Текст книги "Система «Морской лев»"

Запись датирована 24 июня 1990 года

– Иван Алексеевич, Иван Алексеевич, вставайте, ну, вставайте же. Пора уже. Вот напасть-то, да что вы в самом деле, до утра что ли хотите проспать? – мясистой рукой качал его за плечо Канарейкин.

Захаров находился в глубине тумана, покрывавшего толстой коркой его сознание. Слух уже доносил слова полковника, пробивая его довольно толстый слой, вырваться из которого было нелегко. Его вязкая мякоть не спешила растворяться в новой реальности. Сделав очередную попытку, Захаров открыл глаза и увидел склонившуюся над ним громоздкую фигуру полковника, которая собой загородила свет включенной лампочки на потолке.

– Проснулся, ну наконец-то, ты что, на курорт что ли приехал? Спишь так, что пушкой не разбудишь. Не дело это, товарищ Захаров! Таким беззаботным сном можно весь порядок нарушить. Давай-ка вставай и пойдем поужинаем, – Канарейкин посмотрел на часы: – Я тебя уже пятнадцать минут бужу, хотел уж водой спрыснуть.

Захаров между тем, ничего не говоря, встал и подошел к умывальнику.

– Чего молчишь-то, обиделся что ли? – недоумевая, спросил Канарейкин.

– Просыпаюсь, – ответил Захаров сквозь хлюпанье воды.

– Ага, ну, давай просыпайся, потом через пару часиков наверстаешь упущенное.

– Когда меня экипажу представите?

– Завтра, все завтра: и форму новую получишь завтра, и лодку увидишь.

Когда Захаров был готов, они вновь проследовали бетонными тоннелями на камбуз, где Канарейкин представил Захарову новые деликатесы. После ужина они поднялись на второй уровень. Еще на подходе Захаров узнал по двустворчатой двери кабинет Канарейкина.

– Вот и моя берлога, – с некоторым наслаждением произнес Канарейкин.

Помещение, в котором располагался кабинет, было довольно просторное: у дальней стены стоял письменный стол, заваленный бумагами и картонными папками, у изголовья висел портрет Ю. Андропова, а вдоль стен находились стеллажи, заполненные книгами и журналами различной документации. Большие окна на противоположной стене от двери были занавешены плотными шторами.

– Просторный у вас кабинет, мне б такой, – сказал Захаров, оглядывая помещение.

Канарейкин, поняв намек, застенчиво улыбнулся.

– Да сразу-то я как-то и не сообразил, куда тебя определить, делов-то вон сколько, – и он указал на лежащий ворох бумаг на столе, – поэтому и сунул тебя куда попало. А вообще, на первом уровне у нас жилье для прикомандированных рабочих. Ну, сегодня еще как-нибудь переночуешь, а завтра мы тебе что-нибудь более существенное подыщем. Хорошо?

– Хорошо. Может, откроем шторы, что у вас там за окном? – предложил Захаров.

– Не надо открывать, – остановил его движение Канарейкин.

– Почему? – удивился Захаров, заметив некоторую суету полковника.

– Там сюрприз для вас, – несколько застенчиво сказал Канарейкин.

– Какой сюрприз?

– Из окон виден «Морской лев». Я бы хотел, чтобы он вас сейчас не отвлекал. Вы его завтра увидите.

– Ну, завтра так завтра, – отходя от окна, сказал Захаров. – Что же Горбачева не повесили? Храните верность Андропову? – подходя к письменному столу и показывая на портрет, спросил Захаров.

– А благодаря кому эта база была построена и сформировано это управление, в котором вам удостоилась честь служить?.. Знай Горбачев про нее с его идеями о разоружении – неизвестно, что с ней сделать могут.

– Так, выходит, мы с вами тут на полулегальном положении?

– Ни на каком не на полулегальном положении. Успокойтесь, есть силы, – Канарейкин поднял указательный палец, – там, наверху, которые способны позаботиться о безопасности страны. Просто не всем все знать, даже если ты и Генеральный секретарь. Он уже со своей перестройкой у всех вот где, – и Канарейкин провел внутренним ребром ладони по горлу.

Захаров был шокирован таким высказыванием: он никогда не подвергал сомнению действия партийной элиты.

– Вы же коммунист. Как вы можете такое говорить? – пробовал возразить он.

– Вот потому что коммунист, я и говорю. До чего страну довел: все теперь по талонам, скоро в сортир сходить, нужду справить, тоже будет по талонам. Еще год– другой такой дребедени – и страна не выдержит…

– А на вашей базе что-то незаметно, что в стране кризис.

– Потому что дело умелыми руками организовано, поэтому и незаметно. Все, кончили байки разводить, давай делом заниматься.

Канарейкин уселся за стол, надел очки и принял деловой вид, а у Захарова впервые за время их знакомства зародились первые ростки недоверия к «хозяину» базы.

Мексиканское плоскогорье возвышается над безупречно гладкой поверхностью воды на две с половиной тысячи метров. Там, в полюбившей солнечный закат, отчего та и окрасилась в его цвета, пустыне Жоранда-дель Муэрто, меж двух камней ветер бросил семечко кактуса. Упав в их тень и смочившись утренней росой, из раковины, в которой заключалась колючая жизнь, высунулся маленький хвостик нейтрального цвета. Он смело вгрызся в каменистый песок, собирая все остатки влаги в округе. Спустя уже месяц из-за каменных охранников к солнечному свету вылезла ярко-зеленая змейка, покрытая еще едва заметными листиками, которые в защите от алчущего солнца свернулись, превратясь в колючки.

Бумаги, которые должен был заполнить, а затем и подписать, оказалось такое множество, что у Захарова буквально дрябла рука. Ему никогда прежде не приходилось столько работать шариковой ручкой, и тогда он предложил Канарейкину сделать перерыв. Тот с безразличным видом открыл ящик и достал из него черную телефонную трубку без провода. Выдвинув из нее антенну и нажав несколько кнопок, Канарейкин распорядился принести к нему в кабинет две чашки кофе со сливками.

– Просто удивительно, – недоумевая, сказал Захаров, – я когда принимал лодку на флоте, – и то столько бумаг не заполнял, а здесь ужас какой-то: за каждую безделушку нужно свою роспись поставить.

– А вы как хотели, Иван Алексеевич? Чтоб мы вам технику на шесть миллиардов гринов доверили и взяли только две ваши закорючки? Нет уж, мы с вас за это спросим по всей форме.

Раздался глухой звонок. Полковник нажал на кнопку где-то внизу стола, дверь открылась, и в кабинет вошел человек, который принес заказанный Канарейкиным кофе.

– Каких гринов? – почти шепотом спросил Захаров, когда кухонный работник скрылся за дверями кабинета.

– Долларов, долларов, – не отрывая взгляда от какой-то бумаги, ответил Канарейкин.

– Долларов? Она что, из золота сделана что ли?

– Не из золота, но если на ней стоит самое новейшее оборудование и в это оборудование впаяны технологии будущего, то за это, как вы думаете, нужно платить или нет.

– Интересно было бы посмотреть на нее, действительно ли она стоит таких денег. Может, мне приоткрыть шторку и оценить хотя бы поверхностно? Так сказать, прикинуть по корпусу.

– Ты что, купец что ли? Да был бы ты хоть и купец, у тебя таких денег-то сроду родов не было и не будет, – рассмеялся Канарейкин. – Вы мне поверьте, Иван Алексеевич, она стоит этих денег. Она, может, даже больше стоит. Я вот хоть и не специалист в этой области, но когда я один раз все-таки залез в нее – так у меня все представление о подводных лодках переменилось. Это не подводная лодка, а какой-то космический корабль из фантастических рассказов.

– А вы когда-нибудь прежде бывали на подводных лодках?

– Нет, не бывал, но так, по рассказам, да по телевизору видел. Ну, это что-то среднее между котельной, тепловозом, плацкартным вагоном и атомной электростанцией.

– Ничего себе представление, – удивленно произнес Захаров.

– Так вот, у меня все перевернулось: никаких труб я там не увидел, теснота практически не ощущается, там даже библиотека есть, правда, виртуальная.

– Какая?

– Виртуальная, вам потом компьютерщик Сергей объяснит.

– Так там еще и компьютеры есть?

– Да их там видимо-невидимо. Она вся ими напичкана, куда ни плюнь – везде компьютер, – снова рассмеялся Канарейкин.

– Ну, Леонид Сергеевич, вы меня, честно сказать, заинтриговали. Мне так и хочется на нее посмотреть.

– Увидишь, увидишь, поговей пока до утра. А пока что давай, ставь свои закорючки и не спрашивай, почему так много.

И Захаров снова принялся за работу, а Канарейкин продолжал разбирать лежащие на столе бумаги, подсовывая между тем Захарову новые бланки для заполнения. Наконец, спустя два часа Захаров закончил довольно утомительный для него труд.

– Ну, вот и все, – складывая подписанные Захаровым бумаги, сказал Канарейкин, – теперь я могу тебя поздравить. Ты теперь официально числишься командиром подводной лодки.

– А кому я непосредственно буду подчиняться? – спросил Захаров.

– Ты здесь птица вольная. Все указания командования управления будешь получать лично через меня, а ежели что серьезное возникнет, то генерал сам приедет и лично с тобой встретится.

– Извините за любопытство…

– Леонид Сергеевич, – напомнил Канарейкин свое имя и отчество.

– Да, конечно, Леонид Сергеевич, я совсем забыл с этим перелетом. А вы тогда чем здесь занимаетесь?

– Я? – переспросив, улыбнулся Канарейкин. – Я здесь организовываю жизнеобеспечение всей базы (и твоего экипажа, между прочим). Вот чем я здесь занимаюсь.

– Вроде каптерщика или завхоза что ли? – с улыбкой произнес Захаров.

– А думаешь, легко пятьдесят человек одеть, обуть, накормить, создать условия (да плюс твоих шестьдесят ртов). А? – обидчиво произнес Канарейкин.

– Да нет, конечно, – уже без улыбки сказал Захаров.

– С кого три шкуры сдерут, коснись чего, не дай бог, случится с базой или лодкой, пока она здесь на приколе стоит?.. С тебя что ли?

– А почему бы и нет?

– Полно, ты здесь человек новый, с тебя и спрос с ноготок. Вот уж в море выйдешь – тогда рапортуй, а здесь спрос с меня. А что это значит?

Захаров пожал плечами, наблюдая за Канарейкиным.

– Это значит, я должен здесь все так приладить, чтоб работало как часы. Вот так, а ты говоришь: завхоз! – обиженно сказал Канарейкин.

– Леонид Сергеевич, Леонид Сергеевич, да вы не обижайтесь, я просто так сказал, – пробовал примириться Захаров.

– Ладно, чего там, захотелось нос задрать – так и скажи, – махнув рукой, показывая свое безразличие к ранее сказанному, сказал Канарейкин. – Еще кофе будешь или, может, еще коньячку махнем с лимончиком, а?

– Давайте, если вы не против, – Захаров был согласен на все что угодно, только бы тот не обижался на него.

Канарейкин снова достал волшебную трубку, и через несколько минут две рюмки коричневого напитка стояли на столе. Опрокинув разом содержимое рюмки, Канарейкин стал подобрее, но, взглянув на часы, расстроенно произнес:

– Вот это да-а, на ужин-то опоздали. Давай, давай быстрей, вставай уже. Пошли. Ох, непорядок…

И Канарейкин тут же засуетился, складывая в одну кучу кое-как разложенные на столе документы. Захаров, удивленный взрывной спешностью полковника, также засобирался. Только получалось это у него как-то нерасторопно, и, когда выходили из кабинета, Канарейкин чуть не прихлопнул его дверью.

– Да куда мы так торопимся, Леонид Сергеевич? На поезд что ли опаздываем?

– В том-то и дело, что на поезд.

– Как?

– Так. Во всем должен быть порядок, в том числе и в потреблении пищи. Что же это получается? – уже на ходу, почти бегом отрывисто бросал Канарейкин. – Сегодня я на час на ужин опоздаю, завтра на службу опоздаю на час, а послезавтра я так обленюсь и все мне будет тогда до лампочки… И что это будет, я вас спрашиваю?.. Бардак – вот что это будет. Нет, Иван Алексеевич, во всем должен быть порядок. Раз ужин в семь – значит, будь любезен, будь за столом в семь, если на работу к десяти – значит, в десять ты на своем месте.

Канарейкин несся по коридорам как паровоз, надувая щеки и охая от собственной неудовлетворенности. Влетев в столовую, он заорал во все горло:

– Кузнецов, черт тебя раздери, где ты там? – из-за двери показалось напуганное лицо повара. – Почему не напомнил, что ужинать пора?

– Да я и не знал…

– Не знал, не знал – надо знать. Ладно, давай, голубчик, поторопись, поторопись… неси быстрей, наверное, уже остыло. Эх, теперь все холодное есть будем. Кузнецов…

– Я-а, – донеслось издалека.

– Не забудь пару булочек и пирожное принести.

От нетерпения Канарейкин барабанил бревенчатыми пальцами по дубовому столу.

– Эх, не люблю я ждать, – сказал в отчаянии Канарейкин.

Посидев еще немного, он встал и пошел за ложками и салфеточным стаканчиком.

– А вы говорите: куда торопимся? Стоит немного опоздать, и все здесь идет наперекосяк. Видите, все приходится делать самому. Скоро дело дойдет до того, что сам буду стоять у плиты и готовить себе жратву. Кузнецов, ну где ты там, пропал что ли? – вновь бросил клич Канарейкин.

Спустя короткое время повар на дрожащих ногах принес ужин. Завидев тарелки, полковник начал успокаиваться, пыл его недовольства мало-помалу стал стихать, а, поужинав, он и вовсе вернул себе доброе расположение духа. И, когда он уже вставал из-за стола, ничто не говорило в Канарейкине о его недавнем расстройстве по поводу опоздания на ужин. Выходя из столовой, он даже любезно распрощался с Кузнецовым, похвалив того за вкусный ужин:

– Вот ведь, стервец, умеет готовить: не повар, а прямо Моцарт.

Захаров только диву давался, наблюдая за эксцентричным поведением Канарейкина, но, ничего по этому поводу не сказав, они молча дошли вновь до дверей его комнаты, где и распрощались на пороге.

Войдя в тусклое помещение, Захаров медленно разделся и, оглядев попутно в очередной раз снежные стены, лег в кровать. Но заснуть сразу не удалось: ледяной иней, исходивший неведомо откуда, обжигал все тело, его тонкие иглы вонзались повсеместно, заставляя Захарова ворочаться в кровати. Он чувствовал себя земляным червяком, замурованным в бетон. Находиться в замкнутом помещении, лишенном солнечного света, для него было привычное дело, но вот странность: лежа в постели, он чувствовал столько неудобств, а главное – холод, сковывавший все тело. Казалось бы, примерно такое же замкнутое помещение, только не под водой, а под землей. Но нет – разница для Захарова была очевидна: на подводной лодке он чувствовал ее живой организм, и отсюда приходили уют и тепло, а здесь, в ледяной постели, мертвые стены излучали только холод, превращая его в покойника, заключенного в каменный склеп. Мурашки забегали по всему телу, и Захаров еще два часа проворочался, прежде чем естественная потребность сна не перевела его мозг в режим ожидания.

Запись датирована 25 июня 1990 года

Захаров проснулся в полутемной комнате, настольная лампа горела всю ночь. Он нарочно ее не погасил, когда ложился спать, чтобы, открыв глаза, не оказаться в кромешной темноте. Единственный компас времени в комнатушке, лишенной солнечного света, был на его руке. Взглянув на него, Захаров увидел, что проснулся почти вовремя, но еще не успел встать, как в дверь кто-то постучал.

– Входите, – пригласил Захаров.

Открывшаяся дверь продемонстрировала стоящего на пороге бодрого и румяного Канарейкина.

– Проснулся уже? Хорошо, сейчас пойдем знакомиться с экипажем, а потом, после завтрака, увидишь чудо техники, которым, между прочим, тебе придется командовать, – Глаза у Канарейкина горели в предвкушении какого-то чуда.

Захаров еще не проснулся, начав не торопясь собираться.

– Ты чего как сонная тетеря – или плохо спалось? – заметив его нерасторопность, спросил Канарейкин.

– А разве в такой душегубке можно хорошо выспаться? Да и холодно у вас тут по ночам.

Канарейкин посмотрел по сторонам и, поводив носом, словно пес, принюхался.

– С непривычки холодно, со временем привыкнешь. А вот что до духоты – это точно, кондиционер что ли не работает, – задумался Канарейкин и тут же с улыбкой спросил: – А может, это ты здесь за ночь напустил, а?

– Да, я всю ночь не спал, только этим и занимался, – язвительно ответил Захаров.

– Ладно, ладно, я так сказал, а ты уже в бутылку лезешь. Сегодня выделю тебе другую комнату, посветлей, да и попросторней, со всеми удобствами. Соответственно занимаемой тобой должности. Чтобы все было по ранжиру… Да.

Закончив утренний туалет, Захаров быстро накинул на себя китель, и они вышли из затхлой комнаты, направившись в левое крыло базы. Проходя безлюдными коридорами, освещенными галогенными лампами, Захаров обдумывал свой будущий разговор с экипажем «Морского льва». Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как Канарейкин ввел его в пещеру огромных размеров, залитую ярким светом излучавшими мощными различными по конфигурации прожекторами. Посередине этого подземелья располагалась большая акватория, а у импровизированного пирса, подобно мирно спящему киту, стояла подводная лодка. Плотный сгусток искусственных лучей света оторвал Захарова от его мыслей, и, когда он поднял глаза, то увидел ее.

Златовласая русалка сидела по пояс в серебряной воде, любуясь хрустальными гребешками набегающих волн. Солнечные лучи растущего на глазах светила радугой окаймляли ее голову, превращаясь в небесную корону.

Молодой человек, стоявший на берегу невдалеке от нее, замер, любуясь божественной красотой женщины моря. Ее плавное дыхание поднимающейся и опускающейся груди русалки отдавалось тяжестью сладкого томления в его душе. Он пришел к ней на свидание, чтобы вновь и вновь, как и когда-то прежде, насладиться свободным полетом в морских просторах любви.

– Как ты прекрасна… – сказал он, когда она заметила его.

– Прекрасна? А что, в твоем краю, где ты вырос, русалки не такие красавицы, как я? – удивленно играючи, спросила она.

– Нет, они красивы, но их красота где-то внутри, а ты уже палишь издалека, – смущенно сказал молодой человек.

– О, ты еще не знаешь, какая я изнутри, – загадочно произнесла русалка, сверкнув полным жизненной благодати взглядом.

– Я готов отдать всего себя, чтобы познать тебя всю, – сказал в восторге он.

– Что же тогда ты стоишь и ждешь? Иди скорей в мой мир и испытай себя, – позвала она его.

Он был всего в двадцати шагах от нее, внутри него что-то заклокотало, и ему захотелось рвануться и побежать к ней, но в эту же минуту его романтический порыв прервал чей-то голос.

– Равняйсь. Смирно. Товарищ начбазы, экипаж подводной лодки «Морской лев» построен. Старший помощник капитана Березин.

– Вольно, – сказал Канарейкин. – Вот, знакомьтесь, Григорий Олегович, ваш командир, капитан первого ранга Иван Алексеевич Захаров, теперь ему рапортуйте. Иван Алексеевич, – Канарейкин обратился к Захарову, – это ваш старпом, капитан второго ранга Березин Григорий Олегович.

Перед Захаровым стоял невысокого роста, довольно крепко сложенный молодой человек в синем комбинезоне, на вид ему было не больше тридцати. Захаров первый протянул руку для приветствия, произнеся:

– Надеюсь, сработаемся.

– Так точно, – ответил Березин.

Захаров взглянул ему за спину и, обнаружив построенный личный состав слишком малочисленным, спросил:

– Экипаж еще не весь набрали?

– Никак нет, экипаж укомплектован полностью, товарищ командир, – вновь отрапортовал Березин.

– Как же полностью, если здесь как минимум человек тридцати не хватает? – удивленно произнес Захаров

– Иван Алексеевич, здесь находится полностью укомплектованный экипаж: если и не хватало кого-то до сегодняшнего дня, так это только вас. Правда, Григорий Олегович? – вмешался в разговор Канарейкин.

– Так точно, товарищ начбазы.

– Тогда за счет чего произошло сокращение численности экипажа?

– За счет централизованной универсальной бортовой компьютерной системы, – ответил Березин.

– Интересно… гм, – озадаченно произнес Захаров.

– Ну, наконец-то выяснили, – облегченно вздохнул Канарейкин. – Так, теперь пойдем дальше по списку. Кто у нас следующий? Ага, вот… капитан второго ранга Фирсов Михаил Петрович.

Из отдельно стоящей от общего строя группы отошел мужчина лет сорока, чуть повыше Березина, с роскошными усами. Он тут же направился к Захарову, и его приветливо – хитрая улыбка уже осветила всех присутствующих.

– Это я главный инженер, – дополнил представление Канарейкина Фирсов.

– Да, главный инженер… А вот это ваш командир, капитан первого ранга Иван Алексеевич Захаров, – сказал Канарейкин.

– Что ж, надеюсь, сработаемся, – протягивая руку для приветствия, сказал Захаров.

– Сработаемся, а как же иначе, для чего же мы здесь, не в шашки же играть нас сюда собрали.

– Так… так… штурман, капитан третьего ранга Алексей Николаевич Алферов.

К Захарову подошел человек, которому было уже около пятидесяти. Иван Алексеевич также подал ему руку для ритуального приветствия, проговорив заклинание: «Надеюсь, сработаемся». Та же самая процедура повторилась еще два раза, когда Канарейкин представил молодого программиста Карташова и замкомандира по обороне и нападению Заленского, почти ровесника Захарову. После этого процедура знакомства с высшим офицерским составом была закончена, и Канарейкин предложил Захарову сказать несколько слов остальному экипажу. Захаров не стал противиться и, подойдя ближе к строю, в окружении старших офицеров начал свою нехитрую речь.

– Товарищи матросы, старшины, мичманы и офицеры. В это непростое для страны время нам, и мне в частности, выпала честь служить на этой, как меня здесь заверили, уникальной подводной лодке, – он посмотрел на Канарейкина, тот сделал отстраненный вид. – Скажу сразу: командовать подводной лодкой – дело ответственное, а командовать секретной и к тому же современной подводной лодкой, которая не имеет аналогов в мире, – Захаров снова оглянулся на Канарейкина, – дело вдвойне ответственное. Поэтому спрашивать буду с каждого по всей строгости устава Вооруженных Сил Советского Союза. Теперь о себе. Родился я на Ярославщине, в городе Рыбинске…

– Сейчас Андропов, – вставил Канарейкин.

– …Да, его переименовали в Андропов, но, когда я родился, он назывался Рыбинском. Учился я в Ленинграде, в высшем военно-морском училище, по его окончании проходил службу на Северном флоте. Командовал подводными лодками проекта номер семьсот пять, по натовской классификации «Альфа». Женат, есть сын пяти лет… – возникла пауза. Захаров больше не знал, что сказать, и уже в третий раз посмотрел на Канарейкина – тот, очевидно, расшифровав его мысленный посыл, пришел к нему на помощь.

– Так, товарищи, вопросы к капитану первого ранга будут?

Строй ответил тишиной.

– Так, у матросов нет вопросов, – прокомментировал Канарейкин. – Тогда, наверное, все, Иван Алексеевич. (Захаров многозначительно кивнул). Тогда все, Григорий Олегович, командуйте.

– Экипа-аж, разой-дись, – зычно и членораздельно рявкнул Березин.

Постепенно строй стал редеть, люди расходились в разные стороны: кто-то возвращался на подводную лодку, кто-то во внутренние помещения базы.

– Леонид Сергеевич, а где же замполит? – опомнившись, спросил Захаров.

– А зачем вам замполит? Я так понимаю: если что случится там, под водой, сидя в этой трубе, напичканной электроникой, быстрей вспомнишь о священнике, – рассмеялся Канарейкин.

– Всю политработу на лодке выполняю я, – вкрадчиво сказал Березин.

– Вы?! – удивленно произнес Захаров.

– Так… – глядя на часы, сказал Канарейкин, – я, значит, сейчас по делам, а вы идите завтракать, а после этого, Григорий Олегович, введите Ивана Алексеевича в курс дела.

– Есть ввести капитана первого ранга в курс дела, – козырнул Березин.

– Ну и хорошо. Все, я пошел, а с вами, Иван Алексеевич, я думаю, мы встретимся вечерком.

Распрощавшись со всеми, Канарейкин скрылся за раздвижными дверями лифта, а группа офицеров вместе с Захаровым пошла в противоположную сторону.

– Разве мы не в офицерскую столовую пойдем? – спросил Захаров, видя, что они направились не за Канарейкиным, туда, где, по его мнению, располагалась столовая, а в противоположную сторону.

– В офицерскую, только в свою, – разъяснил Фирсов.

Захаров ничего не понял, но больше не задавал вопросов, всецело доверившись главному инженеру.

Столовая для офицеров-подводников оказалась более уютной: в каждом углу стояла финиковая пальма, а чуть выше среднего роста слева от двери в стену был вмонтирован телевизор, настроенный на Первый канал. К удивлению Захарова, никто из офицеров не проронил ни слова, все тихо и молча сидели в ожидании, когда кухонные работники накроют на стол.

После завтрака также в обстановке всеобщего молчания Захаров вместе с представленными ему офицерами вернулся вновь на пирс, к подводной лодке. Только на этот раз он больше не увидел русалку, сидящую на берегу: очевидно, она растворилась где-то в глубине его души.

– Ну, как, определимся? – прервав долгое молчание, задал всем вопрос Фирсов и тут же сам ответил: – Я думаю так: ты, Григорий, проведи командира от носа до центрального поста и расскажи ему обо всем, чего спросит Иван Алексеевич, а на центральном тебя подменят Серега с Павлом и Алексеем Николаевичем. Они расскажут, что к чему там, ну, а потом я проведу экскурсию по своему хозяйству. Годится?

Все молча согласились, и Захаров вместе с Березиным направились к носу «Морского льва». Пройдя по трапу, соединяющему пирс с палубой, Захаров с первым прикосновением своего ботинка ощутил вместо твердой металлической мягкую, словно гудрон, поверхность палубы. Он даже приподнял ногу, чтобы посмотреть, не прилипло ли чего к подошве его обуви.

– Что это? – спросил Захаров, присев на корточки, ощупывая рукой поверхность палубы.

– Противогидроакустическое водоотталкивающее покрытие, – не останавливаясь, ответил Березин.

«Интересно», – подумал Захаров. Приподнимаясь с колен, он пошел вслед за старпомом. По пути его удивила еще одна странность: он не замечал ни сварных швов, ни заклепок, у Захарова возникло впечатление, что корпус субмарины был целиковым. Подойдя к торпедному люку, который был уже открыт, Березин по-мальчишески юркнул в него, а вот Захарову пришлось вставать на четвереньки. Просовывая в отверстие левую ногу, он тут же обнаружил вместо круглой железяки перекладины довольно удобную ступеньку. Оказавшись внутри торпедного отсека, выкрашенного краской молочного цвета, Захаров увидел уже привычные его глазу торчащие трубы торпедных аппаратов и лежащие на стеллажах запасные торпеды. Но было в отсеке и нечто необычное: отсутствовали различные трубопроводы и всевозможные вентили перекрытия и приборная доска, а стоящий в углу небольших размеров дисплей и вовсе поставил Захарова в тупик.

– А зачем сюда телевизор поставили? – спросил Захаров.

– Это не телевизор, это дисплей компьютера на котором отображается все необходимые показатели, а также с его помощью идет управление торпедной стрельбой, – ответил Березин. Отодвинув стенку рядом с собой, он достал еще один дисплей, только вдвое меньше. – А это для видеосвязи с центральным постом, – пояснил Березин.

Захаров зашел с другой стороны, чтобы посмотреть на экран.

– А он сейчас что-нибудь может показать? – указывая на большой дисплей, спросил Захаров.

– Да особенно ничего, сейчас посмотрим, – включая дисплей, ответил Березин. Когда изображение появилось, то вместе с ним высветились и некоторые цифры. – Вот, пожалуйста: давление воды в каждом торпедном аппарате, давление воздуха в баллоне высокого давления…

Обведя еще раз глазами отсек, Захаров отправился вслед за Березиным, который уже шел дальше. По соседству с торпедным отсеком находились кубрики экипажа, за ними, как в железнодорожном вагоне, размещались каюты офицеров. Пройдя мимо них, Захаров спросил:

– А где каюта капитана?

– Там, – ответил Березин, показывая на лестницу, ведущую вверх.

Они поднялись по ней, и перед глазами Захарова вновь предстала череда дверей, только расстояние между ними было значительно больше. Дойдя примерно до середины коридора, Захаров увидел табличку с надписью «Командир». Открыв дверь, он увидел довольно просторную комнату со шкафчиком для личных вещей, столом, похожим на письменный, и койку купейного типа. И хотя каюта ничем не отличалась от той, которая у него была на «Альфе», все же его внимание привлекли лежащий на столе пластмассовый угловатый чемоданчик и такой же, как в торпедном отсеке, дисплей.

– А это что за чемоданчик? – спросил Захаров.

– Это ноутбук, ваш личный компьютер, – пояснил Березин.

– Неплохо, – сказал Захаров, хотя сам понятия не имел, как им пользоваться и вообще зачем он ему нужен. – А теперь куда? – снова спросил Захаров.

– Дальше пройдете по коридору, спуститесь вниз, завернете направо и окажетесь перед центральным постом, – холодно ответил старпом.

– А вы разве со мной не пойдете? – растерянно спросил Захаров.

– Если вы прикажете…

– Нет, ну, может, у вас есть еще какие-то дела – тогда я, конечно, сам найду дорогу, – Захарову было еще неудобно приказывать. Комплекс новичка на базе еще не давал ему почувствовать себя в роли командира подводной лодки.

– Да, мне еще нужно проверить обеспечение лодки продовольствием.

– А разве мы скоро выходим в море?

– Нет, просто должен существовать на подводной лодке неприкосновенный запас провизии на случай ее экстренного выхода на задание.

– А его разве до сих пор нет? – удивленно спросил Захаров.

– Консервы только этой ночью привезли.

Захарову больше нечего было сказать, и он любезно распрощался со старпомом. Пройдя указанным маршрутом, встречая на пути людей из экипажа «Морского льва», он оказался на пороге центрального поста. Еще издали он разглядел множество экранов разных размеров, а, подойдя ближе, он и вовсе был удивлен увиденным.

Центральный пост был несколько больших размеров, чем привык видеть Захаров на других лодках. Все места в отсеке располагались полуовалом и были огорожены оргстеклом. Таким образом, можно было выделить семь отдельно изолированных боевых постов. В глубине центрального поста посередине находился большой экран – полтора метра по диагонали, а напротив него ближе ко входу стояли два кресла, окруженные с трех сторон плоскими дисплеями и клавиатурами. В одном из них сидел Заленский. С правой стороны от него среди компьютерных терминалов сидели Карташов, штурман Алферов и какой-то младший офицер.

– Я же тебе говорю: нужно срубать операционку. Видишь, глючит, – настаивал Карташов.

– А может, еще попробуем, – в надежде предложил младший офицер.

– Да ничего не получится, видишь, кто-то ее файлы переместил, – сказал Карташов.

– Это я вчера нечаянно, – признался Алферов

– Отлично!!! – воскликнул Карташов.

Захаров подошел поближе к собравшимся офицерам.

– Какие-то проблемы? – спросил он.

Все оторвались от компьютера и посмотрели на Захарова.

– Да нет, Иван Алексеевич. Просто Алексей Николаевич по неопытности зачем-то файлы операционной системы перебросил в другую папку, – ответил Карташов.

Тут подошел Заленский.

– Иван Алексеевич, оставьте их, они сами тут разберутся. Пойдемте лучше со мной, я вам расскажу, как устроен центральный пост, – пригласил Заленский.