Текст книги "Кто мы? Стихи"
Автор книги: Алла Михалевская
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Просто возраст такой
А ЧТО, ТАК РАЗВЕ МОЖНО БЫЛО?
А что, так разве можно было,
Чтоб солнце как контакт искрило,
Чтоб день казался бесконечным,
А счастье – платьем подвенечным?
А что, так разве можно было,
Смеясь, скатиться по перилам,
Вскочить в трамвай звенящий встречный
И долго ехать до конечной?
А что, так разве можно было,
Кричать в пылу: Судью на мыло!
Вставать ногами на сиденье
И задыхаться от волненья.
А что, так разве можно было,
Чтоб бросить то, что не любила,
Чтоб не страдать, не притворяться,
Одной остаться не бояться?
А что, так разве можно было,
Чтоб боль свою, как снег, забыла,
Чтоб радость вновь бурлила в жилах…
А что, так разве можно было?
БАБОЧКА
Лёгкая, как воздух, недотрога,
Покружившись, села на окно.
Столько окон, их как судеб, много.
Почему ты выбрала моё?
Может, ты душа далеких предков
И давно живешь в своем раю?
Зацепилась лапками за сетку,
Заглянула в комнату мою,
Захотела посмотреть, как скоро,
Станет тоже бабочкой душа,
Чтоб летать вам вместе на просторах,
С легкостью над мыслями кружа?
Чтобы тонким крылышком касаться
Нежных струнок памяти во сне
Чтобы не упасть и удержаться,
Зацепившись в сетке на окне?
Легкая, как воздух, недотрога,
Покружившись, села на окно.
Столько окон, их, как судеб, много.
Почему ты выбрала моё?
БЫЛО ВРЕМЯ
Когда-то было время золотое,
Когда все было ясное, простое,
И многогрудых храмов перезвоны
Играли пальцами стеблей зеленых.
Когда по небу тихо звёзды плыли,
Когда святые по земле ходили.
ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС
Мне внутренний голос сказал: «Это старость.
Она, как хана, незаметно подкралась
И будет с тобою теперь до конца.
Не видишь ты в зеркале разве лица?
Глаза уж не не те,
Появились морщины,
И в декольте
Уж не смотрят мужчины.
Ты, правда, поверь,
Далеко не красотка.
Не лезешь в XL,
Как у утки походка,
Кончай хорохориться,
Пей валидол,
Чтоб успокоиться.
Поезд ушел».
Я уж решила на печку забраться.
Но где же найти ее, теплую, братцы?
В голову лезут не тапки, а кеды.
Вот именно те, что я видела в среду
На модном показе в Доме моделей.
Лабутены, зараза, уже надоели.
ГУСЬ
Была моя правая ножка в порядке
Не знала, что гусь там в колене живет.
Уж месяц своею костлявою лапкой
Сжимает сустав мой, и давит, и рвет
Добро бы завелся орел благородный
Терзал бы за дело колени мои,
Я б знала, что это так Богу угодно
Терпела бы все, Прометею сродни.
Но вот ведь оказия – гусь бестолковый
Вцепился в сустав и не хочет понять,
Что (неприличное просится слово)
И ногу нельзя мне без боли поднять.
Я – к доктору: – Ох, поскорее спасите,
Гуся изведите, житья уже нет.
А доктор в ответ: – В паспорт свой загляните.
Вам сколько, простите, сударыня, лет?
У вас ведь артроз, сколиоз и подагра.
Вы заслужили, поверьте, гуся,
Вам не поможет уже и виагра.
Живите, иного уже не прося.
– Позвольте, но я еще все же в активе,
Работаю, бегаю, вечно спешу.
Но доктора взгляд становился тоскливей:
Мадам, заблуждаетесь, я вам скажу.
И, подмигнув мне особенно хитро,
Сказал: – Ну, конечно, головкой слаба.
Да верю я, вы – редактор субтитров,
«Культура» канал, все такое, бла-бла.
Мадам, успокойтесь, вы просто в маразме.
Ваш поезд давно уже очень ушел.
О чем вы? Ну не понятно вам разве,
Что вам уже, в общем, и так хорошо,
Что ваши лучшие дни пролетели
И что возврата к ним больше нет,
Что в вашем темном, сыром туннеле
Уж вряд ли забрезжит когда-нибудь свет?
Он рядом сидел, молодой и красивый,
С холеной бородкой, довольный собой.
Писал, взгляд бросая порою брезгливый,
На бедный и чахлый сустав мой больной.
Так смотрит орел на вонючую падаль,
Что с отвращеньем придется съесть.
А гусь внутри меня спрашивал: -Рада ль,
Что я с тобой и что я еще здесь? —
ДВА ГОЛОСА
Два голоса во мне живут, два звука:
Один задорный, вечно молодой,
Другой ворчит, как древняя старуха,
И призывает строго на покой.
Я каждую травинку обожаю,
Но голос, что скрипит в мозгу моем,
Напоминает: «Ты же пожилая,
Тебе ли бегать утром босиком».
Люблю веселье, блики фейерверка,
Люблю дурачиться и пригубить вино.
И слышу вновь: «Ведь ты ж пенсионерка.
Ну что за игры? Право же, смешно».
Весной еще тревожит ночь-колдунья:
«Смотри, какие звезды, эй, проснись!»
А он: «Забыла, сколько лет, шалунья?
Открой свой паспорт и угомонись».
Я не хочу скрипучий голос слушать,
Жить скучно и спокойно в тишине
Он не заставит молодую душу,
Пока она еще живет во мне!
ДНО РОЖДЕНИЯ
Сегодня ты сказал мне фразу,
Что всех нас ждёт конец один.
Но день рождения мой сразу
Стал дном рождения моим.
На дне рожденья я лежала,
Где было сыро и темно,
И занавеска чуть дрожала,
Скрыв близорукое окно.
Мне было холодно ужасно,
Стоял, как памятник, графин
В тот день на дне мне стало ясно,
Что всех нас ждёт конец один…
ЕСЛИ
Если жизнь мне проблемы бросает опять,
Бьет наотмашь снова и снова,
Не приходит мне в голову их запивать,
Я могу обойтись без спиртного.
Если в ком-то я вызову злобу и гнев,
Даже если я не виновата,
Я не стану в ответ оскорблять, не стерпев,
Я легко обойдусь и без мата.
И давать – в этом сущность моя – никому
Никогда не буду я сдачу.
Даже если уйдешь ты, – не упрекну.
Может, просто тихонько заплачу.
КАКУЮ ДОЛГУЮ ЖИЗНЬ Я ЖИВУ
Какую долгую жизнь я живу…
Живу ли? Хожу ли по жизни ножу?
Шагну ли
За край, в пустоту, в черноту?
Смогу ли
Познать свою жизнь на лету?
Какую долгую жизнь я живу.
За временем легким давно не слежу.
Оно пролетает, я мимо хожу.
Хожу и хожу я по жизни ножу.
Какую долгую жизнь я живу.
То день убиваю, то снова рожу,
Смеюсь и рыдаю, а ночью твержу:
«Какую долгую жизнь я живу…»
МЫ ПОКА ЕЩЕ ЖИВЫ
Прошли мы судьбы перекрестки,
Любили, теряли, прощали.
Мы были недавно подростки
И вот уже всех «достали».
И вот уже престарелыми
Считают нас дети и внуки.
Мы ж были недавно смелыми
И грызли гранит науки.
Наш возраст седой, ну и гад же ты!
К чему нам морщины эти!
Мы даже освоили гаджеты,
И знаем мы слово «хейтер».
До вздувшихся синих прожилок,
До хрипа из глотки рваного
Кричу: – Мы пока еще живы!
И это самое главное!
НА СВОЙ ЮБИЛЕЙ
Нет, правда? Это про меня?
Мне, что ли, 70 уже?
Мне кажется, живу я на
Семидесятом этаже.
Был лишь в проекте этот дом,
Когда пришла на свет.
И предстояло жить мне в нем,
Довольно много лет.
На самом первом этаже
Я путь свой начала.
Он мне пришелся по душе,
Но выше я пошла.
Мне надо каждый раз шагнуть
На новый пьедестал.
И кто-то преграждал мне путь,
А кто-то уступал.
И вот 17-й этаж.
Я взрослая почти.
И надо знать, куда багаж
Накопленный нести.
Почти что восемь этажей —
Семья, работа, вуз.
И было мне все тяжелей,
Но это был мой груз.
И все могла я превозмочь,
И все преодолеть,
Когда со мной шагала дочь,
Хотелось жить и петь.
Еще пролетов восемь штук
Осталось за спиной,
И появился рядом вдруг
Мой сын уже со мной.
Последних тридцать этажей
Шла, как на Эверест,
Не ставя вех и рубежей,
Несла свой жезл и крест.
Тревоги, страхи боль утрат
Мне выпало прожить.
И радость бабушкою стать,
И кое-что постичь.
Сложились звезды в вышине,
Был честен гороскоп
В том, что прожить придется мне,
Всходя на небоскреб.
Прошла так много этажей,
Передохну пока,
Осталось мало их уже,
А выше – облака.
НАМ ЕЩЕ СТОЛЬКО НУЖНО
Пух летел с тополей,
Отцветала сирень,
В череде прочих дней
Он пришел, этот день.
Вроде, все как всегда:
Утро, кофе, окно,
Старый вяз у пруда —
Все как в старом кино.
В этот день все, как прежде,
Только сердцу теплей,
И особая нежность
Самых близких людей.
Пусть сирень отцветает,
Пусть завьюжится пух.
Нам не подобает
Превращаться в старух.
Нам еще столько нужно
В этой жизни узнать,
Чтобы самую лучшую
Серию снять.
НОЧНОЙ ДОЖОР
Снова слышу совести укор,
У меня опять ночной дожор.
Я в дожор вступаю раз в два дня.
Не судите строго вы меня.
В воскресенье я не ем весь день.
Голодаю и хожу, как тень.
В понедельник пью один кефир,
А во вторник ем с утра инжир.
Ем в обед салат, потупя взор.
А потом опять в ночной дожор.
Раздается в кухне мерный хруст,
Скоро холодильник чист и пуст.
Спать потом уютно и тепло.
Только утром ужас – плюс кило.
В среду голодаю целый день
И хожу стыдливо, словно тень.
Две субличности вступают в спор.
В пятницу опять ночной дожор.
Я уже не знаю, как мне быть.
Холодильник, что ли, мне закрыть
И поставить каменный забор,
Чтобы не ходить в ночной дожор.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
Проведу
Я свои последние дни
Не в аду,
Где призывно манят
Огни,
Не в раю,
Где шуршит под ногами
Трава,
Утаю
Я от всех эти дни
Волшебства.
На ветру
Я развею свои
Мечты,
Растворю,
Их в безвременьи
Пустоты,
Утоплю
В тихом омуте,
Как в вине.
И тогда
Вы не вспомните
Обо мне.
ПРОСТО ВОЗРАСТ ТАКОЙ
Это вовсе не старость,
Просто возраст такой.
Не хочу про усталость,
Не хочу про покой,
Не хочу про болезни,
Про мосты и итог
И про то, что полезней
Есть уже лишь творОг.
Я хочу про дороги,
Что с тобою нас ждут,
Мне важнее о Боге,
Пока мы еще тут.
И пока не подкралась
К нам старуха с клюкой,
Это вовсе не старость,
Просто возраст такой.
РАЗГОВОР
Ты готова уже в дорогу? —
Прошептал мне голос в ночи. —
Ведь осталось не так уж много.
Отвечай на духу, не молчи».
И скажу я, пристав с подушки
И откинув прядку со лба:
«Я еще пока не старушка
И не дура моя губа.
Я еще не достигла пика,
И желаний моих – вагон.
Например, я хочу клубнику
И еще алых роз миллион.
Ну а если сказать серьезно,
Я не знаю, что меня ждет.
Я не то чтоб религиозна,
Но Всевышний меня ведет.
Я хочу попросить прощенья
И покаяться в многих грехах,
Чтоб надеяться на утешенье
И спасение на Небесах.
Чтоб душа потихоньку светлела,
Чтоб был помысел чист и высок,
Чтоб всегда было важное дело,
Что должна я закончить в срок.
Я хочу, чтобы сын мой услышал,
Что с ему говорит Отец,
Чтоб кататься на горных лыжах
Научилась я наконец,
Чтоб постичь пофигизма науку,
Просыпаться чтоб без тревог,
Чтоб успеть повзрослевшему внуку
Показать, где живет носорог.
Научиться чтоб быть толерантной,
Не болела б чтоб шпора в ноге,
Чтоб приехал опять Маккартни
И родились бы тигры в тайге».
Смолкла я. Ошалевшая муха
Заметалась, как дым от свечи.
Голос мне прошептал прямо в ухо:
«Что ж тебя раздирает в ночи?»
СТАРУХА
Живет со мной старуха,
Беззубая карга.
(Бывает же проруха,
Ведь жизнь не так долга).
На голове косынку
Давно изъела моль,
Дырявые ботинки
И поперек, и вдоль.
С утра и до заката
Велит копать окоп.
В руках весь день лопата,
Пока не скажет «стоп».
От бабки нет покою,
Не охнуть, не вздохнуть.
Все норовит клюкою
Мне прямо в спину ткнуть.
И пилит, и шпыняет,
Пока не надоест.
О ней никто не знает,
Она мой тяжкий крест.
Уже устали руки,
Прострелена спина.
За что ж такие муки?
Что я еще должна?
Я столько накопала,
Что горы за окном
А ей, старухе, мало.
Прям тронулась умом.
Послав старуху матом
(Что б ей несдобровать),
Я бросила лопату
И вмиг легла в кровать.
Я столько претерпела.
Все! Отдыхать теперь!
Но тотчас заскрипела
Несмазанная дверь.
Ногами громко шаркая,
Она вошла в мой дом,
И, наконец, прокаркала
Скрипучим голоском:
– Ишь ты, чего удумала!
Да ты еще, как конь.
Куда кирку засунула?
Работай, не филонь.
От кочки до проталинки
Осталось метров пять.
А ну, надела валенки
И с песнею – копать.
И снова ненавистный
Ждет вскопанный окоп.
И мокрый желтый листик
Приклеился на лоб.
ЧЕМОДАН БЕЗ РУЧКИ
Чемодан стоит в прихожей,
Как понурый конь в конюшне.
И своей шершавой кожей
Ощущает, что не нужный,
На него рукой махнули,
И теперь в приоритетах
Из клеенки ридикюли
И бумажные пакеты.
Он всегда служил достойно,
Даже если и ругали,
Даже если было больно,
И когда ногой пинали.
И себе сходить налево
Не позволил он ни разу,
И его, бывало, чрево
Набивали до отказа:
Полотенцами, пижамой,
Мазью для колен вонючей,
В синих звездочках панамой,
Крыльями на всякий случай.
Сколько повидал он в жизни
Самолетов и вокзалов!
Подражал его харизме
Чемодан из Гватемалы,
А японские портфели
Раз, когда везла их лента,
Как один, все окосели,
Пялившись на конкурента.
И поклажи из Кабула,
И рюкзак из Казахстана,
И английские баулы
Были хуже чемодана.
Он лоснился гладким крупом
И сверкал замком блестящим,
Как вставным железным зубом
Он на коже настоящей.
Но давно облезла грива.
Ручку потерял он в Польше
И не щелкает игриво
Он железным зубом больше.
Ридикюль теперь порхает
Легкой бабочкой, не молью,
Только стразами сверкает,
Для него теперь раздолье.
Привлекательны снаружи
Легкомысленные штучки
А кому, скажите, нужен
Старый чемодан без ручки?
И стоит с понурым видом,
С потускневшей серой кожей,
Надо б бросить инвалида,
Но и жалко, вроде, тоже.
Я РОДИЛАСЬ У ЛЕТА НА МАКУШКЕ
Я родилась у лета на макушке,
Когда ночную тьму прогнал рассвет,
И куковала мне тогда кукушка
Не знаю, сколько зим и сколько лет.
В кудрях зеленых тут и там мелькали
Сердечки земляники сочно-алой.
Родители не зря меня назвали
В честь этой земляники Аллой.
Я в этот день не буду торопиться.
Приеду к лесу, встану на дорогу
И прокричу невозмутимой птице:
«Кукушка, накукуй еще немного,
Чтоб дни не стали скучны и похожи,
Чтоб старость не вошла ко мне без стука,
Ко мне бы, грешнице, был милосерден Боже
И дал мне счастье видеть счастье внука».
КАК СКУЧНО ПОМОГАТЬ СТАРУХАМ
Как скучно помогать старухам,
То то им нужно, то не то.
Вы слушаете нас вполуха,
Застывши у дверей в пальто.
А нам спешить уже не надо,
Готовы мы порассуждать.
А вас берет уже досада,
Ведь вы боитесь опоздать.
И на ходу ход-дог съедая,
Вы мчитесь по своим делам,
И нас, старух, не замечая,
Все хочется быстрее вам.
И я была такой недавно,
Хотелось всюду мне успеть,
Не пропустить того, что главно,
На то, что мелко, не смотреть.
И не заметила, как старость
Сменила юности порыв
И вот уже осталась малость
И каждый день нетороплив.
И хочется такой картошки,
Как в детстве жарила мне мать.
И полениться хоть немножко,
Да просто с кем-то поболтать.
Да, в юности закономерно,
Спешить и время торопить.
И только в старости, наверно,
Мы начинаем просто жить.
Пусть все останется внизу
БОЖИЯ КОРОВКА
Счастье, ты пришло ко мне нечаянно,
Шелестя крылами поутру.
Я боюсь спугнуть тебя случайно,
Постучу по старому столу.
Я тебя, как божию коровку,
На свою ладошку посажу,
Поднесу к губам своим неловко
И тебе, как в детстве, я скажу:
Божия коровка, улети на небо,
Принеси мне хлеба
Черного и белого,
Только не горелого.
Знаю, ты бродило долго где-то,
Заблудилось ты на много лет,
Я уже привыкла жить без света,
Да вдруг вспыхнул снова яркий свет.
Может, кажешься ты неказистым с виду,
Посиди, погрейся у огня.
Я тебя уже не дам в обиду,
Только ты не покидай меня.
Я тебя, как божию коровку,
На свою ладошку посажу,
Поднесу к губам своим неловко
И тебе, как в детстве, я скажу:
Божия коровка, улети на небо,
Принеси мне хлеба
Черного и белого,
Только не горелого.
БРЕДУ В БРЕДУ
Бреду в бреду.
Иль на краю в раю.
Иль набело белю.
Иль начерно черню.
Но все равно молю.
Молю Тебя: поверь.
В меня, потерянную,
Ты поверь,
Мне надо это именно теперь.
Я знаю это, но Ты сам проверь.
Не закрывай, пожалуйста, ту дверь.
Я верила в Тебя и шла вперед,
Но за рассветом лунным – поворот.
И все пошло совсем наоборот.
Теперь в меня поверить Твой черед.
Кричу, молчу, свечу включу.
Я в пламя мысли облачу.
К врачу? Ну нет, я не хочу.
Сама себя тоской лечу.
Прости меня.
За маловерие прости меня.
За то, что плакать не умею я,
Прости меня.
И из своей слезы по мне
Взрасти меня.
Бреду в бреду.
Иль на краю в раю.
Иль набело белю.
Иль начерно черню.
Но все равно люблю.
В ОБЛАКАХ
Когда сжимается в горле ком
И жизнь пролетает даром,
Когда кто-то дышит в лицо чесноком,
А хуже всего – перегаром,
Когда на душе когтями скребут
Все кошки из всех подворотен,
И скорбный мой дух не одет, не обут,
Беспомощен, нищ и бесплотен,
Тогда подняться хочу над землей,
Взлететь в голубое небо,
И пусть никого не будет со мной,
Того, кто еще там не был.
Там птицы летят, там плывут облака,
Там воздух чист и прозрачен.
Там капли добра не иссохли пока
И дух любви не утрачен.
И там от нежности неземной,
Как тонкая льдинка, таешь…
Но слышу голос знакомый, родной:
«Опять в облаках витаешь?»
ВРЕМЯ
Не убивайте время! Дайте шанс
Минуте каждой, каждому мгновенью,
Не застывайте, не впадайте в транс,
Не придавайте мелочи забвенью.
Пусть живы будут годы и часы,
Пусть время капает, течет и льется.
И не сжигайте памяти мосты,
По ним еще переходить придется.
Пусть будет год, как жизнь
И день, как год,
Пусть ваше время то ползет, то мчится.
Никто не знает, что произойдет,
Но вновь мгновение не повторится.
А времени все так же не хватает,
И это наибольшая из трат.
И в тишине оно все так же тает,
Как год и десять тысяч лет назад.
ГЛОТОК СВОБОДЫ
Я помню застывшие розы в немой красоте,
Прозрачные слезы на чистом тетрадном листе,
Ладонь, что взлетела, но вдруг прервала свой полет,
Как будто хотела бумажный пустить самолет.
А надо мной сомкнутся аркой радуг своды,
А подо мной забьется пульсом стук колес.
Глоток я выпью опьяняющей свободы
Из кружки той, что проводник в купе принес.
На осень плохие прогнозы. Я знаю итог:
Ты выбросишь розы и вырвешь тетрадный листок.
И если успею, я сяду в зеленый вагон.
Колеса стучать будут с сердцем моим в унисон.
А надо мной сомкнутся аркой радуг своды,
А подо мной забьется пульсом стук колес.
Глоток я выпью опьяняющей свободы
Из кружки той, что проводник в купе принес.
ГОЛОВА
Когда меня нещадно не тревожит
Та боль, что мне страдания сулит,
И голова моя спокойно может
Подумать обо всем, что не болит,
То ищет не мечты, не безмятежность,
Не чтоб расслабить душу хоть на срок,
А мысли, что приносит неизбежность
Грядущих бед неотвратимый рок.
И пусть сейчас беды нет даже близко,
Все получается доделать и успеть,
Но голова опять, как мазохистка,
Все ищет, от чего бы поболеть.
И если жизнь моя в порядке вроде,
То как же можно мне спокойно жить?
И слава Богу, есть еще в народе,
Кому добро могу я причинить.
Как хорошо опять не спать ночами
И думать о проблемах. Не своих.
И близко к сердцу принимать печали,
Уже ушедших и еще живых.
Ведь мне еще решить так много надо
Чужих задач, вопросов и проблем,
И снова сердце ноет беспощадно,
С другими обсудить, есть много тем.
И я живу. Но жизнью не своею.
И в голове моей опять бардак.
Чужою жизнью я опять болею,
Моя ж проходит мимо просто так.
Ах как бы сделать, чтобы эти мысли,
Что все родятся в голове моей,
Как прошлогодние деревьев листья
Сдул ветер тот, что всех ветров сильней?
ДОБРОТА
Если ты за добро благодарности ждёшь,
Ты не даришь его, ты его продаёшь.
Достаешь доброту свою не из души,
А из помыслов, где завалялись гроши.
И обида тяжелая давит на грудь,
И всю ночь от нее ты не можешь уснуть.
Ты хотел благодарность, а вместо нее
Получил безысходность и тешишь ее.
Пусть и ныне, и присно,
Как сердце Христа,
Будет лишь бескорыстна твоя доброта.
ЗАБУДЬ
Однажды устало глаза я закрою,
В скрипучем вагоне отправлюсь я в путь.
И будет стучать мне колёсами поезд:
«Забудь все, забудь все, забудь все, забудь.
Забудь, как весною сбывается лето,
Как рыжая осень седеет к зиме,
Что что-то не сказано, что-то не спето,
Что рукопись дома лежит на столе.
Забудь про глухие бессонные ночи,
Метели, аптеки, дома, фонари,
И будут на четверть дороги короче,
И счастье не год будет длиться, а три».
Но нет остановок, и станции нету,
И двери закрыты. Ну что ж – се ля ви.
И пьяный редактор прожжет сигаретой
Мой лучший роман о последней любви.
ЗЕРКАЛО
Смотрю я в зеркало или в стекло вагона:
И вроде мне лицо мое знакомо.
Я знаю нос свой, и глаза, и губы —
Черты мои неброски, но не грубы.
Казалось бы, лицо мое все то же.
Я так на маму становлюсь похожа.
Но есть состариться уже опаска,
И я все чаще надеваю маски.
Когда мне плохо, давит груз сомненья,
Я не показываю внешне настроенья,
Не опускаю носогубных складок,
Мой лоб не хмурится, он чист и гладок.
Когда внутри, как лев, обида гложет,
Она не отражается на коже,
В душе сыграю чардаш я на скрипке,
И губы расплываются в улыбке.
Но вот однажды зеркало сказало,
Что мне осталось времени уже так мало,
Что мне пора давно со всем смириться
И перестать все так же молодиться,
Что если ты меня, мой друг, оставишь,
Мое лицо ничем уж не поправишь,
Спадут все маски, обнажая сущность,
И мне уже не скрыть свою наружность.
Они спадут все в одночасье, разом,
И будут видны невооружённым глазом
Глубокие и мелкие морщины
И их возникновения причины.
Мне будет незачем скрывать обиды,
Не надо будет больше делать вида,
Что я довольна жизнью и собою,
Стоит давно уж старость за спиною».
И показало только на мгновенье
Мне зеркало мое отображенье
С седыми прядками и скорбными глазами,
С щеками складками и бледными губами.
Нет, зеркало я все же не разбила,
Но для себя, подумав, так решила:
Пока могу из жизни делать маски,
Могу в стекло смотреться без опаски.
И знай, что даже если так случится,
Я не смогу уже остановиться,
Никто, поверь мне, даже не узнает,
Что маска эта под собой скрывает.
ИХ С НАМИ НЕТ
Их с нами нет, Но мы их помним
И будем помнить, пока живы сами.
Молитвами, свечами и цветами,
Мы ими этот день наполним.
Они живут в нас, никуда не делись,
Мы только прикоснуться к ним не можем,
И любят нас по-прежнему, надеясь,
Что их любовь нам здесь еще поможет
ЗНАКОМОЕ ЛИЦО
В ушах звенели звуки наковальни,
Сжималось все безжалостней кольцо.
Тогда в толпе в меня бросавших камни
Увидела знакомое лицо.
Мне приходилось быть врагами битой,
Покинутой, оставленной на дне,
Непонятой, униженной, забытой,
Но дом души давал надежду мне.
И знала я, есть на горе хрустальной
Мой дом, где я всегда найду приют.
Он только мой, таинственный и тайный,
И силы темные меня там не найдут.
Бывает, незнакомые и злые
Бросают камни только лишь за то,
Что не подобные мы им, иные,
Что носим мы не модное пальто,
Что наши мысли не в привычном русле,
Что песни мы поем совсем не те,
Когда всем весело, нам почему-то грустно
И мы спокойны в праздной суете.
Но есть и те, кому мы доверяем,
Кто, кажется, готов на все для нас,
Кто слышит нас и нам не изменяет,
Кто не обманет всуе, не предаст.
Мы их зовем в свой дом, пускаем в душу,
Даем свой хлеб, и воду, и огонь.
И верим, клятву дружбы не нарушат
И камень не возьмут в свою ладонь.
Мое жилище на горе хрустальной
И в этот раз от гибели спасло.
Но страшно, коль среди бросавших камни
Увидишь вдруг знакомое лицо…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.