Текст книги "Я тебя рисую"

16. Цвет Лондона

После того, как впервые почувствовала вкус настоящей жизни, я начала по-другому смотреть на этот город. Здесь не все так просто и красиво, как на проспекте туристического агентства. Именно поэтому я должна постараться сделать его красивее, чем он есть. Для этого я существую. Для этого существует искусство. После акклиматизации мне стало проще понимать то, что происходит вокруг меня. На улицах надо держать свои вещи крепче, в колледже надо держать себя увереннее. Никто не придет, не поможет и не успокоит – мама слишком далеко.

По новым правилам жить становится проще. Гулять я не хожу – не с кем, а одна боюсь. Много рисую. Много читаю. Хороший художник может не только нарисовать шедевр, но и поддержать разговор. Выкладываю работы в интернет с длинными описаниями – зарабатываю много лайков, поддерживаю свою виртуальную популярность. Звоню маме каждый день, папе – раз в два дня. Обязательно переписываюсь с Максом. Я многое извлекла из прошлого урока, когда, замкнувшись на своем обучении в Париже, я потеряла из виду своих лучших друзей и пропустила смерть одного из них. Я взрослею, немного скучаю по Яну, немного скучаю по Алексису, от этого мне становится немного стыдно. Готовить мне лень, поэтому питаюсь где придется. Сегодня вот буду обедать в кафетерии около Британской библиотеки. Я пришла сюда посмотреть на рукописи великого Мастера – Леонардо. Когда находишься в таких местах нужно использовать все свои уникальные шансы на встречу с историей. Фотографировать нельзя, но зато – это шанс посмотреть на оцифрованные рукописи на расстоянии вытянутой руки.

Посмотрев на исторические памятники и проникнувшись настроением великих Мастеров, занимаю столик на улице. Техника безопасности гласит, что ценные вещи нужно распихать по карманам – желательно по внутренним. Пока мне несут мою овсянку с булочкой – вглядываюсь в улицы, делаю селфи с хэштегом #скоробудуесть. Это не для общества, просто чтобы маму успокоить. Ей все время кажется, что я недоедаю.

А по улицам идут влюбленные парочки – держатся за руки, смеются. Украдкой фотографирую и их – все во имя собственного искусства. Быть может, в тот день, когда я проснусь знаменитой, им тоже достанется кусочек славы и успеха, как бывает с людьми, изображенными на культовых картинах и фотографиях. Прячу телефон в карман джинсов, потому что мне несут мою еду.

За работой забываешь, насколько голодна. Каша, как и подобает приличной лондонской овсянке, еще горячая, поэтому я нацеливаюсь на симпатичную булочку с изюмом. Вся такая золотисто-коричневая со следами заботливо нанесенного сверху яичного желтка. Не как у мамы, но пахнет вполне съедобно. Булочки это вообще тот тип еды, который хочется проглатывать не жуя. Или откусывать огромными кусочками, как это делаю сейчас я. И зря. Как только большая часть булочки оказывается у меня во рту, за мой столик подсаживается наглая парочка. Алексис с какой-то девушкой.

Они смеются, продолжая что-то обсуждать, а я оказываюсь в неловкой ситуации. То ли срочно давиться этой булочкой, то ли выплевывать ее и краснеть еще больше. Прикрываю рот лицо одной рукой и упорно жую булочку, второй рукой приветственно машу. Девушка, стройная блондинка, смотрит на меня, изучая каждую клеточку. Это как-то не очень способствует жевательному процессу и я давлюсь. Почему-то я совсем не подумала заказать хотя бы чашку чая и теперь это сильно мне аукается. Передо мной возникает стакан воды и кусок булки наконец-то отправляется в пункт естественного назначения.

– Привет, – смахиваю с волос хлебную крошку. Перевожу взгляд на тарелку с кашей.

– Как дела? Я не знал, когда ты приезжаешь. Как школа? – делаю движение плечами, которое может означать все, что угодно – от «не знаю» до «Королеву похитили драконы, но мне все равно». Алексис смеется и смотрит на свою спутницу.

– Это моя сестра, Таша, – Таша тянет свою руку, чтобы пожать мою. Я улыбаюсь максимально приветливо, но мне по-прежнему не нравится, как она на меня смотрит на меня. Алексис не замечает напряжения между нами и продолжает что-то болтать. – Пойдешь сегодня с нами на футбол? У нас есть третий билет. Дерби северного Лондона, ты должна увидеть это.

Бессмысленно говорить, что я не разбираюсь в футболе и упускать чуть ли не единственную возможность провести вечер с парнем, который мне нравится. Киваю головой в знак своего положительного ответа, а сестра Алексиса продолжает сверлить в моей карме дырки. Мы сидим еще намного и прощаемся. На столике остается остывать нетронутая овсянка.

До матча есть пару часов и у меня есть время прогуглить, что это дерби за такое. Событие для спортивной жизни города действительно важное и нужная информация находится в первой ссылке. Много слов и все, что мне нужно знать – это то, что лучше надеть одежду нейтральных цветов, кроме красного и синего. Что-то вроде нашего противостояния ЦСКА и Зенита. Интересно, а фанаты красных будут меня бить даже за джинсы? Наверное, я не буду рисковать и все-таки выберу «нейтральный» цвет.

Благодаря маминым стараниям в моем гардеробе поселились платья в огромном количестве. Интересно, когда мама собирала мои чемоданы, предполагала ли она, что я буду ходить в этих платьях на футбольные матчи? Среди красивых и жутко неудобных коктейльных платьев есть вполне приличное серое трикотажное платье. Пусть оно обтягивает меня везде, где нельзя и теперь я больше похожа на скелет в сером балахоне. Зато его длина прикрывает костлявые колени и его можно носить с кедами. Высокий конский хвост довершает мой парадно-выходной образ и я полностью готова. Можно бы и макияж нанести, но я буду очень глупо выглядеть на фоне взрослой Таши. 16 лет – они и есть 16 и никуда от по-детски пухлых щечек мне не деться. Глупо бороться с собственной природой. На такой оптимистичной ноте я подхватываю небольшой рюкзак и выхожу на улицу.

Тем временем на Лондон потихоньку спускается вечер и это вечер пропитан спортивным духом в лучшем его смысле. В метро полно людей, облаченных в атрибутику той или иной команды, причем здесь не только играющие стороны, но и форма других клубов. Вот, например, у того дядьки в очках на белой футболке изображен петух на баскетбольном мяче. Наверное, он едет на другое спортивное мероприятие. На станции «Ёрлс Корт» нужно пересесть на другой поезд и ехать до «Фуллхэм Бродвэй». Если не подготовиться заранее, то запросто уедешь куда-нибудь на окраину города и попробуй потом оттуда выберись. Поток людей, следующий в том же направлении, услужливо подхватывает меня и переносит в нужный вагон. Это я так думаю, потому что вокруг меня полно маек с логотипами «Челси» и «Арсенала». В метро нет связи и ориентироваться я могу только на этих сине-красных мужчин.

К моменту выхода из душного метро я запоминаю всех своих попутчиков в лицо. Мы становимся одной большой семьей и дружненько спешим в сторону огромного стадиона. А там уже стоят сотни и тысячи людей. От такой толпы захватывает дух, честно. Набираю Алексиса и пытаюсь определить где же он стоит. Француз опережает меня и пугает, опустив свои руки на мои плечи. От неожиданности взвизгиваю и вот уже мои попутчики разворачиваются в нашу сторону с целью меня защитить. Говорю же, за полчаса общей поездки мы стали одним целым. Спешно машу им, что все в порядке и ухватываюсь за Алексиса.

– Надо было за тобой заехать. Я даже не подумал, что стадион находится так далеко от тебя, – он провидит рукой по моему хвосту и от моей шеи по всему организму разбегаются миллионы мурашек. Улыбаюсь, чтобы сбить свое смущение.

– А где твоя сестра? – Таши действительно нет рядом с нами.

– Она не пошла. Хотела, чтобы я позвал ее подругу, – неудобно-то как. Не хватало еще встревать в семейные отношения.

– Оу, – все, что я могу сказать.

– Не бери в голову, просто она и ее мама горят идеей женить меня на своей протеже.

– Ее мама? Она у вас не общая? Или вы делите родственников: папа твой, а мама ее? – парень смеется и тянет меня в сторону самого стадиона.

– Мы не родные, отец развелся с Ташиной мамой и женился на моей. Правда потом и с ней развелся. У нас есть еще один братишка. Мы все часто гостили друг у друга, поэтому в нашей большой семье не говорят о том, кто чей ребенок. Но это не дает им право решать, с кем я пойду на футбол.

Мы проходим внешний контроль и нас пропускают на арену. А там… Мой вам всем совет – если судьба закинет вас в этот город, плюйте на достопримечательности, музеи и все прочее. Вообще, в любом городе плюйте и бегите на футбольный матч местной команды. Кажется, что стадион раскололся на две полукруглые половинки. Каждая из них украшена верными болельщиками огромными баннерами и табличками. Алексис объясняет мне, что это называется корео – традиционная поддержка болельщиков. По ходу матча эти изображения могут меняться – в зависимости от самоотверженности фанатов. Я никогда не видела ничего подобного, несколько тысяч человек одновременно создают интерактивную картинку. Божественно, правда. Алексис фотографирует меня на фоне зеленого газона и красных баннеров.

– Почему ты не фотографируешь меня возле синих?

– Потому что у красных тренер француз. Это мой долг перед Родиной, – он смеется и я щипаю его за локоть.

Играет «Ликвидатор» Гарри Джонса и синие устраивают настоящий перфоманс. Они кричат, ритмично хлопают и разворачивают за воротами огромное полотно с надписью «Гордость Лондона». Судья дает свисток и игра начинается. 90 напряженных минут, два тайма по 45. Перевес то на одной стороне, то на другой. Крики фанатов иногда переходящие в столкновения. Все это так отличается от моей обычной жизни и одновременно захватывает. Не отпускает. Летят файеры, взрываются хлопушки, стадион ликует. После финального свистка судьи и тысячи фотографий Алексиса, который пришел сюда поработать, счет на огромном электронном табло остается неизменным. Команды сыграли вничью и я этому рада. Было бы жалко, если этот футбольный вечер был бы испорчен провалом одного клуба. А так все довольны и отправляются отмечать ничейный результат с принципиальным соперником.

Жаль, что этот вечер пролетел так незаметно и мы старательно его растягиваем. Прихватив сэндвичи и кофе в местном фастфуде, идем пешком через весь город к моему хостелу. Алексис умудряется одновременно шутить, есть, пить и фотографировать меня на фоне ночного города, объятого цветами прошедшего матча. Не человек, а Цезарь. Мне хорошо, спокойно и легко, как может быть только рядом с самыми близкими людьми. Возле хостела Алексис тянет меня к себе и целует в лоб.

– Мы же еще увидимся?

17. Цвет нашей истории

Сегодня воскресенье и мы молча идем по центру Лондона. Алексис регулярно щелкает своим фотоаппаратом и это злит меня. Во-первых, я не люблю фотографироваться – на фотках я получаюсь жуть как жутко. А во-вторых, он не дал мне взять с собой даже маленький блокнот и теперь творит один только он. Именно поэтому я его нарочито игнорирую. Это не свидание, если вы подумали. На мне джинсовый комбинезон, кеды и черная шляпка в стиле Бруно Марса. В таком же виде я могу появиться и в аудитории перед строгим взглядом лондонских мэтров искусства.

А в городе действительно красиво, даже француз и парижанин до костного мозга Алексис не может не восхититься прелестным сочетанием исторически сложившейся культуры и вездесущего модернизма (а уж эти парни-то изрядные снобы). Нынешний Лондон я бы назвала викторианским реализмом – уютно и удобно. Местные же сухо называют это британским консерватизмом. Вообще, я удивляюсь, как Англии удается сохранить собственный стиль, который и уникальным-то не назовешь, на протяжении многих веков и как этому стилю удается держаться в неравной борьбе с современностью. Сколько исторических памятников архитектуры гибнет в этой войне, а некоторые города с тысячелетней историей уже не имеют ничего, связанного хотя бы с позапрошлым веком. Другие же, напротив, так крепко вцепились в собственную историю, что просто отрицают развитие цивилизации. И вот, на фоне этой грустной истории отдельным особняком стоит великая держава, которая умудряется идти в ногу со временем и собственным стилем. За одно это можно простить британцам их чопорность, излишний консерватизм и вечные Лондонские дожди. Сегодня, кстати говоря, погода удивительно ясная и солнечная.

Постепенно мы доходим до известнейшего театра «Глобус», созданного когда-то при содействии самого Шекспира. Разумеется, здание, на которое мы смотрим с Алексисом сейчас, фактически не имеет к великому драматургу никакого отношения. Самый первый «Глобус» просуществовал всего лишь 14 лет и был уничтожен пожаром, а его последователь был снесен в 1642 вездесущими пуританами (вечно недовольные всем пуритане). После этого театр был похоронен на несколько веков, пока в 1997 его не восстановили энтузиасты практически на том же самом месте. Новый «Глобус» старательно повторяет форму и стиль своих предков, и это не может не радовать. Дело Уильяма Шекспира продолжается и сегодня. История великого театра похожа на сказку, а мы изучали ее на лекциях посвященных елизаветинской культуре. Приятно стоять у такого памятника, но Алексис уже тянет меня за руку и мы продолжаем свой путь.

Руку он не отпускает и я осознаю, что все-таки мне это приятно. Наверное, это можно считать изменой Яну, но мое сердце не хочет этого признавать. Я сгибаю руку в локте и теперь мы идем на максимально допустимом для нашего типа отношений расстоянии. Не могу не отметить, что я опять краснею, а Алексис начинает сжимать мою руку чуть сильнее. Мы доходим до середины Лондонского моста и останавливаемся посмотреть на величественную Темзу сверху вниз. Она совсем не похожа на Сену. Если та напоминает юную куртизанку, то Темза – величественная дама, вроде отражения Королевы в водной стихии. Я подхожу к ограждению, и Алексис воспринимает это как сигнал к действию. Он просит случайно проходящую мимо девушку сфотографировать нас, а сам обнимает меня со спины, лишая пространства для побега.

Надо убежать. Надо оттолкнуть его. Все-таки у меня есть парень. Вместо этого я улыбаюсь в объектив и прикасаюсь к его запястью. Девушка делает несколько кадров и возвращает нам фотоаппарат с легкой завистью в глазах. Наверное, она очень одинока. Я бы подарила ей ее портрет, но мне не на чем его нарисовать, все благодаря молодому парню, продолжающему меня обнимать. Это чувство, когда кто-то обнимает тебя и его дыхание прячется в твоих волосах, обжигая затылок – за него и умереть не жалко. Главная мечта 16-летней девочки. Мне становится горько от того, что мы не может провести всю жизнь так – обнимая друг друга. Но у меня есть еще несколько минут, чтобы насладиться этим сладким мгновением и чтобы убедиться в правильности своего выбора. Больше нельзя – иначе предам саму себя.

Ян – правильный выбор. Он ближе мне по возрасту и мы живем в одном городе (даже в одном дворе). Но Алексис мне капельку дороже. Он близок мне по духу, мы занимаемся почти одним и тем же и он никогда не смотрел на меня с презрением. Когда я сидела в своей комнате перед компьютером, все выглядело немного иначе. А теперь мы здесь, только вдвоем – это путает мои мысли. Отстраняюсь от парня и мы продолжаем свой путь. Руки предусмотрительно прячу в карманы. Эта уловка не проходит мимо чуткого Алексиса и он кладет свою руку на мое плечо. Никуда не убежать. Да и незачем.

Следующая наша остановка – Сити, район красивых современных зданий и офисных клерков. Алексис фотографирует опустевший в воскресенье район в тот самый момент, когда одинокая тучка закрывает наглое лондонское солнце. На мгновение на нас опускается темнота, как в фильмах ужасов и я инстинктивно приближаюсь к фотографу.

– Испугалась? – мы так редко разговариваем вживую, а не в соцсетях, что я уже успела забыть эту хрипотцу в его голосе.

– Нет, – улыбаюсь и мы продолжаем свою прогулку.

Метр за метром, боро за боро. Мы вышли в 10 утра, а сейчас экраны наших смартфонов показывают почти восемь вечера. Десятки исторических мест и не менее сотни моих фотографий остаются в прошлом, потому что мы подходим к зданию моего хостела. Пора прощаться и я хочу обнять Алексиса, но он меня опережает. Одно движение навстречу и я чувствую нежную легкость поцелуя. Вот это уже действительно за гранью дозволенного и я пытаюсь оттолкнуть его. Куда там. Когда единственной тяжестью в руке являются кисть и палитра, то о впечатляющих мускулах речь не идет. А мой французский наставник все крепче обнимает меня и все уверенней целует. По моей щеке пробегает слеза и он это чувствует. Отпускает меня и с удивлением проводит пальцем по влажной дорожке.

Нужно что-то сказать, но слова лишние. Я могла бы быть счастлива с этим великолепным парнем, но сейчас я его отпускаю. Просто потому, что мне 16 лет и глупая. Без прощальных слов захожу в хостел и закрываю дверь. Нашей истории не будет.

18. Цвет Джеймса

Прошло уже несколько дней после того, как Алексис меня поцеловал. Я не звоню ему, потому что мне стыдно. Я не звоню Яну, потому что мне стыдно. Я не звоню родителям, потому что мне стыдно. Я рисую большую картину, потому что мне стыдно. Нагрузка в колледже гораздо выше, чем в парижской школе и сейчас я этому рада. Стоишь себе такая за работой и не надо думать ни о чем, кроме того, чтобы выводить красивые линии. Это успокаивает и слегка смягчает чувство стыда.

Еще у нас есть занятия, посвященные художественной лепке. Мы не просто сидим за гончарным кругом или мастерим что-то из папье-маше, но и работаем в парах. Нас учат нести ответственность не только за собственный результат, но и за успех другого человека. Тем самым преподаватели стараются уберечь нас от вспышки тщеславия. Партнеры меняются каждое занятие – сегодня со мной в паре веселый и лысый художник из Америки. Больше всего он похож на актера Вина Дизеля. Его зовут Джеймс и он не затыкается ни на секунду. Я даже не думала, что бывают художники-балагуры. В свои 30 он успел повидать многое и у него даже состоялось несколько персональных выставок, чему я жутко завидую. На вопрос, почему он здесь, Джеймс отвечает просто – захотелось новых впечатлений.

– Понимаешь, детка, у меня кризис среднего возраста. Как будто я занимался всю жизнь не тем.

– Но ты же приехал в художественный колледж, в чем тогда смысл? – пропускаю мимо ушей слово «детка», потому что мне действительно интересно чему хочет научиться настолько успешный мастер.

– Ну, я подумал, что после этих курсов смогу прибавить в стоимости. За новые ощущения придется платить хорошие деньги, а их нужно заработать. Ай, нет у меня никакого кризиса, я просто хочу повысить собственную рентабельность.

Американцы такие американцы, только и ищут где бы нажиться.

– Но тогда любой, закончивший наш колледж, сможет конкурировать с тобой в цене. Не боишься?

– Детка, у меня только один конкурент – это ты. Посмотри вокруг, в основном здесь собрались великовозрастные детки богатых родителей, которым захотелось приобщиться к искусству. Ты когда-нибудь слышала про их работы? С нашего курса художниками станут два-три человека и все, – этот мужик чертовски прав и мне это нравится.

– Но про мои работы тоже никто ничего не знает, – приятно указать здоровому дядьке на ошибку в его рассуждениях, особенно дядьке, который намного талантливее тебя.

– Детка, не мути. Ты же совсем другая. В твоем возрасте я пытался лишиться девственности, а ты берешь и выигрываешь грант. Ты уже талантливее самых талантливых, раз смогла их обойти, – на этот раз Джеймсу удается заставить меня покраснеть и он смеется, ломая при этом нашу общую работу – что-то похожее на глиняную вазу. К нам спешит преподаватель и я понимаю, что это занятие мы провалили.

Смешно наблюдать за тем, как миниатюрная учительница пытается отчитать здорового мужчину, потому что всю вину мой новый приятель берет на себя. Теперь уже смеюсь я, старательно выдавая веселье за приступ безудержного кашля. Выслушав вполне оправданные нравоучения мы отправляемся заесть свою печаль в ближайшей столовой. На самом деле нас просто удалили из аудитории за акт вандализма (интересно, что курит наша преподавательница?) к огромной радости остальных одногруппников.

Пока Джеймс разбирается с запеканкой, я пытаюсь разобраться с бесконечными уведомлениями о пропущенных звонках. Такое ощущение, будто месяц прожила в пустыне, а все остальные дико по мне соскучились. 1—0 в пользу технологий и я оставляю свой смартфон в покое. В конце концов в один момент эти сообщения закончатся, и я удалю все разом. Разговариваем ни о чем и в то же время эти пустяковые вещи кажутся очень важными. Например, что вкуснее – запеканка или пудинг. Какая вселенная – Marvel или DC. Надаль или Джокович. Когда людям интересно вместе, говорить можно обо всем подряд, даже о туфлях королевы. Или молчать вдвоем. Но с Джеймсом не помолчишь и даже учитывая мой уровень английского языка беседа получается крайне увлекательной. Настолько увлекательной, что я уже почти не обращаю внимания на периодически загорающийся экран телефона высвечивающий номер Алексиса. Джеймс не только талантливый художник и интересный собеседник, также он очень внимательный человек и от него не ускользает то, что я игнорирую уже третий звонок подряд.

– Можешь ответить Алексу, я не обижусь, – отправляет в рот вилку с салатом.

– Его зовут Алексис, – немного краснею и зачем-то размешиваю сок трубочкой.

– Хорошо, можешь ответить Алексису, я не обижусь, – на наших лицах широкие улыбки. Кажется, в этом суматошном мире мы нашли друг друга.

– Я не хочу.

– Хочешь, у тебя глаза гореть начинают, – я опять краснею от того, что мужчина, сидящий напротив так легко меня читает.

– Пусть горят. Это не из-за него. Просто мне весело.

Джеймс внимательно смотрит на меня и я не выдерживаю. Нет, я не перезваниваю Пайе. Просто рассказываю ему все – и про себя, и про Яна, и про Алексиса. Это очень важно, потому что до сих пор я ни с кем не была настолько откровенна – ни с мамой, ни с Максом. Говорю без остановки больше часа, а мой друг внимательно слушает. Останавливаюсь перевести дыхание и смочить горло соком, а этот придурок начинает громко смеяться. Бездушная скотина.

– Детка, ты серьезно? Это твоя самая большая проблема? – из-за его смеха на нас смотрит уже половина кафетерия. Как будто здесь есть что-то смешное. – Малыш, ты не злись, но это говно, а не проблемы. Ты здоровая, красивая, молодая и талантливая. Переживать из-за того, что целуешься периодически с двумя парнями – это нормально, в коне концов их не десять. И ты не спишь с ними. Хотя, если надумаешь, то помни – хуже ты от этого не станешь, даже не беспокойся. Главное, помни о контрацепции.

Мне и так уже стыдно, что я затронула эту тему, но Джеймс не знает, что такое тормоза.

– Понимаешь, почти все люди полигамны. Это у нас в крови, ведь мы – те же самые звери, только двуногие и не столь волосатые. Есть, конечно же, чудики, которые могут всю жизнь любить только одного человека, но их – раз, два и обчелся. Тем более нет гарантии, что эта любовь взаимная. Вот знаешь, сколько у меня было женщин? Хватит, чтобы собрать армию для маленького государства. И всех я любил и продолжаю любить – каждую по-своему, особенно. Для творческих людей это вообще не обсуждается – лучше искать вдохновение в других людях, чем в наркоте или бутылке. Ай, через пару лет сама поймешь и поблагодаришь меня. Вставай, а то у меня зад уже плоский стал.

Конечно, этот парень грубоватый и дико любит пошлить, но с ним спокойно, как со старшим братом. Мне даже легче стало как-то. По крайней мере я готова теперь ответить на все возникшие вопросы. Джеймс провожает меня до хостела и оставляет меня, направляясь навстречу ночным огням города.