Текст книги "Отходняк после ящика водки"

Почему, кстати, я на них не хожу? Возможно, меня лишили прав, но не открыто, а как-то заочно, в ходе какого-то тайного ритуала, но я учуял это на уровне подсознания и отреагировал соответственно.

Последняя моя поездка в Израиль проходила с легким адреналином: ведь война с Ливаном недавно прошла, и в воздухе, я ожидал, будет пахнуть порохом. Зенитки типа на улицах, заклеенные крест-накрест окна, патрули, – как в старых кинолентах. Но я ошибся. Вся война осталась там, на севере, в Ливане. Я с ностальгической грустью вспоминал расслабленных прохожих на улицах Бейрута, где я когда-то побывал, арабок в мини-юбках без всяких признаков хиджаба, легкомысленное пьянство в богемных барах; долину Бекаа с виноградниками и винными погребами, где бутылка сорокалетнего бренди стоит 15 долларов… Библос и Баальбек, старинные финикийские города. Кстати сказать, финикийцы – это то ли те самые ханаанцы, то ли их ближайшие родственники. Они были коренными жителями сегодняшней территории Израиля (версию подтверждает и такой авторитетный еврейский автор, как Айзек Азимов). Люди жили себе на своей земле, а потом объявили ее обетованной и туземцев прогнали. Сегодняшние израильтяне, само собой, на голубом глазу все, как один, мне рассказывали, что до Моисея эта земля была ничья. Действительно, так легче жить… Зачем лишний моральный груз? Однако же финикийцы были, они жили тут, это такой ближневосточный аналог североамериканских индейцев, которым, несмотря на все старания, не удается опровергнуть миф о том, что Америку открыл-де Колумб. Высадился на необитаемый континент и открыл, да? У нас, кстати, с Сибирью похожая картина. Землю у монголоидов отняли, а признаться в этом стесняемся. А еще буры с зулусами и прочие. Обычная история, очень древняя и очень простая. Как у всех…

Кстати, у того же Азимова я почерпнул очень умное слово «контраписпаза»: это такой муляж крайней плоти, который для конспирации надевали евреи. Это было актуально, к примеру, в те времена, когда Израиль был под греками и в моде было все греческое. Понятно, что на спортивные соревнования по греческой версии, куда допускались только голые мужчины, без контраписпазы куда ж еврею соваться… Не забыть бы послать вопрос про это в «Что? Где? Когда?», а то они как-то слишком уж легко привыкли побеждать.

Но, как бы то ни было, Иерусалим и окрестности живут, несмотря на недавнюю войну, тихо и безмятежно. Да, сплошные войны, да, интифады и отдельные спонтанные теракты, – но люди там живут все лучше и лучше. Со сложным чувством осмотрел я новый (что значит новый? Ему лет пять уже) международный аэропорт Бен-Гурион, что вблизи Тель-Авива. По просторности и шику он не уступает какому-нибудь франкфуртскому и при виде пальм и фонтанов в зале прилета заставляет опытного путешественника чесать репу и вспоминать свою родину, которая, несмотря на всю нефть и ее подорожание, выглядит довольно бедной. Наши московские терминалы смотрятся как-то совсем жалко на богатом тель-авивском фоне. Особенно меня умиляют низкие, как в хрущевке, потолки второго Шереметьева, а на них тусклые, к тому ж выкрученные через одну – как в подъезде с коммунальными квартирами – лампочки.

На пути из аэропорта в Иерусалим, который я уж не раз проделывал, обнаружились новые для меня достопримечательности; ну а что, земля древняя, тут столько всего собрано на маленьком кусочке земли, что путешественнику простительно не знать всего. Первая из лежащих на этой дороге знаменитых деревень – Лод, она же Луд, читай как хочешь, в иврите же нет гласных, их домысливают. Там якобы совершенно точно родился (и даже похоронен) наш московский родной святой Георгий Победоносец. В учебниках обычно пишут, что его папа византиец. Про маму чаще всего ни слова, про место рождения тоже не очень распространяются, но теперь-то мы понимаем, и пятая графа героя уже не белое для нас пятно. Думаю, это одна из причин того, что в Москве в отличие от Барселоны, столицы Каталонии, которой покровительствует тот же святой, нет улицы его имени. Даром что он тезка нынешнего мэра!

Вторая славная деревня на этом недлинном пути – Бен-Шемен, или что-то в этом роде. Мимо нее не должен проехать равнодушно ни один русский патриот: тут живут потомки русских солдат, погибших под Порт-Артуром. Русских – в широком смысле этого слова: сюда в свое время свезли сирот и вдов бойцов еврейского полка, был такой. Вывезло их из России еврейское агентство и вот поселило компактно. Наверное, вместе им было легче пережить трудные времена. И они их пережили. Это напомнило мне одного московского знакомого, который периодически женится, а списанным женам и детям от них покупает квартиры, причем в одном дворе, так что нет вопросов типа: с кем оставить ребенка и кто сбегает в аптеку, если что?..

Жил я в этот раз в отеле King David. Он там, кажется, лучший – не зря тут в старое время квартировала британская администрация. Во всяком случае, пафоса хватает. Бассейн во дворе реально неплохой, большой, с лежаками по берегам, с душем и обслугой, которая подтаскивает полотенца. Проплывая по бассейну теплыми еврейскими утрами, я поглядывал на здание отеля и думал о том, как все переменчиво в жизни… Вот евреи взрывали англичан, теперь арабы взрывают евреев, потом евреи залезают в танки и едут громить соседние страны – и всякий раз каждая из сторон предъявляет железную логику. Сейчас как-то не очень любят вспоминать про израильских террористов, которые устроили в этом самом отеле серьезный взрыв, убив 90 с лишним англичан…

(Кстати, об англичанах: один из них, Джеффри Хоскинг, написал книжку «Россия и русские», в которой предлагалось такое объяснение русского антисемитизма. И русские, и еврейские радикалы еще при царе призывали свои народы сплотиться на почве религии и претендовали на мессианство. Радикальным русским патриотам обидно, что они не смогли так сплотиться, а евреям это удалось, – вот те и повод для ревности.) А как-то я ужинал в отеле Regency, на выходе из которого пару лет назад арабами был застрелен министр туризма, бывший боевой генерал. Да… Все было! Хотя политический террор все-таки изобрели русские. Это наши народники придумали мочить политических оппонентов где попало и даже царя грохнули. Да чего считаться, дело прошлое. Тем более что Израилю как-то же удается сохранить благостность и легкомысленную атмосферу в Иерусалиме, что я лично ощутил на своей шкуре. Кстати, одна из версий названия – Ир Шолом, Город Мира. (Другая версия – что это от слова «наследие».)

Несмотря на всю свою воинственность, израильтяне с виду весьма мирные. Которые постарше, с животами и при лысинах, выглядят такими безобидными папиками. Трудно поверить, что это они крушили мирную соседнюю страну! Молодые, даже в форме – тоже вроде тихие, автоматы у них в руках смотрятся как скрипочки.

Они с виду чисто бойцы ССО, хлипковатые, в очочках, и курточки очень похожи на стройотрядовские по цвету и крою. Я на память заснялся с такой компанией, взяв у них на время американское ружье М-16, – так очень милая получилась картинка.

Катаясь там с резервистами, шоферами и гидами по городу, обедая с ними и болтая о том о сем, я не раз слышал вариации на тему «Горжусь, что есть такая страна, которая за двух солдат идет на войну». Мысль спорная – но противоположное настроение лучше? Нет? Это я про наше; для того и путешествуешь, чтоб со стороны глянуть на свой дом…

А вот еще история того же рода, из разряда застольных, типа мифа или тоста, как посмотреть. В 1973-м после очередной победы Голда Меир зашла в госпиталь. И там один раненый солдатик плюнул ей в лицо – из антивоенных побуждений. Некий журналист это заснял и тиснул в газетах. Так Меир ушла в отставку! Типа вот – народ недоволен, что-то в этом духе. Я как человек с советским/постсоветским опытом не могу дать правдоподобных формулировок ввиду фантастичности ситуации. Удивительный случай, странная ситуация, красивая картинка, неожиданный итог… Аналитики из числа моих израильских собутыльников это комментировали так, что исторический послевоенный плевок разделил страну пополам и разрушил единство народа и власти.

Загадка: откуда цвета израильского флага?

Отгадка: считается, что это цвета, выбранные Господом (небо и облака). Круто! Но тогда украинский флаг, где вместо облаков – солнце, еще круче.

Рассматривая вывески и объявления на иврите, я начинаю понимать, что чувствуют люди, не знающие языков. В Европе и в Новом Свете хоть по складам что-то разбираешь и считаешь себя умным. А каково нормальным людям живется? Похоже, несладко… Надо в другой раз скромней себя вести.

Что касается иврита, то его незнание иногда может стоить жизни. Очень хороша история из первых лет нового государства, когда евреи только начали съезжаться. Прибывший из Америки генерал на оклики часового, еврея из Польши, отвечал по-английски – и в соответствии с уставом после двух словесных предупреждений и выстрела в воздух был убит. По логике, место иврита в принципе мог занять идиш, на котором говорило огромное количество людей, – но решили всех поставить в равные условия и не дать преимущества никому. Для того чтоб продемонстрировать красоту, выразительность и доходчивость иврита, русскоязычные приводят в пример такую фразу: «Ибадити чек да хуй», – что означает: «Я потерял чек на отложенный платеж». А вот еще выражение: «там хуй» – «столовка для нищих».

Такое наблюдение: иврит, в котором полно шипящих, хрипящих и цыкающих, звучит ближе к фразе «Хрен ли ты шалишь, хлопец?».

НА ЧЕТВЕРТЬ БЫВШИЙ

«Ведь там на четверть бывший наш народ», – по подсчетам нашего Высоцкого, наполовину, между прочим, еврея, который в 70-е чуть не собрался в эмиграцию. Он остался, а те, кто уехал, действительно делают страну какой-то чуть ли не родной даже для нас, гоев. Вот включил я в отеле ТВ и, шаря по каналам, наткнулся на некий или некое RTVi. А там – давно забытая картинка: коммунист Доренко на экране! Обличает модного олигарха, фамильярно называя его Ромой и рассуждая, откуда у того деньги. Как странно видеть то, что привык только слушать! Экзотика.

В отеле я встретил, совершенно случайно, одного человека, который в Израиле скрывается от русского правосудия. Обойдемся тут без подробностей, без намеков на обстоятельства, без фамилий причастных олигархов – у него и так проблем хватает.

Мы с ним там, в Москве, при редких встречах обменивались кивками, а тут человек кинулся ко мне с горячими приветствиями, со счастливым лицом и долго повторял: как я рад тебя видеть!

Это напомнило мне встречу в Китае с русским ларечником Андреем Ивановым, который приходил к нам в гостиницу и просил не выкидывать старые русские газеты, которые мы читали в дороге, – он их собирал и берег, чтоб читать по праздникам.

И тут похожая история. Израильский беженец порывался платить за все, он тасовал кредитные карточки как колоду, крутил вольт, деньги не вопрос, а после провожал меня на самолет, глубоко вздыхая:

– Подумать только! Через пять часов ты будешь в Москве… Как я тебе завидую!

А мы не ценим своего счастья: нам Москва – будничный город…

Если говорить о святых местах, то их было б логично посещать как в старину: морем из Одессы, высадка в Яффе и оттуда, как положено, пешком до Святого города. Идти всего два дня, с одной ночевкой в пути. Надо полагать, после такого путники входили в Иерусалим с сильным и глубоким чувством, какое сегодня поди еще добудь… А если самолетом и после на такси, быстро и с комфортом, то куда меньше шансов проникнуться. Мне вот не каждый раз удается. От чего зависит? Помню, в первый раз, сразу после отмены Советской власти, меня в Иерусалиме пробрало по полной программе. Запомнилось, в общем. Причина, может, как раз в том, что путь был не простой. Регулярных рейсов на Израиль тогда не было, добирались дешевым чартером, который летал только из Минвод, где надо было еще дожидаться оказии. Теми рейсами народ отчаливал на ПМЖ на историческую родину. Были проблемы с арабскими государствами – тем не нравилось, что среди пассажиров полно евреев призывного возраста. Слабонервные опасались, что такие самолеты каким-нибудь беспредельным палестинцам захочется сбить… В общем, то путешествие было больше похоже на экспедицию, чем на легкий развлекательный теперешний тур. И наверное, в этом все дело. Может, однажды бросить все и пройти путем паломников древности? Пароход не проблема, два дня пешком – тоже реально… Правда, в конце пути может огорчить мысль о том, что прежде русские паломники располагались в Иерусалиме на русском же подворье, это был целый городской район.

Хрущев – об этом израильтяне рассказывают со смешанными чувствами – объявил, что советским людям в стране сионистов ничего не нужно, и поменял всю недвижимость на пару пароходов с апельсинами, на которые наши приклеивали прекрасно знакомый советским людям лейбл со словом Maroc – вот откуда расхожая фраза про апельсины из Марокко. В итоге русское подворье все отошло муниципалитету Иерусалима. РПЦ удержала за собой только Свято-Троицкий собор и церковь Св. Екатерины. Теперь наши власти пытаются отыграть все обратно, но это больше похоже на историю с Крымом, автором которой является все тот же Никита Сергеевич.

С особым чувством идешь по бывшей русской земле… Да и вообще по старому городу, по древним каменным плитам, выщербленным нарочно еще крестоносцами, чтоб не скользили копыта боевых коней. Старинные камни, косые арки, сувенирные лавки с кипарисовыми крестами… Молодые монахи-католики, блондины со светлыми счастливыми глазами; копты, будто прокопченные, с маслеными глазами; старые греки с изможденными лицами, какие нам знакомы по старым потемневшим иконам… Молодые солдатики и солдатки в форме, наивные и беспечные и с умными глазами. Это вам не русские замученные бойцы срочной службы, которые сшибают мелочь на московских улицах. Увы.

Может, это некстати, но уж скажу: цена квадратного метра недвижимости в старом городе перевалила за 12 тысяч долларов. Речь, как вы понимаете, о вторичном рынке.

ХАСИДЫ

– Ну что, хочешь на пейсатых посмотреть? – спросил меня как-то русскоязычный гид-израильтянин.

– Само собой. А ты их не очень любишь, как я понял.

– А за что ж мне их любить? Не работают, а живут на мои деньги… Им все пособия платят, а из каких, спрашивается? Это я вкалываю и налоги плачу!

Я как человек, который ортодоксов не финансирует, отношусь к ним спокойно. И потому с удовольствием поехал в квартал под названием Дюла, где живут иудеи-экстремалы.

Мы вышли из машины и пошли пешком по узким улицам, застроенным двухэтажными домиками. Все как в гетто европейских городов; люди воссоздали среду, в которой жили их предки. Да, новодел, но не московский, посерьезней, идея тут покруче…

Шофер комментировал, чаще злорадно, – но гордость за еврейскую историю у него таки прорывалась:

– Вот эти, которые в полосатых сюртуках, – особые хасиды, сатмарские, из венгерского города Сатмар. Они знамениты тем, что писали письма Саддаму Хусейну, просили захватить Израиль, по возможности бескровно. Поскольку евреям, по их понятиям, нельзя строить свое государство прежде, чем придет мессия! Разговаривают они на идише, поскольку на иврите, пока не пришел мессия, можно только молиться. А шапки у них знаешь отчего? Оттого что над тобой Бог! А если ветер случайно снесет шляпу, на голове на всякий случай кипа. В черном все – это траур по снесенному храму. Как построят третий храм, так все в белое оденутся. В армии они не обязаны служить, но некоторые идут добровольцами; так воюют фанатично.

Кстати, насчет фанатизма; Андрей Бильжо мне рассказывал, что его израильским коллегам-психиатрам известен так называемый иерусалимский синдром: люди переодеваются во все белое, заговариваются и на полном серьезе начинают думать, что живут во времена Христа… Такие больные не редкость в тамошних клиниках.

Кто в Иерусалиме не впервые, тому хочется отклониться от натоптанных паломнических и туристских маршрутов. Но куда? Кулинар Сергей Цигаль повез меня в Иудейские горы, от города меньше часа езды. И там в стороне от трассы, еще минут 20 по каменистой грунтовке, у поселка Сатаф, стоит одинокая ферма, живописная, ветхая, под старину. Хозяин, Шай Зельтцер, неторопливый, далекий от суеты, с мудрыми глазами и серьезной седой бородой, и ко всему еще в белой рубахе и таких же штанах, – впечатляет. Внешность патриарха, да и образ жизни тоже: козы, горы, камни, сыр, вино, жизнь на природе. Игра в продолжение традиций. Все как было тыщи лет назад. С небольшими поправками на современность – в каменный подвал, где зреют сыры, подается ледяной воздух из кондиционера.

По пятницам и субботам на ферме не протолкнуться: это у Шая приемные дни; люди приезжают закусить, выпить – и набрать сыров с собой. Сыры, уверяет хозяин, у него не простые, а лекарственные, от всех проблем: чтоб похудеть, скинуть сахар, поднять потенцию и так далее.

В самом же городе полно заведений общепита попроще, не таких экстремальных. Да хоть в районе площади Kikar Sion, это где банк «Хапоалим». Над ней вечерами стоит дым от подозрительных самокруток… С площади надо идти направо на ул. Yoel Moshe Salomon, весьма тусовочную. В моде там сейчас и улица Ben Yehuda, где полно всякого общепита. Хотел было я посетить паб Putin, что на улице Helena Hamalka, но он был закрыт, без объяснения причин. На двери была вывеска с убедительным текстом: «Не ломайте дверь! Если вам не открыли сразу, то не откроют вообще». Что касается еды, то она там почти вся усредненная ближневосточная, построенная на хумусах и кебабах. Любителей форшмака и фаршированной рыбы ждет разочарование: это все подается, говорят, только в одном заведении в Тель-Авиве…

Но уж это в другой раз: два города для одного уик-энда – это все-таки слишком.

ИЗРАИЛЬ, ПУСТЫНЯ НЕГЕВ: CAMEL РОДНОЙ

Когда летишь с нашего скудного севера на юг, то ближе к вечеру над горизонтом, где кончаются грязно-черные, почти сплошные облака, в правых окнах самолета появляются яркие краски. Где только что пропало солнце – там морковно-красная широкая полоса. Дальше, выше – оранжевая, после желтая, потом грязно-салатовая, эти три, они одинаково тонкие. А над ними – широкая голубая светящаяся полоса; за ней обильное синее, с переходом в фиолетовый космос, и уже во тьме, где навеки ужасно сгинули Белка и Стрелка, одинокая серебряная звезда. Насчет звезды не знаю, скорей всего это планета Венера, а вот краски над горизонтом образовали буквально радугу. Сколько летал, сколько смотрел в окно, а чтоб небесные краски складывались в радугу – такого не замечал. Может, потому что обычно не до лирики, летишь ведь и думаешь про дела, которые тебя выпихнули в дальние края. Или про грядущий отдых, где красот столько насмотришься… Или, на худой конец, жестко пьянствуешь с попутчиками, что чаще куда ближе к истине.

Но тут был особый случай: мы летели не просто так – но в экспедицию (не путать с рестораном с таким названием в Певческом переулке), в настоящий поход, на грани паломничества. Нас ждали особо обученные проводники и верблюды, навьюченные питьевой водой и провиантом, и неделя хода по настоящей пустыне.

Зачем?

Да! Мы отправились в пустыню – зачем? (Этот вопрос, кстати, довольно часто я встречаю в виде надписи на стене. Ну не то чтобы «мене текел фарес», это реальные граффити, в разных начертаниях, год за годом, в переулках между Солянкой и Покровкой, куда – вот ведь счастье – не вошли еще дружественные мэру инвесторы и не посносили к едрене фене куски старой Москвы, чтоб вместо древних кварталов устроить пафосный гомосексуальный гламур, – так выдирают свои ноские еще зубы, чтоб устроить голливудскую мертвую металлокерамику.)

Нам не раз задавали этот вопрос – и до, и после. Вопрос на самом деле хороший: зачем тратить неделю своей жизни на то, чтоб терпеть добровольно лишения, мучиться от жары, от нехватки воды и скучать по комфорту? Сколько денег надо заплатить человеку, чтоб он согласился участвовать в reality show, где за образец взят Спартак Мишулин, закопанный по самый подбородок в песок, а ему красноармеец Сухов засовывает в рот носик чайника, предварительно с размаху воткнув в песок саперную лопатку, которой, кстати говоря, мог бы и по другому чайнику рубануть легко? При том что Сухов, между прочим, очень голубоглазый такой коренной (не там в Азии, но в центральной России) житель и легко мог оказаться членом ДПНИ, который не любит «черных».

Одним словом, вопрос «зачем?» непростой. Про пустыню не расскажешь так просто, как это можно сделать в случае с Куршевелем, Лазуркой или там шопингом в Милане. Выгодные знакомства, карьерные встречи, модные удовольствия, гурманские радости, веселый шопинг – конечно, такого не найдешь среди куч песка и камней.

Кое-что я про пустыню знал заранее. Во-первых, там, ну, в одной из пустынь, снят культовый фильм про Сухова. Во-вторых, по ней ходил со своим народом Моисей. Воля ваша, но чисто по-человечески мне как-то трудно от тех древних евреев протянуть прямую к теперешним православным, которые стоят вокруг Путина на Пасху в центре Москвы. Ну вот есть теория, что человек произошел от обезьяны, но даже в те времена, когда эту теорию надо было считать единственно верной, я все равно в обезьяне видел экзотическое забавное существо и в упор не рассматривал ее как свою прапрапра – сколько там этих пра? – бабушку и никаких почестей ей оказать не мог.

Но смысл в этом походе я видел задолго до того, как туда прибыл. Мне было ясно до начала похода, что пустыня – это природа в чистом виде. Она такая же, какой была в начале времен. (И какой может еще, не к ночи будь сказано, стать после какого-нибудь жестокого катаклизма.) Там ничто не отвлекает от общения с природой – как, допустим, на богатом морском берегу, где громоздятся соблазны. Чистейший воздух, тишина, покой и никаких отвлекающих факторов. К тому ж нам обещали аутентичную бедуинскую кухню из ровно таких же простых продуктов, какие были в ходу в самые древние времена.

Конечно, про пустыню, про походы по ней я слышал много хорошего от знакомых, которые бывали в таких местах и пересекали их на джипах. Но что такое джип против настоящего верблюда! От джипа остается один шаг до самолета, с которого я уже немало видел пустынь… На это много ума не надо.

В пустыню мы попали не сразу, не с бухты-барахты, а через фильтр-отстойник. Сперва мы приехали на пустынную базу, с которой уходят в путь верблюжьи караваны. Это под Иерусалимом, на холме. Представьте себе большой навес, скорей даже шатер, с деревянными опорами, устланный коврами и циновками. Это как бы такой оазис, какие и раньше существовали в пустынях и где путешественники размещались с максимально возможным комфортом. Вполне возможно, что у древних кочевников даже была в каких-то оазисах проточная вода – как у нас. Лежа на коврах, мы выпивали, закусывали и слушали рассказы хозяев этого весьма прибыльного бизнеса про их дела и про окружающие красоты.

Хозяин этой турфирмы – рыжий, при дредах, продвинутый бородач по имени Йонатан. Он тут, под холмом, и живет: так внизу кибуц, а в нем школа, куда ходят его дети. Когда-то кибуцы были коммунами, с уравниловкой и прочей ерундой, ростки типа социализма. Но после стало ясно, что затея пустая – евреи, они вообще люди практичные – и эксперимент был прекращен. Теперь у кибуцников (красивый, кстати, термин) жизнь как у всех, без уравниловки и прочей придури.

Второго туроператора, с которым мы потом шли по пустыне, звали Хошайо – это в иврите зарезервировано для имени Исайя. Оба подчеркивают свою продвинутость и богемность, спокойны, как бы аполитичны и даже, кажется, слегка мудры.

За ужином хозяева нам рассказывали про бедуинский этикет.

Ну вот стоит в пустыне палатка. Входом она, кстати, всегда повернута на восток, чтоб восходящее солнце светило путешественнику в глаза и будило его так. Путник, подойдя к ней, должен кашлянуть – стучать-то не по чему. Услышав кашель, бедуинка тотчас же уходит на женскую половину. Хозяин же впускает гостя. Причем молча. И начинает готовить кофе: сперва жарит зерна, после толчет их в ступке, далее ставит на огонь. Кофе, если кто не помнит, родом из здешних мест – из Саудовской Аравии. Далее хозяин предлагает кофе гостю, тот сколько-то раз отказывается – так надо, а после пьет. Только на третьей чашке гостю можно задать гостю вопрос: кстати, откуда ты?

Кто б этот путник ни был, он имеет право три дня жить в гостях на всем готовом. Даже если это враг. Правила на этот счет жесткие – это оттого, что иначе в пустыне с ее скудными возможностями и не выжить.

«Кипа – это бейсболка, которой сделали сильное обрезание», – записал я в путевой блокнот свое наблюдение и вышел из шатра в ночь. Посмотреть на пустыню. Пейзаж странный, как бы совершенно лунный, – такого я не видывал. Чистая Луна! То есть яркий низкий контрастный свет прожектора освещает обращенную к тебе сторону камней, выхватывает их из черноты, а внизу – песок, необычайно мелкий, потому что он из ракушек, тут же было море. А потом, чего только не видали эти края, прежде чем высохнуть окончательно! Я вернулся в шатер и записал по похожему поводу: «Каждая девушка с персиками превращается в бабушку с курагой». То ли это анекдот, то ли чья-то шутка – поди знай… не помню, откуда у меня это взялось. Думаю, большинство обвинений в плагиате не стоят выеденного яйца. Откуда-то человеку приходит мысль, и все. Акцизной марки на ней нету. Не прилепишь ее ко всему…

Верблюды

Утром мы опохмеляемся и выходим из шатра на урок иностранного языка. В программе у нас верблюжий. Вообще, чтоб уверенно объясняться с этими животными, достаточно одного слова «Кххххх». Оно означает – в зависимости от контекста – «стой» или «ложись».

– Хей, хейя, ррра! – орут на верблюда, когда он не хочет идти, – а такое бывает, особенно если ему надо тащиться в гору с тяжелым грузом…

В принципе можно было бы расширить свой словарный запас еще какими-то терминами, и я какие-то знал, учил, но забыл – потому что смысла в них нет. Лишние слова, если такие заводятся в языке, очень быстро умирают – это закон природы, как учит наука лингвистика. Потому что все равно, хоть со словами, хоть молча, верблюда приходится вести за собой в поводу. А если он не хочет идти, не хочет понимать, когда на него орут, так надо его хлестнуть поводом или просто обрывком веревки. Как говорится, слов не надо! Где можно власть употребить.

После нас учат залезать на верблюда и слезать с него. Садиться надо, когда он лежит. Сев, крепко ухватиться за луку седла и сильно откинуться назад – верблюд встает сперва на задние ноги, что дает сильный крен на передние, так что можно серьезно навернуться… Ну а когда встал, то вперед. При езде чувствуешь, как размашисто ходят плечевые суставы животного, и ты перекатываешься из стороны в сторону. Надо сказать, лошадь идет куда ровней.

Очень важна такая вещь: нельзя надевать повод на руку. Иначе верблюд, падая в пропасть, увлечет за собой и погонщика. Повод так надо держать, чтоб можно было легко его выпустить в любой момент.

Однако пора вам представить этих наших животных. Одного зовут Шариф, другого Джафар – привычные русскому уху имена, они на слуху, слыша их, чувствуешь себя как дома, в Москве. Москва, она же крупный торговый центр, с масштабным строительством, а это силами Петь и Вась не поднять. В этом смысле Киев смотрится очень бледно, как-то тревожно становится оттого, что все прохожие – белые; у них же там нет своего Кавказа и смуглым красавцам взяться неоткуда. Киев не стал еще мировой столицей, в него в отличие от Парижа или Лондона не устремились еще толпы инициативных карьеристов из Африки, Азии и прочего «третьего мира» (чуть, пардон, не написал – Третьего Рима). Третьего верблюда зовут экзотично: Ярек. Имя четвертого – Шуги, но он был среди нас больше известен под кличкой Ганнибал Лектер: за железный решетчатый намордник, который приходилось носить этому просто зверю. Говорят, он серьезно кусал беспечных путешественников. И это при том, что наши верблюды все кастрированные – для спокойствия! Правда, с нами Шуги был просто шелковый. Не то что не кусался, он даже не плюнул ни разу в нашу сторону – чего мы, насмотревшись «Джентльменов удачи», всерьез поначалу опасались. Вообще мне кажется, вот так наплевательски к людям верблюды относятся только в чужих странах типа России, а там они ведут себя прилично. То, что для нас экзотика, – в израильской пустыне простая рабочая скотина, которая запросто может получить по морде. И потом, глупо верблюду плеваться посреди пустыни, где с водой и так проблемы… Они ее там берегут.

Самое драматическое происшествие с участием верблюда было такое. Джафар, идя по склону довольно крутой горы, оступился – и полетел кубарем вниз. Гон прокатился один полный оборот и приземлился, встал на колени. Он орал трубным голосом, потом замолчал и встал на ноги. Наш проводник Хошайо спустился к нему и поднял верблюда обратно на тропу. Как выяснилось, Джафар ободрал до крови все лапы и сильно сбил левое заднее колено – так что кусок кожи отодрался и болтался при ходьбе. В глазах у раненого зверя реально стояли глубокие густые слезы. Зрелище душераздирающее, при том что у верблюда и так-то глаза намного печальней даже еврейских. Верблюжьи глаза действительно часто бывают очень человеческими. Иногда – такие, будто человек этот выходит из запоя, пытается выйти. Или, может, он спился, но еще помнит старую жизнь, когда еще не был пропит ум, когда еще не «осыпает мозги алкоголь». Я не раз видел такие глаза у старых алкоголиков… Ну и страх в этих глазах, конечно.

Верблюд вообще издает очень живописные звуки. Иногда он как будто полощет горло, это он вроде торопит: пора идти. Еще он рычит как лев – когда жалуется на жизнь. А бывает, стонет еще, с интонациями плача. Иногда он подает голос, какой бывает у полуспящей собаки…

Полдня Джафар был сам не свой, в глубоком расстройстве, был на измене, шугался, боялся всего и время от времени стонал как раненый зверь. Только к вечеру он более или менее пришел в себя – в состояние обычной верблюжьей невозмутимости. Его такого ничем не проймешь, он идет себе целый день не спеша и тащит на спине 350 кило груза – а иные, бывает, что и 500.

Верблюд, само собой, имеет важное всемирно-историческое значение. Без него по пустыне путешествовать в старые времена было просто невозможно: на чем тащить воду и еду? Не на чем. Кроме всего прочего, это еще, как вы понимаете, и молоко, и мясо, и замечательная шерсть. И моча! Ею бедуинки смачивают – сейчас, может, не все, а в древности это было сплошь и рядом – волосы. После высыхания образовывалась прическа, которая прекрасно сохраняла волосы даже в немытом – а где ж там мыться – состоянии.