Текст книги "Ящик водки"

– Небось сейчас предприниматель, из Японии не вылазит.

– А еще был бассейн на пароходе, но редко удавалось там поплавать: все и так пьяные, и еще ж морская болезнь – непременно кто-нибудь блеванет. И вот плывет по морю круизный пароход, а в пустом бассейне блевотина плавает… И еще нас свозили в Диснейленд. А зачем он мне? Детей бы свозить – но этого, думал я, конечно, не будет никогда. Мы тогда не знали, что будем то и дело летать в Париж и что там построят точно такой же Диснейленд…

– А ты возил туда детей?

– Само собой.

– И я возил. Никакого восторга!

– А мои – довольны остались…

– На моих не действует. На них подействовали аттракционы в Лос-Анджелесе, в Universal Pictures.

– Знаю, да, был.

– «Парк Юрского периода», «Челюсти», «Назад в будущее», «Терминатор»… Вот это больше понравилось. А Диснейленд – это, говорят, детский сад, неинтересно. Может, это потому, что я их взрослыми возил? Одной было лет пять, а другой шестнадцать. Это было лето 85-го года…

– Ври, да не завирайся: не 85-го, а 95-го.

«Вот уж свезло так свезло. Потом, еще годы спустя, бывало, не раз всю ночь напролет я рассказывал про ту поездку благодарным слушателям, которые смотрели на меня горящими глазами, открыв рты. Люди, затаив дыхание, рассматривали рекламные проспекты, к примеру, японских кухонь – этой бесплатной макулатуры я оттуда привез полчемодана. Почти все эти яркие альбомы с картинками чужой блестящей модной жизни мои гости, не сумев удержаться, незаметно растащили: чтоб иметь дома доказательство того, что хоть где-то бывает настоящее материальное счастье для всех.

…По поводу того, что в Москве теперь в очередной раз прошла мода на японские рестораны, а суши в «Шогуне» на втором этаже «Балчуга» лучше, чем в манхэттенских заведениях, можно сказать словами восточного умника: мудрый познает мир не выходя из своего двора.

…Как же вовремя я съездил туда! Какой это прекрасный опыт! Какие улыбки он теперь вызывает! Я, к примеру, восторгался в Японии светлыми и чистыми ночными магазинами, простодушно полагая, что мы до самой пенсии будем покупать водку в неурочное время исключительно у таксистов. Мне не верилось в возможность изобилия товаров в России, и через год после возвращения из Японии я с огромным трудом достал дефицитный цветной телевизор, причем советский. Идя в три часа ночи по какой-то токийской улице, я с умилением смотрел на местных пролетариев, которые укладывали асфальт задолго до наступления часа пик… Да наших, восклицал я, разве ж выгонишь ночью пахать?! Как много и как быстро всего сбылось! Просто на удивление…

А многое таки не сбылось. Я так и не увидел у нас ничего похожего на того высохшего японского дедушку, который был у нас переводчиком. Его звали Хироши Какиути. Старик сразил меня сообщением о том, что получает три пенсии: одну – от государства, просто за свою старость, другую – от фирмы, в которой служил лет пятьдесят или шестьдесят, а третью – от императора: за то, что пошел на войну умирать за него. Умирать? Да он даже не успел до войны доехать, как та уже кончилась! Ну и что, он ведь на полном серьезе отправился на фронт, и не его вина, что вместо передовой он попал в советский лагерь… Император все равно благодарен. Так я понял, что такое великая держава и как она себя ведет по отношению к своим солдатам…

…Помню еще одну сразившую меня мысль. То, что советский человек скапливал за свою жизнь – тряпки, и шкафчики, и книжки, и черно-белый бледный телевизор, и даже квартиру, – все это можно было купить на одну-единственную японскую месячную зарплату! Да, и квартиру включительно: двухкомнатная в центре Москвы в те времена вставала тыщи в две долларов…

…Свитер, магнитофон, обед в приличном ресторане с выпивкой, фотоаппарат, часы, цветной телевизор в дешевой провинциальной комиссионке – все стоит 10 тысяч йен, или 70 долларов, или 430 рублей. А между тем это заработок среднего японца за 6 часов работы…

…Даже в самом центре Токио воздух неправдоподобно чист. Наш самый читающий в мире читатель запомнил байки про токийских полицейских, которые-де несут службу в противогазах, чтоб не задохнуться, – это все равно что рассказывать про гуляющих по Красной площади медведей.

…А если нам вдруг изобилие и жизненные удобства, что б было? Сделались бы мы богатыми – но стали бы автоматически такими же добродушными и приветливыми, как японцы? Смогли бы так же вежливо общаться с людьми на улице, в магазине, в конторе? Смогли бы так же беспечно оставлять на улице велосипеды и машины? Удержались бы от расхищения справочников из телефонных будок? От нацарапывания в публичных местах разных незатейливых текстов? И сможем ли мы, разбогатев, сидеть в ночном заведении часов до трех – без широкомасштабного потребления алкоголя, без швыряния денег, без гудежа и балдежа? Не окажемся ли мы в результате похожими не на свободных богатых людей, но – на внезапно разбогатевших лакеев, хамов?

…Там я впервые подумал, что японцы похожи на насекомых. К примеру, на муравьев – те тоже трудолюбивы, старательны, педантичны. Или – на пчел: те тоже трудяги и, если надо, камикадзе. Бесстрастность – по крайней мере внешняя – тоже черта сходства с насекомыми.

…Подумал и про НЛО: куда уж нам с инопланетянами контактировать, когда с близкими – рукой подать с нашего Сахалина – японцами нам трудно договариваться! Едва ли можно любить чужое, принципиально иное, не наше… Боюсь, инопланетяне нам покажутся скучными с самого начала. Очень мало у кого достанет терпения изучить их обычаи и письменность, которая едва ли проще иероглифов…

…Когда мы вернулись из Японии, Владивосток показался таким бедным, серым, простеньким, что виделся не городом даже, а всего лишь поселком городского типа».

– А под самый Новый год, 29 декабря, я нанял машину в Мострансагентстве и перевез свои немногочисленные вещи в новую квартиру.

– О-о-о! А у меня это случилось в 91-м. Первая квартира.

– Въехали, расставили все… И после долгие годы привыкали жить в двух комнатах. Потому что одна казалась лишней, запасной. Особенно при наличии собственной, без соседей, большой кухни. Значит, в большой комнате живем, а меньшая – так стоит. Придет кто-нибудь в гости, выпьем самогонки, идем по квартире. Человек спрашивает – а тут у тебя что? Тут? Ну, это…а, кабинет! Ни хрена себе, кабинет у человека… А там стол стоит, который я с помойки притащил. И табуретка с коммунальной кухни.

– А в 89-м ты еще писал, наверное, от руки.

– Не-не. К тому времени только на машинке. Где-то так с 82-го. У меня было две машинки пишущие, обе – «Москва». Одна железная, другая пластмассовая. Не как у тебя – импортная.

– У меня да, за 180 рублей.

– А у меня обе советские и бэуш-ные были. Одну на литр коньяка я сменял, а другую не помню на что.

– А за РС ты когда сел невылазно?

– Это в 90-м. Яковлев выжигал старые порядки каленым железом – чтоб не было ни одной машинки, ни листа бумаги в редакции. Вот и пришлось осваивать… Хотя в 89-м у меня был серьезный шанс сменить профессию. Тогда в «Комсомолке» образовался коммерческий отдел. И туда ушел мой начальник – Сунгоркин.

– А, знаю!

– Ну. И позвал с собой меня.

– А что ж ты не пошел?

– По причине полного непонимания бизнеса и неприязни к нему. И относительно слабого интереса к большим деньгам.

– Вот ты рассказываешь, что ничего не смыслишь в бизнесе. А между тем… (Дальше мы обсуждаем мои успехи в бизнесе, о которых мы тут ради экономии места не будем распространяться. – И.С.)

– Я тогда спросил Сунгоркина: «А с чего ты взял, что я бизнесмен? Какие основания? Я же не фарцую, бабок нет… Любопытно услышать. Может, потому, что я не ворую?» Но он объяснил: люди часто не воруют только потому, что у них нет возможности спиздить безнаказанно. Пока они этим не проверены, ни о чем судить нельзя. А назвал Сунгоркин три необходимых для бизнесмена качества: смелость, предприимчивость и общительность. Ну ладно, говорю, пусть будет общительность. А остальное? К тиграм в клетку не вхожу, джинсами не торгую. Верно, ответил он и указал на то, как я обличал своих калужских начальников. И припомнил мне мою квартиру – на фоне множества бездомных репортеров.

– Вот и я об этом же! Ты себя позиционируешь как человека страшно далекого от коммерции, но это так неубедительно.

– Но бизнес мне действительно не нравится. Это же занятие наискучнейшее! Но вернемся в 89-й. Не пошел я строить новый отдел с Сун-горкиным – хотя лучше начальника на тот момент не видал. Он ничего не забывал, никого не кидал, людей расставлял по деловым качествам… И еще он сильно помог мне с той же квартирой. Я перед «Комсомолкой» работал в «Собеседнике». И стал там проситься на полставки – чтоб иметь время на МЖК. Но мне тогдашний начальник «Собеседника» сказал: «Это твои проблемы! Или ты работай в полный рост, или уходи совсем». А Сунгоркин меня к себе взял с какой-то минимальной зарплатой и от ежедневного хождения на службу освободил. В общем, потряс он меня. До этого я от начальников видел только кидалово, наезды, подставы и эксплуатацию.

Вот. А без него меня начали увольнять из газеты. По профнепригодности. Началась нудная процедура… Ноя людей пожалел и написал заявление по собственному.

– А почему они тебя увольняли? Может, ты действительно профнепригоден? Ты об этом не думал?

– Гм… Не думал! При том что я всегда об этой истории рассказываю с гордостью – не каждого журналиста ведь увольняют по таким основаниям.

Прежде не думал, а теперь вот сел и подумал. Действительно, я не раз себя ловил на каком-то всплеске эмоций, когда слышал, как знакомые журналисты говорят о себе: «Я профессионал!» Мне было интересно понять, отчего я так не говорю. Даже в шутку. Чего такого я в журналистике не умею, чтоб скромничать? Чем я хуже других? И у меня пошла такая цепочка мыслей. Профессию же эту называют второй древнейшей. Значит, если девушка говорит, что она профессионалка, то смысл такой: за бабки она готова красиво обслужить любого. А которая сама решает, кому давать, – та уж точно не профи. С таким подходом на панели особо и делать нечего. Вот и в журналистике профессионал по идее должен писать что ему скажут. Этого обосрать, того похвалить. «Я не читал романов Пастернака, но книжки его говно…» «Лично Леонид Ильич Брежнев…» Запретить толлинг и петтинг… Лужков ворует – Лужков святой… Олигарх экономит на алиментах… Семья и нефть… Братки – нежные и пушистые… Ну типа того. Мне же очень трудно отказать себе в удовольствии ляпнуть что-то для красного словца. И потом, когда какой-нибудь лох начинает учить меня журналистике… Как не послать? Зачем тогда жить, если не можешь себе позволить даже такого маленького удовольствия, как послать человека, если хочется? Ну как при этом называть себя профессионалом?

Я потом, кстати, через сколько-то лет пришел к Жене Анисимову в «Комсомолку» – посоветоваться, я людей набирал на новый проект, на хорошие бабки. «Ну какие же тебе люди нужны, сформулируй?» – говорит он. Я затрудняюсь с ответом. И тут в дверь заглядывает один из тех, кто меня тогда увольнял. Я ору: «О! Витя! Заходи! Слушай, ты сейчас никого по профнепригодности не увольняешь? Я б взял, мне как раз хорошие ребята нужны…» Он как-то засмущался, а я его, между прочим, серьезно спрашивал.

– Ты все-таки давай попытайся объяснить, почему не пошел в коммерческий отдел.

– Гм… Ну, тут надо вернуться в ситуацию 1978 года. Наш курс в очередной раз отправляют на картошку. Приезжаем в колхоз «Большевик» Серпуховского района. И начинаем там из грязи выковыривать эту самую картошку… Охоты не было особой. Двое ребят отмазались так: нанялись чистить сортиры. И были счастливы, думали – вот мы как всех наебали! Очко драить – это ж счастье. А я пристроился выпускать газету лагерную.

– Лагерным придурком!

– Типа того. Я писал, фотографировал, печатал на машинке. Меня потом попрекали, что совесть потерял: ну на любом другом бы факультете делал стенгазету, но на журфаке – это уж слишком! Верх цинизма!

– Я знаю очень много бизнесменов, которые избрали такой стиль – прикидываться идиотами.

– Да? Гм… Забавно.

– Так вот, ты – классический пример такого рода бизнесменов. Это довольно эффективная тактика. Хорошо известная.

– Постой, но я же не бизнесмен. У меня ведь нет «мерса» и дачи в Жуковке.

– А в рамках образа и не должно быть. Ты ж дураком прикидываешься.

– Тебе бы все шуточки шутить. Давай я тебе расскажу историю про бутлегерство на картошке. Она про бизнес и его место в моей жизни.

– А, я помню эту историю. Ты рассказывал.

– Не-не. Я тебе это рассказывал как смешной случай из жизни – а теперь ты послушай как притчу про русских и бизнес. Значит, лагерь. Жизнь идет. А выпивать-то надо. И вот выясняется, что в лагере идет торговля самогонкой. Один наш однокурсник завел бизнес – покупает в деревне за полтора рубля бутылку, а продает в лагере по два. Имеет, грубо, десятку в день. Все нормально, да? Бизнес как бизнес.

– Да.

– Какое мое дело, казалось бы? Но я пошел к нему и объявил, что с этим покончено – не будет он на товарищах наваривать. Он удивился. И объяснил, что я ему помешать не смогу – у него клиентура, поставщики, и все довольны. А я на рынке игрок новый и потому должен отдыхать. Правомерная позиция? Ну. Но что делаю я? Нахожу его поставщика и перевербовываю. Это несложно: надо прийти в ближайшую деревню и постучать в первую избу, вычислить дядю Колю, втереться к нему в доверие.

– А, ты поставки замкнул на себя.

– Да. Самогонку принес в лагерь, где и продал по себестоимости.

– Ты торговал в ноль.

– Ну да, вместо того чтоб иметь десятку. Что я с этого имел? Только геморрой – мотаться туда-сюда. Ну мне разве только наливали, из уважения. И тут мне конкурент назначает стрелку. Предстоит разборка. Я влез к человеку на территорию, сломал ему рынок…

– Ладно б ты наживался!

– О чем и речь. Я затратил огромные ресурсы… Чтоб бескорыстно уничтожить человеку бизнес. И вот мы сражаемся на футбольном поле. При стечении народа. Все было непросто – он покрупней меня, покостистей, но мне посчастливилось отправить его в нокдаун. И все, в общем, сочли, что бой окончен за моим явным преимуществом.

– Пиздец какой-то. В студенческой среде – чисто тюремные нравы.

– Думаю, эти нравы к нам тогда, в том случае, приходили не из тюрьмы, а из Советской армии, в которой послужило уже большинство студентов журфака. Но понятия же едины – что на зоне, что в войсках.

– То, что ты человеку сломал бизнес, – поступок мудацкий совершенно. Ладно б наживался, не так обидно.

– Я тебе рассказываю, как это выглядело. Я был тогда совершенно уверен в своей правоте!

– Но теперь ты согласен, что был мудаком? Вот сейчас, с высоты прожитых лет?

– Я не мудак. Я был Робин Гуд! Это немножко не одно и то же.

– Да какой, на хрен, Робин Гуд! Робин Гуд должен был прийти и отобрать у человека его бабки. А ты у него бизнес забрал…

– Чья бы мычала… Ты же сам занимался hostile take over! Но это еще не все. Дальше этот парень убедил Колю увеличить производство, чтоб и ему тоже хватало. А у Коли не было ни мощностей, ни ресурсов, и он просто начал халтурить – гнать вторяк. Самогонки стало много, вдвое больше, чем было. Но сахара и дрожжей больше не стало. В итоге самогонка стала вдвое слабей. А также мутней и противней.

– Вот как? Интересно… На этой истории вообще рыночную экономику изучать надо. Все типичные ошибки – налицо.

– Совсем забыл – была же еще одна история ровно из этого же ряда! Году этак в 80 – 81-м работал я в одной шабашке. Командовал бригадой молодой ученый Володя – аспирант с физтеха. И вот когда настало время расплачиваться, он объявил дефолт – будто нету денег. Вроде как ему не дали, так что и с нами ему нечем расплачиваться. Ребята повозмущались и успокоились – а что тут сделаешь? Вопрос как бы закрылся. Точка. А может, и правда не заплатили? Но я провел журналистское расследование. Съездил на бывший объект, выпил с прорабом и снял с него такую фактуру: он не только расплатился с Володей, но даже и аккорд ему оформил, то есть добавил к сумме еще 40 %, якобы за скорость. За откат, само собой. Тогда я поехал в Долгопрудный и на физтехе отловил этого самого. И наехал на него: отдавай бабки. Признаюсь, я ему угрожал. И я знал, и он понимал, что с аспирантурой ему придется расстаться – если он засветится с этой историей. Да и подсесть мог легко. При тех законах как советский ученый он был не жилец – это же все было незаконное предпринимательство. В общем, бабки я с него взял. По теперешней логике бизнеса, это была моя личная прибыль – люди на свой убыток махнули рукой, денег они уже не ждали. Меня они на наезд не подряжали, на процент с выбитого я рассчитывать не мог – так что, выходит, весь этот рэкет был моим личным бизнесом. Мало ли на кого я мог наехать! С каких херов делиться? Но тогда я разделил выбитые бабки по справедливости – в соответствии с тем, кому сколько было нарядов закрыто. Тут я как бы в какой-то мере предвосхитил, Алик, тебя с твоим hostile take over. Правда, у меня это было на общественных началах.

И еще одна неземной красоты история про бизнес, теперь уже из 89-го года. Меня тогда вызвонили однокурсники, они новую фирму придумывали. Это не бизнес тогда называлось, а как-то иначе.

– Это называлось тогда – новая тема.

– Ну вот. Вызвали меня. И сразу двигают в коммерческие директора.

– Вот смотри, все тебя видят коммерсантом, а ты себя таковым не видишь.

– Потому что я им не являюсь. Короче, отказываюсь я от предложения. И взамен везу им другого однокурсника – Серегу. Он лысый, представительный, в очках – символизирует стабильность и солидность. Он, правда, кашлял, пердел, ходил по квартире в халате, шаркая шлепанцами, говорил, что старый уже, – но я его пинками загнал в бизнес. Он стал там работать, поднялся, распрямился и в итоге возглавил рекламный отдел «МММ».

– Так это он придумал Леню Голубкова?

– Да, наверное, он. Потом, когда фирма лопнула, он пару лет на Брайтоне отсиживался – а теперь снова в Москве. Ушел от дел, отдыхает. Живет, кстати, очень скромно. Опять в халате и в шлепанцах. В общем, я себе достойную нашел замену. Вот такого я воспитал бизнесмена. Раскусил. Вот он и должен заниматься бизнесом. А я – нет. Бегать шакалить, бабки делать из воздуха – это скучно. Жизнь не для этого дается.

– Но сейчас ты понимаешь, что ты мудак?

– Ну почему тебе надо, чтоб я был мудак?

– Вот я, например, мудак, что не брал взятки. Когда работал в правительстве. Я считаю, что надо было брать! Сейчас вон все берут, и ничего с ними не случается. А я не брал, и со мной случилось. Меня в тюрьму сажали!

– Ну так не посадили же.

– Но если б знал, что так кончится, я бы брал. Если б брал, был бы сейчас самым богатым человеком в стране.

– Да-а-а? И самым счастливым?

– Не знаю.

– Ну вот у нас кто самый богатый человек в стране? Фридман?

– Ходор. (Разговор имел место в августе 2003-го, главу эту напечатали в сентябрьском номере журнала «Медведь», а посадили Михаила Борисовича в октябре. – И.С.)

– Ну счастья больше у него? Он жизнью больше доволен?

– Не знаю. Пауза.

– Алик, вот смотри. У тебя не было бабок, и ты был несчастным. А потом ты заработал бабки и стал счастливым. Можно так сказать?

– Нет. Не так. Это по другой оси координат меряется. Я тебе говорю: деньги – это не эквивалент счастья, это эквивалент свободы. Я был менее свободен, когда у меня было меньше денег. Больше денег – больше свободы.

– Ну и что, Ходор в миллион раз свободней меня?[5]5
  Ну не выкидывать же теперь этот пассаж потому только, что на момент сдачи книги в печать г-н Ходорковский отбывал срок! – Примеч. авт.


[Закрыть]

– Да. Он может себе позволить вещи, которых ты себе позволить не можешь. В этом твое ограничение свободы.

– Наоборот, это я свободней. Я могу все бросить и на три месяца уехать в Мухосранск. И там думать о жизни. А он – нет.

– И он может это сделать.

– Не может. Без него все обвалится.

– Ничего не обвалится. Он может продать свой бизнес, положить кэш на депозит и уехать куда угодно. И не на три месяца, покуда пельмени не кончатся, – а на тридцать три года. Потому что у него никогда пельмени не кончатся. Вот и все.

– Это – теоретически. На самом деле он не продаст и не уедет. А будет над златом чахнуть.

– Люди делятся на две категории. Одни воспринимают деньги как эквивалент свободы, а другие как эквивалент власти.

– Как наркотик.

– Как эквивалент власти. И поэтому люди, которые воспринимают деньги как эквивалент власти, самые несчастные и самые несвободные. А вот люди, которые воспринимают деньги как эквивалент свободы, самые охуительные.

– ОК. Ходор как восприни мает?

– Я думаю, что как эквивалент власти, конечно.

– Ну так и с каких же таких х…он в таком случае свободней меня? Тогда я получаюсь свободней и круче его! По твоей логике.

– Ты получаешься счастливее.

– Ну. И?…

– Но если бы он воспринял деньги как эквивалент свободы, он был бы счастливей, чем ты.

– Если бы, как говаривал покойник Лебедь, у бабушки были яйца, она была бы дедушкой.

– Нет, ну почему? Есть огромное количество богатых людей, которые деньги воспринимают как эквивалент свободы.

– Да ну…

– Я знаю!

– А у меня такое впечатление, что с появлением больших денег у многих в голове начинается какая-то херня.

– Вот Фридман их воспринимает как эквивалент свободы. И Искандер Махмудов тоже. Тот же Леня Блаватник.

– То есть они не как маньяки относятся к деньгам?

– Нет.

– А Невзлин?

– Я его не очень хорошо знаю и потому не чувствую.

– Но можно ли сказать, что чем больше у человека денег, тем счастливее его дети?

– Не так. Чем больше у человека денег, тем больше шансов и возможностей стать счастливым. Это касается и его детей, конечно.

– Но ведь есть и такие шансы: самому сломаться, детей испортить. Тоже много появляется возможностей. Человек же слаб.

– Согласились, согласились.

– Ну ты же видел, как люди ломались и становились отвратительными из-за денег?

– Да. Но я видел и людей, которые становились лучше. От нормального достатка. Прежде всего женщин…

– О! Нормальный достаток и большие бабки – это две большие разницы. Вот как говорит наш с тобой товарищ Эдуард Мордухович, уважаемый человек: деньги – вещь, безусловно, очень приятная, но чаще всего – чем больше у людей денег, тем они противней. А он знает, что говорит, – и людей повидал, и про деньги не понаслышке… Так вот, я себя во все не чувствую мудаком оттого, что не поставил все в жизни на деньги.

– Ну я понял, понял.

– Можно еще отмотать назад и спросить – а почему я не пошел в торговый институт? Вот уж где бабки. Причем из воздуха, как у нас любят. Перекладывать из пустого в порожнее. Ну видимо, я исходил из допущения, что еще какие-то есть в жизни развлечения, кроме бабок. Я сознательно ушел с прямого пути к бабкам. Я мог тогда так поставить вопрос – вот как ты сейчас: заработаем бабок, а там видно будет. А на этом пути – где бабки превыше всего – можно дойти до, к примеру, такого: всякая девушка, которая дает даром, – идиотка.

– Ха-ха-ха.

– А чё ты смеешься? По твоей логике, она могла б хоть по сотке брать за вечер… А так она сперва ебется, а потом еще за станком смену стоит. Или такая логика: все равно б его сдали, так отчего ж тридцатку не заработать? Вот один персонаж и наварил. Понимаешь? Другой вопрос, что он потом повесился, – это выходит за рамки обсуждаемой темы. Нельзя же…

– Убедил, убедил, убедил. Согласен!

– А вот кто мне дал самую парадоксальную мысль по этому поводу, так это Дима Петров. Мой товарищ, он переводчик, – кстати, с Вовой Григорьевым на одном курсе учился в Тореза. Так вот, Дима женат на индуске. Она, кстати, жалуется, что у нее проблема – выйти на улицу в Москве. Сразу менты документы проверяют.

– Почему?

– Ну как? Думают, что она с Кавказа. Понаехали типа. Так вот мы с ним обсуждали этот тезис: «Если ты такой умный, почему ты такой бедный?»

– Ну, это известная фраза. Это старая американская фраза.

– Так вот. Дима объяснил: все очень просто, потому что купцы – низшая каста. А брахманы – первая каста, высшая.