Текст книги "Мудрость Уязвимости"

Сама природа показывает нам, насколько эффективен такой подход. Даосизм, выражением которого в боевом искусстве как раз и является дзюдо, обращает наше внимание на то, как вода обходит любые препятствия благодаря своей гибкости и «мягкости», и на то, как гибкая ива переживает зимние бури. Когда ветки могучей сосны ломаются под тяжестью снега, гибкие ивовые прутья сгибаются до тех пор, пока снег не соскользнет, и потом снова распрямляются.

Если вы попали в сильное течение, бороться с ним бесполезно и опасно для жизни. Нужно плыть по течению, постепенно забирая в сторону. Если вы падаете с высоты и все ваше тело напряжено, скорее всего, вы что-нибудь сломаете. Если же вы сумеете расслабиться, то, скорее всего, приземлитесь удачно. Здание без соответствующей упругости в каркасе с большей вероятностью рухнет во время урагана или землетрясения. Автомобиль без амортизаторов и подвески быстро развалится.

Ум обладает теми же свойствами: он пружинист, способен поглощать удары, подобно воде или подушке. Эта готовность открыться навстречу противостоящей силе не означает бегства от нее. Вода не убегает от вас, когда вы на нее давите; она расступается, чтобы затем сомкнуться над вашей ладонью. Амортизатор, получив удар, не падает, будто кегля; он пружинит, но остается на месте. Бегство – единственный способ справиться с превосходящей силой, если речь идет о чем-то неподатливом. А вот хороший амортизатор не только пружинит: он еще и обладает «весом», стабильностью.

Этот «вес», как и гибкость, есть свойство человеческой психики, и проявляется он в таком всем знакомом, но ошибочно понимаемом явлении, как лень. Замечали, что именно обозленные и нервные люди всегда чем-то заняты, даже когда вроде бы отдыхают? Их праздное времяпрепровождение – это «лень» страха, а не отдыха. Вот только «тело-ум» – это система, «спроектированная» так, чтобы накапливать и сохранять энергию. И когда происходит накопление энергии, внешне это выглядит как приступ лени. Когда энергии накоплено достаточно, тело и ум сами с удовольствием начинают двигаться, но не просто двигаться, а делать это экономно, по линии наименьшего сопротивления. Получается, даже эту необходимость можно охарактеризовать как лень. Та самая «лень», которая «двигатель прогресса». Возможно, вам приходилось наблюдать за внешне неумелыми, «тяжелыми», но очень экономными движениями опытного рабочего, ворочающего груз; опытный альпинист, идущий вверх и преодолевающий силу тяжести, выгодно использует именно эту силу тяжести, когда медленно переставляет ноги. Он одолевает склон, будто парусник, идущий против ветра.

В свете вышесказанного попробуем ответить на вопрос о том, как ум поглощает боль. Он обнаруживает, что сопротивление и бегство – то, как ведет себя «я», – бессмысленная реакция. От боли убежать нельзя, а сопротивление в качестве защитной реакции все только ухудшает, ведь вся система, весь организм оказывается под ударом. Видя, что этот путь никуда не ведет, ум начинает действовать в соответствии со своей природой: сохраняет стабильность и поглощает.

Оставаться стабильным означает воздержаться от попыток отделить себя от боли, потому что вы знаете, что это невозможно. Бежать от страха – это страх, бороться с болью – это боль, пытаться быть смелым означает быть очень испуганным. Если ваш ум мучается от боли, значит, ваш ум и есть боль. Нет у мыслящего иных форм существования, кроме мысли. Бежать некуда. Но пока вы не осознаёте нераздельность мыслящего и мысли, вы будете пытаться сбежать.

Из этого осознания сама собой формируется тактика поглощения. Видя, что от боли убежать нельзя, ум уступает ей, поглощает ее, осознаёт одну только боль, без всякого «я», которое ее якобы чувствует и неизбежно сопротивляется. Ум переживает боль так же полно и неосознанно, как переживает удовольствие. Да, боль – природа настоящего, текущего момента, а я могу жить и чувствовать только здесь и сейчас.

Порой, когда мы перестаем сопротивляться, боль исчезает вообще либо сводится к легкому, вполне терпимому дискомфорту. Порой боль остается, но отсутствие сопротивления превращает ее в такое непривычное, почти никогда не испытываемое ощущение, что его очень трудно описать словами. Боль перестает быть проблемой. Да, я ее чувствую, но у меня нет стремления от нее избавиться, потому что я осознал, что боль и попытки от нее избавиться суть одно и то же. Желание избавиться от боли и есть боль; это не «реакция» некоего «я», отдельного от боли. Когда вы осознаёте это, желание убежать «сливается» с болью, а затем исчезает.

Вы не можете отделить свою голову от головной боли (давайте пока не брать в расчет аспирин), как вы могли бы убрать руку из огня. Когда у вас болит голова, «вы» – это и есть «голова», а «голова» и есть «боль». Как только вы осознаёте, что вы и есть боль, боль перестает быть мотивом для действия, потому что действовать становится некому. У головной боли больше нет последствий, в прямом смысле слова. Просто больно. Всё, точка.

Не следует относиться к этому подходу как к «тактике», к которой следует прибегать в критических жизненных ситуациях. Это не тактика, это образ жизни. Оставаться осознанным, внимательным, чувствительным к настоящему всегда, какие бы действия вы ни совершали, в каких бы отношениях ни состояли, и начиная прямо сейчас, вот с этого мгновения. А это возможно лишь в том случае, если вы увидите и поймете, что у вас просто нет иного выбора, кроме как быть осознанным, – потому что вы не можете отделить себя от настоящего, а настоящее не поддается никакому определению по природе своей. Да, вы можете отказаться признавать это, но такой отказ будет очень дорого стоить: вся жизнь пройдет в сильнейшем напряжении, в постоянных тщетных попытках сопротивляться тому, что неизбежно.

Когда понимание достигнуто, сам вопрос выбора полностью лишается смысла. Ведь это абсурд – выбирать между панической и абсолютно бессмысленной борьбой с течением жизни и открытостью навстречу ей, состоянием, когда весь мир разворачивается перед вами яркой, ежесекундно меняющейся завораживающей картиной. Здесь все сводится к пониманию. Но если вы спросите, как это понять, если начнете выяснять, какие для этого существуют техники, методики и правила, какие шаги следует предпринять, – значит, вы упустили самую суть того, что я объясняю. Методики служат для создания новых вещей, которых еще не существует. Мы же пытаемся понять что-то, что уже есть, есть прямо здесь и сейчас, – настоящее. Это не психологическая или духовная методика самосовершенствования. Это просто осознание опыта настоящего, понимание, что вы не можете ни определить его, ни отделить себя от него. Нет тут никаких правил и инструкций, кроме простого «смотри!».

Я нисколько не поэтизирую, когда говорю, что стоит распахнуть ум навстречу реальности настоящего – и мы увидим совершенно новый мир, новый, как в первый день творения, «при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости»[12]12
  Иов. 38:7.


[Закрыть]. Пытаясь все увидеть и понять через память, через прошлое, при помощи слов, мы уподобляемся туристу, который уткнулся в путеводитель и так ни разу и не оторвался от книги, чтобы взглянуть на расстилающийся перед ним пейзаж. Критика, которой Уайтхед подвергал систему традиционного западного образования, справедлива для нашего образа жизни в целом:

У нас чересчур книжное образование… В Эдемском саду Адам сначала увидел животных, и только потом дал им имена. У нас же дети сначала узнают названия и только потом видят животных[13]13
  А. Н. Уайтхед, «Наука и современный мир» (Кембридж, 1933). – Прим. автора.


[Закрыть].

В самом широком смысле слова «назвать» означает интерпретировать получаемый опыт в терминах прошлого, воспоминаний, привязать неизвестное к системе уже имеющихся знаний. Современному цивилизованному человеку иные формы познания просто недоступны. У всего должны быть названия, ярлыки, порядковые номера, все должно быть сертифицировано, зарегистрировано и классифицировано. То, что невозможно классифицировать, сразу становится непредсказуемым и опасным. Если у человека нет паспорта, свидетельства о рождении или какого-либо членства, человек становится для общества невидимкой, его существование просто не признают. Если вы не согласны с капиталистами, вы автоматически становитесь коммунистом, и наоборот. А если человек не согласен ни с тем, ни с другим подходом, его вообще перестают понимать.

То, что может существовать мировосприятие, свободное от концепций, убеждений, мнений и теорий, придет в голову современному человеку в последнюю очередь. Пожалуй, такой подход к жизни будет приписан младенцу или умственно отсталому. Всю жизнь мы страдаем от заблуждения, будто бы вселенная держится лишь благодаря упорядоченным категориям, продуктам человеческого мышления, и если мы не будем напряженно держаться за эту систему, мир рухнет и наступит хаос.

Подчеркнем еще раз: память, мысль, язык, логика – все они очень важны для человека. Но они – лишь половина здорового отношения жизни. А наполовину здоровый человек или наполовину здоровое общество – это больной человек и больное общество. Если вы воспринимаете жизнь без слов, это не значит, что вы больше не способны говорить словами, думать, вспоминать, планировать. Если вы молчите, это не значит, что вы утратили способность говорить. Напротив, лишь помолчав, человек может открыть для себя что-то новое, стоящее того, чтобы об этом говорить. Тот, кто говорит беспрерывно, не останавливаясь, чтобы посмотреть и послушать, будет лишь бесконечно повторять одни и те же мысли.

То же относится к мышлению, которое сводится к внутреннему монологу, а значит, к тем же словам. Само по себе оно не нацелено на совершение открытий, ведь все «новое» для него – это лишь по-новому перетасованные уже знакомые слова и идеи. Когда-то язык ежедневно обогащался новыми словами. Это было в те времена, когда человек, подобно Адаму, видел перед собой что-то и давал этому название. Сегодня почти все новые слова происходят от старых, поэтому мало кто из нас способен по-настоящему творчески мыслить. Я вовсе не утверждаю, что все мы должны без конца изобретать что-то новое и ежедневно совершать революционные открытия. Эта привилегия принадлежит тем действительно редко встречающимся людям, которые способны увидеть и распознать неизвестное и объяснить его. Для большинства же из нас «вторая половина здравомыслия» заключается в том, чтобы просто видеть неизвестное и наслаждаться им, как мы умеем получать удовольствие от музыки, не зная, как она была написана или как именно наш организм слушает ее.

Конечно, революционный мыслитель должен выйти за рамки вербализованного мышления. Он прекрасно знает, что лучшие его идеи рождаются, когда ум молчит. Иногда он многие часы и дни проводит, пытаясь разрешить какую-то задачу с помощью уже известных способов и методик, и в конце концов приходит к выводу, что это невозможно. Но когда ум, окончательно выбившись из сил, затихает, он раскрывается навстречу проблеме и видит ее такой, какая она есть, – без слов. И понимает ее, а значит, находит решение.

Такой выход за пределы вербализованного мышления не является уделом избранных гениев. Он доступен каждому из нас, ведь «тайна жизни – это не проблема, которую нужно решить, а реальность, которую нужно испытать». Многим дано быть провидцами, но немногим дано быть пророками. Многие могут слушать музыку и наслаждаться ею, но немногие способны ее создавать и исполнять. Но даже слушать музыку вы не сможете, если будете мыслить лишь в терминах прошлого. Что бы мы стали делать с музыкой Моцарта, будь наши слух и сознание способны воспринимать лишь тамтамы? Мы услышали бы ритм, но упустили бы мелодию и гармонию. Иными словами, мы не смогли бы услышать в музыке главное. Чтобы услышать музыку, и уж тем более чтобы написать симфонию, человек должен быть способен открывать новые звуки: вибрацию открытой струны, гудение ветра в трубе. Такому человеку предстоит открыть целый новый мир звуков, кардинально отличающийся от пульсирующего ритма тамтамов.

Если я слышу только ритм, я никогда не смогу по достоинству оценить звук. Если я воспринимаю живопись исключительно как вручную нарисованные разноцветные фотографии, написанные китайскими мастерами пейзажи покажутся мне неказистыми. Нельзя понять ничего по-настоящему важного, опираясь только на прошлый опыт. Будь это возможно – объяснить новое при помощи уже известного, – мы могли бы объяснить слепому человеку, что такое цвет, при помощи звуков, вкусовых ощущений, прикосновений и запахов.

Если все вышесказанное справедливо по отношению к науке и искусству, это в тысячу раз более справедливо по отношению к пониманию жизни вообще, и уж тем более к пониманию Высшей реальности, или Бога. Абсурдно искать Бога, опираясь на уже сформированную точку зрения о том, что такое Бог. Такие поиски приведут лишь к тому, что мы и так уже знаем. Вот почему так легко обмануть себя всевозможными видениями и «сверхъестественными» явлениями. Верить в Бога и искать Бога, в которого уже веришь, – это просто искать подтверждения собственного мнения. Просить у небес откровения воли Божьей, а затем сверять ее со своими твердо сформированными моральными стандартами, – это посмеяться над собственной же просьбой. Ведь ответ был вам заранее известен. Вы не «Бога» ищете, а некую «печать» высшего авторитета, абсолютную уверенность в том, во что вы и так верите, гарантию того, что будущее и неизвестное станут продолжением того, что вы принесете из прошлого, большей и лучшей крепостью для вашего «я». Ein feste Burg![14]14
  «Крепость мощная» (нем.). Из гимна, приписываемого Мартину Лютеру.


[Закрыть]

Если мы готовы принять лишь те открытия, которые согласуются с тем, что мы уже знаем, лучше бы нам этих открытий не делать вовсе. Вот почему нам не удается в полной мере воспользоваться удивительными достижениями науки и техники. Бессмысленно уметь предсказывать и контролировать ход будущих событий, если мы не умеем жить в настоящем. Какая польза от того, что врачи научились продлевать жизнь, если подаренные годы человек проводит в тревоге о том, как бы ему прожить еще дольше? Какая польза от того, что инженеры проектируют все более быстрые и удобные способы передвижения, если мы приезжаем на новое место и привозим с собой старые предубеждения, по которым судим все, что видим? Какая польза от того, что мы овладеем силой атома, если будем по привычке продолжать взрывать людей?

Такие инструменты, равно как и мысль или слово, приносят пользу только человеку осознанному. Не тому, кто затерялся в сказочной стране прошлого и будущего, а тому, кто ежеминутно находится в полноценном контакте с той частью опыта, через который только и возможно познание реальности: с вот этим моментом, с настоящим. Здесь жизнь по-настоящему жива: яркая, насыщенная, полноценная, вибрирующая энергией. Здесь она обретает такую глубину, о которой мы только начинаем догадываться. Но чтобы все это увидеть и понять, ум не может быть разделен на «я» и «этот опыт». Настоящее должно оставаться тем, чем всегда и являлось: всем, что вы есть, и всем, что вы знаете. В этом Доме нет места для тебя и для меня!

Глава 7
Трансформация мировосприятия

Западный человек гордится своей практичностью, нацеленностью на результат. Он скептически относится к теории и любым дискуссиям, не имеющим прикладного применения. Вот почему всю западную цивилизацию можно коротко охарактеризовать как «много шума из ничего». Истинное значение понятия «теория» – не праздные рассуждения, но видение, откровение. А как было справедливо замечено, «без откровения свыше народ необуздан»[15]15
  Прит. 29:18.


[Закрыть].

Под видением мы здесь понимаем не абстрактные идеалы или мечты о будущем. Мы имеем в виду понимание жизни такой, какая она есть, понимание самих себя и того, чем мы занимаемся. Без такого понимания не то что бессмысленно, а просто смешно рассуждать о практичности и результативности. Это все равно что торопиться куда-то в густом тумане: как бы быстро и озабоченно вы ни шагали, все равно будете кружить на одном месте. Вы не знаете, куда идете, не знаете, какого результата на самом деле хотите добиться.

Человеку, привыкшему рассуждать «практично», вопросы, которые мы обсуждали выше, могут показаться слишком отвлеченными: «Да, все это очень интересно, но это правда работает?» В ответ я спрошу: «А что вы подразумеваете под словом работает?» Обычно, если речь идет о философской концепции, считается, что она работает, если люди, следующие ей, чувствуют себя лучше и счастливее, либо если она в целом ведет к миру, сотрудничеству и процветанию. Но в этом критерии не так уж много смысла. Что вы имеете в виду под счастьем? Люди чувствуют себя лучше? Лучше для чего? По какому поводу они будут сотрудничать? Что они будут делать, добившись мира и процветания?

Ответы на эти вопросы целиком и полностью зависят от того, кто вы в данный момент времени, прямо сейчас, и чего вы хотите. Если, например, вы одновременно хотите спокойствия и одиночества, братства и безопасности для своего «я», счастья и постоянства, ваши желания явно противоречивы. И достигнутые результаты, как бы вы ни были практичны в процессе их достижения, тоже будут противоречивы.

Если мы хотим быть националистами и иметь суверенное государство, нет смысла рассчитывать на мир во всем мире. Если мы хотим получать все по самой низкой цене, глупо рассчитывать на высокое качество. Если мы ставим себе цель добиться морального превосходства, то никогда не избежим самодовольства. Если цепляемся за убеждение, что Бог существует, то не обретем веры, потому что вера – это умение отпускать, а не цепляться.

Когда решение о том, чего мы хотим, принято, возникает много частных вопросов и технических моментов, связанных с достижением поставленной цели. Но бесполезно обсуждать эти частные моменты, когда главное решение о том, чего мы хотим, еще не принято. А принять любого рода решение при помощи ума, разделенного надвое, невозможно. Пока ум расколот на «я» и «мой опыт», он не может принимать решения. Будучи движущей силой, стоящей за нашими действиями, ум, а вместе с ним и мировосприятие, должны быть исцелены. Иначе любые действия окажутся противоречивыми и приведут лишь к конфликтам.

Мы все-таки попытаемся сказать несколько слов о том, что представляет из себя такое исцеленное ви́дение жизни, которое мы обретаем, став полноценно осознанными. Оно подразумевает полную трансформацию мировосприятия. Насколько это состояние вообще можно описать при помощи слов, оно заключается в знании и непосредственном ощущении мира как органически единого целого.

Как правило, мы «знаем» это в качестве отвлеченной информации, но не ощущаем на собственном опыте. Все-таки большинство людей воспринимает себя как отдельных от мира сущностей. С одной стороны, есть я, с другой – остальной мир. Я не укоренен в земле, как дерево. Я свободно «болтаюсь» туда-сюда, как мне вздумается. С одной стороны, я вроде бы в центре мироздания, с другой – полностью от него отрезан и одинок. Я чувствую, что происходит внутри моего тела, но могу только догадываться о том, что происходит в других организмах. Мое сознание произрастает из поистине непостижимых глубин бытия, и оно же безнадежно заперто в крошечной черепной коробке.

Тем не менее реальность физического мира такова, что мое тело живет лишь в плотной связи с окружающей вселенной, и я зависим от нее в не меньшей степени, чем лист зависим от дерева, на котором он растет. Я чувствую себя отдельным от реальности лишь потому, что внутри меня существует раскол, потому что я пытаюсь отделить себя от собственных чувств и ощущений. В результате то, что я чувствую и ощущаю, кажется мне не моим, чужим. Осознавая, что этот раскол есть не более чем иллюзия, мы начинаем сливаться с мирозданием, и оно перестает казаться чем-то отдельным от нас.

Я есть то, что я знаю; а то, что я знаю, и есть «я». Восприятие дома, стоящего через улицу, или звезды в далеком космосе – точно такие же части моего «я», как зуд в ноге или мысль, пришедшая в голову. В то же время я являюсь тем, чего не знаю. Так, я не осознаю свой мозг в качестве мозга. Точно так же я не осознаю дом напротив как нечто отдельное от моего восприятия этого дома. Свой мозг я воспринимаю как чувства и мысли, дом напротив я воспринимаю как визуальный образ у себя в голове. И как я не ощущаю собственный мозг как нечто отдельное, как я не воспринимаю дом напротив как вещь в себе, точно так же я не знаю и ваших мыслей, которые вы про себя думаете.

Но мой мозг, который есть часть моего «я», ваш мозг и его мысли и дом напротив – все они проявления единого процесса, где все неразрывно связано друг с другом. Этот процесс мы и называем реальностью. Я могу осознавать ее или нет, но вся она есть часть моего «я», в том смысле, что и солнце, и воздух, и человеческое общество – все они необходимы для моего существования в не меньшей степени, чем мозг или легкие. Поэтому, если этот мозг – мой мозг, пусть я его и не осознаю, то и солнце – мое солнце, воздух – мой воздух, а общество – мое общество.

Конечно, я не могу силой мысли придать солнцу овальную форму, как и не могу заставить собственный мозг мыслить иначе. Я не могу заглянуть внутрь солнца, как не могу разделить с вами ваши скрытые чувства. Но я ведь и не могу изменить структуру собственного мозга, я даже не могу почувствовать эту структуру, как я мог бы осмотреть и ощупать кочан цветной капусты, например. И тем не менее мозг – это я, и солнце тоже я, и воздух я, и общество, членом которого все мы являемся, – тоже я. Значит, все они необходимы для того, чтобы я жил.

То, что существует солнце, не имеющее отношения к моим ощущениям, – это предположение, допущение. То, что у меня в голове есть мозг, хотя я его не вижу и не чувствую, – тоже предположение. Такие вещи мы знаем в теории, а не благодаря непосредственному опыту. Этот «внешний» мир предполагаемых объектов является органическим единством в не меньшей степени, чем «внутренний» мир ощущаемого опыта. Благодаря ощущаемому опыту я делаю вывод: «Это существует». А поскольку ощущаемый опыт един, поскольку я и опыт суть одно, приходится предположить, что и «теоретическая внешняя» вселенная является единой, что мое тело и окружающий его мир на самом деле являются единым процессом.

Было выдвинуто множество теорий, посвященных единству вселенной. Но они не избавили человека от эготизма и чувства разобщенности с миром, от конфликтов, от страха перед жизнью. Потому что существует огромная разница между теоретическим выводом и ощущаемым опытом. Вы можете прийти к выводу, что вселенная едина, но никак не прочувствовать этого. Вы можете выдвинуть прекрасную теорию о том, что ваше тело есть гармоничная составляющая беспрерывного процесса, частью которого являются солнца и звезды, и все равно чувствовать себя одиноким и оторванным от мира. Ведь ваши ощущения не будут соответствовать выдвинутой теории, и так будет продолжаться до тех пор, пока вы не откроете для себя единство внутреннего опыта. Какие бы теории вы ни выдвигали, пока внутри вас существует раскол, вы будете чувствовать себя изолированным от жизни.

С этим ощущением изоляции удастся справиться, если вы, например, почувствуете, что у вас нет ощущения восприятия неба; вы и есть это ощущение. Ваше ощущение неба и есть небо, и не существует никакого «я», отдельного от того, что вы чувствуете, ощущаете и знаете. Это справедливо во всех отношениях. Вот почему мистики и многие поэты часто обращаются к чувству «единства с Богом», «единения со вселенной» или, как это выразил сэр Эдвин Арнольд,

 
Исчезло совсем его «я»,
И мир весь стал «я»[16]16
  «Свет Азии», пер А. М. Федорова.


[Закрыть].
 

Порой это чувство исключительно сентиментальное. Поэт «сливается с природой» лишь до тех пор, пока она «хорошо себя ведет», соответствует его ожиданиям:

 
Я сам – ничто; я – есть частица
Того, что вижу лишь вокруг;
Со мной беседует денница,
Мне шепчут сказки горы, луг…
Лишь пробуждает содроганье
Во мне жизнь в шумных городах.
Нет в мире злее наказанья,
Как быть овцой в людских стадах,
Тогда как дух свободный рвется
К слиянью с небом, с цепью гор,
Его влечет полей простор,
К полночным звездам он несется,
И хочет – власти не дано —
С природой жить он заодно[17]17
  Пер. Д. Д. Минаева.


[Закрыть].
 

Этот пасторальный восторг Байрона имеет весьма опосредованное отношение к тому, о чем мы говорили выше. Он примирился с природой лишь настолько, насколько примирился с собственной человеческой сутью. То есть ненамного. Мухе нравится сладость меда, но не нравится его липкость, поэтому

 
Нет в мире злее наказанья,
Как быть овцой в людских стадах…
 

Сентиментальный романтик не заглядывает в глубины бытия и не видит, как

 
Сонные существа, что пасутся, повиснув глубоко под водой, или медленно ползут у самого дна…
Акула со свинцовыми глазками, морж, черепаха, мохнатый морской леопард и тропический скат.
Какие страсти, сраженья, схватки, погони видишь в этих океанских глубинах, каким густым воздухом дышат эти подводные твари…[18]18
  Уолт Уитмен, «Мир под водой» (пер. К. Чуковского).


[Закрыть]
 

Человеку предстоит узнать, что все, что он видит в природе: липкий, такой чужой мир морских глубин, ледяные пустоши, болотные трясины, кишащие тварями, пауки и скорпионы, безжизненные пустыни далеких планет, – все это отражается в его сознании, а значит, является частью его самого. И человек никогда не достигнет внутренней целостности, пока не осознает, что эта «изнаночная сторона» природы, как и тот ужас, который она у него вызывает, тоже часть его «я».

Все то, что в природе вызывает у нас восхищение или отторжение, имеет своего «двойника» в нашем внутреннем мире. Мир этот тоже огромен, бессознателен, запределен и неизведан. Эмоции, которые мы испытываем при виде кишащего насекомыми осиного гнезда или змеиной ямы, лишь отражают то, что мы испытываем по отношению к скрытым аспектам собственного физического тела и психики, к проявлениям плохого самочувствия, которым нет числа, – от внезапных мурашек и озноба до отвратительных болезней и невыносимой боли.

Не знаю, насколько этому можно верить, но существует множество историй о великих мудрецах и «святых», которые обладали якобы сверхъестественными способностями в отношении диких зверей и рептилий, обычно для людей смертельно опасных. Если это действительно так, то наверняка дело в том, что просветленный человек полностью примирился со своими внутренними «дикими зверями». Ему нет нужды называть слона Исполином, а морское чудище Левиафаном; он ласково и фамильярно называет их Носатиком и Слизнячком.

Чувство единения с мирозданием вовсе не является неким помутнением сознания, трансом, в котором стираются все формы и различия, погружая и человека, и вселенную в мерцающий розовато-лиловый туман. Как процесс и форма, энергия и материя, «я» и ощущаемый опыт, все это названия и способы восприятия одного и того же, так и одно и многое, единое и многообразное, идентичное и различное не являются взаимоисключающими противоположностями. Напротив, они являются друг другом, как тело является своими органами. Для осознания того, что многое – это одно, а одно – многое, нужно понять, что это лишь слова, набор звуков для обозначения некой реальности, понятной и очевидной для чувств, но загадочной и противоречивой для логики и описания.

Ищущий духовной мудрости молодой человек поступил в обучение к известному праведнику. Старец взял его к себе послушником. Прошло несколько месяцев, и молодой человек пожаловался, что спустя столько времени обучение так и не началось. «Как? – воскликнул праведник. – Когда ты приносил мне рис, разве я не ел его? Когда ты заваривал мне чай, разве я не пил его? Когда ты здоровался со мной, разве я не здоровался в ответ?» «Боюсь, я не понимаю», – смущенно признался молодой человек. «Если хочешь во что-то вникнуть, – ответил мудрец, – вникай в самую суть. Начнешь думать и рассуждать – сразу упустишь суть».

 
Хризантему сорвал
под восточной оградой в саду,
И мой взор в вышине
встретил склоны Южной горы.
Очертанья горы
так прекрасны в закатный час,
Когда птицы над ней
чередою летят домой!
В этом всем для меня
заключен настоящий смысл.
Я хочу рассказать,
и уже я забыл слова…[19]19
  Тао Юаньмин, «Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ» (пер. Л. З. Эйдлина).


[Закрыть]
 

Смысл стихотворения не в созерцательной, сумеречной и чересчур идиллической атмосфере, столь любимой китайскими поэтами. Все это уже много раз высказано, и поэт не собирается «золотить лилию». Он не станет уподобляться западным поэтам, превращаясь в философа и утверждая, будто он «слился» с цветами, оградой, холмами и птицами. Это тоже «золотить лилию» или, пользуясь восточной же идиомой, «приделывать змее ноги». Когда вы действительно осознаёте, что являетесь всем, что видите и знаете, вы не начинаете бегать по полям, восторженно восклицая: «Я – все это!» Нет никакого «я», есть только «все это».

Ощущение, будто мы стоим лицом к лицу с реальностью, прямо напротив (а не внутри нее, как должно было быть), оказывает огромное влияние на мысль и деятельность человека. Так, философы часто не замечают, что их наблюдения за мирозданием в первую очередь применимы к ним самим и к этим самым их наблюдениям. Если вселенная бессмысленна, то бессмысленно и утверждение, что она бессмысленна. Если мир – коварная ловушка, то таков и сам обвиняющий. «Горшок над котлом смеется, а оба черны».

Строго говоря, мы вообще не можем рассуждать ни о жизни, ни о реальности, потому что это означало бы думать о том, что мы думаем, потом думать о том, что мы думаем, что мы думаем, и так далее до бесконечности. Создание системы, рационально описывающей мироздание, возможно только при допущении, что создающий ее полностью отделен от самого мироздания. Но если вы и ваши мысли есть часть этой реальности, вы не можете выйти за ее пределы, чтобы их описать. Вот почему все философские и теологические доктрины рано или поздно неизбежно должны будут распасться. Чтобы «познать» реальность, вы не можете выйти за ее пределы; вы должны стать ее неотъемлемой частью, стать, собственно, реальностью, прочувствовать ее.

Спекулятивная философия, та, к которой мы привыкли на Западе, почти вся есть яркий симптом разделенного ума, попытки выйти за пределы собственного ощущаемого опыта, чтобы вербализовать его и дать ему определение. Это порочный круг, подобный всему, что порождает раздвоенный ум.

С другой стороны, осознание целостности ума имеет столь же далеко идущие последствия для мысли и действия, как и его раздвоенность. Как философ пытается выйти за пределы себя и своей мысли, так и обычный человек пытается выйти за пределы себя, своих эмоций, чувств, желаний и ощущений. В результате возникает фантастическая путаница как в мыслях, так и в действиях. Справиться с этой путаницей как раз и помогает осознание того, что ум целостен и никакого разделения на самом деле не существует.