Текст книги "Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945"

Большинство мусульманских территорий Советского Союза так и не были захвачены немцами. Поскольку они были далеки от рейха во времени и пространстве, их будущее обсуждали в Берлине, скорее, в гипотетической форме, в отличие от судеб Крыма и Кавказа.

Вначале на дискуссию о будущем советских «жителей Азии» повлияла пропаганда, призванная внушить немецкому солдату и гражданам Германии, что русские были «унтерменшами», то есть вырожденцами, потому что у них была большая примесь татарской и монгольской крови. Если русский был «недочеловеком», то тем более это касалось татар и монголов. Публиковавшиеся неоднократно фотографии советских военнопленных с «монгольскими» чертами лица; немедленная ликвидация всех «азиатских» мирных жителей, обнаруженных в оккупированных областях; частые статьи в немецкой прессе о «монгольской жестокости» русских – все это создавало почву для того, чтобы создать у населения представление о рейхе как защитнике Запада от «азиатской угрозы». Сам Гитлер рассматривал будущие немецкие поселения в России в качестве бастионов, призванных защитить от нашествий диких орд с Востока.

В планах Розенберга до нашествия не делалось особой разницы между великороссами и татаро-башкирским населением между Волгой и Уралом. Согласно немецкой классификации жители Поволжья, в широком смысле слова, были финно-угорского, татарского и монголоидного происхождения. В действительности не существовало объединяющего элемента среди башкир и чувашей, мордвы и мари, удмуртов и казанских татар. Первоначально в Берлине не обратили внимания на проект эмигрантов-сепаратистов под названием «Идель-Урал», предусматривавший национальную автономию татар и башкир. Поскольку рейхскомиссариат «Московия» должен был охватывать всю территорию до Урала, в него входило все неславянское население Северо-Восточной России. Административные границы составлявших его областей, как предполагалось, должны были совпадать с этническими. Они в основном соответствовали советским административным границам Татарии, Чувашии, Удмуртии, Мордовии, Марийской республики и Башкирии. Не было сделано попытки отделить славян от неславян или сгруппировать поволжских татар и угро-финнов в одну административную единицу.

Этот план так и не был реализован. Министерство оккупированных восточных территорий Розенберга и отдельные армейские круги были вынуждены пересмотреть свою тактику после того, как их надежды на блицкриг были развеяны. В начале 1942 г. стала очевидной новая тенденция – «спасение народов Идель-Урала (это название начало использоваться в министерстве официально) от «сброда» «унтерменшей». Одна из причин изменения первоначальных планов заключалась в том, что немцы взяли в плен большое количество поволжских татар, из которых армейское командование намеревалось сформировать военные части. Во-вторых, было решено вести пропаганду, направленную на татар и башкир, чтобы склонить их к дезертирству. Наконец, ведомство Розенберга выработало собственную концепцию санитарного кордона вокруг Москвы, который должны будут замкнуть с востока, в том числе и народы «Идель-Урала».

Были предприняты неуклюжие попытки снять клеймо «унтерменшей» с татар. Но как было возможно убедить свое население, что татары, которые были «азиатами» и чужаками, в действительности являются друзьями и союзниками, а русские остарбайтеры из-под Смоленска и Ростова-на-Дону, многие из которых были высокими блондинами с голубыми глазами, «недочеловеками»? Все публичные заявления немецкой стороны о татарах в 1942–1943 гг. характеризует их двусмысленная «реабилитация». Начало ей положила реплика Гитлера о татарах, что они были среди восточных народов, которые «участвовали в борьбе против общего мирового врага – большевизма». В августе 1942 г. министерство пропаганды проинструктировало представителей прессы не вести полемику на тему татар и Туркестана. В армии был отдан приказ считать солдат из татар и других тюркских народов, сражавшихся на стороне Германии, «соратниками и помощниками», чьи национальные особенности «следует воспринимать с пониманием и тактом».

Возможно, самое серьезное заявление было сделано в авторитетном издании Zeitschrift fur Politik в мартовском номере 1942 г., где фон Хентиг, эксперт по Ближнему Востоку в министерстве иностранных дел, утверждал, что название «татарин» не является ни в коей мере уничижительным, открыто призвав к сближению немцев и татар. В то время, когда фон Шуленбург готовил конференцию в Адлоне, со статьей фон Хентига ознакомились представители движения «Идель-Урал» в Турции. Мечта эмигрантов обрела второе дыхание в атмосфере германо-турецкого примирения.

Концепция «Идель-Урала» устраивала тех, кто стремился к разделу Советского Союза, и вот почему она была воспринята имперским министерством оккупированных восточных территорий, хотя оно понимало всю искусственность этой идеи. Та же самая концепция была основной для другой группы – сторонников пантуранского союза. Только на развалинах распавшегося Российского государства татары и башкиры могли выстроить новые основы столь чаемого ими суверенитета, который смог бы позволить им слить воедино, несмотря на все препятствия, народы между Волгой и Уралом. Это был неосуществимый и противоестественный план создания сверхгосударства, в который вошли бы иные туранские народы. Сторонники проекта «Идель-Урал» не признавали существование этнических и культурных различий этих народов, к тому же обреченных на изоляцию от остального мира в государстве, не имевшем выхода к морям. Их взгляды были прикованы, в частности, к Центральной Азии, и мечта о державе «от Казани до Самарканда» будила воображение наиболее последовательных приверженцев идеи «Идель-Урала».

Пантуранский гамбит противоречил другим существовавшим на тот момент планам. Тюркские националисты стремились обеспечить себе «максимальную безопасность». Противники сепаратизма, естественно, противостояли им. Отношение Германии к созданию такого азиатского блока, который в довоенное время спорадически поддерживала Япония, было первоначально, вследствие сложившихся обстоятельств, враждебным. Менде и его сотрудники не принимали его и предпочитали продвигать проект «Малый Идель-Урал», по общему признанию фантастический, но, возможно, в меньшей степени, чем пантуранский, который к тому же нес угрозу для рейха. Из Берлина все же время от времени слышались призывы к туранскому единству. Хентиг составлял исключение; он прекрасно помнил романтические поиски свидетельств культурного и языкового единства туранских народов, что вели ученые. «Там, в России, – писал он, – они искали древний Туран. Удастся ли им теперь достичь какого-то результата?»

Хентиг продолжает: «Благодаря нашему продвижению в России, ситуация коренным образом изменилась: новое движение стремится выразить себя, найти себе название. Тюркские племена к востоку от Волги, с которыми мы имеем дело, от Урала до Монголии все когда-то принадлежали к улусу Чагатая [второго сына Чингисхана]…» Поэтому Хентиг предложил название «чагатаизм» для татарско-тюркского движения за единство, ожидая, что его поддержит Германия.

На самом деле судьба поволжских татар и угро-финнов никогда не интересовала рейх. Военные действия велись далеко от этих земель, пантуранское и панславянское движения были не в фаворе в Берлине. Только в самом конце войны, когда были востребованы самые экзотичные средства для спасения Германии от разгрома, некоторые деятели в рейхе начали позиционировать себя сторонниками пантуранского движения.

На то время не существовало реальной потребности срочно решать судьбу советской Средней Азии. Министерство оккупированных восточных территорий совместно с армией работали с эмигрантами, выступавшими за независимый и объединенный Туркестан, образованный из всех пяти советских среднеазиатских республик. Их деятельность свелась в основном к пропаганде и разведке. На практике этот факт и желание Германии не вызывать подозрений у Японии, предъявляя претензии на Среднюю Азию, позволили сторонникам «Объединенного Туркестана» действовать с относительно большей свободой в сравнении с другими сепаратистскими группировками. Туркестан был вне границ предполагаемой территории немецкой оккупации.

Планы Розенберга предусматривали отделение Туркестана от России. В своих первоначальных набросках он выделял Среднюю Азию из-за ее враждебности к коммунизму и негативного отношения к русским. Он полагал, что «после военного поражения Советов в Европе станет возможным малыми силами избавиться от господства московитов также и в Средней Азии». Подчеркивая политическую (антирусская направленность) и экономическую (хлопок) выгоды такого развития ситуации, Розенберг, что само по себе интересно, указывает на возможность активного противостояния Британии: «Возникает вопрос, нельзя ли побудить Иран и Афганистан к более активному продвижению в Индию, если это будет востребовано… В таком случае угроза линиям коммуникации, связывающим британцев с Индией, несомненно, вынудит Британию разместить большее число войск в Центральной Азии, выведя их из Европы или других мест». В дальнейшем судьбу Туркестана больше не обсуждали. Предлагаемые на будущее формы правления на Востоке касались только территорий, пограничных со Средней Азией. Но посылка была ясна. Туркестан, будучи союзником и во всем зависимым от рейха, составит последнее звено в цепи государств вокруг Московии.

Германская армия, со своей стороны, не имела планов завоевания этой территории. Все внимание было сосредоточено на деятельности эмигрантов – вопросе формирования национальных легионов в составе вермахта и создания Национального комитета объединения Туркестана. Туркестанские националисты занимали более сильную позицию в конкурентной борьбе, чем их коллеги, потому что Германия не имела особого личного интереса в этом регионе и потому что их лидеру политическому эмигранту Вели Каюму покровительствовал фон Менде. Несмотря на то что в его взаимоотношениях с эмигрантами-тюрками постоянно существовали трения, работники министерства Розенберга до конца войны доверяли Вели Каюму. Ни в советской Средней Азии, ни в Германии он не был известен.

В тюркском вопросе Берлин предпочитал не давать никаких обязательств. «Будут ли племена, проживающие на этих территориях… [то есть татары и народы Туркестана] жить единым народом в одном государстве или как два отдельных народа, покажет будущее. Любая форма организации может развиться из современного состояния тюркского населения». Единственное, о чем можно было сказать определенно, что обе ветви этих тюркских народов должны быть отделены от России.

Глава 14
Хозяева и рабы

На протяжении всей войны в обстановке побед и поражений на полях сражений основная цель Германии продолжала оставаться неизменной. Необходимо было не только сокрушить Советское государство, чтобы Восток со своими ресурсами и рабочей силой служил германскому народу, не только изменить границы, но и переформатировать иерархию всех этнических групп на Востоке. В результате чего немцы превратятся в господ, евреи и другие «нежелательные» элементы будут ликвидированы, а великороссы займут низшую ступеньку в структуре «нового порядка». Если, о чем уже было сказано, все еще шли споры о будущем положении наций-посредников, то есть нерусских национальностей Советского Союза, то структура общества уже была определена: самый верхний его слой – немцы и самый нижний – русские.

Стало прописной истиной, что немецкий народ должен был наследовать землю. Движение Drang nach Osten («Натиск на Восток») призвано было наконец-то предоставить ему возможность поселиться и жить на землях, к которым он уже давно стремился. Этот масштабный план предусматривал аннексию некоторых областей (в особенности Прибалтийских стран и Крыма) и колонизацию других территорий (европейскую часть СССР). Только некоторые части Советского Союза (такие как Кавказ и азиатская часть России) не подлежали германизации. В областях, намеченных для присоединения и колонизации, предусматривалась следующая последовательность действий. Вначале предстояло ликвидировать ту часть населения, которая, в представлении нацистов, не имела права на дальнейшее существование, одновременно приступая к массовому перемещению «низших» элементов населения на Восток. При этом будут постепенно ассимилированы (онемечены) «наиболее лучшие» представители местного ненемецкого населения, которые получат разрешение остаться. И наконец, необходимо будет заселить освобожденные территории немецкими фермерами и солдатами.

ПЛАН-СХЕМА ИЕРАРХИЧЕСКОЙ ЛЕСТНИЦЫ НАРОДОВ ВОСТОКА

План имел долгую историю. Он существовал еще перед Первой мировой войной, и не только Людендорф, но даже Сект одобрял его основные положения. В нем не было только одного пункта – войны на уничтожение, который добавили Гитлер и его помощники. Еще в 1932 г. нацистский писатель Г. Раушнинг представил план в присутствии Гитлера. Рассказав о будущем преобразовании Востока, он закончил так: «Все это, однако, останется пустой мечтой, если не будет проводиться последовательная политика колонизации и депопуляции. Да, политика депопуляции… Она потребуется для того, чтобы передать сельскохозяйственные земли преимущественно в руки немецкого класса господ». Это заявление глубоко запечатлелось в мозгу Гитлера: переселить славян дальше на Восток и поселить на их земли немцев. Подлинная граница между Европой и Азией, он любил повторять, не географическая. Но это граница, что «отделяет немецкий мир от славянского мира. И это наш долг – провести ее там, где, как мы считаем, ей следует быть».

Гитлер говорил своим соратникам: «Я сочту преступлением, если будут считать, что четверть миллиона павших[52]52
  Столько планировалось по опыту предыдущих кампаний. Так, во Французской кампании 1940 г. вермахт безвозвратно потерял (убитые и пропавшие без вести, которых можно считать погибшими) 45 тыс. 500 солдат и офицеров, ранеными свыше 111 тыс. Однако потери вермахта на Восточном фронте многократно (больше чем на порядок) превзошли все выкладки германского командования.


[Закрыть] и сотни тысяч искалеченных… были принесены в жертву только ради того, чтобы захватить природные богатства, эксплуатируемые капиталистами… Цель восточной политики в перспективе – дать возможность 100 миллионам немцев поселиться на этой территории».

Его немецкий этноцентризм стал простым и веским объяснением необходимости войны, огромные потери которой будут восполнены повышенным уровнем рождаемости в новых восточных поселениях. Несмотря на огромные трудности в деле такого массового переселения, «проблема заключена в государственной власти, вопросе ее мощи». Это не имело никакого отношения к моральной стороне вопроса. «Если кто-то спрашивает нас, кто дал нам право расширять германское пространство на Восток, мы ответим, что… успех оправдывает все».

Перед началом войны контуры плана еще только намечались. У Розенберга не было ясного представления, какие области следует присоединить, а какие – колонизовать. Переселение огромного количества людей на Восток следовало проводить таким образом, чтобы «в течение жизни одного, максимум двух поколений мы смогли бы присоединить эти области – заново онемеченные – к коренным землям Германии». В октябре 1941 г. ему еще было неясно, что делать с отдельными областями. Следовало ли выделить земли рейхскомиссариата «Остланд» между Ильменем и Чудским озером для заселения их «нежелательными элементами или открыть всю территорию для немецких поселений». Отвечая на этот вопрос, он решился на последнее. Не до конца был проработан вопрос и о сроках переселения. Сначала Гитлер говорил о 10 миллионах переселенцев в течение 10 лет, потом о 20 миллионах. Единственно, что было ясно, так это то, что эта работа будет вестись на протяжении всей его жизни и даже может быть завершена. «Наше колониальное проникновение, – говорил фюрер, – должно постоянно идти вперед, до тех пор, пока оно не достигнет той стадии, когда наших колонистов будет значительно больше, чем местных жителей». Во всяком случае, «в течение ближайших 20 лет эмиграция из Европы больше не будет идти в направлении Америки, но на Восток». В своих сбивчивых оценках и прогнозах Гитлер свалил в одну кучу всю Восточную Европу – Польшу, «аннексированные» и «оккупированные» области. Границы исчезнут, в то время как европейские болезни «излечат» интенсивная миграция плюс свободное пользование огнестрельным оружием и «душегубки» («газвагены»).

Между «старой» и «новой» программами германизации существовала значительная разница. Нацистская Германия полностью отказалась от политики культуртрегерства, заслугой которой было распространение ценностей цивилизации среди неразвитых народов. Новый проект оказался совсем иным. Как заявил Гиммлер: «Нашей обязанностью на Востоке не является проведение политики германизации в прежнем смысле слова, то есть введение в обиход немецкого языка и немецких законов для местного населения. Отныне в восточных областях будут проживать люди с чисто немецкой кровью».

Не случайно Гиммлер был последователен в отстаивании подобной постановки вопроса. В то время как Гитлер отдавал подробные директивы о лимитах и сроках исполнения программы колонизации, именно части СС были призваны воплотить в жизнь эти фантастические планы. В «империю» Гиммлера входили главное управление по вопросам расы и поселения (RuSHA), имперский комиссариат по делам укрепления немецкой народности (RKFDV) и другие учреждения, ответственные за миграцию и расселение в первую очередь этнических немцев. СС, будучи германской элитой, должны были обеспечить для отправки на Восток «расово полноценную» рабочую силу. Проект имел столь сверхъестественную власть над умами нацистских вождей, что даже в октябре 1943 г., когда немецкие армии отступали по всему фронту, Гиммлер все еще продолжал утверждать: «Для нас окончание войны будет означать, что открылась дорога, ведущая на восток… Мы передвинем границы немецких поселений на 500 км к востоку… на территории безопасные в военном отношении для наших внуков и правнуков».

Крым и некоторые районы рейхскомиссариата «Остланд» должны были стать «имперскими землями» – не колониальными территориями, но интегральной частью Германского государства. С одобрения Гитлера были разработаны далеко идущие планы миграции этнических немцев из других частей земного шара.

В отличие от Крыма, где проводить политику онемечивания в отношении коренного населения было весьма проблематично, рейхскомиссариат «Остланд» должен был стать «частью великого германского рейха». Розенберг в своей первой директиве, направленной Лозе, писал, что этого можно добиться посредством «1) онемечивания расово полноценного населения, 2) колонизации территории немецкими переселенцами и 3) высылки нежелательных элементов». Все эти три цели оставались неизменными на протяжении всей войны. В своей речи в марте 1942 г. Гиммлер вновь подчеркнул, что первый послевоенный пятилетний план переселения должен «привести, по крайней мере, к складыванию немецкого правящего слоя в Крыму и Прибалтике». Переселение непокорного и неполноценного населения во внутренние области, в Белоруссию или «Московию», в ближайшем будущем было вопросом решенным и само собой разумеющимся. А возвращение прибалтийских немцев, которые вынужденно покинули свою родину в 1940 г., уже началось.

Первой областью, намеченной для переселения немцев и, как это ни парадоксально, ближайшей к линии фронта, была Эстония. Здесь, как было принято считать, германское влияние было наибольшим[53]53
  Как культурное, так и генетическое – немцы господствовали в этом регионе с XIII в., и даже вхождение в состав России в начале XVIII в. ситуацию изменило мало.


[Закрыть]. Но еще до того, как началось выполнение плана переселения, эта страна[54]54
  С 1940 г. Эстонская ССР в составе СССР.


[Закрыть] оказалась под ударом наступавших советских войск. Ингрия стала единственной областью, которой коснулась эта программа.

Ингрия, или Ингерманландия, занимала территорию между озерами Чудским и Онежским. Эту область некогда населяли финские племена, теперь уже потерявшие свою этническую и культурную самобытность. Проект «Ингрия» был возрожден. Согласно пожеланиям Гитлера Крым и Ингрия должны были быть колонизованы в первую очередь. В подробно разработанном в середине 1942 г. плане для переселения колонистов помимо Крыма намечались «Ингрия и район Петербурга». Некоторые рассматривали это как попытку оправдать продвижение границ Эстонии и Латвии вплоть до окрестностей Ленинграда. В итоге, из-за зашедшей в тупик ситуации с Ленинградом в середине 1942 г., появилась идея преобразовать этот район в отдельный главный округ (Hauptbezirk), который не входил бы в рейхскомиссариат «Остланд», но непосредственно подчинялся Берлину. Так как министерство Розенберга и СС не хотели передавать его ни в рейхскомиссариат «Московия», ни в «Остланд», ни Финляндии, идея такого анклава помогла бы разрешить безвыходную ситуацию и открыть дорогу к немедленному заселению этого района. Немецкой прессе не потребовалось много времени, чтобы начать писать о «немецком» характере Ингрии, чтобы оправдать необходимость ее заселения.

В процессе подготовки к переселению было решено депортировать жителей Ингрии. В начале 1942 г. финское правительство было поставлено в известность, что оно может «принять обратно» местных жителей, но ничего не было сделано, кроме переселения отдельных добровольцев, вплоть до 1943 г. После обмена посланиями финско-немецкая инспекционная комиссия посетила район, и 6 октября 1943 г. в Риге было подписано соглашение о «репатриации» (совершенно неверный в данном случае термин), позднее получившее дипломатическое подтверждение. В результате к весне 1944 г. было выселено около 65 тысяч мужчин и женщин. Нелепая операция решила несуществовавшую проблему национальных меньшинств и создала новую в Финляндии. Что касалось немецких планов колонизации Ингрии, то они остались на бумаге.