Текст книги "Фирма"

2

Эльвира шла в клуб «Зомби», не имея в кармане ни гроша.

Кроме того, что она не ела практически третий день, ее мучило сильнейшее похмелье.

«Гости тоже, понимаешь ли, – думала она, подходя к зданию кинотеатра „Спартак“. – Гости, бляди долбаные. Нет чтобы пожрать принести чего-нибудь. А то водки – пожалуйста, хоть залейся. А пожрать – об этом даже не думают. Ладно, сейчас надо занять баксов сто, а то ведь так и скопытиться недолго. В „Зомби“ наверняка у кого-нибудь перехвачу. На крайняк, Гоха даст. Ну, может, не сотку, так хоть полташку…»

Эльвира проговаривала про себя эти слова скорее для самоутешения, на самом деле она была почти уверена, что ни «сотки», ни «полташки» в «Зомби» не найдется. Для того чтобы перехватить денег, нужно идти в другое место – в какой-нибудь ночной клуб, в «Розенталь», в «Вену», в «Рио», наконец, – но идти туда смертельно не хотелось. Это значило бы опять болтать с бандитами, отвечать на их шутки, замечания, уходить от предложений поехать вместе и продолжить банкет у кого-нибудь из них дома… – нет уж, увольте.

Дела у Эльвиры, несмотря на временное и неожиданное безденежье, шли довольно неплохо, и к отсутствию денег она относилась философски. «Сегодня нет – завтра будут». Собственно, они уже есть, только находятся в Москве – тысяча баксов, аванс за новый альбом. Их должна привезти Вика – директор «Вечерних сов», подписавшая контракт не с кем-нибудь, а с могущественной компанией «ВВВ».

«Сов» теперь стало четверо. Собственно Эльвира, идейный вдохновитель, солистка и организатор всего проекта. Люда Борисова, ее подружка, учащаяся ныне на дирижерско-хоровом отделении в «кульке» – Институте культуры. Нинка Сурикова, не умеющая ни петь, ни играть, но классно танцующая. И директор – Вика Росс.

– Какого черта, – сказала как-то Эльвира Людке за бутылкой пива. – Мода идет на бабские группы. Надо ловить момент. Давай сделаем шоу.

– А как ты это видишь? – спросила Людка.

– Я вижу что-то типа «Колибри», только круче. «Колибри» – нафталин, это уже не катит. По инерции идет, просто потому, что ничего другого нет, ничего нового и свежего. Московские команды тоже все в одну дуду фигарят. Друг от друга не отличить. Разве только по названиям.

– А ты что предлагаешь? – Людка отхлебнула пива из бутылки и передала ее подруге. – Новую творческую концепцию? Чего ты хочешь?

– Чего я хочу? – спросила Эльвира, принимая бутылку. – Я хочу грести деньги лопатой, вот чего.

– Это похвально. Это мне нравится. Я согласна. Если лопатой. Только чегой-то, я смотрю, в Питере с этим тухло.

– Это потому, что у вас в городе все снулые такие сидят. Как рыбы в отравленной реке. Кстати, очень похоже. И река тут такая… мутная. И погода… Все серенькое. Вот и люди – просто спят на ходу. Сечешь, подруга?

– А в Магадане у тебя что, веселее?

– В Магадане еще хуже. Там вообще ловить нечего.

– Значит, будем завоевывать Питер?

– Да черт с ним, с этим твоим Питером! Нам Москва нужна. Все деньги там.

– Там-то, оно, конечно, там, только кто нам их даст? И за что?

Эльвира закурила и посмотрела на подругу.

– Ты чего? – Люда окинула себя быстрым взглядом. – Чего ты уставилась?

– Думаю. Вот смотри. Приехала я в Питер. Я с Магадана. Ничего не умею. Ничего не знаю. А между прочим, квартиру сняла, живу, денег нет, но ведь не нищая совсем, а? Машинка какая-никакая есть. Обута, одета…

Люда согласно кивнула.

Эльвира действительно была пробивной барышней. Окончив десятилетку в Магадане, она на свой страх и риск рванула в Петербург и с вокзала сразу же пошла в ночной клуб – все ее вещи умещались в небольшой спортивной сумке. Правда, и деньги с собой были небольшие – так, родные собрали единственной дочери в дорогу с миру по нитке.

В ту же ночь, в клубе «Зомби», Эльвира познакомилась с Людой. И так хорошо познакомилась, что ночь провела в ее доме, благо родители Люды уехали на дачу. А когда вернулись, были поставлены перед фактом проживания в их квартире самой близкой, самой лучшей, самой красивой, умной и доброй подруги дочери – Эльвиры, приехавшей из солнечного Магадана.

Эльвира Усова, надо было признать (и родители Люды спустя несколько дней это признали), была девушкой воспитанной, вежливой и ответственной. Она полностью взяла на себя все хлопоты по хозяйству, но при этом не лезла с советами, не готовила, оставляя эту прерогативу матери Людмилы, зато ходила в магазины, подметала, мыла полы, поддерживала идеальную чистоту во всей квартире – в общем, выполняла роль домработницы, как прежде говорили, «за все».

Эта коммунальная жизнь продолжалась две недели, в течение которых Эльвира умудрилась устроиться на работу в какую-то фирму – секретаршей с очень неплохим окладом и сняла комнату. В один прекрасный день во время обеда она торжественно заявила:

– Мария Владимировна, Олег Васильевич! Спасибо вам огромное за все, завтра я от вас съезжаю. Я устроилась на работу и сняла комнату…

– Эльвира! – воскликнула мама Людмилы. – Элечка! Что ты говоришь? Ты можешь пожить у нас еще, если тебе…

– Нет, нет, Мария Владимировна, это невозможно. Я вам так благодарна, так благодарна и признательна, что всегда, если вам понадобится моя помощь, можете на меня рассчитывать. Вы меня в буквальном смысле приютили…

– Да брось, Эля, – сказал Олег Васильевич. – Пустое. Нам это ничего не стоило. И на Людку ты хоть как-то повлияла… А то она у нас совсем была зачуханная…

– Нет, нет, дорогие мои… Я завтра съезжаю. Милости прошу всех ко мне в гости. Только обживусь немного, приведу комнату в порядок.

Обосновавшись в Петербурге, Эльвира проявила чудеса деловой активности. Через полгода она уже переехала в отдельную, вполне приличную однокомнатную квартиру возле метро «Пионерская». Она ее, конечно, не купила, а снимала, но денег хватало и сверх оплаты жилья, так что время от времени Эльвира приобретала для своего дома всякие миленькие мелочи – шторку для ванной, крючочки, вешалки, полочки.

Работала она по-прежнему в той же фирме, занимавшейся продажей недвижимости. Если когда-то, в раннеперестроечную пору, такие конторы открывались чуть ли не каждую неделю и росли, как грибы в сырых лесах Ленинградской области, то теперь их осталось совсем мало. Те, что были ориентированы на откровенное надувательство, исчезли, полубандитские ушли в подполье, осталось лишь несколько солидных, крепких, широко известных. В одной из них – фирме «Гарант» – Эльвира и зацепилась благодаря своей немыслимой коммуникабельности. А еще – благодаря раскрепощенности, свободе от всяческих условностей и очень гибкой морали, о чем она тем не менее не распространялась. Она вообще никогда не болтала лишнего. Если бы родители Люды узнали, что входит в круг Эльвириных обязанностей на работе, они, вероятно, призадумались бы о целесообразности дружбы их дочери с такой незакомплексованной, слишком уж незакомплексованной девушкой. Или, скорее, молодой женщиной.

Через год у Эльвиры уже была машина – не бог весть что, но сравнительно резво бегающая по ухабам Петербурга «трешка». Фирма «Гарант» исправно платила зарплату. Эльвира захаживала в гости к Людиным родителям – не столь часто, чтобы стать в тягость, но и не столь редко, чтобы ее перестали ждать и подзабыли.

Мария Владимировна уже начала ставить Эльвиру в пример родной дочери. Олег Васильевич, будучи человеком более реалистичным, имел свое мнение по поводу карьеры милой провинциалочки и воздерживался от возведения Эльвиры на пьедестал. Он ничего не имел против того, чем занималась, по его мнению, Эльвира, даже в глубине души считал, что это совершенно в порядке вещей. Эльвира в его глазах не падала, он уважал ее трудолюбие и напористость, но хотел верить, что Людочка все-таки выберет менее тернистую и спорную дорогу к благополучию.

А Людочка пока и не думала вовсе ни о каком благополучии и самостоятельной жизни. Ходила в свой институт, а вечером, когда Эльвира заканчивала работу, бежала к ней, и они коротали вечер и ночь в клубах, на концертах или просто дома у магаданской красавицы.

Однако в один прекрасный день спокойная жизнь Людочкиной подруги закончилась.

– Все, милая моя, – сказала Эльвира. – Я больше на работу не хожу. Надо что-то думать.

– Тебя уволили? – испуганно спросила Люда.

– Ага. Да еще как!…

Люда разделяла мнение своего отца о специфике работы подруги в процветающей фирме и несоответствии ее зарплаты возложенным на Эльвиру обязанностям. У Люды были различные предположения по поводу финансового успеха своей подруги, но она, в силу своей деликатности, пока что воздерживалась от вопросов.

То, что рассказала ей Эльвира – рассказала, ничуть не стесняясь, – было очень близко к этим предположениям, правда, с совершенно противоположным знаком.

Директор фирмы «Гарант» Вера Ильинична Крамская была женщиной средних лет, что называется, дамой бальзаковского возраста. И дама эта очень любила молоденьких девочек. Такая уж у нее была, как бы это сказать, миленькая сумасшедшинка.

– Лесбиянка, что ли? – расширив глаза, спросила Люда.

– Ну да. А что такого?

– Да нет, ничего… Интересно просто. Я с лесбиянками еще никогда дел не имела, – с затаенным восторгом ответила студентка Института культуры.

– Между прочим, напрасно. Очень даже полезно. Потом начинаешь к мужикам по-другому относиться.

– Перестаешь хотеть, что ли?

– Нет, не перестаешь, просто лучше видишь их недостатки. Свинство, грязь, грубость. Зато если уж мужик тебе понравится, можно смело говорить, что он – лучший. Отбор производится дотошней. На подсознательном уровне. Понимаешь?

Вера Ильинична Крамская «запала» на магаданскую красавицу и продвигала ее если не по служебной лестнице, к чему сама Эльвира не стремилась, то, по крайней мере, в плане личного благополучия. Подкидывала деньжат к праздникам, давала в долг без отдачи, подарила машину – свою старую, но вполне рабочую лошадку, «трешку», которая давно уже не соответствовала социальному статусу директрисы процветающей фирмы и потихоньку подгнивала в гараже.

Все было хорошо до тех пор, пока Крамская не решила, что наворовала уже достаточно, пора отойти от дел и спокойно прожить оставшуюся часть жизни в какой-нибудь другой, более комфортной стране, где можно тратить деньги, не опасаясь каждую минуту, что на тебя «наедут», что тебя «разведут» или «кинут».

Для Эльвиры было полной неожиданностью, когда в один прекрасный день она пришла на работу и обнаружила в своем кабинете, который выделила ей любвеобильная начальница, следственную бригаду. Кабинет самой Крамской был уже опечатан, сотрудников по одному вызывали на предварительный допрос в бухгалтерию, где обосновался следователь и откуда все они выходили с подпиской о невыезде и повесткой в Большой дом – приглашением на следующие, более дотошные допросы.

Правда, для Эльвиры и большинства служащих «Гаранта» все кончилось сравнительно хорошо. Дело было ясное, следователь попался на редкость порядочный, и он не стал механически пристегивать к делу Крамской ее работников. Как ему стало ясно почти сразу, сотрудники фирмы были ни в чем виноваты и не понимали, каким образом их милая, умная и современная начальница вдруг превратилась в опасного преступника. Следователь для порядка слегка попугал их да отправил на все четыре стороны. Крамская и главный бухгалтер Меньшиков были объявлены во всероссийский розыск, а «Гарант» благополучно прекратил свое существование.

– А что она делала-то? – спросила наивная Людмила.

– Да ничего особенного. Крамская, знаешь, не отличалась большим умом. Ничего оригинального она не придумала. Продавала квартиры в строящихся домах. Иные квартиры – по нескольку раз. Ну, конечно, и те, что были проданы всего один раз, тоже продавались фиктивно.

– Как это?

– Понимаешь, когда строится дом, несколько квартир всегда предназначаются либо для строительного начальства, либо для ментов, либо для всяких нужных чиновников. Это всегда было, есть и будет. Уже почти что официально так делается. Крамская давала взятки кому надо, получала необходимую документацию и потихоньку эти самые уже проданные, уже фактически оплаченные квартиры продавала гражданам. Дело нехитрое. А потом, когда стало тянуть жареным, взяла своего Меньшикова в охапку и дала деру. Сейчас, думаю, оттягиваются уже где-нибудь в Майами. Меньшиков-то эти деньги, которые Крамская получала от трудящихся, прокручивал на стороне – торговал продуктами, водкой, сигаретами, умножал капитал, одним словом. Так что лаве они срубили очень неплохое. Последнее время Меньшиков переключился на торговлю компьютерами, сам закупал их за границей. А знаешь, что это значит?

– Ну?

– Фирма, у которой он покупал технику, – американская. И основал ее он сам. Через подставных лиц, через дружков с Брайтон-Бич. Сам у себя покупал, сам себе платил. Деньги сливал за кордон, вот и вся тема.

– Да-а… Попала ты… Что же теперь будешь делать?

– Есть одна задумка.

– Какая?

– Давай-ка, подруга, рванем в шоу-бизнес. А? Как ты смотришь?

– Нормально смотрю. Я же учусь… Все-таки музыкант, как-никак. А как ты хочешь «рвануть»? В каком качестве?

– То есть как это – в каком качестве? В качестве суперзвезд, конечно, на меньшее я не согласна.

Вот тогда, зимним вечером, заявив, что она хочет грести деньги лопатой и имеет свою творческую концепцию, Эльвира и спела Люде свою первую песню, аккомпанируя себе на старенькой дешевой гитаре.

– Ну? – сказала она, отставив инструмент в сторону. – Как тебе?

– Это твоя песня?

– Моя. А чья же еще?

– Здорово. И, знаешь, что мне нравится?

– Что?

– Нет никаких наворотов. Все просто и ясно. И с юмором. «Хорошая девочка Маша». «Ты меня не любишь, а я тебя люблю». Беда всех наших питерских рокеров, Эльвира, именно в этом – в наворотах. Правда, сейчас появляются неплохие парни. Без заморочек. Помнишь эту – «У нас каникулы…»?

– Конечно. Я именно так и хотела. Чтобы все было просто, смешно и, самое главное, лохов цепляло. Чтобы песня на ухо садилась и от нее нельзя было избавиться.

– Ну, это у тебя получается в полный рост.

– Спасибо. Приятно слышать. Но, между прочим, в шоу-бизнесе материал – не главное.

– Да? А что главное?

– Личность. Нам надо с тобой, Людка, становиться культовыми личностями.

– Да? Ха… А как это?

– Как это, как это? Так это! Какие вы, столичные жители, нерасторопные! Медленные умом! Потому и сидите все в нищете.

– Ой, да ладно тебе! Тоже мне, героиня нашего времени!

– Между прочим, так оно и есть.

– Да повезло тебе просто. Приехала, случайно меня встретила, случайно устроилась. У нас люди годами работу ищут, а ты случайно попала. Думаешь, так дальше и пойдет?

– Тебе не кажется, что слишком много случайностей, Людочка? И вообще, случайного на свете ничего не бывает.

Эльвира снова взяла гитару и принялась перебирать струны, меняя аккорды, словно нащупывая новую гармонию.

– Просто надо быть деятельным человеком. А вы, столичные, не деятельные. Вы расслаблены изначально. С рождения. Ты не обижайся, Люда, это правда. Включи телевизор. Посмотри, сколько москвичей или питерцев среди эстрадных звезд, я имею в виду, среди раскрученных. Раз, два, и обчелся! Все приезжие! А почему?

– Почему? – спросила Люда.

– Потому что мы живем, в отличие от вас, в экстремальных условиях. Потому что мы каждую секунду готовы встать и, фигурально выражаясь, выйти вон. Потому что мы приезжаем в Москву или Питер, и у нас нет ничего. Ни прописки, ни денег, ни вещей, ни знакомых. Мы полностью беззащитны и одновременно приучены давать отпор сразу и жестко. Так уж мы воспитаны. Вон, посмотри, иногда звезды, из тех, кто сейчас уже в миллионерах ходят и упакованы по полной, проговариваются в интервью, как они жили первые годы в Москве. Пенкин дворником работал. «Академики» чуть ли не бутылки собирали по подъездам, чтобы прокормиться. Да все они, все наши, то есть приезжие, были полными люмпенами. И все вылезли. Редактор «Фактов», Валерка, который сейчас звездами вертит как хочет и ему все звезды жопу лижут, он тоже чуть ли не бомжом в Москве был. Я с ним тут познакомилась, он к Крамской приезжал, покупал квартиру в Питере для своей любовницы. Кофейку с ним попили, поговорили за жизнь. Бомжевал парень, потом дворником пошел работать, пристроился как-то. Без прописки, без ничего. Поступил на журфак, чуть ли не по поддельным документам. Заочно окончил. Знакомства заводил. Потом стал в журналистике приличные деньги зашибать. А где деньги – там и все остальное. Он теперь уважаемый человек, за границу ездит, эти самые звезды, которые раньше его на порог не пускали, за ним бегают сломя шею, чтобы он интервью с ними сделал, помог новый альбом раскрутить. А он их на хуй посылает.

– Почему? Почему он их посылает?

– Ну, честно говоря, не всех посылает. Только тех, кто ему раньше не помогал. Когда он еще никем был. А остальных – наоборот, двигает.

– Провинциалов?

– Да. Понимаешь, Люда, вы ведь, столичные жители, очень изнеженные. Вам дергаться неохота. У вас тут квартиры, родители. В крайнем случае, всегда можно прийти домой. В холодильнике обед стоит. Кровать имеется, теплая постель. А у нас – ни хрена.

Эльвира взяла громкий аккорд, задребезжали струны.

– Вы тут кричите – «преступность, преступность!»

– Кто это кричит?

– Да все вы. По телевизору вон, в газетах. А знали бы вы, что такое настоящая преступность! У вас тут просто теплица.

– Что, в Магадане круче?

– В Магадане… Да что Магадан! Ты ведь, Людочка, России вообще не знаешь. Ты за Московскую кольцевую выйди – вот там уже Россия начинается. И чем дальше, тем круче. Господи, ты погуляла бы у нас вечерком, сразу мозги на место встали бы. Знаешь, когда лет в тринадцать начинаешь хоронить одноклассников, к этому как-то привыкаешь. Уличные драки – дело обычное. Сначала драки – подростки просто так машутся. Потом – с ножами. С кольями, цепями, бритвами. Затем дело до стволов доходит. И очень быстро. Пацан еще голосовать не может, а уже со стволом в кармане. Преступность… И во всем так. Мы приучены выживать, понимаешь? А вы – нет. Поэтому мы зубами рвем, цепляемся за каждую лощинку, за каждую трещинку, чтобы удержаться. Чтобы не сорваться и не загреметь вниз. А вы – так… живете себе, все идет, как идет, вы даже не задумываетесь о жизни. О том, что время уходит. Вот и результат: все настоящие звезды – наши. Все без исключения из провинции. Сечешь расклад, подруга?

– Не очень.

– А ты пойми, что я тоже из провинции. Значит, у нас с тобой преимущество по сравнению с вашими остальными, питерскими… Напыщенными, самовлюбленными, считающими себя гениальными. Ясно?

– Ясно-то ясно… А чего ты такая злая, Эля? Из-за работы?

– Да разве я злая? Не злая я… Я к людям вообще по-доброму отношусь. Гораздо, между прочим, добрее, чем вы, питерцы, друг к другу.

– Да я заметила.

– И если ты думаешь, что я играла, когда твоей маме помогала, так нет, не играла. Это у нас тоже в крови уже – к людям надо по-доброму. Я не говорю про твою маму, она золотой человек.

– Со всеми, что ли, по-доброму? Это, типа, если по одной щеке ударили, подставь другую?

– Нет. Если ударили, ударь в ответ. У нас так было заведено. С детства. Поэтому и остерегались бить – всегда в ответ можно было получить. Нет, с людьми, с бомжами последними, с алкашами уличными, со всеми, если они тебе впрямую вреда не сделали, – надо по-доброму. Неизвестно, что это за люди, может быть, у них временные трудности. Понимаешь?

– Ну-у… Не всегда мне приятно по-доброму… Если, например, кто-то ссыт у меня в парадной, я с ним что, по-доброму должна?

– Господи, подумаешь – ссыт. Всякое в жизни случается. Бывает, что и пописать человеку негде. Что же его, бить за это сразу?

– Ну, бить не бить, а поучить…

– Тебя саму надо еще учить. А то сидят, понимаешь, перед телевизорами. Задницу оторвать не могут, а других судят – этот, мол, пролез из провинции, тот пробивной, вылез из грязи в князи. А самим-то кто мешает? Все возможности есть, пожалуйста… Что до меня… – продолжала Эльвира, прикурив новую сигарету от окурка. – Вот ты говоришь – мне повезло. Ничего подобного.

– Ты хочешь сказать, что запланировала так? Мол, кого-то встретишь, у кого-то поживешь… И на работу знала, куда идти?

– В общем и целом, наверное, так. Я, конечно, не знала, что встречу именно тебя и что пойду именно в «Гарант». Я даже о названии таком не слышала. Но я пришла в этот город и в тот клуб по-доброму. Понимаешь? С открытой душой. И с хорошим отношением к людям. Поэтому тебе и понравилось со мной болтать, поэтому ты меня к себе и пригласила. А если бы я сидела там, в клубе, букой, если бы набычилась и всех отшивала – ты бы ко мне подошла?

– Да ни в жизнь!

– Вот и я о том же. Ладно, Людка, ты согласна?

– С чем?

– Да боже ты мой! Группу со мной сделать. Ты же музыкант, можешь аранжировки писать, музыку украшать. И потом, ты ведь на скрипке умеешь?

– Да, умею. Ты думаешь, скрипка подойдет? А кто еще играть будет? Ребят нужно пригласить, инструменты…

– Успокойся. Всему свое время. Сначала надо о себе заявить. И всех потрясти. Поняла? Это главное. Если нас запомнят на сцене, то, считай, полдела сделано. Дальше будем думать уже и об инструментах, и о всем остальном. Главное – уверенность. Согласна?

– Согласна. А мне что? Музыка – моя специальность. Буду своим делом заниматься.

– Молодец. Значит, какая наша первейшая задача?

– Э-э… Сейчас…

– Ну, вспоминай, вспоминай. Я тебе это уже два раза говорила.

– А-а! Поняла! Грести деньги лопатой!

– Точно. И что главное?

– Уверенность! И наглость, – добавила Люда от себя.

– Правильно. Скромность – лучший путь к неизвестности…

Первый концерт группы «Вечерние совы», состоявшей из двух музыкантов – Эльвиры и Люды, прошел в клубе «Зомби» – том самом, где состоялось знакомство девушек. С некоторых пор они стали считать этот клуб чуть ли не родным домом и были хорошо знакомы с его арт-директором – Гошей Немчиком.

Гоша, молодой, но уже абсолютно лысый человек, был из тех энтузиастов, которые не боятся связываться с бандитскими группировками ради сохранения удовольствия, получаемого от жизни, а это удовольствие заключалось для Гоши в культурно-просветительской деятельности.

Конечно, он получал от клуба деньги, купил себе машину – битый «Форд», который сам довел до рабочего состояния и довольно сносного внешнего вида, – но эти деньги не шли ни в какое сравнение с теми, что имели владельцы клуба. Гоша имел куш и от торговли наркотиками, процветавшей в «Зомби», однако поставленной так, что покупать здесь могли только постоянные клиенты. Это был довольно узкий круг лиц, в который входило несколько крепких, средней руки дилеров (проверенные и надежные, в возрасте, осторожные, не отморозки), десяток питерских музыкантов, избранные коллеги по шоу-бизнесу из соседних клубов, а также служащие банка, который находился под «крышей» той же группировки, что содержала клуб.

Основной деятельностью Гоши было устройство концертов и шоу-программ. Артистов для работы в «Зомби» он выбирал сам.

Платили здесь мало, как и вообще в питерских клубах невысокого пошиба, и музыканты играли больше для души, нежели для заработка. Хотя деньги, какие бы небольшие они ни были, еще никогда никому не мешали, и никто из артистов ни разу не отказался от Гошиного гонорара.

Название «Вечерние совы» Люда придумала перед самым концертом. Группа вообще не была заявлена в афише.

– Ладно, выступите на разогреве перед «Бильярдом», – сказал Гоша. – Сколько вас?

– Двое.

– Двое? Ты и…

– Эльвира.

– Вот так новость. Вы что же, вдвоем, и больше никого?

– Ну да.

– А поешь ты?

– Эльвира.

– О! Супер. Надо будет посмотреть. В электричестве?

– Нет. Гитара, скрипка и два микрофона.

– Сделаем. Веселые хоть песни? Не уснет народ?

– Постараемся. Кстати, нам охрана нужна.

– Так ведь есть охрана.

– Нет, нам перед сценой нужно. Поставишь человечка?

– А что такое?

Гоша был заинтригован. Охрану перед сценой… Ладно, Кинчев бы выступал, это понятно, к нему вечно всякие фанаты-отморозки кидаются, норовят на сцену выскочить или хотя бы, в приступе восторга, запустить пивную бутылку в любимого артиста, а эти новенькие – им-то чего?

– Ладно. Поставлю человека.

– Сколько играть?

– Минут двадцать. Разогрев, сама понимаешь… Смотри, если дело пойдет, сделаем вам отделение с какой-нибудь хорошей группой.

– Если дело пойдет, нам сольный концерт будет нужен.

– Сольный… А придет народ?

– Вот поглядим сейчас, как отреагируют. Думаю, придет.

Концерт превзошел все Гошины ожидания. Точнее, никаких ожиданий у него вообще не было, он давно знал Людмилу и Эльвиру. Нормальные девчонки, тяги к сцене ранее не замечалось. Видно, просто решили подурить. Ну что же, ему не жалко. Для хороших людей чего не сделаешь? Тем более девчонки работают бесплатно, речь о гонораре даже не заходила, а в разогревающем коллективе Гоша нуждался: «Бильярд» отказывался выходить на сцену первым номером, такой у ребят был принцип.

По просьбе Люды Гоша выключил в зале весь свет и в темноте объявил в микрофон:

– А сейчас, перед выступлением вашей любимой команды «Бильярд», мы представляем новый проект Эльвиры и Люды – «Вечерние совы».

В зале засмеялись. Гоша включил свет и замер.

На сцене перед микрофоном стояла обнаженная Эльвира с электрической гитарой «Фендер», прикрывавшей самое интимное из интимных мест. Рядом с ней на высоком вертящемся «музыкантском» стуле сидела Люда в одеянии монахини со скрипкой в руках.

Зал тихонько ахнул, потом послышался плотоядный смех. Эльвира, не обращая ни на кого внимания, тронула струны, гитара издала немыслимо громкий, скрежещущий звук, тут же зазвучала скрипка Люды, и Гоша вместе со зрителями, словно загипнотизированный, стал покачиваться в такт музыке.

Эльвира выключила ногой педаль, звук гитары стал мягким, плавающим, ноты повторялись коротким эхом. Девушка быстро крутанулась на месте, продемонстрировав зрителям, что она все-таки не совсем голая, некоторые детали одежды на ней имелись. Этими деталями были узенькие, прозрачные трусики и перчатка на правой руке, которую Гоша, как и большинство зрителей, остолбеневших от неожиданного зрелища, поначалу не приметил.

 
Я тебя одену, как елочку,
Я тебя одену, как палочку,
Я тебя одену с иголочки,
Я с тобой пойду на прогулочку.
 

Гоша завороженно слушал хриплый голос Эльвиры, который, вместе со звуками гитары, отзывался уже троекратным эхом, гипнотизировал и придавал этим стихам – не стихам даже, а так, ритмическим распевкам – второй, глубокий и тонкий смысл. Голос Эльвиры отзывался в груди и ниже, заставлял дрожать диафрагму, холодил живот.

«Вот, падла, на нижние чакры как работает, – подумал Гоша. – В ней определенно что-то есть. Им бы грамотного режиссера… Можно было бы устроить шоу… Жаль, черт, Курехина уже нет, он этих девиц наверняка пристроил бы в какой-нибудь спектакль. По заграницам бы повозил, кучу денег заработали бы…»

Гоша не заметил, как пролетели двадцать минут выступления «Вечерних сов».

– Слушай, а у вас много песен? – спросил он Эльвиру в гримерке. Она не спешила одеваться и стояла перед арт-директором в своем сценическом костюме. Вернее, в сценической наготе.

– Хватит. А что?

– Давай вам сольник сделаем. Мне понравилось, публика тоже на ушах. Поздравляю, между прочим.

– Делай, конечно. Твои условия?

Эльвира всегда брала быка за рога, кто бы этим быком ни был.

Гоша, что называется, «повелся» на коллектив и сделал «Совам» три концерта, которые прошли при неизменном аншлаге. Потом организовал запись в приличной студии, и «Совы» за месяц сварганили альбом. Теперь группа расширилась, к дуэту присоединилась танцовщица Нинка Сурикова, соратница Люды по институту, и ее подружка Вика, взявшая на себя функции директора.

За студию Гоша должен был заплатить около тысячи долларов. Убедив директора, что отдаст деньги сразу, как только будет какая-то прибыль («А будет, будет, я отвечаю. Девки – высший класс!»), он за свой счет снял еще и концертное видео.

С этим набором – видео, готовый альбом, несколько фотографий и газетных статей – Вика и отправилась в столицу, получив от Эльвиры наказ не возвращаться без внятного результата.

Уже через неделю она позвонила и, захлебываясь словами, прокричала Эльвире, что альбом покупают, что гигант шоу-индустрии «ВВВ» сейчас метет молодые группы, берет все, почти не слушая, и платит живые деньги.

– Они требуют, чтобы вы приехали подписать контракт. Но я выпросила аванс, должны на днях выдать.

– Правильно, – сказала Эльвира. – А то мне ехать не на что. И еще ведь надо как-то выглядеть… После плацкартного вагона я не могу идти на фирму. Давай, выбивай из них бабки.

– Выбью. Не сомневайся. У меня уже все на мази. Я тут познакомилась с ребятами, так классно…

– Ладно, потом расскажешь, – усмехнулась Эльвира, представляя, как выглядело это «познакомилась». – Тащи башли, а то мы тут загибаемся.

Однако прошла неделя, а Вики все не было. Она позвонила еще раз, сказала, что деньги получила, но возникли какие-то непредвиденные вопросы по альбому и ей нужно задержаться еще на несколько дней.

У Эльвиры между тем подошли к концу все заначки, оставшиеся после работы в «Гаранте», не было денег не то что на бензин, но даже на еду.

– Привет!

Эльвира почувствовала на своем плече чью-то руку, быстро обернулась и увидела запыхавшегося Моню. Моня – Игорь Монин – работал старшим администратором у Гольцмана, занимался молодыми группами, но пока что от фирмы «Норд» никаких предложений «Совам» не поступало, а при том, что группой заинтересовались могущественные люди из «ВВВ», Эльвира решила и не обращаться к питерским продюсерам.

– Элька! Ты с бодуна, что ли?

– Не без этого. Слушай, Моня, у тебя как с деньгами?

– А у тебя что, совсем голяк? – вопросом на вопрос ответил Моня.

– Типа того.

– Что же, на ловца и зверь бежит. У меня как раз к тебе разговорчик есть.

– Тогда пошли в клуб, купишь даме водки, заодно и поговорим.

– Пошли, пошли. И водки тебе куплю, и пива. Чего захочешь, все куплю.

– Что это ты разгулялся?

– Я разгулялся? Нет, я не разгулялся, Элька. У меня к тебе предложение… Предложение, от которого невозможно отказаться!