Текст книги "Ошибка сказочника"

Никита убрал бинокль в рюкзак, забрался в седло, погладил коня по шее, пробормотав: «Не подведи меня сейчас, Серый!» Вынул пистолет и, тронув коня, выехал из леса. Бесполезный и ненужный сейчас путевод катился впереди.

* * *

Они прискакали первыми и ждали уже около часа. Иван загнал Прохора на верхушку осины, с которой открывался отличный вид на всю Красную пустошь и подступы к Калинову мосту, а сам с остальными встал в зарослях рябины так, чтобы их нельзя было заметить и в то же время легко можно было вырваться на тракт и на пустошь.

Засада была хорошая, обойти её было нельзя. Ивана беспокоило лишь наступление вечера. Он понимал, что в темноте у гонца будет фора, и нервно поглядывал то на небо, то на часы, гадая, пора ли уже выдвигать засаду ближе к мосту и как её подвести и спрятать так, чтобы не выдать заранее.

Иван почти решился уже выводить бойцов и спрятать их под эстакадой моста, когда сверху раздался свист. Иван вскинул голову; Прохор кивнул и поднял большой палец.

– По коням! – скомандовал царевич.

Было заранее договорено не ждать Прохора и атаковать всемером. Прохору было приказано догонять, как спустится.

Они вылетели из леса на пустошь и рассыпались цепью, стараясь охватить гонца и с леса, и с реки. Иван понимал, что это снижает ударную мощь отряда, но он не хотел рисковать уходом гонца обратно в лес. Что тот вполне мог попробовать сделать, если бы они всемером рванули бы ему наперерез прямо к мосту.

Иван скакал прямо по тракту, рассчитывая в любом случае первым добраться до моста. Слева скакал Тимофей; Игнат замыкал цепь, выбираясь по самой границе леса и отрезая гонцу путь к отступлению.

Они заметили его первым, он уже проехал чуть больше трети пути. Через пару секунд их заметил и гонец и, пригнувшись к спине коня, рванул к мосту. У него была фора, но кони царевича были свежее, и они должны были успеть его перехватить.

Видимо, гонец это тоже понял. В какой-то момент, не снижая скорости, он вытянул правую руку, и конь Остея рухнул, как подкошенный. Остей пролетел через голову коня и, с трудом поднявшись, захромал вперёд, выхватив саблю. Следующим путь гонцу перерезал Радько, и тот, прицелившись, свалил и его коня тоже. Радько, в отличие от Остея, упал неудачно и поднялся не сразу.

У Ивана не было времени следить за отставшими. В считанные секунды он лишился двоих людей, и гонец уже прицеливался в коня Тимофея. Следующим будет он. Если гонец свалит их обоих, путь на мост ему будет открыт.

Иван натянул поводья так, что конь встал на дыбы. Спрыгнув и сдёрнув лук, Иван положил стрелу, натянул тетиву до уха и отпустил.

Алабуга не зря учил его, заставляя тренироваться сутками в любых условиях. Он так и не превзошел отцовского сотника, но почти достиг его уровня, став вторым лучшим стрелком царства. Направление ветра, влажность воздуха, скорость цели – всё это Иван определял уже не думая, автоматически. Он был уверен, что попадет куда нужно, и попал – прямо в голову коня.

Конь рухнул, гонец перекатился через его голову, выпустив из рук пистолет и свалившийся со спины рюкзак. Пистолет он тут же подобрал и, встав на колено, подстрелил коня подскакивающего к нему Тимофея.

Тимофей был готов и заранее притормозил коня, спрыгнув с него, как только тот начал заваливаться. Теперь от гонца его отделяло не больше ста метров, и, выхватив саблю, он рванул прямо на него.

У Никиты не оставалось выбора. Прошептав «Видит Бог, я не хотел этого!», он выстрелил в Тимофея. Он был уверен, что попал. Он целил прямо в грудь и не мог промахнуться, но Тимофей лишь чуть вздрогнул и продолжил бежать. Никита выстрелил ещё раз, и ещё, и с ужасом понял, что пули не берут противника.

Он стоял с бесполезным пистолетом в руке, затравленно озираясь на бегущих и скачущих к нему людей, и понимал, что через несколько секунд будет схвачен или убит. Он оглянулся на мост – не успеть. Поднял голову к небу в отчаянной надежде на хоть какую-нибудь помощь и тут заметил ворона, про которого уже и думать забыл.

Ворон кружил над мостом, хрипло каркая, и из-за гребня правого берега вылетали и устремлялись через реку к месту схватки такие же чёрные вороны с отливающими краснотой клювами и когтями. Один… второй… третий… пока не появилась и не рванула вниз целая стая. Никита ещё успел заметить безумный взгляд Тимофея, остановившегося от него в пяти метрах, успел услышать чей-то панический крик: «Вороны Балки!», и в следующее мгновение черная масса скрыла от него нападавших.

Иван успел выпустить десять стрел, прежде чем до него долетел первый ворон. Он не промахнулся ни разу, но на него летело ещё несколько десятков, и Иван выхватил саблю, этим же движением срубив подлетевшего первого ворона. Он кружился, отчаянно рубя подлетающих птиц и уворачивая голову от их когтей и клювов.

«Глаза! – в голове пульсировала только одна мысль. – Доберутся до глаз – и мне конец!»

У него не было возможности не то что оценить ситуацию, но хоть краем глаза взглянуть на поле боя. Он не видел ничего, кроме очередного ворона, падающего ему на голову, капель крови и перьев, летевших от разрубленных тушек. Оглушительное карканье, хлопанье крыльев, крики бойцов, собственное тяжелое дыхание, переходящее в хрипы – всё слилось в один монотонный звук, и Иван не думал уже ни о чём, взмахивая саблей на чистом инстинкте.

В какой-то момент ему показалось, что ещё можно выжить. Срубив очередного ворона, он тут же поднял саблю, ожидая следующего, но его не было. Иван стоял, хрипло дыша, и видел, что на ногах остался только он, Остей, бешено отбивающийся саблей от обсевших воронов, и подскакивающий сзади Прохор. Тимофей, Радько, Игнат, Гаврила, Евсей уже лежали на земле, облепленные вороньими кучами. Двое или трое, успел заметить Иван, ещё держались, уткнув лицо в землю и прикрывая голову руками. Прочие лежали на спине, и вороны уже выклёвывали им глаза.

Иван успел ещё заметить гонца, озиравшего побоище безумным взглядом, и тут же ему пришлось вскинуть саблю, встречая новую стаю.

На этот раз его атаковали и сверху, и снизу. Пока Иван рубил воронов, метящих в голову, десяток обсел его ноги и замолотил по коленям. Иван, вскрикнув от боли, упал, придавив пару птиц, и почувствовал остервенелые удары по спине и затылку.

«Конец!» – подумал Иван. Он опёрся на саблю, пытаясь встать, но удар в затылок и резкая боль в коленях снова кинули его на землю. У него потемнело в глазах, и на секунду он захотел поддаться нахлынувшей темноте. Но тут же, скрипнув зубами, оттолкнулся руками от земли, поднялся, несмотря на дикую боль в коленях, и лишь через пару секунд осознал, что воронов на нём нет.

Он провёл рукой по голове, непонимающе огляделся. К нему подскакивал Прохор, истошно матерясь и куда-то тыча рукой. Иван посмотрел, куда указывал Прохор, и увидел светло-серого сокола, расшвыривающего воронью стаю.

– Финист! – с облегчающей радостью заорал Иван, ковыляя с пробитыми коленями на помощь Скаль-Грайскому. Финист убил воронов, обсевших царевича, и теперь расправлялся с остальными.

Воронов было больше, много больше, но сокол был быстрее, сильнее и проворнее, и за несколько секунд он перебил десятки чёрных разбойников, скинув их с Тимофея и почти освободив Радько. Иван и Прохор довершили избиение своими саблями.

Пара десятков воронов ушла обратно за гребень. Сокол сделал победоносный круг над местом схватки и слетел на землю, обернувшись Финистом. Царевич шагнул к нему, обнял, стиснув за плечи.

Он не стал его спрашивать, как тут оказался, ему было не до того. Вокруг валялись убитые лошади, стонали раненые и истерзанные бойцы, всё было усеяно трупами перебитых воронов, но Иван смотрел только на гонца, который уже бежал к мосту. Оттолкнув Финиста, он побежал, прихрамывая, за ним.

Финист с Прохором догнали его у самой эстакады, когда гонец добежал уже до середины моста.

– Уйдёт же! – отчаянно закричал Иван, вырываясь из рук. – Прошка, догони! Финист…

Он осёкся на полуслове. Из тоннеля раздался глухой клокочущий рёв, и Иван понял, что они опоздали. Замерев, он уставился на мост, пытаясь представить себе, что сейчас должно произойти – и не смог.

… Никита сорвался с места, как только вороны ушли обратно за Гребень. Он не замечал катящийся рядом путевод, не чувствовал колотящееся под рёбрами сердце. Он просто уходил от одной опасности к другой, понимая, что будь его воля, он принял бы иное решение. Но сейчас его вела чужая воля.

Рёв из тоннеля застал его на середине моста. Он присел на корточки, рывком расстегнул рюкзак, вытащил старые сапоги, упакованные в целлофан. Сорвал целлофан и, выпрямившись, стал ждать, ощущая, что словно проваливается в пустоту внутри собственного живота.

Сначала из тоннеля показалась одна голова, потом вторая, третья… Огромные змеиные головы на мощных шеях, размером с фонарный столб, выдвинулись из мрака тоннеля. Затем показалось туловище – продолговатое, гладкое, с длинным мускулистым хвостом и сложенными по бокам кожистыми крыльями.

Змей Бессмертного! Никита не мог назвать этого Змея Горынычем. Это не Горыныч, Горыныч это что-то прикольно-безвредное, вроде соседа Петровича на лавочке у подъезда.

Этот трёхголовый мутант не казался ни прикольным, ни безвредным. «Чужой», приходило на ум Никите, «Чужой против Хищника». Такое же омерзение, такой же первобытный хтонический ужас. Это было чудовище, чуждое миру, даже этому миру сказки настолько, что совершенно непонятно, как оно тут оказалось и откуда взялось.

Змей шёл по мосту, гремя цепями, сковывавшими его короткие мощные лапы и тянувшимися за ним из тоннеля. Своими тремя головами на длинных и гибких шеях он управлял на редкость слаженно. Правую шею он согнул и наклонил, всматриваясь в Никиту, средней следил за стоящими на другом конце моста, левую поднял ещё выше и осматривал последствия схватки с воронами.

Никита подождал, пока Змей подойдёт на десять метров, и кинул ему под лапы сапоги, один за другим. «Ни в коем случае не швыряй верхом! – наставлял его Бессмертный. – Он воспримет это как угрозу и спалит тебя раньше, чем сапоги упадут на землю!»

Змей мгновенно опустил левую морду к поверхности моста и принюхался к подкатившимся сапогам. Правой мордой он продолжал пристально следить за Никитой, втягивая ноздрями воздух и то сужая, то расширяя зелёные зрачки. В густых сумерках зелёные глаза Змея сверкали ярко, как неоновые вывески ночных магазинов.

«Только бы подействовало, только бы сработало!» – молил про себя Никита, следя, затаив дыхание, как Змей обнюхивает сапоги, и медленно доставая из кармана смартфон.

Змей поднял морду, которой обнюхивал сапоги, и снова уставился в побоище за рекой, где шевелились и вставали два-три окровавленных человека. Он, видимо, выяснил, что хотел, и теперь предпочитал вновь полностью контролировать обстановку. Сделав несколько шагов Змей, приблизился правой мордой почти вплотную к лицу Никиты и замер, сверля его взглядом и обнюхивая так же, как только что обнюхивал левой сапоги.

«Ну всё! – пронеслось в голове у Никиты. – Или сейчас, или…»

Он не успел придумать, что «или…» Слегка отклонившись от страшной змеиной морды размером со стиральную машину, Никита медленно поднял руку со смартфоном, постаравшись направить экран в глаза Змея, и включил запись.

В горле у Змея угрожающе заклокотало. Никита чуть не отдёрнул руку, готовясь прикрывать голову от пламени, но последним усилием сдержал себя и услышал холодный резкий приказ, раздавшийся с экрана:

– Астертони!

Астертони! Никита понятия не имел, что это значит. За последние два дня он десятки раз просмотрел эту запись, но по-прежнему знал только одно – она должна заставить Змея пропустить его через мост и тоннель.

Астертони! Змей расправил крылья, вытянул шеи вверх и тяжело взлетел, едва не сбив Никиту. Он висел над мостом, размахивая крыльями и гремя цепями, всеми тремя головами продолжая зорко следить за происходящим.

Никита, едва не упав от неожиданности и взмаха крыльев, даже не сразу сообразил, что путь открыт. Мост был достаточно широкий, чтобы Змей мог просто посторониться; зачем ему было взлетать?!

Он дёрнул головой, краем глаза заметив движение у себя за спиной и торопливо шагнул вперёд, едва опять не упав под мощной воздушной струёй. Боязливо обойдя гремящие тяжёлые цепи и хвост Змея, кончиком которого он продолжал касаться моста, Никита устремился ко входу в тоннель, переходя с шага на бег и постоянно оглядываясь. Последнее, что успел он заметить, прежде чем скрылся в зияющей темноте тоннеля, – три красноватые струи пламени, выпущенные Змеем в сторону бегущих к нему людей.

Глава 13

Мгновения молодости

Метелица не ожидала, что Кощей согласится на её предложение и приготовилась заходить издалека, с привлечением девочек и Соловья.

Соловей согласился сразу, девочки были в восторге, но оставалось ещё убедить Кощея. Никто не знал, как он отреагирует; откажется – и вся затея провалится. И отказать он мог без всякой причины; по крайней мере, никому не называя её.

К радости Метелицы Кощей согласился. Его даже не пришлось уговаривать. В конце концов если не сейчас, то когда? Учёба закончена, экзамены сданы, Лонгиры получены – они имеют полное право отдохнуть и повеселиться.

Метелица предложила всей компанией выбраться на Тёплое море, провести недельку-другую в Черепаховом заливе или на Жемчужном острове. Кощей выбрал залив, и Метелица не спорила, хотя сама предпочла бы Жемчужный остров. Но она была так рада совместному отдыху, что уже не хотела спорить по таким мелочам. Удача уже то, что он вообще согласился.

Черепаховый залив в это время года был почти безлюден. Метелица подозревала, что поэтому Кощей и предпочёл его. Гигантские черепахи откладывали яйца в песок и медленно ковыляли к морю.

Соловей сажал Ольгу на панцирь черепахи. Девочка визжала от восторга и ужаса, но держалась, пока черепаха не заходила в море. Тогда она соскакивала и бежала обратно.

Соловей пытался и Машу посадить на черепаху, но она наотрез отказалась. Пятнадцатилетняя девушка впервые увидела море и пришла от него в полный восторг. Целыми днями она ходила по берегу, собирая разноцветные ракушки и камешки, бродила, разувшись, по тёплой кромке воды.

Плавать она не умела. Соловей, узнав, изрядно удивился и предложил научить. Маша застенчиво отказалась. Соловей спросил Ольгу, и та церемониться не стала. Бросив надоевших черепах, она прямо в легком летнем платьице зашла в воду и, поддерживаемая за пояс Соловьем, стала послушно выполнять его указания, неумело, но старательно двигая руками и ногами.

Соловей убирал руки; Ольга с визгом опускалась в воду, кашляя и захлебываясь, сердито плескала в Соловья водой. Он смеялся, предлагал попробовать ещё. Звал в воду Машу; она, улыбаясь, качала отрицательно головой.

* * *

– Никогда бы не подумала, что Соловей может так ладить с девочками, – удивлённо пробормотала Метелица.

Они сидели на невысокой дюне, соорудив над головами навес от палящего солнца. Плотный кусок ткани чуть трепыхался, бросая на горячий песок квадрат тени, в котором устроились Метелица с Кощеем.

Кощей жевал травинку, положив руки на поднятые колени, и следил за сёстрами с Соловьём. Метелица привалилась к его плечу, наслаждаясь теплом и безмятежным покоем.

– Ты только посмотри, как он их увлёк, – продолжала она. – Давно не видела девочек такими счастливыми.

– Да, давно, – задумчиво пробормотал Кощей.

– Хорошая была идея выбраться к морю, правда? – оживилась Метелица. – И сами отдохнули, и девочки развлеклись.

– Да, – кивнул Кощей.

– Ты сегодня какой-то разговорчивый, – съязвила Метелица, пихнув его в плечо. – Чего киснешь, а?

Он помолчал, перекатил травинку из одного уголка рта в другой.

– Велизарий предложил мне ещё один курс, – нехотя ответил он.

– Чего? – Метелица испуганно вскинула глаза на задумчивый загорелый профиль. – Это тебе ещё зачем? Ты же и так лучший из выпуска.

Кощей не ответил. Метелица и так знала зачем. Поговаривали об этом давно и упорно. Едва ли не с первого курса ходили слухи, что Велизарий готовит Троекурова на место Четвертого Хранителя Лонгира, единственного Хранителя не из Династии, а выбираемого со стороны.

Должность была вакантна много лет, потому что не находилось волшебника нужной силы, эрудиции и морально-волевых качеств. И вот теперь, шептали в школе, в окружении Велизария уверены – Троекуров будет идеальным Четвертым Хранителем. Конечно, предстоят ещё выборы, но если Велизарий официально его выдвинет и поддержит, вопрос можно считать решённым.

Сам Кощей на эту тему говорить отказывался и на все вопросы Метелицы и Соловья пожимал плечами. Очевидно, Велизарий сделал ему предложение давно, и значит, все эти слухи правда.

Он готовит Кощея к сану Хранителя, хочет представить его Династии в лучшем виде, полностью, по всем параметрам, подходящим на должность. И для этого ему нужен ещё один курс и персональные занятия. И, кажется, Кощей готов согласиться.

Метелица решила спросить напрямую. В конце концов, это касается и её тоже.

– Нет, – покачал головой Кощей. – Я ещё не решил.

– Почему?

Кощей пожал плечами. Метелица так и не поняла – то ли он сам ещё не знает, то ли не хочет говорить.

– Может, съездим на север? – вкрадчиво спросила она. – Пока ты не решил. Покажу тебе Игольчатый лес, познакомлю с отцом.

– Зачем?

– Как – зачем?! – возмутилась Метелица, беря его под руку и прижимаясь теснее. – Затем, что мы вместе, и я люблю тебя, и хочу, чтобы отец тоже это знал. И перестал уже переживать за меня.

– А у него есть повод? – она заметила, как у Кощея дёрнулись губы в непроизвольной усмешке.

– В том-то и дело, что нет. Я поэтому и хочу вас представить, чтобы он убедился в этом и…

Метелица осеклась. Она хотела сказать «… и спокойно отпустил меня с тобой в Малахит», но побоялась так прямо навязываться. Тем более, что сам он ещё не решил, и кто знает, может ещё и откажется.

Кощей, кажется, ничего не заметил. Он продолжал задумчиво смотреть на море, время от времени бросая взгляд на сестёр с Соловьём, резвящихся у кромки прибоя.

– Поехали, Кощей! – Метелица поцеловала его в плечо. – Соловей присмотрит за девочками, если что.

– Уж кому-кому, а ему я в последнюю очередь доверю присматривать за ними, – желчно произнёс Кощей. – Особенно за Машей.

Метелица фыркнула, рассмеялась.

– Да ты чего?! – она весело затормошила его. – Серьёзно, что ли? Ничего себе Соловей не позволит, ты же его лучший друг.

– Заметила, как он на неё смотрит? – Кощей повернулся к Метелице и кивнул в сторону Соловья.

– Слушай, – наставительно произнесла Метелица, – может, ты и не заметил за всеми своими заботами, но Маша уже выросла в красивую девушку. И на неё многие так смотрят.

– Тем более, – пробормотал Кощей.

– Да хватит корчить из себя заботливого отца! Отвезем девочек в школу, попросим Велизария присмотреть. Поехали, Кощей! Дай себе немного отдыха, отвлекись чуть-чуть.

Кощей посмотрел на взволнованную и немного рассерженную Метелицу и улыбнулся.

– У меня есть одно дело, – сказал он, помолчав. – Надо кое-кого навестить. Это ненадолго, на день. А потом съездим к тебе.

Метелица радостно затеребила Кощея за руку. Она взяла его ладонь, просунула свои пальцы между его и вытянула скрещенные ладони за край тента. На пальце Кощея сверкнул Лонгир.

– Красота! – удовлетворенно констатировала Метелица, любуясь сверкающим камнем. – Теперь мы волшебники, можем колдовать, как хотим. А ты будто и не рад. Что ты какой скучный ходишь все эти дни?

Кощей вытянул ладонь из пальцев Метелицы и опустился на спину, зажмурившись от солнца. Он упал головой за край тени, но не стал двигать тент и закрываться от солнца.

– Я просто устал, Метелица! – произнес он, вынув травинку изо рта. – Просто устал. Наверное, мне действительно надо отдохнуть.

Метелица склонилась над ним на локте.

– А я что говорю! Обещай только, что никаких книг, никаких дел, вообще никаких забот. Будем только гулять, кататься и отдыхать. И ничего больше.

Кощей слабо усмехнулся, не открывая глаз, чуть заметно кивнул. Метелица водила пальцами по его виску, вытирая капельки пота.

– Ну и жара! – пробормотал он. – И как ты, с севера, терпишь её?

– У нас, северян, есть свои способы, – Метелица сделала вращательное движение левой рукой, и небольшой белый вихрь опустился крепким снежком ей в ладонь.

Кощей открыл глаза.

– Морозова Метелица! – сварливым голосом, очень похожим на Велизария, произнёс он. – Сколько раз повторять вам – снежные и прочие природные вихри закручиваются справа налево. Неужели так трудно запомнить?

– Простите, учитель! – виноватым тоном прилежной ученицы ответила Метелица, водя снежком по лбу и вискам Кощея. – Но что я могу поделать, если я левша?

Она приподняла снежок, уронила несколько капель на сухие волосы Кощея.

– Учитесь работать обеими руками, – так же сварливо сказал он. – Иначе придётся оставить вас после уроков.

– Вы хотите меня наказать, учитель? – Метелица вплотную приблизила свое лицо к лицу Кощея, в её огромных синих глазах он видел своё отражение.

– Видимо, придётся, раз вы не понимаете иначе.

Он резко приподнялся на локте, обхватил Метелицу за талию и повалил на спину. Она зажмурилась от солнца и тут же, закусив губу, взглянула на него из-под полуприкрытых ресниц.

– Какая же ты красивая! – прошептал он.

– Да?

– Да. Но солнце тебе категорически противопоказано.

Он прильнул к её губам, и она ответила на поцелуй, выгнув спину и обхватив руками за шею.

* * *

Ольге наконец надоело учиться плавать. Она замёрзла и, хлюпая носом, заявила, что больше не хочет нырять. Соловей немедленно предложил высушить её сарафан, но Ольга ответила, что хочет побегать и само, мол, всё высохнет на солнце. Она куда-то унеслась, и Соловей остался с Машей.

Она стояла у кромки воды и всматривалась в горизонт.

– Чего высматриваешь? – поинтересовался он, подворачивая намокшие штанины.

Маша качнула головой.

– Так, ничего, – нехотя ответила она, помолчав. – А как далеко идёт это море, ты знаешь?

Соловей опешил, не ожидая такого вопроса. Он даже не успел пошутить по привычке, просто не придумал как. Маша смотрела на него внимательно и заинтересованно, и Соловей невольно сбавил свой неизменный ёрнический тон.

– Смотря куда тебе надо, – осторожно ответил он. – Скажи куда, я скажу, сколько плыть. Ну, примерно. Учитывая погоду и прочие сопутствующие обстоятельства.

– Какие?

– Ну, пираты там, разбойники. Места пропащие. Слышала про Девон?

– Да, – Маша оживилась. – Да, слышала. Читала, то есть. А ты что-нибудь знаешь про него?

– А то! – хмыкнул Соловей. – Идёт-идёт себе корабль мимо Девона. Хлобысть – и нету. И куда делся, и что случилось – никто не знает. Грешат на Моора, но Садко говорит, что это не он.

– Садко?

– Ну… – Соловей замялся, почесал затылок. – Ну, в общем, купец, с которым я выбрался из Калача. Он говорил, что был на Каменных берегах, когда искал Моора. А оттуда до Девона день пути по хорошему ходу. В общем… Ну, в общем, не Моор на Девоне, это точно. У него своё лежбище, в Багровых пещерах.

– Правда? – Маша смотрела на Соловья с таким интересом, что тот почувствовал себя польщённым. – Ты правда был знаком с Садко? Он в самом деле был на Каменных берегах?

– Может и был, – Соловей небрежно пожал плечами. – Но только там. До Багровых пещер он не добрался, да и вообще никто, если верить ему. Моора там не взять.

– Почему?

– Потому что они подводные. Садко говорит, что там есть места с воздушными куполами, как в бобровых хатках, но кто ж проверит.

– Ерунда какая-то, – недовольно протянула Маша. – Неужели никому не хочется? Я бы вот проверила. Как только научусь плавать и оборачиваться…

Соловей рассмеялся.

– Эх, Маша! – он потрепал её по плечу. – Да зачем тебе оборачиваться? Багровые пещеры найти? Или Моора свергнуть? Самой стать царицей морей, Марьей Моревной?!

– При чём тут это? – рассердилась Маша, сбрасывая руку Соловья. – Это всё равно надо уметь, это входит в базовый курс. Ты вот умеешь.

– Умею, – согласился Соловей. – А вот тебе необязательно. Сейчас покажу почему.

Он направился в море.

– Ты куда? – крикнула Маша ему в спину.

– Стой там! – крикнул Соловей в ответ, обернувшись. – Я быстро.

Он оглушительно свистнул, перекрыв шум прибоя, красиво нырнул, вспорхнув над водой, и через пару секунд в волнах промелькнула удаляющаяся спина дельфина.

Маша восхищённо ахнула.

– Маш, а Маш? – подбежавшая Ольга, запыхавшись, теребила её за руку. – Куда он поплыл, а?

– Отстань, Оль, не знаю я, – Маша вырвала руку, взволнованно всматриваясь в волны. – Сказал, вернётся сейчас.

Соловей вернулся через пять минут, когда Маша уже собиралась бежать к брату за помощью. Сначала в волнах опять показался дельфин, что-то несущий в зубах, нырнул и через пару секунд на берег выходил Соловей. В руках у него была большая перламутрово-розовая раковина в форме грота.

– Вот! – Соловей торжественно протянул раковину Марье. – Держи, подарок!

– Спасибо! – зарделась Маша.

– Ух ты, какая клёвая! – Ольга восхищённо глазела на раковину, не решаясь даже дотронуться – такой она казалась хрупкой и почти прозрачной.

– Только не превращайся ни в какую каракатицу, – наставительно произнёс Соловей. – Красивой девушке мужики сами достанут всё, что ей надо – только попроси.

Маша промолчала. Она бросила на Соловья смущённый и лукавый взгляд, и отвернулась.

Соловей улыбнулся. Он повернулся к Ольге, схватил за ладони и поднял рывком взвизгнувшую девочку.

– А ты у нас птичкой хочешь? – спросил он, раскручивая её почти параллельно земле. – Полетаем, полетаем, полетаем. Надо же проверить, может тебе не понравится, – заявил Соловей, опуская наконец Ольгу на землю.

Её тут же повело в сторону, и девочка, не удержавшись, плюхнулась на песок.

– Ещё! – потребовала она, поднявшись и подбегая к Соловью.

– А ты у нас крепкая, – засмеялся он, беря её снова за руки. – Ну, давай ещё раз.

Маша смотрела на сестру, с радостным визгом кружащуюся на руках Соловья, на целовавшихся брата с Метелицей, и всё это её не слишком задевало. Она понимала, что нравится Соловью, что он пытается ухаживать, но относилась к этому довольно спокойно.

Не то что бы Соловей её совсем не привлекал; она просто пока не хотела его. Ей хотелось другого, её увлекали тайны и чудеса далеких стран и неведомых краёв. Получив разрешение Велизария и доступ к школьной библиотеке, она проводила целые дни зарывшись в книги и свитки.

Отчеты купцов, воспоминания полководцев, исследования волшебников и жизнеописания колдунов, история стран и перемещение народов – вот что её занимало, вот что ей было интересно, и она с нетерпением ожидала, когда уже сможет приступить к практическому обучению. Она прошла предварительные испытания, была зачислена на курс, и ждала только начала нового учебного года.

Единственное, что пока беспокоило Машу, – это Кощей. Она осторожно выспрашивала его о планах, останется ли он ещё на год в школе или нет. Брат не говорил ей ни да, ни нет, и её это немного нервировало. Всё-таки не хотелось оставаться одной в чужом городе. Да, она жила в Халдоне уже семь лет; неоднократно бывала в школе и прекрасно знает и Велизария, и его сотрудников, и старших учеников. И всё-таки, если Кощей уедет отсюда, по каким-то своим неведомым делам, ей будет грустно и одиноко.

Ведь непонятно пока даже, что делать с Ольгой. С кем она останется, если Кощей решит уехать? Заберёт ли он её с собой или оставит с ней? В общем, всё было сложно, и пока Кощей не решит какие-то свои неотложные дела, на которые он намекал пару раз в последние дни, ничего определённого сказать было нельзя.

Вот Соловей собирался уезжать, это было известно точно. Он и сам не раз заявлял, что как только получит Лонгир, рванёт в Ладонику, или в Скальный Грай, устроится на какой-нибудь корабль и пойдёт по морям. Это было, правда, до того, как он начал приглядываться к Маше, но и сейчас ничего особо не изменилось. Ещё и потому Маша относилась не слишком серьёзно к его… даже не ухаживаниям, а намекам на ухаживания, что не видела здесь никаких перспектив. Через несколько дней Соловей покинет школу, уедет на запад, и всё закончится.

Но за подарок Маша была ему искренне благодарна. Она приложила раковину к уху и услышала звук, схожий с прибоем, но намного более низкий, глубокий и мощный, как будто не волны плескались о берег, а весь мировой океан колыхался на поверхности земли. Маше показалось даже, что ритмичный низкий звук колышет и её саму на волнах. У неё закружилась голова, и она отняла раковину от уха.

Соловей явно не простую раковину вытащил с морского дна, подумала Маша, завороженно глядя на хрупкое перламутровое создание. Ей страстно захотелось самой погрузиться в морские глубины, полюбоваться океанскими красотами, побывать в Багровых пещерах и разгадать тайну Девона.

Она дала себе твёрдое обещание, что обязательно научится плавать в глубинах. И пусть Соловей не смеётся, она станет царицей морей, станет, если потребуется, Марьей Моревной. Как брат, который взял кличку, данную ему Соловьём, и сделал её своим вторым, а теперь уже и первым именем.

Глава 14

Захват

– Игорёк, ты не знаешь, где ребята?

– Чего? – княжич не мог оторваться от гонок на смартфоне и не обратил внимания на беспокойство в голосе матери. Шарик вертел головой, взглядывая то на княгиню, то на княжича.

– Где ребята, Игорёк? – переспросила Ольга. – Яна, Костя, Олег? Не знаешь, куда они делись?

– А… – Игорёк заложил очередной лихой вираж на трассе, – а они, наверное, на башне…

– Что? – нахмурилась Ольга. – Я же сказала им не лазить по ночам на башню.

Направляясь к лестнице, она собиралась задать сыну хорошую трёпку, твёрдо намереваясь в этот раз серьёзно поговорить и с дочерью. Но все эти мысли вылетели у неё из головы, как только она услышала знакомый свист.

У неё перехватило дыхание. Свист шёл издалека, но разносился равномерно, проникая сквозь каменные стены замка без особых усилий. Казалась, что свист издают сами стены, схватившись за которые, она тут же отдёрнула руку.

– Мам, что это? – из двери комнаты показалось испуганное лицо Игорька.

– Игорь, быстро в комнату! – опомнилась она. – Закрой дверь и не выходи, пока я не скажу.

– Мам…

– Быстро, я сказала!

Игорёк скрылся в комнате, хлопнув дверью. У Ольги не было сейчас времени жалеть и извиняться за резкость. Она поднималась по винтовой лестнице, шагая через одну и две ступеньки, хватаясь руками за стены, обдирая ногти и пальцы, и панически думая только одно: это же он, он! Неужели ему удалось на этот раз, неужели у него получилось?!

Она выбежала на верхнюю площадку, задыхаясь от бега и волнения. Князь уже был там. Стоя у края башни, он пристально всматривался в лагуну, где в темноте моря и неба выделялись ещё большей чернотой три тяжёлые громадины, стоящие напротив дворца.