Текст книги "Покинуть Париж и уцелеть"

Глава 7

Второй раз в своей жизни Полина присутствовала на похоронах человека, смерть которого так и не сможет понять и принять до конца своих дней. Первым в этом, слава богу коротком, списке был Грэг, слишком рано покинувший ее. Смерть Грэга была неожиданной, как, впрочем, и кончина Марины, однако ушли они по-разному: Грэг, сам того не желая, превысив скорость и столкнувшись с таким же лихачом, Марина, умышленно, безрассудно нажав на спусковой крючок. Полина до сих пор не могла поверить в то, что подруга покончила с собой. Еще несколько дней назад она улыбалась Полине, а сегодня закрытый гроб с ее телом стоит рядом с глубокой ямой, в которой исчезнет через минуту. «Вот он, безликий конец яркой и беззаботной жизни, – с грустью подумала Полина, глядя на венки и огромные корзины с цветами. – Как же ты могла убить себя, стерва поганая? Неужели твоя жизнь была настолько страшная, что пуля стала единственным спасением?»

Людей на кладбище было столько же, сколько веселилось на последнем приеме, устроенном Шемесом. Все как один выглядели мрачными и казались подавленными внезапной кончиной Марины. Некоторые застыли на месте, окаменев от ужаса, другие едва слышно переговаривались между собой, ошеломленно пересказывая предполагаемые причины самоубийства.

– Говорят, Марина накануне узнала о том, что смертельно больна, – услышала Полина и обернулась, чтобы посмотреть в лицо этому знатоку секретов.

«Чем?!» – хотелось выкрикнуть в ответ, и пришлось приложить немало усилий, чтобы не нарушить звенящую тишину на кладбище и не мешать священнику читать молитвы. Присутствие последнего вызывало удивление у «друзей-подруг», пришедших попрощаться с Мариной, заодно удовлетворить любопытство. Всем было известно, что по церковным канонам самоубийц не отпевают в храме, не поминают в церковной молитве за Литургией и на панихидах. Видимо, простое моление не было под запретом для тех, кто вышибает себе мозг, или же Шемес имел особые отношения с вершителями таинств церкви, раз они пошли на уступки и послали своего человека сопроводить Маринку в мир иной. Все оказалось намного проще. Нонна, та самая, которую Марина называла своим антиподом, объяснила, что для ее поступка нашли оправдание. «Самоубийство произошло не в результате озлобления души и расчета холодного, не в порыве ропота глухого или богоборчества, а в состоянии психического нездоровья».

– То есть Марину признали сумасшедшей? – едва не откусила себе губу Полина, услышав подобное заявление.

Нонна кивнула и, ничего не добавив, вернулась в объятия своего физика, спрятала опухшее от слез лицо на его груди и лишь мелко вздрагивала всякий раз, когда уже не могла сдерживать рыдания.

Щурясь от солнца, которое с легкостью пробивалось сквозь ветви старых деревьев, почти сбросивших листву, Полина нетвердо стояла на ногах, будучи уже довольно пьяной, так как глушила горечь в душе коньяком с самого утра. Как сломленная ветка, она покачивалась от легкого дуновения ветерка, однако мысли работали четко, словно их невозможно было опоить, заставив на секунду исчезнуть из головы, дать телу расслабиться, а сердцу успокоиться и, наконец, принять тот факт, что Марины больше нет. Уже никто и никогда не услышит ее смеха, не увидит яркой синевы глаз, не ощутит нежности прикосновений. Полина также горевала и о других вещах: веселых попойках, секретах и ядовитых шутках. Они ушли вместе с той, которая занимала одно из главных мест в ее сердце. Как теперь жить, когда там, где была Марина, поселилась пустота? Ее уже ничем не заполнишь, вряд ли кто-либо сможет с Мариной сравниться.

– Дай мне, – Полина протянула руку, прося фляжку с алкоголем.

Алекс вытащил из внутреннего кармана пальто плоскую металлическую бутылочку, сделал несколько глотков и после передал Полине. Та поднесла ее ко рту, но тут же опустила руку вниз, привлеченная тихой ссорой между Шемесом и его дочерью Ингой. Андрей Адамович, всхлипывая, прикладывал платочек к глазам. Его бывшая жена Алла, высокая блондинка лет сорока, милостиво поддерживала в столь трудный момент бывшего мужа, ласково поглаживала по спине и шептала слова утешения. Такое самоотверженно-сочувственное поведение несказанно веселило ближайших друзей семьи. Все знали, что Шемес без особых угрызений совести бросил обожающую его Аллочку после восьми лет брака и, безумно влюбившись, ушел к Маринке уже на третий день их знакомства. И вот теперь, вместо того чтобы тихо и коварно порадоваться горю изменника, Алка незамедлительно прилетела к Шемесу, когда узнала о трагедии, и благородно предложила свою помощь в организации похорон и поминок.

Да, не везло Шемесу с женами, ибо Марина была третьей по счету, с которой Андрей Адамович не нашел счастья. Именно эти слова и проронила вслух Инга, дочь Шемеса от первого брака.

– Замолчи, – прошипела Аллочка и, как заботливая гусыня, обняла бывшего мужа.

– И не собираюсь, – огрызнулась Инга. – Тоже мне, греческая трагедия! Я не обязана плакать по шлюхе, которая…

– Ты немедленно заткнешься! – Андрей Адамович схватил ее за руку и так сильно сжал ладонь, что Инга присела от боли и едва не расплакалась. – Не вынуждай меня…

Алла незаметно показала отцу и дочери на удивленные взгляды стоящих у могилы людей. Это немного привело их в чувство. Андрей Адамович, придерживаемый под руку бывшей женой, мелко трясся в беззвучных рыданиях, Инга продолжала злобно смотреть на отца, однако послушалась его и молчала до конца церемонии. А после с остервенением швырнула горсть земли в могилу и как взъерошенная ворона поскакала к выходу.

– Алекс, а где родители Марины? – спросила Полина, вглядываясь в лица незнакомых людей, которые стояли близко к гробу.

– Ее бабка воспитывала. Она давно умерла. Отца Марина никогда не знала, а маму…

– Задушил ревнивый любовник, – пробормотала Полина. – Я знала об этом, но забыла.

Стоящая рядом с Алексом интеллигентного вида женщина средних лет повернулась к ним и, недовольно поджав губы, протянула:

– Молодые люди, вы находитесь среди усопших. Проявите уважение к ним, замолчите.

– Идите в задницу, – вежливо ответила ей Полина, на что дамочка возмущенно задвигала бровями.

– Простите нас, – Алекс печально улыбнулся женщине, обнял сестру и отвел в сторону.

– Не могу поверить, что Марина совершила с собой подобное… Почему? – простонала Полина, посмотрев на гроб, который начали опускать в могилу.

– Ты у меня спрашиваешь? – сверкнул глазами Алекс. – Я и понятия не имел, что у Маринки проблемы.

– Она нервничала последние несколько дней. Однако я не думаю, что она намеревалась убить себя.

– Ты была лучшей подругой, но это вовсе не означало, что Марина рассказывала тебе обо всем, что творилось у нее в душе. Может, она уже давно готовила план по уничтожению себя.

– Исключено. Я знаю, что в последнее время Марина чувствовала себя несчастной, и все же это не повод, чтобы стрелять себе в голову. – Полина еще раз посмотрела в сторону могилы и похлопала брата по плечу. – Идем. Мы и без того здесь задержались.

* * *

Следующим утром Полина проводила брата в аэропорт, затем вернулась домой и, заварив крепкий чай, устроилась с горячей чашкой в руках у окна в кухне, с мрачным интересом рассматривая лежащую перед ней Москву. Роман неслышно остановился на пороге, долго наблюдал за Полиной, неподвижно застывшей, застрявшей во внутреннем мире, где бушевала буря сожаления и бессильной ярости, потом подошел и с нежностью обнял за плечи.

– Как все прошло? – спросил он.

– Траурно. Много слез, сплетен. В общем, все, как и должно быть. Спасибо за то, что не настаивал сопровождать меня.

– Не хотел, чтобы ты испытывала неловкость в присутствии Алекса. Поля, а почему Марину похоронили, а не кремировали? Помнишь, ты говорила, что она хочет…

Полина уныло улыбнулась и подняла голову, бросив на Романа взгляд, полный слез.

– Быть развеянной по Люксембургскому саду? Разве у нас принято считаться с желаниями мертвых? Не знаю. Думаю, что об этом никто не вспомнил. Слишком уж неожиданной была ее смерть. Ошеломляюще внезапной, – задумчиво добавила она и замолчала, не обратив внимания на свой мобильный, который громко требовал ответить на звонок.

– Полина! – Роман протянул телефон, забрал чашку, сделал глоток и, брезгливо сморщившись, вылил холодный чай в раковину.

– Хорошо, приеду, – пообещала Полина в трубку и виновато посмотрела на Романа. – Отвезешь меня к Шемесу? Похоже, ему очень плохо.

– А ты, значит, сестра милосердия?

– Как видишь, Андрею Адамовичу больше не к кому обратиться за помощью… – Полина на мгновение спрятала лицо в ладонях, громко выдохнула сквозь пальцы и поднялась. – Поужинаем вместе?

– А может, уедем куда-нибудь? Туда, где тепло и много воды, – внезапно предложил Роман, что заставило Полину улыбнуться. – Я что-то не так сказал?

– Все в порядке, – заверила Полина, с любовью коснувшись его щеки. – Не думаю, что смена обстановки позволит мне забыть о смерти Марины. Куда бы мы ни отправились, я всюду буду возить с собой мысли о том, что она убила себя по непонятным для меня причинам.

– Ладно, отложим этот разговор. А сейчас я отвезу тебя к Шемесу, заеду в магазин и куплю вино к ужину. Что тебе приготовить?

– Не знаю, – улыбнулась Полина. – Сделай мне сюрприз.

Шемес жил в Большом Афанасьевском переулке, в десяти минутах езды от дома Романа, занимая двухъярусный пентхаус в респектабельном жилом комплексе. Роман решил не заезжать на внутреннюю территорию, чтобы не тратить время, объясняя цель визита мощным и, судя по лицам, не слишком сообразительным охранникам. Остановил машину у ограды и, наклонившись, поцеловал Полину в щеку, прощаясь.

– Позвони, когда…

– Не стоит, – оборвала его на полуслове Полина. – Готовь ужин, отдыхай, а я приеду домой на такси, – она вышла из машины, подошла к кованому забору и, нажав на кнопку звонка, едва слышно пробормотала: – Чертов сервис.

– Добрый день! – К ней немедленно подошел внушительного вида «ротвейлер», приветливо оскалился и замолчал, очевидно, предполагая, что гостья должна отчитаться, к кому пришла и для чего.

Полина решила не разочаровывать этого «интеллектуально одаренного» мальца, который быстро пробежался глазами по ее фигуре, облаченной в легкую шубку, скользнул взглядом по тонким лодыжкам и с нескрываемым любопытством вгляделся в лицо.

– Полина Матуа к Андрею Шемесу, – сказала она, раздраженная его назойливым, не соответствующим ситуации интересом.

Ворота открылись, охранник вежливо указал рукой в сторону дома, быстро сообщив о прибытии гостьи в пентхаус. Немедленно из главного входа выскочил немолодой мужчина с темными волосами, блестящим горшочком лежащими вокруг маленькой головки с выпуклым лбом.

– Здравствуйте, госпожа Матуа, – голос его, в отличие от непривлекательной внешности, звучал так притягательно-маняще, будто принадлежал актеру-красавцу, который снимается исключительно в мелодраматичных фильмах для женщин. – Меня просили сопроводить вас…

«Консьерж», – мгновенно догадалась Полина и, властно подняв руку, без слов, одним лишь взглядом потребовала замолчать. Мужчина повиновался, молча провел Полину по вестибюлю к лифтам и нажал на кнопку вызова. Двери бесшумно открылись, Полина стремительно вошла внутрь.

– Благодарю вас, – произнесла она голосом, полным сожаления за свое неделикатное поведение.

– Восьмой этаж, – сказал мужчина и вежливо склонил голову, принимая непроизнесенные вслух слова извинения. – Всего хорошего, госпожа Матуа.

Лифт быстро поднял Полину вверх. Громко стуча каблуками по мраморному полу и морщась от этих звонких звуков, Полина подошла к распахнутой двери, ведущей в апартаменты Шемесов. На пороге стоял высокий, худой и прямой, как торшер, молодой человек с карими глазами, в которых светились интеллект и свойственная остроумным людям ирония. Он улыбался, что выглядело странным, учитывая трагичность события, произошедшего в жизни его босса. Полина сразу же узнала в мужчине личного помощника Андрея Адамовича. Она встречалась с ним несколько раз, когда приходила в гости к Марине, правда, никогда не разговаривала с этим невыразительным внешне молодым человеком со смешным прозвищем Ромашка.

– Глеб Тюльпанов, – представился он, улыбка исчезла с его лица, оно приняло формальный уважительно-отстраненный вид.

– Теперь понятно, почему вас зовут Ромашкой, – усмехнулась Полина, пройдя внутрь квартиры.

– И почему же? – поинтересовался мужчина, и Полина удивилась, так как не предполагала, что он задаст подобный вопрос, а вежливо промолчит, как это сделал бы на его месте любой другой секретарь. – Потому что я добрый, – сам же и ответил он, шмыгнул носом и вытащил из кармана пиджака платок. – Андрей Адамович ожидает вас, мадам Матуа, – Глеб отвернулся и тихо, почти бесшумно высморкался. – Простите, простыл вчера на кладбище.

– Я вас не видела.

– Зато я слышал, как вы послали Ираиду Владиленовну, партнера Андрея Адамовича по бизнесу, в… – Глеб замолчал, но не потому, что смутился, а оттого, что из соседней комнаты послышался крик Шемеса:

– Убирайся отсюда! Видеть тебя не могу!

Тихий голос что-то неразборчиво ответил. Глеб сделал несколько шагов по направлению к комнате, откуда слышался шум, и остановился, словно решал, продолжать ему движение или нет.

– Прекрати опекать меня! – Шемес выскочил в гостиную, следом за ним выбежала Алла. – Ты мне не жена!

– А здесь ты ошибаешься, дорогой мой. Официально мы все еще… – в этот момент Алла увидела Полину, не стала продолжать, мило улыбнулась, подошла к зеркалу и поправила идеально уложенные светлые волосы.

– Поля! – обрадовался Шемес и бросился к ней. – Прости за эту сцену, – прошептал он. – Алла бесит меня! Свободно вздохнуть не дает после смерти Мариночки.

Шемес вдруг прислонился лбом к шее Полины и протяжно заскулил. Потом резко поднял голову, близко придвинулся к лицу Полины, заставив ее беспокойно вздрогнуть, и спросил:

– Может, это я виноват?

От него несло перегаром и потом, глаза были красными и влажными, а волосы растрепанными. Создавалось впечатление, будто Шемес не спал с момента похорон Марины, не мылся, лишь пил и плакал. Теперь, одурманенный алкоголем и усталостью, он едва держался на ногах и, если бы не крепкое объятие Полины, непременно упал бы на пол.

– Андрей, давай я уложу тебя в постель… – Алла дотронулась до его плеча.

– Нет!

Шемес оттолкнул Полину и, петляя, как раненый заяц, пробежался по гостиной, споткнулся и упал на ковер. Когда Глеб и Алла помогали ему подняться, он почему-то сопротивлялся и сыпал пьяными проклятиями. Наконец, Шемеса уложили на диван.

– Вон из моей квартиры! – продолжал возмущаться он и вдруг плюнул, целясь в Аллу, но, к счастью, промахнулся. – Стерва!

Алла удрученно покачала головой, слушая оскорбления в свой адрес, потом вдруг замахнулась кулаком. Полина вжала голову в плечи, ожидая сильного удара, так как Алла приняла вид отвратительной гарпии, у которой от обиды дрожали губы и покраснели щеки, но его не последовало. Кулак опустился на голову Шемеса, лишь слегка коснувшись его волос.

– Глебушек, завари этому горькому пьянице крепкий чай, – Аллочка направилась к выходу, виляя бедрами, как опытная порнозвезда. – И позвони мне, когда он придет в себя.

– Конечно, Алла Богдановна! – Глеб быстро подбежал к двери и открыл ее. – Всего доброго.

Полина неловко переступала с ноги на ногу, размышляя, как поступить – остаться с Шемесом или же убежать. Решив не спешить с уходом, она осторожно присела на диван, где лежал Андрей Адамович, и оглядела светлую уютную гостиную. Изысканный льняной текстиль римских штор, золоченые светильники, офорты и литографии на стенах, мягкие подушки на диванах и креслах, серо-молочная мебель и бордовый пол – интерьер поразительным образом совмещал в себе классику и современность. В нем чувствовался дух Марины, словно она все еще присутствовала здесь, с горечью наблюдая за происходящим в комнатах. Неожиданно для себя Полина расплакалась, прижалась лбом к коленям и почувствовала на спине тяжелую руку.

– Поля, – послышался вполне вменяемый голос Шемеса, – девочка моя дорогая. Только тебе и мне плохо из-за того, что ее нет. Лишь мы скорбим о Марише. Подруг ведь у нее не было. Только ты и Нонка-лошадь. Но она скорее пользовалась Мариной, вернее, моими деньгами и связями, нежели дружила. Никому она не была нужна, – Шемес с ухмылкой посмотрел на замершего в нескольких шагах от дивана Глеба. – Принеси нам выпить.

Ромашка не посмел ослушаться, подошел к столику со спиртным, взял графин с янтарной жидкостью и два стакана. Первой налил Полине и уже потом Шемесу, причем в два раза меньше, чем гостье.

– Не жмись, опекун хренов! Еще одна Алла. Больше не пускай ее ко мне, слышишь?! Осточертела своими «Андрюшенька, я тебе бульончик сварила, иди покушай. Больше не пей, ляг поспи». Я не ребенок, у которого сломалась машинка! – с отчаянием выплевывал он из себя. – Я вчера похоронил ее! Эту поганую шлюху, которая съела всю мою душу!

Полина широко раскрыла глаза, пораженная словами Шемеса, который тем временем выпил виски из своего стакана, забрал тот, что она держала в руке, и, осушив одним глотком, продолжил:

– Сука! Сколько мужиков побывало в ее постели! Ненасытная! А я все прощал. Поля, она же обещала, что всегда будет со мной, – противно зарыдал он.

– Андрей! – Полина схватила его за плечи, впервые назвав только по имени. – Ты знал, что у нее были другие мужчины? Но почему ты терпел?

– Потому что мне никто не нужен, кроме нее, – вдруг спокойно произнес Шемес и вытер кончиками пальцев мокрые губы. – Прости меня, дорогая, – взгляд его стал ясным и участливым, будто он и не пил вовсе. – Тебе неприятно все это слушать, ты ведь знала Марину с другой стороны. Но я… мне было плохо с ней, а без нее будет еще хуже.

– Андрей, я не знаю, что тебе ответить, – сдавленно проговорила Полина. – Я думала, что у вас все хорошо.

– Все и было хорошо, – проговорил Шемес, поднялся с дивана и направился к столику с алкоголем. – Надеюсь, не станешь вырывать из рук? – спросил он у Глеба.

– Если было все хорошо, то почему ты страдал рядом с Мариной? – со злостью спросила Полина. – И, наконец, почему она застрелилась?

– Она всегда бегала по мужикам, конечно, скрывала это. Но я-то все знал, оттого и страдал. А застрелилась она… – Он сделал глоток прямо из графина, пошатнулся и прислонился к стене, боясь растянуться на полу. – Не думаю, что Марина сама нажала на спусковой крючок.

– Что?! – вскричала Полина, вскочила с места и подлетела к потерявшему реальность, уже ушедшему в мир пьяных фантазий Шемесу.

– Такая красивая женщина, как она, не могла уйти из жизни столь безобразным способом. Только не выстрел в голову. В сердце, куда угодно, но не в висок. Она же снесла себе половину головы, – Шемес скривил пальцы у груди и сморщился. – Я выблевал все, что ел неделю назад, когда увидел ее труп. А повариха визжала так, что было слышно за Полярным кругом, – уже прошептал он и медленно опустился на пол.

Полина повернулась к Ромашке, который подошел к боссу и забрал из его рук графин с виски.

– Глеб, о чем он говорит? – спросила она.

– О том, что Марину Анатольевну убили, – невозмутимо ответил молодой человек.

– Я слышала! – негодующе воскликнула Полина и вовремя отскочила в сторону, так как Шемес, глухо застонав, повалился на бок.

Его начало рвать на прекрасный вишневый пол густой тошнотворно воняющей желчью.

– Мадам Матуа! – Глеб взял Полину под руку и повел к двери. – Мне жаль, что вы увидели Андрея Адамовича в таком жутком состоянии, – его голос был полон искреннего сожаления, кроме того, в нем звучало беспокойство, в особенности когда бросал короткие взгляды в сторону Шемеса, лежащего на полу и содрогающегося в рвотных позывах.

– Вам нужна моя помощь? Если хотите, я останусь.

– Уверен, что справлюсь сам.

– Я позвоню вам завтра, – пообещала Полина.

– Мне? – в глазах Глеба сверкнула насмешка. – Или Андрею Адамовичу?

Глава 8

Полина решила не вызывать такси и задумчиво побрела к дому Романа, спрятав лицо от холодного порывистого ветра в мягкий воротник шубы. Из головы не выходили слова Шемеса о том, что Марину убили. Неужели он сделал заключение об убийстве только на основании того, что женщины-самоубийцы редко стреляются? Полина внезапно остановилась, вспомнив, что читала исследования американских ученых, утверждающих, будто способ самоубийства зависит от пола. Что женщины чаще режут себе вены или глотают снотворное, нежели используют пистолет, так как заботятся о том, насколько красивыми будут выглядеть, лежа в гробу. «Боже! О чем я думаю?!» – щеки Полины вспыхнули от смущения, она глубоко вздохнула, отгоняя странные мысли, но они не покидали ее, навязчиво преследовали до самого дома Романа, до которого она добралась незаметно для себя.

Присев на скамейку, Полина посмотрела вверх, пытаясь определить, за каким из окон готовит ужин Роман, и снова погрузилась в размышления. «Может, сам Шемес убил Марину за измены, а теперь рыдает как сумасшедший, делая вид, что раздавлен горем?» – она поджала губы и покачала головой. Какой смысл Шемесу устранять Марину физически, если можно развестись? Тут же вспомнились брошенные Аллой слова, будто она все еще приходится женой Шемесу. «Как такое может быть? Марина носила обручальное кольцо. И я присутствовала на церемонии бракосочетания. Черт! Это было венчание, но не гражданская регистрация». Полина нахмурилась, вспомнив, что современные правила Русской православной церкви не позволяют венчать людей до регистрации их брака в загсе. Якобы это делается, чтобы убедиться, серьезны ли намерения брачующихся. И тут же усмехнулась своей наивности. Не сама ли она несколько раз устраивала подобные «венчания без штампа» для клиентов VIP-life concierge? Помнится, один особо предприимчивый господин обвенчался и с женой, и с любовницей, правда, сделал это в разных городах во избежание слухов. А уже через полгода попросил Полину организовать недельный отпуск в Индийском океане для себя и очередной подруги, которая на островах превратилась в «третью» жену, посадив вместе с «супругом» кокосовую пальму как символ вечной любви и произнеся свадебные клятвы, переставшие действовать сразу же после приземления самолета в Домодедово. Но если Шемес и Марина фактически не были женаты, то почему Марина об этом и словом не обмолвилась? На правду в словах Аллочки указывало и то, что Марина не сменила свою девичью фамилию, так и оставшись Маргулис. Однако это не имело никакого отношения к ее самоубийству.

«А если Маринку застрелил любовник? – пронеслось в голове. – Тот, с которым я видела ее в Люксембургском саду?» Полина встревоженно вскочила, но быстро остыла, понимая, что напрасно накручивает себя. «Поговорю с Шемесом, когда он протрезвеет, – решила она и направилась к дому. – Пусть объяснит, кто загадил ему голову подобными нелепыми предположениями». Поднявшись наверх, она бесшумно открыла дверь и, присев на мягкий пуф, с улыбкой прислушалась к мелодии, разносившейся по просторным комнатам. Роман с чувством подпевал барышне, жалующейся миру на неудачи в любви, затем выглянул из кухни, почувствовав, что находится в квартире не один, и виновато проговорил:

– Прости, сейчас выключу.

– Зачем? – удивилась Полина. – Я не в трауре.

– Но… – замялся Роман. – Ты злишься на нее. Это пройдет, – уверил он, помогая снять шубу. – А теперь – ужинать.

Полина вспомнила о Шемесе, который лежал на полу в рвотных массах, и, тяжело сглотнув, покачала головой.

– Я не голодна. Но от бокала вина не откажусь.

* * *

Глеб протянул мокрое полотенце Андрею Адамовичу, которого несколько минут назад вывел из ванной комнаты и уложил в постель. Шемес протер лоб и подбородок, с облегчением откинул голову на подушку и глубоко вздохнул.

– Неловко перед Полиной, – дрожащим голосом проговорил он. – И перед тобой.

– Выпишете мне премию. Большую, – добавил Глеб, вспомнив, как долго возился с боссом в ванной, а тот, вместо того чтобы с благодарностью позволить себя умыть, отмахивался всеми конечностями и плевался оскорблениями.

– Непременно, – пообещал Шемес и еще раз с наслаждением протер прохладным полотенцем лицо. – Что я наговорил ей?

– Завтра узнаете, – Глеб подошел к Шемесу и дотронулся пальцами до лба. – У вас высокая температура, Андрей Адамович. Глаза пожелтели и кожа. Нужно вызывать врача.

– Обычное пищевое отравление. Не нужно врача, отлежусь до завтра. Завари мне лучше крепкий чай.

– Чай не поможет. Я все-таки позвоню вашему доктору.

– Не перечь мне. Уходи.

– Тогда я позвоню Инге, вашей дочери…

– Ты же знаешь, что она не приедет, – застонал Шемес в подушку и затрясся в ознобе. – И это моя вина.

– Раньше следовало себя жалеть, – сорвалось у Глеба с языка, и он вжал голову в плечи, ожидая неминуемого наказания за подобную откровенность, однако ее не последовало. – Андрей Адамович, – позвал он Шемеса, который, казалось, провалился в беспамятство.

– Что? – вздрогнул тот и поднял на Глеба затуманенный взор.

– Я вызываю врача.

– Глеб, кем ты мне приходишься?

– Помощником, – усмехнулся молодой человек, понимая, куда клонит Шемес. – Секретарем, – уточнил он, – который должен выполнять то, что ему говорят.

– Умница, – прохрипел Шемес и постарался улыбнуться, что у него получилось натужно и криво, будто он хотел испугать своей гримасой, но не успокоить. – До завтра.

– И все же я…

– Ступай, – в голосе Шемеса послышались теплые нотки благодарности. – Не волнуйся за меня. Утром буду огурцом.

Глеб, соглашаясь, кивнул, но перед тем, как уйти, решил заварить крепкий чай. Он направился в кухню, вскипятил чайник, бросил в чашку два пакетика чая, но посчитав, что этого будет недостаточно, добавил еще два. Поставил чашку на маленький поднос и отнес в спальню Шемеса. Затем Глеб надел пальто и направился к выходу, но вернулся в комнату, откуда вдруг послышались отчаянные стоны. Андрей Адамович свернулся в калачик, подбив под себя одеяло, и трясся в лихорадке. Кожа его приобрела пугающий желто-коричневый оттенок, лицо было мокрым, отекшим. Глеб подошел ближе и увидел на простыне бурые пятна крови. Он потянул одеяло на себя и немедленно принялся искать в карманах телефон, заметив, что ноги Шемеса измазаны жидкой слизью, испражнениями и кровью.

– Срочно врача, – он назвал адрес. – Похоже на отравление. Возможно, непищевое.