Текст книги "Колумбийская балалайка"

Лешины крики, относимые встречным ветром, не слышала даже Татьяна. Хотя она сидела по той же стороне машины, по какую находился Алексей в кузове, выставив под ветер лицо. В кабине “мерседеса” пахло рыбой и припахивало бензином. От этой ароматной смеси девушку мутило.

Может быть, Татьяна и услышала бы крики моряка, если бы пятью минутами раньше Михаил со словами: “Ты гляди какой „Отсосоник“!” – не протянул руку к приборной панели, к которой замысловатым образом проволокой и изолентой был приделан приемничек.

– Типа нашей “Звездочки”, – вдруг вспомнил он застойные времена и далекое детство.

От колумбийской “Звездочки” тянулся проводок к крыше кабины.

– Конкретная антенна, – восхитился Михаил, свободной рукой нащупывая на пластиковом корпусе кнопку включения.

Кабину наполнил дикий треск, перемежающийся таинственными шорохами.

– Выруби, – поморщилась Люба, до того сидевшая в злом молчании.

Повернув какое-то колесико, Михаил наткнулся на музыкальную волну. Передавали бравурные военные марши.

– Зашибись, с музоном покатим! А ты говоришь – “выруби”…

Вот марши-то и помешали Татьяне услышать крики Алексея. Но удары по кабине не расслышать было трудновато.

– Че барабанят, че им надо? – удивился шофер.

– Чтоб ты ехал потише, – объяснила Люба. – Тебе же говорили.

– Да куда уж тише! Тащимся, как в гробу. Тьфу… Ну, ладно, раз так… Хрен с вами, поедем, как мимо гаишного поста…

Но о выстраданном решении спонсора Алексей понятия не имел и, не дождавшись реакции на свои действия, видя впереди новые повороты, примерился, взялся поудобнее и вышиб прикладом стекло. Оконце кабины, обращенное к кузову, замызганное до полной непрозрачности, разлетелось вдребезги.

Грузовик, взрыхливая грязь, остановился.

– Че надо? Че ты стекла ломаешь? – Водила распахнул дверцу, выбрался на подножку, с нее заглянул в кузов. Из кабины вместе с Мишкой вырвался марш Бранденбургского полка.

– Куда гонишь? Не дрова в кузове! – Леша сел на ящики, задрал штанину, чтоб рассмотреть место ушиба. – Медленнее давай!

– А погоня?

– Уй, мать, как болит…

Летисия перекрестилась, прошептала что-то себе под нос – не иначе, молитву – и снова вцепилась в борт.

– Ты вот что, родимый… ты все же постой минут пяток, а? – заговорил бледный, как простыня, Борисыч. – Угробишь ведь… – Выдернув рубаху из брюк, он, морщась, потирал поясницу. – Рыбу надо повыкидывать. Иначе или вывалимся, или кости переломаем.

– Девка обидится. Ловила, ловила… – Вовик меньше других в кузове казался недовольным Мишкиной ездой…

Лопес не знал о засаде на повороте. Но знал, что его командиры будут полными кабронис, если не перекроют дорогу на развилке. Распоследними сопливыми мучачосами, не видящими дальше собственного носа…

– Развилка от деревни, внаглую затопленной русскими, километрах в семи. Недалеко. Ну и? – спросил себя сержант. Быть или не быть героем?

Лопес закурил сигару – предпоследнюю в его запасах. Скоро придется травиться сигаретами подчиненных.

Русские могут дать неплохой бой, это к пастору не ходи. Тем более что они явно не простые русские. Они явно диверсанты. Затопить селение, затопить дорогу за каких-то полчаса, едва не оторваться от погони – это я вам скажу! Рядовой Вальдерама пропал без вести, рядовой Гонзалес ранен, капрал Ринальдо убит, оружие его пропало… И разве может быть простым человеком тот русский, который чуть ли не влетел в деревню на надувной лодке, завывая, как тысяча дьяволов?! Что это было? Психологическая атака? Вполне возможно: бойцы вон до сих пор в себя не придут, страх и помешал им схватить проклятого “серфингиста”. Кто, ради Святой Матери Богородицы, кто, ответьте, способен на такой маневр, кроме профи?!! Хорошо хоть, что водную преграду сержант-водитель преодолел с наскока, еще минут десять – и из той гребаной деревни их вывозили бы исключительно вертолетами. А эти ступидос, его командиры, так их и эдак, играют в шпионские игры, насмотрелись джеймсов бондов, из любой ерунды делают тайну. Нельзя знать то, нельзя это… А горим мы, простые солдаты. Вот пусть Маэстро с Диего Марсиа попробует взять живьем вооруженный отряд в шесть боевых единиц, из которых несколько человек явно имеют спецподготовку и умно командуют остальными. Почему нельзя было сказать определенно, кто им нужен?!

Лопес сплюнул в окно желтой слюной. Приказ надо выполнять, это закон… но выполнять можно по-разному.

– Как думаешь, далеко они? – повернулся он к шоферу.

– Судя по тому, как пыль осела, километр между нами, – ответил шофер.

– Где ты пыль увидел?

Шофер щербато улыбнулся, его лицо стало похоже на печеное яблоко:

– Двадцать лет кручу руль по этим дорогам.

– Помнишь, конечно, где поворот на город?

– А то.

– Тогда так… – Лопес повернул голову к окну. Справа от машины уходил вниз склон, поросший кустарником. – Сбавь скорость. Когда до поворота останется километра два, выжимай из машины все. Развилку наши обязаны перекрыть. Там мы этих ублюдков зажмем с двух сторон.

– Сделаем. – В голосе шофера можно было распознать одобрительное согласие.

Из-под откинутого полиэтилена шибануло рыбьим духом. Различим был и душок – рыба, несмотря на заморозку, начинала тухнуть. Заиндевевшие рыбины с открытыми в последнем изумлении ртами таращились на людей безумными, выпученными глазами.

– Достаем вот этот, крайний. Вовик, берись. Да скинь пока автомат, так твою. – Упираясь одной ногой в борт, другой в рыбу, Леха взялся за первый ящик.

– У меня задница замерзла, – известил всех Вова.

Ящики были аккуратно сложены в два ряда – главное, вытащить первый. Дальше доставать будет легче. В ящике, который моряк дергал и тряс, елозили тунцы. “Вкусная рыба”, – подумал Алексей, и в животе у него заурчало. Моряк в одиночку выковырял синий пластмассовый ящик и поставил его поверх остальных. Подобрался Вовик, перемещавшийся по грузу в кузове по-паучьи. Они взялись за пластмассовые края. “Тянет кило на десять”, – прикинул Леха. На “и-раз” первая партия улова полетела за борт. Ящик вломился в кусты, ломая мелкие ветки. “Вкусные тунцы” при ударе об землю посыпались из тары как деревяшки.

Тем временем и Борисыч избавил грузовик от еще одного ящика – со своей стороны кузова. Летисия в разбазаривании участия не принимала: на потуги русских смотрела философски, не протестовала.

– Эй, там, на голову мне не забубень! – снизу предупредил Михаил. Он что-то высматривал и перекладывал в зазоре между кабиной и кузовом.

– Надо бы рыбки заныкать, – предложил Вова. – Вдруг опять лесом уходить будем – зажарим.

– Дело, – согласился Алексей.

Татьяна вышла из машины, прошла чуть вперед по дороге, куда не доставал запах рыбы и бензина, опустилась на обочину и принялась дышать глубоко, всей грудью.

– Когда поедем? – высунулась из водительской дверцы Люба.

Уезжать понадобилось скоро. Через минуту после Любкиного вопроса – к тому времени успели выкинуть два ящика Леха с Вовиком и один Борисыч – со стороны покинутой деревни послышалось знакомое тарахтение.

– Погоня, да что ж это такое, сколько ж можно… – устало проговорил Борисыч и подышал на озябшие пальцы.

– Линяем! – закричал Алексей, хватая автомат. – Танька, дуй в машину! Миха, заводи!

– Ни минуты покоя, ни секунды покоя, ну, и кто мне ответит, что же это такое, – пропел Вовик.

– Автомат дай сюда, Киркоров хренов! – гаркнул моряк.

– Вот ведь блин… – Мишка поспешно запрыгнул в кабину. Звучно хлопнула дверца.

– Эх, колумбийская дорожка, не страшна нам любая бомбежка, – поменял песню Володя, устраиваясь поудобнее в углублении, образовавшемся теперь в ящиках.

Заговорил мотор. Грузовик затрясся мелко, выкинул сиреневое облако выхлопа и поехал. Но через пять метров двигатель поперхнулся и заглох. Прошла серия чвоханий, в нормальный звук не перешедших.

– Леха! А если не заведется? – оторвав взгляд суженных глаз от просматривающегося метрах в ста поворота, перевел его на морячка Миша.

Алексей в ответ пожал плечами. Он тоже тревожно глядел поверх заднего борта. Вова же выбрасывал по одной твердобокую рыбу из ящика, на котором сидел, чтобы освободить место под ноги.

– Селянка должна знать, это все ж таки ее тачка! – крикнул наконец Алексей. – Татьяна, ну-ка спроси…

Но тут грузовик завелся и поехал.

На этот раз его хватило метров на тридцать. Примолкнувший двигатель позволил расслышать чужой мотор совсем неподалеку.

– Приплыли! Борисыч! – взревел Алексей, бросил автомат на деревянный пол кузова и кинулся по рыбе и пластмассовой таре к заднему борту: – Вовка! Селянка! Сюда!

Старик понял, что хочет сделать моряк, и хоть и не так шустро, как его молодой товарищ по оружию, но последовал за ним. Леха откидывал полиэтилен со всех ящиков. Откинув, сбросил его вниз. Белая пленка закрыла зад грузовика до самой земли.

В кабине Мишка все еще пытался завести машину.

– Все! – кричала на него Любовь. – Нас так и так достанут! Понимаешь? Так и так придется отбиваться! Таня, пропусти меня!

Татьяна вышла, и Любка выскочила из грузовика, обежала кабину с другой стороны… Мишка бесился, изрыгал исключительно мат, грузовик отвечал худосочным “тыр-тыр-тыр” и стоял на месте. Мишка вошел в раж и продолжал битву с мотором, Летисия наблюдала за беготней внимательно и спокойно, будто ученый за потугами мышки выбраться из лабиринта.

Леха вырвал из плотных рядов и поставил один ящик поверх других у самого заднего борта, второй – уже вместе с Борисычем. Еще два ящика, набитых мороженой рыбой, довершили оборонительную конструкцию. Получились две бойницы в наспех сооруженной защитной стенке из рыбы и пластмассы. Леха и Борисыч залегли у отверстий, просунули в них дула автоматов.

– Целимся, Леша, в водителя. – Борисыч откинул несколько рыбин из ящика, оказавшегося под магазином автомата, чтобы удобнее поместить в нем рожок. И вытер о брюки руку, испачканную рыбьей чешуей.

– Где же мне быть, северяне? – подобрался к ним безоружный Вовик. Неширокий кузов третьему лечь в ряд не позволял.

– Давай на землю, в кусты, – не оборачиваясь, не отрывая взгляд от дороги, откликнулся Алексей.

– Сюда, Вовка! – закричала Люба, ее голова появилась над правым бортом.

Вовик послушно стал подбираться к краю кузова. Из-за поворота медленно выполз ненавистный “мерседес”.

– Атас!!! – Леха не пожалел легких. – Атас!!!

– Вниз, Вовка, быстро! – Крик возлюбленного застал Любу у приоткрытой водительской дверцы, погони она не видела со своей позиции, но сразу поняла, что это она и появилась.

– Мишка, вылезай, мы ложимся за колеса! За колеса, понял? Вовка! Ложись за колесо! – И снова водителю: – Мишка, заведешь, подавишь нас! Понял?

– Понял, понял, – донеслось из кабины.

Любка бросилась к Вовику, опускавшемуся на дорогу за правым задним колесом.

– Погоди, погоди, Алешенька, – шептал в кузове Борисыч. – Дай ему подойти поближе…

– Да чего годить-то? – тоже шепотом отвечал Леха, но пока “годил”.

Снизу, из-под колеса, бухнул одиночный выстрел. Палец Алексея, дрожавший на спуске, тут же вдавил его до упора. Очередь Борисыча опоздала на доли секунды.

Аккорд тринадцатый
Заложники удачи

Лопес молча докуривал предпоследнюю сигару, глядел на дорогу и окрест. “Хорошо, что этих безумных русских не потянуло в низину, – думалось ему. – Если б у них хватило на это безумия, то пришлось бы тащиться за ними в болота, вязнуть, продираться сквозь непролазные заросли, кормить москитов, смотреть, как бы не тяпнула какая-нибудь ядовитая дрянь… А так хоть по приличным местам едем”. Дорога неуклонно забирала все выше в горы. Слева нависал лесистый склон, справа – склон уходил вниз. “Если на развилке операция пройдет не так гладко, как мечтается Маэстро, если ухлопают по ошибке нужного ему русского, если тот улизнет в лес, то отвечать придется не одному мне. А так гораздо лучше”.

Грузовик миновал еще один из бесконечных поворотов, и Лопес увидел машину русских, застывшую посреди дороги. Сержант на мгновение – и только на мгновение – опешил. Затем в голове пронеслись варианты действия. И он выбрал.

– На тормоз! – скомандовал он шоферу. И распахнул дверцу рядом с собой. Парни, что тряслись в кузове, могут открыть огонь на поражение, если русские начнут пальбу! Сержант первым делом хотел отдать приказ, чтоб без его команды не стреляли. Потом – всем на землю. Потом – одни прикрывают, остальные обходят лесом.

Под визг тормозов Лопес ступил на подножку, держась одной рукой за край дверного проема, другой – за дверную ручку, когда привычный к этим звукам слух поймал знакомый треск. “Уно, дос… трэс”, – мозг механически стал распознавать и считать стволы, из которых велся огонь. И почти без задержки вслед за началом обстрела разлетелось лобовое стекло их грузовика. Лопес повернул голову к шоферу.

И увидел, как шофер заваливается на бок, выворачивая руль, вцепившись в него мертвыми пальцами. Грузовик вильнул вбок, Лопес увидел набегающий крутой откос. Взгляд метнулся вниз – уже обочина.

И сержант прыгнул. Можно сказать, под колеса. Натренированное тело, приняв удар земли, все-таки прокатилось на несколько метров вперед, как велели рефлексы солдата, побывавшего во всяких переделках и заварушках. Пистолет вывалился из расстегнутой кобуры, черт с ним, потом… Тело катилось, когда сознание уже отключилось – сержант ударился головой, так и не поняв, обо что. Лопесу не хватило времени сгруппироваться, вдобавок при прыжке он задел ногой болтающуюся дверцу, и тело его развернуло в воздухе…

– Ух ты, блин! – со своей стороны озвучил падение грузовика Михаил. На бой он опоздал. Пока наказывал Татьяне не высовываться, пока вылезал из кабины и обалдело шарил рукой под сиденьем – автомат исчез, – пока обегал грузовик, все было кончено. Вражеское транспортное средство уже катилось по обрыву. Но Михаил успел, можно сказать, на самое интересное и приятное. На захватывающее шоу. На картинку из американского кино.

Грузовичок, точь-в-точь такой, как и у них, только без рыбы, зато с тентом над кузовом, летел кубарем по крутому склону, ломая мелкие деревца, подминая кусты. Его несколько раз уже перевернуло, было даже издали заметно, как смялась кабина, как ломались доски бортов и рвало ветвями брезент. Его ударило краем кузова о толстоствольное дерево, развернуло на сто восемьдесят и снова повело вниз. Еще раз грузовик врезался в похожее дерево, подпрыгнул на месте, перевернулся колесами вверх – и замер.

– Бабахнет или нет? – Михаил не отрывал взгляда от склона, восхищенно наблюдая за гибелью грузовика (глаза горят, рот приоткрыт), когда Алексей, а следом за ним Люба с Мишкиным автоматом в руке неслись к месту аварии.

Бабахнуло. Взвился столб огня, повалил дым, упругий воздух ударил в барабанные перепонки как в тамтамы. Сразу же обуглились деревья и кусты вокруг.

– Ну ни хрена себе… Сколько езжу, а такого класса не видал… – сказал Михаил сам себе.

Алексей уже добежал, уже скатывался по откосу к распростертому телу в камуфляже. Человек лежал лицом вниз. Леха присел на корточки рядом, переводя дыхание, прижав к лежащему дуло, держа палец на спусковом крючке. Отдышавшись, перевернул, не отрывая ствол от тела в “защитке”. Оба-на, да этот ж наш знакомый усатенький – тот, что командовал группой захвата в моторках! На первый взгляд человек был мертв, но пулевых отверстий на нем Леша не заметил. Вдавив дуло в пятнистую ткань, Алексей приоткрыл кобуру на ремне боевика. Кобура была пуста. Так, теперь карманы… Миниатюрная рация “Кенвуд” (не работает, наверняка запаролена), зажигалка, записная книжка, сигара, ручка, металлическая фляжка с коньячком (тут же перекочевавшая в карман Алексея – от Вовки подальше), компас (ого! пригодится!), какая-то официальная бумажка с текстом по-испански и зловещей фиолетовой печатью, связка из трех ключей… Моряк был настороже, палец его надавливал на спуск, и чуть пошевелись лежащий, колумбийца незамедлительно прошила бы очередь. Но человек не шевелился. Леша несколько успокоился, палец на курке ослабил давление.

Зашуршали камушки – по откосу спускалась Люба.

– Живой? – спросила она сверху.

– Да пес его знает, – ответил Алексей и покосился на автомат в ее руках: – Не понял, это ты, что ли, из третьего автомата садила?

– Я, – просто ответила Люба.

– Е-мое, ну ты даешь, подруга, – искренне восхитился морячок. – Коммандос в юбке…

– Да какой коммандос, первый раз настоящий автомат в руках держу…

Люба присела рядом на корточки. Моряк посмотрел на нее и вдруг выдал:

– А ты знаешь, я б с тобой прямо сейчас чего-как. – В подтверждение своих слов погладил ее колено.

Никто не заметил выражения глаз Летисии, с каким колумбийка смотрела на Леху и Любку. То было выражение холодной рассудительности с изрядной примесью ярости…

Любка стрельнула в любимого глазами:

– Это у тебя адреналину много выделилось. Он возбуждает. У Вовки спроси.

– Чего опять Вовка? – Наверху, на краю дороги, показались Вовик и Борисыч. – Думаете, я лося завалил?.. Да железно я!

– Спускайтесь! – махнул им Алексей. – Люба, иди к Мишке, скажи, чтоб машину чинил. И глядите там в оба, налево и направо, вдруг еще кто откуда. Мы тут пошарим, нет ли живых, а то выползет из кустов, пальнет. Борисыч, подержи этого цуцика на мушке, может, и живой, козлина…

Дождавшись, пока Борисыч наставит оружие на лежащего, Леха споро снял с него ремень, завел безжизненно податливые руки за спину и связал. Потом, оставив Вовика сторожить связанного, Леха с Борисычем двинулись вниз хорошо заметным путем падавшей машины. Еще одно тело они обнаружили метров через двадцать, за невысокой кустовой порослью.

Здесь сомневаться не приходилось – голова человека была свернута набок самым неестественным образом. Оружия ни на трупе, ни рядом не нашлось.

– На обратном пути раздену его, – пообещал Леха. – Топаем дальше.

– Смотри, еще один. – Борисыч вытянул указательный палец. Этот “еще один” полз по траве, оставляя за собой кровавый след. Он не заметил подошедших к нему, не повернул к ним голову – продолжал скрюченными пальцами впиваться в почву, подтягивать себя на сантиметры, помогая судорожным движением туловища. Ноги ползущего тянулись за ним, как два каната.

– Иди, Борисыч, к грузовику, я догоню.

Старик кивнул и отошел. Грохотнул выстрел. Вскоре после этого Алексей нагнал старика.

Они дошли до грузовика, догорающего, выжегшего вокруг себя траву, превратившего деревья в отвратительные обугленные коряги. Походили кругами, отыскали еще семь несомненно мертвых тел, облегчили их на автоматные магазины, обувку, защитного цвета куртки и повернули обратно.

Люба еще даже не выбралась на дорогу, когда передумала беспрекословно подчиняться приказам возлюбленного и вернулась к Вовику. Тот щупал и вслушивался в связанного колумбийца.

– Живой?

– Дышит солдатик. Будем его лечить, да?

– Кончай ты придуриваться! – Опершись на плечи Вовика, Любовь наклонилась к пленнику. – Симпатичный мужчина. Узнаешь? Это тот, из лодки, который капитана нашего пристрелил. Вот и свиделись, гнида латинская… Ну что, дотащим мы с тобой его до машины?

– Зачем он нам? На развод? – Вовин голос чуть дрогнул. Может быть, и от того, что Любина грудь касалась его затылка.

– Допрашивать будем, – ответила Любовь.

– Ладно, сначала погляжу, нет ли у него курева… А вон и Мишка спускается, поможет тащить.

Летисия, понаблюдав некоторое время за осмотром места крушения, выбралась из кузова, подошла к кабине, где, как и велел ей Миша, сидела Татьяна, и с нескрываемым любопытством, без всякого страха спросила:

– Вы кто такие? Бандиты, да?

– Нет, – устало ответила Таня. – Туристы, понимаешь ли. Русские.

– О! Россия! Это рядом с Китаем, да? Водка, перестройка, ракеты… Мы в школе проходили.

– Ну, примерно.

– О! – Девчушка помолчала, о чем-то сосредоточенно раздумывая, а потом поинтересовалась: – И что, там у вас, в России, все такие крутые, да?

– Поголовно, – одними уголками губ улыбнулась Таня.

– А этот ваш главный… Он сказал, что он моряк… Он кто?

– Моряк. – Татьяна пожала плечами.

Поняв, что единственная из русской ла квадрильи де лос коммандос, кто понимает по-испански, разговаривать в данный момент не настроена, Летисия вернулась на свое место в кузове, оперлась кулачками о борт и занялась прежним делом: наблюдением за загадочными русскими.

– А что, ведь русо туристо облико морале… – сказала в пространство Татьяна.

Выбираться из кабины ей не хотелось. Даже к мешанине ароматов рыбы и бензина она как-то притерпелась – после того как чуть-чуть погуляла и продышалась. Марши по приемнику сменили вальсы. Под них Татьяна смотрела в зеркало заднего вида. Свесив руки между колен. В зеркале, с грязными потеками, в прожилках трещин, худо-бедно, но отражался участок пустынной дороги. Серая полоса на фоне темно-зеленой растительности вдоль обочины. Татьяна до сих пор не могла до конца поверить в реальность того, что с ней происходит в последние дни, а уж в реальность, искаженную дрянным зеркалом, и подавно. Когда темное пятно чужой машины исчезло с серой полосы и из зеркального обзора, это не вызвало у Татьяны никаких эмоций. В отличие от Михаила, восторженные крики и комментарии которого девушка не могла не услышать. В зеркало смотреть теперь было незачем, и Татьяна стала глядеть на колумбийские дали. Красиво тут.

Ей вспомнились детские поездки с родителями на Кавказ, под Туапсе. Ей тогда казалось, что она попадает в сказочную страну, где все ненастоящее, игрушечное – потому что уж очень красивое, яркое. Стать бы снова маленькой девочкой, которую не заставляют стрелять, которую не травят, как дичь, по лесам, не заставляют без сна и еды идти, идти, идти…

Из воспоминаний и раздумий Татьяну вырвал бодрый Мишин голос:

– Я ему, гаду, к члену провода от аккумулятора приставлю. Все расскажет, падла. А Танька переведет.

Татьяна тряхнула головой: надо быть сильной, надо держаться, чтобы выжить, – вздохнула и выбралась из кабины. Миша, Вова и Люба притащили какого-то пятнистого мужика и прислонили его к заднему колесу. У Вовика в зубах торчала сигара, он пытался ее раскурить от бензиновой зажигалки. Миша шарил по карманам пленника.

Алексей и Борисыч поднимались по склону. Моряк нес под мышкой одежду, снятую с погибшего. С того, у кого была сломана шея. В руке Леха держал его ботинки.

– Однако спокойно ты его… добил. Раньше доводилось? – сказал вдруг старик, шедший чуть позади.

Алексей остановился и обернулся.

– Ты к чему это, батя?

– Да любопытно просто. – Борисыч подошел к нему вплотную и заглянул в глаза. – Я хоть и на войне бывал, а так бы вот… э-э… решительно не смог бы.

– А я решительный. Если что решил для себя – делаю, не сомневаюсь. Не из интеллигентов. Между прочим, поверишь ли, первого человека я убил сегодня. Удовольствия никакого. Но – надо, значит, надо.

– Да я заметил, что ты не из тех, кто любит колебаться. Ты и из камеры бежать сразу решил и не сомневался больше…

– Батя, – поморщился Алексей, – брось ты эти допросы, задолбало. Домой вернемся целыми, там и устроим следствие. Сейчас выползать надо из этой Колумбии и думать только об этом. Забиваешь черепушку глупостями. Ну, я это, допустим, за кем вся охота. Что с того? Сдаваться будем по этому случаю?

И Леха продолжил подъем по склону.

– Да, наверное, ты прав, – сказал, догоняя его, Борисыч.

И опять никто не заметил взгляда Летисии, направленного на Алексея. Теперь в нем, во взгляде, горела лишь решимость…

Когда Алексей и старик поднялись на дорогу, им открылась пасторальная картина: растаявшая рыба кучами под задним бортом и четверо их соотечественников, сидящих рядом на ящиках, склонившихся над чем-то. Было заметно, что их руки оживленно двигаются. Доносились возбужденные голоса. Что к чему, Леша с Борисычем поняли очень скоро.

Пожалуй, первый раз с начала злоключений беглецам повезло. Причем повезло крупно, по-настоящему. На обочине дороги, аккурат на том месте, где чья-то пуля унесла в страну Вечной Охоты водителя вражеского грузовика, Вовик нашел карту – вывалилась то ли из “бардачка”, когда “мерседес” потерял управление, то ли из кармана связанного и прислоненного к заднему колесу пленника – не важно, но крупномасштабный план местности заставил их забыть обо всем. Карта, разумеется, была на испанском, однако Таня быстро разобралась, привязалась, так сказать, к местности и уверенно ткнула пальцем в малоприметный кружок.

– Вот, – сказала она. – Текесси. Город. Небольшой, но…

И вот тут Борисыч повел себя в высшей степени странно, неуместно и неожиданно: он издал приглушенный горловой звук, будто косточкой подавился, потом стремительно шагнул назад, прочь от грузовика, не отрывая взгляда от спутников, а руки его привычно перехватили автомат, беря оружие наизготовку.

Остальные смотрели на спятившего старика, открыв рты.

– Бать… – наконец выдавил из себя Миша. – Ты че, батя, охре…

– Молчать! – почти крикнул Борисыч. – Как город называется?!

– Т-текесси… – прошептала Татьяна. – А что…

Летисия из кузова опять прошептала что-то, явно обращенное к Богу.

А Борисыч вдруг спал с лица, ствол автомата бессильно опустился… а там и вовсе оружие выпало из его рук, брякнулось оземь.

– Извините, ребята… – опустошенно сказал он, закрывая глаза. – Просто… Нет, ну воистину чудны дела твои, Господи… – Борисыч перекрестился и без сил опустился на землю, будто стержень вынули из него.

– Ты что, Борисыч, был в этом Текесси-Теннесси? – хрипло спросил Лешка, чувствуя, как по спине побежали липкие струйки пота, и только сейчас заметил, что машинально держит пожилого сотоварища на прицеле. Еще не хватало по своим стрелять…

– Не-а. – Тот вдруг засмеялся – но как-то безрадостно. – Не был. Но вот побывать оч-чень хочу. Мой друг, тот, с которым я в Ла-Пальма не встретился, оттуда родом…

– Не понял. Ну и что?

– Стойте, а Любка где? – вдруг закрутил головой Вовка. – Только что здесь вроде стояла…

Истеричный выкрик:

– Пень старый!!!

И из-за борта грузовика выскользнула бледная Любка с автоматом на плече, по-киношному держа пистолет двумя руками стволом вверх, заголосила со слезами:

– Идиот! Я ж тебя чуть не пристрелила!

– Простите, ребята, – тихо сказал Борисыч.

– Гос-споди, да откуда у тебя еще и пистолет, Люба-а? – Лешка схватился за голову.

– На дороге валялся, – огрызнулась любимая. – Наверное, из нашего пленного приятеля-сержанта вывалился – больше ни у кого кобуры нет, одни автоматы… Спасибо бы сказал, скотина, а если б он, – кивок на Борисыча, – палить по вам начал?!

Моряк требовательно протянул руку:

– Короче, отдай, еще выстрелишь ненароком…

– Не отдам.

– Любка!..

– Идиотизм, ну шиза полная! – внезапно заорал Мишка, до той поры переводивший взгляд с Любки на Лешку и обратно, и вдруг со всей дури пнул колесо грузовика. – Ну чистая психушка, блин! Все с ума посходили!

Летисия поочередно смотрела на дискутирующих, и на лице ее было написано абсолютное непонимание происходящего.

– Тихо, – сказал Лешка. Безнадежно махнул на Любку рукой и повернулся к Татьяне: – Далеко до этого города? Таня, але!

– А? – Татьяна тряхнула головой, провела трясущимися пальцами по лбу. – Простите, я что-то как-то выпала… Нет, Мишка прав, мы точно тут все с ума посходили…

– Так далеко или нет?

– Бог его знает. Я в картах не разбираюсь, сам посмотри, вроде недалеко. Надо бы у девочки спросить… Так что, значит, нам туда дорога?

– Ага, – поддакнул Миша язвительно. – Где уже ждут с распростертыми объятьями – и стволами, полными “маслин”…

– Нам бы до посольства, а там никакие “маслины” не достанут, – уверенно перебил довольный Вовка, по-пижонски выпуская тонкую струйку дыма. Опять затянулся, отвлекся на миг, устремил тоскливый взор в пространство и хлюпнул носом: – Эх, на конференцию я опоздал, это уж как пить дать…

– А деться-то нам, Мишаня, больше некуда, – тихо, обреченно сказал старик. – Видите – километрах в пяти развилка, одна дорога ведет в этот Текесси, а другая… сюда… сюда… вот сюда… В общем, нам не хватит ни бензина, ни везенья: я не я буду, если на развилке нас не ждут друзья с теми самыми “маслинами”…

– Ну и что ты предлагаешь? – зло нахмурился Леха. – Если, конечно, мозги на место встали…

– Встали, не боись, – хмуро буркнул старик… и пожал плечами. – А предлагаю я… В общем, я бы рванул в город, лесами. Ни в коем случае не по дороге. А все подступы к городу наши “друзья” перекрыть не смогут – это все ж таки не деревня. Стало быть, там есть и полиция. Да и связь должна быть – телефоны, телетайпы, Интернет и прочая голубиная почта…

– Телефон! – зарычал Мишка. – Я пацанам брякну – от этой Колумбии вонючей мокрого места не останется!

– Так что, значит, теперь в Текесси? – неуверенно спросила Таня.

– Ребята, а он, кажется, в себя приходит… – подала голос Любка, сидящая на корточках рядом с пленным.

Остальные немедленно карту забросили в кузов и – кто опасливо шарахнулся в сторону (Вовик, Татьяна), кто воинственно придвинулся вперед (Борисыч, Леша, Мишка), кто остался на месте (Летисия, Любка). Пленный открыл глаза, и Михаил прошипел чуть ли не ласково:

– Ну, ты щас у меня заговоришь, амиго…

Лопес открыл глаза. И первым, кого он увидел, был некто, на вид обормот, с его последней сигарой в зубах.

До того как он осмелился приоткрыть веки, слышались только голоса – негромко о чем-то спорящие, на незнакомом (какого дьявола незнакомом – ясное дело, на русском!) языке. Если б он знал этот язык и открыл глаза раньше, то понял бы, о чем говорит высокий худой старик с черными кругами под глазами. А старик говорил, что на этом распутье (он показывал морщинистым пальцем точку на карте), обязательно их должны ждать. Их могут караулить и в других местах, но уж тут-то – всенепременно. Поэтому им следует идти пешком вот в этот город. До него двадцать, ну, двадцать пять километров… А куда еще деваться? Этим вопросом старик добивал слушателей.

Короче, Лопес решился открыть глаза.

Пухлый бодрячок грубо дернул симпатичную русскую за руку и что-то приказал. Девушка покорно кивнула и повернулась к Лопесу.

– Кто вы такой и зачем нас преследуете? – спросила она на слишком уж правильном испанском.

“Нет, – отстраненно подумал Лопес, – будь я проклят, если это профессионалы. Ну не катят они на профессионалов, никак не катят…

Или же очень хорошо маскируются.

Где остальные бойцы? Неужели всех перестреляли?..”

Страшно почему-то не было. Ничуть. Наверное, хотя бы потому, что русские связали ему руки за спиной. А было Лопесу тоскливо и пусто на душе – надо же, так глупо попасться… Непрофессионалам, случается, везет. Впрочем, это не повод для оправдания собственных ошибок…

– Знаете, как его надо посадить? – сказала Люба, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я в кино видела – лицом к стволу сажают, он, ну, пленный, ствол обнимает, и руки ему связывают с другой стороны…