Текст книги "Принципы гражданского процесса Франции: между прошлым и будущим"

Начало доктринальной разработки принципа диспозитивности, как это ни удивительно, во Франции относится лишь ко второй половине XX в. До этого времени свобода сторон определять параметры спора, так же как идея почина сторон, все это представлялось французским цивилистам как следствие принципа нейтралитета суда.

Термин «принцип диспозитивности» первым ввели в оборот процессуалисты, работавшие в первой половине XX в., – А. Визиоз, П. Эбро. Подробнее очертил контуры этого понятия в 1960-е годы А. Мотульски. Сравнительно-правовой и исторический обзор развития идеи диспозитивности процесса во Франции, предпринятый Сесиль Шене, показал, что французы заимствовали в этой части итальянскую доктрину, в которой, в свою очередь, были восприняты и переработаны немецкие идеи о соотношении принципа диспозитивности в его материальном и формальном аспектах и принципа состязательности.

Суть французского подхода сводится к тому, что, во-первых, следует разграничивать принцип диспозитивности и принцип почина сторон. Первый регулирует отношения сторон и суда в области определения параметров спора, второй – движения процесса. Во-вторых, в отличие от немецкого подхода, отношения сторон и суда в сфере доказывания следует включать в область действия принципа диспозитивности, а не состязательности. В-третьих, ввиду отсутствия длительной традиции доктринальной разработки принципов процесса вообще и принципа диспозитивности в частности (этой традиции всего 50–60 лет), во Франции отсутствует communis opinio doctorum в отношении сферы действия принципа диспозитивности и даже его существования в процессе[165]165
  Chainais C. Le principe dispositif: origines historiques et droit compare // Le procès civil est-il encore la chose des parties? / Sous la dir. de E. Jeuland, L. Flise. Paris, 2015. P. 9–34.


[Закрыть].

Сегодня во Франции вряд ли кто-то станет всерьез утверждать, что стороны являются полными хозяевами процесса (такое представление характерно для XIX в.)[166]166
  Как мы отмечали выше, в XIX в. стороны определяли не только начало и окончание процесса по делу, но и его движение в суде первой инстанции. Эта идея была воспринята и российским правом XIX в. (УГС 1864 г.).


[Закрыть]. Более того, даже хозяевами спора, переданного на рассмотрение в суд, они уже не являются.

Современные авторы полагают, что к сфере действия принципа диспозитивности относятся прежде всего определение сторонами предмета и фактического основания спора. Однако под влиянием идей А. Мотульски и теории фактической индивидуализации иска принципу диспозитивности, который в качестве общей идеи и так до второй половины XX в. отсутствовал в дискурсе, изначально было выделено не так уж много правового «пространства».

По мнению Флоренс Брюс, автора диссертации, посвященной принципу диспозитивности, жестким ядром этого принципа является только правило о полной свободе сторон определять свои фактические требования друг к другу[167]167
  Brus F. Le principe dispositif et le proces civil. These de doctorat. Pau, 2014.


[Закрыть]. Все остальное в доктрине и судебной практике ставится под сомнение[168]168
  Следует помнить, что «двигательное начало» процесса выделено в отдельный принцип – принцип почина сторон.


[Закрыть].

Это вполне логично: если суд вправе отыскивать применимое право, не будучи связанным позициями сторон, если он может дать иную юридическую квалификацию фактам, на которые они ссылаются в обоснование своих требований и возражений, то свобода у сторон остается только в определении фактического требования, цели процесса и набора «голых» фактов, из которых оно выводится. Если к этому добавить возможность суда принять во внимание «факты-сорняки» (факты, на которые стороны прямо не ссылались, но которые следуют из материалов дела), то и определение «голых» фактов – оснований требований и возражений – уже не выглядит как дело исключительно сторон.

Во французской литературе можно даже обнаружить довольно хитроумное обоснование идеи возможности вторжения суда во «владения» сторон[169]169
  Mayer L. Op. cit. P. 106–110.


[Закрыть]. Следует различать материально-правовой аспект принципа диспозитивности и формальный или процессуальный. Первый – это свобода сторон определять предмет спора. В нее суд вторгаться не может, ибо речь идет о частном праве, автономии воли и т. д. В конце концов, стороны лучше знают, что они хотят друг от друга и от суда. Они определяют свои цели сами. А вот второй аспект, процессуальный или технический, касается фактов, доказательств, норм права, которыми стороны обосновывают свои требования. Эти два аспекта соотносятся как цель и средство. Что истец хочет получить от ответчика – это его цель, а вот на каком основании (факты, нормы права, доказательства) – это лишь средство для достижения цели. И здесь суд может быть более активен. Таким образом, теоретически суд может вторгаться в вопросы и факта, и права, и доказательств. Отсюда вывод: стороны свободны определить лишь свои требования и возражения. Ни больше, ни меньше.

Эта логика способна далеко завести судебную практику. Таким образом, Л. Майер приводит примеры из практики Кассационного суда Франции. Первый пример: истец требует расторжения договора, ссылаясь на обман при его заключении. Вправе ли суд переквалифицировать требование и рассмотреть его как требование о признании сделки недействительной? Ответ положительный. Второй пример: ответчик ссылается на истечение срока исковой давности, но заблуждается в отношении квалификации фактов и ссылается на другой срок, предусмотренный для иного требования. Вправе ли суд самостоятельно применить нормы права о надлежащем сроке исковой давности? Ответ отрицательный. Вывод автора: практика непоследовательна[170]170
  Mayer L. Op. cit. P. 109.


[Закрыть]. На это необходимо заметить следующее: представив что-либо в аспекте целей и средств, можно получить практически любой результат.

Итак, вернемся к «жесткому ядру» принципа – свободе сторон определять предмет процесса. Предметом процесса является спор сторон. Спор состоит из элементов: требования сторон; факты, из которых выводятся требования; доказательства этих фактов; правовое обоснование.

Предмет спора определяется сторонами. Понятие предмета спора имеет дискуссионный характер, но, как правило, его определяют вслед за А. Мотульски как экономическое, социальное или моральное преимущество, в отношении которого имеется разногласие у сторон[171]171
  Strickler Y., Varnek A. Procédure civile. 9e éd. Bruxelles, 2020. P. 203.


[Закрыть]. Основная проблема заключается в том, относить ли к предмету спора только цель, которую преследует сторона спора (например, получить определенную сумму денег), или и то, на основании какой нормы права она полагает возможным реализовать эту цель. Этот вопрос остается в центре дискуссий, но в целом французское решение этой проблемы идет по пути теории фактической индивидуализации иска: факты и цель являются элементами иска, а правовое основание в эти элементы не входит. Если требование истца (цель) может быть удовлетворено по различным правовым основаниям (средство) при наличии одних и тех же фактов, то дело суда – выбрать единственно правильное правовое основание при обязанности дать возможность сторонам высказаться по этому вопросу.

В отношении формирования предмета спора действие принципа диспозитивности наиболее очевидно: только стороны определяют предмет спора. Согласно ст. 4 ГПК Франции предмет спора выявляется на основе требования истца и возражений ответчика (или его встречного требования). Таким образом, предмет спора определяется требованиями сторон, и суд не вправе выйти за пределы этих требований.

Как и в России, во Франции суд не вправе выходить за пределы требований сторон (ultra petita и extra petita) или отказать в рассмотрении какого-либо требования (infra petita). Имеется также масса исключений из этого правила, однако они должны быть установлены законом (например, суд может присудить непрошенное в случае с алиментами при разводе и т. д.). Судебная практика также основывается на идее того, что если попрошено нечто, частью чего является и другое, то попрошена и эта часть. Например, если истец требует признать право собственности на дорогу, суд может присудить ему право прохода[172]172
  Cornu G., Foyer J. Procedure civile. P. 448–499.


[Закрыть].

Распределение ролей сторон и суда в области доказывания также относится французскими процессуалистами к сфере принципа диспозитивности (в России это вслед за немецкой доктриной относят к сфере принципа состязательности). Здесь следует обратить внимание на полное отсутствие во Франции идеи объективной истины как принципа процесса. Во-первых, общая позиция в доктрине заключается в том, что объективной истины достичь в судебном процессе невозможно, а во-вторых, истина может служить лишь одной из целей процесса, но никак не принципом[173]173
  Об истине в гражданском процессе см.: Медведев И.Г. Указ. соч. С. 83–88; Mekki M. Vérité et preuve. Rapport français // La preuve. Journées internationales 2013 d’Amsterdam, Pays-Bas et Liège, Belgique. Сoll. Travaux Henri Capitant. Vol. LXIII. Paris, 2015. P. 813–847; Dalbignat-Deharo G. Vérité scientifique et vérité judiciaire en droit privé. Paris, 2004.


[Закрыть].

В отношении определения фактической основы спора, роли сторон и суда распределены следующим образом.

На сторонах лежит бремя утверждения о фактах, которыми они обосновывают свои требования и возражения. Суд может решать только на основе фактов, которые приведены сторонами. В то же время суд вправе принять во внимание «факты-сорняки» и предложить дополнить свои утверждения о фактах.

Весь объем фактов, которые могут иметь значение для дела, логически мыслится как три круга Эйлера. Первый, самый объемный, – это все факты, имеющие значение для дела. Второй, поменьше, включенный в объем первого, – это те факты, на которые стороны ссылались специально в обоснование своих требований и возражений, и те, на которые стороны специально не ссылались, но информация о них имеется в материалах дела. Третий круг, самый маленький, – это факты, на которые стороны специально ссылались как на основание своих требований и возражений.

Суд должен выяснить истинность утверждений о фактах третьего круга (специально указанных сторонами), а также дать им верную юридическую квалификацию и разрешить спор. Переквалификация фактов возможна при условии, что сторонам будет предложено высказать свои соображения об этом и что не изменится предмет спора.

Суд лишь вправе, но не обязан принять во внимание факты второго круга, на которые стороны специально не ссылались, но которые стали известными из материалов дела. При этом суд также вправе, но не обязан дать им верную юридическую квалификацию. Если переквалификация фактов ведет к применению иных норм права, суд должен поставить это на обсуждение сторон.

Суд не вправе выяснять иные факты, входящие в первый круг, за исключением фактов второго и третьего круга, по своей инициативе. Суд лишь вправе предложить сторонам представить дополнения по фактической стороне дела.

На сторонах лежит также бремя доказывания фактов, на которые они ссылаются в обоснование своих требований и возражений. Представляет интерес то, как решена во Франции проблема «молчаливого согласия» стороны с утверждениями оппонента. Например, если истец утверждает о существовании факта, а ответчик не оспаривает прямо это утверждение, должен ли истец все равно доказать свое утверждение или он освобождается от доказывания ввиду того, что факт является бесспорным (признанным молчанием)? Несет ли ответчик бремя оспаривания утверждений истца?

Позитивное право по этому вопросу хранит молчание. Доктрина разделилась на два лагеря.

Сторонники первого исходят из того, что стороны вольны распоряжаться фактами и, если ответчик не оспаривает утверждений истца, следовательно, он их молчаливо признает, не хочет, чтобы суд обращал на них свое внимание. Суд не вправе требовать от истца доказывания этих фактов, должен считать их установленными. Таким образом, они решают этот вопрос на основе принципа диспозитивности[174]174
  К сторонникам этого лагеря относят А. Мотульски, Ж. Болара и др.


[Закрыть]. К позитивному праву делается привязка через ст. 7 ГПК Франции (судья не вправе мотивировать решение фактами, на которые стороны не ссылались): если суд требует доказать утверждение истца, значит он вводит в процесс новый факт, на который стороны не ссылались – факт, противоположный утверждаемому истцом. Вводить новые факты суд не вправе (ст. 7 ГПК), поэтому и требовать доказывания неоспариваемого ответчиком факта тоже.

Сторонники второго исходят из прямо противоположной позиции[175]175
  Т. Ле Барс, Ж. Норман, Ф. Ферран и др.


[Закрыть]. Во-первых, они замечают натянутость обоснования посредством ссылки на ст. 7 ГПК Франции. Во-вторых, они исходят из того, что если уж суд должен стремиться к выяснению истины настолько, насколько это возможно, ради чего ему предоставлены полномочия даже по собиранию доказательств ex officio, то и в этом вопросе следует сказать, что суду следует убедиться в истинности утверждений истца. Таким образом, молчание оппонента следует расценивать скорее как доказательство того, что истец не лжет. Тьерри Ле Барс из такого рассуждения выводит тезис о том, что отсутствие оспаривания порождает опровержимую презумпцию, в которой суд вправе засомневаться. В связи с этим суд лишь вправе посчитать факты установленными со ссылкой на молчание ответчика, но никак не обязан этого делать. Однако ход с презумпцией наталкивается на разграничение, принятое во французском доказательственном праве, на факты-события и факты-действия. Кроме того, имеется норма права, согласно которой сделки на сумму свыше 1500 евро должны быть оформлены письменно. Таким образом, приходится вводить уточнение, что эта презумпция действует только в отношении фактов-событий и сделок на сумму до 1500 евро. В общем, идея с презумпцией оказывается тоже сомнительной.

Что касается судебной практики по этому вопросу, то она весьма противоречива. Л. Майер провела анализ практики Кассационного суда Франции и нашла прямо противоположные решения[176]176
  Подробнее о доктринальных дискуссиях и позициях КС Франции см.: Mayer L. Op. cit. P. 114–120.


[Закрыть].

Таким образом, можно сделать вывод, что вопрос о теории молчаливого признания во Франции до конца не решен как в доктрине, так и на уровне позитивного права и судебной практики.

Итак, стороны несут бремя доказывания своих утверждений. Какова роль суда, вправе ли он собирать доказательства ex officio?

В соответствии со ст. 10 ГК Франции на сторонах лежит обязанность содействовать суду в целях выяснения истины. Вообще, французский суд лучше «оснащен» в сфере доказывания, нежели российский. Как уже отмечалось, еще согласно старому ГПК Франции (1806) суд имел широкие возможности по установлению действительных обстоятельств дела. По новому Кодексу положение суда в сфере доказывания еще более усилено.

Например, суд вправе по своей инициативе вызвать свидетеля, предписать явку сторон для опроса по обстоятельствам дела, получить заключение специалиста, назначить экспертизу, осуществить осмотр на месте с возможностью допроса на месте любого лица, которое суд найдет необходимым. Стороны же обязаны сотрудничать с судом при осуществлении этих мероприятий, а из отказа сторон выполнять указания судьи он может сделать любые выводы.

В то же время не следует думать, что французский процесс стал инквизиционным. Необходимо помнить, во-первых, что при рассмотрении гражданских дел по общему правилу действует система легальных доказательств, т. е. юридические акты доказываются предустановленными письменными доказательствами, и их собирать суд не вправе, а вправе лишь по ходатайству стороны потребовать выдачи от удерживающего лица (в том числе и стороны спора). Проявить же инициативу в доказывании суд может, только если речь идет о доказывании юридических фактов (событий), а не юридических актов (действий) и только при условии, что сторона сделала утверждение о факте, но доказать его она затрудняется. Нормативно закреплено также правило, что суд ни в коем случае не должен восполнять недостаток активности, прилежания сторон в сфере доказывания (ст. 146 ГПК).

В ГПК также появились положения, позволяющие французскому суду, в отличие от российского, по ходатайству стороны спора истребовать у другой стороны или у любого иного лица письменное доказательство под угрозой применения астрента (ст. 11 ГПК Франции)[177]177
  С учетом недавнего появления в российском праве этого правового инструмента можно подумать о расширении его применения и пойти по французскому пути – взыскивать астрент с недобросовестной стороны спора, утаивающей доказательства. В то же время, насколько нам известно, применение астрента в таких случаях допускает (среди европейских) только французское законодательство.


[Закрыть]. В 2020 г. ГПК Франции был дополнен положениями, применяющимися только в устном производстве[178]178
  О разграничении устного и письменного производства см. § 2.4 настоящей главы.


[Закрыть]. В частности, при рассмотрении дела в устном режиме, суд согласно ст. 446–3 вправе по своей инициативе потребовать от сторон представить любые документы и объяснения, необходимые для прояснения дела. Из отказа выполнить требование суд вправе сделать любые выводы.

Главное «напряжение» французской модели процесса состоит в соотношении идеи связанности суда фактами, на которые ссылаются стороны, и свободы суда дать их юридическую квалификацию.

Следует отметить, что некоторые французские авторы выводят полномочия суда в сфере поиска применимой нормы права из орбиты принципа диспозитивности и конструируют новый принцип – принцип юрисдикции (le principe de juridiction)[179]179
  Mayer L. Op. cit. P. 120–136.


[Закрыть]. Согласно этой позиции, принцип диспозитивности охватывает только сферу фактов – предмет спора, требование, заявленное суду, понимается как фактическое (т. е. как некая выгода), вне правовой квалификации, а основание этого требования – тоже факты. Таким образом, стороны распоряжаются только фактами (Da mihi factum), но не правом. Правовой же элемент спора, поиск подходящей нормы права – это сфера ответственности суда (Dabo tibi jus). Из этого принципа юрисдикции авторы концепции выводят три следствия: общую обязанность суда рассудить спор на основании норм права (в противоположность неправовым факторам, например по справедливости, по понятиям и т. д.); обязанность суда дать юридическую квалификацию фактам, если стороны не предлагают свою; обязанность суда переквалифицировать факты, неправильно квалифицированные сторонами, найти нормы права, применимые к спору, по своей инициативе.

Как бы то ни было, нормативное регулирование этого вопроса менялось со временем. ГПК Франции 1975 г. в первой редакции предусматривал, что стороны (истец в исковом заявлении, а ответчик в своих возражениях) не обязаны приводить правовое обоснование своих требований и возражений. Французское право, как и предлагал А. Мотульски, следует римским максимам Iura novit curia (суд знает право) и Da mihi factum dabo tibi jus (дай мне факты, и я дам тебе право).

Однако в 1998 г. в ГПК Франции были внесены изменения, согласно которым при рассмотрении дела в суде большой инстанции и в апелляции стороны обязаны приводить правовое основание своих требований и возражений. Также в повестке (исковом заявлении), направляемой ответчику (l’assignation), под угрозой ее ничтожности должна быть указана правовая квалификация фактов. Реформа была направлена на облегчение задачи суда и более четкого определения предмета спора самими сторонами.

В то же время в ГПК Франции сохранились и положения ст. 12, согласно которым суд обязан дать или восстановить правильную квалификацию спорных фактов и действий, не связывая себя той квалификацией, которую приводят стороны.

Итак, обязательна ли для суда юридическая квалификация фактов, данная сторонами? Обязан ли суд, если он видит, что квалификация неверна, предложить правильную и обязан ли, если предлагает, поставить этот вопрос на обсуждение сторон? Связан ли он их позицией в отношении этой правильной квалификации? Может ли суд предложить сторонам сослаться на факты, на которые они не ссылались ввиду того, что предполагали иную юридическую квалификацию?

Указанные вопросы очерчивают поле для дискуссий современных французских процессуалистов, и они же были предметом неоднократного рассмотрения Кассационного суда Франции[180]180
  Подробнее о позициях Кассационного суда Франции по этим вопросам см.: Аргунов А.В. Правовое основание спора во французском гражданском процессе // Вестник экономического правосудия. 2015. № 4. С. 127–139.


[Закрыть].

Однако прежде чем привести данные о том, каково общее мнение во французской науке и судебной практике по этим вопросам сегодня, продолжим описание ключевых принципов процесса, нашедших отражение в первоначальной редакции ГПК Франции.

Как полагают французские процессуалисты, состязательность и процесс «единосущны». Если судебный процесс не является состязательным, то его вообще трудно назвать процессом. Корни идеи, воплощенной этим принципом, видят в естественном праве и даже в христианской религии[181]181
  Примеры состязательности находят в Книге Бытия (гл. 3), в которой рассказывается история о совращении Евы змеем и вкушении первыми людьми запретного плода. Господь не сразу наказал их за проступок, но сначала выслушал оправдания.


[Закрыть].

В основе принципа состязательности лежат две ключевые идеи – каждое заинтересованное в исходе дела лицо (но прежде всего стороны) должно иметь возможность:

1) знать о процессе;

2) высказать свои соображения по всем имеющим значение вопросам процесса.

Соответственно, как лица, участвующие в деле, так и суд имеют ряд процессуальных прав и обязанностей, направленных на осуществление этих двух общих идей.

Истец обязан уведомить ответчика о подаче иска, а ответчик – о своих возражениях или встречном иске. Все аргументы как о фактах, так и о праве, а также доказательства стороны должны направлять друг другу заблаговременно для ознакомления (ст. 15 ГПК). Соответственно, имеются санкции за нарушение этой обязанности (применение астрента или отказ суда приобщить к делу доказательства, представленные с нарушением сроков – ст. 134–135 ГПК).

Никто не может быть осужден без предварительного вызова и заслушивания, гласит ст. 14 ГПК. Суд не может класть в основание решения доводы, объяснения, доказательства, если какая-либо сторона была лишена возможности высказать свою позицию в отношении них (абз. 2 ст. 16 ГПК).

Одним из важнейших проявлений принципа состязательности во французском процессе считается наличие обязанности суда некоторые свои действия, предпринимаемые ex officio, ставить на обсуждение сторон. Таким образом, согласно абз. 3 ст. 16 ГПК Франции суд не имеет права мотивировать свое решение правовыми доводами, которые он выдвинул по своей инициативе, не предложив предварительно сторонам представить свои соображения.

Конечно, принцип состязательности имеет свои пределы. Например, он действует с ограничениями в особом производстве или при принятии обеспечительных мер.

Принцип состязательности может отступить перед соображениями эффективности процесса, его скорости и стоимости. Пример тому приказное производство, в котором состязания сторон нет, но оно может быть «отложено» до момента заявления должником возражений и последующего рассмотрения спора в исковом порядке. Аналогичная ситуация с принятием обеспечительных мер (применительно к французскому процессу, где существуют два порядка их принятия – состязательный (en refere) и односторонний (sur requete), речь идет о последнем).

Во французской доктрине применительно к принципу состязательности дискутируются следующие вопросы.

2.3.1. Соотношение принципа состязательности и других принципов

Например, обсуждается взаимосвязь с принципом уважения прав на защиту. Как мы уже упоминали, А. Мотульски выводил принцип состязательности из принципа уважения прав на защиту, видел в нем гарантию реализации последнего. Эта позиция во французской доктрине гражданского процесса стала общепринятой. Однако некоторые авторы оспаривают такой подход и полагают, что состязательность нельзя сводить к гарантии прав на защиту и даже, напротив, права на защиту[182]182
  Среди прав на защиту называются не только право знать о процессе и право быть выслушанным, но и право на публичность процесса, право на мотивированное судебное решение, право на обжалование судебного решения.


[Закрыть] следует выводить из необходимости организовать состязание сторон.

В отношении принципа уважения прав на защиту также высказываются различные мнения. Некоторые ограничивают сферу его применения только уголовным и административным процессом и полагают, что права на защиту предоставлены только подсудимому, соответственно эти два принципа не могут быть взаимосвязаны[183]183
  О соотношении понятий см.: Cadiet L., Normand J., Amrani Mekki S. Theorie generale du process. Paris, 2010. P. 629–631.


[Закрыть].

Также Интересует французских процессуалистов соотношение принципов состязательности и равенства оружия (формулировка ст. 6 Европейской конвенции прав человека), беспристрастности судьи, добросовестности[184]184
  Cadiet L., Normand J., Amrani Mekki S. Op. cit. P. 631–637.


[Закрыть].

Нам представляется интересным вопрос о соотношении принципа состязательности и права быть выслушанным. С одной стороны, право быть выслушанным есть сердцевина идеи состязательности – знать об аргументах соперника и иметь возможность изложить свои, это и есть необходимая предпосылка любого диспута. С другой стороны, право быть выслушанным в некоторых странах представляет собой отдельный концепт (очевидный пример – Германия), который включает в себя не только право знать о всех элементах процесса и право высказать свои аргументы в отношении них, но и право на представителя, право на доказывание и даже право на то, чтобы судья ответил на высказанные аргументы. Во французской традиции концепция права быть выслушанным не имеет такой теоретической разработки, как в Германии, и поэтому можно сказать, что право быть выслушанным есть очевидное следствие принципа состязательности, одно из основных прав, обеспечивающих реализацию идеи здорового состязания[185]185
  Ibid. P. 633.


[Закрыть].

2.3.2. Сфера действия принципа состязательности

По этому вопросу сложилось общее представление о том, что принцип состязательности характерен для любого судебного процесса: гражданского, уголовного, административного. Это, собственно, отражено в соответствующих процессуальных кодексах. Более спорным видится вопрос о распространении этого принципа на несудебные процедуры, в рамках которых тоже принимаются правоприменительные решения (например, квазисудебные или даже регистрационные административные), или даже на примирительные процедуры.

Некоторые ученые защищают позицию о том, что любой диалог граждан с властями должен строиться на идеях процессуальной демократии, людей должны обязательно заслушивать, и все материалы дела, в котором участвует гражданин, должны быть ему доступны. С одной стороны, широкий подход к принципу состязательности, представление о нем как о принципе любой правоприменительной процедуры отражает тенденции процессуализации права и вообще публичной сферы. Более того, он вполне согласуется с популярной идеей партисипативной демократии и в целом надеждами на честный, открытый диалог гражданина и чиновника по любым вопросам в попытках найти взаимоприемлемые управленческие решения.

С другой стороны, такое широкое представление о состязательности нивелирует специфические черты его проявления в судебном процессе. Например, вряд ли во внесудебных процедурах уместны правила раскрытия доказательств или правила их истребования, требования соблюдения разумных сроков уведомлений и направления процессуальных документов другой стороне и др. Все эти «технические» нормы, детально проработанные в судебных процессуальных кодексах, составляют важную специфику проявления принципа состязательности в судебном процессе, и поэтому некоторые авторы полагают неуместным «переносить» понятие состязательности на другие области права, полагая более приемлемым говорить о действии во внесудебных процедурах принципа добросовестности, но не состязательности[186]186
  Cadiet L., Normand J., Amrani Mekki S. Op. cit. P. 641–642.


[Закрыть].