наступлении вечера девушка потеряла всякий интерес к их работе, уборке и рассматриванию устройств.
   – Мы уходим, – бросила она. – Уходим гулять. Мне надоело сидеть взаперти. Это невыносимо.
   Люк только пожал плечами, а Джереми недовольно вздохнул.
   – Мы еще не закончили.
   – Скоро он тебя переплюнет. Неужели тебе хочется иметь конкурентов?
   – Хорошо, – отключил монитор он и отправился в комнату, чтобы натянуть толстовку.
   – У тебя порван носок, – заметила Кристина по его возвращении. – Неужели ты себя так сильно не уважаешь?
   – Чтобы накопить на что-то стоящее, необходимо экономить на мелочах.
   – Здоровая философия, – скривилась Кристина, срывая безразмерную куртку в заплатках. – Мило, что ты все еще хранишь мои вещи.
   – Мне просто лень их выбросить, – сказал он, защелкивая дверь снаружи.
   – Теперь ключами вообще не пользуются? – спросил мужчина.
   – Вот мой ключ, – поднял указательный палец Джереми. – Один на все объекты, которыми я владею. В том числе гараж.
   Он свернул за угол к стальной коробке с датчиком контроля и подставил палец под красный прожектор. Дверь поднялась, и на пару дюймов выехал черный обтекаемый автомобиль.
   – У него, кстати, ключей тоже нет, – пояснил Джереми. – Так что открыть получится только с моей помощью. Кроме того, он подчиняется только моим командам. Но если хотите, я могу вписать вас в свою страховку и занести ваши отпечатки в базу данных.
   – Внеси только мои, – попросила Кристина.
   Они сели в довольно просторный салон, и доска управления зажглась автоматически. Джереми буквально общался с машиной на равных. Он интересовался, где можно встретить лучший бар поблизости, а система поясняла приятным женским голосом, где выше цены, а где приятнее атмосфера.
   – И сметай снег с задних стекол, пожалуйста, – дал последнее указание он, прежде чем нажать на кнопку.
   Водить от него не требовалось. Педалей и руля эта модель не предусматривала.
   – Мы едем в паб? – спросила с заднего кресла Кристина.
   – Студенческий паб. Обычно там празднуют удачное окончание сессии. И не всегда удачное тоже.
   Внутри оказалось тепло благодаря каминам вдоль стен и свечам на столах. Никакого постороннего освещения не было, поэтому к месту пришлось пробираться на ощупь.
   – Здесь есть твои знакомые? – поинтересовалась Кристина, выбирая алкоголь из электронного меню.
   – Да, одна девушка, – указал на распущенного вида девицу он и покраснел.
   Ее окружали несколько парней с настойчивыми предложениями выпить.
   – Тебе нравится эта потаскуха? – поморщилась его сестра. – Как таких в университет берут?
   – Ее и не взяли.
   – Она хотя бы пыталась?
   – Я готовил ее к экзаменам, но большой тяги к знаниям у нее нет. Поэтому она предпочитает жить, так сказать, за чужой счет.
   – И с тех пор вы с ней не общаетесь? Она вообще тебя помнит?
   – Сомневаюсь. Во всяком случае, мне теперь ее узнать трудно.
   Кристина допила остатки пива и поднялась.
   – Что ты задумала? – испугался брат.
   – Всего лишь с ней поговорю.
   – Прошу тебя, не надо, – потер лоб тот.
   Но Кристина уже направилась к барной стойке, вокруг которой вились многочисленные поклонники девушки. Она осторожно отодвинула одного из них, а на его похотливую улыбку заметила, что годится ему в матери.
   – Идите погуляйте, – бросила она остальным.
   Уже через минуту она вернулась в ее компании.
   – Собирайтесь, мы уходим.
   – Но мы только пришли! – возмутился мальчик.
   – Здесь никто не танцует, а эта милая девушка согласилась показать нам место с музыкой. Оказывается, оно находится внизу. Под этим самым пабом.
   – Я проведу вас к подвалу, – махнула девушка.
   Бас оглушил их еще на первой ступени, слепили лазеры. Люка постоянно дергали, куда-то подзывали. Вскоре он и вовсе потерял остальных. Одна из женщин без стеснений положила его руки на свои бедра и потребовала, чтобы тот с ней танцевал. Люк двигался картонно и нехотя, оглядываясь по сторонам в поисках знакомых. Тогда женщина подтянула его к себе за шею и впихнула в рот что-то мокрое своим языком. Люк почувствовал, как нечто прокатилось по его горлу, и механически сглотнул. Музыка отдалилась, а люди превратились в сплошную полосу ярких пятен. Его тошнило и трясло от недостатка реальности происходящего. Кто-то мягко взял его за руку, а дальше он ничего не помнил.

Глава 8

   В себя Люк пришел уже под утро. Он оказался на выдвижной кровати рядом с Кристиной, которая играла на прозрачном планшете.
   – Где твои родители? – спросил девушку он.
   – С каких пор тебя интересует моя биография? – усмехнулась Кристина.
   – Я должен знать, с кем нахожусь все это время.
   – Ладно, – лениво отреагировала она. – Мои настоящие родители от меня отказались. Детей было много, и денег на всех не хватало, поэтому от меня пришлось отказаться. Первые десять лет я росла в приюте. После чего меня забрала мать Джереми. Подозреваю, она просто хотела переложить на меня многие из своих обязанностей. Воспитанием ее сына занималась я. В отличие от матери, я никогда его не ругала, не подымала на него руку. Я опаздывала в школу, чтобы его проводить, и ждала на протяжении нескольких часов, чтобы встретить и отвести домой. Когда Джереми исполнилось восемь, мать его провожать запретила, и я подчинилась. Пошла домой одна, хотя на душе было неспокойно. Наверняка, он прождал меня до вечера.
   Она замолчала и растерялась.
   – А потом? – поторопил ее Люк.
   – Потом я не помню. Должно быть, стерла. Помню только, что кто-то внес нас обоих домой, положил на кровать и принялся поить горячим чаем. Я лежала рядом с Джереми, который долго в себя не приходил, и рассматривала его укутанные ноги. Когда любопытство пересилило и никого рядом не оказалось, я откинула простыню и закричала от страха. Его ноги были черны до колен, словно обугленные деревья. Этим же вечером его отвезли в больницу, а вернулся он уже с металлическими.
   – Каким образом он передвигается сейчас?
   – Первые два года он катался на инвалидном кресле, после чего учился управлять механическими протезами. Но техника не стоит на месте. Бионические имплантаты не отличаются от настоящих конечностей ни внешне, ни внутренне. Так что теперь инвалида в нем распознать сложно. Говоря простым языком, он киборг.
   – Бионический имплантат?
   – Управляемый мозгом, – приблизилась к нему вплотную Кристина. – Такой у меня в глазах. Еще десять лет назад я не могла рассмотреть собственного лица в отражении на расстоянии вытянутой руки. Я долго сопротивлялась, но, в конце концов, поддалась уговорам, поэтому сейчас читаю текст шестого размера в нескольких метрах от себя.
   Люк присмотрелся к ее зрачкам, но ничего необычного, со своей точки зрения, не заметил.
   – Ты можешь заменить любую часть тела, которая тебя не устраивает. Хоть все тело. Никто не заметит. Процедура эта, правда, не из дешевых. И многие, в том числе и я, относятся к этому скептически.
   – Но ведь ты такой же киборг, как и твой брат.
   – Потому что у меня не было выбора, как и у него. Тем более не стоит преувеличивать, – отвернулась она. – Глаза по-прежнему мои, в них ничего сверхъестественного не найдешь. Имплантат ставится позади сетчатки. Человеческое тело – элементарное устройство, в котором можно заменить и починить все что угодно. Как в процессоре. Если что-то замкнуло, ты разбираешь его на части, находишь недостаток и ликвидируешь его. Мы уже давно перестали быть людьми в полном понимании слова. И твой век не исключение. Люди уже тогда состояли из инородных химических соединений. Ведь ты употреблял таблетки, когда становилось плохо? Это одно и то же.
   – Я не могу позволить себе спор, потому что не помню, какую жизнь вел до встречи с тобой. Но на данный момент я бы таблетки глотать не стал даже под угрозой расстрела.
   – Не смей смотреть на нас другими глазами или обзывать хотя бы случайно.
   – Я и не собирался никого оскорблять. Оскорбить другого – это все равно что оскорбить самого себя. Люди вокруг – результат того, что мы сами построили. А загрязнять атмосферу в чужом доме хуже, чем мусорить в нем.
   – Просто для Джереми эта тема болезненная. Киборгом его прозвали одноклассники, когда он вернулся в школу после долгой терапии. В том числе психологической. Эти якобы друзья не навестили его ни разу за все то время, пока он учился на дому, прикованный к постели. А это ни много ни мало целых пять лет. С этих пор я перестала верить в силу дружбы. У детей узкие критерии для поиска друзей. Им нужны те, кто умеет прыгать по крышам. Впрочем, дружба у взрослых разнится не сильно. Друг – это всего лишь компаньон по алкоголю.
   – Общество – уже давно не сплоченное племя. Каждый добывает быка для себя. Прошлый век – век рассвета индивидуализма. В этом он цветет в полную силу.
   – Но ведь дети не такие. Они любят коллективные игры. И Джереми до этой травмы таким не был. Все эти пять лет он безвылазно разбирался в устройстве компьютера. Разбирал и собирал заново, создавал что-то свое.
   – Чтобы найти место в жизни, чем-то приходится жертвовать, – заметил Люк.
   – Но ведь он лентяй, – махнула на горы мусора под рабочим столом она.
   – Он добился больше тебя и меня вместе взятых. А ленивый он только потому, что отказывается выполнять работу, которую считает бесполезной? Он просто делает то, что нравится ему. Это не означает недостаток трудолюбия.
   – Может, это зависть? – пожала плечами Кристина. – Ведь как сказал Конфуций, найди дело по душе, и тебе никогда не придется работать. Выходит, я просто не успела найти это дело?
   – Значит, еще не время, – спокойно ответил он.
   – А когда придет это самое время? Мой срок годности скоро иссякнет, а вокруг так много талантливых людей.
   – Тебе тридцать. Не стоит преувеличивать того, чего нет.
   – И все равно, я не молода.
   – Не молода для кого?
   – Ты рассуждаешь так спокойно лишь потому, что уже нашел свое дело. В газетных вырезках тебя называют одним из лучших детективов страны.
   – Но ведь я сам себя таковым не считаю. На данный момент я вообще никем не являюсь. А найти дело по душе тебе труда не составит. У тебя ведь она есть.
   – Кто?
   – Душа. Просто вспомни, что приносит тебе истинное удовольствие. За исключением потребления.
   Кристина покачала головой, поджав губы.
   – Не обязательно отвечать сейчас, – предупредил мужчина. – Это придет само. В нужное время.
   – Все равно у меня недостаточно сил на то, чтобы это осуществить. У меня не хватает сил ни на что.
   – У всех абсолютно идентичное количество внутренней силы первоначально. Она уменьшается, только если убеждать себя в том, что ничего не получится. В мое время девяносто пять процентов от всех работ – не профессий, а именно работ – были механизированными. То есть их может выполнить совершено любой человек. Не можешь ты – сделает кто– нибудь другой, деньги нужны всем. По сути, любой рабочий заменим. Нажимать на одну клавишу и забивать один гвоздь под силу каждому.
   Здесь не надо создавать, только перерабатывать и потреблять готовое. Но теперь все иначе. Механизм вытеснил человеческий труд полностью. Куда делся этот огромный пласт населения? Он паразитирует. Нужно стать тем, кого невозможно заменить. То есть создавать.
   – На моей работе это невозможно.
   – А разве ты этим хотела заниматься? Продажами?
   – Все покупается, все продается. Чего плохого в продажах?
   – Но ведь ты продаешь чужой товар. Ты не сделала его своими руками. Ты пошла по элементарному пути. А цельными являются лишь те, кто выбрал дело по велению сердца и доказал, что способен на нем еще и заработать. Если любишь дело по-настоящему, то деньги всегда будут. Во всяком случае, тебе будет всегда их доставать. Ты будешь благодарна уже за то, что занимаешься этим. Ведь за увлечения не платят. Это великий дар следовать по пути собственного выбора, не оглядываясь ни на кого. Отметая желание кому-то что-то доказывать или угождать. Выбор – это величайший человеческий дар. Дар, который отличает его от других видов. Те, у кого выбора нет, люди лишь наполовину.
   – По-твоему я не человек? – смутилась Кристина.
   – Всему сове время. Быть может, ты еще не столкнулась с теми силами, которые бы тебя направили. В тебе есть потенциал к созданию. Главное очистить его от шелухи, осмотреться вокруг и собрать волю. Многих сковывают страхи. Они боятся даже начать.
   – Ты выражаешься как чертов сектант.
   – Я говорю сердцем, не скрывая намерений.
   Кристина внимательно на него посмотрела и села в кровати. На ней была короткая футболка с непристойной надписью. Люк заметил, что с момента их встречи она сильно похудела. Можно сказать, стала тощей и угловатой. Девушка подняла футболу и продемонстрировала шрам под грудью.
   – Мне делали операцию на сердце. Теперь оно работает только в полсилы.
   – Ни один орган не может работать в полсилы. Если ты до сих пор жива, то функционирует он в пределах нормы.
   – Но не мое. Это не мое сердце, – приложила к месту шрама его руку она.
   – Оно механическое? – удивился Люк.
   Кристина кивнула и опустила футболку.
   – Врожденная сердечная недостаточность усугубилась депрессией и болезнями. Поэтому в шестнадцать лет пришлось вмешиваться оперативно.
   Мужчина все еще не мог поверить в сказанное и не убирал руки от ее ребер.
   – Само оно редко дает сбои, но вкупе с моим нервическим складом характера, пагубными привычками, неразборчивыми связями…
   – Ты можешь забыть все это. Просто абстрагируйся.
   Кристина скептически улыбнулась, чуть закатила глаза и развернула экран планшета.
   – Ты умеешь давать дельные советы, когда дело касается кого-то другого.
   – Нет, я не даю голословных советов. Если не можешь помочь практически, лучше вообще не открывать рта, – потер ладони он. – Подними.
   Девушка недоуменно подчинилась, и Люк приблизил руку к ее шраму на расстоянии двух сантиметров. Она почувствовала тепло и расслабление.
   – Нужно поверить, что разум и воля сильнее всего остального. Потому что это правда. Боль возникает лишь у слабых сознанием. То есть у тех, кто программирует себя на боль. То, о чем ты думаешь, реальнее реального для тебя самой. Конечно, не для остальных, но разве они играют для тебя значимую роль? По большому счету, твоя судьба и твои победы никого не заботят. Даже твоих родителей. Их заботит лишь собственный успех воспитания тебя. И ваши мнения насчет твоего счастья и планов на будущее могут сильно разниться. Ты сильнее своих мыслей, потому что сама их создаешь. Не они тебя. Ты создаешь мысли, а уже они в свою очередь строят твое тело.
   – Я не могу вылечить себя силой мысли, – возразила Кристина.
   – Сила мысли – это единственная сила в мире. Она построила все, что ты видишь сейчас. Все начинается с мысли.
   – Разве не с действия? Не зря говорят, что талант – это то, что заложено внутри, но лишь гениальность выходит наружу в виде чего-то практически полезного.
   – В таком случае все люди талантливы.
   Он оторвал руку и стряхнул невидимую грязь на пол.
   – Откуда ты этому научился? – изумилась Кристина. – Так легко…
   – Каждый хранит тепло внутри и способен поделиться этим теплом, если потребуется.
   Она хотела было поблагодарить Люка, но заметила бледное лицо брата за его спиной и подскочила в кровати.
   – Что с тобой? – испугалась она.
   Джереми поднял и выставил перед собой окровавленные руки.
   – Она попросила… хотела в ванную, – сказал дрожащим голосом он.
   – Кто, она? Эта потаскуха?
   – Она не потаскуха. Она ничего не сделала. Я уснул, а только что…
   Люк бросился в ванную рядом с комнатой мальчика и толкнул дверь. Девушка лежала в ванной в неестественной позе, забросив ноги в кроссовках на кромку. Мокрые волосы закрывали бледное лицо, распухшие руки в засохшей крови держали нож, которым еще вчера резала пиццу Кристина.
   Он вернулся в комнату и остановился вплотную к мальчику, стараясь контролировать высоту голоса.
   – Как она попала к нам домой? Ты ее пригласил?
   – Каролина сказала, что не может остаться дома. Она не хотела возвращаться к отцу. Тот часто ее бил. Она сама показывала шрамы на теле.
   – И много показала? – скептически спросила сестра. – Боги, Джереми! Ты и так на учете. Сейчас они даже разбираться не будут!
   – Но как же отпечатки? Я ее не касался, – вскинул руки мальчик.
   – Это никого не волнует, – махнула она, бросая взгляд на Люка, меняющего сигареты. – А может быть, ты лунатик? Других объяснений я не вижу. Наружная дверь закрыта.
   Полицейский на ее заявление никак не отреагировал. Вместо этого задумчиво направился в комнату мальчика и коснулся пальцем экрана ноутбука. Тот оказался включенным.
   – Ты пользовался им ночью? – бросил в открытую дверь он.
   Джереми вернулся в свою комнату и остановился за спиной мужчины.
   – Кто-то входил в почту, – заметил он, указывая на последние обновления. – В чужую. Это почта Каролины.
   – Нужно позвонить в полицию, пока не опросили свидетелей. Иначе подозрения только усугубятся, – заявила Кристина с порога.
   – Ее почта пуста, – протянул Люк. – Остается разве что…
   Мальчик молча согласился и запустил программу перехвата полицейской почты. В последнем письме участка значилась фотография с паспортным изображениям лица девушки.
   – Это Каролина? – спросила Кристина, зная ответ заранее.
//-- * * * --//
   – Говорите, не касался ее и пальцем? – ухмыльнулся полицейский. – А медэксперт говорит иное. Ваш брат вступил в половой акт с девушкой, чей труп был обнаружен в его доме.
   Кристина непроизвольно шлепнула сидящего на стуле рядом с ней мальчика по щеке.
   – Акт был добровольный с обеих сторон, – оправдался Джереми. – Вернее, с одной. Я этого не хотел.
   – То есть, хотите сказать, она заставила вас ее изнасиловать и убить? – спросил другой полицейский, чуть моложе.
   – Она шлюха, чего еще можно было ожидать? – возмутилась Кристина. – В любом случае это дело не меняет. Половой акт и насилие – вещи разные.
   – Но ведь в доме помимо вас четверых никого не было. Может, убийца вы? – перевел взгляд на Люка он.
   Тот молчаливо показал полицейское удостоверение и продолжил осматривать дом вместе со спецгруппой.
   – Хотите сказать, преступление произошло под носом у полицейского? Молодой человек, хватит изображать детектива. Сядьте вместе с остальными свидетелями, иначе я буду вынужден использовать экстренные меры, – вынул складную дубинку полицейский.
   Люк занял место за столом, но осматриваться не прекращал.
   – Я вынужден проверить вас на детекторе лжи, – заявил полицейский. – Вас троих.
   Кристина заметно забеспокоилась, но все же протянула руку первой. Она отвечала на вопросы конкретно, описывала все, что видела, в деталях и ни разу не солгала.
   – Только учтите, что мой брат и друг были пьяны вчера вечером, поэтому многого могут не вспомнить.
   – Приму это к сведению, – лениво бросил полицейский, пристегивая датчик к запястью Люка.
   На вопросы личного характера он отвечал предельно честно.
   – Вы полицейский?
   – Да.
   – Это правда только на восемьдесят процентов.
   – Говоря точнее, детектив.
   Полицейский кивнул. Все, что было заложено в память Люка после катастрофы, он принимал на веру, потому что другим материалом личной биографии не располагал.
   Последним опрашивали Джереми. Он отвечал монотонно и четко. Каждый ответ соответствовал действительности на сотню процентов, что сильно разгневало полицейского.
   – Сдается, вы меня обманываете. Для такого умственно одаренного юноши, как вы, это не составляет проблемы, я прав?
   Мальчик поднял взгляд исподлобья и кивнул.
   – Это не имеет значения, – подскочила Кристина.
   – В таком случае, остается два варианта, Джереми, – оставил ее без внимания полицейский. – Первое: мы тебя задержим до выступления в суде. И второе: ты встаешь на учет.
   – Но ведь он и так стоит на учете! – разозлилась девушка. – Он и так работает на вас практически бесплатно. Мы ведь уже договаривались. Он не причастен ко всем этим убийствам! Он всего лишь пытался их раскрыть.
   – Кристина, послушайте меня внимательно. У вас только два варианта. Либо ваш брат идет в тюрьму до конца жизни, либо вы сами выступите за него в суде, признав его недееспособность и тем самым соглашаясь быть его опекуном.
   – Но Джереми совершенно адекватен! Вы хотите лишить его будущего? Права быть гражданином страны, свободно по ней передвигаться…
   – Я знаю кодекс, мисс.
   – Верно, вы забыли, что Джереми не обычный человек.
   – Недееспособность не помешает ему трудиться дома, как и прежде. Он и так не покидал пределов этого района.
   – Потому что вы его обязали, – вспылила девушка. – На целый год. Он соблюдал это правило, хотя и должен был поступать в престижный институт Европы еще в сентябре.
   – Ваш брат нарушил это предписание вчера ночью. Ему запрещено не только покидать пределы этого района, но и посещать какие-либо заведения помимо института и библиотеки.
   – Вы что, его за человека не считаете? – болезненно скривилась она.
   Полицейский хлопнул папкой с бумагами, убрал детектор в чемодан и поднялся.
   – Ждите повестки в суд.
   Она проводила его холодным взглядом и дождалась, пока освободится от людей дом, прежде чем начать уборку в ванной.
   – Ублюдок, – выругалась она.
   – Подожди, – провел по внутренней поверхности стола рукой Люк и вынул что-то крошечное. – Нас прослушивают.
   Кристина собиралась открыть рот, чтобы сказать еще что-то не менее агрессивное, однако мужчина прервал ее и придвинул стул к углу, чтобы снять еще один жучок с потолка.
   – Теперь можешь, – кивнул ей он, и Кристина разразилась самой грязной руганью, какую Люк только мог слышать за все время.
   – Выходит, я не смогу окончить институт? – подавленно спросил мальчик.
   – Я буду тянуть судебный процесс, пока ты не почувствуешь диплом на пальцах, – пообещала сестра.
   – Диплом электронный.
   – Не суть важно. Тебе ведь осталось полгода, верно?
   – Да, но второе ведь я получить уже не смогу, – уронил голову он.
   – Со вторым придется повременить. Но спустя пару дней после завершения процесса я выступлю с опровержением, и мы отменим эту клевету прежде, чем начнутся вступительные экзамены, понял меня? – встряхнула его плечи Кристина.
   Раздался звонок домашнего телефона. Девушка нажала на кнопку динамика, и голос полицейского услышали все в доме. От визуального контакта она предпочла отказаться.
   – Проведете экспертизу на психическое состояние мальчика. Вы понимаете, что вам надо делать? Если эксперты поймут, что Джереми вполне адекватен, то его ждет пожизненное. Так что играйте безумие настолько убедительно, насколько это возможно. Никто не хочет твоего заключения, Джереми. Это в твоих же интересах.
   После чего вызов прервался.
   – Оперативно работают, – заметила Кристина. – Особенно если учесть, что это запись.
   – Что, если мне и притворяться не надо? – спросил мальчик. – Что, если меня не оправдают после первого суда? Ведь тогда я останусь под твоей опекой до…
   – Мне нужны деньги, – перевела разговор Кристина. – Себе, чтобы купить костюм дееспособной, и наоборот – тебе.
//-- * * * --//
   Слушание состоялось утром следующего дня. Кристина появилась в суде в строгом костюме, на ее брате был неряшливо надет комплект в полосу, напоминающий пижаму. Экспертами выступали трое мужчин средних лет, практически идентичных между собой. Люк выступал в роли свидетеля. Он сидел на стуле в углу и внимательно записывал.
   – Давно не виделись, Джереми, – заметил один из мужчин. – Помнится, в прошлый раз вы с сестрой приходили за обратным. Хотели доказать, что ты адекватен.
   – Когда отменят эту моду на толерантность? – возмутился второй. – Тот, кто убивает, болен в любом случае. Почему мы обязаны рыться в их гнилом сознании, чтобы обнаружить какое-то отклонение? Несчастный, его избивала в детстве мать, поэтому теперь он мстит всем остальным женщинам.
   – Ну а что ты расскажешь, Джереми? – улыбнулся третий. – Тебя насиловали в детстве?
   – У тебя травма?
   – Только вчера мы прослушали целых два дела о сумасшествии, – продолжал первый. – Агрессивный подросток, порезавший семерых своих одноклассников. Сообщил, что увидел в них посланников темных сил.
   – Он показался мне странным. Наверняка, друзей у него в школе не было. И скорее всего этого сукиного сына часто дразнили.
   – А возможно, и заставляли делать что-то неприличное.
   – Но кто виноват в том, что у него не получилось найти общего языка с одноклассниками? Ведь это его проблемы. Он просто не сумел подстроиться под них, влиться в коллектив, так сказать.
   Мужчины продолжали цепочку рассуждений очень похожим по тембру голосом, поэтому создавалось впечатление, будто говорит один человек.
   – Следующий еще опаснее. Изнасиловал восемнадцать девушек, обосновывая это тем, что является единственной особью мужского пола. Ему приходилось во что б это ни стало их оплодотворять. Как-никак нависала угроза исчезновения рода человеческого. В противном случае нас бы уже не было.
   – Какой спаситель, – хмыкнул третий.
   – А, между прочим, некоторые из девушек действительно от него забеременели.
   – Надеюсь, никто из них не поленится сделать аборт.
   – Самое страшное, что три из десяти подобных случаев мы вынуждены оправдывать. Что предъявишь нам ты, Джереми?
   – Ты оказываешься в доме убитой уже дважды. И на этот раз дом принадлежит тебе.
   – В прошлый мы поставили тебе шизофрению, не так ли?
   Кристина перевела озлобленный взгляд на мальчика, но промолчала.
   – Прости, что сообщаю это при ваших родственниках – или кем они тебе приходятся, – но раз уж ты забыл о том, что именно тебе запрещено и в чем ты ограничен, то и мы имеем право нарушать уговор.
   – Какая нахальная неосторожность. Посетить сразу два публичных заведения в один вечер.
   – Общество не позволяет входить в свой круг людям подобного склада психики. А ведь шизофреники безобидны и никогда первыми не нападают.
   – С одним исключением. Посторонние вещества, искажающие сознание, их дезориентируют. Они становятся пугливыми и перестают себя контролировать. Что, если мы проверим Джереми на содержание наркотиков в крови?
   – Те, что продают в этом штате, не выводятся из организма в течение трех дней.
   – Три дня еще не прошло.
   – Оставьте нас до вынесения решения на, скажем, десять минут, – поставил точку в диалоге первый.
   Кристина потеряла почву из-под ног. Она будто управляла лодкой без весел против течения. В какой раз ей приходилось подчиняться властям. Делать скидки для тех, кто уже богат, вылизывать тех, кто и так вылизан. По мере взросления она понимала, что никакая внешность не переплюнет жажды властей к унижению. Начальство – существо бесполое, аморфное, состоящее из эго и огромного орущего рта. Для него она просто рабочий инструмент, который расположить к себе можно, лишь заняв его сторону по всем фронтам. Обложить его врагов, поддержать в нужный момент. В момент, когда он проявит свою человечность. Когда заденут его решительность и веру в себя. Дождись момента самобичевания и выстрели дружеской поддержкой, – говорила себе она. Нащупай его ребенка и выступи для него в роли матери. Всячески ему угождай, натягивай его самооценку до высоты небоскреба. Покрывай его лень и бесталанность. Внутри он будет готов целовать ноги того, кто так хорошо его понимает. Того, кто сумел возвысить его жалкое величество, поставить на пьедестал мнимой гениальности. Хвалить того, кого не уважаешь, и того, кто не уважает тебя. Тыкать носом в собственные испражнения – называла это она. Кристина научилась находить подход к любому самому избалованному властью шару с деньгами. Ради брата она могла надавить на горло своей гордости еще сильнее.
   Потерять его было равносильно лишиться части себя. В семье его родителей, которых своими она никак назвать не могла, девочка всегда была чужаком. Тираном в семье была мать. Муж оставил ее на тот момент, когда мальчику исполнилось десять. Методы ее воспитания мужчину не устраивали, но и выступать против них он не смел. За несколько лет до развода отец сильно пил. Он солгал, что причиной ухода выступила посторонняя женщина. У него просто не хватало сил на измену. Мать выбирала окружение для них обоих, дни, когда можно и нежелательно отдыхать. К советам подруг она прислушивалась больше, чем к его. Одна из них подбросила диету, которая всей семье показалась настоящей травяной бомбой. Овощи на каждый прием пищи по часам и немыслимая гора таблеток сверху. Такой диеты не выдержал даже парализованный отец Джереми.
   Его и раньше коробило от ее отношения к детям. Он смотрел в набитый травой холодильник и на детей, глотающих таблетки горстями, с одинаковой жалостью. Мать навязывала свое видение всего.
   В какой-то день она вернулась с работы и просто не обнаружила вещей мужа. Она только пожала плечами, смотря на довольных детей, которые еще часом назад помогали ему собирать сумки.
   После ухода отца женщина всячески настраивала детей против него. Даже заставляла обращаться по имени. Хотя отец и не избегал встреч. Напротив, у него появилось гораздо больше сил и времени на их воспитание. Он платил вдвое больше, чем требовали документы. Рассудительный Джереми на нападки матери ответил, что скорее начнет называть по имени ее саму, а на месте отца так бы поступил каждый.
   Отец расплачивался за трусость, которую вел в браке с ней, и на следующий не решался. А тем более не помышлял о новых детях. Он ценил своего первенца и уважал Кристину. Детей он любил равносильно и никого не выделял. Просто не умел выразить чувства словами, не мог защитить от гнета со стороны.
   – То, что ваш брат умный до одури, мы знаем, – разбудил ее один из экспертов. – Но работать на нас он отказывается.
   – Он отказался? – нахмурилась девушка.
   – Я не обязан, – ответил мальчик.
   – Услуги вашего брата слишком дорогостоящи, а делиться своим талантом с государством он не желает.
   – Но что, если он действительно убил? – поменяла тактику Кристина.
   – Это исключено, и он сам объяснил почему. Причем такими неоспоримыми доказательствами, что поспорить сложно. Советую поступать на юридическое.
   – Но ведь теперь он и первое не сможет закончить, – возмутилась девушка.
   – Сможет, если будет трудиться честно и без фокусов. Скажем, через десять лет.
   – Так не пойдет, – оборвала Кристина.
   – Он достаточно умен, чтобы набираться знаний самостоятельно.
   – Для практики нужно оборудование, – заметил Джереми. – Какого у меня нет.
   – Всего десять лет работы или пожизненный срок в тюрьме, – настаивал мужчина.
   – Я сказала, что…
   – Восемь.
   – Вы торгуетесь на моего брата? В таком случае два.
   – Семь.
   – Если вести торги таким темпом, то один. Или я сама надену на него рясу.
   Мужчины переглянулись и кивнули.
   – Мы согласны на три, – заключил он.
   Кристина подняла мизинец вверх.
   – Это значит согласие, – печально пояснила она.
   – Это значит, что у вас нет выбора. Завтра выступите в суде фиктивно. Все справки подделаем. Вы свободны.

Глава 9

   Кристина жевала только что заказанную пиццу вместе с братом без особого аппетита.
   – Мы отослали фиктивную запись, если тебе интересно, – бросила Люку она.
   Тот разве что обернулся в их сторону. Ему было неловко за то, что он ничем помочь в деле мальчика не смог. Ведь Джереми многому его научил, а отплатить за это ему было совершенно нечем. Деньги его не интересовали.
   – Знаешь, что мы сказали? – усмехнулась она, запихивая в рот второй кусок пиццы. – Что Джереми слышит голоса великих математиков у себя в голове и даже советуется с ними. Лично я в этом ничего странного не вижу. Мало ли что может вдохновить гения? Обычного человека это касаться не должно. Ведь, как ты сам говорил, обычный человек – всего лишь паразит на теле земли.
   – Я не это имел в виду, – тихо сказал Люк.
   – Разница гения и безумца в том, что гений использует свой потенциал, – продолжала Кристина. – То есть безумцу нужен ровно шаг на то, чтобы воплотить свою идею в жизнь. Ведь так? – защелкала пальцем перед носом брата она.
   – Никто не знает, откуда берутся идеи, – оттолкнул ее руку тот. – Быть может, они также материальны и так же исчерпают себя, когда придет время.
   – Ешь пиццу, – бросила сестра после минутной паузы. – Так вот, ему задавали совершенно логичные вопросы, на которые второго ответа просто не существует. Например, в цепи ручка, карандаш и каракатица лишнее…
   – Карандаш, – ответил без промедления мальчик.
   – Ты вообще мне подыгрывал? – разозлилась она.
   – Как мог, – развел руками Джереми. – Но не ответить на такой вопрос не безумие, а скорее глупость.
   – Согласна, – махнула девушка. – В библиотеке тебе еще появляться можно?
   – Почему бы и нет? Шизофрения не передается воздушно-капельным.
   – В таком случае.
   – Подожди, – резко остановил ее мальчик. – Тебя ничего не беспокоит?
   Джереми поднялся, чтобы взять монитор со сканером с рабочего стола.
   – Электронный диагноз? – поинтересовался Люк, рассматривая устройство.
   – Полностью автоматизированный, – пояснил мальчик. – От тебя требуется лишь выбрать симптомы из пяти блоков. Температуру и давление он замеряет сам. После чего выводит процентное соотношение возможных заболеваний.
   – Но при чем здесь я? – недоумевала Кристина, наблюдая за тем, как натягивает перчатки брат.
   – Кроме того, назначает список лекарств и процентную вероятность того, насколько те эффективны, – продолжал тот.
   – А это? – указал на перечни сайтов под каждым наименованием Люк.
   – Сайты, на которых их можно заказать. Препарат доставят уже через минуту после заказа. Подними голову к свету, – попросил сестру он.
   Кристина подчинилась, и Джереми потянул ее за пухлую нижнюю губу.
   – Видишь этот бурый налет? – спросил у Люка он. – Выбираешь блок с образованиями на теле, далее высыпания. Теперь выбираем цвет и последнее – место.
   Джереми оттянул нижнее веко сестры и посветил в него фонарем с рассеивающим светом.
   – Затем тот же блок, – продолжил пояснять мужчине он. – Красные пятна на внутренней поверхности века. Температура повышена, давление в норме.
   – Вирус? – удивился он.
   – Где? – повернула экран к себе девушка.
   – Свежий, – прочел описание мальчик. – Появился только три месяца назад. Новые вирусы появляются каждый месяц. Так что неудивительно, что никто не успел о нем услышать и сообщить по новостям. Итак, вирус заселился в тебе два дня назад, поэтому предположительная дата смерти через семь дней, – спокойно объяснял он. – Через три дня начнется лихорадка…
   Кристина непроизвольно его стукнула.
   – Закажем смесь инъекций, и поправишься уже через три часа, – так же спокойно заключил он, стягивая перчатки. – Главное в этом деле своевременная диагностика.
   – Не первый раз, – сжала губы она.
   – Дождемся таблеток и поедем в библиотеку, – сказал мужчина.
   – Пойдем, – поправил мальчик. – Водить мне теперь запрещено, а машина никого кроме меня не слушается.
   – А машина Люка? – напомнила Кристина.
   – В нее я не сяду.
   Раздался звенящий сигнал. Джереми заплатил по электронному кошельку и вышел во двор за посылкой.
   – Сколько я тебе должна? – вымучила Кристина.
   – Не беспокойся, у тебя таких денег все равно нет.
   – Когда-нибудь я верну все долги, вот увидишь, – с гордостью сказала она.
   – Ты уже должна мне шестьсот тысяч триста пятнадцать долларов, если на то пошло.
   Кристина задумчиво промолчала и ввела вакцину в вену.
   – Собираемся, – бросила девушка, надевая на шею дополнительную пару цепей с этническим узором. – Некоторые из них твои. Надеюсь, ты не против.
   После чего стянула футболку, совершенно не смущаясь, и оголила тело с татуировкой в виде змеи.
   – Я так и не узнал, что она значит, – сказал Джереми.
   – А я вообще в своей родословной не знаток, так что можешь не спрашивать, – бросила Люку она.
   – Хочешь сказать, эта татуировка была у тебя с рождения? – удивился тот.
   – Так и есть.
   – Похожа на египетскую, но разрез глаз у тебя азиатский, – рассуждал мальчик.
   – Вы похожи. Странно, что не родные, – заметил Люк.
   – Мать Джереми подыскала похожую на сына девочку, чтобы не возникало лишних вопросов. Больше всего она боится осуждения со стороны, поэтому все делает исключительно для того, чтобы угодить общественному мнению. Но ведь ему угодить невозможно. Хорошим для всех не станешь. Во всяком случае, нашу любовь и уважение она точно потеряла.
   Мальчик смущенно промолчал и натянул толстовку поверх футболки.
//-- * * * --//
   Люка с порога удивило то, что книг в библиотеке как таковых не было. Только суррогаты в виде электронных каталогов, которые упрощали поиск нужного документа. Настоящие бумажные экземпляры хранились за стеклом, как некий антиквариат, который руками трогать запрещено. Мужчина понял это по раздраженному кашлю пожилой надзирательницы, кода потянулся к стеклу.
   – За хулиганство карточка постоянного посетителя изымается, мистер Макмилан.
   – Я уже не учусь здесь, – кинул ей Джереми.
   – Но, мистер Макмилан, – осеклась женщина. – Студенты преодолевают сотни тысяч километров, чтобы увидеть ваши работы.
   – Большинство моих работ хранится в интернете в свободном доступе.
   – Большинство? – переспросила сестра.
   – Не зря же мы сюда пришли. Какие-то вещи в базу данных не вводят затем, чтобы урезать возможности самостоятельного обучения.
   – Но ведь вы продолжаете писать? – продолжала старуха. – Доценты из других университетов очень вами интересуются.
   – Институт никак не посодействовал в написании моих работ, поэтому существенно их качество не изменится.
   – Зачем ты все это рассказываешь? – возмутилась Кристина.
   – Она интересуется – я отвечаю, – пожал плечами Джереми. – Криминалистика в отделе «м шесть».
   – Напоминает игру в шахматы, – заметила она.
   – Шахматы еще не вымерли? – удивился Люк.
   – Эта игра никогда не вымрет, – ответил Джереми. – Меняется только формат. Шахматы стали частью киберспорта и киберспортивных матчей. Выбираешь дату…
   – Уже нашел, – бросил Люк, переворачивая страницу за страницей с диапазоном в одну секунду.
   Такой скорости чтения мог позавидовать даже Джереми. Мужчина буквально заглатывал информацию и перерабатывал в течение того мига, за который успевал переворачивать следующую страницу.
   – Научишь меня так читать? – попросил мальчик.
   – Ничего сложного. Во-первых, тебе следует сместить глаза таким образом, чтобы увидеть изображение в объеме.
   – Все равно как смотреть на стереографическую картинку? – вмешалась Кристина.
   – Почти, только с еще большей концентрацией. На поверхность выплывает лишь идея автора, без сорняков и шелухи. Тебе нужно всего лишь сконцентрироваться на общем смысле и принять его напрямую, как при закачке данных с первоисточника.
   – Наверное, говорить об этом проще, – ухмыльнулась девушка.
   – Говорить проще обо всем. Но еще проще воспринимать скептически то, чего не пробовал делать сам, – осек ее Люк и продолжил изучать документы. – Мозг – самая податливая для развития мышца. По сути, физически человек ушел не так далеко от образца двухтысячелетней давности. Здесь что-то об исчезновении людей, – наконец, замер его взгляд. – Что это за знак? – обернул к мальчику монитор он.
   – Похоже на рекламу, – заключил тот, рассматривая голограмму с изображением глаза в окружности. Глаз открывался и закрывался в зависимости от направления взгляда смотрящего.
   – А мое тебя мнение совершенно не интересует? – обиделась Кристина. – Ведь, между прочим, я единственная из вас, кто когда-то ее уже встречал.
   Мальчик отошел от монитора, предоставляя очередь сестре, а сам обратился к монитору по соседству.
   – Где ты его видела? – поторопил ее Люк.
   – На доске объявлений. Причем не единожды.
   – Значит, это объявление? – уточнил он.
   – Скорее агитация, потому что никаких дополнительных сведений не было. Знаки без обозначений оставляют лишь для тех, кто уже посвящен в какое-либо общество.
   – Медийный продукт? – спросил Джереми.
   – В прессе такого плана? – усомнился мужчина. – Под статьей об убийстве?
   – Если смотреть под определенным углом, то он и вовсе полузакрыт, – заметила Кристина.
   – Здесь и твое фото, – кивнул на свой экран мальчик. – Так ты на самом деле известный детектив?
   Похожего на Люка мужчину со снимка награждали премией как лучшего следователя года.
   – Нет, ошибся, – расстроился мальчик. – Не посмотрел на дату выхода выпуска. Пятьдесят первый прошлого века. Так долго люди в одном состоянии не сохраняются.
   – Быть может, родственник, по чьим стопам ты пошел? – предположила девушка. – Но имя знакомое.
   – Знакомое. Это мое имя. По крайней мере, мое служебное имя. Сет Датруд.
   – Собственно, чему удивляться после того, что я видела? – согласилась она.
   – На имя Сета Датруда выводится, по меньшей мере, шесть сотен статей, – продолжал Джереми. – Часть из них довольно свежая. Например, три года назад. Известный детектив Сет Датруд задержан за перебранку в нетрезвом состоянии. В его крови были обнаружены следы наркотиков.
   – В последнее время, – перехватила слово девушка, – знаменитый следователь приобрел скорее дурную славу. Несмотря на четырехлетний брак…
   Она запнулась и пробежала по статье глазами уже молча.
   – Ты был женат, – подняла пораженный взгляд она. – И у тебя есть ребенок.
   – Но ведь это неправда. Я бы не смог такого забыть.
   – Читай сам, – приказала она, хотя и продолжала читать вслух дальше. – Несмотря на четырехлетний брак и новорожденного ребенка, он был замечен с женщинами древней профессии неоднократно. При этом факт того, что об этом знает жена, совершенно его не волнует.
   – Но ведь это желтая пресса, – выдавил в свое оправдание Люк.
   – Вернуть мужчину к работе способен лишь недостаток средств на алкоголь и женщин легкого поведения. Единственный профессионал подобного уровня…
   – Ничего конкретного там нет? – прервал ее он.
   – Как-то ты не слишком удивлен, – нахмурилась Кристина. – Здесь говорится, что ты бесследно исчез на несколько месяцев и тебя разыскивали.
   – В этом году?
   – Нет, три года назад. Какая-та чертова туча комментариев по поводу этого дела, на мой взгляд, совершенно некомпетентных.
   – А на этом снимке, сделанном скрытой камерой, какой-то мужчина с твоим лицом значится как главный подозреваемый в убийстве, – повернул свой монитор Джереми. – Только вот конкретной информации нет. Как будто это дело каким-то образом замяли.
   – Кто-то тебя прикрывает? – спросила девушка. – Но ведь это и логично. Ты же агент.
   – Я не агент, а детектив. Детектив не имеет права на противозаконные действия.
   – Но имеет право носить килограммы холодного оружия в кармане, – усмехнулась Кристина.
   – Все что нам удалось найти – это символ, который не имеет значения, – перевел тему Люк, обращаясь к мальчику. – Возможно, о нем что-то расскажет информационная свалка, в которой ты так часто купаешься.
//-- * * * --//
   Ночь поиска результатов не дала, несмотря на то, что искали двое. Люк – с компьютера, мальчик – с ноутбука. Спала только Кристина. Утром она проснулась воодушевленная и посвежевшая.
   – Нашли что-нибудь? – остановилась за их спинами в одной рубашке она.
   – Не утруждайтесь. Я воспользовалась твоей системой накопления памяти и вернулась к тому моменту, когда увидела его впервые.
   – Это опасно, сколько раз можно повторять? – всплеснул тощими руками мальчик.
   – Что это за система? – спросил Люк.
   – Она переживает какой-то момент заново, но при этом теряет данные, которые держала в своем резерве до этого. Причем этими данными могут выступать как имена, так и лица. Иногда свои собственные.
   – Не бойся. Вас и себя я еще помню.
   – Система еще не доведена до автоматизма, поэтому пользоваться ей крайне не рекомендуется. Ты поняла, какой момент упустила?
   – Не волнуйся на этот счет, – махнула Кристина. – Важно только то, что происходит в данный момент. А в данный момент мы ищем информацию об этом символе. Я вспомнила…
   – Увидела, – поправил брат.
   – Какая разница? Я заметила эту надпись на доске объявлений в городе. Она меня скорее смутила, чем напугала, но вдаваться в подробности я не рискнула. Это прямая агитация, которая призывала уверовать.
   – Уверовать? И все? – смутился Джереми.
   – Это не похоже на религиозное течение, – рассуждал детектив. – Настоящие верующие никогда так не поступят. Скорее секта.
   – Я уже встречала это и раньше. Около восьми лет назад.
   – Сколько раз ты использовала систему? – вспыхнул Джереми.
   – Около шести. Но я должна была проверить все! – поспешила успокоить брата она. – Шесть лет назад значение этого символа еще не скрывали. Это было чем-то вроде коммуны для особых лиц. В нее мог поступить лишь тот, кто верил в конец света и чудесное спасение одновременно.
   – Очень многие спекулируют на конце света, – заметил полицейский.
   – В коммуну вступала по большей части молодежь, потому что только она могли работать на благо закрытого общества. Вскоре эти люди исчезли. Пропали без вести. В следующий раз эту надпись я заметила спустя три года. Символ изменился, но посыл остался прежним. Общество стало более закрытым и уже не оставляло заметок о месте расположения.
   – А где собиралась первая группа?
   – И почему, собственно, ты так много об этом знаешь? – нахмурился брат.
   – Потому что в нее вступила одна из моих лучших подруг. Первое время она выглядела счастливой и безмятежной. У меня даже появилась мысль последовать за ней, клюнув на дешевые уговоры о коммунистическом будущем. Но я не могла потянуть тебя за собой. А тем более оставить. Спустя полгода я ее видела только на фотографиях в газетах и вывесках объявлений. Насколько я помню, они меняли место каждый раз, чтобы не оказаться пойманными властями.
   – Обычно имен организаторы не скрывают.
   – Настоящего имени он так и не назвал. Он носил прозвище достаточно необычное, чтобы забыть. Его звали Ламой.
   Люк и Джереми обратились к мониторам в ту же секунду.
   – Все засекреченные файлы уже взломаны, – вынес вердикт Джереми.
   – Это достаточно властная организация. У нее какие-то связи с правительством. Во всяком случае, в его тайны она копнула глубоко.
   Мальчик откинулся на спинку, чтобы взглянуть на панель детектива.
   – Ты как ее взломал? – изумился он.
   – С помощью твоей же программы. Просто знал комбинацию. Некоторые из участников первой группы выжили. В основном это те, кто работал на Ламу с самого начала. И, по всей видимости, делили с ним деньги.
   – А настоящее имя у этой Ламы есть? – спросила через плечо девушка.
   – Он не любил имена. Поэтому давал клички всем участникам группы. Я так понимаю, причины на это были вескими. Но понять какие, весьма сложно. Все участники поступили в исправительный дом для умалишенных.
   – Не поступили, – поправил Джереми. – Их вылавливали по одному. Причем, большую часть выловил ты. Например, вот этот образец.
   Кристина отвернулась от фотографии мужчины с объеденным наполовину лицом, – словно живой скелет, облепленный кусками свежего мяса.
   – Что с ними делали? – спросила уже с кушетки она.
   – Он уже был таким, прежде чем поступить в общину, – ответил Джереми.
   – Это сделал его отец, а не Лама. Он макнул его в тарелку с мясным пюре и пустил в вольер с голодными псами, которых любил явно больше, чем сына, даже испытывал к ним какую-то болезненную привязанность. Мальчик был еще жив, когда собаки вылизывали мясо между его зубами.
   – Можно без подробностей, – прервала его Кристина.
   – Я читаю как есть. Это заключение врачей и обрывки памяти, которые удалось выкачать. Ты можешь посмотреть в действии, если хочешь. От первого лица должно быть очень увлекательное зрелище. Мальчик потерял сознание в тот момент, когда собаки обгладывали его язык…
   – Выходит, он немой, – прервал его по просьбе девушки Люк. – Его кличка Пес, и он психически неуравновешен, поскольку мать умерла от бешенства совсем юной. Видимо, отца забавляло глумиться над членами семьи. На данный момент Пес находится в клинике Дарсела, будучи совсем неприспособленным к жизни. Произносит нечленораздельные звуки.
   – Если желаете, можете посмотреть видео того, как он участвовал в боях с животными, – махнул на шлем Джереми. – И разорвал собаку на части. Правда, затем и своего отца, но это не так увлекательно. После побега его обнаружила полиция. Они пытались его приручить, поэтому отправили в приют для умалишенных. Но приручить дикое животное невозможно, первичное воспитание превалировало. Однажды ночью мальчик перегрыз глотки всему персоналу и снова бежал. Какое-то время его разыскивали, но безрезультатно, а вскоре вовсе забыли. Через восемь лет он напомнил о себе, когда в одной из клеток городского зоопарка, а именно в вольере с тиграми, было обнаружено тело пожилой женщины. Клетка была заперта снаружи. Дрессировщики утверждают, что посторонних тигры не трогали, а характер укусов со звериным имеет мало общего.
   – Почему его не распознали по отпечаткам? – поинтересовалась Кристина.
   – В каком веке ты живешь? – скривился мальчик. – Отпечатки выжигают даже самые консервативные граждане. Эти данные не обновлялись, а если обновлялись, то были удалены. Ром Лакун, множественное расстройство личности. Опять же пойман тобой, и опять же сайт и все ссылки удалены. Создается впечатление, что за тобой кто-то подчищает. Жаклин Прут по кличке Акула, – читал он, посматривая на фото блондинки с улыбкой в два ряда зубов, – врач, травила пациентов. Многие из тех, кого ты поймал, находятся в клинике до сих пор под присмотром специалиста китайского происхождения.
   – С ней можно связаться? – спросил мужчина.
   – Да, но телефон незнакомцев она не поднимает. Три года назад убил ее мужа один из бежавших заключенных. Можешь посмотреть, как это происходило, – рассказывал Джереми, надевая шлем на голову. – Довольно жестокое зрелище. Убийство произошло в их доме.
   – Клиника Дарсела. Информация защищена частично. Некоторые папки доступны только для сотрудников.
   – Больше похоже на тюрьму, – бросила взгляд на его монитор Кристина.
   – Это и есть тюрьма, – кивнул детектив. – Для психически больных преступников. Все камеры одиночные, потому что больные либо убийцы, либо серийные.
   – Верно, – протянула девушка. – Именно сюда тебя и хотели направить, Джереми.
   – Да, я помню, – нехотя отозвался тот.
   – Смотри, там весьма неплохо, – увлеченно продолжала она. – Некоторые клетки лучше моей квартиры. Настоящий санаторий! И каждый из этих больных ублюдков нашел способ оправдаться. Может, ты зря отказался?
   – Почему основной сайт взломан и не обновлялся с тех пор? – задумался Люк.
   – В открытом доступе вирусное видео, – кивнул на свой монитор мальчик.
   Темный экран замигал флуоресцентными красками, заблестели чьи-то синие зрачки.
   – Видео с камеры. Видимо, это глаза того, кто их отключал.
   Раздался приглушенный крик и выстрел. Свет постепенно рассеивался, шум становился увереннее.
   – Я Томми Хиггис, ведущий новостей центрального канала, – шептал голос.
   – Через четверть часа…
   – Он использует настоящее имя? – спросил мальчик, щелкая пальцами по клавиатуре.
   – Не сомневаюсь. Он не способен мыслить рационально.
   – Вероятно, это он, – обернул фотографию Джереми.
   Возраст мужчины со снимка определить было невозможно, поскольку он носил грязную повязку, прикрывающую большую часть лица.
   – Третичный сифилис, – прочел он. – Это что касается физических заболеваний. А между тем у него шизофрения на последней стадии. Он живет в воображаемом мире, в котором является избранным спасителем своего народа, поэтому в побеге принимал непосредственное участие. Обладает яркой фантазией, способной подстраивать сюжеты под любое окружение.
   – Как это? – спросила Кристина.
   – К примеру, в детском доме. Он запер детей в сарае, после чего поджёг, а воспитателям сказал, что подобным образом избавлялся от крыс.
   – Вот ублюдок.
   – О детях так не говорят.
   – О детях – да, но не об ублюдках. Можно воспользоваться твоей машиной, Джереми? Это не просьба. Ты внес меня в свою страховку?
   – Внес, минутное дело. Но сперва следует тебя с ней познакомить. Она должна научиться воспринимать твой голос. Внеси в ее резерв несколько стандартных фраз, и она вступит с тобой в контакт.
   – Машина? – усомнилась девушка.
   – Ты не раз вступала в контакт с машинами. Компьютер – та же машина.
   – Можешь ввести и Люка на имя Сета Датруда.
   – Полицейского? – уточнил мальчик. – Но требуются отпечатки, досье в архивах.
   – Отпечатки у него есть, – махнула на чемодан мужчины она. – Можешь ознакомиться с его личным делом во время нашего отсутствия.

Глава 10

   Только тусклые фонари указывали на то, что конусообразное здание больницы все еще функционирует. Практически заброшенное снаружи, оно бдительно охранялось внутри.
   – Мина работает круглосуточно, – бросила девушка. – Ты можешь спросить ее напрямую, ведь вы уже знакомы.
   – Мы знакомы? – удивился Люк.
   – Ты помогал расследовать дело смерти ее мужа. Не выдавай себя во время диалога, – предупредила она, подставив лицо к окну и вдавливая кнопку звонка.
   Загорелся красный индикатор, что означало отказ доступа системы. Тогда Кристина постучала в бетонную дверь носком тяжелого ботинка. Раздался щелчок, а вместе с ним и голос охранника.
   – Через пять минут поднимется огонь, – строго заверил он. – Отсчет пошел.
   – Меня зовут Сет Датруд, и я детектив. Я работал с Миной Киз, одним из врачей клиники.
   – Мина Киз – единственный врач нашей клиники. Она не принимает гостей.
   – Но я ее знакомый и пришел по срочному делу. Вот мое полицейское удостоверение, если хотите убедиться.
   – Так вы полицейский или детектив? Детективу удостоверение ни к чему.
   Люка этот вопрос смутил. Документы, полученные в участке, говорили об одном, газетные вырезки – утверждали иное.
   – С Миной Киз я работал в качестве детектива, но теперь работаю в полиции официально. Меня повысили.
   – Подождите пару минут, – бросил он.
   – А как же огонь? – возмутилась Кристина. – Вы отменили команду?
   Но вызов уже погас, и девушка заволновалась.
   – Так ты все же полицейский или детектив? – спросила она, чтобы развеять тревогу.
   – Я над этим не думал. Но в пятидесятых я был полицейским, хотя и подрабатывал на поиске от различных агентств.
   – В доступе разрешено, – снова заговорил охранник. – Подставьте отпечатки сканеру.
   Датчик среагировал, и дверь открылась автоматически. Кристина и Люк оказались в просторном зале в серых тонах. К ним спешила невысокая и хрупкая китаянка средних лет.
   – Что-то случилось, Сет? – спросила она, запахивая халат. – Ты выглядишь неважно.
   Люк пробормотал что-то нечленораздельное.
   – Вы с нами? Вы его помощница? – обратилась к гостье она.
   – Да, я ассистент, но с ним работаю на равных правах, – пожала маленькую ладонь женщины та. – Кристина Макмилан.
   – Как семья? Как Джессика? – продолжала расспрос китаянка.
   – Джессика? Это моя жена? – уточнил он.
   – Мне кажется, ты не здоров.
   Врач ощупала его лоб перчаткой и повела вверх по лестнице.
   – Расскажете в моем кабинете. Здесь ничего не изменилось с твоего последнего визита. Я имею в виду не только интерьер, но и пациентов.
   О каком интерьере шла речь, гости не поняли: мебели в здании не было совершенно. Первый этаж был поделен на пять секторов по двадцать номеров. С каждым этажом это число росло, а пространство расширялось, поэтому здание напоминало перевернутый конус.
   Кабинет Мины находился на последнем этаже. Такой же стерильный, как и здание в целом, он не вмещал почти никакой мебели, кроме офисного стола с креслом, дивана и тумбочки с кофеваркой. Над столом нависал почти прозрачный монитор с воздушной клавиатурой. Рядом лежал шлем, который Люк встречал только на фотографиях. Женщина проследила за направлением его взгляда и поспешила убрать прибор в шкаф стола.
   – Ты же не будешь винить старую несчастную женщину? – улыбнулась она.
   – Одинокую и бездетную. После смерти мужа я перестала себя контролировать и появляюсь там все чаще.
   – Но ведь вы не растворяетесь там полностью, – успокоил ее мужчина. – Вы знаете, когда нужно вернуться.
   – Да, но также понимаю, что здесь ничего исправить нельзя. А раз жизнь там столь прекрасно устроена, то можно утонуть в ней полностью.
   – Но ведь вы помните свою прежнюю жизнь там.
   – И поэтому возвращаюсь. Я помню, что здесь меня ждут пациенты. Но в последний раз, – неловко улыбнулась она, – меня так захватило, что я провела десять лет по меркам того времени.
   – То есть неделю в переводе на реальное.
   – Да, и это немало, если учитывать, что я была первой, кто выступал за трезвый образ жизни. Даже агитировала перейти во внутренний мир, стояла с плакатами, голосовала… К сожалению, у меня не достаточно внутренней силы для внутреннего мира.
   – Вы испугались?
   – Да, я боялась начинать заново. Здесь у меня были связи, деньги, возможности. Зачем становится героем, если можно жить тихо и мирно? Зачем бросаться на амбразуру, когда можно просто не идти на поводу? По крайней мере, до недавних пор я этим и занималась. А теперь мне даже немного за себя стыдно.
   – Что же мешает перейти сейчас? Ведь вас никто не держит. У вас нет семьи, обязательств перед домом и страной.
   – У меня есть мои пациенты, – уверенно ответила она. – Я ответственна за них, если ты об этом. Все они мои дети, будь то в прямом или переносном смысле.
   – Вы несете слишком большую ответственность за тех, кто этого не заслуживает. Вы не можете разорваться на части, чтобы всем угодить.
   – В первую очередь я угождаю себе, – начала злиться женщина. – Мы ведь об этом говорили, помнишь? Я не такая, как ты. Я не могу заботиться только о себе и своих интересах.
   – Думаете, я поэтому туда перешел?
   Повисла долгая пауза, и девушки недоуменно переглянулись.
   – Как полагаете, мог я перейти на сторону внутреннего мира? Или это на меня не похоже? – продолжал опрос он.
   – Даже не знаю, что на это ответить, Сет, – заерзала в кресле она. – С одной стороны, ты порядочный гражданин своей страны, с другой – никогда ей не подчинялся. Ты достаточно умен, чтобы играть на двух полях.
   – А я способен кого-то предать?
   – Я никогда такого за тобой не замечала. Ты всегда держишь слово, этого у тебя не отнять.
   – Но ведь я способен солгать, верно?
   – Ты хочешь, чтобы я одарила тебя комплиментами? – улыбнулась женщина. – Я самого лучшего о тебе мнения, и всем об этом хорошо известно. Разумеется, если речь идет о спасении человека, то можешь и солгать.
   Люк передумал делать то, что хотел первоначально. Он не лгал, но и не рассказывал правды, потому что ее не знал.
   – Вы встречали людей из внутреннего мира здесь?
   – Очень редко. Они выходят разве что по ночам.
   – Что делают с теми, кого вылавливают?
   – Ты сам прекрасно знаешь, как поступают с нарушителями. Они пересекают границу незаконно. Разумеется, некоторые индивиды из внешнего мира помогают государству в их поимке. Их злит то, что якобы самодостаточные бунтари не успели ассимилироваться в своем мире и устроить его таким образом, чтобы не проникать на их территорию. Они против того, что те не могут обойтись без продукции внешнего мира, хотя и хулят его политику.
   – Это достаточно справедливо.
   – В защиту тех, кто перешел на сторону внутреннего мира, могу добавить, что первое время у них ничего не было. Они оставили все и начали строить совершенно новый мир. По сути, это молодое государство существует чуть больше десятилетия. Им нужно жить за чей-то счет, пускай и таким нечестным способом.
   – Вы не ответили на мой вопрос.
   – О том, как с ними поступают? А ты как думаешь? В источниках массовой информации тебе об этом не напишут. Но если твоя напарница не из робкого десятка, то могу рассказать при ней.
   – Уж поверьте, – ответила за себя Кристина.
   – Я опишу самый гуманный из способов очистки. Начнем с того, что им выжигают кресты на теле. Вы ведь знаете это обозначение о пути выбора и прочей чепухе? Лично я это считаю нелепой формой протеста. Этот знак выжег на шее Первый. Первым называют того, кто, по сути, создал внутренний мир и повел в него первую группу людей. Тот, кто создал границу. Но не защиту. Защиту создал мир внешний. Видимо, именно Первый изобрел средство против барьера. Благодаря нему каждый житель внутреннего мира способен проникнуть во внешний. Но пока ни один житель внешнего мира не создал нечто подобное, поэтому неофициальных утечек мало.
   – Какое-то время назад меня интересовала его личность, но далеко я не продвинулась. Кто такой этот Первый? – поинтересовалась Кристина. – Мы его знаем?
   – Гений без лица. Нет, мы его не знаем.
   – Останься он во внешнем мире, то стал бы самым богатым человеком в Штатах, – заметила девушка.
   – Как минимум. Но он предпочел свободу. Можно сказать, заново ее создал. Но дело в том, что быть свободными по-настоящему хотят очень немногие.
   – Но в его мире есть деньги, – сказал Люк.
   – Мы не знаем. О внутреннем мире до нас не доносится ни единого бита достоверной информации. Только антипропаганда со стороны правительства.
   – Значит, об этом Первом данных никаких? – с надеждой спросил он.
   – Известно только то, что свое сообщество он создал еще ребенком, а первую группу повел в районе двадцати.
   – Выходит, на данный момент ему чуть больше тридцати, – посчитала Кристина.
   – Поговаривают, что он и радужку глаза удалил, чтобы сохранять полную анонимность. Поэтому его глаза выглядят ровно как твои линзы, – махнула на Люка женщина. – Почти прозрачные.
   Кристина перевела на него задумчивый взгляд.
   – Что-то все-таки в тебе изменилось, – задумчиво продолжила врач, проникая в мужчину глубоким взглядом. – Кажется, запах. Ты сменил запах? Это очень существенный фактор. Изменилось что-то в тебе самом. Чай, я полагаю, ты тоже будешь другой? Не красный, как обычно?
   – Можно и как обычно.
   – Но ведь ты даже не помнишь, что для тебя обычно, – ухмыльнулась Мина.
   Люк замешкался. Он решил не скрывать правды от женщины, которая так много ему раскрыла и которая умела сканировать его изнутри.
   – Честно говоря, я вообще не люблю чай. Никакой. Даже красный.
   Женщина довольно кивнула и задала команду для кофейного автомата.
   – Правда еще никого не убивала.
   Гости приняли эспрессо, в котором вода не остывала даже по прошествии долгого времени.
   – От каких-то благ этого мира не могу отказаться даже я, – призналась женщина.
   – Сколько вы здесь работаете? – поинтересовалась Кристина.
   – С момента открытия. А это ни много ни мало тридцать два года, – с гордостью ответила та.
   – Но ведь вам самой не больше тридцати двух лет, – заметил Люк.
   Мина удивленно на него посмотрела и только затем рассмеялась.
   – Чувство юмора у тебя всегда было специфичным. Думаю, его улавливаю только я.
   Люк задал себе установку глупых и личных вопросов больше не задавать и отныне продумывать каждое слово.
   – Вы занимаетесь тем, что составляете психологические портреты преступников?
   – Скажем так, это не единственная моя обязанность.
   – Но эта часть имеет немаловажное значение. Представьте, что мою память стерли. Какой портрет дадите мне вы, чтобы меня оправдать или же, наоборот, осудить?
   – Вот это интересно, – оставила чашку она. – Я составляю портреты преступников, а не порядочных граждан, Сет. Поэтому даже не проси.
   – Но вы видите людей насквозь, – попытался подольститься к ней тот.
   – Повторяю тебе, я составляю портреты преступников по их жертвам. Открываю архив с фотографиями перетертых в пыль девочек и пишу очередной отчет за этим столом. Я не связываю преступников собственноручно. Моя часть работы не демонстративна и не развлекательна. Публику она не интересует. Кроме тебя, со мной из полицейских никто не считается.
   – После того, как сбежали заключенные…
   – Пациенты, – поправила Мина.
   – Пациенты, – смирился Люк. – Удалось кого-нибудь выловить?
   – Только Томми. Причем выловил его ты.
   – Тот молодой человек, что не может отличить реальность от фантазии? – уточнила Кристина.
   – Тот самый, – подтвердила Мина. – Можете с ним побеседовать, если есть желание. В последнее время у него наблюдаются какие-то проблески выздоровления. Тебя он хорошо запомнил.
   Она допила остатки кофе и поднялась, приглашая следовать за собой. Кроме нее, к кипятку никто прикасаться так и не рискнул.
   Мина вскрыла дверь картой и пропустила девушку вперед, а когда проходил мужчина, дернула его за локоть со всей силы и принюхалась точно ищейка.
   – Еще одна оплошность, и я скормлю тебя своим собакам. Сет Датруд кофе терпеть не мог.
   После чего подтолкнула его вперед и вышла за дверь сама с тем же беззаботным видом, в котором пребывала минутой ранее.
   – Томми находится в отсеке для контролируемых буйных. Это второй этаж, – повела гостей к лестнице она. – Он не нападает, если сохранять дистанцию и уважать личное пространство. Его фантазия активизируется лишь тогда, когда на него пытаются каким-то образом повлиять.
   – Хотите сказать, перед этим моральным уродам нужно на носках ходить? – скривилась Кристина.
   – Он не виноват в том, что так сформирован, – холодно ответила женщина, открывая белую дверь отсека для заключенных.
   Многие из заключенных бегали по клеткам точно приматы.
   – Это вы называете «средней буйности»? – скептически спросила Кристина.
   – Они пытаются напугать вас до того, как вы их напугаете.
   Женщина остановилась у клетки с мужчиной, утянутым в мешковатое платье. Она призывала его цоканьем словно пса и протянула руку сквозь решетку.
   – Томми, это Мина. Надо показать, что вы не боитесь его спонтанных действий.
   – Не боимся, – скептически повторила Кристина.
   – Я не боюсь, – спокойно сказал детектив. – Откройте клетку.
   – Это лишнее, – предупредила врач. – Все же Томми немного непредсказуем.
   – Ты здесь не начальник, – напомнила ему Кристина.
   – К сожалению, это так, – вздохнула Мина, вставляя карту доступа. – Сет один из трех главных руководителей. – Хотя и фальшивый на данный момент.
   Решетка опустилась, и Томми буквально слился с собственной тенью. Мина повернула рубильник искусственного освещения, и пролился истерически белый свет. Томми вскрикнул, и мощность лампы пришлось убавить.
   – Зачем вы с ним так бережны? – удивилась Кристина. – Ведь этот человек – убийца.
   – Он болен, а больные ответственности за свои действия не несут.
   – Тот, кто стремится отнять жизнь у другого, болен априори, – возразила девушка.
   – Больной не видит разницы между сном и реальностью. Для него эти понятия равносильны. Хотите сказать, вы ни разу не убивали во сне или в фантазии? Вам было стыдно за такие мысли, но вы не могли себя контролировать. Разница только в том, что после подобных иллюзий вы отряхиваетесь и живете дальше, как ни в чем не бывало. Он так не умеет. Вы несете ответственность за подсознание? А его подсознание перед вами.
   Люк подошел к сжатому устрицей мужчине ближе и сел перед ним на корточки.
   – Томми, ты меня узнаешь?
   Мужчина оторвал руки от перевязанного грязной тканью лица и оголил желтые зубы.
   – Томми, это хороший сон, – успокаивала его врач. – Тебе незачем воевать.
   Мужчина подполз к ней на четвереньках и обнял за колени.
   – Но Мина, это же он! Я не могу дать тебя ему в обиду. Нет-нет, я не дам.
   – Томми, – погладила его по голове женщина, – это мой друг.
   – Но ведь это он, – повторил с придыханием тот. – Это он меня поймал. Он их глава.
   – Мы ведь пришли вместе. Понимаешь, что это значит?
   – Нет-нет, – безостановочно качал головой он. – Я тебя в обиду не дам.
   – Возможно, это он. Однако мы пришли вместе, а это значит, что он работает с нами. Он на нашей стороне. Он делает вид, будто вас ловит. Делает вид, будто ваш враг, чтобы не навлечь подозрений. На самом деле он тройной агент, и ему просто нужна информация. Нам необходимо – понимаешь? – необходимо, чтобы он играл роль злодея.
   – Какая чушь, – бросила Кристина.
   Томми перевел пристыженные глаза на детектива и подошел к нему все так же на четвереньках.
   – Если ты предоставишь нам информацию, то мы победим, – заверил его Люк. – Гарантию дать не могу, но могу обещать такую возможность. Ты помнишь какие-нибудь имена?
   Томми осмотрелся и заговорил так, чтобы только Люк мог его слышать.
   – Я помню Кролика. Кролик сказал, что нужно уходить, и мы ушли в ту ночь.
   – Кролик? – уловила Кристина.
   – Совершенно больной тип, – объяснила женщина. – Его настоящее имя Зиф.
   – Больной?
   – Просто симулянт. Невоспитанный и наглый сукин сын.
   – Может, он всего лишь не отличает сны от реальности? – усмехнулась Кристина.
   – Здесь другое. Он не видит ничего предосудительного в том, чтобы плюнуть кому-то в лицо или показать фотографию своей обнаженной сестры одиннадцати лет. Что было после того, как он сделал снимок, и рассказывать неприятно. Нет, он осознает реальность и не чувствует вины за то, что в ней творит. Он лишен чувства вины. В тринадцать его отправили в психиатрическую клинику, из которой он благополучно бежал. Думаю, никто особо не расстроился, поэтому на его поиски не кинулись.
   – А что сделали родители?
   – Мать вычеркнула его из своей биографии, когда тому исполнилось шестнадцать. Удалила из своего архива и выписала из дома. Все эти годы ей едва хватало денег на то, чтобы покрывать его бесчинства. Ее заваливали штрафами за угон автомобилей и порчу имущества. Он умеет контролировать свое безумие, когда заблагорассудится. Может, скажем, соблазнить женщину, а та обнаружит собственные волосы в сливе унитаза наутро. Или, к примеру, съест приготовленное Кроликом блюдо из мяса своей собачки.
   – Его не поймали? – спросил детектив.
   – Говорят, он бежал во внутренний мир. Но скорее всего это очередная антипропаганда для устрашения боязливых граждан.
   – Томми, ты знаешь, кто такой Лама? – снова обратился к нему Люк.
   – Лама? – испугался мужчина. – Лама не разрешает о себе говорить.
   – Но Лама наш главный враг. Именно по его вине ты сидишь здесь, в заключении. Зачем покрывать врага?
   – Лама говорил, что главный враг ты, – растерялся он.
   – Выходит, Лама меня знает?
   – Лама знает всех. И Лама знает Сову тоже.
   – Кто такая Сова?
   – Сова – это ты, – улыбнулся Томми. – Ты его любимый проект.
   – Я его проект?
   – Как и мы все. Мы все его животные. В том числе ты, Сова. Ты тот, с кого все началось. Тот, кто обладает самой большой силой. Тот, кто носит гены самого Ламы. Ты самое большое его творение. Самое важное.
   – Расскажи мне, – взял его за плечи Люк. – Расскажи о том, что там происходит. Что с вами делали?
   Томми загадочно улыбнулся, и лицо его чуть передернулось.
   – Ты очень хитер, Сова, – тихо сказал он. – Ты можешь обмануть моего друга, но не меня.
   Люк побелел от злости. Он оттолкнул мужчину, и тот ударился о стену с пронзительным шлепком. Раздался болезненный кашель, и Мина бросилась к нему на помощь.
   – Все, интервью окончено, – бросила она, вынимая карту, и заговорила по рации. – Медсестру в сто пятнадцатый блок, тридцать седьмую комнату. – С вами разговор тоже окончен, – добавила по дороге в свой кабинет она. – Сочувствую, если взломали твой жесткий диск, но я тебе ничем помочь, увы, не могу.
   После чего махнула охраннику с первого этажа и скрылась за дверью. Мужчина выпустил гостей, и Люк вышел первым. Он остановился у машины и уперся руками в капот.
   – Нам следует отыскать досье на каждого бежавшего в ту ночь. Они все имели непосредственное отношение к Ламе. Как?..
   Он обернулся и встретил удар кулака о собственное лицо.

Глава 11

   В чувство Люка привела боль в затылке. Кристина занимала водительское кресло и на мужчину не смотрела. Вид у нее был напряженный.
   – Сегодня же соберешь свои вещи, – монотонно сказала она. – И чтобы мы тебя больше не видели.
   – Но что я сделал? – недоумевал Люк.
   – Спрятал истину. Этого достаточно. Ты преступник, – обрывочно отвечала она.
   – Но я ничего не скрывал.
   – Где ты был в то время, когда мы не виделись? Эти несколько дней, когда я тебя искала после аварии. Ты ничего о них не рассказывал.
   – Прости, но ты не спрашивала, и я подумал, что тебе это не интересно.
   – Какого черта в таком случае я с тобой повсюду катаюсь? – обернулась к нему Кристина. – Помогаю тебе в расследовании? Разве я последний человек в твоей судьбе? Это эгоистично и жестоко. Несправедливо. Почему ты не рассказал самого главного? О том, кто ты такой.
   – А кто я такой?
   – Ты Первый, – гневно ответила она. – И чтобы это узнать, пришлось лишить тебя сознания на какое-то время. Я видела метку на твоей шее.
   Люк отвернулся к окну и посмотрел на пустую трассу. Видимо, ее агрессия отключила его сознание совсем ненадолго.
   – Просто я не знал, с чего начать. Ты тоже многое от меня утаила.
   – Например? – ухмыльнулась девушка.
   – Ты не объяснила, что происходит, с самого начала.
   – То есть это месть, и ты сам не знаешь, за что мстишь, – перевела Кристина. – Но ведь теперь ты знаешь обо мне и окружающем все! Почему не мог рассказать то единственное, что узнал о себе? Я не могу впускать чужака к себе домой. Тем более не могу жертвовать безопасностью брата. Он и так на плохом счету у государства. Больше я им рисковать не буду.
   – Тогда можешь остановить машину и высадить меня на обочине. Дорогу домой я найду.
   Девушка задумалась. Было заметно, как бегают ее глаза.
   – Ты принимаешь решение за нас обоих.
   – Не понимаю, что изменил этот факт. Ведь ты подозревала, что я преступник. С первого дня, когда обнаружила труп в моем автомобиле. Почему не отвернулась от меня тогда?
   – Я не отворачиваюсь от тебя и сейчас, – выдохнула Кристина. – Просто не жди, что кто-то тебе откроется, если не хочешь делиться личным. Ты обвиняешь меня в недостатке информативности. Но какую цену платишь сам? То, что ты узнал во внутреннем мире факт немаловажный. Любой факт немаловажен для человека, в чьей биографии отсутствуют какие– либо факты.
   – Возможно, это всего лишь подсознательная месть за то, что утаивала ты, – предположил детектив. – Отныне я буду предельно откровенен с тобой, потому что ближе на данном этапе жизни у меня человека нет. Я действительно не знал о том, что женат, если это каким-то образом тебя задело.
   – Задело меня? С какой стати? – демонстративно усмехнулась Кристина.
   – Я не знал о том, где и на кого работаю. До сих пор не знаю. Во внутреннем мире мне сообщают о том, что я агент во внешнем. Сложно кому-то доверять, когда вокруг столько противоречивого.
   – Но ты Первый, – убедительно сказала она. – Ошибки быть не может. Я еще будучи подростком слышала легенды о Первом. О том, как он выжег роговицу и лишился цвета глаз. О том, как ребенком схватился руками за раскаленную сковородку, чтобы отделаться от отпечатков.
   – И почему ошибки, по-твоему, быть не может? В моей биографии множество несостыковок.
   Кристина вынула мобильный телефон толщиной с ноготь и открыла снимок затылка мужчины, приблизила татуировку с изображением двух скрещенных полос и увеличила шрифт в десятки раз. Оказалось, что полосы состоят из микроскопических кодов по восемь или двенадцать цифр.
   – Здесь номера первых сорока человек, которые за тобой пошли, – пояснила девушка. – Они стерли эти коды из своих баз данных и удалили всю биографию о себе. Такое невозможно подделать. Я проверила уже пятерых из них. Они исчезли двенадцать лет назад. Пропали без вести.
   Люк присмотрелся к цифрам и вспомнил некоторые лица по кодам. Среди них был и старик, что одолжил свою карту во внешний мир.
   – Что еще известно о Первом?
   – Я составляла твой портрет на факультете журналистики.
   – Мой?
   – Или Первого, если хочешь, – исправилась Кристина.
   – Но ты не журналистка, – смутился детектив.
   – Пыталась усидеть на двух стульях одновременно и поступила в два института сразу. Один, который выбрали родители, второй – я. От того, что выбрала я, пришлось отказаться. Хватило меня всего на полгода. По завершении первого семестра каждый студент должен был провести журналистское расследование по блоку биографии личностей. Первого выбрали сразу двое. Честно говоря, у Шаки получалось лучше.
   – Второй студент?
   – Да, какое-то время мы работали над проектом вместе.
   – Как его теперь найти?
   – Ввести его код в базу данных. Это можно провернуть даже на сотовом.
   – Ты помнишь код из двенадцати цифр на человека, которого не видела более десяти лет? – изумился Люк. – Люди так умеют?
   – А ты, можно подумать, не человек, – усмехнулась она.
   – Я почти животное и действую как животное.
   – Прекрати удивляться банальным вещам. Это смущает и напрягает окружающих. У меня мощная оперативная память и жесткий диск на пятьсот гигабайт.
   – И многих ты помнишь?
   – Я ношу в себе данные двадцати важных людей, сорока менее важных и ста двенадцати знакомых. Малоизвестных я сливаю на компьютер и в мобильное устройство. Но, так или иначе, вся эта информация хранится и в моем мозгу в том числе.
   – Но ведь это не похоже на то, как функционирует человек, – возразил детектив.
   – Ты сам человека напоминаешь лишь отдаленно. Так что не ставь мне это в укор. Осталось ввести код, – разговаривала с мобильным она. – Вот он. Шаки Рафат. Странно, такой свободолюбивый человек и до сих пор живет во внешнем мире.
   – Жить свободно можно даже в тюрьме.
   – В шестидесяти километрах от дома Джереми. Примечательно то, что я не могу настроить координаты на его дом. Такое ощущение, что на него сеть не распространяется. Похоже, он замкнул систему.
   – Разве такое здесь возможно?
   – Выходит, что так, – развела руками Кристина. – Шаки умел доставать информацию из-под земли. Уверена, что и о тебе он многое узнал. Осталось настроить координаты автомобиля под параметры сотового. На месте мы будем меньше чем через три часа.
//-- * * * --//
   Дом Шаки находился на отшибе непримечательного городка на севере. Заброшенный и маленький, не огороженный и почти деревенский.
   – Он всегда выступал против публичности, – пояснила Кристина, паркуя автомобиль на пустой площадке. – В том смысле, что о нем мало кто знал. В личное пространство он никого не заводил. За месяц работы с ним я практически ничего в нем не открыла.
   – А была необходимость? – покинул машину вслед за ней Люк.
   – Мыслите вы явно одинаково.
   – Просто я действительно не понимаю, зачем собирать лишнюю информацию. Разве не достаточно того, что он и вы принадлежите к одной расе людей?
   Кристина только покачала головой и подошла к двери дома. Ни звонка, ни автоответчика она не заметила.
   – Я не привыкла стучать, – призналась она, и действовать пришлось мужчине. – Вполне вероятно и то, что он не откроет вовсе.
   Хозяин показался на пороге только спустя двадцать минут. Все это время Люк беспрерывно стучал, а Кристина лежала на траве, слушая музыку в плеере. Уходить после долгого пути никто не хотел.
   Жильцом оказался немолодой афроамериканец с такой же бледной, как у Люка, радужной оболочкой глаз. Он носил собранные назад дреды и черные брекеты на нижней челюсти. Мужчина внимательно осмотрел гостей и остановил немигающий взгляд на девушке.
   – Я тебя знаю, три шесть…
   – Я Кристина, – прервала его та. – Мы учились в одном институте лет десять назад.
   – Знаю, – кивнул он, однако с места не сошел и гостей приглашать явно не собирался.
   – Прости, что так внезапно, – поднялась с травы девушка. – Я хотела задать пару вопросов относительно нашего совместного проекта на первом курсе.
   – Мы не делали совместного проекта, но работали в команде, это верно, – строго кивнул он. – Насколько я помню, проект касался Первого.
   – Сейчас тебя его судьба мало волнует, но нам эта информация нужна как воздух, – пояснила она.
   – Зачем тебе информация о себе, Гари? – спросил он, смотря на Люка непроницаемым взглядом. – Ты и так знаешь больше остальных. Я информацию о тебе не сливаю, как мы и договаривались, хотя платить ты мне перестал давно.
   – Значит, во внутреннем мире ты Гари? – переспросила девушка. – Так зовут Первого?
   – Даже сам Гари не помнит, как называла его мать, – криво улыбнулся тот.
   – Я могу заплатить сейчас, – предложил детектив.
   – Мне твои деньги не нужны, ты знаешь. Можешь приходить в любое время, – наконец, отошел от двери мужчина. – Вся моя информация в твоем распоряжении.
   По низкому коридору хижины гостям приходилось идти чуть пригнувшись. Изнутри дом казался значительно больше. Коридор кончался большим холлом, в котором кроме длинного стола и множества огромных мониторов на стенах ничего не было. Темное и холодное окружение напоминало скорее пещеру, нежели настоящий дом. Шаки предложил гостям располагаться прямо на полу, на ковре с арабским рисунком.
   – Из клиники Дарсона? – сразу перешел к делу Шаки. – Что-то нашел?
   – А я уже обращался к тебе за помощью по этому поводу?
   – Да, несколько раз.
   – Значит, ты в курсе того дня, когда бежали преступники? – уточнил детектив.
   – Я в курсе всего, – спокойно ответил тот.
   – Почему преступники выбирают животные клички вместо имен?
   – Клички выбирают не они. К тому же не все из них преступники. Только те, что бежали в ту ночь. Причем одного из них уже выловили.
   – Сбежало всего двое?
   – В ту ночь – единственную, когда им это удалось – всего двое, да. Кролик и Шавка Томми, не без помощи помощника со стороны в лице Какаду. Последнему удалось взломать систему на целых двадцать пять секунд и уничтожить все видео из базы данных. Такое до него еще никому не удавалось. Кроме того, он стер айди-адрес того, кто взломал систему с внешнего источника.
   – То есть у них был посредник на свободе?
   Шаки прищурил бледные глаза и пристально на него посмотрел.
   – Ты прекрасно знаешь, кто это. К чему эти вопросы? Скажи честно, ты приблизился хотя бы на шаг ближе за этот месяц? За этот год? Мы следуем за тобой вслепую, а ты даже не уверен, в какую страну приведешь нас в итоге. Статистика говорит о том, что за этот год утечки из внутреннего мира во внешний куда выше, чем наоборот. Такого еще никогда не было. А ведь нас и без того катастрофически мало. Около двух тысяч беженцев против каких-то нескольких сотен поселенцев. А знаешь почему? Потому что ты не даешь гарантии. Мы топчемся на месте вот уже десять лет. Вспомни, что ты обещал мне еще в детстве. Понимаю, ты не всеведущ и не всемогущ, но так или иначе ты подарил людям надежду, а теперь ее отнимаешь. Ты говорил, что мы построим свободную империю уже через несколько лет. Но вот прошло уже десять, и мы до сих пор в самом низу. Мы отбросы. Я устал ждать, как и остальные. Учти, если это будет продолжаться, ты потеряешь и меня.
   Люк не знал, как оправдаться. Ему казалось, будто обращаются к кому-то другому, а он посторонний наблюдатель.
   – Помоги мне в последний раз, – спокойно попросил он. – В последний раз во имя старой дружбы. Я не буду ничего утаивать, не буду вселять ложных надежд. Это единственное, что я могу гарантировать прямо сейчас.
   Шаки задумался на какое-то время, кивнул и хлопнул руками, чтобы заработал экран огромного монитора.
   – Что ты хочешь знать?
   – Мне нужна информация о трех бежавших и том посреднике, что им помогал. Что они делали во время отсутствия, чем зарабатывали, на кого работали.
   Хозяин дома поднялся и подошел к рабочему столу, чтобы открыть архивы. С первого снимка смотрел мужчина с заячьей губой и необычной прической – обода из волос и большой лысиной в центре.
   – Отправлен на лечение в больницу Дарсела за убийство и каннибализм шесть лет назад. Бежал этим летом. Отшельник, серийный убийца. На кого работает, неизвестно.
   – Эти убийцы как-то связаны с делом о почтальоне?
   – Почтальоне? – смутился Шаки.
   – Тот, кто присылает письма за пять минут до смерти жертвы.
   – Ты называешь его Почтальоном? – усмехнулся мужчина. – К слову, два часа назад была убита еще одна молодая девушка.
   – Среди жертв не было никого старше сорока.
   – Это все, что ты можешь заключить по этому делу? Как-то странно ты себя ведешь. Обычно всегда на шаг впереди, а теперь как будто споткнулся и остался где-то за чертой. Может быть, ты и о себе хочешь узнать?
   – Если честно, да, – без тени усмешки ответил Люк.
   Шаки подошел к детективу вплотную и нагнулся, чтобы заглянуть ему в глаза.
   – Такое ощущение, что кто-то стер твое хранилище подчистую. Ты совершенно пуст. Чист как белый лист. Ну смотри, если хочешь, ведь я обещал показать тебе все, что имею. Третья папка слева. Распоряжайся по своему усмотрению.
   Люк поднялся и встал на рабочее место хозяина. В архиве с пятью именами хранились фотографии детектива в разных ракурсах, а также фотографии его жены, молодой рыжеволосой девушки, и ребенка.
   – Это моя семья? – уточнил у мужчины он.
   – Хочешь сказать, тебя даже этих воспоминаний лишили? – сочувствующе отозвался тот.
   – А это моя жена? – всмотрелся в мягкое лицо девушки Люк.
   В ее светлых, чуть подслеповатых глазах сидело отчаяние и страх. Он помнил бледные веснушки, волосы до плеч, но никак не мог собрать ее образ воедино, чтобы почувствовать ее запах и услышать звук ее голоса.
   – Мне кажется, что я жил только ради нее, – признался детектив. – Где она теперь?
   Кристина вытянула шею от удивления.
   – Может, вы в разводе? – предположила она.
   – Нет, они не в разводе официально, – ответил за него Шаки. – Но Джессика пропала без вести. Мне о ней разузнать ничего не удалось.
   Люк болезненно поморщился и потер лоб, чтобы вспомнить насильно, однако по доброй воле ему бы не удалось вернуть в памяти даже имени.
   – Может быть, ты ее бросил? – настаивала на своем Кристина.
   – Я помню, – гневно повторил Люк, хотя и сомневался в своих словах, отчего злился на себя еще больше.
   – Как хочешь, – равнодушно бросила та, издавая возмущенный смешок, хотя красноту выдавала даже смуглая кожа. – Только не смей на меня кричать.
   – Разве я кричал? – смутился детектив.
   Он действительно перевозбудился и непроизвольно повысил голос.
   Чувство стыда немного его охладило, но кроме гнева и равнодушия Люк по-прежнему в себе ничего не встретил.
   – Как она могла пропасть просто так? – недоумевал он, расхаживая по комнате в панике. – Когда?
   – Второго ноября этого года, – ответил Шаки. – Почти месяц назад. Примерно в то время, когда ты перестал присылать мне отчеты и требовать информацию. Я подумал было, что ты совсем обезумел и бросаешь на произвол судьбы всех этих людей.
   – Это как-то связано с трупом в твоем автомобиле? – спросила Кристина. – Связь между пропавшей женой и убийством вполне логична. Будь я писателем детективов, то обязательно связала бы их сюжетом.
   – Если я способен на убийство, – бросил взгляд на Шаки он. – У меня были принципы? Я убивал ради спасения или свежей информации?
   – Понятия не имею, – усмехнулся мужчина. – За все эти годы мне так и не удалось познакомиться хотя бы с частью тебя.
   – Если бы я писала книгу о тебе, то конец был бы таким, – предложила девушка. – Этот тип шантажировал тебя твоими женой и ребенком, но тебе удалось вовремя его обезвредить. Пускай и не самым гуманным способом.
   – Но что бы я мог дать взамен?
   – На твоем банковском счете весьма внушительная сумма. В конце концов, ты полицейский и мог стрелять ради самообороны. Ты знал, на что идешь, потому что перевозил тело в предназначенном для этих целей мешке.
   Шаки нахмурился, но ничего не сказал. Молча поднялся и открыл встроенный в стену шкафчик, вынул бутылку с крепким алкоголем и сигарету необычной формы.
   – Или перевозить тело с места преступления в участок, – продолжила она, поглядывая на то, как затягивается мужчина. – Это какой-то наркотик?
   – Можно сказать и так. По сути, алкоголь и табак – те же наркотики, не менее опасные, чем это. Против них антипропаганда не столь жесткая, Но это не умаляет их вреда. От них гораздо тяжелее отказаться.
   – Между табаком и наркотиком большая разница, – настаивала Кристина. – Табак не влияет на сознание.
   – На сознание влияет все наше окружение. Люди, которые осуждают наркотики, но пьют алкоголь, – настоящие лицемеры.
   – Я не пью алкоголь, – запротестовала девушка. – По крайней мере, не так часто.
   – А с чего ты взяла, что я часто употребляю вот это? – выставил железную сигарету он. – Ты смотришь телевидение?
   – Бывает, но это к делу не относится.
   – Телевизионные программы создают наркоманы. А тот, кто их смотрит, полагает, будто наркотики – это самое дно. Не задумываясь о том, что находится ниже этого самого дна.
   – Интернетом я пользуюсь все же больше, – оправдалась Кристина.
   – Да, потому что телевидение практически вымерло. Но никуда не делось. Оно перетекло в интернет вместе с рекламой, политикой и прочими прелестями повседневной жизни. Вам кажется, будто вы ищете информацию самостоятельно, отделяя зерна от плевел, но на самом деле кормитесь той же пропагандой со стороны власть имущих. Таким образом, складывается иллюзия, будто ты обладаешь собственным незамутненным мнением, хотя на деле кормишься уже пережеванными данными. Полуфабрикатом, как вся современная еда. Это уже сформированная кем– то точка зрения попадает к вам в голову необработанной вашим личным сознанием. Вы просто теряете способность фильтровать информацию через собственное сознание, а соответственно, отличать правду. Эта способность тонко чувствовать и замечать малейшие несоответствия поразила меня в Люке еще на первом курсе института.
   – Он учился в нашем институте? Почему ты этого не рассказывал? – возмутилась Кристина. – Ведь мы готовили проект вместе!
   – Потому что был одним из его последователей, а значит, поклялся сохранять в тайне его конфиденциальную информацию. Он был единственным, кто ее не потерял. О его биографии знали только те, кто пообещал его сопровождать на протяжении всего пути.
   – Но ты собираешься его бросить, – усмехнулась девушка. – К тому же освещал его биографию в нашем проекте намеренно.
   – Я освещал только фальшивые данные, представляя неопровержимые доказательства их правдивости. Оспорить их не мог никто. Даже ты. Хотя у тебя был потенциал и чутье, способное нас рассекретить. Прости, что пришлось действовать так хладнокровно.
   – Что это значит? – тускло улыбнулась она.
   – Ты подбиралась к моим материалам и сомневалась в них, а поэтому грозила все сорвать. Мне пришлось подставлять тебя на экзаменах несколько раз, подделывать твои тесты. Короче говоря, делать все, чтобы тебя не перевели. Не спорю, паршиво с моей стороны, но это всего лишь очередная маленькая жертва во имя общего блага. Сама понимаешь, – спокойно закончил он.
   Кристина покраснела от злости, но к прошлому с претензиями решила не подходить.
   – Выходит, Люк учился вместе с нами?
   – Нет, он учился в другом штате на пару курсов старше нас, – ответил Шаки. – А познакомились мы еще в школе. Он собирал некое тайное сообщество для протестантов. Детское увлечение, но развивалось очень стремительно. Начиная с нас пятерых и заканчивая несколькими тысячами. К действиям мы перешли уже через три года. Мало кто верил в успех этой компании. Первое время мы даже этим зарабатывали.
   – Вот это и есть настоящее лицемерие, – ухмыльнулась Кристина. – Зарабатывать на запрещенные вещества доверием людей.
   – Я тогда еще не пробовал ничего запрещенного. А деньги нужны были в первую очередь для того, чтобы продвигать начатое. Вскоре мы предлагали наши услуги совершенно бесплатно. Материалы для карт– проводников довольно затратны сами по себе, но мы раздавали их за одно согласие перейти на сторону внутреннего мира. Когда число жителей выросло еще вдвое, мы перестали зарабатывать вовсе, поэтому теперь, как видишь, наше общество застряло на ранней стадии.
   – И не продвинулось ни на шаг, – закончила за него она. – А ведь, между прочим, вы явно неплохо зарабатываете. На счету Люка миллионы.
   – Этого явно не хватит на то, чтобы построить новый мир. Удобный и свободный одновременно.
   – Ты сказал, что информация из интернета и прочих источников недостоверна.
   – Информация, которая лежит на поверхности, не может быть достоверной.
   – В таком случае откуда черпаешь информацию ты? – ответила она не без апломба.
   – Для того чтобы встретить правду на пути, необходимо начать этот путь. Необходимо искать. Я никогда не сижу на месте и никогда не доверяю точке зрения одной из сторон. Для того чтобы выжать правду, нужно обследовать все дороги. Правда – это эссенция из множества вариантов.
   Ты рассматриваешь все и лишь затем строишь личное мнение на их основе. Тебе ли не знать? Ты была одной из лучших в институте, пока я тебе не помог, – рассмеялся мужчина. – Кем ты стала в итоге?
   – Никем, как видишь, – выдавила она.
   – Что ж, извини, – равнодушно пожал плечами он. – Но в конце концов, ты все же нашла Первого. И без моей помощи. А теперь знаешь правду. Разве это не главный дар? Правда.
   Кристина не могла скрыть злость, отчего сел голос.
   – Кстати, я знаю твоего брата, – продолжил он, как ни в чем не бывало. – Хитрый сукин сын. Взламывал мою систему несколько раз и черпал из нее всю необходимую для себя информацию. Насчет, как ты выразился, Почтальона в том числе.
   – Его интересовал Почтальон? – удивилась Кристина.
   – Да, в тот раз, когда его обнаружили в доме убитой девушки. Чтобы избежать пожизненного срока, он выудил все данные за одну ночь, и его оправдали. Однако после суда он информацию касательно Почтальона стер, из чего я установил, что он к делу не причастен. Его интересовала исключительно собственная шкура.
   – А вам о Почтальоне многое известно? – спросил детектив.
   – Поверь мне, тебе известно гораздо больше, – ухмыльнулся он. – Тебе и брату Кристины. Тем более брату Кристины. О побеге преступников из клиники Дарсела его следовало спросить в первую очередь.
   – Что ты имеешь в виду? – напряглась Кристина.
   Шаки звонко рассмеялся и подошел к монитору, чтобы коснуться папки под названием «Дарсел» и выбрать отдел «Побег».
   – Эти трое без посторонней помощи бы сбежать не смогли. У них был посредник. И нам с Гари его имя хорошо известно.
   – Но мне и Люку нет, – напомнила девушка.
   – Его кличка Лама. На этом снимке, – открыл смазанный снимок он, – Лама десять лет назад. Когда он только начинал свою экспериментальную организацию по усовершенствованию людей. Его подопытными были и эти двое сбежавших. Остальные сумасшедшие его мало интересовали. Кролику и Шавке помог тот, кто находился на свободе. Третий. Тот, у кого был доступ ко всему, но одновременно тот, кто был недоступен для остальных. Его кличка Какаду.
   – Но при чем здесь Джереми? – дрожала от опасения Кристина.
   – Какаду – это ник твоего брата. Он и есть тот побочный третий, кто помогал с внешней стороны. Тот, кто взломал систему и удалил все архивы клиники. Кто подбросил адрес психиатра Мины Киз тем двоим и поставлял информацию Ламе.
   Девушка побледнела и бросила рассеянный взгляд на Люка.
   – Но ведь он сам ничего не знал, – постарался защитить мальчика тот. – Он не лгал, я это видел. Я бы почувствовал.
   – В таком случае, Лама поспешил удалить его память до вашего появления. А возможно, и еще раньше. Он не гнушается экспериментов над своими детьми.
   – Но Джереми не его ребенок! – воскликнула Кристина. – Я знаю его родителей. Мы росли в одной семье.
   – Дети не в прямом смысле. Он отыскивает самый подходящий материал для своих экспериментов. Самых умных и подкованных физически.
   – В таком случае почему он не выловил Люка? – спросила она.
   – Так он и выловил, – ответил он со свойственным ему равнодушием. – Причем первым. Гари – это его первый ребенок и первый подопытный. Так что эта кличка досталась тебе не только потому, что ты сделал себя первым сам. Тебя таковым сделали.
   Люк вынул пачку сигарет и закурил, не спрашивая разрешения.
   – Почему у него не животная кличка? – поинтересовалась Кристина. – Он просто Первый? И все? А как же эти Какаду, Обезьяны и прочий зоопарк?
   – Почему же? Вполне себе животная у него тоже имеется.
   Мужчина открыл папку «Лама», не касаясь монитора и мыши. Первым в архивах висело досье на Сову. Себя Люк узнал не сразу. С фотографии смотрел улыбчивый мальчик со светлыми кудрявыми волосами.
   – Таким я тебя впервые и встретил, Гари, – ухмыльнулся Шаки.
   Люк прочел досье на мальчика девятнадцати лет. Одаренного физика, программиста и начинающего изобретателя. Далее по щелчку выводился список изобретений и сайтов, принадлежащих его авторству.
   – Тебе деньги с этих задумок до сих пор капают, – вставил ремарку Шаки.
   – В семнадцать поступил на работу к известному врачу и химику Никсону Нильсу. Ты был первым его помощником, продвигал идеи, нанимал молодой персонал. Позже рабочие Нильсона стали называть начальника Ламой, а еще позже вошли в список его экспериментов по скрещиванию генов животных и людей. У многих его протеже появился какой-то специфический дар, далекий от возможностей человека даже современного образца, – пояснил Шаки. – Ты находишься в его папке первым и называешься Совой, но почему, установить не удалось до сих пор. Ты о своем даре никогда не рассказывал.
   – Даже вам? – нахмурился Люк.
   – Ты всегда был скрытен. По правде говоря, ты мне и об этих экспериментах не рассказывал. О них я узнал гораздо позже и сам.
   – Может, ему просто не удалось наделить тебя каким-то специальным даром? – предположила Кристина. – Ведь внешне ты от людей ничем не отличаешься.
   – Твой брат тоже ничем внешне не отличается, – усмехнулся хозяин. – Тем не менее он знает более тридцати мировых языков и способен имитировать любой голосовой тембр. А это всего лишь малая часть того, что он умеет.
   – Но когда он успел стать подопытным? – задумалась Кристина. – Ведь до шестнадцати лет я от него ни на шаг не отходила.
   – Видимо, в то время, когда от вас переехал. В каком году это было, и сколько ты его не видела с тех пор? Говорю же, он пользуется самым ценным начальным материалом, чтобы довести до совершенства то, что уже успела сотворить природа. Гари был первым, а значит тем, кого он наделил самым ценным материалом. Но каким, повторюсь, вычислить мне так и не удалось. Один из них – невероятное чутье и какое-то сверхъестественное умение видеть будущее. Но, опять же, это всего лишь один из его талантов и не самый главный.
   Люк задумчиво курил и всматривался в материалы досье пустым взглядом. Он вспомнил о том, что делало его отличным от человека.
   – А что насчет бессмертия? – спросил он, не оборачиваясь. – Человек истекает кровью, если его проткнуть чем-то острым?
   Шаки рассмеялся, запрокинув голову.
   – Чувство юмора у тебя специфичное весьма.
   Кристина погрузилась в мысли, не замечая, как опустошает бутылку со спиртным глоток за глотком.
   – Получается, Люк вполне может быть преступником, так же как и Джереми.
   – Необязательно, – уверенно покачал головой Шаки. – Не все его подопытные преступники. Многие – да, но не все.
   – Не утешает, – скривилась девушка.
   – Ты уже упоминала эту кличку, – спохватился Люк. – Лама. Как звали твою исчезнувшую подругу?
   – Элизабет Гастон.
   – Есть такая, – мгновенно отреагировал хозяин, открывая досье под номером три. – Ее кличка Лиса. Ограбила более шестидесяти банков по всему миру и не была поймана ни разу. Одна из основных его любимиц.
   – Я не мог работать на него до настоящего времени? – уточнил Люк. – Я действительно от него ушел?
   – Да, это было еще до того, как ты организовал внутреннюю колонию, – ответил Шаки. – Если бы ты работал на него до сих пор, я бы об этом знал. От меня не утаишь.
   – Вы сказали, я знаю, кто такой Почтальон, – рассудительно начал он. – И о том, что его знает Джереми. Выходит, Почтальон и Лама – это одно лицо?
   – Соображаешь не быстро, но по-прежнему точно, – кивнул мужчина.
   – Он убирает своих так называемых детей?
   – И снова попал.
   – Тех, кто от него отвернулся? Или сбежал? Таких же, как я?
   – Можно сказать и так. Тех, кто мог его выдать. Новые последователи попадают на крючок постоянно. Информация забывается и обновляется. Они думают, будто обретут счастливую жизнь в утопии одновременно свободной и безграничной. То, что, по сути, предлагал ты после того, как от него откололся. Видимо, первоначально его идея тебе понравилась, но вот метод ее осуществления позже ты предложил свой.
   – Сколько у него последователей? – спросила девушка.
   – Не менее четырех миллионов по всему миру. И все они на него работают. Причем совершенно безвозмездно. Бесплатная рабочая сила. Но это вовсе не означает, что он ставит эксперименты над ними всеми. Его детьми становятся только избранные. А их не больше сотни. Об этой организации знают только участники и вербовщики. Тайная компания «Око» существует уже более двадцати лет.
   – С эмблемой глаза? – показала ему снимок с телефона Кристина.
   – Верно, – подтвердил он. – Где вы его встретили?
   – В газете, когда разыскивали информацию о Люке. Мы пытались понять, на кого же он все-таки работает и чьим шпионом приходится. Во внешнем мире он полицейский, а…
   – Я уже давно научился ему верить и лишних вопросов не задавать. Он меня ни разу не подвел, поэтому я в нем не сомневаюсь. Все, что он делает, даже внешне абсурдное, отточено до мелочей. Он прорабатывает каждый шаг на километр вперед. Поэтому даже предательство с его стороны – тоже шаг на пути к свободе.
   – Сколько у Ламы последователей в Америке? – спросил полицейский.
   – Около миллиона, тысяча из которых находится конкретно здесь, вместе с ним.
   – Главный штаб?
   – Можно и так выразиться. Центр скопления обманутых фанатиков.
   – Что-то вроде секты?
   – Секта в прямом смысле. Самая крупная в мире. Даже представить сложно, сколько денег на двадцати трех его счетах в банках по всему миру. Ему отдают отнюдь не десятину. Ему продаются в рабство. Сначала по крохам. В зависимости от греха клиента. Далее повышая процент, проникая в доверие полностью. И так, пока не захватит разум полностью.
   – Миллионы расплачиваются за грехи такому же ублюдку, как и они сами?
   – скривилась Кристина.
   – И твой брат один из них, – криво улыбнулся Шаки. – Не думаю, что эти люди обязательно ублюдки. Просто они верят в искупление греха на земле. Хотя и не совсем ординарным способом. Их сознание исказили. Общество их отвергло. И тут как раз появляется Лама.
   – Бывший врач?
   – Да, он был уволен за халатность в экспериментах над животными. Восемьдесят пять процентов из них умирало. Его контору прикрыли в тот момент, когда он перешел на птиц. Если хотите, можете посмотреть на фотографии…
   – Нет, благодарю, – оборвала его Кристина.
   – В целом зрелище довольно непривлекательное. Он скрещивал совершенно разных представителей фауны и получал усовершенствованных уродов с обостренным обонянием и слухом.
   – А затем перешел на людей, – продолжила Кристина.
   – Можете взять электронные досье с конкретным ходом экспериментов. Их я выудил из его личной базы.
   – Вы знаете, где находится его личная база?
   – Мне все известно, – улыбнулся Шаки, протягивая крошечный электронный носитель. – Что, по-твоему, еще умеет сова? Читать мысли.

Глава 12

   В автомобиле по дороге домой Люк вставил таблетку размером с ноготь в планшет Кристины и открыл папку с видеозаписями экспериментов. Подробные досье содержали материалы на трех подопытных, первой из которых была Элизабет Гастон. На фотографии паспортного формата девушка выглядела более растерянно. Блондинку с тусклыми покрасневшими, будто от слез, глазами на снимке после операции узнать было сложно. В ней изменилось все, включая цвет волос и глаз. Расписанное поэтапно досье принадлежало авторству Никсона Нильса.
   «Неделя первая.
   У пациентки замечено значительно улучшение зрения и реакции. Великолепно адаптируется и скрывается. Прошла испытание в изолированном помещении, лишенном цивилизованных благ.
   Примечание: пуглива, рассеянна и недоверчива. Еду с рук не берет».
   – Такое ощущение, будто речь идет о животных, – заметил детектив.
   – Для него они такие же звери, – бросила Кристина, не отвлекаясь от интерактивной игры на мониторе автомобиля.
   «Вторая неделя.
   Различает окружение в темноте. Стойкость выросла в пять раз. Приспособилась к диким условиям и добыче пищи в них. Желудок перерабатывает сырое мясо на девяносто семь процентов. Длительность эксперимента: месяц.
   Примечание: изменилось строение челюсти, чувствует запахи на расстоянии шести километров, находит человека по следу».
   Рыжая девушка на пленке напоминала человека лишь отдаленно. Ее застывшая животная мимика, острые зубы и красные белки глаз смутили даже Люка, которому за этот месяц пришлось увидеть уже много странностей.
   «Третья неделя: учится разговаривать, применяет жесты и мимику. Знания в области химии высокие».
   – Выходит, что и я был таким же первое время, – заключил он.
   – Ты был животным?
   «Четвертая неделя: пациентка становится моим помощником. Уровень интеллекта вырос на пятьсот девяносто процентов. Выводит формулу комбинирования генов без потери человеческого. Оперирует четвертого испытуемого. Эксперимент неудачен. Пациент утилизирован».
   – Они не брезговали убийствами, – перевернул электронную страницу Люк. – Сова находится под вторым номером.
   – Значит, ты не первый? Может, первый – это и есть Лама?
   – К сожалению, досье на него здесь нет, – вглядывался в изображение своей ладони без отпечатков он.
   «Неделя первая: возможности испытуемого до начала эксперимента до конца не изучены. Замечено, что пациент не испытывает физической боли. В истории врачебной практики такой образец еще не встречался. Если сделать акцент именно на этом аспекте, можно добиться невероятных результатов. Вероятно, даже бессмертия».
   – Ты обладал каким-то даром еще до встречи с этим психом? – спросила Кристина.
   «Память мгновенная, потребности во сне и пище минимальные. Утоляет низменные потребности рефлекторно, за компанию с остальными участниками. Его гены будут использованы на дальнейших пациентах неоднократно».
   – Хочешь сказать, ты отец всех этих мутантов? – усмехнулась девушка.
   «Эксперименты на следующих испытуемых прошли неудачно. Гены Совы ни в ком не прижились. Пациенты слепли. Подлежат утилизации. Испытуемый на странице номер тринадцать еще рассматривается».
   – Скольких детей он утилизировал? – ужаснулась она.
   Люк перешел по ссылке указанной страницы.
   «Испытуемый Крот.
   Первая неделя: передозировка генов от второго пациента. Первые два дня наблюдается улучшение зрения, но на третий пациент лишается его совершенно. Регенерация стопроцентная. На четвертый день срастаются пальцы. Вероятность утилизации увеличивается еще на сорок процентов. Пациент почти беспомощен.
   Вторая неделя: усиливается обоняние. На десятый день оно снова пропадает. Пациент подлежит утилизации (погребение заживо). Однако на одиннадцатый день он возвращается. Пациент выбрался из-под толщи земли в четыре метра, демонстрируя способность обходиться без воздуха и находить дорогу по запаху. Решение о повторной утилизации отменяется».
   Кристина заметила развилку, приказала автомобилю съехать за бордюр и остановиться.
   – Куда мы едем? – спросила она, останавливая игру.
   – Домой к Джереми. Мне нужно знать, что он обо всем этом думает.
   – Он ничего не думает, – вспылила девушка. – Мой брат ничего не помнит. Его память стерли.
   – Но ее остатки могут храниться на жестком диске его компьютера. Нужно было как следует его изучить.
   – Это его личная собственность!
   – Личная? В этом мире не осталось ничего личного. Прямо сейчас я могу посмотреть на то, чем занимается любой в этом мире. Причем от его лица. Как он ходит, как он ест, спит или занимается любовью. Я могу почувствовать, что он чувствует в этот момент, узнать самые грязные его мысли, поделиться ими со всеми его знакомыми. Вот что такое личная собственность. Вы ее просто лишены.
   Кристина повела челюстью. Было видно, как она закипает, как четко ощущает она противоречие в его словах.
   – А я не могу ничего почувствовать, – смущенно сказала она, фильтруя каждое слово. – С тех пор, как ввязалась в это дело с тобой, у меня нет никакой личной жизни. А ты просто… Ты как будто стараешься не замечать этого.
   – Чего? – искренне недоумевал он.
   – Того, что я вроде как женщина.
   – Ты женщина, – согласился полицейский. – Что это меняет?
   – Ты словно лишен чувств. И не только физических. Тебе они ни к чему.
   Ты не хочешь мараться.
   – Я не понимаю. То, что ты женщина, а я мужчина, еще не значит, что мы обязаны делать на этом акцент.
   – Что ты несешь? Думаешь, я просто так за тобой ухаживала? Да любая на моем месте просто бы тебя бросила в той машине и забыла этот случай как страшный сон. Намеков ты не понимаешь, поэтому приходится говорить напрямую. Прошел месяц, а ты так ничего не понял.
   Кристина не выдержала его присутствия и покинула автомобиль. Люк сидел и наблюдал за тем, как она уходит, останавливается, чтобы отдышаться, и снова уходит по газону, украшенному рекламными вывесками, вглубь аккуратно расставленных деревьев. Он знал, что ему следует ее догнать и вернуть, но не решался. Наконец, девушка остановилась и села на траву, предоставляя ему этот шанс.
   – Я же слепой, – сказал он, останавливаясь рядом с ней и тяжело дыша. – К тому же мне сложно разбираться в настоящем с таким туманным прошлым.
   – Тебя просто это не интересует, – бросила она, закуривая сигарету из украденной у него пачки. – У тебя и без того немало проблем. А я хочу всего лишь понять. Если ты меня отвергнешь, ничего не изменится. Я продолжу тебе помогать, как и раньше. Всего лишь проверка.
   Люка бросило в озноб. Такого он еще не испытывал. Ему было по– настоящему страшно. Он не терпел давления.
   – Я очень тебе благодарен, – только и смог выдавить он.
   – И на том спасибо, – ухмыльнулась девушка. – От тебя и этого было не дождаться.
   – Но я от чистого сердца. Кроме тебя, мне действительно никто не помог. Я не могу испытывать полового влечения или привязанности, потому что по– хорошему я вообще не человек. Я животное, не забывай.
   – Но у животного есть инстинкты, а у тебя и они отсутствуют, – возразила она. – Ты первый, кого не привлекаю я, и первый, кто так сильно меня привлекает.
   – Дело не в физической привлекательности. У меня нет желания или потребности. Как в еде или сне. Я могу поесть за компанию…
   – И переспать за компанию? – обернулась она. – Значит, ты не откажешься, если тебе предложат? Причем кто угодно.
   – Это совсем не то…
   – Нет, это одно и то же. Низменная потребность вроде сна и еды. Тебя это не интересует. Животные гораздо умнее современного человека, который… Неужели тебя?.. – поднялась и остановилась перед ним вплотную она. – Неужели тебя не привлекает это?
   Она взяла его руку и положила себе на левую грудь.
   – Пускай даже не сердце, но всего лишь оболочка. Ты первый, кто нравится мне так сильно и кому я совершенно не нравлюсь.
   – Не первый, – напомнил Люк. – Но я и не говорил, что ты не нравишься мне абсолютно. Просто сейчас не время. При любых других обстоятельствах я бы действовал иначе.
   – Тебя не привлекают потаскухи вроде меня? Твоя жена была скромной и невинной до встречи с тобой?
   Люк побледнел. Столько противоречивых эмоций одновременно в нем еще не вызывали. Он чувствовал негодование, возбуждение и гнев одновременно, поэтому схватил девушку за волосы, но что делать дальше, не знал. Кристина улыбалась, но при этом содрогалась от страха быть отвергнутой. Люк прочел в ней самое глубокое чувство, которое встречал по отношению к себе, и не мог ответить жестокостью на ее нежность. Он поцеловал ее, но так ничего и не почувствовал. Ничего хотя бы отдаленно напоминающее то, что чувствовала она, и решил повторить эксперимент. Удовольствие это доставляло разве что ей.
   – Нет, – бросил он, направляясь к машине.
   Кристина молчаливо направилась за ним и заняла водительское кресло.
   – Спасибо за то, что хотя бы попробовал. Я не хотела тратить время впустую в очередной раз.
   – Ты боишься потерять время? – удивился Люк.
   – А ты нет?
   – Времени не существует. И если ты это понимаешь, то у тебя появляется возможность остановить пространство вокруг. Даже вращение земли. Тогда иллюзия времени осыпается, и ты успеваешь делать все, что запланировал.
   – Значит, ты успеваешь? – усмехнулась она. – Кажется, Шаки говорил обратное. Ты потерял годы впустую.
   – Даже если я их терял, то это было запланировано.
   – На все у тебя есть оправдание. Всегда прав только ты, – включила игру Кристина.
   – Я никогда себя не оправдываю. Если я в чем-то ошибся, то всегда признаю свою вину. Я виноват в том, что не сумел вовремя распознать твоих чувств, хотя и обладаю способностью их считывать. Просто я животное и, соответственно, действую как животное. Поэтому делаю только первоочередное. Важное исключительно для этого момента.
   – Тогда зачем ты меня исцелил? – тихо спросила она. – Затем, чтобы я помогала тебе и дальше, как инструмент?
   – Потому что я это умею, – рассудительно пояснил он. – Других причин этому нет. Я вовсе тобой не пользуюсь. И я не хочу впутывать себя в новые связи до того, как со всем этим разберусь. Просто это дело касается моей семьи, а ты не моя семья.
   – Ты тоже не моя семья, но я бы хотела сделать тебя ее частью. А пока моей семьей остается только Джереми. Один неправильный жест в его сторону, и я не посмотрю на то, что к тебе испытываю. Тебя просто не окажется рядом с нами.
   Остаток пути они проехали в тишине. Кристина делала вид, будто играет, а Люк – будто обдумывает ее слова. Девушка воспользовалась своей магнитной картой. Брата она обнаружила в том же положении, что и оставила. Он сидел за компьютером, повесив голову. Девушка подошла к нему и обняла за плечи, подготавливая утешительный монолог. Мальчик подался вперед и ударился головой об стол. С края тонкой нитью потекла багровая полоса. Кристина откинула кудрявую голову мальчика и посмотрела в его пустые темные глаза и рот, заполненный кровавой слизью.
   Она вела себя чересчур спокойно и действовала будто во сне.
   – Ты же можешь его починить? – взяла его руку она. – Давай же! Как ты сделал со мной?
   – Но я не могу, – признался он.
   – Что значит не можешь? – вскрикнула она, потирая покрасневшие глаза.
   – Ты можешь. Ты вылечил меня.
   – Но ведь это ты. А Джереми я совсем не знаю. К тому же я не умею воскрешать из мертвых.
   – Он не мертвый, он не мертвый, – повторяла она, смотря куда-то вбок. – Себя ты воскрешать умеешь. Почему других нет? Исцеление равносильно воскрешению. А меня ты исцелил. Ведь меня ты исцелил. Джереми, – повернула его кресло к себе она и шлепнула мальчика по щеке пару раз, отчего его тело покренилось. – Ты всегда любил эти шутки. Ну же! Какие таблетки тебе заказать?
   – Кристина, он уже пять часов как мертв. Таблетки здесь не помогут.
   – Какие у тебя симптомы? Мы выберем нужные… Мы же в двадцать первом веке живем, верно? Почему мы?..
   Она практически задыхалась, расхаживая по комнате из угла в угол.
   – Почему мы не можем?.. Ведь мне же помогли. Мое сердце заменили. Почему не могут?.. Что сломалось у него?
   – Он не машина. И не сломался. Кристина, твой брат умер, а смерть – это не болезнь.

Глава 13

   В город они отправились на машине детектива. Люка слепили яркие вывески. Само пространство казалось намного ярче того, что он успел запомнить по пятидесятым. Девушка останавливалась несколько раз, чтобы купить необходимые в пути вещи, не стыдясь тратить деньги напарника. Тот даже не пытался вдаваться в подробности. Он понимал, что человечество куплено рекламой и то, что утолить его безграничный поток желаний не сможет никакая эпоха и никакое положение. Когда наличные деньги кончились, Кристина сняла деньги с его карты. Он также заметил, что для одного действия нужно произвести нескромную цепь из куда более сложных мусорных действий. Такая пирамида из подчиненных друг другу обязанностей наполняла смыслом пустоту жизни обладателей времени.
   – Эти люди не видят своего настоящего потенциала, – тихо заявил он. – Они бурлят от суеты, расшатанных нервов и передают панику потомству словно вирус. Такое окружение заставляет применять гнев насильно. Гнев – это норма вещей, выработанная развитием. Совет здесь не поможет.
   – Да, – безразлично бросила Кристина. – Я купила карту памяти на дополнительные пять сотен гигабайт, если ты не против.
   – Тебя не беспокоит этот гнев?
   – Я уже давно научилась игнорировать агрессию незнакомцев. Хотя первые лет двадцать жизни все переваривала и даже как-то реагировала. Жестокость не требует достойного повода, тем более когда жизнь и так бестолкова.
   – Жизнь не бестолкова. Бестолковы действия, которыми она наполнена.
   Еда и сон – тоже бесполезны.
   – Для тебя, может быть, – поджала губы Кристина. – Ведь исключительный здесь только ты. Только тебе доступно безграничное, выходящее за рамки сознания.
   – Мне доступно еще меньше твоего. Я просто говорю как вижу. Это все, что я умею. Говорить откровенно. Вам хватает времени только на то, чтобы задуматься о смысле жизни, но не предпринять конкретных мер.
   – Вы? – скривилась девушка.
   – Я употребляю это местоимение не для того, чтобы тебя к кому-то причислить, но потому, что не имею права относить себя к вам. У меня нет племени. Я еще не понял, к кому принадлежу.
   – К племени ленивых бездельников, – усмехнулась она.
   – Ленивых? У меня есть желание работать, но не для того, чтобы зарабатывать. Мне деньги не нужны.
   – Тебе, должно быть, совсем легко жить. А вот у меня есть какие-то потребности. Люблю, знаешь ли, красиво одеваться и вкусно поесть.
   Работа еще никому не приносила удовольствия. На то она и работа.
   – Спорю, что если бы ты не оставила журналистику, то занималась бы ею со страстью, а поэтому не чувствовала отрицательной усталости, только удовлетворение. Чувствовать, что занимаешься чем-то осмысленным.
   Смысл жизни в том, чтобы заполнить ее смыслом. Вопросы только отнимают время.
   – Как знаешь, – без интереса бросила она. – Квартира Тома Черила, судя по адресу, находится в этом доме на двенадцатом этаже, седьмой корпус. Позвони в полицейскую контору и потребуй разрешение на допуск. Там еще неделю будет шастать полиция. У тебя есть право на то, чтобы затемнить это место на каком угодно радиусе.
   – Затемнить?
   – То есть поставить барьер, который будет защищать от внешнего воздействия со стороны сетевых подключений во всех параллелях.
   – То есть расследование станет конфиденциальным, и его не сможет просмотреть ни один зритель ни одной из реальностей?
   – Звони, – раздраженно приказала девушка.
   Люк подчинился и набрал номер участка, в котором работал его начальник Пол Фишинг, по встроенному в автомобиль телефону. Комиссар был явно занят и бегло продиктовал код, который мог открыть дверь хозяина квартиры для Сета Датруда в период с двух до четырех часов. То есть начиная со следующей минуты.
   – Вот почему я не смог найти записей из дома Джереми на момент убийства девушки, – вышел из машины вслед за девушкой он. – Ее сделали недоступной для массового зрителя.
   – Она находится разве что в полицейском архиве.
   – Из полицейских архивов она удалена, я проверял. Видео с убийствами вообще найти крайне сложно. По крайней мере, те, что нужны мне, – остановился у подъездной двери, чтобы назвать код, Люк.
   – Потому что их мгновенно удаляют. Ты можешь посмотреть любое событие в жизни любого человека, но только не преступление. Поэтому в суде доказательств у тебя не будет.
   – Но свое прошлое я тоже посмотреть не могу.
   Пара вошла в лифт. Люк осматривался в поисках кнопки с нумерацией этажей. Кристина озвучила цифру вслух, после чего лифт активизировался.
   – Разумеется, нет, – согласилась она. – Ты должен знать конкретное местоположение на момент определенного времени. Сомневаюсь, что с тобой возможно такое провернуть. Взять, положим, меня. Моя жизнь куда скучнее. Весь прошлый год я прожила в доме недалеко от родительского. Работала с восьми до восьми, возвращалась, готовила ужин, кормила кошку и засыпала. Если хочешь посмотреть, как это работает, – пожалуйста. Мне скрывать практически нечего. Меня обнаженную или меня в компании с мужчиной просмотрело, вероятно, более миллиарда человек из будущего или настоящего какой-либо реальности.
   Они вышли и остановились напротив двери четвертого сектора. Та незамедлительно открылась и обнажила внутренности пустого куба.
   – Значит, все уже успели изучить, – заметила Кристина, ступая внутрь вслед за мужчиной.
   Крохотная квартира от собственности Люка не отличалась практически ничем. Единственное, что оставили неприбранным, – стол с монитором компьютера. Девушка заняла рабочее место и включила компьютер.
   – Все почистили, – заключила она по прошествии трех минут. – За прошлым и настоящим граждан, знакомых и не совсем, можно проследить с более чем сорока регистров, разбросанных по сети. Например, – вбила свое имя Кристина. – Добавим точный адрес и время. Положим, июнь седьмое. Добро пожаловать в мою светлую квартиру.
   На экране монитора появилось изображение комнаты куда более просторной, чем та, в которой они находились. Кристина готовила суп в одной майке и нижнем белье. Позади нее в кресле и с планшетом в руках сидел мужчина приятной наружности.
   – Это кто еще такой? – возмутилась она. – Я никого к себе домой не пускала!
   Девушка с монитора подошла к мужчине и потрепала его за волосы. Тот отложил планшет на столик, обнял ее и усадил себе на колени. Кристина наблюдала за этой сценой с ужасом.
   – Я ничего при тебе из памяти не удаляла? – спросила у Люка она, закрывая окно.
   – Я имею право об этом рассказывать по просьбе владельца?
   – Дело твое, но если владелец памяти просит…
   – Ты бы не просила, если бы знала, почему их удалила, верно? Ты ведь не первый раз это делаешь.
   – Не первый, – задумалась она. – Я часто замечаю, что не узнаю каких-то людей на улице, места, последствия, которым из чего-то положено вытекать.
   – Но ведь тебя может знать любой посторонний с помощью этих регистров.
   – Да, но посторонние не станут с тобой здороваться. Даже если следят за твоей жизнью чаще, чем за собственной.
   – Но ведь это нарушение прав личной безопасности.
   – Неужели? – скептически спросила она.
   – За такое в наше время сажали.
   – Но теперь не ваше время. Разумеется, если в твою жизнь действительно вмешиваются и ты чувствуешь какой-то урон от этого вмешательства, то можешь подать в суд на обидчика, и того непременно посадят. Но какой урон от того, что кто-то за тобой наблюдает? Ты ведь об этом даже не подозреваешь. Мне плевать на всяких извращенцев.
   – Это неправильно. Не остается совершенно никакого личного пространства. Ты не можешь побыть в одиночестве даже секунды.
   – Почему же? – развернула окно с интернетом она. – Есть специальные программы, которые дают побыть наедине с собой на протяжении часа или даже дня.
   – Наподобие тех, которыми пользуется полиция и Шаки?
   – Отчасти. Тебя не просто изолируют от сетевых волн. Тебя сажают в абсолютно пустое пространство. Ты зависаешь в нем, но при этом действия твои ограничены. Взгляни.
   Она открыла сайт с демонстративным видео. Клиента, расставшегося со значительной суммой, сажали в кристально белую комнату и подключали к проводам. Он зависал в непроницаемом пространстве и оказывался недоступным. При этом мог делать все, что захочет в пределах разумного. Таким образом, он не ущемлял прав других, а все желания направлял исключительно на себя.
   – Но ведь это клетка, в которой ничего нет, – заметил Люк.
   – Клиент может взять с собой дополнительный объект, которым не возбраняется пользоваться. Это может быть что угодно. Лишение личного пространства дает некоторые преимущества. Например, смертность уменьшилась на сорок процентов благодаря тому, что теперь с собой покончить практически невозможно. Тебе просто не позволят это сделать. Кроме того, даже сама попытка награждается пятью годами лишения свободы. Раньше Джереми занимался тем, что выслеживал и прерывал онлайн сессии массовых самоубийств. Лет десять назад это было довольно модным течением. Особенно популярным в странах Востока. Не знаю, сколько людей удалось спасти брату. В каждой такой сессии могло быть человек по тридцать, и проводиться они могли чуть ли ни каждый месяц. А он этим занимался на протяжении двух лет, пока это явление не стало чем– то за гранью фантастики.
   – Ведь это хорошо? – уточнил детектив.
   – Они отслеживают любое, самое незначительное преступление. Первый косяк, даже первая сигарета. Думаю, скоро дело дойдет и до первого секса с первой татуировкой. Тысячи купленных подростков записали видео с благодарностью властям за то, что они вовремя их спасли. Выкури они ту сигарету, не видать им диплома об окончании университета теперь.
   – Таким образом, они не пробует ничего.
   – По-твоему, плохое – это и есть все? – ухмыльнулась она. – Хотя я тоже так считаю. Первую сигарету я выкурила при отце. Он сам ее мне дал. Не хотел, чтобы я пробовала с кем-то на улице. Рано или поздно это должно было случиться. Все плохое случается рано или поздно, как ни оттягивай момент. Иначе ударит еще больнее, точно бумерангом. Существует и скрытая статистика, которая говорит о том, что число самоубийств не так уж сильно сократилось. Всего на три процента, но какая за это цена? Угадай, что делает в этих светлых будках подавляющее большинство? Они продают все, что можно продать, и отдают все, что успели накопить за годы жизни, чтобы с ней распрощаться. Эту комнату в шутку называют не белой, а красной. Только посмотри на эти видео.
   Она щелкнула на первое высказывание о прелестях отсутствия личной жизни.
   – Программа по обеспечению безопасности сделала меня по-настоящему нормальным человеком, – заверил молодой человек с широкой улыбкой. – Я употреблял наркотики, много жаловался и практически не улыбался. Теперь я всегда в хорошем настроении. Вы не встретите усталости, досады или печали на моем лице. Я всегда и всем доволен. Я не боюсь в этом признаваться, потому что теперь я совершенно другой человек. Я другой человек.
   – Это главный слоган их рекламы, – пояснила Кристина. – Они действительно не боятся говорить о том, какими больными имморальными уродами были. Ты можешь сам в этом убедиться на их страницах в социальных сетях. Они выворачивают все подноготную. Разумеется, только в том случае, если это не боты.
   – Не живые люди?
   – Запрограммированные системы. Они говорят только то, что в них заложили разработчики.
   Она открыла следующее по списку видео: лысеющего мужчины средних лет.
   – Программа по обеспечению безопасности сделала меня по-настоящему нормальным человеком. Меня следовало изолировать от общества, но программа по обеспечению безопасности меня спасла. Я много курил, принимал участие в групповых оргиях, сношался с животными, подсматривал за женщинами в туалете – список бесконечен. Теперь это все в прошлом. Я работаю в приличной компании. Мне дали еще один шанс, и я ни за что его не упущу. После этого видео моя память о прошлом будет стерта окончательно. А пока я доволен своей настоящей жизнью. Я не боюсь в этом признаваться, потому что теперь я совершенно другой человек. Я другой человек.
   – Ты веришь в то, что это другой человек только из-за того, что его память сотрут спустя пять минут после этого видео? – усмехнулась Кристина. – Ведь в нем заложен тот же характер. Неужели они и его исправят? Из-за того, что он забудет, как плохо с ним обращались до этого, жестокости в нем самом не убавится.
   – Мне бы удалось исцелить тебя, если бы ты была на месте Джереми, – тихо перевел тему он.
   – Что? – нахмурилась она, отворачиваясь от экрана.
   – Я говорю, что у меня такое ощущение, будто тебя бы мне исцелить удалось. В любом случае, мне бы удалось почувствовать, что ты в опасности, а с Джереми такого не произошло. Я даже не догадывался.
   – И что это должно значить? – покраснела девушка.
   – Не знаю, – смутился он. – Но в тот момент, когда я тебя лечил, твое сердце было практически изношено. Ты говорила, будто оно работает в полсилы. На деле, значительно меньше. Всего на восемь процентов. Ты практически умирала, и этот последний день в том заведении практически тебя убил. Ты была полужива еще при знакомстве со мной.
   Кристина пристально на него посмотрела и скрыла подозрение за глупостью и равнодушием.
   – Мне кажется, ты преувеличиваешь свои возможности. Видимо, во внутреннем мире наркотики легализованы.
   – Во внутреннем мире легализовано все.
   – Даже убийства?
   – Все, – кивнул Люк.
   – Значит, Джереми тебе бы тоже удалось вылечить? – поспешила вернуться к прежней теме она.
   – Раньше я думал, будто способен исцелить любого, но на практике вышло, что только тебя. Не знаю, с чем это связано. Ты совершенно от них не отличаешься. По крайней мере, так я думал раньше.
   – А теперь что думаешь? – сложила руки она. – До твоей исключительности я, так или иначе, все равно не дотягиваю.
   – Я ни в коей степени исключение не представляю и смотрю словно посторонний наблюдатель и немой младенец. У меня нет права называть себя кем-то или кем-то считать. Я просто призрак или тень. Но я вижу их и тебя и чувствую разницу. Ты сама ее чувствуешь.
   Кристина смутилась еще больше и развернулась к нему спиной, чтобы это скрыть.
   – Я ничем от них не отличаюсь. Во мне ровно столько же грехов.
   – Чем меньше недостатков, тем больше на них акцент. Человек, наполненный грехами до самой крышки, уже не в состоянии что-либо исправить, поэтому старается этой бочки не замечать. Но сейчас речь не о грехах. Я говорю о твоей внутренней силе. Такой я еще ни в ком не замечал. В тебе осталось что-то природное. Равносильное божественному.
   – Это самый нелепый флирт, что мне довелось на себе проверить, – залилась еще гуще она.
   – Я не думал ни о чем подобном, потому что просто не могу испытать никаких чувств. К тому же у меня все еще осталась надежда разыскать жену и детей. То, что я их не помню, еще не лишает меня ответственности за их судьбу.
   – Ты ведь не помнишь, где проводил время до аварии, – сопереживала она. – Так же как и свое настоящее имя. Мы не можем проверить эту информацию и не можем просмотреть архивы.
   – Том собирал информацию обо мне, – спокойно сказал он, теребя ручку панели управления у двери.
   Первой от стены, точно кривая тень, отслоилась кровать, затем душевая кабина и шкаф. Люк изучил его внутренности, но ничего, кроме пары строгих костюмов, не обнаружил.
   – Они могли зачистить его квартиру задолго до нашего появления, – принялась хлопать шкафчиками стола Кристина. – Здесь какие-то досье. Две стопки с досье, одна из которых относится к внутреннему миру. Кажется, тебя нет ни в одном из них. Сьюзан, Сара… Ни одного из твоих имен. Один Гари, но это явно не ты. Шаки Рафат здесь тоже есть.
   – Журналист?
   – Он самый, – открыла папку она. – Этому типу было известно, что тот работает на тебя и внутренний мир. Смотри. Шаки Рафат, журналист по профессии, познакомился с Гари Даласкизом в семнадцать лет и был последователем из первой десятки. В его досье о тебе говорят больше, чем о нем самом, – бегло просмотрела страницы она. – Создается впечатление, что вся эта информация касается людей, которых ты знал или с которыми, по крайней мере, контактировал когда-то. Не думала, что современные досье все еще хранят на материальных носителях.
   – Но это явно не бумага, – потрогал страницы Люк. – Это какой-то пластмассовый сплав материалов. Бумагу трудно перерабатывать. В ваше время еще осталась древесина?
   – Ее стараются сохранить, но в основном тщетно. Мама рассказывала о временах, когда дерево можно было спилить, чтобы украсить рождественскую квартиру. Причем совершенно законно и безнаказанно. Это правда?
   – Чистая, – бегал пальцами по досье он. – Да, некоторых из этих людей я действительно знаю и сейчас. В том смысле, что их знал я прежний, а потом и я настоящий. Например, эту девушку, – вытянул досье на Маху он.
   – Я встречал во внутреннем мире. Она работает в кафе недалеко от моего дома. Вернее, квартиры. Признаться, внутренний мир очень неорганизован и захламлен. В нем нет порядка.
   – Одному человеку сложно создать целый мир, – утешала его Кристина.
   – Судя по этим спискам, я был далеко не один.
   – А что значит эта красная стопка? Она ни к чему не относится, – кивнула на отдельный отсек, помеченный красным, она.
   Люк вынул одну из папок и столкнулся с вырезками, которые уже встречал ранее в библиотеке. О безымянном убийце в узком городском проулке, мужчине, судя по описаниям, похожем на него. На вырезках в папке лицо Люка выглядело куда более четко, поэтому сомнений в его личности ни у кого не оставалось.
   – Этого в той газете не было, – заметила Кристина. – Выходит, что твой объемный снимок из выпуска убрали.
   – Выходит, что я действительно убийца, – тихо подытожил он.
   – Дай, – выхватила папку Кристина. – У человека, которого ты убил, имени нет. Вернее, есть только в названии. В самом документе его называют агентом номер двенадцать. Это бот.
   – Но ведь это живой человек.
   – Это бот, – уверенно повторила она. – Нет в нем ничего живого. Это машина, внедренная системой. Здесь сказано, что агента двенадцать внедрили в систему для того, чтобы тебя убрать.
   – Разве ботов убивать не противозаконно?
   – Говорю же, они не люди, – убедительно сказала она и добавила чуть тише: – Но убивать их противозаконно, ты прав. Карается, правда, не так жестоко, и все же за это срок дают приличный.
   – Том Черил тоже агент?
   – Он бы успел написать досье на себя. Видимо, у вас с ним была всего лишь одна встреча. Последняя для него. В паспорте Тома Черила значилось то, что он агент пятнадцатый, помнишь? Впрочем, об этом я тебе сказала еще до аварии, поэтому…
   – Агент пятнадцатый? – принял досье он. – Все они охотятся исключительно на меня. Выходит, они знают, кто я.
   – Выходит, что знают. Но ведь это не полиция. Полиция об этом даже не подозревает, иначе не стала бы делать тебя своим шпионом.
   – Если я шпион в доверии полиции, значит, есть некто в моем окружении, кто сливает информацию о моей деятельности. Может, именно он и тормозит процесс.
   – Не пытайся себя покрыть.
   – Эти шпионы подосланы не Ламой, а кем-то из внешнего мира, – заключил детектив.
   – Лама и Почтальон – одно и то же лицо. Как он убивал людей? За это время ты мог успеть это понять.
   – И успел. Я изучил развитие психологии вашего века.
   – Так? – с любопытством оторвалась от документов она.
   – Нейролингвистическое программирование.
   – Это далеко не наш век, – скептически отреагировала она.
   – Но именно в вашем веке оно получило такое развитие в своих, узких кругах. Возможно, в массах о нем уже забыли, но некоторые усовершенствовали настолько, что добились практически сверхъестественных результатов. Они практикуют это явление неявно, поэтому мало кто о нем вспоминает. Лама и его ученики профессиональные хакеры. Они могут сбросить видео вслед за письмом, а после этого удалить их вместе с адресом страницы.
   – Считаешь, они могут запрограммировать на самоубийство?
   – Их последователи – в основной массе молодые, неуверенные в себе люди. Таких легко запутать и сбить с пути, легко внушить, будто они завершились на тридцатом году жизни.
   – А разве нет? – криво улыбнулась Кристина.
   – Многие гениальные люди открывали свой дар только после тридцати, сорока и даже пятидесяти.
   – Время меняется.
   – Но не люди. Почему ты решила, будто уже умираешь? В тебе большой потенциал.
   – К чему? – усмехнулась девушка. – Я ведь с ним не знакома и, вероятнее всего, так и не познакомлюсь. Я одна из тех, кого, как ты говоришь, легко заменить.
   – Я в это не верю.
   – Хочешь наградить меня банальным подростковым комплиментом по поводу того, насколько я особенная?
   – Я не делаю людям комплиментов, ты знаешь. Сейчас ты напоминаешь ту потерянную молодежь, которой так легко манипулировать. Их можно убедить в чем угодно, привить какую угодно идею и привычку.
   – За убийство бота дают десять лет тюрьмы, – резко сказала она. – Ты их убрал четырнадцать, если не пятнадцать. Считай сам, сколько тебе грозит. Даже сейчас люди не живут так долго.
   – А сколько живут люди?
   – Максимум сто тридцать. Долгожители – больше. Ты можешь заменить любой сломанный орган, но старость все равно не победить.
   Кристина поднялась и перевела рычаг на режим кухни. То, как она опустила крышку стены, чтобы соорудить стол, и подняла подставку пола для встроенного стула, навеяло Люку воспоминания о купе поезда. Показался небольшой встроенный холодильник. Девушка открыла дверцу и достала несколько тюбиков и банок с каким-то порошком. При этом заговорил механический голос, рекламирующий новый аппарат в кредит.
   – Я не приверженец такой кухни, но когда ничего другого не остается, приходится есть мусор.
   – Рекламу здесь даже в технику встраивают?
   – Как видишь. Все живут в кредит, сам говорил.
   Она достала тарелки из шкафчика, высыпала содержимое банки, после чего залила ее водой, а гель из тюбика выдавила в другую тарелку.
   – Это сублимированная еда, – пояснила она. – В ней содержатся все витамины, микроэлементы и мясной белок. Так что любой современный человек может называть себя вегетарианцем. Хотя то мясо, что он ест последние тридцать лет, назвать мясом никак нельзя. Можешь попробовать, если хочешь.
   Девушка протянула ложку, наполненную желеобразной коричневой массой, и Люк опасливо поднес ее к носу.
   – Оно ничем не пахнет, – заключил он.
   – Зато ее много не надо. Она весьма недорого стоит и восполняет все необходимое. У нее невысокая энергетическая ценность, к тому же она крайне медленно усваивается, поэтому с нее потолстеть невозможно. Заметил, как мало толстых людей на улице?
   – Но ведь у этого совершенно отсутствует вкус, – вернул полную ложку он.
   – Ты можешь есть и вкусную еду, наполненную всякого рода ароматизаторами, никто не запрещает наедаться гамбургерами до потери пульса. Хоть до шеи себя ими набей. А если мало и этого, установи в организм дополнительный желудок. Избавиться от лишнего веса и вернуть себя в прежнюю форму можно в любой момент. Только заплати. Ты можешь стать совершенно другим человеком. Изменить внешность до неузнаваемости. Постареть, помолодеть, похудеть, сменить пол. Все это такие же стандартные процедуры, как зубы почистить.
   – Это похоже на симулятор.
   – Видимо, это и есть симулятор, – пожала плечами Кристина.
   – А нормальные продукты еще существуют? Фрукты, овощи, крупы?
   – Хочешь сказать, то, что создала природа в ее первозданном виде? Здесь лежало какое-то яблоко, – открыла холодильник она и вынула почти ослепительно блестящий зеленый плод. – Но он искусственно выращен, поэтому сомневаюсь, что ты узнаешь его вкус.
   Люк принял фрукт и попытался его укусить, но зубы практически сразу онемели.
   – Это ведь ничего общего с настоящим яблоком не имеет.
   Кристина подняла его руку, чтобы откусить с другой стороны, и пожала плечами, вполне довольная тем, что попробовала.
   – Вполне себе яблоко.
   – Ты просто не знаешь, каково на вкус настоящее яблоко, и привыкла к суррогатам продуктов. Это всего лишь пародия, но разницы вы не замечаете. Думаю, ты никогда не ела ничего стоящего, – выбросил в урну плод Люк.
   – Но если я привыкла, значит, привык и мой организм. Он не требует ничего иного, потому что не настолько избалован.
   – Дело не в избалованности. Ты ведь слышала эту поговорку?
   – Мы то, чем себя заполняем?
   – Именно. Мы пихаем в себя то, что впоследствии становится частью нас, частью нашего организма. Это немаловажно. А ты себя заполняешь только искусственным.
   – Начнем с того, что ты себя вообще ничем не заполняешь, – скривилась она.
   – Так это потому, что я и есть никто. Но уж лучше быть никем, чем этим искусственным яблоком.
   Кристина опустила ложку и скептически улыбнулась.
   – Хочешь отбить мне аппетит? Если такой правильный – найди настоящее.
   – Во внутреннем мире питаются только настоящим, – заметил он. – Я видел живые фрукты и пил настоящий зерновой кофе, который ничего общего с этим порошком не имеет.
   – Но этот порошок изобрели еще в ваше время. Этот век здесь ни при чем, – не без злорадства надавила на кнопку кофемашины девушка, приняла стакан с кофе и установила рычаг на режим спальни.
   Подсветка обоев изменилась, на стену упал прожектор, отображающий телевизор, камин и окно с видом на море. Полки, холодильник и стол со стульями исчезли. Вместо них выехал белоснежный диван странной формы. Кристина упала на него с ногами, нечаянно пролила кофе на обивку и опустила тарелку на колени. На экране демонстрировали спортивные соревнования по бегу с препятствиями.
   – Кто-то еще занимается спортом? – удивился Люк.
   – Не думай, что это настоящие люди. Это всего лишь голограммы, а бегают они, сидя перед мониторами своих компьютеров и нажимая на кнопки до появления мозолей. Причем участником может стать любой, а выигрыш довольно высок. На него они смогут купить новые органы вместо посаженных старых.
   – Они чем-то рискуют?
   – Настоящие спортивные игры тренируют человеческое тело всесторонне, а киберспортивные атрофируют все органы, кроме пальцев рук. Такие соревнования могут продлиться около пяти суток без перерыва, без права на минутный отдых или сон. Это испытание не на выносливость, а на посаженные нервы и мозг. Джереми участвовал в тринадцати из них и каждый раз выигрывал. Только после этого приходилось… Я знала, что он рано умрет, но не думала, что раньше меня. Это все равно, что потерять сына.
   – Прости, но я не заметил, чтобы ты грустила.
   – По-твоему, я не грущу? – разозлилась она.
   – Но ты не плачешь.
   – Разве это обязательно? Да и вообще, поддаваться меланхоличному настроению противозаконно. К тому же я человек другой культуры. Мои настоящие родители учили смерти радоваться. Ведь смерть – это освобождение от бренного тела. Вот только я думаю, – опустила глаза девушка, – что мы и так мертвы. Почему жизнь не может быть конечной точкой пути? Кто выдумал эту жизнь после смерти? Смерть – это конечная станция. Все, финал. Это не переходное состояние. Мы умираем всю жизнь. Старость – это смерть, болезни – это смерть. Все, чего мы касаемся здесь, – это смерть. А тот процесс, когда останавливается сердце, смертью назвать нельзя. Это просто логичное завершение всей этой боли. За такое в обществе меня арестуют.
   – По крайней мере, ты умеешь грустить. В периодической грусти нет ничего плохого. Я заметил, что остальные лишены даже этого.
   – Разве это плохо? Отсутствие возбуждения ограничивает в блуде, отсутствие агрессии – в убийстве, отсутствие слез – в унынии.
   – Животные тоже не умеют грешить, поэтому убивают по наитию.
   – Ты тоже убиваешь по наитию? – ухмыльнулась Кристина. – Рассуждаешь ты явно как животное. Думаешь, людьми нас делают грехи? Во все времена люди стремились к тому, чтобы их побороть. Даже собой жертвовали ради веры.
   – Я ничего не имею против веры и не выступаю против ни одной из религий. Речь идет об ограничениях. Что, по-твоему, отличает животного от человека?
   – Отсутствие жалости, тоски, желаний, ответственности.
   – У животного только инстинкты. Они живут для того, чтобы удовлетворить потребности здесь и сейчас. Им незачем к чему-то стремиться, поэтому они могут хоть всю жизнь пролежать в траве, за исключением тех моментов, когда необходимо удовлетворить самые низменные потребности. Эти люди живут так же. Но ведь ты не такая. Вот что я имел в виду, называя тебя особенной. Между желаниями и потребностями огромная пропасть.
   – Нет у меня никаких желаний.
   – Желания, наоборот, помогают ощущать жизнь. И чем больше ты ее чувствуешь, тем больше вопросов возникает, тем с большими препятствиями сталкиваешься и в то же время тем сильнее становишься. Любая религия учит смирению и терпению. Вам не приходится делать ни того, ни другого, потому что от вас этого не требуют. Вы живете в незаслуженном комфорте. Разумеется, чтобы отправляться на работу как на праздник, следует приложить немало усилий.
   – Странно, что все это ты говоришь человеку, у которого жизнь была значительно хуже твоей. Ты мне глаза ни на что не открыл. Я и без тебя знаю, что все хорошее надо заслужить, а за незаслуженное расплачиваться позже. Я и так работаю всю жизнь. Работаю с детства, начиная с приюта. И где же мое вознаграждение?
   – Значит, время не пришло.
   – К чему не пришло? – разозлилась Кристина. – Мы говорим о разных вещах. Я всю жизнь ухаживала за братом, рассчитывая вырастить из него что-то дельное, отдавала все заработанные деньги. Знаешь, где мне только приходилось работать? Я бы сказала, если бы не пришлось вычищать память каждый раз. Треть моей жизни стерта. Через три недели мне исполнится тридцать два.
   – Ты боишься смерти? – спросил Люк, выдержав небольшую паузу.
   – Я не могу бояться того, чего не знаю. Пока что я боюсь продолжения жизни. Такой, какую вела все эти годы.
   – Как считаешь, твой брат вел достойную жизнь? Он заслужил того, чтобы со смертью не встретиться?
   – Никто из нас не встретится со смертью. Смерть – это иллюзия, выдумка трусов.
   – Смерти нет для тех, кто готовился к ней всю жизнь.
   – Разве можно подготовиться к смерти? – усомнилась она.
   – Времени достаточно у каждого. Даже у тех, кто живет слишком мало. Каждая душа знает, сколько ей отведено, и подает намеки телу и сознанию. Она решает, сколько ей пребывать внутри тела и когда следует его менять.
   – То есть перейти в другое состояние может не каждый?
   – Когда голое сознание отделяется от тела, его может просто разорвать, расщепить на молекулы от того, с чем оно сталкивается. Лишь тот, кто заглянул за эту завесу еще при жизни, избежит смерти.
   – Как назвать то, что ожидает человека, выстоявшего это испытание?
   – Обыкновенный переход. С таким душа встречается десятками, порой сотнями раз.
   – Я в реинкарнацию не верю. Ты приверженец буддизма или индуизма?
   – Все религии поддерживают эту теорию косвенно или прямо.
   – А как это можешь помнить ты? – усмехнулась девушка.
   – Эта информация заложена в нашем коллективном бессознательном. Если мы откроем глаза и включим слух, то с легкостью о ней вспомним.
   – То есть ты веришь и в то, что был растением в одной из своих жизней?
   – По-твоему, это звучит смешно или сверхъестественно? – нахмурился Люк.
   – Это звучит невозможно.
   – Все, что происходит в мире, невозможно и недосягаемо. Все границы и все параллели. Недосягаемо и время. Разве пятьсот лет назад человек думал о том, что когда-нибудь будет способен перемещаться по воздуху и достигать противоположной точки земли за полдня? Вот что действительно невозможно. То, о чем говорю я и о чем должна помнить ты, элементарно и просто как вода.
   – Все-таки индуизм, – вернулась к тарелке с пастой она. – До этого ты говорил о карме, а теперь о сансаре. Наслаждение – не грех, а лишь то, зачем приходится засыпать истинному телу, чтобы испытать этот сон физически.
   – Повторяю, я никакой религии не следую. Только говорю, что знаю. Каждую идею создавал разум одного человека, которому хватило уверенности полагать, будто его точка зрения единственно верная. С такой же уверенностью можно сказать, что ни одна из религий не правдива или правдивы все религии, что я абсолютно не прав или прав лишь я. Каждая религия близка к пониманию о душе, но никакая из них не знает наверняка, потому что книги эти, так или иначе, пишут люди. Возможно, люди, пробудившиеся от сна, но все же люди. Я согласен с тем, что мы приходим испытать материальное, то есть недоступное в настоящем мире. Но мы приходим и затем, чтобы испытать чувственное. Все чувства доступны только здесь, в этом земном сне. В том числе ненависть и любовь. Те, кто не испытывает этих чувств, выбрасывают опыт текущей жизни на ветер. Особенно это касается людей, которые засыпают во сне. Они играют внутри игры с помощью этих устройств, – кивнул на шлем полицейский. – Однажды мы просто не сможем проснуться. Вот что такое ад – вечное пребывание на земле. Ад – это бесконечный сон.
   – А теперь ты рассуждаешь как христианин.
   – Я рассуждаю как никто.
   – Но ведь эта игра тоже земное наслаждение, – указала на монитор девушка.
   – В том-то и дело, что ею невозможно насладиться. Я слышал, как работают эти устройства. Игрок не может умереть, даже если захочет. Жизнь внутри этой конструкции – всего лишь ссылка на ссылку настоящей жизни.
   – Как интернет?
   – То, чем мы живем сейчас, то, как мы говорим, действуем, – только ссылки на прошлое и уже существующее. К этому моменту нас уже не должно было быть, но мы все еще здесь. Значит, просто не хотим пресыщаться материальным. Да, с грехами не стоит бороться, от них стоит уставать. Кто-то остается крутиться здесь, во сне, а кто-то сгорает по дороге к безличному центру души.
   – Что заставляет эту часть сгореть? – заинтересовалась Кристина. – Когда часть теряет связь с этим безликим центром, вся эта огромная конструкция рушится?
   – Неподготовленный разум не выносит давления непознанного.
   – Непознанное равносильно невозможному. Ведь то, чем мы живем сейчас, – непознанное для тех, кто, как ты говорил, жили пять сотен лет назад.
   – Невозможное, так или иначе, создано руками или разумом человека. Даже религия – невозможна, но постигаема. В отличие от веры, например. Или от чувства. Бесконтрольное и неизученное. Разве может человек ответить на вопрос, что такое любовь или ненависть? Ученые вашего времени уже бились над этим вопросом. И никогда не ответят, потому что это нечто, не поддающееся описанию.
   – Думаешь, я сгорю по дороге к этому безликому уроду?
   – Это не урод, – улыбнулся Люк. – Это то, частью чего является твоя душа.
   – Он и есть непознанное?
   – На то оно и непознанное, что на твой вопрос никто, кроме тебя, ответить не может. Для каждого свое непознанное. Человеку по природе в тягость искать истинные знания, потому что они лишают комфорта. Проще поверить в то, что придумали другие. Комфорт придумал человек. А реальный мир не настолько приспособлен для жизни. В нем нет еды и утех, как и одержимых ими. В нем нужно мыслить образами и мыслить постоянно, потому что такими телами движут только мысли.
   – Мне кажется, ты слишком многое на себя берешь, – криво улыбнулась она. – Тебе следует усмирить свою гордыню. Ты даже не краснеешь, когда берешь на себя такие высокие обязанности.
   – Разве ты не боишься бесконечного падения в бездну? – серьезно спросил он.
   – Ты этот мусор вливаешь своим последователям? – залилась смехом Кристина.
   – Ответь на вопрос.
   – Я же говорила, что не верю в смерть, – равнодушно сказала она, запивая ответ кофе. – Я должна бояться твоих выдумок? Или это то, чему учил тебя Лама?
   – Я не знаю, чему учит людей Лама.
   – Ламой называют тибетского учителя, а это уже буддизм.
   – Он не учитель, а убийца.
   – Но ведь позиция у вас одинаковая, – заметила девушка. – К тому же ты тоже убиваешь.
   – Я убиваю ботов. Сама говорила, это не люди, а программы, созданные человеком.
   – Человека тоже создает человек, – напомнила Кристина.
   – Человека создает любовь, природа и абсолютное целое из реального мира. То, что создает человек, – очередной суррогат наподобие мировой сети.
   – На тебе висит пожизненный тюремный срок, не забывай.
   – Обо мне никому не известно, – спокойно отреагировал он.
   – Сам говорил, в твоем кругу пасется крыса. Вдруг эта крыса я?
   – Но ведь никто до сих пор меня не выдал. Выходит, у них нет доказательств. И не появится, если я буду аккуратен.
   – Не сказать, чтобы ты вел себя аккуратно все это время, – скривилась девушка.
   – Отныне я буду стараться лучше. Никаких убийств и свидетелей, никаких лишних диалогов и знакомых. Мне нужен Лама.
   – Думаешь, он знает больше остальных?
   – Во всяком случае, он знал меня, – остановился напротив компьютера он.
   – Этого достаточно.
   Кристина поднялась и переключила квартиру на режим кухни, чтобы убрать грязную посуду.
   – Ты говоришь, душа есть даже у растения. Почему ее не может быть у бота? Что, если его сделали с любовью? Разве дерево делают с любовью?
   – Все, что делает природа, пропитано любовью. А то, что делает человек, – нет. Он преследует меркантильные цели. Все, что он хочет получить каким-либо действием, – это материальное благо либо похвалу и одобрение своей персоны в посторонних кругах.
   – Предназначение – это любовь, так ты говорил? В таком случае я вижу противоречие, – улыбнулась она. – Разве можно создавать продукт любви в меркантильных целях? Даже ребенок – продукт эгоизма и меркантильности? Родители его растят лишь затем, чтобы получить дивиденды в будущем?
   – Любовь должна идти об руку со страданием и терпением.
   – А ты грехами насытился?
   – Я не безгрешен.
   – Неужели? – ухмыльнулась Кристина. – Но ведь ты не испытываешь вожделения.
   – Блуд – не единственный грех.
   – Гордость замещает твои остальные грехи с головой.
   – Нет, у меня присутствуют все возможные грехи, – спокойно повторил он.
   – И, полагаясь на собственные теории, ты с ними не борешься, – заключила она. – Поэтому продолжишь убивать, если это потребуется. Мне начинает казаться, будто ты единственный мой знакомый, – потерла виски она и захлопала шкафчиками в поисках лекарства. – Я стерла большую часть своей памяти. Потеряла нить событий. Где я была до встречи с тобой? И почему я не работаю? Ведь у меня была какая-то работа. Я занималась продажей недвижимости, верно?
   – Это не то, чем тебе следует заниматься, и хорошо, что ты об этом забыла. Разумеется, я не одобряю такой способ смирения. Но если хочешь знать… Ты действительно хочешь знать? – уточнил мужчина.
   – Разумеется, хочу, – развела руками она. – Ведь я не сохранила эту информацию.
   – Видимо, настолько она для тебя болезненна. Уверена, что хочешь пойти против своего первоначального выбора?
   – Кто-то умер в моей семье? У меня была семья?
   – Почти, – подсказал полицейский. – Но никто не умер.
   – Хочешь сказать… – медленно рассуждала она. – У меня кто-то был? Тогда в чем трагедичность ситуации?
   – В том, что этот человек был дорог для тебя.
   – Не может быть дорог тот, кто предает.
   – К сожалению, мы не видим всей нашей жизни целиком и сразу, поэтому не делаем ставок на людей и отношения с ними. Ты не могла предсказать его измены и доверяла полностью, без остатка.
   – Я никому не доверяю.
   – Теперь нет, но каждый раз тебе кажется, будто этот человек твой, поэтому не допускаешь мысли о том, что он способен изменить. Вина измены лежит на плечах обоих. Изменить может даже тот, кому ты дороже всех и всего вокруг. Измена может произойти без желания.
   – То есть если изменяет мужчина, вина лежит на плечах женщины? – усомнилась она.
   – В целом, да. Когда не хватает тепла и любви дома, мужчина ищет их в другом месте. Дело в том, что ты не избавилась от обиды. Ты не сделала того, что могло бы тебе помочь, что могло бы тебя освободить. Ты просто стерла запись, но так или иначе она осталась где-то на подкорке вместе с чувством ненависти. Ты не обладаешь даром прощения.
   – А с какой стати я должна прощать за то, что меня предали? – возмутилась она.
   – Расценивай каждое предательство как плату за нечто подобное со своей стороны в прошлой жизни. В других мы замечаем только часть себя и соответственно ждем поступков, которыми сами не побрезговали когда-то.
   – Как думаешь, Лама – дьявол? – спросила она без тени усмешки.
   – Я же сказал, что дьявол находится не снаружи, а внутри. В людях, которые сделали выбор в его пользу. Бог и дьявол внутри нас и борются исключительно там же. Такие существа, как Лама, только искусители, но никакой настоящей силы над нами не имеют. Сила не может исходить извне. Только самый слабый принимает решение других за свое собственное.
   – Одного не понимаю. Если существует перерождение, значит, по– настоящему старой душе ничего от этого мира не надо. Получается, она приходит полностью смиренной, без амбиций и желаний. Но твои амбиции все же запредельны. Выходит, ты душа молодая?
   – Амбиция – не равносильное греху понятие, а пресыщение не равносильно лени.
   – Но ведь медитация – не лень, а только внутренний рост, который не несет за собой ничего враждебного или дружелюбного для окружающих.
   – Это уже эгоизм.
   – Но ведь ты говорил…
   – Все слова равносильны друг другу, если не несут за собой действий. Поэтому то, что я сказал, равносильно тому, что я не сказал ничего.
   – Любые слова, так или иначе, несут за собой последствия. А ты постоянно себе противоречишь.
   – Любой диалог – гарантия того, что каждый останется при своем. Поговорю с соседями Тома. Они могли меня заметить в тот день.
   – Как хочешь, – равнодушно махнула она, включая режим игровой комнаты. – Только не надейся, что тебе откроют. В наше время люди не особо разговорчивы.
   – Во всяком случае, вы много пишете, значит, не все потеряно, – заметил детектив.
   – Такими темпами мы и вовсе разучимся говорить. Выдавать разумные вещи моментально, не обдумывая, становится все сложнее. К тому же грамотность большинства из адресантов оставляет желать лучшего.
   – Но ведь дети по-прежнему читают книги. Разве это плохо?
   – Сам факт не плох, но вот то, что они читают, может показаться наихудшим времяпровождением. Своим детям я такие книги читать не стану. Развивающие компьютерные игры уже не кажутся такой отвратительной идеей на фоне современной литературы.
   – Ты хочешь детей? – удивился Люк.
   – А почему нет? – оскорбилась Кристина. – Я женщина.
   – Разве женщина – синоним матери?
   – А разве сегодня вечер поиска антонимов? – съязвила она. – Думаешь, я не достойна иметь детей?
   – Я этого не говорил. Просто для воспроизводства необходимо два человека. Или я ошибаюсь?
   – Для воспроизводства даже секс не так уж необходим. Я могу родить какого угодно ребенка. Сколько угодно умного и талантливого. От кого угодно и когда угодно.
   – Но в таком случае он не будет являться продуктом любви.
   – Дети – не продукты, а любить его я смогу и одна.
   – Но ведь это нельзя назвать полноценной семьей, – продолжал возражать он. – Или вообще семьей.
   – Твои слова не несут за собой действий вот уже четыре минуты, – кивнула на часы девушка.
//-- * * * --//
   Люк позвонил в дверь квартиры напротив, но отзыва так и не дождался.
   – Полиция, – громко заявил он, после чего ему нехотя приоткрыли.
   – Мы никто, – сказала испуганная женщина средних лет.
   – Я бы хотел поговорить со всеми жильцами.
   – Нас уже опрашивали.
   – Вы нарушаете закон? – мягко надавил он.
   – Разумеется, нет, – испугалась женщина, отскакивая на полметра назад. – Проходите, нам скрывать нечего. Просто мы действительно ничего не видели. Я и мой сын люди тихие.
   Люк прошел в квартиру, состоящую из такой же крохотной комнаты, как и те две, в которых успел побывать ранее. Одна половина была установлена в режим кухни, вторая – кабинета. Подросток шестнадцати лет сидел напротив огромного монитора в шлеме, закрывавшем ровно половину лица.
   – Здесь живете только вы двое? – поинтересовался детектив. – А где муж?
   – Умер десять лет назад. Мой мальчик ничего не видел, сэр, клянусь всем святым, – прижала руку к сердцу женщина. – Последний раз он выходил в свет около семи лет назад.
   – В свет?
   – В реальность, – уточнила мать.
   – Это вы называете реальностью? – кивнул на комнату Люк. – Вы ведь понимаете, что для продолжения рода необходимы дети?
   – Я не надеюсь на внуков, – прервала его женщина. – Эта игра появилась примерно в тот момент, когда умер его отец. Я не хочу отнимать у него единственную радость.
   – Компьютерную игру?
   – Это больше, чем компьютерная игра. В ней он живет в полноценной семье и может передвигаться настоящими ногами.
   Мужчина только теперь заметил, что оголенные ноги мальчика покрыты матово-белым материалом.
   – Иногда я заглядываю в тот мир и хвалю небеса за то, что они подарили ему возможность в него верить, – продолжила женщина. – Десять лет назад мы попали в аварию, из которой муж выбраться живым не смог, а сын потерял ноги. Он не хотел жить, пытался покончить с собой несколько раз. Эта игра, этот мир…
   – Но ведь он все равно не живет, – возразил детектив.
   – Как же? – изумилась женщина. – Вот он, здесь, в этом кресле!
   – Но не с нами разумом. Не хочу вас поучать или корить, но вы можете попытаться его отвлечь другим образом. Вывести на свежий воздух, например.
   – Вы не понимаете, – дрогнул ее голос. – Мой сын инвалид. Ему уже невозможно помочь никакими средствами.
   – А что, если попробовать его отключить?
   – Что? – поразилась женщина. – Вы не можете этого сделать!
   – А вы пробовали?
   – Нет, и не собираюсь. Это незаконно. Каждый имеет право жить, как ему нравится. Там он счастлив, и никто не имеет права отнять это.
   Люк подошел к мальчику и отрубил питание шлема от сети. Женщина закрыла лицо и отвернулась. Электрический импульс прошел по телу ребенка. Он отбросил шлем и разомкнул красные веки. Несколько раз моргнул и уперся в мужчину ошалевшим взглядом.
   – Ты кто такой? – спросил он охрипшим голосом. – И где я?
   – Ты у себя дома, – мягко пояснил он.
   – Это не мой дом, – истерично закачал головой он.
   – А чья же это мать? – кивнул на женщину Люк.
   Мальчик перевел взгляд в угол комнаты и столкнулся с изможденным лицом женщины.
   – Почему ты так сильно постарела? И где папа?
   – Включите его обратно! – потребовала она, подбегая к сыну.
   – Куда включить? – смутился мальчик. – Что происходит?
   Он подался вперед, чтобы встать, но споткнулся на первом шаге и упал.
   – Что за черт? – закричал он, переворачиваясь на спину.
   Женщина хотела было ему помочь, но мальчик ее оттолкнул, требуя объяснений взглядом.
   – Я восьмикратный победитель киберспортивных игр по бегу. Мне твоя помощь…
   Он замер, вперившись красными глазами в механические ноги.
   – Что за черт? – повторил он. – Что с ними? Где мои ноги?
   – Дорогой, это всего лишь сон, – попыталась успокоить его мать, подключая шлем к сети. – Всего лишь сон, в котором тебя похитили инопланетяне. Сейчас ты проснешься и расскажешь о нем отцу и мне. Мы весело посмеемся.
   – Значит, ты тоже инопланетянка? – нахмурился мальчик. – Тогда почему ты плачешь?
   – Потому что опыт вышел из-под контроля. Нам придется отправить тебя на Землю таким, каким ты попал сюда к нам, – подала ему руку она.
   – Таким же? А как же эти ноги?
   – Эти ноги у тебя с тех пор, как ты попал в автокатастрофу вместе со своими родителями, – ответил мужчина.
   – Прекратите! – закричала мать.
   – Из которой не выбрался твой отец, – равнодушно продолжал он. – С тех пор ты живешь внутри этого шлема вот уже семь лет и совсем не передвигаешься.
   – Какая чушь, – улыбнулась женщина, подготавливая шлем. – Ты ведь не веришь снам? Ты же не знаешь этого мужчину. Как можно ему доверять?
   Люк пригнулся, чтобы сдавить его руку, и мальчик вскрикнул от боли.
   – По-твоему, это сон?
   – Если это не сон, то почему я не помню момента аварии? – начал волноваться мальчик. – Почему не помню, как умер отец? Как потерял ноги?
   – Потому что ты не помнишь, сколько времени прошло с тех пор. Сколько тебе лет?
   – Двадцать три? – спросил у матери он. – Двенадцать?
   – Запутался?
   – Нет, мне двадцать три, – настойчиво повторил он. – Мне двадцать три.
   – А твоей маме?
   – Тридцать… Сорок семь?
   – Ты не отмечал ее дни рождения в своем сне?
   – Сейчас-сейчас, – причитала мать, поднося шлем к его голове.
   – А это еще что? – снова оттолкнул ее руки он.
   – Не помнишь? – улыбнулся Люк.
   Мальчик попятился, слабо шевеля ногами. Он напоминал насекомое с оторванными крыльями.
   – Ему нельзя волноваться, – бросила мать, подбегая к ребенку. – У него слабое сердце.
   – Вызвать скорую помощь? – начал переживать Люк.
   – Нет, просто уходите, – сказала мать, шлепая ребенка по щекам. – Ты меня слышишь? Роберт, ты меня слышишь?
   Люк решил больше не вмешиваться и покинул чужой кокон. Дверь квартиры напротив оказалась открытой нараспашку.
   – Кристина? – спросил с порога он.
   Однако никто не отозвался.
   Мужчина вынул пистолет и сделал несколько шагов вперед. Его знакомая лежала на полу со связанными позади руками. Над ней возвышался худощавый мужчина тридцати лет. Он заметил Люка боковым зрением и моментально среагировал, выстрелив ему в лоб из оружия. Детектив успел вспомнить, что уже видел это лицо на снимках в архиве. Лицо одного из преступников, бежавших из клиники Дарсела, и вместе с тем пациента Ламы по кличке Заяц.

Глава 14

   Люк пришел в себя вечером того же дня. Он проснулся от влаги, которую впитывала одежда, и посмотрел на окровавленные руки. Кровь принадлежала не ему. Тело детектива на выстрел никак не среагировало. Неподалеку от него лежала Кристина. От нее исходила густая багровая линия. Девушка лежала на животе, свернувшись в неудобной позе. Люк перевернул ее на спину и убрал с лица пропитанные кровью волосы. Он шлепал ее по щекам, что-то шептал и кричал на ухо, но результата не было. Ее сердце остановилось.
   Люк не знал номера скорой помощи, знакомых среди врачей, современных препаратов. Он не хотел верить в то, что мог потерять единственного человека, которому искренне доверял. Причем так просто.
   У него выработалось чувство привязанности. В нем поселилось чувство, будто эта девушка сопровождала его всю жизнь. По сути, так оно и было, поэтому он не знал, как обходиться без нее дальше. Она привела его ко всем ответам. Когда Кристины не было рядом, его не покидало чувство неполноценности, он моментально терялся и путался. Он не знал, как назвать то чувство, которое к ней испытывал, но в любом случае себе одному он больше не принадлежал. Он не ощущал прежней целостности. В этот момент его посетила странная мысль о том, что единое могут составлять только два существа, совершенно непохожих друг на друга, но дополняющих своими качествами, подталкивающих к чему-то осуществимому только в паре, но в то же время выгодному для каждого по отдельности. Ведь до этого они так спокойно и свободно жили вдали друг от друга. Существовали, ели, спали вдали друг от друга. А теперь все, что было до этого, не так уж важно. Тем более что он этого не помнил.
   Раздался продолжительный гудок, и некто спросил у Люка, хочет ли он ответить на вызов невидимых динамиков. Он нерешительно согласился.
   – Привет, Гари, – сказал незнакомый мужчина. – Это снова я. Прости, что не поздоровался, но отец говорить с тобой запретил. До нас дошли слухи, что в последнее время ты совершенно выжил из ума. Раньше ты хотя бы под ногами не мешался. Зная, что добровольно ты к нам не придешь, мы решили пригласить тебя официально. Поэтому, если хочешь помочь своей подруге, покидай дом через три минуты. Там тебя будет ждать автомобиль. За рулем Дита, ты ее узнаешь. Повторяю, на все про все у тебя три минуты. Опоздание будет расцениваться как отказ. Но ведь ты сам понимаешь, что, кроме нас, ее спасти никто не может. Судя по реакции, эта девушка тебе явно не безразлична. Встретимся дома.
   Люк водрузил девушку на плечо и вышел на лестничную площадку. У двери напротив стояла пара мужчин в медицинских халатах. Они курили и переговаривались. Заметив незнакомца с пропитанным кровью телом на плече, они умолкли.
   – Не беспокойтесь, полиция, – бросил детектив, показывая свидетельство свободной рукой.
   Те потеряли интерес и вернулись к разговору. Вдаваться в подробности Люк не стал и вдавил кнопку лифта.
   У выхода его действительно ждал черный автомобиль с необычайно красивой женщиной за рулем. Она напоминала модель из его времени. Достаточно пышную, но совершенно не полную. Блондинка с правильными чертами лица и большими светлыми глазами. На ней была традиционная форма водителя такси.
   – Не испачкай сиденье, – бросила она, не оборачиваясь.
   Люк аккуратно посадил девушку и сел рядом, чтобы придерживать ватное тело.
   – Выходит, это твоя новая подруга? – скептически спросила она. – Красивее, чем прежняя.
   – У меня не было прежней.
   Девушка только загадочно улыбнулась в стекло заднего вида и покачала головой.
   – Ты самый отвратительный тип, которого мне доводилось встретить. Значит, ты с ней спишь? – не отступала она.
   – Эта девушка сильно мне помогла, и я чувствую себя виноватым за то, что она пострадала по моей вине.
   – Ты мерзкий тип, но добрый.
   – Вовсе нет.
   – Нельзя быть бесконечно добрым ко всем, – пропустила его замечание Дита. – Угождать всем подряд во вред себе. Это самопожертвование ни к чему хорошему не приведет.
   – Самопожертвование приближает нас к божественному.
   – Нет, оно приводит к смерти, – настаивала она. – А бог сидит внутри каждого из нас, сам когда-то говорил. Ты и есть самая большая ценность. Если ухаживать за всеми, кроме себя, то сломаешься раньше времени.
   – Звучит эгоистично.
   – Но правильно. Я живу для себя и вины за это не чувствую. На мой взгляд, это самое страшное. Чувствовать вину за то, что ты не делал, извиняться за кого-то другого. Почему за ее спасение расплачиваешься ты? Разве это справедливо? Ведь она сама виновата в том, что связалась с тобой. Она знала, на что идет с таким человеком. Достаточно просто не заходить на чужую территорию. Ты не совершаешь зла, если не переступаешь черты чужих прав. Для жизни добропорядочного гражданина жертвы не обязательны. Достаточно жить по кодексу.
   – Это все тот же эгоизм.
   – В эгоизме нет ничего плохого, как многие полагают. А любовь к себе – не эгоизм, а гармония внутри. Это благородное чувство. Почти священное.
   – А как же любовь к человеку?
   – Но ведь ты и есть человек! – воскликнула девушка, доставая косметичку из бардачка. – Кто о тебе еще позаботится?
   – Родители? – предложил он.
   – Они заботятся о тебе только потому, что ты ИХ творение. Потому что ты часть их самих. Они надеются на бессмертие для себя.
   – Но что, если ребенок усыновлен? Ведь он не их часть.
   – Однако родители так не считают. Какая разница, из чьего лона выпало это тело?
   – Не заметно, чтобы ты любила человека, – усмехнулся Люк, стирая ладонью кровь с лица Кристины.
   – Просто себя я люблю больше. Кто еще меня так полюбит? В любом случае, кто еще меня не разлюбит? Ведь любовь так недолговечна.
   Сегодня ты говоришь ей, что любишь, а завтра заглядываешься на другое красивое лицо.
   – То, что кончается, – это не любовь.
   – Ты меня еще будешь учить, что называется любовью? – снова рассмеялась в полный голос она. – Любовь – это то, ради чего готовы отдать жизнь в один день и что выбрасывают и топчут в другой.
   – Некоторые несчастны в любви только потому, что не любят. Они думают, что это предел любви, но испытывают только симпатию. Никто не знает границ любви. В настоящей любви не может быть несчастья или скуки. А если с несчастьем сталкиваются оба, то они делят его пополам. То, что длится недолго, всего лишь страсть, а то, что терпишь, – быт. Любовь требует долгих поисков. Только так она перестанет быть недолговечной.
   – Хочешь сказать, после всех тех потаскух, с которыми ты развлекался, эта, – кивнула на Кристину она, – та самая, единственная?
   – Я не помню своих прежних связей.
   – Может, и так. Поговаривают, что ты не только рассудка решился, но и памяти. Дара спорщика у тебя не отнять.
   – Я не спорю и не пытаюсь переубедить. Всего лишь говорю как чувствую. Божественным может быть только любовь к постороннему и жертва ради него. Только это может сделать нас бессмертными.
   – Жертва ради блага другого? – нахмурилась девушка. – Ты готов пожертвовать ради нее всем?
   Люк уверенно кивнул.
   – Хотя тебе ведь не впервой, чему удивляться? – пожала плечами она. – Ты все еще тянешь на себе этих отбросов. Алкоголиков, наркоманов, безработных. Все это твои клиенты. И правильно, что ты очистил от них мир нормальный. Таким существам здесь места нет. Пусть умирают в твоем безнадежном мире без права на будущее.
   – У каждого есть право на то, чтобы измениться, – строго сказал он.
   – И ты дал им шанс, как истинный проповедник, – передразнила его девушка. – Они целуют тебе руки, когда ты пересекаешь границу?
   – Во всяком случае, у этих людей есть выб…
   – Выбор-выбор, – прервала его она. – Только это от тебя и слышишь. Выбор – это все, что ты им дал. Но выбор ли это? Жить во власти пороков, грязи и нищеты.
   – Но ведь вы лишены грязи только внешне. Стоит только посмотреть, чем живут люди внутри этих устройств, и станет понятно, куда она девается. Меньше пороков не стало. Преступность сократилась только иллюзорно. Развитие замерло на мертвой точке, потому что люди изобретают лишь во сне. Они засыпают в мечте и умирают там же. Они не выбираются из одного квадратного метра, не замечая, какая разруха снаружи, потому что в их головах еще больший беспорядок. Если показать им реальность, они просто ее не выдержат.
   – Как тот ребенок, который умер от разрыва сердца после той беседы? Вот это было действительно жестоко, ничего не скажешь, – скривилась в усмешке она.
   – Он умер? – ужаснулся Люк. – Так или иначе, он был уже мертв.
   – Какое надежное оправдание, – ехидно протянула она. – Твои клиенты по-прежнему живут не больше семидесяти лет?
   – Жизнь определяют поступки, а не годы.
   – Еще одна твоя черта, которая никуда не девается. Ты просто обожаешь искать оправдания. Если это убийство, то исключительно во имя блага большинства.
   – Я не могу покрывать то, чего не помню.
   – Звучит неубедительно.
   – Даже если эти люди живут меньше по времени, это не умаляет значимости их жизней.
   – Современный человек может дотянуть до ста двадцати лет. Честно говоря, мне и это кажется сроком недолгим. Только проснулся, а вот уже рассматриваешь альбом со своими детскими фотографиями, будучи стариком. Вот мне, например, уже сто один. Я преодолела кризис среднего возраста и ушла на покой, но лишь только потому, что смирилась с бессмысленностью происходящего вокруг.
   – Вам не сто один.
   – Хочешь поспорить? – обернулась она. – Загляни в мой паспорт. Сто один, ни годом меньше. Моему внуку двадцать четыре. Чему удивляться, когда ты сам еще старше?
   – А сколько мне? – невольно удивился Люк.
   – Если не ошибаюсь, около ста десяти, – задумалась девушка. – Так что тебе давно пора на покой. Не понимаю, чего ты добиваешься. Империю ты свою так и не создал. А за десять лет мало что сдвинется с мертвой точки. Приехали, тормози, – приказала автомобилю она. – На выход и добро пожаловать домой. Кристину можешь оставить здесь, за ней придут сами.
   – Нет, – уверенно покачал головой он, водружая девушку на плечо.
   Он вспомнил заброшенное здание, в котором уже некогда бывал. С предыдущего визита ничего не изменилось. Все так же ютились на мешках с мусором бродяги. Среди них Люк узнал и своего китайского знакомого. Ему стало горько за то, что мужчина не последовал его совету и не потратил деньги так, как обещал. Он молчаливо навис над ним, придерживая Кристину одной рукой, и китаец нерешительно поднял голову.
   – Что тебе? – спросил тот по-английски.
   – Куда ты их потратил?
   – Кого потратил? Ты о чем? – поморщился бродяга.
   – Деньги, которые я тебе дал на билет, – строго пояснил детектив.
   – Не понимаю, о чем ты, – выругался китаец, оборачиваясь в мусорные мешки. – Впервые тебя вижу. Будь у меня деньги, увидел бы меня здесь кто.
   – Ты действительно меня не помнишь? – удивленно спросил он.
   – Мы тебя ждем! – крикнула блондинка, указывая на подвал в углу здания. Рядом с ней стояла пара незнакомцев, один из которых ехидно скалился.
   – Руку, – приказал он.
   – Всего лишь проверка на пригодность, – вежливо пояснил второй. – Может оказаться, что ты фальшивка. Тебя легко могли заменить.
   Люк недоверчиво протянул руку. Мужчина вынул пистолет и выстрелил в центр его ладони с таким усталым видом, будто выполнял рутинную работу. С болью это чувство ничего общего не имело. Ощущение, как будто проникает под кожу тающее масло. Пуля застряла между хрящами, поэтому Люку пришлось проталкивать пальцем второй руки. Полицейский выдавил ее, словно гнойник, и наблюдал за тем, как она, еще дымящаяся, падает ему под ноги. При этом не показалось ни капли крови.
   Мужчина одобрительно кивнул, хотя и не мог скрыть восхищения с примесью страха.
   – Выходит, ты действительно Первый? – спросил другой. – Многие думали, будто это легенда. Особенно смущал миф о бессмертии. Среди нас таких еще не вывели.
   – Среди вас? – нахмурился Люк.
   – Какого черта ты ему это рассказываешь? – разозлилась девушка. – Он не среди нас. Прошу пройти, сэр.
   Она продемонстрировала дешевую радость приторной улыбкой, впилась ему в локоть острыми ногтями и подтолкнула к лестнице. Такая агрессивная навязчивая доброта пугала Люка больше открытого гнева. Он сделал первый шаг и почувствовал, как шатается под ним и Кристиной вся конструкция.
   – Не бойся, парень, мы подхватим! – кинул доброжелательный голос внизу.
   Лестница оказалась гораздо короче ожидаемой. Его встретило около десятка приветливых людей с фонарями, рассеивающими свет в пещере.
   – Добро пожаловать в нижний мир, – сказал улыбчивый молодой человек. – Вы новообращенный?
   – Этот с нами, – кивнула ему блондинка. – Это Сова.
   – Сова? – споткнулся мужчина. – Первый?
   – Да-да, тот самый, – лениво отозвалась она. – Собрание кончилось?
   – Восемь новообращенных, – указал на других молодых людей он.
   – Чудесно, – без интереса отреагировала она. – А теперь пропусти нас внутрь. Карты на всех есть?
   – Вход сделали только на восьмерых, поэтому кого-то одного придется оставить тут.
   – Вот ты и останешься, – подошла к массивной двери в стене она и поднесла палец к индикатору.
   Дверь с грохотом отъехала.
   – А как же эта девушка? – спросил тот, кто выстрелил в руку детективу.
   – Значит, останешься и ты, – пожала плечами она и сделала шаг за дверь.
   – Но ведь она мертва, – возмутился он, поднимая ее безвольную руку.
   – Тебя системе пропусков научить? – разозлилась девушка. – Любые пятьдесят килограмм считаются за живое существо. В третьем отсеке вся сотня?
   – Все отсеки заполнены, – ответил худощавый.
   – В таком случае кого-то придется подменить. Система работает таким образом, что больше допустимого числа не пропускает, – пояснила Люку она, хотя тот уже успел все понять.
   Тот ступил вслед за ней и оказался в белоснежном полукруглом коридоре, напоминающем клинику Дарсела.
   – Пять отсеков, – продолжила пояснять она. – По устройству напоминают ствол дерева. Кольцо внутри кольца. Этот отсек пятый. В нем пять сотен. И так по уменьшению. Если появляются новые жители, как эти восемь, выписываем пропуска на дополнительные места.
   Из-за искусственного освещения потолки выглядели точно настоящее небо. Все пять сотен человек были раскинуты по крошечным отсекам для ночлега. Километры и километры загонов для людей растянулись по белому коридору. Кроме как развернуться на другой бок, в этих загонах делать было нечего.
   – Днем они работают там, тут спят ночью.
   Суеты внешнего мира здесь не чувствовалось. Люк заглянул в окно одного из отсеков и столкнулся с мужчиной за чтением религиозной литературы. Тот поднял глаза и улыбнулся слепой улыбкой.
   – Такие брошюры раздаются каждому на входе. Прости, но я вынуждена вручить тебе это, – протянула книгу в тонком переплете она. – Сотый юбилейный выпуск.
   Люк положил книгу на один из отсеков и взглянул на ряды цветочных кустов, которые поливали женщины в свободных одеждах. Жителей не объединял какой-то общий стиль, но полицейский заметил, что все они носили татуировки в виде схематичного глаза на запястье. Он невольно бросил взгляд на свое, но подобного ока не обнаружил.
   – Такие начали делать только с пятого экземпляра, – заметила его жест девушка. – Предупреждаю, что все оружие следует оставлять на третьем круге.
   Она остановилась у двери напротив и поднесла запястье с татуировкой к индикатору входа.
   – Лама живет в первом отсеке? – поинтересовался Люк, переступая границу.
   Девушка кивнула и пересекла чуть более узкий коридор четвертого сектора.
   – Вы все на него работаете?
   Она снова кивнула и приставила запястье к очередной двери, поглядывая на садовников боковым зрением.
   – Но ведь так было не всегда? – не отступал Люк.
   – Какая теперь разница? – скривилась девушка. – Всегда – не всегда.
   – Что, если кто-то из них усомнится и решит вернуться к прежней жизни?
   – Такие погрешности встречаются только в последней паре отсеков.
   – Лама доверяет не всем? Поэтому запрещает носить оружие в близком себе секторе?
   Третий отсек круг значительно сужал. В нем трудились и спали не более сотни. Девушка бросила пистолет в контейнер с оружием и кивнула мужчине. Тот последовал ее примеру, и только после этого сработала дверь второго отсека. По сравнению с пятым он казался крошечным и напоминал большой супермаркет с разбросанными и лениво бродящими вокруг покупателями.
   – Дальше мне нельзя, – остановилась у пятой двери девушка. – Передавай привет папе.
   Люк прошел через двери последнего отсека и оказался в большом зале с выпуклой стеклянной крышей. Он напоминал большой зоопарк с обитателями, оправдывающими свои клички. Некоторые из этих полулюдей свисали с ветвей деревьев, некоторые ныряли в небольшом, но необычайно глубоком бассейне, после чего долго не показывались на поверхности. Среди них он узнал и Зайца с Кротом, а также девушку с необыкновенно яркими, для того чтобы выглядеть натурально, глазами.
   Лиса, следующий эксперимент после самого Люка. Он еще никогда не встречал таких красивых и одновременно уродливых лиц. Его уродливость заключалась в какой-то пустоте и безликости, точно маска на мертвеце. Широко расставленные глаза на рыбьем лице смотрели на него с нескрываемым презрением.
   – Зачем ты вернулся? – спросила она.
   – Вы сами меня позвали, – растерянно ответил детектив.
   – Никто тебя не звал. Папа тебе не доверяет. Папа просто пошутил.
   – Он сам приказал, – заступился за гостя Заяц.
   Девушка повела челюстью.
   – Раз уж сказал, – кивнула на прозрачный ящик с дверью посреди зала она.
   Люк зашел в лифт вместе за ней, после чего двери захлопнулись, и ящик опустился на несколько метров под землю.
   Они оказались в просторном кабинете с тремя креслами, столом и монитором во всю стену. Окно выводило виртуальный вид на море.
   Возраст мужчины в кресле определить было невозможно. Его старое, лишенное морщин лицо отвращало еще больше. Особенно чуть опрокинутые глаза с вывернутыми наружу слезными канальцами. Он не моргал, но время от времени глаза его затягивала прозрачная, но заметная пелена. Его нарочито располагающая к себе улыбка Люка насторожила. Он выдержал застывший взгляд без намека на жизнь и вступил первым.
   – Вы обещали помочь, но, как я понял, не так просто. Вам что-то нужно?
   Мужчина медленно кивнул и улыбнулся еще шире.
   – Вы сами настояли на этой встрече, – продолжал полицейский. – В противном случае я пойду искать помощи в другом месте.
   – Поразительные у тебя глаза, – тихо сказал Лама. – Ты замечал, какие у тебя глаза?
   – Обычные, – начал волноваться он.
   Люк еще не испытывал такой паники в присутствии постороннего, но этот незнакомец вселял в него первобытный страх.
   – Разве ты их не видел? – спокойно спросил тот. – Не заметил их странности? А ведь, между прочим, я во многом позаимствовал ген именно твоих глаз. А уже затем передал его остальным детям. Не тяжело? Может, опустишь свою спутницу в то кресло?
   Люк последовал его совету, но от Кристины далеко не отходил.
   – Сядешь сам, сынок? – мягко улыбнулся он.
   – Я ненадолго.
   – У тебя какие-то планы? Разве не к этому ты шел все это время? Чтобы узнать о том, кто ты, где твоя семья и каким было твое прошлое.
   Голос Ламы не просто успокаивал, но заставлял соглашаться с каждым словом. Угрозы от него не исходило. Но не это отталкивало Люка. Лама оказался первым человеком, в чьи намерения и мысли он не мог проникнуть.
   – Хочешь, начну сначала? – предложил мужчина. – С того момента, как мы с тобой встретились.
   – Вы знаете о том, что я потерял память около месяца назад? – уточнил детектив.
   – По всем документам ты числишься мертвым, – пропустил его вопрос тот. – Таким образом, тебя выследить было невозможно. Познакомились мы еще лет сорок назад.
   – Значит, это было еще до того, как я начал учится?
   – Я уже успел сделать громкое имя и построить карьеру к тому моменту, когда с тобой познакомился, – беззаботно продолжал он. – Ты стал настоящей находкой, которая заставила меня сменить род деятельности.
   Ты доказал, что способен жить вечно, и я увлекся твоим проектом.
   – Первоначально это был мой проект?
   – Ведь мы были знакомы еще до этого, – снова проигнорировал его вопрос Лама. – Когда учились в медицинском на одном курсе. Спустя многие годы я состарился и обзавелся внуками, а ты, кажется, вовсе не прожил и дня с того момента. Я отлично тебя помнил, а ты, видимо, стольких успел повидать, что даже имя мое забыл. А ведь когда-то мы были друзьями, самыми перспективными учениками нашего вуза. У нас было много идей, но ты свои почему-то применять не спешил. Хотя все это лишь внешнее впечатление. Ты менял институт за институтом, и я представить не мог, что у тебя на уме. Последней ты окончил, кажется, кафедру журналистики. В той биографии тебя прозвали Гари Даласкизом. Так тебя зовут и по сей день в лице Первого. Ты невероятный человек, Гари.
   – Вы проводили эксперименты надо мной?
   – И не один, – впервые услышал его вопрос мужчина. – Но многие из них неудачны. И все же с пятой попытки я приобрел одну из твоих способностей. Кажется, то было чтение мыслей.
   – Но я не умею читать мысли, – признался Люк. – Тем более ваши.
   – Ты просто забыл, как это делается. Но интуитивно чувствуешь до сих пор. Скажи, разве я тебе лгу?
   Детектив покачал головой.
   – Сначала это действительно что-то эфемерное. Вроде как предчувствовать намерения собеседника. Но если не прекращать тренировки, эта способность усиливается.
   – Но ведь это не единственная моя способность, – догадался Люк.
   – Разумеется, нет. Далее я перенял это крайне важное умение обходиться без еды и сна и других низменных потребностей, благодаря чему сэкономил много денег и времени на дальнейшие эксперименты. Я долго ломал голову над вопросом, кто или что ты такое, и пришел к разгадке, которую ты, вероятно, даже выдержать не сможешь.
   – Не верю, что я согласился на эти эксперименты добровольно, – задумался Люк. – И то, что вообще об этом кому-либо рассказал.
   – Скажем так, не совсем добровольно. В конце концов, мы друзья, – развел руками Лама. – У тебя есть несколько вариантов, которые можно принять или опровергнуть. Некоторые из них покажутся тебе просто фантастическими, но только один из них можно принять за абсолютную истину. Начнем с того, что ты можешь оказаться божеством, павшим с мира, заселенного такими же божествами. Например, мир, из которого изгнаны боги, в которых теперь не верят. Ты можешь оказаться, скажем, богом скандинавской мифологии. Доказательством твоей божественности может служить отсутствие крови в твоем теле.
   Лиса скептически усмехнулась и сложила руки на груди.
   – Это он-то божество?
   – Во-первых, он твой брат, а о членах семьи плохо не отзываются, а во– вторых, он тот, за чей счет мы кормимся до сих пор, – успокоил ее Лама.
   – Ведь я детектив, так? – продолжил опрос Люк. – А вы Почтальон, и ваша секта как-то связана с убийством молодых людей.
   – Да, к сожалению, тех, кто от нас отвернулся, приходится устранять.
   – А исключительно молодых, потому что старые такой рабский труд выполнять не в состоянии? – уточнил детектив.
   – Молодых купить на страх смерти куда проще. Никто не хочет верить в то, что может исчезнуть так просто. Ведь людьми управляет только страх. Страх лишиться того, за что они так отчаянно держатся. Обычно люди борются только за материальное. И я имею в виду не только вещи, но развитый ум и талант, доведенный до уровня ремесла. И дело даже не в том, что все придется начинать с чистого листа. Они боятся того, что шанса может не быть вовсе, поэтому придумывают для себя смерть. А на самом деле смерти нет, мы просто заканчиваемся и распадаемся на молекулы. Между прочим, это твои слова, поэтому не спорь.
   – Я ничего не говорил, – бросил взгляд на Кристину он.
   – Сейчас я практически тебя цитирую. Ты сказал, что мы сами придумали смерть только потому, что ленивы и боязливы. Любая мелкая потеря для нас равносильна смерти, потому что мы не решаемся перешагнуть через рутину. Ты говорил, что человек забыл, как летал когда-то. Чудеса для него недоступны, потому что он сам дал им это название. Но ведь реально лишь то, что происходит за пределами сознания. То, что портит планы, вмешивается в систему и пугает разум, удивляет его. То, что способно задеть чувства. Другими словами, растрясти. Чудесное отворачивается от человека потому, что он не воспринимает его как часть реального. В конце концов, оно само перестает в себя верить. Чудесное мертво для нашего восприятия, говорил ты, но открыто для всего остального мира. Например, для детей, животных, растений. Мир умирал с самого начала, но постепенно. Мы доживаем его последние годы, а за ними только пустота. У тебя есть вопросы ко мне?
   – Если вы не против, только личные. Я обнаружил небольшой чемодан в квартире на имя Гарда Колиса. В данный момент он находится в бардачке моего автомобиля. Внутри какой-то препарат? Как врач, вы должны знать их показания.
   – Значит, и ты тоже, – улыбнулся старик.
   – Этот? – спросила девушка, передавая чемодан Люка своему руководителю.
   – Его нам передал Джереми, – опередил его с ответом Лама. – Если ты в это поверишь, разумеется. Если нет, тогда его из твоей машины забрала Дита. Все зависит от твоего решения.
   Старик вынул ключ из кармана брюк и открыл чемодан. Показались три ампулы с жидкостями разного оттенка серого.
   – Хорошо, что ты не попытался его разбить, как в прошлый раз.
   – Прошлый раз? – переспросил Люк.
   – Препараты моего авторства, – снова пропустил его вопрос Лама. – В одном из них твой геном, во втором – блокатор силы, в третьем – единственное, что способно тебя убить. Ведь рано или поздно ты захочешь умереть, но такой возможности у тебя не будет. А эта жидкость поможет тебе уснуть в любую минуту. Хоть сейчас. Хочешь умереть сейчас? – улыбнулся он, копошась по детективу глазами-скарабеями.
   – Не хочу умирать в незнании.
   – Справедливое решение.
   – И почему, собственно, у меня должно возникнуть это желание?
   – Верно, самоубийство – большой грех, – медленно кивнул он. – А ведь ты верующий молодой человек. Вернее, уже далеко не молодой. Я предложу тебе четыре варианта на выбор. Какие-то из них нереальны. Я даже скажу, какие именно. Однако, повторяю, решение все равно останется за тобой. Как скажешь – так и будет. Тебе придется принять мысль о том, что мир вокруг нереален либо же нереален ты сам.
   – Но ведь реальность не одна, – возразил Люк. – Если я умру в этой, то проснусь в другой.
   – Ты настоящий оптимист, – хрипло рассмеялся мужчина. – И большой шутник. Начнем с твоих вопросов. Что тебя волнует прежде всего?
   – Я кого-то убил? – без колебаний спросил он.
   – Это с какой стороны посмотреть. Можно сказать, да, а можно – и нет. В конечном итоге, все зависит от варианта, который выберешь ты. Хочешь оказаться убийцей – будешь убийцей.
   – Мне кажется, это правда.
   – В таком случае так и есть, – спокойно согласился старик. – Если смотреть с этой перспективы, то официально ты убил человек пятнадцать.
   – Но ведь они не люди, – заступился за себя Люк.
   – А что, если я скажу, будто эти люди реальнее тебя и нас всех вместе взятых? Сложно тебе в такое поверить? Это и есть первый вариант.
   – Не понимаю, – запутался детектив.
   – Давай рассуждать вместе, – поднял руку Лама.
   Люк заметил знакомое кольцо на его мизинце. Такое некогда показывал ему отец Тома Черила. Их же носили все убитые агенты.
   – Предположим, что эти кольца – метка настоящих людей, – продолжал мужчина. – Тех, кто контролирует эту реальность. Разве о твоих преступлениях кто-то узнал?
   Люк опустился в кресло рядом с Кристиной.
   – О твоих преступлениях писали газеты с пятидесятого года, верно? – улыбнулся Лама. – За это время тебя можно было поймать минимум раз десять. Ты и сам догадался, что кто-то за тобой подчищал.
   – Мои помощники? – предложил детектив. – Из внутреннего мира?
   – Эти лентяи за тебя палец о палец не ударят и не нагнутся лишний раз, – отмахнулся он. – Моя версия такова, что тебя контролируют агенты из настоящего мира. Ты живешь в иллюзии с таким же шлемом на голове, как и те люди, которых ты стараешься осудить. Эту теорию подтверждает факт существования агентов. Как иначе определить функцию этих загадочных персонажей?
   – Но ведь это всего лишь ваши догадки.
   – Верно. Я тоже хочу знать правду и поэтому позвал тебя, чтобы взвесить все за и против каждого предположения. Первое состоит в том, что весь мир вокруг – иллюзия. Игра твоего воображения. Сам посуди, разве могут быть реальными все эти вещи? – раскинул руки он.
   – Но ведь это будущее, – возразил Люк.
   – А почему ты называешь будущим то, что для тебя, по идее, должно считаться настоящим? – усмехнулся Лама.
   – Если этот мир придумываю я, значит, я его и контролирую. Тогда почему все складывается не столь удачно? Почему я загнан в угол и вынужден выбирать?
   – Потому что ты живешь в своих иллюзиях слишком давно. Ты первый, на ком проверили этот экспериментальный шлем еще в пятидесятом году. В то время, как ты жил со своей семьей самой спокойной беззаботной жизнью и работал простым полицейским. В этом устройстве ты находишься до сих пор и выбираться не желаешь.
   – Но ведь здесь не лучше, – нахмурился Люк. – Я не вижу своих настоящих жену и ребенка.
   – Но что, если жизнь там тебя не устраивала? Что, если ты оступился и совершил куда более тяжкое преступление, чем здесь? – кивнул Лисе он.
   Та достала газету из шкафчика стола и передала Люку.
   «Полицейский убивает жену и получает пожизненный срок», – прочел заголовок он и бросил взгляд на фотографию со своим искаженным лицом.
   – Но зачем я убил женщину, которую так любил? – удивился он, откладывая газету.
   – Кто знает? – пожал плечами Лама. – Может, она изменила? Ты этого не ожидал настолько, что последствия оказались судьбоносно губительными.
   А изменила она, потому что ты много пил. Чересчур много пил и много изменял. Впрочем, эти выпуски газет ты уже видел. Ты стал ничтожным даже в тех кругах, где тебя так уважали. Пал так низко, что был готов на все. На любой эксперимент, предложенный в тюрьме.
   – Но как я могу жить так долго?
   – Вспомни мальчика, которому помог умереть на днях. Он полагал, будто ему двадцать четыре, но живет он уже более сорока лет. Эти временные нестыковки – частые проблемы программы.
   – То есть в реальном мире я ничтожество?
   – Зато здесь восполняешь свою неполноценность с лихвой. Первый, – покачал головой он. – Надо же, какая скромность. Но ведь это всего лишь версия. Никто не заставляет останавливаться именно на ней. Особенно если учесть, что она и для меня невыгодна. Выходит, что я еще более нереален, плод твоего воображения либо превосходная версия неудачника из реальности. А такая жизнь меня устраивает. Здесь я практически мессия. Поэтому предлагаю вариант второй. Тот, в котором ты придумал реальность с женой и ребенком. То есть ты жил в иллюзии прекрасной жизни с выдуманной Джессикой и сыном. А когда очнулся от этой иллюзии, понял, что жить уже незачем. Сорвался с цепи, поехал куда глаза глядят и разбился ко всем чертям. Кажется тебе правдоподобным такое развитие сюжета?
   – Но ведь я все еще бессмертен, – напомнил детектив.
   – И то верно. Поэтому предлагаю вариант следующий. Что, если все мы, и ты в том числе, – мираж сознания, скажем, этой девушки? Что, если она тебя выдумала и наделила всеми способностями, какие желала видеть в мужчине?
   – В том числе бессмертием? – усомнился Люк.
   – Не самая вредная вещь.
   – Главное, что своего-то она добилась, – заметила Лиса.
   – Верно, ты пожертвовал собой ради ее спасения, – кивнул старик.
   – Но ведь я бессмертен. Мне жертвовать нечем.
   – А как же память? – напомнил Лама. – Что, если мы ее очистим? Ты ведь окончательно рассудок потеряешь.
   – Выходит, в прошлый раз…
   – Нет, к прошлому разу мы не причастны. Сбой дала сама система. Не знаю, в чем тут дело.
   – Но почему именно Кристина?
   – А почему бы и нет? Она сама привела тебя к нам. Правда, неосознанно. Возможно, потому, что ты всего лишь второй, – придвинулся к монитору он и провел пальцами по папкам с архивами. – А первая она.
   Папка под первой цифрой, которая в записях Шаки отсутствовала, содержала досье на Кристину.
   – Змея – первая аномалия, которую мне довелось встретить, – пояснил он.
   – Но ведь ничем сверхъестественным она не обладает, – возразил полицейский.
   – Думаешь? – криво улыбнулся Лама. – Потрогай ее запястье.
   Люк протянул руку, чтобы пощупать ее четкий умеренный пульс.
   – Она умела очень многое, – продолжал старик. – Но частые трансформации памяти ничего хорошего за собой не несут.
   – Я в это не верю, – покачал головой детектив.
   – Никто и не заставляет, – улыбнулся Лама. – Это всего лишь один из вариантов. Повторяю, что верен лишь тот, что покажется тебе правдоподобнее остальных.
   – В таком случае, следующий.
   – Я уже о нем упомянул в самом начале нашего разговора, когда сказал, что подозреваю о твоем божественном начале.
   – Но ведь это полный абсурд, – снова возмутилась Лиса.
   – Почему же? – удивился Лама. – Он вполне может сойти за бога какой– нибудь религии, философии, веры – не суть важно. Главное то, что он центральный персонаж этой истории. Самый значимый. Тот, кто двигает сюжетом. Отправная точка всех наших жизней. Догадываешься, о чем я? Ключевое слово здесь персонаж.
   – Я всего лишь персонаж?
   – Возможно.
   – Персонаж книги?
   – Это нагрузки в себе не несет. В любом случае, тобой управляют в данный момент. Причем не раз и не два. Множество людей в разный момент времени следят за твоей жизнью, проговаривая про себя строку за строкой. А ты проживаешь ее по прежнему сценарию снова и снова, путаясь в фактах. Может, ты и главный персонаж, но уж точно безвольный и нереальный. Чем докажешь, что каждое решение, что ты когда-либо принял, исключительно толчок твоего желания? Ты реальнее всех остальных, но за рамки конкретно этой реальности не выходишь.
   – Но ведь это всего лишь теория, о том, что нашу реальность пишут писатели, чью жизнь тоже описывают. Таким же образом можно предположить, что это замкнутое кольцо, где жизнь самого значимого писателя описывает самый последний в цепи. Мы можем оказаться теми самыми, последними.
   – А как назвать людей, которые живут в мире иллюзорном? Получается, что они сами себе писатели. Отталкиваясь от твоей логики, они самые самодостаточные из всех, потому что являются чем-то вроде отщепенцев, выпадая из круга бесконечного управления. Ты противоречишь сам себе своей теорией о свободе выбора.
   – Еще варианты остались? – потускнел полицейский.
   – Выходит, все, что я перечислил, тебя не устраивает? А чем обоснуешь? Что, если я скажу, что процент вероятности каких-то трех вариантов составляет девяносто пять? Для оставшегося четвертого – только пять. Ты не отличишься от людей в шлемах, если выберешь именно этот вариант. Вариант, в котором никто тобой не управляет. Любой реальностью непременно кто-то управляет. И этот кто-то не ты. За тобой лишь остается выбор, какому алгоритму следовать, а вариантов не так уж много.
   – Значит, последний вариант заключается в том, что все окружающее – реальность?
   – Именно так, – лениво кивнул Лама. – Абсурдная, но все же реальность. С миллионом неразгаданных вопросов, которые ты достроишь исходя из своей логики. Например, как ты объяснишь появление этих шпионов, опираясь на факты, которые уже удалось отыскать? Ты достроишь цепочку, основанную на логике этого мира, только и всего. Якобы эти шпионы – всего лишь люди, которые догадываются о твоей причастности к внутреннему миру. А покрывают они тебя лишь затем, чтобы не поднять панику среди мирных граждан. Звучит правдоподобно, но только для этого времени. Но не для пятидесятых, верно?
   – Но сейчас не пятидесятые, – возразил Люк. – И вообще не двадцатый век.
   – А как ты представлял век двадцать первый? Ты чувствуешь, будто идеально в него вписался? Понимаешь все правила его устройства?
   – Кто-то уже спрашивал меня об этом когда-то, – задумался детектив.
   – Дежавю? – ухмыльнулся мужчина. – Что, если я об этом тебя уже спрашивал? Что, если ты переживаешь этот момент снова и снова? Что, если система зациклена до тех пор, пока ты не поймешь, как из нее выбраться? Как разорвать этот круг и выйти в реальную свободу. То, где ты застрял сейчас, – не есть реальность и не есть свобода. Что, если я наблюдаю за этим моментом вот уже сотый раз? За тем, как ты приезжаешь ко мне с Кристиной на руках и просишь о помощи, которая не требуется. Сценарий практически не варьируется. Я помню почти каждую фразу, которой ты реагировал на мои слова.
   – Вы говорите об этом первый раз?
   – Далеко нет. Но каждый раз ты все равно выбирал последний вариант. Уходил, садился в машину и разбивался.
   – Это нелогично, – усмехнулся Люк. – Сюда я приехал не на своем автомобиле. К тому же Кристину я у вас все равно не оставлю. На момент встречи с ней она должна была сидеть рядом со мной.
   – Она и сидела, – довольно кивнул Лама. – В мешке на заднем сиденье.
   – Но ведь она бессмертна!
   – Бессмертна она, лишь если ты выберешь вариант третий. Но ты никогда так не поступал, а поэтому сюжет не двигается дальше ее смерти, – ехидно улыбнулся он.
   – Но ведь это чушь собачья! – вспылил он.
   – Чушь не чушь, в любом случае ты выбирал свою жизнь в ущерб ее.
   – Я найду способ ее спасти без вашей помощи, – поднялся он и водрузил тело девушки на плечо.
   – Своей безграничной жертвенной любовью? – усмехнулась Лиса.
   Шутка пришлась по вкусу и Ламе.
   – Жаль, что ты цепляешься за нереальное так свирепо, – печально вздохнул он. – С тобой мы далеко не уедем. Не знаю, смогу ли я выдержать это кино еще сотню раз? Проводи его.
   Лиса кивнула в сторону лифта, и они вместе покинули кабинет мужчины. Тот проводил гостя с досадой. Назад они шли молча, сопровождаемые чуткими взглядами жителей подземного мира. Девушка проводила детектива до лестницы, ведущей в заброшенное здание. Люк поднялся с Кристиной на руках и бросил волнующий всю дорогу назад вопрос:
   – Мы действительно встречаемся уже в сотый раз?
   Девушка закатила глаза и хлопнула крышкой подвала.

Глава 15

   Люк заметил автомобиль, который довез его до здания, и знакомого водителя за рулем и счел не лишним попросить об услуге подбросить его назад, к собственной машине.
   – Я сама собиралась это предложить, – равнодушно пожала плечами блондинка.
   – Потому что не раз это делали? – уточнил детектив.
   – Мы всегда доставляем пассажиров к тому месту, откуда их забирали.
   – Значит, вы о том, что говорил ваш руководитель, не знаете?
   – Мы вообще не знаем. Просто выполняем свою работу, не задавая лишних вопросов.
   – То есть раньше вы меня по этому маршруту не подвозили? – не отступал полицейский.
   Девушка обернулась с ухмылкой.
   – Что он тебе сказал?
   – Ничего нового. И все же теперь мне следует действовать куда более обдуманно. Вымеряя каждый шаг. Мне нужно как-то выбраться из этого кольца.
   – Ты заметно подавлен. А подавленный в упор не видит всех бесконечностей вариантов и развитий сюжета. Не замечает того бесконечного потока информации, которая не подвластна разуму, но которой все же обладает вселенная.
   – Я не знаю, как бы действовал не я в ситуации, когда понимаю, что придется так действовать.
   – Здесь я тебе не советчик, – остановила машину она. – Но надеюсь, что в конце концов тебе это удастся. Действовать не так, как ты. Только не пытайся себя обмануть. Вопрос «как бы действовал в этой ситуации не я» не самый верный. Чтобы получить ответ, вопросов задавать вообще не следует.
   Люк благодарно кивнул и сменил ее роскошный автомобиль своим черным почти убитым понтиаком.
   Он не знал, куда ехать и у кого просить помощи. Не знал, как посмотреть на окружающее не своими глазами. Ему казалось, будто он видит стройные ряды шаблонов и декораций, но это он замечал и раньше. Он и так видел мир в двухмерной графике, где каждый выполнял строго отведенную себе роль. Но как выбраться из своего амплуа, не представлял.
   Он проезжал по главной дороге, обильно украшенной кислотно-розовыми и неоновыми экранами с рекламой, в тот момент, когда его остановила полицейская машина. Сопротивляться он не стал. Более того, показал фальшивое удостоверение и спросил, можно ли получить помощи для пострадавшей девушки.
   – Похоже, вы перевозите труп, а трупам уже никак не поможешь, – рассмеялся полицейский. – Перевезите в участок, и желательно в пакете, чтобы соблюдать устав. Он у вас есть?
   – Что? – пересохло у него в горле.
   – Пакет. Вам нужен пакет, – вежливо повторил мужчина.
   – Но ведь она жива. Ей пакет ни к чему. Пощупайте пульс, чтобы убедиться. Она просто выглядит мертвой.
   – Она и на самом деле мертвая, – убежденно кивнул полицейский, вынимая непрозрачный пакет из объемной кожаной куртки. – Поедете только после того, как обернете. Если вы полицейский, то должны знать, что действовать следует исключительно по уставу.
   Люк все еще не верил, поэтому пригнулся к девушке, чтобы пошлепать ее по щекам. Пульса и тепла от Кристины уже не исходило.
   – Вы уверены, что она мертва? – уточнил Люк. – Вы видите то, что я вижу?
   – Глаза у нас одинаковые, – добродушно улыбнулся он. – Помочь? Занятие это неприятное и довольно кропотливое.
   – Нет, я, пожалуй, вернусь. Да, я вернусь к нему, – кивнул он.
   – Вы в порядке? – пригляделся к его зрачкам полицейский. – Может, пройдете тест на содержание наркотиков и алкоголя в крови?
   – Нет, я в порядке, но я вернусь туда. Хорошо, помогите мне, но после этого я вернусь назад и признаюсь в том, что все это… Я выберу любой вариант, в котором она будет жива. Даже если сам в него не поверю, не важно.
   – Хорошо, сэр, но тест на наркотики пройти все же придется, – вынул трубку с иглой он. – Дайте палец.
   После чего проткнул кожу Люка. Прибор выдал ошибку, и процедуру пришлось повторить.
   – Странно, – затряс прибором он. – Либо сломался, либо в вашем теле крови вообще нет.
   – Но ведь второе невозможно, – поддержал шутку Люк.
   Полицейский кивнул и помог вытащить Кристину из салона. Затем они вместе завернули тело в пакет и поместили на заднее сиденье автомобиля. Полицейский предложил закурить.
   – Совсем молодая, – покачал головой он. – Когда уже выпадет снег? Не слышали прогноз?
   – Но ведь он был совсем недавно, – бросил взгляд на мокрый тротуар Люк.
   – В этом году еще не было.
   – Эта девушка выживет, если я выберу один из трех вариантов, – внезапно сказал детектив.
   – Как скажете, сэр, – потушил сигарету полицейский и вернулся к своему автомобилю. – Доброй ночи.
   Люк занял водительское кресло и продолжил путь по трассе. Он думал о том, куда бы не вернулся и где было бы просто нелогично оказаться в данный момент. Наконец, в памяти всплыла квартира на имя Гарда Колиса – одно из его тайных убежищ. Дорогу к этому дому он помнил наизусть.
//-- * * * --//
   Люк чувствовал чье-то постоянное присутствие, поэтому не мог не поглядывать в стекло заднего вида. Он заметил черный джип, который сворачивал за ним даже в тех проулках, где других машин вообще не было.
   Машину полицейский решил припарковать в гараже. При этом джип притормозил в метре от него, но его водитель, в отличие от Люка, предпочел оставаться на месте. Бояться мужчине было нечего, поэтому он подошел к автомобилю вплотную и постучал в тонированное стекло. То медленно опустилось.
   – Что? – спросил Люк, рассматривая знакомое по фотографиям лицо.
   Мужчина тридцати лет. Среднего телосложения. Волосы светлые. Глаза темные. Так описывал некогда пропавшего без вести Тома Черила комиссар.
   – Том? – уточнил детектив на всякий случай.
   Мужчина внимательно на него посмотрел и криво улыбнулся.
   – Черта с два ты когда-нибудь отсюда выберешься, – печально покачал головой он. – Скоро систему замкнет окончательно, и тебе помочь не сможет никто.
   – Но ведь я решил действовать ина… – запнулся Люк. – Я решил вернуться к Ламе.
   Том вздохнул. Вид у него был сильно утомленный.
   – Сам ты в это не поверил, иначе бы не оказался на этом самом месте вот уже сто шестой раз. Твоя вера в происходящее только укореняется раз за разом.
   – Мы уже встречались раньше? – прищурился Люк.
   – Это и есть раньше того, что было неделю назад.
   – Я имею в виду, – помедлил полицейский, – до этого момента. Мы встречались до этого момента?
   – Мы встречались однажды. В тот раз ты украл мой понтиак, а с ним и документы. Они до сих пор там?
   – Я могу проверить, если хочешь, – заверил Люк. – Я не хочу причинять вреда. Мне нужна только информация.
   – Разумеется, не хочешь. Ведь ты не веришь в то, что это иллюзия.
   – Я готов поверить во что угодно, если получится спасти эту девушку.
   – Но не веришь, – убежденно повторил Том. – Тебе даже факт бессмертия кажется правдоподобным, настолько ты держишься за эту реальность. В любом случае, ты опоздал. Будь добр, верни мой паспорт. Я так устал здесь находиться. Честно говоря, эта работа самая утомительная из тех, с которыми мне довелось иметь дело.
   – Конечно, – вернулся к понтиаку Люк. – Верно, они здесь! – бросил он, рассматривая фотографию Тома в кожаном портмоне. – Честно говоря, понятия не имею, зачем я его у вас…
   Раздался глухой выстрел. Полицейский резко обернулся. Его взгляд привлекли красные полосы на асфальте парковки.
   – Проклятье, – прошипел он, убирая документы обратно в бардачок.
   После чего занял водительское место, лихорадочно завел автомобиль и покинул двор на максимальной скорости. Лицезреть очередного мертвеца у него желания не было. Запах разложения он чувствовал и без этого. Чтобы его как-то забить, пришлось выкурить с десяток сигарет. Вскоре кончилась последняя пачка. Люк притормозил у небольшого магазина и купил несколько блоков самых дорогих сигарет и с десяток железных зажигалок на оставшиеся деньги. Бросил покупку в бардачок рядом с кожаным портмоне и включил навигатор. Ему казалось, что он едет в правильном направлении, как на дороге появилась знакомая женская тень.
   – Черт! – воскликнул он, теряя управление от неожиданности.
   Он пытался объехать чемоданы, но машина заглохла на высокой кочке.
   – Нет-нет, не подходи, – шептал он, пытаясь завести древнее зажигание.
   – Я так вам благодарна, сэр, – послышался знакомый женский голос. – Отменили последний рейс, и я… Куда можно сесть?
   – А разве я сказал, что можно сесть? – напрягся всем телом он, опасаясь смотреть в лицо темнокожей девушки.
   – Но вы же остановились.
   – Чтобы посмотреть на звезды, – выдавил он. – К тому же я заблудился.

Об авторе

Тодд Лерой (англ. Todd Leroy, род. 27 апреля 1982 года) – современный американский писатель, этнограф и эзотерик. Путешественник и художник.

Тодд Лерой Парашива