Текст книги "Из пепла"

Глава 8
Изон
Год спустя…

– Р-р-р! – зарычал я, вскакивая с дивана.

Мэдисон взвизгнула от смеха и помчалась по коридору, ночная рубашка задевала ее лодыжки.

Луна остановилась как вкопанная, пригвоздив меня к месту угрожающим взглядом, которого не может быть у полуторолетнего ребенка.

– Нет! – сказала она, указывая на меня пальцем. – Нет, папочка.

Я поднял руки в знак капитуляции.

– Хорошо. Хорошо. Сдаюсь.

Она улыбнулась и поднесла руку к носу, но все равно держала пальчик поднятым в моем направлении.

– Не. Пегай. Уну.

С ума сойти, как же быстро растут дети. Той слюнявой малышки, которая считала, что можно перекусить монетками, больше не было. Не спешите меня судить. Это было всего один раз, и я тут же выудил четвертак у нее изо рта.

Нет. Я не говорил Бри. Так было лучше для всех нас.

Теперь со своими короткими вьющимися каштановыми волосами и ровными зубами, которые выглядели как детские протезы, Луна была совсем большой девочкой. По крайней мере, так я ей говорил, когда убеждал ходить на горшок вместе с Мэдисон.

Мы все еще работали над этим с ними обеими, однако пусть медленно, но верно продвигались к раю, свободному от подгузников.

– Нашел? – спросила Бри, входя в комнату.

Луна обернулась, и, пока она отвлеклась, я внезапно атаковал. Вскочив с пола, я подхватил дочь на руки.

Она зашлась приступом смеха от щекотки. Извиваясь и колотя руками, она высвободила одну руку.

– Бви, помоги! Помоги!

– О нет! – Бри поймала руку Луны и чмокнула ее. – Ты сама по себе, когда дело доходит до щекоточного монстра Максвелла. – Она подняла на меня глаза. – Но если мы хотим, чтобы они отправились спать в восемь, то монстру щекотки стоит перейти на колыбельную.

Я взглянул на часы, и она, черт возьми, была права. У нас оставалось всего двадцать минут, чтобы всех уложить и, помоги нам Господь, убедиться, что они заснули. Я поставил дочь на ноги и со смирением ощутил на себе гневный взгляд малышки. Она все еще улыбалась, так что в нем не было ничего серьезного.

– Ну что, Лунс. Иди пожелай Мэдди и Эшу спокойной ночи.

– Споки-споки! – закричала она, убегая по коридору в игровую комнату.

Улыбаясь как дурак, я посмотрел ей вслед. Я так сильно любил эту маленькую девочку; наблюдать, как она растет, было одновременно прекрасно и мучительно.

– Как успехи с телефоном? – спросила Бри.

Я вздохнул и упер руки в боки.

– Пока никак. Он, скорее всего, упал где-то между подушками. Девочки играли с ним совсем недавно.

– Хочешь, чтобы я набрала?

– Было бы неплохо.

Она потыкала по своему телефону, и секунду спустя откуда-то с дивана раздалось приглушенное, едва различимое жужжание.

– Как твой созвон? – Я в очередной раз опустился на колени и продолжил поиски среди подушек.

– Как и стоило ожидать, если твой адвокат звонит тебе в нерабочее время.

– Какие-то новости?

Она вздохнула.

– Не совсем. Бухгалтеры из «Призм» заявляют, что все в порядке, но аудит налоговой службы – это всегда проблема для компании.

Бри работала не покладая рук с тех пор, как с головой погрузилась в корпоративную жизнь. Она проводила долгие дни и еще более долгие ночи, пытаясь вернуть «Призм» на вершину. Роб в свое время немало рисковал, и не все его действия были оправданны, так что Бри теперь приходилось расхлебывать всю эту кашу. К счастью, она отлично умела работать под давлением. Конечно, большую часть времени Бри испытывала стресс и усталость, но в целом ей нравилось быть в центре событий.

Подойдя ко мне сзади, она поправила подушки, пока я разбирал каждую секцию.

– Может, воспользуемся моим телефоном? – предложила Бри. – Или посидим в машине?

– Монитор Луны плохо ловит в машине.

Она изогнула свою идеальную бровь.

– И часто ты проводишь время в машине?

– Только когда принимаю наркотики или напиваюсь днем.

Я приостановил поиски, почувствовав на себе ее сердитый взгляд. Она наполовину сморщилась, наполовину сощурилась, но этот взгляд был далек от того, которым она наградила меня раньше. Я также заметил, что цвет ее глаз становился чуть светлее, когда она пыталась скрыть свое хорошее настроение. Боже, как мне нравилось выводить ее из себя.

Она никогда не разочаровывала и сейчас смерила меня презрительным взглядом.

– Да шучу я. Во время послеобеденного сна старый «Тахо» служит мне в качестве домашнего офиса, чтобы я не разбудил девочек.

– А чем плох мой офис наверху?

Я вернулся к переворачиванию подушек.

– Я и не подозревал, что мне снова открыли туда дорогу после грандиозного рождественского фиаско с М&М's.

– Изон, ты съел все красные, – встала она на свою защиту. – Я позволяю себе всего одну пачку в год. Так что можешь представить мое разочарование, когда я открыла свой потайной ящик и обнаружила, что там остались только зеленые.

Я вытянул голову и посмотрел на нее с недоверием.

– Одну пачку в год? Значит ли это, что мы не считаем пастельные на Пасху, розовые на День святого Валентина или те с орешками, которые ты прячешь в пустой банке из-под льняных семян в кладовке?

Она выпрямила плечи и надменно вздернула подбородок, но все равно с трудом смогла подавить улыбку.

– Об этих мы не упоминаем.

– Хорошо, без проблем. Потому что я съел все красные из той банки тоже.

– Изон!

За последний год мы с Бри проделали большой путь, но эта дорога не обходилась без внезапных ям и аварий. Как я и подозревал, работать на мисс Совершенство было нелегко. Первые несколько недель выдались просто ужасными, и я уже всерьез задумывался о дуэльных пианино. У Бри была масса требований. Я принимал это, когда дело касалось детей. Ей хотелось, чтобы они питались здоровой пищей, не сидели перед экранами слишком долго и проводили большую часть времени на свежем воздухе. Это было хорошим примером воспитания, которое я разделял и для Луны тоже.

Но я не ожидал критики за то, как я складываю полотенца или загружаю посудомоечную машину. Однажды она устроила мне целую пошаговую лекцию о том, как правильно менять туалетную бумагу в уборной Ашера.

Следует отметить, что заботы по дому не входили в мои обязанности, но она так уставала на работе, что я пытался сделать все, чтобы, придя домой, она не обнаруживала горы невыглаженного белья или, скажем, покрытый какашками носок, потому что у Ашера закончилась туалетная бумага и он решил импровизировать. Отсюда и вышеупомянутый урок по замене туалетной бумаги, когда я попытался спрятать дополнительный рулон за бачком на случай крайней необходимости.

Через несколько недель мы сели за стол переговоров, как взрослые люди. Она презентовала мне папку с правилами и подробными инструкциями на семьдесят девять страниц, на что я сказал, что лучше буду жить в палатке под мостом, чем стану это читать. Она, в свою очередь, рассказала, где найти старое походное снаряжение Роба, и дала четкие инструкции, куда мне стоит его засунуть, прежде чем ушла к себе наверх.

На самом деле я не собирался никуда съезжать. И Бри знала это. Я знал это. Однако в тот день Ашер в истерике позвонил мне по рации, которую я подарил ему на день рождения, и умолял не уходить, как его отец.

Это был последний наш серьезный спор с Бри. В ту ночь мы все спали в комнате Ашера. Папка отправилась в помойку на следующее же утро, а я начал складывать полотенца так, как нравилось Бри, – хотя, спешу заметить, это был неправильный способ.

Мы с ней были одной командой, а дети – нашим первым, главным и единственным приоритетом.

С того дня все стало проще. По мере того как у нас развивалось взаимоуважение, мы стали больше доверять друг другу. А потом каким-то образом, несмотря на хаос, зародилась настоящая дружба. Я работал по ночам, сочиняя музыку и играя везде, где только мог. Было тяжело возвращаться домой в три часа ночи, а потом вставать в семь вместе с детьми, но каждый раз, когда я выходил на сцену, какой бы маленькой она ни была, я будто снова обретал себя. В те вечера, когда я не работал, мы с Бри обменивались историями о Робе и Джессике. Иногда мы смеялись, иногда плакали, а в годовщину пожара просто сидели в тишине, не в силах даже произнести их имена.

Не существовало подходящего времени или конкретной причины для приступов горя. Все, что мы могли сделать, – это держаться вместе и помогать друг другу оставаться на плаву.

В день рождения Луны я чувствовал себя на дне, зная, что Джессика не может наблюдать за ее взрослением.

На Рождество, наблюдая за смеющимися детьми, раскрывающими подарки, я улыбался так сильно, что у меня чуть не свело лицо, чувствуя, что, возможно, я наконец выбираюсь из глубин горя.

В годовщину свадьбы я почувствовал себя так, словно оказался в ловушке под водой, не имея возможности выбраться, как бы сильно я ни боролся. Через время Бри достигла тех же душераздирающих рубежей, но день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем мы продолжали вместе бороздить этот неспокойный океан.

Лежа на животе, я пошарил рукой под диваном все еще в поисках своего как будто фантомного телефона.

– И как в таком большом доме нет ни единого радио?

– Эм, может, потому, что сейчас не тысяча девятьсот девяносто девятый, – ответила она. – Держи. Просто скачай приложение на мой телефон. Встретимся там. Мне уже пора рассказывать вечернюю историю.

Издав стон, я оттолкнулся от пола, поклявшись больше никогда не давать Луне и Мэдисон играть с моим телефоном. Обычно я обещал это себе примерно дважды в день. Эти девчонки знали, что я никогда не претворю в жизнь свою угрозу.

Мы с Бри быстро уложили детей спать и вскоре, как команда настоящих профессионалов, уже стояли на заднем дворе. Мы провели множество вечеров вокруг этого места для костра. По понятным причинам мы никогда его не разжигали, но я добавил цепочку белых лампочек внутри чаши. Отчасти чтобы это добавляло приятную расслабляющую атмосферу нашим вечерним посиделкам. Но главным образом потому, что я ненавидел, как Бри смотрела на это пространство без огня, как будто видела в нем пламя. Одному Богу известно, как часто я его там видел.

– Держи, – сказала она, протягивая мне мой телефон. – Он лежал внутри пуфика. Ашер рассказал мне.

– Отлично. Напомни утром поделиться с ним твоими М&М's.

Она устроилась поудобнее в своей части плетеного дивана с бокалом вина в руке.

– Забудь о них. Я уже всё спрятала.

– Убрать их в коробочку с гранолой вряд ли можно расценивать как «спрятать».

– Вот черт, – прошипела она, заставив меня рассмеяться.

Дважды проверяя подключение к блютус-колонкам во внутреннем дворике, я украдкой взглянул на нее. Как я и надеялся, она улыбалась, и это заставило мои губы тоже растянуться в улыбке. По какой-то неведомой мне причине поддерживать ее в хорошем настроении помогало и мне самому чувствовать себя лучше. Видеть ее улыбающейся или смеющейся теперь отзывалось в моей душе по-новому. Если я мог помочь ей почувствовать себя лучше, расслабиться, насладиться хотя бы секундой покоя – пусть и на мгновение, – тогда и я мог позволить себе сделать то же самое.

Когда она смеялась, мое сердце успокаивалось, к тому же смех делал ее еще более красивой. Хотя это скорее было связано с моим новообретенным целибатом, нежели с каким-то реальным влечением. Когда ты одинок, легко спутать дружбу с чем-то большим. Но я старался даже не думать об этом большем.

Когда радио заполнило влажный вечерний воздух рекламой автозапчастей, я сел на свое место, придвинув стул, чтобы, как обычно, использовать его в качестве подставки для ног. Луна уже начинала засыпать, так что я сменил видеоняню на пиво и сделал глоток.

– Нервничаешь? – спросила она.

Я решил проигнорировать тот факт, что выражение ее лица говорило, что она уверена в своей правоте.

– Из-за чего?

Она обвела пальцем чашу своего бокала с вином.

– Ох, даже не знаю. Может, потому, что последние шесть месяцев в соцсетях царило настоящее безумие в ожидании нового альбома Леви Уильямс, первым синглом в котором станет твоя песня?

Я действительно должен был быть в экстазе по всем меркам. Это было грандиозно. Раньше мои песни тоже брали на радио. Но ни одна из них не была исполнена такими крупными артистами, как Леви. «Переворачивая страницы» была записана в дуэте с Генри Александром и уже выбрана еще до релиза в качестве саундтрека к крупному фильму, что с точки зрения гонораров означало мой самый большой заработок на сегодняшний день. Но как бы я ни старался настроиться на то, чтобы услышать долгожданный дебют «Переворачивая страницы» на радио, я не мог заставить себя радоваться этому.

Это была моя песня. Я знал каждую строчку, каждый аккорд, и не только потому, что именно я ее написал. Я жил этой музыкой, и, черт побери, именно я должен был стать тем, кто ее исполнит.

Но моя жизнь, судя по всему, не планировала поворачивать в этом направлении. Суммы, которые я зарабатывал на концертах, были смехотворными, и после продажи восстановленного дома, добавив к этому деньги, которые выплатила страховая за все наше уничтоженное имущество, я смог отложить лишь небольшое количество.

Каждую пятницу Бри отправляла деньги прямо на мой счет. Каждый понедельник у меня была настроена автоматическая оплата, которая отправляла деньги обратно.

Я воспринимал это так, что мы менялись местами в уходе за детьми. Так что, если я не буду платить ей за те вечера, когда она присматривает за Луной, я не смогу позволить себе брать ее деньги за помощь с ее детьми. Я ежемесячно платил самую скудную сумму, на которую она согласилась, за аренду домика у бассейна, но оставались еще и другие счета. Частная медицинская страховка была самым настоящим рэкетом, а еще денег требовали продукты, подгузники и государственные взносы.

Продажа песен была очевидным выходом, не говоря уже о том, что это было моим последним обязательством перед женой. Если, конечно, не учитывать полный провал, когда я пообещал вернуться за ней.

Проведя последние тринадцать месяцев с разбитым и полным скорби сердцем, я должен был купаться в лучах своего успеха и цепляться за любой островок счастья, какой только мог найти. Однако наблюдать за тем, как твои мечты сбываются у кого-то другого, было непросто.

– Это для меня не впервой, Бри, – ответил я, прежде чем отхлебнуть пива.

– Может, и нет. Но я горжусь тобой. – В ее голосе не было сарказма, когда она небрежно стягивала сандалию со своей ноги. Она была – по крайней мере, в этот момент – действительно рада, и это можно было видеть по ее расслабленному виду. – Я знаю, что Роб и Джессика разделяли бы мои эмоции.

Я взглянул на нее с осторожностью. В горле застрял комок.

– Это была любимая песня Джессики.

Она просияла от гордости.

– Я знаю. И Роба тоже.

Я опустил взгляд на свое пиво.

В этот самый момент из динамиков донесся голос диджея:

– И прямо сейчас момент, которого мы все ждали, – дебютная песня «Переворачивая страницы» в исполнении кого бы вы думали? Девятикратной обладательницы «Грэмми» Леви Уильямс вместе с любимцем Америки, звездой R&B Генри Александером.

Я ухмыльнулся, уставившись под ноги, потому что больше мне ничего не оставалось. Авторы песен по всему миру всю жизнь ждали, когда их трек заиграет на радио, а я тонул в жалости к себе. Боже, мне нужно взять себя в руки.

Когда вступление затихло, диджей продолжил говорить.

– Эксклюзивная информация от WQXX. Птичка напела мне, что эта песня написана нашим земляком из Атланты Изоном Максвеллом. – Я резко поднял голову. – Если судить по тому, что мы только что услышали, он еще точно даст о себе знать.

Не успел он произнести последнюю фразу, как сладостный унисон голосов Леви и Генри заполонил летний воздух.

Они отлично передали все эмоции песни, и, если быть предельно честным, она идеально подходила под их голоса. Но мой рот широко открылся не из-за этого.

Я перевел взгляд на Бри.

– Птичка напела?

Она спрятала широкую улыбку за бокалом вина. Ее длинные ресницы захлопали по раскрасневшимся щекам, когда она в шутку стала напевать «чик-чирик».

Я смотрел на нее с минуту, совершенно сбитый с толку, пока на заднем фоне звучали слова о вечности и об остановившемся времени. Я не мог определиться, впечатлен ли я ее поступком, тронут или смущен либо испытываю все и сразу.

– Что ты сделала? – прошептал я.

– То, что сделал бы любой хороший друг. Я взяла бутылочку «Джонни Уокер Блю», корзинку с содержимым примерно двух пекарен и столько постельного белья «Призм», что его хватило бы на декорирование целого дома, и отправилась на студию.

Да уж. Я точно был впечатлен.

– Так ты их подкупила?

– Нет. Я просто сообщила своим новым друзьям на радиоволне 99.3, что у меня по чистой случайности оказалась инсайдерская информация об одной знаменитости, которая проживает в нашем замечательном городе.

Стойте, нет. Точно смущение.

Я вскочил на ноги, проводя рукой по волосам на макушке, которые заметно отросли, так что я мог вновь полагаться на них, чтобы скрывать мое огорчение.

– Ты сказала им, что я знаменитость?

Она пожала плечами.

– Ну, это же правда. Ты написал песню для той самой Леви Уильямс. И Генри Александера, – мечтательно произнесла она, прежде чем взять себя в руки. – И в это же время в следующем году уже твой голос будет звучать по радио. Так что им лучше начать привыкать к твоему имени прямо сейчас. Я не хочу, чтобы они называли тебя Изтон или типа того, когда ты добьешься мирового успеха.

Ну хорошо. Я был тронут. Хотя и не разделял ее позитивного настроя по поводу моей карьеры. Или ее вдруг возникшую любовь к Генри Александеру.

Был ли он в ее вкусе? Не важно.

В любом случае это было безумно мило – то, что она постаралась сделать все, чтобы обо мне узнали, и не только по мелкому шрифту на обороте альбома.

Я упер руки в бока и уставился на нее, раскрыв рот. Я не знал, что сказать, и более того, даже не был уверен, что вообще смогу что-либо сказать. Но, прочистив горло, я постарался выдать что-то более-менее разряжающее обстановку.

– Знаешь, в такие моменты я жалею о том, что меня стошнило на твои ботинки много лет назад.

Тихонько рассмеявшись, она встала и подошла ко мне. Бри не была особо высокой – ниже меня на целую голову, так что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Я знаю, что ты очень боялся сегодняшнего вечера. Ты всегда думаешь, что сможешь скрыть свои чувства за многозначительной улыбкой или шуткой, но со мной это не пройдет.

Тепло разлилось по моей груди, и я поборол желание заправить ей за ухо прядь, выбившуюся из-за ночного ветерка. Многое так чертовски изменилось. За годы, предшествующие пожару, я никогда по-настоящему не старался узнать Бри получше. Очевидно, я замечал, как она красива: эти густые каштановые волосы и пронзительные зеленые глаза трудно было не заметить. Но я начинал понимать, что эта красота была лишь верхушкой айсберга.

– Я ничего от тебя не скрываю.

– Это хорошо, – сказала она. – Пусть так и будет.

У меня перехватило дыхание, и как бы трусливо это ни звучало, я надеялся, что она не заметила ни пота, выступившго у меня на затылке, ни бешено колотящегося сердца. Ее близость внезапно стала удушающей, что одновременно сбивало с толку и столь же сильно опьяняло.

Мы стояли рядом, окруженные белым сиянием и невысказанными чувствами. Вокруг нас царили благодарность и уважение, но прежде всего – любовь. Может, не в общепринятом романтическом смысле, тем не менее.

– Я действительно горжусь тобой, – прошептала она.

Это было глупо. Я уже слышал все эти слова и раньше. От друзей, семьи, Роба. Да даже она сказала мне то же самое пять минут назад. Бри правда хотелось, чтобы я осознал весь их смысл, и из ее уст – несомненно, моего самого большого критика в прошлом – это значило очень много. Гордость проникла в самые потаенные уголки моего тела, наполнив все мое существо. В мире не было большего стимула, чем иметь кого-то, кто по-настоящему в тебя верит.

Засунув руки в карманы джинсов, прежде чем я успел сделать что-то глупое – типа притянуть ее в объятия и никогда не отпускать, – я слегка покачнулся.

– В это же время в следующем году, да?

Ее улыбка стала шире.

– Да.

– Что ж. Вызов принят. Пройдет двенадцать месяцев, и имя Изтона Максвелла будет греметь из каждого утюга.

Она рассмеялась.

– Ты должен пресечь это на корню. Так что позаботься о том, чтобы разнести подарочные корзины по всем радиостанциям Америки, дабы они правильно это произнесли.

– Да пусть зовут меня хоть Эстонианом Максронгом, но продолжают ставить мою музыку. Кроме того, я ужасно расстроен, что ты не оставила «Джонни Уокера» для меня тоже.

– Кто сказал, что не оставила? Откроем его в выходные. Так что изобрази удивление, когда распахнешь свой холодильник, и принеси корзинку к завтраку. Я положила глаз на одну булочку с черникой.

Она проспойлерила свой поздравительный подарок, но я все равно оценил ее старания, поэтому вздохнул с притворным ужасом.

– Боже мой. Сахар на завтрак? Мы что, животные?

Покачав головой, она придвинулась ко мне, обхватила руками за талию и крепко обняла.

Застигнутый врасплох, я застыл в окаменении. Мы с Бри иногда обнимались. Обычно это сопровождалось слезами, эмоциональными срывами или приступами панических атак, но нам не были чужды физические прикосновения.

Но в этот раз все было по-другому.

Я понятия не имел почему, но, когда я вытащил руки из карманов и крепко обнял ее в ответ, наши тела расслабились, будто бы наконец снова обрели дом, и это правда было нечто иное.

Я бы солгал, если бы сказал, что мне это не понравилось.

В конце концов, песня закончилась.

Как и наши объятия.

Через час мы оба отправились по домам, каждый в свою постель.

Но в ту ночь что-то изменилось в наших отношениях. Изменилась сама атмосфера. Будто солнце вышло из-за облаков. Река повернула свое русло.

Или, как я позже узнал, проскочила первая искра лесного пожара.