Текст книги "Кто мы? Стихи"

ЧАШКА

 
Мне все казалось, я тебе нужна.
Мой голос, руки, звон кофейных чашек,
Как часто до истерик, до мурашек,
Боялась, что допьешь меня до дна,
 
 
Что скоро не останется и гущи,
Что будет только пустота на дне,
Как ни листочка в том осеннем дне,
Когда упрямый дождь по саду бьет все пуще.
 
 
Ты все хотел, чтоб было очень сладко,
Но видно, ты от сладкого устал
И допивать тогда уже не стал,
И просто молча выплеснул остатки.
 

ЧУЖОЙ

 
Я так доверчиво к тебе тянула руки,
Тянула душу и клялась в любви.
Я знала: эту клятву не нарушу,
Приду к тебе, ты только позови.
 
 
Предательство твое сломало руки,
Они повисли, словно два крыла.
Ты предал просто, может быть, от скуки,
Но я уже не та, что я была.
 
 
Ты мне казался больше, чем мой друг,
А стал чужой, хотя еще не враг.
И у меня нет больше сильных рук,
Простить могу, но вот обнять – никак.
 

Я НИКОГО ОБИДЕТЬ НЕ ХОЧУ

 
Я никого обидеть не хочу
И никому не пожелаю зла.
Свои обиды молча проглочу.
Наверно, я всегда такой была.
 
 
Чтоб не заплакать, лучше промолчу,
Уйду, не обижаясь, не кляня.
Зажгу перед иконой я свечу
И помолюсь тихонько за тебя.
 

Тот день

1 ЯНВАРЯ

 
Едут первого люди в холодном вагоне.
Перед дверью кто-то застыл в поклоне.
Кто-то грустно стоит с рогами оленьими,
Кто-то в платье блестящем спит на сиденье,
Кто-то фотки листает в своем телефоне.
Едут первого утром люди в вагоне.
 

БОГ ВОЙНЫ

 
История боев не мало знала.
Но вновь всходила на небе звезда.
Героев артиллерия рождала,
Ведь бог войны он бог войны всегда.
 
 
Шли, наши города и села руша,
Ордой несокрушимою враги.
Но выходила на берег «катюша»
И заводила песню у реки.
 
 
Была тогда фашистов песня спета,
«Катюшам» смелым тем благодаря.
Ну а теперь их дочери – ракеты,
Стоят, до времени не говоря.
 
 
Но если враг напасть опять решится,
Ему мы грозно скажем: «Нас не тронь!»
Вновь будет дан приказ артиллеристам:
«За нашу Родину – огонь! Огонь!»
 

ВОЛЬФОВИЧ

 
Где же ты теперь, вечный Вольфович?
Где твой голос громкий, настойчивый?
Ты для нас был порой как мессия:
Раз ты жив, жива и Россия.
 
 
Ты орал и стучал кулаками,
Возмущался и топал ногами,
Часто ты уходил одиноко,
Но тебя называли пророком.
 
 
В нашей жизни так часто бывает,
Что пророка шутом почитают.
У пророка служенье высокое,
А шуту позволяется многое.
 
 
Кто же был ты, пророк или клоун?
Был глашатаем или героем?
Мы узнаем об этом когда-то,
Не сейчас искать виноватых.
 
 
Где же ты теперь, вечный Вольфович?
Где твой голос громкий, настойчивый?
Ты для нас был порой, как мессия:
Помолись там за нашу Россию…
 

ГЕНА

 
Лежит фотография в желтом альбоме.
На ней паренек в лейтенантских погонах.
Думал, что выглядит браво, наверно,
Брат мамы, 20-летний Гена.
 
 
Подпись внизу: «Ленинград. 41-й».
На этом ряд фотографий прерван,
Как прервана юность смешного мальчишки,
Любимого сына, родного братишки.
 
 
Еще не подсохли прыщи подростковые,
Еще сапоги натирали, как новые,
Еще в кураже шел в лихую атаку,
Чтоб ганса добить, как злую собаку.
 
 
Не встретил еще он девчонки кудрявой,
Не получил ни награды, ни славы,
Не научился курить папиросы,
Не расплетал еще девичьи косы.
 
 
Посыпались листья осенние с веток,
Лишь «Мама!» успел прокричать напоследок,
Но крик потонул, вырываясь из глотки,
В болотах Синявинских липких и топких.
 
 
Лежит фотография в желтом альбоме.
На ней паренек в лейтенантских погонах.
Думал, что выглядит браво, наверно,
Брат мамы, 20-летний Гена.
 

ГОЛУБАЯ ТОЧКА

 
Один. И миллиарды звезд повсюду.
Летел, как искра, разрывая тьму.
И всем полет тогда казался чудом.
А чем казался он тогда ему?
 
 
Корабль, он знал, надёжный, совершенный,
Здесь выверено все до мелочей.
И вот он здесь, Один во всей Вселенной,
Которая, как сгусток всех ночей.
 
 
А это что за голубая точка?
Она, как зернышко, видна среди других.
Но знал он: в ней жена м дочка,
Любовь и жизнь, и вечер там так тих…
 
 
Один. И миллиарды звезд повсюду.
Летел, А рядом, раздвигая тьму,
Тот, кто творил все это чудо,
Одну лишь точку показал ему.
 

ЖОРА НОВЫЙ ГОД

 
С января и целый год
Я коплю желания,
Чтоб, когда он в дверь войдёт,
Знать уже заранее.
 
 
Вот подходит год к концу.
Но при встрече личной
Незнакомому лицу
Как-то неприлично
 
 
Прям с порога выдавать
Тайны и секреты,
Надо имя ему дать,
Коли еще нету.
 
 
Он пока что ничего
Обо мне не знает.
Жорой буду звать его,
Пусть уж привыкает.
 
 
Имя сносное вполне.
Так же звали
свекра.
Как-то зонтик дал он мне,
Чтобы не промокла.
 
 
Значит, добрым будет год,
С ним не будет скучно.
Он, конечно, принесет
То, что мне так нужно.
 
 
Вот 12. Он идет,
Топчется у двери.
– Здравствуй, Жора, Новый год,
Проходи скорее.
 
 
Я налью тебе чаёк,
Угощу ватрушкой.
Погости еще годок
У меня, старушки.
 

ИЮНЬСКОЕ УТРО

 
Тот день никаким особенным не был.
Июньское утро сулило жару.
И вдруг загудели мессеры в небе,
Окрасили тенью дома и траву.
 
 
И сразу все стало серым и черным.
И вместо солнца пожары горят.
И мир оказался вдруг перевернут,
И кончилось детство счастливых ребят.
 
 
И вот чужие зловещие танки
Ползут по родной советской земле.
И тащит обледеневшие санки
Закутанный мальчик по мерзлой Неве.
 
 
И мать глаза утирает в сторонке,
А на столе похоронка лежит.
И не помажешь сердце зеленкой,
Которое, как у взрослых, болит.
 
 
Четыре без малого года эти
Среди пожарищ, лишений, смертей
Взрослели и крепли военные дети,
Чтоб было детство у наших детей.
 

МУЖЧИНЫ

 
Мальчик, юноша, мужчина,
И старик уже в сединах
В этот день штаны подтянет
И на женщин гордо глянет:
 
 
«Я защитник, я герой,
Ты за мной, как за стеной».
И в обиду не дадим
Мы таких своих мужчин!
 

ОДИНОКИЙ НОВЫЙ ГОД

 
Ей одиноко в праздники вдвойне,
Ей в эти дни всегда бывает сложно.
Сухие пальцы гладят в тишине
Воспоминанья хрупкие о прошлом.
 
 
Ей кажется, что полон дом гостей
И стол накрыт, пирог стоит в духовке,
Среди родных и молодых друзей
Она сама, нарядная, в обновке.
 
 
Как было шумно, весело, смешно,
Звучала музыка, и танцевали пары!
Теперь же в этой комнате темно,
В окошко светят фонари и фары.
 
 
Другие люди празднуют сейчас,
Смеются, чокаются и танцуют.
А ей сегодня Дед Мороз припас
Ночь долгую, седую и немую.
 
 
В коробке старой – нитки мишуры,
И ярких бус, и канители разной,
Гирлянды, колокольчики, шары —
Без них когда-то был немыслим праздник.
 
 
Ей было все когда-то по плечу.
Огни сверкали и горели свечи.
Она зажжет всего одну свечу
И будет слушать вьюгу в этот вечер,
 
 
И вспоминать, и думать о былом,
О том, что Бог всегда решает мудро.
И будет долго за пустым столом
Сидеть и ждать, когда наступит утро.
 

ОПЯТЬ ПРИШЕЛ

 
Опять пришел. Как Фреди Крюгер.
Да что ж ему неймется, други?
 

Ну приходил уже, встречали.

 
Так нет, пришел, хоть и не звали.
 
 
Вот ненасытная утроба,
Все норовит залезть к нам, чтобы,
Опять крошили оливье
И пели песни при луне.
 
 
Мы две недели пили-ели,
В себя пришли мы еле-еле,
И тут вам – здрасте, Новый год
Опять нас у порога ждет.
 
 
Ну ладно, мы не возражаем,
Мы вот что тут соображаем:
Тогда уж и 8 Марта
Навроде будет пусть фальстарта,
 
 
Потом отметим, нам не лень,
И старый новый Женский день.
 
 
Да что там Новый год, проказник!
Пусть будет старый новый праздник —
День Конституции! Прекрасно!
Мы дважды праздновать согласны.
Ну и в конце нам всем презент —
Наш старый новый президент!
 

ПЕХОТИНЕЦ

 
Он жив, пехотинец, прошедший войну,
Геройский боец, солдат.
Он бился с врагом за родную страну,
Ни славы не ждал, ни наград.
 
 
От раны жестокой болела рука,
В печурке бился огонь.
Хлебал он кашу из котелка,
«Катюшу» пел под гармонь.
 
 
И в бой идти наступала пора.
Родная земля за бойцом.
До боли в горле кричал он «ура»
И падал в землю лицом.
 
 
И роту родную ему не забыть,
И на гимнастерке звезду,
И друга, что дал ему закурить
Тогда, в 43-м году.
 
 
Он жив, пехотинец, прошедший войну,
Геройский боец, солдат.
Он бился с врагом за родную страну,
Не отступив назад.
 

РУССКИЙ ФЛОТ

 
Было время, когда в одиночку
Приходилось фрегатам плыть.
Петр Великий поставил точку
И сказал: «Флоту русскому быть!»
 
 
Были битвы, победы, реформы,
Но всегда знал русский моряк:
«Не страшны нам ни бури, ни штормы,
С нами Бог и Андреевский флаг!»
 
 
Крепко держат флотское слово,
Им к авралам не привыкать.
У Нахимова и Ушакова
Научились они побеждать.
 
 
Каждый статью силен богатырской,
Каждый к выходу в море готов.
Ленты вьются на бескозырках
Верных родине моряков.
 
 
И врага отразить сумеет
Наш российский доблестный флот.
Над судами по-прежнему реет
Гордых чаек свободный полет.
 

ТАНКИСТЫ

 
Идут войска, овеянные славой,
Грохочут по булыжной мостовой,
По Красной площади когда-то так же браво
Шли танки за Москву в смертельный бой.
 
 
И легендарное танкистов братство
Преодолело трудности войны.
Ведь наши танки грязи не боятся,
Не привыкать идти им впереди.
 
 
В огне, в дыму, взлетая на пригорки,
Как сильный русский грозный исполин,
Входили первыми тридцатьчетверки
В Варшаву, в Вену, в Прагу и в Берлин.
 
 
И знают нынче юные танкисты
И ветераны тех суровых лет:
Броня крепка, и танки наши быстры,
И их могучей в целом мире нет.
 

УМОМ РОССИЮ НЕ ПОНЯТЬ

 
Умом Россию не понять,
Мы это слышим с детства.
Но можно вечно повторять
То, что не тронет сердца.
 
 
Умом Россию не понять,
Зато возможно слушать,
И могут песни ее брать
Легко за наши души.
 
 
Умом Россию не понять,
Но в тех просторах чистых
Мы можем воздухом дышать
Ее цветов душистых.
 
 
Умом Россию не понять,
Но вновь в вагоне сидя,
На Север мчимся, чтоб опять
Сияние увидеть.
 
 
Умом Россию не понять…
Наверно, и не надо.
Как не понять порою мать
Неопытному чаду.
 
 
Нам предстоит взрослее стать,
Чтоб мир аршином мерить,
И то Россию не понять,
А лишь в нее поверить.