Электронная библиотека » Абэ Кобо » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Тетрадь кенгуру"


  • Текст добавлен: 21 сентября 2017, 20:01


Автор книги: Абэ Кобо


Жанр: Литература 20 века, Классика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Гляньте! Под данхилловскую зажигалку сработана. Марка «Данваль». Даже в ломбарде не отличат от настоящего «Данхилла». Из участка связались с патрульной машиной. Мне кажется, им о вас еще раньше сообщили. Могут привлечь за нарушение правил парковки. Хотя какое тут нарушение? Я никак не пойму, чем они заняты в своих кабинетах.

В бледно-матовом свете утра я увидел, что мешок на капельнице пуст. Теперь у него был красноватый оттенок, цвет старой сушеной каракатицы. Мне тоже, видимо, осталось недолго.

Подкатила патрульная машина, резко ударила по тормозам. За ней следовал грузовичок с краном, на борту которого было написано: «Эвакуатор». Из машины вылез средних лет полицейский в форменной фуражке:

– Это он?

– Спасибо, что приехали! – Охранник с довольным видом отдал честь.

Полицейский извлек из плоской папки для документов несколько карточек размером с почтовую открытку и показал мне одну.

– Видите?

– Вижу.

– У вас такой вид, будто на вас воду возили. Понимаете, что на картинке?

– Понимаю.

– Ну и что же?

– Свинья.

– Правильно, свинья. Но что у нее не так? Чего-то самого важного не хватает. Интересно: чего же? Ну-ка попробуйте ответить. – Он нажал кнопку секундомера на часах.

Я сразу заметил. У свиньи не было хвоста. Изображение представляло собой грубый набросок, сделанный без отрыва карандаша от бумаги. Грубо нарисованная свинья тянула рыло к грубо нарисованному корыту. С какой целью полицейский задавал мне эти вопросы? Каковы бы ни были его намерения, с самого начала было ясно, что он хотел, чтобы я сказал: «Хвост». Я взъярился. Если бы полицейский предъявил мне какие-то претензии за ростки дайкона на ногах, я бы, вероятно, отреагировал мягче. Но допрос, который он мне устроил… Это просто недопустимо! Это же личное оскорбление! Кипя от злости, я стал перечислять недостатки в изображении свиньи:

– Вот смотрите! Свинья повернулась к корыту, тянет к нему рыло, но голова повернута под совершенно ненормальным углом. Так она околеет с голоду. У нее что, со зрительными нервами проблема? Далее, где у нее язык? Что-то не видно. Пасть широко открыта, следовательно должен быть виден язык. Без языка она точно загнется. О-о! Я понял, в чем дело. Вы хотите, чтобы на ваш вопрос я ответил: «Хвоста»? Если я скажу: «Хвоста не хватает», по-вашему получится, что я сдал экзамен? Ничего подобного. Вы сказали, что не хватает самого важного. А ведь для свиньи хвост совершенно не важен. Коли свинья пожелает спариваться, у нее это замечательно получится и с отрезанным хвостом. На мой взгляд, нормальные зрительные нервы и язык куда важнее. Можете упрашивать сколько хотите, но сказать: «Хвост» – меня не заставите.

Полицейский нажал на кнопку секундомера, кивнул и что-то записал в блокнот. Полагая, что моя наблюдательность приведет его в восхищение, я, уйдя в себя, ждал реакции. После небольшой паузы полицейский с деловым видом заговорил в рацию:

– Шестьдесят шесть секунд. Коммуникативность – ноль. Индекс сопротивляемости, пожалуй, между семью и восьмью.

Он поднял руку, давая знак эвакуатору.

– Что вы собираетесь делать?

Но мне больше никто не отвечал. Трубка капельницы, торчавшая где-то под ключицей, катетер в уретре… Я даже пошевелиться толком не мог, не то что сопротивляться.

Кровать у изголовья зацепили краном эвакуатора и подняли. Охранник, наблюдавший за происходящим со стройплощадки, приложил ладонь к шлему и проводил меня виноватой улыбкой. Мои глаза наполнились слезами. На какую автостоянку меня везут? Лучше бы доставили обратно в дерматологическую клинику.

Эвакуатор постепенно набирал ход, не обращая внимания на бешеную тряску. Скорость была уже километров тридцать пять. Я не видел ничего, кроме неба, поэтому не представлял, куда меня везут, полностью потерял ориентировку. И никак не мог очнуться от этого сна.

Эвакуатор резко остановился. Мы оказались у входа то ли в шахту, то ли в тоннель. Может, это депо для поездов подземки? Ветер приносил из глубины резкий влажный запах.

– Вроде сера, да?

– Сероводород.

Эвакуатор стал подавать назад, где начинался спуск. Крюк крана отсоединился, и кровать, медленно набирая скорость, покатилась под уклон. Я ее больше не контролировал. Это было физическое движение, пересилившее мои мысленные намерения. Кровать катилась легко и скоро уже неслась во весь опор. Может настать момент, когда я лишусь сознания. Шмыгая сочившимся носом, я выдернул из голени один росток и стал жевать. Вкус оказался знакомый, чуть солоноватый.

Неужели после того, как в капельнице иссякнут последние капли питательной жидкости, мне останется поддерживать жизнь, доедая эту гадость?

2
Поэт-шартрез

Прошло минут двадцать после того, как меня вместе с кроватью сбросили в тоннель, как в бак с мусором. Под кроватью копошились какие-то твари, смахивающие на морских звезд. Может, это они являются источником энергии, приводящей кровать в движение? Она все катилась и катилась вниз.

Какое-то время продолжался крутой спуск, кровать дергалась, как мышь, через которую пропускают ток. Как она не врезалась в стену, ума не приложу. Разве что кровать оборудована автоматическим устройством, предотвращающим столкновения? Маловероятно. Даже кровати «Атласа», известного на весь мир, не будут оснащать функциями, не имеющими отношения к основному предназначению изделия. Логичнее предположить, что на полу тоннеля образовалась колея, по которой я качусь, как по рельсам.

Сколько же нужно времени, чтобы накатать такую колею в бетоне! Кто знает, вдруг по городу каждую ночь, как бездомные собаки, бродят сотни, нет, тысячи железных кроватей? Откуда они берутся и зачем колесят по улицам – неизвестно, но может статься, что скитающиеся кровати вовсе не такая уж большая редкость, и всякий раз, как в полицию поступает звонок: мол, обнаружена кровать, – на место тут же отправляют тягач с распоряжением захватить ее и спустить в этот тоннель.

Колесики визгливо заскрипели, кровать подскочила. Резкая боль разлилась под ключицей, откуда торчала трубка капельницы. Пластырь отклеился, и я истекаю кровью? Темнота пугала. Мне нужен свет!

Мочевой пузырь тоже получил мощный толчок. Чем меньше становилось питательной жидкости в капельнице, тем больше раздувался мочеприемник. Он стал напоминать жабу, грозя лопнуть в любую минуту. А вдруг моча потечет в обратную сторону! Если хочешь помочиться и не можешь, тут уж не до смеха. Когда я учился в школе, у нас был классный руководитель, который страдал от аденомы простаты. Однажды рано утром у него вдруг случился приступ анурии. Он бросился к врачам, но было еще слишком рано. Несчастный бегал вокруг клиники, которая никак не хотела открываться, и в итоге от отчаяния покончил с собой, зажав голову в прутьях металлической ограды. Мы тогда были детьми, – а дети жестоки, – и относились к этому происшествию как к большой хохме. Сейчас я очень этого стыжусь.

После толчка кровать стала двигаться по-другому. Беспорядочные толчки и вибрация сменились плавным мерным покачиванием. Кровать больше не раскачивалась из стороны в сторону, колеса мерно постукивали через равные промежутки времени. Неужели в результате толчка кровать встала на настоящие рельсы?

Это было бы слишком здорово. Потому что даже на узкоколейках расстояние между рельсами больше, чем ширина моей кровати. Может, для нее подойдут рельсы от обезьяньей железной дороги, которую можно увидеть в парке развлечений? Или те, по которым катают вагонетки в шахтах?

Я вспомнил, как люди, отцепляя мою кровать от тягача, перешептывались друг с другом:

– Вроде сера, да?

– Сероводород.

Совпадение? Если мне уготован рудник, где добывают серу, тогда это рельсы, по которым на вагонетках возят серную руду. Доктор из урологической клиники тоже об этом говорил. Заявил, что, кроме серных источников, ничем мою болезнь не вылечишь. Конечно, в клинике со мной обошлись недоброжелательно, но мне ли жаловаться на такое обращение. Очевидно, все было сделано так, как доктор написал в истории болезни.

Размеренный перестук колес на стыках действовал на меня усыпляюще и в то же время вызывал ностальгические чувства. Мне снилось, что я проваливаюсь в дыру, а через нее в другую, еще глубже. Стоп! Этот образ может пригодиться. Дыра в дыре. Было в этом что-то непристойное, но, может, как раз то, что надо для кенгуриной тетради. Надо бы кое-что записать. А чем? Что бы такое придумать?

Пучок света!

Сетчатка отреагировала на него даже сквозь опущенные веки. Я приоткрыл глаза, совсем чуть-чуть. Кто-то с помощью фонарика проверял рефлексы моих зрачков. Я с трудом оторвал язык от пересохшего верхнего нёба и умоляюще обратился к человеку, которого еще даже не разглядел:

– Дайте, пожалуйста, воды. В капельнице уже ничего нет…

Фонарик потух. Надо мной был потолок. Разбрызгиватель с лицом человека. Хитро устроенные светильники дневного света без колпаков, заливавшие помещение отраженным светом. Ничего не произошло, я по-прежнему лежу на кровати в операционной. Сны, слишком близкие к реальности, вредны для здоровья. Я чувствовал себя выжатым как лимон.

– Меняют, когда время придет.

Тут только я заметил, что мешок с жидкостью на капельнице уже заменили. Теперь в нем плавала багрово-красная золотая рыбка, из тех, какие можно увидеть только в ларьках, которые появляются во время какого-нибудь праздника.

– Извините! Меня, похоже, здорово растрясло на этом транспорте.

– Полагаю, это аутоинтоксикация организма из-за ваших ростков.

В стрекозиных очках медсестры отражалось мое ухо. Стекла в очках, как мне показалось, были без диоптрий.

– Не могли бы вы дать мне лекарство от морской болезни?

– Я не могу давать препараты, которые не записаны в вашей истории болезни.

– Знали бы вы, как меня трясло по дороге!

– Закатайте-ка рукав, я возьму у вас кровь.

– Тряска как при землетрясении. Наверняка больше пяти баллов.

– Извините, но мне надо измерить длину ростков.

Она сняла одеяло. Пальцы сестры, в которые как будто забыли вставить суставы, стали копаться в густо разросшихся редисочных ростках.

– Щекотно же!

– Ну и заросли! Вот что значит на хорошем питании.

Кажется, у меня эрекция. Абсурд какой-то! Вот уж чего сейчас мне совсем не нужно. Во-первых, это неприлично, и, кроме того, можно получить серьезные повреждения уретры и почек – ведь у меня же катетер вставлен. Надо думать о чем-то другом, отвлечься. А рельсы на стыках отбивали ритм, настойчиво и точно, словно пульсировали:

 
Ханаконда, арагонда, анагэнта.
Красным перцем все натрешь
И в кожурку от банана это же и завернешь.
 

Стишок, как припев к какой-то песенке, родился сам собой. Совершенно бессмысленный, он тем не менее здорово подходил к перестуку рельсов.

 
Анабэнда, анагонта, анагэнта.
Красным перцем все натрешь
И в кожурку от банана это же и завернешь.
 

Я постепенно наращивал темп и в итоге приспособил к этим словам мелодию одной песенки, которую поют дети, играя в мяч. В моем исполнении было что-то мазохистское и в то же время бодрое, живое. Я распалялся все сильнее, отчего, наверное, улыбка на лице сестры стала постепенно таять. Ее стрекозиные очки тоже начали расплываться и присосались к лицу-разбрызгивателю на потолке, превратившись в старомодные очки в черной эбонитовой оправе. Лицом этот разбрызгиватель – вылитый мой отец. Я прекрасно понимал, что передо мной самый обыкновенный разбрызгиватель, но одновременно это был отец. Совершенно точно. Невысокий, с крупной головой и подпрыгивающей походкой, он по неведомым мне причинам много лет жил отдельно от моей матери. Поэтому, кроме высоких начищенных ботинок из дубленой кордовской кожи и очков в черно-зеленой роговой оправе, которую отец выдавал за черепаховую, я больше ничего о нем не помню.

Все это время кровать катилась и катилась вперед. Череда звуков, ветерок, обдувающий лицо, и непрекращающаяся тряска… Но ведь кто-то заменил мне мешок на капельнице. Это же факт. Надо как-то решить, в какой реальности я нахожусь. Чтобы избавиться от одолевавших меня видений-паразитов, я сосредоточился, изо всех сил стараясь прогнать картины, которые разворачивались за моими зажмуренными глазами. Меня пронзил болью электрический разряд. Лицо-разбрызгиватель исчезло в одно мгновение.

Секунд через десять вместо разбрызгивателя появились обычные лампы. Натриевые, дающие оранжевый свет, какие часто встречаются в тоннелях. По пути следования они сменяли друг друга каждые тринадцать секунд. Моему однообразному путешествию не было видно конца.

 
Арабэнта, ханагонта, анагэнта…
 

Рельсы гудели все печальнее, песня утихала и наконец смолкла совсем.

Чтобы отвлечься, я выдернул несколько ростков и пожевал. Вкус оказался свежий, чуть солоноватый, привычный вкус пророщенного дайкона. Единственное – не хватало соли. Я лизнул вспотевшую руку. Вкус соли прочистил горло. Ну подумаешь, пот, ничего такого в этом нет.

С ума можно сойти от скуки! Как бы развеяться? Попробуем решить задачу.

Задача: зная время, за которое кровать проходит между источниками света, вычислить скорость кровати.

Слишком просто? Предположим, что расстояние между двумя лампами – двадцать пять метров, я проезжаю его примерно за тринадцать секунд, следовательно скорость кровати… Сначала нужно двадцать пять разделить на тринадцать, получится скорость в секунду… 25: 13 =… Ерунда какая-то! Ни бумаги, ни карандаша… без них ничего не получится. В голове резануло скальпелем, острым, как собачий свисток, настроенным на высокую частоту. Видимо, арифметические задачи не для моего случая.

Я сделал несколько глубоких вздохов и сосредоточился на перестуке кроватных колес, считая остающиеся позади рельсовые стыки.

Три тысячи шестьсот шесть… три тысячи шестьсот семь… Мое занятие прервала вибрация, за которой накатывал подземный гул. Три тысячи шестьсот восемь… Что это? Встречный поезд? Вряд ли, но от этой мысли все равно стало не по себе. Я приподнялся на локтях и, неловко вытянув шею, стал всматриваться в глубину тоннеля. Глядя на лампы, понял, что тоннель впереди по кривой уходит в сторону. Хотя видно было плохо, мне удалось сделать критическое для себя открытие. Здесь же всего одна колея! В любой момент мы можем столкнуться!

Грохот нарастал. Скоро он словно пробкой заткнул тоннель, заполнив его целиком. Звук был как от пяти десятитонных грузовиков. Сцепка вагонеток, груженных серной рудой? Если они налетят на кровать – разобьют вдребезги, а от меня только мокрое место останется. Я приготовился к худшему: выдал мощную струю мочи и правой рукой стиснул трубку капельницы.

Послышался пронзительный прерывистый гудок. Головные фонари приближающегося чего-то плавно расстилали передо мной сотканный из света занавес.

Медицинская карта, о которой говорил доктор… Надо же такое ляпнуть! Скорее всего, он вообще ничего в ней не записал. Я не хочу, чтобы так все кончилось. Мог бы, по крайней мере, сказать, какой серный источник мне нужен.

Кровать резко качнуло в сторону. Я уж думал, что мне конец, но буквально в последнюю секунду столкновения удалось избежать. Видимо, к счастью, есть еще что записать в мою карту. Стрелка перескочила, и кровать перешла на запасной путь. Я весь взмок от пота. Очень хорошо! Пот потом пригодится, как добавка к росткам дайкона.

Едва не коснувшись кровати, мимо пролетели пять сцепленных вагончиков. Пыль, поднятая воздушным потоком, заставила меня несколько раз чихнуть. Странно! Буквально в нескольких сантиметрах от меня пронеслись не вагонетки, как я ожидал, а разукрашенный миниатюрный поезд вроде тех, что колесят в парках развлечений. Особенно выделялись кричащие узоры вокруг окон. Скорее всего, их нанесли люминесцентной или флуоресцентной краской; в свете мощных натриевых ламп, даже притушенном фильтрами, эти картинки выглядели аляповатыми и безвкусными.

Музыка? В том, что я слышал, были звуки и циркового духового оркестра, и популярной песни, и, может быть, просто ветра…

Так или иначе, это был очень странный поезд. В парках развлечений такими поездами часто управляют дистанционно. Никто не удивляется, видя поезд без машиниста или кондуктора. Парк закрылся, время вышло, пассажиров, естественно, быть не должно. Но если один пассажир все-таки был? Я забеспокоился: как такое возможно? Я видел маленькую девочку, она стояла за стеклянной дверью второго вагона и махала рукой. Меня насторожило, как она это делала. Девочке лет шесть-семь, самое большое – десять. Было ей просто весело или же она отчаянно пыталась что-то дать знать? Девочка прижалась щекой к стеклу, ее миндалевидные глаза с опущенными книзу уголками широко открыты, казалось, они вот-вот перельются через край. Что у нее на лице: улыбка или испуг? Пока я не мог ответить на этот вопрос.

Подо мной раздался легкий шум вращающихся колес. Кровать медленно возвращалась на основной путь. Видимо, встречного движения пока не ожидалось, поэтому можно было не спешить. Интересно, куда поезд уносил эту девочку? В парках развлечений такие поезда обычно ходят по замкнутой петле. Меня вместе с кроватью выбросили либо на конечной, либо на станции отправления. Значит, поезд может вернуться обратно? Или я не заметил, что на маршруте где-то есть развилка? Есть и такая возможность: людям надоел этот поезд, и для разнообразия решили запустить по петле мою кровать. Специальный экспонат на выставке гигиены и санитарии – первый в мире пациент с пророщенным дайконом! Вместо того чтобы отправить на серный источник, меня будут возить по ярмаркам до тех пор, пока мое тело не превратится в ящик для выращивания дайкона…

Хотя можно смотреть на это более оптимистично. Как приятно представить, что миниатюрный поезд предназначен специально для перевозки людей, прошедших курс лечения на горячих источниках. И может быть, эта девочка за стеклом вагона, с такими глазами, бойко махавшая мне рукой, возвращалась домой с курорта, где лечилась от паразитировавшего на ногах бальзамина. В таком случае она просто прелестное дитя с очаровательной улыбкой. Раз так, надо было получше разглядеть форму ее губ.

Мое монотонное путешествие продолжалось.

Мне нужны витамины и белок. Я надергал щепотку ростков, слегка проредив поросль так, чтобы не было несимпатичной лысины и убыль распределялась более-менее равномерно. Провел рукой по боку, собирая пот, облизал пальцы и стал жевать, объедая в первую очередь листочки. Хорошо бы еще соевого соуса – я привык приправлять им пророщенный дайкон, но положение не позволяло привередничать. Стебельки я доел только из чувства долга.

До прибытия на горячий источник делать было нечего, я закрыл глаза и заснул. Надолго? Глубоко? Не знаю. Проснулся и снова провалился в сон.


Черт! Я все-таки жрать хочу! Опротивели уже эти овощи! Мне нужен крахмал или протеин. Хочу гёдза и лапшу!

Сколько же я проспал? Час? Сутки? Все! Не могу больше! Всякому терпению есть предел.

Кровать продолжала катиться по рельсам, и я заметил, что ветер, который задувал навстречу, стал сильнее. Это просто тоннель пошел под уклон или меня ждет еще что-то новенькое?

У ветра был особый навязчивый запах. Сера? Нет, сера пахнет по-другому. Пахло как в подземном шопинг-молле, чем-то органическим. По вечерам, после окончания рабочего дня, когда сброс воды из зданий резко падает, в эти подземелья проникает липкий, как клей, запах сточных вод. Основной его компонент не сера, а аммиак. Говорят, иногда крысы не выдерживают этого запаха и, спасаясь от него на поверхности, мечутся по улицам, где их и поджидают старые бездомные кошки.

Мой экипаж описал по рельсам крутую дугу и резко остановился.

Я услышал, как вода плещется о какую-то преграду. Не обращая внимания на боль, я приподнялся и повернул голову вправо. Идущая от капельницы трубка впивалась в тело у правой ключицы, мешая поворачиваться в левую сторону.

Тоннель кончился. Дорогу под прямым углом преграждал подземный канал, над которым возвышался высокий арочный свод. В прошлом это была река, по которой ходили баржи, но с развитием транспортной сети ее загнали под землю и теперь сливали туда дождевую и другую воду.

Рельсы вместе с тоннелем обрывались у похожей на причал конструкции. Остановившись здесь, моя кровать терпеливо ждала чего-то. Возможно, нас должен встретить паром. Вода в канале была черной и спокойной, на ее гладкой поверхности отражались висевшие под потолком светильники. Галерея – видимо, для инспекции объекта, – огражденная металлическими перилами. Зеленая будка с телефоном экстренной связи. Табличка голубого цвета, на которой что-то написано белой краской – название улицы или здания, стоящего наверху. К сожалению, чтобы разобрать, что написано на этом знаке, находившемся на другом берегу канала, не хватало света. Если зажать нос и дышать только ртом, ощущение такое, что находишься в городе на воде.

Какая-то тварь, похожая на поросенка и вымазанная в мазуте, проплыла по каналу справа налево. А вдруг это растолстевший кенгуру? По водной глади медленно расходились волны. Над водой торчала только голова зверя. По строению черепа было ясно, что это млекопитающее, непонятно лишь, какого вида. Челюсти не имели ничего общего с человеком. А раз это не человек, то сообщать об увиденном я никому не должен.

Волны по воде разбегались уже не так широко. Лодка? Донесся негромкий скрип весел и шум воды, плещущейся о борт. Очень похоже на введение к пинкфлойдовскому хиту «Sorrow». Эту вещицу сотворила в 1987 году новая группа, которую образовал Роджер Уотерс после того, как в Pink Floyd возник конфликт и он оттуда ушел. Я долго был фанатом Уотерса той поры, когда он чисто брил свою лошадиную физиономию, поэтому, возможно, относился к этой вещи с некоторым предубеждением. Хотя само введение неплохо, в нем здорово передана прежняя атмосфера. Если мне представится шанс вернуться домой, еще раз переслушаю весь Pink Floyd.

У входа в тоннель показался рыбацкий баркас. Его направляло против течения весло на корме. Весло было, а гребца не было. Автоматический вращающийся механизм винтового типа – штука не особо редкая, а вот спроектировать сложное устройство, обеспечивающее возвратно-поступательное движение, как у весла, – задача, должно быть, не простая. Зачем понадобилось тратить столько времени на это дело? Единственная причина, которая приходит в голову, – желание избежать шума, производимого винтовым механизмом. Неужели это шпионский баркас, на который возложена особая миссия?

Медленно повернувшись носом, баркас стал приближаться к причалу. Его плоская носовая часть возвышалась над водой почти вровень с причалом. На палубе были положены рельсы, ширина которых соответствовала колее моей кровати. Длина рельсов составляла не больше трех метров. Видимо, этот импровизированный паром приплыл, чтобы забрать меня.

Интересно, поезд, где была девочка с запомнившимися мне глазами, с которым я разминулся в последний момент, тоже перегружали на этом причале? Баркас подошел к стенке, сработало причальное устройство. Кровать осторожно двинулась вперед, заехала на палубу, после чего причальная рампа поднялась и баркас отчалил. Под тяжестью кровати он осел больше, чем я думал, и с каждым накатом волны вода омывала палубу. Я согнул колени и плотно укрыл одеялом ноги. Будет ужасно, если ростки дайкона – ценный источник пищи – намокнут в грязной воде. Баркас развернулся и поплыл вниз по течению. Весло, чуть подрагивая, свободно скользило в воде; похоже, его главной функцией было управление баркасом.

Баркас был примерно восемь метров в длину. На носу и корме – по высокой мачте, правда без парусов. Между мачтами натянута обвитая электрическим проводом веревка. Похоже, раньше, до того как суденышко переделали в паром, его использовали для ловли каракатицы. Посреди палубы крытая рубка. Внутри лестница в грузовое помещение. Стараясь не напрягать мышцы живота, чтобы не давили на мочевой пузырь, я громко крикнул:

– Эй! Есть тут кто?

Усиленный арочным сводом, голос отлетел от потолка гулким эхом, отражаясь от стен, раскололся на бессмысленные звуки и трансформировался в протяжный вой, не уступающий тому, что издает тибетский дунгчен[3]3
  Духовой инструмент, широко использующийся в церемониях тибетского буддизма.


[Закрыть]
.

Баркас плыл по течению, весло тихо поскрипывало. Мы оставляли позади выступы и каменные лестницы с перилами, к которым можно было причалить, но баркас не приближался к ним, будто удерживаемый враждебным чувством.

По пути попалась одна табличка, надпись на которой мне удалось разобрать, потому что она оказалась прямо под лампой освещения и иероглифы на ней были простые.



«Миккадо»… Что-то шевельнулось в моей памяти.

«В это время человек сидел на втором этаже „Миккадо“ и смаковал шоколадное парфе».

Точно! С этой фразы начинается триллер, который произвел на меня глубокое впечатление. Роман называется «Взрыв в „Дайкокуя“»[4]4
  «Дайкокуя» – японская компания, специализирующаяся на купле-продаже и залоге драгоценных металлов и камней, часов и других товаров мировых марок. Владеет более чем двадцатью торговыми центрами в разных районах Японии.


[Закрыть]
.

Года четыре назад мне прислали посылку с тремя отцовскими книгами, оставшимися после его смерти. Одна из них и была «Взрыв в „Дайкокуя“». Две остальные – руководства по проведению фармакологических экспериментов с органическими и неорганическими веществами. Специализированные справочники, которые обыкновенный человек читать не станет, если только не собирается кого-нибудь отравить. От нечего делать я прочитал «Взрыв» три раза.

У меня не было никаких обязательств перед умершим отцом. Родители давно разошлись, мать умерла пятью годами раньше. Кто послал мне вещи отца, с какой целью и каковы были намерения отправителя – не знаю. Как бы то ни было, наследство есть наследство. Не мог же я выбросить книги в мусорное ведро. Листая страницы, я заметил отметки, оставленные отцом, и не мог оторваться от книги.

Первая половина представляла собой совершенно нелепую, банальную приключенческую историю. Но во второй части я обнаружил комментарий под заголовком «Поэт-шартрез», написанный другом писателя. Этот текст сыграл роль в процессе доказательства невиновности Летуна-Полосатика. Мне кажется, есть основания подозревать, что автор романа и его близкий друг, автор комментария, – на самом деле одно и то же лицо. Отец был так уверен в этом, что сделал пометку в книге (и я с ним полностью согласен).

В своей книжке Летун-Полосатик предупреждает о взрыве, готовящемся по тщательно разработанному плану. В то время сеть «Дайкокуя» была в центре внимания Кабутотё[5]5
  Район, где располагается токийская фондовая биржа, токийский Уолл-стрит.


[Закрыть]
, поскольку считалась звездой среди универмагов новой волны, активно теснивших давно признанные, старые торговые фирмы. Естественно, книга, в которой фигурировала реально существующая скандально известная компания, сразу стала бестселлером. Конечно, это всего лишь книга; на самом деле никакого взрыва не произошло. Однако придуманная автором шутка неожиданно оказалась связана с подлинным событием, когда другой любитель пошутить бросил в канал водонепроницаемую петарду с часовым механизмом, который сработал и вызвал взрыв (тогда этот канал еще не убрали под землю, он использовался для транспортировки пиломатериалов на склады в Киба[6]6
  Располагающийся в Токио центр деревообрабатывающей промышленности, получивший развитие с середины XVII в. В 70-е годы XX в. был расширен за счет отвоеванных у Токийского залива насыпных территорий.


[Закрыть]
).

Газеты и радио в открытую называли Летуна-Полосатика преступником, ходили слухи, что полиция тоже; правда, она в отличие от журналистов действовала скрытно – начала под него копать. Одна из причин подозрительного отношения к писателю состояла в том, что Летун-Полосатик часто заглядывал в «Миккадо», располагавшееся по соседству с «Дайкокуя». Но автор «Поэта-шартреза» весьма убедительно доказывал: писатель совершал поступки, схожие с линией поведения его главного героя, поскольку на собственном опыте хотел добиться, чтобы история выглядела достоверно, а вовсе не действовал как злоумышленник, заранее изучающий место будущего преступления. Тем не менее мой отец поставил на этой странице красным фломастером вопросительный знак и мелко написал карандашом:

«Преступника всегда тянет на место преступления».

Разумеется, защита «поэта-шартреза», на которую поднялся его близкий друг, не ограничилась только этим первым шагом. Все, кто хотя бы раз видел улыбку поэта, в которой сквозила едва заметная грусть, были убеждены в его добрых намерениях. Его взгляд, озаренный чистым непорочным светом, напоминающим брызги души, голос, действующий как бальзам, смягчающий уколы, которые преподносит людям жизнь, естественным образом притягивали к нему и мужчин, и женщин.

Кое-кто ставил ему в упрек, что он готов волочиться за каждой юбкой, однако девушки сами добивались сближения с ним и не скрывали этого, было бы неправильно его осуждать.

А все дело в зависти, ревности, обиде… Но у нашего «поэта-шартреза» были свои проблемы, касавшиеся только его одного. Во-первых, он страдал от хронического воспаления желчного пузыря. И зеленоватая кожа на его лице, привлекавшая всех женщин, – это не божественное откровение, а всего лишь симптом обратного тока желчи.

Это расстройство способствовало углублению ошибочных представлений об этом человеке. У больных хроническим холециститом кровь застаивается во внутренних органах, поэтому сразу после приема пищи необходимо прилечь минимум на полчаса, а то и на час, если пища была жирной. Нужно, чтобы уровень крови, поступающей в печень и выходящей из нее, был одинаков, в противном случае цвет кожи начинает меняться – сначала она сереет, потом становится багровой. Это может привести к тому, что человек уже не встанет.

Как-то, поев в ресторане лапши, Летун-Полосатик прилег на втором этаже. Некая женщина по ошибке приняла это за проявление полового возбуждения, разделась до пояса и взобралась на него. В другой раз на выходе из перворазрядного ресторана он только сказал своей спутнице: «Тридцать минут» – и тут же хлопнулся на тротуар. Разодетая в пух и прах красавица, оскорбленная в лучших чувствах, бросилась в полицию. Если подумать, во всем этом непонимании, в неадекватной зависти к Летуну-Полосатику было «виновато» его лицо, лицо цвета шартреза, полное грусти и печали. Оно привлекало женщин, побуждало их задуматься над существованием любви, не требующей ответа.

В этом месте отец написал:

«Вздор! Чепуха! Полная бессмыслица!»

Похоже, отца куда больше отношений Летуна-Полосатика с женщинами интересовала та самая пресловутая бомба из каракатицы.

«Взрыв в „Дайкокуя“» издали в 1920-е годы, задолго до того, как я появился на свет. Когда уже начались мрачные времена подавления свободы слова. Отец испещрил красным фломастером те места в книге, где речь шла главным образом о бомбе из каракатицы. Летун-Полосатик изучил вопрос и пришел к выводу: если высушить отдельно половые органы мужской и женской особей каракатицы и столкнуть их на скорости, позволяющей преодолеть сто метров за пятнадцать секунд (время, за которое это расстояние преодолевает средний девятиклассник), произойдет взрыв, превышающий по мощности динамит.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации