Текст книги "Оборотни Его Величества"

Глава 5

Жутковато ночью в зимнем лесу даже бесстрашной кэссиди. Волки оборвали песнь на высокой надрывной ноте и смолкли. Вроде бы тихо, но чувствуешь, что ты здесь не одна. Протяжно подвывает в чащобе, и не знаешь, то ли ветер это шалит, то ли зверь какой бродит, то ли нечисть. Любой скрип, любой треск – и хочется разрядить арбалет наугад во тьму. То ли притаиться, то ли заорать… Лишь бы все кончилось. Хоть чем-нибудь.

Хворост прогорал быстрее, чем рассчитывала Ирэн. Не хватило бы до рассвета. Она подбросила в костер последнюю жиденькую охапку и потерла поясницу. Так можно все придатки отморозить. Вспомнилась жаркая Катарина-Дей – залитые солнцем площади, величественные храмы Ларов, окруженные колоннадами, златоверхий дворец династии Нэвемар в окружении огромного парка. Город, в который кэссарица должна вернуться с победой, и тогда простой люд падет ниц, но правительница велит им встать и возрадоваться вместе с нею грядущей эпохе перемен. Золотой век наступит. И по правую руку владичицы будет стоять белокрылый мужчина в сияющих доспехах и плаще с черно-алым скорпионом. Как это будет прекрасно и величественно!

Ирэн уже поняла, почему Дан пошел в деревню один. Забеспокоился, как бы кэссиди не начала препираться со смердами. Ну вот, добеспокоился. А она бы не начала, не глупая же, чтобы дважды на одни и те же вилы наступать. Ох, ви-и-илы… Сам же на них и напоролся. К каким страшным последствиям приводят недосказанность и недоверие, а ведь мог просто объяснить причину своей тревоги. Телепортировались бы оттуда и сейчас не в лесу на еловых лапах лежали, а в теплой постели какой-нибудь корчмы.

Армалина вернулась уже женщиной лет тридцати пяти на вид, высокой и рыжей, как Ирэн, но светлокожей. Она приволокла чудные сани без полозьев, состоящие из двух жердей, скрепленных отрезом плотной ткани.

– Ну взялись! – распорядилась кицунэ, беря Дана под мышки. Вдвоем женщины переложили его в волокуши (так назывались сани), которые можно было использовать как носилки, и Армалина, укутав аватара прихваченным из дома одеялом, вгляделась в его лицо. – Симпатичный эльфенок. И крепкий.

– Почему эльфенок?

– Да ему лет пятьдесят или около того. По их меркам – сущее дитя.

Н-да, вот тебе и зрелый опытный мужчина. Дедушкой себя называет. Понятно теперь, почему Дан порой выкидывает фортели, достойные проказливой пацанвы из дворцовой прислуги. А его братец, выходит, вообще пеленочный младенец.

Кицунэ оказалась очень сильной, а вот у наследницы уже через десять минут ходьбы руки и ноги чудом не отваливались. Однако на предложения сделать передышку она отвечала решительным отказом. Давным-давно, когда маму нашли мертвой, придворный целитель, покачав головой, со вздохом сказал: «Вот если бы парой минут раньше…»

Низенький домик, заметенный по самые окна, выглядывал из снега, как гриб. От калитки в плетне к избе была проторена дорожка, такие же тропки-лазы уводили в сторону какого-то сарая.

– Мой уж четвертый день на обходе, двор расчистить-то и некому! – словно оправдываясь, чуть смущенно сказала ведунья, отпирая висячий замок.

Значит, с мужчиной живет, поняла Ирэн. А может быть, с самим лешим или еще какой нечистью. В детстве кэссиди нравилось слушать неверрийские сказки, в том числе о ведунах и ведуньях, милующихся чуть ли не с мракобесами. Сказки страшноватые были, но справедливые и с обязательной моралью в конце. Добро, преодолев уготованные судьбой тернии, всегда побеждало зло, и девочка верила, что и в жизни так должно быть.

Внутри избушка оказалась просторнее, чем можно было предположить. На стенах головками вниз висели букеты сухих цветов; полки были заставлены закупоренными банками и бутылками. По правую руку от двери в комнату находилась огромная печь с лежаком, в дальнем углу притулилась узкая деревянная кровать. Ирэн думала, что в нее уложат Дана, но Армалина обдала кипятком длинный стол и засучила рукава.

Крови было немного. По крайней мере, когда Дана пользовал тюремный целитель, ее вылилось на порядок больше. Помощь Ирэн свелась к минимуму: принеси, унеси, подай, оботри. Аватар вроде бы не чувствовал боли, а девушка недоумевала, отчего хваленый дар бездействует. Регенерация полукровки была не мгновенной, но несколько часов – это слишком. Может, отравили чем? Или слишком много крови потерял?

Наконец ведунья прикрыла обработанные раны чистыми бинтами, и Дана перенесли в постель. Ирэн присела на самый краешек.

– Он скоро поправится?

– На все воля Кружевницы… – Армалина почему-то отвела взгляд. – Пойду дровишек принесу, а ты покуда подбрось, что есть.

Дровишек в доме нашлось четыре штуки, и все они скопом отправились в пламенеющий угольями зев прогоревшей печки. Так, теперь заслонку закрыть и крючок набросить. Делов-то! А нянюшка рассказывала, будто неверрийская печка, что дикий зверь – каждую по-своему приручать надо. От печки потянуло дымом, но так, наверное, и должно быть.

– Вьюшка… – Слабый голос оторвал ее от самолюбования.

– А?

– Вьюшку открой, иначе задохнемся. – Дан показал глазами на колечко, торчащее из прорези в кладке. Ирэн потянула за него, и наружу выплыла прямоугольная металлическая пластина.

– Ни на минуту нельзя тебя, барыньку белорукую, оставить.

– Вот и не оставляй! – парировала Ирэн радостно и немного сердито. Она вернулась на кровать и взяла союзника за руку. Дан пошевелил пальцами, лицо помрачнело еще больше.

– Они даже кольцо забрали…

– Оно так важно для тебя?

– Это подарок.

– От женщины?

Тот ответил не сразу, но твердо:

– Да.

Хотелось знать, кем та женщина приходилась аватару, что он к ней чувствовал, насколько была важна для него, но слишком уж плохо Дан выглядел для подобных расспросов. Кажется, он угасал прямо на глазах. Ирэн решительно взялась за цепочку.

– Кольцо у меня, не волнуйся. Вот, возьми.

В тусклых глазах вспыхнули живые искорки, пепельные губы тронуло подобие улыбки:

– Не надо, оставь себе. На память.

– Дан, хватит! Все будет хорошо, ты поправишься! – Ирэн перепугалась по-настоящему. Куда делись его вечная бравада и неиссякаемый оптимизм?!

Аватар улыбнулся шире и сжал ее руку крепко, как мог.

– Ты, главное, иди в горы к царю Рахмеду, как мы решили. Там хорошо знают Ярини, да и меня кое-кто помнит. Сошлешься на нас с ней и передашь то, что я тебе сейчас скажу. По законам гор, гость, приглашенный в дом, становится другом, и тебя не выдадут никому…

– Прекрати! – отрезала Ирэн. – Ты не посмеешь меня бросить! Ты… ты обещал защищать! Это… это не по-мужски просто!

– Эгоистка ты, – опустив ресницы, с непонятной интонацией прошептал парень. Затем вдруг резко, решительно открыл глаза. – Пообещай мне.

– Что?

– Просто пообещай.

– Ну, обещаю, – неуверенно пробормотала кэссиди. Лишний раз волновать Дана не хотелось, и так еле держится.

– Сожги мое тело дотла. Не хочу коротать вечность деревом.

Это прозвучало так пугающе просто, что Ирэн не сразу осознала смысл просьбы. Несколько ударов спустя сердце сжалось в комок и подкатило к горлу. Кажется, он с ума сошел. Нет, оба сошли с ума, только один ерунду городит, а другая ему верит. Какие деревья?! Какие костры?!! А как же кэссарица в венце Четырех Стихий и белокрылый мужчина, за руку возводящий ее на престол?!! И люди, ликующие на заре Золотого века?!! И сверженный Совет Семерых?!!

– Дан, ты мне нужен. Очень нужен. Я просто не смогу в одиночку со всем справиться.

– Ты справишься, ты сильная. Ирэн, ты не поверишь, но сейчас мне тоже очень страшно. В Ветлюге я повстречался с ядовитым существом, сильно попортившим мне кровь, так что на дар надежды нет. Просто выслушай меня и не перебивай, иначе боюсь не успеть…

И кэссиди поняла: все. Не будет сказочного волшебства, Иллада-Заступница не смилостивится над другом своей подопечной, и единственный шанс из ста ему не выпадет. Армалина ушла, чтобы дать им время попрощаться наедине. Неверра, которую Ирэн с детства считала страной оживших сказок, на самом деле оказалась царством ночных кошмаров, где сильное, мудрое и справедливое добро гибнет не от меча зла даже, а от руки людей, превращенных в зверей самой жизнью.

По щекам потекло, с подбородка закапало. Наклонившись, Ирэн поцеловала пышущие жаром губы. В последний раз.

– Я слушаю, Дан. И костер я сама сложу, обещаю.

– Спасибо.

Он торопливо заговорил, лишь изредка позволяя себе короткие передышки, чтобы перевести сбившееся дыхание и набраться сил. Последних сил, растраченных на девушку, которую так и не признал своей Повелительницей. Дан предостерегал от опасностей, поджидающих одинокую путницу на бесконечных неверрийских трактах; рассказывал о правилах поведения в различных слоях общества, обычаях и суевериях; о ценах на товары, правилах торга и прочем, прочем, прочем. В голове все сразу перемешалось, но Ирэн знала, что в нужный момент память среагирует быстро и верно. Под конец Дан заставил ее выучить заковыристую фразу на каркающем горском наречии, которая должна послужить паролем в царский дом. Вот и конец сказки.

Закончив, он с заметным облегчением закрыл глаза. На лбу выступили бисеринки пота. Красноречивому балагуру нелегко далась эта речь. Приподняв его голову, Ирэн поднесла к серым губам глиняную кружку с отваром. Сделав последний глоток, Дан выгнул брови домиком, и эта привычная уже ирония ножом резанула по сердцу, смерзшемуся было льдинкой, да вновь облившемуся кровью.

– Знаешь, при такой-то жизни, какая была у меня, я думал, что последний стакан воды мне подаст какой-нибудь бродяга… ну или жрец из казенной богадельни, куда я попаду после неудачного мордобоя в пивнушке самого низкого пошиба. Или что я сам послужу емкостью для какой-нибудь кровососущей нежити. На красавицу, тем более голубых кровей, я и не рассчитывал.

– А я красивая? – спросила Ирэн, силясь, чтобы вновь не заплакать.

– Очень красивая.

– Я рыжая, и у меня веснушки.

– Тебя солнышко любит. – Заметив недоумение на ее лице, Дан ухмыльнулся, и стало еще горше. – Это неверрийская поговорка.

– Я запомню.

– А я посплю, пожалуй. Устал… Да, когда дрова прогорят до угольев, задвинь вьюшку, иначе весь жар уйдет.

– Угу. – Ирэн зажала рот ладонью.

До последнего аватар оставался телохранителем девушки, которую так и не признал Повелительницей. Тик-так, время шло, а Армалина все не возвращалась. Вроде бы дверь скрипела, но пока Ирэн соображала, чтобы обернуться, вновь закрылась. Неприятно, наверное, ведунье в сенях мерзнуть, но кэссиди было на нее наплевать. Вообще на все наплевать, включая саму себя. Сердце Дана пока билось: тик-так, тик-так, тик-так… Держа руку на его груди, Ирэн ждала, что каждый удар станет последним. Но они все толкались в ладонь, один за другим, как ход часов – вечный, если заводить вовремя. Несильные, но ровные, и оттого глупая, наивная надежда не хотела оставить кэссиди в покое.

И Ирэн разревелась. Слезы катились сами собой, и сколько их ни утирала, они, как гидры клятые, все плодились, плодились новыми головами-каплями, шеями-дорожками, едкие, горючие, ядовитые… И жалили щеки, жалили…

У-у-у, проклятые!

И зачем только полезла спасать?! Телепортировалась бы от могилы того эльфа, как хотела, и лелеяла надежду, что Дан выбрался сам! Ведь чувствовала же, что ничего хорошего в деревне не увидит! Ну, погрызла бы совесть, а теперь воспоминания сожрут заживо изнутри. Воспоминания о прошлом и будущем, которые пока только вызревали в мечтах, как бархатный персик, наливаясь сладким соком грядущих побед. Как теперь побеждать в одиночку? Один в поле – не ратник, так здесь говорят.

А сердце все билось-билось, а надежда теплилась внутри, и слезы текли ручьями. Внезапно разрозненные мысли собрались в комок нервов. Что же это она, будущая ксарица, скадарская Екатерина Великая, сдается без борьбы? Не-эт, нет-нет-нет! Не в этот раз, Хекта, не в этот раз.

Дважды в сутки – в шесть часов утра и в шесть вечера – Поющую Катарину заводил старенький часовщик, ответственный и смешливый. Он же смазывал механизм, следил за сохранностью деталей. Не заметишь трещину в крохотной шестеренке – и всё, время остановится. Вот поэтому он лазал по длинным стремянкам внутри ратуши и, обвязавшись страховочными канатами, по карнизу выходил на фасад, чтобы проверить исправность стрелок. Когда имеешь дело со временем, страх неуместен. Тик-так.

Настал час открыть шкатулку бабушки Клео, величайшей искусительницы и отравительницы, а также изобретательницы первого феромона, алхимички и чернокнижницы. Напрасно люди думают, будто казнили ее бездетной. Нет, она успела передать знания воспитывавшейся у сестры дочери, а та хорошо обучила свою…

…Мелок из синего воска скрежещет по полу, запинаясь о стыки досок. На темном дереве тройной круг почти незаметен, но чуткие пальцы кэссиди находят его без труда. Ирэн чертит с закрытыми глазами, зная, что не ошибется. Она давно научилась видеть в темноте. Сейчас зрение только отвлечет от молитвы, в которую вложена кровь, душа и разум. Вложена жизнь последней надежды Скадара, чья далекая прародительница заключила договор с Альтеей. Душа Мира услышит, и Иллада-Заступница не допустит, чтобы эта надежда угасла вслед за аватаром. Между линиями внутреннего и среднего кругов заключены три руны, представляющие любого смертного: алая вета-разум, черная тэш-тело и белоснежная непорочная альтея-душа. Между средней и внешней линиями – имена шестерых Ларов. Всех, кроме Хекты. Сегодня ей нет пути в круг, куда Ирэн перетащила Дана. Размотала бинт на запястье, тактично укрыла аватара простыней. Сама она тоже была в простыне, обмотанной вокруг голого тела наподобие жреческой тоги. Потом заплатит Армалине за испачканное кровью белье и закапанный воском пол. Короткие тонкие свечи кэссиди укрепила над именами Ларов. Времени – лишь пять минут, ибо просто невозможно удерживать чужую нить дольше. Своя оборвется.

Подобные обряды Верховная Жрица проводит в храме Иллады у подножия мраморной статуи, но, за неимением достойного изваяния, сойдет кулон. Перед ним Ирэн поставила золотую курильницу, куда насыпала истолченные в пыль цветы мирта. Алмазные глаза совы вспыхнули как живые, когда девушка зажгла свечи. От курильницы потянулась нить ароматного дыма. Голову сжало точно в тисках, сердце заколотилось, но Ирэн не прекращала шептать. Пять минут у нее есть, прежде чем начнется приступ.

Разошедшаяся метель билась в окно как бешеная, в трубе голодным зверем завывал ветер. Дым обволакивал сознание, заполнял тело изнутри, проникал в душу. Где-то на грани реальности Ирэн слышала, как Армалина стучит и просит открыть дверь. Пять минут. Всего пять минут…

Огнеглазая сова наблюдала, как девушка с распущенными рыжими волосами, закончив молиться, мучительно прикусила губу и ритуальным ножом надрезала уже запекшуюся корочкой рану. Совсем легонько, чтобы еле живой аватар потерял немного крови.

– Смотри, смотри, синекрылая, смотри! И сестре передай, что она его не получит. А теперь – оп! – Ирэн полоснула по запястью коротко и зло. Переплела пальцы с пальцами Дана – раны соприкоснулись. – Смотри, пернатая, смотри! Так хочет ксарица…

…Это было как удар по голове. Сознание раздвоилось. Одна половинка осталась в комнате, она чувствовала запах дыма, видела восковое лицо умирающего, слышала рев бури и отчаянный голос лесной ведуньи. У этой девушки страшно болела голова, а сердце билось так часто, что дышать удавалось через раз. Другая Ирэн шла по нити собственной судьбы, прочной и толстой, а под ногами раскинулся весь мир, и у каждого живого существа – разумного или нет – была своя ниточка в Паутине Кружевницы. Идущая видела людей и иноверцев, пугливых ланей и бесстрашных карс, исполинские горные ели и карликовые северные березки. Все двигалось, менялось, переплетаясь и распадаясь. Посеревшая, обвисшая нить аватара держалась на волоске, уже надорванном. На ней никого не было.

– Да-ан! Дан, где ты?..

…Сидящая на полу девушка вздохнула навзрыд. Боль в висках стала почти нестерпимой, но она не могла прервать обряд. Метель исступленно выла, заглушая голос ведуньи. Свечи наполовину прогорели. Немного осталось. Совсем чуть-чуть.

…Картина изменилась. Теперь другая Ирэн шла по дороге, а по обе стороны от нее раскинулись золотые нивы. На горизонте блестела крепостная стена Катарины-Дей; слышался шепот океана, пронзительные крики чаек, протяжные гудки теплоходов обновленного флота. Миражи будущей кэссарицы, которая держала путь вперед, к развилке, а там, безвольно опустив руки, ждал белокрылый мужчина. За его спиной не было будущего, только серый полог тумана, откуда доносился невнятный шепот.

«Донн-донн-донн…» – пели часы Главной ратуши.

– Дан!

Он поднял голову:

– Мои мать и отец оказались на разных Небесах. Я не знаю, к кому мне пойти.

– Тогда оставайся со мной.

Дан неуверенно оглянулся, будто к чему-то прислушиваясь. Донн-донн-донн…

– Они зовут меня.

– И я зову. Протяни руку.

Он по-щенячьи жалко посмотрел на нее и отрицательно мотнул головой. Донн-донн-донн…

– Мне пора.

– Нет, не пора! Они давно умерли, а я – живая! И ты – тоже! Останься со мной! Ты мне нужен!

– Зачем я тебе? Ты справишься сама, ксарица.

– Вернешься – скажу, обещаю. Дай мне руку!

Дан поднял руку медленно и тяжело, и Ирэн вцепилась в холодную ладонь.

Донн-донн-донн…

…Восковые кляксы на полу лесной избушки истаивали последним дымком. Девушка выгнулась и захрипела. Носом хлынула кровь. До мешка с лекарством уже не добраться, слишком поздно. Реальность ускользала, подергиваясь мутной пеленой. «Куда же мы попадем?» – мысль вспыхнула и угасла. Кэссиди ничком повалилась на грудь аватара, слыша биение его сердца так близко. Тик-так, тик-так, тик-так…

…Время шло: Ирэн падала. Кажется, это длилось бесконечность, а может, всего мгновение, краткое, как щелчок секундной стрелки. Внезапно темнота налилась багрянцем. Тяжко застонало в сердце планеты, зашевелились пласты камня, и твердь раздвинулась, принимая кэссиди в свои объятия. Брызнуло лавой под самые небеса. В багровом сумраке металлом отблеснула чешуя гигантских крыльев, вспыхнули янтарные глаза с вертикальными зрачками – пара, две, десяток…

– Владычицц-ц-ца-а…

Черная королева, сбитая белой, покатилась по шахматной доске.

– Это мат, Седьмая, – непривычно жестко сказала Кружевница.

– Что ж, Вторая, признаться, такому исходу я рада. Но не забывай, что три фигуры принадлежат мне. Не пожелаешь ли сама выбрать имена?

…А жители западного Ильмарана в спешном порядке собирали вещи и бежали прочь, бросив дома, имущество и угодья. Дикие горы, спавшие три сотни лет, ходили ходуном…

Глава 6

Причина нарушить данную Повелительнице клятву появилась на следующей неделе. До этого детки ходили как в воду опущенные, искоса поглядывали на ассистента, перешептывались за спиной, но откровенничать не торопились. А Вилль и не настаивал, боясь спугнуть благие побуждения, пока еще недозрелые.

В среду Иборский отпросился из казарм на три часа за счет грядущего увольнительного и пропал. Нашли его к вечеру, живого, хоть изрядно помятого. Нападавших он не разглядел: мешок на голову, и дедово воспитание не позволило звать на помощь. С самим главой семьи Вилль встретился в пригородном поместье Иборских, когда вместе с группой пришел навестить пострадавшего, а заодно передать целебные гостинцы от сердобольной Алессы. Как оказалось, не зря: граф категорически запретил сыну и невестке обращаться к магам. «С колдунами якшаться – честь терять», – проворчал мужчина, выслушав отчет об успехах внука. А разве графы Иборские могут хоть в чем-то не преуспевать? Нет, конечно! Вот Вилль и порадовал ветерана Алой Волны, а в благодарность удостоился чести испить с ним кофе с кодьяром.

Накануне выходных поредевшая компания активистов постучалась в кабинет. Вилль как раз корпел над новой методичкой для своего последователя, попутно ухмыляясь чудачествам Шантэля. Помимо куста и книг, л’лэрд притащил Триш сборник эльфийских преданий и баллад собственного перевода. Первоклассного, надо отметить.

– Вы теперь нас на переэкзаменовку отправите? – с порога рубанул с плеча Киряк.

– Зачем же? – Вилль отложил бесценный для потомков труд. – Подготовка у вас на уровне, нареканий почти нет. Что заслужите, то и получите.

– Вы считаете нас виноватыми кое в чем, – выступил вперед Кукушонок, остальные промаршировали следом. Айрэн, напоследок почихав в коридор, предусмотрительно закрыл дверь.

– Мои подозрения не скажутся на ваших успехах, Вистас.

Парни недоверчиво переглянулись, и чернявый задира решился:

– Господин Винтерфелл, простите нас. Мы не думали, что наша шутка выйдет… боком. – Он мотнул головой. Искренне вроде раскаялся.

– Прощаю, – кивнул Вилль. – Вы свободны.

Мальчик поднял решительный, ясный взгляд. Остальные как-то подобрались.

– Мы его видели.

– Кого?

– Убийцу.

Та-ак… Откинувшись на стуле, Вилль скрестил руки:

– А он вас?

– Нет… – Вистас оглянулся на друзей. – Кажется.

Врете, ребята! Обратное вам кажется. Именно поэтому пришли за помощью только сейчас, когда одному из вас так не повезло.

– Описать его сможете?

Тут произошло что-то странное. Парни натужно закашлялись, и бойкий Вистас, сердито хмыкнув на подельников, вновь взял инициативу:

– Мы его едва разглядели. Мы шли в казарму по переходу, когда в окно увидели, как падает господин Венедикт. А этот… эта тварь вылетела следом и просто испарилась в воздухе до того, как вы появились.

– В смысле он пролевитировал? – нахмурился Вилль. Бред какой-то. Известно: маги могут левитировать предметы, сами крепко стоя на земле или на том, что так или иначе соприкасается с землей, в глубинах которой проходят жилы Альтеи. С расстоянием сила либра слабеет, и сами волшебники парят не выше сажени от поверхности, причем определение «вылетел» не подходит к медлительному планированию.

– Именно что вылетел! – выпалил Айрэн. – Как птица или…

– Аватар?

– У него были серые крылья, словно сотканные из тумана. И это был не маг и не аватар. Господина Венедикта убила нежить, – уверенно сказал Кукушонок.

– Что-то я не слышал о нежити, подрабатывающей грабежом.

– Говорил же, что не поверит! – бесцеремонно перебив старшего, махнул рукой Киряк.

– Значит, никто не поверит, – грустно подытожил Вэйн. – Не говорите никому, пожалуйста. Мы сами его найдем.

Эти храбрые, но, увы, легкомысленные энтузиасты развернулись.

– Кру-гом! – Вилль прихлопнул по столешнице. – Как я могу молчать? Вы должны дать показания…

– Тогда всё. Нас разберут по домам, и он достанет нас поодиночке. Как Даза.

Вилль всмотрелся в бледные решительные лица. Значит, подумали, что друга избили в качестве предупреждения? Только, ребятки, нежить ультиматумов не ставит. Сразу убивает.

– Хорошо, договоримся так. Я никому ничего не скажу, а вы ведете себя…

– Тихо?

– Не перебивать. Ведете себя обычно. Можете налить мне клея в чернила, как на позапрошлой неделе.

Детки смущенно потупились.

– Сокурсники знают?

– Нет, мы не хотим их втягивать.

– Вот это правильно! Ладно, свободны до понедельника.

Студиозусы стайкой пингвинят вывалили в коридор, от радости и облегчения едва не забыв попрощаться, однако Кукушонок на секунду замялся, будто сомневаясь в чем-то, и Вилль не ошибся, решив, что вечер откровений еще не закончен. Заперев кабинет и кивнув сторожу, аватар прошел мимо статуй грифонов, покрытых снегом, как шерстью, мимо траурного венка на том месте, где умер Венедикт. Университетский конюх, как всегда, дремал полулежа, позволив Филину хрустеть в стойле неучтенным пайком. Заметив хозяина, не одобряющего обжорства, жеребец быстренько подтибрил с протянутой ладони последнюю галету.

– Лошадь у вас отличная. Как звать? – Кукушонок потрепал животное по холке.

– Вообще-то Филин – боевой конь, – вспомнив давнее, смешное и грустное, Вилль улыбнулся. – А скажи-ка, Вистас, как вы провели дежурного?

– Да просто! Подсыпали ему слабительного за ужином, так он, болезный, избегался. Коридор весь вечер был пуст.

– Н-да. Одна моя знакомая пришла бы в восторг… А кто из вас чревовещатель?

– Не я, клянусь. – Мальчишка хитро прищурился: дескать, не солгу, но и друга не сдам. – Господин Винтерфелл, это не все. Я хочу отчитаться за прогулы.

Кукушонок не назвал конечной точки маршрута, храня загадочное молчание, поэтому ехали от перекрестка к перекрестку. Мощный тяжеловоз томно пофыркивал в круп резвой университетской кобылке, вилявшей хвостом почище иной секретарши, так что темп держали хороший. По пути выяснилась пара приятных учителю мелочей. Оказывается, безродный Вистас и аристократ Даз еще с училища не разлей вода (причем граф не прочь брать сиротку на семейную охоту!), и именно они первыми предложили повиниться, дескать, дело чести. Увы, остальные энтузиазма не разделили, испугавшись, что взбешенный преподаватель нажалуется ректрисе, и та велит родителям разобрать детишек по домам. Спорные вопросы привыкли решать голосованием. Двое парней не знали, что предпринять, когда помог «нечет», выпавший Дазу. К слову, это было совпадением. «За девчонку он вступился», – хмуро пояснил Кукушонок, и Вилль понял: Вистас найдет их и поодиночке отметелит по приютским правилам. В чудом не проломленную голову Даза прокралось озарение, и мальчик предложил использовать случай, чтобы подстегнуть остальных. Результат налицо. Что ж, по крайней мере, студиозусы в безопасности, хоть одному из них пришлось заплатить здоровьем…

Думая о мальчике, Вилль опять вспомнил брата. Дан тоже в свое время пострадал от невежественных простаков, не знакомых с правилами дуэли и привычных бить скопом. Но как же это страшно – оказаться прижатым к стенке орущей, машущей кулаками толпой. Пропавший братишка, убереги тебя Пресветлая от любых опасностей!

– Не забывайте, что она только-только заговорила, – предупредил Кукушонок на пороге женского приюта имени святого Филогрина Утешителя.

Как и в большинстве подобных заведений, здесь все дышало бедностью, но бедностью труженической. Доски пола потемнели от времени и нещадно скрипели, зато были тщательно вымыты, а у дверей, над которыми висели деревянные треуглы, лежали чистые половички, связанные из грубой некрашеной шерсти. Пахло щелоком, воском и можжевельником. Свечи экономили, и в коридоре царила полутьма, но мрачной она не казалась. Скорее, домашней вечерней. Услышав стук дверного молотка, а затем голоса в коридоре, малышки повысовывали из комнат любопытные носы, однако мать-настоятельница, принимавшая гостей, шикнула, спугнув девочек, как мышек.

– Дарена сейчас занята, и не стоило бы отвлекать ее от работы. – Немолодая женщина в серой рясе нахмурилась.

– Прошу вас, это ненадолго, – заверил ее Вилль.

Настоятельница недовольно поджала губы, но все же, кивнув, жестом пригласила следовать за собой. Аватар разглядывал паутинки трещин в серой краске, оплетавшие углы, некогда беленый, а сейчас пожелтевший от свечного чада потолок и думал о том, что сам мог оказаться в подобном месте, если бы Берен не рискнул усыновить волчонка. Но, скорее всего, уникальный экземпляр передали бы в лабораторию типа ЭКЗО. На верную медленную смерть.

Из-за двери кладовки, к которой настоятельница привела посетителей, тонкий голосок старательно выводил:

 
Месяц, месяц, золотые рожки,
Звезд насыпь мне полные ладошки…
 

Знакомая песня. Маленькая дочь птичницы Радда так любила петь ее дяде капитану. Вилль ответил машинально:

 
Звезды, звезды, звонкие медяшки,
Я куплю веселого барашка…
 

Строгая провожатая кинула сердитый взгляд на злостного нарушителя дисциплины. Наступила тишина, похожая на пугливое молчание ребенка, застигнутого за любимым, но неправильным с точки зрения взрослых занятием, вроде плетения венков вместо того, чтобы рубить одуванчики в корм скотине.

Настоятельница, отворив дверь, прижала палец к губам:

– Ноченькой – тсс… Не то крыски услышат и покусают непослушную девочку.

Дарена потупилась в пол, словно ожидая нашествия крыс-оборотней. Она не была похожа на Радду. Совсем не похожа. Длинные волосы серебристым дождем окутывали высокую для восьми лет хрупкую фигурку, в серых глазах сочетались упрямство и нежность, с какой она глянула на Кукушонка. Красавицей вырастет.

Вилль заставил себя улыбнуться. Эстель родилась аватаром, но такой – гордой да ласковой – он ее и запомнил, правда, сестре тогда было шесть. Семь ей уже не исполнилось.

Едва матушка удалилась, напоследок напомнив всем троим притчу о лентяе, которого справедливый и мудрый Иллиатар перевоспитания ради обратил в ослика (к слову, бедный парень так в ярме и помер), как Дарена бросилась мальчишке на шею, едва не запнувшись о развязанный мешок с просом. Судя по ведру, почти до краев наполненному чистым зерном, и банке с жучками, гнев Божий девочке не грозил.

– Это – господин Винтерфелл, – представил спутника мальчик, чуть смущенно разжав объятия.

– Ну, здравствуй, Дарена.

– Здравствуйте. – Пытливый взгляд серых глаз пробежался по лицу аватара и скользнул за плечо. – Вистас говорил, что у вас есть крылышки. Правда-правда?

Кивнув, Вилль развернул серебристые полотнища, насколько позволяло пространство тесной кладовки, однако девочка, вместо того чтобы восхититься, как и подобает любознательному ребенку, в ужасе схватилась за щеки:

– Дядя, кто ж с вас перышки-то общипал?

Кукушонок сдавленно хрюкнул.

– Да никто! – умилился «ощипанный». – Просто я забывал их чистить и поэтому облез.

– Жалко… Вы на божьего посланника с образов похожи, только крылья у них лебединые. Хотя летучих мышек я тоже люблю… да и у посланников тех глаза больно сердитые. А у вас грустные.

Дети… Все-то они видят сердцем, а не разумом.

– У тебя тоже грустные. Скучаешь по тете?

– А можно погладить? – Аватар кивнул, и девочка, погладив крыло, зажмурилась от восторга. – Тепленькое, а шерстка, как у мышки. Матушка Улита зря пугает, я крысок не боюсь. Хотела поймать себе одну, только они быстро бегают.

– Ну-у, наверное, матушка Крыса тоже пугает своих крысят маленькими девочками.

– Вы так смешно говорите! – хихикнула малышка. – А у вас дочка или сын?

– У меня никого.

– Страшно, когда никого.

Не то слово, милая.

– Раньше я скучала по маме с папой, хоть все говорили, что я не могу их помнить, потому как мне вот столько было, когда их Боженька забрал. – Дарена показала три пальчика. Кукушонок положил руки ей на плечи. – Только они все равно мне снятся. А теперь и тетя снится. Но плакать больше не буду и молчать не буду, потому что Вистас огорчается и со мной сидит, а вы его потом за прогулы ругаете. Не надо! Он у меня – самый лучший!

И единственный, мысленно закончил Вилль. А когда-то для малыша Вистаса лучшей и единственной была девушка, случайно увидевшая его во дворе приюта и подарившая восхитительное пирожное с кремом. Так и познакомились. Девушка работала кухаркой в богатом доме, так что могла приносить вкусности, какие сиротке и не снились. Когда Вистаса взяли в кадетское училище, они не перестали общаться, просто встречались реже. Потом молодая женщина забрала к себе осиротевшую племянницу.