Текст книги "Далекие Королевства"

– Мы вырубили себе нашу собственную маленькую нишу в этом обществе отверженных. И они оставят нас в покое, если мы не будем вмешиваться в их дела.

Я неохотно прислушался к этой сомнительной мудрости и старался не обращать внимания на звуки каких-нибудь очередных разбирательств между заключенными. Я обнаружил, что легко могу отключаться и не слышать эти звуки, как и не замечать того, что происходит в пыточной камере, что бы там ни делалось. Дважды узники нашей камеры вызывались туда и подвешивались на дыбе. Большинство из наших соседей по камере находили в созерцании чужих мук даже что-то забавное.

Мы не могли знать, что сейчас – день или ночь. Я пытался вести подсчет по кормежкам, полагая, что раз в день нам выдают эту вонючую овсянку и гнилой хлеб. Янош сказал, чтобы я не напрягался, поскольку один из трюков тюремщиков в том и состоит, чтобы кормить с неправильными интервалами времени. Еду могут дать и три раза в день, и ты будешь думать, что прошло три дня, а прошло вовсе не три дня, а всего лишь один бесконечный день твоей жизни. Позднее я вычислил, что мы провели в этом жутком подземелье почти месяц.

Хотя мы и держались особняком, с несколькими сокамерниками удалось поговорить. Некоторые из них сидели по обвинению в политических преступлениях против архонтов, но большинство представляло собой обычных уголовников, неисправимо порочных. Но тем не менее мы оказались не в безысходном аду. Это подтвердилось, когда мы увидели, как одного из нашего подземелья освобождают. Он бормотал слова благодарности, плакал – и все пытался поцеловать ботинок охраннику, который открыл дверь.

Я понял, что здесь нас содержат для того, чтобы ослабить нашу решимость. И догадался, что следующим этапом станет пыточная камера.

– Возможно, – сказал Янош, когда я поделился с ним этим. – А может быть, нас раскидают по одиночкам и обрушатся на нас всей магической мощью.

Я подумал, что это как раз и подтверждает тот факт, что мы находимся не в худшей части подземелий архонтов, но ничего не сказал Яношу. И без того было тошно.

И тут блеснул луч надежды. К одному заключенному пришел посетитель! Это была женщина, какая-то замарашка, утверждавшая, что она его жена. Ей не только разрешили повидаться с ним – и, разумеется, двери пыточной камеры на это время были закрыты, – но даже разрешили на несколько минут воспользоваться караульным помещением для личных целей. А несколько дней спустя, если я не ошибался во времяисчислении, явился и брат этого человека. Я успел заметить, что они, почти не скрываясь, принялись разглядывать и обсуждать какой-то чертеж. Уж не план ли тюрьмы?

Расспросив о порядке разрешения посещений, мы поняли, что при наличии достаточного количества денег любому заключенному, если только он не обвинен в религиозной ереси, позволяется принимать посетителей. Зависит это от прихоти караульного офицера. Иногда, помимо денег, требуется и еще кое-что. Той замарашке, которая приходила к своему мужу, как сказал нам один из заключенных, наверняка пришлось уделить кое-какое внимание по крайней мере нескольким охранникам.

– И значит, – задумчиво размышлял Янош, – если кто-то может попасть снаружи внутрь, то почему бы кому-то не выбраться изнутри наружу, а? Пока не пришла в действие третья часть замысла архонтов относительно нас.

– Но как?

– Не знаю, – сказал он. – Давай подумаем, как теперь нам самим заполучить посетителя.

Но думать не пришлось. Посетитель пришел к нам сам. Два охранника препроводили к дверям камеры человека. Тот был невысок ростом, но плотно сложен и ходил пружинящей походкой, как хищный зверь. Охранники выкрикнули имя какого-то заключенного, который удивленно хрюкнул и побрел к двери. Я увидел, как блеснул золотой, и охранник удалился. Посетитель сказал заключенному несколько слов, и тот – наемный убийца – подошел к нам:

– Вы. Он пришел к вам.

Тут мы с Яношем оба узнали человека, стоящего за решеткой двери. Это был Гриф, мой ночной кошмар, а в реальной жизни имевший какие-то таинственные сношения с Яношем в Ликантии во время нашей первой экспедиции. Вновь нам довелось услыхать этот густой бас, гудящий из изуродованного рта.

– Господин Антеро, капитан Серый Плащ, похоже, судьба переменилась, а?

– Как ты узнал, что мы здесь? – начал было Янош.

– Ни слова об этом, – нетерпеливо сказал Гриф. – Гриф знает обо всем более-менее важном, происходящем в Ликантии. Я услыхал и явился, поскольку знаю заключенного здесь Рольфи, чтобы потом не было подозрений.

– И что дальше? – спросил я.

– Помолчите! Времени нет! – сказал Гриф. – Мне совершенно не нравится находиться тут, когда один из воскресителей архонтов постоянно слышит и видит, что здесь происходит. И кроме того, я подозреваю, что Симеон с помощью собственного колдуна наслал предупреждающие заклинания вокруг вас, чтобы быть уверенным, что вы находитесь именно там, где вас поместили.

– Ты можешь нас вытащить отсюда? – Янош понял, что Гриф имеет в виду. Гриф улыбнулся своей кривой улыбкой и кивнул:

– Могу. Но это будет дорого стоить. У меня есть свой воскреситель. Работает незаконно, тайно и за услуги просит много. Да и мне понадобится золото… И много золота, чтобы убраться затем подальше из Ликантии, подальше от рук Симеона и архонтов.

– Ты получишь золото, – сказал я. – И у тебя будет новая жизнь. В Ориссе или где захочешь. Сколько?

– Половину, – решительно заявил Гриф. – Половину всего золота Антеро. И не думайте, что это дорого, потому что без вас Антеро уже не будут Антеро, поскольку имеется только сестра, не собирающаяся рожать, и братья, интересы которых не распространяются далее таверны.

– Да, ты немало знаешь о нашей семье, – сказал я.

– Такой шанс выпадает раз в жизни, – сказал Гриф. – И мне нужно столько золота, чтобы ни одна девушка или паренек не отказали мне в том, что я хочу. Столько золота, чтобы я мог подойти к любому офицеру, приказать ему снять шляпу, нагадить в нее, нацепить ему на голову и еще заставить его с улыбкой пройтись парадным шагом! Вот потому-то я все предварительно разузнал, прежде чем явиться к вам.

– У меня есть золото, и немало, причем недалеко от Ликантии, – сказал я. – Но понадобится время и мое личное распоряжение, чтобы передать его туда, куда ты хочешь.

– У нас с тобой времени очень мало, – вмешался Янош. – Известно, что архонты никогда не отличались особым терпением.

– Это точно, – заметил Гриф. – И я слышал, что вас собираются допрашивать через несколько дней. Сначала там, – он кивнул в сторону пыточной камеры и ее закрытых дверей, и я понял, что он действительно хорошо осведомлен о нашем заключении и нашей проблеме, – а затем перед лицом Триады воскресителей. При поддержке всей мощи архонтов. Вы сломаетесь… и после вас ничего не останется, кроме двух обожженных калек, годных лишь просить милостыню на улице, если, конечно, вас вообще выпустят.

– Но как же я тогда сделаю тебя богатым? – продолжал я. – Я не думаю, что ты настолько доверяешь мне, чтобы согласиться на расплату после вызволения нас отсюда. И кстати, уж коли речь зашла об этом, как ты собираешься вытащить нас?

– Вам нет нужды знать это, – сказал Гриф. – Что же касается первого вопроса, то я доверяю вам. Мне еще ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь из Антеро нарушил клятву. Но чтобы окончательно поверить, мне от вас нужно кое-что. Капля крови, локон волос, кусочек кожи, капля слюны. Для страховки.

Я посмотрел на Яноша. Его лицо ничего не выражало. Да и был ли у нас выбор? Даже если попытка бегства провалится, что с нами смогут сделать? Ведь не убьют же, не получив того, что им нужно от нас. Самое большее – изобьют, бросят обратно в подвал, и наша встреча со следователями приблизится. Я стукнул рукой по стенке, и мы с Грифом пожали друг другу руки. После чего он срезал по локону наших волос.

– Пусть выколют мои глаза, пусть зальют мне свинцом рот, пусть оглохну я, пусть окончится жизнь моя, если нарушу я клятву свою, – говорил Гриф, а я повторял за ним слова клятвы, – если я не отплачу этому человеку за его услугу и не осыплю его теми благами, которые он заслуживает. Ну вот. А теперь ждите. Просто ждите. – И Гриф пошел обратно по коридору, окликая стражников.

И мы стали ждать. Один котел овсянки, другой, третий… Янош расхаживал взад и вперед, отказываясь от пищи, маясь бессонницей. Я пытался сохранять невозмутимость, но чувствовал себя не лучше.

Я проснулся от звука ревущего ветра и резво подскочил, увидев Грифа, входящего в камеру. Он держал в руке, параллельно земле, посох. Когда он подошел поближе, я услыхал, как он что-то бормочет. И тут его бормотанье и рев ветра стихли. Засовы скользнули в сторону, древние заржавелые двери открылись так бесшумно, словно были новыми и хорошо смазанными. Мы с Яношем мгновенно выскочили из камеры. Никто из заключенных, казалось, и не заметил, как открылись двери, мы вышли, и двери вновь закрылись. Гриф положил посох, достал из котомки за спиной два плаща с капюшонами. Жестом приказав надеть их, он протянул нам по клочку бумаги. На моем было коряво нацарапано: «Двигаться за мной. Шептать слова: алотем, берента, алотем». Он подобрал посох, вновь расположил его параллельно земле и пошел обратно к лестнице и караульному помещению, бормоча заклинание. Вновь поднялся рев ветра. Я увидел, как, несмотря на холодную сырость, с лица Грифа капает пот. Мы пошли за ним, шепча три слова заклинания, которое он, должно быть, получил у незаконного воскресителя. Мы миновали караульное помещение. Половина охранников храпели, но пять или шесть бодрствовали. Они нас не видели. Мы начали подниматься по ступеням. Когда мы подходили к очередной закрытой двери, Гриф касался ее сначала одним концом посоха, затем другим, и дверь открывалась.

Так мы добрались до главного вестибюля замка. Там расхаживали стражники, но нас никто не видел. Янош вдруг остановился и обернулся. Протянув руку, он попытался дотянуться до одного из факелов, но Гриф нетерпеливо махнул, чтобы он не останавливался. Мы вышли во внутренний двор замка, где по камням хлестал дождь. Я ловил капли губами и прислушивался к шороху их падения. Я уже не чаял, что когда-нибудь еще почувствую этот вкус и услышу этот звук. Нас ожидал экипаж с четверкой запряженных коней, кучером и четырьмя всадниками сопровождения. Все выглядело так, словно в этот поздний час какой-то богач приезжал к архонтам по важному делу. Гриф махнул, чтобы мы садились в экипаж. Он прекратил бормотать заклинания.

– Вот так. Оставайтесь внутри. И не выглядывайте. Теперь нам предстоит следующий этап. Выбираемся из города. А вам, Антеро, пора призадуматься, как побыстрее осыпать меня золотом.

Он захлопнул дверцу. Занавески были плотно задернуты, и внутри было почти темно. Мы ничего не могли разглядеть снаружи. Кучер щелкнул кнутом, когда Гриф вспрыгнул на подножку, и мы поехали. Я вздохнул с облегчением.

– Рано расслабляться, – сказал Янош. – Надо еще миновать стены этого города и скрыться от патрулей.

Я вновь встревожился:

– А что ты собирался делать с факелом?

– Ни один лучник не несет с собой одну тетиву, – уклончиво сказал Янош. – Мне понадобилось немного смолы.

Он поднял пальцы вверх и зашептал:

Огонь мой друг

Огонь ты слышишь

Огонь мой друг

Огонь ты слышишь

Огонь ты помнишь

Огонь ты слышишь…

Там были и еще какие-то слова на неизвестном мне языке. Я понятия не имел, к чему он готовится и зачем. Поэтому я сосредоточился на звуках, доносящихся снаружи: колеса стучали по булыжной мостовой, нас окликали патрульные и городская стража, Гриф выкрикивал пароль, свистел кнут, звенели подковы. Экипаж накренялся, когда мы поворачивали за угол. Я пытался считать повороты, чтобы хотя бы примерно сообразить, куда же мы едем, но вскоре отказался от этого занятия, будучи почти незнаком с расположением улиц в Ликантии. Я спросил Яноша, может быть, он знает, но он знаком приказал мне молчать, а сам продолжал шептать.

Я услыхал, как на огромных петлях заскрежетали открываемые ворота, экипаж проехал дальше, и колеса уже покатили не по булыжнику, а по грунту. Позади с гулким ударом захлопнулись ворота. Экипаж остановился. Мы застыли в темноте и тишине. Затем дверца резко распахнулась, метнулся свет факелов.

– Выходите!

Это был приказ. Я вылез, моргая. Мы находились в громадном внутреннем дворе, и экипаж стоял у высокой стены. Перед нами стоял Нису Симеон. За ним выстроились двадцать тяжеловооруженных солдат. Мы из одной ловушки предательским путем были перевезены в другую.

– Добро пожаловать, господин Амальрик Антеро. Мой дом к вашим услугам.

Мир закачался и содрогнулся. Мне захотелось грязно выругаться, броситься на Грифа, стоявшего рядом с Симеоном с гнусной усмешкой на своей роже; броситься на Симеона, хоть я и понимал, что буду тут же пронзен солдатским копьем. Я пытался успокоиться, так борясь с собой, как никогда в жизни, но все же я взял себя в руки, хотя на это ушло немало времени.

– Но зачем? – удалось мне наконец выговорить. – Мы и так были в вашем подземелье. Рано или поздно должны были начаться пытки и вопросы воскресителей. Или у вас тут свой собственный колдун? Ведь не отказались же вы от желания заполучить те тайны, которые мы знаем?

– Все может быть, – сказал Симеон. – Обстоятельства иногда очень стремительно меняются.

– Понятно. Итак, вы задумали сохранить полученную от нас информацию в тайне от своих повелителей?

Янош шагнул к Симеону, в полном недоумении пожимая плечами и протягивая руки:

– Зачем же вам предавать архонтов?

Продолжая свой жест, Янош как бы случайно задел край одежды Симеона.

– А ну-ка назад, ты! – рявкнул Симеон, а один из солдат уперся острием копья в грудь Яношу. Янош подчинился приказу.

– Я не разговариваю с прихлебателями, – продолжал Симеон. – Особенно с такими, которые предают дело, которому служили.

– И ты говоришь о предательстве, Нису Симеон? – спросил я. – Ты, который откровенно предал архонтов?

– Я верен тому повелителю, – сказал он, – которому присягал! И, как я сказал, обстоятельства изменились. Знания, которые требовались от вас, приобрели второстепенное значение. Но хватит об этом. Идите в дом, солдаты проводят вас к месту отдыха. Там не менее безопасно, чем в подземельях архонтов. И хочу вам сообщить, что вы в последний раз видите эти небеса, этот дождь. Так что не тратьте времени, а наслаждайтесь дождем.

И тут я услыхал, как шепчет Янош:

Огонь мой друг

Огонь ты слышишь

Огонь ты лжешь

Помни о брате своем

Огонь мой друг

Огонь ты жжешь!

Смола с факела «вспомнила», вспыхнула, и одежду Симеона внезапно охватило огнем. Огонь, питаемый магией, мгновенно воспламенил легкую ткань, несмотря на дождь. Симеон завопил от боли. Солдаты пришли в замешательство.

Янош вспрыгнул на подножку экипажа и стал перебираться на крышу. Солдат, до этого уже тыкавший его копьем, заметил это движение, шагнул вперед и изготовился к броску, но тут я сбил его с ног и выхватил копье. Янош присел на крыше экипажа, затем подпрыгнул, пальцы вцепились в край стены, и он втянул себя наверх. Я бросился следом, поставил ногу на колесо, собираясь влезть на крышу экипажа. В меня вцепились чьи-то руки. Я, не глядя, двинул назад концом копья и услыхал вопль, еще более громкий, чем издавал горящий живым факелом Симеон. И я тоже оказался на крыше кареты, будучи более легким, чем мой друг, легче и вспрыгнул на стену. Янош помог мне вскочить на ноги.

Я оглянулся назад и увидел, как Гриф с воем топчется на месте, держась за глаз. Солдаты повалили Нису Симеона, пытаясь сбить пламя. И тут мы прыгнули, полагаясь на удачу, ждущую нас внизу.

Мы приземлились на мостовую, вскочили и помчались что было сил в дождь, в ночь, и я благодарил богов Ориссы, что в свое время мы снесли эту великую ликантианскую стену. Только бы нам не заблудиться на этих улицах и не налететь на патруль. А там уже свобода. Свобода и дом. Я верил, что мы спасемся… Уж если нам удалось вырваться из лап архонтов и Симеона, впереди могла ждать только удача.

Глава восемнадцатая
МЕСТЬ КАССИНИ

Но, едва увидев Ориссу, я понял, что удача – это то, что, видимо, ожидает нас в отдаленном будущем. В разных частях города поднимался дым, на реке было зловеще пусто. На причалах никто не трудился. Еще больше встревожили меня городские ворота, когда мы подошли к ним. Огромные железные ворота были наглухо закрыты, что случалось только в незапамятные дни, когда город осаждался врагом. Над воротами в амбразуре показались головы двух солдат, но не в парадных шлемах, а в боевых.

– Кто идет?

– Амальрик Антеро и капитан Серый Плащ, ориссиане.

Наверху послышались удивленные восклицания, какие-то команды офицера, а затем ворота широко распахнулись, но никто не вышел нам навстречу. Мы вошли. Ворота тут же закрылись, и на минуту мне показалось, что мы угодили в очередную западню. Стоявшие внутри солдаты даже не подумали нам салютовать, как было положено. Но мы ничего не сказали, а торопливо двинулись к вилле Антеро.

Надобно сказать, что как только мы с Яношем выбрались из Ликантии, то сразу же направились к постоялому двору, где я оставил своих людей и золото. Хозяин сообщил нам, что несколько недель назад те уехали домой, решив, что их хозяин погиб.

Возможно, оно и к лучшему, что нас было только двое. Ведь вооружены мы были лишь копьем, которое я прихватил во дворе у Симеона, да зловещего вида садовыми ножницами, которые Янош попросту украл у хозяина гостиницы. Мы шли, избегая дорог, наводненных патрулями. Патрули состояли не только из ликантианских военных, но и из челяди Симеонов, судя по их одежде.

– Так, значит, мне не удалось спалить его до конца, как я рассчитывал, – сказал Янош.

Я тоже был разочарован. Хоть и считается, что честный человек не может просто так вот, хладнокровно, желать смерти другому, но я понимал еще и то, что если не уничтожить Симеонов, до тех пор моя жизнь, моя семья, наш клан, наши дома и каждое поколение Антеро будут находиться под постоянной угрозой. Понимал я и то, что в некоторых ситуациях не удержаться от кровопролития. Но оставим это на будущее. Сейчас-то нам удалось добраться до дома, улизнув от ликантианских отрядов.

На улицах Ориссы было мало горожан, и в основном попадались одни мужчины. Изредка встречались молодые женщины, но совсем не было видно детей. Лица у всех были сердитые, и я слышал крики и споры. Мы увидели пепелище, над которым еще поднимался дым. Это были руины таможенного поста, сгоревшего, очевидно, только вчера, где воскресители взимали дань с караванов, входивших через эти ворота. Мне вспомнился почтенный Превотант, давным-давно разыгрывавший свое представление в моем складе, и я возблагодарил того бога, который ниспослал несчастный случай на этот Дом взяток.

Мы никак не могли понять, что происходит, но понимали, что для начала не худо бы оказаться под безопасным кровом своей виллы. Но добраться туда нам было не суждено. Из бокового проулка вышел пеший патруль – шесть копейщиков, два лучника, капрал и юный легат. У каждого был нагрудник береговой охраны, подразделения, обычно занимавшегося охраной вне Ориссы.

– Стоять! – послышался окрик.

Копья угрожающе опустились, луки натянулись. Мы не двигались. Легат из сумки на ремне достал свиток.

– Амальрик, глава рода Антеро, ориссианин, почетный гражданин, не так ли?

– Это я.

– Янош Серый Плащ, некогда костромянин, некогда ликантианин, а иногда пользующийся званием капитана?

– Ну, скажем, я… А вот ты однажды ответишь за такое оскорбление, – огрызнулся Янош.

– Молчать! И я вовсе не собирался никого оскорблять, так мне повелевает обращаться к вам приказ магистрата. И еще мне приказано арестовать господина Антеро, и если это с ним действительно Янош Серый Плащ, то и его тоже, нравится это ему или нет.

– И по какому же обвинению? – спросил я.

– Обвинение уже сформулировано, но будет предъявлено в соответствующее время.

– И кто же выдал этот ордер?

– Воскреситель Кассини по согласованию с магистром Сишоном.

– Но почему приказ об аресте осуществляют солдаты береговой охраны? Ведь за порядок в городе отвечает гвардия маранонок.

– Гвардия отказалась выполнять приказы и теперь содержится под арестом в своих казармах.

Я не мог скрыть изумления. Что же происходит? И что с Рали?

– Я требую немедленного повиновения! – громко сказал легат.

Я посмотрел на Яноша. Он пожал плечами – выбора у нас не было, да и к тому же, как законопослушные граждане, мы сами были заинтересованы в том, чтобы заявить о своей невиновности именно в цитадели магистрата.

– Не возражаю, – сказал я.

– Сложите ваше оружие, – потребовал легат. – И далее мне приказано препроводить вас в храм Воскрешения и сдать под их охрану.

– Ну уж нет! – возмутился Янош. – С каких это пор воскресители в Ориссе заправляют гражданскими делами?

– С тех пор, как назрела необходимость. После мятежей объявлено чрезвычайное положение. В силу этого положения и приняты подобные временные меры.

Я покрепче сжал копье. Нет, я не собираюсь принимать нежную заботу Кассини. Не для того мы сбежали от двух волчьих стай, чтобы попасть в пасть шакалу. Один из лучников поднял лук.

– Только отпусти свою тетиву, и я проткну тебя, как осетра, – послышался громкий окрик. На крыше невысокого строения стояла высокая женщина с необъятной грудью. В руке она сжимала длинный острый гарпун. Я знал ее, это была известная в городе рыбачка. Улицу заполнили ориссиане. Все они были одеты в лохмотья – мы находились в беднейшей части города – и все они были вооружены. Из одного окна выглядывал парень со спортивным арбалетом. Позади нас собиралась толпа, размахивающая палками. У некоторых в руках были булыжники. Кое-где даже поблескивали кинжалы, сабли и кухонные ножи.

– Нет, сынок, тебе не удастся доставить Яноша к воскресителям, – продолжила рыбачка. – Как и господина Антеро. Эти проклятые воскресители и так уже наделали дел! – Послышался угрожающий гул, и толпа стала надвигаться на патрульных. – И будет лучше, если именно ты, легат, сложишь оружие, – сказала она. – У нас тоже найдутся ребята, которые ловко управляются с копьями. И уж если они возьмутся за дело, запахнет жареным.

В лицо одного из копейщиков угодил брошенный камень. Обливаясь кровью, солдат заорал от боли и упал на колени. На них обрушился град камней. Толпа орала все громче, и солдаты находились уже на волосок от смерти.

– А ну тихо! – рявкнул командный голос Яноша. Бойня мигом прекратилась. – Ориссиане! – продолжил он. – Эти люди тоже ориссиане. Вы хотите взять на себя грех убийства своих?

– Вот уж чего меня меньше всего заботит, – выкрикнул кто-то из толпы. Послышались одобрительные возгласы.

– Нет! Посмотрите на них! Я знаком с этим легатом, – сказал Янош, а я знал, что он врет. – Я помню, когда он был приведен к присяге, как плакали от счастья его мать и сестра! Так вы хотите, чтобы теперь они плакали по другому поводу? – Крики стали стихать. – А посмотрите на остальных. Это всего лишь солдаты. Все мужчины в свое время носили или будут носить военную форму, не так ли? И вы брали или возьмете оружие в руки, чтобы служить своему городу. Вот чем они занимаются. Тем, что выполняют свой долг, как они его понимают. Разве они виноваты в своем заблуждении?

– Этим дурачкам соображать надо получше, – прокричал тот самый парень, который заявил, что не страшится греха убийства.

Янош с минуту помолчал и неожиданно разразился хохотом, который гулко раскатился над толпой. Толпа ошарашенно замолчала, затем послышались смешки, и вскоре все захохотали, хотя и не понимая, что же тут забавного. Янош прекратил смеяться, и веселье стихло.

– Рад слышать, что есть люди, которые знают, что лучше, – сказал Янош. – Когда вся суматоха уляжется и воцарится прежний порядок, найди меня, приятель. Я тебе хорошо заплачу или хорошо угощу, чтобы ты рассказал мне, что лучше, а что нет. – Теперь уже толпа нашла над чем посмеяться, но Янош не стал дожидаться тишины. Он обратился к командиру патруля: – Легат!

Этот парень хоть и был юн, но быстро соображал, в какой труппе лучше танцевать.

– Да, господин капитан! – И отсалютовал.

– Забирай команду и возвращайся в свою часть. Скажи, что получил приказ от капитана Яноша Серый Плащ из личной охраны магистрата. И в дальнейшем не забывай об этом.

Легат вновь отсалютовал, скомандовал своим «кругом», «шагом марш». И патруль исчез в боковой улице, сохраняя порядок, поддерживая своего раненого копейщика. Янош подождал, пока они скроются, а затем вновь обратился к толпе:

– Как называется этот район?

– Чип! – раздался дружный ответ.

– Жители Чипа, благодарю вас. И господин Антеро благодарит вас. Я думаю, что нашими жизнями мы обязаны вам. Вы можете гордиться, что называетесь ориссианами. Когда все закончится, мы с господином Антеро в долгу не останемся. Для нас это – долг чести.

Послышались возгласы восторга, некоторые кричали, что для них защищать нас – одно удовольствие. Толпа постепенно начала рассеиваться. Но не сразу. Многим хотелось поговорить с Яношем или просто коснуться его. Нам пришлось пробиваться, извиняться, но все же от небольшой свиты избавиться не удалось. Да оно и к лучшему было в это неспокойное время. Так мы добрались до виллы.

Похоже, здесь ожидали осады. Все окна нижних этажей были задраены прочными дубовыми ставнями, сколоченными еще при моем деде, и закрывались они только в случае крайней опасности.

Командовал в доме сержант Мэйн. Хотя получалось, что он как бы дезертировал из армии, но поскольку личной охраны магистрата больше не существовало, то никто на его поступок не обращал внимания. В помощь к нему составилась добровольно компания из четырех человек: Яна – конюшего, повара Рейе, кладовщика Моуза и Спото – самой юной из гувернанток. Остальные слуги им безоговорочно подчинялись. Я вспомнил о тех двух, что заправляли в доме раньше, – Инзе и Тегри. И помолился о них обоих – о герое и о дураке.

Изредка наведывалась Рали, неведомо как ускользавшая из-под ареста. Ей также удалось переслать весточку братьям, проживавшим в поместьях за городом, чтобы они оставались там. Как выяснилось, вилла действительно была готова к обороне. Рали приказала кладовщикам заготовить непортящихся продуктов на несколько месяцев и привела заслуживающего доверия воскресителя благословить оба наших подвала. Она открыла оружейную комнату, и Мэйн теперь обучал слуг военным приемам. Он уволил тех слуг, которые боялись и не внушали доверия в это опасное время. Я был весьма растроган, когда Спото со слезами на глазах сообщила, что только трое потребовали перед уходом плату. Я понял, что, когда воцарится мир, я должен буду воздать по справедливости как населению Чипа, так и моим собственным слугам.

Я устал, проголодался и хотел бы помыться, но чувствовал, что времени на это тратить нельзя. Собрав руководителей моих слуг, я попросил провести меня по дому и показать, что сделано. Только к вечеру нам с Яношем удалось привести себя в порядок, освежиться, перекусить и выпить по стакану вина.

Я почувствовал себя так тоскливо на этой большой кровати в моей спальне. Усталости я почему-то не ощущал, поэтому спустился вниз и обнаружил, что Янош, как опытный воин, внес кое-какие дополнения к обороне. Это касалось размещения по дому ведер с песком и водой на случай «необъяснимого возгорания». На крыше он установил часового с приказом поднимать тревогу, если тот увидит или услышит хоть что-нибудь необычное. Все двери, за исключением парадных, закрыли на двойной засов, заколотили и забаррикадировали мебелью.

Внезапно в комнату вошла Рали. Похоже, никто не удивился, кроме Яноша. Я понял, что она сказала нашей челяди, что появляется здесь, не пользуясь дверью, при помощи особого заклинания. Но я-то знал, а позднее и рассказал об этом Яношу, как она попадала на виллу. Частью плана, выработанного нашим семейством на случай непредвиденных обстоятельств, были два туннеля. Один начинался за фальшивым книжным шкафом в кабинете моего отца, а ныне в моем и уходил под землей на сотню ярдов за пределы виллы. Другой туннель прикрывался подвижной задней стенкой камина в прихожей, тянулся под улицей и выходил на зады маленького магазинчика, о котором никто, за исключением владельцев, не знал, что он принадлежит Антеро.

Рали и рассказала нам, что случилось после того, как я уехал в Ликантию. Как я и боялся, мое исчезновение легло на чашу весов тех, кто не желал видеть в истории Ориссы поворотного пункта из-за того, что мы добрались до Далеких Королевств и, стало быть, стоим перед новой эпохой. Многие из тех, кто так мужественно выступали на нашей, стороне, сочли после этого, что лучше избежать противостояния. Скажем, Маларэн по примеру Гэмелена попросту уехал из города.

Поползли угрожающие слухи. Например, призыв к расправе с владельцами домов бедноты, которые принадлежали самым богатым и консервативно настроенным семействам города. Однажды ночью подожгли караульное помещение неподалеку от Чипа. Затем мой старый приятель Превотант обратился с жалобой в магистрат, что подвергся вместе со своей охраной ночью нападению негодяев, которые кричали: «Долой воскресителей!» и «Ликантия освободит нас!» В этом месте Рали помолчала, подняв брови и ожидая наших реплик. Но мы с Яношем промолчали. Ну еще бы, Ликантия освободит!.. Превотант оказался еще глупее, чем я думал о нем.

Воскресители убедили большинство магистрата ввести чрезвычайное положение, которое наделяло воскресителей полномочиями – «советом и помощью любым способом положить конец беспорядкам». Это, в свою очередь, привело к появлению на улицах толп. В результате ночных волнений подожгли два дома. А семеро мужчин и две женщины, все из класса ремесленников, «атаковав ночной дозор с намерением убивать, вынудили солдат защищаться всеми имеющимися средствами». Все это стало предметом предвзятого разбирательства в магистрате, который к тому времени был уже целиком проглочен воскресителями.

Последовал приказ гвардии маранонок выйти на улицы и навести порядок. Но под порядком подразумевалось подавление тех, кто хотел перемен, и сохранение власти консерваторов.

– У нас в казармах прошло общее собрание, – сказала Рали, – и все до одного, от офицеров до последних конюхов, единогласно высказались придерживаться нейтралитета. Совещались мы чуть не всю ночь, но главный довод был таков, что Маранония благословила нас хранить дух Ориссы. И если мы примем сторону какой-либо партии, то потеряем не только всеобщее уважение, но и благословение самой богини. Мы отказались подчиниться магистрату, и это впервые в истории гвардии маранонок. – Рали отвела взгляд, и глаза ее в свете пламени очага влажно заблестели. Это было мгновение и гордости, и стыда. – Нам было тогда приказано не выходить из казарм, где мы и остались. И мы даже не знали, что предпринять, чтобы предотвратить катастрофу, разрывающую Ориссу на части. Мы обращались к нашим предсказательницам и мудрецам. Наши казармы тайком даже посетили несколько воскресителей, которым мы доверяли. Мы каждый час гадали по костям. Даже были моменты… – ее голос ослаб, – такие моменты, Янош, когда я проклинала и тебя, и Далекие Королевства.