Текст книги "Ката – дочь конунга"

Несколько раз приносили еду. По приказу Светозара пробу сначала снимал парень у входа, а потом вредная девка. Маша наблюдала за этой процедурой и удивлялась – парень каждый раз белел и трясся, боясь упасть замертво, а девка при дегустации вид имела спокойный, даже чуть пренебрежительный. Маша даже почувствовала какое-то уважение к заносчивой малявке. Но, это чувство быстро прошло, потому что к ней самой девица отношения не поменяла, и по-прежнему воротила нос.

К вечеру Кату первый раз попытались покормить. Точнее напоить. Обливаясь слезами, толстая нянюшка поднесла любимице вытянутый в форме уточки ковшик, в котором плескалось что-то жидкое, но не вода. Ката глотала с видимой болью, но, после питья ее не вырвало, это был хороший знак. Знахарка, стоявшая рядом, удовлетворенно кивнула и первый раз за сутки ненадолго ушла.

– Маша, – позвала Ката, и Маша метнулась к ней.

– Что, что? – тревожно заглядывала она в глаза подружке, – где болит?

– Не болит, – успокоила ее Ката полушепотом, – сядь!

Маша присела на скамеечку, взяла девчонкину ладошку и отметила, что рука теплая. Сердце радостно трепыхнулось.

– Возьми в шкатулке кольцо, – прошептала Ката, – оно твое.

Маша поняла, про которое кольцо идет речь, но решила переспросить.

– Кольцо?

– То, с зеленым камнем, – уточнила Ката.

– Возьму, – кивнула Маша, – спасибо!

– И позови ко мне Мала, – попросила девчонка, – дело к нему есть.

Это была странная просьба. Но Маша решила не спрашивать, зачем, а просто послала вредную за мальчонкой. Та привычно скосоротилась, но ушла.

– Я знаю, где твои кольца, – прошептала Ката, – у Доброгневы в сундуке. Добром она не отдаст, станем требовать – выбросит, скажет не было. Надо хитростью. Мал принесет!

– Украдет?! – ужаснулась Маша, – а если поймают?

– Не поймают, – первый раз за все время слабо улыбнулась Ката, – он на торгу промышлял, кошели срезал с поясов, обучен этому, сумеет!

Маша только покачала головой, но вернуть кольца для нее было важнее морального облика мальчишки, поэтому она возражать не стала.

– Я отпускаю тебя, – прошептала Ката, – возвращайся домой.

– Ну нет, подруга, – покачала головой Маша, – пока на ноги не встанешь, никуда не уйду!

И она остаток дня провела рядом. Знахарка, сначала сторонившаяся незнакомки, поняв, что Маша не принесет вреда, успокоилась, и даже позволяла помочь себе, подержать миску с водой, пока обтирала больную, и, конечно, посидеть рядом. Магнус тоже был тут, хотя сестра всячески уговаривала его пойти развеяться. Мальчик только упрямо мотал головой, отходя недалеко чтобы перекусить. Близнецы, конечно, следовали за ним неотступно, если один отлучался, второй всегда был рядом. И толстая нянюшка сидела у постели, готовая исполнить любую прихоть.

– Молодая, справится, – повторяла лекарка всем, кто интересовался здоровьем девушки. Время от времени прибегала служанка от княгини с расспросами, получала ответы и уходила. К позднему ужину собрались все. Близнецы притащили откуда-то берестяной короб с плоской крышкой, поставили у постели больной и ужинали прямо тут, развлекая Кату разговорами. Маша посматривала на девчонку, ей казалось, что той заметно лучше. Ката слабо улыбалась и даже отвечала шепотом, хотя нянька, науськанная лекаркой, недовольно ворчала, больной нужно было больше отдыхать. Магнус увлеченно рассказывал про нового сокола, подаренного ему княжичем Изяславом.

– Вот поправишься, сестра, – взахлеб говорил он, – и поедем с тобой в поля! Вершко улетает высоко-высоко, и бросается камнем вниз, аж глазам больно смотреть! Дичь бьет с одного удара!

Ката кивала, обещая обязательно поехать с братом поохотиться.

Маша смотрела на брата с сестрой, и, первый раз в жизни жалела, что она у родителей одна. Был бы брат или сестра, можно было бы вот так же, вместе куда-то выбираться, рассказывать друг другу все, что произошло за день, заботиться, когда второй заболел.

Дверь открылась, и вошла девушка от княгини. В этот раз она не спрашивала о здоровье Каты, а, поклонившись, поманила рукой Светозара. Боярин поднялся, подошел, девушка что-то ему прошептала, изредка выглядывая из-за плеча на компанию у кровати. Когда она ушла, Светозар вернулся, озадаченно хмуря брови.

– Чего она хотела? – тревожно прошептала Ката. Все знали, от кого была посланница.

– Княгиня зовет ее, – указал Светозар на Машу.

– Зачем?! – испугалась Маша, да и Ката тоже приподнялась на локте, нянюшка бросилась к ней, умоляя лечь обратно.

Они вышли из светлицы, Светозар остановил ее, провел ладонью по лицу, убирая тонкие волосинки, упавшие на лоб.

– Все, что ты рассказывала – это правда?

Маша недоуменно посмотрела на молодого человека.

– Про другой мир? – уточнил Светозар.

Она моргнула согласно.

– Добро, – кивнул Светозар, – идем. И не бойся, княгиня милостива.

Княжеские покои располагались в другом крыле здания. Вообще, дворец напоминал муравейник, столько в нем было входов, выходов, коридорчиков и поворотов. Маша огляделась – здесь все было гораздо богаче, чем в крыле, где обитала Ката с братом. Ковры, стенные росписи, яркий свет от канделябров, сундуки и лавки вдоль стен, покрытые вышитыми полотнами и шкурами животных. Все говорило о богатстве и благополучии.

Служанка выглянула из дверей, увидев их кивнула и исчезла. Через минуту вышла.

– Ты, боярин, тут останься, – сказала она, – а ты, девица, иди, – указала она на дверь.

Светозар легко сжал Машину ладонь и выпустил.

– Иди, – шепнул он, – ничего не бойся!

Маша вошла в дверь и толстая створка закрылась за ее спиной. Княгиня Ирина сидела в большом кресле темного дерева, с высокими подлокотниками, резном и очень красивом. Маша неловко поклонилась, как учил ее Светозар.

– Подойди, – произнесла княгиня.

– Зовут тебя как? – спросила она, когда Маша приблизилась.

– Мария, – пискнула Маша и снова склонилась. Удивительно, никогда она не испытывала потребности подобострастно перед кем бы то ни было приседать, но эта женщина вызывала какие-то особые чувства. От нее исходила сила и власть. Настоящая правительница!

Княгиня, между тем, встала, подошла. Она протянула руку и взяла Машу за подбородок, заставив взглянут на себя.

– Так вот ты какая, подруга из другого времени, – задумчиво произнесла Ирина, – вижу, не наша.

Маша оторопело смотрела на женщину. Княгиня, видя растерянность девушки, неожиданно мелодично рассмеялась.

– Ты думала, кто-то поселится в тереме, а я не замечу? Катерина мне сразу про тебя рассказала, как только обнаружила пропажу. Прибежала, плачет, потерялась подружка! Я уж думала, повредилась девка рассудком, бормочет что-то про гостью из другого мира. Она у нас странноприимная, жалостливая, крестница моя, кого только в терем не тащила!

Маша немного расслабилась, правительница, похоже, была в хорошем расположении духа.

– Я в россказни о девице из далекого времени не очень верила, а теперь вижу, правду говорила Ката, не наша ты. Взгляд другой и держишься как равная. Да ты не бойся, никому не скажу. Там, откуда я родом, верят в переход между мирами, люди не забыли еще, как боги ходили между людьми и вершили человеческие судьбы. Почему бы не открыться двери из другого времени, и не впустить любопытную девчонку.

Княгиня снова села в свое кресло, взяла с подлокотника четки.

– Не знаю, зачем ты здесь, – произнесла она, – но за то, что спасла крестницу, век тебе буду благодарна. Любава сказала, что если бы не ты, уже бы поминальную отстояли. А ей никак умирать нельзя, она – поддержка для брата, только ею Магнус живет. Вскоре предстоит ему взять на себя отцов трон, силы нужны, а черпает их он в сестре.

Маша кивнула, она понимала.

– Виновных найдем, – сурово сдвинув брови уверила княгиня, – никто еще в Новгороде не уходил от праведного суда! Даст бог, встанет наша девочка, оправится. Да и ты, гостья, не бросай ее в немощи, она в тебе радость видит, быстрее поправится.

Это прозвучало как просьба, и Маша согласно кивнула.

– Конечно, – сказала она, – конечно не брошу.

– Да ты присядь, – пригласила княгиня и указала на невысокую табуреточку рядом со своим креслом, – потешь, расскажи, как теперь живут люди, каким богам молятся, какие князья у вас правят, хорошо ли живут люди. Забавно это послушать.

Маша присела, поправила длинный подол, и начала рассказывать о том, чем живут в двадцать первом веке. Княгиня охала, изумлялась, переспрашивала и не верила.

Когда она вышла, Светозар, взволнованный, бросился навстречу.

– Почему так долго?! – спросил он, – что говорила княгиня?

Маша улыбнулась.

– Ваша княгиня – очень умная женщина, – сообщила она, – князь Ярослав просто драгоценный камень ухватил, когда женился на ней.

Светозар не мог не согласиться.

– Слушай, – вспомнила Маша, – а что, нашли того, кто яд подкинул?

– Не нашли еще, – раздраженно ответил Светозар, – всех торговцев допросили, купца, который продал винные ягоды, в поруб закрыли, купец плачет, клянется, что он смертоубийства не умышлял, а ягоды продал в этот день в три дома – на княжий стол, боярину Богуславу и греческим купцам, по нашему не разумеющим. Вот и думай, кто… Богуслав всю жизнь князю верен, купцы прибыли два дня как, в городе никого не знают… Значит кто-то из своих.

В светлице взволнованно ждали их возвращения. Ката испуганно блестела глазами, или поплакала уже, или только собиралась. Увидев Машу, она радостно вскрикнула, чем всполошила няньку, трепетливо суетящуюся у постели больной.

– Ну, чего ты? – Маша присела рядом, взяла Кату за руку, – все хорошо.

– О чем спрашивала княгиня? – затаив дыхание спросила девчонка.

– Обо всем, – загадочно ответила Маша и повела глазами, показывая, чо слишком много невольных слушателей вокруг.

В эту ночь она первый раз спала одна. Ей выделили покойчик – небольшую комнату, и, в придачу, служанку средних лет. Достоинством этой комнатушки было то, что здесь, по неизвестной причине, было прорублено довольно большое окно. Комнату Каты, огромную, по сравнению с этой, освещало точно такое же оконце. Маше нравилось окно. Оно было без стекла, и воздух беспрепятственно заходил внутрь.

– А зимой как? – спросила Маша у служанки.

Та удивленно посмотрела, пожала плечами.

– Известно как, боярышня, ставнями снаружи закрывают и вся недолга.

Маша кивнула. Ясно, летний вариант.

– Молится будешь, боярышня, – спросила служанка, – или сразу почивать?

– Я помолюсь, – пообещала Маша, – ты иди, иди…

Женщина ушла, а Маша присела на кровать, довольно широкую для одного человека, оперлась руками о постель. У нее было какое-то неприятное ощущение, будто она отрывается от реальности, погружаясь в эту жизнь. Уже не так сильно влечет на ту поляну, где она провалилась во временную дыру, она совсем не испытывает потребности в мобильнике, с которым дома расставалась только на время зарядки. И совсем не хотелось курить, пожалуй, это был один из положительных моментов. Там, в комнате Каты, в сундуке под вышитым покрывалом, прятались трусы с лифчиком, завернутые в красный сарафан. Она привыкла к местной одежде.

И Светозар. Он не был навязчивым, не говорил комплиментов, но если он находился неподалеку, Маша чувствовала незримое прикосновение. Наверное, это и была любовь, Маша не знала, потому что до сих пор такого чувства не испытывала.

Она легла, поджала колени к животу, закрыла глаза. Сколько дней она уже тут? Маша пыталась вспомнить, но не смогла.

Утром ее разбудил стук. Маша вздрогнула, открыла глаза. В комнате никого не было. Маша встала, осмотрелась. На высоком табурете стояла лохань с чистой водой, рядом лежало полотенце. Значит служанка приходила. Маша наклонилась, умыла лицо. Роняя капли, она дотянулась до тканого полотенца, вытерлась. Надо, наверно, пойти, навестить Кату. На лавке у стены лежала одежда. Маша взяла в руки рубаху – чистая. Значит вчерашнюю забрали. Сервис тут что надо. Она переоделась, взяла со стола толстый костяной гребень, расплела косу. Сев на лавку, наклонила голову набок, начала расчесывать. Вчера она, надумавшись, завалилась спать как есть, и сегодня поплатилась – пряди спутались. Маша, поругиваясь, дергала спутанные участки, и ойкала, когда выдирала волосинки. В это время вернулась служанка, увидев, чем Маша занимается, бросилась к ней.

– Ну-ка дай, боярышня, – женщина вынула у нее из пальцев гребень, – у меня рука легкая. Она начала расчесывать, что-то приговаривая себе под нос, аккуратно пальцами разбирать волнистые пряди. Затем сплела косу, связала лентой.

– Ну вот, красавица, – улыбнулась женщина, – идем, тебя княжна кличет.

Маша надела кожаные тапки, называемые тут поршнями, и поспешила за служанкой. Надо бы узнать, как ее зовут… У дверей светлицы стоял вчерашний охранник, он поклонился Маше, она ответила ему тем же, чем ввела молодого человека в ступор.

Ката сидела в постели. Маша с радостью отметила порозовевшие щеки, значит дело шло на поправку.

– Ну, как ты? – спросила она.

– С божьей помощью лучше, – просипела Ката.

– Ну и молодец! – похвалила Маша.

В это время вошла лекарка с неизменным коробом и в сопровождении двух помощниц.

– Как спала, милая? – лекарка подошла к девушке, заглянула ей в глаза, взяла руку, зажала запястье, прикрыла глаза, считая пульс.

– Хорошо, – ответила Ката.

– Ну, тогда давай вставать, княжна, хватит в постельке валяться!

– Да куда же ее?! – всполошилась нянька, – только оправилась, лежать надо, силы беречь!

– Ты лучше одеться подай! – Любава осекла старуху мгновенно, – разлежится, совсем силы покинут! А на улице благодать! Сразу вжиль пойдет!

Она помогла Кате спустить ноги с кровати, молодая служанка, та, что бесконечно зыркала на Машу, подскочила, натянула на босые ступни толстые вязанные тапочки.

– Ты, княжна, молодая, сил у тебя много, болезнь еще есть в тебе, но тут терпение нужно, – тем временем рассказывала знахарка, – отвары буду тебе приносить, а ты воды больше пей, вода она целебная, любую хворь победит! Вели, пусть святой водицы принесут, ее пей, и ею умывайся.

Маша слушала советы знахарки и думала, что в средневековье выживали только удачливые. Отвары, святая вода… Господи, просто ужас! Это еще повезло, что в эпидемию чумы не попала.

Без стука вошел Магнус, увидел стоящую сестру и присвистнул радостно. Ката оттолкнула лекарку и бросилась к брату. Он подхватил ее, обнял. Все, кто были рядом, улыбались, настолько встреча была трогательной. Маша почувствовала, как стало горячо глазам, изображение расплылось и она торопливо вытерла накатившие слезы. Еще не хватало начать хлюпать.

– Передайте княгине, что княжна встала, – велела знахарка, и одна из помощниц убежала выполнять приказ.

Обедали в саду. Под деревьями поставили столы, слуги носились туда-сюда, расставляя блюда, в воздухе вкусно пахло печеным хлебом. К Кате с братом присоединились почти все княжеские дети, кроме старших. Изяслав, исполнявший роль князя, принимал посольство венгерское, вел переговоры о замужестве сестры, и, конечно, Анастасия не могла пропустить это. В тронном зале она не показалась, но, затаив дыхание, наблюдала за переговорами из потайной комнатки.

Младшие княжны в отсутствие матери вели себя свободно. Елизавета, которой минуло тринадцать, растеряла всю важность, и играла в камушки со служанками и братьями, взвизгивала, когда попадала, и громко требовала справедливости, если ей казалось, что кто-то мухлюет.

– А ведь она – просватанная невеста, – с улыбкой сказал Светозар, он подошел со спины, и Маша вздрогнула от неожиданности.

– Кто? – удивилась Маша.

– Княжна Олисава,– пояснил молодой человек, и, наткнувшись на непонимающий взгляд, пояснил, – Елизавета. Олисавой ее с детства звали, за то, что хитрая, как лиса, и рыжеволосая. Говорят, похожа на своего деда, Олафа Шётконунга, короля Швеции.

– Кто ее сватал? – с интересом спросила Маша, поглядывая на смеющуюся длинноногую девчонку, вовсе не похожую на чью бы то ни было невесту.

– О, это длинная история! Давно, когда князь с княгиней жили в Киеве, гостил у них Харальд, сын конунга норвежского Сигурда Свиньи из рода Хорфагеров. Харальд – брат Олафа Харальдссона, и принимали его со всем почтением, хотя ему тогда было всего пятнадцать зим. Олисаве было четыре, и ее в зал для пиров выносили на руках. Тогда-то и увидела она Харальда, а Харальд увидел ее. Олисава была смелая, и попросила, чтобы гость позволил посидеть у него на коленях. Гридни смеялись храбрости маленькой девочки, а Харальд, хоть и, говорят, покраснел, но, все же пустил малышку на колени. А после подарил ей перстень, которая дала ему мать, королева Аста, и поклялся, что женится на рыжеволосой баловнице, как только ей исполнится пятнадцать.

– И что, вот так вот поклялся, и теперь должен жениться? – удивилась Маша.

– Князь тогда посмеялся над юным гостем, и сказал, что он слишком беден и незначителен, чтобы жениться на его средней дочери. Харальд вскричал, что он или жизнь положит, или заработает богатство и славу во имя своей невесты.

– Ух ты! И что дальше? – Маша даже забыла смущаться прилюдной близости молодого человека, так ей хотелось дослушать историю.

– Харальд поступил на службу к византийскому императору, воевал под его знаменами, и теперь он очень богат. Но он не забывал о своей любимой – каждый год к ее именинам присылает Харальд вису – песнь о любви, где рассказывает о своих чувствах. Я думаю, скоро он снова будет здесь, и тогда уж князь Ярослав не откажет Харальду Сигурдасону, которого прозвали Суровым.

Вот она, любовь! Маша заворожено слушала историю о мужчине, который в самом прямом смысле слова завоевывал свою любовь. Она обернулась туда, где шумели дети, и с завистью посмотрела на рыжеволосую княжну. Сейчас она предстала совсем другой – юной, но такой уверенной в себе. Она точно знала, что наступит день, и ее рыцарь предстанет перед ней, выложив путь к ее сердцу золотом, драгоценными камнями и словами о вечной любви. А сейчас она была просто девчонкой, которой можно немного поиграть.

– Потрясающе! – выдохнула Маша.

– О чем шепчетесь? – из-за спины брата вышел Светислав, – милуетесь среди бела дня?

Маша все еще смущалась второго брата после истории с веником. Вот и сейчас, она ждала подвоха, но открытое лицо Светислава не выражало ни обиды, ни зависти, ни ехидства.

– Тебе бы поучиться сдержанности, – спокойно ответил Светозар, – видел я, как ты девок за бока хватал! Ох, смотри, брат! Приедет отец, мать ему нажалуется, и женит он тебя на какой-нибудь перестарке! Да хотя бы на Светлане, боярина Горича дочке.

– Боже упаси! – перекрестился Светислав, – говорят, та Светлана уж трижды была просватана, да возвращали вено, не за то, что худа или некрасива, а за то, что вредна норовом и криклива. Так и сидит в девках двадцать пятый годок. Сестры ее ненавидят, обещаются привязать камень да в озеро сбросить, потому что их никто вперед нее замуж не берет.

Братья захохотали и Маша улыбнулась вместе с ними. На звонкий смех обернулся Магнус, а Ката, держащая в руке высокий бокал с водой, пересекшись взглядами с Машей, тоже улыбнулась и поманила к себе. Маша встала с высокого стула и пошла на зов подруги.

– Ты такая счастливая рядом с ним, – прошептала Ката. Она берегла горло, хотя, может быть, шептала не только поэтому, – и он рядом с тобой другой. Я знаю его давно, но таким, как сейчас, не видела ни разу.

У Маши мгновенно испортилось настроение. Ситуация выходила из-под контроля, и она понимала, что надо скорее что-то решать, пока все не зашло слишком далеко. Она обернулась, посмотрела на Светозара, который что-то говорил брату, и тот горячо ему отвечал. Магнус, хоть и был над ними главным, но, в силу возраста, заглядывал братьям в рот, ловя каждое слово. Маша давно заметила, что Магнус вовсю старался походить на Светозара серьезностью суждений, величавой поступью и удивительной разумностью. Но и младший брат был интересен для молодого сына конунга легкостью характера и привлекательностью для женщин. Братья для Магнуса были не слуги, не охранники, они стали ему настоящими старшими братьями, и он набирался от них знаний, тех, что не дадут ни учителя, ни родители.

– Ты делаешь мне больно, – произнесла Маша, с трудом оторвав взгляд от мужчины, так влекущего к себе.

– Я знаю, – кивнула Ката, – мне просто хотелось в последний раз испытать тебя. Я вижу, что ты привыкаешь, но есть то, что тревожит тебя. И я понимаю, что. Я сама выросла без родителей, и знаю, что это такое. Десять лет я верила, что отец появится и заберет нас, но этому не суждено было случиться, он сложил голову на островах, и теперь я скоро лишусь брата. Я знаю, что удерживает тебя. Это любовь к родным. И я отпускаю тебя, хотя я тоже привыкла к тебе, и мне жаль расставаться.

Это звучало так, словно все уже решено. Ката потянулась к поясу, развязала небольшой мешочек, привязанный к поясу, и на ладонь выкатились два кольца. Те самые. Маша потянулась к кольцам, и вдруг ей стало страшно. Потом она, все же, совладала с собой, взяла кольца, надела. Посмотрела на пальцы – когда эти кольца ей выдавала костюмерша, она подбирала их по размеру – какие будут крепко держаться на длинных и тонких Машиных пальцах.

И эти подошли идеально, хотя в коробке лежало не меньше двадцати всяких разных – крупных перстней и тонких колечек-ободочков, с камнями и без. Но подошли только эти два.

– Завтра поутру мужчины уезжают на охоту. Магнус и братья тоже.

От этих слов повеяло неизбежностью, Маша почувствовала ком в горле, но поспешно проглотила его и кивнула. Да, пора.

Послеобеденное веселье потихоньку сошло на нет, княжны и знатные девицы удалились в свои покои передохнуть, Ката тоже засобиралась. Магнус собрался проводить ее, но Ката отказалась.

– У меня столько помощниц, что на руках донесут, – пошутила она, – а ты, братец, пойди к названному брату, хватит праздно отдыхать, пора выполнять долг.

Магнус заметно скис, но взял себя в руки.

– Ты права, сестра, Изяслав давно исполняет свои обязанности, да и мне пора поучиться у него.

Ката потянула Магнуса к себе, заставила наклонить голову и поцеловала сухими губами в лоб.

– Иди, – махнула она, да бог с тобою!

Маша смотрела, как удаляются молодые люди, и гадала, увидит ли еще этих троих, или сейчас, вот в эту самую минуту она видела их в последний раз. Чем дальше удалялся Светозар, тем больше ей хотелось плакать. И вдруг она не выдержала.

– Светозар! – выкрикнула Маша вслед, на звук ее голоса обернулся не только Светозар, но и все, кто был тут.

Маша, не обращая внимания на удивленные, а местами возмущенные взгляды, сорвалась с места и побежала к молодому человеку. Светислав заулыбался, всем видом показывая, что он понимает пылкость влюбленной девицы, а Светозар, наоборот, нахмурился, почувствовал, что такое странное поведение неспроста. Маша подбежала, запыхавшись, сердце билось так часто, что она задыхалась.

– Светозар… – повторила она и замялась, не зная, как лучше выразить свои чувства.

Светозар подошел так близко, насколько позволял этикет.

– Ну что ты, голубушка, – тихо и ласково произнес он, – о чем взволновалась?

– Светозар… – Маша снова замолчала, потом коснулась его руки и безнадежно произнесла, – удачи вам на охоте…

Затем она развернулась и пошла туда, где стояла Ката в окружении сенных девок.

Кату, под причитания нянюшки, тут же по возвращении уложили в постель, а Маша пошла к себе. Она так увлеклась собственными печальными мыслями, что вздрогнула, когда услышала детский вскрик. Развернувшись на пятках, она увидела, как вредная девка, с которой она так и не нашла общего языка, треплет за волосы Мала. Мальчишка пищал и пытался вырваться, а негодяйка, удерживая его за вихры, отвешивала несчастному звонкие подзатыльники.

– Эй! – Маша бросилась на помощь мальчишке,– ну-ка быстро отпусти!

– Ты мне не хозяйка! – резко бросила девка, – вот и не указывай!

– Ах ты зараза! – Маша вдруг очень разозлилась, схватила девчонку за запястье и стиснула так, что та вытаращила глаза, зашипела и отпустила несчастного мальчишку. Мал, поскуливая и размазывая слезы по лицу, прижался к стене.

– Мал, уходи! – приказала Маша, и он тут же сорвался с места и убежал.

– Ты чего на меня взъелась?! – потребовала Маша ответа от девчонки. Разница в возрасте и комплекции была внушительная, но девчонка так истово вырывалась, что Маша понимала, долго она ее не удержит. – Что я тебе сделала?!

– Отпусти! – выкручивалась девка, – отпусти, прокляну!

– Я тебя сейчас так прокляну, мало не покажется, – пообещала Маша, – отвечай на вопрос!

Девчонка дрыгнула ногой и больно попала по голени. Маша ахнула, схватила ее второй рукой и хорошенько приложила об стену.

– Ну-ка уймись, бешеная! – приказала она, и девчонка вдруг перестала сопротивляться, и, неожиданно, совсем по-детски, заревела. Тут уж Маша поняла, что превысила усилия, отпустила жертву, готовая к тому, что девчонка сорвется с места и исчезнет в ближайшем коридоре, но та не побежала. Она размазывала слезы и. одновременно, пыталась пригладить волосы.

– Пошли, – Маша взяла девчонку за руку, потянула за собой. В своей комнате она усадила девчонку на лавку, налила из кувшина воды в высокий бокал, подала.

– На, пей!

Та взяла, отпила, поставила на стол.

– Как тебя зовут? – спросила Маша.

– Всемила, – откликнулась девчонка. Сейчас, с блестящими от недавних слез, глазами и припухшими губами она выглядела совсем юной.

– Ну, расскажешь, чего ты такая злая, Всемила?

Девка дернулась, потом вытаращила глаза и выкрикнула с отчаянием:

– Чем ты боярину глянулась? Ты же старая! И худа, словно больная!

Так вот оно что! Несчастная любовь! Маше стало жалко маленькую дурочку, которая выбрала объектом для первой любви человека намного старше себя, да и статусом повыше. Вряд ли боярский сын мог предложить Всемиле что-то, кроме как стать его наложницей. Но, она была уверена, что Светозар не пошел бы на это. Она хотела все это сказать глупышке, но передумала.

– Я тебе не соперница, – произнесла она неохотно, – на, вытри сопли.

Маша протянула девчонке платок, та шумно высморкалась.

– Ты виноград отравила? – неожиданно даже для себя спросила Маша.

Всемила выглядела, словно громом пораженная. Она сначала хлопала глазами, потом испуганно прикрыла рот, одновременно крестясь истово.

– Что ты, что ты! – мотала она головой, – видит бог, нет на мне греха! Не я это! Не я!

Маша кивнула. Девка выглядела искренней.

– Иди уж, Всемила, – сказала она, – да впредь будь поприветливей, глядишь и на тебя кто взглянет.

Девчонка не приняла совет смиренно, снова привычно зыркнула, но у дверей вдруг обернулась и чуть склонилась в поклоне, однако, быстро выпрямилась и с достоинством вышла.

Она не спала всю ночь. Сначала ворочалась, жалела себя, думала о Светозаре. От этих мыслей хотелось плакать, Маша старательно шмыгала носом, не позволяя себе раскисать. Она достала кольца, которые отдала ей Ката, надела на левую руку. Кольца Мал притащил накануне. Мальчишка оправдал надежды, проник незаметным в жилище ключницы, и так же незаметно оттуда вышел. Однако, пропажа быстро обнаружилась, и, как рассказывала Умила, дочка стряпухи, крик стоял до потолка. Доброгнева требовала вора признаться в содеянном и угрожала рассказать княгине, но что именно похитили, не говорила. Под горячую руку попались кухонные бабы, девки-горничные и ребятня, которую приспособили для черной работы, но никто в воровстве не признался. Доброгнева покричала-покричала, и успокоилась. Но Мал все же опасался показываться на кухне, и все следующие дни дневал и ночевал в детинце. Ката одарила малыша большим печатным пряником, и тот, счастливый, завернув пряник в холстину, убежал хвастаться милостью своей благодетельницы.

За окном светало. Маша слышала, как переговаривались конюхи, которым с утра достало работы – готовить выезд для охотников. Взлаивали беспокойно собаки, чувствовали, что скоро побегут по полям, снимая с насиженных мест пугливую дичь. Скрипел колодец – носили воду в тяжелых бадейках на кухню – готовили ранний завтрак. Маше хотелось выйти на заднее крыльцо, сесть на лавку и смотреть, как кипит жизнь. Все, совершенно все ей здесь нравилось.

Когда стало совсем светло, снаружи затопотали кони, загикали удалые молодцы, готовые сорваться вперед. Через гомон голосов Маша слышала, как взлетает голос Светислава, он, как обычно, что-то весело покрикивал, и ему отвечали так же. Светозара не было слышно, он никогда без надобности не повышал голоса. Маша представляла, как Светозар сидит в седле, прямой, гордый, и как ему подражает держащийся рядом Магнус. Потом они выехали за ворота, и стало тихо.

Маша встала с постели, зачем-то заправила ее. Служанка придет не скоро, Маша отпускала ее спать на привычное место в подклеть. Все вещи лежали у Каты, Маша надела войлочные тапки и тихо, стараясь не наступать на скрипучие половицы, вышла из опочивальни.

У дверей, прислонившись головой к стене, дремал охранник. "Ох уж наохраняет он тут, – подумала Маша, – дрыхнет, ничего не слышит!" Но ей это было на руку. Пройдя мимо спящего, она осторожно надавила бедром на дверь.

Ката тоже не спала. Она приподнялась на локте и прижала палец к губам. На самодельной лежанке у кровати спала верная нянюшка. Маша прокралась с другой стороны широченной кровати, присела на краешек. Ката выбралась из-под одеяла, подползла, села рядом.

– Уехали, – сказала она.

– Я слышала, – ответила Маша, и, чтобы Ката не начала снова спрашивать, не передумала ли она, предложила, – давай собираться.

Собирать было нечего. Наряд, в котором она проникла в этот мир, лежал, завязанный в узел сразу под крышкой сундука. Там же были и сапожки. Маша взяла вещи, ощутила ком в горле. Ката слезла с постели, подошла к туалетному столику, открыла сундучок.

– Вот, бери, – протянула она кольцо с зеленым камнем, – я обещала.

Маша не стала отказываться, взяла подарок, надела его на средний палец правой руки. Потом подумала, пошарила в узелке и достала колечко, подаренное Светозаром. Надела на безымянный. Протянула вперед обе руки – как-будто зеркальное отражение. Кольца были невероятно похожи, конечно, если не знать, что на правой настоящие драгоценности, а на левой – дешевая бижутерия.

– И ожерелье бери, – напомнила Ката.

Ожерелье из жемчуга, прохладное после темноты сундука, охватило шею и тут же согрелось.

– А это? – указала Ката на подарок Светозара.

– Не возьму, – покачала головой Маша, – верни ему. Скажи чтобы простил меня, не быть мне боярыней.

Все-таки слезинка покатилась по щеке. Лучше бы она вообще ничего не говорила. Ката огорченно посопела, понимая важность момента, потом взяла серебрянное украшение, положила в сундучок.

– Я передам, – пообещала она.