Текст книги "Оккультные силы СССР"

С иной подготовкой и иными мыслями оказался в ордене А. В. Уйттенховен (1897 – 1966). До конца следствия он категорически отрицал свою причастность к ордену и признавал только факт личного знакомства с Карелиным, Солоновичем и другими анархо-мистиками. Но в данном случае для нас важнее другое: объективный набросок эволюции интересов многогранного и талантливого человека – он был блестящим художником, служил секретарем военного атташе в Риге, блестяще знал несколько языков (в том числе древние), переводил, писал стихи… и провел жизнь по ссылкам и лагерям, скончавшись убежденным анархо-мистиком в инвалидном доме под Архангельском. Вот что он писал о себе 14 октября 1930 года:

«На повторный вопрос об эволюции моего мировоззрения могу сообщить следующее: интерес к вопросам философского характера возник у меня очень рано (мне было тогда лет четырнадцать), и первым был интерес к анархизму, выразившийся в чтении Эльцбахера и Ницше. Чтение Эльцбахера (книга „Анархизм“, где излагаются разные системы анархизма) привело меня к изучению Льва Толстого и к увлечению его „Евангелием“, так что в течение нескольких лет (до 1915 – 1916 гг.) я считал себя толстовцем. От этого периода осталась у меня склонность к вегетарианству (мяса я не ем до сих пор, рыбу – изредка) и некоторые взгляды на искусство (например, нелюбовь к Шекспиру). Знакомство с различными религиозными системами (через Толстого) привело к изучению буддизма и теософии. Первое выразилось в том, что в университете я занялся изучением санскрита, прерванным призывом меня на военную службу в мае 1916 г. В университете же прочитал почти все книги по теософии, имевшиеся на русском языке. Пребывание на военной службе до октября 1917 г. (когда я вернулся с Юго-Западного фронта) прервало это изучение, возобновившееся отчасти осенью этого же года. В университете я занятия не возобновлял, т. к. интересующие меня предметы (санскрит и экспериментальная психология) не начинали читаться. В это время я нашел (по объявлению на обложке книги) библиотеку Теософского общества, некоторое время брал там книги и познакомился с некоторыми теософами – председателем московского Общества Герье, библиотекарем Зелениной, Н. А. Смирновой, П. Н. Батюшковым. Из теософской литературы мне больше всего нравились книги Р. Штей-нера, но тогда же я узнал, что Штейнер не теософ, а антропософ. Они привели меня к антропософии, и это увлечение (вытеснив теософию) продолжалось вплоть до осени 1920 г. Попав в это время за границу (в г. Ригу, в качестве секретаря военного атташе), я стал изучать последние работы Штейнера в области социального организма. По возвращении в Москву в 1922 г. я прочел в Антропософском обществе доклад „Очередная утопия“, в котором резко критиковал идеи Штейнера, после чего всякие связи, кроме личных, с антропософией были прерваны…»

Судя по всему, Уйттенховен познакомился с Карелиным в 1924 году, может быть чуть раньше, и хотя он всячески уходил от ответа на вопрос, когда и при каких обстоятельствах это случилось, можно думать, что знакомство состоялось через В. С. Смышляева или Ю. А. Завадского (Уйттенховен хорошо знал их по театру, как, впрочем, и многих других сотрудников и актеров 2-го МХТа). Столь же вероятно, что знакомство с этим кругом лиц, входивших в «Орден Света», началось у него в Антропософском обществе через М. А. Чехова и А. Белого, о знакомстве с которым еще весной 1917 года он говорит в своих показаниях. Кроме Белого, из антропософов он называет A. С. Петровского, М. П. Столярова, Григорьева и Васильеву. Интересом к «древним легендам» объяснял свое вступление в орден А. С. Поль, знакомством с Карелиным – Ю. А. Завадский и П. А. Аренский. Аренского рука ОГПУ достала только в мае 1937 года, когда уже были забыты анархо-мистики, но продолжался «отлов интеллигенции». По многим показаниям,

B. С. Смышляев, В. А. Завадская и П. А. Аренский проходили как старшие рыцари. К 1930 году В. А. Завадская умерла, Ю. А. Завадский стараниями А. С. Енукидзе и К. С. Станиславского был спасен, а В. С. Смышляев почему-то не тронут. Ему предстояло разделить участь Аренского в 1937 году, но – по счастью! – Смышляев умер 3 октября 1936 года от инфаркта. Аренский был арестован, осужден на пять лет колымских лагерей и умер там при невыясненных обстоятельствах за несколько месяцев до конца срока.

В письме от 18.08.40 г. своей жене, актрисе В. Г. Орловой-Аренской, которая спрашивала его об обстоятельствах дела (она ничего не знала об анархо-мистиках: он не посвящал ее в орденские дела), Аренский писал: «…С Карелиным я был знаком только по одной причине: он обладал древнеегипетскими и средневековыми рыцарскими легендами, которые привлекали меня своей художественностью и в подлинности которых я хотел убедиться. Поэтому и после смерти Карелина продолжал видеться с Солоновичем, который читал мне эти легенды. Соло-нович же – один из последователей Карелина по анархизму. Он передал мне тетрадку с некоторыми древнерыцарскими обрядами, которые мы изучали и даже разыгрывали в кружке знакомых Веры Александровны (Завадской, которая до 1925 года была женой Аренского, а с осени 1928 года – Смышляева. – А. Я.), 5 – 6 человек. Там был и А. С. Поль. Когда я сошелся с тобой, в 1925 – 27 гг., все это мне уже надоело и я перестал видеться с Солоновичем…» Конечно, это было не так, потому что Карелин умер только 20.03.26 г. и «видеться с Солоновичем после смерти Карелина» Аренский мог только в последующие годы, скрывая это от В. Г. Орловой, которая, впрочем, совсем не интересовалась этой стороной жизни.

И все же письмо Аренского заставляет вспомнить о версии, выдвинутой на следствии моим отцом, об игровом характере «Ордена Света». 23.01.31 г., уже после вынесения приговора, на очередном допросе он показывал: «…В период 1924 – 25 годов, увлеченный формами романтического искусства, я близко подошел к представлениям о рыцарстве как универсальной форме романтической культуры <…> Никаких организационных форм, никакой мысли о воссоздании рыцарства в орденском смысле у меня не было, и потому никаких уставов, никаких программ какого-либо действия тоже не предполагалось <…> Лабораторные занятия, требовавшие участия иногда нескольких лиц, породили, по-видимому, у некоторых представление о действительном наличии рыцарской организации, чему могло многое способствовать. Во-первых, наименование работы „Орденом Света“ произошло от как бы некоего лозунга или девиза, под которым эта работа проводилась. Дело в том, что, взявшись за идею рыцарства как материала для разработки, я прежде всего постарался отбросить все то историческое и классовое, что было связано с рыцарством Средневековья, взяв здесь рыцарство как бы в некой его абстракции. Таким образом, был поставлен вопрос о вообще „светлом“ рыцарстве, понимая под этим отсутствие всякого рода каких-либо иных его определений <…> Наряду с этой основной работой наметилась также возможность идеологической проработки вообще проблем искусства под лозунгом искусства большого стиля в духе мистерии с привлечением соответствующей терминологии вроде „храма искусства“. Мистериальная основа такого искусства взята была именно потому, что вообще представляла собой форму синтетического искусства, из которой в дальнейшем развился театр и другие виды искусства. Все это в целом, однако, не ставило никаких политических целей и задач, и те организационные формы, в которые это выливалось, существовали постольку, поскольку какой-то минимум организованности должен был быть для осуществления самой работы…»

Перевод серьезного, мистериального действа в «театр для себя» – не слишком убедительная форма защиты, тем более что, согласно другим показаниям, «романтическое увлечение» продолжалось не только в 1924 – 1925 годах (на чем настаивали мой отец, Аренский и в какой-то степени Завадский), а значительно дольше, вплоть до 1930 года. Быть может, это отражение каких-то неизвестных сейчас обстоятельств тогдашней жизни, в которой эти даты и такая интерпретация событий могли сыграть спасительную роль?

Мне кажется, прежде чем подводить хотя бы предварительные итоги, следует обратить внимание на несколько фактов, о которых шла речь выше. Мои попытки установить сколько-нибудь «правильные» истоки «Ордена Света» (и других аналогичных организаций) не привели к успеху. «Тамплиерство», занесенное в Москву Карелиным, не имело, по-видимому, никаких аналогий и было явным новообразованием. С одной стороны, это была попытка распространения анархистских идей среди интеллигенции (довольно равнодушной к анархизму с его примитивным экономическим материализмом); с другой – – попытка вывести из тупика сам анархизм, внесением в него этического момента, который еще до Кропоткина начал разрабатывать Л. Н. Толстой, подойдя к проблеме государства и личности с позиций христианства,

Началом всего мне представляется попытка Карелина укоренить «французский оккультизм» на российской почве, заинтересовав интеллигенцию «корпусом легенд», происхождение которых до сих пор остается неясным. Разобраться во всем этом мешает и невозможность реконструировать (хотя бы приблизительно) начало отношений Карелина с Завадским, Аренским и другими. Как бы то ни было, весь этот сплав гностицизма, розенкрейцерства, средневекового рыцарства, теософии и оккультной египтологии отливается в зримые формы не ранее конца 1923-го – начала 1924 года, когда начинается работа над

«Золотым горшком» во 2-м МХТе, а в Белорусской студии – над «Царем Максимилианом», «Апраметной» и другими пьесами.

Ситуация в стране способствовала успеху этого замысла. Церковь еще задолго до революции потеряла паству, вызывая со стороны населения, в первую очередь образованного, неприязнь своим обскурантизмом, сотрудничеством с государством в области запретительной и доносительной, своим сопротивлением давно назревшим внутренним реформам. Она не сумела объединить общество и противопоставила себя науке, которая бурно развивалась в XIX веке. Возникла ситуация, аналогичная той, о которой (применительно к Западу) говорил Дж. Гамберини, некогда Великий Мастер «Великого Востока Италии», отмечая «универсализм» масонства: «Благодаря протестантской реформе, этическое единство западного мира прекратило свое существование в силу распадения христианства. Европейцы доказали, что они могут вполне обходиться без единства веры. Однако они оказались не в состоянии развиваться при отсутствии этического единства, общей нравственной ткани, связующей их воедино. Когда окончательно погибла иллюзия Священной Римской империи, а религиозное единство вступило в полосу трагического кризиса, вот тогда европейцы и обратились к масонству. Оно приняло их в объятия своего конкретного универсализма, который тем прочнее, чем меньше в нем идеологических примесей».

Не так ли было и в нашем случае? Анархо-мистицизм – не религия. Он не давал программы действий, не требовал исполнения устава, не вмешивался в личную и духовную жизнь человека. Анархо-мистицизм пытался убедить своих адептов лишь в том, что данная жизнь, имея физический конец, отнюдь не означает конца для духовной личности, которой не все равно, как будет пройден краткий, но обязательный отрезок земного существования.

В мире распада и разрушения, в мире крушения, казалось бы, всех ценностей эта философия, питаемая достижениями человеческого духа всех времен и всех культур, опиравшаяся на один из наиболее понятных для европейцев идеалов нравственной чистоты – рыцарство, – заинтересовала и увлекла множество людей. Их сознание было не способно смириться с разрушением многовековой культуры, с физическим уничтожением миллионов людей, по большей части не понимавших, что с ними происходит. Те же, которые понимали, видели, что у них отнята не только религия, но и вера. Они не верили существующей Церкви, ибо видели, как она предавала их прежде и предает теперь, пойдя на сотрудничество с убийцами. Они убедились, что пропасть разделяет Церковь (организацию) и Учение, которое служителями Церкви было искажено.

Нужна была новая вера и новая религия. Эту потребность и использовал поток чувственной мистики, оккультизма, интерес к тайным (и не тайным) учениям Востока. Но новые учения характеризовались либо ярко выраженным «учительством», либо попыткой уловить души обещанием наделить «сверхъестественными» силами. Человек опять оказывался игрушкой в руках посредников, теряя представление о собственном пути и предназначении, о той естественной духовной эволюции, которая раздувает искорку, упавшую от Логоса в косную материю, в пламя, рвущееся к изначальному источнику Света.

Христианская церковь учила человека смирению и выполнению своих обязанностей. Масонство провозгласило необходимость активных действий в круге этических задач. Обращение анархо-мистиков к гносису потребовало от человека не только упражнений в нравственности, но и знаний об окружающем мире (в том числе полученных мистическим путем). Это не обогащало его материально, не наделяло сверхъестественными способностями, однако давало спокойную уверенность в том, что он двигается вперед, в назначенном ему направлении, для дальней, непостижимой, но прекрасной цели. А раз это так, то все, что с ним может здесь произойти – бытовые травмы, арест, заключение, даже смерть, – не может затронуть той его Божественной Сущности, которая двигается «в мирах и веках» раз и навсегда предначертанным путем. Даже если он будет сопротивляться, то и тогда со значительным опозданием, но его «поезд» все равно придет к конечной станции, ибо тьма – не реальность, а всего только отсутствие – незнание Света.

В этой связи я не могу отказать себе в удовольствии процитировать отрывок из обращения другого Великого Мастера, который приведен в книге М. Морамарко, – о важности естественной эволюции: «Чередование времен года дало человеку понимание меры времени: арка, состоящая из 365 дней годового цикла, есть синтез того, чем является его жизнь. Природный порядок вещей переменчив, но его устроение таково, что человек не испытывает при этом страданий. Медленно, но неуклонно день сменяется ночью, из царства дня человек переходит во владения ночи, испытывая наслаждение этой неизреченной гармонией <…> Данный порядок вещей приводит в равновесие миры – мир человека и мир природы. Человечество продвигается вперед только в том случае и тогда, когда перемены совершаются постепенно, путем восхождения с одной ступени на новую, высшую. Так восходит к Свету человек посвященный: медленно, но изо дня в день трудясь над своим внутренним совершенствованием, работая в тайниках своего личного опыта, пользуясь поддержкой символов, он оказывается в силах отказаться от всего, что преходяще и мнимо… Вот почему всякий раз, когда мир потрясает насилие, чинимое во имя перемен, все остается так, как было прежде, или даже хуже, чем прежде…»

Мне остается сказать уже немного. Вероятно, энтузиазм 1924 – 25 годов, когда образовались орденские кружки, на какое-то время спал в связи с арестом Солоновича. Но искра уже разгорелась. Дело было не в организации, не в символах, а в поисках и обращении сохранившейся духовной литературы, в организации новых переводов только что найденных древних текстов, в общении людей друг с другом – во всем том, что подобно электрической искре возбуждает организм, впавший в каталептическое состояние. Люди читали, думали, обменивались мнениями и сами включались в творческую работу. Сейчас можно с уверенностью сказать, что репрессии 1929 – 1930 годов уже не смогли уничтожить само движение. И хотя в 1936 – 1937, а затем в 1941 году изымались те, на кого не пали первые репрессии, повторно арестовывались вышедшие на свободу, тамплиерство продолжало существовать, приобретая новые формы, новые черты. До тех пор, пока жив человек, он будет верить в свое бессмертие и стремиться к познанию, которое и есть путь к Свету. И это единый путь для Человека и Мироздания «в мирах и веках».

ПОТУСТОРОННИЕ ВОЙНЫ

Свято место пусто не бывает. Канули в прошлое «рыцари Света» и масоны, изведенные под корень старательной косилкой ОГПУ. Открытое противостояние Второй мировой сменилось столь же открытой конфронтацией холодной войны. А на смену старым мифам пришли новые, которые с полным правом можно было называть мифами эпохи НТР.

На самом почетном и заслуженном месте среди них находится миф о «летающих тарелках» (они же UFO, они же НЛО), коему в прошлом году сравнялось полвека – отсчет ведется от того дня, когда американский бизнесмен и летчик-любитель Кеннет Арнольд первым ввел в обиход это словосочетание. Это не означа-. ет, впрочем, что загадочные небесные явления не наблюдались ранее – рьяные уфологи находят упоминания о них даже в египетских папирусах.

Уфологическая литература велика и обильна, и даже самый беглый обзор ее не уместился бы не только в очерк, подобный «КГБ против НЛО» Антона Первушина, но и во весь этот том. Однако нас с вами сейчас не интересует ни история вопроса, ни систематизация НЛО. Поговорим же мы о сем предмете лишь с одной точки зрения – применительно к психологии.

Редкий человек не читал в детстве жюль-верновский роман «Двадцать тысяч лье под водой». А помните с чего он начинается? В первой главе приводятся газетные сообщения о встречах различных кораблей и судов со странными светящимися кругами и овалами, а также о столкновениях с каким-то загадочным предметом. Как-то раз я не поленился и проверил – дотошный французский фантаст ничего не выдумал, а лишь процитировал подлинные публикации. Нынешние специалисты по аномальным явлениям (АЯ) говорят по этому поводу: «Типичное гидросферное АЯ». Пусть так. Но интересно, что Жюлю Верну в голову не пришло приписывать природу феномена ни потусторонним силам, ни даже вполне материалистическим космическим пришельцам – он сотворил капитана Немо. Это полностью соответствовало рационалистической психологии второй половины прошлого столетия. Миф не родился – за невостребованностью коллективным бессознательным. Зато неполный век спустя ему оказались и честь, и место.

Но и то, и другое помещалось исключительно в контекст противостояния сверхдержав. Подозревая в загадочном явлении коварные происки потенциального противника, обе стороны подходили к изучению вопроса отнюдь не с академических позиций, вверяя это дело не научным институтам, а спецслужбам. Отсюда и невероятное число легенд, наросших на подлинно рациональное зерно всей этой истории, и густые клубы таинственного тумана, сквозь которые разглядеть реальные контуры практически невозможно. Однако самым любопытным представляется следующее обстоятельство. Если в сознании массовом «летающие тарелки» порождали исключительно любопытство и – чаще – страх, то высокие политики, вслух не признававшие даже самого факта существования проблемы, в душе взирали в небо с ожиданием, исполненным потаенной надежды. Проговорился об этом президент Рональд Рейган, заметивший как-то, что единственным способом установить согласие на Земле было бы вторжение с Марса. Разумеется, Марс упоминался в этом контексте исключительно метафорически, но справедливость самой мысли не подлежит сомнению: общий враг сближает куда больше, чем общий друг.

Но что говорить о «летающих тарелках», если даже исстари привычную чертовщину современное (и, главным образом, советское) общество также передоверило изучать и побеждать исключительно бравым спецслужбам – все исследования на иных уровнях были доморощенными, любительскими и полуподзапретными. Так продолжалась традиция славной «лаборатории оккультизма», Спецотдела при ОГПУ – все теплилась в умах надежда, что и полтергейст, к примеру, можно будет не только понять, но и выдрессировать, а потом напустить на лихого супостата. Если только, конечно, полтергейст этот самый не есть как раз его, супостата, зловредная акция, которую, в таком случае, необходимо показательно пресечь.

Но самый значимый из современных мифов связан все-таки с психотронным оружием. Существует ли подлинно психотронное оружие? Что оно из себя представляет? Вопросы безответны. Но уже сама по себе допускаемая возможность его наличия вызывает серьезные брожения в умах, приводит к полной потере уверенности в себе и в окружающем. Общество, допускающее мысль, что его поведением можно управлять, уже управляемо; человек, допускающий, что он управляем извне, избавляется от чувства ответственности за собственные поступки. Последствия же подобных метаморфоз и масштабны, и неисчислимы.

Если оставить в стороне магию, то всерьез об идее подобной управляемости начали задумываться в прошлом веке – после открытия месмеровского «животного магнетизма» и гипноза. Идея массового зомбирования издавна соблазняла умы – вспомните интерес Спецотдела при ОГПУ к арктической лихорадке. Однако все это оставалось экспериментами и экзерсисами – гипнотизеры суть товар штучный и серьезной угрозы обществу представлять не могут. Зато создание технологии «промывания мозгов» привело к шоку едва ли не более сильному, чем атомная бомба. А разработка множества разнообразных психотропных химических средств, сведения о которых мало-помалу просачивались-таки в широкую прессу, добавила в огонь целые бочки масла.

Существует или нет психотронное оружие, применялось ли оно на практике или нет, но миф его функционирует исправно. И вот что интересно – а насколько стихийно возникновение самого мифа? Не является ли он, в свою очередь, разновидностью сознательно используемого инструмента воздействия на психику? Ведь самым мощным из таких инструментов – о чем говорится еще в Священном Писании – от сотворения мира (и даже ранее) было Слово…