Текст книги "Живая бутоньерка"

Ты целовал меня, а на губах полынь

С утра день не выделялся от череды таких же осенних дней, и рабочее утро в кабинете началось так же, как и вчера. Включив компьютер и открыв почтовый ящик Outlook, я уже было потянулась к черной трубке радиотелефона, чтобы сделать первый звонок клиенту из подготовленного вчера списка. Вдруг открылась дверь, и нас попросили подняться в кабинет к коммерческому директору. Все менеджеры по продажам, в том числе я, взяв блокноты и ручки, поспешили на совещание. Усевшись за большой длинный стол на новые крутящиеся стулья, мы затихли в ожидании. Каждому раздали лист бумаги торжественно поздравили с первыми бонусами. Удивление было приятным, как в принципе и сумма, напечатанная в табличке (хотя она и была совсем небольшая). Мы были пионерами в новом для нашего азиатского региона бизнесе – складской логистике. Всегда интересно быть первопроходцами, протаптывать дорогу и показывать остальным, куда она ведет. Как говорил мой руководитель Саша: «Если в логистику влюбишься – это навсегда».

Я ждала обеденного перерыва, чтобы заехать домой и поделиться этой новостью с мужем.

Раньше были нелегкие времена: утром, чтобы добраться до работы, мне приходилось топать от дома до остановки минут пятнадцать, и потом добираться на битком набитых маршрутках с двумя пересадками до конечной. Год назад, утром перед тем, как выйти из дома, я бы точно не забыла взять пару полиэтиленовых пакетов. Наш дом располагался на территории дачного общества, и дорога чудненько гармонировала с фермерской обувью, но не с кожаными сапожками. Большая часть дороги от дома до остановки была глинистой, и после дождя, прям тут можно было принимать грязевые ванны. Я наматывала на сапожки те самые пакеты и шлепала до маршрутки.

Помню, в один из вечеров, возвращаясь с работы, я протиснулась в маршрутку, правда, далеко от двери пролезть не удалось. В одной руке я держала пакет только что купленных на базаре яблок, а в другой, пакет – сливочного масла и разную бакалею. Ехать было долго, в маршрутке становилось всё меньше и меньше воздуха. Частое подскакивание на ямах и колдобинах сопровождалось укачиванием, и, как мне кажется, я впала в полусон. Когда в очередной раз открылась дверь, в автобус влетел свежий осенний ветерок, и народ начал толкаться, я открыла глаза. О, моя остановка! Я уже было собралась поддаться вперед, как с ужасом вспомнила про пакеты. Но тут же рассмеялась, из-за этой давки у них просто не было шансов упасть. Ручки пакетов болтались – видимо, в полудреме я их отпустила, но ни одно яблоко не упало.

Теперь я работала рядом с домом, который находился далеко от города. Надо отдать должное моему мужу, ведь это он приметил большой баннер на заборе строящегося складского комплекса, мимо которого мы проезжали каждое утро и вечер: новому логистическому центру требовался офис-менеджер и менеджеры по развитию бизнеса.

И вот наступает время обеда. Вся такая радостная – ведь это были мои первые в жизни бонусы – я побежала делиться этим кусочком счастья с мужем. Теперь у меня есть Hyundai Accent, так что долечу с ветерком. Припарковавшись у дома, без преувеличения я вылетела из машины и, встав у порога и нажав на ручку старенькой металлической двери, открыла дверь. Трудно воссоздать точную картину всего происходящего, потому что наблюдала я ее не более трех минут. Любимый стоял у кухонной плиты с вилками в руках, а на сковороде жарились его фирменные гренки с колбасой и сыром. В той же комнате, сын снимал с себя школьную форму. Лишним звеном была блондинка, сидевшая на старом деревянном стуле. Не надо было слов и объяснений. Я до сих пор не могу вспомнить, произнесла ли я что-то вслух, или мои губы, парализованные и онемевшие, унесли всё несказанное с собой навсегда.

Когда земля уходит из-под ног, мне кажется, мы должны не падать, а взмывать вверх, чтобы глотнуть воздуха. Падать больно.

После десятка бессонных ночей, никому не видимых слез, бестолковых разговоров с собой, сотен обидных слов, кинутых мне в лицо, я струсила. Струсила остаться одна с ребенком в доме среди степи, в доме, который мой маленький сын неосознанно сравнил с машиной моей подруги, и сказал: «Как же уютненько в машине у тёти Жаклин». Да, времена, когда на саночках зимой я тягала фляги с питьевой водой, не так давно прошли, но память не давала расслабиться. Взвесив сто материальных «за» и одно большое душевное «против», я решила любыми путями оставить мужа и отца нашего сына в семье. Не знаю, за что, но я без умолку извинялась перед мужем, просила не бросать нас и, встав перед ним на колени в предбаннике (разговоры я старалась вести подальше от сына), умоляла остаться. Он остался.

Я накрыла на стол, и мы вчетвером с другом мужа, который в то время у нас остановился, сели праздновать Новый год. Новогоднего в нем было мало – шампанское да селедка под шубой. Надеюсь, это был худший новый год в моей жизни.

Длинная стрелка торопилась догнать короткую, и вот, поравнявшись, как парные лошадки, они дали сигнал, что пришло время бить курантам. Баханье шампанского, звон бокалов, громкие пожелания – всё, как всегда на Новый год, но не в этот раз…

За семь лет супружеской жизни я ни разу не проверяла сообщения мужа в его мобильнике. У меня никогда и не было желания в него заглянуть. Больше того, я склонна верить, что у него не было отношений с другими женщинами до этих пор. А возможно, я понимала, что, наткнувшись в этом девайсе на горькую правду, придется сделать выбор. Времена шли, мы менялись – менялись и обстоятельства.

Когда муж с другом сидели за столом, выпивали и бурно что-то обсуждали, я пробралась в коридор к вешалке с верхней одеждой. На крючке висела черная куртка мужа. Долго мешкать было нельзя, я просунула руку в карман куртки и достала его телефон. Это был маленький, синий кнопочный мобильник, в котором хранилась большая тайна. Пара нажатий кнопок, и вуаль таинственного спала: мой любимый продолжал писать своей любимой, и, видимо, лишним звеном здесь была я.

Моя хрупкая внешность – это то, что слёту бросается мужчинам в глаза, и то, на что они сначала обращают внимание. Такая маленькая и беззащитная, я нравлюсь высоким, часто взрослым мужчинам. Мой муж не был исключением. Но внешность обманчива. Не редкость, когда мне с удивлением говорят, что первое представление обо мне было ошибочно. Однажды мы летели с новым коллегой в командировку, а до этого успели недолго пообщаться в офисе. После часового разговора, когда я рассказала ему про работу на грядках, ремонт в доме своими руками от поклейки обоев и до штукатурки, вождении «Нивы» и других не менее занятных делах, он признался, что был уверен: я из серии тех женщин, которые лежат на мягком диванчике с красным маникюром и глянцевым модным журналом в руках.

Мой бывший шеф, грузин, неделю знакомил меня со страной, знаменитой вкуснейшими хинкали и хачапури. Проехав на машине от столицы до Черного моря, заглянув даже в самые маленькие горные поселения, на обратной дороге он попросил своего родственника проводить меня в аэропорт и посадить на самолет. Ну, и как же грузинское гостеприимство да без застолья. Меня снова пригласили в ресторан. На одной из маленьких тбилисских улиц, усыпанной маленькими ресторанчиками, мы остановились у того, который был оформлен в белоголубой гамме. Сели на скамейки с мягкими подушками, заказали много разных вкусностей, а пока ждали заказ, стали беседовать про жизнь, вино, детей. После некоторой паузы за бокалом красного грузинского вина он сказал: «А ты очень красивая, только надо разглядеть». Как взрослая женщина я понимала, что разглядеть надо было душу. Немного израненную, что придавало чуточку шарма и грамм таинственности. В милом личике, даже немного детском, сразу не разглядеть.

По необыкновенному совпадению, несколько раз мужчины назвали меня татарским омутом. Черты моей национальности, наверное, не скрыть на моем лице, здесь не так сложно угадать. А легенды, сложенные о татарских женщинах, говорят сами за себя. Такая смесь милой внешности, пацанские понятия и привитая папой любовь к себе, сделали свое дело. Если поместить это качество в одно слово, то я бы назвала его артистизмом. И в этом есть заслуга моих родителей. Мама любила наряжаться сама, что и проделывала со мной, чему я была безумно рада. В пуфике у трюмо хранились мамины туфли всех цветов радуги. В те времена такая коллекция была на зависть многим женщинам. Моими любимыми были золотые и небесно-голубые. Правда, у золотых туфель я свернула супинатор, и коллекция обеднела на одну пару. Папа же научил не бояться камеры и провел меня через долгий путь знакомства с самой собой.

Глядя на мои маленькие ладони, тонкие пальцы и узкие запястья рук, как у ребенка, никто из близких и друзей, даже я сама, не могли представить, что они способны собраться в кулак и с разрушительной силой разбить лобовое стекло автомашины моей соперницы, нарисовав на нём запутанную паутину.

Семейное фотоателье

Папа всегда и во всем подчеркивал, что я девочка, он меня видел такой. Многие же знакомые, коллеги (и их большинство) привыкли меня видеть стойким оловянным солдатиком.

В детстве я обижалась, что старшему брату покупали в то время дефицитные вещи – то японскую черную кожаную сумку, то спортивный костюм. А еще больше накатывала грусть от понимания, что я тот самый Малыш из Карлсона, которому приходилось донашивать вещи своего старшего брата. Но внимания всё же от папы было больше ко мне.

Папа еще тот шопоголик, себя не обделит, но и мне всегда покупал много разного. Часто мы с ним заезжали в музыкальные магазины. Каждый раз покупали пару виниловых пластинок с новыми альбомами его любимых исполнителей. Многие из них, сказать по правде, мне тоже нравились. В нашей коллекции были «Битлз», Высоцкий, Розенбаум, Арабески, альбом «Под Музыку Вивальди», Тото Кутуньо и многие другие. Обязательной была покупка новой сказки. Наверное, я выбирала те, что были с более заманчивыми обложками и названиями. Еще он любил проводить время на барахолках. Да чего уж там, и сейчас любит. По дороге покупали кукурузу, посыпанную солью, это было must have (с англ. должен иметь). И начиналось наше путешествие между торговыми рядами, увешанными разным шурум-бурумом. Он выбирал мне кошелечки, заколочки, ободочки. Приезжали домой, и я первым делом начинала примерять и хвастаться домашним своими обновками. А папа после жаркой прогулки делал газировку в сифоне. У нас всегда был запас баллончиков с газом, а мама приносила с работы горный и березовый сироп. Такой вкусной газировки с тех пор я больше нигде не пила.

Однажды вечером папа вернулся домой после смены и протянул мне что-то завернутое в бумагу. Вложив мне сверток в руки, сказал: «Открывай!» Это было что-то небольшое, но очень тяжелое. Распаковав бумагу, я увидела малахитовую шкатулку ромбовидной формы. Мы часто с ним читали сказки. А еще дома был проигрыватель и много виниловых пластинок со сказками, которые он включал на ночь. Больше всего я любила «Карлика носа», «Златовласку», «Старика Хотабыча» и «Кузнечика Кузю на планете Туами». Книгу про малахитовую шкатулку с глянцевыми листами мы дочитали совсем недавно. Мне кажется, то, как я была зачарована волшебством драгоценностей в шкатулке и превращением девушки в Хозяйку Медной горы, и подкинуло папе идею купить мне ее. Много разных украшений, колец, серёжек с разными камушками из черненого серебра, подаренных мне папой, хранилось в этой шкатулке. Некоторые до сих пор там и лежат. Однажды он принес зеркальце мельхиоровое с яркими камушками – всё как в сказке.

Уметь быть фотомоделью, пусть и непрофессионально – очень женский талант. Все мои фотографии в комнате в рамочках, и те, что висят в комнатах у родителей, это всё дело рук моего папы. В детстве у нас была традиция, точнее, традиция была его, но чтить приходилось и мне, и брату. Каждый месяц, как по звонку, он водил нас в фотоателье. Мама уходила на работу еще до того, как петухи начинали будить мир, а мы частенько оставались дома с папой. У него была завидная способность меня наряжать. На фотографиях я получалась очень художественно, всё время в каком-то сценическом образе. На одной – ни дать, ни взять – дублерша противной Марфушки из сказки «Морозко», с грустными глазами, розовыми щеками и в ярком расписном платке с бахромой на голове, часть платка свисала на плечи поверх шубки. На другой, где я уже постарше, у меня короткая стрижка, но те же грустные глаза. И самая важная деталь – полосатая майка с морскими напевами задом наперёд.

В детстве я не любила фотографию, где я сижу рядышком с братом. Ему там около семи, а мне примерно два, он в кожаной курточке и напоминает Мишку из художественный фильм «Бронзовая птица». А я сижу с заплаканными глазами (видимо, плакала всю дорогу) и с распухшим носом, который расплылся по всей пухлой мордашке. Сейчас я смотрю, и мне хочется улыбаться. Она милая, эта фотография.

Не могу сказать точную причину, почему фотоателье расположилось у нас дома, но папа был не просто костюмером, но еще и фотографом. Он купил фотоаппарат «Зенит», специальный лоток и красную лампу для проявки фотографий, проявитель, множество коробочек с пленкой Fujifilm и щипцы, чтобы доставать мокрые фотографии из раствора. Наша ванная превратилась в фотолабораторию, где мне нравилось ассистировать. А еще мне нравился запах мокрых фотографий, которые, как новогодние флажки, висели на бельевой веревке. Это целая наука, процесс требовал правильной последовательности и полной темноты. Сначала пленку перематывали на катушку и помещали в бачок, потом проявляли, закрепляли, промывали и сушили. Настоящее чудо начиналось позже, когда мы печатали фотографии. Наверное, свет, который рассыпался из инфракрасной лампы, придавал моему воображению магии, и на бумаге я видела, как появляется жизнь. Бывало, что пленку с отснятыми кадрами мы засвечивали. Было обидно, ведь какие-то моменты наша память не убережет. Но зато мне доставалась фотобумага с неудавшимися фотографиями, и я могла изображать на них всё, что моей душе угодно.

На своих свадебных фотографиях родители такие молодые и счастливые. На другой мама, и мы с братом еще совсем маленькие. На лице у мамы улыбка, и даже на черно-белых фотографиях видна ямочка на щеке. Природа пропустила мою очередь, и две милые ямочки на щеках достались моему сыну. А на тех фотографиях заметно больше грусти и тоски в ее глазах. Куда уходит любовь супругов? Почему близкие люди начинают ненавидеть друг друга? Отчего мне было так больно и страшно, что хотелось бежать без памяти?!

Возможно, что папа неосознанно понимал, что искусство фотографии не просто красиво. Это язык, на котором он расскажет нам, а мы своим детям, историю нашей семьи. Даже если в ней было много боли.

Эти ночные звонки

Однажды ночью раздался телефонный звонок на домашний номер. Комната мамы, которая из-за моей беременности жила тогда с нами, была рядом с тумбочкой, где стоял телефон. Она ответила. Утром, когда я у нее спросила, кто звонил, она ответила, что ошиблись номером. Но эти звонки стали частыми, а мамин ответ оставался прежним: «Кто-то, наверное, балуется». Кто был виновницей этих ночных звонков, я узнала от мамы, но уже когда муж от меня ушел. Она не хотела меня расстраивать, поэтому обманула. Это была его бывшая, которая жила с ним до меня. Она узнала от общих знакомых, что у него новая женщина, которая живет в нашем с мужем доме. По одной из версий, она хотела забрать свою швейную машинку, которая в принципе тогда действительно таинственно исчезла. Но я-то знаю – ею двигали ревность, обида и любопытство. Мы всегда думаем, что со мной такое не произойдет. Пусть у него было много женщин, но я другая, и со мной всё будет по-другому…

Сколько бы раз я ни обжигалась, я до сих пор верна Любви, она есть, её не может не быть. Но жизнь отрезвляет. Порой предательство там, где ты его действительно не ждешь. У моих родителей были друзья молодости, и, когда они их случайно встретили спустя много лет, у них уже были взрослые дети. Мы стали ходить друг к другу в гости. Каждые выходные и праздники мы проводили вместе. Их отец семейства – это воплощение женской мечты. Заботливый папа, по-настоящему, искренне. И на все руки мастер, ремонт дома делал сам, причем очень здоровский. Но что в моей памяти засело основательно, так это он в кухонном фартуке с руками в муке у стола, с раскатанным тестом для ленивых вареников с творогом. И через пару месяцев этот же человек, по вынужденным обстоятельствам, едет за границу с подругой его жены закупать товары и перечеркивает к чертовой матери всю жизнь. Бес попутал? Когда говорят, каждый человек может ошибаться, с этим не поспоришь. Но можно ли назвать измену ошибкой? Можно ли жить после такой «ошибки» и делать вид, что ничего не произошло? Это ж как глубоко нужно засунуть боль, слезы, ненависть, унижение, печаль, чтобы не вспоминать предательство? Я не смогла.

«За окошком снегири греют куст рябиновый…»

Я долго пыталась вспомнить, что произошло в тот день, когда вернулась домой, оставив влюбленных одних. И не вспомнила. Полагаю, что, закрывая за собой дверь, я уже знала, что прощу мужа. И нажала на кнопку «удалить». Создатель тщательно продумал, как уберечь наши тела и души от боли и страданий. Но мы можем хакнуть и эту систему. Начинаем ковыряться в себе, доставать из своего и так поврежденного нутра чувство вины и дюжину сомнений. Я вернула мужа, как обычно приняв всю вину на себя. Но парадокс заключался в том, что мне надо было бежать, бежать без оглядки, не останавливаясь. Меня никогда прежде не сравнивали с другими женщинами. Так же, как и не играли в игру «найди пять отличий в интимных женских частях тела твоей соперницы». Не кидали в лицо претензии в некачественном исполнении супружеского долга. Не вешали приговор «виновен» по всем статьям. Меня от души «залечили». Пациент прошёл терапию, поведение стало удовлетворительным, синдромом собственного мнения более не беспокоит. Жизнь стала существованием. Спать с человеком, который однажды предпочел тебя другой женщине – это саморазрушение. Сидеть за одним столом с мужчиной, который тебя унизил – это потеря самоуважения. Верить в совместное будущее – добровольное подсаживание на наркотик.

Но есть такой предел, достигнув которого, тебе всё перестает быть страшным, опасным, угрожающим твоей жизни. Потому что главная угроза —прямо перед тобой. Наверное, замечали, что в канун нового года люди без своих вторых половин начинают чувствовать себя более одинокими. Бывшие начинают звонить или отправлять двусмысленные сообщения, внутри образовывается пустота, от которой хочется избавиться раз и навсегда. Новый год – что может быть более семейным, сказочным и обещающим счастье?! Сидя за новогодним столом, я поняла, что этот человек напротив лишает нас с сыном будущего. Сообщение, которое я прочитала в его мобильнике, я вижу четко до сих пор. Избавление. Теперь я готова. Я увидела то, что хотела увидеть и принять. Портить праздник не пришлось, ведь это было празднование его победы. Я не хотела быть на нем гостьей.

Не требовалось настроя и подготовки речи, я с легкостью произнесла: «Мы разводимся». Сильных колебаний в нем не было. Дом остался нам с сыном, машина и зона отдыха – мужу. Процесс раздела имущества был примитивным, делить кроме долгов, было нечего. Лишь один момент я хотела четко закрепить. Никогда более любовница мужа не подойдет к моему сыну. Мысль о том, что они украдкой забирали его вместе со школы, терзала меня. Моя решительность набирала обороты. Я ей позвонила. На мое требование касательно сына она сразу сообразила – лучше мне не перечить. Её тривиального ответа я в принципе ожидала: «Он сам выбрал, с кем остаться». Женщинам, сорвавшим большой куш, не думайте о том, что вы разбиваете семьи, вполне возможно, в них уже не было любви. Есть большая вероятность, что вас еще будут благодарить.

Он собрал вещи и ушёл. Никакого чувство счастья, свободы, личного удовлетворения не было. Семь лет совместной жизни из песни не выкинешь. От тебя оторвали кусок, и что с ним дальше делать – одному Богу известно. Пришить больно, выкинуть жаль. Внутри пустота. Кричишь – а слышится только эхо твоего дрожащего голоса, полного одиночества и предательства. Ложишься спать с мыслями, когда же пройдет эта бессонная ночь и наступит утро. А утром думаешь, уснуть бы и не проснуться. Сейчас, спустя много лет, я вспоминаю мой мотивационный девиз с улыбкой, бодро и уверенно: «Аидочка, проснулась, посмотрела на детей, машину в кредите, и пошла покорять мир». Трудности одних закаляют, других ломают под корень. Я не знала, какой будет моя судьба. Со временем я поняла, что закаляюсь, жизнь делает огранку, надо просто поверить в себя, прислушаться к интуиции и идти вперед.

Через неделю плакать уже было нечем. На работе было стыдно прятать опухшие красные глаза и обманывать. Я взяла себя в руки, надо было жить дальше ради сына, ради нас. Картина измены начала потихоньку откатывать.

Понимание, для чего вселенная решила меня еще испытать, пришло позже. Тогда еще официальный муж вернулся и сказал, что у друзей жить больше не может и переезжает в наш вигвам. Встречаться, говорить с ним каждый день, было невыносимо. Но он умело упаковал такое положение дел, что так будет рядом с сыном, а ведь это так важно. С этим нельзя было поспорить. Когда мы с мужем только познакомились, друзья, в один голос твердили, чуть ли не ставили ставки – неделя и мы разбежимся. Неделя переросла в несколько долгих и счастливых лет. Когда родился сын, он проводил с ним всё свободное время. Наша семья была эталоном семейного счастья.

Так мы стали жить по соседству. Прошла еще неделя. Как-то сын пришел с улицы и говорит, у озера возле вигвама стоит знакомая машина. Меня насторожили эти слова, и когда стемнело я пошла убедиться в ужасающих меня мыслях. Мои подозрения подтвердились – это была ее машина. Как я узнала позже, она жила с ним в вигваме уже несколько дней. Не хочется сейчас себя оправдывать, но скорее всего я испугалась. Побоялась стать посмешищем и ничего не стала с этим делать.

Был февраль, приближался день рождения сына. Кислого лица и отвратительного настроения в этот день быть не должно. Я стала готовиться к празднованию, позвала самых близких подруг, испекла торт и купила свечи. Верьте словам: «Когда руки совсем опустятся, не останется и чуточки веры, случится чудо. Оно приходит к тем, кто всегда в него верил». Друзья моего мужа, бывшие его одноклассники, все пришли в мой дом. Это была мощная поддержка, проявление уважения, это больше, чем набранный глоток воздуха, когда тебе тяжело дышать. Алкоголь, поступивший в кровь, а на мой вес достаточно бокала шампанского – начал быстрее двигать нейроны в моем мозгу. И меня просто осенило, я закрывала глаза и делала вид, что ничего не происходит, потому что до сих пор искала причину случившегося в себе. Винила в разводе не его, а себя. Последние сомнения исчезли. Теперь я смотрела на эту ситуацию совсем под другим углом. Распутству на моей территории больше не быть.

Я накинула на себя куртку и вышла на крыльцо. Мой взгляд захватил всё вокруг. Место, где был старый ржавый вагончик, стал выровненной землей, подготовленной под что-то новое. Решила подумать о нем завтра. Слева за воротами стояли машины моих друзей, они были настоящие. Я подняла голову вверх. Небо. Как всегда звездное. Упала звезда, и я загадала желание. Сделала шаг вперед и повернула голову в сторону вигвама. Единственное, что было лишним, находилось внутри. Я открыла дверь. На этот раз я не буду разочарована увиденному, не дам себя больше обидеть и унизить, никогда.

Она сидела на кровати, на той самой, где раньше сидели мы с мужем. Где он прижимал меня к себе, смотрел в глаза, полные надежд, и при всех целовал. В вигваме еще были дни, о которых я вспоминала с теплотой. Как играли на гитаре и пели лирические песни про любовь:

За окошком снегири

Греют куст рябиновый,

Наливные ягоды рдеют на снегу.

Я сегодня ночевал

С женщиной любимою

Без которой дальше жить

Просто не могу.

Она сидела молча, а на ее лице была всё та же искусственная ухмылка. На столе рядом стоял ноутбук. Теперь уже мой бывший муж сидел молча справа. Я не кричала, но не было сомнений: я пришла отстоять мою территорию и прекратить эту безнравственность. Отрезать этот «аппендикс», наполненный порочностью и низостью, и всё забыть. Достаточно громко я сказала: «Собирайте вещи, и чтобы сегодня же вас здесь не было». Она кинула взгляд в сторону своего покровителя, который, как всегда, надеялся договориться с серой мышкой, которая по уже отработанной годами схеме должна была убежать к себе в норку и замолчать. Видимо, прочитав эти же мысли на его лице, она издевательски посмотрела на меня. За последний год после переезда жизнь меня помотала так, что я научилась решимости. Эти два наглых лица только подогрели меня.

Я схватила ноутбук и кинула в сторону. Должно быть, он ударился о деревянные доски и отлетел на пол. Она решила меня остановить. Откуда столько сил в моих руках – по сей день остается неразгаданным. Я не из тех женщин, кто таскает за волосы. Я била кулаками и хватала за грудки. Муж стал меня оттаскивать, но не смог. Видимо, я задержалась там долго, и меня потеряли гости. Еще двое подоспевших парней стали помогать мужу выволочь меня на улицу. Это оказалось нелегко. Порядком вспотевшие мужчины все-таки вынесли меня на улицу. После они решили покурить. Меня отпустили лишь при условии, что я не вернусь обратно. На что я положительно кивнула. Но она не уходила. Не было завершения, ради которого я пришла. За вигвамом стояла ее серая машина. Пока мужчины приходили в себя, я подошла к водительской двери. Первый взгляд упал на кресло переднего сидения, но машина была закрыта. Мараться с боковым зеркалом я не захотела. И оно пришло: желание ударить в лоб, не исподтишка, а в самую десятку. Я собрала всю злость в кулак и со всего маху ударила по лобовому стеклу. Стекло было разбито, как, впрочем, и старая жизнь.

Я больше никогда не возвращалась к этой истории с чувством незавершенности. Мне не пришлось больше переживать те эмоции и невысказанные в прошлом слова. Всё перегорело, превратясь в пепел.