Текст книги "Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна"

6

…Оказывается, они уже подошли к метро. Антон по-прежнему держал над Алёной зонт, а дождя, вроде, и не было. Ступив на шумную даже в поздний час, полную огней и движения Сенную площадь, Алёна взглянула на спутника. Он будто ждал её пробуждения и тут же заговорил:

– Давно хотел узнать… Тебя на самом деле зовут Алёна?

– Не совсем, – улыбнулась она. – По паспорту Елена Николаевна Стахурская.

– Красиво звучит. Наверное, дворянского рода?

– Может быть. Из украинских дворян… Но так уж с детства повелось – Алёна да Алёна, а я не против. Тем более, у меня брат Иван. Получается как в сказке.

– Сестрица Алёнушка? А сколько лет брату?

– Сколько и тебе.

– Большой уже, – раздумчиво произнёс Антон и будто бы спохватился: – Впрочем, как посмотреть…

– У него давно семья, уже вторая, трое детей…

– Тогда точно большой. А Питер тебе нравится? Ты здесь уже своя?

– Не совсем, опять же, – призналась Алёна. – Он такой огромный, никак не получается соединить в одно целое. И разный очень. Я когда-то читала, что мелкие животные воспринимают человека по частям. Рука – одно существо, доброе, она кормит. Голова – другое. А связать не хватает ума. Вот так пока и у меня здесь.

– А мне кажется, небольшой город, – сказал Антон. – Многое тут знаю, хотя, конечно, и не всё. Чтобы всё узнать, целой жизни не хватит… И ты освоишься.

– Надеюсь. Знаешь, когда я сюда впервые попала, меня поразил вид на Неву от Дворцового моста. Справа Эрмитаж, за спиной площадь – и везде такой простор, будто я вижу всё это сверху… Даже голова закружилась. Смеёшься?

– Нет, что ты. Просто улыбаюсь.

– А потом мы с мамой поехали домой. К родственнице, мы у неё гостили. Я спустилась в метро и думаю: неужели это тот же самый город? Толпа кругом, тесно, поезда ревут, тётки свирепые… А я размечталась: поедем на лодке, как в Венеции, с итальянскими песнями… Теперь составляю в одно целое из таких разных кусков.

– Я ещё люблю пригороды и область, – сказал Антон. – Часто бываю там, по работе и просто так. Если хочешь, могу тебе кое-что показать.

– Когда?

– Сейчас. Осень – хорошее время. Ещё более или менее тепло, на учёбе вас пока не сильно нагружают, верно?

– Не знаю. Не с чем сравнить.

– Когда нагрузят, поймёшь без всяких сравнений. Так что давай в выходные поездим? Покажу тебе местные красоты, хотя бы некоторые.

– Давай, конечно, – сказала Алёна.

– Так я тебе позвоню… в среду, хорошо? Договоримся, куда и во сколько.

– Буду ждать.

Они спустились под землю и шли теперь мимо киосков, газетных и продуктовых, закрытых и от этого казавшихся бездомными, спящими в неположенных местах. Поравнялись со входом в метро; Антон распахнул стеклянную дверь, и тёплый воздух, вылетев навстречу, разлохматил Алёне волосы.

– У тебя проездной? – спросил Антон.

– Да. – Она открыла сумочку, чтобы достать билет, и увидела свои яблоки. – Вот, кстати, держи, пока не забыла. Это из дома.

– Спасибо, такие больше всего люблю. А мне надо купить жетон, подождёшь минутку?

Алёна кивнула и поднесла к лицу букет. В голове её снова закружились белоснежные фигурки…

В следующий раз она выплыла из воспоминаний уже наверху. Дождя точно не было, но подул сильный ветер. Обгоняя пешеходов, по тротуару прокатилась мятая картонная коробка, так похожая на птицу, суматошно хлопающую крыльями, что Алёна вздрогнула от неожиданности и огляделась.

Они шли вдоль Лиговского проспекта. Антон, держа Алёну под руку, быстро набирал на мобильном телефоне какое-то послание.

– Это по работе, – объяснил он. – Завтра дела.

Алёна, подождав, пока он уберёт телефон в карман, сказала:

– Представляешь, это будет первый букет в нашей комнате. Первый личный букет, вернее. Ребята с курса дарили, но всем сразу, не кому-то одной. Ещё Галя, наша третья соседка, принесла из универа столетник полузасохший в горшке. Мы его откормили удобрениями – вроде, ожил… Странно, я думала, у Наташи будут первые цветы. Она у нас самая общительная.

– Да, это я заметил, – кивнул Антон.

– Галя – та серьёзная, и немножко сама по себе. А Наташа со всеми подружится, всех заговорит… Когда разволнуется, начинает слова путать, – вспомнила Алёна, – иногда очень забавно выходит…

– Тоже заметил. Рассказывала тогда, в лодке, как однажды каталась на вертолёте. «Настоящий вертолёт, – говорит, – летачий». Я спрашиваю: какой? – «Ну этот, летательный!..» Я думал, сейчас скажет: летальный.

– Нет, так не скажет. У неё мама врач. Педиатр.

Алёна собрала много забавных историй из общежитского быта – хватило бы на весь оставшийся путь и ещё на пару часов. Но рассказывать побоялась: вдруг они только ей кажутся весёлыми, а для взрослых – глупости.

Вот, к примеру, Наташа любит собак. Дома, в Омске, у неё живут сенбернар и мопс, она по ним очень скучает. И редкая неделя обходится без нытья: «Девчонки, давайте заведём в комнате щенка! Это же так классно, будем его кормить, воспитывать, гулять по очереди…» «Спятила? Нас всех и выгонят тут же», – отвечают соседки. «Так мы грозного щенка заведём, кавказскую овчарку. Кто придёт выгонять – на того и напустим…» А вчера привязала на верёвочку электрический обогреватель – наследство от прошлых жилиц, – возила его за собой по комнате, гладила: «Это мой Шарик…» Развеселилась даже Галя, а об Алёне и говорить нечего, полночи не могла уснуть.

Да у неё самой даже телефон с юмором. Алёна пару дней назад забыла его на кровати и, не поглядев, уселась. Почувствовала твёрдое, но остановиться не могла и обрушилась на бедную игрушку всеми сорока восемью килограммами. Телефон закричал, будто ему на хвост наступили, Алёна выхватила его из-под себя и прочла на дисплее: «Формат файла неизвестен». Потом, отхохотавшись, долго выясняла, куда умудрилась нажать, но так и не поняла. Наверное, у неё только под юбкой файл неизвестного формата…

7

Они подошли к дому – Алёна поняла это, когда вслед за дождём пропал и ветер. Этот секрет ей рассказали в общаге: если дует с Финского залива, а ты идёшь от Лиговки, – в нескольких метрах от угла непременно заберёшься в карман полного, умиротворяющего штиля.

Алёна подняла взгляд: над ней вырастала глухая стена с двумя рядами узких бойниц. Если пролететь по ним взглядом снизу вверх, они сольются в две линии, сближающиеся вдали, как рельсы. А окна с другой стороны – той, где их комната, – похожи на клавиши аккордеона…

За пределами тихого кармана, совпавшего с полукругом жёлтого фонарного света, шумели, дышали лохматые кусты. Угол здания казался расплывчатым и словно дрожал: за ним был фасад, там мигали окна комнат и покачивались два прожектора над крыльцом – на самом деле просто мощные фонари, это студенты их называли прожекторами. Оттуда же, из-за угла и чуть сверху, доносился жутчайший смех, будто сразу десять человек щекотали друг друга насмерть.

– Ого! – Антон приподнял бровь, а затем, словно подумав, её догнала и другая. – Что у вас там курят?

– Не знаю. Я никогда ничего не курила, даже не пробовала.

– Молодец. Я могу себя ограничить, две-три сигареты в день, а совсем бросить – нет, воли не хватает…

Они потихоньку, короткими шагами, двигались к углу. Снова, почему-то сзади, налетел ветер, на ухо Алёне упала капля с дерева. Алёна вздрогнула и поёжилась.

– Ладно, я пойду? – сказала она. – Спасибо тебе за вечер.

– Это тебе спасибо, Алёнка.

Антон придвинулся, осторожно взял её за плечи. Алёна, затаив дыхание, подумала, что в любой нормальной книге или в кино сейчас должен последовать долгий прощальный поцелуй. Вот так, при первой же, фактически, встрече, и всем это нравится, никому не приходит в голову что-то возразить… Да и она не будет возражать. Во-первых, не положено, во-вторых – он красивый, в-третьих… не будет, и всё.

Антон, пристально глядевший на неё, наверное, почувствовал внутреннее согласие. Он потянулся через букет и легко тронул сухими губами щёку Алёны. Она, вздохнув с облегчением, поцеловала его в ответ – так же коротко, но из благодарности чуть более горячо; и через мгновение они вновь оказались на расстоянии шага, с одинаковыми довольными улыбками.

– Значит, я позвоню?

– Конечно.

Они свернули за угол, на прощанье хлопнули ладонью в ладонь. Антон притормозил, а Алёна пошла на свет. Уже миновав вахту, в ожидании лифта, она вспомнила, что забыла… смешно получилось: вспомнила, что забыла, – оглянуться, помахать рукой. Но ничего, ещё помашет, и не раз.

На полпути к четырнадцатому этажу подал голос её весёлый телефон. Алёна достала его из сумки, уже выйдя в коридор. Сообщение было от Антона:

Спасибо за вечер!

«И тебе спасибо!» – написала она в коридоре, пристроив цветы на подоконник.

8

В прихожей было темно, и в комнате Алёну ждала тишина. Галя уже спала – как обычно, на животе, подложив руку под голову и отвернувшись; из-под одеяла выглядывали чёрная макушка и розовая пятка. Галя умела спать при свете, разговоре, смехе и даже при не очень громкой музыке с танцами. Наташа, пользуясь этим удобством, сидела на кровати и повторяла рунинскую лекцию. Время от времени поднимая взгляд, она бормотала заклинание:

«Объём реализации в точке безубыточности равен издержкам постоянным, делённым на разницу: из доли чистого дохода… в этом… ууу, блин!» – и вновь заглядывала в конспект.

– Зрение испортишь, – сказала Алёна, поставив на табурет сумочку. Соседка покачала головой:

– Уже портить нечего, – но всё же закрыла тетрадь. – Мама советовала повторять уроки на ночь. Я пробую, когда не лень. После пьянок во мне просыпается сознание.

– Ты имеешь в виду сознательность? – уточнила Алёна, кладя розы на стол.

– Ну да. Ты меня лучше всех понимаешь. Расскажи, как сходили? Понравилось?… – Наташа глянула поверх очков и протянула: – А-а-а!.. да всё понятно с тобой.

– Что понятно?

– Бесполезно спрашивать. Влюбилась, и не отпирайся.

«Ты спятила!» – хотела возмутиться Алёна, но вместо этого качнула бёдрами и вскинула руки:

– Завидуешь?

– Жуткое дело как. Только эта, слоновая ложка пургена меня утешит. В твоём супе.

Алёна, не спеша и молча, для большей загадочности, переоделась в домашний костюм, умылась, набрала воды в пылившуюся без дела вазу и поселила в неё цветы…

– Ты голодная? – наконец, спросила Наташа.

– Немножко. А вы мне и вправду что-то оставили?

– Абыжаешь, подруга. Сейчас организуем.

Наташа принесла из кухонного уголка чашку с блюдцем, банку абрикосового варенья, половину батона и горбушку сыра «Атлет»: хоть и недешёвый, соседки покупали только его, на опыте установив, что если подкрепляться «Атлетом», начинаешь быстрее соображать по математике. Почему, неизвестно. Но факт.

– Хватит, хватит, спасибо, – сказала Алёна. – Мне один бутерброд. И себе налей, слышишь?

– Только ради вас, – и Наталья двинулась за второй чашкой. Алёна приподняла над столом чайник: воды достаточно, даже тёплая. Пакетики тоже здесь, на полке. Значит, включаем.

Пока готовили и ужинали, Наташа рассказала, как прошло застолье. Всё было тихо-мирно, заглядывали соседки по номеру Таня, чей день рождения так лихо праздновали неделю назад, Саша и ещё несколько девушек и ребят с первого курса. Выпили немного вина, сгрызли почти все яблоки, поговорили, поиграли в карты… Здесь Наташа сморщила нос: карты она не любила, но ради соседок приходилось терпеть.

Ближе к ночи все разбрелись по своим уголкам. Дольше остальных сидела Татьяна, но минут двадцать назад к ней пришёл из города парень, и они уединились в Таниной комнате.

– Нет, это неправильно, – сказала Алёна. – Как они могли уединиться вдвоём? Они, выходит, удвои2лись… нет, тоже не годится. Они удво2ились в Таниной комнате, вот так надо говорить.

– Ты серьёзно? – спросила Наташа и, нахмурившись в раздумье, пошла мыть чашки. А Алёна поглядела туда, куда до сих пор не решалась: на Серёжину фотографию, приклеенную к стене. Она почти не сомневалась, что встретит укоризненный взгляд, но нет – Сергей улыбался, как и прежде. Алёна не отвела глаз и не моргнула. Сам виноват, нечего бросать её в огромном городе. Вот если снять фотографию? прямо сейчас убрать в стол – и пусть Наташа будет права, говоря: «Всё с тобой ясно». Но, подумав так, Алёна вмиг опомнилась. Нет, одни предательницы так делают! Надо слетать на каникулах домой, увидеться, и всё будет как прежде. Они с Серёжей понятия не имели, что расстояние – такая серьёзная преграда, растерялись перед ней. Но самолёт сильнее: один прыжок – и Алёна дома. И теперь они будут знать, что их ждёт, будут готовы…

«А если нет?» – будто извне спросил кто-то ехидный. Алёна, не желая слушать дальше, тем более спорить, мысленно двинула ему кулаком в нос.

– …Алёнка, ты всё же не права, – сказала Наталья, войдя в комнату. Алёна вздрогнула:

– Что?

– Если они удвоились в комнате – значит, их стало в два раза больше? То есть, у них родились близнецы, мальчик и девочка… Не-ет, до этого мы, надеюсь, не доживём! А пока они всё-таки уединились. И начинают концерт.

И в самом деле, из-за стены донеслись первые стоны, пока ещё тихие и обманчиво бессильные. Соседки замолчали на мгновение – и вдруг без звука расхохотались. Алёна, закрыв ладонями рот, упала спиной на кровать. Все напряжённые размышления с каждым вдохом дробились в ней и высыпались на покрывало… И когда вся комната была усеяна обломками танцующих фигурок, картин вечернего города, разговоров, воспоминаний – тогда Алёна поднялась и сказала:

– Хочу спать.

9

Наталья протянула руку, чтобы выключить бра над тумбочкой, но передумала и тронула подругу за плечо:

– Алёнка, тебе не кажется? У нас с тобой как-то всё неправильно получается.

– Что? – не поняла Алёна. Она до сих пор не привыкла к манере Наташи ронять наполовину продуманные мысли – будто соседки обязаны знать, что творится в её голове каждое мгновение.

– Обычно ведь мужчины уходят из дома, – продолжала Наташа. – Охотиться на мамонтов, или в армию, или это, в дальнее плаванье на корабле… Иногда улетают в космос. А мы ждём. Иногда дожидаемся, иногда нет, это другой вопрос. А у нас как получилось? Это ведь мы улетели. Почему?

– Наверное, сами так решили? Я уж точно сама. А что в этом плохого?

– Я разве сказала: плохо? Я сказала: неправильно, это разные вещи. Ты меня не сбивай, я сама собьюсь. Мы вернёмся домой, Алён? как по-твоему?

– Не знаю, – Алёна пожала плечами. – Я пока не думала об этом. Доживём, там будет видно.

– Думала-думала, не обманывай. Мы с тобой эти, космонавты, представь себе. И она тоже, – Наташа кивнула на Галю, которая, словно почувствовав внимание, во сне пригладила волосы. – Мы ещё летим пока… Но уже подлетаем. Скоро приземлимся на другой планете.

– Думаешь, в космосе можно найти всё… – Алёна, не найдя слов, которые могли бы выразить суть их новой жизни, указала на чёрное окно, – всё, что здесь есть?

– Да кто бы знал, что мы это, ещё найдём… Знаешь, Алёна, а я ведь не вернусь, – сказала Наташа. – Только сегодня, когда тебя не было, я вдруг поняла. Улетела и не вернусь домой, это ведь страшно. Это жутко, представь… Мы сидим в комнате, девчонки анекдоты рассказывают, смеются. Я смотрю на них… и вообще не удивляюсь: кто такие? чего я тут делаю? Странно, я как будто всегда тут жила. А что было раньше – приснилось, наверное… И тут до меня дошло. Как это, по голове стукнуло: а ты ведь не вернёшься домой! Бах! всё, ты здесь навсегда. На другой планете.

– Сильно удивилась? – спросила Алёна и помахала рукой, отгоняя комара.

– Не то слово. У меня даже потемнело всё, а потом я разревелась, успокаивали всей общагой. И к Филе с Рексом не вернусь… Меня почему-то больше всего расстроили Филя с Рексом. Как они там без меня, ы-ы-ы… – Наташа уткнулась в подушку и всхлипнула.

Она тихо рыдала минут пять, и Алёна задумчиво гладила её по голове. Да, не позавидуешь… И неважно, что потом будет легче, сейчас-то каково? Но ведь будет легче, непременно будет, надо только набраться терпения и подождать.

Наконец, Наташа подняла голову и вздохнула.

– До сих пор как подумаю, всё это, внутри сжимается. И пополам не разделиться. Нет, я, конечно, буду приезжать. К себе домой в гости, а дом будет здесь. И ты не вернёшься. Тебе эта мысль ещё не дала по голове?

– Было немного, – сказала Алёна, вспомнив и перелёт, и первую лекцию Виктора Александровича, и сегодняшнее раздумье перед фотографией. – Но знаешь, у меня, наверное, есть какой-то предохранитель. Он эту мысль разбивает на кусочки и выдаёт по чуть-чуть. А то бы накрыло, конечно. Не хуже, чем тебя.

– Значит, он тебе и Антона подбросил, твой предохранитель, – заключила Наташа. – Это я говорю как самый главный теоретик.

Наташа рассмеялась с мокрыми глазами, и Алёна из вежливости хихикнула. Наталья, при своём заводном характере, до сих пор ни с кем из парней не заходила дальше поцелуев, да и парень был всего один – Толик, сын офицера, очень не вовремя улетевший с родителями на другой континент. По словам Наташи, она переживала классе в девятом-десятом, слушая рассказы молодых да ранних подруг, а потом махнула рукой и воспитала в себе здоровый этот, фатализм. Не было – значит, пока и не надо, а как встретишь – дёргайся, не дёргайся, с подводной лодки не спрыгнешь.

– Ты, главное, Алёнка, – произнесла Наташа и зевнула… – а-ах… ты как переедешь к этому Антону, про нас не забывай. Заходи в гости…

– Ты спятила?! – воскликнула в голос Алёна, едва не разбудив Галю: та сказала что-то невнятно, приподнялась на миг, перевернула подушку и опять затихла. – Я и где живёт-то он, не знаю! – шёпотом продолжала Алёна, – да и не в этом дело. Нет, спасибо, мне и здесь хорошо, пока не гоните.

– Ну и славно. И спокойной ночи.

Наталья выключила свет, повернулась на бок и, к досаде многоголосых комаров, натянула одеяло на голову. Алёна почесала лоб: укусил-таки! – и закрыла глаза. Тут же воспоминания подняли её с кровати, покружили по комнате и вверх ногами вынесли в окно…

10

Всё-таки хорошо, что у Алёны был её предохранитель. Каждый раз, открывая для себя малую долю той истины, что потрясла сегодня Наташу, Алёна могла отступить, оглядеться, попрощаться мысленно и двинуться вперёд, уже зная, чего ожидать за любым поворотом. Два мира, прежний и новый, уживались в ней спокойнее, чем могли бы – но первый из них рано или поздно весь уйдёт в прошлое. И этой минуты Алёна боялась… да уж побольше, чем визита к стоматологу. Как её отдалить от себя? Только воспоминаниями. И правильно она сделала, что не сняла фотографию: иначе Сергей не позволил бы себя вспомнить. А теперь…

Алёна снова училась в предпоследнем классе. Сергей Левицкий уже был студентом, но два вечера в неделю, по старой памяти, приходил в школу на тренировки. У них была маленькая баскетбольная команда, смешанная и смешная, для игр с такими же школами без спортивного уклона. Отбирали туда ребят и девочек, надёжнее других попадавших мячом в кольцо. Сергей умел это лучше всех, с ним не могла равняться даже физручиха Юлия Максимовна.

Там-то, в спортзале, ранней осенью, местный джордан и приглянулся Алёне, которая пришла поболеть за своих. Он был в ударе, наколотил гостям из соседнего района полную корзину: и в проходе, с висящими на плечах соперниками, и с линии штрафных, и из угла, и чуть ли не из-за спины с центра площадки. А передачи раздавал – хоть на конкурс в Америку, и совсем не злился, когда партнёры не могли этими подарками распорядиться. Алёна бы на его месте всех размазала, а он только улыбался и дарил новый гостинец. Аплодировали ему, как рок-звезде, и Алёна едва не отбила себе ладошки. Несмотря на победу, она вышла из зала расстроенная: «он на меня и не посмотрит, где я, а где эти олимпийцы…» – и жила в печали без малого месяц. А потом, разозлясь на себя, взяла да положила на уроке физкультуры три штрафных броска из пяти, а из-под кольца вообще ни разу не промазала. Как удалось – даже не могла объяснить: просто воображала траекторию броска, а тело само вкладывалось в точное движение. И Юлия тут же завербовала её в команду.

Но если бы всё было так просто. Когда Алёна выходила на один паркет с Сергеем, у неё от излишнего рвения дрожали руки. Хотела дать не просто передачу, а лучшую передачу в мире, и не получалось в итоге ничего. Мяч стукался о какой-то некстати выросший угол, катился под скамейку, Алёна выгребала его, становясь на колено, и мысленно ехидничала: «Хоть это сделай красиво. Не зря же твоё фламенко». Было стыдно, оттого что Сергей видел её неудачи, но он подбадривал: «Молодец, давай ещё раз», – и, когда она вновь ошибалась, сам залезал под скамейку. Наверное, поэтому Алёна ни разу не подумала бросить занятия. Она только боялась, что как её взяли в команду, так и выгонят, – но Юля Максимовна, сама лет на восемь старше ученицы, мудро терпела.

Однажды, придя к залу раньше обычного, Алёна встретила у раздевалок Сергея. Не успела испугаться: он заговорил с ней, и вдруг оказалось, что он рад этой встрече так же, как Алёна. Они обсудили последнюю игру, где наконец-то Алёна забросила мяч, но Сергею было интереснее, как она ухитряется делать столько подборов? «Не знаю, – она пожала плечами. – Просто чувствую в момент броска, что будет промах, и отскочит вот туда. И иду заранее, пока все толпятся под кольцом». «Это талант, – сказал Сергей. – У меня такого нет, я только забивать умею». Алёна не больно-то поверила, но всё равно едва не заплакала, так ей стало приятно.

– А в школе чем занимаетесь? – спросил Сергей.

– Сегодня взяли учить пьесу на английском, «Тётушку Чарли».

– А, старый добрый Брэндон Томас. И какая у тебя роль?

– Хотела быть настоящей тётушкой. Но, как-то так… – она развела руками: перехватили, мол.

– Донной Розой, что ли? – окинув её взглядом, спросил Сергей. – Не похожа.

– Там её зовут донна Лусия, и она молодая и красивая. Но мне досталась Эми, скромная девочка. – Алёна опустила глаза и взялась за подол воображаемого платья.

– Слушай, а меня к себе возьмёте? Мужские роли остались?

– Стэтигью, вроде, не занят… Старикашка, мой опекун.

В фильме он судья Криггс, играет Армен Джигарханян.

– О, хочу, хочу! – Сергей аж подпрыгнул.

– Не похож, – поглядев на него, засмеялась Алёна.

И правда – не придуман ещё грим, который сделал бы черноглазого кудрявого Сергея вредным старикашкой.

– Полковник бы из тебя получился, – сказала Алёна. – Поговори: может, поменяетесь?

– Я старый солдат, я не знаю слов любви!.. – и Сергей, страшно хромая, прошёлся по коридору. Алёна покатилась от хохота.

– Очень похоже! Но в пьесе этого нет. Увы…

Тут появились ребята, пришла Юля и открыла раздевалки. В тот вечер Алёне всё удавалось, и после тренировки Сергей проводил её домой, записал телефон. С тех пор игра её радовала и начались разговоры с Серёжей: по часу, а то и больше, обо всём на свете и ни капли не скучно. А от телефонных бесед до свиданий было не дальше, чем от дома Алёны до парка культуры – десять минут быстрым шагом. Она помнила и тот декабрьский день, когда Сергей пригласил её к себе, упомянув между делом, что родителей дома не будет. И свой страх и сомнения – не только помнила, но могла во всех подробностях испытать заново, если очень хотелось. Как она себя жалела! Одно дело пить кофе с пирожными в кафе «Шыгыстын Жулдызы»,[4]4
  Звезда Востока.


[Закрыть] а потом целоваться в парке, пока не замёрзнешь, и, сидя у Сергея на коленях, чувствовать, как его рука под свитером крадётся к груди, чуть медлит под конец и накрывает её одним движением. «Там ещё две такие же поместятся», – сказала Алёна в первый раз, глядя ему в глаза. «Ещё две руки? – уточнил Сергей. – Знаешь, у меня столько нет». «Да ну тебя! – Алёна рассмеялась, представив его осьмируком, и добавила: – Всё понимаешь». «А мне нравятся, такие ягодки», – сказал он. «И мне тоже, – кивнула Алёна, – не мешают бегать, прыгать. Не представляю, как бедные девчонки живут с третьим размером или больше…» Одно дело – эти невинные прогулки, и совсем другое – то, после чего меняешься навсегда. Она помнила рассказы подруг о том, что в первый раз никому не бывает хорошо и что этот парень обязательно станет чужим и неприятным; а когда убедилась, что всё это глупости, стала мучиться вопросом, кто же был у него раньше? С кем он сравнивает тебя, мелкую девчонку, – догадайся, в чью пользу? Не с Юлией ли Максимовной? она хорошенькая, – думала иногда Алёна, понимая, какой это вздор, и веря рассказу Сергея о его единственном романе с одноклассницей, высокой круглолицей девочкой, которая теперь училась в Алма-Ате. Алёна отводила душу в спортзале, врезаясь плечом в соперников и особенно громко ударяя мячом в пол. Да и маме с папой доставалось. Алёна принимала в штыки самые простые житейские вопросы: не тонкий ли свитер надевает, не темно ли будет возвращаться после занятия… «Почему вы за мной следите? Не доверяете, что ли? Я уже не маленькая!» – возмущалась она, потом чувствовала себя виноватой и надеялась, что всё спишется на трудный возраст. Но мама как-то легко поняла, в чем дело, и однажды сказала напрямик: «Ты бы пригласила к нам друга, познакомила. Мы ведь с папой его не съедим». И Алёна решилась. Она помнила тот вечер, когда Сергей впервые пришёл к ним, серьёзный, чисто выбритый – он брился уже три года и был этим ужасно горд, – с пышным букетом. Вскоре Алёна совершила ответный визит, и мама дала ей с собой коробку шоколадных конфет. И постепенно Алёна успокоилась. Сергей познакомил её со студенческой компанией, его мама София Львовна, доцент Университета, отлично подготовила по математике: теперь Алёна была лучшая в своей группе, и почти любую экономическую задачу могла решить в уме.

Кто-то кашлянул у неё над ухом: она сама, соседки или некто приснившийся – точно сказать Алёна не могла…

Она помнила, как, готовясь к выпускным экзаменам, перезанималась и не могла без отвращения глядеть на книги, и тогда родители Сергея взяли её с собой на Иссык-Куль. Три дня Алёна жила с Серёжей в одной палатке, ни о чём не думала, плавала, ныряла, играла в бадминтон, ела самодельный плов. Серёжин папа привёз на берег невероятную фотокамеру: на могучем штативе, который мог бы легко выдержать саму Алёну, с корпусом из металла и полированного тика, с чёрным мехом, как у аккордеона, способным изгибаться и вытягиваться чуть ли не на метр.

«Довоенная, немецкая, ещё правнуки будут на неё снимать», – сказал Леонид Анатольевич, наводя объектив на отдалённые горы. Сергей умел обращаться с камерой, но не очень любил, зато отец его проводил с ней столько времени, что обедал на бегу, если мама вовремя напоминала. Он научил Алёну заряжать и ставить кассеты, фокусироваться, накрывшись чёрным пледом, и переносить ещё сотню увлекательных неудобств. Помогал ей советами, но ничего не трогал: она сама сделала восемь снимков, восемь шедевров. Один из них, напечатанный контактным способом, привезла сюда. Наташа, взглянув на него, сразу догадалась, что это не простой снимок, классный, какой-то старинный, что ли, и выпытала его историю. Месяца полтора назад Алёна рассказала ей обо всём, и лишь недавно, взглянув на фото, Наталья предположила: «А, может быть, его мама так постаралась, чтобы ты наверняка сюда переехала? С этой, с гарантией. А для него какую-то другую девочку нашла…» И испуганно посмотрела на Алёну: не лишнее ли сболтнула, не обидела? На кого-то другого Алёна, может, и обиделась бы, но здесь только сказала ворчливо, подражая герою анекдота: «Не дождётесь».

Нет, конечно, так быть не могло. Совершенно не могло… И вновь кто-то закашлялся и остался для неё неизвестным. Когда утром Алёна открыла глаза, она помнила только собственную мысль: ну вот, догулялась по улицам без шапки. Теперь узнаешь на себе, что такое хвалёная питерская осень.