Текст книги "История эпидемий в России. От чумы до коронавируса"

Глава 10. Эпидемии чумы в конце XVIII века

В конце XVIII века в России наблюдался ряд местных локализованных в южных губерниях эпидемических вспышек чумы. Сведения о них весьма скудны, отсутствуют описания клинического течения и эпидемиологических особенностей.

По Шнурреру, чума в 1783 г. распространилась по Египту и Малой Азии вплоть до Черноморского побережья. Из Турции болезнь, по всей вероятности, была занесена в Кременчуг, Херсон, Дубоссары и окрестности этих городов[290]290
  Самойлович Д. Способ наиудобнейший ко недопущению первоначально возникнуть… чуме. Николаев, 1802. Предуведомление. В кн.: Самойлович Д. Избранные произведения. В. I. М., 1949. С. 141 и далее.


[Закрыть]. В Херсоне была открыта чумная больница, где лежало 100 человек «язвою зачумленных». В Кременчуге чума появилась 20 мая 1784 г. и продолжалась по 15 ноября. В карантин (больницу) поступило всего 459 «душ», из них умерло 240. В городе и его окрестностях умерло «около 1/3 из 1/4 доли сего числа»[291]291
  Самойлович Д. Краткое описание микроскопических исследований о существе яду язвенного. СПб., 1792. В кн.: Самойлович Д. Избранные произведения. В. I. М., 1949. С. 51 и далее.


[Закрыть]. В Херсоне и Кременчуге была бубонная форма чумы, что удостоверил Самойлович.

В Кременчуге Самойлович производил свои вскрытия чумных трупов и микроскопические исследования «о существе яду язвенного».

Миндерер указывал, будто в 1786 г. чума была в Одессе и Очакове, и он наблюдал больных и умерших с явными признаками болезни[292]292
  Minderer J. Geschichte der Pest in Wolynien im Lahre 1798. Berlin, 1806.


[Закрыть].

В 1787–1789 гг. чума свирепствовала в Венгрии и Турции. Русское правительство, опасаясь заноса эпидемии в Россию, приняло обычные в то время предупредительные меры. По предложению Еропкина, бывшего тогда главнокомандующим в Москве и Московской губернии, приказано было учредить заставы в Московской губернии, по реке Оке, «по бывшему в минувшую турецкую войну расположению, для вящей от моровой язвы предосторожности»[293]293
  Архив Государственного совета. T. I. Ч. II. СПб., 1869. С. 725–726.


[Закрыть].

По этому поводу Екатерина II 23 октября 1787 г. написала Еропкину: «Соизволяя… учредить по примеру прежней войны заставы в Московской губернии по реке Оке, мы приемлем за благо, чтоб вы то в действо тотчас приказали произвесть, с соблюдением, дабы таковая осторожность не была обращена в тягость или притеснение чье-либо»[294]294
  Русский архив. 1872. № 2. С. 290–291.


[Закрыть].

В начале 1788 г. известный деятель екатерининского царствования Г. А. Потемкин сообщил, что в Валахии показалась моровая язва[295]295
  Архив Государственного совета. Т. I. Ч. II. СПб., 1869. С. 725–726.


[Закрыть]. В 1792 г. чума появилась в Волынской губернии, куда по распоряжению правительства был послан для борьбы с эпидемией доктор Миндерер. В 1793–1795 гг. чума снова вспыхнула в Турции, Сирии, Венгрии, Валахии, Трансильвании, Боснии, Герцеговине и охватила Галицию. В России были приняты соответствующие меры предосторожности: учреждены карантины в Очакове, Таганроге, Дубоссарах, на польской и турецкой границах[296]296
  I ПСЗ. Т. XXIII. № 17 131–17 373.


[Закрыть].

В 1796 г. чумой была охвачена Тамань и весь Фанагорийский полуостров Крыма. Для предохранения от заноса эпидемии в Таврическую область были созданы карантины и заставы от Керчи и Еникале до оконечности Арбатской стрелки и далее до Мариуполя. Самойлович, которому была поручена ликвидация этой эпидемической вспышки, следующим образом описывает ее возникновение и меры борьбы с ней: «Нерадением начальствующего на Бугасе над флотилиею капитана Данильченко, тут же язвою и умершего; а паче, что нарушал он непозволительное сообщение в Анапу, посредством сего сообщения нанесена оттоль была зараза смертоносная и на Бугае, где и оказалась промеж казаками, служащими во флотилии»[297]297
  Самойлович Д. Избранные произведения. В. I. М., 1949. С. 165–169.


[Закрыть].

В Тамань был послан чиновник, которому поручено было принять все необходимые меры, по словам Самойловича, «ко всеконечному истреблению чумы». Но чиновник этот, «не быв но всем сведущ», причинил в Тамани больше опустошений, чем болезнь.

Прибыв в Еникале, он, прежде всего, потребовал себе у командовавшего местными войсками генерала команды егерей и донских казаков. Затем запер церковь, а всех жителей, кроме «торгашей и кабатчиков», выслал из города в лагерь. После этого приказал жечь все городские дома, в которых когда-либо была чума, а также и корабли черноморской флотилии и амбары, где хранились запасы этой флотилии. На обратном пути сей не в меру и не по разуму ревностный чиновник приказал сжечь на рыбных заводах невода, веревки; даже икра в бочках и рыба завяленная были преданы огню.

В селе Стеблиевском одежда всех крестьян была снесена в одну избу, которую затем и сожгли вместе с одеждой. В домах, в которых за отсутствием хозяев, клети были заперты, сбивались замки и сжигалось все: книги, оружие, даже жемчуг.

Перепуганный таким огненным бедствием народ начал прятать свое имущество в камышах, зарывать в землю и разбегаться «повсюду, где казалося токмо что возможно сим будет сыскать средство избегнуть огненного истребления всему имуществу своему». Спасавшиеся бегством от «огненного истребления» жители разнесли чуму по всем почти селениям, расположенным неподалеку от Тамани.

Самойлович, направленный в Тамань, нашел город в ужасном состоянии: «Город был найден отовсюду стражею окруженным и аки бы неприятелем опустошенный». Дома и все улицы заросли бурьяном, везде горели «куровища», наводившие страх и уныние. Жителей в городе не было. Все окна и двери в домах были открыты и «ужас токмо сверхестественный сим причиняли».

Еще хуже обстояло дело в лагере, куда выселили жителей Тамани, по выражению Самойловича, народ там был «всестенающий». «Старики не ведая – где от жестокости стихий прикрыться, а матери – как своих детей предохранять новорождающихся».

Немедленно по прибытии в Тамань Самойлович приказал приступить к очищению домов и к «приведению оных в первобытность». Бурьян на улицах был скошен, жители возращены в город. «Куровища» на улицах и площадях залиты, все дома вычищены, выбелены, окна и двери вставлены, «через что весь город как будто расцвел».

Наблюдение за очищением домов, просушиванием, проветриванием и сожжением ненужных вещей было возложено на квартальных смотрителей, для чего город был разделен на кварталы. Народ, ободренный «всеми благотвореннями таковыми», стал охотно выполнять все профилактические мероприятия.

После того как в Тамани все было приведено «к желаемому благоустроению», Самойлович отправился для наведения порядка в Бургас, где в лагере находились казаки Черноморской флотилии. В лагере они жили под открытым небом, «суровость всех стихий претерпевая». Казаков перевели в Тамань, причем сомнительных поместили в карантины, а «зачумленных» – в больницу. Как в карантин, так и в больницы были определены подлекари и надзиратели.

По сообщению Самойловича, в это же время чума была в Екатеринодаре и двух селениях Екатеринодарского уезда. В городе Екатеринодаре и этих селениях больных пользовали врачи. Никаких дальнейших подробностей об этой эпидемической вспышке чумы Самойлович не приводит.

В 1797 г. в Одессу прибыло из Константинополя торговое судно, на котором один матрос умер от чумы. Командир судна бежал, бросив его на произвол судьбы. На судне оставалось еще два матроса: один – здоровый, а другой – «язвою издыхающий». На судно были посланы два арестанта, снявшие больного, и, когда он умер, похоронившие его. Само же судно было сожжено[298]298
  Самойлович Д. Избранные произведения. В. I. М., 1949. С. 177.


[Закрыть]. Для предотвращения заноса чумы в Одессу был принят ряд профилактических мер. Город был разделен на кварталы и к каждому из них прикомандировали медиков. Вообще были «предприняты повсюду по предохранению меры наивозможнейшие». Самый город, однако, не был заперт, «дабы гражданам не причинять сим страху всеневместнейшаго».

Вскоре один из матросов прибывшего в Одессу судна, ухаживавший за чумным больным, заболел бубонной формой чумы и его изолировали в особой комнате при карантине. Было организовано врачебное наблюдение, как за этим больным матросом, так и за ухаживавшим за ним арестантом и караулом, поставленным у изолятора. Все вещи и места, с которыми больной соприкасался, были «обливаемы водой морской», чтобы не осталось где-либо «яду язвенного». После выздоровления матроса он сам и обслуживающий его преступник выдержали 3-месячный карантин. Лишь тогда они были выпушены на волю «со всеми тут сопричастными предосторожностями». В результате этих мероприятий чума в Одессу не проникла.

В том же году наблюдалась вспышка чумы в городе Сатанове (Подольской губернии) и его окрестностях. Чума, по Миндереру, занесена была туда из Хотина, куда она пробралась из Молдавии и Валахии.

В 1798 г. чума вспыхнула в Волынской губернии. Миндерер описывал эту вспышку следующим образом: один помещик из своего имения отправил обоз с пшеницей. Неподалеку от города Козина умерло 7 человек из обозной прислуги. Вскоре после этого заболело несколько человек в деревне Белогрудка, затем чума проникла в расположенный неподалеку от этой деревни городок Поречье, находившийся в 20 верстах от города Дубово, где в то время находился главный штаб французской эмигрантской армии принца Кондэ.

По течению заболевания французские врачи решили, что это не чума, а «гнилая горячка с пятнами». Болезнь между тем распространялась все дальше, захватив города Козин, Берестечку и селения Добрувку и Барятино. Тогда французский главный штаб командировал в пораженные места доктора Дернет с двумя лекарями. Эти врачи и поставили диагноз чумы. Были приняты обычные меры: заставы, караулы и т. д., но чума продолжала распространяться. Она проникла в города Вишневец и Кременец, а также и в окрестные селения.

Эпидемия продолжалась с июня по декабрь, и лишь в начале января 1799 г. Волынская губерния была объявлена благополучной по чуме. За все время эпидемии было зарегистрировано 1253 больных, из них умерло 930, выздоровело 323. Эти цифры отражают лишь число больных, находившихся под врачебным наблюдением. Однако далеко не все больные под это наблюдение попадали, так как в лесах и на полях нередко обнаруживались трупы умерших от чумы. Чума проявилась в бубонной форме.

Во время чумной вспышки в Волынской губернии было организовано несколько чумных больниц и карантинных домов. Как те, так и другие носили примитивный характер: они помещались в крестьянских избах с соломенными крышами. При больницах имелись подсобные строения – жилые помещения для врачей, административно-хозяйственного персонала и т. п. Больница окружалась высоким забором и военным караулом.

В Волынской губернии была создана особая комиссия, подобная по своей организации таковой же в Москве в 1771 г. Но она отличалась от московской «Предохранительной комиссии» тем, что не имела постоянного местопребывания, а направлялась туда, куда требовали обстоятельства. В состав ее входили: чиновник, 2 штаб-лекаря и один лекарь. На ее обязанности, кроме санитарно-гигиенических мероприятий, лежало также снабжение оцепленной местности съестными припасами и всем необходимым.

В 1799 г. в селе Михайловском «открылся род болезни смертнозаражающей», и снова Самойлович «благоустраивал» это село. Что эта была за болезнь, где находилось село – об этом в книге Самойловича не говорится. Но судя по тому, что в ней идет речь о Черноморском побережье, надо полагать, что село находилось там.

В том же году в Феодосию прибыло из Константинополя купеческое судно, на котором в пути умерло от чумы 6 матросов, а один, «смертозачумленный и зельми трудноболезнующий», был в Феодосии снят с судна и помещен в феодоссийский карантин, где и выздоровел. Ни жители города, ни солдаты расквартированного в нем полка, ни пассажиры, ни карантинные служащие не были поражены чумой.

Самойлович подчеркивал, что зараженное судно не было, как обычно в то время делалось, сожжено, но «очищено всепримерно», после чего «во своясы отпущено к порту таганрогскому»[299]299
  Самойлович Д. Способ самый удобный как предъизбегать язвозачумленых на судне мореходном… не предавая огню и самого судна. Николаев, 1803.


[Закрыть].

Глава 11. Оспа и борьба с ней

Оспа существовала с незапамятных времен. Полагают, что она «древней всех самых древних документов».

На протяжении целого ряда столетий оспа и чума были бичами человечества. Врачи XVII и XVIII веков считали оспу и «оспенный яд» аналогичными чуме и «чумному яду». «Жестокостью своей она не уступала, по-видимому, чуме, а цифра умерших от оспы была едва ли не больше цифры умерших от какой-либо другой эпидемической болезни»[300]300
  Веревкин И. Л. История оспы в России меры к ее уничтожению. СПб., 1867. С. 5.


[Закрыть].

Время и место ее первого появления среди людей неизвестно. В китайской древней литературе имеется трактат об оспе, где болезнь называется «ядом из материнской груди» и где подробно описываются все симптомы оспы. В этом трактате указывается, что оспа проникла в Китай в 1122 г. до н. э., при династии Чи-ку, и что с 500 г. н. э., со времени династии Сонг, в Китае была известна инокуляция[301]301
  Гамалея Н. Ф. История оспы и значение оспопрививания. СПб., 1913. С. 14.


[Закрыть].

Некоторые авторы полагают, что оспа впервые появилась в Китае лишь в VII веке н. э. По другим источникам, оспа впервые обнаружила свое присутствие в Египте, откуда она была занесена в Аравию и Индию.

На одной египетской мумии, погребенной за 3000 лет до н. э., были обнаружены оспенные поражения кожи. Имеются сведения, что в Индии с незапамятных времен известно было прививание коровьей оспы.

Однако все приведенные данные нельзя считать достоверными. Первые достоверные сведения об оспе находятся в арабских источниках. Первым, безусловно оригинальным и подробным описанием оспы (на арабском языке) следует считать сочинение иранского врача Рази или Разеса (850–925) «Об оспе и кори». «Труд Рази составил эпоху в истории медицины и обусловил период расцвета учения об оспе»[302]302
  Губерт В. О. Оспа и оспопрививание. СПб., 1896. С. 24.


[Закрыть].

Следует отметить, что Разес смешивал оспу с корью. Причиной как той, так и другой болезни он считал «брожение крови»: «Молодая детская кровь подобна молодому вину, которое всегда готово к брожению. Поэтому-то корь или оспа обычно наблюдаются у детей»[303]303
  Цит. по Губерту.


[Закрыть].

Разес не признавал оспу заразительной болезнью: «Оспа появляет в том случае, когда кровь гниет и подвергается брожению», – писал он.

Дальнейшие успехи в развитии учения об оспе связаны с именем знаменитого Авиценны (990–1037), учение которого в течение почти 600 лет неограниченно господствовало в медицине. Авиценна отметил заразительность оспы. Правда, по его теории, оспа вызывается брожением менструальной крови в детском организме, но брожение это возникает вследствие заразы, играющей рольбродящего вещества. Авиценне же принадлежит заслуга ясной дифференциации оспы от кори.

Время появления оспы в Европе неизвестно. Существует предположение, что знаменитая «чума Фукидида», описанная им в истории Пелопонесской войны (430–425 гг. до н. э.), была оспой. Такого мнения придерживались Гезер, Даремберг. Другие же историки (Гекер) считали эту болезнь тифом, а Шпренгель принимал ее за чуму.

Наличие оспенных эпидемий в Европе определенно констатируется, лишь начиная с VI века нашей эры. В 580–582 гг. во Франции свирепствовала эпидемия оспы, описанная епископом Григорием Турским. По его описанию, «болезнь эта отличалась таким свойством, что больной при жестокой лихорадке весь покрывался пузырьками и маленькими пустулами».

Оспа с чрезвычайной силой свирепствовала во время крестовых походов среди крестоносцев. По пути своего шествия крестоносцы оставляли массу оспенных трупов и больных; для последних пришлось открывать особые больницы, это и были первые оспенные дома. Именно в это время оспа сделалась болезнью, широко распространенной в Европе. В XI веке Константин Африканский окончательно установил для нее латинское название «variola».

В XIII веке армянский врач Мехитар Гераци в своем трактате о лихорадках описал также и оспу, которую он относил к «плесневым лихорадкам»[304]304
  Оганесян А. История медицины в Армении. Ч. II. Ереван, 1848. С. 98.


[Закрыть].

Очевидно, оспа в это время была уже хорошо известна в Армении. Но вплоть до конца средних веков сведения об этой болезни продолжают оставаться скудными. Можно предполагать, что оспа была очень распространена в Италии, Франции, Великобритании и Германии[305]305
  Гамалея Ф. История оспы и значение оспопрививания. СПб., 1913. С. 16.


[Закрыть].

Лишь в эпоху Возрождения начинается серьезное изучение оспы. Фракасторо в противоположность арабским врачам причислял оспу и корь к заразным заболеваниям.

Открытие микроскопа побудило врачей пытаться найти возбудителя оспы. Афанасий Кирхер (1602–1680) разглядел в свой примитивный микроскоп каких-то маленьких «червячков», которых он и счел возбудителем оспы, положив таким путем начало учению о «Contaqium animaturn». Кирхер будто бы наблюдал «червячков» в гнившем мясе, кислом молоке, в гною и крови чумных бубонов, а также в гною оспенных пустул.

Сиденхем (1624–1689) объяснял происхождение оспы особым, специфическим, воспалением крови и других жидкостей организма. Частицы воспаленной крови вследствие ее расщепления и кипения устремляются к поверхности тела, где и проявляются в виде пустул.

В XVIII веке Бургав (1668–1738) писал: «Эта болезнь, хотя и эпидемическая, получается сообщением заразы от ранее пораженного человека. Зараза находится, по-видимому, сначала в воздухе, затем передается рту, носу, пищеводу, желудку и кишкам»[306]306
  Там же. С. 20.


[Закрыть].

Русские врачи XVIII века безоговорочно признавали оспу заразиой болезнью. Самойлович и Шафонский к такого рода болезням относили чуму, оспу, чесотку и сифилис («французскую болезнь»).

В XV веке оспа названа «эпидемической болезнью центральной Европы (Гезер). Особенно сильно были поражены ею Англия, Германия, Франция, Италия. Но сведения об оспенных эпидемиях до XVI века скудны и неполноценны. Сравнительно более подробны сведения XVI, XVII и особенно XVIII веков. В течение этих веков оспа свирепствовала на всем европейском континенте, то в виде отдельных вспышек, то в виде грозных эпидемий, захватывавших одну страну за другой. «Вся Европа – от севера до юга… изнемогала от жестоких оспенных эпидемий, представляя из себя как бы одну обширную больницу, где никогда не умолкали стоны больных»[307]307
  Губерт В. О. Оспа и оспопрививание. СПб., 1896. С. 93.


[Закрыть].

В XVI веке оспа была занесена испанскими оккупантами в Америку. Там среди индейцев она произвела ужасающие опустошения, «гораздо большие, чем это в силах были сделать меч, огнестрельное оружие и водка бледнолицых» (Губерт). Целые племена поголовно вымирали от оспы. Первые ее вспышки наблюдались уже в 1507 г., т. е. через 15 лет после открытия Америки.

В 1520 г. губернатор острова Кубы снарядил флотилию для завоевания Мексики. На одном из кораблей находился матрос, больной оспой. Вследствие этого оспа с поразительной быстротой и силой распространилась по всей Мексике. В 1520 г. в Мексике погибло от оспы более 3,5 млн человек (Геккер).

Начиная с этого года оспа стала в Мексике эпидемичной, и в течение нескольких лет от нее погибло более половины населения этой страны. В Перу от оспы вымерло почти все население.

Беспощадные и жадные завоеватели Мексики – испанцы не останавливались ни перед чем в борьбе против ее коренных обитателей. Они не довольствовались тем, что огнем и мечом опустошали несчастную страну. Они повели против населения своеобразную и жестокую бактериологическую войну, развешивая на деревьях рубахи, пропитанные оспенным гноем: туземцы гибли тысячами, и «несметное количество их трупов валялось в лесах»[308]308
  Вегдег F. De variolis el febre inriammatoria. Jena, 1791.


[Закрыть].

В XVII веке оспа свирепствовала в Европе с неменьшей, если не с большей силою, чем в XVI и предыдущих веках.

С XVII века имеются уже разработанные Сиденхемом, Крейтоном и другими врачами статистические данные об оспе. Эпидемии ее появлялись через каждые 5–7 лет, смертность была чрезвычайно высокой – от 10 до 25–30 % всех больных. В Германии, население которой равнялось 28 млн человек, ежегодно умирало от оспы 70 000 человек, во Франции – около 30 000.

Кроме того, оспа оставляла после себя огромное количество инвалидов и калек: больше 50 % всех слепых потеряли зрение из-за оспы.

Характерной эпидемиологической особенностью оспы в XVII столетнии можно считать пандемическое ее распространение, как на Европейском континенте, так и в Азии и Америке.

В XVIII столетии оспа была настолько сильно распространена в Европе, что о ней нигде не упоминается. Иначе говоря, оспа стала в Европе «обыкновенной» эпидемической болезнью, которою так же, как и корью, должен был, по воззрениям современников, переболеть в детстве каждый человек. Поэтому оспа обращала на себя внимание лишь тогда, когда принимала особо злокачественный или пандемический характер. Такого рода пандемия оспы имела место в 1730–1731 гг., когда ею были охвачены Германия, Англия, Франция и Америка (Нью-Йорк).

В 1735 г. была «страшная оспенная эпидемия» в центральной Европе (Шнуррер), в 1783 г. – снова пандемия оспы в Европе (в Англии, Франции, Италии, Швеции). В 90-х годах XVIII века имели место сильнейшие эпидемии оспы в Швеции, Германии, Австрии. Особенно злокачественной была эпидемия оспы в 1799 г. в Австрии (в Вене смертность среди детей младшего возраста доходила до 2/3 заболевших).

Вообще в XVIII веке, до введения оспопрививания, смертность от оспы была очень велика: на всем земном шаре ежегодно умирало от оспы от 1/2 до 1/10 всего населения (Губерт). «Считалось благоприятным, если из 12 оспенных больных выздоравливало 11; часто умирал каждый 8-й, 7-й, нередко 5-й, 4-й или 3-й больной»[309]309
  Гамалея Ф. История оспы и значение оспопрививания. СПб., 1913. С. 19.


[Закрыть].

Если от чумы пытались спастись бегством или организацией застав, засек, карантинов и т. п., то от оспы спастись было невозможно. Бежать было некуда, ибо болезнь свирепствовала во всех местностях, во всех городах и селах. Никакие заградительные отряды не уберегали от оспы. Никто, кроме переболевших, не мог считать себя застрахованным от оспы: «Она проникала даже во дворцы государей и не раз угрожала европейским династиям» (Иммерман). От оспы умер Вильгельм II Оранский, Иосиф I, Людовики XIV и XV во Франции, королева английская Анна, русский император Петр II и целый ряд других представителей царствовавших домов. В XVII веке создалась даже латинская поговорка: «Itmo ante obitum beatus» («Никто не может считать себя красивым, прежде чем умрет»). Этим подчеркивалось, что оспа грозит каждому человеку независимо от его возраста и социального положения.

Время и место заноса оспы в Россию неизвестно. Существует предположение, что оспа была занесена на Русь из Византии или вообще с Балканского полуострова. Это вполне вероятно, если принять во внимание оживленные торговые и культурные связи Руси с Грецией. Кроме того, известно, что оспа свирепствовала на Балканском полуострове уже в IV–V веке нашей эры.

Возможен также занос оспы в Россию с севера через Новгород и Псков, которые, как известно, были русскими «окнами» в северную Европу за несколько столетий до того, как Петр I «прорубил» такое окно в Ингерманландии.

Наконец, не исключена возможность проникновения оспы на Русь вместе с монгольскими полчищами во время их нашествий. Летописцы определенно связывают появление некоторых эпидемий на Руси с татарским нашествием.

По мнению И. А. Веревкина, первое упоминание об оспе на Руси относится к XI веку и находится в «Печерском Патерике», где при описании жития иконописца Алимпия говорится: «Вапою (краскою, употреблявшейся в иконописи) лицо его украси и абие спадоша ему струпья и первое здравие благообразие возвратия»[310]310
  Веревкин И. Л. История оспы в России меры к ее уничтожению. СПб., 1867. С. 9.


[Закрыть].

Этот автор полагал, что здесь речь идет об излечении больного оспой, но с этим согласиться нельзя, ибо в Патерике ясно говорится об исцелении прокаженного, а не больного оспой. «Бысть некто от богатых рада Киева прокажен, много врачов, волхвовже и иноземных людей рачуем, помощи искаше, не получи, паче же горши себе приобрете»[311]311
  Цит. По Хрестоматии Галахова. М. 1898.


[Закрыть].

Змеев также указал, что Алимпий лечил проказу[312]312
  Змеев Л. Ф. Чтение по лечебной истории России. СПб. 1906. С. 109.


[Закрыть].

Как бы то ни было, но до начала XV века ни в летописях, ни в других источниках сведений об оспе не имелось. Лишь в 1427 и 1532 гг. летописцы кратко отмечают о «морах», во время которых «мерли прыщем», но была ли это оспа, сказать теперь нельзя.

Первые достоверные сообщения об оспе как самостоятельном заболевании относятся к 1610 г. Однако трудно объяснить факт получения этих первых сведений не из центральной России, а из Сибири. Возможно, что в центральной России к оспе «пригляделись» и она как эндемическое, постоянное заболевание, создавшее значительную иммунную прослойку среди взрослых, не причиняла таких опустошений, как в Сибири, среди туземцев, где раньше ее не было.

П. А. Словцов с уверенностью указывал на занос оспы в Сибирь из центральной России: «Одно из последствий русского завладения Сибирью… было внесение оспы в среду орд, которые не только по своему неведению, но и по образу жития должны были испытать всю жестокость заразы»[313]313
  Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. М., 1838. С. 131.


[Закрыть].

Туземное население Сибири, пораженное ужасом, пыталось бежать от дотоле неведомой и страшной болезни, бросало свои юрты, оставляя в них заболевших оспой. Считая оспу каким-то злым божеством, сибирские жители с целью запугать ее ставили перед входом в юрты натянутые луки со стрелами или, чтобы обмануть ее, выжигали на лицах ямки – подобие оспенных рубцов.

В 1610 г. оспа появилась среди остяков «Нарымского ведомства». В 1630 г. весь этот край был опустошен оспой, и городок Нарым почти весь вымер. Хоронить трупы было негде и некому, их отвозили на пустошь, расположенную вблизи города, откуда «звери их вытаскивали и поедали»[314]314
  Веревкин И. А. История оспы в России и меры к ее уничтожению. СПб., 1867. С. 10.


[Закрыть].

В октябре или декабре 1631 г. оспа из Нарыма была занесена в Туруханск, где она свирепствовала «среди остяков и самоедов». Вымирали целые селения. Так, в декабре 1631 г. «приказный человек Туруханского зимовья» писал: «Ясачных людей в Инбацком больше 20 человек. Живых не осталось, иные все примерли оспою, а которые невеликие люди на промыслах, и при тех вести нет, и в том государеву ясаку будет недобор великий»[315]315
  Миллер Г. Ф. История Сибири. Ч. II. М.; Л., 1941. С. 387.


[Закрыть].

В декабре 1631 г. от оспы «пропало 46 человек Кантийских самоедов… а про Тундровую самоедь и вести нет, и в том чают государеву ясаку великую поруху»[316]316
  Он же. Иам же. С. 187.


[Закрыть].

В 1651 г. смертоносная эпидемия оспы поразила якутов, населявших в то время местности за реками Леной, Олекмой, Вилюем.

Никаких цифровых данных ни о заболеваемости оспой, ни о смертности от нее при первом ее появлении в Сибири нет. Но, по «изустным сказкам», можно предположить, что оспа уносила «инде 1/3, инде 1/2, инде 3/4 населения». Поэтому все населявшие в то время Сибирь племена и народности «сократились в людности»… (Словцов).

В 1664 г. эпидемия оспы вновь вспыхнула в Нарыме и Кетеке, причем погибло «множество остяков». В Якутском и Северо-Тунгузских улусах оспа свирепствовала в 1681, 1691 и 1695 гг. Самой опустошительной была эпидемия 1691 г., во время которой погибло все племя некагиров. Сильно пострадало также и русское население в городе Якутске, от оспы умерло 115 казаков и 715 казачьих жен и детей. Количество погибших от оспы «ясачных людей» – якутов по волостям и зимовьям Якутского уезда – неизвестно[317]317
  Там же. С. 578.


[Закрыть].

Из Якутской губерни оспа распространилась до Колымы и (в 1714 г.) до Анадырки. В 1731 г оспа свирепствовала среди «енисейских остяков». Волости Касимовская, Инбацкая и Цумпокольская почти полностью вымерли[318]318
  Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. М., 1838. С. 501.


[Закрыть].

Русское правительство никаких мер борьбы с оспой в Сибири не принимало. Лишенное врачебной помощи население Сибири обращалось за помощью к шаманам или убегало в глухую тайгу, покидая свои юрты.

На Камчатке оспа была эпидемичной задолго до присоединения полуострова к России. Сообщение Палласа о том, что впервые оспа была занесена на Камчатку русским казаком в 1767 г., не соответствует действительности. Туземные обитатели полуострова за много лет до этого умели инокулировать оспу детям, делая им на лице царапину смоченной в оспенном гное рыбьей костью.

О том, что оспа была известна на Камчатке с давних пор, свидетельствует и то обстоятельство, что эвенки («камчадалы») вели еще до своего присоединения к России летоисчисление «по новейшим и важным для них приключениям, как-то по бывшим мятежам, по свирепствованию оспы и т. д.»[319]319
  Словарь географический Российского государства… собранный Афанасием Щекардевым. Ч. III. М. 1840. С. 200.


[Закрыть].

Вероятно, оспа была занесена на Камчатку индейцами из Аляски: подтверждением этому может до известной степени служить наличие среди эвенков сифилиса («французской болезни») еще до прибытия русских людей.

В 1768 г. на Камчатке после многолетнего перерыва снова вспыхнула тяжелейшая оспенная эпидемия, тянувшаяся до 1769 г. От нее погибло 5368 человек – «почти 2/3 всех вообще камчадалов». В 1788 г. эпидемия повторилась. В результате к концу XVIII века на Камчатке, по переписным книгам, жителей осталось меньше 3000.

Приблизительно в это же время оспа была широко распространена среди населявших Россию калмыков. Паллас в 1769–1770 гг. писал, что между Ставропольскими калмыками «случается прежестокая оспа… гораздо прилипчивее, чем в других местностях»[320]320
  Паллас П. С. Путешествие по различным провинциям Российской империи. Ч. 1. СПб., 1859. С. 526.


[Закрыть].

Сведения об эпидемиях и распространении оспы в центральной России в XVIII веке чрезвычайно скудны. Совершенно правильное объяснение этому факту дал Веревкин: «В екатерининские времена не знали не только смертности от отдельных болезней, но даже ежегодного числа умерших в России. Не знали даже число городов Российской империи»[321]321
  Веревкин И. А. История оспы в России и меры к ее уничтожению. СПб., 1867. С. 15.


[Закрыть].

Великий русский ученый-энциклопедист М. В. Ломоносов писал, что одной из причин «избыточной смертности» младенцев в России является наряду с другими болезнями оспа[322]322
  Ломоносов М. В. Избранные философские сочинения. М. 1940. С. 287.


[Закрыть].

Н. М. Максимович-Амбодик указывал, что «воспа часто промеж народом везде появляется, прилипчивостью своею здоровых людей заражает; а на взрослых всегда с жестокостью нападает»[323]323
  Максимович-Амбодик Н. Руководство к познанинию и врачеванию болезней человеческих наружных и внутренних. СПб. 1781. Примечание.


[Закрыть].

Ученик Ломоносова С. Г. Зыбелин (1735–1802) отметил, что причиной высокой детской смертности в России являются «особливо корь и оспа»[324]324
  Зыбелин С. Слово о способе, как предупредить можно немаловажную между прочими медленного умножения народа причину… говоренное в публичном собрании Императорского Московского университета июня 30 дня 1780 г. М., С. 13.


[Закрыть].

Эллизен также подчеркивал, что «в России великая часть людей умирает в сей ужасной болезни»[325]325
  Эллизен Г. Краткое наставление, как прививать оспу без помощи врача, содержать детей во время болезни и предохранять их от всяких худых последствий. СПб., 1801. С. 3.


[Закрыть].

Гун в начале XIX века полагал, что в России ежегодно умирало от оспы 440 000 человек. Но эта цифра выведена им не на основании статистических документов, а по приблизительному и весьма сомнительному вычислению[326]326
  Гун Отто. Повсеместное введение предохранительной оспы в Европейской России. СПб., 1807. С. 5.


[Закрыть].

Более или менее достоверными являются статистические данные о смертности от оспы в Петербурге за время с 1771 по 1779 г., составленные Гротом[327]327
  J. ch. Grott. Anhang fiber die Todlichkeit der Pocken in Petersburg. Leipzig und Riga, 1780.


[Закрыть].

Приведенные этим автором таблицы позволяют сделать вывод, что смертность от оспы в Петербурге в разные годы давала очень большую амплитуду колебаний – от 125–126 (в 1772–1776 гг.) до 2–3 (в 1778–1779 гг.) на 1000 человек.

Наиболее тяжелыми в эпидемическом отношении годами следует считать 1772 и 1776. После таких годов, по вполне понятным причинам, заболеваемость и смертность от оспы быстро и резко снижались. Интервалы между оспенными эпидемиями равнялись 5–6 годам, что вполне соответствует данным современной эпидемиологии.

М. А. Морозов и В. Д. Соловьев указывают на периодичность оспенной заболеваемости, подъемы которой повторяются через каждые 5–6 лет, «что характерно для всех стран, где большинство населения не иммунизировано против оспы»[328]328
  Морозов M.А., Соловьев В. С. Оспа. М., 1948. С. 42.


[Закрыть].

В среднем, по данным Грота, на 1000 родившихся приходилось 36 умерших от оспы, а на 1000 умерших вообще – 45 умерших от этой инфекции. Но приведенные Гротом цифры не точны, ибо не все погибшие от оспы вошли в его статистические таблицы. Сам Грот по этому поводу заметил: «Невероятно малое число умерших от оспы в 1778–1779 годах следует отнести за счет того, что в некоторых случаях население скрывало заболевания оспою».

Большой интерес представляют проводимые Гротом данные о смертности от оспы по возрастам. Укажем лишь общий итог такой смертности за 9 лет (1771–1779) в Санкт-Петербурге.