Текст книги "15 ножевых"

Перенес гостинцы в машину в два захода. Бригада проставой впечатлилась. А как же, халява. Что там, на станции, будет еще? Харченко, когда приехали, даже помог мне донести гостинцы на второй этаж.

И тут, как назло, Лебензон. Сразу завел шарманку: кто разрешил отклониться от маршрута да почему используется транспорт в личных целях. Нет, надо с мужиком мириться. Это не дело. Я воевать не люблю. Так что я схватил заведующего за локоток и, преодолевая легкое сопротивление, оттащил его в сторонку.

– Лев Аронович, в первую очередь, я хотел бы извиниться. Сами понимаете, на нервах после такого. Сам не свой был.

– Принято, – буркнул Лев Аронович.

Ни хрена он не простил, обозначился только. Ладно, воспользуемся запрещенными приемами.

– И вообще, если честно, это она, – сказал я лучшим заговорщическим шепотом.

– Кто? Что? – встрепенулся Лебензон.

– Сима. Это она меня бросила. Потом передумала, но сами поймите: у меня тоже характер и принципы, – нес я важную стратегическую дезинформацию. – Но мы в очень хороших отношениях остались, вы не подумайте…

Заведующий внимательно на меня посмотрел, вроде успокоился. Я ему даже пироженку предложил, но он отказался. Язва у мужика.

Строгая диета, а то дело совсем швах.

* * *

Вызовы перли ровным потоком, позволяя заехать на подстанцию и даже попить чайку. Не было ни долгих перерывов, ни другой крайности, когда диспетчер вопит по рации: «Бригады, на базу не возвращайтесь, много вызовов!» – и по очереди адресно выкрикивает тех, кто уже долго не отвечает.

Я тоже пил чай, улыбался в ответ на поздравления и несколько раз демонстрировал награды. А в голове все больше и больше зудела мысль про завтрашнюю встречу. Эйфория потихонечку улетучивалась, и начали появляться вопросы. Пока без ответов.

Как заинтересовать состоявшегося ученого, чтобы он стряхнул пыль со своей старой работы? Ведь он сейчас ни много ни мало, а замдиректора Института питания. Старший научный сотрудник. Понятное дело, когда во второй половине восьмидесятых и в девяностые поднялась шумиха, он ту старую работу вспоминал. А уж после Нобелевки… Не знаю, как его, а меня жаба давила бы. Но сейчас? Когда ни слуху ни духу?

Более того, к нему придет пацан, студент. Что профессор думает в первую очередь? Известно, что: старшекурсник пытается пристроиться на теплое место, чтобы остаться в столице и при науке. Не заявлять же ему с порога, что я все знаю про будущее. Это только в дешевом чтиве можно послать письмо вождю, и тебе сразу поверят.

В жизни все не так. Да и подозрительно психиатрией запахнет. Хорошо, если просто пошлет подальше. Нет уж, тоньше надо. А как? Додумать эту мысль мне дал новый вызов. Да еще какой!

* * *

Я просто удивляюсь иногда, как диспетчеры обрабатывают информацию от пациентов. Поводы обычно указывают простые: болит что-то. Самые козырные и вне очереди – уличные: «болит сердце» и «потерял сознание». Но когда приезжаешь, иной раз оказывается, что не голова болит, а нога вывихнута, не живот беспокоит, а дырка в нем. Так что надо быть готовым ко всему. Вот и сейчас: «болит голова».

Что вызов непрофильный, стало понятно с порога. Коммуналка, первая дверь заперта, на ней навесной замок висит. Вторая, наверное, вызывавшей, она, проходя, толкнула ее, но та до конца не закрылась. А в третьей по счету, как раз напротив кухни, обитал наш клиент. Вонючий хрен лет сорока с длинным хвостиком сидел на полу посередине комнаты в окружении кастрюлек, банок с какой-то хренью и прочим добром, которое должно было помочь в установлении прямой связи с космосом. Алкаш Витечка по сравнению с ним благоухал розами.

Сидит неспокойно, постоянно вертит головой, прислушивается. Голоса вещают, рассказывают что-то. Скорее всего, плохое.

– А почему не психбригаду вызвали? – оборвал я Елену, которая полезла к соседке, женщине лет шестидесяти в длинном махровом халате, с расспросами: мол, что да как. Что – понятно, шизофрения. Как – тоже. Таблетки пить перестал.

– Так их разве дозовешься? – возмутилась женщина. – Вот и вызвала простую. Вы же его увезете? А то он обещает убить меня. Уже куда я только не звонила.

– Здравствуйте, давно из больницы выписались? – начал я.

Никаких «привет, браток», так как любое слово или жест могут спровоцировать его на неизвестно что.

– Ага, ведьма чертей на помощь позвала! – радостно провозгласил мужик. – Я знал, что она за мной охотится, следит за мной через лампочку, отраву в еду подсыпает. Комнату отобрать хочешь, да? – зашептал он, глядя на соседку. – Бумаги мне подсовывала, думала обмануть, договорилась с ЖЭКом, они мне ее отраву в квитанцию замаскировали. А меня не обманешь!

– Два месяца назад мать его домой забрала, – подсказала соседка. – Он таблетки пил, хороший был, тихий. А две недели тому Никитична умерла. Похоронили. Там брат есть, дядя Сашкин, – она кивнула на комнату. – Тот сразу отказался, говорит, что некуда. И все. Сидит теперь, квартиру засирает. Не спит, по коридору колобродит. Приходится запираться все время. Как мне с таким жить?

Мне ее жаль, конечно. Мужику прямая дорога в интернат, только когда это случится?

– Сейчас психбригаду вызовем, – сказал я и начал движение к телефону, висящему на стене.

Корпус аппарата был расколот и потом кое-как скреплен синей изолентой. Наверное, Саня не раз мстил телефону за свою горькую судьбу. Но мужик, как оказалось, слушал нас внимательно. А как же: соседка вызвала на помощь чертей. Ясное дело, тут ни звука не пропустишь.

– Держи, ведьма!

– Я только заметил, как больной бежит к нам с чем-то в руках. Ого, да это топор!

Что-то в последнее время мне такие ситуации нравятся все меньше. Прошлый раз вообще разочаровал. А проверять, что будет, если здесь грохнут, не хочется. А ну как перенесусь в шестнадцатый век? Ни язык, ни обычаи неизвестны. Сожгут как колдуна – и все. Так что прихватил пискнувшую от удивления Елену с соседкой и запихнул их в открытую дверь комнаты. Как же хорошо, что хозяйка не захлопнула ее до конца.

Правда, даме не повезло: во время экспресс-забега она наступила на полу халата и по инерции пролетела через всю комнату, врезавшись головой прямо в подушку, лежащую на кровати. Томилина побежала ее поднимать, а я играл в перетягивание двери. К счастью, рука Сани с дверной ручки соскользнула, и дверь захлопнулась, щелкнув английским замком.

Ф-ф-фух, что-то везет мне на агрессивных клиентов. Хреновая традиция. И что теперь делать? Телефон висит в коридоре, а там клиент с демонами в голове жаждет нашей крови. Томилина поднимает охающую соседку. Выглянул в окно. Третий этаж. Машина стоит ближе к подъезду, и, как назло, Харченко не курит и не шатается возле рафика.

– Дома больше никого? – на всякий случай уточняю я.

На такой шум кто угодно вылез бы из берлоги, так что вряд ли.

– Нет, Гавриловы уехали, на север завербовались, а я вдвоем с Сашкой тут… – ответила женщина, вытирая слезы со щек.

Посмотрел на окно – не открывалось уже незнамо сколько, створка закрашена на совесть. Форточку открыть можно. Подтащил к подоконнику стул, залез, высунул голову на улицу. В таком положении бросать чем-то в машину неудобно, можно и промахнуться. А стекло выдавливать не хочется: кто ей его потом вставит? Покрутил головой: как назло, никого. Придется куковать, пока кто-нибудь появится.

К счастью, ждать пришлось совсем недолго. Минут через пять, не больше, мамаша с коляской повернула из-за угла. Странновато ей, наверное, было услышать сверху: «Женщина, не могли бы вы нам помочь?» Но ничего, молодец, не сбежала, посчитав меня придурком, желающим так закадрить молодую даму. И Мишу из сладкой дремы выдернула.

– Харченко, вызывай ментов и психбригаду, на нас напали. Мы тут в комнате соседки забаррикадировались.

– Сейчас, звоню…

Водила неспешно поковылял к машине. А куда торопиться? Что могло случиться, уже случилось. А дальше все как в песне Высоцкого: «Конец простой: пришел тягач, и там был мент, и там был врач». Знаю, что немного не так, но кто же мента тросом назовет? Я такого не слышал.

Глава 10

Только распрощались с ребятами из псих-бригады, скрутившими Саню, сели в машину, как услышали по рации:

– Седьмая, на базу! Повторяю…

Так мы и с первого раза согласны были. Елену потряхивало, Харченко тоже был непривычно мрачен.

– У нас у прошлом годи с девятой бригадой такой же кавардак был. Даже хуже. Вызвали посеред ночи. Бригада… Ну, там две девчонки молодые, от прямо как вы, доктор, прыезжае… – Водитель повернулся к Елене.

– Приехали, и что? – Я показал в зеркало заднего вида кулак Харченко.

Сделал вид, что не заметил, самка собаки. Томилина и так бледная, а этот Петросян жути нагоняет. Лучше бы шутил.

– А там блат-хата какая-то прям. Три урки. Один лежит, помирает уже. Водки перепил. А у другого – «белка». Хватает врачиху, показывает ей нож. Мол, если корешка не вылечишь, ляжешь вместе с ним.

– Андрей. – Томилина наклонилась ко мне, тихо произнесла: – У меня завтра вечером друзья собираются. Песни под гитару попеть, потанцевать. Хочешь заглянуть?

– Конечно!

Согласие у меня вырвалось помимо мозга. А как же Лиза?

– Девчонки от страха замерли, – продолжал бубнить Харченко, – а дружок-то уже совсем кончается, судороги…

– Может, и ты бы закончился со своими дебильными историями?! – Я успокаивающе положил руку на плечо Томилиной. И она мою ладонь не убрала!

– Да, ладно тебе, Андрей, интересно же!

Лена… не знаю даже… как-то приподняла плечо, чтобы плотнее прижаться, что ли.

– Ну, раз интересно…

Водитель крутанул руль, рафик дернуло. Моя ладонь слетела с плеча, а назад я ее возвращать не стал. И так веду себя как пионер какой-то.

– Водитель сообразил, вызвал милицию. Тех урок скрутили. Оказывается, все трое были во всесоюзном розыске. За убийство и разбой! – Харченко поднял вверх указательный палец, будто закрепляя историю о храбром шофере.

– Ой, какой ужас! – Лена всерьез заохала.

Эх, девонька, тебе бы в девяностые, со стрельбой, требованиями обкуренных братков срочно откачать кореша с дырой в груди размером с кулак и наркоманами, вызывающими скорую исключительно ради коробочки с заветными ампулами. Тогда рассказ о простом урке с ножом в трясущихся после запоя руках прозвучал бы уже не так драматично.

Приехали на станцию, поднялись на второй этаж. Стоило мне поставить сумку на стол возле аптеки, как открылась дверь кабинета старшего фельдшера и оттуда выскочила Галина Васильевна. Будто нас только и ждала.

– Приехали, товарищи, вот они!

Вслед за Галей из кабинета вылетела целая делегация. Прямо как в кино: мужики с камерами – три штуки, с блокнотами – тоже три, но разнополых, две дамы и один мужчина. Вот она, цена славы. Теперь еще и корреспонденты. Аж три газеты, надо же.

Томилина так и осталась стоять возле меня, а Харченко поплелся в шоферскую. Правильно, есть возможность – надо полежать. А старшая фельдшерица решила взять инициативу в свои руки.

– Так, Панов, не стой там, давай, сюда проходите, в конференц-зал, не стесняемся. Не задерживай людей!

Я взял сумку и побрел по коридору. Не Томилиной же ее отдавать. Елена пошла за мной, но когда попыталась повернуть в девочковую ординаторскую, я ее тормознул.

– Далеко собралась? – спросил я в стиле, только что блестяще продемонстрированном Галей-фельдшерицей.

В конференц-зал самым первым пришел Лебензон. Ему идти меньше всех. А корреспонденты подождали нас с Томилиной и вошли вслед за нами. Наверное, бывали случаи, когда герои репортажа успевали сбежать.

Одна дама схватила меня под локоть и попыталась потащить к столу президиума, за которым успел усесться заведующий, но я, назло своему ненавистнику, предложил общение в более близком формате, а затем, вытащив пару стульев, поставил их напротив первого ряда. На один сел сам, на второй усадил Елену. Тащить еще один стул и садиться возле нас Аронычу было бы не с руки, пришлось усесться рядом с фотокорреспондентами, оказавшись на самой периферии.

Представились. Фамилии акул пера вылетели из головы сразу, запомнил только названия газет. Одна центральная и две местные. «Комсомолка», еще одна «Правда», московская, и «МК» в довесок. Интересно, кто это их в кучу согнал? Товарищ Щербина? Оперативно, ничего не скажешь. Так бы катались по одной, у кого как получится, а тут три. Я становлюсь популярным.

– Давайте, наверное, сразу фотографии сделаем, – предложил я. – А то вдруг вызов поступит, и не успеете.

Согласились, как бы не больше получаса меня мурыжили. Одного, потом с Томилиной. Тут я решил и Мишу позвать, он ведь тоже с нами был. Я ему даже придумал доставание пострадавших с берега. Мне не жалко. И с Лебензоном вдвоем щелкнули несколько раз. Типа наставник и руководящая рука. На улицу сбегали, возле машин снимали. Короче, свои пять минут славы все получили.

Сели потом, перешли к устной части. Смотрю, догадливая Елена у одного из фотографов телефончик берет, чтобы снимки забрать. А я бы не додумался. Беседу начала самая крупная из женщин, ярко накрашенная, увешанная бижутерией. Из «МК». Попросила рассказать о подвиге.

– Да не было никакого подвига. Я всего-то троих вытащил. Кстати, там еще люди ныряли. Водитель «поливалки», жаль, не довелось познакомиться. Он почти сразу за мной в воду прыгнул и оставался дольше. Когда у меня уже сил не осталось, он продолжил нырять.

– Архипов, Евгений, – подсказал молчавший до сих пор единственный мужчина среди корреспондентов. – Мы с ним встретиться не можем, он в больницу с воспалением легких попал.

– А в какую?

Мужик полистал блокнот, нашел нужное:

– В Боткинскую.

Поставил себе отметочку в уме: надо заехать. Да хоть после вызова, парочку яблок завезти.

Поговорили еще, хотя, в общем, устная часть получилась как бы не короче той, что с картинками. Помучили не только меня, но Елену, как там она на берегу спасенных принимала. Томилина, кстати, творчески к рассказу отнеслась, вспомнила, как люди из остановившихся автомобилей давали вещи, чтобы продрогшие спасенные могли согреться.

Когда закончили со мной, пошли в кабинет к Лебензону, выяснять, как машины скорой помощи бороздят просторы Большого театра, ну а мы вернулись к обычной жизни. Томилина отрапортовала диспетчерам, что нас отпустили, и сразу же получили вызов. Мужчина, двадцать два, что-то с животом. Странно, почему это у кого-то в спортзале общества «Буревестник» брюхо заболело? От напряжения мышцу порвал? Поди угадай, что там на самом деле.

Погрузились, поехали. А у меня все не идет из ума завтрашняя встреча. И ведь мелькнуло что-то, когда шизофреника этого слушал, а потом забылось. Вылетело из головы. Думай, студент, у тебя мозги молодые, вспоминай. Может, я хотел загипнотизировать профессора? Хреновая идея, не такой я крутой специалист, чтобы, как в кино, по щелчку пальцев. Запорешь затею – и иди, отдыхай. Короче, пойду просто так.

Скоро все думки про ученых и шведского короля ушли на второй план. Или третий. Потому что у нас был тот самый вызов дня, про который потом многие годы рассказывают анекдоты. У самого спортзала перед машиной бегали два здоровенных парня. Такие, знаете, у которых затылок плавно переходит в плечи. Судя по перепуганным лицам, живот у их товарища болел очень сильно.

Один побежал показывать дорогу, второй потрусил рядом с машиной. Прибыли на место, взял чемодан, пошли за провожатыми по коридорам. В помещении стоял запах спорта, состоящий большей частью из пота, а чуть меньшей – талька и кожи. В раздевалке кучкуется еще пятеро братьев-близнецов встречавших.

Елена бодро подошла к ним, спрашивает:

– Здравствуйте, что случилось у вас? Кто заболел?

Один из хлопцев посмотрел на нее с каким-то сомнением, перевел взгляд на меня и говорит:

– А можно… мужчина посмотрит?

Мы с Леной переглянулись, я пожал плечами, шагнул вперед. Парни расступились, и… поначалу я немного не понял, что там. Потому как у сидевшего на полу были широко расставлены ноги, а между ними лежал блин от штанги. Не очень большой, килограммов на пять, наверное. А посередине этого кругляша торчало что-то багровое, а что именно, я в первую секунду, опять же, не догадался из-за плохого освещения. И только чуть погодя до меня дошло.

– Давно? – спросил я.

– Два часа уже, наверное, – пробормотал ближний ко мне штангист.

– Ну, собирайтесь, в больницу поедем, – сказал я. – Что мы тут сможем сделать?

– Нэ-э-э-эт, – протяжно заскулил пострадавший, чернявый парень кавказской внешности. – Нызза балныца! Пазор! Лучшэ убывай прама тут!

– Ну, тогда пилить надо, – сказал я.

– Пробовали уже… – хмуро сообщил один из товарищей столь консервативно воспитанного парня. – За десять минут… вон, смотрите…

На краю блина и вправду была видна разрезанная резиновая шина и не очень глубокий пропил, миллиметров пять, не больше. Рядом лежала ножовка со сломанным полотном. Да уж, такими темпами они до утра будут пытаться освободить из плена хрен своего друга.

Только многолетняя практика давала мне сейчас возможность не ржать, катаясь по полу, а спокойно и серьезно взирать на происходящее. Насчет Томилиной – не знаю. Может, она еще не достигла той степени профвыгорания, когда юмор ситуации больше страданий чужого человека? Но, как уже отмечалось, помощь будет оказана в любом случае. Даже если оказывающие ее будут втихаря похохатывать.

– И кто тот умник, который придумал эту забаву? – спросил я грозным голосом.

Надо же определить, кем можно помыкать больше, чем другими. Короче, инициатива поимела инициатора. Вазген у своего товарища видел настоящий видеомагнитофон. Редкий в наших краях гость. Правда, один я уже тоже видел, у профессора Шишкина дома. Не важно. Короче, надежда советской студенческой штанги лицезрел не просто какой-то там фильм, а настоящее порно, в котором некто переносил с помощью собственного агрегата ведерко со льдом для шампанского. Наивные юноши еще не знали, что в порно настоящего вообще мало, так что переносимый предмет – реквизит! – в жизни мог весить граммов двадцать.

Как бы там ни было, сегодня Вазген рассказал товарищам об увиденном и предложил веселое соревнование, достойное настоящих мужчин. Кто продержит дольше на собственном члене пятикилограммовый блин. Ведь это намного интереснее какого-то ведерка. Сказано – сделано. Самым первым сделал свою рекордную попытку теперь уже несомненный победитель.

Гриф для штанги был диаметром пять сантиметров или около того, плюс-минус миллиметр. С высокоинтеллектуальным гоготом учредитель чемпионата запихнул член в железяку, причем сделал это, как сообщили потом свидетели, с некоторым усилием. Когда прошло двадцать пять секунд, радостный претендент на победу в соревнованиях попытался освободиться от свидетельства своего триумфа, но не тут-то было. Слегка опухший агрегат не давал металлическому блину сняться, не захватив с собой кусочек кожи столь необдуманно сунутой не по адресу штуковины. Стало больно.

Как все-таки могут меняться чувства людей из-за совершенно ерундовых обстоятельств. Через какую-то минуту то, что казалось таким интересным и возбуждающим, начисто утратило свою прелесть.

Сначала железку попытались просто сдернуть, чем вызвали новый приступ боли в столь нежном месте. Потом, презрев возможную голубую подоплеку, пробовали продвигать кожу пленника понемногу, но и тут претерпели неудачу. Остальное время заняли поиски ножовки по металлу и попытки решить проблему силовыми методами. Да уж, жаль, что болгарка сейчас – только женщина.

– Нужен лед. И масло, – озвучил я требования.

После чего отошел от места сражения и сел на длинную деревянную лавку рядом с Еленой.

– И что теперь? – поинтересовалась она. – Что делать?

Томилина раскраснелась, разволновалась и была чудо как хороша. Почаще бы штангисты натягивали блины на причиндалы.

– Обложим место отека льдом, подождем, когда это счастье немного уменьшится в объеме, смажем маслом и попытаемся выдернуть.

– А если не поможет?

– Тогда состоится новая попытка уговорить Вазгена перешагнуть через позор. Если не согласится, попробуем откачать кровь из пещеристых тел. И продолжим предлагать больницу. Должен же он когда-то сдаться.

Не знаю, где эти молодцы нашли лед. Но принесли они его довольно быстро. И много.

Если коротко, то отделался штангист ссадинами и царапинами, которые мы щедро смазали спиртовым раствором бриллиантовой зелени. Возможно, еще легкое обморожение. Должно ликвидироваться после теплой ванны. Наверное, прошло совсем не два часа. Повезло чемпиону.

* * *

Само собой, о необычном случае на подстанции уже знали – Харченко раззвонил, не успели мы приехать. Нас сразу потянули в ординаторскую, начали расспрашивать. Особенно усердствовали женщины-врачи. Мужчины лишь посмеивались и перешептывались.

Женская часть коллектива утащила Томилину пить чай, а меня обступили фельдшеры. Трое здоровяков – поперек себя шире.

– Идешь с нами пулю писать четвертым? – Тот самый сосед по ящику – Авдеев – показал мне запечатанную колоду карт. – По десять копеек за вист, «Ленинград». Хата вечером свободна.

– Не парни, я пас.

– Это почему же? Мы хотим отыграться!

– В прошлый раз ты снял с нас больше стольника, – поддержал Авдеева один из фельдшеров.

– Решил завязать с картами. Не повезло на днях… – Пришлось врать. – Продул полкуска. Так что играть пока не на что.

– Пять сотен! – В глазах Авдеева появилось уважение. – Ну ты силен!

Отделавшись от фельдшеров, я сел ждать нового вызова. На стене работал старый черно-белый «Рекорд», показывали «Клуб кинопутешественников». Обаятельный Сенкевич вещал о принципах программы: «…Зрители, вероятно, заметили, что в странствиях по планете мы себя ничем не ограничиваем. Если можно опуститься под землю, познакомиться с загадочным миром пещер, мы это с удовольствием делаем. Подняться в воздух – пожалуйста. Если возникает возможность заглянуть в глубины Мирового океана – мы ее используем. Для кинопутешествий нет ничего невыполнимого…».

Кадры с дикими племенами Амазонки чередовались с пейзажами подводных глубин, а я думал о Лизе. Нехорошо с ней выходит. Телефон был свободен, поднял трубку. В записной книжке нашел номер Шишкиной, быстро его набрал. Пошли длинные гудки.

– Квартира профессора Шишкина. Слушаю, – прозвучал знакомый голос. И это была не Лиза, а ее маман. Я ничего не сказал, бросил трубку.

– Что купить на вечеринку? Торт, вино? – спросил я довольную Томилину, которая только что вошла в ординаторскую.

Я порадовался, что трубку подняла старшая Шишкина. Сейчас бы объяснялся с Лизой при Лене, то еще развлечение… Эх, как же не хватает вотсапа или телеграма. Початился тайком – и дело в шляпе!

– Ничего не надо… – Томилина замялась. – Я слышала, ты в карты хорошо играешь?

– Баловство одно. Это все в прошлом, – твердо произнес я.

– А можешь показать какие-нибудь карточные фокусы?

Хм… Изображать из себя Кио?

– С этим у меня никак, – вздохнул я. – А давай я познакомлю твоих друзей с новой игрой. Без карт. Вам понравится.

– И как же она называется?

– «Мафия»!

* * *

Утром гад Лебензон передал мне через Томилину ценное указание написать докладик об инородных телах и зачитать его. На вопрос, за что именно я удостоился такой чести, она только пожала плечами. Ладно, изображу. Мне труда не составит.

Сегодня, однако, насыщенная программа. Сначала – домой, конечно же. Помыться, позавтракать. До одиннадцати не спеша сто раз успею. А почему именно к этому времени? Так любому советскому человеку понятно. Только в этот час начинается отпуск алкогольных напитков населению. Раньше – официально никак. А мне сегодня как раз нужен коньяк. И не просто любой, а ереванского завода. Пять звезд. Хорошему человеку нравится именно такой.

Вышел без десяти одиннадцать, как раз столько требуется, чтобы до гастронома дойти. К счастью, искомый напиток в продаже есть. Беру две бутылки, прячу в дипломат – и дальше, к родному институту. Потому что студенты, которые не уехали в колхоз, бездельничать не должны. Вот их и рассовывают по разным кафедрам в должности «старший куда пошлют». Но люди поопытнее знают обходные пути.

Кем там числился Степан Авдеевич, не в курсе. Кем-то по хозчасти. Виду он был маршальского. Глянул на такого, и сразу убежал менять штаны. Взгляд из-под бровей такой кустистости, что и нынешний генсек обзавидовался бы, сигнализировал: беги отсюда быстрее. Но внешность обманчива.

Не помню уже как, но в прошлой жизни я с Авдеичем познакомился уже на шестом курсе. Послали помочь в организации похорон какого-то институтского босса. Вот пока мы с ним катались то на кладбище, то в кафе, то еще в десяток мест, разговорились. Милейший человек, фронтовик, почти профессиональный заводчик аквариумных рыбок. Вот к нему и пошел я, презрев остальные условности.

Дядя Степа нашелся в какой-то каморке, ругался не то со слесарем, не то с электриком. Я дождался, когда работник, получив люлей, уйдет, и зарулил в берлогу, прикрыв за собой дверь.

– Кто такой? Чего надо? – буркнул он, не поднимая головы.

Поиски чего-то в выдвижном ящике древнего канцелярского стола занимали его больше посетителя.

– Студент Панов Андрей, пятый курс лечфака, – доложил я, поставив чемоданчик на стол.

– А сюда чего приперся? Иди, учись на врача, – кивнул он на дверь.

– Это вам, Степан Авдеевич, – выставил я перед ним коньяк.

– Так бы сразу и сказал, что по делу. – Авдеич взял бутылку в руки, покрутил, причмокнул и поставил назад. – Излагай, – отеческим тоном разрешил он.

– Панов, пятый курс, – повторил я, а дядя Степа кивнул: мол, запомнил. – Я у вас на время сельхозработ. – Левая бровь Авдеича возмущенно прыгнула вверх, и мне пришлось поспешно добавить: – Еще два литра с меня.

– Договорились, сейчас скажу кому надо. – Он достал потрепанный блокнот, полистал и записал куда-то фамилию.

– Вот номер телефона, Степан Авдеевич, если что, я на связи. – И я дал ему заготовленную заранее четвертушку тетрадного листочка с семью цифрами и фамилией.

– Иди уже, связист, – пробормотал он, пряча бутылку в стол.

* * *

Поднимаясь по эскалатору на станции метро «Площадь Ногина», я ощутил, что меня начало слегка потряхивать. Ладони вспотели, несмотря на довольно-таки прохладную погоду. Хорошо хоть догадался в институте в туалет сходить, а то организм от волнения всякие штуки выкидывать может. Но вот как свернул с Солянки в Воспитательный проезд – как отрезало. Такое ощущение, что сто раз здесь бывал и сейчас просто иду решать какой-то пустяковый вопрос, о котором и по телефону можно было переговорить, но вот решил лично, просто чтобы прогуляться.

Это хорошо, что подсказали вчера, куда идти и где искать. Заблудиться здесь можно запросто. Но я уверенно поднялся на второй этаж в нужном месте и прошел к соответствующему кабинету. Оделся в то же, что и к Шишкиным, галстук только добавил. Хороший, солидный, в тон рубашке. То, что я в этой одежде вроде как потерпел неудачу, меня не остановило. Во-первых, я не суеверен, а во-вторых, неудача ли это была?

К тому же, когда вел раскопки в поисках галстука, зачем-то полез в зимний ботинок студента. Не всю правду он своему другу Давиду сказал. Расписочка от некоего М. М. Асланова на одну тысячу рублей, а не две сотни, как думал я до этого, лежала в обувке, свернутая в трубочку.

Морозов сидел в кабинете один, приемная заместителю директора хоть и полагалась, но там никого не было. Наверное, вышла секретарша – следы присутствия человека все же есть: бумаги в легком творческом беспорядке разложены, в пишущую машинку листик заправлен.

Я постучал в приоткрытую дверь, дождался приглашающего «войдите». Игорь Александрович даже сидя за столом производил впечатление эдакого живчика – сухощавый, чем-то напоминает бегуна на длинные дистанции. И глаза… тоже живые. На меня он с интересом взглянул.

Да и сам он не старый еще, наверное, и сорока нет.

– И что же вы хотели, Андрей Николаевич? – спросил он, чуть откинувшись на спинку стула после того, как я представился. – Вы садитесь, не стойте, – и показал на стул, кивнув при этом: мол, давай, парень, не тушуйся.

– Хотел бы написать в соавторстве с вами одну статью, – глядя прямо ему в глаза и слегка улыбаясь, заявил я.

А что, удивить своего визави на переговорах – половина победы.

– Одну? – засмеялся он. – А почему именно со мной? Может, с Валерием Андреевичем Шатерниковым, директором нашим? Чего стесняться!

– Потому что это будет продолжение одной вашей работы, Игорь Александрович, – спокойно объяснил я. Пока удивление и веселье не прошли, надо ковать железо. – Помните, в семьдесят четвертом вы обнаружили микроорганизмы в желудке больного после ваготомии, но не получилось выделить культуру? – Он кивнул, и взгляд немного изменился: вместо нагловатого студента перед ним уже сидел кто-то, говорящий по делу. – Мне кажется, я знаю, на чем это можно вырастить. И как доказать связь этого микроорганизма с язвенной болезнью.

И снова смена взгляда. Теперь настороженный. Морозову не надо объяснять, что кроется за последним предложением. Сдвиг направления в целом разделе науки. Престиж. Имя на первой странице, а не в издевательском «и другие». Редкий ученый сможет пройти мимо такого соблазна. Ну, давай!

– И на чем же основаны ваши догадки? – Ага, завелся все же. Ишь, глаза заблестели.

– А давайте мы, пока на берегу, так сказать, сразу договоримся, – предложил я. – Потому что сейчас пойдут сведения, которые можно использовать в исследованиях для получения результата.

– Что за условия? – чуть нетерпеливо спросил Морозов. Ему очень хочется узнать, что я придумал, и сравнить с тем, что он делал.

– Первые три статьи, в том числе в «Nature» и «Lancet», только за двумя подписями, вашей и моей. Ни Шатерников, ни Блохин, никто. Потом – пусть примазываются. А сначала – только двое.

Очень хорошо, что он сразу не ответил. Оценивает свои возможности. Только через минуту, наверное, он медленно кивнул.

– Месяц вам на результат, – сказал он. – Это мое условие. – И, дождавшись на этот раз моего кивка, добавил: – Так что там у вас, излагайте.