Текст книги "Оккультные силы СССР"

Н. Р. Ланг был активным анархистом и членом анархической секции Кропоткинского комитета еще в самый ранний период становления Музея, когда учился в Институте востоковедения (1921 – 1925). Он стал организатором одного из первых орденских (или «кандидатских»?) кружков, в котором читали лекции Солонович и А. С. Поль. По окончании института он был откомандирован как экономист на работу в Дальневосточный округ и вернулся в Москву в самом начале 1928 года. В библиографическом кружке он вел фактически две группы, Кропоткинскую и Бакунинскую, хотя формально Бакунинскую возглавлял Д. А. Бем. Выступал Ланг и с докладами на секции – о Кропоткине, Л. Н. Толстом, о Парижской коммуне и о Карелине на вечере его памяти.

«Кружком было решено составить библиографический справочник по Кропоткину, – показывал Ильин на следствии, – для чего члены кружка разобрали ряд брошюр и должны были сделать краткий доклад об их содержании и написать аннотации… Насколько я помню, на первом и втором заседании обсуждались методы работы. На следующем собрании был мой доклад (по брошюре Кропоткина „Анархизм“), а на четвертом – еще один доклад…»

Возможно, Солонович был прав, протестуя против привлечения не членов секции к работе кружка, но, скорее всего, это уже не имело значения для судьбы Комитета и анархо-мисти-ков. 5 ноября 1929 года у некоторых членов библиографического кружка был произведен обыск с последующим арестом. Трех членов кружка.студентов педагогического факультета, застали в момент, когда они начали писать обращение к рабочим. Все это было похоже на заранее подготовленную провокацию, проведенную через члена кружка Я. Шрайбера, который настаивал на письменном обращении к рабочим по поводу октябрьских праздненств.

Насколько обоснованно такое предположение, можно судить по публикации этого времени в «Рассвете». Там говорится о создании под непосредственным контролем Сталина в системе ОГПУ отдела «контрагитации и дезинформации» – для выявления контрреволюционных элементов, – а также «отдела использования». Задачей первого было «измышление тонких провокационных выступлений, имеющих целью выявлять контрреволюцию во всех ее видах». Второй (именовавшийся также «бюро вырезок») собирал «бесконечные альбомы с вырезками из эмигрантских газет и донесений „сексотов“ и комментариев к ним». Наконец, среди арестованных только Шрайбер, давший подробные показания о деятельности своих товарищей.был освобожден еще до завершения следствия.

Подобный трюк с листовкой был использован ОГПУ и осенью 1930 года, когда дело дошло до ликвидации «Ордена Света». Следователи не слишком интересовались собственно орденскими делами и легендами, поскольку те не содержали в себе ничего противозаконного. Внимание концентрировалось на «нелегальности сборищ», на «организации», которая характеризовалась антибольшевистскими высказываниями Соло-новича в его работе о Бакунине. Главной же уликой стала листовка, обнаруженная при обыске у И. Н. Уйттенховен-Иловай-ской, которая входила в Карелинский комитет. Текст ее не был приобщен к делу, а обвиняемым давали читать только отдельные фразы из нее. Насколько можно понять, она протестовала против насильственной коллективизации. Повторялась прежняя история: И. Н. Уйттенховен отказалась назвать лицо, от которого она получила текст листовки, а следствие было вполне удовлетворено ее признанием в авторстве, хотя другие арестованные (в том числе Солонович) полагали, что составление такой прокламации «никак не вяжется с ее характером». И. Н. Уйттенховен была единственной, кого взяли «с поличным»; она отказалась давать показания по анархистам и ордену, признала свое авторство в составлении антисоветской прокламации – и получила три года политизолятора и трехгодичную высылку в районы Средней Азии.

«Избранные»

Изучая материалы следственного дела анархо-мистиков, я не мог не заметить странного равнодушия следователей к истории возникновения «Ордена Света». Арестованным задавали вопросы о принадлежности к ордену, однако за всеми этими вопросами не ощущалось подлинного интереса к происхождению самой организации. Такое равнодушие в отношении орденских легенд можно было объяснить тем обстоятельством, что следствие располагало полным корпусом этих текстов, полученных, по-видимому, в результате обысков и арестов не только в Москве, но и в других городах. Но почему тогда эти легенды никак не отразились в обвинительном заключении? Не потому ли, что все это противоречило сценарию «контрреволюционного антисоветского подполья», который был разработан в 1928 – 1929 годах?

Между тем само употребление термина «тамплиеры» ставит вопрос, с одной стороны, о связи московских рыцарей с масонством (поскольку в «Древнем шотландском обряде» мастер-тамплиер занимает самую высокую, 30-ю, степень посвящения), а с другой – об исторической преемственности их кружков рыцарско-монашескому ордену средневековья. Сами обвиняемые верили, что являются членами Восточного отряда древнего рыцарского ордена, начало которого восходит к незапамятным временам, а ныне существующая на Западе организация опирается на непрерывную историческую традицию.

Впрочем, и Ю. Аникст, разоблачая Солоновича как создателя «бесконечных орденов и братств», утверждал, что «вся эта иерархия (орденов. – А. Н.) подчинена верховной международной организации, ни имени которой, ни содержания я пока не назову…»

На что намекает Ю. Аникст – неизвестно. Можно, конечно, предположить, что задачей автора было натравить на анар-хо-мистическую интеллигенцию ОГПУ и «простых» анархистов, из рабочих. Однако непонятно, почему ему понадобилось отделять анархо-мистицизм от масонства? Больше того, Аникст, походя рекомендуя Солоновича «отъявленным антисемитом», спешит заявить, что хотя Карелин и ввел его в одну из форм «строгого посвящения», привезенную из Парижа, однако на самом деле это «фальшивая форма строгого посвящения. Так, например, многие идеи и методы (? – А. Н.) абсолютно противоречат документам хотя бы известного Братства Философов Древней Системы».

Конечно, памфлет Аникста являет собой столь невероятный сплав истины и лжи, что, похоже, им отказались воспользоваться даже следователи ОГПУ. Впрочем, их задача была вполне конкретной: ликвидировать очаги духовного свободомыслия и изолировать их членов, не занимаясь историческими разысканиями. Цели эти легко достигались хотя бы с помощью текста воззвания, которое было обнаружено у И. Н. Уйт-тенховен-Иловайской, и соответствующих цитат из работы Солоновича о Бакунине. Между тем для современного исследователя гораздо важнее вопрос: существует ли действительная преемственность (не прерывавшаяся в веках) между рыцарями «Ордена Света» и историческими тамплиерами?

Ответить на такой вопрос нелегко. В русской истории институт рыцарства (тем более в его орденской ипостаси) не получил распространения и не слишком интересовал отечественных исследователей. Определенную роль в этом сыграла и духовная цензура в России, сориентированная на православие. Поэтому в решении данного вопроса приходится опираться на западные публикации и исследования об исторических тамплиерах.

Орден тамплиеров (храмовников) был основан в 1118 году в Иерусалиме девятью французскими рыцарями, во главе которых стояли Гуго де Пайен и Жофруа де Сент-Омер, соратники Готфрида Бульонского. Эти рыцари дали во имя Богоматери обет служить Спасителю по монашескому уставу, соблюдая целомудрие, послушание и бедность, охраняя пилигримов на их пути в Святую Землю и на ее территории. Болдуин II, король иерусалимский, вскоре отдал в распоряжение ордена часть своего дворца, которая находилась на территории бывшего храма Соломона (отсюда и наименование ордена: temple по-французски «храм»).

Поддержку рыцарям оказал суровый мистик и сторонник иерархической церковной организации Бернар Клервоский, который пользовался огромным авторитетом в Европе. Он сам принял участие в разработке орденского устава, который был утвержден папой Гонорием II на соборе в Труа в 1128 году. Гуго Пайенский стал первым великим магистром ордена.

В уставе были использованы правила, взятые из статутов древних каноников гроба Господня и цистерцианских монахов. Правила регламентировали соблюдение постов, помощь больным и бедным, посещение богослужений. Безусловно новыми следует считать параграфы, определяющие поведение рыцарей в бою: никто под страхом позора и извержения из ордена не смел покинуть поле битвы, пока над ним развевался черно-белый флаг тамплиеров. Члены ордена должны были избегать мирских удовольствий. Статут регламентировал необходимое количество пищи, оружия, одежды и всего прочего, чем должен был довольствоваться рыцарь, который отказывался от какой-либо собственности. Никаких украшений на платье и оружии не полагалось. Женатые тоже могли состоять в ордене, однако не имели права носить его знаки – белый льняной плащ с красным восьмиконечным крестом (символ готовности к мученичеству) и белый полотняный пояс (символ сердечной чистоты).

Вступающий в орден должен был происходить из рыцарского рода и от законного брака, не быть связанным обетами с другими орденами и не быть отлученным от Церкви.

Члены ордена делились на рыцарей, капелланов и служащих; последние включали в себя оруженосцев и ремесленников. Во главе ордена стоял магистр, которого избирали особым комитетом из членов капитула. В свиту магистра входили капеллан, писец-клирик, два служащих брата, рыцарь, исполнявший обязанности ординарца, кузнец, повар и два конюха. В качестве адъютантов при магистре состояло двое рыцарей из благороднейших родов – его совет. Магистра замещал сенешаль, которому прислуживали два оруженосца, капеллан, писец и двое слуг. Войском ордена и всеми рыцарями ведал маршал. Великий прецептор был хранителем казны и заведовал всем имуществом ордена – зданиями, замками, поместьями, кораблями, торговыми складами и прочим. Комтур Иерусалимский с отрядом из десяти рыцарей (не отсюда ли «десятки» орденских кружков?) при развернутом черно-белом знамени сопровождал паломников к святым местам Палестины. Такие же должности были созданы и в провинциях ордена – в Триполи, Антиохии, Франции, Англии, Пуату, Арагоне, Португалии, Апулии и Венгрии.

Слава ордена росла вместе с его численностью, подвигами и могуществом, потому что все перечисленное отвечало идеалу рыцарства и привлекало в ряды тамплиеров представителей самых знаменитых фамилий. Не было ни одной сколько-нибудь знатной семьи в Европе, члены которой не состояли бы в ордене. В его казну стекались пожертвования золотом, драгоценностями, поместьями, замками; ему даровались все новые и новые привилегии. При всех европейских дворах тамплиеры занимали самые почетные должности, а по богатству и могуществу орден мог соперничать со всеми государствами христианского мира, что начинало вызывать опасения монархов.

Наоборот, папы, видевшие в ордене опору своего влияния в Европе, расширяли покровительство рыцарям вплоть до того, что в 1162 году папа Александр III особой буллой освободил орден от подчинения иерусалимскому патриарху (а в Европе – местным духовным владыкам), дозволив иметь собственное духовенство, которое зависело только от папского престола. К этому времени тамплиеры имели собственное войско, собственный суд (независимый от королевского), монастыри и замки – огромные, независимые владения в каждом европейском государстве. На их территорию от произвола королевских чиновников охотно уходили крестьяне, горожане и даже дворянство, получая надежную защиту. Можно представить, какой грозной силой выглядел орден в глазах европейских монархов. В лице тамплиеров формировалась как бы единая власть, которой оставалось совсем немного, чтобы объединить в своих рядах всю европейскую аристократию и горожан, стать над светской властью и положить конец европейским раздорам и войнам.

Однако к началу XIV века положение изменилось. После того как в 1291 году пала Аккона, последний оплот христиан на Востоке, тамплиеры вынуждены были перебраться на Кипр и во Францию, где находились их основные владения. К этому времени орден переродился. Рыцари утопали в роскоши, с которой познакомились на Востоке, орден занимался торговлей и ростовщичеством и уже не стремился к борьбе с «неверными». Рыцарей гораздо больше занимали европейские дела. В Европе они встретили и своего главного противника – французского короля Филиппа IV Фальшивомонетчика, прозванного так за алчность и порчу серебряных денег.

Здесь не место рассказывать обо всех интригах, благодаря которым 13 октября 1307 года по приказу короля почти все французские тамплиеры вместе с гроссмейстером Жаком де Моле (обманно вызванным с орденскими сокровищами с Кипра под предлогом переговоров о начале нового крестового похода) были арестованы. Несмотря на то что Филипп IV держал в своих руках папу Климента V, потребовалось почти семь лет для завершения процесса над тамплиерами. За это время многие из них погибли под пытками, а другие возвели на себя и на орден чудовищные обвинения, от которых отказывались во время судебного заседания, чтобы «за возврат к заблуждениям» тотчас же попасть на костер.

И все же, когда 10 марта 1314 года парижское судилище приговорило гроссмейстера и четырех других высших должностных лиц ордена к пожизненному заключению, у великого гроссмейстера Жака де Моле и великого прецептора Жофер-руа де Шарне хватило сил и мужества выступить с категорическим протестом против обвинения и с полным отказом от своих показаний под пытками, за что на следующий же день они были сожжены в Париже. Орден был распущен, а все его богатства конфискованы королем.

Обвинение было надуманным. Это видно хотя бы из того, что на заседании 3 апреля 1312 года, когда была оглашена запрещающая орден булла, папа Климент V в присутствии Филиппа IV и множества рыцарей признался, что даже если орден «нельзя уничтожить путями правосудия (поскольку доказательства вины тамплиеров не выдерживали проверки. – А. Я.), то все же он должен быть уничтожен путями благоразумия, дабы не разгневался дорогой сын наш король французский». Стоит заметить, что в Англии, Германии и Португалии королевские суды полностью оправдали тамплиеров от обвинений в противоестественных пороках, богохульстве и сатанизме, так что рыцари там не потеряли своего положения и имущества. Но в целом гибель ордена стала свершившимся фактом уже в силу папской буллы, запрещавшей его существование.

Что вменялось тамплиерам в вину?

Нам, россиянам конца XX века, знающим «механику» сталинских процессов 30-х годов, которые вызывали растерянность и удивление у европейцев (они приходили к выводу, что все так и было, если обвиняемые сами подтверждали выдвинутые против них чудовищные обвинения), намного легче оценить «свидетельства», добытые инквизицией, чем историкам прошлого и начала нынешнего века. Жившие в условиях не снившихся нам демократических свобод, европейцы не понимали, как человек может возвести на себя чудовищную напраслину, которая означает для него позорную смерть. Между тем Сталин и его подручные использовали старый инквизиционный прием – утверждение абсурда. Если человек строил общегосударственную промышленность, его обвиняли именно в ее развале, в саботаже и вредительстве, если он всеми силами укреплял обороноспособность страны, его обвиняли в подрыве армии и шпионаже.

То же самое произошло и с тамплиерами в средневековье, тем более, что с точки зрения Церкви той эпохи они оказывались повинны в нарушении обетов. Тамплиеры давали обеты почитания Девы Марии и Иисуса? Они носили на себе знак мученического креста? Стало быть, они втайне отрекались от Христа, от Бога, от знака креста и поклонялись дьяволу. Они отправляли публично торжественные богослужения, совершали шествия с почитанием священных реликвий? Стало быть, ь своих неприступных замках они ночью совершали «черную мессу», предавались педерастии, содомии, богохульствам и тому подобному. Никто не может это доказать? Значит, тамплиеры более хитры и лицемерны, чем можно предположить, они запугивают посвященных и уничтожают несогласных.

Сравнивая показания, добытые под пыткой у тамплиеров, с показаниями прочих жертв святейшей инквизиции, обвинявшихся в сатанизме, колдовстве и ересях, мы обнаруживаем одну и ту же систему вопросов и ответов, в результате которых люди возводили на себя поклепы в чудовищных извращениях и преступлениях. Безусловно, среди тамплиеров, как в любых привилегированных организациях закрытого типа, могли иметь место пороки и преступления, однако не они определяли цели и задачи ордена, характер жизни рыцарей, по первому зову магистра готовых жертвовать жизнью во имя высокой идеи.

Суд современных историков, безусловно, оправдал тамплиеров, очистив их от грязных обвинений. Однако было и другое – та «ересь», о которой во всех сохранившихся актах говорилось смутно и неопределенно – как о предмете неизвестном или нежелательном для его вынесения за пределы папской курии.

В известной книге Е. Парнова «Трон Люцифера», где истории падения ордена тамплиеров отведено немало страниц, вопрос этот почти не затронут, поскольку автора интересовало только одно – обвинение тамплиеров в сатанизме на том основании, что во время своих тайных собраний они, по словам инквизиторов, «поклонялись идолу Бафомета», под которым подразумевался Сатана. Любопытно: никто из тамплиеров не описал на допросах этого «идола» в согласии с другими. Один говорил о «мужской голове с длинной бородой», в которой видели голову Иоанна Крестителя, другой – о серебряном изображении такой головы, третий – о женской голове, четвертый – о женской фигуре с козлиной головой, пятый – об «отвратительном черном идоле», шестой – о человеческой фигуре с козлиными ногами и рогами и так далее. До сих пор точно неизвестно, что означает имя Бафомет: одного из демонов преисподней, неизвестное древним гностикам имя демиурга, или же, как буквально переводят некоторые с древнегреческого, «крещение мудростью», то есть «посвящение в знание»?

Ольденбургский библиотекарь Мерцдорф в Галле опубликовал в 1877 году документы, которые, по-видимому, проливают свет на действительное состояние дел внутри ордена. Изучая историю масонства, Мерцдорф обнаружил в архиве главной гамбургской ложи ящик документов, вывезенных в 1860 году из Петербурга вместе с другими документами закрытых в 1822 году русских масонских лож. Среди них оказался список конца XVIII века, сделанный, как значится в заглавии, с документов ватиканского архива, относящихся к тайным тамплиерским уставам (в то время был известен только один из ватиканских подлинников, заключавший в себе устав ордена, принятый на соборе в Труа). Остальные документы содержали два схожих между собой закрытых устава и описание тайных знаков и паролей, при помощи которых посвященные могли узнавать друг друга, обращаться с призывом о помощи и эту помощь получать.

В уставе, извлеченном из XXIV кодекса актов инквизиции, находятся «секретные постановления», которые, как отмечено в конце текста, «переданы братьями Рожером де Монтагю и Робертом де Барри, а переписаны братом Бернардом из Сент-Омера 18 августа 1252 г.».

Устав начинается с заявления, что «теперь настали последние времена, и к тем, которые крещены не водою, а Духом Святым и огнем, приблизилось царство Божие». Обращаясь к начальникам Ордена, составитель (или составители) призывает учреждать «капитулы избранных», в число которых дозволено принимать только самых достойных братьев, причем собираться они должны тайно, ночью, в месте, имеющем тайные выходы и охраняемом стражей. Кроме чистоты жизни, твердости в соблюдении обетов, неустрашимости и благородного происхождения, от кандидатов требовалась высокая образованность, владение языками и научные знания. Кандидата предстояло готовить исподволь, проверяя его качества и стойкость, постепенно открывая ему сомнения в истинности учения и жизни римской Церкви, которая уподоблялась библейскому Вавилону, уклонившемуся с пути истины и праведности.

Примечательно, что подвергались сомнению возможность физического рождения Христа от Девы Марии, обладания Им реальным телом – а в таком случае, и возможность быть положенным в гроб и воскреснуть. Пояснялось, что крещение не ведет к очищению, что в освящении хлеба и вина нет никакого таинства, а значит, во всем, что «проповедуется в синагоге антихриста» (в римско-католической Церкви), нет ни истины, ни спасения.

Когда кандидат усвоит эти истины и согласится с ними, ему можно намекать, что «есть лица, имеющие доступ к ангельским откровениям, привезенным из восточных стран», и что от него самого зависит, получить это знание или нет.

Подготовив таким образом кандидата и получив согласие капитула, назначали место и время для приема неофита. Сама процедура несколько напоминала прием в масонскую ложу, причем было оговорено, что если неофит проявит нерешительность, то весь церемониал следует обратить в шутку с изрядной выпивкой; этого рыцаря запрещалось впоследствии привлекать в члены тайного общества. В случае же его достойного поведения начинался настоящий ритуал.

Когда неофита вводили в комнату, собравшиеся пели псалом. Посвящаемый давал обет молчания, а затем «клялся, что верует в Бога Творца, в его единородного Сына, Вечное Слово (Логос. – А. Н.), которое никогда не рождалось, не страдало, не умирало на кресте и не воскресало из мертвых». Вместе с тем он клялся в ненависти как к мирским тиранам, так и к «синагоге Антихриста, о пришествии которого известил Иоанн». После этой клятвы братья бросали на землю свои кресты и попирали их ногами – факт в высшей степени интересный, поскольку, как известно, не только первые христиане, но и многие сектанты категорически отказывались поклоняться кресту – как орудию мученичества Иисуса, воздвигнутому руками Его палачей.

Вместе с тем специальный параграф, отказывая Христу в физическом существовании среди людей, требовал от посвященных с почтением относиться к «Иисусу, сыну Марии», поскольку последний принадлежал к Его ученикам. Статуты предписывалось читать четыре раза в год: накануне Крещения, Великой пятницы, дня Иоанна Крестителя и архангела Михаила, особо почитавшихся тамплиерами. Тут же указывалось, что члены капитула имеют право их комментировать, пополнять и изменять. Запрещен был только их перевод с латыни на местный язык, чтобы они не попали в руки необразованных людей.

Для нас интересно изложение самого учения «избранных», от которых требуется «оставить мир, воздерживаться от излишнего употребления мяса, преследовать воров, ростовщиков, клеветников, развратников и разбойников, снискивать себе пропитание физическим и умственным трудом, не причинять оскорбления ни одному честному человеку, принимать с любовью всякого, кто выкажет ревность к нашему учению, повиноваться больше Богу, чем людям. Если будут исполнены эти правила, нет нужды в таинствах, которые продаются в синагоге Антихриста; а если они будут нарушены, никакие таинства не доставят спасения. Тут содержится вся сумма нашего оправдания, и в дополнение к ней не требуется установления каких-либо новых церемоний, так как все Евангелие и апостольское Учение ограничивается тем немногим». Определяя в дальнейших параграфах, как должны себя вести посвященные, чтобы не подавать повода к подозрениям и пересудам со стороны других братьев и мирян, а также со стороны духовенства, авторы статута рассказывают далее об устройстве орденских зданий и помещений для тайного капитула, об участии в выборах на орденские должности и о разрешении «принимать участие в войнах на Востоке и в Испании, но с условием, чтобы они боролись ради освобождения угнетенных, а не из-за славы».

Знаменательно указание, что при каждом орденском доме «следует завести библиотеку, в состав которой, кроме Библии и творений святых отцов, должны входить произведения Иоанна Эриугенны, Ансельма Кентерберийского, Абеляра, собрание канонов Грациана, Петра Ломбардского и, наконец, недавно запрещенные синагогой Антихриста сочинения Ама-лика де Бена и Давида де Динанто».

Третий документ, озаглавленный «Книга утешенных», извлечен был из ватиканского кодекса XXXI и в конце имел помету, что «правила эти собраны магистром Ронцеллином, а переписаны братом Робертом из Самфорда, прокуратором тамплиеров Англии, 28 июня 1240 г.».

В отличие от предыдущего, в своей преамбуле он содержит заявление, что только одним «утешенным» доступен свет Истины, которого не ведают «ни прелаты, ни князья, ни ученые, ни сыны Нового Вавилона». Последним (приверженцам римско-католической Церкви. – А. Н.) следует наиболее осторожно сообщать какие-либо сведения, с осмотрительностью принимать их в число «утешенных». Однако двери тайного братства должны быть открыты всем, невзирая на национальные различия, и в первую очередь тем, «которые в Тулузской провинции называют себя „добрыми людьми“, в Лионской области – „бедными“ (речь идет о катарах и альбигойцах. – А. Н.), скрывающимся около Вероны и Бергама, „байолям“ Галиции и Этрурии, „боргам“ (богомилам – А. Я.) Болгарии, „друзам“ на Кипре и в горах Ливана, а также сарацинам в Испании». В последнем случае в пример приводится посвящение Саладдина по рекомендации Энфрида Турского.

«Утешенные» составляли еще более узкий круг, чем «избранные» предыдущего документа. Возрастной ценз не допускал приема людей моложе 36 лет; особенно трудно было проникнуть туда «монахам, клирикам, аббатам, епископам и клерикальным ученым», «потому что они часто поступают коварно, скрывая в сердце измену, или, отказавшись от своих заблуждений, ищут Света только для того, чтобы с большей свободой погрязнуть в пороках».

Строго и уже безо всяких особых испытаний совершался прием в «капитул утешенных».

«Каждый избранный, прежде чем он будет допущен в число утешенных, должен вручить своему учителю письменную, подробную и обстоятельную исповедь во всех своих грехах и проступках, совершенных им по настоящее время: полноту и истину своей исповеди он обязан подтвердить клятвою в присутствии двух свидетелей; эта исповедь должна быть положена на хранение в архив капитула…»

Подробное описание обряда, с чередованием пения антифонов и псалмов, последующих молитв и клятв, свидетельствует о церковном характере «капитула утешенных», противопоставлявших свою «истинную» Церковь «вавилонской блуднице» – Риму, тогда как в «уставе избранных» ощущается гораздо больше свободной духовности и уважения к интеллекту. Интересно, что именно в «капитуле утешенных» мы встречаемся с «идолом Бафомета», которого вынимали из реликвария и, подняв, показывали братии и неофиту со словами: «Народ, ходивший во тьме, увидал великий Свет, который возблистал и для сидящих в стране и сени смертной. Трое суть, которые возвестили миру о Боге, и эти трое – суть одно!»

Что означала эта знаменательная фраза, не совсем понятно, как и последующее указание в ту же или следующую ночь раскрыть неофиту «тайное учение о Боге, о вочеловечении, об Иисусе, о Новом Вавилоне, о природе вещей и вечной жизни, о тайнах, касающихся человека, о великой философии, Абраке и талисманах». Впрочем, предостережение последующих параграфов «не совершать известных алхимических опытов, простые металлы превращая в золото или серебро» в тех домах, где кроме посвященных проживают и другие братья, а заниматься этим «в отдаленных местах с соблюдением величайшей тайны, на пользу себе и утешенным», совершенно определенно указывает, что рассматриваемое ответвление тайного тамплиерства имело дело не столько с широко распространенными в те времена «ересями», сколько с алхимическим оккультизмом, от которого открывался прямой путь к практической магии и каббалистике.

Ни один из этих тайных статутов не дает основания заподозрить «избранных» или «утешенных» тамплиеров (составлявших, возможно, наряду с другими такими же тайными капитулами со своим уставом орден внутри ордена) в склонности к сатанизму, на чем настаивали их обвинители и клерикальные историки позднейшего времени. Конечно, нельзя поручиться, что при многократной передаче с Востока, откуда берет начало это тайное учение, понятие «крещения мудростью», связанное непосредственно с Иоанном Крестителем, особо почитавшимся у тамплиеров (владевших, возможно, и серебряным изображением его головы), не было позднее истолковано как название «идола». Быть может, в сознании «добрых людей» и «богомилов» он соединился с образом того самого Утешителя-Параклета, приход которого возвещал в своих пьесах-диалогах А. А. Карелин. К слову сказать, у Карелина использован и образ «другого Иисуса, сына Марии», который ничего общего не имел с одноименным ему Учителем, посвященным в таинства жрецами Египта.

Действительно, параллелей и аналогий оказывается весьма много – даже при столь ограниченном материале – для сравнительного изучения тайного тамплиерства и анархо-мистиков.

Упоминание в «Уставе избранных» «Вечного Слова, которое никогда не рождалось, не умирало и не воскресало», равно как и отказ видеть в Христе человека, отделяя Его от «Иисуса, сына Марии», сразу же переносит нас в сферу идей гностиков, которые точно так же отказывались видеть в Искупителе воплощенного Зона, принимая лишь Его духовную сущность и полагая физическое тело не более чем временной, косной оболочкой. Христос, «Зон Любви», мог считаться «Сыном» Высочайшего Бога, потому что был исходящей от Него частью. Однако этот Бог не был непосредственным творцом мира, созданного демиургом, не подозревавшим ни о заложенной в нем самом божественной иск ре Света (ее освобождение должно свершиться через духовное восхождение человека), ни об иных сферах Божественного Мира, которые располагаются по ступеням Золотой Лестницы.

Такое же сходство мы обнаруживаем и в отношении тайных тамплиеров к римско-католической Церкви и к папскому престолу. В этом смысле тамплиеры были единодушны с «еретическими» движениями средневековья, сориентированными на взгляды первых христиан и гностические учения. Даже в кратком изложении параграфов «Устава избранных» открываются совпадения с этической программой ранних христиан (исключая, может быть, обязательное «равенство» и «общность имуществ», которые могли существовать только в социальных низах как один из вожделенных признаков «царствия Божьего»). Вместе с тем в «Уставе» возникает новый, по сравнению с Востоком, этический аспект, игравший в европейской культуре совершенно исключительную роль на протяжении всей ее истории: свобода.