Текст книги "Когда сбывается несбывшееся… (сборник)"

– Иванов, к доске, – говорит учитель, забирая, тем не менее, мел из Машиных рук.

Иванов выходит к доске, и из своих рук учитель передает ему мелок.

– Решай…

В следующий момент раздается стук в дверь и появляется школьная медсестра.

– Извините, – говорит женщина, обращаясь к учителю. – Я хотела только предупредить, что вместо четвертого урока в этом классе будет медосмотр.

Среди учеников – сразу радостное оживление. Так приятно увильнуть от урока, да еще на законных основаниях.

– Интересно, а почему это медосмотр нужно проводить именно за счет моего урока? – недовольно спросил преподаватель.

– Я всего лишь передаю распоряжение завуча, – сухо ответила школьный медработник. – Мы ведь вчера всех учителей предупреждали, что сегодня к нам приезжает врач из районной поликлиники. Осмотр других классов уже идет. А за счет каких уроков, меня это, знаете, как-то не касается…

Медсестра быстро вышла из класса.

В коридоре возле «Медкабинета» толпится «6-А».

Из двери кабинета высовывается голова медсестры.

– Первыми осмотр проходят все мальчики. После них – девочки. Заходить – по пять человек, – строго проинформировала школьная медсестра.

– Ведите себя тихо, – глядя на наручные часы и подавляя зевоту, сказал учитель. – В других классах уроки идут… Я отлучусь на несколько минут в столовую.

Девчонки, тихонько болтая, стоят у стены. Мальчишки дурачатся.

Маша Синицына понуро смотрит на дверь «Медкабинета». Ее детскому сознанию не дает покоя одна мысль: «Он вернется как раз к тому времени, когда девчонки в кабинет начнут заходить. И обязательно придумает какой-нибудь повод, чтобы зайти, когда в кабинете буду я… Потому что он хочет увидеть меня раздетой и сравнить с этой… ну… Суламифью… Что же мне делать? Куда деваться? С уроков сбежать? Нельзя».

На лице Маши – страдание, которое ей надо, к тому же, скрыть от стоящей рядом Катьки Карнауховой, которая беззаботно в это время мурлычет какую-то песенку.

Выходят мальчишки, начинают дурачиться возле «Медкабинета».

Туда заходят первая группа девочек из пяти человек. И следом в дверь за ними заглядывает два одноклассника.

Девчонки пищат.

За столом в школьном медкабинете сидит и пишет приглашенная врач из детской поликлиники – толстая пожилая женщина в очках с широкими черными бровями и темной полоской усиков над верхней губой. Она усмехается, отрываясь от бумаг.

– Да не верещите вы так, – говорит она, обращаясь в сторону девчонок. – Никто вашей красоты не увидит… Лучше защелкните задвижку на двери. И добавила, обращаясь к медсестре, – сто лет хожу по школам на медосмотры и везде одна и та же история: всегда мальчишки в кабинет рвутся… Девочки – никогда.

– Понятно: будущие орлы, – улыбнулась медсестра.

Тем временем в школьном коридоре появляется сытый и довольный учитель с традиционной спичкой в зубах и тут же начинает раздавать подзатыльники тем мальчишкам, которые шумно себя ведут.

В кабинет заходит очередная партия девочек. В коридоре остаются последние пять человек, в число которых входят Маша и Катька.

В тускловатом свете длинного коридора Машино лицо – как бледное пятно. Для нее время замерло. Она уже давно находится в полушоковом состоянии, автоматически повторяя одно и то же: «На дворе – трава, на траве – дрова»…

Наконец, доходит очередь и до последних.

Ватными ногами вместе с другими девочками Маша входит в кабинет. Начинает быстро раздеваться, оставаясь лишь в розовой майке и беленьких трусиках.

– Девочки, и майки снимайте тоже, – говорит медсестра, вставая, чтобы закрыть дверь на задвижку.

Раздевшись быстро, Маша первой торопится подойти к врачу, чтобы как можно скорее снова одеться в форму.

– Да что ж ты ледяная такая… – дотронувшись до Машиной руки, удивилась врач. – Замерзла или давление упало? Как фамилия?

– Синицына… – еле слышно ответила девочка.

– Чего ты вся, как перепуганная птица… Зажата как. Меня стесняться не надо. Я врач. А ну-ка расслабься… Распрями плечи. Повернись вокруг. Достань руками до пола. Замечательно. Вон ты ладненькая какая… Спортом, наверное, каким-то занимаешься?

– Я танцами занимаюсь, – тихо сказала Маша.

– Еще даже лучше для девочки, чем спорт… Давно? – поинтересовалась доктор.

– Три года уже…

– Ну, и молодец. Тот-то я смотрю, грациозная какая… Можешь одеваться.

Маша почти бегом направляется к топчану, на котором лежит одежда девчонок. Судорожно натягивает майку, путается в горловине и рукавах формы, при этом, не спускает глаз с закрытой на задвижку двери кабинета. Вздох облегчения вырывается из ее груди только тогда, когда застегнуты две верхние пуговицы на форме. Ей становится жарко: на лбу и над верхней губой проступает испарина.

В то время, как врач изучает осанку Карнауховой, кто-то пытается открыть дверь. Причем очень настойчиво.

Врач с медсестрой переглядываются.

– Опять, – усмехается медсестра, отодвигая стул.

– Нет-нет, не вставайте… А ну давайте, сейчас я их повоспитываю…

Грузная врач решительно направляется к двери, в которую продолжает кто-то ломиться. Женщина резко распахивает дверь. И в ее глазах – удивление.

– А я думала, это мальчишки, – говорит врач удивленно, неожиданно увидев перед собой учителя.

Перед классным руководителем стоит грузная и грозная женщина, которая своей массой тела закрыла весь проем двери в медицинский кабинет.

– Что-то срочное, не терпящее отлагательства? – все еще удивленно спросила доктор.

– Я хотел сделать объявление, – чуть дрогнувшим голосом сказал мужчина.

– Прямо в медкабинете? А минут через десять это можно будет сделать?

– Конечно, конечно… Извините, я думал, что вы уже все закончили, – сказал классный руководитель, отступая от двери медкабинета вглубь коридора.

Грузная дама возвращается к столу.

– У вас, что ли, этот урок последний? – пожимая плечами, обращается она к девочкам.

– Нет… У нас еще два урока, – хором ответили девчонки.

– Тем более… – врач снова пожимает плечами. – Ну, кто там у нас еще остался без осмотра? Заканчиваем…

… В открытое окно класса «6-А» заглядывают ветви цветущей яблони. На дворе – чудный месяц май.

Заканчивается урок истории.

– А вот скажите, Николай Иванович, первое место мы выиграли, а ваш класс тоже едет на экскурсию вместе с нами, – полюбопытствовал у учителя истории мальчишка по кличке Помидор.

– Милые детки, так я ж там воевал, ранен был, награду получил за эту битву… Мой «6-Б» класс по распоряжению райкома партии едет, – добродушно ответил лысоватый и полноватый мужчина.

Звенит звонок с урока. И сразу со звонком открывается дверь и в класс входит классный руководитель (словно он стоял под дверью).

– Прежде, чем вы разойдетесь по домам, – сказал он, – еще раз всем хочу напомнить: завтра собираемся возле школы в восемь часов утра. Дорога дальняя: в один конец ехать пять часов. Итого – десять. Нужно с собой взять что-нибудь поесть и попить. Назад нас к школе автобус подвезет где-то около десяти часов вечера. Не забудьте предупредить родителей, чтобы вас встретили.

Школьники расходятся, обсуждая завтрашнюю поездку.

Возле школы стоят два голубеньких новеньких «львовских» автобуса. Возле них кучками стоят ученики в предвкушении дальней поездки.

– Я сейчас рвану в первых рядах, чтобы место получше занять, а то я знаю наших, – говорит Катька Маше.

Карнаухова отходит, занимая вахту у дверей автобуса, и затевает разговор с водителем.

Наконец, посадка объявлена, и школьники с визгом штурмуют автобусы.

Маша Синицына прорывается явно не в первых рядах внутрь салона автобуса «ЛАЗ». Ей радостно и зазывно машет рукой Катька.

– Здорово как! Места как раз посередине. У окошка будем сидеть по очереди. Смотри, сиденья откидываются, – Машина подружка просто в восторге.

На правой стороне через проход от девчонок параллельно усаживаются Иванов с Ковальчуком.

В автобусе шумно и весело. Даже – слишком.

Рядом с местом водителя «возникает» серое и скучное лицо классного руководителя.

– Может, сразу отсадим слишком активных, пока еще не отъехали от школы? – строго спрашивает он.

Педагог проходит в середину автобуса. Видит, где сидят Синицына и Карнаухова.

– Ребятки, пересчитайте всех, начиная с первых кресел, – обращается он к Иванову и Ковальчуку.

Мальчишки направляются в начало салона.

Классный руководитель, тем временем, занимает их места. Он садится у окна, а на соседнее место кладет свою черную папку и «авоську», в которой в газете завернута, очевидно, какая-то провизия в дорогу.

«Начинается»… – с тоской подумала про себя Маша.

– Вот зараза, вот зараза… Мало того, что в школе нам продыху не дает, так еще и на экскурсии присоседился, – прошипела от злости Катька.

По салону движутся Ковальчук и Иванов, доходят до своих мест, на которых расположился учитель.

– Так не честно, – обиженно сказал Ковальчук.

– Отправляйтесь-ка на «галерку» – там весело… Вы мне и в школе все глаза измозолили, – как ни в чем не бывало, ответил классный руководитель.

Мальчишки проходят в конец салона, с кем-то там начинают выяснять отношения по поводу мест.

Наконец, автобус отъезжает. В автобусе стоит размеренный гул ребячьих голосов и шума двигателя машины.

– Смотри, что я взяла… Я никогда с ними надолго не разлучаюсь, – говорит Катька.

В руках у Катьки – голенький пупсик величиной в половину девчоночьей ладони и маленькая заводная куколка Дюймовочка. Катька нажимает на кнопочку и Дюймовочка танцует…

– Ой, у меня тоже такая Дюймовочка была когда-то, – улыбнулась Маша.

– Ты знаешь, я в дороге всегда есть сильно хочу, – призналась Катька. – Чего там тебе вкусненького наготовили? Вот у меня есть бутерброды с «одесской» колбаской, два больших яблока, вафли… Лимонад…

– А мне бабушка в дорогу маковый рулет испекла, пирожки с капустой… Еще чай в термосе. Еще финики – много. Ты знаешь, я их обожаю, – сказала подружка.

– Вот здорово, сколько вкусной жрачки, – обрадовалась Катька. – А шоколада нет случайно? Ах да, я забыла … ты ж его не любишь…

В этот момент автобус тормозит.

Водитель открывает двери.

В салон поднимается учитель истории – Николай Иванович. На нем пиджак – весь в орденах.

– Ребятки, у вас никого не укачало? – спросил он озабоченно. – А то у меня двоих уже… Потому и остановка. Если кого тошнит, можно выйти проветриться.

– Ребята, никого не тошнит? – поинтересовался классный руководитель.

– Нет… Пока нет, – раздались голоса.

Учитель истории высовывается из передней двери автобуса и машет рукой.

Передний автобус отъезжает. За ним следует тот, в котором едет «6-А».

Николай Иванович, весь при параде, и с небольшой флягой в руке подходит к классному руководителю «6-А».

– А на кого ты своих птенцов оставил? – поинтересовался тот.

– Да там полный порядок, – сказал учитель истории. – Две мамаши из родительского комитета и супружница моя – Глафира. Я ж вырвался чего… – понижает голос, – волнуюсь очень. Вот «чайку» б чуть-чуть глотнуть…

Николай Иванович кивает на свою флягу. Классный руководитель понимающе усмехается.

Он поднимается с кресла и с пафосом в голосе обращается к ребятам.

– Мы едем к местам боевой славы, где наш учитель истории – Николай Иванович воевал и был ранен… Предлагаю всем поприветствовать его песней.

– Ребятки, а давайте «Катюшу», – попросил Николай Иванович.

Весь автобус дружно подхватывает: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой»…

Два учителя, между тем, «тяпают чайку» армянского коньячного разлива.

Классный руководитель достает из авоськи небольшую коробку шоколадных конфет, на закусон «к чаю».

А Катька с Машей трескают финики, причем, Катька при этом косится еще и на коробку с шоколадными конфетами.

Попив «чайку», учитель истории, быстро возвращается в свой автобус.

У классного руководителя умиротворенное настроение.

Катька сидит у окна, а Маша – у прохода.

Учитель смотрит на учениц и протягивает им коробку конфет.

– Девочки, угощайтесь…

Катька вся встрепенулась и напряглась, пожирая взглядом сладкое лакомство. Но неприязнь к учителю все же берет верх над любовью к сладкому.

– Спасибо, мы не хотим, – гордо ответила дочка завуча школы.

– А чего это ты за подругу расписываешься? Может быть, Мария не против, – сказал учитель, обращаясь к Карнауховой мягко, а не грубо и официально, как в школе.

– Я потому говорю, что точно знаю: моя подруга терпеть не может шоколадных конфет… она любит арахис в сахаре, цукаты и финики… которые вот мы сейчас и едим…

Маша молча застывает с бумажным пакетом, наполненным финиками.

– Надо же, какие изыски… Арахис, финики, цукаты, – повторяет мужчина, отодвигая коробку с шоколадными конфетами. – А, может, вы своего учителя угостите такой экзотической сладостью?

– Пожалуйста… – Маша разворачивается лицом к проходу и протягивает учителю пакет с финиками.

Учитель залазит всей пятерней в пакет и достает оттуда несколько подвяленных плодов.

В это время с задней части салона слышны голоса мальчишек.

– И нам Синицына… Мы тоже хотим чего-нибудь вкусненького…

К Синицыной направляется Ковальчук. Маша отдает ему весь пакет.

В конце салона начинается оживленный дележ фиников.

Слышен голос Помидора.

– Синицына, а у тебя булочка лишняя не завалялась случайно?

– Ты зачем такую вкуснятину мальчишкам отдала? – тихо спросила недовольная Катька.

– Скажи, неужели бы ты стала есть эти финики после того, как он в пакет своей противной волосатой лапой лазил? – брезгливо морщась, сказала Маша.

– Ой, я и не подумала… правда, – говорит Катька, морщась. – Вот зараза, и тут он нам дорогу перешел… Сколько фиников пропало…

– Ой, смотрите авария, – неожиданно раздался голос одного из мальчишек.

Все экскурсанты прилипли к окнам.

На встречной полосе – серьезная автомобильная авария: перевернутая «Волга» – ГАЗ-21, у обочины – тяжелей грузовик, две машины «Скорой помощи»…

– Ладно, хоть не мы, – пробормотала Катька.

– Типун тебе на язык, – сказала подруга, на которую увиденное тоже произвело очень неприятное впечатление.

У мемориала Орловско-Курской битвы собрались не только школьники «6-А» и «6-Б», но и много других ребят, также приехавших сюда издалека на автобусах.

Тут было много ветеранов Великой отечественной войны. С ними, как с давними друзьями, обнимается учитель истории – Николай Иванович.

В это время ученик «6-Б» класса Витя фотографирует своего классного руководителя, встречу ветеранов у мемориала, не забывая при этом фотографировать еще и Машу Синицыну.

Маша Синицына постоянно ощущает внимание. Справа, чуть за спиной – пристальные глаза классного руководителя. Слева от нее все время крутится Витька из «6-Б». Девочка выбирает наименьше «из зол», направляясь в сторону Витьки.

– Привет… Тебя, кажется, Витей зовут?

– Угу… – оторопело и радостно отвечает юный фотограф.

– А я – Маша.

– Я знаю…

– Я хотела спросить, ты сможешь мне одну фотографию для стенгазеты дать? – спросила Маша, вертя в руках авторучку и тетрадку с записями.

– Конечно, и даже не одну, если нужно, – с радостью ответил Витя.

Девочка еще даже не успела поблагодарить мальчика за любезность, как за их спинами раздается голос школьного «стража и блюстителя нравственности».

– Я вот о чем подумал, Мария, – сказал учитель, как бы не замечая ученика из параллельного класса. – Хорошо бы это сегодняшнее событие в нашей стенгазете отобразить…

– Я уже все записала, – тихо сказала Маша, беспристрастно кивнув на тетрадь.

– Надо же! Я еще только подумал, а ты уже записала? – расплываясь в улыбке, сказал классный руководитель. – Молодец. Достойна похвалы…

В этот неприятный для нее момент Маша видит в стороне Катьку, которая призывно машет ей рукой.

Девочка машет в ответ и направляется к ней, как к спасительному якорю.

Мысли вихрем в это время проносятся у нее в голове: «А то этот надзиратель не видел, что я все время с тетрадкой хожу и записываю. Ему просто нужен был повод, чтобы заговорить со мной… И Витька этот… бедный, хоть бы он из-за меня не пострадал».

Но вот экскурсия уже позади, и школьники возвращаются домой.

Теперь девчонки поменялись местами в автобусе. У окна сидит Маша, у прохода – Катька.

Рядом с классным руководителем сидит явно потяжелевший от «ста ветеранских граммов» учитель истории, который, тем не менее, прикладывается еще и «к чаю» из фляги.

Классный руководитель, поднимается с кресла, глаза его подозрительно блестят, и он явно в хорошем расположении духа.

– Ребята, а давайте споем для Николая Ивановича что-нибудь веселое, заводное…

– А давайте «Смуглянку», – попросил учитель истории.

И весь автобус запел:

 
Как-то рано на рассвете,
Заглянул в соседний сад.
Там смуглянка-молдаванка
Собирает виноград…
 

До Маши Синицыной сквозь слова песни долетают слова учителя истории, который сидит поблизости.

– Двадцать два года прошло уже, – сказал Николай Иванович. – А душу жжет недосказанное… Вот что обидно. Не знаю, доживу я до того времени, когда ученикам будут рассказывать не приглаженную по учебнику правду, а то… как все было в жизни… Про страх, отступление, отчаянье, штрафбаты, Жукова…

Через какое-то время автобус останавливается.

В салоне появляется супруга учителя истории – Глафира Львовна. Она проходит в середину автобуса, смущенно и виновато обращаясь к классному руководителю «6-А».

– Вы уж нас извините… Коля разволновался… Всегда так. Я поэтому его одного никогда и не отпускаю на все эти встречи.

Женщина берет под руку потяжелевшего супруга, не забыв прихватить при этом опустевшую флягу, и направляется к выходу.

Автобус трогается, но вскоре останавливается.

Следом, «за компанию», останавливается и тот автобус, в котором едет «6-Б».

Из автобусов выходят оба водителя, совещаются, заглядывают в мотор того автобуса, в котором едет «6-А».

Через какое-то время автобус с «6-Б» уезжает.

А второй, с поломкой, чуть отъезжает в сторону от трассы. Возле него возится водитель.

Ребята из «6-А» выходят на вечерний свежий воздух.

Через какое-то время автобус снова в пути.

– А насколько мы опаздываем? – поинтересовался у классного руководителя ученик Иванов.

– На полтора часа. Где-то в половине двенадцатого приедем…

– Ого! – послышались голоса школьников.

– Не волнуйтесь, ваших родителей предупредят ученики из «6-Б», они-то вовремя возвратятся, – сказал учитель.

В салоне автобуса – затишье. Кажется, все уже утомлены. Даже самые активные участники в состоянии полудремы. Все уже съедено, выпит весь лимонад, и все песни спеты.

Маша смотрит в окно. Быстро смеркается.

В салоне автобуса зажигается свет. Но освещение тусклое, потому что горит примерно лишь половина лампочек.

Маше в отражении ее окна немного виден классный руководитель, который, кажется, тоже дремлет.

Девочка переводит взгляд на предательски посапывающую Катьку, у которой вот-вот из рук выпадет Дюймовочка. Она подхватывает игрушку. И затем переводит взгляд в черноту окна.

«А если бы водитель автобус не починил? – мгновенно пронеслась мысль в голове Маши. – А если бы нам заночевать пришлось в пути? И все бы спали, и водитель тоже… И я всю ночь должна была находиться рядом с этим …чудовищем?»

Она судорожно вздохнула: «Нет…Теперь все… Отъездилась. Теперь меня никто ни на какую экскурсию не заманит… Я даже в пионерский лагерь теперь не поеду. А вдруг там воспитатель такой же попадется»…

Попутный ветер колышет занавеску в приоткрытое окно. Озябшая то ли от сквозняка, то ли от неприятных мыслей, Маша достает из сумочки шерстяную голубенькую кофточку с вышитыми цветочками и надевает ее поверх шелкового розового платьица.

Она мельком бросает взгляд на посапывающую во сне подружку: «Как я Катьке завидую, что она может просто так, как все нормальные дети, ходить в школу. Что ей не надо думать о таких вещах, о каких приходится думать мне… Странно, но я себя чувствую сейчас рядом с ней, как… как старая черепаха Тортилла рядом с Дюймовочкой».

Маша поворачивается в кресле лицом к окну так, чтобы можно было в отражении стекла наблюдать за учителем, но чтобы учитель, в свою очередь, не мог видеть ее лицо в отражении ни своего, ни Машиного окна. Девочка притворяется спящей, зажав в руке Катькину Дюймовочку.

Тусклый свет в салоне. В автобусе слышен лишь шум тяжело работающего мотора, который то нарастает, то затихает.

Прищурив глаза, Маша видит, как учитель, приподнимается с кресла, оглядывая дремлющих ребят. Затем разворачивается в своем кресле спиной к окну. Так ему удобнее смотреть на Машу. Тем более, что никто не видит учителя в тускло освещенном салоне за высокими спинками кресел… Ему сейчас ни от кого не нужно таиться.

Сквозь прищуренные глаза школьница, повернутая к учителю почти спиной, в стекле окна продолжает наблюдать за ним.

Всякий раз, когда шум двигателя нарастает, до ее слуха доносится: «Суламифь»…

Машей потеряно ощущение времени… Она мечтает только об одном – поскорее бы закончилась эта поездка. И еще ей очень хочется, чтобы ее подружка – Катька проснулась.

Маша сознательно роняет металлическую игрушку – Дюймовочку. Та падает со стуком. От стука вздрагивает и просыпается Катька.

Учитель быстро поднимается со своего кресла.

– Ребята, просыпайтесь… Через полчаса мы пересечем черту города.

На плохо освещенную площадку перед школой подъезжает автобус. Возле школы толпятся встречающие.

Маша видит своих родителей.

– Ты, наверное, устала очень. Да еще ваш автобус опоздал, – сказала мама.

– Конечно, устала… А вы как думали? – с несвойственным ей раздражением сказала Маша. – И вообще, разве можно так далеко ребенка одного отпускать?

– Так ты же не одна, – удивился папа. – С тобой одноклассники были, учитель. Ты всего на один день уезжала. В пионерский лагерь ты ведь на целый месяц уезжаешь. И ничего…

– Вот и в лагерь теперь ни за что не поеду! – дрогнувшим голосом сказала дочка.

– Почему вдруг? Раньше тебе вроде нравилось, – в свою очередь удивилась мама.

Маша, утомленная поездкой и вынужденная изворачиваться и скрывать то, что ее действительно мучает и угнетает, близка к истерике.

– Да могу я хоть когда-нибудь отоспаться? В школу встаешь под программу «Пионерская зорька», и в лагере тоже подъем: бей барабан, труби горнист! Может же это когда-то надоесть! И еще: я в дороге страшную аварию видела… Потом наш автобус сломался. И вообще, неужели вы не понимаете, что в моем возрасте нужно ездить еще в сопровождении родителей, бабушек, или хотя бы старших сестер! Сейчас я уже должна десятый сон досматривать, а не брести с вами по ночи…

– А ты знаешь, она в чем-то права, – тихо сказал отец, обращаясь к матери.

– Да ладно, доченька, успокойся, – сказала мама, беря ее за руку. – Береженого бог бережет… Ты действительно, вижу, устала. Скоро каникулы. Отдохнешь. Мы, возможно, в это лето на Азовское море поедем…

– На Азовское? Хорошо бы, – тихо ответила дочка.

– А в пионерский лагерь, если не хочешь, больше никогда не поедешь, – пообещала мама.

…Яблоня в школьном дворе, на которой созрели плоды. С ветки на ветку перепрыгивают упитанные воробьи, долбя клювом сочное большое яблоко и заодно привычно заглядывая через окно в здание, в котором угадывается интерьер знакомого класса. В классе – пусто, потому что лето. Но лето скоро заканчивается, потому что уже созрели яблоки в школьном саду.

Те же птицы на ветках неожиданно вздрагивают и замирают, когда заливистой трелью звенит школьный звонок… А это значит, что вновь наступило 1-е сентября, и дети идут в школу.

В толпе детей, идущих к красному трехэтажному кирпичному зданию, различима и стройная фигурка Маши Синицыной, в коричневой форме и белом переднике с большим белым бантом на косе. Сначала она исчезает за дверью школы. А затем – за дверью того же самого класса, на котором теперь висит табличка «7-А».

Маша Синицына сверяет время года по школьной яблоне за окном. Она видит через стекло дерево, на котором сначала зеленые листья, потом желтые. Потом падающие и кружащиеся на ветру… Сейчас школьница смотрит на голые и мокрые ветки с нахохлившимися под дождем птицами. Как однообразен этот круговорот вещей в природе… Впрочем, куда однообразней эта школьная жизнь, от которой просто некуда деться. Нравится тебе – не нравится. Но ты должен. Всем: родителям, учителям, самому себе. Ты должен учиться. Но почему же время течет так медленно, и ничего не меняется?

Синицына вздрагивает от школьного звонка. Это закончился урок истории.

В класс входит пожилая директриса.

– Ребята, задержитесь, пожалуйста. Вы знаете, что ваш классный руководитель уже болеет десять дней. Его нужно проведать… Кто-то из вас знает, где он живет?

– Я знаю. В прошлом году я ему помогал новые учебники отвозить, – отозвался Иванов.

– Очень хорошо, – сказала женщина. – Возьми с собой еще двух одноклассников. Вот деньги от профсоюза – купите учителю яблок, лимонов… Пусть побыстрей выздоравливает.

– А кто поедет к учителю, тому можно в школу не приходить? – с надеждой в голосе спросил Вася по кличке Помидор.

– В школу нужно приходить обязательно. К учителю поедете после третьего урока, – усмехнулась директриса.

Пожилая грузная женщина недоверчиво смотрит на Помидора, потом переводит взгляд на симпатичное личико Маши Синицыной, примелькавшееся (в хорошем смысле) в первых рядах школьных парадов.

– Да и девочку одну прихватите с собой… для большего порядка… Забыла, как твоя фамилия, – обращается она к Маше.

– Синицына, – тихо, упавшим голосом ответила девочка.

– Ах, да – Синицына… Вот и договорились.

Маша Синицына, не привыкшая говорить «нет» школьному начальству, оторопела.

Дверь за директрисой закрылась.

… Маша, прейдя домой после школы, не находит себе места. Она мечется по комнате.

– Надо что-то придумать… Мне нельзя туда ехать. Я все знаю наперед, как будет… Он пошлет мальчишек в магазин за продуктами, а я останусь с ним одна. Я и в школе его с трудом переношу… А остаться с этим чудовищем еще наедине, – глаза девочки выражают ужас и отчаяние. В это время в приоткрытую дверь до Машиного слуха долетает голос бабушки из кухни.

– Машенька, обед стынет!

– Бабуль, я не буду сейчас есть! – кричит она громко, высовываясь из своей комнатки.

Маша прикрывает дверь, подходит к зеркалу. Дотрагивается до щек, которые горят.

Трогает лоб – он тоже горячий. Ощущение дурноты накатывает на нее.

Она с трудом снимает школьный «передник», и пошатываясь, подходит к кровати. Не снимая формы, чулок, залазит под одеяло, укутываясь в него с головой, и проваливается то ли в сон, то ли забытье…

Маша будто бы внутри быстро едущего автобуса. Она стоит у открытой двери, и приятный встречный ветерок раздувает ее распущенные по плечам густые волосы. На ней ученическая форма, но не из грубой шерстяной ткани, а из тонкого и скользкого шелка, как на пионерском галстуке. Ветерок играет ее волосами, легким, почти воздушным одеянием. Она радуется солнечному дню и яркой зелени лета вперемешку с полевыми цветами… Она оборачивается назад и с удивлением вдруг замечает, что автобус пуст. Только у задней, тоже раскрытой двери, стоит учитель в каком-то странном старинном одеянии – наподобие хитона…Он машет рукой, приглашая девочку подойти к нему ближе.

Ощущение радости восприятия красок жизни сразу меркнет, переходя в черно-белый цвет… Маша с надеждой оборачивается туда, где должен находиться водитель. И с ужасом замечает, что и там никого нет. Она чуть-чуть высовывается из дверей, и видит, что автобус мчится по дороге, у которой нет конца. Девочка со страхом выпрыгивает из автобуса, замечая при этом, что и учитель тоже выпрыгивает из задней двери…

Она продирается сквозь заросли, пока не оказывается на каком-то возвышении. Маша смотрит вниз с высоты возвышения и видит в самом низу ободранного, поцарапанного учителя, стоящего на коленях. Его губы что-то беззвучно шепчут, а в руке он держит корону, которую протягивает ей. Маша холодно и безучастно взирает с высоты. В руках у нее – пакет с финиками. Сушеные фрукты падают и падают сверху с равномерным стуком, пока не засыпают плечи, шею и голову учителя…

С их монотонным стуком заканчивается и сон Маши. Она просыпается от жуткого озноба: это стучат ее зубы, и коленки подпрыгивают до подбородка.

Над ней склоняется встревоженная мама.

– Доченька, надо температуру измерить…

Женщина выходит. Вскоре возвращается, дает Маше попить. Затем берет градусник.

– Да у тебя сорок! Давай хотя бы форму и чулки снимем, – женщина раздевает обессилевшую дочь. – Ой, а что это у тебя за красные пятна по всему телу… Нужно срочно скорую вызывать…

Пожилой доктор внимательно осматривает юную пациентку: слушает сердце, простукивает легкие, заглядывает в рот, щупает железки за ушами.

– Деточка, признайся, что тебя так огорчило или напугало? Я надеюсь, что из-за двойки ты так переживать не будешь?

– Да откуда двойки? Моя дочка хорошо учится, – немного обиженно сказала мама.

– Вот, вот… Так я и думал. С двоечниками и бездельниками такого бы не случилось. А вот с вашей отличницей, у которой такая тонкая и хрупкая «организация»… – доктор с сочувствием посмотрел на Машу. – В общем так, мамочка… И температура, и высыпания на теле – все это реакция неокрепшего организма на какой-то внешний раздражитель…

Женщина в недоумении развела руками.

– И не вздумайте ее ругать, даже если она вдруг станет одни двойки получать… Это все ерунда – какие-то отметки. Здоровье дороже, – продолжил свою мысль доктор. – Пусть дней десять не ходит в школу, отдохнет. И еще – не ест острого, кислого, соленого.

Машу все домашние по очереди окружают заботой: бабушка, родители, сестры.

– Теперь ты пойдешь на поправку… Спи, а я посижу с тобой рядышком, – сказала старшая сестра Женя.

Она выключила яркий свет и включала настольную лампу. Затем поверх Машиной руки ласково положила свою руку…

… Теперь руку Светиной мамы тоже сочувственно гладит рука. Только теперь это рука ее дочери.

– Как мне жаль тебя, мамуля… Ничего себе «внешний раздражитель»…

– Да мне самой себя было жаль… Особенно, когда много лет спустя я вдруг обнаружила, что на некоторых, неприятных мне людей или конфликтные ситуации, я реагировала подъемом температуры. Я как бы заболевала, – вздохнула женщина»

– Ничего себе «как бы»…

– Вообще-то заболевала я по-настоящему… И этому есть свое определение в медицине – психосоматическое расстройство… Но к тому времени я уже была взрослым человеком и научилась обходить «острые углы». Хотя, как ты понимаешь, прожить жизнь без конфликтов и встречать на своем пути только людей, которые будут тебе приятны, просто невозможно.

– То есть…ты иногда ощущала… – Светлана запинается, подбирая нужное слово, – … «эхо» той давней истории?

– Да, «эхо»…Или – рецидив, говоря медицинским языком. А тогда… Тогда в результате этого случая я получила неожиданную возможность «сачковать». Стоило мне только дома сказать, что у меня болит горло или голова, я могла не ходить в школу… Но я этим не злоупотребляла, конечно. Я «заболевала» только тогда, – женщина невесело усмехнулась, – когда предстоял поход всем классом в театр или планетарий…Таким образом я ограждала себя от дополнительного общения с этим человеком еще и вне стен школы.