Текст книги "Тело Милосовича"

ГЛАВА XIII
ЗАКАДЫЧНЫЙ ДРУГ МИЛОШ

Едва Филатов вошел в гостиницу, как с диванчика в дальнем конце вестибюля поднялся мужчина среднего роста и умеренно плотного телосложения, примерно ровесник Филатова. У него были простоватые черты лица. Одет был дорого, но неброско, и если бы Филатов не знал, что он заместитель министра, то второй раз на него и не взглянул бы. На столике перед ним стояли чашка кофе и пепельница с несколькими окурками. Он изобразил на лице радушие, но получилось не очень убедительно, хотя он и старался изо всех сил. С приветливой улыбкой никак не вязались холодные с хитрецой серые глаза. «Из крестьян», – подумал Филатов еще до рукопожатия.

Он легко мог бы представить человека с внешностью Милоша за рулем трактора либо доящим корову на чистой, светлой и напичканной новейшим оборудованием ферме. Правда, для этого его понадобилось бы переодеть в белый халат и снять с руки золотой «Френк Мюллер», но все остальное подходило в точности – крепкий фермер средней руки.

Однако Милош заправлял не фермой, а частью работы министерства внутренних дел. Следовательно, он мог знать о смерти Слободана намного больше, чем известно простым смертным. Спросить ли его?

Филатов посмотрел в серые глаза Милоша, и вопрос отпал сам собой. Не стоило, пожалуй.

– Рад знакомству! – приветствовал Милош, сердечно пожимая руку Филатова обеими своими. – Много о вас слышал.

Филатову хотелось бы ответить ему такой же фразой, но до сегодняшнего дня он ничего не слышал о Милоше.

– Очень приятно! – сказал он. – Жаль, что пришлось встретиться при таких печальных обстоятельствах.

– Да, обстоятельства прискорбные, – согласился Милош, и маска радушия на его лице на мгновение сменилась маской печали. – Но мне хотелось бы поговорить с вами о другом. Присаживайтесь.

Филатов расположился на другом диванчике напротив Милоша. Тот и старался говорить как можно мягче, однако многолетняя полицейская практика давала себя знать – у Филатова появилось ощущение, что он если и не на допросе, то на собеседовании, которое очень легко может перейти в допрос. Милош достал визитку и протянул Филатову. На ней действительно было написано, что он – заместитель министра внутренних дел. Сомнения у Филатова рассеялись. Хотя их и раньше почти не оставалось. Черный лимузин с мигалкой и правительственным номером, вышколенный водитель, фигура охранника, маячившая поодаль, говорили сами за себя. Охранник Милоша делал вид, что он тут ни при чем, а просто скучает в холле, кого-то дожидаясь, но наметанный глаз Филатова определил безошибочно – человек Милоша. Плюс еще один охранник должен быть на улице, не считая водителя.

Он положил на стол и подвинул Милошу свою визитку. Тот задержал на ней взгляд и убрал в нагрудный карман пиджака.

– Ну, вас-то я и так знаю, – улыбнувшись, сказал он.

Филатову вдруг стало весело. «Уж не вербует ли он меня? – подумал он. – Таким топорным способом?» Это, конечно, было лишь шуткой. Его в жизни никто не вербовал, и он никому не собирался позволять этого делать. Филатов прищурился и посмотрел на Милоша иронично.

– О чем же вы хотели со мной поговорить? – спросил Филатов, закинув ногу на ногу и всем своим видом демонстрируя, что они здесь на равных.

– Так, пустяковый вопрос, личного характера, – скромно ответил Милош.

– Что за вопрос? – Филатова уже начала раздражать манера Милоша бесконечно затягивать разговор и уходить от сути дела.

– Вы ведь в Москве МГИМО оканчивали? – спросил Милош.

– Да, – ответил Филатов, недоумевая, при чем здесь МГИМО.

– Всех там знаете, наверное? – предположил Милош.

– Не без этого, – согласился Филатов.

– Конечно, всех, – резюмировал Милош. – И вас все знают. Вы – человек известный. Один из самых известных депутатов российского парламента.

– Ну, – сказал Филатов, которому не хотелось хвалить самого себя, но и не признавать очевидные факты он не мог, – возможно, в чем-то вы и правы.

– Я ведь к чему затеял этот разговор, – перешел наконец Милош к делу. – Дочь у меня в этом году заканчивает школу. – Он достал из бумажника фотографию и протянул Филатову.

Снимок запечатлел веснушчатую девушку-старшеклассницу на фоне классной доски. Ничем внешне не примечательную и даже не похожую на Милоша. Ее, пожалуй, нельзя было бы назвать даже особенно симпатичной. Больше всего она походила на молодую нескладную курицу, которая давно уже не цыпленок, но еще и не совсем полноценная курица.

– Милая девушка, – похвалил Филатов.

– Похожа? – спросил Милош.

– Ну, некоторое сходство есть, несомненно.

– Это вы так говорите, чтобы мне польстить, – усмехнулся Милош. – На самом деле она вся в мать.

– Вовсе нет, – сказал Филатов, чувствуя неловкость и от своих слов, и от этого ненужного ему разговора, – глаза вот совсем ваши.

Про себя он недоумевал, зачем ему сдался этот Милош вместе с его несовершеннолетней курицей? Вот же подфартило!

– Но речь-то не об этом, – продолжал Милош. – Речь о МГИМО, где вас все знают.

– Вы преувеличиваете.

– Нисколько, – уверенно возразил Милош. – Вы очень известный политик. Я считаю, и это не только мое мнение, общенационального масштаба.

«Началась грубая лесть, – уныло подумал Филатов. – Лучшая из всех видов лести. Значит, будет просить либо что-нибудь масштабное, либо нелепое». Он решил больше ничего не говорить, а молчать и спокойно ждать, пока Милош не разродится наконец своей просьбой.

Изобразив на лице вежливое любопытство, он уставился на Милоша. Однако до того все не доходило, что он переигрывает.

К ним подошла официантка:

– Что будете заказывать?

Только тут Филатов заметил, что та часть вестибюля, в которой они сидели, относилась к лобби-ресторану.

– Еще кофе, – сказал Милош. – И виски.

– А вам? – повернулась официантка к Филатову.

– То же самое.

Пока ждали заказ, Милош опять не говорил о своей проблеме. Он взялся развлекать Филатова сербскими анекдотами про тещу и зятя. Юмор у них оказался совсем простой, как и повсюду в таких анекдотах, и Филатов лишь вежливо улыбался, в то время как Милош заливисто смеялся своим же собственным шуткам и хлопал его по руке.

Лишь после того, как они выпили виски, Милош поведал ему, в чем же, собственно, дело – он хотел устроить дочурку в МГИМО.

– Но я-то чем могу вам помочь? – удивился Филатов.

– Ну как же, вы там всех знаете. И вас все знают.

– Ну и что?

– Переговорите, пожалуйста, с кем следует.

Филатов пожал плечами:

– Не думаю, что к моему мнению станут прислушиваться.

– Ну, не скромничайте, – опять стал напирать на лесть Милош. – Непременно прислушаются. Иначе и быть не может.

Филатову все еще не хотелось соглашаться.

– Ну а сами-то вы что же? – спросил он.

– А что я? – стал прибедняться Милош. – Кто я там такой? Кто станет меня слушать?

– Да уж послушал бы кто-нибудь, – заверил Филатов. – Не последний же вы человек в Белграде.

– То в Белграде, – рассудительно протянул Милош, а то в Москве. Там я просто иностранец. Вот как и вы здесь.

При этих словах Филатов порадовался, что не успел ничего предпринять в кафе. Тогда Милош, если бы ему стало об этом известно, разговаривал бы с ним по-другому. Уже и сейчас в его последних словах содержался некий намек. Но на что? Или это просто показалось?

«Какова же цена вопроса? – стал прикидывать Филатов. – Сейчас обучение в МГИМО для иностранцев обходится под триста тысяч долларов. Естественно, что Милош не хочет платить такую сумму. Вот и ищет подходы к заветному институту».

То, что Милош изучил биографии всех гостей, прибывших из России, вплоть до мест учебы, выдавало в нем цепкого сыщика. Сыщика по призванию, который любит свою работу. Впрочем, иначе и быть не могло. В противном случае он просто не дослужился бы до такой должности.

– Ну, – осторожно сказал Филатов, – я мог бы попытаться поговорить кое с кем в МГИМО. Но заранее ничего не гарантирую.

– Не надо гарантий, – замахал руками Милош. – Вы только поговорите. А уж я в долгу не останусь.

«Ну вот, – подумал Филатов, – уже и бабки предлагает». Но вслух говорить ничего не стал. На одно только мгновение у него промелькнула мысль попросить у Милоша вместо мзды провести сегодня ночью повторное вскрытие Слободана. Но еще одного взгляда в холодные серые глаза Милоша хватило, чтобы от нее отказаться. «А есть ли у него вообще дети? – подумал Филатов. – Что он мне тут парит?»

Ему показалось, что на фотографии, которую ему демонстрировал Милош, на самом деле изображена не его дочь, а, может быть, задержанная по какому-то делу малолетняя подозреваемая. У таких кадров, как Милош, все может быть.

Милош, словно бы угадав мысли, поспешил рассеять его сомнения.

– Вы знаете, – сказал он, как будто бы вопрос об обучении в МГИМО уже был решен, – мне не хотелось бы, чтобы моя Власта жила в Москве в общежитии.

– Почему? – спросил Филатов.

– Ну, шум там, пьянки, наркотики. Не нужно ей всего этого. Пусть лучше живет на квартире. Вы могли бы подыскать ей квартиру?

– Мог бы, наверное, – согласился Филатов.

К этому моменту они уже выпили по нескольку порций виски и Филатову стало легче раздавать обещания.

– А приглядывать за ней? – развивал наступление Милош.

«Этак он еще захочет, чтобы я закупал ей продукты и водил ее в театры». Милош понял, что перегнул палку, потому что тут же поспешил внести ясность.

– Нет, ничего такого не требуется. Просто заехать к ней раз в две недели или месяц и посмотреть, все ли в порядке. Чтобы родительское сердце было спокойно.

«Пошлю помощника», – решил Филатов. И пообещал:

– Заеду.

Милош удовлетворенно кивнул.

– Может, поужинаем вместе? – предложил Милош. – В здешнем ресторане хорошо кормят.

Филатов прислушался к себе. Несмотря на сравнительно недавний прием в посольстве, он опять хотел есть. Однако и от Милоша он устал.

– Не знаю, – неуверенно произнес он, – поздновато уже.

– Да бросьте вы, Александр! – стал уговаривать Милош. – Нам еще есть о чем поговорить.

«Неужели у него имеется и вторая дочь? – испугался Филатов. – Или же теперь речь пойдет о племяннице?» Он вопросительно посмотрел на собеседника.

– Речь пойдет о бизнесе, – пояснил Милош.

– Это хорошо, – кивнул Филатов.

Он и в самом деле был почти рад. Ведь бизнес никуда устраивать не придется.

В ресторане Милош с видом знатока комментировал меню и подсказывал Филатову, что надо заказывать. По всему было видно, что ему приходилось здесь бывать не единожды.

За ужином он завел речь о приватизации сербских предприятий.

– Вы же понимаете, – твердил он, – мы не хотим, чтобы они достались европейцам. Пусть лучше ими владеют русские.

Но предлагал все больше заводы, которые, насколько Филатов был в курсе, пострадали от натовских бомбежек.

– А в каком они состоянии? – спросил Филатов.

– В разном, – уклончиво ответил Милош. – Будете уезжать, я снабжу вас подробной тендерной документацией.

Филатову не улыбалось везти с собой ворох ненужных бумаг.

– Лучше расскажите так, – попросил он.

Милош на минуту задумался. Было видно, что он не очень в теме.

– Это долго, – отказался он. – Их лучше осмотреть своими глазами. Жалко, что завтра похороны, а то мы могли бы съездить.

– Жалко, – согласился Филатов, хотя на самом деле ему было нисколько не жалко – таскаться по закопченным цехам непонятно за какой надобностью ему не хотелось.

– А то, может, отменим? – предложил Милош. – На похоронах ваши отметятся, а мы пока делом займемся?

Филатову стало диковато. Замминистра внутренних дел собирался показывать ему заводы на продажу. Правда, завтра выходной, имел полное право.

– Да я в этом и не понимаю ничего, – отказался он. – К тому же мне надо выступить.

Несколько мгновений Милош, притворяясь захмелевшим, смотрел с улыбкой на него и обдумывал услышанное. Улыбка у него была замечательная – широкая, крестьянская, доброжелательная. Так и казалось, что сейчас он предложит напиться холодного молока из погреба. Но вместо этого он разлил по стаканам виски, до которого, как понял Филатов, был большой охотник.

Тут у Милоша в очередной раз зазвонил телефон. За то время, что они провели вместе, телефон у него звонил раз десять или даже больше. В этом для Филатова не было ничего удивительного. У него и самого дома телефон звонил столь же часто. Удивляло другое – то, как менялся Милош, отвечая на звонки. Голос его становился резким и властным, а лицо сразу приобретало какую-то застывшую жесткость. Филатов подумал, что подчиненные перед Милошем должны трепетать, словно осенние листья на ветру.

Закончив разговор, Милош предложил выпить за совместные бизнес-проекты. Потом завел разговор о том, что у него есть знакомый нефтетрейдер, который хотел бы закупать у России дополнительные объемы нефти, но с небольшой отсрочкой платежа. Если бы Филатов смог утрясти эту проблему, трейдер был бы очень благодарен.

– Можно и с отсрочкой, – согласился Филатов, – но деньги вперед.

– Нет, не вперед, – стал объяснять Милош, – а потом.

– Потом?

– Да.

– Когда же?

– Ну, недели через две.

– А не больше?

– Ни в коем случае! Я гарантирую.

«Ничего ты не гарантируешь, – подумал Филатов. – Потом ни тебя не найдешь, ни трейдера твоего». Но вслух говорить ничего не стал.

Вскоре Милош куда-то позвонил, и за столом появились две девки. Филатов упустил момент их прихода. Он увидел их, когда Милош провозгласил очередной тост и те тоже подняли рюмки. Одна из них тут же принялась называть его Сашей. Она сказала и свое имя, но Филатов тут же его забыл, а переспрашивать было неудобно. Другая девка сидела возле Милоша и называла его Милей. Делала она это с некоторой опаской, словно боялась, что ее одернут. Но Милош молчал.

Дальше стало совсем весело. Милош через официанта заказывал оркестру русские песни «для дорогого друга Александра из Москвы». Остальные посетители ресторана вертели головами, пытаясь определить, кто же тут Александр. Филатову было неловко, и он уговаривал Милоша этого не делать, но тот не слушал.

Они плясали до упаду в колышущихся сполохах ресторанного света, а когда действительно стали чуть ли не падать, закончили ужин. Филатов подхватил свою кралю и поднялся с ней в номер.

ГЛАВА XIV
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

На следующий день Филатов проснулся поздно, часов в десять утра. Девки уже не было, он даже не слышал, как она уходила. Ну и слава богу, он не любил просыпаться, когда они еще тут и по номеру разбросаны их одежда и нижнее белье.

Филатов попытался вспомнить, как она выглядела, и не смог. Ее имя, прочно забытое вчера, тоже не всплывало в памяти. Запомнилось только, что у нее были длинные ноги и хорошая фигура.

Голова у Филатова не то чтобы раскалывалась, но побаливала. Накинув халат, он поплелся в ванную. Холодный душ вернул ему бодрость.

Он спустился в ресторан и позавтракал. Никого из думских коллег там не оказалось. Очевидно, они успели позавтракать раньше. За окном был пасмурный мартовский день. Как раз под стать предстоящему событию.

Он пил кофе и задумчиво смотрел в большое витражное окно. Так, что же вчера произошло? Он стал перебирать в памяти события: прием в российском посольстве, разговор с зампредом Соцпартии, кафе «Русский царь», абсолютно авантюрные планы, которые теперь казались ему еще более опасными и невыполнимыми, чем вчера. И еще этот странный Милош со своими нелепыми разговорами.

Филатов достал из нагрудного кармана пиджака визитку Милоша и повертел ее в пальцах. Хорошая, конечно, визитка, но такие можно напечатать за недорого или чуть подороже в любой полиграфической лавке и написать на ней что угодно – хоть «Президент Марса», хоть «Спецпредставитель Совбеза ООН». Стало быть, возникает вопрос – тот ли на самом деле Милош, за кого себя выдает?

Филатов достал телефон и набрал первый из указанных на визитке номеров.

– Приемная заместителя министра слушает, – ответил мелодичный, но какой-то полувоенный женский голос.

– Мне бы господина Милоша, – попросил Филатов.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Меня зовут Александр, я его знакомый, приехал из России.

– Сегодня суббота, господин Милош по выходным не работает. Но если у вас что-то срочное, я попробую его разыскать.

– Нет-нет, ничего важного! – сказал Филатов. – Я перезвоню потом.

Он нажал отбой, но все еще не был убежден до конца. Ведь по телефону могла отвечать любая нанятая секретарша. Он решил больше об этом не думать. И так вчера потратил на этого Милоша уйму времени, которое можно было израсходовать с куда большей пользой.

Филатов осознавал, что вчерашние планы его были абсолютно фантастическими, но если бы не Милош, у него оставался бы хоть какой-то шанс их осуществить, а так Милош со своей лабудой перечеркнул последние надежды.

Собственно, а откуда он взялся, такой красивый? Сам ли по себе появился или что-то послужило тому причиной?

Филатов опять стал вспоминать все неясности вчерашнего дня. Перед глазами всплыло почти испуганное лицо зампреда Соцпартии, когда он заговорил с тем о повторном вскрытии. Не мог ли он… А почему бы и нет? Кто знает, какие тут действуют взаимные договоренности?

Как политик с большим стажем, Филатов хорошо знал, что за видимыми событиями, которые освещаются в новостях, всегда существует множество невидимых нитей договоренностей, компромиссов и уступок, осуществляемых ради стабильности системы. Для тех, кто далек от этой кухни, действия властей часто кажутся необъяснимыми, а порой и глуповатыми. А между тем все имеет свои причины и логическое обоснование. Просто их не всегда уместно и возможно объяснять. Но одно совершенно точно – просто так в политике ничего не делается. Это уж, как говорится, зуб даю. Так что Милош мог возникнуть после того, как зампред сообщил властям о предложении Филатова. Зная его репутацию человека деятельного и способного к неожиданным решениям, те и поручили Милошу забить ему баки и отвлечь от главного события.

Найдя причину появления Милоша, пусть даже и гипотетическую, Филатов приободрился. Теперь ему становился понятен расклад сил вокруг похорон Слободана. А значит, он может избежать многих ошибок.

Насвистывая, он поднялся к себе в номер.

ГЛАВА XV
ТРАУРНЫЙ МИТИНГ

Ровно в половине двенадцатого в гостинице появился приставленный к российским депутатам сотрудник Cоцпартии и сказал, что пора выходить – траурный митинг начнется в двенадцать, потом будет толпа, и им лучше прийти на место немного раньше.

Вся делегация Думы собралась в холле. Сопровождающий раздал значки с изображением Слободана, траурные повязки, и они вышли на улицу.

Теперь место проведения церемонии мог бы безошибочно найти любой, даже тот, кто никогда прежде не бывал в Белграде. Все люди двигались в одну сторону. Участников похорон легко можно было разделить на белградцев и приезжих. Первые шли по двое-трое или вообще в одиночку, вторые – группами по пять—семь человек и больше. Приезжие часто оглядывались, чтобы получше запомнить место, где остался их автобус, и дорогу к нему. Автобусов было очень много. Большими тушами разнообразных цветов и размеров они стояли у обочин. К ним все время подъезжали новые. Людей, выходивших из них, с ходу можно было отличить от белградцев – одеты поскромнее и держатся не так уверенно. На лацканах почти у каждого был приколот траурный значок с портретом Слободана.

«Это сколько же денег нужно потратить, чтобы организовать такое? – поразился Филатов. – Ведь людей из других городов нужно не только привезти, заплатив за аренду транспорта, но организовать питание, раздать символику, приставить провожатых к каждой группе. Сильна Соцпартия, если смогла все это сделать. И денег у нее немало. Но ведь и авторитет у Слободана был велик, потому что одними деньгами тут не обойдешься».

– Куда мы идем? – спросил он у провожатого.

– К Скупщине, прощание состоится там. Скупщиной назывался парламент. Филатову даже приходилось там выступать в прежние времена. Потом парламент перенесли в другое место. Что сейчас находится в массивном здании с зеленым куполом, он точно не знал.

– В зале? – спросил Филатов.

– Нет, на площади, – был ответ. Это Филатова удивило, но не сильно. В принципе площадь тоже годилась. В здании такая масса народу просто не уместилась бы. Он не знал, что удивляться сегодня придется еще не раз.

Толпа делалась все гуще, и теперь через нее приходилось проходить впритирку. Он подумал, что если вдруг случится паника и толпа колыхнется, а еще хуже переместится, то жертв не избежать. От этой мысли ему стало неуютно и захотелось поскорее выбраться из толпы. Он оглянулся в поисках полиции и никого не увидел.

Люди стали узнавать Зюганова и Бабурина. Звучали возгласы «Руссия!». Многие тянулись, чтобы пожать им руки. Те были счастливы. Дома им нечасто приходилось встречать такой прием.

Кто-то узнавал и Филатова, ведь он в прежние свои приезды в Югославию мелькал по сербскому телевидению. Кидались пожимать руку и ему, тоже кричали «Руссия». Российские депутаты приосанились. Что ни говори, а это было приятно.

Народ все прибывал. Филатов поразился количеству собравшихся на площади людей. Давно не видел он таких многолюдных митингов. Но главное было еще впереди.

Посреди площади стояла сцена, наподобие тех, что монтируют для рок-концертов. Она была довольно высокая, и Филатов не мог разглядеть, что на ней стоит.

Сопровождающий провел их за оцепление, сказал магическое «Руссия» и указал на них охране. Гости поднялись на сцену. Здесь уже стоял покрытый сербским флагом гроб с телом Слободана. Гроб был закрыт, и Филатов решил, что его откроют позже.

Отойдя в сторону, он стал ждать. Долго ничего не происходило. По сцене сновали какие-то люди в рабочей одежде, тянули провода, проверяли микрофоны и осветительную аппаратуру.

Филатов посмотрел на площадь и понял, что счет собравшимся идет на сотни тысяч. Скорее всего, здесь было до полумиллиона человек. У него захватило дух. Перед такой массовой аудиторией стоять ему еще не приходилось.

Потом он увидел зампреда Соцпартии, отдававшего распоряжения по рации, и подошел к нему. Завидев Филатова, тот растерянно оглянулся. Затем напрягся и подобрался. Лицо его сделалось еще более озабоченным, чем было до того.

– Я хотел бы выступить, – сказал Филатов после приветствия.

– Понимаете, у нас уже записалось очень много желающих, – ответил тот. – Даже не знаю, как быть.

Если предоставить слово всем, то мы не уложимся в отведенное время.

– Я недолго, – пообещал Филатов, – всего пару минут.

– Ну, постараюсь, но ничего не обещаю, – уклончиво ответил зампред.

Начался митинг, но гроб так и не открыли. «Почему нельзя его открыть? – недоумевал Филатов. – Ведь не было же ни теракта, ни несчастного случая. В чем дело?» Он хотел спросить об этом распорядителя, но тот все время держался на противоположном конце довольно обширной сцены и к Филатову не подходил, а идти к нему под взглядами сотен тысяч людей было неудобно. Филатов попробовал задать вопрос про закрытый гроб соседям, каким-то активистам Соцпартии, но те только пожимали плечами, показывая, что это их не очень интересует.

Возле гроба все время сменялся почетный караул. Настал черед стоять в карауле и Филатову. Он встал рядом с гробом, приосанился и стал смотреть прямо перед собой с выражением глубокой скорби на лице.

Вдруг в голову ему пришла мысль, что этот почетный караул не имеет особого смысла. Он нужен, когда мимо идут люди. А когда гроб установлен высоко на сцене, люди стоят внизу, никто никуда не идет, да еще и гроб закрыт, тогда почетный караул ни к чему.

«Но почему же он все-таки закрыт?» – вертелся в голове вопрос. Филатов скосил глаза на гроб. На торце он увидел небольшую латунную табличку в форме параллелепипеда, испещренную гравировкой. Кажется, на ней было что-то написано. Название фирмы? Филатов удивился. Судя по виду, гроб был из очень дорогих. На таких обычно не ставят никаких товарных знаков. Те находятся где-нибудь внутри, так, чтобы быть замеченными, но в то же время не вызывать раздражения своей назойливостью. Тогда выходит, что табличку привинтил не изготовитель. А кто? И главное, зачем?

Не найдя ответа на этот вопрос, он стал думать о другом. Вот если бы вчера вечером он не поддался искушению ответить на звонок Милоша, а отправился в Музей революции с теми ребятами из кафе «Русский царь», то сейчас, по крайней мере, знал бы, есть ли в гробу вообще кто-нибудь. Уж что-что, а открыть крышку они бы сторожей уговорили.

Этот поворот мысли Филатова поразил. Вот оно что! Гроб может быть вообще пуст! Трибунал мог отпустить Слободана, предвидя провал процесса. Чтобы сохранить лицо. Потому и вскрытия повторного не проводили, что некого было вскрывать! Потому и гроб закрыт, что никого показывать публике.

У Филатова перехватило дыхание от смелости собственных догадок. Ему так захотелось протянуть руку и попробовать приподнять гроб, что едва удержался. Сделать это на глазах у сотен тысяч людей он не посмел.

Он стал искать способ, как можно было бы это осуществить под благовидным предлогом. Сделать вид, что споткнулся, и опереться о гроб, одновременно пытаясь его приподнять? Но он стоит на месте, трудно споткнуться, когда никуда не идешь.

Притвориться, что ему стало плохо, ухватиться за сердце и опереться о гроб? Так вроде молод еще для таких приступов. И опять же риск. Все могло оказаться совсем не так, как он думает, а пресса раздула бы его поступок так, что хоть святых выноси. Такая выходка могла стоить ему политической карьеры, а рисковать ею Филатову совсем не хотелось.

В то же время он понимал, что если сейчас не воспользуется этим шансом, как вчера не воспользовался тем, то в дальнейшем ему больше не представится случая оказаться так близко к гробу. Сейчас от него уйдет последняя возможность если не разгадать, то хотя бы приоткрыть завесу тайны.

Но что он мог сделать на виду у площади с полумиллионной толпой? Только стоять неподвижно, вытянувшись по стойке «смирно». Он представлял здесь отнюдь не только партию, сколько Россию. Следовательно, надлежало держаться, исходя из этого простого факта.

Вскоре Филатова в почетном карауле сменили другие. С тяжелым сердцем он отошел в сторону. Появилось ощущение, что он участвует в спектакле, который разыгрывается по непонятным ему правилам. Его дурачат, а он ничего не мог сделать, чтобы это остановить. Впрочем, дурачили не его одного, а еще и многих других, но они хотя бы ни о чем не догадывались, и их не мучили сомнения.

Плохо было еще и то, что он своим участием придавал этому спектаклю дополнительную достоверность. Не потому ли Вождь не полетел в Белград, что что-то знал или, по крайней мере, подозревал что-то? Не потому ли не прилетел никто из государственных лидеров других стран, даже бывших?

От возмущения у Филатова перехватило дыхание. «Нет, этого не может быть, – решил он после недолгого размышления. – Такой масштабный обман организовать трудно. Скорее всего, все происходит честно, а гроб Мира велела не открывать, чтобы продемонстрировать обиду на предателей. Слыханное ли дело, выдать бывшего легитимного главу государства на расправу международному и не очень-то нелегитимному суду?»

Выступающие сменяли друг друга. Одни говорили хорошо, другие не очень. Филатов подумал, что он мог бы сказать гораздо лучше многих, и поискал глазами распорядителя. Тот старательно отводил взгляд в сторону, делая вид, что ничего не замечает. «Ладно, – решил Филатов, – не хочешь давать слова – я сам выйду, без твоего разрешения». Он встал в хвост длинной очереди к микрофону. На него покосились несколько человек, но ничего не сказали.

Вдруг на его плечо по-свойски опустилась чья-то ладонь. Он вздрогнул.

– Здравствуй, Александр! – произнес над ухом знакомый голос.

«О нет, только не это!» – мысленно запротестовал Филатов. Нехотя он повернулся и увидел перед собой довольную и жизнерадостную физиономию Милоша. Тот изображал искреннюю радость от встречи, и Филатову пришлось натянуто улыбнуться в ответ.

– Как самочувствие после вчерашнего? – заговорщицки подмигнув, спросил Милош. – Голова не болит?

– Нет, все нормально.

– Все понравилось?

Он кивнул.

На рукаве у Милоша, как и у всех на сцене, была траурная повязка, свидетельствовавшая о том, что он участник церемонии. Следовательно, он действительно официальное лицо, а не самозванец, теперь сомнений быть не могло.

В очереди к микрофону перед Филатовым стояли еще человек пять. Распорядитель мигом оценил обстановку и прислал помощника сказать, что выступят только два человека и на этом церемония закончится, а то они не укладываются во время. Филатову показалось, что перед этим они с Милошем обменялись многозначительными взглядами.

– Знаешь что? – сказал Милош, который к этому времени уже окончательно перешел на ты. – Я предлагаю отбыть к месту погребения.

– А не рановато ли? – засомневался Филатов.

– В самый раз! – энергично возразил Милош. – Ты представляешь, что потом будет твориться на дорогах, когда вся эта масса народу двинется с места? Мы намертво застрянем в пробках. А так мы на хорошей машине мигом домчимся и подождем всех на месте. Да и холодно к тому же. Ты разве не замерз?

– Замерз, – признался Филатов.

День был холодным и ветреным, и его легкое пальто спасало от холода только в первые полчаса митинга, а потом он мерз все сильнее и сильнее.

– Вот! – обрадовался Милош. – Надо выпить, а то мы погибнем. А там уже все приготовлено.

Филатов прикинул, что, пожалуй, Милош прав. Выступить ему уже не дадут. К гробу больше не подойти. А даже если бы он и приподнял гроб, то большого смысла в этом нет. Скорее всего, там лежит балласт. А крышку не приподнять, потому что она привинчена болтами, которые голыми руками не отвернуть. Все предусмотрено. Стало быть, незачем здесь больше оставаться. А на месте, ожидая процессию, он что-нибудь придумает.

– Поехали, – решился он.