Текст книги "Будни нарколога"

– Ну, как «хочете». Я один «побег».

– Беги, беги. Тебя там встретят с распростертыми объятиями.

Тузик, напевая под нос: «Это кто такой хороший вдоль по улице бегит. Это я такой хороший вдоль по улице бегю», убывал в направлении женской половины общежития, но через десять минут возвращался, подвергнутый бомбардировке кухонной утварью и учебниками.

– Чего это они? – изумлялся Тузик.

– Идиот, – стонали студенты, – вчера нужно было добиваться девичьей ласки.

– А я сегодня хочу, – недоумевал Тузик.

– А-а-а-а-а! – рыдала молодежь, закрывая головы подушками.

На Пашкиной памяти Тузик так ни разу и не добился женской благосклонности.

– Здорово, хомут, – начал Кулигин со студенческого приветствия.

– Это кто? – опешил Тузик.

– Это кто такой хороший с телефоном говорит. Это я такой хороший с телефоном говорю.

– Джинс?

– Не-а.

– Сынок?

– Не-a.

– А кто?

– Кулибин.

– А-а-а-а, наш городской сумасшедший.

– Почему это я сумасшедший? – обиделся Пашка.

– Только психопаты по инстанциям пишут, – пояснил Тузик.

– Я для Родины стараюсь.

– Я же говорю, что у тебя с головой маненько проблемы.

– У меня девять государственных патентов… – начал с дрожью в голосе Кулигин.

– Ну и что?

– У меня три международных сертификата…

– Ну и что? – опять перебил Тузик.

– Я прихожу со свежими идеями в министерство, а там сидят…

– Не сидят, а работают! – в голосе Тузика прорезался рык доминирующего самца.

– Много они там наработали! – взбеленился Кулигин. – Асфальт уже через две недели трескается…

– Не твое собачье дело, когда он трескается! – зарычал Тузик. – Ты, что, умнее всех?!

– Умнее, – уперся Пашка, – все признают оригинальность моих разработок. Меня вон даже в Германию приглашают.

– Вот и едь туда, – отрезал Тузик.

– Русский язык сначала выучи, – Кулибин в сердцах нажал отбой, – грамотей!

Наутро, ежась от утреннего холодка, Кулигин настырно шагал в сторону наркологического центра. Следующим пунктом его программы значилось немецкое посольство.

Вулкан подкрался незаметно, или Три дня в итальянском плену

Посвящается 232 рейсу Римини – Москва 17–20 апреля 2010 года

День первый

Ничто не говорило о надвигающейся катастрофе. Сытые, умытые туристы и туристки лениво вылезали из автобуса и доставали из его чрева чемоданы и сумари. Мужики автоматически закуривали и прикидывали, сколько они смогут закупить выпивки на оставшиеся деньги. Женщины с завистью посматривали на надписи на пакетах соседок и сразу грустнели. Нигде собственный муж не предстает таким законченным неудачником, как на выходе из туристического автобуса. Вместо трех сумок с надписями «Балдинини», «Макс Мара» и «Дольче Габана» у нее в руках болтается жалкий зеленый пакетик из «Бенеттона». «Фиг ему, а не пузырь текилы, – мстительно думали жены, – обойдется. На оставшуюся сумму мы накупим парфюма. В крайнем случае, кухонную прихватку моей маме». Холеная публика вальяжно нагружала тележки и становилась в очередь на регистрацию. Дальше по накатанной: паспортный контроль, дьюти-фри и борт самолета. Через три часа – Москва. Опять несколько формальностей, такси и, наконец, дом родной. Дальше только приятное – душ, раздача итальянских подарков, чаепитие и освежающий сон. Артем с плохо скрываемым презрением смотрел на это стадо. Какие самодовольные рожи, какие убогие разговоры, какие тяжеленные сумищи! У него за спиной болтался тощенький рюкзачок с карнавальной маской из Венеции, пара грязных маек и предметы первой необходимости. Одна из грузных теток толканула его коленом под зад и игриво пропела:

– Молодой человек, не поможете?

– Без проблем.

Артем кивнул и схватился за ее чемодан. Он оказался не просто тяжелым, он был неподъемным. Пыхтя и проклиная свою мягкотелость, взвалил на тележку. Чем же он набит? Книгами? Смешно. Золотом? Сомнительно. Двадцатипятилетний холостой Артем и близко не мог себе представить, какими товарами обеспеченная женщина может заменить себе отсутствие полноценной духовной жизни. Он побродил по дьюти-фри, послушал пререкания женатых мужиков со своими половинами и в который раз убедился, что победа достается слабому полу. Женщины, приятно возбуждаясь, расхватывали парфюм и товары ширпотреба, а их мужья выходили с пустыми руками. Со всех сторон звучало:

– Нужно все потратить. Не везти же евро домой.

– Зин, ну давай хоть джину купим.

– Васька, зачем тебе этот конструктор? У нас дома таких полно.

Артем плюхнулся на диванчик и забубнил себе под нос песню Шевчука: «Еду я на Родину. Пусть кричат уродина. А она мне нравится. Хоть и не красавица…»

До отлета оставалось полчаса. Сейчас всех пригласят в самолет и…

Грустный женский голос с сильным итальянским акцентом оповестил:

– Вылет задерьживается на польчаса.

Туристы зашебуршились. Прилететь на полчаса позже как-то не входило в их планы, приходилось пожертвовать чаепитием с любимыми пирожными. Через полчаса неожиданно выяснилось, что вылет задерживается еще на два часа. Это уже было серьезно и грозило смазать всю процедуру раздачи подарков. Еще через два часа бодрый мужской голос без малейших признаков акцента известил:

– В Исландии прорвало вулкан, и все воздушные коридоры закрыты.

Он так и сказал про вулкан – прорвало, как будто это была какая-то труба. Народ зароптал. Это уже было покушение на святое – восьмичасовой восстановительный сон. Тут же была организована инициативная группа в количестве пяти басистых теток, которые пошли качать права. Ответ не заставил себя ждать. Печальный женский голос с итальянским акцентом предупредил:

– Всэ, кто хочит пакинут территория аэропорта, звободны в звоих дейздвиях. Мы отмечаем визы и доззвидания.

Пассажиры посмеялись над эстонскими интонациями в слове «до свидания», но притихли. Все оставленные на произвол туристы начинают обустраиваться, но куда им до русских. С веранды аэропорта тут же притаранили пластмассовые столы, сдвинули скамейки, и русский дух нашел свой выход в великом и могучем. Естественно, пьянстве. Бутылок у всех было полно, времени тоже. В таком случае почему не отпраздновать? За одним столом братались, за другим подвывали: «Под крылом самолета о чем-то поет…» На третьем уже просто спали. Алкоголь значительно ускоряет время и вызывает прилив несвойственной человеку щедрости. Заготовленные коньяки и текилы, вискари и джины, ромы и вина как поленья летели в костер всеобщего веселья. А костер разгорался все сильнее. Кто-то уже боролся на руках, кто-то начал водить хороводы. Артем, не так давно посмотревший фильм «Парижская любовь Кости Гуманкова», решил также надавать самым колоритным типажам кликух и посмотреть за их действиями. Он сразу сообразил, что одним днем тут не обойдется.

Среди сильно пьющего русского контингента особо выделялся один, которого Артем назвал Гопник. Гопник жил в его гостинице и дал возможность разглядеть себя лучше остальных. Это был 50-летний малый в альпинистской куртке лимонно-желтого цвета со светоотражающими полосками. Такие куртки носят укладчики асфальта и дорожные рабочие. Он ходил по Римини с пакетом вина в руках и еще удивлялся, почему все продавцы сразу узнавали в нем русского.

– Твой пакет вина лучше любого бэйджика, – хохотал Артем, – хоть бы ты уж с бутылкой ходил.

Ему было стыдно за соотечественников. Он начинал понимать фразу: и чтобы на отдыхе вокруг меня ни одной русской рожи не было. Гопник перманентно спал. Естественно, задутый. Он спал везде: на стульях в кафе, на скамейках в парках, а один раз Артем увидел его спящим прямо на земле, причем левая половина его туловища лежала на лужайке, а правая на тротуаре. Гопник не придумал ничего лучшего, чем уснуть прямо на автобусной остановке Римини – Сан-Марино, живописно расположившись между окурков и другого мелкого мусора. Удивительно, но все сходило ему с рук.

Так вот, Гопник в зале ожидания укушался вином так, что закемарил на массажном кресле. Тут же нашелся шутник, который кинул 1 евро в щель, и кресло заходило ходуном. Эффект превзошел все ожидания. Гопник заверещал неожиданно тонким голосом и свалился на пол. С пола поднялся уже разъяренный монстр.

– Кто? – обвел он всех налитыми кровью глазами.

На него не обратили внимания, и тогда, снова забравшись в кресло, он предался радостям массажа в течение положенных трех минут.

Лучше всего было детям, они весело носились по зданию аэропорта или хвалились своими гаджетами. Белобрысый парнишка лет десяти в маскировочных штанах, увидевший среди пассажиров свою училку по английскому, прикрыв ладонью трубку, звонил в Москву:

– Леха, передай пацанам, завтра английского не будет. Отвечаю. Серая Шейка от меня в двух шагах. Передай, чтоб не учили. Я реально вижу Серую Шейку, она в двух шагах от меня и клеит какого-то баклана.

Девочка, тоже в районе десяти лет, рассказывала подруге по телефону, повторяя мамины интонации:

– Номер ужас. Холод собачий. Представляешь, у них не принято топить. Простыни несвежие. На стенах плесень. Из унитаза пахнет какой-то гадостью. Открываем дверь, а там жужелица! Хотели переехать в другой номер, а там доплата 70 евро в сутки. Ужас!!!

Скорбный женский голос на плохом русском пробубнил:

– Сегодня вылет невозможен. Закрыты все аэропорты Европы. Сохраняйте спокойствие. Вас развезут по гостиницам.

Ропот накрыл пассажиров, как грозовая туча.

– Они что, раньше этого не знали?

– Разве можно так издеваться над людьми?

– Немцев с англичанами, наверное, уже отправили. А мы, как всегда, крайние.

Женщина, заснувшая на ленте багажного транспортера, все никак не хотела вставать.

– Ах, оставьте меня, – томно повторяла она, переворачиваясь на другой бок.

Другая тетка задумчиво спросила:

– Заплакать, что ли?

Третья, пожилая блондинка, округлила глаза, и стало ясно, что сейчас она скажет глупость:

– А куда же смотрит ООН?

– В противоположную сторону, – угрюмо сострил Артем.

Субтильный паренек лет двадцати семи в круглых очках неожиданно заверещал:

– Все, больше никуда не поеду! Никогда! Ни за что!

Артем его отметил и окрестил Ботаником. Туристы получили обратно свой багаж и пошли рассаживаться по автобусам. В гостиницу ехали молча, сил больше ни у кого не было. На окраине Римини турье высадили возле третьеразрядной гостиницы, и началось.

– В нашей гостинице только двадцать мест, – оповестил всех сонный портье. Как ни странно, по-русски.

– А нам куда? – зароптало большинство, справедливо полагая, что ему вряд ли светят эти номера.

– Мест только двадцать, – перекрыл гул пожилой портье, – а остальных по всяким забегаловкам расселят. Там даже горячей воды нет.

– Я не могу без горячей воды! – зашелся в истерике Ботаник.

– Научишься, – утешил его портье, – и зубы будешь пальцем чистить, и волосы пятерней причесывать. Кто с детьми?

Поднялось пять рук.

– Я с дитем! – закричал турист Атанбаев и показал на пятнадцатилетнего детину выше его ростом.

– О такой лоб только поросят бить, – недовольно загудела толпа, – не давать им номера.

– А мы молодожены, – заверещала молодая парочка.

– Все молодожены.

– А у нас свидетельство о браке есть.

– У всех свидетели есть.

– Меня уволят с работы, – заскулил Ботаник, близкий к нервному срыву.

– Так тебе и надо.

– Мне нужен одноместный номер, – не унимался Ботаник, – у меня слабая нервная система.

Он попытался схватить ключ со стойки. Высокая плотная шатенка в меховой накидке ударила его ладонью в лоб. Ботаник упал. Немного подумал и зарыдал.

– И правильно! – закричало турье. – Лезут тут всякие.

– Я бывшая гребчиха! – входя в раж, заблажила шатенка. – Пока не придет большая женщина, порядка не будет!

Сильно сказано, оценил Артем и назвал ее Гребчихой. Власть была мгновенно взята в могучие женские руки. Когда всех расселили, Гребчиха заявила:

– Пойду к морю.

– Зачем? – подкатили быстро образовавшиеся подлизы.

– Орать, – объяснила Гребчиха, – я пока не проорусь, не успокоюсь.

Артем специально сходил к морю, посмотреть. Гребчиха не шутила. Она стояла на берегу и, перекрывая шум моря, нечленораздельно вопила, напоминая богиню войны.

День второй

Наутро гостиница забурлила. Слухи забарражировали со страшной силой.

– Вы слышали, Путин распорядился – своих не бросаем.

– К нам выслали четыре самолета из Москвы, – уверенно бросила Гребчиха.

– Точно, точно, – влез Атанбаев, – я тоже слышал. Четыре бомбардировщика.

– Чтоб всех разбомбить, – заржал Артем, – тогда уж точно проблемы с нами закончатся.

– Вы слышали? – сварливо сообщил Ботаник. – Высокопоставленные чиновники захватили наш самолет и уже вылетели в Москву.

– Собаки, – заныло турье, – мы так и знали, что нас кинут. Мы никому не нужны, не то что англичане или немцы.

Вбежал радостный представитель турфирмы Юра. Он был честный малый, поэтому всегда ходил в черных очках, даже вечером и ночью.

– Собирайте вещи, едем в аэропорт. Нам дали воздушный коридор на три часа.

Туристы мгновенно сгрудились возле автобусов и принялись штурмовать их закрома, размещая там свои чемоданы. Увы, коридор отменили еще по пути к аэропорту, но об этом все узнали позже. В зале ожидания никто не веселился, кроме Гопника, выглядело это, правда, своеобразно. Сначала он сидел, окруженный пакетами и огнетушителями с дешевым пойлом, прихлебывая по очереди из каждого, потом неожиданно лег на пол и закрыл глаза.

– Вам плохо? – поинтересовались самые сердобольные. Ими оказались дети.

– Мне хорошо, – приоткрыл один глаз Гопник.

– Может, вам помочь?

– Не советую.

– Папа, смотри, дядя на полу лежит. Почему он так делает?

– Если бы я мог, – ответил папа, с опаской поглядывая на свою жену, – я бы лег рядом.

Небо Европы было закрыто, как шлагбаум. Туристов мучил единственный вопрос – возьмут ли их назад в гостиницу. Один день авиакомпания еще потянула, но на второй рассчитывать не приходилось. Их все-таки взяли. Туристов развезли в те же гостиницы, но номера были хуже, чем предыдущие. На этот раз никто не возмущался, не кричал, что всю неделю они жили в четырехзвездочном отеле и поэтому все им должны. Вечером опасливо сгрудились в фойе, осторожно интересуясь, покормят ли их на этот раз. Портье загадочно молчал и основательно чесал свой седой затылок. Когда надежды поесть на халяву почти растаяли, вбежал Юра в неизменных темных очках, правда, другого фасона. Среди туристов упорно ходили слухи, что их туристический гид так часто меняет очки, потому что ему их бьют.

– Вылет завтра в восемь утра, а пока ужин за счет авиакомпании.

– Ура-а-а-а!!!!!! – Гул восторга напоминал бушующий стадион после забитого нашими решающего гола.

Кричали респектабельные, седовласые мужчины и куртуазные женщины, вопили аккуратные, обидчивые старушки и подтянутые старички. Не кричал только Гопник, он просто не мог. Радости не было предела. Поужинав и выпив дармовое дешевое вино, турье принялось брататься. Гребчиха целовалась с Ботаником и хлопала его молодецки по плечу. Ботаник постоянно сползал под стол от проявления спортивных восторгов, но упорно лез целоваться. Атанбаева носили на руках, и даже его сыну досталась парочка любовных затрещин. Артем вышел на веранду выкинуть мусор. Там как раз стоял мусорный бак, на его боку маркером было старательно выведено «Берлускони». Мимо Артема, нетрезво покачиваясь, проплыла Гребчиха.

– Вы, кажется, потеряли весло, – напомнил шутник.

Гребчиха встала как вкопанная. Потом медленно обернулась и подошла к Артему. По-матерински положив руку ему на затылок, произнесла:

– Мальчик, на этот раз я тебя прощаю.

– На туриста невозможно обижаться, – согласился хохотун.

Ведь что такое турист? Турист – это одноразовый стаканчик, годный к краткому применению. То есть на неделю его хватает, а на десять дней уже нет. Зубная паста и мыло, крем после бритья и станок, шампунь и тапки безжалостно выкидываются в корзину по окончании тура. Даже одноразовые стаканчики – залог долготерпения щедро остаются в номерах. Зачем они нужны? Ведь скоро мы будем дома. А если нет? И тогда выясняется, что деньги на телефоне кончились, зажигалка перестала работать и даже ручка уже не пишет. Все было рассчитано ровно на неделю, а тут такой форс-мажор. Да и денег остается, как правило, в районе ста евро, а чаще вообще ни цента. И больше ничего, кроме иллюзий. Иллюзии разбиваются о реальную жизнь, как волны о борт корабля. Зубной пасты нет, шампуня нет, мыла нет, а денег не только нет, но их даже и не предвидится.

День третий

В 8 утра зазвучала полковая труба. «Быстро, быстро собираться, никаких утренних процедур, никакого самокопания. В 8.10 уходят автобусы в аэропорт. Кто не успел, тот опоздал».

– Не надо спешить, – увещевали самые мудрые.

– Быстрей, быстрей, – рвались остальные, не успевая почистить зубы и сходить на горшок.

Турье быстро сдавало ключи от номеров и вываливалось на улицу, таща опостылевшие чемоданы на собственном горбу. Увы, автобусов не было. Перспектив тоже.

– Зачем мы, дураки, ключи от номеров сдали? – пронеслось по толпе. – Нас развели.

– А я вещи в номере оставила, – раздался радостный женский голос, – я зна-а-а-ала!

– Вот сука, – прокомментировал кислый мужской басок. Его тут же перекрыл раздраженный женский.

– А я тебе говорила, дубина стоеросовая, не нужно спешить.

– Это они специально так придумали, чтобы завтраком нас не кормить.

– Какие уж тут завтраки. Где нам теперь жить? Под открытым небом?

Когда накал страстей достиг наивысшей точки, подошли автобусы, их было подозрительно мало. Тон комментариев изменился.

– Я говорил, что Путин поможет.

– Слава богу, скоро будем в Москве.

– Это вряд ли, – прогундел Артем и чуть не был растерзан возбужденной толпой.

Подоспел черноокий Юрец и окончательно всех озадачил:

– Рейс 229 и рейс 230 садится в автобусы и едет в Неаполь. Рейс 232 остается в Римини.

Вой разочарования смешался с воплями восторга. Кто-то даже зааплодировал, нетрудно было догадаться, с какого он рейса. Ботаник невежливо толкнул старушку, громко хлопающую в ладоши, и сварливо спросил:

– А вы наверняка не с 232-го рейса? Или, может быть, все-таки с 232-го?

Сморщенные ладошки зависли в накаленном воздухе.

– Урод, – припечатала старушенция и засеменила к своему автобусу. Потом остановилась и едко спросила: – А ты кидал монетки в фонтан Треви?

– Кидал, – удивленно кивнул Ботаник.

– Насколько накидал, настолько и останешься, – победно протрубила старушонка и исчезла в автобусе. И Ботаник остался на остановке совершенно один. Не считая 232-го рейса.

232-го рейс конкретно запил. На веранде гостиницы рекой лилось местное вино. Тост был один – за день сурка. Действительно, каждый день обещают отправить домой, везут в аэропорт, а потом назад в гостиницу. И так каждый день. Один трезвый голос предупредил: «Не искушайте судьбу. За нас платит не авиакомпания и не турагентство, а аэропорт имени Федерико Феллини, долгих лет ему жизни. Платит, потому что не хочет, чтобы пьяные хари разнесли весь аэропорт. А выгнать всех на улицу – поставить под вопрос весь курортный сезон. Римини на это пойти не может».

– Фигня, – осерчал Гопник и потянулся за новым графином. Стол не выдержал столь мощного напора и перевернулся. Вино, пиво и закуски как в замедленной съемке рухнули на пол. Потом несколько человек утверждало, что легко могли поймать летящие графины, но руки, к сожалению, были заняты, у кого бутербродом, а у кого сигаретой. Вино, разлитое по полу, напоминало красное море, где плавали осколки двух кувшинов, как блестящие на солнце айсберги. Закуски напоминали тропические острова, а банки пива – вулканы, так некстати преградившие дорогу домой.

– Убирайтесь! – завопила уборщица по имени Олеся. Отель был хохляцкий, и персонал прекрасно владел великим и могучим.

– Все нормально, – загундели пьянчуги, – один немного перебрал, но зато остальные в поряде.

– Я перебрал? – возмутился Гопник и перевернул другой стол.

Красное море вышло из берегов, а островов ощутимо прибавилось.

– Олеся, ты зачем москалям вино дала? Ты шо, не знаешь, шо они не умеют пить? – прорычал портье Опанасыч.

– Старикан, угомонись, – с трудом ворочая языком, пробурчал Гопник и потянулся к третьему столу, но его оттеснили.

– Вы все козлы, – отрезал Гопник, – и вам не понять загадочную русско-азиатскую душу.

– Я вызову полицию! – заверещал упрямый Опанасыч.

– Зови, – не сдавался дебошир.

– Я действительно вызываю полицию.

– Зови, – кивнул головой баламут и сделал портье козу.

Как ни странно, все обошлось. Уборщицы высушили тряпками красное море, убрали острова, айсберги и вулканы, а Гопника посадили под деревом на стульчик приходить в европейское состояние и видеть сны про загадочную русско-азиатскую душу. Артем повнимательнее присмотрелся к туристам. На лицах женщин проявились морщины и круги под глазами, на лицах мужчин – мешки и пятна, и затюканное турье стало напоминать коллективный портрет Дориана Грея. Куда только девались холеность и ухоженность вчерашних баловней судьбы.

День четвертый

Туристов привезли в аэропорт имени жизнелюба Федерико Феллини и отправили домой. Артем был одним из последних, кто покинул зал ожидания. Навсегда в его памяти останутся феллиниевские кадры. Мальчик в маскировочных штанах катает девочку, сидящую на грузовой тележке. Девочка сидит, свернув ноги калачиком, и строит Артему рожи.

– Быстро! Сюда! – из-за угла выскочили разгневанные родители.

Тележка покатилась в одну сторону, а дети побежали в другую, навстречу Родине.

P.S. Когда Гопник сел в самолет, все иллюминаторы неожиданно запотели. «А все равно мы лучше всех», – подумал Артем и оттер свой иллюминатор рукавом.